Караульный у ворот запоздало ударил несколько раз колотушкой в дребезжащий, как старый медный таз, гонг. Лай Зо поморщился; он давно мечтал либо утопить немузыкальный инструмент в озере Полумесяца, либо закопать у подножия какой-нибудь дюны, чтобы никто никогда не сумел бы отыскать этот «клад».
Злополучный каллиграф под конвоем спасителей едва ковылял на подгибающихся ногах, смешно загребая песок и мелкий щебень; только никто не смеялся. Ухмылялся по-прежнему – хоть и с меньшей уверенностью теперь, - один Ся Хой. Наверное, считал зрелище очень забавным. Так оно и было, если бы всем не было отлично известно, чем закончится представление. Никакие таланты не помогут беглецу сохранить жизнь: закон есть закон, а за дезертирство положено суровое наказание, чтобы надолго отбить у других тягу к вольной жизни.
- Так мало ж людей, их беречь надо, - Ся Хой воинственно выпятил подбородок. – А от этого молокососа одни неприятности и никакого толка!
Обессиленный Шэ сполз на землю, больше всего напоминая мешок, который сначала приторочили к седлу, а потом одним ударом перерезали удерживающую его там веревку. Он остался бы лежать на месте, если бы подоспевшие телохранители начальника гарнизона не подхватили паренька под руки.
- Если от него нет толка, почему я не видел официальных письменных жалоб на этот счет? – холодно поинтересовался Лай Зо.

Ся Хой пробурчал что-то раздраженно в черную бороду, ему только что напомнили, что он с трудом может вывести нечитаемыми каракулями собственное имя, не то что написать связный текст. Ухмылку как верблюд языком слизнул.
Даже едва не падающий каллиграф возвышался над командиром гарнизона, будто громадные дюны над фортом; не пришлось наклоняться, чтобы снять флягу с пояса Шэ. Лай Зо потряс кожаный плоский сосуд – там, на дне плескались жалкие остатки воды. Кинул испытывающий взгляд на лицо каллиграфа, кивнул помощнику:
- Дайте ему напиться. Наказывают живых, а не трупы.
Второй помощник, младший из двоих, принес другую флягу, сунул тощему каллиграфу под нос. Шэ сделал несколько жадных глотков и поперхнулся, даже покатились слезы из глаз, оставляя на корке засохшего пота грязные дорожки. Живая стена вокруг небольшой группы сдвинулась больше, замыкая кольцо; задние легонько напирали на тех, кто стоял впереди, заставляя подходить ближе. Сочувствие и сожаление во взглядах уступало место любопытству и жажде развлечения, на дальней заставе жизнь разнообразит лишь прибытие очередного каравана, или же начальнику гарнизона придет в голову устроить небольшие учебные тревоги – как правило, глубокой ночью или в самый жаркий полдень. Каждый веселится, как умеет.
- Лучше пусть объяснит, куда подевал казенные вещи, - нашелся Ся Хой. – Хорошие доспехи на дороге не валяются, да и все остальное было еще приличное.

( )

Шэ наконец-то прокашлялся и даже попытался что-то сказать то ли в свою защиту, то ли объяснить, но пока что у него получился нечленораздельный хрип вместо слов.
- Только воду на него зря переводить! – досадливо махнул рукою Ся Хой.
- Самовольный пропуск дежурства не влечет смертной казни, - жестко напомнил командир форта. – Если он погибнет сейчас, мы пойдем под суд как убийцы.
Красное, точно свекла, и такое же круглое, с узкими заплывшими глазками и бесформенным носом, лицо Ся Хоя потемнело от прилившей крови, что не придало начальнику смены красы. Кажется, он был готов пойти на крайние меры, лишь бы получить желанную свободу – от почти утонувшего в песках форта, от вспыльчивого и своевольного командира, у которого что ни день, так новая блажь в голове, а в особенности – от этого любимчика, что все-таки бухнулся на колени, цепляясь за одежду Лай Зо. Под сильными, привыкшими владеть и кистью, и мечом, тонкими пальцами затрещала деликатная белая ткань. Столичный мальчишка всегда знал окружной ход к сердцу начальника гарнизона, в этом Ся Хой убедился давным-давно; иначе почему сопляку сходят с рук все его прегрешения, э?
- За дезертирство и побег с места службы положена смерть, - Ся Хой обвел собравшихся вокруг них солдат взглядом в поисках необходимой поддержки.
Многие закивали в ответ: так и есть. К Шэ Дзяню в гарнизоне относились по-разному; кому-то, как и Ся Хою, не нравилась так легко завоеванная благосклонность начальства, другим пришлись по сердцу простодушие и улыбчивость молодого каллиграфа, третьи обожали подшучивать над ним, так как он никогда не обижался, четвертые не понимали, что может быть интересного в старых свитках или вдруг распустившемся у конюшни цветке. Писарь и вовсе затаил обиду, а потому сейчас поддакивал азартнее остальных, которые если и поддерживали Ся Хоя, так лишь из нежелания ссориться с ним.

( )

Лай Зо сделался еще злее, пальцами резко постукивал по ножнам. Сейчас в Ся Хое он видел то же самое глубокое желание избавиться от надоевшего подчиненного, какое сам испытывал по отношению к дребезжащему гонгу. Только начальник смены был гораздо ближе к исполнению своей мечты, чем он сам.
- Пусть отдохнет и придет в себя, чтобы мог отвечать на вопросы. Без его показаний суждение не может быть вынесено.
Повинуясь взмаху руки – белоснежный рукав взмыл журавлиным крылом, - телохранители потащили каллиграфа под навес, в тень, и уложили там на тростниковую подстилку.
Залатанное в нескольких местах, застиранное полотно зияло прорехами, было кое-как заштопано несколько раз и хлопало на ветру, точно флаг; внутрь заносило только мелкий песок. А воздух почти не просачивался, было жарко, но все-таки тень есть тень. Иногда мотающийся полог отдергивало в сторону, и если повернуть голову, то можно в подробностях изучить две ноги и древко алебарды, на которое опирается охранник; штанины заправлены в высокие сапоги из грубой воловьей кожи. Но Шэ не хочется шевелиться, ему кажется, что любое движение разбудит боль, которая раскалывает голову надвое. Его напоили еще раз (и теперь незадачливый дозорный выпил теплую воду, не торопясь) и оставили в покое – ненадолго. Сначала при неохотном попустительстве охранника под навес гурьбой набились ребята его смены, тормошили и расспрашивали, но охранник не без причин опасался, что шкуру спустят, возможно, что и в прямом смысле, не только с его «подопечного», но и с него самого, а потому всех разогнал, не разрешив поболтать вволю. После этого заглянул Пин Фу, постоял, заложив руки за спину, фыркнул: «Дурак!» и ушел. Самым неожиданным посетителем оказался Ся Хой; начальник смены неприязненно оглядел подчиненного, даже потыкал (вероятно, хотел убедиться, что тот все-таки живой) его носком сапога. Результат его разочаровал. Ненавистный сопляк еще дышал – видимо, из упрямства.

- Недолго тебе осталось, дезертир. – Начальник смены наклонился почти к самому лицу Шэ. – Уж я позабочусь, чтобы на твою шею накинули крепкую веревку.
Не дожидаясь ответа, который все равно вряд ли последовал бы, Ся Хой вышел из палатки, чуть не оттолкнув охранника. Шэ сглотнул, в пересохшую глотку как будто натолкали пригоршнями горячего песка. Впервые маленький, окруженный дюнами форт у небольшого озерка, которое своими очертаниями подсказало название, показался каллиграфу чужим и неуютным. В отличие от многих обитателей заставы, Шэ не тяготила жизнь в пустыне, даже в самые жаркие дни он находил, чем заняться, и без возражений заступал на ночное дежурство в башне над воротами. И охотно соглашался подменить какого-нибудь любителя выспаться из своей смены с разрешения начальника, разумеется. Ся Хой не возражал, наверное, надеялся когда-нибудь понять, что же именно привлекает столичного мальчишку на сторожевую башню в самые темные часы ночи. Если бы он догадался спросить, то Шэ без утайки рассказал бы о том, как красиво цепляется за край самой высокой дюны круглая, точно рисовый колобок, луна; сначала оранжевая с темно-багряными пятнами, которые, если долго всматриваться, образуют силуэт зайца и ступки, полной коры коричного дерева.
Кажется, на этот раз Шэ не дождется предсказания долгих лет жизни. В детстве он верил, что печенье с «секретами» пекут из муки, которую истолок лунный заяц...
В позапрошлую ночь серебристый полумесяц превратил дюны в снежные горы, Шэ засмотрелся и слишком поздно дернул поводья, услышав рядом злое шипение, напоминающее треск масла на раскаленной сковороде. Конь под ним споткнулся, прошел, хромая все сильнее, несколько шагов и повалился на бок. Шэ скатился на землю; повезло еще, что пестрая эфа, свернувшаяся в три своих знаменитых полулуния, осталась праздновать победу там же, где и укусила нарушившего ее покой жеребца. Каллиграф сел, упираясь ладонями в остывший за ночь песок. Сторожевая башня должна была находиться к северу отсюда, не слишком далеко, если поторопиться, он доберется туда если не до рассвета, то по крайней мере до того, как вынырнувшее из-за горизонта солнце начнет прожаривать воздух и землю.

Шэ отвязал от седла флягу с запасом воды. Волочить с собой, кроме меча (господин начальник гарнизона милостиво разрешил каллиграфу носить вместо широкого изогнутого клинка прямой меч) еще и копье со щитом, а на себе – доспехи – казалось верхом безумия, но бросить их здесь Шэ не осмелился. Надо вскарабкаться вон на ту дюну, оттуда должна быть видна цель его путешествия...
Вот если бы, заметив на горизонте не только черную пирамидку сторожевой башни, он направился прямо к ней... если бы не заинтересовался, что там такое, совсем рядом с ней, можно успеть посмотреть и дойти до башни... если бы спустился по нужному склону дюны... То не лежал бы сейчас под охраной, с раскалывающейся от боли головой, потрескавшимися от жара губами в ожидании суда.
- Эй... – просипел Шэ, надеясь, что охранник услышит его. – Позови господина Лай Зо...
Ходил ли тот сам или послал кого-нибудь, Шэ не понял в полузабытье, но через некоторое время под потертый полог ступил командир гарнизона. Не боясь испачкать неизменные белоснежные одежды (поговаривали, что он заколдовал их от грязи), Лай Зо опустился на песок рядом с лежанкой каллиграфа, дотронулся кончиками пальцев до лба. Ожерелье из крупной бирюзы в тяжелой металлической оправе показалось обвившейся вокруг шеи командира змеей.
- Ты можешь что-то сказать в свое оправдание?
Шэ что-то выдохнул, Лай Зо наклонился к нему, удивленно изогнул бровь дугой.
- Развалины?

(уныло: втроем!!!)

Каллиграф постарался собраться с силами и кивнуть.
- Много пещер... с расписанными стенами... и огромное лицо, смотрит из темноты...
Лай Зо опустил веки, как будто окидывая мысленным взором все то, о чем говорил каллиграф. Мимолетная улыбка, потом словно туча набежала. Командир вновь посмотрел на беспомощного паренька, пристально, строго. Понизил голос почти до шепота, чтобы не мог слышать охранник снаружи.
- Ты говорил об этом еще кому-нибудь?
Слабое движение головы лишь с трудом можно было принять за отрицание. Сумрачное лицо начальника форта слегка просветлело.
- Молодец. Больше никому ни слова об этом. Теперь, где твои доспехи и конь?

***
Вечером, когда во всем доме зажгли светильники, а у входа – большие, похожие на спелые тыквы, фонари, явился первый телохранитель. Этот был постарше и посолиднее, но на первый взгляд совершенно неотличим от своего напарника, несмотря на то, что они не приходились друг другу даже родственниками; нередко в хорошем настроении Лай Зо незло подшучивал над их сходством. Хозяйский сын встретил визитера поклоном со словами:
- Добро пожаловать снова.

