Но не успел Тайкан приблизиться к изменившемуся противнику, как резко остановился под действием сильной руки, ухватившей монаха на шиворот. Тобое передумал умирать от чужеземного яда на палубе. Он высился над монахом горой - мигом посерьезневший, огромный.
- Не надо так, хоши, - произнес пират рассудительно, но под спокойным говором чувствовалась некоторая угроза.
- Хоши? – выплюнул монах со смешком. – Я не...
И остановился. Нахмурился недоуменно, будто что-то вспоминая. Но тряхнул головой и с силой саданул рукоятью меча в бок пирату.
Рыжая никогда не видела изображенного Дынькой мужчины, но вот реакцию лже-монаха заметила очень хорошо. Новая копия облеченного властью привидения возникла у борта. Чугунок проявил сообразительность и недюжинную ловкость, ухитрившись вскарабкаться по веревочным лестницам на мачту, по дороге обрастая густой шерстью. Тобое даже не скривился, просто ухватил меч за впившуюся в плоть рукоять, отодвинул от себя, едва не выкрутив монаху руку, произнес медленно, тщательно контролируя голос:
- Вы под защитой капитана. Каждый из вас. Так уговорено.
Пират встряхнул монаха, приподнял на миг от палубы и отбросил от себя, продолжая удерживать меч в руке. Служитель Будды прокатился по влажным доскам палубы и поднялся на ноги. Непонятно, слышал ли он хоть слово из сказанного. Переводил полный ненависти взгляд с мужчины у борта на собственный меч в руках пирата, опасаясь бросаться с голыми руками на слишком сильного противника. На шум начали собираться заспанные и недовольные зрители. Громоздкий корабль тоже внес свою лепту, тяжело увалив на другой борт. Люди устояли, а вот кое-кто с громким визгом не удержался на мачте и закувыркался вниз, в последнюю секунду обернувшись вожделенным о-хицу для варки риса. И надевшись на голову Тайкана.

/победила дружба. в смысле мачта. тот же состав/

Тенкьё осмотрел палубу, но не нашел ни О-Санго, ни Мицуке, ни еще кого-либо из спутников. Только новые хозяева корабля, хлопочущие на палубе и мачтах. Они перекликались между собой, но сацумец смог понять немногим больше, чем вчера среди чужеземцев. Гайдзинов, да... А сам?
Он резко тряхнул головой и вновь прислушался. Знакомые слова оказались ругательствами, а все остальные остались непонятыми, как чужие. Наверное, корабельный язык.
Юноша подошел к борту и посмотрел в море, где на волнах солнечные зайчики прыгали наперегонки со снежно-белыми брызгами пены. Постоял неподвижно, дыша полной грудью и задумчиво созерцая воду, неподвижное, безоблачное небо и медленно-медленно ползущее солнце. И ему вспомнилась вчерашняя буря...
Затем повернулся и увидел в нескольких шагах от себя молодого пирата.
- Вчера была страшная буря, и я думал, что корабль утонет, - неожиданно для себя заговорил Тенкьё.
- В бурю всегда страшно, - отозвался пират, глядя на волны, - каждый раз страшно.
- А сейчас солнце, - сацумец посмотрел за борт и прищурился от игриво брошенного волной в глаза блика. – И корабль совершенно невредим, хотя вчера всем было не до него – мы дрались. Как такое получилось? Я не помню – потерял сознание.

(с хозяйкой корабля - Роджер)

- Киба успокоил море, - Ичиго повел плечом, - он умеет. Нам повезло. Всем. И вам тоже.
Пират отвлекся от созерцания волн:
- Я видел тебя. Ты дрался с Тобое?
- Успокоил море? – чуть недоверчиво повторил Тенкьё. – Кто же ваш Киба?! – и продолжил, не дожидаясь ответа: - Я не знаю его имени, но дрался с тем, что сражался в поединке с Мицуке, моим господином и нашим предводителем. А ты... – он наморщил лоб. – Ты был со змеей!
- Да, я был со змеей, - Ичиго кивнул, - Или скорее она со мной. Странно, что ты жив. Тобое силен. Ты хороший воин, должно быть твой господин дорожит тобой.
- Как видишь, я не невредим, - указал на руку на перевязи сацумец, и честно признался: - Тобое намного сильнее меня. Я не знаю, дорожит ли мной господин. Его нелегко понять, да и клятву я принес только вчера.
Насмешник глянул на собеседника:
- Клятву? Таков, значит твой путь?
- Да, он привел меня к этому, - Тенкьё присел у борта. – А твой? Почему ты здесь? Захватываешь корабли, убиваешь, отнимаешь чужое?
- Мой путь, - Насмешник вздохнул, - Другого для меня нет. Мне скучно торговать или работать, я чувствую себя в кандалах, а дух жаждет свободы. Поэтому я в море. Что же до чужого - если ты не можешь удержать, значит ты недостоин владеть. Это касается и чужого имущества и чужой жизни. Разве нет?

|не без Хигфа|

- Меня учили, что долг воина, владеющего оружием – защищать слабых, - твердо сказал Тенкьё. – Иначе законов и сострадания не будет, только сила. А я... Я всегда хотел быть настоящим самураем. Потому и ушел... Только не в море, а из дома. Из дома матери, но от отца.
Он задумчиво теребил пальцами рукав.
- Значит, тебе есть куда вернуться, - голос Ичиго был тих, но тверд, - если ты когда-то захочешь вернуться - смирившимся или победившим. У меня нет иной семьи, кроме них, пиратов. Нет иного дома, кроме моря, моя деревня разрушена, все, кого я знал погибли. Жизнь в городе, полном людей и стен, не для меня, и нет того, кто думал бы обо мне и ждал бы меня. Ты же станешь хорошим самураем, если не свернешь с пути. Ты знаешь законы и веришь с них. У тебя есть господин, принявший твою клятву. У тебя есть все, о чем ты мечтал - так?
- А что случилось с твоими родными? – сочувственно спросил Тенкьё молодого пирата. - Война? Но неужели ты не хочешь найти свой дом? И тех, кто будет ждать. Можно ведь стать просто моряком или воином, - он задумался. – Знаешь, ты говоришь, и я вижу, что я глупец, когда отчаиваюсь. Правда, вернуться домой... нет, я не могу, не признавая, что проиграл. Но у меня действительно многое есть, только вот делаю часто не то, что нужно!

(они же)

- У тебя есть тот, кто научит и подскажет. Меня учит Киба и море. Схватка учит - либо ты сражаешься и побеждаешь, либо погибаешь и кормишь рыб. Море не дает второго шанса, совсем как война. Киба учит, каким должно быть пирату. Так и тебя научит твой господин, он покажет как должно жить и поступать самураю.
Ичиго потер щеку:
- Наверное я скажу странную вещь, но я рад, что ты выжил ночью. Говоря с тобой я и сам кое-что понял. Может быть, когда-нибудь мы увидимся снова - тогда ты станешь настоящим самураем, я - настоящим пиратом... Тогда, быть может, если нам не придется сражаться, мы снова поговорим о путях, по которым шли.
- Я тоже хотел бы увидеться с тобой когда-нибудь!
Тенкьё улыбнулся, и в этот момент они услышали шум и дикие крики, как будто на корабль напали... пираты. Но не могли же пираты напасть на пиратов, да и кораблей не было! Может, демоны глубин всплыли на поверхность?
Удивленный Тенкьё вскочил на ноги.
- Что там?
Шум раздавался на корме, и гордо раздутые ветром паруса мешали видеть, что там происходит.
- Наши, - отозвался Ичиго, прислушавшись, - айда туда!
И разом сбросив серьезный вид Насмешник поспешил к источнику шума.

/беседовали о времени и о себе с Хигфом/

Ветер донес какой-то шум – очевидно, нечто бурное происходило неподалеку. О-Санго вздрогнула и прислушалась.
- Мне кажется, или это наши что-то вытворяют? – обеспокоено проговорила она, повернувшись к Акихито, и задумалась. – Я думаю, больше никто не мог наделать столько шума... Надо проверить, что случилось!
Девушка высвободила из длинного рукава ладонь и, не дожидаясь ответа, схватила юного пирата за запястье, потянула за собой. Они быстро добежали до той части палубы, где столпился народ. О-Санго решительно растолкала пиратов.
- О боги! – быстро оглядев красочную картину, барышня узнала лишь монаха, и то по одежде, и бросилась к нему.
- Кто это сделал? Что тут вообще происходит?!– грозно спросила она у какого-то пирата, который стоял слишком близко. И осторожно сняла с головы Тайкана о-хицу, который немедленно свернулся у нее на руках в клубок, приняв вид, предназначенный тануки природой, и умильно заулыбался, всей мордочкой выражая радость и искреннюю любовь.
Монах не двинулся, даже не дрогнули опущенные веки, а по голове с крошечным ершиком волос темными дорожками растекалась густая жидкость.
- Ой! - сказал Дынька и виновато спрятал нос под лапу.
О-Санго одарила его уничтожающим взглядом и скинула на палубу.
- Опять ты...
Она попыталась разорвать ткань рукава камзола, но полотно оказалось чересчур толстым. Тогда девушка начала ощупывать свой странный наряд в поисках мягкой ткани и в конце концом оторвала от подола подкладку. Сложила ее и бережно промокнула кровь на висках монаха.
- Теперь прощения будешь просить у него... если очнется.
(Сон, Далара да я)

В толпе зрителей произошел раскол; одни поддерживали маленького-оборотня, вторые соглашались с барышней. В громкий веселый гул вплелся еще один голос – и перекрыл остальные.
- В чем дело?
О-Санго обернулась и, едва сдерживая слезы, закричала:
- Мицуке! Прикончи этого маленького звереныша, он убил Тайкана!
- Опередив меня?
- Дынька ни при чем, - неторопливо проговорил Тобое, потирая правый бок, - а монах жив.
Место удара медленно наливалось тяжестью, во рту появился привкус желчи. Пират склонился, затем сел на палубу. Тупая боль мешала дышать, Тобое поморщился. Акихито бросился к старшему пирату:
- Подрались? Киба с тебя шкуру спустит.
- Он напал, - Тобое вручил Акихито меч монаха и мотнул головой в сторону Мицуке, - отдай этому.
Мавашимоно бросил взгляд на припавшего к палубе, оскалившегося тануки – хэнге не собирался отдавать свою жизнь задарма.
- Где ножны?
- Не было ножен, - Тобое закрыл глаза, - тряпка какая-то. Он хотел убить Дыньку. Здесь была та девица.
Тут ему надоело объясняться, пират поднялся и ощутимо кривясь на правый бок, отправился вон. Пираты расступились перед ним.

