Юный послушник вдруг ожил и попытался дать деру. Укусил руку, которая держала его плечо. Босой пяткой врезал по ноге Шиды, за что немедленно схлопотал звонкую затрещину. Мальчишку схватили под руки, и теперь он брыкался в воздухе. Видя, что так не освободиться, затих, только испуганно-злобно косился на призрак.
- Да успокойся ты... - Акаихигэ подошёл вплотную и положил свои ладони на виски мальчика.
- Один... ток твоей энергии замедляется... Два... ты устал... ты хочешь спать... - голос князя стал металлическим.
Мальчик заморгал сначала отчаянно, потом сонно. Он еще дергал ногами, но с каждым ударом сердца все более вяло. Наконец сдался окончательно, уронил голову на грудь, похожий на цыпленка со сломанной шеей.
- Три... твоё сознание раскрывается - почти прошептал призрачный князь.
Акаихигэ улыбнулся.
- Ну вот мы и успокоились...
После чего приложил руки к затылку спящего мальчика.
- А теперь мы посмотрим на отпечатки образов... сейчас мы всё найдём... - чуть слышным шепотом продолжил призрак, его ладони засветились зеленым светом.
---
Свет. Двое идут по дороге. Вспышка. Монах и мальчик. Тишина и молчание. Вспышка. Идут и идут, дорога уже надоела всем. Вспышка.
---
Мальчик тоненько застонал.
---
Свет. Монах и мальчик идут по дороге. Вспышка. Видна только дорога, всё остальное как в тумане. Вспышка.
---
Теперь мальчик стонет уже сильнее. На лице Акаихигэ проступают пятна, как у трупа.
---
Свет. Дорога и дорога. Вспышка.
---
Акаихигэ теперь тоже стонет, но это не стон боли, так стонет человек что пытается тянуть за собой целый корабль. Мальчик затрясся в руках самураев.
---
Свет. Дорога. Двое. Мальчик и монах. Ветер. Чайка! Вспышка.
---
Призрак с едва слышным стоном отпустил мальчика, тот всё ещё бьётся в судорогах.
- Сейчас... - призрак поднял руки будто решил обратиться к небу - Один... ток энергии ускоряется... Паренёк перестал биться. Два... усталость падает как листья осенью... Его дыхание выровнялось и успокоилось. Три! Проснись!
Ладоши дайме сошлись, но хлопок не прозвучал.
Мальчик резко открыл глаза и задрожал, как будто от пронзительного ветра. Рот округлился в маленькое «о».
- Господин, вы узнали, что хотели? – не утерпел Шида.
- Я узнал... - голос Акаихигэ внезапно стал хриплым - ...что нам пора сниматься с места.
Горьё справился с голосом и он зазвучал как прежде:
- Отвезите мальчика назад, и дайте ему... денег, пусть купит себе сладкого или что он там любит.
После чего повернулся с пареньку:
- Вот видишь, Тайра но Акаихигэ выполняет то что обещает, - князь засмеялся.

(и Далара)

Дорога на побережье

Юноша обернулся и опешил, увидев перед собой сердитое лицо, от близости которого даже сейчас екнуло сердце.
- Ты здесь? Отойди, тут опасно, - щеки его пылали красным, глаза сверкали, правая рука крепко сжимала рукоять. - Прекратить защищать слабых?
За спинами двоих спорщиков раздался хруст высохших за долгую зиму стеблей, шорох ног по камням. Разбойники, что оглянулись на шум и гам, слегка побледнели.
- Кто тут слабый? - полюбопытствовал мавашимоно, с высоты своего роста и горы валунов разглядывая "поле битвы"; из дорожной сумки высунулась мордочка белого лисенка.
О-Санго грозно подняла одну бровь.
- А ты что тут делаешь?! Куда вы все лезете?! Что это за безумие?! Прекратите немедленно! - она сильно дернула Тенкье за руку и, гневно фыркнув, взглянула через плечо. Мрачно осмотрев противников, девушка прищурилась и неожиданно улыбнулась.
- Ну раз не слушаетесь, дайте и мне развлечься.
Монах выбрал другой путь, он просто обогнул завал.
- Держи, - Тайкан протянул барышне свой дорожный посох. - Им можно замечательно вразумлять окружающих. Только выбери нужные головы.
- Слабые теперь они, - глаза сацумца сверкнули, как отблеск пламени на черной воде, - но все равно разбойники! - О-Санго все еще держала его за руку, и он взял ладонь девушки в свою. - Или пусть катятся отсюда, пока целы...


(higf, Далара, Bishop и я)

Барышня жалобно потянулась свободной рукой к посоху. Ухватила его и счастливо улыбнулась.
- Спасибо, - О-Санго поиграла новым оружием, вспоминая приемы. Затем повернула растрепанную голову к молодому самураю.
- Тенкье, пусти, я драться буду.
- Кажется с ними неинтересно... - разочарованно посмотрев на противников, вздохнул Тенкьё. Руку отпустил, оставшись рядом, готовый защитить.
- Что с людьми делает любовь... - рассмеялся Мицуке, устроился на куче камне, почесывая лисенку за оттопыренным треугольным ухом.
Из травы у его ног вынырнул кот, бросил на хозяина презрительный взгляд.
- Присоединяйся. - предложил ему мавашимоно.
- Ма. Пфе!
- Не хочешь к нам, иди вон теми отбросами займись, - Мицуке беззлобно пожал плечами. - У тебя меньше шансов получить от барышни посохом по голове.
Не стал уточнять - у кого их больше.
Кодзи покачал головой, происходящий балаган никак не входил в его планы. Сейчас следовало спокойно уйти подальше от места последнего заказа, залечь, отдохнуть... Но что поделать, если на дорогах Японии сегодня творится тэнгу знает что?! Пока вокруг шел напряженный диалог, бродяга достал из-за пазухи свирель, перекинул котомку по удобнее и затянул, кажущийся по началу тихим и безобидным, мотив. Иногда окружающих лучше побыстрее подтолкнуть к действу, чем бесконечно их ждать. Воинственные нотки, звенящей мелодии, все сильнее начинали прорываться через тягучую однообразность звуковых переливов.

(толпень)

Катана заплясала в руках Тенкье - навстречу первому; тому самому, что тянулся за монетой. Видно, такова была его карма... Лезвие сверкнуло в воздухе, упало и алая кровь хлестнула из обрубка руки - на землю, на одежду обоих. Оборванец дико закричал, схватился за здоровой рукой за больную, шагнул в сторону и упал. Сацумец шагнул вперед. Сердце стучало в груди, рот чуть приоткрыт, тень мягкости и миролюбия исчезла. Казалось, сейчас он будет танцевать под свирель дикую пляску. И тут же мимолетный взгляд назад - на девушку. Когда в ее руках закрутилась палка, он непроизвольно чуть пригнулся.
Оторопь у разбойников прошла, как только они поняли, что самурай и монах не собираются вмешиваться, и, забыв про слепого танцора и его необычную свиту, они бросились на добычу, по их мнению более легкую.
- Ну что за дураки... - огорчился Мицуке.
Шумно вдохнув теплый воздух, О-Санго напряженно сжала оружие. Как только первый человек оказался совсем близко от нее, девушка легко отскочила с дороги и бросилась вперед, со всего размаху ударив нападавшего посохом по коленям, так, что он с грохотом растянулся в дорожной пыли. Следующий оборванец получил концом палки в живот, а вот его товарищ с вилами оказался опасней. Отбить это орудие труда О-Санго удалось только один раз, и разбойник чуть не проткнул ее; барышня упала, громко ойкнув, когда длинные зубья вонзились глубоко в землю прямо около тонкой руки.
Мицуке выругался, поднял камень, несколько раз подкинул на ладони, взвешивая, и – метнул в голову владельца вил. Тот завизжал. Правда, тут же выяснилось, что мавашимоно промахнулся, и камень сбил с ног третьего оборванца, а второй вопит, так как не может оторвать от лодыжки кошачьи когти.

(Sayonara to Далара to SonGoku to higf to...)

Девушка не стала терять времени - откатилась в сторону, потом вскочила и стукнула крестьянина по голове. Тот упал, а О-Санго, ласково дотронувшись до пушистой головы кота, прыгнула навстречу новому противнику. Человек с небольшой дубиной во все глаза смотрел на испачканную девчонку с посохом. Но, не выдержав, когда воительница с горящим взором подскочила совсем близко, он развернулся и побежал напролом через кусты прочь с поля боя.
Оставался лишь один разбойник. Он был вооружен мечом и выглядел довольно внушительно. О-Санго замерла, раздумывая. Этот грабитель оказался куда смелее беглеца и уверенно напал на девушку первым. Клинок, давно, очевидно, не точенный, скрестился с дорожным посохом, почти не повредив дерево, но молоденькой самурайской дочери явно не хватало сил удерживать оружие. Меч скользнул по посоху, и О-Санго полоснуло по руке.
- А! – жалобно взвизгнула она. И зажмурила глаза.
Тайкан не сумел остаться в стороне. Пока девушка браво расправлялась с противниками, он усадил младенца на сухую промерзлую землю под насыпью; попугай как по команде перестал выписывать круги в воздухе и уселся рядом с гулькающим свертком. Монах ухватил посох, но выяснил, что девчонка все еще цепляется за оружие. Похвально, конечно. Будет. Потом.
- Дай-ка, - велел Тайкан. – Пока тебя не зашиб этот деревенщина.
О-Санго не сразу сообразила, что от нее хотят. Только через несколько секунд она разжала руку и обессилено опустилась на землю.

(нехилая толпа народа)

- Ты кого это обозвал деревенщиной, святоша недопросветленный?
- Мао? - поддержал хозяина кот немного невнятно, так как вгрызся в противника.
- Тяф! - возмущенно добавила из сумки белая лисенка и, застеснявшись, спряталась вновь.
- Если жаждешь принять на свой счет, пожалуйста. Но я имел в виду его.
Тайкан с посохом наготове развернулся к грабителю с неточенным клинком и выяснил, что тот пятится, вытаращив глаза, а железку держит так, будто не знает, что с ней делать. Шаг вперед вызвал у горе-разбойника судорожное движение... поклон?
- Он что, больной? - вслух удивился монах.
- Не-а, - ухмыльнулся до ушей мавашимоно. - Он чтит Будду. Верно ведь?
Из прошлогодней высокой травы торчали задранные к небу ноги мальчишки-поводыря и доносилось веселое бульканье, в котором легко опознавался хохот.
Меч несчастный грабитель все-таки не уронил, так и убежал, прижимая его к себе и прикрывая ухо свободной рукой. Наверное, решил, что над ним издеваются местные духи. Даже не стал спасать взятого в заложники котом напарника.
О-Санго, все еще сидевшая на земле, сердито буркнула:
- Ничего он не чтит. И меня поцарапал... Побейте его, а?
От обиды она готова была расплакаться.


