Южный Мер
Утро.
Хильд стояла кутаясь в плащ. Утро выдалось чрезвычайно холодным. Ледяной северный ветер, казалось, дувший с Йотунхейма, пронизывал до костей. Но девушка стоически выдерживала его удары, желая самолично проводить Аудбьерна. Родственник отбывал во Фиорды, чтобы собирать верных ему людей. Истинный викинг Арнвинд, хотел встретиться с Харальдом в честном бою.
- Не спишь, сестра? – раздался из рассветного тумана сочный баритон Аудбьерна.
- Тебя проводить хочу, - тихо проговорила Хильд, надеясь, что без Сельви Разрушителя идет викинг. – Ох, нехорошее предчувствие у меня, брат.
- Ты знаешь, Хильд, все решено. Будет Харальду Собаке бой открытый и честный. Не бойся, сестра, на море мы сильнее, перебьем хребет псу.
- Аудбьерн, Аудбьерн…, - покачала головой девушка. – Услышав звон стали, да плеск весел, мужчины превращаются в мальчишек, - печальной стала улыбка девушки, - очертя голову бросаются в новую игру. Только тяжко мне от мыслей, брат. Чую беда близко. Фрея покоя не дает, велит вас с Арнвиндом остановить.
- И не пытайся, сестра, - усмехнулся Аудбьерн. – Долг и честь велят нам иное. Сломать хребет собаке.
- Ты надеешься на честный бой? Не верю я, судя по рассказам, что скальды о Харальде приносили. Не умеет он честно лицом к лицу биться, радует его предательство в семьях викингов закон Одина чтащих. Мать его даже соратников своих не жалеет. Смерть они недостойную принимают. Слыхал о тех слухах, что по земле Северной поползли?
- Не печалься, Хильд, мерский змей завсегда с собакой справится, к тому же нет равных нам на море, а Арнвинд на море бить Косматого хочет.
-Не остановить тебя, брат, как вижу я. Жаль. Но возьми тогда оберег Фреии, она защитит тебя, когда подлость ярлы твои задумают. Зараза предательства по Северным землям шествует.
Вложила девушка в широкую ладонь викинга фигурку девы на кошке маленькую, улыбнулась печально, и, кутаясь в плащ, прочь пошла. Долго вслед ей воин смотрел, пытаясь туманность речей сестры понять.


Южный Мер
Утро следующего дня.

Арнвинд проснулся в недобром расположении духа. Его всю ночь мучили кошмары, в которых его кусала змея, он оставался один против полчищ врагов, а все его друзья и соратники лежали недвижимы, погибнув от рук воев харальдовых. Несколько раз он просыпался в холодном поту, не зная, что его так напугало. Укус змеи или гибель друзей, а может глаза брата Аудбьерна, мертво в небо серое смотревшие.
Настроение отразилось на том, что делал Арнвинд. Воины, что драккары к походу военному готовили летали как ужаленные пчелиным роем. Грузилось оружие, припасы, думал конунг, как людей Сельви разместить на ограниченном числе кораблей, голову сломал уже, а получалось, что часть берегом идти должна. Также мысли Арнвинда не раз возвращались к количеству драккаров, что Аудбьерн приведет. Мучили мысли его, покоя не давали. Столько забот навалилось сверху, что казалось век проживи не разгребешь, только вот может и не вернуться из похода конунг Арнвинд.
Непрошенная мысль скользнула змеей ядовитой, ужалила душу и клубочком свернулась где-то глубоко внутри. Нахмурился конунг и решительным шагом в дом свой отправился.
Едва на пороге не сбил с ног Хильд, которая что-то в мешочек меховой запихивала.
- Хильд! – вскричал конунг.
- Не кричи так, брат, я это я.
- Ты зачем у порога крутишься? Как собака побитая?
- Подарок тебе в путь ратный приготовила. Вот, возьми, - в руке у Арнвинда мешочек и оказался. – Пусть оберегом тебе будет. Отговаривать не буду. Бесполезно это.
Закончив фразу, девушка выскочила на улицу. Арнвинд в задумчивости на кресло конунжье сел, вытряхнул на руку фигурку Фреи и еще больше задумался.
Стоило только выйти за порог Хильд, как другой гость к конунгу Южного Мера пожаловал - сам Сельви Разрушитель, видать сама Фрея уберегла девушку от встречи с племянником неприятной. Весел был юный конунг, улыбка на лице безбородом сияла:
- Славно наши люди в поход собираются, уж с такими молодцами одолеем мы Харальда, - бросил он вместо приветствия.
Арнвинд сжал фигурку богини любви в руке и кивнул Сельви, взгляд однако остался обеспокоенным.
- Славные, как и все воины мерские.
- Были бы такие удальцы в предгорьях Оркдальских - мой дед остался бы жив, - невольно упрекнул родича Разрушитель, а после рукой махнул. - Да только чего теперь старое поминать. Как скоро Аудбьерн к нам присоединиться? У него поди вся рать по домам разбежалась - сызнова собирать будет.
- Фиорды не простая земля. Брата моего, мне порой жалко бывает, что ярлы его аки козлы тупы, - пропустил мимо ушей Арнвинд замечание племянника про Неккви. - Придет он через три дня.
- Тогда след нам завтра уже выступать, дядя, - Сельви молвил. - Присмотрим место для сражения удобное, да на море дождемся родича нашего.
- Дельная мысль, Сельви, драккары готовы уже, волны хотят, - улыбнулся в бороду Арнвинд фигурку богини сильнее в кулак сжимая.
- Поквитаемся с захватчиком полной мерой, - оскалился Разрушитель, взгляд бросив на руку Арнвинда. - Что ты там все сжимаешь?
- Подарок на удачу подареный, заступничество богов нам понадобится. Без их благословения никак.
- Очень они нам раньше помогали...
- Может прогневили их чем, а может просто Рагнарек близок.
- А Харальд - Локи в ином обличии, ибо столь же подл и хитер, - хотел все в шутку обратить Сельви, да слишком серьезно слова прозвучали. - Если на кого и уповать в новой битве, так на Ньорда!
- В любом случае богов обижать не след.
- Пусть жрецы им жертв обильных пообещают, но лишь после победы.
- Торгуешься ты, племянник, хуже ромея. Я прикажу перед отплытием быка в жертву принесть. А пока пойдем драккары посмотрим.
- Пойдем, надеюсь прохудившихся кораблей в твоем флоте нет.
Арнвинд усмехнулся и из дома вышел.

(в роли Сельви Тельтиар)

Ранрики.
Гиллеад и немножко Лиам.

(и снова без Тельтиара.. ну почти)))

Пальцы едва задевали струны, и звук шел серебряный, нежный, на слух ложился осторожно, непривычно. Принцесса цепляла задумчиво подушечками прозрачные нити, рождавшие музыку странную, непонятную, но не могли девушки, кюну окружавшие, сказать, что неприятна, не могли, хоть некоторые и кривились, отворачиваясь. Никого не принуждала Гиллеад, сами девушки приходили, с рукоделием, с прялками, игру и пение ее послушать. А что кривились - так и красоте ее завидовали, и мужу смелому и хитрому – так музыка тут и ни при чем, то во всех землях одинаково.
- Правду ли говорят, возвратится скоро Харек конунг?
Гиллеад арфу отложила, руки поверх деки скрестив.
- Даст бог – завтра в полудень встретим их.
- Замолкаешь почему, госпожа? Ненадежны вести?
- Вести надежные, да неисповедимы пути Господни. Довольно. Чем героев встретим?
- Хм, известно, чем, – заулыбались девушки, через одну краснея.
- Не о том я, сороки! Языки-то придержали бы бесстыжие! – повысила голос принцесса, но и сама зарделась смущенно. – Приедут они не в хлеву же спать, не рогожей же утираться! Чисты ли дома, свежи ли простыни, горячи ли печи?
И взгляд на арфе спрятала, ресницы опуская. У самой мысли не о хозяйстве, не о миссии святой, но о Хареке лишь, о том, как с крыльца высматривать его будет…
- Расскажи, владычица, слухи ходят.. Асгрима твои люди в застенок отвели? Чем провинился Асгрим? Моряк он славный, в битве яростью с пятью сравнится?
- Не только ярость славного воина делает. Не женщинам о том судачить. Нитку подправь, Сигню, неровная идет.
Сказала так, и снова задумалась, пальцы на струны вернув. Коли уже девки про Асгрима знают, скоро во двор конунжий старшие постучат, ответа требуя. Зачем Лиам с тингом тянет? Повесить скорее собаку, и забыть, чтобы радости встречи не портил.
- Ладно об этом чело морщить! – одна воскликнула, по коленям ладонями ударяя. – Не видите, загрустила кюна! А не споет ли она нам песен своих заморских, лебяжьих, на языке птичьем? Од те песни и работа спорится лучше, колдовские они, Христом Богом клянусь, колдовские. Споешь, владычица?
- Спою, Аснё, отчего не спеть? – с улыбкой голову наклонила Гиллеад. Молодец девушка, не взять ли советницей да подругой верной? - О море спою, о чайках белых, о..
Гладили пальцы звонкую арфу, голосом мягким она отвечала, о чайках, о лодках, что волны качают, и моряки сквозь волну замечают юных русалок загадочный танец…. Слушали девушки, заслушивались, многие работу отложили, чтобы ни одного звука не упустить, некоторые подпевали тихонько, стараясь мотив уловить, чтобы детям своим потом петь у колыбели…


На другой день и солнце сияло ярче, и собаки лаяли звонче, и вороты колодезные словно веселее скрипели. С улыбкой вошел в палаты всегда серьезный Душитель конунгов, принцессе поклонился.
- Ведаешь ли, отчего радостью сердце полнится? – спросил он, на кюну поглядывая. А она в уголках глаз хитрую улыбку спрятала, тоном отвечала ровным, скучающим почти.
- Откуда мне? Небось, шпиона очередного изловили твои вороны. Или на пиру перепили местных маститых бражников. Или зверя какого диковинного выследили.
- Выследили, угадала, владычица. Да какого зверя! Волка самого, что не каждому медведю по зубам будет, а иных и в собственной берлоге заставит под свою дудку плясать.
Захохотала Гиллеад, не от шутки больше, а от радости.
- Так то разве медведь был? То лемминг, за щеки себе напихавший от жадности столько, сколько там и поместиться не могло! Как сказали бы здесь, самого Локи перехитрил бы Харек. Ужели близко?
Лиам кивнул, улыбки больше не сдерживая.
- Да, владычица.
- Так почему мы здесь все сидим, в четырех стенах, когда на встречу им подниматься надо! Собирайся, дружину верную созывай.. эй, служанки!
Бесшумно скользнули две юные девушки в залу, незаметно, словно бы всегда там находились.
- Волосы мне уберите, да так, чтобы охнул Харек от восхищения. Не хочу ему дурнушкой показываться. Все у меня готово к приезду долгожданному, только самих гостей не хватает! - вздохнула принцесса. – Ступай пока. Не в домашнем же платье мне мужа-героя встречать?

Халагаланд. Похороны Брюнольва

Старого лендрмана нашли спустя три дня с тех пор, как его, вместе с обломками корабля, выбросило на берег. Тело его уже начало гнить, так что мало кто решился подойти к нему и уж тем более попытаться отнести к дому.
- Что же вы встали, дармоеды! - Пристыдил их Свейн, управитель усадьбы и близкий друг Брюнольва. - Когда он одаривал вас златом и нарядами, вы ластились к нему, точно коты, а теперь брезгуете оказать господину последнюю честь?!
Вот только слова его не возымели никакого действа и пришлось старику самому, схватив за руки мертвеца, взвалить его на спину, и дыша тяжко, гнилостный смрад ноздрями невольно втягивая, к усадьбе тащить. Остальные слуги подле шли, да подходить не решались - не о том думали, как оказать почести посмертные Брюнольву, а о том, кто теперь ими править будет, да что урвать себе можно из дома хозяйского.
Спустя день, когда прибыли из отдаленных деревень годи, Брюнольва, отважного моряка и могущественного лендрмана, чье правление вызывало зависть у соседей, положили в лодку вместе со многими дорогими вещами, что ему принадлежали, в ободранные руки его Свейн вложил меч, а затем слуги опустили лодку в широкую могилу, и насыпали над ней высокий курган. По древнему обычаю правителей Халагаланда сжигали в лодке на море, но, поскольку Ньорд отверг его, выбросив на берег, жрецы решили не гневить морского владыку и предать тело Брюнольва земле, как это делали с конунгами в центре Норвегии.
- Это был славный и великий человек, - произнес старший законоговоритель, когда курган был насыпан, а люди стали расходиться. - Один примет его в свою дружину, даже не смотря на то, как он умер.
- Нет, он будет и дальше гнить в Хель, - раздался позади насмешливый голос. Свейн обернулся, увидав пришедших на погребение Харека и Хререка, неблагодарных братьев Брюнольва.
"Что-то быстро они здесь появились, - пронеслось в голове старика. - До Лека вести не доходят всего за день, путь от Торгара не близкий".
Еще более удивительно было то, что Сигурд хевдинг с Аласта, которому ближе гораздо было плыть не появился еще, а братья эти здесь уже оказались.
- Был негодяем и умер как заслужил, - добавил с наглой улыбкой на устах Хререк.
- Тело вашего брата еще не успело остыть, а вы поносите его уже, точно тралла последнего! - Воскликнул Свейн, но Харек руку вскинул.
- Каким он достойным человеком был, такие и слова на тризне, - так сказал. - А теперь, старик, веди нас в нашу усадьбу!
- В вашу усадьбу? - Скрипнул зубами управитель. - Домина и вся власть над Южным Халагаландом достанется Барду, сыну Брюнольва!
- Вы только послушайте его, славные халейги! - Прокричал Хререк, привлекая уже расходившихся было людей. - По праву старшинства усадьба принадлежит нам с братом, в возмещение того ущерба, что нанес нам Брюнольв, когда лишил отцовского наследства!
- Эй, Эймунд жрец, разве не ты обряд проводил, когда мать наша за отца выходила?
- Разве же не наследники мы Бьоргольва, разве не имеем права на часть имения его большую, нежели Бард?
Жрец названный чинно кивнул, правоту их притязаний признавая. Да и не мог он иначе сделать - много людей пришло с братьями, и были среди их окружения даже слуги Брюнольва, выгоды своей ищущие.
- Так значит быть мне лендрманом! - Харек произнес.
- Или мне, - покачал головой Хререк.
- Я старше тебя, или позабыл ты? - Повысил голос его брат, но после добавил: - Однако ссориться не станем, пусть жребий решит.
- Справедливо то будет, - согласился с ним жрец. - Но только не сегодня избрание лендрмана нового проведено будет.
Развернулся тем временем Свейн, прочь пошел, да в груди его ярость клокотала: уверен он был, что за гибелью господина двое ублюдков Хильдирид стояли, но доказать ничего не мог, а потому решил как можно скорее гонца верного послать к Барду, на службе у Харальда находившемуся и просить заступничества у конунга против самоуправства Харека и Хререка.
- Недолго вам, негодяям, брата сгубившим, торжествовать, - старик поклялся. - Придет время и за все заплатите!
Сам решился поехать в Транделаг и дальше на юг управитель, дабы уверенным быть, что послание его доберется до сына Брюнольва.

Где-то в окрестностях Гринланда. Халльвард, Сигтрюгг и еще человек... много.

А ветер дул здесь совсем не так, как на море, - нежно, будто невидимыми тонкими пальцами, перебирал пряди волос, а не развевал их, переплетая в диковинные узоры; едва задевал легким касанием густо поросшие сочно-зеленой травой обочины дороги, неслышно качал ветви деревьев… Сигтрюгг вдохнул полной грудью, наслаждаясь воздухом.
- О чем думаешь? – усмехнувшись, спросил его Халльвард. Давно уже искоса наблюдал он за лицом брата, вдруг снова ставшим по-детски мечтательным.
Как будто и не было той крови, что они пролили. Своей, чужой – так ли уж важно? Как будто остались теми детьми, что играли когда-то у ручья на заднем дворе, в имении отца на Хисинге.
- Лето, - ответил тот, с улыбкой вглядываясь вдаль. – Пришло лето, а я только что заметил, брат…
Пожал плечами старший Вебьернссон:
- Нам теперь нет дела до того, какая погода на дворе – главное свое дело делать.
Хотел было Сигтрюгг упрекнуть его в излишней суровости, да не стал; уж вошли они в деревню.

Неизвестно, кто там первым увидел отряд чужеземцев из окошка, только высыпали мужи все из своих домов, а жены да дети с порога выглядывали робко – что, мол, за странные гости пожаловали, да и зачем? Выступил навстречу воинам рослый муж, широкоплечий, с такими руками мощными, что, казалось, и вепря завалить ими мог, без оружия.
- Здравы будьте, гости. хоть и незваные, - мрачно поприветствовал он их, обращаясь к херсиру, что по левую руку от Халльварда ехал, принимая его, видимо, за старшего.
- И тебе не хворать, - спешно молодой херсир отозвался, взгляд недоуменный на себе поймав, - я Халльвард Вебьернссон, Рагхильды кюны и Харальда родич, а это брат мой Сигтрюгг. Из Сарасберга плыли мы сюда с воинами, так как до Гринланда добраться нам надобно.
Муж только кивал, прикрыв глаза да руки на груди сложив.
- Хотели испросить у вас, чтобы лошадей нам дали – до земель Хроальда добраться, - закончил Халльвард.
Присвистнул крестьянин удивленно.
- Да вас же тут орава целая, откуда нам столько лошадей взять? Семерку коней, может, и нашли бы для вас, но и то лишь потому что Харальду-конунгу вы родня, коль не лжете… Да только толпу такую надо в телеги грузить и везти!
- А ведь мысль-то хорошая, - вставил Сигтрюгг, - скажи, есть телеги у вас?
- А то они нам самим здесь не нужны, - огрызнулся муж. Остальные жители деревни хмуро смотрели на Халльварда, как будто он их в Хель спуститься просил. – Сколько сказал, столько коней предоставим, ни больше ни меньше, но телеги не отдадим.
"Так, сын Вебьерна", - напомнил себе Халльвард, "ты предатель, перебежчик…" Лукавый взгляд, мимолетный, как взмах крыла бабочки, в сторону младшего брата.
- Ошибаешься, - рука легла на рукоять меча и вытянула его из ножен в мгновение ока.
Крестьяне загудели; кто-то даже к вилам потянулся. Сигтрюгг взмахнул рукой – еще две дюжины воинов натянули луки.
– Еще как отдадите.

- Что-то слишком круто ты с ними обойтись вздумал, - младший брат заметил, крепче ногами бока конские стиснув – норовистый попался скакун.
- Так мы предатели или кто? – оглянулся на него Халльвард, с деланной, но втайне веселой безразличностью, – Это ведь ты, не я придумал!
Позади тряслись на кочках четыре телеги, запряженные волами.

До границы с Гринландом не так уж далеко было, а коли бы все они на конях были, то уж быстрее ветра, знамо, долетели бы. Но так больше полудня провели они в дороге, и забрезжил уж вечер, когда подъехали они к парому...

Гаулар. Согн

Хальстейн мрачно смотрел на собирающегося в дорогу брата - жрецы позволили ему забрать с собой то, что он сможет унести, прежде чем навсегда покинет Согн. Хольмстейн собирал пожитки одной рукой, а другая, прожженная железом висела на перевязи - о, если бы Хальвард увидал, сколь ужасен был ожог на руке сына Атли, он возблагодарил бы Харека за то, что тот пытал его всего лишь маленьким угольком, а не железным брусом. Впрочем, Вебьернсону этого увидеть было не дано, хотя бы потому, что Хольмстейн замотал рану тряпицей.
- Проси за меня брат, ежедневно, еженощно отца упрашивай, чтобы вернуться мне позволил, - старшего попросил изгнанник, кинжал на пояс прикрепляя.
- Он же отрекся от тебя, - покачал головой Хальстейн. В ярости, узнав правду, ярл Атли отрекся от всех троих своих сыновей, но старшему по крайней мере позволил остаться, хоть и лишил наследства.
- Сердце его не камень, - поспорил Хольмстейн. - Ты же видел, что на казнь Херстейна он так и не пришел, не мог смотреть на гибель сына.
- Вот только все равно, мы с тобой всего лишились, а ублюдок этот...
- Не верю я в то, что он из чувства долга ложь нашу обличил, - согласился средний брат. - Хасти жаждал ярлом стать, вот и рассказал все отцу, чтобы тот наследства нас лишил!
- Маленький змееныш, - проскрежетал Хальстейн. - Удавил бы его собственными руками...
- Успокойся брат, этим ты себе наследства не вернешь, - охладил его пыл Хольмстейн. - Отец при всех обьявил меня вне закона, а тебя чуждым семье его, даже если погибнет Хастейн, мы ничего не получим. Отца проси, чтобы вернул меня в Согн, а уж когда я вновь буду подле него, сумею убедить, чтобы обратно в семью нас принял.
- Тогда и поквитаемся с ублюдком, - процедил старший.
- Да что ты, как Херстейн, прямо: "Поквитаемся, убьем, задушим", - сплюнул на дощатый пол Хольмстейн. - Куда его ярость привела? Правильно - в реку охладиться! Скальда надо было убивать, а не сестру!
- Угу, - мрачно согласился Хальстейн. - А мы, два дурака, ему в этом не помешали.
- Да кто ж знал, что он ее и вправду убьет.
В мешок полетели какие-то украшения, кошель золота, несколько рубах - сын Атли хотел как можно больше вещей дорогих забрать с собой в изгнание, дабы там зажить припеваючи.
- И куда ты теперь?
- В Фиорды, - видимо, он уже давно обдумал свой путь.
- Там же двор скальда этого недобитого, отомстить решил? - Приподнял бровь старший брат.
- Одному мне это сделать сложно будет, - улыбнулся средний. - Да и, сами боги, похоже нас рассудили, так что пока лучше против воли их не идти. Может к Аудбьерну подамся, или просто в деревне какой поживу, от тебя вести доброй дожидаясь.
- Не знаю, хорошо ли тебя примет конунг Фиордов, отец ведь ему отказал в помощи...
И действительно, с той поры, как пришли вести о гибели Неккви, старый Атли и вовсе перестал обещать Аудбьерну военную поддержку, рассудив, что коли старый змей в бою погиб, то и племянники его не сумеют одолеть волка, а потому зачем людям Согна в чужую войну вмешиваться.
- Но я-то уже не его сын, - усмехнулся Хольмстейн. - Да и близко Фиорды лишь и Альвхеймар, а во владения Гандальва идти нет желания у меня.
- Твоя правда, - кивнул Хальстейн, брата обнимая на прощание.
- Отца за меня проси, не забывай, брат, - тот прошептал, а после из дома вышел, мешок через плечо перекинув.

У парома. Вебьернссоны и Ко.

Уж больно широкой была река - вброд не перейти, а плыть... ну кто поплывет? За тем-то и нужен был паром, да как на нем поплывешь, коли канат обрублен...
- Да зачем же ты его обрубил-то?! - в ярости Халльвард воскликнул, старик-паромщик же сурово смотрел на него из-под кустистых бровей, наполовину уже седых.
- А чтобы вороги какие не залезли, - отвечал он, скрещивая руки на груди.
- Так ежели мы не враги вовсе, а нам переправиться надо...
- Почем я знаю, враги-не враги... Не моя забота, как вы на тот берег попадете, - и ухмыльнулся совершенно явно, гадко так, будто ему удовольствие доставляло глядеть, как они на месте топчутся.
Старые люди смешны по-своему, размышлял Сигтрюгг, наблюдая, как брат его снова меч выхватывает. Силы-то уже не те, а вот разум по-прежнему словно верит в то, что тело еще молодо. Только тут и сноровка никакая не помогла бы, их-то отряд целый, а паромщик что им сделает?
- Либо ты соглашаешься отдать паром добровольно, - процедил Халльвард сквозь зубы, уперев острие меча в грудь старику, - либо мы его заберем, но убив тебя, чтобы шуму лишнего не создавать.
Паромщик разумно поступил, выдавив из себя "Забирайте", хотя в голосе его явно слышалось "Чтоб вас Хель прибрала".
- И заметь, мы не враги. Мы позволили тебе выбирать, - убрав оружие в ножны, Халльвард крикнул: - Рубите ветки, деревья, палки собирайте - будем переправляться своими силами!

Но едва покончили с шестами воины халльвардовы, из-за рощи показались вооруженные люди -венды, которые реку стерегли, а вместе с ними (Сигтрюгг сразу узнал ) тот крестьянин, который в деревне с ними разговаривал сегодня, и еще несколько мужей деревенских.
- Братец! - крикнул он. - Погляди-ка!
- Давайте на плот, - скомандовал Халльвард, - успеем отплыть!
Крестьянин тоже закричал, их увидя:
- Вон они, вон предатели! Уже на пароме!
- Стреляем! - Сигтрюгг первым лук свой натянул, чуть только от берега они оттолкнулись. Воины гребли кто деревцем молодым, кто палками, кто-то и руками даже. Течение сильным было, плот сносило влево, а венды с крестьянами как раз в эту сторону и побежали за плотом.
Полетели стрелы; кто-то упал на берегу, не убитым но раненым. Венды стреляли хуже, но одна из стрел едва Халльварду в ногу не воткнулась, на пядь мимо вошла в дерево плота.
Сейчас все они представляли хорошие мишени друг другу - одни посреди реки, другие на пустом берегу. Но плот несло все быстрее, и преследователи махнули на уплывавших рукой: в первую очередь крестьяне, так как их добро - телеги, украденные "предателями" - остались на этом берегу.

- Кажется, все, отстали, - вытер Халльвард пот со лба, взял шест у кого-то из воинов, сам грести стал. Скоро плот ткнулся в песок прибрежный, остановился, едва покачиваясь.
- Сейчас другие пристанут, - Сигтрюгг, спрыгнув на землю, указал пальцем вдаль, на маячащие там силуэты. - Вон люди какие-то скачут.

Сарсберг. Раннее утро.
Асса.

Возвратившись в свои чертоги, весь вечер, всю ночь не казала оттуда носа старая кюна. В ее отсутствие слухи поползли по Сарасберги - многие видели, как рассерженная Асса от дверей покоев Рагхильдовых ковыляла. А тут еще и служанки кюны старой засуетились, забегали во все концы города, да только никто не мог у них выведать, что за поручения важные дала им госпожа. Только и слышали жители Сарасберги, как в темноте со двора ассового разносится во все стороны конское ржание, да гадали, что за разлад у кюны старой и кюны молодой вышел.
Лишь только занялось солнце поутру, отворились врата усадьбы старой кюны и хлынул через них непрерывный поток людской. Горделиво вышагивали хирдманы, кто с мечом у пояса, кто с копьем наперевес, семенили слуги, вздымали пыль копытами лошади и громыхали, подскакивая на дороге неровной, ведомые ими повозки. Тут же народ сарасбергский на такое зрелище слетелся отовсюду, будто всю ночь не спал, события такого дожидаясь, охали все и ахали, рассуждая, что за прогулку дальнюю затеяла кюна. А сама Асса на самой роскошной повозке восседала, руки на груди сложивши, а по левую руку от нее Тьодольв-ярл брови хмурил, по сторонам беспрерывно оглядываясь. Едва лишь вышел последний человек со двора старухиного, спрыгнул Каменная Башка с телеги, подошел неспешно к воротам, самолично захлопнул тяжелые створки и запер их на огромный замок амбарный, а ключ от него с поклоном Ассе вручил. После этого всем уж понятно стало, что съезжает кюна надолго и что, верно, не увидят ее более в Сарасберги никогда. Ропот пошел по толпе людской, да только быстро умолкли все, как только Асса, кряхтя и на руку Тьодольдову опираясь, поднялась в полный рост на повозке.
- Сыновья и дочери мои! - каким бы дребезжащим ни был обычно голос старой кюны, а все ж сейчас ровно и сильно раздавался он, подхваченный свежим утренним ветром. - Сегодня прощаюсь я с вами - быть может, навсегда.
Многих поразила новость эта - кого приятно, кого нет - но никто ни звука не издал. Чувствовали люди, что не все еще сказала Асса старая, не обо всем поведала. И верно - после недолгой паузы продолжила речь свою кюна:
- И рада бы остаться я среди вас, да не смею. Высылают меня в постылый Гокстад, в холоде, одиночестве и в воспоминаниях тяжких лета мои доживать.
И хоть не сказала напрямую Асса, кто ее неволит, все понятно стало каждому, кто речь ее слушал.
- Верю я, что защитит меня Фрейя добросердная, но не для себя, а для народа моего милости у асов прошу. Будьте же счастливы, сыновья и дочери мои, не поминайте кюну старую лихом.
Села она обратно на лавку, тронулась повозка ее, а вслед за нею и остальные - лошади, и люди, гриды да прислужники ассовы. Расступилась толпа перед ними, и меж людьми норвежскими пошли пересуды. Кто причитал в голос - "на кого ты нас, матушка, покидаешь", кто бросал старухе вслед ядовитое - "чтоб ты сдохла в Гокстаде своем поскорее, змея старая". Но те, кто поумнее был - те призадумались. Ничего не сказала Асса против невестки своей, однако понятно было, какую обиду затаила старуха на Деву Вещую. А Рагхильда в последнее время и правда чудила премного. Не стерлись еще из памяти людской воспоминания о гибели Губителя Заговоренных, а теперь еще и Асса старая сосланной с глаз долой оказалась.
Покидала кюна Сарасберги, но остались уроненные ею в почву благодатную семена ядовитые, те, что уже готовились дать первые всходы.

Нидорас. За день до выступления Харальдовой дружины

В то время, как рати молодого конунга под началом его дяди и тестя собирались у побережья, готовые по первому приказу взойти на драккары, подготовленные людьми Гутхорма, а Рогволд и Грютинг планировали скорым маршем миновать Раумсдаль по суше, нанеся внезапный удар по Южному Меру, сам Харальд пировал в усадьбе, в окружении приближенных, столь же юных, как и он сам, считая эту компанию более подходящей для веселья, нежели собственных родичей и старых ярлов, надоевших ему советами и нравоучениями.
Рядом с конунгом сидели скальд Бард, сын Брюнольва и Гутхорм, племянник Рогволда, которого Харальд, не смотря на нежелание мерского ярла, решил оставить в своей ближней дружине. Юноша был ему по сердцу - храбрых, ловкий, отважный и преданный, по крайней мере на первый взгляд. После стольких предательств, коим сын Хальвдана стал свидетелем, он навсегда уяснил, что верность следует проверять не в одной битве, и все же Харальд старался приблизить к себе молодых воинов, знатных или же славных ратной удалью, тех, кто по его мнению, должен был уже вскоре стать заменой окружавшим его старикам. И пир этот был тому первым доказательством.
- Такое застолье, будто бы уже выиграли мы эту битву, конунг, - рассмеялся Гутхорм, кубок поднимая.
- Любо Одину, когда мужи с веселием на битву идут, - ответил ему Бард, правителя опередив. - Мы ведь не слуги Распятого, чтобы постом и молитвой сражение встречать! Будь славен конунг Харальд, собравший нас!
- Будь славен! - Подхватили крик скальда десятки молодых воинов, а затем разом опустошили свои кубки. Глаза их сияли преданностью и готовностью отдать жизнь за государя. Их верность легко было купить - всего лишь обещаниями славы, что затмит деяния их дедов, и богатств, о каких не мечтали их отцы. Харальд хорошо понимал своих юных гридей, он сам был таким - жаждал превзойти отца, превзойти деда - Гудреда Великолепного, Гудреда Блестящего, завоевавшего половину Норвегии.
"Мой дед покорил лишь половину, а я буду владеть ею всей, безраздельно!"
Но его властный дед погиб от копья, направленного рукой его собственной жены - об этом Харальд тоже никогда не забывал. Страх измены свил уютное гнездо в его сердце и известия об Асмунде и Эйнаре лишь подпитывали этот страх - люди, которым он доверил управлять его владениями предали его, один из тщеславия, другой от любви, но в обоих случаях ущерб понес он, конунг! Поэтому желал подле себя взрастить Харальд новое окружение людей, беззаветно ему преданных и готовых исполнить любой его приказ. Отрадно было ему смотреть, как во здравие его кубки хмельные поднимались.
- Когда бы с нами пошел мой брат, Хрольв, он один убил бы не меньше дюжины врагов! - Бросил Гутхорм, похваляясь удалью Пешехода. - В Мере нет ему равных по доблести.
- Зато есть в иных землях! - Отвечал Бедвар, сын Гудбрандсдалирского ярла. - Нет человека сильнее, чем Ахти Йотун, который ныне на службе славного конунга!
- На службу эту он пришел, в полон попав, - усмехнулся Сигвальд, молодой херсир из Хрингарики. - А значит нет воина славнее, чем пленивший его Гутхорм ярл, дядя конунга!
- Полно уже чужими подвигами похваляться! - Вновь Бард слово взял, волосы светлые ладонью пригладив. - Чем на других смотреть, лучше самим деяния великие во славу государя нашего вершить!
- Дело говорит! - Крики раздались вновь и снова брага потекла.
- Я клянусь, что не покину битвы, покуда шестеро мерийцев не найдут смерть от моего меча! - Первым дал обет Сигвальд.
- А я клянусь, что расправлюсь с Сельви Разрушителем, или умру! - Поднялся из-за стола Гротгард, племянник Хакона и самый старший из находившихся здесь мужей.
- Только так исправим мы ошибку, допущенную нами во время битвы у Оркдальских гор, - добавил его брат Херлауг.
- Клянусь, - взял слово Гутхорм. - Во всем походить на брата своего Хрольва отвагой и доблестью и доказать это в предстоящем бою, не менее десяти раз смочив клинок кровью врагов!
Шумели юные дружинники, каждый хотел перед конунгом более пышную клятву произнести, пока словом, а после и делом нос утереть товарищам. Вот поднялся и сын Асбьерна Кьярваль, статный воин, желавший стать телохранителем Харальда вместо погибшего Торира.
- Клянусь, что оборву жизнь мерского ярла Эрика и любого другого, кто посмеет встать между моим копьем и его грудью!
- Любы мне ваши обеты, воины мои! - Произнес конунг властно, заставив притихнуть самых говорливых. Всегда в моменты такие, когда власть свою показывал Харальд, впечатление у окружающих создавалось, что не юноша, но муж зрелый на высоком месте сидит, столь суровым лицо его становилось и жестоким взгляд. - Каждый из вас сердце мое порадовал доблестью и отвагой, верю я - не пустые то слова и в бою докажите вы удаль свою! Каждого из вас желаю я во время боя видеть подле себя на Волке Волн, и каждый получит достойную награду, когда исполнит свою клятву!
Тогда встал и Бард, так сказав:

В день веселой свадьбы
Дочери Медведя
С грозным черным Волком,
Щедрый дар конунгу
Севера правитель,
Преподнес степенно.
Волка Волн земному
Волку подарил он!

Кто-то усмехнулся этой висе, решив, что Бард напоминает правителю, кто подарила ему лучший из кораблей в его флоте, но скальд продолжил:

Места нет для труса,
На таком драккаре,
Лишь для сильных духом,
Был Волк Моря создан,
Для дружины волчьей,
И даю я клятву
Принести погибель
Конунгу Арнвинду!