(и так все время)

Подручный Лай Зо кинул недоуменный взгляд на неизвестного ему юношу и поздоровался из вежливости. Его провели в богато убранные покои, отведенные начальнику форта, дабы тот чувствовал себя комфортно и мог безмятежно отдыхать. Тот предавался чтению, лениво переворачивая листы большой книги. Заслышав знакомую поступь, поднял голову с вопросом во взгляде. Чувствуя себя неуютно, телохранитель поклонился и опустился на одно колено.
- Я пришел с докладом.
- Рассказывай.
Зная вспыльчивый нрав господина начальника, помощник решил начать издалека.
- Слух распущен, как велено. В городе поднят шум.
- Хорошо. – Довольный Лай Зо откинулся на высокую плетеную спинку стула, сложил руки палец к пальцу; звякнули браслеты.
- Господин Ву Цай советуется с местным прорицателем, - продолжил бритоголовый. –Гадателю подсказано, что следует увидеть, смотря в будущее.
- Замечательно. Продолжай.
Телохранитель опасливо покосился на тяжелый поднос с чайным набором. Пожалуй, раскроит голову, если не успеть увернуться.
- А Шэ Дзянь...
Замолчал, не зная, как сказать. Командир гарнизона смотрел на него незамутненным взглядом, от которого хотелось свернуться клубком и закрыть голову руками.
- Этого дурака арестовали, - без тени сомнения Лай Зо.
Телохранителю оставалось только подтвердить кивком.

История вторая. Каллиграф
Эпизод второй

Хозяин комнаты так увлекся подброшенной головоломкой, что едва замечал самого гостя, не говоря уж о его действиях. Правда, оставалась угроза, что он начнет что-то видеть вокруг, прочтя текст. Любые планы, впрочем, были сметены в сторону и развеяны в воздухе отброшенной занавесью, за которой мелькнуло что-то белое. Человек. Кто-то из гарнизона, больше тут некому быть!
Не утруждая себя дальнейшими рассуждениями, Никифор схватил драгоценную карту, Рванул из рук Шэ, почувствовал старую кожу в ладони - и не глядя прыгнул к лежавшему неподалеку топору. Лицо налилось кровью.
В тесной комнатушке не развернуться троим взрослым мужчинам.
- Убирайся, - шипит Лай Зо.
Чтобы сгрести в охапку принадлежности для письма (хорошо, что из плоского ящичка было вынуто не так уж и много, только кисть и подставка для нее, да еще дощечка из тонких бамбуковых планок), не нужно много времени; гораздо больше Шэ потребовалось для того, чтобы вернуться к действительности из видимого лишь ему одному мира его воображения. Мечтательность во взгляде стремительно сменяется изумлением и почти детской обидой, когда находят подтверждение слухи и подзуживания. Занесенный клинок опускается, разрезая застоявшийся пыльный воздух. Уклоняясь, Шэ метнулся к низкой лежанке, где оставлен собственный меч - не широкий изогнутый клинок, которые выдают всем солдатам на дальних заставах вместе с пикой и круглым щитом, а длинный, прямой, с ухоженным отполированным лезвием и тяжелой рукоятью в виде собачьей головы с высунутым языком.

(С Даларой и Сон))

Лай Зо делает шаг вперед, в его взгляде беспощадная жесткость, с которой он убивает врагов. Дальше Шэ некуда бежать. Правду говорят, что у начальника гарнизона две тени.
Прятаться бесполезно, никакие слова не помогут, да и знать бы, в чем обвинение... Каллиграф услышал за спиной глухой выдох и, пригнувшись как можно ниже, проклиная собственный рост, бросился вперед в надежде нырнуть под меч Лай Зо до того, как клинок свершит правосудие – в чем бы ни было преступление. Лезвие прошло мимо. Сам того не заметив, Шэ оказался в коридоре, едва не сорвав отгораживающую комнату занавеску.

***
- Тревога! – заорал дозорный.
Ему вторил напарник, высунувшись с другой стороны пятиярусной башни из камня и дерева. Затем к ним подключились охранники на воротах. Тягучий беспокойный звук сигнальной раковины прокатился над фортом. По верху стены между амбразурами забегали люди, расхватывая заранее приготовленные самострелы, занимая позиции. Глава смены зычным голосом отдавал команды. Стремительно приближающиеся всадники поднимали густое облако пыли, уже слышен был глухой топот копыт по плотно утрамбованному песку. Вода в Полумесячном озере пошла мелкой рябью. Словно песчаная буря решила ворваться в ворота. Кочевников встретили стрелы, защелкали перезаряжаемые арбалеты. В ответ взметнулись в воздух стрелы нападающих, дробно застучали о крепкие камни стены. У самых ворот, где подстрелить хоть кого-то шанс уменьшается, уже завязался ближний бой - лязг мечей, воинственные крики, брань сразу на нескольких языках.

(Далара, я, Хигф и, кажется, отсутствующий на форуме Биш)

Атакующих больше, слишком много, они теснят немногочисленный гарнизон форта; сложно различить, где свои, где чужие, - все одинаково измазаны в пыли и крови, все одинаково злы. Не выдержали ворота, распахнулись. Вспыхнула яростная драка в проходах между казармами и складами. Кто-то вспорол мешок с рисом, белые зерна с шорохом высыпались в песок. Кто-то идет, шатаясь, сплевывая кровь. Свалился мешком. Крик боли тонет в звоне мечей, звуках ударов, топоте ног. Ржет испуганный конь. Суматоха, мелькание оружия и голых рук, пьяные от боя взгляды. Клубы пыли мешаются с сизым едким дымом – подожгли сарай. Вспыхнули сухие доски, занялось вывешенное на просушку белье. Люди кашляют в дыму, но некогда тушить.
Шэ выскочил из казармы последним, когда остальные уже все до одного отражают атаки варваров; только стройная, выверенная система обороны больше ни к чему, в клубах пыли и дыма не разобрать, где свой, где чужой. Ящик с письменными принадлежностями больно колотит по спине, позади не слышно топота ног, и можно успеть на бегу подхватить с земли кем-то оброненный шлем, нахлобучить его на голову. В сумятице рукопашной какой-то всадник натолкнулся на Шэ и чуть не сбил каллиграфа с ног; тот наугад отмахнулся мечом, лишь в последнюю секунду узнав Ся Хоя. Конь под начальником смены захрипел, роняя на утоптанный твердый песок сгустки крови из перерубленного горла, осел на задние ноги.
Наездник успел соскочить прежде чем конь обрушился на землю, над черной бородой засверкали бешенством глаза. Охваченным яростью буйволом Ся Хой ринулся к Шэ, занес умытый кровью меч. Проревел:
- Сейчас перестанешь портить мне жизнь, черепашье яйцо! Катись в ад!

(кто нас разберет, все вместе)

Разделяя противников, обрушилась почти на них охваченная пламенем балка – прогорело наконец-то перекрытие башни; сверху раздались истошные крики, кувыркаясь, рухнуло ощетинившееся стрелами, будто иглами, тело. Каллиграф споткнулся о него, не заметив. Тяжелый клинок в руках начальника смены обрушился на бедовую голову Шэ. Лопнули завязки, шлем съехал на глаза; так сослепу мальчишка и ткнул мечом в ответ со всей силы. Шумный выдох противника закончился стоном. Последовал звук падения и ни единого нового удара. Стащив с головы шлем, каллиграф увидел стекленеющие глаза на искаженном злобой лице и меч, который Ся Хой не выпустил даже в смерти.
Шэ пятился до тех пор, пока не почувствовал лопатками, всей спиной раскаленную, будто печь, каменную стену; с клинка, зажатого в опущенной руке, скатывались и шипели, впитываясь в песок, густые алые капли. Подкованный каблук тяжелого грубого сапога вдавил в землю обломок чужого оружия. Кто-то с перекошенным неузнаваемым лицом прыгнул сверху на всадника, который нацелил на ошеломленного каллиграфа тяжелое копье. И варвар, и солдат покатились в обнимку, забыв про Шэ. Лишившийся седока конь проскакал дальше, но вернулся, ткнулся, обнюхивая, носом в плечо каллиграфа. Шэ осторожно скосил на него глаза – конь стоял вроде бы спокойно. Никто во всем форте не обращал на них внимания... и так будет до тех пор, пока начальник гарнизона не увидит мертвого Ся Хоя.
Шэ Дзянь протянул руку к болтающимся на шее жеребца поводьям.

(это уж точно, хор)

нрпг: в связи с нахождением наиболее общепринятой транскрипционной системы китайского языка на русский, имя гадателя, оставаясь прежним по написанию на родном ему языке, по-русски будет писаться как Чжун Цзин Гуй.
Рпг:

История первая. Эпизод второй
Гадатель

Звонко галдящие девушки в цветастых узорчатых одеждах не удовлетворились приветствием у входа, а позвали двоих посетителей вглубь дома, казавшегося снаружи не таким уж большим, но на самом деле до роскоши просторным. Настороженный спутник гадателя – видимо, принял какое-то решение про себя – перестал смущаться, будто ровесница юных прелестниц, что со смешками и восклицаниями окружили гостей. Только шел, все больше напоминая кота на чужом дворе, полном опасностей и собак. Сам гадатель излучал спокойствие и благодушие, хотя его глаза остро посверкивали, говоря внимательному наблюдателю, что он не теряет бдительности.
Вслед за девушками, оба клиента друг за другом поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж. Здесь галерея, уставленная горшками с цветущими растениями и изящными вазами, опоясывала нижний зал, позволяя наблюдать за ним, оставаясь незамеченным. Бесчисленные занавески добавляли возможностей для тайной слежки. На галерее был занят всего один столик темного дерева. Человек в бурой дорожной одежде с обритой головой, поднялся из-за него и спокойно пошел навстречу маленькой процессии. Гадатель всмотрелся в круглое широкоскулое невероятно загорелое лицо, но человек оказался незнакомым.
- Могу я поговорить с вами наедине об одном важном деле? – Говорил незнакомец с отчетливым северным выговором, какой в этом городе нечасто услышишь.
- Dokete onegaishimasu! – настороженным котом мяукнул островитянин.
«Отойди, пока прошу вежливо», с легким недоумением перевел про себя Чжун, который начал потихоньку привыкать к выходкам Саньиня. «Или что-нибудь в том же духе».
Северянин, похоже, не только не понял слов, но и не сумел правильно истолковать интонацию. Вместо того чтобы уйти или отреагировать как-то иначе, он придвинулся ближе и настойчиво вперился взглядом в гадателя.

(вместе с Бишем, разумеется)

"Он не знает, за кого принять Саньиня, и не спешит судить о нем", понял Чжун Цзин и уже по-настоящему заинтересовался подобной личностью в городке, который за пять лет привык считать своим. От бритоголового странника веяло переменами.
- Вы окажетесь в выигрыше, если мы договоримся, - настаивал чужак.
Девушки Ву Цая вежливо остановились в стороне, но достаточно близко, чтобы слышать весь разговор.
- Doke*... – зарокотал уже на таких басах восточный гость, что тут никакие ухищрения не смогли бы сделать из него девушку.
Бритоголовый покосился на него с долей опаски и недоумения, так смотрят на дикого зверя, не зная, соберется ли он напасть или сыт и всего лишь отгоняет непрошенных гостей подальше от себя.
- Не волнуйся, он нам не угрожает, - гадатель надеялся на успокаивающий тон, слова скорее предназначались для приезжего, хоть и были обращены к Саньиню.
Видя, что речь действует недостаточно хорошо, Чжун Цзин плавно, но твердо развел руки в стороны, словно разделяя противников. Островитянина мягко подтолкнул ко входу в ближайшую комнату - кивок от служанки дал понять, что можно воспользоваться этим помещением, если гостям так угодно. Девушка немедленно оказалась рядом, потянула юного воина за полупрозрачную занавеску. Строптивый мальчишка раздул ноздри, глаза сверкали – сейчас точно пустит в ход когти... или меч. Красотки защебетали стайкой испуганных птиц, их длинные рукава взметались цветными потоками. Проще всего сейчас было бы увести островитянина, пока он не устроил драку прямо здесь (если подерутся, неизвестно, кто из двоих чужеземцев выиграет, зато в проигрыше точно останется Ву Цай, и Чжун Цзин с ним заодно - кто еще будет ему так щедро платить?). Но вот незадача, чутье требовало выслушать дело, с которым пришел бритоголовый странник.
- Саньинь, будь добр, иди с ними.
Не имея возможности для письма, гадатель прибег к простейшему средству, уже сработавшему не раз, - жестам. Его низкорослый спутник еще раз фыркнул, предупреждая: не связывайся со мной, не смотри, что маленький. Но все-таки позволил себя утащить под возобновившееся хихиканье девушек.

