Вестерготланд. Эйрик
Хоть и знали заранее в западных землях Готланда, что конунг свеев на тинг сбирается ехать, а все равно не смогли сдержать удивления. С неприкрытой завистью взирали хельды и хирдманны на резные сани, лентами да бубенцами украшенные, на могучих коней под расписными седлами статных викингов свейских, на доспехи воинов ладные да начищенные. Остановилось эйриково войско по его сигналу неподалеку от собрания гаутов, сам же Эйрик вышел из саней и к людям, совет державшим сейчас, направился. Вместе с ним как приближенные пошел и Свен Черный Молот, и Вальгард, и ярл Храни, которого твердо решил Эйрик землями да казной пожаловать, и Гадалхар, что на границе к ним присоединился. Узнали Гадалхара мужи некоторые, зашептались, перстами на него указывая, - вот, мол, и предатели уже появились.
Хельд, что речь держал в то время как Эйрик приехал, прервался на полуслове и смотрел теперь на приезжих внимательно, мрачного взгляда не отрывая. Был то Кари, сын Родерика – хевдинга, что умер недавно от болезни. Имя его означало "ветер". Думал Кари власть теперь в свои руки взять после смерти отца, и появлению Эйрика, знамо, не рад был вовсе.
Вперед выступил свейский конунг, чуть склонил голову, почтение свое собравшимся выказывая.
- Приветствую вас, знатные мужи, достойные воины да жрецы мудрые, - начал речь свою Эйрик. Но нахмурился Кари, вперед шагнул с такими словами:
- Ложно твое уважение к нам, конунг чужеземный, и яд в словах твоих. Не с добром приехал ты на тинг, сын Эмунда.
- Ошибаешься ты, хельд, - холодно отвечал ему Эйрик, - не с войной я прибыл а с миром. Да и не след тебе приезжим дерзить, даже имени своего не назвав.
- Кари, сын Родерика - имя мое, - отвечал тот гордо, - единственный сын хевдинга покойного я.
Усмехнулся в густую бороду Свен за спиной конунга: юнцом в глазах его выглядел Кари.
- Слыхал я, с чем прибыл ты к нам. Власти требовать желаешь над нашими землями, так ведь, конунг?
Шепот послышался среди присутствующих, некоторые возмущены были услышанным, некоторые же, наоборот, оживились. Смерть хевдинга прежнего того знаком казалась, что неугодно было богам его правление – значит, нужно иного владыку поставить в Готланде. Так почему же не Эйрику им быть?
- Истинно так, - спокоен и непоколебим был Эйрик, на вопрос Кари отвечая. – Восточную часть Готланда войной я захватил, победой честной, а вам же без жертв вовсе обойтись предлагаю. Серебра да злата да каменьев драгоценных много в закромах моих, всех хельдов одарить хватит, так зачем же понапрасну жизни людские губить?
- Хочешь, чтобы добровольно мы под власть твою перешли? – прошипел Кари, в лице меняясь. – Не бывать тому, чтоб чужеземец место отца моего занял!
- Выходит, юнцу здесь править, у которого едва усы с бородой расти начали?! – выпалил Свен, разгневавшись. Локтем в бок толкнул его Вальгард, нельзя было вмешиваться сейчас.
Эйрик же, словно не замечая Черного Молота, обернулся да рабам своим, с войском конунжим поодаль стоящим, знак подал. Принесли ему тут же двое мешок виду странного, веревками затянутый.
- На недовольных, Кари, сын Родерика, у нас тоже управа найдется, - нараспев проговорил конунг, веревки развязывая. Наконец бросил он их на землю да вытряхнул из мешка содержимое, всей толпе на обозрение. И покатилась по земле отрубленная голова хевдинга остерготландского, родного брата Родерика умершего. – Так или иначе воцарится здесь моя власть, так лучше же вам принять ее добровольно…а не так, как муж этот , что в Вальхалле ныне мед вкушает с эйнхерьярами.
Перейти к полной версии: Властитель Норвегии. Клятва Конунга
<% AUTHURL %>| Прикл.орг > Словесные ролевые игры > Большой Архив приключений > законченные приключения | <% AUTHFORM %> |
Альвхеймар. Усадьба. Гандальв и Асгейр.
Совместно с мастером.
Ясное дело, что, после подобной побудки, Гандальв спустился в гридницу из опочивальни только тогда, когда солнце уж стояло высоко. Воины не приучены спать долго, бока на полатях отлеживая. Уже давно встали, потрапезничали да разошлись по разным делам. Так что за дружинным столом конунг увидел только Асгйра, с аппетитом уплетающего кашу с селедкой. Славный ярл, видать, правда, оголодал: ныне утором он был без доспехов и глаз зоркий сразу заметил появившуюся в теле Асгейра нездоровою худобу. Ничего, парень сильный да здоровы – отъесться. Вот он утром и отъедался.
По обычаю ярл первым владыку приветствует, вот и встал он с лавки, голову в поклоне склонив. Да только конунг кивнул милостиво – доедай, мол. Воя упрашивать не пришлось:
- Доброго лекаря ты мне нашел, владыка, - расправившись с небольшой рыбиной, заговорил Асгейр. - Ногу мне знатно залатал, уже и болит не в пример меньше вчерашнего.
- Рад я то слышать, ярл доблестный, - молвил Гандальв, усаживаясь рядом на лавку. – Такими мужами, как ты, и славен Альвхеймар.
- Поражение - что горький отвар, - назидательно молвил Гандальв, - пить неприятно, да тело от дремы вмиг пробуждает. Так и нам поступить должно. А что кусок в горло не лезет - так то дело не доброе. Эдак до срама дойдет: чтоб мы врага, к стенам пришедшего, исхудалыми встретили, меча поднять сил не имея? Не в том правда, чтоб кручинится дено да ночно, голодом да холодом себя изнуряя? Слышал я, то в ходу в землях Белого Бога, но нам чужеземная мудрость не к чему. Викинги и без таких веяний новомодных с бедами легко расправлялись, да и вороги наши жили недолго.
- И эти не долго проживут! - Воскликнул внезапно Асгейр, да осел тут же, покинули его силы, да возвращаться пока не спешили. Прошептал ярл:
- Как войду в силу, конунг, дозволь мне воев наших возглавить, имя доброе вернуть, да позор поражения кровью вражеской смыть.
- В том и сомнения быть не должно. Ужели думаешь ты, будто верю я что ты легко, будто без боя Хрингасакр покинул? Нет, видимо мне, что как гордый олень против стаи волков отбивался, и многие псы агдирские головы под клинком твоим складывали. Не бесчестие то, чтоб от врага, что сильнее, с честью уйти, а не бежать будто заяц трусливый. Ныне оба мы живы, и месть наша страшной окажется. Отольется Харальду да дяде его вся кровушка, что из жил воев моих в ночь ту на снег пролилась. Ох, долго они умирать будут, иль не зовут меня уж Серым Гандальвом!
- Велик ты, повелитель, да гложут меня сомнения - много сильнее рать наша была и в первый раз, и при Хакадале, и в Хрингасакре - да все хитростью брал Харальд щенок и родичи его! Ныне же ослаб Альвхеймар, за то время, что без хозяйской руки был - не собрать нам войска могучего, коли одни останемся, а союзники твои в Хейдмерке все головы сложили.
- Верно гуторишь ты, ярл. Увы мне: ведьма Асса, видать, всю кровь свою порченую Харальду отдала. Правду говоривают старухи - внуки в дедов ба бабок больше, чем дети, статью идут. Однако, и сами мы хороши: верили в непобедимость свою, плохо от врага сберегались. Знал же я сам, что нет чести в Харальде, да и вам, ярлам, не раз то говаривал - а вот подлости такой не смог угадать. Что толку теперь слезы лить да голосить, что зимой воевать - не по предков заветам, да ночью - не дело меж викингами. В дальних походах рабов во тьме брать хорошо. Знать, родич мой и нас оценил не выше каких-нибудь англов. Впредь нам наука: не стоит ровнять семя крапивное с доблестными мужами. Да, Альвхеймар был без хозяина - но ныне вернулся я, и владенья мои быстро руку хозяйскую почуют. Земля ведь - что конь норовистый: без конунга дичает, а как власть углядит - мигом смирным становится. Кроме того, много еще врагов у Харальда осталось. Да и мы не слабы – войско больше прежнего наберем. Выше нос, Асгейр! Мы еще выпьем с тобой в честь Харальдовой смерти!
- Уж доведется, так большой кубок подниму заупокойный, чтоб он, как отец его из Хель не воротился никогда боле! Надобен нам союз, Гандальв, дабы не мы одни со щенком злобным сражались - поровну с друзьями и тяготы военные разделим, и славу победоносную! Есть еще славные воины на земле северной, к ним гонцов быстроногих отправим.
- Тяжко о том говорить, ярл, однако мало кто на союз с трижды врагу проигравшими согласится, - вздохнул конунг. – Ну, да ничего, нам же с того удача будет. Выждем мы ныне, пока конунги другие агдирцев потрепят. А после покажем, какие у нас зубы.
- Выждать предлагаешь владыка?
- Воистину, так.
- А коли сам щенок сюда явиться, что делать будем? - вопросил Асгейр.
- Коли явиться - так в Хель быстро дорогу покажем, - злобно ощерился Гандальв. - Я еще вчера. перед тем как рог хмельной за спасенье с воинами распить, стрелу боевую по фолькам отправил. Пусть все сбираются. Было дело - застал нас ведьмин внук неготовыми - так не свезет ему боле. Все я обдумал ныне Асгейр. Ежели боги совсем на меня не осерчали. победа нашей будет.
- Помоги нам Асы, - сжал амулет-копье на груди Асгейр.
Совместно с мастером.
Ясное дело, что, после подобной побудки, Гандальв спустился в гридницу из опочивальни только тогда, когда солнце уж стояло высоко. Воины не приучены спать долго, бока на полатях отлеживая. Уже давно встали, потрапезничали да разошлись по разным делам. Так что за дружинным столом конунг увидел только Асгйра, с аппетитом уплетающего кашу с селедкой. Славный ярл, видать, правда, оголодал: ныне утором он был без доспехов и глаз зоркий сразу заметил появившуюся в теле Асгейра нездоровою худобу. Ничего, парень сильный да здоровы – отъесться. Вот он утром и отъедался.
По обычаю ярл первым владыку приветствует, вот и встал он с лавки, голову в поклоне склонив. Да только конунг кивнул милостиво – доедай, мол. Воя упрашивать не пришлось:
- Доброго лекаря ты мне нашел, владыка, - расправившись с небольшой рыбиной, заговорил Асгейр. - Ногу мне знатно залатал, уже и болит не в пример меньше вчерашнего.
- Рад я то слышать, ярл доблестный, - молвил Гандальв, усаживаясь рядом на лавку. – Такими мужами, как ты, и славен Альвхеймар.
- Поражение - что горький отвар, - назидательно молвил Гандальв, - пить неприятно, да тело от дремы вмиг пробуждает. Так и нам поступить должно. А что кусок в горло не лезет - так то дело не доброе. Эдак до срама дойдет: чтоб мы врага, к стенам пришедшего, исхудалыми встретили, меча поднять сил не имея? Не в том правда, чтоб кручинится дено да ночно, голодом да холодом себя изнуряя? Слышал я, то в ходу в землях Белого Бога, но нам чужеземная мудрость не к чему. Викинги и без таких веяний новомодных с бедами легко расправлялись, да и вороги наши жили недолго.
- И эти не долго проживут! - Воскликнул внезапно Асгейр, да осел тут же, покинули его силы, да возвращаться пока не спешили. Прошептал ярл:
- Как войду в силу, конунг, дозволь мне воев наших возглавить, имя доброе вернуть, да позор поражения кровью вражеской смыть.
- В том и сомнения быть не должно. Ужели думаешь ты, будто верю я что ты легко, будто без боя Хрингасакр покинул? Нет, видимо мне, что как гордый олень против стаи волков отбивался, и многие псы агдирские головы под клинком твоим складывали. Не бесчестие то, чтоб от врага, что сильнее, с честью уйти, а не бежать будто заяц трусливый. Ныне оба мы живы, и месть наша страшной окажется. Отольется Харальду да дяде его вся кровушка, что из жил воев моих в ночь ту на снег пролилась. Ох, долго они умирать будут, иль не зовут меня уж Серым Гандальвом!
- Велик ты, повелитель, да гложут меня сомнения - много сильнее рать наша была и в первый раз, и при Хакадале, и в Хрингасакре - да все хитростью брал Харальд щенок и родичи его! Ныне же ослаб Альвхеймар, за то время, что без хозяйской руки был - не собрать нам войска могучего, коли одни останемся, а союзники твои в Хейдмерке все головы сложили.
- Верно гуторишь ты, ярл. Увы мне: ведьма Асса, видать, всю кровь свою порченую Харальду отдала. Правду говоривают старухи - внуки в дедов ба бабок больше, чем дети, статью идут. Однако, и сами мы хороши: верили в непобедимость свою, плохо от врага сберегались. Знал же я сам, что нет чести в Харальде, да и вам, ярлам, не раз то говаривал - а вот подлости такой не смог угадать. Что толку теперь слезы лить да голосить, что зимой воевать - не по предков заветам, да ночью - не дело меж викингами. В дальних походах рабов во тьме брать хорошо. Знать, родич мой и нас оценил не выше каких-нибудь англов. Впредь нам наука: не стоит ровнять семя крапивное с доблестными мужами. Да, Альвхеймар был без хозяина - но ныне вернулся я, и владенья мои быстро руку хозяйскую почуют. Земля ведь - что конь норовистый: без конунга дичает, а как власть углядит - мигом смирным становится. Кроме того, много еще врагов у Харальда осталось. Да и мы не слабы – войско больше прежнего наберем. Выше нос, Асгейр! Мы еще выпьем с тобой в честь Харальдовой смерти!
- Уж доведется, так большой кубок подниму заупокойный, чтоб он, как отец его из Хель не воротился никогда боле! Надобен нам союз, Гандальв, дабы не мы одни со щенком злобным сражались - поровну с друзьями и тяготы военные разделим, и славу победоносную! Есть еще славные воины на земле северной, к ним гонцов быстроногих отправим.
- Тяжко о том говорить, ярл, однако мало кто на союз с трижды врагу проигравшими согласится, - вздохнул конунг. – Ну, да ничего, нам же с того удача будет. Выждем мы ныне, пока конунги другие агдирцев потрепят. А после покажем, какие у нас зубы.
- Выждать предлагаешь владыка?
- Воистину, так.
- А коли сам щенок сюда явиться, что делать будем? - вопросил Асгейр.
- Коли явиться - так в Хель быстро дорогу покажем, - злобно ощерился Гандальв. - Я еще вчера. перед тем как рог хмельной за спасенье с воинами распить, стрелу боевую по фолькам отправил. Пусть все сбираются. Было дело - застал нас ведьмин внук неготовыми - так не свезет ему боле. Все я обдумал ныне Асгейр. Ежели боги совсем на меня не осерчали. победа нашей будет.
- Помоги нам Асы, - сжал амулет-копье на груди Асгейр.
Танделаг. Хладир. Конунг Хакон и Бьярни.
- Почто, Бьярни, смущаешься, как девица перед свадьбой? Выкладывай уж, что лежит на сердце, - проговорил Хакон после совета, глядя на соратника своего преданного да верного. - Ярлы уж разошлись, некого ныне таиться.
- Прости речи мои дерзкие, конунг, но разве не след тебе было рукой по столу стукнуть да языки кой-кому укорачивать? - собравшись с духом, спросил воин. - Многим не люб Харальд на месте твоем, вот ярлы и ропщут. Небось, думают, что каждый из них, здесь рожденных, лучше бы и земли от ворогов уберег и Ассу бы приголубил.
- Мысли их для меня ныне - не тайна, - отозвался Хакон. - Желал я смотреть, кому верить могу, а от кого, как от волка бешенного горло прятать придется. А на другие слова твои, Бьярни, - музыкой скальдов отвечу:
Жизнь жить без цели –
Цепей тяжких гнет.
Ты молвил «почему?»,
Но есть причина.
Весной в корнях у ели
Подснежник подрастет
Ей ли решать кому
Краса его невинна?
Кто взять желает то
Что не готов ценить,
В душе моей вовек
Признанья не узнает.
Легко привадить зло
Ложь трудно победить.
За миг, а не за век
Душа во зле сгорает.
- Хорошо сказано, властитель. Но ужели ты думаешь, что Харальд, зная про его род, деву старше себя сильно оценит? Прости, коль ум мой слишком короток для тонких примесей в меде поэзии, но ведь и земель у него слишком много будет. Возможно, он – конунг славный да заботливый, но о наместниках, что Харальд в землях новых ставит, слухи худые ползут. То иноверцы, в богов наших не верующие, то волки от крови пьяные. Иль сам ты, как старший родич, рассчитываешь юношу того уму поучать? Думаешь, власть такая в пятнадцать зим данная, еще голову не вскружила? Боязно мне, что конунг сей хуже Гандальва на пробу окажется. Тот хоть и лют, да своих же мужей не карал без причины.
- Про Харальда того, что он без причины кому головы снял, тоже не сказывают. А что до наместников – тут правда твоя, чего речи зазря сказывать. Одно только скажу: я верю в наших богов, но сомневаюсь, что муж, веру сменивший с того в один день йетуном стал. И Харек Волк, и Эйнар Губитель Заговоренных всем ранее в Норвегии любы были, да и теперь о деяниях их слов худых нет: бондов не режут, дев красных зря не бесчестят. А в том, чьи боги сильнее люд убеждать – дело жреческое, не воинское. Плохо то, коль вои чужую работу берут, да языком вместо секиры орудуют. А еще хуже – когда жрец вместо конунга думать пытается, да люд верный наветами разгоняет. Свой ум владыке иметь надо. Что до ярла Кровавого – многих власть портила. дай Харальду срок: вот и посмотрим, крепко ли власть он в руках держит. не люб мне Гандальв Альвхеймарский, но хватка у него мертвая, да и Хальвдан Черный в том от родича не отставал. судя по знакам – и Харальд таков уродился. Что до дочки моей – бередишь ты сердце отеческое. Сам сомненьями мучаюсь. Однако ж, скажи – разнее не малодушие то – руку ее первому встречному отдать, Грютинга испугавшись? Даже коль люди не ославят – сам себя за трусость упрекать буду. Кроме того – пока боги на стороне агдирского конунга. Думаешь, что не осерчает он? Коли невесту ему пообещанную другой заберет? Куда взор не кинь – всяко получится, что толку от трусости моей мало бы было. И войны не избегну и честь потеряю. Того ли ты своему конунгу пожелаешь?
- Нет, властитель, - склонил Бьярни голову, правоту слов хаконовых признавая.- Вижу я, что мудрость твоя с тобою по-прежнему.
- Почто, Бьярни, смущаешься, как девица перед свадьбой? Выкладывай уж, что лежит на сердце, - проговорил Хакон после совета, глядя на соратника своего преданного да верного. - Ярлы уж разошлись, некого ныне таиться.
- Прости речи мои дерзкие, конунг, но разве не след тебе было рукой по столу стукнуть да языки кой-кому укорачивать? - собравшись с духом, спросил воин. - Многим не люб Харальд на месте твоем, вот ярлы и ропщут. Небось, думают, что каждый из них, здесь рожденных, лучше бы и земли от ворогов уберег и Ассу бы приголубил.
- Мысли их для меня ныне - не тайна, - отозвался Хакон. - Желал я смотреть, кому верить могу, а от кого, как от волка бешенного горло прятать придется. А на другие слова твои, Бьярни, - музыкой скальдов отвечу:
Жизнь жить без цели –
Цепей тяжких гнет.
Ты молвил «почему?»,
Но есть причина.
Весной в корнях у ели
Подснежник подрастет
Ей ли решать кому
Краса его невинна?
Кто взять желает то
Что не готов ценить,
В душе моей вовек
Признанья не узнает.
Легко привадить зло
Ложь трудно победить.
За миг, а не за век
Душа во зле сгорает.
- Хорошо сказано, властитель. Но ужели ты думаешь, что Харальд, зная про его род, деву старше себя сильно оценит? Прости, коль ум мой слишком короток для тонких примесей в меде поэзии, но ведь и земель у него слишком много будет. Возможно, он – конунг славный да заботливый, но о наместниках, что Харальд в землях новых ставит, слухи худые ползут. То иноверцы, в богов наших не верующие, то волки от крови пьяные. Иль сам ты, как старший родич, рассчитываешь юношу того уму поучать? Думаешь, власть такая в пятнадцать зим данная, еще голову не вскружила? Боязно мне, что конунг сей хуже Гандальва на пробу окажется. Тот хоть и лют, да своих же мужей не карал без причины.
- Про Харальда того, что он без причины кому головы снял, тоже не сказывают. А что до наместников – тут правда твоя, чего речи зазря сказывать. Одно только скажу: я верю в наших богов, но сомневаюсь, что муж, веру сменивший с того в один день йетуном стал. И Харек Волк, и Эйнар Губитель Заговоренных всем ранее в Норвегии любы были, да и теперь о деяниях их слов худых нет: бондов не режут, дев красных зря не бесчестят. А в том, чьи боги сильнее люд убеждать – дело жреческое, не воинское. Плохо то, коль вои чужую работу берут, да языком вместо секиры орудуют. А еще хуже – когда жрец вместо конунга думать пытается, да люд верный наветами разгоняет. Свой ум владыке иметь надо. Что до ярла Кровавого – многих власть портила. дай Харальду срок: вот и посмотрим, крепко ли власть он в руках держит. не люб мне Гандальв Альвхеймарский, но хватка у него мертвая, да и Хальвдан Черный в том от родича не отставал. судя по знакам – и Харальд таков уродился. Что до дочки моей – бередишь ты сердце отеческое. Сам сомненьями мучаюсь. Однако ж, скажи – разнее не малодушие то – руку ее первому встречному отдать, Грютинга испугавшись? Даже коль люди не ославят – сам себя за трусость упрекать буду. Кроме того – пока боги на стороне агдирского конунга. Думаешь, что не осерчает он? Коли невесту ему пообещанную другой заберет? Куда взор не кинь – всяко получится, что толку от трусости моей мало бы было. И войны не избегну и честь потеряю. Того ли ты своему конунгу пожелаешь?
- Нет, властитель, - склонил Бьярни голову, правоту слов хаконовых признавая.- Вижу я, что мудрость твоя с тобою по-прежнему.
(С ДаркЛайт, разумеется)
Эльдис вынырнула из темной пучины сна, к которую окунулась благодаря страху да холоду. к удивлению девы, место, в котором она очнулась боле всего напоминало домину крестьянскую. Обученная пленом осторожности, она сперва рассмотрела горницу из-под ресниц, людям особо не веря. Кроме нее в доме были двое мужей, но обид они деве чинить, вроде, не собирались. Хотя после альвхеймарцев Эльдис бы не удивилась любым черным мыслям. Однако же, притворяться не сознающей ничего вечно невозможно. Уже сейчас девушка чувствовала, что затекшее тело так и тянет размять руки да ноги. Кроме того, неизвестность - почти та же пытка. что и нож ярла Асгейра. Эльдис открыла глаза и приподнялась на ложе.
- Проснулась, - произнес Эгиль, даже не поворачивая головы. Ему не надо было видеть девушку, чтобы уловить изменившееся дыхание и услышать движение.
Волк согласно рыкнул, покосившись на гостью со смешанным выражением любопытства и предупреждения: мол, даже ничего и не думай.
- Как ты теперь? - поинтересовался Эгиль, все так же не поворачивая головы.
- Жива пока. муж славный, - дева решила быть вежливой. если б одежда сидящего давала возможность определить его род да племя - может, и ярлом бы повеличала. - А о дальнейшем тебя спросить надобно. для чего меня из владений Хель вырвал да что делать намерился.
- Ну, вырывал не я один, - Эгиль кивнул в сторону Хаки. - А вот почему... нашли мы тебя в лесу. Не приучен я живых людей в снегу бросать.
На слове "живых" было сделано чуть заметное ударение.
Жест эгиля привлек внимание Эльдис к сидящему за столом. раньше лицо его было ей плохо видно, но теперь дева узнала в нем девешнего "призрака". Здесь, в тепле да при свете чтимого очага она уж и сама ответить не могла. почто так его в лесу испугалась. Викинг, как викинг: на гандальв и не Харальд, просто светловолосый да светлоглазый. Таких половина Норвегии. Хотя... в взора второго обнаружились странности. Одежда сидящего частью была из тканей богатых, да и покроя. что знатные ярлы носят. Но не было на нем не украшений ни знаков каких, к роду знатному причислявших. Странно то очень...
- Спасибо за заботу. Коль так. Желала бы я ныне узнать имя тех, за кого я супругу Отца Богов молить теперь буду.
- Эгиль, сын Эгиля, - последовал ответ. - Это Серый Снег, - волк сверкнул глазами в сторону девушки. - Ну а тебе, думаю, самому назваться можно.
Последнее, конечно, было уже к Хаки.
- Как раньше меня звали, уж и я сам позабыл, - хмуро ответил Хаки. - Ныне же Ульвом зови, незнакомка. А о роде не спрашивай - не принадлежу я ему более.
Эгиль лишь усмехнулся, но ничего не сказал.
- Меня люди в селении Эльдис называли, - дева все же решила осторожность явить. кто знает. что то за люди - может, и наваждения вовсе. Не дело им имя свое матерью данное открывать. А так скажешь - так и не явно, имя аль прозвище. Тем паче, что Ульв ей не доверился. А вот имя "Эгиль" знакомым помстилось. Муж, им назвавшийся. повернул голову к свету. и девушка вскрикнула невольно, увидив глаза. очень светлые. почти прозрачные... и незрячие.
- Что, удивлена? - правильно понял возглас Эгиль. - Ничего. Не самое страшное - не видеть.
Эльдис помотала головой: ей умом женским да пленом напуганным слепота жуткой казалась. Хаки же промолчал. Спросил о другом:
- Скажи, Эльдис. от кого ты в лес убежала? Не выпытываю чужих тайн - но из дома дружеского в виде таком не уходят.
- А каком, к слову? - заинтересовался Эгиль. Ранее он лишь почуял запах крови, но Эльдис касался по большей части только Хаки.
Легко поднявшись на ноги, он подошел к девушке; пальцы прохладно скользнули по лицу.
Лицо Эгиля помрачнело; вернувшись обратно к печи, он уже совсем ледяным голосом спросил:
- И... кто?
В ответ Эльдис помотала головой, без слов вжимаясь в стену. На глаза навернулись непрошенные слезы. Не могла она спокойно ночь ту вспоминать, да и имя Асгейра не шло с языка. подумалось: вдруг друзья они ярлу альвхеймарскому? Тогда может порадуются его проделкам, как конунг Гандальв.
- Такими мою стаю кормить надо, - задумчиво подвел итог Эгиль.
- Неужто не важно тебе, чьего рода тот был, кто мне раны нанес? Может. сам конунг? знатных мужей, за которыми сила лишь асы в чертогах своих судят.
- В стороне. отколь ты пришла, вроде Харальда люди обретаются. дивно мне, коли позволил бы он непотребству такому случится, - молвил Хаки.
- Что мне до конунгов... - протянул Эгиль. - Они над лесами не властны, а средь ночных снегов все равны... Но на Харальда точно не похоже.
- А вы, значит, не враги ему?
- Харальду? Я - нет. Он мне зла не делал.
- Я тоже скорее хвалить его должен, - обошел скользкую тему сын Гандальва Серого.
- Росли мы с ним вместе, - с поской прошеплала в ответ девушка. - Счастливое время то было, мирное... и почто мужи воевать дюже любят?
- Спроси еще, почему люди вообще друг друга убивают, - посоветовал Эгиль. - Я над этим в свое время думал... да перестал. Тут и седые мудрецы ничего не скажут. Спишут все на норн, как всегда...
А Хаки меж тем о другом думу думал:
- Коли ты из агдирской сторонки - то обидчики твои дом в Альвхеймаре держат? Не "Гандальвом" обидчика твоего кличут?
- Асгейром, - Эльдис закрыла лицо руками. Хаки вскочил со стула, и пару раз прошелся по горнице:
- Тяжело мне тебе верить, дева. да и не верить не могу. Некогда знал я Асгейра, как мужа веселого да меда поэзии славно хлебнувшего. Ужели переменился он быстро? Не люб ему Харальд, конечно, но чтоб настолько честь потерять...
- Стрелу вспомни, - криво усмехнулся Эгиль.
Хаки лишь головой помотал.
- В лучшее верить хочется - а не выходит. И почему так?
- Такой же вопрос, что и она задала, - покачал головой Эгиль. - У меня не спрашивай. Я и сам над этим долго думал...
- Додумался до чего?
- До того, что подумать стоит лет этак через шестьдесят, если доживу.
А Эльдис меж тем испугалась. Из речи спасителя поняла она, что не Харальду секира его служила. А уж что за стрела... стрел много, конечно, но на слуху более всего лишь одна была в последнее время. Та, что чуть Харальда не сразила, да врагу его в спину попала. Видать, неспроста ей "Ульв" этот знакомым помстился. Плод от дерева далече не отлетает... хотя. по речем судя - так сын Гандальва ему словно не родным был.
- Лучше поразмыслить, что теперь делать будем, - продолжил Эгиль. - Как хочешь, но Асгейру я отплатить не прочь.
- Да и я - тоже. Деянья такие над слабыми мужей всех перед богинями сильно позорят. Бывало. конечно, что в жны дев брали не по их воле, но чтоб на красу просто так, ради злости своей. покушаться? проклянут его ваны, да Фрейа милость отнимет. А нам на свете этом о воздаяньи подумать не худо, - это было не слишком похоже на кроткого Хаки. то ли ворожба Эгилева что в нем изменила. то ли возмущен он был так. как за себя никогда не обижался.
- Именно, - согласился Эгиль. - Вот только...
Он сомневался, что Эльдис сможет с ними по лесу идти; Эгилю такая жизнь была привычна, а Хаки все ж как воина воспитывали... Но выдержит ли хоть небольшой путь девушка, которую недавно от смерти оттащили?
А если не брать ее... то что делать?
- В селенье вернем, - Хаки испытывающе посмотрел на девушку. - если молчать обещается. И, обращаясь к ней прямо, добавил: - Ты уж поняла. славная, что не сильно мы жаждем Харальдово гостепримство испытывать. Да и не стоит воям про нас сказывать - блаженной сочтут.
- А если и не сочтут, то еще хуже будет, - добавил Эгиль. - Искать начнут.
Хаки невольно глянул на волка, и проследив его взгляд, Эльдис вспомнила загнавшую ее стаю. Зябко поежилась. И - кивнула:
- Молчать буду, будто немая. однако... ежели мстить пойдете, может. весть кините? Не жизнь мне ныне. зная, что он медом тешится да других дев на судьбу ту же обрекает.
Эльдис вынырнула из темной пучины сна, к которую окунулась благодаря страху да холоду. к удивлению девы, место, в котором она очнулась боле всего напоминало домину крестьянскую. Обученная пленом осторожности, она сперва рассмотрела горницу из-под ресниц, людям особо не веря. Кроме нее в доме были двое мужей, но обид они деве чинить, вроде, не собирались. Хотя после альвхеймарцев Эльдис бы не удивилась любым черным мыслям. Однако же, притворяться не сознающей ничего вечно невозможно. Уже сейчас девушка чувствовала, что затекшее тело так и тянет размять руки да ноги. Кроме того, неизвестность - почти та же пытка. что и нож ярла Асгейра. Эльдис открыла глаза и приподнялась на ложе.
- Проснулась, - произнес Эгиль, даже не поворачивая головы. Ему не надо было видеть девушку, чтобы уловить изменившееся дыхание и услышать движение.
Волк согласно рыкнул, покосившись на гостью со смешанным выражением любопытства и предупреждения: мол, даже ничего и не думай.
- Как ты теперь? - поинтересовался Эгиль, все так же не поворачивая головы.
- Жива пока. муж славный, - дева решила быть вежливой. если б одежда сидящего давала возможность определить его род да племя - может, и ярлом бы повеличала. - А о дальнейшем тебя спросить надобно. для чего меня из владений Хель вырвал да что делать намерился.
- Ну, вырывал не я один, - Эгиль кивнул в сторону Хаки. - А вот почему... нашли мы тебя в лесу. Не приучен я живых людей в снегу бросать.
На слове "живых" было сделано чуть заметное ударение.
Жест эгиля привлек внимание Эльдис к сидящему за столом. раньше лицо его было ей плохо видно, но теперь дева узнала в нем девешнего "призрака". Здесь, в тепле да при свете чтимого очага она уж и сама ответить не могла. почто так его в лесу испугалась. Викинг, как викинг: на гандальв и не Харальд, просто светловолосый да светлоглазый. Таких половина Норвегии. Хотя... в взора второго обнаружились странности. Одежда сидящего частью была из тканей богатых, да и покроя. что знатные ярлы носят. Но не было на нем не украшений ни знаков каких, к роду знатному причислявших. Странно то очень...
- Спасибо за заботу. Коль так. Желала бы я ныне узнать имя тех, за кого я супругу Отца Богов молить теперь буду.
- Эгиль, сын Эгиля, - последовал ответ. - Это Серый Снег, - волк сверкнул глазами в сторону девушки. - Ну а тебе, думаю, самому назваться можно.
Последнее, конечно, было уже к Хаки.
- Как раньше меня звали, уж и я сам позабыл, - хмуро ответил Хаки. - Ныне же Ульвом зови, незнакомка. А о роде не спрашивай - не принадлежу я ему более.
Эгиль лишь усмехнулся, но ничего не сказал.
- Меня люди в селении Эльдис называли, - дева все же решила осторожность явить. кто знает. что то за люди - может, и наваждения вовсе. Не дело им имя свое матерью данное открывать. А так скажешь - так и не явно, имя аль прозвище. Тем паче, что Ульв ей не доверился. А вот имя "Эгиль" знакомым помстилось. Муж, им назвавшийся. повернул голову к свету. и девушка вскрикнула невольно, увидив глаза. очень светлые. почти прозрачные... и незрячие.
- Что, удивлена? - правильно понял возглас Эгиль. - Ничего. Не самое страшное - не видеть.
Эльдис помотала головой: ей умом женским да пленом напуганным слепота жуткой казалась. Хаки же промолчал. Спросил о другом:
- Скажи, Эльдис. от кого ты в лес убежала? Не выпытываю чужих тайн - но из дома дружеского в виде таком не уходят.
- А каком, к слову? - заинтересовался Эгиль. Ранее он лишь почуял запах крови, но Эльдис касался по большей части только Хаки.
Легко поднявшись на ноги, он подошел к девушке; пальцы прохладно скользнули по лицу.
Лицо Эгиля помрачнело; вернувшись обратно к печи, он уже совсем ледяным голосом спросил:
- И... кто?
В ответ Эльдис помотала головой, без слов вжимаясь в стену. На глаза навернулись непрошенные слезы. Не могла она спокойно ночь ту вспоминать, да и имя Асгейра не шло с языка. подумалось: вдруг друзья они ярлу альвхеймарскому? Тогда может порадуются его проделкам, как конунг Гандальв.
- Такими мою стаю кормить надо, - задумчиво подвел итог Эгиль.
- Неужто не важно тебе, чьего рода тот был, кто мне раны нанес? Может. сам конунг? знатных мужей, за которыми сила лишь асы в чертогах своих судят.
- В стороне. отколь ты пришла, вроде Харальда люди обретаются. дивно мне, коли позволил бы он непотребству такому случится, - молвил Хаки.
- Что мне до конунгов... - протянул Эгиль. - Они над лесами не властны, а средь ночных снегов все равны... Но на Харальда точно не похоже.
- А вы, значит, не враги ему?
- Харальду? Я - нет. Он мне зла не делал.
- Я тоже скорее хвалить его должен, - обошел скользкую тему сын Гандальва Серого.
- Росли мы с ним вместе, - с поской прошеплала в ответ девушка. - Счастливое время то было, мирное... и почто мужи воевать дюже любят?
- Спроси еще, почему люди вообще друг друга убивают, - посоветовал Эгиль. - Я над этим в свое время думал... да перестал. Тут и седые мудрецы ничего не скажут. Спишут все на норн, как всегда...
А Хаки меж тем о другом думу думал:
- Коли ты из агдирской сторонки - то обидчики твои дом в Альвхеймаре держат? Не "Гандальвом" обидчика твоего кличут?
- Асгейром, - Эльдис закрыла лицо руками. Хаки вскочил со стула, и пару раз прошелся по горнице:
- Тяжело мне тебе верить, дева. да и не верить не могу. Некогда знал я Асгейра, как мужа веселого да меда поэзии славно хлебнувшего. Ужели переменился он быстро? Не люб ему Харальд, конечно, но чтоб настолько честь потерять...
- Стрелу вспомни, - криво усмехнулся Эгиль.
Хаки лишь головой помотал.
- В лучшее верить хочется - а не выходит. И почему так?
- Такой же вопрос, что и она задала, - покачал головой Эгиль. - У меня не спрашивай. Я и сам над этим долго думал...
- Додумался до чего?
- До того, что подумать стоит лет этак через шестьдесят, если доживу.
А Эльдис меж тем испугалась. Из речи спасителя поняла она, что не Харальду секира его служила. А уж что за стрела... стрел много, конечно, но на слуху более всего лишь одна была в последнее время. Та, что чуть Харальда не сразила, да врагу его в спину попала. Видать, неспроста ей "Ульв" этот знакомым помстился. Плод от дерева далече не отлетает... хотя. по речем судя - так сын Гандальва ему словно не родным был.
- Лучше поразмыслить, что теперь делать будем, - продолжил Эгиль. - Как хочешь, но Асгейру я отплатить не прочь.
- Да и я - тоже. Деянья такие над слабыми мужей всех перед богинями сильно позорят. Бывало. конечно, что в жны дев брали не по их воле, но чтоб на красу просто так, ради злости своей. покушаться? проклянут его ваны, да Фрейа милость отнимет. А нам на свете этом о воздаяньи подумать не худо, - это было не слишком похоже на кроткого Хаки. то ли ворожба Эгилева что в нем изменила. то ли возмущен он был так. как за себя никогда не обижался.
- Именно, - согласился Эгиль. - Вот только...
Он сомневался, что Эльдис сможет с ними по лесу идти; Эгилю такая жизнь была привычна, а Хаки все ж как воина воспитывали... Но выдержит ли хоть небольшой путь девушка, которую недавно от смерти оттащили?
А если не брать ее... то что делать?
- В селенье вернем, - Хаки испытывающе посмотрел на девушку. - если молчать обещается. И, обращаясь к ней прямо, добавил: - Ты уж поняла. славная, что не сильно мы жаждем Харальдово гостепримство испытывать. Да и не стоит воям про нас сказывать - блаженной сочтут.
- А если и не сочтут, то еще хуже будет, - добавил Эгиль. - Искать начнут.
Хаки невольно глянул на волка, и проследив его взгляд, Эльдис вспомнила загнавшую ее стаю. Зябко поежилась. И - кивнула:
- Молчать буду, будто немая. однако... ежели мстить пойдете, может. весть кините? Не жизнь мне ныне. зная, что он медом тешится да других дев на судьбу ту же обрекает.
Раумарики, усадьба херсира. Харальд и Харек
совместно с Тельтиаром
Вернулись воины к костру, обогрелись, да по чарке браги доброй испили, что люди Харальда поднесли. После этого лишь спросил конунг у Харека:
- Почему же ты войско свое встречь мне поставил, да лагерь разбил возле усадьбы, а в нее саму не захаживаешь?
Харек печально вздохнул.
- Потому что Альхейм не велел пускать меняя и мой отряд в усадьбу, оттого ночуем, как степняки, под открытым небом.
Харальд нахмурился.
- Альхейм значит, - сжались в кулак крепкие пальцы властителя. - Вот оно как, на моих же землях без моего ведома приказы отдает. Не след нам тогда у костров походных сидеть, верный мой Харек, к усадьбе идем. Ты же пока поведай мне о битве.
Харек пигладил волосы, и перевел дух, и снова поднял взгляд на конунга.
- Альхейм не только это сделал. Он из битвы бежал как трус, и отряд берсерков Гутхорма на верную смерть оставил. Из-за него Асгейр ярл ушел безнаказанно - тот самый, кто твоих бондов на деревьях вешал, и кто, как я слышал, невесту твою с собой увел...
Харальд отвернулся и стал осматривать стены, обдумывая мысли невеселые. Как непохожи были слова эти, на речи уже Харальдом слышанные, в которых гонцы доблесть Альхейма воспевали. Как правду найти, когда слуги в глаза лгут кары не страшась? Как страной править, если ярлы за власть грызуться, о державе не думая? Вздохнул Харальд, и снова на Харека посомтрел испытующе:
- Хорошо же он имя свое оправдывает. Не смелым ему в пору зваться, а зайцем трусливым. За Асгейра бегство я с него спрошу еще, - пообещал сын Хальвдана. - О другом поведай, не один же Альхейм в битве той сражался.
- О том сагу надо слагать или висы сочинять хвалебные... Не ожидал я тебя так скоро тут встретить, так бы у меня время было, чтобы драпу сочинить про эту битву.
- На то у тебя будет еще время. - умехнулся Харальд, кроме того скальд еще один в свите моей появился, стихи слагает ка кдругие брагу хлещут... Вдвоем с ним быстрее управитесь...
Медленно ехали кони в темноте, да лишь факелов свет дорогу освещал. Однако добрались вскорости они и до ворот усадьбы. Крикнул тогда Ульв зычным голосом:
- Эй, конунжие люди, открывайте ворота, гостей принимайте!
Из за ворот послышалось чье-то движение, и заспанный голос средито ответил:
- Кто такие и с чем пришли? Хозяева почивают!
- Вот как? - удивлся Ульв. - А то что гости под воротами стоят?
- Гостей не ждем! Проваливайте! Утром приходите, если дело есть какое.- отрезал страж
- Ах ты турсово семя! Так-то своего государя законного встречаешь! - Громче прежнего прокричал хирдман. - Сам Харальд конунг пред вратами твоими стоит, а ты его прочь гонишь?! Голова на плечас засиделась поди?!
- Харальд конунг? Это меняет дело. Эй вы, лежебоки, чего тут разлеглись! Ворота иди открывай, тролиный выродок!
Распахнулись дубовые створки, в поклоне смиренном стража выстроилась. В молчании мимо них конунг сотоварищи проехал, лишь взглядом недобрым одарив. Слыхал он, что люди в Раумарии не слишком гостеприимны, а теперь понял, что не безосновательны слухи те были.
До крыльца добравшись, спешился Харальд, коня своего конюху подбежавшему отдал.
Навстречу им вышел заспанный и растрепанный староста.
- Не ждали так скоро, да херсир Альхеймом ярлом поставленный гостей принимать не велел, так что не обессудьте. Палаты наши принять вас готовы, но вот с едой у нас не шибко... Все опустошили у нас воины хейдемеркские, и народу тогда посекли немало... А как войско ярла твоего пришло, так так по сусекам пошарили, что вот сидим на одно пшене да сухари грызем...
- Накрывай чем есть, - Харальд велел, в дом проходя.- Мы сами не голодны, даже сами вам кое-чего оставить можем, а вот пивом нас подогретым да чаем на лесных травах попотчуйте.
- Да не жмись, чай конунга, не кого-нибудь принимаешь, - прошептал едва слышно старости Укси.
Староста кивнул, и зычным голосом окликнул своих домочадцев. В окнах, закрытых слюдой и деревянными станвями, зажегся свет. Хлопали двери,суетились мужчины и женщины, снова зажегся огонь в очагах.
- Херсира мне позовите, - приказал конунг, в гриднице на высокое место сев.
Херсир пришел спустя полчаса. Он подобострастно конунгу поклонился, и начал заверять в своей верности и преданности...
- Почему Харека Волка в дом не пустил, - оборвал его на полуслове властитель, грозно брови сдвинув.
- Оттого не пустили, что кормить этот сброд нечем... Нам и своих ополченцев кормить скоро нечем будет...
- Значит для тебя люди, что кровь за Агдир проливают - сброд?!-сердито спроисл Харальд, нахмурившись.
- Так не наши ведь это люди, вот... - отрезал херсир, - и веры они не нашей, а чужаки неведомо где набранные. Коли мне своих людей, которые мне вверены, кормить нечем скоро будет, почему я чужаков через земли эти проходящих, кормить должен?
- Ты херсиром земель этих поставлен, а значит тебе всех воинов моих кормить, на веру их и род не смотря! А коли воинов кормить не будешь, то сами они кормиться будут, бондов окретсных грабить,и отбирать последнее, или тебе о том неведомо?
Херсир развел руками.
- Так Альхейм наказывал, он меня тут на хозяйстве оставил... А я его приказание нарушать не решился...
- Я конунг твой!-сердито рявкнул Харальд, -так кого ты слушать должен?
- Я слушаюсь и повинуюсь мой коннунг... -пробормотал старый херсир, бледнея.
- Не надо с ним так сурово - произнес Харек. - Он ведь прав. Эйстейсоны когда пришли, все что могли из амбаров и погребов выволокли, а кто свои запасы им открывать не хотел, тех на месте порубили... Местные много о том расказывали...
- А ты не вступайся, ярл, - обернулся к Волку Харальд.
- Может и вправду о людях своих заботится... А вот Альхейм... Про него твой дядя немало расскажет когда встретитесь - лучших берсерков свох Гутхорм ему в помощь дал, а он их на верную смерть бросил, и сам ушел усадьбу Фроди захватывать...
- С дядей я потолкую еще, - согласился Харальд. - Пока же тебе слово говорить велю.
Харек набрал в грудь побольше воздуха, и рассказал он том как объедингились войска братьев Эйстенсонов с недобитым войском Гандальва, и про неудачную ночную атаку, в которой полсотни воинов он потерял, правда и врагов по большей части без шатров и припасов тогда оставили... Затем он поведал, как пришел Стеймонд ярл с приказом от Торлейва, и как решил Харек повременить с уходом из Уплёнда, потмоу что видел он как многчисленно войско вражеское, даже отсупающее... Еще как встретил войско Гутхорма в Раумарики, и как на совете все вместе решили идти в Хригнисакр...
Слушал его Харальд, лишь кивал изредко, да думу свою думал. Велика была опасность тогда, хотя и скрыл то от него Торлейв. Неужто так Харека сгубить жрец хотел, что о благе Агдира не думал?
Наконец дошел Харек до того момента, как взяли они в плен скальда Гудбрандова, которого за дерзкие речи из усадьбы изгнали, и как тот про усадьбу им все поведал, что ему было известно. И как разделили они отряды, сговорившись что гутхорм на саму усадьбу с четырьмя сотнями пойдет, Альхейм на лагерь Асгейра, а на остальные лагеря Харек и Гилли нападут. А потом рассказал про сам бой, и как он на подмогу Гилли подошел, и как пали его даны во главе со Свейном в неравном бою с отрядом Асгейра ярла у рыбацкой деревни, и как смогли уйти Ахти Йотун и Асгейр на конях быстрых, и как в последний момент когда казалось. что вот уже и конец всем настал, пришел им на подмогу сам Гутхорм с небольшой ратью. И как он позже у финнов узнал о низком поступке Альхейма, и как он усадьбу Фроди захватил и ярлом Хейдемерка сам себя объявил...
- Жаль мне, Харек, что слова свои ты так поздно сказал, - Харальд сказал. - Опередили тебя Альхейма люди, получил он мое благословение на женитьбу свою и правление Хейдмеркское. Не дело конунгу решение све по десять раз на день менять... Да только поступок его бесчестный без наказания не останеться! Скажи мне, Харек - есть ли за ним иные преступления, кроме тех, что говорил ты уже?
- О том тебе дядя твой лучше расскажет, и люди в Раумарики, а я о том не ведаю, а лгать не хочу, даже если Альхейм со мной нечестно обошелся.
Обернулся тогда Харальд конунг к Гилли херсиру, и так молвил:
- Довольно власти в своих руках незаслуженно удерживает Альхейм ярл. И пусть Хейдмерк ему теперь по праву женитьбы принадлежит, но Раумарики я ему пожаловал, я же в праве и отнять у него. Ты более, чем он этими землями править достоин, ярл Гилли Шесть Пальцев. В твоей власти теперь судить херсиров и дань собирать.
Гилли поклонился, и поблагодарил конунга за щедрость его, и поклялся ему верою и правдою служить, и о земле и о людях ее заботиться...
- А теперь давайте пировать, и скальдов послушаем... -сказал Харальд.
Вынесли слуги бочнки с пивом и медом хмельным, и кружки глиняные с чаем травяным, и лепешки на меду, только что испеченные...
совместно с Тельтиаром
Вернулись воины к костру, обогрелись, да по чарке браги доброй испили, что люди Харальда поднесли. После этого лишь спросил конунг у Харека:
- Почему же ты войско свое встречь мне поставил, да лагерь разбил возле усадьбы, а в нее саму не захаживаешь?
Харек печально вздохнул.
- Потому что Альхейм не велел пускать меняя и мой отряд в усадьбу, оттого ночуем, как степняки, под открытым небом.
Харальд нахмурился.
- Альхейм значит, - сжались в кулак крепкие пальцы властителя. - Вот оно как, на моих же землях без моего ведома приказы отдает. Не след нам тогда у костров походных сидеть, верный мой Харек, к усадьбе идем. Ты же пока поведай мне о битве.
Харек пигладил волосы, и перевел дух, и снова поднял взгляд на конунга.
- Альхейм не только это сделал. Он из битвы бежал как трус, и отряд берсерков Гутхорма на верную смерть оставил. Из-за него Асгейр ярл ушел безнаказанно - тот самый, кто твоих бондов на деревьях вешал, и кто, как я слышал, невесту твою с собой увел...
Харальд отвернулся и стал осматривать стены, обдумывая мысли невеселые. Как непохожи были слова эти, на речи уже Харальдом слышанные, в которых гонцы доблесть Альхейма воспевали. Как правду найти, когда слуги в глаза лгут кары не страшась? Как страной править, если ярлы за власть грызуться, о державе не думая? Вздохнул Харальд, и снова на Харека посомтрел испытующе:
- Хорошо же он имя свое оправдывает. Не смелым ему в пору зваться, а зайцем трусливым. За Асгейра бегство я с него спрошу еще, - пообещал сын Хальвдана. - О другом поведай, не один же Альхейм в битве той сражался.
- О том сагу надо слагать или висы сочинять хвалебные... Не ожидал я тебя так скоро тут встретить, так бы у меня время было, чтобы драпу сочинить про эту битву.
- На то у тебя будет еще время. - умехнулся Харальд, кроме того скальд еще один в свите моей появился, стихи слагает ка кдругие брагу хлещут... Вдвоем с ним быстрее управитесь...
Медленно ехали кони в темноте, да лишь факелов свет дорогу освещал. Однако добрались вскорости они и до ворот усадьбы. Крикнул тогда Ульв зычным голосом:
- Эй, конунжие люди, открывайте ворота, гостей принимайте!
Из за ворот послышалось чье-то движение, и заспанный голос средито ответил:
- Кто такие и с чем пришли? Хозяева почивают!
- Вот как? - удивлся Ульв. - А то что гости под воротами стоят?
- Гостей не ждем! Проваливайте! Утром приходите, если дело есть какое.- отрезал страж
- Ах ты турсово семя! Так-то своего государя законного встречаешь! - Громче прежнего прокричал хирдман. - Сам Харальд конунг пред вратами твоими стоит, а ты его прочь гонишь?! Голова на плечас засиделась поди?!
- Харальд конунг? Это меняет дело. Эй вы, лежебоки, чего тут разлеглись! Ворота иди открывай, тролиный выродок!
Распахнулись дубовые створки, в поклоне смиренном стража выстроилась. В молчании мимо них конунг сотоварищи проехал, лишь взглядом недобрым одарив. Слыхал он, что люди в Раумарии не слишком гостеприимны, а теперь понял, что не безосновательны слухи те были.
До крыльца добравшись, спешился Харальд, коня своего конюху подбежавшему отдал.
Навстречу им вышел заспанный и растрепанный староста.
- Не ждали так скоро, да херсир Альхеймом ярлом поставленный гостей принимать не велел, так что не обессудьте. Палаты наши принять вас готовы, но вот с едой у нас не шибко... Все опустошили у нас воины хейдемеркские, и народу тогда посекли немало... А как войско ярла твоего пришло, так так по сусекам пошарили, что вот сидим на одно пшене да сухари грызем...
- Накрывай чем есть, - Харальд велел, в дом проходя.- Мы сами не голодны, даже сами вам кое-чего оставить можем, а вот пивом нас подогретым да чаем на лесных травах попотчуйте.
- Да не жмись, чай конунга, не кого-нибудь принимаешь, - прошептал едва слышно старости Укси.
Староста кивнул, и зычным голосом окликнул своих домочадцев. В окнах, закрытых слюдой и деревянными станвями, зажегся свет. Хлопали двери,суетились мужчины и женщины, снова зажегся огонь в очагах.
- Херсира мне позовите, - приказал конунг, в гриднице на высокое место сев.
Херсир пришел спустя полчаса. Он подобострастно конунгу поклонился, и начал заверять в своей верности и преданности...
- Почему Харека Волка в дом не пустил, - оборвал его на полуслове властитель, грозно брови сдвинув.
- Оттого не пустили, что кормить этот сброд нечем... Нам и своих ополченцев кормить скоро нечем будет...
- Значит для тебя люди, что кровь за Агдир проливают - сброд?!-сердито спроисл Харальд, нахмурившись.
- Так не наши ведь это люди, вот... - отрезал херсир, - и веры они не нашей, а чужаки неведомо где набранные. Коли мне своих людей, которые мне вверены, кормить нечем скоро будет, почему я чужаков через земли эти проходящих, кормить должен?
- Ты херсиром земель этих поставлен, а значит тебе всех воинов моих кормить, на веру их и род не смотря! А коли воинов кормить не будешь, то сами они кормиться будут, бондов окретсных грабить,и отбирать последнее, или тебе о том неведомо?
Херсир развел руками.
- Так Альхейм наказывал, он меня тут на хозяйстве оставил... А я его приказание нарушать не решился...
- Я конунг твой!-сердито рявкнул Харальд, -так кого ты слушать должен?
- Я слушаюсь и повинуюсь мой коннунг... -пробормотал старый херсир, бледнея.
- Не надо с ним так сурово - произнес Харек. - Он ведь прав. Эйстейсоны когда пришли, все что могли из амбаров и погребов выволокли, а кто свои запасы им открывать не хотел, тех на месте порубили... Местные много о том расказывали...
- А ты не вступайся, ярл, - обернулся к Волку Харальд.
- Может и вправду о людях своих заботится... А вот Альхейм... Про него твой дядя немало расскажет когда встретитесь - лучших берсерков свох Гутхорм ему в помощь дал, а он их на верную смерть бросил, и сам ушел усадьбу Фроди захватывать...
- С дядей я потолкую еще, - согласился Харальд. - Пока же тебе слово говорить велю.
Харек набрал в грудь побольше воздуха, и рассказал он том как объедингились войска братьев Эйстенсонов с недобитым войском Гандальва, и про неудачную ночную атаку, в которой полсотни воинов он потерял, правда и врагов по большей части без шатров и припасов тогда оставили... Затем он поведал, как пришел Стеймонд ярл с приказом от Торлейва, и как решил Харек повременить с уходом из Уплёнда, потмоу что видел он как многчисленно войско вражеское, даже отсупающее... Еще как встретил войско Гутхорма в Раумарики, и как на совете все вместе решили идти в Хригнисакр...
Слушал его Харальд, лишь кивал изредко, да думу свою думал. Велика была опасность тогда, хотя и скрыл то от него Торлейв. Неужто так Харека сгубить жрец хотел, что о благе Агдира не думал?
Наконец дошел Харек до того момента, как взяли они в плен скальда Гудбрандова, которого за дерзкие речи из усадьбы изгнали, и как тот про усадьбу им все поведал, что ему было известно. И как разделили они отряды, сговорившись что гутхорм на саму усадьбу с четырьмя сотнями пойдет, Альхейм на лагерь Асгейра, а на остальные лагеря Харек и Гилли нападут. А потом рассказал про сам бой, и как он на подмогу Гилли подошел, и как пали его даны во главе со Свейном в неравном бою с отрядом Асгейра ярла у рыбацкой деревни, и как смогли уйти Ахти Йотун и Асгейр на конях быстрых, и как в последний момент когда казалось. что вот уже и конец всем настал, пришел им на подмогу сам Гутхорм с небольшой ратью. И как он позже у финнов узнал о низком поступке Альхейма, и как он усадьбу Фроди захватил и ярлом Хейдемерка сам себя объявил...
- Жаль мне, Харек, что слова свои ты так поздно сказал, - Харальд сказал. - Опередили тебя Альхейма люди, получил он мое благословение на женитьбу свою и правление Хейдмеркское. Не дело конунгу решение све по десять раз на день менять... Да только поступок его бесчестный без наказания не останеться! Скажи мне, Харек - есть ли за ним иные преступления, кроме тех, что говорил ты уже?
- О том тебе дядя твой лучше расскажет, и люди в Раумарики, а я о том не ведаю, а лгать не хочу, даже если Альхейм со мной нечестно обошелся.
Обернулся тогда Харальд конунг к Гилли херсиру, и так молвил:
- Довольно власти в своих руках незаслуженно удерживает Альхейм ярл. И пусть Хейдмерк ему теперь по праву женитьбы принадлежит, но Раумарики я ему пожаловал, я же в праве и отнять у него. Ты более, чем он этими землями править достоин, ярл Гилли Шесть Пальцев. В твоей власти теперь судить херсиров и дань собирать.
Гилли поклонился, и поблагодарил конунга за щедрость его, и поклялся ему верою и правдою служить, и о земле и о людях ее заботиться...
- А теперь давайте пировать, и скальдов послушаем... -сказал Харальд.
Вынесли слуги бочнки с пивом и медом хмельным, и кружки глиняные с чаем травяным, и лепешки на меду, только что испеченные...
Вестерготланд. Эйрик
С ужасом взирал Кари на голову дяди своего. Прочие же, кто на тинге был, не столько устрашены были, сколько хевдингов сын, но возгласов возмущенных не слышалось более. Так и задумано было – кого золотом сманить удастся, тех сманим, кого же не удастся – застращаем. Эх, знал бы хевдинг покойный, какую службу он уже после смерти своей сыну Эмунда сослужит!
- Я все сказал, - произнес Эйрик. – А что смог, то и показал вам, - он указал жестом на отрубленную голову. – Решение остается за вами.
- Ну что, мужи славные, примем ли Эйрика, конунга свеев, как властителя возможного? – с такими словами вперед выступил викинг, седой уже да с лицом, шрамами изборожденным. По тому как смотрели остальные на него, видно было, что с уважением все относятся к его мнению.
- Примем! – раздались нестройные голоса. – Котел для него вынести!
Засуетился тут народ. Вынесли котел большой, рядом с другим, уже стоящим поодаль, поставили. Седой викинг подошел к котлам, произнес:
- Пусть те, кто считает Кари, сына Родерика достойным власти в Вестерготланде, в котел. Что слева от меня, свой камешек кинут. Иные же, кто Эйрика достойнейшим полагают, путь кидают камешки в котел, что справа от меня.
Ныне же каждый ярл, хирдманн или хельд, что на тинге присутствовал, должен был выбор сделать. Разделяться начали мужи – часть к левому котлу направилась, часть – к правому. Застучали мелко первые камушки о дно котлов медное; старик же рядом по-прежнему стоял да следил за тем, чтобы кто лишнего камня не кинул.
- Погляди, Эйрик, - шепнул конунгу Вальгард, внимательно следящий за котлами, хоть и загораживали их ему викинги.- В твой-то котел больше кидают.
- Рано победу праздновать, - отозвался Эйрик. – Не все еще мнение свое выразили.
А сам же он думал: "В левый котел-то швыряют не те, что щенка этого достойным считают, а те, кто войны кровавой хочет. Чего же тут удивляться, что их в меньшинстве будет?"
Прекратился стук наконец. Каждый свой камешек бросил.
- Есть ли такие, кто не высказался еще? – на удивление громко старик вопросил. Ответом была тишина. Заглянул он в котлы тогда, изменилось лицо его. Одобрительно закивал старик, подозвал к себе двух ярлов, и те перевернули котлы.
Из правого посыпались камни так, что горка едва не до колена человеку взрослому доставала. Из левого же жалкая кучка высыпалась, такая, что и в сравнение не могла идти с первой. Потерпел Кари сокрушительное поражение, упустил Вестерготланд из рук своих.
- Думаю, и так ясно все, - объявил старец. – Отныне власть над этими землями Эйрику принадлежит, конунгу свеев!
Загудела, заревела толпа; копья затрясли высоко над головами воины Эйрика, подняли знамена. Свен Черный Молот до того горд был, что Храни, ему ненавистного, по плечу хлопнул со всей силой. Сам же Эйрик сохранял на лице невозмутимое спокойствие. Улыбкой ехидной оно сменилось лишь тогда, когда разозленный сын Родерика, плюнув на землю, скрылся в толпе.
- Пир устроим знатный сегодня, - объявил конунг соратникам своим, рядом стоящим. - Некоторое время тут проведем, а после же снова в путь я с войском отправлюсь…
- А здесь кого же оставишь? – хоть и звучал голов Вальгарда равнодушно, а все же ясно было, что вопрос этот очень его волнует.
- Храни здесь за меня останется, - усмехнулся Эйрик. – Думаю, ему власть удастся удержать.
Ничего не ответил Храни, только поклонился в пояс. Свен же глянул на него зло да рукой махнул – не станешь же с конунгом спорить.
Так и сбылись мечты Эйрика честолюбивые – Готланд теперь весь под властью его оказался.
С ужасом взирал Кари на голову дяди своего. Прочие же, кто на тинге был, не столько устрашены были, сколько хевдингов сын, но возгласов возмущенных не слышалось более. Так и задумано было – кого золотом сманить удастся, тех сманим, кого же не удастся – застращаем. Эх, знал бы хевдинг покойный, какую службу он уже после смерти своей сыну Эмунда сослужит!
- Я все сказал, - произнес Эйрик. – А что смог, то и показал вам, - он указал жестом на отрубленную голову. – Решение остается за вами.
- Ну что, мужи славные, примем ли Эйрика, конунга свеев, как властителя возможного? – с такими словами вперед выступил викинг, седой уже да с лицом, шрамами изборожденным. По тому как смотрели остальные на него, видно было, что с уважением все относятся к его мнению.
- Примем! – раздались нестройные голоса. – Котел для него вынести!
Засуетился тут народ. Вынесли котел большой, рядом с другим, уже стоящим поодаль, поставили. Седой викинг подошел к котлам, произнес:
- Пусть те, кто считает Кари, сына Родерика достойным власти в Вестерготланде, в котел. Что слева от меня, свой камешек кинут. Иные же, кто Эйрика достойнейшим полагают, путь кидают камешки в котел, что справа от меня.
Ныне же каждый ярл, хирдманн или хельд, что на тинге присутствовал, должен был выбор сделать. Разделяться начали мужи – часть к левому котлу направилась, часть – к правому. Застучали мелко первые камушки о дно котлов медное; старик же рядом по-прежнему стоял да следил за тем, чтобы кто лишнего камня не кинул.
- Погляди, Эйрик, - шепнул конунгу Вальгард, внимательно следящий за котлами, хоть и загораживали их ему викинги.- В твой-то котел больше кидают.
- Рано победу праздновать, - отозвался Эйрик. – Не все еще мнение свое выразили.
А сам же он думал: "В левый котел-то швыряют не те, что щенка этого достойным считают, а те, кто войны кровавой хочет. Чего же тут удивляться, что их в меньшинстве будет?"
Прекратился стук наконец. Каждый свой камешек бросил.
- Есть ли такие, кто не высказался еще? – на удивление громко старик вопросил. Ответом была тишина. Заглянул он в котлы тогда, изменилось лицо его. Одобрительно закивал старик, подозвал к себе двух ярлов, и те перевернули котлы.
Из правого посыпались камни так, что горка едва не до колена человеку взрослому доставала. Из левого же жалкая кучка высыпалась, такая, что и в сравнение не могла идти с первой. Потерпел Кари сокрушительное поражение, упустил Вестерготланд из рук своих.
- Думаю, и так ясно все, - объявил старец. – Отныне власть над этими землями Эйрику принадлежит, конунгу свеев!
Загудела, заревела толпа; копья затрясли высоко над головами воины Эйрика, подняли знамена. Свен Черный Молот до того горд был, что Храни, ему ненавистного, по плечу хлопнул со всей силой. Сам же Эйрик сохранял на лице невозмутимое спокойствие. Улыбкой ехидной оно сменилось лишь тогда, когда разозленный сын Родерика, плюнув на землю, скрылся в толпе.
- Пир устроим знатный сегодня, - объявил конунг соратникам своим, рядом стоящим. - Некоторое время тут проведем, а после же снова в путь я с войском отправлюсь…
- А здесь кого же оставишь? – хоть и звучал голов Вальгарда равнодушно, а все же ясно было, что вопрос этот очень его волнует.
- Храни здесь за меня останется, - усмехнулся Эйрик. – Думаю, ему власть удастся удержать.
Ничего не ответил Храни, только поклонился в пояс. Свен же глянул на него зло да рукой махнул – не станешь же с конунгом спорить.
Так и сбылись мечты Эйрика честолюбивые – Готланд теперь весь под властью его оказался.
Совместно с Тельтиаром ( ну естественно!)
Гаулар
Крепок сон был мужей уставших, и из комнат доносился добротный храп. Одному лишь Хнуве все не спалось, лишь под утро заснул он…
Вся постель избилась с под тела молодого викинга и одеяло валялось на полу. Но холода не ощущал он - он был в царстве сна. В доспехах тяжелых и ранее им не виданных сражался он на поле брани с нечистыми существами. Один против сотни, один против тысячи. А нечисть наступала и наступала – так и загинул Альвир в бою.
Мгновений сколько и тело его окровавленное на эшафоте висит, а публика молчаливая сквозь него смотрит. И понимает юноша, что он и есть публика, один из числа безликих людей. Сидит и смотрит на труп висящий, изодранный когтями и зубами. Альвир вскочил и пытался добежать до «себя», но эшафот удалялся и удалялся с беспомощно висящим телом.
Свет проскользнул в окно и беспощадно «ударил» по глазам.
Сцена исчезла, и появился снег, бесконечные просторы снега.
Альвир проснулся. Подняв постель с пола, юноша оделся и умылся. В нижней зале был шум – жена хозяина накрывала огромный стол. Она была не молода, но замечательна собой. В простом зеленом платье она словно бабочка порхала вокруг стола, изредка поправляя непослушную золотую прядь, постоянно выпадающую из аккуратной прически. Заметив спускающегося с лестницы Хнуву она опустила взгляд и, попятившись, удалилась из комнаты.
Хнува не долго думая, занял место за столом и стал дожидаться остальных. С веселым хохотом и шумом спустились с лестницы бодрые соратники его и уселись за стол. Хозяин был щедр на еду и питьё, все было по высшему разряду, да мало того что вкусно, так и вид был таков, словно блюда готовились на конунжий стол. Видать по животику хозяина он и сам был охоч до еды и такие столы ему были не в новинку.
-Благодарствую за кров и за пищу!
-Ты всегда желанный гость у меня, Кари. И сыны твои и друзья твои. Заглядывай почаще в дом мой! Жаль, что ты с сыном моим не встретился!
-Ах ты лиходей! Про сына-то ничего и не говорил! А где ж он?
-А он в дружину к ярлу поступил.
-Эк у тебя сын молодец!
Похлопав по плечу старого знакомого, Кари отправился в хлев.
День был солнечным и более теплым, нежели вчерашний. Снег не сыпал, ветер не дул. Зима словно дала себе отдых, решив не мучить в этот день людей холодом. На улице народу была уйма, все голосили и горлопанили, снег на дороге стоптался прямо до земли и уже не скрипел.
К обеду большая часть привезенного товару разошлось, чему Кари был несказанно рад, да и сам он признаться понабрал всякой всячины для дому, да для жены. Альвир же удалился от хлопот купли продажи и просто ходил среди люде думая о своем ночном кошмаре. Так в глазах и стояла злосчастная сцена, на зашарканные доски которой капала его кровь.
«Что бы это значило, что за глупая напасть! Неужели преддверье гибели моей?» Мрачные мысли терзали его, и если бы в этой толпе он не встретить Квельдульва так и пропустил бы назначенный час обеда.
-Что это с тобой? Опять чело твое мрачно, я тебя помню как веселого и жизнерадостного, а тут с вчерашней встречи нашей мрачен как перед погребеньем.
- Я о ярле думаю. И встретиться с ним не терпится и страх отчего-то.
Пожав могучими плечами старик указал на дом друга своего, где на постой они встали, и отправился обедать, зная отлично, что что там постоловаться удастся лучше, чем у иного ярла. Альвир с облегчением вздохнул и засеменил следом.
Как и договаривались, собрались в нужный час все они в трапезной.
Набив живот едой, Торольв заявил:
- Пора бы уже и ярлу показаться!
-Твоя правда сын! - Согласился Квельдульв, из-за стола вставая, да хозяев радушных благодаря. - Идем же, родичи, тинг поди в самом разгаре уже, негоже опаздывать, когда ярл речи гуторит.
К тому моменту, как Кари с родичами добрался до места проведения тинга, а было оно недалеко от селения, на большой поляне перед лесом, народу там собралось уже порядочно - все хельды да херсиры знатные, слуги ярловы, да приезжие гости. Бонды свободные и купцы, и храбрые хирдманы. Все были там, кто с сыновьями да дочерьми, кто с женами да родителями старыми. На высоком месте сидел ярл Атли, прозванный Сухопарым, стар он был уже, да тощь как жердь, но власть крепко в руках держал. А по правую руку от него сидели старцы-законоговорители, по левую же - жрецов трое что Одину, Тору и Фрейру поклонялись.
Гаулар
Крепок сон был мужей уставших, и из комнат доносился добротный храп. Одному лишь Хнуве все не спалось, лишь под утро заснул он…
Вся постель избилась с под тела молодого викинга и одеяло валялось на полу. Но холода не ощущал он - он был в царстве сна. В доспехах тяжелых и ранее им не виданных сражался он на поле брани с нечистыми существами. Один против сотни, один против тысячи. А нечисть наступала и наступала – так и загинул Альвир в бою.
Мгновений сколько и тело его окровавленное на эшафоте висит, а публика молчаливая сквозь него смотрит. И понимает юноша, что он и есть публика, один из числа безликих людей. Сидит и смотрит на труп висящий, изодранный когтями и зубами. Альвир вскочил и пытался добежать до «себя», но эшафот удалялся и удалялся с беспомощно висящим телом.
Свет проскользнул в окно и беспощадно «ударил» по глазам.
Сцена исчезла, и появился снег, бесконечные просторы снега.
Альвир проснулся. Подняв постель с пола, юноша оделся и умылся. В нижней зале был шум – жена хозяина накрывала огромный стол. Она была не молода, но замечательна собой. В простом зеленом платье она словно бабочка порхала вокруг стола, изредка поправляя непослушную золотую прядь, постоянно выпадающую из аккуратной прически. Заметив спускающегося с лестницы Хнуву она опустила взгляд и, попятившись, удалилась из комнаты.
Хнува не долго думая, занял место за столом и стал дожидаться остальных. С веселым хохотом и шумом спустились с лестницы бодрые соратники его и уселись за стол. Хозяин был щедр на еду и питьё, все было по высшему разряду, да мало того что вкусно, так и вид был таков, словно блюда готовились на конунжий стол. Видать по животику хозяина он и сам был охоч до еды и такие столы ему были не в новинку.
-Благодарствую за кров и за пищу!
-Ты всегда желанный гость у меня, Кари. И сыны твои и друзья твои. Заглядывай почаще в дом мой! Жаль, что ты с сыном моим не встретился!
-Ах ты лиходей! Про сына-то ничего и не говорил! А где ж он?
-А он в дружину к ярлу поступил.
-Эк у тебя сын молодец!
Похлопав по плечу старого знакомого, Кари отправился в хлев.
День был солнечным и более теплым, нежели вчерашний. Снег не сыпал, ветер не дул. Зима словно дала себе отдых, решив не мучить в этот день людей холодом. На улице народу была уйма, все голосили и горлопанили, снег на дороге стоптался прямо до земли и уже не скрипел.
К обеду большая часть привезенного товару разошлось, чему Кари был несказанно рад, да и сам он признаться понабрал всякой всячины для дому, да для жены. Альвир же удалился от хлопот купли продажи и просто ходил среди люде думая о своем ночном кошмаре. Так в глазах и стояла злосчастная сцена, на зашарканные доски которой капала его кровь.
«Что бы это значило, что за глупая напасть! Неужели преддверье гибели моей?» Мрачные мысли терзали его, и если бы в этой толпе он не встретить Квельдульва так и пропустил бы назначенный час обеда.
-Что это с тобой? Опять чело твое мрачно, я тебя помню как веселого и жизнерадостного, а тут с вчерашней встречи нашей мрачен как перед погребеньем.
- Я о ярле думаю. И встретиться с ним не терпится и страх отчего-то.
Пожав могучими плечами старик указал на дом друга своего, где на постой они встали, и отправился обедать, зная отлично, что что там постоловаться удастся лучше, чем у иного ярла. Альвир с облегчением вздохнул и засеменил следом.
Как и договаривались, собрались в нужный час все они в трапезной.
Набив живот едой, Торольв заявил:
- Пора бы уже и ярлу показаться!
-Твоя правда сын! - Согласился Квельдульв, из-за стола вставая, да хозяев радушных благодаря. - Идем же, родичи, тинг поди в самом разгаре уже, негоже опаздывать, когда ярл речи гуторит.
К тому моменту, как Кари с родичами добрался до места проведения тинга, а было оно недалеко от селения, на большой поляне перед лесом, народу там собралось уже порядочно - все хельды да херсиры знатные, слуги ярловы, да приезжие гости. Бонды свободные и купцы, и храбрые хирдманы. Все были там, кто с сыновьями да дочерьми, кто с женами да родителями старыми. На высоком месте сидел ярл Атли, прозванный Сухопарым, стар он был уже, да тощь как жердь, но власть крепко в руках держал. А по правую руку от него сидели старцы-законоговорители, по левую же - жрецов трое что Одину, Тору и Фрейру поклонялись.
Хедебю, Южная Дания
совместно с Тельтиаром. Продолжение
Оставшись гостем в доме грека, Оттар Рваный послал Убби и Сельви проследить за торговлей на рынке. Вернулись викинги лишь под вечер, рассказав, что торговля прошла на ура, и заморские купцы довольно быстро разобрали почти все их товары, а в особенности меха. Рассказывая, Убби недвусмысленно бренчал серебром у себя в кошеле. Херсир остался доволен прошедшим днем, ровно как и ночью, проведенной в доме миклагардского наместника, поскольку тот, желая показать свое гостеприимство, послал каждому предводителю северян по служанке, дабы те смогли скоротать время в приятном женском обществе. Стоит ли говорить, что в эту ночь предподители викингов совсем не спали.
Утром Оттар, взяв с собою Убби и Сёльви и десяток крепких дружинников, отправился на рынок, где продавали обычно невольников.
По счастью, уже вскоре они отыскали того саогознакомого смуглокожего мужичка, которого Сельви в шутку прозвал "Тролльсоном", и Оттар остановил его жестом:
- А скажи, уважаемый, где здесь могу я увидеть пленников из земель, что вендам принадлежат?
Носатый южанин вежливо поклонился.
- Я толмач, господин, и в землях здешних разбираюсь мало. Арабы мне платят за то, что я перевожу им.
- А если я заплачу тебе, скажем две монеты, ты сможешь указать мне верную дорогу?
- Дорога тут одна, а путей много. - ответил армянин, хитро прищуривись. - Я покажу вам дорогу, если получу монеты сразу.
Убби развязал кошель, протягивая серебрянные кругляшки иноземцу.
- Смотри, Тролльсон, не обмани, а то мы ж тебя живо тут отыщем.
- Я честный армянин, и род мой честный, и я служу честно - ответил он с гордостью. - Еслши я кого-то обмануть, я больше не получать монеты. Моя репутация мне дороже...
- Веди тогда, честный человек.
И они последовали за ним через рынок.
Весь город был одним большим рынком. Каждый дом был складом, и на каждом пороге был прилавок. Толмач ловко расталкивал толпу праздношатающихся, выкрикивая чтобы пропустили важных господ, и люди невольно освобождали дорогу. Наконец они ошли до площади. гдепродавали невольников. Еще издали они увидели ряды клеток с железными решетками.
- Неужели такие дикие и свирепые, что их в клетках держат, эти венды? - удивился Оттар. Сам-то он своих пленников лишь в цепях привел.
- Там не только венды... -сказал толмач. - Тут со всего моря собрали. Многих во время их набегов захватили и сюда привезли. Вот эти вот - эсты, эти - пруссы. Все они свирепые и дикие... говорят они разрезают тело убитого врага, и едят его сердце или печень... Впрочем и ваши берсерки так поступают, как говорят...
- Это редко, - покачал головой Рваный. - А вот пруссы действительно выглядят зверьми в человеческом обличии.
К ним подбежал один из торговцев.
- Чего желать добрые люди? Хотеть купить невольники? - спросил он, заискивающе гляда на Оттара, сразу распознав в нем старшего.
- Еще как хотеть, - с усмешкой передразнил его Убби, да тут же замолчал под суровым взглядом Рваного.
- Купцы достопочтимые, слыхал я, что венды - воины хорошие и работники сильные.
- Есть тут. -оживился торговец. - Сколько вам надо? И много готовы дать?
- По пятнадцати монет за каждого варвара.
Лицо купца удивленно вытянулось, а его темные глаза хищно заблестели.
- Тут не все продавать так дешево - сказал он. - Каждый раб - своя цена.
- Тогда показывай товар, поглядим кто чего стоит.
Торговец подошел к одной из клеток, но тут подбежали еще четыре торговца, видимо его конкуренты, и загалдели, распихивая друг друга локтями, наперебой перекрикивая дург друг на ломаном датском наречии.
- Чего это они? - Спросил у толмача Оттар.
Толмач рассмеялся
- Они увидели что ы денег можете много дать, это они всегда так - дерутся за тех, кто товар купит.
- Скажи им, что вендов я куплю у них всех, а вот других рабов пусть даже не предлагают.
- Они сразу вам скажут что те рабы все венды. - сказал толмач. - Они лгуны и верить им нельзя ни на грош.
- А ты сможешь сам указать кто венд, а кто нет?
Толмач покачал головой.
- Я могу только спросить каждого из них по-вендски и послушать кто что мне скажет в ответ. Думаю что эти проходимцы по вендски не разумеют
- Поспрашивай, - улыбнулся Оттар. - И насчет награды не бойся - монет щедро отсыплю.
Толмач подошел к первой клетке и крикнул коороткую фразу на незнакомом языке. Несоклько человек сразу же оживились, и кое-кто из них что-то ответил.
- тот,тот, тот, и тот - толмач показал на нескольких человек - мы их берем.
- Эй, купцы почтенные, выводите невольников из клетей, осмотреть хочу, - бросил Оттар.
Купцы перестали ругатьс яи толкаться, и вмиг замолкли.
- Если их выпустить они сбежать. -ответил один из торговев. - Без надсмоторщик они убежать так могут
- Со мной десять крепкий воинов, - отрезал херсир. - Или ты почтенный думаешь, что ослабшие рабы смогут от них убежать?
- Эти рабы убить три мои надсмоторщики -пожаловался один из торговцев. - На них быть цепи, они сломать шеи и разбить головы...они сильные
- Значит тебе стоило нанять более умелых надсмотрщиков. Выводи их по одному - не могу же я товар покупать не глядючи.
Торговцы, видимо усопокились, сразу смекнув что в этот раз перепадет каждому из них, кликнули надсмоторщиков, те начали выводить пленников по одному и показывать их норманнам.
- Так, - Оттар лично осматривал каждого, щупал литые мышцы, проверял зубы. - Этого, вот этого, и еще этого. А этот мне слишком хилым показался. Вы его что, не кормили?
Торговцы снова загалдели, размахивая кулаками, тут же начав друг друга обвинять
- Ну хватит! Ведите следующих!
Торговцы снова утихли. Толмач справлялся со своим заданием отменно. Он мигом отсеялвендов от эстов и прочих диких народностей, впрочем те реагировали на отклики как-то медленно, или не реагировали вовсе.
В итоге Оттар отобрал пятнадцать крепких мужчин, восемь женщин покраше (если можно было так сказать о немытых и нечесанных рабынях в рваном тряпье), да за бесценок взял увечного юношу, который по словам толмача был толи племянником, толи внуком вендскому конунгу. Торговцы видимо об этом, на счастье Оттара не знали.
- Мало мы взяли - сказал Сёльви, качая головой. - Может еще и этих взять на весла?
- Что мне для дела конунгова надобно - я взял, а дальше - воля ваша, берите кто по нраву придеться, - дозволил Оттар. - Да на свое серебро, а не конунгово.
- Я бы этих не брал - вмешался Убби. - эсты языка нашего не знают, а если кто-тознает, то подчиняться нам не станут.
- То верно говоришь, если рабов брать - так покорных надобно и понятливых.
- А рабы рабами и будут. Толку с таких если на нас пираты нападут? - произнес Сёльви. - Брать надо бы таких , кто и с веслом в рука биться сможет
- Может свеев возьмем? - Спросил Убби. - Они нам ближе других будут, да и воины славные.
- Берите хоть свеев... - ответил Оттар с раздражением. - Только найдите их тут для начала... Эйрик конунг мало кого из врагов своих в живых оставляет...
- Так оно и понятно, - произнес Сельви. - Его род же беззаконно Уппсалой правит! Вот и боиться он, что как некогда его пращур, кто-нибудь власть захватит
До вечера Убби и Сельви ходили по рынку в сопровождении горбоносого толмача, да подыскивали рабов покрепче, выкупая их у владельцев. Наконец, когда солнце уже стало клониться к закату, молодой хельд пересчитал свои приобретения, поняв, что за ними уже тянеться вереница в более чем сорок человек, и приказал возвращаться к кораблям. Сельви же, тем временем радовался пуще товарища, ведь ему удалось, помимо прочего купить еще и ясноокую да русоволосую невольницу из славянских земель...
совместно с Тельтиаром. Продолжение
Оставшись гостем в доме грека, Оттар Рваный послал Убби и Сельви проследить за торговлей на рынке. Вернулись викинги лишь под вечер, рассказав, что торговля прошла на ура, и заморские купцы довольно быстро разобрали почти все их товары, а в особенности меха. Рассказывая, Убби недвусмысленно бренчал серебром у себя в кошеле. Херсир остался доволен прошедшим днем, ровно как и ночью, проведенной в доме миклагардского наместника, поскольку тот, желая показать свое гостеприимство, послал каждому предводителю северян по служанке, дабы те смогли скоротать время в приятном женском обществе. Стоит ли говорить, что в эту ночь предподители викингов совсем не спали.
Утром Оттар, взяв с собою Убби и Сёльви и десяток крепких дружинников, отправился на рынок, где продавали обычно невольников.
По счастью, уже вскоре они отыскали того саогознакомого смуглокожего мужичка, которого Сельви в шутку прозвал "Тролльсоном", и Оттар остановил его жестом:
- А скажи, уважаемый, где здесь могу я увидеть пленников из земель, что вендам принадлежат?
Носатый южанин вежливо поклонился.
- Я толмач, господин, и в землях здешних разбираюсь мало. Арабы мне платят за то, что я перевожу им.
- А если я заплачу тебе, скажем две монеты, ты сможешь указать мне верную дорогу?
- Дорога тут одна, а путей много. - ответил армянин, хитро прищуривись. - Я покажу вам дорогу, если получу монеты сразу.
Убби развязал кошель, протягивая серебрянные кругляшки иноземцу.
- Смотри, Тролльсон, не обмани, а то мы ж тебя живо тут отыщем.
- Я честный армянин, и род мой честный, и я служу честно - ответил он с гордостью. - Еслши я кого-то обмануть, я больше не получать монеты. Моя репутация мне дороже...
- Веди тогда, честный человек.
И они последовали за ним через рынок.
Весь город был одним большим рынком. Каждый дом был складом, и на каждом пороге был прилавок. Толмач ловко расталкивал толпу праздношатающихся, выкрикивая чтобы пропустили важных господ, и люди невольно освобождали дорогу. Наконец они ошли до площади. гдепродавали невольников. Еще издали они увидели ряды клеток с железными решетками.
- Неужели такие дикие и свирепые, что их в клетках держат, эти венды? - удивился Оттар. Сам-то он своих пленников лишь в цепях привел.
- Там не только венды... -сказал толмач. - Тут со всего моря собрали. Многих во время их набегов захватили и сюда привезли. Вот эти вот - эсты, эти - пруссы. Все они свирепые и дикие... говорят они разрезают тело убитого врага, и едят его сердце или печень... Впрочем и ваши берсерки так поступают, как говорят...
- Это редко, - покачал головой Рваный. - А вот пруссы действительно выглядят зверьми в человеческом обличии.
К ним подбежал один из торговцев.
- Чего желать добрые люди? Хотеть купить невольники? - спросил он, заискивающе гляда на Оттара, сразу распознав в нем старшего.
- Еще как хотеть, - с усмешкой передразнил его Убби, да тут же замолчал под суровым взглядом Рваного.
- Купцы достопочтимые, слыхал я, что венды - воины хорошие и работники сильные.
- Есть тут. -оживился торговец. - Сколько вам надо? И много готовы дать?
- По пятнадцати монет за каждого варвара.
Лицо купца удивленно вытянулось, а его темные глаза хищно заблестели.
- Тут не все продавать так дешево - сказал он. - Каждый раб - своя цена.
- Тогда показывай товар, поглядим кто чего стоит.
Торговец подошел к одной из клеток, но тут подбежали еще четыре торговца, видимо его конкуренты, и загалдели, распихивая друг друга локтями, наперебой перекрикивая дург друг на ломаном датском наречии.
- Чего это они? - Спросил у толмача Оттар.
Толмач рассмеялся
- Они увидели что ы денег можете много дать, это они всегда так - дерутся за тех, кто товар купит.
- Скажи им, что вендов я куплю у них всех, а вот других рабов пусть даже не предлагают.
- Они сразу вам скажут что те рабы все венды. - сказал толмач. - Они лгуны и верить им нельзя ни на грош.
- А ты сможешь сам указать кто венд, а кто нет?
Толмач покачал головой.
- Я могу только спросить каждого из них по-вендски и послушать кто что мне скажет в ответ. Думаю что эти проходимцы по вендски не разумеют
- Поспрашивай, - улыбнулся Оттар. - И насчет награды не бойся - монет щедро отсыплю.
Толмач подошел к первой клетке и крикнул коороткую фразу на незнакомом языке. Несоклько человек сразу же оживились, и кое-кто из них что-то ответил.
- тот,тот, тот, и тот - толмач показал на нескольких человек - мы их берем.
- Эй, купцы почтенные, выводите невольников из клетей, осмотреть хочу, - бросил Оттар.
Купцы перестали ругатьс яи толкаться, и вмиг замолкли.