Пронесся среди воинов недоверчивый ропот, однако Харальд благодушно рассмеялся, обняв скальда крепко.
- Вот, подвиг достойный саги! - Возвестил он. - Бардом Сильным тебя назовут, коли исполнишь обещанное!
В миг этот дверь отворилась и на пороге возник старик, слегка запыхавшийся, так что видно было - только с дороги он. Приподнял бровь конунг, узнать желая кто таков гость незванный и почему пропустили его верные стражи, да только первым Бард узнал старца:
- Свейн, мой дорогой Свейн! - Воскликнул он, бросаясь к воспитателю, и проводя его за стол. - Но почему ты здесь? Что-то стряслось на Торгаре? Или с моей Сигрид? Ее отец отменил помолвку? Скажи мне, что с ней все хорошо!
- С ней все хорошо, господин, - не заметил Бард, обращения этого, вздохнул с облегчением.
- Как гора с плеч, тяжко мне дышать было, как подумаю, что не смогу в жены взять милую Сигрид, как помниться, что худое с ней стряслось, но ты все страхи мои развеял...
- Хотел бы я, чтобы и иные вести столь же хороши были, - продолжил старик, недовольный тем, что постоянно перебивает его юноша. - Отец твой, Брюнольв мертв.
Медленно улыбка сошла с лица юноши, как только смысл сказанного осознал он. Как стоял, так на скамью рухнул Бард, новостью сраженный. Да и вокруг него людям не до веселья стало.
- Как же погиб славный Брюнольв? - Конунг спросил, из-за стола выходя, к скальду ближе, желая поддержать Барда в столь тяжелый для него момент.
- Его корабль разбился во время шторма, - отвечал Свейн. - Мы погребли тело лендрмана на Торгаре...
- Значит отныне Бард, новый лендрман Халагаланда! - Провозгласил конунг. - Я вижу, сколь тяжела для тебя потеря, но крепись, Бард, я сам потерял отца и знаю, что это такое.
Харальд лгал. Он никогда не любил отца, лишь мать, да и отец отвечал ему той же монетой, так что гибель Хальвдана принесла не много горя его сыну, у Барда же были более теплые отношения с отцом.
- Увы, великий конунг, - продолжил старик. - Власть Барда оспорили его дядья, некогда лишенные Брюнольвом наследства. При поддержке народа, они провозгласили себя правителями Южного Халагаланда и...
- Они хотели убить его! - Процедил сквозь зубы Бард. - Они пытались убить меня, а быть может гибель отца на их совести! Я должен отправиться на Торгар немедля!
Он поднялся, слегка пошатываясь, в глазах его светилась злоба, однако в этот миг взгляд его остановился на Харальде и он вспомнил о только что данной клятве. Но как он должен был поступить? Отомстить за отца и вернуть то, что должно было принадлежать ему или же идти за конунгом до конца? Кто мог дать совет, ведь в любом случае его честь была бы запятнана.
- Я... мой конунг, клятва связывает меня, - голос сына Брюнольва предательски дрогнул. - Но моя земля...
- Ты хочешь вернуться на Торгар, вместо того, чтобы идти со мной на Мер? - Грозно сдвинул брови Харальд.
Бард невольно отшатнулся, испуганный взглядом правителя, но все же медленно, неуверенно кивнул.
- В таком случае, я освобождаю тебя от клятвы, пусть Асы будут тому свидетелями!
Изумленно смотрел на конунга Бард, да и другие воины тоже не могли понять, почему так легко отпустил его Харальд, а сын Хальвдана продолжил, обращаясь к дружинникам:
- Теперь, когда Бард уходит, всем вам достанется больше врагов для славных свершений! И пусть, вернувшись, он застанет всех вас, исполнившими свои обеты!
- Благодарю тебя, конунг, - поклонился Бард. - Я вернусь к тебе сразу же, как только поквитаюсь с дядьями!
- Иди, - взмахнул рукой Харальд. - И пусть с тобой отправятся шестеро моих людей. Пусть халейги видят, что наделение тебя властью - моя воля, а всякий, вздумавший противиться тому - станет врагом не только тебе, но и мне! Кто отправиться с Бардом на Торгар?!
Не сразу, но нашлись среди присутствующих воины из тех, кто еще не поклялся показать удаль в битве с Мером. Еще раз поклонился скальд, благодаря правителя за его щедрость и великодушие, а затем покинул усадьбу, последовав за Свейном.

Фиорды. Усадьба Кари из Бердлы. Кари и Альвир-скальд.

(Кто бы это мог быть в роли Альвира? Конечно, Тельтиар))

Прошла неделя с тех пор, как Кари отрекся от младшего сына. Каждый день старик ходил будто сам не свой: бранил домочадцев за малейшие оплошности, подолгу оставался один, после чего его частенько видели пьяным…
Эйвинд уехал в гости к Торольву и Ульву, домашние заботы вялой рекой текли. Но беспокойство обитателей двора росло – прошел слух, что Торольв возвращается во Фьорды.
И слухи те были не беспочвенны, действительно возвращался молодой скальд, так до конца и не залечивший раны свои, ибо сильно по дому родному соскучился, да не знал еще, что велел навсегда изгнать его Кари берсерк. Поскольку не мог еще не то что бегать, но и ходить без помощи посоха юноша и не сумел бы выдержать всех тягот пути, бонд тот, что уже однажды помог ему на суде, снарядил телегу, волами запряженную и сам повез скальда в Бердлу. Большей частью путь их лежал через обезлюдившие Фиорды - всех, кто мог и умел оружие в руках держать, увел с собой Аудбьерн конунг и мнило Альвиру, что не к славе, а на погибель увел, а потому надеялся он, что отец его и брат не присоединились к правителю.
Кари с людьми вышел встречать телегу бонда во двор - небось сам сказал, что нет Альвиру ходу на порог.
- Здрав будь, Гуннар! Всегда найдется тебе место у моего очага! Как дела в твоем доме? - обратился Кари к бонду. Альвира же словно и вовсе для него не было.
- В доме моем уют и покой, чего не могу я о иных домах сказать, - Гуннар отвечал. Не укрылось от него то, как сына приветил Кари, а потому издали разговор завел хитрый бонд. - По пути сюда много видел я селений пустующих, где матери по сыновьям слезы лили, а жены за мужей Фрейе молились, дети же малые, отцов лишенные плакали - всех, кого смог, увел Аудбьерн, и рад я видеть, что ты не поддался уговорам его.
- Идти за Аудбьерном в Мер, на верную смерть - не по мне! Свою виру конунг получил нашим серебром, что сыновья добыли на юге. Нет у него шансов против полчищ Харальда, помяни моё слово!
- О том и Атли, наш ярл думал, когда в подкреплениях конунгу отказал, - кивнул бонд. - Многие тогда в Гауларе радовались, что их сыновья дома остались, ведь это счастье большое, когда сын подле отца находиться.
Помрачнел Кари. Буркнул, насупив брови:
- Мой сын, Эйвинд, не гоняется за глупыми сказками. Доблесть свою показывает он в достойных делах! - не удержался Кари, зыркнул на Альвира, словно копьем уколол, - И не околачивается возле глупых девок, позоря своего отца перед каждым проходимцем!
- Уйми свой гнев, старый друг, - примиряюще вскинул руки Гуннар. - Два сына у тебя, а не один.
- Люди слышали меня. Все знают сколько у меня теперь сыновей. - с горечью сказал Кари, - Тот, кто бросил родных и позором себя покрыл - не сын мне! И не перечь мне, Гуннар, если дорожишь моей дружбой и гостеприимством!
- Альвир через многое прошел и стал мудрее, - покачал головой бонд, но закончить фразу он не успел, ибо тут раздался голос до этого молчавшего Альвира:

Взгляд отца жестокий
Больно сердце ранит,
Точно нож каленый
В скальда грудь вонзился.
Жар железа в Согне,
Что мне длань сгубило,
Выдержать сумел я,
Лишь, чтобы вернуться.

- Не смей плести свои чары на моем дворе! Я тебе не девка распутная, которую ты мог легко околдовать! Ты не послушал моего совета, наперекор моей воле пошел! Потерял всё, что было у тебя, стал калекой... но вижу - дурости у тебя в голове не убавилось!
- Не смей так говорить о Сольвейг! - Вырвались слова злые из самого сердца Альвира. Не хотел он отца оскорблять, прощения просить приехал, но услыхав, как погибшую возлюбленную его Кари поносит, не сдержался. - Она умерла из-за меня, какое право имеешь ты сейчас высмеивать мое горе?!
- Вздумал указывать мне в моем доме! - вскричал Кари, - Твое горе?! До родичей тебе и дела не было! Мало я тебя в детстве учил!.. Так знай, что теперь нас не заботит твоя судьба. Теперь отрезаный ты ломоть - как всегда хотел. Поди прочь, и пусть злая жизнь тебя учит, если недостаточно еще сбила она твою спесь!
- Недостаточно сбила?! - Тяжелый, яростный вздох вырвался из груди скальда. - Я сильно претерпел от того, что ты не захотел помочь мне, когда мог! Моя любовь мертва, мои ноги едва могут ходить, а рука... - он размотал тряпицу, показав отцу ожог, и по прошествии двух недель с излишком остававшися столь же жутким, как и в день суда. - Я сполна заплатил за то, что полюбил дочь ярла. Если в ком-то из нас сейчас и говорит непомерная гордыня, так это в тебе, Кари из Бердлы!
Гуннар хотел что-то сказать, успокоить отца и сына, но не знал как остановить поток брани, что точно умелая виса, лился из уст Альвира.
Тяжело было старому берсерку видеть тяжкие увечья сына... Но еще тяжелее было ему признать свою неправоту, показав Гуннару и своим людям слабость:
- Ты страдаешь теперь лишь потому, что ослушался меня! Разве не давал я тебе шанса вернуться?! Ты предпочел подобно бездомному псу ошиваться подле... - много чего хотел сказать Кари об Атли Тощем, но остерегся, бросив взгляд на Гуннара-бонда, - ярлова семейства!
- А разве мог я отречься от девы, которую полюбил всем сердцем?! Скажи отец - ты смог бы?!
- Я никогда не нарушал волю своего отца! - разгоряченный берсерк словно не слышал Альвира, - Если бы я только посмел, меня бы ждало не изгнание, нет! Привязали бы к форштевню и заставили хлебать волны, пока не образумлюсь или не сдохну! Может и с тобой поступить так же!?
- Я тебе не сын больше, чтобы такие речи слушать! - Обозлился Альвир. - И Эйвинду я с таким отцом не завидую!
Поникли плечи берсерка... А чего ждал Кари от сына? Что тот на колени падет, о прощении умоляя? Не таков. Но теперь, когда произнес и Альвир необратимые речи, словно порвалась меж ними последняя нить...
- Поди прочь с моего двора, - устало повторил Кари, - Ты же, Гуннар, будь моим гостем.
Сказав так, хозяин развернулся и пошел к дому. Люди его смотрели на Альвира - кто с сочувствием, кто с неприязнью. Никто не решался заговорить с ним, пока Кари не скрылся в дверях.
- И хотел бы уйти, да ноги не держат! - сплюнул вослед отцу скальд.
- Сам-то тоже хорош, - произнес Гуннар. - Не мог перед отцом повиниться?
- Значит не мог.
"Память Сольвейг мне дороже, да кто поймет теперь…"

Южный Мер
С Сариной

Трюггве пришел за день до того как Арнвинд стал собираться. Раннвейг была уверена, что ее предложение найдет отклик у Харальда. Она оказалась права, поскольку его не только приняли, но и пообещал исполнить ее просьбу. Она будет женой ярла. Наконец-то.
Раннвейг была счастлива, она постоянно улыбалась, каким-то мыслям. Рисовала как обустроит усадьбу, сколько рабынь будут прислуживать ей, сохраняя ее красоту. Она потребует от мужа серебра, много серебра.
Дверь скрипнула, в комнату шагнул Арнвинд и улыбка спала с лица женщины разлетевшись на мириады осколков, во взгляде появилась печаль.
- Я зашел попрощаться, - произнес конунг, останавливаясь у двери. - Поутру я выступаю, дабы сокрушить Харальда и быть может... не вернусь.
Последние слова он произнес, судя по выражению его лица, через силу. Нет, могущественный правитель Южного Мера понимал, что может погибнуть в битве, но не принимал эту возможность сердцем. Да, Харальд погубил Фроди и Гудбранда, но коварным обманом, да агдирский щенок сокрушил Неккви, но лишь благодаря предательству его ближайшего ярла, теперь же его ожидает честная битва, а на море мерийцы всегда одерживали верх над врагом. Нет, он вернется, вернется с победой!
- Хотя, скорее это Харальду стоит бояться, что он не вернется.
- Мое сердце будет с тобой, - выдавила из себя Раннвейг к Арнвинду бросаясь на шею. - Я буду молиться богам, чтобы они уберегли тебя. Вот возьми... - В руках женщины появился небольшой мех с каким-то напитком. - Он тебе сил в бою предаст. От настоя пахло мятой.
- Что это за колдовской отвар? - Немного удивился конунг, что после жарких объятий, предлагает ему наложница зелье. - Неужели думаешь ты, что благосклонности Ньорда мне мало и я стану к подлым чарам прибегать?
- Не чары это, - обидилась Раннвейг.
- А что же?
- Просто травы, обычные травы.
- Травы лечат, как я слышал, а иные придают воинам ярости берсерков, если Один обделил их своим даром, - улыбнулся конунг. - Но что может это зелье?
- Просто успокоит и очистит разум, чтобы ты мог думать... Просто думать, - улыбка скользнула на губы женщине.
- Думать в бою? К чему это, когда в распре клинков больше ценяться берсерки, нежели мудрецы, - Арнвинд задумчиво поднес мех к глазам, точно мог разглядеть что там. - Сейчас все уже решено и обдумано.
- Битва иногда вносит правки, - ответила Раннвейг, отходя к окну и принимаясь теребить косу.
Мог бы задуматься Арнвинд, почему сначала молвила женщина, что сил ему напиток придаст, а после сказал, что думать поможет, да только не этим были мысли его заняты, а потому словам ее значения особого не придал он.
- Я возьму твой напиток, но не потому, что мне нужна иная помощь в бою, нежели помощь светлых Асов, - он подошел к наложнице и приобнял за плечи, коснувшись губами шеи. Раннвейг улыбнулась торжествующе, но конунг этого не увидел.
- Жди меня и молись Асам о моем возвращении, - прошептал конунг.
- Я буду просить их, - шепотом ответила женщина, но при этом мысли ее далеко были. Женой ярла себя мнила.
Но о том Арнвинду было не ведомо и он лишь крепче обнял ее, словно не желая уходить, так, будто где-то в глубине души осознавал, что не вернется, но воин прогнал этот страх прочь. Впереди его ждала битва, самая великая из тех, в которых ему довелось участвовать.
Резко объятия разжав, отступил на шаг конунг:
- Мер будет свободен от волков, - произнес он. - Не пройдет и недели, я вернусь к тебе.
-Я буду ждать тебя, - пообещала женщина, но не душой а лишь голосом.
Вышел Арнвинд из дома, мех на пояс повесил, да в свои покои направился. Не спалось ему этой ночью, едва лишь глаза смыкал - вновь видения гибельные взору его являлись. Под утро лишь пришел к конунгу сон, да только недолгий - лишь солнце взошло, разбудил его стуком громким в дверь Сельви Разрушитель.
- Поднимайся, дядя! Настал час нам освободить Мер от захватчиков! - Воскликнул он. На его мальчишеском, гладко выбритом лице сияла улыбка скорого торжества.
- Когда ты уже бороду отпустишь? - Бросил ему, недовольный тем, что не смог выспаться, Арнвинд. - А то я пред собой не мужа, но мальчика вижу.
- Многие из моих врагов тоже были обмануты собственными глазами, - рассмеялся в ответ внук Неккви. - Но борода не раньше вырастет на этом лице, чем умрет Харальд.
- Значит скоро уже.
Арнвинд, при помощи племянника, облачился в походные одежды и кольчугу, а затем вышел во дворе, где слуги подвели конунгам коней - путь их лежал к бухте, где уже дожидалась дружина, взошедшая на драккары.
- Я отправил Свейна и три сотни воинов в Раумсдаль сухопутным путем, - произнес Сельви, когда они покинули усадьбу. - Харальд ожидает нас с суши и примет его отряд за всю нашу рать.
- А Свейн справиться?
- Он мой доверенный ярл и не подведет меня, - уверенно сказал юный конунг.
Так за разговором добрались конунги до ожидавших их кораблей – Арнвинд на большой драккар взошел, что вдвое больше людей вмещал, нежели иные, Сельви же избрал судно поменьше и побыстрее, с собой взяв самых преданных воинов и берсерков. Когда же все воины заняли свои места на кораблях, они отплыли от берега Южного Мера и направились на Север, в обход Раумсдаля – там Сельви, еще со времени своего похода на Оркнеи, помнил один островок под названием Сольскель и считал, что если подплыть к Меру, миновав этот остров, то нападение получиться наиболее внезапным, поскольку Харальд не станет ожидать врага с Севера своих владений. Весть об этом конунги отправили и Аудбьерну, должному вскоре их нагнать.

ранрики. Возвращение Харека -Волка
Тельтиар в основном, и я за Харека
Великое множество люда различного воинство Харека сопровождало из Вингульмерка - были там и ремесленники, и бонды, и старики, и вдовы, и дети малые, словом - все, кто не желал над собой власти Эйрика Свейского в Ранрики уходили, а потому медленно продвигался конунг по своей земле, долог был путь его до родной усадьбы, где супруга его ожидала. Однако же, не спешил Харек до того момента, покуда не довел всех беженцев до своих владений, а там охрану им выделив, показал куда идти следует, где земля свободной была и могли они шатры походные поставить и землянок выкопать, покуда решит он, где смогут поселиться они. Потом, убедившись что жители Вингульмерка в безопасности, с больше частью своих воинов, отправился конунг на то место, где его корабли были оставлены, дабы забрать их. Летний бриз надул паруса, и погнал драккары вдоль берега - быстро плыли корабли по реке, но еще быстрее, впереди воинства Харека бежала слава его и о том весть, как сумел он обхитрить конунга свеев, да как принудил его клятву дать перед всем войском, но вместе с этим и известие о гибели Эйнара люди передавали из уст в уста, кляня жестокую кюну и ее подлых советчиков. А еще говорили люди, что множество народу пришло с Волком и хочет он им земли пахотные отдать, у раниров их отняв (слухи те пираты и конунги морские распускали, что не желали воле Харека повиноваться). Сам же Харек, тем временем, на драккарах большую часть пути преодалел, до фиордов добравшись.
Сперва плавание было спокойным, легкий ветер надувал паруса, и корабли шли по речной границе Вестфольда, не встречая ничьих судов, кроме рыбацких лодок, да и те, завидев полосатые паруса, спешили скрыться, что было не удивительно, ведь всю военную силу Рагхильда расположила в бухте, возле Сарасберга, опасаясь, что Сульки или Хроальд нападут на нее морским путем.
На третий же день напали на них воины на двадцати кораблях, притаившиеся за скалистыми фиордами. Жестокая была сеча, но Харека сопровождало много людей в добротных доспехах, еще множество людей оружных из дружины Эйнара да из дружины Асмунда добавилось, и этого не ждали разбойники, подстерегшие конунга на обратном пути. Ожидали они, что будет возвращаться его войско потрепаным, да с богатой добычей, а оказалось - вместо груза Харек еще воинов на судах разместил. Лишь несколько драккаров ушли и скрылись во фьорде, большая же часть их пререшла в руки дружины Харека. Разбойники битись отчаянно, и мало кто попал в плен, но захваченные рассказали, что были они людьми тех морских конунгов и знатных раниров, которые на словах власть Харека над Ранрики признали на тинге, но на деле против него худое замышляли, а рассказал им где можно будет подстеречь войско конунга гонец от Асгаута ярла.
- Вот ведь негодяй, - возмутился Оттар. - Я и не сомневался, что этот гаденыш, порождение Йормундгарда и Ангброды замыслит какую-то пакость. И руки у него длинные оказались. Вон аж куда дотянулся. Он уже успел и ярлов твоих против тебя настроить, пока ты в Гиллисберг ходил. Как бы они и в усадьбе чего не приготовили.
- В усадьбе остались три сотни моих верных ирландцев. Так что они способны любое нападение отбить. Так что им ничего не оставалось, как подстеречь меня здесь...
- Да, смотрю я, этих ярлов не так сложно и подговорить было, - Ярослав, так же подле Харека бывший, чуть улыбнулся. - Пираты - они пираты и есть, им лишь бы грабить.
- Но ведь эти ярлы на тинге мне клятву верности давали, конунгом своим признавая. Кто-то их сумел убедить, что клятва эта ничего не стоит. - возразил Харек. - Если это дело рук Торлейва, то уже опасаюсь я, как бы и у Эйрика жрецы до того же не додумались... Хотя такой змеи как Торлейв уже наверное во всем Митгарде не сыскать.
- Торлейву я череп проломил, - напомнил Рваный, чуть оскалившись - видимо жертвоприношение то ему вспомнилось, да казнь Эйнара. - Да вот жалею, что до Асгаута добраться не смог.
- Змею раздавили, а жало все жалит, - произнес Ярослав, хмурясь.
- Надеюсь я, Харек, что Харальд твоим словам поверит, а не наветам этого негодяя, - вмешался в разговор Ратибор. - Потому, что коли нагрянет к нам еще и агдирская рать, тяжко придется.
- Покуда до нас дойдут, будет время союзников найти... Да думаться мне, не настолько глуп Харальд, чтобы имея стольких врагов за спиной, на своего союзника войной идти. Да и Гутхорм ему того не позволит...
- Если только он жив еще, - задумчиво Оттар добавил. - Много битв было, а Олень всегда в самой гуще сражения оказывался.
- Дай бог чтобы жив был, - произнес Харек, нахмурившись. - Хоть и старой веры он, но человек верный слову своему, и мы будем за него молиться, чтобы жил...
Временем тем, добрались корабли до бухты, меж фиордов, рядом с которой была усадьба конунжия. Удивлены были люди Харека, что никто их встречать не пришел, да сказал Оттар, что видимо не все знали, что они морским путем возвращаются, и предложил к усадьбе идти. Согласился с тем конунг, велев нескольким воинам остаться стеречь драккары, сам же с дружиной направился к селению. Вскоре уже заметили они, что немало народу собралось на поляне тинга, где так недавно Харека избрали конунгом Ранрики. Теперь же, видимо иное дело люди решали, впрочем - воинство Волка заметив, несколько всадников навстречу ему выехали. Старшего над ними сразу узнал Харек.
- Приветствую тебя, король! - Спешился Лиам, на расстоянии двух шагов остановив коня.
- Не ожидали мы, что ты морским путем вернешься, когда множество народу от Вингульмерка по суше идут.
- Здрав будь, Лиам, - ответил Харек, тоже спешиваясь, и обнял своего верного ярла. - Какой викинг свои корабли на потребу врагу оставит? Каждый корабль стоит что эта усадьба с мешком золота. Рассказывай, что тут у вас происходит. Вижу многое тут успело случиться, пока меня не было.
- Изменника изловили, - без лишних слов, ответил ирландец. - Хотел худое против Гиллеад учинить и власть твою оспорить. А с ним и многих родичей его - я их хотел сразу повесить, но у твоей жены слишком доброе сердце - она мне не позволила.

- И ты собрал тинг... - улыбнулся Харек.
- Мы же должны покарать предателей, - Лиам был серьезен. - Пусть люди решат, достойны ли они жить, после того, как нарушили клятвы.
- Ты прав. Мы должны показать уважение к древним законам. А нарушение клятвы верности - серьезное преступление.
- Впрочем, ты успел к завершению суда - Асгрима виновным признали, а родичи его пощады просят.
- Родичи его в мятеже участвовали? Как там священник наш рассказывал притчу про разбойника? Если раскаются и принесут клятву верности, можно и пощадить. А коли откажутся - казнить придется.
- Ты король - тебе и решать, - поклонился Лиам, а после воскликнул зычным голосом: - Люди Ранрики! Харек Волк вернулся и желает, чтобы вы выслушали его!
Расступилась толпа, с удивлением смотря на вернувшегося конунга - не ждали его так рано, но радостью их лица светились. Так прошел Харек до высокого места, где законоговорители и знатные люди сидели.
- Раниры! – Обратился Харек Волк к людям, жадно ловящим каждое его слово. – Я знаю, что за дело вы были созваны решать и знаю, что вина этого человека доказана!
Он указал рукой на Асгрима, закованного в цепи и дрожащего.
- Он будет повешен, как и должно поступить с предателем, но у его родичей и друзей есть шанс сохранить свои жизни, если они принесут мне клятву верности.
- Один раз они уже ее приносили! – Воскликнул кто-то из толпы.
- Грош цена их клятвам!
- И все же, я дам им возможность вернуть утраченную честь! – Твердо произнес Харек. Осужденные упали перед ним на колени, благодаря за милосердие и принося потребованные клятвы, конунг же, не обращая на них внимания, продолжил: - Я принес тяжкое известие, мой друг и союзник Эйнар погиб, и многие его люди предпочли присоединиться ко мне, чем оставаться в Вингульмерке! Ранрики обширна и плодородна, поэтому я прошу вас принять беженцев как дорогих гостей и дать земли, чтобы они смогли жить, как и прежде!
Послышался возмущенный ропот.
- Но конунг, у нас не так много земель, чтобы принимать кого-то... Да и посевы...
- Вы хотите, чтобы эти люди вернулись к Эйрику, а после пришли сюда в числе его дружины? - Воскликнул Оттар.
На это уже у старейшин возражений не нашлось. Замолкли недовольные голоса в толпе так же, никто не хотел, чтобы как враги в Ранрики Вингульмерцы приходили. А один из законоговорителей о другом деле сказал Волку:
-Конунг, тут тебя послы уже много дней дожидаются. Прибыли люди из Скании, Блекинга, Кальмара и даже из Финского леса посланник явился.
- Пусть подождут немного, - ответил Харек. - Я их вечером в усадьбе приму, а пока же приведите в исполнение приговор и расходитесь.
Вздернули Асгрима на ближайшем суку, под свист и хохот толпы собравшейся. Оттар лишь отвернулся, не желая за казнью наблюдать - напомнило ему действо это Эйнара гибель. Везде люди одинаковы - плевать им кто прав, кто виноват, лишь бы на смерть чужую полюбоваться. Лиам же в усадьбу сопроводил конунга, где его супруга ожидала, о возвращении его узнавшая уже от слуг.

Возле Сольскеля
С Сариной

Медленно время тянулось для воинов, к веслу приученных. Мерно гребли викинги, к Сольскелю правя, по направлению, Сельви указанному, но день спустя показались корабли, их догоняющие, и было тех кораблей великое множество.
- Это Аудбьерн к нам спешит! - Глаза прищурив, всмотрелся вдаль Эрик.
- Смотри дядя, такого флота ни у кого нет больше, какой он привел! - Сельви воскликнул, так же в драккары приближающиеся всматриваясь, но Арнвинд и без его слов видел уже, сколь большую дружину собрал его брат, а потому велел гребцам остановиться и дождаться, пока доберутся до них люди с фиордов.
Аудбьерн стоял на палубе своего драккара, что Гласом Одина звался. Мерно драконий корабль на волнах покачивался, ветром паруса напоены были Наконец, на горизонте Арнвинда флот показался. С гордостью конунг Фиордов на воинство свое обернулся и поглядел, каких трудов стоило собрать их здесь, забывать уже начал.
- Во славу Одина, брат! - прокричал он.
- И Ньорда! - Отвечал ему Арнвинд, ладони в жесте приветственно вскинув. Сближались корабли, вот уже наладили меж ними мостки верные воины, позволив конунгу Мера перейти на братнее судно. А следом за ним и Сельви свой драккар подвел с другого борта к Гласу Одина.
- Приветствую тебя, дядя! - Прокричал молодой берсерк обрадовано, не ожидал он, что так много воинов придет из Фиордов, ведь слухи доходили, что многие откупиться предпочли, вместо того, чтобы за конунгом в битву отправиться.
- Ну что, Сельви, велика моя рать? - гордо Аудбьерн молвил, бороду погладив.
Убрали викинги доски? драккар Арнвинда, что "Змеем" звали, дальше побежал, волны взрезая, так и корабль Сельвии отвалился от Гласа Одина и рядом споро пошел. Улыбнулся Аудбьерн. Солнце сверкнуло на навершие меча с изображением Мьельнира.
- Я меньшего ожидал, - честно признался Разрушитель. - Сколько кораблей ты привел?
Вопрос кстати был, поскольку ни сам он, ни Арнвинд не смогли пересчитать весь флот конунга Фиордов.
Хитро прищурил глаз Аудбьерн, на племянника глянул.
- А ты сосчитай, Сельви.
- Пусть Харальд считает, - отмахнулся тот, оскалившись чуть.
- И то верно, - кивнул Арнвинд, а затем спросил: - Скоро твой остров появится?
- К рассвету мы будем у Сольскеля, а после высадимся на берегах Мера.
- Может лучше в море бой им дать? - предложил фиордец.
- Мы о том и думали, - племянник ему отвечал, о борт оперевшись. - Но Харальд труслив и может не выйти на бой, да и кораблей у него всяко меньше нашего будет.
- Сельви, ты когда благородным вновь стал? - не удержался от выпада Аудбьерн, затем посерьезнев, добавил. - Так давайте дождемся его коли не выйдет подойдем к берегу, залп дадим из луков, потом высадимся и все сметем. Первый раз что ли? В Англии ди Гиспании всегда так делаем, франков тоже в страхе держим. Неужто тут не пройдет.
- Они норвежцы, пусть и предводители у них трусливые, но воины столь же отважны, - оскалился Сельви, погладив рукоять своей верной секиры. - Но тем интереснее будет сойтись с ними в битве.
- Норвежцы... - задумчиво фиордец пробормотал. - А давно ли эти норвежцы честно дрались с войском сильным?
- Честь честью, победа победой, - отрезал Сельви, и к борту подойдя, прокричал людям на своем драккаре: - Эй, на Копье, сюда гребите!
После повернувшись к дядьям, добавил:
- Ну, пора мне на свой корабль - даст Один, вновь уже после битвы поговорим!
Сказал, да на борт проворно взобравшись, прыгнул на палубу своего судна, успевшего близко подойти. С усмешкой посмотрел ему вослед Арнвинд:
- Иногда с виду муж зрелый, а порой дитя - дитем.
- Ох, чуя я хлебнем мы с ним горюшко, - покачал головой Аудбьерн. - Что, брат? Переломим хребет собаке?
- Для этого и собрались, - конунг кивнул. - Не юнцы, чай, чтобы словами даром бросаться.
Поднял он взгляд на небеса потемневший - за разговором и не заметил даже, что сумерки опустились.
- Знаешь, брат, мне порой кажется, что Рагнарок близок.
- И меня чувство такое тревожит, - облокотившись на борт, Аудбьерн ответствовал. - Может прогневили мы чем богов, а может Харальд приблизил его. Не знаю.
- В любом случае, до конца стоять будем.
Твердо молвил Арнвинд, после же обнял брата на прощание и на Змея вернулся, в молчании путь продолжив. Всю ночь без устали гребли мерийцы и фиордцы, поскольку не было им ветра попутного, к утру же, когда улегся туман и солнечные лучи осветили морскую гладь, увидел конунг Южного Мера остров Сольскель, а возле него кораблей драконьих без счета, в порядки боевые выстроенных.
Разглядели глаза зоркие Эрика ярла стяги на тех кораблях и помрачнел он:
- Смотри, конунг, вон он, волчье знамя на самом большом драккаре, а подле него я вижу оленя и медведя, и даже коршуна, что подлому Рогволду принадлежит.
Смотрел и не верил глазам своим Арнвинд, столь много было судов у Харальда, что обманом, мороком колдовским казался ему флот конунга вражеского.
- Откуда у него столько драккаров? - Наконец властитель Мера молвил.
- У Неккви и Хунтьова забрал, видимо, - сквозь зубы ему Эрик ответил. - Вон, я Морского Орла вижу, а на нем Торгар ярл раньше плавал.
О том и сам конунг догадывался, но другое ему непонятно было - как узнал Харальд, где ожидать его, почему у Сольскела рать выстроил? Ведь только он сам да еще Сельви знал, куда путь держит флот Фиордов и Мера объединенный. Не мог же их предать Разрушитель!
- Готовьтесь к сражению, и дайте сигнал Аудбьерну! - Приказал Арнвинд, мысли неприятные отгоняя, да рукоять меча в ладони стиснул. - Пусть этот бой воспоют скальды!
Аудбьерн мрачно на драккары противника смотрел. Похоже ждал их Харальд, и не желал мальчишка выпоротым быть. Огрызаться собрался. Фиордцы зашумели, как лес ветром тревожимый, но поднял руку конунг и молвил:
- Пусть Тор оружие наше направляет, а битву Один решит. Пусть валькирии Девы битв унесут павших в Вальгаллу. За Фиорды!
Рявкнул конунг и дружный рев сотен глоток ему ответил, ударили в щиты мечи и секиры. Песть предстоящей войны над морем полетела.

Гринланд. Хроальд и братья-перебежчики.
(далеко не без Тельтиара, поклон ему низкий)

Встреча Вебьерсонов с людьми Хроальда прошла гладко - раздраженные венды на другом берегу и раненные их стрелами на плоту оказались красноречивее любых слов, какие только мог измыслить хитрый Сигтрюг. Поэтому, после того, как беглым агдирцам дали отдохнуть и накормили в ближейшей деревне, двое всадников сопроводили их к головной усадьбе, не всех конечно, но лишь самих братьев и с ними пятерых воинов, а остальным велено было ожидать решения конунга в селении. Жреца Хадда, брата Хроальда ныне в усадьбе не было, он проверял стражу на границах, а потому Халльварда и Сигтрюга встретил в трапезной сам конунг, уже знавший, что к нему пожаловали не простые перебежчики, а родичи Харальда.
Хроальд Понурый сидел на резном троне, некогда принадлежавшем Хальвдану, облаченный в его же золоченый кафтан и алый плащ - не гнушался теламеркец носить одежды погибшего, однако, не смотря на ту роскошь, которой был он окружен, взгляд его все равно оставался злым и хмурым:
- Здравы будьте, перебежчики.
Сигтрюгг улыбнулся, как бы слегка смутившись.
- И тебе не хворать, славный Хроальд конунг. Хотим с братом поблагодарить тебя за то, что принял нас не как врагов, хотя мы, из Агдира скрываясь, ждали того, что в нас усомнишься...
- Да у вас, как слышал я, уже в привычку вошло конунгов менять, - усмехнулся Хроальд, но смех его невеселым получился. - Почему ко мне подались?
- Смотрю, слухи-то о нас нехорошие ползут, - покачал Халльвард головой, насупившись.
- Завистники и сплетники, - отвечал быстро Сигтрюгг, - козни нам строят да распускают эти слухи. Вовсе не так все, впрочем, историю нашу целиком я с твоего позволения, конунг, рассказывать не буду. До поры до времени... Почему подались? Ну неужели ж мы здравым рассудком не обладаем?! Как пришел гонец твой к Рагхильде кюне, как сказал ей - мол,добром лучше сдаться, чем с великими конунгами силами меряться, особенно сейчас...
Почувствовав, что брат может хоть весь день молоть языком, а к ответу на вопрос так и не приблизиться, старший Вебьернссон перебил того.
- Мы хотим быть на стороне победителя, - произнес он. - Ибо победа всегда приносит выгоду. Нет, не смотри на нас как на корыстолюбцев, мы всего лишь говорим тебе правду.
- Стало быть так слаба Рагхильда, что уже и родичи от нее бегут? - Удивился конунг Теламерка. Не ожидал он, что настолько плачевно положение агдирской кюны.
- Была бы сильна - не бежали бы, - притворно вздохнул младший из братьев. - Умом рассудив, что коли будет война, то Агдир проиграет вернее всего, мы решили - а коли мы к конунгу Хроальду перейдем со своим отрядом вместе, то проиграет совсем уж точно.
- Славно это, - уже более благодушно произнес правитель. - Но вы вот что мне скажите: сколько людей осталось в Вестфольде и Вингульмерке, верных Рагхильде?
- Верных? У-у, - протянул Сигтрюгг, - едва наберется тысячи три. Во всяком случае, на сей момент. А как узнают, что мы с братом покинули кюну - молва-то быстро летит, - небось, тоже к тебе присоединиться решат.
Халльвард с умным видом кивал, прикидывая одновременно размах, с которым брат его самозабвенно врал Хроальду.
- Вот славно-то, - сложив ладони на обьемном пузе, являвшемся результатом его частых возлияний, конунг прикрыл глаза, видимо уже обдумывая, как сможет без помощи Сульки захватить Вестфольд, ведь в его дружине воев было даже больше, нежели тридцать сотен. Возможно, будь здесь Хадд, он сумел бы распознать ложь, но Хроальд был слишком глуп и жаден. - И чего же вы в награду желаете?
- Будем рады, коли землей пожалуешь, - расплылся в улыбке Сигтрюгг, - а коли нет, так и злато-серебро сойдет. Не подумай вдруг, что слишком многого попросим... но обещаем, служба наша того стоить будет, не станем напрасно штаны просиживать на завалинке, в то время как другие бьются. Ведь и лучших воинов отряд с собой привели!
- Получите, что просите, - махнул рукой Хроальд. - Но после того лишь, как я Сарасберг захвачу, а пока на постой оставайтесь в той деревне, где ваш отряд сейчас находится.
- Оно понятно, что после, - кивнул Сигтрюгг, вставая, и Халльвард с ним вместе. - Воистину, не только мощью военной конунг Хроальд многих превосходит, но и мудростью великой. На сем же позволь откланяться нам с братом - и поблагодарить тебя еще раз.
Поклонившись, вышли братья из усадьбы, переглянулись.
- Болван, - одними губами произнес младший.
- Как есть болван, - так же беззвучно старший ему отвечал.

