На всякий случай - это происходит до прихода Мицуке в гостиницу и последующего знакомства его с Амэ.

Все еще удивляясь странному поведению хозяев, Такамори поднялся на второй этаж. Спасибо, что хозяйка позаботилась снабдить фонарем, иначе пришлось бы на ощупь искать в потемках старые деревянные ступени. Словно обиженные то ли мысленным нелестным отзывом, то ли светом, те заскрипели сварливо, как старухи. Наверху самурай помедлил, припоминая, которая из двух комнат его. Обе были тускло освещены изнутри, в обеих перегородки наглухо задвинуты. Возможно, так и не вспомнил бы, но за дальней бумажной дверью раздались мужские голоса – сначала один, вслед за ним другой. Вряд ли Амэ привела бы сюда мужчину, а тем более двух. Ронин направился к первой двери.
Не ошибся. Девушка грациозно восседала на циновке и смотрелась в ручное зеркальце. Откуда только она его взяла? Услышав шум отодвигаемой двери и едва слышные шаги, она подняла голову. Расцвела улыбкой.
- Okaerinasai!*
Такамори не удержался, улыбнулся в ответ.
- Tadaima*.
Вот бы всегда приходить домой, в собственный дом, а там сидела бы женщина, может быть, даже эта конкретная женщина, и приветствовала с теплотой в голосе... дети... семья, клан... Нет. Сам отказался, зачем теперь питать бесплодные мечты? Это не про него.
Такамори подошел к стойке для мечей, аккуратно уложил вакидзаси на место. За спиной Амэ спросила:
- Может быть, господин мечтает о горячей ванне, что очищает тело и дает отдохновение духу?
Шорох одежд, тонкая белая ладонь на руке. Перекрещивание даже не взглядов, эмоций.
- Ванна была бы очень кстати.
Обрыв. Нет, какая-то неприметная ниточка осталась. Амэ встала и упорхнула из комнаты.
На планке ширмы немедленно заворочался сидевший до того тихо попугай. Задвигался, заворчал, тряхнул крыльями. Беспокоится.
- Что такое, Мару?
- Компор-ртаменто** сужо-о, - хрипло заявила птица. Недвусмысленно посмотрела вслед Амэ.
- Ты опять говоришь на этом варварском языке... Что «плохо»?
- Atetude!**
Такамори покачал головой. Иногда с Мару очень сложно несмотря на то, то они вместе уже два года.
- Maneir-ras!** – птица сделала еще одно усилие донести важное сообщение до непонятливого человека.
- Манэ?*** Чье, Амэ?
Попугай активно закивал головой, захлопал крыльями, заходил по своей импровизированной жердочке. Хозяин иногда бывает догадлив, когда хочет.
- Ну, Мару, что ты хотел от девушки из чайного дома?
Мару издал звук, который на человеческий язык можно было перевести только как: тьфу!
Значит, плохо себя вела? Интересно, что она умудрилась сделать, чтобы так взволновать Мару?.. Правда, он с самого начала ее недолюбливал.
Шорох фусума. Лицо Амэ в щели, словно висящее отдельно. Страшно и красиво, Такамори вздрогнул.
- Я приготовила ванну.
Скользнула в комнату, через мгновение руки уже на узле пояса.
- Я помогу.
К чему сопротивляться, пускай помогает. Действует ловко и умело. Такамори усмехнулся. Несколько секунд, и остался только джубан. Может, не стоит идти только в нем? Раздеться можно было и на месте. Смеется. Тянет за руку. Попугай кряхтит.
Амэ увлекла ронина в темноту коридора и куда-то вглубь дома. Желтое пятно света от фонаря беззвучно кралось по деревянному полу перед ними. Ванная комната оказалась достаточно большой, чтобы вместить человек десять, но кроме них здесь не было никого.
- Ты не возражаешь, если я буду твоей банщицей сегодня? – шепчет Амэ.
Никаких возражений. Она обнажается до пояса, стягивает с него джубан, распускает волосы сначала себе, потом ему. Распущенные, они щекочут под лопатками, и Такамори ежится. Смеясь, она перемешивает две массы черных волос.
- Мне нужны заколки и шпильки, - заявляет Амэ вдруг.
Он не удерживается, прижимает ее к себе. Склоняется к уху.
- Будут тебе и шпильки, и заколки.

Они вернулись в комнату, смеясь, оба с мокрыми волосами, и усталые повалились в обнимку на футон. Мару обиженно заявил что-то, но его никто не слушал. Через мгновение самурай уже спал.
Подождав немного для уверенности, Амэ встала и вышла из комнаты. Попугай проводил ее хмурым взглядом.

---------
*Okaerinasai – (яп.) с возвращением домой
Tadaima – (яп.) я дома
**Компортаменто – (порт.) поведение
Atetude – (порт.) поведение, манера вести себя
Maneiras – (порт.) манеры
***Mane – (яп.) поведение

Отец Андрео задумался. Многое из этого он уже слышал - ведь португалец не был первым миссионерам. Куда любопытнее, чем сама история, ему было изложение ее не жрецом из портового города, где находились миссии, а простым японцем из внутренних частей страны. Очень красиво, - согласился иезуит, - а наши священные книги учат, что мир сотворил Бог за шесть дней, а на седьмой отдыхал после своих трудов, и отсюда наш обычай давать делам перерыв раз в седмицу. Он создал свет и тьму, Солнце и звезды, растения и животных, а затем и человека. И все, что есть во Вселенной - от него. Эти книги передаются у нас из поколения в поколение, а с их авторами Господь беседовал сам в незапамятно далекие времена. Хотя в разных странах Господа называют по разному, и не удивительно - перескажи историю о нашем путешествии десяти разным людям и услышишь десять разных рассказов, особенно если сразу же не написать впечатления, как сделали наши пророки.
В этот момент со своим замечанием встряла Олури.

(и Хикари)

1593 год. Ринко, провинция Микава.

В этом году зима выдалась холодная и чем-то злая, будто ее забыли вовремя покормить, и она теперь вымещала голодную ожесточенность на каждом встречном. С залива порывами накатывал ледяной ветер, грозя заморозить носы и щеки. В домах катастрофически уменьшались запасы сакэ, а на улицах то и дело попадались пьяные люди. Случались жертвы.
В тот вечер Такамори сидел в местном чайном домике и пытался согреться горячим чаем. Вода быстро остывала, приходилось держать чайник над огнем. В скромном размерами зале за дальним столиком устроилось несколько мужичков средних лет, по виду – грузчиков из порта. Хозяйка и две служанки тихонько болтали в углу, что-то перекладывая. Со скрипом открылась дверь, хозяйка и служанки привычным движением посмотрели в ту сторону. Заскучавший Такамори тоже взглянул, чтобы развлечься хоть чем-то. На пороге стоял молодой парень с белыми волосами и лицом кандидата в призраки. Возникло легкое замешательство, хозяйка привстала, служанки таращились. Неожиданно для самого себя, вероятно, чтобы разогнать скуку, как он объяснял потом сам себе, Такамори махнул незнакомцу рукой, приглашая к своему столу.
Вошедший неуверенно осмотрелся. Взгляд оранжевых глаз более всего напоминал взгляд молодого и неопытного тигренка, который несколько часов назад попал в умело поставленный капкан. Увидев молодого воина, он сначала обернулся, чтобы убедится, что за спиной никого нет, а когда же понял, что этот взмах адресован именно ему, столь же неуверенно приблизился.
-Да помогут тебе ками во всех твоих начинаниях, незнакомец, - произнес он, присаживаясь к неожиданному собеседнику.
- Да помогут они и тебе. Меня зовут Такамори. А тебе, похоже, немедленно нужно согреться.
Вблизи стало понятно, что если не принять меры, то молодой человек имеет шанс отправиться на встречу с предками в ближайшее время. Такамори подозвал служанку, попросил принести еще одну чашку для чая, а также сакэ. Та кивнула и исчезла в кухне.
Беловолосый юноша удивленно смотрел на Такамори. Он явно не ожидал подобного поворота событий. Но что бы там ни было, следовало представиться.
-Меня зовут Хаку, - произнес он и на мгновение замолчал. Сложно было говорить, не зная положения собеседника. Что ж, по крайней мере, меч у него есть, значит, скорее всего, бродячий ронин - Благодарю за беспокойство, Такамори-сан.
Тот кивнул в ответ и внимательно оглядел случайного собеседника. Теперь, когда он сидел за столом, сняв свою мино*, наряд оказался несколько неожиданным и, пожалуй, как нельзя лучше подходил к его имени: белые нижние слои (Такамори насчитал три) плюс верхнее косоде из неокрашенного льна. Такие же, сливочно-желтого цвета, хакама. На шее длинная нить кровяно-алых бусин.
- Полагаю, Хаку-сан, ты странствующий монах? – осведомился Такамори.

-----------
*Мино – соломенная накидка

(Dalara mo)
-Одежда может обмануть, Такамори-сан. Я странствующий заклинатель,- хотя какой из меня заклинатель? Явно не чета учителю, - и верю лишь в ками и они.
Чай, наконец, принесли, и юноша, еще раз с благодарностью посмотрев на Такамори, сделал пару глотков. Живительное тепло разошлось по телу.
- Заклинатель? - тут же заинтересовался ронин. - Значит, это, - он кивнул на свитки, свисавшие с пояса Хаку, - записи заклинаний? Можно мне посмотреть? Я не буду читать, только взгляну.
Он наклонился вперед, в глазах загорелся огонек азарта.
Хаку на минуту замешкался. Впрочем, он и сам порой не понимал того, что написано в большинстве из них. Так что ничего страшного, если неожиданный собеседник посмотрит. Бывший ученик Говорящего с Духами снял пару свитков с пояса, и протянул их ронину. Когда тот принял свитки, колокольчики на руке шамана зазвенели. Хаку удивленно посмотрел на Такамори.
Заметив удивление собеседника, самурай недоуменно спросил:
- Что-то случилось?
«Да, что-то случилось, - подумал молодой шаман, - только бы знать еще, что именно».
Наверное, Сенсей не зря покинул его, раз уж он не может даже определить причину. Впрочем, было одно объяснение, которое он знал, и которое вполне подходило. Но не станешь же напрямую спрашивать ронина, ёкай ли он?
-Ничего страшного, Такамори-сан, - только и смог произнести Хаку.
- А...
Такамори начал разворачивать один из свитков. Вернулась девушка с подносом, аккуратно составила на стол токкури, две чашечки для сакэ и тарелку с засахаренными фруктами. Молодые люди хором поблагодарили. Такамори отложил свиток, налил в одну чашечку подогретого сакэ и предложил Хаку.
Хаку чуть склонил голову, благодаря ронина и в свою очередь налил саке в его чашечку.
-Kanpai*, - произнес он, поднося согревающий напиток ко рту.
- Kanpai, - согласился Такамори.
Ну надо же как получилось. А он ведь собирался сегодня не пить ничего крепче чая. Ан не вышло, белый человек с белым именем спутал все карты. Может, это к добру? Такамори развернул свиток, пробежал глазами, стараясь не схватывать сути, немного нестройные ряды полускорописных кандзи. Свиток как свиток. Необычно, конечно, - раньше доводилось видеть только книги или письма - но ничего из ряда вон выходящего. Слегка разочаровавшись, ронин вернул свиток владельцу.
Хаку снова отправил свиток за пояс. «И все-таки, почему зазвенели колокольчики?»

---------
*Kanpai - "До дна" - обычный японский тост

наше время
вместе с Даларой

Темнота. Почти осязаемая - густая, обволакивающая, приглушающая не только цвета, но и запахи, и звуки. Лишь в отдалении - пятна изумрудно-зеленого. Иногда пятна расплываются, словно вокруг вода.
Впереди - пруд. Но чем ближе Такамори подходит, тем яснее видно, что пруд - здесь. А там, в перевернутом мире настоящего - яркие краски лета, и легкий деревянный мостик, и пара на мостике - красивая, молодая, разряженная. Сначала Такамори узнает Азаку, и только потом, через пару долгих мгновений, себя. На глазах Азаки слезы, она что-то говорит Такамори, он отвечает ей - но слов не слышно. По пруду пробегает рябь, и фигурки молодых людей превращаются в хаос цветных пятен.
Такамори опускается на колени рядом с прудом и протягивает руку, словно пытается остановить рябь и вернуть те далекие минуты на мосту. Хотя бы картинку. Кончики пальцев касаются воды. Она ледяная, словно бьет из горного ключа, но в ней нет той чистоты и жизни. Само собой приходит название – мертвая вода. Цветные пятна качаются на поверхности, будто дразнятся.
- Азака, - зовет Такамори.
Где-то за спиной Такамори движение. Он чувствует присутствие - словно волна прошла по воде. Но позади только чернота. А взгляд сверлит спину. Он оглядывается, вертит головой – влево, вправо; по плечам бьют волосы, завязанные в простой хвост. Никого, ничего, лишь мерцают зеленые пятна вдали.
- Азака? Это ты?
Ближе присутствие. Задрожали зеленые пятна, метнулось что-то золотое прямо перед глазами. Метнулось и изчезло. Тишина словно сгустилась, стала давящей, злой. И где-то далеко - едва угадываемое тоскливое эхо.
Хочется сжаться в комок, стать маленьким и незаметным для всего вокруг. Такамори пытается закутаться в синее парадное хаори, но оно не греет и не снимает тяжести. Тогда он поднимается на ноги, медленно, с трудом.
- Скажи, где тебя искать! – выкрикивает он в темноту.