- Если их выпустить они сбежать. -ответил один из торговев. - Без надсмоторщик они убежать так могут
- Со мной десять крепкий воинов, - отрезал херсир. - Или ты почтенный думаешь, что ослабшие рабы смогут от них убежать?
- Эти рабы убить три мои надсмоторщики -пожаловался один из торговцев. - На них быть цепи, они сломать шеи и разбить головы...они сильные
- Значит тебе стоило нанять более умелых надсмотрщиков. Выводи их по одному - не могу же я товар покупать не глядючи.
Торговцы, видимо усопокились, сразу смекнув что в этот раз перепадет каждому из них, кликнули надсмоторщиков, те начали выводить пленников по одному и показывать их норманнам.
- Так, - Оттар лично осматривал каждого, щупал литые мышцы, проверял зубы. - Этого, вот этого, и еще этого. А этот мне слишком хилым показался. Вы его что, не кормили?
Торговцы снова загалдели, размахивая кулаками, тут же начав друг друга обвинять
- Ну хватит! Ведите следующих!
Торговцы снова утихли. Толмач справлялся со своим заданием отменно. Он мигом отсеялвендов от эстов и прочих диких народностей, впрочем те реагировали на отклики как-то медленно, или не реагировали вовсе.
В итоге Оттар отобрал пятнадцать крепких мужчин, восемь женщин покраше (если можно было так сказать о немытых и нечесанных рабынях в рваном тряпье), да за бесценок взял увечного юношу, который по словам толмача был толи племянником, толи внуком вендскому конунгу. Торговцы видимо об этом, на счастье Оттара не знали.
- Мало мы взяли - сказал Сёльви, качая головой. - Может еще и этих взять на весла?
- Что мне для дела конунгова надобно - я взял, а дальше - воля ваша, берите кто по нраву придеться, - дозволил Оттар. - Да на свое серебро, а не конунгово.
- Я бы этих не брал - вмешался Убби. - эсты языка нашего не знают, а если кто-тознает, то подчиняться нам не станут.
- То верно говоришь, если рабов брать - так покорных надобно и понятливых.
- А рабы рабами и будут. Толку с таких если на нас пираты нападут? - произнес Сёльви. - Брать надо бы таких , кто и с веслом в рука биться сможет
- Может свеев возьмем? - Спросил Убби. - Они нам ближе других будут, да и воины славные.
- Берите хоть свеев... - ответил Оттар с раздражением. - Только найдите их тут для начала... Эйрик конунг мало кого из врагов своих в живых оставляет...
- Так оно и понятно, - произнес Сельви. - Его род же беззаконно Уппсалой правит! Вот и боиться он, что как некогда его пращур, кто-нибудь власть захватит
До вечера Убби и Сельви ходили по рынку в сопровождении горбоносого толмача, да подыскивали рабов покрепче, выкупая их у владельцев. Наконец, когда солнце уже стало клониться к закату, молодой хельд пересчитал свои приобретения, поняв, что за ними уже тянеться вереница в более чем сорок человек, и приказал возвращаться к кораблям. Сельви же, тем временем радовался пуще товарища, ведь ему удалось, помимо прочего купить еще и ясноокую да русоволосую невольницу из славянских земель...
Транделаг. Послы Грютинга и войны Хакона.
Совместно DL & avarach
Змеиным следом путь стелился перед жрецом Фрейваром и воями, что с собою ему как стражу почетную Грютинг выдал. Путь хоть и не долгий, но не обещал легко сложиться непривычному к длительным и спешным поездкам верхом жрецу, а тут еще коням нелегко приходилось по землям заснеженным путь прокладывать. Хорошо воям на лыжах хаживать, в объятья пелены снежной не проваливаясь, тут же борьба с суровая идет с милостью богов на зиму данной. Однако же не долго продлился поход Фрейваров, углядел хельд Исхер, что впереди посольства Грютингова ехал, признаки войска большого движения –воронья стаи добычи легкой ищущих, . Остановился он пред жрецом, упал наземь и, снег в сторону сгребши, стал землю слушать, ровным гулом летела весть о врага близости.
– Не оставил нас Один, послал он нам весть вовремя, о враге нашем лютом предупредил нас. Не сидится ему в стенах града своего, высылает он на нас силы тяжкие. Нужно конунгу весть о том послать, чтоб готовился, ибо нас назад могут и не выпустить. – встал перед Фрейваром снег с волос отряхивая хельд.
– Не посмеет Хакон богов служителю вред причинить, – гордо жрец отвечал Исхеру.
– Вред они нам не причинят, а вот от себя не выпустят, весть владетелю нашему подать не дадут, чтоб к битве тяжелой готовился. Сейчас нужно одного из наших послать, пусть о том конунг знает.
– Хорошо, сам из своих людей выбери, кто посмышленей, и порасторопней будет, пусть назад поспешает. Ну а мы, как и задумано вперед выступим, разговором движение Хакона замедлить попробуем, да посмотрим на дружину его в близости, многих ли собрал, да кого.
– Так и сделаем, – согласился хельд со словами жреца, – разговор с Хаконом уж тебе вести поручил конунг, ну а я в воям буду присматриваться.
Подозвал Исхер одного их своих ростом небольшого, да проворного:
– Поспешай назад к конунгу, славный вой по следам нашим. Передай ему, что не дремлет ворог и вновь дружину супротив нас выставил, пусть готовит Грютинг встречу теплую, да объятья им крепкие, чтоб запомнили они, как врагов мы встречаем. Пусть мечи вострят молодцы.
– Пусть душа твоя будет в спокойствии, вовремя о напасти конунг от меня узнает, ни себя ни коня своего не пожалею, чтоб быстрее к своим добратся.
– Ну ступай., да пребудет с тобой сила Тора. – на прощанье воя хельд своего напутствовал.
Кивнул дружинник в ответ, да погнал коня назад своего. Проводил гонца, удалявшегося взглядом Фрейвар, да остальных воев поторопил:
– Нечего здесь стоять аки столбы, скоро Харальда люди покажутся, дозоры он наверняка вперед выслал, он вой опытный, не то, что щенки, которых мы раньше встретили. Боле можно не торопиться, пусть на нас дозоры любуются, нечего им нам за спину оглядываться.
И уже не спешным шагом двинул Фрейвар своего коня, а за ним и дружинники.
Волею северных богов, первым отряд походящий заметил востроглазый малец, за отцом увязавшися. Юному викингу уж не терпелось войти в возраст да славу в походах искать, вражьими шлемами доблесть измеряя. Видел он себя в мечтах бородатым дружинником от конунга по левую руку... но пока - лишь смотрел на отца да воев ег окружавших. Может, потому и вниманье на пришлых легко обратил, что делом не занимался. - Батюшка, - дернул юнец за рукав своего родителя. - глянь, там мужи чужие пожаловали. Да с вороном чьим-то, кажись. Муж пригляделся - и сына по светлым вихрам потрепал. - Молодец! хорошим викингом будешь. Может, тебя в походе и ладьи чужие поставят высматривать. А сам отправился на поиски старшего. Так что посла встретил все тот же Бьярни с небольшим числом дружинников конунга Хакона.
– Приветствую вас на земле Транделага! Скажите, вои, чьи будите, да от какого конунга ворон к нам прилетел?
–И тебя я приветствую славный вой. Я жрец богов наших славных своими деяниями, а иду со свитой посольством от властителя Оркдаля к вашему конунгу, с вестями важными. Проводи нас муж своими деяниями доблестный иль дай кого в провожатые, чтоб не плутали почем зря по землям вашим и дела свои справили с достоинством. – ответствовал вопрошающему их вою Фрейвар.
- Я сам вас провожу, - ответствовал на то Бьярни. - А ты, Сван, - обратился он к юнцу, что от него справа стоял, - возьми у гридней коня да скачи-ка к властителю. Пусть во Хладире готовяться гонцов Грютинга привечать.
И поворотившись, к усадьбе пошел, да чуть ли не шагом. Хоть и напоминал ярл видом медведя, да ум имел гибкий, под стать росомахе. Понимал он, что Хакону время на мысли потребно. Вот и не торопился.
Хладир. Хакон и послы.
Меж тем весть о посольстве мигом до самого Хладира донеслась. Не зря говаривали старые скальды: быстрее ветра только слова с языков болтливых разлетаются. Многие гадали, что Грютингу ныне понадобилось. Уж каких только версий не сказывали! Сам конунг гонца выслушал молча да велел ворона к себе в покои позвать, да Гротгарда с Херлаугом кликнуть.
Многим решение то не по нраву пришлось: ярлы, приезжавшие на совет, еще усадьбы не покидали. и говорили они меж собой, что все вести от врага, с которым они биться сбираются и для их ушей – тоже. однако же прямо перечить Хакону не решались – и так на совете волю себе лишнюю взяли. Теперь, время спустя, некоторые ярлы то поняли. Тогда, в угаре, многие просто последовали порыву – и после одумалась, да устыдились. Кровь воинская быстро закипает, однако же, не дело мужам, уж женатых внуков имеющим, как мальчишкам вестись на подначки. Прибытие гонцов встряхнуло Хладир во второй раз.
Окруженные многолюдством следовали Грютинговы гонцы по вотчине Хакона, поглазеть на них явились и стар и млад, и хирдманы шрамами посеченные и бонды в этом году за копье только взявшиеся, усы и бороды еще не отпустившие. С достоинством шествовал меж рядами собравшихся Фрейвайр жрец, не к лицу ему как холопу какому перед другими достоинство свое ронять, перед врагом его особенно с тщанием блюсти надобно. Пусть глядят на его спокойствие, пусть почуют силу за Грютингом стоящую, чтоб сердца их в трепете зашлись еще до битвы злой. О том, что Хакон по слову Грютинга согласится поступиться титулом конунга и пойдет служить оркдальскому властителю, Фрейвайр даже не думал, не отпели свою песнь мечи и секиры в этой войне, слишком мало еще их преимущество. А значит, и думать надо не о том, как речи перед Хаконом держать, а ярлов строптивых выглядывать, кто за вольности посуленные хозяина в момент нужный не поддержат. Дружинники, за жрецом следующие, под стать ему шествовали гордо и с вызовом оглядывая собравшихся, щедро даря насмешливые улыбки вооруженным смердам, на хридманов же взгляды внимательные. Уверены они в стенах своих стоят, да что с уверенностью их в поле чистом станет?! Крепко ли встанут вои Хакона или жизни свои сберегать станут под ударами железа оркдальцев?! Все нужно высмотреть, от того их удача воинская в бою зависит, врага своего знающий пол битвы уже выиграл.
Ближе к усадьбе Хакона посольству стали попадаться и личной дружины конунга хладирского вои в железо по глаза закованные, знатные бойцы, да вот на границе попались в ловушку оркдальцев они тоже знатно. Водителя у них хорошего не было, иначе солоно бы пришлось Торстейну, костей не собрал бы до прихода Грютинга. Сумеет ли он теперь обмануть самого Хакона, тот волк матерый, не даром зубы его стерты, о врагов своих их постачивал, сыновей всех потерял, сам же в силе остался. Опасен такой зверь, да милость богов все переломит, не оставят они детей своих, приведут к победе, что скальды в песнях своих воспоют.
Бьярни остановился перед воротами конунжьего дома, и увидал юного Хакона, ждущего на крыльце.
- Да пребудет с тобой милость Тора, ярл Бьярни, - поздоровался юноша с предводителем. - Конунг велел воев грютинговых в доме отдельном поселить, да едой и питьем не обидеть с дороги.
То был широкий жест со стороны конунга: посланнику нельзя было вредить, но кормить его под своим кровом властитель был не обязан. Тем паче, это же относилось и к сопровождающим ворона воям. Уже то, что посланец пришел не один многими могло быть превратно толковано, будто правитель оркдальский силушку демонстрирует. Однако, судя по всему, Хакон с выводами не торопился. Похоже, выдержки-то у старца хватало.
- А тебя, ворон, конунг с ближними родичами уже в горнице ждет. Ему там и молвишь, что именно Грютинг твоими устами говаривает.
С коня жрец важно сошествовал, да ступил на крыльцо резное со словом вежливым:
– Благодарствуем хозяину вашему за радушие к нам проявленное, гостей привечаете по обычаю предков вы наших, не оглядываясь на ссоры властителей.
Оглянулся на воев с ним прибывших Фрейвайр:
– Пока я посольство справляю, отдыхать можете, дожидайтесь меня, дело конунга нашего исполнить требуется.
И бросил на Исхера взгляд значительный, то без слов было сказано: «Разделяют нас, но дело должно быть сделано, как возможность будет, силы Хакона, крепость стен его оценить не забудьте».
В тон ему отвечал хельд грютингов:
– Не беспокойся о нас богов наших вестник, не уроним мы чести воинской, не краснеть нам перед конунгом, свершай свое дело как надобно.
Как взошел на крыльцо Фрейвар обратился к младому он Хакону:
– Извини старика за неспешность, годы мои уж не молодые, путь-дорога меня притомила, не смогу я резвым шагом, легкой поступью я до конунга дойти вашего. А пока мы идем, дозволь узнать имя водителя моего, отрок, кто отец твой?
- Роду я низкого, ворон знатного конунга, - вывернулся Хакон из темы скользкой. - А здесь потому, что конунгу нашему все по способностям служат. Призвал - я пришел, и рад угодить ему хоть словом, хоть делом. Звать же меня, как и нашего владыку, одним именем. И мыслю, что то, честь небывалая, ибо не знаю я в лета свои мужа достойнее, чтоб меч ему предложить.
Невзирая на молодость, Хакон млад хитростью, видать, пошел в старшего.
"Если ворон что худое умыслил - он и меня на сторону к Грютингу склонять будет. Хвалить конунга своего мужу любому положено, однако слова иные - что петля хитрая из силка: чем больше зверь дергает, тем полонит надежнее"
Видимо, и впрямь отцом его конунг был - слишком уж норовом Хакон молодший на старого похож уродился. Даром, что лики разные боги послали.
«С конунгом хладирским имя одно носит?! Слышал, слышал я от ярлов полоненных о том, что привечает старик Хакон щенка одного, отродье турсово, рабыни сына, да как будто сына в нем признавая. Видать не зря молва про то пошла, не имея наследника, привечает старик выползка этого, совсем духом ослаб он, то дочь свою как купец предлагает, то ублюдка привечает. Что ж, на том можно и с ярлами поговорить, не захотят они за безродным, право на владение собой признать, как есть не захотят, будь он и правда семени конунга» – пронеслось в голове Фрейвара.
– Достоин и славен ваш конунг, сомнений в том нет, и должно тебе славу и милость его восхвалять. Да близок срок его, скоро ему уже ответ перед богами держать, и нет у него сына, чтоб дело отца продолжить мог бы, ему зять нужен кровей знатных, чтоб под крепкой рукою не пустить жизни его труды. А властитель ваш, о том не заботясь, соседей своих, друзей старых оскорблениям предает, дочери своей рукой разбрасывается – тому предлагает, кто и брать не стремился. Мир и дружбу старую забвенью преданы, потому и пришли мы к вам как недруги, конунг наш
«Коль верны мысли мои, то дойдут слова до конунга старого, пусть считает, что гнев и злость обиды полученной глаза Грютингу застят» – думал старый жрец.
За сими словами и помыслами дошли они и до залы, где конунг хладирский дожидал вестника оркдальского, со скрипом отворялись двери дубовые, пропуская пред очи конунга Фрейвара.
Совместно DL & avarach
Змеиным следом путь стелился перед жрецом Фрейваром и воями, что с собою ему как стражу почетную Грютинг выдал. Путь хоть и не долгий, но не обещал легко сложиться непривычному к длительным и спешным поездкам верхом жрецу, а тут еще коням нелегко приходилось по землям заснеженным путь прокладывать. Хорошо воям на лыжах хаживать, в объятья пелены снежной не проваливаясь, тут же борьба с суровая идет с милостью богов на зиму данной. Однако же не долго продлился поход Фрейваров, углядел хельд Исхер, что впереди посольства Грютингова ехал, признаки войска большого движения –воронья стаи добычи легкой ищущих, . Остановился он пред жрецом, упал наземь и, снег в сторону сгребши, стал землю слушать, ровным гулом летела весть о врага близости.
– Не оставил нас Один, послал он нам весть вовремя, о враге нашем лютом предупредил нас. Не сидится ему в стенах града своего, высылает он на нас силы тяжкие. Нужно конунгу весть о том послать, чтоб готовился, ибо нас назад могут и не выпустить. – встал перед Фрейваром снег с волос отряхивая хельд.
– Не посмеет Хакон богов служителю вред причинить, – гордо жрец отвечал Исхеру.
– Вред они нам не причинят, а вот от себя не выпустят, весть владетелю нашему подать не дадут, чтоб к битве тяжелой готовился. Сейчас нужно одного из наших послать, пусть о том конунг знает.
– Хорошо, сам из своих людей выбери, кто посмышленей, и порасторопней будет, пусть назад поспешает. Ну а мы, как и задумано вперед выступим, разговором движение Хакона замедлить попробуем, да посмотрим на дружину его в близости, многих ли собрал, да кого.
– Так и сделаем, – согласился хельд со словами жреца, – разговор с Хаконом уж тебе вести поручил конунг, ну а я в воям буду присматриваться.
Подозвал Исхер одного их своих ростом небольшого, да проворного:
– Поспешай назад к конунгу, славный вой по следам нашим. Передай ему, что не дремлет ворог и вновь дружину супротив нас выставил, пусть готовит Грютинг встречу теплую, да объятья им крепкие, чтоб запомнили они, как врагов мы встречаем. Пусть мечи вострят молодцы.
– Пусть душа твоя будет в спокойствии, вовремя о напасти конунг от меня узнает, ни себя ни коня своего не пожалею, чтоб быстрее к своим добратся.
– Ну ступай., да пребудет с тобой сила Тора. – на прощанье воя хельд своего напутствовал.
Кивнул дружинник в ответ, да погнал коня назад своего. Проводил гонца, удалявшегося взглядом Фрейвар, да остальных воев поторопил:
– Нечего здесь стоять аки столбы, скоро Харальда люди покажутся, дозоры он наверняка вперед выслал, он вой опытный, не то, что щенки, которых мы раньше встретили. Боле можно не торопиться, пусть на нас дозоры любуются, нечего им нам за спину оглядываться.
И уже не спешным шагом двинул Фрейвар своего коня, а за ним и дружинники.
Волею северных богов, первым отряд походящий заметил востроглазый малец, за отцом увязавшися. Юному викингу уж не терпелось войти в возраст да славу в походах искать, вражьими шлемами доблесть измеряя. Видел он себя в мечтах бородатым дружинником от конунга по левую руку... но пока - лишь смотрел на отца да воев ег окружавших. Может, потому и вниманье на пришлых легко обратил, что делом не занимался. - Батюшка, - дернул юнец за рукав своего родителя. - глянь, там мужи чужие пожаловали. Да с вороном чьим-то, кажись. Муж пригляделся - и сына по светлым вихрам потрепал. - Молодец! хорошим викингом будешь. Может, тебя в походе и ладьи чужие поставят высматривать. А сам отправился на поиски старшего. Так что посла встретил все тот же Бьярни с небольшим числом дружинников конунга Хакона.
– Приветствую вас на земле Транделага! Скажите, вои, чьи будите, да от какого конунга ворон к нам прилетел?
–И тебя я приветствую славный вой. Я жрец богов наших славных своими деяниями, а иду со свитой посольством от властителя Оркдаля к вашему конунгу, с вестями важными. Проводи нас муж своими деяниями доблестный иль дай кого в провожатые, чтоб не плутали почем зря по землям вашим и дела свои справили с достоинством. – ответствовал вопрошающему их вою Фрейвар.
- Я сам вас провожу, - ответствовал на то Бьярни. - А ты, Сван, - обратился он к юнцу, что от него справа стоял, - возьми у гридней коня да скачи-ка к властителю. Пусть во Хладире готовяться гонцов Грютинга привечать.
И поворотившись, к усадьбе пошел, да чуть ли не шагом. Хоть и напоминал ярл видом медведя, да ум имел гибкий, под стать росомахе. Понимал он, что Хакону время на мысли потребно. Вот и не торопился.
Хладир. Хакон и послы.
Меж тем весть о посольстве мигом до самого Хладира донеслась. Не зря говаривали старые скальды: быстрее ветра только слова с языков болтливых разлетаются. Многие гадали, что Грютингу ныне понадобилось. Уж каких только версий не сказывали! Сам конунг гонца выслушал молча да велел ворона к себе в покои позвать, да Гротгарда с Херлаугом кликнуть.
Многим решение то не по нраву пришлось: ярлы, приезжавшие на совет, еще усадьбы не покидали. и говорили они меж собой, что все вести от врага, с которым они биться сбираются и для их ушей – тоже. однако же прямо перечить Хакону не решались – и так на совете волю себе лишнюю взяли. Теперь, время спустя, некоторые ярлы то поняли. Тогда, в угаре, многие просто последовали порыву – и после одумалась, да устыдились. Кровь воинская быстро закипает, однако же, не дело мужам, уж женатых внуков имеющим, как мальчишкам вестись на подначки. Прибытие гонцов встряхнуло Хладир во второй раз.
Окруженные многолюдством следовали Грютинговы гонцы по вотчине Хакона, поглазеть на них явились и стар и млад, и хирдманы шрамами посеченные и бонды в этом году за копье только взявшиеся, усы и бороды еще не отпустившие. С достоинством шествовал меж рядами собравшихся Фрейвайр жрец, не к лицу ему как холопу какому перед другими достоинство свое ронять, перед врагом его особенно с тщанием блюсти надобно. Пусть глядят на его спокойствие, пусть почуют силу за Грютингом стоящую, чтоб сердца их в трепете зашлись еще до битвы злой. О том, что Хакон по слову Грютинга согласится поступиться титулом конунга и пойдет служить оркдальскому властителю, Фрейвайр даже не думал, не отпели свою песнь мечи и секиры в этой войне, слишком мало еще их преимущество. А значит, и думать надо не о том, как речи перед Хаконом держать, а ярлов строптивых выглядывать, кто за вольности посуленные хозяина в момент нужный не поддержат. Дружинники, за жрецом следующие, под стать ему шествовали гордо и с вызовом оглядывая собравшихся, щедро даря насмешливые улыбки вооруженным смердам, на хридманов же взгляды внимательные. Уверены они в стенах своих стоят, да что с уверенностью их в поле чистом станет?! Крепко ли встанут вои Хакона или жизни свои сберегать станут под ударами железа оркдальцев?! Все нужно высмотреть, от того их удача воинская в бою зависит, врага своего знающий пол битвы уже выиграл.
Ближе к усадьбе Хакона посольству стали попадаться и личной дружины конунга хладирского вои в железо по глаза закованные, знатные бойцы, да вот на границе попались в ловушку оркдальцев они тоже знатно. Водителя у них хорошего не было, иначе солоно бы пришлось Торстейну, костей не собрал бы до прихода Грютинга. Сумеет ли он теперь обмануть самого Хакона, тот волк матерый, не даром зубы его стерты, о врагов своих их постачивал, сыновей всех потерял, сам же в силе остался. Опасен такой зверь, да милость богов все переломит, не оставят они детей своих, приведут к победе, что скальды в песнях своих воспоют.
Бьярни остановился перед воротами конунжьего дома, и увидал юного Хакона, ждущего на крыльце.
- Да пребудет с тобой милость Тора, ярл Бьярни, - поздоровался юноша с предводителем. - Конунг велел воев грютинговых в доме отдельном поселить, да едой и питьем не обидеть с дороги.
То был широкий жест со стороны конунга: посланнику нельзя было вредить, но кормить его под своим кровом властитель был не обязан. Тем паче, это же относилось и к сопровождающим ворона воям. Уже то, что посланец пришел не один многими могло быть превратно толковано, будто правитель оркдальский силушку демонстрирует. Однако, судя по всему, Хакон с выводами не торопился. Похоже, выдержки-то у старца хватало.
- А тебя, ворон, конунг с ближними родичами уже в горнице ждет. Ему там и молвишь, что именно Грютинг твоими устами говаривает.
С коня жрец важно сошествовал, да ступил на крыльцо резное со словом вежливым:
– Благодарствуем хозяину вашему за радушие к нам проявленное, гостей привечаете по обычаю предков вы наших, не оглядываясь на ссоры властителей.
Оглянулся на воев с ним прибывших Фрейвайр:
– Пока я посольство справляю, отдыхать можете, дожидайтесь меня, дело конунга нашего исполнить требуется.
И бросил на Исхера взгляд значительный, то без слов было сказано: «Разделяют нас, но дело должно быть сделано, как возможность будет, силы Хакона, крепость стен его оценить не забудьте».
В тон ему отвечал хельд грютингов:
– Не беспокойся о нас богов наших вестник, не уроним мы чести воинской, не краснеть нам перед конунгом, свершай свое дело как надобно.
Как взошел на крыльцо Фрейвар обратился к младому он Хакону:
– Извини старика за неспешность, годы мои уж не молодые, путь-дорога меня притомила, не смогу я резвым шагом, легкой поступью я до конунга дойти вашего. А пока мы идем, дозволь узнать имя водителя моего, отрок, кто отец твой?
- Роду я низкого, ворон знатного конунга, - вывернулся Хакон из темы скользкой. - А здесь потому, что конунгу нашему все по способностям служат. Призвал - я пришел, и рад угодить ему хоть словом, хоть делом. Звать же меня, как и нашего владыку, одним именем. И мыслю, что то, честь небывалая, ибо не знаю я в лета свои мужа достойнее, чтоб меч ему предложить.
Невзирая на молодость, Хакон млад хитростью, видать, пошел в старшего.
"Если ворон что худое умыслил - он и меня на сторону к Грютингу склонять будет. Хвалить конунга своего мужу любому положено, однако слова иные - что петля хитрая из силка: чем больше зверь дергает, тем полонит надежнее"
Видимо, и впрямь отцом его конунг был - слишком уж норовом Хакон молодший на старого похож уродился. Даром, что лики разные боги послали.
«С конунгом хладирским имя одно носит?! Слышал, слышал я от ярлов полоненных о том, что привечает старик Хакон щенка одного, отродье турсово, рабыни сына, да как будто сына в нем признавая. Видать не зря молва про то пошла, не имея наследника, привечает старик выползка этого, совсем духом ослаб он, то дочь свою как купец предлагает, то ублюдка привечает. Что ж, на том можно и с ярлами поговорить, не захотят они за безродным, право на владение собой признать, как есть не захотят, будь он и правда семени конунга» – пронеслось в голове Фрейвара.
– Достоин и славен ваш конунг, сомнений в том нет, и должно тебе славу и милость его восхвалять. Да близок срок его, скоро ему уже ответ перед богами держать, и нет у него сына, чтоб дело отца продолжить мог бы, ему зять нужен кровей знатных, чтоб под крепкой рукою не пустить жизни его труды. А властитель ваш, о том не заботясь, соседей своих, друзей старых оскорблениям предает, дочери своей рукой разбрасывается – тому предлагает, кто и брать не стремился. Мир и дружбу старую забвенью преданы, потому и пришли мы к вам как недруги, конунг наш
«Коль верны мысли мои, то дойдут слова до конунга старого, пусть считает, что гнев и злость обиды полученной глаза Грютингу застят» – думал старый жрец.
За сими словами и помыслами дошли они и до залы, где конунг хладирский дожидал вестника оркдальского, со скрипом отворялись двери дубовые, пропуская пред очи конунга Фрейвара.
Мер. Дом Сельви
Cельви лежал на кровати, больше похожей на койку застеленную медвежьей шкурой… Еще вчера Неккви объявил тинг… А теперь, Сельви снова впал в горькую думу… Он отлично знал, что Мер – место большой интрижной паутины, хотя на Севере – нет места интригам… Поэтому, он твердо уверился – на этом тинге – все изменится. Он докажет власть деда, во чтобы это не стало… Разрушитель, окрещенный так любимым дедом, встал с кровати и снова пошел вперед по коридору… Он вышел из дома, оставив калитку открытой… Утренний ветер бил ему в лицо… Он еще не знал… Он еще ничего не знал о том, что вскоре произойдет…
Грик… Воин, приходившийся Сельви двоюродным братом, вместе с тройкой траллов рубил дрова… Он считал вполне нормальным явлением, когда хозяин помогает рабам.
Юный Разрушитель нашел его по звукам срубленного дерева, впрочем, лес был рядом, что не создало особых проблем Сельви в поисках брата.
-Грик!
-Иди, помоги, парни уже совсем устали! - проявления доброты к рабам… Да, именно таким был Грик… Милосердным… Но, он еще не знал, что ему дадут такое прозвище. Да и вообще – не думал, что Свирепая Гадюка бывает Милосердной…
-С удовольствием! – и Разрушители бывают Благородными…
Рубил Сельви со свойственным одному ему яростным отношением к делу, начал рубить настолько сильно, что однажды – чуть не срубил дерево на одного из тралов, рубящих дерево по соседству…
“Что ж, зарядку сделал…” – отметил юный викинг и засунул топор за пояс.
На его счету – четвертое дерево…
-Все, молодец… - Грик похлопал младшего брата по плечу. – Сельви… Вот ты, как мой младший брат, и как будущий властитель Мера… Да, будешь властвовать, не бойся, я за тебя один раз умру, вообщем, будь другом, отмени рабство, а?
-Да ты что, сдурел?
-Нет… Траллы – они ж… воины! Великие воины! Они за то чтобы выйти из рабства, готовы даже умереть! Представляешь, умереть!
-Но они так и останутся рабами, Грик, так им предназначено самим Одином!
-Да, ты прав… Но мне очень горько от того, что ты – прав…
Братья не спеша, выступили к брегу Мерскому и оглядели море, леса, все вокруг… Уже темнело… Братья разговорились. Между ними произошел вот такой вот разговор:
-Слушай, Сельви тинг же скоро будет?
-Да.
-Значит, готовься…
-К чему?
-В Мере множество недовольных дедом… Они еще не знают про оркнейцев…
-Да, значит, не знают про меня…
-Да… И еще… Я недавно говорил с Хунтьовом… Знаешь, так и хотелось ему башку отрубить и чтоб волки всю кровь его вылакали… Представь, он послал своего гонца к каким – то из наших союзников и передал им, чтоб они предали Мер… То есть – на тинге они выразят свое недовольство и откажутся подчиняться приказам деда! Конечно, дед не согласится… И тогда, по нашим древним законам – от каждой стороны выйдет молодой боец с кровью вождя племени… И знаешь что задумал твой отец?
-Что же?
-Он выставит на бой тебя…
-А, ну это ясно…
-Страшные вы люди…
-Ты тоже Грик, ты тоже наша кровь…
-И что, ты пойдешь на бой?
-Конечно… - усмехнулся Сельви, хоть и понимал, что сейчас уже ему не до смеха…
-Ты отважен и глуп, Разрушитель… Позволь я выступлю за тебя?
-Нет, братишка, не позволю… - юный викинг покачал головой. – Никак нельзя… Я должен доказать своему отцу, что он напрасно показывает клыки… Медведь сильнее волка…
-Но волк – хитрее…
-А медведь – умнее.
-Не уверен.
-Не веришь – поверишь.
-Ладно, пошли домой, а то волков уже слышно…
И вправду – вдали послышался волчий вой на луну…
Как грустная песня вой летел туда, к ночному небу, подгоняемый сильным холодным северным ветром, и был он слышен и братьям, и Неккви.
Старый конунг медленно ерзал на троне… Грядут перемены…
Он встал, взглянул на луну и в такт вою тихо запел:
Ооой… Чтоооо за вееетеер…
Чтооо за буууууря…
Чтооо нас всех ждет впереди?
Ооой… Чтоооо нас ждет… Впередииииии!
Тем временем, Хунтьов, ублажаемый разными девахами, в горячем уме пытался просчитать дальнейшие действия… Он не доверял Грику, но союзники здесь – нужны…
И плата Грику была неплохой… Только одна проблема – братские чувства…
Да… Не знал тогда еще Хунтьов, что Грик Свирепая Гадюка больше всего ценил братство, а деньги – презирал… Не знал… Зато знал Сельви, и от этого у него было тепло на душе…
Через некоторое время… Тинг…
Многий разный могучий люд приехал со всех краев Мерских земель…
Одним из самых необходимых союзников был клан Седых Мечей, в котором собрались многие самые свирепые берсерки. Среди них был один полукровка – кельт… Карр Сизый – был сыном знаменитого викинга - карлика и кельтской девушки, добытой в бою…
Парень статный – в мать… Высокий, мускулистый… Одно из нововведений в клане – отсутствие всякой одежды до пояса – ибо, как справедливо замечают берсерки – они часто мешают в бою…
Также приехал клан Черных Волков. Они – то и совершили роковую ошибку и связались с Хунтьовом… О них Сельви знал все. Это давние друзья Мера, они жили на крайнем севере Мера и славились своей недюжинной выносливостью. Разрушитель даже знал, кого именно выставят на бой против него, что уже – половина победы. Он был готов к этому бою… И вот… Под восторженные возгласы народа вышел Неккви и начал оглашать новый указ.
-Великий Мерский люд! Вы наверное уже знаете, что грядут новые времена, и что нам с ними не смириться… У нас есть враг… Он уже называется правителем наших земель, но им не является… Это юнец Харальд… Мои разведчики донесли, что эта рохля хочет завоевать все Норвежские земли… А из – за кого? Из – за какой – то грудастой девки! И что, примем мы такого конунга?
-Нет! – хором заорали викинги.
-А что сделаем?
Здесь народ отказался проявлять единство и начались великие споры… Кто – то предлагал немедленно атаковать, чтобы повергнуть врага в шок и разрушить его с самого начала, кто – то говорил об обороне, кто – то предложил сдаться… Впрочем, его уже не стало, поэтому не будем заострять на нем внимания…
И тут, внезапно вышел Сельви.
-Мерейцы! Братья мои, кровь моя! Нельзя нам сидеть, но нельзя и идти на врага, не подготовившись!
Викинги начали согласно кивать.
-Кто пойдет с нами в огонь, в воду… Кто не предаст нас даже в самой смертной рубке?!
-МЫ!!! – заорала почти вся толпа, и лишь некоторые молчали.
-Кто обречен на славу, кто войдет в Валгаллу?
-МЫ!!!
-Кто будет биться насмерть – за родных, за братьев, за своих детей?
-МЫ!!!
И тут…
-Что вы слушаете этого щенка? – внезапно прохрипел Харек Белый. – Он же ничего о войне не знает! Выслушайте меня! Мы должны атаковать сейчас, и вы, мои дорогие братья, должны идти только за мной! Юнца с его старым хрычом мы размажем!
Толпа, явно разделяемая надвое – решила соединиться снова и снова начались споры.
И снова…
-Ты оскорбил меня, Харек. За это – по древним законам, я должен объявить вам бой, по старым обрядам…
-Ладно, старик, ты же знаешь, что по законам, противники могут выбирать воинов врага. От имени моего клана, я вызываю на бой твоего внука – Сельви!
Внезапно выступил Хунтьов…
-А я от своего клана вызываю на бой твоего сына, Скирата!
-Да будет так!
Скират Черный был страшным человеком… Говорили, что в бою он как палач… Топор в его руках превращается в ураган, сметающий все на пути…
Скират и Сельви вышли на арену…
По древним законам – воины должны были биться на топорах… И вот… Острые взгляды… Сельви подошел чуть ближе… Что было у него в голове, в этот момент – неизвестно… Скират замахнулся слишком высоко… Сельви решил быстро рубануть противника сбоку, но, каким – то чудом Скират отбил удар Разрушителя, и направил свой, более мощный – снизу вверх. Разрушитель отпрянул, с яростным кличем, с развороту попытался он разрубить противника надвое. Что ж… Бой был слишком быстрый.
Никто так и не понял, что же именно произошло. Скират внезапно остановился, вздохнул… И сполз вниз… Ноги замерли на мести, а затем упали прямо противоположно остальному телу Скирата… Сельви немного постоял и отошел от трупа. Что ж, слухи иногда врут… Он упал в обморок…
Cельви лежал на кровати, больше похожей на койку застеленную медвежьей шкурой… Еще вчера Неккви объявил тинг… А теперь, Сельви снова впал в горькую думу… Он отлично знал, что Мер – место большой интрижной паутины, хотя на Севере – нет места интригам… Поэтому, он твердо уверился – на этом тинге – все изменится. Он докажет власть деда, во чтобы это не стало… Разрушитель, окрещенный так любимым дедом, встал с кровати и снова пошел вперед по коридору… Он вышел из дома, оставив калитку открытой… Утренний ветер бил ему в лицо… Он еще не знал… Он еще ничего не знал о том, что вскоре произойдет…
Грик… Воин, приходившийся Сельви двоюродным братом, вместе с тройкой траллов рубил дрова… Он считал вполне нормальным явлением, когда хозяин помогает рабам.
Юный Разрушитель нашел его по звукам срубленного дерева, впрочем, лес был рядом, что не создало особых проблем Сельви в поисках брата.
-Грик!
-Иди, помоги, парни уже совсем устали! - проявления доброты к рабам… Да, именно таким был Грик… Милосердным… Но, он еще не знал, что ему дадут такое прозвище. Да и вообще – не думал, что Свирепая Гадюка бывает Милосердной…
-С удовольствием! – и Разрушители бывают Благородными…
Рубил Сельви со свойственным одному ему яростным отношением к делу, начал рубить настолько сильно, что однажды – чуть не срубил дерево на одного из тралов, рубящих дерево по соседству…
“Что ж, зарядку сделал…” – отметил юный викинг и засунул топор за пояс.
На его счету – четвертое дерево…
-Все, молодец… - Грик похлопал младшего брата по плечу. – Сельви… Вот ты, как мой младший брат, и как будущий властитель Мера… Да, будешь властвовать, не бойся, я за тебя один раз умру, вообщем, будь другом, отмени рабство, а?
-Да ты что, сдурел?
-Нет… Траллы – они ж… воины! Великие воины! Они за то чтобы выйти из рабства, готовы даже умереть! Представляешь, умереть!
-Но они так и останутся рабами, Грик, так им предназначено самим Одином!
-Да, ты прав… Но мне очень горько от того, что ты – прав…
Братья не спеша, выступили к брегу Мерскому и оглядели море, леса, все вокруг… Уже темнело… Братья разговорились. Между ними произошел вот такой вот разговор:
-Слушай, Сельви тинг же скоро будет?
-Да.
-Значит, готовься…
-К чему?
-В Мере множество недовольных дедом… Они еще не знают про оркнейцев…
-Да, значит, не знают про меня…
-Да… И еще… Я недавно говорил с Хунтьовом… Знаешь, так и хотелось ему башку отрубить и чтоб волки всю кровь его вылакали… Представь, он послал своего гонца к каким – то из наших союзников и передал им, чтоб они предали Мер… То есть – на тинге они выразят свое недовольство и откажутся подчиняться приказам деда! Конечно, дед не согласится… И тогда, по нашим древним законам – от каждой стороны выйдет молодой боец с кровью вождя племени… И знаешь что задумал твой отец?
-Что же?
-Он выставит на бой тебя…
-А, ну это ясно…
-Страшные вы люди…
-Ты тоже Грик, ты тоже наша кровь…
-И что, ты пойдешь на бой?
-Конечно… - усмехнулся Сельви, хоть и понимал, что сейчас уже ему не до смеха…
-Ты отважен и глуп, Разрушитель… Позволь я выступлю за тебя?
-Нет, братишка, не позволю… - юный викинг покачал головой. – Никак нельзя… Я должен доказать своему отцу, что он напрасно показывает клыки… Медведь сильнее волка…
-Но волк – хитрее…
-А медведь – умнее.
-Не уверен.
-Не веришь – поверишь.
-Ладно, пошли домой, а то волков уже слышно…
И вправду – вдали послышался волчий вой на луну…
Как грустная песня вой летел туда, к ночному небу, подгоняемый сильным холодным северным ветром, и был он слышен и братьям, и Неккви.
Старый конунг медленно ерзал на троне… Грядут перемены…
Он встал, взглянул на луну и в такт вою тихо запел:
Ооой… Чтоооо за вееетеер…
Чтооо за буууууря…
Чтооо нас всех ждет впереди?
Ооой… Чтоооо нас ждет… Впередииииии!
Тем временем, Хунтьов, ублажаемый разными девахами, в горячем уме пытался просчитать дальнейшие действия… Он не доверял Грику, но союзники здесь – нужны…
И плата Грику была неплохой… Только одна проблема – братские чувства…
Да… Не знал тогда еще Хунтьов, что Грик Свирепая Гадюка больше всего ценил братство, а деньги – презирал… Не знал… Зато знал Сельви, и от этого у него было тепло на душе…
Через некоторое время… Тинг…
Многий разный могучий люд приехал со всех краев Мерских земель…
Одним из самых необходимых союзников был клан Седых Мечей, в котором собрались многие самые свирепые берсерки. Среди них был один полукровка – кельт… Карр Сизый – был сыном знаменитого викинга - карлика и кельтской девушки, добытой в бою…
Парень статный – в мать… Высокий, мускулистый… Одно из нововведений в клане – отсутствие всякой одежды до пояса – ибо, как справедливо замечают берсерки – они часто мешают в бою…
Также приехал клан Черных Волков. Они – то и совершили роковую ошибку и связались с Хунтьовом… О них Сельви знал все. Это давние друзья Мера, они жили на крайнем севере Мера и славились своей недюжинной выносливостью. Разрушитель даже знал, кого именно выставят на бой против него, что уже – половина победы. Он был готов к этому бою… И вот… Под восторженные возгласы народа вышел Неккви и начал оглашать новый указ.
-Великий Мерский люд! Вы наверное уже знаете, что грядут новые времена, и что нам с ними не смириться… У нас есть враг… Он уже называется правителем наших земель, но им не является… Это юнец Харальд… Мои разведчики донесли, что эта рохля хочет завоевать все Норвежские земли… А из – за кого? Из – за какой – то грудастой девки! И что, примем мы такого конунга?
-Нет! – хором заорали викинги.
-А что сделаем?
Здесь народ отказался проявлять единство и начались великие споры… Кто – то предлагал немедленно атаковать, чтобы повергнуть врага в шок и разрушить его с самого начала, кто – то говорил об обороне, кто – то предложил сдаться… Впрочем, его уже не стало, поэтому не будем заострять на нем внимания…
И тут, внезапно вышел Сельви.
-Мерейцы! Братья мои, кровь моя! Нельзя нам сидеть, но нельзя и идти на врага, не подготовившись!
Викинги начали согласно кивать.
-Кто пойдет с нами в огонь, в воду… Кто не предаст нас даже в самой смертной рубке?!
-МЫ!!! – заорала почти вся толпа, и лишь некоторые молчали.
-Кто обречен на славу, кто войдет в Валгаллу?
-МЫ!!!
-Кто будет биться насмерть – за родных, за братьев, за своих детей?
-МЫ!!!
И тут…
-Что вы слушаете этого щенка? – внезапно прохрипел Харек Белый. – Он же ничего о войне не знает! Выслушайте меня! Мы должны атаковать сейчас, и вы, мои дорогие братья, должны идти только за мной! Юнца с его старым хрычом мы размажем!
Толпа, явно разделяемая надвое – решила соединиться снова и снова начались споры.
И снова…
-Ты оскорбил меня, Харек. За это – по древним законам, я должен объявить вам бой, по старым обрядам…
-Ладно, старик, ты же знаешь, что по законам, противники могут выбирать воинов врага. От имени моего клана, я вызываю на бой твоего внука – Сельви!
Внезапно выступил Хунтьов…
-А я от своего клана вызываю на бой твоего сына, Скирата!
-Да будет так!
Скират Черный был страшным человеком… Говорили, что в бою он как палач… Топор в его руках превращается в ураган, сметающий все на пути…
Скират и Сельви вышли на арену…
По древним законам – воины должны были биться на топорах… И вот… Острые взгляды… Сельви подошел чуть ближе… Что было у него в голове, в этот момент – неизвестно… Скират замахнулся слишком высоко… Сельви решил быстро рубануть противника сбоку, но, каким – то чудом Скират отбил удар Разрушителя, и направил свой, более мощный – снизу вверх. Разрушитель отпрянул, с яростным кличем, с развороту попытался он разрубить противника надвое. Что ж… Бой был слишком быстрый.
Никто так и не понял, что же именно произошло. Скират внезапно остановился, вздохнул… И сполз вниз… Ноги замерли на мести, а затем упали прямо противоположно остальному телу Скирата… Сельви немного постоял и отошел от трупа. Что ж, слухи иногда врут… Он упал в обморок…
Сарасберг
Кюна Рагхильда, Асгаут-ярл, Гиллеад и проч.
Пост писали: Мориан, Темная Госпожа, Хеллиш Кэт и Тельтиар
К ночи ближе возвернулась кюна Рагхильда, воды испила поднесенной да спросила, не случалось ли чего, покуда ее не было. Отвечали служанки, что пришла Гиллеад, Харека супруга, пристанища просила. Повелела тогда Рагхильда гостью позвать.
Разбудила Гиллеад служанка, сообщила о возвращении кюны да просила собираться, рассказ о прошедшем вести да ответ перед хозяйкой держать. Быстро дева собралась, в порядок себя привела, за ней вослед отправляясь.
- Садись, Гиллеад, - властная кюна молвила. - Угощением моим не побрезгуй да расскажи, что ночью прошлой было.
Умолчала пока Рагхильда, что о событиях ночи той уже по всей округе люди судачат, да все новыми подробностями жреца жизнь личная обрастает.
- Благодарствую, кюна, за угощение, - присела за стол Гиллеад, - Да сама не всё знаю я, что ночью было, поведать не обо всём смогу. Пришёл за мной по харальдову приказу Торлейв-жрец, в дом к себе увёл, за провинности Харека у себя оставив. Да не только приказу он следовал. Хотел меня на ложе своём безуспешно видеть. Долго с собой трапезничал звал, да уговорить не смог. Подослал он тогда старуху свою, в доме прислуживающую. Но не с благими помыслами угощенье мне послал, зельем гостью опоил. Помню лишь, как сморило меня от подношенья старушечьего. Неведомо мне, что дальше творилось. Только пробудилась я на ложе жрецовом, - с трепетом окончила повествование своё дева, на кюну глядя, да слов её ответных ожидая. – Не встречался мне жрец боле. Лишь письмо от Харека у него нашла я, да с собой взяла, - отвернулась Гиллеад, аккуратно письмо достав да перед собой положив.
- Все как сын мой говорил, - произнесла кюна задумавшись. - Что же, не опасайся жреца боле, под моей ты защитой теперь...
Не удалось Рагхильде фразу закончить, в дверь стук настойчивый раздался. Отворила служанка - да назад подалась, точно призрак увидала. Вошел, на трость припадая бледный, точно смерть сама, Торлейв жрец, а следом за ним Асгаут-ярл и отрока два.
Благодарно дева на кюну глянула, обретая защиту в её лице. Но жреца входящего увидев, не смогла с собой совладать. Отхлынула кровь от лица её, побледнеть заставив, но обратно прилила быстро, щёки полыхающими оставляя. Засмотрелась на жреца она ненавистного
- Доброго здравия тебе, кюна Рагхильда, - Асгаут-ярл поклонился.
Поклонились и Халльвард с Сигтрюггом в ноги кюне, матери конунга. Слыхали они многое про Рагхильду, в том числе и то, что провидицей эта женщина была. Видели же они кюну впервые, потому смотрели оба на нее, глаз не отрывая. Один лишь жрец едва голову склонил, да взглядом злым по лицу ирландки скользнул.
- И вы, воины славные, здравы будьте, - Рагхильда им отвечала. - Добро, что преступника подлого сами ко мне привели, не пришлось людей за ним посылать.
Вздрогнул Торлейв чуть заметно, да вида не показал, что боится.
- Где ж ты преступника узрела, славная госпожа? - Асгаут слово взял. - Коли сама с ведьмой ирландской трапезу делишь да слова ее лживые слушаешь.
Халльварду вдруг на секунду показалось, что права Рагхильда, а не Торлейв - настолько весомо звучали слова ее, словно удары кузнечного молота по наковальне. Всезнающей выглядела Рагхильда...но тут же отогнал от себя Халльвард эти мысли. Не могли ему жрец с ярлом неправду сказать, он ведь тоже слуга конунжий, как и они. А может, слишком высокого он о себе мнения, что позволяет себе вставать на одну ступень с людьми этими знатными?
Младший же, Сигтрюгг, прислушивался к беседе внимательно. Разговор свой с Асгаутом Халльвард ему передавал, но Сигтрюгг свое мнение держал при себе. Не доверял он Торлейву, помнил, как тот заставил Халльварда человека убить, чуть самого мальчишку жизни не лишив.
- Как смеешь ты, Асгаут, меня в обмане и измене собственному сыну обвинять? Что говоришь ты такое про женщину, которая гостьей пришла ко мне в дом и под моей крышей как за щитом находится? - Грозно кюна спросила. Холоден был ее голос, как зимняя ночь, и тверд, как секиры лезвие.
- Да разве ж не она жреца опоила, а после на одно ложе с ним легла, - ярл молвил. – Посмотри, кюна справедливая, что сын твой со жрецом учинил, по навету ее подлому!
Тяжко закашлял жрец, едва ли не в половину согнувшись. Капли кровавые на пол дубовый упали.
Халльвард не удержался и вздрогнул.
Что же, дивиться жестокости Харальда? Гораздо добрее конунг ему представлялся.
Быстро справилась Гиллеад с эмоциями первыми, молча слушая беседу, не выказывая волнения своего присутствующим. Лишь короткого холодного взгляда удостоились гости, будто и не было их вовсе. Да глубоко задели деву слова ярла.
-Уж не в том ты меня обвинить хочешь, Асгаут, что мужу любимому изменила, грех смертный на себя взяв и на жреца старого засмотревшись?
- Другое слышала я от Гиллеад, да иное о сыне своем знаю, - Рагхильда молвила. - Сам ты, Торлейв, почему молчишь, почему взгляд потупил? Али сказать тебе нечего ?
Тяжел взгляд кюны грозной. Вернее молота зашибить неугодного может. Даже Асгаут отпрянул. Слыхал он, что в годы былые жрец полюбовником вдовой кюны был - так понятен гнев женщины властной, раз уж, ею возвышенный, Торлейв ей другую предпочел, позабыв, кому обязан он своим возвышением. Ох, не обелиться теперь жрецу, даже если и вины на нем нет. Да только сам Торлейв пока надежды не терял. Голову поднял, бороду окровавленную утирая:
- Все ярл Асгаут сказал, как по правде было, - прохрипел. Тяжко слова асов служителю давались. - Что же ты, Рагхильда, поверишь наветам девки ирландской, а моему слову жреческому - нет?
"Не поверит", промелькнуло в сознании Халльварда." Вон как глядит на Торлейва, точно душу его наизнанку вывернуть хочет. Видно, зла за что-то...Или жрец всех обмануть сумел?"
Плохо то, что не было Халльварда да Сигтрюгга при тех событиях, о которых ныне речь шла, в отъезде браться находились. А иначе нашли бы, подыскали слова верные, чтобы неправого обличить. Так же только слушать приходилось да думать, чья правда. Но верили оба брата Асгауту, считали, что уж он-то ошибаться не может.
- Мало веры человеку тому, что в рубахе одной по селению бегает, хозяйством своим чесной народ пугая, - зло усмехнулась Рагхильда. - Али не ты, Торлейв женщинам бесплодие предрекал, а мужам славным - немощь телесную, да все кары призывал на головы верных сыну моему людей?
- Да разве ж это верные люди?! - Повысил голос Асгаут. - Коли они над болью жреца своего потешались, да его замерзшего на порог не пускали!
- Молчи, Асгаут ярл, не с тебя спрос ныне, - хлыстом ледяным слова Рагхильды ударили, передернулся аж храбрый ярл, да замолчал, не смея правительнице перечить. - Ты мне, Торлейв ответь, зачем слово, конунгу данное нарушил? Да Харека Волка верного оболгал?
- Да разве ж ложь то была, что он конунга нашего ослушался и дерзил более, чем то дозволено может быть? - Тряслась от негодования борода жреца верховного. Казалось готов он руками своими Гиллеад задушить или взглядом одним в пепел обратить.
Поймала на себе тяжёлый взгляд жреца Гиллеад, уголками губ ему улыбнувшись. Вот и начинает его подлость против него же оборачиваться. Одно лишь деву смутило, что похождения жреца ночные всенародным достоянием стали, имя её запятнав.
Переглянулись братья; во взгляде Сигтрюгга даже искорки веселья промелькнули - да, многое пропустили они! Впрочем, на самом-то деле не до веселья уже было.
- А это чем объяснишь? - Показала кюна кожу воловью, что на столе ее лежала. - Узнаешь ли ты руку Харека, что руны сии выводила? Так я узнаю. Славная грамота, да только печать срезана - отвечай мне, Торлейв, чего ради ты послание подложное конунгу показал? Желал Харека оболгать, чтобы супругу его верную заполучить?!
Искоса глянув на Рагхильду - хорошо, что Торлейвом занята она сейчас, не обратит на них внимания, - Сигтрюгг брату старшему шепнул как можно тише, чтобы не заметили остальные:
- Помнишь, как Асгаута мы в кузнице нашли? Такой же кусок кожи у него был, только он его за спину спрятал, как вошли мы.
- На нем еще печать была, - кивнул Халльвард и тут же закашлялся для верности, чтобы заметны были не слова, коими братья обменивались, а кашель громкий.
Поворотился к братьям Асгаут, взглянул укоризненно - мол, не след сейчас меж собой говорить, в момент такой, а они еще и над жрецом больным издеваются, кашель его копируя.
- В жизни своей не запятнал бы я чести написанием рун ложных! - Воскликнул жрец. - Откуда взялась тряпка эта? Все наветы...
- Довольно ложь извергать из уст змеиных, Торлейв, - остановила его властная владычица. - Все мне уже и без слов дальнейших ясно. Харальда благодари в молитвах своих, что он казнить тебя не велел за злодеяния твои, ибо будь моя воля - достался бы ты сам Одину, как других воев ему ранее отдавал! А так, по приказу конунга, следует тебе вон уйти из Сарасберга, да в Агдир вернуться, и там в капище старом богам служить до скончания дней твоих. Слышишь, Торлейв? Так и будет, и никак иначе. Не проведешь больше никого, можешь верить Вещей Деве!
Вздрогнул жрец, прошептал слова злые чуть слышно, да затем выпрямился во весь рост, хоть и тяжко ему это далось, и произнес во весь голос:
- Так меня значит благодарит конунг за советы мои мудрые? Так награждает он меня за то, что у бабки его, Ассы коварной, власть из рук вырвал! Коли такова благодарность Харальда за службу верную, жаль мне тех, кто сейчас ему служит, как я пять лет долгих!
Поворотился жрец, да желчь еще не всю повыпустил, уже не оборачиваясь проскрежетал:
- И ты кюна славно меня отблагодарила за то, что мужа погибшего тебе столько лет заменял!
"Ай да история!" - сокрушенно подумал Халльвард, "И в стане Харальда, выходит, не все ладно. А что же с Торлейвом будет теперь? Неужто и вправду в Агдир его отправят?"
Если бы мог Сигтрюгг мысли брата своего читать, ответил бы он ему, что на капище и место жрецу. Но о помыслах Халльварда он мог только догадываться. Огляделся меньшой брат: оконченным ли разговор считается или будет еще кюне, что сказать? "Уж всяко будет, особенно если она слова последние его услыхала!"
Да только смолчала кюна, взглядом презрительным жреца на прощание одарив, и Асгауту приказание свое сказала:
- Иди ярл, да проследи, чтобы к утру и духа его в Сарасберге не было.
Склонился ярл, понял, что дело его проиграно. Поворотился, братьев Вебьернсонов с собой забирая.
- Дошло, значит, до кюны, что подделано было письмо? - тихо спросил Асгаута Сигтрюгг, когда вышли они уже от Рагхильды.
Скрипнул зубами ярл:
- А тебе, стало быть не по нраву это, юный Сигтрюг?
- Я-то ничего не видел и не слышал, - поспешно произнес мальчишка, - так что ты не злись без надобности на меня. Ох, не мое это дело, Асгаут, сам знаю, и не мне вас судить. Торлейв-то наказание понес, а вот ежели и до тебя дойдет?
Благо жрец их не слышал, в свои мысли погруженный ковылял к дому своему.
- Мне-то бояться нечего, мальчик, - сказал ярл. - Я конунгу верой и правдой служу. А ты слово мое запомни - хлебнет еще горя земля наша, коли остануться в ней слуги Белого Бога.
- Твоя правда, Асгаут, - согласился Сигтрюгг. - Нельзя, чтоб они среди нас были.
И обратил он взор на Торлейва - непривычно жалким казался тот в момент сей. "На обычного старца сейчас он похож, а не на жреца грозного да мудрого. Диво что за вещь судьба - не знаешь никогда, как обернется..."
- Подле меня будь, Сигтрюгг. Вскорости все обиды с торицей возвращу и Хареку, и жене его - ведьме, и ты мне в этом поможешь.
Кюна Рагхильда, Асгаут-ярл, Гиллеад и проч.
Пост писали: Мориан, Темная Госпожа, Хеллиш Кэт и Тельтиар
К ночи ближе возвернулась кюна Рагхильда, воды испила поднесенной да спросила, не случалось ли чего, покуда ее не было. Отвечали служанки, что пришла Гиллеад, Харека супруга, пристанища просила. Повелела тогда Рагхильда гостью позвать.
Разбудила Гиллеад служанка, сообщила о возвращении кюны да просила собираться, рассказ о прошедшем вести да ответ перед хозяйкой держать. Быстро дева собралась, в порядок себя привела, за ней вослед отправляясь.
- Садись, Гиллеад, - властная кюна молвила. - Угощением моим не побрезгуй да расскажи, что ночью прошлой было.
Умолчала пока Рагхильда, что о событиях ночи той уже по всей округе люди судачат, да все новыми подробностями жреца жизнь личная обрастает.
- Благодарствую, кюна, за угощение, - присела за стол Гиллеад, - Да сама не всё знаю я, что ночью было, поведать не обо всём смогу. Пришёл за мной по харальдову приказу Торлейв-жрец, в дом к себе увёл, за провинности Харека у себя оставив. Да не только приказу он следовал. Хотел меня на ложе своём безуспешно видеть. Долго с собой трапезничал звал, да уговорить не смог. Подослал он тогда старуху свою, в доме прислуживающую. Но не с благими помыслами угощенье мне послал, зельем гостью опоил. Помню лишь, как сморило меня от подношенья старушечьего. Неведомо мне, что дальше творилось. Только пробудилась я на ложе жрецовом, - с трепетом окончила повествование своё дева, на кюну глядя, да слов её ответных ожидая. – Не встречался мне жрец боле. Лишь письмо от Харека у него нашла я, да с собой взяла, - отвернулась Гиллеад, аккуратно письмо достав да перед собой положив.
- Все как сын мой говорил, - произнесла кюна задумавшись. - Что же, не опасайся жреца боле, под моей ты защитой теперь...
Не удалось Рагхильде фразу закончить, в дверь стук настойчивый раздался. Отворила служанка - да назад подалась, точно призрак увидала. Вошел, на трость припадая бледный, точно смерть сама, Торлейв жрец, а следом за ним Асгаут-ярл и отрока два.
Благодарно дева на кюну глянула, обретая защиту в её лице. Но жреца входящего увидев, не смогла с собой совладать. Отхлынула кровь от лица её, побледнеть заставив, но обратно прилила быстро, щёки полыхающими оставляя. Засмотрелась на жреца она ненавистного
- Доброго здравия тебе, кюна Рагхильда, - Асгаут-ярл поклонился.
Поклонились и Халльвард с Сигтрюггом в ноги кюне, матери конунга. Слыхали они многое про Рагхильду, в том числе и то, что провидицей эта женщина была. Видели же они кюну впервые, потому смотрели оба на нее, глаз не отрывая. Один лишь жрец едва голову склонил, да взглядом злым по лицу ирландки скользнул.
- И вы, воины славные, здравы будьте, - Рагхильда им отвечала. - Добро, что преступника подлого сами ко мне привели, не пришлось людей за ним посылать.
Вздрогнул Торлейв чуть заметно, да вида не показал, что боится.
- Где ж ты преступника узрела, славная госпожа? - Асгаут слово взял. - Коли сама с ведьмой ирландской трапезу делишь да слова ее лживые слушаешь.
Халльварду вдруг на секунду показалось, что права Рагхильда, а не Торлейв - настолько весомо звучали слова ее, словно удары кузнечного молота по наковальне. Всезнающей выглядела Рагхильда...но тут же отогнал от себя Халльвард эти мысли. Не могли ему жрец с ярлом неправду сказать, он ведь тоже слуга конунжий, как и они. А может, слишком высокого он о себе мнения, что позволяет себе вставать на одну ступень с людьми этими знатными?
Младший же, Сигтрюгг, прислушивался к беседе внимательно. Разговор свой с Асгаутом Халльвард ему передавал, но Сигтрюгг свое мнение держал при себе. Не доверял он Торлейву, помнил, как тот заставил Халльварда человека убить, чуть самого мальчишку жизни не лишив.
- Как смеешь ты, Асгаут, меня в обмане и измене собственному сыну обвинять? Что говоришь ты такое про женщину, которая гостьей пришла ко мне в дом и под моей крышей как за щитом находится? - Грозно кюна спросила. Холоден был ее голос, как зимняя ночь, и тверд, как секиры лезвие.
- Да разве ж не она жреца опоила, а после на одно ложе с ним легла, - ярл молвил. – Посмотри, кюна справедливая, что сын твой со жрецом учинил, по навету ее подлому!
Тяжко закашлял жрец, едва ли не в половину согнувшись. Капли кровавые на пол дубовый упали.
Халльвард не удержался и вздрогнул.
Что же, дивиться жестокости Харальда? Гораздо добрее конунг ему представлялся.
Быстро справилась Гиллеад с эмоциями первыми, молча слушая беседу, не выказывая волнения своего присутствующим. Лишь короткого холодного взгляда удостоились гости, будто и не было их вовсе. Да глубоко задели деву слова ярла.
-Уж не в том ты меня обвинить хочешь, Асгаут, что мужу любимому изменила, грех смертный на себя взяв и на жреца старого засмотревшись?
- Другое слышала я от Гиллеад, да иное о сыне своем знаю, - Рагхильда молвила. - Сам ты, Торлейв, почему молчишь, почему взгляд потупил? Али сказать тебе нечего ?
Тяжел взгляд кюны грозной. Вернее молота зашибить неугодного может. Даже Асгаут отпрянул. Слыхал он, что в годы былые жрец полюбовником вдовой кюны был - так понятен гнев женщины властной, раз уж, ею возвышенный, Торлейв ей другую предпочел, позабыв, кому обязан он своим возвышением. Ох, не обелиться теперь жрецу, даже если и вины на нем нет. Да только сам Торлейв пока надежды не терял. Голову поднял, бороду окровавленную утирая:
- Все ярл Асгаут сказал, как по правде было, - прохрипел. Тяжко слова асов служителю давались. - Что же ты, Рагхильда, поверишь наветам девки ирландской, а моему слову жреческому - нет?
"Не поверит", промелькнуло в сознании Халльварда." Вон как глядит на Торлейва, точно душу его наизнанку вывернуть хочет. Видно, зла за что-то...Или жрец всех обмануть сумел?"
Плохо то, что не было Халльварда да Сигтрюгга при тех событиях, о которых ныне речь шла, в отъезде браться находились. А иначе нашли бы, подыскали слова верные, чтобы неправого обличить. Так же только слушать приходилось да думать, чья правда. Но верили оба брата Асгауту, считали, что уж он-то ошибаться не может.
- Мало веры человеку тому, что в рубахе одной по селению бегает, хозяйством своим чесной народ пугая, - зло усмехнулась Рагхильда. - Али не ты, Торлейв женщинам бесплодие предрекал, а мужам славным - немощь телесную, да все кары призывал на головы верных сыну моему людей?
- Да разве ж это верные люди?! - Повысил голос Асгаут. - Коли они над болью жреца своего потешались, да его замерзшего на порог не пускали!
- Молчи, Асгаут ярл, не с тебя спрос ныне, - хлыстом ледяным слова Рагхильды ударили, передернулся аж храбрый ярл, да замолчал, не смея правительнице перечить. - Ты мне, Торлейв ответь, зачем слово, конунгу данное нарушил? Да Харека Волка верного оболгал?
- Да разве ж ложь то была, что он конунга нашего ослушался и дерзил более, чем то дозволено может быть? - Тряслась от негодования борода жреца верховного. Казалось готов он руками своими Гиллеад задушить или взглядом одним в пепел обратить.
Поймала на себе тяжёлый взгляд жреца Гиллеад, уголками губ ему улыбнувшись. Вот и начинает его подлость против него же оборачиваться. Одно лишь деву смутило, что похождения жреца ночные всенародным достоянием стали, имя её запятнав.
Переглянулись братья; во взгляде Сигтрюгга даже искорки веселья промелькнули - да, многое пропустили они! Впрочем, на самом-то деле не до веселья уже было.
- А это чем объяснишь? - Показала кюна кожу воловью, что на столе ее лежала. - Узнаешь ли ты руку Харека, что руны сии выводила? Так я узнаю. Славная грамота, да только печать срезана - отвечай мне, Торлейв, чего ради ты послание подложное конунгу показал? Желал Харека оболгать, чтобы супругу его верную заполучить?!
Искоса глянув на Рагхильду - хорошо, что Торлейвом занята она сейчас, не обратит на них внимания, - Сигтрюгг брату старшему шепнул как можно тише, чтобы не заметили остальные:
- Помнишь, как Асгаута мы в кузнице нашли? Такой же кусок кожи у него был, только он его за спину спрятал, как вошли мы.
- На нем еще печать была, - кивнул Халльвард и тут же закашлялся для верности, чтобы заметны были не слова, коими братья обменивались, а кашель громкий.
Поворотился к братьям Асгаут, взглянул укоризненно - мол, не след сейчас меж собой говорить, в момент такой, а они еще и над жрецом больным издеваются, кашель его копируя.
- В жизни своей не запятнал бы я чести написанием рун ложных! - Воскликнул жрец. - Откуда взялась тряпка эта? Все наветы...
- Довольно ложь извергать из уст змеиных, Торлейв, - остановила его властная владычица. - Все мне уже и без слов дальнейших ясно. Харальда благодари в молитвах своих, что он казнить тебя не велел за злодеяния твои, ибо будь моя воля - достался бы ты сам Одину, как других воев ему ранее отдавал! А так, по приказу конунга, следует тебе вон уйти из Сарасберга, да в Агдир вернуться, и там в капище старом богам служить до скончания дней твоих. Слышишь, Торлейв? Так и будет, и никак иначе. Не проведешь больше никого, можешь верить Вещей Деве!
Вздрогнул жрец, прошептал слова злые чуть слышно, да затем выпрямился во весь рост, хоть и тяжко ему это далось, и произнес во весь голос:
- Так меня значит благодарит конунг за советы мои мудрые? Так награждает он меня за то, что у бабки его, Ассы коварной, власть из рук вырвал! Коли такова благодарность Харальда за службу верную, жаль мне тех, кто сейчас ему служит, как я пять лет долгих!
Поворотился жрец, да желчь еще не всю повыпустил, уже не оборачиваясь проскрежетал:
- И ты кюна славно меня отблагодарила за то, что мужа погибшего тебе столько лет заменял!
"Ай да история!" - сокрушенно подумал Халльвард, "И в стане Харальда, выходит, не все ладно. А что же с Торлейвом будет теперь? Неужто и вправду в Агдир его отправят?"
Если бы мог Сигтрюгг мысли брата своего читать, ответил бы он ему, что на капище и место жрецу. Но о помыслах Халльварда он мог только догадываться. Огляделся меньшой брат: оконченным ли разговор считается или будет еще кюне, что сказать? "Уж всяко будет, особенно если она слова последние его услыхала!"
Да только смолчала кюна, взглядом презрительным жреца на прощание одарив, и Асгауту приказание свое сказала:
- Иди ярл, да проследи, чтобы к утру и духа его в Сарасберге не было.
Склонился ярл, понял, что дело его проиграно. Поворотился, братьев Вебьернсонов с собой забирая.
- Дошло, значит, до кюны, что подделано было письмо? - тихо спросил Асгаута Сигтрюгг, когда вышли они уже от Рагхильды.
Скрипнул зубами ярл:
- А тебе, стало быть не по нраву это, юный Сигтрюг?
- Я-то ничего не видел и не слышал, - поспешно произнес мальчишка, - так что ты не злись без надобности на меня. Ох, не мое это дело, Асгаут, сам знаю, и не мне вас судить. Торлейв-то наказание понес, а вот ежели и до тебя дойдет?
Благо жрец их не слышал, в свои мысли погруженный ковылял к дому своему.
- Мне-то бояться нечего, мальчик, - сказал ярл. - Я конунгу верой и правдой служу. А ты слово мое запомни - хлебнет еще горя земля наша, коли остануться в ней слуги Белого Бога.
- Твоя правда, Асгаут, - согласился Сигтрюгг. - Нельзя, чтоб они среди нас были.
И обратил он взор на Торлейва - непривычно жалким казался тот в момент сей. "На обычного старца сейчас он похож, а не на жреца грозного да мудрого. Диво что за вещь судьба - не знаешь никогда, как обернется..."
- Подле меня будь, Сигтрюгг. Вскорости все обиды с торицей возвращу и Хареку, и жене его - ведьме, и ты мне в этом поможешь.
Раумарики, Харальд
Совместно с Тельтиаром.
Поутру, едва лишь петухи пропели, покинул Харальд конунг опочивальню, да шубу песцовую надев, и вышел во двор - трапезы скромной, что ему староста предложил не тронул. Во дворе же уже люди ратные собрались, окружили конунга, коня ему подвели. Не желал задерживаться более необходимого в селении этом, ибо ожидал его Хрингасакр и дальше Гудбрандсдалир, да встреча с дядей любимым, самым преданным и доверенным из ярлов его.
еще вечером подтвердил Харек свое намерение идти в Ранрики и привести эту землю под руку Харальда, чтобы была эта земля и воротами к данам, и щитом от свеев
Харек вышел во двор позже -так как много тревог ему принес предыдущий вечер, сон его был неспокоен, ибо не знал, как его примут в Вингульмерке, через который ему еще идти предстояло
Всю рать свою Харек собрал перед воротами усадьбы, и сам с конунгом вышел прощаться, решив проводить конунга до реки, прежде чем самому в путь двинуться
Выезжали воины из усадьбы. Впереди Харальд конунг, по правую руку от него Харек, по левую же Гилли Шесть Пальцев, новый ярл Раумарики. В молчании ехали они - Харальд о грядущем мыслили, Гилли же стыдно слово молвить было, ведь сокрыл он от Харальда, что жива невеста его, как ему Гутхорм велел. А теперь, под очи грозные конунга попав, так и вовсе дар речи потерял, боялся, что во гневе отнимет у него сын Хальвдана подаренные владения.
Издали еще увидели они силуэты двух людей конных. Лошади еле еле шли по снегу, видимо уже выбившись из сил...
- Что за люди это там впереди? - Приподнялся в стременах Харальд, вдаль всматриваясь, да не замечая, как замерла у ворот усадьбы, да ему во след взгляд направила тонкая фигурка девичья, в плащ закутанная да лицо капюшоном укрывшая.
- То мне не ведомо, господин, - Гилли отвечал. - Дозволишь ли узнать?
- Поедь и узнай. Может то гонцы издалека прибыли...
Поехал ярл новоявленны вперед, с конниками поравнялся, да словом с ними обмолвился. Вскоре уже все трое они обратно к конунгу устремились, и судя по лицу Гилли испуганному, вести принесли они недобрые.
спешились вестники, и прямо в ноги коню конунга бросились.
- Не изволь гневаться, конунг. Из Хригнисакра мы скачем... Хотели Харека ярла доганть...
- Говорите, - властно Харальд велел. - Прощения просить после будете.
- Альхейм ярл людей прислал, и те людей местных настроили чтобы храм Белого Бога сожгли, вместе с теми кто там будет. А потом всех кто новую веру принял, на улицу вытащили, и там на деревьях повесили... А того кто остался там от имени его служить, на части порубили, и куски его тела собакам бросили. А был то соратник Харека ярла - Брандон.
Харек побледнели пошатунлся, и чуть не упал с коня... Повисло тяжелое молчание...
- Уверен ты, бонд, что то люди Альхейма были, а не врагов наших? - Спросил конунг. Не желал верить он, что могут люди его друг друга, точно скот резать, когда столько врагов вокруг.
- Я его еще тогда запомнил. Прибыл он из усадьбы, где Фроди Эйстенсон ранее жил... И он говорил, что не должно быть отступников на земле этой, ибо конунгу сие не по нраву будет... не вели гневаться конунг, ибо люди те на богов старых руку не поднимали, и худого не замышляли ничего... А повесили всех- даже детей и женщин не пощадили... А нас ведь это были работники самые прилежные... Кто весной поля засевать будет?
- Что же это за человек был? Как его звали? -спросил Харальд дрогнувшим голосом.
"Да какое право имел он моим именем дела свои подлые прикрывать!"
- Вильмунд херсир то был, со жрецом он прибыл. Сказал что конунг сюда прибудет, и пощады никому не будет, если отступники наказаны не будут
- А что за жрец?
Очень неприятно было слышать слова такие Харальду, особливо после того, как за делом позорным застал он Торлейва. Пошатнулась крепко вера его в благость жрецов и избранность их.
- Жрецом Отца Богов он себя величал, и карами грозил бесчисленными, хоть и были то лишь траллы да карлы безземельные... Нов едь за многих из них деньги были плачены, а многие из плена были вызволены Гутхормом... И все они на верность Харальду первыми клялись...
- Харек, твои то люди были, что ты скажешь? - Повернулся к ярлу властитель, желая слова мудрые услышать от соратника многоопытного.
- Моим только один человек был... Брандон, который со мною из Ирландии пришел... И он ранен был в ногу тяжело, и там остался... И даны еще там раненые оставались дюжина человек...
- И их тоже на куски порубили и собакам скормили... -сказал бонд. - Потому что встали они на защиту Брандона, и с ним погибли...
- Славная, видать трапеза у псов в тот день была, - бросил Аудун Плохой Скальд, что поближе к конунгу подъехал, почуяв, что в разговоре можно много интересного ныне узнать.
- И это все именем конунга делалось? - воскликнул Гилли.- да в своем ли уме Альхейм, если он такое удумал? Ведь мало кто теперь добровольно под руку конунга нашего идти станет, если расправы такой бояться будет... Правда, это все иноверцы, и вольноотпущенники... А ведь среди невольников и слуг в Белого бога многие веруют - немало привезли из них в свое время из Ирландии и Англии. И что теперь всех их убивать за то что нашим богам они не поклоняются?
Не дожидаясь слова конунгова, такую вису выдал Аудун:
Славно резвились
Одина дети,
Что в Хрингасакре
Чинили расправу
Распятого слуг,
Рабов низкородных,
Собакам скормили
Так поделом им!
Харек побагровел от гнева.
- Всякий кто человека судит не по тому как он своему господину служил, а по тому какому богу молится, тот против истины грешит, ибо так Альхеймарцы и Хейдемерские ярлы лучшими слугами конунга нашего окажутся!
- А чем те люди провинились, если за здравие и удачу нашего конунга у Христа просили? - добавил Лиам.
- Есть у конунга двое мальчиков, что до того Гандальву служили - Халльвардом и Сигтрюггом их кличут, так верны более иных Агдирцев ему они, - отвечал Хареку скальд.
- Довольно, Аудун, язык свой уйми, - повелел Харальд. - Не воспрещал я Богу Белому молиться людям своим, хоть самому мне больше по душе молот Тора, нежели крест.
Неохотно, но смирился Аудун старый, отъехал назад.
- Таково решение мое, что без наказания не останеться тот, что резню злую измыслил. - После раздумья долгого изрек Харальд. - Вильмунд херсир головой ответит за злодеяние, ровно как и жрец злоязычный - обоих их велю я выдать ирландцам и другим, кто ущерб понес от них, а там уж пусть сами решают, что с ними делать. Харек, пусть из твоих людей кто с гонцом моим отправится и проследит за исполнением приказа этого. Альхейм же ярл, пусть виру серебром за каждого убитого по воле его даст, и виру немалую, каждый раб убитый в цену хирдмана будет.
Харек поклонился, и молвил:
- Воистину, великим разумом одарили тебя силы небесные, конунг, и денно и нощно мы молить о здравии твоем будем.
- Ты, Харек Волк не молитвами, а делом мне лучше послужи, да пиратов беззаконных в Ранрики к порядку призови.
- Выполню как ты того желаешь, мой конунг. Теперь спокойнее мы будем, зная, что не останутся злодеи бе наказания....
- Поверь, каждый по заслугам своим получит. Эй, Ульв, - подозвал Харальд верного телохранителя. - Возьми десяток воинов и отправляйся в усадьбу Хейдмеркскую, да волю мою передай Альхейму ярлу. А ты, Харек скажи - кто из твоих людей с Ульвом поедет?
Харек повернулся к своему товарищу.
- Бранд. ты один родом из страны нашей и веры нашей, и был со мною с самого начала. Поедешь с ними? Тем более, что и до твоих родны земель близко.
- До Халогаланда моего далече, но все равно ближе чем из Ранрики... Благодарю тебя, Харек... Надеюсь, еще свидимся...
- Что же, пора и нам прощаться, Харек Волк, - молвил властитель, когда разрешили они дело сие. - Твой путь в земли лежит, где нет пока власти моей, но то не впервой тебе. Когда покоришь конунгов морских - та земля твоей станет. И ты, Гилли Шесть Пальцев прощай, да землями этими правь, как подобает ярлу и слуге моему верному.
Оба ярла - пеший Харек и спешившийся Гилли - поклонились конунгу.
- Что ж,пора прощаться.-ответил Харек. - Надеюсь увидеть тебя, конунг, что с победой ты вернешься, и Гандальв подлый свое получит, и завершишь ты то, что я так и не смог завершить, и кара Асгейра ярла наконец настигнет за все его злодеяния. А я тебе тыл надежный обеспечу, и воинов новых в войско твое призову...
- А я буду править справедливо, и имени твоего не посрамлю, и законов древних не нарушу... - сказал Гилли ярл.
- Быть посему, - произнес конунг, коня поворотив. Уезжало войско трактом большим в сторону Хрингасакра. Ульв же с Брандом и другими Хирдманами иной дорогой к усадьбе Альхейма направились.
Харек же свернул на юг, на тракт до Саросберга, что вдоль реки проходил - тем же путем, который он проделал три месяца назад от Вингульмерка...
Совместно с Тельтиаром.
Поутру, едва лишь петухи пропели, покинул Харальд конунг опочивальню, да шубу песцовую надев, и вышел во двор - трапезы скромной, что ему староста предложил не тронул. Во дворе же уже люди ратные собрались, окружили конунга, коня ему подвели. Не желал задерживаться более необходимого в селении этом, ибо ожидал его Хрингасакр и дальше Гудбрандсдалир, да встреча с дядей любимым, самым преданным и доверенным из ярлов его.
еще вечером подтвердил Харек свое намерение идти в Ранрики и привести эту землю под руку Харальда, чтобы была эта земля и воротами к данам, и щитом от свеев
Харек вышел во двор позже -так как много тревог ему принес предыдущий вечер, сон его был неспокоен, ибо не знал, как его примут в Вингульмерке, через который ему еще идти предстояло
Всю рать свою Харек собрал перед воротами усадьбы, и сам с конунгом вышел прощаться, решив проводить конунга до реки, прежде чем самому в путь двинуться
Выезжали воины из усадьбы. Впереди Харальд конунг, по правую руку от него Харек, по левую же Гилли Шесть Пальцев, новый ярл Раумарики. В молчании ехали они - Харальд о грядущем мыслили, Гилли же стыдно слово молвить было, ведь сокрыл он от Харальда, что жива невеста его, как ему Гутхорм велел. А теперь, под очи грозные конунга попав, так и вовсе дар речи потерял, боялся, что во гневе отнимет у него сын Хальвдана подаренные владения.
Издали еще увидели они силуэты двух людей конных. Лошади еле еле шли по снегу, видимо уже выбившись из сил...
- Что за люди это там впереди? - Приподнялся в стременах Харальд, вдаль всматриваясь, да не замечая, как замерла у ворот усадьбы, да ему во след взгляд направила тонкая фигурка девичья, в плащ закутанная да лицо капюшоном укрывшая.
- То мне не ведомо, господин, - Гилли отвечал. - Дозволишь ли узнать?
- Поедь и узнай. Может то гонцы издалека прибыли...
Поехал ярл новоявленны вперед, с конниками поравнялся, да словом с ними обмолвился. Вскоре уже все трое они обратно к конунгу устремились, и судя по лицу Гилли испуганному, вести принесли они недобрые.
спешились вестники, и прямо в ноги коню конунга бросились.
- Не изволь гневаться, конунг. Из Хригнисакра мы скачем... Хотели Харека ярла доганть...
- Говорите, - властно Харальд велел. - Прощения просить после будете.
- Альхейм ярл людей прислал, и те людей местных настроили чтобы храм Белого Бога сожгли, вместе с теми кто там будет. А потом всех кто новую веру принял, на улицу вытащили, и там на деревьях повесили... А того кто остался там от имени его служить, на части порубили, и куски его тела собакам бросили. А был то соратник Харека ярла - Брандон.
Харек побледнели пошатунлся, и чуть не упал с коня... Повисло тяжелое молчание...
- Уверен ты, бонд, что то люди Альхейма были, а не врагов наших? - Спросил конунг. Не желал верить он, что могут люди его друг друга, точно скот резать, когда столько врагов вокруг.
- Я его еще тогда запомнил. Прибыл он из усадьбы, где Фроди Эйстенсон ранее жил... И он говорил, что не должно быть отступников на земле этой, ибо конунгу сие не по нраву будет... не вели гневаться конунг, ибо люди те на богов старых руку не поднимали, и худого не замышляли ничего... А повесили всех- даже детей и женщин не пощадили... А нас ведь это были работники самые прилежные... Кто весной поля засевать будет?
- Что же это за человек был? Как его звали? -спросил Харальд дрогнувшим голосом.
"Да какое право имел он моим именем дела свои подлые прикрывать!"
- Вильмунд херсир то был, со жрецом он прибыл. Сказал что конунг сюда прибудет, и пощады никому не будет, если отступники наказаны не будут
- А что за жрец?
Очень неприятно было слышать слова такие Харальду, особливо после того, как за делом позорным застал он Торлейва. Пошатнулась крепко вера его в благость жрецов и избранность их.
- Жрецом Отца Богов он себя величал, и карами грозил бесчисленными, хоть и были то лишь траллы да карлы безземельные... Нов едь за многих из них деньги были плачены, а многие из плена были вызволены Гутхормом... И все они на верность Харальду первыми клялись...
- Харек, твои то люди были, что ты скажешь? - Повернулся к ярлу властитель, желая слова мудрые услышать от соратника многоопытного.
- Моим только один человек был... Брандон, который со мною из Ирландии пришел... И он ранен был в ногу тяжело, и там остался... И даны еще там раненые оставались дюжина человек...
- И их тоже на куски порубили и собакам скормили... -сказал бонд. - Потому что встали они на защиту Брандона, и с ним погибли...
- Славная, видать трапеза у псов в тот день была, - бросил Аудун Плохой Скальд, что поближе к конунгу подъехал, почуяв, что в разговоре можно много интересного ныне узнать.
- И это все именем конунга делалось? - воскликнул Гилли.- да в своем ли уме Альхейм, если он такое удумал? Ведь мало кто теперь добровольно под руку конунга нашего идти станет, если расправы такой бояться будет... Правда, это все иноверцы, и вольноотпущенники... А ведь среди невольников и слуг в Белого бога многие веруют - немало привезли из них в свое время из Ирландии и Англии. И что теперь всех их убивать за то что нашим богам они не поклоняются?
Не дожидаясь слова конунгова, такую вису выдал Аудун:
Славно резвились
Одина дети,
Что в Хрингасакре
Чинили расправу
Распятого слуг,
Рабов низкородных,
Собакам скормили
Так поделом им!
Харек побагровел от гнева.
- Всякий кто человека судит не по тому как он своему господину служил, а по тому какому богу молится, тот против истины грешит, ибо так Альхеймарцы и Хейдемерские ярлы лучшими слугами конунга нашего окажутся!
- А чем те люди провинились, если за здравие и удачу нашего конунга у Христа просили? - добавил Лиам.
- Есть у конунга двое мальчиков, что до того Гандальву служили - Халльвардом и Сигтрюггом их кличут, так верны более иных Агдирцев ему они, - отвечал Хареку скальд.
- Довольно, Аудун, язык свой уйми, - повелел Харальд. - Не воспрещал я Богу Белому молиться людям своим, хоть самому мне больше по душе молот Тора, нежели крест.
Неохотно, но смирился Аудун старый, отъехал назад.
- Таково решение мое, что без наказания не останеться тот, что резню злую измыслил. - После раздумья долгого изрек Харальд. - Вильмунд херсир головой ответит за злодеяние, ровно как и жрец злоязычный - обоих их велю я выдать ирландцам и другим, кто ущерб понес от них, а там уж пусть сами решают, что с ними делать. Харек, пусть из твоих людей кто с гонцом моим отправится и проследит за исполнением приказа этого. Альхейм же ярл, пусть виру серебром за каждого убитого по воле его даст, и виру немалую, каждый раб убитый в цену хирдмана будет.
Харек поклонился, и молвил:
- Воистину, великим разумом одарили тебя силы небесные, конунг, и денно и нощно мы молить о здравии твоем будем.
- Ты, Харек Волк не молитвами, а делом мне лучше послужи, да пиратов беззаконных в Ранрики к порядку призови.
- Выполню как ты того желаешь, мой конунг. Теперь спокойнее мы будем, зная, что не останутся злодеи бе наказания....
- Поверь, каждый по заслугам своим получит. Эй, Ульв, - подозвал Харальд верного телохранителя. - Возьми десяток воинов и отправляйся в усадьбу Хейдмеркскую, да волю мою передай Альхейму ярлу. А ты, Харек скажи - кто из твоих людей с Ульвом поедет?
Харек повернулся к своему товарищу.
- Бранд. ты один родом из страны нашей и веры нашей, и был со мною с самого начала. Поедешь с ними? Тем более, что и до твоих родны земель близко.
- До Халогаланда моего далече, но все равно ближе чем из Ранрики... Благодарю тебя, Харек... Надеюсь, еще свидимся...
- Что же, пора и нам прощаться, Харек Волк, - молвил властитель, когда разрешили они дело сие. - Твой путь в земли лежит, где нет пока власти моей, но то не впервой тебе. Когда покоришь конунгов морских - та земля твоей станет. И ты, Гилли Шесть Пальцев прощай, да землями этими правь, как подобает ярлу и слуге моему верному.
Оба ярла - пеший Харек и спешившийся Гилли - поклонились конунгу.
- Что ж,пора прощаться.-ответил Харек. - Надеюсь увидеть тебя, конунг, что с победой ты вернешься, и Гандальв подлый свое получит, и завершишь ты то, что я так и не смог завершить, и кара Асгейра ярла наконец настигнет за все его злодеяния. А я тебе тыл надежный обеспечу, и воинов новых в войско твое призову...
