В ужасе О-Санго отступала к трюму, прижав к груди пушистого зверька. Потасовка перерастала в настоящую резню. Даже воинственное сердечко дочери самурая застучало сильней, но не от жажды битвы – от страха. Некогда было делать ставки, кто победит и завладеют ли кораблем эти... пираты? Надо было как можно скорей спасать ситуацию, ведь там, за ее спиной, в трюме находятся и младенец, и тот слепой актер с мальчишкой-поводырем. Что с ними сделают, если самураев убьют?! О своей возможной судьбе девушка старалась даже не думать. А еще эти ужасные иностранцы против них...
- Тануки! – О-Санго старалась перекричать шум драки и моря. – Надо что-то делать!
Маленький оборотень у нее на руках мужественно старался не дрожать слишком уж крупной дрожью; следы его острых зубов уже носил один из матросов, который решил, будто все местные заодно. Второму Дынька порвал фуфайку. Тануки пытался во что-нибудь превратиться, но помнил, что девочке не унести тяжелый чугунный котелок, его любимый образ на случай опасности. Мицуке еще мог бы метнуть его в голову кому-нибудь из врагов. Суматоха напрочь сбивала необходимую для колдовства сосредоточенность.
Судорожно соображая, О-Санго тоже уворачивалась от незадачливых морских воинов, но она слишком хорошо понимала, что драться по-настоящему не сможет, да и нечем. А идти врукопашную означало верную смерть. Но еще один матрос с какой-то палкой, на счастье, невысокий и молодой, бросился к девушке. Точнее, он просто убегал с поля боя. Но барышне хватило ума подставить ему подножку и, пока несчастный падал, довольно ловко выхватить его незамысловатое оружие одной рукой.

(и очаровашка Сон)

Оказалось, что это грязная палка с какой-то странной штукой и тряпкой. Кажется, такими диковинами матросы протирали палубу. Но удивляться воображению иноземцев было уже некогда.
Тануки О-Санго прихватила свободной рукой и прижала к боку.
- Малыш, либо лезь на голову, либо стой рядом! Придется присоединиться к нашим!
- Одной рукой много не навоюешь... – пушистик вывернулся и шлепнулся на палубу.
Видимо, удар прояснил ему рассудок, и через секунду, распугав матросов, за спиной барышни встал одетый в старинные доспехи воин. Алый цвет панциря был подобен крови, алые же шнуры скрепляли пластины наплечников, рисунок в виде бабочки украшал и нагакаву, и шлем.
- Тайра, - возопил Табачник, бросив один лишь взгляд на явившегося воина, - демоны на борту!
Его мало кто услышал - несколько пиратов поспешили убраться подальше от красного демона, да еще Киба захохотал у противоположного борта.
- О-о! - восхищенно выдохнула О-Санго. - Да ты настоящий боевой тануки! Надо будет поблагодарить Мицуке еще раз... если выживет.
А она очень на это надеялась.
- Ну что, покажем им?! - задорно закричала девчонка и, размахивая своим бравым оружием, ринулась вперед.

(это мы с Сай такие грозные)

Насмешник вывернулся из под удара сабли, и пробился за спину к Мицуке, намереваясь покончить с высоким воином без особенной честности, зато окончательно. На него тут же свалилась бесформенное но не слишком прозрачное облако непонятно чего, а следом метнулась и рыжая девчонка-матрос с ножом.
- Колдовство, - завопил Ичи, отмахиваясь от призрака, - Пес! Пес!
Отчего-то Насмешник поверил, что раз Пес спас его от змеи, то и с этим колдовством справится в два счета. Пес, ткнув мечом в живот одному из матросов и сломав руку другому, бросил взгляд на потешно мечущегося Ичиго. Того снова одолевали призраки, и Пес направился к вопящему Насмешнику, попутно столкнув за борт какого-то рьяного матроса-чужеземца. Рыжая догнала воина лишь чуть-чуть позже облака - лезвие ножа, казалось, лишь чуть коснулось кожи - и девчонка сразу же отпрыгнула, отступая назад и ища взглядом новую опасность. Несмотря на бурные последние годы, по-настоящему Рыжая дралась все-таки очень редко, и сейчас больше всего боялась потерять из виду Мицуке или какого-нибудь еще любителя ударить в спину.

Вокруг суетились и бегали люди, падало на палубу оружие, лилась кровь и слышались проклятия. И посреди этого одиноко лежала сумка, то ли срезанная во время драки, то ли оставленная еще до. Один раз огромный, подбитый металлом сапог одного из красноволосых тяжело стукнул каблуком всего в паре пальцев: сумка даже дернулась, то ли от ветра, то ли испугавшись и впрямь... А потом сумка мелко-мелко засеменила к мачте.

(Сон, Сай, Роджер, Бишоп, Китти, Соуль, я, Хигф)

(за авторством Китти)

Вильям о'Флаэрти всегда отличался невозмутимостью, особенно удивительной для ирландца. Даже орлиный нос моряка, выдававший любому встречному все грехи его покойной бабушки, не спасал положения. Немногословный боцман отличался хлестким и метким юмором. Короткие, негромкие фразы, почти неразборчивые порой из-за покрякивающего ирландского акцента, моряк произносил так, словно для него самого они вовсе не имели значения. А команде только и оставалось, что хвататься за животы. Когда "благодарные спасенные" поднялись наверх, Вильям занял место у фальшборта, заплетя пальцы в редкую сетку крюйс-вант. Что-то ему не понравилось в поведении "бедных торговцев" - отсутствие ли удивления, излишняя ли самоуверенность... Впрочем, кто разберет этих местных? "Изабелла" прошла полмира, бывала и в райских уголках, забиралась и на рога Дьяволу... и нигде ничего не было просто. Порой все решала вовсе неизвестная мореплавателям мелочь - поклон, выбор слова, цвет подношения. Может быть, кто-то из оборванцев был причесан как важная птица? Вильям покачал головой. Впрочем, удивиться ему все же пришлось - когда змея, обнаружившаяся на одном из матросов, исчезла без следа.

- Свя-атая Мария, - откликнулся кто-то рядом, но убегать почему-то тоже не стал. Издевались-то над пришлецами, а свои черти - все-таки не так страшны. Один из "спасенных" погрозил пальцев девчонке... Стоп. А эта откуда взялась? По виду - то ли датчанка, то ли вовсе своя, только откуда вот?.. Темноволосый моряк отвалился от упругих веревок и аккуратно переместился поближе к странной паре. Не успел дойти - началось...
Какой-то крикливый японец бросился на него с.. ножом? - но привычный к огню и воде и медным трубам моряк просто отшвырнул наглеца подальше. Тут же появился другой - не больше ростом, но тоже крикливый - а главное, с ножом подлиннее. Тут уже Вильям и сам достал саблю. Где-то выстрелила аркебуза и сразу трое нападавших упало - один от пули, остальные - видимо, от неожиданности или из предосторожности. На кормовой настройке устроилось три или четыре матроса с парой ружей - вскоре выстрелило и второе, подранив еще одного желтого дьявола. Не дожидаясь, пока смуглокожие придут в себя, Вильям коротко рубанул саблей того, кто оказался ближе - и сразу же пнул подальше окованным сапогом. Тут же налетел еще один - бесстрашный и ловкий словно кошка. Пират, казалось, не заботился о собственной безопасности, поэтому ударами разменялись наравне - ирландцу пропороло бок, а его тяжелая сабля упала прямо на загривок смельчака. Не дав Вильяму времени вздохнуть, на него навалились еще двое. Последним, что увидел пират, было ночное небо, расчерченное парусами любимого корабля.

(а это все Китти)

Мавашимоно вскочил на ноги, потянулся к мечу. На него набежал какой-то матрос – из чужеземных варваров, - занеся над головой тяжелый широкий тесак. Мицуке не надеялся свалить этого буйвола одним ударом, да еще опьяненного кровью буйвола. От развернувшегося перед самым носом веера-тессена матрос отшатнулся, веер с треском сложился и торцом врезался детине под дых. Чужеземец широко разинул рот, будто вытащенный на берег карп, но на ногах устоял. И даже схватился за меч. Распрямляясь, мавашимоно нанес серию быстрых ударов все тем же тессеном - по шее, чуть ниже уха (противник мотнул головой, точно бык), по лопаткам и, последний, под кадык. Раздался отчетливый громкий хруст.
- Пошли прочь, - рыкнул Сейшин-но Киёмори по прозвищу Мицуке на красноволосых варваров, выдергивая меч.
Те послушались, пираты – нет. Мицуке с Рыжей остались с ними один на один. Взъерошенная и лохматая кицунэ, так и не вспомнившая о том, чтобы принять более привычный облик, напряженным клубком замерла позади мавашимоно.
Пес выдернул Ичиго из схватки, швырнул на палубу, подальше от дерущихся, перехватил меч и бросился на того, кто показался ему главной угрозой. Тот же, кто напал на главаря, дрался с Тобое и теперь был виноват в ранении Насмешника.
- Ты, - зарычал Пес, и взмахнул клинком, сильный косой удар, достигни он своей цели, рассек бы Мицуке от плеча до бедра.

(+Роджер+Китти)

Добежать не дали – девчонка с волосами, что отливали медью, только что пытавшаяся достать Ичиго, бросилась Псу под ноги, скакнула вперед, скаля мелкие ровные зубы, будто собиралась пустить в ход их, а не оружие. Пират не стал тратить на девушку удар клинка, просто сшиб ее добрым пинком.
Варвары вновь осмелели, навалились скопом, так что недавние противники на короткое время оказались на одной стороне. Пират ловко перехватил чужую руку, крутанулся на месте – и матрос лег на палубу с распоротым животом, а Мицуке, стряхнув с меча кровь, разогнал слишком прытких, пока за его спиной Пес расправлялся с еще двумя. Кицунэ ловким взмахом ножа подрезала сухожилие на ноге у чужеземца и сама себе удивилась. Пират воспользовался неожиданной удачей, ударил сзади, но корабль, что повиновался теперь больше волнам и ветру, а не людям, грузно накренился, сползая с темного водяного вала.
Мощь против ловкости, сын открытого моря против воина ночи. Мицуке не чувствовал боли, лишь горячую вязкую кровь, что текла из раны. Почуяв слабину, противник теснил его к борту. Доски палубы ходили под ногами ходуном, море нынешней ночью было на стороне тех, кого признавало своим. Чужакам здесь не было места.
Мицуке опустился на одно колено, Пес навис над ним, занес меч, чтобы завершить начатое.
С басовито-утробным «мао!» у них под ногами проскочил всклокоченный мокрый кот. Вот Чиру ощетинился, точно еж, мокрой шерстью, вот – стремительный прыжок вверх и удары когтями. Пес завыл от боли, зажмурился, чтобы уберечь глаза от взбешенного зверя – вдруг замолчал.
- Чтоб тебя... – изумленно выдохнул он.

(толпа!)

