И не успели отзвучать эти слова, как над деревней в воздухе разнесся низкий хриплый звук рога. По дороге от реки, ограничивающей владения графа де Бруа, в деревню входила вольная рота Гаспара де Лавуа. Рыцарь Переправы ехал во главе, за ним колонной шли ватажники.

Труби поход, герольд
Граф, войско собирай,
Задумал наш король
Идти в далекий край.

Кузнец, кали мечи,
Священник, помолись,
Как стая саранчи
Пройдем, поберегись,

Нет музыки приятней для наемного бойца,
Чем звон монет, зовущий за собой,
И мы пойдем на край, за край, до самого конца
За тех, кто щедро платит - в смертный бой

- Хэй! - Гаспар поднял руку. - Рота, стой!
Колонна остановилась, песня смолкла.
Де Лавуа задумчиво глянул на раскрашенные фургоны. С первого взгляда было ясно, что это действительно бродячий цирк - уж слишком бедно они смотрелись для торгового каравана. Обитатели же фургонов собрались вместе и явно были чем-то заняты.
- Ну что же, вот и фургоны. - Гаспар усмехнулся. - Сейчас узнаем, кто тут заехал. Рота, вольно! Отдыхаем, но местных не трогаем! Хуан, Пьетро, Жак - за мной!
Рыцарь Переправы размашистым шагом направился к циркачам. Хуан, Жак и Пьетро последовали за ним. Остальные же ватажники расположились на главной улице деревни, оживленно болтая и поглядывая на хорошеньких селяночек.
- Здоровы будьте! - Окликнул циркачей подошедший де Лавуа. - Кто такие и куда путь держите?

- Циркачи мы, господие служивый! Народ простой забавляем и денег этим себе на пропитание. Чем же мы вас заинтересовали, господин начальник? Если на выступление, то уж извините покорно, то не сегодня. У нас праздник в таборе большой! - выступила вперед Катрина, давая шанс другим циркочам привести себя в порядок и продумать свои действия далее.
Катрина была сейчас в самом боевом расположении духа, так как позволить сорвать свадьбу она не могла ни в коем случае. Миаханка встала перед самим Гаспаром с гордо поднятой головой.

Удивительно, но в сам миг проведения обряда муриец не ощущал почти ничего – наверное, слишком высокая волна чувств поднялась в нем раньше. И теперь не было всепоглощающего счастья, а просто радость и ощущение, которое часто возникает во время приятной, но все же формальности – ожидание окончания ритуала, ради которого все затевается.
Однако он, этот финал, вышел не таким спокойным и приятным, как планировалось. Рядом немузыкально затрубили, отчего ухо, привыкшее к музыке Ниры, покоробило. Вскоре в деревне появился человек с манерами дворянина, которого сопровождали вооруженные люди. Точнее, типы с подозрительными рожами, по которым трудно было понять, бандиты это или солдаты – если эти два сорта людей, конечно, вообще чем-то отличаются.
Неужто типы, о которых предупреждали накануне? Хорошо, если они действительно опасаются буянить при здешних мужиках...
Зыркнув на Катрину, Алессио обнял свою теперь уже законную жену за плечи и потянул прочь, подальше от чужих жадных глаз.

Совместно с Гульдой

Риона, Филя и Мирабель вернулись перед самой церемонией. Только и успели, что цветы вовремя отдать, а Мирабель еще – кое-как себя в порядок привести. Историю о лесной встрече пришлось отложить, да и не лезть же к Момусу в такой момент с этим бредом. Но и рассказать все же нужно.
Уже во время венчания Мирабель заняла место рядом с Нирой и, осторожно пихнув ее локтем, чтоб привлечь внимание, тихо прошептала:
- Я тут людей каких-то странных в лесу встретила. По виду – чисто бандиты, хотя главный на аристократа похож… Цирком нашим интересовались.
Не поворачивая головы и глядя на венчающуюся пару, Нира тихо спросила:
— В лесу или на дороге?
- Недалеко от дороги, - неуверенно начала Мирабель также устремив взгляд на жениха и невесту, - я на опушке цветы собирала… не заметила, с какой стороны они приехали…
— Мимо нас отряд не проезжал, — отозвалась Нира краешком губ. — Что еще они говорили?
- Да они все интересовались, не знаю ли чего про гостей, ну… про нас, стал быть, а потом все больше, откуда я, - быстро зашептала Мирабель, припоминая подробности недавней беседы, - я соврала, что из Коряжинки, но не уверена, что мне поверили и…
Тут жонглерка запнулась. В памяти отчетливо всплыли слова черноглазого главаря:
«Смотри, не завирайся. Немногие из тех, кто врал Гаспару де Лавуа, сейчас еще радуются жизни.»
- Он назвался Гаспаром… Гаспаром де Лавуа, - выдохнула Мирабель.
— Не знаю такого, — отозвалась Крапива. — А что соврала — молодец.
Она впервые обернулась к Мирабель и только тут заметила, что у девушки мокрые волосы.
— С тобой что-то случилось?
- Так я ж за кувшинками плавала, - натянуто беззаботно начала Мирабель, глянула на Крапиву и смутилась. Помнится, Эрик тоже скрывал правду от своих друзей. Ничем хорошим это не кончилось.
- Плавала… потом уже, - продолжила она хмуро, - они были слишком… настойчивы. Пришлось от них сбежать, и я свалилась в пруд. Но удачно свалилась, ведь правда? - вновь улыбнулась она, указывая на букет в руках невесты.
Нира сурово кивнула, мысленно представив себе то, о чем не договорила эта храбрая девочка, которая не хотела перекладывать на других пережитый страх.
В это время священник закончил обряд венчания.
Мирабель присоединилась к циркачам, поздравляющим молодых. Она обняла Майю, сказав ей теплые слова, повернулась к Алессио, собираясь уже весело поздравить его и подколоть одновременно, как вдруг услыхала звук рога.
- Что за... – начала девушка и запнулась, увидав, кого именно Враг принес.
Мирабель попятилась за спины товарищей, прикрыв ладонью лицо, будто от слишком яркого солнца.
- Это он! Вернее – они… - произнесла жонглерка, оказавшись подле Крапивы, и ничего более не добавляя, поспешно скрылась между фургонами.

Ласточка осторожно выглянула из-за фургона, со злостью подумав, что предсказание Ниры, к несчастью, сбылось. Эти мужчины были вооружены и пришли сюда явно не с дружескими, но пока непонятными намерениями.
"Представление может сорваться," - мелькнула испуганная мысль, но она тут же подавила её и посмотрела на Алессио в поисках тепла и поддержки.
У мурийца мелькнула мысль о том, что их семейная жизнь начинается весьма весело... Впрочем, тут, в цирке такие происшествия обычны. Ни на минуту нельзя быть спокойным. Это нравилось Лемену-бродяге, но теперь, когда на него враз свалилось положение мужа и будущего владельца, человека, которому придется отвечать за других – все показалось не столь уж привлекательным.
- Не бойся, Майя, - сказал он мягко. – Помнишь, нам говорили, что в этой деревне никто бесчинствовать не будет?
- Говорили. Только предсказание не сбылось, - грустно улыбнулась девушка. - С тобой мне ничего не страшно, - добавила она, крепко сжав руку своего мужа.
- Еще ничего плохого ведь не произошло, - парень улыбнулся, но тревога была заметна где-то в уголках губ и глаз. – Надеюсь, что и не произойдет. Но ты все же поменьше показывайся на глаза. Циркачам положено быть осторожными, а не бесстрашными, - горечь прорезалась в голосе, и, чтоб смягчить впечатление, Алессио погладил волосы Ласточки. – Все будет хорошо, любимая!

(с Ариадной)

Пока ничего не случилось, но напряжение висело в воздухе. Висело, словно июльское затяжное марево, готовое в любую секундк готово прорваться обильным ливнем. Такое бывает, когда все ждут, что вот-вот и крупные первые капли застучат по пыли дороги, забарабанят по коробкам фургонам, умоют сухую землю. Ждут, а дождя всё нет и нет. И висит в воздухе чувство недосказанности, недоделанности. Кажется, что какая-то нить звенит в вышине, звенит, норовя порваться, но всё не рвётся...
Суета свадьбы, казалось, охватила всех. Bp ящиков извлекались наряды, простые подарки молодым, которые шли от чистого сердца и которые были ценнее любых жемчугов. Илок и тот, покопавшись в своём нехитром скарбе, нашёл нечто, что предполагал отдать скромно парню, чтобы тот... Хватит, полежали серёжки хризолитовые в мешочке, пусть и в дело пойдут. А то только душу бередят, напоминая о прошлом. Единственное, что у него осталось... Нет, жить дальше надо. Огонь скрасил тоску, огонь и дальше дорогу подскажет.
С этими мыслями Илок выскочил из фургона и... чужаки. В воздухе разлилась тишина и напряжённость. Таких гостей не любил никто. Славиец спрятал серёжки в поясной кошель и хмуро уставился на гостей, пристроившись в теньке. Пускай Алессио говорит или Нира. У них языки лучше работают. А он помолчит. Пока помолчит. Люди бывают разные. А возникшая напряженность... может, кажется всё и сейчас рассосутся тучи? Может быть. Может...

Когда раздался голос Рыцаря Переправы, брат Рауль чуть заметно вздрогнул. У него была хорошая память, а звучание оказалось знакомым… да…
Взгляд из-под капюшона доказал – и лицо то же самое. Правда, значительно старше… ну так неудивительно.
– Знакомьтесь, – Франц подводит худощавого черноглазого паренька. – Гаспар, это Секач. Секач, это Гаспар.
– Пополнение в отряд?
Взгляд – глаза-в-глаза. Хороший у парня взгляд, цепкий и внимательный. Из него получится толковый боец… конечно, если выживет в битвах. Как и все они.
– Капитан сказал, чтоб ты новичков в мечемашестве поднатаскал, – продолжает Франц. – Кто-то хорош, кто-то – не слишком… короче, сам разберешься, Фер.
– Еще бы, – усмешка и короткий взгляд на массивный меч, прислоненный рядом к стене. То самое оружие, владение которым и принесло прозвище. – Что ж, добро пожаловать к нам, Гаспар.
Сколько лет они не встречались? Пожалуй… да, с тех самых полей. И вот, воля Деуса вновь свела двух знакомых.
Но уже совсем разных. Теперь Гаспар сам командует, а он, Рауль, странствует в одиночку.
Напоминать ли о знакомстве? Вызывать ли снова к жизни прошлое?
«Деус, в руки Твои вверяю путь мой. Если он узнает меня – так тому и быть».
Пока что священник ничего не говорил. Только чуть сместился, чтобы оказаться между молодоженами и Гаспаром. Мало ли что…