(Hinode mo)

Словно вихрь пронесся по глади пруда, взметнул легкие складки парадных одежд, дохнул холодным, нездешним дыханием в лицо Такамори. И тут же застыл ледяным зеркалом пруд, и с шелковым шелестом провалились куда-то пятна зеленого.
Такамори в саду. Но теперь на ярких цветах лежит снег, и изящные деревья покрыты кружевами инея. Только на том месте, где раньше стояла пара, лежат небрежной кучей шелковые одеяния. Ветер сминает их, поднимает в воздух, швыряет Такамори в лицо...
Он протягивает руки в попытке поймать ворох ткани, но та будто просачивается сквозь пальцы. Он хватает снова, на этот раз в руках остается что-то материальное... но это не шелк. Гостиничное одеяло в одной руке. И что-то еще - перо? - в другой. И щемящая тоска новой потери того, что чуть было не вернулось.
Тщась успокоить сбившееся дыхание, Такамори зажег фонарь и несколько секунд удивленно таращился на зеленое перо в левой руке. Потом его внимание привлек возмущенный крик откуда-то сверху. Мару всем своим видом показывал, что хозяин, конечно, всего лишь человек, и глупость у него в крови, но нельзя же перья воровать! Возмутительная наглость!
- Что за ерунда?..
Такамори выбросил перо, повернулся к Амэ проверить, не разбудил ли, но той не оказалось ни рядом на футоне, ни в комнате вообще. Спать больше не хотелось, при одной мысли о возвращении ко сну прошибал холодный пот. Самурай встал и отодвинул затянутую тонкой, почти прозрачной бумагой створку окна. Как был, в джубане, уселся на край. Внизу тихим мелким колодцем лежал небольшой двор. Вверху над крышами висела луна. Поздняя ночь. Куда можно уйти в такое время? Впрочем, она ему не жена, чтобы быть всегда рядом.
Снаружи дохнул ветерок, напоенный прохладой и запахом осенних трав. Все так же сидя у окна, Такамори дотянулся до сложенной стопочкой одежды, вытащил трубку, раскурил. Новый порыв подхватил ароматный дым и унес его куда-то в деревню. Такамори бездумным взглядом смотрел на небо, может, ждал, что оттуда спустится Азака, а может, просто надеялся, что вид звезд прогонит остатки странного сна.

(а в этом прикле будут одиночные посты когда-нибудь, интересно? Так вот - мы с Даларой ходим парой)

Шиобара, дом управляющего. Ночь

Оставшись наедине со странной незнакомой женщиной, Тото перепугался как никогда в жизни, мальчишку бросило в жар, он попытался смахнуть выступившие на лбу капельки испарины, но запутался в непривычно длинных рукавах. Женщины расхохоталась, даже не подумав прикрыть лицо веером, и слушать ее смех Тото очень понравилось, вот только смущало, что горят, налившись краской, щеки, а за уши как будто только что оттаскали. Из мутных глубин памяти вынырнул обрывок чьей-то жизни и опять утонул в них, оставив после себя недоумение и растерянность. Деревенский староста, ловко зажав в крепких сухих пальцах несчастное ухо (словно мало, что оно и без того оттопыренное?!), тащит за него брыкающегося мальчишку, на ходу выговаривая за очередную провинность и норовя выбить дурь и пыль из тощего зада пацаненка.
Тото растерянно заморгал, разглядывая на рукава дорогих шелковых одежд, которых совсем не было в мимолетном воспоминании и которые совсем не вязались с перекосившимися хижинами, крытыми соломой и тростником.
- Тебе нравится здесь? - спросила Кайо. - Или ты хотел бы вернуться туда, где был раньше?
Куда только подевались скромность и тщательное следование правилам этой дальней родственницы Хикари? Теперь она открыто разглядывала мальчишку, словно он был дорогой куклой.
- Я не помню, где был раньше, - вздохнул Нобору без сожаления. – Я пытаюсь вспомнить, только ничего не получается. Или получается, но совсем не то.
Мальчишка опять плеснул немного сакэ в чашечку для Кайо и недоуменно наморщил длинный нос. С сакэ было что-то связано, с целыми восемью бочками, вот только что именно?
- Где мой меч?
Девушка сделала глоток и с новым интересом посмотрела на паренька.
- Наверное, у дайме. Или хозяин дома положил его куда-нибудь на сохранение. Зачем тебе меч?
- Мужчине положен меч. И у меня был, только... только он куда-то девался, и я не могу его никак отыскать.
Содержимое глиняной бутылочки и плоской чашечки-лепестка вызывало интерес. Кайо пила и, похоже, ей не становилось плохо, а очень даже наоборот. Она разрумянилась, и от этого мальчишке становилось все жарче. Нобору тоже хотел попробовать, но что-то подсказывало ему, что не годится без приглашения совать нос куда не просят.

(Бывают иногда, но редко. Продолжение парности)

- Знаешь, ты совершенно прав: мужчине нужен меч, а женщине – зеркало и украшения. Уверена, если ты будешь хорошо искать, обязательно найдешь.
Кайо заметила заинтересованные, но несколько осторожные взгляды, бросаемые в сторону сакэ. В голову тут же пришла озорная идея проверить, как этот напиток воздействует на десятилетних мальчиков. Не раздумывая, девушка подобрала рукав правой руки, взяла пустую чашечку и налила туда немного жидкости. Подвинула чашечку к Нобору.
- Мужчина должен уметь не только драться.
С непривычки так захватило дух, что мальчишка закашлялся, даже слезы из глаз потекли.
- Как ты это пьешь?.. - едва выговорил Нобору; язык вдруг потяжелел и едва ворочался в пересохшем рту.
На вкус напиток казался сладковатым. По комнате снова разлетелся не сдерживаемый женский хохот.
- Во всем требуется сноровка. Попробуй еще, второй раз будет легче.
Часть женщин в такой ситуации стала бы умильно улыбаться, другая часть принялась бы заламывать руки при виде такого безобразия. Кайо же наблюдала с выражением, напоминающим научный интерес.
Если не считать того, что комната, мягко покачиваясь, вдруг куда-то поплыла, как будто великаны-носильщики решили, что она - паланкин, то вторая порция сакэ пошла куда глаже. Только спать захотелось почему-то, глаза закрывались сами собой, и как-то так неожиданно получилось, что мальчишка свернулся калачиком, положив голову на колени Кайо, и засопел.
Такой реакции она не ждала. Несколько секунд оторопело смотрела на вихрастую голову у себя на коленях и маленький кулачок, подложенный под щеку. Справившись с удивлением, Кайо осторожно положила Нобору на циновки, покрывающие пол, под голову ему сунула подушку, а в складки одежды – длинное красно-золотое перо. Девушка встала, отошла на несколько шагов, еще раз взглянула на спящего мальчонку и позвала слуг. Комната наполнилась суетой и приглушенными голосами. Кто-то унес мальчика, служанки принялись убирать посуду. Кайо выскользнула в сад.

Фудзихара, "Долина глициний", гостиница, утро

Мицуке оглянулся - ночная гостья исчезла, словно ее никогда не было, даже имени своего не оставила. Из-за занавески, что скрывала проход в смежную комнату, высунулся хозяин, жена подталкивала его в спину; тоже хотела знать причину шума. А может, они подглядывали с самого начала. Один быстрый взгляд в их сторону, и оба поспешно спрятались, только занавеска раскачивается, будто от сквозняка. Ронин собрал вещи – купленную вчера одежду доблестно отвоеванный у воровки-лисы меч и сверток с чужим вакидзаси, - вышел на задний двор гостиницы, где нашелся колодец и привязанное веревкой деревянное ведро. Рассохшееся ведро, а вокруг дерева – веревка завязана. Бродяга подобрал небольшой камень, бросил в колодец; там что-то ухнуло и забулькало. Мицуке вытряхнул из небольшого мешочка немного соли на ладонь, высыпал через каменный край в холодную тьму колодца. Заглянуть туда не решился – мало ли кто или что может выбраться на свет? Ронин прислушался. Вроде бы тихо, внизу никто не бунтует. Не заботясь о случайных зрителях, Мицуке разделся до исподнего, окатил себя с головы до ног водой из колодца, фыркая не хуже Демона-У и ежась на прохладном утреннем ветерке.
- Ма-о! - неодобрительно сказали с ветки дерева. - Мя-а...
- Тебя забыл спросить! - огрызнулся ронин, не задумываясь.
- Мя, - согласился рыжий Чиру.
И высказался - в том смысле, что думать желательно головой, а не тем местом, которым норовит мыслить раздолбай-хозяин.
- Да что ты в этом понимаешь... - отмахнулся Мицуке и получил в ответ нотацию: как раз он, Чиру, прекрасно отличает одну кошку от другой, едва ли станет бегать под луной с бакэ-неко*, знает, когда рвать когти, когда их точить, а когда миловаться на крыше.
Лезть на крышу даже ради великой цели Мицуке наотрез отказался.
- Бу, - сказал кот и принялся вылизывать хвост.
Чистая одежда необычно пахла. Со штанами - те были неопределенного цвета еще в момент их кражи у предыдущего владельца - ронин расстался без сожаления, вот выкидывать косоде было жаль. Мицуке разорвал ткань на длинные полосы, замотал полученные в битве с лисой раны, перетянул, намочив импровизированный бинт, левую руку; та вроде бы не так распухла, но все еще ныла.


*
бакэ-неко - кошка, по какой-либо причине (их много и она разнообразны) ставшая демоном; иногда они пожирают людей и забирают их внешность, чтобы обманывать других. Умеют манипулировать мертвыми, как любые йокаи обожают красть вещи у живых, хотя могут благоволить к людям, это уж – как им заблагорассудится.

Впечатления от сна (а может, то был кошмар?) постепенно улетучивались вместе с дымом. Мысли успокоились и потекли неспешной незапоминающейся чередой. Вот луна, двор с колодцем в углу – сейчас его почти не видно. Деревья колышет почти неощутимый ветер. Луна медленно ползет по небу, звезды перемигиваются. Западные склоны гор начинают алеть, небо сереет. Амэ все нет.
В тени внизу почудилось какое-то движение, и Такамори лениво перевел взгляд туда. На открытое пространство, хорошо видное при уже совсем посветлевшем небе вышла лиса, невозмутимо прошла через двор, словно она тут хозяйка, и свернула в заднюю дверь гостиницы. Ронин вздернул бровь и хмыкнул. Странная деревня, лисы ходят...
Некоторое время стояла тишина, только где-то в деревне перекличкой лаяли собаки. Потом раздался дикий грохот, будто демоны искали что-то в погребе. Может, и правда пришли за вином? Тогда зачем так шумно, всех же сейчас перебудят. Вон даже пол трясется. Или это та лиса устроила погром: хозяева чем-нибудь не угодили? Такие могли, особенно хозяин. Такамори скривил губы при воспоминании.
Кстати о лисе – та как раз снова появилась во дворе. С гордым и независимым видом, словно военачальник во главе своего войска, прошествовала прочь от двери до середины двора. Там с ней случилась разительная перемена – оглянулась, лапы присогнулись, вся как-то скучилась и шмыгнула к забору. Такамори удивленно моргнул. Посмотрел на небо, на деревья, на трубку в своей руке. Не слишком ли? Чтобы лисы ходили так открыто, да еще и так странно... Кажется, в последней лавке продали что-то более крепкое, чем обычно. Надо бы сходить посмотреть, что там внизу, заодно проверить, почудилось или правда что-то было.
Такамори встал, то ли от долгого сидения, то ли еще от чего пошатнулся, пришлось схватиться за раму окна. Да нет, ноги держат, все нормально. Но в следующей лавке стоит получше проверять, что покупаешь, а то подсунут какую-нибудь гадость. Уже на пороге вспомнил, что вообще-то следовало бы одеться, не в джубане же идти вниз. Когда спустился в зал, там уже были хозяин с хозяйкой, а также изрядно помятое одеяло и дикая вонь. Значит, лиса не померещилась. И чем ее так раздосадовало это одеяло?..

Шиобара

Ствол дерева был теплым, почти горячим, едва заметно пульсировал под пальцами. Майе обхватила его руками и замерла, прижавшись лбом к жесткой коре. Еще секунду назад внизу был только туман; сейчас девушка ясно различала хрупкую паутину корней, чувствовала прибитую землю дороги и два больших валуна на обочине. Где-то там, дальше, были ворота из мертвого дерева: Майе втянула ноздрями воздух, словно бы пытаясь уловить их запах. Ворота ее манили, что-то важное было написано на них, что-то, что ей обязательно надо было прочитать.
Она уже почти достигла цели. Позади остались извилистые горные тропы, которые казались ей бесконечными, коварные склоны и злые духи лесов. Но людское поселение хранило не меньше преград и опасностей. Майе уже давно привыкла к реакции людей на себя - безотчетный ужас ли, брезгливость ли, жалость ли. Да что там - она сама себя боялась. Одинокая жизнь бродяги вычерпала до дна даже ту грацию и женственность, что перепали на долю молодой женщины - более всего она сейчас напоминала молодящуюся старуху. А еще были демоны. Когда Майе была ребенком, их было мало, и тогда ей даже удавалось их прятать – держать внутри. Тогда никто даже не догадывался, что они существуют. Но с годами демонов становилось все больше, а вот самой Майе почти не прибавлялось. С некоторыми она и один на один бы не справилась - куда уж со всеми сразу? И мстили они за неволю так, что все людские обиды казались смешными.
Вздохнув, девушка попрощалась с деревом и двинулась к воротам.

Конечно же, стражник смотрел на нее волком. Преградил дорогу, спросил что-то громким грубым голосом. Словно целая стая птиц рванулась прочь из груди Майе, гулко застучали по ребрам крылья, воздух наполнился злыми выкриками. Испугался стражник, попятился даже, только сразу же перехватил пику поудобнее и замахнулся на Майе древком. И тут предатели-демоны оставили ее одну, маленькую и напуганную. Закусив губу, убралась странница с дороги, да от стен подальше.
И только уже в лесу поняла, что же было написано на воротах. «Он умрет». Пространность пророчества пугала. Определенность – пугала втройне. Всхлипнув, Майе побрела по тропинке вверх по склону в поисках воды и удобного места для сна – ничего другого пока не оставалось.

