Ночь тянулась целую вечность, а когда свет по капле просочился сквозь бамбуковую решетку в выгребную яму, куда, пожелав хорошенько выспаться, отдохнуть и набраться сил перед следующим днем, столкнули вчера вечером узника, каллиграф пожалел, что если не последовал совету, то по крайней мере не умер. Он всю ночь простоял в зловонной жиже, садиться в которую не хотелось, да и колодки едва ли позволили бы. Они же мешали узнать, что там плавает под ногами. Шэ сомневался, что ему понравилось бы это зрелище, да и смотреть вверх, на светлеющий квадрат неба было гораздо приятнее... до тех пор, пока там не возникла толстощекая физиономия палача.
Но вытащили заключенного из ямы не раньше, чем солнце пропекло маленький городок. Тюремщик отгонял от себя бумажным веером мух, которые с недовольным жужжанием покинули ароматную помойку (к тому времени Шэ почти захлебнулся густой вонью).

Рыночная площадь маленького приграничного городка уже день как гудела в предвкушении неожиданного зрелища. Вокруг бамбуковой клетки собрался народ, люди тыкали пальцами, проверяя решетку на прочность. Для несчастного существа (язык не поворачивался назвать его человеком), которого здешний мясник, в свободное время подрабатывающий тюремщиком, выволок, словно пса, на веревке, звук возбужденных голосов слился в единый гул. Будто местные жители превратились в отливающих синевой жирных мух, кружащихся над отбросами.

Обратной стороной умения судить о людях оказалось сочувствие. Гадатель всячески старался, чтобы оно ему не мешало, но никак не мог избавиться от жалости при виде человека, волею других людей превращенного в существо хуже бродячего пса. Толпа радостно гомонила, люди тыкали пальцами в несчастного, обсуждали казнь, которая ждет преступника. Рады, что сами стоят по эту сторону клетки. Знают, что в любой момент, стоит оступиться и окажутся на месте приговоренного.
Преступление должно быть наказано, но превращать наказание в балаган... Чжун развернулся, чтобы уйти, но передумал, вместо этого подошел ближе и вгляделся сквозь толстые гладкие прутья в изможденное узкое лицо.
- Ты рано, - палач безрезультатно обмахивал веером свою лоснящуюся жиром тушу. - Денек-второй он просто так здесь посидит, а черепицу принесут только после объявления приговора.
Гадатель сложил руки на груди, спрятав в длинные рукава. Выглядел он теперь так, будто стоит не на площади перед грязной клеткой с преступником, а около своего столика с навесом.
- Ты собираешься указывать мне, куда и когда смотреть? Может быть, ты еще умеешь и читать по звездам?

(вместе с Сон)

Мальчишка в клетке смотрел не на собравшуюся толпу, а куда-то между гадателем и его собеседником. Туда, где стоял бриготоголовый человек в дорожной одежде; под мышкой чужак держал небольшую толстопузую бутыль из глины. На горлышке болталась деревянная бирка торговца дешевым вином. Не слушая ответа, Чжун проследил взглядом за пареньком и задумчиво погладил бороду. Многовато приезжих для такого маленького города. Тюремщик тем временем пнул бамбуковую решетку:
- Эй, парень!
Заключенный даже головы не повернул; что впрочем, ему все равно трудно было сделать, учитывая тяжелую колодку. Длинные грязные волосы его растрепались.
- Знаешь, как с тобой поступят? Под ноги подложат черепицу, а шею зажмут между вон теми двумя жердями, которые сверху. И по одной будут убирать. По одной в день, - толстяк причмокнул, вообразив себе картину. – Сначала тебе придется стоять на цыпочках, ну а потом научишься летать или сломаешь себе шею.
- Хочешь уморить его раньше времени и сам занять его место? - поинтересовался у радостного мясника гадатель. - Ты его хоть кормил, а?
Судя по тени задумчивости на плоском лице мясника, эта мысль его голову не посещала. Человек в дорожной одежде хмыкнул, окинул быстрым взглядом Чжун Цзина и опять стал разглядывать приговоренного к смерти мальчишку.

(а вот теперь с Даларой)

А затем протянул гадателю глиняную бутыль.
- Я отдал за нее пару медных монет. Возместишь мне ущерб, добрый человек?
Гадатель вынул из-за пазухи маленький серебряный слиточек.
- У меня нет мелких монет, но я дам тебе его, - продемонстрировал слиток, театрально держа тремя пальцами, - если согласишься купить мальчику еды и еще вина.
Серебро исчезло в увесистом кулаке незнакомца.
Чтобы напоить заключенного, пришлось открыть клетку.
- Береги пальцы, - загоготал мясник. - Волчонок кусается!
Мальчишка и вправду был похож на дикого, загнанного в угол и не очень взрослого пока зверька. Казалось, еще немного, и он, подобно им, примется грызть удерживающую его решетку. Если дотянется. Напоить его прямо из горлышка пузатой бутылки мешала колодка. Гадатель подозвал одного из разрозненной стайки маленьких сорванцов, которые без устали крутились на площади, и велел ему раздобыть плоскую широкую чашку для вина. Пацан вернулся одновременно с чужаком. Поили в четыре руки - один держит заключенного в нужном положении, второй подносит ко рту чашку. В толпе зевак кто-то завозмущался было, но его затолкали в задние ряды, чтобы не мешал смотреть. Зрелище было в новинку.
После третьей порции глаза у мальчишки нездорово заблестели, но опьянел он не столько от вина, сколько от еды. Кое-как дотянувшись, он ухватил одного из нежданных добродетелей за рукав.
- Скажи чжушуаю... - выдохнул заключенный. - Я помню все, что было написано.
Чжун Цзин заинтересованно скосил глаза на чужака. Тот, глядя на спасенного заморыша, понимающе кивнул.

(парой)

История вторая. Каллиграф

С раннего утра жизнь в заведении била ключом. Барышни сновали по двору и коридорам, шуршали в комнатах – будили заспавшихся подруг, умывались, расчесывались, сплетничали, ссорились или веселились. С улицы доносился голос хозяйки, яростно отчитывавшей одну из девушек за порванное платье. Та, очевидно, была не робкого десятка и знала себе цену, поэтому гордо отвечала на оскорбления, так что спор затянулся бы надолго, не прозвени вскоре гонг к завтраку.
Шум мгновенно переместился в соседнее помещение, и тишина воцарилась в маленькой каморке, где поместили Чан. Девочка проснулась давно, когда еще было совсем холодно, и слышался только храп одной из служанок за стенкой. Мысли так и не дали маленькой китаянке заснуть.
Она думала о господине Шэ. Впрочем, ни о чем другом она не могла думать. Вчера, после того, как Чан заперли на ночь, девочка долго лежала и плакала. И сейчас, невольная горячая слезинка задержалась на ресницах и щекотно спустилась до шеи. Чан перевернулась на другой бок, уткнувшись новом в стенку.
В голове вертелось множество мыслей и вопросов. Почему Шэ все время попадает во всякие истории? Почему не получается у него просто пройти мимо? Разве он не хочет мирно и тихо жить? Чан вздохнула. Наверное, все же хочет, но судьба почему-то мешает ему. И сейчас она очень жестоко поступила с бедным каллиграфом.
Китаянка громко всхлипнула. Она боялась даже думать о том, что господина Шэ вдруг не станет. Не могла она представить, что его, такого доброго и заботливого, вдруг возьмут и убьют. И не случайно, не в пылу битвы, а специально. Да еще будут тщательно готовиться к его убийству и покажут всем людям, какой каллиграф плохой человек.
А разве он плохой?! Разве он совершал преступления?! Он всегда был так добр ко всем; не бросил ее, Чан, когда она осталась совсем одна, хотя слабая слепая девчонка могла быть лишь обузой.
Тут девочку внезапно осенило. А вдруг, Шэ сделал что-то нехорошее и незаконное, чтобы добыть денег? И его за это убьют... Она всегда судила о каллиграфе по тому, как он относился к маленькой спутнице, а, может, на самом деле он был совсем другим человеком?! Мысли Чан спутались от ужаса, и она вновь разрыдалась.
Дверь резко открылась, и раздался звонкий голос служанки.
- Доброе утро, Чан! – ловкая рука уверенно коснулась плеча китаянки и легонько хлопнула по нему. Девочка осторожно поднялась и села.
- Что такое? Ты плакала? – недовольно спросила девушка и прижала ладонь ко лбу Чан. Маленькая китаянка вздрогнула – рука была влажная и холодная.
– Какая ты горячая. И что плакать – разве тебе тут плохо? У нас лучшее заведение в городе, – в подтверждение этого служанка поймала руки девочки и дала ей теплую плошку с рисом.
- Спасибо, - почти беззвучно проговорила та.
- Ты мне не сказала, что произошло. Какие-нибудь красотки обижали тебя? Или холодно было ночью?
Рыдания вновь комком подобрались к горлу. Чан всхлипнула.
- Или, может, ты хочешь домой? – этот вопрос прозвучал уже насмешливо.
- У меня нет дома, - угрюмо среагировала китаянка.
- Ну и ладно. Значит, у тебя нет повода плакать, - гордо и победоносно заключила ее покровительница. – Ешь и пойдем во двор – сегодня будешь помогать мне стирать простыни.


День прошел точно так же, как и вчерашний. Чан внимательно прислушивалась к разговорам, стараясь узнать что-нибудь про каллиграфа, а вечером вновь осталась наедине со своими печальными мыслями. Ей было страшно. Теперь придется всю жизнь выполнять легкую и бесполезную работу в публичном доме. Что бы подумали в храме, если бы узнали об этом! Лучше уж было остаться рабыней жены хана, чем жить среди девиц легкого поведения.
И теперь ей уже никогда не выбраться отсюда. Раньше Чан жила надеждой, что вскоре господин Шэ придет и заберет ее, и они снова будут странствовать, но теперь все разбилось о слова того человека.
Если бы она могла чем-то помочь... Но что может сделать слепой ребенок против смертного приговора? Внезапно Чан стало так обидно и гадко – от собственного бессилия, беспомощности и ненужности. Она сделала невероятное усилие, чтобы не расплакаться. Плакать было уже стыдно перед самой собой. Надо что-нибудь придумать. Она обязательно придумает...
Вскоре Чан забылась тяжелым беспокойным сном, и до утра ей мерещилось, что по руке течет что-то теплое и вязкое.

