Ояма некоторое время напряженно вслушивался в звуки чужой речи, потом выудил из рукава монету. Показал. Капитан вздохнул. Было очевидно, что никто из гостей не понимает старого доброго английского, а на борту вряд ли найдется человек, способный понять местную тарабарщину. Нет, конечно же, команда успела нахвататься кое-каких словечек на берегу, но они совершенно не годились для каких-либо переговоров.
Посмотрев на монету в руке паламентера, Питер вопросительно вскинул брови - то, что этот странный кусочек металла был денежным знаком было понятно, не пока было не понятно, что это могло значить.
- Да-н-но-у-ра, - разделяя слоги, проговорил актер.
Выражение лица капитана из вопросительного изменилось в страдальческое. Он оглянулся к Бенджамину - возможно кто-то из команды все же понимает хоть слово - но тот только пожал плечами.
- Do not understand. - мрачно сообщил Питер своему "собеседнику" и пояснил, - wakarimasen..
Актер неловко скользнул к борту корабля. Выразительно похлопал по теплому дереву, потом указал рукой куда-то вдаль. Снова показал монету.
- Эге, капитан! Похоже нас хотят нанять. - это предположение, высказанное одним из незанятых в управлении кораблем матросов, что толпились за спиной Блада, было дополнено непристойной шуткой. Остальные наблюдатели этой международной встречи разразились смехом.

- Похоже на правду. - Питер и сам подумал о том же самом, следя за движениями юноши. Потому, воспользовавшись языком жестов, он уточнил это предположение: обвел рукой всю компанию, затем указал себе под ноги - на палубу корабля - после чего махнул в сторону открытого моря. Так как слепой не мог увидеть этих жестов, в конце своей маленькой молчаливой речи Питер вопросительно посмотрел на подошедшего поближе монаха. Тот кивнул:
- Hai, tabi shitai.*
- Tabi! - повторил попугай и внимательно уставился на капитана. - Viagem!*
Сзади раздался возмущенный голосок:
- Платить? Этим бандитам? - О-Санго успела составить себе мнение об иноземцах. Но уже через минуту, обернувшись и увидев, что творится на берегу, отчаянно-жалобно добавила:
- Тайкан, поторопись с беседой, надо как можно скорей отплыть!
Слепой актер в панике заломил руки, издевательски пародируя интонацию жестами. Лисенок на руках мавашимоно задумчиво наблюдал - на острой мордочке застыло отстраненно-обиженное выражение. Словно в поддержку, негромко тяфкнул.
Слова капитана были непонятны. Не очень хорошо знакомый, нелюбимый португальский язык отца резал Тенкьё язык. Зато он мог быть уверен, что кто-то его поймет. Хотя бы попугай.
- Нам надо плыть на мыс Данноура.
Сзади раздался возмущенный голосок:
- Платить? Этим бандитам? - О-Санго успела составить себе мнение об иноземцах. Но уже через минуту, обернувшись и увидев, что творится на берегу, отчаянно-жалобно добавила:
- Тайкан, поторопись с беседой, надо как можно скорей отплыть!
Слепой актер в панике заломил руки, издевательски пародируя интонацию жестами. Лисенок на руках мавашимоно задумчиво наблюдал - на острой мордочке застыло отстраненно-обиженное выражение. Словно в поддержку, негромко тяфкнул.
Слова капитана были непонятны. Не очень хорошо знакомый, нелюбимый португальский язык отца резал Тенкьё язык. Зато он мог быть уверен, что кто-то его поймет. Хотя бы попугай.
- Нам надо плыть на мыс Данноура.
Мицуке не принимал участия в общем гвалте. Поглаживал белого зверька между треугольниками ушей, разглядывал берег, делал вид, что совсем не интересуется, как устроен этот странный чужой корабль.
- Думаешь, это йюреи-сен?
- Мао!
- Я тоже никогда не видел, - мавашимоно передернул широкими плечами, должно быть, вообразил, что уже на борту населенного призраками корабля.
- Тяф? – заинтересовалась Несчастье.
- Не бойся, - сказал Мицуке. – Я не дам тебя в обиду.


-------
*Hai, tabi shitai - (яп.) Да, хотим совершить путешествие.
*Viagem - (порт.) путешествие, морской рейс

(скорая помощь)

Разговоры не стихали добрую дюжину минут - а может быть, целую вечность. Рыжая лежала тихо-тихо, ожидая, когда, наконец, растворятся в воздухе последние отзвуки незнакомой речи. Любопытство мучило кицунэ с самого первого шага, но снять повязку даже сейчас значило: конец маскараду. Каждое прикосновение к просоленным доскам, каждое покачивание корабля, каждый запах был неизведанным и непонятным... притягивающим. Рыжая никогда не бывала на парусниках.
Наконец, заснула последняя неуемная пара. Сквозь дружный шум дыхания тишина звучала только пронзительнее. Тонкая фигурка актера нерешительно поднялась на колени, потом встала и ощупью принялась отыскивать путь наружу. С тихим скрипом закрылась дверь.
Здесь, в узком простенке, обличье актера сползло со странного существа, будто старая кожа. Сотня лет Рыжей исполнилась не так давно, но смена облика уже казалась привычной, словно дыхание. Страшно было вспомнить о поклонах и листьях. Место хрупкого ояма начал занимать рослый воин - постепенно обрисовались могучие, пожалуй, даже слишком массивные плечи, узел нечесанных волос, хмурый взгляд. Странная получилась картина. Рыжая не удержалась от пародии... Но и пародировать как привыкла - не смогла тоже. Взгляд получился настоящим. И манера двигаться - восстановленная из памяти до мельчайшей черточки. Рослый воин опустил голову - вспоминать было грустно.
Зато палуба встретила лису всем великолепием расцветшей ночи. Тихий шум волн и скрип дерева, призрачные силуэты парусов, хлопающие на ветру, словно огромные крылья...
Свежим бризом швырнуло в лицо вездесущую водяную пыль. Охристая поверхность палубы в лиловом свете звезд переливалась дорогим шелком, только что не роняла неощутимые искры. Словно в отместку, лунные блики озорно скакали по водяной ряби, окрашивая волны в немыслимые оттенки ультрамарина и фиолетового.

А главное - темнота не оставляла границ и пространства, берега вдалеке и большой земли. Корабль приходил из небытия и мчался в него же маленьким затерянным мирком, спрятанным от всего света.
- Не спится? – сочувственно спросили из-за спины Рыжей; ровное, как дыхание, поскрипывание досок скрыло чужие шаги.
Копия Мицуке кивнула, не оборачиваясь, хмуро протопала к борту, но там - остановилась, рассматривая бархатно-черные провалы, иногда открывающиеся между волнами.
- С чего это вдруг? – Тайкан и не думал оставлять ее в покое, пошел следом. – Тебя с дороги да после драки храмовым колоколом не разбудишь обычно. Неужели решил полюбоваться луной?
- Так вышло, - глухо ответил роши, так и не взглянув в сторону монаха.
Тот молча его разглядывал – с ног до головы и обратно. Голова была обычная, с по-мицуковски ненормальной прической, но дальше начинались странности: цвет добуку-сугата в лунном свете не больно-то разглядишь, зато великолепно видно, что узор не тот, какой был еще днем; а штаны и вовсе вместо подвязанных под коленями таттсуке-бакама таинственным образом превратились в длинные придворные хакама. Между тем смены одежды у Мицуке совершенно точно не было с собой.
- Не смотри слишком долго на море, могут заинтересоваться демоны, - монах и сам не был уверен, сказал он это для мавашимоно или для самого себя.
- Могут.
- Твое дело.
Тайкан оставил упрямого роши одного.

(чем дальше, тем нас больше)

В трюме пахло вяленой рыбой, немного – плесенью и солью. Необычный корабль поскрипывал, вздыхал, порой – гудел огромным барабаном, когда в борт ударяла особо большая волна. И храпел. Бодрствовало на нем сейчас мало народа, а часть оборотней и зверей и вовсе спала вместе со всеми. Мальчишка-поводырь свернулся в плотный клубок и причмокивал в сладком сне. Барышне галантно выделили каюту, остальные пассажиры воспользовались услугами трюма. Мицуке – на палубе спать ему не разрешили, хотя он уже пристроился возле трапа – сунул под голову куль с рисом, на соседний уложил сумку с белой лисеной и уснул. А где шастал Чиру – неизвестно, кот никому не сказал, какие углы он отправился проверять.
Когда отлучившаяся следом за рыже-белым лазутчиком Несчастье вернулась в трюм, то первым делом направилась к мавашимоно. Маленькие лапки оставили цепь следов на животе воина, а затем острые зубы небольно, но ощутимо сжали мужское запястье.
Мицуке заворчал, но глаз не открыл.
Лисенок тявкнул, заворчал, затем снова прикусил руку Мицуке. Куда больнее.
При свете тусклого фонаря – сначала они чуть не подожгли корабль, учась им пользоваться; если бы не сацумец, так и укладывались бы спать наощупь – мавашимоно сонно разглядывал белый клочок тумана, что настойчиво скакал по нему и требовал внимания.
- Вся в мать, - заключил он ворчливо. – Чего тебе?
Несчастье приподняла одно ухо и снова негромко тяфкнула. Для верности она попрыгала на животе мавашимоно, затем соскочила вниз и вильнула хвостом, предлагая идти следом.
- Обязательно сейчас?
Мицуке зевнул, чуть не свернув себе челюсть. Лисенок утвердительно наклонил острую мордочку и подскочил ближе. Снова укусил за руку.
- Чтоб тебя...

(с Соуль)

Он проверил, на месте ли мечи. Кто знает, что там передалось по наследству от одной знакомой воровки? Но – тут Мицуке так удивился, что проснулся почти окончательно, - никто ничего не стащил.
- Иду-иду... перестань меня грызть. Ну что такое?
Он на кого-то наступил, но в остальном они выбрались на палубу вполне тихо.
Лисенок покрутил головой, потом пригнулся, словно охотился на кого-то... Через мгновение призрачный серо-белый клубочек метнулся к человеку, замершему у фальшборта - темный силуэт странно напоминал самого Мицуке.
Мавашимоно удивленно присвистнул:
- Твои козни? - и торопливо добавил, пока белый лисенок не успел прогрызть штанину. - Нет, кажется, не твои.

Остановившись рядом с громадной бухтой каната, Тайкан поморгал и даже ущипнул себя за руку, но видение не исчезло. Угрюмый неправильно одетый Мицуке, который только что задумчиво смотрел на воду, превратился теперь в заспанного, зато правильно одетого Мицуке, рядом с которым пушистым облачком вертелся белый зверек.
- Когда ты только успел переодеться? И попасть сюда...
- Переодеться?
- Ну да!
Монах еще раз тщательно осмотрел мавашимоно. Оглянулся на того, у борта, но отсюда ему была видна только тень на фоне звезд и лунных бликов на воде. Морские демоны, говорите... Пожалуй, с этими, как с теми, в бане, не получится. Тайкан на всякий случай отступил в сторону, подальше от Мицуке.