(ой, много, очень много всех)

- Пальцы все целы? – спросил у нее Мицуке, поднимаясь на ноги.
Разбойник попытался уползти вместе с зависшим на нем котом. Из травы выскочил упитанный мальчишка-поводырь, волоча хворостину. Остановившись рядом с рослым самураем, он услужливо протянул прут ему.
- Это зачем?
- Просветлять, - подсказал с хихиканьем мальчишка и состроил наисерьезнейшее выражение на круглощекой мордочке.
- Пр-р-росветляй! – поддержал его Мару, в азарте кружа вокруг подопечного, раз уж отойти, а тем более отлететь было нельзя и не вышло поучаствовать в драке.
Девушка восхищенно покосилась на маленького поводыря.
- Все в порядке, - фыркнула она. – Давай, Мицуке, покажи ему, кто тут самый сильный!
И одарила незадачливого грабителя свирепым взглядом.
- Хррррр! – высказал последним кот сквозь маленькие, но крепко стиснутые клыки.
Несмотря на крестьянское происхождение и недалекий вид, разбойник оказался достаточно впечатлительным. Рост и предполагаемая сила Мицуке вкупе с пожеланиями остальных сделали свое дело, и тихо взвизгнув, грабитель рванул прочь, невзирая на вцепившегося в лодыжку кота. Чиру еще волочился некоторое время за ним в пыли, но предпочел победоносно вернуться к хозяину.

(oozei, то есть большое число людей)

- Ма-а... ма-а... – вздохнул рыже-белый бесхвостый кот, жмурясь, и уселся вылизываться.
- А ведь верно... – Мицуке недоуменно огляделся. – А где сацумец?
- Тенкье? – О-Санго потянулась к коту. – Он же тут был... Только что.
Она озадаченно замолчала. Чиру милостиво позволил взять себя на руки и почесать между ушей. Презрительно разглядывая при этом остальных сощуренными в щелки медового цвета глазами. Черный, как смола, боевой жеребец переступил с ноги на ногу и заржал, довольный жизнью.
- Не ругайте его! – вступился за коня мальчишка-поводырь. – Он перепутал. Когда тот самурай начал размахивать мечом перед химэ, он... ну... ну в общем, он...
- Перепутал?
- Нет, он его лягнул.
- Сацумец коня?
- Наоборот, - вздохнул толстощекий мальчишка. – А еда у вас есть?
Прижавшись к Чиру, О-Санго обеспокоенно воскликнула:
- Бедный Тенкье... Сегодня у него ужасно неудачный день. Может, ваша кошмарная лошадь вернет его, а потом уже будем есть?

(многоголосие, финал)

В глазах плавали черные и красные пятна, которые звон колоколов гонял туда-сюда, будто они танцевали под музыку. Откуда колокола? Церковь? Да, в детстве водили туда... но ведь он давно не дома! А где? И почему все же колокола? Болит так, словно они звонят прямо между ушами, внутри черепа... Может, если убрать голову, колокола останутся здесь?
Тенкьё оттолкнулся рукой от земли и открыл глаза. Черные пятна сменились синими и зелеными, красные остались, но постепенно сошли на нет, однако мир продолжал крутиться, то замедляясь и давая возможность увидеть облако или дерево, то ускоряясь – и все снова сливалось в чехарду пятен и полос.
Юноша тихо простонал и встряхнул головой. Мир, наконец, сжалился над ним или навеселился вволю, и остановился, перестав насмехаться. Вот и знакомая каменная насыпь...
Катана все еще оставалась в руке, и сацумец, опираясь на нее, с усилием поднялся на ноги. Завидев невдалеке расплывающиеся в глазах человеческие фигуры, он все же сумел различить среди них О-Санго, вспомнил недавний бой и облегченно вздохнул - жива!..
Собравшись с силами, Тенкьё сделал еще шаг к спутникам.

Неподалеку от Согенджи

- Каро… - голос Акаихигэ был слабым, а кроме того добавилась хрипотца – Надеюсь тебе не было слишком больно, я старался… но мне кажется всё равно задел тебя…
Горьё подплыл к Онодэре Тодзаэмону, который наблюдал, как перепуганного мальчишку сажают в седло, чтобы отвезти назад в монастырь. Самурай из Мориоки заверил, что присмотрит за тем, чтобы все было в порядке и с послушником ничего не произойдет по дороге... ну, по крайней мере, Тодзаэмон так понял его скороговорку.
Некоторые считают, что следует отвечать так, будто ничего не случилось, но Онодэра находился в том возрасте, когда можно отбросить излишние церемонии.
- Было больно, - согласился он, улыбаясь. – Но меньше, чем господину, когда ему отрубили голову.
Дайме неожиданно тепло усмехнулся.
- Надо отдать должное этому Мицуке, он сработал качественно, я ничего не почувствовал - Акаихигэ неопределенно покачал головой - Нам нужно ехать... мне требуется какая-нибудь деревенька вниз по течению Асахи, не важно какая главное чтобы подальше от монастыря и там можно было... отдохнуть.
Самураю из Мориоки на прощание сказали, чтобы догонял всех остальных, быстро собрались и отправились в путь. Странной была эта скачка; всадники как будто не поторапливали коней, но те несли воинов быстро, не задерживаясь даже там, где надо было пересечь ручей или преодолеть высокий склон.
Когда впереди появилась деревня, дайме появился рядом с каро и прошептал ему:
- Останавливайтесь на отдых в деревне, а мне нужно... погулять.
С этими словами горьё растворился в воздухе.
Народ обрадовался, что вместо того, чтобы провести холодную ночь у костров на свежем воздухе, они будут спать под крышами хотя бы и рыбацких хижин. В селении Тама гостей встретили как положено – с почтением и настороженностью. Никто не знал, чем может окончиться их визит. Крестьяне немного успокоились, увидев во главе всадников Онодэру Тодзаэмона, а кое-кто даже сказал, что деревне ничего не грозит, раз старшим среди этих бродяг является такой почтенный воин.

(а теперь с СонГоку!)

Погоня

Ритм скачки, пусть даже и быстрой, успокаивал, возвращал душевное равновесие. В какой-то момент стук копыт напомнил Сабуро другой - удары бамбучин друг о друга, - и он, не забывая о погоне, погрузился в воспоминания, мелькавшие неясными картинами. Деревня в горах, мать, согнувшаяся над грядкой и он - еще маленький, бегает с другими мальчишками. Конечно, они играют в воинов – в кого же еще! Стремятся половчее ударить слегка изогнутой палкой, которую и деревянным мечом-то не назовешь, ну и что? Для детей это оружие не хуже Кусанаги, и кажется, что им можно сразить любого противника. Только когда мимо проезжают настоящие буси, и склоняешь перед ними голову, чувствуется разница.
Казалось, что у них другая жизнь - а может, и не казалось. Каждому свое: крестьяне собирают урожай, воины сражаются, чиновники ведут государственные дела, мудрецы познают тайны мира, а правители правят. Так велось от века, и должно быть впредь, ибо мир стоит на том, что люди занимаются своим делом.
А зимой, когда снег покрывал склоны вокруг, и темнота да родительский окрик рано загоняли в дома, дети слушали истории. Страшные квайданы, от которых мороз по коже и рассказы о героях, которым хочется подражать. Как Сусаноо победил Ямато но Орочи; как совершал свои деяния и слагал стихи принц Гэндзи; как долго и страшно бились Минамото и Тайра; как потом Йошицунэ-победитель спасался в горах от гнева брата-правителя и стал в конце концов жертвой предательства сына Фудзивары Хидэхиры. Это казалось прекрасным и далеким...
Годы шли, дети росли и появлялись новые, и все сильнее сгибалась спина матери, все более усталым выглядел отец: не так просто всех прокормить со скудной земли. Мечты взять в руки оружие и отправиться из дому постепенно стали необходимостью, не такой уж красивой и даже пугающей вблизи, но... Впрочем, подросток стал ашигару не у кого-нибудь, а у самого Тайра но Акаихигэ, и это было как прикосновение к легенде - словно сказка ожила. Дайме иногда поступал необычно и непредсказуемо, но не дело судить своего господина. Иногда Сабуро казалось, что в нем воистину ожила прекрасная эпоха Хэйан... Но куда ближе был Шимура Генпачи, покровительствовавший юноше.
Путь казался ясным - преданность великому дому Тайра, честная служба, а потом...
Жуткий день в Шиобаре разрушил всё и повел по иному пути скитаний. Затем, казалось, он восстановил положение, и всё же, выполняя приказы уже иного господина, в глубине души Сабуро почитал свое служение дайме Акаихигэ более высоким и истинным.

- Море, - раздалось рядом.
- Где? - спросил Сабуро, мигом вернувшись из воспоминаний.
- Там, впереди, - длинная рука скакавшего рядом буси указала вперед.
- Но не видно никакого моря, - возразил ашигару, скривив губы.
- Вон, смотри, впереди! Это мачты корабля!
Воин говорил коротко и отрывисто, бросая фразы кусками - иначе во время скачки было тяжело, сбивалось дыхание.
- А где же тогда?.. - вырвалось у Сабуро.
Собеседник понял.
- Наверное, мы поймаем их на берегу или рядом.