- А я буду править справедливо, и имени твоего не посрамлю, и законов древних не нарушу... - сказал Гилли ярл.
- Быть посему, - произнес конунг, коня поворотив. Уезжало войско трактом большим в сторону Хрингасакра. Ульв же с Брандом и другими Хирдманами иной дорогой к усадьбе Альхейма направились.
Харек же свернул на юг, на тракт до Саросберга, что вдоль реки проходил - тем же путем, который он проделал три месяца назад от Вингульмерка...
Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг, Асгаут.
С Тельтиаром
Холодным и зябким выдалось это утро; сильный ветер дул, не жалея сил, словно пытался забраться в душу. Не хотелось братьям вставать с теплых лежанок, да пришлось: нужно было Торлейва проводить. Халльвард, несмотря на твердость слов кюны, до последнего не верил, что взаправду жреца отошлют. Привыкнуть он успел к Торлейву за это время, без него и Сарасберг уже другим казаться будет. Потому что каждый раз, со жрецом встречаясь, вспоминал юный хельд первый свой день после плена да принесение клятвы.
Вышли во двор Сигтрюгг и Халльвард, с ними вместе и трое воинов из их десятка. Снаружи уже люди Асгаута стояли, тоже в проводники отряженные. Встретили Торлейва у избы его, поклажу небогатую принял один из викингов, что в Агдир с ним ехать были должны. Молчалив был жрец да мрачен, и кашель жестокий не оставлял его всю дорогу до околицы. Там-то и простились они с Торлейвом, навсегда ли - кто знает...
Вздохнул Асгаут, знак священный вослед Торлейву сотворил, да к братьям обернулся, грустной улыбкой их одарив:
- Тяжко ныне придеться нам, будут Асы злы, что со жрецом их верховным так поступила конунга мать, - произнес он.
- Как знать, ярл, - отвечал Сигтрюгг, пытаясь сдержать зевоту. - Не дано нам будущее предвидеть. Да и не бывает жизни без бед и горестей, сами ли мы их на свою голову накликаем или Асы пошлют.
- Смотрю я, не слишко жалеешь ты, что Торлейва прочь выгнали, точно пса дворового.
- Ни сватом, ни братом он мне не был, - пожал плечами парень, - потому плакать о нем не буду. Хотя и уважал я Торлейва, признаюсь, за мудрость его, но, чего душой кривить, не очень-то любил.
"Да уж, не боится братец правду в глаза говорить", отметил Халльвард. "А я бы смолчал на его месте...Трусость, что ли?"
- А любить его тебе и не зачем, ты чай не красна девица, - усмехнулся ярл. - Другое я мыслю, что ныне коли станет Харек вновь ближним ярлом конунгу, все мы многое потеряем.
- А что плохого в нем, окромя того, что Распятому он поклоняется? - осведомился Халльвард.
- Слишком много друзей моих славных супротив него, - отвечал Асгаут, да пятерню в бороду запустил, как всегда с ним бывало, когда он думу тяжкую думал. - Боюсь я раскола среди ярлов. И без того Харальд Эйнара однорукого поставил, вероотступника. Так теперь еще и Харек тут будет.
- Ну и пускай будет, если удастся ему к трону Харальда нашего вновь пробиться, - Сигтрюгг махнул рукой. - Правда за нами, уж как-нибудь сдюжим. Ну что, брат, вернуться нам в барак, что ли, да сны досмотреть?
- Да встали уже, грех обратно ложиться, - упрекнул брата Халльвард. - Занятие себе найдем лучше. Есть ли дело какое еще для нас, ярл?
- Для таких удальцов дело всегда найдется, - вскинул руку Асгаут, повелев воинам простым прочь уйти. - Слушайте же, покуда спали вы, ко мне гонец пришел от Оттара Рваного. Да весть принес, что сгинул храбрый викинг Вемунд Уголь в битве с пиратами.
- Никогда о нем не слышал... - пожал плечами Халльвард. - А при чем же мы здесь, Асгаут?
"Не прикажет же он нам вдогонку за теми пиратами плыть?"
- А при том, что не даром погиб славный херсир. Железом вырвал Оттар Рваный признание у пленных пиратов, что покинул их конунг разбойный становище на острове Мьон. Ныне совсем мало людей осталось там, да и те старики или юнцы безусые, - продолжил ярл. - А вот сокровища сокрыты несметные, пиратами награбленные. Сдаеться мне, коли собрать удальцов да захватить Мьон - будет то знатная помощь государю нашему.
Да, тут уж нетрудно было догадаться, чего от них надобно. Переглянулись братья.
- Стало быть, в числе этих удальцов и мы с братом будем? - уточнил Халльвард.
- Вы из возглавите, - кивнул Асгаут. - Пора бы вам, братцы, уже настоящим делом заняться.
- Возглавим?! - удивлению Халльварда не было предела. - Да мы же никогда прежде в море не плавали, ярл!
- Да, - вновь усмехнулся бородач. - Моряков опытных я вам дам, но самим набегом тебе командовать.
- Что ж... - старший парнишка окончательно растерялся. - Так тому и быть - если это и впрямь государю помочь может, то мы плывем, конечно.
- Скоро, нет ли, отправляться-то? - поинтересовался Сигтрюгг, который, в отличие от брата, решил не задумываться сейчас обо всех тонкостях морского похода.
- Сегодня ж, к чему время даром терять. Людей ратевых ты Халльвард сам отберешь, да я тебе свех того еще четыре десятка крепких мужей дам. Так что поведешь ты полсотни.
- А мы с полсотней точно справимся? - нахмурился Сигтирюгг, слишком мало людей, ему казалось, Асгаут им отрядить решил.
- Что ж, тебе отрок, чтобы стариков да баб гонять целая рать нужна?
- Отчего ж нет, так вернее будет, - сам над собой посмеялся Сигтрюгг. И впрямь, глупый вопрос он задал. Как можно, чтоб они да с врагом не сладили, тем более, с таким? - Полсотни так полсотни. Дотемна, я думаю, успеем собраться, Халльвард?
Тот вздрогнул - его оторвали от тягостных мыслей о том, что им предстоит.
- Успеем, наверное, - вздохнул он. - Ох и задачка, Асгаут, ох и задачка..!
- Вы ребята смекалистые, уж коли к Асмунду идти не убоялись, так с пиратами живо управитесь! Сам Торир Собака надолго ушел в набеги - земли вендов грабить да данам кровушку портить, а с ним и войско его.
- Значит, торопиться надо, покуда удача на нашей стороне, - заключил Сигтрюгг. - Идем, Халльвард - дел много нынче...Ах да, едва не упустил - ты, Асгаут, с нами не поплывешь, вестимо?
- Здесь нынче мое место, раз уж жрец Торлейв изгнан, - отвечал ярл.
Опечалился Сигтрюгг - всегда прежде Асгаут им помогал чем мог. Хотя, вправду, если к Асмунду они добрались и обратно, не так тяжело им будет. Да и на корабле настоящем побывать удастся!
- Да, дел у тебя прибавится теперь, это точно, - произнес Халльвард. - Ладно же. Пойдем, Сигтрюгг, а то и до вечера проговорим, язык у тебя без костей, а вот Асгауту недосуг нынче разговоры вести. Свидимся еще, ярл!
С Тельтиаром
Холодным и зябким выдалось это утро; сильный ветер дул, не жалея сил, словно пытался забраться в душу. Не хотелось братьям вставать с теплых лежанок, да пришлось: нужно было Торлейва проводить. Халльвард, несмотря на твердость слов кюны, до последнего не верил, что взаправду жреца отошлют. Привыкнуть он успел к Торлейву за это время, без него и Сарасберг уже другим казаться будет. Потому что каждый раз, со жрецом встречаясь, вспоминал юный хельд первый свой день после плена да принесение клятвы.
Вышли во двор Сигтрюгг и Халльвард, с ними вместе и трое воинов из их десятка. Снаружи уже люди Асгаута стояли, тоже в проводники отряженные. Встретили Торлейва у избы его, поклажу небогатую принял один из викингов, что в Агдир с ним ехать были должны. Молчалив был жрец да мрачен, и кашель жестокий не оставлял его всю дорогу до околицы. Там-то и простились они с Торлейвом, навсегда ли - кто знает...
Вздохнул Асгаут, знак священный вослед Торлейву сотворил, да к братьям обернулся, грустной улыбкой их одарив:
- Тяжко ныне придеться нам, будут Асы злы, что со жрецом их верховным так поступила конунга мать, - произнес он.
- Как знать, ярл, - отвечал Сигтрюгг, пытаясь сдержать зевоту. - Не дано нам будущее предвидеть. Да и не бывает жизни без бед и горестей, сами ли мы их на свою голову накликаем или Асы пошлют.
- Смотрю я, не слишко жалеешь ты, что Торлейва прочь выгнали, точно пса дворового.
- Ни сватом, ни братом он мне не был, - пожал плечами парень, - потому плакать о нем не буду. Хотя и уважал я Торлейва, признаюсь, за мудрость его, но, чего душой кривить, не очень-то любил.
"Да уж, не боится братец правду в глаза говорить", отметил Халльвард. "А я бы смолчал на его месте...Трусость, что ли?"
- А любить его тебе и не зачем, ты чай не красна девица, - усмехнулся ярл. - Другое я мыслю, что ныне коли станет Харек вновь ближним ярлом конунгу, все мы многое потеряем.
- А что плохого в нем, окромя того, что Распятому он поклоняется? - осведомился Халльвард.
- Слишком много друзей моих славных супротив него, - отвечал Асгаут, да пятерню в бороду запустил, как всегда с ним бывало, когда он думу тяжкую думал. - Боюсь я раскола среди ярлов. И без того Харальд Эйнара однорукого поставил, вероотступника. Так теперь еще и Харек тут будет.
- Ну и пускай будет, если удастся ему к трону Харальда нашего вновь пробиться, - Сигтрюгг махнул рукой. - Правда за нами, уж как-нибудь сдюжим. Ну что, брат, вернуться нам в барак, что ли, да сны досмотреть?
- Да встали уже, грех обратно ложиться, - упрекнул брата Халльвард. - Занятие себе найдем лучше. Есть ли дело какое еще для нас, ярл?
- Для таких удальцов дело всегда найдется, - вскинул руку Асгаут, повелев воинам простым прочь уйти. - Слушайте же, покуда спали вы, ко мне гонец пришел от Оттара Рваного. Да весть принес, что сгинул храбрый викинг Вемунд Уголь в битве с пиратами.
- Никогда о нем не слышал... - пожал плечами Халльвард. - А при чем же мы здесь, Асгаут?
"Не прикажет же он нам вдогонку за теми пиратами плыть?"
- А при том, что не даром погиб славный херсир. Железом вырвал Оттар Рваный признание у пленных пиратов, что покинул их конунг разбойный становище на острове Мьон. Ныне совсем мало людей осталось там, да и те старики или юнцы безусые, - продолжил ярл. - А вот сокровища сокрыты несметные, пиратами награбленные. Сдаеться мне, коли собрать удальцов да захватить Мьон - будет то знатная помощь государю нашему.
Да, тут уж нетрудно было догадаться, чего от них надобно. Переглянулись братья.
- Стало быть, в числе этих удальцов и мы с братом будем? - уточнил Халльвард.
- Вы из возглавите, - кивнул Асгаут. - Пора бы вам, братцы, уже настоящим делом заняться.
- Возглавим?! - удивлению Халльварда не было предела. - Да мы же никогда прежде в море не плавали, ярл!
- Да, - вновь усмехнулся бородач. - Моряков опытных я вам дам, но самим набегом тебе командовать.
- Что ж... - старший парнишка окончательно растерялся. - Так тому и быть - если это и впрямь государю помочь может, то мы плывем, конечно.
- Скоро, нет ли, отправляться-то? - поинтересовался Сигтрюгг, который, в отличие от брата, решил не задумываться сейчас обо всех тонкостях морского похода.
- Сегодня ж, к чему время даром терять. Людей ратевых ты Халльвард сам отберешь, да я тебе свех того еще четыре десятка крепких мужей дам. Так что поведешь ты полсотни.
- А мы с полсотней точно справимся? - нахмурился Сигтирюгг, слишком мало людей, ему казалось, Асгаут им отрядить решил.
- Что ж, тебе отрок, чтобы стариков да баб гонять целая рать нужна?
- Отчего ж нет, так вернее будет, - сам над собой посмеялся Сигтрюгг. И впрямь, глупый вопрос он задал. Как можно, чтоб они да с врагом не сладили, тем более, с таким? - Полсотни так полсотни. Дотемна, я думаю, успеем собраться, Халльвард?
Тот вздрогнул - его оторвали от тягостных мыслей о том, что им предстоит.
- Успеем, наверное, - вздохнул он. - Ох и задачка, Асгаут, ох и задачка..!
- Вы ребята смекалистые, уж коли к Асмунду идти не убоялись, так с пиратами живо управитесь! Сам Торир Собака надолго ушел в набеги - земли вендов грабить да данам кровушку портить, а с ним и войско его.
- Значит, торопиться надо, покуда удача на нашей стороне, - заключил Сигтрюгг. - Идем, Халльвард - дел много нынче...Ах да, едва не упустил - ты, Асгаут, с нами не поплывешь, вестимо?
- Здесь нынче мое место, раз уж жрец Торлейв изгнан, - отвечал ярл.
Опечалился Сигтрюгг - всегда прежде Асгаут им помогал чем мог. Хотя, вправду, если к Асмунду они добрались и обратно, не так тяжело им будет. Да и на корабле настоящем побывать удастся!
- Да, дел у тебя прибавится теперь, это точно, - произнес Халльвард. - Ладно же. Пойдем, Сигтрюгг, а то и до вечера проговорим, язык у тебя без костей, а вот Асгауту недосуг нынче разговоры вести. Свидимся еще, ярл!
Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.
Над Гиллисбергом вставало холодное северное солнце. Сигрун потянулась и открыла глаза. Не смотря на относительно небольшой срок, её по утрам уже тошнило. На лице молодой женщины играла улыбка, появлявшаяся теперь всё чаще - в преддверии долгожданного материнства. Сегодня она проснулась необычайно рано, супруг рядом ещё не открывал глаз. Неожиданно женщина нахмурилась. Она вспомнила ночной разговор с мужем, он не давал ей покоя. Дело было в том, что Эйнар задумал крестить людей, не дожидаясь священников, и как только достроят церковь. Сегодня был день открытия первой настоящей церкви в Вингульмерке, большое событие даже для жителей язычников.
- Я не могу и не хочу больше ждать вестей из Хольмагарда!,- он был необычайно раздражён. Сигрун уже лежала в постели.
- Но мне кажется неразумным, крестить людей без достаточного количества священнослужителей. Одно дело, построить церковь, а совсем другое – обращать людей в новую веру. А что если они не захотят? Что если духовник не справится?,- её доводы были разумны, Эйнар обычно внимательно прислушивался к словам своей мудрой жены и поступал даже, иногда, так, как она советовала, но не в этот вечер. Сейчас он уже принял решение и не собирался ни в коем случае от него отказываться.
- Сигрун, я уже принял это решение. Завтра мы будем крестить людей, своих домашних и всех, кто ещё захочет, а когда приедут греки, мы окрестим остальных.
Женщина только вздохнула.
- А где…
- В озере.
Сказал, как отрезал.
Через несколько часов они стояли на морозе перед церковью и из их уст, когда что-то произносили, валил клубами белый пар. Церковь получилась величественной и смотрелась, невообразимо лёгкой. От неё за несколько сотен шагов пахло деревом.
«Вот таким и должен быть Храм Божий»,- Эйнар во всю улыбался, будто и не было вечернего разговора и тяжких снов. Он то и дело поглядывал на жену, она сияла, как умытое ливнем утреннее солнце и казалась странно молодой, не смотря на все испытания, выпавшие на её долю. «Хороша…, только и смог подумать воин».
Супружеская чета вошла в церковь вслед за священником, потом – все остальные. Помещение было недостаточно велико, чтобы вместить всех желающих, но Эйнар распорядился, чтобы церковь оставалась открытой постоянно, чтобы каждый, кто хочет помолиться, или просто посмотреть, мог сделать это в любую минуту, если только не поздней ночью. В церкви пахло краской, последнюю роспись закончили вчера, и она ещё не до конца высохла. Крещение должно было состояться после освящения самой церкви.
Неожиданно, во время службы, Сигрун сильно побледнела, мир вокруг неё начал отплясывать бешеный танец и женщина, не выдержав, потеряла сознание. Эйнар не мог даже вынести свою жену на улицу – отсутствие руки не позволяло. Священник, крепкий малый, подхватил жену ярла и вынес её прочь. Подоспел и лекарь. Оказалось, что обморок, конечно, связан с беременностью, Сигрун уже не девушкой молодой была, поэтому лекарь строго – настрого запретил ей без нужды вставать из постели. Освящение церкви прошло уже без супруги Эйнара, он, конечно, всем сердцем рвался к ней, но освящение требовало его присутствия.
Крещение порешили отложить хотя бы на несколько дней.
Гиллисберг.
Над Гиллисбергом вставало холодное северное солнце. Сигрун потянулась и открыла глаза. Не смотря на относительно небольшой срок, её по утрам уже тошнило. На лице молодой женщины играла улыбка, появлявшаяся теперь всё чаще - в преддверии долгожданного материнства. Сегодня она проснулась необычайно рано, супруг рядом ещё не открывал глаз. Неожиданно женщина нахмурилась. Она вспомнила ночной разговор с мужем, он не давал ей покоя. Дело было в том, что Эйнар задумал крестить людей, не дожидаясь священников, и как только достроят церковь. Сегодня был день открытия первой настоящей церкви в Вингульмерке, большое событие даже для жителей язычников.
- Я не могу и не хочу больше ждать вестей из Хольмагарда!,- он был необычайно раздражён. Сигрун уже лежала в постели.
- Но мне кажется неразумным, крестить людей без достаточного количества священнослужителей. Одно дело, построить церковь, а совсем другое – обращать людей в новую веру. А что если они не захотят? Что если духовник не справится?,- её доводы были разумны, Эйнар обычно внимательно прислушивался к словам своей мудрой жены и поступал даже, иногда, так, как она советовала, но не в этот вечер. Сейчас он уже принял решение и не собирался ни в коем случае от него отказываться.
- Сигрун, я уже принял это решение. Завтра мы будем крестить людей, своих домашних и всех, кто ещё захочет, а когда приедут греки, мы окрестим остальных.
Женщина только вздохнула.
- А где…
- В озере.
Сказал, как отрезал.
Через несколько часов они стояли на морозе перед церковью и из их уст, когда что-то произносили, валил клубами белый пар. Церковь получилась величественной и смотрелась, невообразимо лёгкой. От неё за несколько сотен шагов пахло деревом.
«Вот таким и должен быть Храм Божий»,- Эйнар во всю улыбался, будто и не было вечернего разговора и тяжких снов. Он то и дело поглядывал на жену, она сияла, как умытое ливнем утреннее солнце и казалась странно молодой, не смотря на все испытания, выпавшие на её долю. «Хороша…, только и смог подумать воин».
Супружеская чета вошла в церковь вслед за священником, потом – все остальные. Помещение было недостаточно велико, чтобы вместить всех желающих, но Эйнар распорядился, чтобы церковь оставалась открытой постоянно, чтобы каждый, кто хочет помолиться, или просто посмотреть, мог сделать это в любую минуту, если только не поздней ночью. В церкви пахло краской, последнюю роспись закончили вчера, и она ещё не до конца высохла. Крещение должно было состояться после освящения самой церкви.
Неожиданно, во время службы, Сигрун сильно побледнела, мир вокруг неё начал отплясывать бешеный танец и женщина, не выдержав, потеряла сознание. Эйнар не мог даже вынести свою жену на улицу – отсутствие руки не позволяло. Священник, крепкий малый, подхватил жену ярла и вынес её прочь. Подоспел и лекарь. Оказалось, что обморок, конечно, связан с беременностью, Сигрун уже не девушкой молодой была, поэтому лекарь строго – настрого запретил ей без нужды вставать из постели. Освящение церкви прошло уже без супруги Эйнара, он, конечно, всем сердцем рвался к ней, но освящение требовало его присутствия.
Крещение порешили отложить хотя бы на несколько дней.
Агдир.
Кюна Асса
- Подойди-ка ко мне, Тьодольв.. - проговорила Асса бесцветным и холодным, как ключевая вода, голосом, обращая свой взгляд в окно, - Да скажи, что делать мне теперь? Плох нынче год, пора распускать людей - скоро сев. Да наемникам платить нечего! Что делать будем, а, Тьодольв?
Человек, прозванный Каменной Башкой, ничего не отвечал. Он знал, что кюна говорит сама с собой, и уже наверняка сама себе и ответила. И потому молчал он, дабы не прогневить вспыльчивую женщину.
- Да и оставить их - толку мало... Что из них верных? Придет ярл или конунг побогаче, так живенько соберутся и меня же на мечи поднимут! Это только сейчас они восхваляют, а за спиной.. Эх, попомни мое слово, не верны люди..
- Я верен тебе, кюна Асса, - проговорил Тьодольв, вызывав легкую улыбку на лице Ассы. Она верила, потому что только твердолобые глупцы верны.
По лицу Тьодольва видны были мысли его, да не прошел удар меча знаменитого преломленного даром - меньше с тех пор говорить стал ярл, все больше слушать повелительницу свою, а уж о чем он думал, когда брови свои кустистые сдвигал - о том один Один знал, да, видно, кюна старая.
Знал Тьодольв не хуже нее, что плохи дела в Агдире, и коли не пришлет людей конунг на подмогу, так с наступлением весны и Сульки конунг в наступление перейдет, и тогда падет его родина, но не боялся смерти ярл. Знал - до конца будет он стоять, госпожу свою защищая и земли свои. Надеялся лишь, что не поражение, а победу добыть в бою удасться, да головы захватчиков жадных на копья вздернуть.
Асса же не была столь решительно настроена. Боялась она смерти и любила жизнь, и не прельщали ее покои Хель. Надеялась она на подмогу конунжичью, дабы вновь врагов разгромить да властью своей и мудростью поднимать богатство земель. Любо ей было такое положение, с юных лет она власть полюбила и жизнь свою, и боязно ей было, что придет Сульки, уничтожит все, что она сделала, во что вложила свои труды, да и ее саму казнить прикажет.
Тяжелы были думы Ассы, задумчивы ее глаза, сурово ее лицо..
Кюна Асса
- Подойди-ка ко мне, Тьодольв.. - проговорила Асса бесцветным и холодным, как ключевая вода, голосом, обращая свой взгляд в окно, - Да скажи, что делать мне теперь? Плох нынче год, пора распускать людей - скоро сев. Да наемникам платить нечего! Что делать будем, а, Тьодольв?
Человек, прозванный Каменной Башкой, ничего не отвечал. Он знал, что кюна говорит сама с собой, и уже наверняка сама себе и ответила. И потому молчал он, дабы не прогневить вспыльчивую женщину.
- Да и оставить их - толку мало... Что из них верных? Придет ярл или конунг побогаче, так живенько соберутся и меня же на мечи поднимут! Это только сейчас они восхваляют, а за спиной.. Эх, попомни мое слово, не верны люди..
- Я верен тебе, кюна Асса, - проговорил Тьодольв, вызывав легкую улыбку на лице Ассы. Она верила, потому что только твердолобые глупцы верны.
По лицу Тьодольва видны были мысли его, да не прошел удар меча знаменитого преломленного даром - меньше с тех пор говорить стал ярл, все больше слушать повелительницу свою, а уж о чем он думал, когда брови свои кустистые сдвигал - о том один Один знал, да, видно, кюна старая.
Знал Тьодольв не хуже нее, что плохи дела в Агдире, и коли не пришлет людей конунг на подмогу, так с наступлением весны и Сульки конунг в наступление перейдет, и тогда падет его родина, но не боялся смерти ярл. Знал - до конца будет он стоять, госпожу свою защищая и земли свои. Надеялся лишь, что не поражение, а победу добыть в бою удасться, да головы захватчиков жадных на копья вздернуть.
Асса же не была столь решительно настроена. Боялась она смерти и любила жизнь, и не прельщали ее покои Хель. Надеялась она на подмогу конунжичью, дабы вновь врагов разгромить да властью своей и мудростью поднимать богатство земель. Любо ей было такое положение, с юных лет она власть полюбила и жизнь свою, и боязно ей было, что придет Сульки, уничтожит все, что она сделала, во что вложила свои труды, да и ее саму казнить прикажет.
Тяжелы были думы Ассы, задумчивы ее глаза, сурово ее лицо..
Халльвард, Сигтрюгг, Рагхильда и Рагнар
(Hellish Cat, Мориан, Тельтиар)
Собрались братья быстро в дорогу дальнюю, да и воины халльвардова десятка тоже снарядились скоро. Самому же хельду юному доставили, как того просил он у Асгаута в награду, доспех новый ладный - шлем да кольчугу. С ними вместе и меч был справный, как раз по руке Халльварду.
Заодно и об отцовском мече юноша новость узнал, недобрую только. Убит был Стейнмод Молчаливый, который оружием семейным завладел, и Гуллинхьялти находился теперь у альвхеймарцев. Однако все еще не терял Халльвард надежды вернуть утраченный меч.
Когда все уже готово было и братья уже барак покидали, подошли к ним двое слуг от Рагхильды.
- Кюна наказывает вам к ней явиться, - таковы были слова их. Озадачился Халльвард – что может быть нужно ей сейчас? – но воля государыни законом для него была, и отправились братья к Рагхильде.
Вопреки всем ожиданиям, никакого приказа не собиралась отдавать братьям кюна. Благословить их на дело должен был жрец, но Торлейва не было более в Сарасберге, поэтому сама Рагхильда решила сделать это. А заодно и судьбе их в лицо взглянуть, руны кинуть да узнать, что норны для Халльварда и Сигтрюгга приготовили.
Поднесла напервой сама Кюна родичам своим угощение, перед дорогой дальней их потчуя, да тем всю силу рода славного им передавая.
Удивился Халльвард гостеприимству ее, но кушанья отведал, из вежливости лишь немного попробовав. Сигтрюгг же, ничему не дивясь, Рагхильду поблагодарил и в один миг доел все, что брат его оставил.
- Славно принимает гостей Рагхильда, Вещая Дева! - нахваливали хозяйку и угощения, разложенные на столе, Халльвард и Сигтрюгг, - Добрую кюну видно по слову, добрую хозяйку - по столу!
- В дальний путь вы отправляетесь, юные воины, - кюна произнесла. - Так Асгаут мне сказал.
- Верно, - Халльвард вздохнул. - Знать бы самим, насколько далек он окажется.
- Не пристало хирдману тягот пути бояться, - отвечала им Рагхильда. - Тем более что вы не простые воины, но сыну моему родичи. Течет в вас кровь конунжия, и потому след вам во всем другим воинам примером быть.
- Значит, так и будет! - Сигтрюгг улыбнулся. Нравилась ему кюна, не испытывал он перед ней смущения, брату не в пример. - Ни Харальда мы, ни тебя, Рагхильда, не подведем, честью клянемся.
- Верю я, клятвы вы не нарушите и служить будете верой и правдой, - кивнула правительница, в ответ улыбнувшись. - Теперь же за мной идите, на руны ваши я взгляну. Быть может, откроют они, что в грядущем таится, что вас впереди ожидает.
Встала Вещая дева да за собой Халльварда да Сигтрюгга повела в комнату, в которую слугам заходить было запрещено. Взгляд оживленный кинул Сигтрюгг на старшего брата, когда за кюной они отправились. Настоящее колдовство сейчас они увидят! Не зря, видно, вещей называют женщину эту величественную.
Там усадила она их на лавку, а сама присела на шкуру теплую, на полу лежащую, да мешочек кожаный достала.
- Обращусь я к богам да спрошу у них, что ждет вас, - Молвила Рагхильда, и встряхнула мешочек.
Высыпались на пол камешки да дощечки маленькие из материалов разных, на которых руны были изображены.
По одной их стала перебирать кюна да растолковывать, какая что значит:
- Вот руна Кано, она сулит вам успех небывалый да победы ратные. Будет вам успех сопутствовать. А эта руна, Эйнваз, говорит, что вы под защитой богов и сопутствовать будут они вам. А Тейваз вас воинами признает, и говорит, что не забудет вас конунг, сделает близкими своими помощниками и наградит вас щедро.
Собрала руны Рагхильда, завязала мешочек и встала.
- Будет вам удача в походе, лишь бы вы не струсили.
- А это что? - произнес один из воителей, поднимая оброненную дощечку.
То была пустая руна, руна Одина. Непознанная руна. Но знала Вещая дева, что говорит этот знак. Помнила она свои сны и наконец смогла понять их.
- Победителями выйдете вы из битвы. Да Волк Ночной погубит вас..
- Такова ваша судьба, - завершила кюна, на юношей, что подле нее стояли, глядючи.
Промолчали братья. Добрых вестей они немало услышали, но омрачило все напоминание о смерти предстоящей. Хоть и верно было то, что каждого ждет она в конце пути, а думать о ней все же неприятно было.
- Слышала я, были вы в Вестфольде, древней вотчине Инглингов, - сменила тему тяжелую кюна. - Все ли там ладно ныне?
- Увы, огорчить нам тебя придется, государыня, - признался Халльвард, - творится в Вестфольде беспорядок. А все от Асмунда-ярла: сплошь разбои да бесчинства. Впрочем, коли нужно будет, конунг наш его живо на место поставит.
- Странно мне, что Асгаут ничего не рассказал о том, - тихо кюна произнесла.
- Неужели? - диву дался младший из братьев. - Может, забыл он, что мы ему рассказали - и как в деревню сожженную да разграбленную попали, и как сам Асмунд нас принял, и...?
Сделал Халльвард знак брату, чтобы тот замолчал. Только сейчас понял старший, какого маху они дали - Асгаут, видно, и не хотел, чтобы кюна про это знала.
- Вот как, - сдвинула брови сурово кюна, на мгновение, а после вновь улыбкой доброй их одарила. - Идите, благославляю я вас на поход сей.
Поклонились братья в ноги Рагхильде и вышли.
- Проговорились мы, брат, - тихо сказал Сигтрюггу Халльвард. - Не след нам было кюне это сообщать, если Асгаут вести эти от нее утаил.
- Чую я, нажили мы бед на свою голову, - ответил младший. - Как только Асгаут узнает - а узнает он непременно - такую нам трепку задаст!
- Я уж, право, радоваться начинаю, что мы вечером отплываем, - усмехнулся Халльвард…
Стояли на пристани Сигтрюгг и Халльвард, смотрели, как темнеет небо над серой водой. Два драккара у пристани находились, притом на них уже и люди были – и простые матросы, и воины некоторые. Пытался Сигтрюгг сосчитать, сколько всего народу было на двух кораблях. Дважды сбился, но вышло в итоге, что никак не меньше, чем восемь раз по десятку. "А говорил, больше полусотни не даст", с усмешкой припомнил младший из братьев слова Асгаута.
Сам Асгаут братьев провожать не пришел (чем обрадовал обоих несказанно) - видимо, занят был чрезмерно и в заботы государственные погрузился, однако ж заместо себя прислал херсира Рагнара Полудикого. За какие деяния сей доблестный муж, чье лицо было буквально испещрено шрамами, получил такое имя, было одному Одину известно, однако выглядел он внушительно, и даже палубные доски трещали под его могучей поступью.
- Асгаут-ярл доброго пути вам желает, братья храбрые, - хриплым голосом произнес Рагнар. - С тем он и меня к вам приставил, чтобы помочь советом али оружьем, смотря что нужнее будет.
Рассмеялся Полудикий, кулаком в грудь окольчуженную себя ударяя.
- Добрый совет нам не помешает, - отвечал воину Халльвард, - ибо сами мы несведущи во многом, что дел морских касается. На корабле ни я, ни брат ни разу не были. Впрочем, я уж и не знаю, где сложнее нам придется - в море или на острове, куда плывем. Далече ли он?
- Добрый совет нам не помешает, - отвечал воину Халльвард, - ибо сами мы несведущи во многом, что дел морских касается. На корабле ни я, ни брат ни разу не были. Впрочем, я уж и не знаю, где сложнее нам придется - в море или на острове, куда плывем. Далече ли он?
- При ветре попутном быстро доберемся, а уж коли не заладится погодка, так на весла подналяжем - всяко к утру доплывем до Мьона, - Рагнар сказывал, драккар оглядывая, да на крепость палубу проверяя зло по ней топнув. - Вот уж сюрпризец будет вражинам, когда поутру из тумана увидят они головы драконьи!
(Hellish Cat, Мориан, Тельтиар)
Собрались братья быстро в дорогу дальнюю, да и воины халльвардова десятка тоже снарядились скоро. Самому же хельду юному доставили, как того просил он у Асгаута в награду, доспех новый ладный - шлем да кольчугу. С ними вместе и меч был справный, как раз по руке Халльварду.
Заодно и об отцовском мече юноша новость узнал, недобрую только. Убит был Стейнмод Молчаливый, который оружием семейным завладел, и Гуллинхьялти находился теперь у альвхеймарцев. Однако все еще не терял Халльвард надежды вернуть утраченный меч.
Когда все уже готово было и братья уже барак покидали, подошли к ним двое слуг от Рагхильды.
- Кюна наказывает вам к ней явиться, - таковы были слова их. Озадачился Халльвард – что может быть нужно ей сейчас? – но воля государыни законом для него была, и отправились братья к Рагхильде.
Вопреки всем ожиданиям, никакого приказа не собиралась отдавать братьям кюна. Благословить их на дело должен был жрец, но Торлейва не было более в Сарасберге, поэтому сама Рагхильда решила сделать это. А заодно и судьбе их в лицо взглянуть, руны кинуть да узнать, что норны для Халльварда и Сигтрюгга приготовили.
Поднесла напервой сама Кюна родичам своим угощение, перед дорогой дальней их потчуя, да тем всю силу рода славного им передавая.
Удивился Халльвард гостеприимству ее, но кушанья отведал, из вежливости лишь немного попробовав. Сигтрюгг же, ничему не дивясь, Рагхильду поблагодарил и в один миг доел все, что брат его оставил.
- Славно принимает гостей Рагхильда, Вещая Дева! - нахваливали хозяйку и угощения, разложенные на столе, Халльвард и Сигтрюгг, - Добрую кюну видно по слову, добрую хозяйку - по столу!
- В дальний путь вы отправляетесь, юные воины, - кюна произнесла. - Так Асгаут мне сказал.
- Верно, - Халльвард вздохнул. - Знать бы самим, насколько далек он окажется.
- Не пристало хирдману тягот пути бояться, - отвечала им Рагхильда. - Тем более что вы не простые воины, но сыну моему родичи. Течет в вас кровь конунжия, и потому след вам во всем другим воинам примером быть.
- Значит, так и будет! - Сигтрюгг улыбнулся. Нравилась ему кюна, не испытывал он перед ней смущения, брату не в пример. - Ни Харальда мы, ни тебя, Рагхильда, не подведем, честью клянемся.
- Верю я, клятвы вы не нарушите и служить будете верой и правдой, - кивнула правительница, в ответ улыбнувшись. - Теперь же за мной идите, на руны ваши я взгляну. Быть может, откроют они, что в грядущем таится, что вас впереди ожидает.
Встала Вещая дева да за собой Халльварда да Сигтрюгга повела в комнату, в которую слугам заходить было запрещено. Взгляд оживленный кинул Сигтрюгг на старшего брата, когда за кюной они отправились. Настоящее колдовство сейчас они увидят! Не зря, видно, вещей называют женщину эту величественную.
Там усадила она их на лавку, а сама присела на шкуру теплую, на полу лежащую, да мешочек кожаный достала.
- Обращусь я к богам да спрошу у них, что ждет вас, - Молвила Рагхильда, и встряхнула мешочек.
Высыпались на пол камешки да дощечки маленькие из материалов разных, на которых руны были изображены.
По одной их стала перебирать кюна да растолковывать, какая что значит:
- Вот руна Кано, она сулит вам успех небывалый да победы ратные. Будет вам успех сопутствовать. А эта руна, Эйнваз, говорит, что вы под защитой богов и сопутствовать будут они вам. А Тейваз вас воинами признает, и говорит, что не забудет вас конунг, сделает близкими своими помощниками и наградит вас щедро.
Собрала руны Рагхильда, завязала мешочек и встала.
- Будет вам удача в походе, лишь бы вы не струсили.
- А это что? - произнес один из воителей, поднимая оброненную дощечку.
То была пустая руна, руна Одина. Непознанная руна. Но знала Вещая дева, что говорит этот знак. Помнила она свои сны и наконец смогла понять их.
- Победителями выйдете вы из битвы. Да Волк Ночной погубит вас..
- Такова ваша судьба, - завершила кюна, на юношей, что подле нее стояли, глядючи.
Промолчали братья. Добрых вестей они немало услышали, но омрачило все напоминание о смерти предстоящей. Хоть и верно было то, что каждого ждет она в конце пути, а думать о ней все же неприятно было.
- Слышала я, были вы в Вестфольде, древней вотчине Инглингов, - сменила тему тяжелую кюна. - Все ли там ладно ныне?
- Увы, огорчить нам тебя придется, государыня, - признался Халльвард, - творится в Вестфольде беспорядок. А все от Асмунда-ярла: сплошь разбои да бесчинства. Впрочем, коли нужно будет, конунг наш его живо на место поставит.
- Странно мне, что Асгаут ничего не рассказал о том, - тихо кюна произнесла.
- Неужели? - диву дался младший из братьев. - Может, забыл он, что мы ему рассказали - и как в деревню сожженную да разграбленную попали, и как сам Асмунд нас принял, и...?
Сделал Халльвард знак брату, чтобы тот замолчал. Только сейчас понял старший, какого маху они дали - Асгаут, видно, и не хотел, чтобы кюна про это знала.
- Вот как, - сдвинула брови сурово кюна, на мгновение, а после вновь улыбкой доброй их одарила. - Идите, благославляю я вас на поход сей.
Поклонились братья в ноги Рагхильде и вышли.
- Проговорились мы, брат, - тихо сказал Сигтрюггу Халльвард. - Не след нам было кюне это сообщать, если Асгаут вести эти от нее утаил.
- Чую я, нажили мы бед на свою голову, - ответил младший. - Как только Асгаут узнает - а узнает он непременно - такую нам трепку задаст!
- Я уж, право, радоваться начинаю, что мы вечером отплываем, - усмехнулся Халльвард…
Стояли на пристани Сигтрюгг и Халльвард, смотрели, как темнеет небо над серой водой. Два драккара у пристани находились, притом на них уже и люди были – и простые матросы, и воины некоторые. Пытался Сигтрюгг сосчитать, сколько всего народу было на двух кораблях. Дважды сбился, но вышло в итоге, что никак не меньше, чем восемь раз по десятку. "А говорил, больше полусотни не даст", с усмешкой припомнил младший из братьев слова Асгаута.
Сам Асгаут братьев провожать не пришел (чем обрадовал обоих несказанно) - видимо, занят был чрезмерно и в заботы государственные погрузился, однако ж заместо себя прислал херсира Рагнара Полудикого. За какие деяния сей доблестный муж, чье лицо было буквально испещрено шрамами, получил такое имя, было одному Одину известно, однако выглядел он внушительно, и даже палубные доски трещали под его могучей поступью.
- Асгаут-ярл доброго пути вам желает, братья храбрые, - хриплым голосом произнес Рагнар. - С тем он и меня к вам приставил, чтобы помочь советом али оружьем, смотря что нужнее будет.
Рассмеялся Полудикий, кулаком в грудь окольчуженную себя ударяя.
- Добрый совет нам не помешает, - отвечал воину Халльвард, - ибо сами мы несведущи во многом, что дел морских касается. На корабле ни я, ни брат ни разу не были. Впрочем, я уж и не знаю, где сложнее нам придется - в море или на острове, куда плывем. Далече ли он?
- Добрый совет нам не помешает, - отвечал воину Халльвард, - ибо сами мы несведущи во многом, что дел морских касается. На корабле ни я, ни брат ни разу не были. Впрочем, я уж и не знаю, где сложнее нам придется - в море или на острове, куда плывем. Далече ли он?
- При ветре попутном быстро доберемся, а уж коли не заладится погодка, так на весла подналяжем - всяко к утру доплывем до Мьона, - Рагнар сказывал, драккар оглядывая, да на крепость палубу проверяя зло по ней топнув. - Вот уж сюрпризец будет вражинам, когда поутру из тумана увидят они головы драконьи!
Гудбрандсдалир, Харальд
Совместно с Тельтиаром.
На исходе недели с того момент, как попрощался конунг с Хареком Волком, миновало воинство его границу Хейдмерка с Гудбрандсдалиром. Мрачен был конунг – вспоминал он в Хрингасакре увиденное. Не победу славную, о какой впору саги складывать, но бойню позорную вспоминал он – висели на деревьях рабы и слуги, остов обгорелый часовни, точно перст в небеса указывал – а сколько в ней людей погибло, кто знает.
Неприятно было думать Харальду о том, что люди его меж собой грызутся, когда враг жестокий жив еще и силы копит. Поклялся он тогда, что любого, кто посмеет немирие устраивать без его дозволения, без сожаления покарает люто, дабы другим уроком это стало. Нет в державе единства, коли нет страха перед владетелем, коли каждый ярл себя правителем полноправным считает! Так Харальд конунг размышлял, покуда по землям, что гудбранду некогда принадлежали, ехал.
И еще твердо решил он земли эти переименовать, дабы и памяти не осталось от имени хевдинга, что врагом был лютым отцу его и ему самому.
И еще твердо решил он земли эти переименовать, дабы и памяти не осталось от имени хевдинга, что врагом был лютым отцу его и ему самому.
Но и о другом думал сын Хальвдана – о дяде своем, что земли сии кровью немалой захватил, и теперь в них властвовал. Прославлен в боях был Гутхорм берсерк, превыше иных воинов агдирских, а потому достоин был править немалыми владениями, но лишь под началом Харальда. О том, что он правитель единовластный, никогда юноша не забывал – эта наука крепко в голове его угнездилась, о том ему всегда и отец говорил в детстве, а после мать и Торлейв жрец.
Сильная рать следовала за ним – с такой смело можно было на Альвхеймар идти, не устоял бы Гандальв, да прежде надо было на землях захваченных порядок навести, а уж потом иные владения присоединять.
Еще два дня в пути минуло, а после добрался Харальд до усадьбы, что некогда Гудбранду принадлежала, да послал вперед знаменосца, дабы тот сообщил о приходе конунга...
Сегодняшний день Гутхорм провел в воинских забавах, осмотривая владения предшственника своего, да разбор жалоб местных бондов вершил, и хоть назначил он законоговорителей в каждой области, все же многие жители из окрестных земель шли к нему, наслышанные о его рассудительности и справедливости. И не мешало ему даже судить здраво и споры разбирать, если в одной руке он держал рог с хмельным медом, а другой обнимал таллию служанки молодой, которую он хозяйкой над домом своим поставил. Много вдов осталось в усадьбе Гудбранда, и многие искали милости нового конунга, и не было недостатка в женской ласке у Гутхорма, но приглянулась ему чем-то чужестранка из земель вендских, и теперь все в доме ее слова слушались...
Вот и сейчас Гутхорм с усталым видом выслушивал двух еще молодых и симпатичных женщин, которые наследство своего хозяина оспаривали, так как обе они были женами одного хёвдинга, погибшего в Хригнасакре вместе с Гудбрандом.
- Закон гласит - та женщина, которая имеет законного сына от хозяина усадьбы, та и должна быть хозяйкой. Обе женщины на миг притихли...
- А если у обеих и сыновья и дочери у нас, хозяином признанные? И все примерно возраста одного?
Гутхорм кашлянул, и его глаза расширились от удивления, но через мгновение он снова вернул своему лицу беспристратсное выражение.
- Трудно тогда сразу решить... Но что знает каждый... это что делить одаль нельзя - так испокон веков заведено... значит... одну из вас замуж выдать надо... за того кому хозяином усадьбы быть...
Женщины тут же заспорили, и вскоре снова перешли к взаимным обвинениям и оскорблениям... Гутхорм качал головой. Наконец перебранка двух женщин ему наскучила, и он прикрикнул на них:
- Тихо... Вот что я вам скажу, бабоньки... Есть у меня в войске хирдман достойный, возраста солидного... Кого из вас он выберет, та и хозяйкой усадьбы будет... А другая будет ему второй женой, и обиды не должна знать, и жить как жила. Что на это скажете?
Женщины на миг застыли, пытаясь понять, что же они услышали... И в этот момент отворилась дверь, и вошел хирдман.
- Харальд конунг едет к тебе, и просит принять его и рать его под твоим кровом...
Гутхорм встал со своего трона, и вышел навстречу посланнику.
- Что же. Рад я племяннику моему несказанно. Ты ступай к нему и передай, что ворота открыты, и усадьба готова к приему гостей знатных. И что сейчас сам я ему на встречу выйду.
Затем, едва посланник коннунга исчез в дверном проеме, он обернулся к двум женщинам:
- Вот что, бабоньки, я вам свое решение сказал уже. Согласны вы с ним?
Обе женщины закивали.
-Нехорошо конечно мужика между собой делить - сказала одна из них, потупив взор...
- Раньше как-то делили? Вот и дальше будете - буркнул Гутхторм сердито... - Завтра ждите жениха в гости. Коли не по нраву будет, дам вам другого. Больше мне недосуг тут с вами гуторить, мне родича встречать надо...
Жещины, пятясь назад и кланяясь, покинули горницу. Гутхорм хлебнул пива, хлопнул по упругому заду поднесшую ему рог служанку, отправляя ее распоряжаться по хозяйству, и накинув на плечи меховой плащ, вышел во двор...
По своему обыкновению, Гутхорм оставил ворота усадьбы открытыми. Харальд подъехал к распахнутым воротам во главе пятидесяти отборных воинов, в сопровождаемый своими ярлами и телохранителями, в плаще алом горностаем подбитым, и шапке из волчьего меха.
- Здравствуй же, Гутхорм ярл, - произнес Харальд, и столь величественно прозвучали слова его, столь много было в них уверенности и силы, что никто сейчас не смог бы узнать в молодом правителе того робкого юношу, что всего лишь полгода назад был возведен на трон Агдира.
- Харальд.... Ты вырос... возмужал... рад видеть тебя, сын сестры моей... Все что мое - твое, располагайся и будь как дома. Какие вести из дома?
- Есть вести добрые, а есть и худые, - спешился конунг, обнял дядю крепко. - Но все их известие о победе твоей затмевает!
- Победа та не только моя, но общая... Но мало кто из тех славных людей плоды той победы вкусить может... Тяжко она далась нам и большой кровью, и много воинов славных и достойных пали в той битве...
- Они ныне в Валгалле, а мы здесь, - прервал Гутхорма конунг, жестом повелев идти в усадьбу, а следом за ним и сопровождающие его двинулись. - Слышал я, что богата земля сия и война ее почти не коснулась, ярлы же сами на службу к тебе вставали, не желая оружие обнажить, едва лишь о смерти Гудбранда узнавали. Так ли это?
- Истинно так... Все что Гудбранд за свою жизнь долгую скопил и собрал мне само после той победы славной досталось... даже войско его основное уцелелело и мне присягнуло, едва о гибели хёвдинга узнав...
- Вдвойне славно тогда, что сумел ты старика врасплох застать, и хребет ему переломить одним ударом, - обрадовался Харальд, хотя виду и не подал, но приятно слышать ему было, что столь великое воинство теперь у него в подчинении, да и владения богатые - ведь владел Гудбранд едва ли не пятой частью всех земель северных. - В наших руках теперь, храбрый Гутхорм войско, равного которому никто из врагов наших выставить не сумеет!
Гутхорм нахмуился, и покачал головой:
- О том ни тебе ни мне неведомо, сколько врагов у нас в Норвегии, и сколько войска они выставить еще могут... Но ты все верно сказал - хорошим подспорьем теперь будут нашему роду эти владения. Пусть Гудбранд заслуженно пирует в Валгалле - я же его благодарить только должен, что он столько мелких разрозненных земель в кулак единый собрал...
- Гудбранда на то лишь и хватило, чтобы мелких херсиров под себя подмять, да ярлов слабых, мне же думаеться, что мы к большему стремится должны, - заносчиво звучали слова Харальда, но был он воодушевлен победой, и мнил себя, помимо владений уже полученных, еще и Транделага властителем, поскольку обещал ему Хакон конунг в жены дочь свою единственную.
- К чему же еще стремиться, кроме как всех врагов на место поставить? -удивился Гутхорм.
- Тогда я успокоюсь, когда Гандальв во след сыновьям своим отправиться, - не стал Харальд дяде говорить, что жив остался Хаки после жертвоприношения, к чему знать было Гутхорму, о том. - Да когда на землях мне принадлежащих усобицы прекратятся и не станут ярлы, мне служащие промеж собой немирие чинить.
- А кто из ярлов тебе служащих усобицы чинит? Неужели они не разумеют, что нас и так враги окружают повсюду, и не до распрей нам ныне?
Харальд вздохнул, и искоса глянул на Гутхорма.
- Альхейм ярл слишком много ненависти к христианам испытывает, - отвечал конунг. - Да Торлейва жреца пришлось мне прочь выгнать за подлость его.
Омрачилось лицо Гутхорма при словах этих.
- Плохо что в такое время вражда поселилась в душах людей наших...Сам я Харека от ненависти лютой со стороны Альхейма и Стеймонда выгораживал... И видно правильно сделал -не будь там Харек, все мы полегли бы под мечами и секриами вражьими. Один он две битвы в дагерях вражьих выиграл, и в третьей битве сам чуть было не погиб...
- Но довольно об этом, Альхейма я достаточно наказал уже, - отрезал Харальд. - Не следует омрачать час встречи нашей подобными разговорами.
Верны твои речи, племянник, - сказал Гутхорм. - Тогда пожалуйте в гридницу, отведайте кашу и хлеба нашего, и выпейте пива в усадбе сваренного.
Когда вошли они в гридницу, служанки споро накрывали на стол. На каждом месте стояли чаши с пивом и медовухой, куски хлеба и лепешек
Улыбнулся властитель, первым зашел в трапезную, да высокое место за столом занял, а следом за ним, все ярлы его пожаловали, да телохранители, да дружинники ближние и скальды. По правую руку от конунга сам Гутхорм сел, по левую же в этот день он скальда Торбьерна посадил.
- Славный у меня скальд есть, - Харальд произнес, браги пенной испив. - И сдаеться мне, дядя, сказителя лучше не найдеться.
- Может и найдется. - ответил Гутхорм. - У меня тоже теперь скальд свой имеется, да такой что за словом в карман не лезет, и говорит все стихами да кеннингами. бабы да девки души в нем не чают... все вокруг него норовят собраться и его росказни послушать.... Он как раз драпу про нашу битву еще сочиняет, обещал скоро ее нам исполнить...
- Добро, зови своего скальда, послушаем, так ли он хорош, - рассмеялся Харальд, славное развлечение предвкушая.
Совместно с Тельтиаром.
На исходе недели с того момент, как попрощался конунг с Хареком Волком, миновало воинство его границу Хейдмерка с Гудбрандсдалиром. Мрачен был конунг – вспоминал он в Хрингасакре увиденное. Не победу славную, о какой впору саги складывать, но бойню позорную вспоминал он – висели на деревьях рабы и слуги, остов обгорелый часовни, точно перст в небеса указывал – а сколько в ней людей погибло, кто знает.
Неприятно было думать Харальду о том, что люди его меж собой грызутся, когда враг жестокий жив еще и силы копит. Поклялся он тогда, что любого, кто посмеет немирие устраивать без его дозволения, без сожаления покарает люто, дабы другим уроком это стало. Нет в державе единства, коли нет страха перед владетелем, коли каждый ярл себя правителем полноправным считает! Так Харальд конунг размышлял, покуда по землям, что гудбранду некогда принадлежали, ехал.
И еще твердо решил он земли эти переименовать, дабы и памяти не осталось от имени хевдинга, что врагом был лютым отцу его и ему самому.
И еще твердо решил он земли эти переименовать, дабы и памяти не осталось от имени хевдинга, что врагом был лютым отцу его и ему самому.
Но и о другом думал сын Хальвдана – о дяде своем, что земли сии кровью немалой захватил, и теперь в них властвовал. Прославлен в боях был Гутхорм берсерк, превыше иных воинов агдирских, а потому достоин был править немалыми владениями, но лишь под началом Харальда. О том, что он правитель единовластный, никогда юноша не забывал – эта наука крепко в голове его угнездилась, о том ему всегда и отец говорил в детстве, а после мать и Торлейв жрец.
Сильная рать следовала за ним – с такой смело можно было на Альвхеймар идти, не устоял бы Гандальв, да прежде надо было на землях захваченных порядок навести, а уж потом иные владения присоединять.
Еще два дня в пути минуло, а после добрался Харальд до усадьбы, что некогда Гудбранду принадлежала, да послал вперед знаменосца, дабы тот сообщил о приходе конунга...
Сегодняшний день Гутхорм провел в воинских забавах, осмотривая владения предшственника своего, да разбор жалоб местных бондов вершил, и хоть назначил он законоговорителей в каждой области, все же многие жители из окрестных земель шли к нему, наслышанные о его рассудительности и справедливости. И не мешало ему даже судить здраво и споры разбирать, если в одной руке он держал рог с хмельным медом, а другой обнимал таллию служанки молодой, которую он хозяйкой над домом своим поставил. Много вдов осталось в усадьбе Гудбранда, и многие искали милости нового конунга, и не было недостатка в женской ласке у Гутхорма, но приглянулась ему чем-то чужестранка из земель вендских, и теперь все в доме ее слова слушались...
Вот и сейчас Гутхорм с усталым видом выслушивал двух еще молодых и симпатичных женщин, которые наследство своего хозяина оспаривали, так как обе они были женами одного хёвдинга, погибшего в Хригнасакре вместе с Гудбрандом.
- Закон гласит - та женщина, которая имеет законного сына от хозяина усадьбы, та и должна быть хозяйкой. Обе женщины на миг притихли...
- А если у обеих и сыновья и дочери у нас, хозяином признанные? И все примерно возраста одного?
Гутхорм кашлянул, и его глаза расширились от удивления, но через мгновение он снова вернул своему лицу беспристратсное выражение.
- Трудно тогда сразу решить... Но что знает каждый... это что делить одаль нельзя - так испокон веков заведено... значит... одну из вас замуж выдать надо... за того кому хозяином усадьбы быть...
Женщины тут же заспорили, и вскоре снова перешли к взаимным обвинениям и оскорблениям... Гутхорм качал головой. Наконец перебранка двух женщин ему наскучила, и он прикрикнул на них:
- Тихо... Вот что я вам скажу, бабоньки... Есть у меня в войске хирдман достойный, возраста солидного... Кого из вас он выберет, та и хозяйкой усадьбы будет... А другая будет ему второй женой, и обиды не должна знать, и жить как жила. Что на это скажете?
Женщины на миг застыли, пытаясь понять, что же они услышали... И в этот момент отворилась дверь, и вошел хирдман.
- Харальд конунг едет к тебе, и просит принять его и рать его под твоим кровом...
Гутхорм встал со своего трона, и вышел навстречу посланнику.
- Что же. Рад я племяннику моему несказанно. Ты ступай к нему и передай, что ворота открыты, и усадьба готова к приему гостей знатных. И что сейчас сам я ему на встречу выйду.
Затем, едва посланник коннунга исчез в дверном проеме, он обернулся к двум женщинам:
- Вот что, бабоньки, я вам свое решение сказал уже. Согласны вы с ним?
Обе женщины закивали.
-Нехорошо конечно мужика между собой делить - сказала одна из них, потупив взор...
- Раньше как-то делили? Вот и дальше будете - буркнул Гутхторм сердито... - Завтра ждите жениха в гости. Коли не по нраву будет, дам вам другого. Больше мне недосуг тут с вами гуторить, мне родича встречать надо...
Жещины, пятясь назад и кланяясь, покинули горницу. Гутхорм хлебнул пива, хлопнул по упругому заду поднесшую ему рог служанку, отправляя ее распоряжаться по хозяйству, и накинув на плечи меховой плащ, вышел во двор...
По своему обыкновению, Гутхорм оставил ворота усадьбы открытыми. Харальд подъехал к распахнутым воротам во главе пятидесяти отборных воинов, в сопровождаемый своими ярлами и телохранителями, в плаще алом горностаем подбитым, и шапке из волчьего меха.
- Здравствуй же, Гутхорм ярл, - произнес Харальд, и столь величественно прозвучали слова его, столь много было в них уверенности и силы, что никто сейчас не смог бы узнать в молодом правителе того робкого юношу, что всего лишь полгода назад был возведен на трон Агдира.
- Харальд.... Ты вырос... возмужал... рад видеть тебя, сын сестры моей... Все что мое - твое, располагайся и будь как дома. Какие вести из дома?
- Есть вести добрые, а есть и худые, - спешился конунг, обнял дядю крепко. - Но все их известие о победе твоей затмевает!
- Победа та не только моя, но общая... Но мало кто из тех славных людей плоды той победы вкусить может... Тяжко она далась нам и большой кровью, и много воинов славных и достойных пали в той битве...
- Они ныне в Валгалле, а мы здесь, - прервал Гутхорма конунг, жестом повелев идти в усадьбу, а следом за ним и сопровождающие его двинулись. - Слышал я, что богата земля сия и война ее почти не коснулась, ярлы же сами на службу к тебе вставали, не желая оружие обнажить, едва лишь о смерти Гудбранда узнавали. Так ли это?
- Истинно так... Все что Гудбранд за свою жизнь долгую скопил и собрал мне само после той победы славной досталось... даже войско его основное уцелелело и мне присягнуло, едва о гибели хёвдинга узнав...
- Вдвойне славно тогда, что сумел ты старика врасплох застать, и хребет ему переломить одним ударом, - обрадовался Харальд, хотя виду и не подал, но приятно слышать ему было, что столь великое воинство теперь у него в подчинении, да и владения богатые - ведь владел Гудбранд едва ли не пятой частью всех земель северных. - В наших руках теперь, храбрый Гутхорм войско, равного которому никто из врагов наших выставить не сумеет!
Гутхорм нахмуился, и покачал головой:
- О том ни тебе ни мне неведомо, сколько врагов у нас в Норвегии, и сколько войска они выставить еще могут... Но ты все верно сказал - хорошим подспорьем теперь будут нашему роду эти владения. Пусть Гудбранд заслуженно пирует в Валгалле - я же его благодарить только должен, что он столько мелких разрозненных земель в кулак единый собрал...
- Гудбранда на то лишь и хватило, чтобы мелких херсиров под себя подмять, да ярлов слабых, мне же думаеться, что мы к большему стремится должны, - заносчиво звучали слова Харальда, но был он воодушевлен победой, и мнил себя, помимо владений уже полученных, еще и Транделага властителем, поскольку обещал ему Хакон конунг в жены дочь свою единственную.
- К чему же еще стремиться, кроме как всех врагов на место поставить? -удивился Гутхорм.
- Тогда я успокоюсь, когда Гандальв во след сыновьям своим отправиться, - не стал Харальд дяде говорить, что жив остался Хаки после жертвоприношения, к чему знать было Гутхорму, о том. - Да когда на землях мне принадлежащих усобицы прекратятся и не станут ярлы, мне служащие промеж собой немирие чинить.
- А кто из ярлов тебе служащих усобицы чинит? Неужели они не разумеют, что нас и так враги окружают повсюду, и не до распрей нам ныне?
Харальд вздохнул, и искоса глянул на Гутхорма.
- Альхейм ярл слишком много ненависти к христианам испытывает, - отвечал конунг. - Да Торлейва жреца пришлось мне прочь выгнать за подлость его.
Омрачилось лицо Гутхорма при словах этих.
- Плохо что в такое время вражда поселилась в душах людей наших...Сам я Харека от ненависти лютой со стороны Альхейма и Стеймонда выгораживал... И видно правильно сделал -не будь там Харек, все мы полегли бы под мечами и секриами вражьими. Один он две битвы в дагерях вражьих выиграл, и в третьей битве сам чуть было не погиб...
- Но довольно об этом, Альхейма я достаточно наказал уже, - отрезал Харальд. - Не следует омрачать час встречи нашей подобными разговорами.
Верны твои речи, племянник, - сказал Гутхорм. - Тогда пожалуйте в гридницу, отведайте кашу и хлеба нашего, и выпейте пива в усадбе сваренного.
Когда вошли они в гридницу, служанки споро накрывали на стол. На каждом месте стояли чаши с пивом и медовухой, куски хлеба и лепешек
Улыбнулся властитель, первым зашел в трапезную, да высокое место за столом занял, а следом за ним, все ярлы его пожаловали, да телохранители, да дружинники ближние и скальды. По правую руку от конунга сам Гутхорм сел, по левую же в этот день он скальда Торбьерна посадил.
- Славный у меня скальд есть, - Харальд произнес, браги пенной испив. - И сдаеться мне, дядя, сказителя лучше не найдеться.
- Может и найдется. - ответил Гутхорм. - У меня тоже теперь скальд свой имеется, да такой что за словом в карман не лезет, и говорит все стихами да кеннингами. бабы да девки души в нем не чают... все вокруг него норовят собраться и его росказни послушать.... Он как раз драпу про нашу битву еще сочиняет, обещал скоро ее нам исполнить...
- Добро, зови своего скальда, послушаем, так ли он хорош, - рассмеялся Харальд, славное развлечение предвкушая.
Транделаг. Усадьба Хладир. Фрейвайвар и конунг Хакон.
Совместно avarach & DarkLight.
Посланец Грютингов не торопясь восшествовал с достоинством представ пред очами старого Хакона и двух молодых мужей, восседающих по обе руки конунга.
– Приветствую тебя хладирский владыка, я, Фрейвайвар жрец, по слову господина своего, Грютинга, пришел чтоб донести до тебя его слово.
- Знаком мне пославший тебя муж, - с достоинством ответил повелитель Транделага. – Однако же, странно то – присылать ворона, когда уже начали звенеть мечи до петь стрелы. Что за слова посылает мне Грютинг Оркдальский?
«Нет здесь ярлов Хаконовых, решил сокрыть он от них беседу нашу. Неужели не верит он им настолько, что слова мной принесенные не должны ушей их коснуться?! Так себе же хуже он тем сделает, правды не ведая, будут они передавать из уст в уста они свои домыслы, то что им покажется в мыслях сомненьями и крамолой заполненных. Воистину дело конунга мне порученное справить здесь легче станнит стараниями владыки хадирского. Ослабли его руки, раз в подчинении людей своих удержать не может, самое время новой сильной руке перенять у него бремя власти» – мыслилось Фрейвайру.
– Господин и владыка земель оркдальских сильно разгневан был приемом твоим в как гостя его, не оказанным ему должным почтением тобой и людьми твоими, потому и в земли твои пришел искать правды и справедливости.
Супротив ожидания, конунг не спешил являть гнев, ожидая продолжения речи. Что до родичей его, то недавнее поражение существенно поубавило в молодцах лишнего гонору, и ныне сидели они присмиревшие, боясь слово молвить без дозволения. Не такого приема ожидал ворон в стенах Хладира – ну, да не указывать же владыке земли, какие порядки в доме своем надобно пестовать. Фрейвайвар продолжил:
- Отказом и насмешками ответили ему здесь, когда он как друг к тебе в гости явился, сыном твоим новым стать возжелал, чтоб скрасить старость твою да внуков тебе славных подарить. Не смогло сердце господина моего снести дружбы порушенной от отца его меж вами бывшей, потребовало оно виры за честь порушенную.
В этом месте старший племянник Хакона осклабился, умыслив, видать, пошутить насчет чети да юбок. Но глянул на конунга – и язык прикусил: как холодом морозным от старца повеяло. Хоть и был властитель Трандхейма в годах, да, видать, не зря цвел при нем Трандхейм, будто цветок на ниве ухоженной. Крепки еще эти руки старческие, ладно поводья схватили да правят.
- У границ Транхейма довелось нам дружину узреть твою, для встречи нас высланную, и взяли мы виру за заносчивость Трандхейма, но наполнились сердца наши грустью безмерно от того, что многие из воев славных да далеко не из худших на костры погребальные взошли.
Вот тут родовичей Хакона крепко проняло: дышать они стали тяжко, будто семь миль в полном доспехе в один миг пробежали. Конечно, никому из воинов не любо, коль поминают дела их бесславные.
- Ведомо всем, нет ничего краше сердцу нашему: со славой войти в залы Валгаллы и занять там достойное нас место, но не можем мы оставить земли наши без огляда на детей наших жить здесь без нас остающихся. Долг наш в том, чтоб дать поросли молодой взойти и на крыло встать, честь и славу отцов и дедов своих в нерушимости, чтоб они смогли. Если же взойдем мы безвременно в страну Асов, хоть и славой себя покрыв, но, бросив без охраны меча сильного землю нам завещанную, падет она к ногам воев пришлых и дети наши в рабстве у них аки псы смердящие останутся на веки вечные.
В этом месте по устам Хакона скользнула усмешка. Да и сам ворон опомнился, что, видать, лишку хватил, за словом красивым погнавшись. Конунг Транделага среди скальдов норвежских ценителем слыл, и музыка слов не была ему внове. Сам их судить мог, и сам, в случае нужном, не пару седмиц на вису потратит. Однако же, Фрейвайвар ныне был тут посланником, а не ценителем меда поэзии, так что жрец хитрый вмиг перестроился, о более понятных воям вещах речь поведя. Чай, Хакон не один тут был:
- Потому наш долг живым быть, хранить земли наши в нерушимости мечами острыми в руках защитников смелых. С мыслью об этом и заботой о будущем владений наших, шлет тебе владыка земель оркдальских свое предложение об окончании бессмысленной войны. Отбрось в сторону былое, отдай дочь свою в жены Грютингу, отцом ему нарекись, и в милости господина моего займи место почетное правой руки его, стань ярлом его возлюбленным, советником его ближним. И окрепнут земли наши под рукою могучей, славу себе стяжая могуществом своим, врагам злым на страх и погибель, на зависть соседям.
Племянники Хакона в сей момент сделали давно ожидаемое: с лавки вскочили, кулаками размахивая. Видимо, не оберегай Фрейвайвара знак воронов на белом полотнище – и перстами бы не оружными растерзали. Конунг лица не утратил, только чуть голос повысил, упрекая родовичей да к чести их воинской призывая:
- Гротгард! Херлауг! Остыньте. Не дело то – на гостя зверями бросаться, - и, повернувшись к посланцу из Оркдала, властно продолжил: - Что до тебя, так ворон – и вовсе не муж, а лишь голос пославшего. Грютинговы слова слышал – ему и отвечу. А ты, жрец, ушами ему послужи – да после передай все владыке пославшему в точности. Повезло ему сильно, да и умения Грютингу все же не занимать. Однако, я слову своему господин, и коль дал руку Ассы владыке Агдирскому – то в той земле Асса кюной и будет. А конунгом быть надо мной – Грютинг статью не вышел.
– Велика гордость твоя конунг, ослепленный ей и тоской по погибшим сыновьям своим, обрекаешь ты земли свои на разорение, а себя на поражение от руки господина моего. Распря меж нами потешит врагов, гибели семени нашему желающих, обдумай слова свои еще раз. Ведомо мне, что сватов к Харольду ты засылал, он же не предложит тебе столького как Грютинг конунг, одним из многих ярлов ты сможешь стать у юнца в бою себя не разу не показавшего, за спинами людей своих отсиживающегося. А под рукой твоей ходящие на посылках любимцев Харольдовых станут бегать. О себе не думаешь, подумай о людях, назвавшись конунгом, отцом ты им стал, так позаботься о клявшихся в верности тебе как должно отцу детей своих любящему.
- Нечего пугать меня днем грядущим, ворон Грютинга, - нахмурил седые брови хозяин усадьбы. – Или, глядишь, решу, что не только чужую волю ты сказываешь, но и свою думу холопскую в речи впустил, знаком посла прикрываясь. Никогда вои того не одобрили бы… что до пославшего тебя – говорю: коль приходил он, как гость – то всегда был мне люб да вниманьем обласкан. А для тех, кто лишь один довод знает – оружие, и у меня мечи востро наточены.
– Смотри владыка, своим упорством ты богов только гневаешь, они уже отдали нам одну победу, обрушив мечи наши на головы лучшей части дружины твоей, застили глаза супротивникам нашим, отдав их в наши руки. Так и теперь, с нами милость Одина и Тора, против нас выступив ты воле богов поперек идешь, не будет удачи тебе против Грютинга. Безмерно скорбеть мое сердце будет по славным воям, что могли бы стяжать себе славу в иных боях и вернуться домой с победой за плечами могучими и добычею славной в мешках походных.
- Одна битва – еще не война выигранная, - Хакон махнул рукой, давая понять что встреча закончена.
– Как скажешь, владыка Хладира, в твоей власти еще дать мне такой ответ, но грядет поражение твое от владыки моего, тогда уж кончится воля и слово твои тут. Сейчас же подчинюсь я воле твоей.
– Я – не зверь, чтобы сразу с дороги вас вновь на мороз выставить, - молвил конунг транделагский. - Хоть и идет Грютинг сюда с воями – но я покамест добра не забыл. Гостите в усадьбе моей до рассвета. Гротгард проводит к твоим воям да покажет где тебе разместиться, служитель богов.
Указанный племянник угрюмо поклонился родичу: видать, не сильно по сердцу был ему этот наказ, думал воин что тут и отпрыск рабынин бы справился. Но у Хакона своя дума была на уме, так что окликнул он ворона напоследок:
- И, жрец, прими как совет: смири свой змеиный язык, покуда гостишь во Хладире. Коли волю свою будешь мешать с конунжьей – больно падать придется. Торлейв из Агдира пример тому знатный.
Ответствовал напоследок старому Хакону Фрейвайр, должный поклон хозяину отвесил, как закон велел то посланнику, спину свою он чрезмерно при том не перетруждая. Сделал шаг назад и развернувшись вышел из залы совета тем же шагом, что и вошел недавно.
Совместно avarach & DarkLight.
Посланец Грютингов не торопясь восшествовал с достоинством представ пред очами старого Хакона и двух молодых мужей, восседающих по обе руки конунга.
– Приветствую тебя хладирский владыка, я, Фрейвайвар жрец, по слову господина своего, Грютинга, пришел чтоб донести до тебя его слово.
- Знаком мне пославший тебя муж, - с достоинством ответил повелитель Транделага. – Однако же, странно то – присылать ворона, когда уже начали звенеть мечи до петь стрелы. Что за слова посылает мне Грютинг Оркдальский?
«Нет здесь ярлов Хаконовых, решил сокрыть он от них беседу нашу. Неужели не верит он им настолько, что слова мной принесенные не должны ушей их коснуться?! Так себе же хуже он тем сделает, правды не ведая, будут они передавать из уст в уста они свои домыслы, то что им покажется в мыслях сомненьями и крамолой заполненных. Воистину дело конунга мне порученное справить здесь легче станнит стараниями владыки хадирского. Ослабли его руки, раз в подчинении людей своих удержать не может, самое время новой сильной руке перенять у него бремя власти» – мыслилось Фрейвайру.
– Господин и владыка земель оркдальских сильно разгневан был приемом твоим в как гостя его, не оказанным ему должным почтением тобой и людьми твоими, потому и в земли твои пришел искать правды и справедливости.
Супротив ожидания, конунг не спешил являть гнев, ожидая продолжения речи. Что до родичей его, то недавнее поражение существенно поубавило в молодцах лишнего гонору, и ныне сидели они присмиревшие, боясь слово молвить без дозволения. Не такого приема ожидал ворон в стенах Хладира – ну, да не указывать же владыке земли, какие порядки в доме своем надобно пестовать. Фрейвайвар продолжил:
- Отказом и насмешками ответили ему здесь, когда он как друг к тебе в гости явился, сыном твоим новым стать возжелал, чтоб скрасить старость твою да внуков тебе славных подарить. Не смогло сердце господина моего снести дружбы порушенной от отца его меж вами бывшей, потребовало оно виры за честь порушенную.
В этом месте старший племянник Хакона осклабился, умыслив, видать, пошутить насчет чети да юбок. Но глянул на конунга – и язык прикусил: как холодом морозным от старца повеяло. Хоть и был властитель Трандхейма в годах, да, видать, не зря цвел при нем Трандхейм, будто цветок на ниве ухоженной. Крепки еще эти руки старческие, ладно поводья схватили да правят.
- У границ Транхейма довелось нам дружину узреть твою, для встречи нас высланную, и взяли мы виру за заносчивость Трандхейма, но наполнились сердца наши грустью безмерно от того, что многие из воев славных да далеко не из худших на костры погребальные взошли.
Вот тут родовичей Хакона крепко проняло: дышать они стали тяжко, будто семь миль в полном доспехе в один миг пробежали. Конечно, никому из воинов не любо, коль поминают дела их бесславные.
- Ведомо всем, нет ничего краше сердцу нашему: со славой войти в залы Валгаллы и занять там достойное нас место, но не можем мы оставить земли наши без огляда на детей наших жить здесь без нас остающихся. Долг наш в том, чтоб дать поросли молодой взойти и на крыло встать, честь и славу отцов и дедов своих в нерушимости, чтоб они смогли. Если же взойдем мы безвременно в страну Асов, хоть и славой себя покрыв, но, бросив без охраны меча сильного землю нам завещанную, падет она к ногам воев пришлых и дети наши в рабстве у них аки псы смердящие останутся на веки вечные.
В этом месте по устам Хакона скользнула усмешка. Да и сам ворон опомнился, что, видать, лишку хватил, за словом красивым погнавшись. Конунг Транделага среди скальдов норвежских ценителем слыл, и музыка слов не была ему внове. Сам их судить мог, и сам, в случае нужном, не пару седмиц на вису потратит. Однако же, Фрейвайвар ныне был тут посланником, а не ценителем меда поэзии, так что жрец хитрый вмиг перестроился, о более понятных воям вещах речь поведя. Чай, Хакон не один тут был:
- Потому наш долг живым быть, хранить земли наши в нерушимости мечами острыми в руках защитников смелых. С мыслью об этом и заботой о будущем владений наших, шлет тебе владыка земель оркдальских свое предложение об окончании бессмысленной войны. Отбрось в сторону былое, отдай дочь свою в жены Грютингу, отцом ему нарекись, и в милости господина моего займи место почетное правой руки его, стань ярлом его возлюбленным, советником его ближним. И окрепнут земли наши под рукою могучей, славу себе стяжая могуществом своим, врагам злым на страх и погибель, на зависть соседям.
Племянники Хакона в сей момент сделали давно ожидаемое: с лавки вскочили, кулаками размахивая. Видимо, не оберегай Фрейвайвара знак воронов на белом полотнище – и перстами бы не оружными растерзали. Конунг лица не утратил, только чуть голос повысил, упрекая родовичей да к чести их воинской призывая:
- Гротгард! Херлауг! Остыньте. Не дело то – на гостя зверями бросаться, - и, повернувшись к посланцу из Оркдала, властно продолжил: - Что до тебя, так ворон – и вовсе не муж, а лишь голос пославшего. Грютинговы слова слышал – ему и отвечу. А ты, жрец, ушами ему послужи – да после передай все владыке пославшему в точности. Повезло ему сильно, да и умения Грютингу все же не занимать. Однако, я слову своему господин, и коль дал руку Ассы владыке Агдирскому – то в той земле Асса кюной и будет. А конунгом быть надо мной – Грютинг статью не вышел.
– Велика гордость твоя конунг, ослепленный ей и тоской по погибшим сыновьям своим, обрекаешь ты земли свои на разорение, а себя на поражение от руки господина моего. Распря меж нами потешит врагов, гибели семени нашему желающих, обдумай слова свои еще раз. Ведомо мне, что сватов к Харольду ты засылал, он же не предложит тебе столького как Грютинг конунг, одним из многих ярлов ты сможешь стать у юнца в бою себя не разу не показавшего, за спинами людей своих отсиживающегося. А под рукой твоей ходящие на посылках любимцев Харольдовых станут бегать. О себе не думаешь, подумай о людях, назвавшись конунгом, отцом ты им стал, так позаботься о клявшихся в верности тебе как должно отцу детей своих любящему.
- Нечего пугать меня днем грядущим, ворон Грютинга, - нахмурил седые брови хозяин усадьбы. – Или, глядишь, решу, что не только чужую волю ты сказываешь, но и свою думу холопскую в речи впустил, знаком посла прикрываясь. Никогда вои того не одобрили бы… что до пославшего тебя – говорю: коль приходил он, как гость – то всегда был мне люб да вниманьем обласкан. А для тех, кто лишь один довод знает – оружие, и у меня мечи востро наточены.
– Смотри владыка, своим упорством ты богов только гневаешь, они уже отдали нам одну победу, обрушив мечи наши на головы лучшей части дружины твоей, застили глаза супротивникам нашим, отдав их в наши руки. Так и теперь, с нами милость Одина и Тора, против нас выступив ты воле богов поперек идешь, не будет удачи тебе против Грютинга. Безмерно скорбеть мое сердце будет по славным воям, что могли бы стяжать себе славу в иных боях и вернуться домой с победой за плечами могучими и добычею славной в мешках походных.
- Одна битва – еще не война выигранная, - Хакон махнул рукой, давая понять что встреча закончена.
– Как скажешь, владыка Хладира, в твоей власти еще дать мне такой ответ, но грядет поражение твое от владыки моего, тогда уж кончится воля и слово твои тут. Сейчас же подчинюсь я воле твоей.
– Я – не зверь, чтобы сразу с дороги вас вновь на мороз выставить, - молвил конунг транделагский. - Хоть и идет Грютинг сюда с воями – но я покамест добра не забыл. Гостите в усадьбе моей до рассвета. Гротгард проводит к твоим воям да покажет где тебе разместиться, служитель богов.
Указанный племянник угрюмо поклонился родичу: видать, не сильно по сердцу был ему этот наказ, думал воин что тут и отпрыск рабынин бы справился. Но у Хакона своя дума была на уме, так что окликнул он ворона напоследок:
- И, жрец, прими как совет: смири свой змеиный язык, покуда гостишь во Хладире. Коли волю свою будешь мешать с конунжьей – больно падать придется. Торлейв из Агдира пример тому знатный.
Ответствовал напоследок старому Хакону Фрейвайр, должный поклон хозяину отвесил, как закон велел то посланнику, спину свою он чрезмерно при том не перетруждая. Сделал шаг назад и развернувшись вышел из залы совета тем же шагом, что и вошел недавно.
Харальд и Гутхорм, усадьба Хардалан, Гудбрандсдаллир.
c Тельтиаром
Гутхорм клинкул одного и слуг и попросил позвать Тормунда скальда, где бы он там ни ошивался, и что бы он там ни делал. Искали Тормунда долго. Оказалось, что он помогал кому-то из слуг колоть дрова, а заодно спрашивал их про "предания старины глубокой" и кто из какой страны родом, потому заготовка дров сильно затянулась.
- Эй, сказитель, - бросил хирдман. - Дрова пусть слуги колят, а тебя наш владетель ждет!
- Что от меня хозяин усадьбы хочет? -удивленно произнес Тормунд, отложив топор, и вытирая пот со лба.
- Не усадьбы, - воин важно поправил. - Сам конунг Харальд видеть тебя желает, да посмотреть, не даром ли ты свой хлеб ешь, да так ли ладен, как ярл Гутхорм сказывал.
Тормунд отряхнул со своей одежды древесную труху и щепки, шапку лисью для важности надел и пошел за хирдманом.
Ввели скальда в гридницу, да обратились на него взоры гостей, и сам конунг со своего места приподнялся, его приветствуя, да взглядом оценивающим окидывая - неказист был, по мнению Харальда сказитель Гутхормов, но быть может действительно язык у него был столь же лисий, сколь и наряд.
- Ты значит скальд Тормунд будешь, о чьем мастерстве дядя мой об заклад побился?
- Да вроде иного Тормунда здесь не бывало, коли не успел еще тут кто-то родиться, покамест я отсуствовал, - ответил Тормунд, поклонившись
- Быстр ты на язык, конунгу дерзить, - вставил свое слово Аудун, видимо боясь, как бы не забыли его.
- Дрезость ли отвечать правдиво? -удивился Тормунд.
- Правда правде рознь, как доброе пиво мутному и застоявшемуся.
- А у тебя, я посмотрю лишь пиво на уме, почтенный, даром что подле конунга сидишь, - с усмешкой парировал молодой скальд.
- Ну полно вам, - не утерпел Гутхорм, жаждя поскорее племяннику показать, на что его певец способен. - Налейте всем еще браги, а ты Тормунд драппу обещанную расскажи.
- Только часть драпы готова. Дозволено ли драпу незаконченную читать?
- Отговариваться брехун, - прошептал конунгу Аудун. - Ты вели, господин ему начинать, а то быть может такова драппа, что ее и заканчивать не стоит.
- Читай, скальд, такова моя воля, - повелел Харальд, кубок опустевший в сторону отставив, и тот час же слуга его до краев наполнил.
Тормунд откашлялся, и начал читать нараспев:
Слушай конунг скальда слово
Сечи лютой славу вспомним
Клёнов вихря дев крылатых
Клич клинков созвал в Хейдмёрке
Гудбранд гридней Волком битых
Горечь бегства звал утешить
Пеной пьяной Фрейр застолья
Поил прутья плетня боя.
Скальд же сам все это видел
Скажет все как в правду было
Ну а щедрый ас обручий
Мне за песнь даст награду...
- Красивы слова, нечего тут говорить, - первым похвалил скальда властитель, не давая Аудуну старому ничего сказать.
- Конунг разрешит продолжить? -спросил Тормунд, покосившись на злоязыкого старика
- Не разрешаю, - твердо произнес Харальд. - Но приказываю. Люба мне драппа сия, желаю всю ее слышать в скорости.
- Что ж, раз Ас леса копий так желает, прочитаю я то что успел... А далее, уже как меда хватит - ответил Тормунд, вновь поклонившись, и продолжил:
выгнан скальд с палаты пира
вынес пряжу норн благую
в тёмной чаще древ колючих
воев вел волк стежкой тайной
Сын тюленя рощ ветвистых
сонным гридням нес погибель
волк же шел тропою вепрей
ветвей гибель нес с собою
пир в Палатах у Хедина
песни пламени прервали
скальд там был и скальд все видел
стали тверже скальда слово
много ворогов узревший
ноги сделал Альхейм смелый
люд со шкурою медведей
весь ушел в палаты павших...
Харек Волк вел воев смело
хитрый ворог был раздавлен
Гилли храброму на помощь
гнусных карлов бить пошел он
выжег очага питатель
воев дом из шкур и ветвей
скачки гривы Локи видел
скальд был сам тому свидетель
Два жнеца сей жатвы лютой
дважды дятлов сеч питали
но не ждали что им в спину
недобитый Асгейр вдарит
стался всплеск отваги беглых
стали стенкой вышли в поле
Вновь сошлись в кровавом вихре
видя дома гридней гибель...
пали в пляске копий лютой
пенной влаги пить охочи
стал всем огненной могилой
хирда дом,то скальд все видел...
- Хорош скальд и награды достоин, - усмехнулся Харальд, третий уже кубок осушая. - А ты, Торбьерн сумеешь лучшую драппу сложить?
- Сумею, если о твоих свершениях славных мне кто-то расскажет, мой конунг. - ответил тот, хоть и призадумался.
- Уж поверь, будет кому рассказать, - Гутхорм скальду сказал. - А мы посмотрим, чье мастерство лучше.
- Ты же на заклад побился дядя, - напомнил Харальд. - А как нам определить, кто же из них лучше?
- Когда будут у обоих драппы их готовы, пусть состязание устроят на тинге - а люди знатные и именитые решат, кто им по сердцу больше придется, - отвечал Хрингарийский Олень.
- Это что-то новое, чтобы ради состязания скальдов тинг созывать. -сказал Аудун. - Или у нас будут иные причины для созыва тинга?
- Тинг, как и положено осенью соберем, - спокойно ярл Гутхорм произнес, на подначки скальда старого не реагируя. - К тому времени, стало быть оба скальда должны драппы свои завершить.
Тормунд обиженно скорчил гримасу:
- Я драпу за три дня сочинить могу, какой в этом толк до осени тянуть? Да и сам я уже к тому времени забуду о том, о чем поведать должен.
Ударил тогда кубком опустевшим по столу Харальд, брови сдвинув:
- Никак проиграть спор ты боишься, Гутхорм, потому и время оттягиваешь? Пусть на свадьбе моей с Ассой Хладирской они драппы свои зачитают. Таково мое слово.
- Не так-то просто будет тебе свадьбу сию сыграть, - ярл Гутхорм вздохнул. - Не знаешь ты еще, что Грютинг из Оркдаля рать большую супротив Хакона собрал, да невесту твою у тебя отбить силой жаждет. Лютая сеча в Транделаге будет.
Неприятны были слова эти конунгу, слишком хорошо понимал он, сколь шатка сейчас его власть. И пусть выпито много им было, но разум пока ясен оставался, и видел знал Харальд, что лишь с Хаконом породнившись, сумеет он достаточно силы получить для борьбы с врагами, пусть разгромленными, но пока еще опасными. Сейчас же землям его не меньшая опасность угрожала, чем прежде: Агдир ему принадлежит, новоинов нет, чтобы оборонить его от соседей жалких, да к тому же вновь старая Асса там в силу вошла, а от нее всякой подлости ждать можно, Хрингарики обескровлена, да и в Раумарики уже всех людей, кого вооружить можно под копье созвали, в Ранрики разбойники хозяйничают, Вингульмерк же слишком близок к землям свейским, а Эйрик конунг, по словам соглядатаев с большой ратью в Готланде уже гаутов под свою руку собирает. Что же до Гудбрандсдалира - легко ярлы ему подчинились, легко и бросят, стоит им лишь слабость конунжию увидать. Но, как только будет в союзе с ним Хладир, так многое измениться, ведь богата земля Транделагская и много в ней воинов славных.
- Так что мы тут сидим? - спросил Харальд. - Раз у меня отбить невесту силой желает, то и мне силою отстоять ее надо.
Хотел было ответить что-то ему дядя, да двери вновь распахнулись - ярл запыхавшийся в трапезную вошел, был он запылен с дороги, да снегом припорошен, и борода его грозно топорщилась. Расступились слуги, сам же он конунгу поклонился.
- Дозволь, государь, слово молвить, - так сказал.
- Молви, - разрешил Харальд. - Мы тебя слушаем. Назови свое имя, и по чьему ты поручению прибыл, и какие вести принес.
- Имя мое Асбьерн, был я Торлейвом жрецом послан в Хардаланд, дабы просить у Эйрика конунга руки дочери его в жены тебе, властитель, - начал расказ свой седовласый викинг. - Славно принял нас конунг, за стол пригласил да слова выслушал благосклонно.
- Эйрик вас благосклонно принял, а каков был прием, оказанный его дочерью? И каков ответ ее был? - спросил Харальд, точно в глаза ярлу верному глядя.
- Плох тот конунг, что слова девки вздорной слушает, а не голосу разума своего внимает, - Асбьерн ярл продолжил. - Таковым и Эйрик на поверку оказался, а дочь его не только отказала тебе, но и оскорбление тяжкое нанесла!
