с Ричем и Леокатой

- Приятного аппетита. - Гарольд плюхнулся на стул. Первой мыслью было, просто накинуться на полные тарелки и, чавкая, не думать ни о чём, наконец-то поесть, но надо было выпытать у трактирщика побольше о лекаре. В конце концов, Гарольд мог просто отключиться в любой момент, по крайней мере, он так себя чувствовал, а лекарь был в силах, хоть что-то сделать со шрамами.
- Господин Тоннер. - Гарольд старался быть, как можно белее вежливым, надо было расположить к себя трактирщика, и тот сам бы всё рассказал, но как он не старался, в голосе чувствовалась усталость.
- Господин? - Трактирщик возник рядом со столом, точно из-под земли вырос.
Гарольд изобразил мягкую улыбку.
- Не присядете с нами, я угощу. Хотелось бы побольше узнать об упомянутом вами врачевателе.
- Благодарствуйте, господа, - краснолюд с охотой уселся за стол, но пить или отламывать от пирога не спешил. - О котором врачевателе-то, милсдарь? О том, что в лесу сгинул, али о госпоже Берилл?
Гарольду вопрос показался глупым, зачем может понадобиться раненому человеку мёртвый лекарь? Но внешне он этого не выдал, и мягко продолжил.
- О госпоже. - Рука торговца потянулась к кружке. Хотелось пить, да и трактирщик мог стать поразговорчивее, видя, что его товар хорошо идёт. "Хотя, куда дальше то" - улыбнулся Гарольд.
- Аккурат после Рождества это было, - Тоннер пальцем поманил к себе Пэнси и потребовал кружку, - приехали они, значит, после обедни. На одной лошади, господа мои, девушка впереди в седле, одеты богато. На госпоже, значит, платье зеленое, сплошь золотом расшитое, точно фэа она. А и похожа ведь, - призадумался краснолюд, кивнув головой своей догадке, - вся нежная такая, тоненькая, молоденькая. Глазищи то серые, то чуть ли не зеленые. Коса аж ниже... нижних горизонтов болтается. Ну и он, михаилит, сталбыть, чисто лорд. Рослый, лицо надменное, зловещий даже. Но это-то я потом рассмотрел. Сначала они к Симсу, торговцу одеждой, пошли. Жена у него на сносях была, да в доме какое-то умертвие, вонючее шибко, поселилось. И, значит, до того довело бедняжку миссис Симс, что ей лекарь понадобился. Которого у нас, сталбыть, нет давно уже. А госпожа эта, Берилл ее кличут - лекарка. Покуда господин Фламберг умертвие это изводил, она роды у миссис Симс принимала, да так ловко, что и мать, и дитя живы, хоть ребенок и раньше срока появился. Руки умелые, значит.
Трактирщик отхлебнул из принесенной служанкой кружки и надолго замолчал. Лицо его выражало задумчивость.
Гарольд сам не заметил, как маленькими глотками вылакал пол кружки. Возможно стоило дать трактирщику ещё времени подумать, но торговец уже представил, как он вытянет ноги лёжа в кровати, как накроется, чем-то мягким и тёплым. Взгляд Гарольда скользнул по служанке, но очередной приступ боли вернул его к разговору.
- Вы не возражаете. - Торговец придвинул к себе тарелку.
Тоннер уцепил блестящий шарик и покатал его по столу.
- И когда, вы говорите, эта госпожа может сюда заглянуть? - Гарольд поймал взглядом необычный шар.
- Третьего, говорю ж, - удивился краснолюд, с грохотом откатив шарик до края стола и поймав его в руку.
Особого выбора у Гарольда не было, оставалось только надеяться, что погода не помешает врачевательнице добраться до таверны. Сейчас он не мог ничего сделать, поэтому оставалось только расслабиться и ждать. Торговец, выдыхая, слегка ссутулился, и охотнее принялся за еду. Его взгляд опять упал на шар.
- А что это у вас за необычная штука в руке?
- Шарик-то? - Тоннер, усмехнувшись, отпил из кружки, крякнул и продолжил.- Шарик-то михаилит изволил забыть, господин Фламберг. Это, милостивые господа, еще одна история "Грифона", свеженькая-с. Родился, значит, как говорено уже было, у Симса сын, да и умертвие михаилит изничтожил. Ну и пригласил торговец, как водится их на вино. Пяточки обмыть да расплатиться. А ведьма эта, Берилл, от Фламберга-то и не отходит, как голубки, не наворкуются и не надышатся. Ну и отправил их Симс ко мне ночевать, благо, у нас тут шкодник завелся. Господин Фламберг-то шкодника в тот же вечер и вывел. Вот этими шарами сверкающими ловил. Грохоту было средь ночи, - краснолюд скривился, точно ухватил лимон, - будто рыцарь в полном доспехе упал с балкону, но с тех пор тихо. Но и то сказать, и не особо-то. История за историей, значит, без продыху.
Гарольд не совсем понял, что именно имел в виду трактирщик, был ли шар магическим или просто хорошо отполирован. Заполучить артефакт он был бы не против, да вот только хозяин таверны вряд ли готов был торговаться, он, видимо, собирался вернуть его михаилиту. Взглянуть всё равно стоило, не каждый день даётся возможность рассмотреть подобное оружие. Торговец сделал ещё один глоток и отложил кружку.
- Можно взглянуть?
- И как, интересно, таким кого-то поймать можно? - тоже заинтересовался раскрасневшийся Вальтер. Северянин уже справился с большим куском мяса и теперь присматривался к пирогу. - Кидался, что ли? По виду-то шарик увесистый.
- Пожалуйте, любезный господин, - Тоннер протянул шарик Гарольду и повернулся к Вальтеру. - А сие неведомо мне, добрый господин, но вот истинный крест, может и кидался. Уж больно грохотало. Думается мне, шкодник наш ему был, что синичка в когтях у коршуна. А вот, что дальше было...
Торговец взял шар, осмотрел его, повертел, покрутил - ничего особенного не произошло, но это ещё ничего не значило. Можно было, конечно, попытаться заполучить безделушку, но ценности она, видимо, особенной не представляла. Торговец с наслаждением вытянулся на стуле, боль немного отступила.
- Вальтер, я думаю остаться здесь и подождать лекаря, что скажешь? - Гарольд вернул шар и посмотрел на спутника.
Швед оценивающе присмотрелся к лицу Гарольда и кивнул.
- Дело стоящее. Хорошо тебя располосовало, лекарь поопытнее не помешает. Ну а торопиться мы, кажется, никуда не торопимся, так?
Гарольд грустно вздохнул.
- Может нам и стоило бы поспешить, но я вряд ли сейчас осилю дорогу. - Не хотелось сидеть несколько дней кряду на одном месте, такими темпами о скором возвращении в Лондон оставалось только мечтать.
- Тогда так и сделаем, - спокойно кивнул Вальтер. Северянин выглядел так, словно возможная задержка его вовсе не волнует. Он повернулся к Тоннеру. - Значит, шкодника этого вашего михаилит с лекаркой извели и дальше поехали? Жаль, что, кажется, не в ту сторону...

- Не сразу, господин мой, - Тоннер покачал головой, - жили они тут два, али три дня. Другая история с ними приключилась, баю. Да и поинтереснее. Жил у нас тут менестрель, вон в той комнатке под лестницей. Ну вот, истинный крест, по лицу навроде как девка, а по одежде глянешь - парень. Кажный вечер бренчало оно песенку эту, про рукава зеленые, - Тоннер снова скривился и пригубил вина, точно пытаясь смыть вкус навязшей на зубах песни, - да, каждый вечер, господа мои! Эдак и умом тронуться можно было! Да если бы еще хорошо, а то ведь ни голосишкой, ни игрой не взяло, тьфу!
Гарольд уже полным ходом уплетал мясо, то и дело переводя взгляд с трактирщика на пирог, и обратно.
- Просыпаюсь я утрецом от нового грохота. - Краснолюд многозначительно поиграл бровями, указывая взглядом на неприметную дверцу под лестницей, - что за дьявол, думаю, нешто шкодник вернулся? Заглядываю к ей в комнатку и что вижу? А вижу такое, что волосы поднялись дыбом да мороз продрал по коже. Вот вы, к примеру, - Тоннер обратился к северянину, - мистер, как мыслите, чего там случилось?
- Мыслю, что если "к ей", то, значит, сразу вам понятно стало, мастер-трактирщик, парень то, или девка, - с удовольствием, в тон продолжил Вальтер. - А вот как - это уже интересно, тут я, скажем, гадать могу, но лучше уж сами расскажите.
- Вижу я, - трактирщик лицом попеременно изобразил удивление, ужас и отчаяние, - стоит менестрель в углу, разнагишавшись. Ну, и сразу видно, что девка. Но так себе. Ничего нет. -
Руки краснолюда изобразили в воздухе все, чего была лишена девица. Выходило, что очень и очень многого. - Вся перекореженная, значит, и гадостью полита какой-то. И, значит, серой пахнет. Я к михаилиту. Стучусь в дверь - не открывают.
Тоннер отщипнул хвостик укропа и не торопясь, со вкусом, его прожевал, поглядывая на собеседников. По хитрому лицу его было видно, что он с наслаждением рассказывает эту историю и хочет, чтобы и собутыльникам было также интересно, как и ему.
Гарольд широко улыбался, история была очень весёлой, а трактирщик неплохим рассказчиком. Торговец запил очередную порцию.
- Представить себе не могу, с чего бы ей понадобилось вымазываться серой.
- Стучу, стучу, чуть дверь не выбил. - Не обращая внимания на замечание торговца продолжил Тоннер. - Открывает он, значит, штаны только на ём. Злой, как тысяча чертей. Отвлек, по всему видно, от дела, в котором мужика прерывать-то нельзя. - Скабрезная усмешка промелькнула на лице трактирщика. - Через час только спустился. Следом госпожа за ним, улыбается светлым солнышком - довольная, значит. Ну Фламберг-то в комнату заглянул, постоял, на менестрельшу поглядел и вижу я - не обойдется мне это дешево.
Еще одна ветка зелени скрылась во рту краснолюда.
Гарольд, наконец-то наевшись, отодвинул тарелки в сторону и принялся маленькими глотками допивать содержимое кружки, не сводя, при этом глаз с рассказчика.
- Одержимая она, говорит мне. Надо, значить, за священником послать и чтоб он крест да воду святую принес. Всего-то я не видел, конечно, за священником посылал, как твареборец велел. Когда вернулся, гляжу, госпожа белая, что стенка, глазищи в поллица, будто колдовала, - Тоннер со значением покачал кружкой, - и он около нее, держит бережно. Постояли они, значит, обнявшись, пошептались. Потом госпожа ему кинжал принесла, я - веревки. Вошел господин Фламберг в комнату, дверь захлопнул. И - тишина. Ну вот как на кладбище безлунной ночью. Зимой.
Гарольд продолжал молча слушать, расспрашивать он не хотел, это бы нарушило увлекательное повествование.
- Сначала оттуда навроде как молитвы слышались. А потом вообще точно в бочку засунули - будто и два голоса там, а будто и один. И слов не разобрать. - ловким, привычным движением трактирщик разлил очередную бутыль по кружкам и продолжил. - Ну то есть, мне не разобрать. А ведьма эта, Берилл, будто как вслушивается. Но сидит в кресле, что королева на троне, только ножкой чуть притопывать изволит. Что уж она там наслушала - не ведомо, но как вышел михаилит, так она прямо на шею ему и кинулась. А он ласково ее так прижал к груди, как цветок нежный, "Не бойся, мое сердечко,- говорит, - ничего худого"
- И что сталося с девкой, убил небось? - Гарольд чувствовал, как усталость потихоньку одолевает его, но история ему понравилась, и идти спать не дослушав, он не собирался.
- А сам мне бает, что, мол, менестрельша эта - страшная чернокнижница оказалась, - краснолюд укоризненно покачал головой, досадуя на нетерпеливость слушателей. - Сама на себя демона напустила, а как изгонять его начали, демон - то выскочил и уволок ее прямиком в преисподнюю. Потом-то он, конечно, вернулся, но Фламберг его в свой кинжал запер. Кинжал-то этот в цекрви нашей можете поглядеть, прямо на алтаре лежит. - Тоннер тяжело, сожалеюще вздохнул и поморщился, как человек, вспомнивший об упущенном. - Заглянул я в комнату, а менестрельша-то и впрямь исчезла. А михаилит, сталбыть, собрался да и уехал с госпожою. Но и вернуться к третьему обещал, потому как гостеприимство в "Грифоне", лучше чем при дворе королевском, - трактирщик с законной гордостью приосанился.- К слову, кинжальчик у меня остался той менестрельши, атам по-научному. Весь в знаках колдовских. Навроде как вещь редкая и чернокнижная.
- Небось, состояние целое этот михаилит содрал, - сочувственно прогудел Вальтер. - За изгнание дьявола, да ещё и бой с ним. Наверняка ещё и на ведьму свою накинул.
- Ваша правда, господин, - закивал краснолюд с выражением горечи на лице, - шестьдесят фунтов, извольте знать, да проживание с питанием за половину стоимости, да жеребца для госпожи, иноходца. Сель франсе, породы редкой. Убытки, конечно, да я не жалуюсь. Без него дело бы и навовсе загнулось.
"Так, ну из церкви я, понятное дело, кинжал украду, наверное, уже после того, как михаилит уедет, спешить тут некуда." Гарольд стряхнул с себя крошки, сейчас надо было договориться об атаме.
- Странно, что он не потребовал с вас и кинжал.

с Ричем и Леокатой

- Поспешали они очень, - развел руками трактирщик, - по делам ордена, сталбыть. Да и то сказать, свой кинжал-то он безвозмездно оставил.
- Клинок я бы у вас купил, если продадите, свой - то я сегодня потерял. - Гарольд заметил любовь трактирщика к хорошей истории, сейчас надо было воспользоваться ею и, так кстати подвернувшейся ему змеёй, торговец сдержал саркастическую улыбку и устроился поудобней. "Хоть какая-то будет польза"
- А как уж я его потерял, первый раз такое случилось за всю жизнь-то.
- Нешто ж в бою с тем, кто вам лицо так разукрасил? - Прозорливо поинтересовался трактирщик. - А ежели атам желаете перекупить, так на доброе здоровьице, покупайте.
- Это вы угадали, прилетело мне так, что только чудом, да помощью Вальтера и выбрался. - Гарольд поправил рукав. - Случилось это буквально пару часов назад. Ехали мы, значится, по тракту, и тут лошадка моя - Искра, как вкопанная встала, уши прижала и ни шагу вперёд. - Торговец внимательно следил за Тоннером. - Ну и решил я проверить, что там, да как. Слез, вытащил меч, а, главное, говорит мне Вальтер:"Не лезь." А мне тащиться по лесу, в снег, не с руки было, вот и пошел, дуралей.
- И чего ж там было? - Трактирщик заинтересованно взглянул на торговца.
- В общем. - Торговец опёрся левой рукой о стол. - Иду я, снег валит, так что ни черта не видно, и тут слышу шипение. - Торговец сделал паузу. - Выползает на меня огромная тварь, толстая, как столетний дуб, глаза стеклянные, клыки - хоть лошадей насаживай. Вы только не подумайте, что я преувеличиваю, не зря сказал, что чудо. - Гарольд промочил пересохшее горло. - Ну, я опешил сначала. Что делать-то, вообще не понятно: тут хоть беги, хоть не беги всё одно. Ну и начал я медленно назад давать, думаю: "Ну, может, хоть что-то ей мечом сделаю, пусть он ей и как зубочистка".
- Стеклянные глаза - это страшно, - поддакнул Тоннер, - но плюнуть змеюке они, гляжу, не помешали. Эвон, как точно-то, половину лица, почитай испоганила. Как же выбрались из передряги-то, господин?
Гарольд грустно вздохнул.
- Насчёт лица, что есть, то есть. Ну, я главное думаю, сейчас наскочит на меня, а я и в сторону, может, ещё и мечом рубану. А эта паскуда хвостом меня, как прихватит, ну, я в сугроб камешком и перелетел. Я как раз тогда кинжал потерял, да и ещё кое-что из вещей. Знаете, кинжал я, наверное, у вас всё-таки куплю.
- Дык, покупайте, - оживился заскучавший было краснолюд, - за сорок фунтов и уступлю.
- Лошади твоей ещё спасибо сказать надо, - мрачно вставил северянин. - Если бы не убежала тогда, и не дождалась потом - куда как тяжелее пришлось бы. И мою лошадку тем сохранила.
Гарольд уже не слышал Вальтера, он чуть не вскочил от возмущения узнав, сколько хочет Тоннер за бесполезный, да ещё и опасный для него кусок металла. Видимо трактирщик решил покрыть за счёт торговца все возможные расходы связанные со всеми на свете тварями. Гарольд живо прикинул, сколько денег у него осталось, результаты подсчётов оказались довольно удручающими. В любом случае, клинок мог оказаться весьма полезным, но на такую сумму согласился бы только сумасшедший. Он вздохнул.
- Да, действительно Искра нас выручила. Сорок фунтов я, к сожалению, дать не могу. - Повернулся он к хозяину таверны. - Не подумайте, что я сначала швыряюсь деньгами, предлагая за всё уплатить, а потом жмусь, когда речь идёт о клинке. - Гарольд решил всё-таки поторговаться, артефакт мог оказаться действительно ценным. - Дело в том, что я не могу, не отблагодарить Вальтера, за храбрость, которую он проявил, да впрочем сейчас вы и сами поймёте. - Торговец с пылом продолжил рассказ.
- Вы только представьте себе, пока змей пытался меня добить, ударяя хвостом по земле, как огромным молотом, Вальтер спрыгнул с лошади и ринулся к чудовищу.
Тоннер тоскливо зевнул, прикрыв ладонью рот.
- Героическая сага, - неожиданно грамотно согласился он, - прямо-таки о Сигурде и Фафнире. Однако же, господин, при всем уважении к вам и вашему, без сомнения, героическому спутнику, позволю себе заметить, что атам - нож не простой. И достался он мне тоже не просто. А уж хранение его... А потому, нет причин уступать его вам дешевле, даже за столь замечательный и впечатляющий рассказ. Быть может, соглашусь снизить цену на пять фунтов, сочувствуя вашим страданиям и отчетливо осознавая, что деньги вам понадобятся еще и для лекарки.
Гарольд расправил ноющие плечи. Можно было выторговать ещё пять или даже десять фунтов. Стоило рассмотреть клинок и, если не получится выкупить, сделать копию надписей.
- Может, вы и правы, - Гарольд размял пальцы, - и вещица действительно ценная, а может и нет. Ритуал - то в конце концов провалился, - торговец сочувствующе покачал головой. - Да ещё и как, вам вон оно как в копеечку стало.
- Вот тут, господин, - Тоннер поманил пальцем Пэнси и что-то прошептал на ухо, - поспорить можно. Ритуал не провалился, демона-то она призвала. Что михаилит сильнее оказался... Ну так это даже не удивительно, известно, с детства их к этому готовят. Помню я еще время, когда мальчиков они в счет оплаты брали. Успешность призыва демона и одержимость сами по себе доказывают, что атам - рабочий. Но коль уж, - переходы от грамотной к простой речи у краснолюда были настолько резкими, что, казалось, он удивлялся этому сам, - так в средствах стенено, то уступлю еще десяток фунтов.
Гарольд искренне улыбнулся.
- А с вами можно иметь дело. - Он почти ударил левой рукой по столу от радости. Трактирщик на удивление быстро сбросил цену, возможно, клинок был подделкой, в любом случае, пытаться ещё сбить цену было глупо, это бы привело к ссоре.
Служанка, вернувшаяся на удивление быстро, принесла в руках кувшин темного, пенящегося и пряно пахнущего хмелем, медом и солнцем пива. И - небольшую тканевую сумочку, расшитую черными и красными нитками. Тоннер с мягкой улыбкой поблагодарил ее, поставил кувшин в центр стола и протянул торговцу сумочку.
- Пожалуйста, господин, ваш атам.
По виду это был обычный ритуальный нож - обоюдоострый, с плоской гранью с одной стороны и ребром с другой, с черной ручкой и затупленный. На лезвии кинжала, тонко выгравированные, были нанесены символы, ощущаемые лишь кончиками пальцев, а рукоять была украшена волчьим мехом.
По внешнему виду ничего особенного сказать было нельзя, железка, казалось, не стоила и пары фунтов. Торговец вытянул правую руку вперёд и взял клинок.В глазах у него потемнело...

Легкая рука запуталась в волосах, взъерошила их и скользнула по затылку к шее. Нежные, пахнущие яблоком и корицей, губы прижались к губам Гарольда и тут же отпрянули. В ушах зазвенело девичье, сладострастное "м-м-мм" - и все исчезло, будто бы и не было. Будто бы и рука, теплая, мягкая - почудилась. И этот сладкий до истомы поцелуй - почудился тоже.

Гарольд провалился обратно в реальность, к просаленным столам, ноющими рёбрам и улыбающемуся трактирщику. Он не совсем понял, что именно произошло. Потихоньку приходя в себя, он вытащил из-за пазухи двадцать пять фунтов и протянул трактирщику. Клинок должен был принадлежать ему, он бы купил его и за сто фунтов, а если бы не смог, то украл бы сегодня же вечером.
- Однако же, - Тоннер, прнинимая деньги, взглянул в начавший пустеть зал, - время позднее уж. Вам какие комнаты потребны, господа? Вместе али раздельно? Подешевле али подороже?
- Раздельно, - вмешался Вальтер. - Хотел я спросить, мастер Тоннер, есть ли в вашем славном городе женщина, которая и комнату сдаст, и по мужской части услуги оказывает? Вот у такой я бы и поселился, хоть ваше заведение мне и по душе. Уж очень отменно тут кормят. Но вот спать привык... по-домашнему, если меня понимаете.
- Вон, - краснолюд мотнул головой в сторону миловидной рыжеволосой девушки с чуть глуповатым лицом, - Рыжая Джесс. С ней и поговорите, господин. Она чисто себя содержит, без обмана будет.
Гарольд внешне почти не обратил внимания на разговор, только мельком взглянул на Джесс, и тут же вернулся к клинку. Что это был за образ, и почему он появился, надо было выяснить, но не здесь и не сейчас. Торговец засунул клинок за пояс, и ещё раз посмотрел на девушку. Он, чёрт возьми, тоже был бы не против подыскать себе подругу, но всё тело жутко болело, не давая надежду на приятную ночь. Клинок за поясом чувствовался очень естественно, хотя, казалось бы должен был вызывать чувство тревоги, ведь с помощью него вызывали демона. Торговец заставил себя больше не глазеть на Джесс, пообещав себе приятную ночь, как только раны немного заживут. Артефакт оказался, чем-то невероятным, торговец даже подумал, что просто закрыться в комнате и заниматься магией не лучшая идея, и гораздо полезней было бы искать подобные вещицы. Видимо, в нём была душа погибшей заклинательницы, хотя. - Гарольд улыбнулся. - надо признать, образ был гораздо приятней описанной трактирщиком женщины. Внимания его не избежал и самый рисковый человек, которого он встречал. Оказалось, что прыгнуть на огромного змея - это не самое безумное, что может вытворить Вальтер, нет, этот смельчак решил открыто искать себе женщину, ещё этим утром любовно попрощавшись с Марико.
"Ну теперь, мы с тобой квиты, Вальтер. Ты бросился на чудовище, чтобы спасти меня, а я просто не расскажу о твоих похождениях Японке."
- Мне комнату на одного, среднюю. - Хотелось поскорее лечь на мягкую кровать и расслабить ноющее тело.
- Господин, у нас в "Грифоне" есть только хорошие комнаты - и лучшие! - краснолюд покачал головой. - Двадцать шиллингов за ночь на отличную комнату с камином и окном, а ежели господин ещё ванну пожелает - так это сверху всего шесть шиллингов будет. Конечно, - Тоннер наклонился чуть ближе к Гарольду, - для такого знающего человека... менестрель-то эта клетушку паршивую снимала, скрывать не стану, так зато и колдовала в ней прямо. Я ить даже то, что она на полу, значит, царапала, снимать не стал. Никому не сдаю, потому как жуть такая, но если господин пожелает, так ночь там в полтора фунта станет. А то вот есть ещё комната, где михаилит с ведьмой своей проживать изволили. И там тоже штуковину ловчую я оставил, гостям для удовольствия. Эта тоже в тридцать шиллингов обойдётся, потому что где же ещё такое безобразие увидишь, что шкодников улавливает? Нигде такого нету, только у Тоннера! - с гордостью закончил владелец таверны.
- Господин. - Гарольд уже устал удивляться проворности трактирщика, но в комнате, где проводился ритуал, он был обязан побывать. Торговец устало вздохнул. - Кажется мне, не так много посетителей захотят остаться в комнате, где. - Он слегка повысил голос, так, чтобы и посторонние могли услышать. - Недавно призывали Сатану. Но, вы действительно угадали, что я хочу там остаться.
Эту фразу торговец произнёс уже гораздо тише. Вальтер фыркнул.
- Просто было бы хорошо, немного сбросить цену. Я понимаю, что вы и так пошли мне на уступки с клинком, и очень это ценю. Но прошу, поймите, мне ведь ещё надо будет заплатить лекарю.
Гарольд попытался показаться честным, и сразу сказал, что хочет остаться в упомянутой комнатушке. Он бы заплатил и больше за возможность исследовать место призыва, но трактирщик просто оскорблял его такими безумными ценами. Хорошо, когда редкий товар есть только у тебя, плохо если этот товар нужен только одному человеку, придётся договариваться.
Краснолюд устало усмехнулся и в улыбке его промелькнуло сожаление. Он подлил в кружку Вальтера пенящегося пива из кувшина, хлебнул из своей и снова покачал головой.
- За цену комнаты торговаться не принято, - проворчал он, - ну до фунта опущу, конечно. Но - ни пенни меньше.
"Ну ничего себе, великий ты комбинатор, чего ещё хочешь? Не спорят, чёрт его возьми, по поводу цены, а ведь я и так немало денег у тебя оставлю. Несерьёзно Тоннер, несерьёзно." Внешне торговец грустно вздохнул, всё больше расстраиваясь излишней жадности трактирщика, который сначала показался ему вполне честным человеком. Таким же, поникшим голосом он продолжил.
- Хорошо, сколько с меня за еду и уход вашей замечательной служанки?
- Двенадцать шиллингов ужин, да Пэнси вы уж полстолька добавьте, господин, рука-то у неё лёгкая.
- А всё же, - вступил Вальтер, прежде чем Гарольд успел ответить, - заплатим напополам? Да и то нечестно получается. Ты и ешь-то всего ничего, зато я - глядишь, львиную долю подобрал. И расходов вон сколько. Чужой атам, чужая комната.
Гарольд слегка улыбнулся, может быть, и наигранной честности Вальтера.
- Нет, я заплачу, это мелочь по сравнению. - Торговец сделал паузу, он устал от ран, и ещё больше от бесконечных разговоров. - В общем ты понял. - Так хотелось спать, что он даже не стал спорить, по поводу немалой цены, за не самый профессиональный уход, с другой стороны денег для служанки было не жалко, оставалось только надеяться, что Тоннер не присвоит себе половину. Подняв эту тему, Гарольд мог ещё сильнее обидеть излишне предприимчивого трактирщика, так что пришлось промолчать. Он протянул хозяину заведения деньги.

Комнатушка встретила Гарольда мертвецким холодом, который обычно стоит в комнате с покойником. Беспокойная тьма затаилась по углам. Не сразу в глаза бросалась двойная пентаграмма, выцарапанная прямо на полу, рядом с которой стоял топчан. Торговец ещё раз припомнил трактирщика, струсившего с него двадцать шиллингов за комнату, по ощущениям гораздо хуже обставленную, чем тюремная камера, в которой ему довелось недавно побывать. Первой мыслью, несмотря на тревожную атмосферу, было плюхнуться на топчан и отдаться сну со всеми потрохами, но он пересилил себя и подошел к пентаграмме. Гарольд внимательно рассмотрел надписи, провёл по полу рукой.Торговец сел возле пентаграммы, аккуратно положил свечку на пол рядом с собой, комната ещё сильнее сжалась вокруг него. Тело всё ещё болело, не давая сосредоточиться. Он дотянулся до сумки, подтащил её к себе, в круг света. Достав лист бумаги и карандаш, начал перерисовывать надписи, скрупулёзно проверяя каждый символ. Желание спать боролось в Гарольде с нарастающим, каждый раз, когда он произносил про себя имя очередного демона, беспокойством. Торговец положил руку на приятно тёплую рукоять клинка, его взгляд периодически бегал по углам, выискивая малейшее движение. В голове всё громче звучал вопрос: "Что ты, мать твою, делаешь?" Гарольд всегда считал себя искренне верующим человеком, но просто уйти сейчас он не мог. Он верил в Господа, он не смел идти против его воли, но тайна лежала прямо перед ним. Церковь и величие Бога были так далеки, за пределами круга, в другом мире, тут были только Гарольд, наполовину сгоревшая свеча, его потрёпанная сумка и выцарапанная на полу пентаграмма. Торговец несколько раз чуть не заснул, буквально проваливаясь в сон. Его сознание блуждало по затворкам, всплывали эпизоды предыдущего дня: гигантский змей, в которого теперь было сложно поверить, его собственная магия, симпатичная девушка с цветами.
Закончив с делом Гарольд аккуратно сложил шуршащий лист и положил его за пазуху, отполз от пентаграммы, почти боясь встать. Свечку он тушить не стал, но оставил её в центре комнаты, так чтобы не задеть во сне рукой. Запихав колючий топчан в противоположный пентаграмме угол, торговец рухнул на него и забылся сном.

Со Спектром

Ричард Фицалан

31 декабря 1534 г.
Понедельник. Убывающий полумесяц

Утро застигло Ричарда за тем же столом. Свеча давно погасла, оплыла некрасивыми потеками по подсвечнику, залив книгу жены, но лорд Фицалан не обращал на это внимания. Кларисса отчистит, чем ей еще заниматься, в конце концов? Мавоернин Конноли, значит. Милорд отец был, конечно, прав, когда прибил проклятую ведьму до полусмерти, но вот выгнал он ее совершенно напрасно. Воистину, за ошибки предков приходится расплачиваться детям. Было неясно, где искать повитуху, да и жива ли она еще? Но следовало использовать все шансы. Кроме того, необходимо было готовиться к турниру шестого, в Лондоне. Шанс, что заметят. Шанс, что немного денег получится заработать своим мечом... Право же, хоть в наемники иди, поступясь родовой честью... Дела в поместье шли из рук вон плохо. Там, где удалось провести зимнюю вспашку, ветер сдул весь снег, а с ним и надежды на увлаженные почвы и хорошие всходы весной. Впрочем, поля с озимой рожью были надежны укрыты снегом и обещали хороший урожай. Ричард с досадой стукнул кулаком по столу. Проклятая бедность! Даже управляющего нанять не позволяет, приходится самому, точно простому, верхами носиться по полям, заставлять горстку крестьян работать. И это ему, прямому потомку Эдмунда Фицарундела!
Впрочем, время не ждало. Разбудив жену и довольно-таки резким тоном приказав собирать вещи в дорогу, Ричард наскоро позавтракал отварной рыбой и кружкой дешевого вина.
Зимнее, неласковое солнце смотрело ему вслед, когда рыжий конь понес лорда Фицалана по тракту в направлении к Лондону.
Убаюканный мерной рысью, рыцарь задремал, в полудреме ловя мысли, скачущие подобно блохам по старому псу. От графства Суррей до Лондона два дня пути, следует переночевать на постоялом дворе подешевле... Хоть и недостойно. Но для достойного нет денег. Следует найти учителя французского сыновьям... Хотя, возможно, будет полезнее просить протекции кого-то из родни для определения их в пансион? Шериф Лондона, Норфолк, намекал на то, чтобы младшего отдать этим безбожным михаилитам, но... Не может один из Фицаланов принадлежать ордену, где и рыцарей-то раз-два и обчелся. Дело даже не в слухах о темных обрядах, проводимых у них на мессах. Говорили, будто бы юноши перед посвящением отрекаются от родового имени, от чести, от фамильных прав. Нет. Хватит и того, что один из них уволок Эмму, как волку - овечку. Хотя, конечно, овечкой милая сестрица не была. Но, как смутно припоминал Ричард, и красавицей, способной возжечь такую сильную страсть не была тоже. Худая, бесцветная, неоформленная. Гадкий утенок. Еще и характер мерзкий... И дар ее этот... Почему из всей семьи он достался именно ей? Уж не потому ли что проклятая повитуха обещала ее фэа? Что же, оставалось надеяться, что констебль в Бермондси найдет сестрицу.
Конь рысил неторопливо и Фицалан не понукал его, не желая утомлять. Он ездил этой дорогой не первый год. На ней не было никаких опасностей и ближе к вечеру должен был показаться постоялый двор.

