Пробуждение Змея

Смерть тянула к нему свои цепкие, холодные пальцы, пыталась обхватить горло и утянуть вниз, в свое мрачное царство. В Хельхейм, где умершие позорной смертью испытывают муки до самого Рагнарока. Соленая вода накатывала волнами, обжигая кровоточащие раны, иногда его накрывало с головой и он захлебывался эгировым пойлом, но не умирал, слово кто-то хранил его... Рассудок его помутился от боли и ярости, он рвался, но не мог даже ослабить путы, сковывающие его... иногда ему являлись отец и дед, обвиняющие в том, что он не смог за них отомстить, иногда - он видел мать, ее мертвое, изрубленное тело и отсеченную голову на копье. Он должен был отомстить, но не сумел...
К исходу третьего дня тело Сельви Разрушителя выбросило на берег, разбив доску, к которой он был привязан, о камни. Он лежал, полупогруженный в прибрежные волны, жуя песок и медленно умирая, цепляясь за жизнь со всей той силой, что была отмерена ему Одином. Цеплялся с упорством обреченного, жаждущего продлить последний вздох и моля покинувших его богов, дать ему хотя бы шанс отомстить. Пусть Ньорд отвернулся от рода Неккви, а Один, как это бывает порой, даровал победу не правому, были и другие Асы, которые могли ему помочь... А, даже если они все забыли о нем, он на то и конунг, чтобы самому вершить свою судьбу! И Сельви вновь отгонял смерть прочь, продлевая агонию, охватившую его ослабшее, израненное тело.
Он должен был выжить. Выжить, чтобы отомстить - за деда, погибшего защищая родную землю, за отца, павшего жертвой предательства, за мать, зарубленную слугами Рогволда... Каждый раз, закрывая глаза, он видел ее изуродованную голову, воздетую на копье, со спутанными волосами, обрамлявшими бледное, гниющее лицо... лицо его матери! И ярость разливалась по венам берсерка вместо крови. Слишком живо ему представлялось, как рубили враги родичей его, как совершал насилие над Астрид подлый Рогволд, как надругался над ней негодяй! Над его милой, кроткой Астрид, которую он всегда считал скорее своей сестрой, чем теткой. За одно только это, должен был умереть предательский ярл самой жалкой из всех смертей, убийца его родичей поганил северные земли одним только своим существованием! Он должен был умереть... он и все его ублюдочные сыновья. Сельви помнил их - Ивар, Хрольв и Торир, трое маленьких коршунов, которым стоило обломать крылья.
Мерский Змей цеплялся ободранными пальцами за камни, сдирал кожу и полз прочь от берега, теряя сознание и вновь приходя в себя. Прочь от воды, прочь от предательской стихии бросившего их Ньорда.
Рыболовы из ближайшей деревни нашли его на второй день, когда израненный, обезумевший, находившейся при смерти конунг, отполз уже достаточно далеко от берега. Они казались ему эйнхериями, готовыми отнести его в золотой чертог Одина, но - отнесли в хижину целителя, обработавшего раны. Впервые со времени сражения морского, в спокойный сон погрузился Сельви Разрушитель, а когда проснулся, ясно видел он перед собой цель, к которой стремиться должно: его враги умрут, все до единого. Харальд, Рогволд и Грютинг, Хакон и Гутхорм, и другие многие, кто подчинялись завоевателю. Жив был еще Мера конунг верховный, и о том узнать предстояло Харальду, перед тем, как жизнь его подлая оборвется.

(Со Скальдом унд Тельтиаром)
Как и положено человеку важному, Торлейв явился в усадьбу чинно и с достоинством, велев прислуге на стол накрыть - спорить со жрецом те не стали, и без того уже разговор тяжелый у них был с гриднями ярлов харальдовых, чтобы еще служителя Асов гневить, а потому с Гутхормом он встретился, уже на лавку опустившись, да ожидая, когда горячее подадут.
- Привет тебе, Торлейв! - произнёс войдя в залу Гутхорм. - Смотрю, ты уже устроился со всем удобством.
Не по нутру ярлу оказалось самоуправство гостя, но виду он не подал
- Давно же я тебя не видел, славный ярл, - усмехнулся в ответ жрец. - С самого Лондира поди. почти год миновал!
- Это так, - ответил Гутхорм садясь, но к еде покамест не притрагиваяь. - Значит, вернулся, да?
- Слух прошел, что не все хорошо в войске Харальдовом, да без жреца, знаки разумеющего, да руны знающего, как без рук вы, - в усы усмехнулся Торлейв. - От гонцов многое слышал, но лучше ты мне сам расскажи, что да как во владениях конунга Харальда.
- Как турсовым хреном по лбу тут, вот как! - устало выдохнул Гутхорм. - мало нам АГдира захваченного, так ещё и здесь Харальд...память долгую себе оставить решил! - ярл в коротких и весьма вольных выражениях описал жрецу общую картину происходящего. - Теперь вот ещё эта шлюшка Хильд сбежала, наверняка с ублюдком под сердцем!
- Уверен ты, что сумел дитя зачать конунг? - В целом речи ярла с рассказами уже услышанными совпадали, за исключением последних слов.
- Не уверен. Надо бы у богов спросить, может о конунговой крови-то скажут, не побрезгуют
- Может быть, после у Фрейра спрошу - он о потомках своих многое знать должен, - горячее когда принесли, прервал разговор Торлейв, к трапезе приступив и дел не касался более, пока не насытился, затем же так молвил: - Ты, ярл, скажи, что делать удумал по случаю такому?
- Ну, иначе как колдовством сбежать не могла, - совершенно серьёзно ответил Гутхорм, рот ладонью утирая. - И несомненно молодцов её стороживших колдовством-то этим и прельстила к себе, рощу милованием своим осквернив. Через что и утекла...паскуда такая! - на последней фразе ярл хитро посомтрел на Торлейва, так что жрецу разом стало ясно, что он имеет ввиду
- Фрее такие подношения угодны, - столь же серьезно ответил Торлейв. - Но то, что она сбежала, кушания, богине предназначенные с собою забрав, то - все равно что воровство совершить. Асы не любят, когда им принадлежащее люди берут.
И хотел бы жрец еще что-либо в вину бежавшей девке вменить, но пока не придумал, что, однако же сильно разозлился он, о бегстве ее узнав - ведь хотел с нею сам пару ночей провести, раз уж на нее сам конунг польстился - значит не дурна собою была.
- Угодны говоришь, - задумался Гутхорм, - Ну тогда наверное народу говорить о том не стоит. ПРосто - околдовала, да яду богине назначенную умыкнула
- Угодны говоришь, - задумался Гутхорм, - Ну тогда наверное народу говорить о том не стоит. ПРосто - околдовала, да еду богине назначенную умыкнула
- Да, подлостью и коварством великим женщина, колдовскому искуству наученная, может воинов даже бывалых обмануть и в том постыдного нет для мужчины, но обида такая смыта должна быть, чтобы чести урону не было, - согласился жрец, а после добавил. - Так же меня ирландка околдовала.
Этим, словно невзначай, но дал знать Гутхорму он, что если хочет ярл его поддержки всемерной, то должен в деле давнем, столь обидном для служителя асов его сторону принять и перед конунгом заступиться после.
- Да! - горячо подтвердил Гутхорм. - Ирландцы эти, они от кельтов такому колдовству научились, что и жреца богов опутать сетями могут! Беречься их надо и бдить за собой!
- Видишь, эта же... Хильд... могла от финнов ведовства набраться, - поучительно добавил Торлейв, довольный разговором. - Это она ведь, как я слышал, через череп брата, что на воротах висел, пыталась душу его из Хель вырвать и в Харальда вселить через ритуалы свои порочные?
- О таком непотребстве я и подумать не мог! - возмутился Гутхорм. - Но теперь вижу, прав ты, мудрый жрец!
- То великое преступление, и горестно мне, что не оказался я рядом и не смог его изначально пресечь, - вздохнул притворно служитель Тора. - Благо большое, что коунунг, не смотря на чары, во Хладир отплыл своевременно.
- Не иначе как Один внука упас! Но теперь нам следует немедля оповестить мерян, что за змея в роду их конунгов засела. А Арнвинда череп похороним, как воину полагается, дабы впредь никто не пытался чародейством чёрным дух его из Валгаллы вырывать!
- Я сам обряд проведу и местных жрецов о помощи попрошу, - со всей серьезностью заверил Торлейв. - Должен воин упокоиться, как того законы требуют.
- Добро!
- Это власть Харальда укрепит еще больше, а кроме того - коли народиться ублюдок у ведьмы, Хелевым отродьем его наречем и не будет за ним никаких прав.
- Мудр ты жрец и всё пройдёт по нашему, если только никто бондам лишней обиды не учинит, - Гутхорм посмотрел на Торлейва понять ему давая, что старую историю он забыть готов и на колдовство списать, если повторений не будет, - и жёнам их тоже.
- Кто конунгу верой и правдой служит - тому конунг защита от любых посягательств.
- Вот и порешили! - кивнул ярл, довольный союзника хитрого, да изворотливого приобретением
- Сейчас я с дороги отдохну, ты прикажи покои мне подготовить, - повелел жрец. - А после делом нашим займемся.
Сказав так, вновь налил себе немного браги он, горло смачивая.

Гиллисберг. Свен vs Оттар
(Хакэ и прекрасный. Пушистый. Ваааарлок)

На следующее утро, едва лишь взошло солнце, воины Оттаровы и свеи с гаутами собрали отряд большой, да за ворота усадьбы выехали. Люд крестьянский, что о разбойниках и убийцах говорил, путь указали к деревне последней, ими посещенной, туда и направились воины, дабы обо всем распросить поселян да узнать, где прячется Асмунд Кровавый.
Свен скакал впереди своих воинов, поглядывая на Оттара время от времени недобро. Подмога подмогой, а христиан ненавидел он люто, и будь его воля, против Рваного бы сейчас своих молодцев повернул. Но раз приказом Эйрика они прибыли...
"Ох скажу я конунгу еще, что о нем думаю, ох скажу", мрачно думал он. Вслух же прознес, к ярлу обращаясь:
- И всерьез думаешь ты, Оттар, что узнаем мы что-то новое там? Откуда тамошним людям знать, где скрываются разбойники - разве только они сами им не помогают..?
- Думаю я, люди то видеть могли, - спокойно Оттар отвечал, даже головы в сторону ярла не повернув. Неприятен ему был Свен и головорезы его - знал он, что вояки эти церковь громили - и не поймешь еще, кто хуже: свеи или Асмунд. - Поспрошаем, а там может и следы есть. Полсотни воев - не былинка, затеряться не сумеет.
- Оно-то, поди, так, - молвил Черный молот, - а ведь скрывались раньше, мы-то так и не смогли их изловить, гадов этих. Ну от вас, конечно, попробуй скройся, - усмехнулся он, осматривая бравых мужей оттаровых.
было срежи них много воев, телом крепких и ликом грозных, да вооруженных знатно. Но считал Свен, что воинов Эйрика-конунга все равно те не превосходят, а во многом даже и уступают им. чтобы подчеркнуть это, взял с собой Свен чуть больше дружинников, чем у Оттара было, да вбирал специально, чтоб покрепче те были - показать хотел, кто тут сильнее, кто тут хозяин сейчас.
- А скажи мне, ярл, - вкрадчиво молвил Свен потом, - при казни ворогов этих, коли поймаем их, будешь присутствовать, или уедешь скорее, чтобы на муки братьев по вере глядя, не мучаться?
Вполголоса он это произнес, чтобы Оттар только да те, кто совсем близко был, услышать мог.
- Сдается мне, не изловите вы их живыми - в лютой сече все полягут, но оружия не опустят, - немного поразмышляв, Оттар произнес.
- Больно хорошего ты мнения о них, - проворчал Свен, - а вот наши заслуги преуменьшаешь.
Он-то как раз живыми хотел взять бандитов, чтобы на примере казни жестокой показать всем жителям Вингульмерка, до каких бед христианство проклятое глупого человека довести может чтобы другим неповадно было.
- У вас из всех заслуг, только захват усадьбы, в которой вместо воев старики и бабы находились, - сплюнул Рваный. - Тут уж и преуменьшать нечего.
- Чего-о?! - взревел Свен. - Ну-ка, а Западный Гаутланд, а Восточный? Или конунга Эйрика там не было? Или бранную славу мы ему не стяжали? Сами-то вы хороши, только похищать людей тайно можете да обманом клятвы у них выманивать! И еще бы - трупу ведь поклоняетесь, трупами сами и поляжете когда-нибудь!
Быстро заводился херсир, как сухое дерево вспыхивал, а остывал долго.
- А ты думаешь, что вечно пьянствовать со своим одноглазым божком будешь? - С легкой усмешкой Оттар спросил. Кто-то из людей его засмеялся.
- Больше того, я в том уверен, - продолжал яриться Свен. - Для истинного воина честь в том, чтобы сражаться храбро, врага не щадить и на поле битвы пасть, а не в том, чтобы когда бьют тебя, другую щеку подставлять!
Он словно невзначай руку на рукоять страшного оружия своего положил.
- Что, ярл, подставишь мне правую щеку, если ударю тебя по левой?
- Господь говорил, что есть время проявить смирение, а есть время - сражаться и побеждать, на том и я веру свою строю, - в ответ ему Оттар молвил, видя, что злит разговор этот свея.
- Ну да, в сече-то самое время о смирении рассуждать, - опять огрызнулся Свен. - Что же, строй свою веру, не удивляйся потом только, когда голова твоя от тела отделится кем-нибудь... кто свою веру строит на другом.
- Господь говорил, что есть время проявить смирение, а есть время - сражаться и побеждать, на том и я веру свою строю, - в ответ ему Оттар молвил, видя, что злит разговор этот свея.
- Ну да, в сече-то самое время о смирении рассуждать, - опять огрызнулся Свен. - Что же, строй свою веру, не удивляйся потом только, когда голова твоя от тела отделится кем-нибудь... кто свою веру строит на другом.
- Все в руках Господа, - хмыкнул на это приближенный Харека.
Спустя время некоторое до деревни они добрались, где немало народу встречать их вышло, едва только различили, что то не разбойники вернулись, а люди конунга их нового. Впереди староста шел, ворот рубахи запахнув.
- Привет тебе, муж почтенный, - свысока кивнул Черный Молот старосте. - Видишь, Харек-конунг, - тут свей поморщился, - своих воинов на помощь нам прислал, чтобы помогли те разбойников изловить. Говорить ярл хареков с вами желает.
Он кивнул на Оттара.
- Скажи, - поздоровался Рваный. - Знаешь ли ты, куда разбойники путь держали?
- А то ж не знать, - прокряхтел староста. - Вон к домине держали главной.
- Это как?
- Да так вот - по этой дороге самой, а после гаута Эйриком поставленного выволокли, да зарубили прямо на глазах у всех...
- У, шлюхины дети! - потряс молотом Свен. - Думают, небось, что так и останутся безнаказанными... ничего, недолго им осталось!
- Так то уже третья деревня, поди.
Строго зыркнул на него Молот:
- Всего-то, - фыркнул он. - Кабы вас да баб ваших убивали, ты бы небось по-другому разговаривал сейчас, а?
- А тут-то и оно, что убивают не наших, а ваших, - заметил Оттар. - Неприятно, да?
- Да уж мало приятного, конечно, - сурово на него Свен взглянул. - Только кого тут убивают, мы и без тебя знаем, осведомленный ты наш. По делу говорить пришел с ними - вот и говори по делу. Вы и ладите так хорошо... все больше у меня подозрений в том, что жители местные сами разбойникам помогают, все больше подозрений...
Конь Свена на два шага к старосте приблизился. Черный Молот нагнулся да схватил того за воротник, дернул, вопрошая:
- Ну-ка, признавайся - пособничаете врагам?! - он прищурился. - Так, а это что же такое у тебя?..
За пазухой у старосты он увидел крест нательный на веревке.
- Крещеный, значит? - недобро усмехнулся Свен. И оттолкнул старосту так, что тот едва на ногах удержался. - Да как здесь вообще можно верить словам чьим-то, кругом предатели веры истинной... всех Эйнар обратил, песий сын.
- Не Эйнар, - покачал головой Оттар, меж старостой испуганным и Свеном встревая. - Асмунд.
- Асмунд?! - поднял брови Свен удивленно. - Какого черта ему здесь нужно-то?! И.. христианин он, значит? Это Асмунд-то Кровавый?
- Эйнар его крестил перед смертью, - хмуро Оттар ответил.
- Вот оно что, - задумчиво протянул Свен. - Теперь начинает складываться все... Эйнара нету, мы его место заняли, а Асмунд, выходит, мстит теперь... Погоди-ка, - оборотился он к Оттару. - Это ты с самого начала знал?
- Мстит, - скрежетнул зубами Рваный. - Этот ублюдок Эйнара ненавидел, зато головы рубить - любил шибко.
- Так чего он тогда к нам-то привязался? - в очередной раз удивился ярл свейский. - Вот и рубил бы вингульмеркцам головы, а свеев-то пошто?
- Так ить, - староста снова слово взял. - Он всем выбор предложил: крест или меч. Мы вона - на крест согласились.
- Ага, - кивнул херсир. - Ясно. На крест они согласились... А где прятаться будет, он не открыл вам, нет?
- Асмунд не прячется, - Оттар головою покачал. - Он просто ищет куда еще ударить.
- Не ждать же нам, пока он это сделает! - возмутился Свен.
- А кто ждет? Я всего день здесь - уже ищу негодяя, а ты - только в усадьбе сидел.
- Много ты знаешь больно... убивать уже пора, - отвечал херсир. - Негодяя ищешь? И как, удачно поиски-то идут? Что нашел-то? Ничего не нашел?
С каждым вопросом все багровело и багровело широкое лицо Молота.
- Нашел одного тупого свейского барана пока, - сплюнул агдирец. - Может будет что на Рождество приготовить.
- Так, значит... - тихо промолвил Свен. Вплотную к Оттару приблизился молча. И, размахнувшись, неожиданно со всей силы ударил его кулаком в челюсть.
Рваный, не ожидавший подобного, свалился с коня, но вскоре поднялся, утирая разбитое лицо. На ладони его лежала пара зубов.
- Шволошь, - проскрежетал он, медленно кладя ладонь на рукоять меча.
- Может, вторую щеку подставишь? - припомнил Свен ему свою угрозу и тоже к мечу потянулся, думая, что молотом ему несподручно будет биться. Свеи и гауты все, увидев, что нешуточный оборот дело принимает, тоже к драке приготовились.
- Ешли бы не прикаж конунга, - с досадой протянул херсир, да на коня сел. - Поняфно уже, нет ждесь Ашмунда!
- Ну так и поехали отсюда, - буркнул Свен, подстегнув коня. Но не отъехав и на несколько шагов, повернулся и крикнул старосте: - А у вас теперь оброку прибавится, и у других христиан тоже! А с верных воинов Одина столько же брать буду, сколько и раньше.
Черный Молот и воины его поскакали прочь, за ними и Оттар двинулся.
Херсир эйриков так и чувствовал, как вдогонку ему невысказанные проклятия летят - и про себя усмехался.

(С Тельтиаром)
Меж тем и до жрецов Ньёрда дошли слухи эти и, обеспокоенные волнением народа, двинулись они к Гутхорму, сами от него объяснений требуя. Ярл принял мудрецов немедля, но был в горнице не один.
- Здравствуй, славный ярл, - старший средь них молвил, внутрь проходя, да собрата сразу привечая по одеже его. Странное подозрение жрецу властителя вод в душу закралось тогда.
- И тебе не хворать, жрец, - Гутхорм говорил немного глухова-то, глаза его были красны, а лицо выглядело так, словно он махал утяжелённым мечом два дня к ряду. - С чем пожаловали?
- Вот, слухи разные пронеслись по землям Мера, - седобородый заговорил. - Стало интересно нам, отчего раньше ничего не сказывал ты о чародействах, Гутхорм.
- Это случилось уже после нашего разговора, жрецы, - ответил гутхорм устало. - Хильд, которую вы защищали, оказалась ведьмой, которая чарами пыталась вселить дух Арнвинда в тело моего конунга. Так сказал мне жрец Тора, многомудрый Торлейв
Торлейв, до этого стоявший к гостям спиной обернулся, улыбнувшись и совершив полупоклон:
- Мир вам, служители великого Ньорда, - сказал он. - Тяжко видеть мне, что столь мудрые мужи не смогли различить всходы подлой ворожбы, взращенной рекомой Хильд.
- Быть того не могло, - младший жрец молвил. - На черепе конунга, что мы видали, не было печати ведовства.
- Но лишь скорби, ибо не упокоился воин, как того обычаи требовали, - старший добавил.
- Ослепила вас ведьма, - снисходительно Торлейв произнес.
- Хильд ведьмою быть не могла, я ее с детских лет знал.
- А если то и не Хильд была? Если троллиха мерзкая её обличье приняла, а саму сожрала давно?
- Тролиху мы бы признали, - Ньорда жрец такого поворота не ожидал, удивился сильно.
- Так же, как чары злокозненные? - Усмехнулся Торлейв. - Вам, почтенные, к лицу ли бороды носить, коли знаний за жизнь долгую не нажили?
- Много ты знаешь, жрец пришлый!
- Немного, но того, что Один и Тор мне открыли, достаточно было, чтобы увидать повсюду ворожбы следы в этой усадьбе.
Он задумался на несколько мгновений:
- Нет, не верю я, что могли жрецы посвященные такого не узреть, - и набросился на служителя Ньорда с тирадой гневной: - А значит сокрыть желал ты увиденное! Смерти желал конунгу Харальду от рук колдуньи подлой?!
- Тааак! - Гутхорм очень-очень медленно встал и хотя ростом великим не отличался ярл, но жрецам помстилось, что упрётся сейчас головой в потолок, да и проломит его. - Значит измена?
- Мы... ты что, мы никогда бы, - отступил младший жрец. - Ярл, этого быть не могло...
- От служения отступились, - процедил Торлейв зловеще. - Ради своей мести жалкой захотели конунга, мечом землю добывшего, ворожбою бабской погубить?!
- Слыхали, что с черепом Арнвинда случилось? - Гутхорм кивнул на несчастную кость, всё ещё стоящую под лавкой. - Так вот...с вами тоже самое сделаю, но вы будете при этом ещё живы!
- Мы того не ведали, - отстранились жрецы.
- Наша вина велика, не смогли опасности разглядеть... - второй промямлил.
- Ага, не ведали значит?! - гремел Гутхорм, да так, что бычий пузырь на окне чуть не лопался. - Колдовства разглядеть не умеете значит?!
- Сокрыла, ведьма! - Закивал младший жрец ньордов, что духом слабее был и гнева ярлова испугался. Они конечно жрецы, но коли против них обвинения такие другой жрец выставляет, да судя по одеждам - не из простых, можно и голов лишиться. - Они умеют глаза отводить, когда надобно.
- Не ведьма Хильд, гордячка конечно, каких земля северная еще не рождала со времен Брунхильды, - второй служитель молвил. - Но ведьмой она быть не могла, в том слово мое.
- Старик, годы разум твой помутили, - Торлейв сочувствующе произнес.
- Спорить не будем, - остывая, произнёс Гутхорм и вновь сел на лавку. - Нынче к Фрейру обратимся за ответом, Светлый ас лгать про дело отомка его касающееся не будет. И кинешь руны ты, мудрый Торлейв, потому как жрецы Ньёрдовы уже показали бессилие своё перед ворожбой. А может она и вам тоже глаза запорошила, а?
- Быть того не может! - С жаром оба жреца запротестовали, а младший добавил. - Я вон, сейчас тоже волшбу начинаю чувствовать. Надобно на череп Арнвинда поглядеть, для верности.
- Позже, - Торлейв сказал, из мешочка руны выкладывая на стол. - Сейчас у Ингви все выспрашаю, коли уж отец его бессилен в этом деле.
Бросил он руны, ладонью их заслонив от чужих взглядов, вздохнул тяжело, снова бросил, после же с укоризной сказал:
- И эту ведьму вы в жены Харальду прочили, как только сказать такое посмели вы!
- Всё же была ворожба?! - вкинулся ярл. - Эхх, я до последнего верить не хотел! Чтож, - его взгляд вновь перешёл на жрецов и прибавил в весе пару пудов. - Теперь надо решить, кто вы...предатели, дураки или вас тоже околдовала ведьма...и поступить соответственно! Ну. что скажете?
- Помилуй, ярл, - голову склонили жрецы. - Не губи, твоя правда, поспешили мы с просьбами нашими.
- Ну что же, - Гутхорм кажется всё же решил сменить гнев на милость. - Тогда скажи те мне, служители Богов, что же сделать надо, дабы Харальда от участи печальной оградить?
- Надо обряд провести, очистительный.
- И Арвинда погребсти, чтобы дух его мстительный покой обрел.
- Верно думаете, жрецы! По Арнвинду тризну справим завтра же, а обряд сделаете немедля.
- Так ведь для обряда конунг нужен, - удивленно старший жрец прошептал.
- Я сам к нему с тем отправлюсь, - перебил его Торлейв. - Мне все одно требуеться видеть его.
- Вот и хорошо, - кивнул ярл. - Жаль мне, что без втоего совета остаюсь, но очистить надо земли Мерские. А ещё народ предупредить надо, какая гадюка у них выросла...
- Я, вместе с братьями моими, жрецами Мерскими, слово верное распротраню, - пообещал агдирец, ньордовы же служители усиленно головами закивали.
- Так и поступим! -сказал Гутхорм, давая понять жрецам, что более их не задерживает
Те поспешили покинуть грозного ярла, довольные, что сумели головы свои сохранить. О второй свадьбе напомнить не помели даже пока.
- Упертые какие, - хмыкнул Торлейв. - Как будто им девка эта действительно дорога была.
- Один румлянин мой знакомый любил говаривать, что поли...полит...политика! Так вот. что политика - дело грязное. Так что, дорога иль не дорога, а головы всё же дороже! - жёстко усмехнулся ярл.
- Своя рубаха - она к телу ближе, а жрецы здешние - не чета нашим, слабы духом, - усмехнулся служитель Тора. - Поутру погребем Арнвинда со всеми почестями - мертвый конунг живому не помеха. А пока - найди мне служанку помоложе, пусть постель застелит.
Усмехнулся Гутхорм любвеобилию жреца, но смолчал и обещал необходимые приказания отдать.
"Найду-ка и я себе деву на ночь, - вдруг подумал он. - Дело сделано почти, можно и отдохнуть!"

Там, на неведомых дорожках...
И Тельтиар.

Четыре дня долгих отряд в пути провел, да только не стали меж свеями и христианами отношения теплее - всяк к своим поближе держался, да от союзников нежданных в стороне. Еще в нескольких деревнях побывали вои, про врага расспрашивая искомого, и чего только не наслушались: кто о зверствах говорил, кто о святотатстве великом (осквернил капище лесное Асмунд, изваяния Тора и Фрейра огню предал, доказать желая, что не защищают никого идолы деревянные), кто о том, что некоторые свеи и гауты, смерти крещение предпочли, да в асмундову рать влились. Простой же люд, крещеный, он обязал, как единоверцев, отряд его кормить и припасы в дорогу дать, чем сильно разорил бондов окрестных. Говорили и о жреце Белого Бога, с Асмундом путешествующего, будто бы годами он беден, но лют, словно волк голодный в зимнюю пору.
- То Велимир, мальчишка, - вздохнул Оттар, приметы признав. - Послушником был у отца Григория, которого ты убил! - Свену он бросил. - Видишь теперь, чем убийство то обернулось!
- Скоро за тем убийством и другие последуют, - мрачно ответил Свен. - А вижу я только то, что мальчишку зря упустил, и его убить было надобно, нельзя было никого живым упускать. Ну так в следующий раз умнее буду, значит.
"А Рваный, видать, при прошлом разговоре, недостаточно зубов потерял", заметил херсир про себя.
- Ты обещал не поднимать меча на честных христиан, - напомнил ему Оттар. Путь был еще далек, но херсира все более утомляло путешествие с таким попутчиком.
- На честных - обещал, - пожал могучими плечами Свен, - а на тех, которые сами на нас нападают, а затем в кустах скрываются... это уж дело другое.
Странным было то, что до сих пор не передрались и не перерезали друг друга отряд Эйрика-конунга под главенством Молота да оттаровы молодцы, - ведь желание такое имелось у них, его даже вырадать не надо было, стоило лишь увидеть взгляды, которыми обменивались воины иногда. Но каждый из ярлов исполнял волю своего конунга, ослушаться не смея, и Свен тихо уже начинал Эйрика ненавидеть.
К исходу пятого дня, в одной из деревень посещенных, рассказали им, что в Хейдмерк подался разбойник Асмунд, иные же говорили, что той землей он правит невозбранно и собирает там большое войско христиан, числом превышающее даже всех людей Харека. На то усмехнулся Оттар, но говорить ничего не стал - пусть-ка свеи попугаються. После же предложил и им двинуться в имения, ранее Фроди и Хегни принадлежавшие.
Отказаться, уронить себя в глазах воинов, херсир свейский, понятное дело, не мог, и продолжили они путь с ненавистными христианами вместе.
"Вот только подставь мне спину, если бой случится", думал Свен, искоса поглядывая на Оттара. "В сече-то поди разбери, откуда какая стрела прилетела, чей меч невзначай чужую голову срубил..."
В первой же деревне большое ополчение свеев и спутников их встретило - был то люд в основном работный и крестьянский, да только вооружены они добротно были, много знатного оружия со времен Хрингасакра осталось от викингов погибших. Во главе рати этой старый воин ехал на могучем коне, и с ним дружины человек двадцать отборной, остальные же пешими шли.
- Эй, кто такие? - Грозно он крикнул.
- Свен Черный Молот, Эйрика-конунга ярл говорит с тобой, - крикнул херсир, - со мной также Оттар Рваный, Хареков ярл, да отряды наши. Ищем разбойников, что на деревни в Вингульмерке нападали да людей убивали безвинно.
- Это каких-таких разбойников, - прищурился воевода, вперед выехав. - Земли Хейдмерка негодяям, деревни разоряющим, приюта не дают. Возвращайтесь, откуда пришли!
- Асмунда Кровавого, например, - отвечал Свен. - А коли приюта не даете таковым бандитам, может хоть видали их где поблизости? Мы просто так не уедем.
- Асмунда, - покраснело от гнева лицо старика. - Этого злодея и мы ищем, чтобы наказать жестоко!
- А что вам он сделал? - Оттар спросил, рать хейдмеркскую оглядывая.
- Жреца убил и с ним людей многих, когда мы власть его низложили, - старец отвечал. - Желал народ наш крестить, да только мы не трусы какие - с оружием ему отпор дали, так что бежал он.
- Вот негодяй-то! -воскликнул Свен. - А вы - вы правильно поступили, что от обряда мерзкого отказались, так что на нашей стороне правда! Плачет сталь каленая по Асмунду... Так что же вы, знаете, где искать его али нет?
- Ты, свей, коней не гони, охолонись - вашего брата мы здесь тоже не жалуем, - продолжил хейдмеркский воевода. - Да и спутники твои доверия не внушают.
Это уже на Оттара глядя, сказано было.
- Каких боги послали, такие и спутники, - скривился Свен. - Так препираться вы будете с нами? Или все же помочь предпочтете?
Слова эти произнося, прикидывал свей тем временем, каков исход боя может быть, если все-таки драться случиться...
- Да уж как не помочь, коли дело такое славное, - старик продолжал, все же недоверчиво на христиан поглядывая. Случалось ему еще при Альхейме им погромы устраивать, а тут - на тебе пожаловали. - Но смотрю я на вас, да диву даюсь - христиан изловить едете, да с собой же белобожников взяли. До добра то не доведет...
- Ты, дед, помолчи, - осадил его Оттар. - Не тебе о том судить. Скажи, куда Асмунд поехал?
- Далече, из Хейдмерка мы его выгнали, не сунеться больше, но с ним люда много разного, в основном разбойного да подлого, из тех, кто кресты носит, не таясь.
- Да как ты смеешь так говорить! - Взъярился Рваный. - Мы веру твою не поносим, и ты с уважением относись!
- С уважением, - тот хмыкнул. - Разбойники - они разбойники и есть.
- Вот это точно, - согласился Черный Молот со старцем. - А ты, Оттар, не кипятись, при себе свое мнение держи - мы ведь его и так все знаем.
Он оглядел еще раз своих воинов, воинов Харека.
- А скажи, почтенный, - обратился он к старику, - превышают числом люди Асмунда наших, или все же бандитов меньше? Точного числа наших воев я тебе сказать не могу, но хоть взглядом окинь да определи...
- Да кто его теперь знает - к нему людишки жалкие прибиваются, что ни день, да так же легко бегут, коли он им надоедает, - на то отвечал хейдмеркец. - Но коли вам людей мало, так я своих дам, молодцы мои тоже не прочь Асмунду башку проломить.
- Знамо дело, не откажемся, - пробасил Свен. - Чем больше людей, тем вернее победа во имя Одина над подлецом этим.
- Будет знать, иноверец, как народ наш к богу белому склонять, - сурово брови сдвинул старик. - Эй, Хегни-молодец, собери две дюжины воев, со свеями поедешь.
"Дожил, помогаю язычника изловить христианина, - нахмурился Оттар. - Ну да то Харек велел, исполнять надобно".
- Спасибо, старче, - склонил голову Черный Молот. - Не забудем помощи твоей, отомстим за убитых людей ваших Асмунду. Осталось только найти его, застигнуть - и тогда уж несдобровать разбойникам!
И грозно потряс своим жутким молотом Свен.
- В Вингульмерк опять возвращаемся, - бросил Рваный. - Как по кругу бегаем заговоренному.
- Заговоренному-не заговоренному, а только теперь, раз одна дорога нам, точно изловим Асмунда, - серьезно Свен произнес и в первый раз, должно быть, без презрения на Оттара взглянул.
И отправились они дальше в путь - вернее, назад, туда, откуда и прибыли, но было их уже больше, и, возможно, путь проделать только ради этого стоило.

Хладир. Хакон, Харальд и присные.
С Тельтиаром, конечно.

За пирами да гуляньями в честь прибытия властелина Агдира в дом тестя ночь прошла незаметно. Горластые петухи уж давно встретили криком восход, а усадьба еще не проснулась. Лишь когда солнце стояло уже высоко, а бонды на полях Транделага подумывали про обед, знатные люди собрались для завтрака. Если веселье вечернее оценивать по болезности утренней, то гуляние явно удалось. Впрочем, все викинги Трандегага да и агдирцы были мужами здоровья отменного, а потому к часу указанному восстановили не только зоркость очей но и аппетит нагуляли. Лиц, зеленеющих от вида горшка с кашей, в гриднице не встречалось. Знай, ели да искусство стяпух нахваливали на все лады.
- Смотрю я, рады твои гриди, Хакон, на дармовщинку-то покушать, - заметил, походя Тормунд Насмешник, что позади конунгов устроился с гуслями и наигрывал что-то тихо-тихо.
- Хороший воин от еды не отказывается, - усмехнулся конунг в усы. - Зачем нам хилые воители, что секиру на ворога не сдюжат поднять?
- А коли все выедят, так и повод будет к соседям наведаться, - скальд в долгу не остался. - Говорят во Фиордах урожай не в пример богаче, а дружина, чай, полегла вся.
- Ну, значит, сам Один велел воям моим подсобить, чтобы яства червям не достались, - ехидно конунг откликнулся. Гридни с готовностью засмеялись, а несколько голосов выкрикнуло слова одобрения. - Вот, слышу я, что мужи мои добрые и женщин Фиордов во вдовстве бросить боятся, - добавил Хакон, слыша те выкрики. - Ну, как же достоинства их не оценишь? Орлы, право слово!
- Богатыри, - одобрительно и Харальд молвил. - Но, к слову, хотелось бы и на пленников взглянуть, дело это не стоит откладывать.
Хакон старый кивнул – и встал с лавки, бороду утерев. Он выполнил зарок, данный в море: перестать лицо брить, на берег ступив.
- Пойдем, родич, сам полоненных узреешь да поглядишь молодым глазом, с кого из них толк в будущем будет.
- Толк, говорят жрецы, из любого выйти может, да только - не всегда толк этот делу нашему полезен будет, - хмыкнул Харальд, припомнив давние наставления Торлейва. - Ну веди, покуда пируют гриди, думаю мы и вернуться успеем.
Большая часть пленников недалече сыскалась. Былое немирие с Грютингом сильно ударило по Хладиру, даже сама усадьба, как помнится, без крыши осталась. Что ж о простых домах говорить? Смекалистый конунжич, оставленный властелином за главного, решил на дело то бывших врагов и приставить. Даром, что не они тын рушили да строения жгли. Не свободным же викингам дома бондов из руин восстанавливать.
- Вот они, Харальд. Сейчас здесь большинство, ибо опасался я бунта в честь приезда их победителя, - Хакон довольно усмехнулся. – Тут они рядышком, так что глаз много не надо, а под надзором парней моих не поозоруешь. Правда, дюжины две в поле остались: очень уж бонды просили им с урожаем помочь, просто в ноги упали.
- Хирдманы зерно убирают, - усмехнулся конунг. - Добро, приятственно им то наверно. А знатные средь полона есть?
- А как же, - довольно Хакон откликнулся. - Их на зерно первыми отослали. Чтобы гордыню быстрее смирили.
- Тогда к ним первым и направимся, - решил сын Хальвдана, жестом велев слугам лошадей готовить. - Когда ярлы спины гнут - дружина роптать не станет.
- Так ярлы-то ныне здесь, - осмелился влезть в беседу властителей гридь сивоусый. – Как только прослышали мы, что Харальд конунг ныне в Хладире – под замок полонян знатных упрятали. Люди там разные, а хирдманы на ярлов глядят, да приказа от них дожидаются. Виновны мы, конунг: решили, что спокойнее будет в сарае их устроить до времени.
- Так то же лучше даже! - Харальд просиял. - И ехать никуда не надо - отпирайте подвал, потолкуем с мерянами.
- Ну, вот, Харальд, зверь в клети уже и почти не кусается. Говори с ними, сколько угодно да решай судьбу ярлов вражеских по разумению. Едва ли сыну могучего Хальвдана и мудрой Рагхильды в том совет надобен. А вот двое конунгов разом в сарае для пленников – то честь для них дюже великая. Так что я доме дружинном тебя подожду, да речи про суд твой после послушаю.
- Как пожелаешь, родич, - кивнул на то агдирец. - Надеюсь - упорствовать не станут они, так что вернусь в скорости.
- Удачи, - кивнул старый Хакон.