(э-э, Еще тут Роджер, Далара, Сай и немного Биш)

Акихито недоверчиво покосился на оборотня, подошел к высокому воину и протянул ему клинок.
- Тобое не врет, - счел он нужным сообщить.
- В комнате с едой, - подал голос «мертвый» монах.
Он с трудом приподнял голову и тут же опустил обратно, щурясь и часто моргая. Никто не успел ничего сказать, как Дынька серо-бурой пушистой стрелой метнулся в указанном направлении и явился обратно, волоча за сагео всеми забытый предмет. Тануки возложил ножны к ногам Мицуке и спрятался за монаха.
- Не двигайся! Вредно, - О-Санго обрадованно склонилась над Тайканом, стараясь не обращать внимания на терпкий аромат, исходящий от одежд монаха, утерла слезы и зашипела на Дыньку:
- Принеси воды! И быстро!
Акихито встал подле О-Санго, косясь на высокого воина:
- Давайте мы перенесем его в каюту? Там есть кровать и там тише...
- Ты прав, - барышня вскочила. - Помогите ему кто-нибудь. И еще надо найти... каких-нибудь лекарств... снадобий.
Она растерялась.
- Я и сам могу дойти, - недовольно заворчал Тайкан, сделал почти удачную попытку сесть и кинул на мавашимоно красноречивый взгляд: «Помоги убраться от них подальше!»
Мицуке, не участвуя в общих хлопотах вокруг монаха, вложил его меч в ножны и посторонился – дал дорогу расторопному Дыньке, что уже притащил воду в плошке. Тануки очень хотелось быть крайне полезным и желательно – всем.

(вся вот эта компания)

Замок Эдо

Не было на свете ничего более скучного, чем дворцовые церемонии. Полутьма, духота покоев, давящая роскошь убранства, головокружительные благовония, изысканные речи и сдержанность придворных угнетала и подавляла восторженный дух молодого Мори. Все время следить за собой, за господином и успевать делать все, что велят, было непросто для паренька жизнерадостного и привыкшего к вольному и беззаботному существованию. Но происхождение обязывало до обряда посвящения служить во дворце. А позорить семью было исключено, в этом вопросе паренек к себе был крайне требователен.
И вот Мори прислуживал, бегал по мелким поручениям и старался развлечь себя, как мог, на торжественных церемониях. Основным развлечением, конечно, были размышления и наблюдения. Точнее, наоборот – сначала наблюдения, а потом размышления. Кто что сказал, кто на кого как посмотрел, как отозвался о ком-то – мальчишка все запоминал, изучал и уяснял для себя, что к чему во взрослой жизни. Ему было интересно, как люди становятся великими. В глубине души он мечтал стать когда-нибудь важным придворным вельможей, но старался даже себе не признаваться в этой тщеславной мечте.
В последнее время во дворце появилось много чего действительно интересного. К примеру, этот пленный мальчишка, Акира. Кажется, он попал к Токугаве после Секигахары. И как-то слишком быстро вошел к правителю в доверие. Такое, конечно, нередко случается, но все же... Все вокруг кричали, что Акира талантлив. Мори почти в этом не сомневался. Но все-таки этот парнишка в своем положении выглядел в глазах сверстника выскочкой. Они мало общались, но Мори жалел об этом, потому что никак не мог понять, чем же Акира отличается от них, отпрысков благородных семей, рожденных для службы при дворе. Мальчик искренне завидовал ему и ужасно стыдился этого неприятного чувства.

Разумеется, светильник опрокинули по чистой случайности. И, конечно же, в перепалке никто не заметил, как загорелось выплеснувшееся на сплетенную из сухой травы циновку масло. Хорошо еще, не спалили весь дом. Никто из мальчишек, которых привели к управляющему, чтобы установить причину и виновника переполоха, не спешил признаваться в содеянном. Кто стыдливо прятал глаза, кто несчастно потупился, кто вертелся и хихикал в рукав, лишь задиристый Акира смотрел так, будто разбирательство веселило его. Только рамки приличия (в тех пределах, которые он согласен был признавать) удерживали мальчишку от смеха.
А когда все окончательно запуталось и повисла неприятная пауза, вдруг произнес:
- Это Мори-кун взял и споткнулся.
Его голос прозвенел в тишине колокольчиком.
- Это правда? – встрепенулся управляющий.
У Мори было ощущение, будто его только что пырнули в спину кинжалом. Паренек закусил губу и растерянно смотрел в пол.
- Отвечай!
Мальчик поднял лицо и кинул затравленный взгляд на Акиру.
- Да... Но... я не виноват... Честно!
- Акира его толкнул... - прошептал мальчишка, который сидел по левую руку от Мори.
- Как я мог? - удивился виновник всех бед. - Мои руки были заняты.
- Он мне наступил на подол... на штанину! - с надеждой пролепетал Мори и едва не добавил: "Специально!"
Любимец Токугавы собирался было возразить, но лишь ойкнул, когда крепкие пальцы управляющего, умеющего держать не только кисть для письма, но и меч, скрутили его оттопыренное ухо. Чтобы не оторвали совсем, Акире пришлось затанцевать на кончиках пальцев.
- Я не нарочно! – выкрикнул он, хотя полный обещаний взгляд, брошенный на соперника, говорил об обратном.
Воодушевленный Мори, решив, что для него все уже обошлось, уверенно затараторил:
- Господин, он нарочно! Он всегда так! Акира-кун всем делает гадости! Он хотел меня опозорить!
Мальчишка, даже не глядя на пойманного наконец-то подлеца, уставился на управляющего. Акира скрипнул от боли зубами, он долго сдерживался, но когда его поволокли за ухо во двор, все же молча расплакался.
- Ты пожалеешь... – выдохнул он сквозь слезы.

(вместе с Сай)

- Мори-кун, - мальчишка по левую руку от Мори потянул его за рукав. – Ты такой смелый...
Паренек гордо кивнул.
- Надо же было показать этому зазнайке его место!
Правда, в глубине души Мори грызли сомнения, что восстановление справедливости даром ему не пройдет.
Вернулся управляющий и сказал, что все они могут идти погулять, раз виновник переполоха посажен под замок в ожидании наказания. Стайка вспорхнула, будто малиновки, и с веселым чириканьем побежала во двор. Рядом с Мори остался Согецу, который им так восхищался.
- Ты не боишься? – спросил он. – Говорят, Акира убивал людей.
- Мало ли чего говорят, - наигранно беспечно заявил Мори. - Что он мне сделает, тут дворец, народу много.
Они вышли следом за остальными во двор.
- Помнишь Шоко? Они раз поспорили, и Акира сказал, если Шоко не закроет рот, то как бы ему не лишиться всех внутренностей. А на следующий тот отравился, его тошнило два дня, и он чуть не умер.
- Согецу-кун, ты прав... Что же мне делать?! - Мори схватился за голову и уже не скрывал своего страха. - Может, попросить у этого демона прощения?
- Что ты?! Ты только что стал для всех героем, но... – его приятель был на пару лет младше, но отличался как робостью, так и умением находить выход. – Может быть, если ты задобришь его каким-нибудь подарком, он перестанет думать о мести?
- Подарок... - парень задумался. Что же понравится такому кровожадному мальчику, как Акира? В голову сразу полезли всякие образы мертвых зверюшек, младенцев и страшные приспособления для пыток. Мори затряс головой, и ужасы разлетелись. - Да, я спрошу у отца. А... а если он откажется?!
Ворон, который расхаживал по скату крыши над их головами, захлопал крыльями, приседая и каркая, будто издевался над их бедами. Мальчишки пригорюнились. Действительно, не идти же на поклон к самому Акире?!
- Я слышал, он любит читать... Ну да, - Согецу приободрился. – Я сам видел, он читает все подряд.
- Тогда надо найти что-то ценное и редкое!

(тоже вдвоем)

Корабль

Тенкьё слушал пояснения и настороженно присматривался к Тайкану. Кто-кто, а уж сацумец верил, что тот напал первым. Сейчас монах казался все тем же мудрым служителем божественной истины, что и на дороге к морю, когда они беседовали о пути. Только помятым слегка. И с мечом.
Его спутники. Отряд делит еду и кров, все дерутся вместе, когда над ними черной грозовой тучей сгущается угроза. Но... Остальных, кроме О-Санго и Мицуке, он знает меньше двух появлений Аматэрасу на небе. И как только беда со стороны отступает – они все часто оказываются вовсе не единым отрядом.
Сацумец еще раз вспомнил ночной разговор на палубе и решительно направился к Мицуке.
- Господин, - прошептал он, приблизившись к мавашимоно, - с монахом что-то неладно, он вел себя странно ночью и... Как будто одержимый демоном!

Рыжая выбралась из-под вант, но в сторону монаха все равно бросила колючий, недружелюбный взгляд. Впрочем, то, что О-Санго нашла, кем себя увлечь, лису определенно успокаивало. Крыша камбуза была низкой и плоской, когда-то здесь держали то ли птиц, то ли каких-то других животных, но сейчас была только пропахшая мускусом глина. Процессия имени Тайкана уже двинулась к каютам, еще раз доказывая, что одна маленькая девушка способна устроить куда больше шума, чем даже Дынька в ударе. Тануки, как всегда, путался под ногами и получал в свой адрес множество разных слов - части не знала даже кицунэ. С каждой новой тирадой пушистый колобок оказывался все ближе к кухне, и в конце концов радостно скатился внутрь - то ли пинков от, то ли по зову желудка. Рыжая проследила за ним взглядом - на острой мордочке не было ни следа раскаяния. Как и на ее собственной, впрочем.
- Значит и у монахов с горы Хиэй не всегда все получается, как они задумывали... - Мицуке глянул вслед маленькой шумной толпе, усмехнулся.
Белая тонконогая лисичка крутилась рядом, иногда - пробовала на зуб веревочные завязки вараджи. Мавашимоно отодвинул ногу подальше от ее зубов. Не помогло.
- Ты не заклинатель, я тоже. Так что придется терпеть его выходки, пока не доберемся до берега.
Гомон стал глуше, когда О-Санго, Тайкан и все их "добровольные" помощники исчезли за резной створой двери, а потом и вовсе сошел на нет. Рыжая посмотрела им вслед и запоздало поморщилась.