---
*doke - приказная грубая форма от dokeru - "прочь с дороги".

(с Даларой)

История вторая. Каллиграф
Эпизод второй

Гость размахнулся своим грозным оружием и... оно с треском и хрустом врезалось в потолок каморки. Меч росчерком пера сверкнул опасно близко, верзила с трудом уклонился. Бешеный взгляд не нашел места для размаха, стены давили, как оковы.
Руки сжались на рукояти, и Никифор с силой, отчасти возмещавшей неуклюжесть, несколько раз ткнул топором, как копьем, пытаясь попасть в белую фигурку. Снаружи, вместо незаметно исчезнувшего Шэ Дзяня, ворвался громкий, беспорядочный шум.
Лай Зо, уклонявшийся от тычков с ловкостью ящерки (вот кому стены будто бы не мешали вовсе), поморщился, когда старый гонг тревожно задребезжал. С мечом наготове командир гарнизона замер, то ли прислушиваясь к выкрикам снаружи, то ли выбирая удобное место для атаки. Взгляд темных глаз мог бы прожечь Никифора насквозь.
- Твои дружки балуются?
Бородатое лицо перекосилось, как обычно в пылу боя или простой драки – чужак не казался подходящим соперником для обмена ударами и словами одновременно. Он с трудом неуклюже парировал очередной удар рукоятью – на дереве остался глубокий шрам-засечка.
- Мог бы взять форт – не так бы с вами говорил!
- Вот как, - улыбнулся Лай Зо.
Стремительно взмыл белый рукав, скрывая узкое прямое лезвие, а в следующий момент оказалось, что меч перекочевал в другую руку и жалит с той стороны, где его не ждали, прорезает многослойную одежду.
Верзила, казалось, не почувствовал боли, только на темном рукаве появилось еще более темное пятнышко и стало увеличиваться. Он зарычал и отмахнулся - снова неудачно, отступил на шаг и уперся спиной в стену. Лай Зо шагнул вперед, словно метнулась в атаку хищная птица. Еще немного, и поединок закончится. В этот момент Никифор неожиданно перехватил свое оружие под самым лезвием и резко взмахнул длинной рукоятью. Не успевший уклониться местный житель отбил удар, но его самого откинуло к стене, а противник ринулся к выходу, срывая занавеску.

(сражаемся с Даларой)

История и эпизод те же

Стихли крики, улеглась пыль. Негромко переговариваясь, люди перетаскивали тела погибших – своих в специальное помещение, чужих в угол двора. Ранеными уже занимался лекарь вместе с двумя солдатами посмышленее, выделенными ему в подмогу. Обливающиеся потом люди были рады, что остались целы и здоровы. Пожар затушили, по земле стлался сизый дым, в воздухе еще чувствовался запах гари.
У ног облаченной в летящие белые одежды фигуры темной грудой лежал мертвый Ся Хой. Лай Зо смотрел на него, и на лице все больше проявлялось странное выражение: смесь удивления, отвращения и, как показалось помощнику, сожаления.
- Какой дурак, - огорчился вслух начальник гарнизона, ноздри его раздувались от сдерживаемой ярости.
- О ком вы? – уточнил первый помощник, вытирая рукавом в кровавых пятнах бритую голову.
- Взгляни на рану, - посоветовал Лай Зо.
Помощник послушно сел на корточки и рассмотрел узкое отверстие, едва видное за спекшейся кровью. Тонким прутиком раздвинул края одежды.
- Тычковый удар хорошо наточенным оружием, скорее всего, мечом, - доложил помощник. - Лезвие прямое, без малейшего изгиба. Бил кто-то, неплохо владеющий оружием, и с длинными руками, иначе к Ся Хою не подобраться.
- Ты сам дрался с разбойниками, был у кого-нибудь из них прямой меч? – Лай Зо стоял, сложив руки за спиной.
- Не думаю, эти люди вооружены кривыми саблями.
- У кого в Ша Чжоу есть прямой меч? – начальник гарнизона опередил мысль подчиненного на долю мгновения.
- У вас и...
По правую руку от Лай Зо появился второй помощник, лицо его было сурово:
- Шэ Дзянь исчез.

История вторая. Каллиграф
Эпизод первый

- Проходи, проходи, любезный Чжун! - маленького круглого человечка было сложно заметить среди десятка вышитых подушек, так похож он был на них в своем ярком халате.
Гадатель приветствовал его наклоном головы, с достоинством прошел между бесчисленными столиками и подставками с драгоценными чашами, вазами и шкатулками, сумев ничего не задеть широкими рукавами. Ву Цай слыл одним из богатейших людей в городе и любил выставлять свое благосостояние напоказ. Чжун Цзин профессионально улыбнулся.
- Ты лишаешь меня одной из радостей жизни, дорогой Ву. – Улыбка сменилась вниманием. - Мне сказали, ты желаешь побеседовать.
- Да-да, именно так!
Высокий голос хозяина заведения напоминал звяканье медной посуды. Гадатель сел на плетеный стул, сложил руки перед собой, упрятав их в рукава, и приготовился слушать.
Толстячок поерзал немного, потеребил нефритовые четки и, наконец, решился:
- Видишь ли, мне предложили одно дело... Очень выгодное дело, если выгорит.
Некоторое время Ву Цай боролся с жадностью и опасениями, что ловкий гадатель перехватит выгоду. Чжун Цзин терпеливо ждал, пересчитывая атрибуты на изображениях святых.
- Приезжий человек продал мне карту захоронения сокровищ. Человек этот необычный, рассуждает не по-нашему, и говорит очень убедительно.
Заинтересованный гадатель подался вперед.
- Настолько убедительно, что ты поверил?
Ву Цай хихикнул, недовольно скривил пухлые губы.
- Удивительно, правда?
- Примечательное событие. Но если он так уверен в карте, почему не забрал сокровища сам?
- Он государственный служащий, военный человек не самого низкого ранга. Ему не с руки нанимать караван и заниматься поисками в пустыне. Он всего лишь просит разумную долю в прибыли, когда все удачно завершится.
Чжун Цзин задумчиво потеребил усы. Хозяин дома развлечений переместился и теперь сидел на подушках вместо того чтобы полулежать. Понизил голос до шепота, словно подозревал даже в изображениях подслушивающие уши.
- Ты ведь слышал о сокровищах монастыря Дунь-Хуан?
- Разумеется.
Толстячок многозначительно поднял брови и вновь заговорил громко:
- Но вся загвоздка в том, что есть только половина карты. Вторая находится у варвара и, по слухам, он уже прибыл в город. Не знаешь ли ты, где его найти?
Гадатель с торжественно-загадочным видом прикрыл глаза, как будто рассматривая мысленным взором нечто далекое. Изрек:
- Его не нужно искать, этот человек придет к тебе сам.
Глаза Ву Цая довольно заблестели.
- Тогда, любезный Чжун, скажи мне, удачно ли будет это предприятие.
Собеседник извлек из-за пояса мешочек с хрустальными фишками и расчистил маленький столик для впечатляющего действа гадания.

История вторая. Каллиграф
Эпизод первый

Все та же маленькая, полненькая и яркая во всех отношениях женщина средних лет нырнула в комнату из-за тонкой, но плотной занавески. Ее округлое лицо сияло учтивой улыбкой. Гость, полусидевший-полулежавший, одной рукой обнимал за плечи девушку, другой подносил ко рту чашку и, казалось, почти забыл о своей цели. Он недовольно поднял взгляд на вошедшую, но тут же оживился.
- Хозяин освободился?
- Да. Прошу вас следовать за мной.
Женщина картинно повела рукой. Девушка, как по команде, выскользнула из объятий и исчезла за другой занавеской. Здесь было так много висящей ткани, что не понять, сколько же в этой комнате входов. Верзила с трудом пробирался между занавесями. Пару раз чуть не запутался в них, выругался на хлопающую по лицу ткань. Он казался здесь забредшим в лес верблюдом. Хмуро посмотрел туда, где, кажется, находился выход, потом вперед. Снова оглянулся, явно пытаясь получше удержать в памяти путь. Женщина, как нарочно, все время куда-то сворачивала и раза два вывела гостя на галерею внутреннего садика. Наконец, за очередной занавесью открылась большая комната, сплошь уставленная полированными столиками и подставками. У стены на подушках полулежал человек, чье круглое лицо напоминало слегка щербатую луну. Яркая женщина остановилась и жестом предложила иноземному гостю пройти вперед.
- Господин Ву Цай готов побеседовать с вами.
Сказала и скрылась за ширмой, послышался мягкий топоток удаляющихся шагов. Хозяин улыбнулся слишком открыто и ласково. Махнул рукой в сторону плетеного стула, где еще недавно сидел гадатель.
- Присаживайтесь, располагайтесь.
Держась скованно, гость вежливым кивком поблагодарил ханьца, подошел к стулу. Недоверчиво оглядел непрочный на вид предмет, нажал рукой на спинку и, наконец, осторожно сел. Мебель протестующее скрипнула, но не развалилась.
- Меня зовут Ярополк из Москвы, - выложил для начала чистую правду бородач, - я приехал сюда издалека по торговым делам.
- Очень за вас рад.
Хозяин оказался безмерно улыбчивым человеком.

(с Даларой)

- Господин Ву Цай, - гость постарался ответить столь же любезно; из бороды сверкнули желтые зубы, - меня очень интересуют старинные документы. Говорят, у вас есть такое собрание.
Он говорил медленно, будто отыскивая по отдельности каждое слово.
- Старинные документы – весьма ценные вещи, но не слишком бросающиеся в глаза. Их не выставишь на обозрение, разве только показать людям знающим. Удивительно, что торговый человек имеет к ним пристрастие. - Ву Цай был сама доброта и учтивость, но взгляд имел внимательный, изучающий.
Славянин чувствовал, что в этом сладком, тягучем, как патока, разговоре он вязнет. Манеры хозяина дома неожиданно напомнил ему дядю – мягкие речи, забота о наследнике отцовского состояния... И засада в ночи, а потом долгий путь на восток, в рабство.
- У меня есть веские причины, - коротко отозвался он.
- Какая же веская причина заставила вас проявить любопытство к моей коллекции? – деловито поинтересовался толстячок.
Левая нога Ярополка поднялась на носок сапога, опустилась на пятку, повторила нервное постукивающее движение. Он вздохнул.
- Меня интересует одна карта, которая попала к вам совсем недавно.
- Вы честный человек, - добродушно и с некоторой жалостью хихикнул Ву Цай. – Что же вы намерены делать?
- Я хотел бы ее приобрести, - заявил гость.
- Занятное желание, - еще больше развеселился хозяин. – Что предложите взамен?
- Прежде чем предлагать цену, надо посмотреть на товар, - ответ был быстрым.
- Карта не тюк шерсти, - улыбка стала приторной. – Впрочем, если так хотите...
Кругленький ханец звонко хлопнул в ладоши. Откуда-то позади иноземца вышли два дюжих охранника, с безразличными лицами и при оружии. Один из них нес свернутый трубочкой кусок тончайшей кожи. Встав перед Ярополком, он неторопливо развернул и продемонстрировал кусок карты с рваным краем. Так же неторопливо свернул обратно и перевязал шелковым шнуром.
- Так какова же ваша цена? – осведомился Ву Цай.
При виде охранников гость с трудом удержал свою физиономию от сильного вытягивания. Эта пара не входила в план «пришел, увидел, схватил, убежал». Требовалось что-то иное, и тут его осенило:
- А как насчет обмена на недостающую часть?