Эдо, зима 1601

- Разве мальчик-служитель не свободен в перемещении по окрестностям?
Словно не слыша колдуна, который пренебрег приветствием, Иэясу задумчиво полюбовался на Акиру, потом кивнул и мягко сказал мальчику:
- Подойди сюда, я хотел тебя увидеть...
Акира послушался, хотя и расстался с колдуном неохотно. В этот весенний день даже ему изменяла ставшая привычной сдержанная невозмутимость, и поэтому, скромно опустив голову, он с трудом сдерживал смех.
Жизнерадостность невольно заразила правителя, и он улыбнулся в ответ.
- Говорят, ты хорошо провел день, успел даже поспорить с Хидэтадой, - в голосе была явная ирония и вопрос. Наконец он обратился к Тошимару: – Конечно... – и сменил тему и тон голоса на безукоризненно-вежливый. – Довольны ли вы пребыванием в столице, Тошимару-сан?
- Многие места хороши сами по себе, и Эдо не исключение, - скрипучий и немного насмешливый голос колдуна разнесся над гладью пруда. – Но любое место красят люди, которые держат свое слово. Неправда ли, господин Великий?
Взгляд круглых птичьих глаз не покидал тоненькую фигурку Акиры.

(еще SonGoku и higf)

Воспользовавшись разговором взрослых, мальчик сделал маленький шаг в сторону, чтобы оказаться не между собеседниками, а рядом, и остался стоять там, кажется, раздумывая, стоит ли опуститься почтительно на землю или нет.
Токугава опустил руку на плечо мальчика – ища ли опоры или в ответ на взгляд колдуна?
- Вы правы, - неторопливо кивнул Иэясу, не выказывая чувств. – И это отличает нынешнюю власть на Островах. Разве Миякедзима не перешел в вашу собственность?
Уголки губ правителя чуть дрогнули, намекая на улыбку – слишком слабо, чтоб можно было понять, любезную или насмешливую.
Колдун встал, одной рукой опираясь на посох. Сейчас напоминал скорее взрослого уверенного в своих силах ворона, чем старика. Опустил голову, искоса глядя на Токугаву.
- Прискорбно лицезреть правителя, чья память слишком коротка, чтобы помнить его собственные слова.
- К счастью, у меня хорошая память, - руки неподвижны, взгляд Токугавы спокоен, как и голос. Таким тоном он мог хвалить... или приговаривать к смерти. - Все остальное будет передано, как только я буду окончательно уверен в том, что известная нам... личность уже не побеспокоит меня. Не так ли?
- Отговорки, отговорки, отговорки... – нараспев проскрипел Тошимару, обходя правителя, и вдруг окрикнул: – Акира!

(ну и Далара, да еще higf)

Наглый мальчишка, который вновь обрел прежнее состояние духа, почувствовав рядом чужую силу, с удовольствием наблюдал за перепалкой взрослых. Только посмеивался иногда, прикрывая лицо рукавом.
- Что будет угодно? - спросил он, не двинувшись с места.
- Успокой сердце правителя во спасение страны, - ядовито улыбнулся колдун. – Скажи ему, что твои мысли больше не принадлежат тому, о чьем исчезновении так печется этот господин.
- Горевать по ушедшему нужно в свое время, - кивнул Акира. - Его - уже прошло.
- Я знаю, что ты предан мне, - кивнул Токугава Акире. - Но слова должны быть подтверждены, Тошимару. Уверены ли вы? И как могу быть уверен я? Нет, я не сомневаюсь в вашем колдовском мастерстве, - Иэясу даже слегка склонил голову, - но горьё коварны...
Мимо внимания правителя не прошло, что мальчик слишком хорошо знает, о чем идет речь.
- Господин правитель хочет уверенности и душевного покоя... – сообщил колдун вечнозеленой аккуратно постриженной пинии. – Господин правитель их получит.
Миг, и Тошимару исчез, будто не стоял только что на выложенной камнями дорожке у пруда. В отдалении громко и бесцеремонно каркнул ворон.

(с Сон и Даларой, завершение)

Побережье


Почему-то ничто так не завораживает человеческий глаз, как море. Увидишь его один раз – и больше не отпустит тебя это могучее видение, непознанная стихия. Оно и тянет к себе, и волнует, и томит. И, казалось бы, нет ничего прекрасней и свободней моря, с его силой, с его неудержимой страстью, с его темным, насыщенным цветом, с его единством с небом... Но страшные тайны прячет оно вперемешку с жемчугом, перламутром и кораллами на своем непознанном еще человеком дне. Ничего, кроме страха и гибели, не познает простой смертный в пучине моря. Хоть оно и бесконечно, многие нашли свой конец в зеленоватых волнах. Захватят они, загипнотизируют, заколдуют, закрутят, и – все. Пустота. Растворилась мечта в соленой воде...

***

Мерные движения волн мягко перекатывали пенные гребешки вперемешку с солнечными бликами. Дневное светило, еще не до конца проснувшееся с зимы, лениво поглаживало отшлифованные камни и пятнистую гальку у самого берега, переплывало по грязному песку к деревьям, скользило по розоватым стволам сосен к верхушкам и таяло в мягкой лазури неба. Там в его лучах уже нежились белоснежные чайки, ожидая какую-нибудь неловкую и неудачливую рыбину, решившую подняться подышать и зазевавшуюся у поверхности темных волн. Как ни странно, в тот день многие обитатели морских глубин вели себя именно так - очень неосторожно, и светлые, почти прозрачные силуэты чаек периодически касались солнечно-пенных барашков и вновь взмывали ввысь.
Ветер усиливался, и мягкие темно-зеленые ветви сосен вторили бурному рельефу волн, а всякий морской мусор – тростинки, палочки, листья, высохшие водоросли, пушистые фрагменты ила – мелькая, носился по песку от леса и скал к воде и вдоль влажной гальки. Убаюкивающая песнь моря мерно и чуть бурляще отзывалась в мшистых скалах; крики чаек сливались со свистом ветра; перестукивание мелких камешков у самого берега придавало этой мелодии нечеткий, но умиротворяющий ритм.
Вода была хрустально-прозрачная, сияющая и ледяная. Она обжигала кожу совсем еще зимним холодом. О-Санго, попытавшаяся откопать в текучем песке розовые ракушки, не продержалась и минуты и резко выдернула руку из крошечных кипучих волн.



(временно одна)

Девушка сидела на корточках среди мокрого тростника у самой воды и зачарованно разглядывала мелкие сокровища моря, принесенные на мель приливом. И ракушки, и домики моллюсков, и камни, и песчинки – все блестело и переливалось в искаженных барашками лучах солнца. О-Санго все же изловчилась и быстро выхватила из ила закрученную розовато-рыжую раковину. Гордо зажав ее в покрасневшей руке, барышня развернулась спиной к холодной стихии.
Солнце грело затылок, лицо щекотал ветер. Сжавшись на корточках в комочек, О-Санго тоскливо разглядывала своих спутников.
С ее одинокого места открывался замечательный вид на берег, песчаный обрыв, перерезанный могучими корнями сосен, и зеленоватые камни, когда-то давным-давно отколовшиеся от скал. Как раз у них и устроила привал небольшая разношерстная компания.
Дальше всех разложился Тайкан с младенцем и попугаем. О-Санго улыбнулась. Уж очень забавно выглядел издалека монах, возящийся с ребенком и болтливой птицей; ветер отчетливо доносил вторившие чайкам хриплые визги пестрого попугая.
В нескольких шагах от этой веселой троицы на мшистом камне располагалась очень аккуратно сложенная одежда, кучка сломанных тростниковых палочек для поделок и небольшой костяной тануки – девушка выложила его из рукава, чтобы не упал в воду. Конечно, это место было выбрано не случайно – совсем рядом отдыхали рыже-белый Чиру, его долговязый хозяин и лисенок. Мицуке и кот грелись на солнце, а малышка грызла какое-то лакомство. Позади тихо сидел Тенкье. Наверное, медитировал. А, может, размышлял о недавней стычке. О-Санго честно старалась пересказать ему эту историю так, чтобы звучало внушительно и захватывающе. В стороне ото всех гордо восседал слепец. Девушка постеснялась его долго разглядывать и лишь сердито изучила черного демонического коня, который разгуливал неподалеку от привала.
Тут еще прыгал Дынька. Мальчишка, наверное, опять выискивал что-нибудь съедобное. «Точно, у меня же остались засахаренные яблоки, - О-Санго сунула руку за пазуху и нащупала небольшой липкий мешочек. – Надо угостить его. Такое очаровательное создание...» Девушке не хотелось признаваться, что Дынька напоминал ей младшего братишку. Конечно, она на дух не переносила своего родственника-шалуна, но вместе с ним она вспомнила о большом парадном доме в столице, где остались ее мать и отец.

(пока что лишь Сайонара)

Барышня опустила голову и спрятала лицо в холодных ладонях. Гладкая раковина приятно прижалась к горячему лбу.
О-Санго боялась думать о родителях. Ей было невыразимо стыдно перед отцом. Да, тот, первый ее побег, когда она полезла прямиком в битву, он сумел как-то замять, а теперь это будет гораздо сложней... Наверное, почти невозможно. Скорее всего, этим совершенно неприкрытым уходом за Мицуке она очень опозорила отца. Подумать только, старшая и единственная дочь знатного вельможи, давно невеста, сбежала из дома и почему? – потому что скучно было!
Как это обычно бывает у молоденьких особ, в душе О-Санго боролись плохая и хорошая девочки. Плохая убеждала хорошую, что все случилось так, как и должно было. Захотела – ушла. А как еще надо? Хочешь жить - живи, хочешь умирать – умирай, хочешь любить – пожалуйста... Никто не имеет право приказывать тебе, что делать. Ты свободна, разве не так?
А хорошая твердила: ты девушка, более того - ты благородная девушка. И должна вести себя соответственно. У тебя нет прав, нет свободы, и это правильно. Если отец пожелает – будешь сидеть дома до скончания века или выйдешь замуж. Несомненно, за человека достойного, уважаемого. А прыгать и размахивать палками дочери самурая не положено. И разгуливать по стране в таком виде и с такой компанией тоже.
О-Санго сначала даже удивилась, откуда в ее избалованной головке появилась эта хорошая девочка. А потом
приуныла – все же была доля правды в этих размышлениях.
Ведь теперь домой вернуться невозможно – отец ее точно убьет. По крайней мере, О-Санго бы на его месте убила. А если выдаст замуж? Это будет самое ужасное – чуть глотнув свободы, девушка чувствовала, что погибнет без нее. «Может, убиться сразу? – мелькнуло в мыслях. – Тогда, если отец послал погоню, они найдут только мертвое тело, и никто не будет виноват...» Сзади шумело море, так призывно, недвусмысленно...
«Дура, о чем ты только думаешь!» - О-Санго испуганно помотала головой. Сумасшедшая... Но, в самом деле, нельзя же так позорить семью... Да, она не подумала о последствиях, когда убежала тогда, в ночь. А разве должны последствия волновать девушку, привыкшую жить чувствами и ощущениями? Выходит, что должны...