(и еще больше нас)

А тот, вытягивая меч из ножен, наоборот – сделал шаг к призраку.
- Ты еще откуда здесь взялся?
Человек обернулся.
- С лодки. А ты кто?
- Сейшин-но Киёмори из Нары, - отрезал мавашимоно.
Он видел лишь тень, закрывающую лицо собеседника – такого же рослого, как он сам, с тем же упрямым наклоном головы. Незнакомец скептически пожал плечами и снова отвернулся к воде. Неяркий свет фонаря на секунду высветил лицо. Хорошо – что на Мицуке как раз никто не смотрел. Разве что белая лисенка. Но по-детски удивленно приоткрытый рот не придавал героического шарма.
- Ты еще кто такой?
- Сейшин-но Киёмори из Нары.
- Нары?
- Из Сейшин-но сато близ Нары.
Мицуке ухмыльнулся так, что блеснули крепкие ровные зубы.
- Ну что ж, - произнес мавашимоно нарочито медленно. – Это легко проверить. Доставай меч, демон.
Белый зверек у ног Мицуке громко тяфкнул и решительно встал между противниками, опустив к земле пушистый хвост.

(Китти, Далара, Соуль и я)

Отражение, почти натурально не заметив лисенка, вытащило меч. Несчастье не выдержала. Маленькая лисица перекатилась через левый бок - и вот между Мицуке и его копией выросла фигура беловолосой девчонки.
- Окаа-сан! Не надо! - звонко обратился ребенок к отражению мавашимоно.
Призрак потрясенно и растерянно отступил на шаг... а потом взорвался иллюзорными водяными брызгами, под прикрытием которых к трюму шмыгнул почти незаметный сгусток темноты.
- Вон она! - обличающе указала рукой Несчастье.
Мицуке стремительно обернулся, но на глаза попался лишь дрожащий тонкой тростинкой на ветру матросик; бледное, точно рисовая лепешка, лицо его перекосилось в немом крике. Воин приложил палец к губам, призывая к молчанию. Матросик кивнул, затем еще раз, а затем открыл рот и завопил, будто его потрошили на месте:
- Deeeeeeamoooons!
- Where the hell are they? - еще один, коренастый бородач, прошел с юта. На девчонку посмотрел с удивлением, на японца с обнаженным мечом - укоризненно. - Hide, hide it. Haven't you ever seen any bloody albinos?!
Матросик на пальцах изобразил, что вот этого, с мечом, только что было двое, а девчонки тут и вовсе не было, а было... тут он наткнулся взглядом на хмурого аборигена (говорили же, что они все низкорослые, врали, как есть врали!). Мавашимоно тем временем сообразил, что от него требуют убрать оружие. Что и сделал.
Бородач снова окинул взглядом пассажиров, даже попробовал девчонку ткнуть пальцем.
- Руки убери! – потребовал Мицуке.

Несчастье царапнула руку моряка и юркнула за рослого мавашимоно:
- Отоо-сан... это она. Да-да.
Край отцовского, огромного девчонке, хаори подбросил ветер.
Бородач покосился на неглубокую ранку.
- No demons, just spirits.
Йокай испуганно отступила еще на шаг. Зеркальным отражением ее движение повторил юнга, устремившийся в убежище за спиной бородача. Вовремя - из глотки англичанина вместо обычного хриплого полушепота вырвался оглушительный и раскатистый рык. Но рычали не на японцев.
- Have - I - not - said, NO BLOODY DRINKING ON BOARD?!
Несчастье пискнула и вцепилась худенькими пальцами в отцовскую руку, не отрывая взгляда от грозного бородача - в ту секунду он казался девчонке воплощением всех ее страхов. Мицуке не стал любопытствовать, как попала сюда одна его востроносая хитроглазая знакомая - ищи ее в этом трюме, это же не корабль, а плавучий дворец! Вместо этого он спросил:
- Что он говорит? Кто-нибудь понимает?!
- Мао! - сказали ему из темноты и растворились в ней прежде, чем хозяин успел дать пинка.
- Отоо-сан...
- I am not d-d-drunk!
- Да никуда она с корабля не денется, Кьё-тян. Не бросится же в воду...

(хех, устанешь перечислять. Тут и Китти, и Соуль, и Биш, и даже меня немножко)

Вот в этом Мицуке был не так уверен, как хотел показать. Рыжая была способна героически утонуть, изобразив напоследок бакэ-куджиру, чтобы всем стало еще веселее. Мицуке умел плавать, но ему очень не хотелось прыгать следом за кицунэ в море.
- Можно... я обратно? Они лисенка не так боятся, - робко, наивно спросила девочка.
- No kaif, no mushrooms, no nothing, - продолжил уже тише, но не менее грозно, моряк.
- Давай, - согласился мавашимоно. - Кажется, им так привычнее.
Беловолосый ребенок обхватил себя руками за плечи. Тоненький силуэт сжался до размеров маленького туманного облачка - лисенок прильнул боком к ноге мавашимоно и, подняв острую мордочку, миролюбиво тяфкнул на бородача. Тот отступил на шаг и сложил в крест пальцы, молча хватая ртом воздух. С громким стуком, но молча на палубу, закатив глаза, опустился бледноликий юнга. Для его нервов последнее превращение оказалось финальной соломинкой.
Несчастье вопросительно приподняла одно ухо.
- Bloo-dy Ch... O GOD the Father, of heaven: have mercy upon us bl... miserable sinners.
- Да не трясись ты так, - добродушно посоветовал Мицуке необычному человеку с корабля. – Она если и кусается, то не очень больно.
Он наклонился и взял малышку на руки.
- Верно, Кьё-тян?
Несчастье восторженно тяфкнула и прижалась мокрым носом к щеке мавашимоно - Мицуке мог и не спрашивать

(целая команда)

Под ногу бородачу попалось почти бездыханное от испуга тело юнги, а к источнику ночного шума потихоньку начали подтягиваться те члены команды, которым повезло не уснуть.
Только у штурвального колеса изнывал от любопытства рулевой, ему не было видно, что происходит внизу.
- Remember not, Lord, our offences, nor the offences of our forefathers; neither take thou vengeance of our sins, - наверняка, до этой встречи моряк в жизни бы не предположил, что помнит из этой молитвы хоть строчку. - Spare us, good Lord, spare thy people, whom thou hast redeemed with thy most precious blood... Bloody hell, IT'S CHANGED!
Мицуке оглянулся в поисках монаха: возможно, Тайкан сумеет успокоить напуганного бородача? В конце концов, разве не в его теперь ведении людские души? Но того не было, ушел следом за давешним призраком в трюм. Мавашимоно усмехнулся.
- Ну... удачи ему в поисках. Дайдай – ловкачка.
Хоть что-то у этих красноволосых как у обычных людей – Мицуке отыскал деревянную бадейку с привязанной длинной веревкой, набрал забортной воды, сунув белую лисенку за пазуху. И от всей души окатил и бородача, и распростертого на палубе юнгу. Первый неразборчиво выругался, тряхнул седоватыми лохмами и подозрительно огляделся по сторонам. Второй открыл глаза, приподнялся и довольно бодро уполз за изгородь ног, пока еще довольно редкую. Видимо, он считал, что там безопаснее. Возможно, юнга был прав.

Тенкьё сомкнул глаза, но непривычное покачивание корабля не успокаивало - скорее наоборот. Найди цель. Начни с себя. Голос Тайкана звучал так явственно, что юноша несколько раз открывал глаза. Ждал увидеть лицо монаха над собой, но там никого не было.
Нелегко найти верный путь...
Слышен был шум шагов, и не раз – спутники выходили на палубу. Поняв, что ему не заснуть, сацумец тоже встал. Фонарь, даривший слабый дрожащий свет, словно ждал этого момента. Злорадно мигнул, как большой желтый глаз неведомого зверя, ярко вспыхнул и угас вовсе. Тенкьё ругнулся, остановился, заморгал переставшими видеть глазами и в этот миг на палубе раздался громкий крик. Сацумец на миг совсем застыл от неожиданности. Затем, вытянув руку перед собой, ощупью добрался до трапа и, встревоженный, начал подниматься на палубу.
Но дойти до самого верха ему не дали. В кромешной тьме со скрипом на мгновения проступили звезды, а еще через несколько шагов нечто плотное неодолимо встало на пути. Трап на палубу поднимался круто вверх, и наткнувшись на неожиданное препятствие, юный воин не удержал равновесия и шумно скатился вниз по ступеням. Сверху раздался чей-то удивленный возглас.
Падая, юноша ударился плечом и выругался. Крики, шум, кто-то неизвестный... Он выхватил катану, готовый защищаться или нападать.
- Кто здесь?!
- Мм-брм, - недовольно ответили сверху с тревожно близкого расстояния.
Судя по звукам, неизвестный спускался, вслепую нашаривая ступени.
Юный воин неуверенно повел катаной, боясь задеть кого-то из своих.
- Стой, не то плохо будет! Ты человек или демон?! Кто напал на корабль?
Такой шум и переполох не могли быть вызваны ничем иным...

(здесь с Даларой, хотя рядом много народа)

- Напали-напали! – громко возмутился в дальнем углу трюма попугай. – На абор-рдаж!
- Мару, - вздохнул совсем рядом бесплотный в темноте голос Тайкана. – Тебя только не хватало. Никто еще не нападал.
Это, похоже, было адресовано не только птице.
- А это вы, хоши? - сацумец облегченно вздохнул, но катану спрятал в ножны только наполовину. Он посмотрел в сторону, откуда шел голос попугая, благодаря за моральную поддержку. - А что стряслось? Проклятая темень!..
- Ничего особенного, все как всегда, - беззлобно съязвил монах.
- Иначе с господином Мицуке не бывает.:Либо кто-то напал, либо гонится, - убежденно произнес Тенкьё. – Я уже знаю. Вы что-то потеряли, нужна помощь?
Присутствие Тайкана, который давал такие мудрые советы, успокаивало.
– Вы мне почти приснились!
- Рад за тебя, - и без того едва слышные слова монаха потонули в шорохе одежды – похоже, он опустился на колени и шарил руками; громче добавил снизу: - Пока никто не нападал. А потерял я... тут же где-то был... Хм, нет... А, вот он! Теперь... Ты ведь знаешь, как разжигать такой фонарь?
- Знаю, - быстро ответил сацумец. Осторожно подошел на голос, вздохнул. – Жаль, что тут нет жаровни... Мне казалось, я видел здесь где-то огниво.
Он неуверенно направился вглубь трюма и начал шарить там. Наткнулся на младенца, и тот сообщил о своем пробуждении криком, который показал, что у шумевших наверху есть достойный соперник. Тенкьё испуганно дернулся и случайно наткнулся пальцами на что-то, напоминавшее искомый предмет.
- Здесь!
В темноте было слышно, как Тенкьё пробирается обратно к фонарю и чиркает огнивом. Летели искры, что-то шептал сацумец, но пламя не спешило осветить темные внутренности галеона.