На границе Раумсдаля и Южного Мера

Грютинг ехал медленно, от грозного воителя, гнавшего лошадь во весь опор к Транделагу не осталось и следа - теперь это был больной, слабый человек, который, казалось бы, доживал последние дни. Но он все же поехал в этот поход, не смотря на уговоры остаться в Нидорасе.
- Не к лицу конунгу от битвы уходить, - молвил сурово, точно вызов хотел недугу бросить, а затем в кашле зашелся, горло здоровой рукой обхватив. Вокруг оркдальского ярла ехали верные воины и телохранители, готовые защитить его от любого нападения и помочь, если ему станет плохо, позади гордо развевалось знамя с козлом, которое нес мальчишка Ульвколь, а херсир Асгейр выехал вперед, нетерпелось ему в битву вступить с врагом и с Сельви поквитаться.
С правой же стороны от воинства оркдальского ехали дружинники Рогволда под стягом коршуна, а с ними и их ярл в золоченой броне, гордо на породистом жеребце восседавший. Всем видом своим он уверенность воинам являл непоколебимую, точно знал, что достанется ему победа в битве. Хотя, может и действительно знал наперед результат сражения грядущего - хитер был Рогволд, о том все, кто окружал его знали. Возле же ярла двое сыновей его старших находились - Ивар и Хрольв, что вновь пешком шел.
Дружинники же, что мерские, что оркдальские, на Рогволда глядючи и сами уверенности преисполнились и уже спорить начали, кто больше добычи возьмет в Южном Мере, казалось позабыли люди коршуна, что совсем недавно добрыми друзьями были южанам - ныне лишь крови их жаждали. Иные же, кто не хотели шкуру змея неубитого делить, просто песни горланили и перешучивались, никто, казалось, всерьез встречи с врагом близкой не ожидал. Однако же, стоило только им перейти границу Раумсдаля, как вскоре уже увидали вдали войско приближающееся.
"Неужели ошибся Харальд и враг на нас сухопутным путем двинулся?" - В голове Грютинга пронеслось, когда Исхер ему о том поведал. Но на Рогволда взгляд кинув, поразился оркдалец невозмутимости его. А войска меж тем сближались, и заметно стало, что сильно уступает в числе людям Харальда дружина мерийцев - видимо, как и агдирский конунг, хотел Арнвинд обманным маневром в заблуждение ввести врага, да только перехитрил его сын Хальвдана.
Перехитрил ли? Или наперед знал, как поведут себя мерийцы? Проклял Грютинг немощь свою, помешавшую ему в составлении планов военных участие принять, вновь на Рогволда посмотрел, что спокойно вперед выехал, навстречу врагам остановившимся.
- Эй, мерийцы! - Бросил он. - Вы меньшинстве сегодня! У вас ни шанса нет выжить в бою, если начнется он, а потому, предлагаю вам сложить оружие! Так вы сохраните свои жизни и имущество!
- Ты предатель! - Донеслись крики.
- Из-за тебя Неккви погиб!
- Твое слово ничего не стоит!
- Мое слово поддержат пять сотен мечей, - спокойно отвечал ярл. - Вы все умрете, если не подчинитесь. Подумайте, зачем вам умирать?
- За Мер! За Арнвинда!
- Ваш конунг уже мертв или скоро умрет, и Аудбьерн тоже, - Рогволд усмехнулся, обнажив зубы. - Вы этого не измените.
- Ты лжешь!
Несколько человек обнажили мечи, однако их предводитель вскинул руки, призывая сохранять спокойствие, а затем произнес:
- Если это так, и Арнвинд убит, то нам незачем терять свои жизни в бесполезной схватке. Вы все слышали слова Рогволда - тем, кто сдастся вернут землю и имущество.
- Дешево же ты продал Сельви, Свейн! - Воскликнул один из хирдманов. - А он доверял тебе больше других!
- Я ценил доверие Разрушителя, но он ничего не способен дать нам, конунг без владений - не конунг! - Молвил Свейн. - Он обезумел, вырезал деревни, не щадя даже младенцев! Такой человек не может стать хорошим правителем!
- И то верно, - кто-то протянул.
- У меня родичи в деревне жили, которую он спалил, - другой добавил.
- Не хотим Сельви!
- И Арнвинда тоже!
- Мниться мне, Харальд лучшим правителем нам будет, - продолжил Свейн говорить. - Он хоть к врагам и суров, но со своими людьми щедр!
- Предатесь! - Несколько мечей рассекли воздух, столкнувшись со сталью. В короткой схватке несколько воинов, оставшихся верными Сельви и Арнвинду погибли, а остальные склонились перед Рогволдом.
- Властью, что дал мне Харальд, принимаю вас в дружину славного конунга! - Возвестил громогласно ярл Мера. Хотелось ему сказать, что в личную дружину берет он перебежчиков, да присутствие Грютинга тому мешал - донести мог оркдалец, что самоуправство творит Рогволд, а тогда от Харальда добра не жди.
- Поздравляю тебя с победой, господин, - склонился Свейн перед коршуном. Теперь понял Грютинг, как ловко манипулировал Сельви Разрушителем Рогволд, через ярла его доверенного, заставляя деревни разорять и ненависть народа заслужить, дабы не было поддержки для внука Неккви на его родине.
- Хрольв, дай ему его награду, - приказал ярл.
Тяжело вперед шагнул великан, меч широкий обнажая, попытался отразить удар стремительный Свейн, но оружие Хрольва преломило его клинок и глубоко вошло в грудь предателя.
- Собакой жил, собакой и умер, - коня заставив убитого растоптать, вперед поехал мерский ярл. Никто не посмел его в этом убийстве упрекнуть.
Впереди, на пути у них беззащитные деревни Южного Мера лежали, а в море, у Сольскеля в час этот жестокая битва разыгралась.

Гринланд. Халльвард, Сигтрюгг.

- Я, коли честно, и не ожидал, что так легко будет его вокруг пальца-то обвести, - Сигтрюгг говорил, когда с воинами возвращались они в деревню, где им и предстояло провести еще некоторое время.
- А как по мне, так это всего лишь начало, - отозвался Халльвард. – Нужен-то нам не Хроальд вовсе, сведения придется в деревне собирать да у воинов его... Вряд ли будет легче.
- Ну так нам же не привыкать.
- Не забывай все же, что мы не в Сарасберге. Надо быть осторожнее. Вингульмерк мне нескоро забудется.
Неприятные воспоминания – темница, голод, побои – всколыхнули память младшего парнишки.
- Ты прав, - произнес он. – И мы будем осторожны.

Оказалось, что в той деревушке, куда определили их, на весь отряд в домах места не хватит. Потому для тех, кому волей-неволей на улице оказаться пришлось, стали ставить палатки, сооружая их из чего придется. В конце концов, любая крыша над головой хороша, даже худая, а что на улице спать – так не зима, чай, насмерть все равно не замерзнешь.
Поселились сами Вебьернссоны у женщины по имени Турид, воспитывающей четверых детей – троих мальчиков и малютку-девочку, в то время как муж ее покоился в земле. Если бы не козы, исправно приносившие свое молоко, пропали бы от голода они все. Укачивая дочурку, женщина рассказала им едва ли не про каждого из крестьян, что жили в деревне, и братья совершенно точно знали, выходя от нее, с кем следует говорить, а с кем лучше не стоит.
Вот потом-то уже и стали они сводить знакомства с жителями. Сначала с подозрением гринландцы к ним отнеслись (вроде как пришлые, незнакомые, да еще ,говорят, перебежчики, а значит, кому-то изменившие), но как узнали, что с конунгом они уже имели беседу, сразу стали теплее их речи, а сами они – куда разговорчивее.
- Сульки-конунг войну не будет начинать в ближайшее время, нет… - махнул рукой здоровенный детина, на завалинке сидя. Братья возле него пристроились и, начавши о делах военных разговор, слушали теперь, о чем понесет его разглагольствовать. - Он с войском к себе вернулся…
Халльвард кивал понимающе, Сигтрюгг молча запоминал все. Сейчас им память его крепкая и цекая важна была как никогда – записать-то все они могли при желании, старший брат грамоту знал, но что случилось бы, если б нашли у них эти сведения, и представить боязно. Это Эйнар, пусть земля ему будет пухом или как там у них говорят, добрым христианином был и сразу вздернуть их без разбирательств не повелел… а от Хроальда жди такой милости, как же. Впрочем, он глуп был да жаден, а с такими Вебьернссоны общаться давно уж научены были.
Были среди крестьян и те, кто был о конунге того же мнения, что и братья. А были и другие…
- Хроальд-то нас освободил, - пояснял парням Скейв, худосочный, но жилистый и крепкий мужичок, пока отдыхал от колки дров. – Тут же больше половины из деревенских – рабы бывшие. А он свободу нам и землю дал. Теперь вот и трудимся на ней.
"Свободу и землю он, значит, на их поддержку обменял", заключил Сигтрюгг.
- А свободные бонды почти все еще в начале весны сбежали, - продолжал мужчина. – Есть те, кто остались, но они нас недолюбливают за что-то…
"Как будто не за что", мысленно отвечал ему младший Вебьернссон, в то же время кивать не переставая. "О том, как вы хозяйские сокровища заграбастали, когда вам землю подарили, нам уже до тебя рассказали ".
Что ни конунг, то одна и та же история: недовольных вешают, а тем, кого не повесили, остается лишь вид делать, что они довольны. Так и с Хроальдом вышло – когда владения достались карлам и бывшим рабам, те свободные крестьяне, которые рискнули показать, что конунгом недовольны, были убиты. Другие смолчать предпочли, но затаили злобу… Этот вывод братьям на руку был – не все, значит, ладно, в хроальдовых владеньях.
От другого же мужа (он как раз из свободных был) Вебьернссоны узнали, что если Хроальда одни в душе и терпеть не желали, а другие благодарны были, то в отношении Хада, брата его, на удивление единодушны были все.
- Хадд – он жрец, - растолковывал Халльварду этот самый муж, по имени Гисли, а по прозванию Хромец, так как одна нога у него была короче другой, - Тюру служит. Служит, может, и преданно, но зачем же у нас скотину-то отбирать для жертвенников? Против него не пойдешь, однако – больно умен он да жесток…
- А где сейчас жрец? – спросил Халльвард. – Мы, в усадьбе когда были, его не видали.
- По делам отправился, через неделю примерно возвратится.
"Значит, у нас есть около недели, чтобы остальное узнать".
Решили братья, что им нужно будет ускользнуть из Гринландадо приезда Хадда. Он и на чистую воду, выходит, мог их вывести… а этого они здесь и опасались.

Битва у Сольскеля
С Сариной

Драккар горел. В сгущающихся сумерках пламя казалось особенно ярким, отражалось в воде. Налетел ветер, подхватил и раздул огонь. Драккар с рыжей гривой и длинным хвостом чёрного дыма медленно удалялся в ночь. Битва длилась вечность. Казалось, что время остановилось для мерийцев и фиордцев. Кошмар последних минут растянулся в длинную ленту повторяющихся событий.
Драккар горел. Медленно, оставляя за собой шлейф едкого запаха дыма и горелой человеческой плоти,уплывал он в сторону заката. Им оставалось только с гордостью уйти в Вальгаллу вслед за теми, кто уже уплыл туда на огненном драккаре.
***
Арнвинд внимательно вглядывался в хищные силуэты приближающихся кораблей Харальда. Все было плохо, но Один не оставит их в эту минуту. Решительно сорвав с пояса подаренный Раннвейг мех, он осушил его до дна.
- Во имя Тора и светлых асов, убейте агдирских собак! - взревел мериец и хирдманы ответили ему. На корабли Харальда полился смертельный дождь стрел.
Суда сближались, медленно, неторопливо, гребцы убирали весла, чтобы не поломать их при сближении, лучники посылали стрелу за стрелой, воины скрывались за щитами. Сам Харальд стоял на носу корабля, укрытый щитами телохранителей, и улыбался, наблюдая за тем, как конунги Мера плывут в расставленную им ловушку. Позади него в боевом порядке выстроились его молодые сподвижники, жаждавшие поскорее вступить в битву, а за ними, ближе к середине драккара, стояли берсерки, собранные Гутхормом, однако самого ярла с ними не было - он плыл на другом судне - Олене Морей. Меж тем большая часть флотилии Харальда стала обходить мерийские корабли, охватывая их подобно полумесяцу с Волком Волн в центре.
- Эй, воины Южного Мера, - прокричал конунг, когда драккары достаточно сблизились. - Все, кто сложат оружие и станут моими людьми, сохранят свое имущество и преумножат его! Сейчас, когда вы приплыли сражаться за чужую землю - я захватил вашу! Отрекитесь от своих конунгов и присягните мне - иначе вы все умрете!
Харальд понимал, что вряд ли кто-либо из приплывших на битву с ним подчинятся ему, но так - никто не посмеет сказать, что он не проявил к врагам должного великодушия.
В ответ Харальду полетел хохот и очередной ливень стрел. Среди смеха мерийцев он мог разобрать отдельные слова: "милость собаки агдирской", "отправляйся в Хель" и "мерские змеи не гадюки".
- Приступайте! - Холодно приказал Харальд, отходя к карме, прикрываемый Ульвом и Дугласом, в то время как молодой Гутхорм поднял рог конунга и протрубил сигнал к атаке. Грозно разнесся над морем рев харальдова рога, призывающий агдирских, гудбрандсдалирских и транделагских вступить в сражение с мерийцами, вот уже вместо стрел, тяжелые копья полетели, щиты насквозь пробивающие. Где-то на флангах закипающей битвы треск раздался - это сошлись первые драккары, весла бортами крепкими ломая.
Эрик, меч выхватив, на нос Змея бросился, конунгу кникнув:
- Правь, правь прямо на Харальда, Арнвинд! Отрубим голову зверю Агдирскому!
Ливнем летели стрелы, дружинниками Хальвдансона посланные, дабы от них защититься, поднял щит Эрик, но в миг этот острое копье его пронзило. Пошатнувшись, ярл выпустил оружие, слабеющими руками хватаясь за торчащее из его живота древко, не веря, что вот так быстро закончилась его битва. Всегда оберегали его Асы от стрел и копий, но не в этот раз. Рухнул Эрик на колени, силясь оружие из раны вырвать, да крепко острие в плоти его застряло и лишь нутро свое он сталью острой разрывал, в попытках тщетных.
- Хильд... - прошептали немеющие губы викинга, привиделось ему лицо жены, с которой так и не сумел он ложе разделить, с которой даже не попрощался, в поход уйдя, а в следующий миг стрела вонзилась ему в шею и шепот сменился предсмертным хрипом. Кьярваль исполнил клятву, данную Харальду - погубил лучшего мерийского ярла еще до начала сражения.

В сходке жестокой
Дротов и копий,
Взрежут драконы
Поле тюленье
Быть тебе ярлу,
В битве конунгов
Средь воинов лучшим -
Но первым и сгинешь.

Вспомнилось Арнвинду пророчество, о котором ему Эрик сказывал. Сбылось все, что колдун обещал. Мерский конунг пронзил драккар харальдов взглядом пристальным, каждую доску им запомнил, каждого лица коснулся. Хищно сверкнул нос драккара и к Харальду по волнам полетел, в борт ударя грудью широкой. Затрещали, застонали доски, тяжко вздохнуло дерево. Мачта, накренившись упала на корабле Арнвиндовом - обычно перед битвой викинги паруса сворачивали и мачты убирали, но мерийцы этого сделать не успели, слишком неожиданно для них сражение началось, на нескольких кораблях только паруса сняли, перед боем. Хлынули мерийцы на палубу, жаждой мщенья за Эрика пылая. Только странное жжение в груди у Арнвинда началось. Будто ватные руки стали, из пальцев казалось, клинок верный ускользал... Но поборол конунг слабость непрошенную и ринулся в бой до щенка добраться надеясь, что вдовой сестру его оставил.
- Отец! - Крик вырвался из груди Кьярваля - еще мгновение назад он стоял, с победной улыбкой наблюдая за гибелью Эрика, и ожидая хорошей награды от конунга за этот подвиг, а сейчас от былой гордости не осталось и следа - силился молодой викинг в одиночку тяжелую мачту рухнувшую поднять, высвободить отца, под нее попавшего, да поздно уже было - раскроило дерево череп ярлу Асбьерну, мертвый старик на палубе лежал, а возле него, в бессильной злобе сжимая кулаки, слал проклятия асам юноша.
Но битва продолжалась, вот сбросили за борт разъяренные мерийцы зарубленного Сигвальда - тот, видя успех Кьярваля, первым на них ринулся, желая и свой обет исполнить, да только всего двоих врагов пронзил его меч из шести обещанных, прежде чем мерийская сталь его жизнь оборвала. То там, то здесь происходили небольшие поединки и схватки, агдирцы пытались не пустить на драккар врагов, в море их скидывали, да только не удержать было волну мерийцев, мести жаждавших.
Харальд издали наблюдал, как битва на борту корабля его шла, взгляд холодный переводя с одного воина павшего на другого. Это раньше сердце его, стуча бешено, в битву рвалось, на помощь дружинникам, теперь же размеренно, спокойно билось, привык конунг за спинами воинов своих находиться, понял, что место конунга - не в гуще битвы, где любой бонд жизнь его отнять может, но поодаль, так, чтобы управлять ратниками удобно было. Да и Асгаут ярл ему то же советовал – пусть воины простые жизнями своими рискуют, коли награду получить хотят получить, а конунгу не пристало, будто обычному хирдману, мечом махать.
Резким руки взмахом, послал он своих лучших воинов, берсерков, приказа дожидавшихся, на подмогу сражающимся. С яростью жестокой, безумцы, отмеченные Одином, в бой ринулись, круша врагов конунга своего.

(Тельтиар и Сарина)

Тяжко вздымаясь на волнах, грозной тушей еще один мерийский драккар к харальдову подошел. Третий с пробитыми парусами, да веслами сломанными покинутый всеми крутился на месте, кровь была залита палуба его. Воины покинув раненый корабль перебрались на агдирский драккар и отчаянно пытались зацепиться за него. Хоть зубами, хоть руками. Песня стрел и мечей над морем летела. Кто-то из пришедших с Харальдом выпустил стрелу огненную, больно ужалила она "Деву морскую", по мачте жаркие языки пламени заструились. Зло закричали мерийци, стрелка высматривая. В ответ ему рой яростный полетел. Смерти железной на маленьких древках таящейся. Упал храбрец десятком стрел пронзенный, пролилась на палубу первая кровь.
Стоны раненых, треск дерева, стоны волн, ревы берсерков... День давно перевалил за полдень, а битве той не видно ни конца ни края.
Недалеко от Волка Волн, раздался глас рога - то Гутхорм возвестил, что еще один корабль захватить сумел. С лезвий обоих мечей конунгова дяди кровь стекала, что водица простая, да и сам он кровью забрызган был, но не замечал этого - дар берсерка и им овладеть успел, многие уже на себе ярость эту почувствовали, да теперь на палубе трупами бездыханными лежали... и воронье кружилось, запах крови почувствовав, никогда еще над морем столько воронья не кружилось, что даже чайки в страхе прочь улетали.
С другой стороны сражения раздосадованный крик послышался - это Сельви Разрушитель, корабль под стягом коршуна от воинов очистив и Рогволда на нем не найдя, ярился, к другому драккару править Копье велел. Жестокая битва шла, никто уступать не желал победы, и казалось само море от крови пролитой покраснело и вот-вот явит свой гнев Ньорд, оба флота в пучине утопив... но нет - спокойны оставались волны, не было богам дела до сражения людского.
Покоритель Волн легко скользил по холодным водам. На полном ходу приближаясь к Оленю Морей.
- Весла! - раздался приказ Снорри.
Споро викинги весла подняли из воды с правого борта, ломая весла противнику, Покоритель промчался. Перекинул руль Бьерн, застонав, драккар почти на месте развернулся, ветром и веслами гонимый. Вот и борт с покалеченными веслами. Храбрый ярл дружины Аудбьерна, вскинул в вверх секиру в кулаке зажатую.
- На абордаж! - прокричал он, и с треском сошлись Покоритель и Олень, перекинули весла свои фиордцы, хлынула по ним на покореженный корабль волна сталью сверкающая.
- Рысьи Глаза, куда ты смотришь?! - Вскричал на хирдмана, что впередсмотрящим поставлен был, Гутхорм, мечи перехватывая - стоило ему только на свой драккар вернуться, как снова враги полезли.
- Куда следует, туда и смотрю! - Огрызнулся лучник, стрелу накладывая - звякнула тетива, повалился за борт фиордец, а за ним еще один. Сшиблись воины Гутхорма c людьми Аудбьерна, началась на палубе сеча жестокая. Со свистом воздух рассекали клинки Оленя, кольчуги рубя, да в плоть впиваясь, кого отшвыривал берсерк, кого топтал - никому от него спасения не было, коли рядом он оказывался.
Снорри еще две попытки выбить агдирцев с их драккара предпринял, но слишком силен оказался берсерк. Тогда ярл знаками приказ отдал, откатилась стальной поток фиордцев на Покорителя оставляя за собой лишь кровь и трупы, лишь у борта оборону глухую заняли, не давая совсем опрокинуть их агдирцам. А временем тем тетивы лучники спустили, да не во врагов стрелы огненные летели, а в парус на корме свернутый – заплясало пламя, охватило ткань, жиром пропитанную, взвился дым черный над драккаром. Бросились хирдманы Гутхорма пожарище тушить, ослабили напор, а Снорри только того и надо было, что еще немного продержаться, а после и вовсе прочь ушли с драккара агдирского. Ударили весла, отвалил от Оленя фиордский корабль, само же судно дяди конунжего накренилось опасно, воду бортом пробитым зачерпывая. Нет, не с проста так долго оборонялись фиордцы – пока с ними бились хирдманы Гутхормом возглавляемые да с пламенем, несколько умельцев половчее топорами борт корабельный порубили, стал он больше на сапог дырявый походить, чем на судно гордое. Не легко было Снорри принять решение такое подлое, да и людям его – ведь драккар хороший усадьбы стоит, добычу такую знатную ко дну пускать – расточительство большое, но видел ярл – не захватить ему Оленя, вот и решил урон хоть какой нанести врагу.
- Бросайте корабль! - Закричал Гутхорм, видя, что не спасти им уже Оленя Морей, да то и воины его понимали - кто жив остался, в воду бросились, надеясь, что выловят их союзники. Последним сам дядя конунжий прыгнул, мечи в ножнах закрепив - ярость ему сил придавала, позволяя на плаву держаться, в то время как другие уже ко дну пошли, да тут другой драккар подоспел - протянули адирцы соратникам своим весла, стали на борт их, промокших вытаскивать. Видел Гутхорм корабль яра фиордского уплывающий, да не стал за ним гнаться - велел к ближайшему врагу править.
А Покоритель уже другую жертву наметил себе, окрылила победа Снорри-ярла. Волк его внимание привлек. С одной стороны на драккар агдирцев уже наседал, кто-то из мерского флота, вот и решил союзникам Снорри помочь.
Большая битва вокруг Волка Волн шла, мерийцы, словно желая окружение прорвать, все в центр стремились, на лучшие суда конунга агдирского нападая, там же воины отборные собрались, раз за разом отбрасывали они нападавших, покуда с флангов корабли кольцо не захлопнули, да сжимать не начали. Более семидесяти драккаров в ловушке оказалось, повсюду лязг кликов и крики предсмертные слышались, но самая жестокая схватка возле конунжего корабля шла, там где Арнвиндом воодушевляемые, рвались в бой мерийцы. Но вот с треском о борт змея корабль со знаменем Гудбрандсдалирским ударился, полетели веревки с крючьями, глубоко в древесину впиваясь - намертво соединились два драккара, бросились на подмогу Харальду его воины, немногих, оставшихся на драккаре Арнвиндовом рубя, да норовя в спину людям мерийского конунга ударить.
Снорри же, прежде чем до волка добраться смог, с иным судном столкнулся, наперерез ему выплывшим, да с прежней силой схватка закипела.
Арнвинд рвался туда, где чистый и не затронутый битвой Харальд стоял. Сам мериец уже с ног до головы был забрызган чужой кровью, пара кровавых царапин пересекали щеку его правую, коей он часто к врагам поворачивался ища взглядом щенка агдирского.
Прорубив путь себе к упавшей мачте, конунг Мера Южного рубил направо и налево, наседавших на него берсерков. Пару раз врагам казалось, что пред ними тоже берсерк, а не обычный волк морей. Какой именно из ударов рвущегося вперед Арнвинда оборвал жизнь Кьярваля – одному Одину ведомо, но смерть та не была такой как выкинги ищут. Глупо умер молодой воин, даже не сопротивляясь. А Арнвинд уже дальше рванулся, борясь со слабостью, что все чаще накатывала.
Хороши берсерки в сражении один на один, когда ярость придает им нечеловеческих сил и они крушат щиты и доспехи, сминая противника, в общей же схватке, зачастую, даже воины, отмеченные Одином, не способны серьезный урон врагу причинить, когда один соперник их удары тяжелые на щит принимает, другой по ногам рубит, третий же в грудь клинком метит - не так много было берсерков у Харальда, проигрывали они в числе воинам Арнвинда, помощь же им не спешила пока, лишь стрелки с кормы поддерживали залпами дружными не давая мерийцам подкрепления подвести. Правитель Мера, же временем тем четверых могучих берсерков успел ранить и покалечить, вперед прорываясь, в то время как гридни ближние защищали его от ударов вражеских, рвался к сыну Хальвдана он, да встала на пути у него, палубу перегородив, стена щитов, копьями ощетинившаяся - то люди Харальда обратно теснить стали мерийцев, дабы не прорвались они к их господину.

Гокстад
Асса и Торвард - я и Тельтиар

Вперед себя послала Асса двух конных всадников, а с ними Тьодольва Каменную Башку, дабы в Гокстаде о своем прибытии известить, да наказала им, чтоб подготовили покои для нее, для слуг ее любимых и для воинов, а вместе с тем и в трапезной накрыть успели бы, и воду согреть, чтоб уставшая после дорогого пути кюна смогла бы с себя пыль дорожную смыть да в чистое платье обрядиться.
Потому, подъезжаю к городу постылому, не воспоминаниями невеселыми была полна голова ее седая, но лишь мыслями о еде вкусной, о воде теплой, да обо сне бодрящем. Готовилась она, что Торвард встретит кюну, имени ее высокому подобаючи. Так оно и вышло - Торвард встречу готовя, расстарался: заставил народ из усадьбы и деревень ближайших, и стар, и млад, на дорогу выйти, кюну встречать поклонами, да радость и почтение всячески выказывать. Сам угощение приготовил на все дружину, что Ассу сопровождала, да столы накрыл во дворе усадебном, а после велел в одежды праздничные своим домашним рядиться, а воинам поверх броней надеть плащи алые, цветов агдирских.
Сам же лендрман вперед выехал, навстречу Ассе с отрядом небольшим.
Слуги, возницы и даже суровые хирдманы улыбались и махали руками встречавшим их людям. Но не глядела по сторонам старая кюна Асса, будто и вовсе не видела, какую встречу ей Торвард подготовил. Однако лишь только появилась в толпе фигура высокая Тьодольва, а рядом с ним - лендрмана гокстадского, тут же обрел взгляд ее привычную цепкость и силу.
- Приветствую тебя, Торвард-муж! Готов ли ты встречать гостью свою?
- Готов, государыня, - спешившись, в пояс поклонился старый воин, уважение выказывая. Торвард еще при Гудреде войска в бой водил, а потому давно знал Ассу и не желал ее ничем прогневать даже случайно. - И угощение ждет, и перина пуховая, лучшая во всей Норвегии.
Тут он, конечно, приукрасил немного достоинства оной перины.
- Вижу, расстарался ты, приезд мой ожидая. Хвалю тебя и благодарю. Ну, так веди же гостю свою в покои уготовленные - притомилась я с дороги, отдохнуть хочу. И про людей моих не забудь, и лошадей по стойлам расставь, и вещи покои мои перенеси.
Сварлива была кюна старая сверх всякой меры.
Вздохнул Торвард, не стал перечить владычице, да снова на коня взобрался.
- За мной следуй, государыня, - произнес лендрман. - Отсюда до ворот усадьбы путь недалекий.
Так сказал, будто бы сама кюна не знала, сколько ей до усадьбы ненавистной ехать. Двинулась дальше повозка, под крики радостные людей, родители детей малых поднимали над головами, чтобы те могли кюну увидать, кто половчее на дорогу выбегали, поклоны отвешивали.
- Мама, так это и есть ведьма? - Голосок детский раздался из толпы, едва лишь то место Асса миновала.
Вздрогнула кюна, голос детский услышавши. Напряглась толпа, дышать перестали люди и гокстадские, и приезжие - все ждали, что выплеснется после таких слов наружу гнев старухин, и без того еле сдерживаемый. Но зря боялись они: снова спокойной сидела в повозке, вперед себя глядя и будто ничего не услышавши.
Впрыгнул в повозку, опустился на лавку рядом с ней Тьодольв Каменная Башка. Жестом повелительным велела ему кюна поднести ухо ко рту ее, а потом прошептала голосом тихим да ядовитым:
- Найдите ребенка этого и мать его разыщите. Женщине - десяток ударов плетью по голой спине, и чтоб у ребенка на глазах. Понятно.
Кивнул ярл, брови насупив. Ничего не смутило его в приказе таком, за кюну свою готов он был недомеркам таким мамками науськанными головы руками голыми руками сворачивать.
А процессия уже дальше двинулась, к воротам усадьбы, настежь раскрытым - вздумай наумдальцы сейчас напасть, с наскока бы Гокстад захватили, - по обе стороны от ворот слуги стояли в пояс согнувшись, хорошо их Торвард вышколил, как встречать кюну надобно. Там же уже и столы накрытые виднелись, да повара, вокруг них снующие. Ухмыльнулась Асса, видя картину такую, и будто бы разглядились недовольные складки на желчном лице ее.
- Хорошую трапезу устроил ты, Торвард, да прежде, чем за стол сесть, хочу умыться я с дороги.
По знаку лендрмана, поднесли две служанки госпоже воды в кадке специально подогретой, да полотенце. Закряхтела кюна недовольно, кадку с водой недобрым взглядом смерив.
- Не понял ты меня, вижу, Торвард могучий. Не только лицо и руки мои с дороги грязны, и хочу за стол пиршественный сесть я, лишь полностью искупавшись
- Виноват, - коротко бросил тот, а затем к слугам обернулся согбенным. - Живо баню истопите!
Бросились те приказание исполнять, так что только их и видели, люди же, кюну сопровождавшие вздохнули разом - так им за стол попасть хотелось, да разве ж можно вперед госпожи усаживаться к трапезе. А кюна тех вздохов будто бы и не заметила. Уселась она на лавку, щеку ладонью подперла да лендрмана взглядом хитрым и колким уставилась.
- Пока баня топится, развлеки меня, муж доблестный. Расскажи о подвигах своих ратных, о том, как Гокстад от толп вражьих обороняешь.
- Да уж, было дело, - обрадовался Торвард, что может похвастать о сражении выигранном. - Наумдальцы к нам зачастили, кюна, словно мы их тут приглашали. Они как Хрингарики захватили, все на Вестфольд смотрели, выжидали, когда власть ослабнет. Думали, видать, что раз я стар - так не смогу от двух хорьков одаль мне вверенную защитить.
- И как, получается защищать-то? - с участием в голосе спросила кюна.
- А то, вот они к усадьбе подошли оттуда, - лендрман рукой указал на север. - А я тут частокол поставил, хирдманов посадил. Они как сунуться, тут же по шапкам получают.. Так три дня вокруг да около ходили, не могли усадьбу взять.
- Молодец, - каркнула неожиданно громко Асса. - Хвалю, герой, найдется для тебя местечко в Вальхалле!
Замолкла кюна, пожевала губами, а потом добавила неожиданно тихо, почти шепотом:
- Уж коли хорошо у тебя все так, как описываешь, то подумай, для чего я здесь оказалась.
- Рановато мне в Вальгаллу, - заметил воин, бороду седую поглаживая. - Я же еще про саму битву не рассказал - вот то веселье было, так веселье.
- Расскажешь за трапезой, - кивнула кюна, взгляд свой, однако ж, отворотив, - а сейчас проверить надо, не растопилась ли баня. Мочи нет моей уже.

Долгого отдыха Гутхорм своим бойцам не дал, да и не просили они, напротив: сжимая оружие то и дело поглядывали на своего ярла, ожидая приказа. Гутхорм чувствовал, что касание Ньёрда несколько ослабило зов Отца Дружин, а потому берсерк выхватил из нагрудного мешочка ещё одну маленькую, сморщенную шляпку, основательно размоченную в морской воде и проглотил.
Он знал, что будет после этого - следующий вздох ударил его поддых и едва не бьросил наколени, палуба вцепилась в ноги стальными когтями, а одежда царапнула по телу, едва не сорвав кожу. Мгновение спустя он снова поднял голову.
"Vaaaaaaaa, ODIN!!!!!" - проревел берсерк, кидаясь к борту драккара, как раз сцепившегося с вражеским и не замечая, как желтоватая пена срывается с его губ. Сзади раздавался громовой хохот Игга, боевые кличи валькирий, ржание Слейпнира и гром молота Тора. Вместе с Гутхормом Сигурдссоном в бой шли сами асы!

Но вряд ли мерийцы видели их, впрочем - им достаточно было и вида самого разъяренного берсерка и его верных воинов. Несколько молодых воинов бросились в рассыпную, однако более опытные решили, что сумеют совладать с Гутхормом, и сразу трое набросились на него, пока едва только он оказался на их палубе. Тем временем абордажные крючья впивались в борт, намертво сковывая два драккара, и на помощь ярлу бросились ближайшие его сподвижники.
Жалкие, бледные тени, посланные старухой Хель медленно тянулись к нему, стремясь достать чем-то напоминающим тренировочный меч. Гутхорм расхохотался, и кинулся в горячку боя. Первая тень лишилась своей головы и рассеялась, вторая успела ткнуть ярла в плечо своим тупым оружием и тут же получила оба его лёгких клинка в грудь, а третью Гутхорм просто саданул кулаком. Песнью лучшего из скальдов прозвучал для ярла Хрингарики хруст ломающихся костей. А потом подоспели его воины, и пляска мечей продолжилась. Гутхорм подхватил смешное оружие одной из теней, и в его руке оно преобразилось в великолепнейший из мечей.
- Оооооооодин! - ревел Гутхорм, обрушивая свой клинок на жалкие тени вновь и вновь. - Тебе, Одноглазый, посылаю их!
Тихо-тихо, почти неслышно рядом с его воплями каркнули вороны. Ярл хорошо знал, что это означает. Дар Игга готовился покинуть его.
- Арррррргх! - плотностиснутые зубы Оленя Хрингарики пропустили лишь нераздельный рёв. Мгновения сливались и сжимались всё плотнее, движения врага становились всё медленнее, а в ушах ударили боевые барабаны - сигнал валькирий о том, что они собрали достаточно жертв. Он не считал мгновений, он просто бился. Бился, не заметив, как слетел с его головы шлем, прянявший на себя удар копья одной из теней. Бился, не замечая ран, покрывших его руки и ноги. Бился, пока жило хотя бы одно отродье Хель.
Кто-то успел достать берсерка в бок копьем, однако клинок играюче перерубил древко, а затем рассек и нападавшего, другие опасались приближаться к нему, старались уклониться и надеялись, что скоро он упадет обессиленный, а тем временем все больше агдирцев перебиралось на драккар, лучники из-за спин окольчуженных воинов посылали стрелу за стрелой, порой поражая мерийцев, а порой просто отвлекая от сражения. Один из людей Арнвинда, увидав приближающегося Гутхорма, бросился за борт, видимо забыв, что на нем была стеганная кожанная куртка, с нашитыми на нее стальными пластинами - выплыть ему было уже не суждено.
- Корабль наш! Ярл, корабль наш! - Подбежал к берсерку один из воинов, но в застилавшем взгляд тумане, Гутхорм не смог различить, кто это.
Ярл начал чувствовать своё тело. Мёд битвы покидал его и на ещё один драккар сил просто не хватило бы. Гутхорм с лязгом вогнал меч в доски драккара и стоял держась за него. Он знал, что ещё немного и тело воспротивится ему, станет чужим и тяжёлым, и старался урвать драгоценные мгновения.
- Дррракаррр, конунга! - прорычал он, пошатываясь. - Помощь!
Успев сказать это, Гутхорм упал, зная, что его воины будут защищать его и остальных, сражённых бессилием берсерка, куда жарче, чем собственных матерей и жён.
Рысьи Глаза, самый зоркий из людей ярла, бросил взгляд на Волка Волн - там действительно кипела лютая сеча, но не бросать же здесь Гутхорма.
- Что приказал ярл? - Спросил один из хирдманов.
- Корабль конунга жадь велел, Харальд нам поможет! - Бросил лучник, подхватив тело своего господина. Вскоре к нему присоединились еще двое хирдманов и они отнесли ярла к поклаже, уложив его на свернутый парус.
- Или нам ему на помощь идти? - Другой воин головой покачал.
- Мы все равно не доберемся до него, нас слишком мало, а нам следует оборонить оба наших корабля от врагов - не мог ярл нам такой приказ отдать!
- Точно, здесь останемся, добычу защитим! - Дружина поддержала это решение - без Гутхорма во главе Асы не были бы столь благосклонны к ним в новой атаке.

