Транделаг. Войско Харальда.
Совместно Тельтиар и avarach

С песнями шагали дружинники Грютинга, еще бы, славу они стяжали знатную. Хоть и не было в походе их добычи, кроме как снятого с тел врага, да мелочи что в обозах взятых, да зато своих мало потеряли. Не зря, ой не зря Грютинг в спину восставшим ударил, считай по телам ворога шли, потом обирали их же, полон средь бондов мятежных собирать удобнее было. Только Грютинг вот почему-то велел их в кучу согнать, перемешать меж собою.
– Владыка, под твоею рукой мы и славой себя покрыли. Даже то, что часть взятого агдирцам вернуть пришлось как долю конунжью, не уменьшило радости воев твоих. Но скажи мне, зачем ты сброд полоненный толпою одной ведешь? – первым не смог сдержать изумления молодой Асгейр, когда дружина оркдальская на привал встала.
– Верно малец говорит, небывало такого чтоб полон у воев весь отбирали. Хоть и довольны они взятым, но на то с неодобрением смотрят, – поддержал вопрос Исер, хельд по пятам за Грютингом следующий.
– А зачем сделал я это, вот сейчас и узнаете, – отвечал Грютинг с усмешкой. – Харальд оставить их может потребовать в Транделаге, Хакон все ж зятем ему ныне станет. Зачем ему людьми разбрасываться, хоть и подлыми?! Хочу попробовать их к нам переманить.
И коня своего направил к толпе полонян словно стадо вместе сбившихся. Плач и стон меж ними царили, девы и жены из покоренных селений тут смешались с мужами и парнями безусыми, что с самой битвы за войском следовали.
– Слушайте меня, вы сыть волчья. Сейчас буду судьбу решать вашу, – громом прокатился голос ярла Оркдаля над головами полона.
– Станете ли рабами вы в землях родных, без права судьбу свою самим вершить, иль пойдете под руку конунга Харальда с войском оркдальским, верность блюдя нам? Коль вступить в ряды пожелаете наши, под знамена встать захотите славные, будет даден вам шанс доказать свою верность свершениями.
Гулом нестройным отозвались ряды дружинников Грютинга, в страхе головы свои бонды мядежные от гнева в нем слышавшегося в плечи стали прятать.
– А ну тихо! – прикрикнул на воев своих Грютинг. – Хоть и предали они господина своего, союзника нашего, да только грабить его, отбирая людей в рабство, не по предку закону будет. Путь один у них только. Стать рабами навек иль в верности присягнуть победителям, искупить кровью и службой вину свою. А кто поперек слова моего выступит, поживы мимолетной ради дружбу порушить с соседями нашими возжелает, тот изведает гнева моего полной мерою. Пусть не ждут ослушники снисхождения. Я сказал.
Попритихли оркдальцы после слов водителем их сказанных. В самом деле, кто же на соседе живота им нажить позволит?! Тишина повисла над полем, да не долго она продлилось, с всхлипами первый человек прямо сквозь стражу к сапогам Грютинга кинулся, под руку оркдальскую принять молил он. А за ним потянулись и другие полоняне, никто не желал участи рабской. Молча концами копий отбрасывали самых настырных, телохранители, не пуская сброд до своего господина. Лишь на его лице в тот момент улыбка была торжествующая, еще бы вроде и в верности Харальду он заставил поклясться людей, да только пойдут они с его войском ныне, за него встанут.

- Что там за крики? - Харальд спросил, на войско Грютинга оглядываясь. Споро один из людей его возвернулся, такие речи сказав:
- Грютинг бондов полоненых себе в верности присягать заставляет, хочет их вестимо из Транделага в Оркдаль увести.
Усмехнулся лишь конунг - все едино ему было, где его слуги ему служить будут - в Трандхейме ли или в Оркдале, да вон все равно коня развернул, направился к ярлу оркдальскому.

– Смотри, доиграешься Грютинг. Вон сюда уже Харальд правит, сейчас он с тебя спросит, за содеянное, – вовремя весть о прибытии конунга подал Грютингу Исхер.
– Да не омрачится никогда твой взор, верный мой друг. Всегда ты меня вовремя предупреждаешь. – откликнулся ярл, и снова во весь голос полону крикнул.
– А ну, отродье турсово, славьте Громче Харальда. Сам он едет принимать клятвы верности ваши. Покажите ему свое радение!
Вновь голосить принялись бонды мятежные, только в этот раз хвалу превзнося агдирскому конунгу.
– А ну громче и стройнее! Даже я вас отсюда понять не могу, а вы хотите чтоб уши конунга от ваших стонов страдали!
Дружнее раздаваться стали крики Харальда славящие, уже можно было хвалы различить. Повернул под этот нестройный хор коня своего Грютинг и направил его на встречу к Харальду.
- Ладно, смотрю, голосят холопы, - искривил губы в усмешке конунг, глядя на толпу, но затем голос его сделался резким. - Ты скажи мне, Грютинг, по чьему велению слуг себе берешь?
– Зачем же себе?! – голосом удивления полным вопросил Харальда ярл. – Все тебе конунг, все тебе. Вот заставил их в верности тебе поклясться, хоть кого рядом спроси. Я же только хочу присмотреть, чтоб клятву свою они порушить не смели. Боги свидетели мне будут, не было у меня мысли никакой подлой, лишь о землях твоих радение.
- Не сомневаюсь, - конунг переводил взгляд с подобострастной толпы на ярла и обратно. Все норовит свою выгоду получить, а эти и рады, что шкуры сохранили. Рабское племя. Ну, пусть в Оркдаль идут - мало там рабочих рук осталось, а так - хоть эти хозяйство подымут да вдов поутешат. - Что же, за доблесть твою и план славный, победу нам принесший, можешь и дальше их судьбами распоряжаться нам на благо.
– Благодарю тебя конунг, – склонил голову Грютинг. – Воистину безгранична твоя милость и мудрость твоя лишь с богами нашими сравнима. А уж прослежу чтоб племя это рабское вновь предать не посмело конунга своего, из кольца гор Оркдальских так просто не выбраться, как на ладони у меня они будут.
- Достойны похвалы твои начинания.
Харальд развернул коня, и бросил словно невзначай, уже уезжая.
- На свадьбе моей по левую руку от меня сядешь.
– Не устаю возносить милость твою перед богами и людьми конунг. Но скажи мне, разве не Гутхорма место ты мне занять предлагаешь? Не могу я дорогу конунга дяде перейти. Воспитан отцом своим я в вежестве. Не могу я принять дар столь щедрый. Да и Гутхорм обиду затаить на меня может, дозволь сразу поле него место с тобой рядом занять.
- Коли не хочешь, чтобы я обиду затаил - сядешь.
Не терпел пререканий Харальд конунг.
– Что ж, будь по слову твоему, – согласился Грютинг.