(совместно с Тельтиаром)

Ночное гулянье не бесследно для скальда прошло, да только быстро пролетел час ночной, и вот уже солнце высоко в небе стояло. Пьяные да сытые, казалось бы, с прошедшей ночи, конунги, да викинги их, сызнова за столами седели. Не преминул отведать свежего кушанья и Альвир. За недальним столом заприметил скальд вчерашнего провожатого своего повелителя, Харальда Косматого, да решил подойти, проверить, как на трезву голову соображает его знакомец.
-Здрав будь. – кинул скальд за лавку садясь.
- И тебе привет, родич, - Бард ему ответил, да кружку, пива полную придвинул (много в гриднице собралось людей - не всем рогов турьих хватило). - Крепко ль спалось?
-Спать не пришлось, да сил не убавилось. – Кружку скальд у родича принял, однако не пригубил пива пенящегося, а поставил рядом с тарелкой яств полной. – А каково тебе, родич, пришлось ночью нынешней? Заприметил чего интересного? Али нет? Оценили талан твой викинги?
Говорил Альвир глухо, искоса на барда посматривая, видно было по лицу мрачному, что думу думает скальд нехорошую, но в голосе его ноток злостных не проскакивало, а наоборот добродушным казался голос. Толи притворщик был хороший из него, толи действительно хмур был скальд лишь за ночи бессонной.
- Да окромя снов - ничего интересного за ночь не приметил, - усмехнулся сын Брюнольва. - Однако же, спросить тебя хочу, пока конунг не вернулся - отчего вчера не рассказал Харальду, о чем он тебя спрашивал?
-А о чем он меня спрашивал? – Искренне изумился Альвир. Отложив снедь, левой ладонью провел по столу он, словно что-то скидывая прочь. Глазами на барда сверкнув продолжил голосом холодным – Видать за ночь бурную запамятовал я, не напомнишь ли ты мне слова повелителя нашего?
- Почему тебя из дома прогнали? - За руку схватил Бард Альвира. - Конунгу не сказал, так мне - родичу своему скажи.
Невольно дернулся Альвир, сжав ладонь в кулак - старая рана каленым железом сверкнула в голове воспоминаниями недобрыми, как страшный сон пронеслись картины суда в сознании скальда.
-Умом родичи не вышли, - зло прошипел Альвир, - да я их прощаю, да жалею – не ведать им истинной правды, ибо правда в устах моих, сына и брата ихнего, а не в слухах татей розных, что и меня-то николи не видели, а роль вестников на себя возложили. А тебе совет дам- не утруждай себя думами о судьбе моей, знай, что зла я николи ни кому не делал, и не повинен ни в чем, окромя того, что сердце мое не каменное и на чувства способно.
- А судили тебя судом божьим, - задумчиво Бард протянул, затем же сказал решительно: - Не дело это, человеку рода знатного без дома быть, как оборванцу последнему! У меня домина есть на примете, где ты мог бы поселиться, а коли желание есть - и невесту тебе подыщу: моя земля богата красавицами.
-Да пожалуй ты прав будешь, на счет дома то! – Ухмыльнулся Альвир. – А вот невестки мне не нужны пока. Да и ты, я погляжу, на красавиц не падок, али такие красавицы?! – Разразился вдруг смехом скальд.
- Я женюсь по весне, - молвил сын Брюнольва. - Какие уж тут красавицы.
-Однако…-вымолвил Альвир, уж из-за лавки вылезая. – Пора бы ноги размять, воздухом свежим подышать!
Подмигнувши своему родичу, хромой направился прочь из залы душной, да духом напитков спиртных пропитанной.
- Ну ка постой, - двинулся за ним Бард Белый, на пороге за плечо взяв. - За что судили тебя? Что за тайна твою душу отягчает?
- От чего ты решил, что она меня отягощает? – глянув на Барда, молвил Альвир спокойно. – Тяжесть моя только тут! – Хлопнув по искалеченным ногам, криво ухмыльнулся он. - За глупость свою я расплатился сполна! Гляди, что они еще и должны мне остались! Взрастил отец трех овец, да и те слабейшую забили! Эх, сын Брюнольва, сказы сказывать люблю я, да не сегодня и не сейчас! Коли тебя так история жизни моей заботит, так я тебе ее расскажу, не волнуйся.
Последний раз криво ухмыльнувшись Белому вышел хромой за дверь, негромко ею хлопнув.
Полной грудью вздохнул он, от смрада давящего легкие освобождая, пощурился на солнце яркое, да больно радостное сегодня, и отправился по каким-то делам своим, одному ему ведомым.

(с Тельтиаром)

Осень пришла в Альвхеймар незаметно, пожухли листья, бонды начали сбор урожая, а дружинники готовились к сбору в поход - прошел слух, что Асгейр ярл желает зимою новую войну начать, даже если конунг не вернется - хотел видимо наместник, как Харальд в году минувшем, врагов одолеть, нападения не ожидающих.
Немало странников объявилось в Доме Альвов - из земель, войною разоренных бежали: с Агдира, Вестфольда и Раумарики, из Хрингарики и Хейдмерка, всяко земля Альвхеймарская богаче им казалась, раз уж по не вражеские рати не ходили, полей не топтали. Среди них, знамо коненчо, и соглядатаи агирские затесались и иной люд бродячий да лихой.
Был среди прочих путников и слепец, которого стая волков сопровождала. Пробирался он лесами, а иногда и на дорогу выходил - одного лишь волка с собой взяв, и с прохожими говоря.
И не сбился с дороги. Пришел в конце концов он в место, называемое Вальдрес, в поисках ярла Хьярти. Но как подобраться к нему?
Знал Эгиль, что заботятся правители о теле своем, и не так просто волчьим клыкам добраться...
Была на пути деревня; здесь Эгиль и решил отдохнуть, а заодно и поспрашивать людей о том, как живется в этих местах. Чувствовал он на себе взгляды удивленные, когда в деревню вошел; нечасто тут слепцы появлялись.
Вздрогнул слегка под рукой Серый Снег; погладил его вожак, успокаивая. Нет, не кинутся тут на них... незачем людям.
Поверил волк, но все равно настороженно глядел; не нравилось ему в поселении людском.
На путников, впрочем, особого внимания никто не обращал. Только дети иногда кричали, да на большую собаку пальцами показывали - не было дела бондам до прохожего, каких ныне десятки и сотни были, урожай убирать пора наступила. А от бродяги перехожего ведь урона не претерпишь, опасности от него нет, да и пользы тоже никакой - разве что о новостях спросить.
С тем его на дороге один старик и остановил:
- Издали идешь ли, путник? - Разговор завел.
- Столько дорог прошел, что и не сосчитать, - улыбкой ответил Эгиль. - Хожу от села к селу, по всем землям. Вести приношу, новые узнаю. Слушаю, как людям на землях норвежских живется.
- Ну пошли, потолкуем, - пригласил его старик. - А коли чего интересного расскажешь, так бражки попьем, она у меня крепкая.
- Отвык я уже пить, - засмеялся Эгиль. - На дорогу выпивать - так и зрячие вместо деревни к волкам в логово залезут, и с медведем отдохнуть прилягут.
- И медведенышей наплодят, - Рассмеялся старик. - Поговаривают, что конунг агдира тоже с медведицей спит.
- Не знаю, не видел, - развел руками слепец. - А слушать... кто ж меня пустит?
- Да, ты я смотрю пока ни одной новости мне не сообщил, - вздохнул альвхеймарец.
- Ну так давай сядем, и поговорим, - предложил Эгиль. - А то что ж посреди деревни стоять, и беседы вести?
- Пошли, тут недалече, - к избе добротной повел странника старик. Жил он, как выяснилось один - сыновья в поход ушли, да не вернулись, невестки умерли уже, внучку единственную он замуж отдал, так она теперь его изредка только навещала и вышло так, что совсем не с кем старику поговорить теперь было. Потому-то он гостя и завел в дом, да за стол усадил, браги нацедил кружечку.
Отпил Эгиль немного, и рассказывать стал. Слышал он и на самом деле многое, и запоминал на всякий случай - кто знает, когда пригодится? Вот и пригодилось... поведать о том, что в других землях творится.
Старик только кряхтел да охал, да брагу пил без меры, покуда слушал. Иногда пересправшивал, когда о делах ближних заходила речь. Все узнать хотел, правда ли призрак Хаки являлся в Раумарики или нет.
И дождался - помянул про это Эгиль. Да не просто помянул, а пересказал, чего наслушался по дороге; много об этом судачили. Еще бы - не каждый день призраки жертв являются!
Ну а когда через много уст пройдет - так рассказ обрастет, что сами очевидцы не узнают. А узнают - так подтвердят, что все и было...
- То-то я думаю - как зайцы бежали храбрые вои, от мертвеца и сам Сигурд убежал бы, - головою покачал старик. - Какой бы герой ни был, а против уже умершего раз оружие бессильно и храбрость тоже. Тяжкие вести, жуткие...
Он вздохнул, снова приложившись к браге.
- Коли мертвецы из могил повставали, так что же - Рагнарок близок?
- Надеюсь, что не так, - отозвался Эгиль. - Один призрак - это еще не орды на Нагльфаре... да и появлялся лишь раз. Вот если б и здесь вставшие из могилы бродили... но не бродят ведь?
- Да, тяжко будет, коли придет Хаки-мертвяк с отца виру требовать, - головою седой покачал хозяин. - Лучше, пусть к Харальду идет, тот же его загубил!
- Не мне судить, что там было, и кто виноват, - вздохнул Эгиль. - Я, увы, в ратных делах не к месту... потому места, где война, обходить приходится.
- Расскажи что хорошее в северном краю делаеться, а то страху совсем нагнал.. да ты пей - пей, брага хорошая.
- Я уже говорил - отвык, - усмехнулся Эгиль, отпил глоток и продолжил говорить. Теперь и в самом деле вспоминал все, что рассказывали хорошего; и хоть немного... но в тяжкие времена и этому рады.
- Есть-то будешь чего-нибудь, странник? - выслушав все, альвхеймарец спросил.
- От мяса да хлеба не откажусь, - кивнул слепец. - И спутнику моему тоже поесть неплохо бы.
Он ласково погладил шерсть зверя.

Южный Мер - Фиорды. Хильд


Сколько раз за эти дни ее посещала мысль, что она сглупила сбежав из Мера? Сколько раз корила она себя за упрямство? Хильд не смогла бы подсчитать. Туман застилал ей глаза, туман слабости и голода. Еда, захваченная под предлогом жертвы богине подходила к концу. Малыш спал, он старался не двигаться, чтобы не расходовать энергию и не нуждаться в большом количестве пищи. Хильд кормила его кусочками мяса, но оно было жаренным и его было мало. Чувство голода постепенно подбиралось и захватывало все мысли, которые еще пытались занимать ее разум. К концу путешествия она уже не думала ни о чем другом, кроме голода, царившего в ее теле. Отчаянные попытки вернуть думы в другое русло, подальше от еды проваливались одна за другой. Полный тоски и тревоги взгляд упал на свернувшуюся клубочком рысь.
Она не могла вот так вот лечь и уснуть, хотя очень хотелось. Путешествие вдоль берегов Норвегии к Фиордам занимало все внимание, потому как было опасным. В любой момент утлое суденышко могло подхватить сильной волной и бросить в скалы.
А начиналось все так безоблачно и опьяняюще. Вот она свобода, морской соленый ветер в лицо, а впереди Фиорды. Малыш даже радостно мяукнул пару раз. Лодка легко скользила вдоль берега, не удаляясь слишком далеко от него, но и не приближаясь на опасное расстояние.
На северное море упала ночь, Хильд с трудом тогда поборола сон. Нельзя было потерять контроль над утлым суденышком. Она верила, что не настолько важна Гутхорму, чтобы гнать за нею драккар, но все равно где-то глубоко в душе поселился страх. Но ночью ничего не произошло, она пришла и так же незаметно ушла прочь.
Следующий день пролетел почти незаметно, а вот на вторую ночь стало совсем тяжко. Клонило в сон, но страх гнал вперед. При этом истощая душевные и физические силы. Наутро она чувствовала себя так, словно по ней проскакал конный отряд. Тело ломило от усталости, но девушка так и не впустила из рук руль. Сейчас это было смертью. Скудная еда не прибавила сил. Хильд с тоской посмотрела на Малыша, шерсть которого потускнела от голода. Но кот спал и старался не совершать лишних движений. «Стоило наверное отпустить его», - подумала мерийка, но тут же честно призналась себе, что неспособна сейчас расстаться с рысью.
Третий день стал еще тяжелее, веки стали железными, они закрывались сами собой, сил совсем не оставалось. Из прокушенной губы на подбородок стекала кровь. Боль хоть немного отвлекала от мыслей о еде и сне. Ее тело постепенно выходило из-под контроля, требуя отдыха. Рысь на мгновение проснулся, съел оставленный ему небольшой кусочек мяса и вновь провалился в сон.
Когда через два дня на горизонте появились Фиорды, Хильд была похожа на тень. Под глазами залегли глубокие тени, волосы спутались, а лицо осунулось. Лишь гордый взгляд напоминал о том какой эта мерийка была. Лодка ткнулась в вожделенный берег. Малыш весело соскочил на берег и мяукнув посмотрел на Хильд, как бы зовя ступить на землю.

Харальд

Двумя воинами сопровождаемый и скальдом Торбьерном, вошел Харальд в сарай, где держали знатных пленников. Те зло на него смотрели - помнили, как издали битвой руководил, да за трусость это почитали, потому была и неприязнь их больше, нежели к Хакону конунгу, с ними сражавшемуся. Взгляды исподлобья хмурые на Харальда бросали мерийцы - не иначе казнить их пришел мальчишка, уж лучше бы Хладирский владетель казни предал - меньше было бы бесчестья в том.
- Поздорову вам, отважные воины, - улыбка конунга была властной и снисходительной. Он знал, что жизни этих людей в его руках и демонстрировал это.
- А, конунг, что прячется за щитами своих гридей, - бросил один недобро.
- Еще молоко на губах не обсохло, а уже...
- Закрой рот, - жестокий взгляд конунга словно кнутом обжег насмешника. - Как твое имя?!
- Хроальд Гроза Копий, - отвечал тот, скрипя. - Ярл Фьялира и...
- Мой пленник, - завершил за него Хальвдансон. - Что с Арнвиндом вашим случилось - все помните?
- Стращать нас вздумал, - поднялся другой воин. - Да, мы все в плен попали, и по законам можем выкуп за себя предложить.
- Мне выкуп ваш без надобности - что могут бедные Фиорды предложить человеку, владеющему Агдиром и Транделагом?
Он обвел их взглядом, ожидая, когда хоть один скажет слово.
- Землю, - наконец произнес Хроальд.
- Земля ваша и так мне отошла, и владения, и усадьбы, и холопы, - молодой конунг хотел рассмеяться, но все же сдержался, пленники и без того понуро выглядели, погибала надежда их на возвращение в земли родные. - Хотите вновь родичей увидать или здесь сгнить решили, верность храня мертвецу?
- Так ведь мы клятву давали, конунгу служить и до конца ей следовать будем! - Твердо другой ярл заявил.
- Арнвинд мертв, а меня тинг признал конунгом Южного Мера, - отрезал Харальд. - Против решения своих же людей пойдете, воины? Вы бились отважно и лучшей доли достойны! Я вас в дружину свою принять готов и все, чем владели вы - вернуть с достатком.
- Подкупить нас желаешь? - Усмехнулся ярл. - Мы не холопы, чтобы так просто господ менять, и даже не хирдманы, за злато воюющие. Арнвинд многим из нас, так или иначе, родичем был...
- За родичем гордо, вязы секиры отправится могут на поле тюленье, - из-за спины конунга, Торбьерн молвил. - А злата дарителю кто поклонится - тому и почет, и богатства придут.
- Сегодня на закате вы принесете мне клятвы верности, - завершил разговор Харальд. - Конунга слово крепко - что обещал, то получите, а быть может, и сверх того.
Он развернулся и сарай покинул, стражники же двери вновь на засов закрыли.
- А коли не согласятся? - Один хирдман спросил.
- Согласятся, - уверенно конунг молвил. - Какому ярлу еще охота будет на поле вкалывать, точно рабу последнему.
В дом возвращаться следовало, да сказать Хакону, чтобы к вечер приготовил для клятвы все необходимое. Хорошо было бы богов порадовать доброй жертвой.

Погребение. Тризна. Чистка мозгов Рогволду.

(совместно с Тельтиаром)


Солнце, поднимавшееся над мером, застало величественную картину: толпа людей на берегу одного из фиордов, собравшаяся вокруг небольшого драккара и нескольких жрецов, обряды необходимые справлявших.
Гутхорм-ярл, скрестив руки на груди, стоял чуть в стороне от корабля и, грозно нахмурив брови наблюдал за происходящим. не по душе ему было хороший корабль врагу отдавать, но суровая, словно северный ветер, необходимость вынуждала его не только сделать это, но и присовокупить к драккару богатое оружие и доспех, драгоценностей, да молодую служанку, согласившуюся быть женой Арнвинду в Валгалле.
Рогволд и Грютинг там же находились, за приготовлениями наблюдая. Великую честь оказывал Гутхорм убитому врагу, огненное погребение даруя - то всякий понимал, кто посмотреть на обряд пришел, кто-то из рядов задних славу Арнвинду кричал, другие молчали, ожидая слов жреческих. Торлейв возле ярла находился, мерийским жрецам церемонию доверив, но предупредив их, чтобы ничего дурного не удумали.
- Асы, я стою пред вами и мой отец стоит позади меня, и отец моего отца, мой прадед и деды моих дедов, весь мой род встал позади меня. Я вижу их, я помню их всех. Мои братья-воины были сильны, как сильны были их отцы и отцы их отцов, и все рода родов. Мы видим, мы помним их всех, - начала древнюю молитву служанка, на один час сравнявшаяся с любой смертной кюной. Один из жрецов достал факел, а два других обильно полили драккар и всё на нём маслом.
- Этого черепа даже не видно под той горой сокровищ, которые ты отдал мертвецу, - чуть улыбнувшись, прошептал Торлейв.
- Мой род со мной, а я иду с тобой, храбрый Арнвинд! - выкрикнула дева, поливя и себя маслом, во фляге малой припасённом, и старший жрец метнул факел. Одновременно с этим, дюжие молодцы уперли в борт драккра длинные шесты и умело вытолкали его дальше от берега. Ветер надул уже пылающий парус, и драккар вынесло дальше в море.
- Пусть люди видят не череп о котором столько всего слышали, а щедрость мою и справедливость, - тихо произнёс Гутхорм, потом выхватил из ножен меч и вскинул егов прощальном салюте.
- Хэйль, Арнвинд!!! - разлетелся над пляжем его рык, мгновенно подхваченный присутствующими.
Толпа зашлась в крике, никто до мига последнего не верил, что наместник Харальда, после стольких дней поругания, похоронит их конунга в священном пламени, дабы он смог вознестись в Валгаллу. И многие стали верить слухам, что люди Грютинга распускали. Медленно отплывал охваченный пожарищем корабль, с треском доски ломались, огнем подточенные, полыхали паруса и блестело в свете огней пляшущих золото, обреченное до скончания времен на дне морском покоиться.
- А сокровища - дело наживное, - совершенно спокойно сказал Гутхорм Торлейву, убирая меч обратно в ножны. - Нам важнее слава добрая
- И людишки покорные, - кивнул жрец Тора. - Теперь никто оспаривать права Харальда не станет.
Гутхорм молча кивнул и двинулся вслед за народом в усадьбу, во дворе которой тризну по Арнвинду справляли. Обильное угощение, меды хмельные, да пиво свежее уже ждали своего часа, загодя выставленные. Народ поминал своего правителя до самого заката, нанятый бродячий скальд (не чета конунговым, надос казать) несколько раз получил по морде и едва к Эгиру не отправился в котёл с пивом угодив, но собравшихся потешил.
Гутхорм пил и ел наравне со всеми, но не брал хмель сурового ярла, потому что загодя кусочек гриба тайного разжевал он, да проглотил, сделав пиво и мёд не хмельнее воды для себя. Смотрел он на гостей пьющих, едящих, дерущихся и орущих поминальные кличи, и сердце его спокойно было.
"Кажется, заживает тот нарыв, что Харальд своими словами да делами тут устроил", - думал ярл, с неодобрением глядя на Торлейва, без всякого стеснения лапающего служанку.
- Вечером ко мне придешь, - нашептывал ей на ухо седоусый жрец. - Я тебе оберег подарю.
Временем тем к ярлам пирующим жрецы Ньорда подошли:
- Уничтожены следы колдовства подлого, - один сказал, с облегчением.
- С миром ныне воссядет Арнвинд средь благородных предков, - другой добавил.
- Всё, как вы говорите, мудрые старцы, - подтвердил Гутхорм. - Теперь довольны вы традиций и законов соблюдением?
- Одно дело осталось еще, - старший сказал, когда младший уже было согласиться хотел.
- Которое? - очень правдоподобно удивился Гутхорм
- Касательно дочери Неккви и ярла вашего, Рогволда, - старик особенно выделил слово "вашего".
- Об этом деле помню и Рогволду уже всё как есть обсказал, - с интонацией. которую можно было чоень поразному истолковать произнёс наместник Харальдов, - так что теперь говорить об этом вам пристало с ним самим. Рогволд-ярл! - позвал Гутхорм. - Тут жрецы с тобой говорить хотят...о традициях и законах!
- Да? - Рогволд уже понял, о чем речь пойдет, а потому приготовился к разговору как мог. - Что за вопрос у вас, почтеннейшие?
- Славный ярл, надежду великую мы храним, что ты, следуя давним традициям, возьмешь в жены дочь коннунга Неккви Астрид, что ныне в доме твоем живет, - произнес старший жрец.
- Ибо то дело, угодной Асам, - младший добавил.
Гутхорм в беседу не вмешивался доколе, но слушал внимательно, страшась слово важное или момент для себя правильный упустить
- Асом угодить, то дело доброе, - в бороде пятерня ярла утонула. Не по нраву ему то было, но жрецов, судя по всему, Гутхорм поддерживал, а потому просто избавиться от них нельзя было. - Но пойдет ли конунга дочь второй женой за меня?
- Коли уже живешь ты с ней, как муж с женою, и то позор большой для тебя и рода конунгова, - не унимался жрец. - Не будет у нее иного выбора.
- И все же это не простую девку брать за себя, - с сомнением напускным сказал ярл Мера. - Конунг брак этот благословить должен, ведь я - его человек.
Припомнив слова Гутхорма, решил сын Эйстейна, что никогда не даст на тако дозволения Харальд.
- Харальд когда ещё приедет, - задумчиво произнёс Гутхорм. - Как бы дева на себя руки не наложила, коли уж такой позор, как ты, жрец, говоришь!
- На твоей душе смерть эта будет, - заметил служитель Ньорда.
"Одной больше - одной меньше, - подумал Рогволд. - Зачем я ее только взял?"
- Не наложит, за тем слуги мои следят.
- В отхожее место за ней ходят, да следят, какие травы она в поле собирает с цветами простыми вместе? - удивился Гутхорм, сам видевший, с какой неохотой приставленный к Астрид раб выполняет свои обязанности
- Если служителям Асов угодно - они могут отправиться в мою усадьбу и удостовериться в этом, - хмуро Рогволд отвечал.
- Вот это мысль верная! - прекрасно представляя, до какой степени каления доведут жрецы Рогволда, принявшись поучать его в его же усадьбе, поддержал ярла Гутхорм. - негоже тризну по воину храброму оскорблять делами повседневными.
Ярл повернулся к Торлейву, по другую сторону от него сидящему и спросил жреца, желая о предыдущего разговора уйти:
- Скажи мне, служитель асов, хорошо ли тебе служанка постель застелила вчера? Всем ли доволен?
- Да, - Торлейв пиво с усов ладонью и широко улыбнулся. - Вот уж застелила, так застелила!
- Надо будет к себе её нынче ночью позвать...пусть и мне застелит, - задумчиво проговорил Гутхорм, куда менее довольный ночью прошедшей.
Жрец, только отправивший в рот кусок жаренной свинины едва не подавился.
- В уме ли ты, ярл?! - кашляя спросил он. - Это ж она утром на корабль взошла!
Гутхорм, не удосужившийся даже узнать имя супруги Арнвинда и полностью сваливший этот вопрос на Торлейва, покраснел и запил пивом.
- Эх, жаль! Ну, тогда пусть ему хорошо...застилает! - сказал он весело, а сам подумал:
"Уже и мертвецы сгнившие меня обходят, что же за невезенье?!"

(с Тельтиаром)

Мяса у старика было не слишком много, поэтому он его на стол ставить и вовсе не стал - принес каши яменной, да хлеба немного:
- Ты уж не обессудь, что холодная, - развел он руками, точно гость мог что-то увидеть. - Так вот и живу, будь оно неладно.
- Ничего, не мне привередничать, - отозвался Эгиль, да за еду принялся. Волк с тоской на хозяина дома поглядел.
- Вот оно как, у старого викинга в доме уже еды приличной нет, - альвхеймарец, рядом севши, тоже ложкой работать принялся. - При Гандальве такого не было, а теперь - ярлы эти совсем жизни не дают простому люду.
- А что тут у вас вообще творится? - полюбопытствовал слепец. - Как времена переменились?
- Да вот как увел войско Гандальв на Харальда этого, все и началось, - прокряхтел старик. - Слухи пошли, будто сгинул конунг, тут власть каждый себе урвать захотел да богатства, так в глотки повцеплялись, что псы цепные бы позавидовали. Правильно конунг сделал что Хильдена повесил - из-за него едва вовсе усобицы не случилось.
- И кто теперь Вальдресом владеет? Слышал, что некий Хьярти тут власть имеет...
- Его Гандальв, долгой жизни ему, здесь поставил заместо мятежника, так Хьярти этот - что турс злой и как цверг жадный, - в сердцах бросил хозяин, стукнув по столу ложкой. - Ему повсюду мятежи мнятся, охрану себе завел немалую, по деревням ездит - предателей ищет...
- Дурное дело, - нахмурился Эгиль. - Часто, коль ищут - так и находят везде, где их и сроду не было...
- Ну так, меня, волка старого, не трогают, - вздох тяжелый издал он. - А вот иных до сих пор на колья нанизывают. Любит Хьярти забаву эту изуверскую.
- И что ж, никто слов поперек не говорит? - будь глаза зрячими - сверкнули бы наверное. - Хотя, сказал ты про охрану... с которой, видно, не расстается.
- Да... хотели конунгу было донести, так уплыл конунг - за невестой уплыл и не вернулся, а наместнику его - Асгейру Хьярти этот, песий сын, как брат родной!
- Про Асгейра я тоже недоброе слышал, - заметил слепец.
- А кто ж про него не слышал, - даже усмехнулся старик. - Он возвысился сильно, после того, как Гандальв сына потерял последнего, Хаки - труса. Говорят - коли новых не приживет, быть Асгейру над нами конунгом.
- Дурное будущее, - вздохнул Эгиль, отправляя в рот ложку. - А как так стряслось, что мяса на столе нет? Леса же рядом, и вроде дичь там не перевелась...
- Дичь всю Хьярти своей обьявил, - зубами скрипнул викинг. - Кто мяса желает - платить ему должен.
- Да как это? - вскинул брови слепец. - Один он в лесах охотится?
- С друзьями, - махнул рукой хозяин, словно говоря - пропащие то люди. - Соберет человек десять верховых с собаками и забавляеться.
- То охотятся, и никого не пускают, то по деревням предателей ловят... - протянул Эгиль. - Да. Нелегкая жизнь...
- Спасибо Харальду, были у нас раньше славные ярлы - все на войне сгинули, а новые - не чета прежним, о себе только пекутся.
И еще с полчаса поговорили они, прежние времена с нынешними сравнивая. А потом распрощался Эгиль со стариком, поблагодарил за гостеприимство, да дальше отправился. Только по дороге он шел, пока деревня из виду не потерялась; а там и в лес свернул.

Фиорды. Хильд.

Берег оказался дальше, чем казалось, потом она ошиблась и почти по шею ухнула в холодную воду, пытаясь дотащить лодку до берега. Платье намокло сразу же и потащило ко дну, благо глубина позволяла стоять и не тонуть. С трудом передвигая по каменистому дну ноги, Хильд вытолкала свою суденышко на берег и задыхаясь упала на прибрежную гальку. Кашель рвал легкие, горевшие как после долгого бега. Мерийка почти потеряла сознание.
Она не обращала внимание не волны, что накатывали на ее тело. Она не обращала внимания на Малыша, пытавшегося вытащить ее на берег.
- Эй, ты глянь, рысь! - Чей-то голос раздался. - Сейчас девку задерет! Батя, стреляй! Да стреляй же!
- Погодь, дай прицелюсь!
Стрела со свистом вонзилась в землю рядом со зверем.
Малыш возмущенно мяукнул и поднырнув под руку Хиль постарался побыстрее вытащить ее на берег. Но в глупой звериной голове никак не находилось решения для второй проблемы, как закрыть ее от оружия.
- Да что ж он, заговоренный! - В сердцах бросил мужчина постарше, снова натягивая лук. - А ну брысь! Брысь тебе говорят!
В ответ раздалось мяукание. Жалобное такое. Малыш ткнулся мордой в плечо, а затем в лицо девушки и вновь поднырнул под руку пытаясь ее вытащить.
- Дай-ка я! Щас зверину завилим - видал шкура какая! - Второй, помоложе, тоже натянул лук, но зверь как будто издевался над ними - и снова остался невредимым. - А когти - во! Я ожерелье Вигдис подарю из этих когтей - славный оберег будет.
- Болтай поменьше - стреляй почаще! - Охотник, прищурившись, натянул тетиву вновь. - Девку разглядеть можешь?
- Да она мертвая уже поди, кошак-то дикий.
Малыш и не думал сдаваться, лишь радостно замурчал услышав легкий стон со стороны Хильд.
- Один, Повелитель Дикой Охоты, даруй свою меткость, - помолился старший охотник, прежде чем спустить тетиву. То ли молитва помогла, толи он сам пристрелялся - но острие угодило в плечо зверю.
- Нееет, - раздался со стороны девушки то ли стон, то ли всхлип, то ли крик. Малыш зашипел, но продолжил спасать свою хозяйку, казалось сама Фрея придавала ему сил, раз не дал Один ума охотникам.
- Эй, она жива еще! - Молодой закричал, побежав к берегу. - Отец, стреляй, что ли!
- Постой сынок! - Тот снова натянул тетиву, пытаясь снова попасть в хищного зверя. Сын его, тем временем уже близко был и кинжал вынул.
- Не трогайте Малыша, - прошелестел голос Хильд.
Она даже приподняться попыталась, чтобы защитить рысь собой.
И едва не захлебнулась. Младший охотник, не разобрав, что она сказала, приближался быстрыми шагами, перекидывая нож из руки в руку. Еще одна стрела оцарапала зверю бок - отец боялся попасть в сына.
- Брысь я сказал! Убью! - Процедил тот, что с ножом. - Оставь ее!
Малыш жалобно мяукнул, ласково потеревшись о лицо Хильд, едва услышав родной голос. Он не хотел уходить, он не мог бросить хозяйку, потому просто лег в воду рядом с ней,в попытке согреть своим теплом.
- Лааадно, - нападать на опасного зверя фиордец не спешил, но - уходить тот не хотел, а ожерелье и подбитый мехом плащ - наоборот очень хотелось. Поэтому молодой охотник рванулся вперед, вложив силу в один удар - сверху вниз, в затылок рыси.
Мылыш как выпущенный из пращи взвился в воздух и зашипев отпрыгнул. Хальд как раз повторила попытку встать, твердя одно:
- Оставьте его в покое. Это моя рысь.
- Да ну? - недоверчиво приподнял бровь охотник, не выпуская зверя из поля зрения. - Еще скажи - не кусается.
- Если меня не пытаться обидеть, то не кусается, - шептала Хильд. - Он же у вас помощи просил, а вы его убить пытались.
- Ты случаем умом не повредилась, девица? - Рассмотреть ее он сумел только сейчас - возможно когда-то это лицо было красивым, но сейчас а нем отложился отпечаток всех пережитых невзгод.
Второй охотник, что дальше был, очередную стрелу выпустил, теперь уже прицельно, раз уж сумел сын рысь отогнать немножко. Вырвался рык из пасти зверя, когда клюв каленый в бок ему угодил.
- Тронулась, что помощь от вас принимаю, - Хильд отпихнула от себя охотника, откуда только силы взялись. - Ничего, Малыш, я сейчас. Доберемся до Фиордов, я у брата лекарей потребую. Эх, был бы Аудбьерн жив...
Говоря все это, девушка подошла к Малышу да стрелы древко сломала, оторвала от изрядно промокшего платья полосу ткани, да поднатужившись наконечник и выдрала из кота. Тот только взвыл от боли, но хозяйку не тронул. Прижав к ране ткань плата с головы сорванного она быстро замотала рысь, забинтовав.
- Вот видишь как Аудбьерн людей своих распустил, жаль погиб брат высказать некому, - продолжала говорпить с котом Хильд. - А то бы я ему все сказала, что я думаю о происходящем. Меня он тут учил, а сам-то...
- Аудбьерн? - Вытянулось лицо охотника.
- Эй, отойди от зверя, - стрелок прокричал. - Он же раненый - взбесится!
- Не взбесится. Если бы вы идиоты меня слушали до ранений ине дошло бы. А так попортили подарок вашего конунга погибшего сестре его, - уже более менее твердо ответила стрелку девушка.
- Что? - Оскалился младший. - Ты кто такая?
- Развелось конунгов, спасу нет, - старший хмыкнул. - Как Аудбьерн помер, каждый сам себе конунгом стал.
- Хильд я. И Мера Южного, - она не упадет, она сцепила зубы и держалась. От этого зависела жизнь Малыша.
- Ты гляди - она Хильд! - Охотник рассмеялся, поняв, что раненый зверь нападать не станет. - Отец, и вот за это чучело Олаф жизнь свою отдал?!
Хильд мимо ушей фразу охотника пропустила. Пусть думают, что хотят. ее волновало три вопроса: она на свободе во Фиордах, Малышу плохо, ей тоже не очень хорошо.
- Ну что, - задумчиво произнес лучник. - Сынок, ты еще насчет плаща и ожерелья не передумал?
- Не, - помотал головой юноша. - А с этой что делать?
- Зависит от того, правду она говорит или нет.
- Убьешь рысь, будут у тебя проблемы с конунгом твоим. А то глядишь Харальд придет, - усмехнулась девушка. - Попрошу брата тебя не защищать боле, сам от агдирца отбивайся.
- Ладно, подождем, пока зверюга сама сдохнет, - сплюнул охотник. - А ты нам не угрожай - коли наградить можешь за спасение - то дело иное а так...
- О, Боги, неужели тут всех Локи околдовал. Сказано же тебе - сестра я конунгу твоему, - закрыв собой Малыша Хильд ответствовала. - Коли доставишь меня с Малышом к нему он тебя щедро наградит. Без Малыша - награда уменьшится вдвое.
- Конунга имя назови, - велел мужчина.
- Вемунд, - ответила Хильд. - Еще вопросы будут? Или тебе про Неккви, дядю моего рассказать, про Арнвинда, про Аудбьерна, про Сельви тоже? Еще про каких родственников спросишь?
- До мертвецов нам дела нет, Вемунд же не конунг еще - его тинг не поддержал.
Но сказано это было уже без недоверия.
- Отведем ее к лендрману? - Предложил сын. - Пусть разбирается.
- Поддержал не поддержал, а он конунжьей крови и брат мне, - едва слышно Хильд пробормотала.
- Ладно, бери ее, - махнул рукой отец и сын, убрав нож, перекинул девушку через плечо, да потащил от берега к селению.
- Как бы меня моя Вигдис не увидала вот так, - пробормотал охотник.
- Малыша не забудьте, - воскликнула Хильд. - За него вам столько же сколько и за меня заплатят.
- Сдаеться мне - шиш что мы получим, - скривился отец, подходя к зверю с кровавой повязкой на боку. - Иди сюда, скотина.
Малыш открыл глаза и тихо мякнул, с тоской посмотрев вслед хозяйке. Ему не было дела до подошедшего человека. Он попытался встать, но лапы разъезжались на мокрой гальке. Повязка медленно пропитывалась кровью.
- Иди сюда, я сказал, - повторил охотник.
Кот недоверчиво посмотрел на человека, но решив, что тот больше не опасен, закрыл глаза и тихо ждал, что сделает охотник. Двигаться он практически не мог, хотя если бы его поставили на лапы, может и пошел бы дальше.
Тем временем Хильд оставили последние силы, подаренные тем шоком, что она испытала, увидев раненного Малыша. Мерийка провалилась в темную бездну без света и мыслей, повиснув безвольно на плече своего спасителя.

(с Тельтиаром)

Гокстад. Асса и компания
С Тельтиаром

Время утекало: хоть и неспеша, но неумолимо. Так бывшая когда-то юрким ручейком речка, раздувшаяся от весеннего половодья, катит свои мутные воды навстречу поросшей мхом каменистой неизвестности. Асса обжилась в Гокстаде, и уже через тридцать лун было невозможно поверить, что она когда-либо покидала почерневшую и покосившуюся от времени усадьбу, да и гокстадцы быстро вспомнили, какой сварливый нрав у их старой кюны. Если в Сарасберги Асса придерживала и язык, и руки, памятуя, что любой ее ошибкой не преминет воспользоваться ненавистная Рагхильда, то здесь, вдалеке от злых ушей, равно как и от интриг и борьбы за власть, она бушевала почем зря. Ни дня не проходило без того, чтобы она не побила своим посохом недостаточно расторопного слугу или не накричала на не слишком ревностно оберегавшего ее покой хирдмана. И даже верный Тьодольв старался лишний раз не попадаться старой кюне на глаза.
Хуже всего приходилось крестьянам, которые частенько приходили к "мудрой кюне" кланяться и просить, чтобы та рассудила их мелкие тяжбы. Асса же исходила желчью, едва заслышав о свинье, опоросившейся от соседского хряка, да о неподеленной меже. Дела она решала кое-как, и больше кричала, чем говорила по существу. Однажды она и вовсе велела Каменной Башке вытолкать неудачливых просителей из ее усадьбы в шею. После этого в народе пошли слухи, что их владычицу не иначе как Локи попутал и что старая кюна тронулась умом.
Чтобы хоть как-то умаслить Ассу, гокстадцы устраивали для нее богатые пиры да по три раза на неделе растапливали баню. И без того изрядно обрюзгшая на склоне лет кюна вконец разжирела на богатых харчах, и оттого переставляла отяжелевшие ноги с превеликим, даже когда опиралась на свой посох и твердую руку молчаливого Тьодольва. Все труднее становилось Ассе просыпаться по утрам, все чаще жаловалась она на усталость, на ломоту в костях и на непрестанную боль в сердце, но горше всего - на скуку.
Единственное, в чем усердна была старая кюна в те дни, так это в собирании слухов и сплетен. Она разослала разведчиков во все стороны от Гокстада, отправила гонцов в Сарасберги и в иные города земли норвежской, и ни дня не проходило без того, чтобы кюна не получала какую-либо весточку из ближних и дальних краев. Донесения эти они выслушивала с таким пристальным вниманием, словно остались они для нее единственной в мире отрадой.
А земля норвежская слухами полнилась...
***
Не было у Торварда никакого желания с кюной результаты поездки своей обсуждать, да ведь и избежать разговора не получилось бы - итак долго тянул с этим, иные дела неотложные делая. Но вот и в усадьбу гокстадскую придти пришлось. Старался старый лендрман держаться так, словно все в порядке полном в Вестфольде и то - лишь его заслуга исключительная. Асса вороной черною нахохлилась, едва лендрмана в дверях завидев. Недоброе сулил взгляд ее, из-под седых бровей на Торварда брошенный.
- Долго собирался ты ко мне, Торвард-воин, - проговорила старуха голосом сухим, - аль в пути чего задержало?
- Дела, матушка-кюна, все дела державные, - прокряхтел лендрман. - Земля-то сия обильна, за ней пригляд нужен
- И как, с толком ли ты за ней приглядываешь? - подалась вперед Асса так, что почудиться на мгновение могло, что через миг старуха черной птицею на овина с клекотом наброситься. - Доходили до меня слухи, что неспокойно на юге и на востоке от Гокстада, аль не слышал ничего про это?
- Было дело, не скрою, - нехотя ответил Торвард. Все-то старуха знает, ничего ушей ее не минует. - Разбойнички там объявились.
- Рассказывай, рассказывай, - закивала Асса. - Какое лихо на восток Гокстада обрушилось, как ты с душегубами управился, все, будь мил, рассказывай без утайки.
- Христиане-то, государыня, - скривился старик.
- Христиане, - задумчиво покачала головой Асса. - И что же - скот режут, дома жгут, людей в свою веру обращают?
- Обращают, - кивнул Торвард, кулаки сжав. - Пару деревень склоняли к своей подлой вере, добрых хирдманов убили, а скот - скот увели, окаянные.
- Страшные дела творятся, - скорбно запричитала Асса. - И что же ты, Торвард, воин великий, слуга Тора-громовержца, укротив нечестивцев, отмстил за невинно загубленных, вернул к вере праведной на дорогу лихую уведенных?
- Испугались разбойники гнева сынов Одина, - торжественно провозгласил Торвард. - Разбежались все.
- А может, попрятались только? - парировала Асса. - Что же ты, не пытался их выискать?
- Уж все приграничье обыскали, кюна!
- И что, ни следочка? - та впервые за весь их разговор искренне удивилась.
- Все что были - к Хейдмерку ведут или Вингульмерку, коли те свернуть с дороги решат, - отвечал лендрман. - Но там уже не наши владения.
- Плохо, значит, искал, - заключила Асса. - Вот что, Торвард-воин, как хочешь действуй, хоть кольцом извернись, но через тридцать лун хочу я видеть нечестивцев пойманных и вон на том дубу повешенных.
И указала кюну лендрману на окно, где виднелось дерево огромное, во все четыре стороны ветви свои крючковатые развесившее.
- А ежели они в Вингульмерке? Ежели свеи то за нападение примут?
- Пропроси у Локи хитрости, может, надоумит тебя бог-обманщик, - рассмеялась-раскудахталась кюна.
"Скорее я попрошу у Одина скорейшего возвращения конунга" - скрипнув зубами, поклонился лендрман. А Асса взмахнула сморщенной рукой, на свободу его отпускаючи.

