Горная деревня где-то на границе Шимоцуке

Рассвет еще только раздумывал, как подступиться к горам, когда в маленький закуток, где спала, свернувшись клубком, Миеликки, проник свет масляной лампы. Девчушка дернулась во сне – как же это, уже светает, а куры не кормлены, корова...
- Сейчас подою! – пискнула белобрысая спросонья и подскочила, чуть не стукнувшись головой о какую-то балку.
Из темноты на нее смотрели едва освещенные нос, два глаза и губы с приподнятым в изумленной усмешке уголком.
- Тебе приснилось, что ты птица? – осведомился Тошимару.
Девчонка смутилась и принялась оправлять одежду, немедленно в ней запутавшись. Вчера ее заставили не только вымыться, но и выстирать одежку. Вот только у другой северянки не было, и Аукусти дал ей что-то из своего, не разгуливать же голой. Когда в подобных вещах ходили местные жители, казалось, что надеваются они просто и легко, но стоило попытаться влезть в такое платье самой, как тряпки немедленно перепутывались, и отличить подол от рукава не получалось вовсе. Если бы вечером пришел еще кто-нибудь, он застал бы длинную и тощую девчонку, беспрестанно ерзающую, двух молодых людей, неловко помогающих ей одеться, толкающихся локтями и постоянно друг другу мешающих, и возвышенно созерцающего огонь, но то и дело посмеивающегося Тошимару. Неприятный дядька ушел ночевать в сарай. Он предпочитал не спать под одной крышей с колдунами, так он сказал. От колдунов жди неприятностей.
- Идем, - поторопил Тошимару.
- Куда?
- Будешь учиться колдовству.
- Жуть!
В комнате за грубой занавеской шевельнулся кто-то из спящих юношей. Колдун строго посмотрел на Миеликки и та прижала ладонь ко рту.
На улице было зябко и сухо, как в погребе, где хранят зерно. На слегка посеревшем небе мучной россыпью лежали звезды. Девушка поежилась, потерла руки, попрыгала на месте, согреваясь, затем кинулась вдогонку яркому пятнышку лампы. Старик уже открывал дверь сарая. Странно, вчера дверь скрипела, когда они с Аукусти лазили сюда за большой метлой...
- Ты хранишь здесь колдовские травы и всякие талисманы, да? – решила проявить осведомленность Миеликки.
- Нет, здесь лежит то, над чем мы будем колдовать. Смотри.
Одновременно зажглись две лампы по бокам от двери, осветив полупустую комнату. В углу на соломе, укрытый темной тряпкой, спал Сакио, причмокивая во сне. Неожиданно плавным движением, будто не идет, а скользит по полу, Тошимару приблизился к гостю. Тот продолжал крепко спать. Миеликки на цыпочках прокралась следом, села на корточки напротив колдуна. Подняла вопросительный взгляд.
- Он не проснется. Эти травы я покажу тебе позже.
Быстрым и четким движением колдун вынул из-под одежды полоску бумаги с нарисованными на ней значками. Показал северянке.
- Здесь пишут заклятие.
- Заклятие... – светлые глаза изучили несколько небрежно выведенные знаки.
- Потом заклятием связывают то, что заклинают.
Бумажка легла на грудь спящего.
- Повторяй за мной.
Миеликки послушно приложила к губам сложенные вместе пальцы. Тошимару опустил руку.
- Теперь говори.
Она старательно повторяла за ним непонятные слоги. Иногда мелькали отрывочные куски смысла, как будто чьи-то ленточки в толпе на ярмарке – то ли видишь, то ли показалось. Вдруг все кончилось. Девчонка неуверенно посмотрела на колдуна, тот кивнул. Сакио глубоко вздохнул, больше ничего не изменилось.
- Разве не должно что-нибудь случиться?
- Уже случилось. Это вспомогательное заклятье, оно ускорит протекание основного. Времени мало.
Тошимару вытащил из-под соломы цепь с ошейником, какие надевают на больших злых псов. Под взглядом округлившихся светлых глаз застегнул ошейник на шее человека, который даже теперь не проснулся. Второй конец цепи оказался намертво прикрепленным к бревенчатой стене сарая.
- Идем, теперь нужно подождать.
На пороге колдун оставил миску с водой.

Окраина Киото, 1582 год

Застоявшийся в стойле конь мчался без понуканий, разгоняя тишину топотом копыт. Сжимая ногами его бока, Масуми ощущал ритмичное движение мышц животного, и это напомнило ему прошедшую ночь. Промелькнула мысль, что в единении коня со всадником и мужчины с женщиной есть немало общего – то же чувство, когда горячие тела двоих становятся одним существом... Сравнение показалось странным и на первый взгляд режущим восприятие.
Может быть, сочинить об этом стих? Конечно, ему никогда не сравняться с придворными поэтами, но все же...
Казалось, сама природа подталкивала буси к поэзии – вставшее солнце ласкало и обволакивало своими лучами горы, дорогу, лежавший впереди город, превращая его в сказку, словно смывая своими мягкими прикосновениями налет повседневности. Голоса птиц служили лишь звенящим довеском к тишине, странным образом притупляя слух и остроту восприятия и погружая в некую нереальность.
Даже пепелище, ставшее местом гибели Нобунаги, сейчас казалось Танаке декорацией из легенд, а не пугающей реальностью.
Увы, ни танка, ни хокку не суждено было родиться в это утро и остаться в памяти потомков – самурая грубейшим образом вырвали из состояния, в котором он пребывал, гораздо раньше, чем он погрузился в водоворот столицы. Под ноги коня, звонко стучащие по краю обгоревших развалин, выкатился визжащий, ругающийся, крутящийся клубок в облаках пыли, разобрать в котором что-то было почти невозможно. Вмиг позабывший о придумываемых строчках и женщине, ночное свидание с которой его вдохновило, Масуми, на секунду оторопев, нагнулся с коня, запустил руку в живой смерч и с силой дернул, не разбираясь, за что ухватился.
Это оказался рукав мальчишеской одежды, и в воздухе перед ним немного наискосок повисла знакомая физиономия – правда, сильно исцарапанная и очень грязная.
- Опять ты?! – удивленно спросил самурай. Рукав затрещал.

Шиобара
-Приготовьте зал для приема гостей и отправьте приглашения на вечер гостям. Обязательно не забудьте пригласить Акиру. И принесите чай в беседку - отдавал распоряжения Ёрио. Слуги низко поклонились и разбрелись в разные стороны.
Кто мог подумать, что телохранитель из свиты сёгуна, не принадлежавший к какому либо уважаемому роду, столь неожиданно получит фамилию от своего господина, а вместе с ней дом со слугами и станет приближенным сёгуна без видимой на то причины? Но теперь он и сам стал господином и родоначальником семьи Куремото, которая в ближайшее время без сомнений станет достаточно известной.
В мыслях еще раз благодаря господина Токугаву за столь щедрый подарок, Ёрио вышел во двор. Заканчивалась пора цветения сакуры, и сейчас опадающие лепестки лежали в том числе и на дороге. Дойдя до беседки, молодой Куремото остановился у входа в аллею с глициниями, столь любимыми Акирой, и, сев напротив своего нового дома, взял со столика приготовленный чай. Но, не успел он сделать и одного глотка, как взволнованный слуга привел к нему гостя. Ёрио жестом позволил слуге удалиться, и кивком головы показал пришедшему, что готов выслушать его.
-Меня прислал господин Токугава Иэясу, - поклонившись, произнес каро.
-Передай Иэясу-сама, что я очень благодарен ему за столь неожиданный подарок и до конца жизни останусь одним из самых верных его людей, - ответил Ёрио, отпивая чай.
-Думаю, нашего господина обрадует ваше рвение, Куремото-доно, - гость улыбнулся, - тем более, что я пришел именно для того, чтобы поговорить с вами о работе, которая была бы угодна Иэясу-сама.
-Тогда говори, - спокойно произнес Ёрио, несмотря на то, что подобный поворот разговора явно не очень обрадовал его.
-Полагаю, Куремото-доно прекрасно понимает, что у нашего господина осталось немало врагов, - начал каро, - И некоторые из них представляют серьезную угрозу. Иэясу-сама очень ценит ваши навыки обращения с клинком и полагает, что вы могли бы быть ему полезны в устранении таких людей. Естественно, подобного рода дей1ствия не должны быть предметом чьих-то обсуждений.
Гость внимательно смотрел в лицо Ёрио и молодому буши стоило больших трудов сохранить спокойствие, тем не менее он произнес:
-Наш господин может положиться на меня, - коротко ответил Ёрио, - Я сделаю все, что в моих силах

Определенно, Куремото выбрал самое удачное время, для того, чтобы покинуть столицу. В разгорающейся там борьбе за власть будет немало жертв, одной из которых мог стать и он. И несмотря на то, что кто-то из его многочисленных врагов мог достать его и в этой небольшой деревне, о опасности развернувшейся борьбы за власть можно было не беспокоиться. А вот то, что действительно беспокоило его сейчас – не прекращающиеся покушения на Теншо Такеши.
«Если так пойдет и дальше, то… Впрочем, не стоит об этом думать».
-Приведи ко мне Оборо, - сказал он почти сразу пришедшему на зов слуге, - Я знаю, что у него сейчас много дел в связи с новым назначением, но он нужен мне для одного дела.

Горная деревня где-то на границе Шимоцуке

Второй день!
Разбуженный среди ночи фермер, вынужденный рисковать собой и топать куда-то в сумерках только потому, что кое-кто (а именно Пэдди) узрел неподалеку жильё, устало сбросил наземь полупустую корзину и привалился к выпиравшему из мелкой травы валуну. Второй день вверх и вниз, вниз и вверх по этим дурацким холмам и оврагам. Такого ужаса ирландец себе еще не представлял. Он бы и рад остановиться, подождать очередную повозку прямо у петляющей по горам дороги - но мелкий негодяй пер вперед, да не просто вперед, а через самую глушь. Вчера на закате Рори уже всерьез задумался, есть ли разница в том, когда он свернет себе шею: сейчас или через три дня? Но тут же отбросил эту мысль, выбранив себя за поникшее настроение. Когда в том году поля залило дождями, горевать просто не было времени. Вот и теперь нужно взяться за какое-нибудь дело, а не плестись на поводу у этого чертенка. Святой Патрик выгнал с ирландской земли змей, но на самом-то деле ему следовало заняться не бессловесными тварями, а мелкими пакостниками, один из которых как ни в чем не бывало отплясывал где-то впереди, и их дудками. Этому дитя природы всё в радость. Еще бы, на него же не напялили какие-то непонятные тряпки вместо нормальной одежды!
О'Догэрти со злостью дернул ветку куста, развесившего рядом свои патлы. В руке осталась горстка порванных и мятых листьев, названия которым мужчина не знал. Снова напомнил о себе опустевший желудок, и Рори, вздохнув, полез в корзину. Рука нашарила грушу с сохранившимся на черенке увядшим листом. Фермер оценивающе посмотрел на добычу и вгрызся в сладкую сочную мякоть.

Пока человек пытался заглушить распирающую его жажду убийства, фейри метался по окрестным кустам багрово-зеленой тенью, производя не больше шума, чем выползшая на охоту за печеньем лесная мышь. Здесь было интересно. Пахло чем-то непонятным и не совсем человеческим, издалека напоминая Пэдди о его Волшебной Стране. Но лишь издалека. Вблизи чувствовалось нечто чужое и совершенно неведомое доселе, хоть и похожее. Фир дарриг оттянул волынку за спину и подполз меж домов к тому, где горел свет. Дверь открылась и закрылась, выпустив две фигурки, несуразно смотревшиеся рядом друг с другом. Пэдди обождал с полминуты и, набравшись наглости, двинул дальше. Зеленый колпачок раскачивался посреди травы как сорняк-переросток, подпираемый сзади бурой разлапистой корягой волынистых дудок...