Транделаг. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

Нелегкая заботы пала ныне на плечи старого Хакона. Одна конунжья свадьба – и то пир на весь мир, а в Хладире ныне три разом планировались. Великая честь, спору нет, ну, так и спрос тоже нешуточный. Ради такого события люда понаедет несчитано, и долг хозяина – каждого накормить досыта, напоить допьяна и спать уложить под охраной. Да еще и обиду замять, если кто из гостей кому с пьяных глаз съездит по шее. Нет, тут надо воистину ужом извиваться, чтобы за всем доглядеть. Седой конунг то знал и даже не собирался спорить изворотливостью с богом Огня. Вестимо, что Локи на поприще этом не перебороть, а потому нашел Хакон надежных мужей – да возложил часть забот на их плечи. Разговоры с купцами да заботы о яствах да пиве – на Бьорна оставил. Ярл верный, хоть и выглядел увальнем, в делах хозяйственных толк понимал, и, хоть и махал в битве секирой, что Тор Мьолниром, половину купцов норвежских ведал по батюшке. Те ярла транделагского уважали за доблесть и чтили за вежество, а потому цен запредельных на свой товар при нем не заламывали.
Надзирать за порядком конунг поставил Ахти Йотуна. Муж молодой быстро восстановил телесную могуту, малость подточенную полоном, и один вид его в полном доспехе заставлял забияк протрезветь и опамятоваться. А, ежели кто дюже упорный вдруг попадался – то мигом остывал от молодецкой затрещины. Рука у Ахти была диво тяжелая, а обнажить оружие на конунжьего человека, оскорбив разом трех северных владык не решились и пьяные вусмерть.
Сам же старый Хакон распоряжался праздничным обустройством, взяв себе в помощника Хакона младшего. Тот только диву давался, сколько всего, как оказывается, надо учесть. Сколько столов поставить людям дружинным, а сколько – для люда простого и челяди. Как их расставить, чтобы никто из владык не обиделся и все молодые на виду разом были. Сколько жертв надобно отдать асам и ванам в честь подобного празднества? Столько всего, что голова юноши кругом пошла. Старый же конунг чувствовал себя в этой суете на диво уверенно, был спокоен и тверд, да и дело у него спорилось. Еще больше зауважал молодой Хакон отца своего. И решился-таки задать ему вопрос, долго терзавший душу:
- Скажи мне, о конунг, почему отдаешь ты Транделаг Харальду, ежели решил взять молодую жену? Ужели не принесет она тебе крепкого сына?
- Я мог бы сказать, что решение то было принято задолго до мыслей о моей новой женитьбе, - ответил старец. – И то, что мужу не гоже походить на облако, гонимое ветром и быть столь же непостоянным в словах и делах. Но дело не только в том. Сын мой от юной жены, если родиться, не скоро войдет в лета и станет мужем, способным управлять Транделагом. Увы, враги наши ждать долго не станут… а, кроме того, кто знает, каким сердцем наградит Фрейа этого мальчика. Может, он будет слаб да труслив? Смогу ли я доверить такому земли отцовы, будь он хоть десять раз моим сыном? Нет, вижу я доблесть Харальда. Он молод и порою горяч, но с ним – боги. И победа ему улыбается. Я же люблю Трандегаг и желаю видеть его, не раздираемым усобицей, как непременно бы вышло, а под рукой сильного конунга. Потому и решенье мое неизменно.
- Мудр ты, владыка, - склонил голову младший Хакон. – Не понимал я причин, а, как ты заговорил – все ясным как день многом стало.

Альвхеймар. Асгейр и беглецы
С ДЛ

После отплытия Гандальва пять дней прошло. Крепко держал в своих руках власть, конунгом оставленную Асгейр, однако заслугой тому было не столько разумение ярлово, сколько то, что Гандальв крамолу огнем и мечом повывел. Ярлу же верному только и остовалось, что и дальше за тем следить, как рать альвхеймарская в числе множится да кузнецы брони и оружье новое куют в замен утерянному.
Оттого и удивлен был Асгейр, когда к нему слуга прибежал, сказав что на двор усадебный оборванцы явились уставшие, да видом напуганные. Хотел было приказать в шею гнать их ярл, да дальше слуга сказал, что в одном из пришедших херсир Вольфстейн сына своего признал, Гандальвом в Раумарики отправленного.
Велел тогда Асгейр в усадьбу всех пришедших привести, да допрос им учинить собрался, почто имена отцов своих позорят, да наказ конунгов не исполняют.
Вои, отправленные конунгом в помощь Асмунду, и впрямь, выглядели не гриднями славного владыки. А оборванцами разбору последнего. Словно побывала в лапах всех окрестных медведей… или ломились через чащу, не разбирая пути да себя не щадя. Нахмурился ярл, да кивнул слугам на чернобородого мужика, который смотрелся разумнее прочих.
- Ты! Скажи, чьего роду будешь?
- Тьодольва Рваного брат меньший, - молвил воин. – Сваном кличут.
- Так молви, Сван, почто вы на двор конунга своего притекли, когда сказывал он вам Асмунду помочь резать глотки нашим врагам из Агдира? Может быть этот предатель снова дурное удумал?
- Лжи не молвлю, ярл светлоокий – принял он нас хорошо, хоть и без радости бурной. А вот проводил мечами да стрелами. Да только не Асмунд в том виновен, его и в усадьбе-то не было.
- Гридни его против воли конунговой пошли? – удивился Асгейр. Конунг был самозванцем, но все же не казался безголовым дурнем, способным довериться худым советчикам.
- Ой, ярл, и не спрашивай! Я считал себя смелым мужем, а тут – боюсь молвить. Как вспомню – сердце останавливается, будто у немощной старухи.
- Да ты не только ослушник, но и трус ко всему, - скривился ярл, на другого гридня взор переводя. - Может тогда ты мне расскажешь, коли этот муж, даром что доспехи носит, а храбрости в нем не больше чем в Хаки Малодушном.
При этом имени все пришлые вои разом позеленели, будто прокисшего молока разом отведав.
- Ну, что побледнели, как зайцы в зимнюю стужу?
- Не поминай мертвяка неупоконенного к ночи, светлый ярл, - ответил на то Сван. – Явился он нам в землях Асмунда. Стоял как живой, вот, как до тебя сейчас до него было. Только лик имел мертвецкий, без кровинки, да Хель сама за плечом его правым стояла. Ох, что он нам там напророчил, светлый ярл! Лик был Хаки – а нутро не его, живой сын Гандальва так отродясь не говаривал. Псами нас звал да кровью своей попрекал. Говорил, что за проклятое дело взялись, помогая агдирцам и что все наши мертвые теперь встанут, Рагнарека не дождавшись… - тут у викинга от страха дыхание перехватило.
Асгейр столь сильно зубами заскрежетал, что стали крошиться они. Не хотел он верить в слова гридня, но понимал - мало что могло воина обученного до дрожи такой напугать.
- А Фенрира Волка да Йормунганда рядом с Хаки случаем не было? - Наконец бросил он. - Какое дело Хель до вас, турсова отродья, коли она сама царство свое покинуть не может до самых Сумерек Вечных! А ну признавайся - пили вы в ту ночь? Да, мниться мне - пили изрядно!
- Что выпили – все вмиг улетело, трезвыми как стекло вышли мы из той хаты.
- Да то, что вы вышли и какими дошли - я вижу, - злоба начала ярлом овладевать. - Сызнова мне расскажи, что за холопа ты принял за конунжича сгинувшего, да откуда там Хель взяться?
- Вот как дело было, ярл многомудрый, - принялся за рассказ тот же Сван. – Погода ненастной было, Тор молнии кидал да дождь лил знатный, так что мы рано разошлись по доминам. Только легли – слышим крик дикий. Ну, поскольку веры молодцам агдирским у нас не было ни на медяшку, схватили мы секиры – да на звук побежали. Заходим в дом – и видим такое… советник, которого Асмунгд главным назначил – на полу лежит без дыхания. Крови под ним нет, но по лицу видно – мертвяк. А над ним стоит Хаки… Тором клянусь – он это был! Ужели ты б человека, которого много лет видел каждый день, с двух шагов не признал. А дальше… да я удже сказывал.
- Хаки значит стоит... - протянул наместник Гандальвов и непонятно было по тону его верит он воям или же насмехается над ними. - А не учили ли вас, ротозеи, как мороки эти разгонять надобно? Коли даже из Хель вышел он - так надо было молитву вознести Тору и Одину и сразить мертвяка. А если то шутник был глупый, конунжича личину нацепивший - зарубили бы его и вся недолга.
- Помилуй, ярл – все мы задним умом крепки. Живых тут никто не боится, а вот восставшие мертвецы – такое и деды не каждый день видели. Кроме того, я же говорю – Тор в ту ночь бдел, а, значит, с его ведома Хель выходца к нам привела. Знать, и впрямь прогневил асов Асмунд. Слуги шептали – отца он родного сгубил…
- Песья кровь, вот и грызут друг друга, нам то с того убытку мало, - пресек разговоры об Асмунде ярл, уже достаточно услышав, чтобы понять - не конунг самозванный их предал. Другое покою не давало - что же на самом деле в усадьбе произошло. А отличии от гридней, Асгейр в появление Хаки из мира загробного не верил, особенно после того, как узнал правду о "воскрешении" Хальвдана. Но поди мужчичье в этом убеди. - Ты мне другое скажи, вой - почто бежать бросились вы, как зайцы? Али вам мертвяк, что и при жизни ничтожеством был указ?
- Али не заповедают Асы коварства Локи и дочери его сторониться? Может обманул он вас? - Голос подал Лаге годи, что возле трона находился.
- Замолкни, пес, - ему Асгейр приказал.
- При жизни он был малодушным, а там стоял конунгом, - тяжело молвил Сван и все пришедшие с ним закивали. – Хель любит высокородных, они к ней не часто попадают. Может, возлюбила она Хаки да мужем временным нарекла? – осмелился предположить викинг. – Тогда понятно, почему с ним пришла да сзади стояла.
- Хель великанша - как же она в дом-то поместилась? - Вновь Лаге произнес, и тут же получил затрещину крепкую от Асгейра.
- Молчи, кому сказал. А вы сказывайте - что после было, и отчего в таком виде назад возвернулись, оружие побросав? Не Хаки же за вами гнался до самого Альвхеймера.
- Гандальву мы вести несли, вот и поспешали. А гнались за нами лишь люди Асмунда, решившие, что это мы, альвхеймарцы, его херсира убили. Но недолго гнались - знать, своих им проблем хватило.
- Ох, - покачал головой Асгейр. - Отправилось вас две сотни, а на дворе всего-то три десятка собралось. Остальные поди все по лесам бегают? Надо было с вами жреца послать. Ну хоть этого - голосистого.
Кивнул он на Лаге, а тот, промямлив что-то побледнел весь и в стену вжался. Горазд был видать, лишь на словах храбрится. Махнул рукой Асгейр на дела эти, да приказал всех пришедших по домам отправить, все одно больше с них взять нечего было, с дураков.
А как ушли они, так ближним советникам сказал:
- Велел мне порядок беречь в его отсутствие конунг, но разве можем мы стерпеть оскорбление такое? Надобно силы собрать, да проучить наглецов в Раумарики. Заодно, может и узнаем, кто там решил именем Хаки Малодушного прикрываться.