Тем временем монах вслепую ухватил чью-то покрытую густым мехом конечность и потянул. И едва увернулся от клацнувших в опасной близости острых зубов. Промахнувшись, невидимый пленник раздраженно закряхтел, если не видом, то шумом показывая, что связались с ним совершенно напрасно.
- Я бы попросил одного тануки обернуться фонарем, только как бы он не спалил весь корабль, - громко сказал Тайкан, не будучи уверен, на кого именно из зверей он наткнулся.
Интересно, разозленные коты умеют так кряхтеть? А лисы?..
Трюм озарило тусклое красноватое свечение – монах теперь держал в руке на палке круглобокий фонарь-гифу, с одной стороны которого был написан знак «золото», а с другой «еда».
- Э-э... спасибо!
Попугай громко захлопал крыльями, сидя перед младенцем. Тот круглыми любопытными глазенками уставился на фонарь, засунув палец в рот. Монах оглянулся на Тенкьё:
- Посмотри, что там происходит на палубе.
Когда сацумец выбрался по трапу на палубу, фонарь в руке монаха качнулся, намекая, что он хоть и волшебный, но лапе, зажатой в крепкой руке, привыкшей держать меч, а не плошку для подаяния, все-таки больно. Да и висеть вниз головой не слишком удобно. И с маленькими так не обращаются. В общем, на редкость общительный оказался фонарь.
Монах немедленно вспомнил о непричинении вреда живому. И вообще, не слишком-то уютно держать живой предмет, который еще и не висит спокойно.
- Сможешь превратиться в фонарь на ногах... лапах?

(с Даларой опять)

Киба проводил взглядом затухающее на горизонте солнце. Полыхающий закат окрасил небо, воду и казалось самый воздух алым, как кровь любовников, заревом. Щедрыми мазками на лица пиратов и парус корабля легли оттенки плавленого золота и пламени, в котором сгорает чтобы возродиться Феникс. Но теперь солнце скрылось, на море воцарялась тьма, и Ичиго возился с фонарями, напевая негромко какую-то длинную песню почти без слов. Голос у Насмешника был красивый, сильный, и пение удавалось Ичи так запросто, как птицам или богам.
- Хватит выть, - заворчал было проснувшийся Сичибеи, но потом вслушался, усмехнулся и примолк.
Пираты смотрели на горизонт, слушали песню и молчали, пока не стало совсем темно и тихо. Ичиго надоело петь, теперь ему хотелось смеяться.
- Ну так что, Табачник, - принялся за старое молодой пират, - когда же мы возьмем заморский корабль? Земли Эдзо ждут, Табачник, они тоскуют по тебе, как влюбленный тоскует по…
- Ичиго, - просто сказал Киба, не повернув головы к Насмешнику.
Насмешник недовольно замолчал, но долго это не продлилось:
- Пес! Вот скажи, мне, Пес, сколько кошек…
Ичи хватило одного взгляда хмурого Пса, что закрыть рот и отойти подальше. К Тобое Насмешник приставать не посмел, этот странный парень пугал его, остальные либо спали, либо работали. Ичиго стало скучно, и он слонялся от борта к борту, словно ища приключений на свою буйную голову. И нашел.
- Корабль, - протяжный крик Указующего нарушил ночную тишь. Ичи обрадовался этой вести, как изнемогающий от жажды радуется воде:
- Корабль! Вставай, старик, корабль! Пес.. Ай, ну тебя! Тобое!
- Что там, - негромко осведомился Киба.
- Иностранный корабль, - подсказал Пес своим характерным басом, - большой.
- Ну что ж, Табакоя Сичибеи, - Киба скосил глаза на старика, - ты хотел корабль – получай его.
Ичиго заливисто рассмеялся и хохотал, пока не получил увесистый подзатыльник от Тобое.
- Великоват, - Табачник с серьезным видом поскреб подбородок, - силой не взять.
- Особенно твоими силами, старик, - влез Ичиго и получил второй подзатыльник.
- Хитростию воспользуемся, - так же серьезно продолжал Сичибеи, не обратив внимания на дерзкого юнца, - хистростию и коварством. Что знают эти люди о наших морях? А мы выросли здесь. Что знают они о пиратах наших морей? А мы знаем многое…
Разбойники заулыбались, чувство собственного превосходства способно согреть даже в самую страшную стужу.
- Мы торговцы, - определил Сичибеи, - мирные, глуповатые, но отзывчивые.
- Табачник, посмотри на меня, - Киба обратил к старику свой змеиный взгляд, - похож ли я на торговца?
- А мы укроем тебя в трюме, Киба. – невозмутимо откликнулся Сичибеи, - и никто не увидит.
- В трюме? – уточнил Киба, - Меня?
- Тебя, - так же спокойно кивнул старик, - и Тобое, больно рожа у него разбойничья.
Киба обескуражено покачал головой, но ничего не сказал. Глянул только на Тобое, который тут же отпустил удерживаемого за шиворот Ичиго, и ушел с палубы. Освобожденный Насмешник одним махом оказался подле Табачника:
- Так что, старик, ты серьезно хочешь взять это чудовище?
- Да, мальчишка.
Ичиго хлопнул в ладоши:
- Ну наконец-то стоящее дело!

Киото, зима 1601 года

В эту ночь Эйкуко тоже тревожили плохие сны. В них кто-то дрался за краденное, убивал и убегал в надежде скрыться не то от товарищей, не то от мстительного стража. В видении переплетались в нечеткую мелодию шептание листвы, треск ветвей под босыми пятками и угрожающее рычание невидимого преследователя.
И, даже когда отшельница проснулась, мягкая поступь огромного зверя чудилась рядом, за тонкой перегородкой-седзи.
- Ньё, – негромко позвала кошку бикуни: теплого клубочка не оказалось рядом.
Отшельница поднялась. Последние дни йокай предпочитала общество демона. И даже сейчас спала рядом с ним, но…
- Ньё!
Девушка, сжимавшая в одной руке танто, сонно подняла голову с плеча Аримы. Одновременно с ней проснулся и самурай, протер свободной рукой слипающиеся глаза. Серое, почти невесомое перышко, прилипшее к его пальцам, защекотало кожу, и Арима с удивлением глянул на собственную ладонь: откуда такой подарок? Молодые люди казались смущенными и невинными одновременно. Ньё по-кошачьи потянулась и вопросительно посмотрела на отшельницу из-под легких сероватых прядей. Эйкуко вздохнула:
- Потом поговорим, - и перевела взгляд на молодого самурая. - Ты плохо спал?
Он отвернулся:
- Как обычно.
Девушка обеспокоено тронула Ариму за плечо.
- Ты хорошая стражница, - признал тот и потянулся за одеждой, которая стопкой была сложена у изголовья. – Под утро дурные сны отступили. На улице все еще идет дождь?
- От дождя осталось слабое воспоминание, - отозвалась Эйкуко, отворачиваясь. - Ньё...
Йокай застенчиво улыбнулась самураю, подала ему одежду и юркнула следом за отшельницей.

(с Соуль, которая забыла про нас)

На корабле

Убедившись, что юноша благополучно покинул трюм (на мгновение возникла мысль, а не был ли он одним из воплощений того существа, которое Тайкан искал, - мысль была отвергнута, как несостоятельная), монах пошел вперед, тщательно присматриваясь к каждой тени, каждому мешку и коробу, которых в трюме было довольно много. Отрастивший четыре лапы фонарь сопровождал его в поиске; иногда было слышно сопение, как будто кто-то принюхивался. Кроме него раздавались только крысиный шорох и плеск волн за бортом. Как ни странно, все путники решили провести эту ночь где угодно, только не в отведенном им для сна месте. Стоило ли удивляться, в такой-то компании?
Поиски закончились выяснением, что беглянка улизнула куда-то еще. Единственный путь для нее лежал в отсек с матросами. Из трюма туда вел узкий вход с высоким порогом, на который Тайкан взглянул с некоторым сомнением.
- Сам перелезть сможешь или лучше отнести? – спросил он своего тускло светящегося спутника.
- Хочу на ручки, - немедленно отозвался его странный товарищ.
- Обожжешь или укусишь, оболью водой, - предостерег монах.
За порогом раскинулось царство забвения. Сейчас эти люди ничем не отличались от любых других усталых людей, которым дали несколько часов отдыха. Все звуки здесь перекрывал шум дыхания, изредка прерываемый сонными тирадами матросов: кажется, просоленные моряки умудрялись вворачивать крепкое словцо, даже не просыпаясь. Тайкан опустил живой фонарь на грубо отесанные доски пола и пошел вперед, стараясь не задевать гамаки, похожие на гигантские похрапывающие куколки бабочек. Фонарь на лапках деловито посеменил следом.
Обитатели отсека не просыпались даже от света. Один из матросов приподнялся на неудобном ложе, смерил гостей осоловелым со сна взглядом, перекрестился и снова заснул. Монах открыл прихваченную из трюма и свернутую мешочком тряпицу. Кинул несколько кристалликов соли в ближайший «кокон», присмотрелся, качнул отрицательно головой и двинулся дальше. Каждому моряку, каждому подозрительному предмету доставалось по щепотке. Один раз, когда палуба под ногами качнулись особенно сильно, чуть не досталось и Дыньке.