Плывет по комнате ароматный дым из четырех курительниц по углам. Касается струн смычок то безмятежно и неторопливо, как песок, гонимый ленивым ветерком, то неистово и резко, подобно порывам ветра перед началом песчаной бури. Лай Зо творит музыку с закрытыми глазами, наслаждаясь каждым звуком. Но мысли его принадлежат не только мелодии.
Второй телохранитель задержался у дверного проема, не торопится уходить. Он любит слушать, как играет чжушуай, хоть и никому в том не признается, кроме Первого телохранителя. Музыка рождает в нем особые эмоции, которые смешиваются с горькой завистью – ему никогда не суметь вызвать из инструмента такую глубину. Острое пряное блюдо для него эта музыка.
Мелодия изменилась, и телохранитель насторожился.
- Что ж, Шэ Дзянь, мне известно твое слабое место, - нараспев, как балладу, произнес командир.
Ноты перекатились, как камешки в ручье. Одна замерла пчелой у цветка.
- И твое слабое место мне известно, слепая девушка по имени Чань.
Качнулся цветок, взвилась в воздух на дрожащих крыльях пчела.
- Йин!*
Телохранитель вздрогнул – откуда чжушуай знает, что он все еще здесь? С поклоном вернулся в комнату.
- Иди к Ву Цаю, скажи, что я выкупаю у него слепую. – Улыбка Лай Зо вызывает тревогу. – Много не давай, но и не торгуйся слишком. Приведешь ее сюда.
- Shi!

----------
*Йин - (кит.) отражение, тень. Такое прозвище Лай Зо дал своим двум телохранителям

История шестая. Наемный убийца

Странные здесь дома, вовсе не похожие на привычные в столице или окрестных деревнях. Во-первых, каменные. А если ураган? А если наводнение или еще какая беда? Накроет всех камнями, готовая могила, не иначе. Во-вторых, планировка их совсем иная. Например, кухня не там, где должна быть, не говоря уж об остальных помещениях. Суна жадно втянул пряный соблазнительный аромат. Живот с готовностью заурчал, и наемный убийца хлопнул по нему в надежде приглушить. Прокрался мимо такого притягательного коридорчика.
Жилые покои. В этой части дома огни погашены. Наблюдателю, найдись он здесь, сложно было бы заметить незваного гостя. Едва заметно колыхнулась занавеска. Ни одна доска не скрипнула под осторожными шагами. Суна уверен: ничего не подозревающий чиновник находится именно в этой комнате. Слышно чье-то дыхание. Нож наполовину выдвинут из ножен...
Что-то не так! Неправильное дыхание. Прибавляется еще одно и еще.
Вспыхивают светильники.
Ловушка!
Суна озирается, щурясь и не двигаясь с места.
Резкий гортанный голос произносит непонятные слова, его звук неприятно режет слух. Короткое молчание, и уже другой голос – их обладателей не видно за ярким светом, - продолжает:
- Кто ты и зачем пришел убивать?
Наемник подобрался, готовый драться или бежать. Кинжал наготове.
- Суна Ёдзиро из Киото. Мне заплатили денег. Меня не интересуют ваши междоусобные интриги.
Стоящие кольцом вокруг него воины подняли копья. Первый голос вновь что-то спросил.
- Во сколько оценили жизнь господина Фучжи, Суна Ёдзиро из Киото?
Драться здесь безумие. Наемник отпустил рукоять ножа.
- Восемь серебряных слитков.

(Далара mo)

(Bishop to)

- Ai ya… ba*?! – возмутился первый голос.
- Если ты получишь вдвое больше, ты изменишь решение?
- За какую работу?
Учитель всегда говорил: не берись за дело, о котором ничего не знаешь. И показал Суне, что бывает в противном случае.
- Разве ты не догадываешься? – промяукал второй голос с явными нотами подобострастия. – Раз тебя не интересуют отношения между господином Фучжи и твоим нанимателем, твоя честь не пострадает, если ты убьешь не господина Фучжи.
- Не пострадает. Я должен убить моего нанимателя? – в голосе Ёдзиро звучал деловитый интерес, как если бы ему предлагали купить и перепродать мешок риса.
- Shi.
Воины с копьями отступили, вероятно, по знаку все еще невидимого чиновника. Привыкшие к свету глаза различали два темных силуэта в глубине комнаты. Суна не стал гадать, зачем хозяин прячет свое лицо. Заказчик имеет право на прихоти.
- Задаток вперед. Его дом мне известен. Сроки выполнения?
В круг света, очерченный светильниками, вышел маленький человечек, очень похожий на упитанную вислоухую кошку, которая научилась ходить на задних лапах. Он разложил перед убийцей восемь тяжелых слитков.
- Сегодня. Сейчас.
- Hai.
Ёдзиро с канцелярской аккуратностью сложил все восемь кусочков серебра в платок, свернул его и завязал по-походному через плечо. На пухлого человечка он так и не посмотрел, перевел взгляд немигающих глаз в сторону хозяина дома.
- Какое доказательство выполнения?
- Tou,* - обронил чиновник, словно выплюнул что-то неприятное на вкус.

---------
*Ai ya… ba - (кит.) Как, целых восемь?!
*Tou - (кит.) голова

История вторая. Каллиграф
Эпизод первый

Оставив позади настороженных охранников Ву Цая, Ярополк облегченно вздохнул. Очень уж они недоверчиво смотрели... Покинув дом, верзила направился по узким улочкам, ставшим еще уже, и к тому же грязнее - в места, где находились гораздо более сомнительные заведения, чем это.
Надо было нанять человека, который должен не выпускать Ву Цая из виду. Ярополк был о себе весьма высокого мнения, но незаметная слежка никогда ему не давалась. Тем более «купца из Москвы» уже запомнили.
Эх... Мог и в самом деле приехать московским гостем...
Вспомнился родной город, а по правде – городок. Если б князю Юрию не полюбилось лет сто назад место, может, и деревни бы там не было, а так даже стена деревянная вокруг стоит. Конечно, с Суздалем, Владимиром или самим Киевом Москве никогда не равняться, а все же родина - на сердце защемило тоской. Чтоб отцово наследство, из-за которого его продали в рабство во время плавания в Византию, костью в горле у дяди встало!
От избытка чувств бородач шарахнул рукой по стене, вдоль которой шел. Послышался глухой отзвук, а он, скривившись, потер правую руку.
- Нечего тут, - зло сказал он себе.
В выбранном притоне – назвать заведение иначе было трудно – бурлила жизнь, несмотря на поздний час. Или, точнее, благодаря ему – такие люди чаще появляются, когда солнце заходит и где-то укрываются днем.
Одежда большинства посетителей разнилась цветом, покроем, стоимостью материала и отделки, но было и общее: почти все потрепано, с чужого плеча... Одни суетились, уступая всем дорогу, другие вели себя, напротив, уверенно, и перед ними расступались – в этом круге, где все одинаковы для добропорядочного горожанина, царила строгая иерархия.
Ярополк поднялся по лесенке на второй этаж, шагая через ступеньку и не держась за тонкие темно-красные перила. В середине пол отсутствовал, оставляя возможность посмотреть на людей сверху вниз, однако славянин сразу прошел к одному из стоявших вокруг небольших столиков, сел, отпихнув пытавшегося занять свободное место щуплого оборванца.
В таких местах разбойник чувствовал себя, как рыба в воде или верблюд в пустыне... Человека, готового следить за заведением Ву Цая, а тем более проникнуть в него при удобном случае, сыскать оказалось нелегко, но в конце концов нашелся и такой, хотя запросил дорого.

История шестая. Наемный убийца
Эпизод первый

Свеча уже давно горела на столе - солнце село, подарив городу свои последние лучи на прощание, обещая вернуться завтра. Деревянные таблички с записями проданного и купленного казались бесконечными, и Лян потер глаза. Может, пора уж взять помощника помоложе? Он зажмурился на несколько секунд, затем поморгал и снова вернулся к расчетам. Молодые помощники любят отсчитывать себе в карман больше, чем положено...
В сгустившихся тенях послышались ровные уверенные шаги человека, который выполнил свое дело и со спокойной совестью идет забрать плату за работу. В дверном проеме возник Суна Ёдзиро, вежливо поклонился, испрашивая разрешения войти.
Чоу поднял голову, взгляд беспокойной птицей метнулся к высокой фигуре. Он отодвинул таблички.
- Входи. Ты быстро, - произнес китаец, и тут же цокнул языком от досады – совсем забыл, что говорить бесполезно!
Он сделал приглашающий жест рукой и встретил входящего вопросительным взглядом, голова чуть склонена к плечу. Островитянин без единого лишнего движения прошел и сел напротив бывшего нанимателя. Он уже убедился, что поблизости нет никого, кроме них двоих. Спокойно сложил руки перед собой.
- Kane?*

---------
*Kane – (яп.) Деньги?

(с Хигфом)

- Не понимаю, - круглое лицо сморщилось, как потерявший соки фрукт.
Купец снова извлек так хорошо послужившие инструменты, начертил на песке в деревянной ванночке невысокую фигурку, несколько раз проткнул ее. Затем рядом изобразил похожего, но оставил невредимым. Указал на первого, на второго, пожал плечами в недоумении, передал палочки в руки наемника, предлагая выбрать между силуэтами. Суна выбрал проткнутого, для наглядности обвел его кривоватым овалом. Тихо шуршали песчинки. Взгляд широких, непривычной формы глаз наемного убийцы уперся в переносицу купца.
Лян закивал, заулыбался, казалось, даже большой нос довольно подергивается, но потом во взгляде проснулось сомнение. Он стер неповрежденную фигурку и, потыкав пальцем во вторую, затем поднес его к своим глазам и ушам. Затем достал серебряный слиток и указал на него, снова убрал, пытаясь показать, что это будет потом.
- Hai, - без выражения сказал Суна.
Одно движение, легкое, как взмах крыла бабочки. Отблеск свечей на полированной глади клинка. Тонкое щекотливое прикосновение на шее купца. Пауза. Почти ласковая ладонь на щеке.
Светлый песок окрасился густым багрянцем.
Убийца извлек из шкафчика темного дерева листы дорогой бумаги. Бережно завернул голову. Слиток остался лежать рядом с телом.

(и Далара)

История вторая. Каллиграф
Эпизод третий

Темные, тяжелые волны, казалось, обволакивали руки, ноги, голову Чань. Кто-то кричал, плакал до боли знакомым тонким голосом – наверное, она сама; слышался шум толпы, а откуда-то сверху доносился непонятный мерный рев, как будто огромное чудовище прилетело с гор забрать слепую.
И тут в звуки этой безумной суматохи ворвался, врезался высокий уверенный женский голос:
- Просыпайся, девочка!
Чань вздрогнула и отпустила край простыни, который судорожно сжимала. Ночной кошмар нехотя отступал перед грубой и обыденной реальностью. Тяжело дыша, китаянка осторожно села и потрогала раскалывавшуюся голову. Она почти не слышала, что ей щебетала молодая служанка. Только почувствовав сильный удар по руке, Чан очнулась окончательно.
- Ну ты и соня! – зло выговорила девушка. – Поднимайся немедленно, за тобой пришли.
- За... мной?.. – растерянно повторила слепая. «Это господин Шэ! - мелькнуло в голове. – Его освободили!» Сердечко Чан забилось сильней, но уже не от ужаса и тупой боли, а от неудержимой радости.
- Я... я сейчас! – девочка сама удивилась, как звонко прозвучал ее слабый голос.
Пальцы не слушались, она с трудом завязала волосы и нащупала ящик с кистями. Затем вскочила на ноги и потянулась к девушке. Та заворчала, но сжала хрупкую ладонь и повела Чань через двор и дальше, по жарким комнатам. Через минуту служанка отпустила слепую и толкнула ее в спину.
- Держите, вот ваша девчонка.
- Господин Шэ! – Чан робко протянула вперед руку.