Халагаланд, Брюньольв и Хрут
Совместно с Тельтиаром

Тяжело падал дождь на землю северную. Не облаком туманным – стеною каменною наступал. Тёмными тучами небо затянуло, и тьма легла на землю усталую. Но миг – прорезала тьму небесную молния яркая. И раздался гром, на клич богов похожий.
Вздрогнул усталый Брюнольв. Стал он в последнее время тревожиться часто. С тех пор как приехал Бард грызёт отца предчувствие недоброе.
-То ли просто старость приходит… - забывшись, пробормотал вслух лендрманн.
Хлопнула дверь, и в клеть зашёл сын. Кап-кап – застучали по деревянному полу капли дождя с его волос и одежды.
-Здравствуй, отец.
-Здравствуй, Бард. Чую, перемены скоро случаться, – перевёл усталый взгляд на окно. – Устал я, сын. Измотала меня эта возня с Хареком да Хрериком.
Бард тихо сел возле отца.
-Но теперь они долго носа не покажут? Так ведь?
-Думаю, да…Успею отдохнуть. А теперь посидим молча, сын. Слышишь, как тяжело падают капли дождя?
Бард молча кивнул. Тишина поглотила застывшие силуэты двух людей. И лишь тяжелый дождь стучался в закрытую землю, с просьбой впустить его…
Тогда-то из-за тьмы непроглядной, да стены дождевой окрики послышались. Ворота заскрипели отворяемые. Донеслись до Брюнольва железа звон да команды отрывистые - то гридни ближние к воротам вышли. Гостей с почетом встретят, ворогов - сталью угостят. Въезжала телега за телегой на двор усадебный, тяжело груженые то были возы, оседали под тяжестью ноши своей.
Нахмурился Брюнольв недовольно - кого принесло в час сей поздний в усадьбу его?! Взглянул он вопросительно на Барда, но тот пожал плечами, сам недоумевая.
Тогда встал Брюнольв и к двери пошёл, гостей незваных встречать. Вскочил и сын его, поспешив за ним.
-Кто пришёл ко мне в час сей тревожный?
Поклонился слуга, плащ теплый подавая лендрманну, да так сказал:
- Говорят - ярл какой-то, а почему в спешности такой - того не ведаю. Но, чую я - битый он, да загнанный что кабан псами. Ох, хозяин, не много с такого гостя добра будет, да беду навлечь сможет.
Ещё более запасмурнел лендрманн. Бросил сыну он через плечо:
-Следуй за мною, да помалкивай!
Накинул плащ да и вышел за порог. Глухо стукнула дверь и звук этот тут же поглотил дождь.
Тенью Бард стоял за плечом отца своего. Воскликнул Брюнольв:
-Назови себя, гость нежданный! С миром ли пришёл или войну принёс в мой мирный дом?
Появился в скорости на крыльце человек росту высокого, так же в плащ закутанный, да промокший до нитки.
- Здоров будь, хозяин гостеприимный, - молвил он. - Зовут меня Хрут конунг Скауна и всего Транделага Внутреннего.
Удивлённо вскинулись брови хозяина усадьбы - с чего бы это конунгу одному приходить, да ещё и не сообщив об этом заранее.
-Какая беда привела тебя ко мне в дом, Хрут?
Бард за спиною отца нахмурился - не нравился ему ни гость, ни то, как отец разговаривал с ним. Странно всё это было.
- Разговор то не тот, чтобы на пороге его гуторить, - конунг бросил, и слышались в голосе его властные нотки, хотя и был он в положении просителя. - Ты в дом нас пусти, Брюнольв, обогрей, накорми как обычаи велят - за столом я тебе о кручине моей поведаю.
-Как смеешь ты с отцом моим говорить так? - воскликнул Бард и потянулся рукою до меча.
Остановил его Брюнольв, посмеиваясь.
-Прав гость! Обычаи наши велят сперва обогреть да накормить, а уж потом расспросы расспрашивать.
Обернувшись к конунгу, продолжил лендрманн:
-Простите сына моего. Молод он, горяч ещё. Проходите в дом мой, почтенный Хрут!