(и еще продолжение)

О-Санго всхлипнула. Она любила отца. Сильнее, чем мать и братьев вместе взятых. И очень не хотела, чтобы он ненавидел и презирал ее. Просто... Хотелось жить. По-настоящему.
«Наверное, я ужасная дочь. И очень плохой человек...»
Девушка поднялась, утерла слезы, поежилась на ветру и медленно направилась к своим вещам. По дороге она заметила, что неугомонный Дынька повздорил с Чиру и сейчас оторвет несчастному зверю последнее, что осталось у того от хвоста. О-Санго ускорилась и у самого камня схватила мальчишку за ухо.
- Глупый, прекрати! – барышня пустила Дыньку и плюхнулась на одежду. Голосок ее звучал совсем беззлобно. Достав липкий пакетик, она вынула яблочко и показала проказнику.
- Если будешь себя хорошо вести и посидишь со мной, отдам все, - О-Санго ласково улыбнулась и всхлипнула последний раз.
Мальчишка тут же согласился, что ради угощения готов оставить кота в покое. Кот же высказался в том смысле, что так будет лучше для самого Дыньки, пока кто-то цел. И для острастки показал оснащенную когтями лапу.
Мальчишка устроился рядом с барышней на валуне и подтянул к подбородку колени. Чиру, нацелившийся было на его штанину, ушел к хозяину.
- Держи, - девушка протянула Дыньке мешочек. – Хранила специально для особого случая.
Мальчишка облизнулся. Но справедливости ради поделился лакомством с барышней.
- Почему у тебя из глаз течет вода? - спросил он. - Когда идет дождь, у статуй на перекрестках тоже течет, как у тебя. Я видел.
- Это... не дождь. Это слезы. Я плакала. Знаешь, такое бывает у людей, когда им больно. А иногда плачут от счастья.
- Ух ты! - Дынька сунул засахаренное яблочко в рот, отчего его щеки стали еще круглее; загорелая кожа на вздернутом носу облупилась от первого солнца. - Ты ушиблась? Или тебе радостно?

(вместе)

- Кхм, - раздалось за спиной Дыньки.
Тайкан оставил свое занятие и теперь возвышался над мальчишкой. Но смотрел он на девушку и выглядел немного смущенным.
- Могу я попросить об услуге?
О-Санго подняла голову.
- Конечно. Чем могу помочь?
- Я не совсем уверен, что делаю все правильно... с ребенком.
Он оглянулся на своих подопечных. Младенец пищал, попугай прыгал вокруг него с отчетливым клекотом.
- Пеленки сменить не пробовал? – деловито поинтересовался Дынька, кося любопытным темным глазом на костяную фигурку.
- Вот в них и не уверен, - признался монах.
- Эх... люди... - вздохнул мальчишка.
- Пеленки?.. – растерялась девушка. Она неуверенно встала, подошла к малышу. Минуту поколебалась, потом вздохнула и отчаянным голосом спросила:
– А запасные хотя бы есть?
- Есть, конечно.
Ей продемонстрировали пестрый ворох. Верхнее парадное одеяние монах снял, но и без него смотрелся смешно с пеленками и тыквенной фляжкой с рисовым молоком, амадзаке.
- Да и те, что на нем, вполне свежие. Но правильно ли я их употребил...
О-Санго взяла пару тряпок и с жалостью взглянула на ребенка.
- Как можно было неправильно употребить пеленки?..
Монах только руками развел.
Глядя, как девушка взялась за дело, хоть и не слишком привычно, но все же ловчее него, Тайкан пробормотал с улыбкой:
- По крайней мере, сейчас ей будет не до горестей и слез.

(а теперь еще и Далара)

Погоня

Хотелось пустить коней вскачь, но опытный каро придержал пыл воинов. Негоже вступать в бой запыхавшимися, а еще хуже снова пропустить нужный поворот и опозориться, оказавшись не там, где нужно. Поехали даже чуть тише, и от этого широкая спина человека в сером плаще, появившегося впереди, приближалась не очень быстро. Он обернулся, цепкие глаза окинули отряд, словно пересчитывая, запоминая, давая оценку. Воин, а это был буси, на что указывал меч, чуть нахмурился чему-то и отступил в сторону, но Ватанабе неожиданно повернул коня и подъехал к нему. Конь с тоской посмотрел на ставшую ближе траву на обочине, но твердой руки всадника ослушаться не решился.
- Konnichiwa!* Ты не видел здесь путников – двух самураев, один очень высокий, девушка, монах... – Кажется, называли кого-то еще, но каро, интересовавшийся дочерью господина и похитителями, не запомнил.
На широком лице встреченного воина промелькнула быстрая тень, затем он ответил:
- Кажется, видел. Они пошли туда, - показал он рукой влево, где деревья и кусты стояли плотной стеной. – Или туда, - направо лес было пореже. – А вы их не встречали?
Ватанабе нахмурился.
- Ты ничего не помнишь? Или шутишь со мной?
- Может быть, у меня плохое зрение, - здоровяк невозмутимо посмотрел на собеседника острыми, ясными глазами.
- Так ты их не видел?
- Не помню, а не могли вы их обогнать, слишком поспешив?
- Довольно, - рассердился Ватанабе. – И Будда терпит лишь до трех раз! Ты не хочешь помочь поймать преступников? Они похитили девушку!
- Похитили? – хмыкнул Такеда. – А не про таких ли говорят – женщина захочет, и через скалу пройдет?
- Так ты ее видел? Ты их сообщник! Хватайте его!
С этим возгласом Ватанабе двинул коня прямо на Хидэтаду, однако у того совсем недавно была богатая практика спасения от погони. Извернувшись, он бросился в те самые густые кусты, куда только что показывал. Посыпавшись с коней, как горох, воины устремились за ним. Хэйта остался охранять лошадей,, которые под предводительством коня Ватанабе добрались до желанной травы; остальные, включая Сабуро, начали прокладывать путь среди протестующе трещавших веток.
Постепенно Такеду окружали, оставляя лишь один путь – к морю, до которого было уже недалеко. Вскоре преследуемый чуть раньше, преследователи меньше, чем минутой позднее выскочили из зарослей. Совсем близко возвышались высокие борта странного корабля.

_______________________
* Konnichiwa – добрый день

Киото

...Двор был выложен мелкой речной галькой, отполированной течением, а затем бесчисленными ногами всех людей, которые ступали здесь многие столетия. Прохладные и гладкие камешки резали босые ступни, каждый шаг отдавался болью. От обуглившихся лохмотьев валил пар...

Он сознавал, что спит, и знал, что нужно проснуться, но не мог. Сон не отпускал его, затягивая в глубину, опутывая прохладными скользкими лентами водорослей.
Арима лежал в небольшой комнате в доме, куда они напросились переночевать. Угли в переносном очаге давно подернулись голубоватой пылью остывшей золы, но в комнате было тепло. От разложенного футона змейками разбегались огненные струйки, там, где молодой самурай вцепился скрюченными пальцами в циновку, растеклось два озерка пламени.
Ньё на несколько мгновений замерла на пороге, принюхиваясь к запахам гари и пепла, потом дернула раздраженно хвостом и в два прыжка пересекла разделявшее ее и самурая расстояние. Кошка ткнулась влажным носом самураю в щеку, проскребла коготками по шее - будила.
Арима что-то пробормотал, не открывая глаз; так дети просят родителей дать им еще немного поспать.
Кошачьи когти оставили на щеке самурая несколько неровных царапин: просыпайся.
Наконец, темные ресницы дрогнули, самурай приоткрыл глаза. Не в силах пошевелиться, измученный долгим сном молодой человек лежал неподвижно, разглядывая возмущенный комок серой шерсти у себя перед лицом.

(а это мы с Соуль)

Ньё неуверенно прижала уши, потом лизнула исцарапанную скулу, словно извиняясь. В зеленых глазах вспыхнули виновато-вопросительные искорки: что случилось?
Огненные ручейки съежились, увяли, превращаясь в струйки голубоватого дыма.
- Почему? - с обидой спросил Арима.
Питание сбилось.
Огненные ручейки съежились, увяли, превращаясь в струйки голубоватого дыма.
- Почему? - с обидой спросил Арима.
Острые ушки дернулись и превратились в маленькие пики - Ньё внимательно оглядела воина, а затем успокаивающе лизнула теплый нос.
- Почему?.. ненавижу этот город...
Вновь зарделись жаром погасшие было угли.
- Ненавижу его правителей... всех, кто думает, будто если они ступают по земле богов, они сами боги!
Йокай жалобно раскрыла пасть - не донеслось не звука. Мягкие лапы уперлись самураю в плечи: не надо, хватит.
Арима перевернулся на бок, прижав к себе пушистую утешительницу, и свернулся в клубок.
Кошка затихла, боясь пошевелиться - не потревожить, чтобы вновь не говорил о городе.
Сколько времени они так лежали, обнявшись, будто влюбленные, трудно сказать, уже сгустились быстрые зимние сумерки, погрузив столицу в сон на одном берегу и распалив костры и факелы на другом.

(пропаденсы..)

Наконец, Арима пошевелился.
- Откуда это?
Приподнявшись на локте, он снял запутавшееся в серой шерсти воронье обтрепанное перо.
Кошка проводила черный лоскуток задумчивым взглядом, потом перекатилась через левый бок. Замелькали тонкие сероватые пальцы: знаками попыталась рассказать о самурае в темном плаще, который затем обратился в воронами. Знаками же спрашивала, почему и у Аримы, у странника есть крылья.
Кошка проводила черный лоскуток задумчивым взглядом, потом перекатилась через левый бок. Замелькали тонкие сероватые пальцы: знаками попыталась рассказать о самурае в темном плаще, который затем обратился в ворона. Знаками же спрашивала, почему и у Аримы, и у странника есть крылья.
- Тэнгу? - удивился ее собеседник. - Что делают тэнгу в столице?
До того он поглаживал кошку по спине, заставляя зверька жмуриться и потягиваться; теперь рука повисла в воздухе. Прикоснуться к девушке Арима не решился.
- Я родился крылатым, - пояснил он, "прочитав" следующий вопрос.
"А он?" - девушка села ближе и нарисовала в воздухе следующий вопрос.
- Он - тэнгу, - повторил молодой самурай. - Он похож на тебя. Ты кошка и человек, он же ворон и человек. Но больше ворон. Интересно, кто его прислал? Карасу по своей воле едва ли сунутся к Императорскому дворцу. Его кто-то послал...