(пока одна)

- Ты ошиблась, - спокойно поправил незнакомый мужской голос. – Шэ Дзянь находится в тюрьме. Идем со мной.
Тонкой девичьей руки коснулся кусок ткани. Китаянка замерла.
- Куда? Зачем? Я... я не пойду! – вскрикнула она и шагнула назад.
- За тебя уплачены деньги, так что ты не можешь отказаться. Идем, - повторил мужчина уже настойчивее.
Девочка упрямо мотнула головой, сильней прижала к животу деревянный ящик и отступила еще дальше. Но за спиной возникло непреодолимое препятствие в лице служанки. Она грубо толкнула Чань и процедила:
- Нечего с ней церемониться, берите и уходите. И без вас проблем полно.
- Занимайтесь своим делом, - холодно посоветовал ей «приобретатель» и снова обратился к Чань: - Если ты хочешь помочь Шэ Дзяню, не упрямься и делай, что тебе говорят.
Слепая вздрогнула.
- Помочь господину Шэ?.. Да! - голос ее почти сорвался на крик. - Я хочу ему помочь...
Смущенная своей несдержанностью, Чань вновь протянула вперед нервно сжатый кулачок.
- Я иду с вами.
Мужчина так и не прикоснулся к девушке, дал конец длинного куска ткани, чтобы держалась. Сокращать шаг ради слепой девчонки он тоже не стал, и Чан приходилось почти бежать, чтобы поспеть следом.

(а здесь мы вдвоем)

Почти пустынные улицы были сухи и замусорены, и девочка часто спотыкалась об камни и разный хлам. Сначала ее голова была занята только дорогой – слепая даже непонятно зачем считала свои неровные шаги. Людей утром было еще немного, хотя пару раз Чан столкнулась с кем-то, благоразумно обогнувшим проводника и не заметившим хрупкого ребенка.
Но постепенно мысли китаянки начали приходить в порядок. Ее забрали, ведут неизвестно куда. Но этот человек сказал, что это может спасти господина Шэ. А вдруг он обманул ее? Вдруг это такая хитрость, приманка, ловушка? Девочка твердо решила перестать доверять незнакомым людям - слишком часто она обжигалась... Да, несомненно, незнакомец - палач, придумавший новую пытку для каллиграфа. И он просто хочет использовать для этого маленькую китаянку. А, может, ему нужно, чтобы Чан присутствовала при казни?..
Тут в ногу врезалось что-то острое, и слепая от боли и неожиданности отпустила ткань, за которую «палач» ее вел. Со всех сил она сжала зубы, чтобы не вскрикнуть. И поняла – это был знак свыше. Чан инстинктивно рванулась в сторону. Рука дотронулась до деревянного забора, и девчонка, превозмогая боль в ноге, побежала вдоль досок назад.
- Стой! Куда?! – крик сзади только подогрел решимость.

(ну и еще раз вдвоем)

Солнце вползало на небо все выше и выше, достигло верхней точки и столь же медленно начало спуск к горизонту. Вечер не принес прохлады, недалекая пустошь дышала жаром, высушивая маленький городок. Зевакам поднадоело глазеть на приговоренного к смерти чужака, даже мальчишкам наскучило кидать в него камнями и комками высохшей глины. Но развлечений никогда не бывает много, добавилось и еще одно. Прижимая к груди небольшой плоский ящичек, на площадь, выскочила запыхавшаяся чумазая девочка. Позади сквозь мгновенно сомкнувшую ряды толпу (кто же откажется поглазеть?) с руганью ломился ее преследователь.
Даже обреченный человек в клетке поднял голову.
- Чань?
Колодки не позволяли просунуть руку сквозь бамбуковые прутья.
- Чань!
Девочка замерла и прислушалась. Замотала головой, пытаясь уловить, откуда донесся голос.
- Господин Шэ! – раздался отчаянный голосок. – Где вы?!
Он поздно спохватился, что втягивает свою маленькую подругу в те самые неприятности, от которых так старался ее уберечь. Но слишком обрадовался, увидев ее, чтобы думать. Кто-то сердобольный (а может быть, самый любопытный и догадливый) подтолкнул слепую девочку прямо к клетке. Обдирая запястье в кровь, Шэ кое-как дотянулся до прутьев.
- Тебя кто-то обидел?

(и Sayonara)

Чань судорожно нащупала руки каллиграфа и сбивчиво прошептала:
- Господин Шэ, меня купил какой-то человек, очень злой, я убежала, он за мной гонится...
Слезы навернулись на глаза девчонки, она всхлипнула.
- Простите... Я... я не хотела! Вас ведь... убьют?
Хорошо, что она ничего не видит... И не увидит, что произойдет через несколько дней. Палач, который задремал в тенечке, проснулся от их голосов и начал было приподниматься с места, когда на него бойцовой курицей налетела торговка метлами. Одну штуку своего товара она держала в руках и без зазрения совести пустила в ход.
- А ну дай детям поговорить! – визжала торговка на весь городок, охаживая палача по лоснящимся круглым бокам.
Перепуганная Чань вцепилась в бамбуковые прутья.
- Нет, пожалуйста, не дайте им убить себя. Они не имеют права... Вы же ничего плохого не сделали, правда? – с надеждой пролепетала слепая.
- Не верь ничему, что болтают обо мне, - Шэ очень хотелось вытереть слезы с ее лица, но единственное, до чего он мог дотянуться, это до ее пальцев. – Я не делал ничего неправильного. Может быть, незаконное, да, но ничего неправильного. Пожалуйста, мне очень важно, чтобы хоть кто-нибудь мне верил...
(с SonGoku)

- Я верю вам! Вы такой хороший, такой добрый... Вы самый лучший человек на свете! Я... Тот мужчина говорил, что, если я пойду с ним, то помогу вам. Я подумала, что он хочет меня обмануть... Но вдруг он и правда может что-то сделать? – девочка утихла, прислушиваясь. – Прошу вас, не умирайте...
Цы-йин пробился наконец через толпу, оставив палача самому разбираться с сердобольной теткой, подошел к клетке. Обритая голова блестела от пота.
- Шэ Дзянь, господин Лай Зо слышал, что ты сказал для него. Он велел выкупить эту девочку у владельца дома развлечений.
- Чань... – каллиграф посмотрел на телохранителя начальника гарнизона и опять перевел взгляд на девочку. – Иди с ним. Он говорил правду. Ты поможешь мне. Я не хочу умирать. И не умру. Иди с ним.
Слепая сильнее сжала руки. Она задрожала, но покорно склонила голову, прижавшись щекой к бамбуку.
- Хорошо... Я сделаю так, как вы говорите. Но... можно мне будет еще раз навестить вас?
- Можно, - ответил за него телохранитель.
- Я буду ждать, - пообещал Шэ.
Он смотрел, как ее уводят, на этот раз крепко держа за руку, чтобы не вздумала опять вырваться.
- Не плачь! – посоветовала осужденному торговка метлами. – И ночи не пройдет, как девчонка явится снова. А если не явится, так и жалеть нечего.

(втроем)

История третья. Купец
Эпизод первый

Смех затих, Хорёк вернулся к еде – до скорости, с которой поглощал пищу Шэ, генуэзцу было далеко. Справившись со своей долей, поглядел на остальных, споривших о чем-то у огня. Потом он достал фляжку с вином, потряс, проверяя на звук, сколько осталось и откупорил. Сделав пару глотков, он протянул флягу каллиграфу:
- Будешь пить?
Шэ не выплюнул обжегшее ему горло питье лишь из вежливости. Он осторожно проглотил угощение, но, вернув флягу хозяину, отказался пробовать еще.
- Не пьешь? - удивился охранник, заметив гримасу, пробежавшую по лицу проводника. - Совсем вина не любишь? Конечно, в ваших песках им не всегда напьешься...
- Это вино? - удивился мальчишка.
Чтобы захмелеть, ему одного глотка не хватило бы, но он был уже близок к желанному результату. Они пили вино в крепости, но оно там было совсем другое на вкус. Наверное, это от жары, догадался Шэ. Нагрелось во флягах...
- Да. Правда, не из ваших краев... не знаю, из чего здесь его делают. Но все равно не такое, как на родине, - вздохнул Хорек. - А что ты обычно пьешь?
- Воду... Еще «джя»*...
- Джя? – незнакомое слово генуэзец произнес, будто разжевывая и пробуя на вкус. – Это что?
Молодой каллиграф помедлил, не уверенный, что следует отвечать. И надо ли вообще это делать.
- Это... такой напиток, он придает сил и прочищает разум, - все-таки решился Шэ. - Его заваривают кипятком, и тогда даже в жару не мучает жажда.
- У тебя есть? – европеец задумчиво потрогал себя за мочку левое ухо, словно это помогало. На остром лице появилось любопытство. – Покажи!

___________
*"джя" - как "ту" и "ше", название чая на древне-китайских диалектах; впоследствии ханьское "ча" дало нынешнее название.

(эксперимент по пробе чая с Сон)

Шэ помедлил еще дольше. У него был с собой запас сухих листьев, необходимый для приготовления. Но хватит ли их на всех? И дозволено ли показывать тайное знание чужеземцам?
Плясали тени на деревьях, словно наблюдая, как говорят люди, как колеблется проводник-пленник.
- Не бойся, не отберу, - сухо усмехнулся Хорек. – Или это тайна?
- Можно и головы лишиться, - кивнул проводник.
- Ого, - генуэзец тихо присвистнул. – Вот это напиток!.. Да кто тут узнает? Если тебе когда-нибудь и отрубят голову, то не за это!
Мальчишка криво улыбнулся.
- Тогда мне потребуется кипяток, - сказал он.
- Это чтоб я считался соучастником? – Хорек хитро прищурился и поднялся, направившись к костру. Благо, воды в оазисе было достаточно, и она бурлила в котелке над огнем.
- Карло, одолжи кружку, а!
- Никак ты воду пить стал? – прищурился самый старший из маленького каравана. – Что-то в этой пустыне сдохло... Надеюсь, бандиты.
- Не мне, - лаконично пояснил коротышка, набирая воду.
Остальные проводили его взглядами.
- Интересно, что они с горячей водой затеяли? - выразил общее недоумение Бернардо.
- Хорек будет мыть парня. Или тот его, - Пьетро хихикнул. – Посмотреть, что ли?
Даже Марио оживился и заинтересованно покосился вслед телохранителю.
На счастье нашлась даже подходящая фаянсовая посудина. Шэ высыпал туда высушенные на солнце скрученные листья, залил холодной водой из фляги. "Сначала бери горную воду, - вспомнил он. - Затем из реки, а колодезную не бери вовсе". Ну, тут уж ничего не поделаешь, придется обойтись тем, что есть под рукой. Вооружившись веткой, каллиграф подвесил посудину над паром. Теперь надо выждать.