- Да, что уж там, - махнул рукой конунг Скауна, понимая отлично, что могли его и батогами погнать за визит такой прямо с крыльца и за ворота.
Но вскоре уже были они в трапезной, все семейство с собою привез Хрут и теперь деловито они от мала до велика ложками стучали, угощение хозяйское уплетая. Один только конунг не ел. Сидел он рядом с Брюнольвом, да рассказывал ему о беде своей.
- Разбил меня Харальд, да пса своего поставил за землями моими приглядывать. Народ Транделагский мне пока верен, да только нужна мне рать, хоть небольшая, чтобы прихвостня Харальдова сбросить, а тогда уже всем Транделагом подымимся супротив Хакона и мальчишки Агдирского. Коли дашь ты мне людей, Брюнольв, так в накладе не останешься - это я тебе обещаю. Хочешь - фюльк любой тебе во владения отдам, как власть верну? Али злата отсыплю щедро? И льгот дам торговых на годы вперед?
Печально улыбнулся Брюнольв Хруту:
-Я и рад бы помочь тебе, но рать моя не так велика, как бают.
При первых словах отца своего вздрогнул Бард. Неушто предательство отец его задумал?
- Шутишь, Брюнольв? - Брови поднял конунг свергнутый. - У тебя ж владения обширные, да людей поболе, чем во всем Скауне! А ты гуторишь, что людей у тебя нет!
-Владения обширны мои, но вот против Харальда и все мои люди не справятся. Велика его рать. А знаешь, что самое страшное, Хурт? - вкрадчиво сказал лендрманн. -То, что люди мои его либо боятся, либо за него стоять стеной будут.
Откинулся Брюнольв на спинку стула и с неприятною улыбкой посмотрел на конунга. Тут же, в прочем, спохватившись и улыбку эту с лица стерев.
- За него? Чем же он им люб так? - Удивился Хрут. - Слышал я - у всех бондов земли себе отбирает, да подати непомерные платить заставляет! Но ладно, коли не хочешь мне помочь войском, так хоть корабли дай в знак дружбы былой. Не могу я у тебя надолго оставаться, сам понимаешь - и сам тогда сгину, и на тебя, Брюнольв, гнев вражий навлеку.
-Кораблями я тебе, Хурт, помогу. Куда хочешь, довезут тебя. Хоть до эстов, хоть до бриттов, хоть до самой земли марокканской. - улыбнулся лендрманн. - Завтра же прикажу корабли готовить. А сегодня не могу - сам видел, дождь какой льёт.
Обернулся Брюньольв к Барду:
-Иди, распорядись, сын, чтобы клети гостевые подготовили. Много у нас сегодня гостей.
Бард молча кивнул и вышел. Сомнения зрели в нем. Не мог никак он понять, что задумал отец его.
Между тем в обеденной зале продолжался разговор.
- Вот уж спасибо и на том, - хмыкнул Хрут. - Да ты за корабли свои не бойся, оплачу, а то смотрю - уж больно хмурый ты ныне - точно думаешь я тебя грабить пришел. А вы расходитесь уже спать!
То на домочадцев прикрикнул конунг, и снова к Брюнольву повернулся.
- О своих делах тебя я поведал, и ты новости мне расскажи последние - быть может они мне приятны будут, да горечь смягчат?
-Главная новость сейчас для меня - то, что сын мой вскорости женится. Знатную невесту он подобрал себе. По осени уж и свадебку сыграем...
Долго говорил ещё Брюньольв с Хрутом, ночь уж к середине подходила.
Вдруг дверь открылась - то сын лендрманна, Бард, пришёл. Обрадовался чему-то лендрманн, да говорит:
-Поговорите-ка тут пока без меня. Я же пока схожу, отдам приказания слугам, да проверю - хорошо ли клети гостевые приготовили.
И вышел Брюнольв. А Бард сел за стол и, вздохнув, приготовился говорить.
Что-то ты не весел, Бард, - в свой черед стал и сына хозяина гость расспрашивать, поняв что Брюнольв все одно ничего важного не скажет. - Али невеста тебе не люба?
Улыбнулся Бард невесело и говорит:
-Невеста-то люба...Да вот с отцом странное что-то твориться. Речи странные говорит, да и ведёт себя страннее некуда. Я не знаю, что с ним творится...
А отец его тем временем приказы отдавал гридням своим:
-Сейчас вы в клети гостиные пойдёте. Убейте слуг Хрута, воев его, семью его.
-А девок оставить можно? - спросил человек с неопрятной пегой бородой и крысиными глазами.
Брюнольв брезгливо поморщился, но всё же кивнул.
-А ещё человек пять со мною пойдёт в трапезную, самого Хрута убивать. Заодно и сыну покажу, что не всё полезное - честно. Может горячность свою молодецкую сбросит.
Брюньольв повернулся и отправился по направлению к обеденной зале. Потом, вспомнив, он сказал:
-Валь, отошли человека к гонцу...ну, помнишь, приходил как-то от Хрута гонец. Он ещё так и остался жить в деревне. Его нужно убить!
Лендрманн вновь повернулся и пошёл в трапезную, где всё ещё гуторили гость и сын его.
- Странное, - призадумался на некоторое время Хрут, а после вскочил с места своего, нож тот хватая, которым мясо резал. Ох, опрометчиво слишком оружие он на входе в усадьбу оставил, да поздно это конунг понял.
Распахнулись тут двери - ворвались люди оружные.
-Отец, что происходит? - вскочил со своего места Бард.
-Не мешай мне! - воскликнул Брюньольв, доставая меч свой из ножен.
Непонимающе глядел сын на лендрманна, ещё недавно любезничающего с гостем.
А Брюньольв продолжал:
-Сдавайся, конунг! Коль сдашься, так выживешь!
- А домашние мои? - Вопросил Хрут.
-Поздно, Хрут...Дочери твои, может, живы ещё. А вот остальные все...
Ответил Брюнольв, глаза пряча.
- Ах ты песий выродок! - Прокричал в ярости конунг, только осознавая, что сам же привел весь род свой на убой, не сумев коварства распознать вовремя. - Мы под кровом твоим ели и пили! А ты... на гостей руку поднял! Проклинаю тебя! Никогда тебе не попасть в Валгаллу, подлый негодяй, и да пресечется твой род поганый!
Прокричал он проклятие свое, да ринулся на Барда, что ближе других к нему был, нож занося, да в горло сыну лендрманна целя.
Отпрыгнул Бард к стене. Огляделся, ища для защиты чего-нибудь. Подхватил скамью на подобии дубины и драться насмерть приготовился. Хоть и не желал он смерти конунга, но жизнь свою задаром он отдавать не хотел.
Когда нож Хрута близко к горлу его оказался, спрятался за скамью скальд, да в ней нож и застрял.
Кинулся Брюнольв на помощь сыну своему, сзади к конунгу подходя.
Оглушили в скорости, да скрутили скаунского конунга, да так и бросили пока на полу валятся.
-Отец, что значит всё это? Коль он тебе враг - зачем принимал ты его в доме своём. Коль друг...Он ведь ел и пил в доме нашем! Как ты мог??? - Бард был вне себя, он не мог понять, как его отец мог так попрать традиции древние гостеприимства.
-Молчи, сын! Я и раньше говорил тебе, что честь - это глупость молодости! Чтобы усадьбу свою в порядке держать, чтобы врагов не допускать до земли твоей, нужно иногда идти на подлости! - кричал на него отец.
Бард остановился, яростный и испуганный. Потом он прошипел сквозь зубы:
-Тогда...тогда я не желаю ни наследовать тебе, ни имением твоим управлять, ни даже сыном... - тут Бард остановился, поняв, что лишнее уже говорит.
-Ну, договаривай! Говори! - властно приказал Брюньольв.
Бард яростно мотнул головою и быстро ушёл из трапезной. Вскоре послышался звук захлопнувшейся двери - то скальд на улицу выбежал, под дождь.