- Нет, Ясон, так не годится. Сначала давай повторим номер, а потом получишь малины. Много малины! Хотя не знаю, и как в тебя влезает-то столько? Морда-а-атый, - укротитель дружески потрепал сидящего враскорячку медведя по мохнатой щеке, на что тот ответил ленивым бурчанием. Пока в поле зрения оставалась горсть лакомых ягод, фамильярности вызывали у Ясона недоумение.
"Тебя бы так потрепали вместо того, чтобы еды дать, - читалось в укоризненном медвежьем взгляде. - Заслуженной, причем. Все утро стараюсь, работаю..."
- Ясон! Ну не делай ты такой угнетенный вид! В этом лесу скоро не останется ни малины, ни земляники, а ты даже простейший танец еще не разучил толком.
При словах о "не останется малины" медведь фыркнул и плотоядно покосился на Олафа.
- Тебе смешно-о, - протянул укротитель. - А вот если мы на будущем представлении чего-нибудь нового не покажем, Крапива нас с тобой сама съест. И правильно сделает, кстати.
Снова красноречивейший взгляд больших умных глаз и шумный вздох, такой, какие умеют издавать только медведи, широко раздувая темные влажные ноздри.
- Ага, то есть тебе можно быть лентяем, а мне нельзя? - упер руки в бока Олаф. - А ну-ка, разбойник, давай с тобой договоримся. Если мы с тобой сейчас все сделаем, я тебе не только малины в дорогу наберу, еще и полено новое достану, крепкое, с корой... Дорожная клетка тесная, в фургоне скучно, трясет еще вдобавок, а об полено можно весело точить когти, гонять по полу, грызть можно.
Ясон, ворча, поднял с земли массивное сидалище, подошел к хозяину и поднялся перед ним на задние лапы, вытянув спину и дохнул в лицо укротителю добродушной сытой вредностью, кося темным хитрющим глазом. Грызть поленья Ясон любил.
- И во-от такенный кусок дубовой коры, чтобы спину чесать.
Это было предложение, от которого ни один уважающий себя медведь не может отказаться. Подкупленный Ясон довольно рыкнул и помахал в воздухе лапищей.
- Танцуй! - скомандовал Олаф.
Идея этого номера посетила укротителя во время их с Ясоном традиционного ритуала - медведь, выпущенный поразмяться из дорожной клетки, немедленно заключал Олафа в могучие объятия, наваливаясь на него массивной тушей, а тот упирался в землю ногами и "мерялся силами" с подопечным. Такую "борьбу" медведь очень любил, но не всегда рассчитывал свои силы и массу и порой Олафу, чтобы не быть ненароком раздавленным, приходилось пятиться. Порой они довольно долго, сцепившись, кружили по поляне, потому что хоть объятия медведя и были мягкими, вырваться из них не представлялось возможным. Громадные когти ложились на спину укротителя деликатно, но крепко, а лапы сжимали так, что трудно было шевелить руками. Сам-то Олаф научился в ответ обхватывать медвежьи ребра руками, но освободиться все равно не мог. Единственный способ вырваться из такого зажима - сказать "Сдаюсь", после чего медведь немедленно выпускал "побежденного" с торжествующим рыком.
- Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три... ай, молодец Ясон, ай лихо пляшешь!.. раз-два-три...
Сейчас Олаф учил медведя вдигаться в такт, кружиться, удивительно ловко переставляя могучие лапы, и несмотря на кажущуюся неуклюжесть Ясон справлялся блестяще, выписывая танцевальные фигуры по поляне и кокетливо кося глазищами.
"Надо будет его в платье нарядить, барышня получится - любо-дорого посмотреть, - думал Олаф. - И чепчик раздобыть. Он этого дела, конечно, не жалует, но мы всегда договоримся".
В этот момент в отдалении, там, где расположилась стоянка бродячего цирка, низко и зычно протрубил рог.
- Кого еще Вражина принес? - вслух обеспокоенно спросил укротитель, повернув голову на звук.
Ясон же, явно недоумевая, с чего это хозяин вздумал отвлекаться, поволок Олафа дальше, кружа по поляне и уже безо всякого счета в такт перебирая лапами.
- Сдаюсь, сдаюсь! - поспешно выкрикнул укротитель, тотчас освободившись от сковывающего объятия. - Пойдем-ка, братец, поглядим, что там такое... Как бы не было худо!
И они наперегонки устремились через лес к цирковым фургонам, производя ужасающий грохот и треск (что было главным образом на совести Ясона). Опережая "танцоров", на стоянку ворвался радостный медвежий рев.

Нира Крапива бросила быстрый взгляд на Катрину.
"Ну, к чему это миаханское вранье? Конечно, лучше, если отряд проедет не задерживаясь... но зачем говорить для этого, что не будет представления? А если вояки все равно задержатся в деревне? Что же теперь — зря потратить день и оставить себя без куска хлеба? Да к тому же мы уже давали представления перед отрядами вояк не симпатичнее этих..."
— Наша подружка - миаханка! — весело сказала Нира, встав прямо перед конем главаря. — У них в таборе, как играют свадьбу, все бросают и дней десять пляшут и поют. Увы, мы бедные артисты. И рады бы подольше праздновать, да работать надо! И мы...
Она не закончила фразы: всех отвлекло появление укротителя, который выбрел из-за фургонов, танцуя с медведем.
Миаханскую девчонку Гаспар вниманием не удостоил - было ясно, что она здесь явно не глава. А вот появившаяся за ней девушка постарше в этой роли смотрелась намного естественнее. Посему де Лавуа не удивился, когда та заговорила.
Объяснения были понятны, и Гаспар уже открыл рот для ответа, но в это время из-за фургонов показался какой-то мужик, танцующий со здоровенным медведем. Зверюга явно был достаточно силен, а о подлости медвежьего племени Рыцарь Переправы хорошо знал.
- Гм... я попросил бы вас убрать отсюда ЭТО. - Сказал он, указав на медведя. - Он меня нервирует.
Нира порядком встревожилась. Не хватало еще, чтобы эти головорезы напали на Ясона! (А в том, что это именно головорезы, сомневаться не приходилось.
— Олаф, возьми Ясона на цепь! — весело крикнула она и вновь обернулась к всаднику. — Не извольте беспокоиться, господин: наш зверь — умница и весельчак...
Краем глаза она увидела, что миаханочка подбежала к медведю и села на широкую бурую спину, как на коня. Вот это правильно! Не будут же эти люди сражаться с животным, на котором восседает девушка! Это еще глупее, чем драться, скажем, с коровой!
- Значительно лучше, - хмыкнул де Лавуа. - Так, значит, сегодня в деревне вы даете представление? А перед этим празднуете свадьбу?
— Именно так, господин! — низко поклонилась Нира.
- Понятно. Ну что же, надеюсь, мои молодцы не будут лишними на этом празднике жизни. Нам редко удается хорошо повеселиться, а тут такой замечательный повод. Ах, да, забыл представиться. - Гаспар усмехнулся. - Меня зовут Гаспар де Лавуа, Рыцарь Переправы.
Нира постаралась не вздрогнуть.
— Это честь для нашей труппы — играть для прославленного смельчака! Надеюсь, что щедрость господина будет столь же яркой, как и его слава?
- О да, награда будет достойна выступления. - Рыцарь Переправы чуть призадумался. - А часть ее я отдам авансом. Я вижу, свадебный стол у вас небогат. Позвольте мне это немного поправить.
— Друзья мои, рыцарь угощает! — весело обернулась Нира к труппе.
Такой поворот событий ее вполне устраивал. Труппе было не привыкать пировать за счет зрителей побогаче, а пьянствовать с разбойниками куда лучше, чем с ними ссориться.
- Угощаю, - улыбнулся де Лавуа. - Соберем стол, достойный торжества. Жак, бери с собой Михала и позаботься о том, чтобы пир удался.
- Не извольте сомневаться, капитан! - Жак несколько картинно встал навытяжку. - Сейчас все соберем для праздника!
С этими словами он бросился к дороге, где расположилась вольная рота.

(вместе с Морой)

Ясон весело промчался между фургонов, свесив на бок лиловый язык и задорно кося глазом на всадницу. Ему, по большому счету, не было дела до незнакомых людей, если остальные циркачи их терпят, то уж ему, медведю, чужаки тем паче не мешают. Привычный к выступлениям перед самой разной публикой, Ясон воспринимал незнакомцев любого рода как зрителей и начинал старательно демонстрировать им свои умения.
Для медведя все это было веселой игрой, а вот укротителю Гаспар и его люди слишком уж напомнили недавних и весьма неприятных знакомцев, от которых, по счастью, удалось отделаться благополучно. И хотя эти на вид держались не столь вызывающе и вроде бы даже собирались угощать циркачей (слово "угощать" Ясон распознавал на слух безошибочно и тоже крайне заинтересовался), не было в мире проще способа заработать к себе пожизненную неприязнь Олафа, чем оскорбить его косолапого друга и соратника. Добродушные по сути упреки вечно недовольной Ниры к оскорблениям он никогда не причислял, а вот на Рыцаря Переправы покосился без приязни.
- Ясон! Иди сюда, проказник, не пугай господ.
Медведь весело прогалопировал к укротителю и растянулся перед ним на земле, раскинув лапы, шумно дыша и старательно изображая ковер в богатом доме. Поразмяться Ясон любил, ведь долгое сидение в дорожной клетке всегда утомляло, но представители медвежьего племени никогда не славились страстью к подвижному образу жизни, потому, всласть порезвившись, лентяй впадал в состояние, когда заставить его делать что-либо можно было только путем продолжительного торга. Потрепав косолапого по загривку, Олаф отправился к звериному фургону за цепью.
Танцовщица со змеями, заинтересованная новым шумом, появилась из женского фургона и удивленно уставилась на новоприбывших. Черный уж, блаженно растянувшись, висел у девушки на плечах. Джилл нахмурилась, но, заметив Олафа, не долго думая, направилась к нему, краем глаза следя за незнакомцами. Нира выкрикнула что-то про угощение от рыцаря. Рыцарь угощает. Ох, может все и не так плохо, как показалось вначале?

С Ортом

- Олаф, - тихо окликнула танцовщица и подбежала к укротителю.
- Ай? - резко обернулся на голос укротитель, от неожиданности выпучив глаза, и тут же стушевался, посетовав: - Совсем нервный стал... Привет, Змейка, чего такое? Ты прости, малины я тебе не захватил, мы-то с Ясоном думали - случилось чего, раз трубят, без оглядки сюда побежали.
- Ничего страшного, - отмахнулась девушка, - ты мне лучше скажи, что за гости у нас?
- Да вон рыцарь какой-то, - понизил голос Олаф. - Ох и не по ндраву он мне, не по ндраву... Пусть только кто из его головорезов Ясончика тронет, ужо я им!.. Ну да ладно, угощают - и на том спасибо, - укротитель погладил пузо, становясь на миг еще больше похожим на своего косолапого питомца, и добродушно улыбнулся.
- Р-работать, - сурово и безжалостно напомнил Самсоний, спланировав хозяину на плечо.
- Потом, - отмахнулся Олаф. - Все успеется. Федьку я накормил, собаки тут где-то ошиваются... Вернутся, куда денутся? Чай ученые. Надо бы, конечно, еще Чи отпереть, но одну ее не выпустишь - мало ли куда, дурная головушка, заберется?
Непонятно было, перед кем оправдывается укротитель - перед Самсонием, которому было глубоко накаркать на хозяйскую болтовню, или перед Джилл. Ворон же тем временем наклонил голову и внимательным темным глазом уставился на танцовщицу со змеями.
- Ты куда-то шел? Не отвлекаю? – от слов Олафа Джилл успокоилась. Рядом с укротителем она себя чувствовала защищенной, ровно как рядом со своими змеями.
- А? А-а... Да нет, в общем-то. Хотел Ясона привязать, да он, лентяй эдакий, развалился посреди стоянки - ну и пускай валяется, лишь бы эти, пришлые, не обижали.
- Такого обидишь - дня не проживешь! - хохотнула танцовщица.
- Да если б он мог за себя постоять! - досадливо вздохнул укротитель, покосившись на мусолящего кустик травы медведя. - Он же ж большое дитё, ни на минуту оставить нельзя. Ох, дурной, дурной...
Пожалуй, произносить слово "дурной" с такой любовью и нежностью мог один только Олаф.
Танцовщица мягко улыбнулась укротителю.
- Ну, ладно, - одернулся тот неожиданно. - Пойдем-ка поглядим, чем нас господин заезжий рыцарь потчевать собрался!
- Пойдем, - кивнула Джилл.

Если угощают, так чего ж не угоститься? Циркачи навалились на еду, которую раздобыли люди Гаспара де Лавуа. И что им за печаль, как именно была добыта эта еда и заплачено ли было за нее крестьянам? Если быть чересчур щепетильным, помрешь с голоду...
Уже начало смеркаться, когда Нира, взявшись за барабан, завела свою "зазывалку". Крестьяне, уже закончившие большую часть своих дел (все-то дела не переделаешь никогда!), охотно потянулись к околице.
Нира Крапива несколько беспокоилась за Мирабель: во время общей веселой трапезы она успела узнать, почему юная жонглерка не присоединилась ко всем, а отсиживалась за фургонами. Выяснив, в чем дело, женщина отнесла девчушке полную миску разных вкусностей и посоветовала не спешить со своим номером: вдруг разбойнику надоест глазеть на циркачей и он уедет...
И вот представление началось!