- И что это за оскорбление? - Нетерпеливо бросил конунг, поскорее ответ желая услышать. - Говори, я не Гандальв, чтобы вестников за слова чьи-то наказывать. Передай все в точности, что она сказала...
- Так сказала гордая Гюда, что не желает она девство свое тратить на конунга, столь малыми землями владеющего, - вздохнул посланец. - А еще сказала она, что пойдет лишь за того властетеля, что будет всей землей норвежской править, подобно Эйрику в Уппсале или Хардакнуту в Дании.
Стиснул пальцы Харальд конунг на кубке медном. Добела стиснул, столь велика обида была ему нанесенная. Это раньше, когда был он в окружении врагов, можно было над властью его иным потешаться, но после Хрингасакра изменилось все, и не было владетеля, большие земли имеющего, нежели Харальд сын Хальвдана. Ударил ему в голову разом весь хмель, что выпит был им на пиру, и таки слова произнес он:
- Что же, пусть горда дева, да узрел я мудрость и в ее словах. Негоже нам пировать, старые деяния воспевая, когда новые подвиги нас ждут! Не желаю я быть лишь одним из многих конунгов в Норвегии! И пред всеми вами клянусь, что не вложу меча в ножны, покуда всею державой не овладею! Клянусь, что не буду волос своих стричь и расчесывать, покуда не стану конунгом единоправным, и все фюльки под моею рукой не окажутся, как того достоин я по праву рождения, ибо род свой веду я от Одина и Ньорда!
- Воистину клятва достойная великого мужа - сказал Гутхорм. - И дело достойное для славного рода. А деву ту за слова ее дерзкие надо было бы связать и с собой привезти.
- Нет уж, дядя, - Харальд отвечал. - Пусть узрит она сначала, сколь глупы были слова ее гордые. Забудем о ней ныне, и вспомним тогда лишь, когда всею Норвегией мы владеть будем. Ты же, Асбьерн ярл, за службу свою верную, садись на высокое место подле меня, да браги испей с дороги тяжкой! Ведомо мне, что от самого Сарасберга ты за мной следовал, дабы весть эту принести.
Поблагодарил конунга ярл, сел возле Гутхорма могучего, сам же дядя правителя так говорил:
- Прав ты, юный Харальд, но скажи тогда, с чего начать ты желаешь?
- Завтра же поутру прикажу я воинам выступать к Оркдалю. Грютинг конунг на пути у клятвы моей стоит, так пусть же горькими слезами ему дерзость его отолтся! Так я тебе велю, Гутхорм - никого не щади во владениях конунга этого, позволь воинам деревни жечь, да людей сечь! Пусть поймет Грютинг подлый, сколь глупо было ему супротив меня идти, да невесту мою, Ассу Хладирскую вопреки воле отца ее возжелать!
Верно говорят, меняет власть людей, но чтобы так юноша всего за несколько месяцев изменился? Бледен был лик конунга агдирского, когда он эти слова произносил, но слово конунжие крепче стали, тверже камня - и сказанного назад уж не воротишь. Дана была клятва Харальдом перед всеми людьми его, перед ярлами и жрецами, и следовало держать ее, а то, что во хмелю была она сказана, не меняло ничего...
c Тельтиаром
Гутхорм клинкул одного и слуг и попросил позвать Тормунда скальда, где бы он там ни ошивался, и что бы он там ни делал. Искали Тормунда долго. Оказалось, что он помогал кому-то из слуг колоть дрова, а заодно спрашивал их про "предания старины глубокой" и кто из какой страны родом, потому заготовка дров сильно затянулась.
- Эй, сказитель, - бросил хирдман. - Дрова пусть слуги колят, а тебя наш владетель ждет!
- Что от меня хозяин усадьбы хочет? -удивленно произнес Тормунд, отложив топор, и вытирая пот со лба.
- Не усадьбы, - воин важно поправил. - Сам конунг Харальд видеть тебя желает, да посмотреть, не даром ли ты свой хлеб ешь, да так ли ладен, как ярл Гутхорм сказывал.
Тормунд отряхнул со своей одежды древесную труху и щепки, шапку лисью для важности надел и пошел за хирдманом.
Ввели скальда в гридницу, да обратились на него взоры гостей, и сам конунг со своего места приподнялся, его приветствуя, да взглядом оценивающим окидывая - неказист был, по мнению Харальда сказитель Гутхормов, но быть может действительно язык у него был столь же лисий, сколь и наряд.
- Ты значит скальд Тормунд будешь, о чьем мастерстве дядя мой об заклад побился?
- Да вроде иного Тормунда здесь не бывало, коли не успел еще тут кто-то родиться, покамест я отсуствовал, - ответил Тормунд, поклонившись
- Быстр ты на язык, конунгу дерзить, - вставил свое слово Аудун, видимо боясь, как бы не забыли его.
- Дрезость ли отвечать правдиво? -удивился Тормунд.
- Правда правде рознь, как доброе пиво мутному и застоявшемуся.
- А у тебя, я посмотрю лишь пиво на уме, почтенный, даром что подле конунга сидишь, - с усмешкой парировал молодой скальд.
- Ну полно вам, - не утерпел Гутхорм, жаждя поскорее племяннику показать, на что его певец способен. - Налейте всем еще браги, а ты Тормунд драппу обещанную расскажи.
- Только часть драпы готова. Дозволено ли драпу незаконченную читать?
- Отговариваться брехун, - прошептал конунгу Аудун. - Ты вели, господин ему начинать, а то быть может такова драппа, что ее и заканчивать не стоит.
- Читай, скальд, такова моя воля, - повелел Харальд, кубок опустевший в сторону отставив, и тот час же слуга его до краев наполнил.
Тормунд откашлялся, и начал читать нараспев:
Слушай конунг скальда слово
Сечи лютой славу вспомним
Клёнов вихря дев крылатых
Клич клинков созвал в Хейдмёрке
Гудбранд гридней Волком битых
Горечь бегства звал утешить
Пеной пьяной Фрейр застолья
Поил прутья плетня боя.
Скальд же сам все это видел
Скажет все как в правду было
Ну а щедрый ас обручий
Мне за песнь даст награду...
- Красивы слова, нечего тут говорить, - первым похвалил скальда властитель, не давая Аудуну старому ничего сказать.
- Конунг разрешит продолжить? -спросил Тормунд, покосившись на злоязыкого старика
- Не разрешаю, - твердо произнес Харальд. - Но приказываю. Люба мне драппа сия, желаю всю ее слышать в скорости.
- Что ж, раз Ас леса копий так желает, прочитаю я то что успел... А далее, уже как меда хватит - ответил Тормунд, вновь поклонившись, и продолжил:
выгнан скальд с палаты пира
вынес пряжу норн благую
в тёмной чаще древ колючих
воев вел волк стежкой тайной
Сын тюленя рощ ветвистых
сонным гридням нес погибель
волк же шел тропою вепрей
ветвей гибель нес с собою
пир в Палатах у Хедина
песни пламени прервали
скальд там был и скальд все видел
стали тверже скальда слово
много ворогов узревший
ноги сделал Альхейм смелый
люд со шкурою медведей
весь ушел в палаты павших...
Харек Волк вел воев смело
хитрый ворог был раздавлен
Гилли храброму на помощь
гнусных карлов бить пошел он
выжег очага питатель
воев дом из шкур и ветвей
скачки гривы Локи видел
скальд был сам тому свидетель
Два жнеца сей жатвы лютой
дважды дятлов сеч питали
но не ждали что им в спину
недобитый Асгейр вдарит
стался всплеск отваги беглых
стали стенкой вышли в поле
Вновь сошлись в кровавом вихре
видя дома гридней гибель...
пали в пляске копий лютой
пенной влаги пить охочи
стал всем огненной могилой
хирда дом,то скальд все видел...
- Хорош скальд и награды достоин, - усмехнулся Харальд, третий уже кубок осушая. - А ты, Торбьерн сумеешь лучшую драппу сложить?
- Сумею, если о твоих свершениях славных мне кто-то расскажет, мой конунг. - ответил тот, хоть и призадумался.
- Уж поверь, будет кому рассказать, - Гутхорм скальду сказал. - А мы посмотрим, чье мастерство лучше.
- Ты же на заклад побился дядя, - напомнил Харальд. - А как нам определить, кто же из них лучше?
- Когда будут у обоих драппы их готовы, пусть состязание устроят на тинге - а люди знатные и именитые решат, кто им по сердцу больше придется, - отвечал Хрингарийский Олень.
- Это что-то новое, чтобы ради состязания скальдов тинг созывать. -сказал Аудун. - Или у нас будут иные причины для созыва тинга?
- Тинг, как и положено осенью соберем, - спокойно ярл Гутхорм произнес, на подначки скальда старого не реагируя. - К тому времени, стало быть оба скальда должны драппы свои завершить.
Тормунд обиженно скорчил гримасу:
- Я драпу за три дня сочинить могу, какой в этом толк до осени тянуть? Да и сам я уже к тому времени забуду о том, о чем поведать должен.
Ударил тогда кубком опустевшим по столу Харальд, брови сдвинув:
- Никак проиграть спор ты боишься, Гутхорм, потому и время оттягиваешь? Пусть на свадьбе моей с Ассой Хладирской они драппы свои зачитают. Таково мое слово.
- Не так-то просто будет тебе свадьбу сию сыграть, - ярл Гутхорм вздохнул. - Не знаешь ты еще, что Грютинг из Оркдаля рать большую супротив Хакона собрал, да невесту твою у тебя отбить силой жаждет. Лютая сеча в Транделаге будет.
Неприятны были слова эти конунгу, слишком хорошо понимал он, сколь шатка сейчас его власть. И пусть выпито много им было, но разум пока ясен оставался, и видел знал Харальд, что лишь с Хаконом породнившись, сумеет он достаточно силы получить для борьбы с врагами, пусть разгромленными, но пока еще опасными. Сейчас же землям его не меньшая опасность угрожала, чем прежде: Агдир ему принадлежит, новоинов нет, чтобы оборонить его от соседей жалких, да к тому же вновь старая Асса там в силу вошла, а от нее всякой подлости ждать можно, Хрингарики обескровлена, да и в Раумарики уже всех людей, кого вооружить можно под копье созвали, в Ранрики разбойники хозяйничают, Вингульмерк же слишком близок к землям свейским, а Эйрик конунг, по словам соглядатаев с большой ратью в Готланде уже гаутов под свою руку собирает. Что же до Гудбрандсдалира - легко ярлы ему подчинились, легко и бросят, стоит им лишь слабость конунжию увидать. Но, как только будет в союзе с ним Хладир, так многое измениться, ведь богата земля Транделагская и много в ней воинов славных.
- Так что мы тут сидим? - спросил Харальд. - Раз у меня отбить невесту силой желает, то и мне силою отстоять ее надо.
Хотел было ответить что-то ему дядя, да двери вновь распахнулись - ярл запыхавшийся в трапезную вошел, был он запылен с дороги, да снегом припорошен, и борода его грозно топорщилась. Расступились слуги, сам же он конунгу поклонился.
- Дозволь, государь, слово молвить, - так сказал.
- Молви, - разрешил Харальд. - Мы тебя слушаем. Назови свое имя, и по чьему ты поручению прибыл, и какие вести принес.
- Имя мое Асбьерн, был я Торлейвом жрецом послан в Хардаланд, дабы просить у Эйрика конунга руки дочери его в жены тебе, властитель, - начал расказ свой седовласый викинг. - Славно принял нас конунг, за стол пригласил да слова выслушал благосклонно.
- Эйрик вас благосклонно принял, а каков был прием, оказанный его дочерью? И каков ответ ее был? - спросил Харальд, точно в глаза ярлу верному глядя.
- Плох тот конунг, что слова девки вздорной слушает, а не голосу разума своего внимает, - Асбьерн ярл продолжил. - Таковым и Эйрик на поверку оказался, а дочь его не только отказала тебе, но и оскорбление тяжкое нанесла!
- И что это за оскорбление? - Нетерпеливо бросил конунг, поскорее ответ желая услышать. - Говори, я не Гандальв, чтобы вестников за слова чьи-то наказывать. Передай все в точности, что она сказала...
- Так сказала гордая Гюда, что не желает она девство свое тратить на конунга, столь малыми землями владеющего, - вздохнул посланец. - А еще сказала она, что пойдет лишь за того властетеля, что будет всей землей норвежской править, подобно Эйрику в Уппсале или Хардакнуту в Дании.
Стиснул пальцы Харальд конунг на кубке медном. Добела стиснул, столь велика обида была ему нанесенная. Это раньше, когда был он в окружении врагов, можно было над властью его иным потешаться, но после Хрингасакра изменилось все, и не было владетеля, большие земли имеющего, нежели Харальд сын Хальвдана. Ударил ему в голову разом весь хмель, что выпит был им на пиру, и таки слова произнес он:
- Что же, пусть горда дева, да узрел я мудрость и в ее словах. Негоже нам пировать, старые деяния воспевая, когда новые подвиги нас ждут! Не желаю я быть лишь одним из многих конунгов в Норвегии! И пред всеми вами клянусь, что не вложу меча в ножны, покуда всею державой не овладею! Клянусь, что не буду волос своих стричь и расчесывать, покуда не стану конунгом единоправным, и все фюльки под моею рукой не окажутся, как того достоин я по праву рождения, ибо род свой веду я от Одина и Ньорда!
- Воистину клятва достойная великого мужа - сказал Гутхорм. - И дело достойное для славного рода. А деву ту за слова ее дерзкие надо было бы связать и с собой привезти.
- Нет уж, дядя, - Харальд отвечал. - Пусть узрит она сначала, сколь глупы были слова ее гордые. Забудем о ней ныне, и вспомним тогда лишь, когда всею Норвегией мы владеть будем. Ты же, Асбьерн ярл, за службу свою верную, садись на высокое место подле меня, да браги испей с дороги тяжкой! Ведомо мне, что от самого Сарасберга ты за мной следовал, дабы весть эту принести.
Поблагодарил конунга ярл, сел возле Гутхорма могучего, сам же дядя правителя так говорил:
- Прав ты, юный Харальд, но скажи тогда, с чего начать ты желаешь?
- Завтра же поутру прикажу я воинам выступать к Оркдалю. Грютинг конунг на пути у клятвы моей стоит, так пусть же горькими слезами ему дерзость его отолтся! Так я тебе велю, Гутхорм - никого не щади во владениях конунга этого, позволь воинам деревни жечь, да людей сечь! Пусть поймет Грютинг подлый, сколь глупо было ему супротив меня идти, да невесту мою, Ассу Хладирскую вопреки воле отца ее возжелать!
Верно говорят, меняет власть людей, но чтобы так юноша всего за несколько месяцев изменился? Бледен был лик конунга агдирского, когда он эти слова произносил, но слово конунжие крепче стали, тверже камня - и сказанного назад уж не воротишь. Дана была клятва Харальдом перед всеми людьми его, перед ярлами и жрецами, и следовало держать ее, а то, что во хмелю была она сказана, не меняло ничего...
Халагаланд
Двадцать лет назад.
Жил в Халогаланде на острове Торгар лендрманн по имени Бьергольв. Был он полувеликаном, и поэтому силой и ростом был наделён особенными. Был у него сын Брюньольв, похожий на отца как две капли воды. Вот состарился Брьергольв, жена его умерла и задумался Бьергольв о будущем. Поручил сыну вотчиной управлять, да женил его на Хельге, дочери Кетиля Лосося с Храфнисты. И родился у них сын Бард, рано возмужавший. Он был рослым, красивым и ясно виделась в нём кровь великана.
Однажды осенью пир многолюдный был. И пригласили на него Бьергольва и Брюньольва и были они самыми знатными гостями. Вечером жребий бросили, по древнему обычаю, кому с кем пить в одной паре. И выпало Бьергольву сидеть с дочерью Хёгни. Хёгни был человеком низкого происхождения, но он возвысился и стал очень богатым. Прежде чем оставить свою дочь, он поприветствовал Бьергольва.
-Здравия вам, почтенный Бьергольв и тебе могучий Брюньольв. – говорил Хёгни.
-И тебе не болеть, Хёгни. Что за дева рядом с тобой восседает? Эка красавица!- с лёгкой усмешкою спросил полувеликан.
Девушка покраснела и смущённо потупила взор.
-Это дочь моя, Хильдирид. – с гордостью в голове сказал Хёгни.
-Здравствуй, красавица. Уваж старика, посиди со мной да поговори.
Шумный был пир, много было бочонков выпито, много тем переговорено. Понравилась красавица Бьергольву. Однако хитрым был полувеликан, весь пир притворялся немощным, жалость вызывая. Перестала девушка смущаться его, откровения говорила да о жизни своей рассказала.
Пир закончился. Старый Бьергольв с сыном отправились домой.
Той же осенью Бьергольв с тридцатью бондами выехал на паруснике к острову Лека. Радушно встречал хозяин гостей, не ведая, какое зло они принесли с собой.
Испугалась красивая Хильдирид Бьергольва – не старцем немощным вошёл он в дом их, а воителем. По-хозяйски смотрел он на деву. Хильдирид хотела уж убежать от страшного полувеликана, но тут Хёгни говорит:
-Дочь моя! Разливай брагу нам с гостем!
Выпили Бьергольв и Хёгни кубок, другой. Тут полувеликан подзывает Хёгни и говорит:
-Дело у меня к тебе есть. Хочу я, Хёгни, чтобы дочь твоя со мной поехала, да свадьбу сыграли.
Хёгни покраснел, посерел и срывающимся голосом начал говорить:
-Н-но..
Бьергольв угрожающе привстал, потянувшись рукой к мечу.
Нечего делать было Хёгни, согласился он. Уплатил Бьергольв за Хильдирид эйрир золота да увёз с собой на остров Торгар.
Привёз Бьергольв деву домой, и увидев это, возмутился Брюньольв, но сделать ничего не мог.
Родилось у Бьергольва и Хильдирид два сына – Харек и Хрёрек. Были они невысокого роста, лицом красивы, неглупы.
Потом умер Бьергольв, вынесли его из дому и тут же прогнали Хильдирид вместе с сыновьями из дому. Поехали они на родной остров Хильдирид Лека к отцу. Лишил сыновей Хильдирид Брюньольв наследства, и потому их в округе презирали ,да ублюдками незаконнорожденными кликали. А наследовал Брюньольву его родной сын по имени Бард, и был он почти ровесником Харека и Хрёрика.
Наше время.
На севере, в Халогаланде, есть фьорд Вефснир, где находиться большой остров Аласт. На острове этом стоит имение Санднес, где живёт Сигурд и его дочь красавица Сигрид. Сигурд был лендрманном, самом богатым на севере, и дочь его, Сигрид, наследовала ему.
Именно к ней и приехал свататься Бард, сын Брюньольва.
-Здравствуй, могучий Сигурд. – сказал Бард, сходя с парусника.
Сигурд с улыбкой отвечал:
-И тебе здравствуй, Бард, сын Брюньольва. С чем пожаловал на мой остров?
-Дочь твоя Сигрид моё пленила сердце. Свататься я приехал.
-Ну проходи, попируем, погутарим. - Сигурд приглашающе махнул рукой.
Долго пир был, и сговорились стороны.
Недолго ждали, тут же помолвили, да свадьбу на следующее лето назначили.
Двадцать лет назад.
Жил в Халогаланде на острове Торгар лендрманн по имени Бьергольв. Был он полувеликаном, и поэтому силой и ростом был наделён особенными. Был у него сын Брюньольв, похожий на отца как две капли воды. Вот состарился Брьергольв, жена его умерла и задумался Бьергольв о будущем. Поручил сыну вотчиной управлять, да женил его на Хельге, дочери Кетиля Лосося с Храфнисты. И родился у них сын Бард, рано возмужавший. Он был рослым, красивым и ясно виделась в нём кровь великана.
Однажды осенью пир многолюдный был. И пригласили на него Бьергольва и Брюньольва и были они самыми знатными гостями. Вечером жребий бросили, по древнему обычаю, кому с кем пить в одной паре. И выпало Бьергольву сидеть с дочерью Хёгни. Хёгни был человеком низкого происхождения, но он возвысился и стал очень богатым. Прежде чем оставить свою дочь, он поприветствовал Бьергольва.
-Здравия вам, почтенный Бьергольв и тебе могучий Брюньольв. – говорил Хёгни.
-И тебе не болеть, Хёгни. Что за дева рядом с тобой восседает? Эка красавица!- с лёгкой усмешкою спросил полувеликан.
Девушка покраснела и смущённо потупила взор.
-Это дочь моя, Хильдирид. – с гордостью в голове сказал Хёгни.
-Здравствуй, красавица. Уваж старика, посиди со мной да поговори.
Шумный был пир, много было бочонков выпито, много тем переговорено. Понравилась красавица Бьергольву. Однако хитрым был полувеликан, весь пир притворялся немощным, жалость вызывая. Перестала девушка смущаться его, откровения говорила да о жизни своей рассказала.
Пир закончился. Старый Бьергольв с сыном отправились домой.
Той же осенью Бьергольв с тридцатью бондами выехал на паруснике к острову Лека. Радушно встречал хозяин гостей, не ведая, какое зло они принесли с собой.
Испугалась красивая Хильдирид Бьергольва – не старцем немощным вошёл он в дом их, а воителем. По-хозяйски смотрел он на деву. Хильдирид хотела уж убежать от страшного полувеликана, но тут Хёгни говорит:
-Дочь моя! Разливай брагу нам с гостем!
Выпили Бьергольв и Хёгни кубок, другой. Тут полувеликан подзывает Хёгни и говорит:
-Дело у меня к тебе есть. Хочу я, Хёгни, чтобы дочь твоя со мной поехала, да свадьбу сыграли.
Хёгни покраснел, посерел и срывающимся голосом начал говорить:
-Н-но..
Бьергольв угрожающе привстал, потянувшись рукой к мечу.
Нечего делать было Хёгни, согласился он. Уплатил Бьергольв за Хильдирид эйрир золота да увёз с собой на остров Торгар.
Привёз Бьергольв деву домой, и увидев это, возмутился Брюньольв, но сделать ничего не мог.
Родилось у Бьергольва и Хильдирид два сына – Харек и Хрёрек. Были они невысокого роста, лицом красивы, неглупы.
Потом умер Бьергольв, вынесли его из дому и тут же прогнали Хильдирид вместе с сыновьями из дому. Поехали они на родной остров Хильдирид Лека к отцу. Лишил сыновей Хильдирид Брюньольв наследства, и потому их в округе презирали ,да ублюдками незаконнорожденными кликали. А наследовал Брюньольву его родной сын по имени Бард, и был он почти ровесником Харека и Хрёрика.
Наше время.
На севере, в Халогаланде, есть фьорд Вефснир, где находиться большой остров Аласт. На острове этом стоит имение Санднес, где живёт Сигурд и его дочь красавица Сигрид. Сигурд был лендрманном, самом богатым на севере, и дочь его, Сигрид, наследовала ему.
Именно к ней и приехал свататься Бард, сын Брюньольва.
-Здравствуй, могучий Сигурд. – сказал Бард, сходя с парусника.
Сигурд с улыбкой отвечал:
-И тебе здравствуй, Бард, сын Брюньольва. С чем пожаловал на мой остров?
-Дочь твоя Сигрид моё пленила сердце. Свататься я приехал.
-Ну проходи, попируем, погутарим. - Сигурд приглашающе махнул рукой.
Долго пир был, и сговорились стороны.
Недолго ждали, тут же помолвили, да свадьбу на следующее лето назначили.
Транделаг.
совместно Тот и avarach
Кольцом змея Мидгарда опоясала боль голову Мара Иллугисона, сдавила сердце чёрное, плещась в водах злобы ледяной. Побелели пуще прежнего руки ярла Гаулардаля, жажда его обуяла необоримая, всё б отдал лишь бы с Хаконом поквитаться. Вдохнул Хладные Пальцы воздуха морозного, на ярлов взглянул, что рядом стояли. Вот он, случай! И выдумывать ничего не надо. Одну искру подбрось и сразу вспыхнет огонь косматый, запляшет алым отсветом на ликах ярлов, спалит разум их, направив бег свой в нужную сторону. Устоит ли тогда Хакон-конунг, ежели стена огненная на плечи его старческие рухнет. Нет, не выдюжит.
- Мнится ли мне, али действительно Хакон выгнал ярлов своих верных на двор, словно псов никчёмных, - так сказал Мар Иллугисон. Да громко сказал, чтоб все ярлы его слышать могли. Хищно осмотрелся округ себя Хладные Пальцы, настроение каждого ярла, безошибочно подмечая, кто уже сейчас поддержать его готов, а кто нет.
- Что, Раги, смотришь, не по нраву тебе, что вслух я глаголю? Или может слова мои обидными тебе кажутся, - обратился Мар к ярлу Эйна. – Так знай, что и я обижен сверх меры.
- Знаю я, - тут же откликнулся сын Ивара, - что выразил ты лишь мысль общую. А обидеть даже и не хотел.
- Щенка то безродного подле себя оставил, - бросил Гуннар Сердитый. Негромко сказал, да только услышал слова его каждый и понял правильно. Да и как не понять?
Плюнул Сурт Рукавица на землю и, развернувшись резко, к дружине своей пошёл. Ничего не сказал ярл Верадаля, но и так ясно было, что не Мару плевок тот предназначался. Что Мар то? Словом обидным попотчевал. А Хакон старый делом озлил, да не единожды.
- Постой, Сурт, - повинуясь порыву внезапному, окликнул Рукавицу Мар, - извиниться пред тобой хочу.
- Позже поговорим, - прозвучало в ответ.
И хоть злым голос ярла разъяренного был, охватила Мара радость, хоть и не отразилась на лице его. Знать верно он поступил игру свою коварную продолжая.
- Сам собака! – гневно выкрикнул Хрут Вегейрсон ярл Скауна. Шагнул в сторону дома, что посла Грюттингова приютил, а ярлов отверг и кулак показал. – Собака и есть.
- Нечего нам здесь делать более, - сказал Мар Хладные Пальцы.
- И то верно, - родич его подхватил. – Верно Сурт оценил волю Хакона. Не стану и я здесь оставаться.
- Пошли, родич, - ответил Мар.
Разъезжаться ярлы стали, узрев то, возрадовался сын Иллуги. Гуннару, родичу своему об этом сообщил, похвалил его, сказав, что без поддержки столь мощной, которую Сердитый ему предоставил, не смог бы он ярлов расшевелить.
- Теперь вот что, - сказал Мар. – Надо мне с посланником оркдальским погуторить. Но не здесь, понятное дело.
- Да, - отвечал Гуннар Сердитый. – Понял я твой замысел, родич. Но верно ли поступим, ежели с Грюттингом стакнемся?
- По другому никак. Да и всегда сможем мы от союза того отказаться, но сперва должен нам помощь оркдалец оказать.
- Как бы боком нам та помощь не вышла, - выразил опасения Арлаугсон.
- Ежели на нашей стороне Асы светлые, так нечего нам страшиться, ну а коли иначе, то от судьбы при любом исходе не убежим. Пока же есть в нас сила и разум, действовать надо, а не сиднем сидеть.
Выехали тем временем родичи за ворота усадьбы конунга своего, хотя кто ж теперь его так из ярлов величать станет? И во дворе никто Хакона конунгом не назвал, а теперь и подавно.
- Ты, Гуннар, в усадьбу поезжай, гонцов быстрых по соседям пусти, пущай собираются у тебя, мол говорить с каждым из них хочешь. Меня там дождитесь. И смотри, никого не выпускай, коли уехать захотят. Скажи им, Мар Иллугисон с вестями приехать должен.
- Всё сделаю, - Гуннар отвечал.
От Хакона выйдя Фрейвайрк людям своим направился, голод с дороги ему свой утолить требовалось, да решить что делать дальше: отдохнуть и со следующим утром, как предложил хозяин Хладира вернуться к своим, либо же времени не терять до дня завтрашнего, за светло вернуться к Грютингу. Раздумья не мешали жрецу бросать по сторонам взгляды внимательные, хоть и стояли в Хладире дружины немалые, да не то все, по слухам у Хакона здесь ярлов много больше быть должно, значит здесь только те, кто поспешая волю господина своего сполнить людей своих привели спешно. Остальные, значит, по долгу стрелы их конунгом посланной разъехались, не за стенами имения их искать надобно, а во поле чистом. Хирдманов много заметно тоже не было, но за тем хельд Исхер должен присматривать, он в том больше сведущ. Если дела так идут, тогда оставаться нельзя тут, того и гляди, Грютинг под стены пожалует, прочность доспеха вражьего пробовать, и дело его не будет исполнено. Надо прежде с Исхером потолковать будет, а потом и решать о своих свершениях. Дружинники, со Фрейвайром пришедшие, столовались отдельно от воев Хаконовых, отвели им отдельную горницу рядом с челядью, да охрану к дверям приставили. Провожали тяжелыми взглядами у дверей стоящие стражники проходящего к людям своим посланника, уступать дорогу не торопились, словно судьбу испытать решив. Покачал головой Фрейвайр на них глядючи, совсем не осталось у воев ни к богам почитания ни посланнику уважения – проходя мимо них за броню стражей ретивых жрец цеплялся. За столом им не красна девка прислуживала, но гридень в оружии, взгляды косые со всех сторон на воев Грютинга падали, те же хмуро вокруг оглядывались.
Присел меж эскорта своего Фрейвайр, тут же миску с похлебкой остывшей ему поставили, промолчал на то ворон Грютинга, не след на посмешище выставлять, мелкой мести врага поддавшись.
– Как устроились тут? – обратился к хельду своему Фрейвайр.
– Да никак, сидим без привязи привязанными – никуда не пойди, эти за нами аки хвосты песьи за хозяином следуют. И приставили ведь тех кого мы в приграничье били, чтоб злее были значит.
– Понятно, тогда не след нам здесь и задерживаться. Дело свое мы исполнили, в конунгом их говорил я, да отказ на предложение о Грютинга получил, что ж, дело хозяйское. Значит нам делать здесь нечего боле, назад нужно двигаться, выступим как поснедаю, собирайтесь и коней наших приготовьте к выходу.
– Добро!
– От гостеприимства, значит, отказываетесь нашего, али брезгуете? Ворона мы держать не будем, но стены наши покинув гостеприимства законов защиты лишитесь, мы за вас не в ответе боле станем. – выступил один из стражей, что у дверей стояли.
– Воина в поле меч хранит, а не милость хозяина, коль препятствовать не станете доберемся назад мы в целости, как сюда добрались так и выедем.
– Мешать не станем. Скатертью дорожка, катитесь к своему хозяину, да передайте, что скоро возьмем мы с него полной горстью за поражение, не поможет ему и Локки как в прошлый раз.
– Храбрым воям Один и Тор помощники, и милость их с нами, и при встрече вы это узреете. Спасибо за угощение сытное, да нам собираться надобно.
Не заняли сборы отряда времени много, потому как оркдальцы коней лишь своих устроили, снасть ездовую с них сняли, сами же готовы выступить были по слову старшего, потому и споро они за ворота выехали.
совместно Тот и avarach
Кольцом змея Мидгарда опоясала боль голову Мара Иллугисона, сдавила сердце чёрное, плещась в водах злобы ледяной. Побелели пуще прежнего руки ярла Гаулардаля, жажда его обуяла необоримая, всё б отдал лишь бы с Хаконом поквитаться. Вдохнул Хладные Пальцы воздуха морозного, на ярлов взглянул, что рядом стояли. Вот он, случай! И выдумывать ничего не надо. Одну искру подбрось и сразу вспыхнет огонь косматый, запляшет алым отсветом на ликах ярлов, спалит разум их, направив бег свой в нужную сторону. Устоит ли тогда Хакон-конунг, ежели стена огненная на плечи его старческие рухнет. Нет, не выдюжит.
- Мнится ли мне, али действительно Хакон выгнал ярлов своих верных на двор, словно псов никчёмных, - так сказал Мар Иллугисон. Да громко сказал, чтоб все ярлы его слышать могли. Хищно осмотрелся округ себя Хладные Пальцы, настроение каждого ярла, безошибочно подмечая, кто уже сейчас поддержать его готов, а кто нет.
- Что, Раги, смотришь, не по нраву тебе, что вслух я глаголю? Или может слова мои обидными тебе кажутся, - обратился Мар к ярлу Эйна. – Так знай, что и я обижен сверх меры.
- Знаю я, - тут же откликнулся сын Ивара, - что выразил ты лишь мысль общую. А обидеть даже и не хотел.
- Щенка то безродного подле себя оставил, - бросил Гуннар Сердитый. Негромко сказал, да только услышал слова его каждый и понял правильно. Да и как не понять?
Плюнул Сурт Рукавица на землю и, развернувшись резко, к дружине своей пошёл. Ничего не сказал ярл Верадаля, но и так ясно было, что не Мару плевок тот предназначался. Что Мар то? Словом обидным попотчевал. А Хакон старый делом озлил, да не единожды.
- Постой, Сурт, - повинуясь порыву внезапному, окликнул Рукавицу Мар, - извиниться пред тобой хочу.
- Позже поговорим, - прозвучало в ответ.
И хоть злым голос ярла разъяренного был, охватила Мара радость, хоть и не отразилась на лице его. Знать верно он поступил игру свою коварную продолжая.
- Сам собака! – гневно выкрикнул Хрут Вегейрсон ярл Скауна. Шагнул в сторону дома, что посла Грюттингова приютил, а ярлов отверг и кулак показал. – Собака и есть.
- Нечего нам здесь делать более, - сказал Мар Хладные Пальцы.
- И то верно, - родич его подхватил. – Верно Сурт оценил волю Хакона. Не стану и я здесь оставаться.
- Пошли, родич, - ответил Мар.
Разъезжаться ярлы стали, узрев то, возрадовался сын Иллуги. Гуннару, родичу своему об этом сообщил, похвалил его, сказав, что без поддержки столь мощной, которую Сердитый ему предоставил, не смог бы он ярлов расшевелить.
- Теперь вот что, - сказал Мар. – Надо мне с посланником оркдальским погуторить. Но не здесь, понятное дело.
- Да, - отвечал Гуннар Сердитый. – Понял я твой замысел, родич. Но верно ли поступим, ежели с Грюттингом стакнемся?
- По другому никак. Да и всегда сможем мы от союза того отказаться, но сперва должен нам помощь оркдалец оказать.
- Как бы боком нам та помощь не вышла, - выразил опасения Арлаугсон.
- Ежели на нашей стороне Асы светлые, так нечего нам страшиться, ну а коли иначе, то от судьбы при любом исходе не убежим. Пока же есть в нас сила и разум, действовать надо, а не сиднем сидеть.
Выехали тем временем родичи за ворота усадьбы конунга своего, хотя кто ж теперь его так из ярлов величать станет? И во дворе никто Хакона конунгом не назвал, а теперь и подавно.
- Ты, Гуннар, в усадьбу поезжай, гонцов быстрых по соседям пусти, пущай собираются у тебя, мол говорить с каждым из них хочешь. Меня там дождитесь. И смотри, никого не выпускай, коли уехать захотят. Скажи им, Мар Иллугисон с вестями приехать должен.
- Всё сделаю, - Гуннар отвечал.
От Хакона выйдя Фрейвайрк людям своим направился, голод с дороги ему свой утолить требовалось, да решить что делать дальше: отдохнуть и со следующим утром, как предложил хозяин Хладира вернуться к своим, либо же времени не терять до дня завтрашнего, за светло вернуться к Грютингу. Раздумья не мешали жрецу бросать по сторонам взгляды внимательные, хоть и стояли в Хладире дружины немалые, да не то все, по слухам у Хакона здесь ярлов много больше быть должно, значит здесь только те, кто поспешая волю господина своего сполнить людей своих привели спешно. Остальные, значит, по долгу стрелы их конунгом посланной разъехались, не за стенами имения их искать надобно, а во поле чистом. Хирдманов много заметно тоже не было, но за тем хельд Исхер должен присматривать, он в том больше сведущ. Если дела так идут, тогда оставаться нельзя тут, того и гляди, Грютинг под стены пожалует, прочность доспеха вражьего пробовать, и дело его не будет исполнено. Надо прежде с Исхером потолковать будет, а потом и решать о своих свершениях. Дружинники, со Фрейвайром пришедшие, столовались отдельно от воев Хаконовых, отвели им отдельную горницу рядом с челядью, да охрану к дверям приставили. Провожали тяжелыми взглядами у дверей стоящие стражники проходящего к людям своим посланника, уступать дорогу не торопились, словно судьбу испытать решив. Покачал головой Фрейвайр на них глядючи, совсем не осталось у воев ни к богам почитания ни посланнику уважения – проходя мимо них за броню стражей ретивых жрец цеплялся. За столом им не красна девка прислуживала, но гридень в оружии, взгляды косые со всех сторон на воев Грютинга падали, те же хмуро вокруг оглядывались.
Присел меж эскорта своего Фрейвайр, тут же миску с похлебкой остывшей ему поставили, промолчал на то ворон Грютинга, не след на посмешище выставлять, мелкой мести врага поддавшись.
– Как устроились тут? – обратился к хельду своему Фрейвайр.
– Да никак, сидим без привязи привязанными – никуда не пойди, эти за нами аки хвосты песьи за хозяином следуют. И приставили ведь тех кого мы в приграничье били, чтоб злее были значит.
– Понятно, тогда не след нам здесь и задерживаться. Дело свое мы исполнили, в конунгом их говорил я, да отказ на предложение о Грютинга получил, что ж, дело хозяйское. Значит нам делать здесь нечего боле, назад нужно двигаться, выступим как поснедаю, собирайтесь и коней наших приготовьте к выходу.
– Добро!
– От гостеприимства, значит, отказываетесь нашего, али брезгуете? Ворона мы держать не будем, но стены наши покинув гостеприимства законов защиты лишитесь, мы за вас не в ответе боле станем. – выступил один из стражей, что у дверей стояли.
– Воина в поле меч хранит, а не милость хозяина, коль препятствовать не станете доберемся назад мы в целости, как сюда добрались так и выедем.
– Мешать не станем. Скатертью дорожка, катитесь к своему хозяину, да передайте, что скоро возьмем мы с него полной горстью за поражение, не поможет ему и Локки как в прошлый раз.
– Храбрым воям Один и Тор помощники, и милость их с нами, и при встрече вы это узреете. Спасибо за угощение сытное, да нам собираться надобно.
Не заняли сборы отряда времени много, потому как оркдальцы коней лишь своих устроили, снасть ездовую с них сняли, сами же готовы выступить были по слову старшего, потому и споро они за ворота выехали.
Альвхеймар. Конунг Гандальв.
Побеседовав с Асгейром, конунг вышел на воздух. Тут и улыбка его веселая, ярлу показанная разом пропала: ладно гуторил Асгейр об их положении, да и сам владыка ясно понимал, что ныне Альвхеймар весь – словно вепрь подраненный. И желал бы обидчика клыками поддеть да в землю втоптать – а уж силы не те. Нет, тут иным зверем стоит прикинуться да смекалку лисью врагу показать.
Помнил Гандальв речи Агсейровы про союзников, нужных чтоб Харальда надломить. И свой ответ – тоже отнюдь не забыл. Нелегко было гордому конунгу признать, что он в чести он ныне в Норвегии, однако слепец в деле таком недолго живет. Не дело воину глаза на опасность закрывать. Кроме того, немного подумав, конунг увидел-таки хорошие возможности для союза. Владыка Мера в прошлом другом Гадальвовым звался, многим врагам их клинки головы сняли. И серый конунг доподлинно знал, что Харальда в землях тех вовсе не жаловали. Вот и удумал он ныне, идя по улице, гридней с дарами богатыми в Мер отослать, да хозяину тамошнему о дружбе напомнить. Даже коли не согласиться он рати с Гандальвом объединить, немилость богов разделить убоявшись, то и под руку щенку без боя не дастся. Гордость не стерпит.
На том владыка Альвхеймара и порешил. Сказано-сделано: нашел конунг дружинников смелых да замысел свой растолковал. Хоть и бесславной была сия война для Альвхеймара, однако досель Гандальв терял больше мужей да гордыню, а не серебро да камни самоцветные. Хотя, может, и предпочел бы властитель иное, но боги судили именно так. Так что в дарах недостатку не виделось: и кольчуги богатые в сундуках сохранялись, и мечи славные для мужей дружинных и украшения для их жен для дочек. Да и мехов, зимою полезных, было без счета. Послов таких ни один конунга в уме за ворота не выставит, тем паче, что строго наказал Гандальв людям своим в Мере ничего не просить, только о дружбе былой речи ведя да спасение конунга своего прославляя.
В усадьбе уж многие гуторили, что заговорен-де властитель Альвхеймарский, коль дважды за время короткое смерти верной избегнул. Не спорил с тем Гандальв – напротив, к выгоде своей болтовню ту решил обратить. А союзникам возможным тоже полезно знать, что не просто с мужем славным задружаться, а с воем, богами хранимым.
Побеседовав с Асгейром, конунг вышел на воздух. Тут и улыбка его веселая, ярлу показанная разом пропала: ладно гуторил Асгейр об их положении, да и сам владыка ясно понимал, что ныне Альвхеймар весь – словно вепрь подраненный. И желал бы обидчика клыками поддеть да в землю втоптать – а уж силы не те. Нет, тут иным зверем стоит прикинуться да смекалку лисью врагу показать.
Помнил Гандальв речи Агсейровы про союзников, нужных чтоб Харальда надломить. И свой ответ – тоже отнюдь не забыл. Нелегко было гордому конунгу признать, что он в чести он ныне в Норвегии, однако слепец в деле таком недолго живет. Не дело воину глаза на опасность закрывать. Кроме того, немного подумав, конунг увидел-таки хорошие возможности для союза. Владыка Мера в прошлом другом Гадальвовым звался, многим врагам их клинки головы сняли. И серый конунг доподлинно знал, что Харальда в землях тех вовсе не жаловали. Вот и удумал он ныне, идя по улице, гридней с дарами богатыми в Мер отослать, да хозяину тамошнему о дружбе напомнить. Даже коли не согласиться он рати с Гандальвом объединить, немилость богов разделить убоявшись, то и под руку щенку без боя не дастся. Гордость не стерпит.
На том владыка Альвхеймара и порешил. Сказано-сделано: нашел конунг дружинников смелых да замысел свой растолковал. Хоть и бесславной была сия война для Альвхеймара, однако досель Гандальв терял больше мужей да гордыню, а не серебро да камни самоцветные. Хотя, может, и предпочел бы властитель иное, но боги судили именно так. Так что в дарах недостатку не виделось: и кольчуги богатые в сундуках сохранялись, и мечи славные для мужей дружинных и украшения для их жен для дочек. Да и мехов, зимою полезных, было без счета. Послов таких ни один конунга в уме за ворота не выставит, тем паче, что строго наказал Гандальв людям своим в Мере ничего не просить, только о дружбе былой речи ведя да спасение конунга своего прославляя.
В усадьбе уж многие гуторили, что заговорен-де властитель Альвхеймарский, коль дважды за время короткое смерти верной избегнул. Не спорил с тем Гандальв – напротив, к выгоде своей болтовню ту решил обратить. А союзникам возможным тоже полезно знать, что не просто с мужем славным задружаться, а с воем, богами хранимым.
Остров Мьон. Халльвард, Сигтрюгг.
С благословения Тельтиара при моральной и не только поддержке Скальда.
Отплыли драккары от Сарасберга вечером. Ветер попутный всю ночь их сопровождал, лишь к рассвету направление сменив, но до острова Мьон уж совсем недалече было.
Халльвард-хельд до утра раннего очей не сомкнул, тяжкие думы мучили его. Не давало покоя юноше предсказание Рагхильды. Даже не в пустой руне было дело: терзали его думы о предстоящих велики свершениях. Если уже предсказана судьба, сказал бы кто другой, то можно и не бояться за будущее, сама придет слава неугасающая да богатство великое. Но Халльвард знал твердо, что теперь судьбу предреченную заслужить надобно. Значит, еще сложнее придется им с братом, чем нынче…
Мерным звуком весел, рассекающих волны, да туманом вокруг встретило утро мореходов. Вот уж темным пятном за мутной белесой стеной показался берег.
- Ты готов, Сигтрюгг? – низко шлем надвинул Халльвард, расправил плечи, кольчугой покрытые.
Первый раз, пожалуй, он себя действительно викингом почувствовал, дух предков в себе ощутил. С улыбкой младший брат взглянул на него. Много бодрее он себя чувствовал, нежели Халльвард, и немудрено – удалось ему прикорнуть часок у снастей, на палубе сложенных.
- Готов, - отвечал он. – Ты, я вижу, сечи великой ожидаешь, насмерть с врагом биться собрался?
Вспомнил тут Халльвард, что не осталось, по словам Асгаута, воинов в поселении, и смутился юноша, махнул рукой. И правда, нечего тут искать возможность подвиг в битве совершить. А вот сокровища для конунга доставить в Агдир – разговор совсем другой.
Заскрежетали камни прибрежные о деревянное дно драккара. Поискал Халльвард взглядом Рагнара – пора было уж сходить на брег Мьона воинам. Викинг у самого борта стоял, вдаль вглядываясь, сквозь туман.
- Вестимо, не ждут нас вороги, - ухмыльнулся берсерк. – Ну что же, вперед, сыны Одина!
- Вперед! – подхватил Халльвард, за ним и остальные воины. И устремились на сушу отряды.
Поселение небольшое, частоколом крепким обнесенное – вот и все, что захватить было надобно. Стражи, что дремали у ворот в этот час, и проснуться не успели, первого стрела Сигтрюгга поразила в грудь, остальные вскочили, но тут их воины Харальда точно лавиной накрыли. Словно беду почуяв, закричали петухи в деревне, разбудили людей. Только поздно уж было – снесли частокол, втоптали в землю и ворвались в деревню незваные гости, что принесли с собой вместо подарков хозяевам смерть на острие мечей да копий.
Захлопали ставни в домах – переполошенные жители деревни выглядывали на улицу. Но тут же в их дома врывались викинги, ломали, крушили все на своем пути. Женщин за волосы вытаскивали во двор, некоторых из них там же и крестом раскладывали прямо на земле, чтоб потешиться; стариков да детей выгоняли наружу, мужчин же взрослых – впрочем, совсем мало их в деревне оставалось – убивали на месте. Все, что внутри изб было – сундуки какие с добром да шкатулки, в которых жены украшения свои нехитрые хранили – мигом разбирали витязи да меж собой делили.
- Женщин, что покраше, да детей постарше, в плен берите! – звонко Халльвард крикнул и к брату обернулся. – А нам нужно дом найти, который главному здесь принадлежит.
- Ну, за этим дело не станет, любого тут спроси, - пожал плечами Сигтрюгг. Крики, оружия звон да женский вой уже реже слышались, переполох стихать начал. Огляделся Халльвард, увидел старика, возле дома одного сидящего. Глаза его полузакрыты были так, что неживым он казался, однако изредка все же голову поднимал, горестным взором деревню окидывая. Подошел к нему хельд, приставил меч к горлу острием самым.
- Отвечай, старец, где старосты вашего дом стоит? – вопросил он.
Поднял старик на него очи, бельмом уже подернутые, и видел Халльвард на щеках его бороздки, катящимися слезами прочерченные. Ничего не сказал старик, только указал узловатым пальцем на избу, ближе к краю деревни стоящую. Едва-едва добрались до нее воители халльвардовы.
- Идем, брат, - махнул юноша рукой., и оставили они старика, как он был: все равно пользы нету ни от живого его, ни от мертвого.
В избу указанную вошли они вместе с десятниками, Кьярвалем и Фрейгейром. Не удалось главе деревенскому уйти – Рагнар в ту избу раньше братьев двоих поспел. С кем-то из херсиров, Халльварду незнакомых, стоял он супротив мужчины, ростом низкого и в годах уже, с бородой наполовину седой.
- Вот и староста, видать, - Халльвард произнес, - что же, расспросил ты его, где сокровища пираты хранят?
- Едва начал, - недобро усмехнулся херсир. – Да он все запирается, говорить не хочет.
Будто в подтверждение слов этих одарил староста Халльварда взгляда, лютой ненависти полным. Если б можно было убить одним только взором, давно бы уже мертвы были и Халльвард, и сам Рагнар, и все, кто в избе сейчас находился.
- Способы разные есть, чтоб человека говорить заставить, - подал голос Кьярваль. – Пытали при мне полоненного одного…щепы деревянные под ногти загоняли…
- Щепок нам нонче взять негде, - Рагнар отвечал, - видно, что другое придумать придется.
- А ты ему по полпальца отрубай каждый раз, как говорить откажется, - Халльвард присоветовал. Сказал он это не всерьез, только для того, чтоб старосту испугать, но Рагнар по-своему это истолковал. Веревкой, что на поясе у него висела, привязал херсир руку старосты к лавке деревянной, чтобы тот ей пошевелить не мог. Пытался он бороться с Рагнаром, да тому Торхалль помогал, держал допрашиваемого.
- Дай-ка кинжал мне свой, Сигтрюгг, - Рагнар попросил. Отдал парнишка ему оружие свое, во все глаза уставившись на старосту.
- Ну, говори теперича, где хранят пираты сокровища свои?
Сжал зубы староста крепко.
- Хотите, чтоб добыча их вам досталась, так не бывать тому, песье семя! Не выдам тайны, хоть руку до локтя отрубите!
- Может, и отрубим, - усмехнулся Рагнар, кинжалом взмахнув. Стукнуло лезвие о лавку деревянную, да кровь на нее хлынула. Покатился по полу палец отрубленный, застонал староста.
- Хельд же сказал, по полпальца рубить, - поднял бровь Торхалль.
- Велика разница, - пожал плечами Рагнар. – Ну, говори теперь! Где сокровища?
- Там, за деревней…- сквозь зубы муж отвечал, - как по тропе идти к роще дубовой…
- Знак какой есть над тем местом?
Помотал головой староста. Херсир же нахмурился.
- Врешь, старик – не бывает так, чтобы пираты знака какого не оставили над тем местом, где сокровища лежат, - во второй раз кинжал кровью окрасился. Отвел Сигтрюгг очи, не смог глядеть больше, как человека мучают. Слезы выступили уже на глазах у старосты.
- Камень…камень придорожный, под ним сокровища! – вскричал он. – Только заговорен он, чтоб не смогли его найти чужаки, руна на нем…
- Понятно все, - убрал Рагнар руку с кинжалом. – Ты нас и поведешь к нему. Впрочем, нет, лучше кого из пленных будет взять, мнится мне. Согласен со мною, хельд?
- Пусть так и будет, - кивнул Халльвард. – А что с этим делать нам?
Вытащил Рагнар из ножен свой меч.
- В живых можно и оставить. А руку я ему отрублю все же, не след словами такими бросаться было, храбрость свою проявлять…
Не выдержал Сигтрюгг, вышел прочь. Уже у самого порога хруст костей он услышал да дикий крик, полный боли и злобы.
Вместе с мужами полоненными, кого не убили викинги Харальда, быстро удалось им камень отыскать. Но прежде чем подымать его, нужно было вначале заклятье наложенное обезвредить. Знахаря деревенского, которого тоже в плен захватили, заставили на камне руны начертить - Гар, Эрда, Турс, Сол и Тиваз. Затем орудиями, в деревне разграбленной взятыми, быстро перевернули они камень и достали из-под него богатства несметные, в сундуки заключенные. Было в сундуках и злато, и серебро, и каменья драгоценные, и четки с бусинами крупными и чего только не было!
- Знатную добычу мы конунгу привезем, - радовался Сигтрюгг, сквозь пальцы золотые монеты пропуская. – Небось и самим чего достанется за службу, как думаешь, брат?
- Увидим, - улыбнулся Халльвард в ответ. – Но довольно клад разглядывать, пора уж на корабли сундуки грузить да пленных вязать и в трюмы сажать.
Начертил тогда колдун обратные знаки на камне, и на место его положили. Клад же забрали вместе с полоненными на корабли и тут же отправились обратно в путь.
С благословения Тельтиара при моральной и не только поддержке Скальда.
Отплыли драккары от Сарасберга вечером. Ветер попутный всю ночь их сопровождал, лишь к рассвету направление сменив, но до острова Мьон уж совсем недалече было.
Халльвард-хельд до утра раннего очей не сомкнул, тяжкие думы мучили его. Не давало покоя юноше предсказание Рагхильды. Даже не в пустой руне было дело: терзали его думы о предстоящих велики свершениях. Если уже предсказана судьба, сказал бы кто другой, то можно и не бояться за будущее, сама придет слава неугасающая да богатство великое. Но Халльвард знал твердо, что теперь судьбу предреченную заслужить надобно. Значит, еще сложнее придется им с братом, чем нынче…
Мерным звуком весел, рассекающих волны, да туманом вокруг встретило утро мореходов. Вот уж темным пятном за мутной белесой стеной показался берег.
- Ты готов, Сигтрюгг? – низко шлем надвинул Халльвард, расправил плечи, кольчугой покрытые.
Первый раз, пожалуй, он себя действительно викингом почувствовал, дух предков в себе ощутил. С улыбкой младший брат взглянул на него. Много бодрее он себя чувствовал, нежели Халльвард, и немудрено – удалось ему прикорнуть часок у снастей, на палубе сложенных.
- Готов, - отвечал он. – Ты, я вижу, сечи великой ожидаешь, насмерть с врагом биться собрался?
Вспомнил тут Халльвард, что не осталось, по словам Асгаута, воинов в поселении, и смутился юноша, махнул рукой. И правда, нечего тут искать возможность подвиг в битве совершить. А вот сокровища для конунга доставить в Агдир – разговор совсем другой.
Заскрежетали камни прибрежные о деревянное дно драккара. Поискал Халльвард взглядом Рагнара – пора было уж сходить на брег Мьона воинам. Викинг у самого борта стоял, вдаль вглядываясь, сквозь туман.
- Вестимо, не ждут нас вороги, - ухмыльнулся берсерк. – Ну что же, вперед, сыны Одина!
- Вперед! – подхватил Халльвард, за ним и остальные воины. И устремились на сушу отряды.
Поселение небольшое, частоколом крепким обнесенное – вот и все, что захватить было надобно. Стражи, что дремали у ворот в этот час, и проснуться не успели, первого стрела Сигтрюгга поразила в грудь, остальные вскочили, но тут их воины Харальда точно лавиной накрыли. Словно беду почуяв, закричали петухи в деревне, разбудили людей. Только поздно уж было – снесли частокол, втоптали в землю и ворвались в деревню незваные гости, что принесли с собой вместо подарков хозяевам смерть на острие мечей да копий.
Захлопали ставни в домах – переполошенные жители деревни выглядывали на улицу. Но тут же в их дома врывались викинги, ломали, крушили все на своем пути. Женщин за волосы вытаскивали во двор, некоторых из них там же и крестом раскладывали прямо на земле, чтоб потешиться; стариков да детей выгоняли наружу, мужчин же взрослых – впрочем, совсем мало их в деревне оставалось – убивали на месте. Все, что внутри изб было – сундуки какие с добром да шкатулки, в которых жены украшения свои нехитрые хранили – мигом разбирали витязи да меж собой делили.
- Женщин, что покраше, да детей постарше, в плен берите! – звонко Халльвард крикнул и к брату обернулся. – А нам нужно дом найти, который главному здесь принадлежит.
- Ну, за этим дело не станет, любого тут спроси, - пожал плечами Сигтрюгг. Крики, оружия звон да женский вой уже реже слышались, переполох стихать начал. Огляделся Халльвард, увидел старика, возле дома одного сидящего. Глаза его полузакрыты были так, что неживым он казался, однако изредка все же голову поднимал, горестным взором деревню окидывая. Подошел к нему хельд, приставил меч к горлу острием самым.
- Отвечай, старец, где старосты вашего дом стоит? – вопросил он.
Поднял старик на него очи, бельмом уже подернутые, и видел Халльвард на щеках его бороздки, катящимися слезами прочерченные. Ничего не сказал старик, только указал узловатым пальцем на избу, ближе к краю деревни стоящую. Едва-едва добрались до нее воители халльвардовы.
- Идем, брат, - махнул юноша рукой., и оставили они старика, как он был: все равно пользы нету ни от живого его, ни от мертвого.
В избу указанную вошли они вместе с десятниками, Кьярвалем и Фрейгейром. Не удалось главе деревенскому уйти – Рагнар в ту избу раньше братьев двоих поспел. С кем-то из херсиров, Халльварду незнакомых, стоял он супротив мужчины, ростом низкого и в годах уже, с бородой наполовину седой.
- Вот и староста, видать, - Халльвард произнес, - что же, расспросил ты его, где сокровища пираты хранят?
- Едва начал, - недобро усмехнулся херсир. – Да он все запирается, говорить не хочет.
Будто в подтверждение слов этих одарил староста Халльварда взгляда, лютой ненависти полным. Если б можно было убить одним только взором, давно бы уже мертвы были и Халльвард, и сам Рагнар, и все, кто в избе сейчас находился.
- Способы разные есть, чтоб человека говорить заставить, - подал голос Кьярваль. – Пытали при мне полоненного одного…щепы деревянные под ногти загоняли…
- Щепок нам нонче взять негде, - Рагнар отвечал, - видно, что другое придумать придется.
- А ты ему по полпальца отрубай каждый раз, как говорить откажется, - Халльвард присоветовал. Сказал он это не всерьез, только для того, чтоб старосту испугать, но Рагнар по-своему это истолковал. Веревкой, что на поясе у него висела, привязал херсир руку старосты к лавке деревянной, чтобы тот ей пошевелить не мог. Пытался он бороться с Рагнаром, да тому Торхалль помогал, держал допрашиваемого.
- Дай-ка кинжал мне свой, Сигтрюгг, - Рагнар попросил. Отдал парнишка ему оружие свое, во все глаза уставившись на старосту.
- Ну, говори теперича, где хранят пираты сокровища свои?
Сжал зубы староста крепко.
- Хотите, чтоб добыча их вам досталась, так не бывать тому, песье семя! Не выдам тайны, хоть руку до локтя отрубите!
- Может, и отрубим, - усмехнулся Рагнар, кинжалом взмахнув. Стукнуло лезвие о лавку деревянную, да кровь на нее хлынула. Покатился по полу палец отрубленный, застонал староста.
- Хельд же сказал, по полпальца рубить, - поднял бровь Торхалль.
- Велика разница, - пожал плечами Рагнар. – Ну, говори теперь! Где сокровища?
- Там, за деревней…- сквозь зубы муж отвечал, - как по тропе идти к роще дубовой…
- Знак какой есть над тем местом?
Помотал головой староста. Херсир же нахмурился.
- Врешь, старик – не бывает так, чтобы пираты знака какого не оставили над тем местом, где сокровища лежат, - во второй раз кинжал кровью окрасился. Отвел Сигтрюгг очи, не смог глядеть больше, как человека мучают. Слезы выступили уже на глазах у старосты.
- Камень…камень придорожный, под ним сокровища! – вскричал он. – Только заговорен он, чтоб не смогли его найти чужаки, руна на нем…
- Понятно все, - убрал Рагнар руку с кинжалом. – Ты нас и поведешь к нему. Впрочем, нет, лучше кого из пленных будет взять, мнится мне. Согласен со мною, хельд?
- Пусть так и будет, - кивнул Халльвард. – А что с этим делать нам?
Вытащил Рагнар из ножен свой меч.
- В живых можно и оставить. А руку я ему отрублю все же, не след словами такими бросаться было, храбрость свою проявлять…
Не выдержал Сигтрюгг, вышел прочь. Уже у самого порога хруст костей он услышал да дикий крик, полный боли и злобы.
Вместе с мужами полоненными, кого не убили викинги Харальда, быстро удалось им камень отыскать. Но прежде чем подымать его, нужно было вначале заклятье наложенное обезвредить. Знахаря деревенского, которого тоже в плен захватили, заставили на камне руны начертить - Гар, Эрда, Турс, Сол и Тиваз. Затем орудиями, в деревне разграбленной взятыми, быстро перевернули они камень и достали из-под него богатства несметные, в сундуки заключенные. Было в сундуках и злато, и серебро, и каменья драгоценные, и четки с бусинами крупными и чего только не было!
- Знатную добычу мы конунгу привезем, - радовался Сигтрюгг, сквозь пальцы золотые монеты пропуская. – Небось и самим чего достанется за службу, как думаешь, брат?
- Увидим, - улыбнулся Халльвард в ответ. – Но довольно клад разглядывать, пора уж на корабли сундуки грузить да пленных вязать и в трюмы сажать.
Начертил тогда колдун обратные знаки на камне, и на место его положили. Клад же забрали вместе с полоненными на корабли и тут же отправились обратно в путь.
Сарасберг
Кюна Рагхильда и Асгаут-ярл
Совместно с Тельтиаром
Давно послала Рагхильда одного из своих ближайших слуг за Асгаутом ярлом, что утаил от кюны новости важные и мрачные. Рассердило то немало Рагхильду, думала она, как бы наказать Асгаута.
Но вот наконец вернулся слуга и доложил, что прибыл ярл по просьбе кюны. Пошла Рагхильда в комнату другую, села в кресло резное да лицо сделала спокойное и равнодушное, как серые скалы.
- Приветствую тебя, кюна великая, - поклонился в пояс Асгаут, в помещение проходя. Было пока еще невдомек ему, зачем позвала его властительница, и оттого тревожно на душе становилось.
- Да будет с тобой благословение богов, Асгаут, - молвила кюна, строго на него глядя, - Знаешь ли ты, почему позвали тебя сюда?
- Не ведаю госпожа, - отвечал ярл, ближе подходя к Рагхильде. - Слуга твой ничего мне не сказывал.
- Знаю, - отмахнулась Рагхильда, - А позвала я тебя вот для чего. Пришло мне сегодня послание о том, что в Вестфольде житья нет и просят меня о помощи жители тех краев. Не ведаешь ли ты, в чем дело там?
Вздорогнул едва заметно Асгаут, да быстро взял себя в руки, усмехнулся в бороду густую:
- А от кого послание то пришло, мудрая Рагхильда, тебе? - Вопросил он. - Ведь недавно совсем посылал я туда верных люде, и возвернулись они с вестями добрыми.
- О том тебе знать не положено, - отрубила кюна, холодно глянув на Асгаута, взглядом своим будто в прорубь окунула, - А то что пришло послание - ты не сомневайся. Али не веришь мне, кюне своей? Что там происходит, Асгаут? Не дури, боги все видят!
Смутился совсем ярл могучий, отпрянул, да вид у него был в этот момент такой, как у мальчишки, которого мать за шалость отчитывает. Суров был взгляд кюны, а Асгаут хоть и выглядел внушительно, да пока еще всего двадцать пять зим встретил, его лишь борода окладистая старила. Однако ж собрался мужчина с духом, твердо ответил кюне:
- Много горя было в Вестфольде за последнее время, и о том тебе ведомо, госпожа, - начал он рассказ. - Наперед старую Ассу сослала туда ты, а разве ж может при выжившей из ума старухе жизнь в фюльке ладно строиться? А после еще и Гандальв туда нагрянул, да разорению владения эти подверг неслабому!
- Возможно то.. - задумчиво проговорила кюна Рагхильда, да еще суровей глянула на Асгаута, - Поверю, что правду ты говоришь, нет у меня причин в тебе сомневаться, Асгаут. Видят боги, ты верен мне и конунгу своему..
При этих словах, будто нож острый метнула, уперла взгляд прямо в глаза, и казалось, что читает Вещая дева все, что на душе.
- Нечего тебе больше про те края рассказать, Асгаут?
- Нечего мне скрывать, госпожа, сама ты знаешь, что послал конунг наш в Вестфольд славного Асмунда Убийцу Ярлов, сына Альхейма Смелого, дабы тот последних гандальвовых прихвостней вон изгнал, суд вершил и подати по правде взымал.
Вспомнила Рагхильда слова Халльварда и опустила голову, рукой ее подперев. Прошло какое-то время, прежде чем вновь заговорила кюна.
- Лжешь ты, Асгаут, в глаза мне лжешь. Не Асса, хоть и не любит она меня, а я ее, творит там бесчинства и разбой, а Асмунд-ярл! Так-то ты служишь мне верой и правдой? - тихо говорила Рагхильда, но слова ее ледяным звоном разносились по комнате, - Скажи по-хорошему, что же деется в Вестфольде, иначе хуже будет и Асмунду жестокому, и тебе.
- Где ж я тебе соврал, госпожа моя, - вскинул голову гордо ярл. - Все как есть сказал, и нет в словах моих неправды подлой. Не там ты врага ищешь, властительница - верно я тебе служу и служить буду, покуда жив, и уста свои ложью не оскверню, как это служители раба распятого делают! Разве жестокость это - врагов на деревья повесить? Слуг Гандальва, что земли наши разорить хотели смерти лютой предать? Мне сдаеться, что таков долг ярла первостепенный, дабы владения свои оборонить? Разве же не должен карать ярл, конунгом посланный тех, кто подати исправно платить не желает, за себя радеет, повелителю же своему и полушки медной добром отдать не желая? Сдаеться мне, что быть может и сурово с людьми Асмунд обходиться, да то делаеть не из злобы али жадности, а для пользы державы нашей!
Слова о людях, кресту поклоняющихся, в ярость страшную Рагхильду повергли, но не к Асгауту, что не сказал ей о бесчинствах Асмунда, а к всему народу христианскому.
- Прав ты, Асгаут, прав. Карать надо врагов, или они покарают нас. Не им, так нам на деревьях висеть. И верю я, что правдой ты мне служить готов. Однако расстроило то меня, что не рассказал ты о событиях в Вестфольде. И в деяниях Асмунда есть правда, да никогда нельзя семя порядка кровию поливать, чтобы дерево гармонии и богатства вырастить, - мягче был голос Рагхильды, теплее и более усталым стал взгляд, когда вновь взглянула она на ярла.
- Мудры твои слова, кюна милостивая, - склонился в поклоне земном Асгаут ярл. - Халльварда юного с братом я сам к Асмунду посылал и приказ они ему конунжий отдали, чтобы впредь умерил пыл свой и больше милосердия проявлял к людям. Обещал сын Альхейма, что в точности приказ исполнит.
- Надеюсь я на его мудрость и верность, - промолвила кюна, вставая, - больше нет у меня к тебе вопросов, Асгаут. Иди с миром.
- Да продляться дни твои в благоденствии, повелительница. И да сгинут все, кто не по сердцу тебе!
Покинул усадьбу кюны Асгаут, как камень с души его упал, да одна мысль его терзала - кто же на Асмунда донести посмел Рагхильде в обход него? Как мог кюну великую тревожить негодяй со столь ничтожным делом? И ведь из тех краев не приходило гонцов, кроме Халльварда с Сигтрюгом, да и у кюны только они в этот день были.
Велел позвать братьев Асгаут, да слуга за ними ходивший сказал, что отплыли они на остров Мьон, как он сам приказывал.
Кюна Рагхильда и Асгаут-ярл
Совместно с Тельтиаром
Давно послала Рагхильда одного из своих ближайших слуг за Асгаутом ярлом, что утаил от кюны новости важные и мрачные. Рассердило то немало Рагхильду, думала она, как бы наказать Асгаута.
Но вот наконец вернулся слуга и доложил, что прибыл ярл по просьбе кюны. Пошла Рагхильда в комнату другую, села в кресло резное да лицо сделала спокойное и равнодушное, как серые скалы.
- Приветствую тебя, кюна великая, - поклонился в пояс Асгаут, в помещение проходя. Было пока еще невдомек ему, зачем позвала его властительница, и оттого тревожно на душе становилось.
- Да будет с тобой благословение богов, Асгаут, - молвила кюна, строго на него глядя, - Знаешь ли ты, почему позвали тебя сюда?
- Не ведаю госпожа, - отвечал ярл, ближе подходя к Рагхильде. - Слуга твой ничего мне не сказывал.
- Знаю, - отмахнулась Рагхильда, - А позвала я тебя вот для чего. Пришло мне сегодня послание о том, что в Вестфольде житья нет и просят меня о помощи жители тех краев. Не ведаешь ли ты, в чем дело там?
Вздорогнул едва заметно Асгаут, да быстро взял себя в руки, усмехнулся в бороду густую:
- А от кого послание то пришло, мудрая Рагхильда, тебе? - Вопросил он. - Ведь недавно совсем посылал я туда верных люде, и возвернулись они с вестями добрыми.
- О том тебе знать не положено, - отрубила кюна, холодно глянув на Асгаута, взглядом своим будто в прорубь окунула, - А то что пришло послание - ты не сомневайся. Али не веришь мне, кюне своей? Что там происходит, Асгаут? Не дури, боги все видят!
Смутился совсем ярл могучий, отпрянул, да вид у него был в этот момент такой, как у мальчишки, которого мать за шалость отчитывает. Суров был взгляд кюны, а Асгаут хоть и выглядел внушительно, да пока еще всего двадцать пять зим встретил, его лишь борода окладистая старила. Однако ж собрался мужчина с духом, твердо ответил кюне:
- Много горя было в Вестфольде за последнее время, и о том тебе ведомо, госпожа, - начал он рассказ. - Наперед старую Ассу сослала туда ты, а разве ж может при выжившей из ума старухе жизнь в фюльке ладно строиться? А после еще и Гандальв туда нагрянул, да разорению владения эти подверг неслабому!
- Возможно то.. - задумчиво проговорила кюна Рагхильда, да еще суровей глянула на Асгаута, - Поверю, что правду ты говоришь, нет у меня причин в тебе сомневаться, Асгаут. Видят боги, ты верен мне и конунгу своему..
При этих словах, будто нож острый метнула, уперла взгляд прямо в глаза, и казалось, что читает Вещая дева все, что на душе.
- Нечего тебе больше про те края рассказать, Асгаут?
- Нечего мне скрывать, госпожа, сама ты знаешь, что послал конунг наш в Вестфольд славного Асмунда Убийцу Ярлов, сына Альхейма Смелого, дабы тот последних гандальвовых прихвостней вон изгнал, суд вершил и подати по правде взымал.
Вспомнила Рагхильда слова Халльварда и опустила голову, рукой ее подперев. Прошло какое-то время, прежде чем вновь заговорила кюна.
- Лжешь ты, Асгаут, в глаза мне лжешь. Не Асса, хоть и не любит она меня, а я ее, творит там бесчинства и разбой, а Асмунд-ярл! Так-то ты служишь мне верой и правдой? - тихо говорила Рагхильда, но слова ее ледяным звоном разносились по комнате, - Скажи по-хорошему, что же деется в Вестфольде, иначе хуже будет и Асмунду жестокому, и тебе.
- Где ж я тебе соврал, госпожа моя, - вскинул голову гордо ярл. - Все как есть сказал, и нет в словах моих неправды подлой. Не там ты врага ищешь, властительница - верно я тебе служу и служить буду, покуда жив, и уста свои ложью не оскверню, как это служители раба распятого делают! Разве жестокость это - врагов на деревья повесить? Слуг Гандальва, что земли наши разорить хотели смерти лютой предать? Мне сдаеться, что таков долг ярла первостепенный, дабы владения свои оборонить? Разве же не должен карать ярл, конунгом посланный тех, кто подати исправно платить не желает, за себя радеет, повелителю же своему и полушки медной добром отдать не желая? Сдаеться мне, что быть может и сурово с людьми Асмунд обходиться, да то делаеть не из злобы али жадности, а для пользы державы нашей!
Слова о людях, кресту поклоняющихся, в ярость страшную Рагхильду повергли, но не к Асгауту, что не сказал ей о бесчинствах Асмунда, а к всему народу христианскому.
- Прав ты, Асгаут, прав. Карать надо врагов, или они покарают нас. Не им, так нам на деревьях висеть. И верю я, что правдой ты мне служить готов. Однако расстроило то меня, что не рассказал ты о событиях в Вестфольде. И в деяниях Асмунда есть правда, да никогда нельзя семя порядка кровию поливать, чтобы дерево гармонии и богатства вырастить, - мягче был голос Рагхильды, теплее и более усталым стал взгляд, когда вновь взглянула она на ярла.
- Мудры твои слова, кюна милостивая, - склонился в поклоне земном Асгаут ярл. - Халльварда юного с братом я сам к Асмунду посылал и приказ они ему конунжий отдали, чтобы впредь умерил пыл свой и больше милосердия проявлял к людям. Обещал сын Альхейма, что в точности приказ исполнит.
- Надеюсь я на его мудрость и верность, - промолвила кюна, вставая, - больше нет у меня к тебе вопросов, Асгаут. Иди с миром.
- Да продляться дни твои в благоденствии, повелительница. И да сгинут все, кто не по сердцу тебе!
Покинул усадьбу кюны Асгаут, как камень с души его упал, да одна мысль его терзала - кто же на Асмунда донести посмел Рагхильде в обход него? Как мог кюну великую тревожить негодяй со столь ничтожным делом? И ведь из тех краев не приходило гонцов, кроме Халльварда с Сигтрюгом, да и у кюны только они в этот день были.
Велел позвать братьев Асгаут, да слуга за ними ходивший сказал, что отплыли они на остров Мьон, как он сам приказывал.
У берегов Вестфольда, Оттар херсир и венды
с Тельтиаром
Дюжина дней миновала с той поры, как отправился Оттар Рваный из Хадебю в вендские земли, в город торговый Волин, надеясь на подмогу привлечь свирепых воинов, что славянами звались. А ныне вновь за спиной его Хадебю оказался, вот только плыл он не на двух кораблях – целый флот вослед ему шел, флот драккаров двухголовых, кораблей вендских.
Стояли рядом с херсиром двое мужей славных – Убби хельд да Буревой, раб бывший, в Хадебю первым купленный, и не пожелавший на родине своей остаться, а славы стяжать возжелавший. Был он широк в плечах и могуч, а потому хотел его во главе небольшой дружины Оттар поставить, как только вернутся они в земли Агдирские. Сейчас же вспоминал он про прием теплый, что венды ему и людям его оказали, как возвращались к семьям своим рабы выкупленные, да как зазвал их на пир сам Радегаст – конунг. И правда мальчишка тот дальним родичем приходился конунгу, а потому богатыми дарами одарил викингов вендский властитель, когда они в дом его живого вернули. Пообещал Радегаст любую просьбу выполнить, чего бы не пожелали северяне, тогда то и молвил Оттар, что ищет он воинов отважных и свирепых, и готов им серебром достойно заплатить, коли найдуться смельчаки в этой земле.
Бросил клич конунг, собрались удальцы, да и дружинники его многие дозволения испросили в путь дальний отправиться. И рад бы их удержать был Радегаст, да слово дал уже и нарушить обещание не в силах был. Двое племянников правителя - Славомир и Ратибор, во главе рати собранной встали, и вскоре уже корабли вендские волны взрезали. Три, пять, десять драккаров, да с ними агдирских два – ладная дюжина плыла к Сарасбергу. Славно исполнил приказ конунгжий Оттар Рваный, не только воинов, но и серебро в сундуках вез, и подарки богатые для конунга своего.
Размышления Оттара прервал крик Сельви который стоял у руля.
- Там корабли! В полоску! С головами драконов!
- Викинги! - подхватил кто-то крик.
- Вот тебе на! - Воскликнул Буревой, вдаль всмотревшись. Стоило им только миновать Скагеракк, да прибыть в земли, что принадлежали Харальду конунгу, как сразу же теплая встреча им уготована была. - Что за люди это? Мы с ними драться?
- Да, вольные викинги то, - отвечал Оттар, проверяя, хорошо ли меч в ножнах ходит. - Разбойники морские! Смотрите, вонг у того ведущего драккара голова песья на штевне. Никак снова мы с Ториром Собакой повстречались? Уплывали - он нам встретился, вернулись - и он тут как тут! Ну ка, попотчуем его!
Викинги тоже заметили приближение кораблей, и не могли не заметить, что рядом с драккаром шел кнорр. Гребцы уже работали веслами с правой стороны, поворачивая драккары навстречу...
Пуще зверя лютого зол был Торир Собака, и появление кораблей вражьих вдали его лишь обрадовало - вот она возможность кровью смыть обиды нанесенные, вот он момент боя долгожданный, когда добыча сама в руки плывет! Жаждал он битвы этой, чтобы духом люди его воспряли, ибо видел он, как приуныли они, когда на остров Мьон вернулись, да заместо домов своих и родных пустое пепелище нашли. И ладно бы только это, так ведь все богатства, что годами копились - выкрал кто-то! А кроме того, все, что в последнем походе добыть удалось - Хардакнут Датский отобрал, подстерег конунг хитрый людей Торира, когда те с добычей возвращались, да напал на многих судах. Драккары быстрые уйти сумели, а вот кнорры, сундуками груженые все в руках у Хардакнута остались. Вот и сейчас жаждал Торир новую добычу захватить, а то, что кораблей почти вдвое против его флота было, так этого он не страшился...
Викинги на вражеских кораблях потрясали оружием. Один из них снял штаны и показал агдирцам голую задницу. Остальные стали показывать руками неприличные жесты, изображая, в чем именно состоит женоподобность их противников.
Убби со злости схватился за лук и послал в борт передового корабля стрелу. Стрела плюхнулась в воду. Оттар вскинул руку, и громко прокричал:
- К оружию! Давно пора было очистить наши воды от этой швали! - и надел свой шлем с рогами.
Корабли стали сближаться. Торир Собака стоял на носу и потрясал метательным копьем, горланя ниду, в которой обзывал агдирцев "женоподобными трусами" и "троллиным отродьем" которые "прячутся в камнях как тролли, и от железа прячутся в камнях"
В корабли норвежцев полетели стрелы и дротики, но только немногие из них попали в борт
- За Агдир! - Прокричал Убби вновь накладывая стрелу, а подле него встали другие лучники уже облаченные для боя. В то время венды, выкрикивая ругательства и боевые кличи на своем языки повели корабли навстречу морским разбойникам.
Стрелы, копья, дроты и камни на какое-то мгновение заслонили небеса, а затем раздался громкий треск, ознаменовавший первое столкновение. Полетели абордажные крючья, свирепые венды бросились навстречу забравшимся на их драккар пиратам.
А тем временем Торир Собака направил свое судно прямо на Алого Змея, лучники дали залп, однако морской конунг укрылся за щитами своих дружинников, а затем, вскинув копье, метнул его в стоящего на носу Убби, пронзив его насквозь.
Хельд вскинул руки, и рухнул на палубу, обагряя ее кровью.
Рассмеялся Торир Собака, видя гибель хельда вражеского, да бахвалиться начал:
- Смотрите, зайцы трусливые, как морские воители сражаються! От страха тряситесь! - Кричал он. - Я - погибель ваша!
Подхватил тогда Оттар Рваный копье боевое, да бросил его в конунга разбойного с расстояния в двадцать шагов. Не успели пираты господина свого прикрыть, глубоко в грудь ему вошло оружие...
Корабли морских разбойников уже окружили два корабля норвежцев, но тут к ним подошли корабли вендов. И хотя у вендов не было абордажных крючьев, их корабли сблизились с двумя кораблями Оттара, и вендские воины стали перепрыгивать на норвежские корабли. Атаки вольных викингов были отбиты. Венды, хорошо помнившие недавние набеги викингов в своей стране, кипели ненавистью к морским разбойникам, тем более что и у тех и других практически не было кольчуг, а лишь панцири из толстой дубленой кожи. Вскоре венды уже перепрыгивали на четыре других вражеских корабля и уже там начали теснить вольных викингов. Оставшиеся два корабля вольных викингов нацепили абордажные крючья на опустевшие корабли вендов и быстро их захватили. Да там особо им и сопротивления не оказывали - настоящая битва на других судах кипела. Оставшиеся венды отступили на корабли норвежцев, и теперь против двух кораблей Оттара и оставшихся шести кораблей вендов было десять кораблей пиратов, а корабли Оттара были окружены со всех сторон. Но то было призрачным успехом, потому что уже на всех четырех пиратских драккарах норвежцы и венды теснили вольных викингов, и один за другим те падали на палубу, орошая палубные доски своей кровью. Вокруг убитого Торира Собаки множество его людей сгрудилось, отбиваясь от норвежцев да вендов, и хотя велика была ярость морских разбойников, не сумели они натиск жестокий сдержать. Теперь на одного вольного викинга приходилось по трое противников, практически не уступавших им ни в выуче ни в боевом духе. Лилась кровь на палубу, да в воду тела падали. Метали викинги дроты и копья, и в них летели дроты и стрелы каленые, и все больше вендских воинов в бой вступали. Увидали тут пираты, сколь бездумно было решение их на силы врагов превосходящие напасть, ведь думали они что торговые то суда шли за драккаром Оттара, а супротив них настоящие воины оказались, жестокие и могучие, и в битвах закаленные...
Недолго были четыре корабля вендов в руках у разбойников - потому что еще больше распылили они свои силы и не были готовы к натиску многочисоленных воинов вендских. Вскоре подкрепления и на захваченные суда вендов прибыли, и быстро морские разбойники отступили, только не успели они абордажные крючья отцепить, потому что Ратибор со своми ратниками уже перескочил на вражеский корабль и разметал викингов у борта, и все больше и больше воинов вендов спрыгивали на корабли, и тут же вступали в схватку, сминая морских разбойников. То один, то другой стали спрыгивать за борт и поплыли к берегу.
А им вослед летело стрел множество, и редкий викинг невредимым берега достигал, да и если достигал - вряд ли уже мог оружие поднять. Хотели разбойники злата да серебра стяжать, да только гибель обрели в битве этой - кровью заплатили ониза злодеяния свои былые, и пусть многих воинов храбрых с собой они забрали, но таяли ряды вольных викингов, все больше их бездыханных на палубные доски падали...
Никто из пиратов в плен не сдался - с криками "Один возьми меня!" они бросались под удары мечей, топоров и палиц и умирали со счастливыми усмешками, радостно принимая смертельные удары. И венды не хотели давать пощады своим смертельным врагам, которые столько горя и зла принесли их сородичам. Те же, кому удавалось перед смертью сталь обагрить в крови вражьей, и вовсе смеялись, сбиваемые с ног ударами вендского оружия и вминаемые вендскими сапогами в доски палубы...
Утер пот со лба Оттар херсир, дух перевел, да клинок в ножны вложил. Осмотрел он добычу знатную - корабли пиратские, да оружие славное, к тому же знал он, что должно у Торира Собаки еще серебро быть, потому и велел искать богатства людям своим.
- Славных воинов Один в дружину свою получил сегодня, - так херсир сказал норвежцам и вендам. - Жаль, что удальцы такие супротив нас бились, а не с нами плечом к плечу...
- Потому что милее им свобода и добыча чем почести и милость конунгов- произнес Сёльви. - Может другие к нашему конунгу служить пойдут, судьбу Торира узнав...
с Тельтиаром
Дюжина дней миновала с той поры, как отправился Оттар Рваный из Хадебю в вендские земли, в город торговый Волин, надеясь на подмогу привлечь свирепых воинов, что славянами звались. А ныне вновь за спиной его Хадебю оказался, вот только плыл он не на двух кораблях – целый флот вослед ему шел, флот драккаров двухголовых, кораблей вендских.
Стояли рядом с херсиром двое мужей славных – Убби хельд да Буревой, раб бывший, в Хадебю первым купленный, и не пожелавший на родине своей остаться, а славы стяжать возжелавший. Был он широк в плечах и могуч, а потому хотел его во главе небольшой дружины Оттар поставить, как только вернутся они в земли Агдирские. Сейчас же вспоминал он про прием теплый, что венды ему и людям его оказали, как возвращались к семьям своим рабы выкупленные, да как зазвал их на пир сам Радегаст – конунг. И правда мальчишка тот дальним родичем приходился конунгу, а потому богатыми дарами одарил викингов вендский властитель, когда они в дом его живого вернули. Пообещал Радегаст любую просьбу выполнить, чего бы не пожелали северяне, тогда то и молвил Оттар, что ищет он воинов отважных и свирепых, и готов им серебром достойно заплатить, коли найдуться смельчаки в этой земле.
Бросил клич конунг, собрались удальцы, да и дружинники его многие дозволения испросили в путь дальний отправиться. И рад бы их удержать был Радегаст, да слово дал уже и нарушить обещание не в силах был. Двое племянников правителя - Славомир и Ратибор, во главе рати собранной встали, и вскоре уже корабли вендские волны взрезали. Три, пять, десять драккаров, да с ними агдирских два – ладная дюжина плыла к Сарасбергу. Славно исполнил приказ конунгжий Оттар Рваный, не только воинов, но и серебро в сундуках вез, и подарки богатые для конунга своего.
Размышления Оттара прервал крик Сельви который стоял у руля.
- Там корабли! В полоску! С головами драконов!
- Викинги! - подхватил кто-то крик.
- Вот тебе на! - Воскликнул Буревой, вдаль всмотревшись. Стоило им только миновать Скагеракк, да прибыть в земли, что принадлежали Харальду конунгу, как сразу же теплая встреча им уготована была. - Что за люди это? Мы с ними драться?
- Да, вольные викинги то, - отвечал Оттар, проверяя, хорошо ли меч в ножнах ходит. - Разбойники морские! Смотрите, вонг у того ведущего драккара голова песья на штевне. Никак снова мы с Ториром Собакой повстречались? Уплывали - он нам встретился, вернулись - и он тут как тут! Ну ка, попотчуем его!
Викинги тоже заметили приближение кораблей, и не могли не заметить, что рядом с драккаром шел кнорр. Гребцы уже работали веслами с правой стороны, поворачивая драккары навстречу...
Пуще зверя лютого зол был Торир Собака, и появление кораблей вражьих вдали его лишь обрадовало - вот она возможность кровью смыть обиды нанесенные, вот он момент боя долгожданный, когда добыча сама в руки плывет! Жаждал он битвы этой, чтобы духом люди его воспряли, ибо видел он, как приуныли они, когда на остров Мьон вернулись, да заместо домов своих и родных пустое пепелище нашли. И ладно бы только это, так ведь все богатства, что годами копились - выкрал кто-то! А кроме того, все, что в последнем походе добыть удалось - Хардакнут Датский отобрал, подстерег конунг хитрый людей Торира, когда те с добычей возвращались, да напал на многих судах. Драккары быстрые уйти сумели, а вот кнорры, сундуками груженые все в руках у Хардакнута остались. Вот и сейчас жаждал Торир новую добычу захватить, а то, что кораблей почти вдвое против его флота было, так этого он не страшился...
Викинги на вражеских кораблях потрясали оружием. Один из них снял штаны и показал агдирцам голую задницу. Остальные стали показывать руками неприличные жесты, изображая, в чем именно состоит женоподобность их противников.
Убби со злости схватился за лук и послал в борт передового корабля стрелу. Стрела плюхнулась в воду. Оттар вскинул руку, и громко прокричал:
- К оружию! Давно пора было очистить наши воды от этой швали! - и надел свой шлем с рогами.
Корабли стали сближаться. Торир Собака стоял на носу и потрясал метательным копьем, горланя ниду, в которой обзывал агдирцев "женоподобными трусами" и "троллиным отродьем" которые "прячутся в камнях как тролли, и от железа прячутся в камнях"
В корабли норвежцев полетели стрелы и дротики, но только немногие из них попали в борт
- За Агдир! - Прокричал Убби вновь накладывая стрелу, а подле него встали другие лучники уже облаченные для боя. В то время венды, выкрикивая ругательства и боевые кличи на своем языки повели корабли навстречу морским разбойникам.