Продолжение битвы
С Сариной

Зло ткнул ближнего берсерка в район подбородка мечем Арнвинд, тот продолжая наседать на мерийского хирдмана, захлебывался собственной кровью. Затем издав звериный вой рухнул на щедро политую кровью палубу. Арнвинд сквозь шум боя, царивший вокруг услышал новые звуки. Конунг бросил взгляд назад и увидел почему улыбка на лице Харальда появилась. На Змее агдирцы командовали, побив малочисленную дружину на борту оставшуюся.
Не переставая отбиваться от берсерков (вот уже и щит раскололся, но меч, что за Хильд ему оставили верно рубил, все что под него попадало) Арнвинд подал сигнал отступать. Отбивать Змея нужно, спину свою защитить нужно было. Отступила с ним и дружина, не желали врагу отдавать драккар свой хирданы, не хотели предательский удар в спину получать. Пошатнулся конунг, с борта на борт перепрыгивая, да поддержал его соратник ближайший и вот вновь в сражении они оказались, рубясь с людьми Харальда, очищая от них судно мерийское.
На Волке же берсерки оставшиеся, что невредимые, что раненые, оседали медленно - велика была сила их, да уже усталость подступила, не давала в погоню броситься. Люди конунжие тех, кто дышал еще оттаскивали за строй хирдманов и раны их перевязывали.
Арнвинд вновь в первых рядах был, не знала рука его усталости. Меч не подводил, но редел строй мерийский, падали верные други, что плечом к плечу во многих походах сражались. Вот двое самых сильных и шустрых, перерубили веревки два корабля связывающие, скинули весла с бортов Змея. Остатки агдирцев опрокинули в море мерийские воины.
С правого борта к Волку фиордец подошел. Стукнулись драккары бортами. Споро шел союзный корабль, даже Змей содрогнулся от удара того. Новая стальная волна на агдирца потекла, но редкая то волна была. Всего лишь полусотня викингов с потрепанного фиордца на палубу агдирца ступила.
- Вперед! Поддержим союзников! - взревел Арнвинд, первым на борт харальдова драккара перепрыгивая.
Арнвинду повезло - он налетел на щит, и был лишь оглушен и отброшен, а верные воины успели подхватить конунга прежде, чем кто-то из вставших у борта стеной врагов сумел пронзить его, но другим хирдманам повезло меньше - острые наконечники пробивали кожаные доспехи и плетеные кольчуги, вгрызаясь в плоть, мерийцев поднимали на копья и сбрасывали в воду, или же просто повергали на палубу - тут уж смотря, насколько дорогой доспех был на воине (все же никто не хотел потом добычу из моря вылавливать). Атака мерийская захлебнулась, едва начавшись - все же в третий раз воины шли в битву, уставшие, потрепанные, а против них Харальд свежие силы выставил, ближайших своих хирдманов, лично дядей его и тестем отобранных жизнь конунжию охранять. Медленно перетекло сражение на палубу змея вновь.
Харальда же от битвы той отвлекло нападения небольшого судна фиордского, что под знаменем Аудбьерна было - невелик кораблик, видимо на нем пиратством промышляли раньше, покауда конунг на рать не позвал, да уж больно не вовремя появился, прежде чем успели стрелки обернуться, многие враги уже на Волке оказались, да рукопашную лучникам навязали, а шестеро особо быстрых до самого конунга добрались, с его ближайшей охраной в бой вступив.
Тут во всей красе себя Гутхорм, племянник Рогволда показал, под меч ближайшего противника поднырнув, да с боку от того оказавшись, под ребра ему клинок вонзил, провернув в ране раза два, ребра ломая, да кишки наматывая. Другого супротивника Укси встретил, ударом молота молодецки щит проломив да назад отбросив, а затем и Асгаут подоспел, а с ним и двое племянников Хакона, тоже при конунге находившихся. Не сходила улыбка с лица Харальда, когда он за сражением этим наблюдал - точно уверен был, ни один враг живым до него не дойдет - ведь подле еще Ульв и Дуглас стояли, мечи обнажив, но от правителя не отходя ни на шаг.
Две стрелы в щит шотландца вонзились - то в Харальда лучники с фиордов метили, но в миг следующий уже прикончили их, только Асгауту руку оцарапало сильно в битве, да Херлаугу в глаз лезвие меча угодило - хорошо еще не глубоко, лишь окривел, а мог бы и жизни лишиться. Конунг же, увидав, что с так некстати подобравшимися врагами покончили его люди, вновь свой взор на змея обратил, где дружина Арнвинда отбивалась, а после к Асгауту обернулся:
- Иди, принеси мне голову их конунга! - Велел Харальд, грозно брови сдвинув - не по нраву было ему то, что до сих пор жив мериец, неужто обманула их подлая баба! - Когда он умрет, ослабнет сопротивление его людей!
- Сейчас справим, - усмехнулся молодой ярл, щит поудобнее на раненую руку повесив, да шлем поправив и, взяв еще пятерых воинов, поспешил приказание конунга исполнить.
Арнвинд тяжело дышал. Воздух со свистом вырывался сквозь расширившиеся ноздри конунга. Перед глазами на несколько долгих мгновений все помутнело. По шее текла кровь, его, арнвиндова. Какой-то особо шустрый агдирец порезал его клинком. Пальцы дрожали, меч грозил вывалится из рук. Что-то творилось с ним, что-то ужасное. Грудь горела, будто каленым железом приложили к ней.
Кто-то из ближних дружинников сунул конунгу щит, тот как пудовый к земле потянул. Тяжелыми сделались движения его. "Неужто ядом клинки напоили агдирцы? От этих собак всего ждать можно. Они и сталь осквернят подлостью своей", - подумал Арнвинд, борясь с приступом удушья.
Навалились харальдовы воины на мерийцев, а помощи ждать было неоткуда. Сражение распалось на мелкие стычки, тут и этот фиордец был подарком асов светлых. Тряхнул головой Арнвинд и с криком "Один!" вперед ринулся.
Меч асгейров, славный клинок рассек кольчугу ближайшего агдирца, доставая до сердца - с удивлением в глазах пал воин, не ожидавший, что так легко броня его разрублена будет, Арнвинд же уже с другим противником сошелся, а вокруг бой кипел, да только редела дружина мерийская, все меньше воинов оставалось, способных сражение продолжать, а тут и Асгаут подоспел - в усы усмехнувшись, он клинок вонзил в пытавшегося подняться мерийцы - кто его с ног сбил уже значения не имело, да дальше последовал.
- Их конунг - мой! - Бросил он, заметив, что уж не стоит крепко на ногах Арнвинд, да кровью залит. Медленно к нему приблизился ярл, знал что с мгновением каждым, кровь теряя, слабеет правитель Мера. Взметнулись клинки, сшиблись, искры высекая.
Арнвинд не без труда отразил удар Асгаута. И дело не в умении было, а в той слабости, что предательски по телу расплывалась, холодом в нутре отдаваясь, дрожью в ногах воцаряясь. Рантом щита в шею метя, резкий выпад сделал конунг мерийский, сталь смертельную от себя отведя.
Отстранился Асгаут, слишком замедленными стали движения конунга, чтобы неожиданный удар сделать, а потом меч его на щит Арнвинда опустился, щепы срубая, да выдержало крепкое дерево. Оскалившись, агдирский ярл новый удар нанести попытался, и едва выпад противника не пропустил, но вовремя сам за щитом укрылся - хоть и слабел Арнвинд, но все еще опасным врагом оставался. Треснул щит ярлов от удара, блеснули на солнце золоченые драконьи головы - вспомнилось тут Асгауту, что где-то он уже слышал о таком мече, да вот где только? Не в разгар же битвы вспоминать.
В бою, не в поединке все средства хороши, так учил его отец и потому Арнвинд вновь щитом удар нанес, одновременно в бедро противнику мечем метя, к борту тесня. Скинуть агдирца, чтоб драккарами раздавило.
Отшатнулся Асгаут, только клинок его в щите мерийца застрял, да сталь острая на ноге порез оставила кровоточащий. Зубы сцепив, бросил щит в противника ярл, а после ему кто-то из соратников копье протянул - перехватив оружие поудобнее, резкий выпад сделал в плечо конунгу Асгаут. Крик позади раздался - то агдирцы еще одного врага добивали, а других к обломкам мачты и дальше, к корме теснили, дабы не смогли помочь правителю своему.
Арнвинд разочаровано отбросил щит в сторону, теперь на меч полагаться приходилось, а клинок этот пока не подводил его. Легко обрубил он конец копья на него направленный, ровно так древко меч обрезал. И тут же молниеносным движением в левое бедро агдирца уколол.
Подломилась нога ярла, рухнул он на колено, да с силой концом древка обрубленным в грудь врага ткнул, назад отталкивая. Преломилось древко от удара этого и отбросил воин обломки бесполезный, чей-то клинок поlхватив - в обилии оружие рядом с телами убитых на палубе лежало. Прихрамывая, двинулся на конунга Асгаут, сквозь зубы бросив:
- Когда ж ты сдохнешь? Вон смотри - все люди твои уже убиты!
И правда, лишь агдирские хирдманы вокруг поединщиков стояли, ярла своего подбадривая.
- Сначала тебя в Хель отправлю, - парировал Арнвинд.
Слабость накатывала, потому закончить бой скорее мериец хотел. Ринулся вперед два быстрых удара крест накрест нанося. Целил ни куда-нибудь, а в район шеи.
На этот раз отвел лезвие смертоносное Асгаут, легко в сторону ушел от едва на ногах держащегося конунга, и своим мечом ему бок разодрал, звенья кольчужные перерубая, да за спиной оказался у противника, носком сапога его под колено ударив.
Рухнул Арнвинд на колени, голову отпустил. Как кузнечные мехи его грудь вздымалась. Тяжко мерийскому конунгу подняться было, но оттолкнувшись рукой от палубы Змея, вставая мечем назад махнул по широкой дуге.
Протянулась полоса алая по груди Асгаута, словно плуг в земле, глубокую борозду в плоти его клинок оставил. Удивлен был сопротивлению такому ярл, легкой победы ожидал, да не отступать же теперь, под взглядами дружинников хмурыми. Вновь столкнулись мечи, да на сей раз, видя как слаб стал противник, задержал своим мечем лезвие его ярл, ближе подступил, кулаком в перчатке латной лицо конунгу разбивая, а после еще пнул, от себя отталкивая.
В сапоге хлюпнуло, когда он шаг сделал к противнику упавшему - много крови из ран на ноге вытекло, да текли струйки алые по груди его под кольчугой, подобно врагу своему и сам слабел Асгаут.
Арнвинд отшатнулся от летящего в лицо кулака, но не успел. Болью ожгло его от челюсти сломанной, но тут же с борт верного Змея спиной впечатался конунг. Сел на палубу, съехав по преграде и не поднялся боле. Так и седел из подлобья на Асгаута глядя, да меч сжимая. Кровь с подбородка на грудь ему капала.
- Ну что, пусть подыхает? - Повернулся к дружинникам Асгаут, тяжело дыша.
- Добей! - Выкрикнул один хирдан.
- Добей его, Асгаут! - Другой добавил. - Он достоин Вальгаллы.
- Ну будь по вашему, - через силу улыбнулся ярл, меч поднимая и удар резкия делая. Глубоко в грудь конунгу вошла сталь каленая.
В последний момент, когда сталь агдирская уже коснулась его, Арнвинд резко руку с мечем выкинул вперед в бок Асгауту метя.
Зажал ладонью рану тяжкую ярл, рядом с врагом убитым опускаясь, да из руки омертвевшей конунжей меч драгоценный вырвал, себе забрав прежде, чем кто-либо из дружинников добычу себе забрать захочет. Никто спорить не стал - все видели что в поединке одолел конунга Асгаут, а значит по праву себе трофей забрал. Хирдман один, плащ скинув, стал на лоскуты его рвать, чтобы раны перетянуть ярлу, двое других помогли ему от кольчуги освободиться.
- К конунгу меня отнесите, - прошептал Асгаут, покуда перевязывали его. Обильно кровь из ран сочилась и чувствовал ярл - недолго ему жить осталось.

Битва у Сольскеля. Хакон Хладирский.

Перед началом сражения драккар конунга Транделага шел рядом с кораблем Харальда, разрезая волну хищным носом. Но битва порой переменчива, как милость морских божеств. Всем, ходящим под парусом, ведомо, что Ньорд капризен, и даже добрые жертвы, приносимые без скаредности, не всегда милость его покупают.
Корабль агдирца был лучше, чем драккар Хакона. До тех пор, пока суда плыли рядом, хищная мощь его не являлась взорам воителей в полной мере. Но, едва сошлись вороги в битве, заскрипело ломаемое дерево, да запели клинки, преимущество сделалось очевидным. Ой, и славный дар Харальду Агдирскому приподнесли, и ныне драккар его был, словно беркут средь уток.
Вышло так, что Хакон с дружиной отстал от корабля зятя, в своей схватке увязнув. Видел он трудности, с которыми родич столкнулся, да на гридней зычно покрикивал, торопя их в деле расправы. Был он к Харальду ближе Гутхорма и по опыту знал, что дядя агдирца на него понадеется. Боязно Хакону было за юного конунга, слишком много надежд старый медведь возлагал на юного волка. Битву судят великие асы, только норнам ведомо, чьи нити сегодня сталь оборвет. Вальгалла почетна, и пересечь радужный мост – честь для викинга. Каждый с младенчества грезит, что встретит на нем прародителя Хеймдаля в доспехах, сияющих ярче солнца, и признает грозный бог его достойным крови своей – и места в дружине высокого. Суров бог, но справедлив. Да может ли быть иным тот, кому в Рагнарек суждена битва с Локи? Хакон Трондский тоже был викингом, и тоже грезил о пирах воинского чертога. Но ныне, пока плоть его еще не исчезла в дыме костра погребального, конунг думал более о живых. Харальду суждена великая судьба, но, ежели Тюр и Тор отвратят свои взоры – кто продолжит дело его? Младенец Ассы, ныне пока не рожденный? Не верилось старому конунгу, что от Харальда первым родиться не сын, но Обманщик любит шутить, и порою жестоко. Нет, юношу надобно уберечь!
Так думал медведь транделагский и рвался к драккару Харальда, себя и дружину не сберегая. И вышло так, что вои его подошли как раз к моменту тому, когда умирающий конунг южного Мера вонзил сталь холодную в бок Асгауту. Видел то Хакон – и будто младой на палубу драккара перемахнул. Будто и не болели суставы его от погоды, порой хруст издавая. Не люб ему ярл был, но видел конунг, сколь дорого ему честь, оказанная побежденному, обошлась. И прежняя неприязнь, порожденная страхом за Харальда, уваженьем сменилась. Он подошел к раненому – и сразу увидел, что этому мужу не есть более яств земных, его угощенье иное уж поджидает. Руда сочилась из ран Асгаута, а с ней и жизнь уходила. Может, в тепле усадебном знахарка, ведающая секрет трав, и возмогла бы ее затворить, сохранив жизнь в теле викинга. Но ныне не было вокруг женщин умелых, лишь мужи, из лекарств лишь железо каленое знавшие.
- Ты храбро бился, ярл, - молвил Хакон, глядя в белое лицо ярла. – Видел я, что сразил ты противника, который десятерых воев стоил. Конунг узнает про доблесть твою неприменно, а скальды подвиг тот по Норвегии всей воспоют.
И добавил, обратившись к замершим гридням:
- Несите к Харальду, как он велел.
Тело раненого положили на щит, осторожно, чтоб не тревожить раны больше необходимого. Стальные пальцы мужей старались быть нежными, как рука матери, но Асгаут все равно зубы стискивал. Мужчине не полагается от боли стонать, будто женщине старой – от хворей, а потому раненый молча страдал. Но видели вои и муку его, и мужество проявляемое. Осторожно на плечи подняли – и понесли туда, где видели одетую в доспех фигуру юного конунга. Хакон пошел следом, желая видеть прощание ярла с властителем. То казалось ему долгом пред раненым.

Битва у Сольскеля
С Сариной

Арнвинда гибель не осталась незамеченной, не видели больше мужи мерийские его статную фигуру, в гуще самом сражения, не блестел больше меч его острый, солнца лучи отражая и преисполнились горечи сердца их. Без конунга и первого ярла, не осталось у них надежды выиграть сражение, и хотя жив был еще Аудбьерн, но на него больше надежды у жителей Фиордов было, чем у мерийцев, а потому легкой добычей стали они для клинков Харальдова воинства - транделагцы, гудбрандсдалирцы и все те, кого привел с собой сын Хальвдана, продолжали смыкать кольцо, лишая противников свободы маневра, зажимая их драккары, намертво привязывая их к своим кораблям абордажными крючьями, а затем, перебираясь на вражеские суда, убивали всех, кто оказывал сопротивление, а пленников, сдавшихся и раненых, связывали веревками дабы потом сделать рабами или потом получить хороший выкуп. Теперь, когда стало видно, что битва приближается к завершению и победе Харальда мало что может помешать, его воины не спешили убивать своих врагов, а напротив по возможности сохраняли им жизни - ведь какой прок с мертвеца, тем более что трофеи в виде брони и оружия, можно снять и с живого пленника. Впрочем - не так уж и велика была эта добыча - у простых воинов, а тем более - бондов, Аудбьерном собранных из доспехов разве что кожанные куртки были с пластинами железными, да шапки из обваренной кожи сшитые, добрую кольчугу едва ли с каждого десятого только снять можно было, а мечи и вовсе лишь у знатных хирдманов были, да окружения конунжего.
Медленно, прибирая к рукам добычу, стремились люди Харальда к оставшимся вражеским драккарам, в самом центре окружения зажатым, туда где гремел рог Аудбьерна, и лучшие из фиордцев, ему верных, атаку за атакой отбивали.
Лишь два драккара видел владетель фиордский, что под знаменем его за пределами кольца рыскали, агдирцев стрелами угощая. Погиб его брат, мерийцы духом пали, но жив еще был конунг Фиордов и пока он жив еще не раз укусит щенка агдирского. Глас Одина залит кровью был, агдирской кровью, не фиордской.
Еще два драконьих корабля ближних ярлов успешно держались с флангов Глас прикрывая.
Заметив, что теснят мерийцов их товарищи агдирцы осмелели и ринулись вновь на борт корабля конунжего, но лихо дружинники срубали веревки,скидывали копьями тех кто прорвался. Зло сверкнули глаза Аудбьерна, когда он приказ отдал:
- Хальвард, прижмись-ка бортом к смельчаку этому!
Глас Одина ловко притерся бортом к агдирцу, стукнулся и тут же отвалил обратно. Стоны и крики меж бортов раздались, то страшной смертью гибли харальдовы воины.
- Гарпуны кидай! Мало их осталось! - Кричал херсир на соседнем корабле под стягом Транделага. Полетели вновь крючья, одни в борт, другие в людей Аудбьерна, за кольчуги цеплялись, отрывали пластины металлические, невезучему хирдману шею крюком разодрало, да только подплывал очередной корабль к борту Гласа Одина, с другой стороны на драккар фиордский, что Аудбьерна защищал, тоже агдирцы бросились, последнее сопротивление преодолевая. Был драккар конунга фиордов, точно скала, о которую волны воинские разбивались, но вода со временем даже камень стачивает. Пошли по скале этой трещины, мало было людей, чтобы со всех сторон корабль оборонить от врагов наседающих.
- Руби канаты! - ревел Аудбьерн, сам вперед кидаясь и пример людям своим показывая. - Отваливаем от них. Лучники, стреляй!
Редкий, но смертельно жалящий рой острых и точных стрел фиордских, прикрыл конунга и ближних гридней, пока те канаты перерубали, да двое гигантов телохранителей веслами агдирца отталкивали в море.
- Факел дайте! - рявкнул Аудбьерн на своих. - Я им Хель прямо тут устрою.
Треск позади раздался, последние слова конунга заглушая - бортом в нос корабля ударился еще один корабль, с черным коршуном, гордо на стяге реющем. Слетела от удара голова драконья, расщепилось дерево, борт судна вражеского прогнулся. Вновь крючья полетели, да весла по два-три связанные, наподобие трапов. Хлынули на корабль мерийцы в трофейных бронях, мог Аудбьерн на одном из них доспех узнать, что конунгу Хунтьову принадлежал, на других же кольчуги дорогие были, что некогда лучшие дружинники Неккви носили. Но не союзники это были, далеко не союзники, а люди Рогволда.
- Захватите драккар! - Предводитель их прокричал, сам готовясь на Глас Одина перейти. - Хороший подарок брату моему будет!
Аудбьерн даже зарычал, что берсерк, от ярости. Узнал он предателей, что дядю его предали.
- Убить предателей! - проревел он, на предводителя атаковавших бросаясь. - Лучники стреляйте по агдирским собакам!
Усмешка под пышной бородой Сигурда появилась, когда заметил он, что разделил свои силы Аудбьерн, да усилили напор на стрелков фиордских агдирцы - те что в прочных бронях были да щитами прикрывались, от стрел оборонялись, а другие из-за спин их били, не долго оставалось людям Аудбьерна их сдерживать, коли подмога не поспеет. А этого брат Рогволда фиордцам бы не позволил.
Первые воины его уже столкнулись с ближней дружиной конунга Фиордов - были то славне воины и могучие, но и у Сигурда не холопье в отряде находилось, а волки морские, лишь набегами жившие и битвами.
Аудбьерн, стиснув зубы, прорубал себе путь к Сигурду. Надо лишить предателей командира. Отрубит голову и потом рассеять команду. Тяжко на два фронта воевать, но прикрывавший его Ворон сам едва сдерживал атаки. В одну минуту почти, лишился конунг фиордский обоих кораблей прикрытия и остался раздираемый на части собачьей сворой агдирской.
Особенностью Аудберна было, что щитом он активно работал, кому рантом в горло, кому в глаза угодил, и валились мерийские предатели со стоном на палубу, воями фиордскими добиваемые. Вот уже и предводитель предателей, Сигурд - собака, да в тот момент как замахнулся конунг на ухмыляющуюся физиономию врага своего, случилось страшное: поскользнулся Аудбьерн на залитой кровью палубе.
Опустил пиратский хевдинг меч, руку у плеча Аудбьерну упавшему отрубая, рассмеялся, но в тот миг потеснили его гриди фиордские, не дали подлое дело завершить, вновь отдалились от увечного конунга звуки сражения, да только не надолго уже - яростно с обеих сторон воины рубились, но предводителя лишившись, тяжко пришлось фиордским мужам.
Быстро жизнь из тела конунга фиордского струилась, два ближних телохранителя стояли рядом мерийцев-предателей и агдирцев отгоняя, верный Хальвард склонился к Аудбьерну, прислушиваясь к словам господина своего прислушиваясь.
- Смажь палубу жиром, Хальвард, - прошептал конунг. - Пусть они падают и не держит их наш Глас Одина.
- Я все сделаю, конунг, - ответил Хальвард.
Умирающий Аудбьерн туманящимся взглядом на битву смотрел, на то как гибли люди его. Скрепя сердце, исполнял хирдман веление конунга - жалко ему было драккар верный, в стольких битвах участвовавший, но еще жальче было бы в руки предателей его отдать, чтобы после над Гласом Одина вился стяг с коршуном. Нет уж! Пусть пылает вместе с телами своих защитников отважных, пусть вместе с ними до тла сгорит! Полился жир, каким паруса смазывали, обильно на палубу, а после подхватил факел воин, желая до конца волю правителя исполнить, да не успел - две стрелы вонзились ему в грудь, отбрасывая к борту - перегнулся Хальвард, факел из рук выпуская - прошипело пламя, в волгах гасня, а после и тело воина пучина морская поглотила.
Вновь атаку предприняли мерийцы, Сигурдом ведомые, оттесняя и фиордцев и агдирцев даже, ни с кем не хотел делиться добычей брат Рогволда, уже себя представлял на носу драккара величественного в страну англов плывущего с большой дружиной. Кто-то из людей его походя зарубил конунга Аудбьерна, не способного уже защититься, а над полем битвы голос громкий раздался, победу Харальда восхваляющий:

И водитель ратей
Увлечен далече
Бурей, славно в море
С вождями поспорил.
Там красноречиво
Бойцы привечали,
Дерзкие, друга
Звоном льдин кольчуги.

То Торбьерн Ворон, верный скальд агдирского конунга, за битвой наблюдавший из-за щитов гридей, новую вису сочинил, в надежде награду получить от сына Хальвдана, а спустя миг вторил ему второй скальд - Тормунд Лисий Язык, еще Насмешником прозванный - оба скальда в сражении участия принимать не желали - все же что один, что другой с мечом хуже обращались, нежели словом острым разить могли, но ведь не за ратное искуство их конунг привечал:

Князь державный с вражьей
Дружиной сразился,
В рдяных брызгах люди
Гусей ран кропили.
Когда в пляске Скёгуль
Сталь секла кольчуги,
К ногам ратоводца
Неприятель падал.

И не беда, что восхваляли они Харальда за подвиги, которых не совершал он вовсе, ведь не правда была важна скальдам, а благосклонность конунга - Торбьерн в этом толк разумел, а Тормунд, однажды уже за слово неосторожное выгнанный покровителем, осторожнее стал с той поры. Валились последние защитники Мера и Фиордов, под голоса певцов Харальдовых.

Халльвард и Сигтрюгг. В тылу врага.

Время шло, но в происках своих братья продвигались медленно. Хочешь - не хочешь, а говорить-то приходилось много, а новости тянуть из людей даже у Сигтрюгга язык уставал. К тому же, пытались они и по хозяйству помочь Турид, чем смогут – воды или дров натаскать, ножку стола починить подломившуюся... Тяжко было в этом доме, хозяйство одними женскими руками не поднимешь, а мальчишки – худые они были помощники, малолетние ведь еще – старшему и семи не было.
В селении поговаривали, что дочурка ее и не от мужа вовсе: кто-то сроки подсчитал, кто-то внешность непохожую приметил. Турид только отмахивалась от слухов этих; впрочем, что ей еще было делать.

Сигтрюгг решил, что покуда воинам их все равно делать пока нечего – война, если будет, то нескоро, а Хроальд ничего и не требует от них сейчас – лучше будет их по другим деревням разослать, пусть походят, народ посмотрят, поговорят; авось и еще каких сведений принесут.
Сами же братья отправились с воинами конунга самого знакомство сводить.
Дружина хоть и не очень дружелюбной оказалась, но поговорить они поговорили.
- А как это вы, мальцы, на службе у кюны оказались? – с сомнением спросил Ульвбьерн, который, по всему, был у воев за старшего. С виду он был совершеннейший медведь – широкий в плечах, высокий и с лапищами такими огромными да мощными, что Сигтрюгг и испугался поначалу – а ну как скажет что не то, так этот детина его и раздавит стразу. – Неужто Рагхильда сразу вам доверила отрядом командовать? Поди, молоко-то на губах не обсохло еще, когда нанялись к ней.
- Мы и не нанимались, - молвил Халльвард, - нам ей, в уплату долга, если так сказать можно, послужить пришлось. А уж потом стало понятно, сколь много мы можем сделать для Агдира.
- Только Агдир для нас уже ничего сделать не может, - вставил Сигтрюгг.
Покивал Ульвбьерн, видно, доволен был ответом, и младший брат облегченно дыхание перевел.
- Надо уметь вовремя уйти, - проговорил он, - да так, чтоб не поймали.
"Это точно", подумал Халльвард.
- А как в Гринланде-то с войском до нас дела обстояли? Вроде мы весьма кстати появились, нет? – последнее Сигтрюгг уж от себя придумал, но только чтоб был повод побольше из херсира этого вытянуть.
- Верно, - вздохнул Ульвбьерн, - мы в битве прошлой много хирдманнов потеряли. Конунг их число восполнить попытался, но…
Переведя взгляд на остальных дружинников, кто неподалеку находился, он закончил:
-... но до конца не восполнил.
По его виду ясно было, что это не то, что он сперва сказать хотел.
- А что оружие?
- Да оружия навалом, и доброе все – сталь остра, щиты крепки…
- Не то, что в Сарасберге, - покачал головой Сигтрюгг. – Да, убеждаемся мы все больше и больше, что нет у Рагхильды шансов.

Уже после рассказал братьям все тот же Скейв, что и воинов заместо тех убитых Хроальд набрал из карлов да рабов, тех, кто земли хотел побольше. Потому не всегда согласие царило в дружине его. Да и воины. кто из других деревень вернулся, то же подтвердили.
- Все, что нужно, выходит, узнали мы, - подвел итоги Халльвард, когда сидели они вечером на крыльце у дома Турид. Та занята была детьми, больше никто разговор их слышать не мог; тем более, что беседу вели они шепотом.
- Выходит, надо собираться – ноги в руки, да и ехать, пока не вернулся этот, Тюра жрец…
- Вот здесь-то самое сложное будет, чую. На что дорога сюда нелегко нам далась (ты вспомни, что на пароме было!), так и по пути обратно небось несладко придется.
Самым же сложным, пожалуй, для них было придумать, как уехать так из деревни, чтобы подозрений не вызвать.
- Может, распустить слух, что Хроальд нам с отрядом поручение какое придумал? – младший Вебьернссон предположил.
- Это можно, - кивнул херсир молодой, - только что за поручение такое – чтобы пятьдесят человек сразу где-то понадобились?
Так ничего сразу и не придумав, отправились они спать, и всю ночь также в раздумьях провели, но все же не пришли ни к чему пока. А между тем уезжать надо было в ближайшие два дня уже – Хадд приехать скоро должен был, а встречаться с ним братьям ох как не хотелось.

Приоделась Гиллеад, мужа славного дожидаясь. Платье новое достать велела, Харека удивить надеясь. Да не в моготу в доме оставаться стало деве, по мужу истосковавшейся. Не раз порывалась на двор она выйти, лишь в миг последний сдерживаясь, нетерпение свое скрыть от глаз посторонних надеясь. Отражение же совсем другое показывало, без стеснения переживание изобличая. Улыбнулась себе Гиллеад, в очередной раз наряд без изъянов поправляя, и из дома направилась, там героев дожидаться оставшись. Не было и там Харека видно.
- Так на тинг он сразу отправился, - бросил слуга, мимо пробегавший, - суд чинит над отступниками.
Не решилась дева к мужу двинуться, у крыльца дожидаться осталась, пока в ворота входящим его не увидела да приветствовать не направилась.
- Здравствуй, герой мой славный, - обварожительно Гиллеад улыбнулавь, в дом супруга провожая.
Харек вошел в дом, устало на лавку опустившись, снял шлем, на стол его тут же положив.
- Коль намаялся, так за стол садись. Пусть не знатный пир ждет тебя, угощенье сытное уж накрыто.
Харек вскочил на ноги.
- Угощение подождет...
- Что ж тревожит тебя, что и повременить не можешь? - нежно Гиллеад на него глянула.
- А ты как думаешь? - Харек быстро встал из-за стола, и неожиданно, обхватив ее за стан, приподнял и закружил.
- Сколько же я тебя не видел?
Рассмеялась дева, в щеку супруга целуя, да с глаз сторонних в комнату за собой утягивая.
- Погоди, на тебе ж кольчуга...
- Так ты легкая как... как...
- А еда как же? Голодный ты, наверное?
- По тебе я намного больше соскучился... - произнес Харек, бережно опуская Гиллеад на кровать...
Поцелуя лишь жаркого он дождался, и сразу отстранилась она от супруга.
- Впереди еще много времени. Расскажи о всем, что с тобой приключилось.
- Так не один день на то понадобится, чтобы тебе обо всем рассказать, что со мной приключилось, - ответил Харек, нехотя жену из объятий выпуская.
-Тогда идем к столу, и расскажешь мне все...
- Ну а ты спрашивай, что более всего знать хочешь.
- Начни с главного. О подробностях успеется еще, - за трапезу Гиллеад мужа недовольного усаживая, проговорила.
Мясо и рыба, и даже пироги с лесными ягодами, и капуста мелко нарезанная, в горшке с мясом тушеная - все лучшее, что нашлось, стол украшало, глаз радуя, запахами манящими завлекая.
- Главное что войско мое все цело, и с победой возвратились, - сказал Харек. - Силен кто верует. Я поспешил навстречу Эйнару, то есть на помощь... Но запоздал... К нему Асмунд - предатель тогда пожаловал... Но Эйнар его усмирил, победил в честном поединке... уговор у них там был...
- Ты кушай, - сказала Гиллеад, улыбаясь. - Успеешь рассказать все.
- Что тут было, пока меня тут не было? Все ли тут в порядке? Не было ли каких неприятностей у вас с ранирами?
- О том, что не в порядке известно тебе уже, - тарелку, опустевшую наполняя, дева молвила, - Ты о своем поболе поведай, что, где и как свершалось
Харек и не заметил, как тарелка снова наполнилась.
- Взял Эйнар слово с Асмунда - собаки. что примет он крест, коли проиграет и Эйнару на верность присягнут все его воины. Так и случилось.
- Что за слухи про Торлейва жреца ходят? – помрачнев, Гиллеад спросила, не шла из головы ее встреча неприятная.
- Это отдельно надо рассказывать. Оттара хотели в жертву принести Тору, а Тор сам забрал верховного жреца - в жертвенник молния ударила и жреца испепелила.
- Значит, правду молвят, что нет больше на свете жреца проклятого. Туда ему и дорога... - замолчала дева, прошлое вспоминая. Голову к земле склонив. Лишь на мужа взглянув, мысли горестные прогнала
- Ой, что я говорю. Видно, не прибыла еще Сигрун, жена Эйнара? Должно быть известно тебе, что много народу из Гилисберга сюда прибыли... Нет больше Эйнара в живых...
- Не видала я Сигрун. Кто ж теперь ребенка ее взращивать будет? Кто мужа достойного воспитать из него сможет?
- Кроме нас с тобой, больше никого у нее нет. Потому, я бы хотел, чтобы она жила в нашем доме, и сын Эйнара был бы мне как мой сын. Если бы он был жив, он бы отдал мне его на воспитание, как принято в этих землях. И я должен выполнить этот последний долг.
- Быть по сему. Пусть братьями названными дети по дому бегают, тоску да грусть из угла каждого выгоняя. Пусть бок о бок расти будут, воинами, отцов достойными, вырастая! Когда ж Сигрун прибудет? Свидеться б уж с ней
- Хотел бы я это и сам знать. Думал я, что раньше нас они прибудут, но видимо ветер попутный быстрее нас пригнал к берегам Ранрики, чем люди по суше сюда с повозками и скарбом дошли...
- Ты б послал кого, пусть разведают, когда гостей ждать. Надобно к приезду подготовиться, негоже Сигрун как нежданную в положении встретить
- Я уже распорядился. Их уже на границе наши люди должны были встретить, да и войско с ними шло немалое. Вся Эйнарова дружина почти беженцев сопровождала, да и сами бонды из Эстфольда оружие в руках держать умеют... Могут постоять и за себя и за тех, кого они ведут за собой.
- А ты неужели своему ребенку не рад? - обиженно Гиллеад на мужа покосилась, рукой живот прикрывая. - Ни словом не обмолвился, не поинтересовался ни разу
- Что? - Харек опешил, услышав эти слова. - И ты мне ничего не сказала? Давно?
- Так о главном-то и не знаешь ты? Как же вести такие до тебя не дошли? Не любишь ты меня совсем, потому и не ведаешь и замечать ничего не хочешь, - округлившийся живот с формами попышневшими взглядом окидывая, грустно молвила.
Харек поспешно обнял жену, голову ее к своей груди прижав, и ее мягкие волосы поглаживая.
- О чем ты говоришь, Гиллеад? Ты - мое солнце, и без тебя для меня весь мир как страна инистых великанов...
- Потому не помнишь, как жена твоя выглядит, перемен во мне не замечая?
- Права ты... Знаешь же, сколько испытаний тяжких на нашу долю выпало... Теперь только я надел свой получил, и правителем сделался...
- К чему битвы славные с победами, скальдами воспетые, к чему наделы? Разве не к тому, чтоб дитю своему передать имя громкое с землями богатыми? А ты и появлению его вроде как и не рад
- Я рад. Погоди. Дай опомниться. Я ж... только с дороги. А тут еще жалобы бондов… Суд этот над изменником.
Харек перевел дух и обнял жену, покрывая ее лицо поцелуями.
Противиться дева объятьям начала, недовольство показать пытаясь, да сама же и не выдержала первой, в ответ мужа целуя.
- Уж почти полсрока прошло, как ребенок наш появиться должен. Ты готовиться начинай, времени уж немного в запасе остается. Пролетит незаметно...
- Я много думал о том, что Сигрун в положении, а о том, что у меня самого сын - не думал, даже и не догадывался, - пробормотал Харек растерянно. - Так это теперь значит, что и мне теперь отлучаться никуда нельзя больше.
- Если ради сына никуда из дома не уйдешь, великим счастьем для меня будет! - повеселела Гиллеад. - Ни скучать мне о муже, ни переживать не придется более!
- Обещаю. Больше никуда... По своей воле - никуда. Пусть ярлы мои за пиратами по фьордам и шхерам теперь гоняются.
Радостью сердце принцессы наполнилось. Представилось, что не звенят вокруг Харека мечи, ужалить пытаясь, не плетутся интриги изменниками подлыми. Нет причин у нее боле у окна мыслям грустным предаваясь, часами засиживаясь. Каждый день, каждый час с любимым проводить сможет, вместе ребенка растить, ни о чем не беспокоясь. Да мужа вид совсем другое говорил. Не сидеть ему на месте одном, не вести жизни тихой размеренной. Лишь улыбку в ответ она кинула.
Но недолгой была семейная идиллия. В дверь постучали. Громко и настойчиво.
- Даже в покоях своих вдвоем побыть мы долго не можем, а ты уж и о будущем планируешь, - в сторону двери дева глянула и на мужа взгляд перевела. - Входите!
Вошел Лиам, оглядываясь.
- Простите, что беспокою, но там послы дожидаются. Как доведались, что прибыл конунг, так сразу на встречу напрашиваются, говорят что более ждать не могут.
- Коль не голоден боле, отправляйся. Негоже ждать заставлять, - поднялась Гиллед, прочь вышла, Харека ответа не дожидаясь.