Трактир возник из-за поворота как раз в тот момент, когда солнце последним красным лучом поцеловало небосвод и отправилось на покой. В медленно опускающейся темноте, с этого заснеженного высокого холма, на котором приостановился Ричард, отчетливо были видны огни в окнах первого и второго этажа. Впрочем, при приближении к таверне, не стало видно даже их - частокол с широкими воротами надежно хранил здание и от любопытных взглядом и от случайных тварей. На воротах дежурил скучающий дюжий краснолюд с кулаками, тяжелыми даже на вид. Заслышав стук копыт, он глухо ухнул и откинул засов, распахивая ворота. Сторож оказался бритым налысо, с длинной узкой бородкой и настороженным взглядом. И - совершенно незнакомым. Краснолюд осмотрел рыцаря, скептически хмыкнул и захлопнул за спиной ворота, обдав брызгами мокрого снега. Крякнула тяжелая дубовая дверь, украшенная вырезанным из бронзы изображением яблони и взорам Фицалана предстала привычная и непривычная одновременно картина. Некогда грязный и убогий трактир нынче имел вид чистый и опрятный. Широкий зал был уставлен рядами столов со скамьями, а в углах даже стояли несколько отдельных столиков, покрытых скатертями. Прямо напротив двери размещалась вычурная, резная стойка, за которой невысокий старичок с хитрым и лицом и жидкими волосенками протирал изящно расписанную яблоневыми цветами глиняную кружку. На Ричарда он взглянул с интересом, но почти сразу же вернулся к своему занятию. Слева от него находилась ниша, загораживающая лестницу на второй этаж, а прямо над стойкой находился балкончик с ажурными перилами, вдоль поручней которого висели живописно развешанные щиты, пояса с ножами, мечи и топоры, составляющие добычу местного вышибалы. Вот вышибала был прежним - улыбчивый, крепкий темноволосый мужчина в темно-зеленой рубашке и коричневых штанах, заправленных в высокие узкие сапоги. Он, как и всегда, стоял оперевшись на стену за стойкой и приветливо посматривал на посетителей.
Впрочем, завсегдатаи знали, что вышибала, которого все знали под кличкой Сурок, мог одним движением, не стирая с лица приветливой улыбки, вбить нос внутрь головы. Несмотря на ненастный вечер, а может быть - благодаря ему, в таверне было много посетителей. За столиком под свечной лампой, достаточно большим, чтобы там разместилось человек шесть, сидел единственный мужчина. Высокий, тощий и потому словно какой-то нескладный, с сальными, небрежно стянутыми в хвост рыжими волосами, он был одет в воронёную кольчугу с рукавами и плотное чёрное сюрко без каких-либо знаков. Пальцы правой руки унизывали кольца с зелёными самоцветами. Мужчина неторопливо расправлялся с большим куском исходящей паром свинины, запивая вином - скорее всего вином, а не элем - из кубка. Когда Ричард Фицалан вошёл, мужчина на миг поднял зелёные, спокойные и глубокие, как вода в омуте, глаза, и вернулся к еде. Рядом с ним, прислонённый к стене, стоял завёрнутый для чего-то в ткань ростовый посох.
Неподалёку от него расположились за элем - зато без еды - двое одинаково и очень небрежно обросших парней потрёпанного вида, наряженных в разномастные штаны и куртки. Их интерес был гораздо более предметным: две пары глаз одинаково прошлись только по одежде и оружию Ричарда и вовсе не коснулись его лица. Остальная толпа, гудевшая по углам и за стойкой, внимания не привлекала. Обычные крестьяне и мастеровые, которые предпочитали коротать время в компании и за выпивкой, нежели дома за работой или починкой. Гудели сейчас - к вечеру - уже громко, порываясь петь и не сдерживая голосов. Кого-то - по виду учёного студента - как раз стаскивали со стола, но он упорно выкрикивал хвалы Ecclesia Catholica и пытался вещать о необходимости и естественности Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium. Слов этих окружающие скорее всего не понимали, но на всякий случай мрачнели и оглядывались.
Ричард, в отличии от большинства, понимал латынь (благодарствуйте, чтимый батюшка, за учителей!) и не мог не оценить отваги - или глупости?- студиоза. Столь смело заявлять о своей приверженности католической церкви, да еще в это неспокойное время, когда не знаешь, за кого твой сосед, Саффолк напоминает загнанную собаку, пытаясь поспеть со своей гвардией во все уголки страны одновременно, дабы повесить очередную горстку протестующих католиков, повсюду шныряют шпионы Кромвеля, а королева никак не может понести... Фицалан покачал головой и чуть улыбнулся. Улыбка вышла снисходительной, но сочувственной. Она не сходила с его губ, пока он медленно шел к стойке, позволяя рассмотреть себя всем желающим. Конечно, это было неосмотрительно, чего и говорить. Вон те, двое лохматых, почти наверняка из леса и, не дай Бог, увяжутся по дороге. Да и рыжий выглядел весьма и весьма подозрительно. И если Ричард хоть что-то понимал в оружии, то в чехле у него был отнюдь не посох, а добрый лук. Но... Что такое рыцарь без удачи? Как известно, жизнью управляет не мудрость, а везение. С этой мыслью Фицалан оперся на стойку и, приветливо кивнув Сурку - единственному, кто остался неизменным в этом трактире - обратился к трактирщику:
- Добрый вечер, любезнейший. Нельзя ли будет снять здесь комнату на ночь? Признаться, - Ричард улыбнулся кончиками и губ и обвел рукой помещение, - в подобной уютной, почти домашней, обстановке я бы и жить не отказался, но увы-увы.
- Можно, отчего же не можно? - Философски и несколько меланхолично заметил трактирщик, отставляя кружку в сторону. - И пожить можно, ежели желание есть. Мы гостей не гоним.
"Желание есть, денег нет". А будь у него деньги, разве останавливался бы Ричард в таких вот местах? О, нет. Он купил бы дом недалеко от Хэмптон-корта, да и путешествовал бы не налегке, а со всеми удобствами. А женат был бы не на этой убогой и скудоумной Клариссе, но на одной из Нортумберлендов, к примеру. Как всегда бывало, при мысли о жене, Фицалан чуть поморщился. Она была миловидной, доброй, молчаливой, но недалекой женщиной, погруженной в религию. Ричард ее не любил и с трудом терпел, не всегда выдерживая ее тупой покорности и отвешивая за это тяжелые подзатыльники.
- Будьте любезны, - тряхнул он головой, отгоняя непрошенные мысли, - комнату подешевле. Ту, под лестницей, если она еще есть. И ужин, соответствующий Посту.
Трактирщик кивнул, нимало не удивляясь набожности посетителя, выудил откуда-то из-под стойки ключик и указал на неприменый стол в углу, подходящий больше для молитвенного уединения, нежели для ужина.
- Извольте, - его взгляд скользнул по рыцарской цепи, - сэр.
Ужин - кашу и эль - принесла весьма симпатичная подавальщица, она же приняла мелкие монетки, которыми Ричард расплатился за еду, и умчалась прочь. Утолив голод, рыцарь не спешил уходить в комнату. Теперь, не заботясь о потребностях тела, можно было поразмыслить о потребностях души, понаблюдать за посетителями трактира и просто немного отдохнуть от долгой дороги среди людей.

------------------------
NB. Выражаем благодарность Gerren-у, буде он сюда заглянет

с F_Ae и Леокатой

Трактир пошумливал, и разговоры сливались в единый гул, из которого, прерываясь стуком кружек, хрустом раздираемых костей и довольным рыганием, доносились порой обрывки разговоров.

- ...а в Хартфе-то, слыхали?
- Говорят, целыми деревнями рвёт, а управа...
- А михаилиты?
- Так говорят, один из них и...

Свежо предание. .. Фицалан едва слышно хмыкнул. Пожалуй, ни один рыцарский орден не обсуждали так бурно и так часто, как михаилитов. Чего им только не приписывали: от черных месс до оборотничества. Ричард слухам не верил. И - одновременно верил. Нет дыма без огня, , одно то, что они отрекаются от имени, говорило о многом. И уж точно его не радовало, что имя Фицаланов из-за дурости сестрицы Эммы могут упоминать в связи с одним из братьев этого странного ордена. Пятно на репутацию семьи и его, Ричарда, не сумевшего уберечь фамильную честь.

- ...а госпожа-то добрая, на церковь даёт, хотя у самих...
- Да бледная, заморенная. Куда ей.

На церковь, значит. Мало того, что в покаяниях коленки уже намозолила, так еще и деньги туда относит. Слепец и глупец. Ричард стукнул ладонью по столу, так что кружка брякнула о миску и мрачно улыбнулся. Ничего, миледи супруга, даст Бог, вернется ваш муж домой. И тогда уж поговорим и о Боге, и о помощи ближним своим...

- ...хорошо, снег. Взойдёт. Лишь бы по весне не залило, а то хоть горло режь.
- И не говори. Собирал на приданое дочке, так деньги каждый месяц наново цену теряют...

Ричард мысленно одобрил разговор. И озимые снегом хорошо укрыло, и деньги, действительно, стоили с каждым месяцом все дешевле и дешевле. Шиллинг, бывший когда-то серебрянным, стал посеребренным. И хороший урожай не спасет их уже, не даст прибыли. Самим бы прокормиться и зиму запасти, не до продажи уже. И снова накатил глухой гнев. Он вообще не должен думать об этом и считать шиллинги! Чертов папаша, промотал хоть небольшое, но все состояние, в игре, а ему, следующему лорду Фицалану приходится крутиться, как лавочнику, как простому! Вникать в урожаи, посевы, считать каждый пенни. И это вместо того, чтобы снискать славу на поле боя, заседать в Малом совете или просто наслаждаться жизнью с той полнотой, какую могут позволить привилегии быть знатным и богатым.

- ...а отец Акерли-то проповедь против чернокнижние читал, да с пылом так. Говорит, прощения за такое уже и нету, только в огонь, значит. Из-за них, видать, и зима такая выдалась, что аж черти под окнами воют.
- Свят, свят...

И бегут доверчивые дурочки, подобно Клариссе, и несут, несут деньги нищим и монахам, и скупают все эти фиалы с каплями якобы грудного молока Девы Марии, щепки с крестов и прочую ерунду, каковой у миледи супруги накопилось уже порядочно. Конечно, Ричард изредка собирал все эти безмерно ценные для каждого доброго католика вещи и выбрасывал в камин. Щепки со святого Креста горели точно также, как и обычные. Кларисса тихо рыдала, закрывая лицо передником, но рыцаря это не волновало. Страдания очищают душу.

- ... корову-то на рынок пришлось свести. Хорошая была, да монета нужна, в дому семеро по лавкам, восьмой - в пузе.
- Да, я лошадь продал последнюю, на чем пахать по весне - и не знаю. Вот в Новом свете, говорят, злак есть такой, его в землю, значит, закапываешь и он все лето растет. А потом выкапываешь, а его там в десять раз больше, чем посадил
- Брешут, поди.
- А и может и брешут, да поди проверь

Что и говорить, хорошо было бы иметь такой злак. Можно было бы немного встать на ноги, определить сыновей к хорошему наставнику и не думать о том, чем и как их накормить. Не хмуриться горько, наблюдая, как старший, Ричард, обещающий стать статным и красивым юношей, каждый раз после охоты жадно рвет отварное - не жареное! - мясо зубами. А ведь из-за расплодившихся тварей охотиться становится все труднее и опаснее. И нет бы михаилитам работой своей заниматься, нежить уничтожать, они девиц из монастырей умыкают.

- И Дикий Гон сызнова видели, а и не сезон вроде. Не иначе, к войне...

Да, и к войне, и к неурожаю, и к землетрясению, и, конечно же, к концу света. Рыцарь презрительно скривил губы. Если бы не дневники отца, никогда бы он не подумал, что будет прислушиваться к любым упоминаниям о фэа. Что поверит в них, как в Бога, а, может быть, даже и больше. Бог христиан был суров и сулил милости за страдания в иной жизни. Но Ричард хотел жить сейчас, не дожидаясь милостей после смерти. Он молод, полон сил и желаний. Скорбеть и страдать - удел монахов и таких, как его жена - глупых куриц.

- ...а кровь-то не водица. Купеческая, с королевской. Не мешается, так-то я думаю. Не зря, не зря...
- А ведь ещё поговаривают-то, что ведьма она, и... - говоривший понизил голос, и следующих фраз Ричард не расслышал, но затем отчётливо раздалось несколько довольных смешков.

Нет, Болейн определенно не была ведьмой. Скорее, ловкой, хитрой интриганкой, игравшей пять лет на том, что у короля стало тесно в штанах. Но, к сожалению, а может быть, и к счастью, так и не родившая до сих пор наследника престола. Фицалан не был уверен, что порадуется тому, что на английском троне будет восседать правнук лавочника. Но ведь и Тюдоры были тоже... не совсем королевской крови. И если уж кто сейчас достоин был вести страну за собой, так это Говарды.

- ... енти, Кромвелевы ублюдки, монахов в Кенте разогнали как, так, говорят, сразу люди и пошли, значит, с вилами и дрекольем на них...
- Да-а, Саффолк-то герцог такой же, как шлюшка Болейн - королева. Что и говорить-то, почитай от лизоблюда поднялся...

Саффолк был славным воином, этого Ричард отрицать не мог. Хоть и герцогом был... таким, поднятым из низов дворянства. А еще, говорят, он до сих пор не расплатился за ту тайную свадьбу с принцессой Марией, вдовствующей королевой Франции, хотя все и признавали, что ход этот был ловким и возводящим его выше всех знатных родов в королевстве.

- Острожнее, ты, - внезапно раздался резкий валлийский говор.
Один из бордатых парней с наглой ухмылкой поднял руки, показывая, что толкнул стол случайно.
- Простите, мистер. Луком в нос шибануло, аж с ног скачнуло.
Лучник откинулся на стену и ткнул в парня пальцем.
- Оскорблять хочешь, лодно. Слушай, как нодо, неуклюжий сын шлюхи. Мать твоя было так занята, что тебя бросиле, едва выродив. И даже свиньи во дворе борделя подходили к тебе, только когдо повор выволивол на тебя очистки - такой урод ты был. О птицы пу...
- Сукин сын!
Парень схватился за длинный нож, но достать не успел: Сурок, который видел сцену в самого начала, стиснул его руку под запястьем и укоризненно покачал головой.
Приятелю обросшего, котрый привстал было с места, хватило одного взгляда на бывшего сержанта, чтобы опуститься обратно и сделать вид, что ничего не происходит. Сурок довольно кивнул.
- Здесь не дерутся. И ножами не машут, - говоря это, вышибала смотрел только на лучника. Тот пожал плечами, и Сурок кивнул снова, после чего аккуратно проводил парня до его столика.

Ричард одобрительно кивнул, оценив и подбор слов валлийца, и образность его речи, и действия Сурка. Лениво потянулся и отправился в свою неуютную, холодную каморку под лестницей, которую всегда снимал, делая вид, будто исполняет обет аскезы.

Джеймс Клайвелл

1 января 1535 г. Бермондси.
Вторник. Убывающий полумесяц

Боль - единственное слово, которым можно было сейчас описать бытие Джеймса. Она терзала его ночью, не давая нырнуть в спасительное забытье сна. Пробуждение после зыбкой, неверной дремоты также ознаменовалось ею. Ужасно хотелось пить, что было неудивительно. Судя по бледности рук, кровопотеря была значительной. В зеркало смотреть не хотелось. Джеймс пошевелился в постели, намереваясь встать и заставить выпить себя красного вина, но тело отказалось слушаться. И он, беспомощно лежа на кровати, уставился в потолок, размышляя. Думать, слава Богу, было не больно.

Достучаться до Творца, значит? А то, быть может, и место его занять? Жаль, спросить не успел, каким образом он собирается попасть в Эдем. Мысли то лениво ворочались, то пускались вскачь, в раненой ноге, судя по ощущениям, жила стая крыс, мерзко копошившихся в ране, раздирающих ее когтями и зубами. Странно, но даже события в монастыре не волновали его сейчас. Не вызывало удивление даже чудесное спасение из подвала. Хотя, признаться, в Клементине подобные способности он даже и подозревать не мог. Надо бы написать ее родным, пусть заберут девушку домой. Или определят в другой, светлый, монастырь, если монахиня имеет склонность к подобной жизни. И, черт побери, необходимо писать шерифу и милорду Кромвелю. Коль уж король назначил последнего надзирать за делами веры. И, наверное, нужно было вставать и как-то идти в управу. Хотя и не хотелось. Ничего не хотелось. Кроме, может быть, прогулки до Гринфорда, на мельницу, к белокурой Мэри Берроуз, но... Нужно было быть честным хотя бы перед самим собой - он был не в состоянии даже сидеть в седле. А уж изображать раненого героя перед девушкой - выше его сил и вопреки принципам. И все же, сейчас, после обители, он отчаянно тосковал о Дейзи, невольно смешивая ее образ с мисс Мэри. За дверью, негромко, но уверенно, отдавала указания брату Бесси. Моя печальная звезда... Так дочь называла Дейзи. Так, вслед за женой, стал называть ее Джеймс. Нет, она не была грустной, его Бесс. Скорее, серьезной не по годам. Время промчалось так незаметно, что он, с головой ушедший в работу, не успел и понять, как дочь встала на пороге взросления. Еще чуть - и за обеденным столом неожиданно обнаружится зять. Проклятье, пора бы отпустить Дейзи. В конце концов, он не принял постриг и не обещал скорбеть всю оставшуюся жизнь. Работа удержала его в рассудке, когда она умерла. Дети вытащили вчера из монастыря. Сама же покойная супруга пока лишь только ласково и чуть насмешливо улыбалась во снах, которые, впрочем, снились все реже.
- Бесси! - Негромко позвал он, но дочь не заглянула в комнату. Уйдя далеко от двери и не слыша зова отца, она уже громко распекала Артура за пятна на рубашке.
Хозяюшка... Джеймс улыбнулся, уложил поудобнее ногу и, наконец-то, заснул.

Проснулся он ближе к полудню и тут же отчаянно пожалел, что оставил Белку на конюшне стражи. Прогулка по Бермондси представлялась сложной, почти невыполнимой задачей. И все же, с большим трудом, он оделся и вышел из дому. О подвигах в монастыре, похоже, знали если не все, то почти все. Девицы кокетливо стреляли глазками по совсем не героически хромающему Джеймсу, заставляя улыбаться в ответ. Почтенные лавочники здоровались с оттенком сочувствия, торговец вином так вообще всучил две бутылки кьянти, не слушая возражений. Доковылял до управы Джеймс только часа через два, хотя по ощущениям, прогулка длилась вечность и еще немного. Ввалился в дверь - и рухнул на лавку, вытягивая натруженную ногу и с блаженным стоном опираясь на стену.
- Худо пришлось? - Скрайб, раскладывающий бумаги по папкам, глядел участливо.
- Как в преисподней побывали, - вспоминать и уж тем более - рассказывать о произошедшем, Джеймсу не хотелось, - мистер Скрайб, придется написать несколько писем. Шерифу - с отчетом. И милорду Кромвелю - копию отчета. И как монахиня?
Клерк выудил два конверта с тяжелыми печатями и продемонстрировал их констеблю.
- Шериф уже знает, с утра курьер был. Поскольку вы все равно читать не станете, то перескажу вкратце: вы - негодяй, разгильдяй и сукин сын, неспособный поймать и заточить в тюрьму одного жалкого монаха. Но вы, все же, занимались этим делом и теперь шериф желает, чтобы вы нашли этого злодея, мертвым или живым, и представили в ассизы. Даже если его придется ловить в Ирландии. А потому отныне вы - старший констебль, со всеми полномочиями. Но если не оправдаете - шериф грозится вздернуть. И еще он требует ясности по вопросу некой Эммы Фицалан. А монахиня... В госпитале отдельную палату дали, спит все.
Джеймс тяжело вздохнул. Его вполне бы устроило пусть маленькое, но зато получаемое без лишних проблем, жалованье. Теперь же придется выискивать сумасшедшего монаха по всей стране, будь он не ладен. Впрочем, в любом случае стоило сначала дождаться, когда он где-нибудь всплывет. А для этого необходимо было налаживать сеть осведомителей и курьеров. Джеймс застонал от боли, но к этому стону примешивалось еще и уныние. Он ведь только начал возвращаться в семью!
- А второе письмо? - Без особой надежды поинтересовался он.
- Из королевской канцелярии. Ответ на запрос о повышении для мистера Хантера.
Скрайб вытряхнул из конверта серебряную брошь, розу Тюдоров, точно такую же, как у самого Клайвелла, но меньше, размером с шиллинг.
- Отлично, - просиял Джеймс, - полагаю, не стоит тянуть, с такими новостями-то, необходимо послать за Хантером.
Брошь и патенты были вручены, кьянти распито на троих и Джеймс, доковыляв до конюшен, с огромным трудом взнуздал Белку и направился домой.

Раймон де Три и Эмма Фицалан
Со Спектром

1 января 1535 г. Утро. Окрестности Кентербери.
Вторник. Убывающий полумесяц.

Дорогу до небольшого селения под Кентрбери, носившего название Дакс, Эмма самым бессовестным образом продремала в седле. Магистр разбудил их еще до свету, да и поспать снова не получилось. Кольцо, надетое Фламбергом, будто жгло палец, не позволяя заснуть. Побуждало думать, а мысли, как известно, враги сна. Цветы и ягоды могли быть ожидаемы, в конце концов, они стремительно, с каждым днем становились все ближе и ближе друг другу. Но кольцо? И пусть даже оно призвано защитить ее от посягательств братца, от аббатисы, от закона... От мира, наконец. Но - кольцо. Отсекающее часть свободы и ей, и, что уж там говорить, в первую очередь - ему. С изумрудом. С Созиданием и Смирением, то есть. Бессмертием в постоянном перерождении природы, в рождении новых поколений. Камнем новобрачных. С дорогим камнем, а значит, Раймон вскоре снова возьмет опасную, но дорогую работу, чтобы восполнить брешь, пробитую в кошеле этим украшением. Снова ей ждать и волноваться, и, вероятнее всего - снова штопать его, борясь с жалостью. Пожалуй, в таком случае, она обошлась бы и без кольца. И все же - нужно практиковать: она многое умеет и знает, спасибо сестре Аделе. И если руки лекарки могут помочь Фламбергу, облегчая не только его боль, но и за умеренную плату - чужую, то почему бы и нет?
Заснеженный тракт белой пустыней стелился под ноги лошадей. Местами снега намело так много, что животным приходилось менять аллюр с рыси на осторожный шаг, и мощные орденские лошади справлялись с этим, похоже, не задумываясь, а вот Солнце нервничал, взбрыкивал, заставляя то Фламберга, то Циркона твердой рукой придерживать его на ходу. Спать в таких условиях становилось совершенно невозможно, в седло к Раймону было не попроситься - не солидно, а потому оставалось только разглядывать однообразно-унылые деревья, походившие после снегопада на грузных плакальщиц в саванах, и прислушиваться к разговору мужчин.
- Сколько его помню, - задумчиво рассказывал магистр Фламбергу, - он всегда приносил одни проблемы. С детства. Не знаю, помнишь ли ты его, ты все же уже юношей был, когда Ворона в орден привез отчим, но этот tolla-thon подрался в первый же день. Причем, били его всей спальней.
Бойд с неудовольствием поправил магистерскую цепь, которую носил редко, точно она ему мешала, и вздохнул.
- Не слишком хорошо, - признал Раймон. - Что характер дурной - то да, да и слухи ходили, конечно. Всё действительно настолько плохо?
- Ну сам посуди, если он два года на тракте всего, зато в тюрьме пятый раз сидит,- с неудовольствием пожал плечами Бойд,- и пока учился... Потомок де Монфора, чтоб его. Так и ищет свой Монсегюр, подобно предку.
- И, как я понимаю, тоже без шансов найти, - мрачно ответил Раймон и поёжился. - Потому что ищет не не то, не там и не тогда.

Тюрьма в Даксе на Тауэр не походила совсем, скорее, на уютную мызу фермера. Небольшой уютный домик из камня и дерева, крытый красной черепицей и обнесенный низеньким заборчиком, легко можно было представить утопающим в летних цветах. Сейчас же, уютно укутавшись в шубку из снегов, принарядившись гирляндой сосулек под крышей, тюрьма кокетливо подмигивала небольшими оконцами конторы, приглашая отдохнуть в теплых, уютных недрах. Впрочем, Циркон это вид явно не находил ни уютным, ни привлекательным. Он досадливо спешился, подбирая поводья под узду, и с неохотой покосился на зеленую дверь конторы.
- Присмотри, чтобы никто не зашел, - от Бойда, кажется, не осталось ни следа. Сухой, равнодушный голос командира... или наставника. Серьезное, холодное лицо. - Никто, Фламберг. Особенно, констебль Кентрбери.
Не дожидаясь ответа Раймона, он привычным тычком носка сапога раскрыл дверь и скрылся внутри. Эмма, с удивлением наблюдавшая эту сцену, завозилась в седле, размышляя, стоит ли ей спешиваться. Так и не придя к определенному выводу, она просто пересела бочком в седле, отчего из-под юбок кокетливо, а значит совершенно ненарочно, выглянула ножка с тонкой щиколоткой, затянутая в черный замшевый сапожок. Девушка вообще выглядела яркой экзотической птицей, на фоне этих серых стен и белых снегов. Изящной, зябкой и хрупкой. И явно желающей задать тысячу вопросов одновременно, но сдерживающейся до поры.
Михаилит оглядел забранные решётками окна, стоявших на башенках охранников, на всякий случай проверил, нет ли других входов и прислонился к стене возле дверей, откуда открывался красивый вид на ворота, кусочек заметённой дороги и покрытые изморозью кусты. Рядом, вылупившись на Эмму, громко сопел явно простуженный стражник. Раймон смерил его взглядом и тонко улыбнулся.
- Ты ведь не испытываешь желания туда зайти, внутрь?
Стражник поспешно покачал головой и ретировался в караулку.
Проводив его взглядом, Фламберг махнул рукой Эмме, чтобы та подошла, и начал что-то чертить в снегу подобранной веткой. Постепенно перед дверью вырисовалась простая пентаграмма, один край которой остался незамкнутым. Затем вокруг звезды один за одним начали появляться странные символы, похожие одновременно на жутких морских тварей и на каракули ребёнка.
- Давно я не пытался заставить землю кого-то жрать... - громко проворчал михаилит и сам залюбовался особенно гадким значком с восемью щупальцами.
Мгновение поколебавшись, девушка все же неловко спешилась и осторожно ступая, слегка увязая в рыхлом снегу, обошла пентаграмму. С некоторых пор подобные рисунки вызывали у нее подспудное отвращение и воспоминания о замученной сестре Магдалене. Но и интерес они вызывали тоже. А потому она подошла к Раймону ближе, так, чтобы можно было дотянуться рукой, и с любопытством спросила:
- Для чего она?
- Ты же слышала Циркона. Делаю так, чтобы у желающих войти стало меньше... желания, - Раймон счистил с палочки налипший снег, сломал её надвое, потом ещё надвое и забросил в кусты. Поймав взгляд Эммы, чуть виновато пожал плечами. - Привычка.

с Леокатой

Девушка собралась было задать еще один вопрос, но не успела. Дверь конторы скрипнула и на крыльцо вышел молодой человек лет двадцати на вид, в темно-синей короткой куртке поверх светлой кольчуги. Длинное и смуглое лицо, с выдавшимися вперед скулами, оживляли небольшие черные глаза. В общем-то приятные черты лица портили лишь длинный, широкий и чуть загнутый нос да презрительная усмешка. Он остановился на тюремном крыльце и с наслаждением втянул морозный воздух. Судя по кольцу с символикой ордена, это и был брат Ворон. Мужчина оглядел двор и уставился на Эмму, не обращая никакого внимания на Фламберга. Взгляд его пробежался по шубке глейстиг, скользнул по темно-синей юбке, по рукам в перчатках и остановился на лице девушки. Довольно-таки продолжительное время он пристально смотрел то на глаза, то на губы травницы, не двигаясь с места и вызывая желание закрыть лицо руками. Затем, обернувшись на двери тюремной конторы, откуда до сих пор не вышел магистр, решительно шагнул к девушке. Раймон, мимоходом стерев сапогом ещё один край ненужного уже узора, двинулся одновременно с Вороном, закрывая собой Эмму, и улыбнулся, не размыкая губ.
- Брат Ворон, полагаю?
- Брат Фламберг, полагаю? - Ворон отступил на шаг, выдавая вопросом и то, что ему явно сообщили, кто его ждет за дверями, и то, что Раймона он, все же, заметил ранее.
- Верно. Поздравления с освобождением - до капитула. Где там Циркон застрял - с бумагами возится?
- С бумагами, - Ворон отодвинул левой рукой Фламберга и вознамерился подойти к Эмме. К его немалому удивлению, девушки за спиной своего защитника уже не было. Пока мужчины вели светские беседы, она успела отойти к двери тюрьмы так тихо, что слышал ее шаги, пожалуй, только привычный к ним Раймон.
- Ворон, - Раймон придержал излишне пылкого михаилита и снова встал между ним и бывшей послушницей. В голосе его прорезалось сдержанное предупреждение. - Я понимаю, что в тюрьме неокрепший разум подвергается суровым испытаниям, но её трогать - нельзя. Найди себе для развлечения кого-нибудь другого. Вон, сколько стражников. А то, глядишь, наш любимый констебль приедет. Хотя... даже с ними не советую. Думаешь, Циркон захочет снова возиться, доставая тебя из этой милой клетки?
- Устав говорит о том, что между братьями должно быть согласие. - Ворон выдернул руку и явно вознамерился его обойти слева. - А наставники говорят, что нужно делиться. По-братски.
Эмма, замерев у дверей тюрьмы, испуга не чувствовала.С высокомерным видом она рассматривала Ворона также, как и сушеного паука тогда, в хижине. И, в отличии от Раймона, тоже не вызвавшего приязни в первый раз, его даже пинать не хотелось, из страха запачкаться о четко ощущаемую гниль в его душе, об апломб, не обоснованный ничем и от того более нелепый, о какую-то странно мерзкую необузданность. Девушка вздрогнула, осознав, что чувства этого михаилита она понимает, и слегка обеспокоенно взглянула на Фламберга.
- Дурак, - меж тем проникновенно заметил тот, снова заступая дорогу Ворону. Это походило на танец, где все движения были заранее отрепетированы. - Дилетант. Цитируешь одну статью, нарушая при этом две другие, ещё и прилюдно, - сбивая ритм, Фламберг внезапно остановился и сразу же придвинулся к молодому михаилиту вплотную. - Ты действительно не понимаешь? - в голосе звучало искреннее, чистое любопытство. Словно он столкнулся с чем-то очень необычным, чего никогда прежде не видел.
Эмма прислонилась к стене, несколько обескураженная вспышкой лимонного, горчащего на языке, страха, смешанного с неожиданным кардамоном азарта, которыми так и истекал Ворон, и прикрыла глаза.
- А вы, брат, - в голосе Ворона звучал неуместный сарказм, - думаете, если тракт давно топчете, то и учить можете? Тоже мне, наставничек...
Он попятился на несколько шагов назад и снова уставился на заметно побледневшую травницу.
Фламберг громко рассмеялся.
- Ты не понимаешь даже этого. Я не собираюсь тебя учить. Или с тобой драться, ещё чего... но если ты...
Михаилит оглянулся, и улыбка с его губ пропала. Сделав два больших шага назад, Раймон обнял Эмму за талию и закончил равнодушно:
- Если ты тронешь её - я тебя раздавлю.
- Ему все равно, - прошептала травница еле слышно, - азарт. И даже страх уже пропал. Только предвкушение драки осталось, задор и вожделение. Точно я - приз победителю.
Эмма усилием заставила себя погрузиться в тишину Раймона и глубоко вздохнула, глядя на Ворона, который с усмешкой наблюдал за ними, словно убедившись в чем-то.
- Да, - наконец, произнес он, - есть что-то жалкое, когда воин так за подстилку держится.
Раймон несколько секунд молчал, всматриваясь в лицо юнца, на котором ясно читалось предвкушение реакции. Рука на талии Эммы даже не дрогнула, когда михаилит негромко произнёс единственное слово.
- Жаль.

Со Спектром

Ворон, словно его подрубили под колени, закатил глаза и осел на снег бесформенной кучей. Рот его был открыт, но из него не вырывалось ни звука. Раймон шумно выдохнул.
- Как жаль, что орден выпускает таких идиотов. Как он вообще дожил до своих лет?
Эмма, чуть было не рухнувшая следом за Вороном, вцепилась в руку Раймона и кивнула. Полностью забыть о наглеце не получалось: паника, которую он испытывал сейчас, накатывала темной, удушливой волной, перемежаясь с отчаянием и совершенно детской обидой.
- Он не задохнется? - Прерывисто, точно ей самой не хватало воздуха, спросила девушка.
Вышедший на крыльцо Бойд, казалось, задавался тем же вопросом. Неизвестно было, что он успел увидеть, но валяющийся в снегу Ворон его явно не огорчил.
- Традиции предков? - Хмуро пошутил он, обращаясь к Раймону. - Надолго ты его?
- Думаете, хватит? - отвечая обоим сразу, Раймон подозрительно оглядел лежавшее на снегу тело. - Всего-то... рот ему не нужен - раз. Всё равно только дерьмо льётся. Уши тоже - два. Потому что не слышит ничего. Чувствует всё криво - три. Видит не то, что стоило бы - четыре. Носом бы неприятность чуять - так тоже нет. Пять. Так что я подумал: зачем ему всё это, если всё равно не пользуется? А вот понимания Ворону уж точно не хватает. Может, разовьётся, если подержать ещё немного?
- Да по мне, пусть бы и задохнулся, - неожиданно жестоко и зло ответил Циркон, - одни проблемы от него, blaigeard этого. Но, galla, Капитул... Великий Магистр просто жаждет, судя по письму, с ним свидаться. Да и я, признаться, оторвал бы чего лишнего. Верни ему возможность дышать, Фламберг, а до Кентрбери он прекрасно доедет и поперек седла.
Эмма спрятала лицо на груди Раймона и промолчала. Оскорбления Ворона не задели ее так сильно, как могли бы. Ей вообще было все равно на то, что сказал или мог бы сказать этот наглец. Но защита Фламберга льстила и согревала душу. Казалось, даже кольцо теперь стало ощущаться иначе - как символ этого заступничества, щит.
- Я не продержу его до Кентрбери, - Раймон хмуро шевельнул пальцами, и Ворон, выгнувшись, с хрипом втянул воздух в лёгкие. - Даже если выжму себя до конца, чего он в любом случае не стоит.
- Тогда уже сейчас прекращай бездумно тратиться, - посоветовал магистр мрачно и направился к Ворону. Похлопывания по щекам юноши больше напоминали оплеухи, и Эмма невольно пожалела обеспамятевшего михаилита, но тут же устыдилась этого.
На ноги Ворон встал с трудом, пошатываясь и держась за голову. И тут же полетел снова в снег. Магистр не стал размениваться на магию и банально приласкал его хлестким подзатыльником. Юноша ошарашенно потряс головой, точно вытрясая из головы остатки мыслей и снова поднялся на ноги. Пялиться на Эмму он не перестал, но делал это теперь исподволь.
- Он тебя боится, - полушепотом сообщила девушка Раймону, - больше, чем магистра даже. И еще, раз уж ты велел говорить все, особенно, по делу... У меня ужасно кружится голова.
- От него? - мотнул головой Раймон. - Не слушай. Сосредоточься... хотя бы на Цирконе, если он ничем не пахнет.
Михаилит снял перчатки, и на виски Эммы легли прохладные пальцы.
Головокружение не отступало, хотя девушка и перестала обращать внимания на Ворона, привыкнув к нему, как к назойливому, но монотонному шуму. Но сил признаться в этом Раймону она так и не нашла. А потому, всю обратную дорогу, вцепившись в поводья, она отчаянно мечтала оказаться в уютном глубоком кресле на постоялом дворе и также отчаянно стыдилась этих желаний. Нужно было учиться управлять даром. Не позволять ему увлекать за собой, подобно реке, а самой решать, когда позволить ручейку медленно просочиться. А потому - нужно было видеть людей, много и разных. Но, признаться, Эмме слишком дорог был этот маленький мирок, "номос" на двоих, чтобы позволять чьим-то чужим чувствам его рушить. По дороге она ловила взгляды Ворона, едущего позади Циркона, и изредка, вспышками, чувствовала его любопытство и досаду, но сопереживать ему уже не получалось - тишины Раймона хватало двоим.