Стрелы, копья, дроты и камни на какое-то мгновение заслонили небеса, а затем раздался громкий треск, ознаменовавший первое столкновение. Полетели абордажные крючья, свирепые венды бросились навстречу забравшимся на их драккар пиратам.
А тем временем Торир Собака направил свое судно прямо на Алого Змея, лучники дали залп, однако морской конунг укрылся за щитами своих дружинников, а затем, вскинув копье, метнул его в стоящего на носу Убби, пронзив его насквозь.
Хельд вскинул руки, и рухнул на палубу, обагряя ее кровью.
Рассмеялся Торир Собака, видя гибель хельда вражеского, да бахвалиться начал:
- Смотрите, зайцы трусливые, как морские воители сражаються! От страха тряситесь! - Кричал он. - Я - погибель ваша!
Подхватил тогда Оттар Рваный копье боевое, да бросил его в конунга разбойного с расстояния в двадцать шагов. Не успели пираты господина свого прикрыть, глубоко в грудь ему вошло оружие...
Корабли морских разбойников уже окружили два корабля норвежцев, но тут к ним подошли корабли вендов. И хотя у вендов не было абордажных крючьев, их корабли сблизились с двумя кораблями Оттара, и вендские воины стали перепрыгивать на норвежские корабли. Атаки вольных викингов были отбиты. Венды, хорошо помнившие недавние набеги викингов в своей стране, кипели ненавистью к морским разбойникам, тем более что и у тех и других практически не было кольчуг, а лишь панцири из толстой дубленой кожи. Вскоре венды уже перепрыгивали на четыре других вражеских корабля и уже там начали теснить вольных викингов. Оставшиеся два корабля вольных викингов нацепили абордажные крючья на опустевшие корабли вендов и быстро их захватили. Да там особо им и сопротивления не оказывали - настоящая битва на других судах кипела. Оставшиеся венды отступили на корабли норвежцев, и теперь против двух кораблей Оттара и оставшихся шести кораблей вендов было десять кораблей пиратов, а корабли Оттара были окружены со всех сторон. Но то было призрачным успехом, потому что уже на всех четырех пиратских драккарах норвежцы и венды теснили вольных викингов, и один за другим те падали на палубу, орошая палубные доски своей кровью. Вокруг убитого Торира Собаки множество его людей сгрудилось, отбиваясь от норвежцев да вендов, и хотя велика была ярость морских разбойников, не сумели они натиск жестокий сдержать. Теперь на одного вольного викинга приходилось по трое противников, практически не уступавших им ни в выуче ни в боевом духе. Лилась кровь на палубу, да в воду тела падали. Метали викинги дроты и копья, и в них летели дроты и стрелы каленые, и все больше вендских воинов в бой вступали. Увидали тут пираты, сколь бездумно было решение их на силы врагов превосходящие напасть, ведь думали они что торговые то суда шли за драккаром Оттара, а супротив них настоящие воины оказались, жестокие и могучие, и в битвах закаленные...
Недолго были четыре корабля вендов в руках у разбойников - потому что еще больше распылили они свои силы и не были готовы к натиску многочисоленных воинов вендских. Вскоре подкрепления и на захваченные суда вендов прибыли, и быстро морские разбойники отступили, только не успели они абордажные крючья отцепить, потому что Ратибор со своми ратниками уже перескочил на вражеский корабль и разметал викингов у борта, и все больше и больше воинов вендов спрыгивали на корабли, и тут же вступали в схватку, сминая морских разбойников. То один, то другой стали спрыгивать за борт и поплыли к берегу.
А им вослед летело стрел множество, и редкий викинг невредимым берега достигал, да и если достигал - вряд ли уже мог оружие поднять. Хотели разбойники злата да серебра стяжать, да только гибель обрели в битве этой - кровью заплатили ониза злодеяния свои былые, и пусть многих воинов храбрых с собой они забрали, но таяли ряды вольных викингов, все больше их бездыханных на палубные доски падали...
Никто из пиратов в плен не сдался - с криками "Один возьми меня!" они бросались под удары мечей, топоров и палиц и умирали со счастливыми усмешками, радостно принимая смертельные удары. И венды не хотели давать пощады своим смертельным врагам, которые столько горя и зла принесли их сородичам. Те же, кому удавалось перед смертью сталь обагрить в крови вражьей, и вовсе смеялись, сбиваемые с ног ударами вендского оружия и вминаемые вендскими сапогами в доски палубы...
Утер пот со лба Оттар херсир, дух перевел, да клинок в ножны вложил. Осмотрел он добычу знатную - корабли пиратские, да оружие славное, к тому же знал он, что должно у Торира Собаки еще серебро быть, потому и велел искать богатства людям своим.
- Славных воинов Один в дружину свою получил сегодня, - так херсир сказал норвежцам и вендам. - Жаль, что удальцы такие супротив нас бились, а не с нами плечом к плечу...
- Потому что милее им свобода и добыча чем почести и милость конунгов- произнес Сёльви. - Может другие к нашему конунгу служить пойдут, судьбу Торира узнав...
Гаулар
Совместно с неизменным Тельтиаром. А также почет висам
Skaldaspillir'a!
Пробирались они значительно долго – купцы со своими дочерьми, большинство коих не отличалось красотой, заполонили всю площадку. Торольв, который не отличался выдержкой, прокладывал путь локтями и кулаками, за ним с усмешкой двигались младшие сыновья.
-Ух окаянные…-вздохнул Кари добравшись до пустого места.
-Да ты погляди-ка не наш ли это старый друг? – Квельдув тыкнул пальцем куда-то в сторону, проследив за его указанием, Кари действительно узнал старого вояку. Тот держался как-то особняком и окидывал всех грозным взглядом из-под пушистых бровей. Углядев, что на него таращатся двое бородатых мужиков он, было, изобразил агрессивную гримасу, но видно чего-то припомнил и заулыбался. Товарищи стали снова продирается сквозь толпу навстречу друг другу.
Альвир не спешил снова опрокинуться в объятья «дружелюбной» толпы и остался на месте, рассматривая ярла. Несколько мгновений спустя Хнува заметил молодую деву, гордо стоящую позади ярла.
«Она красива и недосягаема как небо…»
Кари и Квельдульв добрались до Урвольда и крепко обнявшись завели беседу дружескую.Тут поднялся ярл Атли с места высокого, поднял руку, велев замолчать люду пришедшему, и так сказал:
- Много дел разрешили мы сегодня мелких, преступников наказали, да Ульва Кривошеего вне закона обьявили, как того обычаи требуют.
Одобрительно кивали законоговорители-старцы на речи эти, были им по душе слова ярла властного.
- Принесли мы жертвы Одину и Тору, принесли и Фрейру, как подабает, - продолжил Атли Тощий, чуть на жрецов взгляд обратив - довольны и те были. Время настало иное дело разрешить, куда как более важное и великое!
Повелел Атли, чтобы принесли ему на подносе медном стрелу точеную. Поднял над головой ярл стрелу, дабы все ее увидали:
- Конунг Неккви, владетель Раумсдаля и правитель Мера прислал нам в Согн стрелу ратную, дабы помощи нашей испросить в битве нелегкой.
Послышался шепот среди собравшихся. да быстро стих, ибо дальше говорил Атли ярл:
- Все вы слышали о распре, что Харальд молодой и Гандальв Серый затеяли, да о том, как завершилась она. Ныне же зовет Неккви конунг нас, дабы супротив Харальда Агдирского выступили мы вместе с людьми Мера и Рамусдаля, и Фиордов.
- Но разве Харальд нам не правитель законный ныне? - Послышался голос чей-то.
- Так скажу вам я - был отец Харальда, Хальвдан Черный правителем Сонгу, пока жива была жена его первая и дочь, а после всякие права потерял он на владения эти, и дань ему мы платили лишь по дружбе взаимной. Сын же его и вовсе прав на Согн имеет не больше, нежели Эйрик Свейский или Хакон Хладирский! Или их вы тоже своими правителями видеть жаждете?!
Тишина повисла над поляной тинговов, боялся любой слово сказать, столь суровы слова ярла были.
- Али не прав я? - Атли вопросил.
Поднялся тут старший из законоговорителей, бороду седую поглаживая.
- Во всем правда твоя, Атли ярл.
- Тогда так я скажу вам, люди, - Атли Тощий продолжил. - Не стану я на подмогу Неккви рать собирать, не владыка он нам, но и силой никого удерживать не стану, кто захочет славы добыть. А посему, вот стрела ратная, - вновь ее всем показал ярл, а затем положил на поднос обратно, поднос же велел на стол дубовый водрузить. - Кто возжелает к Неккви присоедиться, тот пусть и берет ее.
- Эй, братец, ты чего так ярла заслушался, что разинув рот стоишь? - Эйвинд Альвира вопросил, подле него оказавшись.
- Всё время-то ты не вовремя появляешься! – Гневно шепнул Альвир на Эйвинда.
Ехидно поглядывал на него Эйвинд и Альвир забеспокоился, нужно было найти выход из положения. Быстрыми шагами добрался он до ярла и стрелу ратную взял с подноса.
Только и успел седой Кари, что руками всплеснуть, да ругательство какое-то прошептать, Эйвинд же усмехнулся:
- А Альвир-то наш не так прост, как кажется - вчера только говорил, что от походов устал, а сегодня уже первым стрелу ратную в руки взял, - рассмеялся он, и Торольв ему вторил, хотя и не в полный голос, ибо суровым взглядом Квельдульв его наградил.
Ярл же так сказал:
- Вижу я, славный муж ты и доблестный, раз стрелу взял, чьего же ты рода, кто отец твой достойный?
- Зовут меня Альвир Хнува и сын я Кари лендрмана из Бердлы, - отвечал юноша.
- Славного ты роду, - согласился Атли, в толпе старого Кари высмотрев. - И отец твой здесь, я смотрю, и братья. Выходите же, воины, пусть вас жрецы почевствуют да на битву благословят.
Выругался тихо Квельдульв, не желал он на битву идти, да разве ж можно отступить теперь, когда весь народ на них смотрит! Хитер Атли, видать решил, что сгунут они все в сражении с Харальдом, да земли их без наследников остануться. Ох хитер, но теперь выбирать не приходилось.
Не рад уже был Альвир поступку своему, да деваться уже некуда было. Как только расстроенные родственники его, а в том что они расстроены Хнува и не сомневался, вышли викинг собравшись с духом молвил.
-Почтеннейший ярл Атли, узрев дочь твою, не могу ни на секунду оставить образ ее! Пусть я молод, но все битвы свои посвящу я ей одной. Я прошу руки дочери твоей.
Переменился в миг в лице ярл, пропала улыбка благодушная, стал взгляд злым, и казалось вот-вот велит он слугам убить дерзкого юношу. В миг забыл он о том, как род его нахваливал, неприязненно теперь смотрел Атли на Кари и Квельдульва, так, словно худое они супротив него измыслили:
- Так вот, заради чего ты стрелу ратную взял, - гневно ярл бросил. - Думал я удалец ты, каких поискать, а ты вор похотливый! Недостоин ты дочери моей, ублюдок роду низкого, племени подлого!
Удивились перемене столь резкой даже старцы-законоговорители, отодвинулись от грозного ярла, чье лицо от ярости побагровело.
Альвир не отступился, ярость ярлова справедлива была, но юнец не хотел бросить всё, ибо счастие своё видел в дочке ярловой. Торольв сменился в лице.
-Ну надо же…- еле выдохнул он.
Кари ухмыльнулся себе в бороду. Эйвинд погладил себе макушку.
-Ну и глупец. – Квельдульв добродушно поглядывал в сторону дочери ярла.
Альвир ступил вперед и молвил:
Внемли, ас усадьбы
Вено скальд приносит
Лань садов Идунны
Листьями березы
Сердце скальда крепко
Сребной нитью свила
Тяжко ныне скальду
В турсовом жилище
Дух мой обитает
Дом мой в Йотунхейме
Без ключей хозяйки
Брызжет льдом усадьба
Сердца Фрейи пламя
Сырость в доме сгонит
Ветви липы гривен
Ветошь в лоскут шелка
Смех обручий Фрейи
Сплетет в пляске нитей
Зарделась девица, но еще суровее стал взгляд Атли ярла, стоило ему было заметить улыбку добрую на лице дочери.
- Да как ты смеешь! - Херстейн, младший сын ярла воскликнул. - Колдовство черное говоришь, дабы сестру мою заворожить!
- Жизнь тебе не дорога, отродье турсово! - Прокричал бородач Хольстейн, средний ярла сын, за меч хватаясь. - Пусть нас жрецы рассудят!
Встал тогда жрец, что Фрейру служил, и сказывал:
- Вису эту скальд сложил, колдовством она напитана. Зачарует он дочь твою, смотри Атли ярл пуще глаза за ней!
- А коли откажешь ему сейчас, быть беде в доме твоем, - другой жрец добавил.
- Угрожать мне задумали, стихотворцы доморощенные! Видал я и поумнее скальдов на веку своем, да и те не смели мне перечить! - Так ярл Атли говорил. - Эй, сыновья, уведите-ка Сольвейг отсюда, пусть более не смотрит на нее щенка этого взгляд похотливый! А вам одно остается, в бою свое преступление искупить, да честной сталью доказать, что ворожба черная не всего вашего рода удел!
- Нет у тебя власти такой, ярл, - спокойно Квельдульв отвечал, да погладил меча рукоять своего, и было видно, что хоть и стар он, да силен как медведь и в себе уверен более, нежели ярл сам. - Не твои слуги мы, и воевать за тебя или еще кого против воли своей не будем. Оскорбил ты родича моего, и меня тем оскорбил, и всех нас - так что не ищи больше дружбы с родом моим!
-Нет Квельдульв, нет Эйвинд. Вы правы, что отстаиваете честь нашу, но я докажу ярлу, что достоин я дочери его!
- А достойна ли тебя дочь отца такого? - Кари молвил. - Уходим мы с тинга этого!
Альвир бросил на девушку прощальный взгляд, да ушли они с тинга под взорами осуждающими и восторгающимися народа, а ярл в злобе бессильной лишь вослед им смотрел…
Совместно с неизменным Тельтиаром. А также почет висам
Skaldaspillir'a!
Пробирались они значительно долго – купцы со своими дочерьми, большинство коих не отличалось красотой, заполонили всю площадку. Торольв, который не отличался выдержкой, прокладывал путь локтями и кулаками, за ним с усмешкой двигались младшие сыновья.
-Ух окаянные…-вздохнул Кари добравшись до пустого места.
-Да ты погляди-ка не наш ли это старый друг? – Квельдув тыкнул пальцем куда-то в сторону, проследив за его указанием, Кари действительно узнал старого вояку. Тот держался как-то особняком и окидывал всех грозным взглядом из-под пушистых бровей. Углядев, что на него таращатся двое бородатых мужиков он, было, изобразил агрессивную гримасу, но видно чего-то припомнил и заулыбался. Товарищи стали снова продирается сквозь толпу навстречу друг другу.
Альвир не спешил снова опрокинуться в объятья «дружелюбной» толпы и остался на месте, рассматривая ярла. Несколько мгновений спустя Хнува заметил молодую деву, гордо стоящую позади ярла.
«Она красива и недосягаема как небо…»
Кари и Квельдульв добрались до Урвольда и крепко обнявшись завели беседу дружескую.Тут поднялся ярл Атли с места высокого, поднял руку, велев замолчать люду пришедшему, и так сказал:
- Много дел разрешили мы сегодня мелких, преступников наказали, да Ульва Кривошеего вне закона обьявили, как того обычаи требуют.
Одобрительно кивали законоговорители-старцы на речи эти, были им по душе слова ярла властного.
- Принесли мы жертвы Одину и Тору, принесли и Фрейру, как подабает, - продолжил Атли Тощий, чуть на жрецов взгляд обратив - довольны и те были. Время настало иное дело разрешить, куда как более важное и великое!
Повелел Атли, чтобы принесли ему на подносе медном стрелу точеную. Поднял над головой ярл стрелу, дабы все ее увидали:
- Конунг Неккви, владетель Раумсдаля и правитель Мера прислал нам в Согн стрелу ратную, дабы помощи нашей испросить в битве нелегкой.
Послышался шепот среди собравшихся. да быстро стих, ибо дальше говорил Атли ярл:
- Все вы слышали о распре, что Харальд молодой и Гандальв Серый затеяли, да о том, как завершилась она. Ныне же зовет Неккви конунг нас, дабы супротив Харальда Агдирского выступили мы вместе с людьми Мера и Рамусдаля, и Фиордов.
- Но разве Харальд нам не правитель законный ныне? - Послышался голос чей-то.
- Так скажу вам я - был отец Харальда, Хальвдан Черный правителем Сонгу, пока жива была жена его первая и дочь, а после всякие права потерял он на владения эти, и дань ему мы платили лишь по дружбе взаимной. Сын же его и вовсе прав на Согн имеет не больше, нежели Эйрик Свейский или Хакон Хладирский! Или их вы тоже своими правителями видеть жаждете?!
Тишина повисла над поляной тинговов, боялся любой слово сказать, столь суровы слова ярла были.
- Али не прав я? - Атли вопросил.
Поднялся тут старший из законоговорителей, бороду седую поглаживая.
- Во всем правда твоя, Атли ярл.
- Тогда так я скажу вам, люди, - Атли Тощий продолжил. - Не стану я на подмогу Неккви рать собирать, не владыка он нам, но и силой никого удерживать не стану, кто захочет славы добыть. А посему, вот стрела ратная, - вновь ее всем показал ярл, а затем положил на поднос обратно, поднос же велел на стол дубовый водрузить. - Кто возжелает к Неккви присоедиться, тот пусть и берет ее.
- Эй, братец, ты чего так ярла заслушался, что разинув рот стоишь? - Эйвинд Альвира вопросил, подле него оказавшись.
- Всё время-то ты не вовремя появляешься! – Гневно шепнул Альвир на Эйвинда.
Ехидно поглядывал на него Эйвинд и Альвир забеспокоился, нужно было найти выход из положения. Быстрыми шагами добрался он до ярла и стрелу ратную взял с подноса.
Только и успел седой Кари, что руками всплеснуть, да ругательство какое-то прошептать, Эйвинд же усмехнулся:
- А Альвир-то наш не так прост, как кажется - вчера только говорил, что от походов устал, а сегодня уже первым стрелу ратную в руки взял, - рассмеялся он, и Торольв ему вторил, хотя и не в полный голос, ибо суровым взглядом Квельдульв его наградил.
Ярл же так сказал:
- Вижу я, славный муж ты и доблестный, раз стрелу взял, чьего же ты рода, кто отец твой достойный?
- Зовут меня Альвир Хнува и сын я Кари лендрмана из Бердлы, - отвечал юноша.
- Славного ты роду, - согласился Атли, в толпе старого Кари высмотрев. - И отец твой здесь, я смотрю, и братья. Выходите же, воины, пусть вас жрецы почевствуют да на битву благословят.
Выругался тихо Квельдульв, не желал он на битву идти, да разве ж можно отступить теперь, когда весь народ на них смотрит! Хитер Атли, видать решил, что сгунут они все в сражении с Харальдом, да земли их без наследников остануться. Ох хитер, но теперь выбирать не приходилось.
Не рад уже был Альвир поступку своему, да деваться уже некуда было. Как только расстроенные родственники его, а в том что они расстроены Хнува и не сомневался, вышли викинг собравшись с духом молвил.
-Почтеннейший ярл Атли, узрев дочь твою, не могу ни на секунду оставить образ ее! Пусть я молод, но все битвы свои посвящу я ей одной. Я прошу руки дочери твоей.
Переменился в миг в лице ярл, пропала улыбка благодушная, стал взгляд злым, и казалось вот-вот велит он слугам убить дерзкого юношу. В миг забыл он о том, как род его нахваливал, неприязненно теперь смотрел Атли на Кари и Квельдульва, так, словно худое они супротив него измыслили:
- Так вот, заради чего ты стрелу ратную взял, - гневно ярл бросил. - Думал я удалец ты, каких поискать, а ты вор похотливый! Недостоин ты дочери моей, ублюдок роду низкого, племени подлого!
Удивились перемене столь резкой даже старцы-законоговорители, отодвинулись от грозного ярла, чье лицо от ярости побагровело.
Альвир не отступился, ярость ярлова справедлива была, но юнец не хотел бросить всё, ибо счастие своё видел в дочке ярловой. Торольв сменился в лице.
-Ну надо же…- еле выдохнул он.
Кари ухмыльнулся себе в бороду. Эйвинд погладил себе макушку.
-Ну и глупец. – Квельдульв добродушно поглядывал в сторону дочери ярла.
Альвир ступил вперед и молвил:
Внемли, ас усадьбы
Вено скальд приносит
Лань садов Идунны
Листьями березы
Сердце скальда крепко
Сребной нитью свила
Тяжко ныне скальду
В турсовом жилище
Дух мой обитает
Дом мой в Йотунхейме
Без ключей хозяйки
Брызжет льдом усадьба
Сердца Фрейи пламя
Сырость в доме сгонит
Ветви липы гривен
Ветошь в лоскут шелка
Смех обручий Фрейи
Сплетет в пляске нитей
Зарделась девица, но еще суровее стал взгляд Атли ярла, стоило ему было заметить улыбку добрую на лице дочери.
- Да как ты смеешь! - Херстейн, младший сын ярла воскликнул. - Колдовство черное говоришь, дабы сестру мою заворожить!
- Жизнь тебе не дорога, отродье турсово! - Прокричал бородач Хольстейн, средний ярла сын, за меч хватаясь. - Пусть нас жрецы рассудят!
Встал тогда жрец, что Фрейру служил, и сказывал:
- Вису эту скальд сложил, колдовством она напитана. Зачарует он дочь твою, смотри Атли ярл пуще глаза за ней!
- А коли откажешь ему сейчас, быть беде в доме твоем, - другой жрец добавил.
- Угрожать мне задумали, стихотворцы доморощенные! Видал я и поумнее скальдов на веку своем, да и те не смели мне перечить! - Так ярл Атли говорил. - Эй, сыновья, уведите-ка Сольвейг отсюда, пусть более не смотрит на нее щенка этого взгляд похотливый! А вам одно остается, в бою свое преступление искупить, да честной сталью доказать, что ворожба черная не всего вашего рода удел!
- Нет у тебя власти такой, ярл, - спокойно Квельдульв отвечал, да погладил меча рукоять своего, и было видно, что хоть и стар он, да силен как медведь и в себе уверен более, нежели ярл сам. - Не твои слуги мы, и воевать за тебя или еще кого против воли своей не будем. Оскорбил ты родича моего, и меня тем оскорбил, и всех нас - так что не ищи больше дружбы с родом моим!
-Нет Квельдульв, нет Эйвинд. Вы правы, что отстаиваете честь нашу, но я докажу ярлу, что достоин я дочери его!
- А достойна ли тебя дочь отца такого? - Кари молвил. - Уходим мы с тинга этого!
Альвир бросил на девушку прощальный взгляд, да ушли они с тинга под взорами осуждающими и восторгающимися народа, а ярл в злобе бессильной лишь вослед им смотрел…
Мьон-Хисинг-Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг.
Взрезали волны морские драконьи пасти, возвращались в Сарасберг со знатной добычей слуги верные Харальда конунга. Жарко обсуждали воины, кто больший кусок урвал из награбленного в деревеньке.
- …два кольца медных и одно серебряное!
- Три нитки бус!
- Да что там твои бусы по сравнению с теми сокровищами, что везем мы?
- Вот именно, - вмешался Халльвард в спор мужей. – Вы уж, коли на веслах не сидите да делать вам нечего, хоть бабам не уподобляйтесь. Чем языки точить, лучше мечи оттачивайте.
Потупились, нахмурились дружинники, но замолчали. К Халльварду же кормчий обратился с такими словами:
- Плыть мы нынче будем медленнее, чем туда, ветер уж в другую сторону дует.
- Да мы и не торопимся никуда, - пожал плечами хельд. – Вот Мьона нам нужно было к утру достичь раннему, чтоб врасплох жителей застать, а уж Сарасберг от нас никуда не денется.
- Верно, брат, - согласился Сигтрюгг, невесть как появившийся рядом, - так не значит ли это, что можем мы по дороге еще одно место навестить?
- Это какое же?
- Хисинг неподалеку, - словно младенцу, объяснил Сигтрюгг брату. – Или забыл уже, где отчий дом находится?
- И верно! - ударил себя Халльвард ладонью по лбу. – Да, давно же мы родичей не видали!
И, к удивлению рулевого, отдал старший из братьев приказ ему – поворачивать к острову Хисинг, где двор Вебьерна, покойного отца их, стоял. А хельда ослушаться не смел тут никто, и развернулись суда с головами драконьими на носу, и поплыли в сторону того острова.
Не собирались на острове долго задерживаться братья, и потому с корабля ушли вдвоем, да на всякий случай Кьярваля да Торхалля взяли с собой, на кораблях же, на пристани оставленных, Рагнар за старшего остался.
Имением Вебьернссонов управляли нынче дядья Халльварда, Сигтрюгга да младших братьев их, ибо матери в живых давно уж не было, а о гибели самого Вебьерна весть до Хисинга, как ни странно, скоро дошла. Третьему сыну Вебьерна, Торду, восемь весен исполниться должно было, младшему же, Торгейру– шесть, и не могли они еще самостоятельно владениями распоряжаться. Встретил Халльварда да Сигтрюгга младший брат отца их, Ульвбьерн, и радостной была та встреча, коль скоро о братьях двух никаких новостей давно уж не было. Накрыть собирались было стол богатый, да остановил их Халльвард – пировать времени не было, потому распили они лишь по чарке браги за встречу.
- Куда же теперь направляетесь вы, коли снова края родные покидаете? – задал вопрос племянникам Ульвбьерн.
- Долг перед Харальдом-конунгом выполняем, - отвечал Сигтрюгг, - сокровища, добытые на острове Мьон, везем.
- Сокровища? – высоко взлетели брови Ульвбьерна, оживился он. Уж сомнения начали у Халльварда появляться - а не захочет ли дядя на сокровища взглянуть под каким предлогом?
Так и до беды недалеко было - знал Халльвард об алчности дяди своего. Кликнет тот дружину, убьет их тут же да и сокровища заберет - мало ли что в голову ему может взбрести. Хорошо еще, воины все там остались.
Но тут же выражение на лице Ульвбьерна печалью мрачной сменилось. – Что же, любо мне слышать, что воинами вы стали да уже дружина под вашим началом…Только неужели не помните вы, что Вебьерн, ваш отец, а мой брат, жизнь положил за конунга Гандальва? Почему же врагу его теперь прислуживаете вы?
Понял Халльвард в этот момент, что нет для него дома теперь в Хисинге и нет уже родни настоящей. Отказался он сам от всего этого, и теперь расплата настала…за измену, предательство ли? Неужели то и правда измена была?
- Так нужно было тогда, - сурово Халльвард ответил. – Не думай, дядя, что не размышлял я об этом, что поступил так, не обдумав это деяние. И потому не хочу говорить об этом.
- Тебе виднее, Халльвард Вебьернссон, - словно яд, слова эти выплюнул Ульвбьерн. – Но добре, хватит. Выпьем давай еще, племянник – за будущий успех ваш с Сигтрюггом…на службе у врага нашего, Харальда конунга.
Молча допил свою чарку Халльвард и вышел вон. Сигтрюгг же проводил его взглядом, отставил свой кубок, с родичами попрощался да ушел вслед за братом. Понурые оба вернулись на корабль, но на расспросы Рагнара отвечать не стали.
На рассвете другого дня причалили драккары к знакомым и уже родными ставшим берегам Сарасберга. Вывели пленников связанных из трюмов, вытащили на свет сокровища пиратские да отправились в усадьбу к Асгауту ярлу.
- Вызывала ли его кюна к себе, как думаешь? – шепотом Сигтрюгг спросил, как к воротам они подходили.
- Вот и узнаем сейчас, - мрачно Халльвард ему отвечал.
Взрезали волны морские драконьи пасти, возвращались в Сарасберг со знатной добычей слуги верные Харальда конунга. Жарко обсуждали воины, кто больший кусок урвал из награбленного в деревеньке.
- …два кольца медных и одно серебряное!
- Три нитки бус!
- Да что там твои бусы по сравнению с теми сокровищами, что везем мы?
- Вот именно, - вмешался Халльвард в спор мужей. – Вы уж, коли на веслах не сидите да делать вам нечего, хоть бабам не уподобляйтесь. Чем языки точить, лучше мечи оттачивайте.
Потупились, нахмурились дружинники, но замолчали. К Халльварду же кормчий обратился с такими словами:
- Плыть мы нынче будем медленнее, чем туда, ветер уж в другую сторону дует.
- Да мы и не торопимся никуда, - пожал плечами хельд. – Вот Мьона нам нужно было к утру достичь раннему, чтоб врасплох жителей застать, а уж Сарасберг от нас никуда не денется.
- Верно, брат, - согласился Сигтрюгг, невесть как появившийся рядом, - так не значит ли это, что можем мы по дороге еще одно место навестить?
- Это какое же?
- Хисинг неподалеку, - словно младенцу, объяснил Сигтрюгг брату. – Или забыл уже, где отчий дом находится?
- И верно! - ударил себя Халльвард ладонью по лбу. – Да, давно же мы родичей не видали!
И, к удивлению рулевого, отдал старший из братьев приказ ему – поворачивать к острову Хисинг, где двор Вебьерна, покойного отца их, стоял. А хельда ослушаться не смел тут никто, и развернулись суда с головами драконьими на носу, и поплыли в сторону того острова.
Не собирались на острове долго задерживаться братья, и потому с корабля ушли вдвоем, да на всякий случай Кьярваля да Торхалля взяли с собой, на кораблях же, на пристани оставленных, Рагнар за старшего остался.
Имением Вебьернссонов управляли нынче дядья Халльварда, Сигтрюгга да младших братьев их, ибо матери в живых давно уж не было, а о гибели самого Вебьерна весть до Хисинга, как ни странно, скоро дошла. Третьему сыну Вебьерна, Торду, восемь весен исполниться должно было, младшему же, Торгейру– шесть, и не могли они еще самостоятельно владениями распоряжаться. Встретил Халльварда да Сигтрюгга младший брат отца их, Ульвбьерн, и радостной была та встреча, коль скоро о братьях двух никаких новостей давно уж не было. Накрыть собирались было стол богатый, да остановил их Халльвард – пировать времени не было, потому распили они лишь по чарке браги за встречу.
- Куда же теперь направляетесь вы, коли снова края родные покидаете? – задал вопрос племянникам Ульвбьерн.
- Долг перед Харальдом-конунгом выполняем, - отвечал Сигтрюгг, - сокровища, добытые на острове Мьон, везем.
- Сокровища? – высоко взлетели брови Ульвбьерна, оживился он. Уж сомнения начали у Халльварда появляться - а не захочет ли дядя на сокровища взглянуть под каким предлогом?
Так и до беды недалеко было - знал Халльвард об алчности дяди своего. Кликнет тот дружину, убьет их тут же да и сокровища заберет - мало ли что в голову ему может взбрести. Хорошо еще, воины все там остались.
Но тут же выражение на лице Ульвбьерна печалью мрачной сменилось. – Что же, любо мне слышать, что воинами вы стали да уже дружина под вашим началом…Только неужели не помните вы, что Вебьерн, ваш отец, а мой брат, жизнь положил за конунга Гандальва? Почему же врагу его теперь прислуживаете вы?
Понял Халльвард в этот момент, что нет для него дома теперь в Хисинге и нет уже родни настоящей. Отказался он сам от всего этого, и теперь расплата настала…за измену, предательство ли? Неужели то и правда измена была?
- Так нужно было тогда, - сурово Халльвард ответил. – Не думай, дядя, что не размышлял я об этом, что поступил так, не обдумав это деяние. И потому не хочу говорить об этом.
- Тебе виднее, Халльвард Вебьернссон, - словно яд, слова эти выплюнул Ульвбьерн. – Но добре, хватит. Выпьем давай еще, племянник – за будущий успех ваш с Сигтрюггом…на службе у врага нашего, Харальда конунга.
Молча допил свою чарку Халльвард и вышел вон. Сигтрюгг же проводил его взглядом, отставил свой кубок, с родичами попрощался да ушел вслед за братом. Понурые оба вернулись на корабль, но на расспросы Рагнара отвечать не стали.
На рассвете другого дня причалили драккары к знакомым и уже родными ставшим берегам Сарасберга. Вывели пленников связанных из трюмов, вытащили на свет сокровища пиратские да отправились в усадьбу к Асгауту ярлу.
- Вызывала ли его кюна к себе, как думаешь? – шепотом Сигтрюгг спросил, как к воротам они подходили.
- Вот и узнаем сейчас, - мрачно Халльвард ему отвечал.
Вестфольд.
(с Тельтиаром)
Тем временем ехал Торлейв жрец из Саросберга в Вестфольд, во владение Асмунда ярла, к усадьбе Гокстад, где тот расположился...
Когда Хальвард и Сигтрюг докладывали о результатахсвоей поездки в Вестфольд Асгауту-ярлу, Торлейв слушал отроков с недоверием, но с другой стороны - какой им было толк врать? Вряд ли ни стали бы что-то выдумывать, не так себя ведут люди, недавно бывшие пленными врагами и сидевшие в колодках в корабельном сарае...
Сейчас жрец ехал на коне по тракту в Вестфольд. Агдир подождет. А вот Вестфольд... Может и правда сглупил Харальд, поставив над своею вотчиной ярлом такого же юнца не намного старше себя?
Въехав в Вестфольд Торлейв видел множество следов разорения, сожженные дома и амбары, тела повешенные на деревьях, и головы насаженные на колья. Несколько раз он видел как жители хуторов, увидев издали приближение всданика на лошади, спешно покидали свои хижины и хибары и спешили укрыться в оврагах. Повсюду вдоль дороги на деревьях висели обглоданные стервтяниками трупы. Деревни, которые он проезжал, следуя вдоль тракта, выглядели покинутыми, и если кто и был в них, то одни старики и старухи да дети малые. А в некоторых деревнях только собаки остались, оглашая окрестности совим унылым воем, и ни птицы, ни скотины видно не было. Тревожные мысли шевелились в голове у жреца. Так уж прав он был, Асмунда от гнева конунга выгораживая? Вспомнил он про слова дерзкие, и про прием негостеприиный, отрокам- посланцам конунга здесь оказанный...
Четыре дня ехал Торлейв по тракту, и еще четыре ночи ночевал он в наскоро растеленном шатре в овраге на краю леса... И лишь к вечеру пятого дня он подъехал к воротам усадьбы ярлов Вестфольдских. Холодный ветер дул с моря, и тучи воронья сидели на деревьях, обклевывая висящие на них трупы... Скрипели ветки, и мертвые тела качались, отчего даже у жреца, видавшего многое, мурашки побежали по коже. Он присмотрелся: на деревьях болтались не только мужчины, но и женщины, даже молодые. В унылом молчании он подъехал к воротам усадьбы Гокстад, съежившись от пронизывающего морского ветра... Он постучал в ворота жреческим посохом. Никакого ответа. Рассердившись он прокричал, чтобы кто-то вышел и впустил его в усадьбу...
- Ну, кого там принесла нелегкая? - Из-за ворот послышалось. - Видать во хмеле был стражник, судя по голосу, и неприятно ему было выходить гостя нежданного встречать.
- Торлейв жрец Тора, советник и наставник конунга нашего Харальда, сына Хальвдана - прокричал Торлейв. - Открывайте
скорее. Или у вас всех гостей на холоде заставлять ждать принято?
- Торлейв жрец в Сарасберге сидит, подле конунга нашего! - Стражник отвечал. - А ты своей дорогой иди, да язык лживый прикуси, коли жизнь дорога! Ишь, умник нашелся именем благодетеля нашего называться!
Оторопел Торлейв от такой наглости, и язык прикусил, спешно соображая, как этого наглеца на место поставить.
- Ты, пес шелудивый, да знаешь ли ты, с кем дело имеешь? Да я тебя проклясть тут же могу и весь род твой до десятого колена, и боги от тебя отвернутся, и не будет тебе ни удачи в бою ни счастья в походе... Впусти пока беды не накликал, дерзкий глупец? Или ослеп ты совсем, посоха жреческого с молотом Тора не видишь?
- Да неужто ты думаешь я сквозь ворота зреть могу? - Рассмеялся воин, да после добавил. - Ладно уж, проходи, но коли не жрец ты, то помяни мое слово - кнута отведаешь!
Отворил ворота дородный страж, да так и обомлел, жреца увидав, аж в лице переменился, да на колени упал, коню жреческому под ноги, прощения вымаливая.
Торлейв рывком поднял хирдмана с колен, и произнес примирительно:
- Так уж и быть, прощу тебя дурака за речи твои дерзкие. Веди меня к Асмунду ярлу!
- Не след к нему идти, жрец многомудрый, - пролепетал хирдман. - Зол он будет, коли от забавы ночной его отвлечешь, ох зол. И нам всем за то достанеться, что тебя пропустили...
- Это с каких это пор? - сердито спросил Торлейв. - Или конунгом равноправным Харальду Асмунд себя вообразил? А ну-ка веди меня туда, где он почивает, а я уж с него спесь его собью...
- Воля твоя, господин, но я слово сказал, - поплелся стражник ко двери усадьбы, жреца за собой ведя, а там и в сени проведя. Поклонились жрецу хирдманы, что стражу несли в доме. Отворили двери в гридницу - а там стол накрыт был знатно, да гости хмельные за ним сидели, и сам Асмунд ярл на высоком месте восседал, лезвие топорика боевого поглаживая. Смотрел он на девку молодую, к стене привязанную, плачущую, да на веревках висящую бессильно.
- Вижу неплохо ты тут обустроился, Асмунд - произнес Торлейв. - Только вот подданных твоих мало стало. Пять дней я ехал сюда от самого Саросберга, и не было мне где голову приклонить и отдохнуть сдороги - одно пепелище вдоль дороги я застал. Неужели Гандальв и сюда дошел и все разорил? Как же усадьба эта одна уцелела?
Улыбнулся ярл тепло жрецу, топорик положил, да обьятия раскрыл, желая приветствовать Торлейва:
- Так все и было вестимо, Мудрый Торлейв, помнишь же, что мы Гандальва лишь под самым Сарасбергом остановили, и коли я не пришел бы, да не ударил в тыл воинству его - лежать бы и тебе, и Харальду конунгу во сырой земле!
- Вестимо помню, за то и награжден ты был и возвышен. А что это за девка у тебя там привязана? Может проявишь гостеприимтсов и мне е отдашь потешиться? Вижу хороша она лицом и телом, и постель мою согреть сможет...
Обнял крепко жреца Асмунд, провел к месту почетному за столом:
- Как могу я отказать тебе, благодетелю моему? Забирай ее, коли не побрезгуешь, а то ведь раньше она постель псам Гандальва грела, да отродье их во чреве своем носит!
- В том не ее вина... Кто сопрротивляется сильно, тем горло перерезают и мертвыми уже услаждают свою плоть, кому как не тебе это знать? А так родит девка нового хирдмана.
Покосился Торлейв на Асмунда, и молвил:
- В том не ее вина... Кто сопрротивляется сильно, тем горло перерезают и мертвыми уже но еще теплыми услаждают свою похоть, кому как не тебе это знать? А так родит еще девка нового хирдмана конунгу нашему... И разве не знаешь ты, что на женщину, а тем более молодую, без нужды особой руку поднимать не следует? Или не ведомо тебе, сколько их от родов помирает, и как мало из них здоровых детей выносить могут? Разве можно таких девок здоровых да пригожих в расход пускать? Конечно же, я такой красавицей не побрезгую, потому пускай будет у меня в услужении... и вину свою службой исправной искупит...
Ничего не ответил ярл, на слова укоризненные, словно и не слышал их вовсе, лишь топорик оставленный взял, да метнул в пленницу. Закричала она, вновь слезы брызнули - перерубило лезвие веревки, что девку у стены удерживали, и рухнула она на колени на пол дубовый, реветь продолжая.
- Забирай жрец служанку свою, казни и милуй, как душа пожелает.
- Да кто ее знает, - пожал плечами Асмунд, а слуги тут же ему и жрецу кубки наполнили брагой. - Хирдманы мои притащили.
- Откуда притащили? ты чьего ода и откуда будешь? - спросил жрец, тряхнув девку за плечо. Та распласталась на полу, и обхватив руками его колени, еще бтольше разрыдалась, поливая слезами его ноги.
- И часто вы забавы тут такие устраиваете? Вы хоть видели, что в фюльке вам вверенном творится?
Асмунд молчал, как будто не услышал вопроса.
- Ты говорил, что подати исправно собираешь. Есть ли еще с кого собирать? Пока ехал я сюда, мало я видел поселений, с кого даже шкуру воловью взять можно. А уж людей я почти не видел... Кто был те разбегались едва меня завидев...
- Ты жрец нас уму-разуму учить приехал? - Бросил какой-то хмельной херсир. - Может еще будешь о любви к ближнему говорить, как тот последователь распятого, которого мы вчера топорами порубили и свиньям скормили?
- Как? И здесь уже последователь распятого был? - вскинул брови жрец. - И многих он успел от пути богов наших совратить?
- Увы, многих... Рабы многие слова его слушали, и даже бонды кумиров из домов вынесли и в реку сбросили... Не вынесли мы надругательства такого над нашими богами...
- Распинать их надо подобно тому, как ромеи их бога распяли - усмехнулся жрец. Каждому надо воздавать по вере его.
- Да уж и распинали, и топили, и вешали, и рубили, и баб, что веру подлую приняли, ласками отучить пытались, - рассмеялся другой воин, что рядом сидел.
- Вижу хорошо постарались. Но как бы не переусердствовать, а то уничтожая паршивую овцу, все стадо можно перебить... Неужели целые деревни веру новую приняли? Или так много Гандальв подлый успел разорить, что на всем пути сюда я ни одной деревни целой не увидел?
- Урок надо было подлым бондам преподать, - сквозь зубы бросил Асмунд. - Оброк платить не хотели, все причитали, что альвхеймарцы их и без того ограбили! А другие уже Гандальву в открытую присягнули! Но ты жрец не сомневайся, всех их я к повиновению привел! Да и послание твое видел!
- Зная Гандальва можно не сомневаться, что он все хорошо выгреб, что плохо лежало, и в серебре пока у конунга нашего недостатка не было. Потому не следовало тебе столь сурово с бондами этими обращаться... Сказывали в Саросберге, что от тебя бонды все к Эйнару в Вингульмерк бегут, я тому верить не хотел, думал люди брешут. А теперь вижу, правду бабы говорили... Растет Эйнар в силе своей и влиянии, как бы власти много не обрел слишком... Остановить его надо, пока Харальд ушел далеко на север, и вмешаться не может...
Недобро сверкнули глаза Асмунда ярла, когда он про Эйнара услышал - не любил ярла крещеного сын Альхейма, да к тому же тот славу с ним делил победителя Гандальва, и руку в бою том потерял, оттоголи Эйнара чествовали более, чем Асмунда? Что же - богам угодно будет, если умрет он.
- Ушел Харальд, говоришь, приятна новость эта, кто же теперь в Сарасберге заправляет?
- Асгаут ярл, друг наш верный, и слуга конунга нашего давний. Вижу я, Асмунд, мотивы у тебя были благие, и намерения верные, но вот плоды вышли лихие... Хоть и надо было поросль лихую вырезать, но переусердствовал ты в своих деяниях, Асмунд... даже не знаю, как тебя перед конунгом мне выгораживать... - Торлейв закашлялся. - Тебе поручили защищать эту землю и налоги с нее собирать... понипмаю, с худой овцы хоть шерсти клок, но вот шкуру с нее сдирать... Верно говорят, нельзя пускать волка в овчарню... Ведь эта земля - родовое владение нашего конунга, земля его собственная, а ты лишь управителем в ней поставлен был... боюсь, разгневается Харальд, когда вернется он из похода дальнего, и увидит, что мы тут в вотчине его натворили... бондов беглых вернуть надобно, а деревни и хутора отстроить надо заново... Иначе не избежать нам гнева его.... Скор он на гнев и легок на расправу стал...
а потому, если вернувшись, увидит он здесь такое запустение... не сносить нам с тобой головы...
Испугали слова жреца спокойные Асмунда, пуще чем угрозы любые:
- Что же мне делать, скажи мудрец, как гнева избежать и доказать конунгу, что я ему верой и правдой служу?
Усмехнулся Торлейв, и, отдышавшись, молвил:
- Сделать так, чтобы и изменников покарать, и конунг доволен остался. Отправимся к Эйнару. и потребуем, чтобы он беглых бондов вернул, а сам из страны нашй убирался. Не нужен нам тут калека чужеземный, который богу чуждому поклоняется, а богов земли нашей не чтит...
- Добрая идея, да ведь у него гридней не меньше моего будет, и бонды могут за него вступиться, - хоть и был яростен и скор головы рубить Асмунд, да понимал, что лютой сечей ему грозит с Эйнаром сражение. Не трусость, а осторожность в нем говорила в этот миг. - Поначалу следует найти, кто поможет нам калеку образумить и совместно идти в Вингульмерк.
Усмехнулся жрец на слова эти.
- С богов наших пример брать надо и с героев древних. Никакая хитрость не возбраняется, если к победе она приводит. Коли силой мы не сможем врага побороть, так хитростью возьмем... - произнес Торлейв. - В гости к нему явимся, а как все заснут - так и вырежем все отродье рабское... А к отцу твоему вестника на север в Раумарики пошлем... Чтобы всех кто с вестями на свере идет проверял и не допускал никого от Эйнара и прихвостней его...
- И как же я сам не домыслил! - Воскликнул Асмунд, на жреца уважительно глядючи. - Отец же мой больше моего шваль эту крещеную ненавидит! А он к конунгу близок, сумеет заступиться!
Вспомнил тогда ярл молодой, сколь много злобы было в словах отца его, когда он о Хареке Волке и Эйнаре говорил. И пусть за стол их приглашал, да в доме своем принимал - ненавидел, словно врагов лютых Альхейм ярлов этих. От него и к сыну злоба перешла.
- Но скажи мне, Торлейв, сам ты почему здесь, а не в Сарасберге?
Вздохнул в ответ на это Торлейв, и закашлялся. когда же отдышался он, с хрипом дыхание его вырывалось.
- Потому я и здесь, что в немилость к конунгу попал. Оклеветали меня прихвостни Эйнара и жена Харека - ведьма эта ирландская... Потому раздавить их надо, пока силы они еще больше не набрали..
- Подлость какая! - Сжал кулак Асмунд. - Вот тебе слово мое, жрец - придет день, я тебе ираландку в цепях приведу, и там хоть сам с ней тешся, хоть хирдманам отдавай!
- Я в ее в жертву богам сразу принесу... Одни несчаться от нее мне были... Да пока ее оставить в покое придется... Кюна ее под защиту свою взяла...
- Третий раз уже ты мне про то говоришь, Торлейв, а как кюна на такое самоуправство посмотрит?
- С кюной уж я сам как-нибудь управлюсь...
она к христианам тоже большой любви не испытывает... хоть и думает что ярлы те верны ее сыну как отцу егоо были...
- Будь по твоему, Торлейв! - Согласился Асмунд. - Оставайся гостем в моем доме, я же пока к отцу гонцов пошлю! Как будут вести от него - так и выступим на иноверца проклятого!
- Верно мыслишь, Асмунд... А я тем временем в Агдир съезжу, посмотрю как там Асса обустроилась и что для защиты его сделать надо...
- Такова мысль моя, коли молвить дозволишь, - говорил юный ярл, да кивка жреца дождвшись продолжил. - Что следует тебе с Ассой примириться. Знаю я, не питаете вы добрых чувств друг к другу, но змея старая хорошей подмогой будет, коли Харека сгубить вздумаем.
- Умен ты, как и отец твой - сказал Торлейв, улыбнувшись... помирюсь я с Ассой, да и ей думаю пленение у Гандальва на пользу пошло... А коли еще властью бредит, так напомню ей, что в могиле уже одной ногою стоит...
- Коли порешили мы все, что надобно, можно и браги испить, Торлейв Мудрец! - Поднял кубок Асмунд. - А наутро у меня еще одна забава будет. Христианина одного волками травить станем.
- Хороша забава. И Одину угодна! Ведь волки у него вместо собак служат... С радостью я на забаву эту погляжу... А пока мне обогреться надо... пошлите девку эту, чтобы постель мне согрела... а то устал я с дороги... и замерз...
Асмунд кивнул.
- Я велю воды согреть и камень из печи дать... А девку бери и делай что хочешь... Утром свидимся...
(с Тельтиаром)
Тем временем ехал Торлейв жрец из Саросберга в Вестфольд, во владение Асмунда ярла, к усадьбе Гокстад, где тот расположился...
Когда Хальвард и Сигтрюг докладывали о результатахсвоей поездки в Вестфольд Асгауту-ярлу, Торлейв слушал отроков с недоверием, но с другой стороны - какой им было толк врать? Вряд ли ни стали бы что-то выдумывать, не так себя ведут люди, недавно бывшие пленными врагами и сидевшие в колодках в корабельном сарае...
Сейчас жрец ехал на коне по тракту в Вестфольд. Агдир подождет. А вот Вестфольд... Может и правда сглупил Харальд, поставив над своею вотчиной ярлом такого же юнца не намного старше себя?
Въехав в Вестфольд Торлейв видел множество следов разорения, сожженные дома и амбары, тела повешенные на деревьях, и головы насаженные на колья. Несколько раз он видел как жители хуторов, увидев издали приближение всданика на лошади, спешно покидали свои хижины и хибары и спешили укрыться в оврагах. Повсюду вдоль дороги на деревьях висели обглоданные стервтяниками трупы. Деревни, которые он проезжал, следуя вдоль тракта, выглядели покинутыми, и если кто и был в них, то одни старики и старухи да дети малые. А в некоторых деревнях только собаки остались, оглашая окрестности совим унылым воем, и ни птицы, ни скотины видно не было. Тревожные мысли шевелились в голове у жреца. Так уж прав он был, Асмунда от гнева конунга выгораживая? Вспомнил он про слова дерзкие, и про прием негостеприиный, отрокам- посланцам конунга здесь оказанный...
Четыре дня ехал Торлейв по тракту, и еще четыре ночи ночевал он в наскоро растеленном шатре в овраге на краю леса... И лишь к вечеру пятого дня он подъехал к воротам усадьбы ярлов Вестфольдских. Холодный ветер дул с моря, и тучи воронья сидели на деревьях, обклевывая висящие на них трупы... Скрипели ветки, и мертвые тела качались, отчего даже у жреца, видавшего многое, мурашки побежали по коже. Он присмотрелся: на деревьях болтались не только мужчины, но и женщины, даже молодые. В унылом молчании он подъехал к воротам усадьбы Гокстад, съежившись от пронизывающего морского ветра... Он постучал в ворота жреческим посохом. Никакого ответа. Рассердившись он прокричал, чтобы кто-то вышел и впустил его в усадьбу...
- Ну, кого там принесла нелегкая? - Из-за ворот послышалось. - Видать во хмеле был стражник, судя по голосу, и неприятно ему было выходить гостя нежданного встречать.
- Торлейв жрец Тора, советник и наставник конунга нашего Харальда, сына Хальвдана - прокричал Торлейв. - Открывайте
скорее. Или у вас всех гостей на холоде заставлять ждать принято?
- Торлейв жрец в Сарасберге сидит, подле конунга нашего! - Стражник отвечал. - А ты своей дорогой иди, да язык лживый прикуси, коли жизнь дорога! Ишь, умник нашелся именем благодетеля нашего называться!
Оторопел Торлейв от такой наглости, и язык прикусил, спешно соображая, как этого наглеца на место поставить.
- Ты, пес шелудивый, да знаешь ли ты, с кем дело имеешь? Да я тебя проклясть тут же могу и весь род твой до десятого колена, и боги от тебя отвернутся, и не будет тебе ни удачи в бою ни счастья в походе... Впусти пока беды не накликал, дерзкий глупец? Или ослеп ты совсем, посоха жреческого с молотом Тора не видишь?
- Да неужто ты думаешь я сквозь ворота зреть могу? - Рассмеялся воин, да после добавил. - Ладно уж, проходи, но коли не жрец ты, то помяни мое слово - кнута отведаешь!
Отворил ворота дородный страж, да так и обомлел, жреца увидав, аж в лице переменился, да на колени упал, коню жреческому под ноги, прощения вымаливая.
Торлейв рывком поднял хирдмана с колен, и произнес примирительно:
- Так уж и быть, прощу тебя дурака за речи твои дерзкие. Веди меня к Асмунду ярлу!
- Не след к нему идти, жрец многомудрый, - пролепетал хирдман. - Зол он будет, коли от забавы ночной его отвлечешь, ох зол. И нам всем за то достанеться, что тебя пропустили...
- Это с каких это пор? - сердито спросил Торлейв. - Или конунгом равноправным Харальду Асмунд себя вообразил? А ну-ка веди меня туда, где он почивает, а я уж с него спесь его собью...
- Воля твоя, господин, но я слово сказал, - поплелся стражник ко двери усадьбы, жреца за собой ведя, а там и в сени проведя. Поклонились жрецу хирдманы, что стражу несли в доме. Отворили двери в гридницу - а там стол накрыт был знатно, да гости хмельные за ним сидели, и сам Асмунд ярл на высоком месте восседал, лезвие топорика боевого поглаживая. Смотрел он на девку молодую, к стене привязанную, плачущую, да на веревках висящую бессильно.
- Вижу неплохо ты тут обустроился, Асмунд - произнес Торлейв. - Только вот подданных твоих мало стало. Пять дней я ехал сюда от самого Саросберга, и не было мне где голову приклонить и отдохнуть сдороги - одно пепелище вдоль дороги я застал. Неужели Гандальв и сюда дошел и все разорил? Как же усадьба эта одна уцелела?
Улыбнулся ярл тепло жрецу, топорик положил, да обьятия раскрыл, желая приветствовать Торлейва:
- Так все и было вестимо, Мудрый Торлейв, помнишь же, что мы Гандальва лишь под самым Сарасбергом остановили, и коли я не пришел бы, да не ударил в тыл воинству его - лежать бы и тебе, и Харальду конунгу во сырой земле!
- Вестимо помню, за то и награжден ты был и возвышен. А что это за девка у тебя там привязана? Может проявишь гостеприимтсов и мне е отдашь потешиться? Вижу хороша она лицом и телом, и постель мою согреть сможет...
Обнял крепко жреца Асмунд, провел к месту почетному за столом:
- Как могу я отказать тебе, благодетелю моему? Забирай ее, коли не побрезгуешь, а то ведь раньше она постель псам Гандальва грела, да отродье их во чреве своем носит!
- В том не ее вина... Кто сопрротивляется сильно, тем горло перерезают и мертвыми уже услаждают свою плоть, кому как не тебе это знать? А так родит девка нового хирдмана.
Покосился Торлейв на Асмунда, и молвил:
- В том не ее вина... Кто сопрротивляется сильно, тем горло перерезают и мертвыми уже но еще теплыми услаждают свою похоть, кому как не тебе это знать? А так родит еще девка нового хирдмана конунгу нашему... И разве не знаешь ты, что на женщину, а тем более молодую, без нужды особой руку поднимать не следует? Или не ведомо тебе, сколько их от родов помирает, и как мало из них здоровых детей выносить могут? Разве можно таких девок здоровых да пригожих в расход пускать? Конечно же, я такой красавицей не побрезгую, потому пускай будет у меня в услужении... и вину свою службой исправной искупит...
Ничего не ответил ярл, на слова укоризненные, словно и не слышал их вовсе, лишь топорик оставленный взял, да метнул в пленницу. Закричала она, вновь слезы брызнули - перерубило лезвие веревки, что девку у стены удерживали, и рухнула она на колени на пол дубовый, реветь продолжая.
- Забирай жрец служанку свою, казни и милуй, как душа пожелает.
- Да кто ее знает, - пожал плечами Асмунд, а слуги тут же ему и жрецу кубки наполнили брагой. - Хирдманы мои притащили.
- Откуда притащили? ты чьего ода и откуда будешь? - спросил жрец, тряхнув девку за плечо. Та распласталась на полу, и обхватив руками его колени, еще бтольше разрыдалась, поливая слезами его ноги.
- И часто вы забавы тут такие устраиваете? Вы хоть видели, что в фюльке вам вверенном творится?
Асмунд молчал, как будто не услышал вопроса.
- Ты говорил, что подати исправно собираешь. Есть ли еще с кого собирать? Пока ехал я сюда, мало я видел поселений, с кого даже шкуру воловью взять можно. А уж людей я почти не видел... Кто был те разбегались едва меня завидев...
- Ты жрец нас уму-разуму учить приехал? - Бросил какой-то хмельной херсир. - Может еще будешь о любви к ближнему говорить, как тот последователь распятого, которого мы вчера топорами порубили и свиньям скормили?
- Как? И здесь уже последователь распятого был? - вскинул брови жрец. - И многих он успел от пути богов наших совратить?
- Увы, многих... Рабы многие слова его слушали, и даже бонды кумиров из домов вынесли и в реку сбросили... Не вынесли мы надругательства такого над нашими богами...
- Распинать их надо подобно тому, как ромеи их бога распяли - усмехнулся жрец. Каждому надо воздавать по вере его.
- Да уж и распинали, и топили, и вешали, и рубили, и баб, что веру подлую приняли, ласками отучить пытались, - рассмеялся другой воин, что рядом сидел.
- Вижу хорошо постарались. Но как бы не переусердствовать, а то уничтожая паршивую овцу, все стадо можно перебить... Неужели целые деревни веру новую приняли? Или так много Гандальв подлый успел разорить, что на всем пути сюда я ни одной деревни целой не увидел?
- Урок надо было подлым бондам преподать, - сквозь зубы бросил Асмунд. - Оброк платить не хотели, все причитали, что альвхеймарцы их и без того ограбили! А другие уже Гандальву в открытую присягнули! Но ты жрец не сомневайся, всех их я к повиновению привел! Да и послание твое видел!
- Зная Гандальва можно не сомневаться, что он все хорошо выгреб, что плохо лежало, и в серебре пока у конунга нашего недостатка не было. Потому не следовало тебе столь сурово с бондами этими обращаться... Сказывали в Саросберге, что от тебя бонды все к Эйнару в Вингульмерк бегут, я тому верить не хотел, думал люди брешут. А теперь вижу, правду бабы говорили... Растет Эйнар в силе своей и влиянии, как бы власти много не обрел слишком... Остановить его надо, пока Харальд ушел далеко на север, и вмешаться не может...
Недобро сверкнули глаза Асмунда ярла, когда он про Эйнара услышал - не любил ярла крещеного сын Альхейма, да к тому же тот славу с ним делил победителя Гандальва, и руку в бою том потерял, оттоголи Эйнара чествовали более, чем Асмунда? Что же - богам угодно будет, если умрет он.
- Ушел Харальд, говоришь, приятна новость эта, кто же теперь в Сарасберге заправляет?
- Асгаут ярл, друг наш верный, и слуга конунга нашего давний. Вижу я, Асмунд, мотивы у тебя были благие, и намерения верные, но вот плоды вышли лихие... Хоть и надо было поросль лихую вырезать, но переусердствовал ты в своих деяниях, Асмунд... даже не знаю, как тебя перед конунгом мне выгораживать... - Торлейв закашлялся. - Тебе поручили защищать эту землю и налоги с нее собирать... понипмаю, с худой овцы хоть шерсти клок, но вот шкуру с нее сдирать... Верно говорят, нельзя пускать волка в овчарню... Ведь эта земля - родовое владение нашего конунга, земля его собственная, а ты лишь управителем в ней поставлен был... боюсь, разгневается Харальд, когда вернется он из похода дальнего, и увидит, что мы тут в вотчине его натворили... бондов беглых вернуть надобно, а деревни и хутора отстроить надо заново... Иначе не избежать нам гнева его.... Скор он на гнев и легок на расправу стал...
а потому, если вернувшись, увидит он здесь такое запустение... не сносить нам с тобой головы...
Испугали слова жреца спокойные Асмунда, пуще чем угрозы любые:
- Что же мне делать, скажи мудрец, как гнева избежать и доказать конунгу, что я ему верой и правдой служу?
Усмехнулся Торлейв, и, отдышавшись, молвил:
- Сделать так, чтобы и изменников покарать, и конунг доволен остался. Отправимся к Эйнару. и потребуем, чтобы он беглых бондов вернул, а сам из страны нашй убирался. Не нужен нам тут калека чужеземный, который богу чуждому поклоняется, а богов земли нашей не чтит...
- Добрая идея, да ведь у него гридней не меньше моего будет, и бонды могут за него вступиться, - хоть и был яростен и скор головы рубить Асмунд, да понимал, что лютой сечей ему грозит с Эйнаром сражение. Не трусость, а осторожность в нем говорила в этот миг. - Поначалу следует найти, кто поможет нам калеку образумить и совместно идти в Вингульмерк.
Усмехнулся жрец на слова эти.
- С богов наших пример брать надо и с героев древних. Никакая хитрость не возбраняется, если к победе она приводит. Коли силой мы не сможем врага побороть, так хитростью возьмем... - произнес Торлейв. - В гости к нему явимся, а как все заснут - так и вырежем все отродье рабское... А к отцу твоему вестника на север в Раумарики пошлем... Чтобы всех кто с вестями на свере идет проверял и не допускал никого от Эйнара и прихвостней его...
- И как же я сам не домыслил! - Воскликнул Асмунд, на жреца уважительно глядючи. - Отец же мой больше моего шваль эту крещеную ненавидит! А он к конунгу близок, сумеет заступиться!
Вспомнил тогда ярл молодой, сколь много злобы было в словах отца его, когда он о Хареке Волке и Эйнаре говорил. И пусть за стол их приглашал, да в доме своем принимал - ненавидел, словно врагов лютых Альхейм ярлов этих. От него и к сыну злоба перешла.
- Но скажи мне, Торлейв, сам ты почему здесь, а не в Сарасберге?
Вздохнул в ответ на это Торлейв, и закашлялся. когда же отдышался он, с хрипом дыхание его вырывалось.
- Потому я и здесь, что в немилость к конунгу попал. Оклеветали меня прихвостни Эйнара и жена Харека - ведьма эта ирландская... Потому раздавить их надо, пока силы они еще больше не набрали..
- Подлость какая! - Сжал кулак Асмунд. - Вот тебе слово мое, жрец - придет день, я тебе ираландку в цепях приведу, и там хоть сам с ней тешся, хоть хирдманам отдавай!
- Я в ее в жертву богам сразу принесу... Одни несчаться от нее мне были... Да пока ее оставить в покое придется... Кюна ее под защиту свою взяла...
- Третий раз уже ты мне про то говоришь, Торлейв, а как кюна на такое самоуправство посмотрит?
- С кюной уж я сам как-нибудь управлюсь...
она к христианам тоже большой любви не испытывает... хоть и думает что ярлы те верны ее сыну как отцу егоо были...
- Будь по твоему, Торлейв! - Согласился Асмунд. - Оставайся гостем в моем доме, я же пока к отцу гонцов пошлю! Как будут вести от него - так и выступим на иноверца проклятого!
- Верно мыслишь, Асмунд... А я тем временем в Агдир съезжу, посмотрю как там Асса обустроилась и что для защиты его сделать надо...
- Такова мысль моя, коли молвить дозволишь, - говорил юный ярл, да кивка жреца дождвшись продолжил. - Что следует тебе с Ассой примириться. Знаю я, не питаете вы добрых чувств друг к другу, но змея старая хорошей подмогой будет, коли Харека сгубить вздумаем.
- Умен ты, как и отец твой - сказал Торлейв, улыбнувшись... помирюсь я с Ассой, да и ей думаю пленение у Гандальва на пользу пошло... А коли еще властью бредит, так напомню ей, что в могиле уже одной ногою стоит...
- Коли порешили мы все, что надобно, можно и браги испить, Торлейв Мудрец! - Поднял кубок Асмунд. - А наутро у меня еще одна забава будет. Христианина одного волками травить станем.
- Хороша забава. И Одину угодна! Ведь волки у него вместо собак служат... С радостью я на забаву эту погляжу... А пока мне обогреться надо... пошлите девку эту, чтобы постель мне согрела... а то устал я с дороги... и замерз...
Асмунд кивнул.
- Я велю воды согреть и камень из печи дать... А девку бери и делай что хочешь... Утром свидимся...
Нехотя ноги переставляли кони, словно в вину хозяевам своим ставя новые странствия по пелене снежной, да воля хозяйская выше своей, куда он правит туда и идти удила закусив, по снегу под бременем всадника в снег проваливаясь. Фыркали кони, гривами густыми потрясывая, морды в сосульках на шерсти наросших стряхивая. Потрепал своего за шею Исхер, да молвил вполголоса, так чтоб свои только слышали:
– Справа, глянь, сопочка высокая видится, далеко видать с нее, верно, земли окрестные, и леском поросла, не углядеть на ней никого.
– Ты из стана вражьего выедь сперва, там поглядим, посмотрим. – в тон ему отвечал Фрейвайр.
Провожали недолго гридни Хакона посольство оркдальское за пределы лагеря воинского выехавших, лишь из глаз их скрылись палатки, оставили вои отъехавших, с криками и смехом коней назад своих правили.
– Проедем вперед еще, вдруг доглядчика - соглядатая вслед нам пустили. – молвил жрец.
– Если пустили вслед нам кого-то он и до дома за нами пойти сможет, мы за ельничком одного потеряем из наших, чтоб увидеть тот смог, не идет ли по следам нашим кто, затем и нагонит нас. А мы не спеша коней наших править будем. – хельд ответствовал.
– Хорошо, сам решишь, кто пойдет, но свершать поскорее дело надобно, скоро конунг сюда пожалует.
– Управимся засветло, чай не первый раз. Слежка будет, что с ней делать, вырежем, чтобы дело справить?
– Нет, так доверие к нашим посланникам мы порушим, пусть твой оставшийся тогда все сам высмотрит, да сам один возвращается.
Тихо стояли ели под шапками снежными, периной пуховою земля прикрыла воя от своих оставшегося, лишь шумнее стали его сотоварищи, коня без наездника собой прикрывая.
Превыше всего осторожность воинская, нельзя себя дать обмануть врагу, вот и сейчас Грютинговы дружинники скрыть дабы отсутствие одного из своих громче разговоры вести, богов восхваляя да деяния свои прежни вспоминая, меж собой подвигами похваляясь.
Сторонний доглядчик не заподозрил бы ничего: едут вои посольство справившие, боя грядущего жаждут, славы сыскать да добычи богатой взять собираясь. Тени деревьев сдвинулись на ладонь, когда дозором тихим отправленный гридень возвернулся к товарищам, из сплетения веток кустов бахромой инея окутанных. Вопроса жреца иль хельда не дожидаясь, сразу ответствовал:
– Тихо все, холопы хладирские за вами не следовали, я и на тропе подождал и вокруг обежал, с дерева глядел – нет никого за нами.
– Добро, что Хакон не отправил во след нам никого, теперь можно и справить задуманное, с высоки замеченной на врага поглядеть, сколько костров вокруг вои Хакона развели счесть, пока солнце светит. – усмехнулся Исхер.
– Солнце то причем тут? – переспросил Фрейвайр.
– По ночи, они лишнего зажгут, чтоб обманулись мы, значит, – пояснил хельд.
– А на сопке той, Хакон дозора не выставил?
– Ему там люди ни к чему, нечего ему там выглядывать, но если и есть кто, скажемся что с пути сбились, дороги прямой искали и заплутали немного – троп здесь не натоптано.
Свернул отряд оркдальцев, к поросшей вековыми деревами сопке коней своих правя, умолкли тут и говор их и смех, не слышно стало сказаний о деяниях былых и славных стало – каждый слушал не крадется ли враг коварству у Локки набравшийся. Скрип снега от копыт коней своих вокруг разносится, но и подойти незаметно не даст к хирдманам, следы засады засевшей выдаст. Не успели вои храбрые поднятся в сопку, как узрели отряд вражеский навстречу им выступивший, не встретишь ведь друга здесь, только недруга.
– Дождались! – бросил со злобой Фрейвайр, – нарвались на дозор вражеский!
Схватились по привычке за меси вои было, но поднял руку Исхер:
– Мечи из ножен не вынимать, мы послы, драться будем, только нападут если! – на своих он прикрикнул, и добавл уже в полголоса: – говорим как задумывали ¬– заплутали мы.
И двинул коня своего чужакам навстречу:
– Мы посольство властителя оркдальского Грютинга, возвращаемся посольство справив к господину своему! Кто вы такие? Назовитесь!
– Справа, глянь, сопочка высокая видится, далеко видать с нее, верно, земли окрестные, и леском поросла, не углядеть на ней никого.
– Ты из стана вражьего выедь сперва, там поглядим, посмотрим. – в тон ему отвечал Фрейвайр.
Провожали недолго гридни Хакона посольство оркдальское за пределы лагеря воинского выехавших, лишь из глаз их скрылись палатки, оставили вои отъехавших, с криками и смехом коней назад своих правили.
– Проедем вперед еще, вдруг доглядчика - соглядатая вслед нам пустили. – молвил жрец.
– Если пустили вслед нам кого-то он и до дома за нами пойти сможет, мы за ельничком одного потеряем из наших, чтоб увидеть тот смог, не идет ли по следам нашим кто, затем и нагонит нас. А мы не спеша коней наших править будем. – хельд ответствовал.
– Хорошо, сам решишь, кто пойдет, но свершать поскорее дело надобно, скоро конунг сюда пожалует.
– Управимся засветло, чай не первый раз. Слежка будет, что с ней делать, вырежем, чтобы дело справить?
– Нет, так доверие к нашим посланникам мы порушим, пусть твой оставшийся тогда все сам высмотрит, да сам один возвращается.
Тихо стояли ели под шапками снежными, периной пуховою земля прикрыла воя от своих оставшегося, лишь шумнее стали его сотоварищи, коня без наездника собой прикрывая.
Превыше всего осторожность воинская, нельзя себя дать обмануть врагу, вот и сейчас Грютинговы дружинники скрыть дабы отсутствие одного из своих громче разговоры вести, богов восхваляя да деяния свои прежни вспоминая, меж собой подвигами похваляясь.
Сторонний доглядчик не заподозрил бы ничего: едут вои посольство справившие, боя грядущего жаждут, славы сыскать да добычи богатой взять собираясь. Тени деревьев сдвинулись на ладонь, когда дозором тихим отправленный гридень возвернулся к товарищам, из сплетения веток кустов бахромой инея окутанных. Вопроса жреца иль хельда не дожидаясь, сразу ответствовал:
– Тихо все, холопы хладирские за вами не следовали, я и на тропе подождал и вокруг обежал, с дерева глядел – нет никого за нами.
– Добро, что Хакон не отправил во след нам никого, теперь можно и справить задуманное, с высоки замеченной на врага поглядеть, сколько костров вокруг вои Хакона развели счесть, пока солнце светит. – усмехнулся Исхер.
– Солнце то причем тут? – переспросил Фрейвайр.
– По ночи, они лишнего зажгут, чтоб обманулись мы, значит, – пояснил хельд.
– А на сопке той, Хакон дозора не выставил?
– Ему там люди ни к чему, нечего ему там выглядывать, но если и есть кто, скажемся что с пути сбились, дороги прямой искали и заплутали немного – троп здесь не натоптано.
Свернул отряд оркдальцев, к поросшей вековыми деревами сопке коней своих правя, умолкли тут и говор их и смех, не слышно стало сказаний о деяниях былых и славных стало – каждый слушал не крадется ли враг коварству у Локки набравшийся. Скрип снега от копыт коней своих вокруг разносится, но и подойти незаметно не даст к хирдманам, следы засады засевшей выдаст. Не успели вои храбрые поднятся в сопку, как узрели отряд вражеский навстречу им выступивший, не встретишь ведь друга здесь, только недруга.
– Дождались! – бросил со злобой Фрейвайр, – нарвались на дозор вражеский!
Схватились по привычке за меси вои было, но поднял руку Исхер:
– Мечи из ножен не вынимать, мы послы, драться будем, только нападут если! – на своих он прикрикнул, и добавл уже в полголоса: – говорим как задумывали ¬– заплутали мы.
И двинул коня своего чужакам навстречу:
– Мы посольство властителя оркдальского Грютинга, возвращаемся посольство справив к господину своему! Кто вы такие? Назовитесь!
Транделаг. Хладир. Конунг Хакон.
- Ой, дядя, мудр ты, и мудрость не раз делом доказывал, - молвил Херлауг, едва лишь дверь за послами закрылась. – Однако же чую: не стоило отродье сие змеево прочь отпускать.
- Следи за речами, племянник. Советуешь конунгу честному сталь на ворона поднимать? – ответствовал Хакон. Но сказано сие было без злобы, в задумчивости, а потому родич продолжил, поддержку почуяв:
- То-то и странно: и ворон и жрец… что-то сильно Грютинг пугается, что горло ему перережем. Есть, значит, за что.
- Ежели Грютинг решил жить не по правде, то мне уже по годам скоро перед предками представать, - парировал Хакон. – И едва ли от срама отмоюсь, сказав, что обычаи переступил из пустой подозрительности.
- Воля твоя, дядя. Ум мой скуден – но даже я вижу, что ярлы твои осерчали изрядно. Хоть запретил ты мне с братом мужей сих срамословить прилюдно, но не могу глаз закрыть да уши зажать. Сам молвил ты, конунг: родичи мы, и первые Грютингу шеи подставим.
- Да, - сокрушенно покачал головой Хакон. – В ярлах моих гордыни пустой тьма отыскалась. Бывает так коль муж сидит долго в землях своих, конунгом мелким себя почитая. На войне подчинение нужно, а ярлы мои, выходят, воли желают да место мое делят, меня не спросив. Не к добру то Трандхейму, да и весь Транделаг от разборов кровавых лишь потеряет. Смотрю я на дело такое, слушаю речи сии – и понимаю, что прав был, позвав сюда Харальда. Он молод, да зубаст. И вполне сдюжит проглотить весь кусок, что откусит.
- Прости, конунг, но не слишком ли смело сужденье такое с речей чужих выводить? – Херлауг сознавал, что говорит дерзости, за которые владыка карать люто вправе, но слишком важной беседа была. Да и не знал племянник Хакона мудрости речи окольной. Говорил что и думал.
- А вот о сем молодого Хакона спросим, - нежданно предложил старый конунг. – Что скажешь, нам, отрок? Решиться ли Харальд за приз побороться да обещанное ему к руке властной прибрать? Даже коль ярлы ВСЕ против будут? Он близок к тебе по летам. Значит, и думы ваши похожи.
- Богами клянусь, владыка – не смел в мыслях плащ конунжий на себе примерять. Но, коль велишь ты, отвечу: коли обещал бы людям, что сделаю – скорее в Хель бы пошел, чем отступился.
- Слова прирожденного война, - довольно отозвался старец. И повернулся к родичу недоверчивому: - Ужель ты, Херлауг, подумал, что конунг владыкой рожденный, менее горд да упрям, чем сей молодец?
Ответить на то племяннику нечего было.
- Ой, дядя, мудр ты, и мудрость не раз делом доказывал, - молвил Херлауг, едва лишь дверь за послами закрылась. – Однако же чую: не стоило отродье сие змеево прочь отпускать.
- Следи за речами, племянник. Советуешь конунгу честному сталь на ворона поднимать? – ответствовал Хакон. Но сказано сие было без злобы, в задумчивости, а потому родич продолжил, поддержку почуяв:
- То-то и странно: и ворон и жрец… что-то сильно Грютинг пугается, что горло ему перережем. Есть, значит, за что.
- Ежели Грютинг решил жить не по правде, то мне уже по годам скоро перед предками представать, - парировал Хакон. – И едва ли от срама отмоюсь, сказав, что обычаи переступил из пустой подозрительности.
- Воля твоя, дядя. Ум мой скуден – но даже я вижу, что ярлы твои осерчали изрядно. Хоть запретил ты мне с братом мужей сих срамословить прилюдно, но не могу глаз закрыть да уши зажать. Сам молвил ты, конунг: родичи мы, и первые Грютингу шеи подставим.
- Да, - сокрушенно покачал головой Хакон. – В ярлах моих гордыни пустой тьма отыскалась. Бывает так коль муж сидит долго в землях своих, конунгом мелким себя почитая. На войне подчинение нужно, а ярлы мои, выходят, воли желают да место мое делят, меня не спросив. Не к добру то Трандхейму, да и весь Транделаг от разборов кровавых лишь потеряет. Смотрю я на дело такое, слушаю речи сии – и понимаю, что прав был, позвав сюда Харальда. Он молод, да зубаст. И вполне сдюжит проглотить весь кусок, что откусит.
- Прости, конунг, но не слишком ли смело сужденье такое с речей чужих выводить? – Херлауг сознавал, что говорит дерзости, за которые владыка карать люто вправе, но слишком важной беседа была. Да и не знал племянник Хакона мудрости речи окольной. Говорил что и думал.
- А вот о сем молодого Хакона спросим, - нежданно предложил старый конунг. – Что скажешь, нам, отрок? Решиться ли Харальд за приз побороться да обещанное ему к руке властной прибрать? Даже коль ярлы ВСЕ против будут? Он близок к тебе по летам. Значит, и думы ваши похожи.
- Богами клянусь, владыка – не смел в мыслях плащ конунжий на себе примерять. Но, коль велишь ты, отвечу: коли обещал бы людям, что сделаю – скорее в Хель бы пошел, чем отступился.
- Слова прирожденного война, - довольно отозвался старец. И повернулся к родичу недоверчивому: - Ужель ты, Херлауг, подумал, что конунг владыкой рожденный, менее горд да упрям, чем сей молодец?
Ответить на то племяннику нечего было.
Мер,
Нидарос
Рогволд Мудрый, зябко кутаясь в меха, в нетерпении прогуливался по пристани. Челядь и несколько воев охраны стояли чуть поодаль, опасаясь приблизится к ярлу. Темными мыслями тяготился Рогволд – оттого в мрачном настроении пребывал ярл.
Дул холодный северный ветер. Дул – бил в барабаны, шелестел за спиной неровными голосами, скрежетал вскриками чаек. Несмотря на раннее утро на пристани было людно, помимо людей со двора Рогволда собралась целая толпа зевак. Известное событие – после трех долгих месяцев возвращается сын Рогволда – Хрольв. И не с пустыми руками! Три драккара медленно входили в пристань. Черно-красные паруса убраны, лишь раз за разом погружались в пенистые волны весла.
Вот кто-то проворно вскочил на борт, переступил на ближайшее весло и, с трудом удерживая равновесие, запрыгал с одного на другое – не удержался и под дружный гогот с драккаров и пристани плюхнулся в воду. То же самое происходило и прочих судах – войны испытывали ловкость и благосклонность хитрого Локки. Очень немногие умудрялись пройти вдоль борта и не окунуться в соленую водицу. Одним из таких был и Хрольв, сын ярла, – вот он уже стоит рядом с Рогволдом, обнимается с отцом. Хорошего сына родила ярлу жена – война бесстрашного и могучего. Не человек – живое знамя. За таким кто угодно пойдет.
-Не посрамил тебя, батька! - несколько отстранившись от ярла, воскликнул Хрольв, - знатную добычу взял!
-Верю, сын, тебе – верю, - на хмуром лице Рогволда заиграла улыбка, - рад твоему возвращению. Как раз к тингу.
-К тингу! Знатно я поспел!
-Я уж приказал накрыть столы, устал с дороги?
-Владыка Один верные ветра послал, не зря я кровь жертвенную проливал.
-Не зря, сын. Однако поспешим за cтол, там все и расскажешь. Не досуг мне тут стоять…
-Как скажешь, батька. Тут и без меня управятся с разгрузкой.
-Управятся. Грузить – не англов бить!
Сновали туда-сюда услужливые рабы, не давали посуде пустеть. Под столами рычали, грызлись меж собою псы. В дальнем углу рвали струны музыканты, под дружный ор празднующих воинов выводя мелодию очередной застольной песни.
Рогволд так и не сумел отринуть думы темные, влиться в реку бурного веселья – такого, что, того и гляди, стол под пирующими проломится. Рядом что-то громко кричал Хрольв – в его, героя дня, сидящему одесную конунга, честь пелись песни и поднимались доверху наполненные кружки. Но Рогволд, погруженный в раздумья, так и стал свидетелем триумфа сыновьего.
Еще вчера до него дошли тревожные вести – на предстоящем тинге предательски будет низложен старый конунг Неккви. Кто принадлежал к кругу заговорщиков Рогволду доложено не было, но на сей счет у ярла соображения имелись. Кто, как не сыновья вероломные, претендует на конунжье место за столом?..
Допустить падения Неккви никак нельзя. Расчетливый ярл не мог упустить шанса породниться со старым конунгом, обещавшим ему родную дочь, прекрасную Астрид. Рогволд любил свою первую жену, однако женщины стареют быстро - очень скоро Фрейа запретит ей рожать, какой прок от нее тогда выйдет?
Другое дело молодая Астрид – многих прекрасных войнов выйдет из ее чрева, будет кому продолжить начинания отца. Да и кровь Неккви будет знатным аргументом. Острее мечей и копий, прочнее щитов и кольчуг. А там… - Один пошлет удачу, и Норвегия объединится под черным коршуном Рогволда Мудрого. А старого Неккви никто и не вспомнит…
Вечером сего дня в стане Веральда Крикливого, ярла, умом особым не блиставшего, но задиристого и своенравного, неожиданно скончался его лучший берсерк Хельдмар. Знатный воин был, матерый, сталью закаленный, словно воплощение Хеймдалля. Поговаривали, что на Хельдмара у Локки зуб был, ибо никогда не приносил жертв хитрому богу берсерк. За то и был наказан.
Так никогда и не всплыла смерть двух собак Хельда, облизывавших его лицо, когда был найден труп. Их агония была поразительно схожа с муками хозяина. Те, кто мог говорить, молчали - злато запечатало их губы.
Поговаривали, что в свое время Неккви обидел Веральда Крикливого, пожаловал владения Рогволду, а того отправил на северные границы.
Тинг был намечен на утро. К священной поляне, расположенной в близи от капища, стекались люди. Было очень шумно, народу – яблоку негде упасть. Многие толпились вокруг столов с угощениями – хлеб, мясо, брага, эль – всего было в достатке. Где-то вдалеке сквозь гомон толпы пытались прорваться гусли, но безуспешно. С возвышенностей кричали жрецы, возвещая о начале тинга.
Рогволд Мудрый прибыл к самому началу. Разгоняя толпу, заработали локтями (а иногда и древками копий) вои. Послышались многочисленные проклятия, но толпа послушно расступилась.
Высокомерно поглядывал на прочих ярлов Рогволд, жалкими казались они ему – в тени его. Всем превосходил их – сыновьями (подвиги Хрольва пересказывались едва ли не на каждом углу Мера – еще до отплытия приказал отец вернуться к намеченному сроку, и не зря) златом, славой.
Едва Рогволд успел занять заранее отведенное ему место, как поднялся главный жрец Геревард и объявил о начале тинга. Подобно снежному кому, что рождается в случайно упавшей снежинке, медленно, но верно, разгорались споры о походе на Харальда. Ярл Мера хранил молчание – пусть юнцы да глупцы орут, люди рассудительные знают, что верно сказанное в конце и решит исход.
Наконец поднялся Неккви, подал голос:
-Мер, выслушай своего конунга. Мы, братья, сейчас сильны как никогда, а Харальд – слабак, молокосос. Мы раздавим его, словно муху…
Однако не успел старый конунг договорить, как его слова тут же подхватило и закружило в многоголосом вихре.
-Слабак?! Раз удержал такие земли, значит знатный воин!
-Чего мы слушаем этого старика?.. Один больше не покровительствует ему!
-Даа! Валькирии ждут тебя, Неккви, оставь молодым решать!
-Ты стар, конунг! Нам нужен новый конунг!
Очнулись сторонники Неккви, вскочили с мест:
-Да как вы смеете, сучье племя! Конунг - мудр!
-Ему решать! Он – конунг!
Тинг взорвался тысячами голосов. Тут выскочил на центр поляны Сельви, внук конунжий.
- Братья мои, кровь моя! Нельзя сидеть нам без дела и спорить, но должно врага бить!..
И ему не дали договорить – голос его потонул в свисте. Но часть присутствующих немедля поддержала конунжича:
-Дело говорит! Покуда мы грыземся тута, Харальд войско сбирает!
-Сейчас ударим!
Почти не было таких, кто не хотел померяться с харальдскими воями силою, но многие, раззадоренные словами заговорщиков, не желали становится под знамена Неккви:
-Да чего вы слушаете этого щенка? – взревел кто-то, – Фенрир пожрет и сопляка, и хрыща старого!
Поднялся невообразимый шум, потрясая оружием, вскакивали с мест викинги. Подобного безобразия Рогволд давно не помнил, верно действительно стар стал конунг – тот просто сидел и беспомощно смотрел на происходящее.
Ярл Мера склонился к уху сидящего рядом Хрольва и прошептал что-то коротко. Тут же распрямился Хрольв, которого за гигантский рост прозвали Пешеходом – не родилось лошади такой, что смогла бы выдержать могучего северянина. Набрал полную грудь воздуха…
-ТИИИХОО!
Вместе с этим неторопливо поднялся Рогволд. И тинг действительно притих.
-Я так скажу: человек ошибиться может, хоть и муж он знатный. Пускай решают боги!
У ярла Мера репутация была мужа мудрого и рассудительного. Люди доверяли его мнению:
-Дело говорит!
-Пусть боги решат!
-Поединок!
Рогволд поймал на себе обеспокоенный взгляд Неккви и еле заметно кивнул, мол, воля богов в руках смертных. На поединок вышел Сельви, который по праву имел репутацию одного из лучших бойцов Мера, и некто Скират – кто-то с севера, Рогволду неизвестный.
Ярл прищурился и скользнул взглядом по Веральду Крикливому. Где же твой Хельдмар?.. Что ж не выставишь его, а так хвалился им, так хвалился!
Последовала короткая – даже слишком короткая – но жаркая схватка, победителем которой, как и ожидалось, вышел Сельви.
Старый конунг сохранил трон.
-Ты, Торир, не спорь, как сказал я – так и будет!
-Но батька!..
-Ты не расслышал?.. Немало на твою долю еще подвигов выпадет. В нашей семье лишь лучшие войны – Вальгалла завидует. Но рано тебе еще, сынок, рано. Ты останешься тут, присматривать за матерью, за имением. Вернусь – спрошу.
-Да, батька.
-Не грусти. Все имение на тебя одного оставляю!
-Батька… ты будешь гордится мной – если в бою не послужу тебе, то послужу дома! Преумножу твое злато!
-Верное дело говоришь, сын, ступай.
Скрипнула дверь. Торир, младший из сыновей Рогволда, покинул покои ярла. Миновал второй день после тинга. Мер готовился к походу на Харальда. По слову Неккви в стальный град стекались воины с самых отдаленных деревень. Шли все – в том числе и бонды. Все подчистую выметал старый конунг. Того, кому не мог приказать, заманивал добычей – и многие вставали под знамена Мера.
Рогволд Мудрый был вынужден выступить вместе со всеми. С недоверием Рогволд поглядывал на намечающийся поход, многое не нравилось ему, однако он предпочитал молчать. Хитрый ярл всегда находил нужный момент вставить слово. И этот момент еще не пришел.