Эйнар и Оттар.
Гиллисберг.
(С Тельтиаром).

- Да, ярл, - кивнул херсир, расстелив на столе карту, нарисованную углем на выдолбленной оленьей шкуре. - Вот это озеро Эйн. Через него бежал из Вингульмерка Гандальв Серый этой зимой, когда Харальд разбил его. Правда тогда оно было порыто льдом, сейчас же он растаял и, я думаю, озеро теперь станет неплохим препятствием на пути нашего врага.
Эйнар обвёл указательным пальцем руки озеро. Уголь чуть смазался и ярл задумчиво посмотрел на пятно, что палец теперь «украшало».
- Хм, большое, вокруг ничего нет, если и вправду так, то это пригодиться нам может.
- Еще как, - усмехнулся Оттар, так же глядючи на измазанный палец ярла. - Тем паче, что по левую сторону Эйна у нас окрестности Сарасберга. Асгаут тебя не жалует, ярл, но вряд ли он допустит, чтобы Асмунд начал усобицу, к тому же там Рагхильда, мать конунга, а она обязана тебе и Хареку своей властью и самой жизнью. Я уверен, Кровавый Ярл убоится ее гнева, и поэтому двинет свои рати по восточному берегу озера.
- По восточному,- задумался на секунду Эйнар, даже глаза чуть прикрыл, ясно было, что лучше себе ярл представляет, как действо сие происходить будет, опустил муж длань на карту да посмотрел Отару в глаза,- решено, к озеру двинемся, только что ты скажешь, относительно наших ратей расположения?
- Ты ярл, прекрати уголь смазывать, а то эта карта скоро бесполезной станет, - заметил Оттар, веточки какие-то доставая мелко-наломанные. - Этому меня Харек научил. Итак - здесь Скаун изгибается, перед тем как впасть в Эйн. Поле ровное, к тому же до поры наши войска будут сокрыты деревьями, растущими подле озера.
Он начал класть деревяшки на карту:
- Это наша дружина. Это, предположим, Асмунд. Они огибают озеро, в этом я уверен - зная его нетерпение, он врятли захочет делать долгий крюк, и вторгнется в самое сердце твоих владений. Тем более что со стороны Вестфольда и Раумарики подойдут остальные его рати. Мы встретим его в этой долине, поставив воинов так, чтобы позади них были бурные волны Скауна, - херсир вновь улыбнулся. - Так мы отобьем у них даже саму мысль о бегстве.
Ярл руку рядом с картой опустил, внимательно за действиями Рваного следя. Вспомнилось, как они, бывало, вместе с Хареком вот так же веточки на карте раскладывали, и пожалел ярл, что нет подле сейчас друга верного, что скупа на встречи им судьба. Тоже улыбнулся он на слова воина последние.
- Да, уж от Асмунда-то Кровавого только мыслей о побеге и жди. Ладно, чему быть, того не миновать, согласен я с тобою, Оттар, дело ты говоришь и прав во всё, правда, вот дружины наши,- он передвинул немного палочки,- я бы сим способом расположил.
- Так, оно конечно с точки зрения атаки лучше, - согласился херсир. - Да вот прикрытия рекой мы лишаемся. А ну как будет войско Асмунда больше нашего вдвое?
- Согласен, есть у меня мысль одна, вооон в том леске часть воинов разместить, в нужный момент выскочат они и сбоку во вражеские ряды врежутся.
- Мысль здравая, славный ярл, - согласился Оттар, лоб нахмурив. - Да только редкий больно лесок там, как я помню. Надо бы приказать нашим с собой ветвей нарубить, да мох надрать - уж тогда засаду устроить как должно, сумеют.
- Всё это сделаем, когда выступим, не на себе же это богатство тащить. А выступать, мнится мне, надобно без промедления.
- Правильно ты думаешь, Эйнар, - кивнул херсир, карту аккуратно убирая. - И без того на мальчишку того много времени ушло, да все без толку.
Вновь упрекал ярла в добродушии излишнем воин, видать никак забыть не мог, что тот убийцу, на его жизнь покушавшегося, отпустил.
Ничего не ответил на упрёк Эйнар. Принял он это решение не сиюминутному порыву подвергаясь, и стоять на своём готов был. Понимал он и то, что обида херсира снедает, но поделать с этим ничего не мог.
- Иди Оттар, сообщи воинам, что завтра поутру выступаем мы. Всё к этому времени готово должно быть, прошу я тебя, проследи за этим.
- Уж в этом не сомневайся - всеми силами выступим, а там - все в руках Господа.
И только повернулся Оттар вон выйти, как хлопнула дверь, и в чертог гонец ввалился. Ужас на лице мальчишки написан был.
- Ярл, на границе с Вермаландом войско свейское стоит!- чуть ли не прокричал он.
Эйнар аж с кресла вскочил, на которое минуту назад, Отара отпустив, опустился.
Да только Оттар пока уходить не спешил, взгляд пытливый с мальчишки не сводя:
- Не мямли ты, заячья душа, сказывай ярлу все как есть - что за свеи? Откуда взялись.
- Так... из Вермаланда, на границе стоят, - уже поспокойнее, отдышавшись, отвечал гонец. - Их там сотни, я сам видел - а стяги... я таких знамен отродясь не видал, какие у них подняты. Разве что одно узнал - Вермаландское...
- А с чего решил, что это свеи? - Недоверчиво сверкнул глазами Рваный.
- Ну так... кто ж не знает стяга Свейского конунга.
Глянув на херсира, в разговор Эйнар вступил.
- Ты точно только это знамя узнал? И вообще, что они там делают?- будто у воздуха спросил ярл.
- Знамо что, - проскрежетал Оттар. - Силенки копят, так, как вода запруженная - а после потоком мощным прорвут границы наши, что река твою плотину. И поминай, ярл, владения твои как звали. Была земля норвежская - будет свейская.
Испуганный паренек же только стоял, да кивал, боясь слово сказать.
- Ммм…, - простонал хозяин пока ещё норвежских земель. В душе его буря бушевала, но негоже это при мальчишке показывать было, да и при Отаре тоже. Посему сдержал себя ярл, только глаза громы и молнии метали.
- Войско нельзя разрывать. Что ты ещё о свеях этих знаешь?- у мальчишки спросил.
- Да, уж если бы я знал что - я ж как увидал, так сразу у батьки коня взял и к тебе, милосердный ярл, погнал его, а то как же!
- Эх, парень, парень, важные вести ты мне принёс, да только жаль, что поспешил так. Ещё ценнее они были б, если бы ты всё как следует разузнал. Надобно кого-нибудь смышлёного туда послать,- посмотрел ярл на Отара.
- Знамо дело, - согласился херсир. - Буревого я к ним отправлю, верного воина, да к тому же чужеземца - коли поймают его – скажет, на службу наняться решил, да там все и разузнает.
- И то верно. Только надо, чтоб этот твой Буревой никому не попался, да быстро обернулся. А то время не терпит.
Ярл снова сел.
- Он на то и Буревой, что не медлит, - гордо Оттар сказал. - Другое волнует меня - коли действительно свеи супротив нас пришли, да еще в силах столь великих, хотя уверен я - от страха мальчишка число их преувеличил, какое войско мы им противопоставить сможем?
- В этом и загвоздка, Оттар, мало того, что войско у нас не так прямо чтобы уж и огромное, так ещё и Асмунд грозит напасть в скором времени.
Тяжкий вздох издал молодой херсир:
- И вот ведь, что плохо - свеи, они хоть и враги, но все что сделают - это земли наши отнимут, да своих наместников поставят, Асмунд же придет - пожжет все, людей посечет, покуда всю землю с золой и кровью не перемешает, да и на том не успокоится.
- Эх, стравить бы их…. Мнится мне, что кюне гонца послать надобно, всё же не только моё это дело, но и конунжье тоже.
- А там Асгаут, - задумчиво произнес херсир. - Эх... Харека бы сюда.
- Асгаут сам себе не враг, он тоже всё понимать должен. Пусть и не любит он меня, да только землю на поругание отдать и ему совесть и разум не позволят.
- Ты, ярл, в людях лишь хорошее видеть стараешься, я же - всю мерзость их зрю, - отвечал Рваный. – Но, будь по-твоему. Снаряжу гонцов к кюне, ты лишь послание ей напиши.
Махнул ярл на мальчишку, тот из покоя вышел, негоже ему слушать было, что здесь говорят. Быстро Эйнар кюне послание написал, рассказал в нём всё как есть, не утаил почти ничего. Не слишком длинным оно получилось, да такое сейчас и требовалось, когда не в письме упражняться надобно, а действовать, и немедля.
- Вот, - протянул письмо Оттару ярл,- пусть гонцы немедля отправляются. Эх, придётся с выступлением на Асмунда повременить.
- Нет, ярл, - Оттар настоял. - Упустим время - более удачного шанса войска Асмунда порознь разбить не выпадет. А коли соберет в единый кулак все рати свои - мы меж двух огней окажемся.
- И что же мы, усадьбу бросим, а если в это время свеи подойдут? У них небось тоже лазутчики есть и сразу доложат, что хозяин с войском Гиллисберг покинул!
- Останемся в усадьбе - Асмунд пожжет все к северу отсюда, а свеи - к востоку, - с силой кулаком по столу Оттар ударил. - Решительно нам следует действовать!
Нахмурился ярл, не любил, когда на него кричали, но минуту подумав, всё же правоту херсира признал.
- Собирай войско Оттар, завтра выступаем, да пыл свой поумерь, негоже перед людьми в таком виде являться. Воин всегда с холодной головой и ясным разумом оставаться должен, и перед подчинёнными тоже.
- Ты прав, ярл, погорячился я. Но все ж, отправлю человека и к Хареку Волку. Его войско кстати сейчас было бы.
- Ну отправляй, махнул рукой Эйнар. Только не верится мне, что подмогу он сейчас пришлёт, ему самому оно потребно.