Склон горы Асама

Наблюдая за деловитой суетой маленького обакэ, Мицуке думал: кто же понесет все это добро? Сам он волочь на этот раз ничего не собирался – слишком близко от места предназначения, может произойти что угодно. Вчерашние монашки едва ли вернулись с пустыми руками туда, откуда явились. Кто бы их ни послал... об этом и думать не хотелось, как не было желания представлять, кого они еще встретят. Роши вытащил старую, потрепанную котэ*, натянул под рукав и теперь затягивал шнуровку.
- У тебя есть хорошие молитвы, патэрэн? – спросил он.
Отец Андрео, повернувшись к старому знакомому, задумчиво посмотрел на его приготовления и покачал головой, будто стряхивая лишние мысли, ненужные в дороге, как пыль или паутину.
- Что ты называешь хорошей молитвой? - спросил он. - Иногда люди называют одними именами разные вещи.
- Ту, которая дает результат, - был исчерпывающий ответ.
На ветке у них над головами раздалось короткое вскаркивание, как если бы ворон вспомнил что-то веселое, не имеющее к настоящему почти никакого отношения.
- Хорошая молитва не может быть о недобром деле, - ответил священник. - Да, у меня есть молитвы, которые дают результат... Как ты, наверное, заметил, - по лицу скользнула мимолетная усмешка.
Еще один путник - самый маленький, если не считать выдра, - уже собрал свои вещи, сидел на корточках, зачарованно разглядывая облака. То ли не замечал никого вокруг, то ли настолько был уверен, что без него ничего не произойдет. Нечто шелковистое коснулось его голого колена, потерлось на манер кошки. Шагов или других признаков приближения в траве не слышно, кто угодно подкрадется, не заметишь. Беглый чиго задумчиво погладил существо по спине, провел пальцами до самых кончиков широких хвостовых перьев. На испуганный вопль оглянулись все.

------
*котэ - наручь из плотной ткани, иногда с металлическими пластинами, изначально надевалась только на левую руку, затем стала парной.

(еще - Далара и Хигф)

- Ты чего? - ошарашенно спросил Мицуке. - Смотри, бурубуру привяжется - не отцепишь...
Громко хлопая крыльями, ворон от неожиданности очень быстро оказался на ветке. Покосился оттуда круглым глазом. Дернул хвостом.
Зачем же так орать?! – пронесся возмущенный голос то ли в ветре над поляной, то ли в головах присутствующих.
На крик обернулись все. Португалец только задумчиво кивнул своим мыслям, то ли вспоминая что-то, то ли выжидая, зато выдр сразу узнал своего недавнего "обидчика".
- Ты чего тут опять всех пугаешь? - возмущенно спросил он, величественно опираясь на собранный им мешок.
Ворон не удостоил его ответом, зато скинул ловко оторванный сучок, целя между глаз. Себастьян-Фердинанд отпрыгнул, разом потеряв всю свою основательность, и мохнатым клубком крутнулся по поляне, став в месте, над которым не нависали ветки деревьев. В этой относительно безопасной позиции он стал подыскивать веточку или камешек.
- Больше ты ничего не умеешь? - язвительно спросил муджина у противника.
Улыбнувшийся миссионер взглянул на Мицуке.
- Дай им волю - будут сражаться, - кивнул роши. - Эй, кто из вас Тайра, а кто Минамото, разберетесь в дороге. Пошли.
Никаких сомнений у муджины по этому поводу не было - он никак не мог оказаться Тайра. Вряд ли ворон утопит выдра, а вот наоборот... Поэтому он послал вверх победоносный взгляд.

(опять мы)

Тяжелый шум крыльев возвестил о том, что ворон опять что-то задумал и приводит в исполнение. На этот раз досталось не муджине, а рослому самураю. Не сумей тот вовремя пригнуться, лишился бы немалой части волос, а может, и заработал бы новые боевые шрамы. Хищные когти едва коснулись головы, выдрали лишь прядь.
- Ты собрался с нами? - мягко спросил пожилой священник, обращаясь к птице.
- Пусть только попробует... - Мицуке отыскал камень поувесистее. - А ну иди сюда, тэнгу-недоросток!
Но у ворона нашелся защитник - Хаяши повис на руке самурая и отчаянно мотал головой. Веса в маленьком чиго не хватало, зато решимости - хоть отбавляй. Черная птица снова взгромоздилась на ветку, хмуро каркнула.
Еще раз упомянешь эти кланы таким тоном, лишишься и второго глаза.
Слова падали, будто каменные плиты. Обещание не собирались нарушать.
- Хватит сражаться! - голос отца Андрео был не очень громок, но властен и звучен, как будто он с кафедры церкви одергивал приходских мальчишек, затеявших драку. - Мы идем на опасное дело, и в самом начале... Не затевайте кровопролития, ибо учением Создателя нам заповедован мир... Ворон, скажи, если чего-то хочешь, а затевать раздоры - нам не по пути.
- В суп он хочет... - проворчал Мицуке, стряхнул с себя мальчишку.
Хаяши запрокинул голову, рассматривая огромную птицу. Может быть, рослый самурай прав? Может, это - действительно тэнгу? Он протянул к ворону руку.
- Иди сюда.
Пернатый не колебался и мгновения, спикировал к пацаненку, аккуратно, чтобы не повредить, ухватил повыше запястья. Ни дать, ни взять охотничий сокол. Заглянул в лицо человеку, прямо в глаза. Тихонько каркнул, подтверждая что-то себе самому.

(втроем, завершение)

Развалины Хонноджи близ Киото. 1582 год

Под этот треск мальчишка ужом выскользнул из рук самурая, оставив на память рукав, которым теперь разве что полы мыть и то лишь хорошенько выстирав. Просто так сдаваться Хонсё не собирался, тем более, что азарт бил через край, а мелкий явно был готов утащить ценность, несмотря на ее размеры.
- Мое!
Но если он решил, что сумеет так просто вырвать находку из рук противника, то просчитался. Тот не зря носил на гербах глицинии Фудзивара. Если что попало в руки - ни за что не выпустит. Потасовка развернулась с удвоенной силой.
- С чего это? - Шичиро, может, и уступал ростом, зато был крепче и пошире в плечах.
- С того! Тебе меч был, значит бива - моя.
Жилистый и оголодавший, но не растерявший сил Хонсё вцепился в горестно хрипящий инструмент, как волчонок в кость.
Вообще-то - справедливое замечание, но Шичиро все равно был намерен настоять на своем, если бы... если бы не человек в придворных одеждах, который занес над его головой сложенный веер. По лицу было ясно - пощады не жди. Шичиро разжал пальцы, укатился под остатки куста. Осторожно выглянул из-под рук, прикрывающих голову: ничего, никакого человека, только голая ветка сосульками покрылась.
- Ты видел?
Изо рта морозным облачком, будто зимой вырвался пар.
Хонсё моргал округлившимися глазами, сидя над бивой, вцепившись в нее всеми десятью пальцами. Понять он ничего не успел, знал лишь только, что случилось нечто. И еще, что мешочек на поясе, куда он засунул амулет ради сохранности, вот-вот будет прожжен насквозь.
- Ч-ч-что это было?
- Т-т-ты тоже видел? - в тон ему отозвался мелкий.
- Ун!
Хонсё, решивший спасти мешочек от уничтожения, обнаружил его целым и невредимым, и теперь дул на обожженные пальцы. Он ничуть не удивился бы, начни камешек шипеть и плеваться искрами. Но тот тихо лежал на земле и даже не пытался что-то сделать.

(опять - вместе с Даларой)

Склон горы Асама

- Действительно полдень… - Подумал Старое Солнце услышав слова Малого Духа, после чего поднял глаза вверх и улыбкой поприветствовал ласковые лучи стоящего в зените Дневного Светила. – Пора выступать. День длинный, но когда Отец Солнце задернет шкуру у входа в свое типии, дабы на земле наступила ночь, многие скрывающиеся от яркого света голодные духи, будут чувствовать себя уже не перепуганными беглецами, а хозяевами. Собраться и выступать – самое время.
Индеец пришел к выводу, что собирать-то ему особо нечего. Он скользнул безразличным взглядом по грязной, порванной рясе, служившей ему в качестве плаща, по кожаному ремню, обмотанному вокруг талии подобно поясу, по пустым ножнам на боку, в которых не так давно покоился верный нож, оставленный на месте схватки с сильными злыми духами, напавшими у хижины старика – сына Великого Змея.
Ножа было жаль. Давным-давно кем-то мудрым было сказано, что каждый воин срастается душой со своим оружием. Старое Солнце не был исключением из этого правила – тяжелый, длинный, отлично отцентрованный клинок, выкованный из металла, отлитого в родном городе Вождя Педро, давно и прочно занял место части души шамана, словно переброшенное через ручей бревно, связывая две столь разные части жизни, до прихода бледнолицых и после этого.
Как бы то ни было, отправляться в путь действительно было самое время и подготовка к выступлению, похоже, была в самом разгаре – Малый Дух Леса натаскал большую кучу всевозможных мешочков, свертков и котомок, сложив их перед хижиной и с видом исполненного долга, взирал на этот, наводящий на окружающих священный трепет, холм.
С легкой улыбкой шаман, не вставая с места, прямо от стены хижины, где сидел, скрестив ноги и предаваясь размышлениям с утра, взглянул на довольного Малого Лесного Духа и только хотел задать вопрос, где же тот многочисленный военный отряд, который он собирается кормить всей этой горой пищи в течении дальнего похода, как вдруг ощутил присутствие еще одного Малого Духа. Этот новый дух был совсем не таким, как уже знакомый Дух-Выдра, с гордым выражением мордочки стоящий у кучи мешков, но тем ни менее от присутствия новоприбывшего не возникало того тяжелого, давящего ощущения, какое всегда вызывали у живых – Алчущие Духи, а значит вред путникам этот новый дух мог причинить лишь в случае, если его сознательно обидели.
Мгновенно вспыхнувшая перепалка между Духом-Выдрой и Духом-Вороном показала, что сознательно обидеть духа тут могут проще простого, причем сами же духи, между которыми, как теперь стало ясно, была какая-то вражда. В эту вражду, невзначай, словно по воле случая, тут же вмешались высокий самурай и падре Андрео, а затем и мальчишка, который, взял Духа-Ворона под свою защиту.
Старое Солнце с неизменной улыбкой наблюдал за разворачивавшейся, но так и не превратившейся в сражение, сварой, а когда она угасла, поднялся на ноги. Он приблизился к куче свертков, выбрал один из них – не самый большой, но и не самый малый, а как раз такой, какой бы смог нести в долгом пути взрослый мужчина, не слишком уставая и не теряя силу, которая может пригодиться ему для боя. Взвалив мешок на плече и, поудобнее устроив его за спиной, индеец уважительно поклонился пристроившемуся на запястье мальчишки, Духу-Ворону, сказав:
- Привет Тебе, Малый Дух Леса! Правду сказал мудрый Жрец Распятого Бога - Андрео, Гитчи Маниту заповедовал мир всем своим детям, посему, если хочешь что-то сказать, то говори, а нет – лети своею тропой и да будет твоя охота удачной. Нам некогда затевать битву с тобой, сколь бы мудрым и сильным ты себя не почитал. Нас ждет дальняя и опасная тропа, а Отец Солнце уже в зените и час выступать давно настал, если мы хотим пройти хоть сколько-то большой кусок до темноты.
- Тебе же, о Учтивейший из Духов… - Старое Солнце в свой черед поклонился выдру. – Я скажу: великое дело ты совершил, собрав всю эту пищу, которой можно было бы кормить многих воинов долгий срок, и предложив ее всем нам. Но сам посмотри – нас вместе с тобой только пятеро, при этом воину не стоит отягощать себя тяжелым мешком, ведь ему нужно быть готовым к бою. Значит, нести продукты на себе могут лишь четверо из нас и один из них – юный воин, почти что мальчик. Всю эту гору пищи нам не унести, как бы мы ни старались. Так может давай спрячем большую часть продуктов до лучших времен, а с собой возьмем лишь самое необходимое в пути, легкое и сытное, тем более что время проходит и нам давно пора быть в пути?