(и Биш)

Мицуке был занят парнем и лисичкой, из кухни все еще пахло, матросы смотрели чуть ли не с брезгливой неприязнью... От чьего-то слишком пристального взгляда Рыжая отодвинулась на самую середину крыши, но здесь было скучно и одиноко и совсем нечего делать. Непривычные для лесного существа ощущения. Кицунэ долго оглядывалась, пытаясь придумать занятие для себя, но на корабле не было друзей, не было земли, даже ни одной вещи знакомой, только деревянный скрип и утомительное ощущение - словно подвешена между землей и морем на грубой, покачивающейся веревке. Больше всего Рыжей хотелось на землю и глубоко-глубоко в лес. И чтобы никого вокруг не было... может быть, кроме одного человека.
Устав изображать пустую крышу надстройки, Рыжая соскользнула на палубу и пробралась в трюм, так и не решившись показать собственное присутствие. Здесь было темно и пусто. Сначала из небрежной, крупными мазками раскрашенной пустоты проявились руки - белые пауки кистей, отрезанные от всего остального черными рукавами одежды, казались живыми и жуткими, но кицунэ была им рада. Некоторое время лиса бездумно бродила между сваленными в кучу бочками, пропахшей застарелым потом тканью и нехитрыми признаками жилого места, ничуть не отличными на корабле чужеземцев, потом взгляд ее натолкнулся на сверток, наспех запрятанный под сваленным в кучу тряпьем. Сейчас, когда маскировка спала, его бы легко заметил даже случайный матрос. Кицунэ подошла ближе и опустилась на пятки перед небольшим увесистым ящичком. Погладила пальцами узел - то, что пряталось под слоями древесины и ткани, стоило много больше ее собственной шкуры, и, казалось сейчас, много больше всего корабля. Не удержавшись, развязала платок и приподняла крышку. Узор плетения казался слишком ярким даже в полутьме трюма, и даже здесь заставил невольно, словно от озноба, передернуть плечами. В красивых вещах было что-то потустороннее, намного более, чем мир, родной и знакомый самой лисе - иллюзии, мертвецы и боги были лишь продолжением знакомого человеку миру, а совершенная красота - случайная ли, кропотливо ли созданная - равно не принадлежала ни одному из них. Рыжая почти боялась такой, яркой и острой, не приносящей покоя а только разрывающей душу, но все-таки, как и любое живое существо, невольно была заворожена.
Крышка со стуком встала на место, а платок снова скрыл роспись на ящичке, но далекие стены трюма все еще были темны и тихи - словно хранили память об увиденном чуде.

Эдо


Мори основательно подготовился к задабриванию страшного противника. Мальчишка сначала выпросил у отца приличную сумму в честь неизвестно чего и храбро отправился в прославленную среди дворцовой молодежи лавочку в центре города. Там в душной полутьме пахло чем-то сладким и изысканными благовониями, горела одна-единственная лампа, а у торговца – сморщенного хитрого старичка – на плече сидела маленькая юркая обезьянка. Паренек долго объяснял хозяину лавки, что ему требуется, и в конце концов получил ценный свиток со сказанием о доме Хэйке. Конечно, старичок взял за него немаленькую сумму, но трусливому Мори денег было не жалко. Он вылетел, едва дыша, из лавочки и вприпрыжку побежал к храму.
Там он купил самый большой и самый красочный о-мамори и выпросил у служителя о-фуда, поведав трогательный рассказ, что в саду за фонтаном поселилось какое-то маленькое чудовище и его требуется изгнать. И, бросив в ящик у входа оставшиеся монеты, Мори поспешил вернуться во дворец раньше, чем Акира придумает какое-нибудь гадкое проклятье.
Здесь нужно было вести себя осторожней, а добраться до заднего дворика было не так-то просто. Мальчишка прокрался на цыпочках до кухни, прячась от слуг, а там, прихватив чашечку с солью, выскочил во двор. С конька крыши за его передвижениями молчаливо, пока, наблюдал большой черный ворон. Место заключения маленького демона Мори увидел сразу. Но подойти близко опасался – все-таки загон деревянный, мало ли что. Поэтому он окликнул наказанного, стоя шагах в десяти от него:
- Акира-кун!

В ожидании, когда управляющий придумает достойное наказание, юный нарушитель спокойствия, забился в дальний угол, но стоило ему услышать свое имя, как мальчишка тут же сел прямо и расправил плечи, будто настоящий придворный. Если бы не темные разводы на мокрых щеках и распухшее покрасневшее ухо, впечатление было бы полным.
- Пришел посмеяться?
- Не-е-е-ет, что ты! - Мори изо всех сил старался казаться милым и любезным, но дрожащий голос выдавал его. - Я только... я сейчас...
Он неуверенно подошел ближе, сглотнув, замахнулся, бросил в загончик чашку с солью и сразу же отскочил назад, со страха уронив все свои защитные приспособления. Акира не дрогнул, когда по деревянному настилу рассыпались белые кристаллики, лишь протянул руку и остановил пританцовывающую плошку.
- Хочешь изгнать живущее вокруг меня зло? – он подцепил мизинцем несколько кристаллов и лизнул соленый палец.
Ворон, который к тому времени переместился на голую ветку покореженного ветрами старого дерева, громко каркнул, будто захохотал. Склонив голову набок, он не сводил взгляда темного круглого глаза с двух мальчишек внизу.
- Я всего лишь хотел... - Мори облегченно вздохнул и плюхнулся на землю, чтобы разобрать пожитки. Затем мальчик бережно взял в руки свиток и подошел к загону. Неловко потоптался и обреченно протянул его заключенному. - Я принес тебе это.
- Мне?..

(мы с Сай, un)

В темных глазах из-за манеры Акиры смотреть на мир, опустив густые ресницы, невозможно было что-то прочитать, но сейчас там мелькнула неуверенность. Маленький демоненок просунул руки сквозь деревянные прутья решетки (деревянный настил не позволял юному заключенному сидеть на земле, а бамбуковый навес уберегал от дождя, но в остальном его временное жилище открывалось всем ветрам).
- Помоги мне, - Акира провел кончиками пальцев по щеке Мори. – Управляющий грозится продать меня в храм... помоги мне, пожалуйста.
Мальчик мелко затрясся.
- А ты... ты не убьешь меня? - он всхлипнул с жалостливым сомнением.
Акира взял у него свиток и развернул.
- Как красиво... Если бы ты знал, как я тебе завидую.
Мори удивленно захлопал глазами и горячо воскликнул:
- Ты - мне?! Но тебя же так любит господин! Я никогда не смогу добиться такого его расположения!
Акира показал ему свиток:
- Как страж одинокий
с далекой заставы в горах
любуется светом
листвой затененной луны, —
сиятельный образ ловлю… - прочитал он, старательно разбирая письмена на потемневшей от времени бумаге.

(я и Сон)

Мори прищурился и продолжил:
- Средь сильных и знатных,
как в чаще могучих дерев,
я век коротаю, —
живу, пробавляясь немногим,
не чая достигнуть вершины…
- Да, средь сильных и знатных... – повторил Акира. – И каждый смотрит и думает: вот он, игрушка Токугавы, живет в его тени и не знает печалей. И хочет добиться того, что никому из нас не нужно, глупый и самонадеянный молокосос.
Он отвернулся, закрыв лицо рукавом.
- Акира-кун... - Мори растерялся. Ему сразу стало жалко этого маленького страшного убийцу и захотелось как-то его ободрить. Он протянул чумазую руку через прутья и неловко дотронулся до плеча Акиры. - Ты же такой талантливый! Они просто все тебя боятся... и завидуют, - Мори покраснел, подумав, что сейчас и про себя тоже сказал. - Но ты умнее их всех!
- Ты, правда, так думаешь? – всхлипнул демоненок.
- Д-да! Ты же сумел так проявить себя, что завоевал уважение самого Токугавы! - суетливо затараторил Мори.
Акира повернулся к нему, припухшие глаза его словно обвели темной краской.
- Он казнил всех, кому я доверял.
Все еще сжимая в одной руке драгоценный свиток, он сжал ладонь Мори.

(и по-прежнему мы с Сай)

Тот вздрогнул.
- Казнил? П-почему?
- Они пошли против его воли.
"Бедняга... Неужели он совсем один?!" - промелькнуло в голове Мори. Он немного помолчал и робко спросил:
- А ты?..
- Меня взяли в плен, но господин Клещи отменил казнь, - Акира неуверенно улыбнулся. – Должно быть, я показался ему недостаточно знатным.
- Тебе повезло! - радостно воскликнул Мори.
- Не знаю... Если бы он приказал убить меня, сейчас я был бы вместе с теми, кто хорошо ко мне относился. Но я недостаточно отважен, чтобы отобрать собственную жизнь.
- А зачем? Ты же можешь отомстить.
Тонкие пальцы Акиры оказались неожиданно сильными, баловень сильных мира сего привлек к себе Мори. Прижатое к деревянным толстым прутьям «загона» лицо было бледным, как будто редко видело солнце.
- Ты поможешь мне в этом?
Перепуганный до полусмерти, Мори задрожал. Слезы застлали глаза, размыв черты лица Акиры перед самым носом маленькой жертвы. И как-то неожиданно для самого себя мальчишка услышал собственный далекий голос:
- Конечно...

(все те же)

Корабль

Тенкьё хотел пересказать всё, что видел и чувствовал ночью во время разговора с Тайканом, но... Это тоже было частью умения служить. Господин должен был знать о том, что произошло. Рассказать ему - долг самурая. Господину ни к чему эмоции и оценки. Значит, надо сказать главное и ждать; продолжать, только если спросят. А раз Мицуке принял решение – следует исполнять.
Это было сложнее, чем казалось. Мало слушать легенды и восхищаться их героями для умения служить. Порывы вольных, как ветер, привычек и кипение наньбанской крови подталкивали возразить, попытаться убедить... В чём? Действительно, что можно сделать на корабле? Не за борт же кидать святого человека! Разве что быть настороже.
Сацумец склонил голову и, не получив других знаков, последовал в числе прочих за О-Санго.

Когда монах зашел в каюту, О-Санго резко обернулась и выхватила из рук Дыньки плошку с водой.
- Спасибо, тануки. Стой здесь, ты мне еще понадобишься. А вы, - она деловито повернулась к остальным помощникам, - добудьте чего-нибудь к завтраку, ладно? Тайкан ранен и злой, незачем шуметь у дверей, а я и сама справлюсь.
Тенкьё кивнул. Он тоже начинал чувствовать голод, так что просьба девушки казалась вполне уместной.
Самым умным казалось спросить у хозяев корабля... Например, нового знакомца. Но тот, как назло, куда-то задевался. Юноша сунулся было туда, где, как ему помнилось, должны были готовить еду, но даже не вошел. Жуткий запах убедительно предостерегал от повторения попыток, и Тенкьё решил поискать там, где удобнее – внизу. Быстро зашагав к трюму, он попытался обойти здоровенного пирата, но не смог. Палуба выскользнула из-под ног, и сацумец ткнулся плечом в широкую спину. К счастью, правым плечом, но легче не стало – пират повернулся. Юноша узрел перед собой хмурую физиономию своего вчерашнего противника по схватке. Молчать казалось опасным.
- Простите, - извинился он. – Я не хотел. Вы не знаете, где здесь можно найти еду?
Тобое тяжко вздохнул, потирая бок.
- Хотел бы я и сам знать. В трюме, должно быть, - выдав эту речь, он оглядел паренька с ног до головы. - Пойдем. Только не пробуй ничего. Я сегодня уже выпил чужеземного яду.
И пират начал спускаться вниз, морщась и покряхтывая. Сацумец последовал за ним, обрадованный миролюбием собеседника и осторожно держась за перила.
- Хорошо, что ты жив! Только зачем им яд? Травить пассажиров? – удивился Тенкьё. – Но я должен принести раненому еду. А если не пробовать... Лучше я отравлюсь, чем О-Санго или Мицуке-сан.
- Кто поймет чужеземцев, - меланхолично произнес Тобое, - но ничего хуже этого яда я в жизни не пил.
Пират остановился, огляделся в сумрачном трюме.
- Дыньку бы сюда. С его-то нюхом...
- Он остался помогать лечить Тайкана – это монах, с которым что-то случилось. Уж не знаю, что. - Тенкьё огляделся. – В той стороне мы спим, значит, пойдем в другую. А зачем вам корабль, где есть нечего?