Халльвард, Сигтрюг и Ко
(за Ко играл Тельтиар)

Долго ехали братья и Бьярни, но нужно им было все же остановку сделать, на отдых прерваться: и кони устали, и сами они устали, особенно Халльвард - на него и глядеть было жалко, до того измученным он выглядел. Сказался, видно, путь, в цепях тяжелых им проделанный, да побои, хоть и досталось ему их мало от Харека.
Спешились они у дороги, Сигтрюгг брату помог с коня слезть - хоть Халльвард и убеждал его, что сам способен сделать это.

- Ладно, хорошо, что все обошлось, - рассудил младший Вебьернссон. Сидели они на бревне старом, лежащем у самой дороги, разговор вели меж собой.
- Не оставляет меня мысль одна, - произнес Халльвард, - мысль о том, что выбрались мы из переделки этой только по одной причине.
- Асгаут? - вполголоса Сигтрюгг предположил. Халльвард только рукой махнул.
- Что там Асгаут... Спасибо ему за многое, конечно - и будь он проклят за еще большее, а только спасеньем своим мы тому обязаны, что Харальду конунгу родичами приходимся.
- И правда, - помолчав, младший произнес. Сверкнули странно глаза его, как всегда бывало, когда мысль новая, интересная, в голову к нему приходило. "А ведь этим воспользоваться можно", подумал Сигтрюгг, но вслух не произнес - Бьярни рядом был.
- Что, братья, ужинать будете? - Словно почувствовав взгляд младшего Вебьернсона, хирдман спросил. - Разносолу конунжего не обещаю, но всяко посытнее, чем у Харека будет.
- Конечно! будем! - в два голоса они ответили: оба проголодались уже...даже не столько проголодались, сколько по еде соскучились, не из вражеских рук брошенной, не стражником сквозь дверь темницы протянутой.
- Эй, Вали, тащи сюда, что ты там подстрелил.
- Так, утку, вестимо, что тут еще подстрелишь-то, не вепря же, - отвечал дородный гридень, помешивающий деревянной ложкой варево в котелке. - Ну, значится, подноси миски, кто голоден. Наваристый бульончик вышел, аж пальчики оближешь.
С мисками оба подошли, Сигтрюгг Халльварда вперед пропустил, сам встал сзади, в котелок заглядывая, - красота! Вот о такой похлебке, и правда, сейчас только мечтать можно было; а впрочем, вот она, мечта, уже в миске плескается. Уселись вокруг котелка братья, рядом с провожатыми своими, да приступили уж и к трапезе, да так приступили, что за ушами у обоих трещало.
Рядом, к ним поближе и Бьярни сел, хлеб наломанный протянул.
- Ну ничего, вот в Сарасберг вернемся, там будет еда как еда, а это так...
- Кому так, а кто полвечера убил, ее готовя, - обиженно протянул Вали.
- Похлебка на славу удалась, - утешил гридня Сигтрюгг, от куска хлеба откусывая. - Вот такая на столе у конунга и должна стоять, точно говорю!
- А долго нам ехать-то осталось еще? - Халльвард спросил, от еды отрываясь.
Вали довольно надул щеки, сам принявшись за свою стрепню, а Бьярни, дожевав хлеб ответил:
- Через день Гиллисберг обогнем, а там дня три-четыре, и будем в Сарасберге. Надеюсь - вернется Асгаут, ибо хотел он с вами потолковать о делах важных, прежде чем вы к кюне пойдете.
- Вот оно как, - понимающе Сигтрюгг кивнул. Да,Асгаут-то, конечно, уж поговорит с ними...Хоть будут знать, что кюне говорить. А вообще, парень рассуждал, от него, Асгаута, только неприятностей жди на свою голову - как пошлет куда-нибудь, так потом непременно дело бедой обернется для кого-нибудь.
- Так-то оно так, - кивнул хирдман, из кошеля на поясе послание доставая хареково к кюне. - Прочитал я сие, знать хотите, что там сказано было и про вас, и про Асгаута, и еще про многих мужей доблестных?
- И без того догадываемся, - Халльвард вздохнул, пустую миску отставляя всторону, - но слова харековы знать хотелось бы как можно точней.
- А вот это, думаю излишне, - покачал головой Бьярни. - Пишет он ладно, да складно, а все в ущерб многим людям знатным, да и вашей чести тоже прибытку от его речей немного.
Бросил он послание в огонь, наблюдая как начали языки пламени руны слизывать.
- Вот, как и не было его. Всем нам от того лучше будет.
- А... если узнает кто?.. - младший из братьев, высоко брови темные подняв, следил за тем, как ласкает огонь выведенные строки.
- Не от нас, само собой, - быстро Халльвард добавил, чтоб взглядов подозрительных не вызвать. - А ну как Харек или те двое, что меня к Эйнару везли, скажут кому? Ежели успеют, конечно, раньше нас.
- Кому? - Усмехнулся Бьярни. - Возвернутся они к Хареку, так он ничего сделать не успеет. Могут конечно к Эйнару податься, но этот пока думать будет, да решать - уж Рагнарек наступит.
- А если к Рагхильде попрутся, - рассмеялся Вали, рядом сидевший, да продолжавший уже третью миску приговаривать. - То там их быстро на пару голов укоротят, кюна - она оборванцев всяких к себе не примет, да и стража не допустит.
- Мы же их предупреждали, - добавил гонец.
Полегче стало у братьев на душе.
- Тогда пускай горит себе, - кисло улыбнулся хельд молодой. Повторил: - "Как и не было его"...
А веки смежились уже у него: устал, да на огонь глядя, только сон себе нагнал. Тряхнул Халльвард головой, протер глаза - рано было спать еще.
- Да и если даже в милости своей примет Рагхильда сброд этот, - Бьярни продолжил. - Что они сказать смогут против этого!
Взял он юношу за руку изувеченную, поднял, так чтобы все ожоги да следы от цепей увидали.
Ропот злой меж воинов пронесся.
- Действительно, что уж тут возразишь, - неловко высвободил руку хельд, запястье потер. - Ну да надеюсь, до свадьбы заживет.
"Перевязать бы руку-то", думал Халльвард, "а то мало того, что коситься теперь будут все кому не лень, так и брата меньшого еще пугаю - он как глянет случайно, так чуть не слезы на глазах выступают." Сигтрюгг, и правда, когда на ожог этот страшный взглядывал, бледнел от ярости, про себя Хрека последними словами кляня да брата жалея.
- Так то смотря до чьей, - рассмеялся хирдман старший. - Ты другое запомни, Халльвард - ты самой кюне родич, причем после брата ее Гутхорма - ближайший. И никакой холоп - будь он хоть ярлом из грязи поднятым руки на тебя безнаказанно поднять не может.
- Запомню, - кивнул тот, - только вот Харек Волк, видно, не знал того. И Эйнар, когда брата в темнице держал, тоже не знал. Или всем ярлам объяснять, что мы, мол, кюны родичи?
Замолчал после слов этих юноша, а после добавил:
- Не то я сказать хотел. Устал я, от всего устал. Несколько дней этих как несколько лет пролетели... - он зевнул, рот рукой прикрывая. - Я бы прикорнуть хотел немножко. Или мы - Спи пока, парень. Есть время для отдыха пока.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон и Харальд.
С Тельтиаром.