Триста хирдманов, еще три сотни всякого люда – вклад Рогволда был велик. В случае удачи ярл рассчитывал на немалую долю в общей добыче.
Мер собирался.
Нидарос
Рогволд Мудрый, зябко кутаясь в меха, в нетерпении прогуливался по пристани. Челядь и несколько воев охраны стояли чуть поодаль, опасаясь приблизится к ярлу. Темными мыслями тяготился Рогволд – оттого в мрачном настроении пребывал ярл.
Дул холодный северный ветер. Дул – бил в барабаны, шелестел за спиной неровными голосами, скрежетал вскриками чаек. Несмотря на раннее утро на пристани было людно, помимо людей со двора Рогволда собралась целая толпа зевак. Известное событие – после трех долгих месяцев возвращается сын Рогволда – Хрольв. И не с пустыми руками! Три драккара медленно входили в пристань. Черно-красные паруса убраны, лишь раз за разом погружались в пенистые волны весла.
Вот кто-то проворно вскочил на борт, переступил на ближайшее весло и, с трудом удерживая равновесие, запрыгал с одного на другое – не удержался и под дружный гогот с драккаров и пристани плюхнулся в воду. То же самое происходило и прочих судах – войны испытывали ловкость и благосклонность хитрого Локки. Очень немногие умудрялись пройти вдоль борта и не окунуться в соленую водицу. Одним из таких был и Хрольв, сын ярла, – вот он уже стоит рядом с Рогволдом, обнимается с отцом. Хорошего сына родила ярлу жена – война бесстрашного и могучего. Не человек – живое знамя. За таким кто угодно пойдет.
-Не посрамил тебя, батька! - несколько отстранившись от ярла, воскликнул Хрольв, - знатную добычу взял!
-Верю, сын, тебе – верю, - на хмуром лице Рогволда заиграла улыбка, - рад твоему возвращению. Как раз к тингу.
-К тингу! Знатно я поспел!
-Я уж приказал накрыть столы, устал с дороги?
-Владыка Один верные ветра послал, не зря я кровь жертвенную проливал.
-Не зря, сын. Однако поспешим за cтол, там все и расскажешь. Не досуг мне тут стоять…
-Как скажешь, батька. Тут и без меня управятся с разгрузкой.
-Управятся. Грузить – не англов бить!
Сновали туда-сюда услужливые рабы, не давали посуде пустеть. Под столами рычали, грызлись меж собою псы. В дальнем углу рвали струны музыканты, под дружный ор празднующих воинов выводя мелодию очередной застольной песни.
Рогволд так и не сумел отринуть думы темные, влиться в реку бурного веселья – такого, что, того и гляди, стол под пирующими проломится. Рядом что-то громко кричал Хрольв – в его, героя дня, сидящему одесную конунга, честь пелись песни и поднимались доверху наполненные кружки. Но Рогволд, погруженный в раздумья, так и стал свидетелем триумфа сыновьего.
Еще вчера до него дошли тревожные вести – на предстоящем тинге предательски будет низложен старый конунг Неккви. Кто принадлежал к кругу заговорщиков Рогволду доложено не было, но на сей счет у ярла соображения имелись. Кто, как не сыновья вероломные, претендует на конунжье место за столом?..
Допустить падения Неккви никак нельзя. Расчетливый ярл не мог упустить шанса породниться со старым конунгом, обещавшим ему родную дочь, прекрасную Астрид. Рогволд любил свою первую жену, однако женщины стареют быстро - очень скоро Фрейа запретит ей рожать, какой прок от нее тогда выйдет?
Другое дело молодая Астрид – многих прекрасных войнов выйдет из ее чрева, будет кому продолжить начинания отца. Да и кровь Неккви будет знатным аргументом. Острее мечей и копий, прочнее щитов и кольчуг. А там… - Один пошлет удачу, и Норвегия объединится под черным коршуном Рогволда Мудрого. А старого Неккви никто и не вспомнит…
Вечером сего дня в стане Веральда Крикливого, ярла, умом особым не блиставшего, но задиристого и своенравного, неожиданно скончался его лучший берсерк Хельдмар. Знатный воин был, матерый, сталью закаленный, словно воплощение Хеймдалля. Поговаривали, что на Хельдмара у Локки зуб был, ибо никогда не приносил жертв хитрому богу берсерк. За то и был наказан.
Так никогда и не всплыла смерть двух собак Хельда, облизывавших его лицо, когда был найден труп. Их агония была поразительно схожа с муками хозяина. Те, кто мог говорить, молчали - злато запечатало их губы.
Поговаривали, что в свое время Неккви обидел Веральда Крикливого, пожаловал владения Рогволду, а того отправил на северные границы.
Тинг был намечен на утро. К священной поляне, расположенной в близи от капища, стекались люди. Было очень шумно, народу – яблоку негде упасть. Многие толпились вокруг столов с угощениями – хлеб, мясо, брага, эль – всего было в достатке. Где-то вдалеке сквозь гомон толпы пытались прорваться гусли, но безуспешно. С возвышенностей кричали жрецы, возвещая о начале тинга.
Рогволд Мудрый прибыл к самому началу. Разгоняя толпу, заработали локтями (а иногда и древками копий) вои. Послышались многочисленные проклятия, но толпа послушно расступилась.
Высокомерно поглядывал на прочих ярлов Рогволд, жалкими казались они ему – в тени его. Всем превосходил их – сыновьями (подвиги Хрольва пересказывались едва ли не на каждом углу Мера – еще до отплытия приказал отец вернуться к намеченному сроку, и не зря) златом, славой.
Едва Рогволд успел занять заранее отведенное ему место, как поднялся главный жрец Геревард и объявил о начале тинга. Подобно снежному кому, что рождается в случайно упавшей снежинке, медленно, но верно, разгорались споры о походе на Харальда. Ярл Мера хранил молчание – пусть юнцы да глупцы орут, люди рассудительные знают, что верно сказанное в конце и решит исход.
Наконец поднялся Неккви, подал голос:
-Мер, выслушай своего конунга. Мы, братья, сейчас сильны как никогда, а Харальд – слабак, молокосос. Мы раздавим его, словно муху…
Однако не успел старый конунг договорить, как его слова тут же подхватило и закружило в многоголосом вихре.
-Слабак?! Раз удержал такие земли, значит знатный воин!
-Чего мы слушаем этого старика?.. Один больше не покровительствует ему!
-Даа! Валькирии ждут тебя, Неккви, оставь молодым решать!
-Ты стар, конунг! Нам нужен новый конунг!
Очнулись сторонники Неккви, вскочили с мест:
-Да как вы смеете, сучье племя! Конунг - мудр!
-Ему решать! Он – конунг!
Тинг взорвался тысячами голосов. Тут выскочил на центр поляны Сельви, внук конунжий.
- Братья мои, кровь моя! Нельзя сидеть нам без дела и спорить, но должно врага бить!..
И ему не дали договорить – голос его потонул в свисте. Но часть присутствующих немедля поддержала конунжича:
-Дело говорит! Покуда мы грыземся тута, Харальд войско сбирает!
-Сейчас ударим!
Почти не было таких, кто не хотел померяться с харальдскими воями силою, но многие, раззадоренные словами заговорщиков, не желали становится под знамена Неккви:
-Да чего вы слушаете этого щенка? – взревел кто-то, – Фенрир пожрет и сопляка, и хрыща старого!
Поднялся невообразимый шум, потрясая оружием, вскакивали с мест викинги. Подобного безобразия Рогволд давно не помнил, верно действительно стар стал конунг – тот просто сидел и беспомощно смотрел на происходящее.
Ярл Мера склонился к уху сидящего рядом Хрольва и прошептал что-то коротко. Тут же распрямился Хрольв, которого за гигантский рост прозвали Пешеходом – не родилось лошади такой, что смогла бы выдержать могучего северянина. Набрал полную грудь воздуха…
-ТИИИХОО!
Вместе с этим неторопливо поднялся Рогволд. И тинг действительно притих.
-Я так скажу: человек ошибиться может, хоть и муж он знатный. Пускай решают боги!
У ярла Мера репутация была мужа мудрого и рассудительного. Люди доверяли его мнению:
-Дело говорит!
-Пусть боги решат!
-Поединок!
Рогволд поймал на себе обеспокоенный взгляд Неккви и еле заметно кивнул, мол, воля богов в руках смертных. На поединок вышел Сельви, который по праву имел репутацию одного из лучших бойцов Мера, и некто Скират – кто-то с севера, Рогволду неизвестный.
Ярл прищурился и скользнул взглядом по Веральду Крикливому. Где же твой Хельдмар?.. Что ж не выставишь его, а так хвалился им, так хвалился!
Последовала короткая – даже слишком короткая – но жаркая схватка, победителем которой, как и ожидалось, вышел Сельви.
Старый конунг сохранил трон.
-Ты, Торир, не спорь, как сказал я – так и будет!
-Но батька!..
-Ты не расслышал?.. Немало на твою долю еще подвигов выпадет. В нашей семье лишь лучшие войны – Вальгалла завидует. Но рано тебе еще, сынок, рано. Ты останешься тут, присматривать за матерью, за имением. Вернусь – спрошу.
-Да, батька.
-Не грусти. Все имение на тебя одного оставляю!
-Батька… ты будешь гордится мной – если в бою не послужу тебе, то послужу дома! Преумножу твое злато!
-Верное дело говоришь, сын, ступай.
Скрипнула дверь. Торир, младший из сыновей Рогволда, покинул покои ярла. Миновал второй день после тинга. Мер готовился к походу на Харальда. По слову Неккви в стальный град стекались воины с самых отдаленных деревень. Шли все – в том числе и бонды. Все подчистую выметал старый конунг. Того, кому не мог приказать, заманивал добычей – и многие вставали под знамена Мера.
Рогволд Мудрый был вынужден выступить вместе со всеми. С недоверием Рогволд поглядывал на намечающийся поход, многое не нравилось ему, однако он предпочитал молчать. Хитрый ярл всегда находил нужный момент вставить слово. И этот момент еще не пришел.
Триста хирдманов, еще три сотни всякого люда – вклад Рогволда был велик. В случае удачи ярл рассчитывал на немалую долю в общей добыче.
Мер собирался.
Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.
Состоялось, наконец, крещение. Как поправилась от временной слабости своей Сигрун, так и празднество устроили. Всё честь по чести. Крестили людей в озере, что недалече от усадьбы обнаружено было. Водица в нём студёная, как окунёшься, так аж зубы скрипят, но всё выдержали Эйнара люди, ни один от своего решения не отрёкся, каждый крест нательный в подарок получил, на кожаном ремешке висящий. Священник тоже в грязь лицом не ударил, обряд провёл, не хуже того, что при крещении Эйнара и Сигрун был. В церкви свечи двое суток не переставая, горели, и светло было ночью, что днём. На лице Сигрун радостная улыбка сияла и освещала женщина этой улыбкой всё вокруг себя, не хуже солнца красного, Эйнар тоже радость свою выказывал, но не так явно, всё же воин он был, да и думы его чело омрачали невесёлые. Давно уж послал он людей за дружиной да за греками, а всё ни весточки не было от них. Знал он только доподлинно, что до города они доехали, но вот что с его людьми дальше сделалось, не имел ярл никакого понятия. Поэтому и хмурился хозяин Гиллисберга в такой светлый день.
- Что ты, княже, невесел, не в радость тебе сегодняшнее празднество, али думы какие тяжкие тебя мучают?,- это Ратибор, давно ставший одним из доверенных людей ярла к воину обратился.
- Великий, счастливый день сегодня, Ратибор, но не могу я радоваться, пока не всё в моих владениях спокойно, пока об участи людей своих не ведаю. Вот уже много дней прошло, как не получал я от посланников своих никаких вестей, да ты и сам об этом знаешь. Народ любит меня, это верно, да вот только соседи не особенно что-то жалуют.
- Не об Асмунде ли Кровавом говоришь ты?
- Именно что о нём. Что скажешь ты на такое предположение, что обозлиться он вконец может, да и напасть на мои земли, пока дружина из Хольмагарда не прибыла?
- Всё может статься, да только думаю я, что обождать с выводами пока мест надобно. Мало ли что доблестных воинов в пути задержать могло.
- Дело ты говоришь, Ратибор, да только жди не жди, а сны мне тяжкие снятся, покоя мне нет.
- Успокойся, муж мой,- вступила в разговор Сигрун,- мудростью ты славишься не напрасно и сегодняшний день тому только лишнее доказательство, но слишком близко ты всё к сердцу принимаешь, рано волноваться начал. Дорога в Хольмагард не близкая, да и дело посланцем поручено такое, которое не за один день делается. Крыльев у них никогда не было, так что не беспокойся напрасно. Я уверена, не пройдёт и нескольких дней, как посланцы твои возвратятся, да не одни, а с дружиной и священниками.
Эйнар только кивнул и расправились после речей мудрой девы на лице ярла складки глубокие, вздохнул он свободно да на жену с любовью поглядел, что не могло укрыться от взглядов простых людей на супружескую чету бросаемых. Наслышаны люди были о великой любви своих владык, да не верилось в существование такого сильного чувства в этих северных краях, но вот все сами убедились и вновь возрадовались, до чего же хороший ярл ими правит, что у него любви и на жену и на весь свой люд хватает.
Гиллисберг.
Состоялось, наконец, крещение. Как поправилась от временной слабости своей Сигрун, так и празднество устроили. Всё честь по чести. Крестили людей в озере, что недалече от усадьбы обнаружено было. Водица в нём студёная, как окунёшься, так аж зубы скрипят, но всё выдержали Эйнара люди, ни один от своего решения не отрёкся, каждый крест нательный в подарок получил, на кожаном ремешке висящий. Священник тоже в грязь лицом не ударил, обряд провёл, не хуже того, что при крещении Эйнара и Сигрун был. В церкви свечи двое суток не переставая, горели, и светло было ночью, что днём. На лице Сигрун радостная улыбка сияла и освещала женщина этой улыбкой всё вокруг себя, не хуже солнца красного, Эйнар тоже радость свою выказывал, но не так явно, всё же воин он был, да и думы его чело омрачали невесёлые. Давно уж послал он людей за дружиной да за греками, а всё ни весточки не было от них. Знал он только доподлинно, что до города они доехали, но вот что с его людьми дальше сделалось, не имел ярл никакого понятия. Поэтому и хмурился хозяин Гиллисберга в такой светлый день.
- Что ты, княже, невесел, не в радость тебе сегодняшнее празднество, али думы какие тяжкие тебя мучают?,- это Ратибор, давно ставший одним из доверенных людей ярла к воину обратился.
- Великий, счастливый день сегодня, Ратибор, но не могу я радоваться, пока не всё в моих владениях спокойно, пока об участи людей своих не ведаю. Вот уже много дней прошло, как не получал я от посланников своих никаких вестей, да ты и сам об этом знаешь. Народ любит меня, это верно, да вот только соседи не особенно что-то жалуют.
- Не об Асмунде ли Кровавом говоришь ты?
- Именно что о нём. Что скажешь ты на такое предположение, что обозлиться он вконец может, да и напасть на мои земли, пока дружина из Хольмагарда не прибыла?
- Всё может статься, да только думаю я, что обождать с выводами пока мест надобно. Мало ли что доблестных воинов в пути задержать могло.
- Дело ты говоришь, Ратибор, да только жди не жди, а сны мне тяжкие снятся, покоя мне нет.
- Успокойся, муж мой,- вступила в разговор Сигрун,- мудростью ты славишься не напрасно и сегодняшний день тому только лишнее доказательство, но слишком близко ты всё к сердцу принимаешь, рано волноваться начал. Дорога в Хольмагард не близкая, да и дело посланцем поручено такое, которое не за один день делается. Крыльев у них никогда не было, так что не беспокойся напрасно. Я уверена, не пройдёт и нескольких дней, как посланцы твои возвратятся, да не одни, а с дружиной и священниками.
Эйнар только кивнул и расправились после речей мудрой девы на лице ярла складки глубокие, вздохнул он свободно да на жену с любовью поглядел, что не могло укрыться от взглядов простых людей на супружескую чету бросаемых. Наслышаны люди были о великой любви своих владык, да не верилось в существование такого сильного чувства в этих северных краях, но вот все сами убедились и вновь возрадовались, до чего же хороший ярл ими правит, что у него любви и на жену и на весь свой люд хватает.
Мер. Посланцы гандальвовы при поддержке Дарклайт
Охранители Мера обладали соколиным зрением. Воистину, ладных молодцев старый конунг во фьорде поставил, так что полосатые паруса вои заметили быстро. Не успел корабль чужой и сотни саженей проплыть, как мужи Мера уж на пристани построились, оружные да в доспехах. Смотреть любо-дорого. однако же, доставать стелы из тулов они не спешили, лишь зорко приглядывались у гостю нежданному. И рассмотрели стяг: волчья голова серая на фоне алом. Похоже, из самого Альвхеймара люди пожаловали!
- Эй, славные вои, - прокричал хельд, что главным был над стражей, когда драккар поближе подплыл. - Назовитесь, чьего роду-племени! Зачем в наши края путь держите!
- Альриком меня кличут, - назвался богатырь в кольчуге богатой. - Служу я Гандальву Альвхеймарскому, и послан им к конунгу вашему на поклон. Слово доброе везу, да дары драгоценные. Любо конунгу нашему радостью с другом сердешным делиться. Помнит он дела славные - потому в Мер первее всех мужей отослал. Чтобы владыка ваш знал: не сгинул Гандальв в лесу, как собаки брехали. Дома он, воев сбирает да пожелания лучшие шлет.
- Добрая весть! - Отвечал с усмешкой хельд мерский. - Эй, Рагни да Магни, сходни готовьте! Не видите, гости дорогие приплыли!
Споро слуги пристань очистили, дабы корабль как следует причалил, а сам хельд бороду пригладил, да навстречу пошел мужам альвхеймарским.
- Как тебя самого звать-величать? - вопросил Альрик, руку крепкую пожимая. - Рад я видеть тут мужей доблестных, - в месте сем взор его по шеренге скользнул внимательно, воинскую стать отмечая. - Да и ты сам чести великой достоин, что таких молодцев воспитал да в бой ныне водишь.
- Регином меня прозвали, ибо уродился в ночь бури великой, - добродушно стражник отвечал. - А что до воинов моих, так в Мере хирдманы все как на подбор крепкие и статные! Мы же от Морских Конунгов род свой ведем, не то что Харальдово отродье, что из свейской земли да на наши перебежало!
- Добрый корень - и поросль крепкую дал, - ответил посол из Альвхеймара. - Не беден Гандальв да и на дары людям достойным с колыбели уж не скупился. Ныне ж, богов за спасение славя, велел нам всех знатных да доблестных привечать как альвхеймарцев до одаривать будто родичей. Лишь бы не Харальду проклятому клинки их служили. Возьми и ты меч добрый да гривен златых, да серебряных. Крепче дружбы меж нами будет, коль в доме достаток да честь воинская в почете, как следует.
По знаку Альрика слуга его, прозванный Колль за чернявость свою, вовсе не северную, сундук распахнул, богатство недр его взорам являя.
- Щедр ваш конунг, по делам и слава ему! - С благодарностью принял Регин меч, крепко Альрика обнял, как брата родного. - Поведай же, к какому конунгу вас владетель ваш послал? Ведь Мер - фюльк не простой - у нас четыре конунга правят, все знатные и прославленные!
- Всему свету мы новость поведать рады, но прежде всего к Неккви-конунгу посланы. Ибо именно с ним Гандальв врага крепче всех бил в прошлом. Ему и кланяться нам первому велено.
Пир в Альвхеймаре ныне знатный идет, радуется земля владыке вернувшемуся. Однако, врагам его теперь стоит не Гандальвом а льетом прозвать, потому как грозен он в своем гневе до ужаса. Даже мужи храбрые, шрамами битв без счета покрытые, как мальчишки безусые трепетали. Сказывают, что боги его от смерти неминучей спасли - да к людям вывели, в зимнем лесу охранив. Словно сам Тор в конунга нашего теперь поселился - больно уж грозен.
Поглаживал рукоять меча дареного Регин, слушал слова посланцев Гандальвовых, да посветлело его чело, как он про Неккви услыхал - видать по сердцу именно старый конунг был хельду, а не родичи его. Так сказал он альвхеймарцу:
- Весть эту славную следует Неккви незамедлительно услышать! Будет рад он тому, что побратим его старый в добром здравии, да что не в одиночку ему предстоит супротив щенка агдирского на рать идти!
Увлек Альрика за собой хельд, по пристани дощатой, да по земле сырой, снегом припорошеной.
Альвхеймарец тому не противился, с охотой следуя за провожатым. Хоть и привыкли викинги к походам морским, однако же всякий вой тепло очажное да еду хорошую высоко ценил. Особенно - после сырости да холода на палубе. Все же мороз в море крепче кусается - сие всяк викинг сызмальства знает, другое дело, что храбрые воины севера ни хлада, ни клинков вражеских пугаться не обучены. Но - коли есть возможность такая - почему б тело очажным теплом не потешить? Впереди путь еще долгий, конунга вестимо не завтра гости увидят. Хотя вести быстрей долетят. Так что Альрик был спокоен и предвкушал хороший вечер в компании. Будет кому о битвах рассказывать. Да и девы длиннокосые, может, послушать придут... альвхеймарец улыбнулся.
Охранители Мера обладали соколиным зрением. Воистину, ладных молодцев старый конунг во фьорде поставил, так что полосатые паруса вои заметили быстро. Не успел корабль чужой и сотни саженей проплыть, как мужи Мера уж на пристани построились, оружные да в доспехах. Смотреть любо-дорого. однако же, доставать стелы из тулов они не спешили, лишь зорко приглядывались у гостю нежданному. И рассмотрели стяг: волчья голова серая на фоне алом. Похоже, из самого Альвхеймара люди пожаловали!
- Эй, славные вои, - прокричал хельд, что главным был над стражей, когда драккар поближе подплыл. - Назовитесь, чьего роду-племени! Зачем в наши края путь держите!
- Альриком меня кличут, - назвался богатырь в кольчуге богатой. - Служу я Гандальву Альвхеймарскому, и послан им к конунгу вашему на поклон. Слово доброе везу, да дары драгоценные. Любо конунгу нашему радостью с другом сердешным делиться. Помнит он дела славные - потому в Мер первее всех мужей отослал. Чтобы владыка ваш знал: не сгинул Гандальв в лесу, как собаки брехали. Дома он, воев сбирает да пожелания лучшие шлет.
- Добрая весть! - Отвечал с усмешкой хельд мерский. - Эй, Рагни да Магни, сходни готовьте! Не видите, гости дорогие приплыли!
Споро слуги пристань очистили, дабы корабль как следует причалил, а сам хельд бороду пригладил, да навстречу пошел мужам альвхеймарским.
- Как тебя самого звать-величать? - вопросил Альрик, руку крепкую пожимая. - Рад я видеть тут мужей доблестных, - в месте сем взор его по шеренге скользнул внимательно, воинскую стать отмечая. - Да и ты сам чести великой достоин, что таких молодцев воспитал да в бой ныне водишь.
- Регином меня прозвали, ибо уродился в ночь бури великой, - добродушно стражник отвечал. - А что до воинов моих, так в Мере хирдманы все как на подбор крепкие и статные! Мы же от Морских Конунгов род свой ведем, не то что Харальдово отродье, что из свейской земли да на наши перебежало!
- Добрый корень - и поросль крепкую дал, - ответил посол из Альвхеймара. - Не беден Гандальв да и на дары людям достойным с колыбели уж не скупился. Ныне ж, богов за спасение славя, велел нам всех знатных да доблестных привечать как альвхеймарцев до одаривать будто родичей. Лишь бы не Харальду проклятому клинки их служили. Возьми и ты меч добрый да гривен златых, да серебряных. Крепче дружбы меж нами будет, коль в доме достаток да честь воинская в почете, как следует.
По знаку Альрика слуга его, прозванный Колль за чернявость свою, вовсе не северную, сундук распахнул, богатство недр его взорам являя.
- Щедр ваш конунг, по делам и слава ему! - С благодарностью принял Регин меч, крепко Альрика обнял, как брата родного. - Поведай же, к какому конунгу вас владетель ваш послал? Ведь Мер - фюльк не простой - у нас четыре конунга правят, все знатные и прославленные!
- Всему свету мы новость поведать рады, но прежде всего к Неккви-конунгу посланы. Ибо именно с ним Гандальв врага крепче всех бил в прошлом. Ему и кланяться нам первому велено.
Пир в Альвхеймаре ныне знатный идет, радуется земля владыке вернувшемуся. Однако, врагам его теперь стоит не Гандальвом а льетом прозвать, потому как грозен он в своем гневе до ужаса. Даже мужи храбрые, шрамами битв без счета покрытые, как мальчишки безусые трепетали. Сказывают, что боги его от смерти неминучей спасли - да к людям вывели, в зимнем лесу охранив. Словно сам Тор в конунга нашего теперь поселился - больно уж грозен.
Поглаживал рукоять меча дареного Регин, слушал слова посланцев Гандальвовых, да посветлело его чело, как он про Неккви услыхал - видать по сердцу именно старый конунг был хельду, а не родичи его. Так сказал он альвхеймарцу:
- Весть эту славную следует Неккви незамедлительно услышать! Будет рад он тому, что побратим его старый в добром здравии, да что не в одиночку ему предстоит супротив щенка агдирского на рать идти!
Увлек Альрика за собой хельд, по пристани дощатой, да по земле сырой, снегом припорошеной.
Альвхеймарец тому не противился, с охотой следуя за провожатым. Хоть и привыкли викинги к походам морским, однако же всякий вой тепло очажное да еду хорошую высоко ценил. Особенно - после сырости да холода на палубе. Все же мороз в море крепче кусается - сие всяк викинг сызмальства знает, другое дело, что храбрые воины севера ни хлада, ни клинков вражеских пугаться не обучены. Но - коли есть возможность такая - почему б тело очажным теплом не потешить? Впереди путь еще долгий, конунга вестимо не завтра гости увидят. Хотя вести быстрей долетят. Так что Альрик был спокоен и предвкушал хороший вечер в компании. Будет кому о битвах рассказывать. Да и девы длиннокосые, может, послушать придут... альвхеймарец улыбнулся.
Ныне прославлял народ Мерский Неккви... Ибо внук его защитил его. Сельви же быстро оказался в хмелю, ибо не мог он обидеть новых друже своих отказом от чаши бодрящего пива. Каждый хотел выпить с Разрушителем...
Запели песни, сотни хриплых голосов слышались в этот светлый день тинга. Разные были девы, и снова Сельви ушел в спальни свои, чтобы отметить победу свою.
Неккви же во славное время это, трезвым оставался и произнес речь.
-Братия и друже мои! Силен Мер войнами великими, силен духом своим славным! Силен он и оружием в бою звенящим! Так добудем же славу вечную, выйдем в поле ратное и докажем врагам - соплякам чего истинная сила стоит! Да, их больше может будет, но каждый из вас, истинные друже, вместо того чтоб смерть принять, десятку с собой вражьих воинов заберет! И только тот и каждый будет достоин Валгаллы, кто не побоится выйти против врага нашего, остальным же - вечный позор! И Тор - тому судья! Да пусть Один дует в наши спины, нам это лишь попутным ветром будет, за то ему спасибо скажем, друже.
Пока Сельви развелкался в спальнях, Грик знал о планах коварных Хунтьова. Родня Скирата Черного мстить кровно за своего отпрыска хотела. Поэтому он встал караулом у двери.
Чернь всякая пробегала, а затем пришла родня Скирата - два братия его да отец.
-Что тут ты делаешь, великий воин?
-Кровь мою от чужих рук сохраняю. Не вам его бить, не от вашей руки умирать Разрушителю.
-Но Хунтьов же...
-Хунтьов - не брат мне... И горько мне, что он родня моя.
-Так умри же, предавший Мер! - один из заговорщиков поднял над головой топор и замахнулся на Грика.
-Сам ты и умрешь как псина! - и реакция и скорость у Грика получше, поэтому он первым ударил врага. Тот рухнул. Один из братьев подло ударил Свирепого Гадюку в спину, но не пал Грик, пока не познал, что брат его не в опасности, срубил он голову тому подлецу, не давая ему разрубить себя напополам, и топор лишь торчал из Грика. Но второй брат в то время добил его и обмер он безжизненно. Забоялся тот, второй и сбежал, а Грик ему в спину бросил последния слова свои:
-Непоколебим Мер, как и воля моя, жил чтоб брата сохранить, так с оружием в руках погибну, Сельви защищая...
Не знал того юный воитель, но сердце у него уже тогда задрожало...
Запели песни, сотни хриплых голосов слышались в этот светлый день тинга. Разные были девы, и снова Сельви ушел в спальни свои, чтобы отметить победу свою.
Неккви же во славное время это, трезвым оставался и произнес речь.
-Братия и друже мои! Силен Мер войнами великими, силен духом своим славным! Силен он и оружием в бою звенящим! Так добудем же славу вечную, выйдем в поле ратное и докажем врагам - соплякам чего истинная сила стоит! Да, их больше может будет, но каждый из вас, истинные друже, вместо того чтоб смерть принять, десятку с собой вражьих воинов заберет! И только тот и каждый будет достоин Валгаллы, кто не побоится выйти против врага нашего, остальным же - вечный позор! И Тор - тому судья! Да пусть Один дует в наши спины, нам это лишь попутным ветром будет, за то ему спасибо скажем, друже.
Пока Сельви развелкался в спальнях, Грик знал о планах коварных Хунтьова. Родня Скирата Черного мстить кровно за своего отпрыска хотела. Поэтому он встал караулом у двери.
Чернь всякая пробегала, а затем пришла родня Скирата - два братия его да отец.
-Что тут ты делаешь, великий воин?
-Кровь мою от чужих рук сохраняю. Не вам его бить, не от вашей руки умирать Разрушителю.
-Но Хунтьов же...
-Хунтьов - не брат мне... И горько мне, что он родня моя.
-Так умри же, предавший Мер! - один из заговорщиков поднял над головой топор и замахнулся на Грика.
-Сам ты и умрешь как псина! - и реакция и скорость у Грика получше, поэтому он первым ударил врага. Тот рухнул. Один из братьев подло ударил Свирепого Гадюку в спину, но не пал Грик, пока не познал, что брат его не в опасности, срубил он голову тому подлецу, не давая ему разрубить себя напополам, и топор лишь торчал из Грика. Но второй брат в то время добил его и обмер он безжизненно. Забоялся тот, второй и сбежал, а Грик ему в спину бросил последния слова свои:
-Непоколебим Мер, как и воля моя, жил чтоб брата сохранить, так с оружием в руках погибну, Сельви защищая...
Не знал того юный воитель, но сердце у него уже тогда задрожало...
Мер. Альрик.
Славно пир удался, воистину – знал хельд из Мера, как гостей принимать. Альрик из Альвхеймара отродясь на худой аппетит не грешил: с младых ногтей съедал все, что в тарелке, да еще и добавки желал. Вот и вырос богатырем, на радость отцу с матерью. Тем не менее, ныне даже такому знатному едоку со скамьи было тяжко подняться. Много яств женщины наготовили, много кубков мужи под них осушили, былые дела вспоминая. И еще более – в честь грядущих побед. Много раз уж посланец Гандальвов мысленно Одина восхвалил за идею внезапную Регина мечем одарить. Дарам конунжьим то не убыток, да и у хельда дом ладно стоял, не похоже, чтобы клинков добрых здесь не водилось. Однако же, дар властителей – это не просто вещь, но великая честь да частица удачи. И без того бы, видать, Регин не скаредничал: не видно, чтоб под сим кровом гостей обижали да потчевали хуже хозяев. Но теперь альвхеймарцев в доме у хельда Регина, и впрямь, словно родню хозяйскую привечали.
Поклонился Альрик радушному хозяину, за хлеб соль поблагодарил, да за ласку в пояс покланялся. Ведомо всем, что закон обижать путников не велит. Да и как по-иному, если старцы сами видели светлых богов во плоти, по дорогам идущими? И Один, и сын его, Тор бывало ой, как любили путниками представляться да люд северный тем испытывать. Кто знает, кого к тебе на огонь занесет? Так что молвил викинг альвхеймарский о том, что на гостеприимство хозяйское глядя, любой радости преисполниться, и, хоть он и не бог в ином облике – но кровь Одину принесет на заре, во здравие хозяйское. И после откланялся, на усталость сославшись. Сие и не удивительно: за беседами дружескими до первых петухов уж немного осталось, и даже местные, не ходившие в море, стали носами клевать.
Однако же, Альрик был молод да крепок, а потому хмель его сильно не брал. Хотя усталость движения сковывала, но голова почти ясной осталось. По дороге к покоям, ему отведенным. Думал альвхеймарец о том, как лепше наказ конунгов в Мере исполнить. Потому как баял Регин, что непрочной ныне власть Неккви стала. Такое бывает, коль конунг стар. Альрик думал о том, к худу сие иль к добру, ведь, чтобы владычество укрепить, Неккви тоже к союзникам двумя руками потянется… но вот пойдут ли за ним ярлы? Вопросы, вопросы…
Но в этот момент слуга отворил дверь, явив взгляду убранное мехами роскошное ложе – да младую рабыню в нижней рубахе. Похоже, Регин всерьез озаботился благами гостя, а потому думы про конунга временно вылетали у Альрика из головы.
Что ж, как говорят: утро вечера мудренее.
Славно пир удался, воистину – знал хельд из Мера, как гостей принимать. Альрик из Альвхеймара отродясь на худой аппетит не грешил: с младых ногтей съедал все, что в тарелке, да еще и добавки желал. Вот и вырос богатырем, на радость отцу с матерью. Тем не менее, ныне даже такому знатному едоку со скамьи было тяжко подняться. Много яств женщины наготовили, много кубков мужи под них осушили, былые дела вспоминая. И еще более – в честь грядущих побед. Много раз уж посланец Гандальвов мысленно Одина восхвалил за идею внезапную Регина мечем одарить. Дарам конунжьим то не убыток, да и у хельда дом ладно стоял, не похоже, чтобы клинков добрых здесь не водилось. Однако же, дар властителей – это не просто вещь, но великая честь да частица удачи. И без того бы, видать, Регин не скаредничал: не видно, чтоб под сим кровом гостей обижали да потчевали хуже хозяев. Но теперь альвхеймарцев в доме у хельда Регина, и впрямь, словно родню хозяйскую привечали.
Поклонился Альрик радушному хозяину, за хлеб соль поблагодарил, да за ласку в пояс покланялся. Ведомо всем, что закон обижать путников не велит. Да и как по-иному, если старцы сами видели светлых богов во плоти, по дорогам идущими? И Один, и сын его, Тор бывало ой, как любили путниками представляться да люд северный тем испытывать. Кто знает, кого к тебе на огонь занесет? Так что молвил викинг альвхеймарский о том, что на гостеприимство хозяйское глядя, любой радости преисполниться, и, хоть он и не бог в ином облике – но кровь Одину принесет на заре, во здравие хозяйское. И после откланялся, на усталость сославшись. Сие и не удивительно: за беседами дружескими до первых петухов уж немного осталось, и даже местные, не ходившие в море, стали носами клевать.
Однако же, Альрик был молод да крепок, а потому хмель его сильно не брал. Хотя усталость движения сковывала, но голова почти ясной осталось. По дороге к покоям, ему отведенным. Думал альвхеймарец о том, как лепше наказ конунгов в Мере исполнить. Потому как баял Регин, что непрочной ныне власть Неккви стала. Такое бывает, коль конунг стар. Альрик думал о том, к худу сие иль к добру, ведь, чтобы владычество укрепить, Неккви тоже к союзникам двумя руками потянется… но вот пойдут ли за ним ярлы? Вопросы, вопросы…
Но в этот момент слуга отворил дверь, явив взгляду убранное мехами роскошное ложе – да младую рабыню в нижней рубахе. Похоже, Регин всерьез озаботился благами гостя, а потому думы про конунга временно вылетали у Альрика из головы.
Что ж, как говорят: утро вечера мудренее.
Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг и Асгаут.
С Тельтиаром
Несли дружинники Халльварда уже тяжелые сундуки к усадьбе Асгаута-ярла, притом каждый сундук два, а то и три человека тащили. Монеты звенели в них так громко, что братьям, также помогавшим хирдманнам простым, казалось, что и мертвого разбудит такой звон. Чуть было не уронили один из сундуков они у самого порога, да удержали все-таки.
- Вот удивится Асгаут, чувствую, - молвил Сигтрюгг, - небось, не ждал от нас он такой прыти!
- Да мы, по сути, и не свершили ничего невозможного, - охолонул брата Халльвард. - Я о другом вот...Только б он про Вестфольд не вспомнил сейчас, это меня больше тревожит.
Услыхал задолго до прихода братьев шум Асгаут ярл, да слугу послал посмотреть, что твориться на улице. Вышел раб на крыльцо, взглянул на братьев возвратившихся, да на добычу их знатную - аж рот разинул. Но опомнился вскоре, повелел сундуки в сени заносить, братьям же Вебьернсонам в горницу захаживать.
Воины стали сундуки внутрь заносить, Халльвард и Сигтрюгг же, как и было им сказано, дальше, в горницу прошли.
- Утра тебе доброго, ярл, - поприветствовал юный хельд Асгаута, - Выполнили мы все, как видишь.
Окинул их взглядом суровым ярл, на скамьи указал.
- Проходите, удальцы, да рассказывайте все как было, не тая, - повелел.
Присели братья, да стал Хальвард сказывать, как плыли они, да как на остров прибыли, рассказал и о том, как жителей деревенских в плен брали да старосту понуждали тайну клада пиратского им выдать. Думал поначалу юноша смолчать о том, как на Хисинг они повернули, но смекнул потом, что если Асгаут того же рагнара спросит, то все равно узнает, потому и про встречу с родичами ярлу поведал.
- Значит верен дядя твой Гандальву остался, такмо понимаю я? - Брови насупил Асгаут.
- Видно, так и есть, - со вздохом Халльвард произнес. - Впрочем, коли на то пошло, не родня он мне больше. Да и он небось о нас с Сигтрюггом того же мнения.
- Так по какому ж праву тогда имением твоим распоряжается?
- Но ведь нужно кому-то за ним приглядывать, да и за братьями младшими.
- Не пойдет так дело, Халльвард, коли ворогу свой дом доверишь, так и имение и братьев меньших потеряешь. Мой совет тебе - прогони его, власть свою покажи, да из слуг управителя назначь, чтоб место свое собачье знал.
- Дело говоришь, ярл, - согласился Халльвард, - Только сейчас не к спеху это. Впрочем, последую совету твоему непременно - и правда, кто знает, как все обернуться может, когда люди близкие врагами становятся.
- Ладно, дело твое, ты сам себе голова, - вздохнул Асгаут. - Пойдем на добычу вашу посмотрим.
- Пойдем! - Сигтрюгг оживился, с лавки спрыгнул да первым в сени вылетел, чуть брата по дороге с ног не сбив.
Удивлен был ярл, не ожидал добычи столь знатной увидать, что в сенях его сложена была. И злато, и каменья, и оружие дорогое, да кольчуги крепкие, какие не у всякого конунга были - в тех сундуках оказались. Обнял он удальцов крепко, поблагодарил за службу верную, и так порешил:
- Злато это в погреб пойдет, вы же, братья себе берите, что душа пожелает из закрамов, да дружину свою подарками не обходите - каждый, кто в походе учавствовал, на свою долю претендовать может.
- Тогда возьмем мы, сколько положено, и меж воинами нашими честно разделим, чтоб никто обижен не был, - так Халльвард решил. - А самим же нам много не надо, верно?
- Верно, - Сигтрюгг улыбнулся, - хватит того, что на драккар взаправдашний подняться удалось, да золота столько хоть в руках подержать.
- Хитрите вы, братья, - внезапно Асгаут произнес.
- О чем ты, ярл? - не понял Халльвард.
- Никак снова худое задумали, как тогда, когда кюне про Вестфольд рассказали? - Оказался подле старшего ярл, за ворот его схватил да от земли оторвал. - Чьей погубы тогда хотел? Асмунда? Али моей?
- Мы же не знали, Асгаут, что скрыть это надобно было, - воскликнул Халльвард, пола под собой не чувствуя, - да и почему знать ей об этом нельзя было?
- Мы и взаправду об этом не думали, да и не замышляли ничего тем паче!- вступился за брата Сигтрюгг.
- А про то, что не след кюну по пустякам таким беспокоить тоже не знали?
- Так откуда же? - уж возмутился Сигтрюгг. - Да и она сама вопросы нам задавать стала! Кто же знал, что нельзя отвечать ей!
- Догадаться мог, - проскрежетал воитель, сильнее хватку сдавливая. - Думаешь прятно мне было слышать упреки потом от славной правительницы нашей в том, что я за владениями, мне порученными уследить не могу?
- Впредь...не повторится больше, Асгаут...- схватил Халльвард за запястье ярла, всерьез уж опасаясь, что задушить тот его может.
- И помни наперед, кому всем обязан, прежде чем языку своему волю давать, - отпустил парня грозный ярл, да взглядом гневным Сигтрюга наградил.
- Запомню уж, - отошел от него Халльвард, шею потирая, да брату кивнул. - Пойдем отсюда.
Вышли братья из сеней хмурые оба, и ни разу на Асгаута не оглянулись.
- По мне, так он...- начал было Сигтрюгг, когда далеко уже они отошли от усадьбы.
- Молчи, сами виноваты, - махнул рукой Хальвард. - Ну да ничего, остынет он. Не выслала же его Рагхильда, как Торлейва.
С Тельтиаром
Несли дружинники Халльварда уже тяжелые сундуки к усадьбе Асгаута-ярла, притом каждый сундук два, а то и три человека тащили. Монеты звенели в них так громко, что братьям, также помогавшим хирдманнам простым, казалось, что и мертвого разбудит такой звон. Чуть было не уронили один из сундуков они у самого порога, да удержали все-таки.
- Вот удивится Асгаут, чувствую, - молвил Сигтрюгг, - небось, не ждал от нас он такой прыти!
- Да мы, по сути, и не свершили ничего невозможного, - охолонул брата Халльвард. - Я о другом вот...Только б он про Вестфольд не вспомнил сейчас, это меня больше тревожит.
Услыхал задолго до прихода братьев шум Асгаут ярл, да слугу послал посмотреть, что твориться на улице. Вышел раб на крыльцо, взглянул на братьев возвратившихся, да на добычу их знатную - аж рот разинул. Но опомнился вскоре, повелел сундуки в сени заносить, братьям же Вебьернсонам в горницу захаживать.
Воины стали сундуки внутрь заносить, Халльвард и Сигтрюгг же, как и было им сказано, дальше, в горницу прошли.
- Утра тебе доброго, ярл, - поприветствовал юный хельд Асгаута, - Выполнили мы все, как видишь.
Окинул их взглядом суровым ярл, на скамьи указал.
- Проходите, удальцы, да рассказывайте все как было, не тая, - повелел.
Присели братья, да стал Хальвард сказывать, как плыли они, да как на остров прибыли, рассказал и о том, как жителей деревенских в плен брали да старосту понуждали тайну клада пиратского им выдать. Думал поначалу юноша смолчать о том, как на Хисинг они повернули, но смекнул потом, что если Асгаут того же рагнара спросит, то все равно узнает, потому и про встречу с родичами ярлу поведал.
- Значит верен дядя твой Гандальву остался, такмо понимаю я? - Брови насупил Асгаут.
- Видно, так и есть, - со вздохом Халльвард произнес. - Впрочем, коли на то пошло, не родня он мне больше. Да и он небось о нас с Сигтрюггом того же мнения.
- Так по какому ж праву тогда имением твоим распоряжается?
- Но ведь нужно кому-то за ним приглядывать, да и за братьями младшими.
- Не пойдет так дело, Халльвард, коли ворогу свой дом доверишь, так и имение и братьев меньших потеряешь. Мой совет тебе - прогони его, власть свою покажи, да из слуг управителя назначь, чтоб место свое собачье знал.
- Дело говоришь, ярл, - согласился Халльвард, - Только сейчас не к спеху это. Впрочем, последую совету твоему непременно - и правда, кто знает, как все обернуться может, когда люди близкие врагами становятся.
- Ладно, дело твое, ты сам себе голова, - вздохнул Асгаут. - Пойдем на добычу вашу посмотрим.
- Пойдем! - Сигтрюгг оживился, с лавки спрыгнул да первым в сени вылетел, чуть брата по дороге с ног не сбив.
Удивлен был ярл, не ожидал добычи столь знатной увидать, что в сенях его сложена была. И злато, и каменья, и оружие дорогое, да кольчуги крепкие, какие не у всякого конунга были - в тех сундуках оказались. Обнял он удальцов крепко, поблагодарил за службу верную, и так порешил:
- Злато это в погреб пойдет, вы же, братья себе берите, что душа пожелает из закрамов, да дружину свою подарками не обходите - каждый, кто в походе учавствовал, на свою долю претендовать может.
- Тогда возьмем мы, сколько положено, и меж воинами нашими честно разделим, чтоб никто обижен не был, - так Халльвард решил. - А самим же нам много не надо, верно?
- Верно, - Сигтрюгг улыбнулся, - хватит того, что на драккар взаправдашний подняться удалось, да золота столько хоть в руках подержать.
- Хитрите вы, братья, - внезапно Асгаут произнес.
- О чем ты, ярл? - не понял Халльвард.
- Никак снова худое задумали, как тогда, когда кюне про Вестфольд рассказали? - Оказался подле старшего ярл, за ворот его схватил да от земли оторвал. - Чьей погубы тогда хотел? Асмунда? Али моей?
- Мы же не знали, Асгаут, что скрыть это надобно было, - воскликнул Халльвард, пола под собой не чувствуя, - да и почему знать ей об этом нельзя было?
- Мы и взаправду об этом не думали, да и не замышляли ничего тем паче!- вступился за брата Сигтрюгг.
- А про то, что не след кюну по пустякам таким беспокоить тоже не знали?
- Так откуда же? - уж возмутился Сигтрюгг. - Да и она сама вопросы нам задавать стала! Кто же знал, что нельзя отвечать ей!
- Догадаться мог, - проскрежетал воитель, сильнее хватку сдавливая. - Думаешь прятно мне было слышать упреки потом от славной правительницы нашей в том, что я за владениями, мне порученными уследить не могу?
- Впредь...не повторится больше, Асгаут...- схватил Халльвард за запястье ярла, всерьез уж опасаясь, что задушить тот его может.
- И помни наперед, кому всем обязан, прежде чем языку своему волю давать, - отпустил парня грозный ярл, да взглядом гневным Сигтрюга наградил.
- Запомню уж, - отошел от него Халльвард, шею потирая, да брату кивнул. - Пойдем отсюда.
Вышли братья из сеней хмурые оба, и ни разу на Асгаута не оглянулись.
- По мне, так он...- начал было Сигтрюгг, когда далеко уже они отошли от усадьбы.
- Молчи, сами виноваты, - махнул рукой Хальвард. - Ну да ничего, остынет он. Не выслала же его Рагхильда, как Торлейва.
Мер. Посланца Гандальва и Неккви-конунг
Тельтиар и ДаркЛайт
Провожал гостей Регин справно, поутру, едва только Альрик жертву добрую Отцу Ратей принес да в последний раз браги за столом хозяйским испил. А дабы споро добрались до Усадьбы конунжей альвхеймарцы, дал им он раба смышленого в провожатые.
Вои альвхеймарские, к походам привычные, ждать себя не заставили. Едва лишь распростились с хозяином - как и след их простыл через миг. Альрик спешил волю конунга исполнять, потому как не сильно приврал насчет нрава его грозного. Так что немного времени прошло - а посольство, чуть раба-провожатого не обгоняя, уж в ворота усадьбы Неккви стучалось.
На стук грозный похмельный стражник вышел, да не разглядев спросонья, кто пожаловал, прокричал:
- Что, ротозеи, как на тинг приходить, так нет вас, а как на пир к конунгу славному, так сбегаетесь?
- Пировать с конунгом вашим мы рады, - усмехнулся на то могучий Альрик. - Да только в других землях нам тинг собрать предки велели. Послы мы альвхеймарские, к Неккви-владыке по делу важному посланы были.
- Эк далече забрались, - охнул стражник, тут же вид грозный принимая. - Да только пускать вас мне не велено было! Владыка наш почивать изволит, а сон его нарушать никто не смеет! Придется вам подождать, покуда сам пробудиться он.
- Али важность дела свою доказать чем, - недвусмысленно кивнул на сундуки второй хирдман, подле первого появившийся.
- Ясное дело: не дело гостю в доме чужом речи толкать, - сдвинул брови посланник. - У нас дело не спешное: ребятишки не плачут да коровы не доенные под окном не мычат. Однако, думаю, что прогневается ваш конунг, коль прознает, что гонцов от побратима его с дарами богатыми вы оставили в сенях, будто слуг, дожидаться.
Не понаслышке знали они, коль грозен владетель их бывает, да и годы его нрав лишь более скверным сделали. А уж после тинга, где на власть его покушались - мог злобу накопившуюся на любого излить. Раздвинулись стражи:
- Что ж вы сразу не сказали, что от брата названного владыки нашего едете?
- Альвхеймар - не Мер, там один властелин правит, - ответил Альрик. - И сами домыслить могли бы.
- Так ведь люди говорят, сгинул Гандальв, как и сын его малодушный, - удивился страж. - И род его пресекся, и смута там великая теперь!
- Гандальва нашего боги хранили. И сам он вернулся, и ярл его верный за ним прискакал. Так что крепка конунжья власть в землях альвхеймарских. А прочие речи посланцы харальдовы нарочно по селам болтают. Чтоб не было в народе согласия, да сдался он ведьминому внуку в холопы, секир не подняв.
- Хвала Одину, что жив ваш повелитель, - тут же страж молвил. - Вы ступайте к усадьбе, а уж там вас примут по чести!
- Спасибо вам, люди добрые. Тор да Один не оставят вас милостью, - с достоинством молвил Альрик, зашагав в указанном направлении. спутники молча последовали за ним, думая про себя что не след посла доверенного перебивать. Особенно, если он бает речи столь ладно - против воли заслушаешься.
Видно было, что имя Гандальва здесь любую дверь отпереть может надежнее, нежели ключ верный. Слишком удивительно было спасение его, да и в былое время действительно очень дружны были Неккви и сын Альвгейра, старые слуги еще помнили, как властитель альвхеймарский в усадьбу эту погостить приезжал.
Управитель усадебный пропустил в дом их, да за стол провел, что до сей поры еще яствами уставлен был, да где по лавкам и углам все еще хмельные гости валялись. Видно было, на славу пир прошел в доме конунжем.
- Знатное, видно. веселье здесь было, - сказал посланник, ту картину увидев. - Что праздновали-то, люди добрые? Скажите, мы тоже порадуемся вашему благу.
- То, опосля тинга собирались мужи ратные, - управитель прокряхтел. - Неккви конунг порешил супротив Харальда рать двинуть, тому и радовались, что мечи в ножнах не заржавеют.
- Славные думы у вашего конунга. Не видел я его сегодня - но по речам вашем хоть сейчас скажу, что, видать. он совсем не изменился за годы. господин мой будет тому рад небывало.
- Вы с дороги подкрепитесь, альвхеймарцы, а как пробудиться конунг наш, так вас и кликнем.
- Благодарствуйте, - ответил за всех Альрик. - Вкушать пишу под дружеским кровом - великая честь, она при условии том в два раза сытнее.
Не много прошло времени, но снова управитель появился, к себе послов подзывая, да отводя их в покои Неккви конунга. Старый властитель на троне сидел в то время резном, в меха дорогие закутанный. Был он крепок еще, да года уже свой отпечаток на его челе оставил более заметный, нежели на Гандальве. Взгляд спокойный его по альвхеймарцам заскользил.
Альрик выступил вперед, голову пред старцем склонив, дань летам отдавая. - Привет тебе, Неккви-конунг он побратима твоего, Гандальва Серого. Нас он к тебе с вестями послал, чтобы возрадовалось сердце твое как и наше. Да даров для тебя нам с собою велел захватить, - посланец сделал жест рукой, и спутники его враг сундук к ногам конунжьим поднесли
- Любо мне слышать, что жив Гандальв, вопреки наветам злым, - медленно отвечал Неккви, а повинуясь знаку его, слуги тут же сундук распахнули, взорам являя богатства альвхеймарские. - Смотрю все так же щедр он на подарки, как и в годы былые. Что же, передайте ему мое приветствие и пожелания здоровья крепкого. Пока же гостями моими будьте и ни в чем отказа не знайте.
- Благодарим тебя, конунг, - посланник Гандальва в поклоне склонился, и все спутники его следом головы наклонили. С радостью передадим мы слова тебе нашему властелину.
- Хотел еще чего мне сказать, друг мой дорогой Гандальв сын Олава? - Тихо владетель спросил, и казалось - вот вот уснет он прямо за троном сидючи.
- Только то, что рад он тебя в своем здравии уверить, - ответствовал посланник. - Порой, смерти верной избегнув, человек жизнь всю в один миг вспоминает. Видимо, ты ему вперед других вспомнился, конунг Мера. Ну, то и понятно: много деяний совместных у вас за плечами, а гостеприимство людей твоих я уж и на себе вдоволь отведал. Поклон тебе низкий за то: люди твои - и воины славные, и хозаива радушные, как оказалось. Я бы детьми такими гордился, а гридни ведь конунгу - что сыновья.
- Верны твои слова муж ратный, да только так я скажу, не прошло еще время для славных наших с Гандальвом деяний, - тряхнул старец Неккви седой головой, словно сон от себя отгоняя, да саму старость подступившую, расправил плечи широкие. - Слышал я, знатно досталось побратиму моему от Харальда-щенка, так неужели он поквитаться с ним не желает?
- Как не жалать? - удивился Альрик. - Он клятву давал "покоя не знать, пока Харальд воздухом дышит". Не тот Гандальв муж, чтоб словами такими разбрасываться. Однако же, поражение тяжкое - да нападенье предательское любого осторожности научит. Не жалает Гандальв, чтоб друзья его давние голову напрасно сложили. Потому и послал нас лишь с речами привесственными, строго наказав про битвы с тобой не говаривать, коль сам про то не распросишь.
- Я спросил, - Неккви произнес, да на сей раз голос его отнюдь не сонно звучал. - И мниться мне, достаточно ты рассказать сможешь, о том, как месть свершить Гандальв желает.
- Твоя правда, конунг. Послал Гандальв стрелу боевую по фюлькам, полное ополчение собирает. Правда, люди Харальдовы уж по землям альвхеймарский вдоволь пошастали, и часть мужей недалеких да корыстных думы предательские думает. Ну, с ними у Гандальва разговор короток. В усадьбе самой уж столбы головами украсились, а теперь и до отдаленных ослушиков дело дойдет. Если дома все ладно, и врага бить сподручнее.
- Его правда - конунг людям что отец радной, любого наказать право имеет, - кивнул старец, хотя и насупилось лицо его, когда он про смуту услыхал. Ведь не так давно и в его владениях не все спокойно было. - А Харальда давно пора на место поставить - где ж видано это, чтоб конунгво великих, точно рабов в домах сжигать под покровом ночи! Али это он решил Локи коварному щедрые жертвы принести?
- Видимо, так, потому что славных асов наш властелин и союзники его, ныне в Вальгалле пирующие, знатно жертвами славили. А люд Харальдов теперь более Белому Богу молитвы шлет, от веры отцов отступившись. Такому воинству, и впрямь, лишь Обманщик подмога: любит он, как известно, над всеми смеяться да правду из кривды лепить. Под стать ему Харальд - вот и люб, видомо. Думали мы - отступится непостоянный Лодур - да не вышло пока. Вот и мыслю: асы Локи смогли одалеть, невзирая на хитрости. Да и наказали сурово. Неужто потомки тех богов лобимцу бога Огня уступать нынче обязаны? Меняется мир - но трудно такое представить.
- Каков предок, таков я смотрю и потомок уродился, - зло Неккви бросил. - Издавна Мер Ньорду морей владыке поклонялся, а уж знамо вода животворящая сильнее огня коварного будет. Оставайся до завтрого здесь, посланец, посмотришь, как мы жертвы принесем покровителю нашему! А пока, эй слуги, Сельви позовите!
- С радостью воле твоей подчиняюсь, владыка великий, - ответил альвхеймарец. - Богов славить - доброе дело.
Тельтиар и ДаркЛайт
Провожал гостей Регин справно, поутру, едва только Альрик жертву добрую Отцу Ратей принес да в последний раз браги за столом хозяйским испил. А дабы споро добрались до Усадьбы конунжей альвхеймарцы, дал им он раба смышленого в провожатые.
Вои альвхеймарские, к походам привычные, ждать себя не заставили. Едва лишь распростились с хозяином - как и след их простыл через миг. Альрик спешил волю конунга исполнять, потому как не сильно приврал насчет нрава его грозного. Так что немного времени прошло - а посольство, чуть раба-провожатого не обгоняя, уж в ворота усадьбы Неккви стучалось.
На стук грозный похмельный стражник вышел, да не разглядев спросонья, кто пожаловал, прокричал:
- Что, ротозеи, как на тинг приходить, так нет вас, а как на пир к конунгу славному, так сбегаетесь?
- Пировать с конунгом вашим мы рады, - усмехнулся на то могучий Альрик. - Да только в других землях нам тинг собрать предки велели. Послы мы альвхеймарские, к Неккви-владыке по делу важному посланы были.
- Эк далече забрались, - охнул стражник, тут же вид грозный принимая. - Да только пускать вас мне не велено было! Владыка наш почивать изволит, а сон его нарушать никто не смеет! Придется вам подождать, покуда сам пробудиться он.
- Али важность дела свою доказать чем, - недвусмысленно кивнул на сундуки второй хирдман, подле первого появившийся.
- Ясное дело: не дело гостю в доме чужом речи толкать, - сдвинул брови посланник. - У нас дело не спешное: ребятишки не плачут да коровы не доенные под окном не мычат. Однако, думаю, что прогневается ваш конунг, коль прознает, что гонцов от побратима его с дарами богатыми вы оставили в сенях, будто слуг, дожидаться.
Не понаслышке знали они, коль грозен владетель их бывает, да и годы его нрав лишь более скверным сделали. А уж после тинга, где на власть его покушались - мог злобу накопившуюся на любого излить. Раздвинулись стражи:
- Что ж вы сразу не сказали, что от брата названного владыки нашего едете?
- Альвхеймар - не Мер, там один властелин правит, - ответил Альрик. - И сами домыслить могли бы.
- Так ведь люди говорят, сгинул Гандальв, как и сын его малодушный, - удивился страж. - И род его пресекся, и смута там великая теперь!
- Гандальва нашего боги хранили. И сам он вернулся, и ярл его верный за ним прискакал. Так что крепка конунжья власть в землях альвхеймарских. А прочие речи посланцы харальдовы нарочно по селам болтают. Чтоб не было в народе согласия, да сдался он ведьминому внуку в холопы, секир не подняв.
- Хвала Одину, что жив ваш повелитель, - тут же страж молвил. - Вы ступайте к усадьбе, а уж там вас примут по чести!
- Спасибо вам, люди добрые. Тор да Один не оставят вас милостью, - с достоинством молвил Альрик, зашагав в указанном направлении. спутники молча последовали за ним, думая про себя что не след посла доверенного перебивать. Особенно, если он бает речи столь ладно - против воли заслушаешься.
Видно было, что имя Гандальва здесь любую дверь отпереть может надежнее, нежели ключ верный. Слишком удивительно было спасение его, да и в былое время действительно очень дружны были Неккви и сын Альвгейра, старые слуги еще помнили, как властитель альвхеймарский в усадьбу эту погостить приезжал.
Управитель усадебный пропустил в дом их, да за стол провел, что до сей поры еще яствами уставлен был, да где по лавкам и углам все еще хмельные гости валялись. Видно было, на славу пир прошел в доме конунжем.
- Знатное, видно. веселье здесь было, - сказал посланник, ту картину увидев. - Что праздновали-то, люди добрые? Скажите, мы тоже порадуемся вашему благу.
- То, опосля тинга собирались мужи ратные, - управитель прокряхтел. - Неккви конунг порешил супротив Харальда рать двинуть, тому и радовались, что мечи в ножнах не заржавеют.
- Славные думы у вашего конунга. Не видел я его сегодня - но по речам вашем хоть сейчас скажу, что, видать. он совсем не изменился за годы. господин мой будет тому рад небывало.
- Вы с дороги подкрепитесь, альвхеймарцы, а как пробудиться конунг наш, так вас и кликнем.
- Благодарствуйте, - ответил за всех Альрик. - Вкушать пишу под дружеским кровом - великая честь, она при условии том в два раза сытнее.
Не много прошло времени, но снова управитель появился, к себе послов подзывая, да отводя их в покои Неккви конунга. Старый властитель на троне сидел в то время резном, в меха дорогие закутанный. Был он крепок еще, да года уже свой отпечаток на его челе оставил более заметный, нежели на Гандальве. Взгляд спокойный его по альвхеймарцам заскользил.
Альрик выступил вперед, голову пред старцем склонив, дань летам отдавая. - Привет тебе, Неккви-конунг он побратима твоего, Гандальва Серого. Нас он к тебе с вестями послал, чтобы возрадовалось сердце твое как и наше. Да даров для тебя нам с собою велел захватить, - посланец сделал жест рукой, и спутники его враг сундук к ногам конунжьим поднесли
- Любо мне слышать, что жив Гандальв, вопреки наветам злым, - медленно отвечал Неккви, а повинуясь знаку его, слуги тут же сундук распахнули, взорам являя богатства альвхеймарские. - Смотрю все так же щедр он на подарки, как и в годы былые. Что же, передайте ему мое приветствие и пожелания здоровья крепкого. Пока же гостями моими будьте и ни в чем отказа не знайте.
- Благодарим тебя, конунг, - посланник Гандальва в поклоне склонился, и все спутники его следом головы наклонили. С радостью передадим мы слова тебе нашему властелину.
- Хотел еще чего мне сказать, друг мой дорогой Гандальв сын Олава? - Тихо владетель спросил, и казалось - вот вот уснет он прямо за троном сидючи.
- Только то, что рад он тебя в своем здравии уверить, - ответствовал посланник. - Порой, смерти верной избегнув, человек жизнь всю в один миг вспоминает. Видимо, ты ему вперед других вспомнился, конунг Мера. Ну, то и понятно: много деяний совместных у вас за плечами, а гостеприимство людей твоих я уж и на себе вдоволь отведал. Поклон тебе низкий за то: люди твои - и воины славные, и хозаива радушные, как оказалось. Я бы детьми такими гордился, а гридни ведь конунгу - что сыновья.
- Верны твои слова муж ратный, да только так я скажу, не прошло еще время для славных наших с Гандальвом деяний, - тряхнул старец Неккви седой головой, словно сон от себя отгоняя, да саму старость подступившую, расправил плечи широкие. - Слышал я, знатно досталось побратиму моему от Харальда-щенка, так неужели он поквитаться с ним не желает?
- Как не жалать? - удивился Альрик. - Он клятву давал "покоя не знать, пока Харальд воздухом дышит". Не тот Гандальв муж, чтоб словами такими разбрасываться. Однако же, поражение тяжкое - да нападенье предательское любого осторожности научит. Не жалает Гандальв, чтоб друзья его давние голову напрасно сложили. Потому и послал нас лишь с речами привесственными, строго наказав про битвы с тобой не говаривать, коль сам про то не распросишь.
- Я спросил, - Неккви произнес, да на сей раз голос его отнюдь не сонно звучал. - И мниться мне, достаточно ты рассказать сможешь, о том, как месть свершить Гандальв желает.
- Твоя правда, конунг. Послал Гандальв стрелу боевую по фюлькам, полное ополчение собирает. Правда, люди Харальдовы уж по землям альвхеймарский вдоволь пошастали, и часть мужей недалеких да корыстных думы предательские думает. Ну, с ними у Гандальва разговор короток. В усадьбе самой уж столбы головами украсились, а теперь и до отдаленных ослушиков дело дойдет. Если дома все ладно, и врага бить сподручнее.
- Его правда - конунг людям что отец радной, любого наказать право имеет, - кивнул старец, хотя и насупилось лицо его, когда он про смуту услыхал. Ведь не так давно и в его владениях не все спокойно было. - А Харальда давно пора на место поставить - где ж видано это, чтоб конунгво великих, точно рабов в домах сжигать под покровом ночи! Али это он решил Локи коварному щедрые жертвы принести?
- Видимо, так, потому что славных асов наш властелин и союзники его, ныне в Вальгалле пирующие, знатно жертвами славили. А люд Харальдов теперь более Белому Богу молитвы шлет, от веры отцов отступившись. Такому воинству, и впрямь, лишь Обманщик подмога: любит он, как известно, над всеми смеяться да правду из кривды лепить. Под стать ему Харальд - вот и люб, видомо. Думали мы - отступится непостоянный Лодур - да не вышло пока. Вот и мыслю: асы Локи смогли одалеть, невзирая на хитрости. Да и наказали сурово. Неужто потомки тех богов лобимцу бога Огня уступать нынче обязаны? Меняется мир - но трудно такое представить.
- Каков предок, таков я смотрю и потомок уродился, - зло Неккви бросил. - Издавна Мер Ньорду морей владыке поклонялся, а уж знамо вода животворящая сильнее огня коварного будет. Оставайся до завтрого здесь, посланец, посмотришь, как мы жертвы принесем покровителю нашему! А пока, эй слуги, Сельви позовите!
- С радостью воле твоей подчиняюсь, владыка великий, - ответил альвхеймарец. - Богов славить - доброе дело.
И верно, когда голову боль в тисках сжимает, без причин на то особых, невольно к ведовству чёрному мысли свои обратишь. Станешь враз припоминать, кто на тебя взглянул косо, кому ты зло сотворил и сейчас быть может, расплату за то получаешь. Или всё иначе, недаром же говорят люди, будто все женщины одинаковые и все они, ведьмы, в колдовстве приворотном сведущи. А помимо того и иные чары бывают. Вот и хельд Кьяртан обеспокоен весьма был, да и теперь поглядывает, что такое с ярлом деется. Ликом бледен ярл, до синевы аж, того и гляди с коня сверзится. Нет, хельд могучий, не сверзится ярл твой, даже и не думай. Хвори, ведовством нагнанные, Иллуги сыну нипочём, не одолеть вражинам лютым, на погань падким его, Мара Хладные Пальцы. А то, что в голове волны штормовые бьются, так на то там и скалы костные, чтоб гребни боли о них разбивались. Но всё ж таки, жутко становится, как подумаешь, что Хакон Стар на такие проделки способен. А может и не он. Куда ему? Но как же больно…
О том думал Мар Иллугисон ярл Гаулардаля, когда с отрядом верных ему, посла Грютингова дожидался, на сопке близ Хладира схоронившись, дороги оглядывая, выжидая.
Богата земля Транделаг, да нет мужа достойного над ней, каждый лишь о себе думает. Одни честь свою сохранить жаждут, другим серебро любо и ради него отдадут на поругание всё и всякого. А кто-то хитрости преисполнен, да только что от неё толку тому, кто сам ума недалёкого. Земли, отцами завещанные, беречь надобно, преумножать их богатства, в неге содержать, тогда и тебе воздастся. Нет. Не понимают. А раз так, что же делать тому, кто всем сердцем уже проникся и других заразить успел? Бороться, вот что. Родич то, Гуннар Сердитый, понимает, что не для себя стараюсь, потому и помощь всяческую оказывает, и Ассу мне одному оставить пообещал, чтоб не дрались мы с ним. Земли поровну, а деву мне. Как же болит жутко…
Так размышлял Мар Хладные Пальцы, Фрейвайра ожидаючи, да не смотрел ярл уже окрест. Пускай вои смотрят, на то они подле него и поставлены.
Во всём Хакон виноват, ему и кару принимать. А уж от чьей руки, то и вовсе не важно. Асы от него уже отвернулись, люди же не так хорошо как Боги Светлые видят, но рано ли поздно, каждый узрит. Виновен Хакон в том, что не сумел быть отцом-конунгом для ярлов своих. И землю защитить не спешит, напротив даже, Харальду-щенку подарить вздумал. Негоже о завтра думать усталым, коли сегодня уже вороньё в клювах своих тела их растаскивает…
Больно…
- Едут, - указал хельд Кьяртан. – Сами к нам едут.
Очнулся от дум Мар Иллугисон. И то верно, едут, знать сами Асы их к нам привели.
- Навстречу пойдём, - велел Мар, боль превозмогая.
И двинулись они, и ближе подъехав, услышали голос жреца Фрейвайра:
– Мы посольство властителя оркдальского Грютинга, возвращаемся посольство справив к господину своему! Кто вы такие? Назовитесь!
Выехал вперёд и Мар Иллугисон, так отвечал:
- Я Мар ярл Гаулардаля, ищу разговора с тобой, посол Грютингов.
О том думал Мар Иллугисон ярл Гаулардаля, когда с отрядом верных ему, посла Грютингова дожидался, на сопке близ Хладира схоронившись, дороги оглядывая, выжидая.
Богата земля Транделаг, да нет мужа достойного над ней, каждый лишь о себе думает. Одни честь свою сохранить жаждут, другим серебро любо и ради него отдадут на поругание всё и всякого. А кто-то хитрости преисполнен, да только что от неё толку тому, кто сам ума недалёкого. Земли, отцами завещанные, беречь надобно, преумножать их богатства, в неге содержать, тогда и тебе воздастся. Нет. Не понимают. А раз так, что же делать тому, кто всем сердцем уже проникся и других заразить успел? Бороться, вот что. Родич то, Гуннар Сердитый, понимает, что не для себя стараюсь, потому и помощь всяческую оказывает, и Ассу мне одному оставить пообещал, чтоб не дрались мы с ним. Земли поровну, а деву мне. Как же болит жутко…
Так размышлял Мар Хладные Пальцы, Фрейвайра ожидаючи, да не смотрел ярл уже окрест. Пускай вои смотрят, на то они подле него и поставлены.
Во всём Хакон виноват, ему и кару принимать. А уж от чьей руки, то и вовсе не важно. Асы от него уже отвернулись, люди же не так хорошо как Боги Светлые видят, но рано ли поздно, каждый узрит. Виновен Хакон в том, что не сумел быть отцом-конунгом для ярлов своих. И землю защитить не спешит, напротив даже, Харальду-щенку подарить вздумал. Негоже о завтра думать усталым, коли сегодня уже вороньё в клювах своих тела их растаскивает…
Больно…
- Едут, - указал хельд Кьяртан. – Сами к нам едут.
Очнулся от дум Мар Иллугисон. И то верно, едут, знать сами Асы их к нам привели.
- Навстречу пойдём, - велел Мар, боль превозмогая.
И двинулись они, и ближе подъехав, услышали голос жреца Фрейвайра:
– Мы посольство властителя оркдальского Грютинга, возвращаемся посольство справив к господину своему! Кто вы такие? Назовитесь!
Выехал вперёд и Мар Иллугисон, так отвечал:
- Я Мар ярл Гаулардаля, ищу разговора с тобой, посол Грютингов.
Альвхеймар. Конунг Гандальв.
Утро для альвхеймарского властителя началось с приятных хлопот: слуга, опасливо постучав в дверь гандальвовой опочивальни, сообщил, что прибыли вои из ближних к усадьбе фольков. Прикинув время, конунг понял, что выступили воители сразу, едва лишь стрелу получив. Возрадовалось сердце владыки от такого послушания. Он быстро спустил ноги с ложа, одежды накинул – да вышел вон, оставив Хедвиг почивать в одиночестве. Невестка Гандальву и впрямь полюбилась: и красой своей редкостной, и тем, что не смела владыке противиться. Довольно он в похоже на строптивых девиц насмотрелся: под кровом родным робкой ласки хотелось. Да и наследник новый Альвхеймару ой, как нужен… конунг нахмурился, и, прогнав прочь мысли худые, вышел встречать воев приехавших.
Управители фольков, и впрямь, быстро откликнулась на зов своего властителя, радуясь, что слухи и смерти его наветами оказались. Однако же, так было не со всеми. Слушал Гандальв рассказы приехавших – и мрачнело лицо его с каждым словом. Оказывается, что хевдинги, близ владений Гудбранда дворы ставившие, первыми весть о смерти конунга своего получили. И так понравилось им своевольничать, что теперь обратно под руку Гандальву идти те безродные псы не спешили.
Едва дослушав о том, конунг стукнул дланью по дубовой столешнице. Юнцы безусые головы в плечи втянули: помстилось им, что треснет сейчас добрая древесина, гнева конунжьего не стерпев. Обошлось. Но там, где уцелел стол, шеи мятежные иная доля ждала. О том Гандальв и речи повел. Хорошо знал посланник своего конунга, и верно владыке Мера о планах его сказывал.
- Не бывать тому, чтоб я в поход на чужбину ходил, пока земли мои праотечесткие сорной травой зарастает. Не дело то, чтоб владыка позволил владения раздробить. Да и кому: Даже не сынам своим: воям безродным, чьи предки свиней пасли да мечи только щедротами предков моих получили. Вот благодарность их какова за заботу! Слово мое крепко: с них поход нынче начнем да покараем псин тех примерно. Народ свой резать не буду – чай, в своей земле, а не во вражьей домине, так что бондам пугаться тут нечего. Но зачинщикам всем головы поснимаю, раз шапки предо мной скидывать отказались. Один лишь хозяин в Альвхеймаре – и его Гандальв кличут. А кто усомниться – тому сталью про долг их напомню.
И велел воинам собираться в поход.
Утро для альвхеймарского властителя началось с приятных хлопот: слуга, опасливо постучав в дверь гандальвовой опочивальни, сообщил, что прибыли вои из ближних к усадьбе фольков. Прикинув время, конунг понял, что выступили воители сразу, едва лишь стрелу получив. Возрадовалось сердце владыки от такого послушания. Он быстро спустил ноги с ложа, одежды накинул – да вышел вон, оставив Хедвиг почивать в одиночестве. Невестка Гандальву и впрямь полюбилась: и красой своей редкостной, и тем, что не смела владыке противиться. Довольно он в похоже на строптивых девиц насмотрелся: под кровом родным робкой ласки хотелось. Да и наследник новый Альвхеймару ой, как нужен… конунг нахмурился, и, прогнав прочь мысли худые, вышел встречать воев приехавших.
Управители фольков, и впрямь, быстро откликнулась на зов своего властителя, радуясь, что слухи и смерти его наветами оказались. Однако же, так было не со всеми. Слушал Гандальв рассказы приехавших – и мрачнело лицо его с каждым словом. Оказывается, что хевдинги, близ владений Гудбранда дворы ставившие, первыми весть о смерти конунга своего получили. И так понравилось им своевольничать, что теперь обратно под руку Гандальву идти те безродные псы не спешили.
Едва дослушав о том, конунг стукнул дланью по дубовой столешнице. Юнцы безусые головы в плечи втянули: помстилось им, что треснет сейчас добрая древесина, гнева конунжьего не стерпев. Обошлось. Но там, где уцелел стол, шеи мятежные иная доля ждала. О том Гандальв и речи повел. Хорошо знал посланник своего конунга, и верно владыке Мера о планах его сказывал.
- Не бывать тому, чтоб я в поход на чужбину ходил, пока земли мои праотечесткие сорной травой зарастает. Не дело то, чтоб владыка позволил владения раздробить. Да и кому: Даже не сынам своим: воям безродным, чьи предки свиней пасли да мечи только щедротами предков моих получили. Вот благодарность их какова за заботу! Слово мое крепко: с них поход нынче начнем да покараем псин тех примерно. Народ свой резать не буду – чай, в своей земле, а не во вражьей домине, так что бондам пугаться тут нечего. Но зачинщикам всем головы поснимаю, раз шапки предо мной скидывать отказались. Один лишь хозяин в Альвхеймаре – и его Гандальв кличут. А кто усомниться – тому сталью про долг их напомню.
И велел воинам собираться в поход.
Харек Волк. (с Тельтиаром)
Харек Волк возвращался в Саросберг берегом реки Скаун, практически той же дорогой, которой он шел в Раумарики. Лед реки был уже тонким, подтаявшим во многих местах, и памятуя о печально судьбе Хальвдана, Харек запретил всем своим людям даже ступать на лед.
Снова шли триста ирландцев и теперь уже тридцать датчан по снегу вдоль реки Скаун, и бывшие пленники из Хейдемёрка и рекруты из Раумарики шли вместе с ними. Достали они корабли, вначале похода спрятанные ими под обрывами под ветвями, и прикрытые сверху сеном и дерном, и приделали к днищам кораблей полозья. Теперь тащили они за собой корабли на канатах, превратив их в большие сани. Впереди шли предводители отряда на широких лыжах, лыжню прокладывая, а за ними воины корабли за собой на канатах тянули, впрягшись в поводья подобно коням и быкам тягловым. Легко и споро шел отряд, и корабли по снегу подтаявшему скользили будто по воде... Так, идя на лыжах, с привалами, за шесть дней подошли они к Саросбергу...
Запыхавшийся от бега хирдман из числа недавних рекрутов нагнал Харека, и вышел ему навстречу.
- Эрл, там войско нам навстречу нам вышло и в боевом порядке выстроилось.
Харек отдал приказ остановиться, по флангам корабли выстроить в качестве заграждения, и всем в боевой порядок встать.
Кликнул он всех командиров - Лиама Охара, и Кайла Маклири, и Шона Макормака, и датского командира Трора, и соратника своего Лейфа, чтобы совет держать.
- Помните вы, какой прием нам Альхейма ставленник в Рамарики оказал? Теперь я не знаю, что мне здесь ожидать, если конунга тут нет уже, и кого он вместо себя тут оставил. Вот и не знаю я, что за встречу организовали нам тут теперь.
- Пошли к ним вестника, и по тому, как с ним обойдутся, ясно станет, как нас здесь встречают - ответил Лейф.
- Тогда я сам выйду им навстречу, - сказал Харек
- Нет... Будет лучше, если к ним пойду я, - возразил ему Лейф. - со мной ничего худого не сделают, так как меня там мало кто знает. Дай мне стяг свой, и позволь с предводителем парой слов обменяться. А там уже ясно будет, что они задумали, и что у них на уме...
-Буд по-твоему, Лейф... -ответил Харек, устало вздохнув. - Как воротишься - жди награды...
Лейф поднял на копье белый стяг с черным вороном, и в сопровождении трех хирдманов из личной охраны Харека отправился навстречу войску, выстроившемуся поодаль... С беспокойством смотрел Харек на ряды воинов, выстроившихся за стенами усадьбы. Были большинство из них ополченцы местные, и ало было там опытных хирдманов, и все же беспокойно было на душе у ярла...
- Поднять стяги- крикнул Харек зычным голосом. И тотчас же в первом ряду трое воинов, стоявшие рядом с Хареком, подняли три стяга - один черный с белым волком, один красный с черной волчьей головой. и один зеленый с желтым кельтским крестом
Так уж случилось, что подобное воинство многочисленное трудно было издали не заметить, тем паче, что подобного дива, как корабли, посуху, аки по воде плывущие еще не видали в сих краях! Всегда к Сарасбергу драккары по реке подходили, а тут со стороны Раумарики тем же путем, что Гутхорм ярл ушел приближались. Потому-то, еще задолго до подхода Харека, поднялись воины агдирские, в хирд выстроились, да навстречу ярлу прославленному вышли. Впереди на коне вороном сам Асгаут ехал, видеть желал, что же за колдовство чудное суда драконоголовые над землей несет...
Передернулся аж Асгаут, когда стяг с крестом увидал, да волка белого. Но делать нечего, повелел он стяг Агдирский поднять, да сам навстречу пешим посланцам коня направил. Приятственно было ему с верху вниз на собеседников глядеть в беседе такой.
- Кто будете вы? - Вопросил ярл, так словно и не узнал знака Харека. - Да по какому делу к нам приехали.
- Мы воины Харека Волка, ярла, который Харальду конунгу служить по его зову вернулся. Идем из Хейдемерка с победой и вестями добрыми. И именем Харальда конунга ярл наш просит принять нас в этой усадьбе, и снарядить нас припасами и всем необходимым на поход против врагов конунга нашего...
- Вот как, - усмехнулся ярл, тяжелым взглядом одарив посланцев. - Ну зовите ярла своего, с ним я разговор держать буду.
Главный посланец, стяг державший в руках, вежливо поклонился.
- Я передам слова твои ярлу, - сказал он, наклонив голову. - Но сначала позволь узнать, почтенный, почто войско ты против нас выставил, как против гостей непрошенных из фьордов потаенных, или врагов страны нашей, коли сражаемся мы за одного конунга, и против врагов общих? И имя свое назови, чтобы знал Харек ярл с кем дело имеет...
- А потому, как почем знать мне, что это действительно Харек Волк, а не враги под стягом его подошли, да корабли колдовством черным над землей подняв, с собою принесли, а в кораблях тех еще воинства видимо-невидимо! - Рассмеялся ярл, а после добавил уже спокойнее. - А зовут меня Асгаут и здесь я конунгом оставлен править от имени его.
- Тогда вот грамота конунга нашего, которую он в Скаунфредеберге ярлу нашему выдал. Там написано, чтобы препятствий нам в пути не чинить, и снабжать всем необходимым, и не притеснять нас ни в чем, ибо мы волю его в исполнять в землях чужих призваны... Тот же кто препятствия нам чинить вздумает, и в помощи и гостеприимстве откажет, тот гнев конунга на себе испытает, - с этими словами посланник развернул сверток кожи и показал письмо, написанное рунами, которые в Речи Высокого были все перечислены. И под ними знак конунга стоял, и старшие руны Гифу, Хагль, Анзус, Рейд, Одаль, Лагус и Дагаз, и руна Альгиз в конце.
- Что же, теперь верю я, что вы владетелем нашим посланы, - сказал Асгаут. - Зови ярла своего!
- Возвращаемся к ярлу нашему, чтобы слова твои ему передать, - ответил Лейф, поклонившись. Посланники развернулись, и направились обратно к Хареку.
Харек, увидев возвращающегося посланника, вздохнул с облегчением. Командиры стояли рядом с ним, и тоже с ожиданием смотрели на рать, выстроившуюся напротив них.
- Это херсир Асгаут, конунгом Харальдом тут оставленный за порядком следить. Я показал ему грамоту конунга...
- Слава Богу, он не стал от нас требовать чтобы мы повернули назад или убрались отсюда подальше... -сказал Харек.
- Он еще ничего не сказал, он с тобой говорить желает - сказал Лейф.
- Что же, так тому и быть - ответил Харек. - Лейф, Трор. Идемте. Будем говорить с этим херсиром. Лиам, прикажите всем оставаться на местах и сохранять спокойствие. Оружие не вынимать и в бой не вступать. Всем ясно? Если я не вернусь к вечеру, всем расходиться. Переходите через реку и идите в Гиллисберг к моему побратиму Эйнару...
Воины кивали, не отводя суровых взглядов от воинства напротив. Там тоже заметно расслабились: копья направили наконечником вниз, мечи спрятали в ножны, а секиры повесили за пояса.
Неспешно, тожественным шагом, в сопровождении тридцати датских наемников во главе с Трором шел Харек под своим стягом навстречу Асгауту...
- Харек Волк, здравствуй же, герой Хрингасакра, - усмехнулся в бороду Асгаут, за спиной которого тоже выстроилось два десятка знатных хирдманов. - С какими вестями прибыл?
- Прибыл я сообщить здесь всем, что пали конунги Хейдемерка, и Гудбранд властитель с ними. Хейдемерк и Гудбрандсдалир, и все подчиненные им мелкие ярлы - все склонились перед Гутхормом, и присягнули конунгу нашему. Теперь земли обширные и рать великая к владениям Харальда прибавились. А я теперь иду в Ранрики, чтобы волю конунга исполнить, и край тот под его власть вернуть, как во времена Хальвдана и отца его Гудреда было...
- Достойная цель для воителя достойного, - отвечал ему Асгаут. - А в Сарасберг что за дела тебя привели?
- Потому, что мне по пути сюда, и места этого мне не миновать... И еще встретил я в дороге конунга нашего. Потому прошу дать приют временный моему воинству, чтобы после тягот похода они смогли отдохнуть недолго, и грязь походную смыть, и обогреться, и оружие в порядок привести, и доспехи починить и усилить... И, сказывали, что супруга здесь моя гостит, под покровительством кюны нашей премудрой Рагнхильды...
- Здесь жена твоя, то верно, да нет в Сарасберге места для рати огромной такой, - спокойно ярл Асгаут произнес. - Тебе, да старшим твоим место сыщется, войско свое же на кораблях вами притащенных оставляй.
- Благодарю тебя, ярл. Раз на всех места здесь не хватает, тогда позволь нам самим его приготовить, и в лесу ближайшем срубы сделать, бараки там обустроить, и там войско наше расположить...
- Этак вы тут до лета останетесь, - вздохнул наместник конунгов. - Кто ж тогда в Ранрики пойдет волю властителя нашего исполнять?
Харек сурово взглянул на него, и ответил жестко.
- На три дня мы тут ровно задержимся, чтобы сил набраться перед переходом, и далее пойдем в Ранрики, в том мое слово я твердо тебе даю. - ответил Харек. - И еще прошу всех людей с нами отправить, кто вам здесь неугоден... всего лишь одежду, и оружие привести нам надо в порядок, и пропитание для войска в дорогу взять, ибо наши запасы, в Рамарики взятые, уже на исходе...
- Уж в этом тебе отказа не будет, - поворотил коня ярл, словно закончил разговор уже. - А коли действительно воинов хочешь еще поднабрать, так иди в Гиллисберг, к Эйнару - у него народу подлого немало ныне собралось.
- И на том спасибо, Асгаут ярл, пожалуй, послушаюсь я совета твоего... Позволь узнать, тут ли сейчас кюна вещая? Побеседовать с ней желаю перед дорогой...
- В усадьбе вестимо, едем, Харек Волк, к чему встречу с госпожой откладывать.
Харек повернулся к своим товарищам.
- Лейф, ступай сейчас к войску, и сообщи им, пусть корабли ставят в сараи, лагерь в лесу разбивают, и срубы делают, и пусть баню готовят и воду греют. К вечеру будут припасы, из которых сытный ужин будет приготовлен, и бочки с элем...
К Хареку подвели коня, и Харек легко взобрался в седло, будто не было многодневного пешего перехода... Он обернулся к Асгауту и произнес.
- Ну что же, едем же, Асгаут-ярл, коли приглашаете... Рад я буду кюну увидеть после стольких лет... Но прежде пошлите кого-то к супруге моей, чтобы сообщить ей, что я вернулся, и собой ее забрать намерен...
- У кюны она гостит, так что не волнуйся за нее, - ободряюще Асгаут заметил.
Харек кивнул, и более за всю дорогу не проронил ни слова, пока не подъехали они к дому, где кюна Рагнхильда проживала...
Тем временем войско Харека на постой расположилось, и лагерь обустраивало, как и было им приказано...
Харек Волк возвращался в Саросберг берегом реки Скаун, практически той же дорогой, которой он шел в Раумарики. Лед реки был уже тонким, подтаявшим во многих местах, и памятуя о печально судьбе Хальвдана, Харек запретил всем своим людям даже ступать на лед.