Норвегия
Вновь и вновь сходились на полях битвы воины, решая – кому суждено править Норвегией. Звенели мечи стоявших под знаменами Харальда и противников их… и лилась кровь на норвежскую землю.
Но были те, кого не волновали войны конунгов. И не замечали их другие… потому и оставались живы, что не замечали.
Иной путь был уготован Эгилю, сыну Эгиля. Не войны – но мести, и исполнения клятвы, которую годы назад дал повалившийся в снег незрячий беглец. Да если бы и не прозвучала клятва… все равно путь этот был для него.
«Судьба воина не всегда состоит в том, чтобы обрубать чужие судьбы, – сказал ему как-то Ворон. – А вот твоя, Эгиль, – как раз в том. Хотя бы часть судьбы».
Странно он это сказал, с сожалением даже.
Но даже если бы и ясно выразил, что не по нраву ему такое, – не отступился бы Эгиль.

Вышел во двор Гейрмунд Аудсон, пальцем острие топора попробовал. Надо бы дров нарубить, а то так и сготовить еду нельзя. Усмехнулся: сколько ж он на службе у Гандальва жизней вражих своим топором отнял… а теперь нет войны для него, но все равно топором машет.
Не зря, видать, его друзья Секирником прозвали…
Махнул рукой жене он, выходя со двора, да в лес направился. Ничего, кроме топора, с собой не взял… да чего бояться-то? Не стар еще, от кого угодно отобьется. А звери к людским поселениям близко так и не подходят.
С такими мыслями он, до места дойдя, и взмахнул топором. Застучала сталь о дерево, разнося окрест весть о том, что человек в лес пришел.
И лишь остановился, чтобы пот со лба утереть… почуял воин, что опасность рядом. Перехватил топор для боя – и волки из-за деревьев выступили.
Застыл Гейрмунд, окруженный стаей. Не мог понять – почему волки на него не как на еду, а как на врага смотрят?
А потом и человек появился, руку на холку волка положивший.
Никогда Аудсон на память не жаловался. Всех, кого убил – помнил. И мало ему слепцов встречалось, похожих на тех, кто под его топором лег.
– Эгиля сын… – выдохнул он, веря с трудом в то, что сам сказал.
– Узнал меня, Гейрмунд-Секирник, – бледно улыбнулся слепец. – Это хорошо. Не надо времени на слова тратить…
– Мстить за отца пришел? – отступил Аудсон, спиной к дереву прижавшись. – Что ж, подходи, раз биться собрался.
Рассмеялся Эгиль негромко, и было в смехе том веселье, подобное веселью снежной бури, что путников на дороге застигла.
– Не биться я пришел, Гейрмунд Аудсон. Убивать тебя я пришел. Трудно было тебя найти, да судьба вывела…
Понял Секирник, что сейчас будет. Понял – и испугался впервые с юности.
– Жена у меня, – выдохнул пересохшими враз губами. – Сын… без мужа и отца останутся… их пожалей…
– Отца моего пожалел?! – сталью резанули слова.
Рванулся Гейрмунд, топором замахнувшись – разорвать волчий круг, а до деревни недалеко… да не успел. Эгиль, даром, что слеп, быстрей оказался, и нож, им брошенный, в ногу врагу вонзился.
Рухнул Аудсон на землю – а волки ждать и не стали. Уж тут-то они знали, что делать.
– Может, хоть сын твой чужих отцов убивать не будет, – мрачно бросил Эгиль, перед тем, как Серый Снег клыками по горлу Гейрмунда полоснул.

Умелым стрелком был Сверре, по прозванию Волчья Пасть. Когда в войске Гандальва был – в цель бил без промаха. И стрелять он любил, в кого бы не пришлось стрелу направить.
Вот и сейчас – пошел поохотиться в лес.
Не было теперь над Сверре конунга Гандальва. Да не горевал лучник о том; вступил в дружину мелкого властителя, что среди врагов Харальда был; может, Сверре, и к союзнику Харальда бы пошел – да не приняли б его там.
Как сказали уже, не печалился он. Почти никогда Волчья Пасть ни о чем не горевал; если б не челюсть изуродованная, звали бы его Весельчаком.
Насторожился Сверре, завидев, как мелькнул олень меж деревьев. Вскинул лук… да не успел выстрелить. Слишком уж быстро зверь из виду исчез.
Нахмурился лучник. От кого ж олень так спасается? Ветер к Сверре дует, никак он человека почуять не мог. Неужто тут еще кто есть, кого за деревьями не видно?
Лишь миг прошел, и понял Сверре, кто здесь есть. Успел он стрелу пустить, когда серые тени вокруг метнулись… да прошла она мимо – слишком быстрым движение было.
Вонзились клыки в ногу лучника, и закричал он, но сразу же затих этот крик.
Последним, что Сверре в жизни увидел, была волчья пасть – и успел он еще подивиться тому, как прозвище обернулось…
Эгиль же не стал на Сверре слов тратить. Помнил он свист стрел, бьющих издалека; всегда старался лучник бить так, чтобы враг его и не увидел. То же и с ним случилось.
Было это, когда состоялось все, ранее в Мере описанное…

Британские острова, Уэссекс
– Что думаешь об Иваре и замыслах его?
Вопрос был обращен к человеку, в котором любой бы сразу признал воина. Могучие руки, два шрама на лице, да меч у пояса; серые глаза сталью блещут.
Томасу Рамди Альфред доверял. Войска тот в бой не вел, но если надо было врага оценить, военную хитрость измыслить, или иное что для пользы короля вытворить – тут Томасу, считай, равных мало было.
– Мир он блюсти будет, – подумав, ответил Рамди. – До тех пор, пока не будет знать, что он силен, а мы слабее. Потом… вот потом не знаю. Не верю я ему.
– Еще чего – ему верить, – усмехнулся Альфред.
Ветер трепал волосы обоих; на городской стене они разговор вели. На десятки шагов все вокруг видно – никому не подобраться.
– Отец Николас говорит, что там горячих голов хватает, – продолжил король. – Те же Убби и Хальвдан... братья Ивара. Пока против воли старшего никто не идет, но остеречься стоит.
– Отец Николас всегда дело говорит, – кивнул Томас.
Упомянутый священник при беседе не присутствовал, но обсуждал с ним Альфред многое. И не зря – ведь именно к отцу Николасу стекались послания от его братьев-священников со всего острова… разумеется, и с земель, Иваром занятых.
Священники ходят, где хотят. И никто не станет им чинить препятствия; завоевателям ни возмущения в народе не нужны, ни гнев Белого Бога. А они смотрят… и говорят потом отцу Николасу, что видят и слышат. Ну а потом эти сведения к королю попадают.
Как сам священник однажды сказал: «Господь не дал мне дара к богословию; так что придется мне грешными людьми заниматься».
– Иное дело – что к Ивару гости явиться могут, – продолжил Альфред. – Тоже… с желаниями. И если он их удержать не захочет или не сможет… вновь война будет.
– Ну, тут они сильно удивятся, – мрачно улыбнулся Томас. – Я ж недавно все войска объездил, и посмотрел; потому и приехал, в первую-то очередь.
– Вот это хорошо, – глаза Альфреда блеснули. – Рассказывай, Томас. И подумаем над этим.
Рамди вновь улыбнулся; слова «и подумаем над этим» в устах короля означали, что вскоре кому-то другому придется очень сильно призадуматься, прежде чем чинить вред королевству англов.

Укус Змея. Битва у Сольскеля

После гибели Аудбьерна ничто уже не могло помешать победе Харальда - оставшиеся фиордские и мерийские хирдманы сражались отважно, желая с честью последовать за своими повелителями в Валгаллу, но ополченцы и бонды, в таком множестве приведенные конунгом фиордов, видя, что командиры их мертвы, побросали оружие, надеясь сохранить если не честь, то хотя бы жизнь. Сам Харальд пока не видел этого - он, как и воины, окружавшие его, смотрел на борт Змея, с которого люди Хакона выносили раненого Асгаута - издали не заметно было, что умирает верный ярл, а потому хотел конунг навстречу ему пойти, за убийство Арнвинда наградить достойно, но не окончена была битва еще.
Юркое Копье, из виду упущенное воинами Харальда, за богатой добычей спешившими, из ловушки выйти сумело, миновав большие корабли, а затем рядом с бортом Волка Волн оказалось - мог Сельви битву покинуть, да заместо этого решил удачу свою вновь испытать и сразить зверя агдирского. Ловко воины его на палубу Волка запрыгнули, сопротивления не встречая - не смотрели в сторону ту хирдманы Харальда, за что и поплатились.
Пусть мало было людей у Сельви, но клинки обнажив, бросились они на агдирцев, покуда те обернуться не успели и заструилась кровь по палубе. С ближней дружиной Хальвдансона сошлись они в смертельной схватке, лучников его рубили, что так метко разили мерийцев в начале сражения, сам же Сельви к врагу ненавистному рвался, секиру над головой занеся.
Обернулся Харальд на шум, на мгновение одно испуг в глазах его застыл, когда увидал он новое войско вражеское, в тыл людям его зашедшее, но разглядев, что противников всего два десятка, вновь улыбнулся самодовольно, да меч из ножен на полпальца вынул, словно сам хотел на врага броситься, только все одно телохранители не дали.
Первым топор берсерка на щит Ульв верный принял, да только раскололся щит, а лезвие кольчугу оборвав, оставило рану неглубокую - едва сумел отстраниться воин, иначе и вовсе без руки бы остался. Отбросил его со своего пути внук Неккви - столько сил ему ярость придала, что не удержался могучий воин на ногах, о борт ударившись, на палубу рухнул. Тормунд, отскочить не успевший, получил рукоятью секиры в грудь, да так и упал, где стоял, от боли едва дышать не переставший.
- Так оно тебе больше подходит, когда рта не раскрываешь поганого, - бросил ему Сельви, отворачиваясь - видимо посчитал, что скальда добить и после можно будет, сейчас близок был Харальд уже - опустил он секиру на врага ненавистного, но два клинка удержали ее - то Укси и Дуглас от господина своего ни на шаг не отходившие оборонили конунга от смерти. С улыбкой насмешливой стоял он всего в трех шагах от берсерка, да не мог Сельви достать до него, стражу не миновав. Ударов град посыпался на правителя Мера - не только телохранители Харальда, но и Гротгард, и Херлауг, и Гутхорм, тоже возле конунга агдирского бывшие, в схватку вступили - силен слишком был молодой воин, чтобы поединком дело решать, да к тому же каждому хотелось жизни его лишить в угоду Харальду. Закружился вихрь стали, но сколь бы ни был искусен Сельви, сколь бы ни был он неистов, а все же против пяти хирдманов умелых не выстоять ему было. И то сам он понимал - разили и жалили его их мечи, неглубокие, пустяковые раны оставляя, но все же кровь, пусть по капле, но утекала из жил его.
- Упустил я тебя у гор, в море не уйдешь! - Проскрежетал Гротгард, меч опуская. Принял удар на топорище юноша, отклонился от выпада Гутхорма, а затем отбил клинок Дугласа наручем. Сложно сражаться с пятью врагами, но и им не легко - не сумев окружить берсерка, они мешали друг другу и это было на руку Сельви, успевающему, хоть и не перейти в атаку, но защищаться.
Первой жертвой его стал Гутхорм, вырвавшийся вперед соратников, видимо желая забрать себе всю славу. Уведя его меч лезвием секиры, конунг что было силы пнул сына Сигурда в пах, перегнувшись пополам и издав исполненный боли стон, молодой воин упал на палубу.
- Да не продлиться твой род, предатель, - сплюнул Разрушитель, вновь уходя от вражеского клинка - теперь противников осталось четверо... и Харальд, к которому в любой момент могли вернуться его люди со Змея.
Взметнулся топор берсерка - Гротгард за щитом укрылся, но вновь не выдержало дерево могучего удара - глубоко в грудь вошло племяннику Хакона лезвие секиры, со вздохом осел он, жизни лишаясь, Сельви же с досадой оттолкнул тело его, в котором оружие верное застряло, на Укси - телохранитель конунжий отстраниться не успел и упал, воином умирающим придавленный. Однако и Сельви не оставался невредимым - меч Дугласа рассек ему руку, оставив на плече кровоточащий след, а Херлауг, движимый местью за брата, рассек бок, на этот раз глубокую рану нанеся. Споткнувшись о тело чье-то, слабеющий уже, не смог удержаться на ногах берсерк, рухнул на палубу, Херлауг же, ближе всех к нему находившийся, занес меч для удара последнеего, да не успел. Рукою древко копья нащупав, выпадом быстрым вонзил острие в горло второму хаконову племяннику Разрушитель, всю силу в удар вложив, так что вышло острие из шеи воина с другой стороны, да сам он, хрипя и кровью своей давясь, повалился, оружие из рук выпуская. Обещали родичи хладирского конунга Сельви сгубить, да сгинули сами в сражении с ним: что Гротгард, что Херлауг на глазах у дяди своего, только-только на драккар перешедшего.
Последним Дуглас был, клинком достать все еще лежащего конунга попытавшийся, но откатился Сельви, а меч шотландца застрял в палубных досках - вырвать его из древесного плена воину уже не дано было - зарубил его мериец оружием, из рук убитого Херлауга взятым. Тяжело дыша, повернулся к Харальду, без защиты оставшемуся, конунг Мера, на него пошел медленно, ибо раны о себе знать давали. Махнул рукой Хальвдансон, знак лучникам отдавая - те уже успели расправиться с дружиной Разрушителя, среди прочих и Трюггве увив, который в бою хотел предательство свое искупить. Две стрелы вонзились в молодого берсерка, на палубу его повергая - не смог раненый и уставший воин на ногах удержаться.
- В цепи, - конунг процедил. Не хотел он врагу, столько людей его верных погубившему, легкой смерти давать.

После сражения. Сельви плюс Хакон, Харальд и присные.
С Тельтиаром.

Второй раз за один день Хакон опаздывал к сече. Но, ежели в первый раз он мог воздать почесть герою, в ратном бою сразившему вражеского конунга, то ныне смотрел, как сталь уносит жизни племянников. То была славная смерть: с мечом в руке, под песни валькирий. Но сердце старца печалилось, видя упадок славного некогда рода. Родовичи его, вестимо, из источника мудрости не испили. Много даров дал им при рождении Высокий: и силу, и храбрость и славное имя… а вот на ум поскупился. Но Хакон был бы не конунг, ежели б гибель племянников Сельви спустил, мести не требуя.
- Что думаешь делать ты с молодцом? – спросил он агдирского властелина. – Люди все видели: на нем моих родичей кровь. Поквитаться хочу, асам во славу.
Дружина одобрительно загалдела: кровная месть была обычаем праотеческим, но, к сожалению, в нынешние темные времена все чаще вытесняемой звоном золота.
- Как раз у тебя совета испросить хотел, мудрый Хакон, какой смерти предать змееныша, - ответил на просьбу законную Харальд. Ему самому жаль было погибших воинов, что верой и правдой ему служили и жизней лишились, его обороняя. - Как бы нам оборвать поганый род Неккви, чтобы навсегда казнь эту люди запомнили.
Хакон в задумчивости подбородок потер, дав слово себе снова бороду отпустить, лишь сапогом на берег станет.
- Уму моему множество способов ведомо, но сердце гуторит: не один из них достаточно лютым не выйдет. Ежели б можно было бы змееныша десять раз умертвить – сделал бы то с легким сердцем. Думаю, ежели выбор столь сложен, надо отдать его в руки богов. Глаза воев бессмертных благосклонно взирают на деянья земных, асам любы победы и победители. Отдадим Сельви жертвою Ньорду, в чьих владениях ныне находимся. Думаю, то есть благо: воздать почесть морскому хозяину, так же, как в конунжьем дому сперва властелина земель славим.
- Люди Мера от века Ньорду поклонялись, - хирдман один произнес, который до этого Разрушителя связывал и потому разговор конунгов слышал. - Что если спасет его Владыка Морей?
- Ужели богу милы побежденные? - поднял брови Хакон.
- Ньорд - не Один, он не Ас даже, - вздохнул воин, но под взглядом суровым конунга не стал свою правду отстаивать. - Впрочем - то скорее жрецам ведомо.
- Прав ты воитель, - согласился конунг Хладирский. - испросить бы их мнения надо. И продолжил, обращаясь непосредственно к Харальду: - Пути богов неясны глазу смертных, то, правда. Решать тебе, ныне ты победитель, и жизнь этого воя к твоим ногам сложена.
- Не жить ему боле, ясно то, - спокойно произнес сын Хальвдана, взгляд мимолетный бросив на раненого пленника, лежащего у борта, - что же до способа казни, то жрецов дождемся - помню я, плыли с нами двое на одном драккаре.
- Восславим же конунга мудрость, - ответил на то Хакон Хладирский - и дружина послушно взорвалась радостным криком. - Пока же их ищут, пусть награда найдет воя достойного, - он показал на раненого ярла. - Сам я видел, сколь доблестен был он в бою, стоя против противника, отправившего на радужный мост немало справных воителей.
- А, мой верный Асгаут! - Теперь, когда судьбу внука Неккви решили на время некоторое, смог осмотреть раненного викинга конунг и печальное взгляду его зрелище предстало: ярл могучий бледен был, точно Хель сама, из ран его перевязанных продолжала кровь сочиться, а в ладони хладной сжимал он добытый в бою клинок. Столь славное то было оружие, что невольно на нем взгляд задержал юноша, игрой лучей солнечных на рукояти золоченой любуясь. - Славный ты трофей взял, ярл! Но еще лучше тебя я одарю.
- Боюсь, скоро мне уже не нужны будут конунжие дары, - прошептал ярл, и слова с трудом ему давались. Рукою слабеющей к себе поманил он Харальда.
Воители, окружившие раненого, тоже невольно придвинулись ближе, и даже Хакон старый исключеньем не стал. Всем хотелось своими ушами услышать, что скажет конунгу славный герой на смертном одре. А в том, что ярл на пороге смерти, почти никто уж и не сомневался: странно было бы ветеранам толку в ранах не знать.
- Ты мне еще здесь нужен, ярл, - опустился рядом с Асгаутом правитель, чтобы лучше слышать слова его.
- Этот приказ, государь, как бы ни хотел я, но исполнить не в силах, - с хрипом тонкая струйка крови из уголка рта потекла у ярла. Последние мгновения доживал он, но Харальду припомнился почему-то разговор их недавний совсем, когда еще только ожидали они появления мерийцев.
"Не друзья тебе нужны, господин, а слуги, - сказал тогда ярл. - Рабы и слуги покорные, дабы величие твое поддерживать".
"Отец мой иное говорил", - Харальд плохо помнил отца, но друзей тот всегда ценил высоко.
"Хальвдан был славным конунгом, но никогда бы не стал поистине великим, - покачал головой Асгаут. - Потому что воины считали его одним из них".
"И чем же плохо это?"
Немного удивился юноша, хотя и самого его порой мысли подобные посещали.
"Властитель должен над слугами своими возвышаться, подобно Фенриру среди собак простых, - отвечал на то ярл. - В землях ромейских поболе почета правителям дают, нежели в наших, оттого и власть их крепче".
"И кем же ты себя тогда мнишь, Асгаут?" - Чуть улыбнулся конунг.
"Я слуга твой верный, государь, - склонил голову ярл. - И приказ любой исполнить готов".
"Тогда не пойму я, почему ты так христиан не любишь - они ведь по духу рабы", - рассмеялся Харальд тогда.
- Что ж ты теперь приказа моего ослушался? - Прошептал конунг.
- Один зовет, - на то отвечал умирающий. - Жаль, Харек-изменник меня пережил.
- Неужели тебе перед смертью сказать боле нечего? - немного удивлен был юноша, хотя и знал, сколь велика была неприязнь ярла его к правителю Ранрики.
- Меч этот... - едва слышно донеслось из уст Асгаута.
Вновь взгляд конунг на клинок добротный направил - жаль было оружия такого лишаться, но воля умирающего священна.
- С тобой погребу, обещаю, - произнес он, но внезапно приподнялся ярл ближе к Харальду.
- Нет, - прохрипел он. - Обещай, государь - отдашь оружие это верным слугам своим... и родичам.... Хальварду с Сигтрюгом... их это клинок родовой... Они...
- Отдам, - кивнул Харальд.
- Они... вернейшие из твоих людей... что ни прикажешь - все исполнят для тебя...
С каждой каплей жизнь покидала холодеющее уже тело ярла, едва слушался его язык уже.
- Имение свое... все им завещаю.
Не было ни детей, ни родичей у Асгаута - то многим ведомо было, но чтобы так с одалью поступить, слугам ее отдав? Те, кто слышали слова его - удивлены были.
- Славно видеть в муже достойном такую заботу об отроках, - заметил Хакон вполголоса. Жест столь широкий не оставил его равнодушным: виданное ли дело, лишится возможности сжать дланью подобный клинок в чертоге воителей и побратимам добычей похвастать? Знать, и впрямь зря он грешил на Асгаута, считая его пристрастным в речах, да обманщиком конунжьего доверия. На смертном одре не врут в подобных речах.
Хотел был подняться Харальд, с ярлом попрощавшись, но рукой левой умирающий, цепко за ворот его схватил, к себе притягивая:
- Помни, государь... что я говорил… тебе... - разжались пальцы, навсегда замолчал ярл Асгаут, Харальд же глаза ему закрыл, и меч забрать попробовал, но крепко его и в посмертии сжимал воин - видимо хоть и хотел Хальварду отдать, а все же не мог так просто с оружием расстаться.
- Прощай, славный Асгаут, Убийца Арнвинда! - Возвестил конунг, с колен вставая. - Пусть все ярла достойного запомнят, как великого героя!
- Слава достойному! Легкого пути! – пронеслись над драккаром возгласы верной дружины.
- Надо бы похоронить ярла достойно, - сказал Хакон. – Да и прочие мертвецы огненного погребенья заслуживают, - сейчас он смотрел на племянников. – Думаю, надо бы проводить павших в Чертог – а потом заняться Сельви. Как ты считаешь, о, Харальд?
- Часть драккаров захваченных, из тех что прохудились изрядно, местом погребения станут, - согласился с тестем конунг молодой. - Укси! Обьяви людям, что после добычу делить будут, сначала об умерших позаботиться следует.
В миг этот вдали от сражения пламя всколыхнулось ярое - не иначе, кто-то уже погребением занялся без приказа конунжего, и то сильно Харальду не понравилось.

Скейв в кресло опустился и уставши вздохнул. Горд он был, что конунг за старшего оставил его, но не думал он, что тяжко так бремя это. Казалось ему, что порой люд простой как стадо - пропадет без пастуха. Вспомнил он, сколько споров улаживал сегодня, сколько решений важных принял. Воистину велик конунг, если так легко с этим справляется всем. Устремив взгляд свой за окно, узрел он отголоски заката на небе.
- Ужин готовьте, - сказал он слугам и попытался встать. Но измотали его разъезды так же сильно, как и коней его. - И сюда несите, - добавил Скейв, садясь в кресло обратно. И закипела на кухне работа. Разогрелся огонь под котлами, играя тенями на стенах. Закипела каша густая. Сочное мясо надели на вертелы. Трудились повара не покладая рук, не вытирая пота.

И стали заходить слуги, неся блюда к столу Скейва, неса блюда разные. Мясо и рыбу, овощи и кашу. Телохранители Скейва стоя подле него и следили за входящими. И все было хорошо, пока на вошел в комнату слуга с бочонком пива пенного. Что было не так во взгляде его - не подобает так надменно смотреть слуге на господина своего.
- Стой, - сказал ему один из телохранителей, - Отлей сюда напитка хмельного, - подал он слуге кубок, а сам оглядел его - за туникой и штанами не спрятать было оружия.
- Пей, - произнес он, когда нахлынуло пиво на края кубка. Кивнул слуга и взял кубок, но вместо того что бы приложить его к губам своим, плеснул в лицо телохранителя и бросился бежать.
Упал воин на колени и схватился за лицо - несчадно жег хмель очи. Увидев это кинулись остальные телохранители за беглецом, оставив одного охранять господина.

Выскочив из комнаты, побежал слуга по коридору, расталкивая идущих навстречу. Мелькали перед глазами стены каменные с факелами и окна из слюды. Воины не отставали от беглеца. Стучали ботинки по каменным плитам, слышались окрики гневные упавших людей. Бросился слуга к лестнице, ведущую во двор. Быстрый топот отдавался эхом в башне. Воины не отставали от него. Кричали вниз, призывая остановится. Пересек слуга залу полупустую и побежал через двор в обьятия ночи. Пустые улицы тишина заполняла и ни кто бы не встал у него на пути. Но воины настигли его. Рассекла сталь викинга ногу предателя. Упал слуга на землю хладную и сжал рану ужасную. И поволокли телохранители истекающего кровью предателя на суд Скейва.

Втащили воины слугу в покои Скейв и усадили перед ним, затянув рану тряпкой. Подле кресла Секйва лежала собака, содрогаясь в агонии предсмертной. Рядом с ней стоял тот бочонок с пивом.
- Принес ты яд в покои эти, - молвил Скейв. Так скажи - зачем и почему.
- Что б убить тебя, - огрызнулся слуга и получил в живот удар.
- Сам ты умысел такой держишь али подговорил тебя кто-то, - продолжил Скейв откусывая мяса кусок.
- А этого я тебе не скажу душегуб и захватчик, - ответил слуга и упал от удара в лицо.
Скейв вздохнул и отпил вина из принесенного после бочонка.
- Я слишком устал, что б выпытывать у него истину. Бросьте его в подвал и стражника приставьте, а утром я с ним потолкую.
Поклонились телохранители и швырнули слугу в коридор.
- Да и рану подлечите - негоже что бы он скончался на рассвете, крикнул наместник им в след и откинулся в кресле. Тяжела ноша конунга.

Завершение битвы у Сольскеля
Завершалась битва - уже не бой, добивание происходило, да воины из-за добычи меж собой ссорились: каждому хотелось трофеи побогаче достать, да драккарами завладеть получше. Лишь Сигурд, сын Эйстейна доволен исходом сражения всецело оставался - ему в руки попал Глас Одина, лучший корабль, что был во всех Фиордах, и теперь, меж союзников лавируя, вел он драккар из окружения в вольные воды, не терпелось ему проверить как слушаться его станет
судно, а потому велел править туда, где еще сражение шло - где два последних суденышка вражеских с четырьмя кораблями адгирскими бились.
Увидел Снорри Глас Одина, да не Хальварда рука им правила, то видно было издалека. Подал он сигнал Крыльям Волн и развернул Покоритель, готовый исчезнуть.
- Эй, Лэйф! - крикнул ярл фиордский. - Подпали Глас Одина, пусть отправится Аудбьерн в Вальгаллу, да и попробуй по Змею попасть. Негоже, чтобы налд братом его победу праздновали.
Быстро шел корабль, умелой командой Сигурда ведомый - достаточно мужей было у него, чтобы смогли они на веслах догнать уходящие корабли фиордцев и еще добычи взять - ведь в битве это главное самое, достойные трофеи обрести. Потому то и не заметил опасности он, союзников обгоняя медлительных.
Взвилась, оставляя за собой дымный след стрела быстрая, да вгрызлась в пропитанную жиром палубу. Следом за ней вторая подлетела и вгрызлась рядом в дерево драккара. Весело пополз по доскам огонь, черный дым повалил застилая корабль.
А лучник уже в Змея целил, в парус, что мерийцы снять не успели.
И половины пути стрела та не пролетела, но хоть попытался Снорри достойное погребение и брату своего конунга дать, прежде чем прочь уйти, Глас Одина же полыхал ярым пламенем - дерево корабельное добротной пищей огню стало, маслом горючим приправленное, занялись пожарищем и снасти, и паруса сложенные, в небеса дым черный взвевался. Бранился Сигурд, в дыму едком задыхаясь, велел тушить огонь, не помогала тут вода. которую шлемами зачерпывали воины его - все больше пламя разрасталось, борт целый охватив - исчезали за стеной огненной тела фиордцев убитых: не успели еще с них брони снять молодцы сигурдовы, оттого и не стали пока в море сбрасывать. Славный костер погребальный устроил Аудбьерну его верный ярл - лучший драккар горел, отходил в Валгаллу конунг Фиордов под брань сигурдову и крики воинов горящих. Кольчуги сбрасывая, кидались в воду хирдманы, желая спасение найти, последним сам Сигурд бросился, сердце скрепя - так жаль ему было трофея в бою добытого, что теперь Локи подлому достался. Бороду уж его пламя охватило, когда наконец драккар он покинул, все кары возможные призывая на голову того, кто стрелу зажженную пустил.
Драккар горел. В сгущающихся сумерках пламя казалось особенно ярким, отражалось в воде. Налетел ветер, подхватил и раздул огонь. Драккар с рыжей гривой и длинным хвостом чёрного дыма медленно удалялся в ночь. Битва длилась вечность. Казалось, что время остановилось для мерийцев и фиордцев. Кошмар последних минут растянулся в длинную ленту повторяющихся событий.
Драккар горел. Медленно, оставляя за собой шлейф едкого запаха дыма и горелой человеческой плоти, уплывал он в сторону заката. Им оставалось только с гордостью уйти в Вальгаллу вслед за теми, кто уже уплыл туда на огненном драккаре.
Споро гребли викинги, что на веслах Покорителя сидели, растворился драккар и сопровождающий его корабль в темноте упавшей на место битвы. Не смогли бы агдирцы его догнать. А путь его к Фиордам лежал. Весть горестную нес Снорри.

(драккары жгли мы с Тельтиаром)

После битвы

По приказу конунга, воинам было запрещено самовольно брать добычу под страхом полного лишения оной. Харальд Косматый решил лично разделить трофеи, по одной ему понятной справедливости. Ближние дружинники Харальда, изрядно поредевшие числом, но все еще грозные видом, быстро пресекли любые возражения, объявив все драккары, доспехи, ценности и оружие, захваченные в битве собственностью конунга.
- Всего шестьдесят три драккара больших и малых, - подсчитал один из жрецов, нашедшихся по завершении битвы. - А помимо этого два десятка кораблей, пришедших в полную негодность.
- Починить их дороже станет, чем новые построить, - другой жрец добавил, внимание конунга привлекая. Вполуха слушал их Харальд, о своем задумался, рукоять меча Асгаутом добытого поглаживая - крепкой, смертельной хваткой держал его погибший ярл, даже Укси не сразу сумел пальцы хладные разжать, но теперь клинок был в руках конунга и жаль было Харальду, что оружие такое отдать придется. Но слово властителя – гор тверже! Дал клятву, что волос не острижет, покуда вся страна ему подвластна не будет – и вот уже Мер весь под рукою его, и Транделаг, и Гудбрандсдалир, и даже Халагаланд дальний. Пообещал ярлу верному, что отдаст меч – значит отдаст, а ему кузнецы новый откуют, много краше этого и много острее.
- С добычей что? – Повернулся он к жрецу-счетоводу.
- Одних только кольчуг и иных броней крепких более шести сотен, некоторые целые даже. Щитов железных порядка сорока, мечей не меньше тысячи, копий и топоров еще того больше, а уж стрел и вовсе без счету.
- К тому же кольца, обереги драгоценные, обручья – богаты были витязи Мера и Фиордов…
- А в посмертии и щедры к тому же, - улыбнулся Тормунд Насмешник.
- Пленников опять же – не одну сотню взяли, - служитель асов продолжал. – Все больше бонды и карлы боевые, но эти тем лучше, что любому господину служить готовы за жизни свои жалкие.
- Врагов убитых нагими в воды бросьте, - распорядился конунг. Коли была на них одежа добротная – пусть лучше ее хирдманы верные себе заберут, а достойного погребения врагам устраивать Харальд не собирался – не достойны они милости его были, поскольку отвергли предложение щедрое, в начале сражения им сделанное.
«Все равно под меня пошли те, кто в плен попал, а другие издохли, - мыслилось сыну Хальвдана. – Нет мне преград в Северной Земле, любой, на пути моем вставший умирает!»
- Воинов Эгиру в рабство? – Жрец переспросил.
- Пусть у великана послужат, коли мне служить не захотели! Добрая добыча будет у Ран нынче, - в ответ конунг бросил.
Но тут же вспомнились ему и соратники, от Сельви его защищавшие. Дуглас верный, от плеча почти до пояса рассеченный, да племянники Хакона – оба мужи взрослые и сильные, да юнцом безбородым убитые. Берсерком. Тяжела была эта потеря для тестя его, то Харальд видел, да и сам сожалел, что лишился верных воинов, с другой же стороны, они единственными были, кто мог владения Транделагом у него оспорить, случись что с Хаконом, так что гибель их к месту пришлась. Это тоже разумел молодой конунг.
Конечно, родичей хладирского властелина достойно проводили в последний путь – в доспехах и при оружие опустили на палубу драккара, вокруг них павших в битве транделагцев положили (правда, с них кольчуги велел снять правитель – живым брони нужнее), а после сам Хакон поджег корабль, отправляя его в последнее плавание. Всего – двадцать судов велел спалить конунг Харальд, дабы навсегда запомнили сами асы воинское сожжение, которое он павшим соратникам устроил. Всех пышнее – ярлу Асгауту, губителю Арнвинда, Асбьерну с сыном, хаконовым племянникам и иным знатным людям, простых же воинов без излишних почестей сжигали, но все же с оружием – топорами и копьями в руках, иным стрелкам известным луки оставляли, мечи добрые же конунг распорядился в сундуки запереть, как и брони – живым нужнее они.
- Вот она, наша победа, воины! – Харальд возвестил, под треск огня и шум волн. – Отсекли мы змее голову! Обоих конунгов Мера убили и без счету воинов, теперь же земли те богатые будут нам принадлежать и каждый добычу себе возьмет по заслугам! И дев красивых, и земли плодородной! Вашими мечами ковалась победа Агдира, Транделага и Гудбрандсдалира, Оркдаля и Хейдмерка, Вестфольда и Раумарики, Гринланда и Раумсдаля! Славьтесь же, храбрые воины, ибо это день нашей великой победы!
Во многом повторил юноша те слова, что говорил, когда в Лондире разбил в первой битве своей рати Гандальва, но тогда речь его от сердца шла, сейчас же от рассудка расчетливого, желавшего сердца воинов навеки завоевать.
- Славься, конунг Харальд Хальвдансон! – Раздались крики.
- Славься великий конунг!
- Славься Харальд Косматый! – Прокричал кто-то, и слова его остальные подхватили. Сильно растрепан после битвы был властитель, хоть и не довелось ему ни с кем меча скрестить, а дабы обагрил он сталь в сражении, двоих раненых ему слуги принесли – обоих прикончил конунг без сожаления. Без шлема стоял правитель, волосы его золотистые – матери наследие – на ветру развевались, то лицо закрывая, то отлетая назад.
«Как есть – косматый, - улыбнулся немного Харальд. – Но ничего, и года не пройдет, постригусь».
Скоро, скоро вся Норвегия ему поклонится и станет он единственным конунгом над всеми! Этого часа с нетерпением Харальд ждал, глядя на вдаль уплывающие корабли, охваченные пламенем, глядя на тела врагов, медленно ко дну идущие, да глядя на лица воинов своих, яростью искаженные, жаждой битвы и добычи. А добычу великую лишь за ним идя, могли стяжать они. И все же, прежде чем роздал он награду хирдманам, велел конунг треть украшений всех, немало щитов деревянных и кожаных доспехов, и иного оружия, не слишком ценного на Копье погрузить – подошло суденышко быстрое Сельви Разрушителя для цели Харальдовой.
- Пусть Светлые Асы, даровавшие нам победу в этом бою, получат свою долю добычи! – Бросил он в небеса. – Один и Тор, примите подношение сие!
Подожгли жрецы корабль, доверху дарами ратным груженый и вослед погребальным судам отправили. После же велел наградить щедро воинов конунг – каждому хирдману кольца и обручья достались, копья, топоры, тем кто больше доблести проявил – мечи и доспехи дарил, иным пленных отдавал.
- Каждому же херсиру с отрядом его, по драккару захваченному достанется! – В завершении сказал Харальд, а после голос его в радостных криках дружины утонул. Великую щедрость проявил конунг в этот день, и если боялись иного воины, когда велел он всю добычу поначалу у них забрать, то теперь видели – лишь для того он сделал это, чтобы после разделить ее справедливо, богов почтить и погибших. Устыдились многие хирдманы, что в пылу битвы лишь о собственной наживе думали, а оттого громче крики их хвалебные звучали.
Захваченного Змея Харальд отдал дяде взамен Оленя Морей и Гутхорм был доволен таким подарком. И лишь после этого, вернулся конунг к главному пленнику своему, судьбу его решая.
- Господин, ты посмотри, что он с сыном моим учинил! – Воскликнул Сигурд, обгоревшая борода его яростно клокотала, но злость уже была не за потерянное судно, сожженное врагом, а за увечье наследника. Юный Гутхорм лежал, прислоненный спиной к борту и, судя по его взгляду, вряд ли был способен что либо сказать или сделать сам в ближайшее время. – Убить надо змееныша!
- Надо, кто ж спорит, - улыбнулся в ответ Харальд. За ранение сына Сигурд получил хорошую виру, так что к его словам конунг не слишком прислушивался. – Вопрос в ином – как убить его, дабы смерть эта всех удовлетворила, и людей, и Асов! Что на это жрецы скажут?
- Есть один способ, - старший из жрецов молвил, после раздумий недолгих. – К палубной доске мы его привяжем и бросим в море, а уж там сами боги решат, какая судьба его ожидает!
- А коли выживет недоносок? – Бросил Сигурд.
- Посмотри на него! – Рассмеялся конунг, рукою на Сельви указывая, что уже не скалился даже, а просто лежал тихо, сил лишившись. – Он же либо захлебнется и Ньорду отойдет во владение, либо ко дну отправиться, Эгиру на потеху, либо от ран своих погибнет, да к дочери Локи в гости попадет.
- Не бывать негодяю в Валгалле! – Тут уж и Сигурда сомнения покинули, сам он вызвался доску необходимую отыскать, после же жрецы сняли с конунга Мера доспехи, да привязав его покрепче, в волны бросили.
- На Мер нам идти должно! – Велел тогда Харальд.
- Многие воины ранены и устали, - на то Хакон молвил. – Обождать надобно.
- Тогда позаботься о них, мудрый Хакон, - произнес конунг. – Со мной же пусть те пойдут, кто устали не ведает! Под знаменами Арнвинда вернемся, Гутхорм, приготовь Змея!
Хоть и был подлым план Харальда, но кто посмел бы ему сейчас сказать об этом? Да и воины понимали – придут они на захваченных кораблях да под чужими знаменами, их не градом стрел встретят, а криками радостными жители Мера. Вскоре уже весла ударили по воде – поплыл Змей обратно, а за ним еще двадцать драккаров.