(не забыла помянуть Сай и Хигфа добрым словом)

- У Кибы свои планы на этот корабль, - Тобое дошел до бочек и мешков и уселся на пол, прислонившись спиной какому-то тюку, - а монах ваш странный. Хотя среди демонов может и не странный.
- А у нас все странные, - сообщил оставшийся стоять Тенкьё. – Чего он сделал? Вчера мне угрожал ночью... – тут он не утерпел. – Слушай, а кто тебя научил так здорово драться? Я еще не встречал человека, который мог бы справиться с Мицуке.
- Научил? – Тобое, казалось, удивился, - Не помню. Киба, может быть – я с детства в его команде. Не помню, что было до этого… А монах ваш напал на Дыньку. Дынька не подарок, но убивать его не за что, я так скажу.
Пират заметно клонился набок.
- Он был совсем не такой, - заверил Тенкьё. – Что это с тобой, яд? Может, помочь?
- Это рукоять меча вашего монаха. Я не должен был бить его, Киба обещал всем защиту. Я просто отшвырнул его, когда он ударил. Но бьет он хорошо, - огромный пират даже улыбнулся через силу.
- Тогда надо переждать – пройдет! - Юноша задумался. - Мне уже рассказывали про Кибу. Кажется, если он прикажет вам умереть – вы умрёте.
- Конечно, - Тобое поднял глаза на юношу, - а ты разве не пойдешь на смерть ради своего господина?
- Да, - юноша пошевелил пальцами висевшей на перевязи руки, словно убеждаясь в её существовании. – Я читал легенды и думал, что есть большая разница между воинами и... – он запнулся, но всё же договорил, - пиратами. А на самом деле всё сложнее... и мы так похожи.
Пират только плечами пожал.
- Киба говорит, что жизнь сложна настолько, насколько мы усложняем ее сами. Он мудр. Надеюсь, пока мы говорим здесь, ваш безумный монах не умрет от голода, - Тобое хрипло засмеялся.
Боль не отпускала и он хотел отослать мальчишку, пока тот не увидел совсем уж явных страданий на лице пирата.
- Да, я пойду дальше искать еду, - смущение добавило багрянца на лицо сацумца, и он протиснулся дальше. Обернулся. – Если нужно будет – позови меня.
Тобое хмыкнул и закрыл глаза. "Если он прикажет вам умереть – вы умрёте" - повторил он слова парнишки одними губами. Это было так. Но впервые пират задумался - почему это так...

(а я поминаю добрым словом Роджер)

Киото

- Не кажется ли досточтимому что сии черви не лучшая компания, что можно найти тут? - Акаихигэ парил на ладонь от земли, внешне его лицо было спокойно, но в голосе проскакивали нотки возбужения.
Арима огляделся по сторонам; он стоял в центре образованного неряшливо одетыми, неопрятными людьми круга. Оборванцы смотрели на юного самурая, как свора оголодавших собак на кусок сочного мяса, а он молча ждал, что будет дальше. Только мерцание капелек влаги на тигриной шкуре выдавало движение. Круг сужался.
- Зато они честны, - улыбнулся Арима. – Их желания просты, но чисты и не окрашены разумом.
- Чистые эмоции? - дайме хмыкнул - О да, это так чудесно, когда они омывают тебя... но... я сомневаюсь, что эти черви способны оценить даже смысл ваших слов, их ведут инстинкты: вот сейчас они хотят есть, потом пить, в тепло и наконец удовлетворить потребность в... исторжении из себя навоза, чистые свиньи, многих аскетов наверняка бы взяла зависть от такого вот, с позволения сказать, единения с природой.
Последние слова он почти выплюнул.
- Без навоза не бывает деревьев, им неоткуда будет расти...
Хлопнули крыльями широкие рукава, Арима раскинул руки в стороны, и, повинуясь движению его длинных пальцев, под ногами оборванцев пробежал огненный ручеек.
- Так и мне необходим их страх, их ненависть и их голод, - юный демон запрокинул бледное лицо к небу, приоткрыв запекшиеся губы, словно пробовал чувства на вкус, как капли ночного дождя.
- И что ты хочешь сделать? - Эйкуко остановилась в нескольких шагах. Кошка села у ее ног.
- Я в ладоши хлопну сильно - ты закройся путь к спасенью!
И в подтверждении своих слов призрак взмахнул руками и быстро свёл их, но хлопка не произошло, руки князя застыли, так и не сойдясь. Акаихигэ напрягся. Воздух задвигался, он будто потёк в промежуток между ладонями призрака; несколько мгновений ничего не происходило, лишь с чуть слышным звуком засасывался воздух, вдруг призрак сомкнул ладони и снова резко их развёл. И в тоже мгновение воздушный вихрь вырвался из того места, где стоял призрак, и окружил всех присутствующих - они оказались прямо в глазе бури! Горьё зашёлся хохотом.

(+до Алесандро+Соуль)

Тонкие голубоватые жгутики протянулись от перепуганных оборванцев – из ослепших глаз, из ушей, из распахнутых в беззвучном крике ртов, - к стоящему в их круге демону, свивались вокруг него в прозрачный кокон. Арима втягивал их с жадностью умирающего от жажды.
- Вы позволите? - князь-призрак указал на одну из нитей.
Юный демон кивнул.
- Было бы невежливо отказать.
- Ахахаха! - Акаихигэ указательным пальцем подцепил одну из ниточек и легким движением накрутил на палец и отправил прямо в рот, как некий деликатес. - О, благодарю...
Наконец, белесые потоки, которые тянулись от нищих оборванцев к демону и призраку, потускнели и иссякли, в этот же миг ветер утих, и казалось уже неотвратимый смерч распался, будто его и не было. Иссохшие тела рухнули на землю.
- Что ж, теперь можно и закончить дела. - Акаихигэ повернулся к бикуни, которая застыла с кошкой на руках от ужаса открывшейся ей картины.
Призрак подплыл вплотную к женщине.
- Смотри мне в глаза! - ничего не выражающим голосом проговорил горьё.
Бикуни сглотнула, но подчинилась.
- Ты смотришь мне в глаза, я твой друг, я не обманываю тебя, у меня пять пальцев, как и у тебя, один, два, три, четыре, пять.
Призрак показал женщине раскрытую ладонь и одним за другим загнул все пять пальцев.
- Видишь, я не обманываю тебя, я такой же, как и ты, один, два, три, четыре, пять.
Теперь голос князя зазвучал металлом, как будто исходил от заводной диковинной игрушки, какие порой привозят варвары-иноземцы.
- Один, два, три, четыре, пять, - голос Акаихигэ заполнял собою пространство. - Я твой друг, я не обманываю тебя, я такой же, как ты.
Взгляд бедной женщины начал стекленеть, чувства стали уходить с ее лица, как волна, которая отступает от берега, но волна возвращается, а чувства - нет.
- Один, два, три, четыре, пять, ты слышишь меня?
- Да, - не отводя глаз от Акаихигэ, кивнула отшельница.
- Кто я?
- Ты мой друг, ты такой же, как я.

(и Сон и Соуль)

- Друзья должны помогать друг другу.
- Помогать друг другу, - эхом отозвалась женщина.
- Ты поможешь мне?
- Да, друг.
- Отдай мне, пожалуйста, камень, что ты держишь в своей руке.
Бикуни подняла руку и разжала ладонь.
- В своей руке...
Нет, это не было эхо, эхо звучит куда выразительней.
- Отдай мне его, пожалуйста, мы же друзья?
- Друзья.
- Тебе ведь не нужен этот камень.
- ..не нужен этот камень...
- Пожалуйста.
- ...камень... другу...
- Пожалуйста - в металлическом голосе дайме-призрака явственно добавилось чувств.
Отшельница перевела взгляд на камень и... вместо того чтобы просто отдать его Акаихигэ, она просто уронила его.
- Возьми, друг!
Горьё подхватил кусочек нефрита и прижал его к своей груди, не всякая мать так нежно прижимала своё дитя, на лице аристократа облегчение и счастье слились, будто металлы в тигле.

(и тот же коллектив)

- Ооо! - выдохнул князь. - Как же хорошо... Видите, досточтимый, мир не без добрых людей.
Призрак лукаво улыбался Ариме, который безучастно рассматривал мертвецов у своих ног; некогда живые люди больше напоминали сейчас ворох сухих листьев, когда дожди и холод заставили потускнеть яркие осенние краски. Затем взял у отшельницы серую кошку и, прижал немого зверька к груди.
- Отведи свою хозяйку в наш дом и позаботься о ней, - прошептал демон кошке на ухо и отпустил на свободу. – И береги себя, если тот, кому ты принадлежала раньше, учует твой запах, он явится даже в столицу, и тогда город опустеет еще раз. Поверь мне, я знаю, каков в гневе Бьякко.
Он повернулся к горьё.
- Мне любопытно, подействует ли талисман.
Камень в руке аристократа вспыхнул зелёным пламенем.
- Как видите - в отсветах зелёного пламени лицо Акаихигэ выглядело особенно зловеще. - Но к несчастью, я не могу пользоваться таким вот фокусом часто.
Камень погас, и призрак снова спрятал его.
- Кроме того, без той энергии, которой вы со мной поделились, я бы никогда не смог зачаровать отшельницу.
Горьё благодарственно поклонился собеседнику.
- Я ничего не делаю без причины, - откликнулся тот. - Ты обещал мне свободу, я обещал проследить за ритуалом, чтобы колдун тебя не обманул. Позови меня, когда все начнется.