(Вчетвером: Я, Bishop, SonGoku, Далара)
Управитель Щиобары, Хикари Кантаро недавно проснулся и теперь слушал донесения о прошедшей ночи.
-Пропал стражник дайме? А у госпожи Сакурады смотрели? - проблемы с самого утра отнюдь не добавляли оптимизма старому воину.
-Мы осмотрели весь город, Кантаро-сама. Никаких следов.
-Осмотрите еще столько раз, сколько потребуется для его нахождения. И знать не хочу о ваших проблемах, но до вечера вы обязаны его найти.
Капитан стражи медленно отступал к стене, не зная, что и ответить управителю. К счастью для него, в следующую секунду вбежали испуганные крестьяне, которые, постоянно сбиваясь, поведали старому Хикари о невесть откуда взявшемся тигре, которых в окрестностях деревни никогда не было.
«Хранители Ину, сколько еще проблем нам предстоит решить? - с отчаянием подумал Кантаро, - Или… Тигр - это отличный способ немного разрядить обстановку охотой для сиятельного дайме».
Подобные мысли немного взбодрили управителя, и он велел слугам немедленно оповестить Акаихиге-сама о утренней охоте на тигра в честь приезда столь высокого гостя.
Слуги известили не только гостя - весь дом загудел потревоженным осиным гнездом. Готовили снаряжение, осматривали лошадей, пересчитывали стрелы. Посреди суматохи откуда-то взялся сонный Нобору, который тер глаза кулаками, но тем не менее громко извещал всех, что не останется дома, когда все поедут так веселиться, он тоже хочет вместе со всеми, вот только...
- Вот только мне не из чего будет стрелять, - упавшим голосом сказал мальчишка, с завистью разглядывая длинные, почти в два метра луки взрослых.
-Не из чего стрелять? - с наигранной досадой произнес управитель Шиобары, - Ну это не беда, мы можем дать тебе старый лук Итачи. Да и его охотничья одежда думаю, тебе будет впору.
Кантаро сказал пару слов слугам, и буквально через минуту перед Нобору появились небольшой лук и одежда.

Тут же выяснилось, что мальчишка не в состоянии сам разобраться, как, что и в каком порядке на себя надевать; к тому же, он упрямо тянулся руками к оружию, забыв обо всем остальном на свете. Пришлось пообещать ему, что никто другой не посмеет прикоснуться к луку, пока племянника сиятельного даймё и наследника древнего рода будут облачать должным образом в карисодзоку-сугата*. Процесс вышел шумный, не столько потому что Нобору громко и весело хохотал над каждой шуткой, но и потому что поинтересоваться, что за гам, явилось четверо самураев из свиты Акаихигэ и тоже приняли участие в веселье. С джубаном, косоде и хакама Нобору справился почти самостоятельно, помогли только завязать длинный пояс на штанах, а вот всякие мелкие принадлежности охотничьего костюма вызвали у мальчишки состояние, близкое к потрясению. Вот тут-то и понадобился Онодэра Тодзаэмон, который на правах старшего и уже некогда «опекуна» мальчишки под шутки товарищей принялся обучать юного племянника великим премудростям надевания мукабаки** и югаки***.
Через пару минут сворки двери раздвинулись, и в комнату вошел усталый Итачи в сопровождении Кайо. Девушка сразу же встала за спиной молодого самурая, вновь превратившись в «дальнюю родственницу» и скромно опустив глаза. Сам же сын управителя недовольно осмотрелся, и, не увидев за спинами свиты дайме мальчика, поинтересовался:
- Что здесь происходит, отец?
- Слуги объяснят тебе, Итачи. Надеюсь, что ты не откажешь сиятельному дайме и его племяннику в компании. У меня же есть еще некоторые дела, - произнес Кантаро и, на секунду задержав взгляд на сыне, вышел.
Слуги, перебивая один другого, объяснили младшему Хикари, что «в честь приезда сиятельных господ было решено провести охоту, и поскольку недавно в окрестностях деревни видели тигра, охота обещает быть очень интересной».
- А где сами Акаихиге-сама и Нобору? - без особого интереса спросил Итачи.
- Акаихигэ-сама переодевается в своих комнатах, а его племянник... – начал один из слуг.
Тут с громким визгом в центр комнаты выскочил сам племянник; он бы сумел спастись бегством, но опытный Тодзаэмон ухватил его за шиворот и водворил на место.
- Не хочу надевать эту дурацкую шляпу! – Нобору вырывался изо всех сил, но был опять пойман. – Не хочу! Она смешная! Она на корзинку похожа!
Самураи, давясь хохотом, объяснили, что все, кто собирается стрелять из лука и ездить сегодня верхом, будут носить такие шляпы.
- Верхо-ом? – Нобору присмирел, и в эту секунду на него удалось не только надеть нарукавник-иготэ****, но и напялить на голову шляпу, и, пока мальчишка не опомнился, затянуть завязки.

---

карисодзоку-сугата* - классический, еще с хэйанской эпохи костюм для охоты невоенной аристократии, который со временем стал одеждой для всех, кто собирается на охоту или в поездку верхом, а так же получил широкое распространение среди военных.
мукабаки** - нарукавники из плотной ткани для стрельбы из лука.
югаки*** - перчатки из мягкой ткани для стрельбы из лука, порой весьма веселой расцветки
иготэ**** - надевается поверх всего костюма на правую руку, что-то вроде отдельного рукава на завязках.

(Хикари, Далара, Bishop, я - вот как!)

(oi, kore wa... kore wa... Далара+Хикари+Сон, немного - я)

«Как всегда в центре внимания, - завистливо подумал Итачи, - А что это за одежда на нем?»
Когда сын управителя понял, что маленькому наглецу, столь неожиданно начавшему портить его жизнь, дали именно его одежду, а значит и лук тоже будет его.
Стараясь не останавливаться взглядом на мальчике, Итачи произнес:
- Нобору-кун готов к охоте?
Притихнув при виде недавнего противника, мальчишка сделал попытку застенчиво улыбнуться, получилось, но только не очень застенчиво, скорее – умильно.
Онодэра Тодзаэмон почти вошел в роль наставника, дал пацану несильный и необидный подзатыльник, Нобору почти поклонился.
- Хай.
- К старшим следует обращаться вежливо, - подсказал самурай.
- Почему это? – возмутился Нобору и заработал еще один подзатыльник. – Хай, Хикари-сан. Готов.
««Почему это?» Да что он о себе думает?» - Итачи не смог больше сдерживаться, и, казалось, не заметив окружения и свиты, бросился к мальчику:
- Послушай, будь ты хоть трижды племянник дайме и единственный наследник нынешнего сегуната, - кричал он, схватив Нобору за ворот одежды, - Это не дает тебе права так себя вести. Ты ничем не лучше меня, запомни это, и ты не сделал ничего, чтобы заслужить такое внимание со стороны окружающих.
В этот момент сын управителя совершенно не думал о последствиях. Кайо машинально сделала шаг вперед, одумалась, одернула себя и продолжила наблюдать со стороны. Даже не осознавая этого, она мяла и дергала край собственного рукава, словно намеревалась оторвать его вовсе. Мальчишка окончательно растерялся, и потому, наверное, осмелел еще больше:
- Я не виноват, что тебя никто не хочет любить! Отпусти меня!
Нобору шарил на поясе, но меча там не было, зато они имелись у самураев из свиты даймё, и если бы не Тодзаэмон, что встал между ними и сыном управляющего, не сносить бы последнему головы.
- Mate! Mate!*
Но его сейчас мало кто слушал. Кто-то из прислуги побежал за стражей дома, кто-то - припустил за охраной даймё. Кайо снова переместилась, теперь она стояла в стороне, но еще шаг, и она оказалась бы рядом с Тодзаэмоном. К счастью, на нее сейчас никто не обращал внимания, иначе удивились бы настороженной готовности в глазах вместо обычной скромности. Кажется, Кайо сама не знала, к чему, но, тем не менее, готовилась.

---
Mate* – стойте, остановитесь, прекратите (японск.)

(НРПГ. Вы искали одиночного поста? Получите и распишитесь)
Отец Андрео замолчал, ожидая ответа Хидэтады. Олури, видимо, тоже. Когда ожидание чрезмерно затянулось, священник прислушался получше и различил набирающие силу звуки. Это оказался, как вскоре выяснилось, храп бравого десятника, который был измучен то ли дорогой и стычкой, то ли чрезмерным для себя умственным напряжением. Первая попытка проповеди оазалась весьма неудачной, и иезуит был несколько смущен и раздосадован, но, впрочем, полон решимости продолжить при удобном случае.
Судя по всему, уснула и девочка, а потому не было решительно никакой причины мучить себя бессонницей. Укрывшись одеялом, португалец отправился в страну снов, где ему виделось, как Идзанаги и Идзанами рассекают воду мечами и ищут в ней пропавшего Сусано-о, а он сам в это время пытается рассказать японским небожителям об учении Христа.
Сон немало смутил священника, однако почти сразу улетучился, как обычно бывает при пробуждении, тем более что шум внизу весьма способствовал тому, чтоб обратить внимание наобыденную реальность нашего мира.
Решив не будить спутников, отец Андрео поднялся, быстро оделся и спустился вниз – разузнать, что случилось.

(Те же четверо)

На шум сбежались почти все обитатели дома Хикари, в том числе и сам управитель Шиобары. Все были очень обеспокоены, а сам Кантаро, увидев происходящее только и смог тихо произнести:
- Видимо, я чем-то прогневал хранителей Ину, если меня постигло такое наказание. Единственный любимый сын…
Услышав слова отца, Итачи наконец пришел в себя и отпустил Нобору. На лице явно читались непонимание и паника.
Опять прозвучал приказ всем остановиться, но на этот раз произнесен он был другим голосом; даже Тодзаэмон удивленно оглянулся. Насупившийся встрепанный Нобору сжал кулаки, как будто собирался воевать с целым светом и всеми богами в придачу.
- Прекратите, - повторил мальчишка. - Уберите мечи. Мы собирались на охоту, на нее мы и отправимся. Не будет ли Хикари-сан так добр, не покажет нам лошадей.
Итачи, наконец, понял, что обращаются именно к нему. Причем не кто-либо, а сам же Нобору. Пару секунд он оценивающе смотрел на паренька и, наконец, заговорил:
- Мы еще встретимся, обещаю, - и выбежал из дома.
Кайо, наконец, опомнилась, опустила ресницы, потом и голову, чтобы никто не заметил отпечатавшегося на лице выражения. Поклонилась, не глядя, видит кто-нибудь или нет, и все так же не поднимая головы, ушла на женскую половину. Нобору посмотрел ей вслед, оглянулся в ту сторону, куда скрылся сын управителя.
- Мне обещали охоту на тигра. Верхом, - в его голосе не слышалось каприза, обычное утверждение человека, уверенного в том, что он получит желаемое. - Кто проводит меня?
Его взгляд остановился на старом Кантаро.
- Как пожелаете, Ашикага-доно, - только и смог ответить управитель.

(Совместно с Хиноде)
Мысли безостановочно сменяли одна другую, грозя свести Итачи с ума. Единственное, что он сейчас понимал, это то, что Шиобара перестала быть для него домом, и теперь его ждут долгие скитания по провинции, а может и по всему Нихону в поисках средств для выживания. А выжить ему просто необходимо, поскольку он должен отомстить. Наглый мальчишка ответит за свою дерзость.
По дороге ему встретились неразлучные Итиро и Дзиро, что-то спрашивали у «молодого господина», но Итачи не слышал их голосов. Да и не особо хотел слышать. Добравшись до конюшен, сын управителя сам отвязал своего коня и через пару мгновений уже несся на нем в сторону ворот Шиобары. Стражник встал на проходе, намереваясь что-то спросить, но вынужден был освободить дорогу, едва не сбитый конем Итачи.
Уже за воротами к Итачи начала возвращаться способность спокойно думать. Сын управителя, наконец, начал понимать последствия столь необдуманного поступка. Теперь он стал изгоем, как и его брат, а значит, обратной дороги для него нет и быть не может.
Он мог бы размышлять над этим очень долго, если бы не увидел невдалеке странную путницу, которая, казалось, жила совершенно не заботами этого мира, путешествуя где-то далеко. Итачи сам не знал, что заставило его подъехать ближе. Возможно, это была воля ками. Он догнал девушку и произнес:
-Дороги в это время очень опасны. Ты не боишься путешествовать одна?
Из ворот вылетел всадник. Он не очень волновал Майе - ей был нужен кто-то другой или что-то другое - она сама не знала что, но не он точно. Но всадник обратился к ней сам. Может быть, он умрет? Это не казалось духовидице невероятным - слишком много дыр было в нем, мясо гнило и отравляло то, что еще можно было вылечить. Еще пара таких дыр, и...
Встрепенувшись, девушка кивнула, потом смутилась и поклонилась незнакомцу.
- Я всегда путешествую одна - главные опасности не покидают селений. А что делает в пути столь представительный самурай? - Майе сама не знала, зачем попыталась поддразнить всадника.
«Представительный самурай. Теперь я не более, чем изгой, лишенный всего, чего мог лишиться. Даже Кайо…», - впрочем, о девушке Итачи сейчас предпочитал не думать.
-Скажем так, совершаю муся шугьё , - произнес он.
- В таком случае вам стоит ехать помедленнее - вы спугнете его шумом, - девушка усмехнулась, запрокинув голову.