(с Хигфом вместе)

Ханец недоуменно округлил глаза.
- Обменять этот кусок на ваш? Где же здесь смысл?
- Для кого смысл? Для меня он есть, - уточнил Ярополк, который не так уж плохо рисовал и давно скопировал нанесенные на старую, потертую кожу контуры и надписи. - А если вам все равно...
Ву Цай засмеялся, перебирая нефритовые четки. Он терпеть не мог, когда его держали за дурака, хоть и любил, когда люди покупались на обманчивые обходительность и простодушие.
- Полагаю, ваша торговля идет не слишком успешно, и денег у вас не так-то много. Снарядить караван стоит дорого. Почему бы вам не поступить более разумным образом и не продать ваш кусок карты мне?
Предложение было неожиданным, и, пропустив намек о делах, Ярополк сразу взял быка за рога.
- А сколько дадите?
Жадный владелец увеселительного заведения назвал цену в три раза меньшую, чем та, которую он сам считал подходящей.
Славянин усмехнулся, вспомнив купеческое детство.
- Вы так оцениваете этот кусок? - он положил ногу на ногу. - Думаю, наши куски равноценны, и за эту сумму я могу приобрести ваш. Мои дела не настолько плохи, - он не удержался от укола.
- Могли бы, если бы я согласился продать.
Коротенькие пальцы неторопливо перебирали гладкие бусины.
- А почему же вы не согласны? Неужели так хотите помочь?
Ярополк старался сидеть неподвижно и спокойно, как хозяин, хотя раздражение, вызванное столь непривычным занятием, как переговоры, искало выход.
Ву Цай прекратил перебирать четки и внимательно пригляделся к гостю, задумчиво поджав губы. Он так и не понял, какую помощь чужак имел в виду.
- Я не считаю продажу вам своего куска карты достаточно выгодной сделкой, - Ву Цай был честен, как никогда.
Судя по чуть недоуменному виду хозяина, гость решил, что уже забыл фразу о бедственном положении гостя. Впрочем, во время торга много всего говорится...
- Хорошо, - кивнул бородач, у которого в голове уже мелькнул план. - Но то, сколько вы сказали - тоже плохая сделка. Вещь стоит не меньше, чем вдвое дороже.
- Вы перегибаете палку, уважаемый. В полтора раза, не больше.

(те же, то же)

Владелец дома не был похож на скупщиков товаров сомнительного происхождения, с которыми больше привык иметь дело Ярополк.
- Думаю, мы могли бы сойтись на середине, - он слегка подергал бороду.
- Такая цена подходит, - благостно заулыбался Ву Цай, вновь став похожим на полную луну, и хлопнул в ладоши.
Явился только один охранник, выслушал повеление принести деньги, коротко поклонился и исчез. Вернулся он вскорости уже не с пустыми руками. Толстячок-хозяин запустил пятерню в мешочек из дорогой ткани, выложил оттуда несколько монет и завязал шнурком с кисточками.
- Здесь вся сумма. Будьте добры, карту.
Гость полез за пазуху, покопался там и наконец торжественно вытащил на свет кусок кожи, который мог быть братцем показанного раньше. Но не близнецом, ибо рисунки отличались, как и линия обрыва, бывшая зеркальным отражением первой.
- Вот товар, - он взял деньги. – Я был рад встрече с вами, господин Ву Цай.
Хозяин пощупал старую истончившуюся кожу, провел пальцем по обрыву, словно помнил наизусть его узор на своем куске.
- Приятно иметь с вами дело, - солгал Ву Цай, который никак не мог выговорить имя чужеземца. – Хороших вам прибылей.
Славянин поднялся, направился к выходу, затем, вспомнив про занавесочный лабиринт, остановился:
- Не мог бы кто-то проводить меня к выходу?
- Я провожу вас, - возможно, женщина и не уходила вовсе, стояла, скрытая тяжелой тканью, и слышала весь разговор.
Тяжело ступая, гость пробирался наружу. Беседа сложилось неожиданно, но он был доволен. Стукнуть Ву Цая по голове и выбраться с добычей не вышло, однако получилось тоже неплохо. Этот пройдоха, напомнивший дядюшку, сам хочет заполучить сокровища – не любоваться же письменами собрался. Значит, надо либо выкрасть уже целую карту из его дома, либо проследить за тем, кто поедет искать клад. И там-то и сделать им сюрприз! В общем, он ничего не потерял, а еще и деньжатами разжился. Жаль только, что не перерисовал целиком, пока была, ну да что поделаешь. Авось боги и удача его не забудут!

(опять на пару)

История третья. Купец
Эпизод первый

Расстояние, впрочем, оказалось больше, чем виделось – пустыня посмеивалась над бросившими ей вызов людьми. Оазис приближался очень медленно, словно песок под копытами коней и верблюдов тек назад. Вдруг ехавший впереди Хорек приподнялся на стременах, вглядываясь вперед, и вскинул руку. Караван остановился. Марио пришпорил лошадь, поравнялся с головным.
- Что случилось?
Тот вытянул тонкую руку, указывая вдаль. У цели их пути одна за другой появлялись черные точки, за которыми тянулись клубы пыли. Их было около двух десятков, передвигались слишком быстро для другого каравана.
Пыль, словно обрадовавшись случаю, начала подниматься выше, заволакивая далекие деревья и напоминая о своем всемогуществе в пустыне.
- Нападают, - лаконично сказал Хорек.
Купец закусил губу, подумал минуту и решительно махнул рукой в сторону – туда, где дюны громоздились высокими угрюмыми горбами. Укрылись за одной из них - не заходя далеко, а только чтобы не было видно прямо от форта. Чем дело кончится, неясно, но поживиться налетчики захотят в любом случае – победив или отступив.
Верблюды и лошади переминались с ноги на ногу, время от времени недовольно фыркали, не понимая, почему их не ведут к воде. Люди нервничали и прислушивались, однако было слишком далеко - в звуках, что иногда доносили и бросали порывы ветерка, ничего нельзя было разобрать - легкий шум на грани слышимости, как море в раковине.
Небесная пустыня, нависающая над земной, начала темнеть, наливаться лиловым, словно впитывая льющуюся на земле кровь. Свет уходил из воздуха - уже и не разглядишь, что творится в форте, даже если выбраться на открытое место.
Телохранители шушукались между собой, как и дядя с племянником, Хорек разлегся в тени. Сам Марио сидел, оперев подбородок на кулак левой руки, упиравшейся локтем в колено, полуприкрыв глаза. Наконец внезапно поднялся на ноги.
- Надо подобраться и посмотреть, чем все закончилось, - сказал Ламбертини.
Он скользнул взглядом по Карло и Энрико, не задерживаясь, задумчиво осмотрел телохранителей, вздохнул. Поглядел на Хорька, тоже покосившегося на остальных, кивнул ему. По губам низкорослого слуги пробежала насмешливая улыбка. Он проверил оружие и скользнул в сумерки – в противоположную от форта сторону.

История третья. Купец
Эпизод первый

Коридор был коротким, и через несколько шагов Никифор оказался на улице. Первым делом он свободно вздохнул и грозно взмахнул топором по кругу. Есть где развернуться - тут он не боялся никого, попадись только кто, хоть недавний соперник! Противников, между тем, рядом не оказалось. Нет, во дворе было более чем достаточно вооруженных людей - как из гарнизона, так и кочевников с круглыми щитами, размахивающих короткими саблями, но все они были уже заняты тем, что пытались искрошить друг друга. Грамотея видно не было, да и сейчас не до чтения и разговоров...
Ругнувшись от провала затеи, здоровяк побежал к воротам, по дороге рубанув кого-то - чтоб не стоял на пути и вообще от досады, что тайна ускользнула из рук. Воздух был наполнен лязгом металла, топотом, вскриками и стонами, и никто не обратил внимания на человека, пробивавшегося наружу, в то время, как одни стремились попасть внутрь, а другие - помешать им это сделать.
Отбежав от форта на достаточное расстояние, Никифор вскоре свернул в сторону от дороги и следующие полчаса огибал огромную дюну. В тускнеющем вечернем свете он наткнулся на двоих мужчин из местных во время их горячего спора.
- Нечего тут ждать, - настаивал щуплый мужичок в одежде, давно забывшей свой первоначальный цвет и ставшей грязно-коричневой. - Вряд ли вернется - там столько солдат, да и всадники в ту сторону недавно скакали.
- А если вернется, шеи свернет! - опасливо отвечал высокий и худой, одетый с претензией на щегольство, хотя хорошая стирка не помешала бы и его костюму.
- Сперва пусть найдет, - махнул рукой первый.
- Не, может, ты и прав, но как хочешь, а я рисковать не буду!
- Еще день здесь прождем, так заживо спечемся.
Спорщики повысили голоса, зло и чуть испуганно глядя друг на друга. Третий голос неожиданно вмешался в дуэт мрачным басом.
- Не спечетесь, я вас сам спеку, и тебя первым!
Подошедший Никифор указал на щуплого, тот вздрогнул и открыл рот, пытаясь что-то сказать, глядя на то, как бородач поглаживает рукоять топора.
- Я... это... Атаман, по глупости!..
- Воды дай. Ежели все выпили, точно спеку, - посулился предводитель.
Трясущимися руками человек в коричневом подал флягу и стоял, пока тот жадно пил. Второй собеседник старался быть как можно незаметнее.
- Как дела-то, Ярополк? – спросил щуплый, забираю воду обратно.
Вместо ответа атаман, которого звали совсем не Никифором, зло посмотрел на него.
- Голову мне не морочь. За твои слова трети доли от следующей добычи лишаешься, и только пикни еще – пойдешь песчаных демонов кормить! А подробности вам знать не положено. Сказано – надо, а добыча потом будет, значит, так и есть. Сомневаешься? – угрюмый взгляд. Ведите коней!
Для убедительности он добавил несколько непечатных слов. Оба пошли к лошадям, а Ярополк, отвернувшись – считал, что подчиненным не стоит много знать – полез за пазуху за картой. Его взгляду предстал неровно оборванный кусок и вспомнился слышанный в каморке слабый сухой треск, на который тогда не обратил внимания. Он рыкнул и высказался так, что предыдущая тирада могла показаться придворной поэзией. Щуплый за излишнее любопытство по этому поводу крепко схлопотал по шее.

История шестая. Наемный убийца
Эпизод первый

Утомительное путешествие через море наконец закончилось.
Много раз за эти дни Суна выходил на палубу и издалека наблюдал за мальчишкой, чье везение грозило разрушить идеальную репутацию наемного убийцы. Капитан взял пацана к себе под крылышко, возможно, хотел избежать неприятных случайностей на корабле. Действительно, если с императорским гонцом что-то случится на борту, путь к родным берегам капитану будет заказан навечно.
Суне Ёдзиро не было дела до капитана, но покровительственная забота его осложняла задачу. Двух ловушек Шимозава Юкихико избежал, даже не заподозрив их существования; в третью чуть не попал один из матросов.
Берег. Сходишь на него и кажется, будто он раскачивается на морских волнах. Мерзко.
Городок оглушил шумом – скрип дерева, крики чаек, где-то долбят молотком, – незнакомой речью с дикими интонациями, сбивающей с толку одеждой и чужими лицами. Суна поправил удобный короткий клинок в ножнах за поясом и нырнул в толпу. Самурайские мечи ему были не положены по статусу, что скорее радовало сейчас: с ними он выделялся бы, как чайка среди ворон. Или как Шимозава среди ханьцев. Вскорости Суна обзавелся местной верхней накидкой, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать похожим на хаори, и окончательно растворился в людском потоке.
До вечера наемнику так и не удалось приблизиться к своей цели, гонец оставался на виду множества людей, а потом затворился в комнате, попасть в которую с наскока не получалось. Суна обошел постоялый двор кругом, изучая, и снял себе комнатку там же. Хитрый меняла, дежуривший в общем зале, оказался покладистым, когда речь зашла о разумном курсе обмена против возможности лишиться одной из родных конечностей. Больше в этом доме Суну обмануть не пытались, возможно, сыграло роль его сходство со сторожевым псом, который только что обнаружил грабителя с хозяйским добром. О производимом впечатлении Ёдзиро знал и пользовался везде, где это приносило плоды. Все шло пока хорошо.
Но следующее утро принесло неприятное открытие: Шимозава уехал из городка еще до рассвета. Слишком быстро. Не раздумывая, Суна тоже покинул свое пристанище, купил лошадь – предлагали ждать каравана почти целые сутки, слишком долго, - и отправился следом за гонцом, чье имя уже вызывало оскомину на зубах.
Именно такую историю он рассказал бы жене, случись ей спросить. Именно так он оказался в чужой стране один, зато с целью.