(еще СонГоку и чуть-чуть Китти)

- Не стоит! – предупредил оборотень, поспешно удирая в сторону. – Я, конечно, не злой, но всему есть пределы. А кого мы ищем?
- Магическое существо, - пожал плечами Тайкан. – Оно может принимать разные формы и оно женского пола. Если маленькая не ошиблась, конечно.
Плотный бородатый матрос оглушительно чихнул, даже не проснувшись, зато рядом завозился кто-то очень некрупный.
- Ну-ка, посвети туда!
Фонарь, пританцовывая от возбуждения, хоть и (как показалось монаху) немного сконфузившись, потопал в указанном направлении. И проворно отпрыгнул, когда мимо, чуть было не сбив его с ног, метнулась размазанная бурая тень – лишь на мгновение вспыхнула оранжевым пушистая шубка, и виденье исчезло, затерявшись в тенях.
- Пойдем дальше искать? – спросил Дынька.
- Да, за ней!
Не дожидаясь ответа, монах ринулся в переплетенье веревок и балок. Повезло ухватить юркое существо за лапу и даже не выпустить, когда конечность яростно попытались выдернуть. Но четвероногий беглец извернулся с шипением и утробным воем, и в руку Тайкана как будто воткнули множество острых иголок. Исцарапать достойно обидчика зверю не удалось, зато он, крепко обняв передними лапами схватившую его конечность, быстрыми ударами задних украшал рукав желтого одеяния дырами и прорехами. Фонарь захихикал.
- Ммммыыыаааа! – выл беглец, прижимая уши и колотя воздух обрубком хвоста.
Монах ругнулся, показав что ему не чужды портовые районы Осаки, и ухватил животное за загривок. Несколько секунд жесткой борьбы окончились благополучно. Кот удрал к стене и там встал в боевую стойку, готовый защищать честь и достоинство. Тайкан осмотрел пострадавшую руку, смерил Чиру скептическим взглядом и кинул в него щепотку соли.
- Мао! – презрительно заявил рыже-белый зверек, отказавшись превращаться в кого бы то ни было. – Пффф!
Фонарь попытался прикрыть лапами несуществующий нос, обжегся, но не прекратил мерзкого хихиканья.

(с Даларой)

- What’s go’n on here?
При звуке этого голоса, матросы загомонили сильнее.
Капитан Блад, который стоял сейчас на палубе перед виновниками переполоха, с легким недоверием слушал сбивчивые объяснения своих матросов. Безупречно одетый в свой черный с серебром камзол, словно спать и не ложился, он критически смотрел на Мицуке. Будучи человеком довольно практичным, он не особо верил в черта или дьявола, а о религии вспоминал только когда это было нужно.
- Что вы несете, какие демоны?
На новый поток объяснений Питер только поморщился. Конечно, он ожидал, что проблемы с этими странными чужаками будут, но не ожидал, что проблемы будут такого плана.
- Англичане. Выставляете себя олухами перед местными. – голос капитана звучал презрительно. – Навести здесь порядок и те, кто на вахте – по своим местам. Те, кто свободен – спать.
- Но капитан… - кто-то попытался возразить, однако возражение так и осталось неозвученным. Потому что в этот момент из вороньего гнезда раздался крик вперед смотрящего:
- Корабль прямо по курсу!
Таким образом, на некоторое время духи и демоны были забыты, а все внимание команды и капитана обратилось на идущее навстречу судно, чьи бортовые огни и очертания паруса были хорошо видны.

Деревня. Берег реки Асахи.

- Каро-о… каро Тодзаэмо-о-он! – веселый голос Акаихигэ раздался из спины самурая, дайме Тайра выплыл прямо из стены комнаты – Как прошла ночь, о мой, каро?
Горьё был на удивление благодушен и, в прямом смысле этого слова, светился изнутри.
Онодэра на досуге задался было вопросом, следует ли придерживаться правил в столь неординарном положении, но сейчас привычно поклонился. Господин оставался для него господином и после смерти.
- Люди отдохнули и готовы следовать дальше...
"Куда бы мы ни направлялись," добавил старший каро мысленно.
- Пока нам, верней, скорей тебе – с едва уловимым сожалением в голосе проговорил аристократ – придётся поработать ножками, нам нужно будет подняться по течению и там заняться м-м… вернее мне одному придётся заняться одним делом, а ты будешь мне немного помогать.
Дайме задумался.
- Нет, наверное, придётся взять ещё кого-нибудь… возможно потребуется дополнительная помощь… да, и потребуются часовые…
Тодзаэмон разбудил спящего рядом самурая, велел собрать оружие и кликнуть еще одного человека... он вечно забывал его имя, хотя манеру говорить и вечно восторженное отношение к жизни трудно было изгнать из памяти.
- Этот малый с севера, из Мориоки, - сказал он господину. - Даже если он начнет болтать, его никто не поверит, даже если разберет слова.
Аристократ усмехнулся.
- Я помню этого храброго воина, но не думаю, что он будет болтать.. этот Шинко… впрочем, ты прав, его произношение не всегда можно разобрать, но сейчас это не нужно, сейчас мы будем рисовать… - последнюю фразу аристократ произнес, не обращаясь уже ни к кому в отдельности.
- Да! Возьми припасов, наше действо может и затянуться…

- Наверное, хватит – проговорил горьё, когда небольшой отряд порядком удалился от деревни.
Река делала в этом месте поворот, и дайме указал прямо на изгиб.
- Тут мы и будем рисовать… - аристократ посмотрел на самураев – вам выпадает самая сложная задача, я по понятным причинам не могу начертать колдовские знаки на земле, а вы можете, поэтому смотрите!
Князь взмахнул руками, будто чертил два круга, и кончики его пальцев засветились нежно голубым цветом, сияние следовало за руками, оставляя чёткий и ясный след прямо в воздухе.
- Готовы?
Онодэра Тодзаэмон, который еще по дороге сюда отдал нужные распоряжения, чтобы не терять зазря времени, только кинул. Он спешился и опробовал, оставит ли на плотной замерзшей почве след подобранная раньше палка. Безрезультатно. Пришлось обнажить меч. Бывший каро дома Тайра кивнул:
- Что ж, приступим.
Раз. Дайме очертил идеально ровный круг. Два. Быстрыми и чёткими движениями он стал рисовать некую фигуру. Три. Завершив пассы, дайме хлопнул в ладоши, и фигура замерцала голубым светом.
Шинко, до того державшийся в сторонке, подошел ближе и невежливо ткнул пальцем прямо в сверкающий знак.
- Разве это не «путь», только наоборот?
Тайра сверкнул глазами.
- Потом! Всё потом! Сейчас важнее нарисовать это!

(колдуем тут понемногу с Доном)

Острие клинка царапало твердую неровную землю. Онодэра нахмурился, он привык излагать свою волю оружием, а не кистью, а писать кандзи так, будто они отражаются в зеркале и вовсе никак не с руки. Бывший каро закусил губу, но никому не пришло в голову рассмеяться. Последние штрихи и на зимней земле образовался странный рисунок, иероглиф правильный и неправильный одновременно.
- А теперь зачерпни немного речной воды и плесни прямо в круг – аристократ уже стоял в центре и ничему не удивляйтесь!
- Я давно перестал удивляться! - проговорил Тодзаэмон, наклоняясь над рекой.
Студеная вода обожгла пальцы, так что заныли, напоминая о том, что юность прошла не один год назад, суставы, но Онодэра только крепче сжал в руке бамбуковую флягу. Когда он вернулся, его товарищи делали вид, что им вовсе не страшно и не любопытно, и поэтому напряженно вглядывались в заросли, обступившие речку. Вода тонкой струйкой потекла внутрь круга.
Коснувшись земли вода вспыхнула бледно голубым пламенем, в мгновение ока оно охватило Акаихигэ, и тот стал растворяться в нём, когда же он стал почти прозрачным, пламя так же внезапно упало как и поднялось, продолжая лишь озарять контуры рисунка.
- Получилось! Получилось! – счастливый голос дайме звучал откуда-то издалека – Всё получилось! Ха-ха-ха!
Взяв за шиворот самого молодого из самураев, который вздумал повалиться на колени от ужаса, Онодэра Тодзаэмон заставил его выпрямиться.
- Никому не приближаться к знакам, - велел бывший старший каро клана Тайра. - Располагайтесь на берегу, будем ждать.
Сам он остался на месте, рассудив, что кому-то стоит посторожить.

Палуба качалась под ногами Тенкьё, местные о чем-то гомонили, только Мицуке был спокоен. Как и надлежит самураю...
- Торговое судно? – предположил он, вглядевшись в темноту и обращаясь к мавашимоно.
- Должно быть, - согласился Мицуке; в дорожной сумке больше не барахтались, должно быть, лисена уснула, утомившись ночными погонями и превращениями. – Маловат для шуинсена, но, кажется, им нужна помощь.
- Почему ты так думаешь? – спросил сацумец.
- Сам глянь, - предложил Мицуке. – Парус порван, корабль потрепан. Может, они доберутся до берега сами, но может, и нет.
Он всмотрелся в темноту, потянул носом воздух, как хищник, что ищет добычу.
- И с ним что-то не так.
- Попал в шторм или убегал от пиратов, - предположил Тенкьё, попытавшись повторить действия мавашимоно, но не почувствовав ничего особенного.
- Все возможно.
- Капитан видит, а мы всей равно ничего не можем ему сказать, – юноша опустил голову, затем встрепенулся. – Зато они приплывут сюда, и мы сумеем чем-то помочь, - он посмотрел на Мицуке, ища согласия или неодобрения своим словам.
Мавашимоно кивнул.
- Добродетель не останется в одиночестве. У нее обязательно найдутся соседи, - процитировал он, почесывая в спутанных волосах наконечником сломанной стрелы, трофеем, доставшимся им от погони. - Не помню, кто это сказал, но мне нравится.
Тенкьё кивнул и замолчал, посмотрел вокруг. Матросы уже разошлись по местам. Пальцы юноши беспокойно, с силой переплелись.
- Мицуке-доно... Я хотел спросить... Знаю, что сейчас не время, но когда оно наступит?..
- О чем?
- Примите мою службу! – выпалил сацумец, словно боясь передумать и не решиться. – Я поклянусь!
- Зачем это тебе? Мы - небогатый клан, все время меняем хозяев. Разве мало вокруг достойных семей?

(& Bishop)

- Не рождение и не богатство красят человека, - голос юноши стал уверенней, хотя время от времени подрагивал. – Я видел вас в разных обстоятельствах. Считал спасителем, предателем, снова спасителем. Еще много кем... Теперь понял – вы настоящий воин. И человек. Тот, кому я хочу служить. Я выбрал путь!
Будь рядом Чиру, обязательно бы сказал мудрое весомое «мао», но кот где-то бегал, посоветоваться было не с кем.
- Ну хорошо... – мавашимоно помолчал. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я принимаю твой меч.
Лицо юноши просияло. В ночи, при скупом свете фонарей, на покачивающейся палубе среди чужеземных моряков он опустился на колено перед собеседником. Слова клятвы разносились над морем.
- Где бы я не находился - в глухих ли горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки. Это долг каждого, кто является подданным моего господина. Это позвоночник нашей религии, не меняющейся и вечной. Никогда, в течение всей своей жизни, я не должен иметь собственных суждений о замыслах моего владыки и господина. Не поступать иначе во всю свою жизнь. Даже после смерти я воскресну семь раз, чтобы оградить от несчастий дом моего владыки. Когда я утром и вечером произношу эту клятву, мои силы удваиваются и мои подвиги становятся непревзойденными. Я должен двигаться, пусть медленно, как червь, но я должен всегда двигаться только вперед.
Вакидзаси коротко рассек воздух, на палубы брызнули капли крови, которые сейчас казались черными. Лезвие отсекло от левого мизинца маленький кусок кожи и плоти.
- Нара-но Сейшин Киёмори от имени клана и как глава его принимает твой меч и клятву, - произнес Мицуке, забирая у сацумца окровавленный платок, которым Тенкьё вытер лезвие меча. - Да не придется мне пожалеть об этом.
Юноша встал, согласно склонил голову в ответ на слова своего господина. Вложил клинок в ножны и молча занял место чуть позади Мицуке.