Снова шли триста ирландцев и теперь уже тридцать датчан по снегу вдоль реки Скаун, и бывшие пленники из Хейдемёрка и рекруты из Раумарики шли вместе с ними. Достали они корабли, вначале похода спрятанные ими под обрывами под ветвями, и прикрытые сверху сеном и дерном, и приделали к днищам кораблей полозья. Теперь тащили они за собой корабли на канатах, превратив их в большие сани. Впереди шли предводители отряда на широких лыжах, лыжню прокладывая, а за ними воины корабли за собой на канатах тянули, впрягшись в поводья подобно коням и быкам тягловым. Легко и споро шел отряд, и корабли по снегу подтаявшему скользили будто по воде... Так, идя на лыжах, с привалами, за шесть дней подошли они к Саросбергу...
Запыхавшийся от бега хирдман из числа недавних рекрутов нагнал Харека, и вышел ему навстречу.
- Эрл, там войско нам навстречу нам вышло и в боевом порядке выстроилось.
Харек отдал приказ остановиться, по флангам корабли выстроить в качестве заграждения, и всем в боевой порядок встать.
Кликнул он всех командиров - Лиама Охара, и Кайла Маклири, и Шона Макормака, и датского командира Трора, и соратника своего Лейфа, чтобы совет держать.
- Помните вы, какой прием нам Альхейма ставленник в Рамарики оказал? Теперь я не знаю, что мне здесь ожидать, если конунга тут нет уже, и кого он вместо себя тут оставил. Вот и не знаю я, что за встречу организовали нам тут теперь.
- Пошли к ним вестника, и по тому, как с ним обойдутся, ясно станет, как нас здесь встречают - ответил Лейф.
- Тогда я сам выйду им навстречу, - сказал Харек
- Нет... Будет лучше, если к ним пойду я, - возразил ему Лейф. - со мной ничего худого не сделают, так как меня там мало кто знает. Дай мне стяг свой, и позволь с предводителем парой слов обменяться. А там уже ясно будет, что они задумали, и что у них на уме...
-Буд по-твоему, Лейф... -ответил Харек, устало вздохнув. - Как воротишься - жди награды...
Лейф поднял на копье белый стяг с черным вороном, и в сопровождении трех хирдманов из личной охраны Харека отправился навстречу войску, выстроившемуся поодаль... С беспокойством смотрел Харек на ряды воинов, выстроившихся за стенами усадьбы. Были большинство из них ополченцы местные, и ало было там опытных хирдманов, и все же беспокойно было на душе у ярла...
- Поднять стяги- крикнул Харек зычным голосом. И тотчас же в первом ряду трое воинов, стоявшие рядом с Хареком, подняли три стяга - один черный с белым волком, один красный с черной волчьей головой. и один зеленый с желтым кельтским крестом
Так уж случилось, что подобное воинство многочисленное трудно было издали не заметить, тем паче, что подобного дива, как корабли, посуху, аки по воде плывущие еще не видали в сих краях! Всегда к Сарасбергу драккары по реке подходили, а тут со стороны Раумарики тем же путем, что Гутхорм ярл ушел приближались. Потому-то, еще задолго до подхода Харека, поднялись воины агдирские, в хирд выстроились, да навстречу ярлу прославленному вышли. Впереди на коне вороном сам Асгаут ехал, видеть желал, что же за колдовство чудное суда драконоголовые над землей несет...
Передернулся аж Асгаут, когда стяг с крестом увидал, да волка белого. Но делать нечего, повелел он стяг Агдирский поднять, да сам навстречу пешим посланцам коня направил. Приятственно было ему с верху вниз на собеседников глядеть в беседе такой.
- Кто будете вы? - Вопросил ярл, так словно и не узнал знака Харека. - Да по какому делу к нам приехали.
- Мы воины Харека Волка, ярла, который Харальду конунгу служить по его зову вернулся. Идем из Хейдемерка с победой и вестями добрыми. И именем Харальда конунга ярл наш просит принять нас в этой усадьбе, и снарядить нас припасами и всем необходимым на поход против врагов конунга нашего...
- Вот как, - усмехнулся ярл, тяжелым взглядом одарив посланцев. - Ну зовите ярла своего, с ним я разговор держать буду.
Главный посланец, стяг державший в руках, вежливо поклонился.
- Я передам слова твои ярлу, - сказал он, наклонив голову. - Но сначала позволь узнать, почтенный, почто войско ты против нас выставил, как против гостей непрошенных из фьордов потаенных, или врагов страны нашей, коли сражаемся мы за одного конунга, и против врагов общих? И имя свое назови, чтобы знал Харек ярл с кем дело имеет...
- А потому, как почем знать мне, что это действительно Харек Волк, а не враги под стягом его подошли, да корабли колдовством черным над землей подняв, с собою принесли, а в кораблях тех еще воинства видимо-невидимо! - Рассмеялся ярл, а после добавил уже спокойнее. - А зовут меня Асгаут и здесь я конунгом оставлен править от имени его.
- Тогда вот грамота конунга нашего, которую он в Скаунфредеберге ярлу нашему выдал. Там написано, чтобы препятствий нам в пути не чинить, и снабжать всем необходимым, и не притеснять нас ни в чем, ибо мы волю его в исполнять в землях чужих призваны... Тот же кто препятствия нам чинить вздумает, и в помощи и гостеприимстве откажет, тот гнев конунга на себе испытает, - с этими словами посланник развернул сверток кожи и показал письмо, написанное рунами, которые в Речи Высокого были все перечислены. И под ними знак конунга стоял, и старшие руны Гифу, Хагль, Анзус, Рейд, Одаль, Лагус и Дагаз, и руна Альгиз в конце.
- Что же, теперь верю я, что вы владетелем нашим посланы, - сказал Асгаут. - Зови ярла своего!
- Возвращаемся к ярлу нашему, чтобы слова твои ему передать, - ответил Лейф, поклонившись. Посланники развернулись, и направились обратно к Хареку.
Харек, увидев возвращающегося посланника, вздохнул с облегчением. Командиры стояли рядом с ним, и тоже с ожиданием смотрели на рать, выстроившуюся напротив них.
- Это херсир Асгаут, конунгом Харальдом тут оставленный за порядком следить. Я показал ему грамоту конунга...
- Слава Богу, он не стал от нас требовать чтобы мы повернули назад или убрались отсюда подальше... -сказал Харек.
- Он еще ничего не сказал, он с тобой говорить желает - сказал Лейф.
- Что же, так тому и быть - ответил Харек. - Лейф, Трор. Идемте. Будем говорить с этим херсиром. Лиам, прикажите всем оставаться на местах и сохранять спокойствие. Оружие не вынимать и в бой не вступать. Всем ясно? Если я не вернусь к вечеру, всем расходиться. Переходите через реку и идите в Гиллисберг к моему побратиму Эйнару...
Воины кивали, не отводя суровых взглядов от воинства напротив. Там тоже заметно расслабились: копья направили наконечником вниз, мечи спрятали в ножны, а секиры повесили за пояса.
Неспешно, тожественным шагом, в сопровождении тридцати датских наемников во главе с Трором шел Харек под своим стягом навстречу Асгауту...
- Харек Волк, здравствуй же, герой Хрингасакра, - усмехнулся в бороду Асгаут, за спиной которого тоже выстроилось два десятка знатных хирдманов. - С какими вестями прибыл?
- Прибыл я сообщить здесь всем, что пали конунги Хейдемерка, и Гудбранд властитель с ними. Хейдемерк и Гудбрандсдалир, и все подчиненные им мелкие ярлы - все склонились перед Гутхормом, и присягнули конунгу нашему. Теперь земли обширные и рать великая к владениям Харальда прибавились. А я теперь иду в Ранрики, чтобы волю конунга исполнить, и край тот под его власть вернуть, как во времена Хальвдана и отца его Гудреда было...
- Достойная цель для воителя достойного, - отвечал ему Асгаут. - А в Сарасберг что за дела тебя привели?
- Потому, что мне по пути сюда, и места этого мне не миновать... И еще встретил я в дороге конунга нашего. Потому прошу дать приют временный моему воинству, чтобы после тягот похода они смогли отдохнуть недолго, и грязь походную смыть, и обогреться, и оружие в порядок привести, и доспехи починить и усилить... И, сказывали, что супруга здесь моя гостит, под покровительством кюны нашей премудрой Рагнхильды...
- Здесь жена твоя, то верно, да нет в Сарасберге места для рати огромной такой, - спокойно ярл Асгаут произнес. - Тебе, да старшим твоим место сыщется, войско свое же на кораблях вами притащенных оставляй.
- Благодарю тебя, ярл. Раз на всех места здесь не хватает, тогда позволь нам самим его приготовить, и в лесу ближайшем срубы сделать, бараки там обустроить, и там войско наше расположить...
- Этак вы тут до лета останетесь, - вздохнул наместник конунгов. - Кто ж тогда в Ранрики пойдет волю властителя нашего исполнять?
Харек сурово взглянул на него, и ответил жестко.
- На три дня мы тут ровно задержимся, чтобы сил набраться перед переходом, и далее пойдем в Ранрики, в том мое слово я твердо тебе даю. - ответил Харек. - И еще прошу всех людей с нами отправить, кто вам здесь неугоден... всего лишь одежду, и оружие привести нам надо в порядок, и пропитание для войска в дорогу взять, ибо наши запасы, в Рамарики взятые, уже на исходе...
- Уж в этом тебе отказа не будет, - поворотил коня ярл, словно закончил разговор уже. - А коли действительно воинов хочешь еще поднабрать, так иди в Гиллисберг, к Эйнару - у него народу подлого немало ныне собралось.
- И на том спасибо, Асгаут ярл, пожалуй, послушаюсь я совета твоего... Позволь узнать, тут ли сейчас кюна вещая? Побеседовать с ней желаю перед дорогой...
- В усадьбе вестимо, едем, Харек Волк, к чему встречу с госпожой откладывать.
Харек повернулся к своим товарищам.
- Лейф, ступай сейчас к войску, и сообщи им, пусть корабли ставят в сараи, лагерь в лесу разбивают, и срубы делают, и пусть баню готовят и воду греют. К вечеру будут припасы, из которых сытный ужин будет приготовлен, и бочки с элем...
К Хареку подвели коня, и Харек легко взобрался в седло, будто не было многодневного пешего перехода... Он обернулся к Асгауту и произнес.
- Ну что же, едем же, Асгаут-ярл, коли приглашаете... Рад я буду кюну увидеть после стольких лет... Но прежде пошлите кого-то к супруге моей, чтобы сообщить ей, что я вернулся, и собой ее забрать намерен...
- У кюны она гостит, так что не волнуйся за нее, - ободряюще Асгаут заметил.
Харек кивнул, и более за всю дорогу не проронил ни слова, пока не подъехали они к дому, где кюна Рагнхильда проживала...
Тем временем войско Харека на постой расположилось, и лагерь обустраивало, как и было им приказано...
Эйнар Губитель Заговоренных и Сигрун Дева Битвы.
Гиллисберг.
Давно уж день новый начался, а Эйнар из покоев своих не выходил. Тяжкий сон ярлу в ночь приснился, будто нападут на Гиллисберг вороги, да не будет его в то время в усадьбе, будто отчаянно биться Сигрун Дева Битвы будет, имя свое, оправдывая да детей малых защищая, а он не сможет ей ничем помочь, будто захватят его жену и детишек малых вороги, да измываться станут по страшному, даром, что не убьют. Тяжело дыша, проснулся могучий ярл на рассвете, да так больше и не сомкнул глаз, всё на жену свою любовался, по волосам ее, нежно гладя, трепет сердечный да тревогу усмиряя. Ныла у Эйнара рука в бою потерянная, будто на месте вдруг оказалась, ругал он себя калекой жалким, юнцом, всего страшащимся, да прочими словами, этих похлеще. Наконец, день начался, жена ярлова проснулась. Рассказал Эйнар Сигрун кошмар свой ночной, да стали они гадать, вещим ли сон был, али кошмаром обыкновенным. Так пол дня за разговорами и пролетело. Наконец, вышли супруги из опочивальни. Не успели в пиршественный зал войти да за стол сесть да яств откушать, как вбежал к ним раб, покой хозяйский громким топотом нарушая, речи прерывая, за что его, конечно, наказать следовало. Нахмурился Эйнар, хоть и слыл он добрым государем, да только неуважение к себе и к супруге своей не терпел. Раб остановился посередине залы, да слова произнести не мог, от быстрого бега дыханье у него перехватило.
- Ну, что молчишь?- начал ярл уж гневаться. Напугался раб, вообще онемел и дышать перестал. Смягчился Эйнар, такое слуги замешательство видя, да молвил уже спокойным голосом.
- Поди сюда, видно новость у тебя шибко важная, раз ты так спешил, что покой наш нарушил,- Сигрун ободряюще рабу улыбнулась.
Юнец подошёл ближе.
- Прибыли вои из Хольмагарда, с ними греки-священники,- раб поклонился. Сигрун и Эйнар одновременно вскочили из-за стола, да так резко, что он аж покачнулся.
- Вот уж действительно замечательную весть принёс ты нам, есть ли ещё что-нибудь, о чём ты не поведал?
- Много ли воинов прибыло?- это уже Сигрун не выдержала, она знала, как необходимо им с мужем это подкрепление, негоже усадьбу без должной охраны держать, да недругов этим к нападению подталкивать.
- Нет, господин, всё я молвил.
- Ну, ступай.
Не прошло и нескольких минут, как в зал вошли дружинники, с ними Ярополк и Ратибор, да греки-священники. Встал Эйнар перед своими гостями, подошёл к ним, не мог ярл ожидания боле выносить.
- Приветствую вас, войны и вас, слуги Христовы. Славный день сегодня, прибыли вы наконец в Гиллисберг и этому мы необыкновенно рады,- обратился к гостям Эйнар.
- За стол садитесь, да яств откушайте, отдохните с дальней дороги,- приветствовала прибывших Сигрун. Самой ей тяжело было из-за стола вставать, корила она себя в душе за то, что до этого как девчонка вскочила, дурно Деве Битвы стало, но не подала она виду, негоже столь радостную встречу омрачать было.
- Садись Ярополк рядом со мной, и ты, Ратибор, с нами садись. Чую я, что есть вести из Хольмагарда важные, надобно чтобы ты всё сразу слышал.
Когда все, наконец, расселись, вынесли слуги яств разнообразных, накинулись войны на кушанья эти, даром что еда вкусная была, да аппетит у мужчин отменный.
- Что это Ярополк, войны твои на яства так жадно накинулись, али не кормил ты их вовсе?- с улыбкой на устах удивился Эйнар.
- Прав ты, ярл, несколько дён маковой росинки во рту ни у меня, ни у дружинников не было. Спешили мы в Гиллисберг, и так сильно задержались. Дело это не простое было, в Хольмагарде воинов собрать да священников отыскать. Долго пришлось мне греков уговаривать, но преуспел я в начинании своём и доставил тебе их как можно больше.
- Славно ты потрудился, Ярополк, будешь награждён за верную службу, да и для воинов я не поскуплюсь, но это всё потом, скажи ты мне лучше, что в Хольмагарде?
Вои услышали обещания Эйнара и, оторвавшись от еды, одобрено загудели, застучали ногами по полу. В зале поднялся невообразимый шум и гвалт.
- Много о чём в Хольмагарде говорят, о конунге нашем говорят, о кюне Рагхильде, о жреце Торлейве.
- Интересны мне сии вести, да негоже второпях их выслушивать. Вот отдохнёшь с дороги, устроятся вои, и погуторим уж не спеша. Время, думается мне, у нас пока ещё есть.
- И я так считаю,- Ярополк, наконец, смог уделить достаточно внимания еде. Он не накидывался на блюда с такой жадностью, как дружинники, но видно по всему было, что так голоден сын воеводы, как никогда то сего дня не был.
Ярл задумался о словах Ярополка, Ратибор молчал, тоже погружённый в свои мысли, Сигрун же, встала-таки из-за стола да вон из залы направилась. Бледная шла она в опочивальню, упала на кровать и долго ещё потом приводили в чувство свою госпожу служанки, узкий лиф с неё сняв. Поганое предчувствие надвигающейся беды одолевало Деву Битвы, а предчувствиям своим она, как никто другой, верила, оттого вдвойне тяжелее было у супруги ярла на сердце.
Гиллисберг.
Давно уж день новый начался, а Эйнар из покоев своих не выходил. Тяжкий сон ярлу в ночь приснился, будто нападут на Гиллисберг вороги, да не будет его в то время в усадьбе, будто отчаянно биться Сигрун Дева Битвы будет, имя свое, оправдывая да детей малых защищая, а он не сможет ей ничем помочь, будто захватят его жену и детишек малых вороги, да измываться станут по страшному, даром, что не убьют. Тяжело дыша, проснулся могучий ярл на рассвете, да так больше и не сомкнул глаз, всё на жену свою любовался, по волосам ее, нежно гладя, трепет сердечный да тревогу усмиряя. Ныла у Эйнара рука в бою потерянная, будто на месте вдруг оказалась, ругал он себя калекой жалким, юнцом, всего страшащимся, да прочими словами, этих похлеще. Наконец, день начался, жена ярлова проснулась. Рассказал Эйнар Сигрун кошмар свой ночной, да стали они гадать, вещим ли сон был, али кошмаром обыкновенным. Так пол дня за разговорами и пролетело. Наконец, вышли супруги из опочивальни. Не успели в пиршественный зал войти да за стол сесть да яств откушать, как вбежал к ним раб, покой хозяйский громким топотом нарушая, речи прерывая, за что его, конечно, наказать следовало. Нахмурился Эйнар, хоть и слыл он добрым государем, да только неуважение к себе и к супруге своей не терпел. Раб остановился посередине залы, да слова произнести не мог, от быстрого бега дыханье у него перехватило.
- Ну, что молчишь?- начал ярл уж гневаться. Напугался раб, вообще онемел и дышать перестал. Смягчился Эйнар, такое слуги замешательство видя, да молвил уже спокойным голосом.
- Поди сюда, видно новость у тебя шибко важная, раз ты так спешил, что покой наш нарушил,- Сигрун ободряюще рабу улыбнулась.
Юнец подошёл ближе.
- Прибыли вои из Хольмагарда, с ними греки-священники,- раб поклонился. Сигрун и Эйнар одновременно вскочили из-за стола, да так резко, что он аж покачнулся.
- Вот уж действительно замечательную весть принёс ты нам, есть ли ещё что-нибудь, о чём ты не поведал?
- Много ли воинов прибыло?- это уже Сигрун не выдержала, она знала, как необходимо им с мужем это подкрепление, негоже усадьбу без должной охраны держать, да недругов этим к нападению подталкивать.
- Нет, господин, всё я молвил.
- Ну, ступай.
Не прошло и нескольких минут, как в зал вошли дружинники, с ними Ярополк и Ратибор, да греки-священники. Встал Эйнар перед своими гостями, подошёл к ним, не мог ярл ожидания боле выносить.
- Приветствую вас, войны и вас, слуги Христовы. Славный день сегодня, прибыли вы наконец в Гиллисберг и этому мы необыкновенно рады,- обратился к гостям Эйнар.
- За стол садитесь, да яств откушайте, отдохните с дальней дороги,- приветствовала прибывших Сигрун. Самой ей тяжело было из-за стола вставать, корила она себя в душе за то, что до этого как девчонка вскочила, дурно Деве Битвы стало, но не подала она виду, негоже столь радостную встречу омрачать было.
- Садись Ярополк рядом со мной, и ты, Ратибор, с нами садись. Чую я, что есть вести из Хольмагарда важные, надобно чтобы ты всё сразу слышал.
Когда все, наконец, расселись, вынесли слуги яств разнообразных, накинулись войны на кушанья эти, даром что еда вкусная была, да аппетит у мужчин отменный.
- Что это Ярополк, войны твои на яства так жадно накинулись, али не кормил ты их вовсе?- с улыбкой на устах удивился Эйнар.
- Прав ты, ярл, несколько дён маковой росинки во рту ни у меня, ни у дружинников не было. Спешили мы в Гиллисберг, и так сильно задержались. Дело это не простое было, в Хольмагарде воинов собрать да священников отыскать. Долго пришлось мне греков уговаривать, но преуспел я в начинании своём и доставил тебе их как можно больше.
- Славно ты потрудился, Ярополк, будешь награждён за верную службу, да и для воинов я не поскуплюсь, но это всё потом, скажи ты мне лучше, что в Хольмагарде?
Вои услышали обещания Эйнара и, оторвавшись от еды, одобрено загудели, застучали ногами по полу. В зале поднялся невообразимый шум и гвалт.
- Много о чём в Хольмагарде говорят, о конунге нашем говорят, о кюне Рагхильде, о жреце Торлейве.
- Интересны мне сии вести, да негоже второпях их выслушивать. Вот отдохнёшь с дороги, устроятся вои, и погуторим уж не спеша. Время, думается мне, у нас пока ещё есть.
- И я так считаю,- Ярополк, наконец, смог уделить достаточно внимания еде. Он не накидывался на блюда с такой жадностью, как дружинники, но видно по всему было, что так голоден сын воеводы, как никогда то сего дня не был.
Ярл задумался о словах Ярополка, Ратибор молчал, тоже погружённый в свои мысли, Сигрун же, встала-таки из-за стола да вон из залы направилась. Бледная шла она в опочивальню, упала на кровать и долго ещё потом приводили в чувство свою госпожу служанки, узкий лиф с неё сняв. Поганое предчувствие надвигающейся беды одолевало Деву Битвы, а предчувствиям своим она, как никто другой, верила, оттого вдвойне тяжелее было у супруги ярла на сердце.
Гаулар
Совместно с Тельтиаром. Свершилось! Большая часть поста принадлежит мне
Удалившись с тинга, направились они в дом, где прежде ночь провели. Хозяин дома сразу почул, что разлад произошел у друзей его названных, но виду не подал – «Пущчай сами свои проблемы решают, а мне до них дела нет».
-Да я ж вас вчера как подобает, и не принял то!
Хозяин повел гостей смотреть трофеи, сыном с земель чужих привезенные, о покупках гутарил, да о затеях своих на год будущий. Развлекал гостей как мог, так и замотал их делами мелочными до самого вечера. Жена его уж как час второй суетилась в огромной кухне, на кого-то периодически прикрикивая.
Как и в прошлый раз стол был богато убран и пах шел от него чарующий, так и манящий сеть за него и вкусить приготовленное. Торольв переговаривался о чем-то с Эйвиндом, а Кари с Квельдульвом. Хнува же вел беседу с хозяином, который оказался большим любителем поучать молодцов.
«Туго приходилось сыну его наверное…» думал Альвир слушая что-то о хозяйстве.
-Мы завтра же покинем это место. И пока ярл этот жив – ноги моей тут не будет.
-Нет! Пока дочка ярлова женой моей не станет не уеду никуда!
-Да ты глуп и наивен как молодая овца! – Кари в ярости стукнул кулаком о стол так, что ближайшие блюда подпрыгнули, готовясь вывернуть свое содержимое на обидчика. – Как я сказал, так оно и будет! Не смей перечить мне, заслужи сперва уважение, как заслужил его Эйвинд, а потом рот открывай.
-Уу…хватит! Хватит меня с воякой этим сравнивать! – Альвир выскочил из-за стола. Мигом взлетев на лестницу и собрав свои пожитки покинул дом.
-Ишь каков…- почесал бороду Квельдульв.
-Вернется…
-Он не вернется…
На дворе была глубокая ночь и похоже, что в доме не спал один лишь Кари. Он как заколдованный сидел на койке и вслушивался в каждый звук в доме.
- Что родич, не спится тебе? - Вошел, в дверь не постучавши Квельдульв. Только удивился Кари, как это великану такому удается по дому столь тихо ходить. - Все о сыне беглом неразумном думаешь? Быстр он на язык, так это, видать к одному дару Одина и другой получил он. Одного лишь не разумею я, почему при стати своей, к делу ратному так холоден Альвир?
Присел возле сородича грустного великан, и такую речь завел:
- Возвернеться он в дом отчий, не думай дум суровых - как охладеет к дочке ярловой, так и вернеться. Хотя нам бы с Атли породниться, не смотря на слова гордые не помешало бы.
- -Ты думаешь по глупости он своей? А коли он через пять лет охладеет к ней. И нет. Не стану я с Атли мирится.
- А коли так, то ты его силой все одно не удержишь, Кари.
Сплюнув на пол Кари отворотился от Квельдульва.
-Вот что я тебе скажу. Не мальчик он и дорогу домой коли что найдет. Принять я его приму, все ошибки делали. А с Атли мириться не стану, и слова свои сдержу и те что при нем сказаны были, и те что за столом сказал. Завтра же мы с Эйвиндом покинем Гаулар.
- Да и мне с Торольвом здесь боле делать нечего, вместе поедем.
-Вот и хорошо, спать тогда потребно. Путь тяжек будет.
С наигранной спокойностью Кари улегся на постель даже не раздеваясь, отворотившись лицом к стене. Квельдульв так же тихо, как и вошел, покинул покой Кари.
-Ну сынишка уродился. Щитом его по голове…
Растревоженный рассудок Кари никак не мог успокоится и так бедный викинг и не заснул.
Встал он с самыми первыми лучами солнца и отправился снаряжать сани. В хлеву провозился он до самого завтрака, который ранним назвать никак нельзя. К столу пришел Кари последним, как ни старался он бодрым выглядеть никак не мог. Лицо его осунулось и глаза потускнели.
-Так что отец, покидает Гаулар?
-Да. Сани собраны.
-Быстро ты…,а Хнува?
-Сам приедет коли одумается, а коли нет, так пусть сгниет ошиваясь около Атли этого треклятого!
Погода была морозная, но никак не препятствовала выезду череды саней и коней из деревни. Казалось наоборот тихий ветер, дующий в спины всадников провожал их.
-Вернется ли твой братец скоро?
-А почем мне знать? Совсем спортился.
-Да, а отец-то твой вон чего, лошадь то под уздцы его ведет, и как он воротится, коли лошади у него нет?
-Хм... Да еще и с невестой. - Отвечал ему Эйвинд с глумливой улыбкой.
Так за разговором невеселым и покинули родичи усадьбу, поть в наделы свои держа. Нонче налегке шли, немного товаров было с ними, все больше серебра в кошелях звенело. А об Альвире, словно уговорившись, и не говорили ничего боле.
Покинув дом Альвир быстро шагал вперед, неведомо куда, просто шел с одной лишь целью уйти подальше от дому, да и от Кари. Дальше ото всех. Однако ночь холодна была, и даже быстрый темп ходьбы не прибавлял тепла леденеющему телу.
-Ну и куда теперь деться? Назад не по-мужски, а вперед некуда. А холод он вон каков. К Атли пойти? Так сразу же голову и отсекут.
- Эгей, ты никак скальд будешь давешний? - позади Альвира голос чей-то послышался. То на пороге дома одного, который юноша миновал, хозяйский силуэт вырисовался. - Куда бредешь в такую пору?
-Бреду я во бреду, тому дороги знать не знаю… Куда ноги отнесут там и заночую.
- Смотрю я, в сугроб они тебя занесут, да там и останешься Атли на радость, - бородач со смехом бросил. - Ты лучше ко мне заходи - я от лишнего едока не обеднею, а скальда приютить мне только в радость будет.
-Благодарен.
Альвир поправил сумку, что на плече висела и проследовал в дом к знакомцу новому.
-Мне бы только переночевать, а там дело у меня есть! И уж хозяин не обессудь, но на ночь глядя я тебе висы складывать не стану, утром могу, а нонче не время.
- Так проходи, утро оно вечера мудреннее, - махнул рукой мужчина, хотя и досадно ему было, что не вкусит он перед сном меда поэзии. - А поутру и о деле своем расскажешь, быть может помогу чем.
Альвир пожалуй впервые почувствовал, что ждали от него не геройских сражений, а сладких речей, улыбнулся он себе сам и отправился спать во след за хозяином. В небольшой комнатушке уложив свои пожитки на пол Хнува вдруг бросил уходящему хозяину:
Славен тот хозяин,
Чья крепка усадьба,
Где под кровом крепким,
Он гостей встречает.
В дом гостеприимный
Скальд принес удачу.
Бородач, заслышав звонкий, словно звенящий от мороза, голос ночного гостя остановился и повернулся. Искренняя улыбка мелькнула в бороде мужика, поблагодарив скальда, пожелал ночи доброй и прикрыл за собой дверь.
Альвир заснул скоро, так, как и вовсе не ожидал, и даже снов никаких не видел, зато выспался к утру на славу.
Совместно с Тельтиаром. Свершилось! Большая часть поста принадлежит мне
Удалившись с тинга, направились они в дом, где прежде ночь провели. Хозяин дома сразу почул, что разлад произошел у друзей его названных, но виду не подал – «Пущчай сами свои проблемы решают, а мне до них дела нет».
-Да я ж вас вчера как подобает, и не принял то!
Хозяин повел гостей смотреть трофеи, сыном с земель чужих привезенные, о покупках гутарил, да о затеях своих на год будущий. Развлекал гостей как мог, так и замотал их делами мелочными до самого вечера. Жена его уж как час второй суетилась в огромной кухне, на кого-то периодически прикрикивая.
Как и в прошлый раз стол был богато убран и пах шел от него чарующий, так и манящий сеть за него и вкусить приготовленное. Торольв переговаривался о чем-то с Эйвиндом, а Кари с Квельдульвом. Хнува же вел беседу с хозяином, который оказался большим любителем поучать молодцов.
«Туго приходилось сыну его наверное…» думал Альвир слушая что-то о хозяйстве.
-Мы завтра же покинем это место. И пока ярл этот жив – ноги моей тут не будет.
-Нет! Пока дочка ярлова женой моей не станет не уеду никуда!
-Да ты глуп и наивен как молодая овца! – Кари в ярости стукнул кулаком о стол так, что ближайшие блюда подпрыгнули, готовясь вывернуть свое содержимое на обидчика. – Как я сказал, так оно и будет! Не смей перечить мне, заслужи сперва уважение, как заслужил его Эйвинд, а потом рот открывай.
-Уу…хватит! Хватит меня с воякой этим сравнивать! – Альвир выскочил из-за стола. Мигом взлетев на лестницу и собрав свои пожитки покинул дом.
-Ишь каков…- почесал бороду Квельдульв.
-Вернется…
-Он не вернется…
На дворе была глубокая ночь и похоже, что в доме не спал один лишь Кари. Он как заколдованный сидел на койке и вслушивался в каждый звук в доме.
- Что родич, не спится тебе? - Вошел, в дверь не постучавши Квельдульв. Только удивился Кари, как это великану такому удается по дому столь тихо ходить. - Все о сыне беглом неразумном думаешь? Быстр он на язык, так это, видать к одному дару Одина и другой получил он. Одного лишь не разумею я, почему при стати своей, к делу ратному так холоден Альвир?
Присел возле сородича грустного великан, и такую речь завел:
- Возвернеться он в дом отчий, не думай дум суровых - как охладеет к дочке ярловой, так и вернеться. Хотя нам бы с Атли породниться, не смотря на слова гордые не помешало бы.
- -Ты думаешь по глупости он своей? А коли он через пять лет охладеет к ней. И нет. Не стану я с Атли мирится.
- А коли так, то ты его силой все одно не удержишь, Кари.
Сплюнув на пол Кари отворотился от Квельдульва.
-Вот что я тебе скажу. Не мальчик он и дорогу домой коли что найдет. Принять я его приму, все ошибки делали. А с Атли мириться не стану, и слова свои сдержу и те что при нем сказаны были, и те что за столом сказал. Завтра же мы с Эйвиндом покинем Гаулар.
- Да и мне с Торольвом здесь боле делать нечего, вместе поедем.
-Вот и хорошо, спать тогда потребно. Путь тяжек будет.
С наигранной спокойностью Кари улегся на постель даже не раздеваясь, отворотившись лицом к стене. Квельдульв так же тихо, как и вошел, покинул покой Кари.
-Ну сынишка уродился. Щитом его по голове…
Растревоженный рассудок Кари никак не мог успокоится и так бедный викинг и не заснул.
Встал он с самыми первыми лучами солнца и отправился снаряжать сани. В хлеву провозился он до самого завтрака, который ранним назвать никак нельзя. К столу пришел Кари последним, как ни старался он бодрым выглядеть никак не мог. Лицо его осунулось и глаза потускнели.
-Так что отец, покидает Гаулар?
-Да. Сани собраны.
-Быстро ты…,а Хнува?
-Сам приедет коли одумается, а коли нет, так пусть сгниет ошиваясь около Атли этого треклятого!
Погода была морозная, но никак не препятствовала выезду череды саней и коней из деревни. Казалось наоборот тихий ветер, дующий в спины всадников провожал их.
-Вернется ли твой братец скоро?
-А почем мне знать? Совсем спортился.
-Да, а отец-то твой вон чего, лошадь то под уздцы его ведет, и как он воротится, коли лошади у него нет?
-Хм... Да еще и с невестой. - Отвечал ему Эйвинд с глумливой улыбкой.
Так за разговором невеселым и покинули родичи усадьбу, поть в наделы свои держа. Нонче налегке шли, немного товаров было с ними, все больше серебра в кошелях звенело. А об Альвире, словно уговорившись, и не говорили ничего боле.
Покинув дом Альвир быстро шагал вперед, неведомо куда, просто шел с одной лишь целью уйти подальше от дому, да и от Кари. Дальше ото всех. Однако ночь холодна была, и даже быстрый темп ходьбы не прибавлял тепла леденеющему телу.
-Ну и куда теперь деться? Назад не по-мужски, а вперед некуда. А холод он вон каков. К Атли пойти? Так сразу же голову и отсекут.
- Эгей, ты никак скальд будешь давешний? - позади Альвира голос чей-то послышался. То на пороге дома одного, который юноша миновал, хозяйский силуэт вырисовался. - Куда бредешь в такую пору?
-Бреду я во бреду, тому дороги знать не знаю… Куда ноги отнесут там и заночую.
- Смотрю я, в сугроб они тебя занесут, да там и останешься Атли на радость, - бородач со смехом бросил. - Ты лучше ко мне заходи - я от лишнего едока не обеднею, а скальда приютить мне только в радость будет.
-Благодарен.
Альвир поправил сумку, что на плече висела и проследовал в дом к знакомцу новому.
-Мне бы только переночевать, а там дело у меня есть! И уж хозяин не обессудь, но на ночь глядя я тебе висы складывать не стану, утром могу, а нонче не время.
- Так проходи, утро оно вечера мудреннее, - махнул рукой мужчина, хотя и досадно ему было, что не вкусит он перед сном меда поэзии. - А поутру и о деле своем расскажешь, быть может помогу чем.
Альвир пожалуй впервые почувствовал, что ждали от него не геройских сражений, а сладких речей, улыбнулся он себе сам и отправился спать во след за хозяином. В небольшой комнатушке уложив свои пожитки на пол Хнува вдруг бросил уходящему хозяину:
Славен тот хозяин,
Чья крепка усадьба,
Где под кровом крепким,
Он гостей встречает.
В дом гостеприимный
Скальд принес удачу.
Бородач, заслышав звонкий, словно звенящий от мороза, голос ночного гостя остановился и повернулся. Искренняя улыбка мелькнула в бороде мужика, поблагодарив скальда, пожелал ночи доброй и прикрыл за собой дверь.
Альвир заснул скоро, так, как и вовсе не ожидал, и даже снов никаких не видел, зато выспался к утру на славу.
Саросберг. Харек Волк и Рагнхильда
С Мориан
Рагхильда сидела у себя в опочивальне и неспешно расчесывала свои длинные, седеющие волосы. Возле нее стояла ее служанка, с которой кюна разговаривала о разных новостях. Зашел один из гридней и сообщил, что Харек Волк желает видеть кюну Рагхильду.
- Пусть зайдет, - со вздохом молвила кюна, чувствуя, что снова придется ей насчет Торлейва да проделок его разговаривать, да еще и Харека располагать конунговой власти подчиниться и с ними сообща действовать.
Харек вошел в горницу и почтительно поклонился кюне.
- Приветствую Вас, светлая кюна, Вы как всегда радуете взор, и желаю вам долгих лет и счастья.
- И тебе долгих лет, Харек, да славных подвигов, - ответила Рагхильда с улыбкой теплой, - С чем пожаловал?
- С вестями добрыми. Встретил сына твоего в дороге, он жив, здоров и полон сил, и мудрость не по годам своим показывает, и справедливый суд вершит везде, где появляется...
Харек присел на лавку, и снял меховую шапку, припорошенную мокрым снегом.
Улыбнулась еще теплее Рагхильда, да принялась косу заплетать. И вправду добрые вести принес Харек - всегда радостно слышать кюне было про сына ее любимого, конунга юного.
- Действительно хорошие вести принес ты Харек, - молвила она наконец, - не прикажешь ли принести еды тебе да вина?
- Не откажусь, долгий путь мы сюда проделали и нелегкий... И Асгаут ярл нас первончально за войско вражеское принял, но к счастью недоразумение быстро разрешилось...
- Асгаут-ярл.. - проговорила Рагхильда тихо, нахмурив брови, - что-то часто я слышу имя его в последнее время, да не о подвигах его вести...
Но тут же замолкла кюна и приказала принести яств самых лучших да вина. Вскоре принесли все слуги, усадила Вещая дева гостя за стол, да сама напротив села.
- Расскажи, поведай про странствия свои, Харек, старый друг
Поведал Харек обо всем кратко, и пересказал, что с ним в пути приключилось, и про битвы жестокие, и про коварство соратников прежних, и про благородство Гутхорма, и про справедливость Харальда.
- Большой путь ты проделал да многое повидал. Рада я, что гостем в мой дом пришел и вестей принес добрых! - воскликнула Рагхильда, внимательно выслушав рассказ Волка.
- Я премного благодарен тебе, светлая кюна за заботу, которую ты к моей супруге проявила. Что тут происходило, пока меня не было?
- Многое произошло тут, - с легкой, задумчивой улыбкой ответила кюна, - Плохого и хорошего, как и любые вести всегда. Жена твоя милейшей женщиной оказалась, ну да другого я и не ожидала. Вела себя достойно и не опозорила имени твоего... Ну обо всем что с ней тут было, она тебе лучше чем я расскажет...
- Я рад это слышать. И многим я теперь тебе обязан за заботу и гостеприимство моей жене тобой оказанное... Потому проси у меня что хочешь - ни в чем тебе отказа не будет...
Рагнхильда улыбнулась.
- Была бы рада я, если бы в Харальдом вы сообща воевали да дела все делали. Мудрость твоя не помешала бы ему, помощь твоя была бы полезна, - начала Рагхильда.
- И я бы был рад, да только спину ему некому прикрыть... Вижу я, не на кого ему положиться, кроме как на мать и на дядю - каждый себе что-то урвать норовит, и за власть и влияние готовы между собой сцепиться, как псы под столом хозяйским за кости грызутся... Хорошо, что с ним Гутхорм сейчас неотступно... Хоть и мудр он, но в людях своих зла не видит... И доверяет часто тем, кому полностью доверять не стоило бы... Но он быстро всему учится... Научится и людей различать - кому доверять стоит, и на кого положиться можно...
- Прав ты, Харек, но если ты поможешь Харальду, то и он поможет тебе. Не бросит он и брат мой в беде старого друга..
- И брат твой уже это показал. Не раз он от козней недругов меня спасал, и помощь свою оказывал... Печально мне было видеть, как те, с кем я бок о бок сражался за Хальвдана, стали мне козни строить, и конунга против меня настраивать. Если бы не Гутхорм и его заступничество, то неизвестно, что было бы со мной...
Нахмурила брови Рагхильда, слыша слова Харека. Не по нраву ей были козни вражьи в окружении сына ее, но также знала она, что христианином Волк стал, и что есть за что его не любить.
- Не беспокойся ни о чем, Харек. Пока ты под моей защитой, под защитой Гутхорма и Харальда. И никто из них не позволит имя твое порочить!
- И на том спасибо... Не время сейчас для распрей, когда враги со всех сторон окружают... и еще... удивлен я был, что все сюда переехали... А что же в Агдире теперь?
- Кюна Асса теперь там заправляет, но уже от имени Харальда, а не от своего имени... Хотя от нее тоже неизвестно чего ждать еще можно... пока крепко она власть в Агдире держит, и порядок там поддерживает, и за то ей спасибо... Только вот войска для защиты земель наших мало... Если вдруг соседи наши западные горы перейдут, то уже некому будет против них выступить...
- Потому и иду я сейчас в Ранрики, чтобы новых людей на службу Харальда призвать. В прошлых сражениях многих уже потеряли, а войска нам много требуется.
- Все ты верно говоришь, Харек. Удачи тебе и славы.. - сказала кюна. Хотела она благословления богов пожелать старому другу, да вспомнила, что отринул он богов ради креста и промолчала
- Тогда пожелаю и тебе удачи и долгих счастливых дней - сказал Харек, вставая, и пойду супругу мою проведать. Мне сказали, что она у тебя тут гостит. Где мне ее найти? Или может лучше ее сюда позвать?
- Лучше навести ее сам, ни к чему женщине чужой на ласки супружеские глазеть, - усмехнулась Рагхильда и отдала приказание отвести Харека к супруге его, Гиллеад
С Мориан
Рагхильда сидела у себя в опочивальне и неспешно расчесывала свои длинные, седеющие волосы. Возле нее стояла ее служанка, с которой кюна разговаривала о разных новостях. Зашел один из гридней и сообщил, что Харек Волк желает видеть кюну Рагхильду.
- Пусть зайдет, - со вздохом молвила кюна, чувствуя, что снова придется ей насчет Торлейва да проделок его разговаривать, да еще и Харека располагать конунговой власти подчиниться и с ними сообща действовать.
Харек вошел в горницу и почтительно поклонился кюне.
- Приветствую Вас, светлая кюна, Вы как всегда радуете взор, и желаю вам долгих лет и счастья.
- И тебе долгих лет, Харек, да славных подвигов, - ответила Рагхильда с улыбкой теплой, - С чем пожаловал?
- С вестями добрыми. Встретил сына твоего в дороге, он жив, здоров и полон сил, и мудрость не по годам своим показывает, и справедливый суд вершит везде, где появляется...
Харек присел на лавку, и снял меховую шапку, припорошенную мокрым снегом.
Улыбнулась еще теплее Рагхильда, да принялась косу заплетать. И вправду добрые вести принес Харек - всегда радостно слышать кюне было про сына ее любимого, конунга юного.
- Действительно хорошие вести принес ты Харек, - молвила она наконец, - не прикажешь ли принести еды тебе да вина?
- Не откажусь, долгий путь мы сюда проделали и нелегкий... И Асгаут ярл нас первончально за войско вражеское принял, но к счастью недоразумение быстро разрешилось...
- Асгаут-ярл.. - проговорила Рагхильда тихо, нахмурив брови, - что-то часто я слышу имя его в последнее время, да не о подвигах его вести...
Но тут же замолкла кюна и приказала принести яств самых лучших да вина. Вскоре принесли все слуги, усадила Вещая дева гостя за стол, да сама напротив села.
- Расскажи, поведай про странствия свои, Харек, старый друг
Поведал Харек обо всем кратко, и пересказал, что с ним в пути приключилось, и про битвы жестокие, и про коварство соратников прежних, и про благородство Гутхорма, и про справедливость Харальда.
- Большой путь ты проделал да многое повидал. Рада я, что гостем в мой дом пришел и вестей принес добрых! - воскликнула Рагхильда, внимательно выслушав рассказ Волка.
- Я премного благодарен тебе, светлая кюна за заботу, которую ты к моей супруге проявила. Что тут происходило, пока меня не было?
- Многое произошло тут, - с легкой, задумчивой улыбкой ответила кюна, - Плохого и хорошего, как и любые вести всегда. Жена твоя милейшей женщиной оказалась, ну да другого я и не ожидала. Вела себя достойно и не опозорила имени твоего... Ну обо всем что с ней тут было, она тебе лучше чем я расскажет...
- Я рад это слышать. И многим я теперь тебе обязан за заботу и гостеприимство моей жене тобой оказанное... Потому проси у меня что хочешь - ни в чем тебе отказа не будет...
Рагнхильда улыбнулась.
- Была бы рада я, если бы в Харальдом вы сообща воевали да дела все делали. Мудрость твоя не помешала бы ему, помощь твоя была бы полезна, - начала Рагхильда.
- И я бы был рад, да только спину ему некому прикрыть... Вижу я, не на кого ему положиться, кроме как на мать и на дядю - каждый себе что-то урвать норовит, и за власть и влияние готовы между собой сцепиться, как псы под столом хозяйским за кости грызутся... Хорошо, что с ним Гутхорм сейчас неотступно... Хоть и мудр он, но в людях своих зла не видит... И доверяет часто тем, кому полностью доверять не стоило бы... Но он быстро всему учится... Научится и людей различать - кому доверять стоит, и на кого положиться можно...
- Прав ты, Харек, но если ты поможешь Харальду, то и он поможет тебе. Не бросит он и брат мой в беде старого друга..
- И брат твой уже это показал. Не раз он от козней недругов меня спасал, и помощь свою оказывал... Печально мне было видеть, как те, с кем я бок о бок сражался за Хальвдана, стали мне козни строить, и конунга против меня настраивать. Если бы не Гутхорм и его заступничество, то неизвестно, что было бы со мной...
Нахмурила брови Рагхильда, слыша слова Харека. Не по нраву ей были козни вражьи в окружении сына ее, но также знала она, что христианином Волк стал, и что есть за что его не любить.
- Не беспокойся ни о чем, Харек. Пока ты под моей защитой, под защитой Гутхорма и Харальда. И никто из них не позволит имя твое порочить!
- И на том спасибо... Не время сейчас для распрей, когда враги со всех сторон окружают... и еще... удивлен я был, что все сюда переехали... А что же в Агдире теперь?
- Кюна Асса теперь там заправляет, но уже от имени Харальда, а не от своего имени... Хотя от нее тоже неизвестно чего ждать еще можно... пока крепко она власть в Агдире держит, и порядок там поддерживает, и за то ей спасибо... Только вот войска для защиты земель наших мало... Если вдруг соседи наши западные горы перейдут, то уже некому будет против них выступить...
- Потому и иду я сейчас в Ранрики, чтобы новых людей на службу Харальда призвать. В прошлых сражениях многих уже потеряли, а войска нам много требуется.
- Все ты верно говоришь, Харек. Удачи тебе и славы.. - сказала кюна. Хотела она благословления богов пожелать старому другу, да вспомнила, что отринул он богов ради креста и промолчала
- Тогда пожелаю и тебе удачи и долгих счастливых дней - сказал Харек, вставая, и пойду супругу мою проведать. Мне сказали, что она у тебя тут гостит. Где мне ее найти? Или может лучше ее сюда позвать?
- Лучше навести ее сам, ни к чему женщине чужой на ласки супружеские глазеть, - усмехнулась Рагхильда и отдала приказание отвести Харека к супруге его, Гиллеад
Гудбрандсдалир. Харальд, Гутхорм сотоварищи
Со Скальдом
Как и было велено Харальдом, армия агдирская на рассвете выступила, от усадьбы Гутхорма путь на Оркдаль держа. Гонцы же быстроногие ратную стрелу во все дальние подворья Гудбрандсдалирские разнесли, и на второй день пути, стали нагонять воинство отряды малые, наместниками собранные. Каждый херсир, как было заповедано, по двадцать хирдманов ладных присылал, ярлы же по полсотни оружного люда отряжали, да прибивались по дороге к отрядам тем и разбойники, добычи алкающие, и воины вольные, на битву удалые, и бонды да ополченцы. Росла, разбухала на глазах армия Харальда конунга, скрипели полозья саней провизией и оружием груженых – немало упряжек по проторенной дороге ехало следом за ратью могучей. С тридцатью сотнями пришел к дяде молодой конунг – ныне же столько за ним воев шло, что и не сосчитать было. Велика была удача у сына Хальвдана, и потому к нему люди ратные тянулись более, чем к другим владыкам.
Во главе войска того Гутхорм ярл ехал на коне вороном, да в кольчуге доброй, доклады разведчиков вперед высланных слушал, да сам на дорогу поглядывал. Не ожидал он конечно здесь сопротивления никакого, да только опасался, как бы снег путь не замел, да не преградил. Слышались команды его зычные, ветром вдаль уносимые, да брань коей он людей своих подбадривал. Следом за ярлом ближние его дружинники ехали – берсерки могучие в плащах медвежьих, да жрецов молодых двое, что волчьи головы заместо шапок использовали. Крепка была власть Гутхорма над воинством – любой его приказ исполняли люди беспрекословно.
Харальд же в сердце самом армии великой ехал, телохранителями окруженный. Опасался дядя за жизнь его, да за успех всего дела, потому и приставил самых верных людей своих, чтобы от любого, кто худое задумал уберечь смогли.
На шестой день, немного снегопадом задержанные, подошли родичи к ельнику густому, что у подножия гор Оркдальских лежал – лишь тропа извилистая к перевалу вела, а что за ней было, то разве что сам Один сказать мог, да вороны его, что над лесом кружились. Остановил Гутхорм коня, поворотился к жрецам, да велел конунга позвать поскорее, и других ярлов, чтобы совет держать. Слугам же приказал шатер ставить, наказав, что на этот день завершен переход.
Подъехали к ним ярлы гудбрансдалирские, каждый из них был начальником над тремя или пятью сотнями, и военноначальники агдисркие и вестфольдские, у кого в отрядах пленники альвхеймарские были.
Велик был шатер Гутхорма, но и он теперь всех желающих вместить не мог.
Слуги внесли ковши с подогретым пивом, и каждый ярл достал либо рог для питья, либо чашу свою походную, с жадностью пенный напиток поглощая. Когда закончили все трапезу, обратился к ним Гутхорм с такими словами.
- Я вас тут собрал, чтобы совет держать. Конунг Оркдаля замахнулся на то, что нашему конунгу обещано было. А потому проучить его следует, а что в Транделаге нас ждет, никому не ведомо кроме норн, которые нити судьбы плетут.
- Верно говоришь! – Один из ярлов сказал.
- Верно – то оно верно, да только слышали мы все это уже еще от конунга! – Другой добавил.
- Ты нам скажи, ярл, пошто сейчас воинство остановил, али лесочка испугался?
- Не лесочка, а того что тролли там живут, а к горам ближе они все злее будут становиться!
- Тролли? - Кто-то обронил с сомнением.
- Моя-то жена их видала однажды, когда еще совсем юной была, - другой добавил, к рогу прикладываясь.
- Да неужто решаться они на нашу рать напасть? Здесь воинов число несметное, ни у кого из конунгов нет такого!
- А в том и дело, что перевал узкий. Более двух-трех человек по нему не пройдет. А если лавина? Половину войска на том перевале положить можно...
- А как же до сих пор через него ходили? – Ярл Гисли Гутхорма перебил.
- Ходили, да только летом, и не без помощи колдунов финских.
- Да разве ж жрецы наши хуже зверья этого справятся? - Игнар-херсир спросил.
Харальд же конунг молча на совет этот взирал, да слова ярлов запоминал, отвагу их и благоразумие отмечая, да решая, кому из них довериться можно, а кого стоит прочь отослать.
- Жрецы то жрецы... их дело -богам молитвы возносить. А вот как троллей прогнать, о том лишь колдуны знают, и то немногие.
Нахмурился жрец один, опустил голову, но не стал возражать ярлу властному. Другой же, более горячий зубами скрипнул, взгляд дерзкий на Гутхорма бросив:
- Где ж ты колдуна отыщешь в землях этих? Или они сами на зов твой придут, стоит тебе свистнуть только?
- Если я свистну, то только тролли придут. -усмехнулся Гутхорм. - Знаю я что есть среди наших жрецов такие, которые с шаманами финнов столковаться.
- Да был такой, вот только конунг наш его со двора прочь прогнал, словно и не жрец он, а слуга безродный, - служитель богов юный дерзить продолжил, да только гневно очи Харальда сверкнули на слова эти.
- Коли о Торлейве ты говоришь, так он по делам своим наказание получил.
- И не совсем его прогнали, а с поручением послали в Агдир чтобы он порядок там наводил.
- А хоть бы и так, - ярл Гудмунд молвил. - Да только среди нас всех один лишь Харек Волк дружбу с финнами водил великую, а он ныне в Ранрики отправился.
- Отправился, потому что кому-то носящие крест ненавистны более, чем те кто открыто против нашего конунга оружие поднял, - ответил Гутхорм. - Хотя Харек самый верный и преданный ярл, верность свою показавший не единожды, и удачи его на десятерых хватит. Что ж теперь жалеть... Неужели никого нет, кто к финнам мог бы отправиться? должен же кто-то среди ярлов местных быть, кто с них дань берет...
- Да уж вестимо, я и беру, - Гудмунд отвечал, взгляд от конунга отводя, да и на Гутхорма стараясь не смотреть. - Подлый народец и хитрый, хоть и платят изрядно, да все обмануть хотят, а где селения их - того я и сам ни разу не видал, и люди мои - точно колдовством каким жилища свои от взоров наших скрывают. На окраину леса причитающееся мне вывозят, а дальше ходу нет никому.
- А как же их к дани смогли принудить? -спросил Гутхорм. – Да и подлым народцем их называть нельзя - нас они радушно принимали, и помогали всем чем могли, и слово они свое держат. Может все-таки отправишь кого-то сведущего к ним?
- Финны финнам рознь, с теми что здесь пообщаешься - поймешь, что я прав был, - с обидой в голосе ярл отвечал. - А как их к дани принуждали, о том Гудбранда спрашивать следует, если за ним кто в Палаты Павших пойти желает, да ответ получить.
- Если не Гудбранда, то кого-то кто с ним тогда был найдите и поспрашивайте. К тому же, ведь в войске вашем и финские охотники должны быть, они нас вернее к своим выведут.
Кивнул на слова дяди Харальд, да взглядом властным словно обжег ярла гудбрандсдалирского.
- Будь по твоему, Гутхорм, - ярл бросил. - Отправлю людей, пусть поспрашают. Авось найдут кого, да только сдается мне, что затея эти гиблая. Коли и придет сваси какой, так только в чащу нас всех заманит, али сам под лавину заведет.
- Для того уговор с ними нужен. Коли что с нами приключится, то и лес весь выжгут, и их отсюда выкурят. На всякого зверя своя управа найдется. Но лучше чтобы добром и миром с ними договориться, и помощь за награду просить, а не требовать.
Много еще сказал Гутхорм о том, как лагерь ставить следует, да сколько ждать, покуда в лес можно будет войти, ибо путь впереди в горы вел опасные, а там без проводника опытного да колдуна делать нечего было, кроме как головы раньше срока сложить. Расходиться начали ярлы, после слов этих, кто приказ его исполнять, а кто просто с дороги отдохнуть. Люди же Гудмунда ярла финна одного в войске отыскали и наказ ему дали шамана привести к конунгу.
- Все ты верно сказал, дядя, - разомкнул уста Харальд, когда ярлы ушли. - Помню я, сказывал мне отец о троллях, что видал он, когда в Хрингарики за матушкой моей людей водил с Хареком. Что же до горных троллей, так они много злее быть должны.
- Потому - то нам и нужен колдун финнский, что он всякую тварь отвадить сумеет, - улыбнулся ярл. - А что до троллей тех, о каких Хальвдан говорил, так я их и сам тогда видал, и скажу тебе - не хотел бы в поединке с таким сойтись.
- Надеятся будем, что не придеться с ними воевать, - конунг согласился, напитком теплым свой кубок наполняя. - Однако же другое меня волнует, как долго здесь мы пробудем - ведь и припасы не вечны у нас, и оркдальский конунг Хакона одолеть может, коли не поспеем ко времени.
- О том не беспокойся, сын сестры моей, - уверенно произнес Гутхорм. - Коли не найдем мы колдуна по истечении пяти дней, так сами путь проложим в Оркдаль.
Со Скальдом
Как и было велено Харальдом, армия агдирская на рассвете выступила, от усадьбы Гутхорма путь на Оркдаль держа. Гонцы же быстроногие ратную стрелу во все дальние подворья Гудбрандсдалирские разнесли, и на второй день пути, стали нагонять воинство отряды малые, наместниками собранные. Каждый херсир, как было заповедано, по двадцать хирдманов ладных присылал, ярлы же по полсотни оружного люда отряжали, да прибивались по дороге к отрядам тем и разбойники, добычи алкающие, и воины вольные, на битву удалые, и бонды да ополченцы. Росла, разбухала на глазах армия Харальда конунга, скрипели полозья саней провизией и оружием груженых – немало упряжек по проторенной дороге ехало следом за ратью могучей. С тридцатью сотнями пришел к дяде молодой конунг – ныне же столько за ним воев шло, что и не сосчитать было. Велика была удача у сына Хальвдана, и потому к нему люди ратные тянулись более, чем к другим владыкам.
Во главе войска того Гутхорм ярл ехал на коне вороном, да в кольчуге доброй, доклады разведчиков вперед высланных слушал, да сам на дорогу поглядывал. Не ожидал он конечно здесь сопротивления никакого, да только опасался, как бы снег путь не замел, да не преградил. Слышались команды его зычные, ветром вдаль уносимые, да брань коей он людей своих подбадривал. Следом за ярлом ближние его дружинники ехали – берсерки могучие в плащах медвежьих, да жрецов молодых двое, что волчьи головы заместо шапок использовали. Крепка была власть Гутхорма над воинством – любой его приказ исполняли люди беспрекословно.
Харальд же в сердце самом армии великой ехал, телохранителями окруженный. Опасался дядя за жизнь его, да за успех всего дела, потому и приставил самых верных людей своих, чтобы от любого, кто худое задумал уберечь смогли.
На шестой день, немного снегопадом задержанные, подошли родичи к ельнику густому, что у подножия гор Оркдальских лежал – лишь тропа извилистая к перевалу вела, а что за ней было, то разве что сам Один сказать мог, да вороны его, что над лесом кружились. Остановил Гутхорм коня, поворотился к жрецам, да велел конунга позвать поскорее, и других ярлов, чтобы совет держать. Слугам же приказал шатер ставить, наказав, что на этот день завершен переход.
Подъехали к ним ярлы гудбрансдалирские, каждый из них был начальником над тремя или пятью сотнями, и военноначальники агдисркие и вестфольдские, у кого в отрядах пленники альвхеймарские были.
Велик был шатер Гутхорма, но и он теперь всех желающих вместить не мог.
Слуги внесли ковши с подогретым пивом, и каждый ярл достал либо рог для питья, либо чашу свою походную, с жадностью пенный напиток поглощая. Когда закончили все трапезу, обратился к ним Гутхорм с такими словами.
- Я вас тут собрал, чтобы совет держать. Конунг Оркдаля замахнулся на то, что нашему конунгу обещано было. А потому проучить его следует, а что в Транделаге нас ждет, никому не ведомо кроме норн, которые нити судьбы плетут.
- Верно говоришь! – Один из ярлов сказал.
- Верно – то оно верно, да только слышали мы все это уже еще от конунга! – Другой добавил.
- Ты нам скажи, ярл, пошто сейчас воинство остановил, али лесочка испугался?
- Не лесочка, а того что тролли там живут, а к горам ближе они все злее будут становиться!
- Тролли? - Кто-то обронил с сомнением.
- Моя-то жена их видала однажды, когда еще совсем юной была, - другой добавил, к рогу прикладываясь.
- Да неужто решаться они на нашу рать напасть? Здесь воинов число несметное, ни у кого из конунгов нет такого!
- А в том и дело, что перевал узкий. Более двух-трех человек по нему не пройдет. А если лавина? Половину войска на том перевале положить можно...
- А как же до сих пор через него ходили? – Ярл Гисли Гутхорма перебил.
- Ходили, да только летом, и не без помощи колдунов финских.
- Да разве ж жрецы наши хуже зверья этого справятся? - Игнар-херсир спросил.
Харальд же конунг молча на совет этот взирал, да слова ярлов запоминал, отвагу их и благоразумие отмечая, да решая, кому из них довериться можно, а кого стоит прочь отослать.
- Жрецы то жрецы... их дело -богам молитвы возносить. А вот как троллей прогнать, о том лишь колдуны знают, и то немногие.
Нахмурился жрец один, опустил голову, но не стал возражать ярлу властному. Другой же, более горячий зубами скрипнул, взгляд дерзкий на Гутхорма бросив:
- Где ж ты колдуна отыщешь в землях этих? Или они сами на зов твой придут, стоит тебе свистнуть только?
- Если я свистну, то только тролли придут. -усмехнулся Гутхорм. - Знаю я что есть среди наших жрецов такие, которые с шаманами финнов столковаться.
- Да был такой, вот только конунг наш его со двора прочь прогнал, словно и не жрец он, а слуга безродный, - служитель богов юный дерзить продолжил, да только гневно очи Харальда сверкнули на слова эти.
- Коли о Торлейве ты говоришь, так он по делам своим наказание получил.
- И не совсем его прогнали, а с поручением послали в Агдир чтобы он порядок там наводил.
- А хоть бы и так, - ярл Гудмунд молвил. - Да только среди нас всех один лишь Харек Волк дружбу с финнами водил великую, а он ныне в Ранрики отправился.
- Отправился, потому что кому-то носящие крест ненавистны более, чем те кто открыто против нашего конунга оружие поднял, - ответил Гутхорм. - Хотя Харек самый верный и преданный ярл, верность свою показавший не единожды, и удачи его на десятерых хватит. Что ж теперь жалеть... Неужели никого нет, кто к финнам мог бы отправиться? должен же кто-то среди ярлов местных быть, кто с них дань берет...
- Да уж вестимо, я и беру, - Гудмунд отвечал, взгляд от конунга отводя, да и на Гутхорма стараясь не смотреть. - Подлый народец и хитрый, хоть и платят изрядно, да все обмануть хотят, а где селения их - того я и сам ни разу не видал, и люди мои - точно колдовством каким жилища свои от взоров наших скрывают. На окраину леса причитающееся мне вывозят, а дальше ходу нет никому.
- А как же их к дани смогли принудить? -спросил Гутхорм. – Да и подлым народцем их называть нельзя - нас они радушно принимали, и помогали всем чем могли, и слово они свое держат. Может все-таки отправишь кого-то сведущего к ним?
- Финны финнам рознь, с теми что здесь пообщаешься - поймешь, что я прав был, - с обидой в голосе ярл отвечал. - А как их к дани принуждали, о том Гудбранда спрашивать следует, если за ним кто в Палаты Павших пойти желает, да ответ получить.
- Если не Гудбранда, то кого-то кто с ним тогда был найдите и поспрашивайте. К тому же, ведь в войске вашем и финские охотники должны быть, они нас вернее к своим выведут.
Кивнул на слова дяди Харальд, да взглядом властным словно обжег ярла гудбрандсдалирского.
- Будь по твоему, Гутхорм, - ярл бросил. - Отправлю людей, пусть поспрашают. Авось найдут кого, да только сдается мне, что затея эти гиблая. Коли и придет сваси какой, так только в чащу нас всех заманит, али сам под лавину заведет.
- Для того уговор с ними нужен. Коли что с нами приключится, то и лес весь выжгут, и их отсюда выкурят. На всякого зверя своя управа найдется. Но лучше чтобы добром и миром с ними договориться, и помощь за награду просить, а не требовать.
Много еще сказал Гутхорм о том, как лагерь ставить следует, да сколько ждать, покуда в лес можно будет войти, ибо путь впереди в горы вел опасные, а там без проводника опытного да колдуна делать нечего было, кроме как головы раньше срока сложить. Расходиться начали ярлы, после слов этих, кто приказ его исполнять, а кто просто с дороги отдохнуть. Люди же Гудмунда ярла финна одного в войске отыскали и наказ ему дали шамана привести к конунгу.
- Все ты верно сказал, дядя, - разомкнул уста Харальд, когда ярлы ушли. - Помню я, сказывал мне отец о троллях, что видал он, когда в Хрингарики за матушкой моей людей водил с Хареком. Что же до горных троллей, так они много злее быть должны.
- Потому - то нам и нужен колдун финнский, что он всякую тварь отвадить сумеет, - улыбнулся ярл. - А что до троллей тех, о каких Хальвдан говорил, так я их и сам тогда видал, и скажу тебе - не хотел бы в поединке с таким сойтись.
- Надеятся будем, что не придеться с ними воевать, - конунг согласился, напитком теплым свой кубок наполняя. - Однако же другое меня волнует, как долго здесь мы пробудем - ведь и припасы не вечны у нас, и оркдальский конунг Хакона одолеть может, коли не поспеем ко времени.
- О том не беспокойся, сын сестры моей, - уверенно произнес Гутхорм. - Коли не найдем мы колдуна по истечении пяти дней, так сами путь проложим в Оркдаль.
Спасибо Тельтиару, оказавшему мне неоценимую помощь
Мер
Нидарос
Мерно стучал молот, вгоняя один за другим гвозди. Видно было сразу – не воин это, а тряпка. Настоящий муж стойко должен боль сносить, а этот голосил паскудно, словно свинья под ножем неумелым. За версту натуру поганую видно было.
-Да чего ты творишь, Ивар? – воскликнул сзади кто-то, - чего зверствуешь?!
Ивар, старшой сын Рогволда Мудрого, даже не обернулся, лишь сплюнул презрительно:
-Отец вас, значит, в доме своем поселил, в деревнях своих расположил, а вы такое, псы неблагодарные, творите!
-Ивар, не прав ты!
Пятеро гридней отцовских поплотнее придвинулись к Ивару, сдвинули щиты. Толпа недовольных, четыре десятка воев – каждый при оружии – заколыхалась, загудела. Придвинулась ближе.
-Говорил я - порядок хранить буду?.. – со злобой лютой в голосе крикнул Ивар, - Говорил!
Горе-вояка уже не кричал - рыдал, соплями захлебываясь. Еще сильнее ропот в толпе поднялся.
-Говорил я - девок не насильничать?!.. Говорил!
Мерно стучал молот, вгоняя один за другим гвозди…
-Так знайте! Ежели кто еще хоть пальцем одним девок тронет – также причандалами к дубу приколочу! Чтоб этому, - Ивар ткнул пальцем в хнычущего «война», не спасла борода, юнцом сопливым жил, юнцом и помрет, - не обидно и не одиноко было! Ясно вам?!
Ой, и не хотелось же исполнять Ивару приказ конунга старого. Не по душе ему в отцовских деревнях чужих воев размещать. Сердцем чуял, что учинят чего-нибудь этакое, после чего перед батькой отчитываться придется. Да и самому бондов жалко было…
А потому и держал порядок железной рукой. Конечно, после того, как особо охочих до девичьих прелестей прямо причинным местом к дереву гвоздями приспособил (а Хрольв, коему отец такое же поручение дал, так и просто зарубил – за дело), многие роптать начали, кто-то даже за оружие хватался – свои остановили. Понимали, что закон на стороне Ивара, да и не хотелось против самого Рогволда идти.
Нет, не посрамит Ивар батьку! Крепко порядок держать будет!
-Так, значицца, все и было, слово в слово.
-Ступай, награду у Халдира получишь.
-Спасибо, долгие лета тебе, светлый ярл!
-Пшел вон!
Подкупленный слуга Неккви раскланялся и тут же исчез, оставив Рогволда наедине с раздумьями. Посланник Гандальва, безобидный для интересов златолюбивого ярла, скоро забылся, уступил место проблемам более насущным.
Давний его противник, ярл Хагдаль Одноглазый к рассвету прибыл в Нидарос, воев пять десятков с собою привел. Имения у Одноглазого знатные были – пять деревень, и скот у него тучнее, и леса дичью полны, и мор прошлогодний, что у Рогвольда треть бондов выкосил, земель его не тронул.
Давняя вражда ярлов связывала – юными совсем были, когда Рогволд сестру Хагдаля опозорил. С тех давних пор не раз мстил обидчику Хагдаль – то землю перед Неккви какую оспорит, то на деревню налетит, бондов в рабство уведет, то еще гадость какую сделают. Впрочем, сам Рогволд в долгу не оставался. Око за око. Однажды сошлись они на поле брани, нынешний ярл Мера сильнее оказался, ранил Хагдаля - с тех пор того и прозвали Одноглазым.
Ну а теперь появилась возможность раз и навсегда разобраться с ненавистным ярлом. Рогволд Мудрый силен сейчас, крепка его поддержка среди прочих ярлов, на хорошем счету держит его и Неккви. Да и не будет старик сейчас никаких судов чинить, у него одно на уме – Харальд.
Со всех окраин вои в Мер стекались. И сушей, и морем прибывали славы и богатства жаждущие.
Рос Нидарос в размерах, разбухал, толстел. Без устали трудились ремесленники – кожемяки, кузнецы, ткачи. Что на прилавках появлялось – тут же словно ветром сдувало. Заструилось злато по венам городским, питая казну, растекаясь ручейками по карманам – Рогволда, Хунтьева.
Щерится в холодное небо десятками костров воинство, звенит мечами с утра до ночи, песнями и плясками забавляется. Не выстоять Харальду.
Верховный жрец Геревард был человеком честолюбивым. Не богам он служил, но для себя хлопотал. Рогволду Мудрому это было известно, возможно, даже поболе, чем самим Асам, коих ради ярловского злата жрец нередко предавал. Самого ярла это не беспокоило – сам Геревард с Богами Светлыми разберется, на то он и жрец, чтобы гнев их смирять и сострадание к людям выпрашивать.
Так случилось и на этот раз. Геревард получил трех англичанок – прекрасных, словно весенний рассвет – и тесьму, речным серебром наполненную. А хитрый ярл получил слово. В отличие от Одина, жрец никогда не предавал Рогволда, ибо знал – если прощение бога заполучить еще можно, то вот от кары мстительного ярла уйти не удастся.
По утру третьего дня со времени прибытия альвхеймарцев, дождавшись, когда знатные ярлы его прибудут в усадьбу, Неккви конунг повелел будить всех гостей, да на пристань их позвал. Хладный ветер в то утро на улице выл, волны морозные колыхая, точно сам Ньорд ярился – кутался зябко в меха старый конунг, запахивали плащи посланцы гандальвовы, да мерийцы, никому по нраву не пришлась ныне погода, да только надо было на ветру морозном еще не один час стоять по обычаю.
Вскоре уже жрец Геревард появился, шапку высокую нахлабучив, да плащ из шкуры тюленьей на плечи набросив. Всем известен был старец этот, до чужого добра жадный, да только раз уж его прошлый жрец своим приемником выбрал, да асы выбор его подтвердили – никто супротив него ничего измыслить не мог. Вот и сейчас сузил глаза свои Геревард, по бородке козлиной провел морщинистой ладонью, на посох с тюленьей головой из кости выточенной оперся и так сказал:
- Будь здрав конунг, и вы гости славные, и вы ярлы знатные! Бушует море соленое, то Ньорд слуг своих на пир собирает, угощение ставит! Не гоже нам владыку морского без даров оставлять! С давних лет был он заступником мерийцев, и еще долгие годы оберегать нас будет – вот и сейчас вопросим мы у повелитеся вод, будет ли нам удача, коли пойдем супротив Харальда Агдирского?!
Рогволд Мудрый в окружении сыновей самой гуще стоял. Злым взглядом буравил суровые лица ярлов, словно обнаружить предательство какое пытался – в народе всякое говаривают.
-Но прежде возблагодарим же море, - воздев руки к выси небесной, воскликнул жрец, – за рыбу, что столы наши наполняет! За ветра, что в пути направляют драккары наши! За волны соленые, что укроют тела наши! Ведите жертв!
Расступилась толпа, давая проход покорным рабам. Англы, по большей части в походе славном Хрольва добытые, с участью незавидной своей уже смирились – тихо шли и сбежать не помышляли. Да даже если б измыслил такое кто-нибудь, стражи, что единственно оружные пребывали на скале священной, не допустили бы святотатства.
Рогволд протолкнул сквозь толпу малолетнего Торира. Еще совсем мальчишка, так пусть смотрит, как дела богоугодные вершатся. Пусть знает, что не только мечами и копьями победа куется.
Посмотрел жрец на раба связанного, к краю пристани подведенного, вскинул посох:
- Ньорд, прими в дар раба этого! Будет он отныне тебе прислуживать в царстве твоем!
Да ударил в грудь обнаженную тупым концом посоха, в воду ледяную его сбрасывая. Лишь вскрик короткий, да всплеск услышан был.
- Принял ван могучий жертву, - возвестил жрец. - Доволен он подношением! Ныне черед конунга Ньорда вопрошать, да удачи просить в делах державных!
Согласился со словами такими старец Неккви, сам вперед подался, плащ теплый слугам бросив, да нового раба за волосы схватив к воде повел. Не обижен был статью конунг Мера, карликом по сравнению с ним раб казался, да все равно вырваться попробовал, видимо считая, что не удержит его владыка седобородый.
С силой об доски ударил англа непокорного Неккви, а затем вновь на ноги поднял да бросил в воду вослед за сородичем с такими словами:
- Возьми подарок этот Конунг Морей Всех, да на вопрос мой ответь, искать ли мне союза в битвах грядущих с землями Альвов?
Воцарилась тишина на пристани – лишь волны клокотали внизу, да ветер трепал одежы ярловские. Никто из присутствующих слова молвить не смел, движением али дыханием выдать присутствие.
И тогда так молвил Геревард, чьими устами уже сам Ньорд Соленый вещал:
-Многого просишь ты, конунг. Могуч Харальд – велики земли его, многочисленны полчища его. Вижу я - вокруг Мера сжимается кольцо воронов черных! Ежели успеха ты жаждешь, будь щедр к морю и повелителю его!
Покинул дух морской тело жреца верховного и едва не упал Геревард – жрецы меньшие поддержали.
-Еще жертв ведите, как владыке морскому угодно! - Повелел тогда Неккви, плащ из рук слуги принимая, да по доскам скрипучим назад возвращаясь и Альрику молвил: - Твой черед ныне.
Кивнул, усы разгладив, посланец альвхеймарский, да раба отстранил, что ему стражники подвели. Приказу повинуясь, вышли следом за Альриком двое гридней, каждый из которых нес по блюду золотому, драгоценностями нагруженному, да нашло богатство то приют свой последний на дне морском в угоду богу, а после сам ворон перстень с пальца снял, Гандальвом ему подаренный и в воду его бросил. Такова была жертва альвхеймарская.
Усмехнулся Хунтьов делу такому, на Неккви взглянул, да кивка его дождавшись, приказал нового раба подводить. С силой кинжал вонзил в брюхо англу конунг младший, с пристани обреченного сбрасывая на радость рыбам, что вкус крови почуяли. И говорили позже люди, что так смотрел на конунга Хунтьов, точно его желал Ньорду отдать в дар, а не раба иноземного.
Тогда настал черед Рогволда Мудрого. Разошлась толпа, ярлу дорогу уступая. Подойдя к Гереварду, взглянул в очи его черные и принял кинжал золоченый из рук его. Не долго раб ожидал расправы - из рассеченной глотки вырвался предсмертный стон – и с вниз с помоста рухнул.
И вот вышел Хагдаль Одноглазый, единственный по силе Рогволду да Хунтьеву равный. Честь великая удостоена ему была – накормить волны кровью раба последнего. Но тяжела поступь ярла одноглазого была, видно ноша какая душу его бередила. Вонзил нож жертвенный в грудь англа плененного, но тут недуг пронзил чело его - вместе с рабом, в пучину морскую рухнул ярл.
Со всех сторон посыпались возгласы удивленные и обеспокоенные, роптать вои стали, ибо неведомо доселе такое было.
Но тут Геревард поднял руку и разом все замолчали. И так он молвил, волю духа морского диктуя:
-Великую жертву Ньорд Великий стребовал с нас. Призываю Одина во свидетели – раз сами боги забрали душу мужа доблестного, значит, так угодно было им. Дело великое ждет нас впереди и не задобрить Асов рабской кровью было, хотелось им крови настоящего мужа отведать! И вижу я теперь: большая удача ждет нас! Повержен Харальд, разбиты полки его несметные! Вижу, как домой возвращаются вои с добычей доселе невиданной! Вижу - конунг наш над Норвегией правит, и потомки ему наследуют!
-Видать, столь хорош был Хагдаль, что его к себе на пир Ньорд пригласил, - Хунтьов бросил, под смех воинов своих - пусть и тяжела была потеря эта, да слова жреца славные страх развеяли. Повели слуги к помосту быков племенных, что жрецы меньшие в жертву Ньорду принести должны были, понесли и иные подарки повелителю волн.
Вместе со всеми и Альрик улыбался, да запали ему в сердце слова жреца последние и совсем не по душе пришлись. Ох, не обрадуется Гандальв прорицанию такому, когда услышит его, пусть и союз заключить удасться, да разве же потерпит гордый конунг над собой иного правителя, кроме Одина? Помрачнел взгляд посланца, и то Неккви заметил.
- О чем думу думаешь, воин славный? - Конунг его спросил. - Ужели не по нраву тебе воля божья?
- По нраву, великий конунг, да смерть ярла твоего все перед глазами стоит - не ожидал я сегодня такое увидать.
- Что Ньорд возжелал - то он возьмет, мы же свое в мире этом получим с его помощью.
Ликовал народ – падет Харальд! Не выстоит против конунга, на чьей стороне боги стоят! Великая добыча и слава обещаны! Ликовал народ, но пуще всех ликовал в душе ярл мерский, Рогволд Мудрый, хитростью сгубивший самого смертельного врага своего.
Мер
Нидарос
Мерно стучал молот, вгоняя один за другим гвозди. Видно было сразу – не воин это, а тряпка. Настоящий муж стойко должен боль сносить, а этот голосил паскудно, словно свинья под ножем неумелым. За версту натуру поганую видно было.
-Да чего ты творишь, Ивар? – воскликнул сзади кто-то, - чего зверствуешь?!
Ивар, старшой сын Рогволда Мудрого, даже не обернулся, лишь сплюнул презрительно:
-Отец вас, значит, в доме своем поселил, в деревнях своих расположил, а вы такое, псы неблагодарные, творите!
-Ивар, не прав ты!
Пятеро гридней отцовских поплотнее придвинулись к Ивару, сдвинули щиты. Толпа недовольных, четыре десятка воев – каждый при оружии – заколыхалась, загудела. Придвинулась ближе.
-Говорил я - порядок хранить буду?.. – со злобой лютой в голосе крикнул Ивар, - Говорил!
Горе-вояка уже не кричал - рыдал, соплями захлебываясь. Еще сильнее ропот в толпе поднялся.
-Говорил я - девок не насильничать?!.. Говорил!
Мерно стучал молот, вгоняя один за другим гвозди…
-Так знайте! Ежели кто еще хоть пальцем одним девок тронет – также причандалами к дубу приколочу! Чтоб этому, - Ивар ткнул пальцем в хнычущего «война», не спасла борода, юнцом сопливым жил, юнцом и помрет, - не обидно и не одиноко было! Ясно вам?!
Ой, и не хотелось же исполнять Ивару приказ конунга старого. Не по душе ему в отцовских деревнях чужих воев размещать. Сердцем чуял, что учинят чего-нибудь этакое, после чего перед батькой отчитываться придется. Да и самому бондов жалко было…
А потому и держал порядок железной рукой. Конечно, после того, как особо охочих до девичьих прелестей прямо причинным местом к дереву гвоздями приспособил (а Хрольв, коему отец такое же поручение дал, так и просто зарубил – за дело), многие роптать начали, кто-то даже за оружие хватался – свои остановили. Понимали, что закон на стороне Ивара, да и не хотелось против самого Рогволда идти.
Нет, не посрамит Ивар батьку! Крепко порядок держать будет!
-Так, значицца, все и было, слово в слово.
-Ступай, награду у Халдира получишь.
-Спасибо, долгие лета тебе, светлый ярл!
-Пшел вон!
Подкупленный слуга Неккви раскланялся и тут же исчез, оставив Рогволда наедине с раздумьями. Посланник Гандальва, безобидный для интересов златолюбивого ярла, скоро забылся, уступил место проблемам более насущным.
Давний его противник, ярл Хагдаль Одноглазый к рассвету прибыл в Нидарос, воев пять десятков с собою привел. Имения у Одноглазого знатные были – пять деревень, и скот у него тучнее, и леса дичью полны, и мор прошлогодний, что у Рогвольда треть бондов выкосил, земель его не тронул.
Давняя вражда ярлов связывала – юными совсем были, когда Рогволд сестру Хагдаля опозорил. С тех давних пор не раз мстил обидчику Хагдаль – то землю перед Неккви какую оспорит, то на деревню налетит, бондов в рабство уведет, то еще гадость какую сделают. Впрочем, сам Рогволд в долгу не оставался. Око за око. Однажды сошлись они на поле брани, нынешний ярл Мера сильнее оказался, ранил Хагдаля - с тех пор того и прозвали Одноглазым.
Ну а теперь появилась возможность раз и навсегда разобраться с ненавистным ярлом. Рогволд Мудрый силен сейчас, крепка его поддержка среди прочих ярлов, на хорошем счету держит его и Неккви. Да и не будет старик сейчас никаких судов чинить, у него одно на уме – Харальд.
Со всех окраин вои в Мер стекались. И сушей, и морем прибывали славы и богатства жаждущие.
Рос Нидарос в размерах, разбухал, толстел. Без устали трудились ремесленники – кожемяки, кузнецы, ткачи. Что на прилавках появлялось – тут же словно ветром сдувало. Заструилось злато по венам городским, питая казну, растекаясь ручейками по карманам – Рогволда, Хунтьева.
Щерится в холодное небо десятками костров воинство, звенит мечами с утра до ночи, песнями и плясками забавляется. Не выстоять Харальду.
Верховный жрец Геревард был человеком честолюбивым. Не богам он служил, но для себя хлопотал. Рогволду Мудрому это было известно, возможно, даже поболе, чем самим Асам, коих ради ярловского злата жрец нередко предавал. Самого ярла это не беспокоило – сам Геревард с Богами Светлыми разберется, на то он и жрец, чтобы гнев их смирять и сострадание к людям выпрашивать.
Так случилось и на этот раз. Геревард получил трех англичанок – прекрасных, словно весенний рассвет – и тесьму, речным серебром наполненную. А хитрый ярл получил слово. В отличие от Одина, жрец никогда не предавал Рогволда, ибо знал – если прощение бога заполучить еще можно, то вот от кары мстительного ярла уйти не удастся.
По утру третьего дня со времени прибытия альвхеймарцев, дождавшись, когда знатные ярлы его прибудут в усадьбу, Неккви конунг повелел будить всех гостей, да на пристань их позвал. Хладный ветер в то утро на улице выл, волны морозные колыхая, точно сам Ньорд ярился – кутался зябко в меха старый конунг, запахивали плащи посланцы гандальвовы, да мерийцы, никому по нраву не пришлась ныне погода, да только надо было на ветру морозном еще не один час стоять по обычаю.
Вскоре уже жрец Геревард появился, шапку высокую нахлабучив, да плащ из шкуры тюленьей на плечи набросив. Всем известен был старец этот, до чужого добра жадный, да только раз уж его прошлый жрец своим приемником выбрал, да асы выбор его подтвердили – никто супротив него ничего измыслить не мог. Вот и сейчас сузил глаза свои Геревард, по бородке козлиной провел морщинистой ладонью, на посох с тюленьей головой из кости выточенной оперся и так сказал:
- Будь здрав конунг, и вы гости славные, и вы ярлы знатные! Бушует море соленое, то Ньорд слуг своих на пир собирает, угощение ставит! Не гоже нам владыку морского без даров оставлять! С давних лет был он заступником мерийцев, и еще долгие годы оберегать нас будет – вот и сейчас вопросим мы у повелитеся вод, будет ли нам удача, коли пойдем супротив Харальда Агдирского?!
Рогволд Мудрый в окружении сыновей самой гуще стоял. Злым взглядом буравил суровые лица ярлов, словно обнаружить предательство какое пытался – в народе всякое говаривают.
-Но прежде возблагодарим же море, - воздев руки к выси небесной, воскликнул жрец, – за рыбу, что столы наши наполняет! За ветра, что в пути направляют драккары наши! За волны соленые, что укроют тела наши! Ведите жертв!
Расступилась толпа, давая проход покорным рабам. Англы, по большей части в походе славном Хрольва добытые, с участью незавидной своей уже смирились – тихо шли и сбежать не помышляли. Да даже если б измыслил такое кто-нибудь, стражи, что единственно оружные пребывали на скале священной, не допустили бы святотатства.
Рогволд протолкнул сквозь толпу малолетнего Торира. Еще совсем мальчишка, так пусть смотрит, как дела богоугодные вершатся. Пусть знает, что не только мечами и копьями победа куется.
Посмотрел жрец на раба связанного, к краю пристани подведенного, вскинул посох:
- Ньорд, прими в дар раба этого! Будет он отныне тебе прислуживать в царстве твоем!
Да ударил в грудь обнаженную тупым концом посоха, в воду ледяную его сбрасывая. Лишь вскрик короткий, да всплеск услышан был.
- Принял ван могучий жертву, - возвестил жрец. - Доволен он подношением! Ныне черед конунга Ньорда вопрошать, да удачи просить в делах державных!
Согласился со словами такими старец Неккви, сам вперед подался, плащ теплый слугам бросив, да нового раба за волосы схватив к воде повел. Не обижен был статью конунг Мера, карликом по сравнению с ним раб казался, да все равно вырваться попробовал, видимо считая, что не удержит его владыка седобородый.
С силой об доски ударил англа непокорного Неккви, а затем вновь на ноги поднял да бросил в воду вослед за сородичем с такими словами:
- Возьми подарок этот Конунг Морей Всех, да на вопрос мой ответь, искать ли мне союза в битвах грядущих с землями Альвов?
Воцарилась тишина на пристани – лишь волны клокотали внизу, да ветер трепал одежы ярловские. Никто из присутствующих слова молвить не смел, движением али дыханием выдать присутствие.
И тогда так молвил Геревард, чьими устами уже сам Ньорд Соленый вещал:
-Многого просишь ты, конунг. Могуч Харальд – велики земли его, многочисленны полчища его. Вижу я - вокруг Мера сжимается кольцо воронов черных! Ежели успеха ты жаждешь, будь щедр к морю и повелителю его!
Покинул дух морской тело жреца верховного и едва не упал Геревард – жрецы меньшие поддержали.
-Еще жертв ведите, как владыке морскому угодно! - Повелел тогда Неккви, плащ из рук слуги принимая, да по доскам скрипучим назад возвращаясь и Альрику молвил: - Твой черед ныне.
Кивнул, усы разгладив, посланец альвхеймарский, да раба отстранил, что ему стражники подвели. Приказу повинуясь, вышли следом за Альриком двое гридней, каждый из которых нес по блюду золотому, драгоценностями нагруженному, да нашло богатство то приют свой последний на дне морском в угоду богу, а после сам ворон перстень с пальца снял, Гандальвом ему подаренный и в воду его бросил. Такова была жертва альвхеймарская.
Усмехнулся Хунтьов делу такому, на Неккви взглянул, да кивка его дождавшись, приказал нового раба подводить. С силой кинжал вонзил в брюхо англу конунг младший, с пристани обреченного сбрасывая на радость рыбам, что вкус крови почуяли. И говорили позже люди, что так смотрел на конунга Хунтьов, точно его желал Ньорду отдать в дар, а не раба иноземного.
Тогда настал черед Рогволда Мудрого. Разошлась толпа, ярлу дорогу уступая. Подойдя к Гереварду, взглянул в очи его черные и принял кинжал золоченый из рук его. Не долго раб ожидал расправы - из рассеченной глотки вырвался предсмертный стон – и с вниз с помоста рухнул.