Себастьян-Фердинанд расстроенно обводил глазами всех. Как? Неужели это все придется оставить??
- Но, а если мы заблу... – он вспомнил, что является проводником. – Нас собьют с пути злые духи? Там, наверху, не найти пищи! Мы же все пропадем! – он посмотрел на свой живот, и снова на остальных.
Матерь Божья, ну кого же просить? Святой отец – наставник, мрачного самурая, кажется, трогать не стоит... Мальчик, того гляди, свалится или съест все сам! Мстительно подумалось, что хорошо бы, конечно, повесить на ворона, но... на нем далеко не уедешь!
Под эти размышления муджина увязывал самое, по его мнению, необходимое в один мешок, который с некоторым трудом поднял и двинулся к шаману.
- Почтенный наньбодзу*, я очень прошу вас понести еще и это, ведь я знаю, что необходимо в этом месте т, как проводник, не могу идти позади остальных!
Он пихнул мешок под ноги Старому Солнцу и, не слушая ответа, со скоростью ветра умчался получше прятать пищу, которую унести не удастся, по дороге привесив несколько мешочков к поясу.

_________________
* наньбодзу – дословно «южный святоша».

Киото. 1582 год

Кажется, труднее разнять только вцепившихся друг в друга тигров или женщин, чем этих детей. Пока они вцепились друг в друга, Масуми изумленно замер, узнав и второго противника. Как свело этих двоих? До чего же упорно они попадаются на его дороге...
Ребята выдирали друг у друга из рук старую, испачканную биву, и самурай хотел снова вмешаться, как вдруг камешек на шее потеплел и перед ним мелькнула, оказавшись рядом с детьми, полупрозрачная фигура, которая почти терялась на фоне просвечивавших сквозь нее обгоревших досок и балок. Проявилась - и расплылась снова. Опасности, судя по камню, не было.
Наконец Танака спрыгнул с коня и подошел к Хонсё.
- Разве так тебя учили приветствовать старших? Откуда у вас этот инструмент? - кивнул он на лежавший около ног ученика предмет.
Мальчишка притянул, насколько смог, биву к себе, словно опасаясь, что сейчас отнимут. Он так и не поднялся на ноги, взирая на самурая почти от самой земли.
- Нашли. Там, - он кивнул в сторону обгорелого сплетения столбов и балок, еще недавно бывших одним из красивейших храмов. - Там уже никого нет, так что она была ничья.
Мелкий пробунчал, что хозяин стоит рядом... или - стоял. И на всякий случай выудил из-за пояса засунутый туда еще до драки клинок. Меч был обмотан в несколько слоев тряпья.
- Там много людей, - громче добавил он, снял с волос паутину.
Задумавшись, буси восстановил перед мысленным взором здание и его внутренности, какими они были, но уже никогда не будут...
- Это не просто бива, - он вспомнил, - это реликвия. О каких людях ты говоришь?

(Еще Бишоп и Хигф)

Толстощекий крепыш махнул было рукой на пепелище, но решил быть вежливым, лишь кивнул.
- Там - люди, - разглядывая взрослого исподлобья, сказал он. - Трое сторожат вход, еще двое - внутри. Один из них хочет покончить с собой, потому что ранен и не хочет сдаваться предателю.
- Опять он придумывает всякое, - неожиданно встал на защиту нового приятеля Хонсё. - Он все время так делает, чтобы его не считали маленьким. Там правда никого нет, мы туда ходили. И даже ночью... ой, то есть...
Побледневший Танака ястребом вгляделся в детское лицо младшего, ища в нем веселье розыгрыша или нотку лжи, или... Он сам не мог решить, что, но ничего этого не увидел.
- Кто тебе рассказал? Ты не можешь видеть это сейчас! Что вы делали тут ночью?
- Но я вижу! - с обидой выкрикнул Шичиро. - Никто мне ничего не рассказывал!
Он оглянулся на остывшие развалины и прикусил губу, вознамерившись расплакаться.
- Когда ты видел? Как? - воин, забыв о сдержанности, схватил мальчика за плечи, и с трудом сдерживался, чтоб не затрясти. - Опиши их! Куда он был ранен, какие гербы имел?
Голос сорвался, как у певца, берущего непосильную для себя ноту.
- В левую... в левую руку, - запинаясь, проговорил мальчишка. - Пулей из... из... я забыл, как эта штука называется... А на гербе у него мокко... и три монеты.
Шичиро похлопал густыми ресницами, глаза его стали круглыми, словно те китайские монетки, о которых он рассказал.

(& Bishop & Далара)

Хонсё решил, что пора бы убраться под шумок, пока воин не порубал их обоих на месте. И так и сделал бы, но не смог придумать, как незаметно утащить тяжеленную биву. Расставаться же с таким ценным приобретением совершенно не хотелось. Зато, может, получится оставить здесь этот жуткий камешек? Вдруг ему понравится лежать в черной земле... Паренек начал тихонечко отползать в сторону, волоча биву за собой.
Масуми будто разом обмяк и отпустил младшего из ребят. Он никогда не верил, что можно видеть сквозь время. По крайней мере, не знатокам высокого искусства инь-ян, а обычному пареньку, которого на днях старшие братья едва не утопили в колодце. Нобунага...
- Как? И когда? – повторил он каким-то потухшим голосом. – Тут взгляд упал на второго участника битвы при Хонноджи за биву. – Стой! Ты куда? - фраза прозвучала резко, будто собираясь пригвоздить к месту, как стрела. Похоже, с ними хорошо бы раздвоиться...
И пригвоздила. Хонсё виновато опустил голову. Назад инструмент не потащил, просто сел перед ним на колени, ожидая, когда новый учитель велит идти домой. Или куда-нибудь еще. Куда-нибудь не хотелось, особенно сейчас.
- Ты где болтался целые сутки?!
С южной стороны бывшего двора храма раздался новый голос, еще не совсем взрослый, но и не детский. Молодой человек лет двадцати гневно смотрел на Хонсё, всем видом давая понять, что будь его воля, хорошенько бы выдрал младшего прямо здесь и немедленно.
- Мать всю ночь не спала, боялась, что тебя убили!

(те же трое)

Обернувшись на звук голоса, Танака снова схватил Шичиро, но этот раз не за плечо, а за руку, чтоб не сбежал и выжидающе посмотрел на приближавшегося незнакомого юношу. Он не успел получить ответы... Ладно, пусть второго уводят!
- Ну аники-и...
Хонсё очень хотелось сохранить уши целыми, но старший брат, похоже, всерьез вознамерился их оторвать. Мальчишка завозился на земле, пытаясь вывернуться.
- Хотя бы биву... ай!
- Бива останется здесь, - голос Масуми снова обрел твердость. - Точнее, я отвезу ее туда, где инструмент должен находиться, раз храма Хонноджи больше нет. - Он спокойно смотрел на наказание мальчика, только заметив, как бы самому себе. - Вторым Хоичи ему все равно не стать...
- Эй! - вдруг вылез мелкий, выдрался из хватки Масуми. - Не трогай его.
В руке Шичиро был зажат меч.
Молодой человек отмахнулся от лезущего на него с оружием малыша, как от назойливого насекомого. С некоторым презрением легонько пнул его ногой, чтоб не мешал. Кинул беглый взгляд на инструмент.
- Биву можете забирать хоть куда, нам она не нужна. А ты перестань елозить, - это относилось уже к Хонсё. - Вставай и пошли. Вот увидишь, отец тебя под замок посадит.
Шичиро поднялся, и взгляд малыша не обещал ничего хорошего.
- Эй ты, осьминог! - громко произнес он. - Я с тобой разговариваю.

(второй круг)

- Молодой человек, - холодно произнес Танака, - не могу обратиться по имени, потому что вы не соизволили представиться. Я не нуждаюсь в вашем разрешении, чтобы забрать этот инструмент. И если мальчишкам еще позволительно забывать правила вежливости, то вам, кажется, уже не десять лет! Шичиро, успокойся...
- Не могу, - честно признался мальчишка. - Зачем он оскорбляет мой клан?
Юноша, которому, наконец, удалось поставить младшего брата на ноги, повернулся к буси и отвесил короткий поклон.
- Прошу прощения, одзисан*, мы не будем больше оскорблять ваши чувства своим присутствием, - в тоне не было и капли смирения.
Не обращая на второго мальчика ровным счетом никакого внимания, он потащил Хонсё прочь. Тот уже почти не сопротивлялся, только из чистой вредности волочил босые ноги по земле, запинаясь о каждую неровность.
Танака прищурил глаза, смотря вслед, и вскользь погладил ладонью цубу катаны. Определенно молодого грубияна следовало запомнить. Если он будет себя так вести, то плохо кончит.
- Тот, кто не знает законов чести, позорит себя, а не других, - ответил самурай Шичиро, не заботясь о том, слышит эти слова кто-то из удалявшейся пары или нет. - Так что не кидайся пока в бой... Лучше скажи мне все же, как ты видел... то, что видел, про тех людей?!

(те самые трое)

--------
*ojisan - дядя (обращение к незнакомому человеку средних лет)

Крепыш успокоился почти сразу; кажется, он вообще был отходчив. Ножен у его меча не было, да и клинку требовался долгий уход и забота, прежде чем с ним действительно можно было идти в бой. Шичиро скинул хаори и принялся заворачивать в него меч.
- Вот как вас, - пояснил он, поглядывая снизу вверх на взрослого самурая. - Только...
Оттопырил в раздумьях нижнюю губу.
- Только если потом приглядеться, все исчезает. А иногда - просто знаю.
- Давно это у тебя? – Масуми успел несколько успокоиться – помогла стычка с родственником Хонсё. – Тот, кого ты видел – это был великий человек. Ты о нем тоже слышал. И он совсем недавно умер здесь, именно так, - голова опустилась, а голос стал грустным.
- Значит, я вижу мертвых? - Шичиро тоже сник, отодвинул было уже завернутый меч, но не сумел расстаться с находкой.
- Выходит, что так, - пожал плечами самурай, хотя это было почти незаметно под просторным хаори. – Ты сейчас домой?
Шичиро посмотрел на развалины, на горы, что поднимались со всех сторон вдалеке. Кивнул.
- Наверное, пора.

(по-прежнему - мы)

Склон горы Асама

-Угх! – Все что смог произнести потрясенный настойчивостью и запасливостью Духа-Выдры индеец, пытаясь забросить себе за плечи в дополнению к уже выбранному, еще и этот мешок.
– Хорошо, о Малый Дух Леса, я попробую нести этот мешок тоже, но с такой нагрузкой мне придется идти медленнее, чаще делать остановки и больше есть, что бы восстановить потраченные силы. Так что в любом случае, больше ты возьмешь в путь пищи, или меньше, тебе придется немного похудеть. – Произнес себе под нос Старое Солнце, пошатываясь под тяжестью мешков, шагая туда-сюда у хижины, что бы привыкнуть к их весу.