(вместе с higf)

Шэ помедлил еще дольше. У него был с собой запас сухих листьев, необходимый для приготовления. Но хватит ли их на всех? И дозволено ли показывать тайное знание чужеземцам?
Плясали тени на деревьях, словно наблюдая, как говорят люди, как колеблется проводник-пленник.
- Не бойся, не отберу, - сухо усмехнулся Хорек. – Или это тайна?
- Можно и головы лишиться, - кивнул проводник.
- Ого, - генуэзец тихо присвистнул. – Вот это напиток!.. Да кто тут узнает? Если тебе когда-нибудь и отрубят голову, то не за это!
Мальчишка криво улыбнулся.
- Тогда мне потребуется кипяток, - сказал он.
- Это чтоб я считался соучастником? – Хорек хитро прищурился и поднялся, направившись к костру. Благо, воды в оазисе было достаточно, и она бурлила в котелке над огнем.
- Карло, одолжи кружку, а!
- Никак ты воду пить стал? – прищурился самый старший из маленького каравана. – Что-то в этой пустыне сдохло... Надеюсь, бандиты.
- Не мне, - лаконично пояснил коротышка, набирая воду.
Остальные проводили его взглядами.
- Интересно, что они с горячей водой затеяли? - выразил общее недоумение Бернардо.
- Хорек будет мыть парня. Или тот его, - Пьетро хихикнул. – Посмотреть, что ли?
Даже Марио оживился и заинтересованно покосился вслед телохранителю.
На счастье нашлась даже подходящая фаянсовая посудина. Шэ высыпал туда высушенные на солнце скрученные листья, залил холодной водой из фляги. "Сначала бери горную воду, - вспомнил он. - Затем из реки, а колодезную не бери вовсе". Ну, тут уж ничего не поделаешь, придется обойтись тем, что есть под рукой. Вооружившись веткой, каллиграф подвесил посудину над паром. Теперь надо выждать.

(те же)

Невысокий генуэзец усмехнулся и перевел слова проводника на родной язык, косясь на Бернардо, который возмущенно засопел.
- Еще верблюды, - добавил Хорек, и осторожно поднес ко рту чашу, слегка подул на горячую воду и отхлебнул. Вкус был непривычный, ни на что не похожий и странный, но приятный. Правда, европеец чуть не обжег язык, забавно поморщился, но после глотка осталось приятное послевкусие. Он улыбнулся. Остальные смотрели, словно ожидали – может, любопытный упадет на землю и начнет биться в конвульсиях. К счастью или разочарованию, но этого не случилось.
- Вам тоже нужно попробовать, - обратился слуга к купцу. – Глоток моему господину, - произнес он, обращаясь уже к чжурчжэню, – остальное мы оставим тебе, чтоб не уподобляться ослам! – и улыбнулся.
- Здесь хватит на всех, - смутился молодой каллиграф.
Действительно хватило, хотя реакция была разная. Бернардо вообще долго отказывался пробовать, утверждая, что мужчины пьют вино, а вода и трава предназначены только для лошадей. Впрочем, шумно отхлебнув, недовольным не выглядел.
- Спроси его, сколько это стоит и где можно купить... - Марио быстро умел видеть выгоду.
Хорек помнил слова Шэ про отрубленную голову, но все же перевел вопрос.
Но чжурчжэнь сразу же замкнулся: одно дело помочь людям в пустыне набраться сил перед следующим переходом, и совсем другое пойти на государственное преступление. Пусть он уже преступил закон, но язык присыхал к горлу, несмотря на "джя", стоило Шэ подумать о последствиях.
- Я скажу ему, - понимающе кивнул коротышка. – Спасибо тебе.
Хорошо знавшие Хорька немало удивились бы, услышав его слова...
Услышав про тайну и угрозу казни, купец нахмурился, но, судя по упрямому выражению лица, совсем от своей мысли не отказался.

(те же)

Та же история. Утро

Начинался очередной день пути. Утреннее, еще не вошедшее в безжалостную полуденную силу солнце пустыни освещало дорогу семерым людям и их животным. Сегодня светило было тусклее обычного - небо казалось подернутым дымкой. Резкие порывы северного ветра бросали в путников горстями песка, поднимали небольшие смерчи. Казалось, в воздухе разлита тревога.
Проехали немного, ветер усиливался, беспокоя песчаное море, а света не прибавлялось. Марио был погружен в какие-то мысли, Хорек иногда бросал тревожные взгляды на небо и вершины огромных дюн, вздымавшихся, как горы.
- Что ты думаешь о погоде? – подъехал он к проводнику.
Каллиграф только неопределенно пожал плечами. Лицо его закрывал платок, который он обычно таскал на шее; пусть засаленная и грязная, но ткань защищала от мелкой пыли, которую в изобилии нес ветер.
- Начинается буря! – перекричал Шэ вой стихии. – Надо где-то укрыться!
- Оазис, где ночевали, или есть места ближе? – так же громко спросил генуэзец. Резко повернул голову, оглянулся на пройденный путь.
Шэ покачал головой. Как объяснить чужеземцам, что они не отыщут даже ближайшего кустика саксаула, когда черная стена, которая стоит, увеличиваясь в размерах, за их спинами, обрушится им на головы.
- Мы не сможем вернуться, в пустыне никто не возвращается в бурю...
Европеец раскрыл рот для следующего вопроса, но то, что он случайно заметил, вышибло из головы грозное небо. На гребне дюны, словно поднятые из песка порывами воздуха, возникло не меньше дюжины человеческих фигур с оружием. Хорек предупреждающе крикнул остальным:
- Разбойники!

(& SonGoku)

Поняв, что их увидели, нападающие лавиной с громкими криками начали сбегать, почти скатываться вниз. Зло просвистело несколько стрел, но ветер отнес их в сторону. Пьетро, выругавшись, схватился за лук, как и юный Энрико, но им повезло ничуть не больше. Казалось, духи пустыни забавляются бесплодными усилиями людей.
- Вперед! – крикнул Марио, держа в руке меч. Лошадей и верблюдов нещадно погнали вперед по кружащей между дюнами дороге, превратившейся в ловушку. Животные вздрагивали от летавшего уже горстями и попадавшего в глаза песка, норовили остановиться или попятиться, а разбойники приближались – им дуло в спину. Фигуры в потрепанных, потерявших цвет одеждах вырастали в полумраке, которым стало утро. Генуэзцы спешили, все еще надеясь уйти.
Шэ носил меч у пояса; хоть и не по положению, зато удобно. Не нужно думать, куда девать ножны в случае драки, когда во второй руке держишь повод. Длинный прямой клинок гораздо лучше служил каллиграфу в пешем бою, на другие случаи солдатам в форте выдавали копья. Но выбирать не приходится, молодой чжурчжэнь обнажил меч.
Еще несколько стрел с обеих сторон было подхвачено и унесено издевательски воющим ветром, прежде чем люди из маленького каравана поняли, что не успевают. Марио отдал короткую команду, и они спешились, укрываюсь от нападавших за животными и обнажили оружие. Хорек пока не доставал своего короткого клинка, взвешивая в руке метательный нож – явно не единственный. Первым среди нападавших мчался огромный человек с топором, те черты лица, что не были скрыты густой бородой, искажали ярость и предвкушение схватки.

(и Хигф)

Еще несколько шагов... Хорек, прищурившись, метнул нож, кто-то из нападавших упал, коротышка, отступив, потянулся за втором, но порыва разбойников это не остановило. Бородач набегал прямо на Шэ, и вдруг, когда оставался шаг-другой, по его физиономии быстро пробежало удивление, затем - мстительно-довольная гримаса.
Чжурчжень всадил пятки в бока коню, заставляя терпеливое животное прыгнуть в сторону.
- Уводите верблюдов! - крикнул Шэ, отгоняя другого не в меру прыткого разбойника, который благоразумно убрался подальше, увидев почти перед нос острие старого, но хорошо заточенного меча.
Ну почему эти торговцы всегда жадничают и не нанимают охрану?
Странно, но то же самое подумал Марио, жалея, что так поспешил в надежде на прибыль, и не дождался большого каравана. А потом думать стало некогда – его попытался достать копьем какой-то костлявый грабитель, купец с трудом отвел удар клинком.
Зазвенела сталь – наверное, местные духи специально отводили стрелы, чтоб столкнуть людей лицом к лицу и позабавиться зрелищем. Хорек увернулся от удара, внезапно пригнулся и проскочил под брюхом лошади, оказавшись сзади одного из нападавших, коротко и умело ударил его ножом в спину. Карло и Энрико попытались исполнить совет проводника, оттаскивая животных.
Предводитель бандитов кинулся вслед намеченной жертве, хватая лошадь чжурчжэня за поводья.
В этот миг следовавшая за разбойниками буря окончательно накрыла сражавшихся, окончательно заглушая ржание лошадей, фырканье верблюдов, человеческие крики боли и ярости, рвущие горло в бою.

(по-прежнему вдвоем)

Потемнело, как ночью, так, что скрестившие клинки с трудом различали смутные очертания друг друга, если вообще могли видеть. Песок, несомый взбесившимся ветром, забивал глаза и уши, не давая дышать, не то, что кричать или говорить.
Длинный прямой клинок чужого меча расчертил пыльную муть, точно молния, обрушиваясь на голову бородача. Испуганный конь каллиграфа дернулся, но его не пускали, ни всадник, ни его противник.
Здоровяк, не ждавший такой прыти, еле успел свободной рукой подставить топор – лезвие с хряском ударило в рукоять, скользнуло по ней.
- Ловок, - прохрипел разбойник. Густая борода прикрывала рот от песка не хуже платка. – Отдай карту!
Он схватился второй рукой за оружие. Резкий рывок оттолкнул клинок Шэ, а топор грозно взвился для удара. Чжурчжэнь поднял коня на дыбы, прикрываясь им от противника, тяжелые копыта месили воздух перед самым лицом бородача. Черные клубы песка мешали дышать, забивали рот пылью даже сквозь платок; сильный ветер дергал за волосы и кусался. Атаман шайки отпрянул, зло выругавшись, и тут же поперхнулся и громко закашлялся. Глаза слезились. Почти наугад ударил, целясь по ногам коня.
В стороне слабо слышалось ржание и неразборчивый шум.
Но тяжелое лезвие топора разрезало лишь воздух, противник исчез. Может быть, его унесло вместе с тучами черной пыли, а может быть, это пустынная буря слепила призрак, чтобы морочить умы и отводить глаза. А может быть, ловкий каллиграф, воспользовавшись навалившейся темнотой, поторопил коня, чтобы убрать подальше от опасного места.
Безумная схватка в разбушевавшемся песчаном море продолжалась. Люди отдавали и отнимали дар богов - жизнь в обмен на дорогие красивые тряпки и побрякушки из далеких земель.