Южный Мер

Солнце садилось и било ей в спину, подсвечивая море безумным количеством цветов от зеленого до синего. Оттенки этих двух цветов пересекались, перетекая друг в друга. Хильд всматривалась в морскую даль, стоя на своей любимой скале, за ее спиной стоял конь, но котором она приехала.
Он появился, Арнвинд шел с победой домой. Змей величественно рассекал волны, бежал домой. Правда гнали его вперед весла гребцов, в бою корабль потерял мачту. Девушка так и стояла в лучах солнца, ожидая когда драккары подойдут поближе.
И корабли плыли, мерно вздымались весла, слышались окрики воинов, блестели кольчуги - странно то было, что домой в бронях возвращаются мужчины, так словно не с битвы, а на битву идут, да и за шлемами лиц не разглядеть было. Скоро уже в бухту зайти должен был Змей, а за ним следом и остальные суда.
Стоило Змею скользнуть к родной пристани, как сорвался в галоп конь Хильд, летела на встречу с любимым братом девушка. Мерная дробь копыт поплыла над усадьбой и бухтой.
Там уже немало людей собралось - в основном старики, сыновей дожидающиеся, да женщины мужей и женихов своих, были и дети, матерями на руки поднятые, дабы могли они возвращение воинства Мера видеть. Странно многим то было, что не видно ни Копья, ни Гласа Одина - неужели покинули их Аудбьерн и Сельви, или же погибли?
Но вот первый корабль носом камень и песок прибрежный взборонил.
Замер конь за спинами людей, копытами землю взрыв. Слетела с него Хильд, сквозь толпу к Змею пробираться стала.
Но не Арнвинд первым на берег сошел, и даже не Эрик - незнакомый воин светловолосый, на щите у которого олень ветвисторогий красовался. Вскрикнул кто-то, да поздно уже было покидали корабли и другие воины, Хильд слишком близко подбежавшую, кто-то за руку схватил, на землю бросая.
- Жители Мера, склонитесь перед вашим новым конунгом, Харальдом Хальвдансоном! - Возвестил воин со щитом оленевым, а меж тем и сам конунг на носу драккара появился, шлем сбросив. Заструились по плечам волосы золотистые.
- Собака Агдирская, - прошептала Хильд, сквозь гальку и песок, которыми рот набиться успел. Отплевываясь, девушка отбиваться принялась.
Старые воины, хватались за мечи, что казались насмешкой в их немощных руках, дети с визгом кидали в захватчиков камнями, женщины крича, оттаскивали их и тащили в усадьбу, бонды покорно падали на колени.
Гутхорм, неповиновение увидав вперед рванулся, даже меча не обнажив, просто щитом отшвыривал стариков, молодость вспомнить решивших, а быть может и в Валгаллу достойно отойти. Другие воины не столь милосердны были - впереди них Сигурд шел, без разбору и женщин, и детей рубя, что посмели на пути его встать. Лишь тех, кто колени преклонил перед Харальдом смерть миновала.
- Эй, да это же сестра Арнвинда! - Кто-то из воинов брата Рогволда прокричал. - Знатная добыча конунгу!
Меч убрав, попытался хирдман Хильд схватить.
- Не по тебе добыча, - тяжело дыша, пробормотала уже растрепанная Хильд, косы начали расплетаться, что может помешать ей, но не обращала девушка на это.
Резко свистнула, коня своего призывая, а сама рванулась в ту сторону где его оставила, на ходу меч из охладевших стариковских рук выхватив. Не сравниться ей с воинами Харальда, но дорого они за ее плен или смерть заплатят.
Кого-то сбил с ног конь, на призыв хозяйки отвечая, сам Сигурд от избиения беззащитных отвлекся на шум этот, а увидав, усмехнулся, видя, как девица от четверых хирдманов его отбиться пытается, хороша забава получилась, куда веселее, чем детей рубить, вот только Харальду заминка эта не по нраву пришлась. Подозвал он к себе воинов, что на борту драккара остались:
- Стреляйте, - приказал холодно. - Коней у меня и так достаточно.
Храпя, споткнулся Неистовый, да кубарем под ноги захватчикам покатился, некоторых с ног в предсмертном рывке сбив и под тушей своей похоронив. Дикий вопль ярости разнесся над полем боя. Боя ли? Хильд на агдирцев с особой силой кинулась, рубя их мечем стариковским, но уже выдыхалась девушка. Движения медленными стали, вялыми.
Кому-то не посчастливилось под меч ее попасть - теперь рану зажимал, да насмешки соратников слушал: надо же, едва баба не убила. Другие же быстро скрутили девушку, оружие отобрав, и лишь приказ Сигурда не позволил им сразу надругаться над ней - все же конунгу добыча достаться должна была знатная.
- А себе других девок найдете! - Прикрикнул он на хирдманов.
Временем тем завершилось уже побоище - кто успел, прочь убежал, кому повезло – живы остались, пусть и в плен попали, но немало и убитых было. Стариков велел не щадить брат Рогволда, к чему они захватчикам, коли работать не могут - только нахлебники лишние. По сходням же наведенным, конунг Харальд на берег обагренный спускался, взглядом властным владения свои окидывая: дала хитрость его результат желанный, досталось без боя побережье, а с ним и усадьба Арнвинда.
- Отныне принадлежит мне Мер Южный, равно как и Северный, - произнес он, на толпу пленников согнанную глядя. - Клянитесь в вечной верности, холопы и сохраните свои жалкие жизни, или же дозволю дружине своей что угодно с вами учинить.
Кривая ухмылка рот Сигурда исказила - ожидал с нетерпением он, что хоть кто-нибудь присягать откажется.
Хильд в бессильной ярости буравила Харальда взглядом, то полыхающим как огни Хель, то холодным как снега Йотунхейма. Несколько раз сделала она вялые попытки освободиться из рук викингов. Всхлипнула девушка, когда взор ее по коню убитому скользнул, но слова Харальда в ярость привели не хуже берсерковой.
- Никогда Мер не будет твоим! - прошипела она.
- Он уже мой, - бросил на то конунг походя. Все кто в плен попали, один за другим в верности ему клялись - кто из страха за свои жизни, кто - за жизни детей. - В усадьбу, воины!
С радостью приказу этому люди Харальда подчинились, пленников с собой беря - некому было сопротивляться приходу их. Вся рать мерийская в море разбита была.
Упиралась Хильд, тормозя проход воинов к усадьбе, Хелем им грозила, да гневом Одина.
- Наш конунг сам - родня Одину, - усмехнулся один из воинов, что ее в дом тащил. У ворот же остановился Харальд, подозвал к себе Ульва, да обратился к мерийцам собравшимся:
- Есть у меня, чем ворота эти украсить!
После же телохранитель голову Арнвинда из сумы достал, да к воротам ее споро приколотил, дабы видели все – не на кого больше надеяться Меру, коли власть Харальда они не примут.
Ярость захлестнула Хильд при виде того, как голова брата ворота усадьбы его увенчала. Взвыла она раненым волком, меч у зазевавшегося хирдмана схватила, желая Харальда убить, но запнулась в разодранном подоле и упала к его ногам. Оружие из рук не выпустив.
- Ты.. ты... ты..., - шептали побелевшие губы.
Наступил конунг ей на руку, улыбку не скрывая, да прошептал, чтобы уязвить сильнее еще:
- Быть может и я, да вернее его гадюка мерская, что он на ложе пустил, ужалила.
Раскрылись пальцы, несмотря на усилие удержать рукоять меча, ускользало оружие из рук девичьих.
- Раннвейг? - злой иголкой ткнули слова эти сердце Хильд, но сдержалась она, гордо на пленителей своих взглянув, даже из-под растрепанных волос, что золотым водопадом на лицо ей упали, когда полетела она к ногам конунга. - Не она его голову на ворота вешала. Имей силу честно с поверженными поступать.
- А кто скажет, что бесчестно это - голову хозяина в домину его возвернуть? - Обвел взглядом насмешливым пленников притихших и собственных воинов конунг. Каждый слово поперек сказать боялся, да что там слово - иные и головы поднять не смели. - Уведите ее, она мне наскучила.
Подхватили молодые гриди девушку, увели в усадьбу, да чтобы жизнь ей сладкой не казалась, в холодный погреб бросили.
Стала биться в дверь сестра Арнвинда, пока в кровь руки не разодрала, потом рыдая сползла на пол холодный. "За что? За что, Фрея? Почему не умерла я раньше? Почему не дала нам возможность уйти?" - выла о судьбе своей Хильд Прекрасная.

(в роли агдирцев Тельтиар)

Награда.
с Сариной

Раннвейг не находила себе место от радости. Все получилось просто прекрасно. Уже со вчерашнего вечера ненавистная Хильд в погребе сидит. Да и как иначе, вздумала дура на конунга мечем замахиваться.
К разговору с победителями женщина готовилась тщательно, оделась, причесалась, да в длинный дом пошла.
Там веселие шло великое, ведь если вечером того дня, когда прибыли агдирцы после битвы - усталыми они слишком оказались даже для пиров, а потому лишь лагерь разбили, да усадьбу заняли, то на утро уже велели все для торжества приготовить, рабов своих новых трудиться рук не покладая заставляя.
Разорения более не велел жителям чинить Харальд, ведь теперь уже это его люди были, а не враги заклятые, но как и водилось у него в обычае, приказал повсюду объявить, что отныне земля все ему принадлежит в Мере и каждый, кто владеет ею, должен большие подати платить конунгу за право такое. Так же своим объявил он и море, и рыбу в нем всю, как потомок Ньорда законный.
Когда же солнце уже высоко было, с известием радостным привели войска Рогволд и Грютинг, что сухопутным путем шли. Всего на день опоздали они ко взятию усадьбы, но зато объявили конунгу, что сумели весь Мер к повиновению привести. Рогволд заслуги большие себе приписал, тем воспользовавшись, что в пути здоровье Грютинга вновь пошатнулось и не мог он сразу по прибытии с Харальдом поговорить. Великой радостью преисполнился конунг от известий ярловых и славной наградой каждого одарил. Более всех, конечно Рогволд получил - сделал его Харальд наместником Южного Мера, впридачу к Северному и Раумсдалю, а брату его, Сигурду, за убийство Аудбьерна, пожаловал титул ярла со всеми почестями прилагающимися. Видимо думала Раннвейг, что в день такой и она милостью конунжией обойдена не будет.
Гутхорм и Рогволд в зале пиршественном подле правителя сидели, третий же могущественный ярл - на сидении особом, дабы здоровью его ущерба не было.
- Здрав будь, конунг норвежский, - с порога протек голос медовый.
Раннвейг смело шагнула в зал, где редко бывала при жизни Арнвинда. Не желал тот, чтобы сестра с наложницей сталкивалась под крышей его, а запретить Хильд в дом входить не мог.
- Кто это? - Спросил у слуги Харальд, на женщину взглянув.
- Раннвейг то, наложница кону.. Арнвинда, - отвечал, сжавшись испуганно раб.
"Вот оно как, - странная улыбка на губах его заиграла, ничего хорошего не предвещавшая. - И сама змея в гости пожаловала".
- Проходи, - дозволил ей юноша, видя, что дружине особого дела до того не было, лишь Гутхорм напрягся, словно чего плохого ожидал.
- Благодарствую, конунг, но негоже мне с воинами за одним столом пить, - подлила патоки Раннвейг. - Я бы хотела о милости просить, но не при всех.
- О милости просить? - Рассмеялся Харальд звонко, мальчишеским смех его со стороны казался, но в то же время с издевкой звучал. - За что же должен тебе я милость являть?
Удивилась женщина, потупила взгляд, зло сверкнувший.
- Думала я, что помнит конунг все, - тихо проговорила она.
- А ты напомни конунгу, - Гутхорм, голос возвысив, сказал. - Если посмеешь.
Притихли пирующие, ответа ожидая - многим интересно было, что это за баба пришла от конунга милости требовать.
- Что ж, - на хитрость вновь пошла Раннвейг, бывшая наложница конунжья. - Видно зря я Арнвинда лишилась.
- Видать так оно и есть, - вновь конунг сказал, хотелось уязвить ему женщину эту за глупость и гордыню. - Единственной твоей опорой был Арнвинд, пока не сгинул.
- Ну на все воля богов, даже на победу и поражение, конунг, - ответила Раннвейг, развернулась и вышла, но задержалась на пороге на миг. - Только вот что.... И рядом с тобой могут оказаться те, кого ты обидел.
- И не говори, - головою покачал Харальд, чуть насмешливо. - Не все же подле конунга верным воинам быть, иногда и предатели неблагодарные оказываются. Но с такими у меня разговор короткий.
Это уже для ушей собравшихся сказано было, дабы никто, на пиру даже не забывал, кому служат они и кто над жизнями их всецело властен.
Подбежал временем тем к конунгу человек один из слуг, да прошептал:
- Девка та, что вчера велел ты в погреб бросить, все бочки с брагой попортила, - расстроенно говорил холоп, боязливо - видать наказания боялся. - Гостям теперь пить нечего будет!
- Хоть лоб расшиби, но пития вдосталь найди, - велел на то конунг, слугу отсылая, но подумав, добавил. - А девку эту... в комнату пустую отведи - чтоб только сено да подстилка там была.
Поклонился слуга, прочь побежал, а Гутхорм, к племяннику обернувшись, молвил:
- Зря ты, племянник, бабу эту отпустил. Сердце у нее змеиное, еще укусит ненароком.
- Дядя, проследи, чтобы ее в ту же клеть бросили, что и сестру Арнвиндову, - немного устало велел юноша. - Любо посмотреть мне будет, как две гадюки в одном мешке уживутся.

Возмездие

Ночь в погребе оказалась страшной. Ужасные сны снились Хилд, в темном холодном помещение. К тому же замерзла она, губы побелели, зубы стучали дробь, что капли дождя по щиту. Замерзала Хильд, но смерть брата их головы не шла. Порывалась она раз несколько за ночь милости у захватчиков просить, но одергивала себя гордая сестра конунгов славных.
- Эх, Арнвинд, видать такую судьбу нам норны уготовили, тебе с Аудбьерном в море погибнут, мне в погребе умереть от холода и тоски. Верю я много агдирцев ты, Аудбьерн и Эрик с собой забрали, да на грани пути ваши разошлись вы в Вальгаллу, они в Хель отправились, - устав рыдать и в дверь колотиться, шептала девушка с мертвыми воинами разговаривая. – Прости, Эрик, я думала вся жизнь впереди, поймешь ты меня наконец, да не вышло ничего. В холодных водах сгинули все, без костра погребального. Но за что, Один? За что, Фрея? За что покинули нас в милости своей?
Голос становился все тише, пока совсем не замолк, Хильд уснула, измученная душевными терзаниями. Единственное в чем она не сомневалась, это в судьбе своей, которая виделась ей в бесславной смерти в погребе сем от голода и холода.
Робкие лучики светила скользнули по оконцу, когда Хильд проснулась. Голод сводил желудок, очень хотелось пит, но кроме браги ничего в погребе не было. «Браги?» - изумилась девушка глупости хирдманов Харальда. Взгляд нашарил в полутьме погреба молот, коим крышки из бочек выбивали. Робко сначала бумкнула бочка дна лишаясь, пенная жидкость на пол хлынула. За первой последовала вторая, затем третья, пока весь ряд не лишился столь ценимого викингами напитка. Волосы пропитались влагой, когда хищный взгляд Хильд обратился ко второму ряду, конунжьего пива. Она даже оскалилась как берсерк, ринувшись к ним. И снова потоки браги заливали пол, пропитывая обувь и юбку. Яростным движением сорвала она плащ с плеч и швырнула его на пол.
В погребе нестерпимо воняло пивом, но вот лицо у Хильд было довольное, хоть как-то она насолила агдирцу мерзкому. На смену ярости пришла холодность мысли, на смену горю пустота. Убить Харальда ей не позволят, знала она это, про нее уже забыли кажется. Даже еды не принесли. Но как добраться до Раннвейг ненавистной. Перебирала в голове дева мерийская кары, что на голову предательнице Арнвинда навлечет..
В замке ключ клацнул, дверь отворилась и двое дюжих хирдманов при полном вооружении опасливо двинулись к хрупкой девушке, что с насмешкой на них смотрела. Подхватив ее под руки, и немало удивляясь, что она не сопротивляется вовсе, выволокли на двор. Солнечный свет больно резанул по глазам, заставляя закрыть их, но даже сквозь веки яркий дневной свет мучил отвыкшие за день очи.
Сначала она решило, что ее хотят притащить к ногам Харальда, чтобы еще раз щенок свое самолюбие потешил, но потом решила, что скорее всего, судьба решена ее, со скалы в море Северное лететь ей, что чайке раненной. Тем сильнее было ее удивление, когда за спиной ее дверь захлопнулась и ключ в замке повернулся.
Осторожно девушка веки подняла, новую свою темницу разглядывая. Из мебели тут была лишь скамья, да подстилка соломенная. Зато окно было, что свет пускало и тепло, после погреба.
Хильд как раз рассматривала скамью и думала, как ее использовать для побега можно, как дверь открылась и в комнату Раннвейг втолкнули.
- Ты.., - прошипела Хильд.
- Я, - вздернув подбородок, наложница ответила. – А кого ты увидеть хотела? Харальда?
Последнее слово насмешкой звучало.
- Ты Арнвинда убила, гадюка, - констатировала факт дева мерийская.
- Не убивала я его. Я все время тут была, в Мере. Или ты не помнишь?
- Продала ты его? Что тебе агдирец пообещал? Золото? Власть?
- Он…
- Хороша его благодарность, правда? – рассмеялась Хильд в лицо убийце брата своего. – Нравится? Только не долго тебе наслаждаться его милостью и щедростью.
Девушка наступала на Раннвейг, та пятилась, в испуге на эту валькирию глядя. Но тут ушел страх от наложницы бывшей. Чего это она? Не этой Хильд с ней тягаться.
- Да хотя бы и такая благодарность. Тебя задела и то славно, - язвительно бросила сопернице Раннвейг.
- Дура ты, Раннвейг, дурой и умрешь.
Сверкнул небольшой нож, что люди Харальда не нашли, да и искали ли. Схватилась Раннвейг за горло пытаясь кровь в теле удержать, за жизнь цепляясь. Холодно Хильд на хрипящую женщину смотрела, на пузыри кровавые, на кровь, что на плате ее брызнула, с пивом перемешавшись. Холодно смотрела Хильд в глаза Раннвейг, следя, как жизнь их покидает. Затем уронила нож в лужу багровую и ушла к стене на подстилку из соломы. Села и молча на дверь уставилась.

Англия. Конунги Ивар и Гандальв.
Совместно DL & Easterling.

Увидев, что шум во дворе порожден событием радостным, Гандальв, как вежливый гость, поспешил удалиться. Одину ведомо лишь, что за дела между братьями. Конунг Альвхеймара рассудил, что Ивар сам гонцу путь укажет, когда надумает его с родичами познакомить, а потому поспешил к людям своим. Нет ничего хуже, чем время в ожидании убивать, а с гриднями и перемолвиться словом можно, и удаль в состязанье измерить, и висы послушать. Снорри скальд после того давешнего выступления на пиру не показывался на глаза серому конунгу, так что Гандальв уж стал думать, что наказал его Ивар Рагнарсон за бойкий язык. То альвхеймарца слегка опечалило, ибо за время путешествия корабельного он свыкся с обществом дерзкого отрока. Но конунг в людях своих волен, а молодые воители, и впрямь, порой в жестких мерах нуждаются.
Словом, Гандальв как раз сидел в гриднице меж своих воев, ведя с ними беседу, когда в дверь постучал слуга Ивара. Холоп стал, глядя в пол, и гласом дрожащим пригласил норвежского конунга к хозяину усадьбы пожаловать. Альвхеймарец кивнул, и, разгладив бороду пятерней, пошел вслед за рабом к покоям Ивара Бескостного.
Ошибся Гандальв: знакомство с родичами Ивар решил отложить на потом - один встречал конунга, чтобы поговорить с ним без свидетелей. Хорошо было предложенное братом дело, да вот только - кто знает, как обернется то, что было гладко на словах? А если даже обернется хорошо... мало ли что расскажет гость норвежский!..
- Хорошо ли отдохнул ты, конунг?
- Благодарствую, - степенно ответил Гандальв, бороду пятернею поглаживая. – Отдых был столь же хорош, как и бристолькое гостеприимство. Воистину, ежели бы все конунги земель севера так радетельны были, не было бы у Локи злокозненного шансов начать Рагнарек. Ибо гибель богов с гниения в душах людских начинается. А ты, Ивар сын Рагнара, доволен ли встречей с родными?
"С гниения в душах людских... На первый взгляд - так, но глянешь поближе - человеческая то выдумка, утешение для поверженных: что проще, чем объявить умолчание ложью, а хитрость предательством? С доверчивости необдуманной, с ненужной поспешности начинается гибель богов и людей, а вовсе не с чего иного", - думал Ивар, обмениваясь традиционными приветствиями да выражениями почтения с гостем-конунгом.
- Рад я, что по нраву тебе дом мой пришелся, - ответил датчанин норвежцу. – И правду ты молвишь, что ныне не все старые обычаи соблюдают. Мой человек сказывал, что ведомо тебе про смерть моего родича дальнего от рук кельтских псов?
Гандальв кивнул: подтвердились мысли его о том, что Ивар все в деталях и встрече данов с норвежцами разузнал.
«Видимо, хорошо это конунг воев своих обучил, ежели вести к нему столь споро стекаются».
- Как не знать, конунг. Тем более что муж тот покойный и мне родичем приходился.
Датчанин лишь голову чуть наклонил – и то для сына Рагнара новостью не явилось, помнил Ивар о родстве дальнем, когда разговор это замысливал.
- Знамо ли дело, чтобы трусливые кельты викингов рода такого губили? – спросил он, будто у пустоты, но на гостя при этом посматривая. – Братья мои думают, что надо псов тех обучить послушанию.
- Достойное дело, - улыбнулся Гандальв. – Тем паче, что саксы, как вижу, уж головы перед клинками склонили.

Продолжение слудует…

(с Тельтиаром и Сариной)
Утро для ярла Хрингарики началось поразительно легко, учитывая, как он отметил победу в кругу воинов, на вчерашнем застолье.
"Может это меня грибы так подействовали?" - с удовольствием и удивлением прислушиваясь к необычным ощущениям отметил Гутхорм. Затем он встал, натянул шерстяную рубаху и вышел из клети.
Харальд в ту пору, надо признать, далеко не утреннюю, как показалось поначалу Гутхорму, уже во дворе был, а точнее за воротами усадьбы, любуясь на голову врага поверженного, что к ним прибита была.
- А, вот и ты дядя, - улыбнулся он. - Красиво смотриться, правда?
- Смердеть будет, - Гутхорм трубно высморкался. - Харальд, что с тобой случилось? Раньше не замечал я за тобой такого!
- Вкус победы сладок, - протянул юноша, отворачиваясь. - Ладно, насмотрюсь еще. Ты же видел воинов - им по нраву это.
Гутхорм кратко, но ёмко сообщил, что думает по этому поводу.
- Харальд, а знаешь, что Хелевы поклонники во тоже сначала так смотрят, а потом знаешь что с трупами делают?
- Тут от трупа одна голова осталась, да и та - дырявая от рождения.
- Ух, Харальд, не буду тебя учить даже, что тут делать, но что-то в этом не правильное есть! Дальше что делать думаешь скажи мне лучше!
Призадумался юноша, о том размышляя - за весельем победным, с вечера он дела державные отложил, да все вернуться к ним не желал, триумфом наслаждаясь. Теперь же заботы на него тяжкой ношей свалились, с землей завоеванной и проблем добавилось.
- Перво-наперво надобно нам дождаться прибытия Хакона, - наконец конунг произнес. - С ним осталась основная наша сила ратная, пока же следует всех знатных людей, что живы в Мере остались на поклон призвать, думаеться мне.
- А как их от измены удерживать будешь? Жестоким себя ты уже показал и страх посадил. Но ты уйдёшь и страх будет таять.
- Я уйду - Рогволд останеться, - Харальд молвил. - Да и за кем им идти теперь, коли все ярлы и весь род их конунгов изничтожен.
- Найдут кого-нибудь, - отмахнулся Гутхорм. - Или вообще мальчишку какого-нибудь выберут, да и скажут, что это четвеюродны племянник чудом от тебя спасшийся
- И с Раннвейг ты тоже поступил не верно, - ярл понимал, что точит конунга, словно ржа, но ничего поделать не мог. - Надо было уж либо на ярле женить, либо под меч!
- Под меч - всегда успеем, а пока пусть помучаеться, - юноша улыбнулся, видимо ожидал этих слов от дяди. - Не хочу змеине этой легкой смерти давать.
- Глупо, пожал плечами Гутхорм. - Ты в войне победи, тогда тешится будешь, а пока не совершай ошибок. Знаешь ли, Хаки-берсерк тоже однажды потешиться решил, щеночка завести. Помнишь к чему это его привело?
- "В войне победи", - передразнил Харальд, вторую часть фразы мимо ушей пропустив. - Я от тебя, дядя уже год это слышу, и заметь - пока что побеждаю. Раз за разом.
- Что ещё раз доказывает, что ты меня иногда слушаешь, - кивнул Гутхорм. - Молодец! А сейчас я тебе скажу вот что: не мешай утехи и дело, иначе либо делу ущерб будет, либо от утех удовольствия полного не получишь.
- Хмурый ты поутру, Гутхорм, ни голова на воротах тебя не радует, ни победа наша, - вздохнул тоскливо молодой правитель. - Еще год не кончиться - Фиорды возьмем и Гандальва в росте укоротим, так почему бы перед этим делом не отдохнуть?

Гутхорм вознёс коротку молитву к Одину, прося даровать ему выержки и терпения.
- Отдыхай, - выдохнул он. - Ты конунг, тебе и решать, когда отдыхать, а когда воевать. Только не повторяй ошибок Хаки. Убил бы он меня сразу - тебя бы и на свете не было, а его сын сейчас пророчество исполнял бы.
- Ту пряжу Норны уже выткали, но коли так не в моготу тебе ждать - пошли! - Почувствовал Харальд, что злиться на дядю начинает, и потому решил разговор оборвать этот. - Сам бабе голову оттяпаешь. Заодно посмотрим, как там две змеи в одном мешке уживаються.
Развернулся от ворот конунг, к дому длинному направился обратно.
- Идём, - кивнул Гутхорм
Споро вернулись в дом конунг и ярл, до клети дошли, что для пленниц велел отрядить Харальд.
- Тихо себя ведут? - Спросил он у хирдмана, на страже стоящего.
- Пока тихо, - тот отвечал голосом сонным. - Ночью кричали сильно, а сейчас притихли. Спят наверное.
- Отворяй, - мотнул головой юноша и воин сдвинул тяжелый засов, дверь открывая. Шагнул внутрь конунг, о что-то мягкое запнувшись и едва не упав, но сумел равновесие удержать. - Это что еще такое?
Взглядом он сначала Хильд отыскал, на соломе сидевшую, а после под ноги себе глянул, да сглотнул судорожно от удивления - в луже крови тело Раннвейг на полу лежало.
- Кто-то тебя опередил, конунг! - едва сдерживаясь от усмешки в усы сказал Гутхорм. - Говорил же, меньше тешится надо, когда дело делаешь!
Хильд невидящий взор на двух вошедших мужчин подняла. Она уже одурела от смешавшихся в комнате запахов крови и пива. Даже не поняла кто перед ней, подумала: еду принесли, чтобы их с Раннвейг покормить.
- Опередили тебя - ты ж ее убить хотел, - бросил дяде в ответ Харальд, а после к девушке обернулся: - Что здесь произошло? И что за вонь вокруг - тело уже гниет, чтоли?
- Она Арнвинда смерти способствовала, она перед Фреей расплатилась, - глухо ответила Хильд, все также сидя на соломе, подбородок на колени положив.
- Вся ясно, - Гутхорм повёл плечами. - И что с тобой делать, а дева?
Хильд равнодушно плечами пожала. Сейчас она умереть хотела за братом и Эриком уйти. И пусть не пустят ее в Валгаллу, ибо дева она, может валькирии в семью свою примут. Но она безумно хотела умереть.
- Дядя, посмотри, чем она эту змею зарезала, - велел Харальд, от запаха мерзкого кривясь - воздух в комнате мертвечиной и брагой пропитался, оттого назад подался конунг, не желая вдыхать его.
Ярл шагнул в комнату, не отрываясь глядя на Хильд. Носком сапога он перевернул тело предательницы, осматривая его.
Горло было распорото буквально от уха до уха, неумелым, но явно яростным ударом.
- Вот ведь мерзость, - протянул Харальд, от дверей глядючи. - Чем это?
- Ножом, кажется, - хмыкнул Гутхорм. - Эй, змейка, нука покажи свой стальной зубик...
Девушка не отреагировала, продолжая смотреть перед собой. Теперь уже не на викингов, а на тело лежащее в луже крови, перед их ногами.
- Змейка, покажи зубик, - Гутхорм помолчал. - А не то башку твоего братика в отхожее место бросим!
Холод морей Северных дохнул на мужчин от Хильд Мерской.
- Там поищи.
- Что делать будешь с ней? - Гутхорм обернулся к Харальду.
- Сдаеться мне - погибели она ищет, - призадумался конунг, правда о том больше, как поскорее место это мерзопакостное покинуть. - Так вот - не видать ей смертушки. Эй, стража!
Хирдман сонный тут же во весь рост вытянулся, да товарищ его прибежал со двора.
- Эту - обыскать, в воде ледяной обмыть и в другую комнату бросить, а здесь пусть слуги приберуться, чтобы и следа падали не осталось!
- Следить за ней, как за, - Гутхорм задумался подбирая сравнение, - Короче. хорошо следить!

Фиорды
Покоритель волн, несмотря на все перепетии и несколько боев, был довольно бодр и лихо сражался с волнами, спеша к Фиордам. Юркий и небольшой Ворон с трудом нес свое искалеченное тело через холодные воды Северных морей.
Вот в лучах закатного солнца, после недели скитаний родные берега показались, радостно загомонили викинги, из последних сил на весл аналегая. Тяжелая была неделя. В шторм драккары попали, пусть несильный, но для их потрепанных судов он ураганом, гневом богов казался. Пятерых за борт Покорителя смыло, двух на Вороне лишились. С трудом стихию побороли и вот...
В золотых лучах, ласково-синим сверкало море. Мирно поднимался дымок из домов фиордских жителей, видно было мальчишек на палках рубящихся.
Еще немного и ткнуться драккары в землю родную носом усталым. Снорри с удивлением понял, что он счастлив вырваться из той бойни, что Харальд устроил. Жаль, что Арнвинду не смог почестей оказать, но он сделал все что мог. А теперь домой, с вестью тяжкой.
В деревне ближайшей, как воинов увидели, велел староста тут же угощение готовить, да людей навстречу послал - жители здешние верны Аудбьерну были, а потому вестей ждали об ушедших на рать родичах.
Первым на берег Снорри спрыгнул, прямо в прибрежные волны. По пояс они его обняли, спружинив прыжок. За ярлом дружина его последовала.
- Здрав буде, старик, - пробасил Снорри. - Дай нам еди, да мы дальше к усадьбе пойдем.
- Путь-то не близкий, - протянул на то бонд, удивленный приветствием грубым - не таких речей он ожидал от воинов возвратившихся. - Вы бы передохнули с дороги.
- Некогда, старик, - ярл головой покачал. - Вести тяжкие, времена темные.
- Ай, случилось что? - Вздрогнул староста, сам он сына отправил в дружину Аудбьернову. - Не томи, ярл - рассказывай!
- Много фиордцев погибло, когда заманил нас вероломный агдирец в ловушку. Аудбьерн последним пал, до конца пытаясь уничтожить агдирцев поболе. Вот и все, что сказать могу. А теперь пора нам старик, беда надвигается.
- Ой, - побледнел бонд, отстранился, едва не упал, да поддержали его. Тяжкая весть, черная - когда погиб конунг и войско его с ним в Валгаллу ушло, да еще хуже то, что враги надвигаються. - Что же будет-то теперь?
- Биться, старик, будем. За каждую пядь земли нашей. А нет, так в Вальгаллу уйдем, но агдирцев много с собой утащим. Аудбьерн уже там. Жал Змея не смог я в Вальгаллу направить. НЕ переживай старик, Тор нам поможет.
- Помог уже, как я вижу, - грустно мужчина произнес, но потом плечи расправил - не к лицу управителю деревни падать духом, когда дела вершить потребно. - Я людей разошлю по фиордам не медля, чтобы к усадьбе все знатные люди приходили, кому честь дорога!
- Добро, старик, - пробасил Снорри. - А мы в усадьбу Аудбьерна поспешим.
"Усадьбу Аудбьерна... усадьба есть - конунга нет", - грустная мысль проскользнула у старосты, да не стал он ее озвучивать. Вскоре распрощались воины с деревенскими, дальше поспешали - путь не близок был, да все пешком - конными бонды гонцов по деревням послали, дабы скорее могли собраться на тинг все, кто за свободу стоять готов был.

(с Тельтиаром.)