Мицуке столкнул обмякшего противника на палубу, высвобождая клинок, и сел рядом, прижав ладонь к располосованному боку. Рыжая удивленно отшагнула назад - кажется, сама толком не поняла, что сделала. Потом бросилась к мавашимоно. Осторожно и напугано обняла за плечо.
- Ты цела?
- Мао!!!
- Да не ты…
Рыжая торопливо кивнула.
- Сильно?..
Мицуке посмотрел на кровь, что текла между пальцев. Та была черного цвета – в полутьме при свете раскачивающихся оранжевых фонарей и бело-голубых вспышек молний. И ее смывало дождем. Корабль завалился на другой бок, пришлось ухватиться за леер, а другой рукой обнять кицунэ. Чиру просто выпустил когти.
- Не знаю, - Мицуке на пробу вдохнул-выдохнул; бок пекло, но не так, как он предполагал. – Кажется, не особо. Повезло.
- Все равно, оставайся, - на всякий случай попросила Рыжая.
Скрывать от чужих глаз людей было намного труднее, чем рисовать в воздухе чудовищ из старых сказок, но ночь, дождь и суматоха тоже делали свое дело. Кицунэ рассмотрела темный угол в тени кормовой надстройки, заваленный канатами, а потому - тихий.
- Прятаться? – удивился мавашимоно.
- Осмотрю и может быть отпущу, - предложила компромисс Рыжая.

(за Хысь)

Кот прикрывал отступление, грозным воем отгонял смельчаков. Опираясь на меч, Мицуке добрался до спасительного закутка.
- Побыстрее, - попросил он Дайдай.
От соленой воды рану жгло все сильнее. Девушка оглянулась, словно бы проверяя, видят ли их (на самом деле - делая так, чтобы не видели), потом то ли усадила, то ли почти уложила мавашимоно на канаты и занялась войной с поясом.
- Что ты возишься? Разрежь, и всех дел.
Тоже – не самая удачная мысль, пропитавшийся влагой пояс и не развязать и не разрезать. Порешили пожертвовать косодэ, все равно уже рваное. Рана оказалась легкой, но уже вдосталь пропиталась солью. Кицунэ невольно вздрогнула - даже смотреть было больно. Предупредив и мужчину и кота, чтобы сидели тихо, лиса кувыркнулась с канатов и отобрала флягу у первого же тела. Пока все было промыто, своих толик пресной воды лишились еще два мертвеца, а еще одному пришлось навсегда расстаться с роскошным головным платком. Мицуке крыл весь свет на чем тот стоял, но негромко. Рыжая деликатно "не слышала" даже той части ругательств, которая относилась к ее осторожности. Особенно - этой части. Наконец, платок туго перетянул рану.
Бело-рыжий кот с половинкой хвоста сидел рядом и презрительно улыбался. Ему была неприятна несдержанность молодого хозяина. Кицунэ придирчиво осмотрела работу, потом самого Мицуке. Явно решался вопрос: выполнять или нет вторую часть условия.

(с Китти и Сон)

Могучий Таро с невероятной силой ударил противника о мачту и тот, захрипев, залил кровью свою рубашку и руку убийцы. Пират злобно оглядел палубу в поисках следующей жертвы. Взгляд его пал на бритоголового монаха, безмятежно курящего трубочку в стороне от общего боя. Таро, слегка пригнувшись, кинулся к противнику. Отрешенность на лице буддийского монаха не исчезла, затуманенный взгляд не прояснился, но все же он заметил угрозу. В последнее мгновение шагнул в сторону, пропуская мчащего пирата мимо себя. Спросил:
- Нет разницы, на кого нападать, да?
Таро, не разворачиваясь, выбросил руку с коротким мечом вправо, четким, привычным горизонтальным ударом пытаясь достать увернувшуюся жертву. Но служитель Будды явно провел жизнь не только читая сутры - лезвие распороло бурый край белого рукава. Рывок – меч дернуло вместе с тканью; более слабому вывернуло бы руку. Но и пират не первый раз был в бою. Затормозив движение, Таро не стал отбирать меч, как дети игрушку у приятеля, от всей души нанес сокрушительный удар, целя жертве в лицо.
Затрещала ткань.
- Пф, - раздраженно выдохнул монах.
Спасаясь от кулака, он успел присесть. Но теперь противник оказался прямо над ним. Уже не было возможности размахнуться, чтобы ударить по коленям. Только откатиться вбок, уходя от возможного удара ногой. Таро потерял монаха из виду, быстро по-звериному оглянулся, нашарил взглядом распластавшегося противника и захохотал. Меч его был свободен.
- Куда же ты, святоша?! – заорал, ощеряясь, пират.
И подскочив к цели, наискось рубанул мечом сверху вниз. Но мишень попалась изворотливая, расторопно покатилась ему под ноги, чуть не сбив на мокрую от крови палубу.
- Хочешь вечно мучиться в аду? – раздался голос монаха уже позади Таро.

(мы с Роджер)

(за авторством Далары и Роджер)

- Я найду тебя и там, - прорычал пират, разворачиваясь, - и убью еще раз!
Таро был взбешен; меч со звонким пением пошел по широкой дуге. На этот раз противопоставить острому лезвию было нечего. И не успеть убраться из-под смертоносного удара – справа ящики с грузом, слева массивное основание мачты, спина упирается в высокую деревянную стену. Не сбежать. Время молитвы?
В звуки боя и шум волн за бортом вклинился яростный свист, будто была выпущена великаном направленная на корабль тяжелая стрела. Кто-то изумленно вскрикнул, когда с неба на палубу соскользнула в быстро гаснущем лунном свете металлическая короткая молния. Кто-то из нападавших едва успел отшатнуться, когда мимо пролетела тяжелая полоса зеркально-гладкого металла, распоров одним гладким движением рукав нерасторопного матроса.
Хруст. Звонкий полувздох-полувсхлип. Из солнечного сплетения Таро выдвинулось острие, грозно блеснув красным в свете фонаря. Пират запнулся, не в силах продолжать движение, удивленно посмотрел на клинок, разодравший плоть. Затем взглянул на ошеломленного монаха. Тот выглядел мертвенно бледным, как будто увидел призрака – глаза круглые, губы шепчут что-то, рука зачем-то тянется к окровавленному острию неведомо откуда прилетевшего меча.
Таро потерянно огляделся.
- Это все? - спросил он у ночи.
«Все», - мягко ответила ему ночь – «Потерпи немного».
Резкая боль только сейчас пронзила Таро, он пал на одно колено, левой рукой вцепился в палубу, правой оперся на меч. Он хотел еще что-то сказать монаху, но не решился, чтобы подавить стон. Кто-то не то из милосердия, не то из злобы толкнул пирата в спину, но больнее почему-то не стало.
«Вот теперь все», - успокоила его ночь. Таро повалился набок, и темнота заполнила его, воцарилась внутри.

Джек Дьявол и Робби Хвостатый были закадычными друзьями еще с тех дней, когда оба нанялись юнгами на один и тот же корабль. Команда шалела от количества мелюзги, периодически выкидывая с корабля то одного, то другого, но мальчишки всегда каким-то образом умудрялись остаться. Сейчас то, что друга ранили, Джек почувствовал каким-то десятым чувством.
- Восемь чертей тебе в желудок обходной дорогой*, - долговязый и резвый матрос с оранжево-рыжими волосами, словно котенка, отшвырнул подальше одного из нападавших - на выдубленной ветрами коже проявился багровый порез. Джек ничуть не ценил местных как воинов - по его мнению, пристойным противником мог быть разве что один из их собственных пассажиров - но что оружие они делать умели, не подлежало сомнению. Наконец, углядев среди мешанины тел яркую рубашку Робби, матрос метнулся к нему, чуть не перекувыркнувшись о чей-то труп. Схватив товарища за шкирку, рыжий потащил его к корме. Взгляд обоих одновременно упал на запрятанные под лестницей аркебузы...
- Я сам долезу, - когда Робби отпустили, тот согнулся в три погибели, но на ногах устоял. - Тащи ружья.
Увидев, что друзья вознамерились делать, к ним почти сразу же присоединилась еще пара матросов. Робби оттеснили назад - перезаряжать отстрелявшие ружья, Толстяк Ричи занял место у лестницы, а Джек и Мэтью увлеченно занялись отстреливанием тех, кого считали противниками. Джек подозревал, что и гостям тоже досталось, но все-таки не был уверен - кто их различит, этих аборигенов?..

(снова)

Размышления Рыжей прервал громкий хлопок почти прямо над ними. Кисло запахло порохом, как на городских праздниках, а кое-кто из людей упал. Кицунэ связала причину и следствие и спихнула кота с его наблюдательного поста, подальше с видного места. На всякий случай. Следующий выстрел опять свалил кого-то. Лисе на секунду показалось, что Тайкана, но нет, монах даже не обратил внимания, когда прямо перед ним на палубу плюхнулось мертвое тело, а от мачты отодрало большую щепу, что застряла в одеянии «святоши», будто кинжал.
- Плохо дело, - буркнул ее собственный самурай.
И прислушался. Ткнул пальцем вверх: мол, стрелки разве что не на головах у них устроились. Кота, который собрался отправиться на разведку, пришлось успокаивать.
- Сидите тихо, - сверкнула глазами на обоих кицунэ - и сама перекатилась через канаты.
- Kon’aro!
Кот замотал ушастой башкой и показал когти: если не послушаешься, буду удерживать насильно.
- Эту bijin там подстрелят, не понимаешь?
- Ма!
- Сам туда отправляйся.
Мицуке выглянул из укрытия – где там рыжая подружка? С криком набежал, занося над головой что-то похожее на китайский боевой топор, только на короткой рукояти, иноземный варвар. Как набежал, так и лег с распоротым животом.
- Дайдай!

Ричи никогда не жаловался избытком пугливости, не испугался даже игры непонятного черта с чужеземцами, так что теперь, когда ступеньки лестницы скрипнули, он попросту рубанул мечом воздух перед собой. Кто-то ойкнул и прямо в мутноватом от водяных капель ночном воздухе проявился человеческий силуэт, тут же бросившийся вперед, на ходу пытаясь растаять снова. На этот раз моряк не успел даже охнуть - что-то острое обожгло локоть и бок. Его собственное оружие обрушилось на невидимку не очень ловко, но зато тяжело, кто-то даже тяжело свалился на одну из ступенек, но почти сразу же бок обожгло снова. Костеря всех и на все лады, моряк размахнулся как следует и отвесил невидимке оплеуху, так и не поняв, улетел он за пару миль или испустил дух тут же, на лестнице.
Дайдай проявилась далеко не сразу - и выглядела еще более побитой, чем раньше.
- Не получилось, - тяжело упала рядом с Мицуке, чтобы отдышаться.
Фигура Рыжей обрисовывалась как-то слишком нечетко даже для ночной темноты.
- Моя очередь, - фыркнул мавашимоно, отпихнул прилипчивого кота.
Что он ненавидел больше всего? Да когда его втягивают в бой, когда ему не очень хочется... Но стоило выбраться на палубу, уступив место Рыжей в убежище, как еще один чужеземец возжелал помериться силами. По голове задире Мицуке не попал, удар пришел по ключице, та сломалась с отчетливым хрустом. Варвар уронил оружие, закрутился на месте, словно демон, но сейчас было не до него. Мицуке выудил из-за пояса тяжелый кунай, примерился, размахнулся – толстый короткий клинок, больше напоминающий клин, а не нож, вывел из строя замок аркебузы.
- Мао! – восторженно оценил бросок кот.
Мавашимоно сплюнул с досады – он целился в стрелка, - и вернулся к Дайдай. Та не выглядела умирающей, хотя прилагала к тому все усилия.
- Следующим пойдет Чиру, - предложил Мицуке. – Показывай рану.