На корабле

Тобое не долго страдал в одиночестве, его осторожно (чтобы не попасть под тяжелую руку) потянули за одежду. Пират открыл глаза и, старательно делая каменное лицо, поглядел на того, кто потревожил его "отдых". Ухмыляясь от уха до уха, Дынька протягивал обеими руками плошку с каким-то мутным белесым пойлом.
- Рисовый отвар, - сообщил оборотень. - Очень помогает при побойях. Когда моего двоюродного дедушку по материнской линии сбила повозка, он лакал... то есть пил этот отвар и поправился. Держи.
- Спасибо, Дынька, - при друге Тобое позволил себе скривиться, принял плошку и начал пить, а напившись спросил, - Жив ли монах? Киба меня добьет, если...
Тануки тем временем расставил на ящике другие плошки - с вареным рисом, овощами и рыбой, - полюбовался на дело лап своих и уселся прямо на пол. И горько вздохнул.
- Я же не знал, что он за мной погонится... - сказал Дынька, изучая доски палубы. - Так что если кого топить, так меня. Только монах живой, его там О-Санго выхаживает.
Тануки снова вздохнул.
- Где Дынька - там приключения, - проговорил Тобое и допил отвар, - Тебя еще не простили?
- Не-а! Только еще больше обиделась. Знаешь... - и без того не узкие глазенки оборотня таинственно округлились. - По-моему, барышня неравнодушна к хоши.
- Женщины сложные существа, - глубокомысленно сказал Тобое, но затем, смутившись, добавил, - наверное.
Пират потянулся к еде и начал неторопливо жевать. Боль от ушиба успокаивалась.
Дынька поставил рядом с другом большую плетеную бутыль.
- Тут еще отвар, - почснил он. - Выздоравливай, а я пойду кормить остальных.

(лечу Роджер)

Хоть Тенкьё и родился в городе у моря, ни в чем больше лодки он сроду не плавал, а потому путешествие между отсеками принесло немало открытий. В частности, оказалось, что груз на судах размещают ужасно неудобно для тех, кто желает в нем порыться – очень плотно друг к другу и закрепляя веревками.
Он закрыл глаза и принюхался. К счастью, юноше было далеко до кицунэ или тануки, хотя по человеческим меркам нюх был острым. К счастью – ибо тут буйствовала смесь запахов сырости, соли, дегтя, чего-то кислого, еще чего-то сладкого, незнакомого - слегка напоминавший сакэ... Завершали букет острые, щекотавшие ноздри травянисто-пряные ароматы. Всё это могло крепко оглушить чувствительное обоняние. Будто исполняли несколько различных моногатори одновременно, да еще певцы старались перекричать друг друга...
Сладкий запах... Могло пригодиться. Сацумец шагнул в сторону, откуда он раздавался, но по дороге наткнулся на мешок, присыпанный белым. Запах показался очень уютным и домашним, словно вновь он, совсем маленький, забежал на кухню, где мать готовит ужин и, широко раскрыв глаза при виде вкусностей, просит у матери булочку-ман. Он встряхнул головой, прогоняя воспоминания.
Кажется, в мешке... Но он не развязывался, особенно одной рукой, и Тенкьё решил проблему узлов нетерпеливо, как многие мужчины в таких случаях и не по-морскому – проткнув грубую шершавую ткань кончиком меча. Хорошо, что сверху – его и так тут же осыпало облачком поднявшейся... конечно же, муки!
Значительно побелев, юноша стал походить не то на гайдзина, не то на горьё. На его счастье, больше мука не просыпалась. Сладкий запах был совсем рядом. Сравнительно небольшой мешок... На этот раз веревка оказалась благосклоннее к молодому человеку и развязалась. Памятуя слова Тобое про яд, он осторожно засунул туда руку и с сомнением посмотрел на то, что вытащил. Может, они и сюда отраву добавляют? Брр... Эх, была – не была!
Тенкьё глубоко вдохнул раз, другой, и откусил. Потом снова. Затем сунул руку еще раз, вынул и схрупал второе засахаренное яблоко. Хотел было взяться за третье, но вспомнил, что наверху, если другие ничего не нашли, еще голодают, и смутился. К счастью, весил мешок сравнительно немного, и вскоре не до конца отряхнувшийся от муки юный сацумец протащил его мимо Тобое наверх, не забыв поделиться с тем находкой.

Кибе было неспокойно, хотя с виду и не скажешь. Сичибеи достаточно давно знал своего главаря, потому лишь уловил беспокойство.
- Что такое?
Капитан пиратов глянул на Табачника:
- Пойдем-ка устроим матросам показательную выволочку?
- Это завсегда, - кивнул Сичибеи, - а с тобой-то что?
- Не люблю закрытые человеческие коробки, - Киба потер глаза, - чувствуешь себя как в запертом сундуке, до чего глупая идея - ограничивать себя стенами.
- Люди глупые и странные создания, - неожиданно серьезно проговорил Табачник, но затем щербато улыбнулся, - а матросам надо напомнить, кто хозяин на корабле.
Помощник капитана распахнул дверь и вышел, щерясь как волк. За ним неторопливо шествовал Киба. Но тяжелая деревянная резная дверь недолго оставалась закрытой. Сначала за ней послышалось сосредоточенное пыхтение, потом кто-то поскреб толстые доски, а затем навалился всем весом. Веса не хватило. Снаружи произошла возня, кто-то разбежался, и в дверь грянуло что-то более увесистое, а затем в образовавшуюся щель вкатился, обрастая шерстью, чугунок. Котелок встал на четыре мохнатые лапы и потянул острым носом воздух. И деловито принялся осматривать все коробочки, ящички, шкатулки и ящики, которых в здешней мебели оказалось великое множество. Иногда добыча оказывалась совсем уж загадочной, и тогда косматый воришка торопливо запихивал ее обратно, туда, где нашел. Не забывал тануки и прислушиваться: не возвращается ли новый хозяин каюты?
И наградой упорному и настойчивому зверьку было богатство. Дынька подцепил когтями полотняный мешочек, туго набитый округлыми блестящими шариками, которыми так весело будет играть. Они будут блестеть на солнце, а надменная барышня должна знать игру в охадзики. И она не сумеет устоять перед искушением, в этом маленький оборотень был уверен.
Он схватил добычу в зубы и прошмыгнул из каюты на палубу. Оставалось дождаться, когда О-Санго снова явит свой лик (ну не будет же она все время сидеть в каюте, будто Аматэрасу в пещере)... ну и оставить несколько жемчужин Тобое. Пусть тоже порадуется.

(не без Роджер, конечно)

Где-то еще...

У старого дома глубоко в лесу целой осталась только веранда, сложенная из посеревших от времени досок. Кое-где подпорки обломились, подточенные сыростью и жучками, но их было много, и они по-прежнему держали вес, как и сотни лет назад. Крыши уже не было, и столбы упирались прямо в небо. Бамбуковые панели еще держались, но бумага на них давно сгнила. Внутри комнат царили темнота и запустение, входить туда было опасно, и не только потому что пол зиял громадными дырами. У обложенного камнями очага, словно приготовленные для чаепития с глазу на глаз, стояли две чашки с засохшими остатками чая вместе с плесенью. Рядом, потянувшись рукой к одной из них, да так и не коснувшись, лежал скелет, чьи кости сверкали белизной в лучах полуденного солнца, падавших сквозь прорехи в соломенной крыше.
Вокруг дома пинии росли так густо, что под ними вечно царил полумрак. Будто сплетясь из него, выступила из-под сени леса фигура в длинной бесформенной одежде. Узловатый посох беззвучно отмечал шаги. Несколько листьев запутались в длинных распущенных волосах пришедшего. Он поднялся на веранду, прислонил посох к темному от потеков грязи столбу. Из-за пазухи вынул свернутый трубочкой лист бумаги и приборы для письма, разложил на досках. Углы листа прижал камнями, прошептав что-то над каждым. Развел тушь и обмакнул кисть.
- Рензо.
Два иероглифа на бумаге могли показаться узором.
- Ты создан мной и подчинен мне.
Скрипучий голос произносил слова, и вслед за ними на бумаге появлялись одна за другой надписи. Они говорили то же.
- Но ты хочешь решать сам, как тебе быть и что делать.
Мимолетная улыбка на нестаром еще, но словно изношенном, лице несла в себе почти гордость.
- Так не будет, - твердая уверенность.
Под напевное бормотание колдун нарисовал журавля. Опущенные белые крылья, неподвижные длинные ноги, закрытый клюв. Этот журавль не станет летать и даже ходить, его судьба оставаться на месте.
Когда готовы были рисунок и окружающие его символы, колдун отложил кисть и скомандовал:
- Kawaru.*

----------------
*Kawaru – занять место чего-либо/кого-либо, измениться, превратиться.

Киото, раннее утро

Один мудрец изрек, что перед рассветом всегда темнее всего, видимо он редко вставал до него. А может быть он имел ввиду что-то иное, более возвышенное, но так или иначе, когда солнце еще только-только показало свой бок из-за гор, Тайра но Акаихигэ уже стоял перед воротами храма Рёан и ждал когда, наконец, отворят ворота. Призрак был несколько бледнее обычного, но на его лице застыла давно ставшая привычной для бывшего аристократа маска величавой отрешенности, так что определить, почему князь был не в форме, не представлялось возможным.
Но вот сонный послушник, протирая кулаком заспанные глаза, отодвинул тяжелые створки санмон, хотя по столь раннему часу в гости можно было ждать только утренний туман и высохшие остовы прошлогодних листьев, которыми играл ветер. Мелкий щебень, которыми были посыпаны дорожки, влажно блестел и хрустел под ногами.
Дайме улыбнулся кончиками губ и медленно вплыл в ворота храма, но, преодолев половину двора, князь вдруг напоролся на невидимую преграду, какая-то сила не пускала его дальше. Тайра напрягся, запустил ладони в рукава кимоно и что-то забормотал, через некоторое время его окутало слабое зеленоватое свечение. Горье медленно, но продолжил свой путь.

На тонких ветках налип снег, пригибая их к земле. Вода, которая скопилась в углублении рьюсуи, затянулась корочкой льда. Иэмон разбил тонкое хрупкое покрытие кулаком и пошарил по камню в поисках ковша. Камень был шероховатый и холодный, а бамбуковая ручка ковша гладкой, точно сосулька. Музыкант кутался в накидку поверх косодэ, но утренний холодок пробирался и сквозь несколько слоев одежды.
Тяжелый шорох одежды возвестил прибытие Самми, чьи шаги не тревожили жухлые прошлогодние травинки. Стало еще холоднее. С шумом вспорхнула с куста осторожная птица и унеслась куда-то вдаль.

(+Далара+дон Алесандро)

- Масанари еще не вернулся, смотрю, - голос придворного звучал на удивление сонно. – Лучше бы он сходил со мной посмотреть на тех девушек, они достойны восхищения.
От ледяной воды заломило пальцы, Иэмон поднес их ко рту, согревая дыханием.
- Столько лет прошло, все не угомонишься?
- Что за жизнь без радостей? Пусть пройдет хоть десять тысяч лет, а восход луны, аромат цветов и девичьи лица и тогда не потеряют прелести.
Самми обошел собеседника и тоже окунул пальцы в воду. Прозрачная, как слеза, вода не всколыхнулась, только поверхность начала покрываться тончайшей корочкой льда.
- Что еще остается, только смотреть и слушать.
- Можно еще намочить в росе пурпурные сашинуки*...
Что-то зашуршало у веток над землей, и пара снежинок безвольно опустилась на камни. Неясный, прозрачный силуэт возник на фоне светлеющего темно-лазурного неба. И вспыхнули два глаза – граненые изнутри, золотые и сияющие. Они обвели взглядом весь дворик, скользнули по призраку и замерли на лице музыканта. Раздались глухой клекот и ворчанье.
- Древняя магия витает в воздухе, - размеренно прозвучал скрипящий голос. – Кто ее сотворил?
Призрак настороженно оглядел нового гостя, но не увидел угрозы и вдохнул свободнее. Тем не менее встал ближе к Иэмону, не снимая пальцев с золоченой рукояти меча у пояса.
- Думаю, что я, - музыкант не обременял себя стеснением без нужды.
Он протянул руку на голос, пальцы зарылись в пушистый теплый ворох перьев. Силуэт проявился ярче, и вот уже крупная сова сидела на ветке. Птица вздрогнула, почувствовав прикосновение и, стремительно клюнув наглеца, отпрянула назад.