Харальд и Хильд.
С Сариной

Ледяной поток ударил в лицо, заставив Хильд задохнуться. Грудную клетку стянуло как тисками. От второго потока она постаралась закрыться руками, чтобы вода не попала в нос и рот. Видно воду из колодца брали, она была ледяной как морская вода зимой.
- Ой, что же вы делаете, - запричитал кто-то из служанок, на нее не обратили внимание.
На стоявшую у стены бани девушку обрушивались все новые и новые потоки жидкого льда. Хирдманам явно нравилось
новое развлечение, продолжалось оно до тех пор пока Хильд на колени не рухнула, сбитая с ног очередным ведром, выплеснутым на нее. Интерес пропал, девушка была чиста, осталось только одежду с нее грязную содрать, но до такой вольности дружинники Харальда еще не дошли, потому окликнув одну из служанок, велели ей одежду принести госпоже бывшей.
Девка быстро побежала в дом ярла погибшего, ведь не сказали ей, что именно принести надо. Принесли
одежды из сукна мягкого дорогого, да плащ мехом лисы подбитый. Тем временем Хильд в баню втолкнули, и дверь за ней закрыли, вручили двум рабыням по ведру и велели уже нагую девушку окатить с головой.
Рабыни в точности исполнили приказание новых хозяев усадьбы, завернули Хильд в простыню и повели в новую тюрьму. Девушке было все равно, она пыталась унять дрожь, которая заставляла зубы отбивать дробь летнего ливня по деревянной крыше.
Подоспевшие хирдманы втолкнули ее в комнату, следом полетела одежда служанкой принесенная. Схватив плащ девушка закуталась в него упала на пол и сжалась в комок, пытаясь согреться. Жуткий лязг зубов доводил до головной боли. Высыхавшая вода еще больше холодила заледеневшую кожу.
Харальд в то время вновь без дела по усадьбе ходил. Приказав Гутхорму и Рогволду собрать всех знатных людей Южного Мера, кому посчастливилось выжить, он ожидал их появления, так же, как ожидал и возвращения Хакона и не знал чем занять себя. В поединке потешном с кем либо из гридней драться конунгу не хотелось, голова же Арнвинда, изрядно подгнившая, никакой радости у него более не вызывала. Велел он тогда позвать умельца, чтобы убрал всю гниль, а после уже череп обратно на частокол водрузил.
Сам же конунг отправился посмотреть, что с пленницей его сталось, и не убила ли она еще кого из-за недосмотра нерадивых хирдманов, хотя те и клялись, что более оружия не могла она нигде припрятать.
- Открой дверь, - бросил он стражнику. Это ж надо - за один день две темницы так испоганить сумела девка, что ее третий раз переводить пришлось. Слуги, что погреб осушать от браги пошли - до сих пор не вернулись, хотя мимо проходящие песни пьяные слышали оттуда доносящиеся.
Хильд даже головы не подняла на звук двери открывшейся. Да ине слышала она его, дико зубы лязгали друг о друга, тело крупной дрожью било. Обняв себя за плечи и закутавшись в плащ, комочком на полу девушка лежала.
- Что, по нраву тебе гостеприимство агдирское? - С усмешкой Харальд спросил. По нраву ему было смотреть, как дева гордая после омовения в себя придти не может, ибо не терпел Харальд, как и отец его всякого неповиновения и гордости излишней в людях.
Хильд промолчала, голову преподняв и на агдирца из-под ресниц посмотрев. Но тут же вновь уронила голову на пол, плотнее в плащ укутываясь и ногу из-под полы высунувшуюся обратно зятягивая.
- Я могу и милость явить, - продолжал юноша. Знал он, что поскольку Хильд была сестрой убитых им конунгов, то права на владение Мером и Фиордами имела, а раз так, то женившись на ней он не только по праву меча, но и на законных основаниях мог землями этими править. - Если ты благоразумие проявишь.
- Ч-что т-теб-бе от м-мен-ня н-над-до? - пролязгала Хиьд, все никак согреться не в силах.
Наклонился Харальд, ладонью по щеке ее проведя, а после за подбородок взяв и движением резким заставил голову развернуть:
- Нежности от тебя хочу и покорности.
Взметнулись вверх ресницы, открывая глаза синие.
-З-зач-чем?
"А она красивая, - отметил конунг. - Хоть и старше меня, но не так, как Асса". Впрочем, при сравнении с его женой, выигрывала любая девушка, хотя - у дочери Хакона имелось одно неоспоримое достоинство - она была покорна.
- Потому что такова моя воля, - произнес он.
Ресницы опустились, глаза погасли.
- Я п-покор-рюсь, ты м-меня уб-бьешь? - тихо спросила Хильд.
- Я могу вернуть тебе все, чего ты лишилась: богатсво, роскошь, слуг, - удивился Харальд. - А ты говоришь о смерти?
Хильд вновь открыла глаза и с тоской посмотрела на Харальда.
- З-зач-чем п-пленниц-це б-богат-тств-ва?
В голове Хильд промелькнула шальная мысль, отчаяная, но только такие приходят в безвыходных ситуациях: "Притворюсь, усыплю бдительность и сбегу".
- Ты можешь и не быть пленницей, если станешь исполнять все, что я прикажу.
Девушка вздохнула, не зная, что и сказать. В душе боролись две стороны ее личности. Одна призывала забиться в угол ударить его, попытаться убить, в другой проснулась хитрость змеиная. Обмануть, притвориться, а потом либо смерть либо чужбина. Ресницы вновь скользнули вниз, глаза закрылись, Хильд губу прикусила, чтобы не лязгать зубами столь сильно.
- Решай, - бросил Харальд. - быть может и череп брата твоего с забора сниму.
Это был подлый удар, удар в спину. Хильд вздрогнула от слов Харальда и кивнула, принимая предложение.
Рассмеялся конунг, видя согласие девушки.
- Не думал я, что так легко гордость твоя надломиться, - произнес он. - Но это и к лучшему. Вечером тебя ко мне в опочивальню приведут.
Хильд не слушала больше, стараясь от стыда поглубже в плащ занырнуть. "Что я наделала...", - металась в голове мысль одна. Но брат дороже был, чем вся гордость ее вместе взятая.

Гутхорм же тем временем решил заняться поручением Харльда важным.
"Сейчас все ярлы либо закопаются в своих усадьбах, да так, что и не вытащишь или сбегут морем, землёй уж точно не пойдут"
- Рысьи Глаза, - поймал Гутхорм за руку проходящего мимо хирдманна. - Набери воинов, да пройдись по деревням. Где ярлов скрывшихся найдёшь - тащи сюда! Будут упираться или попробуют бежать - башку с плеч, нет сейчас времени цацкаться! Особенно за морем следи, им сейчас только туда дорога, - он помолчал. - Но вообще вежество соблюдай поначалу! Нам тут лишние трудности ни к чему.
Хирдманн схватился за голову:
- Ярл, да как же я так?! Башку с плеч, да ещё и вежливо, такому мы не обучены! Это вас с конунгом привычно!
Гутхорма аж передёрнуло от таких слов:
- Ну...ты это...по ситуации действуй!
Хирдманн просиял и исчез исполнять.
"Ох уж эти молодые воины!" - со смешнанным чувством подумал Гутхорм.

Фиорды

Снорри уверенно вел свой отряд знакомыми тропами. Возможно, что агдирцы заблудились бы здесь, но не они. Фиорды были для них родными как рука, крепко сжимавшая меч. Раненных пришлось оставить в деревне, потом за ними из главной усадьбы отправят лошадей, чтобы забрать бойцов. Они им еще понадобятся, судя по всему, Харальд настроен очень решительно. Как бы сейчас в бой не полез. Хотя…. Сначала ему проще в Мер пойти, а там и бури подоспеют, волнения на море зимние. Сушей до них не добраться, ну или добраться, но сложно и долго.
Видать судьба Меру Южному отвлекать врага от Фиордов. До последнего отвлекать. Не думал ярл о людях, что в землях Арнвинда жили, ему о своих думать следовало. А вот о юном конунге Фиордов у него душа болела. Тяжкие испытания на долю мальчишки выпали. Братья погибли, что с Сельви неясно. Хотя… Скорее всего и Разрушитель погиб, атакуя драккар Харальда.
Интересно, кто предупредил щенка о флотилии и о планах трех конунгов? Останется это загадкой. Такой же тайной, как и то, почему Арнвинда столь легко завалить могли. Не найдут вопросы сии ответов.
Викинги споро шли под сенью разлапистых елей и сосен. Легко преодолевали водные преграды в виде ручейков лесных, да и прохладный ветер северного лета не пугал и не останавливал их. За день драконы морей покрыли такое расстояние, какое всадник за полдня на хорошем коне сделает. Торопились они. Весть скорбную во Фиорды принести, да оборону наладить. Близилась ночь, и Снорри задумался о том, что на ночлег пора останавливаться. Подозвал он Хальварда да ярла, что на Вороне заправлял.
- До усадьбы недалеко осталось. Ночь наступает, что делать будем? Дальше пойдем или продых людям дадим?
- Дальше пойдем, тут недалеко осталось. Не развалимся, - уверено заявил Хальвард.
- Не дойдут люди, - покачал головой Ларс, ярл с Ворона. – Устали смертельно.
- Может середину найдем? Небольшой отряд отправим в усадьбу, а те кто устал пусть отдохнут? – предложил Снорри.
- Я не против. С отрядом в усадьбу пойду, - вызвался ближний хирдман ярла фиордского.
- Вот и славно. Возьмешь десяток тех, кто посвежее и Слейпниром мчитесь в усадьбу. Мы к полудню подойдем.

Халагаланд

Бард и Свейн вернулись на Торгар к тому дню, когда Харальд уже занял Южный Мер. Сойдя с корабля, юноша удивился, почему никто не пришел его встречать.
- Нас не ждут, - произнес задумчиво старый управитель. - Ублюдки крепко власть взяли.
- Коли добром из рук не выпустят, пальцы поотрубаем, - усмехнулся один из спутников Барда - молодым воинам было обидно, что большая битва идет без них и здесь они хотели хоть немного наверстать упущенное.
- Сначала добром попробуем, - молвил Бард.
- Они отца твоего погубили, - покачал головой Свейн.
- Есть тому доказательства?
- Были бы - ублюдков на первом же суку давно народ бы вздернул! - Старик сплюнул, и воины, подняв знамена пошли к усадьбе.
Домина встретила их неприветливым молчанием. Ни людей, ни животных. Лишь обгоревший, наполовину достроенный остов некогда славной усадьбы.
- Пожар был, - на удивленный взгляд юноши, заметил управитель. - Люди говорили - тоже Харек с Хрериком устроили, а твой отец разбираться поплыл... и живым уже не вернулся.
- Пошли, - приказал Бард, резким движением отворяя ворота. Давно не смазанные створки скрипнули, пропуская людей.
- Эй, кого там волк принес?! - Появился на пороге сонный гридень, глаза протирающий, но заметив волчье знамя, побледнел, обратно в дом бросился.
- Ну сейчас начнется, - усмехнулся Свейн, рукоять меча короткого сжав. Пусть слаб был старик, да все же хотел кровушки попортить братьям хозяина своего погибшего.
И правда, вскоре уже народ из усадьбы повалил - слуги немногочисленные, воины, на ходу кольчуги поправляющие и перевязи с мечами, бабы вопящие, да сами Харек и Хререк, точно два ворона.
- О, племянничек пожаловал! - Старший бросил.
- По какому праву вы мою усадьбу заняли? - Достаточно о делах их от Свейна наслушался Бард, чтобы учтивость проявлять.
- По праву старшинства, - отвечал Хререк. - Отец твой обидел нас, братьев своих, сильно, не хотел доли в наследстве отдавать, вот и пришлось взять самим.
- А теперь сами и отдавайте, - железо звучало в голосе сына Брюнольва.
- С какой стати? - Огрызнулся Харек. - Мы тебя старше в роду! Нам и править Торгаром.
- По воле конунга, которому отец мой присягал, - отвечал на то Бард, а воины, что с ним пришли, за мечи взялись, медленно их из ножен вынимая. То же и сторонники братьев сделали.
- Даже если сейчас победите, Харальд с вас шкуры спустит за неповиновение, - Свейн бросил.
- За конунга прячешься, песий выродок! - Процедил Хререк.
- Я то хоть в законном браке рожден был, а твою мать дед силой взял!
Побагровел Хрерик, но брат ему рука на плечо положил, хмурые лица спутников племянника оглядывая и сказал:
- Твоя взяла, Бард, пусть и не по правде поступаешь, но забирай свои головешки.
- У тебя-то мозгов побольше будет, чем у твоего братца, - усмехнулся управитель.
- А ты старик, за свои слова еще заплатишь, - на то ему Харек бросил. - Уходим, люди, волею Харальда, вновь мы без всего остались! Будь славен такой щедрый конунг!
- Убирайтесь оба, - слова Барда стали последними. Вещи наскоро собрав, покинули Торгар и Харек, и Хререк, и все люди их, не желавшие против Харальда могучего выступать.
В тот же день отправил людей на Аласт Бард, к лендрману Сигурду, дабы тот подтвердил согласие свое на свадьбу, ранее данное и присягнул Харальду. Правитель же Северного Халагаланда, едва только услышал, что посланники конунга Агдира к нему едут, поспешил земли свои покинуть, а с ним еще много народа, кто не желал Харальду подчиниться, остальные же власть сына Хальвдана приняли.
Бард, с делами этими разобравшись, велел вновь в путь свой корабль снаряжать, оставив Свейна главным в имении. Не мог юноша в стороне оставаться от великих свершений, что Харальд готовил, а потому в скорости обратно в Мер пустился.

Южный Мер

од вечер, как и говорил Харальд, пришли за Хильд двое его гридей ближних Укси и Ульв, двери распахнули:
- Выходи, - Укси приказал. - Государь тебя ждет.
Хильд безучастно посмотрела на них, поднялась со скамьи и молча подошла к ним. За целый день она с трудом умудрилась разодрать пряди пятерней и кое-как заплести их в косы, а также наконец согрелась, но плащ не сняла.
Ульв указывал путь, Укси шел сзади, точно боясь, что девушка попробует сбежать (хотя, после убийства Раннвейг, от нее всякого ожидали). Наконец они добрались до покоев конунга, и дружинник открыл дверь, буквально втолкнув пленницу. Внутри горело несколько лучин, тускло освещавших некогда принадлежавшую Арнвинду комнату. Харальд развалился на ложе, не снимая сапог и придирчивым взглядом осмотрел Хильд:
- Стоило сначала к тебе служанку прислать, чтобы в порядок привела.
Хильд закрыла глаза, на мгновение ей показалось, что это Арнвинд вернулся. Все было до боли знакомо, все было до боли родное. Она замерла в нескольких шагах от кровати, прислушиваясь к воспоминаниям, хватаясь за них. Но они не останавливались, улетая прочь войском валькирий. Девушка обреченно открыла глаза, посмотрела на завоевателя.
- Гребень лучше.
Харальд усмехнулся. Ему косы заплетали две-три служанки, без гребня - поскольку он клялся не расчесывать волос.
- Сними с меня сапоги, - приказал он, желая проверить, насколько покорна стала сестра убитого им конунга.
В Хильд всколыхнулся гнев, заставивший ее вспыхнуть, но картина прибиваемой к воротам головы брата, охладила его. Опустив плечи и глядя в пол, мерийка шагнула к кровати и быстро, чтобы не затягивать свое унижение стянула с агдирца сапоги, которые уронила рядом с собой. Отступила на шаг и замерла, глаз не поднимая.
- И куда же ты пошла? - Рассмеялся Харальд. - Стоять, взор потупив завтра, на тинге будешь, а сейчас сюда иди.
- На тинге? Ты тинг созвал? - ахнула Хильд.
Но тут же вспыхнула, губу прикусила и шагнула вперед.
- Созвал, - юноша чуть приподнялся, обхватив талию пленницы и притянул ее к себе, прижав сильно. - Посмотрю, как верны мне мерийцы.
А после в губы ее впился.
Хильд собрала в кулак всю свою волю, чтобы не забиться в его руках как птица раненная. Не ударить его. Немым укором мыслям таким Арнвинд в Вальгалле без головы возникал. Потому постаралась мерийка покорится, как и обещала.
Конунг бросил ее на ложе, под себя подмяв, да произнес между поцелуями:
- На тинге первой власть мою признаешь перед всеми, - знал он уже, что о гордости ее и непреклонности по Меру много слухов ходило, и хорошим подспорьем стало бы такое начало тинга для установления власти его.
Окаменела Хильд. Что статуя ромейская. Но решила ва-банк идти.
- Сними голову брата, - прошептала она.
- Что, прямо сейчас? - Чуть отстранился конуг, а после пальцы на шее ее сжал. - Ты в своем уме? После тинга сниму.
В глазах синих на Харальда смотревших испуг на мгновение появился, но пропал. Гордость и ярость мелькнули и ушли, место тоске уступив, та в свою очередь растерянности уступила.
- Не смогу я иначе, - пробормотала она. - Когда он на меня смотреть будет. Пожалей меня.
- Слову конунга не веришь? - Злость в голосе послышалась.
- Верю. Но под взглядом его... - мерийка закрыла глаза, слезами наполнившиеся и соленые дорожки по вискам прочертились.
- Ты сейчас под моим взглядом и тебя это больше заботить должно.
Хильд не могла поверить, что настолько сломали ее смерть братьев, гибель Эрика, захват Мера Южного, убийство Раннвейг подлой и ледяной душ. Сил боротся сейчас у нее не было. Ее весь день глаза братьев преследовали, взгляд Эрика покоя не давал. Жить ей теперь с их призраками в мыслях своих.
- Ты живой... Ты понять можешь, - прошептала она в ответ на слова Харальда.
- Еще какой живой, - пальцы конунга отпустили горло пленницы, ниже скользнув и платье разрывая.
Вздохнула Хильд, ответа от Харальда желала, но заговорить больше не смела. Хрупко было ее положение, очень. Если убьет ее Харальд рада только дева мерийская бует, но громом в голове билась фраза Гутхормом брошенная. За братьев она готова была на что угодно пойти, теперь она поняла, что и за Эрика тоже. Звук ткани разрываемой заставил ее вздрогнуть всем телом.
Вскоре Харальд потерял к ней интерес - ни жара, ни страсти, как и его супруга, боявшаяся что-то сделать не так, Хильд, лежала, словно ледяное изваяние.
- Можешь уходить, - бросил он, удовлетворив свои желания. - Укси отведет тебя в твою комнату.
Хильд посмотрела на агдирца с удивлением, не веря ушам своим, а потом... Он хочет сделать так чтобы не было у нее права просить за погибших и мерийцам помогать в беде. Испугалась дева мерийская, сильно это чувство было, не за себя, за всех. За погибших и живых, потому она сделала то, что от себя сама не ожидала. Приподнявшись на ложе, обняла мерийка агдирца за шею и одарила поцелуем страстным. Затем сама испугалась того, что сделала и лицо на груди у него спрятала. "Только не прогоняй. Только позволь хоть что-то решать в этом сумасшествии", - мысленно взмолилась она.
Но теперь Харальд и сам не думал ее прогонять, ладонью голову ее чуть приподняв и к устам приникнув. Странное чувство в душе его появилось, нет, не любви - власти абсолютной над человеком, которой до момента этого не было.
Вспомнила Хильд, что он требовал там, когда лежала она от холода сжавшись. Ласки ее хотел, что ж она дарила ее, за возможности призрачные, что пред нею маячили. Чуть позже вновь она попытается за Арнвинда просить.

(с Тельтиаром)

Южный Мер. Хакон Трондский.

Последний из конунгов-победителей прибыл к воротам усадьбы, что недавно еще домом конунгам Мера служила. Череп хозяина скалился с частокола, но не это заставило чело Хакона хмуриться. Молва бежит быстрее гонцов, и, пока конунг Транделага ехал на праздничное застолье, «добрые люди» уж достоверно сказали ему и о той голове пред воротами, и о будущем тинге, и о строптивой сестре мертвых конунгов. Именно Хильд и была источником тяжких дум Хакона. Женщина, столь привлекающая внимание, едва ли будет обойдена вниманием Харальда. Старому конунгу и в мысли не приходило считать рабынь, греющих ложе владыки в походе. Викинг старой закалки, он не считал жен, в ком не было крови владык, достойными упоминания.
«То лишь забава, не более», - думал властитель, судя «подвиги» зятя по себе молодому. И удивился бы, коль не смотрел бы конунг младой на женщин пригожих, нездоровье бы заподозрил. Но в жилах Хильд текла кровь властителей, и в груди Хакона поселилось сомнение. Может, решит Харальд упрочить власть отнятую, взяв сестру прошлых владык второю женой? Видел в том старец опасность, ибо Хильд была близко, а Асса – далече. Ежели – не приведи Один – родит дочь его девочку. Хильд может Харальду первенца подарить. Зачем тогда все старания Хакона, ежели в агдирском наследнике его крови не будет?
Так думал конунг Трандхейма, въезжая в ворота.

Южный Мер

Рысьи Глаза исполнил поручение Гутхорма, с утра раннего гонцов разослав по селениям с указаниями подробными, да и сам отправился ярлов выживших искать и иных мужей достойных, что должны были Харальду поклониться на тинге. Впрочем - не многие откровенно противиться решились - уже и без того по землям их Рогволд прошелся с войском, обещая, что власть конунга нового принявшие сохранят владение свое и жить будут, как при Арнвинде, а может и лучше, потому старосты деревень, бонды богатые, годи и жрецы, херсиры и ярлы с домочадцами к усадьбе конунжией съезжались посмотреть на милость сына Хальвдана, о том думая, что верность их он дарами покупать будет, как то заведено было. Впрочем одного лендрмана Рысьи Глаза буквально с драккара отплывающего снял, да стрелу в ногу пустил, чтобы не вздумал убежать до тинга.
Сам же Гутхорм ярл порою той с вечера еще, помня о погроме пивном, Хильд учиненном, отправил людей в ближайшие селения за брагой и медом хмельным, да велел столы готовить - какой же тинг без пира обойтись мог, но в то же время дядя конунжий приказал гридням оружия не оставлять и к любому повороту событий готовыми быть, все же пусть войско мерское разгромили они, но земля эта чужая была, а сила ратная их - не так велика, как хотелось, ведь большая часть дружинников с Хаконом осталась, здесь же конунга в основном оркдальцы и люди Рогволда окружали и то не нравилось подозрительному сыну Оленя.
Харальда поутру Ульв разбудил, осторожно в комнату войдя:
- Государь, люди, на тинг созванные прибывают, - он произнес.
Открыл глаза Харальд, голову повернув немного, так что бы из-за головы спящей еще Хильд на телохранителя взглянуть:
- В большом числе?
- Пока в малом, но скоро больше их будет - ты там нужен, Гутхорм с Хаконом не управятся...
- Хакон здесь? - Рывком поднялся конунг, руку девушки, на плече его лежащую откинул и бросил ей: - Одевайся!
Хильд спала очень крепко, потому когда ее за руку дернули и на ухо крикнули от неожиданности подскочила, сонно глазами заморгав. Пару мгновений ей потребовалось, чтобы проснуться окончательно, понять, где она находиться и покраснеть. Слегка дрожащей рукой подняла она платье с пола и погрустнела. Разорвано оно было от ворота до подола. Лишь плащ целый у кровати валялся. Подхватила его Хильд закуталась. В двойном плаще оказалась. Темно-синем и золотом.
Молча пошлепала к выходу босыми ногами. Платье свое в руках комкая.
- Проследи, чтобы она на тинг пришла, - велел дружиннику Харальд, сам же облачаться в праздничные одежды стал. - Хакон что?
- Ночью прибыл, - отвечал воин. - Хмурый был, стража говорит. Сейчас с Гутхормом он.
- Людей много с ним? - Конунг набросил поверх алой рубахи багряный плащ, каким его жрецы год назад одарили, когда он стал конунгом и небрежно отбросил назад волосы - заплетать их сейчас времени не было, да и потом пусть видят мерийцы, что клятву он соблюдает данную.
- Нет, господин, на одном драккаре прибыл твой тесть...
- Все иди, - махнул рукой Харальд, застежки плаща проверяя. Вскоре и сам он дом покинул, удивившись тому, что на пороге его уже Рогволд с братом ожидали, да Грютинг, на трость опирающийся, а с ними отряд в сорок человек оружных.
- Мало ли какие мысли черные у мерян возникнут, - ярл Оркдаля сказал. - Готовы будем к любой подлости.
- Слуги пусть трон мой вынесут, - велел конунг, о том вспомнив, как бабка его величественно на тинге появлялась. Сразу видно было - то кюна из рода великого. Ворота миновав, невольно отметил юноша череп Арнвинда скалящийся - что-то с ним сделать он обещал этой ночью Хильд, но значения этому не придал тогда, сейчас же улыбка мертвеца зловещей ему показалась.
У усадьбы на месте просторном уже были скамьи поставлены и на них люди рассаживались - кто познатнее, те поближе, другие дальше от середины, почетные сидения жрецы заняли мерийские, в то время как агдирские служители асов сразу к конунгу поближе поспешили. Вокруг же собрания заметил Харальд хирдманов своих, Гутхормом умело расставленных - вроде и далеко они находились, да все же в случае чего могли стрел ливнем смертоносным захлестнуть собравшихся.
Хилд опустив голову шла, кленя себя за все . А сейчас еще более страшное предстоит. Отдать Мер в руки захватчикам, лишить людей надежды. Но Если сопротивляться, когда лучшие в Вальгаллу ушли, когда никто не придет на помощь... Нет лучше сразу умереть. "У тебя такого права нет", - ехидно заявил внутренний голос. - "Тебя его лишили".
Зайдя в комнату, что ей тюрьмой отвели, громко хлопнула дверью перед носом у хирдманов Хильд,, да замерла по центру, не зная что делать. Платье одевать нельзя было, а в плаще идти глупо, гребня опять же не было.
- Ну что, скоро ты? - Снаружи донеслось через некоторое время.
- Скорее всего никогда, - пробубнила девушка. - Одежду мне принесите.
Одежду ей принесли, правда времени достаточно много прошло, прежде чем гридень посланный сумел какое-то платье разыскать, простого покроя, да в комнату его бросил.
- Спасибо, теперь мерийцы точно не поверят, что я добровольно на это иду, - тихо сказала Хильд, чтобы никто не услышал.
Много времени ей не понадобилось. И вот дверь отворилась и мерийка вышла к хирдманам. Не стоит лить веря пока бдительность не усыпишь или оружие верное не найдешь.
- Знатные люди Южного Мера, - Голос Харальда звонкий, словно сталь, разносился над поляной. Сам он стоял возле трона, в окружении ближайших ярлов, дяди и тестя, исполненный гордости и уверенности, проскальзывавшей в каждом его слове, каждом движении: - Ныне, я созвал вас, дабы вы принесли мне клятвы верности, как до этого присягали покойному Арнвинду. Я одолел вашего конунга в честной битве и потому такова воля Асов, чтобы вы служили мне верой и правдой!
- Арнвинд хорошим государем был, - из толпы донеслось.
- При нем мы нужды не знали, - другой воин добавил, ладонью, перстнями унизанной, по бороде проведя.
- И урожаи всегда были хорошие и походы, - всколыхнулось море людское, у всех один вопрос был на устах:
- А что новый конунг нам дать может? Какую выгоду получат ему присягнувшие?
Злоба застаревшая в груди Харальда всколыхнулась, словно на год назад его во времени перенесло, на иной тинг, когда не был он еще властным конунгом, когда в страхе день за днем проживал, то нападения Гандальва опасаясь, то бабки собственной козней боясь, за мать беспокоясь и жизнь собственную. Перед глазами видел юноша вновь толпы агдирцев, что словно на базар пришли, покупку получше присматривая, выгоды ища и о том думая, стоит ли им мальчика поддержать, что совершенства лет достиг, или же старуху править оставить. Он себя тогда товаром чувствовал, а не правителем... он не забыл и не простил этих колебаний участникам тинга. Но то были агдирцы, его люди, а здесь - мерийцы, враги поражение потерпевшие, от него даров требуют!
"Нет, не бывать больше в Норвегии власти тингов! - Сжался кулак Харальда. - Не решать холопью жалкому судьбы конунгов!"
- Да разве ж я у вас прошу властью меня наделить? - Удивление поровну с раздражением в голосе правителя смешалось. - Моя власть - вот она!
Ладонь бледная на рукоять меча опустилась, лезвие на три пальца вынимая из ножен.
- У вас же выбор есть - мне присягнуть или вне закона быть!
Ропот пронесся по рядам мерийцев, злой ропот, недовольный. Хотел поначалу помягче с людьми речь вести Харальд, но злоба за него все слова сказала, какие должно.
- У конунга Арнвинда родня была, - ярл один воскликнул, что ногу перевязанную перед собой выставил. - Кем мы будем в глазах Одина, коли клятве родовой изменим?
- Родня говоришь? - Усмешка Харальда ничего хорошего человеку говорливому не сулила. - Вот она, сестра его - Хильд. Пусть сама все скажет.
Как раз ко времени тому привели гридни девушку на поляну, в круг ее меж скамей протолкнув, под взоры людей собравшихся.
Хильд плащом а скамью зацепилась, распахнулся плащ дорогой всем платье служанки явив. Замерла мерийка в людском море на мгновение. Взгляд ее к украшению жуткому метнулся, полный горечи. Сглотнула она комок, что в горле стоял, да произнесла:
- Я ... Признаю, - на втором слове осеклась Хильд Мерийская, не слушался ее голос боле, взгляд в землю упал. - Не хочу смертей, - одними губами прошептала.
Вновь ропот по рядам пронесся, меж собой спорить люди начали. Кто-то твердил, что не гоже бабу слушать, к тому же видно, что принужденную речь такую говорить, другим слов ее достаточно было. Временем тем один из жрецов харальдовых поднялся:
- Издревле заведено было Асами, что победитель владения побежденного получает, - взгляд его на мерийских годи остановился. - Или иные в Мере законы, не Одином установленные?
- Так-то оно так, - седобородый жрец Ньорда отвечал. - Но владения конунга Арнвинда - усадьбу его, Харальд конунг получил уже, остальная же одаль издревле тем, кто живет на ней, принадлежит. Разве ж есть в том что-либо богам противное, что хотят люди видеть, что за конунг их на службу зовет? Ведь это лишь к Отцу Ратей каждый попасть мечтает...
- Харальд Хальвдансон - прямой потомок Одина и Ньорда! - На это волкоголовый жрец возразил. - И если нет в Асгарде дружины сильнее той, что Высокий ведет, то в Норвегии - у Харальда люди лучшие и ни один не обижен, а напротив великих почестей удостоен!
Одобрительно в щиты застучали воины, Рогволдом и Грютингом приведенные, но с подозрением на них смотрели знатные люди Мера, особенно же не нравилось им, в какой одежде сестру Арнвинда привели, с каким пренебрежением к ней воины завоевателя относились ибо в этом каждый и для себя оскорбление видел.
- Вот присягнем мы тебе, конунг, - другой бонд в дорогой одежде пробасил. - А потом ты и наших жен и дочерей заставишь простое платье носить, как служанок?
- Мы того желаем, чтобы как при Арнвинде нам жилось под рукой Харальда, - старейшина селения одного произнес. - Тогда и служить ему мы будем, как Арнвинду до этого.
- Это, что ли, вместо того, чтобы на рать идти - по палатям отсиживаться? - Едва сдерживал свой гнев конунг, обозленный тем, что бонды низкородные требовать от него вздумали.
Сколько раз ловила себя на мысли уши руками прикрыть, Хильд и не вспомнила бы потом. Глаз от земли она не поднимала, негоже мерийцам видеть слезы застывшие, да желание умереть в них. Им жить надобно, детей ростить, а не за нее в битву идти. Как только про платье речи зашли, стянула у ворота плащ мерийка, запахнулась позор свой пряча.
- Обижаешь нас, государь, - вышел херсир в кольчуге добротной из-за спин товарищей. - Каждый вождь, сюда пришедший, исправно в дружину людей посылал сколько требовалось. И с тобой такой же уговор будет! Потому я - Фрейвар Железный Кулак первым в верности клянусь Харальду Агдирскому и буду служить ему верой и правдой!
Согнулся в поклоне воин, а затем подозвал его ближе юноша и с руки обручье сняв, протянул:
- За верность и награда положена, - а после на других мерийцев взглянул. - Вот, это муж достойный, остальные же, пока размышляют - Рагнарок наступить успеет.
Однако, видя пример Фрейвара, многие поспешили так же присягнуть агдирскому конунгу, надеясь на то, что и их он одарит щедро, Харальд же, хоть и противно ему было подарки давать холопам, вынужден был то делать, дабы все они власть его признали. По велению его раскрыли гридни сундуки принесенные, стали драгоценности, брони и оружие знатным бондам и старейшинам отдавать в обмен на клятвы их. Стали по рукам расходиться кольчуги и мечи, перстни и рубахи, плащи, мехом подбитые.

(с Тельтиаром)

Тинг. Южный Мер
С Сариной

- Эй, да это же брата моего кольчуга! - Крик злой раздался, когда в руках у соседа увидал воин броню родича. - Конунг нам наше же добро дарит!
- Что добыл в битве с Арнвиндом - тем нас купить хочет! - Другой хирдман закричал, гривной золотой размахивая, в кулаке зажатой.
- Что в бою добыто - то победителю принадлежит, - пресек разговоры эти конунг, хмурым лицо его было, да воины с ним пришедшие за оружием потянулись. - Но кто против даров моих - пусть возвращает, не могу же я насильно вам добро всучать.
Поняв, что мерийцы не будут сражаться за свободу свою и за право Мера самому конунга выбрать, Хильд тихо тинг покинула, пока не видел никто. Как в тумане побрела она к скале любимой. Клокотал в душе гнев, требующий выхода. Думала она броситься вниз головой в воды мерийские, но не получила еще головы брата любимого. Не отправила его окончательно в Вальгаллу в дружину к Одину.
За нею же Укси, Харальда телохранитель последовал, на полпути ее догнав:
- Конунг тебе не дозволял уходить, - произнес он, вроде бы тихо, но как рык медвежий эти слова были.
- Мне там делать нечего, - ответила Хильд, ледяным взором викинга одаривая. - Дай умереть спокойно.
- Твоя жизнь в руках Харальда, - покачал головой Укси. - Когда он разрешит - тогда и умрешь.
- Я сделала то, что вы хотели. Теперь я умереть хочу. Рабыней жить.. Не по мне это.
- Мне конунг другое приказал. Сама вернешься - или тебя силой притащить?
- На тинг не пойду боле, - упрямо ответила мерийка. - Или конунгу твоему хочется, чтобы я не выдержала и умерла там от позора? Или за меч схватиться?
- Конунг хочет, чтобы ты была там и смотрела, как твой гордый мерийский народ просит у него подачек, - Укси говорил спокойно, как медведь, которому был безразличен предмет разговора, но важно лишь выполнить волю господина.
- Я уже видела, - печально головой покачала она. - Слишком много видела. Еще один шрам на сердце моем появился, который не заживет никогда. Но я сама толкнула их к этому. Я видела достаточно.
- Если ты не вернешься, то и конунг будет свободен от своих обещаний.
Хотела Хильд ответить хирдману, что она думает о нем и его конунге, но сдержалась. Не высказала колкость. Повернулась и к месту тинга пошла, надеясь, что к финалу он приблизился. Злило ее до ярости холодной, что каждый дружинник в курсе ее договоров был. А может и больше нее знал.
- Виры! Виры за родичей! - Кричал мерийский ярл, шапку сдергивая и голову лысую обнажая. Рядом с ним дареными мечами потрясали бонды. - Хотим виры за убитых!
- Они в бою погибли, - Гутхорм спокойно произнес, чувствуя, что немного еще - и натворит дел Харальд, когда ярость рассудком его овладеет. Хоть и не был берсерком конунг, но кровь слишком горячая в жилах его бурлила. - Кто ж за убитых в сражении виру с конунга требует! Или, быть может, нам тоже с Мера виру взять за всех, кто погиб?
- Ты извини нас, конунг, - когда затихли крики, законоговоритель старый произнес, за всех повинясь. - Мы тебе служить готовы и дары твои с радостью примем, а ты от наших подарков не откажись.
Стали самые богатые из пришедших мужей золотые украшения доставать, оружие ковки узорчатой и брони крепкие, но взмахом руки остановил их Харальд.
- Даров ваших мне не надобно, но если желаете верность свою мне доказать, согласитесь с волей моей.
- Какова же воля твоя, конунг? - Настороженно лендрман один спросил.
На большую хитрость сын Хальвдана пошел, ведь теперь, когда приняли его дары знатные люди и клятвы принесли, не могли они ему отказать в притязаниях.
- Отныне, желаю, чтобы земли все от берега морского и до самых границ мне принадлежали, те же, кто живут на них, отныне прав на владения эти иметь не будут и станут дань мне выплачивать за землю и наделы, усадьбы и угодья охотничьи, просторы морские, рыболовецкие и иной промысел, что вести вознамеряться в землях моих!
Вспыхнули глаза конунга, когда он главное требование свое высказал, да невольно назад подались мерийцы, слова его услыхав злые. Никто не желал земли лишаться, тем более по воле собственной.
- Конунг, ты же обещал, что как при Арнвинде все будет? - Устами немеющими кто-то прошептал.
- По миру нас пустить желаешь?!
- Ярлы твои говорили - кто покориться, имущество сохранит в полной мере!
Гомон недовольный поднялся среди людей, понявших, как одурачил их агдирский конунг, как закабалил их и детей их, с их же согласия глупого. Самое дорогое сейчас отнял у бондов Харальд - наделы их земельные, землю, что пропитание им давала, в обмен же получили они дары дешевые, и десятой части одали не стоящие.
- Не бывать тому, конунг! - Воскликнул херсир Ингмунд, вперед подавшись и перстень к ногам Харальда бросая. - Забери назад свои дары, не стану я тебе служить!
- Взять! - Только и процедил юноша, а стоявший подле него Сигурд уже и рад был веление исполнить. Коршуном вперед он ринулся, херсира за одну руку хватая, воины же его и вовсе на землю мятежника повалили к моменту тому, когда конунг ближе подошел, медленно меч вынимая из ножен.
Отразились лучи солнечные на клинке, что некогда Асгейру принадлежал, да с которым Арнвинд на последнюю битву шел.
- Руку, - приказал Харальд, и брат Рогволда ладонь Ингмунда вперед положил, для верности на запястье сапогом наступив. Опустилось лезвие, кисть отсекая. Пнул плоть отрубленную Харальд к толпе испуганной. - Рука, дарами конунга разбрасывающаяся и сам отброшена будет! Кто следующий хочет клятву нарушить? Ты? - Лезвие меча окровавленное на жреца указало. - Или быть может ты? Кому не любо правление мое - говорите, и Асы нас рассудят!
Хильд в ужасе на то что творилось вокруг смотрела. Не узнавала она людей мерийских, те как собаки из-за кости дрались за дары Харальда. А потом мир вообще на осколки разлетелся кровью херсира. Не выдержала она, крикнула шум перекрывая:
- Прекратите!
Затем медленно с гордо поднятой головой к Харальду подошла:
- Прошу тебя, - запнувшись на миг, выдавила из себя слово жуткое, - конунг. Не губи мерийский люд. От горя они еще не отошли. Не забирай жизни их, ты итак много забрал их у Мера. Лучше мою забери.
Взгляд ее, на Харальда направленный, до этого твердый как сталь клинка, смягчился судьбе покоряясь.
Замерли воины, мечи обнажившие, утихли крики недовольные, дрожали стрелы, людьми Гутхорма заготовленные на тетивах натянутых - не ожидал никто от девушки, тихо в стороне стоявшей слов таких. Харальд на нее взгляд злой, горящий перевел, готовый уже приказать убить ее здесь же, но мгновение спустя рассмеялся:
- Смотрите, храбрые мужи Мера, как ваши жизни слабая женщина спасла - вам после этого не то что в походы ратевые, на люди показаться стыдно должно быть!
Конунг нагнулся, вытерев меч о волосы искалеченного херсира и в ножны клинок убрал.
- Безгранична моя милость и я прощу вам ваше неповиновение, - наконец произнес он, за тем смотря, как жадно ловят каждое слово его мерийцы, на себе чувствуя взгляды злые и острия стрел, в сердца направленные. - Те, кто служить мне желают на условиях моих - пусть служат, те же кто не согласен в течении трех дней вольны покинуть Южный Мер и искать удачи в иных краях, кто же остаться посмеет из них - тех смерть ожидает. Земли же освободившиеся я своим воинам верным отдам.
Харальд развернулся, недолгий взгляд на ярлов и родичей бросив, точно понять желая - согласны ли они с решением его, да прочь пошел, показывая, что окончен тинг и нет более никаких вопросов значимых, которые обсуждения бы требовали.
Стоило уйти Харальду, плечи Хильд поникли и запахнувшись в плащ, не глядя на мерийцев боле опять к скале своей стопы направила.