(вместе с Хикари, разумеется)

Если бы кто-то сказал ему такое еще вчера, то Итачи скорей всего проучил бы наглеца, но сейчас он лишь усмехнулся:
-Похоже, я шумел так сильно, что давно уже спугнул его. А что ищешь ты в этих краях?
- Избавления. Лекарь в деревне сказал, что меня избавит смерть, а я хочу быть хорошей женой, - Майе не то усмехнулась, не то всхлипнула. - Много у вас в деревне гостей... И у кого ни глянь - все рога да хвосты. Что же такое течет из ваших источников?
Собеседница все больше и больше напоминала Итачи одного человека. Одежда, облик, странные слова, мистический ореол… «Ладно, прочь все эти мысли. Это прошлое, времена, которые уже никогда не вернуться. Отец, Хаку, Кайо…»
-Избавления? -спросил он, пытаясь голосом заглушить неприятные размышления.
- Демоны настойчивы, - улыбнулась Майе. - Им некуда спешить, в отличие от нас. Не играй с демонами, воин, они разорвут тебя на части из самых добрых побуждений.
-Я проклят. Ками отвернулись от меня. Так что если мне суждено пасть по воле демонов… все станет только легче.
Девушка распрямилась словно пружина и уставилась на Итачи неподвижным взглядом. Сейчас она напоминала змею или птицу - люди никогда не смотрят так пристально. А потом она вдруг оказалась около лошади и положила узкую коричневую ладонь на ладонь Итачи.
- Ты сам себе демон, воин, - произнесла она тихим, не по-женски хриплым голосом.
Итачи удивленно посмотрел в лицо девушки:
-Что… что ты хочешь этим сказать?
- Лучше быть мертвым, чем гнилым заживо, - пояснила Майе. - Прижигать раны больно.
Девушка спрятала лицо за прядями длинных спутанных волос и отошла на шаг.
-Похоже ты знаешь очень многое, - произнес он, - Но твои знания не помогут мне, ровно как и тебе вряд ли пригодится моя помощь. Sayonara.
Почему-то странная девушка пугала его, и сын управителя хотел как уехать как можно дальше.
-Надеюсь, ты найдешь свое избавление, - добавил он.
- Сайонара, - эхом произнесла Майе.

Больше всего Юки сейчас хотелось спать, и знание, что долго спать ему не дадут, делало это желание только сильнее. Неприятная гостиница, темная, холодная – особенно здесь, на втором этаже. Совсем недавно он ощущал такой же холод, вспомнить бы еще где... Мальчик остановился перед двумя одинаковыми комнатами, прислушался. Да, такой храп может принадлежать только одному самураю... Войдя, Юки поежился. Все-таки холодно тут, неужели кто-то умер? На всякий случай он сунулся за ширму Олури. Нет, живая. Хотя... Дышит странно. Осторожно склонившись над постелью, Юки положил палец на висок девочки. Висок был холодный и неровно пульсировал. Кицунэ вспомнила, где ощущала этот холод. Конечно же, те путники! Наверняка тоже остановились здесь... И Олури провела рядом с этим ночь.
Раздался тихий удивленный вздох, и на кицунэ при свете фонаря уставились два круглых испуганных глаза.
- Юки? Ты зачем сюда пришел?
- Ты как себя чувствуешь? - мальчик отдернул руку, но тут же попытался поправить на Олури одеяло. - Я услышал что ты странно дышишь и испугался.
- Странно дышу?
Девочка приподнялась на локтях, недоуменно прислушалась к собственному дыханию. Потом все же перестала его задерживать и попыталась услышать. Пожала плечами.
Просто дышу. Зря ты пугаешься. Только вот... принеси, пожалуйста, воды, очень хочется пить.
Юки кивнул и скрылся за ширмами.

(С Китти и Даларой)
По пути лиса отчаянно пыталась вспомнить, как люди борются с подобными недугами. Вызывают лекарей? Монахов? Мицуке об этом наверняка знал лучше – с его-то удачей... Вот только в холле самурая не оказалось – оказался давешний чужеземец и какой-то незнакомый мужчина с повадками аристократа. Ох... Может быть, европеец знает что-то?
- Ты умеешь лечить болезни насланные духами? - в лоб спросил Юки у мужчины.
Все-таки Япония – немного странная страна. Люди исчезают и вновь появляются как ни в чем не бывало. Где пропадал мальчишка, неизвестно… Однако на вопрос следовало ответить.
- Злых духов можно изгнать силой молитвы, хотя все зависит от их могущества, - португалец оставил себе путь к отступлению.
- Злой дух уже ушел. Нужно вылечить болезнь, - объяснил мальчик. - Олури наверху, а я сейчас вернусь. Надо набрать воды.
Не дожидаясь ответа, Юки побежал во двор, где, как подсказывала ему память, был колодец.
Священник остался с двумя загадками вместо одной. К первой – что за шум и малоприятный запах – прибавилась вторая – что за болезнь такая. А заодно лучше было понадеяться, что поможет молитва или его небольшие врачебные познания, приобретенные в путешествиях. При удаче это могло бы создать плодородную почву для проповедей.

Удивительно, как много народу может, оказывается, поместиться в этой маленькой с виду гостинице. Сначала сверху пришел португалец. Да, кажется, именно португалец. Следом прибежал мальчишка, да еще и с таким известием.
- Можно позвать знахаря, - сказал Такамори, обращаясь к священнику.
Ему в голову вдруг пришла мысль, что мальчик откуда-то точно знает, что в болезни виноват именно злой дух. Откуда? Такамори задумчиво наморщил лоб.
- Если демоны покинули человека и знахарь есть, это будет лучше всего, - согласился иезуит.
Он сам подумывал о странном заявлении мальчишки, но решил, что если даже он и ошибается, осмотр не помешает. Правда, странным показалось упоминание его спутницы. Неужели больна она? Или все-таки нет? Вечером девочка чувствовала себя вполне нормально. Утром же она еще спала, но никаких признаков недомогания, например, стонов, не было. Даже если ночью что-либо случилось, когда и каким путем мог узнать этот появляющийся, исчезающий и вновь появляющийся странный мальчик? Много вопросов, а вот ответы что-то не торопятся бежать к нему и создавать очередь.
Португалец начал понимать, что попадает в весьма необычную историю.

( И Далара)
Когда странная девушка осталась позади, Итачи остановил коня и спешился. Перед тем, как отправится в путь, было бы хорошо хотя бы примерно представлять, куда ему собственно ехать. «Значит, нужно обустроить лагерь и хорошенько все обдумать. Тем более, что мне не мешало бы немного отдохнуть. А поем в ближайшей деревне». Привязывая коня к ближайшему дереву, Итачи вспомнил, что не успел взять с собой ничего, кроме своей катаны. И в карманах ни одной монеты. Мелькнула мысль, что надо бы вернуться в Шиобару и нормально собраться в дорогу, но в следующее мгновение пришло понимание, что такой возможности у него нет, и теперь уже не будет.
Поняв всю безысходность этой ситуации, Итачи сел на землю, обхватив голову руками.
- Знаешь, есть такая поговорка: поспешишь, людей насмешишь, - словно из ниоткуда раздался голос.
Зашуршала листва, несколько зеленых листьев с мазками красного и желтого слетели на землю.
- Ты поступил очень неосмотрительно, - теперь стало понятно, что говорит Кайо. В ее тоне не было насмешки, скорее удивление.
Итачи неверяще смотрел на девушку. Во взгляде перемешивались радость и удивление.
-Ты… ты пришла, - тихо проговорил он

(вместе с Хикари)

- Пришла...
Казалось, она сама не до конца уверена в этом факте. Тряхнув головой, она вытянулась на толстой ветке и пристально посмотрела на Итачи.
- Что ты собираешься делать теперь?
-Не знаю, - только и смог ответить Итачи, - постараюсь выжить. Я должен поквитаться с мальчишкой.
При мыслях о Нобору юноша невольно сжал рукоять катаны.
- Опять ты за свое.
Кайо принялась теребить листья. Один оторвался, и она некоторое время смотрела на него, будто слушала.
- У тебя не так-то много способов выжить. Денег нет, особых умений тоже, характер не сахар. А для войны ты еще ма... слишком молод. Да и умереть на войне – проще некуда.
- А у меня есть хоть какое-то право выбора? - мрачно произнес Итачи.
- Право? Разумеется, есть. Выбирай дорогу и иди.
Хикари только горько усмехнулся.
После этого он встал и осмотрелся:
- Там меня ждет смерть, - он указал в сторону Шиобары,
- Если пойти туда, то скорее всего я встречусь с разбойниками, и очень быстро стану напоминать ёжика, - взгляд переместился на заросшую лесную тропинку. После этого молодой самурай посмотрел на дорогу, идущую от Шиобары и произнес:
- Небогатый у меня выбор.
- Один выбор ты сделал, сделай теперь другой.
Кайо надоело возлежать на ветке, и она мягко спрыгнула в траву под деревом. Встала, положив руку на ствол.
- Если хочешь, я пойду с тобой.
И тут же прикрыла рот ладонью.

(те же)
-Да,- внезапно произнес Итачи, неожиданно для себя, - Но… почему? Почему ты пришла, почему хочешь разделить со мной эту дорогу?
- Хочу и все. Зачем тебе причины?
Кайо подошла к коню. Тот сначала было шарахнулся, всхрапнул, потом успокоился и даже позволил погладить себя по холке.
-Не знаю, - произнес Итачи, «или все-таки знаю? В любом случае, думаю, что она не станет меня обманывать или еще что похуже», - Возможно… чтобы, наконец, понять… что происходит…
То, что девушка подошла к его коню, ничуть его не смутило.
- Никто не знает, что происходит, - неожиданно жестко ответила Кайо. - Все встало с ног на голову, и пытается так существовать. Ты, я, конь, дерево, небо - все поворачивается неправильно.
Она ткнулась головой в основание шеи коня, постояла чуть, прижавшись к лоснящейся коже, затем повернулась к Итачи.
- Поехали в деревню?
Сын управителя посмотрел в сторону Шиобары и его глаза заблестели. Ему хотелось верить, что все это из-за солнца.
-Там меня ждет неминуемая смерть. Дайме не закроет глаза на этот случай.
- Значит, в другую сторону. Ты ведь не хочешь умереть прямо сейчас?
Кайо взялась за его запястье неожиданно сильными цепкими пальцами и вопросительно посмотрела на юношу. Ей было интересно, посадит он ее впереди себя или позади, поскольку седла не было, и возможными представлялись оба варианта. Да и вообще - не прыгать же ей, конь не сучок на дереве все-таки.
Итачи не задавался вопросом, куда именно посадить девушку, и через мгновение она уже сидела впереди него.
-Спасибо тебе, - произнес он.
Кайо неопределенно хмыкнула.

(und Higf)

- Странный мальчик... – задумчиво проговорил Такамори. – Вы хорошо с ним знакомы? Уверены, что он сам не демон?
- Я его знаю со вчерашнего дня, почтенный. Не много, хотя на день дольше, чем вас, - заметил священник таким мирным тоном, какой напрочь отрицал скрытую язвительность, не подобающую служителю Иисуса. - Пока у меня не было никаких оснований полагать, что выходцы из Ада завладели его душой.
- Раз вы так уверены, мне нет причин сомневаться. Простите, я не представился: меня зовут Такамори.
В следующее мгновение он понял, какое имя назвал, но был уже поздно. Не станешь же отпираться и говорить, что ошибся в собственном имени, тем более что это была бы ложь. Оставалось полагаться на то, что иностранцу не потребуется выяснять обстоятельства, связанные с этим именем. А ведь в клане, наверное, до сих пор ищут сбежавшего родственника.
- Hajimemashite*, Такамори-сан, - имя ничего не говорило иезуиту. - Я хоши Андрео, смиренный служитель Иисуса, несущий слово Божье. А почему вы так полагаете относительно мальчика? И, кстати, не знаете, что здесь был за шум, от которого осталась такая вонь?

------
*Hajimemashite - (яп.) приятно познакомиться

(И Далара)
- Я как раз и спустился посмотреть, что за шум, но к тому времени все закончилось. Хозяева ничего не говорят, но судя по запаху... – самурай не сдержался и поморщился, - здесь была лиса. И, кажется, именно ее я видел, идущей сначала в дом, потом обратно. Что же касается мальчика, он был совершенно уверен, что в болезни виноват злой дух. Но знать это наверняка может либо демон, либо ками. – Такамори вдруг как будто что-то вспомнил, и на его лице мелькнула полуулыбка. – Либо человек, способный видеть их и разговаривать с ними. Этот мальчик, Андорео-хоши, должен быть одним из этих троих, чтобы знать наверняка.
Вопрос о происшествии был пока закрыт за отсутствием нужных свидетелей, оставался второй. Священник передвинулся поближе к выходу, где воздух был свежее.
- В ваших словах есть своя логика, но людям свойственно строить разные предположения и самим себя в них уверять. Тем более детям, - усмехнулся португалец.
- На вашем месте я бы относился с осторожностью к этому ребенку.
Ронин огляделся, заново оценивая устроенный неизвестными бедокурами погром.
- Сомневаюсь, что лиса могла перевернуть столы. Никогда не слышал, чтобы лисы занимались подобными проделками. Как вы думаете, кому и зачем понадобилось раскидывать мебель?
- Может, за ней кто-то гонялся? Вполне правдоподобно, а точно могут сказать только те. кто тут был.
- Неужели хозяин решил сдать кому-то и этот зал? Поистине, его жадность безгранична...
- Право, не знаю, - Андрео пожал плечам и задумчиво постучал костяшками пальцев по стене, отозвавшейся тихим звуком. – Нас уверяли, что наша комната последняя, а заняв ее, мы не выходили – устали в дороге.
- Остается еще раз спросить хозяина, - лицо Такамори не предвещало ничего хорошего для того. – Надеюсь, на этот раз он не станет заговаривать зубы.
Священник решил не напоминать лишний раз в данный момент о долге сильного быть милостивым и промолчал.