Все подходит к финалу, даже долгие сборы – как будто никому не хочется никуда идти и каждый придумывает себе и другим причины, чтобы оставаться на месте. Но даже фантазия Хаяши наконец-то иссякла, и – как ни противились они – но поляна с необычной хижиной позади, и столь милые сердцу выдра кусты и ручей позади, и позади короткое время, подаренное им на передышку и сон. Мицуке шагал впереди, сразу за выдром-хэнге, не оглядывался, чтобы посмотреть, спорят ли еще за его спиной или уже договорились. Но новым спутникам и старым знакомым он был рад, хоть и старался скрыть эту радость. В голове вертелась мысль, что он и один бы отправился на вершину этой проклятой горы, но в компании веселее.
Жаль только, что стоило им выйти из леса на каменистый, пока еще пологий склон, веселье – как выдуло. Асама вставал перед ними во всей своей мрачной красе. Ворон встопорщил жесткие перья, неуютно повел хвостом. Кто-то сказал бы, что эта гора будто предназначена для воронья, но этот конкретный его представитель не спешил бы соглашаться. Ни одно благоразумное существо не станет жить на этих склонах, так близко к хребту. По своей воле ворон не сунул бы туда клюва, но юный колдун шел вперед, и оставалось только приближаться к горе вместе с ним. Хаяши пригладил взъерошенную птицу, больше успокаивал, кажется, себя, не ее. Потом сунул руку за пазуху, сжал в кулаке завернутые в тонкую кожу нефритовый амулет. Ворон покосился туда, словно мог видеть сквозь ткань одежды. Тихо каркнул, то ли предупреждающе, то ли понимающе.
Священник немного устал. Хотя он и был для своего возраста здоров и крепок, но за последнее время отвык от долгих безостановочных переходов, живя на одном месте. Хорошо, что вышли только после полудня, и легче будет приспособиться. Он сперва молчал, потом перешел вперед и стал расспрашивать муджину, ведущего отряд.

(Далара mo, Reytar mo, higf mo)

(Далара+Bishop+Higf+Reytar)

По правде говоря, выдр выглядел более уставшим, чем миссионер, так как явно захватил больше, чем было легко нести, и его душу отогревал только взгляд на мешки за спиной Старого Солнца, по сравнению с которым его собственный сразу, казалось, становился меньше и легче. Сперва он что-то весело говорил, потом начал жаловаться на жару, а затем вообще замолчал, только отвечая на вопросы, причем непривычно коротко для себя.
- Наверху обитает много демонов, и разных, - громко сказал отец Андрео. - Нам надо быть готовыми.
Старое Солнце шагал вслед за самураем, стараясь дышать как можно тише, но время от времени тяжело переводил дух - вес двух мешков наполненных пищей давил на плечи подобно юному Большому Медведю. Так же, как тяжесть на плечах, вид суровой горы впереди невидимо давил, заставляя уменьшать шаг и мечтать о скорейшем привале, во время которого хотя бы один из мешков силами всех путников изрядно полегчает, а путь на голую вершину станет немного длиннее, отдаляя миг подъема. Даже видавший жизнь с всевозможных сторон, шаман чувствовал себя не лучшим образом, глядя на возвышающуюся впереди гору, мысленно желая себе оказаться подальше от нее, пусть даже на заброшенном, полном алчущих духов стойбище. Пусть даже покинутом стойбище племени Кроу - заклятых врагов народа Черноногих, даже там, как подумалось индейцу, было бы куда уютнее и безопаснее, чем на горе, к которой они подходят все ближе и ближе.
Неожиданно споткнувшись и чуть не рухнув под весом двух тяжелых мешков, шаман мысленно пожелал Духу-Выдре похудеть раза в три, а так же быть оттасканным его противником Духом-Вороном за уши, что бы впредь не слишком заботился о сбережении своей пухлой фигуры и не жадничал чрезмерно.

Представив весьма себе чудесную картину - таскания выдра за ушки весьма красочно, Старое Солнце даже немного устыдился, мысленно напомнил себе, что каждого из нас создал Великий Дух - Гитчи-Маниту именно таким, а не иным по своему, не всегда ясному нам замыслу. И по этому, лучше принимать окружающих такими как они есть, а не растравливать себе душу бесполезными сетованиями, да еще и желаниями другим неприятностей. Еще раз обдумав все это, индеец по иному взглянул на мешок, который тащил на себе Дух-Выдра и улыбнулся, подумав, что взваленные лично ему на спину мешки не так уж тяжки, если учесть его рост и силу воина, неоднократно боровшегося с врагами, злыми духами и дикими зверями.
Услыхав слова падре, он с шумом выдохнул, сохраняя дыхание, и произнес:
- Да, нужно быть готовыми - очень негостеприимно выглядит эта гора, так что и те, кто ее населяют, будут ей подстать, иначе просто не смогли бы там ужиться. Приходилось ли тебе противостоять подобным злым духам, падре Андрео?
- Как много вопросов... - пробурчал Мицуке, не поворачиваясь. - Ты задаешь слишком много вопросов.
- Лучше задать много вопросов сейчас, узнать много нового в ответ и подготовиться к битве, чем дождаться, пока тот, о ком вопрошаешь, придет тебе навстречу своими ногами и не даст тебе времени на размышления, - отдуваясь, произнес шаман. - Тем более что время на ответы у жреца-распятого-бога есть.
Священник задумался, подбирая верные слова для ответа. Как пояснить всем, таким разным, так, чтоб они поняли хотя бы главное?
- Господь завещал нам быть милосердными к другим своим созданиям, особенно наделенным разумом, - выдр при этих словах европейца торжественно кивнул, подтверждая, что это проходил и усвоил. - Однако есть те, кто одержим злом, и с ними надо бороться. Создатель защищает верных, и у меня есть способы отразить нападение, изгнать демонов. Но трудно защитить сразу большой отряд. Тем более, никогда нельзя заранее хвалиться, если впереди тебя ждет незнакомая опасность. Гордыня - тоже грех.

(те же)

Первым неладное заметил ворон, зрение прирожденного охотника было куда как острее людского. Встрепенулся, плотнее сжал когтями тонкое запястье. Клюв, будто нацеленная стрела, смотрел вперед. Дикими, непохожими на людей, образами предстали перед взглядом птицы четыре тени, пронизанные искорками. Нет, пять - маленькая отделилась от громадной, раскачиваясь и вглядываясь вдаль, словно дозорный с вышки. Сверху, как неровно налепленная картинка, прицепился к ним образ более человечный, даже и одежда и дорожные амигаса на месте.
Неминуема встреча с пятерыми. - В призрачном голосе сквозила тревога. - Это не монахи, но тени.
- Уф-ф-ф… - Старое Солнце в очередной раз перевел дух. - Насколько они далеко, эти тени, Дух-Ворон? Готовиться ли к битве сразу, или немного времени на отдых у нас есть?
- Как много вопросов, - повторил Мицуке, доставая из ножен меч.
Мальчишка подобрался к нему поближе, все еще не решаясь отпустить ворона, но для колдовства нужны обе руки; Хаяши не знал, что делать.
- Пересади на плечо, - посоветовал Мицуке.
Ворон тяжело перелетел, обдав колдуна порывом ветра, и вцепился в одежду, устраиваясь на плече. Раскатистое "крр-ха" выразило все, что птица думает о воителе, размышляющем об отдыхе перед лицом опасности.
Отец Андрео остановился, вгляделся вдаль, но его глаз был не таким острым. Перестав щуриться, он сбросил с плеч на камень котомку, и прислонил к нему же посох, пока ожидая. Выдр переместился за его спину, считая это самым надежным местом. Правда, за верзилой тоже ничего, но тут привычнее!
Шаман улыбнулся еще раз, с довольным кряхтением сбросил оба мешка на землю, после чего, с еще более довольным вздохом потянулся и встряхнул руками, разминая затекшие плечи. Он быстро проверил все ли нужные при камлании предметы находятся там где им положено, а затем погладил рукоять спрятанного под сутаной топорика и прищурясь взглянул вперед, надеясь рассмотреть приближающихся враждебных духов и понять, что они из себя представляют.
Хаяши тоже не прочь был бы спрятаться, но - не получилось. Долговязый роши выдвинул его вперед, поставил перед собой.
- Твой ход, - сказал он. - Без тебя ничего не получится.
Мальчишка сглотнул, переплел в мудре пальцы, беззвучно поначалу, потом громче заговорил нараспев; короткие слоги сливались в монотонный речитатив.

(опять мы же)

Андрео перекрестился и сложил руки перед собой в жесте, одинаковом у христианских и буддийских священников. Он начал одну из молитв о защите от демонов, пытаясь поточнее определить, кем были незваные гости. Знатоки канонов нашли бы молитву такой же искаженной, как и предыдущие – о здоровье, а сплетенные пальцы – отклонением от норм, но им не приходилось бывать тут…
Положение, как думал святой отец, было серьезным, но не безнадежным. Его спутники и накануне отбились от врагов, а сейчас их больше, и трое из людей обладают навыками заклинаний. А Мицуке… Судя по тому, что он при своих повадках до сих пор жив, роши пользуется неограниченным покровительством кого-то из могучих ками.

Деревня в горах.

Едва Миеликки и Тошимару отошли на шаг от двери сарая, колдун жестом приказал остановиться. Сощурил глаза; стали раздуваться ноздри. Миеликки тоже взялась вглядываться в предрассветную темень. Прислушалась сквозь возникший в ушах серебристый шум, будто вдали звенящие колокольчики. Молочно-густой утренний туман расползался по земле, обтекал черные деревья-призраки. А в тумане колыхалось нечто. Странная разлапистая форма, горящие будто бы глаза, а может, то светлячки. Миеликки забормотала, как учили дома:
- Сгинь-пропади, нас не тронь, и мы тебя не тронем. Хочешь еды, обожди, принесем.
"Нечто" замерло, очевидно, раздумывая. Затем пошевелилось, накренилось в сторону и с шелестом упало в траву, а на его месте возникла чернявая голова и любопытный нос маленького существа. Внешне оно могло сойти за ребенка, если б не висела на нем та самая странная штука, которую девчушка и заприметила.
- Ты кто? - взяла она дело в свои руки и присела, чтобы разглядеть получше. - На домового не похож.
Тошимару усмехнулся, а может, это сова чихнула где-то в лесу.
Существо завозилось, стремительно увеличиваясь в высоту: оперлось на ладошки и село, не видя более причин лежать на земле, задирая голову кверху, чтобы рассмотреть собеседницу. Теперь свет лампы осветил и его, позволяя разглядеть. На пришельце была плотная ярко-алая курточка и коротенькие зеленые шаровары, того же цвета колпак с кисточкой трепыхался в маленьких пухленьких ручонках - существо, ко всему прочему, отличалось придирчивостью к чистоте того, что напяливало на голову.
- А ты видела их, домовых-то? - карлик нахлобучил отряхнутый колпачок на спутанные вихры и принялся за испачканную землей куртку. Голос нового знакомого казался глуховатым и явно не детским, но и взрослые люди говорят иначе. Тон был ворчливым и даже слегка обиженным, как будто человечка оторвали от интересного занятия. Так, впрочем, и было.
Белобрысая девчонка присела, чтобы не возвышаться над крохой, остававшимся таковым даже в вертикальном положении. С любопытством присмотрелась.
- Может, видела, может, нет. Что это у тебя? - ткнула пальцем в непонятную штуку, торчавшую ранее из-за спины.
Раз существо не обиделось, решила она, значит, можно на "ты". Так учила деревенская ведунья. Еще она учила...
- Я Миеликки, а тебя как звать?
Существо судорожно дернулось, отстраняя "штуку" от любопытных девичьих пальчиков, подозрительно зыркнуло на излишне интересующуюся чужими вещами бездельницу... а затем вежливо-вежливо улыбнулось.
- Меня лучше не звать, - занялся заслуженной самокритикой карлик. - А имя у спутника моего спроси.
Пожелавший остаться до поры до времени безымянным незнакомец поднялся на ноги, косясь взглядом на стоявшего неподалеку колдуна.