с Леокатой

Кентрбери. Вечер.

Грубая одежда, купленная на ярмарке, чистая и заштопанная, аккуратной стопкой лежала на столе. Горел камин, треща отсыревшими дровами, разбрасывая искры. Стыл под льняной салфеткой на столе настолько плотный обед, что, пожалуй, сошел бы и за ужин. Во всем в комнате чувствовалась женская рука - и в аккуратно отдернутых занавесках, чтобы в комнату проникал свет, и во взбитых подушках в кресле и даже в затейливой вышивке, забытой на кровати. Не было лишь женщины. Эмму, не успевшую прийти в себя после поездки, буквально уволок за собой трактирщик - одна из постоялиц вздумала рожать. Девушка разве что переодеться в рабочее успела, да наскоро поцеловать Раймона, забыв даже спросить разрешения оставить его, как это делала обычно.
В комнате сразу стало непривычно пусто, и эта пустота длилась, не собираясь прекращаться, довольно долго. Окутывая Раймона пеленой серой скуки. Хотя, вроде как занятия остались теми же. Жил же он как-то добрые десять лет один, сотни раз ночевал - один или нет - в похожих комнатах, обычно ещё и похуже. Но не припоминал, чтобы время тянулось так медленно. Он уже стал прикидывать, не пора ли одеваться и ловить Шафрана для охоты на оставшегося бхута. У рыжего михаилита был настоящий дар поиска - редкая птица в мире, где никто не хотел оказаться найденным. Разумеется, как и положено редкому таланту, способность работала не всегда. Но всё же оставался шанс закончить дело достаточно быстро, не обшаривая все клоаки города, берега реки или где там ещё могли потерять след собаки. И всё же он медлил, теряя время. Эммы всё не было, и не было её уже как-то слишком, по мнению Раймона, долго. И тут, словно опровергая это наблюдение, тихо скрипнула дверь, по полу прошуршали юбки, звякнул мешочек с деньгами, падая на стол, загрохотал таз. Эмма была усталой и измученной, под глазами залегли темные круги. Ничуть не смущаясь, она срывала с себя окровавленную одежду, одновременно пытаясь отереть руки, будто одетые в перчатки из кровавого шелка. Когда на ней остались лишь белоснежный корсет и нижняя юбка, лекарка заговорила.
- Помоги мне, пожалуйста, - в голосе девушки звучала грустная просьба, - его же потом не отстирать будет, жаль. И о воде горячей позаботиться не успела, глупая я.
Раймон принялся распускать завязки корсета. Под пальцами что ткань, что кожа под ней казались холоднее обычного. Тусклее.
- Не глупая, а практичная, - заметил он. - Горячую воду получить несложно и самим. А о ванне я распоряжусь, на кухне наверняка ещё кипят котлы.
Белоснежная юбка, ласково огладив бёдра, с тихим шелестом скользнула на пол, а михаилит подхватил полный кувшин за ручку и подставил вторую руку под донышко. Воздух над пальцами пошёл волнами, и он немедленно почувствовал ладонью отражённый от глины жар. На долгий нагрев уходило немало сил, зато так получалось куда быстрее, чем звать служанку. Что бы там ни произошло с родами, они явно прошли не так хорошо, как у Симсов, хотя выяснять детали Раймон пока что не собирался. Эмма выглядела слишком избитой, чтобы приставать с вопросами. Он наклонил горлышко кувшина над тазом и с улыбкой поклонился.
- Горячая вода для миледи!
Девушка благодарно кивнула и неуверенно улыбнулась. И все же, заговорила она позже, когда таз с побуревшей от крови водой был выставлен за дверь, а сама Эмма, одетая в ночную рубашку, зябко сжалась в кресле у камина. Заговорила спокойно и доверительно, будто никого ближе и роднее Раймона для нее не было, изредка делая паузы и глядя в огонь:
- Когда сестра Адела принимала роды у монахинь, она делала это равнодушно, не сочувствуя и не сожалея. Брала этих детей, точно они не были людьми, а лишь кусками мяса, и передавала их сестре Изабелле. Аделу никогда не интересовало, что будет с младенцами, она и беременности-то не прерывала только потому, что родить безопаснее, чем скинуть. И я тоже, когда доводилось, поступала также. Ни одного из них не попыталась спасти. Да что там спасти, дать им яд или задушить подушкой было бы человечнее, чем отнести в лес, умирать от холода и голода. Или заживо закапывать.
Она жалобно покосилась на Раймона, явно напрашиваясь в объятия, но попросить не отважилась и, вздохнув, продолжила.
- Сегодня я пыталась и мать спасти, и всех детей извлечь. Их было двое. Близнецы, мальчики. Один был расположен неправильно и перекрыл выход другому. Одного из них я потеряла. Второй - на грани, но мать жива. И знаешь, теперь мне кажется, что те дети, монастырские, должны были жить. Что хотя бы одного стоило попытаться передать за стены обители, в семью крестьян. Правда, тогда вряд ли бы удалось выжить самой.

Со Спектром

Раймон пожал плечами и, отвечая на безмолвный призыв, поднял Эмму с кресла и привлёк к себе.
- Дети умирают везде и всегда. Что было - то было. Теперь ты можешь кого-то спасать, тогда - не могла. Не скажу за мир, но я предпочитаю тебя живой здесь и сейчас, чем запытанной в аббатстве несколько лет назад.
Уже сорвавшись с губ, слова на миг показались ему слишком жёсткими, но, поразмыслив, Раймон рассудил, что прав. Священники могли говорить о ценности любой жизни, но михаилиты подходили к делу практичнее. А Эмма, так или иначе, уже привязала свою жизнь к его. И обычно - тоже - была практична.
- Жестокий.
Должно быть, это был укор, хотя в голосе его и не слышалось. Скорее, удовлетворение и успокоенность, точно девушка услышала, что хотела. Она вздохнула, легким поцелуем коснулась губ, и неожиданно спросила:
- Ты уже вернулся с охоты?
- Я на неё даже не уходил, - Раймон взглянул на свечу, прикидывая, сколько у него ещё осталось времени до встречи. - Скоро. Лучше ночью, особенно если с доставкой бхута к дверям управы. Шафран ещё этот... отказывается деньги брать за помощь в поисках...
- Это хорошо, - сонно одобрила действия Шафрана Эмма, - экономия...
Кажется, она сама поняла, как это прозвучало, потому что тут же поправилась:
- Почему отказывается?
- Что-то там про братство и взаимопомощь, - вспомнив тот разговор, Раймон поморщился. Пальцы отсутствующе скользили по синему шёлку. Скользкая тонкая ткань не столько закрывала, сколько подчёркивала. Не столько прятала, сколько дразнила. Не столько служила преградой, сколько делала ближе. Не столько холодила, сколько оттеняла жар тела под ней. - "Ты что, Фламберг, сбрендил? Мы же братья!". И хоть кол на голове теши...
- Но братство, все же, - Эмма глубоко вздохнула, плотнее прижимаясь к нему, прогибаясь под руками, - и вряд ли оно такое же, каким было сестринство в обители.
- Какая разница? Работа есть работа. Шафран находит бхута, я убиваю бхута, потом платим с выручки налог грефье. С этих денег орден заботится о нас в ответ... когда может, вот как с Вороном этим. Компания - но не семья. Не для меня. Случайно собранные в один год люди, которые спят в одной спальне - могут называться братьями, но на том и всё. Как по мне, - закончил Раймон мягче, чем начал речь, - это значит только то, что я теперь ему должен, и когда-то придётся сквитаться. Не потому, что братья, семья или орден, а потому, что это между отдельно Фламбергом и отдельно Шафраном, а долги надо платить.
- Когда я заговариваю о подобном, ты сердишься. И портишь прическу, - проворчала девушка, опасливо втягивая голову в плечи. - Да и к магистру ты иначе относишься.
Раймон запнулся, но губы его невольно растянулись в улыбке. Действительно, прозвучало двусмысленно, хотя ему самому разница между самоуничижением Эммы и ситуацией с Шафраном была очевидна. Оставалось придумать, как заключить её в слова.
- Разные вещи. Шафран, несмотря на то, что он куда приятнее Ворона или Снежинки, всё равно - снаружи. Как и весь орден. Бойд... он - друг, исключение. Но ты? Ты уже стала частью... - он помедлил. - Нет, не меня, а - нас. Есть не только ты и я, но - мы. Так мне кажется. Мы - внутри, а большая часть мира - с орденом - снаружи.
Эмма по-кошачьи потерлась о плечо, надолго замолчала.
Раймон задумчиво гладил её по спине, заново проговаривая про себя то, что сказал вслух. Получалось именно так. Единство, какого никогда не могло быть с Бойдом - не просто приязнь, дружба или боевое братство, а инстинктивное понимание. Сходство и родство, какого не даёт ни кровь, ни тем более общая спальня или монастырь. Если только он не ошибается, и Эмма не покачает сейчас головой. Опустив взгляд, он невольно залюбовался тем, как свет от свечей и догоравшего за спиной девушки камина играет в светлых волосах, взбитых пушистой короной. Странно преломляясь, в прядях запутывались, сиреневые и почему-то зелёные дрожащие оттенки, заметные еле-еле, только если смотреть сбоку и чуть скосив глаза. И под ними сиял богатый алый цвет, пульсируя в такт то ли сердцу, то ли дыханию.
"Пожалуй, дыханию".
Он провёл пальцами вдоль позвоночника Эммы, легко, едва касаясь ткани. Девушка выгнулась, и под этим углом красный полыхнул ярче. А потом молчание закончилось.
- Прости, что спрашиваю подобное, - заговорила она спокойно, делая короткие паузы, - после жизни с братом и монастыря многие вещи не очевидны. Будто попадаешь в другой мир.
- Но тебе это не кажется неправильным, - полувопросительно добавил Раймон.
- Отнюдь, - Эмма слова подбирала тщательнее, будто бы ей сейчас вообще сложно было говорить, - я ощущаю тоже самое, пожалуй. Помимо того, что я понимаю это не так, как обычно. Просто - понимаю. Без запахов, цветов и привкусов.
Раймон кивнул и с сожалением отстранил её от себя. Чёртова свеча почти прогорела, а второго шанса могло уже не быть.

Cо Спектром и Лео

Ричард Фицалан.

1 января 1535 г. Тракт.
Вторник. Убывающий полумесяц.


Деревья шатром смыкали ветви над трактом, охапками роняя снег. Одна из них упала на капюшон кольчуги и Ричард поморщился - теперь всю дорогу она будет таять, мерзко затекая за шиворот. Солнце ярко слепило, отражалось от сугробов, заставляло щуриться. Казалось, в лесу не было ни единой души, лишь похрустывание снега под копытами да скрип ветвей нарушали молитвенное уединение этого зимнего храма. Королева Зима повсюду раскидала свои хрупкие драгоценности, украсила кусты серебристым инеем, уподобила лес зачарованному королевству. И, все же, тишина эта настораживала, заставляла понукать лошадь, испуганно озираться. Иногда - но только иногда - в особо тяжелые моменты ночных раздумий у Ричарда возникал вопрос: для чего, собственно, он рвется, путается, бьется, ошибается? Для чего держится за эту нищенскую жизнь, если можно красиво и гордо уйти в лес - и не вернуться. Погибнуть, как подобает воину, с мечом в руке, сражаясь с залетными разбойничками или очередной тварью. И возлечь на мраморном ложе в родовой усыпальнице, наслаждаясь объятиями смерти, любовницы, что хоть и одаряет благосклонностью многих, но никогда не покидает. Но, все же, он упрямо цеплялся за жизнь, зубами выдирая у нее хоть малую толику благ. Ловил за косу эту неверную девку Фортуну, жестокими ласками убеждая ее статься у него еще хоть на миг. И снова упускал, со вздохом осознавая, что нынче она возлюбила другого. Иногда, глядя на жену, ему казалось, что женщинам жилось проще в этом мире - они не решали ничего. Несчастная дурочка Кларисса хоть и вела дом, но понятия не имела, откуда он берет для этого деньги и каким трудом они ему достаются. Вспомнив о разговорах в таверне, он заскрипел зубами. Лучше бы мальчишкам новые рубашки пошила, глупая курица, нежели разбазаривала деньги на пожертвования, да еще и в обход мужа. На это ума у нее хватало, а на то, чтобы прикупить лишний мешок муки - нет. Дурь необходимо было выбивать и Ричард пообещал себе заняться этим сразу же после возвращения.

Телега возникла на дороге темным силуэтом. Даже издали было видно, что широкую, грязную арбу, наподобие той, в которой возят поросят, не объехать и не перепрыгнуть. По мере того, как расстояние до телеги сокращалось, стали заметны гнутые ободья колес и ободранные бока, будто ее долго, быстро и упорно толкали через лес. И верно, вдоль обочины тракта пролегла глубокая колея, ведущая в густые кусты. Следов от колес впереди по дороге не было видно, да и по дороге Ричарда не обгонял никто. В арбе даже каким-то чудом удержалась солома, из которой выглядывал оранжевый бок тыквы и глиняный горшок, покрытый глазурью и росписью.
Рыцарь придержал лошадь, меняя аллюр с рыси на неспешный шаг и приостановился в корпусе от телеги, невольно заинтересовавшись вопросом, осознают ли дурни, протащившие телегу через лес, что их усилия не отобьются при самом хорошем для них исходе? Ну, допустим, убьют они его. Но ведь даже стрела не пробивает кольчужный хауберк вот так вот сходу, а изображать неподвижную мишень он не собирается. Так что, нескольких он точно унесет за собой в преисподнюю. А если предположить, что его обогнали те, лохматые, из трактира... Лениво улыбнувшись, Ричард накинул капюшон кольчуги на голову, порадовавшись, что не поленился подбить его изнутри кожей, и спешился. Телега казалась довольно-таки тяжелой, а при ближайшем рассмотрении оказалась еще и чертовски грязной. Фицалан помялся, прикидывая, с какого края взяться за нее, чтобы и сдвинуть с дороги, и не уподобиться свиньям, которых, похоже, в этой телеге и перевозили, тяжело вздохнул и уперся в край арбы, с усилием толкнув.
Мерзкая повозка подалась неохотно, и с таким скрипом, что сразу стало понятно: в последний раз хозяева смазывали колёса и оси хорошо если летом. И всё же Ричарду удалось откатить арбу почти на треть дороги, когда в доску в футе от его пальцев глухо стукнула стрела с обычным широким наконечником. Почти сразу же справа от дороги, шагах в двадцати из-за деревьев вышел тот самый парень, который пытался завязать ссору с лучником в таверне. И ухмылка на его лице сияла на редкость гадкая и самодовольная.
- Сталбыть, сэр рыцарь, за то, что нашу повозку без спроса трогали - налог полагается. Не хуже королевского!
Раскачав и выдернув стрелу, Ричард повернулся к говорившему. Улыбка, осиявшая его лицо, была радостна и приятна. Он приветственно махнул стрелой парню и оперся на телегу, наплевав на грязь.
- Сталбыть, ошибка вышла, - расстегивая походный оверкот, начал говорить Ричард, - ни цепи, ни шпор... Какой же из меня рыцарь-то? Да и денег на налог нет, не обессудьте. Даже лошадь - и та не моя. Еще и клейменая, не продашь толком. Зима нынче холодная и голодная, понимаю. Как не понять-то? Да только так не грабят, любезнейшие господа. - Пальцы играли стрелой, точно волчком. - Во-первых, телегу легко столкнуть с дороги, а вот по лесу тащить, да еще так, чтобы конного обогнать - тяжело. Проще уж пару бревен свалить, авось конь заартачится от неожиданности да из седла выбросит. Во-вторых, кто же играет против плохих шансов? Одежда у меня богатая? Так, может быть, я ее также, как и вы, с кого-то в налог стребовал? Да и будь у меня деньги, нешто ж я кашей бы пустой ужинал да элем? Эх, - в голосе рыцаря звучало искреннее сожаление и нота старческой ворчливости, - разучились нынче грабить-то, смотрю.
На то, чтобы осмыслить ответ, у грабителя ушло несколько секунд, после чего улыбка с его лица пропала, как и не было.
- Цепь и шпоры - мало нонче дурных таких, что в них катаются. А если сами... взимали налоги, так и расстаться легче будет. Так что, рыцарь-нерыцарь, кошель-то оставите, или стрелу в глазик? Друзья-то у меня не такие терпеливые. И речей длинных не понимают и не любят, потому как от лукавого это.
Ричард распахнул оверкот, демонстрируя, что на поясе, перехватывающем кольчугу, кошеля тоже нет. Под верхней одеждой вообще ничего не было, кроме металла хауберка.
- От лукавого? - Дружелюбная улыбка так и не покинула лица рыцаря, хотя стрелой Ричард принялся поигрывать уже слегка нервно. - Попасть в глаз - вот это верно, что от лукавого. Неужели, торговцу пушниной шкуры без единой дыры приносите, милостивые господа?
- Может, и не без дыр, - неожиданно легко согласился разбойник и тронул тетиву лука. - Да только если в рот или по лбу прилетит - тоже приятного мало. И вы, господин, не лукавьте. В дорогу-то без кошеля пуститься можно, но чтобы вовсе без денег - такого я и не упомню. А то, может, лошадку возьмём? Лошадка - она всегда пригодится. Правда, парни?
Лес за его спиной молчал, и разбойник невольно оглянулся. Вдоль дороги гулял лёгкий ветер, и деревья еле заметно качали ветками, но больше среди тёмных стволов не было видно никакого движения.

с F_Ae, и я отмечу, что мы РАДЫ тому, что она к нам присоединилась)

- Онемели - то парни, - глубокомысленно заметил Ричард, втыкая стрелу в телегу, - от наглости твоей. А то, может, тварь какая из лесу вышла да сожрала. Нынче много их развелось. Сходил бы, проверил. Я уж тут подожду, так и быть.
Совет вышел так себе. Прямо скажем, издевательским вышел совет. Но ввязываться в бой не хотелось до смерти. Ни прибыли, ни славы от такого боя, одно разочарование да лишние дыры в шкуре. За головы этих потомков Робина Гуда вряд ли давали сколько-нибудь большую награду, если вообще давали. Да и не был он Гаем Гисборном.
- Ага. Подождёшь, как миленький, господин рыцарь, - разбойник оглянулся на лес ещё раз, коротко, и вскинул лук. Острие стрелы на удар сердца замерло, указывая в ноги Ричарду.
- Не торопись возвращаться, - проворчал Ричард, понимая, что сейчас его просто обездвижут выстрелом в колено. Дьяволова привычка дерзить и переговариваться, свойственная, чего уж греха таить, всей его семье. Даже Эмма - и та никогда не умела промолчать. За что и была бита неоднократно. Но даже сидение в холодном, промозглом погребе не унимало ее. Впрочем, разве сам он умел то, чего требовал от сестры?
Слова, кажется, действительно оказались лишними. Хлопнула тетива, и в кольчужный чулок Ричарда ударила на удивление точно нацеленная стрела. Возможно, лесные братья и в самом деле могли бить лису в глаз, не портя красивой зимней шкурки. И почти сразу разбойник взвыл, хватаясь за пробитое предплечье. Он всё равно попытался развернуться и натянуть тетиву снова, но вторая стрела, пущенная из леса, с ясно слышимым хрустом вошла в локоть второй руки, и лук упал в снег. Стрелка всё так же не было видно, а стрелы всё продолжали лететь, быстро и ровно, на таком расстоянии - по прямой линии вместо обычно дуги. Снова рука, бедро, колено, и только потом, когда разбойник уже с мучительным хрипом смог приподняться, последний тёмный росчерк пробил ему лоб.
Ричард, рухнувший в снег, вычислить стрелка и не пытался - слишком больно было. Кольчужка шоссов врезалась в колено, которое немедленно принялось отекать. По-хорошему, нужно было быстро снять доспех, но...
"Pater noster, qui es in caelis, sanctificētur nomen tuum... Вставай, гнусный лентяй, отдыхать и молиться будешь потом". Через боль, по ярду, цепляясь за телегу, но ему удалось встать. Тяжело опершись на телегу, он принялся озирать окрестности, гадая: помощь ли то пришла к нему внезапно, провидением, новая ли опасность.
Прошло ещё несколько секунд, пока в лесу что-то шевельнулось. Давешний лучник на ходу казался ещё более высоким и каким-то несуразным. Голенастым, как цапля - да и в остальном походил он на мрачную птицу: и тем, как наклонил голову, с невнятным ворчанием рассматривая что-то в ладони, и тем, как нескладно шагал по глубокому снегу, высоко поднимая длинные ноги.
Но по-настоящему внимание привлекал его лук, который валлиец небрежно, словно простую палку, нёс подмышкой. Монструозное оружие, огромное, бугристое, с выдававшимися вперёд роговыми накладками, напоминало скорее не о ровных клиньях Креси и Азенкура, а о легендах времён походов Чёрного Принца на Францию. При взгляде на него не хотелось смеяться над байками о том, как английские эллекин на спор пробивали стрелами крепостные ворота - насквозь. Или шили навылет миланскую броню через нагрудник и кольчугу. Подойдя на десяток шагов, не обращая никакого внимания на тело невезучего разбойника, лучник остановился и подбросил на ладони несколько монеток.
- Дуроки. И нищее притом, - помедлив, он дружелюбно улыбнулся Ричарду. - О то, господин, точно золото нету?
- Да есть, конечно, - неожиданно для себя признался Ричард, улыбаясь в ответ, - немного. Доставать только неприлично будет... Да и холодно.
- Это верно, холодно, как у Блодьювид в сердце, - согласился тот, спрятал монеты и присел рядом с телом разбойника. - Ну ты глупый. Шутил про лук, и получил лук. И нозад смотреть нужно. Но стрелы свои я у тебя возьму. Они, не ты, денег стоят.
- Глупый. Очень.
Тяжелый вздох подчеркнул искренность слов. Ричард, пересиливая себя, через боль, выпрямился и похромал к лошади.
- Но вам я бесконечно благодарен, - воистину, сегодня был день неожиданностей, - вечный должник ваш.
Сзади раздался треск ткани: видимо, лучник резал одежду - и тело - чтобы легче было доставать стрелы.
- Не слишком. Господин впереди ехал - удобно. Хорошо вышло.
С третьей попытки, сопровождаемой отборной руганью сквозь зубы, Ричард, все же, взгромоздился в седло. С глупостью и беспечностью, на которую совершенно справедливо указал ему валлиец, нельзя было не согласиться. Равно, как и с тем, что иногда стоит попридержать язык за зубами. Но, черт побери, как это было сложно! И стоило признать, что сегодня Кларисса вполне могла остаться вдовой. Вот уж кто обрадовался бы... Хотя, может статься, что глупая курица еще и скорбеть бы вздумала. Впрочем, неблагодарным быть тоже не следовало, а потому Ричард улыбнулся и предложил:
- Я держу путь в Лондон. Быть может, не откажетесь составить компанию?
- Отчего бы нет? Мы ведь не знокомы. Айрон ап Рис я кличусь. И - случай! - тоже в Лондон. Говорят, турнир там, стрелять хочу. Если человек, что звал, не велит ещё куда двинуться. За что плотят, в то место и иду. Если же нет, - лучник усмехнулся, - то кому не по душе королевские соверены?
Выпрямившись, он издал переливчатый свист, на который откликнулось тонкое ржание. Спустя короткое время на дорогу рысью выбежала красивая серая кобыла, подошла к валлийцу и ткнулась мордой ему в грудь.
- Ричард Фицалан. И тоже на турнир. - Ричард грустно вздохнул. Королевские соверены были заманчивы, спору нет, но с опухшим коленом рассчитывать на них не приходилось. За неделю нужно было привести ногу в порядок, восстановить подвижность. А значит, придется тратиться на лекаря. Но и возвращаться в поместье впустую нельзя было. Для поисков сестры деньги тоже требовались.
- О! Мечник? Копьё? - валлиец ловко скинул с лука тетиву и начал аккуратно, но быстро заматывать оружие в тряпки. - Никогда не понимал их, нет.
- Меч. Слишком близко к телу, на ваш вкус?
Этот вопрос, сопровождаемый рассеянной, грустной улыбкой, волновал и его самого. Лук отчего-то считался оружием черни, хотя дворянских детей и заставляли с ним упражняться. Да и король издал указ о том, чтобы каждый рыцарь два раза в неделю стрелял из лука. Как правитель собирался контролировать сие - в указе описано не было. Сам Ричард на охоте предпочитал арбалет. Но меч, без сомнения, благородное оружие, все же, был опасен. Даже на трунире могли покалечить, а то и убить. Стрельба по мишеням, конечно, была чище. Но и прибыль от нее - ощутимо меньше.
- Слишком близко - да! - валлиец взгромоздился на терпеливо стоявшую лошадь и подобрал поводья. - Честное оружие. Хорошее для битвы. А для розной драки лук предпочту.
Ричард кивнул, соглашаясь со словами Айрона ап Риса. И тронул с места. Пожалуй, стоило поразмыслить о произошедшем, но чертова нога мешала это делать так, будто он думал коленом. А потому Фицалан просто молчал - и ни о чем не думал всю дорогу до Лондона.

Гарольд Брайнс, торговец.

1 января 1535 г. Билберри. "Зеленый Грифон"
Вторник. Убывающий полумесяц.

Спал Гарольд как убитый, проснувшись он не помнил ни того, что ему приснилось, ни вообще, где он находился. Влажные, прилипшие к лицу, волосы немного раздражали, в голове слегка гудело. Он со стоном встал, опираясь о холодную стену, осмотрел пустую комнату. Ноги приятно затекли, торговец заснул прямо в сапогах. Он не спеша, по дороге заправляя помятую рубашку в штаны, вышел из комнаты.
Таверна была пуста. Лишь Тоннер все также стоял за стойкой, точно и не уходил спать вовсе, разговаривая с высоким, светловолосым и худощавым мужчиной в темно-синем плаще. Когда последний повернулся и осмотрел торговца пристальным взглядом льдисто-голубых глаз, стало ясно, что это местный констебль - у ворота плащ держала точно такая же брошь-роза, как и у Клайвелла.
- Значит, говорите, - говорил сочувствующим голосом Тоннер, - разбойника этого не отловить никак, мистер Фостер?
Замечание Фостера, высказанное низким, густым басом, было явно не для ушей дам, которых, впрочем, в таверне и не было.
- Доброе утро. - Гарольд со смаком зевнул. Констебль тут был не к добру, особенно, учитывая копию пентаграммы за пазухой у торговца. Гарольд устало, даже измученно вздохнул, приключений ему хватило ещё вчера. Бегло осмотрев законника, и нарочно задержав взгляд на броши, он добавил.
- Моё почтение, констебль.
- Доброе утро, - любезно поздоровался законник, приветливо улыбаясь торговцу. - Как вы себя чувствуете?
- Сносно, вполне сносно, благодарю. - Гарольд упёрся локтями о крепкую дубовую стойку. Зимние, едва тёплые лучи, были косыми гвоздями вбиты в скрипучий пол трактира. Редкие пылинки мерцали, влетая в светло-золотистые потоки, и уже через пару неторопливых секунд исчезали в бесконечно большем пространстве зала. На окнах виднелась изморозь, посетители ещё не растопили её своим теплом. В воздухе совсем не чувствовалось вони и суматохи вчерашнего дня, он бодрил своей прохладой. Гарольд косо улыбнулся, щурясь от света.
- Не так часто в тавернах проветривают. - Он вдохнул полной грудью, боль в ребре всё ещё ощущалась. - Вы не зря берёте свои деньги, господин Тоннер.
- "Грифон" славится своим уютом, - кивнул краснолюд, - завтракать изволите, господин?
- Сносно - это лучше всего, - тем временем согласился констебль, снова улыбаясь и поворачиваясь к Гарольду. - Мастер Тоннер сказал, на вас змея огромная напала, так я хочу попросить вас в точности припомнить, что, как и где было, будьте любезны. Надо бы в Орден сообщить, да понять, на чьей территории змея - моей или мистера Клайвелла. Чья управа, так сказать, платить будет.
Улыбка не исчезла с лица торговца, ему очень давно не было так легко и свободно. Только сейчас в голову пришла мысль, что он мог и не выжить: не вдохнуть колюче-холодного утреннего воздуха, не пощупать тугую кожу перчаток, не сказать ни слова. Задумавшись, Гарольд чуть не прослушал констебля. На мгновение показалось, что он забыл, как говорить.
- Да. - Торговец осторожно вдохнул. - Знаете, в такие моменты. - Он отдёрнул себя, не за болтовнёй тащился сюда по морозу законник. - Змея напала на нас в четырёх часах от Билберри, прямо на дороге. Господин Тоннер, у вас не найдётся немного поссета? Извините. Так вот, лошадь не захотела ехать дальше, пришлось мне спешиться и пойти проверить.
- Лошадь заартачилась, говорите? - Задумчиво протянул Фостер, наблюдая, как ловко Тоннер протирает глиняную кружку. Расторопная Пэнси, живо принесшая поссет, ласково улыбнулась Гарольду и кокетливо - констеблю, получив в ответ от последнего добрую усмешку.
Гарольд ответил служанке доброжелательной улыбкой.
- Да, да так, что ни шагу вперёд. Уши прижала и стоит. Ну, обходить лесом мне, конечно, не захотелось. Вытащил я меч и пошел вперёд проверить, подумал, что мелочь какая. И тут выползает эта тварь, толщиной с дубовый ствол. - Вчерашний день казался давним сном, случайно всплыл в памяти.
- Я медленно попятился, а она меня хвостом и приложила, аж в сугроб отлетел. Мой товарищ бросился мне на помощь. Смелый мужик, надо заметить. В конце концов, мы смогли укрыться в лесу, немного поплутали и вышли на наших лошадей.
- Хорошая лошадка, должно быть, - с видом знатока покивал головой Фостер, - давно ищу себе, знаете ли, такую...умненькую. Пожалуй, стоит взглянуть на нее.
Конюшня у Тоннера также прямо-таки изумляла чистотой. Педантичность и одержимость краснолюда в этом вопросе доходила до крайности - даже солома была сметана в аккуратные стожки, а на полу не валялось ни соринки. Искра стояла в крайнем стойле. При виде констебля она было всхрапнула, но позволила себя погладить. В следующие несколько минут Фостер только что не целовался с ней. Он смотрел ей в зубы, дул в нос, задирал ноги и осматривал копыта, заглядывал в уши.
- Хорошая лошадка, - повторил он, оттягивая левое ухо на себя, - только орденская.
За внутренней складкой уха ярко синела наколка вайдой - меч, охваченный пламенем.
- Да? - Гарольд искренне удивился. Он подошел к лошади и провёл большим пальцем по печати, проверяя не нарисована ли она сегодня ночью. - Я признаться и не знал, что она боевая. - Торговец говорил задумчиво. - Выходит, купил за пол цены. - Он не знал, грозит ли ему что-то. Врать констеблю, однозначно, смысла не было. - Её забыли в конюшне, и я выкупил её буквально пару дней назад.
- А нам даже купчая не поможет, да, красавица? - Ласково пропел Фостер, наглаживая Искру по шее. - Собственность Ордена, и тавро имеется. Но вы не беспокойтесь, михаилиты выкупают своих лошадок. После Реформации они часто стали попадаться, уж больно много ренегатов. Решит иной мракоборец, что хватит с него службы во славу Света. И подается в бега. А капитул его возьми и отлучи. И письма по управам, что такой-то лишен защиты Ордена и привилегий. И вешают их, как воров и разбойников, потому как пускаются во все тяжкие. По тавернам пьют да до смерти дерутся. А лошадок Ордену предписывается возвращать, особые они. Это вы удачно сюда заехали, господин, и мне премия от михаилитов будет, да и вам деньги вернутся. Но подождать придется. Тюрьмы у нас тут нет, уж не обессудьте, в Бермондси отправляем. Придется покуда в "Грифоне" пожить. Ну да из Билберри не сбежать-то.
Произнося эту речь Фостер ни на чуть не изменил приветливое выражение лица, не перестал улыбаться и вообще выглядел так, будто безгранично доверяет словам Гарольда. Лишь на последних словах его глаза блеснули хищным, желтоватым огнем, как у пустельги, с которой сняли клобук. Да и сам констебль стал похож на хищную птицу - гладкую и холеную.
У Гарольда резко кольнуло в затылке, во рту почувствовался привкус гнилого мяса. В конюшне стало мучительно душно, констебль с колючей стернёй на голове и двумя светящимися голубым точками вместо глаз, прокалывал его хищным взглядом. Сколько проблем, сколько проблем принёс этот выбритый брусок. Гарольд взглянул на Искру. В лучшем случае, он просто потеряет лошадь, а ведь она ему приглянулась. Ну да и чёрт с ней, его так могут и повесить, вот в чём проблема. Боже, спастись от этого змея, чтобы теперь быть обвинённым в конокрадстве и повешенным. Торговцу стало тошно и обидно, нахлынули усталость и боль вчерашнего вечера. Он еле выдавил из себя слова.
- Хорошо, если вы не против, я пойду прилягу.

С Ричардом и Спектром

Впрочем, полежать и погоревать о коварстве фатума ему не дали.В комнату постучалась Пэнси, участливым голосом осведомившаяся, не желает ли господин послушать нового менестреля. Видимо, о непростой лошади Гарольда знала уже вся таверна, потому что девушка грустно улыбнулась и погладила купца по плечу.
- Все наладится, - пообещала она уже на пороге, - не гоже в комнате сидеть, так и жизнь мимо пройдет.
Дверь за ней захлопнулась, оставив торговца в сырой полумгле.
Гарольд лениво перевернулся на спину, мучаясь от невозможности заснуть. Тёмный квадрат потолка нависал над ним, закрывая от неба. Влажные стены четырьмя штакетами были вкопаны в сырой пол. Казалось, движение - это что-то неестественное, что-то лишнее. Часть лица, куда попал уродующий его яд, занемела, щетина неприятно кололась. Он не мог даже начать искать храм, будто сама судьба встала на пути, отхлёстывая пощёчину за пощёчиной. Гарольд представил, что будет, если его отошлют в Бермондси, как он опять будет без дела сидеть в камере, теряя драгоценные дни. В прочем, сейчас он занимался примерно тем же. Торговец заставил себя сесть. Была возможность заглянуть в церковь и, может быть, краем глаза взглянуть на клинок. Для безделья возможность могла ещё появиться, констебль в любую минуту мог выслать его.