Долго ли, коротко, но вернулось войско агдирское к Хладиру в самый разгар хлопот предсвадебных. Повсюду вокруг усадьбы столы расставляли слуги, скот с пастбищ окрестных сгоняли, да зерно везли, да бочки - как знали, что одного лишь запаса из погребов усадебных мало будет.
А перед воротами раскрытыми, увидал Харальд детину широкоплечего в одеже дорогой, приказы раздающего. Да признал в нем Ахти. Ничего не сказал конунг, проехал в ворота, да подозвав к себе Олафа, так ему велел:
- Хакона найди, да спроси, почему отродье это йотунское на свободе.
Склонил голову воин, поскорее направился конунга Транделагского искать.
Хакон старый вместе с молодым недалече сыскался. Выслушал он посланника, усмехнулся в усы да пошел встречать будущего зятя.
- Рад видеть тебя в добром здравии да с победой заслуженной, Харальд Хальвансон, - степенно молвил старый властитель конунгу молодому. – Значит, ты видел уже, как Ахти теперь о твоей свадьбе радеет? Признаешь, что спор наш мною выигран?
- И ты здравствуй, добрый Хакон Гротгардсон, - как должно Харальд ответил, спешившись. - Вижу я, сумел ты спор выиграть, хоть и не верю я в намерения его добрые.
- Трудно поверить врагу, хоть и бывшему, - кивнул Харальду Хакон. – Но полной безопасности конунг и в собственном доме не ведает, а из Ахти, и впрямь, ладный помощник мне вышел. А далее – сам решай. Есть много мест, где властитель желал бы видеть людей, ему жизнью обязанных. Пусть не всех их можно спокойно оставить у себя за спиною, но это – единственный недостаток сделок подобного рода. Работать они умеют. И воевать – тоже.
- Воевать умеют многие, да не все успешно, - усмехнулся Харальд, Ульва к себе подзывая и что-то бросив ему вполголоса. - Теперь же есть у меня для тебя, Хакон, еще один подарок, чтобы не говорили потом, будто бы ты зятя нерадивого привечаешь.
Выволокли тут на веревке слуги Раги Иварсона, конунга самозваного, бросили его под ноги властителю Транделага.
- Этого тоже на волю отпустишь?
- Нет, - покачал седой головой конунг Транделага. - Враг может сражаться с тобой в битве, но быть после усаженным к очагу, если храбр он и честен пред асов законом. Друг, измысливший подлость - что бешеный волк. Отпусти его на волю - в том слабость увидит да отомстит люто за твою доброту. Думаю - вздернуть его на дубу, Одину приношением.
- Тогда сейчас то делать надобно, - один из жрецов молодых, что с Харальдом был, молвил. - Не гоже убийством свадьбу омрачать будет.
- Ну, так делайте, - пожал плечами Хакон. - Зачем время тянуть? Или, возможно, ты, Харальд, потеху какую измыслил?
- Можно было бы, да только - человек этот, хоть и падаль, да знатного рода. Слышишь меня, Раги? - С силой пнул пленники конунг, тот в ответ лишь простонал что-то. - Только из уважения к твоим предкам, что верно своему властелину служили, отправишься не в Хель, как того заслуживаешь, а к Одину. Исполняйте.
Споро жрецы за дело принялись, едва лишь дерево подходящее отыскали, да прикрутили веревками Раги Иварсона к нему, после же Хакону копье протянули заговоренное.
- Не гоже мне пачкать руки о падаль, - покачал тот головой, древко рукой отодвинув. – Сколь славны были предки, столь ничтожен потомок. Моего уважения к роду не хватает на то, чтоб оказать псине этой последнюю милость. Крикните Ахти. Пусть отправит другого по той дороги, с которой сам свернул лишь харальдовой милостью. Думаю, юноше то пойдет впрок, да и справедливым покажется. Око за око, что у асов берешь – тем же и воздавать надобно.
Позвали Йотуна, тот спорить не стал - сделал замах, да бросил оружие, точно в брюхо попав приговоренному. Стал извиваться Раги, на копье нанизанный, но никто Ахти второго копья не поднес.
- Коли желает Отец Ратей, чтобы мучился он за все то зло, что совершил - так тому и быть, - жрец молвил.
- Сдается мне, вы снова толкуете свои желания, волей богов, - поморщился Хакон. – Ахти, перережь ножом ему глотку! Того даже свиньи на бойне достойны.
- Не к добру, конунг с волей Одина спорить, - произнес старший из служителей Асов, да только не его Ахти слушал, а нож вынув поближе подошел к ярлу подвешенному, да провел по горлу его сталью острой.
- Как ты и велел, конунг.
: - Что к добру а что нет в землях моих - я решаю, - несколько резко бросил конунг Трандхейма. - Помни о том, жрец.
- Твоя воля, - склонил голову тот и добавил тихо: - До поры.
Харальд же так сказал:
- Пройдем в дом, родич мой будущий, не гоже нам дела важные обсуждать на улице.
- Много воли себе жрецы взяли, - хмуро сказал Хакон Харальду. – Скоро дела поперед конунгов решать станут. Тревожит меня то сильно. Сам я, конечно, богов почитаю, но долгая жизнь приучила меня думать своей головой, а не полагаться на предсказания по кишкам жертв. А теперь еще Белый Бог…
- Прочь пошли, - жрецам бросил Харальд, заметив, что они к разговору прислушиваться стали. Те хотели возразить что-то, но Ульв и Укси их живо оттеснили. - С той поры, как разглядел я в служении Торлейва лишь похоть да властолюбие, славный Хакон, и во мне веры в необходимость жрецов поубавилось. Я - прямой потомок Одина и Ньерда, так неужели мне воля Асов хуже видна чем им?
- Вот и я о том же, - подхватил тему Хакон. - Любой лагодник может назваться годи и вершить суд, прикрываясь богами. А конунги от них ведут род. Кому же виднее? Беда в том, Харальд, что люди мелкие да умишком убогие все, что говорят им именем Одина, слушают внимательнее, чем конунжьи речи. А говорят им: "Бей поклоняющихся чужим богам"! Как будто в Норвегии среди верующих в Вальгаллу не одного мерзавца не сыщется!
- В том ты прав, но и чужого нам не надобно, - отрезал Харальд. - Белый Бог он для франков хорош, не для нас. Но что мы о грустном все - вести добрые я принес: разбиты мятежники окончательно и в поражении их не последнюю роль Грютинг сыграл отважный, дядя же мой ныне к повиновению приводит владения их.
- Вести то, и правда, добрые, - согласился Хакон. – Но и у меня есть, чем твою душу порадовать. К свадьбе все готово.
- Вести то, и правда, добрые, - согласился Хакон. – Но и у меня есть, чем твою душу порадовать. К свадьбе все готово.
- Отлично то! Так не будем же медлить тогда! - Улыбнулся Харальд. - Баньку-то, родич, ты уже велел истопить?
- А как же! Уже дожидается.
- Как же я стосковался по баньке парной, - умиленно протянул юноша. - Да и воины мои пока тоже с себя смоют грязь походную. Завтра же поутру торжество устроим.