(сражение продолжается)

Солнечный свет наконец вступил в свои права, кружа в своих лучах редкие песчинки - последние вестники улегшейся бури. Недалеко от подножия огромной дюны зашевелился песчаный холмик, словно решил превратиться в песочного человечка. Но нет – человек оказался из плоти и крови. Он ошеломленно помотал головой, стряхивая остатки песка и приходя в себя, посмотрел по сторонам и по-волчьи зло оскалился.
- Эй, вы здесь? Вылезайте!
Шум, пересыпание песка – другие бугры неподалеку тоже оказались людьми и животными, покрытыми тонким слоем песка, как пленкой. Кашель, фырканье и ругань наполнили горячий воздух. Впрочем, Марио быстро занял всех делом, проверяя состояние каравана.
Разбойники появились с бурей и исчезли в ней, будто растворились в удушливом песке страшными порождениями пустыни, когда продолжать бой стало вовсе невозможно. Увы, вместе с ними, кроме проводника, без следа пропали два верблюда, нагруженные творениями ткачей из Бухары и изделиями ювелиров Европы, среди которых был даже тючок с бережно замотанными в полотно янтарными украшениями, а также большая часть запасов еды. Хорошо, что Карло удалось все же отвести остальных животных, и все же потеря ценного товара взбесила Ламбертини куда больше, чем легкая рана в левую руку. И больше, чем состояние Бернардо. Кряжистый телохранитель получил удар топором в спину от огромного и неистового предводителя грабителей. Карло и Хорек, перевернув еле дышавшего парня, осмотрели рану. Пожилой слуга горестно покачал головой, коротышка плотно сжал губы и, выпрямившись, коротко сказал:
- Не протянет и часа.
Пьетро ахнул, Энрико, у которого кровь запеклась на лице и левой штанине, побледнел и осенил себя крестным знамением. Марио скорбно склонил голову на минуту, а потом начал отдавать распоряжения. Не приходившего в себя Бернардо, дышавшего все реже и слабее, уложили на его же плащ. Хорек остался рядом, заодно поглядывая по сторонам, а остальные занялись подготовкой к дальнейшему пути. Купец не хотел тратить время зря. Подсчитали точно, что пропало, поправили сбившуюся упряжь, перевязали раны – совсем невредим остался лишь низкорослый метатель ножей. Хорек вспомнил название городка, куда их вел Шэ, и то, что с утра каллиграф указывал рукой на юг.
- А может, он нас нарочно в засаду завел, а теперь с дружками смылся? – спросил Ламбертини слугу недоверчиво.
Тот прикрыл глаза на секунду, словно вспоминая долговязого чжурчжэня, почти мальчишку, с которым пили чай вчера, и после короткого колебания спокойно ответил:
- Нет, не мог. Скорее испугался и сбежал. Надо идти в этот город. Больше некуда.
На последнее Марио, обведя глазами сине-желтый горизонт, не нашелся, что ответить, кроме кивка-согласия.
Все это время Бернардо умирал рядом со своими суетившимися товарищами по путешествию. Которым было не до него. Иногда слуги бросали на него взгляды, в которых сочувствие смешивалось со страхом перед смертью и радостью, что самим удалось избегнуть гибели. Карло потихоньку бормотал молитвы.
Когда они почти готовы были в путь, Хорек махнул рукой остальным, призывая их подойти. Приблизившись, все увидели, что Бернардо застонал, пытаясь приподнять голову. Глаза его были широко раскрыты.
- Пришли, - он скользнул по лицам помутневшим взглядом. – Я вас видеть хотел... Хорек, убей эту сволочь... с топором. Ты сможешь, – пауза, хрип. – Возвращайтесь домой все. А тут скучно... и вино... поганое! То, чем вчера... проводник поил... лучше.
Он коротко вздохнул, тело безвольно вытянулось, глаза остекленели. Карло нагнулся и прикрыл их. Он же прочитал молитву за упокой души, пока все стояли, склонив непокрытые головы.
Телохранителя зарыли у подножия дюны.
- Звери откопают или буря откроет, - проронил Хорек. – Камнями бы...
- А где тут рядом камни? - спросил мрачный Марио, который явно вел в уме пересчет убытков. – Разве что ты притащишь откуда-то. Не оставлять же просто так лежать, не по-христиански. А с собой везти не можем.
Ехать, не зная направления по жаркой пустыне с мертвым телом действительно было бы безрассудством. Не то исполнив долг, не то хоть соблюдя его видимость, по команде Ламбертини тронулись в путь, полагаясь на слова Шэ, а больше - на удачу.

История седьмая. Чань

В горячем воздухе кружился пепел и серые сгоревшие останки ткани. Они забивались в рот, в ноздри; густой дым беспрестанно жег глаза. Тоскливо потрескивали догорающие балки помещения, где-то кричала птица, нервно ржали лошади, переругивались люди.
Под высоким вековым дубом, чудом избежавшим огня, сидела, поджав ноги, девочка. Миниатюрная, худенькая китаянка с равнодушными черными глазами. Руки ее были в копоти, лицо тоже; на рукаве расплывалось кровавое пятно. Казалось, она не замечала ничего вокруг. Просто недвижно пряталась от чего-то под широкой кроной с почерневшими листьями.
Серые клубы дыма начали понемногу рассеиваться, появились силуэты людей. Кучка каких-то мужчин, по виду меньше всего напоминавших мирных жителей, собралась вокруг возвышавшегося над ними верхового. Он что-то громко приказывал, остальные неохотно отвечали. Потом почти все разошлись. Один заметил девочку и рысцой поспешил к дереву.
Лязгнула ржавая сталь, и человек наставил на лицо ребенка длинный старый меч. Лезвие почти касалось маленького запачканного носа, но девчушка не шелохнулась. Мужчина постоял над ней несколько минут, потом ругнулся, схватил тихоню за шиворот и бросил на землю.

(одинокая я)

- Дура, слепая, что ли?! Жить надоело? – девчонка вскрикнула и закрыла руками голову. Разбойник ударил несчастную ногой по боку.
- Отвечай!
- Да, - тихо простонала китаянка.
- Что да?! – взвился бандит.
- Не видишь, девка слепая – посмотри, какие глаза пустые, - к ним подошел его соратник.
- Возможно, ты прав, - несколько успокоился первый. – Раз так, значит пойдет на корм воронам. Зачем нам слепая пленница?
- Да постой ты, - разбойник сплюнул. – Продадим старухе, она уж разберется, кого куда. Смотри-ка, мордочка-то ничего. Авось, в красавицу вырастет, - и оба загоготали.

Чань посадили в повозку с остальными пленниками. Их было немного, человек пятнадцать от силы. По редким голосам китаянка смогла определить, что большинство из них тоже были совсем молодыми, как и она сама.
Девочка старалась молчать. Она была погружена в свои мысли, отнюдь не радостные.
Итак, сейчас она в плену у разбойников из пустыни. Монастырь, где Чань выросла, разорен ими и сожжен. Скорее всего, никого из ее друзей даже в живых не осталось. И теперь ее, слепую одинокую девчонку, везут непонятно куда как живой товар...

(что-то я в последнее врем только и делаю, что помогаю выкладывать чужие посты)

Боль, какая-то тупая и неосознаваемая, резала в груди. Не могла китаянка до конца прочувствовать, что вся ее размеренная и устроенная жизнь внезапно сгорела, а прах ее развеялся по горному ветру. Еще болела рука, которую задела случайная разбойничья стрела.
Чань насилу сдерживала сухие рыдания, подбиравшиеся к горлу. Плакать было глупо. Надо либо что-то делать, либо покориться воле случая и богам. Как ни странно, в тот момент в душе тихой, обученной смирению девочки просыпалась жажда жизни, смешанная с искренней детской обидой на судьбу. Надо бежать, обязательно надо! Только – как?..
Повозка остановилась. Видимо, решили устроить привал. Чань сжалась в комок – сейчас придут бандиты и будут всех выгонять. Девочка боялась этих бессовестных жестоких людей. Мало того, что они издевались над кем ни попадя, так им еще ничего не стоило прикончить любого из пленных – китаянка уже слышала, как лилась сегодня невинная кровь совсем близко от нее.
Сильные грубые руки вытащили ее за локоть. Надсмотрщик недалеко повел пленницу – кинул почти рядом с телегой, там же, где уже привязывали остальных. Чань чувствовала, как мозолистые пальцы вяло завязывали узел на запястьях. Почти над ухом раздался пронзительный девичий голос:
- Убери лапы, животное!
(а разве это не святое дело?)

Захохотал державший слепую разбойник; китаянку передернуло от его громового веселья. Его товарищ, который, видимо, и приставал к одной из девушек, гоготал еще раскатистей.
- Давай скорей, что ты там копаешься? – послышался его булькающий голос. – Вяжи быстрей, развлекаться возьмем эту малютку.
- Иду, иду, – усмехнулся бандит и, отпустив Чань, затопал прочь. Через минуту их веселые голоса и писк молоденькой жертвы затихли, и на поляне, куда выгнали немногочисленных голодных пленников, воцарилась тишина.
Чань сидела как в оцепенении. Высохшие слезы на щеках неприятно пощипывали кожу. Девочка рассеянно подняла руки к лицу. Тут она ощутила, как жесткая веревка, сухо оцарапав ладони, упала ей на колени. Слепая вздрогнула – руки были свободны! Полупьяный любитель развлечений так торопился, что забыл до конца затянуть узел на тонких запястьях.
Девчонка оттерла слезы и прислушалась. Кто-то из товарищей по несчастью обязательно должен был заметить ее неожиданную удачу. И правда – словно бутоном, прикрыли чьи-то мягкие связанные руки пальцы Чань.
- Тихо, я друг, - решительно прошептал взрослый женский голос. – Надень узел снова. Никто не должен видеть. Как стемнеет, ты развяжешь руки мне, и мы уйдем.
- Хорошо, - испуганно покорилась девочка. Сердечко ее готово было выпрыгнуть из груди – и от страха, и от радости одновременно. Вот он, ее шанс! Но...

(святое-святое!)

- Кто вы, добрая госпожа? – пролепетала Чань.
Женщина усмехнулась.
- Какая разница. Главное – выбраться отсюда, верно?
Девочка промолчала. Голос сообщницы прозвучал так холодно; слепая понимала, что ее только используют. Но так хотелось верить в существование искренних и добрых людей, особенно сейчас...