Мер. Гутхорм-ярл.
_____________________________

Тем временем в Мере дела на лад шли. Диву дались (как проспались) бонды тому. какую тризну по врагу закатил Гутхорм и насколько богатые дары ему принёс, и увиделось им, что действительно ярл этот справедлив и о земле радеет. Потому и бунтов больше не было и еды в усадьбу вдоволь из деревень привозилось, а однажды утром, слуга оторвал Гутхорма от правИла воинского ради дела важного - люди пришли...
Мысленно застонав, ибо ничего, кроме новых трудностей от людей он уже и не ждал, ярл накинул рубаху из льна грубого, отложил меч и вышел к воротам. "Люди мёрские", о которых говорил слуга, оказались стайкой человек в двадцать вчерашних мальчишек - только-тоько первый пух над губой верхней наметился.
- Поздорову тебе, славный ярл! - приветствовал Гутхорма один из них, негласно старшим выбранный.
- И вам не болеть, добрые молодцы, - немного удивлённо ответил им Харальда наместник. - Какое дело привело вас ко мне столь рано. Случилось чего?
- Не случилось, ярл, всем довольны и тебе за справедливость твою благодарны, - парень запнулся. набрал в грудь воздуха и выдал, едва не одним словом: - Служить в дружине твоей хотим!
Вот чего-чего, а такого суровый и закалённый воин не ожидал. Он и сам хотел говорить с местными вождями о том, что в войско конунгово люди нужны, но вот чтобы так, сами! Воистину, верным было дело с тризной по Арнвинду!
- Сами пришли или посла кто? - ловя себя на том, что уже оценивает юнцов спросил Гутхорм нарочито сурово.
- Староста Орм клич бросил, дескать, ярлу Гутхорму воины нужны...вот мы и пришли, - то краснея, то бледнея рассказал юнец. - Не обидь, ярл! Мы тебе служить будем, что отцу родному!
- Хорошо же...пойдём на двор, посмотрим, годны ли вы, - ответил Гутхорм и улыбнулся хищной улыбкою.
Во дворе, в углу были сложены мешки с песком, да землёй, которыми воины дружины силу рук своих проверяют да поддерживают.
- Мешки видите? - спросил Гутхорм. - Взяли каждый по одному на плечи и бегом вокруг усадьбы. Заодно и я с вами пройдусь.
С этими словами ярл первым взял мешок, взвалил его к себе на плечи и двинулся к воротам. За ним потянулись и остальные. Бывалый воин, привычный к долгому бою в хорошей клёпанной кольчуге может бегать вот так столько, что и считать устанешь, юнцы же и четырёх кругов не продержались. Точнее, они бы продержались, да только Гутхорм ни смерти, ни увечья их не хотел, а потому остановил. Бросивши мешки, все они на землю попадали и дышали, ровно рыбы на берег выброшенные.
- Слабы вы, - сказал Гутхорм насмешливо, - но упорны. Не остановил бы я вас, так ведь и бегали бы, пока о кишки изо рта выпавшие не споткнулись бы, так?
- Так, - слабыми голосами и в разнобой подтвердили юнцы.
- Ну и дураки! - сплюнул Гутхорм. - Живыми вы куда олее пользы принесёте. Но работать с вами можно, так что, встали, взяли мешки и во двор, да сложите, как лежало, а не бросайте абы как!
Сам ярл во дворе оказавшись, ад мешок свой в угол метнув десницей могучей подозвал одного из дружинников, да велел ему:
- Ульв, возьми слуг, да прикажи им в дружинном доме те две комнаты, что рядом с вашей спальной освободить, да шкур туда притащить.
- Никак новые пришли? - удивился дружинник. - Да,Ульв, так что давай быстрее!
Хирдманн коротко кивнул и убежал поспешно наказ исполнять, Гутхорм же посмотрел на юнцов, уже вставших и выжидательно глядящих на него и усмехнулся. Можно было с ними работать, ой можно!

Ранрики. Харек Коннунг.
Дни шли за днями, Харек разъезжал по своим новым владениям, проверяя, хорошо ли обустроились беженцы из Гиллисберга на новом месте, и нет ли каких-то притеснений бондам. О пиратах с островов пока слышно больше не было, но Хареку было хорошо известно, что не до всех морских разбойников он смог добраться, и много еще волков моря хищно рыскали между берегами данскими и владениями Харальда, нападая на снеки и когги купцов.
Более всего радовало то, что местные умельцы быстро учились у ирландцев музыке, быстро усваивали как играть на арфе, и даже свои мелодии стали придумывать. Послущать их игру съезжались не только со всей округи, но даже из соседних стран. А на пристани в Виккене все еще стучали топоры плотников, надстраивая и сраширяя причалы, строились новые корабльеные сараи и гостинные дворы. Там Харек задумал построить торжище взамен сожженного викингами Каупанга. Уже его посещали купцы из земель данов, саксов, фризов, не говоря уже о вендах и далекой Руси, откуда был родом его друг Эйнар и немалая часть его дружины.
И вот однажды прибежал к нему хирдман запыхавшийс яот долгого бега.
- Коннунг, там корабли! Боевые...
- Чьи корабли? - спросил Харек с тревогой.
- Не наши... -пробормотал отрок. У них паруса в крсано-желтую полоску, а наши или красные с белым, или синие с белым, или синие с красным...
- Венды? - предположил Харек.
- Кто их знает... -ответил отрок, пожав плечами.
Харек поспешно облачился, надев кольчугу, шлем, прицепив поножи, повесил наспину щит, одним движением повесил на пояс секиру, и второым движением повесил через плечо перевязь с мечом из франкской стали. На берегу уже собралась дружина. Купцы поспешно тащили свое добро с кораблей, пришвартованых у причала, к корабельным сараям, а их охрана уже стояла плечом к плечу с хирдманами Харека. Чужие драккары шли к пристани клином, на носах и на корме были фигуры птиц счеловечьими голвоами или головами не то соколов не то орлов. а то и цельные фигуры хищныхптиц с распростертыми крыльями. На флагманском корабле возле мачты стоял большой деревянный ситукан с четырмя ликами...
- Это не венды... -пробормотал Ярослав. - Это русь. Свеи называют их ругами. Это их князь Рюрик пришел править в наш Хольмгард.
- Что они здесь забыли? - спросил Харек удивленно. Про ругов он слышал только тех кто живет в Рогагланде, в земле норвежской, и что правит ими Сульки, недавно отобравший у Харальда Западный Агдир.
- Кто их знает? Может просто пограбить пришли... Я слышал что они пару лет назад Бирку ограбили в земле свейской.
Один из кораблей - тот что был самым главным причалил прямо к причалу. На носу показалсявитязь в чешуе, с головой сокола на крылатом шлеме. Знаками он явно давал понять что хочет говорить.
Харек приблизился к причалу.
- Мы прибыть от сраны ругов! - кричал он. - Сдавайтесь и мы оставим вам жизнь и какое-то имущество!
- А кто ты такой, чтобы требовать это у меня, Харека, ярла Ранрики? Я служу Харальду, конунгу Северного пути и всей земли Норвежской. Кто ты такой, чтобы бросать вызов всей Норвегии?
Ответ Харека явно обескуражил предводителя незваных гостей.
- Я Свентослав, брат Радегера, конунга ругов. Но имя твое слышу впервые.
- Я новый конунг Ранрики. Этим летом я пришел сюда с дружиной. и меня выбраол тинг. Если у тебя есть счеты к пежнему конунгу. можешь спросить с него в стране мертвых, куда его отправили с почетом.
Было видно, что руг разбирает слова Харека с трудом, и стоявший с ним рядом воин что-то ему растолковывал. Все таки наречия урман и свеев значительно отличались, и хотя они и понимали друг друга без толмача, другие понимали их большим с трудом.
Ярослав выступил из-за спины Харека, и что-то прокричал на языке русов. Ему с изумлением ответили.
- Что ты им сказал? -спроисл Харек.
- Я сказал им что я говорю на языке русов и на языке урман и могу быть куда лучшим толмачом. -ответил Ярослав.
При посредничестве Ярослава разговор пошел куда оживленнее.
- Прежний ваш правитель дерзко напал на наши земли, когда мы были в походе на саксов, и разграбил наше святилище. Три года мы искали того, кто осквернил храм нашего бога, и увез оттуда имущество, посвященное ему. Из-за этого ан наш земли обрушились неурожаи. Мои воины изголодались по крови врагов, и если ты не вернешь сокровище храма по доброй воле, мы сожем твои владения и не оставим от них камня на камне.
Горизонт почернел от количества кораблей.
- У них тут драккаров не мнеьше сотни... -пробормотал Лиам. - У них не менее трех тысяч человек войска. У нас едва ли пять сотен сейчас здесь наберется. Постарайся протянуть время, пока мы бросим клич и соберем все дружину. хирдманы наши сейчас урожай собирают...
- Сойди на берег, и говори со мной. как подобает двум властителям. Я мало что знаю о делах худых и добрых, которые совершил мой предшественник, но если вы явились лишь за тем, что принадлежит вам по праву, и не будете претендовать на большее, то мы еще можем уладить дело с миром. Иначе месть конунга всей Норвегии обрушится на твою землю и твой народ. Подумай, стоит ли разорение твоей земли и исстребление твоего народа сокровищ храма твоего бога. Если ты надйешь эти сокровища в моей сокровищнице, я позволю тебе их забрать и отпутсить тебя с миром.
Повисло молчание. Затем руги стали долго между собой совещаться. иногда переходя на ругань и перепали. Особенно отличлся один пузатый викинг, с ромейским плащом на плечах. и арабским поясом с золотыми бляхами. неистово размахивающий булавой, и показывающий ей на берег в сторону строений. Предводитель ругов что-то на него средито крикнул, и пузан тт же заткнулся.
- Что-то слабоват их бог, если свои сокровища не смог уберечь, - сказал Ярослав с ехидцей. - Вот отец Паисий нам сказывал, как еще во времена отца вашего Харальда корабли русов подошли к Миклагарду, и тут внезапно поднялась буря, и разметала корабли их. А тех кораблй было так много, что их ряд был от горизонта до горизонта...
- Только этим о том не говори - сказал Харек, - ни к чему нам сейчас их злить. У нас и правда тут воинов едва несоклько сотен наберется, а этих не одна тысяча. Хорошо если день только продержимся. Все равно подкреплений мы не успеем дождаться. И купцам, которые к нам сюда торговать приплыли, и под моей защиойо здесь находятся, тоже достанется. И будет на мне пятно позора посмертное.
Наконец руги пришли к согласию, и их предводитель что-то прокричал на своем языке.
- Он говорит, что готов сойти на берег с небольшой свитой, полагаясь на твое честное слово, и обсудить с тобой условия замирения. Но предупреждает, что если что-то с ним случится, его молодцы разнесут тут все.
- Я согласен обсудить с тобой наши разногласия и придти к соглашению - ответил Харек. - Я не повинен в том, что совершил тот, кто правил здесь прежде меня, и отвечаю только за себя.
- Я беру с собой тридцать лучших своих дружинников. - сказал предподитель ругов. - Ты знаешь что с тобой будет, если ты нарушишь уговор.
- Знаю. -ответил Харек.
С борта драккара были перекинуты доски, и гуги сошли на причал. Тридцать дружинников и три телохранителя, все в чешуе покрытой золотом, ослепительно блестевшей на солнце, а впереди них чинно вышагивал Свентослав.
- Покуда войны меж нами нет, могу ли я пригласить вас в дом на трапезу, и там обговорить наши дела? -спросил Харек.
- Хитер ты, конунг. - призрительно произнес Свентослав, стиснув зубы. - Или не знаешь ты, что если я преломлю с тобой хлеб, то уже не смогу полнять на тебя руку. Я пришел за тем что принадлежит моему народу.
-Тогда оставь твоих грозныхвитяей здесь, и возьми с собой только троих, и я возьму с собйо только троих. В моем погребе много сундуков. Вот ты и укажешь, которые из них в твоем храме были.
Предводитель ругов угрюмо кивнул. Он явно не ожидал такого исхода. В его взгляде было удивление смешаное с презрением. По его мнению Харек должен был бросить ему вызов и дойстойно умереть, даже если на одного его воина приходилось десять закаленных в боях викингов.
В молчании они спустились в погреб, где хранилась казна конунгов Ранрики. Свентослав внимательно соматрвиал все сундуки. Затем он уверенно ткнул паьцем на один изх сундуков, на котором было выгравировано изображение сокола. Затем еще на один, и еще
...
Итого набралось сорок сундуков с изображением сокола на крышке. скрипел зубами от досады, ведь он не думал что тут так много чужого добра, награбленного его предшественником. Но лучше было лишиться этих сундуков, чем потерять Гиллеад, которая скоро вот должна родить, и подвергнуть разорению весь Виккен с его корабельныи сараями, причалами, гостинным двором и купцами которые доверили ему свою жизнь и имущество.
Чтобы вынести все эти тяжеленные сундуки, обитые железом и медью, пришлось позвать на помощь и всю свиту Свентослава, и хирдманов Ратибора, и даже соратников Лиама. Кроме того, Свентослав обнаружил ритуальное копье, меч и чашу, котрорые он сам торжественно принял из рук Харека и передал на свой корабль. После этого предводитель ругов любезно согласился воспользоваться гостеприимством хозяина. и тем самым гарантировать ему неприкосновенность его владений и имущества. Вначале предподитель Ругов требовла еще и выкуп, но Харек молча показал на то что у него осталось, и добваил что только сразившись с ним один на один и победив его в честном поединке можно требовать с него выкуп как с побежденного. Свентослав некоторео время молчал, и неожиданно уступил, видимо сообразив что если он проиграет бой, то будет опозорен перед всем многочисленным войском. Тогда он намекнул, что ограничится хторошим подарком в виде несокльких приятных безделушек, после чего заполочил от Харека роскошный пояс с ромейской пряжкой и сундук с ромейским шелком.
За столом незваные гости уже пировали как и в чем не бывало, рассказывая что они повидали в пути. Харек рассказал о своем столкновении с Эйриком Свейским. Как он выяснил, именно на свеев у ругов были немалые счеты. и эти два народа почти регулярно "обменивались любезностями" регулярно грабя владения друг друга. Предшественник Харека просто уданчо воспользовался моментом, внезапно напав на город ругов Рарог пока основная его дружина грабила Бирку. Стражи храма Радегоста сражались отважно но плаи все ло единого, потому что их было всего около пяти сотен, в то время как у викингов было не менее трех тысяч человек. После этого набега большую чатсь города пришлось отстроить заново. Рассказ про то что они оказывается на север отсюда лежат новые владения эйрика Свейского, а его самого там нет, сразу воодушевили их на новый поход.
К вечеру вся флотилия отчалила, взяв курс на север- на Вингульмёрк и на Вьярмаланд. После такого набега Эйрику уже будет не до них...

Эйрик Свейский. Home again|Снова домой

Без малого с пять недель в дороге провел Эйрик-конунг со своей дружиною, повторяя путь, что проделал он до Вингульмерка, но теперь в обратную сторону. В пути беспокойно было конунгу - ведь остался Свен Черный Молот в Гиллисберге, а на него хоть и возможно было положиться, но не без опасений, что в приступе ярости внезапной таких дел он наворочать может... вовек не разгребешь. Да и с разбойниками теми, что покой нарушали, управится ли он? Эйрик, конечно, помощи у Харека попросил (стиснув зубы и мысленно проклятья тому посылая, но все же), однако не было у владыки свейского твердой уверенности в том, что не сделал он только большую ошибку...
Но грела его одна мысль - когда вдали от костра осенний холод ночью пробирался под кольчугу, немилосердно жаля; когда кони останавливались у какого-нибудь озерца, больше похожего на грязную лужу, на водопой; когда рассветное солнце распускалось кроваво-красным цветком на бледном небе, - грела его мысль о том, что не за горами уж дом его, и любимая супруга, и дети, наверняка уж успевшие хоть немного, да повзрослеть.
Даже самый суровый викинг, руки которого по локоть красны кровью врагов, а верный меч покрыт зазубринами в сражениях; победы которого бессчетны, как и кубки, выпитые им до дна, - даже он порой думает о том, как хорошо было бы однажды вернуться в такой дом, пусть даже не самую богатую усадьбу, где ждала бы жена, дети... где ждал бы хоть кто-то, и неважно, с победами или без. Другое дело в том, что такой дом есть не у всякого.

Вечером поздним, когда Сванхильд собиралась уж детей спать укладывать, услышала она шум во дворе да громкий говор людской. Нахмурившись, вышла на крыльцо владычица, выговорить расшумевшимся слугам желая, как вдруг...
- Сванхильд! - это Эйрик сам, спешившись, подбежал к ней, подхватил на руки.
- Ты... ты ли? - выдохнула женщина, не веря глазам своим. Сколько же времени прошло с их расставания?.. Около года ведь, должно быть. Она успела уж потерять счет дням, да и месяцам, смирившись с ожиданием и только изредка получая какие-то известия, обрывки слухов - мол, уже и до Западного Гаутланда дошел конунг свейский, в Вингульмерк направился... Весточки от самого Эйрика приходили редко, куда реже, чем ей хотелось бы. Но вот за долготерпение свое, за бессонные ночи она была вознаграждена.
- Кто же, как не я? - рассмеялся Эйрик, целуя жену в щеки, в лоб, в кончик носа. - Спят ли дети? Хочу видеть сына с дочерью... расскажи мне, Сванхильд, как они? Подросли без меня?
- Конечно, - улыбнулась женщина. Она хотела уж попросить мужа, чтоб опустил ее на землю, да вместе с ней к детям отправился, но те уже сами прибежали на звук голосов...

Пока воины его спать улеглись с дороги (пир праздничный решено было на следующий день устроить), сам Эйрик, вдоволь с сыном да дочерью натешившись, подождал, пока уснут они, а после в спальню вместе со Сванхильд направился.
- Я думала, рассудка лишусь здесь без тебя, - вполголоса молвила женщина, на край кровати садясь.
- Да... давно я не был дома. Но не дело это для конунга - в усадьбе сидеть.
- Не дело, - грустно улыбнулась она. - Однако и о семье забывать...
- А я и не забывал, - покачал конунг головой, сел с супругою рядом да прильнул устами к ее устам, обняв крепко.
... А минутою позже осторожно затворил дверь он покрепче и задул единственную свечу в комнате.
- Скучал я, родная, - шепнул Эйрик в ухо супруге, нежно белую шею ее поглаживая, - и не поверишь, как скучал...

Сарасберг. Кюна _доброта-неземная_ Рагхильда

Спокойна была ночь да радостно утро. Кюна велела на стол накрыть, умылась и села за еду. Много забот у правительницы, много дел, да все равно время для скуки находится. Вот и брала она с собой за трапезу девку-служанку, которую больше всех любила и которая ее вечно сопровождала. Девка та, пока кюна трапезничала, сплетни ей рассказывала да истории народные, про дела свои да про подружек. Раньше боялась она Рагхильду, тиха была с ней и скромна, но потом, пообвыкнувшись со своей госпожой, которая с ней была ласкова и добра, осмелела.
И теперь без умолку щебетала девка о том, что происходило в усадьбе и за ее пределами. Рагхильда слушала ее внимательно, но как женщина мудрая и опытная,знала, чего слова девушек молодых да легкомысленных стоят, и лишь наполовину на веру принимала.
- А еще, верите ли, госпожа, беда в Вильгумеке! Разбойники, что в белого бога веруют, разгром там чинят и беспорядок! Мне рассказывала наша соседка, что-де ее кум, который живет в деревне неподалеку, слышал, как бабы из соседнего поселения как раз рассказывали о том, какой страх несут с собой бандиты эти! Никакой управы на них нет - воинов убивают, а крестьян, добром ли, мечем ли, в веру свою поганую обращают! Эйрик-правитель борется с ними, однако и в землях Вестфольда они появлялись, а Асса, кюна местная, сделать ничего не смогла! То ли сильны так душегубы, то ли Асса совсем одряхлела! В страхе народ тамошний держат! Вон, дядька девки из дома напротив уже заранее крестом себя осеняет и других уговаривает, мол, меньше страдать будут!
Так и принимала пищу утреннюю кюна, слушая вести служанки своей молодой, когда в дверь постучали и слуга объявил, что гонец из земель, Харальдом захваченых, явился и вести доложить правительнице желает. Доела Рагхильда спокойно да велела позвать гонца.
- Ну, с чем пожаловал, какие вести принес? Добрые али злые? - дружелюбно спросила она, когда вошел юноша статный и поклон ей отвесил, - Да на меня смотри, а не на Вальборг младую, ты ж не ей докладываешься чай, а кюне, а то гляди, отправлю в темницу крысами питаться!
Тихонько посмеялась Рагхильда, увидев, как зарделся сначала молодой гонец, поняв, что взгляды его на девицу заметила кюна, а затем и вовсе побелел, угрозы услышав.
- Да шучу я, шучу, какие вы, молодцы, слабые духом пошли, - усмехнулась правительница, махнув служанке, чтобы вышла она,- докладывай.
Долог был доклад юноши - видно было, что старался запомнить и в подробностях, пусть и лишних порою, рассказать все вести из земель далеких. Да и есть крыс, скажем честно, не каждому захочется.
Поведал гонец кюне о том, что в землях, где Гутхорм правит, мир воцарился и покой, что крестьяне там мятежи устраивать прекратили и помогать правителю своему стали.
Также упомянул гонец, что Торлейв помог Гутхорму, и подумалось Рагхильде, что не зря она туда жреца хитроумного отправила и что польза от него пока одна. Правда, помнила она, что раньше времени ликовать рано, и что Торлейв как все к расцвету приведет, так сам же все в пропасть и скинуть может в любой момент.
Рассказал юноша про дела тамошние, про то, как расцвело все и как в гору идет все. Еще лучше стало настроение кюны, и велела она одарить щедро гонца за вести добрые.
- Можешь быть свободен, милый юноша! - улыбнулась ему Рагхильда, отдав распоряжение о дарах.
Помедлил чуть посланник, глянул на кюну нерешительно, да медленно к двери зашагал. Показалось Рагхильде, что недоволен он и беспокоит его что-то.
- А ну-ка стой, молодец. Не рад ты дарам кюны?
- Рад, госпожа!
- А что ж сомнения в глазах твоих да дума тяжкая на челе? Помни, я Девой Вещей зовусь за то, что все ведаю! - напомнила женщина, исказив несколько смысл прозвища своего.
- А коль все ведает кюна, так и гонец никакой не нужен, все вести и так придут, - улыбнулся робко юноша.
Поднялась тут Рагхильда резко да несколько шагов сделала к посланнику так, что он лицом к лицу ее оказался.
- Будешь над кюной глумиться? - звенящим голосом спросила она, так, что и без угроз была видна ее закипающая злость, - Ну-ка выкладывай, чем недоволен, что тревожит тебя, коли госпожа твоя спрашивает.
Не робкого десятка был юноша, да опыта у него было немного с правителями общаться, а когда перед ними, как перед Одином, стоишь, так кто угодно убоится.
- В..Вести есть еще... - проговорил посланник, оступая на шаг, - дурные.
- Говори скорее, - поторопила его правительница раздраженно.
- Ну так вот.... В общем, сбежала девка-то мерская, скрылась, говорят, без колдовства там не обошлось! И поди унесла ублюдка под сердцем, чародейка проклятая! - выдохнул юноша, в глаза властительнице глядя, - Ищут ее.
На том закончил он и голову опустил, слова Рагхильды дожидаясь.
- Ступай, - молвила кюна не сразу, в задумчивости пребывая, - Да награду свою забрать не забудь.
Поспешил юнец поскорее убраться, пока не передумала правительница и не лишила милости своей.
А Рагхильда осталась в светлице, погруженная в думы свои. Сунулась было девка ее, да кюна лишь рукой махнула, мол, уйди, не до тебя.
Подумала кюна, затем велела приказ дать, что если кто разбойников приведет живых, тому награду большую выдать обещает.
Поскакали тут же люди Рагхильды по деревням приказ сообщать.
"А с девкой," - подумала Вещая Дева, - "я позже разберусь"

Транделаг. Усадьба Хладир. Харальд и пленники.
Совместно ДЛ с Тельтиаром.

За пиром и забавами время быстро пролетело - не успели мужи доблестные опомниться, как настал вечер, а значит и время подошло, Харальдом указанное для присяги ярлов пленных или же наказания их примерного, дабы иным конунгу перечить не повадно было. Решил Харальд, что следует всех хирдманов в полон взятых на действо это собрать, дабы они видели правителей своих и примеру их последовали, коли те согласятся служить конунгу Агдира, или же ужаснулись судьбе их, если отказаться посмеют.
Торбьерн обещал вису сложить хвалебную по окончании присяги, жрецы же агдирские и хладирские все приготовили к тому, чтобы асы за клятвами проследить могли и покарать лжецов, буде появятся такие.
Хакон тоже пришел посмотреть. Хоть и был он хозяином во Хладире, а полоняне, все ж, Харальду конунгу принадлежали. Вот транделагский владыка и не вмешивался в суд агдирского конунга до поры. Просто стоял в стороне да все примечал.
Харальд же, поверх одежи знатной алый плащ накинул, да велел всем ближним своим так же нарядно одеться - пусть видят мерийцы, что кто подле него окажется, ни в чем отказа знать не будет. Перед стенами усадьбы жертвенник поставили служители Асов, кольцо Тюра положили заговоренное, да вознесли хвалы Одину и Тору, дабы те взор свой а Хладир направили.
Вскоре привели мерийских и фирдских ярлов да иных мужей знатных числом двадцать шесть, за ними же и других пленников, что родом хуже были построили воины, глаз с них не спуская и оружие наготове держа. Коли удумали бы худое они - так нараз всех в Чертоги Павших отправили бы люди Харальда.
- Что с пленными делать велишь? - молвил молодой Хакон Харальду, видя, что отец решил быть простым наблюдателем. - Приказывай, конунг, как с добычею поступить.
Улыбнулся конунг, жестом велев помолчать Хакону, а затем бросил знати пленной:
- Обдумали вы слова мои, мужи ратные? Какой ответ дадите? Судьба ваша отныне - в ваших же руках находиться, сами решать ее будете.
Замолчал Харальд, взглядом холодным обвел всех, кто стоял перед ним - ярлы родовитые в одеже рваной и грязной, что еще со времени битвы у Сольскеля не меняна была. Посбивала спесь с них работа тяжкая, никому более трудом рабским заниматься не хотелось. Вот вышел вперед Хроальд, поклонился:
- Служить тебе будем, государь, верой и правдой, - ярл сказал голосом покорным. - Велика твоя удача и асы на твоей стороне - лучшего конунга для Фиордов нет в земле Северной.
- Да что молвишь такое, змеев сын? – взбеленился в ответ другой ярл. – Для того отец тебе пояс ярловский завещал, чтоб ты конунгов менял, как перчатки, вражина? Одно зло с Харальда, - он кинул яростный взор на агдирского волка. – Рядом с ним даже достойные ранее мужи подобиями Хаки Трусливого делаются!
За слова те Хроальд, не дожидаясь охраны, врезал соратнику в зубы. Впрочем, какой он ныне соратник, ежели Хроальд уж под руку Харальда переметнулся? Вон, как довольно агдирец оскалился, сопротивление воле почуяв. Волк – он и есть волк, даже оскал как у лютого зверя.
- Есть ли среди вас, молодцы, другие мужи, что думают как этот, с рожей попорченной? – спросил тихо конунг Агдира. От тона его мороз по коже бежал, но часть бондов плененных, видимо, вдохновилась храбростью ярла.
- Мы за Укси-ярлом хоть до Нифльхейма! – послышались голоса.
– Ты, Харальд, лишь пес, возомнивший себя волком Одина. Гери да Фреки от битв не хоронятся, своими клыками ворогов рвут.
- Позор нарушителю клятв!
Зоркие очи охраны мигом высмотрели кричавших, и вытащили их из общего строя.
- Я – нарушаю свои клятвы? – медово усмехнулся Харальд. – Так смотрите же, мужи Транделага, Агдира и пришлые люди, как конунг Агдира слово свое ныне сдержит. А после – судить будите, тяжело ли оно, как меч праотеческий, али легко, будто пух.
Старый Хакон одобрительно улыбнулся.
Тряхнул головой сын Хальвдана, взметнулись волосы длинные, заструились по плечам золотистым водопадом - все собравшиеся уж знали, что за клятва с космами его связана да что не отступится он от решения того, покуда жив будет.
- Этого обратно, в сарай и в цепи, - указала длань правителя на непокорного ярла, что именем преданного телохранителя напоминал, да нутром с ним слишком сильно разнился. - Его судьбину я после решать буду. А тебе, Хроальд, все его земли отойдут, коли человеком верным себя покажешь не только на словах.
- Сделаю, что велишь, - молвил ярл. Видно было, что не по нутру ему было те слова говорить, но - что сделаешь? Хроальд выбор свой сделал, а милым быть тем и другими разом не выйдет.
- Этим, говорливым языки вырви, - махнул он рукой на хирдманов, что служить ему отказались во всеуслышание. - Тем докажешь, что твердо твое намерение мне служить.
По знаку младшего Хакона, взявшегося распоряжаться, двое хирдманов споро скрутили непокорного бонда, что громче всех Укси славил, а третий - протянул Хроальду клещи, заранее заготовленные. Над двором усадебным послышался крик, перешедший в мычание. Сердобольные бабы в толпе отвернулись, в рядах полонян ропот послышался. Но стражи транделагские дело свое знали. Ощетинились копьями да заставили пленников смирно стоять.
Рану прижгли, чтобы раньше срока кровью не истек непокорный, Харальд же улыбнулся довольно, видя как приказание его было исполнено.
- Теперь вижу я, твердо твое желание верой и правдой служить. Эй, слуги - дайте Хроальду-ярлу плащ, соболями подбитый! А что с этим делать, - палец на немого воина указал. - То пусть жрецы решают по закону древнему.
Обернулся он к остальным пленникам, пока голоса не подававшим.
- А вы какую судьбу изберете? Власть, славу и богатство или позор, мучения и гибель?
: Сложно было викингам гордою поступиться, но судьба бонда немого незавидной было. Не родились они ярлами, не было в них того лютого упорства, перед которым отступает даже холод Нильфхейма. Склонили они головы, утешая себя тем, что не к вою простому, но к правнуку Одина не службу пойдут.
Служители Высокого временем тем уже к дереву приторочили жертву, им конунгом отданную - по завершении клятвы порадовать следовало Одноглазого хорошим подношением, а не только пивом хмельным, на алтарь вылитым.
- Ну, Хроальд ярл, первым на кольце Тюра клянись в верности Харальду сыну Хальвдана! - Повелел Бедвар, фиордца подводя к алтарю каменному.
- Клянусь перед предками служить верно Харальду конунгу и роду его пока жив, и пусть покарает меня Тюр, если нарушить клятву измыслю.
Кивнул жрец удовлетворенно:
- Отныне ты человек Харальда Хальвдансона, тому Асы свидетели!
Набросили слуги на плечи ярлу плащ подаренный, поднесли рог с вином, тем временем остальным знатным людям пора подошла присягу приносить, а за ними вослед - и простым ратникам.
То было дело небыстрое, однако тяжелый взор конунгов в спину, да вид увечного на дубу, ставшего жертвой Высокому, резвости бондам изрядно добавили. Когда все закончилось, Хакон конунг похлопал Харальда по плечу:
- Воистину, властелина я видел.
- Твои слова, отец, усладой моему слуху, - негромко ответил конунг. - Ворогам всем уроком то будет.
- А что ты, сынок, с Укси делать умыслил? - видно было, что приятно старцу слово "отец" от молодого властителя слышать. - Не для раздумий же ты в сарай его проводил.
- Хочу, чтобы потерзался мыслями о судьбе своей, прежде чем на тот свет его оправлю, да и сам я не решил пока - какой смерти предать его.
- Смерть для него даром будет. Мыслю я, что ярл, бондов настроивший против тебя, недостоин такой милости. Пусть даже день умирать будет, а после страданья его завершаться. Нет, Харальд, дерзость такая должна муками во много зим окупиться. Продай его, как холопа в южные земли. Там сильные мужики ой, как ценятся, а на достоинство его ярлово витязям из Гардарики наплевать. Лишь бы работал, как следует. Он - муж сильный, нескоро помрет от трудов. Пусть мучается до самой кончины, пес шелудивый!
- Хороша задумка, - оценил по-достоинству предложение старика юноша. - В Хадебю на торги его с кораблем отошлю. Хоть какая польза, пусть малая от него будет.
- Знал я, что мудр ты, Харальд, - усмехнулся в бороду Хакон. - Надолго бонды бунт сей запомнят, да судьбу позорную для ослушника. Власть твоя от того укрепится изрядно, особенно коль людей, присягнувших тебе, приголубишь. Пусть в сражении следующем доблесть докажут, а добычею взятой их одари. Тебе от того убыток невелик выйдет, а они в полоне потерянное возместят. Не столько за серебро тебя славить начнут, сколько за гордость, им возвращенную. Словно собаки верны станут.
- А там и верность их проверку пройдет, коль скоро на Фиорды я рать эту поведу - там у многих из них родичи, Один благосклонен будет - добровольно оружие сложат.
- То дельная мысль. Не зря сам Один твоим предком был, - похвалил Харальда тесть.

Долгий путь из Хладира

Спустя три дня после того, как пленные ярлы и хирдманы обрели свободу, перейдя на службу Харальду конунгу, велел он собираться в дальний путь на север, в Халагаланд. Желал правитель осмотреть свои новые владения и присягу принять у людей, там живущих, дабы не посмели они ничего подлого умыслить супротив него, как Северного Халагаланда ярл, прочь бежавший, едва только Бард порядок стал наводить в своей вотчине. Ныне же закрепил за Бардом право Харальд всем Халагаландом владеть, как Южным так и Северным, Средним же - после того, как в жены возьмет дочь лендрмана, теми землями управляющего.
С собою взял Харальд все многообещающих молодых мужей, что раньше его сопровождали и что в Транделаге жили, в том числе и Хакона, скальдов и берсерков, а так же много иного люда, и было их столь много, что пришлось взять целых десять больших кораблей. Впереди Волк Волн шел, по правый же борт от него новый драккар Барда, а по левый - молодого Хакона корабль с медведем на парусах. Много даров вез с собой конунг, дабы знати северной по нраву придтись, ведь от людей Халагаланда торговля большая зависела и дань с финнов да эстов, да иных племен, что в лесах жили, точно звери.
Они плыли вдоль берега, на ночь останавливая корабли, а с рассветов вновь продолжая путь, и к концу шестого дня добрались до острова Торгара, где старый Свен, уже знавший о том, какой гость знатный усадьбу посетить должен, угощения заготовил. На пир этот со всех окрестностей люди Южного Халагаланда собрались.

Охотник или дичь
Враг следовал за ними по пятам - Асмунд чувствовал это, чувствовал, как волк, убегающий от охотников. Они искали его - не важно кто: хейдмеркцы ли, свеи или прислужники Харальда - все едино враги, с которыми рано или поздно придется столкнуться. Но Кровавый Ярл не желал давать бой на условиях, выгодных преследователям - о нет, пусть они вымотаются, ища его по лесам, но находя лишь следы, оставленные им, когда придет время - они встретятся и все падут от Божьего Гнева, вложенного в десницу ярла-пророка! Эти язычники узрят настоящее могущество Господа, ощутят его на своих шеях, когда будут обезглавлены во славу Его, Белого Бога, принесшего спасение на острие клинков своих верных рабов.
Они метались от деревни к деревне, находя приют на ночь у ими же крещеных бондов, получая провиант и расплачиваясь серебром, награбленным в других деревнях, в тех, что не приняли Белого Бога. Иногда Асмунд находил кормилиц для своей сестры, чаще – кормил ее через тюрю, благо – осень выдалась теплой, и ярл не боялся, что девочка замерзнет, но все же укрывал ее подбитым мехом плащом. Поначалу воины жаловались, что крик младенца мешает им спать, однако очень скоро Асмунд заставил их держать свое недовольство при себе, иные же ушли из его дружины. Многие убеждали его, что следует покидать Норвегию – пробиться к морю или уходить через леса за Хейдмерком в земли финнов – поскольку здесь их ожидала лишь смерть, однако Альхеймсон желал перед этим уладить свои дела, связанные с Сарасбергом, а по возможности – расправиться с преследователями, дабы впредь думали, за кем погоню отправляют.

Ивар и Рогволд

Ивар застал отца во внутреннем дворе усадьбы. По пояс голый стоял тот, смывая колодезной водою остатки сна ночного. Подле находилось двое отроков, с чистой одеждой для ярла ожидавших завершения омовения.
- Зачем пожаловал, сын? – не отрываясь от бадьи, воспрошал Рогволд.
- Жрецы, батьку. Требуют того, чтобы ты их принял, - хмуро ответствовал Ивар, помятуя недавний разговор с непрошенными гостями. Ох и не нравились ему эти прохвосты. Будь на то воля Хрольва, коий также не преминул высказаться о них, давно б собакам скормили, и Ивар был солидарен с братом.
- Опять? – раздраженно фыркнул Рогволд, - я ж недавеча, как вчера с ними обо всем поговорил. Испытывают мое терпение, смерды!
- Не желают они, чтобы ты их отсрочками потчевал. Так и сказали.
- Дерзить мне изволят?! – хлопнул кулаком по скамье, на коей бадья стояла. Взметнулись брызги, обдав не успевших отскочить отроков, - до коль это продолжаться будет? Чтоб мне эти смерды в моей собственной усадьбе указывали! Кого хочу, того и трахаю! Хоть дочку, хоть самого Неккви!
- Может, это… - замялся Ивар, вспышкой отца неожиданной смущенный, - отравить их? Али выпотрошить и волкам на съедение отдать? Потом скажем, мол, так и было.
Рогволд бросил хмурый взгляд на сына, апосля чего не выдержал и расхохотался. Лопнул гнев его, как жаба соломинкой надутая.
- Вырастил на свою голову! Отравителей и другогу сорта мучителей! Не, Ивар, не всегда дела государственные смертоубийством вершатся, порой – а сейчас именно такая пора – осмотрительнее надо быть. Ибо иногда труп опаснее живого.
- Как скажешь, батьку. Но что червям седобородым передать? Примешь их?
- Приму. Пущай к полудню в обеденную ко мне заглянут.
Зашагал прочь Ивар, думы тяжелые в голове перебирая. Завидовал он Хрольву, коий недавно на север уехал с дружиной отцовской деревенщину глупую, непокорную на службу ярлу Мера ставить.

Хрольв

Громко хлопнула входная дверь впуская вместе с холодным влажным ветром широкоплечего воя, шкурами скрывающего кольчужную грудь. За спиной висел щит, к богатому поясу был приторочен меч.
- Что за?.. проваливай! – рявкнули из теплой, пахнущей жарким темноты.
Оказавшись за порогом, могучий гость распрямился – дверной проем был слишком низок для богатыря. Серые глаза поймали пятерых «хозяев», за столом трапезничавших.
- Вы чего, волчья сыть?! – взревел гость, руки в бока упирая, - сына конунга собственного не признали?!
- Хрольв Пешеход? – неуверенно переглянулись едоки, обтирая о штаны жирные пальцы.
- Он самый! – гаркнул богатырь, - а ну встать и на улицу - жиииво! Чтоб через полчаса все оружные, кто в деревне этой жопы наедают, собрались пред столбом позорным!
- Ярл задумал поход какой? – неосторожно поинтересовался один из воев, норовя проскользнуть мимо загородившего проход Хрольва.
- Не твое собачье дело! – прикрикнул богатырь, - твое дело – бездельников местных собрать. Исполнять. Ишь чего удумали, отвыкли, небось, без руки отцовской!
Впопыхах оружие и доспехи похватав, «хозяева» за дверь выскочили. Сыростью и холодом опять повеяло. В одиночестве оставшийся Хрольв не стал брезговать остатками трапезы неоконченной и сей же час уселся за стол. Только разве что меч отстегнул да шелом уложил на скамью рядом.
- Ну, батьку, - крякнул ярла сын младшой, опрокидывая внутрь безразмерной пасти кувшин с медовухой, - за княжение твое пью.