Сумерки черными когтями схватили и разорвали в клочья остатки дневного света. Народ все еще подтягивался к месту выступления, когда на сцену вышла босая танцовщица, одетая в платье цвета молодой листвы. На тонких запястьях Джилл поблескивали бубенцы, а талию обхватывал пояс дивной работы: черный, блестящий, похожий на змею. Девушка придерживала пояс одной рукой, будто он был ей велик, другую же руку танцовщица воздела к небесам и пару раз щелкнула пальцами. Бубенцы на руке весело зазвенели, сливаясь с мелодией заигравшей в этот момент флейты. Танцовщица медленно начала снимать свой пояс, который внезапно зашипел и завертелся в ее руке. Толпа, как всегда, испуганно вздохнула. Но оживший пояс нисколько не испугал танцовщицу. Девушка перевесила змею себе на шею и закружилась в плавном танце, похожем на танец листвы под тихим ветерком. Да и сама танцовщица была похожа на тоненькую веточку, обрамленную зеленеющей листвой: такая же легкая и гибкая. Только черная змея напоминала о том, что этот танец опасен.
Танцовщица остановилась и замерла. Устремив уже обе руки к небу, она незаметно подтолкнула пальцем Уголька. Змея обвила шею танцовщицы и сама уткнулась чешуйчатым носом в губы Джилл. Вот такой смертельный поцелуй…
Толпа завороженно молчала какое-то время, а потом радостно зааплодировала маленькой Змейке, танцующей с черной смертью. Хоть уж и был змеей не опасной, но кто, право, видит, что это уж? Может это какая змея заморская, что ночи чернее и чумы опасней? Это же циркачи, у них всякого "добра" навалом… Ну и пусть так думает народ, от этого представление интересней, да и монет больше подкинут.
Змейка поклонилась зрителям и поспешила уступить место следующему циркачу.

Его номер шел вторым, а значит продолжает тон всего представления. Уже не один год выступавший, он каждый раз волновался. Разогретое разминкой тело было готово выполнить любой трюк. Он готов был показать зрителям все свое мастерство.
Деревянные отполированные поленья были уже приготовлены. Он их специально хранил в недоступном для влаги месте, что бы они не потрескались и не развалились у него под…руками.
И вот час пробил. На него устремлены множество взглядов, но он их не замечает. Ни к чему отвлекаться на пустяки.
Эрик кладет на землю поленья и делает поклон «почтенной и уважаемой публике». Для начала нужно немного покрасоваться перед публикой. Пусть будут слегка заинтригованы. «А за чем ему эти поленья?» Пусть помучаются. Зато эффект будет, что надо. Момус будет доволен.
Для начала прогиб спины в арабеске. Где-то на юге в одном из бесчисленных городов, которые они посетили, его прозвали «красавчиком без костей». Нира тогда язвительно добавила, что язык у него точно без костей. Да, тут и впрямь стоило удивиться природной гибкостью Эрика, который вытворял со своим телом, что только хотел.
В свою очередь вся эта гимнастика была лишь еще одной разминкой. Разминкой перед основным номером. Он, как стоял на руках, так и остался стоять на них, подошел к своим деревянным поленьям и руками встал на одно из них. Потом стоя только на одной руке, он взял еще одно и положил его поперек первого…третье полено было поставлено вертикально… а четвертое он снова положил горизонтально. При всем при этом он умудрялся сохранять равновесие на этой импровизированной пирамиде, что и впрямь изумляло зрителей. И вот, когда последнее деревянное полено оказалось на своем месте, он, стоя на руках, сделал шпагат.
Оттолкнувшись руками, он немного приподнялся над землей, но этого ему вполне хватило, что бы перекувырнуться и встать на ноги. «Пирамида» само собой разрушилась, но зрители это не заметили, ибо были заняты акробатом, который кланялся публике.

Гаспар и его команда вольготно расположились перед балаганом и глазели на представление. После сытного пира уходить не хотелось, да и представление началось неплохо. Когда молодая танцовщица начала свой танец со змеей, даже Жак - и тот заткнулся, что уж говорить об остальных. Циркачку наградили заслуженными аплодисментами, молчать остались только двое - Кислый Пьетро, который смотрел на все со своим обычным скепсисом, да еще один из бойцов - бледнокожий брюнет в темном стеганом поддоспешнике и серых штанах, заправленных в ботфорты. На его лице застыло скучающее выражение, которое, впрочем, Гаспара не удивило - Михала Костегрыза кроме боя и крови ничего не интересовало.
А меж тем начался второй номер. Акробат был хорош, но на него бойцы смотрели уже менее завороженно, а Жак наклонился к сидящему рядом с ним Луи и что-то ему прошептал, после чего оба заржали в голос.
- Вот как всегда. - Не выдержав, фыркнул Рыцарь Переправы. - Будь он бабой, они бы уже все зенки себе проглядели, а то ржут. Эх...
- А что удивляться? - Ответил невозмутимый Хуан. - Если бы баба с такими поленьями так управлялась, я бы язык проглотил от удивления. Мужику-то оно сподручнее.
Тут уже и сам Гаспар не выдержал и совсем не по-рыцарски захрюкал в кулак.

А далее пришла очередь миаханки. Та решила показать себя во всем блеске. Она твердо решила, что это будет последнее ее выступление в цирке. Она решила уйти.
Все самое лучшее. Одежда, что поновее да поярче. Украшения для кобылы, тоже из последних. Ночка, словно чувствуя, что сейчас свершалось что-то поистине важное.
И с гиканьем Катрина выскочила сцену. Бег лошади был ровен и гладок. А движения были то горячи и быстры, то медленны и плавны. Кувырки, перешагивания, развороты. И все попадало в ритм, заданный Крапивой. Юбка вертелась и развивалась вовсю, создавая мерцание красок.
И вот зрителям показалось, будто танцовщица падает с лошади, но это лишь изящный прогиб, после которого миаханка вновь крепко стоит на спине Ночки.
И снова фейерверк цветов, быстрая музыка и миаханка в водовороте ткани. Глаза горят неистовом огнем. Она погружена в танец, она - часть музыки. Она слилась с ней.
И вдруг музыка обрывается, Ночка встает на дыбы, а Катрина слетает на землю перед публикой. Белоснежная улыбка на ее лице. Все еще горящий взгляд.

Черный балахон уже надет, на лицо, как маска, нацеплено загадочно-отрешенное выражение. Сейчас ему выходить и морочить головы зрителям. Они это любят, они платят за обман, за призрак чуда. И это верно, так велось от века, да и он выступает уж в который раз. Почему такое ощущение, словно сегодня все впервые, не как обычно? Он видел среди зрителей и крестьян, и дворян, и разбойников. Бывали недоверчивые и враждебно настроенные, не привыкать.
Выход! Он появляется на глазах собравшихся – медленно отделяясь от тени и глядя куда-то поверх голов – словно Деус или его ангелы парят там, видимые лишь ему, магу. Показывает на некоторых зрителей, рассказывает, что у кого случилось – Нира постаралась на славу. Иногда слушатель просит не продолжать, понимая, что сейчас выплывет на свет неприятный секрет, чародей кивает, милостиво улыбаясь. Льются звуки таинственной музыки...
Так почему же что-то вздрагивает в душе и кажется, будто произойдет что-то плохое? Только б это не оказалась настоящим предсказанием, гадатель. Обманись и сам!
Что-то не так в Рыцаре Переправы и его людях? Да, они вызывают опасение, но бывало и хуже. Нет, непорядок с ним самим. Он тревожно обернулся туда, где – Алессио знал – уже переодевшаяся Майи притаилась в ожидании своей очереди.
Ласточка снова будет в этом обтягивающем трико поражать своим искусством - и притягивать мужские взгляды. Его... его жена! И так снова и снова. Судьба циркача...
А еще рука об руку со счастьем приходит страх. И чем больше приобретаешь, тем сильнее опасаешься потерять. Да, вот! Раньше ему не было страшно, а теперь, получив от Момуса руку любимой, он боится, что неправдоподобное счастье кто-то или что-то нарушит!
Муриец при этом говорит, предсказывая погоду, урожай, свадьбы; кто-то довольно улыбается, краснеет невысокая полная девушка... А он делает все это будто во сне – умения, привычки, наработанные приемы работают сами, а мысли совсем о другом. Ах да, не забыть того, что должно обеспечить ему славу кудесника в этих местах – может, еще доведется побывать!
Руки воздеты к нему, кончики пальцев светятся – незаметно мазнул в краску, спрятанную в широких рукавах.
- И затмят слуги Врага лик луны, пытаясь скрыть ее от людей, но Деус снова разрушит их козни, и чистый ночной свет прольется на нас. И случится это нынешней ночью!
По дороге был город, в котором жил звездочет, знакомый еще со времен странствий с миаханами. Уж откуда старик все узнавал – юноша не понял, хотя тот пытался пояснить. Но это неважно, главное, слова о том, что будет твориться в небесах, сбывались – Лемен проверил сам когда-то. И теперь пророчил затмение на всем дальнейшем пути, поражая воображение публики. Сегодня последний день, когда можно заработать на этом...
Дружные ахи – и проверенный трюк: костер ярко вспыхивает, высоко вздымая языки огня, быстро опадает, но когда ослепленные зрители снова переводят взгляд на черную фигуру, ее уже нигде нет.
Все хорошо, пока хорошо, но все равно не по себе!

А потом работал Илок. Именно "работал". Не выступал, не показывал себя. Илок "работал". Он тянул номер. Он делал всё, как всегда, руки машинально играли с огненными шариками, пламя выдувалось изо рта, публика ахала, горящие факелы летали над поляной, но... Да, не было в его выступлении огонька, хоть и была работа с огнём. Не было. Свои... Свои и так хорошо знают его номер. А эти... Гости не нравились славийцы, что, естественно сказывалось и на том, как шло выступление. Руки подбрасывали факелы, а глаза следили за чужаками. Малейшее движение - и огонь может вроде как случайно выйти из под контроля и объять волосы или одежду зрителя. Одно неосторожное движение, одна угроза... Но зрители вроде бы и не собирались предпринимать ничего предосудительного. Вроде бы. Илок знал таких людей. Людей, которые могут улыбаться тебе в лицо а в следующий миг вонзают кинжал в подбрюшие. А гости были из таких. Это была явно не простодушная деревенская публика, хлопающая и веселящаяся без задних дум, от которой всех-то и неприятностей - только пьяные выкрики. Эти люди были иными. И славиец "работал". Не выкладываясь, не показывая всё, на что способен. Зачем? Лучше иметь в рукаве запас, чем остаться незащищённым. Лучше так. Петарды, фейерверк и тишина. Темнота и тишина. Номер закончен маленьким салютом. Даже костёр погас разом. Ночные шорохи потревожили поляну. А потом... потом он снова ярко вспыхнул, вспыхнул, будто освободился от груза, будто вырвались языки пламени из под гнёта и радуются своей вновь обретённой свободе. Вспыхнул, но Илока уже не было в центре поляны.

А брат Рауль просто стоял неподалеку и восхищался мастерством циркачей. Его собственные руки отнюдь не были неловкими, и многим довелось это проверить на себе… но это ведь совсем другое…
Многие священники с неодобрением относились к циркачам, и в особенности к фокусникам, считая, что от такого ремесла недалеко и до поклонения Врагу. Брат Рауль же не был среди них; да и отец Антоний не раз привечал в обители бродячих артистов, с удовольствием наблюдая их выступления.
«Какой же тут может быть Враг – с таким-то красивым мастерством, – подумал священник, глядя на то, как работает недавно обвечанный им юноша. – Скорее это дар Деуса – творить…»
У него самого за плечами было многое, доброе и худое. Но такого умения Деус Раулю не дал; а вот этому юноше отмерилось полной мерой. И священнику было радостно за циркачей, способных заниматься любимым делом, и жить им.
Сперва ушел фокусник. Потом исчез мастер огня.
Неожиданная мысль посетила священника, и он мимолетно улыбнулся под капюшоном.
И продолжил наблюдать, стоя неподвижно и перебирая извлеченные из складок одежды четки пальцами правой руки; левая по-прежнему покоилась на посохе.