(higf to)

Даже в каюте ночью было страшно и жутко. О-Санго уже не пыталась скрыть, что ее пугало все - начиная с открытого моря и заканчивая иностранцами. Поэтому она так и не смогла заснуть, а просто тихо сидела, прислушиваясь к ночным шорохам. Как оказалось, здесь, на корабле (кажется, он назывался фрегатом), их было еще больше, чем в глухом лесу. Барышне в каждом углу тесной комнатушки мерещились духи и маленькие, но кровожадные иноземные чудища.
Но, главное, было ужасно одиноко. Зачем она так сразу согласилась ночевать в каюте, а не со всеми? Да, может, это было не очень прилично, но сейчас девицу меньше всего заботили приличия. Она начинала понимать, что здесь, среди всех этих нелюдей, до ее благородного воспитания и происхождения абсолютно никому нет дела.
И все же после нескольких беспокойных часов О-Санго задремала, прислонившись к сыроватой деревянной стене. Сон навалился внезапно, тяжелый, давящий.
И, словно спасая девушку от грозящей кошмарами дремы, на палубе кто-то зашумел. О-Санго вскочила как ошпаренная, уронив легкое покрывало. Почудилось? Нет, это точно были голоса Тайкана, Мицуке и... еще кого-то.
Сердце заколотилось сильней. Что-то происходит и, видимо, нехорошее.
- Я не выдержу, - нервно пробормотала О-Санго и, дрожа, дернула дверную ручку. На счастье, капитан не запер ее, а ведь мог.
Закутавшись в покрывало (как бы ни была дорога ткань кимоно, в ее нынешнем состоянии от холода она ни капельки не защищала), девчонка перепуганной птицей рванулась к трюму. Она специально запомнила его месторасположение для подобных случаев.
По дороге она никого не встретила, да и голоса утихли. Поэтому О-Санго неуверенно шагнула внутрь темного, пропахшего рыбой трюма, но дальше порога идти побоялась.
Хоть глаз выколи, никого не видно!
- Эээй! Есть кто-нибудь?

(один, совсем один)

Сначала ее сбило с ног нечто округлое и светящееся, на четырех лапках, а потом кто-то зашипел, чтобы не поднимала шума, а в конце концов выяснилось, что у нее на руках сидит небольшой остроухий зверек в бурой шубке.
- Айва есть? – деловито спросило необычное существо.
Глаза дочери самурая округлились, и она по-детски растерянно уставилась на свою пушистую ношу.
- Ай-ва?..
- Судя по всему, нет, - вздохнул новый знакомец, с деловитым сопением обнюхивая барышню. – А что есть?
- Ничего нет, - честно ответила она. И тихо, неуверенно добавила: - А... ты откуда?
- С горы Инуяма, это родом. Но в последнее время жил на горе Ибуки возле Секигахары. Мы, тануки, в общем-то домоседы. Это только я какой-то неправильный... – зверек пригорюнился, с намеком выставив ухо, чтобы за ним почесали.
- Тануки?.. - О-Санго робко провела пальцем по предложенному уху. Этот малыш был точь-в-точь такой же, как фигурка, вырезанная из кости, подарок Мицуке. Девушка прижала локоть к боку - игрушки не оказалось на привычном местечке за пазухой.
"Он выпал в каюте и... сбежал?.."
Затаив дыхание, она наклонила лицо к тануки.
- А что ты делаешь в трюме?
- Ищу лису! – таинственным шепотом отозвался зверек. – Помогаю монаху!
Он все еще слабо светился, и можно было разглядеть окружающее шага на два, не больше. В дальнем углу заворчал попугай, но вскоре умолк. Из темноты вынырнул Тайкан со смешанным выражением на лице – там было что угодно, кроме буддийской безмятежности.
- Вижу, и вам не отдыхается.
О-Санго несказанно обрадовалась монаху.
- Тайкан, ты целый! Что там происходило такое?! Что за лиса?

(вносим с Сай и Даларой свою долю в беспорядок на палубе)

- Шальная, - ответил он с откровенной досадой. – И пока мы нашли только кота. Возможно, она улизнула на палубу. Пойду поищу ее там, если что, тануки тебя защитит, верно, полосатый?
Зверек продемонстрировал целую пасть острых зубов, клыки были небольшие, зато очень острые, и тануки был вовсе не против воспользоваться ими при любом удобном случае. Он кивнул: защитю, мол. Довольный такой готовностью, монах пошел мимо девушки и ее пушистого заступника, но на полдороге обернулся и быстрым движением кинул в О-Санго щепоть соли, с интересом глядя, что произойдет. На загривке тануки шерсть встала дыбом, и шипящий зверек стал похож на небольшое солнышко в руках девочки.
- Я же просил!!! – завопил он.
- Ааааа! - Барышня заголосила в ответ и, уронив ношу на палубу, перепуганно отскочила назад. Все эти чудеса уже порядком ее измотали, и О-Санго даже губу прикусила, чтобы не разреветься.
- Тануки... Что же это?! - а сама глаз не отрывала от зверька.
- Извини, - попытался успокоить Дыньку Тайкан. – Тебе досталось случайно.
Как назло, поблизости не было даже сушеного яблока, чтобы загладить откровенную вину.
- Соль! Он швыряется солью! Хорошо, что я только наполовину обакэ, - малыш примирительно махнул хвостом, явно подражая собакам. – Мы не переносим соли. Хочешь, превращусь во что-нибудь приятное?
Привстав на задние лапы, он уперся передними в колени девушки и просительно заглянул ей в глаза. Она всхлипнула, взяла тануки под мышки, как котенка, и поднесла его мордочку к носу.

(больше под палубой, но вносим все равно)

- Ты сам такой приятный, что лучше не надо больше ни во что превращаться. Тайкан, ты в самом деле подумал, что я лиса?! - О-Санго обернулась к монаху. - Я даже ничего о ней не знала...
- Ни на одном из нас не висит таблички, кто есть кто, - он не сумел сдержать улыбку при виде умилительной сцены. – Может быть, лиса это я, - с широкой неожиданно мальчишеской ухмылкой он больше походил на щенка.
Дынька терпеливо свисал с рук барышни и старался не захихикать, хотя то и дело высовывал длинный розовый язычок, как будто дразнился; в сочетании с темной маской на мордочке получалось забавно.
- В любом случае, ты был бы лучшей лисой на корабле, - хихикнула О-Санго. Она посадила тануки на руки, чтобы тому было удобней.- А теперь... Может, раз здесь бродит это жуткое создание, мы пойдем уже куда-нибудь, а?
- Прятаться? – осведомился зверек, устраиваясь поудобнее.
Он мигом оценил преимущество такого положения: во-первых, всегда находишься под защитой, а во-вторых, лучше видно и никто не наступит. Ну а в-третьих, всегда можно поддразнить кого-нибудь из людей.
- Предлагаю вам наоборот остаться здесь, так вы будете в известном месте и относительной безопасности, а заодно сможете присмотреть за малышом. Мару заботлив, но он всего лишь попугай.
- Кхре, - птица услышала свое имя.

(ну это все еще мы)

Корабль

Уставший от шума Тайкан уютно свернулся между канатных бухт и раскурил трубку. Смех разбирает: фамильные мечи он оставил в Соген-джи, но малозначимая трубка по-прежнему с ним. В соленый воздух потекла струйка ароматного, немного пряного, дыма. Ворчливо поскрипывали доски громадного иноземного корабля.
За первой струйкой поплыла вторая, а за ней третья... но дым не рассеивался, он то поднимался вверх, то прижимался к палубе, играл в вантах, опутывал монаха, обтекал его. Наконец, когда образовалось целое облачко дыма, оно скользнуло к палубе и вдруг сложилось в маленькую человеческую фигурку.
- Да будет Будда милостив к тебе, - не смотря на размер, голос фигурки был далеко не писклявый.
Тайкан скептически оглядел на трубку, потом дымного человечка.
- И тебе всех благ.
Наверное, не стоит больше курить сейчас, не к добру... Или это тот же самый демон наводит морок?
«Дымный» заметил взгляд монаха и расхохотался.
- О нет, я вполне настоящий, был вернее... я дух, который не может найти упокоения. Я жертва политических интриг и зависти власть предержащих. - В голосе призрака пропала вся насмешливость, он стал полностью серьезным. - Я искал тебя, Тайкан. Я, Тайра-но Акаихигэ, ищу твоей помощи.

(курим с Даларой)

«Точно не следует больше курить», подумал монах и нервно затянулся. Мог бы уже привыкнуть, после Азаки... но Тайра. Тот самый, который вполне мог отправить знакомиться с подручными Энма, если бы суд не прервали сначала онмиёджи, потом Мицуке. Зато понятно, отчего так много указаний на себя.
- Если ты шутишь, дух, то очень странно. Какой помощи ты ждешь от меня?
- Я ведь помог тебе в жизни, я превратил суд, которого требовал молодой Ода, в управляемый фарс, который, правда, закончился не так, как я полагал... но это поправимо.
- Ты хочешь поправить все сейчас? – вздернул брови Тайкан, оставивший верхнюю часть монашеского одеяния рядом с младенцем под присмотром попугая, чтобы не мешались слишком длинные рукава.
- Если бы мою проблему можно было решить таким образом, я бы никогда не побеспокоил тебя, - изображение хихикнуло - У тебя на шее есть нечто, что когда-то было другой вещью, которую потеряли мои родственники. Отдай это мне, и тогда я найду путь к покою.
Человек промолчал.
- Даже в таком виде я могу сделать для тебя многие вещи.

(ну да, вышли покурить с Доном)

Словно откликаясь на упоминание о них, резко потеплели два кусочка нефрита, оплетенные нитками и подвешенные на шнурок. Тайкан непроизвольно тронул их, хотя они еще не жглись, пока. Они никогда не были ему действительно нужны. Первый еще в детстве, он пытался выбросить, потом отдать призраку Оды Нобунаги, без толку. Второй – тяжелая память об убийстве. Эти камешки вроде бы ничего не значат лично для него. И все-таки с ними невозможно расстаться.
- Мне не интересны вещи, которые ты можешь сделать. Все, чем я могу помочь, прочитать молитву за тебя. – Тайкан отвернулся к морю.
- А мы похожи - вдруг сказал бывший князь - Мы оба уже не существуем, но почему-то живы и здоровы... вернее пытаемся такими казаться.
Тайкан хмыкнул.
- «Пытаемся» - очень верное слово.
Он по-новому взглянул на собеседника, мелькнула шальная мысль. Аккуратно положенная на просмоленные доски палубы трубка продолжала дымиться. Одеревеневшими пальцами буддийский послушник неловко развязал шнурок.