- Какую рану? - сделала большие глаза кицунэ, потом сразу же посерьезнела. - Я здорова, я пойду.
- Давай вместе.
Рыжая несколько секунд думала, потом обреченно кивнула. И все равно пошла первой. Настороженный и без того моряк все равно удивился, когда на лестницу с решительным видом полез "кто-то похожий на него самого" - теперь удел быть невидимым выпал Мицуке. Едва ускользнув от меча, Рыжая юркнула вперед, больше не тратя время на бородача. Тот удивился – враги обычно поступали иначе, - повернулся, чтобы схватить наглого призрака. И недоуменно хрюкнул. Клинок, что раскроил его от плеча и почти что до пояса, был вполне настоящий... Бородач с трудом повернул голову. За его спиной не было никого, разве только дождевые струи очерчивали невидимую человеческую фигуру.
Рыжая тем временем уже сцепилась со вторым стрелком - танто и тяжелый кинжал моряка поблескивали светлыми бликами. Раненый отшатнулся, истово шепча молитвы, но, когда его товарищ тяжело упал вниз, поудобнее перехватил нож. Лицо матроса почерствело. Еще один - верзила с огненно-рыжими волосами даже и раздумывать не стал - просто бросился на защиту. И не сносить бы вредной кицунэ головы, если бы не подоспевшая помощь. Чиру привычно прошелся низами, глаза кота горели безумным огнем, уши были прижаты так плотно, что голова зверька казалась змеиной. Огнем из пасти он не дышал, но был близок к подобному состоянию. Со вторым помощником матросы не разобрались – демон это или человек. Фигура то сливалась с дождем, то высвечивалась вспышками - возможно, если бы кто дал себе труд понаблюдать за всей сценой со стороны, то он соотнес бы их с появлением испуганного выражения на лице Рыжей и ее собственными попытками увернуться от ножа матроса. Тем не менее, появление кота дало горе-колдунье возможность перевести дух, и воин снова исчез из виду.

Чужеземцы теснили Рыжую – должно быть, окончательно уверились, что перед ними не их товарищ, а злой оборотень. Кицунэ доблестно сопротивлялась. Сотканный из дождя призрак не стал долго ждать, прежде чем присоединиться к веселью. Но громила с костром на голове вместо волос оказался крепким противником и сообразительным – перехватил запястье мавашимоно, не давая тому ударить, но и сам очутился в ловушке.
Рыжая, кажется, испугалась за "демона" больше, чем за собственную шкурку - неожиданно уменьшившийся до размеров местной женщины силуэт ловко проскочил между раненым и собственным недавним противником и метнулся к ярко-рыжему моряку. По боку лисы в очередной раз полоснуло что-то, но головокружения это уже не добавляло. Только вогнав танто глубоко между ребер врага, девчонка скатилась на дощатый настил и зашипела от боли. А ошарашенный иноземный матрос оказался лицом к лицу – нет, не с демоном, с разъяренным, как демон, но все-таки человеком. Лисье колдовство рассеялось, и Мицуке – мокрый насквозь, злой, - отправил несчастного к праотцам, пока бело-рыжий котишка выл победную песнь над поверженным рыжеволосым врагом.
- Baka... – рослый мавашимоно присел возле девчонки. – Теперь-то сознаешься, что досталось?
- Нет, - упрямо покачала головой та и даже немного улыбнулась.
- Больно ведь, давай перевяжу.
Бой сместился на центральную палубу.
- Мы еще не всех... - запротестовала кицунэ. - Или всех?
- Здесь уже никого не осталось, - заверил ее Мицуке.
Дайдай кивнула и свернулась клубком рядом.

(те же)

Нападение было неожиданным, но при этом – странно – несло в себе какое-то облегчение для Тенкьё. Он рванулся вперед, словно сорвался наконец с привязи. Всё стало на места, есть свои и чужие.
Мгновенно оказавшись около Мицуке с катаной в руке, он попытался рубануть только что сражавшегося с мавашимоно пирата, хоть и понимал, что если уж его господин не справился – враг очень силен. Глаза юноши горели.
Косой удар какого-то мальчишки Тобое с легкостью отбил: ударом снизу клинок пирата увел катану противника резко вверх и в сторону. Приблизившись еще на шаг пират схватил его за левую руку, выкрутил так, что едва не выдернул из сустава, и с силой откинул от себя.
Стиснув зубы, чтоб не вскрикнуть от боли, юноша вскочил. На лице отражалась царившая в душе мрачная решимость драться до последнего. Он снова сделал шаг вперед, размахиваясь, чтобы полоснуть пирата по ногам.
Тобое чуть присел, отбил атаку какого-то матроса, чтобы тут же, на выходя из движения, повести клинок горизонтально, намереваясь рассечь нахального мальчишку пополам. Вместо того, чтоб атаковать, Тенкьё пришлось парировать, и сила удара гиганта отбросила его еще на шаг. Следующий удар удалось отбить с еще большим трудом, шагнув назад, но под ногой оказалась пустота. Кто-то не закрыл люк. Сацумец вскрикнул и кувырком полетел в темноту, считая ступеньки руками, ногами, головой... Мелькнула мысль, что раньше их, вроде, было меньше.
Рухнув на пол, юноша пролежал несколько секунд, пока цветные пятна кружились перед глазами и, тряхнув головой, попытался вскочить, опираясь на левую, свободную от оружия руку. Она тут же подкосилась, неестественно выгнувшись. Боль пронзила его насквозь, и сацумец упал опять, закусив язык до крови, чтоб не застонать. Мозг обожгли боль и мысль, что там, наверху, убивают его спутников. Вслепую, с повисшей левой рукой и кружащейся головой он пытался найти дорогу наверх. Корабль сильно качало.

(с Роджер)

Звуки боя наверху были дивно знакомыми, настолько, что восхитившийся Мару чуть не забыл о возложенной на него миссии охранять птенца хозяина. И забыл бы, но птенец сам напомнил о себе: громогласно запросил еды. Собственные птенцы у Мару были однажды, но очень давно. Впрочем, что с ними делать, он помнил хорошо. Попугай быстро насобирал жучков и даже изловил одну крысу поменьше и помоложе – у них мясо нежнее. Гордо принес лакомства подопечному, но привередливый детеныш отказался есть: сначала взял жучка в рот, но тут же и выплюнул, а на крысенка покосился и заревел уже всерьез. Мару, чья благородная душа бывшего пирата – вернее, пиратского попугая, - разрывалась между жаждой присоединиться к драке и необходимостью выполнить долг, взялся за флягу. Зажав ее лапами и чуть не разодрав длинными когтями, с трудом высвободил пробку, действуя клювом и помогая себе отборными ругательствами пиратов испанских морей, правда, про себя.
Но не успела птица подтащить флягу к «птенцу», как в темноту трюма громко скатилось нечто большое – уж точно больше попугая. И оно молчало, только двигалось. Атакуют! – понял Мару. Перья на затылке вздыбились жестким воротником; клюв раскрылся. Всем ведь известно: лучшая защита это нападение. Развернув крылья почти в две человеческих руки размахом, Мару пошел в бой. Высоты трюма едва хватало для полета, но хватало же. Попугай спикировал на противника, которого наверняка уже предупредило хлопанье крыльев, и пустил в ход весь арсенал – тяжелый острый клюв и два набора отличных когтей. Уцепившись за что-то мягкое, стал помогать себе еще и крыльями, хлеща ими человека. Тот кричал и пытался отбиваться, но Мару уже разошелся и не собирался выпускать добычу из лап, пока она еще движется.
Бой в трюме длился не долго. Человек осел на палубу и перестал отбиваться и кричать. Удовлетворенный Мару отступил на сторожевой пост около «птенца» и занялся кормежкой, чутко прислушиваясь, не возобновится ли атака.

Кто-то думает, что самое трудное – сражаться на мокрой, скользкой, раскачивающейся палубе под проливным дождем с несколькими противниками? Нет. Гораздо труднее уговорить скрутившуюся в узелок зверушку не грызть руки, которые пытаются ей помочь. Кицунэ вспомнила, что она все-таки дикая тварь, а кот отказался на этот раз помогать – должно быть, из солидарности.
- Ну и что будем делать?
Рыжая сверкнула глазами и сжалась еще плотнее. Пришлось начать все заново - еще вдвое медленнее и осторожнее. Поняв, что избавиться не удастся, лиса все-таки позволила себя раскрутить и даже осмотреть раны. Но при первом же прикосновении снова изобразила из себя морской узел.
- Соль попадет.
Подействовало. Тут неплохо пригодился шейный платок одного из злополучных варваров; наверняка не удержится или Рыжая сама избавит себя от повязки, как только немного оправится, но сейчас ничего лучше не было. Теперь кицунэ была украшена пестрым самодельным бинтом, точно женщина, что пояс накрутила, но забыла одеться.
Рыжая критически осмотрела себя и хихикнула. И почти сразу же - испуганно дернула мавашимоно за рукав, заставляя пригнуться. Один из матросов - раненый, про которого все забыли, - воспользовался тем, что странная парочка была занята друг другом. Изогнутый нож с рукоятью из бивня разорвал Мицуке рукав.
- Ты откуда здесь взялся?
Варвар на то и варвар - Мицуке не понял ни слова из его сердитого лопотания. Чужеземец тем временем замахнулся еще раз, так рьяно, будто намеревался расчленить противника на кусочки. И вдруг лицо его изумленно и болезненно вытянулось, моряк все еще тыкал ножом в Мицуке, но второй рукой пытался оторвать висящего на его штанах сзади кота. Рыжая зашипела от усилия, но все-таки выхватила танто и тоже вознамерилась встрять. Мавашимоно изловчился – матрос не ждал нападения с той стороны, он, как и соотечественники Мицуке, не привык, что оружие можно держать не только в правой руке. Красноволосый иноземец изумленно уставился на культю, прижал ее к животу, перевел взгляд округлившихся глаз на собственную руку, упавшую на палубу. Он еще пялился на нее, когда удар меча оборвал его размышления.