(soshite Hikari)
Снова в прошлом, году так в 1593.

Утро выдалось серым и блеклым, словно застиранная до дыр тряпка. За стенами свистел ветер. Такамори, проснувшийся первым и успевший совершить утренние приготовления к новому дню, при свете фонаря разбудил своего нового знакомого, тронув его за плечо. Беловолосый шаман вздрогнул и проговорил сквозь сон: «что с ним? Он ведь проснется?», но через какое-то время все же открыл глаза и произнес:
- Ohayo gozaimasu*, - после чего сел и встряхнул голову, будто пытаясь избавится от неприятного сна.
Такамори повторил приветствие и откинулся на пятки, с высоты оглядел лежащего товарища.
- Хотя уже не так и рано. Кажется, тебе не слишком хорошо спалось, а? И кто должен проснуться?
- Простой кошмар, - ответил Хаку, - не обращай внимания.
- В кошмарах мало приятного, - согласился Такамори со знанием дела. – Внизу есть завтрак, если хочешь.
Он ушел в другой угол комнаты, где лежал его фуросики, и принялся что-то искать внутри свертка.
- Сенсей говорил, что в первую очередь нужно заботиться о пище для разума, и тогда проблем с обычной пищей никогда не возникнет, - произнес беловолосый шаман, доставая из-за пояса один из свитков.
Развернув манускрипт, он быстро пробежал глазами его начало, отыскивая место, на изучении которого он остановился.
- Такамори-сан, что ты ищешь в своем путешествии? - спросил он, отвлекаясь от прочтения.
Самурай нашел то, что искал, и сунул нечто маленькое в складки одежды. Развернувшись лицом к Хаку, он уселся, скрестив ноги. Несколько секунд раздумывал над ответом.
- Может быть, спокойствия. А может, человека, которого потерял.
Стоило ли говорить это шаману? Впрочем, кто знает, вдруг он умеет читать в сердце, и все уже сам знает. Такамори внимательнее присмотрелся к собеседнику. Да нет, не похоже, не такое у него выражение лица. Хотя, кто знает, какое должно быть выражение у читающего мысли? На всякий случай ронин отвел взгляд и уставился на фонарь.
- Потерял человека? Ты ведь не имеешь в виду...
Такамори сел еще прямее.
- Неужели ты тоже кого-то потерял?
Говорить ему или нет? Ронин выглядел дружелюбно, но все-таки его ремесло несло смерть. «Ты ни чем не лучше, изгнанный сын, - подумал шаман про себя, - шинигами приходили в этот мир и по твоему зову».
- Да... - все же ответил он.
- Ошибусь ли я, если скажу, что это случилось недавно?

-------
*Ohayo gozaimasu - (яп.) доброе утро! Иероглиф в первом слове имеет значение "ранний"

(soshite Dalara)
Надо же, вот так случайно встретиться с тем, кто разделил такую же судьбу. Может ли быть, что ками сделали такой подарок, потому что Азаку уже не вернуть... или... Вдруг шаман умеет возвращать умерших, вдруг он сумеет помочь?
- Я постоянно кого-то теряю, - произнес Хаку, невесело ухмыльнувшись, - Возможно, это злая шутка они.
- И никогда не находишь снова?
-Никогда? - сейчас беловолосый шаман совершенно не был похож на того затравленного тигренка, который появился вчера в чайном домике, - сложно ответить на подобный вопрос в восемнадцать лет. Но я верю, что даже если человек переступил ту черту, за которой заканчивается обычная жизнь, он не теряется из этого мира бесследно. Именно поэтому я выбрал путь заклинателя. Ведь именно их называют также Говорящие с Духами.
- Говорящие с Духами... - зачарованно повторил Такамори. - Хотел бы я уметь говорить с ними, а еще лучше делать их снова живыми!
Хаку удивленно смотрел на собеседника. Наконец, убрав свиток обратно за пояс, он произнес:
-Похоже, мы ищем одно и тоже, Такамори-сан. Быть может, наша встреча была продиктована волей ками?
- Именно об этом я только что подумал.
Самурай придвинулся ближе к шаману.
- Возможно, у нас получится помочь друг другу найти искомое.
Он вынул талисман в виде деревянной лошадки, раскрашенной и украшенной пучками конских волос там, где должны быть грива и хвост. Повертел амулет в руке и вдруг показал его Хаку.
- Как по-твоему, это может оградить от демонов?
Беловолосый шаман с интересом осмотрел амулет:
-Это не просто может оградить, это ограждает тебя от них, Такамори-сан. Когда-то у меня была похожая фигурка ину, - при этих словах в «демонических» оранжевых глазах на секунду промелькнуло что-то схожее с выражением глаз человека, на теле которого только что появился свежий шрам от вакидзаси.
Такамори поспешно убрал талисман. Ему не понравилось выражение Хаку, да и показывать лошадку он не слишком любил. Вряд ли вор позарился бы на черную с росписью деревянную игрушку, но ощущение неуместности демонстрирования перевешивало логику, и ронин всегда прятал фигурку.
Когда фигурка Такамори снова была спрятана, беловолосый шаман улыбнулся:
-Пища для разума конечно очень полезна, но подобные разговоры гораздо лучше поддерживаются обычной пищей, - произнес он, - как ты относишься к идее спуститься вниз и позавтракать, Такамори-сан?
- Пойдем.
Самурай тряхнул головой, будто скидывая паутину странного разговора, и встал.

Побродив еще по особняку, Масанари вышел в сад, где и нашел Самми у пруда рисующим иероглифы на воде. Тот сидел на камне в полном придворном облачении, левой рукой придерживая длинный рукав каригину, и чертил кончиком веера в правой руке. Сотворенные из ряби символы мгновение держались, потом растворялись на поверхности воды. Ханзо сел рядом и стал следить за действиями товарища по несчастью, по крайней мере, именно так он охарактеризовал бы их нынешнее положение. Символы повторялись.
- Что ты пишешь? – поинтересовался Ханзо.
- Прочитай, - отстраненно отозвался Самми.
Быстрыми движениями написал иероглиф.
- «Баку», – прочитал Хаттори. – Или «хаку». Ты собрался что-то завоевывать?
- Нет.
Другой иероглиф появился на воде.
- «Га». Я и так знаю, что ты играешь гагаку*, что с того?
Самми издал длинный звук: пффф.
- Сложи их.
- Получается «осведомленный». Я не понимаю, к чему ты клонишь.
Терпение Ханзо начало иссякать. Решив, что, возможно, после общения с той женщиной флейтисту требуется своеобразная разрядка, Масанари скрестил руки на груди, будто собирая ими остатки терпеливости. Тем временем Самми написал следующий знак.
- Долгий, длинный, - прочел Ханзо. – И что?
- Читай дальше.
Показался новый символ. Ханзо наморщил лоб.
- Это еще что за черепаха на дереве? Зачем она туда залезла? Откуда ты вообще такое взял?
Самми перевел взгляд на собеседника и несколько секунд непонимающе взирал. Потом его лицо просветлело.
- Ах да, его упростили. Тогда вот так.
- Лягушка на дереве... Осень? Долгая осень?
Самми кивнул.
- Ну и что ты этим хочешь сказать?
- Это все мои имена.
- И не жирно тебе столько?!
Флейтист усмехнулся и встал.
- Я, знаешь ли, умер осенью, так что она, в какой-то мере, является моим временем. И я говорю тебе – эта осень сотворит странные вещи.
- Твои игры когда-нибудь сведут тебя с ума, - высказался Ханзо вслед уходящему флейтисту. Тот не ответил.

--------
*Гагаку - древняя японская придворная музыка

Шиобара, двор дома управляющего, сборы на охоту.

Онодэра Тодзаэмон пребывал в замешательстве и растерянности, и посоветоваться было не с кем, даже если бы он собирался так поступить. Он давно, с самого своего генпуку* служил при доме Акаихигэ-сама и не знал другого господина. Решения и поступки даймё не всегда нравились самураю, но Онодэра редко высказывался против них, предпочитая скрывать мнение за неодобрительным молчанием. В молодости он не считал свою персону настолько важной, чтобы открывать рот в присутствии старших, а повзрослев, пришел к выводу, что словами мало что изменишь. Онодэра не был трусом, никто не посмел бы сказать о нем так ни в лицо, ни за спиной; он отличился во многих походах и, если сейчас, приближаясь к закату дней, и сожалел о чем-то, так это о том, что все больше времени проводил при дворе сиятельного даймё и все меньше в седле. А неприятнее всего было сознавать, что предназначен не для сражений, а для спокойных бесед, чтения, воспитания молодежи и погашения ссор и конфликтов.
Чтобы избавить людей от неприятного осадка после выходки несдержанного в словах и поступках младшего Хикари, Онодэра устроил возле конюшен настоящее представление и удивился, когда юный Нобору подыграл ему. Мальчишка отлично умел держаться в седле и вовсе не боялся лошадей, как решил показать. Самураи от души хохотали, глядя, как он выглядывает из-за спины (м-мм... почти спины) Онодэры и заявляет, что ни за что в жизни не сядет верхом, потому что злое животное замыслило недоброе, что оно - сагари** и обязательно его сожрет. Только управляющему Шиобары было не до веселья, впрочем, с ним старались не заговаривать и вообще сторонились. Притворившись, будто потерял остатки терпения, со словами, что данный призрак водится только на острове Кюсю, а никак не здесь, Тодзаэмон без почтения, но и без грубости поднял легкого, будто котенок, мальчишку и усадил в седло. Против всех ожиданий Нобору не завопил и не попытался свалиться на землю, а перехватил поводья и, насупившись, сердито и нетерпеливо потребовал, чтобы ему укоротили стремена, так как у него ноги пока еще не достают. В седле мальчишка держался не по-военному, но уверенно.
Пока все разбирали оружие и лошадей, Онодэра улучил момент и попросил у господина Акаихигэ разрешения охранять юного Нобору вместо того, чтобы как обычно сопровождать самого господина. Пока Акаихигэ-сама неторопливо обдумывал просьбу, веселый и быстрый на язык Кадзума из его свиты тут же пошутил, что юному наследнику вовсе не требуется сукэдачи***, что юный наследник с кем угодно справится самостоятельно.
Разрешение было получено, и теперь Онодэра Тодзаэион ехал, держась на полкорпуса лошади позади Нобору, и терзался тревожными мыслями. Он не был близко знаком с четырнадцатым сегуном из клана Ашикага, но не питал никаких иллюзий на его счет. Нерешительный рохля, ничем не лучше своего старшего кузена; у того хотя бы было оправдание – отец, видя неизбежную гибель клана, отрекся в пользу старшего сына, когда Ёшитэру было всего одиннадцать лет. Тодзаэмон задумчиво посмотрел на мальчишку, тот извертелся в седле, высматривая добычу. Нобору того же возраста, может, годом младше, неужели ему суждено повторить судьбу своих предшественников? Оба, и Ёшитэру, и его младший брат Ёшиаки, были игрушками в руках заговорщиков, но если этот мальчишка – действительно сын последнего из Ашикага, значит, несмотря на слабость и бесхарактерность Ёшиаки сумел перехитрить своих главных врагов. И ушедший из этого мира Нобунага****, и его соратники Тоётоми и Токугава, что сейчас делят власть, едва ли предвидели подобный виток событий.
И тем не менее, Онодэра Тодзаэмон пребывал в растерянности и замешательстве. Как так случилось, что в угасающем клане у глуповатого и нерешительного человека (что бы сказал первый сегун Ашикага, узнай он в кошмарном сне о печальном финале своего рода? У Онодэры был на это ответ*****) родился наследник, который непокорным норовом и упрямством скорее напоминает первого сегуна – Такауджи, - чем собственного отца?

---
*генпуку – церемония «вхождения во взрослую жизнь»; мальчиков в возрасте от 12 до 16 лет приводили в храм божества, покровительствовавшего им, где им давалась их первая взрослая одежда, детская прическа менялась на взрослую, вручалось оружие и давалось взрослое имя.
**сагари – призрак в виде лошадиной головы, свисающей с веток дерева. Происхождение сагари и причины его поведения абсолютно неясны, но те, кто слышат его жуткое ржание и видят призрак, часто заболевают.
***сукэдачи – дословно «вспомогательный меч».
****Ода Нобунага – в 1567 году выгнал сегуна Ашикагу Ёшиаки из Киото, чем положил конец его правлению, с тех пор до 1603 года страна жила фактически без сегуна.
*****Ашикага Такауджи, первый сегун из этого клана, отравил своего старшего брата и соратника, когда нерешительность родственника стала ему серьезно мешать.

Бамбуковая роща возле Шиобары, святилище Ину

Он хотел проснуться – и не мог. Мешал тяжелый удушливый запах; сквозь сон белый тигр слышал далекий топот копыт и веселые крики, он знал их значение, но – не мог открыть слипающиеся глаза. Как будто задремал возле горячих источников в низине, где скапливаются ядовитые испарения. Однажды он видел странную долину, узкую полоску каменистой земли в горах, там из каждой трещины поднимался вонючий желтоватый пар и пахло смертью. Еще там было много костей – старых, хрупких, выбеленных солнцем, и еще свежих, с которых дожди не успели облизать плоть. Дожди – а не стервятники, падкие на мертвечину, этих там не было видно, не спешили они на угощение. Только камни, кости, несколько полуразложившихся трупов и запах. И белый тигр, хранитель мертвых, поторопился убраться оттуда, как будто воздух с ароматом давно сгнивших персиков, мог и его приковать к горячим камням и клубам ядовитого подземного пара.
Сейчас пахло иначе. Похоже, но если в воздухе из долины не было ничего противоестественного, то бамбуковая роща источала ненависть и злобу ко всему живому.
Тигр поднялся, пошатываясь, на подгибающихся лапах заскользил среди зеленоватых стволов; белая с пепельными полосами шкура сливалась со светом и тенью.