С Ортом

Медведь недовольно мотал головой из стороны в сторону, вслушиваясь в трескотню фейерверков Илока. Не то чтобы он не любил пиротехнику - его уже давно не пугали взрывы шутих и вспышки пламени, поживешь с циркачами - и не к такому привыкнешь. Но чего Ясон точно не любил, так это потешного женского платья, скроенного специально на медвежий фасон, и кружевного чепчика, который норовил всякий раз стащить с себя лапищей или сбросить, почесавшись о какое-нибудь дерево.
- Ну еще разок, дружище, и все! - увещевал укротитель, по одной скармливая медведю последние ягоды. - Чего тебе стоит? Помнишь, как тогда...
Но малина закончилась, а упрямство Ясона все еще било через край. Нет, он, конечно, послушался бы, но стоит ли ожидать хорошего выступления от артиста, занятого мыслями о том, сколь дурацкий на нем костюм?
Конечно, был еще один вариант танцевального костюма для Ясона, но это был камзол с жабо, а значит, в этом случае примерять женское платье пришлось бы самому Олафу, которого это так же не устраивало. А без костюма - это уже совсем не то, это уже совсем другой номер... Хотя нет, вариант все же был. Ясону было, в сущности, все равно, с кем танцевать, и, получив команду, он как правило бросался с объятиями на того, кто оказывался ближе. А до конца выступления Илока оставалось совсем немного...
- Джилл! - негромко позвал укротитель. - Змейка, поди сюда на минутку!
Девушка поднялась с травы, на которой сидела и, жуя яблоко, смотрела за выступлением циркачей. Отряхнув рукой платье, Джилл подошла к Олафу и вопросительно на него уставилась. В глаза почему-то бросалось отсутствие на плечах девушки черной змеи. Уголька Джилл уже унесла в женский вагон, где, накрытые тканью, стояли корзины с ее змеями.
Олаф замялся. Впрочем, это почему-то было совсем неудивительно - с ним это в последнее время случалось весьма часто.
- Слушай, Джилл... тут такое дело... не потанцуешь с Ясоном во время моего номера? - выпалил он и тут же пустился в объяснения. - Просто, понимаешь... Мне долго готовиться надо, поэтому я одним из последних обычно выступаю, но уж после Илока точно мне выходить пора... А Ясон не хочет в платье танцевать. Вот я и подумал, может, он тогда с тобой потанцует?

Угадайте, с кем!

Выглядел укротитель непривычно жалобно. Но даже не столько потому, что стеснялся просить о такой помощи или боялся не успеть - нет, от этого он был далек. Просто Олаф как никто осознавал, что хрупкой девушке выдержать объятия медведя будет очень нелегко. Конечно, если попросить Ясона не напирать особо, он поймет, но на радостях все равно может переусердствовать.
Джилл не мигая уставилась на укротителя, став похожей на одну из своих змей.
- Эм… А он меня не раздавит случайно?
- Нет-нет, что ты! Он спокойный, наш Ясончик, и понятливый. И с девушками обходительный, не обидит в жизни! - заверил Олаф. Медведь согласно буркнул, скребя когтями чепчик.
- Я больше привыкла танцевать с существами маленькими… и без когтистых лап.
Не то, чтобы Джилл боялась Ясона или не доверяла ему, просто Змейка ясно осознавала, что не слишком приятно будет оказаться погребенной под медвежьей тушей, если вдруг Ясон решит опустить лапы ей на плечи…
Олаф казался совсем несчастным. Ясон тоже, ибо чепчик не желал сниматься. А вот зрители где-то позади рукоплескали во всю, значит, выступление Огневика подходило к концу.
- Ну, вот посмотри на меня! Я с ним сколько танцую, и весь цел, - пробормотал укротитель, стараясь спрятать за спину испещренные шрамами руки. - Ну посмотри на него, разве он может обидеть?
Ясон согласно уркнул и, сорвав наконец чепчик, принялся его жевать.
Джилл решила не думать о том, что станет с ней, решись медведь пожевать танцовщицу. Но Илок уже покидал сцену… Змейка беспокойно обернулась на зрителей…
- Ладно, пошли скорее! Я уж поувертливей Ясона буду, ежели что, - улыбнулась танцовщица и потрепала большого зверя за ухом, сунув ему под нос надкушенное яблоко.
Яблоко исчезло в мгновение, словно его здесь никогда не было. Да и о чем вы, право? Какое яблоко?
- Ты переодень его пока, а я пошел выступать! Я вас позову! - заявил Олаф и, прежде, чем девушка успела хоть что-то сообразить и тем более возразить, умчался, напоследок кивнув в сторону парадного медвежьего камзола. Инструкций по переодеванию медведей не прилагалось. Со стороны поляны раздалось раскатистое "Укр-р-ротитель идет!", хлопанье крыльев Самсония и радостные возгласы зрителей.

С Ортом

Джилл с приоткрытым ртом смотрела вслед Олафу, затем глянула на здорового мишку, совершенно не понимая, как такую громадину можно будет одеть.
- Ну что ж, Ясон, - девушка взяла в руки камзол (наверное, при желании Джилл могла в него спрятаться), - полезай! – танцовщица попыталась натянуть камзол для начала хотя бы на медвежью морду.
Морда, добродушно пыхтя и раздувая ноздри, просунулась в воротник, норовя помусолить жабо. Медведь встряхнулся, фыркнул и выжидающе воззрился на девушку: продолжай, мол, я даже сопротивляться не буду в виде исключения. К девушкам Ясон всегда относился трепетнее, нежели к мужчинам, которых воспринимал как своих сородичей, пусть и несколько худосочных. С детства Олаф приучил четвероногого приятеля к одной простейшей истине - девушек обижать нельзя. Вернее, нельзя с размаху опустить лапищу на плечо, весело боднуть с разбегу и навалиться всей тушей, шутки ради погрызть ногу или радостно обслюнявить одежду - нельзя делать всего того, что в случае с укротителем воспринималось как игра и милая шалость. И медведь довольно скоро стал понимать, что создания маленькие и хрупкие могут не оценить такой шалости и даже слегка покалечиться, чего допускать нельзя было ни в коем случае. И потому женская часть труппы нередко пользовалась деликатностью и осторожностью мохнатого трюкача, позволявшего даже покататься на себе верхом и вообще допускать в своем отношении недоступные другим вольности. Например, одевать в нелепую одежду, когда мишка бывал не в духе.
Тем временем у Олафа сердце было не на месте. Зрители пока восторженно встречали Чи, горделиво выезжающую в импровизированном паланкине, укрепленном на спине меланхолично вышагивающего Феди, звеня бубенцами, с замиранием глядели, как шустрая Зиза успевает проскочить три горящих обруча, подброшенных в воздух, и шустро приземлиться в четвертый, который услужливо подставлял всякий раз не по годам проворный Ёж, от души веселились над выходками Самсония, время от времени вставляя простодушные комментарии, но это все было только разогревом. Прелюдией. Разумеется, все уже недоумевали, когда же появится главная звезда номера - ведь цирк без медведя не цирк, что за представление такое, если на нем даже завалящего медвежонка не будет?!
"Был медведь! Был, точно тебе говорю! Чтоб меня Вражина с потрохами съел, если вру - вооот такой зверюга, так глазищами и зырк-зырк..." - неслось откуда-то.
"Ну где они там?" - обычно спокойный укротитель понял, что еще немного - и придется пускать в ход трюки, припасенные для будущих номеров и еще толком не отрепитированные, что, понятное дело, не прибавило ему энтузиазма.

Угадали, с Морой!

К счастью этого делать не пришлось. На полянке появилась танцовщица со змеями, что открывала сегодняшнее выступление. Только ползучих гадов с ней уже не было. Джил поманила кого-то рукой, и в следующую секунду на поляне появилась главная звезда звериного представления.
Звезда вошла на задних лапах манерной косолапой походкой, от усердия свесив язык и уже намереваясь с чувством бухнуться на землю посреди поляны. Впрочем, количество устремленных на Ясона глаз всегда настраивало его на рабочий манер.
- А сейчас, почтеннейшие зрители, поприветствуем... - торопливо, но торжественно начал Олаф.
- Попр-р-риветствуем! - поддержал Самсоний, взлетая на плечо к хозяину.
- ...благородного милорда Ясона и его даму сердца, прекрасную леди Джилл! - да, слова Олаф составлял в рядочки неуклюже, зато с выражением, приличествующим самое меньшее придворному менестрелю. - Сегодня они исполнят для нас танец, какого вы никогда прежде не видели и едва ли увидите где-нибудь еще!
Что правда, то правда. Едва ли.
- Танцуй! - и укротитель хлопнул в ладоши.
Объятие получилось крепким, но мягким. Умница Ясон совсем не норовил навалиться на Змейку всем своим весом, как делал это, когда танцевал с Олафом, скорее наоборот, он как бы удерживал ее, кружа в лихой пляске и заставляя ее ноги сами собой двигаться в такт движению могучих лап. Впрочем, попробуй тут сбейся с такта, когда партнер уж если наступит на ногу, но мигом превратит ее в ласту, аки у лягушки какой-нибудь.
Музыку обеспечивала Чи с ее звонкими бубенцами, на которых обезьянка умела наигрывать несложные мелодии, и вдохновенно подвывающие и подтявкивающие собаки, создавая комичную какофонию под стать зрелищу. Можно было, конечно, попросить Ниру устроить музыкальное сопровождение, но не хватило ни времени ни духу, а так зрители лишь больше потешались над танцующей парой, кто-то даже ловил себя на том, что приплясывает в такт.
Когда пара в очередной раз проплывала мимо отбивающего такт ладонями и дирижирующего собакам Олафа, тот вполголоса шикнул:
- На следующем круге скажи ему "Сдаюсь!", а то не отпустит!
В завершении потешного танца (конечно, не забыв сообщить медведю о том, что она сдается), Змейка вырвалась из объятий кавалера, изящно поклонилась Ясону, а затем и всем зрителям.

Ну да, с Ортом)

"Благородный милорд Ясон", высвободив танцовщицу из объятий, изобразил неуклюжий поклон, потом тоже повторил его в сторону зрителей и опустился наконец на все четыре. Олаф же, пользуясь тем, что все восторги и взгляды толпы обращены на лохматого друга, благодарно и ласково улыбнулся Джилл - и тотчас же вернулся к своим питомцам. Нужно было эффектно заканчивать представление, и желательно прежде, чем у звезды вновь возникнет желание погрызть жабо...
Показав еще пару лихих номеров и от души раскланявшись с публикой, дружная процессия зверья во главе с Олафом покинула поляну под шумные одобрительные возгласы.
- Спасибо тебе большое! - горячо шепнул укротитель, поравнявшись со Змейкой. - Без тебя бы мне конец! Я же... я ж тебе теперь... даже не знаю чего, вот чего сама захочешь, то и сделаю, честное мое слово!
Джилл, сверкая глазами, радостно улыбнулась укротителю.
- Наловишь моим змейкам лягушек, - отмахнулась танцовщица и подмигнула укротителю, - ну, или со мной как-нибудь станцуешь…
Обомлевший Олаф некоторое время переваривал предложение, потом просиял, и только ткнувшийся под коленку кабанчик вернул Олафа с небес на землю.
- А... э-э... это, я пойду зверье мое, значится, устрою, - на лице укротителя явственно проступало мучительное нежелание прерывать разговор и попытка выдумать этому разговору хоть какое-то продолжение. - Кстати, ты рожи-то зрительские видала? Везет нам что-то в последнее время перед всяким лихим людом выступать... Это ж не надо быть Леменом, чтобы понять - бандитье, оно бандитье и есть!
Эта тема поднималась в последнее время среди циркачей все чаще по любому поводу. Не то чтобы выступление перед бандитскими рожами чем-то разительно отличалось от обычного, но впечатлениями поделиться хотелось всегда - ведь это уже какое-никакое приключение!
- Бандиты, да. В моей родной деревне, где я танцевала, ко мне даже пьяные в хлам мужики не лезли – змеи боялись. А бандиты... Мне порой становится страшно, - Джилл поежилась, - ну ты иди, иди. Устроишь животных – приходи обратно, поговорим еще!
- Ладно, - рассеянно кивнул Олаф и, уже сделав пару шагов, обернулся и хмыкнул: - Ну ты не бойся, если что! У тебя же есть... Ясон! Он тебя в обиду не даст!
- Да я все больше на другого надеюсь, - загадочно отозвалась Джилл...