Свен, Оттар и еще какие-то люди.
(И Тельтиар)

Месяц воины Харека и Эйрика провели в бесплодных поисках Асмунда Кровавого. Негодяй постоянно ускользал от них, опережал на шаг-другой, и словно предугадывал, как они станут ловить его. Оттару и Свену удалось поймать нескольких разбойников, отбившихся от банды, однако добраться до самого Асмунда пока не представлялось возможным. Воины роптали, иные требовали прекратить бесплодную погоню и возвращаться, что же до самого Оттара - то постоянные споры с Черным Молотом сделали его раздражительным и злым, он уже и сам не рад был, что вызвался исполнить приказ Харека.
"Надо было послать Ярослава, - все чаще думал он. - Или Ратибора, или еще кого!"
Отряд в полторы сотни воинов метался между Вингульмерком и Хейдмерком, порой доходя до границ Вестфольда, но не смея их нарушить. На этот раз они шли тем же путем, что некогда сам Асмунду вел войско навстречу своей судьбе - к берегам Эйна.
- Я знал, что проку от вас ни на грош не будет, - проворчал Свен, к Оттару оборотившись, - как и от всей погони этой нелепой.
За месяц жизни походной херсир изменился внешне - осунулся, чего никогда с ним не бывало, и словно изнустри почернел, от чего выглядеть стал еще более устрашающе. Но сил у него не убавилось за это время и рука, сжимающая боевой молот, все такой же крепкой была.
Свену пуще редьки горькой надоело все это, но отступиться он не мог - как назад повернуть, показать христианским шавкам свою слабость, отказ от поисков? Знал он, что свеи, ему подчиненные, тоже вернуться хотят, но если слышал воитель такие разговоры - тут же пресекал их на корню. А злобу всю срывал на Оттаре, порою даже в его присутствии.
- Если бы твои свеи расторопнее были - мы бы его нагнали уже, - не оставался в долгу Рваный. - Это тебе не усадьбы беззащитные грабить.
- Нагонишь его, как же, - фыркнул Молот. - Чувство что он, собачий сын, под носом, а все ускользает... Хеймдалль зоркий не помогает нам, видно, боги решили, что мы с вами заодно и отвернулись от нас. А Эйрик-то наш неплохо устроился, дома с женушкой небось... отдыхает.
Презрительно скривил он губы в ухмылке.
- Ну да... как что не по вам, так вы сразу и беззащитные, и бедные, и несчастные. И ехать-то рядом противно, а приходится.
- Ну так что ж ты едешь? Давай разделимся - все приятнее будет, чем рожу твою постную видеть! - Огрызнулся христианин, немного отведя коня в сторону. - Может так удачнее выйдет.
Свей нахмурился.
- Добре.. а ну как ты Асмунда с его ребятами встретишь да перебьют они вас, а Харек потом нам обвиненья предъявит? Или еще чего, объединитесь с ним в одну шайку и пропадай, честной народ?
- Я с Асмундом в одну шайку, -зарычал Оттар, резко поворачивая скакуна, да ладонь на рукоять меча положив. - Слова свои поганые назад забери, язычник!
- Ух, разошелся-то как, точно на больную мозоль наступили, - хохотнул Свен, но видно было, что он такой вспышки не ждал от Рваного. - Ладно же, охолонись, поехали дальше.
- Это мне как извинение расценивать?
- Именно, - кивнул херсир. - Более нежных слов ты от меня все равно не дождешься.
- Да как-то и не слишком хочеться, - хмыкнул на то Оттар. Отряд же тем временем дальше шел, вдоль берега озерного и впереди вскорости увидали дым, как от костров походных.
- Это кто бы мог тут остановиться-то на привал? - задумчиво протянул Молот. Обернулся к отряду своему: - Оружие наготове держите. Туда едем.
Только одно подозрение было у свея - что наконец -то они разбойников застали.
О том и Рваный думал, да только не верилось ему, что вот так у всех на виду будет Асмунд останавливаться, про осторожность забыв - коли так, давно бы его изловили уже, а так - поди пойми, что там, да ведь еще и на месте том самом, где весной Эйнар негодяя победил.
Отряд двинулся вперед по берегу. За дымом вырисовывались постепенно очертания палаток, поставленных где попало и как попало; на особенно открытом месте, где шатры словно расступились, горел костер - тот самый от которого шел дым. Несколько человек грелись возле него.
- Смотрите-ка, у них крест, что ли, на знаменах? - прищурился Свен. Но приглядевшись, понял, что это меч, только острием вниз - как раз в виде креста.
- Асмунд Кровавый, - процедил Оттар, так же присмотревшись к знамени. - Веру нашу позорит. Только вот маловато у него людей, как я погляжу - или в палатках спят. Мне это не нравится.
- Так может их того, разбудить, коли спят? - ухватил Свен свой молот. - Или повернуть предлагаешь?
- Разбудить, говоришь, - Рваный потянулся к рогу висевшему у седла.
- Ну труби, - усмехнулся Свен. - Пущай попрыгают...
Звук рога раздался, когда отряд воинский уже выехал к лагерю, перед озером раскинутому. Впопыхах вскакивали люди, хватая оружие и надевая шлемы.
- Это свеи! Они нас настигли! - Закричал один из разбойников.
- Мы обречены!
Оттар опустил рог, оглядывая те два десятка врагов, что собрались вокруг костра.
- Слишком мало, - процедил он. - И, лошадей нет.
Отряд свеев окружил тем временем бандитов окружил, острые пики направили воины на преступников коварных.
- И правда, мало, - подозрительно Свен произнес. "Да и лошадей не быть не может, как же так?" Огляделся - вроде не прятались нигде, разве что... Лес был неподалеку. - Оттар, может, там кто есть?
- Леееес, - протянул Рваный, медленно меч из ножен вытягивая. - Там Эйнар засадной хирд держал во время сражения с Асмундом. И как я только мог забыть.
- Так, вы за этими приглядывайте, - скомандовал Свен тем воям, которые вокруг разбойников стояли, - а лучше всего вязать их начинайте... а мы поедем да поглядим, нет ли там кого знакомого, по кому давно уже клинки плачут...
Оттар руку вскинул, веля своим людям ближе к лесу держаться, тем временем пока свеи и гауты к лагерю разбойному подбирались. Христиане окруженные, подле стяга своего стояли с клинками обнаженными - то все были могучие воины, судя по том, что каждый меч держал, а не иное оружие какое (хотя, быть может они клинки эти и украли).

Разговоры за чарочкой
С Дарки

Спустя время некоторое, потребовавшееся гостям, дабы с дороги отдохнуть, началось застолье на Торгаре - Бард во всем превзойти хотел тот пир, что для конунга тесть его устраивал, ведь богатой была земля Халагаланда. Харальд во главе стола сел, по правую руку посадив Барда, по левую же - Хакона молодого, а дальше все дружинники его сели в соответствии со знатностью рода и заслугами своими на бранном поле.
Гордый оказанной частью, Хакон млад славил речами медовыми и хозяина дома, и конунга, на огонь заглянувшего. Служанки пригожие кубки напитком хмельным наполнять едва успевали. За пожелания Хакона не выпил бы только лишь лиходей, желающий зла, а потому мужи быстро хмелели.
После, насытившись, велел конунг воинам удаль свою показать, да потешить знатных людей схваткой потешной. От каждого ярла по бойцу вышло по пояс обнаженному.
- Был бы здесь Укси, я бы на него поставил золотом, - молвил Харальд, за ходом драки наблюдая.
- Конечно, - подхватил молодой Хакон. - Где же быть лучшим мужам, как не близ конунга? Правда, хоть и наслышан я о доблести воев Агдира, но Транделаг тоже мужами не оскудел. Достойные вои сегодня богов поединками тешат.
- Ходят слухи, что в Транделаге и дев красивых в достатке, - конунг улыбку в бороде спрятал. - Кому, как не тебе о том знать.
С тяжким стоном рухнул боец агдирский с лицом в кровь разбитым, победитель же над ним встал, награды ожидая.
Нахмурился Хакон слегка, но неявно было, не то конунжич словами про дев уязвлен, намек на Эйсван в речи Харальда видя, то ли исход поединка его не порадовал. - Боги судили победу нашему молодцу. выберешь ли ты, конунг, деву под стать такому вот викингу? - и он кивнул на победившего гридня, пресекая наметившееся недовольство Харальда. Ничто так не ласкает взор настоящего мужа, как девичья краса. Хакон про то знал доподлинно, вот и сменил тему с ловкостью сына Локи.
- Такой молодец и сам себе деву найдет, - Харальд снял с пальца перстень, бросив его бойцу победившему - тот поймал подарок проворно и поклонился. - Как и подобает викингу. Как думаешь, брат, кто в следующем поединке верх одержит?
Братом пасынка Хаконовского конунг назвал, лишь чтобы самолюбие его потешить, догадываясь, как бастарды падки на подобные слова.
- Полагаю, что силы воителей ныне равны, - осторожно Хакон ответил, и победу им друг у друга вырвать придется. Не бонды дерутся, но гридни, с секирой родившиеся да боевым ножом в колыбели игравшие. Неопытен я, чтобы судить такой бой. Возможно, кто-то из старцев, видевших много боев, подскажет тебе лучше меня, неученого? - и конунжич покосился на ярлов.
- Ставлю кошель серебра на Магни из Гудбрандсдалира, - один из ярлов ближних молвил, со звоном монеты на стол бросив.
- Поддерживаю спор, - горячо Бард воскликнул, с шеи гривну снимая. - Стейнвар победит, он лучший в моей дружине!
- Победитель получит мой шлем, - спокойно конунг сказал. - Сходитесь.
Подбодренные вниманьем дружины, и, конечно же, самого властелина, молодые мужи показали настоящие чудеса. Мнилось, будто сталь о сталь не потешно звенит, а в битве кровавой. Скальды уж к странам тянулись, внутренним слухом песни валькирий заслышав.
- Хорошо бьются, - улыбнулся Харальд, вновь наклоняясь к Хакону. - Побольше б таких воев в дружину, никакой враг страшен бы не был. Ты ведь тоже в свое время славы ратной снискал.
- Хвала Тору и Тюру, покровителям битв, я тоже не хилым родился, - с гордостью подтвердил Хакон. - Предки мои врагов били нещадно еще с тех времен, когда Хеймдаль меж людей лично ходил. Так мне ли срамить память их неумением?
- Негоже тогда хирдману из рода славного молодость в усадьбе проводить, да на палатях рассиживать.
- Дело ты говоришь, конунг, - вздохнул молодой Хакон. - Но не сынам с волей отца спорить. Вот, ежели б ты, Харальд, сам сказал конунгу моему, что видеть меня подле себя хочешь - то дело иное.
- Как с женой отца миловаться - так ты дозволения у старого Хакона не спрашивал, - ближе наклонившись, прошептал конунг.
Хакон отдернулся, побледнев. - Отколь знаешь ты? - вопросил он прежде, чем воспрянувший ум все отрицать посоветовал. Ежели и не знал Харальд достоверно про его грех, то испуг молодого воя все сказал ему, что нужно.
- Раньше не знал, да ты сам себя выдал, - улыбнулся сын Хальвдана. - Что, люба тебе девка?
- Была люба, пока рядом была, - честно Хакон ответил. - А сейчас задумаю разлюбить - так себе яму вырою. Страшна бабья ревность: себя сгубит, лишь бы обманщику отомстить. Сам видел ты: ежели уж Асса твоя на порог мужа не сразу пустила, то что жена с нравом Эйсван сотворит? Будто сам себя я в капкан затащил из-за любви проклятущей. Не иначе - Локи сглазил.
- Не сгубит, Фрейр тебя защитит от бабьих козней, особенно если подальше от Хладира находиться будешь.
- Молю я Высокого, чтоб правдой то было, - странно было видеть вечно веселого Хакона столь хмурым и озабоченый. Эйсван - она воплощенная Фрейа, вот только чья в том вина, что жена, рожденная чтобы красою своей многих мужчин полонить да довести до блаженства, отдана конунгу, да еще и отцу моему? Не простит он неверности.
- Боишься Хакона? - Участливо спросил конуг.
- А ты - нет? - посмотрел конунжич на Харальда внимательно. - Медведь хоть и стар, но во гневе неистов. Мало у него поводов для злости, не как у младых воев, вроде нас. Вот у меня, например, много причин нож из ножен выдергивать: и слова бранные и взор непочтительный. Транделагский медведь смотрит так, что рты закрываются сами, да и взор об него поломаешь, пожалуй. Но ежели серьезно задеть - лют Хакон станет, будто дюжина йотунов.
- Кроме тебя, у него сыновей нет - неужели, думаешь, из-за женщины будет с тобой немирье затевать? - Притворно удивился Харальд. - Прознает коли, что по своей воле Эйсван с тобой ложе делила, так в шею ее выгонит. Грютинга лучше опасайся - то его сестра.
- Раздор с Грютингом - это не ссора с отцом, - усмехнулся Хакон. - У мужчин в Скандинавии много врагов, в том числе и знатного рода. Мне ли боятся? Впрочем, я слышал что он ныне калека, так что не вызовет меня на бой за честь Эйсван, а отомстит подло. Если прознает, конечно.
- Ты сражался с Грютингом и не хуже меня знаешь, на какую хитрость он способен. Если отец твой Эйсван выгонит - она у него защиты искать станет.
- Надеюсь, до этого не дойдет. Ежели ты, конунг, не решишь глаза открыть Хакону.
- Ты мне как брат, Хакон, а отец твой - мне как отец - зачем нам в роду немирие.
- Рад я, что друга в тебе отыскал.
Временем тем молодцы, что за шелом конунжий сражались совсем из сил выбились, но ни один уступать не хотел, пирующие же их криком поддерживали, требуя до последнего держаться.
На сей раз одолел вой из Агдира. Было видно, как разгладились морщинки недовольсва на лике Харальда. конунг любил побеждать.
Бард лишь зубами скрипнул с гривной прощаясь - не столько жалко богатств было, сколько славы Халагаланда, ярл же победивший с ухмылкой выигрыш на шею себе надел.

Фиорды
Молодой конунг бродил по пустому залу усадьбы, путаясь в длинном подбитом мехом плаще с вышитым на нем змеем, он никак не мог поверить в то, что его брат мертв и теперь землями предстоит управлять ему - и ведь не просто править, а отомстить самому могущественному из конунгов Норвегии... и самому подлому.
- Снорри, почему дружины собираются так медленно? Они что, не признают во мне государя? - Пристально посмотрел мальчик на могучего ярла, своего воспитателя. - Где хирдманы? Почему они предпочитают откупиться золотом, но не придти под знамена своего конунга?
Ему было лишь двенадцать лет и Аудбьерн не посвящал его в державные дела, считая слишком юным, а теперь парень не верил в то, что сможет исполнить данное на тинге обещание.
- Все не так просто, конунг, - погладив в задумчивости усы, проговорил ярл. - Напуганы хирдманы. Тем что пес ранил змея напуганы. Надо их подтолкнуть. Но то только богам ведомо как. Вели жреца позвать, он слова найдет для тех кому страшно.
Снорри поставил чашу с медом на стол, а руки сложил на груди, со странной отрешенностью во взгляде, рассматривая юного правителя. Будто жеребца на торге оценивая.
- Страшно им? Они брата моего предали! - Воскликнул Вемунд, на скамью вставая, чтобы вровень быть ростом с ярлом. - К чему ему в Золотых Чертогах их серебро, когда мечи в битве нужны были! А теперь - они даже на тинг не пришли - кто меня конунгом объявил? Ты, Снорри - и челядь усадебная!
- Не горячись, конунг, - спокойно ярл ответствовал. - Сейчас холодной головой думать надо, а не сердцем горячим.
- А ты где был с советами своими, когда Аудбьерн на бой шел?
- В том бою и был, мальчишка! - вспылил ярл.
- Только ты выжил, а он - нет! - Скрипнул зубами Вемунд, так словно это Снорри в гибели брата его виноват был.
- Зато благодаря тому, что два драккара вырвались из окружения Аудбьерн в Вальгаллу как положено отправился. С дымом костра погребального.
- Лучше бы он домой вернулся, - мальчик сдернул с плеч конунжий плащ со злостью бросив его на пол. - Почему ты до сих пор не созвал херсиров? Они что, не хотят мне подчиняться?
- Так созвал, да только объединить их чем-то надо. Просто починиться призвать не получиться.
- А месть за убитых родичей для них не значит ничего?
- Похоже, что водицей кровь нашим разбавили, - сокрушенно головой Снорри покачал. - Бабы и те лучшими бойцами станут.
- Вот и скажи, что коли сами не явятся - жен их в бой пошлю, - насупился мальчишка.
- Ты конунг или дева капризная? - яриться начал Снорри. - Чему я тебя учил?
- И чему же? - Вперил в него взгляд синеватых, как море глаз Вемунд. - Уж явно не тому, как править народом.
- Конунг должен пример остальным показывать. Отправь ближних хирдманов по подданым своим и вели явиться в усадьбу, да не просто так явиться. Скажи, что те кто не явится златом серебром не отделаются. Драккар с каждого, кто на зов не придет. Да еще вели жрецу ехать с гонцами. Пусть веса слову твоему, слово Одина добавит.
Нахмурился мальчик, за стол опустился, да лицо ладонями накрыл, щеки растирая, точно это ему чем-то помочь могло, затем же сказал, стараясь брату старшему подражать:
- Ты, Снорри, людей отбери верных и жреца с ними самого главного от имени моего отправь. Вот что скажи... - Он покосился на пустующий стол с одной лишь миской, в которой краюха хлеба лежала. - Конунг сам имения и посетит по очередности и там пировать будет, а кто... должного госте.. гости... ну, не примет меня - тому плохо будет.
- Не время для пиров конунг, война идет страшная, - покачал головой ярл да из залы пиршественной вышел.
- Не время... а конунга голодом морить - самое время, - вслед ему Вемунд буркнул, а после прикрикнул еще: - Я конунг, не ты - быть пирам!
Снорри шел к дружине конунжей, вернее к тому что осталось от нее и все головой качал. Не конунг, мальчишка.
Зайдя в дом он просто обомлел. Развалились хирдманы, отдыхали.
- И что творите вы? Развалились тут, когда агдирцы вот-вот нагрянут! - рык его раздался.
- Нагрянут - встретим, - один отозвался, с палати не слезая. - А покуда нет их - почему бы не вздремнуть?
- Чем отбиваться будешь? Пивной кружкой?
- А у меня топор всегда под рукой, - он пошарил под палатью, доставая малость заржавевшее оружие.
- Вид у оружия твое просто замечательный, - усмехнулся Снорри. - На один удар и хватит, дальше развалиться.
- Так ведь, ярл, в бою все один удар и решает, - нашелся хирдман.
- Один-то один,- насмешливо сказал Снорри. - Только оружие острое должно быть. А твое и кожаной брони не пробьет.
- Зато череп раскроит, - усмехнулся другой воин. - Был у Гандальва херсир, что Гурмиром Ржавым Топором звался - то был большой отваги воин.
- Поговорите мне еще! - рявкнул ярл. - Оружие почистить. И немедля!
- Почистим - а дело-то нам будет?
- Тут уже жрать нечего, - первый хирдман пожаловался. - Бонды совсем страх потеряли, еду не несут в усадьбу!
- Будет вам дело. На рассвете выступаем бондов пугать и послушанию учить.
- Поедим хоть, - зевнул воин. - Для такого дела можно и клинки почистить.
- Я тебе поем! - погрозил кулаком ярл. - Конунга охранять будем.
- А конунгу что, есть не надо?
- В остроумии с девками тренироваться будешь.
- И буду, - он резко поднялся с лавки, посмотрев в глаза ярлу.
- А сейчас собирайтесь и с закатом в дом длинный явитесь, - не обратил на хирдмана внимания пожилой ярл. - Буду речь держать.
- Пока же слова подыскать попытаешься, - бросил хирдман, и остальные воины рассмеялись.
- Слов мне не надо искать, чтоб тебе твое место указать. Конунг должен пред челядью явиться, потому в баню ему надобно.
- Мальчику надо в баню - так своди его, мы то здесь при чем?
- А потом еще на горшок своди, Снорри-нянька!
- Я сказал вам уже? Если не поняли пеняйте на себя! Не увижу кого у дома, разговор коротким будет, - Снорри вышел из дружинного дома и к себе отправился.

(с Тельтиаром)

Усадьба Кари во Фьордах. Отец и сын.

Тяжко ли дается предательство? «Удел трусов и женоподобных мужчин!» - так скажет сгоряча тот, кому секиру к горлу не подносили. А может и после скажет, когда поднесут… и пожалеть не успеет – когда укатиться прочь отрубленная голова.
Такой судьбы Кари не хотел себе и своим людям. Сам говорил Эйвинду, что двумя щитами играть не станет – пусть так! Только вождю поспешные решения не к лицу, так можно и правнуков не дождаться. Вот и теперь, когда гонец принес весть о том, что бонды и свободные хёвдинги избрали Вемунда законным правителем, а Снорри Крушитель Драккаров начинает собирать войска для мести Харальду-конунгу и требует у лендрманнов людей – не стал рубить сгоряча. В прошлый раз откупился берсерк звонким серебром, что-то теперь стребует конунг? Обмолвился гонец, что Вемунд станет лично ездить по усадьбам знати, да склонять лендрманнов к войне с Харальдом. Долго думал Кари… И среди мыслей, что мелькали в седой голове его, были и те, что полны были подлости и коварства. Такие мысли, что сам берсерк, будь он помоложе, с негодованием отмел бы их… но теперь – запрятал глубоко и надежно в сундук своей памяти, чтобы позже обдумать.
И однажды позвал на разговор своего сына.

Ягнёнок пришел с неохотой – с того дня, когда отрекся Кари от младшего сына, Альвира, сторонился Эйвинд отца. И всё же прямо ослушаться не смел. Старый берсерк начал разговор издалека:
- Когда-то люди были честнее и проще, чем сейчас. Был воин, был хирд и был вождь. И верный драккар. Теперь времена испортились, и воля одного человека, не самого сильного и не самого умного, может вести в битву сотню кораблей. Что будет еще через сотню зим? Один человек покорит себе весь мир и станет решать его судьбу?
- Такое под силу только богам, отец…
- Значит, такой человек сравнится с богом?
Эйвинд помолчал, наморщив лоб, затем сказал:
- Боги мудры, они никогда не допустят, чтобы недостойный человек сравнялся с ними…
- Значит, если человек стал великим воином и вождём, он отмечен благосклонностью богов?
- Наверное, так… К чему ты ведешь эти разговоры?
Кари неожиданно перешел к другому:
- Говорят, Альвир-скальд теперь поет свои висы Харальду. А еще, говорят, конунг ценит его советы.
Эйвинд исподлобья посмотрел на отца. С того памятного дня Кари не произносил имени младшего сына. А Кари снова об ином завел речь:
- Вемунда признали конунгом Фьордов. – Тон берсерка стал ехидно-асмешливым, - Теперь этот «великий конунг» станет править нами. И первым его решением станет извести всех честных людей во Фьордах в бессмысленном сражении с полчищами Харальда!
Эйвинд молчал, нахмурившись. А Кари продолжал:
- Только я скажу иное: Длинноволосый придет сюда раньше, чем собранное против него войско выступит в поход. С ним пребывает благосклонность богов. Харальд подчинит себе Фирдир и Фьялир, а после и другие фюльки, а нас ждет смерть или рабская доля, если мы не будем умнее тех, кто отдал себя под власть Вемунда.
- Но Снорри-ярл держит сторону Вемунда, - неожиданно возразил Эйвинд, - а он вовсе не глупец.
- Снорри не видит дальше своего носа! Мальчишка для него как сын, он его не оставит. И кроме того, месть застит ему глаза. Но перед нашими глазами пелены той нету!
Отец и сын помолчали. Наконец, Эйвинд сказал:
- Понял я, к чему ведешь ты, отец. Я тебя не оставлю, если решишь помогать Харальду-конунгу. Но для своих воинов придется тебе подобрать иные слова. То, что задумал ты, люди назовут ударом в спину.

Те же, там же
(тут были мы с Тэлем)

- Сдавайте оружие, - потрясая пикой, крикнул Варди, один из лучших гаутских воинов, что Эйрика сопровождали, - иначе беде быть!
Хоть и сильными разбойники казались, а все же победить вряд ли смогли бы - уж слишком неравны сейчас были силы.
- Наши жизни в руках Господа! - Бросил один из окруженных.
- Иисус нас защитит! - Добавил другой. - Подходите, христапродавцы, кому жизнь не дорога!
- Ах так, значит, - нахмурился Варди. Свеи и гауты все же полны решимости были обезоружить бандитов... даже если это означало просто-напросто убить их всех.
Он едва заметно кивнул, и вои Свена вытащили мечи одновременно, все как один, однако не успел еще никто нанести удара, как...
- Молот! Мо-олот! - это всадник, засланный вперед на разведку, один из троих, мчался обратно во весь опор. Свен, уже отъехавший было с Оттаром, развернул коня.
- В чем дело? - крикнул он. Всадник подлетел к нему на взмыленной лошади, на лице его была тревога, которую он даже и не пытался скрывать.
- Там... отряд со стороны Вестфольда... большой отряд... сюда идут, - он не говорил слова, а тяжело выдыхал их вместе с воздухом.
- Вот и сам Асмунд показался? - Нахмурился Оттар, от людей своих отъезжая. - Большой отряд-то, не маленький.
Подле Оттара еще четверо его людей остались, когда он снова со Свеном поравнялся.
- Ты вот что, свей, строй в ратевые порядки людей, покуда не поздно. Не с проста это, что от Вестфольда они едут.
- А ну строооойся! - громовым басом Свен выкрикнул. - Сейчас встретим гостей как подобает!
И коня направил вперед навстречу разбойникам,чтобы за ним остальные выстроились. Мимо костра проскакав, крикнул он Варди:
- Добейте этих скорее и к нам присоединяйтесь!
Тот коротко кивнул и нанес первый удар... а за ним градом посыпались новые - и на христиан подлых, и на гаутов со свеями, и с той, и с другой стороны, и в силе, казалось, не усптупят они друг другу...
Отряд тем временем выстраивался и скоро был готов уже к встрече с врагом.
Махнув рукой, Оттар повелел своими людям выехать от перелеска навстречу приближающимся войскам - чужой отряд подходил медленно, неспешно переставляли ноги боевые кони, блестели в лучах осеннего солнца начищенные кольчуги и шеломы, трепыхалось над воинами алое знамя, слишком делекое пока, но и слишком знакомое, чтобы ошибиться.
- Это не Асмунд, нет, - процедил Рваный.
За спиной же его стихали предсмертные крики разбойников - христиан. Люди Оттара в этой сватке не учавствовали, он посчитал, что негоже сечас проливать кровь единоверцев, тем более обреченных.
Свен выругался, настолько крепко, что даже некоторые из воинов его присвистнули.
То действительно был не Асмунд - знамена Харальда Косматого развевал ветер.
- Вот так новости, - пробормотал он затем, делая викингам знак не двигаться. Похоже, предстояла беседа... а что потом, Свен предсказывать не решался.
Рядом с ярлом оказался Варди, раненый и с окровавленным мечом:
- Разбойники убиты, - сообщил он. - Свирепо бились, и не скажешь, что христиане.
- А ты ожидал кротких овечек? - обернулся к ним Оттар.
Варди смешался.
- Они воины, безусловно, но...
- Но заповеди их - глупее не сыскать, - перебил его Свен. - Но по тебе, дружок, не скажешь, что они тебе другую щеку подставить так и норовили. Однако чего уж там, мертвы все равно и поделом, - он довольно усмехнулся.
- Когда-нибудь Господь тебя покарает, - хмыкнул Оттар, но следующие слова его были прерваны трубным гласом боевого рога. То предводитель харальдова отряда возвещал о своем приближении - широкоплечий старик впереди вестфольдцев ехал, а с ним - коли посчитать можно было - не меньше сотни воинов.
- Эй, вы кто такие и по какому праву на этой земле? - Прокричал он.
Херсир на коне своем вперед выдвинулся.
- Свен Черный Молот говорит с тобой, правая рука Эйрика, конунга Свейского и Гаутского! - он отвечал. - С нами Оттар Рваный, - тут Свен поморщился, - и Харека люди, мы разбойников опасных ловим, что в Вингульмерке на отряды наши да деревни нападают... слыхали об Асмунде Кровавом, может?
- Да уж слыхали, - с отвращением бросил старик, ближе подъезжая, а за ним и люди его, построения боевого не нарушая. - Его в Вестфольде хорошо помнят.
Осмотрел херсир харальдов собеседников своих - свей и христианин, хуже компании и придумать было нельзя. Один враг, другой иноверец и предатель, Оттар Рваный - и за голову его тоже награда обещана, как и за Асмунда.
- Имя мое Торвард, херсир я Харальда конунга и лендрман Вестфольда! И все вы на исконной земле моего государя!
- Так мы ж не зло какое чинить собираемся или на землю твоего Харальда покушаться, - проворчал Свен. - Нам бы подлеца найти этого... А ты не окажешь ли помощь нам, Торвард, не делом, так словом? Скажи, не встречал ли ты где на исконной земле государя отряда мерзавца этого?
- Да вы уже что могли - захватили, - скрипнул зубами Торвард. Не по нраву ему было со свеями мириться, да только не было приказа - в сражение вступать, кюна перемирие заключила... не без помощи Харека. - Я тоже ищу Асмунда, а ты Оттар - со мной пойдешь!
- Это еще зачем? - Скрипнул зубами Рваный.
- Ты жреца верховного убил!
- Ого как, - ухмыльнулся Свен. - Да ты хорош, Оттар! А меня все греком каким-то жалким попрекал!
Но тут же посерьезнел херсир.
- Так что получается-то, вы тут собрались Асмунда искать, а мне с дружиной чего ж делать? Или я просто приглашения с вами отправиться не расслышал?
- А зачем ты нам нужен? У меня людей достаточно, чтобы еще с каким-то нищим свеем дорогу делить, - покачал головой лендрман. - Отправляйтесь во свояси! Вы тут уже и так дел натворили!
Он головой мотнул в сторону убитых христиан.
- Нищим? - недобро посмотрел Свен на старика. - Не тебе, чей век уж недолог, судить о богатстве нашем - поди, и глаза-то не все видят, и уши не все слышат.
Он поглядел на тела, распростертые на земле.
- Да, натворили.... - протянул он. - А хорошо ведь лежат. Только маловато их.
И прищурившись, взглянул он в лицо Торварду.
- Хоть бы одного в живых оставили, бестолочи! - Сплюнул агдирец. - Кто теперь расскажет, куда Асмунд подался?
С деланным равнодушием свей пожал плечами.
- Какая мне разница, кто вам об этом расскажет. Мы же, действительно, совету твоего мудрого послушаемся, поедем дальше... ищите Асмунда, ищите, пёсики.
- А зачем меня искать! - Раздался громкий голос сзади. - Вот он я!

Торгар. Халагаланд

Когда пир завершился, да были все награды розданы победителям схваток потешных, стали люди Халагаланда южного клятвы верности приносить конунгу Харальду, как то по обычаю требовалось, конунг же всех, кто присягал ему одаривал щедро, дабы благодарны они ему оставались и ничего худого против него удумать не смели, ведь не даром говорят, что коли пищу и кров люди делят, так не может вражды между ними быть, а коли еще и подарками обмениваются - и вовсе должна крепка дружба их стать, здесь же за злато и серебро верность воинскую получал сын Хальвдана, а потому большую щедрость являл, как то и пристало конунгу из великого рода.
После и Халагаландцы Харальда, кто чем богат, одарили - в основном то пушнина была, ибо зверя много водилось мехом ценного в лесах северных, а с финских охотников дань шкурами собирали лендрманы, и мех здесь не в такой цене был, как на юге Норвегии, или же в землях данов и дальше франков и греков. Поблагодарил тепло дарителей конунг, велел меха в сундуках запереть до поры, после же пир продолжился и длился он еще шесть дней, поскольку желал Бард показать, что лучше застолья устраивать может, нежели конунг Транделага - и это ему удалось, пусть сильно обеднел он и люди его, но зато Харальд доволен был приемом таким, а это сыну Брюнольва дороже было, нежели все богатства. Разве что Свен иногда вздыхал тяжело, убытки подсчитывая, да причитал, что отец Барда погибший имущество свое приумножить стремился, а сын его нерадивый - по ветру развеять готов все, что досталось ему. От слов этих отмахивался лишь Бард, говоря, что конунг после все сторицей вернет, коли память хорошую сохранит о пирах Халагаландских.
Приезжали на пир и Харек с Хрериком, дядья Барда, но для того лишь, чтобы свою верность Харальду подтвердить да подарки ему преподнести, как их мать научила - после рассчитывали они с помощью конунга имение у Барда отобрать и планы коварные строили, как так сделать, чтобы племянник их в немилость попал к сыну Хальвдана.
На седьмой день же, погрузившись на корабли, да с гостеприимным домом попрощавшись, отправился конунг со свитою дальше, к Халагаланду Стреднему, на остров Сандес, где уже ожидал его лендрман Сигурд, да готовил пир, не уступающий тому, что Бард молодой устроил.

(с Тельтиаром)
Еще несколько дней прошло - и достиг наконец Эгиль своей цели. Почти достиг - потому что уже недалеко было до усадьбы Хьярти. Но дело одно - подойти, и совсем другое - до горла добраться.
Ждать надо, пока он на охоту выйдет.
До времени же того, в деревне людей распросить можно было, чем по обыкновению своему херир занимается... да чересчур опасно это было. А вдруг кто к Хьярти пойдет и ему про все доложит?
Так что в лесу Эгиль остался. Лес - не человечье селение, волкам и вожаку он домом родным был. И хоть наложил Хьярти запрет на охоту... ну так стае людские законы безразличны.
Медленно дни тянулись, похожие один на другой - редко когда человек в лесу появлялся, ибо опасались деревенские запрета херсира своего, но все же дрова нужны были, ибо холодало к осени, да и дичи какой иногда добыть пытались те, кто похрабрее. Но самого Хьярти не видно было пока.
Постепенно и ждать Эгилю надоедало. Но надежды он не терял; лишь нашел место, где людьми особенно явно пахло. Ждать стал, рассудив, что тут, верно, охотники проходят.
Однако на место то не охотник, а дровосек пришел третьего дня, да принялся деревья рубить старым зазубренным топором.
Приходу этому Эгиль обрадовался - наконец узнать что-то можно. Выбрал он прежнюю личину - бредет по краю леса молодой слепец с большим псом. Безобиден - сразу видно. Идет на стук топора.
- Эй, кто ты? - Спросил дровосек, едва заприметил жителя лесного.
Вздрогнул тот, на голос оборачиваясь.
- Странник я, - приветливо ответил. - Скажи, добрый человек, чьи это земли?
- Земли Гандальва конунга, странник, - немного удивленно отвечал мужчина. - Но то ведь должен ты и так знать.
- Это я знаю, - улыбнулся слепец. - Но не сам же Гандальв тут?
- Тут Хьятри, что родом чужеземец, херсир, - ответил дровосек, да добавил вполголоса: - Чтоб ему пусто было.
- Слышал я про него недоброе, - согласился Эгиль. - Скажи, а как пойти мне, чтобы на глаза ему тогда не попасться? А то вдруг он сейчас земли свои объезжает.
- Еще как объезжает - с неделю уже как за данью по деревням потправился, - закивал бонд, то позабыв, видимо, что не может его собеседник видеть. - Но ничего, уж скоро возвернется.
- Тогда мне поспешить, наверное, надо, - вздохнул Эгиль. - Спасибо тебе, добрый человек.
- Тебе-то, слепцу, чего бояться - с тебя он оброка не потребует.
- Мало ли что людям властным в голову прийти может, - пожал плечами слепец.
- Они все одинаковы - кто бы ни правил, а народу простому всегда в тягость, - вздохнул дровосек.
- Видно, так заведено на земле, - согласился Эгиль. - Конечно, меняться может жизнь... но не всегда.
- Вот кабы после смерти в Палаты Золотые попасть, так ведь - кто нас, простых крестьян туда возьмет.
- Разве что с мечом в руках погибнуть, - заметил странник.
- А где его взять-то, меч этот?
- А вот это уже дело другое, - вздохнул Эгиль. - Что ж, пойду я дальше. Пусть тебе боги жизнь облегчат.
- И тебе пути прямого, - рукою махнул бонд, да к работе своей нехитрой вернулся.
Ушел Эгиль, скрылся из глаз, да снова в лес вернулся. Все, что хотел - узнал; скоро Хьярти вернется. И подумать можно, что после скучных поездок развлечься охотой вознамерится...