Чайный домик в Шиобаре
Девушка лежала на кровати, так и не приходя в себя. Хаку стоял рядом, успев уже сменить лохмотья, в которых приплыл с запада на чуть более привычные желтые одежды. Четки тоже были заменены недавно найденными колокольчиками.
Говорящий с Духами читал заговоры, время от времени протягивая ладонь в сторону одного из предварительно разложенных свитков с заклинаниями. Луч света шел из ладони к свитку, а потом от свитка к телу девушки, уже поменяв цвет.
Ритуал подходил к концу, но лицо Кицуне не менялось. Шаман разочарованно опустил голову, и сел рядом с девушкой.
«Экзорцизм. Вроде бы на западе это называется именно так. Почему их способы изгнания духов столь действенны?» - шаман был близок к панике. Но нужно было что-то делать, иначе последствия проявления любопытства лисички окажутся слишком тяжелыми. Хаку подошел к окну и, открыв его, произнес лишь одно слово:
-Цуру-сан.
Через окно в комнату влетел журавль, который, оказавшись на полу, тут же превратился в пожилого монаха-ямабуси.
-Тебе понадобилась моя помощь, Хикари-кун? – произнес он.
-Да, Цуру-сан, помоги мне спасти ее, - Говорящий с Духами кивнул в сторону Кицуне, лежащей на кровати.
Ямабуси подошел к девушке и провел ладонью нал ее лицом. Неодобрительно хмыкнув, он повернулся к шаману.
-Помнишь, как пять лет назад я посоветовал тебе заключить с ней договор, чтобы спасти ее?
Хаку лишь кивнул.
-Теперь тебе придется расторгнуть этот договор. Ведь пыльца была собрана тобой? Значит, ты и являешься причиной ее нынешнего состояния, - когда Цуру произнес это, Хаку лишь сокрушенно опустил голову, - Поэтому действие пыльцы усилено. Она не может отвергнуть то, что дал ей хозяин.
«Значит, это полностью моя вина? Прости, Кицуне-чан», - Говорящий с Духами подошел к девушке, так и не подняв головы.
Слова пришли не сразу, но и тогда Хаку долго не решался произнести их. Немного переведя дух, он заговорил:
-Кицуне, я, давший тебе имя, расторгаю наш договор. Отныне и навеки. Ты вольна выбрать себе новое имя, - проговорил он ритуальную фразу, найдя в себе силы ни разу не запнуться.
-Хорошо, Хикари-кун, а теперь повторим твой ритуал. Я помогу тебе.
На этот раз Цуру начал читать заговоры, а Говорящий с Духами приготовил свиток с усиливающим заклинанием. Когда же ритуал был окончен, лисица-дух открыла глаза.
-Хаку-чан? – очень тихо проговорила она, - что со мной произошло? И почему я больше не чувствую связи с тобой?
-Все хорошо, - ответил шаман, - теперь все хорошо.
Девушка смотрела на Говорящего с Духами, не понимая, что случилось, но было видно, что ново обретенная свобода совершенно не обрадовала ее.
-Похоже, моя помощь больше не требуется, - произнес Цуру.
В следующее мгновение монах-ямабуси исчез, и журавль вылетел из окна чайного домика.
***
-Ты уже придумала себе новое имя? - спросил Хаку, сидя на кровати рядом с девушкой.
-Я не задумывалась. Пусть будет… Момоко, - произнесла лисица-дух, и добавила, посмотрев в глаза шамана, - Хаку-чан, но ведь то, что нас больше не связывает договор, не значит, что мы должны пойти каждый своей дорогой, верно?
-Конечно нет, - улыбнулся Говорящий с Духами и взял девушку за руку, -мы будем вместе. Отныне и навеки.

Отец Иоанн сидел под деревом и смотрел в сторону Шиобара. Вид на поселение ему очень нравился. В голове священнослужителя даже появились некоторые мысли о том, что бы в этом месте поставить небольшую часовенку святого Франциска. А где-нибудь в центре города или деревни, он до сих пор не мог понять статус Шиобара, можно поставить храм Святой Девы Марии. О том, что ему не то, что бы не разрешат, а даже могут и убить за подобные мысли он в данный момент не думал.
Хирохата на рассвете ушел в город и пока не возвращался, но просьбу его отец Иоанн все-таки решил выполнить и не появляться лишний раз на дороге и не мозолить глаза путникам. Взглянув на небо, он прикинул, что сейчас, наверное, уже и полдень, а значит время молитвы. Встав на колени, он повесил свой нательный крестик на ветку кустарника и принялся читать молитву.
- Pater noster, qui es in caelis,
sanctificetur nomen tuum.
Adveniat regnum tuum.
Fiat voluntas tua, sicut in caelo
et in terra…
Закончив молиться, он встал на ноги и отряхнул грязь со своей коричневой шерстяной туники. Снял крестик с куста и повесил его обратно на шею.
«Куда же пропал этот варвар?» - в желудке у священника заурчало. – «Пора бы ему уже и вернуться.»
Хирохата сказал, что возможно в это время года в Шиобара останавливается его друг и, что он попробует переговорить с ним о ночлеге, что было бы не плохо, учитывая, что от сна на земле у францисканца начал развиваться ревматизм

Он продолжал смотреть на водную гладь, в сгустившихся сумерках на поверхности воды стали появляться диковинные огоньки. А может это просто так мерещилось Ки от выпитого сакэ.
- Мы долго искали тебя, предатель, - раздался голос сзади.
Монах обернулся, на верху стояли двое в серых одеяниях и с лицами скрытыми белыми платками. Только глаза были видны через узкие щели в материи. Оба воина были вооружены короткими чуть скривленными мечами с очень длинными рукоятями.
- Ваш поиск пуст, ибо вы ищите ради мести, а в мести нет созидающего начала, - спокойно ответил Кин Ки и обернулся обратно к речному руслу.
- Тебе не посеять в нас словами сомнения, пес Нобунаги! – выкрикнул правый.
- Мы пришли за твоей жизнью, - сухо добавил второй.
Под первым светом луны блеснули лезвия мечей, два воина бросились вниз к застывшей у воды фигуре монаха. Кин Ки даже не обернулся…

Звезды на небе кажутся такими загадочными и красивыми, но когда смотришь на них из-под воды, они становятся еще таинственнее и удаленнее. Вода искажает их, создает странную непередаваемую игру, которую, увы, уже не может разглядеть мертвый глаз. Двум сохэям, лежащим на две реки у деревни Шиобара, было сейчас действительно все равно, на сколько красивые звезды пылают над ними. Они уже были на пути к перерождению, не смотря на все утверждения варварских монахов и священников.

Возле оврага, на дне которого весело булькал ручей, дальше превращавшийся в небольшую, но быструю речку, всадники разделились. Кто-то, кого не слишком занимала скачка по горным склонам, остался с даймё под предлогом, что нельзя оставлять столь высокого гостя в одиночестве. Кто-то поехал вместе с Нобору и Онодэрой, соблазнившись азартом охоты и возможностью добыть тигра.
От уже прохладного осеннего ветра и быстрой езды Нобору раскраснелся и повеселел, словно напрочь забыл обо всех неприятностях. Онодэра Тодзаэмон, который не отставал от него ни на шаг, даже начал озабоченно поглядывать на мальчишку.
Проехали мимо водопада, оглохнув немного на какое-то время, освежившись в кипении мелких брызг. Нобору облизал губы.
- Он большой, этот тигр? – прокричал мальчишка, оборачиваясь к спутнику.
Тодзаэмон пожал плечами.
- Должно быть, крупный, иначе крестьяне не стали бы поднимать шум, - ответил он, стараясь быть услышанным за ревом воды. – Вниз спускаются либо молодые, но сильные звери, либо старые и очень хитрые.
Нобору расхохотался. Ему было жарко, завернутое в лист бумаги перо, которое он нашел, проснувшись сегодня утром, в складках одежды, лежало за пазухой и грело, как будто он затолкал под одежду неостывшие угли.
В бамбуковой роще им пришлось придержать коней. Охотники вспугнули семейство диких свиней, и те с громким негодующим визгом убежали прятаться в чащу.
- Если не найдем тигра, можно будет выследить кабанов, - посоветовал Тодзаэмон.
Нобору только кивнул; удивленно приоткрыв рот, мальчишка оглядывался по сторонам и наверное, поэтому первым увидел между тонких стволов движение белого призрака.
- Вон он!

Отец Андрео подумал, что разговор разговором, а долг ведет его назад – таки убедиться, об Олури шла речь или же нет. Вежливо извинившись перед самураем, миссионер двинулся к лестнице, возвращаясь в комнату, которую только что покинул. Чуть придерживаясь рукой за темного дерева отполированные перила, он легким, пружинистым шагом поднялся наверх. Несмотря на то, что молодость уже прошла, стариком португальца тоже было не назвать, а по телосложению он напоминал скорее моряка, каким был в юности, чем священника.
Вернувшись туда, где они с Олури и Хидэтадой провели ночь, озабоченный иезуит осмотрелся. Самурай все так же храпел, никакой шум не смог ему помешать, а девочки было не видно и не слышно. Просто так вламываться за ширму было просто неприлично.
- Олури-химэ! – окликнул Андрео свою юную спутницу.

(и Higf тоже)

За ширмой раздалась какая-то возня, шелест ткани, то ли вздох, то ли всхлип и только потом голос:
- Я здесь.
В следующий момент одна секция ширмы отодвинулась, и из-за нее вышла Олури. Перед отцом Андрео предстали раскрасневшееся лицо и по-детски надутые губы. Девочка утопала в ворохе ткани, часть которой была завернута вокруг нее поверх белого джубана, а часть тянулась следом по полу.
- Как ты себя чувствуешь? - мягко спросил священиик, и, спохватившись, добавил, - Оhayo gozaimasu!
Девочка подняла взгляд обиженных на все человечество глаз. Все же решила, что со священником надо быть вежливой, как учили. Даже вежливее, чем с большинством окружающих.
- Ohayo gozarimasu, - проговорила Олури, подсюсюкнув в конце. - Со мной все хорошо, только пить хочется. И еще... - она нетерпеливо с ноткой злобы подергала окружающий ее ворох ткани, - я не могу одеться сама. Тут слишком много всего, и оно все время убегает.
Словно в подтверждение ее слов конец длинного куска ткани, змеей уползавшего за ширму, выскользнул из руки и с шорохом опустился на пол. Олури присела, подбирая его, в результате на полу оказался другой кусок ткани – пошире и покороче.
- Вот видите! – пожаловалась несчастная.

(+ Bishop)

Тигр призраком метнулся в густые заросли, Нобору в азарте пустил коня следом; хорошо, что умное животное не послушалось, поэтому ни конь, ни всадник не увязли в чаще, рискуя переломать себе кости.
- В обход! - закричали сзади. - Окружайте его!
Несколько всадников с гиканьем поскакали вокруг рощи, стараясь отсечь добыче путь к отступлению. Один сунулся в опасную близость - и поплатился за безрассудство. Бамбуковую рощу огласил громогласный тигриный рык. Взмах тяжелой лапы - и лошадь под неосторожным охотником валится на землю, из разодраной глотки хлещет кровь, а тигр вновь растворяется среди бледно-зеленых стволов.
Онодэра Тодзаэмон догнал своего подопечного, перехватил красные с кистями шелковые поводья.
- Не надо торопиться, Нобору-доно. Умный зверь, он не пойдет на открытое пространство, а в чаще нам с ним не справиться.
Наследник досадливо прикусил губу, а самурай опять подумал, что мальчишка больше напоминает не отца, а далекого пра-прадеда.
- В этой роще находится святилище покровителей Шиобары, - угадав мысли Нобору, поспешно произнес Тодзаэмон. - Не думаю, что стоит ее поджигать.
Юный Ашикага только насупился. Впрочем, если бы он и произнес хоть слово, его не услышали бы; от тигриного рева задрожала земля под ногами коней. Потом звонко защелкали стрелы, полые бамбуковые стволы отозвали барабанной дробью и треском.
- Мы тратим время на разговоры! - Нобору ударил пятками в бока своего коня, посылая его вперед и на ходу вытаскивая из-за спины стрелу и накладывая ее на тетиву.
Онодэра Тодзаэмон с горьким вздохом поспешил следом, не хотел выпускать юного господина из вида; хорошо еще, что алый шелк одежды Нобору мазком свежей крови выделялся среди блеклой зелени.
- Говорю вам! - самурай опять схватил коня мальчишки за поводья. - Это - умный зверь! Он только делает вид, что уходит, заманивает нас! Подождем его здесь, там, где он не думает нас встретить!
Он не знал, дойдут ли его слова до Нобору, но мальчишка, пусть и с обиженным видом, придержал коня, хотя стрелу с лука не убрал, так и удерживал их одной рукой.

Бамбуковая роща возле Шиобары

Одурачив погоню, белый тигр повернул назад, к святилищу Ину; пробегая мимо, не удержался, плюнул на каменные ступени... хорош покровитель! С довольной мордой зверь выскочил на окраину рощицы, где бамбук рос не так густо, - и очень удивился, когда перед самым его носом свистнула длинная, оперенная фазаньими перьями стрела. Тигр подпрыгнул вверх, щелкнул зубами – перекусил вторую стрелу. С опушки к нему, погоняя коней, мчались два охотника, мужчина и мальчик. И мальчишка уже натягивал лук второй раз.
Вспоминать о магии было некогда, белый тигр длинными прыжками устремился к речке. Со стороны могло показаться, будто он летит, не касается земли подушечками лап. Стрела догнала его у самой воды, вошла в плечо, принеся удивление и неожиданную боль. Огромный зверь развернулся, оскалился, он выжидал. Удобный момент всегда подворачивается, нужно только его опознать. И дождаться.
Мужчина прицелился, белый тигр метнулся в сторону и громогласно обругал лошадей. Мальчишка – весь дрожит от нетерпения, молодой дурак, никакого ума, одно сплошное желание – не справился с всхрапнувшим, поднявшимся на дыбы конем, соскользнул с седла в траву; сорвавшаяся с тетивы стрела ушла в небо. Тигр кубарем скатился в воду, позволил течению унести себя, изредка помогая лапами. В нескольких метрах ближе к роще он выбрался на противоположный берег, вскарабкался по крутому склону. Больше он не оглядывался.