(+SonGoku+Sayonara)

- Зачем ты здесь, древний дух, столь непочтительно себя ведущий?
Вздрогнув от неожиданной боли, Иэмон отдернул руку.
- Древний? – удивился музыкант. – Но я родился... меня нашли девятнадцать лет назад. Так мне все говорили.
Он подумал, что отвечает не на тот вопрос, что был задан.
- Я... я должен помочь одному... человеку.
Рядом тихо, будто порыв ветра, усмехнулся Самми.
Сова долго разглядывала Иэмона, склонив круглую голову.
- Девятнадцать... Кто знает... Что же за человек достоин твоей помощи?
Духу непросто было выговаривать слова, и голос его звучал безразлично. Но золотистые глаза любопытно блестели; птица наклонилась, внимательно следя за юношей.
- Хладнокровный убийца, шпион и наемник. Но я обещал отыскать его могилу. Никому не хочется стать голодным призраком, даже такому человеку, как Масанари. Ему страшно, но он никогда не признается в своем страхе.
Иэмон прислушался: у подножия гор просыпался город. На ветке в кустах зачирикала птичка, испуганно замолчала и умчалась прочь. Должно быть, заметила собеседника музыкантов.
- Таков наш договор.
- Договоры с людьми так бессмысленны, - металлически проклекотала сова. – Особенно такие. Но ты не осознаешь себя, иначе понял бы это.
- Не осознаю? - Иэмон "оглянулся" на Самми.
Движение было таким естественным, что если бы кто-то подглядывал со стороны, то ни за что не догадался бы, что юный музыкант слеп.
- То есть... - он впервые в жизни растерялся. - Ты знаешь, кто я такой?
- Я вижу, - важно поправил дух. - И догадываюсь.

(те же)

Корабль

Перекусив, Тенкьё тоже устроился на палубе, время от времени поглядывая то на каюту О-Санго, то на поджидавшего Дыньку. В отличие от тануки, настроение юноши было не столь оптимистичным. Во-первых, его слегка укачало с непривычки. Слава ками, что несильно. Во-вторых, он думал о девушке. Сацумец уже слышал о её возможном неравнодушии к Тайкану, и сейчас решал для себя вопрос, что делать дальше.
Он вспоминал подходящий стих из украденной «Гэнджи моногатори». Но были ли среди них подходящие для нынешнего момента? Он не сумел покорить её сердце раньше, а теперь? Бледный от качки, со сломанной рукой – хорош хоть картину пиши! Оставить эти мысли – и сдаться, в первую очередь перед самим собой? Или продолжать ухаживать за ней, попробовать поговорить – и оказаться полным глупцом, не понимающим очевидного? Любой выбор был плох.
Тенкьё вдруг попробовал посмотреть на себя и свои терзания со стороны – и неожиданно громко, заливисто, от души рассмеялся.

Свою добычу маленький, но деятельный хэнге исследовал крайне тщательно, даже по многолетней привычке опробовал ее на зуб. Ни один из красиво переливающихся на весеннем солнце блестящих шариков не оказался съедобным, зато они все катались по доскам палубы, уже отдраенных и высушенных теплым ветром. Дынька смутно помнил, как называются у людей эти перламутровые капельки, и решил подарить несколько самых крупных своему другу Тобое. На чуть-чуть смущающее обстоятельство, что для того, чтобы найти их, не пришлось превращаться в рыбу и нырять на морское дно, тануки попросту махнул лапой.
Из своей сумки выбралась Несчастье. Носом поддела откатившийся шарик - тот смешно подпрыгнул на досках. Понравилось. Лисичка подошла и боднула носом сразу целый ряд. Бусины, переливаясь серыми и голубыми оттенками, покатились в разные стороны.
С истошным визгом, оскалив мелкие зубы, Дынька кинулся спасать убегающее богатство, но даже его прыти не хватило, и несколько жемчужин проскользнули в щели в деревянных бортах корабля.
- Что ты наделала? - завопил хэнге, ссыпая добычу в кожаный мешочек.
Лисенок сконфуженно попятился и задел задней лапой еще рядок.
Сцена повторилась почти детально, хотя на этот раз Дыньке удалось уберечь от поглощения морской пучиной больше шариков.
- А еще говорят, будто мы, тануки, увальни. А как же тебя тогда называть? - кипятился хэнге.
Несчастье, словно в подтверждение его слов, поскользнулась на крупной жемчужине - в стороны опять полетели перламутровые шарики. Сконфуженный лисенок подобрал под себя лапы и сел тихо-тихо.
Рассерженный Дынька, отчаявшись догнать все и сразу, собрал только те жемчужины, которые были в доступе. Затем, поразмыслив, взял Несчастье за кончик хвоста и выгреб из-под лисенки особенно крупный шарик.

(мы с Китти учим лисену... всему)

- Это твоя или моя? - уточнил хэнге на всякий случай.
Несчастье в ответ тоненько взвыла и горестно зажмурила глаза-бусинки.
- Не твоя? - почему-то расстроился Дынька. - Хочешь, подарю?
Лисенка озадаченно развела уши журавликом.
Дынька легко оттаивал, он вообще был крайне добросердечен, хотя умудрялся удачно скрывать разные душевные качества. Как ему казалось. Он протянул новой знакомой жемчужину.
- Я хотел отдать ее О-Санго, но тебе она нужнее. Забирай, - сказал он.
Зверек неуверенно принял подарок в пасть, подумал еще с полминуты, потом радостно завилял хвостом. Жемчужины так и прыснули во все стороны. Несчастье снова смущенно затихла.
- Кто учил тебя манерам? - Дынька почувствовал себя старшим братом; правда, не раньше, чем собрал все оставшиеся на борту шарики в мешочек.
Лисичка оглянулась сначала на Мицуке, пригревшегося на солнце, потом на трюм, в котором пропала Рыжая, смущенно почесала морду лапой и, наконец, скорбно опустила уши.
- С твоим проворством только в охадзики играть, - вздохнул толстый мальчишка. - Умеешь?
Несчастье осторожно, отпрыгнув даже от почудившейся ей в тени жемчужины, попробовала перекувыркнуться через голову. Села на хвост. Покачала головой. На всякий случай попробовала еще раз. Лисичка становилась убежденной фаталисткой. Тануки почесал в затылке. Надо было как-то выходить из создавшегося положения...
- Ложись на спину, - предложил он.
На хребте зверек не удерживался тоже - разве что растопырив конечности морской звездой.

- Сойдет, - решил Дынька и, подхватив обеими ладонями тощий лисий задок, попытался перевернуть Несчастье, чтобы получился хоть какой-нибудь кувырок.
Лисичка больно прищемила ухо, но героически промолчала. Получилось по ее мнению даже слишком ровно... Вот только превращения не произошло. Никакого.
- Да что же это такое!!! – возмущению Дыньки несправедливостью жизни не было предела; тануки, отдуваясь, сел на палубу рядом с Несчастьем. – Ты же лиса. Белая. Тебя что, совсем не учили перевоплощениям?
- Поучи ее сначала кувыркам, - посоветовал, не открывая глаз, Мицуке.
Лисенок обиженно прижал уши и пошел прочь от обоих. Дынька помчался следом.
- Эй! Ты чего?
Несчастье попыталась спрятаться под канатами. Ее оттуда достали, пользуясь человеческим преимуществом.
- Хочешь, я стану тануки? - предложил Дынька. - Тогда тебе будет не так страшно.
Лисенок сделал угрюмую мордочку, отстранился и снова попытался перекувыркнуться.
- Все получится! - заверил ее неунывающий Дынька.
С пятой попытки Несчастье все-таки сумела превратиться, после чего моментально ударилась в слезы, еще быстрее их вытерла, хлюпнула носом, и, наконец, ответила.
- Не учи-ли.
- А меня что учи, что не учи, все бес толку! – утешил ее малыш-оборотень. – Моя магия, она совсем бестолковая.
Мицуке не двинулся с места – слишком приятно было дремать на солнце, слишком большое водное пространство отделяет их сейчас от забот, - но следил сквозь опущенные ресницы, чем там заняты ребятишки. Долговязому мавашимоно хотелось еще какое-то время плыть на целом корабле.

(подключается еще третий игрок)

- Играть, - уточнила Несчастье, уже даже почти не смущаясь.
Вообще-то для охадзики требовались камешки или стеклянные фигурки в виде монет, но их у горе-игроков не было, поэтому Дынька высыпал часть жемчужин из мешочка и честно поделил их пополам.
- Это твои, - сказал он, протягивая перламутровые шарики бывшей лисене. – Правила знаешь?
- Нет, - очень честно ответила девочка.
Дынька пустился в объяснения. Правила были немудреные: нужно ткнуть пальцем в фигурку противника, щелкнуть по своей, так, чтобы попасть в цель. Если получилось, забрать фигурку себе. У кого больше фигурок в конце игры, тот и победитель. Правда ровная поверхность, на которой следовало играть, величественно покачивалась на волнах, зато ее было много.
- Начинай ты, - предложил великодушный тануки.
"Фигурку" девочка выбрала сразу, а вот с щелчком дело обстояло куда-как хуже - маленькие пальчики совершенно не желали зацепляться друг за друга ровно на положенное время. Дынька показал, как надо, но в эту минуту корабль опять накренился, совсем чуть-чуть, но оборотень все равно промахнулся. Лисенка попробовала еще раз, но теперь пальцы переплелись слишком сильно и щелчка не получилось опять. Вместо этого девочка просто толкнула жемчужинку.
- Тебе просто не хватает навыков, - пояснил хэнге тоном школьного учителя, когда тот разъясняет малолеткам, почему те закорючки, которые они рисуют на клочках бумаги, никак не могут сложиться в слова.