(и Далара)

- Кто это с тобой? - все-таки решился спросить зелено-алый человечек, снова прилаживая у пояса съехавшие на бок разнокалиберные дудочки, связанные между собой и воткнутые в какой-то мешок.
- Местный колдун, - ответил за нее Тошимару и снова погрузился в созерцательное молчание.
Лампа прочертила на его лице глубоки тени, и девочка подумала, что сейчас он похож на одно из утонувших в тумане деревьев.
- Где же твой спутник? - Миеликки поискала взглядом в траве, небось, не заметила еще одну кроху; никакого шевеления.
- А что умеешь? - продолжил свои расспросы человечек, в качестве ответа девчушке вытянув руку куда-то назад и предоставляя ей возможность самой заняться поисками. Разглядывать колдуна малышу было явно удобнее, чем пытаться смотреть на Миеликки, которой он до пояса-то едва доставал.
- Колдовать, - спокойно, с полной серьезностью ответил Тошимару. - Откуда и каким образом ты пришел в эти места?
- О-о, из красивой земли, из волшебной страны, - закатил глаза карлик, предаваясь внезапной ностальгии. Настолько внезапной, что слова эти прозвучали для колдуна шумом волн и перекатом камней, но смысла их он разобрать не смог. Спохватившись, человечек повторил - теперь стало понятней.
- Хочешь посмотреть, поиграть, поплясать? Там весело, да все довольны. Еще никто не жаловался, - нагло соврал он, сощурив глаза.
- Неужели, - вежливо удивился Тошимару.
- Ну-у, разве что совсем чуть-чуть. И не по моей вине! - обиженно поджал губки малыш.
Тем временем Миеликки снова встала и принялась вглядываться в темень под деревьями. Лунный свет не проникал туда, свет лампы не уходил так далеко, словно жался к поляне, и девушка, разумеется, ничего не увидела.
- Покажись, - сказала она наконец.
В тени ничего не шелохнулось. Только отзвук донесся – то ли шелест, то ли вздох...
- Ты должна захотеть, чтобы тот, кого ты призываешь, вышел, - произнес Тошимару. – Слишком много внимания стоящему перед тобой, удели же хотя бы половину второму.
- Но я даже не знаю, как он выглядит, - пожаловалась Миеликки. – Вдруг его там и нет вовсе?
- Почувствуй его, и он будет там.
Девчонка сосредоточилась, старательно рисуя мысленную картинку. Получалось что-то темное с белесыми полосками, небольшого роста и почему-то с пятачком. Еще коровьи рога...
Скрипнула дверь хижины, в серый рассветный воздух высунулся сначала нос, следом один глаз, потом второй, затем и целиком пухлощекое лицо. На тонких, но по-детски смазанных чертах смешались интерес к неведомому и страх перед ним же.
- А-э-э... – Тут Садаро вспомнил, что он старший сын даймё, к тому же, наследник клана, и закрыл рот, стараясь выглядеть как можно старше. – Это новые гости?

(вместе с Даэлинн)

Ветер дул над полями Вестмита, ласково приглаживая луговые травы. Бледно-зеленые метелки клонились к земле, пугая кружащую над полем мошкару. Прямо над ухом стрекотали кузнечики - благо, на то, чтобы подобраться ближе и попрыгать на спящем человеке, наглости у них не хватало. Налетел новый порыв, прощекотал по носу тонкий стебель тимофеевки. Мужчина сонно повел рукой и потянулся и вновь замер. Только грудь мерно вздымалась, вбирая в себя прогретый июльским солнцем воздух.
Неизвестно откуда появилась корова - нет, даже теленок. Подошел к человеку, накрыв его полметровой тенью, шумно обнюхал траву и аккуратно отхватил нескольку стебельков. Прожевал, задумался о чем-то своем... и громко проревел спящему на ухо:
- Мму-у!

Рори всхрапнул, вздрогнул и проснулся. Вокруг было сумрачно, рубаха намокла от росы, прямо над головой нависла ветка незнакомого дерева. Куста. Крякнув, фермер сел и начал разминать занывшую спину. Внезапно он замер, осознав наконец разницу между сном и реальностью, и испытал сильнейшее желание вновь заснуть и больше не просыпаться. Здесь.
- Пэдди? - тихо позвал он, не зная, хочет ли услышать ответ. Прислушался.
Где-то позади слышались голоса, что-то скрипнуло. Рори повернул голову и, наклонясь, выглянул из-за скрывавших его ветвей. Взгляду его предстала девушка с фонарем, низенький старик и... о не-ет...
Первым его заметил старик, метнул в его сторону такой взгляд, будто давно знал, что Рори там, а теперь захотел посмотреть еще и глазами. Торчащая из-за двери голова тоже повернулась к нему, издала странный звук. Оглянулась и девушка, подняла фонарь повыше и улыбнулась немного смущенно.
- А рогов у него и нету.
Рори поспешно исчез за кустом-укрытием и огляделся, соображая, что делать. Эти не шипели, но говорили все равно непонятно. За кого они приняли беднягу ирландца? За путника, которому нужен лишь ночлег? За вора, выжидающего, когда жители угомонятся и заснут? За чьего-нибудь шпиона? О'Догэрти ничего не смыслил в жизни государства, в которое его занесла нелегкая. Не хватало только влезть невзначай в какой-нибудь местный конфликт. Однако этот несносный маленький проказник наверняка уже пристает к старику и девушке с вопросами. А Рори придется расспрашивать его.
Охая, фермер поднялся на ноги, тут же запутался в "юбке", рухнул на колени - хорошо, что на черном грязь почти не видна. Со второй попытки удалось восстановить равновесие, и мужчина, осенив себя крестом, подхватил полупустую корзинку с провизией и направился к разновеликой троице. Та, как выяснилось, была четверкой - еще один пытался спрятаться за распахнутой дверью, при этом стараясь разглядеть, что происходит вокруг.

(те же)

Рори неуклюже поклонился местным жителям и, не надеясь на чудо, обратился к толмачу в виде фир дарриг:
- Пэдди... Это еще кто?
- А я знаю? - возмутился фейри, не удостоив того взглядом. Всё внимание карлика было поглощено колдуном. - Вопроси, расспроси, про себя расскажи... Вот, кстати, и мой спутник, - сообщил он новым знакомым.
- Рори, - ирландец сообразил, что имя иноземцы поймут, и протянул в приветствии руку.
На вытянутую конечность посмотрели с удивленным недоумением. Миеликки оглянулась на колдуна, затем перевела взгляд на низкорослого собеседника.
- Что это он делает?
Обретающийся за дверью юноша переступил порог. Тошимару взглянул на него с улыбкой: боится, но готов защищать того, кто дал ему кров, и девушку.
Фермер убрал нетронутую руку и предложил взамен корзину с грушами и яблоками - может, еда им и не нужна, но на приглашение поесть могут и отреагировать.
Так и случилось. Тошимару взглянул на корзину, снизу вверх на одного пришельца, сверху вниз на второго.
- Возможно, вы захотите добавить эти фрукты к нашему завтраку. Просим вас присоединиться.
О'Догэрти непонимающе сморщил лоб и обреченно взглянул на Пэдди. Малыш лучезарно улыбнулся и ответил за обоих:
- Мы благодарны за гостеприимство, да-да!
Но стоило хозяевам отвернуться, направляясь к более подходящему месту для знакомств и пространных бесед, как фир дарриг дернул кисточку на своем потрепанном головном уборе, чуть не нарушив недавно восстановленную композицию, и громко зашептал:
- Ты что ж, все слова забыл?
- И не знал никогда. Одни шипят, другие бормочут - ни шиша не понять.
- Вот балбес! До сих пор японский не разучил?
- Японский?! - Рори не вовремя выпрямился, задев головой дверной косяк. Это несколько смягчило, точнее, отложило его умственные мучения на предмет нового открытия, сделанного вредным, но за прошедшие сутки ставшим на удивление родным мелким пакостником.

(опять те же)

Та же горная деревня
Восемь часов спустя

Напоенный ароматами горных трав и цветов воздух проникал сквозь щель, достаточно широкую, чтобы видеть небольшой кусочек мира снаружи. Трава, листва дерева, скала да небо. Все прочее отсекали потемневшие от времени бревенчатые стены сарая. Плошка с водой у порога. На соломе недвижно лежал человек.
Полоска света расширилась, ее пересекла подвижная тень. Человек поднял голову, посмотрел сквозь грязные, нечесаные падающие на лицо пряди. Молча ждал, пока вошедший подойдет ближе. Тот остался стоять у входа. Лежащий подобрался. Зазвенела цепь. Затуманенный взгляд голодающего.
- Послушай Тошимару...
- Я слушаю, - скрипнул голос у двери.
- Ты все сделал не так. Я же привел к тебе мальчишку. Ты должен заколдовать его. Превратить во что-нибудь ужасное и жалкое, чтобы глаза не хотели смотреть. Сделать так и показать его отцу.
В полубезумных глазах загорелся огонек ярости. Колдун склонил голову на плечо, вздернул бровь.
- А потом, потом, когда он вдоволь насмотрится, когда поймет весь ужас и отвращение... – голос перешел в рычание, - тогда пусть умрет. И он, и его отродье.
- Хочешь убить брата, делай сам. Не впутывай меня, - безмятежный тон еще больше разожжет ненависть.
- Ты не понимаешь, - забормотал Сакио. – Я не могу до него добраться. Охрана, слуги, множество людей. Говорят, духов тоже. – Бормотание перешло во взволнованную скороговорку. - Он спрятался от меня в замке! Он должен, он обязан на собственной шкуре познать, что чувствовал наш отец, когда этот dani совершил свой поступок. Но нет, сеппуку я не дам ему сделать. Недостоин, нет. Я убью его сам, своими руками!
Смешок прервал слова, как пробка, заткнувшая бочку. На губах Тошимару играла змеиная улыбка.
- Я сделаю так, чтобы ты смог добраться до него.
Схлынула ярость, дрожащие пальцы впились в пол под соломой. Сакио вдруг прыгнул по-звериному, вытянул руки в стремлении добраться до горла колдуна. Тот не двинулся с места. С лязгом натянулась цепь, обрывая прыжок. Человек дернулся, еще раз, потом затих.
- Дай мне еды.
- Нет.
- Дай хотя бы воды!
- Вот она, бери.
Взгляд горящих глаз последовал за указующей рукой.
- Я не могу до нее добраться.
- Она тоже спряталась в замок? – насмешливо спросил Тошимару.
- Ты!..
Снова узкая щель, за которой весь мир, мир за пределами цепи. Рычание.

1593 год

Дорога то робко приближалась к морю, то осторожно отходила от него, поднимаясь по поросшим травой склонам гор. После ночной бури, которая застала их на Данноуре, погода не портилась, будто надолго исчерпав свой запас злости и теперь благодушно отдыхая.
Городку Ивакуни больше всех в маленьком отряде обрадовался конь слуги, тащивший двоих. Он заржал и устремился вперед, чуя отдых. Масуми недовольно оглянулся, и Хатиро поспешно дернул поводья, чтобы не навлечь на свою голову гнев господина, обгоняя его.
Так они и вступили в это рыбацкое селение, которое тут называли городом, но Танака с этим соглашался с трудом.
- Путь снова возвращается к океану, - сказал он задумчиво, вдыхая соленый воздух – ветер дул от воды. – Как будто хочет нырнуть туда. но боится. Вроде робкого юноши, - чуть кривая, словно затуманенная какими-то своими мыслями усмешка.