Свен, Оттар, Торвард, Асмунд и всеобщая свалка
(Тэль и Хакэ)

Оттар обернулся первым: разбойники выезжали из того самого лесочка, в котором когда-то устроил засаду Эйнар. Копыта их лошадей были обмотаны тряпками и потому они, занятые разговором с Торвардом, не сразу его заметили. Точнее вообще не заметили - захоти он напасть и перерезал бы половину людей, пока те приходят в себя.
- Асмунд! - Воскликнул Рваный.
- Оттар! - Усмехнулся Кровавый ярл, а затем обвел взглядом остальных. - О, да я посмотрю все в сборе: и свеи, и гауты, креста не знающие, и даже ты - Торвард!
- Вот ты и попался, ублюдок! - Рявкнул старый лендрман. - Властью конунга Харальда, которого ты предал, сложите оружие!
- А ты предал меня и теперь заплатишь!
Торвард усмехнулся, глядя как приближаются к ним люди Асмунда - их было меньше, нежели тех, кто пришел сюда по их души.
Свен, недолго думая, обнажил меч - сейчас от него, пожалуй, больше проку, чем от молота будет.
- Так вот ты какой, негодяй, - "поприветствовал" он Асмунда. И крикнул затем своим воям: - К оружию!
Залязгали клинки, которые еще обнажить до этого не успели хозяева, струны-тетивы, натянувшись, заставили задрожать воздух.
- Да, вот он я - негодяй, - кивнул сын Альхейма. - Наконец-то встретились - это ведь ты церковь сжег и священников убил. Сильно удивлен я, что Оттара с тобой вижу.
- Твои деяния позорят веру Креста, - выдохнул Рваный, обнажая меч.
- "Не мир я вам принес, но меч", сказал Мессия, - из-за спины Асмунда показался юноша в вороненой кольчуге. - И меч этот дарует спасение в новой жизни. Те благородные воины, что пострадали за веру нашу - да обретут покой на небесах.
Он крестным знаком осенил убитых в лагере христиан.
- Велимир? - Удивленно спросил Оттар, вглядываясь в лицо священника. - Я думал, ты убит.
- Нет, Господь даровал мне возможность послужить ему, - произнес парень, чуть вперед выезжая. - Когда он отца Григория убил, понял я, что лишь силой Божией можно одолеть поганых, а не словом добрым!
- Довольно глупой болтовни, бросайте оружие - и вы все можете уходить, - прокричал Торвард. - Кроме Асмунда - его кюна судить будет, по справедливости!
- Так же как она Эйнара осудила, - рассмеялся Кровавый ярл. - Ты, Оттар, свидетелем той справедливости был!
- Замолчи, не смей даже имени его произносить! - Процедил Рваный. - Он сохранил тебе жизни и окрестил в правую веру, а ты поганишь саму память его!
Один за другим доставали оружие спутники Кровавого Ярла, и явно не с намерением бросать.
- Между нами гораздо больше общего, Оттар - нежели у тебя, с этими людьми - мы норвежцы, а они - свеи и датские наймиты, мы христиане, а они язычники. И оба мы были преданы своим конунгом.
- Нет, это ты предал конунга!
- А тебя он, стало быть, расцелует при встрече!
- Здорово же ты переменился, песий выродок! - Лязгнул зубами Торвард. - Было время, резал христиан, а теперь - смотреть противно!
Велимир, руки вскинув, вперед коня направил, прямо на воинов Оттара и Свена.
- Именем Господа нашего, заклинаю всех христиан уйти отсюда! Мы прибыли лишь для того, чтобы покарать язычников!
- Покарать? Силой божией, вестимо? - передразнил юношу Свен. - Ну попробуйте...
Он глянул на Оттара.
- Знаю, Рваный, ты на дух не переносишь нас. Но если ты сейчас отступишь, отойдешь в сторону - я буду считать, что ты заодно с Асмундом. И все остальные будут.
Чья-то стрела сорвалась с тетивы, но воткнулась в землю, у копыт велимирова коня.
- Господь меня защищает, как и всех, кто служит ему! - Усмехнулся на это юноша.
- А кольчуга защищает от стрел, да, - пробормотал Свен, - только не от тех, которые нацелены промеж глаз...
Повернувшись на миг к воинам, он кивнул - и погнал коня вперед.
Велимир первым на его пути находился, опустив ладонь к седлу, он подхватил притороченную булаву, так же вперед рванувшись, на Черного Молота, а позади с лязгом оружейным люди Асмунда поспешали. Спустили тетивы свеи и вестфольдцы - кто успел, щитами прикрылись, иные, кому не повезло, уже с коней валиться начали.
Свен подхватил щит на левую руку, бока конские крепче стиснул ногами. Ярость и злоба переполняли его - как же, мальчишка этот, что сбежал.. у него самого, у Свена ведь из-под носа сбежал! Кто он будет теперь, если его не убьет?
- Ну давай, покажи, на что способен! - воскликнул он, справа приближаясь к Велимиру.
Сражаться юноша не обучен был, хоть и кольчугу носил добротную, и булаву боевую, но оставался он всего лишь послушником, а потому обрушил на врага удар неумелый, лишь только кони их поравнялись, в голову метя ярлу.
Черный Молот на щит принял этот удар, высоко подняв его. Да, отличались явно по силе молодой парень и взрослый уже, закаленный в битвах викинг... Оттолкнув щитом булаву, Свен острие меча в шею направил щенку христианскому - авось не спасет его Белый Бог?
Рванулся Велимир - оставило лезвие рану рваную, горло разодрав - кровью подавившись, рухнул проповедник с коня, под копыта всадникам, битвы алкающим.
- Все священников убиваешь, - голос злой позади ярла раздался. - Прими же по силам противника!
Привиделось Оттару в тот миг, как жег церковь Свен и убивал монахов, и отцу Григорию молотом своим голову проломил - в этот миг он выбор свой и сделал, понимая, что не по пути ему ни с убийцей этим, ни с Торвардом, что смерти его желал в угоду кюне - ведьме этой подлой, Эйнара сгубившей.
- Христиане, убивайте поганых, таково слово мое! - Выкрикнул он приказ, слово, Хареку данное нарушая. Тогда и ударили люди его - кто свеям и гаутам, первыми бросившимся на людей Асмунда, в спины, а кто и против вестфольдцев, припоминая обиды старые.
Люди же ярла кровавого столкнулись уже с первыми рядами воинов Свена.
- Измена!! - заорал Свен, поворачиваясь, не помня себя от злости. Значит, вот они какие, христиане, так они слова свои держат...
Да, Молот нутром чуял, что все это в этакую дрянь или ей подобную выльется. Его отряд силен был - но и оттаров не уступал ему почти, и теперь только на харальдовых слуг полагаться оставалось - кому они решат удар нанести в этой сече? Хотя теперь уже и не имело значения, кто кого бьет, все оборотились против всех, пропитывая кровью землю, а та, в свой черед, будто еще больше просила, и еще больше лилось крови.
Свен взмахнул мечом наискось, к шее Оттара его стремя.
Меча взмахом отклонил лезвие свея агдирец, взгляд ненавидящий во врага вперив, да оскалился:
- Теперь за все с тебя, язычника плату возьму!
Вновь клинки лязгнули, искры высекая - не видели поединщики того вихря кровавого, что окружал их, ибо теперь никто не понимал уже - где враг, а где друг и потому всякого рубили, кто к отряду их отношения не имел. Торвард кричал что-то, веля воинам своим головы со всех предводителей снять в подарок кюне, вдали Асмунда голос слышался, что людей своих подбадривал.
- Посмотрим, как у тебя это выйдет! - зарычал Свен в ответ, снова размахиваясь.
Да, Оттара победить, конечно, сложнее, чем мальчишку того - здесь и сила, и опыт, и лютой ненависти куда больше. Коли воину есть, за что сражаться, то драться он будет до последней капли крови... и видно было, Рваному есть за что драться - за свою обиду мстить, а может, и за все обиды, что были ему нанесены когда-либо. Чем не мишень для ярости предводитель нынешний свеев, все в себе воплощавши, что так ненавистно было этому христианину?
Но Свен был крупнее Оттара и решил, что силой свой сможет того одолеть, потому в удар новый вложил он столько сил, сколько имел...
Христианин щитом укрылся, да глубоко в дерево, кожей обтянутое, лезвие меча погрузилось, и тут же свой, ответный удар нанес, в грудь заколоть попытавшись врага. Великая ненависть в груди его клокотала, стократ сильнее за месяц последний разгоревшаяся, и чувствовал он, что лишь со смертью врага его, или собственной его гибелью ярость эта угаснет. Харек, как и Эйнар, слишком миролюбив был, и то понять можно - оба они вдали от Норвегии жили долгое время, а потому позабыли о тех жестоких нравах, что в земле этой царили. Нет, здесь не с крестом, но с мечом острым пророк должен придти, чтобы слова его услышали. Не будет мира меж христианами и теми, кто храмы рушит - помнил Оттар остов обгоревшей церкви, в которой он крещение принимал, в которой от смерти лютой спасся, от убийц, подосланных Асгаутом и его подлой кюной!

Свен, Оттар, Асмунд... кто на новенького?
Кошка с нами

Шагах в трех упал конь, топором зарубленный, всадника под собой погребая. Лучники гаутские, издали бить врага собравшиеся, нападению вестфольдцев подверглись - хирдманы, добычу легкую в них увидав, всей силой навалились, не давая им и залпа нового сделать. То там, то здесь клинки скрещивались, сражались воины из Хейдмерка пришедшие с людьми Вестфольда и Раумарики, приведенными Торвардом, да с датскими наемниками старого ярла Регнара, что с ними пришел, свеи с гаутами против них всех воевали, да против христиан, так же бившихся со всеми ратями остальными.
Скрипнул зубами Черный Молот, едва успев встретить своим лезвием, едва не самой рукоятью, чужое. С трудом, но все же удерживая мечи скрещенными, и пытаясь не дать Оттару отвести его клинок, хоть на пару мгновений, Свен скользнул взглядом по сторонам - влево-вправо метнулись черные зрачки и тут же вернулись к лицу Рваного - насмешливо-яростные... но все-таки уже не столь уверенные в себе.
Дело принимало все худший и худший оборот: его отряду досталось крепко, хоть свеи да гауты дрались, как бешеные медведи. Но противники не уступали, хорошо хоть, отвлекались друг на друга. Однако уже и думать не стоило о том, чтобы и харальдовых людей, и разбойников Асмунда разбить - уцелеть бы самим!
Впрочем, если кто сейчас еще и думал о полной победет, так это только Торвард, и тот оттого лишь, что в ином случае ему и хода обратного не было в Вестфольд - благодетель его, Асгаут погиб, кюна же старая всеми карами грозилась, коли он приказания не выполнит, потому и ярился старый лендрман, желавший громкой победой над ворогами и мятежниками славу свою приумножить, да расположение правительницы вернуть. Регнар ярл, человек Горма от битвы сторонился, вдалеке держась, да людей своих подбадривая - ему умирать здесь за чужое золото не хотелось - не его то битва была даже, и не Горма, воеводы его, чужие люди за чужие обиды сражались.
Хегни-хейдмеркец той порою первый добрался до Асмунда, уже успевшего клинок свой кровью обагрить и схватку завязал с конунгом своим бывшим - топором верным щит его в щепы разбил, не давая сыну Альхейма удара ответного совершить. Крепок был Хегни, статью среди иных воев выделялся, да только, когда Асмунд щит отбросил расщепленный, и мечом секиры лезвие в сторону отвел, понял хейдмеркец, что равен ему по силам противник:
- Ты жреца убил и херсира! Попрал законы наши и веру...
- И еще много кого убью, - усмехнулся вверх оружие уводя Асмунд. - Со мной Бог! Со мной!
- Распятый не убережет тебя от гнева Тора!
Еще дважды топор с мечом сходились, да кони топтались на месте, через тела изувеченные переступая, затем же рванулся вперед Асмунд, вновь в сторону отводя оружие вражеское, да с коня сбил врага, собственным телом его придавив на земле и пальцы сомкнув на горле хейдмеркца. Захрипел тот, забился, освободиться пытаясь, покуда дышать еще мог, но крепка была хватка ярла, Кровавым прозванного, а Хегни силы покидали с мгновением каждым.
Бок о бок, временем тем кони Свена и Оттара встали, боевые кони, могучие - под стать всадникам. Христианин, видя, что мечи намертво сцепились, щитом удар нанес в голову свею, отбросить того желая.
Свен уклониться попытался, и удар пришелся по шлему вскользь - но все равно был сильным. Пошатнулся херсир, потемнело в глазах на миг, но на то и был он опытом научен, чтобы с коня не упасть, и удержался в седле.
- Ах ты..! - взревел он, когда вернулось к нему состояние прежнее. И словно зверь дикий в нем проснулся - Свен отбросил щит и с мечом, от стремени прежде освободившись, кинулся всем телом на Оттара, чтобы свалить того на землю.

От того удара не сумел уйти Оттар, вместе на землю с коней рухнули воины, покатились по ней, чудом лишь под копыта своих же верховых не попадая, борьбу продолжая, клинками друг друга уколоть пытаясь.
А кругом все та же кутерьма была, и никто не обращал внимания на то, что предводители отрядов прямо под ногами у всех драку решили устроить.
Черный Молот дрался настолько нечестно, насколько мог - все время лягнуть Оттара норовил посильнее, да кулаком одновременно с мечом действовать. Если б была возможность кусаться, наверняка давно уже в горло вцепился бы врагу херсир.
Однако ж и Оттар не зря многие годы воевал, так что он тоже в долгу не оставался - то лбом в голову ударить Свена пытался, то коленом пнуть в пах, а после и вовсе меч отбросил, за кинжалом потянувшись. Асмунд же, Хегни задушенного на земле оставив, поднялся медленно, коня подведенного, под уздцы хватая и верхом на него забираясь, да затем прямо по телу врага убитого проехав, вновь в битву бросился - люди ближние ему новый меч поднесли взамен в поединке утраченного. На этот раз, объезжая бьющихся воинов, он с небольшим окружением на лендрмана Торварда набросился, старого воина на поединок вызывая кличем боевым, да бранью его посыпая.
Торвард, оскорблений не выдержав, из-за спин телохранителей доверенных выехал, копье поднимая.
- Сейчас ты, щенок, за свои злодеяния в Вестофльде ответишь!
- Я лишь приказы отдавал - а ты им подчинялся, кто же из нас злодей? - Улыбка на губах разбитых ярла кровавого играла. - Ты нарушал свои клятвы...
- Ты предал нашу веру и нашего государя, - медленно приближался Торвард, руку для броска занося, но затем пошатнулся в седле, захрипев - выпало оружие из ослабшей длани, за горло схватился старый лендрман, в шее у него торчала рукоять ножа метательного. Один из спутников Асмунда усмехнулся:
- Легко поддался на твою хитрость глупый старик, - бросил он Альхеймсону.
Регнар ярл, за тем наблюдавший издали, коня повернул:
- Храбрые даны, уходим! - Прокричал он. - Здесь нам не снискать ни славы, ни богатств!
- Остановите его! - Велел Асмунд своим людям, видя, что пытается бежать датский воевода с ближними воинами, сам же теперь поворотился, чтобы людей Торварда добить.
Заметив, как Оттар к кинжалу потянулся, Свен метнулся к нему, за руку схватил, а второй рукой, тоже отбросив меч, со всей мощи ударил Рваного головой о подвернувшийся крепкий камень, один раз, а потом и второй - для верности.
- Притих, скотина? - осведомился Молот у поверженного ворога, подобрал меч свой да бросился искать коня, покуда Оттар в себя не пришел да часть свеев и гаутов еще в живых оставалась.
Вскочив в седло, крикнул он, набрав воздуху в грудь:
- Свеи! Отступаем!!!
Те воины, кто мог битвы избегнуть, вослед за предводителем своим прочь подались, иные же обречены были пасть в схватке этой. С неприязнью Асмунд наблюдал, как уходит его враг, да не было у него сил свежих, чтобы в погоню послать, да и сам не мог за врагом броситься - в самую сердцевину битвы его затянуло - снова меч метался от глотки к глотке, да щитом новым от ударов вражьих укрывался сын Альхейма. Не обделен он был ни силой, ни ловкостью, один лишь раз поражение в бою потерпел, да и то не своей неудачей теперь считал, но божьим промыслом. Близко к нему подобравшиеся вестфольдцы один за другим падали с коней - кто с горлом перерубленным, кто с черепом раскроенным, а кому и в сердце клинок вонзил ярл кровавый - сам он на вихрь похож был на поле битвы ворвавшийся, а среди противников уж и не осталось равных ему в искусстве ратевом - Свен, быть может, сумел бы с ним совладать, но ярл свейский прочь обратился, понимая, что не стяжает победы и не исполнит воли конунга, коли жизнь свою потеряет.
Сражение это недолго еще длилось - руководства лишившись, смешали ряды свои противники христиан, что свеи, что вествольдцы и вскоре уже были все истреблены нещадно, а кто в бегство подался - тех в спины разили, жалости не выказывая. Две рати теперь стояли друг напротив друга, потрепанные изрядно и едва ли треть от числа их изначального в силах была оружие держать и продолжать сражение.
Со спокойствием ледяным смотрел Асмунд на людей, Оттара сопровождавших, и теперь вокруг тела его сгрудившихся, оружие выставив - да, они исполнили волю своего херсира, напав на язычников, но приказ конунга их в том состоял, чтобы Альхеймсона изловить и потому готовы они были дальше сражаться, если потребуется.
- Мир, христиане, мир! - Воскликнул Асмунд, руки поднимая. - Мир вам, братья мои во Христе.
- Какие мы тебе братья, убийца! - Воин один бросил. - Ты губил христиан в Вестфольде и в Вингульмерке того же желал!
- Тот, кто жег ваши церкви - прочь бежал, вы его спутниками были - я же на него меч поднял! Я служу Господу, как и все мои люди! А вы? Кому служите вы?
Смутились хирдманы, слова такие услыхав.
- Богу!
- И конунгу Хареку! - Другой добавил.
- О, Харек великий конунг, - рассмеялся Асмунд. - Но он сейчас в Ранрики, а мы здесь и мы все сражаемся против тех, кто притесняет нашу веру!
Вперед один воин вышел, меч опустив:
- Эйрик конунг поклялся более не чинить зла христианам, - громко он бросил.
- Смотрите тогда, как он слово свое держит! - Спрыгнул с коня и Асмунд, к телу духовника своего юного подошел, да острием клинка на него указал: - Священников убивает его ярл, да удовольствие от того испытывает. Слышал я - многих монахов в Гиллисберге смерть от руки его настигла. Неужто вы со смирением то простили ему?
- Мы... конунг наш... - но не успел договорить хирдман, другой голос перебил его:
- Нет прощения за злодеяния эти, - то Оттар, в себя придя, медленно с земли поднимался. - Отец Григорий отомщен должен быть, и иноки, и отрок сей!
- Вот теперь я слышу слова доблестного мужа, - рассмеялся кровавый ярл. - Каждый враг наш чашу отмщения отведает - и свеи, и слуги конунга вероломного, Эйнара сгубившего!
Топот копыт разговор их прервал - вернулись воины, в погоню за Регнаром отправленные, старший их перед Асмундом спешился:
- Вот голова датского воеводы, ярл! - Дар свой преподнес он Альхеймсону. - Он, и все кто с ним были мертвы.

Конец мести (с Тельтиаром)
Хьярти херсир на четвертый день вернулся после разговора Эгиля с дровосеком деревенским. Был он зол, ибо мало податей собрать удалось с людей альвхеймарских - слишком многих Асгейр ярл в войско забрал, а те что остались либо стары, либо увечны были, либо юны слишком - какой с таких прок. Пусть и понимал херсир, что то для державы всей важно, а все же сиротливо медяки в кошеле звенели и дружина верная не добрым словом поминала Асгейра да и конунга самого - каждый на большее надеялся, чем получить сумел. Потому велел в усадьбе пир готовить Хьярти для ближних своих, но прежде - облавную охоту устроить решил, потешить хирдманов верных.
На утро, отдохнув с дороги да собравшись, выехали всадники из усадьбы числом двадцать - самые знатные люди, что на службе у Хьярти были - все копьями и луками вооружены, да с ними собак свора - зверя любого загонять. Более же всего хотелось херсиру властителя чащи, медведя затравить.
Как донесся издали лай собак, да копыт топот - услышала его стая. Мигом понял Эгиль, что не зря в лесу ждал; наконец враг появился. Теперь еще совсем немного ждать осталось - пока в лес приедет. И уж потом попытаться подстеречь его.
Отдал Эгиль стае приказ - нескольких оленей навстречу вспугнуть.
- Вперед! Вперед! - Кричали загонщики, псов по следу звериному направляя. Ярились, рвались с поводков псы, почуяв добычи близкий запах. В самом разгаре охота была - смеялись хирдманы, вино пили из мехов, да спорили, кто первый красавца-оленя подстрелит, да рога ветвистые в качестве трофея возьмет. Не ради мяса сытного за зверьем они охотились, как то крестьяне бы стали делать - лишь удовольствия для. Зачастую после таких увеселений Хьярти и друзей его, туши животны убитых так и оставались в лесу валяться пищей для падальщиков.
Вот и сейчас, заприметив силуэт олений, ударил в бока коню своему херсир, с криком громким за зверем помчался, да так, что люди его едва поспевали за ним.
- Собак спускайте! - Велел он.
- Слышали, смерды! - Закричал на то рядом едущий хирдман, плетью псаря огрев по спине. - Псов спускай! Быстро! Уйдет олень - шкуры с вас спущу!
Слышал Эгиль, какой толпой на охоту ездят; но только один из всех ему нужен был.
И потому по приказу вожака не одного оленя стая вспугнула. Несколько зверей в разные стороны бросились, охотников на себя отвлекая; мелькнули среди деревьев серые тени, не позволившие оленям убежать, пока на глаза людям не попадутся. Может, псы древних врагов и учуяли - да кто ж их отпустит к волкам, когда оленя загонять надо?
- Смотри, Торрод - еще один рогатый! За ним, скорее! - Самый зоркий из дружинников углядел новую дичь, коня поворачивая.
- А херсир?
- У него своя добыча, нам - иная! Сегодня Один к нам благосклонен! Отцом клянусь - изловлю оленя, стяг рогами украшу!
В разные стороны разъезжались воины - куда трое, куда и четверо - каждый желал изловить дичь заветную, чтобы было, чем потом похвалятья. Так и рванулись прочь верные дружинники - никто из них и помыслить не мог, что опасность в лесной чащобе таится. Только псы все больше рычали, зубы скаля, да бег свой замедлив, не обращая внимания на окрики псарей и понукания.
А стая, оленей оставив, вместе собиралась - шла по тому следу, что им вожак указал. Лишь двое же помогали оленю все дальше и дальше в лес углубиться, и Хьярти с несколькими людьми за собой уводя.
Отыскал Эгиль место заранее - поляну большую. Где со всех сторон ударить можно будет.
Скинул, тем временем с плеча лук херсир, тетиву натянул, да спустил стрелу, что ударила точно в шею оленю - недалеко зверь удет теперь! Лишь на поляну выскочил он, до середины ее добежав, да так и упал, с жизнью прощаясь. Набросились псы на дичь, зубами разрывая, а там и воины спокойно выехали, к туше подъезжая.
- Ну-ка, Бьерн, отруби голову моей добыче, - велел Хьярти. - Остальное пусть псы жрут!
Спрыгнул с коня рослый хирдман, нож обнажая, да несколькими ударами отделил голову оленя, высоко ее над собой подняв.
- Вот он! Олень!
Псы же, до этого рьяно раздиравшие добычу, притихли, напряглись - да кто на них внимание обращать станет в момент триумфа.
- А вот и волки, - шепнул неслышно Эгиль, приказ стае отдавая.
Метнулись из-за деревьев серые тени, молча в горло людям клыками целясь. Часть из них по своре собачьей ударила, давних врагов разгоняя.
С лаем прочь бросились псы - мало их было, чтобы со стаей такой в схватку вступать, а потому огрызаясь, да о достоинстве своем не забывая, но все же прочь подались, не то что люди. Бьерн, как с головой оленя в руках стоял, так и рухнул под тяжестью тела серого, да на шее своей ощутил остроту клыков волчьих. Хьярти, копья древком, зверя, на него набросившегося огрел, к земле его приминая, да поудобнее оружие перехватил, норовя пронзить, третий же воин, тетиву натянуть успел, стрелу послав в волка из чащобы появившегося, да тут же другую наложил, выбирая себе цель новую.
Да только не как обычные звери волки сейчас кидались - человеческая воля их направляла.
Еще один сзади на лучника кинулся, пока двое в стороны бросились, заставляя его за целью следить. И точно так же на Хьярти с разных сторон бросились, норовя клыки в руки запустить, да оружия лишить.
от копьем отбиваться продолжал, да коня заставлял копыта в ход пустить, все надеялся вырваться из ловушки, даже когда товарищ его погиб. Метался конь по поляне, но отовсюду глаза желтые на него смотрели, а вскоре выдохся херсир, стали движения его не столь быстры - и зубами впившись, стащили его на землю серые убийцы.
Кинулся прочь конь, а Хьярти на земле остался, серыми телами прижатый. И тогда из-за дерева и вожак появился, руку на шерсть волка положив.
- Здравствуй, Хьярти из Раум-Эльва, - промолвил он, взгляд слепых глаз на херсире остановив. - Хотя и недолго тебе здравствовать осталось...
- Ты кто такой?.. - Прохрипел херсир, большая злоба в голосе его звучала. - Что за отродье хелево?!
Ближе Эгиль подошел, над лежащим склонился.
- Вспомни, как годы назад ты с друзьями человека в своем доме убил, за слова обидные, ранее сказанные. Вспомни, как он от вас отбивался, давая сыну сбежать. Вспомни, как моего отца ты убил, Хьярти из Раум-Эльва.
- Я много кого убил, всех и не упомнишь, - тот сплюнул, понимая, что уже не избежит смерти. - Кого за слово обидное, кого и за взгляд косой.
- Вот за это теперь и сам умрешь, - острым как клинок голос Эгиля стал. И настоящий нож он сейчас вытащил. - Не заслужил ты легкой смерти, Хьярти, да нет у меня времени - много твоих по лесу бродит. Без оружия в руках ты умрешь, и в Хель отправишься - как и заслужил.
Полоснул старый клинок по горлу, кровью землю обагрив.
Лишь к вечеру тело херсира своего нашли дружинники, когда смогли собак заставить вновь на поляну ту людей привести. Хотел Хьярти пир устроить большой по своему возвращению, да так вышло - что сам по себе тризну организовал.
А далеко в лесу Эгиль с местью своей прощался, да раненых братьев лечил. Погиб один из них - стрелой пораженный, и оплакивал его вожак...

Флотилия ругов. Путьиз Ранрики к Гилисбергу
(с Оррофином - за что ему спасибо)
На следующий день в полдень отплыла флотилия ругов из Викена, ветер попутный паруса наполнил.
- Не иначе как Свентовит доволен таким исходом дела, и замысел наш добряет, - сказал жрец в меховой шапке и с волчьей шкурой накинутой на плечи.
- Вот ведь как. Шли погулять. пограбить, девок ихних попортить, да добро свое воротить в храм бога нашего. А вышло что? Сами нaвстречу вышли, хлебом да солью с пивом привечали, и смаи все отдали? И это урмане? Тьфу. - Лютомир, толстый младший братец Велибора, двоюродного брата и воеводы князя ругов Радигера, и смачно сплюнул в тихие воды морские.
- Не буди лихо пока тихо, - буркнул жрец. - Вдруг боги их пробережные обижены будут непочтением твоим?
На самом деле именно жрец был реальный организатор и вдохновитель этого похтода - ведь этот жрец был из храма Свентовита в Волине, и воевода про то не забывал. Так у всех вендов заведено - пока князь дома сидит и хозяйством заправляет, его воевода в походы войско водит. И Велибор хоть и был тут главный, но жрецу перечить даже он не смел. Велибор посмотрел в лицо жрецу и задумался. С одной стороны, конечно лихо будить не стоит, но с другой воины не довольны были тем, что совсем уж без боя всё получили. Не потешили ни душ, ни мечей, а не дело это.
- Лихо-то оно лихо конечно, - проговорил он, - но и сталь потешить бы нам любо дело будет!
- Так князь урманский нам и указал, где мы и сталь потешим, и удаль покажем. А какая там удаль, коли всего войска на две сотни там не набралось бы? - возразил жрец. - Да будь они трижды храбрее и справнее воевых наших, все одно как кутят бы их покромсали живо. Какая в том слава?
(Харек сообразил направить ругов на Вьярманланд и Винугльмерк, поведав ругам, что там нынче разброд и правителчя нет, а награбили свеи много, то есть есть чем им там поживиться. К тому же, как выяснилось, херсир ругов имел зуб на Свена Черного Молота а с Хареком им как бы делить было больше нечего. Оттого и смекнул Харек. что "враг моего врага может стать другом")
Велибор почесал затылок, и произнес:
- Правду глаголешь, жрец, доблесть с равным только испытывается. Жаль месть за нас свершили. Но у нас еще иной долг мести остается. Свен Черный Молот много зла нашим братьям принес, и многих наших людей в неволю увез... Так что придет и для него час расплаты.
- Вы говорите мудрые вещи! - кивнул воевода. - Решено! Идём на земли Чёрного Молота!
- Так , сказывали же, что его самого-то нет. - отовзался один из младых отроков.
- А нет, так подождем его в доме его, и примем как подобает.- отозвался Лютомир. - Не зря ведь князь урманский нам провожатого дал?
Ярополк, стоявший рядом, довольно осклабился.
- Ужо мы им зададим, свеям проклятым, которые законы не чтут ни богов,ни людей.
- Зададим! - сурово кивнул воевода, прикидывая, с какими силами предстоит столкнуться. - И пограбить успеется и девок их попортить, как ты брат и хотел!
- Да девки их поди страшные! Ты тех урманских девок видел? худые, костлявые. что твои клячи! - возразил Лютомир.
-А ты поди, вон какой боров, как на такую залезешь, так под тобой и переломитмся что тростиночка - поддел его жрец.
(Подобного рода грубые шутки были делом обычны, и скрашимвали скуку долгого пути).
- Добрый конь, когда на кобылу лзет ей в морду особо не поглядывает! - расхохотался Велибор, поддевая брата локтем в бок
- В морду может и не глядит, а на задок да на вымя отчего и не поглядеть? -обиделся Лютомир. - Что же это за баба у которой и подержаться не за что?
- Молод ты еще братец! - ухмыльнулся в усы воевода. - Да зелен, а все судить берешься!
- Полно вам, 2 недели всего в пути, а уже все о бабах да о бабах - прервал их жрец. Вдали уже показались серые скалы, выпирающие далеко в море.
- Слышь, наймит урманский, это еще твоего кнезя земли, али уже Свейские?
Ярополк вгляделся.
- И чего вы это меня наймитом называете? -обиделся Ярослав. - Я с нашим словенским князем пришел в дружину урманскую, ибо в Новиграде все тишь да благодать, и прославиться нечем. А тут такая война великая...
- Ну раз такое дело, прости, не серчай... - тут же поправил себя воевода. - Так что то за земли-то?
- Кажись, за теми скалами уже фьорд Ран Эльв, который свеи недавно захватили. А далее уже должен быть Акерхус.
- Акерх...Акхер...чего-чего там дальше?! - воеводе всегда нелегко давались названья чужеземные
- Ясеневый дом то есть. -усмехнулся Ярополк. - У этих урман все сплошь и рядом, что не владение то или Хус - что значит дом. или берг - то есть гора. Иногда и Мар бывает - море то есть. Иного и не ведают.
- Тьфу ты, простите Боги! - сплюнул Велибор. - Ну что за народ, а?
- Каков народ, таков и уряд. - сказал жрец печально. - И ваши из Новиграда чай неспроста к нашему кнезю послали чтобы Рюрика им прислал княжити, ибо молвили "земля наша обильна, да уряду в ней несть, убо приходите же в ней княжити"
- А разве не из данов он? -удивился Ярополк. -Сказывает что он прежде в земле фрягов и фризов княжил, и у франков служил, да после его оттуда прогнали.
- А шут его разберёт! - воевода пожал плечами. - Мне вот человек один сказывал, что послал Рюрик этот грамотку прежде себя, где и написал по ихнему "Рюрик Синехус Трувор" ну или что-то такое. И так стервец накорябал криво, что и не разберёшь, не то он дом свой и дружину поминает, не то Синехуса с Друвором каких-то. К слову, чем там всё закончилось, Новгородец?
- А чем закончилось? Пришел с вот-такой оравой отроков бравых и свирепых - все с оружием и бронями добротными. Новиград отстроил он на островке прямо посреди болота - смеялись над ним люди местные поначалу, что с кикиморами да лешими ему там жаить. А как в следующем году свеи пришли, так все струги их на корягах там и застряли. Голыми руками их можно было там брать. Свеев попроганяли, как поросят испуганных, да финнов всех усмирили, а после и уселся на престоле с воеводою своим Олегом и рукою железной нынче правит. Вече нынче слово супротив него молвить боится. Крут у него нрав и суров. Многие бояре дали деру кто куда, а то скор князь на расправу, да и рука у него тяжелая. Коли что не так, быстро в гнев впадает.
- Ох уж с этими урманами, да датчанами, пёс его знает кто он! - проворчал Велибор. - Вечно мудрят мудрят, а потом каак извернутся!
Тем временем флотилия миновала мыс, и их взору открылась узкая бухточка, врезающаяся вглубь земли. У берегов сновали рыбацкие лодки. на берегу суетились мужики и ребятишки с сетями, полными рыбы. А вдали виднелись деревянные строения.
- Ран Эльв кажись. Ныне это вотчина, что свеям покорна. - промолвил Ярослав. - До владений где Свен правит, еще два дня пути.
- А с другой стороны...свеи они свеи и есть, как думаешь, жрец?
Жрец кивнул.
- Думаю я, мало что мы с тех людишек взять сможем. Только страху нагнать да свеев всполошить раньше времени...
- А что усадеб нет? - погрустнел воевода.
- Неужто рыбу у них за монету звонкую купить велишь? - издевательски произнес Лютомир.
Ярополк насупился.
- Усадьба есть дальше вглубь земель, да небогата она. Одни селюки да старосты ихние. Знать всю князь свейский порезал или с собой увел.
- С селюками воевать это что волку телят резать. - пробормотал Велибор. - Ну то и верно, далее тронемся!-согласился воевода.
- Так о том и я глаголю - сказал жрец, что неча их тут пугать раньше времени. Лучше на пути обратном их потрепаем, коли еще сила и прыть останется. Знаете что про князя свейского одного сказывали, который с эстами воевать вздумал?
- Что же?-заинтересованно српосил воевода.
- А то что пришел он туда, на берега эстов, что на самом востоке моря варяжского, с дружиной малой - три сотни и не наберется. Ну начал там селения палить, мужиков убивать, детей и девок на аркане тащить -как обычно себя урмане и свеи и даны и прочие фряги себя ведут. Эсты те не будь дураками, да все силы собрали в купу, какие могли за короткое время собрать. Да куда же им, рыбакам худородным, с воями могучими тягаться? Ну собрали они все копья и сети. И заманили князя Эрика к сараям, а там на него сеть и накинули.
- И что Эрик энтот? - любопытен воевода был и до историй охотник великий
- А что? Он кричал, ругался, пинался, плевался... А эсты его копьями, вилами да рогатинами как кабана закололи. Прочие свеи, увидав, что с их предподителем сталось, тут же храбрость свою утреяли, да и дали деру, князя своего на поругание бросив. А был это дед нынешнего князя свеев. Вот и вам умнее надо быть, и не лезть от нечего делать в драку не нужную. Силы поберечь надобно. Мало ли кого эти рыбаки худородные убить могут?
- Ты что же нас, за трусливых свеев считаешь? -вомутился Лютомир.
- Остынь! - прикрикнул воевода. - Прав жрец, неча нам словно глуздырям несмышлёным переть на рожон! Толку в том нет! На Свена пойдем, и остановок в пути не делать! Надо успеть, покамест в усадьбе его не будет!
Спустя два дня показались низкие берега Вингульмерка, и река, на которой Гиллисберг стоял...

Транделаг. Хладир.

После того, как Харальд, прихватив с собой горячую молодежь транделагскую, направил коня за ограду, жизнь в усадьбе конунга Хакона снова вернулась в размеренный ритм. Человеку стороннему, может, и вовсе б помнилось, что все стало по-прежнему. Но Харальд многое изменяет. Ни мужи, ни селения после визита его прежними не остаются. Вот и здесь то же было. Полоняне, в битве захваченные более работой у бондов себя не трудили. Асса, до приезда мужа в Хладир ходившая во слезах, ныне улыбки служанкам дарила. Мнилось ей, что изменился супруг ее и люба она ему ныне. Старый Хакон чувства показывал не столь явно, но тоже доволен был, словно сытый медведь близ малинника. И только крестьяне кручинились: рабочие руки потеряны, да и Хакон млад, что толковым советником себя показал, в поход ныне ушел. Вздыхали мужи, прошлое поминая, но роптать не решались. Суров конунг, как бы за тем бондом плененным во след языка не лишится. Да и не столь тяжкой была доля крестьянская, просто что человек что зверь – все быстро к хорошему привыкают. После отнимешь подарок – кручинятся. Уж такое нутро.

Сандес. Харальдова свита
С Каиливи

Нос драккара с силой ткнулся в прибрежный песок, и викинги, один за другим, стали сходить с корабля - Сандес - не Торгар, этот остров побольше был, а потому до усадьбы, где их ожидал пир, лендрманом заготовленный - долгий путь предстоял. То конунгу хорошо было - у него и конь верховой был, чтобы ноги не стаптывать, остальные же пешком шли, даже знатные люди, не говоря уже о простых воинах.
- Ну родич, вот и добрались мы, - по спине несильно хлопнул Альвира Бард. На сей раз юноша решил со скальдом путь проделать рядом, доверив конунга сопровождать Хакону молодому и людям Сигурда, что встречать их прибыли.
На земле твердой почувствовал Альвир себя более уверенно, и мысли недобрые вмиг развеялись. Потянувшись добро, да дохнув грудью полной молвил Альвир:
-Ай и хороша же земля эта Бард! Ой как хороша.
Выглядел довольным скальд, так казалось, что обрел он нечто, потерянное давно.
-Видать и усадьба хороша будет! Да и девки пригожие! Зря я сомневался! А?
- Все чин по чину будет, - с улыбкой сын Брюнольва молвил. - Пойдем, Сигурд нас уже заждался поди, хотя то не так плохо, как если угощение остынет, да холодное нам есть придется.
Сказав так, он с родичем с берега на дорогу вышел, пристроившись за воинами агдирскими, далече уже уйти успевшими. Точно змея длинная растянулась свита Харальда Косматого - с песнями, да разговорами шли хирдманы, к тому уже привыкшие, что в любой усадьбе их с радостью привечают. Скальд с Бардом чуть отставали от общей толпы, однако общему веселью тоже поддались и до усадьбы добрались быстро.
Хирдманы не ошиблись в том, что встретят их радушно, даже более того. Девы суетливо прибирали столы, угощение подавая, и гости начинали рассаживаться с шумом-гамом. А Альвир про снедь и думать забыл – следил он далеко не за тарелками. Однако вскоре Бард потянул его за стол и скальд выбросил из головы молчаливых женщин, да предался веселью общему. Не узнать было ранее хмурого скальда – весел был он, пил и ел, да еще и что-то пытался Барду рассказывать, пор смеясь боле сам, чем его собеседник.
- Смотрю я, кручина твоя прочь ушла, - на Альвира глядя, Брюнольвсон молвил. - Вот что с мужем пиры веселые, хмельные делают, и это отрадно мне, ибо родича горечь - что своя, как и веселье.
Он сам кубок скальду наполнил брагой, не дожидаясь слуг.
- Теперь же, расскажи мне, как обещал, что приключилось с тобой, отчего ты столь хмур был?
Скальд обещание свое выполнил, поведал Барду историю свою, местами приукрасив ее, как и полагается скальду истинному. Впечатлил рассказом своим он сына Брюнольва, и тем самым довольным сам собой остался.
- Какие негодяи, - о сыновьях Атли Тощего Бард сказал. - Даром, что конунгу нашему родичи - по всем троим Хель слезами горькими заливается!
С тем согласился Альвир вновь к яствам вернувшись, Бард же из-за стола поднялся, когда подошел к нему седой лендрман, и в объятия его заключил.
- Поздорову тебе, родич будущий, - усмехнулся правитель Среднего Халагаланда.
- И ты здравствуй, славный Сигурд! - В ответ произнес сын Брюнольва, с силой к себе старика прижимая.
- Давненько не виделись уже, пошли, поговорим во дворе, хоть воздухом подышим свежим.
В зале общем, где знатные люди сидели и вправду жарко сделалось, потому на уличную прохладу вышли лендрманы, о своем толкуя.
- Свадьбу, как и уговаривались - летом сыграем, - продолжил, вздохнув глубоко, Сигурд. - Прежде не поспешай, знаю - хотел ты, чтобы конунг брак твой благословил и мне то тоже желаемо, - пресек лендрман возражения. - Но отец твой не так давно погиб, к тому же, хочу я, чтобы прежде чем с дочерью моей ты на ложе возлег - себя показал в делах ратных.
- В отвагу мою не веришь, Сигурд? - Изумился Бард словам таким.
- Верить-то верю, но люди мои - сегодня они присягнули Харальду, конунгу, победами славному, думаешь, после этого они примут правителем человека, ни в одной битве не участвовавшего?
- Скажи уж сразу, что помолвку разорвать хочешь!
- У меня нет сыновей, Бард и, мою дочь в жен взяв, ты мне наследовать будешь. Покажи себя до лета в бою - иного от тебя не прошу, - примиряюще старик произнес.
- Я хоть ее увижу?
- Нет, - отрезал Сигурд и голос его более жестким стал. - Я Сигрид в дальнее имение отослал. Возвращайся к лету с победой, тогда и увидишь мою дочь.
- Надеюсь, ты свое слово исполнишь, - возможно это хмель говорил, но в голосе Барда явная угроза слышалась. Отвернулся он от лендрмана старого и обратно в дом пошел.