(забористый у тебя табак Генда... Тай... Далара!)

Гладко выточенный молочно-зеленый кристаллик в окружении грубых нитей скользнул в подставленную ладонь. Второй так и остался висеть на шнурке, который снова завязали на шее. Тайкан протянул камешек маленькой облачной фигуре.
- Второй отдать я не могу.
Дымная фигурка протянула маленькую, дрожащую как осенний лист под порывами ветра, руку к камушку. Наконец дух справился с волнением и аккуратно взял драгоценность.
- С-спасибо - он обхватил камень двумя ладонями - Но ты уверен в этом? Некоторые вещи хуже якорей, они держат нас на привязи, заставляя нас раз за разом ударяться о скалы воспоминаний, доставляя только боль и муку...
- Второй отдать не могу, - повторил монах и снова поднял трубку, огонек в которой уже почти угас. – А этот не совсем мой и... откровенно говоря, я не хочу его держать при себе. Если он поможет тебе, хорошо. Больше Кинджо Такамори ничего тебе не должен.
- Что ж, ты сказал, а я услышал, - дым начал растворятся в воздухе. - Если тебе все же что-нибудь понадобится... подумай... обо мне...
Дым распался полностью и его унесло ветерком, а маленький кусочек нефрита что держал в руках человечек вспыхнул изумрудной звездой и пропал.

(да Тошимару подкинул как-то...)

Мицуке считал: каждый пусть занимается делом, что предназначено ему судьбой, и не мешает другим. Если все последуют этому нехитрому, давно жили бы в гармонии, о которой столь много говорят и мечтают. Но люди несовершенны и живут как им вздумается – по большей части. По крайней мере - он сам.
Долговязый мавашимоно решил хоть раз в жизни прислушаться к собственному совету, отошел в сторону, чтобы не мешать остальным суетиться у борта.
Впрочем, и там ему одному постоять не дали. У матроса рядом было странное лицо, слишком правильное. Человек сидел в тени и рассматривал стертые доски палубы, не обращая на суету внимания.
- Разве тебе не следует быть с остальными? – спросил его Мицуке, не уверенный, что его слова поймут.
Эти странные чужаки говорили на языке непонятном и слишком грубом, непривычно звучащим для уха. Матрос не ответил, может быть, и правда не понял... Но и обращению не удивился. Небольшой фонарь раскачивался над его головой, но света почти не давал – бросал оранжевые блики, и только. Волосы почти всех здешних людей (в чем Мицуке был уверен, так это в том, что демонов тут нет... почти нет... в команде, по крайней мере) были золотистого цвета, но у этого отливали красной медью.
- Добротный корабль, - мавашимоно проверил на крепость свое утверждение, стукнул кулаком по переборке, та отозвалась гулом, точно большой барабан.
Матрос улыбнулся и кивнул, соглашаясь. Мицуке присел рядом на корточки, сонный обитатель котомки попытался прогрызть плотную ткань, наверное, что-то приснилось нехорошее. В игре теней черт лица было не разобрать, они смазывались, текли, вновь складывались. Корабль, поскрипывая, вздохнул, будто живой; он напоминал огромную жирную утку – так же тяжело и важно переваливался с боку на бок.
Этому жесту матрос тоже не удивился. Галеон еще пах деревом, но уже особенным, просоленным так, что уже даже не сгнить. К этому примешивались застарелый, а потому тонкий, рыбный запах и хмелящий ночной холод. А еще почему-то запах смятых в ладони листьев.
Наверху в темноте оглушительно хлопнуло – будто невидимые огромные прачки встряхивали только что выстиранное белье. И по странному капризу богов случайная волна ударила в борт корабля, галеон накренился – несильно, но достаточно, чтобы внести легкую панику среди матросов, бросившихся вязать лопнувший канат, а Мицуке не удержаться на ногах и навалиться на собеседника. Матрос ловко вывернулся и уже в упор посмотрел на роши совершенно бесстыжим взглядом.
- Здравствуй, Дайдай.

(с Китти и немножко - за Соуль)

Матрос... нет, уже девчонка, позаимствовавшая от предшественника только просторную рубаху и медно-рыжие волосы, улыбнулась и потерлась щекой о плечо Мицуке. Тот зарылся лицом в осенние пряди, вдохнул аромат. Дайдай как всегда пахла лесом, кленовыми листьями и подушками влажного мха. За этот год Мицуке привык просыпаться и ощущать этот запах рядом, поэтому сразу понял, что Дайдай ушла - когда ничего не почувствовал. Рыжая притихла, словно пытаясь угадать чужое настроение. Ни досады, ни сердитой обиды, лишь спокойствие, что теперь беспокоиться следует лишь за меч, что так притягивает взгляд завидущих зеленых глаз. Ну еще - смотреть, куда наступаешь. Девчонка прижалась к роши так, словно всегда тут была. Сонно смежила веки - ресницы пощекотали кожу.
- Почему ты не лиса?..
- Не знаю, - честно ответили ей. - И не знаю, как это исправить.
- Сходить к самой главной лисе. Освободишься - пойдем?
- Даю слово, - он дунул ей в волосы, чтобы посмотреть, как они разлетаются язычками теплого пламени. - Хочешь подтверждения клятвы?
- Я верю, - если бы кицунэ не прятала лицо, она определенно показала бы язык.
Мицуке размотал завязки котэ, подставил Рыжей запястье.
- Кусай.
К запястью деликатно приложились зубами - потом отпустили. В порыве непривычного для себя чувства Мицуке вывел в воздухе - пальцем, не оставляя следов: 秋深き 隣は何を する人ぞ.* Рыжая улыбнулась, ответив чуть проще - занесенный неизвестным ветром, крутнулся в лиловом ночном свете золотисто-оранжевый лист. Мазнул острым концом по загривку какого-то матроса - тот не почувствовал. Мицуке рассмеялся. Волосы Дайдай на ощупь были жесткие и пушистые, точно лисий хвост. Интересно, что видят все остальные?
- Матроса, - ехидно усмехнулась кицунэ в ответ на вопросительный взгляд.
- Их беда, не моя, - отозвался мавашимоно, прижимая Дайда покрепче, чтобы вновь не вздумала ускользнуть раньше времени.
Та засмеялась и прижалась щекой к плечу роши. Задумчиво осмотрела палубу.
- И все-таки лучше без жертв.
- А вот этого я уже не обещаю...
- Он свернет себе челюсть, - пожалела кицунэ.
- Главное, чтобы не мне, - Мицуке всегда был практичен.
- А потом мне шею, - продолжила кицунэ, впрочем, не предпринимая никаких попыток вырваться и удрать.
- Ну уж...
Мицуке одолели сомнения. Конечно, ему то и дело приходилось вытаскивать подругу из всех передряг, влезать в которые она была мастерица. Но - приходится отдать должное - выпутывалась она тоже ловко.

-----------
*aki fukaki tonari wa nani wo suru hito zo
Сосед мой - осень, как поживает он, мне интересно?

Не выпуская трубку из рта, Тайкан двинулся из своего убежища обратно к люку в трюм. Собирался ли он обосноваться внизу или остаться на палубе, но поближе к людям, он и сам не знал. Разговор с призраком, реальный или придуманный разыгравшимся воображением, оставил нотку тревоги, которую не могли развеять ни ароматный дым табака, ни морской ветер. Может, и не стоило отдавать камень, но что толку жалеть о сделанном? И все же тревога не унималась, не могли прогнать ее даже слова, ставшие привычными за время, проведенное в монастырях.
Палуба качалась под ногами, то мягко, то резко, как будто волны играли с чужим этим водам кораблем. То и дело приходилось хвататься за все, что попадется под руку, чтобы устоять на ногах.
И все же дойти без приключений не удалось: в стороне ото всех, прямо под фонарем, двое вели беседу, не выпуская друг друга из нежных объятий. Сначала Тайкану показалось, что Мицуке решил пойти по стопам части своих родственников, а юный матросик тому не противился, потом монах присмотрелся и разглядел, что милуется тот с девчонкой. С подозрительно знакомой девчонкой, не имеющей отношения к О-Санго, зато имеющей очень большое отношение к лисам.
- Я-то думал, на нас демоны напали, - пробормотал монах себе под нос. – А тут всего лишь семейные неурядицы клана Сейшин.

- Они подпустили нас близко, - задумчиво и неспешно проговорил Сичибеи, пока сближались корабли.
- Глупцы, - Ичиго едва ли не приплясывал на палубе, его охватывало нетерпение, - это настоящий дом, старик, верно?
- Верно, - кивнул Табачник, - еще ближе… Они нас не видят толком, Насмешник, перестань корчить такие рожи.
Ичиго весело рассмеялся, но кривляться перестал:
- Ох, старик, я чую, мы возьмем этот огромный корабль и…
- Умолкни, Ичи.
- Вот что делает с людьми власть, - проворчал Ичиго, - ты совсем как Киба.
- Киба - не худший пример для подражания, - рассудительно проговорил Пес, неслышно подошедший сзади.
- Еще один умник, - Ичиго сделал страдальческую мину, но оценить было некому.
Маленький корабль пиратов чуть ли не вплотную притерся к величественному борту галеона, Сичибеи проковылял на нос и, сложив руки рупором, крикнул:
- Эй, на судне! Нам нужна помощь!
Ичиго фыркнул и зашептал:
- Роль глупого старика удается тебе лучше всех остальных, Табакоя Сичибеи, почему бы тебе и впредь не носить эту…
Звучный подзатыльник прервал рассуждения Насмешника.
- Эй, на судне, вы нас слышите?