И вот вышел Хагдаль Одноглазый, единственный по силе Рогволду да Хунтьеву равный. Честь великая удостоена ему была – накормить волны кровью раба последнего. Но тяжела поступь ярла одноглазого была, видно ноша какая душу его бередила. Вонзил нож жертвенный в грудь англа плененного, но тут недуг пронзил чело его - вместе с рабом, в пучину морскую рухнул ярл.
Со всех сторон посыпались возгласы удивленные и обеспокоенные, роптать вои стали, ибо неведомо доселе такое было.
Но тут Геревард поднял руку и разом все замолчали. И так он молвил, волю духа морского диктуя:
-Великую жертву Ньорд Великий стребовал с нас. Призываю Одина во свидетели – раз сами боги забрали душу мужа доблестного, значит, так угодно было им. Дело великое ждет нас впереди и не задобрить Асов рабской кровью было, хотелось им крови настоящего мужа отведать! И вижу я теперь: большая удача ждет нас! Повержен Харальд, разбиты полки его несметные! Вижу, как домой возвращаются вои с добычей доселе невиданной! Вижу - конунг наш над Норвегией правит, и потомки ему наследуют!
-Видать, столь хорош был Хагдаль, что его к себе на пир Ньорд пригласил, - Хунтьов бросил, под смех воинов своих - пусть и тяжела была потеря эта, да слова жреца славные страх развеяли. Повели слуги к помосту быков племенных, что жрецы меньшие в жертву Ньорду принести должны были, понесли и иные подарки повелителю волн.
Вместе со всеми и Альрик улыбался, да запали ему в сердце слова жреца последние и совсем не по душе пришлись. Ох, не обрадуется Гандальв прорицанию такому, когда услышит его, пусть и союз заключить удасться, да разве же потерпит гордый конунг над собой иного правителя, кроме Одина? Помрачнел взгляд посланца, и то Неккви заметил.
- О чем думу думаешь, воин славный? - Конунг его спросил. - Ужели не по нраву тебе воля божья?
- По нраву, великий конунг, да смерть ярла твоего все перед глазами стоит - не ожидал я сегодня такое увидать.
- Что Ньорд возжелал - то он возьмет, мы же свое в мире этом получим с его помощью.
Ликовал народ – падет Харальд! Не выстоит против конунга, на чьей стороне боги стоят! Великая добыча и слава обещаны! Ликовал народ, но пуще всех ликовал в душе ярл мерский, Рогволд Мудрый, хитростью сгубивший самого смертельного врага своего.
Транделаг. Близ Хладира.
Совместно Тот и avarach
Степенно кивнул ярлу Фрейвайр, разговора он ищет с посланником Грютинговым, значит верны были думы конунга, не совсем руки хладирца ослабли, коль люди его сами ищут как бросить хозяина. Что ж, если в стане врага мира да согласия нет, то лишь на руку будет оркдальцам, врага порознь бить легче.
– Приветствую славного ярла Гаулардаля, ворон оркдальцев не откажет тебе с разговором, для того и послан был господином своим, чтоб речи вести людьми Трандхейм представляющими.
Знал жрец, что не может ярл представлять Трандхейм, одного лишь конунга это право, но решил добавить в речь свою меда липкого, чтобы в лести лучах утопить собеседника, а с похвалой прельстившимся и договориться будет легче.
– Только дивно мне ярл тебя здесь видеть, разве конунг ваш не поведал вам наших с ним речей содержание? Или в старости своей разум ослаб его, что доверия людям своим не оказывает, да из усадьбы отсылает, чтоб вестников те не видели. Правитель умный не поступит так с людьми за него кровь свою проливающими, веру в себя порушив, обрести ее вновь трудно будет.
- Не мне, ворон, о поступках Хаконовых судить, - отвечал Мар Хладные Пальцы. - Пусть Асы светлые судят, а нам, человекам, остаётся лишь противиться. Или же наоборот, не противиться, а за порядок вещей деяния подобные этому принимать. Только не чую я в себе желания конунгу покорным оставаться.
– Еще ведомо мне то, что Хакон земли свои и ярлов, что под рукою его ходят решил сам без боя Харальду сдать. Кем же вы тогда при нем станете? Хакон ясно, он ярлом всех земель что под ним сегодня находятся будет. А вас кем поставит хельдами в дружину определит свою или гриднями простыми? Сердце кровью мое обливается видя бесчинство подобное, несправедливость над мужами славными творимую.
Решил подлить масла в огонь в сердце ярла пылающий Фрейвайр, горяч ярл Гауладраля да и смел раз в открытую выступить решился, вот и пусть дальше горячит свое сердце против Хакона, править лишь холодным умам богами предписано.
– Вот Грютинг конунг, владыка оркдальский ярлов своих, что служат ему верно в почете держит, уважение оказывает, славой не обделит. Как смотрит славный Мар на службу Грютингу? Не хотел бы под рукой воителя славного, богами и победой возлюбленного, службу свою справлять? Всего ничего для этого нужно – не успеть с дружиной своей к Хладиру когда туда Грютинг подступит.
- Так скажу тебе, ворон, служил я верой и правдой конунгу своему, да только понял, что напрасно было радение моё и думается теперь, что ни один конунг службы моей более не получит. Я теперь сам себе господин и меч мой и щит лишь мне верны и при мне до конца дней моих останутся, - морщась, ярл Гаулардаля отвечал - Грютингу оркдальскому передай в точности слова мои, не для того я встречи этой искал, чтоб к нему в услужение идти. Союза я хочу. На равных. Против Хакона и супротив воли его. Землю свою от ворога внутреннего, аки червь её, землю, разъедающего защитить жажду.
– Много ты получить хочешь ярл, чтобы своим умом земли управлять, силу рук показать надобно, да как крепко меч держать они выучены. Если хочешь землею своей сам распоряжаться, с дружиною крепкой ты выступить должен, доказать право на властвование, войска же один ярл много не выставит, тяжело тебе будет от врагов отбиться, что коршунами налетят на земли твои. Не хочу тебе что делать указывать, но и в союзе с Грютингом много один ты не выстоишь, не сможет он постоянно землю твою охранять, от своей воев отрывая, помощь окажет в нужде, только и бегать постоянно не станет – не холоп чай. Впрочем, в жизни и землях своих ты сам волен, захочешь прийти под руку оркдальскую – примем, поведай нам лучше, сколько воев собрал сейчас Хакон, сколько еще ожидается, кто из ярлов до конца стоять за него будет, с кем как с тобой договориться можно. Мыслит ли кто, как и ты? И на что вы в войне нашей рассчитываете? Сколько дружины вывести в поле сможете и какой, много ли хирдманов?
- Хирдманов, думаю, человек по четыреста наберём, а дальше, уж карлами и бондами войско сдобрим, ещё где-то с тысячу на каждого найдётся, - Мар говорил. – Или думаешь, ты, ворон, что один я собрался против всей земли северной воевать? Нет. Не угадал. Транделаг – богатая земля, это тебе и так ведомо, да знай также, что воев могучих на ней больше, чем у Грютинга в услужении сейчас есть. Да и будет ли у него столько когда-нибудь? Не ведаю. Но знаю, что если договоримся мы и союз заключить сможем, то падёт Хакон под напором нашим общинным. Не выстоит. Если же иначе получится и Грютинг один решит воевать… Тогда не знаю. Я б на его месте крепко подумал, прежде чем сотворить подобное.
- Значит много вас таких, конунгом своим обиженных, и за помощь вы плату знатную хотите, только вот владыка мой без добычи с этих земель не сойдет, скорее он сам их к добыче прибавит, вместе с дочкой Хладира хозяина. Потому и с войском он выступил, что отказа не принял от Хакона, отмстить старику за обиду. От лица Грютинга предложу я вам плату за помощь знатную – половину земель, что под Хаконом сейчас стоят, да дружбу и помощь дружиною, коли ворог вдруг к вам пожалует.
- Многого жаждет Грютинг, да только скажу я, что не бывать такому, – жестко сказал Мар Иллугисон. – Неужто думает конунг твой, что верно поступит, коли у воев, что сторону его примут и бок о бок с ним кровь проливать станут, земли отнимет?! Земли ярлов союзных при них должны остаться, разве не прав я? А Грютингу передай, что может рассчитывать он лишь на владения верных Хакону людей. Кто за Хакона пойдёт, а такие будут, не сомневайся, тех пускай и потрошит, что треску жирную. Асса же тому достанется, кто Хакону голову срубит на мечей тинге. Хладир же тому отойдёт, кто в объятия супружеские красу Транделагскую заключить сумеет. Пусть Грютинг в битве лютой удаль свою докажет, будет ему и награда тройная. Но и мы стараться будем, и кто победителем из этого состязания выйдет, знать тому и править в Транделаге. Асы светлые лучшего выберут.
– Дерзки речи твои ярл, торгуешься словно купец ты на рынке, только и без помощи нашего конунга не видать вам свободы от Хакона, не мы, а ты помощи у нас искать выехал. Так порешим: приводи дружины свои в помощь Грютингу, если будет она вровень запросом вашим, то и Грютинг фюльками ярлов, что Хакону верность хранят, удовольствуется, если же не будет ваших в бою, то и не обессудьте – возьмем сколько сможем земель. Дочка же кому достанется, оставим на волю Ассов.
- Будут дружины. И будет помощь. Только пусть не страшится Грютинг, что людей у нас, ярлов Транделага, больше чем у него окажется. Не противники мы ему. Союзники теперь.
Жарко беседа с Маром ярлом Гаулардаля прошла, но главное договор о союзе заключен, предадут мечу ярлы Хакона - конунга своего. Выполнил Фрейвайр волю конунга своего с лихвою – и дружину счел вражескую, и разлад в войско вражеское внести помог, и помощь дружиною найти сумел. Доволен Грютинг останется посольством справленным, видать боги до конца быть с ним решили, правду за ним ведая. Оборвал мысли ворона только хельд:
– А не слишком ли заносчив был союзник наш? Речи держал что-то он больно гордые, словно должны мы ему?
– Ничего, слова его и речи донесем мы до конунга нашего, пусть и решает он, а союзники нам сейчас будут очень вовремя, не собрал Хакон сил своих, и собрать не сумеет боле, потому поспешать нам нужно, владыка наш должен скорее узнать о разведанном.
Понесли кони верные, силы свои не растратившие, седоков своих резво, словно мысли хозяев и чаянья им передаться смогли.
Совместно Тот и avarach
Степенно кивнул ярлу Фрейвайр, разговора он ищет с посланником Грютинговым, значит верны были думы конунга, не совсем руки хладирца ослабли, коль люди его сами ищут как бросить хозяина. Что ж, если в стане врага мира да согласия нет, то лишь на руку будет оркдальцам, врага порознь бить легче.
– Приветствую славного ярла Гаулардаля, ворон оркдальцев не откажет тебе с разговором, для того и послан был господином своим, чтоб речи вести людьми Трандхейм представляющими.
Знал жрец, что не может ярл представлять Трандхейм, одного лишь конунга это право, но решил добавить в речь свою меда липкого, чтобы в лести лучах утопить собеседника, а с похвалой прельстившимся и договориться будет легче.
– Только дивно мне ярл тебя здесь видеть, разве конунг ваш не поведал вам наших с ним речей содержание? Или в старости своей разум ослаб его, что доверия людям своим не оказывает, да из усадьбы отсылает, чтоб вестников те не видели. Правитель умный не поступит так с людьми за него кровь свою проливающими, веру в себя порушив, обрести ее вновь трудно будет.
- Не мне, ворон, о поступках Хаконовых судить, - отвечал Мар Хладные Пальцы. - Пусть Асы светлые судят, а нам, человекам, остаётся лишь противиться. Или же наоборот, не противиться, а за порядок вещей деяния подобные этому принимать. Только не чую я в себе желания конунгу покорным оставаться.
– Еще ведомо мне то, что Хакон земли свои и ярлов, что под рукою его ходят решил сам без боя Харальду сдать. Кем же вы тогда при нем станете? Хакон ясно, он ярлом всех земель что под ним сегодня находятся будет. А вас кем поставит хельдами в дружину определит свою или гриднями простыми? Сердце кровью мое обливается видя бесчинство подобное, несправедливость над мужами славными творимую.
Решил подлить масла в огонь в сердце ярла пылающий Фрейвайр, горяч ярл Гауладраля да и смел раз в открытую выступить решился, вот и пусть дальше горячит свое сердце против Хакона, править лишь холодным умам богами предписано.
– Вот Грютинг конунг, владыка оркдальский ярлов своих, что служат ему верно в почете держит, уважение оказывает, славой не обделит. Как смотрит славный Мар на службу Грютингу? Не хотел бы под рукой воителя славного, богами и победой возлюбленного, службу свою справлять? Всего ничего для этого нужно – не успеть с дружиной своей к Хладиру когда туда Грютинг подступит.
- Так скажу тебе, ворон, служил я верой и правдой конунгу своему, да только понял, что напрасно было радение моё и думается теперь, что ни один конунг службы моей более не получит. Я теперь сам себе господин и меч мой и щит лишь мне верны и при мне до конца дней моих останутся, - морщась, ярл Гаулардаля отвечал - Грютингу оркдальскому передай в точности слова мои, не для того я встречи этой искал, чтоб к нему в услужение идти. Союза я хочу. На равных. Против Хакона и супротив воли его. Землю свою от ворога внутреннего, аки червь её, землю, разъедающего защитить жажду.
– Много ты получить хочешь ярл, чтобы своим умом земли управлять, силу рук показать надобно, да как крепко меч держать они выучены. Если хочешь землею своей сам распоряжаться, с дружиною крепкой ты выступить должен, доказать право на властвование, войска же один ярл много не выставит, тяжело тебе будет от врагов отбиться, что коршунами налетят на земли твои. Не хочу тебе что делать указывать, но и в союзе с Грютингом много один ты не выстоишь, не сможет он постоянно землю твою охранять, от своей воев отрывая, помощь окажет в нужде, только и бегать постоянно не станет – не холоп чай. Впрочем, в жизни и землях своих ты сам волен, захочешь прийти под руку оркдальскую – примем, поведай нам лучше, сколько воев собрал сейчас Хакон, сколько еще ожидается, кто из ярлов до конца стоять за него будет, с кем как с тобой договориться можно. Мыслит ли кто, как и ты? И на что вы в войне нашей рассчитываете? Сколько дружины вывести в поле сможете и какой, много ли хирдманов?
- Хирдманов, думаю, человек по четыреста наберём, а дальше, уж карлами и бондами войско сдобрим, ещё где-то с тысячу на каждого найдётся, - Мар говорил. – Или думаешь, ты, ворон, что один я собрался против всей земли северной воевать? Нет. Не угадал. Транделаг – богатая земля, это тебе и так ведомо, да знай также, что воев могучих на ней больше, чем у Грютинга в услужении сейчас есть. Да и будет ли у него столько когда-нибудь? Не ведаю. Но знаю, что если договоримся мы и союз заключить сможем, то падёт Хакон под напором нашим общинным. Не выстоит. Если же иначе получится и Грютинг один решит воевать… Тогда не знаю. Я б на его месте крепко подумал, прежде чем сотворить подобное.
- Значит много вас таких, конунгом своим обиженных, и за помощь вы плату знатную хотите, только вот владыка мой без добычи с этих земель не сойдет, скорее он сам их к добыче прибавит, вместе с дочкой Хладира хозяина. Потому и с войском он выступил, что отказа не принял от Хакона, отмстить старику за обиду. От лица Грютинга предложу я вам плату за помощь знатную – половину земель, что под Хаконом сейчас стоят, да дружбу и помощь дружиною, коли ворог вдруг к вам пожалует.
- Многого жаждет Грютинг, да только скажу я, что не бывать такому, – жестко сказал Мар Иллугисон. – Неужто думает конунг твой, что верно поступит, коли у воев, что сторону его примут и бок о бок с ним кровь проливать станут, земли отнимет?! Земли ярлов союзных при них должны остаться, разве не прав я? А Грютингу передай, что может рассчитывать он лишь на владения верных Хакону людей. Кто за Хакона пойдёт, а такие будут, не сомневайся, тех пускай и потрошит, что треску жирную. Асса же тому достанется, кто Хакону голову срубит на мечей тинге. Хладир же тому отойдёт, кто в объятия супружеские красу Транделагскую заключить сумеет. Пусть Грютинг в битве лютой удаль свою докажет, будет ему и награда тройная. Но и мы стараться будем, и кто победителем из этого состязания выйдет, знать тому и править в Транделаге. Асы светлые лучшего выберут.
– Дерзки речи твои ярл, торгуешься словно купец ты на рынке, только и без помощи нашего конунга не видать вам свободы от Хакона, не мы, а ты помощи у нас искать выехал. Так порешим: приводи дружины свои в помощь Грютингу, если будет она вровень запросом вашим, то и Грютинг фюльками ярлов, что Хакону верность хранят, удовольствуется, если же не будет ваших в бою, то и не обессудьте – возьмем сколько сможем земель. Дочка же кому достанется, оставим на волю Ассов.
- Будут дружины. И будет помощь. Только пусть не страшится Грютинг, что людей у нас, ярлов Транделага, больше чем у него окажется. Не противники мы ему. Союзники теперь.
Жарко беседа с Маром ярлом Гаулардаля прошла, но главное договор о союзе заключен, предадут мечу ярлы Хакона - конунга своего. Выполнил Фрейвайр волю конунга своего с лихвою – и дружину счел вражескую, и разлад в войско вражеское внести помог, и помощь дружиною найти сумел. Доволен Грютинг останется посольством справленным, видать боги до конца быть с ним решили, правду за ним ведая. Оборвал мысли ворона только хельд:
– А не слишком ли заносчив был союзник наш? Речи держал что-то он больно гордые, словно должны мы ему?
– Ничего, слова его и речи донесем мы до конунга нашего, пусть и решает он, а союзники нам сейчас будут очень вовремя, не собрал Хакон сил своих, и собрать не сумеет боле, потому поспешать нам нужно, владыка наш должен скорее узнать о разведанном.
Понесли кони верные, силы свои не растратившие, седоков своих резво, словно мысли хозяев и чаянья им передаться смогли.
Гудбрандсдалир. Харальд, Гутхорм и Сваси
При поддержке Скальда
Три дня миновало с той поры, как встало воинство Харальда подле Оркдальских гор лагерем. Маялись от безделья хирдманы и бонды, некоторые даже прочь ушли, не желая время терять, ибо сев приближался, да только столь велико было воинство Харальда, что потерю сотни-другой земледельцев даже не заметил он. Другая дума конунга тревожила – как лес миновать, да горы за ним перейти, людей не потеряв. И не шла ему мысль верная.
Гутхорм ярл же все больше по лагерю ходил, на воинов поглядывал, да разговоры слушал, а где и пил с хирдманами брагу хмельную, вот только и у него на душе неспокойно было.
А под вечер привел охотник финский к шатру конунжему старика согбенного, что в плащ меховой кутался, да лицо закрывал, а с ним вместе мальчика лет семи и девочку лет десяти, в одежду из оленьих шкур облаченных.
- Моя найти колдун, конунг славная, - финн произнес, едва лишь к Харальду его допустили.
Улыбнулся властитель, велел обручье золотое подарить охотнику и с миром его отпустить, да Укси верному приказал Гутхорма кликнуть. Сам же на шамана взгляд бросил:
- Кто ты, старец? Назови себя, - конунг повелел.
- Разве ж ты колдуна по имени избираешь, а не по искусству его, великий властитель? - Удивительно то было Харальду, как мягко голос финна звучал, так, будто бы с рождения на языке человеческом он разговаривал, а не на наречии финнском зверином. - К чему тебе имя мое, конунг? Зови меня просто Сваси, на том и порешим.
Не по нраву пришелся Харальду ответ колдуна дерзкий, но не сумел он недовольство свое словами выразить – чувствовал юноша, что сила великая от финна этого исходит, и оттого не по себе становилось правителю. Впервые за долгое время почувствовал себя Харальд всего лишь человеком простым, в таинства богов не посвященным, перед собой же видел он шамана, что меж миров путешествовал, да совета у Асов испрашивал, да с мертвыми беседы вел непринужденные.
- Будь по твоему, - наконец конунг молвил. - Ведь для того тебя и отыскали, чтобы ты искусство свое показал неповторимое.
- Не отыскали бы меня, конунг, не будь на то воли моей, - распрямил плечи финн, сбросил плащ меховой, и узрел конунг, что далеко не стар был собеседник его нынешний – не бороздили лоб высокий морщины, да целы были зубы крепкие и в глазах небывалое могущество зрилось. Лишь в рыжих волосах финна седина ранняя проявилась, да борода его серебристая его старила. Висела на шее у колдуна руна зачарованная из дерева вырезанная, на поясе же бубен покоился. Удивлен был, Харальд виду шамана такому, но вида не показал:
- Почему же ты тогда видеть меня возжелал?
- Велика судьба твоя, конунг Агдира, с моей ли помощью, или без нее – но духи победу тебе прочат и свершения великие. И кто я, шаман простой, чтобы супротив воли их идти? - Степенно финн отвечал.
- Через перевал меня переведешь, знатную награду получишь ты, - Харальд сказал, в сердце своем сохраняя слова колдуна льстивые.
- К чему мне злато и каменья? Твоих богатств не желаю я, конунг, - сказал Сваси. - Да только пообещай, что когда я к тебе с просьбой обращусь – пусть через пять лет, пусть через десять – не откажешь ты мне, чего бы ни попросил я.
Призадумался молодой правитель, слишком уж заманчивой речь колдуна была – многое обещал он, а оплаты лишь через годы требовал. Но и другое знал Харальд, что коварны колдуны и хитры, и ничего не стоит им обмануть что бонда простого, что властителя великого – многих уже конунгов сгубили чародеев посулы. Однако же через горы сейчас переходить нужно было – а расплата подождет. Быть может смилостивится Один, да сгинет колдун, так своей награды и не попросив.
- Согласен я на сделку такую, - кивнул скрепя сердце молодой конунг.
- Тогда немедля вели платье мне дать, какое только кюна носит, да топор острый, что некогда Гудреду Великолепному принадлежал, и копье Сигурда Оленя, и меч Хальвдана Черного, и кинжал, каким родич твой Гутхорм берсерка Хьялли в тринадцать лет сразил.
- А не многого ли желаешь ты, колдун? - В ответ голос повысил Харальд со шкур мягких поднимаясь. Грозен был во гневе конунг, и пусть вокруг стражи не было, казалось, один он сумеет хребет финну дерзкому переломать. - Одну просьбу ты испрашивал, и то спустя десяток лет, а уже сейчас непомерного требуешь? Виданное ли дело, чтобы я рукою своей наследие предков раздаривал финну простому?!
- Пройдут годы, я за своим приду, - вновь колдун молвил, и не было в голосе его страха или же трепета перед гневом конунжим. Мальчик же, что сопровождал его на свирельке заиграл что-то, а девочка сероглазая тихо песню запела, головой в такт покачивая, так что заструились по плечам ее косы как смоль черные, что раньше аккуратно уложены были. И была эта песня что спокойна и приятна, что утих гнев Харальдов, уже без неприязни смотрел он на финна рыжеволосого, а тот продолжал: - Не для того я у тебя оружие предков прошу, чтобы обиду тебе причинить, а для обряда моего нужно оно. Поверь мне, конунг славный.
Плавно текла речь финна, не мог ей противиться Харальд, словно в пучину морскую, в водоворот слов затягивало его. То не мог он глаз от девочки поющей отвести, да от кожи ее точно снег белой, то вновь на Сваси смотрел улыбающегося добродушно.
Укси застал Гутхорма за разделыванием оленьей туши. От скуки Хригнарийский олень решил поохотиться и ушел достаточно далеко от лагеря, где зверье было не таким пуганым, и ловко сразил самца-двухлетку броском копья.
- О, вижу, олень сразил оленя, - произнес Укси, глядя на своего повелителя. - Конунг тебя зовет.
- Да, теперь у нас один конунг. - молвил Гутхорм, усмехнувшись. - Чего желает мой племянник?
- Видеть тебя хочет. Колдуна нашли... Кабы ничего не сделал там с ним, не след верить колдунам этим.
- Верно говоришь, -сказал ярл, и хлопнул хирдмана по плечу. - Идем. Сам хочу на того колдуна взглянуть.
Они прошли через весь лагерь. Гутхорм вытер руки об снег, а затем об плащ.
Оба телохранителя стояли снаружи конунжего шатра.
- Почему не с ним? -набросился Гутхорм на стражей. -Вы должны быть при нем денно и нощно!
Оба хирдмана испуганно отпрянули.
- Конунг так велел. Колдун сказал чтобы никого не было... Конунг велел...
- Конунг еще мальчишка и сам не знает обо всех опасностях! Колдун там?
- Там еще... Поет что-то... - Дрожащим голосом отвечал старший страж. - Да и что он сделает - совсем старый ведь, увечный?!
- Дураки! - Проревел Гутхорм, и раздвинув полог шатра, ввалился внутрь.
Вздрогнул Харальд, к дяде вошедшему обернувшись, и словно пелена с его глаз спала. Да и колдун тоже к Гутхорму поворотился, и так сказал:
- Приветствую я славного Гутхорма Оленя.
- Откуда ты меня знаешь, колдун? -резко ответил ему Гутхорм, пристально глядя в серые глаза колдуна.
- А разве многие в лагере этом могут столь бесцеремонно к конунгу врываться, как то только ближайшему родичу дозволено?
Гутхорм опешил, некоторое время молча глядя на колдуна. Умен. И на норманском наречии говорит складно.
- Кто ты, что наши имена так хорошо знаешь, и на нашем наречии говоришь складно? И что за свое умение желаешь получить?
- На вопросы эти я уже повелителю твоему ответил, - спокойно финн проговорил, знак сделав спутникам своим пение прервать. - Если будет на то воля его, он и тебе расскажет.
Гутхорм пристально посмотрел на своего племянника.
- Ну, и что этот проходимец с тебя потребовал? Говори, я тоже это должен знать...
Не было злости в глазах Харальда, но все же с укоризной взглянул юноша на дядю, словно давая понять, что разговора в таком тоне он даже от Гутхорма не потерпит больше:
- Желает он оружие моих дедов получить, - так ответил конунг.
- Вот как? Кабы порчу он не навел на весь род наш. Слышишь, колдун? Не бывать тому. Если уж тебе и нужна вещь какая, то проси у меня, что хочешь.
- Отдай ему кинжал, которым ты Хьялли берсерка убил, - повелел Харальд. - И другое оружие тоже. Я слово дал колдуну этому, и держать его должен.
Улыбнулся при этих словах Сваси, провел ладонью по коже бубна что на поясе его висел, извлекая звук глухой и протяжный.
- Какое другое? -Гутхорм отстегнул кинжал и подал его колдуну рукоятью вперед. - повелел Харальд.
- Держи, колдун, будь моя воля, ничего бы ты от меня не получил. если тебе для колдовства нужно, то мне не жалко. Только объясни мне доходчиво, что это и вправду для дела нужно. Что еще ты хочешь взять для своей ворожбы?
- Право твое - знать, что для доброго дела отдаешь ты славное оружие, - кивнул финн, кинжал забирая, да за пояс его пряча. - Что же, слушай, Гутхорм и ты конунг внимай. Знаю я, что ведете вы род свой от богов древних - о том мне духи сказывали, в тот день, когда луна еще полной была. Сила предков ваших в оружии их могучем - и для того мне оно нужно, чтобы заклятия мои крепче стали, да чары могущественнее сделались. Тогда и Харальду и всем потомкам его силы прибудет.
- На время али насовсем тебе это оружие надобно? -с подозрением осведомился Гутхорм. - Ибо кинжала этого мне не жаль, но оружием предков разбрасываться мне тоже недостойно будет...
- Придет день, оно к вам вернется, это я обещаю.
- Возьми еще эту секиру... В ней великая сила заключена. Предок мой ей горного тролля убил с одного удара, который овец воровал... Видишь, топор каменный? Думаю этого тебе хватит для ворожбы.
- Ты щедр, Гутхорм, да племянник твой щедрее тебя - оттого и пророчат ему духи судьбу великую, - принял топор каменный Сваси, а затем так сказал. - Собирай людей, конунг, этой ночью я заклятия наложу великие, а поутру тропами тайными вас поведу через горы Оркдальские.
- Хорошо... Только учти, колдун, я ведь тоже в рунах и в колдовстве немного смыслю... Коли обманешь - из под земли тебя достану
- Не обману, и недели не пройдет, как вся рать ваша по ту сторону гор окажется, в долине богатой.
- Что же, поверю тебе на слово. Коль сделаешь все как обещал - будет тебе награда щедрая...
- Мою награду мне конунг обещал, и иной мне не нужно, - так финн сказал, а затем вышел, и дети, что с ним пришли, тоже шатер покинули.
- Что ты ему обещал, Харальд? -спросил Гутхорм, глядя на племянника с беспокойством. - Многовато этот финн захотел... Непрост он.
Вздохнул конунг, устало на шкуры опустившись.
- Копье Сигурда, Топор Гудреда и меч отца моего и платье матери колдун испросил, а помимо того сказал, что через десять лет еще с одной просьбой придет.
- Я лишь топор Хринга - первого конунга Хригнарики ему дал. И запомни, Харальд - никому не давай то, что принадлежирт только тебе, и принадлежит по праву.
- Вовремя ты дядя появился, - согласился конунг. - Иначе совсем околдовал бы меня финн этот, да только без его помощи не миновать нам гор.
Склонил голову молодой конунг, хотел было промолчать, но все же решил все сказать дяде, как было.
- Словно зачаровал меня этот финн, я и слова сказать не мог, - с горечью признался Харальд.
- Как бы силен ни был этот финн, и как бы его искусство ни было нужно - нельзя терять достоинство, - Гутхорм сказал. - Ты же ему все готов был отдать, что он ни попросит. Запомни на будущее, сын сестры моей - умей настоять на своем, и старайся показать другим. что воля твоя непреклонна. Чтобы не ты уговаривал кого-то, но лишь у тебя просили. Никому не показывай свои слабости, и никому не показывай что он тебе нужнее чем ты ему. То же самое и с женщинами: Никогда не показывай женщине, что она тебе рнужна больше всего на свете, ты достаточно велик чтобы брать от них то что тебе причитается и будешь еще более великим...
- Ты сейчас о клятве моей вспомнил, дядя?
- И не только о ней. Еще до того как ты родился, твоей матери был сон вещий, что родится у нее сын, который будет правит всей Норвегией, и род твой разрастется на весь север. И не будет конца роду твоему...
- Да только все это само в руки мне не дастся, - отрезал Харальд. - Самому мне взять надо все, что по праву моим быть должно! Так что собирай людей, пусть готовы выступать будут!
- Как скажешь, конунг. Но слова мои запомни. Не со зла я это все говорил тебе, а чтобы власть твоя была незыблема.
- Я то понимаю, дядя.
При поддержке Скальда
Три дня миновало с той поры, как встало воинство Харальда подле Оркдальских гор лагерем. Маялись от безделья хирдманы и бонды, некоторые даже прочь ушли, не желая время терять, ибо сев приближался, да только столь велико было воинство Харальда, что потерю сотни-другой земледельцев даже не заметил он. Другая дума конунга тревожила – как лес миновать, да горы за ним перейти, людей не потеряв. И не шла ему мысль верная.
Гутхорм ярл же все больше по лагерю ходил, на воинов поглядывал, да разговоры слушал, а где и пил с хирдманами брагу хмельную, вот только и у него на душе неспокойно было.
А под вечер привел охотник финский к шатру конунжему старика согбенного, что в плащ меховой кутался, да лицо закрывал, а с ним вместе мальчика лет семи и девочку лет десяти, в одежду из оленьих шкур облаченных.
- Моя найти колдун, конунг славная, - финн произнес, едва лишь к Харальду его допустили.
Улыбнулся властитель, велел обручье золотое подарить охотнику и с миром его отпустить, да Укси верному приказал Гутхорма кликнуть. Сам же на шамана взгляд бросил:
- Кто ты, старец? Назови себя, - конунг повелел.
- Разве ж ты колдуна по имени избираешь, а не по искусству его, великий властитель? - Удивительно то было Харальду, как мягко голос финна звучал, так, будто бы с рождения на языке человеческом он разговаривал, а не на наречии финнском зверином. - К чему тебе имя мое, конунг? Зови меня просто Сваси, на том и порешим.
Не по нраву пришелся Харальду ответ колдуна дерзкий, но не сумел он недовольство свое словами выразить – чувствовал юноша, что сила великая от финна этого исходит, и оттого не по себе становилось правителю. Впервые за долгое время почувствовал себя Харальд всего лишь человеком простым, в таинства богов не посвященным, перед собой же видел он шамана, что меж миров путешествовал, да совета у Асов испрашивал, да с мертвыми беседы вел непринужденные.
- Будь по твоему, - наконец конунг молвил. - Ведь для того тебя и отыскали, чтобы ты искусство свое показал неповторимое.
- Не отыскали бы меня, конунг, не будь на то воли моей, - распрямил плечи финн, сбросил плащ меховой, и узрел конунг, что далеко не стар был собеседник его нынешний – не бороздили лоб высокий морщины, да целы были зубы крепкие и в глазах небывалое могущество зрилось. Лишь в рыжих волосах финна седина ранняя проявилась, да борода его серебристая его старила. Висела на шее у колдуна руна зачарованная из дерева вырезанная, на поясе же бубен покоился. Удивлен был, Харальд виду шамана такому, но вида не показал:
- Почему же ты тогда видеть меня возжелал?
- Велика судьба твоя, конунг Агдира, с моей ли помощью, или без нее – но духи победу тебе прочат и свершения великие. И кто я, шаман простой, чтобы супротив воли их идти? - Степенно финн отвечал.
- Через перевал меня переведешь, знатную награду получишь ты, - Харальд сказал, в сердце своем сохраняя слова колдуна льстивые.
- К чему мне злато и каменья? Твоих богатств не желаю я, конунг, - сказал Сваси. - Да только пообещай, что когда я к тебе с просьбой обращусь – пусть через пять лет, пусть через десять – не откажешь ты мне, чего бы ни попросил я.
Призадумался молодой правитель, слишком уж заманчивой речь колдуна была – многое обещал он, а оплаты лишь через годы требовал. Но и другое знал Харальд, что коварны колдуны и хитры, и ничего не стоит им обмануть что бонда простого, что властителя великого – многих уже конунгов сгубили чародеев посулы. Однако же через горы сейчас переходить нужно было – а расплата подождет. Быть может смилостивится Один, да сгинет колдун, так своей награды и не попросив.
- Согласен я на сделку такую, - кивнул скрепя сердце молодой конунг.
- Тогда немедля вели платье мне дать, какое только кюна носит, да топор острый, что некогда Гудреду Великолепному принадлежал, и копье Сигурда Оленя, и меч Хальвдана Черного, и кинжал, каким родич твой Гутхорм берсерка Хьялли в тринадцать лет сразил.
- А не многого ли желаешь ты, колдун? - В ответ голос повысил Харальд со шкур мягких поднимаясь. Грозен был во гневе конунг, и пусть вокруг стражи не было, казалось, один он сумеет хребет финну дерзкому переломать. - Одну просьбу ты испрашивал, и то спустя десяток лет, а уже сейчас непомерного требуешь? Виданное ли дело, чтобы я рукою своей наследие предков раздаривал финну простому?!
- Пройдут годы, я за своим приду, - вновь колдун молвил, и не было в голосе его страха или же трепета перед гневом конунжим. Мальчик же, что сопровождал его на свирельке заиграл что-то, а девочка сероглазая тихо песню запела, головой в такт покачивая, так что заструились по плечам ее косы как смоль черные, что раньше аккуратно уложены были. И была эта песня что спокойна и приятна, что утих гнев Харальдов, уже без неприязни смотрел он на финна рыжеволосого, а тот продолжал: - Не для того я у тебя оружие предков прошу, чтобы обиду тебе причинить, а для обряда моего нужно оно. Поверь мне, конунг славный.
Плавно текла речь финна, не мог ей противиться Харальд, словно в пучину морскую, в водоворот слов затягивало его. То не мог он глаз от девочки поющей отвести, да от кожи ее точно снег белой, то вновь на Сваси смотрел улыбающегося добродушно.
Укси застал Гутхорма за разделыванием оленьей туши. От скуки Хригнарийский олень решил поохотиться и ушел достаточно далеко от лагеря, где зверье было не таким пуганым, и ловко сразил самца-двухлетку броском копья.
- О, вижу, олень сразил оленя, - произнес Укси, глядя на своего повелителя. - Конунг тебя зовет.
- Да, теперь у нас один конунг. - молвил Гутхорм, усмехнувшись. - Чего желает мой племянник?
- Видеть тебя хочет. Колдуна нашли... Кабы ничего не сделал там с ним, не след верить колдунам этим.
- Верно говоришь, -сказал ярл, и хлопнул хирдмана по плечу. - Идем. Сам хочу на того колдуна взглянуть.
Они прошли через весь лагерь. Гутхорм вытер руки об снег, а затем об плащ.
Оба телохранителя стояли снаружи конунжего шатра.
- Почему не с ним? -набросился Гутхорм на стражей. -Вы должны быть при нем денно и нощно!
Оба хирдмана испуганно отпрянули.
- Конунг так велел. Колдун сказал чтобы никого не было... Конунг велел...
- Конунг еще мальчишка и сам не знает обо всех опасностях! Колдун там?
- Там еще... Поет что-то... - Дрожащим голосом отвечал старший страж. - Да и что он сделает - совсем старый ведь, увечный?!
- Дураки! - Проревел Гутхорм, и раздвинув полог шатра, ввалился внутрь.
Вздрогнул Харальд, к дяде вошедшему обернувшись, и словно пелена с его глаз спала. Да и колдун тоже к Гутхорму поворотился, и так сказал:
- Приветствую я славного Гутхорма Оленя.
- Откуда ты меня знаешь, колдун? -резко ответил ему Гутхорм, пристально глядя в серые глаза колдуна.
- А разве многие в лагере этом могут столь бесцеремонно к конунгу врываться, как то только ближайшему родичу дозволено?
Гутхорм опешил, некоторое время молча глядя на колдуна. Умен. И на норманском наречии говорит складно.
- Кто ты, что наши имена так хорошо знаешь, и на нашем наречии говоришь складно? И что за свое умение желаешь получить?
- На вопросы эти я уже повелителю твоему ответил, - спокойно финн проговорил, знак сделав спутникам своим пение прервать. - Если будет на то воля его, он и тебе расскажет.
Гутхорм пристально посмотрел на своего племянника.
- Ну, и что этот проходимец с тебя потребовал? Говори, я тоже это должен знать...
Не было злости в глазах Харальда, но все же с укоризной взглянул юноша на дядю, словно давая понять, что разговора в таком тоне он даже от Гутхорма не потерпит больше:
- Желает он оружие моих дедов получить, - так ответил конунг.
- Вот как? Кабы порчу он не навел на весь род наш. Слышишь, колдун? Не бывать тому. Если уж тебе и нужна вещь какая, то проси у меня, что хочешь.
- Отдай ему кинжал, которым ты Хьялли берсерка убил, - повелел Харальд. - И другое оружие тоже. Я слово дал колдуну этому, и держать его должен.
Улыбнулся при этих словах Сваси, провел ладонью по коже бубна что на поясе его висел, извлекая звук глухой и протяжный.
- Какое другое? -Гутхорм отстегнул кинжал и подал его колдуну рукоятью вперед. - повелел Харальд.
- Держи, колдун, будь моя воля, ничего бы ты от меня не получил. если тебе для колдовства нужно, то мне не жалко. Только объясни мне доходчиво, что это и вправду для дела нужно. Что еще ты хочешь взять для своей ворожбы?
- Право твое - знать, что для доброго дела отдаешь ты славное оружие, - кивнул финн, кинжал забирая, да за пояс его пряча. - Что же, слушай, Гутхорм и ты конунг внимай. Знаю я, что ведете вы род свой от богов древних - о том мне духи сказывали, в тот день, когда луна еще полной была. Сила предков ваших в оружии их могучем - и для того мне оно нужно, чтобы заклятия мои крепче стали, да чары могущественнее сделались. Тогда и Харальду и всем потомкам его силы прибудет.
- На время али насовсем тебе это оружие надобно? -с подозрением осведомился Гутхорм. - Ибо кинжала этого мне не жаль, но оружием предков разбрасываться мне тоже недостойно будет...
- Придет день, оно к вам вернется, это я обещаю.
- Возьми еще эту секиру... В ней великая сила заключена. Предок мой ей горного тролля убил с одного удара, который овец воровал... Видишь, топор каменный? Думаю этого тебе хватит для ворожбы.
- Ты щедр, Гутхорм, да племянник твой щедрее тебя - оттого и пророчат ему духи судьбу великую, - принял топор каменный Сваси, а затем так сказал. - Собирай людей, конунг, этой ночью я заклятия наложу великие, а поутру тропами тайными вас поведу через горы Оркдальские.
- Хорошо... Только учти, колдун, я ведь тоже в рунах и в колдовстве немного смыслю... Коли обманешь - из под земли тебя достану
- Не обману, и недели не пройдет, как вся рать ваша по ту сторону гор окажется, в долине богатой.
- Что же, поверю тебе на слово. Коль сделаешь все как обещал - будет тебе награда щедрая...
- Мою награду мне конунг обещал, и иной мне не нужно, - так финн сказал, а затем вышел, и дети, что с ним пришли, тоже шатер покинули.
- Что ты ему обещал, Харальд? -спросил Гутхорм, глядя на племянника с беспокойством. - Многовато этот финн захотел... Непрост он.
Вздохнул конунг, устало на шкуры опустившись.
- Копье Сигурда, Топор Гудреда и меч отца моего и платье матери колдун испросил, а помимо того сказал, что через десять лет еще с одной просьбой придет.
- Я лишь топор Хринга - первого конунга Хригнарики ему дал. И запомни, Харальд - никому не давай то, что принадлежирт только тебе, и принадлежит по праву.
- Вовремя ты дядя появился, - согласился конунг. - Иначе совсем околдовал бы меня финн этот, да только без его помощи не миновать нам гор.
Склонил голову молодой конунг, хотел было промолчать, но все же решил все сказать дяде, как было.
- Словно зачаровал меня этот финн, я и слова сказать не мог, - с горечью признался Харальд.
- Как бы силен ни был этот финн, и как бы его искусство ни было нужно - нельзя терять достоинство, - Гутхорм сказал. - Ты же ему все готов был отдать, что он ни попросит. Запомни на будущее, сын сестры моей - умей настоять на своем, и старайся показать другим. что воля твоя непреклонна. Чтобы не ты уговаривал кого-то, но лишь у тебя просили. Никому не показывай свои слабости, и никому не показывай что он тебе нужнее чем ты ему. То же самое и с женщинами: Никогда не показывай женщине, что она тебе рнужна больше всего на свете, ты достаточно велик чтобы брать от них то что тебе причитается и будешь еще более великим...
- Ты сейчас о клятве моей вспомнил, дядя?
- И не только о ней. Еще до того как ты родился, твоей матери был сон вещий, что родится у нее сын, который будет правит всей Норвегией, и род твой разрастется на весь север. И не будет конца роду твоему...
- Да только все это само в руки мне не дастся, - отрезал Харальд. - Самому мне взять надо все, что по праву моим быть должно! Так что собирай людей, пусть готовы выступать будут!
- Как скажешь, конунг. Но слова мои запомни. Не со зла я это все говорил тебе, а чтобы власть твоя была незыблема.
- Я то понимаю, дядя.
Халагаланд,Брюньольв
При помощи Тельтиара
Солнце взошло над Халагаландом, осветив долину. Вся земля окрасилась в золотисто-желтый цвет. Шум, говор, весёлые голоса раздались над Халагаландом, то приехали на остров Торгар купцы многочисленные. Брюньольв приглашал их каждый год, и они устраивали им торги. Землю свою давал под ярмарку, гесты его охраняли торговцев, а просил он за это меньше, чем на остальных островах. И приехали в этом году к нему эсты-торговцы. Хитрые они были, обмануть хотели Брюньольва. Хотели торговать на его земле, а налог ни Брюньольву не платить, ни правителю своему. Но Брюньольв был хитрей. Пригласил он эстов на пир, посадил возле себя, да говорит:
-Не хорошо это – договор заключать без согласия вашего правителя. Отправлю-ка я посланника к нему, договор заключать. А пока торгуйте, землю я вам выделю. Да воинов своих тоже.
Эсты видят, что не получился их обман, да стали уговаривать Брюньольва, что не нужны им его люди, они и сами охранять могут. Знали эсты, что Брюньольв ставит воинов не за товарами приглядывать, а за торговцами, чтобы не нарушили они договор, да убежать не дали.
Но сказал Брюньольв, сверкнув хитрыми глазами:
-Негоже моим гостям без охраны быть!
Делать нечего, пришлось эстам взять охрану, да ждать-дожидаться, пока Брюньольв с правителем договор заключат.
После пира ушёл Брюньольв в свои покои и задумался. Кого же послать к повелителю эстов. Сначала Барда хотел послать, да вспомнил, что через день собирается Бард к Сигрид съездить на остров Аласт.
Долго думал хитрый Брюньольв и наконец придумал. Решил он отправить Хрерика-бастарда, сына Бьергольва и Хильдирид. Заодно рассорил бы братьев. Они ведь давно зуб точили на Брюньольва за то, что он лишил их наследства.
Решив что-то про себя он кликнул слугу, чтобы тот приказал корабль снарядить, да Хрерика привести.
Вошёл Хрёрик в залу, посмотрел со злобою на Брюньольва.
-Зачем ты позвал меня сюда?
Улыбнулся Брюньольв, и сказал ласково:
-Уж не серчай на меня, Хрёрик. Ошибся я, выгнав вас из дому. Решил ошибку исправить. Отправлял я к вам послов с просьбой о прощении. Неужели не слышал ты их речи? Или же обида твоя столь крепка, что даже свидеться не хотел?
Удивился Хрёрик.
-Не было никаких послов! Не видывал их я на нашем острове.
-Как такое может быть? Получал я ответы от твоего брата, Харека. Говорил он, что не надобно вам ни земли, ни наследства. Что мириться вы не хотите.
-Харек? А вот как…ты всё решаешь за моей спиною, совета моего не спрашивая.
-Усмири свою злость, Хрерик. Говори лучше, пойдешь ли служить ко мне?
Злость затмила глаза Хрёрика. Не секунды он не раздумывал.
-Пойду!
Улыбнулся хитрый Брюньольв. Всё случилось так, как он хотел.
На следующий день приглашает Брюньольв Хрёрика к себе.
-Здраствуй, братец. Просьба у меня к тебе есть. Посланника нужно отправить к правителю эстов. Хотел я Барда отправить к нему, да уехал он к своей невесте. Съездишь ты вместо него? Дружина у тебя есть, я тебе ещё людей выделю. Если сумеешь с правителем договориться, то назначу я тебя главным своим советником.
Заблестели алчные глаза. И согласился Хрерик послом побыть, потому что очень ему хотелось советником стать, да лапу на земли Брюньольва положить.
Собрался Хрёрик в дорогу, и выехал на рассвете. И позвал тогда Брюньольв к себе эстов:
-Посланник уже в пути, не пройдёт и недели, как мы заключим договор.
После чего отпустил Брюньольв эстов, а сам пошёл на женскую половину к Хельге, жене своей.
Внезапно кто-то набросился на Брюньольва сзади. Но Брюньольв отскочил к стене, доверившись своему нюху, вдруг учуявшему опасность. Ню его никогда не подводил, и не подвёл и на этот раз. Брюньольв обернулся и увидел как убийца направил нож в его живот и, зло прищурившись, сделал выпад. Брюньольв перехватил его руку и направил вверх, выкручивая кисть. Лицо убийцы странно искривилось, ему было неимоверно больно. Рука его разжалась, и нож выпал, звонко стукнувшись о пол. Тут уж воины подоспели и схватили убийцу.
Привели его в пыточную.
-Кто приказал убить меня?
Убийца молчал, и смотрел на лендрманна исподлобья.
-Говорить не хочешь? А придётся!
Брюньольв достал тяжёлый молоток, окованный железом. На молоте было несколько шипов, испачканных запёкшейся кровью.
Убийца побелел.
-Ну как, будешь говорить?
Он прошептал:
-Нет…
Брюньольв кивнул воинам и они, скрутив убийцу, зажали его руку в специальных тисках. Тиски плотно обхватывали кисть, прижимая к столу. Брюньольв с плеча ударил молотом по кисти. Послышался тихий, пробирающий до костей звук. И почти сразу же – нечеловеческий крик.
-Будешь говорить?
Убийца помотал головой.
-Как хочешь. - пожал плечами Брюньольв и снова ударил, но уже чуть выше запястья. Потом, не отвлекаясь на крики, раздробил кости всей правой руки.
-Я СКАЖУ!!! Это Харек!! Он и тебя и брата своего погубить хочет!!
-Так я и думал. Никак Харек не успокоится, все извести меня хочет. Вытаскивайте. – кивнул Брюньольв воинам. Те выполнили приказ.
Убийца обмяк в руках воинов. Те немного растерялись и ослабили хватку. Пленник неожиданно дернулся и выскользнул из рук воинов. Падая на пол, он ударился виском об угол стола.
Один из воинов наклонился к нему и проверил дыхание.
-Он умер.
Но Брюньольв лишь досадливо пожал плечами. В его голове зрел план.
Брюньольв вышел на улицу из затхлого подвала. Крикнул херсиру:
-Собирай дружину! Едем за Хререком!
А сам ушёл в глубину острова, где была деревня. Эта деревня была ничем не примечательной, кроме того, что там было очень много мужчин, умеющих держать оружие. И не гнушающихся (естественно за звонкую монету) повоевать на чьей угодно стороне.
Брюньольв зашёл в дом к одному из лучших воинов.
-Здравствуй, Хрольв.
-И тебе здравствуй, Брюньольв. Ты, как всегда, по делам?
-Да. Мне нужен отряд, небольшой, и лучше не только из вашей деревни. Сможешь собрать?
-Конечно. Но в чём именно дело?
-Они должны напасть на отряд Хрерика, который направляется вместе с эстами к их предводителю. Думается мне, он нас предать решил. Когда нагонишь их, Хрерика не убивай. Покажи ему вот это. - Тут Брюньольв положил на стол тяжёлый предмет, закутанный в тряпку.- он поймёт, что я его подозреваю. Этим топором меня только что чуть не убили. И убийцу подослал он! Набирай ребят, Хрольв . И сам будь там. Мне понадобится твоя помощь. Когда отправишься, пошли одного из твоих ребят ко мне, предупредить, чтобы я тоже выехал.
Хрольв согласился, и, обсудив оплату, Брюньольв отправился домой. И через несколько часов, получив весть от Хрольва, что отряд уже в пути, выдвинулся туда и сам, вместе со своей дружиной.
Догнав Хрерика, Брюньольв и его бонды увидели, что на дружину Хрёрика нападают неизвестные воины. Брюньольв поскакал на выручку.
Столкнулись две дружины. Пронзительно закричал ещё совсем молодой парень из вражеского отряда, убитый самым первым. Сплюнул кровь матёрый воин, занес меч над одним из воинов Брюньольва, и тут же упал с раскроённой головой. На границе между дружинниками и их врагами возник кровавый вихрь – это Гюрдир, лучший воин Брюньольва, взялся за меч. Под его ударами всё падали и падали недруги.
Воины Брюньольва были умелей и опытней. А вражеский отряд двигались как-то странно, и на их лицах было выражение то ли ужаса, то ли удивления.
Бой шёл недолго. Дружинники просто смяли недругов. Осталась маленькая кучка, которой не давали отступить, перекрыв путь к лесу. Они оказались зажаты между полоской моря и дружинниками. Вдруг от вражеского отряда отделился один человек, чудом проскользнувший между дружинниками. Он подбежал прямо к Брюньольву:
-Но ты же говорил…
Брюньольв махнул мечом. По зелёной траве покатилась отрубленная голова Хрольва, марая красным землю и траву. После этого враги перестали сопротивляться. Всё было кончено в несколько минут.
Прошёлся Брюньольв по полю боя, вдруг неожиданно присел возле одного из трупов и удивлённо воскликнул:
-Хрерик! Не видел ли ты где-нибудь это оружие?
И вынул из рук мертвеца топор.
Удивился Хрерик, а потом побелел от злости.
-Откуда он взял топор моего брата? Постойте! Он же сам мне недавно говорил, что подарил топор своему другу! Так вот, значит, как…решил убить меня, братец?!!
Торжествующе сверкнули глаза Брюньольва.
Приехал Брюньольв с Хрериком домой. Ту же взяли под стражу Харека, да бросили его в острог, пока не соберутся годи судить его. А пока решил Хрерик узнать, почему брат так на него озлобился.
-Зачем ты старался убить меня, брат? Неужели тебе так нужно было наследство? Но ты же сам отказался от него!
Харек выглядел очень удивлённым. Он с жаром заспорил:
-Я ничего этого не делал! Это поклёп!
-Не ври мне, брат. У одного из нападавших на меня был твой топор! Тот самый, который ты подарил своему другу! - наседал Хрерик.
-Но Эрика убили год назад, в стычке с Брюньольвом!- с возмещением сказал Харек.
Хрерик замолчал. Потом проговорил:
-Так что же получается…
Но прервал речь Хрерика слуга. Сказал он, что Брюньольв срочно зовёт его к себе.
Харек же остался стоять в задумчивости.
-Так что же задумал Брюньольв?
При помощи Тельтиара
Солнце взошло над Халагаландом, осветив долину. Вся земля окрасилась в золотисто-желтый цвет. Шум, говор, весёлые голоса раздались над Халагаландом, то приехали на остров Торгар купцы многочисленные. Брюньольв приглашал их каждый год, и они устраивали им торги. Землю свою давал под ярмарку, гесты его охраняли торговцев, а просил он за это меньше, чем на остальных островах. И приехали в этом году к нему эсты-торговцы. Хитрые они были, обмануть хотели Брюньольва. Хотели торговать на его земле, а налог ни Брюньольву не платить, ни правителю своему. Но Брюньольв был хитрей. Пригласил он эстов на пир, посадил возле себя, да говорит:
-Не хорошо это – договор заключать без согласия вашего правителя. Отправлю-ка я посланника к нему, договор заключать. А пока торгуйте, землю я вам выделю. Да воинов своих тоже.
Эсты видят, что не получился их обман, да стали уговаривать Брюньольва, что не нужны им его люди, они и сами охранять могут. Знали эсты, что Брюньольв ставит воинов не за товарами приглядывать, а за торговцами, чтобы не нарушили они договор, да убежать не дали.
Но сказал Брюньольв, сверкнув хитрыми глазами:
-Негоже моим гостям без охраны быть!
Делать нечего, пришлось эстам взять охрану, да ждать-дожидаться, пока Брюньольв с правителем договор заключат.
После пира ушёл Брюньольв в свои покои и задумался. Кого же послать к повелителю эстов. Сначала Барда хотел послать, да вспомнил, что через день собирается Бард к Сигрид съездить на остров Аласт.
Долго думал хитрый Брюньольв и наконец придумал. Решил он отправить Хрерика-бастарда, сына Бьергольва и Хильдирид. Заодно рассорил бы братьев. Они ведь давно зуб точили на Брюньольва за то, что он лишил их наследства.
Решив что-то про себя он кликнул слугу, чтобы тот приказал корабль снарядить, да Хрерика привести.
Вошёл Хрёрик в залу, посмотрел со злобою на Брюньольва.
-Зачем ты позвал меня сюда?
Улыбнулся Брюньольв, и сказал ласково:
-Уж не серчай на меня, Хрёрик. Ошибся я, выгнав вас из дому. Решил ошибку исправить. Отправлял я к вам послов с просьбой о прощении. Неужели не слышал ты их речи? Или же обида твоя столь крепка, что даже свидеться не хотел?
Удивился Хрёрик.
-Не было никаких послов! Не видывал их я на нашем острове.
-Как такое может быть? Получал я ответы от твоего брата, Харека. Говорил он, что не надобно вам ни земли, ни наследства. Что мириться вы не хотите.
-Харек? А вот как…ты всё решаешь за моей спиною, совета моего не спрашивая.
-Усмири свою злость, Хрерик. Говори лучше, пойдешь ли служить ко мне?
Злость затмила глаза Хрёрика. Не секунды он не раздумывал.
-Пойду!
Улыбнулся хитрый Брюньольв. Всё случилось так, как он хотел.
На следующий день приглашает Брюньольв Хрёрика к себе.
-Здраствуй, братец. Просьба у меня к тебе есть. Посланника нужно отправить к правителю эстов. Хотел я Барда отправить к нему, да уехал он к своей невесте. Съездишь ты вместо него? Дружина у тебя есть, я тебе ещё людей выделю. Если сумеешь с правителем договориться, то назначу я тебя главным своим советником.
Заблестели алчные глаза. И согласился Хрерик послом побыть, потому что очень ему хотелось советником стать, да лапу на земли Брюньольва положить.
Собрался Хрёрик в дорогу, и выехал на рассвете. И позвал тогда Брюньольв к себе эстов:
-Посланник уже в пути, не пройдёт и недели, как мы заключим договор.
После чего отпустил Брюньольв эстов, а сам пошёл на женскую половину к Хельге, жене своей.
Внезапно кто-то набросился на Брюньольва сзади. Но Брюньольв отскочил к стене, доверившись своему нюху, вдруг учуявшему опасность. Ню его никогда не подводил, и не подвёл и на этот раз. Брюньольв обернулся и увидел как убийца направил нож в его живот и, зло прищурившись, сделал выпад. Брюньольв перехватил его руку и направил вверх, выкручивая кисть. Лицо убийцы странно искривилось, ему было неимоверно больно. Рука его разжалась, и нож выпал, звонко стукнувшись о пол. Тут уж воины подоспели и схватили убийцу.
Привели его в пыточную.
-Кто приказал убить меня?
Убийца молчал, и смотрел на лендрманна исподлобья.
-Говорить не хочешь? А придётся!
Брюньольв достал тяжёлый молоток, окованный железом. На молоте было несколько шипов, испачканных запёкшейся кровью.
Убийца побелел.
-Ну как, будешь говорить?
Он прошептал:
-Нет…
Брюньольв кивнул воинам и они, скрутив убийцу, зажали его руку в специальных тисках. Тиски плотно обхватывали кисть, прижимая к столу. Брюньольв с плеча ударил молотом по кисти. Послышался тихий, пробирающий до костей звук. И почти сразу же – нечеловеческий крик.
-Будешь говорить?
Убийца помотал головой.
-Как хочешь. - пожал плечами Брюньольв и снова ударил, но уже чуть выше запястья. Потом, не отвлекаясь на крики, раздробил кости всей правой руки.
-Я СКАЖУ!!! Это Харек!! Он и тебя и брата своего погубить хочет!!
-Так я и думал. Никак Харек не успокоится, все извести меня хочет. Вытаскивайте. – кивнул Брюньольв воинам. Те выполнили приказ.
Убийца обмяк в руках воинов. Те немного растерялись и ослабили хватку. Пленник неожиданно дернулся и выскользнул из рук воинов. Падая на пол, он ударился виском об угол стола.
Один из воинов наклонился к нему и проверил дыхание.
-Он умер.
Но Брюньольв лишь досадливо пожал плечами. В его голове зрел план.
Брюньольв вышел на улицу из затхлого подвала. Крикнул херсиру:
-Собирай дружину! Едем за Хререком!
А сам ушёл в глубину острова, где была деревня. Эта деревня была ничем не примечательной, кроме того, что там было очень много мужчин, умеющих держать оружие. И не гнушающихся (естественно за звонкую монету) повоевать на чьей угодно стороне.
Брюньольв зашёл в дом к одному из лучших воинов.
-Здравствуй, Хрольв.
-И тебе здравствуй, Брюньольв. Ты, как всегда, по делам?
-Да. Мне нужен отряд, небольшой, и лучше не только из вашей деревни. Сможешь собрать?
-Конечно. Но в чём именно дело?
-Они должны напасть на отряд Хрерика, который направляется вместе с эстами к их предводителю. Думается мне, он нас предать решил. Когда нагонишь их, Хрерика не убивай. Покажи ему вот это. - Тут Брюньольв положил на стол тяжёлый предмет, закутанный в тряпку.- он поймёт, что я его подозреваю. Этим топором меня только что чуть не убили. И убийцу подослал он! Набирай ребят, Хрольв . И сам будь там. Мне понадобится твоя помощь. Когда отправишься, пошли одного из твоих ребят ко мне, предупредить, чтобы я тоже выехал.
Хрольв согласился, и, обсудив оплату, Брюньольв отправился домой. И через несколько часов, получив весть от Хрольва, что отряд уже в пути, выдвинулся туда и сам, вместе со своей дружиной.
Догнав Хрерика, Брюньольв и его бонды увидели, что на дружину Хрёрика нападают неизвестные воины. Брюньольв поскакал на выручку.
Столкнулись две дружины. Пронзительно закричал ещё совсем молодой парень из вражеского отряда, убитый самым первым. Сплюнул кровь матёрый воин, занес меч над одним из воинов Брюньольва, и тут же упал с раскроённой головой. На границе между дружинниками и их врагами возник кровавый вихрь – это Гюрдир, лучший воин Брюньольва, взялся за меч. Под его ударами всё падали и падали недруги.
Воины Брюньольва были умелей и опытней. А вражеский отряд двигались как-то странно, и на их лицах было выражение то ли ужаса, то ли удивления.
Бой шёл недолго. Дружинники просто смяли недругов. Осталась маленькая кучка, которой не давали отступить, перекрыв путь к лесу. Они оказались зажаты между полоской моря и дружинниками. Вдруг от вражеского отряда отделился один человек, чудом проскользнувший между дружинниками. Он подбежал прямо к Брюньольву:
-Но ты же говорил…
Брюньольв махнул мечом. По зелёной траве покатилась отрубленная голова Хрольва, марая красным землю и траву. После этого враги перестали сопротивляться. Всё было кончено в несколько минут.
Прошёлся Брюньольв по полю боя, вдруг неожиданно присел возле одного из трупов и удивлённо воскликнул:
-Хрерик! Не видел ли ты где-нибудь это оружие?
И вынул из рук мертвеца топор.
Удивился Хрерик, а потом побелел от злости.
-Откуда он взял топор моего брата? Постойте! Он же сам мне недавно говорил, что подарил топор своему другу! Так вот, значит, как…решил убить меня, братец?!!
Торжествующе сверкнули глаза Брюньольва.
Приехал Брюньольв с Хрериком домой. Ту же взяли под стражу Харека, да бросили его в острог, пока не соберутся годи судить его. А пока решил Хрерик узнать, почему брат так на него озлобился.
-Зачем ты старался убить меня, брат? Неужели тебе так нужно было наследство? Но ты же сам отказался от него!
Харек выглядел очень удивлённым. Он с жаром заспорил:
-Я ничего этого не делал! Это поклёп!
-Не ври мне, брат. У одного из нападавших на меня был твой топор! Тот самый, который ты подарил своему другу! - наседал Хрерик.
-Но Эрика убили год назад, в стычке с Брюньольвом!- с возмещением сказал Харек.
Хрерик замолчал. Потом проговорил:
-Так что же получается…
Но прервал речь Хрерика слуга. Сказал он, что Брюньольв срочно зовёт его к себе.
Харек же остался стоять в задумчивости.
-Так что же задумал Брюньольв?
На подступах к Хладиру . Войско оркдальцев.
Споро добралось посольство до войска оркдальского, да еще быстрей весть о их возвращении достигла ушей конунга. Повелел он тот час, как до войска доедет ворон им посланный, сразу его к нему привести, чтоб поведал он о делах своих, как их справить сумел, все наказы ли выполнил. Потому не успели с коней исходящих паром горячим соскочить хирдманы, как гридни Грютингом за ними посланные подбежали:
– Конунг велел сразу как явитесь пред очи вас его привести, да говаривал чтоб не медлили.
– Совсем не жалеет нас конунг, даже роздыху с дороги не дал, сразу к себе потребовал. Мы ж, считай, с отбытия самого толком с седла не слазим, все места для сидения богами указаные поистерли себе.
– Ничего жрец, отдохнем все в Валгалле, вот тогда и медов попьем и девок потискаем, а пока свершать повеление конунга нужно вам.
– Мы пойдем, как конунг велел, ты же о конях побеспокоишься, да смотри, с дороги они, нерадивость проявишь, взыщу со всей строгостью!
Тяжело ступал жрец богов светлых Фрейвайр направляя стопы свои к Грютингу, и не леность виной тому стала, мозоли с непривычки от такой спорой езды верховой о круп конский натертые. Дружинники же, вои привычные к тяготам воинским, с важным видом за вороном следовали, да еще бы им не гордиться собой – все порученное с лихвой они справили. И предстали так в виде походном они перед Грютингом, соскочил с коня своего конунг, подошел к ним да сразу же выспросил:
– Как посольство ваше прошло, порученье мое вы справили?
– Справили все лучше некуда, хоть хотелось бы лучшего, да желать сверх того, что богов гневить.
– Хорошо, говорить мы не станем на улице, весть о вашем прибытии донесли дозоры заранее, и шатер уж успели разбить. Там и обсудим все приключившееся, отдохнете потом.
– В баньке бы кости попарить свои, с дороги ж мы только – начал жрец было.
– Понимаю я вас, но не время нам бани устраивать, ворог близко к нам расположился, да видать не прознал о нашем присутствии. Так не стану я ему нас по дымам выдавать, погоди уж до встречи с ним, а потом будет вам баня хоть с девками.
– Что нам до того прознает Хакон о нас или нет, то уже не имеет значения. Люди его же его нам предадут, никуда он от нас не денется.
– Добрая то весть, но давай же в шатер проходите. Там и эль для вас приготовили.
– Погоди, а как мы ужин вечером готовить будем, если ты огней запалить не разрешаешь.
– Обойдемся один раз холодным, потерпеть ради выгоды воинской можно.
Вслед за конунгом да жрецом в шатер вои проследовали перед конунгом своим чтоб ответ держать:
– Что же Исхер, начнем мы с тебя, а потом и с Фрейвайром потолкую. Рассказывай, счел ты дружинников Хакона? Сколько их? Да какие они? Сколько ярлов при нем находится?
– Не особо нам по Хладиру давали ходить, гридни Хаконовы словно псы по следам ходили, даже горнице с нами сидели. Все приглядывали, чтоб не выглядели мы лишнего. Только все равно мы смотрели, не на воев сторонних так на них же. Берегутся нас песьи дети, видать не зря опасаются, и хоть хирдманы в бой пойдут, настроение их не победное.
– Это понятно, дальше сказывай, бонды что, много ли их?
– Среди этого отродья турсового, много взглядов опасливых видывал. Да и то сказать разве были они когда воинами?! Только были такие, что держались с достоинством, страха пред нами не показывая, и один такой был, что нас встречал в имении. Что же до их числа, не заметил в имении я много землепашцев окружных, видать Хакон еще не собрал по зову стрелы.
– То нам будет только на руку. Видать удалось нам у границ земель наших преломить хребет войску хладирскому, да так что и силой своею собраться еще он не может. На держи, то тебе и людям ходившим наградою будет. – кинул Грютинг хельду своему кощелек кожаный, серебром набитый доверху.
– Я приказ отдал войску лагерем встать перед вашим прибытием, так что можете отдохнуть с вместе с братьями по оружию. Ступайте.
Зашумели тихо дружинники, одобряя щедрость Грютинга, тихо полог шатра упал за ушедшими воями.
–А теперь ты, Фрейвайр, рассказывай. Для начала как встретил вас Хакон старый?
– Сам он встретил он нас уважением, накормил с дороги, отдохнуть оставлял у себя, позаботиться о нас гридням своим наказывал. Уважение оказал то есть ворону, даже большее чем положено по обычаю. Только вот отказом на твое предложение он ответил мне, говорил, что угроз от тебя не страшится он.
– Что отказ ты получишь, я и так знал, на щенка своего все Хакон надеется. Только зря он силы моей не страшиться, далеко тот, кому он сапоги лизать захотел, а я тут уже, перед ним стою, в двери дома его постучать готов. Дальше рассказывай, что ярлы его? Ты обмолвился, предадут они мне его.
– Верно ты меня понял конунг. Предадут, хоть не все, но большое количество. Только цену за помощь просят они непомерную.
– Да?! Не бывать ярлам выше конунга! Коль захотят обмануть нас с вирой положенной, мечами право свое отстоять мы сумеем!
– Мнится мне, что ярл Гаулардаля Мар, в этом деле сам хочет конунгом над другими возвыситься, он за помощь свою землю потребовал. Хочет, чтобы ты не зарился на владения ярлов, что на помощь тебе выступят. К оркдальским владениям сможешь ты взять от фюльков, что во власти верных Хакону ярлов.
– Что земли свои берегут, то понятно, а что до конунжинья Мара, то мы посмотрим еще, как себя он покажет, и захочет ли кто из ярлов Транделага под ним ходить или нашу сторону примет. Но пока не побьем мы Хакона, рушить союз с ним не станем, мало ли как повернется все.
– И еще, говорил Мар, что рука дочки Хакона лишь тому достанется, кто отца ее на мечах тинге взять сумеет, кому Асы светлые милость окажут большую, с девой же и Хладир отойдет, как приданное.
– Много хочет ярл Гаулардаля, отдавать Ассу ему я не стану, не затем войну начинал я.
– Не сумел его убедить я в обратном, дерзки речи его в тот момент стали, не желает он руку девы твоей упускать.
– Что ж, она ему не достанется, будь по слову его. Только опередим мы Мара с мечей тингом, выступим мы навстречу ворогу еще затемно, да при первых солнца лучах песню смерти начнем. Ну а коль не успеет Мар, то его вина будет в том, что промедлил, Ассы светлые любят мужей смелых лишь, и победой их одарить готовы.
Говорил еще Грютинг с Фрайвайром о ярле мятежном, о Хаконе, узнавал у него о подробностях. Отпустил он жреца лишь когда выспросил все у того, что сказать он мог.
– Сослужил ты мне службу знатную, а по службе и награда славная тебе будет. Получи от меня ты в дар перстень ромейского злата, да готовься сегодня жертвы от меня Фрейру принести. Словно бы к твоему возвращению, из прошлой деревни остались три борова у нас, порадуем жертвой твоего покровителя мы.
– Ты же говорил, что огней не зажечь нам сегодня?
– Ярлам мы мясо прожарим на углях в палатке, ближние хирдманы же сырым, как мы кровью удовольствуются. Тебе, чтоб ночь не казалась прохладной, дам рабыню постель согревать.
– Милость твоя безгранична владыка, потому и любим ты богами. – откланялся жрец покидая палатку оркдальского конунга.
Споро добралось посольство до войска оркдальского, да еще быстрей весть о их возвращении достигла ушей конунга. Повелел он тот час, как до войска доедет ворон им посланный, сразу его к нему привести, чтоб поведал он о делах своих, как их справить сумел, все наказы ли выполнил. Потому не успели с коней исходящих паром горячим соскочить хирдманы, как гридни Грютингом за ними посланные подбежали:
– Конунг велел сразу как явитесь пред очи вас его привести, да говаривал чтоб не медлили.
– Совсем не жалеет нас конунг, даже роздыху с дороги не дал, сразу к себе потребовал. Мы ж, считай, с отбытия самого толком с седла не слазим, все места для сидения богами указаные поистерли себе.
– Ничего жрец, отдохнем все в Валгалле, вот тогда и медов попьем и девок потискаем, а пока свершать повеление конунга нужно вам.
– Мы пойдем, как конунг велел, ты же о конях побеспокоишься, да смотри, с дороги они, нерадивость проявишь, взыщу со всей строгостью!
Тяжело ступал жрец богов светлых Фрейвайр направляя стопы свои к Грютингу, и не леность виной тому стала, мозоли с непривычки от такой спорой езды верховой о круп конский натертые. Дружинники же, вои привычные к тяготам воинским, с важным видом за вороном следовали, да еще бы им не гордиться собой – все порученное с лихвой они справили. И предстали так в виде походном они перед Грютингом, соскочил с коня своего конунг, подошел к ним да сразу же выспросил:
– Как посольство ваше прошло, порученье мое вы справили?
– Справили все лучше некуда, хоть хотелось бы лучшего, да желать сверх того, что богов гневить.
– Хорошо, говорить мы не станем на улице, весть о вашем прибытии донесли дозоры заранее, и шатер уж успели разбить. Там и обсудим все приключившееся, отдохнете потом.
– В баньке бы кости попарить свои, с дороги ж мы только – начал жрец было.
– Понимаю я вас, но не время нам бани устраивать, ворог близко к нам расположился, да видать не прознал о нашем присутствии. Так не стану я ему нас по дымам выдавать, погоди уж до встречи с ним, а потом будет вам баня хоть с девками.
– Что нам до того прознает Хакон о нас или нет, то уже не имеет значения. Люди его же его нам предадут, никуда он от нас не денется.
– Добрая то весть, но давай же в шатер проходите. Там и эль для вас приготовили.
– Погоди, а как мы ужин вечером готовить будем, если ты огней запалить не разрешаешь.
– Обойдемся один раз холодным, потерпеть ради выгоды воинской можно.
Вслед за конунгом да жрецом в шатер вои проследовали перед конунгом своим чтоб ответ держать:
– Что же Исхер, начнем мы с тебя, а потом и с Фрейвайром потолкую. Рассказывай, счел ты дружинников Хакона? Сколько их? Да какие они? Сколько ярлов при нем находится?
– Не особо нам по Хладиру давали ходить, гридни Хаконовы словно псы по следам ходили, даже горнице с нами сидели. Все приглядывали, чтоб не выглядели мы лишнего. Только все равно мы смотрели, не на воев сторонних так на них же. Берегутся нас песьи дети, видать не зря опасаются, и хоть хирдманы в бой пойдут, настроение их не победное.
– Это понятно, дальше сказывай, бонды что, много ли их?
– Среди этого отродья турсового, много взглядов опасливых видывал. Да и то сказать разве были они когда воинами?! Только были такие, что держались с достоинством, страха пред нами не показывая, и один такой был, что нас встречал в имении. Что же до их числа, не заметил в имении я много землепашцев окружных, видать Хакон еще не собрал по зову стрелы.
– То нам будет только на руку. Видать удалось нам у границ земель наших преломить хребет войску хладирскому, да так что и силой своею собраться еще он не может. На держи, то тебе и людям ходившим наградою будет. – кинул Грютинг хельду своему кощелек кожаный, серебром набитый доверху.
– Я приказ отдал войску лагерем встать перед вашим прибытием, так что можете отдохнуть с вместе с братьями по оружию. Ступайте.
Зашумели тихо дружинники, одобряя щедрость Грютинга, тихо полог шатра упал за ушедшими воями.
–А теперь ты, Фрейвайр, рассказывай. Для начала как встретил вас Хакон старый?
– Сам он встретил он нас уважением, накормил с дороги, отдохнуть оставлял у себя, позаботиться о нас гридням своим наказывал. Уважение оказал то есть ворону, даже большее чем положено по обычаю. Только вот отказом на твое предложение он ответил мне, говорил, что угроз от тебя не страшится он.
– Что отказ ты получишь, я и так знал, на щенка своего все Хакон надеется. Только зря он силы моей не страшиться, далеко тот, кому он сапоги лизать захотел, а я тут уже, перед ним стою, в двери дома его постучать готов. Дальше рассказывай, что ярлы его? Ты обмолвился, предадут они мне его.
– Верно ты меня понял конунг. Предадут, хоть не все, но большое количество. Только цену за помощь просят они непомерную.
– Да?! Не бывать ярлам выше конунга! Коль захотят обмануть нас с вирой положенной, мечами право свое отстоять мы сумеем!
– Мнится мне, что ярл Гаулардаля Мар, в этом деле сам хочет конунгом над другими возвыситься, он за помощь свою землю потребовал. Хочет, чтобы ты не зарился на владения ярлов, что на помощь тебе выступят. К оркдальским владениям сможешь ты взять от фюльков, что во власти верных Хакону ярлов.
– Что земли свои берегут, то понятно, а что до конунжинья Мара, то мы посмотрим еще, как себя он покажет, и захочет ли кто из ярлов Транделага под ним ходить или нашу сторону примет. Но пока не побьем мы Хакона, рушить союз с ним не станем, мало ли как повернется все.
– И еще, говорил Мар, что рука дочки Хакона лишь тому достанется, кто отца ее на мечах тинге взять сумеет, кому Асы светлые милость окажут большую, с девой же и Хладир отойдет, как приданное.
– Много хочет ярл Гаулардаля, отдавать Ассу ему я не стану, не затем войну начинал я.
– Не сумел его убедить я в обратном, дерзки речи его в тот момент стали, не желает он руку девы твоей упускать.
– Что ж, она ему не достанется, будь по слову его. Только опередим мы Мара с мечей тингом, выступим мы навстречу ворогу еще затемно, да при первых солнца лучах песню смерти начнем. Ну а коль не успеет Мар, то его вина будет в том, что промедлил, Ассы светлые любят мужей смелых лишь, и победой их одарить готовы.
Говорил еще Грютинг с Фрайвайром о ярле мятежном, о Хаконе, узнавал у него о подробностях. Отпустил он жреца лишь когда выспросил все у того, что сказать он мог.
– Сослужил ты мне службу знатную, а по службе и награда славная тебе будет. Получи от меня ты в дар перстень ромейского злата, да готовься сегодня жертвы от меня Фрейру принести. Словно бы к твоему возвращению, из прошлой деревни остались три борова у нас, порадуем жертвой твоего покровителя мы.
– Ты же говорил, что огней не зажечь нам сегодня?
– Ярлам мы мясо прожарим на углях в палатке, ближние хирдманы же сырым, как мы кровью удовольствуются. Тебе, чтоб ночь не казалась прохладной, дам рабыню постель согревать.
– Милость твоя безгранична владыка, потому и любим ты богами. – откланялся жрец покидая палатку оркдальского конунга.
Трандхейм. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.
- По воле твоей я явился, мой конунг, - Бьорн согнул голову в низком поклоне.
- Садись, - повелел Хакон. Перстом на скамью указав. – Да сказывай, много ли люда у нас. Чую, не станет соседушка медлить, мой ответ получив.
- Мало пока у тебя воев, владыка, - вздохнул Бьорн, да тряхнул своей гривой косматой. – Ярлы твои своевольные не шибко торопятся хирдманов во Хладир приводить. Кроме того, многие из них в приеме твоем себе обиду измыслили.
- Знаю я всех мужей ратных, что в Трандхейме родились, - молвил конунг задумчиво. – Кто-то силен да душей чист – но в речи лукавой кривды не слышит. А кто-то просто жаден да злоязык. Беда от таких мужей в любых землях. Эх, лучше бы умные лиходеи, чем глупые жадины здесь нарождались. Все ж – Трандхейму был бы почет, хоть конунгу и убыток. А так – лихо одно, как не глянь. За измену властителю Один их покарает, не любы Отцу Битв перебежчики. Но – плохой я властитель, коли лишь на богов понадеюсь, - Хакон нахмурил брови седые, думу тяжелую думая: - Пошли ты ныне гонцов во все стороны – пусть войска поторопят. Выбери парней головастых, из тех молодцов, что сказы скальдовы про подвиги ратные рты раскрыв давеча слушали. Да подбери тех, у кого язык ладно подвешен. Пусть на все смотрят - да бают про то ладно. Узнаем мы точно, кто из ярлов моих сражаться придет, к кому щиты другой стороной поворачивать нужно. Да и бондам дух боевой все же поднимем. Хоть нету в них лютости воинской да умения доброго, но в битве за болото родное всякий кулик – сокол безжалостный. С одним хозяином, может, и лихо, а с десятью – всяко по миру пойдешь. Не с руки воям чужим бондов щадить да о благе их думать. Страх их быстрее гордости под знамена поставит. Пусть гонцы пострадают в селеньях рассказами. Хоть про Гандальва сказывают, как не щадил он ни бондов ни пленников, кровью снег заливая. В глазах земледельцев все конунги кроме ближнего к ним владыки на един лик. Даст Тор – будут судить Грютинга по Гандальву.
- Ничем пока он не доказал он, что лучше Серого Конунга, - ответствовал Бьорн. – Так что пройдет эта лжа меж селян незнающих, за правду воспримется.
- Лжа, говоришь? Война наша лишь началась, а цыплят считают по осени. Посмотрим, на деле ли Грютинг люд простой бережет, или просто своих молодцев голодом морить не хотел. Все же жить в домине хозяйской всяко приятнее, чем спать на снегу.
- Сделаю, как ты велишь, обернусь вборзе, - заверил Хакона верный Бьорн.
- Боги воздадут тебе за верность твою, - торжественно возвестил конунг. – На почетном месте в дружине у Одина ты ходить будешь.
- Хорошо бы, конечно. Но дотоль я в дружине твоей похожу. Оставь мысли черные Грютингу, славный владыка. Клинки наши остры, да и Харальд, наверное, уж о беде Трандхейма прослышал.
И, желаю повеселить властелина, Бьорн, краснея, выдал ему неуклюжую вису. Знатоки меда поэзии, видать, сморщили бы над ней нос, но храбрый воитель был более привычен орудовать клинком, нежели словом:
Хакон из Трандхейма славный
В битву воинов водит смело
И стрелой, и словом точным
Ворогов разит без счета.
Грютинг, молодой да дерзкий
Скверное замыслил дело
Рать сбирал он день и нощно
Чтобы пал Хладир до лета.
Хитрость, данную годами
Старый волк щенку покажет,
Не помогут стрелы в спину
Грютингу стать господином.
Транделаг богат щитами,
Только конунг слово скажет
Вмиг жестокую годину
Мы захватчику устроим.
Харальд, наш союзник смелый
Даром, что годами молод
Избежав врагов обмана,
Тора знаками отмечен.
Знает ратное он дело:
Коли Грютинг кинет повод
В миг Агдир на поле бранном
Рядом с нами встанет в сече.
Хрингарики властитель
Конунг Гутхорм в одиночку
Отомстил отца убийце
Будучи зелен да молод.
Ныне снова тот воитель
Ворогу испортил ночку:
И Гудбранду-кровопийце
В Хель пожить измыслил повод.
Улыбнулся Хакон впервые с совета, да глаза его старые младым светом зажглись. Сказал он Бьорну слова благодарные за намеренье доброе, и плащом с плеч своих одарил. Ярл словно на крыльях унесся к дружине, ног под собою не чуя.
А Хакон меж тем снова задумался о делах во Хладире.
- По воле твоей я явился, мой конунг, - Бьорн согнул голову в низком поклоне.
- Садись, - повелел Хакон. Перстом на скамью указав. – Да сказывай, много ли люда у нас. Чую, не станет соседушка медлить, мой ответ получив.
- Мало пока у тебя воев, владыка, - вздохнул Бьорн, да тряхнул своей гривой косматой. – Ярлы твои своевольные не шибко торопятся хирдманов во Хладир приводить. Кроме того, многие из них в приеме твоем себе обиду измыслили.
- Знаю я всех мужей ратных, что в Трандхейме родились, - молвил конунг задумчиво. – Кто-то силен да душей чист – но в речи лукавой кривды не слышит. А кто-то просто жаден да злоязык. Беда от таких мужей в любых землях. Эх, лучше бы умные лиходеи, чем глупые жадины здесь нарождались. Все ж – Трандхейму был бы почет, хоть конунгу и убыток. А так – лихо одно, как не глянь. За измену властителю Один их покарает, не любы Отцу Битв перебежчики. Но – плохой я властитель, коли лишь на богов понадеюсь, - Хакон нахмурил брови седые, думу тяжелую думая: - Пошли ты ныне гонцов во все стороны – пусть войска поторопят. Выбери парней головастых, из тех молодцов, что сказы скальдовы про подвиги ратные рты раскрыв давеча слушали. Да подбери тех, у кого язык ладно подвешен. Пусть на все смотрят - да бают про то ладно. Узнаем мы точно, кто из ярлов моих сражаться придет, к кому щиты другой стороной поворачивать нужно. Да и бондам дух боевой все же поднимем. Хоть нету в них лютости воинской да умения доброго, но в битве за болото родное всякий кулик – сокол безжалостный. С одним хозяином, может, и лихо, а с десятью – всяко по миру пойдешь. Не с руки воям чужим бондов щадить да о благе их думать. Страх их быстрее гордости под знамена поставит. Пусть гонцы пострадают в селеньях рассказами. Хоть про Гандальва сказывают, как не щадил он ни бондов ни пленников, кровью снег заливая. В глазах земледельцев все конунги кроме ближнего к ним владыки на един лик. Даст Тор – будут судить Грютинга по Гандальву.
- Ничем пока он не доказал он, что лучше Серого Конунга, - ответствовал Бьорн. – Так что пройдет эта лжа меж селян незнающих, за правду воспримется.
- Лжа, говоришь? Война наша лишь началась, а цыплят считают по осени. Посмотрим, на деле ли Грютинг люд простой бережет, или просто своих молодцев голодом морить не хотел. Все же жить в домине хозяйской всяко приятнее, чем спать на снегу.
- Сделаю, как ты велишь, обернусь вборзе, - заверил Хакона верный Бьорн.
- Боги воздадут тебе за верность твою, - торжественно возвестил конунг. – На почетном месте в дружине у Одина ты ходить будешь.
- Хорошо бы, конечно. Но дотоль я в дружине твоей похожу. Оставь мысли черные Грютингу, славный владыка. Клинки наши остры, да и Харальд, наверное, уж о беде Трандхейма прослышал.
И, желаю повеселить властелина, Бьорн, краснея, выдал ему неуклюжую вису. Знатоки меда поэзии, видать, сморщили бы над ней нос, но храбрый воитель был более привычен орудовать клинком, нежели словом:
Хакон из Трандхейма славный
В битву воинов водит смело
И стрелой, и словом точным
Ворогов разит без счета.
Грютинг, молодой да дерзкий
Скверное замыслил дело
Рать сбирал он день и нощно
Чтобы пал Хладир до лета.
Хитрость, данную годами
Старый волк щенку покажет,
Не помогут стрелы в спину
Грютингу стать господином.
Транделаг богат щитами,
Только конунг слово скажет
Вмиг жестокую годину
Мы захватчику устроим.
Харальд, наш союзник смелый
Даром, что годами молод
Избежав врагов обмана,
Тора знаками отмечен.
Знает ратное он дело:
Коли Грютинг кинет повод
В миг Агдир на поле бранном
Рядом с нами встанет в сече.
Хрингарики властитель
Конунг Гутхорм в одиночку
Отомстил отца убийце
Будучи зелен да молод.
Ныне снова тот воитель
Ворогу испортил ночку:
И Гудбранду-кровопийце
В Хель пожить измыслил повод.
Улыбнулся Хакон впервые с совета, да глаза его старые младым светом зажглись. Сказал он Бьорну слова благодарные за намеренье доброе, и плащом с плеч своих одарил. Ярл словно на крыльях унесся к дружине, ног под собою не чуя.
А Хакон меж тем снова задумался о делах во Хладире.
Это облегченная версия форума. Для просмотра полной версии с графическим дизайном и картинками, с возможностью создавать темы, пожалуйста, нажмите сюда.