Церковь была неприветливой. Мрачной. В ней пахло тленом и запустением, тени, причудливо колыхались в углах, копошились древними чудовищами, смотрели на Гарольда огоньками свечей. Алтарный покров, старый и обветшалый, любовно обнимал алтарь, вился потрепанными кистями по узорам на сером камне. Христос с распятия смотрел на эту картину злобно и укоризненно, будто не одобряя кинжала, лежащего на алтарном камне. Клинок был простым - и одновременно очень дорогим. Это было видно и по темной рукояти, окованной серебром, и по гладкому, без заковов, лезвию.
Гарольд мрачно взглянул в глаза распятому Богу, потом медленно перевёл взгляд на кинжал. Тот проминал под собой пространство храма, почти прокалывая его. Все тени смотрели на артефакт, их взгляды трепетали каждый раз, когда кто-то открывал двери, впуская холод. Гарольд совершил все полагающиеся обряды, чтобы не обращать на себя внимания. В голове бурей крутились мысли. Надо было прийти ночью, после отъезда михаилита, лишь бы он не остался надолго, выкрасть кинжал и спрятать неподалёку. Через пару дней спокойно поехать дальше. Местным до кинжала дела не было, главное, чтобы констебль не задержал. Уже собираясь уходить, он взглянул на алтарь, на мгновение всё дрогнуло, десятки огоньков уставились на Гарольда ожидая, что он будет делать, уйдёт ли не раскаявшись или искренне попросит Господа о милости, как он это делал всегда? Торговец, постояв мгновение, повернулся и неуверенно зашагал к выходу. Он поступал неправильно, думая украсть кинжал, но не завладеть им он не мог. Ему нравилась магия, его тянуло к запрещённому - к гримуарам, к артефакту. Сейчас Всевышний не был покровителем, он угрозой и карой нависал над торговцем. Гарольд, не находя выхода, пытался просто отогнать мучительные мысли. Он не шел против, он просто молчал. У самых дверей торговец ещё раз повернулся и взглянул на распятие. Бог сердито смотрел на него. У Гарольда от страха задрожали руки, он рывком вырвался из храма на мороз.

Улица встретила его ярким светом и шумом толпы. Здесь, как и в других городах, устраивали традиционную зимнюю ярмарку, но даже и она была странной, как и все в Билберри. Приезжих торговцев было совсем мало, но зато товары Беарна Крессла занимали целых два прилавка и, видит Бог, их никто бы не назвал приятными. Прогуливающиеся парочки испуганно шарахнулись в сторону от вылетевшего из храма Гарольда. Зато им, кажется, заинтересовалась чуть полноватая смуглая брюнетка в ярко-голубой шубке. В ушах женщины мерцали аквамарины, осанка ее была гордой, а глаза - голубыми, каким бывает летнее безоблачное небо. И она совершенно определенно была с теми дворянами в таверне, в день приезда Гарольда в городок.
- Вы ли это? - Она подбежала к Гарольду стремительно, сияя радостной улыбкой. - Вас ли я вижу?
Гарольд потёр глаза, рука ещё немного дрожала. Он пытался успокоиться, ни в коем случаи нельзя было привлекать к себе лишнее внимание. Торговец нехотя обернулся: храм нависал над ним, готовый вот-вот обрушиться и похоронить под своими обломками, что-то хотело вылететь из дверей и кинуться на него, тень здания медленно тянулась к его ногам. Коричневые силуэты прохожих, на мгновение остановившиеся, теперь продолжили ходить туда-сюда. Надо было вернуться в комнату, к печати. На мгновение, что-то отвлекло Гарольда.
- Что? - Он повернулся к незнакомой женщине.
- Вы ли это? - Повторила девушка с заметным испанским акцентом.
Фигура женщины выделялась: смугловатая кожа контрастировала со снегом, синева шубки бросалась в глаза. Гарольд вспомнил её во вчерашней компании дворян. Надо было бежать от храма, но получилось бы слишком много шума, оставалось только побыстрее закончить разговор и вежливо откланяться.
- Извините, вы, наверное, меня с кем-то спутали.
- Отнюдь, señor, ведь это вы сражались с огромной змеей? О, это так... героически!
Молодая женщина заметно волновалась. Она восторженно заламывала руки и смотрела на торговца большими, полными безмолвного обожания, глазами.
Гарольд удивлённо, с лёгким любопытством уставился на девушку. Как оказалось, не много надо, что бы впечатлить испанку. Стоило взять эту историю на вооружение, и в каждой таверне рассказывать об огромном змее, разве, что поменять себя местами с Вальтером.
- Я бы не назвал это героизмом. - Торговец слегка, но искренне улыбнулся. - Герои редко валяются в сугробах, и ещё реже улепётывают через лес.
- Истинный героизм не в подвиге, а в силе духа! - девушка уцепилась за рукав торговца, с пылом, который можно было бы счесть неприличным, - проводите меня, señor, я хочу послушать о змее, и о том, откуда у вас эти мужественные шрамы, и почему и зачем вы прибыли в этот городок!
Бархатное тепло женщины манило, и торговец позволил себя увлечь."Чёрт, что-то тут не так, тут есть подвох, меня обманывают. Ко мне и до этого не проявляли такого интереса, а с разодранным лицом так и вовсе должны шарахаться". Гарольд, как бы не хотел, не мог заставить себя отстраниться от опьяняющего тепла.
- Señora, я как раз собирался перекусить, не хотите позавтракать со мной? "О, Гарольд, ты думаешь не тем местом" - Да и холодно на улице, не дело вам замерзать, какие бы интересные истории я не рассказывал.
- К сожалению, - девушка покосилась в сторону городских ворот, - меня сейчас ждут домой. Но... быть может, вы согласитесь посетить меня за ужином? Я живу в поместье Грейстоков, это за мостом, и за рощей. Недалеко.
- Может быть. - Гарольд не совсем понял испанку. Сначала она чуть ли не бросилась на него, теперь отказалась от завтрака. Да и весь город был каким-то странным, что-то витало в воздухе. Во многих жителях, а в первую очередь в Тоннере, не чувствовалось забитости и боязливости. Если подумать, Гарольда оставили ночевать в комнате, где недавно призывали демона, да в любом другом месте трактирщик спалил бы всю таверну вместе с печатью, а атам выбросил бы в море или уговорил михаилита забрать бесовской инструмент. Торговец неосознанно замедлили шаг. " Мать моя женщина, да они же положили проклятый клинок на алтарь!"
- Ах, - девушка споткнулась, не успев подстроиться под шаг торговца, - разве так отвечают даме? "Может быть"?
Она прильнула к руке Гарольда и лукаво погрозила пальцем.
Голос девушки и новый прилив тепла вырвали Гарольда из задумчивости.
- Да. - Она ужасно мило грозила ему пальчиком. Он не знал Грейстоков, и далеко не факт, что они были бы ему рады. Торговец скользнул взглядом по девушке. Но гостем он, видимо, всё-таки был очень даже желанным.
- Вы, безусловно, правы, я обязательно загляну.

- Gracias, señor, - девушка захлопала в ладоши, не потрудившись сдержать эмоции, - я так рада! Меня зовут Айме, Айме Рамирес. Так и спросите. Я буду ждать вас.
С этими словами она чмокнула Гарольда в щеку, не смущаясь и не брезгуя шрамов, и убежала в сторону коновязи. В толпе еще долго мелькала синяя шубка и, наконец, исчезла и она.
Гарольд провёл указательным и среднем пальцами по щеке. Серые небеса выгнулись над городом тяжёлой дугой, удерживая промокшие тучи. Торговец остался один на промёрзшей и истоптанной улице, холод тысячей маленьких змей проник под одежду и кожу. Груз проблем обрушился на него, чуть не сломав под собой, как прогнившую деревянную доску, и только тёплый огонёк восторга, ожидания и предчувствия плясал в груди, почти потухая и снова вспыхивая.
Пока Гарольд смотрел вслед Айме, сзади, неслышно и легко, словно тень, подошёл Вальтер.
- А ты неплохо устроился, друг. Первое утро, а уже такие знакомства. Высоко летаешь.
Северянин выглядел отдохнувшим и вполне довольным жизнью.
Гарольд, оторвавшись от горизонта, приветливо улыбнулся Вальтеру.
- Казалось бы, какая-то там змея, а такие выгоды. Впрочем, - он нарочито внимательно пригляделся к довольному лицу северянина, - вижу, ты тоже времени впустую не тратишь.
- И не говори! Отлично выспался, а завтрак у Рыжей едва ли хуже тоннеровского будет. Конечно, победнее, зато обильно, - Вальтер довольно похлопал себя по животу. - Всегда советую останавливаться именно вот так. Ещё и дешевле выходит. А с этой - ты смотри, выгоды, или не особенно. Как ни крути, а метресса баронского сынка. Как бы не обиделся.
Гарольд об этом и не подумал, с другой стороны, вряд ли девушка бы позвала любовника в дом реального ухажёра.
- Кстати. - Ему сразу показалось странным вольное поведение Вальтера они не так уж и далеко уехали от Бермондси, а швед, ничуть не боясь возмездия Марико, открыто гулял по бабам. Торговец отдёрнул себя, хоть северянин и был открыт для разговора, о таком было спрашивать не время. Когда-нибудь у них зайдёт разговор о женщинах в куда более тёплой атмосфере.
- Тебе не показался странным трактирщик? - Гарольд перевёл беседу в другие русла. Ему надо было с кем-то посоветоваться, а с Вальтером они, как ни погляди, были в одной лодке.
- Не считая цены, которую он заломил за то, чтобы избавиться от довольно опасной штуки? - уточнил Вальтер. - Ну, что тут скажешь. Наш трактирщик явно понимал, что продаёт, и как с ним обращаться. Помнишь, как показывал? Не каждый про такое знает, но, с другой стороны... это тракт. Думаю, нахвататься чего-то тут, чего-то там он вполне мог. Я бы подумал ещё, что он просто боится, но нет, страха там тоже не было.
Гарольд мыслил вслух.
- Мне кажется, большинство просто выбросили бы атам, а тут и чехол вязаный нашёлся, и хранил он его совершенно открыто. - Торговец почти перешел на шепот. - Да и комнату он не убрал, так всё и оставил. Совершенно не скрывает, что у него в каморке призывали Сатану, а это вообще-то не лучшая реклама трактира, как по мне.
- Чехол может быть ещё менестреля, - отмахнулся северянин. - Такие вещи, я скажу, просто так за поясом не таскают, и не выбрасывают тоже. Да и реклама, как ни крути, хорошая. Ну, вызывали кого, так вызванное вон, на алтаре лежит, в красивом таком кинжальчике, любой желающий посмотреть может. Так что, может, чего там и было, да не осталось. А какие слухи в трактир больше людей привлекут - так это ещё посмотреть надо, про кухню, или вот про такие дела, да ещё на михаилитов перемноженные. Конечно, уж слишком спокойно Тоннер со всем этим обращается, но... не знаю, а гадать, вроде бы, резона нету. Разве что, - Вальтер внимательнее посмотрел на Гарольда, - скажи мне лучше, зачем тебе-то чужой атам, да ещё такой?
"Грязь с сапы счищать, блин."
- Я интересуюсь магией, Вальтер, всей. - Гарольд был немного удивлён, что северянин не в курсе чем ему платили за задание. Скрывать смысла не было, он рано или поздно узнал бы, да и мало чем всё могло закончиться.
Швед задумчиво потёр подбородок, потом кивнул.
- Что ж, если так, то, конечно, тебе виднее. Стальной, непонятно откуда взявшийся атам, да ещё с мехом на нём... но я, - он развёл руками, - не знаток, вовсе нет. Так, чего в дороге услышать доведётся. Не думал даже, что их вот так запросто в руки берут, как простую ветку, удивился ещё тогда. Теперь понятнее.
"По-моему, стоило выкупить атам, только ради одного того прикосновения, - торговцу вспомнился волнующий сердце образ. - Впрочем, с кинжалом в храме надо бы поосторожней."
Он искренне улыбнулся реакции спутника.
- Не лучшее место для таких разговоров, но если у тебя будет желание, я бы с удовольствием послушал, что ты знаешь. В пути, когда некому будет подслушать.

с Ричардом и Леокатой


Выйдя из уютной и тёплой таверны Гарольд полной грудью вдохнул ледяной зимний воздух. Он вполне успевал к ужину, поэтому почти прогуливался по городку. Снег сухо скрипел под вычищенными кожаными сапогами. У торговца впервые за день было время спокойно подумать в тишине. На улицах городка встречались редкие, казалось, случайно заплутавшие, прохожие. Городок, в приципе, ничем, кроме людей и нравов, не отличался. Такое отношение к некромантии и ритуалам было очень необычным. Тоннер рассказывал о призыве демона у него в каморке, словно о появлении вредителя, для борьбы с которым пришлось вызывать мастера. Странное место, странное. Открыто продавать атам, а ведь некромантия строго запрещена. В Бермондси бы за такое посадили, взять хотя бы старика Ролло. Кстати, о старике. Если где и могли бы проводить целые мессы, поклоняясь древним богам, то именно здесь. Торговец ускорил шаг. Такая идея не лишена смысла, а если в этом замешано большинство авторитетных горожан, то и констебль ничего не сможет сделать. Он добрался до моста. И зачем особо скрывать, если всем и так ясно, что творится в городе. Скорее всего вовлечены многие крупные семьи, иначе такого не организовать. Тоннер, возможно, играет не малую роль, слишком уж он осведомлён об атаме. Гарольд быстрым шагом прошел рощу. Но совершенно очевидно, что всё это не может происходить без молчаливого согласия, а, скорее всего, и участия, одной из важнейших семей в городе - Грейстоков.

К поместью, старинному особняку темного, почти черного камня о четырех этажах, с небольшими башенками, вела широкая подъездная дорога, обсаженная живой изгородью, сейчас заснеженной, кусты ее напоминали диковинных чудовищ. На входе стояли высокие кованые ворота из чугунной решетки. Внутренняя дорожка, усаженная высокими тисами, вела мимо белоснежного фонтана, закрытого плотной тканью на зиму. Ни огонька не светилось в огромных окнах, украшенных витражами. Приближаясь к дому по аллее, Гарольд первым делом наткнулся на его угловую часть. Казалось, дом, прекрасно сознавал, что гостя следует принимать лицом к лицу, в самый последний момент не удержался и, повернувшись к нему боком, уставился окнами фасада на олений парк и лесистые холмы за ним. Торговца встречали не радушные объятия, а жесткое плечо хозяина. Между первым и вторым выступами стены располагалась массивная двустворчатая дверь, к которой вел широкий ряд ступеней. По бокам крыльца на низких пьедесталах стояли две огромные кошки, вырезанные из какого-то темного гладкого камня. Работа была выполнена мастерски, вплоть до изображения отдельных шерстинок, отчего кошки казались совершенно живыми, замершими в дрёме.
Казалось, возле особняка было вдвое холоднее, чем в городе, Гарольд слегка вздрогнул. Было нелегко поверить, что за этими холодными стенами его ждёт горячая испанка. Скорее всего, с торговцем хотел поговорить глава дома, спросить: какого черта он забыл в их городе? Хотя, видит Бог. Торговец улыбнулся. Допустим, бог. Он бы предпочёл испанку. Гарольд постучал в дверь.
Дверь распахнула сама Айме, одетая вопреки ожиданию не в платье, а в ярко-красный теплый халат. Но глаза ее были густо подведены и от нее пряно пахло сандалом.
- Рада, что ты здесь, - прошептала она, прижимаясь к Гарольду всем телом и осторожно кусая его за мочку, - идем. Ужинать... после.
Что-то тут было не так, слишком уж хорошо всё шло. Такое с торговцем случалось не часто, но он скорее ещё раз бросился бы на змея, чем сейчас развернулся. Чувство тревоги росло: странно безжизненным был особняк, очень уж навязчивой оказалась симпатичная иберийка. Торговец оказался не в силах противостоять очарованию красивой девушки и молча последовал за ней, влекомый в глублину полутемного особняка.
- Я отпустила слуг, - Айме говорила тихо и медленно, не в такт быстрым шагам, - и нам никто не помешает.
Голосок девушки тёплым ручейком бился в стенах холодного особняка. Гарольду уже было не до осторожностей, он сделал над собой усилие, чтобы не наброситься на испанку прямо в коридоре.
Взгляд торговца суетливо метался по богатому убранству холла, серебряным подсвечникам, портретам на лестнице. Комната Айме была в башенке и напоминала скорее шатер восточного властелина. Широкое ложе с богато украшенным балдахином было сплошь завалено яркими подушками. Ноги по щиколотку утопали в ковре. На низеньком резном столике стояли фрукты и сладости, в кубках алело вино. Айме подвела Гарольда к ложу и толкнула так, что он провалился в мягкие подушки.
Торговец слегка приподнялся на локтях, ощупывая взглядом красный халат девушку. Мягкие подушки обволакивали уставшее и ещё побаливающее тело. В комнате было прохладно, от чего изгибы мягкого халата испанки, казались ещё более плавными и влекуще тёплыми. Торговец медленно, по-кошачьи довольно обвёл взглядом талию, прикрытую халатом шею, поднялся к алым, слегка приоткрытым губам, остановился на глубоких карих глазах.
Девушка щелкнула пальцами вскинутой в танцевальном жесте руки и откуда-то сверху полилась тихая, волшебная музыка. Халат полетел на пол, а Айме осталась в короткой безрукавке, расшитой яркими блестками, едва прикрывающей грудь и полупрозрачных штанах, прихваченных у щиколотки браслетами с бубенчиками. И было совершенно очевидно, что под этой одеждой на ней нет ничего. Девушка подняла руки вверх и закрыла глаза. Первыми ударили барабаны. Медленно, гулко отдаваясь в сердце. Затем вступила флейта - словно песня ветра, легкая и свободная, она проникала в самое сердце и, кажется, отталкивала Айме в сторону. руки ее поднимались в плавном скольжении. Бедра раскачивались, их изгибы угадывались под тонкими одеждами. Она плыла, скользила над ковром, устилавшим пол шатра. Она была кораблем, а ковер - морем. Ветер наполнял паруса и девушка изгибалась так, словно сама была парусом, словно плыла по бескрайней синей глади. Казалось она вросла в музыку, то порхая бабочкой под трель флейты, то ударяя пятками. Со звоном разлетались бубенчики. Длинные волосы струились по спине, плечам плотным каскадом темного шелка. А затем вдруг стало тихо и Айме, резко остановившись, медленно подошла к Гарольду.
Гарольд поднялся с кровати, его левая рука потянулась к талии девушки и ниже, правая змеёй заползла ей за спину. Маленькая и хрупкая, казалось он мог сломать её одним неосторожным движением. Едва прикрытая грудь вздымалась вверх, прозрачные ткани почти не скрывали бархатной, разогретой кожи. Ее руки будто полыхали огнем и обжигали сквозь ткань одежды. Айме словно разворачивала дорогой сверток, снимая с него покров за покровом. И не переставала целовать торговца, то сминая губы, то ласково покусывая их, и как-то незаметно переместилась по щеке к шее. Острая, пронизывающая до глубины души боль охватила Гарольда. Но она постепенно угасала, нега и сладкая истома сменили ее.
- Сука! - Гарольд задержал дыхание, приложил правую руку к щеке твари и выпустил всё пламя, что мог. Он постарался направить огонь так, чтобы меньше обжечь себя. Одновременно торговец попробовал скинуть с себя вампира и прыгнуть к поясу.
Айме держала его крепко и любовно, поглаживая. Рука игриво блуждала по телу Гарольда, спускаясь все ниже и ниже. Огонь, казалось, не причинил ей особого вреда и очень скоро торговец почувствовал, как самая суть его, искра жизни перетекает в девушку, связывает его с ней.
Безумный ужас пробежал по телу Гарольда: он умирал. Торговец не мог найти выхода, чертова выхода просто не было. Он собрался с силами, пытаясь сохранить ясность блекнущего сознания
"Хорошо, хоть не в агонии". Осталось только попытаться сохранить тень достоинства, Гарольд потянулся рукой к заднице Айме. Едва почувствовав мягкое тепло, он провалился в беспамятство.

Со Спектром и Ричардом

Гарольд проснулся в полумраке той же комнаты, всё тело пульсировало, не было сил даже поднять руку. На потолке и стене застыли блеклые разноцветные формы, пущенные витражом. Гарольд с трудом повернул голову к их источнику, за окном виднелась уродливая улыбка полумесяца. Торговец присмотрелся: на витраже был изображен Уриил, он величественно смотрел сверху вниз на измученного Гарольда, в улыбке архангела проступала толика яда.
- Мм... - Почему он ещё жив, и жив ли вовсе? Гарольд жутко замёрз, казалось ему никогда в жизни не было так холодно. Пересохшие губы было больно облизывать, горло горело от жажды. Надо было подняться и поискать оружие. Торговец сделал несколько отчаянных попыток оторваться от мягких подушек, но не смог. Полежав несколько минут, он взглядом нашел кубок с вином. Гарольд с трудом поднялся, вслушиваясь в скрип собственных костей.
- Что за херня? - Дотянувшись, он осушил по очереди оба кубка. Пожар в глотке немного утих. Ни одежды, ни оружия в комнате не было, ему едва хватило сил, чтобы встать, сейчас о побеге не могло идти и речи. Торговец устало вздохнул, взял со столика яблоко, и опираясь о стену вышел из комнаты. Надо было найти одежду, а лучше, хоть какое-то оружие.
Канделябры, с догорающими в них свечами тускло отливали серебром на темных стенах, бросая мрачные тени на пол и на Гарольда, светлыми пятнами выхватывая мрачные, надменные лица на портретах. Шаг за шагом продвигался торговец по коридору в этой мрачной полумгле, разбавляемой лишь его дыханием. Дверь, одна из многих, оставленная за спиной, со скрипом отворилась и захлопнулась, по коридору пролетел шорох, запахло сандалом.
Гарольд обречённо и устало вздохнул, затем спокойно обернулся. К его удивлению, в коридоре никого не оказалось. Холодный пот капал с его лица на пол, веки казались тяжелее огромных гранитных плит. Он никак не мог прийти в себя, мысли медленно, неуверенно плавали у него в голове, никак не желая ускоряться. Дальше оставаться в коридоре было опасно, так что торговец открыл первую попавшуюся дверь. Комната была полутемной, как и та, которую покинул Гарольд. В алькове окна стояла оттоманка с разбросанной на ней одеждой, в углу, на столе тускло отражал свет, льющийся из окна, серебряный кувшин. Рядом с ним лежало распятие, массивное, но изящного литья, на толстой цепи. Подобное украшение, пожалуй, было достойно и самого архиепископа. На стене висело пыльное зеркало в деревянной рамке.
Закрыв за собой дверь Гарольд как можно быстрее оделся. Широкие штаны, собранные книзу, чувствовались непривычно, алая рубашка не особо согревала, а мягкие туфли были жутко неудобными. Закончив, он взял в руки кувшин, покрутил его, стоило попробовать смять сосуд, сделав таким образом заточку. Зеркало тоже могло пригодиться, распятие. Гарольд запнулся. Он взял крест в руку, несколько раз подбросил.
- Серебро. - Торговец слегка пожал плечами, затем надел распятие на шею. Обмотав кувшин скатертью, Гарольд перевернул оттоманку и несколько раз ударил её боком по сосуду. Расплющив его, он попытался сделать, что-то вроде кола. Получившееся Гарольд засунул за пояс. Сняв со стены зеркало, он попытался выбить небольшой прямоугольный осколок, используя при этом скатерть, чтобы не шуметь. Закончив, он разломал раму, вооружившись её куском. За окном мелькнула быстрый, неясный силуэт, что-то проскрежетало по стеклу. Картина с пейзажем Билберри сорвалась и с грохотом упала на пол, оставив в стене дыру. Гарольд с широко раскрытыми глазами походил на взъерошенного кота, он слегка пригнулся, всматриваясь в окно. Медленно, пригнувшись, торговец вышел из комнаты. Вертя головой как безумный, он шаг за шагом продвигался по коридору, к двери, через которую чуть раньше вошел в богом забытое поместье.
Лестница, по которой Гарольд совершал восхождение туда, где чаял обрести Эдем, была погружена во тьму. Ступеньки тихо поскрипывали под ногами. Справа, гнусаво заорав, метнулась небольшая черная тень с горящими зеленью глазами. Вниз, туда, где находился холл, упала ваза с цветами. Тень появилась уже слева, проскакала по ступенькам наверх, замерла там, рассматривая торговца и что-то басовито ворча. Гарольд вздохнул.
- Ну, твою же мать, можно же было по-человечески. Бартером хоть каким-то. - Торговец изготовился приложить тварь, даже если она прыгнет за спину. Шутка немного помогла отогнать страх, надо было собраться, пара неверных движений - и он труп. Гарольд больше ориентировался на слух, движения воздуха и на надолго запомнившийся запах, чем на зрение.
- Мур-р? - Тень, казалось удивилась столь воинственному настрою торговца. Она мягко протопала по лестнице и в пятне света появилась кошка. Обычная, серая, с лихо заломленным набок ухом. Кошка посмотрела на Гарольда круглыми, зелеными глазами и фыркнув, ушла вниз.
- Ты ещё поворчи. - Гарольд ждал, он боялся идти по тёмным ступенькам, было бы лучше встретить тварь в свете. - Эх, и дня толком не прошло.
Сзади упала еще одна ваза, осколки ее покатились с веселым звоном по ступенькам. Наверху раздались шорох и разочарованный стон. Немного постояв, Гарольд понял, что дальше дело не пойдёт, он только больше уставал. Торговец медленно зашагал по ступенькам, останавливаясь после каждого шага. Спустившись вниз, он глубоко вдохнул, пытаясь уловить обманчиво нежный аромат. Двери впереди были заперты, окна выглядели прочно, да и выламывать их времени не было. Из-под одной из боковых дверей лился свет, Гарольд осторожно подошел к ней. Дверь с лёгким скрипом открылась, обдавая Гарольда тёплым светом. Наверное, это была комната прислуги. В беспорядке валялись грубые платья, чепцы и передники. Пахло домашним, кислым мылом, травами и несвежим бельем. На сундуке лежали деревянные спицы и кусок сыра с воткнутым в него ножом. В открытом проеме напротив двери, в которой стоял Гарольд, виднелась кухня. Закрыв за собой дверь, торговец отложил кусок рамы, взял в руку нож. Медленно, прислушиваясь и оглядываясь он вошел на кухню.
В кухне жарко горел камин, но огромные плиты были давно затушены. На огромном разделочном столе валялась тушка кролика. Наполовину освежеванная, она выглядела так, будто ее рвали зубами. Жадно, поспешно утоляя голод. Но самое главное - в стене у камина виднелась еще одна дверь. Она была открыта и из нее веяло морозом ночи. Смастерив на скорую руку копьё из палки и ножа, Гарольд осмотрелся в поисках более внушительного оружия. К сожалению, сразу ничего пригодного на глаза не попалось, а потом искать было уже некогда.
Айме вошла неслышно, точно и не шла она, а летела. Тихо звякнули бубенчики на щиколотках,когда брукса с ленивой грацией большой, холеной кошки возлегла на стол, опершись на руку.
- Tonto, - нежно и чуть сожалеюще произнесла она, закусывая губу, - скучно, милый. Очень скучно. Кровь сладка у героя, у умной, сильной, хитрой дичи. У того, кто пахнет мужчиной и не боится смотреть в глаза muerte señorial. А с тобой - скучно. И кровь твоя пресна, как поцелуй священника.
- Ты, если честно, меня тоже расстроила. - Не было никакой надежды, что его отпустят, оставалось побыстрее спровоцировать тварь на атаку и закончить с этой дешёвой комедией. Гарольд легонько подбросил в руке копьё. Как же он устал, за всю жизнь с ним произошло меньше, чем за эту чёртову неделю. Ещё и этому чухалу не нравится его трусливая кровь, стыдно, просто стыдно.
- Знаешь, у нас не принято так кидаться на мужчин, да и эти танцы - очень вульгарны.
Скорее всего его сейчас убьют, боже, ни с кем и никогда он не мог говорить так открыто и свободно.

с Ричардом и Леокатой

В глазах Айме появился интерес, и она провела языком по губам. Влажно блеснули тонкие острые клыки.
- Но эти вульгарные танцы, señor, вам нравились. Или я не помню эти взгляды, эти руки?
- Да тут только безумец стал бы раздумывать, - Гарольд искренне улыбнулся, его веселила эта беседа на грани смерти, - и всё же я бы предпочёл скромное платье, так, чтобы мне пришлось самому его снимать.
- И что вы хотите сделать с этим... - женщина, не обратив внимания на его замечание, осмотрела импровизированное копьё и подняла бровь. - Предметом? Неужели вонзить его в меня? Сильно, глубоко, чтобы я чувствовала каждую каплю?
Улыбка не исчезала с лица торговца.
- Ну хоть что-то то я в вас вонзить должен, а то как-то даже глупо получается.
- Чтобы не было глу-упо?.. - протянула Айме и сморщила нос, словно услышала что-то особенно гадкое. - Вы думаете, это поможет, señor? Honestamente?
Гарольд пожал плечами.
- Почему бы и не попробовать. - Он ощупал женщину взглядом. - Благо целится есть куда.
"Обидно умирать молодым, ну что поделаешь, по крайней мере последние пару дней скучными не назовёшь, с упырицей вот болтаю."
Женщина пробормотала что-то неразборчивое себе под нос и уселась, поджав под себя скрещенные ноги. Колыхнулась высокая грудь, которую не сдерживало ничего, кроме тонкой ткани. Айме тонко улыбалась одними губами.
- Почему бы и нет?
Гарольд не понял.
- Ты предлагаешь мне бросить в тебя копьём? - Он нахмурился.
- Сеньор, мне снова становится скучно, - Айме тоже нахмурилась. - Помилуйте, не я же привязала эту вещь к... это остатки метлы?
Гарольд обречённо вздохнул.
- А нормально ведь общались. - Он изо всех сил метнул копьё, сам устремился к женщине, выхватывая из-за пояса самодельную заточку и целясь под левое ребро.
Палку Айме перехватила в воздухе, так быстро, что Гарольд не смог уловить движения руки. Через долю секунды кухонный нож полетел в один угол, а древко - в другой. Зато серебряная заточка на добрую четверть длины вонзилось в её тело, под край безрукавки.
- Годится ли на что-то глупость, - женщина задумчиво наклонила голову вбок, глядя на него как птица, изучающая добычу. Голос её звучал немного сипло. - Или нет?
Гарольд отпрыгнул в угол, куда улетел нож, вытащил из-за пояса кусок зеркала. Волна отчаянья захлестнула его, но он не дал вылиться эмоциям наружу. Выхода у него действительно не было, оставалось только умереть, не обделавшись при этом как щенок. Он попытался успокоиться, с насмешкой смотря прямо в глубокие карие глаза.
- Ну, все-таки я попал.
Он не успел заметить ни того, когда Айме вытащила из груди смятый кувшин, ни того, как она подлетела вплотную к нему - быстрой тенью, слишком маленькой для женщины, и слишком крылатой тоже. Зато почувствовал, как сдавили его ладонь, дробя в ней стекло. По пальцам потекли горячие алые капли. Услышал тихий, прерывистый шёпот прямо над ухом. Горячий, заинтересованный, пахнущий свежей кровью. Возбуждённый. Ощутил касание зубов к шее.
- Бегите, señor. Pronto. Вы ведь умеете?
Гарольд рванулся в сторону двери, не позволяя панике охватить себя, он побежал как можно быстрее, работая руками, и дыша в такт. Сияющему в свете узкого полумесяца лесу не было никакого дела до бегущего человека. Снег под неудобными туфлями хрустел как обычно. Ветки точно так же пытались цепляться за одежду. Даже звенящая тишина, в общем, была обычной для такой тихой, звёздной ночи. Мир словно застыл чёрно-белой картинкой и не обращал на происходящее никакого внимания. За исключением холода. Этот вцепился в Гарольда когтями сразу, стоило выйти из дверей. Странная, восточного вида одежда не грела вовсе, а до Билберри было далеко.
Первым знаком, что о нём на самом деле не забыли, стала быстрая тень слева, словно тёмная птица беззвучно пронеслась низко над снегом. К этому времени Гарольд едва успел удалиться от поместья на полсотни шагов. Ещё через столько же он почувствовал, как что-то рвануло бедро, и та же птица исчезла среди деревьев. Раздался тихий, насмешливый клёкот.
Пересохшее горло полыхало, отвечая вспышкой острой боли на каждую попытку сглотнуть. Промокшие ноги, поначалу гудевшие, теперь и вовсе онемели. Всё тот же уродливый, изъеденный оспой месяц висел в небе, тускло освещая корявый лес. Гарольд так и не понял, был ли побег его решением или панической атакой. В любом случае, всё было очень плохо. За ним гналась смерть, и шансов спастись практически не было. Видимо, тварь решила поиграть с ним напоследок, а он сейчас послушно выполнял роль дичи. Торговец замедлился: бежать было бесполезно, а сбереженные таким образом минуты жизни прекрасными назвать было нельзя. Он, тяжело дыша, остановился. Холод пробирал до костей, давая понять, что он ещё жив. Каждый удар буйствующего сердца гудением отдавался в ушах. Гарольд, с наслаждением вдыхая колюще-ледяной воздух, сжал окровавленные кулаки. Он рукой убрал смолистые волосы с разгорячённого, потного лица. Бежать торговцу надоело: если эта сука и хотела поиграть, то как-нибудь без этой суеты. Больше всего на свете он ненавидел даже не упырицу, а ужасную, уже полностью промокшую обувь.
- Просто к чёрту. - Торговец развернулся и медленным шагом пошел обратно к поместью. Он всегда стыдился своей трусости и теперь решил побороть её, хотя бы перед смертью. В конце концов, зачем рвать себе лёгкие ей на потеху?
Он не ушёл далеко. Когда среди деревьев уже завиднелись стены и башни поместья, из-за дерева спокойно вышла Айме. Женщина хмурилась, прикусив губу, но в глазах её плясали искры интереса. Вспыхивали - и гасли, как угли под порывами ветра.
- Вам надоело бежать, señor? - она скользнула к Гарольду. - О, как твёрдо вы теперь ставите ногу... я вижу - решимость?
- Да. Кстати, ты обещала мне ужин. - Гарольд поправил манжеты рубашки. - Ты - то поела, а я голодный бегаю.
- Хм-м, - Айме перетекла за спину торговца, теплая, мягкие пальчики пробежали по его спине, - Люблю решительных мужчин. Они всегда знают, чего хочу я.
Клыки снова вонзились в шею торговца и перед тем, как потерять сознание, Гарольд услышал дробный топот в отдалении. По аллее неспешно ехал всадник.