Разбойники давно уже перестали горланить непристойные песенки и рассказывать еще более непристойные байки. Весь лагерь погрузился в сон. Лишь изредка спросонья фыркала лошадь или начинал храпеть какой-нибудь мертвецки пьяный бандит.
Наконец женщина, молчавшая весь вечер, позвала Чань. Сбросив импровизированный узел, девочка нащупала у своей соседки на поясе крошечные ножны и вынула легкий ножик – пленница объяснила китаянке нехитрый план побега сразу после их натянутого знакомства. Два резких движения – и миниатюрное лезвие освободило женщину. Она забрала свое оружие и крепко сжала ладошку Чань.
Слепая так и не смогла понять, как они умудрились миновать всех дежурных – наверное, ее спутница была опытна в такого рода делах. Покинув лагерь, они еще долго бежали – женщина тянула девочку все дальше и дальше, изредка предупреждая о камнях, корнях и других препятсвиях. Чань не сопротивлялась, сейчас ей было все равно, куда идти, лишь бы подальше.
(только оно еще и долгое)

Ночной воздух уже начал теплеть, и только теперь беглянки остановилсь.
- Девочка, - мягкая рука отпустила китаянку, - мы все еще в горах, но совсем недалеко от пустыни. Я пойду, поищу воды, а ты посиди, отдохни.
Чань кивнула.
- Спасибо...
- За что? – резко ответила ее спасительница. – Это мне должно тебя благодарить.
Ее легкие шаги растворились в предрассветной тишине. Девчонка нащупала небольшой выступ скалы и села на корточки.
Рассвело, солнце уж нагрело камни, а странной женщины все еще не было. Да и понятно было, что не она больше не придет.
А девочка осталась в горах одна-одинешенька. У Чань уже не было сил даже плакать, хотя было так жалко саму себя! Она будет медленно погибать от жажды, а потом даже вороны не станут клевать маленький иссохшийся трупик...
Когда горячее полуденное солнце пустыни подошло к растрепанной черной голове, девчонка решила сопротивляться жаре и неловко поднялась. Медленно переставляя ноги, она держалась за шершавую поверхность и неровности скалы и спускалась ниже. Ступни нащупали какое-то подобие каменных ступеней, и Чань увереннее зашагала вдоль каменной стены.

(зато качественное)

Беглянка продвигалась довольно долго, но внезапно из-за неосторожности левая нога слепой сорвалась со ступеньки, дернув все тело вниз. Правая ступня тоже порывалась соскользнуть, и девчушка почти повисла на руках, зацепившись за широкую трещину.
От ужаса китаянка завизжала. Руки как ножом резало, щека расцарапалась. Хуже было другое – панический страх перед невидимой высотой.
- Кто-нибудь! Помогите!!! – в исступлении закричала Чань. Глупая, глупая, никто же не услышит! Никого же нет... Девочка сжала губы и приготовилась к смерти.
И тут свершилось чудо.
- Отпусти руки! Прыгай! Я тебя поймаю! – мужской голос с удивительным выговором эхом отозвался в разгоряченных скалах.
Жесткий камень резал пальцы, девочка чувствовала, что вот-вот упадет. Сверху сыпался песок, попадал прямо в рот и нос. Шансов выбраться уже не было.
- Я... Я... не боюсь... - тихо шепнула Чань сама себе. - Ничего не случится... Все равно хуже уже не будет...
Одна рука соскользнула, девочка застонала от боли в полувывихнутом локте; держаться дальше не было смысла. Китаянка разжала пальцы, и легкое тело полетело вниз. Сердце ушло в пятки, но тут Чань почувствовала, как ее подхватили руки неожиданного спасителя.
(невероятно, оно становится вдвойне качественней!)

- Вот же взялась на мою голову...
Чань оцепенела от страха и смогла вновь соображать, только когда неожиданный спаситель усадил ее на горячий песок. Затем послышался звук, до боли знакомый девочке, такой звонкий и холодный... Похоже, этот человек хотел вынуть из ножен оружие, но вернул его обратно... Проверял его, что ли... В любом случае, надо бы его поблагодарить. Чань запрокинула голову и, протянув вперед руку, нащупала спину незнакомца.
- Спасибо вам, - сказала девчонка. - Я... я очень помешала? Вы хотите меня убить, да?
Чань старалась, чтобы в ее голос был ровным, и в нем не было заметно ни капельки беспокойства. Но что-то не очень получилось. Потом девочка услышала другие голоса, грубые, злые, и перепугалась еще сильнее. И поняла, зачем ее спасителю понадобился клинок.
Металлический скрежет, нервное ржание, топот ног и копыт, болезненный крик человека – вот все, что успела услышать Чань. Почти в ту же минуту ее подхватили и кулем закинули на что-то горячее и мягкое, видимо, спину лошади. Девчонка от неожиданности качнулась в сторону, но сумела удержаться. Она никогда не ездила верхом и слабо представляла, как это делается. Тут ее рвануло, чуть не отбросив назад, ветер ударил в лицо, свистнул в ушах – благородный зверь пошел с места в галоп.

(ура! я немножко появилась)

Помертвевшими от страха пальцами девчонка вцепилась в густую спутанную гриву коня у холки. Чань старалась унять дрожь - она чувствовала, что вот-вот упадет. Лошадь неслась быстро, но неровно, видимо, не желая примиряться с новыми наездниками.
Китаянка слышала тяжелое дыхание своего спасителя. Она еще с трудом соображала, а мысли сбивали громкие крики воинов и их эхо, слабо отдававшееся в удалявшихся скалах. Глухо бил по ушам стук копыт по горячему песку – преследователи приближались. Чань сильней прижалась к коню.
- Только бы не догнали, только бы не догнали... – молитвой зашептала она.
Неподалеку раздался тяжелый топот копыт.
- Не бойся! - крикнул уже знакомый голос с необычными гортанными интонациями; раньше Чань не слышала подобного выговора. - Это всего лишь я!
Девчонка скрипнула зубами, опустила голову. Она решила молчать. Может, так все опасности пройдут мимо, а где после окажешься – на земле, под ней или на небе – уже не так важно. Безумная скачка затянулась, но, в конце концов, выдохлись лошади. Конь под девочкой сначала перешел на рысь, потом вообще пошел быстрым шагом, а затем остановился, когда неведомый спутник сумел перехватить болтающийся на шее животного повод. Кто-то спрыгнул на землю.
- Слезай. Погоня отстала.
(без тебя мне был бы каюк)

Отпустив растрепанную лошадиную шевелюру, китаянка неловко перекинула ноги на одну сторону и прыгнула. Но после сегодняшних потрясений колени не выдержали соприкосновения с землей, и Чань растерянно шлепнулась на сухую землю, подняв облачко пыли. Что-то твердое толкнуло ее в локоть, послышался недовольный всхрап. Слепая сообразила, что упала прямо под лошадь, и бросилась вперед на четвереньках, только чтобы уйти от опасной близости копыт.
- Куда ты, кроха?
Девочка сменила направление и почти немедленно ткнулась лбом в чужие ноги, но на этот раз человеческие. Ей помогли подняться.
- Какая ты пугливая! - рассмеялись рядом. - И чумазая. На держи, вытри лицо...
После не очень долгой паузы ее спаситель недоуменно спросил:
- Почему ты брезгуешь? Да, платок грязный, но не настолько же...
Чань виновато опустила голову.
- Аааа... Где он? – и протянула вперед маленькую ладонь.

(вдвоем вот теперь)

Рядом заскрипел под чужими ногами крупный песок, кто-то присел на корточки, заслонив ее от солнца - на лицо девочки упала прохладная тень. Затем она почувствовала, как движется горячий воздух, будто ее обмахивают веером. Наверное, человек, который ей встретился, провел несколько раз ладонью у нее перед глазами, проверяя догадку.
- Ты слепая?
- Д-да, - робко кивнула Чань и, сжав кулаки, стала ждать реакции своего спасителя. Она привыкла, что люди начинали либо жалеть ее, либо горько вздыхали и уходили. Слепая девчонка мало кому была нужна...
- Бедняга.
Сначала раздалось бульканье, а затем ей вытерли лицо влажным платком. Потом ее спаситель сунул флягу ей в руки.
- Пей, тебя наверное мучает жажда. Меня зовут Шэ Дзянь, я с заставы Ша Чжоу. А ты от кого бежишь?
Девочка сделала небольшой глоток.
- Спасибо. Мое имя Чань. Я убежала от бандитов, там, - она махнула рукой, - в горах.
- Не бойся, теперь они тебя не тронут.
Кажется, Шэ старался придать своему голосу больше уверенности, чем испытывал сам.
(таки нас двое)

История третья. Купец
Эпизод второй

Судьба не оставила своей милостью людей, толкнув их в нужную сторону. Правда, пятерка, въехавшая в приграничный городок, на баловней Фортуны походила мало. Повязки указывали на недавние раны, а потемневшие, измученные лица говорили о перенесенных лишениях. Лошади тоже еле шли, и лишь верблюды держались бодро. Тем не менее у предводителя каравана нашлись нужные грамоты на купца Марио Ламбертини и монеты на въездную пошлину.
Стражники выслушали историю о бандитах и высказали между собой не очень лестное мнение о тех, кто ходит через пустыню, не дожидаясь больших караванов. Сошлись на том, что судьба неблагосклонна к глупцам. Самый низкорослый человек среди пришедших, выглядевший чуть бодрее других, слушал с видом полного непонимания, но кое-что, видно, все-таки уловил, ибо, проехав заставу, согласно кивнул и покосился на Ламбертини.
Караванщик, однако, этого не заметил. Он поспешил разместиться на постой и, почти что не дав себе отдыха, отправился на рынок. Убыток, причиненный нападением, надо было возместить как можно быстрее. Если цены тут благоприятны – продать и закупить как можно больше. К тому же у Марио имелась рекомендация купца из Северного царства, имевшего дела с одним из местных торговцев.

История первая. Гадатель
Эпизод второй

В дом Ву Цая гадатель вернулся с заднего хода, держа в руках две большие корзины. Еду, которую он принес, девушки под звонкий смех утащили на кухню, а сам Чжун отправился к своему юному спутнику. Тот явно был доволен жизнью, зато девушка шутливо дулась на него – никак не могла понять, почему он отказывается переодеваться.
- Okaeri nasai!*
Островитянин поклонился, не поднимаясь. Кажется, его манера усаживаться на пол в позу, в которой ни один нормальный человек не усидит дольше трех мгновений, уже стала темой для местных девичьих сплетен. И непрекращающегося удивления гадателя. Он уже начал подумывать, нет ли здесь какого-то особого секрета, который можно вызнать и применять для впечатления горожан, интерес которых потихоньку остывал и покрывался пылью.
- Сейчас в городе новое развлечение, никто не станет искать тебя. Все зеваки заняты предвкушением казни.
Чжун Цзин расположился на подушках, умудряясь выглядеть отстраненным от мирской суеты даже в расслабленной позе и с кусочком яблока в руке. Предложил Саньиню фрукты, которые девушка уже выложила на широкое медное блюдо.
- Жаль, такой молодой юноша, и уже преступник, осужденный на смертную казнь.
- Keiriku, ne?* – удивился островитянин.
На смуглом лице нарисовалось сомнение, кошачьи глаза загорелись при одной только Саньиню ведомой мысли.
- Doushite?*
- Почему смертная казнь? – уточнил Чжун Цзин. - Он совершил много преступлений, даже убил своего непосредственного начальника. Не думаю, что он совершил убийство по злому умыслу.
Гадатель задумчиво надкусил дольку апельсина, и по комнате разлился сладкий резковатый аромат.

(угадайте, с кем писали - правильно, с Бишем)
__________
*Okaeri nasai - (яп.) С возвращением
*Keiriku - (яп.) смертная казнь
*Doushite? - (яп.) Почему?