(с Китти - в основном)

Растрепанная девчонка с грязной палкой ринулась навстречу толпе матросов и пиратов, а за ней – демон Тайра. Казалось, в этой куче все решили соревноваться, кто громче закричит. О-Санго вопила воинственный клич, слышанный ею когда-то давно, еще в лесу у Секигахары; остальные орали от страха или за компанию.
Девушка очень сомневалась в своей способности хоть что-то сделать против десятка отпетых, видимо, бандитов. Но все пираты очень живо среагировали на грозного спутника О-Санго и спешно покинули поле боя, разбежавшись во все стороны. Англичане же не восприняли образ тануки как нечто ужасающее – для них это был очередной диковинный островитянин. А миниатюрная барышня, размахивающая тряпкой на швабре как флагом, не вызывала ничего, кроме неудержимого веселья.
Оказавшись среди нескольких откровенно хохочущих иноземцев, девчушка растерялась. Воинственное настроение куда-то сразу пропало. Скривив лицо, О-Санго обиженно протянула:
- Тануки... Это они над нами смеются?!
- Сейчас перестанут!
И правда, кое-кто из чужестранцев вдруг поперхнулся смехом, когда с лица алого стража вместе с маской облезла лохмотьями кожа, обнажая белые кости черепа.
О-Санго победоносно крутанула палку в руке и со всего размаху опустила на чью-то неудачно попавшуюся голову.
- Да, давно я не брала в руки нагинату... - девушка отступила, оценивая завопившего матроса. - Надо было сильнее лупить. Или у этих тварей лбы крепче?
Поскольку смех затих мгновенно, сменившись недоуменно-испуганными охами, маленькая воительница встала устойчивей. "Кто следующий?" - говорило ее лицо.

(таки мы с Сон)

Довольно долго промучившись с чужеземцами, О-Санго устало плюхнулась на палубу. Двое ее противников, до которых не дотянулась швабра, удирали со всех ног. Остальные лежали вповалку без сознания. Правда, в этом девушка немного сомневалась, потому что диковинный иноземный инструмент оказался на редкость прочным. Не верилось, что им обычно протирают пол. Барышня хищно оглянулась, высматривая новых противников. Восстановление мира как-то отошло на второй план, осталась только жажда справедливости. Но ее было не на ком выразить.
Рядом - очень кстати - пробежал какой-то высоченный всклокоченный пират. О-Санго не стала дожидаться, пока он ее заметит, и прыгнула на ничего не подозревавшую жертву. Тот не сразу сообразил, что произошло, и покачнулся, чуть не упав. Бравая дочь самурая испугалась и вцепилась в шевелюру пирата обеими руками. Швабра, задев неудачника по руке, стукнулась о деревянные доски сначала одним концом, а потом с грохотом улетела далеко в сторону.
- Помогите! – возопила О-Санго.
Дынька-Тайра кинулся на подмогу, совсем позабыв, что его искусство больше иллюзорно, и споткнулся. Зато впившиеся в щиколотку противника острые танучьи зубы произвели на врага неизгладимое впечатление.

(и тут вступили мы с Сай)

Будь на месте великолепного галеона маленькое пиратское суденышко, его давно бы уже закрутило и унесло яростными волнами, разбило бы о подводные скалы, разметало щепками по темной воде. Но тяжелый чужеземный корабль пока держался, только выл ветер, рвал паруса, словно тряпку наматывал на руку. Гудели и стонали мачты, но скоре и этот звук поглотил рев бушующей пучины. Волна била в борт, поднимала корабль, словно дитя на руки, укрывала собой, сжимала в объятиях так, что трещало дерево, и вскоре схватка на палубе прекратилась – все разом осознали, что тех, кого не поразил коварный враг, смоет новая волна.
В темноте ночного шторма люди пытались найти укрытие, уцепиться за надежную опору, не позволить ветру и воде сломать, изорвать, унести и уничтожить хрупкое, слабое, беззащитное перед бешеной стихией человеческое тельце. Белые молнии вскрывали темное небо, как трещины – старинное сино, и казалось, сейчас небесный свод расколется и падет в бушующие волны…
- Возлюбленная, - заговорил Киба тихо, - возлюбленная моя…
И море прислушалось. Стих ветер, словно женщина задержала дыхание, чтобы даже легчайшим шорохом одежд на груди не спугнуть желанных слов мужчины.
- Возлюбленная…
Улеглась волна, пихнув галеон в высокий борт в последний раз, небо стало светлее с одного края, словно наклоненная вперед, «затемненная» маска. Грустная. Красота спокойного моря, мягкая и пронзительная, открылась внезапно, словно объятия застенчивой девушки.
- Umi…
- Возлюбленный мой, - прошептала волна.
Рассвет окрасил горизонт, и маска стала «светлой». Радостной.
Киба повернулся лицом к ошалевшим морякам, и если бы они не были слишком напуганы и заняты собой, они бы увидели, как медленно темнеют до черноты его змеиные глаза.
- Сичибеи. Забери корабль.
И пираты, словно очнувшись, бросились дорезать тех чужеземцев, кто пережил шторм.

(кладу вместо Роджер)

В результате вся эта живая конструкция с воплями повалилась на палубу. О-Санго на четвереньках отползла от покусанного пирата, предварительно хорошенько дав ему пяткой по затылку и обернулась в поисках чего-либо более увесистого. Взгляд девушки упал на какой-то странный предмет, темневший совсем неподалеку.
В уголке под вантами никто не шагал, а действие разворачивалось, словно на шелковой ширме, расставленной полукругом. Из-под нижнего края ткани показался крошечный черно-белый нос, а потом и два глаза-бусинки. Лисенка пару раз моргнула, испугалась, заупрямилась, и, наконец, заинтересовалась. Правда мертвец, созданный бережно и со всем возможным вниманием, больше походил на детскую игрушку, но в темноте и суматохе кто-то испугался даже его. От неожиданности Несчастье отвлеклась, и иллюзия растаяла белым туманом.
- Смотри, это же малышка!
Барышня вскочила, пригнулась и осторожно протянула руку к лисенке. Та испуганно спряталась.
- Не бойся, это всего лишь я, О-Санго, - девушка накинула ремень на плечо и бережно подняла запыленную сумку. Странно, что Мицуке вот так оставил лисичку.
Теперь нельзя было драться. Лучше спрятаться где-нибудь. Подозвав Дыньку, барышня выглянула из-за угла и поспешила к трюму. И они бы туда добрались, если бы не неожиданная преграда из вооруженных людей. Дынька заметался было в испуге, а затем указал на белого дрожащего от возбуждения зверька на руках барышни.
(мы, да)

- Перемирие! – заверещал тануки во всю силу своей глотки. – Киба-сама обещал мне защиту и милосердие!
- Киба-сама? - О-Санго наморщилась, припоминая что-то. Внезапно она ахнула и наклонилась к зверьку. - Это... это тот бандит! Так ты с ними?!
- Молчи! – зашипел на нее хэнге. – Я хочу спасти всем нам жизни!
Пираты остановились, имя главаря подействовало на них почти магически.
- Киба?
Пираты заговорили разом, обсуждая, верить ли странному парнишке, или прирезать.
- Защиту он ему обещал, - знакомый скрипучий голос раздался из-за спин головорезов, - и милосердие...
Табакоя Сичибеи был узнаваем и сейчас, спустя столько лет, но словно и не постарел, только морщин прибавилось, да седины, а нрав и взгляд - все тот же.
- А, разбойник, о перемирии вспомнил?
Но зла в голосе старого пирата не было. Он усмехнулся, и вышедший следом еще дрожащий от ощущения боя Тобое кивнул устало:
- Привет, Дынька.

Берег реки Асахи.

Пламя что охватило руку Акаихигэ вспыхнуло с новой силой. Зелёные отблески пламени придали князю поистине демонический вид, но он упорно смотрел в пламя, будто обнаружил там что-то удивительно интересное, внезапно он снова захохотал как безумный. Пламя рванулось вверх и бессильно упало, быстро угасая. Тайра продолжал смеяться, но его смех стал более привычным. Когда рука аристократа потухла, он повернулся к самураям.
- Вот и ещё одно дело сделано!
Те, кто был помоложе, почтительно преклонили колена; Онодэра Тодзаэмон остался стоять, разглядывая своего неупокоенного господина. На прямодушном лице было написано сомнение, что смерть пошла тому на пользу.
- Куда едем теперь?
Тайра но Акаихигэ раскрыл кулак и подбросив на ладони кусочек нефрита сказал:
- В Киото! Искать старых друзей!

(и Сон)

Киото, самый конец зимы 1601 года

Над столицей уже начали сгущаться сумерки, ночь наползала на заснеженный город, лениво накрывая его своим покровом. Группа всадников неторопливо ехала по уже притихшей улице, большинство торговцев уже закрыли лавки и наверняка отправились греться вином в теплую харчевню, а то и просто сидели в кругу семьи. Но в одном доме всё ещё горел свет, "Денежный дом Сугимото" гордо сообщала яркая вывеска. Сразу заметно, что дом процветал, хоть и процветание пришло не так давно.
Всадники спешились возле него.
Слуга, который подметал улицу перед входом, вежливо поклонился и, не поднимая головы, поинтересовался, что достойному господину нужно в столь поздний час в достославном доме Сугимото.
- Хозяина, да поскорей... - голос больше похожий на дуновение ветерка прозвучал в пустом зале на удивление чётко.
- Но... - удивился слуга, но, бросив взор на сурового воина, который так и не разжал губ, передумал и, ещё раз поклонившись, пригласил припоздавших гостей зайти внутрь.
Сам же он нырнул за легкую бамбуковую занавеску, отгораживающую вход в соседнюю комнату. Там негромко ахнули, а через несколько секунд оттуда огромным рисовым колобком выкатился хозяин дома, такой полный, что казался поперек себя шире, и у большинства вызывал скорее улыбку, нежели опасения, а зря...
- Чем могу помочь, уважаемому господину Тодзаэмону? - вежливо, но без особого пиетета поклонился Сугимото Такеши.
Вместе с Онодэрой к ростовщику отправился лишь тощий самурай из Мориоки, остальные ждали на улице, согреваясь пока только разговорами, но, предвкушая, что уж столица-то не обделит их капелькой здешнего веселья. Некоторые с вожделением поглядывали туда, где мост через Гусиную реку соединял два берега. Всем хотелось оказаться на противоположном.

(тут одна Сон, но я скоро присоединюсь)

- Мой господин... – бывший старший чуть запнулся, но, усмехнувшись собственным мыслям, продолжал увереннее. – Мой господин Тайра-но Акаихигэ оставлял тебе некую сумму денег. Я требую вернуть ее, коригаши*. Сейчас.
Он даже не скрывал презрение, которое все его воинское сословие питало к представителям этой профессии.
Сугимото не изменился в лице, но потре... вежливо попросил, не может ли уважаемый господин Тодзаэмон показать расписку. К неудовольствию ростовщика бумага у самураев нашлась.
Самурай из Мориоки со смешным именем Шинко стоял молча, но всем своим видом давал понять, что лучше отдать деньги миром. Глаза его поблескивали из-под низких бровей, когда он с преувеличенным вниманием разглядывал ростовщика. На по-деревенски простецком лице Шинко было написано, что он из тех, кого может остановить только приказ господина, если уж они взялись за дело или ввязались драку. Мысль о сохранности имущества Сугимото, очевидно, не посещала эту голову, да и вряд ли когда посетит.
- Со всем почтением, господин Тодзаэмон, - без единой ноты указанного чувства в голосе, возразил ростовщик. – Но всем известно, что...
Он задумался. Как-то следовало называть покойного клиента по имени, но поскольку никто не позаботился о достойном посмертном имени для сиятельнейшего князя (или о том, чтобы оно стало широко известно столичной общественности), Сугимото не хотелось ни нарушать обычаи, ни призывать голодных призраков на свою голову.
- Всем известно, что ваш бывший хозяин, - выкрутился ростовщик, - умер больше года назад. Какие тут могут быть деньги?