Джеймс Клайвелл

2 января 1535 г.
среда. убывающий полумесяц

Дорога была тяжелой, унылой и весьма болезненной. Известно, второй день заживления ран - самый тяжелый. Организм, утомленный болью, еще не научился притуплять страдания, а потому каждая выбоина на неровно укатанном тракте отдавалась резью в ноге. Но, все же, Джеймс упрямо продолжал путь, изредка прикасаясь к серебряной цепи под плащом. Старший констебль... Подумать только. Звание льстило, чего уж греха таить, несмотря на слова, которыми шериф сопроводил это повышение. Впрочем, милорд Норфолк никогда не скупился на оскорбления, распекая своих подчиненных, как мальчишек. Несмотря на то, что спать хотелось просто зверски (Джеймс встал еще затемно, чтобы пораньше приехать в Билберри), настроение было радужны. И даже мысли о том, что брат-лекарь, возможно, выжил и планирует новое убийство, не могли его испортить. Дорогу, впрочем, пришлось коротать декламацией стихов, отчего немедленно вспоминалась Бруха, любившая их. Вряд ли еврейке понравились бы эти полные чувственности строки Сапфо, но отчего-то Джеймсу вспоминались именно они:

- Блаженством равен тот богам,
Кто близ тебя сидит, внимая
Твоим чарующим речам,
И видит, как в истоме тая,
Из этих уст к его устам
Летит улыбка молодая.

На вопрос о том, на кой черт молодым юристам учить стихи древнегреческой поэтессы, учитель изящной речи и манер не смог дать внятного ответа, но стихи намертво вбились в память, не желая ее покидать. Так, строчка за строчкой, Джеймс прибыл в Билберри.

Городок сразу показался ему странным. И вроде бы все было, как везде: то же небо, тот же снег, та же ярмарка. Та же, но чуть иная. На двух прилавках, к примеру, в порядке были разложены части тела различных тварей. Некоторые из них выглядели вполне как человеческие и были очень неприличны. Сам торговец, тощий и сам отчасти похожий на умертвие, улыбался неожиданно приветливо и, что интересно, его товары пользовались спросом. У одного из прилавков он заметил Хродгейра, но подходить не стал. Впрочем, гадать о том, говорит ли это о присутствии чертова торговца в городке он не пожелал тоже. Слишко любопытными были наблюдения, чтобы думать еще и о Брайнсе. На иных домах, в углу дверей, едва заметные, были нацарапаны пентакли. Не сталкивайся он каждые три дня с этим символом, может и не заметил бы. Люди были приветливы и улыбчивы, но Джеймса они провожали такими жадными, любопытными взглядами, точно Билберри стоял не на тракте и проезжий здесь был также редок, как и, ну, скажем, зеленый грифон. Таверна, видимо, названная в честь этого редкого зверя также была странной. Всего лишь после полудня, а она полным-полна. Лишь центральный столик с сияющим шаром пустует. Краснолюд-трактирщик, любезный и сбивающийся с черной речи на грамотную так естественно, что и переход не замечался, с явной охотой и удовольствием просветил Джеймса и о михаилите с госпожою лекаркой, и о изгнании демона, и о торговце тканями с отпрыском. И даже о шкоднике, коего твареборец ловил на эти самые блестящие шары. По всему выходило, что вернуться брат Фламберг должен вот-вот и вряд ли его сюда влекло старательно расхваливаемое Тоннером гостеприимство "Грифона". Скинув в снятой комнате кольчугу и вещи, Джеймс изъявил желание отужинать позднее, в общей зале и поспешил в церковь. Надо было отдать дань местной святыне - кинжалу михаилита, о котором с таким сожалением вещал краснолюд.
И церковь тоже была странной. Кресты на стенах явно регулярно снимали и вешали заново, а некоторые - еще и поворачивали, судя по характерным следам на стене. В следующие несколько минут Джеймс уподобился собаке-ищейке. Чувствуя знакомый зуд в шрамах, он ярд за ярдом обшаривал церковь, игнорируя возмущенный взгляд священника и пресекая взмахом руки попытки высказать возражения. И лишь когда он нашел завалившуюся под ножку одной из скамеек, совершенно смешавшуюся с грязным полом, причастную облатку, ясно стало все. Облатка была грязной, но все еще хранила приторный, ржавый запах крови, который констебль не спутал бы ни с чем другим. И тотчас все - и сколы на полу возле алтаря, точно между камнями вгоняли шпагу, и меловые следы на алтарном покрове, и даже ладанка с пузырьком, украшенным изображениями козла, извлеченная из-под алтаря - сложилось в единую, пусть и неутешительную картину. Здесь служили черные мессы, что было незаконным, еретическим и пахло аутодафе. Вооруженный этим знанием, Джеймс, на время забывший даже о ране, поплелся в "Грифон". К счастью, там уже освободился столик в темном углу, под лестнице. Усевшись так, чтобы можно было видеть вход, он попросил эля и принялся наблюдать.

с Леокатой

Раймон де Три и Эмма Фицалан

2 января 1535 г.
среда. убывающий полумесяц

Серый прохладный рассвет застал их на тракте. Дорога огибала заледеневшее озеро, ивы, печально нависающие над снежной гладью, петляла между холмами.
- Никогда не жалел, что меня рано призвали в Капитул, - задумчиво рассказывал Бойд, лениво озирающий окресности, - тракт становится еще интереснее, когда едешь по нему с толпой любознательных и жадных до славы юнцов. Вспомнить того же Ясеня...
За спиной путников раздался топот копыт, заставивший всех обернуться. Магистр осекся на полуфразе и с его лица медленно сползла добродушная улыбка. Констебль Кентербери догонял их. И судя по взмыленной лошади, гнал он ее не на шутку, торопясь.
- А у тюрьмы он тогда так и не появился, - задумчиво проговорил Раймон. - Неужели всё-таки с запозданием придумал способ отыграться? Или, - он ухмыльнулся, - он нашёл бхута у дверей конторы и решил высказать возмущение?
- Драпать или драться? - Бойд с таким нарочито задумчивым видом процитировал кого-то из своих юнцов, наблюдая за приближающимся законником, что Эмма невольно улыбнулась.
Констебль, провожаемый взглядами, кивнул им и заехал вперед, загораживая лошадью проезд.
- Мисс Фицалан, - законник говорил громко, глядя мимо михаилитов на Эмму, - проследуйте со мной в Кентербери, я вынужден вас задержать до приезда вашего брата.
- Ого, - Раймон подъехал к констеблю вплотную, чуть не толкнув его Розой, и опёрся на высокую луку седла. - И на каком же основании вы испытываете столь острое желание её задержать? Мне вот совершенно не хочется, чтобы миледи жена возвращалась в Кентербери.
Законник и не подумал сдать назад и, доверительно нагнувшись к Раймону, задушевно сказал, почти шепнул:
- И какую же фамилию носит мисс Фицалан нынче? Что мне написать ее брату?
- Мою, разумеется, - улыбаясь ещё задушевнее, ответил Раймон. - Конечно, вы знаете, что при вступлении в орден мы получаем новое имя, которое остаётся с нами до ухода с тракта. Поэтому сейчас вы можете смело писать о миссис Фламберг. А потом... ну, это уже будет потом. Конечно, вы ещё можете обратиться в орден и просить, чтобы вам назвали моё родовое имя, - любезно разрешил он, подчеркнув голосом слово "просить".
Эмма, с надменно-рассеянным выражением лица, достойным, пожалуй, лишь миссис Фламберг, подъехала к Раймону. Яркой, летней зеленью блеснул изумруд в кольце, когда она положила руку на его локоть.
- Милорд муж, - судя по голосу, девушка сдерживала улыбку, - вы говорили, что мы спешим?
Она быстро глянула на Бойда, с задумчивым видом подъехавшего к Фламбергу с другой стороны, и потупила взгляд.
- И мы, действительно, спешим, - подхватил Фламберг и поднял бровь. - Вы позволите, констебль?
- И все же, - констебль несколько подрастерял апломб, да и магистр, будто в задумчивости рукой в воздухе деливший законника на части и что-то подсчитывающий на пальцах, явно не добавлял ему уверенности, - кто может подтвердить факт брака?
- Я, - Бойд оторвался от своих расчетов, - и в капитуле вам по запросу выдадут все необходимые бумаги.
- И все же, - законник потянул рукоять кинжала, - в виду сомнения в подлинности ваших слов, я вынужден настаивать...
Кивая, Фламберг подобрал поводья лошади Эммы и словно ненароком опустил взгляд на игривую, нервную кобылку констебля. Игреневая лошадь взбрыкнула, высоко вскидывая задние ноги, заплясала, пускаясь в развеселую джигу. Законник выругался, вцепился в узду, стараясь удержаться в седле, но, все же, упал в снег.
- Я плохо расслышал, но, кажется, нас пропускают, - Раймон, крепко держа в руке поводья Солнца, тронул Розу.
Констебль вскочил на ноги, хватаясь за рукоять кинжала. Его лицо выражало растерянность и обиду. Он явно не знал, что ему делать. Злобно посмотрев на Раймона, законник бросился к своей лошади, пытаясь утихомирить ее.
- Сквитаемся, - процедил он сквозь зубы в спину михаилитам.
Отвечать ему никто не стал.
- Может быть, пожаловаться на него шерифу? - предложил Фламберг, когда они отъехали за пределы слышимости. - Констебль, который достаёт оружие и нападает на трёх невинных всадников, да ещё падает с лошади? Наверняка пьян, да ещё с утра.
- И мне, похоже, нужно быть в резиденции раньше его письма, - Бойд выглядел так, словно его засовывали в старый, пыльный сундук,- я надеюсь, ты бхута хотя бы прибил? Эмма, что он за человек, твой брат?
Девушка с неудовольствием поморщилась, вздохнула, и начала рассказ. По всему выходило, что Ричард Фицалан был дурным человеком. Прямо сказать - дрянь-человек он был. Да и как иначе назвать мальчика, вешающего собственную собаку только за то, что она потеряла след на воде? Юношу, одним словом обрекшего на одиночество странную младшую сестру? Травившего ее, словно звереныша? И если другие братья устыдились этого, то Ричарда даже никто не порицал. Фицалан-старший просто вздохнул и покачал головой, ни словом, ни делом не вступившись за дочь. За что и поплатился, когда заболел оспой. Милый братец просто запер его в комнате и запретил подходить к нему кому-либо. Пожилой мужчина умер от голода и жажды, сгорел от оспы, его страдания и крики Эмма, похоже, запомнила на всю жизнь. И все же, глупым Ричарда Фицалана назвать тоже было нельзя. Он, как сумасшедший, тяжело работал, чтобы хоть как-то прокормить семью, днями пропадая на полях поместья, следя за работой крестьян. Искал должностей при дворе. Охотился и торговал шкурами, но инкогнито, чтобы не уронить чести фамилии. А вот гордость за происхождение, похоже, была его самой слабой чертой. Ежесекундно Ричард требовал, чтобы все в его семье вели себя достойно. К женщинам требования ужесточались. Молчаливость, покорность и абсолютное послушание. Повиновение и смирение. Клариссу, свою жену, он смог быстро привести к идеалу. По словам Эммы получалось, что несчастная леди Фицалан была совершенно безропотной. А вот с сестрой у него этого не вышло. Эмма, склонная к свободомыслию, дерзкая на язык, регулярно получала затрещины, оставалась на хлебе и воде, а в подвале - и без этого. Впрочем, когда девушка смирилась и перестала дерзить, легче не стало. Брат выискивал причины, чтобы уязвить ее.
- А потом был монастырь, - закончила девушка, перчаткой утирая слезы.
Бойд вполголоса выругался и извлек из-под обшлага белоснежный платок.
- Сколько знаю женщин, у них никогда нет при себе платка, - проворчал он, протягивая его Эмме.
Эмма глянула на Раймона, но платок приняла. Впрочем, слезы высохли также быстро, как и появились. Девушка вскинула голову и улыбнулась зимнему солнцу, будто радуясь, что и монастырь, и чудо-братец остались в прошлом.
- А бхута я, конечно, убил, - заключил Раймон и тоже взглянул на солнце. - Хороший, холодный день, и ночь была не хуже. Я эту тварь там и оставил, прямо на крыльце управы. Примёрзло за минуту.

Со Спектром

Билберри. Вечер. Церковь, затем "Зеленый Грифон"

Церковь встретила их приветливо, точно старых друзей. Радостно и празднично сиял алтарь в бликах витражей, окрашивающих алтарный покров ярко и пестро, уподобляя его наряду придворного на Рождество. Благодушием и умиротворением сияло лицо Распятого, точно не на кресте он находился, а на мягком ложе. Даже лики святых на пыльных гобеленах взирали на михаилитов и девушку с умилением. Кинжал, лежащий на алтаре, гладью клинка отражал свет окон, светился алым и желтым, яркая зеленая искра зажглась на серебре рукояти, приветственно подмигивая вошедшим. Вечернее солнце ласково гладило его этими разноцветными лучами, играло с самоцветами на ножнах, задерживало свои теплые ладошки на богатой перевязи.
- Красивый кинжал, - негромко одобрил Раймон. - За поясом красиво смотреться будет. Даже жаль, что не мой. Стребовать, что ли?
Эмма с улыбкой глянула на кинжал, а затем посмотрела на Раймона. Нельзя было не признать, что этот клинок гораздо лучше подходил к его оверкоту черной, плотной шерсти, богато украшенному серебряной тесьмой и поясу из серебряных же блях тонкой чеканки. На каждом из звеньев массивной цепи были изображены листья падуба, причудливо переплетающиеся с ягодами остролиста. Под ним - и Эмма это знала совершенно точно - находились последовательно кольчуга, кожаный колет и расшитая чернью и серебром рубашка, воротник которой она сама расправляла не далее, как утром. Даже сапоги были новыми, хотя Раймон и успел их утяжелить металлическими пластинами, а потому на пол они падали с таким же грохотом, как и старые.
- Куда они дели твой, интересно? - Девушка с интересом взглянула на отца Августина, неприязненно кивнувшего им от санктуария.
- Если я не ошибаюсь, на всякий случай где-то спрятали и, вероятно, все три дня пытаются достать оттуда демона. Или, возможно, приберегают это для завтрашней ночи. Дилетанты, - Раймон с почти осязаемым отвращением еле заметно кивнул на отметины на алтарном покрове.
Тихое поскрипывание полов отметило шаги Бойда. Магистр, плотно закутавшийся в темно-синий плащ, казалось, церковь и кинжал не разглядывал. Его больше заинтересовал священник, поспешно ретировавшийся под его взглядом куда-то в боковую пристройку.
- Любопытный тип, - охарактеризовал он отца Августина, - смотрит так, будто вы тут все смертные грехи совершили. И даже сверх.
Раймон выразительно фыркнул.
- Я, признаюсь честно, не уверен, какие грехи его ещё могут смутить. До того, как увидел эту церковь, ещё сомневался в том, замешан ли он тоже, но теперь... даже слепому было бы тяжело. Разве что, - он внезапно посерьёзнел, - они сомневаются в моей, так сказать, искренности.
- Тогда они слишком хорошо тебя знают, - едва слышно проворчал Бойд себе под нос и громко добавил, - я бы погулял по городку, пока не стемнело окончательно. Люблю, знаешь ли, прогулки перед сном. По морозцу. После дня в седле. Снимешь мне комнату?
Магистр явно собирался следовать своей привычке жителя порубежья - осматриваться и искать подводные камни.
Раймон махнул ему рукой и приобнял Эмму за талию, не смущаясь наличием алтаря.
- Странно. Почему бы кому-то мне не верить?
- Действительно, - девушка тяжело вздохнула, но вздох вышел каким-то нарочитым, показным, - ты ведь и не лжешь. Ты просто заворачиваешь истину в семь покрывал.

2 января 1535 г. Билберри. Вечер вторника.

Тихо скрипнула дверь и Тоннер-трактирщик, расплывшись в радушной улыбке, полетел навстречу вошедшим, кланяясь и всплескивая руками.
- Господин! Госпожа! И раньше, чем обещались! Счастье-то какое! Отужинать желаете? Комнату вашу никто не занимал, только прикажите - Пэнси вмиг там камин растопит!
- Раньше? Так это всё ваше гостеприимство, мистер Тоннер, - мужчина стянул перчатки и с видимым удовольствием растёр руки. - Отужинать желаем. И вино. Комнату желаем тоже, и ещё одну, на одного, но чтобы не хуже. И хорошо бы и её обогреть заранее.
- Будет все исполнено, - угодливо закивал краснолюд, указывая на стол с шаром, - и столик ваш тоже свободен.
Джеймс, успевший было задремать, встрепенулся в своем углу. По всему выходило, что эта пара - как раз-таки михаилит с беглой послушницей. Но, черт побери, как узнать в богато одетой девушке, смотрящей гордо и уверенно, беглянку из этой чертовой обители? Да и михаилит выглядел скорее лордом, нежели твареборцем. Но если это были они - задача значительно упрощалась. Не верилось, что девушку, окруженную такой заботой, могут оставить в борделе. Или на обочине. Что ж, сказки иногда случались, да и гадать можно было долго. Стоило просто спросить.
Михаилит, если это был он, осмотрел предложенный стол и добродушно усмехнулся.
- Лестно. Насколько поднимаются цены за таким столиком? - впрочем, несмотря на слова, тон был скорее поддразнивающим.
Под плащом у него обнаружился чёрный шерстяной оверкот, отороченный серебряной тесьмой. Девушка же, сняв тёмно-красный плащ и зелёную шубку с меховой шапочкой, осталась в богатом платье глубокого цвета бургунди.
- Мясо, зелень, вино, сыр? Как обычно? - Тратирщик явно знал вкусы своих посетителей.
- Верно помните. Хорошая память трактирщику - залог успешного дела. И вино - сразу? Согреться бы, с улицы.
Трактирщик испуганно отшатнулся от столика, точно раскрыли его тайну, поклонился и исчез на кухне. Почти сразу оттуда появилась Пэнси с подносом, уставленном снедью. Мужчина принялся разливать по кубкам дымящееся вино.
Похожи? Не похожи? Сестра Адела явно не блистала описательными талантами. Шрам на плече... Джеймс хмыкнул. Не раздевать же ему, в самом деле, этого человека, чтобы убедиться, что он - мракоборец?
Он вздохнул, переколол брошь на пояс и, одернув вышитую тунику, подошел к столику пары.
- Добрый вечер, - Джеймс помедлил, не зная, как продолжить разговор, - меня зовут Джеймс Клайвелл. И я - констебль в Бермондси. Полагаю, вы - господин Фламберг?
Тот окинул его быстрым взглядом и кивнул, подняв бровь.
- Полагаю, что так. Садитесь, констебль. В ногах, как выяснил ваш коллега из Кентербери, правды нет, даже если их четыре. Вина?
Девушка улыбнулась едва заметно, краем губ и выпрямилась, пристально глядя на констебля.
- Благодарю. В моих ногах сейчас правды нет тем паче. Хоть их всего две. - Джеймс проворно уселся и положил руки на стол. - Не буду заходить издалека. Видимо, вам уже известно, что госпожу ищет ее брат, лорд Фицалан. И, признаться честно, мне совсем не нравится мысль, что леди стоит ловить, возвращать в семью... Тем более, - взгляд его задержался на руках девушки, - как я понимаю, вы будете против.
Он улыбнулся, представив содержание письма надменному Фицалану. И лицо шерифа, когда тот получит копию отчета. Черт побери, ради этого стоило трястись по дурной дороге!
Беглая послушница легко коснулась рукава михаилита и что-то шепнула, так тихо, что разобрать было невозможно.
- Будем, - смиренно вздохнул Фламберг. - Тем более, что леди сейчас и так уже находится с семьёй, зачем её куда-то возвращать? Да ещё через управу. Если шурину так хочется поговорить с сестрой, так и занимался бы этим по-семейному. Как подобает. Но, правда, - он улыбнулся, - миледи не очень хочет его видеть.
- Охотно верю, - согласился Джеймс, снова припоминая жесткий, холодный взгляд брата девушки. И то, как та часть его самого, что отвечала за необъяснимое чутье на неприятности (и неожиданное везение) содрогнулась, лишь только тот вошел в управу. - Но он настаивает на возвращении госпожи, а потому я вынужден попросить, чтобы она написала своей рукой нечто вроде расписки. И... - он вздохнул и просительно глянул на михаилита, - вы позволите задать госпоже несколько вопросов?

Со Спектром и Хель

В углу, где шумно играли в карты богато одетые господа, ярко блеснуло небесно-голубым. Из полутени вышла молодая, чуть полноватая женщина в ярко-синем платье. Аквамарины осколками неба переливались на смуглой коже. Женщина внимательно осмотрела констебля, михаилита и лениво улыбнулась, не разжимая губ.
- Любовница сына местного барона, - негромко сообщил Фламберг, не глядя в ту сторону, и неожиданно усмехнулся. - Разумеется, констебль, спрашивайте. Миледи, конечно, порой очень, крайне молчалива, но я уверен, что вам она ответит.
Девушка немного злобно глянула на михаилита и пошевелилась. Рука ее скользнула под стол, но почти сразу вернулась назад. В пальцах была зажата нитка. Черная.
- Если уже достаточно отогрелась, - не изменившись в лице закончил её спутник.
- Госпожа, - Джеймс мягко улыбнулся и принялся складывать из тканевой салфетки некую фигуру, призванную обозначать лебедя. Получалось плохо, но он не сдавался, продолжая говорить. - Я хотел бы спросить вас о порядках в обители. И о брате-лекаре.
Беглая послушница, явно удивленная вопросом, ответила не сразу.
- Вы же бывали в обители, мистер Клайвелл, - она отняла у констебля салфетку и положила под свой кубок, - сестру Алекси вызволять приезжали даже, помнится. И после того, что вы видели - этот вопрос? А брата-лекаря в монастыре толком и не было. Все время пропадал где-то.
Джеймс с тоской проследил за салфеткой, попутно подивившись тому, как вольно держит себя девушка, вздохнул и надолго задумался.
- В обители произошло нечто такое, чему сложно найти объяснение, - заговорил он, аккуратно потянув на себя кусочек ткани из-под кубка. - Как раз сразу после вашего отъезда. Убиты сестры Эмилия и Магдалена, страшно изуродована мать-настоятельница.
В течении нескольких минут Джеймс кратко, но очень эмоционально изложил события в обители, разве что не в лицах показывая сестру Делис и Аливию.
- Чертов сумасшедший монах, - подытожил он, - верите ли, счет от Ордена на двадцать пять лесавок и семь крикс шерифа совсем не порадует. К тому же, его необходимо поймать, чтобы не допустить повторения. Если жив, конечно.
Девушка придержала салфетку пальцами, также медленно потянув ее на себя.
- Получается, что я вовремя покинула обитель, - задумчиво произнесла она, переглянувшись с Фламбергом, - но брат Уильям, боюсь, на такое не был способен. Он был... незлоблив? Нет, не то слово...
Беглая послушница замолчала и взглянула на михаилита, точно прося помощи.
- Не способен причинить вред другому? - Попробовал угадать Джеймс. - И его не интересовали никакие врата?
- Врата его совершенно точно никакие не интересовали, мастер констебль, - девушка говорила сухо, голос потерял краски.
Фламберг, перестав улыбаться, положил свою руку на её.
- Простите, если огорчил, - Джеймс покаянно улыбнулся и сложил руки в молитвенном жесте на столе, - право, не хотел, поверьте. С вашего позволения еще один вопрос к вам, господин Фламберг - и я оставлю вас. Судя по рассказам трактирщика, вы не впервые в городке. И, наверняка... - тяжелый вздох, - впрочем, к чертям дипломатию. Допустим, что мне в городке и в церкви почудились некие символы, крайне интересные для закона и матери-церкви. Возможно, я ошибаюсь, но здесь творится нечто... темное. Хотелось бы знать, не один ли я заметил подобное? Или мне, после этого чертова курятника, простите, монастыря в Бермондси уже мерещится?

с Хель и Леокатой

Михаилит усмехнулся и откинулся на спинку стула.
- И вы, разумеется, спрашиваете об этом у члена ордена, известного своим пристрастием к кровавым ритуалам, чернокнижничеству, дьяволопоклонству и... дорогая, к чему ещё?
- Скотоложеству, богохульству и содомии, - без запинки перечислила девушка, устало кладя голову на плечо воина, - и, конечно же, умыканию послушниц.
- В Бермондси-то, слыхали-с, - Тоннер, проходивший мимо, видимо, не удержался от того, чтобы поделиться свежими новостями, - констебль монашек на руках из обители выносил. Самую хорошенькую, значит, в своем плаще - и в город велел отвезти. А старую - как мешок, на плече. Но голую...
Выдав эту исчерпывающую информацию, трактирщик поставил на стол фрукты и ушел.
- Напротив, - Джеймс, начавший говорить, после слов трактирщика осекся и с возмущением уставился на краснолюда. Воистину, слухи бежали впереди лошади. - Напротив, говорю с братом ордена, принесшим клятву бороться с... наблюдаемым.
Фламберг сочувственно улыбнулся ему и обнял Эмму Фицалан за плечи.
- Боюсь, вам всё кажется, констебль. Ничего тёмного здесь не творится. Мы прибыли на посвящение новорожденного ребёнка ордену Михаилитов, который, как вы только что сказали сами, призван бороться с ненаблюдаемым. И родители, вы не поверите, были счастливы. Этот город населяют люди искренней набожности, в этом и сомнений нет. Но, мастер Клайвелл, - улыбка михаилита стала хищной. - Вы в вашем рассказе явно упустили несколько деталей. Я и не думал, что у нас - столько общего. Может, зайдёте вечером да расскажете за бутылкой? Чтобы не перекрикивать собравшихся.
- Детали, - проворчал Джеймс, потирая разболевшуюся ногу, - но приглашением непременно воспользуюсь.
Ощущения от этой пары ему было сложно облечь во сколько-нибудь внятные слова. Казалось, будто бы они живут в своем мирке, лишь гранями, наподобие тех, что у девушки на обручальном кольце, соприкасаясь с окружающим. Но, признаться, они вызывали невольную симпатию.
Дверь снова открылась, и через порог ступил Вальтер Хродгейр. Оглядел зал, задержавшись взглядом на женщине в синем, кивнул констеблю и прошёл к столику, который незадолго до этого покинул Клайвелл. К нему тут же подскочила Пэнси с бутылкой горячего вина - видимо, северянин заходил сюда не первый раз. На Эмму и михаилита он бросил единственный любопытный взгляд, после чего сосредотовился на выпивке.
- Большой, - задумчиво прокомментировал Фламберг, перехватив приветствие. - И двигается хорошо, спокойно. В прошлый визит я его здесь не видел.
- Жуткий, - девушка поежилась, не поднимая головы с плеча михаилита. - Рассчетливый, хладнокровный. Зимняя ночь в горах, в ледяной пещере. Где нет огня и лишь завывание вьюги слышно снаружи. И в этом вое слышатся голоса призраков.
- Вальтер Хродгейр, - Джеймс с интересом взглянул на девушку, но после монастыря и сестры Делис удивлялось как-то лениво, - по прозвищу Барсук. Скорее всего, близок к одной из девочек Стального Рика, если слышали о таком.
- О? Неужели Ю решила отпустить поводок? Или... - Фламберг задумался и прищёлкнул пальцами. - Нет, не помню имён остальных, только по слухам, да и китаянку видел только один раз. Очень мельком. А о прочих в доках говорят такое, что... странно, что хоть кто-то может быть к ним близок. С другой стороны, с таким описанием - всё возможно. Вы, констебль, его по Рику и знаете?
- Нет, - покачал головой Джеймс. Михаилит оказался настоящим ларчиком с сюрпризами. Доки, надо же... - Это странная и весьма дурацкая история. С неделю назад мне попался некий купец, Брайнс. Этакий забавный тип, знаете ли, - он откинулся на спинку стула и усмехнулся, - неумелый лгун. До скуки не умелый. Наврал с три короба о том, куда делся квиток от грефье рынка. И это притом, что я и не скрывал, что знаю о его визите к Рику. Пришлось определить его в уютную камеру, до выяснения. Тут-то за ним и явилась одна из девочек, Марико, с вот этим Барсуком. Не поверите, этот Брайнс фактически сбыл свой товар на черном рынке, уплатив налог. Да еще и квиток орку отдал.
- Трудно поверить, что есть на свете такие дураки, - полусонно заметила Эмма, - и даже странно, что это правда.
Джеймс не выдержал и рассмеялся. Емкое и точное определение девушки порадовало и позабавило его одновременно. Он сам до сих пор не мог объяснить причины подобного поведения чертова торговца. И уж тем более, не представлял для чего подобный... человек мог понадобиться Стальному Рику. Ну, кроме самого очевидного и высказанного им ранее - в расход. Этот сгинет - нового найдут.
- Увы, госпожа, это так. Он еще и вроде бы маг, вдобавок.

Со Спектром и Лео

- И всё же, Марико... - Фламберг глянул на Барсука с непритворным уважением. - Это та, что когда-то порезала на ленты двух здоровых мужиков только за то, что те попытались в шутку подарить ей цветок? А потом сказала: "извините", поклонилась и ушла, слизывая с ножа кровь? Которая, говорят, ближе к восточному демону, чем к человеку, и ничего не чувствует? По крайней мере, ничего из того, что чувствуют обычные люди?
Эмма заерзала на стуле и с удивлением и подозрением воззрилась на Фламберга, словно забыв о присутствии констебля. Впрочем, она быстро успокоилась, снова уютно устроившись у него на плече.
- К несчастью, мне такие подробности неизвестны, - с сожалением признался Джеймс, снова принимаясь складывать из салфетки нечто непонятное, - я с уличным братством стараюсь, хм, дружить. Но наслышан.
- К слову, об улицах, - сменил тему михаилит, мягким, плавным движением ухватил измученную салфетку за кончик и потянул из пальцев констебля. - В Кентрбери на ярмарке арена бойцовская, где выступает некий Флавио - Испанец. Признаться, сомнения меня берут, что с ним там честно обходятся. Или что он там по доброй воле. Глядишь, вскоре эта ярмарка будет в Бермондси, а то и в Лондоне...
Джеймс отпустил мягкую ткань, с сожалением провожая ее взглядом.
- Я гляну, - искренне пообещал он, - но хозяева подобных увеселений стали прятать рабство под контракты. Формально человек свободен, а уйти никуда не может.
Светловолосый и сероглазый мужчина, с лицом, украшенным сеткой шрамов, не портивших его совершенно, одетый в синий оверкот, носком сапога отодвинул свободный стул и, уже усевшись на него, утомленно поинтересовался:
- Снова констебль? - На груди золотом блеснула магистерская цепь.
- Этот - приличный, - легко ответил Фламберг. - Не угрожает, не вымогает, нарушать законы не предлагает, - подумав секунду, он добавил тем же тоном. - По крайней мере, пока что. Возможно, приберегает на вечер. Вы приберегаете?
- Разумеется, - охотно согласился Джеймс, подверждая свои слова улыбкой, - кто же подобным при свидетелях занимается? Вот зайду позже, там и навымогаюсь всласть.

2 января 1535 г. Поздний вечер.
среда. убывающий полумесяц

Гарольд очнулся ближе к сумеркам. Тяжелое тело безвольно лежало на промёрзшей земле. Он несколько минут наблюдал за тонущим в оранжевом закате солнцем, потом заметил одинокое деревце. Маленькая ива чёрным пятнышком виднелась посреди белого поля. На бескрайней равнине весело завевала лёгкая позёмка. Торговец провёл пальцами по рваной ране на шее, засохшие потоки крови доходили до пояса.
- Надо найти таверну. - Раздробленные в пыль мысли никак не могли собраться в единый поток, даже очень медленный.
Торговец попытался опереться о поросшую мхом стену домика, рука соскользнула, увлекая его за собой. Тяжело ударившись оземь, Гарольд несколько мгновений не двигался, не в силах перебороть смертельную усталость.
- Матерь божья. - Он с трудом поднялся. Солнце уже скрылось за горизонтом, и над головой висело пробитое в тысяче мест ночное небо. В конце улицы можно было разглядеть спасительные очертания таверны. Шаг за шагом задубевшие ноги приближали его к тёплому очагу.

Билберри, трактир

Словно отзываясь на недавние слова, подобно джинну из бутылки, медленно, аккуратно взвешивая каждый шаг, вошёл тот самый торговец. В таверне было светло и, как обычно, людно. Глаза не сразу привыкали к освещению, и он несколько мгновений щурился, выискивая дверь своей каморки.
- Чертов Брайнс!
Сдержать возгласа удивления и досады Джеймс не смог. Впрочем, удивление относилось скорее не к тому, что купец вошел в таверну, этого следовало ожидать, а к его внешнему виду. Одетый, как ярмарочный актер, играющий восточного властелина, в парчовые штаны, дорогую алую рубашку и туфли с загнутыми носами, Брайнс был буквально залит кровью. С ног до головы. То есть, с шеи до пят. И выглядел так, будто сейчас сдохнет, как бы грубо это не звучало. Джеймс подавил невольно шевельнувшееся сочувствие, утешив себя постулатом о том, что меньше брайнсов - меньше проблем, и с усмешкой обратился к Фламбергу:
- Рекомендую - тот самый Брайнс.
Беглая послушница лениво пошевелилась в объятиях своего спутника, с одобрением глянула на констебля и с плохо скрываемым интересом уставилась на окровавленного торговца. Вслед за ней в сторону двери посмотрел магистр - и замер, не донеся кубка до рта.
- Iongnadh! - Судя по интонации, это слово, произнесенное вполголоса, было не слишком приличным.
- Интересно он развлекается, - подытожил второй михаилит. - Ещё интереснее, с кем.
- Дорогое развлечение, - магистр наконец-то отхлебнул вина и сейчас с самым задумчивым видом изучал "того самого Брайнса", - эва, шею-то как разворотило.
- Ты за сколько бы взялся? - лениво поинтересовался Фламберг. - Если бы вообще.
- Сейчас - ни за сколько, - магистр еще раз оглядел торговца, вздернув бровь, - а вот когда казна платила... Пришлось бы идти, договариваться.
- Тоннер говорил, сын баронский свою метрессу привёз из Испании, с посольством, - Фламберг вежливо кивнул улыбнувшейся ему Айме и продолжил: - Говорил, тощая была, жёлтая, смотреть не на что. А теперь... я бы тоже, пожалуй. Ни за сколько.
- Из Испании? Тогда еще и приплачу, чтобы не связываться, - магистр допил кубок и поморщился, - и на щеке у него тоже... интересно.