История восьмая. Нойон

Саклаб и остальные монголы, посланные за лошадьми, с гиканьем влетели на задний двор, ведя коней остальных нукеров на поводу.
- Куда делся это чжурчжэнь? – Гуюк посмотрел по сторонам, во время короткой схватки он потерял из виду Шэ и девочку, что была с ним.
Бойцы на вопрос командира лишь недоуменно пожали плечами, Гуюк злобно выругался.
- Может вернулся туда, за вещами? – предположил Саклаб, указывая на двери чайной.
Вместе с Воргулом, десятник вернулся в главный зал. Начавшая уже снова шуметь, толпа сразу попритихла, те, кто был посообразительнее, успели удрать через главный вход. Навстречу монголам уже топал хозяин заведения, сжимая в руках какие-то сумки и пожитки.
- Вот, забирайте и убирайтесь! Хватит крови и безобразий, оставьте это место в покое! – ханьца колотило от страха, но остатки внутренних сил помогли произнести нужные слова и всучить Гуюку вещи, оставшиеся от каллиграфа.
- Кровь пролилась лишь из-за глупости ваших стражников, - даже сейчас десятник не забыл о своей главной миссии. – Ничто и никто не может противостоять воинам Великого хана, запомните это и передайте другим. Те, кто служит нам, всегда живут в достатке и под защитой, те, кто против нас – превращаются в изрубленное мясо.
- Искать нет времени, - заявил нойон уже во дворе, ожидающим приказа солдатам. – Лучше покинуть этот город, здесь у нас все равно уже ничего не получиться сделать.
Вскочив в седло, Гуюк быстро перевесил пояс с саблей и набросил на спину саадак.
- Потом посмотришь, - сказал он Саклабу, перебрасывая тому сумку Шэ вместе с остальным.
Пригнувшись к холкам коней, монголы дружной кавалькадой вылетели галопом на улицу.

История шестая. Наемный убийца
Эпизод первый

Вскоре оказалось, что денег Суна прихватил недостаточно, чтобы угнаться за шустрым гонцом. Следом за последними монетами кончились и приобретенные на них вода и пища, а впереди лежал еще долгий путь. Шимозава ехал по прямой, и обогнать его, срезав дорогу, было невозможно, - Суна рассматривал такой вариант поначалу, с некоторым трудом разбирая незнакомую карту.
Ёдзиро тряхнул мешочек для денег, помял его между пальцами, но не обнаружил ни единой монетки. Недовольно поморщившись, засунул полотняный мешочек за пазуху и огляделся. Если встать в ту маленькую нишу за кустами, любой, кто завернет за угол, окажется в пределах досягаемости. Ходят здесь нечасто, зато и свидетелей не окажется. Толстушка с веером на пороге дома вниз по улице ничего не увидит, ей помешает угол. Окон мало, да и не успеют так быстро поднять панику.
Суна прислонился к прохладной каменной стене, словно ища в тени недолгого отдыха от ходьбы и палящего солнца. Из-под обманчиво полуопущенных век темные глаза внимательно следили за проулком. Тень выдаст приближение людей.

История третья. Купец

Тонкие струйки песка были похожи на ручейки; только не утоляли жажду. Стоило остановиться, оглядеться по сторонам, как ноги тонули по самую щиколотку. Отягощенный невеселыми думами Шэ вел коня в поводу, чтобы не утомлять животное без особой нужды. Огромные песчаные дюны, за которыми скрылся форт, казались горами, и ветер сгонял вниз по их склонам потоки белой сухой пыли. И только его насмешливый стон разнообразил сонную тишину пустыни. На закате дюны начнут вторить ветру, а ночью их пение сменит многоголосый хор местной живности.
Каллиграф думал о многом сразу и почти ни о чем; центральное место в размышлениях занимало бульканье воды в притороченной к седлу фляжке. Один этот звук пробуждал жажду, но он же напоминал о том, что запаса там мало, и ночью либо придется найти другой оазис, либо возвращаться к форту, чтобы под прикрытием темноты прокрасться к озеру Полумесяца.
Звучал мелодичный голос остывающего песка - дюны выводили низкие, стрекочущие ноты, словно заменяя отсутствующих здесь цикад. Казалось, пустыня беседует с небом о чем-то, чего никогда не постичь людям, занятым своими суетными делами. Вот и сейчас невысокая фигурка. не обращая внимания на своеобразное очарование ночи в песках, с негромким шорохом скатилась по дюне - как бросающаяся в атаку змея. Через пару секунд беглеца схватили за руку.
- Тихо! - прошелестело рядом.
Для убедительности вторая, свободная рука держала нож. Шэ замер на месте, с высоты своего роста разглядывая чужеземного коротышку.

(унд Хигфе)

- Думаете, если я закричу, кто-то откликнется? - миролюбиво спросил он, поворачиваясь так, чтобы можно было дотянуться до рукояти висящего у пояса меча.
- Не нужны лишние уши. Здесь далеко слышно, - коротко пояснил Хорек, настороженно следя за движениями воина.
- Здесь никого нет, - пожал плечами долговязый чжурчжэнь. - Только эфа позади вас.
Недобрая, хищная усмешка обнажила мелкие, но острые зубы.
- Нет, - покачал он головой, - тогда совсем никого. Сам на такое ловил. Мне не нужна твоя жизнь и твой конь. Из форта?
Шэ посмотрел на свернувшуюся змею, из-за одной такой он однажды уже лишился коня и чуть не расстался жизнью, и кивнул.
- Что там случилось? - генуэзец опустил руку с ножом. Он говорил с сильным акцентом, коверкая слова.
- Варвары с севера, - отвечал каллиграф. - Такие же, как и ты. Они все время нападают, чтобы прорваться в страну.
Теперь усмешка не была злой и хищной. Хорек почти добродушно тихо фыркнул. Для тех, кто его знал, это значило, что он страшно веселится.
- Как я? - он вспомнил виденных в дороге монголов. - Похож? - снова фыркнул. - И чем кончилось дело?
- Не знаю, - честно признался Шэ. - Я сбежал.
- Испугался? - насмешливо.
Молодой каллиграф улыбнулся; лицо сразу сделалось почти детским.
- Не варваров, - уточнил он. - Того, что сделал.
Правый рукав, намокший в крови, уже высох и стал жестким.
Пальцы снова скользнули по отвердевшей ткани, за которую хватались совсем недавно. Человек, который сейчас совсем не был похож на слугу, прищурился, будто звездный свет от этого станет ярче.
- Первый раз в бою?

(вдвоем с Сон)

- Нет, я уже год на заставе... Но впервые убиваю своих, - он покрепче прижал локтем сумку, в которой лежал ящик с письменными принадлежностями.
- Даже так? Убивать надо врагов.
Хорек усмехнулся и оглянулся. Увидел змею, на лице на мгновение проступило изумление, но мышцы среагировали одновременно с мыслями - тяжелый нож поймал в воздухе блик ночного света и почти отделил треугольную голову от шеи. Змея дернулась на песке и застыла нелепой темной лентой, а в опустевшей руке уже появился второй. Резкий поворот головы к Шэ - тот не нападал. Неспешно, вкрадчиво генуэзец подошел к мертвой ядовитой гадине. Оружие, вытертое о песок, вернулось к нему.
- Местность знаешь? - спросил он, как ни в чем не бывало возвращаясь к собеседнику.
На мгновение тому показалось, что гладко выбритое лицо чужестранца заросло черной клочковатой бородой; Шэ мотнул головой, прогоняя видение. Песок неторопливо засыпал утратившую красоту эфу.
- В общем знаю.
- Хорошо... Я состою при купце, караван неподалеку. Пойдешь со мной? Покажешь дорогу, расскажешь, кто там кого убивал.
Если бы речь Хорька записать соответственно интонации, знак вопроса в его предложении выглядел бы съежившимся и тощим, похудевшем почти до восклицательного.
Что ему оставалось? Шэ еще раз кивнул. Ему совсем не хотелось, чтобы его останки, высушенные солнцем, вот так же канули бы в песок.

(те же)

История вторая. Каллиграф.
Эпизод третий

Ярко-алые, как бегущая из жилы кровь, полы официального одеяния мели по полу в такт быстрой походке. Коридор опустел. Все уже знали: когда судья стучит подошвами в таком резком ритме, лучше ему не попадаться на глаза. Если есть выбор, конечно. У арестанта его не было, и ему должно было достаться сполна – и за желудок, которому не дали наполниться, и за купившего себе помилование убийцу отца Бу Мао-джи, и вообще за всех нарушителей закона. Тем более что натворил он немало, нарушив семь уложений...
Шэ Дзянь стоял на коленях в центре большой комнаты, составляя цельную и приятную для глаза любого судейского композицию с двумя здоровенными охранниками, застывшими по сторонам. Они почтительно склонились перед вошедшим.
Бу Мао-джи сел за столик и уткнулся в свиток, перечитывая пункты обвинения. Его лицо было настолько плоским, что напоминало рисунок на желтой доске, нанесенный скупыми, сухими линиями. И столь же богатым эмоциями.
- Самовольная выдача подорожной;
- частный проход через заставы без подорожной;
- самоуправная отлучка с места несения службы;
- удаление от вооружения, опять-таки с отлучкой;
- избиение человека с нанесением ему состояния фэйцзи*;
- дезертирство;
- убийство своего командира.
Этого хватало, чтоб упечь подозреваемого на пару лет каторги, забить палками в общей сложности до смерти, сослать и дважды удавить. Если, конечно, он переживет следствие. Колодки в одном из углов были наготове. Судья кивнул, и один из охранников вышел и почти тотчас вернулся, приведя за собой палача.

____________________
*фэйцзи - увечье, когда пострадавший лишается глаза либо одной из конечностей, древнекитайский аналог инвалидности.

(совместно с Сон)

- Заковать, - распорядился чиновник.
Палач подхватил две тяжеленные доски с вырезами для шеи и подошел к беглому каллиграфу. Со сноровкой, выдававшей немалый опыт, он, сноровисто орудуя молотком, скрепил их между собой, так что Шэ оказался в своеобразном воротнике.
- С таким преступником, как ты, иначе нельзя даже говорить, - скрипучим голосом произнес плосколицый. Казалось, кто-то чередует на месте лица рисунки, где меняется только линия рта. - Признаешь ли свои злодеяния?
Чжурчжэнь, который даже стоя на коленях, оказался почти на одном уровне с судьей, попытался качнуть головой; острые края досок врезались ему в шею, судя по тому, как Шэ сморщился от внезапной боли.
Мао-Джи довольно усмехнулся. Мало всего, что этот человек натворил, он еще и был чужаком из страны, с которой воевали сами ханьцы и их предки.
- Писал ли подорожную грамоту без разрешения тех, кто имеет на это право?
- Нет... - тяжесть на плечах заставляла сутулиться, сгибаться в поклоне, и беглец заставил себя выпрямиться.
Вообще-то он говорил неправду, но иначе не сумел бы провести через заставы Чань... где она сейчас? Будем надеяться, что в безопасности.
Глаза судьи закрылись, превратившись в узкую черную полоску ресниц, голова чуть склонилась, и Дзянь почувствовал, как тяжесть выросла - палач надавил рукой на край колодки, заставляя сильно отклониться назад. Он даже не стал повторять вопроса, торопясь дальше. Правосудие должно торжествовать! И карать надо так, дабы у видевших наказание, и потомков их, и потомков их потомков кровь холодела в жилах при мысли о неотвратимости возмездия закона!
- То, что ты оставил службу, тоже будешь отрицать, и скажешь, что мы сейчас в форте, где ты несешь службу? - ехидно проскрежетал его голос.
- Нет... - Шэ прикусил губу; как-то раз ему довелось переписывать документ с перечислением некоторых пыток, которым должны были подвергнуться несколько дезертиров.
Может быть, судья не вспомнит хотя бы о части из длинного списка?
- Мы не в форте... - подтвердил каллиграф.