Онодэра Тодзаэмон спешился и поспешил к мальчишке, самурай опасался, что конь, сбросивший его, опрокинется сам и придавит Нобору. Но ничего подобного не случилось, а когда юный господин открыл глаза, во взгляде не читалось страха, только обида и недоумение.
- Тигр убит? Я попал в него?
- Мой господин не промахнулся, - не стал скрывать Онодэра; да и что тут скрывать, следы крови на одном берегу и следы когтей на другом свидетельствовали о происшествии. - Но тигру удалось убежать.
Его удивила смесь облегчения и жалости, которая отразилась на лице Нобору. Онодэра Тодзаэмон решил, что мальчик жалеет, что добыча ушла живой, и радуется, что все-таки сумел ранить его. Но чем больше он размышлял об этом, тем сильнее ему казалось, что он ошибается. И что все совсем наоборот.

(С Даларой)
Физически девочка выглядела вполне здоровой, однако вела себя странно. Похоже было, что во время сна что-то действительно случилось, а возможно, просто сказались переживания и последствия переутомления.
- Но зачем же столько одежды и где ты взяла все эти тряпки? – все так же мягко спросил насторожившийся иезуит. – Тебе вполне хватило бы твоего кимоно.
Олури посмотрела на португальца округлившимися глазами.
- Эту одежду мне дали в чайном доме в той... - она несколько секунд жевала губами, пытаясь обойти стороной неприятное слово, потом все же собралась с духом: - сгоревшей деревне. Девушке положено носить такую одежду. И в деревне так говорили, просто я... - Олури немного засмущалась, но подумала, что если уж говорить, то все и начистоту, - просто мне всегда больше нравилось ходить по-детски в юкате. Да и в лесу так удобнее.
Девочка ухитрилась подхватить весь ворох ткани и с настойчивой жалобой уперлась взглядом в отца Андрео.
- И это надо носить все сразу, одновременно? – усомнился священник, не посвященный в тонкости японской женской моды.
- Конечно!
Олури взялась прикладывать к себе тряпки, показывая, как что должно быть. Некоторые вновь выскользнули из пальцев.
- А потом вот это, - она гордо показала длиннющий кусок ткани, который до сих пор расстилался по полу из-за ширмы, - обматывается вокруг и завязывается бантом. Но мне самой никак, а служанок совсем нет.
Отец Андрео совсем смутился.
- Боюсь, что тут мне разобраться посложнее, чем сориентироваться по звездам. Не проще ли позвать кого-то из женщин?

(с Хигфом)

- Можно позвать Амэ-сан, - оживилась девочка. - Она красивая. Наверняка сумеет сделать и меня красивой.
- Пожалуй, я так и сделаю.
Это определенно была хорошая мысль - небось женщина лучше разберется с этими штучками. Надеясь, что кавардак разбудил соседей и он не прервет их сна, священник вышел в коридор и постучался в ту дверь, куда они вчера зашли по ошибке.
За перегородкой послышалась едва слышная возня, потом короткое хлопанье крыльев и голос попугая:
- Никого нет дома-а!
Андрео подождал еще минуту, но больше никто не отозвался. Почему-то слова попугая стали для него аргументом к тому, что именно так дело и обстоит - он уже имел случай убедиться, как уместно птица применяет заученные обороты.
- Жаль… - пробормотал иезуит и огляделся в поисках хозяина кого-то из служанок или Амэ. Никого не обнаружив, португалец пришел к разумному выводу - спуститься вновь на первый этаж, расспросить об Амэ или позвать кого-то из служанок. Надо же разобраться в причудах Олури! Он вернулся в комнату и сказал девочке:
- Ее нет у себя. Я попробую спуститься на первый этаж и позвать кого-то из женщин, если не найду Амэ-сан.
- Ун, - кивнула Олури и села на пол аккурат посреди груды тряпок, готовая ждать хоть вечно, но не дольше, чем до обеда.
Отец Андрео вновь спустился вниз, уверившись, что девочка в полном порядке и недоуменно спрашивая себя, почему он бегает туда-сюда из-за таких пустяков.

- Господин, они нашли тело! – запыхавшийся слуга вбежал в дом и застал пьющего чай начальника стражи Шиобара. – Это он!

- Господин, к вам пришли, - все тот же слуга, все так же перед ним чайник с горячей водой и он, сидящий на татами и пьющий чай из глиняной чашки, изготовленной местным умельцем.
- Кто это? – спокойно спросил Гембэй, делая маленький глоток душистого чая.
- Монах…ямабуси. Говорит, что вы, господин, его знаете, - слуга произносил слова не поднимая глаз от татами.
- Да? – легкое удивление проскользнуло в его речи. – Пусти его.

- Гембэй-сан, рад вас снова видеть, - произнес Хирохата, глядя на мужчину, который все так же спокойно пил чай.
- Я знал, что ты придешь, монах. Рано или поздно, но придешь.

- Отец Иоанн, - Хирохата растолкал мирно спящего под деревом монаха.
- А…что? А, это вы, уважаемый Харохата-сан. Я пока вас ждал немного вздремнул. Разморило старика что-то, - священник виновато улыбнулся и кряхтя встал на ноги. – Вы нашли своего знакомого?
- Да, - на лице ямабуси появилась улыбка, но, что она означала, отец Иоанн понять не мог. – Стража вас пропустит, но будь внимательней. Ни каких лишних слови действий, иначе…
Он не успел договорить, как отец Иоанн перебил его:
- Да, конечно, Хирохата-сан. Вы не будете…краснеть за меня. Это я вам…обещаю, - он был настолько счастлив, что иногда запинался в словах.
- Этого я и боюсь, - тихо, так что бы не услышал монах, прошептал Хирохата.

Шиобара

После отъезда гостей на охоту дом управляющего Хикари гудел потревоженным осиным гнездом, домочадцы обсуждали недавнее неприятное происшествие и сокрушались по поводу грядущих, теперь уже неотвратимых перемен. В том, что теперь здесь - в доме и всей деревне - все поменяется. Кто-то сказал, что нужно собирать вещи; обсудили мнение, что им еще повезло, случись все перед лицом сиятельного даймё, и у них не осталось бы времени на сборы, а земли и имущество Хикари уже к полудню были бы конфискованы, а все они кто превратился бы в ронина, кто искал бы нового хозяина.
Иэмон послушал немного, потом ему надоело, и прежде чем к нему обратились с вопросом, он ушел. Будь поблизости Самми или Ханзо, не пришлось бы обращаться за помощью к слугам. Но спутников где-то носило до сих пор.
Небольшой ухоженный сад с другой стороны дома жил собственной незатейливой жизнью. В маленьком пруду лениво плескались карпы, в ветвях пиний шуршал ветер, а на крыше дрались неугомонные воробьи. Иэмон устроился в тени камфарного дерева, попросил слугу принести из его комнаты биву и оставить его в покое.
Похоже, женская часть дома Хикари пустовала и очень давно, там никто не смеялся, не плакал, не шуршал одеждами, не играл на сямисене. Никто даже не отодвинул створку окна, чтобы удовлетворить любопытство и узнать, кто это сидит в саду.
Или – кто это лезет через забор в сад?
Иэмон повернул голову на звук.

Хидэтада долго падал, вокруг кружили звезды, что-то темное звонко лопалось под ногами. Наконец, с металлическим хлопком лязгнула очередная темная пелена, и блеснул свет…
Такеда стоял на холмистой, поросшей желтой истоптанной травой, равнине. Неподалеку какая-то речушка уныло катила с холмов к недалекому морю желтые волны, отчаянно разя гнилью от подернутой ряской, желтой воды. Вдалеке, у отрогов невысоких, поросших редким лесом, гор, возвышался странный, каменный замок с плоскокрышими башнями, от которого доносился ритмичный грохот. Самурай оглянулся к замку, и увидел, что оттуда, от открытых ворот, с пологих склонов гор наступает неизвестное войско. Мерно шагает, одетая в сверкающие доспехи и упирающаяся в небо ровным частоколом копий, тяжелая пехота. Впереди нее и на флангах – пружинистым шагом бегут легковооруженные пехотинцы: лучники, метатели дротиков и бойцы с легкими щитами и какими-то длинными полосами кожи в руках. А там где поровнее – выстраиваются выезжающие из ворот, запряженные парой коней, грохочущие, двухколесные, окованные бронзой повозки, с острыми косами на осях. Неведомое войско располагалось по склонам пологих холмов и останавливалось, стоя в грозном ожидании. Если глаза не подводили самурая, все бойцы в этом войске были не японцами, не жителями Коре, или Китая, скорее уж они походили на родичей отца Андрео, хотя были несколько смуглее, и на лицах многих из них росли целые заросли рыжих, или черных волос. Отчаянно захотелось себя ущипнуть, что десятник и попытался проделать, потянувшись рукой к боку, но пальцы лишь лязгнули по металлу странного медного доспеха, покрывавшего торс самурая от шеи до пояса, ниже сменяющегося какой-то многослойной повязкой из кожи и меди. Хидэтада удивленно поднял брови и, наконец, оглядел себя с головы до ног – короткий прямой меч на странном поясе, чеканные медные поножи, защищающие колени и увесистые, на толстой подошве, сандалии, дополняли его одежду. Рядом, на земле, лежали странный, скрывающий все лицо, медный шлем, большой круглый щит и длинное тяжелое копье, ничуть не похожее на привычное яри. Нестерпимо захотелось протереть глаза, но низкий трубный звук за спиной заставил Такеду обернуться. От видневшегося неподалеку морского берега, от стоящих у него крутобоких кораблей с алыми корпусами, наступало другое войско – множество смуглых гладколицых воинов, почти без доспехов, но с странными прическами, сжимавших в руках ростовые, закругленные сверху щиты, длинные копья, топорики и булавы странной формы. Десятки легких двуконных двухколесных повозок с косами на осях. Стоящие возле возниц на них лучники, натягивали тетивы длинных луков сложной формы. Сотни пеших лучников – смуглокожих воинов, одетых лишь в сандалии и набедренные повязки, так не похожие на фундоси, спокойно ставших на колено и неторопливо достающие из колчанов длинные черные стрелы. Доставших стрелы, натянувших и спустивших тетивы больших луков, отправив в сторону Хидэтады ливень из смерти, летящей на пестрых перьях. Черные стрелы ударили в землю, рядом кто-то закричал от боли и десятник, оглянувшись увидел еще одно войско, зажатое между двум предыдущими как раковина моллюска между клещами краба, готового полакомится ее содержимым. Это войско было многочисленно, но явно меньше числом, чем два окруживших его. На флангах вертелись чернобородые, одетые в лохматые плащи, носастые всадники на невысоких гривастых лошадках, сжимавшие в руках короткие копья, кривые серповидные мечи и луки. Ближе всего к врагам двумя редкими цепочками растянулись одетые в короткие странные кимоно и сандалии, светловолосые лучники, спешно готовящиеся к бою. За ними, плотными, ощетиненными копьями и прикрытыми щитами, шеренгами, спина к спине теснились одетые так же как сейчас Такеда, воины. Не просто теснились – пятились, все больше сбиваясь в толпу, лишь бы подальше от визжащей и шелестящей в полете крашеными перьями, остроклювой смерти, от этого собирающей среди них свою жатву все обильнее..
Самурай, ветеран трех битв и множества мелких стычек, презрительно ухмыльнулся – сразу видно, варвары. Кто же сжимает строй под стрелами, кто жмется друг к другу как младенцы к подолу матери? Вы еще побегите с воплями, что бы лучникам врага было сподручнее всаживать в ваши спины свои черные стрелы, что бы всадникам и погонщикам на повозках было удобнее подрезать ваши ноги косами, давить вас?! Ведь только дрогните, только еще несколько шагов назад и все – конец!
Такеда слышал охриплые голоса сновавших вдоль строя военачальников, пытавшихся придать строю хоть какую-то четкость разваливающемуся строю. Он не понимал языка, но сочувствовал им, зная, что если не подавить колебание воинов сейчас – никого из них ничто уже не спасет. Кто-то в высоком, украшенном конским хвостом, шлеме, взмахнул копьем над головой закричал что-то и запел на непонятном языке.
„Embaterio! Embaterio!” – Пронеслось по рядам. Один за другим, бойцы подхватывали мерный, глубокий напев, который разносился все шире и громче, вздымаясь подобно волне и заглушая злобный шелест оперений. Заглушая страх, вселяя в сердца храбрость, надежду на Победу, на жизнь. И вот ударили в пыль тяжелые сандалии, теснее сплотились щиты, качнули жалами длинные копья и ряды пришли в движение – набирая ход, дела шире шаг, блещущие медью бойцы двинулись вперед, навстречу свистящей смерти, пока другой ряд прикрывал их сзади, уберегая от атаки с холмов. Песня гремела, все сильнее и сильнее, грохот подошв в землю усиливал ее. Вот пехотинцы еще ускорили шаги, вот, не сминая строя, перешли на мерный бег, вот сорвались с места носатые конники в мохнатых плащах, потрясающие серповидными мечами и их дикий горловой рев заглушил все вокруг:
- HUR-R-R-R-R! HUR-R-R-R-R! HR-R-R-R-R-R!!!
Хидэтада открыл глаза от громового, раскатистого звука, еще более громкого в маленькой комнатке гостиницы. Он с крайним удивлением обнаружил что рот его открыт, а неподалеку, зажимая пальцами уши, сидит одетая в ворох разнообразной материи Олури…