Тобое выбрался на палубу - в трюме пирату было спокойно, но скучно и тесновато. Да и отвар помог, бок едва поднывал при резких движениях, но уже не составлял повода для задумчивости.
На палубе двое ребятишек гоняли камушки... Тобое присмотрелся. Потом потер глаза. Открыл и закрыл снова, посмотрел на верхушку мачты и снова глянул на "камушки". Пират подошел ближе упер руки в бока и произнес медленно и серьезно:
- Так.
Игроки так увлеклись, что заметили зрителя только тогда, когда его тень закрыла от них солнце. Дынька собирался поджать хвост, забыв о его отсутствии в этом облике, беловолосая девчушка спряталась за его спину, наступив ему на штанину и с несчастным видом вздохнув.
- Тут не все, - сказал малолетний озорник и полез за пазуху. - Часть я сохранил для тебя.
- Играете, - тон пирата был тяжел и мрачен, как вековой валун.
Он прищурившись глянул на девочку, потом снова перевел взгляд на Дыньку и продолжил уже чуть обиженно:
- ...без меня!
- Ты болел! - нашелся тануки, почесал нос и засиял беззубой улыбкой (один из резцов он сломал, укусив каменного будду в одном из святилищ; за что, Дынька сам не мог вспомнить). - Держи.
Он протягивал другу мешочек с блестящими шариками.
- Твой ход.
Девочка за его спиной кивнула.
Пират с серьезным видом уселся на палубу, покатал в пальцах жемчуг, приметил фигурку, дождался, пока корабль придет в более менее ровное состояние и улучив момент щелкнул... но не рассчитал силы. Обе жемчужины со страшной скоростью выстрелили вперед и покатились, подпрыгивая и искрясь, по доскам.
- Ох, - Тобое смутился, и покосился на игроков, - кажется, игрок из меня тот еще...

здесь я, СонГоку, Китти и кучка бессловесного жемчуга

На бегу превращаясь, Дынька со всех четырех лап метнулся за "камешками" и вернулся довольный, хотя и на своих двоих.
- Тем интереснее! - возвестил он и отдал пирату законно выигранную жемчужину.
Собственный ход мальчишка провел мастерски и, если бы палуба стояла ровно, тоже стал бы обладателем еще одного шарика.
Перегнувшись через заграждение квартердека за игрой наблюдал Мицуке.
Тобое подкинул выигрыш в воздух, поймал и довольно заулыбался.
- Везучий! - искренне позавидовал Дынька.
- Пальцы длинные, - практично вздохнула девочка.
- Просто на море живу, тут, знаешь ли, качает, - Тобое посмотрел на девчушку и, поманив Дыньку, к себе спросил, - а это кто?
Тануки уставился на долговязого воина, тот в ответ подмигнул и отвернулся. Тогда Дынька ткнул в него пальцем.
- Его родня, - объявил хэнге церемонно.
Сверху удовлетворенно хмыкнули.
Тобое задрал голову, посмотрел на источник хмыка и покачал головой, не зная, кому соболезновать в большей мере.
Лисичка серьезно потерла тонкими пальчиками острый подбородок, и, наконец, представилась.
- Оборотень.
Длинным и сложным словом впору было гордиться. И Несчастье гордилась.
Тобое поклонился юной даме и произнес совершенно серьезно:
- Пират.
Но затем смилостивился:
- Тобое.

(веселая компания, та-а)

Девочка серьезно, почти начальственно, кивнула, и вернулась к шарикам. Предстояла сложнейшая задача - щелкнуть непослушными пальцами. Обняв ее за плечи (так было удобнее), Дынька все набивался в учителя, а в результате они запустили жемчужину куда-то под бухту каната, откуда ее не удалось не то что выковырять, а даже разглядеть, в какую щель она закатилась. Тобое поскреб затылок:
- Дорогой получается корабль - в каждой щели по жемчужине.
Он примерялся к щелчку и так и этак, слушал ветер, подстраивался под качку, рассчитывал силу удара, но все равно промахнулся.
- Кончилось, кажись, мое везение, - он ухмыльнулся.
Под ногами мавашимоно заскрипели ступени. Мицуке опустился на нижнюю, обмахиваясь бумажным веером – где он взял его, сказать трудно, но веер до того был потерт и грязен, что легко верилось, кто хозяин.
- Дай-ка я, - сказал Мицуке и подставил ладонь.
Дынька высыпал туда горсть жемчужин.
Игра продолжалась, иногда кому-то везло, чаще – нет. Лисичка конфузилась, утверждала, что во всем только ее вина, ее разубеждали и не очень-то слушали. Выигрывал все чаще мавашимоно, усмехался в кулак, слушая негодующие вопли маленького хэнге, у которого оставалось все меньше и меньше жемчужин. Несчастье на всякий случай пересела все-таки поближе к Мицуке.
- День на день не приходится, - глубокомысленно произнес Тобое, не слишком досадуя на то, что Мицуке выигрывает, но искренне сочувствуя Дыньке, - ты подгадывай, когда волна в борт бьет, а когда отступает. Между ударами корабль поровнее стоит.
Малыш-оборотень последовал его совету и от радости заколотил кулачком себя по животу, во второй руке сжимая отвоеванный шарик.
- А еще лучше – обзаведись сестрами, - посоветовал посланник сегуна. – И чем больше, тем лучше. Видишь же, мне помогает.

(minna)

- У меня только дядья! – кипятился хэнге. – И кузены... и...
Следующую жемчужину выиграла Несчастье, чему несказанно удивилась.
- Эт-то что еще? - с угрозой осведомился Сичибеи, откуда только явился, бесшумный и грозный, как дух.
- Жемчужины, - не стал отпираться тануки.
- Охадзики, - Мицуке катал выигрыш на ладони. – Детская игра. Присоединишься?
- Где взял? - ласково осведомился Табачник, отмахнувшись от рослого воина.
Тобое, мигом почувствовав себя напроказившим мальчишкой, искал взглядом, в какую бы щель закатиться, подобно "фигурке".
- Нашел, - в щербатой застенчивой улыбке тануки чувствовалась неуверенность.
- Где? - еще более ласково спросил Сичибеи, делая рукой движение, словно хватает невидимого тануки за пушистый загривок и тянет за хвост.
Мицуке завернул перламутровые шарики в платок, краем глаза наблюдая за развитием возможной расправы.
- Мои, - заявила Несчастье на всякий случай.
Сичибеи посмотрел на девчушку изничтожающе и снова уперся взглядом в тануки.
- Я спросил.
- В к-к-каюте... – Дынька навострился дать деру, но споткнулся о ноги мавашимоно и растянулся на палубе.
Сичибеи возвел очи к небу, затем как-то очень быстро сделал два шага вперед, ухватил за шиворот Дыньку и встряхнул.
- Я не знаю, что с тобой сделает Киба, но предлагаю начать молиться.
- А мы несколько жемчужин уронили в море! – мальчишка попытался вывернуться или хотя бы тяпнуть зубами помощника капитана за запястье, но тот был слишком опытен, чтобы попасться на такой трюк. – Дра... Киба должен быть очень доволен!
Несчастье неуверенно перекувыркнулась (на этот раз получилось на удивление хорошо, но хвалить было некому) и с серьезным видом укусила "злого дядю" за ногу. Сильно не получилось, зато от всей ее маленькой пока души.

- Э, нет, - второй рукой Сичибеи ухватил за шкварник лису, - это мы уже проходили.
Он посмотрел на двух оборотней в руках и явно сожалел, что нет третьей руки, чтобы захватить с собой еще и Тобое.
Лисенок очень грозно поворчал, но, видя, что результата нет, притих.
- Отпусти девчонку, - в паузе негромко и очень спокойно произнес Мицуке, сунул веер за пояс.
- Которая из них девчонка? - Табачник повернулся к воину, демонстрируя зверя и мальчишку, и сощурился, отчего глаза стали темными щелочками, а лицо собралось в тысячу мелких морщинок. Несчастье продемонстрировала белые, тонкие словно иголки, клыки.
- Та, которая лисичка, - подсказал Тобое, но примолк под взглядом старика.
Долговязый мавашимоно неторопливо поднялся.
- Обоих, - подсказал он.
Сичибеи замолчал, пытаясь осмыслить эту странную лингвистическую конструкцию.
- Отпусти, - попросил и Тобое, - ну что ты, Дыньку не знаешь? А она тут вообще ни при чем, подумаешь, куснула разок...
- Земля!
Голос, громкий и неприятный, был слышен по всему кораблю.
- Эх, - вздохнул Табачник, - держите своих зверенышей.
Он вручил Дыньку и лисенку Тобое и Мицуке, а сам неторопливо прошествовал по палубе в каюту капитана, по пути не забывая орать на матросов.
Мавашимоно прищурился.
- Не тот берег, - вздохнул он, посмотрел в глаза-бусинки белой лисенки. – Твои проделки или твоей матери?
Дынька вел себя примерно... насколько умел так вести себя малолетний и проказливый любитель сушеной айвы.
- А если мои? - поинтересовались откуда-то из связок канатов.
Тобое поставил тануки на палубу:
- Не тот берег... - он представил себе реакцию Сичибеи, когда тот узнает, и поделился с соучастниками свежей и актуальной мыслью, - а нам случайно в трюме ничего не надо? Ну или на мачте? Или еще где-нибудь.
- Внизу есть еда! – поддакнул хэнге, не пожелавший качаться на рее.
- Идите, - Мицуке пустил Несчастье бегать. – Я тут побуду... какое-то время.
Он с сомнением посмотрел вслед помощнику капитана.
- Недолгое время, - уточнил он.
- Все за мной! - Тобое взглядом пожелал Мицуке выжить, и увел детей из зоны опасности.

комедия стала триллером и затем театром абсурда, но состав тот же

Заботиться о больном оказалось не так-то просто, как думала О-Санго, особенно если решительно не знать, что делать. У девушки все еще сохранялась непоколебимая уверенность, что Тайкан при смерти и вот-вот отойдет в мир иной, сколько он ни возражал. И холодные руки О-Санго тряслись, когда она промывала рану монаха и вытирала кровь с его головы откопанными в каюте тряпками.
Тем не менее, барышня храбрилась и даже прикрикивала на Тайкана: мол, сейчас я здесь главная.
- Лежи, не двигайся – вредно, - и в сердцах отжимала тряпочку, так рьяно, что сразу было видно – попадись под руку Дынька, ему бы сильно не поздоровилось.
Тишина на палубе очень быстро куда-то улетучилась, будто ветром снесло, и О-Санго краем уха слышала странный шум за стенками каюты. Но упорно не обращала внимания.
Когда рана была промыта и голова монаха осторожно, но не слишком умело замотана, барышня прихватила одной рукой плошку, едва не расплескав остатки розоватой и теплой уже воды, и приоткрыла дверь каюты. Сразу же в щель проник наглый соленый ветерок и заметался по маленькой комнатке.
- Я пойду принесу чего-нибудь теплого и съедобного. Да найду тебе чистой одежды...
- О-Санго сердито придержала дверь плечом и высунула нос – для проверки, нет ли поблизости Дыньки. - Ух ты! Уже берег... Так быстро приплыли!