В ответ раздалась тарабарщина на малознакомом языке - понять можно было только то, что вероятнее всего, их действительно услышали.
- Ну и что дальше? - Ичиго заметно скис, - Они же не понимают ничего, квакают, как жабы только.
- У нас порван парус и побит корабль, - продолжал надрываться Табачник, откуда только силы орать в немощном старике, - Неужели никто не ответит мирным торговцам на человеческом языке?
На большем из кораблей возникла заминка, затем вперед вытолкнули знатока.
- Проблемы? - прокричал он в ответ. - Большие?
- Проблемы, - обрадовавшись закивал Табачник, - большие! До суши не дойдем! Еды нет!
- Киба в трюме, - всунулся под локоть Насмешник, негромко подсказывая, какие еще несчастья свалились на голову мирным торговцам.
У соседей зашумели - можно было не понимать языка, чтобы сообразить: там командовали разворот. Галеон едва не подмял под себя пиратскую скорлупку, но - обошлось. Сверху скинули веревочный трап.
- Поднимайтесь!
- Неповоротливая лоханка, - проворчал Табакоя, но затем махнул пиратам рукой, - поднимайтесь, и аккуратнее там... Пока что.
И пока команда под присмотром Пса взбиралась на борт огромного судна, сам Табачник спустился в трюм.
- Киба. Они дали разрешение подняться. Что делать с Тобое? Ты еще можешь затеряться в толпе, но его не спрячешь.

(с Роджер)

- Скажем, что он мой охранник, - Киба, не поворачиваясь к Табачнику, собирал что-то в мешок, - странный корабль. Странные существа на нем.
- Демоны? - Сичибеи заметно побледнел.
- Демоны, демоны, - кивнул Киба рассеянно, все его внимание было уделено вещам в мешке, - ну все, можно идти.
Троица выбралась на палубу, почти все пираты уже поднялись на палубу и теперь стояли там, переминаясь с ноги на ногу и косясь по сторонам. Только Ичиго чувствовал себя в своей тарелке, что-то говорил, усмехался и беззастенчиво разглядывал чужеземцев. На них пялились в ответ - с беззастенчивостью варваров. Обсуждали, лопоча и ухмыляясь, размахивали руками; обезьяны, и те ведут себя с большим достоинством. Вперед вытолкнули того, кто понимал хоть что-то.
Киба остановился в стороне и отчего-то ни он, ни высокий Тобое не привлекали ничьего внимания. Сичибеи вышел чуть вперед и поклонился чужеземцу:
- Благодарим вас за спасение, господин. Ваша доброта будет вознаграждена сторицей.
Пираты заухмылялись, понимая, что имеет в виду старик Табачник.
В стороне от всех стояла барышня с небольшим пушистым зверьком на руках. Зверек смотрел на гостей круглыми глазами. Потом он оглянулся по сторонам, как будто искал поддержки, и разинул пасть, готовясь заверещать.

(cooperatively Bishop)

(куча народу - Бишоп, СонГоку, Китти, Сайонара... себя не забыть!)

Сичибеи же тем временем выпрямился и углядел зверька - до боли знакомый пушистый негодник раскрыл пастишку и вот-вот бы завопил.
"Прохиндей", - нахмурился Табачник и одними губами спросил: - "Где айва?"
Взгляд старика был пронзителен и тяжел, в нем читалось обвинение, приговор и эпитафия сразу. Киба отстраненно рассматривал собравшихся, оставив без особого внимания безмолвное общение Сичибеи и тануки. Зверек на руках девушки заметно смутился и наморщился, будто собирался чихнуть, но вовремя передумал.
Рыжая сощурила глаза, рассматривая гостей. Один показался ей слишком самоуверенным - из рукава одежд гостя показала треугольную голову изящная желтоватая змейка. Мицуке засмеялся, получил в бок острым локотком, закусил кулак, чтобы не расхохотаться в голос. За происходящим долговязый роши следил с большим интересом - а на одном из поднявшихся на борт моряков, необычном человеке, что держался уверенно и спокойно, - остановил взгляд дольше обычного. Впрочем, змея интересовала его много больше.
Ичиго с довольной улыбкой повернулся к пиратам:
- Я же говорил, чужеземцы...
- Насмешник...
Ичи проследил взгляд моряка и с воплем подскочил на месте, размахивая руками, как полоумная птица:
- Змея!
Он запрыгал по палубе то на одной, то на другой ноге, пытаясь вытряхнуть змеюгу из рукава.

Мицуке все-таки не удержался, захохотал, будто на деревенском представлении, когда танцоры пристают к зрителям. Тануки на руках барышни тоже хихикал, уткнувшись ей носом в рукав. Ичиго еще некоторое время скакал, обезумев от ужаса, пока Пес не схватил его за шиворот, не приподнял над палубой и не перехватил другой рукой рукав, в котором пряталась гадина:
- Змея, - продолжал надрываться бледный от ужаса Насмешник, но затем заметил хохочущих людей и перестал дрыгать ногами.
Пес покачал головой, позволил Насмешнику встать на собственные конечности и тряхнул рукавом так, что змейка упала на палубу прямо под ноги задумчивому Кибе. Тот посмотрел на извивающуюся шипящую тварь, потом взглянул на ее хозяйку и, ухмыляясь, погрозил пальцем.
Взмокший Ичиго пошел красными пятнами, и теперь пытался пригладить вставшие дыбом волосы.
- Сдается мне, Насмешник, еще никогда не смешил ты столько народу за раз, - рассудительно заметил Сичибеи, пряча улыбку.
Лиса с невинным видом подняла брови и тут же "нарисовала" Кибе красный нос. В белую крапинку. Мицуке подавился смехом, подтолкнул соседку: может, не стоит? Тануки принялся выдираться; то ли собирался разнимать возможную драку, то ли утихомиривать бурю, то ли прятаться.

(все ))

- Тануки, ты чего? - О-Санго оторвалась от хмурого изучения очередных новоприбывших и наклонилась к зверушке. - Боишься их?
Малыш отчаянно закивал.
- Разве они плохие? Просто жалкие люди... – прошептала девушка все же с опаской. – Но в любом случае, Тайкан, Мицуке и Тенкье не дадут нас в обиду, верно?
Киба, не изменившись в лице ухмылкой стер лисьи художества и вдруг девушку выдрало из рук ее спутника, и снесло ударной волной так, что она отлетела на несколько шагов назад, ощутимо ударившись о фальшборт. На ее горле проявился след мужской руки. Призрачный душитель чуть сдавил горло хулиганки, но довольно быстро отпустил, не дожидаясь, пока девушка начнет задыхаться всерьез.
- Ведите себя прилично, юная госпожа, - с той же ухмылкой и очень тихо проговорил Киба, не озаботившись тем, что девушка находится далеко от него и не может слышать, - Ваше нахальство может стоить Вам хвоста и покровительства той, что послала Вас.
Мицуке неторопливо стал подниматься с места, и он больше не смеялся. Даже улыбки не было на лице.
- А твоя наглость чего тебе будет стоить? – поинтересовался мавашимоно.
Матросы почуяли драку, расчистили пространство. Рыжая поднялась на ноги и тоже подошла ближе. Раскаяния на серьезном лице не читалось.
- Времени, - просто ответил Киба, не двинувшись с места.
- Одолжишь у меня.

(очень-очень много, три команды)

- Вы бедные торговцы, - услужливо напомнила кицунэ.
Тануки перестал вертеться, открыл пасть, посмотрел на Сичибеи и тут же захлопнул ее. Разве что лапкой не зажал, чтобы не проболтаться.
- Времени твоей жизни, смертный, для меня не достаточно.
Тобое вышел вперед, встав на одной линии с Кибой, его глаза уже теряли выражение, словно у умирающего, но те, кто знал Тобое понимали, что только сейчас этот мальчик начинает жить.
- Мы - бедные торговцы, - согласился Киба, - но разве это позволяет Вам, госпожа, вести себя как глупая вздорная лисица, потерявшая стыд? Это не достойно Вас, будьте же благоразумны и не теряйте того, что нашли так недавно.
- А я – умная лиса? - искренне удивилась Рыжая.
Сичибеи едва заметно покачал головой, глядя на тануки, мол, сам не рад, Лисья мордочка, что так вышло. А потом чуть сощурился, глянул искоса и пробормотал: "Шкатулка с ногами". И склонил голову, пряча усмешку.
- Прячемся! – пискнул хвостатый малыш барышне.
Из сумки на плече мавашимоно показался мокрый нос. Следом выбралась недовольная Несчастье, спросонья не понимающая, что происходит вокруг.
Мицуке сделал шаг вперед.
- Значит, я не ошибся... – но смотрел мавашимоно теперь на Тобое, затем еще раз, нарочито лениво, огляделся по сторонам.
К мечу он не притронулся, вместо того достал веер, будто ему стало жарко посреди ночи. Рыжая заняла место у его плеча - на плутоватом лице читалось решительно нелисье упрямство. Быть благоразумной лисой этому экземпляру, похоже, не светило никогда в жизни.

(поучаствую и я немного вместе со всеми)

|те же, там же, то же|

Едва очухавшийся и вернувший способность воспринимать происходящее Насмешник спросил жалобно:
- Что происходит?
Но ответить ему было некому, напряженные пираты все больше походили на стаю волков - они цепко осматривали место назревающей схватки, бросали недобрые взгляды на дерзкого глупца с девицей.
- Драться будем, да? - догадался наконец-то Насмешник, - Киба... А где же его меч?
- Тобое нынче его меч, - вздохнул Сичибеи и с кряхтением поскреб щеку, - Ох, как я это не люблю.
"Меч Кибы" обнажил клинок, но не сделал ни шагу, он смотрел пустым взглядом словно сквозь противника.
Значит, такой расклад, да? Дед учил: всегда начинай первым. Но долгий опыт возражал: подожди атаки противника - будешь знать, как ответить. Изобразив нетерпение, Мицуке стукнул по ладони сложенным веером. Веер был тяжелый, с тонкими металлическими пластинами.
Киба отвернулся и рассматривал море, словно ему не было никакого дела до происходящего на палубе. Тобое молча стоял полубоком к противнику, опущенный вниз меч словно был продолжением его руки.
- Чего это он стоит? - удивленно зашептал Ичиго, вытаскивая свои ножи из креплений.
- Киба преподал урок той, что посмела поднять на него руку, а этот мальчик еще ничего не сделал, убивать его нет повода, поэтому Киба не нападает, - пояснил Пес.

Берег реки Асахи.

Изображение на земле снова полыхнуло огнем, густо синим, как послезакатное небо. Фигуру горьё полностью скрыло пламенем, но уже через несколько мгновений оттуда послышался смех, нет, настоящий хохот, какой бывает у демонов и бесов в рассказах и байках стариков. И прямо из клубов пламени к своим войнам вышел Акаихигэ, правая рука была сжата в кулак, князь Тайра хохотал как безумный.
- Получилось! Всё получилось! Он у меня! – постепенно веселость сошла с лица князя, он вновь обрел спокойствие, но глаза всё равно горели огнём возбуждения.
- А теперь уж не обессудьте, господа мои хорошие! – сказал он непонятно кому и повернулся к реке, вытянув вперед сжатый кулак, заговорил:
- Из-за тьмы ночной, тьмы горной, непроглядной! Выходи яса-ороши! Выходи танцевать над простором вод! Покажем южным варварам, как веселятся у нас! Поддай ветра им в паруса!
- Из-за лесов непролазных и гор высоченных! Тэнгу! Выходите к нам! Дядья да кумовья! Будем плясать! Нагоните туч, облаков! В свете фонарей веселей! Закройте небо путникам!
- Эй! Они! Вставайте сонные лежебоки! Нужна нам музыка! Чтоб кровь быстрей бежала! Чтоб ноги ритм чуяли! Чтобы веселье было до упаду!
- Из глубин и из пучин морских демоны и бесы явитесь на наш праздник, погуляем на просторе, будет горе всем кто в море!
- Всех зову вас! Всем хватит сил! Встряхнём смертных!!!
Кулак благородного князя полыхнул зеленым светом.