В правой руке клоун нес деревянный стул. Внешне достаточно простая конструкция - четыре ножки, сиденье, да цельная спинка - на поверку была устроена существенно сложнее, чем выглядела. Информировать об этом зрителей, впрочем, в планы Опенка не входило. В левой руке находился толстый том.
На глаз прикинув центр выделенного ему пространства, Родерик остановился и поставил на землю стул.
- Приветствую вас, господа. Я рад встрече со столь интеллектуальной и высококультурной публикой. Само собой разумеется, что для столь редких зрителей следует применять редкий, элитный юмор. Ярким примером может послужить сочинение господина Кларенса Дегрейва, - клоун потряс книгой, - "История Уильяма Шайлинга, рассказанная им самим". Тонкий юмор, яркие персонажи, глубокий внутренний подтекст... впрочем, нет необходимости зря сотрясать воздух пустыми славословиями. Вы очень скоро сможете сами ощутить на себе весь талант этого автора. Посему, приступим.
Опенок сел на стул, положил ногу на ногу, открыл книгу и откинулся на спинку. Последнего, впрочем, делать не следовало - спинка отвалилась за миг до того, как спина Родерика коснулась её (и через миг после того, как ловкие пальцы свободной руки клоуна незаметно выдернули контрольный шпунт). Естественно, что и сам чтец не удержал равновесия и рухнул наземь.
С кряхтением - кряхтение было фирменным приемом Родерика; его редкая естественность объяснялась, в первую очередь, его абсолютной натуральностью - клоун поднялся с земли и учтиво раскланялся во все стороны.
- Прошу простить меня, дамы и господа. Одну секунду.
Установка спинки на место действительно заняла не больше секунды, даже с учетом того, что левая рука Опенка параллельно изъяла из стула еще пару элементов. Проверив прочность установки, Родерик с довольным видом опустился на стул.
На сей раз отлетела ножка. Для клоуна это, впрочем, закончилось аналогично предыдущему разу. Воткнув злосчастную деревяшку на место, он вновь было обратился к зрителям, как вдруг характерный "пиньк" известил его о том, что ножка вновь покинула выделенные ей позиции. Дезертирка была немедленно водворена назад, однако вновь отлетела, едва клоун отвел руку. Тем же закончилась вторая попытка. И третья.
Четвертую попытку Опенок произвел с плохо скрытым раздражением. Ножка была прочно воткнута, давление сверху не давало ей ни шанса на побег. Чего нельзя было сказать о двух её соседках...
Движения клоуна все убыстрялись и убыстрялись; процесс творческого саморазрушения зловредного предмета мебели не отставал. Ситуация осложнялась тем, что рук на все отпадающие элементы незадачливому декламатору явно не хватало.
Оживленная борьба продолжалась три минуты. Наконец, человеческий гений победил, и стул был восстановлен. Опенок задержал дыхание и отвел руки. Ничего не произошло. Продолжая удерживать вдох, клоун поднялся с колен. Мебель не отреагировала. Родерик выдохнул.
Ноль реакции.
Клоун перевел дыхание.
- Прошу прощения, дамы и господа, за технические неполадки. В наше время трудно достать хорошую мебель за разумные деньги. Поэтому культурному человеку приходится проводить много времени на коленях, где к нему липнет пыль, - Опенок отряхнул колени, - сор всякий ... листья ... перо вон какое-то прилипло, - недовольный юморист снял с одежды упомянутое перо и отбросил его в сторону. Перо отлетело недалеко. И упало на стул...
Ножки разлетелись по всему кругу. Среагировавшему в последний момент клоуну удалось схватить сиденье, однако спинка полетела вверх. Высоко вверх. Зрители не отводили от неё глаз, вплоть до момента, когда на высоте пяти человеческих ростов полет прервался. Сила гравитации победила. Деревяшка отправилась вниз. Буквально через миг она упала. Если быть совсем точным - воткнулась в стул в руках Опенка, неизвестно когда успевшего подобрать и смонтировать остальные детали.
Легкий щелчок известил, что спинка стала на место. Клоун демонстративно подергал за нее, затем - за ножки. Все держалось крепко. Более чем.
Покинув "арену", клоун подошел к уже выступившим.
- Ценный реквизит, - пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Стоил, между прочим, как четверть кое-чьего медведя…

Все было хорошо. Сломанные косточки срослись и ножка не болела, даже когда Лиска гонялась по двору с другими ребятами. Дразнить малышку «Хромая» перестали сразу после того, как Лиска накостыляла обзывалам. Теперь, если не присматриваться, даже было не видно, что на одну ножку Лиска слегка косолапит и ставит ее чуть-чуть на пальцы, чтобы не видно было, что она короче. Все было хорошо.
Все было хорошо. Матушка была добрая, как лето, она пекла пироги и очень редко ругала Лиску. А батюшка вообще не ругал девчушку, но зато и пироги он печь не умел. Оба они очень не любили, когда Лиска рассказывала про цирк и говорили: «Уехали твои циркачи, теперь ты наша дочка и мы твоя семья». Лиска умолкала, чтобы не сердить добрых людей. Зато в доме всегда было тепло и всегда была еда. Все было хорошо.
Все было хорошо. Только ночами Лиске снился цирк, снились лошадки и Нира, ворчащая, что Лиска вся измазалась, и Филя, и медведь, и Инесса со своими травками, и Кунаи, который спрятался и которого теперь некому найти, и Ласточка, и Мбене, который на самом деле вовсе не Мбене, и дядюшка Момус и все-все-все. А по утрам Лиска вскакивала, не разобрав, где находится, и думала, что надо размяться и согреть мышцы, чтобы танцевать, и тут оказывалось, что Лискин танец никому не нужен. А матушка, увидев, как Лиска ходит на руках, только ругается, она хочет вырастить дочку приличной девушкой, а приличные девушки разве ходят на руках?.. И тогда Лиска понимала, что на самом деле все плохо. Что она не хочет быть приличной девушкой, а хочет ходить на руках, мокнуть под дождем и потом греться у костра с циркачами, хочет жить, как перекати-поле, трястись в фургончике, заплетать лошадям косички и слушать, как Кунаи рассказывает сказки, и смотреть, как дядюшка Момус достает цветы из платка.
И как-то раз днем Лиска поняла, что дом, в котором она живет - не ее дом. И матушка с батюшкой - чужие ей. Она ведь совсем не приличная девушка и никогда ею не станет, ей всегда будет хотеться ходить на руках и грызть без счета зеленые крепкие кислые яблочки, гонять кур и драться. А матушке и батюшке нужна совсем другая Лиска, хорошая, послушная девочка, чистенькая, у которой всегда будут чистые уши и никогда не будет в ладошках заноз из-за лазаний через забор. Может Лиска и смогла бы стать такой, да только она уже попробовала другой, вольной жизни, когда можно дышать ветром и скакать под дождем. И променять это на что-то другое Лиска не смогла. Она не знала слов "золотая клетка" или "я не на своем месте", но она знала, что там, где она сейчас - она не живет, она лишь задержалась по дороге. А сейчас она здорова и дорога зовет дальше...
Лиска встала утром, умылась и вымыла уши тщательнее обычного. Позавтракала с матушкой, запросила пирогов с творогом, нарвала яблок в саду. Потрогала поросят пальчиком в пятачок, погладила коз по теплым мордочкам, попрощалась с курами.
- Спасибо, матушка, - сказала Лиска за ужином...
А ночью, уложив в мешочек остатки пирогов и яблоки, оделась, вылезла в окно, прошла мимо псов на цыпочках, бесшумно перелезла через забор и пошла по дороге. Сначала она шла медленно, то и дело оглядываясь на дом - ей жалко было добрую семью, приютившую ее на время, но затем шаг ее ускорился, Лиска с трудом сдерживалась, чтобы не начать смеяться и петь во все горло. Постоялый двор остался далеко позади, маленькая фигурка Лиска спустилась к реке и побежала вдоль бегера, перепрыгивая через коряги. Лес шумел так приветливо, а вода плескалась так ласково, что Лиска почуяла - теперь она дома. И не тронут ее дикие звери или - еще неизвестно, что хуже - злые люди потому что она здесь на своем месте.
Утром Лиска-Алиска проснулась под сосной, иголочки щекотали шею, солнечный лучик плясал по щечке и норовил заглянуть малышке в глаза - спишь еще? А ну проснись!
- Ох ты! - вскочила Лиска, - надо догонять!
Цирк ушел давно, но Лиска надеялась, что фургоны так и пойдут по селениям вдоль реки, никуда не свернут, значит есть шанс. Лиска умылась в реке, и пошла по бережку, кусая яблочко.
Послышались голоса, ругать и смех - люди! Голоса над водой разносятся далеко, значит надо бежать, пока не ушли. Лиска бросила огрызком в белку (не попала), показала язык какой-то птице (ответа не получила) и, придерживая мешок, поскакала вперед, где люди. Вскоре показались плотогоны, большие, высокие, они отталкивались от берега длинными палками, а плоты были такие длинные, что весь цирковой фургон бы уместился.
- Стойте! Дяденьки! - завопила Алиска и припустила что было мочи к плотогонам, пока те не успели отчалить...
- Ты куда, пигалица? - пробасил один из дяденек, самый бородатый.
- С вами, - сообщила "пигалица", растирая ногу, занывшую после великолепного прыжка с берега на плот, - мне своих догнать надо, возьмите с собой. Я варить умею и песни петь! Места мало занимаю, ем и того меньше, на руках ходить могу и вообще не помешаю!
- Пока я вижу только, что ты скачешь, как саранча, - засмеялся дяденька без бороды, самый молодой.
- Дяденьки, - Лиска сделала самую ангельскую рожицу, на которую была способна, - оставьте... Все равно уже по реке идем, не выкинете ведь на середине! Я плавать не умею может... ну то есть может и умею, но вы все равно не выкидывайте!
- Не выкинем уж, - кивнул Бородатый, - песни мы сами петь могем, а варить - дело нужное, а то есть тут у нас один повар... Стрекочешь ты правда, как сорока, шуму от тебя много. Как тебя звать-то?
- Онага, - ответила Лиска улыбаясь до ушей, - Онага зовут. Правда я сама прихожу все время, меня и звать-то не нужно.
- Оно и видно! - засмеялся Молодой, вручая Лиске котелок и ложку, - теперь ты тут главный кашевар!
Лиска сидела на краю плота, скрестив ножки, и смотрела вперед. Теперь она догонит цирк и все будет как раньше... Батюшку только жалко. Он ведь совсем никогда на нее не ругался!

Представление продолжалось. Плясал медведь, кувыркался вокруг рассыпающегося стула клоун... Все было хорошо и правильно... почему же у Ниры было так тяжело на сердце?
Нет, со стороны это было совсем не заметно. Нира трясла бубном, даже пританцовывала в такт музыке. Казалось, что ее переполняет веселый азарт... а что таится на дне глаз - это уж ее дело!
Но вот она сунула бубен Момусу (тот сразу, без перерыва повел мелодию дальше) и юркнула меж фургонов.
Ну вот, так она и думала! Жонглерочка притаилась, выглядывает из-за повозки, следит за представлением...
- Не знаешь, выходить тебе или нет? - понимающе сказала Крапива. - Решать тебе. Но... знаешь, я бы вышла. Всю жизнь прятаться все равно не получится...