Стоило девушке ступить за порог, как Тайкан очутился у двери. Прислушался, довольно хмыкнул и скользнул наружу. В ноздри ударил терпкий соленый запах воды. По волнам скакали безмятежные солнечные зайчики, слепя глаза. Палуба, трап, канатные бухты. Удобное место – монах с замотанной головой здесь почти незаметен, зато ему видно всех, как на ладони.
- Не слишком ли большая компания? – чужой голос, ставший привычным; голос сумасшествия. – И такая странная.
Задумчивая издевка?
- Бывают хуже, - огрызнулся монах и полез за пазуху.
Табака осталось не так и много, скоро придется пополнять запасы. Сацумцы торгуют, у них должен быть...
- Ты погляди на него, здоровый мужик, а играет с детишками, как дурак, - опять ехидный голос.
- Тебе-то что?
Если не обращать внимания, может успокоиться. Как назло, табак все не хочет поджигаться, да и ветер не добавляет радости.
- Позор... Как посмотришь, вылитый Бэнкей, рост, сила и стать те же. Да и умом не обделен. Но как возьмется действовать, хочется глаза зажмурить, уши закрыть руками, будто девица первый раз на фейерверке. – Пауза; серьезный тон: - Или прирезать.
- Только попробуй.
Табак наконец разгорелся, и Тайкан всласть вдохнул ароматного дыма. Дергающая боль отступила куда-то вдаль.
- Чего больше боишься, старого приятеля потерять или вины, которую возложат на тебя?
Молчание. Синеватые струйки дыма уносит ветер.
- Воин ты или нет? Что твое – берешь. А твое все, что захочешь, - увещевает голос. Скоро начнет терять терпение.
- Девушку хочешь ты, - потянуть время.
- Ну и уступи, раз такой добрый, - фыркает голос. – Уступи тело. Получишь многое, и даже действовать не придется, я за тебя все сделаю.
Губы кривятся сами собой:
- Мою жизнь тоже себе оставишь?
- Не ты ли недавно хотел умереть? – поддевает.
- Может я, а может и нет. Не обязательно умирать телу, чтобы изменился человек.
- Эти монахи вбили тебе в голову всякую чушь, – явное недовольство.
- Зато ты не воспринимаешь никаких доводов.
Молчание. Через одни глаза двое наблюдают за окончанием игры, приходом пиратов. Наблюдают за Мицуке.
- И все-таки он слишком похож на Бэнкея, - высказался голос. - Его трогать не стоит. Но нужно избавиться от других препятствий.
Один взгляд на берег, и нехорошая усмешка тенью мелькнула на аристократичном лице монаха.
- Что ты задумал? – беспокойство.
- Увидишь, - довольный голос.

Тенкьё жадно наблюдал за игрой, и ему даже захотелось попроситься в неё, но – не решился. Это безумие привлекало, как любое красивое безумие. Юноша затруднился б пояснить, чем, но забава с жемчужинами напомнила ему собственное состояние перед битвой у Секигахары. Как давно это было, и насколько другим был он сам... А кстати – каким? Не смог вспомнить. Да и какая разница?
Монах тоже вышел наружу, и сперва сацумец недоверчиво поглядывал на него, помня ночные и дневные странности. Хоть Мицуке и сказал смириться с тем, чего не изменишь - а вдруг Тайкан снова взбесится?
Но ничего не происходило, пока игру не прервали.
- Земля! – раздался крик, заставляя морщиться.
- Уже приплыли? – спросил сацумец. Никого рядом не оказалось, получается – у себя, так что ответить было некому.
Он попытался увидеть берег, но взгляд терялся среди волн. Они, игриво изгибаясь, на миг образовывали ровные участки, ловившие солнечные лучи и отбрасывавшие их в глаза, на ловившие ветер паруса, на чаек, с резким криком проносившихся сверху. Эти маленькие зеркала мгновенно разрушались, чтобы тут же смениться новыми - рядом. Казалось, море соперничает в разнообразии с небом, на котором ветер играл с облачками. Соперничает – и побеждает бесчисленной игрой оттенков глубокой синевы и зелени; живет, колышется, словно дышит всей своей поверхностью.
Вдруг на время забылись сломанная рука, берег, монах...
Затем глаз все же разглядел береговую черту – горизонт между небом и землей перестал быть переходом между оттенками синего и превратился в темную черту, узкую линию, затем полосу. Сердце от волнения забилось сильнее, заглушая плеск волн. Улыбка и бледность на лице одновременно.
Земля, где он был всего трижды. Земля, которую любил и боялся. Земля, которую считал родиной, хоть и не родился там. Место, куда стремится душа, и где он не осмелится назвать родовое имя Тачибана, на которое не имеет права.
Кюсю. Сацума.

Должно быть, их заметили издалека, что не удивительно. Лишь слепой не увидел бы плавучую громадину с такими высокими мачтами, будто их вымаливали у Такаги-но микото, и необычной формы парусами, на которую ушло много ткани, хватило бы на одежду для целого города. В крайнем случае, для большой деревни. На берег высыпал народ – поглазеть на диковину. Чуть выше, где над узкой полосой камней и песка поднимались скалы, вспухло облачко белого дыма.
- Это еще что?
У самого борта, подняв брызги, в воду плюхнулось что-то увесистое и шипящее. Дынька прикинулся было неприметным зверьком скромных размеров, но был изловлен – за хвост, а чуть позже и взят за шкирку, когда попытался укусить наглеца. От негодования хэнге потерял дар речи и сердито пофыркивал и кряхтел. Несчастье бросилась на помощь, но запуталась в каком-то канате и кубарем покатилась по палубным доскам.
Монах вылез из своего укрытия и, стараясь не слишком заметно пошатываться на каждом шагу (чтоб ее, эту плошку, которая не плошка), пошел к Мицуке. Кивнул на тануки.
- Отпусти животное, он здесь ни при чем.
И тут выяснил, что прямо ему под ноги катится белый пушистый комок. Пришлось нагибаться и ловить. Лисичка сразу же воинственно вцепилась в запястье обидчика. За что получила несильно по уху второй рукой – Тайкан второпях промахнулся, - и только со второй попытки была ухвачена за загривок.
- Отцепись, - велел он ей. – Ничего я с тобой не сделаю.
Лиса притихла и сделала уши домиком, пытаясь скосить глаза наверх, отчего мордочка приобрела интересное выражение.
- Зубы убери, - попросил монах, вспомнивший о непричинении вреда живым существам, несмотря на острые, как иголки, клыки в опасной близости и без того уже кровоточащего запястья.
Несчастье сглотнула и закрыла крошечную пасть.

(Далара mo, Китти mo, Веселый Роджер mo, SonGoku da yo)

- Не надо меня есть... – сумел выговорить ободренный Дынька.
- Ты нам пригодишься, - завершил за него высказывание Мицуке. – Это точно. Сумеешь изобразить сашимоно?
Оборотень кивнул.
- Ну тогда – лезь на мачту.
Дынька не стал спорить, тем более что зверек быстро сообразил (он вообще был очень сообразительный, когда дело касалось его тщательно ухоженной шкурки), что там он окажется в меньшей досягаемости от острых мечей и крепких кулаков. Хэнге полез по веревочной лестнице вверх.
Монах без особых церемоний пихнул в руки мавашимоно тонколапое остромордое и грустно притихшее существо. Но не удержался и пригладил шелковистую встопорщенную шерстку. Несчастье покосилась на него подозрительно и, кажется, не поверила.
- А чей герб делать? – донесся сверху мальчишеский сиплый голос.
Мицуке посмотрел на Тайкана.
- Хороший вопрос.
- Ашикага, - предложила невидимая лиса откуда-то из-за канатов.
- Ашикага?
- Или Токугава, - высказал свою версию монах, - но тогда нас начнут слишком настойчиво звать на обед и задавать неудобные вопросы.
- Решайте скорее! – завопил несчастный тануки.

(толпа, ун-ун!)

Тенкьё, стряхнув с себя задумчивость, присоединился к остальным.
- Мы не будем здесь спускаться на берег? – спросил он у Мицуке. И, не удержавшись, включился в совещание: - А под каким флагом наш капитан обычно ходит?
- А я откуда знаю? – с любопытством поинтересовался мавашимоно.
- Никому из нас не нужны разные хорошие вопросы, - мягко проговорил словно из ниоткуда возникший Киба, - если только у нас нет на них хороших ответов.
Он посмотрел на Мицуке.
- Ашикага, - скучно повторили из-за канатов. Не дожидаясь тануки, Рыжая сама попыталась изобразить нужный флаг.
- С каких пор у пиратов есть даймё, под чьим флагом они ходят? – ехидно осведомился Тайкан. – Пусть будет Ашикага, пока наш тануки не свалился оттуда вторично за день.
Он непроизвольно потер замотанную тряпкой голову. Тенкьё поправил меч – чтоб его легко было выхватить, не тревожа левую руку. Вдруг их снова будут ждать недруги... Он с любопытством посмотрел вверх, на мачту, чтоб поймать момент, когда Дынька будет превращаться.

(все те же и я)

Они все смотрели на Мицуке и ждали его решения, даже белая лисенка, что перебралась к нему за пазуху, блестела оттуда темно-серыми бусинами глаз. Мавашимоно махнул рукой: поступайте, как знаете. Над их головами восторженно булькнул Дынька, и порыв ветра развернул белую ткань с черным кругом, перечеркнутым полосами.
На берегу опять зарядили единственную на весь форт пушку – ядро чиркнуло по снастям.
- Перелет.
- Если они будут дырявить мой корабль - я буду зол, - со вздохом пообещал Киба, - мне нравится эта громадина, несмотря на ее уродливый вид.
Кицунэ-старшая выбралась из-за канатов босоногим мальчишкой и кинулась на нижнюю палубу.
- Стоять, - Табачник Сичибеи цапнул мальчонку за шкварник, - куда тебя демоны несут?
Он прищурился, разглядывая добычу.
- Похоже, нам не рады, - заметил Тенкьё, стараясь подражать мавашимоно в краткости и спокойствии. – Не угадали с флагом, наверное.
- Могу подсказать еще пару вариантов, - проворчал Табакоя, - но боюсь они удивятся такой смене настроений в нашей команде...
- Ну? – весело полюбопытствовал Мицуке; он щурился, прикрывая глаза ладонью, но разглядывал не берег, а полосы облаков на небе.
- Вот уж не надо, - юный пират Акихито встал рядом, и посмотрел на паренька в руках Сичибеи, - А это кто? Я такого не видел в команде...
Мальчик в долю секунды вспыхнул костром - пламя поднялось на добрых три локтя и почти по-настоящему обожгло державшую руку. Акихито с криком отшатнулся от яркого пламени, а Сичибеи только отер ладонь о штанину:
- Совсем спятили, демоны. Ничего умнее открытого огня на деревянном корабле придумать не удалось?


вы не поверите, но состав все тот же