(и далее мы же)

На лице девушки возникло недоумение. Нье прислушалась к памяти: странно, ни о чем подобном не сохранилось воспоминаний, а, казалось бы, такое обычное и простое знание... Оборотень озадаченно пожала плечами.
- Есть тэнгу и тэнгу, - пояснил Арима. - Ханатака больше напоминают горных отшельников, монахов, а карасу им прислуживают, а когда не летают по их поручениям, похищают детей и устравивают в деревнях пожары.
Он презрительно фыркнул:
- Любители!
Кошка кивнула и улыбнулась: "Ты теплее". И, демонстративно, будто греясь, обхватила руку самурая ладонями.
Как будто измазанные в золе скулы Аримы тронуло румянцем, молодой человек поспешно отвернулся, пряча взгляд.
Ньё подалась вперед, заглядывая самураю в лицо. "Что с тобой?" - пальцы мелькнули в воздухе в очередном жесте.
- Не знаю...
"Тебе больше не приснится ничего плохого, - кошка выразительно распахнула глаза, а потом решительно выхватила из-за пояса танто. - Я буду сторожить".
Ньё устроилась у теплого плеча Аримы, положив оружие на худенькие коленки.
- Позови на помощь "пожирателей снов", - пробормотал молодой самурай, опуская ресницы.
Оборотень серьезно кивнула и осторожно тронула горячую руку - грелась.

(замущали мальчика)

Насмешник подтачивал ножи склонив голову, когда рядом сел Сичибеи и откашлявшись произнес:
- Ичиго... Так ты хочешь плыть на север...
- Вообще-то это было твоя идея, старик, - любезно, как только умел ответил Ичиго, и после паузы продолжил, - но она мне по нраву.
- Я вот что подумал, - кряхтя проговорил старший пират, - а если нам захватить чужеземный корабль? Большой, хороший корабль, который выдержит путешествие в земли Эдзо.
- И что ты от меня хочешь, - прищурившись спросил Ичи.
Старик поскреб подбородок:
- Я предложу это капитану сегодня и мне хочется знать, что кто-то поддержит мое предложение и скажет свои слова после моих.
Насмешник потрогал лезвие:
- И после наших - получил от капитана несколько слов, гораздо худших, чем обычно, как и ты, да? Не хочется выслушивать их одному, старик?
Сичибеи осклабился:
- Мы все делим поровну, и добычу, и смерть.
Ичиго помотал головой:
- Смерть я согласен уступить первому по старшинству.
Сичибеи посуровел:
- Не желай смерти капитану, она скорее заберет тебя, лишь бы держаться подальше от него.
- А разве он стар? Мне казалось, ты самый древний пират из всех, кто когда-либо стоял на палубе!
- Не груби, щенок. Послушай лучше, я хожу по морю больше двадцати лет, Ичиго, и все эти годы моим капитаном был Киба. От старой команды остались только мы с ним, да Тобое. Больше не выжил никто. И хоть Киба выглядит моложе Пса - двадцать лет назад он выглядел точно так же, поверь мне... Демон ли сидит в нем, и смотрит иногда на мир его глазами, или же... Спроси Тобое если не веришь мне, Насмешник. Он был тогда моложе тебя и хорошо помнит те времена.
Сичибеи потянулся, скрипнули позвонки.
- А я все-таки предложу Кибе захватить чужой корабль. И когда нам это удастся - не забуду о тебе, Ичи. Если ты все же скажешь свое слово после моего.
Старик встал и собрался было уходить, как Ичи окликнул его:
- Сичибеи! А почему Киба зовет тебя "Табачник"?
Старик искоса глянул на юнца - глаза у того горели в предвкушении новой загадки:
- Отец мой торговал табаком. Видишь, какие темные у меня руки? Табак с детства въелся в кожу и даже морская вода не может отмыть его. А ты что думал, мальчишка, здесь кроется великая тайна? Ха-ха, нет на нашем корабле иных тайн, кроме Кибы. А эту - тебе лучше не знать.
Посмеиваясь старик побрел по палубе. Ичиго посмотрел ему вслед, вздохнул и снова принялся за ножи.
"А идея ведь хорошая, - думал он, - Чужаки глупы и неосторожны, мы захватим их корабль обманув ли, убив ли. Ладно, старик, твоя взяла."

Киото


Нагретый воздух в комнате был на удивление мягким, теплым и замершим. Ни единое движение не нарушало спокойствия ночи за лекими дверьми, даже дыханье спящих медленно растворялось в неподвижном пространстве помещения. Звуки окружающего мира, проникая с засыпающей улицы, замирали и гасли, как огонь, лишенный кислорода. Изредка отражался на перегородке синеватый силуэт ночной бабочки, дрожали тонкие ветви. Безмолвие охватывало подлунный мир.
И, сливаясь с сонным беззвучьем, вкрадчиво и нежно опустилось на лицо спящего демона светло-серое пушистое перышко. Долго летело оно по застывшему воздуху, раскачиваясь и крутясь, точно раздумывая, падать вниз или замереть навечно над молчаливой землей. Опустившись, перо, подгоняемое теплым дыханием самурая, продолжило дальше свой путь, спустилось к руке и затихло у кончиков пальцев.
А наверху, под потолком, встрепенулся на деревянной балке хозяин пушинки. Серая крапчатая сова дернула крылом и подняла круглую голову.
Говорят, духи не спят, а птицы не закрывают глаз. Желтые радужки Фукуро лишь освободились от мутной пелены, а сознание вернулось в реальный мир. Исчезли красноватые тени, затихли голоса. Цветастая темнота видений медленно переформировалась в пыльный полумрак комнаты.
Дух тихо фыркнул, поднял розоватую лапу к носу и почесался. Ему непросто было дремать вблизи от людей – мешались, путались чужие сны, почти совершенно прогонявшие звуки родного леса. К тому же, мелькали тени каких-то незнакомых то ли демонов, то ли оборотней, совсем-совсем близко...
Птица чинно оправила пушистое оперение и осторожно взглянула вниз, моргнув круглым золотистым глазом. Несколько минут рассеянно смотрел Фукуро на спящую парочку, затем, застучав коготками по сухому дереву, спланировал на пол, к выходу.
Совиный дух протиснулся в приоткрытую дверь на крыльцо и хорошенько отряхнулся; еще несколько светлых перышек опустились на доски. Густую тишину прорезало хлопанье крыльев – и вновь все утихло. Лишь на крыше появился силуэт сидящей птицы – Фукуро решил послушать ночной город.

Побережье

Сацумец долго сидел на месте. Наконец, когда девушка снова закутала младенца, внезапно поднялся на ноги таким резким движением, словно наконец решился зачеркнуть бесславную для себя стычку.
- Не пора ли нам искать корабль? – спросил он.
Уловив краем уха слова молодого самурая, девушка нежно провела ладонью по лбу успокоившегося малыша и умоляюще-решительно обратилась к Тайкану:
- Можно я его понесу? Пожалуйста! Я осторожно, честно-честно.
Тайкан уже облачился снова в длинное роскошное одеяние, к которому не испытывал особенно теплых чувств, и теперь проверял, не появилось ли трещин на бамбуковом шесте. С сомнением поглядел сверху вниз на хрупкую девушку, мысленно примеривая на ее узкие плечики сверток с ребенком. Вздохнул, но решительное выражение на нежном полудетском круглощеком личике убедило монаха, что лучше согласиться и забрать ношу, когда девушке станет невмоготу, чем спорить сейчас. Определенно есть что-то особенное в столичной аристократии.
- Хорошо, неси. Он, смотрю, тоже к тебе тянется. Но если станет тяжело, говори сразу, не переусердствуй.

(нас много: я, Sayonara, Bishop, SonGoku, higf)

Мицуке сгреб за шкирку белого лисенка, который только посмотрел на него укоризненно, но не перестал хрустеть угощением, сунул в дорожную сумку. Долговязый роши как будто и не спал, зато потянулся с удовольствием, разминая затекшие мускулы. Кот посмотрел на него с плохо скрытым презрением.
- Тебе для чего лапы даны?
- Ма-о!
- Не канючь.
- Ма-а-а!
Гордая разрешением монаха, О-Санго свободной рукой ловко спрятала в рукав свои нехитрые пожитки и радостно зашагала вперед. Затем остановилась и, развернувшись, стала подгонять остальных:
- Давайте, давайте, скорей! Я хочу на корабль! Котик, посмотри, малыш – совершеннейшая прелесть!

(Sayonara mo, Далара mo, SonGoku mo)

Лицо девушки стало почти серьезным, только глаза мягко светились. По ее виду можно было сказать, что исполнять обязанности матери ей нравится гораздо больше, чем бить врагов нагинатой или посохом. Кот одобрительно потерся о ее ногу выгнутой рыже-белой спиной. Его долговязый хозяин поискал, нет ли где травинки, ничего не отыскал, а водоросли, что оставил на берегу недавний отлив, отказался жевать.
Дынька тоже недоверчиво понюхал зеленые влажные ленты, сказал: "бр-рр!" и примерным слугой потянул за уздечку жеребца, в седле которого с прямой, как палка, спиной сидел его молчаливый и скрытный товарищ.
Попугай вернулся на плечо монаха и теперь вытягивал шею и приглядывался, как впередсмотрящий на корабле. Тайкан гладил зеленые мягкие перья и улыбался, глядя на девушку. В какой-то момент его лицо стало задумчивым, должно быть, вспоминал мать ребенка. Поравнявшись с мавашимоно, ткнул его локтем в бок и пробормотал почти на ухо:
- Хорошая девушка. Повезет, кому она достанется в жены.