Мирабель оторвала взгляд от представления и посмотрела на Ниру.
Хотела уж было ответить, мол, подумаешь трагедия – не первый же раз кто-то из артистов не выходит, всякое случается. Хозяин рассердится? Да, вражина ему под одеяло, пусть вычтет из жалования и этим утешится.
Но с другой стороны… Мирабель вновь поглядела на Ниру. Вот человек, который никогда не сдается. И Крапива, возможно, больше не скажет ничего, но что подумает? И что будет чувствовать сама Мирабель, спасовав перед опасностью? С тех пор, как она стала сама о себе заботиться, Мирабель считала себя сильной. Хотела считать. Бывало единственное, что выручало ее в сложных жизненных обстоятельствах – это вера в собственные силы. И если она сама подорвет ее, что ей останется?
Мирабель выпрямилась, поглядела туда, где со своими друзьями веселился ее лесной знакомец, и усмехнулась.
- Знаю. Сейчас, - произнесла жонглерка и, круто развернувшись, исчезла в одном из фургонов.
После представления кто-то, возможно, будет не очень доволен, что она воспользовалась его реквизитом, но на спрос времени нет. Белила на лицо, красная краска на нос, рот и щеки, густо-черная подводка вокруг глаз – и вот уже из мутного зеркала на Мирабель смотрит самый настоящий клоун. Только этот клоун не станет спотыкаться на потеху зрителям и не выронит снарядов из ловких рук. Все проблемы – потом, а сейчас - только ее номер, который будет исполнен безукоризненно.

Ватажники смотрели представление не менее внимательно и оживленно, чем деревенские жители. Жак не прекраща дополнительно к представлению смешить соседей - не трепаться он почти не умел. Улыбался, глядя на актеров, обычно спокойный Хуан. Да и сам Гаспар был доволен представлением. А уж клоун со стулом не вызвал никаких эмоций только у Пьетро с Михалом. Тем не менее Рыцарь Переправы почти физически ощущал, что актеры напряжены. Особенно хорошо это было видно по огневику - в его номере так и сквозила скрытая настороженность, Гаспару не в первый раз приходилось такое видеть. Однако настроение у де Лавуа было благодушное, так что актерам опасаться было нечего.

Плотогоны и правда умели петь, только песни их были длинные, тягучие, переливчатые, словно водные потоки. Это было красиво, но Лиска утомлялась - такое ей долго слушать нельзя! Ей то ли уснуть хочется, то ли утопиться...
- Давайте я вам лучше спою, а? - не выдержала она после очередного заунывного стона, что у плотогонов песней звался.
- Давай-давай, пигалица.
И Лиска заскакала по плоту, забила в ладоши и запела во все горло цирковую:

- Эгей, и старцы, и юнцы,
И дети, и родители --
Бросайте всё! Приехал цирк!
Теперь вы -- наши зрители!
Скорей бегите, зрители!
Такого вы не видели!

Плотогоны заухмылялись в усы - ага, проняло!
- Так ты с цирковыми что ли, Онага?
- Ага, - кивнула девчушка.
- А что делаешь-то?
- Пляшу. Плясала раньше, а потом ножка сломалась, видишь, косолаплю и шрам, - Лиска задрала штанину и показала некрасивую полоску красноватой кожи, - поэтому меня у других оставили. А сейчас я их догоняю.
- Зачем? - не понял Молодой.
- Ну как зачем, - изумилась Лиска, - свои же.
- Так ты ж не пляшешь теперь. Зачем ты им?
И тут Лиску как сковородкой по затылку шибануло. "И правда, - закрутились, заносились мысли, - зачем я им? Плясать не могу, ничего не могу, номера у меня нет... Обуза..."
Вечер медленно наполз на реку, зажглись костры, утихли разговоры, а маленькая танцовщица думала, успокоившись: "Ну ладно, нет у меня номера. Но не бросят же они меня! Не бросят, ага, с собой возьмут, кормить будут... Нельзя так. Не могу так. Вернуться что ли? Нет, и вернуться не могу. Что же делать? Или с плотогонами дальше пойти? Им мои пляски не нужны, лишь бы каша была съедобная. Нет, и так тоже нельзя. Вот что! Я своих найду, одним глазком погляжу - как они. Все ли здоровы, и как вообще живут. И номер может новый у кого, порадуюсь... Вот так. Погляжу - и сбегу. Пока не заметили. Чтоб не грустно им было."
Задумка была хорошая: меньше знают - крепче спят, и совесть никого не мучает.
Лиска вздохнула и начала устраиваться на ночлег. Звезды мерцали в вышине и плыли над малышкой. Если бы звезды были монетки - никого богаче Лиски бы не было. И она бы купила всем подарки, оставила бы около фургонов и спряталась бы за деревом. А когда циркачи найдут - о, они бы удивились, спрашивали бы друг у друга, откуда все это! А Лиска бы смотрела и хихикала тихонько.
Девчушка уснула, и ей снились звездные монетки и куча подарков, плотогоны, ведущие дерево по небу и огромный костер вместо луны.

Ну что? Теперь его очередь? Все, что было необходимо, они подготовили заранее - втайне от остальных, уж больно безумной казалась обоим участникам их затея. Разве что Крапива о чем-то могла догадаться. То ли подсмотрела, то ли разглядела в своих мыслях.
А всех дел - привязать Риону к колесу телеги, поставленной не без помощи мужчин так, чтобы девушка не билась головой и ногами, если колесо раскрутить. Самое опасное и важное поручили Филе, ему единственному не пришло бы в голову испугаться.
- Только ни о чем не думай, - предупредил Кунаи, поверяя, крепко ли затянуты кожаные ленты на запястьях Рионы.
Девушка кивнула в ответ.
От повязки на этот раз отказался. И без того - половина зрителей уж зажмурилась. Ждали, что любой из ножей вместо старого деревянного обода войдет в плоть человека, оборвав жизнь или искалечив.
Клинки втыкались глухим стуком, похожим на стук огромного маятника на городских часах - если бы такие часы существовали.

Раннее утро плеснуло Лиске в моську стылой водой, да так, что малышка подскочила из положения лежа и высказала раннему утру все, что она о нем думает. В роли раннего утра на этот раз оказался Бородач. Он благосклонно выслушал вопли "пигалицы" и покачал головой, ухмыляясь в пышные усы.
- Онага, Онага... Девчонка ты еще совсем.
- Кто скажет, что я мальчишка - пусть первым получит камнем в лоб, - ответствовала Лиска, утирая рукавом лицо.
- Слушай, Онага, какое тут дело, - Бородач замялся, - у меня дом есть... Ладный дом, сам строил. И сын есть. Постарше тебя, хороший парень...
- Сам воспитывал, - в тон Бородатому продолжила Лиса.
- Сам, - кивнул мужчина, - Хозяйки только нету. Мать умерла, другой жены я брать не хочу. Я вот что подумал... Ты пришла бы к нам жить, а? Подрастешь - я тебя за сына замуж выдам. Живем мы в достатке, а ты смышленая, и парень мой хороший... Негде мне ему жену искать и некогда. Работаю я, все время на воде. На земле бы работал - может по-другому бы сложилось, но видать судьба, что ты на мой плот заскочила. В общем, я вот так решил. Теперь ты слово свое скажи.
Лиска от неожиданности аж рот открыла.
- Ну... Какая ж я жена, дядька, ты что?
- Ну я ж и не говорю, что прямо сейчас и венчаться. Поживешь пару лет, а там уже и возраст. Привыкнешь, парень мой тебе понравится...
- А я ему? - поинтересовалась Лиска.
- А то ж, - тепло улыбнулся Бородач, - Я тебя как дочку выращу. Знаю я нынешних девиц, все на деньги зарятся... И работать не хотят. А ты и бедность знаешь, и голодуху, и работу. Хорошая девка из тебя получится, я-то вижу. А ежели не слюбитесь, то сестренкой ему будешь. Один ведь он у меня, тоскливо одному-то, пока я дерево гоняю. Так что ты приходи, Онага. Достаток какой-никакой, ну и... В общем так.
Бородач кивнул, закончил речь и отошел.
"Ишь оно как, - задумалась Лиска, - Из одного теплого дома ушла - уже и в другой зовут. А что? Может и правда... Дядька он хороший, и сын, наверное у него... Ну, даже если не замуж - ну вдруг он мне не понравится - так поживу. Стоп! Чего это я?!"
Лиска помотала головой: "Сначала своих догнать! А потом уж сытую жизнь расписывать! И вообще - как это он за сына решает?! Сначала за сына, потом за меня решать начнет! Работницу ему подавай, что б на деньги не зарилась! Ну уж нет!"
Девчушка фыркнула и поскакала за котелком. Зачерпнув речной воды поставила котелок на рогатину над костром и огляделась в поисках крупы. На один раз осталось...
- Один раз едим сегдня, - объявила Лиска, - крупа кончилась.
- Вечером к деревне причалим, - отозвался Молодой, - всегда там ночь стоим.
- Ну ладно, - успокоилась Лиска.
День прошел быстро и к вечеру оголодавшие мужики резче отталкивались шестами от речного дна, подгоняя плоты.
- Деревню слыхать, - рявкнул Бородач, - ну-ка поднажми!
Поднажали. Плот чуть ли на дыбы на встал от сильного рывка и понесся вперед, как укушенный. Лиске стало весело, она захлопала в ладоши:
- Давно бы так!
- Опасно, - пояснил Молодой, - ежели порог - прощайся с плотом. Но тут вода хорошая, мы уж знаем.
Плоты уткнулись в берег и плотогоны покачиваясь сошли на песок.
- Не встречает никто, - удивился Рябой.
- Оборзели, - нахмурился Бородач, - а ну пошли.
И они пошли, оставив у плотов охрану с дубьем.
Борзость деревенских объяснялась просто - все убежали смотреть цирк.
- Не твои ли то, Онага, - усмехался Молодой.
- Может и они, - тихо бормотала Лиска, а сердечко трепыхалось, как пичуга в кулаке. Прячась за широкой спиной Бородача Лиска нырнула в толпу и выглянула из-под локтя мужчины как раз в тот момент, когда какой-то юноша бросал ножи в крутящуюся на колесе девушку.
"Не они, - выдохнула Лиска, - мои так не делали."
И стало грустно. Когда думала, что свои - было страшно, а теперь... Словно душа Лискина упала на траву и заплакала, завыла от одиночества, а пустая Лиска тихо стояла и молчала, и глядела, как крутится колесо.
"Не они."
Метатель ножей повернулся к публике.
Кунаи.
"Они!"

Катрина управилась с лошадью, которую надо было тщательно осмотреть и привести в порядок после выступления, стреножила кобылу и отпустила постись рядом с лагерем циркачей.
Она слышала музыку, она слышала возгласы толпы. Она слышала все то, что слышала уже много лет. Но она так больше не могла. Ей хотелось большего. Ей хотелось дома, семьи и детей. Нормального дома, а не передвижного циркового или табора.
Женщина отправилаьс к берегу реки, где и опустилась на траву. Положив голову на колени, миаханка остановила свой взгляд на реке и ушла в свои мысли, свои мечты, которые казались ей столь несбыточными.

При виде Мирабель, размалеванной под клоуна, Нира изумленно и восхищенно покачала головой. Ах, выдумщица! Надо же, выкрутилась!
Стоя на подножке фургона, Крапива вскинула над головой бубен, чтобы во все горло объявить новый номер, но заметила, что от реки к фургонам движется группа высоких, крепких мужчин. Новые зрители, это хорошо...
И тут Нира увидела, как из-за спины одного из приближающихся верзил вынырнула маленькая фигурка, бросилась вперед, юркнула в толпу...
У женщины перехватило дыхание.
Все это время она не так уж часто вспоминала про Алиску. Девочка пристроена в хорошую семью, чего же еще? Но сейчас Нире казалось, что она не переставала тосковать по девочке. Словно к ней вернулась пропавшая дочь...
Не может быть...
Еще как может! Вон знакомая мордашка выглянула из-под локтя какого-то мужика...
Нира тряхнула бубном и ликующе заорала:
- Добро пожаловать!!!