(изучаем с Хигфе китайские пытки)

- Значит, признаешь свою вину? – безжалостно уточнил Бу, поглаживая черную накидку, что была надета поверх алого, и поглядывая на скудные пожитки дезертира, лежавшие на столике рядом с чиновником. Среди последних выделялся старинный меч, с рукояти которого скалилась собачья морда. Хорошая вещь...
- Я не хотел... оставлять пост, - выдохнул Шэ; от боли в спине на глазах выступили слезы.
- Да, тебя злые духи забрали, - как бы подтвердил чиновник кивком, по которому колодка опустилась еще на палец. – Они же отобрали оружие, сделали за тебя человека увечным. А потом второй раз окончательно перенесли сюда... Правда? – резко, будто прерывая себя.
Разве ему поверят, если он расскажет, как все произошло на самом деле? Шэ сомневался.
- Я никого не увечил...
Или нет? В этом тоже не было твердой уверенности.
- Это значит, что ты соглашаешься с остальным?
- Нет.
Если начать говорить, то придется рассказать этому человеку с сухой лепешкой вместо лица, еще и о Чань. Ее легко будет найти - слепая девочка в незнакомом ей маленьком городе, где каждый человек на виду... Что угодно, но Чань он плосколицему не отдаст.
- Нет, - повторил Шэ, облизав пересохшие губы. - Не соглашаюсь.
Бу покачал головой, словно сочувственно – будто кто-то закруглил кисточкой штрихи.
Сильный пинок в бок опрокинул долговязого каллиграфа, чуть не сломав при падении шею. Затем рывком его подняли.
- Тебе это не поможет, посягнувший на святость законов, - сказал судья. - Хочешь длить допрос? Тебе понравилось? Тем более, что своего командира ты заколол вот этим самым клинком.
Сухая тонкая рука легла на собачью голову.

(ага, это очень увлекательное занятие. По прежнему вместе)

Список преступлений был очень длинный, кто станет отрицать? Шэ с натугой рассмеялся. Он от роду не был большим храбрецом, просто всегда как-то так получалось, что когда надо было заткнуть рот и промолчать, его кто-то тянул за язык. И зачем-то всегда ему больше всех остальных было надо делать шаг вперед там, где стоило попятиться. Вот и сейчас Шэ совсем не был уверен, что сумеет достойно встретить смерть; может быть, если очень разозлить палача или плосколицего коротышку-судью, он до казни не доживет? Тоже выход из положения...
Мао-джи внезапно стал скучно. Не этот первый, не этот последний. И все отрицают свою вину, не понимая, что не сознаться невозможно. Вопрос лишь во времени. Впрочем, должен же палач отрабатывать свое жалованье!
- Принесите мне чай, - приказал он.
- Какой, господин? - почтительно спросил охранник, стоявший по левую руку от арестованного.
- Чженшань сяочжун**, - подумав, произнес судья.
Он любил этот сорт, ароматом соснового дымка вызывавший приятные образы лесов, словно гуляешь под сенью колючих лап вечнозеленых деревьев.
Стражник быстро вышел. Чиновник кивнул палачу, чтоб тот продолжал.
- Когда решишь признаться, скажешь, - бесстрастно сообщил он и, устроившись поудобнее, начал смотреть, как у каллиграфа выбивают признание.
Это давно не вызывало ни отвращения, ни удовольствия - просто часть работы, гораздо более скучная, чем беседа, но необходимая. Чай принесли быстро, и Бу принялся не спеша потягивать его мелкими глотками, ощущая во рту вкус корицы.

--------------
**Чженшань сяочжун - копченый горный чай

(мы же)

История шестая. Наемный убийца
Эпизод первый

Не всегда нужно спрашивать, чем занимается человек, чтоб узнать это. Часто хватает и взгляда. Мука на одежде, прожженная брызгами раскаленного металла из горна ткань или опилки, что сыпятся из кармана, - это понятно почти любому. Впрочем, есть и другие признаки, не столь явные. Например, цепкий хищный взгляд, манера двигаться, характерная для человека, привыкшего красться и владеть оружием. Само оружие тоже. Лян Чоу Мао чувствовал такие признаки. Он последовал за приметным высоким чужеземцем.
Тень упала перед Суной. Продвинулась, остановилась. Человек заглянул в проулок и сразу же отступил. Сделанный им приглашающий жест повторила рука тени, расстелившейся по земле. Ёдзиро не раздумывал долго: незачем прятаться, коль скоро тебя обнаружили. Он вышел на солнечный свет, приложив к глазам руку, чтобы защитить их от яркого сияния и не быть застигнутым врасплох. Вторую руку опустил к рукояти ножа. Человек перед ним сбивал с толку непривычностью черт, в которых не было ни аристократической точености, ни аляповатости простолюдина. На полнощеком лице выделялся схожий с бататом крупный нос. Одежда цветов, какие ни один уважающий себя мужчина, что в столице, что в провинции, не нацепит. От сложности узора рябило в глазах. Слишком приземленное лицо для священнослужителя, решил Суна. Руки холеные, глаза масляные. Торговец.
- Nan desu ka?* – спросил Ёдзиро.
Тот помотал головой, показывая, что не понимает сказанного. Задумался, затем ткнул пальцем в сторону ближайшего дома, потом себе в грудь и изобразил руками двух перебирающих ногами людей.
- So.*
Суна неторопливо склонил голову в согласии.

--------
*Nan desu ka? - Что такое?
So - Вот как

Лян запомнил слово, в значении которого трудно было сомневаться, и пошел впереди, показывая дорогу. Они выбрались на одну из более широких улиц, затем свернули с нее, сделали несколько поворотов и оказались у дверей в стене сада. Хозяин отпер их, и она проникли в жилище – несомненно, задним ходом. Прошли по тропке к дверям, никого не встретив, затем оказались внутри дома, стены которого были увешаны гобеленами, где преобладали все те же цвета, что и в одежде хозяина, и в очень сложных узорах.
Из какой-то комнаты в коридор высунулась голова, с любопытством зыркнула на чужака и исчезла после шиканья купца. Наконец оба оказались в маленькой комнатке. Мао развалился на низком стульчике и предложил сесть на такой же гостю.
Ёдзиро недоверчиво покосился на странный предмет, потрогал рукой, не развалится ли, и осторожно устроился на самом краешке. Все было неудобно и непривычно, даже руки не сложить как надо. Что ж, пусть хозяин излагает, зачем привел.
Тот задумался, наклонил голову, затем побарабанил пальцами по столь же низкому столику между ними. Указал рукой на гостя, на его оружие, затем медленно поднял ладонь и провел ее ребром по горлу.
- Dare wo?* – без удивления поинтересовался наемник.
На лице купца отразилось сомнение. Потом он решительно сверкнул глазами, видимо, сделав выбор, но тут же вновь замялся, хрустя пальцами, словно наказывая их за то, как сложно на них что-то пояснить. Наконец выложил на стол несколько серебряных слитков и вопросительно склонил голову, видимо, отчаявшись прояснить, угадал ли значение слов.

------------
*Dare wo? - Кого?

(продолжаем с Хигфом перерыв)

Не угадал. Впрочем, от денег Суна отказываться не собирался. Предлагали достаточно много, так что можно было выражаться и повежливее.
- Nanhito wo kirimasu ka?*
Взаимопониманию был нанесен нешуточный ущерб.
Чоу недоуменно помотал головой и замер, решив, что пора бы и гостю предпринять какие-то усилия, чтоб его уразумели. Гость понял, что хозяин не слишком решителен, возможно, впервые занимается таким щекотливым делом, как найм убийцы, а значит, следует ему помочь.
- Watashi**, - указал на себя. – Kiru***, - характерный жест рукой, в которой должно быть зажато оружие. – Dare? – указал второй рукой на собеседника, на изображение какого-то святого, еще на одно и вопросительно приподнял плечи.
Если бы здесь был старый друг, актер Кабуки, он показал бы лучше, но Суна сделал, что мог.
Купец закивал. Его первоначальная догадка, от которой он отказался в пользу той, которую легче пояснить, оказалась верной. Он снова задумался, потом посмотрел в окно, насколько солнце склонилось к горизонту, и просиял. Снова изобразил двух идущих рядом людей, затем левой рукой провел по лицу, а правой начал тыкать перед собой, словно показывая что-то или кого-то.
Теперь засомневался Ёдзиро. Двое людей, это он понял. Один из них то ли слепой, то ли скрывает лицо, второй вроде бы что-то предлагает. Торговец и слепец? Соперник в делах? Зачем тогда было смотреть на солнце?
- Wakarimasen da****, - помотал головой наемник.
Лян вздохнул, провел рукой по седеющим волосам и несколько раз судорожно моргнул правым глазом. С надеждой покосился на гостя, выдвинул ящик в столике и достал оттуда коробку с песком и палочку. Начертил иероглиф, обозначающий государственного чиновника, склонил голову, пытаясь определить, смог ли «собеседник» прочесть.
Не повезло, долговязый островитянин оказался неграмотным. Он мог поспорить с любым во владении оружием, устройстве засады и предсказании поведения жертвы, мог обратить всякий ее поступок себе на пользу. Он мог справиться с любым заданием в Киото. Но ему никогда не приходило в голову обучиться письменности. Всю деловую переписку вела жена, а сам Суна с трудом разбирал вывески на лавках, если случалось зайти на незнакомые улицы. Да и то, легче спросить, тем более, что всегда отвечали.
Ёдзиро свел брови, отчего между ними пролегла глубокая вертикальная складка, и попытался сообразить, что же ему показывают. Порванный флаг? Или это план какого-то здания?
Снова отрицание.

__________________
*Nanhito wo kirimasu ka? - Кого мне следует убить?
**Watashi - я
***Kiru - убивать
****Wakarimasen da - не понял

(ведем беседу)

Выпустив палочку из рук, хозяин закусил губу, на лице было прямо написано – «Ну как же?..» Новая идея не заставила себя ждать. Он никогда не числил себя великим рисовальщиком, но, вновь подхватив палочку и стерев написанное, постарался изобразить человека из нескольких черточек, овала и неровного круга. Нарисованный вытягивал руку, словно указывая нескольким людям поменьше, суетившимся ниже его. Чоу ткнул в первую фигурку.
Наемник пригляделся. Имеется в виду слуга? Или тот, кто выглядывал из комнаты, пока они шли сюда?
Суна вытянул руку, почти дотронулся до хозяина дома.
- Anata wa...
Приложил руку к груди.
- Watashi ni... – перевел ладонь к глазам, словно прикрывая их от солнца, подчеркнуто устремил взгляд вдаль. – Miseru.
Палочка в полных пальцах завертелась в попытках пририсовать одежды, но человечек быстро превратился в нечто невообразимое. Ладонь мазнула по песку, лишая потомков возможности узреть образчик живописи. В отчаянии Лян глянул за окно, махнул рукой, нарисовал две фигурки. Указал на первую и на себя, потом на вторую – и на собеседника. Изобразил кистями рук двух шагающих человечков. От уродцев пошла линия, ведущая к третьему собрату. Здесь купец повторил жест гостя, указав на лица, потом на третью фигурку и раздраженно проткнул ее своим деревянным орудием.
Суна кивнул. Хладнокровия он не терял, в его работе это опасно. Но про себя, жалея, что нет жены - она бы смеялась, будто звонкие колокольчики в детских ручонках, - все же хмыкнул: «Разве не это я ему сказал!»
Мао снова взглянул на солнце. Оно еще не спустилось слишком низко. Показав на светило собеседнику, он нарисовал круг с торчащими во все стороны черточками. Добавил линию под кругом, затем ведущую к ней дугу и стер изображение. Так повторил три раза, затем снова потыкал в последнюю фигурку, проделав в ней пару новых дырок.
Три заката, приемлемо.
- So, - согласился Ёдзиро.
Обрадованный Лян стер шелковым платком пот со лба, прочерченного глубокой морщиной, снова кивнул и приглашающе указал на дверь.
- Да, этот точно не проболтается, - прошептал он сам себе, устало покачав головой.