---
Корабль.

Первым поменялся ветер, задул со всех сторон разом, и с каждой секундой его сила всё росла и росла. Ветер дул в нос и корму, заполнял паруса, задувал под одежду, воздух пропитался солью и морскими брызгами, что клубами поднимались над морем. Вслед за ветром стали набегать тучи, последнее звезды скрылись за огромными иссиня черными тучами, что будто соревнуясь друг с другом, стали быстро закрывать небо от горизонта, рисуя мрачные декорации надвигающегося шторма. Тёмный горизонт прорезала первая молния, вслед за ней до кораблей докатился раскат грома, удивительно долгий, тягучий, как будто кто-то пробовал свои силы.

(не те, но там же, хе-хе.)

Легко сказать – служить... Даже дать клятву... не то, что легко, но можно. А что дальше? Беззаботное детство, побег из дому, одинокие скитание, армия повстанцев... В ней, конечно, приходились подчиняться, но... не так. Казалось, Мицуке забыл о нем. Опустив голову, Тенкьё терпеливо держался неподалеку, но на расстоянии, рассудив, что сейчас он будет только мешать. Когда мавашимоно полез обниматься к какому-то матросу, глаза сацумца округлились, и он качая головой, отошел. Советов не просили – надо молчать!
Чужой корабль ударился о борт, и на минуту юноша забыл о господине, разглядывая чужаков. Желание помочь постепенно улетучивалось – для спасенных те вели себя слишком высокомерно. Юноше уже шагнул было вперед, чтоб вмешаться в ссору, но потом понял, что лишь оскорбит главу дома Сейшин, встав между ним и врагом. Зато если он погибнет, Тенкьё ничто не остановит от боя до победы или гибели!
Панорма неба, менявшегося на глазах, заворожила поднявшего взгляд юношу. Как будто кто-то рисовал картину бури, каждым широким мазком добавляя новую угрожающую деталь.
- Это необычная буря! Я вырос у моря, но не видел, чтоб шторм собирался так быстро!
Он снова обвел отчаянным взглядом на Мицуке, его противника, О-Санго... Возле кого быть, если вдруг корабль начнет тонуть? Не разорваться же!

При виде назревающей драки Тайкан вновь пожалел, что оставил оба меча на попечении настоятеля Соген-джи. Сейчас из всего оружия при нем оставались... разве что руки. Впрочем, две хорошие руки – не такое уж плохое оружие. Мицуке защищать точно не надо, этот сам всегда рвется всех защитить, даже за счет собственных жизни и здоровья. Ладно, его можно постараться выдернуть, если дело станет плохо, или напомнить о кое-ком с переизбытком воды и его задании. О-Санго... молодец девочка, оставила ребенка внизу в трюме, в крайнем случае, Дынька покусает негодяев, вздумай они напасть на нее. За Тенкьё явно нужен глаз да глаз, чтобы по молодости с ним не случилось чего. Дайдай сама со всем справится, она все-таки магическое существо. Остается мало что – стоять и наблюдать, надеясь, что буря не сметет их всех с палубы прежде, чем разрешится конфликт.

Каждый раз одно и то же. Как-то не получалось без драки, обязательно найдется желающий (порой не один) померяться силами. Неважно, что ответишь. Нет разницы, как себя поведешь. А значит, нет смысла тратить время впустую. И значит - мечу пора покинуть ножны. Пусть этот клинок не такой легендарный, как прежний, но первый его хозяин не долго размышлял перед тем, как пустить его в ход. Рукоять Журавлиной катаны была немного шершавой, кожаная оплетка кое-где вытерлась под ладонями всех тех, кто владел этим мечом.
- Начинай, - предложил Мицуке.
Неподвижный и бессловесный Тобое никак не отреагировал ни на появившуюся в руках противника катану, ни на его слова, а вот Киба соизволил чуть повернуть голову к Мицуке, не отрывая однако взгляда от волн:
- Ты, тот, что считает себя оскорбленным воздаянием за чужое бесстыдство, если считаешь себя вправе - начинай.
- И Будда терпит лишь до трех раз, - хмыкнул мавашимоно. - Я же святостью не отличаюсь.
Он пошел вкруг противника, пробуя палубу под ногами - нераскрытый веер постукивает по ноге, обнаженный меч без дела лежит на плече, как простая мотыга у крестьянина, когда тот возвращается с поля. Мицуке ждал - как и его противник ждал атаки, чтобы закончить все одним ударом. И с каждым шагом мавашимоно приближался к Кибе. Тобое словно бы ожил, плавные и слитные движения - он сделал шаг вперед и вбок, закрыв собой Кибу. Высокий, тридцатилетний мужчина, Тобое выглядел бы моложе, если бы не шрамы, заметные на руках и лице, как зарубки на клинке меча, который часто пускают в работу.

(с Роджер и Китти)

/Китти и Бишоп так же присутствуют здесь/

- Отсутствие святости вполне компенсировало бы наличие ума, - проговорил Киба совсем уж тихо, так, что лишь нечеловечески чуткое ухо могло его расслышать слова за шелестом моря, скрипом досок и воем ветра в снастях.
Его спутница тоже скользнула вперед - только к Тобое. Ее походка не выдавала ни умелого бойца, ни даже моряка, даже оружие - если оно вообще было - оставалось спрятанным.
- Торопишься, - процедил долговязый мавашимоно.
Рыжая послушно замерла на месте.
Ложная атака - короткий прямой удар тяжелым веером, тессен раскрылся перед лицом противника, не давая увидеть, куда будет направлен клинок. И Тобое ожил вновь, правая рука двинулась снизу вверх, чтобы ударить руку с веером. Удары мечей совпали, катана Мицуке скользнула по клинку Тобое, одновременно пират шагнул вправо и занял позицию. Киба наконец оторвался от созерцания ночных волн, бросил взгляд на Рыжую и мягко попросил:
- Не мешайте им, юная госпожа.
- Надеюсь выполнить вашу просьбу, - вполне серьезно проговорила кицунэ, не отрывая взгляда от сражающихся.
Но на самом деле - смотрела на челове... существо, способное стирать ее иллюзии. Лиса знала о море только то, что оно мокрое и соленое, но в существе чувствовалась тяжелая, старая сила. Не из тех, с кем стоило связываться, но и отношения к ее, лисьему роду, он явно не имел. Рыжая невольно фыркнула: тоже мне учитель!

Мицуке разозлился – и чуть было не поплатился за глупость. Противник был выше и гораздо шире, хоть и не рикиши*, но мог бы стать одним из них. Такому сражаться с богами, а не с людьми. Поймав его клинок на встречном движении, Мицуке чуть не улетел за борт, а ведь здоровяк всего лишь мягко отвел его меч. Устоять ему удалось, но шаг назад все же сделал. Противник на уловку не купился, и Мицуке один за другим нанес два быстрых рубящих удара, снизу вверх и – на обратном замахе – сверху вниз.
Рыжая испуганно выдохнула, и сразу же бросилась - но не на воина-марионетку, а на самого Кибу. Запутавшись в тенях-обманках, блеснул журавль на рукояти ножа. Тобое сдвинулся с места и отошел на полшага, теперь за его спиной не было Кибы, и пират не рисковал сбить собственного главаря с ног. Пропустив мимо первый косой удар и, уловив ритм движения, сделал короткий шаг вперед, блокировал чужой клинок мечом и резко ударил Мицуке свободной левой рукой в грудь.
Киба же раскрыл ладонь и, когда кицунэ оказалась совсем близко, - сжал кулак. Сила скрутила лисице руки и ноги, окутала, как мягкий кокон, навалилась тяжестью темных морских глубин, не позволяя двигаться.
- Я ведь просил, - с оттенком недоумения проговорил Киба, - что ж Вы такая неугомонная, право.
Кулак у противника оказался потяжелее прибрежного валуна, наверное. Под крики матросов – кто взял сторону самурая, кто своего же морского собрата, и таких было больше, - Мицуке сбило на палубу, хотя меч мавашимоно не выпустил из рук, но в глазах потемнело, как будто ночи ему было мало.
- Эй! – выдохнул Мицуке; он смотрел мимо здоровяка, на Кибу.

(втроем все так же)
-------------
* rikishi – профессиональный борец, как правило, в сумо.

/те же, там же, то же, тех же/

Тобое остановился.
- Что же ты за мужчина, если обижаешься на девичьи шутки?
Рыжая сощурила глаза и еще раз пожалела, что не жила хотя бы лет восемьсот.
- Обиде здесь места нет, - покачал головой Киба, - ты напал - я защищаюсь. Твоя спутница проявила непочтительность - я преподал ей урок.
Тобое замер без движения, казалось, он даже не дышал.
Мицуке остановил сорвавшегося было с места сацумца: не твой бой - вот и не лезь.
- Для дракона в тебе мудрости маловато, - сказал он. - Теперь преподашь урок мне, а? За такую же непочтительность.
Он с размаху воткнул клинок в палубу, глаза мавашимоно весело заблестели.
- Давай!
- Он опять кого-нибудь пошлет в бой вместо себя, - улыбнулась кицунэ.
Киба посмотрел на воткнутый в палубу меч, неодобрительно покачал головой. Затем перевел взгляд на замершую в движении лисицу, ухмыльнулся.
- Вы друг друга стоите, дети. Все, - главарь пиратов снова посмотрел на меч и повторил, - все друг друга стоите. Не дырявь больше мою палубу, kimi.
Киба шлепнул себя ладонью по лбу и засмеялся:
- Совсем забыл, ради чего мы здесь собрались. Сичибеи...
С Рыжей пали магические оковы, и в тот же миг старый пират осклабился, наконец-то, мол, и рявкнул:
- Взять их!
Теперь только пираты сорвались в места, готовые к схватке, яростные, как надвигающийся шторм. Тобое ожил и влился в бой, чужая воля отпустила его. Ичиго вскрыл горло какому-то из чужеземцев и злобно усмехнулся, посмотрев на Мицуке: "Он напал на Кибу..."