------------
*korigashi – букв. «ссуды под высокий процент», ростовщик (японск.)

(унд Далара)

- С процентами, - живо отозвался Шинко, позабыв о вежливости по отношению к старшему по званию.
Он получил от того резкий взгляд и немного смутился. По правде сказать, самураю из Мориоки очень хотелось поесть и посетить те самые знаменитые заведения на другом берегу реки. А между ним и исполнением этих простых желаний стоял ничтожный ростовщик, в одежду которого можно было бы завернуть троих таких, как Шинко, а то и четверых. Ведь не обеднеет же, отдав чужие деньги. Но Онодэра Тодзаэмон если и разделял желания подчиненных, то думал еще и о том, что в столице за разбой можно ответить. А в том, что указанное преступление вот-вот произойдет, он ничуть не сомневался.
- Мы вернемся, - предупредил бывший старший каро. – Завтра утром. Но сначала обратимся к хранителю Киото с жалобой. Так что жди нас с утра... или раньше.
Но последнее слово он добавил совсем уже тихо.
На улице их встретили сначала радостным гомоном, потом тоже гомоном, но от разочарования. Кто-то предложил спалить дом. Но тут запротестовал Шинко, практичность которого не позволяла ему согласиться столь бездумно уничтожить место, где можно поживиться при случае. Заодно, пихал он локтем собратьев, мол, накажем ростовщика за чрезмерную жадность.

(SonGoku mo)

- Имейте терпение, - остудил пыл младших товарищей Тодзаэмон, хотя гораздо лучше него справлялись ночной морозец и ветер. – Мы ронины, а не разбойники.
Самураи помоложе нетерпеливо перетаптывались с ноги на ногу, безнадежно грели озябшие руки дыханием и были готовы согласиться с Шинко. Другие ворчали, что какой-то жалкий ростовщик теперь может выгнать воинов, когда те пришли с законными требованиями, и надо сначала разграбить дом, а потом идти с жалобой. В соседнем с лавкой Сугимото доме на всякий случай подперли чем-то тяжелым дверь, но спорщики не обратили внимания.
- Мы не можем здесь ждать всю ночь...
- Это верно, - согласился Тодзаэмон и, порывшись за пазухой, вытащил небольшой сверток. – Найдите себе ночлег. Я остаюсь.
Самураи вновь зароптали. Вперед выдвинулся один, глядя в землю, сказал, что в таком случае останутся и они, бросать старшего – последнее дело. Кто-то предложил наломать веток в ближайшем саду и развести костер, как-нибудь не замерзнут вокруг него. Кончилось все тем, что пустили на дрова навес с дома ростовщика и чьи-то зимние ставни, хозяева которых не успели закрыть ими окна. А может быть, наоборот, поспешили снять, торопя весну. Когда разгорелось пламя, люди повеселели, а чтобы радостное настроение продлилось подольше, отправили самого молодого в идзакайя за бочоночком имоджочу*, если не найдется рисового.
- Или если денег не хватит, - добавил с усмешкой Тодзаэмон.

------
* izakaya… imoujochu... – питейное заведение, таверна; шочу, крепкий алкогольный напиток из сладкого картофеля

(те же)

Сугимото с опаской, то есть через потайное окошко, смотрел как самураи разобрали его навес и принялись разжигать костёр.
- Эй, Горо! Давай к задней двери и стрелой несись за торитэ! Я чую, что сейчас эти сумасшедшие выпьют и пойдут выбивать долги! Ох, всемилостивая Каннон, пронеси и спаси!
Слуга мгновенно вылетел из комнаты и кубарем скатился на первый этаж. Скоро все звуки которыми сопровождался его отход стихли, в доме наступила гробовая тишина.
Ростовщик нервно потёр руки и сдвинув шикарную, сделанную на заказ в лучших мастерских Китая, богато украшенную ширму и достал из небольшого сундучка бутыль с сакэ после чего сделал солидный глоток, прямо из горла.
- Такеши... Такеши... где же ты, старый ты мой дружок... - тихий голос исходил откуда-то из ширмы.
- Кто тут?! - Сугимото судорожно сдвинул створки и ширма с жутким грохотом повалилась на пол.
Раздался сдержанный смешок.
- Ааа! - тоненько завыл человек и повалился к обильно украшенному и уставленному фигурками святых буцудану.
- Спасите-помогите! Защитите от зла! - завопил дурным голосом хозяин дома.
- Они тебе не помогут! - зло прикрикнул голос и в этот момент в комнате в один миг погасли все огни.
- Кто ты? Зачем ты пришёл? - ростовщик всё ещё трясся у алтаря предков.
Раздался звук - будто кто-то щелкнул пальцами и прямо из воздуха, перед Такеши, появился образ князя Тайра но Акаихигэ.
Мужчина начал подвывать от ужаса.
- Но ты... вы... господин мой, вы уже скончались! Я сам сжег несколько пачек денег для вас!
Призрак расхохотался.
- Это сон! А! Я понял, это просто сон!
Акаихигэ снова щелкнул пальцами и огромное тело банкира взмыло в воздух и начало описывать круги по комнате.
- Ну точно! Сон!
Горьё покачал головой и неопределённо махнул рукой. Сугимото Такеши рухнул на пол, как раз на свою многострадальную ширму, вой ужаса сменился стонами боли.
- Добавить? - презрительно спросил дайме - Или ты уже проснулся?
- П-простите... я... но чем я...
- Деньги, Такеши, деньги... Ты задолжал мне и не хочешь платить моим поверенным.
- Вы... умерли!
- Жадная ты свинья - голос князя был на удивление спокоен, будто он констатировал что небо - синие.
- Ты совсем не изменился - удовлетворённо кивнул аристократ-призрак и снова махнул рукой.
Тело ростовщика пришло в движение, могучая сила подняла его над полом и сдавила горло, будто вервиевым шнуром.
- А... я... - толстяк ловил ртом воздух как карп которого вытащили из пруда - дам... всё... процент..
- И за неуважение ко мне - дайме поднял сжатую правую руку, словно он держал что-то.
- Да! - прохрипел несчастный.
Дайме отпустил руку, тело снова упало на пол.

(развлекаюсь, пока в одиночку)

- Вот! Вот они, о почтеннейший! - служка привёл к дому своего хозяина целый взвод стражи - Они хотели ограбить нас! Они угрожали моему господину!
Горо указал на "отдыхавших" самураев.
- Кто вы такие и правду ли говорит этот человек? - предводитель отряда хмуро оглядел компанию.
Онодэра Тодзаэмон не спешил отвечать, он все так же грел руки над костром. Выдержав должное время, бывший старший каро повернул голову к командиру стражников.
- Мы служим господину Тайра-но Акаихигэ, - неторопливо ронял слова Онодэра. - Ростовщик не отдает денег, которые наш господин отдал ему на сохранение, и обрекает нас ночевать на морозе. У тебя есть что ответить на это, мальчишка?
Шинко не был бы Шинко, если бы не подобрался поближе, чтобы слышать каждое слово. А еще он приготовился драться со стражниками, касался нетерпеливо рукояти меча и косился на невозмутимого старшего. Он уже даже наметил себе цель – но драка отменилась.
Не успел предводитель отряда ответить что-то вразумительное или хотя бы удивиться, как двери "денежного" дома открылись, и оттуда выкатился хозяин, он был изрядно помят и бледен, но довольно твердым голосом заговорил:
- Постойте! Всё в порядке! Произошло... недопонимание! Это всё моя вина! - Толстяк добрался до людей - Всё будет хорошо, я немедленно выплачу положенное этим людям, произошло страшное недопонимание!
Стражник косо посмотрел на ростовщика:
- Но этот юноша утверждает...
- Я погорячился! - быстро сказал Сугимото - Я плохо понял этих господ и подумал на них н-неладное, прошу простить меня!
Стражник всё ещё хмурился.
- Я полагаю... что это был ложный вызов и... - осторожно начал богач - может быть решим этот вопрос не официально...
В руке хозяина лавки сверкнуло серебро.
- М.. полагаю что это и вправду был ложный вызов, за который полагается некоторое возмещение - решительно сказал самурай.
Несколько монет перекочевало в руки торитэ.
- Вот и хорошо что вы разобрались - заметно подобревшим голосом сказал страж и дал приказ своим людям уходить.

- Заходите в лавку - быстро сказал Такеши Тодзаэмону - Я... осознал свою вину!
Все, разумеется, не поместились, и поэтому следом за ростовщиком отправились Онодэра, самурай из Мориоки и еще трое (для внушительности, хотя, кажется, этого и не требовалось). Бывший старший каро чему-то улыбался.

(а вот развлекуха уже на троих, подключились мы с Даларой)

На корабле

В дверь каюты, в которой укрылась, не желая никого видеть, разгневанная и строптивая барышня, осторожно поскреблись. А еще незваный посетитель негромко сопел, как будто принюхивался, приникнув носом к щели в попытке вызнать, что творится внутри. Гость был очень настойчив, но даже ему не удалось переупрямить столичную девицу. Когда острые крепкие коготки, которыми их обладатель умело выкапывал из земли съедобные корешки и вскрывал панцири речных моллюсков, украсили деревянную панель белыми царапинами, гость сдался и, оставив подношение на пороге, удалился печалиться на деревянную лесенку (он уже знал, что ее следует называть «трап»), которая вела на носовую надстройку. Там меньше всего было шансов, что об него споткнутся.
Подноса нужной формы Дынька не отыскал и приспособил найденную в трюме скамеечку, чтобы разместить угощение для барышни. А еще там стояла вырезанная из кости фигурка толстячка-тануки.
Но горевать в одиночестве Дыньке не дали. Из темноты вынырнул монах, который то ли сам предполагал устроиться на этом месте, то ли просто шел мимо нетвердой походкой. Увидев скрюченного мальчишку, Тайкан и попытался устроиться на ступеньках рядом с ним. Меч он бережно положил на палубу.
- Ты почему сидишь здесь один?

(СонГоку и чуть-чуть я)

Порыв ветра, и обоих обдало волной ароматного дыма из маленькой чашечки трубки.
- Потому что все остальные заняты, - откликнулся практичный ребенок. – Табачник и команда осваивают корабль, господин Киба разговаривает с господином Мицуке, Чиру ловит мышей, а барышня не хочет меня больше видеть.
Он выразительно хлюпнул и вытер кулаком мокрый нос.
- Считает, что ты ее обидел чем-нибудь, или просто так? – уточнил монах, осматриваясь, не найдется ли поблизости съестного: утешить малыша.
Стало даже любопытно, этому ненасытному зверьку еда помогает от любого горя или есть все же предел? И если есть, то где. Хотя выяснять ответ опытным путем было бы слишком жестоко.
- Она думает, что я вас предал, раз знаю их главаря, - хэнге подпер кулачками подбородок. – Разве я виноват, что когда мы с ним познакомились, она еще не родилась? Да и вы все, наверное, тоже.
Он окинул критическим взглядом монаха, пощелкал языком, прикидывая возраст собеседника.
- Нет, ты наверное уже был.
Тайкан не сдержал смешка – так забавно выглядел сейчас круглощекий мальчишка. Потом придал своему лицу серьезное выражение.
- Она еще очень юная, к тому же, дочь высокородного самурая. Для нее существуют только белое и черное, как бумага и тушь для письма.