Рогволд, Ивар и жрецы


Распахнули вои пред жрецами двери тяжелые, дубовые, внутрь трапезной пропустив, да вновь захлопнули – с силой такой, что служители Асов высоких вздрогнули, боязненно оглянувшись.
Пред ними за столом длинным восседал сам Рогволд Мудрый, ярл Мера. Подле – Ивар, уже жрецам знакомый, да юнец невысокий, по всей видимости, Ториром имеуемый, младшой сын Рогволда.
- Привет тебе, ярл, - пробубнил с порога старший жрец, всем телом грузным, старым упираясь на шишковатый посох. Хмурым было лицо его, ровно как и брата по ремеслу его, младшого жреца.
- Привет вам, гости дорогие! – с улыбкой лживой в ответ воскликнул Рогволд да со стула резного поднялся, - выбирайте место пустующее да разделите с нами трапезу.
- Добре, - кивнул старший жрец и кивнул младшему, мол, можно.
Не медля, Рогволд хлопнул в ладоши, и вскоре отроки, за столом прислуживающие, сбежались с блюдами разными да пере жрецами яства разложили. Ешь, пей – не хочу.
- Итак, за какой надобностью вы опять моего слова искали? – спросил Рогволд, обратно усаживаясь.
- Да все по вопросу тому же, - ответствовал старшой жрец, - чего с дочерью конунга почившего делать будешь? Знаешь, чего законы да традиции требуют. Будешь ли по совести поступать али отступишься, честь девы и свою пятнать станешь?
Ивар, разгрызавший кость индейки, аж поперхнулся, настолько ему жреца слово вступительное наглым показалось. Торир, хмуро уплетавший краюху хлеба круглого – с щит размером, лишь безразлично глянул поверх губков да блюд с объедками, на центре стола стоявших, да вновь к занятию своему вернулся.
- А ты как думаешь, жрец, - поинтересовался Рогволд, подбородок кулаком сжатым подперев, - должен ли я поступать согласно воле твоей, но супротив обязательств, Харальду-конунгу данных?
- Время идет, ярл. Навлечешь гнев богов на дом свой.
- Идет, - последовал ответ, - но, скажи мне, чьего гнева мне больше бояться – богов али Харальда?
На сей раз жреца удивляться черед пришел. Из пасти открытой язык высунулся да губы жирные облизал.
- Вопросы странные задаешь, ярл. Конечно, божий гнев всегда опаснее человеческого.
- А вот по мне, так наоборот, - склонив голову на бок, сказал Рогволд, - нет желания у меня сейчас с Харальдом ссориться, а с богами... с богами потом договориться можно. С твоей же помощью, скажем.
- Это что ж? Значит, волею высшей пренебрегаешь? Богохульствуешь?
- А ты подумай, жрец, - рассудительно произнес Рогволд, вперед над столом наклоняясь, - ты всю жизнь свою богам на алтарь положил, им служишь, во их славу дела свои направляешь. И гнева тебе божественного в первую очередь опасаться надо. Так?
- Так.
- А я победы конунгу подношу, ибо ему одному служу и лишь его выгоды в делах ищу. Думаю, понятно тебе, что долг пред конунгом выше долга пред богами. Так?..
Тишина повисла над столом трапезным. Сдвиг брови кустистые над лбом морщинистым жрец да взглядом жгучим Рогволда мерил.
- Ровно стелешь, ярл, - наконец начал он, - речь твоя, аки ручеек лесной журчит, каменья острые обтекает да под бревна поваленные протискивается. Все ладно-складно у тебя выходит.
- Ибо так оно и есть.
- Так аль не так... не нам, служителям скромным, решать, а богам в чертогах небесных.
- Вот и чудно, пусть решают, а дела смертные смертным вершить остается, - с нажимом произнес Рогволд, из-за стола поднимаясь, - я попрошу воев проводить вас.
- Погоди, ярл, - поднял руку жрец, - еще не окончил я. Ежели б действия твои только тебя и касались, так и быть, оставили б мы тебя в покое.
- Но?..
- Но поскольку здесь также и дочь Неккви-конунга замешана, - хмыкнул жрец, - разве достойно это в сторону уйти?..
Вновь воцарилось молчание, только молчал теперь Рогволд Мудрый, челюсти плотно стиснув да кулаки сжав.
- Хорошо, - наконец процедил он, - оставайтесь. За трапезой дозволено вам с семьей моей потчевать. А слуги вам комнаты в усадьбе подыщут.
- Славно, ярл. Благодарю тебя.

Оттар и Асмунд. После битвы

Воины сидели вокруг разожженных костров, ближе к вечеру начало холодать – осень напоминала о себе резкими порывами ветра, заставляя людей кутаться в плащи. Своих погибших они предали земле, перед этим сняв с них доспехи и забрав оружие (на Небесах, в Царствии Господнем, к чему им бренные вещи?) и Оттар прочитал над ними заупокойную молитву, так, как помнил ее. Врагов люди Асмунда и Оттара просто в одном месте свалили, время недолгое на гору тел любуясь, да огню предали, а после – добычу меж собой разделили. Один из воинов помоложе кольчугу Велимира на себя примерял, смотрел, чтобы в пору пришлось, поскольку кузнеца сыскать в землях враждебных не легко, иной хирдман с мечом трофейным упражнялся – примерялся, чтобы удобно было орудовать им заместо копья сломанного.
Оттар и Асмунд рядом сидели, переговариваясь чуть слышно, да кровавый ярл младенца на руках неспешно убаюкивал:
- Еще об одном попрошу тебя, прежде чем мы условленное исполним, - медленно, тихо речь Альхеймсона текла, дабы ребенка не разбудить. – Сестру мою в Ранрики отвези, да в семью какую пристрой – со мной ей не выжить будет.
- То дело доброе, - херсир кивнул. – Можешь мне в этом довериться.
- Спасибо тебе, - улыбка холодная губ Асмунда чуть коснулась. – Не опасаешься, что Харек про слово нарушенное прознает?
- Не прознает, - головою покачал Оттар, тише уже говоря: - Скажу ему, что тебя нагнать не сумел, да свеи глупые вперед подались и погибли все…
- Не все, Черный Молот жив еще и с ним не менее десятка людей ушло в Гиллисберг, - оборвал новообретенного союзника мятежный ярл. – Но скажи лучше, сколько людей всего в Гиллисберге у Свена? Кто сторону его примет?
Задумался Оттар, вспоминая, что в стенах усадьбы, врагами захваченной видел, да вновь перед глазами его остов церкви, словно в назидание Эйриком оставленный, появился. Много зла земле его свеи принесли, и еще больше принесут, коли не остановить их и назад не отбросить. Пусть продвижение войска Эйрика сумел Харек отсрочить, но когда вернется конунг свеев, да узнает о том, что в отсутствие его делалось – может обещания свои позабыть да клятвы нарушить – и воины его, разозленные поражениями, за то его винить не станут. Сейчас следовало отбить Гиллисберг, да в твердыню его превратить неприступную к тому времени, как вновь Эйрик в Вингульмерке появится – тогда-то он зубы обломает, даже боги его языческие не помогут.
- Не велика рать свеев здесь, - наконец изрек херсир. – Во всей усадьбе еще с полсотни людей наберется, да может по деревням захваченным пара сотен попряталась. Если быстро ударить, они ничего предпринять не успеют!
- То можно было сделать, коли Свен здесь смерть нашел бы, - отверг план такой Асмунд. – А теперь он наготове будет. Никак не ожидал я, что ты его живым упустишь.
- Скажи еще – ты заранее знал, что я сторону твою приму, - подозрительно прищурился Оттар.
- Знал, - усмехнулся Альхеймсон. – Мои люди в каждой деревне, что вы проезжали, находились, следили за вами. Те разногласия, что меж тобой и Черным Молотом обострились, не были для меня секретом. Поэтому я выжидал так долго, скрывался от вас…
- Ждал, пока я Свена лютой ненавистью возненавижу, - понимающе кивнул Оттар, тому дивясь, сколь легко смог кровавый ярл и его, и свея вокруг пальца обвести.
- Именно, людей моих, ты сам видел, не хватило бы с таким большим отрядом сладить, да и не стали бы они на христиан оружие поднимать – не тому я их учил.
- Странная в тебе перемена произошла, - задал вопрос, давно волнующий его, агдирец. – Раньше ты Белого Бога не переносил и всех, кто крест носил, лютой смерти предавал, а сейчас глотку перегрызть готов любому, Господа не славящему.
- То Эйнара заслуга и Велимира, - отвечал почти не раздумывая Асмунд. – Ярл меня крестил, пусть и против воли, тем самым шанс дав на спасение, а отрок – верный путь указал, помог понять, что нет иных богов, кроме Господа, в трех лицах единого.
- Писание не учит убивать всех, кто…
- А разве ты сам не желаешь того же, Оттар? – Перебил его Альхеймсон, голос его звучал зло и резко, но тихо. – Разве ты не мечтал вырвать Черному Молоту сердце за то, что он убил священника и разорил церковь? Разве ты не желал перерезать глотку Торлейву и утопить в крови этих двух ублюдков, Халльварда с Сигтрюгом, за то, что они погубили Эйнара? Ведь по глазам же вижу – ты мести жаждешь!
- Да, - вынужден был признаться херсир. – Правда это, я клятву принес, отомстить за Эйнара убийцам его, но Харек меня уговорил обождать до возвращения конунга…
- Думаешь, Харальд что-либо против Матери своей сделает тебе в угоду? Или, считаешь, он на родичей руку поднимет ради восстановления справедливости? Неужели ты действительно веришь, что Харальд сын Хальвдана станет по закону судить?
- Конунг Агдира, человек честный, - уверенно сказал херсир.
- Эйнар то же про Рагхильду говорил, когда на суд ее ехал, - Асмунд напомнил. – Ты там был, так расскажи, по чести ли все прошло?
Долго молчал агдирец, словами ярла кровавого уязвленный, но, в конце концов, согласился с ним:
- Все же прав ты, как бы не хотел я слова твои ложью назвать. Эйнар верил в то хорошее, что в людях есть, но некоторые из них – насквозь прогнили и самому Господу гибель их в угоду будет!
- Велимир то видел, все потаенное в людях, все писаное меж строк, - продолжал тем временем Альхеймсон. – Он мог стать большим пророком, всех нас вела его вера. Теперь, когда он погиб, боюсь, сложнее будет мне искать сторонников и людей в истинную веру обращать.
- Я могу привести священника…
- Ты сможешь найти такого священника, каким был он? Вряд ли – мало просто сан носить в деле таком, надо ему всей душой преданным быть и в правоту свою верить. Как мы верим, - взгляд глаз холодных в лицо Оттара впился. – Ведь в тебе нет сомнений?
- Нет, то, что мы сделали сегодня – угодно Богу. Язычники, желавшие христианской крови, мертвы – в том больше твоя заслуга, нежели моя. Если бы я не колебался – отрок остался бы жив. Обещаю, более я не стану ждать, в момент, когда потребны действия.
Асмунд едва заметно улыбнулся – этот человек был старше его, опытнее в бою и, казалось бы, умнее, но как же легко оказалось склонить его на свою сторону, хотя совсем недавно они были непримиримыми врагами. Вера – вот великая сила, способная изменять многое, Асмунд верил, что правильно избрал Бога и путь служения Ему. Белый Бог могущественнее прямодушных Асов, за его витиеватыми словами о всеобщей любви и милосердии, скрывается великая сила, ломающая слабовольных и губящая иноверцев. Служить такому Богу – великая честь, но тогда лишь, когда ты видишь скрытый смысл служения, а не внешний, слепящий блеск. Асмунд верил, что постиг таинства, сокрытые на страницах Святого Писания, верил, что Велимир раскрыл ему правду.
- Сейчас не медли – поутру же отправляйся в Ранрики, - велел Оттару ярл, девочку уснувшую ему передавая, аккуратно ребенка принял херсир. – Там скажешь Хареку, что убил меня и многих моих людей, а иные разбежались, я же пока затаюсь, чтобы слова твои за правду сочли все. Людям своим строго-настрого молчать прикажи…
- То я и сам разумею.
- Далее собери воинов, что родом из Вингульмерка и желают земли свои от свеев освободить, и других всех, в ком уверен – когда будет у тебя отряд сильный, возвращайся, я же пока разузнаю что к чему, да какой прием будет нам Молот Черный готовить.
- Так и сделаю, месяца не пройдет, как вернусь я, с собою не меньше двух сотен хирдманов приведя, - Оттар пообещал.
- И о сестре моей позаботься, - напомнил Асмунд, разговор завершая. – Гиллисберг же, когда освободим, сможем о мести твоей вспомнить, и о том подумать, как осуществить ее.
На том они и порешили, да спать собрались, утром же, как и обещал, Оттар в обратную дорогу с остатками отряда своего отправился, Асмунд же и люди его выжившие медленно в сторону Гиллисберга направились.

Сарасберг.
Кюна ~Я буду хорошей, но всех повешу~ Рагхильда
и Алексей Палыч ака Тельт тоже

Все меняется: правители приходят и уходят, народы умирают и рождаются, годы сменяют друг друга с невыносимой скоростью. Не меняется только одно - жажда денег.
Обещание награды сделало свое дело - через некоторое время Рагхильде доложили, что с ней хотят говорить три крестьянина, которые, мол, поймали разбойников-белобожников.
Согласилась Рагхильда принять их, да подождать им пришлось, пока у кюны время на них появится.
Трое крестьянских мужиков в простой одежде, грязи на обуви, с косматыми бородами вошли в залу, где ждала их правительница, поклон ей отвесили да здравствия пожелали ей и родичам ее венценосным. Да затем замолкли, не осмеливаясь поднять глаз на кюну и разговор начать. Не то чтобы страх они испытывали перед женщиной этой, коей власть над ними дана, но боялись прогневать словом неосторожным или делом кюну да с наградой своей попрощаться. К тому же знали все, что Вещей Девой Рагхильда зовется, и боги к ней благосклонны, что тоже уважения прибавляло ей в глазах народа простого.
Наконец сама кюна говорить начала:
- С чем пожаловали вы, добрые мужи?
Вышел тогда один из крестьян, что самым старшим среди пришедших был, и отвечал кюне:
- Дык.. Приказала ты, госпожа наша, отловить разбойников-иноверцев, дык мы и того.. отловили двух. Они к нам в деревню пришли, а мы их и скрутили. В сарай лиходеев сунули - пущай посидят, покумекают над своими деяниями. Ты ежели допросить их хочешь, так прикажи своим за нами идти - мы покажем, где эти негодяи-то сидят, пусть заберут да тебе в белы рученьки выдадут.
- Благодарствую за помощь, - кивнула Рагхильда, показывая, что приятны ей новости принесенные.
- А.. это.. - крестьянские мужики напряженно переглянулись, - А награду-то нам дадут?
- Дадут, дадут, - махнула рукой кюна, - Вы ступайте, передайте, что я велела с вами идти одному из стражей моих, пусть поможет вам привести изменников. Там же вам и награду дадут. Ступайте.
Кланяясь, поспешили крестьяне вон из комнаты.
Через некоторое время привезли двух разбойников. Со связанными руками двух немолодых заросших мужчин, вовсе не напоминавших лютых убийц, а скорее заблудших в лесу крестьян, привели в светлицу и поставили на колени.
Подошла к ним кюна, взглянула на них сверху вниз. Жутко бывает, когда человек, вольный с твоей жизнью жалкой что пожелает сделать, смотрит в глаза прямо, а взгляд его холоден, жесток и как сталь острая душу режет, но еще страшнее, когда во взгляде равнодушие полное к твоей судьбе.
- Вот они какие, иноверцы поганые.. - Вздохнула Рагхильда, вспоминая Эйнара, что жизнь им с братом спасти помог, да богов предал и наказан был за это справедливо, - А скажите мне, за белого бога страшнее умирать, чем за Одина мудрого?
Поднял глаза один из изменников. Страх был в его глазах, однако ж и отчаяние было, которое сил и храбрости ему придавало.
- Жить хочется за кого-то, а умирать все равно с кем.
Рагхильда сделала пару шагов в сторону.
- Однако ж богам, что силой нас наделяют, вы предпочли бога, что смирение и смерть вас призывает принять.
- так то ж Асмунд все, Асмунд! Либо смерть, либо Распятому кланяться! - воскликнул второй разбойник, - Силой кому угодно верен будешь!
В считанные секунды Рагхильда рядом с разбойником была, за рубашку его рукой узкой в перстнях схватила так резко и неожиданно сильно, что от испуга у того дыхание перехватило. Прямо над ним нависло объятое холодной яростью лицо кюны:
- И где теперь ваш Асмунд? Где его носит? С вами он? Нет! А умирать вам! В Хель отправиться захотели, предатели поганые? - прошипела Рагхильда, не сводя глаз с пленника, - Говорите живо, где ваш предводитель трусливый прячется, по каким лесам снует, как заяц пугливый от стаи собак, и сколько еще с ним? А не то..
Она так же резко, как схватила, отпустила ворот нижней рубахи, и крестьянин, в разбойники жаждой наживы и страхом смерти превращенный, на пол осел.
- Скажу, скажу! Все скажу, - проговорил он, - Только смерти не предавай, пожить еще дай, а мы уж верой-правдой служить Асам великим будем.
Кивнула кюна, по светлице прошлась да на кресло резное перед разбойниками опустилась.
- За ним свеи охоту ведут, государыня, - подполз поближе один изменник, - Не вели казнить, но точно не знаем мы - бежали от него, как узнали о том.
Предатели - они где угодно предатели. Ничего не сказала Рагхильда, только губы поджала:
- Свеи, значит? Как только погоня за ним началась, вы тут же и отстали? А пока с ним вы были, куда путь держали?
- Кружил Асмунд меж Вестфольдом да Вингульмерком, иногда в Хейдмерк заглядывал, - другой запричитал крестьянин, надеясь, что может он жизнь сохранить, если все скажет. - У него в каждой деревне свои люди.
Замолкла правительница, взгляд устремив в пустоту. Худо то, что в землях Асмунда пособники есть, ведь всех-то не переловить. Помрачнело лицо женщины, как помрачнели и помыслы ее.
- Вот оно как, пустило корни безверие и предательство в наших землях, - задумчиво произнесла кюна, - И много у него соратников?
- Только в том отряде, что всегда с ним - не меньше сотни, госпожа, - лбом в пол дубовый уткнулся разбойник.
- И неужто все ему верны? - прищурилась Рагхильда, чуть подавшись вперед, - Смотрите, солжете - молить меня о смерти будете.
- Его бояться больше, нежели верны ему, но и те есть, кто Белому Богу истово служит...
- Как юнец один, - перебил товарища второй христианин.
- Что за юнец? - нахмурилась кюна.
- Велимир... они его брат Велимир называют, - казалос, скоро расплачеться мужчина, лишь бы только пощадила его Рагхильда. - Он послушником был у отца Григория в Гиллисберге, еще при Эйнаре.
Снова Эйнар. Вот они, плоды его измены, белобожники земли родные поганят!
- Велимир... Молодость не боится смерти, пока она за плечи не встанет.. А кто ближе всех Асмунду, кто ему опорой стал?
- Велимир этот и стал, государыня! Он, когда речи говорит - словно мед льется, как приказ отдаст - никто противиться не может.
- Ясно, - будто кость собаке бросила, кивнула холодно кюна, поднимаясь и отходя к окну, - Ваши слова мне пригодятся. Бросьте их пока обратно на конюшню, а я подумаю, что с ними сделать, - обратилась она уже к стражнику.
- Кюна милостивая, не обидь уж добротой, пощади, верой и правдой служить будем,- уворачиваясь от тычков стражника, заставлявшего таким образом их встать, попросил один пленник, протягивая к статному силуэту в белом солнечном свете связанные руки, - служить будем!
- Как Одину служили, а потом и Асмунду с белым богом, - презрительно проговорила Рагхильда.
Когда пленников увели, кюна, постояв у окна, позвала второго стражника.
- Этих двух предателей казнить на закате. Позаботьтесь о том, чтобы вся деревня знала, что бывает, когда от веры истинной отрекаешься. Да огласите, что за любого соратника и помощника Асмунда награда будет.
- Дык... побегут же на соседей жаловаться сразу! - молвил воин, вопросительно на госпожу глядя.
- Ничего, разберемся, - махнула она рукой, отпуская его.

Вечером двор всегда успокаивался и начинал погружаться в сонную негу. Но только не сегодня. Вся челядь усадьбы собралась на холм ближний, где, как говорили, казнь свершиться должна была предателей. Туда же многие из деревни потянулись.
И далеко-далеко было слышно, как кричит один из пленников, то моля о помощи, то проклиная весь мир.
На холме уже собралось много людей, все ждали, что приедет кюна. Но Рагхильда все не появлялась, хотя связанных пленников уже привезли.
Один мрачен был и бледен, будто талый снег, и казалось, что и до казни он не доживет - помрет на ходу. Уже лежала на нем печать смерти, будто остекленели глаза, будто окоченели руки и ноги.
Второй же вероотступник и изменник наоборот, метался, пытался вырваться, плевался, пока рот ему не заткнули, и все кричал, молил, просил, ругал, проклинал и обещал. Все не верилось ему, что вот-вот оборвется стук сердца, дыхание и его пустая по сути жизнь.
Вот показался вдали всадник - это был посланник кюны. Сама Рагхильда явиться не изволила, как бы выражая презрение предателям, но посланник передал ее слова: "Пусть как при жизни веру и службу делили, так и смерть их поделит".
И только когда четырех конных всадника в центр выехали, поняли пленники, какая смерть их ждет: разорвут их конями на четыре части.
Первым казнили того, что все метался - просто надоел он стражникам, да и народ пугал больно, хотели поскорее с ним разобраться. Привязать его долго не могли: даже будучи связанным, схваченным по рукам и ногам воинами, он все равно брыкался, вырывался и извивался - так не хотел к смерти в руки. И все ж руки его наконец привязали к первым двум коням, ноги - ко вторым.
Уже рыдал бывший крестьянин, и даже сквозь тряпку, слюнями, соплями и слезами пропитавшуюся, слышны были его завывания.
Свистнул хлыст, пришпорили стражники, на конях сидевшие, скакунов своих, и от рывка резкого криком закричал казнимый таким, что даже самые стойкие содрогнулись.
Еще раз свистнул, еще раз пришпорили, да все никак не получалось тело человечье им разорвать. Тогда один из стражников с коня спрыгнул и к завывающему предателю подошел. Достал он кинжал острый и надрезы сделал на всех сочленениях, как того порядок казни требовал, если лошадьми разорвать не получалось.
И в третий раз наконец хрустнули кости, ужасный звук раздался и в то же время хрип. Казнь удалась, и после четвертования отрубили предателю голову.
Со вторым же проще было. Надрезы решили сделать сразу, и покуда палачи кинжалом орудовали, ни слова не проронил разбойник, лишь глазами хлопал да дышал, как рыба, на берег выброшенная, так, что слышно было.
Вот и его привязали к лошадям, и лишь когда они рванули изо всех сил в разные стороны, нечеловеческий крик раздался казалось из самого чрева его, что заглушил звук рвущихся тканей. Голову ему отрубать не пришлось - от боли и страха отдал душу Хель пленник.
Притихшие, напряженные люди разошлись, а стражники остались убирать останки.

Тем временем Рагхильда, в своей усадьбе сидя как всегда у окна, думала, как же ей Асмунда изловить и наказать отступника за все его злодеяния. Именно Альхеймсон да помощник его новый, Велимир, занимали сейчас ее мысли.
И Эйнар.

Хрингарики

Бонда звали Хринг, Хринг из Хрингарики, так же как и первого конунга этого фюлька, предка Сигурда Оленя и славного Гутхорма ярла. Этот Хринг был человеком знатным, богатым и влиятельным, а потом многие бонды и воины его уважали и готовы были ему подчиниться. Во время вражды Гутхорма и Гримкиля, он благоразумно в сторону отошел, не желая людей губить даром и не видя, на чью сторону боги встанут, кому удача улыбнется, да и после осторожно держался - все же шатким было положение Харальда и много могучих властителей жизнь его отобрать желали, но вот один за другим сами они в Валгаллу отошли, а кто и в Хель мрачные чертоги попал, нынешние же правители Хрингарик - Херлауг и Хроллауг Наумдальские поражение потерпели серьезное и грозной силы их воинство более не представляло, а потому не могло и владений захваченных удержать. Не желал более Хринг дань платить этим жалким конунгам, простому лендрману битву проигравшим, а потому хитрый план задумал, да разослал доверенных людей по деревням, чтобы верность народа хрингарийского испытать.
Воинов в Хрингарики мало оставалось после сражений, но не на схватку открытую хитрый Хринг рассчитывал, а на коварство свое да неосмотрительность наумдальцев - в час урочный во многих деревнях бонды тех хирдманов, что на постое у них находились, конунгами своими оставленные - кого потравили, а кого и вовсе зарезали, оставшиеся же в живых без оглядки бежали, боясь, что то Харальд вернулся или даны нагрянули и не будет им спасения. Что-то подобное могло в Мере и с самим Харальдом случиться, если бы Гутхорм вовремя с селянами не замирился, однако Одину ли так угодно было, или же Локи коварный подсуетился, но резня жестокая в Хрингарики произошла - за ночь одну сбросили власть наумдальцев люди, да до границы их погнали, оружно собравшись и сопротивление всякое подавив - грозною силою стали бонды мирные, когда на рать собрались, грозною и многочисленную, и пусть хирдман умелый мог бы и с десятком совладать таких воев, но была их не одна сотня, а врагов их число малое слишком набралось, дабы отпор дать достойный.
Те, кто выжили, к конунгам своим бежали, о беде приключившейся рассказать, Хринг же, понимая, что коли отомстить решаться враги - недолго он сможет землю в руках своих удерживать, послал людей к Гокстаду-усадьбе, помощи просить у кюны Ассы, лишь на ее войско уповая и надеясь, что правильно поступил, в противостояние открытое вступив с Наумдальцами.
Впрочем сильно верил Хринг в свою удачу и возвращение скорое законного конунга, который и сам Наумдаль к владениям своим присоединит, потому и поднял мятеж этот в Хрингарики, что желал не с пустыми руками пред очи Харальда предстать, а фюльк освобожденный ему в подарок преподнести.

Фиорды. Поездка конунга.

Кони ступали медленно и спокойно - всадники никуда не торопились, ехали с достоинством: сотня хирдманов, во главе с конунгом и самыми знатными ярлами.
- Вот видишь Снорри, видишь же - как все хорошо стало, - не замолкал ни на минуту Вемунд. - А ты говорил - не время для пиров! Каждый меня у себя принять рад, каждый стол накрывает и в верности клянеться. А какие подарки делают!
Он восторженно поднес к глазам ладонь, унизанную перстнями, а затем погладил висящую на груди золотую гривну - пока еще слишком большую для него и тяжелую.
Снорри хмуро смотрел на гриву коня своего, руки до побелевших костяшек сжимали повод.
- Потому и принимают, чтобы ты их больше не звал никуда. Глаза тебе отводят, мол вот какие мы верные, ты не сомневайся в нас, а как до дела дойдет так сразу и спрячутся по полатям.
- Но они же воинов обещают собрать, сколько надо будет!
Горько в усы усмехнулся ярл, глядя на мальчишку неразумного глазами печальными.
- Обещать это не прислать на поле ратное. Вот когда пришлют, тогда и радоваться будем.
- Пришлют, - уверенно произнес Вемунд. - Не могут же они слова своего нарушить.
- Думаешь? Локи тоже сначала честным асы считали.
- Я конунг, - насупился мальчишка.
- Твой брат тоже не хирдманом был, - сурово отозвался Снорри.
- Я отомщу за него, отомщу! Пусть все знают!
Снорри поднял взгляд на мальчика и головой покачал. "Горяч и к несчастью глуп пока. А советов не слушает", - подумалось вдруг, но вслух произнес.
- Так кто спорит-то?
- Ты, - встретились глаза воспитателя и воспитанника. - Остальные мне не перечат.
- Я не с местью спорю, а пытаюсь тебя ложных надежд лишить. Лучше сейчас не надеяться, чем потом на поле ратном разочароваться.
- Коли ты прозорливый такой, ярл, - мальчик бросил. - Придумай, как заставить их слово держать.
Зубы юнца скрипнули - совсем недавно лендрманы, у которых он в гостях был отзвычивыми и честными ему казались, а сейчас снова Снорри говорит, что они за улыбками своими думы черный прячут, да кинжал в спину вонзить норовят. И так уже месяц с избытком - покуда он со свитой веселой по усадьбам восточных Фиордов гостил, теперь же путь на запад лежал - туда где наиболее могущественные херсиры и лендрманы владения держали.
Снорри совсем нахмурился.
- Сложно сие, надо либо силу им показать либо другим привязать к себа, также союзников внешних искать надо.
- И кого? - Из того, что слышал украдкой Вемунд, совсем не ясно было, с кем дружбу вести стоит.
- А то, конунг, хорошо обдумать следует. Но сильно думы не затягивать, поскольку время не ждет.
- Ну так обдумай, не все же мне решать, - поджал губы конунг, да лошадь пнул в бока, заставляя шагу прибавить - голод о себе начинал давать знать, а потому поскорее хотелось до усадьбы ближайшей добраться.
"Мальчишка", - устало ярл подумал, глядя конунгу юному вслед.
Херсир Торстейн их у ворот встречал с улыбкой приветливой, да с ним вся челядь его на двор вышла, дабы конунга нового увидать - много слышали они о мальчике-правителе, но ранее никому из них видеть его не доводилось. Впрочем, впечатление Вемунд отнюдь не грозное производил - ростом он был не слишком высокий, плащ братов велик ему оказался, да и шапка песцовая не по размеру пришлась и на лоб постоянно скатывалась, а гривна подаренная тяжестью своей голову вниз постоянно тянула, наклоняться заставляя.
- Здрав будь, великий конунг, - поклонился херисир, усмешку пряча.
Снорри будто невзначай на рукоять меча, к седлу притороченного, ладонь положил, да взглядом тяжелым херсира смерил.
- И ты здравствуй, Снорри ярл, - поспешно добавил Торстейн. - Отрадно воина доблести такой в доме моей привечать.
Ярл демонстративно медленно руку с меча убрал, но тем не менее пробасил:
- И тебе здраву быть, Торстейн. И дому этому мир и достаток иметь.
- Вы проходите в дом, - засуетился хозяин, приказы отдавая слугам. - За конями пригляд будет, да и столы накрою скоро.
Стали у спутников конунга карлы принимать лошадей, к коновязи их отведя, а иных, каким места не хватило - к деревне.
Снорри шагнул в дом, но настороженным был. Воям конунговым приказал настороже быть.
- У меня подарок для тебя есть, конунг, - Торстейн сказал, когда они сени миновали.
- И какой же? - Загорелись глаза мальчишки.
- Идем, государь, сам все увидишь, - повел херсир гостей к дальним покоям через всю усадьбу.
Насторожила Снорри любезность херсира такая. Ой не к добру сие было.
Отворил дверь хозяин, рукою указал, мальчика вперед пропуская:
- Вот, смотри, - на постели девушка светловолосая спала, дыша размеренно. Раньше она была красива, подумал почему-то Вемунд, но не сейчас - слишком изможденным выглядело ее лицо, и сама она - истощенна была болезненно, как будто долгое время не кормили ее, да в черном теле держали.
- И кто это? - Недоуменно конунг спросил.
- Погоди, конунг, - Снорри вперед шагнул. - Как давно она у тебя, херсир?
Голос ярла как гром прозвучал.
- С неделю, - на то отвечал Торстейн. - Ее рыбаки нашли на берегу, она совсем при смерти была тогда...
- Что происходит, Снорри? Объясни мне?
- Сестра то твоя. Хиль из Мера Южного, - ярл конунгу ответил, но тут же к херсиру голову повернул. - Почему в усадьбу весть не послал?
- Так ить посылал - только вы ж по усадьбам пируете - куда там угнаться...
- Моя сестра? - Пригляделся к девушке Вемунд, но нет - не мог он ее узнать, Хильд ему совсем другой запомнилась со времени их встречи последней, но то - давно слишком было.
- И как ты додумался конунгу подарить сестру его? Рабыней что ли? Ты чем думал, херсир? и тут же Вемунду ответствовал. - Сестра, сестра. Только в ужасном состоянии Хильд. Видать из Мера, когда агдирцы туда пришли бежала. Рыбаки говоришь нашли?
- Я знал, что это сестра конунга, - хмуро Торстейн молвил. - Хотел приятное сделать государю.
- Ладно, забыли, - смягчился Снорри. - Худое подумал. Но сам понимаешь, время нынче неспокойное.
- Отвратное время, - на то согласился херсир. - И урожай скуден, к тому же, и холодать раньше времени начинает.
- Что холодать начинает это хорошо, - пробасил Снорри. - Зимой агдирцы к нам не полезут. Будет время дружину собрать, да союзников найти.
- То заботы державные - а чем я людей кормить буду, да и не только я когда зима настанет?
- Придут агдирцы еще хуже будет. Кормить их придеться, а не своих людей. Самим с голоду дохнуть, али на поле ратном.
- А ты, стало быть, зимой воевать собрался?
Конунг во время разговора этого, рядом стоял, понять пытаясь, о чем речь ведут мужи взрослые.
- Готовым и зимой быть надо. Вдруг у щенка агдирского шило в месте одном.
- Давай, вот что, Снорри - говори сразу, что от меня и людей моих требуеться, а я уже соображу.
- По зову явиться в усадьбу конунжью. И если с соседями своими поговоришь совсем богам радостно будет. А за Хильд спасибо.
- Спасибо в рог не нальешь, ярл.
- Тебе привезут плату за деяние твое, - Снорри подозвал молодого хирдмана, что-то прошептал ему и тот, кивнув, испарился.
- Щедрости много не бывает, - как бы невзначай заметил хозяин усадьбы.
Снорри лишь в усы усмехнулся, пригладив бороду рукой.
Плечами пожав, вышел Торстейн за приготовлениями к трапезе проследить, Вемунд же спросил тогда:
- Что происходит? Откуда здесь моя сестра и... что с ней произошло?
- Откуда? Из Мера вестимо. Сбежала от агдирцев. А происходит... Союзников искать надо.
- Это я слышал уже! Не нравиться мне этот херсир.
- На безрыбье и коза сгодиться, - ответил Снорри. - Следить я за ним буду, но и отказываться от мечей его не намерен.
- Ладно, идем, - оборвал разговор конунг. - Проголодался я.
- Пойдем. Пусть спит пока. Надо ее в усадьбу отвезти будет.

(с Тельтиаром)

Обряд. Хардаланд
С Темной Госпожой

Пролетели десять дней, как колдун указывал. Было Гюдой за них все исполнено. Не без проблем барана белого раздобыть в тайне от отца удалось, щедрой наградой слуг одарить.
Да уж в этот раз без всякой опаски дева за пределы дома ночью темной вышла. Из-за угла знакомой избы колдуна внезапно появилась укутанная плащом фигура:
- Зря не стоит силы высшие тревожить, - шипящим голосом произнесла она.
- Не твоего ума это это дело и не тебе поступки конунжьей дочери судить.
В ответ лишь пальцем ткнула фигура в барана привязанного, вновь в темноте исчезая.
Испуг девой овладел, что после встречи с колдуном случиться может, уж затея перестала хорошей казаться. Да не привыкла дева отступать от задуманного.
Резко в избе дверь распахнулась, конунжью дочь впуская.
- Вот и ты, - Витгейр в плаще дорожном близко к порогу стоял, лицо его бледное, единственным пятном светлым в темноте казалось. - Вижу, не передумала, и хорошо это.
Удивил деву колдуна вид, не меньше ее он волновался. Что ж, хоть свои эмоции скрывать она научиться успела.
- Подле дома баран, как договаривались, - все-таки чуть громче, чем хотелось Гюда молвила
- Идем, тогда, - молвил мужчина, из дома выходя, да дверь аккуратно запирая. - В роще за деревней зверя надобно в жертву принести, дабы удача была на чары.
Он первым пошел, предоставив барана юной кюне вести к месту заклания.
Совсем не понравилась деве идея в рощу ночную идти, лишь упрямство вперед ее толкало. Никогда еще страх такой не овладевал ей.
- Почему бы не за деревней твой обряд свершить? Неужели лес темный духам угоден? - как бы невзначай она обронила.
- Там место сил средоточения, древних и могущественных, - не оборачиваясь колдун отвечал, легко в темноте дорогу находя и ступая тихо. - А иначе - какая польза с того обряда будет.
- Видать ,не в первый раз обряд это свершить придется? Кому ж еще помочь тебе довелось?
- Тебе не о том думать следует, конунга дочь, - от ответа ушел чародей. - Духи не любят, когда о помощи их понапрасну разговоры заводят.
Осталась уже далеко деревня, да роща темная приближалась - днем сюда часто девки крестьянские ходили ягоды собирать, да грибы, ночью же жутко деревья выглядели, точно тролли чудовищные, лапы раскинувшие, да жертву подстерегающие.
Гюда к колдуну ближе придвинулась, в тьму леса ночного вступая.
- И что, по ночам лишь духи ответы давать готовы?
- Ночью людишек лишних нет в роще.
- На глаза ненужные не только днем натолкнуться можно
- Не спорь, ты того сама хотела, - остановившись, головою покачал Витгейр. - Или, быть может - назад повернуть теперь желаешь?
- Коль не хотела бы, не пришла бы,- бросила на ходу дева, шаг ускоряя. - Я всегда знаю, чего хочу и не собираюсь решений менять своих
- Тогда молчи лучше - духи слов лишних не любят.
В рощу они вошли - так и вовсе тьма сгустилась, баран упираться стал, видать почуял, что смерть его близка, да только не мог он убежать, вынужден был за девой, его ведшей следовать, как та - за колдуном, к самому сердцу рощи.
Где-то невдалеке вскрикнула птица, заставив и без того перепуганную деву вцепится в Витгейра.
- Возьми барана, - осознавая глупость своих действий молвила она.
До руки девушки дотронулись пальцы холодные, повод у нее принимая.
- Не отставай, - прошептал колдун. - Сейчас лучше тебе ближе ко мне держаться.
Еще крепче вцепилась Гюда в колдуна после слов таких, о величии своем перед ним забывая, так пугаясь шорохов да скрипов до места назначенного добираясь
Медленно шел Витгейр, точно желая, чтобы за время пути их немного успокоилась дева, но все же не так велика была роща - и вскоре уже вышли они на поляну небольшую, где посередине пень крепкий стоял, да такой большой - что пятеро мужчин рослых его бы не смогло руками объять.
- Вот оно, древо древнее, - провозгласил колдун. - В давние времена, когда предки нынешних властителей Хардаланда еще не добрались до этих земель, финны творили здесь свои обряды. Ты чувствуешь ту силу, что скопилась у этих вековых корней, дочь конунга?
Легкий мороз пробежал по кожу Гюды при этих словах.
- Не разговоры водить сюда мы пришли, приступай уже к делу своему, - оглядываясь по сторонам в поиске опасности дева проговорила, да не найдя ничего нерешительно колдуна отпуская.
За повод дернув, подвел барана белого к пню Витгейр, тихо слова на языке девушке незнакомом нашептывая, испуганно заблеяло животное, да только движением резким повалил его колдун на алтарь древесный - рукою взмахнул и рассек горло кинжалом, кровь темная потекла, шерсть белую обагряя, пень и корни, в саму землю впитываясь. Продолжал заклятие говорить чародей, голос повысив, так что слова по роще разносились, эхом отдаваясь зловещим.
Непроизвольно вскрикнула Гюда, рукой рот прикрывая, увидев хладнокровие колдуна при убийстве никогда ранее ей в усадьбе конунжьей невидимой, глаза закрыла, лишь громкий голос слышать продолжая
Витгейр же мерно вокруг пня ходил, камлания финские совершая, песню замысловатую пел, столь древнюю, что даже деревья, что вокруг росли, позже нее на свет появились. Стекала кровь струей бурой, жадно ее почва впитывала, как если бы иной любой влаги руда багряная ей дороже была, перестало животное убитое трепыхаться, навсегда замерло.
Лишь одного Гюде хотелось: быстрее с колдуном распрощаться и не встречаться более никогда. Луна, за тучи прячущаяся, лишь краски более сгущала, позволяя обряд урывками рассмотреть. Не раз желание посещало убежать подальше от места волшебного ,да тьма лесная не меньше пугала
Наконец замолчал колдун, кинжал вытер о шерсть баранью да в ножны неприметные убрал, после же пальцы намочил в крови пролитой:
- Подойди, дочь конунга, - велел он.
Не хотела дева указанье выполнять да словно сила неведомая сама вперед погнала, в обряде участие принять заставляя. Ноги будто чужой воле повинуясь к пню, кровью окропленному, направились.
В шаге от себя велел остановиться девушке колдун, взглядом тяжелым в глаза ей посмотрел, а после подошел ближе и пальцами к лицу кюны юной прикоснулся, узор кровавый на щеках вырисовывая.
Вновь хотела Гюда отшатнуться да прочь побежать со всей мочи, но лишь глаза закрыла, прикосновение липких пальцев на себе ощущая. Ни слова не произнеся окончания дожидаясь.
Кровь медленно стынущая по щекам ее и подбородку стекала, на лбу линии багряные появлялись, затем опустил ладони Витгейр, к шее тонкой прикоснулся, рисунок свой ужасающий завершая, после же замер, рук не отнимая от кожи нежной.
Дева чуть приоткрыла глаза, увидев лицо колдуна рядом. Словно не его она прежде видела, не человеское во всем облике его проступало.
Уста разомкнув, вновь прошептал он слова на языке древнем, и речь его тихая точно обволакивала сознание Гюды, заставляла прямо в глаза смотреть чародею, взгляда не отводя, век не смыкая, в глазах же его тьма была непроглядная, словно бездна морская.
Страх полностью овладел девой. Начала она вырываться, лишь руки ее держали крепко, не замечая попыток тщетных
Сильнее пальцы холодные сдавили, ближе кюну притягивая, заставляя ее на цыпочки подниматься - прямо в лицо ей выдохнул последние слова Витгейр, а затем отпустил, обряд завершая.
Тишина гнетущая нависла над рощей - ни звука более не доносилось, и услышать можно было, как сердце девушки бьется.
Гюда медленно осела на землю, ей казалось, будто с последним словом колдун отобрал все ее силы и волю, не оставив внутри никаких чувств, лишь огромное пространство, которое предстояло заполнить
- Духи приняли подношение и явили свою милость, дочь конунга, - медленно произнес колдун. - Ты должна это чувствовать.
- Да, - еле слышно пробормотала та
- Хорошо.
Некоторое время Витгейр молчал, просто на девушку смотря, точно разглядеть что-то пытаясь, затем же достал из мешочка поясного склянку небольшую и откупорил ее - запах дурманящий из сосуда вырвался.
- Выпей, - протянул он зелье Гюде. - Это отвар защитный, на травах тайных настоянный.
Дева неохотно протянула руку, медленно с земли поднимаясь.
- Для чего он? - настороженно поинтересовалась она.
- Он поможет сохранить те чары, что я сотворил сегодня.
Слегка поморщившись, дева залпом выпила отвар.
-Что дальше, колдун?
- Теперь духи рощи будут защищать тебя и твой род от беды, как я и обещал, - вновь ладонь холодная к лицу девушки прикоснулась, пальцами по знакам кровавым пробежав. - Символы эти до утра не смывай.
- Как же я на глаза в таком виде дома покажусь? Чем объяснить знаки странные смогу?
- До утра у меня побыть можешь, после же в усадьбу вернешься - я глаза слугам отведу, - пообещал Витгейр.
- Коль слово даешь, что пропажи моей не заметят, быть по сему.
- Идем, - под руку он взял деву, шагом скорым от поляны удаляясь. - Сейчас духи трапезу свою начнут - того людям смертным видеть не следует.
Вновь в темноте безошибочно дорогу определял Витгейр, из рощи спутницу свою выводя.
Успокоилась Гюда, переживания ночи нынешний на второй план отошли. Теперь колдун не таким страшным как во время обряда казался, наоборот, всесильным и всемогущим начал казаться он. И тревога прежняя о тьме лесной куда-то далеко отступила.