1616 год,
склон горы Асама

Порыв сильного ветра заставил вспомнить недобрым словом любителя дайкона из хижины у подножья горы, только, кажется, на этот раз сварливый дедок был ни при чем. Хотя... кто может быть в том уверен? Шорох травы заглушил звук шагов; путники вздрогнули от неожиданности, услышав позади себя незнакомый голос.
- Грозные воины испугались беззащитной женщины?
Одноглазый роши, не поворачиваясь, вытянул руку с мечом в направлении звука, второй рукой удерживал заметавшегося было мальчишку на месте, чтобы не пустился в бега. Смотрел он по-прежнему вдаль – на монахов.
Католический священник обернулся – перед ним оказалась молодая женщина, придерживавшая края накидки обеими руками, открывая весьма привлекательное лицо. Многослойная – один цвет гармоничен с другим, и только самый последний, белый, выделяется, оттеняя еще более бледную кожу, - одежда выдавала, что к крестьянскому труду женщина не приучена. Миссионер посмотрел удивленно:
- Кто вы и как оказались тут?
- Каким человеком нужно быть, чтобы отважиться приблизиться к самой пасти дракона, смеясь над опасностью? – из-под приподнятого легкого покрывала незнакомка разглядывала каждого члена маленького отряда по очереди, как будто искала ответ на собственный вопрос, не отвечая на чужие.
- А о-джочу* не боится разгуливать по пустоши в одиночестве? – в тон ей ответил роши, бросил короткий быстрый взгляд на странную женщину.
Хаяши приподнялся на цыпочки, забубнил что-то на ухо самураю; до других доносилось: « ...у основания шеи... красные знаки... только – как проверить?» Женщина одарила мальчика ленивой улыбкой.
Молча и недоверчиво, ожидая ответа на вопрос Мицуке, отец Андрео переводил взгляд с приближающихся демонов-монахов на незнакомку. Он начал шептать слова молитвы…

---
*о-джочу – обращение к незнакомой молодой женщине, буквально «дева».

(+Биш+Хигф)

Киото, 1582 год

Задумчиво наклонив голову, самурай, одетый в темное хаори, смотрел на лежащую перед ним старую, с порванными струнами, протертую от пыли биву. Инструменту было не одно столетие, и сейчас он выглядел на этот возраст, как очень старый человек, на лице которого сеткой морщин нарисованы прожитые годы.
Может быть, реликвия хотела бы рассказать о прожитых годах, поделиться с кем-то виденными тайнами и своей таинственной силой? Хотя в последнюю сейчас было нелегко поверить, и тем не менее... Он, Танака Масуми, никогда не услышит, не поймет ее языка – тут требуется великий дар, и такие люди рождаются не каждое столетие. Буси в детстве учили музыке, но дальше умения слушать, а иногда сыграть что-то несложное так, чтобы не резать слух выпивших немало сакэ гостей, он так и не пошел.
Что же делать с этой вещью? Пожалуй, лучше всего вернуть ее в то место, которое она некогда покинула – на мыс Данноура. Ведь все в мире идет циклами...
Тем более, что положение в последние дни не способствует тому, о чем он так мечтает – возвышению клана Танака! Более того, вышестоящие друзья даже посоветовали Масуми покинуть столицу. И он сделает это - после Гион Мацури. Еще не хватало – пропустить такое зрелище в столице!

1616 год,
склон горы Асама

Еще до того, как за спинами путешественников прозвучал незнакомый женский голос, шаман-пикуни насторожился куда более чем просто перед встречей с алчущим духом. Что-то неясное, настораживающее витало в воздухе, что-то чего Старое Солнце сразу не мог определить. А когда женщина приблизилась и заговорила, шаман понял, что чувствовал исходящую от нее силу. Странную, незнакомую, но отнюдь не расположенную к людям, силу.
Индеец плавным, почти незаметным движением положил пальцы на мешочек с Трубкой Грома, висящий у пояса и подумал: «Если придется схватиться с этой женщиной, то на обряды и молитвы надежда куда сильнее, чем на воинское умение и честное оружие. Мне еще не приходилось встречать таких, как она.»

- Это у меня-то неправильно? - первые мгновения шока сменились праведным негодованием. - Я эту пентаграмму знаю так, что ночью разбуди нарисую.
Анна уперла руки в бока, как всегда делала, когда доходило до обсуждения ее способностей и знаний. Она понимала, что произошла ошибка, но найти ее мгновенно и сходу не могла. Ей нужно было время и тишина. Но сейчас затронута ее честь. И кем! Какими-то привидениями!
- Кто вы? - в голосе Анны слышались нотки раздрожения.
О-Тсуне хмыкнула и отвернулась, отступив за спину брата и предоставив ему искать выход из сложившейся ситуации.
- Настоящая пентаграмма выглядит не так, - заметил призрак. - И вообще, тут, кажется, лишнего много, я такого не знаю. Но если все верно, тебе видней, кто - ты же должна знать, кого звала, - в бесплотном голосе ирония была видна так же явно, как сами йюреи* для ведьмы.
- Раз магия этой страны свела нас вместе, то, значит так тому и быть, - пробормотала Анна.
Женщина стала складывать в котомку свои скромные пожитки:
- Я вызывала того, кто поможет мне в моих поисках. Но появились вы двое. Значит, вам и помогать мне. Вам где больше нравится? На земле или там, откуда я вас вытащила?

_____________
*йюреи - "голодные духи" призраки мертвых, убивших себя или погибших без отмщения и должной церемонии.

(Хигфе, Хидеки, мя)

- Это как сказать, - смотря сверху вниз, пояснил Тайра. - Здесь интереснее, но там спокойнее. Тебе как, сестра?
О-Тсуне задумалась.
- С тобой, - она обняла брата за руку и улыбнулась.
«Вот этого-то я и боялся» - подумал Морицунэ - «теперь от нее не отвяжешься», но вслух произнес только раздраженно:
- Не знаю, что ты ищешь, но хотел бы услышать, кто ты, потревожившая нас.
- А разве ты не видишь, кто стоит перед тобой? – Анна тоже была не промах и на колкости могла ответить другой колкостью. – Перед тобой стоит женщина, если ты еще помнишь что это такое!
Она перекинула котомку за спину через правое плечо:
- Магический источник большой силы привлек мое внимание, но, как нездешней, мне нужна помощь местных бесов. А тут появились вы оба, - она уперла левую руку в бок и продолжила ворчать. – Стоите и дерзите одной из самых могущественных ведьм Черного леса!
О-Тсуне вскинула брови и, одарив брата оценивающим взглядом, отвернулась.
Ледяной взгляд Морицунэ, устремившийся на колдунью, казался еще более холодным оттого, что принадлежал существу, в котором не было и капли живого тепла. Затем глаза посмотрели на лес над головой женщины, которую аристократ, казалось, перестал видеть.
- Она не понимает, как положено обращаться к Тайра. Я хотел кое-что узнать, но это превосходит пределы. Пошли, сестра.

(втроем же)

***

Прочь от развалин, - когда небо стало сиреневым с лиловыми прожилками, призраки оказались в стороне от жилых мест, от людей. Сплетали ветви гибкие, невысокие деревья, за ними – темнело небо с пока еще прозрачной россыпью звезд. Выбившаяся из прически прядь свернулась на плече черной змей и отливала в сумерках чудесным, мерцающим фиолетовым… О-Тсуне присела у маленького ручья, теребя волосы и разглядывая свое отражение – чуть вытянутое личико, вздернутый нос, широковатые скулы. И прядь, срубленная, когда кинулась защищать брата, не то и правда змеей, не то уродливой лентой плещется.
Девушка вздохнула и протянула руку к воде, но холодные пальцы не изменили стремительно бегущий узор течения. Дыхание… то, что могло называться дыханием, перехватило на мгновение – и опустила веки. Нет, воду почувствовать не получалось.
Морицунэ фыркнул пренебрежительно, выражение его лица ясно говорило - все бы девчонкам на себя полюбоваться! Он подошел, нет, подплыл по воздуху, оказавшись за плечом сестры, посмотрел искоса на себя - никто из живых не увидел бы его в воде. Ран нет – все как перед боем, в торжественный и роковой час, когда корабли только начали сходиться в страшном безмолвии - шлем, доспехи, оружие...
Он встряхнулся и огляделся - облака над головой, деревья, превращавшиеся с темнотой в таинственных и страшных зверей - если бы ему сейчас было чего бояться и что терять. Шорохи, шум ветра, запахи... Нет! Запахов не слышно, а ведь они должны сейчас просто пронизывать воздух! Но... не может втянуть их в себя - глубоко, до боли в грудной клетке... наполниться ароматом... это ушло, потерялось, кануло в море забвения. И все же - как здесь красиво!
Говорить не хотелось.

(с Хигфе ^^)

Сестра подняла голову, посмотрела на брата - склонилась к воде, пытаясь зачерпнуть влагу полупрозрачной рукой. У живых капли бегут сквозь пальцы, у мертвых - сквозь ладонь.
-Ничего не осталось, - тихо, тише шепота прозвучали слова. - Только едва слышно звенит что-то. Сильное, глубокое. Древнее. Украденное.
Повернувший голову куда-то вдаль молодой человек не изменил позы, только наклонил голову - будто ему так лучше слышно, как при жизни. Не было видно, чтобы попытался что-то ощутить.
-Где оно? И у кого украдено?
-Где-то. Чувство. Ощущение, - О-Тсуне снова попыталась коснуться воды и со вздохом убрала ладонь. Ветер смахнул несколько листьев в ручей - могло показаться, они слетели по движению рукава. - Ничего не осталось.
Повторила снова. Брат наконец отвел взгляд от леса и посмотрел на девушку.
-Осталась память. Только память, - не то подтвердил, не то возразил. - Что нам это нечто? Ты хочешь его искать?
-Зачем? Столько провести там, под водой... рядом с братом. Зачем искать сейчас? Мы давно ушли. Очень давно... помнишь людей, что забрали силу? Кто может решать, что должно находится здесь, что - рядом с погибшими кораблями на дне? – призрачные пальцы скользнули вдоль предплечья Морицунэ. - Я просто хочу остаться.
Он не почувствовал ладонь девушки на пластинах, что закрывали руки - увидел. Взял ее в свою правую, при этом не понимая, встретились их пальцы или прошли друг сквозь друга, смешавшись, - странное ощущение одновременно бесплотности и чего-то… - назвать это юноша затруднялся.

(здесь и далее с Соуль)

-Я тоже. Я Тайра, останусь им всегда, и выполнял свой долг до самой смерти. Но достойная смерть - то, к чему надо быть готовым, как лист к осени. Нас этому учили. Но не учили, что делать после. С ней все заканчивалось, все, законы и установления! - он заговорил громче и взволнованней. - А следующее рождение не наступает, как будто после осени и зимы нет весны и расцвета, на облетевших ветках сакуры не появляются новые цветки. Почему, О-Тсуне?! Почему? Я не знаю. Я устал там, я хочу быть здесь...
О-Тсуне взглянула на проскользнувшие друг через друга ладони, пошевелила пальцами - призрачные очертания изменялись, как туман над водой. Как и туман, вновь возвращались к прежнему образу - бледному, серому, невыразительному.
-Долг перед кланом. Перед теми, кто ушел, - девушка подняла голову. - Но если ушли все, то перед кем держать ответ? Перед собой. Ты прав, со смертью законы теряют силу, это - рождение.
Брат отрицательно мотнул головой, глаза сузились. Разлепляя сжавшиеся губы, Морицунэ выпалил, пытаясь схватить сестру за обе ладони, забывшись, глядя ей в лицо:
-Это не рождение! Иначе не осталось бы памяти - нашего проклятия! Я хочу родиться по-настоящему, не быть тенью, сбросить груз памяти веков. Ведь не зря ками сделали так, что дети не помнят предыдущих жизней. Но как, если нельзя даже умереть второй раз, чтобы освободиться?