(толпа на пикнике)

- Тебе-то что? - добродушно усмехнулся тот. - Ты же теперь думаешь о высоком.
Кто-то попытался прогрызть полотняную кеса* и укусить зубоскала в бок. Мицуке легонько хлопнул по суме ладонью.
- Одно другому не мешает. Даже монахи заботятся о своем жилище, почему бы послушнику не заботиться о возможном доме.
Стук посоха о камень. Тайкан отстраненно улыбнулся:
- Шутка.
И посмотрел в морозно-синюю даль моря.
Тропинка ровно бежала вперед. Тенкьё взглянул вверх, на небо, по которому торопливо плыли небольшие белые облака причудливых форм. Одно напоминало коня, второе гору, третье, пониже других, будто зацепившееся за скалу, которое они огибали, парус корабля.

-----
*кеса – дорожная сумка, с какой обычно ходили монахи

(большая толпа)

Юноша чуть не споткнулся, глянул себе под ноги, но почти сразу опять отвлекся. Все облака немного сдвинулись, и только последнее... Он остановился и пригляделся внимательнее.
- Кажется, там корабль! – возбужденно воскликнул сацумец, указывая на то, что было, похоже, свернутым парусом.
- Какой же это корабль? – удивился дюжий мавашимоно, из-под ладони разглядывая то, что высилось, щетинясь мачтами, посреди заливчика. – Сундук какой-то...
- Морские демоны куролесят, - согласился Тайкан.
Давние знакомые посмотрели друг на друга и сами удивились такому единению мнений.
- Галеон! – завопил Мару, шумно хлопая крыльями.
Будто обиделся за величественный и прекрасный на его вкус корабль, который так неизящно обзывают. Попытался ухватить хозяина за ухо, но не преуспел. Свалился, скинутый человеком с плеча, развернул крылья у самой земли. И раздраженно заходил по камням, бормоча.

(те же)

- Га-ре-он?
Получилось не с первой попытки, но кто сказал, что потомок Фудзивара не упрямый человек? Лисенка вновь завозилась, высунула нос, а рыже-белый кот в азарте заклацал зубами. И даже сделал попытку хлестнуть себя по бокам обрубком хвоста.
- Ba-a-ka! – окончательно возмутился таким поведением по отношению к своей драгоценной персоне попугай и взмыл в воздух.
Уселся на ветке, обхватив ее пальцами, и замолчал. Недовольно тряс сине-зелеными перьями.
- Идем, - предложил Тайкан. – Он сам догонит, а то и перегонит.
Не успели сделать и двух шагов, как предсказание исполнилось. Отчаянно верещащий Мару свалился прямо на руки хозяину.
- Per-r-rseguição, пр-реследуют! – вопил он так, будто все когтистые и зубастые в компании разом напали на него.

(та же группа товарищей)

Ночь. Деревня где остановились самураи.

Деревня спала, убогие лачуги рыбаков и крестьян были темны и от этого казались ещё более убогими. Горьё бесшумно плыл по улице, внимательно глядя на каждый дом, будто искал что-то, наконец, он остановился перед очередной «норой» и придирчиво взглянул на выбранный им дом.
- Похоже… - шепот призрака мог бы поспорить по громкости с падением листа осенью.
---
Говорят, ночь приносит облегчение от тяжелого дня. Всем ли? Многие бы продали свои души чтобы не спать ночами…
---
- Эхе-хе-хе – Уродливый демон держал склизкой лапой пожилую женщину-рыбачку, некогда наверное красивую и полную сил, но время давно стёрло всё что могло, лицо рыбачки было искажено мукой.
- Отпусти… умоляю… - слабый хрип вырвался из уст женщины.
Демон взорвался смехом.
- Ну уж нет!
- Мало ты страдала!
Из-за спины первого демона явилась пара бесов, ещё страшней и гаже первого.
- Мы хотим ещё! – хором проревели мучители.
Первый демон вдруг подкинул женщину вверх, будто перышко подкинул, тогда как два других подскочили и рыча и толкаясь попытались схватить несчастную.
- Ну и глупо же вы развлекаетесь – насмешливо бросил демонам непонятно откуда звучащий голос.
Игроки все как один принялись озираться в поисках собеседника
- Эй? Кто? Ты кто? Где ты? Покажись!
- Я тут – прямо из темноты за спиной первого демона появился улыбающийся Тайра но Акаихигэ.
- А. Ты из наших… - первый демон осклабился – Хочешь помочь?
Бесы мерзенько захихикали.
- Хочу помочь вам… разве дело мучить эту старую ветошь – призрак презрительно указал на успевшую упасть женщину – ни вам криков, ни удовольствия…
- А что ты предлагаешь? – хищно подались вперед демоны.
- Замену! – князь хитро усмехнулся.
- А какой тебе в этом интерес? – вдруг насторожился один из демонов.
- Я вам новую игрушку, а вы мне старую… а уж я разберусь зачем она мне – Акаихигэ чуть облизал губы.
- А не обманешь? – прищурился третий.
- Разумеется, обману – улыбка играла на лице горьё.
Демоны заржали как табун коней.
- По рукам! – первый демон протянул мерзкую лапищу, варварский обычай смотрелся странно в исполнении демона, однако князь Тайра пожал её, даже не поморщившись.
- Залезайте в рукава и отправимся, князь вынул руки из рукавов кимоно, демоны со смехом и улюлюканьем полезли в рукава кимоно, мгновенно уменьшаясь и без труда пролезая в раструбы.
Князь хитро улыбнулся и приблизился к женщине, которая тихо скулила в этом странном месте без пола и потолка, вообще без ничего, но таком материальном.
- Сейчас боль уйдёт – Акаихигэ опустился на колени рядом с несчастной.
Призрак приложил к голове рыбачки руки и что-то зашептал, его руки стали слабо светиться голубым светом.
- А… что... о… - в последнем вздохе женщина выразила всё облегчение, что только могла чувствовать – спасибо… но почему…
- За свой интерес – князь отнял руки от женщины – Я могу помочь тебе… навсегда помочь избавиться от этих демонов, но погоди соглашаться, там, куда я тебя отправлю, будут ждать новые, но они уже не будут мучить тебя.
- Я умру…
- Да. Но легко и без боли.
- Да… - женщина зашептала «спасителю» - сто раз да…
Дух рассмеялся и поднял тело старухи.
- Князь Эмма! Принимай! Довольно ей здесь быть! – и Тайра сильно затряс женщину, тормошил её так будто хотел вытрясти душу… и вдруг, тело старухи пошло трещинами, из которых полился свет, мгновенье и тело стало рассыпаться сверкающими искрами, которые принялся ловить и есть призрак, а над ним стала подниматься сверкающая фигура, старая рыбачка. Хотя какая же она старая, нет, снова молодая и красивая и почему-то сверкающая:
- Спасибо! Спасибо за избавление добрый господин! Буду молить за тебя Эмма-доно! Спаси… - но душа уже растаяла в воздухе.
---
Горьё снова плыл по деревне, теперь его целью был единственный дом, что мог бы с честью нести это гордое имя, новые стены, сад устроенный с некоторой претензий на шик, явно указывал на более высокое положение этой семьи перед прочими. Призрак внимательно посмотрел на дом и обратил внимание на табличку, что украшала вход: «Достопочтенный Нишида Ацутоши, заём, ссуды, залог», после чего кивнул и поплыл в дом.
---

- Пощади о Нишида-домо! – сам император валялся у ног разряженного в пух и прах Ацутоши, одетый в платье, сделанное из настоящего золота он восседал на троне, вырезанном из цельного куска нефрита, огромный зал полный придворных, что склонились перед новым господином и сам сын неба молил о снисхождении у его ног, какой приятный сон!
- Ну и безвкусная у тебя фантазия… сельский дурачок – насмешливый голос раздался откуда-то из трона.
- Что?! Да кто ты такой?! – лицо «властелина» побагровело от гнева.
- Твой самый страшный кошмар – Тайра но Акаихигэ выплыл из-за трона и громко хлопнул в ладоши, тут же всё пропало, одежды, трон, роскошный зал и сам тэнно что непонятно зачем оказался в этом убогом сне, на их место пришла пустота и тьма, лишь небольшой пятачок пространства уцелел в этом превращении.
- Декорации готовы, а теперь добавим актёров! – горьё всплеснул рукавами кимоно и оттуда полетели три демона.
- А! – с радостью заулюлюкали бесы
- Ааа! – от ужаса завопил несчастный ростовщик.
Один Акаихигэ промолчал, он остался единственным зрителем того действа что развернулось во сне Нишиды Ацутоши.
---
Говорят, ночь приносит облегчение от тяжелого дня. Всем ли? Многие бы продали свои души чтобы не спать ночами…

Побережье

Бежавший впереди поднял голову... Высокая фигура показалось знакомой. С губ тихо, сквозь тяжелое дыхание, сорвался возглас, который можно было принять как за радость, так и за проклятие. Но его перекрыли крики высыпавших из кустов воинов.
- Они!
- Быстрее!
Сразу стало не до дерзкого насмешника. Сабуро едва в состоянии был слушать команды Ватанабе, который кричал, что надо перекрыть дорогу к кораблю. Множество ног застучало по земле, поднимая пыль.

Не будь О-Санго и младенца, возможно, Тенкьё, в растрепанных чувствах, и решил бы принять бой. Но с ними...
- Бежим к кораблю! – крикнул он, но сам оказался не впереди всех, а около девушки.
- Я помогу тебе, дай мне ребенка!
Недовольное:
- Еще чего.

(хор: Далара, Китти, Соуль, Sayonara, я, Биш, higf)

По другую руку несколько растерявшейся О-Санго возник монах. Одной рукой он сжимал посох, вторую протянул к младенцу.
Девушка с жалостью, но бережно переложила малыша Тайкану, а сама отошла назад.
- Если это за мной, вы меня не отдадите, правда? Правда? - пролепетала она.
- Не волнуйся. Лучше поторопись, пока они далеко.
Тайкан прижимал к себе мальчика так, будто это было самое дорогое, что у него осталось в жизни. Успокаивающе кивнул девушке. Черный жеребец с неподвижным всадником храпел и упирался, но маленький поводырь упрямо тянул его вперед.
Тенкьё схватил О-Санго за руку:
- Быстрее!
Секунды уходили, терялись, словно растаптываемые ногами преследователей. И как-то само собой получилось, что на каменистой узкой полоске, что отделяла скалистый берег от нефритово-зеленых волн, остался стоять лишь один человек. Спиной к диковинному кораблю, лодкам и людям вокруг них, спиной к убегающим - и лицом к погоне.