- Интересно, это она кого так приветствует? - пробормотал Эрик и проследил взглядом в ту сторону, в которую кричала Нира. – Ого! Так это же…А чего это она тут делает? Соскучилась по своему Кунаи?
Эрик присмотрелся к Алиске. Как-то странно она смотрела. Не узнает что-ли? А, узнала! Мордашка так и просветлела.
Надо поделиться хорошей новостью с остальными. С кого начать? Эрик почесал голову и еще раз посмотрел на Ниру , а потом на Алиску. Может они и сами разбируться. Девчонка наверняка сможет оторваться от своих взрослых приятелей, с которыми пришла и заглянет к ним в гости на чашку чая. Да, надо набрать свежей воды.
Эрик ужом протиснулся сквозь толпу и направился к мужскому фургону. Теперь, когда у него было ведро, оставалось только спуститься к реке и набрать воды.
- А чего это ты тут? – спросил Эрик миаханку, на которую наткнулся совершенно случайно.

Совместно с Хидеки

- Грущу слегка. А берег реки - лучшее для этого место, - ответила миаханка, выходя из оцепенения.
- Грустишь? А есть тому повод? - Эрик присел рядом с миаханкой.
- Тебе никогда не хотелось нечто большего нежели жизнь в цирке? - ответила вопрос на вопрос Катрина.
- Хотелось, но это было до того как я попал в труппу Момуса. Сейчас меня устраивает то, что я имею. Бродячая жизнь, полная свобода, прекрасные люди.
- Не спорю. Все это хорошо. но я вижу, что моя жизнь утекает так же, как и вода в этой реке. А когда смотришь на молодых, так становиться еще хуже. Я тоже хочу семью. Хочу, чтобы вокруг меня носились маленькие дети, а рядом был человек, на которого я могла положиться. И с каждым днем, неделей, месяцем желание становится все острее.
- А мы разве тебе не семья? Если внимательно посмотреть, то те же самые симптомы есть и у нас. Ты можешь положиться на любого в труппе. И кстати о детях. Алиска вернулась.
- Семья, конечно... Но я хочу другого... Настоящую семью... Мужа, своих детей... Вернулась и хорошо... Не жилось ей значит спокойно. Не ее это, - тихо говорила миаханка. Эрик ее не понимал, и это ее печалило еще больше.
- Ты хочешь провести остаток своих дней в тишине и спокойствии? Хочешь прозябать на ферме своего мужа или сидеть в его лавке и торговать? Не думаю, что это тот выбор, который ты хочешь сделать.
-Свобода это хорошо. И самый прекрасный вариант был бы, если эти две вещи можно было совместить... Но... - и женщина замолчала.
- Совместить? - удивился акробат. - Я такого еще за свою жизнь ни разу не видел.
- А наши молодожены? Этого ты не видел, хочешь сказать?
- Ключевое слово - "молодожены"! - посмотрим как все это обернется лет так через десять-пятнадцать. Да и что взять с них. Они еще настолько молоды, что и не ведают всех перипетий, которые встретятся на их жизненном пути.
- Я решила уйти из цирка, - так же тихо проговорила Катрина.
- Я так и подумал, - также тихо произнес Эрик. Он никогда не отличался способностью к уговорам и убеждать у него получалось намного хуже, чем изгибать свое тело под немысленными углами. - А Момус уже знает?
- Никто пока не знает... Конечно, может что-то и произойдет, что изменит мое мнение... Но это выступление было последним... Мне надо найти, куда пойти... Я ведь поди и ничего не умею практически, кроме как лошадью править... - и тут Катрина сорвалась. Из ее глаз потекли слезы...
- Ну вот, потекла, - Эрик обнял миаханку. - У меня есть одна идея. И думаю, что она тебе придется по душе. Только не плачь, иначе я расплачусь вместе с тобой, а это зрелище не для слабонервных.
- Да уж... - только и смогла выдавить она.
- Да, - Эрик немного приободрился. - Тебе не зачем нас бросать вот так...впопыхах. Как опытный мужчина, - тон Эрика стал похожий на менторский, - я даю тебе этот совет, моя дорогая Катрина. Вот.
Эрик поудобней уселся и продолжил:
- Раз ты хочешь нас покинуть и это дело уже решенное, но ты боишься, что не справишься с реалиями жизни за пределами цирка. Ага. То вот что я тебе хочу посоветовать. Оставайся пока с нами и набирайся помаленьку опыта у других женщин в труппе. И второе: мы так много проезжаем различных городов и деревень, что у тебя будет прекрасная возможность найти именно то место, где твои способности окажутся намного нужнее. Как тебе мой план?
- Он конечно хорош. Но было бы замечательно... Если бы кто-то обратил на мне внимание в цирке... И тогда можно было бы остаться... Иначе кто же будет ухаживать за лошадьми и выступать? - Катрину понесло. Многие эмоции, которые долгое время были внутри, сейчас вырвались наружу.
- Не ужели тебе не хватает того внимания, что Момус уделяет каждому члену труппы? Мне вот этого его внимания, даже через чур много... - тут он осекся, ведь Катрина говорила совсем не о том. - А я? Я постоянно уделяю внимание всем девушкам в нашей большой семье. Да, и лошади конечно. Где мы найдем такого человека, который относился к лошадям с такой же любовью, как ты.
- Эх, не можешь ты меня понять до конца, Эрик... Внимание всем, это конечно хорошо, но когда оно направлено только на тебя, - и Катрина прикрыла глаза, все еще мокрые от слез.
- А ты что...влюбилась в кого? Или это просто желание сердца?
- Желание сердца...
- Значит еще не время, - Эрик вздохнул. - Судьба это такая понимаешь ли штука, что никогда не знаешь, что от нее ожидать. Сегодня ты король, а завтра нищий. Сегодня ты один, а завтра будешь петь и плясать от переполняющих тебя эмоций
- Эрик, ты знаешь сколько мне лет? Скоро будет поздно...
- Нет, не знаю. Мы тут у Момуса, вообще много чего друг про друга не знаем. А для этого дела время не помеха.
- Скоро моя красота начнет увидать, а там и до старости недалеко, так что времени нет... - вздохнула Катрина.
- Да, точно времени! - вспомнил он. - Я же хотел воды набрать. Давай, вставай. Не время раскисать в такой прекрасный день.
- Я тут еще посижу, - откликнулась Катрина. если у нее и стало легче на душе, то совсем чуть-чуть.
- Хорошо, но мой тебе совет: обдумай все хорошенько, - Эрик встал, взял ведро и спустился к воде. На обратной дороге он радостно улыбнулся Катрине и последовал обратно к фургонам.

Приближалась ночь, номер шел за номером. Алессио сидел, почти не глядя на представление, по лицу его бродила мечтательная улыбка. На этот раз он, любивший цирк, ждал, когда же представление закончится. Впрочем, иногда муриец нервно, нетерпеливо покусывал губы, как человек, который предвкушает что-то и в то же время опасается.
В очередной раз выглянув в щель, он не сумел сдержать изумление, завидев знакомое лицо. Протер глаза раз, другой... Не может быть!
Уже переодевшийся Лемен, вышел из фургона. Люди видят в циркаче одежду и роль - не человека. Никто не поймет, что он и есть маг и предсказатель...
- Неужели вернулась?..
Он радостно улыбнулся девочке, направился в ее сторону, пробираясь среди зрителей.

Отработав свой номер, Мирабель скрылась за фургонами. Она сделала то, что должна была, и теперь никто не заставит ее выходить на люди, общаться с местными жителями. Ничего, один вечер можно и в фургоне посидеть. Скучновато, зато спокойно. А завтра, даст Деус, цирк покинет это гостеприимное место в поисках новой работы. Или, что более вероятно, неприятностей. Во всяком случае, Мирабель сейчас все представлялось именно в таком свете.
Циркачка медленно прошла между фургонами и оказалась у большой бочки воды, что была припасена для готовки и прочих хозяйственных нужд. Опершись руками о потемневшие от времени края деревянной емкости, она хмуро кивнула своему отражению, после чего зачерпнула мутной воды ковшом, стоявшим тут же, уселась на землю и принялась неторопливо смывать с лица краску.

Номер жонглерки прошел, как и все. Жак отпустил очередную шуточку, Гаспар, благодушно улыбаясь, ждал следующего. И только один человек среди зрителей повел себя весьма странно.
Хуан Змей весь номер пристально следил за девушкой. Его лицо стало серьезным и спокойным - таким оно бывало всегда, когда полукровка выслеживал добычу. Что-то показалось ему знакомым в движениях девушки, что-то насторожило. Поэтому, когда номер закончился, уан тихонько поднялся с места.
- Ты куда, друг? - Спросил Гаспар. - Еще не конец.
Хуан помедлил с ответом. Он не хотел делиться подозрениями просто так, предпочитая все сначала проверить. Не хватало еще ошибиться и опозориться перед всей честной компанией, а уж особо перед Жаком с его острым языком. И тут положение Змея спас тот самый Жак.
- Я ведь предупреждал, что пить меньше надо. - Фыркнул он в сторону следопыта. - Смотри только снасти ихние цирковые по ошибке не обмочи, а то номера с душком получаться будут.
Гаспар рассмеялся, и Хуану уже ничего объяснять не понадобилось.
- Уж постараюсь. - Тихо засмеялся он и покинул зрительские ряды.
Отойдя к ближайшим кустам, Змей тихонько скользнул сквозь них к фургонам, убедившись, что никто за ним не наблюдает. Он тихо крался по цирковому лагерю, ища жонглерку. И через пару минут его поиск увенчался успехом.
- Ага. - Шепнул себе под нос полукровка, наблюдая за умывающейся девушкой из куста. - Значит, вот она, милая девчушка из Коряжинки. Надо рассказать капитану.
Такой же бесшумной тенью он скользнул обратно.

Передав бубен Момусу, Нира за руку вытащила из толпы зевак свалившуюся труппе на голову Алиску и уволокла за фургон.
Там она засыпала девочку ворохом вопросов, не замечая от волнения, что сама же не дает ей ответить.
Наконец успокоилась, выслушала девчушку, разобралась, каким ветром ее сюда занесло.
Чуть подумала - и рассудила:
- Ну и правильно. Ты цирковая. Дикая гусыня на птичьем дворе не уживется. Где были наши головы, когда мы тебя оставили? Ну и что, что трактирщик с женой - хорошие люди... зато мы тебя больше любим! А насчет номера не переживай. Не одни акробаты у нас в труппе. Придумаем тебе такой номер, что и хромая ножка помехой не будет!

Он возник рядом - по своему обыкновению бесшумно, одна тень из многих. Где-то в круге огня еще шумели люди, представление не должно прекращаться. Этот странный девиз Кунаи не понимал, но ему понравились слова. Mei wa shinakereba narimasen... Достойное стремление.
Смотреть на Онагу было приятно - как будто ничего не произошло после ее исчезновения, только больше не скачет на месте, как заяц. И отъелась немного. Теперь стало видно, что она все-таки - будущая женщина, а не тростинка, которую легко согнуть в кольцо, но невозможно переломить.
А еще - почему-то он страшился встречи с ней. Как будто в чем-то провинился, но не мог вспомнить - в чем. И прежде, чем его заметили бы, Кунаи сделал шаг назад...
...и остановился.