(беседа окончена)

История третья. Купец
Эпизод первый

Хорек вернулся не так быстро, как обещал, зато привел с собой местного, от которого удалось немного узнать о том, что творилось сейчас на заставе. Здешнее наречие знал только коротышка, удивительно легко схватывавший языки в разных странах, где ему приходилось бывать, да Марио, обладавший запасом слов, необходимых для торга. Ламбертини подумал, подвигал челюстями и решил, что сейчас, судя по тому, что говорил новый знакомый, в укреплении к любым пришельцам отнесутся с подозрением, да и кочевники бродят рядом.
Устроились на ночь. Беспокойно спали люди, карауля по очереди, зато животные отдыхали без тревог. Их напоили водой из запасов – до ближайшего оазиса, по словам обретенного проводника, оставалось не так много.
Звезды ласкали ночную пустыню, с легким шуршанием ворочавшуюся на своем огромном ложе. Она не обращала внимания на ничтожных по сравнению с ней существ, которые что-то строили на ее теле или куда-то шли, топча его ногами. Разве что иногда, когда, вырубая для своих нужд растительность по ее краям, они открывали новые пространства, куда вливались песчаные реки желтого вечного моря, куда более медлительного, чем океан, но не менее опасного.
Наконец, небосвод побледнел, словно кто-то там, наверху, веселился – понемногу подливал в черное светлые, яркие краски. Огоньки звезд грустно бледнели, угасая и прощаясь друг с другом до следующей ночи. Вновь проявились укрытые до того темнотой очертания огромных песчаных гор-волн.
Вышли перед рассветом, чтобы сделать передышку, когда солнце зависнет в зените. Все ежились - к утру похолодало; ветер, играя, утащил накопленный за день жар. И показавшийся над серым горизонтом золотисто-оранжевый краешек дневного светила и люди, и животные, и пустыня приветствовали с радостью.

(бродим с Сон по пустыне)

Разоренная застава со своими бедами и делами осталась далеко позади, одну сторожевую башню караван обогнул по широкой дуге, а дальше, по словам проводника, раньше города беспокоиться не о чем. Если не считать пустыни, добавил он после недолгих размышлений. Молодой человек (а было ему на вид лет девятнадцать-двадцать, на верхней губе пробивалась неуверенная растительность, не придававшая ему солидности) оказался малоразговорчив и, хотя, когда к нему обращались, улыбался пусть не очень уверенно, зато охотно, но не вступал в беседу по собственной воле. Звали проводника Шэ и на ворчание Марио, как и на его недоверчивые взгляды он не обращал внимания. Он наотрез отказался залезать на спину одного из верблюдов, хоть ему и предлагали.
- Если мне понадобится осмотреть окрестности, - сказал он с неизменной улыбкой, - то я поднимусь на бархан.
Но и без того он башней возвышался на Хорьком, который ехал сейчас рядом с ним со скучающим видом, полуприкрыв глаза и немного откинувшись в седле. Генуэзец делал вид, будто абсолютно ничего не видит и не слышит вокруг, но порой быстро приподнимал веки, и глаза его поблескивали совсем не отрешенно. Устрашенный этим зрелищем местный скорпион решил убраться из-под копыт лошадей по добру, по здорову.

Ближе к полудню, когда все устроились в тени скального останца у неглубокого озерка между двумя барханами, Карло взялся тихонько распекать племянника, который, по его мнению, неуклюже перекладывал тюки, и теперь они могут рассыпаться.
- И еще седла надо не так закреплять!
- Эх, старина, - вздохнул рядом Бернардо. - И как тебе не надоест. У меня уж давно в глотке пересохло, хоть я молчу.
- Можно подумать, ты воды хочешь, - прищурился старый слуга, состоявший еще у отца Марио.

(вместе с Хигфе играем)

- А если и покрепче чего? – проворчал широкоплечий здоровяк. – Да, хочу. Вино всегда душу веселит. Особенно наше, что в Сугдее да рядом делают. Не то, чем в здешних краях потчуют, хоть я и тут все стараюсь перепробовать. Тебе нравится здешнее пойло, Пьетро?
Тот вздохнул.
- Да хватит тебе грустить, - продолжил разговорившийся приятель, - все одно твоя Дара далеко, сейчас любуется рассветом над горами Тавриды. Хотя один умник мне говорил, что у них и солнце еще не встало, да как то может быть?
Пьетро снова вздохнул – свою жену, горничную супруги Ламбертини, он любил и часто скучал. Марио в очередной раз посмотрел на сидящего в одиночестве проводника и после некоторых раздумий подошел ближе.
- Помоги с ним поговорить, - бросил он Хорьку, и тот подошел к ним. – Он, раз местный, должен кое-что знать.
Тот кивнул. Медленно и еще более коверкая слова, чем остролицый слуга-охранник, купец обратился к проводнику:
- Скажи, давно ли ты в этих... этой местности?

(все те же)

Молодой человек бросил чертить на сухой земле кончиком вложенного в ножны меча какие-то закорючки, недоуменно свел на переносице подвижные густые брови и даже бросил вопросительный взгляд на Хорька, которого, похоже, до того понимал лучше. Пересчитал для верности по пальцам.
- Год... чуть более.
Генуэзец наморщил лоб, но все же понял. Лицо стало кислым - видимо, ответ не очень-то понравился, но все же он продолжил расспросы.
- Мало... Здесь спокойно ездить? Не очень опасно?
Четверка остальных, притихнув, посматривала на разговор с интересом, но разобрать ничего не могла.
- Здесь? Спокойно? - молодой чжурчжэнь рассмеялся. - Да что вы! Если бы тут не было опасности, зачем было строить заставу?
По его открытому смуглому лицу пробежала тень, но вскоре он вновь улыбался.
- Северные варвары не дают забыть о себе.
Проводник говорил простыми словами, и купец понимал его, хотя не успевал за быстрой, эмоциональной речью молодого человека. Хорек имел непроницаемый вид, только полуприкрыл глаза, готовый, впрочем, прийти на помощь, если она понадобится.
- Они часто нападают? А на купцов? - разборки местных между собой не особенно интересовали караванщика.
- А кого же здесь еще грабить? - он широким жестом обвел окрестные дюны. - Крестьян здесь нет. В крепостях живут только воины. Они не дают варварам пройти дальше, в зеленые долины. Но зато им достаются караваны. Особенно небольшие, как этот.
На этот раз, задумавшись, генуэзец обратился с вопросом на родном языке к слуге, они обменялись парой реплик и, Марио нахмурился.
- И местные, конечно, грабители есть?
- Наверное, - молодой человек пожал плечами; кажется, он не считал, что люди, которые привели его сюда под угрозой оружия, чем-то отличаются от разбойников. - Должны быть.
Отнюдь не успокоенный Ламбертини кивнул и отошел. Вскоре он подал знак закончить привал и они двинулись в путь, стараясь двигаться как можно быстрее.


(устраняем легкое обоюдное недопонимание)

Та же история, тот же день, те же места...

- Смотри, - подтолкнул щуплый высокого.
- Чего тебе? - обернулся тот.
- Там! – указал пальцем на следы, почти скрытые песком.
- Да, прошел кто-то, - согласился второй ханец. – Надо атаману сказать.
- Тут ходят беглые, солдаты да купцы. Но беглые поодиночке бродят, а если не солдаты, то добычу можно взять! Эй, Ярополк!
Бородач углубился в свои мысли, в очередной раз бормоча проклятия грамотею, воину в белом, богам и вообще всем причастным к тому, что кусок карты пропал. Ведь не простая грамотка была! Когда захватили последний караван, двое монахов, старый да молодой, деньги отдали, а этот кусок потертой кожи с письменами прятали.
Конечно, их расспросили, что там сказано. Долго и с усердием, огоньком и ножиком, да, видно, умения не хватило. Есть тут у ханьцев заплечных дел мастера – год на кусочки будут резать человека и умереть не дадут, а ребята перестарались. Сдохли пленники, а ничего не сказали. Наверняка там что-то важное, стоящее больших денег!
- Ярополк! – уже громче окликнул его подчиненный, стремящийся искупить свою вину.
- Чего?
- Смотри, прошел кто-то, может, добыча будет!
Очнувшийся предводитель посмотрел на следы: они уходили за огромную дюну. Ее не один час огибать.
- Так... Ты, Скелет, - атаман не забивал себе голову местными именами, а предпочитал звать всех по прозвищам, - скачи, веди сюда остальных, а мы тут заберемся наверх и посмотрим. Все равно им долго обходить.
Высокий ускакал, а Ярополк и щуплый полезли наверх, временами ругаясь и пыхтя. Когда они, наконец, оказались наверху, то увидели медленно, как казалось отсюда, ползущий небольшой караван.
- Их тут всего шестеро... не, семеро. Пустячное дело, - радостно зачастил разбойник.
- Сам вижу, - прикрыв ладонью от солнца глаза, произнес атаман. – Купец, не иначе. Вон, тюков сколько.
Он довольно потер руки.

Дневка, чтобы переждать разгар жары, была долгой, зато и шли до позднего вечера. Часы, когда уже не так жарко, но пока не стемнело, в пустыне если не на вес золота, то уж точно на вес воды, что среди песков иногда важнее. Марио начал было с подозрением посматривать на проводника, когда лучи уходящего за горизонт солнца вычертили верхушки деревьев - обещанный оазис.
Достигли его уставшими после дневного перехода, да и последняя часть пути, когда вот-вот достигнешь цели, далась тяжелей всего. Хорек ехал последним, сторожко глядя вперед, но ничего не случилось. Оказавшись в тени деревьев, вяло перекликаясь, разгрузили животных, напоили их и почти свалились на вечерний отдых у разведенного костра.
Проводник остался сидеть в стороне, видимо, по привычке. Он достал из седельной сумки небольшой плоский ящичек из темного отполированного до зеркального блеска дерева и бережно сдул с него мелкую пыль.
На чужака перестали обращать внимание и слуги, и телохранители, и даже сам Марио, привалившийся спиной к стволу и наблюдавший, как Энрико достает еду и набирает воду. Только Хорек посмотрел в его сторону, неторопливо поднялся и подошел к чжурчжэню.
- Что это? - спросил он, показывая на ящичек.
Молодой человек улыбнулся и приподнял крышку. В выстланных потертой тканью углублениях лежали кисти и свернутые бамбуковые таблички, сланцевая дощечка для растирания туши, даже старая печать, которой Шэ никогда не пользовался, потому что она принадлежала другому.
- Принадлежности для письма, - сказал юноша. - Разве у вас таких нет?
- Есть, только не такие, - кивнул генуэзец. Он говорил, подыскивая слова чужого языка и не находя некоторых, из-за чего речь казалась, наверное, немного детской, состоящей из простых слов. - У нас пишут перьями птиц. Их макают в... чернила, - это слово он произнес на родном наречии, и тут же пояснил. - Жидкость. Носят в специальных сосудах.
Вываривают кору или особые орешки, кажется. Потом пишут на коже. Бумаги, как у вас, почти нет. - Он сделал небольшую паузу и, бросив стремительный оценивающий взгляд, продолжил вопросом. - У вас каждый солдат носит с собой такое?

(с Хигфом)

- Нет, - проводник рассеянно развернул одну из табличек, просмотрел написанный на ней текст. - Конечно, нет. Только те, кто специально обучен пути кисти.
Хорек примостился рядом, достал из сумки лепешку, разломил и предложил половину собеседнику.
- Ты сам сменил путь кисти на путь меча? – это было произнесено еще медленней, видимо, из-за непривычки к подобным оборотам речи.
Мальчишка хотел есть, это было сразу заметно. Хотя бы по тому, что свою порцию пресного хлеба он сжевал за минуту и едва не подавился.
- Нет, - сказал он, запив ужин водой из фляги. - Хотя не жалел никогда... до последнего времени.
Он помрачнел.
Усмешка при виде исчезающей стремительно, как деньги в питейном заведении, лепешки, внимательный взгляд, глаза, понимающе глядящие на собеседника и, казалось, ждущие продолжение – телохранитель Марио умел слушать. Это помогало не только выжить, но и не упустить своего.
Собственный рассказ показался Шэ жалким, все события, казавшиеся важными тогда, теперь казались глупыми и ненужными. И он замолчал, не поведав и половины.
- У вас могут быть неприятности из-за меня, - сказал он.
На лице Хорька был написан спокойный, чуть сочувственный интерес. Он помолчал, то ли думая, то ли мысленно укладывая в голове перевод, потом сказал:
- Странники – ветер. Мы сегодня пришли, завтра уйдем. И кто сказал, что мы знаем, что случилось. Я ничего не слышал и не понял. Совсем плохо знаю язык. Десяток слов.
Он намеренно исковеркал последние фразы так, что их вообще было трудно понять, и тихо засмеялся.
Каллиграф поддержал его смех.