Торговец подтащил ближайший табурет, поставил его у стены и с наслаждением уселся.
- Господин Тоннер, у вас не найдётся тёплого вина? - В глаза бросился знакомый констебль, взгляд прошелся по симпатичной девушке и вооруженным мужчинам, застыл на синем платье. Торговец истерично улыбнулся, не сводя глаз с бруксы. Он слишком устал, чтобы паниковать.
"Да и к чему здесь паника - я в безопасности. Здесь слишком людно". Вопрос заключался в другом - как подсолить этой мрази? Никаких доказательств у него не было.
- Вино-то найдется, - Трактирщик с явным неодобрением глядел на Гарольда, осуждающе качая головой, - вы бы к себе прошли, любезнейший господин. Или эвон господин Фламберг с госпожою, пораньше изволили приехать, на ваше счастье. Так, спросили бы у госпожи, может, согласится поспособствовать, с излечением-то.
Гарольд на несколько мгновений отвёл взгляд от бруксы. Видимо, симпатичная девушка, сидевшая за одним столиком с констеблем, и была целительницей. А рядом с ней, вероятно, был михаилит. Было бы неплохо, напади тварь на него, может, получилось бы вернуть атам.
"Хотя, к чёрту атам, вместе со всей чёрной магию. Я так до выходных не доживу". Торговец с трудом поднялся и подошел к столику. "Надо будет их предупредить, ни одному человеку я не пожелаю такого раздрая".
- Извините за беспокойство. Моё почтение, господин констебль. - Торговец обратился к девушке. - Меня зовут Гарольд Брайнс, прошу прощения за спешку, но мне срочно нужна помощь врачевателя. Я слышал, вы можете помочь.
Девушка вопросительно взглянула на спутника, из объятий которого не спешила высвобождаться, и нахмурила брови.
- Действительно, нужна, - вздохнул Фламберг. Впрочем, руку с плеч беглой послушницы он пока тоже не убирал. - По нему видно, насколько.
Лицо магистра приобрело позабавленное выражение, но он смолчал, а лишь подлил вина в свой и клайвеллов кубки. Джеймс благодарно кивнул михаилиту и печально уставился на чертова торговца. Лекарь ему, безусловно, был нужен. И срочно. Но, все же, предчувствие новых проблем от Брайнса захлестнуло его. Джеймс отхлебнул вина, стараясь смыть железный привкус крови, возникший только от одного вида окровавленной одежды и отвел глаза, слушая слова купца и удивляясь тому, что тот еще может говорить. К тому же, его не отпускало ощущение, что странная пара, несколько минут назад говорившая с ним совершенно свободно, будто снова закрылась в своем мирке. Впрочем, у Брайнса не было иного выхода. В Билберри лекаря не сыскать, а до ближайшего городка он может и не протянуть. Почти наверняка не протянет.
- Я, с вашего разрешения, пока присяду. - Усевшись на свободный табурет, торговец убрал растрепавшиеся волосы со лба, не переставая сверлить взглядом бруксу. Гарольд, к своему удивлению, не испытывал страха, ему было всё равно. Он вздохнул, переводя взгляд на целительницу. - Прошу вас подумать над моей просьбой, я, признаться, сам в шоке, что ещё жив. Всякое в жизни случается. - Он на мгновение отвлёкся, поглядев не несёт ли Тоннер спасительного вина.
Лекарка с беспокойством выпрямилась и плотнее прижалась к михаилиту.
- Полагаю, - ответила она холодно, - раздумывать не о чем. Не всегда во власти лекаря излечить больного. Нелегко исцелить слепоту.
Фламберг пожал плечами.
- Если госпожа Берилл так говорит, значит, так оно и есть. Про слепоту. А что до остальных ран, то вы, конечно, - он смерил взглядом дорогую парчу, - не относитесь к сирым мира сего и можете позволить себе местного лекаря... если он есть в Билберри. Проезжие, вы знаете, всегда обходятся дороже. Значительно. Порой - слишком дорого.

с Ричардом, Хель и Лео

Гарольд нетерпеливо постучал пальцами по столу, он ждал вина.
- Разрешите я, вкратце опишу - он на мгновение замолчал. - ситуацию. - Торговец не знал, стоит ли рассказывать всю историю, и в принципе, интересует ли собеседников источник ран. В итоге он решил начать с главного - с денег. - Одежда не моя, но я в состоянии достойно оплатить ваши, как минимум в данный момент, драгоценные услуги.
Он слишком устал, чтобы волноваться. Мысли медленно растворялись в его мутной голове, и Гарольду приходилось снова и снова вылавливать их и пускать в дело.
Девушка тяжело вздохнула и слегка наклонила голову, будто милостиво позволяя продолжать.
- Да уж, - вполголоса проворчал магистр, задумчиво разглядывая чеканку на кубке, - одежда не его, но в состоянии... Mo chreach, вот уж сказано, так сказано. Кто же тебя так, мил-человек?
-Теперь к причине, - откликнулся Гарольд на вопрос магистра, - такого плачевного моего состояния, итак: дама в голубом платье, она стоит рядом с Грейстоком, симпатичная такая, изволила оказаться бруксой, и более того, - в голосе торговца проступала хрипота, но говорил он спокойно, - изволила дважды меня укусить. Это не суть вопроса, просто я решил вас предупредить. Ну мало ли, как говорится. Из её имущества я и позаимствовал эту, не самую подходящую для зимней прогулки, одежду. - Гарольд ещё раз покосился на кухню, вино так и не принесли. Сознание медленно покидало его, безразличие и сонливость накатывали волна за волной. - Сейчас мне остаётся, только надеяться на вашу милость, повторюсь, я в состоянии оплатить лечение.
- Очаровательная дама, - лениво оценил описываемую женщину магистр, - совсем на бруху не похожа. Доказательств у вас, кроме вот этих вот ран на шее нет, я так полагаю?
- И странно она, должно быть, смотрелась в этой одежде... - добавил Фламберг, который тоже не выглядел удивлённым. - А раздела она вас, чтобы кусать было удобнее. Одобряю... не суть, разумеется, но практичность.
- Из имущества? - Встрепенулся Джеймс, отставляя кубок, - хм, мистер Брайнс, где вы, говорите, позаимствовали вот этот наряд и как к этому отнеслись его хозяева?
Пэнси поставила кружку с дымящимся вином перед торговцем и с сочувствием покачала головой, осуждающе глядя на лекарку. Берилл, меж тем, внимательно разглядывала торговца. Она заметно побледнела, зрачки расширились до такой степени, что глаза казались черными. Этот немного безумный взгляд скользил то по щеке Брайнса, то по шее. Наконец, девушка посмотрела на Фламберга и едва заметно кивнула ему.
Гарольда не встревожило такое количество вопросов, приоритеты были очевидны: наибольшее влияние на девушку имел Фламберг, ему и надо было отвечать.
- Сначала я подумал, что она хотела стащить меч, потом оказалось, что ей в общем-то всё равно. Я загнал этой мрази серебренный кол под ребро, а ей хоть бы хны. - Торговец залпом осушил кружку. Божественное тепло прокатилось вниз живота. - Что касается доказательств, сейчас я не пытаюсь ничего. - Он запнулся - Простите, трудно говорить.
Таверна то затихала, то разражалась монотонным гулом. Тоннер-трактирщик, опершийся на стойку, заинтересованно прислушивался к разговору за знаменитым столиком, усмехаясь в бороду. Пэнси то и дело шныряла мимо, то поправляя салфетки, то угодливо донося вино. Завсегдатаи за столиком с любопытством поглядывали на странную компанию, вполголоса переговариваясь и явно обсуждая происходящее. Даже менестрель в пестрой одежде, казалось, начал бренчать тише.
- С таким-то горлом, - сочувственно заметил михаилит и помедлил, тоже откровенно разглядывая лицо и шею торговца. Потом покачал головой и вздохнул. - Отличные раны. Тяжёлые, опасные. Ещё и советы ведь потом понадобятся. Никак не меньше чем фунтов на двадцать...
- Хорошо. - У Гарольда потемнело в глазах, он несколько раз моргнул. - Я не в том положении, чтобы торговать... - Торговец плавно разлёгся на столе. Он провалился в пропасть беспамятства, навстречу самым страшным кошмарам в его жизни.

Со Спектром и Ричем

Эмма досадливо вздохнула и с неохотой высвободилась из объятий Раймона. Работать с этим человеком ей не хотелось совершенно. Слишком странный. Да и ловить противоречивые обрывки чувств этого Брайнса было сомнительным удовольствием. Но все же, она встала со своего места и, взяв кубок, плеснула вином в лицо упавшего в обморок мужчины. А затем, неожиданно даже для себя, отвесила звонкую оплеуху. Фламберг хмыкнул, и прозвучало это явно одобрительно и не без гордости.
- Мне нужно переодеться, - оповестила она всех собравшихся, убедившись, что торговец приходит в себя, - поможешь, милый? Пэнси, проводите ... больного в его комнату. И свечей побольше.
С этими словами Эмма развернулась и проследовала к лестнице с видом королевы, вынужденной волей судьбы пачкать руки о челядь. Михаилит, не переставая ухмыляться, кивнул констеблю с магистром и отправился следом. Магистр, уже не скрывающий улыбки, отсалютовал им кубком и со смешком покачал головой. Констебль, доселе одобрительно наблюдавший за действиями лекарки, улыбался тоже. Ему явно нравилась эта странная до изумления пара, действующая столь слаженно и столь решительно. Особенно, если это касалось чертова торговца.
Комнатушку, в которой Раймон изгонял демона, посещать тоже не хотелось. Из нее все еще отчетливо тянуло тем самым неторопливым предвкушением и ожиданием. Да и свечей оказалось маловато, Тоннер явно поскупился для торговца на освещение. Эмма некоторое время поколебалась, не оставить ли дверь открытой, но посетители таверны так изнывали любопытством, что решение было очевидным. Конечно - оставить. И светлее, и развлечения толпу лишать не стоило.
- Раздевайтесь, - сухо обратилась она к сидящему на топчане торговцу, намыливая руки над тазом.
Фламберг, войдя внутрь, прислонился к стене, так, чтобы не загораживать свет. С тремя людьми внутри, комнатка казалась совсем крошечной, но уходить он явно не намеревался.
Гарольд послушно начал снимать одежду. Симпатичная девушка, поначалу понравившаяся ему, теперь вызывала неоднозначные чувства. "Красивая и, видимо, очень вредная". Ну, в конце концов, за дружелюбность он не платил, лишь бы знала своё дело.
С мытьем рук было покончено и Эмма сердито посмотрела на торговца, и - жалобно - на Раймона. В иной ситуации она бы уже коротала вечер в полудреме, у него на коленях. Впрочем, в голосе жалобы не было. Лишь неудовольствие.
- Поживее.
Гарольд хотел было предложить девушке самой покувыркаться с бруксой, но не стал, в конце концов, она спасала ему жизнь. Торговец постарался побыстрее закончить с одеждой.
- Раны на лице - откуда? И на что еще жалуетесь?
Шея выглядела плохо, но, все же, не так, как казалось поначалу. Стоило смыть кровь и становилось ясно, что бруха всего лишь весьма аккуратно вскрыла зубами кусок кожи и повредила мелкие сосуды. Больно, мерзко, но не смертельно, хоть крови вытекло и немало. А потому нужно было прихватить рану несколькими швами - и ничего более. Чем Эмма незамедлительно и занялась.
- В лицо мне плюнул огромный змей, позавчера. - Торговец, как мог, наблюдал за действиями девушки. - Ещё, бедро разодрано, по-моему, треснуло ребро, может быть обморожение ног, вроде всё.
- Не дергайтесь. Чем же вы заслужили столь презрительное отношение змея?
Лицу было уже не помочь. Да и ребро лечилось лишь нетугой повязкой и покоем. Рана на бедре также не была глубокой и требовала только промывания и бинтов. Равно, как и признаков того, что торговец обморозил ноги - не было.
Констебль, с интересом прислушивающийся к голосу Эммы, тихо рассмеялся, прикрываясь кубком. Ему вторил магистр, ухвативший злополучную салфетку и складывающий из нее аккуратный квадрат.
- Зима холодная. Наверняка просто хотел жрать, - прокомментировал Фламберг. - Или поймать, чтобы отнести самке. Хотя... нет, скорее всё-таки сожрать. Ещё и бруха... определённо, есть в вас что-то вкусное, мистер Брайнс.
- Вряд ли - рассеянно заметила Эмма, бинтуя ногу торговцу, - и змей, и бруха не доели.
Гарольд замер.
- По мне так, они были совершенно вероломны, и атаковали без причины, благо в первый раз вмешался Вальтер и мы успешно ретировались, а во второй - мне повезло. Лицу, видимо, не помочь? - Лишь тень горести прокралась в голос торговца. Гарольду была неприятна мысль о физическом уродстве, это была далеко не главная проблема, но она его тяготила.
- Желание есть - вполне себе причина, - возразил от дверей Фламберг. - А ещё вы, если даже не кажетесь вкусным после плевка или укуса, очень везучи.
- Вряд ли это вас испортит, - тем же рассеянным тоном продолжила Эмма, с улыбкой кивая в ответ на замечание Фламберга, - по крайне мере, разумение с ядом не передается. Так что, ничего непоправимого не произошло. Я приготовлю вам мазь и вскоре останутся лишь аккуратные шрамы.
- Спасибо. - Гарольд замолчал, он казался себе калекой. Особенно обидно было из-за лица, как-то очень глупо выходило, случайно получить такое увечье в первый же день пути. Девушка правильно делала, что шутила, это смягчало атмосферу, но факт оставался фактом.
Хлопнула дверь, закрываясь за уходящим Хродгейром. Клайвелл недоуменно пожал плечами, отмечая этот факт, и вернулся к прежнему занятию. Разговор в маленькой комнатке под лестницей принимал очень любопытное содержание.

- Вам вообще сейчас нужно больше лежать, хорошо питаться.
Эмма с удовлетворением оглядела забинтованного Брайнса и снова принялась мыть руки.
- Есть мясо, козью печень - лучше отварную или сырую, - продолжила она, - пить красное вино и молоко. Но, как известно, спасибо не звенит в кошеле, а потому с вас тридцать фунтов. Двадцать пять за художественную штопку и совет. И пять - за то, что я вынуждена проводить вечер с вашими ранами, а не с милордом мужем.
Пояснять, что чувства торговца она находит неинтересными, плоскими и оттого - особо утомительными, девушка не стала.
- Интересно, что человек, готовый так легко расстаться с тридцатью фунтами, снимает эту комнатку, - задумчиво заметил Фламберг, скользя взглядом по обстановке так, словно он её уже успел внимательно изучить. Впрочем, если Тоннер не привирал, так оно и было. Занимательное ценообразование спутницы его, судя по виду, не заботило совершенно. - Хотя, конечно, здоровье важнее удобств. Особенно если от комнаты нужна всего только постель, и ничего больше. Даже нет места для ванны.
- Без ванны никак нельзя, - согласилась Эмма, чуть порозовев и ласково улыбаясь в ответ.
Гарольд вздохнул.
"Половину лошади, эта коза хочет половину лошади за двадцать минут работы. Боже, ну что за вероломство, ну кто так торгуется?" Торговец даже расстроился такому свинскому поведению милой девушки.
- Вы это, конечно, замечательно придумали, госпожа врачеватель, но если мне не изменяет памят, речь шла о двадцати фунтах. Я понимаю, что не в моём положении торговаться, но в любом деле надо знать меру. В конце концов, мне ещё надо будет остановиться в этой таверне на несколько дней и чем-то питаться. Ваш труд бесценен, но поймите, то что вы требуете сейчас, я зарабатывал неделями тяжелого труда.
Эмма, вытирающая руки о передник, без интереса посмотрела на торговца. Он впервые за все это время продемонстрировал настоящие чувства, и они были тоже неприятными.
- Судя по тому, как вы взбодрились, лечение имело успех. Ни пенни меньше, мистер Брайнс.
Много бед сваливалось на голову Гарольда за эти дни, но эта была самой вероломной. Даже брукса, будь она проклята, не пыталась содрать с него таких денег. И, как на зло, в соседней комнате сидел констебль. "Тридцать, тридцать монет за это". Не стоило привлекать к себе внимания, а этот скандал незамеченным пройти не мог. У торговца заскрипели зубы. Он достал деньги, и протянул их мошеннице.
- Благодарю за помощь, а теперь прошу меня покинуть.
- Берегите зубы, - нежно посоветовала Эмма, передавая монеты Раймону, - не стоит ими так скрипеть. Их лечение тоже дорого.

с Хель и Леокатой

Поздний вечер. "Зеленый Грифон"

После ванны в комнате всё ещё пахло горячим паром и благовониями. Раймон сидел в кресле у окна, прижимая к себе устроившуюся у него на коленях Эмму Фицалан - Фламберг- де Три, и поглаживал её по спине. Распущенные волосы михаилита в юбке от недавнего жара вились на концах колечками, рассыпались по обнаженным плечам и жёлтому льну домашнего платья. Сам Раймон, скинув уличное, остался только в штанах и белой вышитой рубашке с распущенными на воротнике завязками.
"Интересно, как Эмма сейчас чувствует этого констебля?"
Раймон представил то, как они смотрелись со стороны, особенно для незнакомого человека, и негромко хмыкнул, накручивая длинный локон на палец. Пожалуй, спрашивать было излишним.
- Итак, констебль, вы что-то говорили про наблюдаемое? Тёмное? Охватившее как минимум часть города?
- Если не весь, - Клайвелл задумчиво проследил за движениями его пальца, но неодобрения не высказал, лишь улыбнулся, будто подтвердил для себя какую-то мысль.
Раймон вздохнул.
- Знаки, знаки. Кто знает, зачем к ним присматриваются, зачем ищут? Сплошные проблемы, правда ведь. Признаться, заметь я нечто такое, даже не знал бы, что и делать. Разгонять целый город ... - он сокрушенно покачал головой. - Вам, констебль, хотелось бы таким заниматься?
- Нет, - констебль, кажется, удивился искренности в своем голосе. Он помолчал, барабаня пальцами по подлокотнику кресла, вытянул ногу и продолжил, вздохнув, - но, признаться, мне многим не хочется заниматься, что вменено в обязанности. И, пожалуй, я бы сделал вид, что не вижу никаких знаков, если бы не нашел в церкви... символ евхаристии. Пропитанный отнюдь не святой кровью.
На лестнице послышался топот ног и Эмма, недовольно хмыкнув, покачала головой:
- Пэнси. Любопытствует.
Помеха была ожидаемой, но приятнее от этого не становилась. Раймон задумался о том, насколько служанка была посвящена в дела Тоннера. Как ни крути, а ничего не знать она не могла. А, значит, скорее всего знала всё.
- Ненавижу, когда любопытствуют без спросу. Хочется обойтись с такими, как тогда, с Вороном. Правда, продержи я его слишком долго, скорее всего, он сошёл бы с ума. Но как знать? Не проверял.
- Его это все равно не вразумило, - девушка, вздохнув, коснулась теплыми губами подбородка.
Хлопнула дверь, протанцевали шаги под скрип половиц. Бойд, также сменивший цепь и оверкот на синюю тунику без украшений, остановился у камина, молитвенно сложив руки у губ. Казалось, он просто внимательно осматривает комнату. Но руки резко упали - и воздух ощутимо сгустился, стал плотным, ленивыми потоками стек к стенам, обволакивая их, запечатывая дверь и окна. Браслет на руке магистра заметно потускнел, поблекла чернь на листьях чертополоха.
- Не нравится мне эта девица, служанка, - пояснил он свои действия, двигая для себя кресло к огню, - шныряет везде. Так хоть поговорить можно спокойно.
Констебль, переводящий взгляд с Эммы на Бойда, поморщился, но промолчал.

Со Спектром и Лео

- Это она ещё не пыталась подглядывать за тем, как ты принимаешь ванну, - вздохнул Раймон. - Наверняка попробует. Или вот за констеблем.
- Сомневаюсь, что она откроет для себя что-то новое, - Бойд уселся и с явным удовольствием вытянул ноги к огню.
Раймон поднял глаза к потолку.
- Кто знает, как устроены магистры михаилитов?! Сколько копыт у них на пальцах? Изрисованы ли они пентаграммами под нарядом? Ладно. Возвращаясь к нашим милым дилетантам. Вы наблюдательны, констебль. Мне было проще. Не пришлось осматривать алтарь, церкви или следы мела на пальцах. Куда быстрее оказалось просто получить личное приглашение на ночной праздник, который должен состояться следующей ночью. Причём, не напрашиваясь. После этого не замечать стало несколько затруднительно. Да уже и не хотелось, признаться.
- А что они сделали с вашим кинжалом? - Клайвелл раздосадованно щелкнул пальцами. - Нет, не тот вопрос. Хотя не могу не отметить: то, что лежит на алтаре - нарядно, богато, но вряд ли пригодно для дела. Но мне не нравится, признаюсь честно, что гнездо чернокнижников буквально в шаге от Бермондси. Особенно, в свете событий в чертовом монастыре. Да и люди здесь пропадают часто. Вы видели конюшни Тоннера? Много лошадей, не дешевых.
- Видел, - лениво отозвался Бойд, потирая большим пальцем безымянный на правой руке, будто прокручивая кольцо, - и даже обнаружил орденскую лошадь.
- Не думаю, что из михаилитов получаются приличные жертвы. Проблем много, а пользы, считай, никакой.
Но упоминание о лошадях было неприятным. Не только из-за подозрительности ситуации, но и из-за того, что Солнце тоже мог принадлежать какому-нибудь невезучему путнику. Впрочем, поразмыслив, Раймон пожал плечами и выбросил это из головы. Лошадь отлично подходила Эмме, и никто на неё прав пока что не предъявлял.
- Гнездо это нравится мне не больше, чем вам, констебль, хотя бы потому, что они собираются поручить тьме ребёнка, который обязан нам с госпожой Берилл появлением на свет.
- А я и не сказал, что это - лошадь жертвы, - магистр возмутился, но не слишком искренне, - она принадлежала ренегату Хью Биго. Ты его, возможно, помнишь как Травника. Тоннер утверждает, что на ней приехал этот moron, которого сегодня Эмма штопала.
- Этот Брайнс мне определённо нравится, - прыснул Раймон. - Попасться змее, брухе, выжить при этом, украсть дорогую одежду, заиметь орденскую лошадь!..
- А мне - нет, - проворчала ему в плечо Эмма, нервно вздрагивая.
Раймон утешающе погладил её по спине.
- Мне тоже, - согласился с девушкой констебль, недовольно сжимая подлокотник кресла, - но, возвращаясь к посвящению ребенка... Что вы намерены делать? И могу ли я помочь чем-то? Законом... или не слишком.
- В общем? Забрать ребёнка, чтобы через шесть лет передать Ордену, уничтожить все их инструменты и запугать так, чтобы до конца жизни через плечо оглядывались, - Раймон помедлил и с улыбкой пожал плечами. - Детали - по ходу дела. Кто их знает, как у них тут ритуалы идут. У этих идиотов что ни гнездо, то новые повадки.

с Хель и Леокатой

Бойд тяжело вздохнул в своем кресле и пнул носком сапога угол камина.
- У этих, похоже, они еще и густо замешаны на ведовство. Пока прогуливался, вдовушку одну встретил, она с прилавка у чучельника кошачий мозг покупала и аконит. Вдумчиво так покупала, со знанием дела. Не скрываясь. Пришлось до дома проводить. На двери, в углу - пентакль и полумесяц Богини-Матери.
Констебль проворчал себе под нос что-то о чертовых чернокнижниках, не дающих ему жить спокойно, и произнес внятно:
- Корона обычно одобряет подобные деяния, но... Полагаю, что будет уместным, если будут бумаги, что это я вас привлек поспособствовать.
Раймон переглянулся с Бойдом.
- Спасибо, это действительно было бы очень... уместно. Во избежание, ради официальности и для блага короны и нашего. А сами, констебль, не желаете поучаствовать? Новый опыт, новые знакомства, новые возможности.
- Может быть, даже удастся заработать на приданое, - Эмма ворчала тихо, едва слышно, уткнувшись носом в вышивку на груди. Пальцы девушки лениво обводили ветви плюща, сплетающиеся в сетку на гладкой ткани.
- Я в таком случае обязан участвовать, - вздохнул Клайвелл, улыбаясь кончиками губ.
- Меньше трети осталось, - браслет на руке магистра заметно почернел, рисунок уже не просматривался вообще, - дальше без накопителя держать буду, чего очень бы не хотелось.
- Чёртовы служанки, - Раймон кивнул в знак того, что понял, и заговорил быстро и прямо. - Следующей ночью, в церкви. Мы пройдём как гости, магистр - тоже. Вы... что-нибудь придумаем, но детали, вероятно, завтра. И лучше приходить не к началу, но об этом тоже завтра. Предлагаю к вечеру встретиться внизу, там уже должно быть ясно, что да как.
- Договорились, - коротко кивнул констебль.
Вслед за его словами туманным водопадом схлынул со стен воздух, заклубился на полу, змеями обвиваясь вокруг ног Бойда.
- А теперь, мистер Клайвелл, - Раймон откинулся на спинку кресла и усмехнулся, - что там за история с голыми монашенками? Собираете гарем в управе?

C Лео

Ричард Фицалан

2 января 1535 г.
среда. убывающий полумесяц

Лондон встретил его шумом рыночных площадей, вонью Темзы и величием Вестминстерского аббатства. Мальчишечий восторг, который Ричард всегда испытывал при посещении столицы в этот раз был слегка подпорчен происшествием на тракте. И все же - он его испытывал. Всякий раз, когда он видел точные, строгие очертания Хэмптон-Корта, особняки знатей и нуворишей вокруг него, ему казалось, что он сам - часть этой роскоши. И всякий раз снова вспыхивала надежда на то, что сможет, выбьется из нищеты, займет подобающее ему положение. Что один из этих роскошных домов однажды станет его. Что сыновья его и внуки будут жить в достатке, снова породнятся со знатными фамилиями. Странно, что ключом к этому могла стать Эмма. Впрочем, так или иначе, сестрица, не будь она такой дурнушкой, могла бы вывезти семью на своем шлейфе. Для того, чтобы стать любовницей короля не нужно иметь приданое. Достаточно быть смазливой и не слишком умной. Умные становились королевами- и это было чревато быстрым возвышением и быстрым же падением. Падать Ричард не любил, хотя, сказать по совести, дальше было и некуда. Распрощавшись со своим спутником, рыцарь направился в дом Джона Говарда, дальнего родственника, у которого останавливался всегда, бывая в Лондоне.

Приняли его, как всегда, радушно, но с оттенком пренебрежения. Сэра Джона дома не было, занятый на службе короля пожилой рыцарь вообще появлялся в особняке редко. Но зато леди Леони, очаровательная белокурая и синеглазая женщина с толикой эльфийской крови, выглядевшая в свои сорок ровесницей Ричарда, покровительственно кивнула Фицалану, привествуя его в доме, и пригласила на ужин.
- Леди Леони, - спросил Ричард уже после горячей ванны и ужина, когда дама пригласила его в каминную, - а вы помните, как... рождение сестрицы?
- Разумеется, мой дорогой, - женщина с усмешкой взглянула на рыцаря, - я ведь крестная Эммы. Это было на этот языческий праздник... Йоль, кажется. Ужасная вьюга была, помнится. Поговаривали, что даже Дикую Охоту видели в эту ночь. Бедняжка Маргарита, ваша матушка! Она так мучалась! Но малютка получилась на диво хорошенькой.
А выросла на диво дурнушкой. Йоль... Время, когда открываются все двери, колесо года. Модранихт. Это слово он часто слышал от няньки Эммы, странной старой ведьмы, к которой сестра льнула, будто старуха была ее родной матерью.
- Что же там произошло, леди Леони? - Ричард улыбнулся грустно, но грусти не испытывал, напротив, его охватил азарт. - Отец ничего толком не рассказывал. Знаю лишь, что его весьма расстроила эта история.
- Все что я знаю, мой дорогой, - Леони отложила книгу, чтение которой изображала все это время, - так это то, что Ричард избил до полусмерти повитуху, эту ирландку. Слишком долго Маргарита рожала, деревенская бабка не в силах была справиться. И тут, точно волшебством, постучала в дверь эта... Мавоернин Конноли? Да, кажется ее звали именно так. Потом говорили, что она ведьма. Может быть, она и была ведьмой, - женщина помедлила, - но очень красивой. Рыжие кудри, яркие зеленые глаза... И Маргарита успокоилась, лишь увидев ее, будто боли исчезли. Уж не знаю, что там произошло, но повитуха выставила всех из комнаты, лишь Ричард остался. А затем раздался первый крик Эммы. И страшный вопль вашего батюшки. О, как он кричал! Точно не дитя родилось у него, а чудовище! Он за волосы выволок повитуху в общий зал и бил ее, бил. Сломал ей ноги и чуть было не сжег лицо в камине, да сэр Джон заступился. Дальнейшего я не видела, поспешила у вашей матушке. Она рыдала, баюкая новорожденную на руках и причитала: "Моя бедная девочка, моя малышка". В эту же ужасную ночь Эмму и окрестили. Это я назвала ее так, в честь Эммы Нормандской.
Ту ужасную ночь Ричард помнил смутно. в памяти остались лишь обрывки: звуки, образы. Страшные крики матери и не менее - страшные избиваемой женщины. Искривленное яростью лицо отца, тащившего повитуху к двери. И - ни единого воспоминания о том, как эта самая родоразрешительница выглядела. Впрочем, он Эмму-то не узнал бы сейчас. За шесть лет она должна была вырасти и, наверное, даже оформиться, хоть надежды на это и не было. Впрочем, какая надежда? Замуж ее после михаилита никто не возьмет, хоть в обитель для кающихся грешниц примут. Быть может, проще найти сестру и... И что? Он не маг и не сможет выявить способности сестры, если они вообще имеются. Быть может, это посвящение древним богам было не более, чем данью безумным традициям этой ирландки. И Эмма - всего лишь бесприданница с даром понимать чувства чужих людей. Редким, но неудивительным. И все же, ее было найти проще, чем повитуху. Да и жива ли еще та ведьма?
- Леди Леони, Эмма у вас не появлялась? - Надежды было мало, но вдруг михаилит уже оставил ее. Куда еще было идти сестре?
- Нет, мой дорогой, - женщина вздохнула и потупила глаза, - но, признаться, я волнуюсь за бедную девочку. Эти слухи...
- Слухи?
Верить в то, что весь род знает о позоре и бегстве Эмме не хотелось. Но... Что еще могла натворить миледи сестра?
- Вы разве не знаете, мой дорогой? Хотя... В вашей-то глуши... - леди Леони говорила тихо и печально, - в этой обители случилось страшное. Конечно, репутация этого монастыря никогда не была хорошей и, право, не понимаю, почему вы решили отдать девочку именно туда. Но... Там произошли страшные кровавые события. Убиты множество сестер и послушниц, констебль в Бермондси на руках выносил выживших. Говорят, монастырь захватили эти жуткие твари, их тех, с которыми ведут борьбу михаилиты. Бедная девочка, бедная Эмма... Ее тело ведь не нашли.
Удивительно было, если бы его нашли. Но сестрица оказалась проворной, успела сбежать раньше резни в обители. Впервые в жизни Ричард порадовался за Эмму - и за себя. Случись это на несколько дней раньше... Или задержись он в поместье - и заветный ключик от хорошей жизни оказался бы в желудке какой-нибудь нежити. Впрочем, о события в обители следовало бы спросить шерифа Лондона, лорда Норфолка. По - родственному. Заодно узнать, как продвигаются поиски Эммы. Но все это - завтра. а сейчас стоило отдаться сладким объятиям постели. Раскланявшись и сердечно поблагодарив леди Леони, Ричард поднялся в отведенную ему комнату. Измученный дорогой и мыслями, он уснул быстро.

Гарольд Брайнс, торговец.

3 января 1535 г. Раннее утро.
четверг. убывающий полумесяц.

Билберри. "Зеленый Грифон"

Гарольд проснулся от голода, углы тёмной комнаты проступали неуверенными штрихами коричневого по чёрному фону. Дверь в нескольких местах прорезали золотистые полоски света, освещая пол и часть стены.
- М... - Торговец с трудом поднялся.
"Боже, лишь бы там не было ни констебля, ни Вальтера. Я так не хочу разговаривать". Выходя в зал, он краем глаза взглянул на пентаграмму. Гарольд не знал, как быть. Возможно, стоило сделать ещё одну копию, но учитывая, что рядом сновали констебли, да ещё и два с половиной михаилита, это было небезопасно. Он, в принципе, не был уверен, нужно ли ему всё это, после потери атама. "Сколько проблем, сколько проблем, но сначала поесть."
- Мистер Брайнс? - Мягко, с заметным шотландским акцентом, раздалось от столика у окна. Магистр, тот, что вчера был в компании Фламберга и лекарки, высокий, беловолосый, с глазами настолько светлыми, что казались прозрачными, приветливо кивал ему головой. В свете солнца отчетливо были виден шрам от правого уха, спускающийся по шее к плечу, почти такой же, какой вскоре мог бы быть у самого Гарольда. - Прошу вас, составьте компанию.
"Вспомнишь солнце - вот и лучик." Гарольд подавил вздох. "Лучше не отказывать, может, и чего нового узнаю." Тем более, михаилит вёл себя вполне вежливо и даже дружелюбно.
- Почему бы и нет. - Заказав мяса, торговец уселся напротив мужчины.
- Магистр Циркон,- представился воин, улыбаясь открыто и дружелюбно, указывая на золотую цепь на груди и демонстрируя перстень с гербом ордена, который он носил над обычным кольцом михаилитов, - магистр над трактом, если интересно. Не буду ходить вокруг да около, тем более, что, - он прищелкнул пальцами, отчего над рукой на короткое время вспыхнул язычок золотистого пламени, - вам нездоровится. Я вчера говорил с констеблем Фостером. И он поведал мне о затруднениях, связанных с нашей Искрой.
- А, так вы по этому поводу! - Гарольд просиял, вместо бесполезного трёпа он мог разобраться с одной из главны проблем, да ещё и перекусить. Да и представитель ордена оказался куда более приятным собеседником, чем он представлял.
- Ну, в первую очередь, рад знакомству, магистр. Я внимательно вас слушаю, или ,- торговец помассировал ноющую шею, - мне стоит рассказать свою версию случившегося?
- Нет, мистер Брайнс, - Циркон вздохнул с оттенком сожаления, - это я вас внимательно слушаю. Где же вам посчастливилось найти нашу Искру?
Гарольд мельком взглянул на кухню, голод не давал ему покоя.
- Мне понадобилась лошадь, и я решил заглянуть в конюшни. Там мне и продал Искру орк - конюший. - Торговец нахмурился и несколько мгновений молчал. - Не могу припомнить имени, и не уверен, что он мне его вообще называл. - Гарольд говорил спокойно и вполне приветливо. - О печати я не знал, лошадь купил двадцать восьмого числа, орк сказал, что её забыли.
Михаилит явно знал своё дело, и, скорее всего, не искал себе лишней работы, так что бояться пока было нечего.
Дверь хлопнула, и в таверну, пригнув голову, вошёл Вальтер, который выглядел не менее довольным и отдохнувшим, чем вчера утром. На северянине красовался новый светло-серый оверкот, а плащ он нёс в руках, словно простой свёрток. Охватив взглядом зал, он кивнул Гарольду, отдельно - магистру и занял столик под лестницей. К шведу тут же подлетела Пэнси и после короткого разговора унеслась на кухню.
Ответив Вальтеру, Гарольд добавил.
- Вроде бы всё.
Магистр проводил одобрительным взглядом шведа и взглянул на Гарольда, слегка наклонив голову набок, отчего немедленно стал похож на кота.
- И за сколько же вам продал этот безымянный орк нашу лошадь?
- Шестьдесят фунтов, замечательная лошадь, если честно. - Лучше было уступить в цене, чем тащиться в Бермондси, выяснять - кто и что.
Магистр если и удивился цене, то изумление длилось явно не долго. Пробормотав что-то длинное на гаэльском, из которого отчетливо можно было разобрать только "sasanach", " leam-leat " и фамилию - "Биго", он широко улыбнулся и подвинул Гарольду кубок, в который щедро плеснул из запыленной бутылки. Вино ароматом напоминало об умытых солнцем виноградниках где-то высоко в горах, о цветочных лугах под пронзительно-синим небом, и даже своим насыщенным, багряным цветом говорило о том, что оно было дорогим.
- Орден предлагает возместить вам расходы, - сообщил он, прокручивая невидимое кольцо на безымянном пальце правой руки, - хотя, конечно, платить за лошадь из собственных конюшен...
Циркон сокрушенно покачал головой, пригубив из своего кубка.