(нас много)

Тем оставалось преодолеть кэн* десять-двенадцать, когда Мицуке выхватил оба меча. Рыже-белый кот вскочил на большой, украшенный зелеными полосами водорослей камень, зашипел, предупреждая, что он будет судить поединок, а судья - морда, то есть лицо неприкосновенное. Кое-кто из бежавших впереди воинов постарался остановиться, сзади навалились остальные.
Маленькая лисица снова показала из сумки мордочку, и теперь уже решительно спрыгнула на скользкие камни. Тут же поскользнулась и растянулась грязно-белой звездочкой рядом с котом.
- Ма-о!
- Присмотри за ней, Чиру, - буркнул мавашимоно, не поворачивая головы; он продолжал следить за приближающимися воинами, только раз сменил боевую стойку, теперь катана была не видна погоне, скрытая корпусом хозяина.
Лисенок с трудом поднялся - тонкие лапы так и норовили разъехаться в стороны - и, скользя, подобрался ближе к Мицуке. Грозно зарычал, словно собирался этим тихим ворчанием, достойным маленького котенка, распугать всех преследователей. Рычание переросло в звонкое щенячье тяфканье.

------------
*кэн - приблизительно 1,82 метра

- Мицуке!
Порыв морского ветра донес пронзительно-отчаянный крик уже с одной из лодок, готовившейся к отплытию.
- Проклятье... что там?
Погоня наконец-то растянулась в полукруг, решив начать атаку со всех сторон.
Несчастье продолжала лаять. Больше всего маленькой лисичке хотелось, чтобы все эти страшные, огромные люди неожиданно пропали, как во сне, или бросились бежать прочь, точно мыши. Но они продолжали наступать, хотя один, тот, который шел с нагинатой наперевес, словно собирался насадить на нее противника, вдруг заорал от неожиданности и опрокинулся на спину. В воздухе мелькнули перепачканные в зеленом иле подошвы.
- Покажи им, - не без удовлетворения оскалился мавашимоно.
Лисенок обрадовано мазнул грязным хвостом по камню и сосредоточился на своем желании.

О-Санго не отрывала глаз от рослого самурая на берегу. В панике девушка схватила за рукав Тайкана.
- Он же не справится! Они убьют его! А звереныш, Чиру?! Нельзя оставлять их!

(такая небольшая толпа)

Первый из воинов, с широченными плечами, оказался возле рослого самурая. Взгляд глаза в глаза – и схватки не произошло. Хидэтада развернулся, и теперь двое стояли плечом к плечу против двух десятков.
- Вот как встретились! - усмехнулся десятник.
Тенкье выпрыгнул из лодки, подняв сверкающий фонтан брызг, бросил прощальный взгляд на О-Санго, и устремился к мавашимоно.
- Садись в лодку, останусь я, ты нужнее! – вырвались слова на бегу.
Воины спешили, они еще надеялись вернуть дочь господина, пока она не уплыла на странном корабле, и один или даже двое бойцов не казались серьезным препятствием.
- Убейте его и к лодкам! - крикнул каро.
Лисенок испуганно отступил к ноге Мицуке и храбро зажмурился, вспоминая уроки многочисленных приемных мам. Из воды поднялась полупрозрачная голова уши-они*. Очередная волна отпрянула от берега, открывая крутую спину. Вслед за ним, то ли повинуясь чарам лисенка, то ли еще как, лицо Мицуке начало сменяться рогатой мордой демона. И - так, словно этих двоих было недостаточно - от зеленоватого камня отделился бусо**, еще более отвратительный при дневном свете. Позади защитников послышался топот копыт - это конь завидел хозяина и поспешил составить ему компанию, оставив слепого ояма растерянно сидеть на песке.

------------
*уши-они - морские быки, демоны, живущие на дне моря и не брезгающие человечиной
**бусо - демоны, поедающие человеческую плоть, возникают из людей, которые умерли голодной смертью.

(те же многие)

- Подержи-ка! - Тайкан переложил ребенка обратно в руки О-Санго.
Лодка качнулась на мелководье. С посохом наперевес монах поспешил к Мицуке и компании в окружении морока. На Тенкьё даже не взглянул.
- Мицуке, прекрати валять дурака, иди к лодке!
Посланник сегуна оглянулся.
- Иди-иди, - поторопил его и бывший десятник. – Здесь ты мне только мешаешь.
Мицуке все медлил.
- Без тебя никто никуда не поплывет, - настаивал Тайкан. – Иди же!
Судя по лицу, он готов был хоть волочь упрямого мавашимоно за шкирку.

Погоня остановилась без команды, почти одновременно, как будто налетели на стену. Несколько человек попятились, не отводя глаз от жутких чудовищ.
- Демоны!
- Колдовство!
Никому не хотелось становиться пищей водяных быков и внушавшего отвращение трупа с явственными следами разложения. Сабуро, приподнявшись, замер, стоя на коленях. Лицо перекосилось, он с коротким вскриком схватил небольшой камень и швырнул, целя в расплывающееся лицо врага.

(толпа)

- Ты позволишь отдать долг или нет?!! – разъяренным быком вострубил бравый кавалерист, так что даже почуявший хозяина и сладкий аромат грядущей битвы Демон-У сбил галоп.
Мицуке решился. Он наклонился, чтобы подобрать маленькую лисичку, что не на шутку разошлась и готова была воевать с целым светом. Кот уже мчался к лодкам, задрав обрубок хвоста. Испуганный зверек послушно вцепился коготками в руку Мицуке и затих. Тайкан изумленно проследил за полетом камня, который в этот момент просвистел над спиной мавашимоно и угодил бы тому в лицо, не наклонись он. Монах и бывший десятник переглянулись, кивнули друг другу, как старые знакомые. На том и расстались
На носу одной из лодок паниковала О-Санго. Прижав к груди хныкающего ребенка, в ужасе смотрела она на морских чудищ, о которых столько слышала; с еще большим ужасом наблюдала девушка, как половина ее спутников помчалась на берег и, очевидно, не собирались так просто возвращаться.

(много авторов)

Поэтому Мицуке со своей маленькой компанией был еще издалека встречен негодующим возгласом:
- Почему вы одни?! Все с ума посходили! Зачем? Зачем они остались?! Почему ты не взял их?!
Казалось, еще чуть-чуть – и она разревется. Или сама бросится к воинам и сдастся.
- Потому что кто-то должен был так поступить, - устало сказал Мицуке. – Они так решили, не нам им мешать.
Новым препятствием оказались странно одетые люди возле лодок и местные рыбаки. Первые громко и возмущенно галдели на незнакомом языке, а вторые были готовы удариться в бега. Долговязый мавашимоно отыскал старшего среди тех, чью речь он понимал.
- Нам нужно на тот... корабль, - сказал он, когда седовласый рыбак прочитал строчки, начертанные на полоске бумаги.
Старик кивнул, прокричал распоряжение остальным.

(все аналогично)

Замешательство было недолгим.
- Вперед, - рыкнул Ватанабе. – Позор хуже демонов! Если побежите, чем смоете позор, кроме сеппуку? - и добавил пару крепких соленых слов.
По лицам воинов видно было, что им страшно, но они уже имели дело с седзе, да и каро был прав. Один сделал шаг вперед, за ним другой. Сабуро, уже вскочивший на ноги, снова оказался впереди. Такеда к тому времени уже вскочил на спину Демона-У и, кажется, почувствовал себя как на празднике. Выкрикнув боевой клич, он пришпорил коня и сбил одного из воинов. Черная бестия добавила копытом, и тот, кажется, потерял сознание. Трое кинулись к Хидэтаде, остальные подались в стороны и обогнули невесть откуда взявшегося врага, который сейчас не был им нужен; бросились к берегу, от которого уже отплывали лодки.
В одну из них в последний миг вскочил Тенкьё. Сацумец готов был умереть вместо Мицуке, прикрывая О-Санго и детей, но раз они спасены... Преследователи вбежали в воду, пытаясь схватить быстро скользившие по воде суденышки за борта, за корму.
Хидэтада на берегу скорее сам гонялся за троицей, чем они нападали на него.

От созерцания погрузки, капитана отвлек штурман, поднявшийся на мостик. Даром, что все было обговорено еще накануне отплытия, Джиму – так звали штурмана – хотелось уточнить кое-какие детали. Поэтому Питер не сразу заметил непонятную суматоху на берегу, так как стоял повернувшись лицом к выходу в море. На поверхности воды под влиянием ветра и течений то тут, то там обозначалась характерная рябь, указывавшая на многочисленные подводные ловушки, которыми так изобиловала эта гостеприимная бухта. Прошлый раз галеон добрался до берега целым и невредимым только благодаря тому, что капитан, опасаясь незнакомых вод, отдал приказ делать постоянные промеры глубины и корабль еле-еле продвигался вперед. Сейчас предстояло повторить этот подвиг, аккуратно выбраться на безопасную глубину и взять курс на старую добрую Англию.
Непонятный шум и удивленные возгласы команды, наконец обратили внимание Питера на то, что погрузка идет как-то странно. Недоуменно заломив бровь, он с удивлением рассматривал пассажиров рыбацких лодчонок, которые подгребали к борту галеона. Кроме собственных людей, занимавшихся погрузкой, Питер увидел какую-то девушку в потрепанной, но дорогой (как он смог оценить) одежде, слепого, опиравшегося на руку упитанного мальчишки-поводыря, хмурого тощего человека неопределенного вида, местного монаха с выбритой головой, у которого на плече сидел попугай, а в руках имелся грудной младенец. Еще там был юноша с какой-то нелепой прической и двумя мечами у пояса, рыже-белый кот с половинкой хвоста и здоровенный детина разбойного вида с мечом в руке и белым лисенком в дорожной сумке. Более подробно рассмотреть непрошеных гостей Питер не успел, потому как больше его заинтересовало то, что творилось на берегу. Множество вооруженных людей были явно чем-то недовольны, а часть из них уже устремилась вплавь к стоящему на якоре кораблю. Учитывая то, что вроде бы англичане не успели нарушить никаких местных законов, вооруженные люди были посланы не за ними. Скорее всего, они желали догнать тех, кто не спрашивая мнения капитана корабля, пытался подняться из лодчонок на борт. Но в незнакомой и диковинной стране ни в чем нельзя быть уверенным. Потому Питер счел за лучшее отдать приказание поднимать якорь, распускать треугольные паруса и убираться отсюда. На оружейной палубе канониры разжигали фитили, готовясь, при необходимости, открыть огонь по возможным преследователям, а на носу корабля уже стоял матрос с лотом.
Когда все необходимые меры были приняты, капитан отправился узнать – кто же к нему пожаловал и с какой целью.