(брат и сестра... близнецы)

О-Тсуне опустила руки, отступила на шаг, покачала головой, и та самая, обрубленная, прядка мазнула по бледному лицу.
-Я... я не хочу возвращаться. Не хочу возвращаться... больше. Не хочу!
-Разве я о том? - спросил брат с болезненной гримасой. - Разве я хочу?
-Что тогда? - в вопросе-стоне переплелись отчаянье и грусть.
-Мы останемся, - мужские, повелительные нотки зазвучали в голосе. - Я хочу посмотреть, чем стал этот мир. По крайней мере, люди не посмели забыть о нас.
О-Тсуне кивнула, соглашаясь. Опустила взгляд, снова смотря на отражение в темной воде.
-Мы не пойдем следом за силой?.. Не пойдем?.. Она может заставить возвратиться ко дну, где остались остовы. Вода.
-А не может она нам дать жизнь? - неожиданно задумчиво произнес Морицунэ. - Или забвение? - голос стал мечтательным, почти нежным и в то же время пугающим. - Если б можно было действительно вернуть всё... Всё, что у нас было? Но этого не смогли бы даже Абэ-но Сеймей и Досон вместе.
-Я не знаю. И не хочу знать, - девушка глядела на босые ступни - травинки прорастали сквозь. - И не хочу возвращать. Время ушло.
-Ты женщина, ты не понимаешь, - неслышно для всех, кроме двоих, с пожатием плеч звякнули доспехи. Морицунэ прикрыл глаза, словно вспоминая, и тут же с каким-то отвращением открыл, огляделся - ночной мир, тихий, состоящий из одних черных пятен для человека, оглушал непривычностью. - Хорошо, мы не пойдем туда.

-Да, я - женщина. - О-Тсуне сомкнула губы и следующие слова походили на свист или шипение. - И не понимаю. Но знаю о долге, и чувствую, что будет последним. Тишина, покой. Не слишком ли много покоя было среди погибших кораблей? Не слишком ли было много там тишины?
-Там есть рыбы, - усмешка пожавшего плечами юноши теперь явно поддразнивала девушку.
-Молчаливые, - сощурила глаза сестра. - Как ты, когда не признаешь ошибок.
Он ответил молниеносно:
- Будто ты их признаешь!
-Сестра отражение брата, как брат отражение сестры, - смиренно согласилась девушка.
И стоящие друг перед другом близнецы действительно казались сейчас отражениями, лишь волей какого-то колдуна одетыми по-разному...
- Раз ты не хочешь идти к той вещи - кстати, где она? - то идем туда, - брат махнул рукой наугад.
Девушка помотала головой, и прядка-лоскут ударила по скуле. Она поднесла призрачные, полупрозрачные рукава к лицу, пряча кончик носа и словно нарисованные губы. Вздохнула - темные ресницы росчерками на крылышках-веках.

(дальше)

-Можно ли сейчас просто остаться здесь? Послушать воду? Это странно, знать, что не можешь слышать и все-таки слышать, как звенят капли. Знать, что не можешь почувствовать, но ощущать ветер, вдыхать запахи. В иллюзии есть удивительное, - О-Тсуне вновь протянула руку, касаясь края призрачных одежд брата. - Смотри, это по-своему странно, когда одно смешивается с другим, несуществующее сплетается с несуществующим, как ладони так недавно.
-Давай не будем о несуществующем, - Морицунэ поморщился, не находя приятного. - Я могу припомнить много стихов об этом, но не хочу их читать... лучше действительно посмотрим живой мир. Я тоже не хочу уходить отсюда в эту минуту, но ведь мы не останемся на этой поляне еще на полтысячелетия.
-Только на сегодня, пожалуйста, - с лица девушки слетела надменная маска, в черных глазах на секунду возник, потянулся к веку, просящий огонек. Она попробовала взять в свои ладони призрачную руку брата и снова попросила. – Пожалуйста.
Он смотрел в глаза сестры, и на лице таяло недовольное, льдисто-властное выражение, - словно привидения тоже могут быть холодными или теплыми. Таяло и незримыми, даже для мертвых Тайра, каплями стекало на траву, открывая улыбку.
-Конечно, О-Тсуне.

(как и все выше - с Соуль, окончание)

***

Неясно. Ветер колеблет травинки и тяжело поднимать веки после краткого, ненастоящего сна. Мертвым не нужен отдых, необходим покой; но все равно пытаются сохранить иллюзию жизни. Вот и рука Морицунэ теплая, немного загрубелая от оружия, но мягкая, как подушечки на кошачьей лапе… не правда. На самом деле нет ничего: ни тепла, ни загрубелости, ни мягкости. Нет ладони – образ.
О-Тсуне прикрыла веки в надежде, что брат не успеет заметить скользящего движения пальцев вдоль кисти, дрогнувших росчерков ресниц.
Бежала вода. В шелест листвы вплеталась музыка ручья… заметил, и вскоре странники-невидимки направились прочь от места покоя, тишины. По причуде человеческой жизни старались идти, но – скользили над тропами, а ветви, которые так старательно обходили, разрывали туманное полотно несуществующих одежд. Близнецы не спешили. Куда было спешить? Мир везде, и сейчас, при свете, его даже слишком много, - призрачное тело и его чувства не вмещают столько. Казалось, Морицунэ переполнится окружающим и то ли исчезнет, то ли обретет плоть, но не происходило ни того, ни другого. Он старался иногда оказываться в тени - так было легче. Какая-то птица чуть не пролетела сквозь голову, но замерла, неловко захлопав крыльями и оставив на ветке, за которую зацепилась, несколько перьев.
-Мне не хватало этого там, - нарушил молчание юноша.
Сейчас никто из людей не услышал бы разговора и не увидел Тайра.
-Мне тоже, - О-Тсуне то и дело крутилась, пытаясь посмотреть на небо, украшенное росчерками облаков, через растопыренные пальцы – вела себя, словно капризная девчонка, позабывшая обо всем. – Там только запах соли, а здесь и ветер, и цветы, и кора деревьев. Сырая.
Босые ноги не оставляли следов на чуть влажной земле.

(и Хигф (что дальше))

-И воспоминания, - бросил брат, оглядываясь то вправо, то влево. - Помнишь... тех музыкантов. Сперва одного, потом второго. Кажется, между ними было много лет? Не знаю, я потерял счет, как дерево не считает своих листьев.
-И музыка, - на секунду девушка остановилась и прикрыла глаза – на губах появилась счастливая, мечтательная улыбка. – Много или мало – они были и ушли. Кто-то продолжает дело. Как ты думаешь, изменилась ли музыка, звучит по-другому, под стать миру?
-Я не знаю, каким стал мир, - он тоже замер, вдруг став почти неподвижным. - Думаю, что изменились - как всегда. И не знаю, радует ли это. Но я не могу забыть звуки той бивы. Это было сладко и страшно... а ты?
-Не могу… - черная прядь, что подлиннее, скользнула по плечу на грудь, что покороче – хлестнула по щеке.
Некоторое время девушка шла в молчании, и замерла только возле двух камней, между которыми давно натянул паутину внимательный маленький страж. Теперь сеть изорвалась, и по тонким нитям бежали холодные капли, падали в выбоину-чашу – озеро не более ладони. Каждая слеза пускала по глади миниатюрные круги. О-Тсуне подставила руки - лепесток воды упал сквозь, и девушка прикрыла глаза. Показалось? Нет? Взбежавшая на камень серая полевка посмотрела ехидно. Морицунэ после паузы заговорил, не в состоянии отделаться от навязчивой мысли, не обращая внимания на окружающее:
-Да, музыка заставляла чувствовать себя на миг еще живыми, давала полную иллюзию утерянного. Но это слишком больно - день за днем оживлять последний миг нашего величия и гибель. Маняще, как тайна и жутко, словно детский страх. Я уже не мог каждый вечер повторять свою смерть... хорошо, что мальчик исчез. И там, на дне - вновь... они все живут прошедшим, особенно последним днем с его печатью взаимной ненависти. Казалось, что ее можно потрогать, подержать в руках - тогда, перед первым выстрелом, пока еще было время думать и ощущать. За столько веков от этого можно сойти с ума - если уже не сошел.

-Сойдешь, - пообещал близнецу тонкий, едва слышный голос.
О-Тсуне резко вскинула голову, и маленькая полевка, та самая, что момент назад ехидно глядела черными глазами, сбежала по камню вниз, едва не разбив хвостом гладь маленького озера.
-Это еще кто? - сбитый с толку Морицунэ оглянулся, откуда прозвучал голос, перевел взгляд на сестру, подозревая ее шуточки - но выражение лица девушки развеяло сомнения.
Мышь юркнула в неглубокую щель между двумя камнями.
-Смешно смотреть на несуществующих, кто пытается поймать в ладони капли, а они сквозь – кап, и нет. Нелепо смотрится, когда стараются выглядеть живыми. Неумелая игра, некрасивая, не…
-Не слишком ли много слов? – сестра выпрямилась и сцепила руки перед собой – на лицо вернулась невозмутимая маска.
Всмотревшийся воин Тайра нервно дернул плечами, хмуря редкие брови.
-Насколько я знаю, мыши не говорят. Даже так нескладно, - пренебрежительно бросил он.
-Мыши… - полевка показала острую мордочку, и черные, чуть удлиненные глаза ехидно сверкнули.
Мех у самого носа побелел, став почти прозрачным, лапа подернулась туманной дымкой, острый хвост задорно стегнул по воде, но… не оставил брызг. Дух… и тем не менее для глаза и чувств он все равно оставался жалкой мышью. Морицунэ посмотрел мимо нее, как недавно мимо ведьмы. Резко повернулся и, ничего не говоря начал двигаться в том же направлении, что и до того.

О-Тсуне секунду смотрела на полевку, казалось, укоризненно, а потом светлый силуэт поколебался, как листок под ветром, - метнулась вслед за братом.Послышался ехидный мышиный смех.
Лицо воина было непроницаемо и сурово, потом гримаса, порожденная досадой от того, что слова задели юношу, начала исчезать, - будто и не было никакой встречи. Он открыл было рот, чтоб заговорить, но тут же закрыл, не зная, что сказать. Начал снова оглядываться по сторонам, то и дело замедляя движение. Сестра скользила рядом, но теперь пропала беззаботная капризность, движения перестали быть непринужденными, в глазах порой зажигался задумчивый огонек. Оглянувшись, брат остановился совсем и опустил руку на ее призрачное плечо.
-Что с тобой? Смотри, как причудливо растет это дерево - оно напоминает дракона.
-Я подумала, можно ли задержать каплю в ладонях, создать иллюзию?
-Иллюзию? - Морицунэ посмотрел на нее. - Думаю, что можно, но не хватит ли с нас самообманов? Забудь про это жалкую тварь, сестра! Вокруг нас - мир!
Девушка опустила голову на пронизанное светом плечо брата:
-А примет ли он, если сумеем принять его?

(все четыре поста - мы с Соуль)

Дом господина Сакаи

Докуке, торговец, которого в полдень лишили телеги и пары фляг сакэ, что, упав на землю, так неудачно разбились, появился перед воротами замка… и, прочистив горло, начал во весь голос то причитать, жалуясь; то вопить, требуя встречи с наместником, которому хотел высказать свое прошение. Изредка он замолкал, но затем, чтобы перевести дыхание и выпить воды - а то срывался на хрип во время очередного воя.
На самом деле, Докуке нисколько не беспокоился по поводу потерянного имущества: телега была старой - ее украл пару дней назад, - фляг с сакэ в ней находилось всего восемь - что не унесли телохранители, забрал с собой, - а красивый образ появился благодаря лисьему умению. Конечно, вначале и не думал морочить головы воинам, рассчитывал заработать несколько мон, но не удержался…
Докуке перевел взгляд с одной тыквенной бутылки на другую: в первой плескалось сакэ, во второй - вода, - все-таки отпил из второй. Не следовало поддаваться собственному зелью, когда задумал шутку, - и снова принялся кричать, прося пропустить, чтобы пожаловаться и рассказать об обиде.
Стражники крепились чуть больше получаса, потом не выдержали - вопли, способные и мертвого пробудить, резали слух, - провели щуплого торговца с хитрющим лицом внутрь и послали одного из слуг доложить наместнику.
Вскоре, кутаясь в длинную легкую накидку, подол которой волочился по полу, сметая заброшенные ветром в открытые окна лепестки, явился и сам Токисада. Бледное лицо его казалось чуть помятым от сна, а как будто подернутый дымкой взгляд еще больше задумчив, чем обычно. Полоска воротника нижнего кимоно казалась чересчур яркой, длинные волосы струились вдоль спины. Наместник уселся на возвышение перед просителем.
- Почему ты шумишь среди ночи?