Хардаланд
С Тельтиаром

Так до деревни вновь добрались они в тот ночной час, когда все добрые люди спят - и потому никто не заметил двух силуэтов, что мелькнули за околицей, а после уже и у дома Витгейра оказались. Отварил дверь чародей, кюну молодую вперед пуская, затем же закрыл плотно - хотя вряд ли кто посмел бы без стука в жилище его войти - крестьяне пуще иного всего сглаза и порчи боялись, а уж то, что сумеет колдун вора изобличить, в то все верили.
После же за плечи взяв Гюду, к себе он ее обернул и медленно губ девушки коснулся.
- Что ты себе позволяешь, - чуть медленнее, чем следовало, прошептала Гюда, от поцелуя уворачиваясь.
- Ты мне по сердцу, дочь конунга, - отвечал на то колдун, в объятия девушку заключая. - И я помогу тебе судьбу, норнами предначертанную изменить.
- Уж не себя ли ты судьбой моей назначит хочешь, - вырываясь Гюда кинула.
- Да, - спокойно Витгейр произнес.
Растерявшись от уверенности колдуна, дева на миг в обьятьях застыла:
- Да кто такой, чтоб за богов судьбу вершить?
- Асы иногда дают возможность выбора - важно лишь уметь увидеть это, - на ушко Гюде прошептал чародей.
Озноб легкий дева почувствовала.
- Ты можешь предложить больше, чем Харальд, земель столько завоевавший?
- Харальд лишь завоевывает и опустошает, берет - но ничего не дает взамен.
- Он способен брать, не имея твоих способностей. Ты же, с духами общающийся в деревне прозябаешь.
- Это не прозябание, нет, - колдун вздохнул. - Человек, учивший меня - жил в лесу, среди диких зверей - и он обладал великим могуществом, а что могут те, кто обретаются подле усадеб, ожидая подачки? Разве что заговорить боль в зубах и ломоту костей.
"Они отрезают себе губы и съедают их, считая что так смогут сохранить свою силу - но это лишь делает их уродливыми и не дает ничего".
Витгейр не стал говорить вслух последнюю фразу, но на мгновение лишь вспомнил одного такого колдуна, жившего в Роголанде - его все сторонились, он источал смрад гниения - и это было той единственной силой, которую он обрел.
- Это и не заслуга, достойная дочери конунга! - Гюда вырвалась из объятий, к двери направившись, - ясны теперь твои намерения мне, Витгейр.
- И куда ты пойдешь на ночь глядя, да еще в виде таком?
- Похоже не тех духов ты призывал, чтоб в таком виде до утра мне остаться
- А духов прогневить не боишься - до срока узор смыв? - Колдун улыбнулся, но улыбка его в темноте угрожающей слишком вышла.
- Не боюсь, ведь и на тебя их гнев падет, если что не так будет. Или не обезопасил ты себя?
- Это колдовство, а не игрушки, Гюда, - казалось, впервые он девушку по имени назвал. - Можно легко и жизни лишиться.
- Ты угрожать мне вздумал? - резкими нотами речь зазвучала.
- Зачем мне тебе угрожать?
- Уж не знаю, колдун,я всех твоих планов, не дан мне дар желания твои постичь.
- У меня одно стремление было - тебя защитить, да ты сама от защиты моей отказалась.
- Отчего же твои поцелуи уберечь меня смогут?
Витгейр помолчал немного, после же сказал:
- Не поцелуи, заклинания.
- Необычные же у тебя заклинания, колдун
- Есть разная магия. Я мог бы тебе больше о ней рассказать.
Гюда чуть прищурилась, глядя в глаза колдуну:
- Так и не поведал ты мне судьбы моей. Лишь изменить её
пытаешься.
- Ты действительно так хочешь услышать это?
- Не за этим ли я к тебе приходила?
- Тогда сядь лучше, - он махнул рукой вглубь дома. - Там табурет есть, возле стола.
Дева заколебалась нерешительно взгляд со стола на дверь да на Витгейра перекидывая.
- Надеюсь, на этот раз от тебя правду услышу, - обронила она, в указанном направлении продвигаясь.
- Только не думаю я, что правда эта по душе тебе придется, - покачал головой колдун, за кюной наблюдая. - Я видел большую битву, не сейчас, но скоро. И сотни кораблей в проливе Хафнсфьерда.
- Не думай за меня, я сама правду знать хочу. Именно этим заняться ты и должен
- Твой отец погиб в этой битве и с ним еще много конунгов - все от руки Харальда и его людей, - произнес Витгейр. - Довольно? Или мне дальше говорить?
- Продолжай, - чуть дрогнувшим голосом Гюда велела
- А после была захвачена агдирцами и иным подлым людом земля Хардаландская и усадьба эта, что возле деревни стоит и разграблению предана, - он замолчал на несколько мгновений и добавил: - Ты тоже, частью добычи их стала.
- Не лжешь ли ты опять мне, колдун? - гневно Гюда обернулась. - Не могу я таким словам твоим поверить
- Ты хотела узнать судьбу - и ты ее узнала, - жестко чародей произнес. - Я говорил, что правда может тебе не понравиться.
Замолчала дева, размышляя, о словах сказанных. Не хотелось верить в предсказанное:
- Что же ты предлагаешь сделать?
- Есть способы, чтобы оградить тебя от опасности и удачу от сына Хальвдана отвернуть - но это времени многого потребует, и не только времени.
- Рассказывай же, каков способ этот?
- Всему - время свое, - покачал головой Витгейр.
- Уж не думаешь ли ты, что встречаться с тобой часто буду, каждое слово из тебя вытащить пытаясь?
- Мне бы то по нраву пришлось.
- За то мне не по нраву то.
- Я ведь не принуждаю тебя, дочь конунга, ты сама вольна выбирать - соглашаться или нет.
- Да как ты смеешь так разговаривать со мной? - зло полыхнули глаза Гюды. - Говори же уже, что твои духи подсказывают.
- Этой ночью духи сказали все, что хотели.
- Теперь осталось лишь тебе слова их до меня донести
- Сегодня ты услышала достаточно, - покачал головой колдун.
- Хочу я слышать всё, а не то, что нужным ты считаешь.
- За все - и цена соответствующая, - после паузы намеренной, Витгейр молвил.
- Ты прекрасно знаешь, что не жалко мне денег. Говори свою цену, - успокоилась Гюда
Колдун чуть губы изогнул в улыбке:
- Не о деньгах речь - злата мне и так хватает.
- Что же может заменить тебе деньги?
- Мне нужна ты, Гюда.
- Не слишком ли много ты хочешь, колдун, - гневно вскочила дева. - Не забыл ли ты, с духами общаясь, что лишь по слову одному моему тебя в деревне не станет, да и вообще никто никогда тебя не увидит более?
- Я помню об этом, - спокойно отозвался Витгейр.
- И не боишься гнева дочери конунга?
Вместо ответа, чародей лишь покачал головой.
Как согласие дева молчание Витгейра расценила.
- Я дам тебе много золота, коль ценны твои советы будут.
- Видимо, не поняла ты, о чем я говорил.
- Предлагаешь ты мне выбор между тобой и Харальдом, - усмехнулась Гюда, - между колдуном деревенским и конунгом юным?
- Да, предлагаю.
- Боюсь, не в твою пользу выбор этот будет.
- Пусть так - я это переживу, а ты вспомни лучше, как в свое время сватов, Харальдом присланных с позором выгнала и подумай - кем при конунге этом теперь стать сможешь.
- Хитер ты, колдун. Неужто думаешь мужем мне стать да место отца моего занять?
- Нет, слава Эйстейна Могущественного меня не прельщает, - теперь уже Витгейр усмехнулся, имя самого великого из конунгов-чародеев, припомнив. - Да и даже, коли ты согласна будешь - ни жрецы, ни отец твой брака этого не одобрят.
-Какова же твоя выгода, коль в тайне ото всех конуговой дочерью обладать будешь?
- Ты сама по себе - сокровище, даже без владений и богатств.
Вновь по коже девы мороз пробежал, будто снова на ритуале тайном очутилась:
- Подумать я должна над твоим предложением, колдун.
- Понимаю, - согласился мужчина. - Время - все твое, но его, как ты знаешь уже, не так много осталось.
Подошла дева к колдуна вплотную да голову склонила:
- Велика цена услуги твоей. До утра мне дай времени.
Протянув ладонь, он щеки ее коснулся.
- Конечно, решай.
- Отдохнуть тогда мне надобно. Не всю же ночь с тобой разговоры вести, - чуть слышно Гюда молвила.
Согласился с тем колдун, девушку в спальню провел аккуратно, да на ложе указал, шкурами укрытое:
- Можешь здесь заночевать, - сказал.
-Надеюсь, этой ночью, никто меня не потревожит? - дева поинтересовалась на кровать брезгливо присаживаясь
- Ты можешь спокойно спать, - пообещал Витгейр.

Халоголанд. Усадьба Сигурда. Скальды и Харальд.
(С Тельтиаром)
Семь дней пронеслись, как будто бы и не было их – все время в пирах и забавах проводили люди Харальда конунга и сам он от них не отставал. Лишь Бард хмур был все эти дни, да старался больше лишь с родичем своим Альвиром общаться и людьми своими, от конунга подальше держась, опасаясь, что слово неосторожное может за обиду властитель расценить. Сигурд лендрман всячески старался государю новому угодить, то охоту устраивал, то иные веселия – лишь бы был доволен конунг, когда же заговорил об отплытии своем Харальд, велел Сигурд большой пир прощальный устроить.
Захотел тогда конунг показать всем умение скальдов своих и приказал поскорее в дом привести Тормунда и Торбьерна, что лучшими певцами в его дружине считались. И снова Торбьерна нашли среди бондов, рассказывающего новости, а Тормунда долго искали по всей округе, пока не наткнулись на сеновал в поле, застав его с очередной местной девкой. Ульв снова со вздохом вспомнил, сколько уже разгневанным папашам придется откупных отдать.
- Так-то вы приказ конунга исполняете, - сказал хирдман, когда оба скальда пред ним предстали. - Лендрман пир в усадьбе дает, а вы по округе шатаетесь, словно голь перекатная!
- Скальд что Рататоск - всюду вести должен разносить, и узнавать что-то новое. Скальда песня скальда кормит, - сказал Торбьерн
- Кормит тебя конунг, так что изволь в усадьбу, - оборвал его Ульв.
- Волю конунга исполнять надо беспрекословно - согласился Торбьерн.
- Вот и идем в палаты - заждались вас уже, поди, - велел хирдман, скривившись неприязненно - после того, как Укси в Мере остался, все поручения ему конунг отдавал, ни мгновения свободного не оставалось - и это когда все вокруг веселью предавались беззаботному.
- Вижу, всадник коня волн, немало тебе за день побегать довелось, - сказал Тормунд, хитро улыбаясь.
- Полно тебе, Тормунд, все гридни пьют и веселятся, а он за тобой полдня бегал, вместо того чтобы с дружиной пировать возле конунга.
Молча отвел их Ульв в усадьбу, первым навстречу скальдам Сигурд поднялся, с улыбкой сказав:
- А я уж было подумал, что певцы твои, конунг, угощением моим решили побрезговать.
- Нет, они решили поберечь твои запасы... - ответил Ульв, смеясь.
- Ладно, довольно уже речей, - молвил конунг, захмелевший немного и оттого терпением большим не обладавший. - Хочу я, чтобы вы, славные скальды мои, показали, что не даром подле меня находитесь. Удивите Сигурда лендрмана!
Торбьерн встал возле самого очага, воздел руки к потолку, и стал читать нараспев:

Славен будь, хозяин
Светоча жилища,
Закрома обильно
Златом ты наполнил.

- То я и без тебя знаю, - оборвал его лендрман. - Конунг удивить просил, а не вещи всем известные сказать.
Торбьерн так и застыл с открытым ртом, не договорив вису. Прервать скальда на полуслове - на такую дерзость могли решиться не многие. Было видно как Торбьерн зло выдохнул сквозь зубы и сжал кулаки. Тормунд подошел к очагу, чтобы выручить приятеля.

Молвлю я славы слово,
Славлю дубы боевые,
Видывал буйные волны,
Горы воды ледяные.
Ранее ярл седовласый
Синь Сидрира ясень
Сам вздымал немало
Мачты волком вольным.

Торбьерн ухмыльнулся, и легонько подтолкнув Тормунда, продолжил:

Кто в разгуле стали,
Трусит слова злого
Свадьбу тот не сварит
С Вар пригожей ложа.
Ведомо, ласкал ты
В годы молодые
Клинья пламя дланей,
Ныне ж, будто Храфн
Змей орудьем бьешься.
Нанну льна посулом
Браги волн не дал ты.

Помрачнел лендрман, такие слова услыхав, пусть не обучен он был искусству скальдовому и крови квасировой испить не довелось ему, но все же понимал он по усмешкам хитрым певцов конунжих, что не хвалу ему здесь возносят. Отнюдь не хвалу.
Кулак сжав, взглядом суровым смерил он Торбьерна.
Торбьерн ухмыльнулся еще шире, и продолжил:

Полог стал просторный
Пуст для Хельги брани,
Коль не рад визиту
Храфн сего чертога,
Сродник сивый девы
Свадьбу справить златом
Справить пожелал бы,
Но без бранной славы
Сив нарядов прячет
Будто Тьяцци прибыл.

Тормунд ухмыльнуся, и подхватил зачин своего приятеля:

Дали б в жены дивну
Девицу за злато
Храбру бы, да равну -
Барду, сыну Браги.
К дому в буре бранной
Стал в пути преградой
Конунг недобитый.
Оттого и тянет…

- Вот значит о чем вы твердите, - протянул наконец лендрман, не замечая как улыбнулся Харальд в усы, забавлявшийся перепалкой этой. - Давно сговорились с ним?
Пальцем старик указал на сына Брюнольва.
Торбьерн вскинул голову и повысив голос произнес вису:

Видно скальду много
Ведает скальд думы
Коли Ньерун браги
Был венец обещан,
Энунд норну ниток
Увидать не сможет.
Скальда не тоска ли
Скалы лоб сковала?
Я сыскал, кто скалы,
Скинул с лика ныне,
Лендрман с кручины
Лес сковал обручьем.
Сив невесту сокола
Вдаль услал от скальда,
Ныне ж скальд тоскует
И от скорби в взоре
Мыс промеждубровный
Молча сунул в шубу.

- Не вам, певцам, мне наставления давать, - медленно, каждое слово словно камень тяжелый бросая, произнес Сигурд.

Чья победа в битве
Словом, скальд не скажет,
Кости как колосья
Косит меч на сече.
Ведать будет дева
Дело двоих смелых,
Сколь прияли бранью
Сведает от веча.

Тормунд поспешил перебить старика, а Торбьерн в это времяы составил другую вису:

Видно старцу с сына
Брюнольва так мало.
Был обманут юный
Барса жижи всадник,
Мог бы и помедлить
Старый лис с обманом,
Пусть бы скальд отправился
К предкам нашим прежде.

Пир в Халагаланде
С Дарклайт, виса Скальда

- Какая наглость, - сжал кулак лендрман, а после к конунгу обернулся, еще более разозлившись, как увидал, что Харальд едва смех сдерживает. - Конунг, неужели ты не уймешь своих псов?
- То не псы, а дрозды певчие, вот только псарь в любом пении - обычный лай слышит, - произнес сын Хальвдана. - А глупец в уговоре добром - своей же выгоды не замечает.
- Ты в моем доме, конунг...
- Но он находиться на моей земле, - Харальд рассмеялся. - А значит - это не я, а ты у меня в гостях.
Торбьрен Хорнклови тут же поспешил вставить вою вису, придуманную им на ходу:

Сами асы снова
С двора воев гневно
На твой двор взирают
И в недоуменье.
Смелый скальд умело
Крепит круг почетный
Внемлят - словом крепким
Крепче влаги пенной.
Ярл, как встаре слова
Брань не почитает,
Слово дав однажды
Может взять обратно.

При виде того, как лендрман темнеет лицом, многие вои потянулись к оружию, и Хакон млад в их числе был. Отец его, старый конунг, был не чужд меду поэзии, и сам юный воин, хоть и не снискал славы певца, но многое понял из затейливых слов певцов Харальда. Не по душе ему было, что Бард, ставший другом за время, проведенное во Хладире, такому ущербу подвергнулся. Скальды злоязыкие зря обиду, глубоко схороненную, пред конунгом высмеяли, ибо горд был молодой Бард. Ежели сам Харальду не пожаловался – значит, думал, что миром дело решит. Или – найдет другую девицу. Хакон вспомнил слова бардовы во Хладире, что, мол, «невесту отец отыскал, но ныне он сам себе голова». И впрямь: зачем роднится с неуковырным викингом, что на Харальда лаять вздумал? Вороги агдирца уже уяснили, что это – погибель столь же верная, как в нужнике утопится.
Но ныне была честь задета, а потому без разбора между мужами дело навряд ли решится. Тем более, что лендрман – глуп, а Харальд – хмелен. Впрочем, Хакону молодому обидчика Барда было не жаль. Проучит конунг зазнайку – и прав будет. Один лишь одобрительно улыбнется потомку со своего высокого трона.
Сигурд тоже взгляд переводил неприязненный с одного скальда на другого, а после и на людей, в усадьбе собравшихся - то были его люди большим числом, но все они Харальду в верности клялись и сейчас его сторону бы приняли, дабы перед конунгом выслужиться. Однако и обиды стерпеть не мог лендрман:
- Конунг, твои корабли готовы уже, как я слышал - так, коли дом мой и общество тебе не любы, быть может они тебя увезут в то место, какое тебе больше по сердцу?
- Ужели дерзнешь ты конунгу своему путь указать? - опасно прищурился конунжич Транделага. - славно мы пировали в доме твоем, но не забыл ли ты. муж, с кем речи гуторишь?
- Мне большую обиду причинили слуги конунга, - головою покачал Сигурд. - Если государь накажет их, все в Халагаланде знать будут, что справедлив он и честен, если же нет - как служить такому государю?
Наклонился вперед Харальд, брови нахмурив, да вид суровый приняв - слова старика ему насмешкой показались:
- Условия ставить вздумал конунгу, старый пень?! - Процедил он. - Не боишься, что выкорчуют тебя за ненадобностью?
Все головы тут повернулись в сторону Барда, который во время спора молчал. скальды, и впрямь, на слова не скупились, однако же верный вассал Харальда был первым обижен.
- Виры проси, виры, - шептали в толпе. Наиболее горячие и вовсе о поединке слова говорили, и голоса те все громче звучали.
- Не делай этого, - к уху родича склонившись, Альвир предупредил. - Как ты с девой той жить будешь, если кровь отца ее на твоих руках останется? Своих прав восстановления проси, не битвы.
Убедительно звучали слова скальда увечного - казалось внял им молодой лендрман.
- Ты отдашь мне дочь в жены и с нею права на все владения в Среднем Халагаланде, - из-за столом встав, твердо Бард произнес, и когда говорил он слова эти - многие, отца его знавшие, подтвердить могли - словно Брюнольв покойный перед ними возник... только молодой.
- Да как же так?.. - Дрожал испуганно голос лендрмана.
- Потому, что такова моя воля, - с легкой усмешкой конунг добавил. - И ты, коли присягал мне со всеми - исполнять ее обязан. Иначе же - клятвопреступником станешь.
- Обеты я чту и обещания не нарушаю, - ответил старик. - А то, что прошу зятя будущего пред свадьбой клинок обагрить - так дело то угодное асам. Говорят, от такого сыновья более крепкие напрядятся, да и слава воинская правителю земель все же потребна. Сам посуди, светлый конунг, ужель непосильны мои пожелания? Один суровый в величье своем видит, что чист я в помыслах и клятвы блюду. Так что обидой мне будет сомнение.
Ладно стелил муж почтенный, да глазы злые его выдавали. Затаил он обиду на скальдов злословных, да на Харальда Длинноволосого и конунг то видел, не смотря на хмель выпитый.
- Действительно, - словно одолжение великое делая, произнес сын Хальвдана. - Законно твое условие, однако здесь и сейчас перед всеми поклянись, что когда вернется Бард сын Брюнольва из сражения, отдашь ты ему дочь в жены и все владения с нею в приданное.
- Клянусь, - торжественно произнес Сигурд. - Одином клянусь и Тором, да поразит меня Мьельнир, если лгу я!
Обещание это давая, надеялся старик, что и вовсе из битвы не вернется юноша, к тому же, показалось лендрману, что сумел он таким образом и с конунгом разногласия решить. Но показалось лишь.
Когда завершилась ссора, вновь люди песни веселые затянули, да пир прерванный продолжили, как будто и не было ничего, а когда ночь опустилась на земли северные расходиться стали воины - кто в дом дружинный спать, кто в покои собственные, а кто в деревню на постой.
- Мерзкий старик, - из дома выходя, Харальд вскользь произнес. - Без него лучше было бы в Халагаланде...
Однако в момент этот Бард рядом возник:
- Государь, почему ты решение такое принял? - Спросил он, и видно было, что не доволен был воин тем, как конунг его с тестем будущим рассудил. Позади Барда мелькнуло лицу Альвира грустное - опечалился скальд, что не сумел родича отговорить от беседы этой с конунгом. - Разве этим не признал ты, что он во всем прав был?
- Нет, Бард, - покачал головой Харальд и руку успокаивающе на плечо соратнику положил. - Сам подумай - как на тебя люди здешние уважать будут, если ты ничего без поддержки моей, сам не добьешься?
Скрипнул зубами юноша, но согласиться вынужден был, что прав сын Хальвдана во всем, а ему самому еще многому учиться следует в делах державных.
- Ладно пошли, до усадьбы мне компанию составишь, - велел Харальд. - А то брат мой названный запропастился куда-то, наверняка с гридью пьет.
- Или девок щупает на сеновале, - улыбнулся Бард. - Напару со скальдом этим лисьим... Тормундом.

Поутру драккары прочь отплыли, дальше на север, туда где Халагаланд с Финнмарком пересекался - древней землею колдунов и оборотней, о которой много легенд жутких ходило. Немало людей вышло конунга провожать, но лишь Сигурда лендрмана среди них не было - решили халагаландцы, что это так крепко осерчал он на конунга, потому и не пришел.

Сигурд

Как пришвартовалось судно торговое у причала, рыбаками да прочим местным людом заполненным, так тут же поспешили покинуть борт торговцы нетерпеливые, предвкушающие сделки выгодные, выгоду большую сулящие.
Средь купцов шагал и Сигурд, брат Рогволда вероломный. Не было ему надобности скрывать лицо под капюшоном, не было потребности в сопровождении оружном. Веселье и радость переполняли пиратское сердце, здесь, в Фиордах, где никто не ведал о его прошлом и не знал его лица, Сигурд чувствовал себя свободным. Беспокойный дух его так и тянул встрять в какую-нибудь передрягу, поразмять обленившееся тело, позвенеть ржавеющей сталью. Но, увы…
Оставаться в прибрежной деревушке смысла большого не было. Не тратя понапрасну время на размышления, Сигурд развязал тесьму на кошеле да облегчил его ради серого в яблоках скакуна, младого да резвого, которого немедля оседлал да повернул прочь из деревни.
Предварительно, конечно же, разделив с рыбаками несколько добрых глотков эля ради бесполезной информации. Сигурд запомнил с десяток имен и названий, с пол-сотни всяких слухов да баек, но ничего полезного для себя не уяснил и без особого сожаления попрощался с гостеприимной деревней.
Буквально в часе езды от деревни раскинулось поселение покрупнее с площадью ярморочной, столбом позорным, виселицей и даже капищем неподалеку расположенным. Без особого энтузиазма прогуливаясь меж торговых рядов да разбрасываясь златом – тут купил безделицу, там приобрел пустячок, приглядывался Сигурд к купцам. О товарах спрашивался – где чем приторговывают да и по цене какой, интересовался о урожаях и неурожаях, о болезнях скота, засухах и прочих для бондов неприятных явлений природных.
Знамена да воев оружных много увидал Сигурд, но счел за благо подождать до вечера, когда за кувшином доброй медовухи подозрительность незнакомца растворяется в хмельном веселье, туже кандалов сцепляющего выпивох.
Наконец, солнце уже стало заваливаться за горизонт, и Сигурд в компании нескольких купцов, у которых днем оставил немалые деньги, направились к одному из новообретенных товарищей домой. Роняя ничего не значащие слова, они уселись за один стол, подозвали жену-хозяйку и наказали той принести эля, да поболе. И тем временем такой меж ними разговор завязался:
- Расскажи-ка нам о делах заморских, Сигурд, - начал один из купцов, обращаясь к брату Рогволда, который не удосужился даже имени сменить своего, - тоскливо здесь все, надоело порядком.
- Правду глаголешь, - кивнул второй торгаш, - дела неважно последнее время идут, пошлины поднялись, деньги сквозь пальцы текут. Расскажи, потешь душу рассказом, отвлеки от дел насущных.
- Это завсегда пожалуйста, - кивнул Сигурд да пустился в разговоры пространные, где ни о чем, но сразу обо всем изложил кратко то, что происходило в Мере и землях соседних. И пока рассказчик старался во благо благодарных слушателей, подоспели полные хмельной влаги кувшины. И тогда настал черед Сигурда спрашивать.
- Война? – переспросил первый купец, - да, вроде бы. По весне рать собирает да вот только как-то совсем не вовремя, ибо урожай последний скудный вышел, едва бонды кормятся.
- Ага, - вновь поддержал друга второй, - а этот сопляк воев сюда сбирает, словно тут кормушка бесплатная для всякого, кто меч на пояс нацепил и конунжьим дружинником считается. И кому кормить всю эту кодлу?..
- Нам! – с жаром ответил за него первый, и беседа потекла быстрее.
Ловко направляя недовольство купцов в нужную для разговора сторону, Сигурд понемногу вытягивал из стремительно пьянеющих друзей необходимые ему знания.
- Дружина какая? Да поди мечей пол тыщи будет.
- Пол тыщи?.. нее, друг, тут ты упустил. Тыща, не меньше!
И так, и сяк крутился разговор, разными боками под испытующее ухо Сигурда подставляясь.
- Да, конунг наш, конечно, сопляк тот еще, безбородый совсем, но вот при нем муж знающий, знатный – Снорри, Крушителем Драккаров прозванный. Грозный воитель, грят…
- Снорри, Крушитель... - ахнул было Сигурд, вспоминая злоключения прошлого.
- Грозный воитель - так разное балаболят, сами же его с мечом аль копием не видали. Не знаемо.
- И то верно, но прозвище страшное у него. Не дать, не взять, в прошлом могучий воин…
Долго еще продолжались знакомства между Сигурдом и местными горожанами – почти до самого утра, когда кувшинов испитой браги уже не счесть было, ровно, как и съеденной капусты с жарким. И, когда петухи подняли на ногу всю округу, венчая алый восход хриплыми криками, вся троица только спать ложилась…

Альвхеймар. Конунг Гандальв и ярл Асгейр.
Совместно с Тельтиаром.

Долог был путь домой для Гандальва. Покровитель вод Ньорд, похоже, невзлюбил за что-то альвхеймарские драккары, и наказывал викингов то непроглядным дождем, то туманом. Против отсутствия ветра мужи бы легко сдюжили: чай, весел довольно, да и руки у гридней крепки. Но как быть, не зная, куда держишь путь? Осторожные кормщики берегли корабли, предпочитая выжидать просвета в тумане.
Но вот тяготы пути позади, и юноша с мачты увидел стены конунжьей усадьбы.
Увидали корабли и дозорные, что были на берег выставлены, да паруса опознав, скорее гонца послали в усадьбу - ярла Асгейра предупредить, чтобы встречать государя сам прибыл на пристань. Так и случилось, что плащ меховой кутаясь от ветра промозглого, на берегу наместник конунжий появился, когда подплывали уже драккары под стягами серого волка.
Гандальв, как и положено конунгу, стоял на носу, и плащ, мехом волка подбитый, за плечами его развивался. Грозен был властелин, и те, кто позабыл норов конунга, ныне дрожали в ожидании наказаний. Только Асгейр был спокоен: знал он, что во всем его конунг поддержит.
- Приветствую тебя, властелин! - прокричал ярл, едва лишь нос корабля в землю уткнулся.
- И тебе поздорову, Асгейр ярл, - чинно кивнул Гандальв Серый, спускаясь по сходням. - Хорошо ли берег ты усадьбу мою да земли альвхеймарские?
- Крепка твоя держава, государь, - отвечал наместник, первым к конунгу подходя. - Что в силах моих было - все сделал я для славы Альвхеймара.
Улыбнулся Гандальв – и крепко обнял наместника:
- Не ожидал я иного ответа, ибо знал, кому земли свои и людей оставляю. Сокола с петухом сложно спутать, а доблесть твоя да ум всем альвхеймарцам очевидны.
Конунг обвел прищуренным взором сбирающуюся на берегу толпу. Весть о возвращенье хозяина из похода уже облетела усадьбу, так что мужей, да и женщин много пришло.
- Рад видеть вас, люди Альвхеймара! Искал я в чужой земле военной удачи – и с добычей вернулся. Надолго теперь в усадьбе своей поселюсь и рядом с вами жить буду.
Стали хвалу кричать конунгу своему все, кто собрались на пристани - а уж Асгейр расстарался, чтобы побольше людей пришли встречать Гандальва, да любовь свою и покорность выказали властелину.
Гандальв сжал крепкими пальцами плечо верного ярла и молвил ему тихо:
- Пошли в конунжий дом, говорить будем.
Асгейр кивнул понимающе: и впрямь, не все разговоры были для ушей бондов, что пугливы, как зайцы. А между тем Харальд Хальвдансон еще топтал землю, так что проблемы Альвхеймара очевидными были. Мстителен волченок, словно матерый зверюга.
Подвели коней конунгу и ярлу его слуги, и после пути недолгого добрались они до усадьбы.
Сел Гандальв на коня и неспешно проследовал через покорно расступившуюся толпу подданых. Конунгу спешить не пристало: даже если сердце чаще забилось при виде родных стен, помнящих еще деда по матери. За Гандальвом потянулись пришедшие с ним гридни. Последними расходились зеваки: им было важно все рассмотреть да каждое серебряное наручье в сундуках посчитать. конунг, и впрямь, взял богатую добычу в этом викинге, и люди успокоенными разошлись: значит, с Гандальвом асы. Даруют победу любимцу и впредь.
В усадьбе все готово было к появлению их, слуги кланялись в пояс, хирдманы по щитам стучали, государя приветствуя - все рады были его возвращению. Приказал Асгейр на стол накрыть да всем вон пойти, дабы мог Гандальв с ним дела обсудить. Заперлись в трапезной конунг с ярлом.
- Сказывай, ярл, что ворог мой кровный делает, - не стал Гандальв тянуть и лукавить, сразу в лоб и спросил. - Не прибрал его Локи еще?
- Приберешь его, как же, - сквозь зубы процедил Асгейр: - Зато сам он уже многих в Хель отправил. Неккви того же, да и всю семейку его.
Без сожаления о том говорил ярл, была в нем еще сильна злость за прием в Южном Мере, да за то, как оскорбили господина его в Северном.
- Государь, о том уже скальды по всей Норвегии бают.

Ранрики, усадьба. Сигрун, Гиллеад и массовка.
(Писала Кошка. Пинался Варлок.)

У окошка усадьбы, ставни резные распахнув, стояла Гиллеад, в сторону, куда супруг ее отбыл с дружиною своей, глядя неотрывно.
- Куда отправились они? – Сигрун спросила, подойдя сзади.
- На кораблях люди многие прибыли, - тревожно Гиллеад ей отвечала. - Кто знает, что принесли с собой... Решил Харек узнать, не придется ли воевать с ними.
Невысказанным ее страх сотался, что может и не вернуться Харек - мало ли. Но вдова Эйнара и так ее поняла.
- Не стояла бы ты у окна раскрытого, Гиллеад, - молвила она. – Подхватишь еще поветрие какое… вон как ветви на деревьях гнутся. Тебе рожать ведь…
- Да и тебе тоже, - улыбнулась та. Закрыла ставни, и сразу темнее в комнате стало. – Срок подойти ведь скоро должен? Ладно ли все у тебя, или беспокоит что?
Пожала Сигрун плечами.
- Разве только на сердце тяжко. Вот прежде казалось, с ума сойду – и землю есть хотелось, и волком на луну выть, и живот схватывало часто, но…. Рядом Эйнар был. А так, выходит, без кровного отца расти ребенку, коли родится. Да и где расти? Не на родной земле.
Вздрогнула Сигрун, вспомнив, как появились в Гилисберге язычники жестокосердные, сколько горя принесли, сколько разрушили… Щедро кровью христиан полита земля там теперь, где некогда с Эйнаром она счастлива была. А сейчас одна, с ребенком его во чреве, выносит или нет – неизвестно – ведь выкинула уже однажды. Будто тучи над головой сгустились и все расступаться не желают… Шумно, тяжело вздохнула женщина, на кровать опускаясь.
- Вспомни, что Харек обещал тебе, – решительно Гиллеад произнесла. – Воспитает он ребенка. как своего, а коли нужда будет - и тебя второй женой возьмет. Не след тебе о плохом думать. Развейся, по усадьбе пройдись, пусть Ярослав вон сопровождает тебя…
- Я уж каждый угол тут знаю, каждую досточку в полу, - печально Сигрун улыбнулась. И вдруг в лице переменилась, побледнев, одной рукой за живот схватилась, а другой постель ощупывать стала.
В мгновение ока Гиллеад с нею рядом оказалась.
- Что с тобой? Плохо тебе? Схватывает? - тут взгляд ее на покрывало упал, пятном темным намокшее. – Воды отошли…
- Время пришло?! – прошептала Сигрун. – Я… я не могу, я не готова еще, как же…
- Можешь, - отрезала Гиллеад, стараясь как можно спокойнее держаться с роженицей. Убрав простыни мокрые из-под той, она уложила Сигрун на кровать и за служанками побежала.

Плохо, что в усадьбе, кроме них, никого не было – только мужчины: Ярослав да Лиам-управитель, родич Гиллеад. Но они помочь ничем не могли, значит, самим справляться предстояло. С помощью служанок ирландка воды нагрела, чистых полотенец приготовила и вместе с девушками в комнате закрывшись, собралась уже роды принимать.
Знала она, что иногда надолго может это затянуться. Но весь день, до самой ночи Сигрун только кричала страшно, а ребенок появляться и не думал. Гиллеад только страшнее от этого становилось – ей ведь и самой роды предстояли вскорости, и казалось ей, что подобной пытки она бы не вынесла.
А вдруг и у нее сейчас тоже потуги начнутся? А Харек далеко, пирует с ругами, и нескоро, должно быть, вернется. Усилием воли отгоняла Гиллеад от себя мысли эти, пока рядом с изголовьем Сигрун стояла да гладила ее по голове и шептала что-то ласково, а та в бреду металась.
- Тяжело очень роды идут, - заметила одна из служанок, Гудгерд.
Воду уже в четвертый раз они нагревали, а она так и не пригодилась ни разу, разве только пот со лба вытереть роженице полотенцем влажным.
- Она ведь не юная дева уже, - тихо отвечала Гиллеад, чтобы Сигрун не слышала их (впрочем, верно, она и так не слышала, мучимая схватками), – и родить не в первый раз пытается. Молите Господа, чтобы хоть на этот раз все прошло удачно.

И верно, помогли молитвы их – на рассвете, после тяжких мучений, произвела Сигрун на свет сына. Своими руками ему Гиллеад пуповину обрезала и положила рядом с матерью. Приоткрыла та глаза, усталая и измученная, и улыбнулась.
- Мальчик… - проговорила чуть слышно одними губами. - Эйнару смена…
- Это настоящее чудо, - серьезно проговорила Гиллеад. – Через страдания твои Господь все же дал тебе сына. Будь благодарной ему.
Молча кивала Сигрун и щекой прижималась к головке малыша, который уже не плакал, а шевелил ручонками и, казалось, внимательно смотрел по сторонам.
В тот же день пригласили священника, чтобы младенца окрестить. Одно имя, в честь святого, Сигрун ему дала – Ульрих, а второе, тайное, священник ирландский сам выбрал – Альдвин. Крестик небольшой на тонкую шейку ему одели, и так Эйнара Однорукого сын вступил в жизнь.

Гокстад
Асса, Тьодольв и прочие. Написано вместе с Тельтиаром.