Корабль – а это все-таки был корабль, что стало ясно, как только мачты расцвели странной формы парусами, - был необычно построен, и команда на нем была необычная, и поэтому маленький отряд сбился у борта. За спиной мавашимоно места было достаточно, но не столько, чтобы там, в относительной безопасности, смогли бы все разместиться.
- Узнай, что ему понадобилось, - сказал Мицуке, кивая на незнакомца в черном.
Тот слишком по-хозяйски разгуливал по палубе, чтобы не узнать в нем хозяина корабля.
- Ма-о, - согласился с хозяином рыже-белый котишка, обвиваясь вокруг его ноги.
Белоснежный лисенок негромко тяфкнул, соглашаясь; и тут же сжался, испугавшись собственной смелости. Его приласкали: Мицуке осторожно взъерошил загривок Несчастью – одним пальцем, чтобы не свернуть случайно малышке шею. Слепой актер, очевидно, принял указание на свой счет. Дыньку деликатно подтолкнули, предлагая вести женственного калеку вперед, что мальчишка и солидно выступил вперед, хотя на том его отвага и закончилась, и он совершил попытку шмыгнуть в какое-нибудь убежище. Желательно понадежнее. Несчастье пристально посмотрела вслед актеру, а потом обижено дернула ухом, издала неясное, жалобное тяфканье и отвернулась.

(и еще - много народа: Соуль, Китти, Сайонара, Далара, SonGoku)

- Что случилось? – спросил у нее Мицуке.
Лисенок дернул хвостом - ничего - но не обернулся, а печально опустил мордочку на лапки.
Кот презрительно фыркнул и пометил, интенсивно подергивая хвостом, ближайший мешок.
- Дурак... – прошипел ему долговязый мавашимоно.
- Фф-у! – не остался в долгу Чиру.
- Скорее всего, он желает знать, что понадобилось здесь нам, - предположил монах.
Он был занят попытками успокоить не на шутку разбушевавшегося попугая, который превратил его плечи в жердочку и разгуливал по ним взад-вперед, тряся крыльями и бормоча.
- Так что иди и сообщи ему, что ты официальное лицо.
- Вот еще! – Мицуке даже удивился. – Почему-то это я должен с ним говорить? Ты монах, тебе с демонами и разговаривать.
- Где ты увидел демона? – в свою очередь изумился Тайкан. – На мой взгляд он вполне человек. Так что давай, не стесняйся.
- Humano!* – визгливым хриплым голосом высказался попугай.

(все вместе)

----------
*Humano - (порт.) человек

Стоявшая на цыпочках за спиной мавашимоно О-Санго с младенцем на руках чуть не упала носом вперед, так ей было любопытно: за семнадцать лет своей жизни она ни разу еще не видела чужеземца, и сейчас во все глаза рассматривала капитана и матросов.
- Все-таки странные они, - пробормотала она ребенку, на что тот ответил недовольным визгом.
Ояма сделал еще несколько шагов и остановился, почувствовав - уже совсем вблизи - человеческий запах. Рыжая растерялась: больше всего хотелось задрать голову и заставить повязку исчезнуть, но пока можно было только удивляться непривычным нотам в окружающих ее ароматах.
- Вы возьмете пассажиров на борт за плату? - наконец, выдал слепец.
- Кажется, он не понимает, - хмыкнул мавашимоно. – Слушай ты, святой человек с попугаем, тебе официальное лицо отдает приказ, так что иди и поговори с де... к кем бы он ни был. Не видишь, я занят?

(толпа)

- Сказали бы лучше, куда собираетесь, - сквозь зубы и не оборачиваясь проговорил актер. И уже одними губами добавил: - Герои...
- К мысу Данноура, - откликнулся Мицуке, что не оставлял попыток развеселить пригорюнившегося лисенка.
Зверек тяфкнул - не надо - и враждебно покосился на слепого. Ояма поднес белую руку к лицу, размышляя... Потом окинул отточенным жестом всю компанию и сделал очень характерный жест пальцами - словно отсчитывал монеты из полной горсти. Дальше ладони сложились у лица в вопросительном жесте.
- С каких это пор официальные лица приказывают монахам? – Тайкан кинул взгляд в сторону далекого уже берега. - Но так и быть. Должен же кто-то.
Он опять вручил младенца О-Санго и вышел вперед. Шепнул попугаю:
- Мару, попробуй ты.
Птица активно закивала, повернула круглый глаз к чужеземцу.
- Saudar-r-r!*

(cо всеми)

----------
*saudar - приветствие (португ.)

Берег
Лодки ускользали, уплывали прямо из рук. Погоня напоминала неудачливых рыбаков, вдруг решивших отказаться от сетей и вытягивать скользкую добычу руками. Мокрые, как мыши и злые, как волки, они отступали, косясь туда, где видели уши-они.
- Стреляем! – закричал кто-то.
- Осторожнее, не стреляйте по лодке с дочерью господина! – крикнул Ватанабе.
Один из воинов прицелился, но на него налетел смерч в лице Демона-У со всадником. Лучник успел увернуться, но стрела ушла в небо. Еще трое уже вскидывали луки.
- Странный корабль! – воскликнул высокий тощий Итиро. – Неправильный, у нас таких не строят! Может, там демоны, как эти! - он кивнул на уплывавших пришельцев, только что превращавшихся в нелюдей.
- Или чужеземцы, - сплюнул низкорослый Ватару, растягивая тетиву. – Одно другого стоит!
Однако стрельба оказалась безуспешной – беглецы уже отплыли слишком далеко, а великих лучников среди отряда не нашлось.
- Убейте или захватите его, - крикнул каро, показав на конника.
Но это было легче сказать, чем сделать. Видя, что его друзья вне опасности, десятник, огрев рукоятью нагинаты по голове одного из своих противников, присвистнул. Демон-У, поняв хозяина верно, поскакал от берега, почти летя над землей. Двое успели выстрелить вдогонку, но промахнулись. Одна стрела пролетела над плечом Такеды и воткнулась в ствол дерева. Хидэтада выдернул ее, держа за древко, издевательски помахал преследователям, как мог громко посоветовал не браться за оружие, пока не научатся его держать, и скрылся в зарослях.

На корабле
Тенкьё смотрел на команду не столько изучающее, как остальные, сколько напряженно – они живо напомнили о собственном происхождении. Кажется, эти не были соотечественниками отца.
- Я немного знаю язык чужеземцев, - неохотно сказал он Мицуке, - но они говорят не на одном.

Питер, спустившийся вниз, с неодобрением рассматривал своих нежданных пассажиров. Однако неодобрение это пока никак не отражалось на его удлиненном, загорелом лице. Напротив, на его лице застыла вежливая, полувопросительная улыбка, когда он слегка поклонился прибывшей компании в знак приветствия.
- Бенджамин, кто эти джентльмены и леди и с какой целью они на борту Изабеллы? - вопрос адресовался рослому молодчику, чье одеяние вполне соответствовало обывательским представлениям об образе пирата. Просторные красные хлопчатобумажные штаны, распахнутая на груди шелковая алая рубаха, алый же платок, обвязанный вокруг головы и широкий палаш у пояса. Лицо этого человека было обветренным, загорелым и тем, кто разбирался в подобных вещах, говорило о сильном характере его обладателя. Бенджамин бы одним из офицеров Питера и вместе с матросами только что прибыл с берега.
- Это местные, кэп. Я не знаю кто они такие, чума их забери, но те ребята, что снабдили нас провизией и помогали нам все это время, прямо на задних лапках ходили перед ними. - облаченный в красное человек пожал плечами. - Да нас особенно никто и не спрашивал - народ на берегу что-то лопочет по своему, какая-то суета, спешка, потом эти вон, с мечами, набежали откуда ни возьмись. Мы и убрались по-добру, по-здорову. И компания эта с нами увязалась.
Выслушав объяснения с серьезным видом, Питер снова отвернулся к своим гостям. Те нерешительно топтались на месте, о чем-то переговариваясь между собой явно не знали, с чего начать разговор. Но пока капитан пытался выяснить - что происходит - у своего офицера, из кучки гостей вперед выдвинулся слепой. Таким образом, Питер обнаружил прямо перед собой молодого калеку, что-то прозносящего по-своему. Отступив от него на пол шага, капитан неприязненно посмотрел на это чудо природы - невысокий, с какой-то странной, больше присущей женщине чем мужчине грацией. Не поняв ни слова из того, что было сказано, капитан Блад слегка нахмурился. Из его команды никто также не понял, что хотел сказать этот странный человечек, потому Питер, в свою очередь, предпринял попытку пообщаться:
- Что ж, я приветствую вас на боту Изабеллы. Я - капитан этого корабля, меня зовут Питер Блад и я хотел бы узнать кто вы и с какой целью вы здесь. - На вопли попугая он пока не обратил никакого внимания.

На берегу

Корабль показал высокую корму и уходил, уменьшаясь, тая, растворяясь в море и при постепенно гаснущем свете дня. Казалось, и варварское судно, и вода, и небо смеются над незадачливыми преследователями.
- Ушли. Все... - зло сказал один из воинов.
Кто-то поднимался с земли, кто-то зажимал рану. Сабуро проводил корабль долгим взглядом, пробившим бы дыру ниже ватерлинии, если б ашигару была дана такая власть. Затем вцепился руками в нагинату и замер с опущенной головой.
- Возвращаться? – вопрос коснулся каждого и холодной тяжестью повис в воздухе.
- Вы воины или малые дети? - ударом бамбуковой палки хлестнул голос Ватанабе. – Мы получили приказ не появляться в Киото без дочери господина. Пока он сам не прикажет иначе, мы должны следовать за ней – через море или под землю! Раз они уплыли по морю – едем искать корабль и будем искать похитителей, пока не найдем.
- Здесь нет корабля, - и верно, берег был пуст.
- В Михаре должны быть корабли красной печати, - отрезал каро. – Хэйта ждет нас с лошадьми.