Леоката и Рич

Гарольд пожал плечами.
- В принципе, я не против оставить лошадку себе, очень уж умная. - Торговец попробовал вино. - М, а хорошее, - совершенно искренне. - Спасибо.
- Мистер Брайнс, - магистр все больше и больше напоминал кота: и выражением лица, и вкрадчивостью в голосе, - я от имени Капитула предлагаю выкупить ее у вас, как уже упоминалось. Если же вы желаете оставить лошадь себе, то, боюсь, уже вам придется покупать Искру у ордена архангела Михаила, Архистратига. Купчей у вас нет, да и быть не может. А тавро стоит наших конюшен. Следовательно что? - Циркон снова прищелкнул пальцем, поджигая от щелчка свечу, стоящую на столе. - Следовательно, лошадь принадлежит нам. Ну, а какими путями она оказалась у вас - будет решать светский суд. Предлагаю решить это дело полюбовно. В конце концов, вы сможете выбрать другого скакуна на конюшнях уважаемого мастера Тоннера.
- Решим полюбовно, шестьдесят фунтов. - Гарольд вздохнул. - Не думаю, что у господина Тоннера найдётся такая же. - Торговец постучал пальцами по столу, мясо всё ещё не принесли. - Могу я, только из интереса, поинтересоваться: сколько мне пришлось бы заплатить?
А вот магистра обслуживали беспрекословно. По повелительному кивку головы, Пэнси проворно, с угодливой улыбкой, принесла бумагу и прибор для письма. Циркон со вздохом купца, отдающего непомерное приданое за младшую дочь, быстро написал несколько строчек, скрепляя бумагу печатью перстня и подписью.
- Чек на предъявителя, - пояснил он, передавая аккуратный свиток Гарольду, - обналичивается у любого грефье Ордена. А Искру мы бы все равно не отдали. Внутренним уложением Капитула строго запрещается продавать лошадей вне братства.
"Ты ещё повздыхай." Лошадь стоила намного больше, но обманывать михаилита было чревато. Гарольд взял бумагу и внимательно рассмотрел.
- Рад, что всё обошлось. - Он одобрительно кивнул и отложил свиток.
Магистр с непонятной улыбкой подвинул письменный прибор к Гарольду.
- К обоюдному удовольствию, мистер Брайнс. Будьте любезны, напишите расписку о том, что Орден честно выполнил свои обязательства. Пэнси, счастье мое, - окликнул служанку Циркон, - а принеси-ка ты нам с мистером Брайнсом завтрак. Точнее, мне завтрак, а господину - плохо прожаренную печень, как госпожа Берилл велела.
Служанка расцвела улыбкой и исчезла на кухне. Еда появилась на столе так быстро, будто бы девушка ждала этого распоряжения.
- Ступай, bòidheach, - магистр сопроводил это напутствие шлепком пониже талии, от которого Пэнси восторженно взвизгнула и медленно, покачивая бедрами, удалилась за стойку, - пишите же, мистер Брайнс.
Перо уже во всю скрипело по бумаге. Гарольд не обратил внимания на служанку, поглощённый письмом. Закончив, он пригубил ещё вина и протянул свиток магистру.
- Проверьте, пожалуйста, я мог ошибиться.
- Ну что вы, - задумчиво ответствовал Циркон, посыпая чернила песком и сворачивая бумагу, - как можно? Между джентльменами не может быть недоверия. Да и врать чревато. Мы, михаилиты, очень не любим, когда нам лгут...
Гарольд устало посмотрел на мужчину.
- Я плохо себя чувствую и могу ошибиться при письме. - Вспомнив о еде, торговец поудобнее устроился на стуле, подтащил к себе тарелку, взял вилку. - Если позволите, жутко голоден. - Мелькнула лёгкая улыбка.
- Пожалуйста, - любезно наклонил голову михаилит, - однако, прошу извинить меня, вынужден оставить вас.
С этими словами магистр поднялся и легкой, бесшумной, танцующей походкой прошел к лестнице, подмигнув по пути Пэнси. Служанка проводила его взглядом и, дождавшись, когда он скроется за оградой балкончика, поспешила следом.
Гарольд принялся за еду. Всё прошло как нельзя лучше, магистр оказался вполне неплохим человеком. Впрочем, сам Гарольд, пожалуй, никогда в жизни не был так честен. Теперь он был волен уехать, как только сможет держаться в седле. Из города надо было срочно убегать: тварь в любой момент могла прийти за ним. Гарольд, почти не прожевав, проглотил печень, он жутко её не любил. Не помогло - противный вкус распространился по рту, и торговец быстро запил его вином.

Когда он почти закончил, на стол рядом с тарелкой опустился свёрнутый плащ, и напротив, выдвинув стул, уселся Вальтер.
- Кажется, твоё. Только, здесь не открывай, а то мало ли. И плащ я потом хочу обратно - ищи собственный футляр, - северянин отпил поссет из принесённой с собой кружки и задумчиво уставился на Гарольда. - Хоть убей, не понимаю, зачем ты тащил его на свидание. И как.
Гарольд заметно удивился.
- Да быть не может. - Вилка медленно опустилась на стол. - Просто не может. - Торговец схватил свёрток, вскочил со стула и пошел в свою комнату. Закрыв за собой дверь, он вытащил атам. Он никак не мог понять, где и как его выискал Вальтер? Было невежливо долго оставаться в каморке, так что торговец, положив атам под тюфяк, вернулся в зал.
- Вальтер, я ума не приложу как, но в любом случае, спасибо. - Гарольд протянул шведу плащ. Даже если он не захочет заниматься призывом, атам всегда можно продать.
- Ну, как - это легко, - Вальтер тщательно ощупал плащ, потом свернул его в уже пустой свёрток и положил на край стола. - Прошёл вчера по твоим следам, чтобы самому посмотреть, что там стряслось. Где тебя под мост скинули, там эта штука менестрелева и лежала, за камнем. Хорошо, перчатки с собой были, так что я решил, оно ещё пригодится. Хотя до сих пор не уверен, что меня за это стоит благодарить, но раз уж за него деньги заплачены... хотя лучше бы тебе, друг Гарольд, знать, что ты будешь с ним делать.
Гарольд улыбнулся слову "друг".
- Уже и не знаю, но в любом случаи, тащить его сюда ты был не обязан. - Торговец действительно не знал, что теперь делать. Занятие тёмной магией всё ещё было крайне опасно, хотя михаилиты и не обращали внимания на местные развлечения. - Ты бы поосторожней,- всерьёз обеспокоился купец, - Воины в её вкусе.
- Здесь, думаю, мне ничего не грозит, - Вальтер обхватил кружку ладонями, и наклонился вперёд. - В таверне твоя подруга, - на этих словах он беззлобно усмехнулся, - редко отходит от своего спутника. Да и в городе, как я понимаю, в открытую не охотится - если по тебе судить. А так... расскажи, что она из себя представляет, кроме того, что любит кусаться?
- Танцует неплохо. - Гарольд развалился на стуле, тепло от вина полилось по венам, приятно заиграло выше живота. "Пока не проваляешься пол ночи, на снегу, как пёс, не сможешь понять всех прелестей тёплой таверны." Он с наслаждением вытянул руки вверх, взглянул в запотевшее окно. - А если по делу, то в рот я топтал такие приключения.
Осторожно переступая особо скрипучие половицы, к двери кошкой прошмыгнул закутанный в темно-синий плащ Циркон. Довольная ухмылка на его лице не сочеталась со скептически вздернутой бровью. Следом за ним из таверны вышел Тоннер, одетый тепло, но просто. Трактирщик, в отличии от магистра, любезно раскланялся с Гарольдом и шведом, но заговаривать не стал, явно спеша. Пэнси, мечтательно и томно вздыхающая, снова засновала по залу, разнося редким посетителям заказанное. С возвышения на сцене плеснуло музыкой, мелодия кружила водоворотом, влекла за собой и, немного погрев в своих теплых недрах, вышвыривала на камни голоса менестреля. От балкончика, что выступал над залом, долетел нежный голос - госпожа Берилл требовала Пэнси. Властный тон и горделивая осанка ничуть не портила девушки, светлым ангелом возвышающейся над бренной суетой таверны. Сходство с упомянутым крылатым созданием усиливали и светло-голубое платье с вышивкой серебром, и коса из светлых, золотистых в солнечном свете волос, короной уложенная вокруг головы. Впрочем, служанка уже спешила к ней, и Берилл, окинув зал взглядом надменным, удалилась куда-то вглубь второго этажа. С силой хлопнула дверь, и мимо прохромал Клайвелл, приветливо кивнув Вальтеру, но совершенно проигнорировав Гарольда. Констебль, одежда которого скрывалась под новым, темно-зеленым плащом с богатой окантовкой, судя по всему, успел с утра пробежаться по Билберри, и теперь явно намеревался позавтракать. Он скинул плащ на спинку стула за столом неподалеку, демонстрируя темно-серый, почти черный оверкот, под которым обнаружилась светлая вышитая туника, любезно улыбаясь, попросил у Пэнси поссет. Требуемое было незамедлительно подано, а констебль, с явным наслаждением вытянув ногу в новом же черном сапоге на соседний стул, принялся за завтрак.
Торговец проводил взглядом трактирщика. Тоннер ему всё больше не нравился, он слишком хорошо врал. Хозяин таверны был опасен, не менее опасен, чем михалиты. Разница заключалась, только в том, что вторые открыто похвалялись своей силой. Гарольд вспомнил безосновательную и неуместную угрозу магистра. Торговец недолюбливал орден, они слишком явно бряцали оружием, демонстрируя всем на деле невеликое могущество.
"Надо будет побыстрее забрать деньги, а то лавочку-то могут и прикрыть". Нынешний правитель Англии и не такое мог выкинуть.
"Именно, лавочку", улыбнулся Гарольд. Михаилиты всё больше походили на торговцев, взять хотя бы вчерашний случай. Может, он был и не прав, оспаривая цену, но торговаться с тяжело раненым, приводить его в чувство, обливая вином, а потом ещё и менять цену. Торговец допил вино. "Хорошо, хоть помогли". Мелькнул назойливый констебль. Они все были назойливыми, но два последних отличились старательностью. Один искал лошадей ордена, когда у него в городе секта призывала демонов, другой выпытывал у полумёртвого человека, не украл ли он тапки бруксы. "Они, конечно, делают свою работу, но что-то крайне избирательно".

с Ричем и Леокатой

Северянин меж тем усмехнулся и отстранился, качая головой.
- Ну, если танцы - это всё, чего мне следует опасаться, то и осторожничать ни к чему. Пляшу я как медведь, ни одна леди и на милю не подойдёт, чтобы ноги ей не оттоптал да в кусты не свалил. Танцы ведь, глядишь, близкие, если до шеи дотянулась.
Северянин вырвал Гарольда из раздумий.
- Тут, Вальтер, дама сама не прочь тебя в кусты утащить.
Коза-лекарка в голубом платье, опираясь на руку Фламберга, легко, почти невесомо спустилась в зал. Спутник её сегодня выбрал тёмно-синий оверкот с серебряной вышивкой, рядом с которым наряд Берилл, казалось, чуть ли не светится. Пара спускалась так, словно мир - по крайней мере, его часть, занимаемая таверной - принадлежит им одним. Хотя бы этим утром. Фламберг, кивнув знакомым, скользнул заинтересованным взглядом по Вальтеру с Гарольдом и усадил девушку за "их" столик, отмеченный стальным шаром. Тут же подскочила Пэнси, чтобы принять заказ.
Гарольд мельком взглянул на пару, он никогда не понимал людей, так явно привлекавших к себе внимание. В принципе, до них ему не было дела, но после вчерашнего прощания, торговец чувствовал себя слегка некомфортно.
Оглядывая свои владения поверх кубка все тем же чуть безумным взглядом, Берилл с брезгливостью посмотрела на Гарольда, и с интересом - на Вальтера, нежно и рассеянно поглаживая ладонь Фламберга.
- Ну, значит, не буду подходить близко к кустам, - улыбнулся северянин, в свою очередь разглядывая михаилита с его миледи. - Интересная пара.
- Интересная. - Гарольд подозвал служанку. - Будешь вина? - Он уже окончательно проснулся, и был не прочь поговорить со шведом, тем более никому другому в городке торговец не доверял, а рассказать ему было о чём. Предыдущая ночь была, пожалуй, самой необычной в его жизни.
Вальтер помедлил, потом кивнул.
- Не откажусь. Вино здесь подают неплохое.
Заказав вина на двоих, торговец продолжил.
- Не часто такую встретишь, особенно девушку. - Торговец присмотрелся к шведу. - А ты, я смотрю, тоже неплохо проводишь время.
- Отдыхаю, - Вальтер пожал широкими плечами и принял у Пэнси бутылку и кубки. - Спасибо, милая. Так вот, когда выпадает возможность в дороге отдохнуть - лучше так и делать. Кто знает, что будет дальше? Так что пользуюсь возможностью.
- Мистер Брайнс, - Пэнси с отвращением оглядела Гарольда и решительно уперла кулачки в бока. - У нас приличное заведение. Благородные господа, - она кивнула на михаилита с его спутницей, - останавливаются. А вы...
Служанка от огорчения даже притопнула ногой.
- Вы должны принять ванну, - не терпящим возражений тоном сообщила она, - иначе...
Что "иначе" девушка не уточнила, но вышло это многозначительно.
Гарольд растерянно осмотрел себя, он совсем забыл помыться, а выглядел действительно ужасно.
- Да, вы правы. - Виновато признал торговец, слегка почёсывая затылок. - Могу я попросить вас приготовить ванну?
- Приготоволю, - кивнула служанка, - в вашей комнате. И переодеться вам необходимо. Вот у нас есть мистер Симс, у него лавка готового платья, к нему и обратились бы! После ванны-то!
- Обязательно обращусь, спасибо. - Вымыться, действительно, стоило, хотя бы ради гигиены. Без новой одежды ему тоже было не обойтись, шутовской наряд выглядел глупо, да и меч он потерял. Торговец грустно вздохнул, подсчитывая предстоящие расходы.
Пэнси тяжело вздохнула, покачала головой и даже постучала кулачком по столу.
- Мистер Брайнс! - Укоризненно и сердито произнесла она. - Не рассуждайте тут, прости-господи, а сейчас же мыться! Вы на себя-то посмотрите - как есть боровок, весь грязный! И как с вами господин магистр-то еще беседовал! Эвон, посмотрите господин Фламберг - выбритый, нарядный, чистый. Любо-дорого! А и ведь я его даже после умертвия грязным не видела! Или мистер Клайвелл! Котел воды горячей с дороги извел и утром еще ведро! Не гоже ведь господину ходить грязным, да и посетители в зале жалуются! Вы же в кровище-то весь, да и пахнете неароматственно! У нас тут не дешевая забегаловка, мистер Брайнс, чтоб в таком виде присутствовать!
Берилл, прислушавшаяся к этой отповеди, примерно на середине странно вздохнула и уткнулась лицом в плечо своего спутника. Судя по вздрагивающим плечам, девушка тихо смеялась. Клайвелл, услышавший свою фамилию, недоуменно поднял бровь, но вникнув в разговор, кивнул, улыбаясь, явно одобряя слова служанки.
Улыбка Гарольда стала ещё искренней, он просто не мог сердиться на милую девушку. Дела до окружающих ему всё равно не было: он уже рассорился со всеми, с кем мог рассорится, да и из города стоило поскорее уехать.
- Как только вымоюсь, - кивнул торговец. - а пока вы греете воду, я всё-таки допью вино.
- Вода давно нагрета, - проворчала Пэнси недовольно, - котлы всегда на огне стоят. Иные-то каждый день моются...
Продолжая недовольно ворчать, служанка ушла в кухню. Вскоре оттуда вышел сонный детина. В одной руке он тащил кадку, в другой - дымящееся ведро. Работник скрылся в комнате Гарольда и, судя по грохоту, долго умащивал там кадку.
Проводив взглядом служанку, Гарольд, слегка повеселев, продолжил.
- Видит Бог, после такого отдыха, как у меня, и дороги не надо. - Он отхлебнул вина, стоило побыстрее покончить с кружкой и пойти мыться, после проповеди Пэнси ему и впрямь стало некомфортно в грязной одежде.
- Ванна готова-с, - сообщила Пэнси от стойки с изрядной долей яда в голосе, - пожалуйте.
- Надо побыстрее уезжать из этого города, пасмурно тут. - Добавил торговец вполголоса, вставая. - Как только смогу держаться в седле, конечно.
Всё это скопление михаилитов, констеблей, дворян и оккультистов грозило серьёзной бурей, и Гарольд предпочёл бы быть подальше от городка, когда она начнётся.
Поднявшись, Гарольд осмотрел зал: несчастная Пэнси бегала от одного столика к другому, не успевая передохнуть. Времени на перевязку у служанки точно не было. Просить Берилл Гарольд не хотел, денег торговцу было не жалко, но терпеть едкие замечания, которые непременно полетели бы в него, он не собирался.
- Вальтер, женщина, у которой ты снимаешь комнату, случаем, не умеет делать перевязку? - Торговец с видимым дискомфортом размял спину.

Северянин усмехнулся.
- Не знаю. Признаться, не пришло в голову спрашивать. Может, и получится у неё, только я не уверен, что она сейчас дома. С утра куда-то ушла... В любом случае, Джесс справится хуже, чем твоя милая лекарка. Да и, кажется, тебе ведь всё равно ещё мазь нужна?
Торговец измученно вздохнул.
- Как-то мы не поладили. - Выбора у его, очевидно, не было, но разговаривать с Берилл Гарольд всё равно жутко не хотел.
"Она наверняка выкрутит и высушит меня, воспользовавшись своей незаменимостью."
Вальтер небрежно пожал плечами, явно не видя никаких проблем в том, чтобы обратиться к лекарке.
- А ты лучше поладь, - посоветовал он. - Замотать шею-то и я бы смог, хотя и не так красиво. А вот шрамы эти... если не залечить - на морозе намучаешься. Да и в тепле вон, сочатся.
-Да, - признал Гарольд - без мази не обойтись. Вальтер. - Торговец говорил почти виновато. - Я понимаю, что и так тебе надоел, но не мог бы ты на скорую руку меня перевязать. Я вчера немного повздорил с целительницей, а Пэнси занята. - Гарольд жутко не хотелось беспокоить северянина, который и так ему помог, но Берилл наверняка устроила бы целое представление, перед тем как заняться перевязкой. - А я поставлю тебе кувшинчик вина.
Бережно прижимая к груди какую-то сумку, от двери к лестнице пробежался Циркон. На мгновение остановившись у стола, он тихо сказал несколько слов Фламбергу, а затем улыбнулся Берилл мягкой, какой-то отцовской улыбкой. Лестница отметила его тихую поступь поскрипыванием, и магистр исчез на втором этаже так же тихо, как и появился.
- Кувшин хорошего вина, - уточнил Вальтер и посмотрел на столик, за которым сидели Берилл с михаилитом. - Как хочешь, хотя по мне это её отношения не улучшит. Значит, работа её тебе не понравилась, раз на более грубую сменил. А ведь ещё мазь покупать.
- Может, и не улучшит, - кивнул Гарольд, - но я не думаю, что она предпочтёт перевязку компании михаилита. Деньги у них есть, а выпрашивать я не хочу.
"А ведь я был неправ, торгуясь с лекаркой. Тридцать фунтов - вполне справедливо." Мысль была крайне неприятной. "Ну, все люди ошибаются, особенно после того, как покувыркаются с бруксой." - быстро простил себя торговец. Жутко не хотелось идти выпрашивать мазь. "Сейчас она изволит сидеть, как императрица Священной Римской империи, и ведь будет решать достоин ли я её времени!" Гарольд не раз дивился своей глупости, и готов был переломать себе руки, но не терпеть неудобства в беседе. "Наверняка, припомнит мне вчерашний день." Надо было побыстрее закончить с неприятными разговорами и спрятать клинок, как-то не хорошо вышло бы, найди его михаилит, могли появиться вопросы. Берилл была закрыта, и это было её право. В конце концов, они с Гарольдом были очень похожи, он тоже не любил поддельного трёпа, хоть и был вынужден заниматься им из-за торговли. Во многом, именно из-за этого он и бросил торговать, решив заняться магией, тем, что, как он думал, позволит оставаться в одиночестве, или не напускать фальшивой дружелюбности при разговоре.
"И вот". Торговец подошел к столику, за которым сидели михаилит и его спутница.
- Прошу прощения за беспокойство, могу я вас отвлечь?
Лекарка, ласково глядевшая на михаилита, быстро повернулась к Гарольду. С лица медленно, нехотя, исчезали теплота и нежность, уступая место настороженности и надменности. Но, все же, она улыбнулась, пусть и холодно, прижалась к плечу Фламберга и кивнула.
"Ладно, ей не до моих проблем, мне не до её. Она занимается своими делами, я своими." Осталось только сообщить сухую информацию и дождаться ответа, придав всему пристойный вид, скорее для окружающих, чем для самой Берилл.
- Я хотел спросить у вас, нельзя ли купить мазь от ожогов?
Берилл помедлила, пристально всматриваясь в Гарольда, нахмурив изящно очерченные брови и смешно сморщив нос.
- Разумеется. Но мазь нужно приготовить, - неохотно призналась она, - и это займет некоторое время.
Серые глаза задержались на шее и промокшей кровью повязке.
Гарольд едва не выдал своё удивление, он был уверен, что Берилл будет долго упрямиться. Видимо, торговец очень поспешил, решив, что она начнёт набивать себе цену. Сам он поступил бы точно так же, разве, что, напустив при этом, немного больше притворного желания помочь, которое, девушке, видимо, было ни к чему. Торговец заговорил гораздо проще, решив, что с девушкой стоит обращаться как с равной, а не как с очередным торгашом, конечно, соблюдая границы вежливости.
- И ещё, если вас не затруднит, мне нужна перевязка после ванны. - Стоило заплатить больше, но получить хорошую перевязь, тем более ситуация, вроде бы, располагала.
"Вальтеру всё равно надо будет поставить кувшин вина, хотя бы за атам". Девушка оказалась одним из немногих честных людей в таверне. Берилл была закрытой, но очень честной, чем даже немного понравилась торговцу.
Девушка с недоумением взглянула на Гарольда, будто бы он спросил об очевидном. Тонкие пальцы сжались на руке михаилита, лекарка жалобно взглянула на спутника и нехотя кивнула.
- Если милорд муж не возражает, - в голосе лекарки прозвучали одновременно надежда и ясный, похоже, только ей и Фламбергу, намек.
Фламберг подхватил без заминки, словно только этого и ждал.
- Боюсь, возражаю, - он с сожалением взглянул на Гарольда и сделал извиняющийся жест свободной рукой: вторая уверенно лежала на талии Берилл, - мазь готовить и так ведь до полудня придётся, если не дальше, а нам с миледи ещё предстоят дела. Приготовление мази я - из человеколюбия и согласно уставу Ордена - запрещать не могу, но перевязку ведь может сделать почти кто угодно. Лишь бы не удушили в процессе.
Лекарка развела руками, запечатлела нежный поцелуй на губах михаилита и, улыбаясь, ответила Гарольду:
- Поднимитесь к нам после полудня, мистер Брайнс. Мазь будет готова. И восемь фунтов не забудьте.
- И да, мистер Брайнс, - добавил Фламберг, - не откажетесь передать вашему спутнику приглашение подсесть к нашему столику? Зачем коротать время одному, когда есть компания.
Гарольд пожал плечами.
- Как скажете. - В конце концов, этого и следовало ожидать, перевязка не самое весёлое занятие. - Заранее спасибо, насчёт Вальтера - мне придётся попросить его сделать перевязку, так как Пэнси занята, но ваше приглашение я обязательно передам. До свидания.

Рич и Леоката

Шутовской наряд едва защищал Гарольда от холода, так что он быстрым шагом добрался до лавки с дорогой кованой вывеской на центральной площади, на вывеске виднелась белая рубаха. Внутри, за деревянным прилавком, стоял высокий, стройный мужчина с, как показалось Гарольду, типичной торгашеской улыбкой на приятном лице.
- Здравствуйте.
- Доброе утро, господин, - просиял искренней улыбкой торговец одеждой, если, конечно, был он, - и оно действительно доброе! Ах, какой сегодня замечательный день!
Лучезарное добродушие лавочника чуть не сбило хмурого Гарольда с ног. "Пришибленный он, что ли?" Растерявшийся торговец пробежался взглядом по прилавку.
- Могу я взглянуть?
- Что именно желаете посмотреть, мистер?.. - Симс плавно повел рукой, охватывая этим жестом весь магазин.
- Весь комплект одежды, добротной, но без излишеств. - Торговцу, в целом, не было дела до радости мужчины, главное, чтобы тот разбирался в своём деле.
- Какого сословия желательно? - Симс облокотился на прилавок, не переставая улыбаться, - купеческое, крестьянское, воинское? Подешевле, подороже?
- Купеческое, цена средняя, в принципе можем подобрать по каждому элементу одежды. - Гарольд с видимым недовольством посмотрел на промокшую обувь, изодранные штаны, грязную рубаху. - Что вы посоветуете из белья?
- Ох, - вздохнул Симс, разводя руками, - что же вам предложить, чтобы и тепло, и уютно, и не дорого? Ну, вот, пожалуй...
На прилавок легла стопка одежды: темные штаны из грубой ткани, толстая рубашка и темно-фиолетовый короткий оверкот. Увенчал стопку коричневый берет с белым пером.
- С сапогами - шестьдесят фунтов будет, - буднично сообщил торговец, улыбаясь открыто и радостно, - ну, и сумку для атама поясную, плотно закрывающуюся, в подарок. Сына сегодня крестить ночью будут, вот в честь праздника я вам и скидку большую еще делаю. Так-то оно все восемьдесят золотых стоит.
"Много хочет, и главное говорит так спокойно!"
- Я примерю. - Торговец начал неторопливо переодеваться. Стоило попробовать разговорить лавочника и сбить цену. "Благо, долго мучиться не придётся". - С крестинами поздравляю, и как назвали? - Гарольд говорил лишь слегка дружелюбно, чтобы не было резкого перехода.
- Примеряйте, господин, примеряйте, и спасибо вам за поздравление, - Симс любовно поправил оверкот, чтобы Гарольду удобнее было его взять. - Долго ведь детей у меня не было, некому дело перенимать, горе! А тут прямо счастье нас с женой распирает. И повезло-то ведь как, что госпожа Берилл да господин Фламберг через городок наш проехать в тот день решили. Спасли ведь и бедную Кейт, и мальчика, да-да. А назвать-то - Ллевеллин будет. Хорошее, старое имя, подходящее.
"А атам - то я с собой и не взял, бывает же такое." Да и про вечерние крестины Гарольд не часто слышал. Хозяин лавки, очевидно, намекал на чёрную мессу, и находился в той же секте, что и Тоннер. "А ведь такой радушный человек, и не скажешь, что демонов призывает". Проблема заключалась только в том, что Гарольд сам не знал, хочет ли он попасть на призыв. Торговец слегка улыбнулся, можно было хотя бы повеселиться.
- Не думали позвать господина Фламберга и его спутницу на крестины? - Торговец натянул рубашку. - Отличные гости!
- Как же без них-то? Я господина Фламберга восприемником просил быть, - Симс лучился гордостью, - а госпожа в свои руки малыша приняла! Жаль, что супруги не могут вместе быть восприемниками... Да вы бы тоже, мистер Брайнс, приходили! А то, может быть... И братом нашим стать пожелаете?
В конце концов что Гарольд терял? Он мог поприсутствовать на достаточно редком обряде, и получить бесценный опыт.
- Может и захочу, о таких масштабных именинах не часто услышишь, полгорода участвует. - Гарольд глянул в зеркало, одежда сидела хорошо, на вид была вполне качественная. - Хорошая у вас одёжка.
- В модные лавки Лондона поставляем. Лучшего качества товар. Господин Фламберг наш товар носит. - Симс погрустнел и тяжело вздохнул, печально глядя на полки со штанами, - так вы приходите через час после заката, в церковь. И атам не забудьте уж, будьте любезны.

Джеймс Клайвелл

3 января 1535 г. Раннее утро.
четверг. убывающий полумесяц.

Билберри. "Зеленый Грифон"

Они были странными. Все. Оба михаилита и беглая послушница, которую вслед за воинами Джеймс уже привык звать Берилл. Но, стоит признать, несмотря на странности, которые он затруднился бы облечь в словесную форму, они были пока самыми разумными существами во всей этой безумной катавасии. Магистр, мужчина в возрасте, казался противоречивым. Сочетающий любезность со сквернословием по-шотландски, танцующую, совершенно не вяжущуюся с возрастом и обликом, походку - с бесшумной поступью, достойной браконьера, он совершенно точно был не настолько прост, как выглядел. Фламберг, говорящий о деле через два, три, а то и четыре смысла, при этом сестру Делис не напоминал совершенно. Хотя, в отличии от магистра, и выглядел опаснее. Вчера, с девушкой в объятиях вопреки всем приличиям, он скорее напоминал Джеймсу леопарда из королевского зверинца, лениво нежащегося в тепле, но способного во мгновение ока показать клыки, а то и пустить их в действие. И, все же, и это впечатление, скорее всего, было обманчивым. И девушка. Эмма Фицалан. Миссис Фламберг, как бы это странно - снова странно! - не звучало. Беглая послушница с манерами принцессы крови, каковой, впрочем, она и являлась по происхождению. Но... Женщины, в основном, были иными. Даже Дейзи не позволяла себе на людях подобных вольностей, а уж от такого способа приводить в чувства, какой давеча был применен к чертовому торговцу, покойная супруга и вовсе бы пришла в изумление. И, все же, госпоже Берилл явно было хорошо с этим михаилитом, о ней заботились и Фламберг четко дал понять, что не намерен расставаться с нею. А значит, можно было спокойно выбросить брата беглой послушницы из головы и просто насладиться общением с этой странной, но интересной парой. Взгляд Джеймса упал на Брайнса, замотанного бинтами ровно и аккуратно, мастерски. Чем, черт побери, он так не глянулся девушке, что она несколько раз, довольно-таки резко высказала нежелание помогать ему? Хотя, чего уж греха таить, чертов торговец не нравился и ему самому.
Брайнс казался существом не из этого мира, живущим не по законам этого мироздания, а каким-то иным, непонятным, а потому выбивающим его из ряда остальных людей. Делающих его не понятным и заставляющим сходить с ума его, Джеймсово, чутье. Хотелось избавиться от этого раздражающего пятна на полотне мира, свести его, спрятать подальше и поглубже. Но... Не стоило ссориться со Стальным Риком,о девочках которого знал даже этот больше похожий на лорда, нежели на завсегдатая у Гленголл, Фламберг. Да и, как подсказывал опыт, вселенная сама рано или поздно избавиться от этой дыры в ткани, а потому Брайнса стоило тоже выбросить из головы. По крайней мере, пока. Джеймс вздохнул и отпил поссет. О черной мессе также думать не хотелось, хотя бы потому, что он не мог объяснить даже для самого себя, зачем ему это понадобилось. Чертова привычка везде совать свой нос! Однако, Фостер, при всем к нему уважении, закрывал на это глаза. Да и говорить с ним об этом Джеймс не стал, предполагая его возможное участие в ковене. Впрочем, жизнь была бы скучна и пресна без толики риска.

Со Спектром и Хеллой

Раймон де Три и Эмма Фицалан

3 января 1535 г. Билберри. "Зеленый Грифон"
четверг. убывающий полумесяц.