Южный Мер

Хильд брела к скале, которую Арнвинд в шутку называл скала Хильд. С нее всегда открывался потрясающий вид на море, когда оно было спокойно солнце или луна рисовали тропинки, когда оно волновалось, на гребнях волн вспыхивали блики. Ночной бриз трепал ее волосы, пропитывая их солоноватым запахом моря.
Злые слезы застилали ее глаза. Она брела спотыкаясь и путаясь в плаще, а перед глазами стояла маленькая статуэтка из моржовой кости. Богиня Фрея на кошке, ее она вручила брату перед походом. Теперь она лежала в сундуке агдирца. Меч Эрика. Он тоже был там.
До пропасти оставалось несколько шагов. Несколько шагов до свободы.
Споткнувшись, Хильд упала на колени, почти на краю и замерла, глядя на кидающиеся в бешенстве на скалы волны. "Всего шаг и больше никто надо мной не властен", - пробормотала она, сцепив руки. Глубоко вздохнув, девушка подняла взгляд к небу, по которому бежали равнодушные облака. Бежали мгновения, а она все стояла на коленях, обратив к голубой бездне лицо мокрое от слез.
- Скажи мне, Фрея, почему я? - прошептала она, обращаясь к богине.
Затем, довольно неуклюже поднялась с колен, мешались плате и плащ и собралась сделать шаг.
Но шагнуть так и не смогла - чьи-то пальцы, вцепившись в плащ, дернули с силой, отбрасывая девушку назад, на камни.
- Далеко собралась? - Произнес раздраженно Укси, пытаясь отдышаться - видимо бежал за ней с самого тинга.
Хильд тихо охнула, оседая на камни и хватаясь за горло на котором явно проступала красная полоса. Девушка закашлялась, потом смерила викинга яростным взглядом и прохрипела:
- Тут недалече.
- Не велено, - покачал головой телохранитель конунга, зло выдохнув остатки воздуха. Ему пришлось поспешить, чтобы догнать ее - и ведь надо же было девке момент выбрать столь неудачный, когда он, Укси вынужден был рядом с господином оставаться, боясь, что бонды сопротивление окажут и каждый меч на счету тогда будет.
- А что велено? - раздался гневный хрип в ответ. - Кормить не велено, одевать не велено, может и дышать мне не велено?
- Да вроде пока разрешено, - пожал плечами здоровяк.
- И на том спасибо, - буркнула в ответ Хильд, продолжая сидеть на земле.
- Думаешь - со скалы спрыгнешь и всем бедам конец?
- А что нет? Во всяком случае мне уже все равно будет.
- Конунг прикажет - умирай, а пока - не вздумай даже, - безразлично сказал дружинник. - Поднимайся.
Хильд усмехнулась. Агдирец прикажет... Вскочить сейчас и рвануться к спасительному краю. Она так и сделала, сначала медленно поднялась, а потом молнией рванулась к краю, стараясь проскочить мимо Укси.
Он толкнул ее в грудь, легко, аккуратно, стараясь рассчитать силу так, чтобы не переломать кости.
Куда-то делся весь воздух, Хильд упала навзничь на спину и пыталась вновь начать дышать.
- В усадьбу возвращаемся, - бросил Укси.
Хильд упрямо замотала головой.
- Возвращаемся, - отрезал викинг, сгребая девушку в охапку и через плечо перебрасывая.
Почему-то Хильд сразу же повисла как сломанная кукла. Даже не пытаясь сопротивлятся. Дышалось с трудом, после удара в грудь, твердое плечо викинга врезавшееся ей в живот отбивало всякие желания, высасывало силы.
- Позволь мне умереть, - тихо проговорила она, едва слышно всхлипнув.
- А мне кто тогда жить позволит? - На этот раз слова Укси были тихи. - У меня жена, дети.
Девушка не ответила, поняв тщетность своих попыток. Вот мимо проплыли ворота усадьбы и она зажмурилась от стыда, представив как на нее смотрят сейчас жители Мера.
Кто-то кулаки сжал, видя, что с сестрой их конунга покойного делают, но сопротивление оказывать побаивались бонды, после расправы, Харальдом учиненной. Напротив - расходились уже. Укси же донес девушку до комнаты ее, да внутрь бросил, на солому, дверь заперев.
Хильд со злостью кулаком по стене стукнула. Села колени поджав и обняв их руками.
- Я либо сбегу, либо умру, - тихо пообещала она пустой комнате.

(с Тельтиаром)

(с Тельтиаром. Моральное усекновение Харальда)
Злая, торжествующая улыбка не сходила с лица Харальда, когда он уходил с тинга: покорились ему землеройки, покорились купчины толстопузые, да и попробовали бы хоть слово против сказать! Теперь можно было и другими делами заняться, например то узнать, почему Хакон один лишь корабль привел.
- Эй, позови мне Хакона, - бросил он следовавшему за ним Ульву.
- Так ушел он, конунг, - удивленно брови вскинул дружинник.
- Как то есть ушел? Когда?!
- Ну, ты еще руки рубить не начинал, а он...
- Догнать! - Верный гридень отшатнулся от господина, выскользнув из ворот, которые они только что миновали - в этот момент Харальд сам на себя похож быть перестал - не конунг, а тролль злобный дружиннику привиделся. Рукою махнув, в усадьбу ушел конунг, дожидаться, пока приказ его исполнят, но стоило ему только плащ сбросить, как скрипнула позади раздался:
- Ты хоть понимаешь, что натворил?! - едва не бросился на племянника Гутхорм, едва лишь дверь за ним закрылась.
- Подчинил Мер, - Харальд отвечал.
- Мер он подчинил!! - если бы не полное отсутствие пены на губах Гутхорма, можно было бы решить, что он вкусил Силу Одина. - Да за такой тинг бонды местные тебе бунт устроят, как только ты уедешь! Совсем ополумел, на трупы глядючи! А может ты и не племянник мой вовсе, а тролль кровожадный, его обличие принявший?!! - всё это горячий берсерк орал в лицо Харальду, нещадно тряся его за шиворот и не особенно замечая попыток племянника сопротивляться.
- Руки убери! - Попытку совершил перекричать дядю Харальд. - Где они сил возьмут бунт поднять, к тому же они клятвы приносили!
- Да клятвы эти они в такое место тебе засунут, когда с тылу ударят, что сразу и не вымолвишь! - берсерк разжал пальцы и Харальд едва не упал, но помешала стена, на которую он налетел спиной.
- А тебе чего здесь надо?! - не меняя тона рявкнул Гутхорм на вошедшего с бутылью и двумя кубками слугу. - Не видишь, заняты мы! Радуемся победе!!!
- Тааак с виинцооом оно лучше радоваться то? - Протянул, бледнея слуга, все еще не понимая ретироваться ему или сначала оставить ношу.
Гутхорм протянул руки, собираясь взять поднос из рук бедняги, но тот его видимо как-то не так понял и поклонившись исчез, оставив бутыль и кубки на полу.
-А с Хильд этой что учинил, а?! Ты вообще думал хоть раз, с тех пор, как в Мер вошёл?
- А что тебя не устраивает? - Юноша мотал головой, разбрасывая по плечам спутавшиеся волосы и пытаясь придти в себя - дядя его едва не оглушил криком. "Прям как баньши", сказал бы Дуглас, будь он жив. - Она моя пленница.
-В ней кровь конунгов! А значит возлагая её к себе на ложе ты наносишь оскорбление своей жене! Но Хель с ней с женой. баба она баба и есть, а Хакон?!! Ты себе хоть пытаешься представить, что теперь будет?!!!
- Хакон против меня не пойдет! - В ответ бросил конунг.
"Хакона мне позови!"
"Так он ушел, господин, ты еще и руки рубить не начал!"
Голос юноши дрогнул на полуслове, когда он разговор с Ульвом вспомнил. Неужели бежал Хакон? И теперь войско собирает! И почему он всего один корабль привел, а не сто, как должно было?
- Стар уже и наследников иных у него нет! - Зубами скрежетнул Харальд, мысли неприятные отгоняя.
- Тебе сейчас нужны напасти лишние? А наследник у него есть!
- Вздор! Гротгард и Херлауг мертвы! Сельви их убил!
- Его жена понесла! Дитё у него нарождается, а у тебя опасность не слабая! - припечатал Гутхорм десницей об стену, подхватыль с полу бутыль и едва не ополовинил в два глотка.
- Его жена?! Но как? - Едва не сполз по стене Харальд, вспоминая, как сам Хакона уговаривал сестру Грютинга в жены взять. - Но... но... почему он даже со мной не поговорил?
"Ушел он, ты еще и рук рубить не начинал".
- Ушёл он, ты ещё и рук рубить не начал! - сам того не ведая повторил мысли Харальда Гутхорм. - И что ты теперь будешь делать я не знаю!
- Догнать надобно... - прошептал молодой конунг, за волосы себя нервно дергая.
"И казнить... нет... его нельзя казнить, я же не Гудред, чтобы отца собственной жены... и Транделаг... У него еще пащенок есть... - мысли метались лихорадочно. - Но что же делать? Хильд в жертву? Может он тогда гнев на милость сменит?"
- Причём надобно было ещё когда я тебя за шиворот трясти не начал! - огрызнулся Гутхорм. - Думай, как задабривать его будешь, но Хильд в жертву не приноси. С мерянами совсем поссоришься!
- Причём надобно было ещё когда я тебя за шиворот трясти не начал! - огрызнулся Гутхорм. - Думай, как задабривать его будешь, но Хильд не тронь. С мерянами совсем поссоришься!
- Холопье это мне не указ! Ерепениться начнут - через полгода ни одного мерянина здесь жить не останеться!
- Харальд, - Гутхорм угрожающе положил ладони на широкий пояс с серебрянными бляхами. - Кажется ты забыл свой урок! Могу повторить, мне не трудно!
- А что твой урок даст? - конунг оскалился, вспоминая ту ночь в Хладире. - Скажи лучше, как бы ты разговор повел с падалью этой, которая войну проиграв, наглость имела требовать что-то?
- Я бы показал им, что победа моя им не только не в тягость, но и благом будет! Что Арвинда асы милостивые у них забрали, а меня дали! Вольностей бы новых дал из тех, что на власти не скажутся, а народу приятно. Подарками одарил и принял бы их! Да не ратной добычей при этом!
- Других под рукой не было, - Харальд невольно плечами пожал. - Богатства остались...
"...У Хакона".
- Почему Хакон всего один корабль привел? - Вопрос тихий с губ слетел.
- А потому, что флот весь по домам расплылся с добычей и раненными, а пленников знатных Хакон в Хладир отправил под стражей, - дёрнул Гутхорм себя за усы. - Такое бывает, тут ничего не сделаешь!
- Как они посмели? Кто им позволил?!
- Теперь ты хоть понимаешь, что у нас войска, - Гутхорм на секунду задохнулся подбирая слова, - мало очень!!! А ты ещё с мерянами ссоришься!
- И... их что, Хакон отпустил?
Помнил правитель, что именно тестя он оставлял над войском главным, когда сам Мер захватывать с малой дружиной рванулся.
- И как бы он их не пустил бы?! Одним драккаром всех бы удержал?!
- Если бы там был ты...
- А если бы там был Отец Дружин, - передразнил Гутхорм. - Чего сокрушаться - беги догоняй Хакона! А не то пророчество знаешь куда нам засунуть всем придётся?!
- Догоним, я Ульва послал!..
В момент этот дверь отворилась и на пороге возник взмокший дружинник, утирающий пот со лба:
- Государь, отплыл Хакон, чует мое сердце - к Трандхейму путь держит.
- Письмо напишем и с голубем пошлем!
- Голубя отправь, но всю тяжбу им решать не след, - подумав сказал Гутхорм. - В письме Хакона проси о встрече и разговоре.
- Проси.. проси... мне, конунгу - старика просить! - Зубами скрипнул Харальд.
- Тебе. Старика. Просить, - кивая на каждое слово подтвердил Гутхорм. -Причём так. чтобы согласился. не то совсем без войска останешься! Смотри, сейчас ведь так выходит, что войск Рогволдовых больше, чем твоих. Как бы не восхотел он власти над Норвегией заместо тебя!
- Рогволд... но он же мне верен, - "а если нет?". - Вон их всех из усадьбы! Пусть в деревнях на постой становятся. Дядя, проследи, чтобы денно и нощно усадьбу стража усиленная охраняла! Из слуг только самых проверенных оставить!
Бешенно сердце конунга билось, все яснее понимал он, в какую ловушку попал из-за ухода Хакона, и как нужен ему Транделаг верный в это время, а то получалось, что битву он выиграл и сам же пленником захваченной усадьбы стал.
- Голубя отправь и сам в Транделаг собирайся, - Гутхорм начал расхаживать по покоям. - Там и с Хаконом поговоришь и от Рогволдовых хирдманнов защиту найдёшь, если что!
- Ты в здесь останешься! Грютинг за Рогволдом следить будет, а ты за ними обоими, - выдохнул сын Хальвдана. - А я пока послание заготовлю.
- Хорошо, - кивнул Гутхорм, потом помолчал и добавил. - Харальд, обидишь Хакона ещё раз - своими руками придушу, чтобы не мучился! Он щас нам нужен, а не мы ему!
Сказав это ярл круто развернулся и вышел из горницы.

Ранрики, Харек Волк и послы
(за послов Тельтиар)
Чинно послы за столом расселись, конунга дожидаясь - были здесь люди и из вольного города Кальмара, и из областей, что свеям не покорились, и от данов, которые Хардакнуту служить не пожелали. Все соседи Ранрики, что по суше, что по морским границам людей прислали, дабы узнать, чего от нового правителя им ждать.
Харек вышел к гостевому двору. Тут уже были выставлены столы с яствами и питьем для знатных гостей. На дворе музыканты - один ирландец и двое местных извлкали звуки из арфы и флейты, демонстрируя свое умение извлекать дивные звуки из этих инструментов. По сравнению с кельтскими музыкантами местные выглядели явно не слишком ярко, потому ирландца Брана Барда местные умельцы уже не один день осаждали, прося обучить своим умениям, и в конце концов гордому кельту пришлось сдаться. Теперь пришлые гости с удивлением слушали переигровки знакомых их мелодий. До сих пор музыка и песни были у викингов чем-то раздельным, но теперь, соприкоснвшись с искусством бардов, многие пытаись научиться этому высокому искусству, но мало у кого это пока что получалось.
Харек едва успел сменить верхнюю рубаху, переодеть дорожные кожаные штаны на ромейские бархатные шаровары, и сменить сапоги на более нарядные франкские из выделанной оленьей кожи, и надеть бархатный плащ с серебряным шитьем и ромейской тесьмой. Шлем и кольчугу он снял, и выглядел теперь как богатый купец. а не великий конунг, и лишь голова унего осталась непокрытой. Харека сопровождали Лиам и еще десяток ирландцев - в своих зеленых плащах и крылатых шлемах они выглядели немного странно в этом месте.
- Может ты зря вышел к ним без шлема или кольчуги - спросил Харека Лиам, наклонившись над самым ухом - неровен час. какой-нибудь злой человек стрелу выпстит или кинжал воткнет.
- Для меня хуже, елси послы решат, что я здесь кого-то боюсь. -ответил Харек таким жи тихим полушепотом. - А так, все в руках божьих....
- Здравы будьте, посланники из земель, коих я еще не ведаю, но рад буду узнать о них побольше, коли дозволите. Будьте тут, как дома. С чем пожаловали?
- Я из Кальмара-вольного города буду, - по праву старшего, седобородый гость представился. - Правители мои прознали, что Сигварт Хевдинг умер и ныне над Ранрики новый конунг встал, а потому заверения свои в дружбе и продолжении отношений торговых велели мне передать и узнать, желает ли великий конунг и дальше с Кальмаром в союзе быть?
- Ранрики со всеми в дружбе и союзе готов быть. - ответил Харек, - Кто морских разбойников не укрывает у себя, и блюдет все законы божьи и человеческие, и кто к нам с миром и дружбой - тем отвечаем приязнью, кто с мечем к нам - тех с оружьем встретим.
- Божьи законы, они ведь разные - в землях франков одни, в землях русов другие, в землях вендов третьи, - посол произнес. - О людских я уж и не говорю, столь множество их великое.
Харек улыбнулся.
- Во всех землях, где живут люди достойные, тех, кто с добром приходит, радушно встречают, и гостя обидеть позором почитается. - ответил он. - А где на людей нападают без повода и причины, и даже гостей норовят обидеть, оскорбить, убить или ограбить - то не зазорно тех людей к ответу призвать за их злодеяния. Потому и отвечаю - на добро добром. Кто к нам с миром и дружбой пришел, тех с миром и дружбой принимаем и провожаем. И все, кто были дружны с Ранрики ранее, и со мною в приязни, кроме тех, кто убийц и грабителей у себя привечает и долю с их добычи имеет.
- Да разве ж у нас кто разбойников укрывает? - Другой поднялся посол, бороду черную приглаживая. - Самим бы укрыться где от поборов...
- Друг мой из Скании прибыл, - сосед его сказал. - Я же из Халланда буду. Земли наши богаты, однако же конунг Хардакнут нас податями непомерными обложил.
- Сейчас везде державы могучие крепнут. Чем меньше правителей, тем больше мира на землях, и тем больше процветание. А подати должны быть такими чтобы и народ не бедствовал, и конунг мог свою землю защитить.
- А что до Хардакнута. Много хорошего я о нем слышал, и чтоземли свои защищает,и людей своих в обиду не дает. Впрочем, охотно я послушаю добрых людей, с чем пришли, что вас тревожит, и чем помочь смогу, по мере сил. Скажу сразу, чтобы с Хардакнутом тягаться, сил у меня маловато будет, да и нет у меня пока с ним споров и разногласий, а потмоу пока намерен с ним в мире жить. Покуда, Эйрик свейский конунг мне куда больше опасений внушает.
- Эйрик - жестокий правитель! - Тут же с другого края стола мужчина поднялся, а рядом сидевшие одобрительным гулом его поддержали. - Ныне, как он гаутов под себя подмял, в страхе живем, что и к нам наведаеться!
- А ныне прослышали мы, что ты, Харек конунг, сумел ему нос утереть!
- Увы ненадолго это, - ответил Харек. - Я его с Харальдом конунгом Норвежским заставил на честный бой выйти. На одного Харальда надежда. Коли харальд его одолеет, то навсегда в нем жажда завоеваний утихнет.
- Как бы от этого в Харальде не та жажда не разгорелась, - посол из Кальмара хмыкнул, но тут же вновь речь халландец перехватил:
- Что до Хардакнута, так желаем мы - жители Скании и Халланда, как при Сигварте, торговлю большую вести с Ранрики, в обход датского конунга. Оно и нам хорошо и вам выгодно будет товары по ценам заниженным получать.
- Что ж, и я рад дело ко взаимнгой выгоде вести. Коли конунг Хардакнут просит с вас больше положенного, и народ сильно обирает - то и помочь вам дело благое.
- Правду люди говорили, что ты добрый конунг, - довольно халландец произнес.
- А нам бы защиты от Эйрика свейского, - другой гость сказал. - Мы из Блекинга прибыли. да еще из Финведена и Нарке, что ныне на границе его владений находяться.
- Эйрик, как клятву дал более Норвегию не воевать до встречи с Харальдом, назад податься может, в наши земли, - сосед его добавил. - Так дозволь нам людям его говорить, что мы твои данники.
- А мы отступное за то платить будем, - третий пообещал.
- Что ж, мне то несложно. потому что Эйрик клятву дал не трогать мои владения, покуда с Харальдом спор ео не разрешится. А мне в радость будет добрым людям и доброму народу помочь...
- Ты прими наши дары, конунг, - тогда человек из Блекинга сказал, велев принести сундуки ими привезенные. - Лучшие наши мастера тебе кольчугу и шлем выковали.
- И копье, - финведенец оружие протянул Хареку. - Облачись, не отличить тебя от Отца Ратей будет.
- С благодарностью ваши дары прнинимаю, - сказал Харек. - Вы мне подарили дары войны, я же, скрепляя нашу дружбу и союз, подарю вам дары мира. Лиам, позови молодцов с сундуками, которые мы с островов принесли.
Лиам побежал выполнять приказ. Почти сразу же вышли дюжие воины из народа Ранрики, внеся сундуки. Когда перед послами открыли сундуки, те ахнули. Было в них много обручий, гривны, кольца, ткани, пояса, рубахи рокошные, гребни, ножи, и прочие вещи, в хозяйстве нужные.
- Ценны для нас дары твои, конунг, - посланец из Кальмара произнес. - Надеюсь и дальше будет столь же крепка дружба наша и согласие сердечное, как и сегодня.
Надел он обручье одно, Хареком подаренное, в знак того, что обещания не пустые дал. И другие послы тоже взяли себе укрошений и одежд, какие им приглянулись.
- И я слово свое , которое вам дал, не нарушу. Отныне вы под моей защитой, и кто на одного из вас нападет, те будут иметь дело со мной и всеми кто со мной в дружбе поклялся быть .
- Славный конунг ныне Ранрики владеет - то мы всем союзникам нашим говорить будем, - сканиец пообещал. - А суда с товарами еще до исхода лета к берегам вашим придут.
- Жаль нет больше Каупанга, - товарищ его заметил. - Удобная для торговли гавать была.
- Построем новую гавань, - ответил Харек с улыбкой. - Мои люди немало людей искусных из Хайтабу выкупили, и есть кому новые пристани построить. Когда корабли ваши прибудут, им будет куда пристать.
- Это нас радует. - ответил посланец.
Долго еще говорил Харек с посланцами. Лиама он отпустил, а затем и прочих телохранителей. Он им про свой поход в Винугльмерк рассказывал, и про деяния юного Харальда. Ему же вести из змель дальних пересказывали, и про завоевание Эйриком земель гаутских.
Лишь когда сумерки стали спускаться, опомнился Харек. извинился он перед гостями, и дал людям своим распоряжение обустроить гостей в гостевых покоях, а сам отправился к жене.

Фиорды

Множество народу собралось в то время у усадьбы Аудбьерна конунга, когда основные силы ярла Снорри добрались до нее. Передовые отряды уже сообщили о приближении героя и потому люди встречали его приветственными криками, а почтенные старосты и херсиры кланялись в пояс, но в их глазах читалась скорбь. Это все были верные люди, друзья и родня которых отправились с Аудбьерном в Мер и теперь либо погибли, либо находились в плену. Тех немногих, кто вернулся вместе с ярлом, тут же обступали родичи, возносившие молитвы Одину за то, что тот сохранил этих воинов живыми.
- Отдохни с дороги, Снорри, - управитель усадьбы произнес. - Скоро и жрецы соберутся и другие добрые люди, которым дольше добираться до нас было. Все, кто верность Аудбьерну хранили - ныне придут.
- Спасибо тебе, Ульф, - выдохнул Снорри пригубив чарку с медовухой, рабыней поднесенную. - Только отдыхать нам Один времени не дал. Щенок уже наверное в Мере командует, жжет деревни. Надо готовится, Ульф, к встречи с собачьей стаей.
- Аудбьерн три месяца готовился, - велел управитель вон всем выйти из горницы, кто из рабов и воинов за ними последовал. - У нас тоже время будет. Мер не так-то легко покорить, а непокоренным за спиной оставить - Харальду то еще хуже будет, и думается мне, понимает он это. А не понимает, так у него в советниках недостатка нет.
- В Мер никто не вернулся, Ульф, - печально Снорри головой покачал. - Все пали на поле ратном. И из конунжей семьи никого не осталось. Даже Сельви погиб.
- Не думал я, что ты по нему горевать будешь, - в бороду усмехнулся Ульф. - Сдается мне - пришла смертушка к мерскому роду конунжему.
- Да, первым Арнвинд пал, потом Аудбьерна Один призвал в Вальгаллу, а последним Сельви стал, когда к аглдирцу на драккар высадился. Но я конунгу нашему славный костер погребальный устроил, - глаза Снорри блеснули боевым азартом, но тут же потухли в печали. - До Змея я не добрался, далеко было. А теперь и усадьба Арнвинда в руинах лежит, наверное.
- Воины в Валгалле теперь, а по домине что горевать? - Старик вновь отхлебнул браги. - Наше дело - месть свершить, и тому надобно нам все помыслы посвятить наши.
- Снорри! - Снаружи донеслось. - Снорри!
Люди кричали, у усадьбы выстроившись, голоса срывая. От ярла требовали, чтобы вышел он к ним.
- Да, месть нам только и осталась. Извел агдирец кровь мерскую, но фиордская еще осталась, - сказал Снорри, выходя к народу Фиордов. - Вот он я.
- Слава Снорри! - Стоявший впереди лендрман в меховом плаще, не смотря на то, что лето в разгаре было, выкрикнул.
- Слава Крушителю Драккаров! - Сосед его поддержал, кулаками потрясая.
- Крушил, да не докрушил, - в бороду себе пробормотал ярл, но тут же громко добавил. - Слушайте меня, люди Фиордов. Скорбные вести принес я. Многие не вернулись с битвы с агдирским щенком, но больше всего Мер пострадал. Нету больше конунгов Мера, да и у нас с вами конунг теперь мальчик, но не муж. Отстоим Фиорды! Отомстим за Мер!
- Отомстим!
- Защитим Фиорды!
- Позор трусам! - Кто-то прокричал, припомнив имена не пожелавших с Аудбьерном идти. Многие тут их в поражении тяжком обвинили - что из-за малодушия их не хватило ратной силы правителю.
- Снорри! Будь нашим конунгом! - Внезапно херсир один бросил и тут же другие крик этот подхватили. - Нужен Фиордам конунг, в деле воинском разумеющий!
- Спасибо вам, люди добрые, за доверие, но я останусь советником при брате Аудбьерна. Кровь фиордских конунгов должна продолжать существовать и славу Фиордам приносить.
- Да где он, конунг этот?! - Кто-то сзади прокричал. - Не пришел даже!
- В усадьбе отсиживается, у воспитателя своего!
- Ну, тихо люди! - Тут уж и Ульф слово взял. - Где ж это видано, чтобы при живом конунге, ярла славного на измену подбивать! Тюра побойтесь!
- Люди Фиордов, я ближний ярл конунгов фиордских, я им и останусь. Воспитаю мальца, воином сделаем. Дети от него пойдут, возродим славу рода. А там глядишь и Северный Мер отвоюем и Южный тоже. Посадим там кровь Аутбьерна править, - Снорри вскинул руку в которой меч держал в салюте богам. - Слава Фиордам! Слава Одину!
- Слава!
- Славься Ньерд!
- А с теми что делать, кто землю родную защищать не желает?! - Вопрос все тот же лендрман в плаще задал.
- Раньше у них право было от похода в чужие земли отказаться, - Ульф произнес. - Когда же враг в наши владения вторгнется, может конунг всех и каждого под знамя свое призвать, а кто не придет - предателем объявить и лишить всех имений.
- Быть посему! - рявкнул Снорри. - Разошлите гонцов. Будем войско сбирать.
- Уж я-то навещу Кари-берсерка сам, и родича его - Квельдульва, - сказал хирдман, что ближе других был к порогу. - Когда конунг придет наш и слово свое скажет.
Снорри кивнул.
- Жду всех в главном зале. Когда свет погаснет за лесом.
- Пировать будем! - Дальше по толпе разнеслось.

(с Тельтиаром)

Мер. Усадьба Харальда.

Усталость навалилась на конунга тяжелым грузом, буквально заставившим опуститься на ложе - ноги не держали. Блистательная победа на тинге была практически полностью перечеркнута разговором с Гутхормом, и всему виной уход Хакона! Если бы старик остался и привел воинов, мятежей можно было бы не опасаться, но сейчас он находился в настоящем окружении: слуги, бонды, воины - все чужие! Кроме дружины, пришедшей с ним на кораблях, здесь не было людей из Агдира и Вестфольда, а Рогволду веры нет, в этом Гутхорм был прав!
Юноша сжал в руках заостренную палочку, разломив ее крепкими пальцами и зло уставился на принесенную слугой дощечку, покрытую воском. Письмо писать Хакону! Он, конунг - перед стариком унижаться будет! Кулак с силой опустился на ни в чем не повинную дощечку и едва не разломил ее, а затем Харальд ногтями соскреб воск. Углем вышло бы проще, но Харальд не хотел пачкать руки. Поначалу. Теперь же он приказал принести высушенную кожу и уголь, и вновь сел писать. Тяжко было Харальду вспоминать, как рунам его Торлейв учил, кривыми они получались на коже, а иногда и вовсе слова разобрать нельзя было, но доверять кому еще письмо это составлять не желал конунг, а потому знак за знаком выводил.
- Ульв! - Позвал государь, когда закончил послание. - Найди голубя побыстрее и в Хладир отправь слова мои, к Хакону.
- Сделаю господин, - кивнул телохранитель, к двери идя, но на пороге замялся немного, и развернувшись, сказал: - Вспомнил я, что ночью Хакон, как прибыл, тебя видеть желал...
- И?.. - Предчувствие неприятное у конунга появилось.
- Укси ему сказал, что ты спать изволил и без причины будить не велел, - ответил телохранитель. - Да и я тоже подумал, негоже будет, коли он с девой застанет тебя, государь...
- Раньше мне почему не сказал?
Нахмурился дружинник, вспоминая, глазами моргнул пару раз, а после стал их кулаками растирать - только сейчас заметил юноша, что изо всех сил держался воин, чтобы не уснуть тут же, третий день без сна сторожил он покой государя, не смотря на ранение даже. Надо будет после еще телохранителей взять из самых верных, да где таких найти?
- Иди! - Зубами скрипнул Харальд. Да, сложно теперь будет со стариком договориться, когда его, точно слугу простого с порога прогнали.
Чем его теперь прельстить? Не было бы детей, кроме Ассы, как раньше, так сам бы хладирец вернулся, но ныне жена его в тяжести. А воины нужны... Гутхорма отправить в Гудбрандсдалир разбежавшуюся рать собирать? Тогда с кем тут остаться, на кого положиться? Олень был нужен в Мере, а значит вновь один выход лишь - Хакона просить гнев на милость поменять.
- Государь? - Укси с порога окликнул, даже не заметил Харальд как вошел он - хорошо дверь смазана была.
- Да? - Обернулся к викингу конунг, про себя отметив, что не менее сонным, чем Ульв, и второй телохранитель казался.
- Девушка эта... Хильд...
- Ты мне лучше скажи, почему Хакона с порога прогнал?
"Так то Хакон был?!" в удивленных глазах берсерка читалось. Надо было отдых дать воинам, коли они уж и правителей признавать перестали.
- Господин, не помню я, но должна была причина быть, чтобы я конунгу путь чист показал, - наконец нашелся Укси.
- Хорошо, - понял Харальд, что не добьется уже ответа от телохранителя. - С Хильд что?
- Со скалы пыталась прыгнуть, - отвечал воин. - Искупаться, наверное, захотела.
- Нашел время для шуток! - Одернул его конунг. - Почему ты ей вообще уйти позволил?
- На тинге неразбериха творилась, я опасался, что схватка начнется...
"Ты еще скажи, что я виноват!" - Глаза Харальда сверкнули.
- Спрыгнула?
- Нет, я ее поймал, сейчас в комнате своей она.
- Не ценит она мое гостеприимство, - вздохнул юноша. - Еды ей не давать. Только воду.
Оно и к лучшему, что она сбежать попыталась - теперь он мог ей голову Арнвинда не возвращать, раз она посмела соглашение их нарушить.
- Иди, Укси, отдохни немного, - отпустил конунг викинга, да и сам, едва тот ушел, спать лег, надеясь, что по утру все беды, точно сон дурной, развеются.

В море. Конунг Хакон.

Погода благоприятствовала мореплавателям: волны, которые бились о борт драккара, были отнюдь не валами могучими, да и ветер транделагцам достался попутный. Гридень, стоявший ныне у правила, возносил молитву Ньорну, благословляя бога за щедрость. Птицей корабль летел по груди моря, и не было нужды молодцов дюжих на весла сажать и с непогодою спорить. А конунг, стоявший на носу драккара. мыслил иное: - «Видимо, сильно невзлюбил Харальда Ньорд, коли он так пути моему благоволит. И жертва не помогла».
Хакон покидал Мер с тяжким сердцем. Гнев, что тяжелой волной поднимался в нем утром, ушел, оставив нечто похожее на брезгливость. Конунг из рода конунгов, с малых лет воспитанный в строгости, властитель Трандхейма недолюбливал и кичливых юнцов, и скорбных рассудком. Харальд в понятии Хакона и тем и другим явил себя Меру. Ну, а Хильд, которую агдирец себе на ночь взял, лишь картину ту дополняла. Ежели Харальд ее так в наложницах и оставит – срам то на кровь конунжью. Чай, не рабыня безродная– кюна хорошего рода. Ежели по примеру Харальда судить, то и бонды скоро страх потеряют, да на жен ярловых станут заглядываться. По мнению Хакона, всем в мире этом Высокий свое место судил, и нечего курице грезить полетами в поднебесье, равно, как и волку собакой не быть. Хоть и похож статью – не та руда в жилах, покорности дворовой не разумеет. Так и с людьми: коли рожден ярлом – правь, бондом – землю паши. А из того, что человек личину не по стати примеривает, лишь оскорбление предкам выходит. Да людям честным сплошь посмешище. Хакон не любил такой смех, а еще более – не любил насмешек над собой. А, ежели Хильд – не наложница, то, как иначе понимать поведение Харальда?
«Либо глуп, либо нагл не в меру, - огорченно думал о зяте конунг Транделага. – Видать, зря я, старик, за пророчество уцепился, да Харальда неразумного иным женихам предпочел. Тот же Грютинг ума куда больше имеет».
Сейчас в Хаконе говорила злость и обида: явно было, что, кем бы ни был конунг Агдира, боги его берегли да победы вручали. Но мыслимо ли мужу в летах снести от юнца небрежение, да явное столь? «Нет», - говорил себе конунг. И не на берег покинутый не оборачивался.