(пока с Даларой, а сейчас и Сай присоединится)

(и будем втроем)

Монах встал – слишком резко – и схватился за край трапа, чтобы удержаться на ногах. Меч он поднимал уже с больше осторожностью. Выпрямившись, кинул взгляд на Дыньку.
- Пошли.
Мальчишка вскочил и поддернул сползающие великоватые ему штаны. Затем пошевелил вздернутым носом, будто принюхивающийся зверек.
- Что это у тебя в трубке? – он чихнул, не дожидаясь ответа. – Вот нажалуюсь твоему soushu*, будешь знать!
- Нет у меня soushu и уже давно, - отозвался Тайкан без капли сожаления. - Смотри, не потеряй штаны, а то девушка будет смеяться.
Дынька туже затянул пояс, и без того обмотанный в несколько витков.
- А кто тогда с Кибой сейчас разговаривает? – он указал в сторону капитанской каюты. – Такой... очень высокий...
Он едва поспевал за Тайканом и смешно подпрыгивал.
- Он еще на лисе женат...
Он чуть не налетел на внезапно остановившегося монаха и умильно улыбнулся. Он бы и хвостом помахал в знак миролюбия и приветствия, но забыл его отрастить.
- Уже пора превращаться в чугунок?
- А что, это избавит твою голову от странных идей? – серьезно поинтересовался монах, нависая над Дынькой.

----------
*soushu – сюзерен

Меч в левой руке угрожающе поблескивал в лунном свете.
- Не-а, зато убережет саму голову...
Тайкан хмыкнул и продолжил путь. Через плечо кинул:
- Как хочешь, но я не собираюсь тащить тебя на своем горбу. Особенно в виде тяжелой посудины.

- Тануки, не смей подходить сюда, - раздался мрачный девичий голос, когда монах и мальчишка оказались у двери. - Я все слышу.
- Вот видишь, - оборотень душераздирающе вздохнул. – И к угощению она не притронулась... Что делать?
От мысли подождать, пока девчонка проголодается и сама выйдет, монах отказался – ждать слишком долго, да и примирение все это вряд ли принесет.
- А мне подходить можно? – спросил он громко, чтобы было слышно за шумом волн сквозь толстую деревянную дверь.
- А зачем? - подозрительно отозвалась О-Санго.
Дынька на всякий случай затих.
- Узнать, как ты себя чувствуешь, например. Сомневаюсь, что тебе раньше приходилось каждый день участвовать в драках.
Молчание за дверью перешло в затяжное. Наконец, барышня вздохнула и отчеканила:
- Можешь войти. Ты никого не предавал. Но если этот мелкий комок шерсти спрячется у тебя где-нибудь за пазухой, пеняй на себя.

(и все еще мы)

Монах с облегчением прислонился спиной к двери. Похоже, стоять ему вдруг стало не так-то просто. Трубка погасла, и он, выбив ее, сунул за пояс.
- А кто кого предал?
- Я тут подожду... – шепнул подавленный Дынька и сел на палубу.
- Тануки! - вскрикнула О-Санго. - Он... он дружит с главарем этой шайки!
Монах зябко повел плечами – февральский ледяной ветер норовил пронизать до костей.
- Ты позволишь мне войти? Неудобно разговаривать через дверь, к тому же, ты проголодалась, разве нет?
О-Санго почти сразу отодвинула маленький засов и приоткрыла дверь, зло зыркнув на тануки.
- Проходи. Прости, там, наверное, холодно...
Вид у нее был потрепанный. И немного прибитый. И темные глаза виновато смотрели на монаха.
Дынька попытался было проскользнуть следом за Тайканом, но встретив суровый взгляд барышни, решил, что это было бы крайне неблагоразумно. Он еще раз вздохнул и поплелся отсюда прочь, понадеявшись, что служитель Будды сумеет вбить в упрямую голову О-Санго чуть-чуть истины. Тем более, что огромный чужеземный корабль был наполнен столькими разнообразными запахами и тайнами, что маленький оборотень не простил бы себе, если бы не исследовал тут все закоулки.

(троественный пост)

Эдо, зима 1601 года

Снег падал крупными хлопьями, медленно погребая под собой черную по зиме поверхность глубокого пруда. Жухлые травинки, память о прошлом лете, зябко жались друг к другу. Стылое солнце у края сизой тучи не желало делиться и капелькой тепла. Угли в хибати мигали скорбными огоньками, готовые угаснуть, но задумчивого старика с птичьим профилем это, похоже, не заботило.
- Отец? - голос звучал робко не только из вежливости.
- Ты принес камень? - старый колдун не шелохнулся.
Сбивчивое дыхание, перестук пяток и шорох одежды. Юноша сел на татами в почтительном отдалении.
- Я не хочу забирать его.
- Что? - безмерное удивление окрасило слово; Тошимару обернулся, вздернув брови.
Рензо привычно съежился под тяжелым взглядом, но нашел в себе силы зыркнуть вызывающе в ответ.
- Найди кого-нибудь другого, отец. Я не хочу.
Еще Рензо знал, что не сможет, но признаться в этом не позволяла гордость. Два призрака, которых он видел так же отчетливо, как живых, и сами были надежной защитой. К тому же сам нынешней владелец безделушки, настоящего значения которой юному тэнгу не объяснили, представлял угрозу. В слепом музыканте чувствовалась сила, которая вызывала уверенность: пойдешь против нее, и все, конец тебе. Рензо с малолетства знал, что такое чужое могущество, и научился избегать пересекать дорогу того, кто им обладал. Сегодня он оказался между двух огней, но отец не убьет, по крайней мере.
Немигающий взгляд круглых непроницаемо-черных глаз колдуна вызывал желание виновато потупиться, во всем покаяться, а потом провалиться сквозь землю, но Рензо упрямо стоял на своем. Ему казалось, что если сейчас он проиграет это маленькое сражение, то на всю жизнь останется рабом того, кто дал ему жизнь. Ну почему он не может вернуться на родной остров и жить там, как прежде, не задумываясь о внешнем мире? Он был готов драться за эту возможность.
На изношенном лице Тошимару возникла презрительная гримаса.
- Что ж, твой путь выбираешь ты сам.

Борт галеона

Тануки не слишком-то огорчился, когда не отыскал ни барабана-какко*, ни сан-но цуцуми**; умело надутый животик и крепко сжатые кулачки с успехом заменяли ему музыкальные инструменты, а когда он нашел две короткие деревянные палочки, пригодные, чтобы выстругать сякубиёши***, то грусть маленького хэнге испарилась, словно по волшебству. Гораздо больше Дыньку огорчало, что он никак не может обнаружить Кодзи и его свирель; но музыкант улетучился, растаял, будто дым, имя которого он носил.
Собрать зрителей оказалось делом совсем уже плевым, надо было только побегать кругами для работы воображения. А еще выяснилось, что у изогнутой медной штуки, которую нашли, когда обыскивали мертвецов. Если дунуть в один конец, второй издавал пронзительный свист, такой, что Дынька сначала перепугался, а затем успокоился, вспомнив, что он не демон, а всего лишь оборотень.
Правда, сам дудеть он не стал, а пристроил к музыкальному делу одного из чудом оставшихся в живых варвара, совсем молодого и от того трясущегося, как высохшая тростинка зимой. Он так забавно лопотал, что пираты решили его не убивать на месте. То ли с перепугу, то ли вообразив, что от этого зависит его жизнь, юнец исправно аккомпанировал Дыньке на необычной свистелке.
Сначала тануки изобразил, как нынешние хозяева чужеземного корабля едва не тонут в холодных волнах Сетонайкай***, потом живописал в лицах битву из-за лисы, а завершил все масштабным батальным полотном за корабль. Тут был и капитан-варвар, который отважно сражался один против многих и, может быть, вырвал бы у них победу, не будь ранен. Тут был и Киба в чешуйчатых доспехах, отливающих океанической синевой и золотом. Чужестранцы напоминали демонов, их красные волосы полыхали, будто языки пламени. Еще Дынька приплел сюда барышню, но дал в руки ей нагинату, а призраку Тайра у нее за спиной добавил роста и крепости..

----------------
*какко - маленький барабанчик, который используют в инструментальных пьесах кангэн и танцах левой стороны, определяет ритм композиции и оповещает остальных музыкантов о приближающемся окончании пьесы
** сан-но цуцуми - барабан-"песочные часы", используется в аккомпанементе танцам правой стороны.
*** сякубиёши - пара деревянных палочек, используются при исполнении сайбара, микагура, Кумэ ута и Адзума асоби. На них играет солист группы певцов, подчеркивая ритмическую линию каждой композиции.
****Сетонайкай – Внутреннее море.

Он падал и падал вниз – к земле, которой не было видно, в темноте ночи. Падение все длилось и длилось, и у Тенкьё промелькнула мысль – с какой же высоты он летит? Так высоко могут жить только ками! Внезапно на юношу набросились стаи хищных птиц. Они клевали его со всех сторон, особенно голову и левую руку. Боль от ударов клювами толчками расходилась по телу. Тачибана вскрикнул, попытался достать оружие, но клинков не оказалось на месте, и тогда он начал отмахиваться руками - бесполезно. Юный сацумец уже мечтал о падении, которое, казалось, никогда не произойдет, как избавлении.
Наконец он увидел снизу что-то еще более темное, чем чернота, но удариться не успел - кто-то подхватил его на ладонь... Огромную ладонь. За ее пределами все расплывалось в черноте. Он сел, осмотрелся, удивленно дотронулся пальцем до смуглой кожи, затем постучал по ней ладонью.
- Только не кусайся, - попросил кто-то. Голос был по-женски высоким, и одновременно запредельно-низким, как если бы женщина была огромной... словно обладатель ладони.
- Не буду, - заверил юноша. – Я не кусаю людей... Кто ты?
Почему-то все это не казалось странным – настолько, как должно бы.
- Не знаю. А ты?
Он задумался, сидя на чужой руке.
- Я знаю имя, - покачал головой. – Но не знаю, кто я. Хочу знать, но не знаю. Ты давно здесь? Может, ты ками? Такая... большая.

(и Хигф)

- Мы все ками, - женщина шевельнула пальцами. - Ты - маленький. И не на своем месте.
- А ты на своем? – быстро спросил Тачибана.
- А у меня нет места, - невидимая собеседница улыбнулась.
- Разве так бывает? Как же ты тогда определяешь... места?
- А я не определяю. Ты не видишь?
- Я сейчас вижу только твою руку. А своего места... нет, не могу. Но уже понял, что никто не поможет, только сам. Могут только сказать, что не так. Иногда.
- Это хорошо, - снова улыбнулись из темноты. - Хочешь домой?
- У меня нет дома, - твердо ответил Тенкьё. – Только люди, с которыми иду. А чего хочешь ты - может, помочь? – безумие предлагать помощь существу, которое держит тебя на ладони. Наверное...
- Я хочу идти дальше, - откликнулась его собеседница. - Проснусь и пойду. Твой дом еще жив.
- Я тоже сплю? Дом, где родился... Мое место не там.
- Дом где ты живешь, - рассмеялась женщина.
- Я живу в пути, - удивился он.
Ладонь качнулась в знак согласия.
- Дорога мой дом... И твой, - он засмеялся. - Дорог много, всем хватит. Но они иногда встречаются!
Женщина снова рассмеялась... И вдруг подбросила маленького, словно котенка, воина обратно вверх.