/при участии бабки Гульды/

- Да нет, Нира, ну куда я в цирк с такой лапой, - уговаривала Лиска Крапиву, - я же совсем ничего больше не умею, кроме как пляски плясать. А пока буду другим трюкам учиться - вы меня кормить будете? Нечестно это, нельзя так, я же знаю, как нам тяжело нам каждая монетка достается...
За какую-то пару месяцев Лиска успела подрасти. Даже не так. Повзрослеть. Виной ли тому перенесенная боль или глоток другой, нецирковой, небродячей жизни, а что-то в Лиске изменилось. И даже взгляд, быстрый, как у птицы, стал отчего-то серьезнее и глубже, хотя откуда бы взяться мудрости у двенадцатилетней девчушки.
- Больше всего на свете я хочу, чтобы все было как раньше - я бы плясала, я бы так старалась, помогала бы вытаскивать фургон, когда тот в грязи увязнет, и под дождем мокла, и...
Алиска беспомощно развела руками:
- Я не знаю, как сказать, Нира, но у меня такое чувство, что я всегда здесь буду, а вернуться даже через сто лет не смогу. Как это называется, Нира, по-взрослому?
- По-взрослому это называется дуростью, - серьезно ответила Крапива. - Или в цирке другой работы нет, как плясать? Я вот тоже плясать сроду не умела, так не вешаюсь. Учись у Мирабель жонглировать. Или зверушек разных дрессируй. Или фокусы показывать попробуй.
Лиска почесала макушку, оглядела Ниру и произнесла со всей серьезностью:
- Дело это непростое...
Чуткая, как птица, она спиной услышала чей-то взгляд, обернулась, нахмурившись, мол, кого тут еще принесло.
За спиной, в нескольких шагах от беседующих, стоял Кунаи. По нему никогда не понять, что он там сам себе в голове своей неместной думает, вот и сейчас Лиска смотрела на него, пыталась прочитать в темных глазах - рад ли он ей, Онаге, или не рад?
Вид у него был будто испуганный, и до того комично это смотрелось, что Лиске стало весело. Она сжала губы, чтобы не расхохотаться, ну как обидится, спрячется куда-нибудь...
Лиска всплеснула руками, в два прыжка - почти таких, как раньше! - оказалась возле Кунаи и повисла у него на шее.
"Ну вот, теперь можно смеяться", - подумала Лиска. И заплакала.

Лиску гладили по голове, произносили на ухо слова на языке, которого она не понимала, который всегда казался ей смешным. Мир вокруг со своими заботами подождет, сейчас они ему не принадлежали.
- Надоело прятаться? - спросил Кунаи, когда стало что-то слышно сквозь отчаянные Лискины рыдания.
- Угу, - кивнула девчушка, - да и вообще я плохо прячусь, Нира вот меня сразу увидела. А же хотела только на вас поглядеть и убежать сразу.
Лиска шмыгнула носом и глубоко вздохнула, чтобы не плакать больше.
- Вы, здешние, - странные люди. Зачем мы все время хотите убежать от того, что вам дорого? Не понимаю.
- Кто бы говорил, - заворчала Лиска, - ты сам тоскуешь по своим Островам, разве нет?
- Это другое дело... – Кунаи рассмеялся, отодвинулся: не укусила бы. – Ты права. Но я там родился, там мой дом. А твой – здесь.
- Не делай вид, что ты самый умный! - Лиска спустилась с Кунаи на землю и встала руки в боки, - Не делай вид... Ой, я видела твой номер!
Она уже и забыла, что собиралась ругаться. Глазенки заблестели, циркачка захлопала в ладоши:
- Я видела твой номер, ох, как здорово!
- Понравилось? – он не удержался от довольной улыбки.
Трудно было не улыбаться – из-за Лиски, и еще из-за того, что ему самому понравилось, как все получилось. Мгновение триумфа длилось недолго, смущение взяло верх.

(с Роджер)

- Просто здорово! - Лиска была так искренна, как бывают только дети, - И страшно! Почтеннейшая публика перепугалась - жуть, я все видела, у них коленки тряслись!
Лиска рассмеялась, вспоминая, затем притихла:
- А ты еще будешь учить меня быть шиноби?
Она прищурилась и глядела теперь с подозрением.
Шиноби-хромоножка? А впрочем - почему же нет? Хромоты почти не заметно, остальное восстановится.
- Я не беру назад обещаний, - кивнул он.
- Это хорошо, - Лиска успокоилась и запрыгала на здоровой ножке, - я хочу быть как ты!
Она на миг перестала скакать, подумала и замахала руками:
- Ой, нет-нет! Не совсем как ты!! Немного как ты, а остальное как я! И еще как та, - Лиска смущенно застыла на месте, - как та женщина, про которую ты рассказывал сказку. Помнишь? А ты мне еще сказку расскажешь? И когда ты уже научишь меня говорить по-своему?!
Лиска затараторила, засыпала Кунаи вопросами, совсем как раньше.
- Как же я научу тебя говорить, если ты не даешь мне вымолвить слова? - они сели возле фургона, островитянин стеснительно оглянулся на Ниру. - Ну хорошо. Скажи: atakushi no jinmei wa Liska desu.* Сумеешь?
- А про сказку не сказал ничего, - насупилась Лиска так, словно Кунаи забыл самое главное, но затем облизала губы и старательно протянула, - А-та-ку-ши но жин-мей ва Лиска... ой, это же я! Лиска десу!
Она вздохнула и скривилась:
- Что-то не похоже. У тебя получается, как будто ручей журчит и щебечет птица, которая в том ручье отражается, а у меня - как будто лягушка квакает, когда на нее утром босой ногой наступишь...
- Сказки тебе тоже будут. Но сначала попробуй еще раз. Atakushi wa Liska desu.

---------
* atakushi no jinmei wa Liska desu - моё имя - Лиска.


(c Bishop)

Катрина ушла с берега практически сразу после того, как оттуда ушел Эрик. Она лишь умылась речной воды, да так, чтобы циркачи не видели следов слез.
Гордой быстрой походкой Катрина добралась до лагеря циркачей, где сразу увидела маленькое столпотворение. Зорка миаханка разглядела, что причиной его служила маленькая Лиска. Девчушку очень любили в цирке, и было неудивительно, что ее неожиданное появление вызвало такой ажиотаж.
Катрина не стала подходить к циркачам, а отправилась в женский фургон.
Она составила для себя некий план, по которому начнет действовать. Прежде всего ей надо было поговорить с Нирой. Но для этого нужно было еще выгодать удобный случай. Пока его не было.

Нира облегченно вздохнула. Ну, теперь девчонка никуда не денется. Тоже придумала, дуреха: из толпы на цирк поглядеть - и убежать!..
Чтобы не мешать встрече старых друзей, Нира прошла меж фургонов и принялась разглядывать публику. За спиной голос Лиски старательно выводил слова на незнакомом языке. Крапива улыбнулась: ее тонкий музыкальный слух уловил небольшую разницу в произношении Кунаи и девочки.
Быстрый взгляд на разбойников. О чем тот тип шепчется с атаманом? А теперь оба глядят в сторону фургонов... ой, не нравится это Нире...
Ладно, незачем зря душу баламутить, пока беды нет! Работать надо! Момус там один старается, в бубен бьет... надо помочь.
Где она флейту-то оставила? Ах да, в женском фургоне!

(Совместно с бабкой Гульдой)

Катрина только успела усесться в вагоне, облокотившись на одну из стенок, как в фургон зашла Нира и начала что-то искать.
- Нира, чего ищешь?
- Да флейту куда-то засунула... а, вот она! - Крапива вытащила инструмент из-под подушки. - Нет, ты скажи, о чем - О том, что эта вещь тебе очень дорога, и ты хочешь держать ее поближе к себе, - предположила миаханка.
- нира, есть время поговорить, или у тебя дел много еще?
Во время представления у музыканта дел всегда много, но было в голосе миаханки что-то, что заставило Ниру остановиться у выхода. Она вернулась, села рядом с Катриной на соломенный матрас.
- Я слушаю тебя.
- Нира, как думаешь, сколько у меня шансов выжить вне цирка? И найти там семью?
- Выжить? - расхохоталась Нира. - первый раз слышу, чтоб миаханка где-то пропала! Вы ж такой народ, что любого в омут швырни - он вынырнет с рыбкой в зубах!
- Скорее меня волнует второе. Выжить это да. Смогу. Но найти семью. Просто не могу я уже. Хочу мужа и деток. Совсем бы было хорошо, чтобы при этом не надо было покидать цирк. Но похоже на такой расклад нечего надеяться.
Нира опешила. Как-то не ожидала она от огненной миаханки подобного признания. Не сразу заговорила в ответ:
- Вообще-то бродячая труппа - не лучшее место для семейной жизни. Но если бы ты оставалась в своем таборе - разве бы ты жила иначе?
- Там иначе. Там свои законы, с которыми я смириться не могла. Не могла пойти против себя. А Момус приютил меня и дал возможность заниматься любимым делом. Но с возрастом захотелось и чего-то еще кроме цирка. Эх... Видимо, придется уйти из цирка... - вздохнула Катрина. Глаза были грустные и печальные. Все-таки жила она среди бродячих артистов очень долго. И эта жизнь была ей знакома и все-таки любима.
- Чего-то еще? - Глаза Крапивы посуровели. - И на что ты рассчитываешь? Где ты думаешь найти мужа? Крестьянин думает о своем хозяйстве, и ни табоорную миаханку. ни цирковую актрису замуж не возьмет, будь они обе хоть сказочной красы, потому что не верит, что такая будет вставать с рассветом и крутиться весь день по хозяйству, считая каждое скормленное курам зернышко, подбирая каждое перышко - оно же для перины может пригодиться!.. В городе ремесленника найдешь? Тому тоже хозяйка нужна, да и соседи засмеют: цирковую за себя взял! Дворяне? Это сколько угодно! Ты красавица, сможешь любому голову вскружить... но чтоб он на тебе женился - ой, не верю! "Граф и миаханка" - это только в балладах хорошо звучит!
- Я понимаю, что будет нелегко... Но работать мы приученные... Пусть и невсе умею, да научусь быстро... Авось кто и возьмет к себе, - ответила Катрина Нире, все больше впадая в тоску.
- И что же - выйдешь на сельскую площадь и закричишь: "Люди добрые, примите кто-нибудь к себе?"
- Служанка, уборщица, прачка... Да что угодно... За любую работу возьмусь... Только двух вещей не буду делать: воровать и продавать себя. Уж лучше тогда повешусь где-нибудь в леске, - горячо и практически истерично ответила миаханка.
Нира нахмурилась. Это было уже серьезно!
Она подсела ближе к Катрине, обняла ее за плечи.
- Ты успокойся. Приляг, попробуй уснуть. А как доберемся до ближайшего города - поглядим, что для тебя можно придумать...
- Надо с Момусом еще поговорить, предупредить его... Может, он чего толковое предложит? - предположила миаханка.
- После представления и поговорим, а сейчас отдохни...
Уложив девушку на соломенный матрас и набросив на нее лоскутное одеяло, вышла из фургона.

После окончания представления ватажка Гаспара засобиралась из селения. Сам де Лавуа уже готовился вскочить на коня и скомандовать сбор, как вдруг рядом оказался тихий как всегда Хуан.
- Капитан, тут дело одно. - Прошептал он. - Девку ту лесную помните? Тутошняя она.
- Чего? - Удивился Рыцарь Переправы. - Где ты ее углядел?
- За фургонами умывалась. Это она жонглировала по уши в гриме.
- Ага... - Гаспар хмыкнул. - Думала, значит, что провела. А вот посмотрим. Пойдем со мной, Хуан. Потолкуем с этой девочкой.
Поручив своего коня одному из ватажников, де Лавуа с Хуаном направились к фургонам, выискивая жонглерку.

Легкие шаги, совсем легкие, как ей казалось. Темные глаза, темные от в мгновение набежавших слез - так было. И вот уже берег пруда, черного, как его глаза, когда он смотрит - нет, уже не на нее, а на девчонку, которая висит сейчас с радостным визгом у него на шее. Тот самый берег, где они были только вдвоем - совсем недавно.
Отчего сейчас так хочется войти в черную воду и поплыть, как тогда? Только никто уже не коснется, не согреет своим теплом...
Риона молча сидела на коряге, обняв колени. Ей было так холодно, как никогда раньше.

Эх, надо было Нире Крапиве присмотреть за разбойниками, надо! И заметила бы она, углядела бы своими зоркими глазами, что атаман идет к фургонам! И что юная жонглерочка Мирабель уже смывает с себя клоунскую раскраску!..
Увы, внезапное возвращение Лиски-Алиски лишило женщину бдительности. Слишком уж она обрадовалась... А потом разговор с миаханкой окончательно сбил Ниру с толку.
Подхватив ревущую, замурзанную Лиску за плечи, Нира строго сказала Кунаи:
- Все разговоры потом! А сейчас ребенка надо умыть и накормить!
И потащила девчушку в "Женский фургон"...