(вместе с Соуль творим)

-Господин наместник, - Докуке почтительно поклонился, - прошу покорнейше простить. Я пришел сообщить об ущербе, нанесенном вашими телохранителями, и обиде.
На остром, живом лице появилась печальное выражение, а в уголках длинных черных глаз замерла грусть.
-Они лишили меня пяти десятков фляг отборнейшего, лучшего, золотистого сакэ, – не поднимая головы, торговец протянул в сомкнутых ладонях тыквенную бутыль.
Токисада кивнул; заспанный Миги принял со словами благодарности подарок и вернулся на свое место.
-Ты знаешь их имена? - темные глаза на бледном лице казались обведенными черной тушью.
Докуке излишне истово помотал головой и сцепил пальцы неровным, судорожным жестом.
-К сожалению, мне неизвестно, господин наместник, но люди сказали, что высокий белокожий воин и маленький оранжевоглазый служат вам. Последнего… да, да, кажется, давно, когда-то, его видел, Хи... Косеки?
Узкая ладонь наместника разрубила воздух, словно небольшой кинжал, предупреждая возмущение старшего телохранителя и шепоток среди остальных. Торговец сжал губы, чтобы улыбка не мелькнула даже в уголках, и печально покивал, соглашаясь.
-И чего ты требуешь за обиду?
-Только возместить ущерб – телегу да фляги с сакэ, - которые потерял…
Токисада с улыбкой разглядывал просителя, затем снова кивнул.
-И не хочешь наказания обидчикам? - уточнил наместник.

(продолжаем подставлять)

В черных глазах торговца мелькнула злорадная искорка, впрочем, тут же стала чуточку виноватой и погасла - остался матовый печальный блеск.
- Если господин наместник посчитает нужным, - вновь смиренно склонил голову Докуке.
- Раз сакэ выпитого, его не вернуть. Пусть принесут деньги.
Завязавшийся спор даже торгом трудно было назвать: торговец завышал стоимость утраченного имущества, наместник слушал его с прежней полусонной улыбкой и не возражал, только под опущенными ресницами играли веселые огоньки. В результате перед Докуке поставили два подноса; на одном лежала перевязанная лентой стопка монет, на другом деревянная коробочка-масу и глиняный кувшинчик с сакэ.
- Господин наместник просит вас выпить вместе с ним, - улыбнулась девушка-прислужница, удивительно похожая на старшего телохранителя лицом; так что можно было бы их спутать, если бы Миги не сидел тут же, позади Токисады.
Золотистая, немного густоватая жидкость побежала из тонкого носика, ударилась об охристую поверхность, растеклась мерцающим зеркалом. Торговец едва заметно поежился и все с тем же печальным, грустным видом - на этот раз переживал совершенно искренне - взял масу в худые ладони.

(и опять мы)

-Так сколько же было фляг на самом деле?
-Соро… двадцать, - Докуке держал коробочку на вытянутых руках, не поднося близко.
На остром лице застыло виновато-испуганное выражение, и стало ясно, что торговцу отнюдь не за тридцать, как казалось на первый взгляд.
-Закрой глаза, - посоветовал вдруг Теншо Токисада. - Может быть, обойдется?
Докуке послушно, совершенно по-девчоночьи зажмурился и поднес масу к губам. Сделал один большой глоток. Вернул коробочку на место и прислушался к ощущениям. Сакэ было вяжущим, терпким, приятным, но в таком количестве горчило – на веках выступили слезы. Торговец сморгнул капли, проглотил остатки сакэ, посмотрел на наместника, пригнулся… и черная лисица прыгнула на поднос, сбив масу и опрокинув бутылку с напитком – мерцающее золото разлилось по татами, - схватила в зубы перевязанные лентой монеты и припустила прочь.
Вскочила на подоконник; обиженно, даже с укоризной покосилась на хохочущего Теншо Токисаду и сиганула вниз, скользя по крыше, как по зимней наледи.

(все)

…возвращались в замок, когда на восточной стороне погасла фиолетово-алая лента. Оставалась отточенная четкость движений, но - странно: события, даже произошедшие совсем недавно, стирались, путались, превращались в клубок скомканных ниток, и уже вряд ли Косеки мог вспомнить, что делал час, другой назад.
«Проклятый лис. Проклятое сакэ», - почему лис, не был в состоянии объяснить, но в памяти намертво застыл всплеск рыжего с черными подпалинами хвоста в переплетении ветвей.
Тени в замке, смутные, нечеткие раздражали зрение; ощущение, что в укутанных сумраком углах скрываются отнюдь не люди, отзывалось острыми иглами, то и дело коловших в виски. Возле комнат господина, Хикари не выдержал и при одном сильном прикосновении, дотронулся до горячей, пульсирующей жилки, пытаясь успокоить боль, и, вздохнув, перевел взгляд на Хеби. Лицо второго телохранителя казалось неестественно-неподвижным - похоже, и он хорошим самочувствием похвастаться не мог.

(это вы только думаете, что я, это на самом деле Китти и Соуль)

Граница провинции Шимоцуке, горная хижина
Вечер, июнь 1616 года

Из-под потолка уже некоторое время доносилось сосредоточенное и деловитое пыхтение, но колдун, в другое время внимательный к каждому шороху, сейчас точно оглох; лишь велел Миеликки принести воды из ручья, потому что "могут быть еще гости". И попросил снять с огня чайник, да еще усмехнулся, а может, это сова чихнула где-то в лесу. В конце концов, быстрый топоток маленьких цепких лапок завершился пронзительным визгом, и с притолочной балки, кувыркаясь и истошно вереща, свалился довольно упитанный клубок золотисто-бурой шерсти. Над углями вор-неудачник извернулся и уцепился за крюк, на который вешают чайник. Миеликки захлопала выгоревшими белесыми ресницами - над очагом раскачивался чугунок, размахивал распушенным хвостом и чихал от поднятой золы и пыли.
Юноша, сосредоточенно выковыривавший что-то на дощечке, скорчившись в углу, оставил свое занятие и перебрался поближе к очагу. Палкой для ворошения углей легонько ткнул хвостатый чайник в бок. Тошимару не сдержал смешка, глядя, как молодежь дивится на пришельца. Один Рензо не двинулся с места и даже не отложил солому, из которой плел нечто пока бесформенное. Чугунок отрастил не только нос, но и зубы и попытался укусить палку. Садаро отдернул руку и тут же вознамерился потянуть заманчиво маячащий хвост. Миеликки разве что не сунула любопытный и немного обветренный нос в носик чайника.
Тошимару резко хлопнул в ладоши. Молодые люди разом обернулись к нему.
- Снимите чайник и переверните.
Две пары рук потянулись к странному гостю.
С притолоки свесилось длинное, точно женский пояс, грязное полотнище, а после небольшой возни перед людьми, солидно косолапя, встал невысокий круглобокий тануки. Ходить на задних лапах ему было не очень сподручно, к тому же, мешали волочащиеся по земле длинные, как у придворного какого-нибудь, штанины.
- Ой, они у тебя всамделишные?
Белобрысая протянула руку к пушистым ушам на голове малыша, жадно погладила мягкий пух. Кроха по-собачьи выставил одно треугольное ухо для почесывания, второе же свернул и прижал к голове. На смуглой востроносой мордочке разлилось блаженство; вокруг глаз его словно углем измазали. Садаро пытался одновременно не спускать глаз с внушающего недоверие полотнища и найти какой-нибудь амулет или щепотку соли, от чего глаза разбегались в разные стороны, а толку не было никакого. Тошимару тем временем поставил на деревянный поднос еще две чашечки для чая.
Малыш запрокинул голову, понюхал воздух, опять сморщился и уставился блестящими от любопытства глазами на беловолосую великаншу.
- Ты кто? - сварливо спросил он. - Твоего мужа тут нет. Где еда?
- Я Миеликки, - честно ответила девчонка, деревенская ведунья учила, что если нет причин врать духу, лучше говорить правду; Тошимару слабо поморщился. - Мужа у меня еще совсем нет. Пока. А еда... - желудок подозрительно громко булькнул, - еду еще готовить надо.
- У меня есть немного, - покопавшись за пазухой, Садаро вытащил завернутую в тряпицу рисовую лепешку. – Только она уже почти совсем черствая. Будешь?

(разносим хижину на пару с СонГоку)

Дважды приглашать не пришлось, незадачливый оборотень захрустел сухой лепешкой, только уши жадно подрагивали. Темный длинный лоскут как будто хотел ухватить малыша за шкирку.
- Вот! – спохватился тот. – Тошимару! Помоги ему, а?
Миеликки просительно оглянулась на старшего, мол, можно я попробую! Тот усмехнулся, кивнул, переместил лампу, чтобы было как можно больше света. Северянка осторожно потянулась к свисающему лоскуту и... пальцы прошли насквозь, не задев и ниточки. Будто через дым. Девчонка нахмурилась, глядя на собственную руку.
- Не получается.
- Почувствуй его, - посоветовал колдун.
Она сосредоточилась, представила, что касается ткани, достаточно плотной, но мягкой, шелковистой, как трава в заводи... Кончики пальцев нащупали что-то. Вот-вот можно будет сдернуть непонятное существо.
Садаро ухватил тануки за край хакама и потащил в сторону, чтоб ненароком не зацепило. Нагнулся к треугольному уху, прошептал:
- Почему это она светится?
- Потому что она колдует, глупый! – снисходительно и очень невнятно по причине набитого рта отозвался толстячок-хенгэ.. – Я тоже умею, только мне нужен зеленый листик, потому что я еще маленький.
Юноша окинул его странноватым взглядом.
- Зачем тебе тогда хакама?
Миеликки наконец схватила демона-лоскут и потянула вниз, но не рассчитала. Из очага под яростное шипение взвился столб дыма пополам с паром, когда демон свалился в угли. Вторя ему, на месте тануки, извиваясь и подпирая спинным костяным гребнем крышу хижины, развернулся дракон, сердито растопыривший усы и гриву. Еще немного, и все вместе они разнесли бы хижину в клочки. Миеликки, пытающаяся то ли разбросать угли, то ли вытащить из них струйку дыма, добавляла неразберихи. Юнец за неимением соли стремился накидать дракону на хвост васаби.
- Хватит, - прикрикнул на них Тошимару.
Дракон издал жалобный свист и на всякий случай превратился опять в чугунок. То ли удивился странным методам борьбы, то ли решил, что его хотят съесть.
- Поставьте его в угол и не переворачивайте, пока не будет готова еда, - распорядился Тошимару.
- А где Аукусти? - удивилась Миеликки, когда они вдвоем с Садаро кое-как сумели оттащить тяжеленную посудину в угол.
Колдун оглянулся туда, где еще недавно сидел молодой тэнгу, и вышел из хижины. Он не стал углубляться в лес, остановился в нескольких шагах от деревьев, посмотрел в начинающее темнеть небо. Ни облачка, ни единой птицы.
- Ты испытываешь мое терпение своими внезапными прогулками.
Слова растаяли в холодающем воздухе.
- О визитах на север мы поговорим позже, а пока посиди на месте.
Неразборчивое слово. Короткое четкое движение рукой: два пальца будто указывают, три соединены.
По возвращении Тошимару выглядел озабоченным, лоб прорезала тревожная складка. В упор посмотрел на Миеликки.
- Боюсь, твоего жениха придется спасать из плена могущественного колдуна.

(один маленький тануки против целой толпы в лице Далары)