(с СонГоку)

История шестая. Наемный убийца
Эпизод первый

Они остановились на улице рядом с отдельно стоящим зданием темного дерева, на котором висела табличка: темные гладкие линии иероглифов извещали жителей, что перед ними городская управа. Внутри можно было присесть на скамеечки для посетителей, но Ляо заходить не стал, чтоб не вызвать лишних вопросов, особенно неудобных и напрашивающихся при таком спутнике. Он показал чужестранцу на солнце, потом на дверь, и вяло ткнул пальцем вниз, облокотившись о стену. Как еще передать, что надо постоять и подождать, он не знал.
Этот жест пояснений не требовал. Суна отошел в тень ближайшего дерева и сел там, чтобы не привлекать излишнего внимания. Оглядел здание, отметил про себя его официальность и в некоторой степени строгость, но ни в коем случае не бедность. Люди входили и выходили, один раз у входа, под безразличными взглядами двух львов с рогом посреди лба каждого, разыгралась короткая сценка с женскими слезами и утешающим мужчиной. Немного слишком шумно и людно. Ёдзиро был готов ждать.
Мао начал нервничать - ожидание затягивалось. Он частенько переступал с ноги на ногу, обеспокоенно поглядывал на солнце и невозмутимого Суну. Сценки у дверей управы его не занимали, они были привычны до скуки.

(со мной higf и Bishop)

Наконец дверь негромко скрипнула в который раз, выпуская человека в красной шапке с навершием и черной верхней одежде. На груди красовалась причудливая вышивка. Из-под строго верхнего платья виднелось расшитое со вкусом и богатой фантазией нижнее. Впрочем, одеяние мало занимало купца. Он сделал шаг к своему спутнику, как бы невзначай тронул его за плечо, и сделал еле заметное движение подбородком в сторону появившегося из здания управы человека.
Тот же не смотрел никуда. Вернее - разглядывал мир из-под полуопущенных век с таким видом, будто увидел нечто сразу омерзительное и манящее. Носильщики принесли паланкин, опустили на землю; слуга помог чиновнику водрузить себя на подушки. Чиновник же больше напоминал медвежонка, обученного ходить на задних лапах: маленький, короткопалый, сознающий свою исключительность.
Взгляд Суны стал хищным. Кивок и жест купцу: можно идти, задача понята и будет выполнена. Наемник подождал, когда паланкин удалится на безопасное расстояние, и последовал за ним.
Мао немного растерялся – не ждал, что чужестранец исчезнет так сразу. Вежливо кивнув, он постоял после этого с минуту, глядя вслед обоим, потом сделал вид, что вообще тут случайно оказался и любуется проходящей по улице женщиной. В надежде, что он нашел того, кто нужен, и теперь сможет спать спокойно, не боясь очередных притеснений, он отправился к себе домой.

(& Далара & Bishop)

История третья. Купец
Эпизод первый

Путь все же оказался слишком длинным – пришлось завернуть к полузанесенному, мало кому известному источнику, чтоб запастись водой. Пока вернулись на след, пройдя по нему, достигли оазиса - будущая добыча уже обосновалась там на ночлег. Конечно, можно было напасть, но их заметили бы часовые и встретили оружием, а среди деревьев защищаться куда легче, чем на переходе. Ворча и ругаясь под басовитое пение дюн, они обошли зеленый островок, чтобы устроить засаду у купца на пути.
Звезды молча и холодно смотрели сверху на людей в запыленных, потерявших изначальный цвет одеждах, а те собрались в тесный круг, перекидываясь словами. Погадали, что произойдет завтра, кто-то вспомнил о более благодатных и населенных краях. Там шайка промышляла несколько лет назад, но разбойников в окрестности оказалось так много, что они начали схватки между собой, деля территорию, и менее многочисленным и сильным пришлось уйти.
- Там не только песок и кости есть, но и люди живут, - сказал кто-то. – Глядишь, еще и легенду сложат, как про Дао То и Ся Хуэя*. А здесь про нас только тин-вэй** вспомнит, когда в лапы к страже угодим.
Косой взгляд предводителя, впрочем, оборвал разговор. Все знали, что в бешенстве их вожак-чужеземец не помнит себя; рубит направо и налево не думая, не чувствуя боли, не обращая внимания на свою и чужую кровь. Пожалуй, он-то мог бы в безумии схватки убить тигра, как легендарные воины древности. Потому за ним шли, да еще из-за доли удачи, которая сопутствовала Ярополку, вопреки отнюдь не далекому расчету. Да и как было не пойти после того, как он в поединке расправился с предыдущим вожаком. Все, называвшие себя братьями, склонили голову перед новым предводителем, не в силах оспорить первенство.
Наконец ночь заставила всех замолчать и уснуть, кроме менявшихся часовых, с неохотой и зевотой поднимавшихся, когда наставал их черед.

__________________________
*Дао То и Ся Хуэй - два известных в древнем Китае разбойника.
**Тин-вэй - чиновник, ведавший тюрьмами и казнями.

История вторая. Каллиграф.
Эпизод третий

- В этом доме слишком мало места, - констатировал чжушуай.
Скверно. Немного шума, и вся лишняя мебель оказалась сдвинутой к стенам, поставлена один предмет на другой безо всякого порядка, скорее, в утонченном хаосе. Лай Зо никогда не терпел уродства рядом с собой. Теперь комната была пригодна для его намерений. Сидя точно в центре, он несколько минут сосредоточенно играл, опустив веки и погрузив себя в мелодию. Музыка растеклась по дому, заставляя обитателей его оборачиваться и прислушиваться, пытаться вникнуть. Пленяющая и тревожная, будоражащая.
Вдруг оборвалась, оставив в недоумении, как будто стоишь на пороге, надо только откинуть полупрозрачную занавесь... и невозможно.
Мальчишка, хозяйский сын, с осторожной опаской заглянул в комнату гостя. На пустом пространстве на темных досках пола белой статуей возвышался Лай Зо. Сизыми клубами растекся дым благовоний, словно лип к фигуре, окутывал ее парящим облаком.
- Ца! - звонко сказал Лай Зо; у мальчишки подогнулись колени, но удрать он уже не мог.
Длинный рукав как ножом разодрал дым.
Началось движение. По кругу, почти на месте, медленно сначала, все быстрее и быстрее с ходом времени. Не просто верчение, как будто божественная сила заключалась внутри свернутого бутона одежд, выплескивалась с каждым взмахом рук. Еще и еще, бесконечно. Завораживает. Ошеломительное и липкое чувство, не отпускает. Это должно длиться дни, месяцы, годы... вечность. Никогда не прекращаться. Полуприкрытые глаза Лай Зо смотрят в души богов, миров, времени. Губы беззвучно шепчут. На лице - узнавание. Улыбка, как хищный оскал громадной кошки, что вот-вот настигнет добычу.
Вот бы быть на его месте...
Оборот.
Вот бы быть таким же, как он...
Оборот. Ритм.
Вот бы быть рядом с ним...
Оборот. Биение сердца. Шорох ослепительных одежд.
Вот бы...
Обжигающий взгляд похож на стрелу. Мальчишка круглыми испуганными глазами уставился на гостя, вдруг задернул занавеску и метнулся вниз по лестнице, через комнаты и коридоры, подальше.
Лай Зо скрестил руки на груди. Довольство осветило его лицо. Все будет, как нужно, все кусочки мозаики уже под рукой.

История вторая. Каллиграф
Эпизод третий

Вода плескалась под ладонями. Приятная, не холодная от комнатного тепла. С каждой новой волной - скрип пальцев по дереву. Негромко сквозь незамысловатую мелодию доносились мужские голоса и похожий на перезвон бусин женский смех. Сладковатый запах гладил ноздри... постепенно, вместе с шорохом уверенных шагов, в него вплелся аромат благовоний. Кто-то незнакомый остановился рядом.
Девочка отпустила дощечку для письма - с укоризненным "плюх" та упала в воду.
Человек молчал, но взгляд... казалось, он пронзает насквозь, видит внутренности и даже душу, ничего не остается для него скрытым. Чань судорожно дернулась за дощечкой, погрузив руки в воду почти по локоть; f когда пальцы сжали скользкое дерево, успокоенно вздохнула и негромко спросила:
- Кто здесь?
- Это все дощечки, что у тебя есть? – незнакомый мужской голос резанул уши.
Чань вскинула мокрую руку к виску, словно прячась от звука:
- Те, что дал господин Шэ...
Шорох ткани, голос приблизился. В нем пробивалось сдерживаемое раздражение.
- И ты их все вымыла?
Девчонка неуверенно обернулась на две последних сухих дощечки и кивнула, попытавшись отползти. Снова шорох, почти хлопок. Движение воздуха. Специфический запах благовоний стал настолько сильным, что закружилась голова. Негромкий стук развертываемых табличек и голос прямо над ухом:
- Эти можешь не мыть, они пусты.
- А... - Чань поднесла запястье к носу и отодвинулась еще дальше - пугал, очень пугал странный незнакомец. - А... ост-тальные - чисто вымыты?
Новый шорох ткани; голос над головой сочится презрением.
- Да, ты великолепно постаралась.
Чань закусила нижнюю губу и снова опустила в воду недомытую дощечку.
- Мне передать что-либо господину Шэ?
- Не думаю, что тебе это удастся. Шэ Дзянь находится в тюрьме и за свои дела получит смертную казнь. Забудь о нем.
Девчонка прижала дощечку к груди, неуверенно потянулась к коробочке с кистями и не сразу, заикаясь, спросила:
- К-как? За чт-то... за что господина Шэ?..
- За то, что думает не головой. – Этот человек был очень зол на господина Шэ. – Счастливой новой жизни.
Неизвестный ушел.
Чань вцепилась в ящичек и вздрогнула - вновь, против воли. Неужели господин Шэ все-таки решил с кем-то драться?
...и что теперь делать?

(c Даларой)

История вторая. Каллиграф.
Эпизод третий

Сегодня Чжун Цзин сполна познал меру своей популярности в южном городке на границе царств Сун и Ляо. К счастью, Саньинь остался в веселом доме и, кажется, даже освоился там. Ву Цай хорошо заботится о своих клиентах – в том числе и об их безопасности – когда ему платят деньги или оказывают услуги. Можно быть спокойным, даже если явится городская стража, Саньиня там попросту не окажется.
- Чжун-сянь-шэн!* Чжун-сянь-шэн! – круглощекая дама издалека заприметила гадателя и теперь семенила к нему, неизвестно как не путаясь в многослойной одежде.
Сделать вид, что не слышал, не получалось. Гадатель сложил руки за спиной, принял вид загадочный и внимательный одновременно и подождал, пока женщина добежит. Той понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться, а потом она заставила его (вместе с обитателями ближайших домов) пожалеть, что боги наделили ее способностью говорить. Пришлось сначала успокаивать, и только потом предлагать решение для ее проблемы.
Когда женщина ушла довольная и умиротворенная, гадатель вздохнул с облегчением. Но не успел он сделать и десятка шагов, как его снова задержали. А после – снова и снова.
«Где же вы все были вчера?!» - мысленно вопросил Чжун Цзин, выслушивая уже пятого по счету человека.
Сработала ли профессиональная привычка или то был чистый инстинкт, но гадатель заметил проходящего по другой стороне улицы человека в белоснежных одеждах. А заметив, не смог не проследить за ним взглядом. Чужеземец с налетом столичной изысканности и вместе с тем несвязанности условностями, присущей глуши. Бешеная личная притягательность и четкость движений военного. Гадатель задумчиво провел рукой по усам и бороде и сделал три вывода: это тот самый человек, что продал карту Ву Цаю; он идет от увеселительного дома; он чем-то сильно недоволен и не считает нужным скрывать ожесточение.
«Ву Цай Ю, тебе не помешает еще одно гадание и разговор в приложение к нему. Надеюсь только, что застану тебя живым и здоровым».
Чужак кинул на гадателя последний взгляд темных загадочных глаз и исчез за углом.

----------
*сянь-шэн (先生) – обращение к малознакомому человеку