(с Хиноде)

Киото. зима 1601 года.

Акаихигэ задумчиво стоял у маленького прудика во внутреннем саду дома, где разместились его воины, в своей руке он держал молочно-зеленый камень и неторопливо поигрывал им.
Наконец он видимо принял некое решение он подошёл к воде и тихо проговорил:
- Тошимару... ответь... есть разговор...
Кусочек нефрита в его руке замерцал бледным светом.
Гладь воды сморщилась, будто в раздумьях над сложным вопросом, затем пошла рябью и вновь успокоилась, но теперь отражение деревьев и неба заслоняло человеческое лицо. Крупные глаза приоткрылись, поглядели с прищуром.
- О чем ты хочешь поговорить, князь?
- О нашем маленьком совместном дельце... - Акаихигэ прикрыл глаза - я не могу нащупать... камень, он будто ускользает от меня.
Колдун посмотрел куда-то вдаль сквозь даймё.
- Из двух кусков ты забрал один. А теперь... Киото? – тонкогубая улыбка придавала шаману сходство со змеей. – Ты в нужном городе, осталось найти нужного человека. Не слишком легкое дело, его защищают, да и сам он... Но он там. Помнишь ли ты слепого бива-хоши с двумя спутниками, которые были у тебя в доме той осенью?
Лицо горьё не изменилось, но веки дрогнули.
- Я знаю, что камень у Иемона, видение на поле ясно показало его. - Голос аристократ был ровным и спокойным - Меня больше волнует, как найти его в Киото.
- Все по порядку, князь, будь терпеливым, - Тошимару склонил голову на бок, присматриваясь. – Сегодня ночью ты не доберешься до него, далеко. А завтра отправь людей в западную часть столицы. Он ускользает от твоего внимания, но не сможет воспрепятствовать людским глазам. Опиши им его хорошенько.
Тайра кивнул.
- Хорошо, я уже описал им нужного человека, так что они найдут его завтра...
Тошимару вдруг разразился скрипучим громким смехом, точно вороньим карканьем.
- Первом делом пусть навестят Рёан-джи.
Даймё кивком показал, что не возражает, но и прощаться еще не собирался. Колдун вскинул бровь.
- Ты хочешь поговорить о чем-то еще?
- Ты чувствуешь что-нибудь в Киото? - призрак, наконец, открыл глаза и смотрел прямо на Тошимару.
Тот был недоволен и не скрывал этого.
- Воплощенный огонь в обличье человека. Да, он там и он способен принести много бед. Ты хочешь найти и его?
- Ты против? - лицо князя, как обычно, ничего не выражало - Думаешь не стоит пытаться запрячь бурю?
- Мне кажется, у нас есть соперники, получая камень от монаха - князь позволил себе усмехнуться - я заметил, что он не один и плывут они к Данноура.
- Неприятное обстоятельство, - колдун вновь смотрел в неизвестную даль. – Что до бури... пытаясь запрячь буйного коня, остерегись, не то окажешься под его копытами.

(и Далара)

На борту галеона

Нелегко было убедить кицунэ, что опасность ему не грозит. Во всяком случае – пока что. Рыжая не поверила ни слову, но и спорить не стала.
В каюте Мицуке чувствовал себя, точно запертый в клетке – слишком низкий, тяжелый потолок, слишком толстые стены, непонятного назначения предметы повсюду. А еще она была захламлена, будто лавка старьевщика. Словно прежний хозяин любил спотыкаться о вещи. Чтобы войти, надо было наклониться, так Мицуке и сделал. Точно так же поступил дюжий пират, что привел его к своему главарю.
Киба обернулся и склонил голову набок, внимательно рассматривая гостя. Понять что-либо по виду главаря пиратов представлялось решительно невозможным - он мог и предложить гостю выпить, а мог и приказать снести ему голову.
- Закрой дверь Тобое. С той стороны.
Пират молча вышел, бросив все-таки красноречивый взгляд на Мицуке.
- Что ты хотел, kimi? - мягко проговорил Киба.
На стол была положена короткая, в ладонь человека длиной, бамбуковая палка с надписью и гербом в виде трех листьев дерева гингко.
- Я – мавашимоно, одна из теней сегуна Иэясу, - произнес Мицуке. – Действую по его приказу и распоряжению.
- А я пират, - доброжелательно проговорил главарь и в глазах его мелькнули искорки, - можешь звать меня Киба.
- Мое имя – Сейшин Киёмори, только все называют меня Мицуке, - в тон ему откликнулся рослый воин. – Указом Токугавы мне следует взять тебя под арест, но...
Сейшин Киёмори из Нары усмехнулся, показывая, что не всегда слушает распоряжений сегуна. Далеко не всегда... почти никогда, если честно.
- Но мне нужно добраться до мыса Данноура, а пешком – слишком долгий путь.

(с Роджер)

|там же, с тем же|


- Под арест...
Киба моргнул, опустил взгляд и стиснул зубы, чтобы не расхохотаться.
- Под арест, значит. Ты ведь не угрожаешь мне, kimi?
Пират обеспокоенно глянул на Мицуке, словно ища в его глазах ответ. Долговязый мавашимоно покачал головой, он по-прежнему стоял, выпрямившись во весь рост, слишком прямо, чтобы верить, будто с ним ничего не случилось, и он в полном порядке.
- Сообщаю о своих полномочиях, - напрямик сказал он. - Угрожать - не в моих привычках. А еще прошу об одолжении.
- А ну ладно, - беззаботно проговорил Киба и отвернулся, словно позабыл о разговоре, отошел к какому-то огромному ящику, постучал по дереву костяшками пальцев, - так странно здесь, ты не находишь? Никогда не мог понять, к чему людям столько вещей. Они ему поклоняются, этот хлам становится сильнее их самих.
Киба неодобрительно покачал головой.
- Говорят, тот, кто привязан к вещам, подобен тухлой воде и гнилому дереву: жизнь уже ушла из него, - произнес Мицуке -. Такие никогда не смогут сотворить добро или сделать другого счастливым.
- Глупые люди. Что же до твоих... просьб, - это слово пират выделил особо и вновь повернулся, чтобы взглянуть на гостя, - У тебя хороший меч, смертный. Я было подумал, что слишком хорош для тебя, но уже тогда на палубе понял, что... Ты позволишь мне взглянуть на него?
Мицуке без возражений вытянул из-за пояса ножны с длинным мечом, протянул капитану. Журавль на резной темной цубе выгибал в танце крылья, ножны были простыми, не под стать всему остальному. Когда Киба выдвинул - на ладонь, не больше, - клинок, тот засиял голубовато-молочным светом, будто собственным, изнутри. Хамон на лезвии был подобен морской волне.
- Бесподобен.
Прошептав еще что-то, что должен был слышать лишь меч, Киба вернул клинок в ножны и протянул сокровище обратно Мицуке. Теперь главарь пиратов был серьезен и ясно стало, отчего пираты подчинялись ему беспрекословно. Больше он не играл.
- Тебе нужно на Данноура, Сейшин Киемори, которого все называют Мицуке. Я счастлив буду оказать тебе услугу. Этот корабль доставит тебя туда, куда нужно тебе. Что же до остальных... Назови мне имена. Тех, с кем ты путешествуешь, тех я назову гостями. Остальные останутся пленниками. И, что весьма вероятно, вскоре окажутся трупами.

Список оказался длинным; удивившись сам, юный мавашимоно перечислил всех, стараясь никого не упустить. Даже кота и попугая.
- Как тануки звать, я не знаю, - признался он. – А младенцу еще не дали имени.
Киба покачал головой:
- Передвижной зверинец. Я тебе сочувствую, Мицуке. Полный корабль демонов... Что ж, мне не привыкать. Постарайся приструнить свою лисицу. Она, конечно, гость корабля, но пусть держит себя в лапах...
Оставив невысказанной возможную угрозу, Киба замолчал, разглядывая Мицуке.
- Говорят, красавица – это меч, подрубающий жизнь, - откликнулся мавашимоно. – Почти три года назад мы заключили с ней договор, мой меч в обмен на жизнь. Если она что-нибудь натворит – спрашивай только с меня.
- Я понял, - кивнул Киба, - на моем корабле ты договора не нарушишь. Ты хотел что-то еще, смертный?
Мицуке покачал головой.
- Это все, хозяин морей.
- Значит ты можешь быть свободен, - Киба посмотрел на дверь и та отворилась, за ней оказался мрачный Тобое.
Главарь отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена, а пират мотнул головой - пошли, мол.

После спертого воздуха каюты, предутренний соленый ветер показался еще холоднее, чем был. Странные попутчики угомонились, притомившийся Дынька закончил свое выступление, получил заслуженную хурму и ушел ее жевать в укромное место. На палубе остались лишь люди – присматривать за кораблем, - и кицунэ. Уже можно было разглядеть черную зубчатую стену по правому борту – берег Сикоку, - по левому разлегся серый в дымке берег Хонсю, впереди поднимались маленькие острова, Омишима и Ошима.
Мицуке споткнулся, в боку тупо отдалась боль.

(Роджер mo, Китти iku)

Рыжая старательно скорчила рассерженную гримаску и подхватила мужчину под руку, утягивая в трюм. Там - нетерпеливо принялась заново развязывать намотанное.
- Как ты?
Мицуке сквозь легкую дрему наблюдал, как она возится с узлами, готовая пустить в ход острые зубы.
- Я устал.
- Оставайся здесь, - Рыжая уже добыла чей-то нижний халат (похоже, без разрешения владельца) и теперь увлеченно рвала его на полоски.
Да он не смог бы сейчас пошевелить и пальцем - даже если бы речь шла о спасении его жизни! Из полутьмы, что пахла морской водой и горячим воском, возник кот, уселся на ящик и уставился круглыми внимательными глазами. Должно быть, наблюдал, чтобы Рыжая не ошиблась в действиях. Кицунэ покосилась на него, но промолчала. Мало-помалу заимствованный у какого-то моряка платок сменялся более удобной повязкой. Рыжая касалась раны аккуратно, но вот ткань рвала так, словно представляла на ее месте нынешнего капитана галеона.
- Все еще сердишься? - спросил ее Мицуке.
- Мао! - вставил кот осуждающим тоном, хотя, кажется, имел в виду хозяина.
- Совсем нет, - лиса оставила в покое тряпки и даже сложила руки на коленях, но смирения не получилось. - Невежество смешно.
Наверное, у нее тоже почти не осталось сил, или она не думала о том, чтобы поддерживать облик - нос был чуть-чуть длиннее и острее, скулы резче, но можно было засмотреться, когда она в притворной робости опускала ресницы.
- ...какие у вас превосходные треугольные уши... - пробормотал Мицуке, усмехнулся воспоминанию.
- И хвост, - хихикнула Рыжая, устраиваясь под боком и словно бы невзначай пряча мордочку. - И голова оленя, - последнее она снова пробурчала сердито - вспомнила о Кибе.