Окраина бамбуковой рощи вблизи Шиобары, берег реки

- Как проходит охота, уважаемые? - раздался голос дайме.
Свита толпилась рядом с конём сиятельного, слугам было явно не по себе, охрана всё также молчала и ничем не выдавала себя, а сам дайме был даже весел, на его лице сияла улыбка.
Телохранитель склонился в поклоне, а все еще обиженный на сбежавшую добычу (или на судьбу) Нобору поднялся и потер ладонью пострадавший зад.
- Он ушел, - сообщил мальчишка, глядя в ту сторону, в которой скрылся тигр.
- Юный господин не промахнулся, - повторил Онодэра Тодзаэмон. - Его стрела нашла цель. Но, кажется, ранен и кто-то из свиты.
- Отлично, Нобору! - дайме обмахивался веером - Однако я притомился, я вижу вон там подходящее место для лагеря.
Дайме указал веером в сторону бамбуковой рощи.
Мальчишка перевел взгляд на рощу, поежился.
- А разве здесь не лучше? - спросил он.
Идти в чащу ему почему-то не хотелось.
- Я хочу чаю, а на горке очаг не сложить, и потом, смотри, какой чудесный вид открывается оттуда! - Дайме тронул бока коня пятками, и процессия медленно двинулась вперед. Дойдя до ровной поверхности, стража мгновенно рассредоточилась и встала в круг, готовясь мгновенно в случае опасности обнажить клинки, а служки тем временем начали раскладывать очаг и готовить место отдыха.
- Хорошо, здесь, не правда ли? - князь слез с лошади, чуть потрепал ей гриву и теперь обозревал окрестности.
Нобору нехотя согласился, что да, здесь очень неплохо, и опять посмотрел на рощу, откуда тянуло прохладой. Мальчишка удивился, ведь прохладно должно быть у воды, а вовсе не на удалении от речки.
Слуги быстро растянули красно-белую с бабочками ширму, отгораживая место отдыха. Воины спешились и сейчас привязывали коней. Вскоре вернулись охотники, они принесли раненого товарища и тушу дикой свиньи. Раз не удалось подстрелить тигра, они решили, что вспугнутая случайно свинья окажется неплохой заменой.
Дайме посмотрел на тушу и прикрыл лицо веером, несколько мгновений, и лицо его снова открыто, снова улыбка озаряет его лицо, снова веер гонял воздух доставляя прохладу сиятельнейшему князю.
Пока разделывали мясо, жарили его над огнем и расстилали шкуры, чтобы было, где спокойно усесться, Нобору сначала вертелся под ногами у прислуги (его вежливо гоняли или делали вид, что он совсем никому не мешает), а потом улегся в тени, подпер рукой голову (надоевшую шляпу он все-таки снял, и теперь пушистый хвост волос на затылке ерошил ветер) и задумчиво уставился на водопад в отдалении.
- Красиво, не правда ли? - голос дайме раздался над лежавшим юношей.


(и СонГоку)

- Да, - мальчик хмурил густые брови, отчего казался старше. – Что-то напоминает, только не могу вспомнить, что именно. Как будто приснилось...
Дайме подошёл ближе.
- Сон? А ты видишь сны, Нобору?
Складка между бровей стала глубже.
- Да. Один раз – про туман и поле битвы, только сражение уже кончилось. А еще мне кажется я видел сон про десятерых воинов, один даже мне сказал свое имя, такое смешное... пытаюсь вспомнить его и не могу. А еще один раз я видел во сне сгоревшую деревню.
Он сорвал травинку и зажал между крепких зубов.
- А я не вижу снов... уже много лет, как это не доступно мне - голос дайме чуть- чуть дрогнул, - ты не поверишь, но я помню свои сны, когда мне было столько, сколько и тебе, а сейчас... просто чернота и забытье.
Нобору перевернулся на живот, чтобы удобнее было лежать. Он пытался вообразить, каким был князь, когда ему было столько же лет, сколько сейчас ему самому; ничего не получалось, в представлении мальчишки даймё так и существовал всегда в своем нынешнем состоянии.
- Наверное, неприятно не видеть снов, - посочувствовал он.
- Это страшно - дайме на мгновение остановил веер у своего лица, ветер донёс до них запах жареного мяса - Ого! Значит чай уже точно готов! Пойдём, посмотрим, что эти бездельники сделали с мясом...
Нобору поспешно вскочил на ноги, бодрость его объяснялась еще и тем, что охотничий азарт разбудил в нем голод, только усиленный ароматами жареной свинины. Он с трудом дождался, когда все чинно рассядутся, и перед ними выставят столики с едой и напитками, после чего жадно вгрызся в немного жесткий сочный кусок. Сидящий рядом с ним Онодэра Тодзаэмон благоразумно налил в очоко родниковую воду из фляги, отодвинув подальше от своего юного подопечного глиняный кувшинчик с сакэ.

(и дон Алесандро)

(совместно с Рейтаром)

- Хидэтада-сан, вы издаете очень громкие звуки, - пожаловалась Олури, поняв, что десятник наконец проснулся и немного удивленно смотрит на нее.
- А-а-а-а... Кхем! - Такеда озадаченно повертел головой и с трудом перевел дыхание - во рту пересохло, так что ответить связно удалось далеко не сразу. - Доброе утро, Олури-химэ! Похоже я храпел, прошу у вас прощения! Надеюсь я вас не разбудил?
Такеда потянулся, громко хрустнул суставами, глубоко вдохнул и выдохнул, лишь сейчас обратив внимание на ворох ткани вокруг Олури:
- А что это так перепуталось вокруг вас, Олури-химэ?
Девочка с неприязнью посмотрела на тряпки под собой.
- Это одежда. У меня не получается самой одеться. Видите, - она извлекла из кучи многострадальный оби и показала Хидэтаде, - он все время разматывается, и вообще они не держатся.
Она пожала худенькими плечиками и вдруг кашлянула, тут же прикрыв рот ладонью.
Самурай еще раз покосился на ворох одежд и задумчиво хмыкнул. Ситуация непривычная, что и говорить - солдат почти всегда здоров, и уж по крайней мере, требует минимальной посторонней помощи чтобы одеться. Более того, ему НУЖНО приказывать, а тут что? Ведь сама девчонка одеться явно не сможет, значит требуется помощь, которую он - Такеда Хидэтада оказать увы не может. Во-первых это несколько неприлично - воин одевающий девицу на выданье. Во-вторых, сам по себе бравый десятник на практике знал лишь как СНИМАТЬ подобное одеяние, а вот как его правильно ОДЕТЬ, этого не знал и практического опыта одевания тоже не имел. Раз так, следовало сосредоточится на том, в чем кавалерист мог оказать помощь своей подопечной - на ее кашле, который сразу же очень не понравился Такеде.
Подсев поближе к Олури, самурай коротко поклонился и спросил:
- Как вы себя чувствуете, Олури-химэ? Не болит ли у вас горло? Нет ли озноба, или еще какого недомогания?
Девочка замотала головой, потом вспомнила, что брат делал то же самое, усердно отрицая правду, и порозовела. Прислушалась к себе, надув губы от усердия, и нахмурилась.
- Как будто внутри летают маленькие светлячки и жгутся, - доложила она Хидэтаде и недоуменно посмотрела на него – вдруг объяснит, в чем дело.
- А где именно летают и жгутся? - Такеда изрядно округлил глаза и жутко заволновался о том, что не может ощупать живот девчонки и проверить нет ли жара. Если эти "летающие маленькие светлячки" - то, о чем он подумал и "жгутся" в животе, то хозяину гостиницы придется рубить голову, а потом совершать сеппуку, так как подопечную похоже, отравили у него под носом.

(Далара+Reytar)
- В горле и ниже.
Олури снова кашлянула и порозовела еще больше, но уже не от смущения.
- Они щекотятся и мешают дышать. Хидэтада-сан, - на Такеду снизу вверх посмотрели два круглых темных глаза, - прогоните их, пожалуйста. Вы ведь такой сильный и умелый.
Этот взгляд кавалерист выдержал с каменным лицом. Описанные девченкой признаки не подходили ни под один известный ему яд. Даже смертоносные, миниатюрные волоски бамбука, вымоченные в трупном яде, которые синоби так успешно ухитрялись добавлять в пищу, не вызывали у пораженных подобных ощущений. Воображение воина пасовало перд тем, что могло поразить подопечную, тем более что это невозможно было рассечь верной нагинатой, как бы ни хотелось снять проблему одним ударом.
Уважительно поклонившись, Такеда произнес:
- Я не знаю как исцелять такой недуг, Олури-химэ, я всего лишь кавалерист. Но целитель или заклинатель духов, какие должны быть в этом селении, могут это знать. Я схожу и приведу к вам такого целителя.
- Хорошо. – Олури поклонилась, вспомнив уроки нянек и приемной матери. – Спасибо вам, Хидэтада-сан.
Она еще раз кашлянула и снова взглянула на десятника.
- А можно вас кое о чем попросить?
- Конечно можно, Олури-химэ! - Еще один уважительный поклон, самурай выпрямляется, как подобает верному слуге своего Господина, на которого возложена миссия по защите подопечной:
- Просите, я постараюсь выполнить вашу просьбу, Олури-химэ!
- У меня была нагината, но злая лиса ее украла. Купите мне, пожалуйста, новую и, - глаза девочки заблестели, несмотря на начинающуюся болезнь, - вы так хорошо с ней управляетесь, научите меня тоже так!
Десятник еще раз хмыкнул. Хмыкнул, задумчиво провел рукой по подбородку, вновь выпрямился и с достоинством поклонился:
- Хорошо, Олури-химэ. Я раздобуду вам нагинату и научу всему, что знаю сам.
Еще раз поклонившись, Такеда поднялся и, прихватив мечи, вышел из комнаты, размышляя где в этой забытой всеми ками деревне найти хорошего лекаря, которому было бы не страшно доверить жизнь подопечной.
Оставшись одна, девочка натянула на плечи косодэ и поплотнее завернулась в него, чтобы прогнать внезапно охвативший ее холод, но одежда не помогла. Тогда Олури принялась ворошить угли в жаровне, вдруг там остались не до конца остывшие.

Фудзихара, Долина глициний, гостиница

Больна? Как она может быть больна? Что может стрястись со здоровой крепкой девицей такого противоестественного, что вон даже у лисенка Юки глаза круглые, взгляд испуганный?
На лестнице он столкнулся с Такедой, десятник подтвердил, что мальчишка не соврал, что-то захворала их подопечная. Мицуке удивился еще больше.
Устроили короткое совещание, на котором решили отправить за лекарем Мицуке – благо, сам вызвался, - за каким-нибудь местным знахарем Хидэтаду, а... мужчины переглянулись.
- А с ней кто останется? – поинтересовался ронин, кивнул на дверь комнаты.
Оба посмотрели на священника, что сидел в общей комнате за столом и чего-то ждал.
- Ни за что, - сказал Мицуке.
Такеда решительно кивнул.
Они еще немного подумали.
- Может, так? – предложил ронин. – Сначала я схожу за лекарем и... и еще в одно место. Как вернусь, можно будет поискать знахаря. Я быстро.
Куда уж дольше, вся деревня – минут семь ходьбы вдоль, пять минут поперек. Пока Хидэтада надолго задумался над стоимостью услуг, Мицуке успел сбежать – сначала в комнату к Олури, где несчастная девчонка грела руки над жаровней. Ронин отыскал в ворохе ткани тряпку, по расцветке больше остальных похожую на хомонги*, набросил на плечи несчастной.


---
*хомонги – («одежда для визита») кимоно, кот. Носят как замужние, так и незамужние женщины, отличаются узором, что идет по плечам, рукавам и вдоль швов. Почти парадный костюм.

Дом управителя Шиобары опустел очень быстро. Многочисленная свита дайме отправилась на охоту, захватив с собой пару слуг семьи Хикари. Кого-то из слуг старик Хикари послал по различным делам, и Кантаро отправился в сад, надеясь хотя бы там найти пусть и временное, но спокойствие. Что он сделал полезного в этой жизни? Он был славным воином, но то были войны клана Санада. Он получил за свои заслуги в распоряжение деревню, но его малоизвестный род не стал значимым в этом мире. Он завел дружбу с родом Тайра, но эта дружба принесла лишь горе семье Хикари. Он вырастил двух сыновей, но и они не оправдали его надежд. Старший сын вовсе не принес семье ничего хорошего. Ужасающая внешность, а после и эта клятва никогда не брать в руки оружия. Честно говоря, управитель Шиобары был только рад, когда в пятнадцать лет он покинул деревню с тем странным заклинателем. А вот младший всегда радовал отца. Никогда не расставался с оружием, проводил много времени в тренировках. И в сопровождении молчаливых Итиро и Дзиро не раз отправлялся в леса отлавливать разбойников. Да и деревню ему оставить было не страшно, поскольку Итачи всегда рассуждал, как умелый правитель. Но в последнее время он действительно изменился. С момента его последней выходки Кантаро не раз винил себя, что не обратил внимания на поведение сына еще тогда, когда тот поспешно вскочил из-за стола, нарушив все правила приличия, которые только мог. Но теперь…. Теперь было потеряно все, к чему старый управитель шел всю свою жизнь. Но что еще хуже, была потеряна честь. А честь для самурая – главный спутник на протяжении всей его жизни. Иначе он не достоин уже называться самураем. Впрочем, у него есть шанс вернуть утраченную честь. Как только сиятельный Тайра вернется с охоты, он попросит его о нем. С этими мыслями Кантаро раздвинул створки, ведущие в сад.