- Anata wa... – мальчишка принюхался, забавно морщась, как будто собирался чихнуть. – Akashi o...*
Он мотнул головой. Выделенная девушка сунула ему в руку угощение; она ластилась то с одного бока, то с другого, но мысли островитянина витали где-то в ином месте.
- Akashi, - повторил Саньинь настойчиво.
- Ты хочешь знать о доказательствах? – незнакомое слово, но ничего другого гадатель не смог предположить. - Мне они неизвестны, я не судья и не состою в городской страже.
Предвосхищая следующий вопрос, Чжун Цзин добавил:
- Раз судья принял решение о виновности, значит, этот юноша виновен.
- Nai!
Юный островитянин произнес речь. Поскольку говорил он взволнованно, то гадатель не понял даже тех слов, что казались смутно знакомыми. А девушка и вовсе ничего не поняла. Ясно было одно – он сейчас пойдет и сам во всем разберется.
- Стой! Погоди бежать, - Чжун Цзин протянул руки, словно намеревался удержать подопечного физически, если тот вдруг сорвется с места. – У тебя нет доказательств обратного.
Продолговатые апельсиновые косточки на маленькой тарелке темной бронзы казались похожими на крупинки риса. Лицо гадателя просветлело, и он хитро знающе улыбнулся.
- Есть способ проверки преступников. Человеку дают ложку сухого риса, который он потом должен выплюнуть. Если рис мокрый, значит человек невиновен. У преступника пересыхает рот, потому что ему не до еды. Мы можем устроить проверку этому человеку, и ты сам убедишься, виновен он или нет.
- Iku, – потребовал Саньинь.
Мысль о том, что ему следовало бы остаться, высказана так и не была. Все равно бы не послушал.

------------
* Anata wa... akashi o... - у тебя... доказательства...
*Nai - нет (резкий вариант ответа)

(с Даларой, конечно)

История третья. Купец
Эпизод второй

В доме Османа мало что изменилось. Все те же ковры, разные безделушки – признаки уюта и достатка. Даже дверь, казалось, не срывали с петель, она была заботливо прилажена на место. Да и с хозяином ничего не случилось; только в гостях у него были не гадальщик и чужестранец, а юный соотечественник.
- Дядя Осман! – Чуньшу был очень взволнован, короткие волосы растрепались, и даже редкая поросль усиков казалась взъерошенной. – Клянусь, что я не лгу!
- Верю, - сельджук огладил свои роскошные усы. – Выпей вина, успокойся и расскажи по порядку.

Высокий пожилой человек с седой бородкой и морщинистым лицом кивнул Чуньшу ласково и дружелюбно.
- Это меньше, чем я мог бы получить, мой юный друг... – успокаивающим взмахом руки он призвал раскрывшего рот парня замолчать и продолжил. – Но я надеюсь, что эта сделка послужит примирению между нами. Твой покойный отец не любил меня, как ты знаешь. Когда-то в молодости мы и впрямь крепко ссорились, да и в торговле у каждого свои интересы. Но сколько можно помнить глупые обиды? Я согласен.
Обрадованный молодой человек почтительно склонил голову.
- Спасибо, господин Байши! Я очень рад. Сейчас же расплачусь и пошлю за слугами, чтоб перенесли товар.
- Что ты! – расплылось в покровительственной улыбке лицо старшего. – Неужели уйдешь сразу? Давай посидим, выпьем, отпразднуем такое событие, а товар перенесут мои слуги. Пошли записку, они знают, где твоя лавка.
Чуньшу кивнул и остался. Прошедший день изрядно утомил его...

- Но я честно расплатился до последней монеты! – юноша чуть не сорвался на крик. – И рад был думать о нем хорошо, а потом...

Мальчишка влетел в небольшую лавку, как вихрь. Правда, вихрь не спотыкается на пороге и не растягивается на земляном полу к смеху присутствующих.
- У меня срочное-срочное дело! - выпалил он, вскакивая. – К почтенному Чуньшу.
- Неужели ты собираешься заключить со мной сделку? – добродушно усмехнулся юный купец. – Или очень проголодался?
Парнишку знала вся улица, правда, не по имени. Прозвище - Ветерок - как нельзя лучше соответствовало характеру и роду занятий. Он исполнял различные поручения, бегая по всему городу: позвать кого-то, отнести корзину, передать записку.
- Господин Лю мне сказал срочно бежать к вам, - чумазое лицо светилась нетерпением и осознанием собственной важности. - И сказать кое-что. Только вам!
Молодой человек посерьезнел. Приятель-стражник слов на ветер бросать не любил, он вообще говорил немного.
- Пошли, - он махнул Ветерку рукой, удаляясь в комнаты. Тот неожиданно показал все еще посмеивающемуся слуге язык и юркнул за хозяином дома.
- Что ты хотел сказать? – Чуньшу уселся на грубо сработанный стул, указывая мальчику на соседний, но тот остался стоять.
- Вы должны прятаться. Господин Байши пожаловался на вас судье. Сказал, что вы украли у него большую партию чая и укрыли в своем доме. И сейчас стражники придут сюда, проверять. Если найдут...
Парень был потрясен. Он вскочил на ноги, потер лицо рукой.
- Но я купил чай! Ты не ошибся? Он не мог так поступить.
- Если вы купили, то у вас должна быть расписка, а господин Байши сказал, что ее нет.

(помогаю выкладывать)

- Если вы купили, то у вас должна быть расписка, а господин Байши сказал, что ее нет.
- Вот она! – с торжествующим видом молодой человек сунул руку в карман. Тот был пуст. Он лихорадочно проверил остальные, посмотрел на столе. Лицо юноши побледнело, как мел. Ему показалось, что светившее в окно солнце померкло.
- Он меня обнимал на прощание, - тихо прошептал он.
- Нету? – сочувственно спросил мальчик. - Тогда плохо. Свидетелей тоже нету?
Чуньшу только покачал головой.
- Господин Лю сказал передать, что лучше тогда, если не найдут ни вас, ни этого чая, а то посадят в клетку на площади, как дезертира или того похуже! И он думает, что господин Байши заплатил господину судье.
По коже парня мурашками пробежал озноб, несмотря на жаркий день. Он был уверен, что, попав в лапы местного правосудия, через некоторое время признается в чем угодно, вплоть до покушения на жизнь императора.
- А я побежал, - закончил Ветерок и, получив кивок-согласие, выскочил из комнаты.
Чуньшу вскочил, сделал шаг, но остановился. Что делать, куда бежать? Не в пустыню же! Он сжал кулаки в отчаянии и чуть не опустил руки, но его озарила внезапная надежда.
- Дядя Осман!
На самом деле тот совсем не был родственником молодому человеку. Когда-то покойный отец Чуньшу спас сельджука во время нападения разбойников на караван, рискуя собой. С тех пор они дружили, помогали друг другу в делах. Когда старик умер, Осман перенес свое отношение к отцу на сына, покровительствуя ему, почти как родному. Возможно, потому, что родных у пришельца с запада тут не было, а одиночество гнетет даже тех, кто, казалось бы, готов на все ради своей корысти...
Так или иначе, но на сельджука, которому дали прозвище Шайтан – уж больно часто он поминал в проклятиях это непонятное слово – была последняя надежда.

(и не только выкладывать, еще и советами!)

- И ты притащил ко мне этот чай, - уточнил Осман. – Его ищут. И тебя тоже.
- Да, - опустил голову Чуньшу. – Когда слуги его повезли, я немного задержался и видел, как стражники пришли ко мне, Байши был с ними. Он кричал на всю улицу, что я мерзавец, и он перевернет весь дом, а если надо – весь город, но найдет свое добро и накажет вора.
- Ты знаешь, что бывает с теми, кто укрывает преступника? – пытливо спросил сельджук; подергал себя за длинный ус, глотнул вина.
- Их судят как соучастников, - поникшим голосом пробормотал молодой человек. Вид его был совершенно несчастным, как у мокрой мыши. – Я... Я понимаю... Наверное, лучше бежать в пустыню...
Он встал.
- Сядь! – приказал купец неожиданно властно. – Очень хорошо, что ты понимаешь. Может, это понимание поможет усвоить урок. Надеюсь, впредь в садах твоего разума начнет процветать не глупая доверчивость всем подряд, а разумная осторожность. Воистину Аллах не посылает испытаний зря! Учти, что у меня в тайнике тесно и темно. Воистину самое подходящее место для размышлений! А я подумаю, что делать дальше...
- Дядя Осман! – воскликнул Чуньшу. Отчаяние сменилось радостью и благодарностью внезапно и резко, словно луч солнца пробился сквозь тучи в хмурый день.

(и опять помогаю)

История восьмая. Нойон.

Только удалившись от городка на приличное расстояние, монголы решили передохнуть. Им так и не удалось покормить и напоить лошадей, а рисковать здоровьем животных было бы сейчас слишком глупо. В конце концов, Гуюк не сомневался, что они сумеют отбиться хоть от всей здешней стражи, если она нагрянет. Мнение десятника о бойцовских качествах ханьцев изначально было невысоко, а после устроенной ими рубки и подавно.
На берегу мелководной речки, бойцы Гуюк-нойона устроили привал. Чагатай отправился поить расседланных коней, Сумен сидел возле костерка, и пока Джамуха помешивал бурлящее варево, обрабатывал чжурчженьской мазью глубокие царапины на левой кисти и бедре. Клинки стражников несколько раз достали и до корпуса монгола, но стеганый кафтан, прошитый конским волосом, позволил свести травмы лишь к паре синяков. Когда бульон из кумыса и проточной воды достиг нужного состояния, Джамуха подбросил туда несколько сухих чайных листов, раскрошив их пальцами.
Саклаб расстелил для десятника вышитую циновку, а сам вместе с Бураком, Кульканом и Воргулом устроился рядом в привычной для монголов позе, называемой «сидящий на пятках». Гуюк, скрестив ноги, разложил перед собой содержимое одного из футляров, принадлежавших раньше тому каллиграфу, которого они бросились спасать, но так и не поняли, куда тот впоследствии делся. С другой стороны, они весьма удачно продемонстрировали местным жителям слабость их собственных защитников и силу воинов Великого хана Угэдэя.
Несколько свитков с чеканными значками ничего не сказали командиру разведчиков, как и большинство «образованных» монголов он знал в письменном виде только уйгурский, а потому сразу передал все бумаги Кулькану, который хоть немного, но разбирался в местных каракулях.