Запасы дров в усадьбе скудели с каждым днем - Асса, в последнее время непрестанно жаловавшаяся на озноб и ломоту в костях, велела протапливать усадьбу круглыми сутками напролет, но все равно мерзла, даже если от исходившего от очагов зноя во многих покоях становилось тяжело дышать.
Так было и теперь. В раскаленном от непрестанной работы камине резвилось высокое пламя, а кюна, закутавшись в меховой полушубок, восседала на своем кресле и поедала виноград, лениво отправляя в сморщенный, весь в желчных морщинах рот ягоду за ягодой. По левую руку нестройно бренчали что-то из сказаний о Велунде пара заезжих бардов, изрядно взмокших и уже не радых, что приняли приглашение сыграть лично для "великой кюны Ассы". Тем более, что кюна не больно-то их и слушала, погрузившись в тяжкие думы и недовольно морщась от каких-то своих недобрых мыслей.
Постучали в дверь осторожно - всякий боялся словом или поступком неосторожным разозлить старую владычицу. Асса не сразу на стук отозвалась - лишь когда стоявший подле Тьодольв осторожно тронул за плечо госпожу свою, тяжело подняла голову и вопросила гневным голосом:
- Кто пожаловал?
- Не гневись, великая кюна! - На колени бросился слуга, едва в покои вошел. - Там датчанин вернулся... видеть тебя желает!
- Впусти, - кивнула кюна. Загорелись вновь пустые глаза ее, промелькнула в них тень прежней Ассы, цепкой и властной.
Вскоре вошел наемник - видать под дверью ждал дозволения. Поклонился без излишнего рвения, затем же молвил:
- Неприятные вести я принес.
Помрачнела кюна, взгляд недобрый на вестника бросив.
- Говори же скорей, не тяни.
- Мой ярл, Регнар убит, а с ним и Торвард лендрман, - ответил без излишних слов дан.
- Как такое произошло? - отшатнулась Асса, за сердце схватившись. И правда - потрясла ее весть эта, задрожала кюна старая, словно лист осенний.
- Разбойники эти христианские! - Проскрипел, кулаки сжав наемник - заметно было, что и он явно не невредимым ушел из той сечи. - А с ними свеев немало. По именам и в лицо я не многих знаю, но скажу лишь - требовал сдачи их Торвард и свеи с ним за одно были в деле этом, а затем появился предводитель разбойников... его, как помню я, все Асмундом звали.
- Так вот что за напасть в наши земли пожаловала, - побледнела Асса.
Но, позволив себе слабость минутную, взяла себя в руки кюна и начала датчанина допрашивать:
- И велико ли войско у Асмунда?
- Поменьше нашего было, - с обидой бросил дан, да кулак сжал. - Кабы не изменники подлые - висеть голове ублюдка над воротами!
- Значит, в спину свеи ударили? - помрачнела, руки в кулаки сжавши, кюна.
- Нет, им тоже досталось, хотя в горячке битвы и с ними наши вои мечи скрещивали. Оттар Рваный из Ранрики, вот кто в спину ударил и нам, и свеям, хотя до того союзником прикидывался.
- Значит, и осужденный к нам пожаловал, - старой вороной каркнула Асса, заходили желваки на морщинистом лице ее. - Много ли наших воинов в том бою полегло?
- Я один спасся.
Тут уж совсем дурно кюне старой сделалось. Снова за сердце она схватилась, да так на спинку кресла и откинулась - полумертвой. Лишь когда Каменная Башка силой влил ей в горло глоток вина, пришла в себя Асса. И, отдышавшись, продолжила голосом заметно севшим:
- Что же теперь, знаешь ли? Асмунд штурмом на Гокстад пошел?
Плечами пожал, не зная, что ответить наемник.
- Сколько у Оттара людей было, говори? Говори сколько свеев, и как они бились? Все говори! - Набросился на него Тьодольв.
- Пятьдесят... где-то, - наконец произнес воин.
- Нет, с этим не пойдут, - вздохнул облегченно ярл, к госпоже своей обернувшись. - Наши воины дорого жизни свои продали, я уверен и немало врагов с собой захватили... хотя - они же христиане, их в Валгаллу не пустят.
- Можно ли набрать в Гокстаде воинов, чтобы собак христианских покарать? - повернулась Асса, к Тьодольву обращаясь.
- Набрать-то наберем, а кто тогда границы охранять будет? - Он наклонился к уху госпожи, чтобы другие ничего не услышали. - Уж лучше для этого дела наемников использовать. У нас и повод есть - их ярл ведь тоже в битве погиб.
Редко когда Тьодольв что-то умное советовал, все больше молчал, возле трона стоя.
- И то верно, - кивнула Асса, словам Тьодольва доверившись.
- Отомстишь ли ты собакам христианским за смерть ярла своего? - вновь обратила она взгляд на датчанина.
- Я один лишь, госпожа, но за обиду нанесенную долг мне велит покарать врага, - отвечал тот.
- Надеюсь, что и в сердцах товарищей своих сумеешь разжечь ты пламя мести, и под предводительством Горма, воина славного, сумеет вы наказать предателей треклятых.
- О том надобно с воеводой Гормом говорить, не со мной, но могу я послание ему немедля отправить, - по газам заблестевшим видно было, надеялся датчанин, что пошлет немалую рать Горм, дабы за ярла своего доверенного и соратников отомстить христианам.
- Тем и займись. И знай, что от меня получит помощь и поддержку.
- А послание? - недоуменно спросил воин, явно считавший, что то кюна написать должна весть Горму.
- Обожди за дверьми, - кивнула кюна, понимая, что ошиблась.
Сильнее ломоты в костях и сердечных болей пугало Ассу то, что ум, некогда такой острый, подводил ее все чаще.
- Велеть пергамент подать и чернила или угль и дощечку? - Спросил Тьодольв.
- Пергамент, - рассудила кюна, - я диктовать буду, а ты пиши.
Кивнул Тьодольв и слугу послал за принадлежностями для письма необходимыми - сам он не слишком хорошо рунную грамоту разумел, но простейшие слова составить смог бы при необходимости, однако не довелось им послание приготовить - едва только начала диктовать Асса волю свою, как вновь появился воин незнакомый в покоях. Причем, когда бросил на него взгляд внимательный ярл, понял он, что не смотря на кольчугу добротную и одежу справную, никакой то не воин на самом деле.
- С чем пожаловал? - Грубо он спросил. - И ниц пади, пред кюной!
- Из Хрингарики я, - поклонился тот низко. - Радостные вести принес, государыня!
- Что радостные, так это хорошо, - с важностью изрекла кюна. - Говори.
- Выгнали мы из земли своей подлых захватчиков-наумдальцев, матушка-кюна! - Воодушевленно сказывал гонец. - Нет больше власти чужой Хрингарики и вновь желаем мы к державе Харальда присоединиться.
- Добрые вести принес ты, гонец, - не улыбнулась Асса, но по всему было видно, что довольна она. И думает, как победу эту в свою выгоду обернуть.
- И хорошо ты сделал, что в Гокстад с просьбой своей обратились. Потому что глаза Рагхильды-кюны совсем в другую сторону обращены, в Сарасберге она власть держит и не до земель ей родных, - как бы между прочим бросила Асса, но так, чтобы сразу стало понятно, что невестку свою она за это осуждает.
- О том и предводитель наш, Хринг говаривал, - с готовностью закивал бонд. - Ныне же только на тебя уповает, кюна, весь народ Хрингарики!
- Мудр предводитель ваш Хринг, - улыбнулась кюна. - Уж будьте спокойны, теперь все под моим ведомом.
- Хринг - он человек сметливый, - подтвердил тут же посланец. - Он просит дозволения ему лендрманом назваться, дабы землей управлять от имени твоего, кюна.
- Дозволяю, - разрешила кюна. - Но пусть помнит, что лендрманом может зваться не каждый. И за землю свою он отныне отвечает головой.
- Госпожа, - вновь поклонился воин, а после добавил. - Хоть бы полсотни воинов к нам на постой, уж мы бы их знатно содержали.
Асса незаметно покосилась на Тьодольва, и тот вновь наклонился к кюне:
- Госпожа, коли наумдальцы снова нагрянут - бонды их не сдержат. У нас, правда, после смерти Торварда, тоже людей мало осталось.
- Полсотни не дам, но три дюжины отпущу, - рассудила Асса.
- Спасибо, госпожа! Спасибо!
- Вон пошел, - прикрикнул на него Тьодольв и тот прочь попятился.
Асса же кивнула Тьодольву.
- Пиши. Здраве буде, Горм-воевода...

Ранрики, усадьба. Гиллеад и др.
(а мы все плодимся и размножаемся... с Тельтиаром))

Спустя день после крещения новорожденного начались схватки и у Гиллеад.
Особенно скверно было, что не вернулся еще Харек, не знал никто, что сталось с ним и его дружиной, и от тревоги за мужа, видно, роды и пришли преждевременно. В трапезной была женщина, когда почувствовала, что словно изнутри невидимая рука ее чрево схватила и сжимает, не давая вдохнуть. Упала на лавку Гиллеад, на ногах не удержавшись.
Ни сил не было, чтоб позвать кого-нибудь, ни уверенности в том, что услышат ее… Лиам сейчас обороной усадьбы занят был – вдруг случилось что с Хареком и враждебные чужеземцы на них идут сейчас? Сигрун же ничем помочь не могла бы, едва живая лежала в комнате, с сыном, за которым присматривала служанка.
Собравшись с силами, кое-как встала она, в опочивальню пошла, держась за стену. Плыло перед глазами, а боль то накатывала, то отпускала… Похожее бывало и прежде, но не так сильно.
Девушка, в усадьбе прибиравшая, навстречу ей откуда-то появившись, вскрикнула.
- Помоги… - простонала Гиллеад. – Доведи до опочивальни… Ребенок…

Когда Гиллеад снова открыла глаза, она уже лежала на постели.
"Неужели приснилось..?" – удивилась она. Но тут же снова почувствовала схватки и застонала.
Тут же бросились к ней девки, кто с чем – одна с полотенцем, с чашей воды другая. Но старуха, которая в комнате также была, мудрая Уна, на веку своем немало повидавшая, махнула руками на них.
- Мешаетесь только, - сурово сказала им. – Не то сейчас владычице нужно.
Закрывшая глаза Гиллеад слышала только, как скрипят половицы – это старуха к ней подходила. А потом теплые сухие старческие пальцы легли ей на лоб.
- О ребенке сейчас думай, ни о чем больше, - ласковый голос произнес. И молитву шепотом забормотал: – Господи Иисусе, спаситель наш, помоги, дай силы рабе твоей…
Сколько длилась пытка эта, женщина не осознавала, минуты и часы слились в одну боль для нее. Но справилась она быстрее, чем Сигрун два дни тому назад – вечером приняла старая Уна в свои руки новорожденную девочку.
Улыбнулась старуха, но тут же омрачилось лицо ее.
- Пойди Лиама найди, - одной из девок она серьезным тоном молвила, - и приведи его сюда, и священника позови, да смотри, по дороге никому не говори, что госпожа девочку родила.
Гиллеад, слабая, на локтях приподнявшись, спросила испуганно:
- В чем дело?
- Крестить надобно чем скорее, тем лучше, - отвечала Уна. – Ты ведь помнишь, что по обычаям языческим девочку перворожденную в жертву принести полагается.
Глаза родильницы расширились от ужаса.
- Харека-конунга нету в усадьбе, а язычников-раниров полно, продолжала бабка. – Если вздумают они на обычаях своих настоять, потеряешь дочку, госпожа.
Вскоре уже пришел Лиам в покои госпожи своей, в кольчугу облаченный и с кинжалом на поясе - меч все же не решился взять в усадьбу он, но поскольку атаки ожидал, не стал и брони снимать. Выглядел он встревоженно - служанка ничего не рассказала ему, а потому ирландец боялся, что с Гиллеад беда случилась, и потому вздохнул облегченно, живой ее увидав, а рядом младенца здоровенького.
- Это девочка, - взглянув на управителя, старая служанка сказала. - Крестить скорее надо.
Гиллеад крепче прижала к себе ребенка, словно боясь, что прямо сейчас ворвутся язычники сюда и отнимут дитя.
Лиам понимающе кивнул и бросил на родственницу ободряющий взгляд:
- Ничего, пока я здесь, все будет хорошо. Приготовьте все, необходимое для крещения, - распорядился он, а затем наклонился к Гиллеад. - Ты согласна,чтобы я стал ее крестным отцом?
- Конечно, - женщина кивнула.
Вскоре и священник пришел, со служанкой вместе. Другие девушки пока чан с водой чистой приготовили, да ткани отрез, чтоб спеленать потом дитя.
- Отец Дореан, - поприветствовал его Лиам. - Хорошо, что вы смогли придти так быстро.
- Не мог же я проигнорировать зов моей королевы, - улыбнулся мужчина, аккуратно раскладывая на столе необходимые для крещения предметы, коих было не так и много. - Вы уже выбрали имя?
- Да, - Гиллеад молвила. - Я хочу, чтобы звали ее Грэйни.
- Хорошо, дайте мне ребенка, - велел Дореан и, приняв младенца из рук служанки, аккуратно положил на стол. - Во имя Отца, и Сына и Святого Духа.
Перекрестил он теплую воду, после же взял девочку и аккуратно погрузил ее в чан на несколько мгновений:
- Признаете ли вы Господа Нашего?
- Признаем, - произнес Лиам.
- Признаем, - выдохнула Гиллеад.
Священник осенил ребенка крестным знамением, а после надел на шею золоченый крестик:
- Нарекаю рабу божию эту в честь Святой Леокадии, - произнес он, тайное имя называя Лиаму и Гиллеад. - Все же ее, с благословения Господнего, звать будут Грэйни.
Дореан довольно ловко спеленал девочку, а затем передал ее матери.
Счастьем осветилось усталое лицо Гиллеад.
- То-то радости Хареку будет, когда он вернется, - молвила она. И осеклась тут же: - Если вернется...
- Я буду молить о том господа, - пообещал священник.
- Как и все мы, святой отец, - печально обронила женщина, - как и все мы.
Ребенок на руках у нее засыпал.

- Идемте, святой отец, - произнес Лиам, помогая Дореану убрать со стола и вслед за ним, покинул комнату. В трапезной уже собралось немало людей, лица их выглядели сурово и хмуро.
- Я слышал, у кюны девочка родилась, - сказал один из воинов, положив ладони на пояс.
- Да, это так, сын мой, - ответил священник, а Лиам стиснул зубы - кто-то из служанок все же проболтался, не смотря на его запрет - за такое стоило вырвать язык.
- Ты мне не отец, - покачал головой ранир. - Встав над нами, Харек обещал исполнять все наши обычаи, как и должно конунгу.
- И чего вы хотите? - Ирландец не хотел выдавать своего презрения к этим язычникам, тем более, что в случае нападения, ему пришлось бы биться с ними плечом к плечу, ведь его соотечественников здесь было не так много.
- Девочку следует отдать Одину, как того велит...
- Она была крещена в христианской вере и более не принадлежит вашим ложным богам, - неожиданно резко сказал Дореан. - Теперь над ней властен лишь Господь и он сохранил ее жизнь.
- Вот значит как, - процедил ранир, а затем развернулся и вышел из дома, и его спутники последовали за ним.
- Как же вы вовремя пришли, святой отец, - облегченно вздохнул Лиам.
- Так было угодно Богу, - священник осенил крестом воина на прощание и отправился к часовне, не так давно построенной недалеко от усадьбы.
Гиллеад в это время сном успокоилась, дочку обняв, окончательно уверившаяся в том, что ничего более ребенку не угрожает. Старая Уна же, закрыв дверь, охраняла их сон, шепча молитву…

Возвращение Государя. Альвхеймар.
С Дарклайт

Хороши же новости, коли о них уже висы сочинены, видимо Гандальву подумалось:
- Все скальды бают? - Протянул он. - Я вот не слышал пока.
Асгейр почему-то замялся, видимо вспоминая песнь скальдову:

Неккви Гандальву дочь обещал
Но хитрый ярл путы клятвы порвал.
Златом Асгейр путь к жене устелил
Арнвинд презреньем его одарил.
Ныне ж сбираются в Северный Мер
Харальд патлатый, Гутхорм берсеркер
Грютинг и Хакон пришпорят коней:
Нету спасенья владыкам морей.
Дружба забытая кровно отмстит
К Меру Альвхеймар не поспешит.
Скрыты обидой подмоге пути:
Участью Неккви – к предкам идти.

Выслушав вису, Гандальв потер лоб, подергал себя за усы... судя по всему, властитель решал, гневаться или смеяться. - Злой язык скальда не щадит даже богов, - сказал он. - Но я слышал в висе только про Северный Мер. С Южным что? Али баять там не о чем?
- Быть может и есть о чем, да только до Альвхеймара песни эти не доходят, - ярл отвечал, а после словами своими пересказал, что знал о Южном Мере: - Арнвинд и Аудбьерн много кораблей боевых собрали против Харальда, но оба теперь рыб кормят, а сестра их с агдирским щенком ложе делит. Такова судьба тех, кто древние союзы попирает.
Последние слова с мстительностью жестокой произнес Асгейр.
- Понятна радость твоя, - сдвинул брови Гандальв. - Месть обидчику - правое дело, а уж коли его сами боги карают, тут и вовсе можно возрадоватся. Но Харальд не столь глуп, как кажется. Эдак мы и оглянутся не успеем, а он уж со всеми конунжими родами из земель взятых сродниться.
- Не велика честь с истребленным родом в родство вступить.
- Харальд и честь - вещи разные, это было понятно давно. А вот для бондов и ярлов трусливых значение лишь продолжение конужьей крови имеет, - устало сказал Гандальв Альвхеймарский. - А тех, кто желал возразить, щенок Хальвданов быстро на цепь посадил. Удивительно, что Хакон молчит. Видать, совсем выстрарился медведь Транделага.
- Они с Харальдом родичи - с чего им спорить о чужих бондах, - плечами пожал Асгейр. - Вот мальчишка Вемунд, доносят мне - желанием горит за смерть братьев отмстить. Быть может, стоит помощь ему предложить?
- Предложить можно, - задумчиво Гандальв сказал. - Вот только стоит ли Альвхеймару самому идти на поклон? Харальд не нашей земле угрожает... пока. Пусть у Вемунда голова поболит о союзниках. Глядишь, если надумает что путное, всяко сговорчивее конунгов Мера станет.
- Воля твоя, государь, скажу лишь - ему двенадцать лет всего, а в возрасте таком редко мысли дельные голову шальную посещают.
- Ужель ты, Асгейр, желаешь быть наставником неразумному? - подивился конунг. - Коли так - чинить препятствий не стану, и свиту дам, и благословение на деяния.
- Много чести для мальчишки, коли я сам туда отправлюсь, - скривился воин. - Но человека известного и не слишком родовитого послать можно, дабы он наши слова принес в Фиорды.
- Уже есть кто на примете? - знал Гандальв, что ярл пустых разговоров не любит. Значит, все уж продумал.
- Да, только дозволения твоего хирдман ожидает, чтобы...
В двери постучали настойчиво, прерывая Асгейра.
- Кого принесло? - рыкнул Гандальв.
- Г-г-государь? - Вошедший юноша оторопело на конунга смотрел, точно призрак увидал.
- Что, дар речи потерял? - Оскалился ярл.
- Я не знал... ты вернулся, конунг! Вернулся! - Гонец закричал радостно.
- Говори, зачем в дверь ломился, юнец, - буркнул Гандальв, пряча за маской суровости радость от искреннего восторга гонца.
- Великий конунг, не вели казнить, черны мои вести! Хьярти херсир убит!
- Посмел кто?! - Гандальв вскочил с лавки, и гонец в страхе бухнулся на колени. Еще утром он мнил себя воем, не склоняющим головы, а сейчас виделся щенком перед матерым волчищей. Завалиться на спину, горло подставив и скулить, надеясь на милость...
- Не... не... не я... - наконец пропищал гонец.
- То видно, что не ты, - снова скривился Асгейр, которого такое поведение воя позабавило лишь.
- Люди его волками загрызены были, а ему самому горло перерезали, - наконец, дрожь преодолев, сказал юноша. - На охоте.
- Происки Локи, чтоб тебя, - в сердцах бросил Серый конунг. - Нашел время подохнуть!
- Как Барвайг... - протянул отстраненно ярл.
...Виделся ему лес и следы волчьи на снегу, и сам он один в окружении зверей кровожадных...
- Леса полны волков, - сердито ответил Гандальв. - А мужам надо тщательней выбирать места для забав. Совсем в лагоде страх потеряли! - воспоминание про Барвайга было не по сердцу конунгу. Стоило ли разубеждать Асгейра тогда, если сейчас страх голову поднимает? - Умом надо жить, а не страхом ночным.
- Не часто, государь, волки ножами стальными глотки хирдманам режут, сколько бы их по лесам не бродило, - позволил себе заметить ярл, юнец же, от страха дрожащий, явно продолжить хотел рассказ свой неприятный.

Гиллисберг. Руги и свеи.
_________________________________
(С Талиорычем)

Как ни позорно было удирать с поля битвы, а все же гнал Свен коня, едва разбирая дорогу, а за ним следом - и остальные свеи да гауты, кому уцелеть удалось.
"Все твари эти христианские", с ненавистью думал херсир, "да и Эйрик хорош тоже - знал уж, у кого помощи попросить! Как будто от Харека этого можно было чего хорошего ждать." разбираться-то со всем пришлось ему, Свену... А конунг где сейчас? Верно - в Уппсалле, жизни радуется, а воины - тут, в Вингульмерке. Богами он, что ли, проклят, Вингульмерк этот? То одна беда, то другая, хоть волком вой.
Оставалось только радоваться, что в погоня за ними не пустились - так только, в спину постреляли, да и то не задело почти никого. "Ну ничего, еще покажем мерзавцам этим", утешал себя Черный Молот.
По возвращении же наместника конунжего и вовсе безрадостная картина ожидала. То, что с позором они вернулись (да и вернулись-то не все) - еще полбеды. Узнал Свен от одного из дружинников, что в Гиллисберге оставались, такие новости: пока отсутствовал Черный Молот, решили воины некоторые воспользоваться этим, да удрали кто куда - то ли домой, то ли еще куда подались. Удержать-то их некому было. И ладно бы гауты разбежлись, так ведь и свеев тоже изрядно убавилось.
- Да Эйрик же с меня голову снимет! - бушевал Свен, взад-вперед по горнице ходя, да так угрожающе молотом размахивая, что люди верные лишнее движение сделать боялись. - Что я скажу ему?! Вы, вы... были ведь здесь, почему уйти им не помешали?
- Как же помешаешь им? - пожал плечами один из хельдов. - Они ж не предупреждали ниокго, что сбежать соберутся.
- Молча-ать! - заорал Свен. - Что же такое-то... Проклятье, не иначе проклятье! Ох, не сносить головы...
Заперся в тот же день он в комнате и не выходил оттуда аж до следующего дня, даже к ужину не вышел.
Утром же настойчиво воин один в дверь покоев ярловы застучал, едва только солнце поднялось - и судя по стуку, уходить не собирался, пока не впустят его.
- Кого еще нелегкая принесла? - гаркнул Свен из-за двери.
- Это я, Олав, открывай ярл, время не терпит!
Голос хирдмана встревоженно звучал.
Отпер дверь Молот, на воя воззрился сурово.
- Стряслось чего, коли в такую рань тревожишь?
- Иди, глянь на реку! - Воин бросил. - Сам увидишь!
Плюнул Свен - нет бы сразу сказать, да из усадьбы вышел, поднялся на частокол. Вот она, река, а по течению выше...
- Твою-то за ногу... - прошептал ярл.
Десятка три боевых стругов шли по реке, а за ними, чуть дальше - поднимался дым. Деревни горели, те, в которых воины его столовались. Со стороны Ранрики враг пришел - только не Харека эти паруса были! Неладное Свен заподозрил...
Были то корабли ругов, и воевода их, Велибор зловеще оскалился, на усадьбу смотря - долгий путь они преодолели, но не соврал Харек - действительно мало воев было в землях этих, и можно было хорошую добычу взять, а заодно и с врагом давним поквитаться. Жрец снова разговоры завел о святилище разграбленном, да о том, что смерти надо лютой предать Свена и иных свеев, да сокровища их себе забрать. Оба брата - военачальника с ним в том полное согласие имели, а потому, за время пути по Вингульмерку, ни одной деревни не пропустили - к каждой Велибор по кораблю-двум отправлял, чтобы нашли вои, чем поживиться, покуда не знают люди местные об угрозе нагрянувшей. Не церемонились они и с крестьянами, что в деревнях этих проживали - всех секли руги, что воев свейских, что норвежцев. Не захватывать земли они пришли, как до этого Эйрик, а грабить - потому и дома жгли, походя да забавы ради.
- К оружию, быстро! - Черный Молот приказал. - Лучников на стены, слуг всех вооружить!
- Сделаю, - Олав кивнул, и исполнять приказ бросился. Покуда приближались корабли вражеские, уже выстроилось на стенах усадебных воинство невеликое свейское, да ворота закрыли на засовы все - деревню не спасти уже было, так хоть усадьбу отстоять надо попытаться. Гонцов несколько, коней взнуздав к ближайшим селениям поскакали - подмогу звать. Не желал Свен так просто Вингульмерк отдавать гостям не прошенным.
Тем временем струги подходили к берегу. Один за одним спрыгивали бойцы с бортов, да ту же и становились строем плотным. дабы место для высадки очистить. В числе прочих сошли и воевода с братом, и жрец мудрый.
- Вознеси моление Богам о победе нашей, велел воевода мудрецу. - А ты, братец меньший бери людей и поспешайте в ближайший лес. Рубите деревья на таран, да лестницы осадные. Наскоком простым усадьбу эту не взять!
Воины же, со стругов высадившиеся в порядки боевые построились и ждали приказов воеводиных. Тот нахмурил кустистые брови, дёрнул себя за ус и послал вперёд лучников со стрелами, паклей обмотанными, метнуть по стреле-другой горящей через стену, да и отступить, а к каждому стрелку по человеку со щитом приставил, дабы потерь лишних не нести
Поворота того ожидали свеи окруженные, а потому во дворе наготове уже люди стояли с ведрами, полными воды студеной и спешно к тушению огня приступали, стоило лишь заняться где пламени от стрел прилетевших. В ответ несколько лучников тетивы спустили - но то без толку было.
- Хорошо укрылись, сволочи, - Ярополк протянул, к воеводе обращаясь. - Я вот думаю - не измором же их брать.
- Измором не будем, - сморщился воевода, ровно от яблока незрелого. - Хотя не совсем мысль пустая. Ничего, сейчас таран сделаем. да лестницы и под щитами пройдём. Слыхал, как румляне ходят в бою? Вот и мы попробуем так же.
- Да уж слыхал, - кивнул хольмагардец. - Только, ярла их мне отдайте - у меня к нему счеты имеются.
Он кивком на церквушку сожженную указал, что недалеко от усадьбы стояла.
- Коли жив будет - отдадим! -кивнул воевода.
- Уж постарайтесь.
Покуда беседу они вели, из перелеска вернулись вои, за материалом подсобным отправленные - в основном тонкие деревца, совсем молоденькие, они нарубили - такие разве что на лестницы и сгодились бы - потому быстро к постройке их приступили руги, рубя как то должно стволы, да веревками стягивая. Благо стены не слишком высокие были, иначе бы точно под тяжестью воев подломились такие лесенки.
- Ты гляди, думают нас брать с этим, - прошептал Свен из-за частокола выглядывая. - Олав, вели ребятам топоры наготове держать.
Казалось Лютомиру, что и вовсе им без тарана придется идти, но один умник смекнул с суденышка, возле деревни покинутой стоявшего мачту снять - всяко рыбакам сбежавшим оно без надобности уже было. Другие же, запоздало смекнули, что чем лес рубить - можно ведь и от домов доски крепкие поотдирать, а заодно и добычу себе присмотреть, благо в деревне ни души не осталось к моменту прибытия их.)
Недоволен был воевода, что вои его к окрестным домам потянулись, но делать нечего, пусть заодно и тарану какой-никакой жит сверху приделают!
Вскоре всё было готово, и войско ружье на приступ двинулось. Первыми шли лучники, на ходу, стрелы метая стеной частой. чтобы и головы высунуть не могли защитники из под стен крепких. Каждого срелка всё так же прикрывал воин со щитом, а следом шли основные бойцы с лестницами, щитами укрывшись, пусь не так плотно, как румляне, но от стрел берегло и это. А к воротам полз таран, над которым цельную крышу из досок крепких, в руку толщиной несли воины, да сбоков щитами укрываемый. Осторожны руги были, не хотели людей почём зря губить.
- На штурм! - скомандовал воевода
Свеи да гауты, уже порядком пожалевшие, что не сбежали, покуда возможность была, тоже не часто из-за стены высовывались - и больше прицельно бить старались, когда возможность представлялась такая. Однако чем ближе подходили враги, тем тревожнее становилось осажденным и убывал их дух боевой не смотря на крики ярла, крепко в руке топор сжимавшего.
- Факелы! - взревел Велибор, когда до стен лишь пара шагов оставалась, и десятки огоньков взметнулись из-под на миг открывшихся щитов. - В бооой!!!
И ударил таран в ворота дубовые, и приставили лестницы к стенам, по которым. словно муравьи по соломинкам малым, стали взбираться воины, стрелами поддерживаемые.
Первоначально отстранились от факелов брошенных свеи, а когда поняли, что к чему - уже лезли по лестницам приставным вороги их. Вот рожа чья-то показалась над частоколом, но тут же стрелу прямо в лицо послал противнику один воин, другие топорами отбивались или же пытались рогатинами оттолкнуть лестницы, изрядно скрипевшие и прогибавшиеся под весом нападавших. Вот одна и вовсе, треснув, подломилась и вниз полетели хирдманы, благо лететь не высоко было и ушибами они все отделались.
Свен, высунувшись, с размаху топорик свой метнул череп кому-то вместе со шлемом раскроив, да потребовал тут же новое оружие подать. Рядом гаут, едва лук натянув, сам дернулся болезненно и со стрелой в шее вниз полетел. Метко били руги, да и стрелков у них впятеро против людей Свена оказалось.
И всё же воины, плотной завесой стрел поддерживаемые сумели на стену прорваться и даже закрепляться начали. Закипела сеча уже и во дворе. Сам воевода с братом меньим рука об руку рубился на стене, умело сдерживая защитников усадьбы. стремящихся к лестнице прорваться и скинуть её.
- Стреляйте, стреляйте по ним! - Поднял нового врага на копье Свен, обратно за стену сбрасывая. Тут уж с одной стороны потеснили их вороги, за частокол прорвавшись, а с другой - с другой теперь могли по ним люди ярловы без опаски стрелять, ибо лучники ругов за стеною остались.
Однако - на одного подстреленного появлялось по двое-трое новых, так что стены свеи быстро сдавали, не желая умирать, перед этим не захватив побольше врагов, а для этого приходилось отступать и перестраиваться.
Ярополк одним из последних через частокол перевалил - когда уже большая часть врагов отогнана была, и только на этом участке гауты еще держались, во многом благодаря предводителю их, что двумя клинками орудуя, ловко расправлялся с ругами, к нему подступавшими - узнал его хольмагардец, то подлый Свен Черный Молот был, наместник Эйрика вероломного.
- Убийца! - К нему бросился Ярополк. Помнил он, как убил свей отца Григория, священника, вместе с ним из Хольмагарда приехавшего, и потому отомстить желал. Скрестились клинки - на щит славянина обрушил тяжелый удар Черный Молот. Был ярл крепче и сильнее молодого воеводы, но и тот в боях немалое умение показывал, сейчас же не в одиночку бился против сильного врага - рядом один из ругов с топором появился, поддержку оказывая. Видел Свен, что плохо дело его и многие соратники уже отступили, так что неоткуда подмоги ожидать, врагов же вскорости гораздо больше появится - и тогда уже не избежать ему гибели, а потому, удар отразив, резким выпадом вогнал он меч в горло ругу, так как тот щита не имел - столь илен был удар, что даже закругленный наконечник незаточенный насквозь шею вражескую пробил, и упал, кровью захлебываясь воин. Ярополку же в щепы расколол щит свей, после чего отбросил его назад и сам поскорее со стен спустился, к своим вернувшись, да бок зажимая - текла меж пальцев свея кровь алая - все же не удержала кольчуга удара пропущенного, но благо была не глубокой рана и не опасной.
- К доминам отступайте, - приказал ярл. - Затеряйтесь меж них и оборону держите!
Ведал он - за добычей пришли враги в тяжких силах, а раз так не станут жечь усадьбу и пристройки ее, вдоволь все не разграбив. Потому и велел людям своим там оборону держать, в коридорах узких да клетях.
- Открыть ворота! - приказал Велибор, с ненавистью глядя на хлипкий таран. - И дорежте этих свиней! - он указал на бестолково снующих во дворе слуг, и первым спрыгнул со стены. Вскоре стены, ворота и двор были полностью во власти ругов. Воевода уже хотел скомандовать штурм оставшейся части усадьбы, но вовремя приметил бойцов с луками что в окнах домин видны были.
Люд Гиллисберга быстро был побит воинственными ругами - дворовая челядь ныне валялась зарубленная в лужах крови, а прикрывавшиеся щитами захватчики отступили к воротам - четверых слишком ретивых воинов свеи сумели достать стрелами, пока те занимались резней.
- Эй, урмане! - рявкнул воевода. - Сдавайтесь и выходите неоружны! Слово воеводы - живыми отпущу, а коли вождя своего связанным вынесете - награжу!
Внутри усадьбы самой на мгновение тишина зависла, словно обдумывали слова Велибора там укрывшиеся, затем же шум поднялся и лязг оружейный, а после стихло все, лишь хрип сдавленный донесся. Спустя несколько мгновений дверь отварилась и тело бездыханное наружу выбросили гауты.
- Никак то и есть ярл их? - Хмыкнул Лютомир, глядя на труп, в луже крови собственной лежащий.
- Не похож, - заметил Ярослав, оглядев одежду скромную убитого. - Свен в плечах шире, да и волосы у него не темные.
- Эй, руги! - Голос зычный Свена донесся из усадьбы. - Так я с предателем поступил, так и с вами поступлю, коли в домину сунетесь.
Воины его поддержали криками и лязгом оружия. Пара стрел вылетела, недалеко от Велибора упав.
- Так всем сгореть хочется?
- Слуг вы уже порезали, так стоит ли вам верить?
- Придётся поверить, урманин! Если сгореть не хочешь живьём!
- У меня есть меч, так что если я и умру, то не от огня, - рассмеялся Свен. - Запомни, Свен Черный Молот никогда не попадал в плен и никогда не попадет!
- Времени у вас, покуда мне ждать не надоест! - отрезал воевода. - Бились вы храбро, а так погибните без всякого толку!
Ответом ему тишина была, свеи явно на удачу свою надеялись или богов помощь, ибо других спастись возможностей у них не было. Ярополк же, осмотрев битвы последствия, произнес с укоризной:
- К чему вы челядь поубивали? Они же не свеями были, а людьми, еще Эйнару служившими!
- Не стоило оставлять их за спиной. Мало ли какой тать среди них схоронился, - буркнул воевода . -Ну что, вои храбрые, будем ли палить урман, али дадим мечам в крови их потешиться?
Ничего не сказал на то Ярополк, но видно было, что слова неприятные с языка его готовы были сорваться.
- Палить? И какого йотуна мы тогда вообще сюда приходили? - Братец воеводы высказался. - С ними же все добро сгорит! Потом в этой золе копаться устанем.
- Тогда щиты сомкнуть и на штурм. Держать строй! Лучники - сделайте ежа из любого урманина, кто к окну подойдёт!
Руги в точности исполнили воеводин наказ и двинулись вперёд, особенно не торопясь и за щитами укрываясь. Лучники же по окнам пристрелялись быстро и уверенно укладывали тех, кто к ним подходил слишком близко.
Впрочем, сражение главное у дверей завязалось, ибо не могло больше одного-двух воинов сразу пройти, а потому свеи там оборону поставили крепкую щитами прикрываясь да копьями разя и сдерживая ворогов, пройти не давая. Черный ход в усадьбу так же прикрыли наглухо, готовность показывая долгое время сопротивляться.
И всё же сумели руги, щитами умело закрываясь и друг за другом строго следя, прорваться через дверь прорваться и закрепиться, давая братьям своим по оружию внутрь войти. Также и у окон бой складывался явно не впользу хозяев, и всё больше ругов внутри оказывались
Свен вглубь дома отступал с верной дружиной, пусть и приходилось врагам тяжкой кровью платить за пространство захваченное, но было их число великое, а защитников же наоборот малое слишком, чтобы на победу надеяться. Где по трое на одного свея потери были, где по четверо, а таяли силы воев, конунгу Эйрику служащих, и некому было павших заменить. Черный молот, так и не поднявший оружия своего грозного, где мечом, где топором отбивался, где двери велел закрывать и удерживать, покуда их с петель не снимали натиском ярым. Неистово бились свеи и гауты, гибель свою приближающуюся чувствуя, славный урон нанесли они ругам, и коли были бы здесь скальды - уж несомненно песню они сочинили бы знатную про бой этот (кто-то надеялся даже, что с гибелью Гуннара и Хагена их смерть сравнят певцы), а усталость свое брала - иные уж с трудом оружие поднимали и мечи удерживали, да отступать продолжали, покуда в стены не упирались. В каждом покое кровавая битва шла, всюду тела падали изрубленные. Только Свен, проклятия изрыгая, рубиться продолжал, примером для воинов своих являясь.
Воевода наблюдал за тем. как воины теснят свеев в усадьбе и сердце его радостью полнилось. Однако не в одной лишь усадьбе засели враги, а потому Велибор скомандовал:
- Поджечь общинный дом. там всё равно ничего ценного. Да и бараки слуг тоже подпалите. Склад взять штурмом!
Из занявшихся огнем домов свеи оружные с криками выбегали, под град стрел попадая, норовя лишь кого из врагов с собой забрать перед смертью, на складе же, где в основном запасы еды хранились, сражение завязалось, стоило лишь ругам внутрь попасть, первую оборону у дверей сломив. Оттого потом у снеди всякой, из амбара того взятой, привкус солоноватый крови был, что большое кровопролитие там случилось.
Свен с остатками людей своих да ранеными в погреб спустился, накрепко заперев его и атаки новой ожидая - всяко мимо подвала налетчики пройти не сумеют, коль скоро в нем сундуки с золотом и драгоценностями хранятся.
Посмотрев на подвальную дверь, воевода крепко выругался, помянув всю родню Чёрного молота до двенадцатого предка. Крепкую дверь из морёного дуба просто так было не выломать, а коли и выломаешь, так в тесноте свеи за одного своего десятерых брать будут. И отступиться не получается - основная добыча там вся.
- Можно брать свеев измором, - размышлял вслух воевода. - Дверь поплотнее заложить, да так, чтобы щелей поменьше было и быть наготове, не захотят задыхаться, как крысы, так вылезут.
Велибор помолчал, потом подошёл к двери и грохнул в ней кулаком:
- Эй, свеи, хотите смерти честной?

- Очень, заходи - гостем будешь, - отозвался зло Свен.
- Мои воины отойдут от двери и дадут вам проход во двор. Там и потешимся!
- Да сейчас, разбежался, - огрызнулся Черный Молот. - Ваши воины нам дадут спокойно деревню покинуть. Всем. Тогда и добро получите гиллисбергское.
- Добро мы и так получим, - спокойно ответил воевода. - Запрём вас там, разведём костерок тут малый в жаровенке, листьев подбросим, да будем дым в сторону двери нагонять. Сколько продержитесь, свей?
- Кафтаны порежу, кольчуги и оружие поломаю, а побрякушки золотые расплющу этим самым молотом, - высказал угрозу в свою очередь Черный Молот. - Мне ведь богатства все одно без надобности теперь, так и вам мало что достанется.
- Так предложи ты чего хорошего, может и договоримся!
- Ты говори, чего хочешь прямо.
- Воинов твоих я отпущу, если сдадутся. А ты сам схватись с Ярополком в кругу. Осилишь - тебя тоже отпущу.
- А почему не с тобой или твоим братцем? - С вызовом бросил свей.
- А слово я новиградцу дал! Впрочем. если его осилишь, а потом меня или брата вызовешь, бесчиститься отказом не будем! - отвечал Велибор
Свен рассмеялся, хитрость руга оценив, потом добавил:
- Мои люди с собой возьмут добра, сколько унести смогут, если я верх возьму и на том порешим
- Добро, - кивнул Велибор. - Выходи во двор смело, тебя не тронут. Слово воеводы.