Вальтер Хродгейр, или, как его назвал констебль Клайвелл, Барсук уселся за их столик так, словно приглашение его не удивило, да и знаком с Раймоном и Эммой он был не первый день. По крайней мере, разглядывать или смущаться он не стал вовсе. Кивнул михаилиту и - более низко и уважительно - Эмме.
- Хорошая работа, леди, знатная. Сам я чего только не видел, но чтобы так ровно шили да перевязывали - прямо глаз радуется. Обычно-то в дороге как? Кто подвернётся, тот и делает. А руки-то больше к оружию привычные, да и на то обычно кривые, убить проще, - словно демонстрируя, он чуть поднял над столом руки - большие, крупные и совершенно не выглядящие неуклюжими.
Эмма вежливо наклонила голову и улыбнулась в ответ на похвалу. Хродгейр представлялся гораздо более сложным, нежели его спутник, а потому - более интересным. В нем все еще бушевала вьюга и завывали призраки, но сам Барсук, точно также, как и его мохнатый тезка, сладко спал в той пещере, свернувшись уютным комочком.
- Кажется, ваш компаньон так не считает. - Рука Раймона на талии придавала смелости говорить вопреки много раз попранным приличиям. К тому же - чего уж греха таить - оные приличия, пожалуй, вспоминались последний раз в той хижине под Бермондси. И это было чудесно - быть свободной от условностей. И нужной.
- Что поделаешь, коли человек своего счастья или несчастья не видит? - развёл руками Барсук. - Вы уж его, госпожа, строго не судите. Жизнь-то какая? То змеи на пути плюются да хвостами машут, то девочка встречная укусит, да и не раз. А тут, Джесси-Рыжая говорила, ещё и лошадь отбирают, а лошадь-то отменная. Сам бы такой порадовался, да только подо мной долго только крупная выдержит.
- Искра - орденская лошадь, - Фламберг наклонил голову, и Эмма почувствовала, как её спутник едва заметно расслабился. - Чужим такое оставлять... сейчас Орден возвращает силу, ну а заодно с ней - и лошадок. Но и, - он пожал плечами, - не даром ведь.
Шрам от укуса лесавки под пальцами чувствовался как причудливый гобеленный узор, Раймон пах полынью и мятой. Хродгейр пах морозом и почему-то малиной, напоминая уже даже не барсука, а большого, лохматого, добродушного медведя. И потому - особо опасного своей непредсказуемостью.
- Он весь состоит из отрывков, этот ваш мистер Брайнс, - задумчиво проговорила Эмма, поглаживая руку Раймона, - сам не знает, чего хочет и хочет ли вообще. Мечется, всего боится. Никому не доверяет - и очень доверчив. Смотрит - и не видит. Слушает - и не слышит.
Должно быть, она со стороны сейчас походила на прорицательницу: спокойный, размеренный голос. Зрачки, расширившиеся настолько, что мир виделся размытым, будто сквозь вуаль.
- Ну, госпожа, - северянин взял кружку с вином и поболтал, задумчиво глядя на то, как рубиновый напиток рисует круги. - Жизнь торговая - она простая. Хочешь, не хочешь, а приходится рано или поздно понять, в чём интерес, чего хочется да куда именно идёшь, и зачем. Главное, пожалуй - как раз зачем, верно? Потому что иначе остановишься посреди шага, да и всё на том.
- Кто они? Эти призраки, что воют в метель?
Скрывать интерес не получалось, да и не хотелось. Слишком необычным был внутренний мир Хродгейра, слишком любопытно было узнать - и понять. Эмма с удивлением замерла, осознав, что впервые сама желает сопереживать Барсуку, не пытаясь прорваться сквозь белую стену снега наружу. Впрочем, в этой зиме Хродгейра рядом с ней был Раймон. Она прижалась к нему, вдохнула его тишины, легко коснулась губами шеи.
На долю мгновения глаза Вальтера похолодели, но он тут же отвёл взгляд и улыбнулся.
- Интересную миледи вы себе нашли, господин Фламберг, интересную весьма.
Раймон кивнул, лениво перебирая в пальцах выбившийся из причёски Эммы локон.
На кухню неторопливо прошествовал Тоннер, улыбаясь благодушно. На миг он остановился, любопытствуя, и Эмма замерла. Багровая, цвета крови, ярость алым стягом вилась за краснолюдом. В ее полотно пурпуром и синью глицинии вплетались рассчет и досада. Запахло ирисом и травами, можжевельником и металлом. Пальцы обвели кружево шрама - и все пропало. Трактирщик исчез в зеве кухонной двери, а ей пришлось улыбнуться, отметить, что зацепила Хродгейра за нечто важное для него - ветер хватал охапки колючего снега и забрасывал их в пещеру - и уткнуться лбом в плечо Раймона, унимая вспышку головной боли.
- Те, кого мы не интересуем - не интересны и нам, - приветливо пояснила она, слегка теребя обшлаг на рукаве Раймона.
Мимо быстро прохромал констебль, раздраженный пением менестреля. Он, не взирая на возражения певца, отнял лютню и уселся на свое место, на мгновение задумавшись. Пальцы быстро пробежали по струнам, апояндо исполнив пассаж, а затем полилась тихая музыка, сопровождаемая глубоким баритоном Клайвелла:
- Fleur charmante et solitaire,
Qui fus l’orgueil du vallon,
Tes débris jonchent la terre,
Dispersés par l’aquilon...*
Раймон, придержав Эмму за плечо, поднялся и с сожалением вздохнул.
- Простите мистер Хродгейр. Вспомнил, что нужно было обсудить кое-что с нашим добрым трактирщиком, так что я вас пока оставлю. Миледи.
Проводив его взглядом, Вальтер оглянулся на констебля, поморщился и потёр левую руку.
- Не люблю, когда поют... Значит, призраки, говорите? Ну, леди, в жизни-то ведь всякое бывает. Порой позади луг солнечный, а порой и такое, что не отогреться. Да и стоит ли? Мир-то вокруг такой, что не знаешь, что за поворотом. И остаётся что? Пытаться выжить, так я думаю?
Метель Хродгейра на краткий миг утихла, обнажив странно пустое, ясное и звездное небо - и забушевала с новой силой, но теперь в голоса призраков еще и вплеталась тихая, печальная, манящая песня.
- Верно, - согласилась Эмма, глядя во след Раймону и ощущая пустоту под руками, - особенно, если пению сопротивляться трудно. Но ведь голос мастера констебля не похож на тот?
- Не знаю, - северянин взглянул на Эмму с интересом, за которым прятался расчёт и вспыхивали искры непонимания. Руки его спокойно охватывали кружку, из которой Барсук пока так и не пригубил. - Я сам-то их не слышал. Но не люблю всё равно. Любопытно мне стало, что такая красивая, благородная дама знает о вьюгах и таком... пении, но потом я подумал: наверное, просто знатные леди не путешествуют в таких компаниях и не выходят за них замуж, так? И тогда, уж простите, интересно мне стало снова, но уже иначе: какая музыка звучала вокруг миледи?
Эмма раздумывала долго. Наверное, даже слишком долго, чтобы это было приличным.
- Иногда, мистер Хродгейр, - наконец, произнесла она с печальной улыбкой, - тишина тоже бывает музыкой, что сродни пению прозрачных, ясных небес.

---------------------------------------------------------
*Минутная краса полей,
Цветок увядший, одинокий,
Лишён ты прелести своей
Рукою осени жестокой....

с Леокатой

Выходя из жаркой, напитанной запахами кухни, Раймон невольно покачал головой. Тоннер, в отличие от Симса, не сказал почти ничего. Уворачивался, хитрил, засыпал сыпучими грудами ничего не значащих слов.
"А жили мы тут. и прапрадед, и прадед, и дед, и отец, и вот я, Тоннер-пятый, значит. И все "Грифон" держали. Только дело не шло, хоть и тракт. Вот только я и сумел раскрутиться, значит. И все, как один, вере верны..."
И так далее. Ни слова о ночной встрече, ни слова о крестинах. И только на похвале Симсу броня трактирщика дала трещину. Раймон ухмыльнулся. Значит, господин Тоннер, Симс - хороший, но болтливый слишком? И дело это не его, а Кейт, и со стороны он в семью пришёл? Да и не Симс вовсе. Это прекрасно соответствовало тому, что обнаружил Бойд, хотя Раймон всё никак не мог уложить в голове, как, чёрт их подери, проклятые культисты ухитряются всё это проворачивать?
Поймав взгляд Эммы, он улыбнулся ей и кивнул. У девушки, судя по всему, всё было в порядке. Вальтер что-то неторопливо рассказывал, время от времени отпивая глоток-другой вина. Не то, чтобы Раймон ждал неприятностей, но... Барсук этот до странности походил порой на Фламберга, а Эмма пыталась вызвать его на откровенность...
Женскому смеху от дверей вторил мужской, искренний, заразительный. Высокий и светловолосый мужчина, с подбородком волевым и квадратным, бережно поддерживал за руку весело смеющуюся бруху. Лорд Грейсток, а это был, по-видимому, он, оглядел таверну ищущим взглядом и довольно улыбнулся.
- Господин Фламберг! - Окликнул он от двери надменно и просительно одновременно. - Позвольте пригласить вас для беседы?
Мысленно вздохнув, Раймон посмотрел на Эмму. Во взгляде девушки чувствовались неохотное, хмурое одобрение с лёгким привкусом тоски. Развернувшись на полушаге, Раймон ещё издали улыбнулся местному владетелю и его непременной спутнице. Какие бы отношения их ни связывали, это наверняка было интересно.
- Милорд Грейсток. Госпожа.
Молодой барон повелительно прищелкнул пальцами, указывая Пэнси на тот столик, где всегда играл в кости.
- Прошу вас, господин Фламберг, - любезно пригласил он и уселся сам. Бруха заняла привычное место за его спиной, обвив изящными, холеными руками шею. Почти не мигая смотрела она на Раймона, улыбаясь и демонстрируя кончики белоснежных клыков.
"Впрыскивает она яд, или если да, то какой именно? - задумался Раймон, приятно улыбаясь в ответ. - У этого торговца шея была разодрана, значит, мог сопротивляться..."
- Признаться, обратиться к вам меня надоумила моя дорогая Айме, - Грейсток улыбнулся, накрывая своей рукой руку женщины, - но перейду к делу. Видите ли, Билберри издавно принадлежит Грейстокам, но... Мы здесь почти не живем. Лишь зимой. Зимой здесь чудесная охота, правда, моя дорогая? Но вот уже пятый год мы зимуем здесь с госпожой и даем бал, традиционно, пятого января. И пятый год у нас пропадает по одному человеку. Я понимаю, - усмехнулся молодой барон, - о чем вы сейчас подумали. Но это не Айме. Она очень аккуратна.
- И вовсе не думал, милорд, - тут он почти не кривил душой. Убивать гостей на собственном приёме год за годом привлекало слишком много внимания со стороны. Нежелательного внимания. И в случае вины Айме не требовалось рассказывать об этом михаилиту, достаточно было приструнить аккуратную охотницу. Разве что барон не главенствовал в этой паре и сам не знал, что происходит у него в доме? Возможно, но... сложно было придумать, зачем это Айме. Испанка явно умела сдерживаться, свидетельством чему был тот же торговец. Раймон поднял бровь. - Я понимаю вашу беду, но почему же вы подошли с этим ко мне, а не к местному констебю, а то и шерифу? Орден, к которому я принадлежу, уничтожает монстров, верно, но здесь, возможно, речь о человеке? Одном из ваших гостей - простите, если такое предположение вас заденет.
Служанка проворно, не глядя на бруху, расставила на столе кубки и бутыли с вином, груши и прозрачно-янтарные, тягучие даже на вид, сласти. Светло-желтый напиток полился в кубки, наполняя воздух летними запахами, медом и лилиями. Один из кубков, дорогой, серебряный, с чеканными воронами, будто кружащими в борьбе, достался Раймону, который едва не поморщился от запаха. С того дня в аббатстве Кентербери медовая сладость казалась чуть не отталкивающей. Другой взяла Айме, быстро и ловко, не переставая улыбаться и не сводя изучающего взгляда с михаилита.
- Айме уверена, что это - не гости, - покачал головой молодой барон, - она чует что-то...
- Fantasma, - вежливо пояснила женщина, - но пахнет. Невкусно пахнет.
Раймон неглубоко ей поклонился.
- Если леди так говорит, значит, так оно и есть. Значит, это всего лишь приглашение нас с госпожой Берилл на бал, милорд?
Грейсток с явным удовольствием отхлебнул вино и хищно, белозубо, улыбнулся:
- Если вы того пожелаете. Я не предлагаю вам контракт. Пока. Понимаю, что вам нужно осмотреться, оценить свою дичь. Всего лишь приглашаю воспользоваться нашим гостеприимством и повеселиться на маскараде. Ну, а если вдруг... Мы в долгу не останемся.
- Милорд знает толк в охоте, - протянул Раймон и, чтобы выиграть время, пригубил из своего бокала. Вино действительно оказалось приторным, и он скрыл за бокалом гримасу отвращения.
"Бал. Маскарад. Искать непонятного монстра среди масок, жуть, а не идея. Только врагу и желать. Отвести Эмму на бал..."
Последняя мысль показалась такой странной, что Раймон широко улыбнулся. Действительно, отличная мысль. Независимо от того, умеет беглая послушница понимать монстров и людей, или нет.
- Разумеется, барон, мы принимаем ваше любезное приглашение. И, если вдруг...
- Господин Фламберг, и еще - Айме мне дорога. Очень. - Грейсток улыбнулся, по-волчьи опустив голову.
Раймон поднялся, с удовольствием поставил почти нетронутое вино на стол, и вежливо кивнул сначала молодому аристократу, а потом брухе.
- Зачем же лишние слова, милорд. Михаилиты, как известно, охотятся только на монстров.

Со Спектром

- Хорошо, что не на кухне готовлю, как Пэнси предлагала, - Эмма задумчиво помешивала длинной деревянной ложкой побулькивающую жижу в котелке, подвешенном в камине, - а то, пожалуй, пришлось бы заклинания читать.
Мазь для лица этого странного торговца готовилась, как ни странно, быстро. Сказывались то ли нежелание возиться, то ли желание поскорее закончить эту утомительно монотонную работу, сменить рабочее платье и передник на чистое и, наконец-то, вдохнуть морозный воздух мрачного, но суетливого Билберри.
Раймон фыркнул.
- Так и начитали бы. Тем более что не нравится мне эта Пэнси. Впрочем, Тоннер тоже, - он помедлил. - Если подумать, тут вообще мало кто нравится. Кузнец разве пока что - по крайней мере, кинжал сработал как договаривались, и отменно.
Ложка описывала круг за кругом, спиралью закручивая густеющую жидкость, в которой то и дело всплывали мелкие листья и цветки. Мысли лениво, виток за витком, подобно жемчугу в ожерелье, нанизывались на нить памяти.
- Он детоубийца и поджигатель, Хродгейр этот, - сообщила Эмма, снимая котелок с огня, - и слышал зов звезд, но устоял. Нашел свою Марико - он ее называет Мако - в море, она была в одном из прибрежных публичных домов, но бежала. Выхаживал ее. И, кажется, искренне привязан к ней.
Занимательную историю, поведанную ей Барсуком, она уместила в несколько предложений, не желая снова переживать и сопереживать поведанному. Гораздо больше ее волновали чувства Тоннера, учитывая эти ночные крестины, в которые они зачем-то ввязались..
- Тоннер ничего не сказал? - Взмахнув ложкой, точно это был скипетр полководца, Эмма осторожно перелила жижу в деревянную плошку. - Мне показалось, что он будто бы... обозлен и планирует что-то. И мы - часть его плана.
- Нет, - михаилит сморщился, словно вспомнив о неприятном. - В отличие от Симса, он молчит, как убитый. Уже это одно говорит о том, что добра не будет. Но что именно он задумал, пока не узнать никак, или я не вижу способа. Или похищать его, или играть, как придётся, подстраиваясь на лету. Должны бы справиться в любом случае. Но если его план не против нас, а нацелен на того же Симса за болтливость - пусть его. В конце концов, - Фламберг усмехнулся, - мы всё равно собирались играть против всех. Но, дьявол!.. чернокнижники, которые одновременно поклоняются Великой Матери! Не видь своими глазами - никогда бы не поверил, что такое бывает. Или хотя бы возможно.
Плошка отправилась на подоконник - остывать. Эмма - на колени к Раймону, в объятия. Вышло бесцеремонно и нескромно, но... Вечером ведь будет не до того, верно? Время медленно, неспешным ручейком, перетекало к полудню. И с беспокойством, зыбью по этому ручью, справляться становилось все труднее. Даже тишина Раймона не успокаивала, а напротив, волновала тоже.
- Звучит странно, - согласилась она, - и все же, мне не спокойно. Тоннер и раньше живо интересовался нами, но так отчетливо... Ирисы и травы - сначала. Можжевельник и железо - после.
- Даже так... не в жертвы же они тебя назначили. Или, всё же... будь это нормальные дьяволопоклонники, я бы сказал - не может быть. А с этими... дьявол их знает. Я бы отправил тебя из города, - словно противореча словам, Раймон крепче прижал Эмму к себе, - но снова - кто их знает. Места безопаснее, чем рядом с нами, этой ночью в округе не будет, сдаётся мне.
Эмма кивнула. Прижимаясь, обняла за шею, надолго замерла, пока Раймон гладил её по волосам.
- Отчего Грейсток так досадует?
Пожалуй, стоило поговорить о чем-то ином, нежели черная месса, чернокнижники или... ее отъезд из городка.
- А. У него гости пропадают, причём виновата, как ни странно, кажется, не бруха эта чёртова, что торговца не распробовала. Кстати, нам, вероятно, понадобятся костюмы и маски.
- Маски?
С мессы - на бал, да еще и маскарад, похоже. Вот уж чего ей точно не хотелось - так это вращаться в светском обществе. Наступит полночь, все снимут маски и, как знать, среди гостей могут оказаться те, кто узнают Эмму Фицалан. Впрочем, это было наименьшим из зол. Толпа, ужасное чудовище, полыхающее всеми оттенками чувств, запахами и вкусами... Толпа по-прежнему страшила ее, несмотря на близость спасительного рукава Раймона.
- Нам предстоит бал-маскарад, - подтвердил её опасения Раймон, в голосе которого, наряду с мальчишеским весельем, слышались - но не преобладали - и извиняющиеся нотки. - Придётся ловить. А оставлять тебя одну в этом городке как-то не хочется.
- Снова толпа, - Эмма сморщила нос, отмечая вспышку боли в виске, - но здесь я точно не хочу оставаться. И ты не мог бы отдать мазь этому дурацкому Брайнсу, когда он придет, вместо меня? Я не могу с ним говорить, точно проваливаюсь куда-то в пустоту, где нет ни чувств, ни мыслей.
- Может, до толпы дело не дойдёт, - негромко сказал михаилит. - Нас приглашали раньше, потому что гости собираются уже сейчас. Может, получится свыкнуться, может, найдём любителя людей ещё до бала. Тогда не нужно будет и оставаться.
В висок будто воткнули гобеленную иглу. Вяло удивившись столь резкой и неожиданной боли, Эмма положила голову на плечо Раймона и закрыла глаза. Уютная тьма ласково обняла ее, нашептывая что-то. Некоторое время девушка еще пыталась разобрать этот тихий, убаюкивающий голос, но...

У Раймона ушло несколько секунд на то, чтобы понять, что случилось. Мерзкое ползущее ощущение от яда хобии было не спутать ни с чем. Проклятый трактирщик! Полыхнула и тут же угасла злость на самого себя - переиграли! Но злиться было нельзя, и двигаться резко тоже - от этого яд только расходился по телу быстрее. Время. И откуда яд? Вино, кубки? Тогда Бойд тоже... где-то там. И даже невезучий торговец, до которого, впрочем, едва ли кому-то было дело. Он поднялся и осторожно положил Эмму на кровать. Минута, полторы? Три? На секунду он задумался о том, стоит ли призвать Велиала и потребовать обещанную услугу, но отмёл мысль. Ковену они все скорее всего были нужны живыми. На какое-то время. А конкретно он или Бойд, возможно, ещё и разумными - ради проклятого кинжала, в котором нет никакого демона. Если только каким-то образом не проверили и не узнали, что он их обманул. Вряд ли. Экзорцизмы никогда не были точной наукой. Значит, предположим, ещё получится очнуться, но в планах Тоннера Эмма стояла первой.
Проклятье. В любом случае этот чёртов - в буквальном смысле - демон не славился талантами к исцелению или битвам. Если он всё-таки втравил Эмму в то, из чего они не выкарабкаются...
Раймон глянул на ножик Эммы, лежавший на столе. Покупки было жаль, но он всё равно всадил лезвие в щель между досками и ударом каблука сломал лезвие. Со вздохом подставил правую половину лица исходящему от камина жару: такого должно было хватить при не слишком внимательном осмотре. На то, чтобы сунуть рукоять поглубже в сумку с вещами, обмотать обломок, в котором оставалось меньше половины ладони, тканью и сунуть за щёку, много времени не потребовалось. Больше делать было нечего, и он, мысленно проклиная всех тоннеров Билберри, улёгся на полу рядом со столом. Оставалось только ждать и надеяться, что он ещё очнётся - и очнётся вовремя, чтобы вытащить Эмму, а уже потом разнести этот город по камню.
Видения горящего Билберри успокаивали не хуже орденских медитаций, но даже с ними яд продолжал действовать, пока Раймон не провалился в беспамятство.

с Лео и Хель

3 января 1535 г. Билберри. Церковь.

- Фламберг, - голос Бойда доносился тихо и издалека, будто бы это не его плечо сейчас прижималось к плечу Раймона, обжигая исцелением, - открой глаза и посмотри на алтарь. Но не дергайся.
Голова гудела, как после хорошего похмелья, но это ощущение быстро проходило под действием магии магистра. Раймон приоткрыл глаза. Он лежал на животе, руки и ноги, насколько он их чувствовал, были привязаны сзади к шесту, но сейчас его волновало не это.
В мерцающем свете сотен церковных свечей можно было рассмотреть голые стены, с которых сняли все украшения. Темная дубовая обшивка была исцарапана в тех местах, где ранее висело хоть что-то, отдаленно напоминающее крест. Пол тоже был голым, исчезла грязная дорожка, а скамьи, доселе стоявшие аккуратными рядами, были вырваны и свалены в дальнем углу. От огромного распятия, находившегося за алтарем, теперь осталась лишь часть. Поперечины креста были отпилены, и безрукое изображение Христа в человеческий рост висело вниз головой у задней стены санктуария. Алтарь, лишенный своего убогого покрова, представал во всей своей красе и величии: серый камень, несомненно древний, украшенный высеченным в нем спиралями явно когда-то был жертвенником старых богов. И на нем, на стылом холоде, лежала обнаженная Эмма, прикрытая лишь своими волосами. Рука с кольцом безвольно соскользнула с алтаря, и изумруд неуместно весело отражал мерцание свечей. Девушка была бледна, дышала тяжело и прерывисто, но глаза ее были закрыты. Возле алтаря аккуратно были разложены кольчуги и пояса с оружием мужчин.
В груди полыхнула ярость, но Раймон сдержался, стиснув зубы. Эти идиоты всё-таки совершили ошибку, и заплатят. Ой, как заплатят. Он ещё раз смерил обстановку взглядом из-под приопущенных век, и вслепую потянулся к рукам Бойда. Умный, битый магистр всегда носил за обшлагом заточенную полоску стали, а культисты, казалось, не обыскивали их вовсе. Чёртовы дилетанты. Конечно, можно было просто пережечь верёвки, но запах горящей пеньки разнёсся бы в стылом воздухе далеко, а культисты столпились вокруг Эммы... Не было смысла давать такое предупреждение, и Раймон, пользуясь тем, что никто не смотрел на пленников, терпеливо нашаривал импровизированный нож.
Ковен, казалось, собрался весь. Радостно-возбужденный Симс сиял улыбкой, пожимая руки поздравляющим его людям. Тоннер прижимал к груди массивный ящик, богато украшенный золотом. Перед алтарем величаво расхаживал отец Августин, одетый в рясу прямо на голое тело. Он по-хозяйски вернул руку Эммы на алтарь и повернулся к ней спиной. Ему Раймон мысленно пообещал особенно приятную участь, наравне с Тоннером. Они ради своих дурацких игр похитили Эмму, раздели, глазели на неё, трогали. Заставили замолчать! Они даже не понимают!..
Кейт Симс баюкала у груди сына. На лице у нее отражались и радость, и смятение, и жалость.
Веревки поддавались неохотно, но Раймон и не спешил. Не было смысла соблюдать все эти предосторожности, если бы шест просто грохнул о каменный пол, или культистов привлекло бы движение. Наконец, разошлись последние пряди, и он, пытаясь хоть как-то сохранить ту же позу, сунул нож Бойду.
- Братья и сестры! - Отец Августин простер руки, точно благословляя паству. - Сегодня чудесная ночь для веры! Наш брат Тоннер вполне и в точности выполнил почетное поручение, которое мы ему дали. Он нашел прекрасную жертву для нашего повелителя и его супруги. Он сохранил для нас вот эти черепа монахов, - изящный взмах в сторону краснолюда, - которых наши братья самолично казнили, предав ужаснейшим истязаниям, хотя, к сожалению, эти истязания и были недостаточны для этих гнусных проповедников римского суеверия.
- Если я верно понимаю, - Бойд наблюдал за происходящим с самым безмятежным видом, точно и не пилил веревки, - на следующей мессе должны быть наши черепа. Ценишь ли ты оказанную нам честь, Фламберг?
- Неимоверно, - голос Раймона звучал невнятно: мешало лезвие за щекой. Гадство. Пришлось ещё и сломать новый нож Эммы... Злость, которую можно было больше не сдерживать, согревала кровь и помогала не думать о том, как держать ноги вроде как принятутыми к спине. Он подозревал, что последнее получается не слишком хорошо, но собравшимся было, к счастью, не до них. - Жду не дождусь, когда можно будет разочаровать.
- Надо погодить, - судя по движению плеч, магистр справился с веревками, - и пробудить нашего констебля. Все веселье проспит. Жертву они нашли...
Циркон вздохнул, еще раз повел плечами, задев Раймона, замер.
Судя по тихой ругани за Бойдом - констебль очнулся, осмотрелся и даже выразил восторг от происходящего.
- Зато придумывать, как попасть сюда не надо, - резюмировал, наконец, он.
Между тем, Тоннер торжественно возложил три черепа рядом с Эммой. Девушка дернулась, пошевелила рукой, но не очнулась.
- Слишком всё легко, нет? - прошипел Раймон магистру. Насколько он мог судить, вокруг них не чувствовалось даже магического барьера. Не было видно и символов на полу или колоннах.
- Как по-писаному, - также тихо согласился Бойд, не отводя глаз от происходящего у алтаря.
Отец Августин разместил присутствующих около алтаря, треугольником, острый угол которого был обращен к восточной стороне зала. Тоннер взял в руки атам, лежащий в том же ящике, и подошел к алтарю. Ударяя атамом каждый череп, он посылал проклятия Адонаи. Вслед за ним удары атамами по черепам и те же восклицания проделали и издали один за другим все присутствующие. Черепа превратились в груду обломков. Их собрали и в бросили в пламя жаровни, поставленной перед перевернутым распятием.

Со Спектром и Лео

Клайвелл, освободившийся от веревок, едва слышно вздохнул. Ему эта ситуация явно напоминала то приключение в обители, о котором он добрую половину вечера в подробностях рассказывал.
- Что делать будем? - Шепотом осведомился он будничным тоном, точно предлагал сыграть в кости.
- Знать бы, почему просто. И много их там... - Раймон прикусил губу и прошептал магистру: - Ты сможешь её прикрыть?
Бойд глянул на высокий потолок церкви, на стены, витражи, от которых ощутимо сквозило. На пламя свечей - и кивнул.
- Не могу, - через мгновение признался он, - мешает что-то.
Раймон попробовал сам - и магия провалилась в пустоту, не оставив следа. Он тихо выругался.
- Значит, без колдовства.
- Не торопимся, - Бойд, наконец, соизволил ответить констеблю и повел плечами, разминая их, - проклятье, не могли иначе связать...
- Не затянуть бы, - Фламберг взглянул на Эмму. Никогда он не любил просто стоять и ждать. Или лежать и ждать. Но магистр был прав, хотя это и горчило.
Входная дверь раскрылась бесшумно и бесшумно же, чуть поцокивая когтями, в церковь вошли гончие Холмов. Их было восемь - поджарых, длинноногих, покрытых рыжеватой шерстью. Крупная сука, шедшая во главе, с шумом втянула воздух и уверенно повела свою стаю к пленникам, явно намереваясь оттеснить их к стене, согнать в кучку, уподобляя себя - пастушьим собакам, а мужчин - баранам. Получив такой ответ на свой недавний вопрос, Раймон угрюмо выругался.
- Не поторопишься тут, - проворчал констебль, приподнимаясь на руках, - сами приходят и торопят.
Бойд перекатился на спину, ловя палку и привстал на колено. Впрочем, гончие нападать не спешили тоже, остановившись в шаге от пленников. От толпы увлеченных сожжением черепов культистов отделилась Кейт Симс и направилась к мужчинам.
- Умница, Девона.
Женщина, одетая в просторный белый балахон, на груди промокший от молока, потрепала за холку суку. Высокая и статная, в украшениях великой жрицы и с полумесяцем у линии роста волос, она ничуть не походила на ту измученную поронцом беременную, у которой Эмма принимала роды.
- Мужчины, - женщина презрительно скривила губы, - ни на что не годны. Только для войны. О, Великая Матерь, помоги мне...
- Ну, точно, - криво усмехнулся Раймон. - А как поронцы ползают - так война почему-то сразу обретает привлекательность.
Рядом переступил с ноги на ногу Вальтер. Швед спокойно, с интересом разглядывал жрицу.
Повинуясь движению руки женщины, гончая рыкнула и стая пришла в движение, плотно подступая к пленникам.
- На колени, - велела Кейт, повелительно указывая пальцем в пол. От дальней стены к ней уже спешили дюжие парни в белом, готовя веревки.
Гончие ощерились, демонстрируя готовность пустить в ход клыки, при неповиновении.
- Пол грязный, - любезно улыбаясь ответил констебль, тяжело опираясь на палку, - и да, вы правы, госпожа. Столько мужчин вокруг - и ни один не догадался пощадить стыдливость девушки на алтаре.
Кейт, меж тем, вздрогнула, с удивлением глядя на Клайвелла, но промолчала, лишь пальцы нервно сжали холку собаки.
- Это ужасно, - неожиданно согласилась она, - женщина - священна, она - сосуд, в котором зарождается жизнь.Ее нельзя вот так, под жадные взгляды...
- Это низко, - искренне согласился с ней констебль с печалью в голосе, - недостойно... Тем более, я слышал, госпожа спасла вас во время трудов ваших. Сохранила для будущих дочерей.
Бойд кивнул, явно одобряя действия констебля и покосился сначала на гончих, потом на парней с веревками.
- И все же, - Кейт тряхнула головой, - нет. Я вынуждена мириться с ними, с этими... идиотами. Смиритесь и вы. Тем более, что осталось недолго.
- Мы готовы смириться, - проникновенно заверил ее Клайвелл, молитвенно складывая руки,- это даже честь - принести себя в жертву Триединой! Но... позвольте сделать это как свободным людям, воинам, а не как рабам - связанными. Неужели Матери Всеблагой будет радостно видеть своих сыновей у ног своих же опутанными, точно на продажу?
- Ещё и под взглядами этих, - Раймон кивнул на священника и скривился. - Они, значит, всё сделали, всё нашли. Победители над своими жертвами.
Смятение, охватившее женщину, казалось, передалось и гончим. Девона, крупная, с подпалинами, прижала уши и вопросительно заскулила. Кейт задумчиво поиграла с гривной на груди и повелительным жестом руки отпустила парней с веревками.
- Можете сесть, - милостиво позволила она, - но гончие останутся.
Констебль благодарно поклонился и первым уселся спиной к стене, с выражением блаженства вытянув ногу. Бойд сел рядом, одобрительно хлопнув Клайвелла по плечу. Раймон, пожав плечами, покорно последовал их примеру. Вальтер, который так и не издал ни звука, опустился на пол рядом с ним, положив на колени сжатые в кулак руки.
Женщина улыбнулась и вернулась к алтарю. Рыжая Девона, добродушно распялив пасть, вывалила язык, часто задышала, щурясь на свет.

Со Спектром и Хеллой

- Ego vos benedictio...
Августин, с торжественным видом, горделиво выпрямившись, плавным речитативом начал произносить над алтарем молитву.
- Великая Богиня! Мать Жизни, Подательница Смерти, Проводник на Пути Вечного Перерождения, - вторила ему Кейт Симс, одухотворенно воздев очи гору
За санктуарием скрипнула дверь. Даже отсюда было видно, что вела она в крошечную мрачную каморку, из которой так и хлынул невыносимый смрад гнили. Все тело человека, вышедшего из этой каморки были изъедено крысами; ноги представляли собой одну сплошную язву; они гноились. Но ужаснее всего было его лицо. Окружность одного из глаз также была объедена крысами, глазное яблоко выпало из своей впадины и, держась на канатике, висело около самого рта. Но лицо было не только спокойно, а хранило даже выражение какого-то блаженства, предвкушения.
- Какая прелесть, - спокойно заметил Раймон. - Интересно, кто из нас удостоится этой чести. Может, кто-нибудь уже жаждет? Готов уступить добровольцу.
Эмма на алтаре едва заметно пошевелилась и вздохнула, не открывая глаз.
- Приходит в себя, - хмуро отметил магистр, - не смогли даже дозу рассчитать, чтобы до самого главного не очнулась.
Раймон мрачно кивнул. Ему даже думать не хотелось о том, что почувствует девушка, очнувшись вот так... Сделать с этим он пока что ничего не мог, но всё прибавляло к счёту. Браслет на руке магистра начал светлеть, ярче проступили листья чертополоха. Когда Фламберг это заметил, его глаза вспыхнули предвкушением. Он вытолкнул, наконец, изо рта мешающееся лезвие и выдохнул:
- Барьер поддаётся.
Вальтер едва заметно сменил позу и немного разжал одну руку.
- In nomine magni dei nostri Satanas.
- Благослови нас Любовью своей, наполни нас Силой своей, направь наши дела Властью своей!
Полутруп принялся пританцовывать. Он открыл рот, чтобы заговорить, но вывалившийся глаз втягивался ему в рот. Отодвинув его рукою, человек, если его еще можно было назвать так, прохрипел:
- Ану! Люциф! Ану! Люциф!
- Ну вот оно им надо?.. - ворча себе под нос, Раймон поспешно стягивал рубашку. - На месте Великой Богини я бы обиделся... и нож из-за них сломал, а ведь такой хороший был!..
Повторяя свой речитатив, человек начал медленно кружиться, роняя на пол желтоватые капли гноя.
- И ведь призовут же, - задумчиво произнес Бойд, прокручивая браслет на руке, - пора заканчивать с этим, Фламберг, а то будет у тебя с девочкой, как в сказке. И заметь, я сейчас не про "долго и счастливо".
Не отвечая, Раймон сунул рубашку в руки констебля и резко кивнул на Эмму:
- Прошу, вытащи, когда начнём. Закрою мороком, как смогу.
Констебль кивнул, пряча рубашку за пазуху и потуже затянул сапог на больной ноге.
- Потом мне будет худо, - пробубнил он себе под нос, - но наплевать.
- Ave Satanas. Ave domini Inferi.
- Мать-Земля, Сестрёнка-Луна и Звёздная Мать, Триединая Богиня!
Пол под ногами явственно встряхивало, словно вся церковь была готова развалиться. На вершине перевернутого креста пародией на Вифлеемскую зажглась яркая звезда, пульсирующая белым, ослепительным светом, от которого опускали глаза даже гончие. Девона, жалобно проскулив, пересела ближе к магистру, который ошарашенно потрепал ее за ухом.
- Всю жизнь мечтал это сделать, - признался он.