(& Далара)

Телохранитель Чжушуая форта Ша Чжоу приблизился к лагерю с осторожностью. Прежде чем подойти, постоял за развесистой ивой, разглядывая чужаков. Губы на гладко выбритом лице сами собой кривились, а рука так и тянулась схватиться за меч. Монголы были в форте не раз и не два. Не эти, другие, но чувства к ним не менялись от такого знания. Особенно после драки в городе. Грабители и убийцы. Шо йин с удовольствием развесил бы их тела на внешней стене форта... Бесполезные мечты.
Оставив руки свободно висеть по бокам, Первый телохранитель уверенной походкой направился к семерым монголам, краем глаза отмечая любое движение в той стороне, куда удалился восьмой. Именно в эту секунду сзади хрустнула сухая ветка кустарника, а глазам обернувшегося телохранителя предстали еще два монгола, державших в руках заряженные луки с натянутыми тетивами.
- Не дергайся, - хмыкнул Джебе на скверном ханьском и громко свистнул.
Сидевшие у костра и рядом с командиром воины сразу же обернулись. Гуюк сделал короткий кивок, и навстречу гостю поднялся Саклаб. Пока кара-китай шел к Шо йин, Джебе и Меркил обменялись короткими фразами по-монгольски.
- Интересно эта ханьская собака возомнила будто умеет быть тихим и незаметным как степная мышь?
- Нет, он, наверное, решил, что войны Великого хана такие идиоты, что не выставляют дозорных.
- Ничего, власть наследника Сотрясателя Вселенной принесет разум и в эти края, а то ты уже видел, насколько глупы здешние стражники.
- Да и этот умом не блещет, подбираться к степным охотникам и думать, что сможет это сделать.
Оба монгола удостоили телохранителя самодовольными улыбками, не убирая рук с оперения стрел.

(und Grey)

Шо йин остановился и спокойно повернулся лицом к худощавому монголу, который направлялся к нему. Ханец развел открытые ладони в стороны, показывая, что не собирается драться. На лице никаких эмоций, в глазах ни капли страха.
- Я пришел поговорить.
- Говори, - Саклаб замер в пяти шагах, положив руку на рукоять сабли. - Раз уж пришел.
Ханец выдержал паузу.
- Сегодня днем вы помогали каллиграфу против городских стражников. Хочу уведомить вас, что каллиграф все-таки попал в заключение, и теперь ему грозит смертная казнь.
Предвосхищая вопрос: "А нам что за дело?" Шо йин поднял руку. Четко, словно бы выступая перед гарнизоном форта, произнес:
- Этот каллиграф обладает знанием, как добраться до сокровищ монастыря, спрятанного в пустыне. Веками монахи привозили туда свитки, статуи и утварь, которые имеют не только громадную духовную ценность, но и вполне материальную. Монастырь был потерян, оставались только легенды. Но этот юноша случайно нашел к нему путь. Прошу вас помочь нам освободить каллиграфа взамен на часть сокровищ.
Кара-китай молча кивнул, лишь в глубине его глаз вспыхнул так хорошо известный многим маслянистый огонек жажды наживы.
- Жди.
Развернувшись, Саклаб зашагал обратно в ту сторону, где сидели Гуюк-нойон и остальные. Опустившись на корточки, он стал быстро шептать что-то на ухо командиру десятка, взявшему в руки чеканную плошку, протянутую Джамухой.
- Много сокровищ, говоришь? - переминавшийся с ноги на ногу, Меркил ослабил тетиву и с прищуром взглянул на ханьца.
Тот не ответил даже взглядом. Ожидал решения главного. Поняв, что никакой реакции на его вопрос не будет, Меркил поджал губы, в его раскосых глазах появились гневные отсветы.
- Надеюсь, нойон прикажет сломать ему хребет, - намеренно по-ханьски обратился лучник к своему напарнику. - Предложение и слова этих южных псов все равно не стоят и помета из-под конского хвоста.
- Как и они сами, - усмехнулся, соглашаясь Джебе.

(мы же)

Шо йин не был бы телохранителем чжушуя, если бы поддавался на подобные уколы и подначки. Он по-прежнему терпеливо ждал, не меняясь в лице, будто бы и не слышал. Только мысленно убивал их всех одного за другим.
Возвращаясь к "гостю", Саклаб внимательно обдумал форму нужного ответа. В принципе, можно было просто сказать, что они согласны, но Гуюк-нойон не зря выбрал в свои помощники кара-китая. Были вещи, напоминать о которых своему ближайшему подручному, десятнику просто не требовалось. Итак, кулькан сумел разобрать в свитке что-то о "большой лунной воде", "богатстве" и "святости", а значит, пришелец не врет, или, по крайней мере, говорит часть правды. Нужно было проверить все до конца.
- Мы готовы помочь, - замерев на том же расстоянии от Шо йин, что и в прошлый раз, Саклаб точно также положил руку на саблю. - Но перед делом наш нойон хочет видеть вашего старшего и говорить с ним сам.
Телохранитель поклонился, не глубоко, но уважительно – признал разумность просьбы.
- Господин Лай Зо встретится с вашим старшим или тем, кого он пожелает направить вместо себя, в лавке цветочника. Третий дом направо от въезда в город.
Саклаб чуть склонил голову в ответном жесте и приложил ладонь к груди, сказывались годы юности, проведенные на богатых подворьях Хорезма, где любого из рабов всегда наказывали за непочтительность очень и очень строго.
- Пусть будет так.
Про себя же кара-китай подумал, что нойон как всегда прав. Даже если это ловушка или далеко идущий обман, у монголов всегда с собой есть острые сабли и быстрые стрелы, чтобы решить любой возникший вопрос.

(пока все)

История четвертая. Воин
Эпизод второй

Бэй Ке разузнал, где скрывается нужный ему человек, и теперь следил за домом, прикидывая, как изъять оттуда островитянина. Размышлял он до темноты, но так и не придумал ничего путного: дом большой и многолюдный, как прикажете искать в нем нихонца? Но день был удачный, и добыча сама бежала на ловца... не столько бежала, сколько семенила весьма странным образом. Бэй Ке в удивлении потянул соломенную шляпу на затылок, и тут же надвинул ее обратно по самый облупившийся от солнца нос. У островитянина имелось неприятно знакомое сопровождение, которое возвышалось над ним на целую голову и окидывало улицу цепким взглядом.
Странно, думал старик, поднимая плетеную корзину – ее он таскал для вида – и ненавязчиво следуя за необычной парой. Странно, что Чжун Цзин занялся ремеслом гадателя. Дома звездочеты и прочие колдуны были не в почете, да их и не было почти. Мудрый человек сам найдет себе путь, а дурака боги берегут. Гадатели же испокон веков считались обманщиками. Хотя, призадумался Бэй Ке, может, бывший молодой рыбак и вправду начал что-то там такое видеть после всего, что случилось с его семьей.
Гораздо больше старика интересовал островитянин, его рассматривал тщательно, памятуя о своих сомнениях. Что ростом невысок, так и сам Бэй Ке им не вышел. Яркое женское ципао и длинные шаровары объяснимы – надо было во что-нибудь переодеться, а что еще найдешь в увеселительном доме? Но прическа и особенно заколка в ней... Ходит странно, но и заказчики двигались совсем не так, как свои. Лицо тонкое, губы пухлые и яркие, стан стройный. В руках несет что-то, прижимая к себе. Бэй Ке и так, и сяк заходил, но не сумел разглядеть, что это за сверток такой. Зато чем дальше они шли, тем больше старик убеждался, что все-таки его обманули, вместо парня заставили искать девку. Вот и Чжун Цзин ее оберегает...
И что это они забыли на площади? Или он так девушку развлекает, показывает ей преступника?

История третья. Купец
Эпизод второй

Торговля в небольшом приграничном городке была оживленная. Рынок жил своей, особой жизнью. Весь день он звенел, кричал, шуршал, бранился на все лады... Даже воздух здесь был другой. Запахи листвы и дорожной пыли замолкали. Их погребала под собой целая лавина других – рисовых пирожков, мяса, трав и пряностей, человеческого и лошадиного пота, верблюжьей шерсти, кузнечного горна и многие другие, которые и различить-то было сложно.
После перехода по пустыне, где нет ничего, кроме песка и неба, Марио и Хорька - казалось бы, привычных, - это ошеломляло. В глаза, которые долго видели лишь желтый и синий, били пестротой цвета одежд, стенах и крыш лавок, товаров.
Генуэзцы уступили дорогу трем величественно шествовавшим верблюдам, которых вел маленький невзрачный человечек. Одно из животных вдруг выгнуло шею в их сторону, словно желая получше рассмотреть чужаков. Марио замер, боясь, что животное плюнет в него, но, кажется, корабль пустыни счел чужака недостойным такого знака внимания, отвернулся и продолжил свой путь.
Кузнечные товары они обошли с пренебрежением, зато долго стояли там, где источали сладкий аромат пряности. Потом генуэзец приценился к красителям, разузнал цену на свои товары...
Не сразу, но они обратили внимание на оживление в центре площади. Там стояла клетка, а в ней сидела не птица или диковинный зверь, а человек. Обменявшись на своем корявом ханьском парой слов с продавцом благовоний, коротышка сказал, что это преступник, которого завтра казнят. Любопытство заставило их приблизиться. Марио скользнул по измученному лицу безразличным взглядом – его больше заинтересовало устройство клетки и колодок, но его спутник был внимательнее. Он замер, вглядываясь в черты лица, и слегка побледнел. Приблизившись к Ламбертини, он шепнул ему, отводя чуть подальше:
- Наш проводник!
Марио обеспокоено спросил, оглянувшись:
- Ты уверен?
Да, - кивнул телохранитель. - Говорите негромко, господин Марио.
- Думаешь, кто-то тут понимает наш язык? - усомнился торговец.
Хорек пожал плечами – это могло означать что угодно, от согласия до опасения.
- Лучше уйти. Если вдруг он узнает нас и что-то скажет, могут заподозрить в связях с преступником.
- Жаль, что его казнят, - без выражения повторил Хорек, оставаясь на месте. – Он угощал хорошим джя.
- Нам что за дело до проводника, что сбежал? - удивился купец. – Идем.
Хорек на миг остановился, снова оглянулся, затем, поведя плечами и чуть склонив голову, последовал за хозяином к лавке торговца шелком.
Тот мог бы служить ходячей выставкой своего товара. Широкие рукава красного одеяния окаймляли сложные золотые узоры, плавно перетекающие друг в друга. На груди были вышиты два дракона, переплетающихся то ли в битве, то ли в объятии. Глаз путался при попытке проследить линии их тел и понять, где кончается один и начинается другой. У него были ткани синие, красные, зеленые черные, пурпурные – словно радуга спустилась сюда.
Здесь генуэзец задержался – ведь шелк был едва ли не основным товаром, путешествующим с Востока на далекий теперь Запад. За него платили много, очень много. Марио поторговался, приценился, даже договорился о сделке.
Все же, покидая рынок, он был мрачен.
- Боюсь, мы не продадим здесь наши товары так дорого, чтоб восполнить потери, - обычно он держал свои торговые дела в секрете, но сейчас, видимо, хотелось выговориться. – Нужно много купить, может не хватить денег. – Хорек молчал и слушал. – Конечно, впереди еще много городов, но я не для того потратил годы и преодолел полмира, чтоб вернуться с той же прибылью, которую мог получить, торгуя у себя в Сугдее! - его лицо горело мрачной решимостью, рука разрубила воздух. – Мне нужно того, чего ни у кого на родине нет, и не слишком дорого, - телохранитель наклоном головы спрятал насмешливую улыбку и не услышал ханьского слова «джя», которое Ламбертини шепнул себе под нос.