(на пару с Бишем)

- Драконы не любят, когда смеются над ними, - согласился с ней Мицуке. – Даже если сами игривы. Только не спрашивай меня, почему. Я не знаю.
- Он сам сделал себя смешным, - пожала плечами Рыжая. - Лисы не служат Инари, только некоторые из них. Для нас нет стыда в том, чтобы шутить. Когда-то давно на горе жили лисы, которые не любили шутить, но они сами были шуткой. Они пришли к Инари, чтобы убирать его храм, и тогда он сделал их детей своими посланцами. Но на самом деле мы, как вы говорите, плохие духи.
- Но мы чтим вас, точно богов, - возразил Мицуке. – Ваша сила способна разрушить злой кимон, который проистекает с северо-востока. Ну... по крайней мере, так говорят колдуны.
Он засмеялся – и тут же сморщился от боли.
- Скажи, у тебя есть хоши-но тама или это все сказки, придуманные людьми?
- Только хорошие лисы их носят. Я... не знаю, - прозвучало смущенно.
- Может быть, попросим у самой главной лисы одну жемчужину для тебя? Чтобы было в чем хранить душу.
- Тогда ее слишком легко будет стащить, - фыркнула Рыжая.
- Мы с тобой поменяемся.
Мицуке клонило в сон – слишком много событий, слишком мало отдыха за последнее время. Даже неугомонный Чиру, и тот свернулся в клубок, зажмурился и лишь подергивал время от времени обрубком хвоста.
- Спи, - шепнула Мицуке на ухо лиса. - Обещаю ничего не прятать... в этот раз.
Ему показалось – он провалился в сон раньше, чем закрыл глаза. Там не было темноты, только солнечный свет в осенней листве и лиса, играющая на поляне.

(и теперь - с Китти)

Полет вышел почти таким же долгим, как и падение, но вот замедлился и он. На долю секунды Тенкьё повис в воздухе, и.. открыл глаза. Вместо неба и земли были трюм и доски корабельного днища, под которыми плескалась вода, птичьих стай тоже не было, а вот боль оказалось явью – левая рука тупо ныла.
- Что произошло? – пробормотал он.
Помнился бой на палубе, как он упал в трюм... Что было дальше – сацумец не знал.
Почти вся небольшая компания уже спала, только возле Мицуке свернулась задумчивым клубком незнакомая молодая женщина. Обернулась на звук - в свете неяркого фонаря сверкнули глаза.
- Чем закончился бой? – чуть громче спросил юноша. – Все, кто был с нами, живы? О-Санго, Мицуке-сан? И... кто ты?
- Все живы, корабль захватили.. Я Кагами, - достаточно равнодушно откликнулась незнакомка, рассматривая человека из-под полуопущенных век. Тенкьё был уже перевязан, но сделала ли это собеседница, О-Санго, или кто-то вовсе посторонний, сказать было трудно.
- Кагами... Откуда ты на корабле? Я тебя не помню. Пришла с пиратами? - Он тряхнул головой, попытался встать, но тут же чуть не закричал от боли, закусив губу. – Что с моей рукой?
Юноша изумленно, морщась от еще не прошедшей боли, рассматривал повязку.
- Неважно, - Рыжая сменила позу, и теперь фонарь освещал переплетенные на коленке пальцы. - Сломана, кажется.
- Рука сломана... - как-то изумленно повторил сацумец. – Теперь мы пленники?
- Не знаю. Но мы все еще плывем в нужную сторону.
- Хоть одно хорошо. – Тенкьё посмотрел на своего господина, на незнакомку и решился спросить: - Вы давно знаете Мицуке-сан?
- Три года, - кинула взгляд на спящего мужчину кицунэ.
- Расскажите мне о нем, если можете, - попросил молодой воин. – Я решил следовать за ним и служить ему. – Он снова поморщился, пытаясь выразить свои мысли. – Я понимаю, что он... истинный воин, но хочу знать больше, чтобы... понять, как надо ему служить.
- Вытаскивать из неприятностей и не попадаться на глаза в промежутках, - предложила Рыжая, подумав.

(и Хигф)

- Я не умею прятаться, - вздохнул Тенкьё. – И выходит так, что он сам вытаскивает других. Не хочу... – юноша сжал губы. «Быть обузой» звучало слишком похоже на жалобу перед незнакомой женщиной. – Не так. Хочу помочь... А... скажите... – он чуть покраснел, что в слабом освещении было не очень заметно. – Что с девушкой? О-Санго?
- Не видела, - улыбнулась кицунэ, борясь с искушением добавить "надеюсь, убита". Было бы неправдой - но все равно казалось заманчивым.
- Надо узнать! - на лице сацумца явственно отразилась тревога, он снова попытался встать. На этот раз удалось, и даже устоял на ногах, хотя голова закружилась. – Меня пустят?
- Нет. По ночам нехорошо посещать незамужних.
- Ночь... – он снова сел. – Уже или еще?
- Уже и еще, - задумчиво проговорила его собеседница. - Та же, когда была драка.
- Все та же... длинная... Почему нас не убили и даже не связали? – вдруг пришло в голову юноше.
- Потому что мы не сопротивляемся, - предположила кицунэ.
- Но ведь дрались сперва... А моряков-гайдзинов тоже оставили в живых?
- Отпустили на лодках.
- Хорошо... И теперь – что? Опять только ждать? – сацумец посмотрел на спящего Мицуке. Аккуратно обхватил колено одной правой рукой, из-за чего поза смотрелась несколько нелепо. – Почему все время надо ожидать? Тяжело ждать долго.
- Можно спать, можно тайком пролезть к О-Санго, можно вымазать сажей морского демона, можно что-нибудь стащить и перепрятать, - его собеседница фыркнула: кажется, для нее проблемы бездействия не существовало вовсе.
- Это весело! – невольно Тенкьё рассмеялся. – Только не подвести... того, кому служишь. А что будешь делать ты?
- Он привык. Сегодня ничего - я пообещала, - вздохнула кицунэ. - Или когда бок пройдет.
- Ты ранена? – юноше стало стыдно, что он до сих пор не спросил. - Сильно?
- Не сильно, но ранена. Так что проказишь сегодня ты, - улыбнулась кицунэ.
Как ни странно, незнакомка вызывала доверие. Он рассмеялся.
- Почему бы нет? Ноги пока целы.

(с Китти)

Киото

Дороги всю зиму кисли под затяжными дождями, ночью их прихватывали ледком, а днем все опять превращалось в холодную кашу. Крестьяне из Камеоки и с противоположных склонов гор Арашияма спешили поскорее добраться в столицу к Хина-мацури, но не доверяли свои жизни и товары уже набравшей полноводную силу реке Ходзу, и поэтому месили ногами стылую грязь. Многие предпочитали нести груз на спине, в плетеных коробах и корзинах, но некоторые (как продавец соломенных шляп-амигаса и торговец клетками для сверчков) прикрепили свои изделия к палкам и демонстрировали заранее всей округе.
Весна в этом году пришла необычно рано и смыла остатки и без того серого ноздреватого снега, который прятался в канавах и тени, там, где смыкаются крыши соседских домов. Но ветер исправно засыпал улицы метелью лепестков, поэтому казалось, будто город захвачен в плен снежным бураном. И только сливовые деревья в черно-белом хаосе столицы алели тревожным напоминанием.
Там, где неглубокая река Ои зеркалом отражала поросшие соснами горы Арашияма, у перил длинного моста остановился молодой человек в темной дорожной одежде. Скорее всего, один из тех самураев без дома и без хозяев, которые вынуждены зарабатывать на жизнь чем придется.
- Не все могут продать свой меч, - возразил молодой человек неизвестно кому.
Прохожие оглядывались в поисках второго собеседника, но никого не находили, качали головами или пожимали плечами, удивляясь про себя, и шли дальше, уже через несколько шагов забывая о встреченном чудаке.
Тем не менее, собеседников было даже двое. Первый опирался на широкие деревянные перила и с нежностью разглядывал темные быстрые воды реки. Там, где перил касались его руки в широких рукавах, подтаявшая наледь снова затвердела. Второй, с ног до головы одетый во все черное, стоял поодаль, широко расставив плотные ноги. Квадратное лицо его оставалось бесстрастно.
- Без меча, как ты будешь защищать себя? – спросил он. – Найди способ заработать.
- Ты же видел, в городе не удалось вытряхнуть из жителей ни монеты, - молодой человек повернул голову, прислушиваясь. – А монахи готовы расстаться только с едой. Предлагаешь ограбить какой-нибудь храм?
Он с улыбкой посмотрел вслед шарахнувшемуся в сторону торговцу; а тот лишь делал вид, что вовсе не торопится, хотя пятки так и сверкали.

(&Далара)

- Мои соотечественники по-прежнему не любят расставаться с деньгами, - весело усмехнулся тот, кто стоял у перил.
Теперь он повернулся лицом к спутникам, отчего край подола длинного придворного одеяния свесился с моста, хлопая на пронизывающем ветру над рекой, словно флаг.
- Ограбить храм, чтобы за нами еще и охотились монахи? Нет, спасибо! - с неожиданным раздражением высказался человек в черном.
- А что, Масанари, это могло бы добавить веселья, да и стимул идти быстрее, а не лениво разгуливать по городу. Может, если бы за ним гнались монахи, наш Иэмон не стал бы блуждать, как в лесу, уйдя совсем не в ту сторону, - третий одарил спутников лучезарной улыбкой, зная, что один из них ее не видит, но чувствует.
- Сослепу, - подсказал ему молодой человек.
Масанари презрительно фыркнул.
- Как можно заблудиться в столице, не понимаю, - продолжал «придворный». - Не демоны же тебя водили.
Он присмотрелся к Иэмону, чье молодое осунувшееся лицо носило следы далеко не сытой жизни, а одежда была хоть и добротная, но небогатая и чиненная.
- Сядь, ты едва держишься на ногах.
Ветер, соглашаясь, прошуршал в сухих тростниках; молодой человек с необычными спутниками отыскал местечко посуше и устроился там, не заботясь о грязи. Река здесь была широка, на мелких перекатах играла рыбья мелочь. Старинная, темная от прошедших лет бива в его руках отзывалась негромким гудением на разгулявшийся речной бриз.
- Господин!
К ним, размахивая на бегу руками, спешил толстяк в разноцветной одежде и остатками грима на лице. Он вытирал обритую голову линялым платком и отдувался. От него валил пар, будто от доброго жеребца после скачки, а потом толстяк обливался так, словно только что вылез из бани.
- Господин, наконец-то удалось отыскать вас!
- Что еще за мерзость? – скривил губы Масанари, разглядывая толстяка, как жирную муху, случайно оказавшуюся в супе. – Твой знакомый?
- Каждый зарабатывает на пропитание, чем умеет, - философски отозвался молодой человек. – Один продает свой меч, другой себя, но, в конечном счете, все сводится к таланту.

(und SonGoku)