Хладир. Свадьба. Хакон, Харальд и гости
Тельтиар, Дарклайт и Скальд

Нынешнее утро по-новому осветило усадьбу Транделагского владыки – словно и не было яростных сражений да жарких пожаров, даже следов не осталось, на славу постарались слуги да работный люд – принарядили домину конунжию к свадьбе единственной дочери правителя. Украсились стены узорами расписными, свисали со столбов гирлянды цветов, протянувшиеся через весь двор, заполненный ныне ломящимися от кушаний столами. А на каждом столе по три скатрети лежало – белой, алой и зеленой. Великий праздник устроить желал Хакон, коли уж даже простым бондам ныне честь выпала со скатертей трапездничать, да то вино пить, что сто лет в погребах выстаивалось.
В самой же усадьбе, где для знатных ярлов да воинов именитых накрыты столы были – аж по пять скатертей стелили, да кушанья столь изысканные подавали, что впору удивится был – где и как сумел раздобыть их медведь транделагский.
Но вот стали съезжаться гости, места занимать согласно родовитости и заслугам, а там и народ потянулся простой – кому места во дворе не хватало, тем велено было еду за ворота выносить, да так распорядился Хакон, чтобы ни одного человека, на свадьбу дочери его пришедшего не минул рог, до краев наполненный.
Жрецы же, едва только коснулись первые лучи солнца земли транделагской, на священных алтарях приготовили жертвы: Фрее – украшений затейливых, Фрейру – вепря дикого, Тору – козла круторогого, Тюру – волка матерого, что точно Фенрир, с цепи рвался и на гостей зубы скалил, Хеймдалю – барана тучного, Идунн – яблоки моченые и сливы, Фригг – ячменных лепешек и молока парного, Одину – пива хмельного крепкого, дабы захмелел и добрее стал к новобрачным Всеотец.
Бросил руны верховный жрец хладирский Индриди, узрел судьбу, что Харальду и Ассе предназначалась, да до поры в сердце своем запер знаки богов пророческие, после решив рассказать, что выпало им, поскольку, хоть и было хорошим предзнаменование, но примешалось и к нему горечь небольшая: первой руна Уруз выпала, говорившая о счастливом завершении дел нынешних и скором развитии дел грядущих, о том, что коли достаточно усилий приложено будет – то многие начинания и замыслы воплотятся. Так истолковал это Индирди, что завершилось отрочество Харальда и ныне станет он мужем во всем зрелым, и успехов многих добъется, взяв в жены Ассу дочь Хакона. Следом же лежала руна Феу перевернутая – отчуждение, трудность, препятствия. Не ждало молодых счастье семейное, не по любви этот брак заключался, а от того - будет разлад в семье.
- Да поможет им Фрея, - произнес служитель Асов, третью руну в мешочек пряча. То была руна Ингуз, плодородие, а значит хоть и не будет любви меж супругами, народятся у них дети и род не угаснет.
Поднялся жрец с плаща расстеленного, повелел прислуге и младшим служителям в готовности быть, а сам в палаты усадебные последовал, где уже на высоком троне сидел Хакон конунг, а подле него и Асса стояла, смущенная обилием гостей пришедших. Не привыкла она к таким торжествам, но о том и конунг, и жрец старый знали.
Как и требовалось – у всех людей еще на воротах оружие гриди забирали, в сундуки крепкие запирая. Не убийц коварных боялись, а того скорее, как бы во хмелю не поубивали друг другах храбрые воины, коли ссора какая случиться, так же – разве что зубы повыбивают, да бороды повыдергивают.
Но вот трижды в дверь ударили, вошел в сопровождении Грютинга и Асбьерна, да жрецов волкоголовых, да телохранителей конунг Харальд, гордо голову поднявший, но не было во взгляде его ныне надменности, что замечали за ним последнее время. Дружески смотрел он на людей Хакона, людей – что скоро подданными его станут. Один раз лишь, пока шел, на Ассу он взглянул, и то – мельком, больше – на тестя будущего смотрел. Но вот в пяти шагах от трона остановился конунг, и медленно, точно нехотя, на колено одно опустился.
- Прошу я у тебя, Хакон, властитель Транделага руки твоей дочери Ассы, дабы стала она мне законной женой и хозяйкой всех владений моих, я же тебе сыном стану и верным другом Транделага.
Легко шли слова, не один раз их уже повторил Харальд, прежде чем солнце взошло, оттого и невыспанным казался, что ночью этой глаз сомкнуть не смог. Все же боязно ему было перед свадьбой, даже более боязно, чем перед сражением с Гандальвом в Лондире. Тогда по крайней мере он знал кто его враг и что делать надобно, а сейчас – главное держаться достойно было, чтобы видела знать транделагская: во всем велик агдирский конунг.
- Отдаю я тебе, Харальд Хальвдансон, свою дочь, - молвил Хакон, - и сердце мое счастьем при том полниться. Ибо, ведомо богам, что одного ребенка я при этом теряю, но обретаю сразу и сына достойного. Был дом мой пуст, и селилась в нем немощь да старость. Ныне же древо рода конунжьего новыми побегами обогатиться.
Выслушал то Харальд, и склонился пред тестем, как велел то обычай. Ведомо было агдирскому конуегу, что скоро Хакон его лишь владыкой повеличает. Но до той поры решил юноша вежество чтить и не дозволить гордости глупой да крови горячей праздник испортить. За гриднями молодыми Харальд велел старшим приглядывать, ну, а с собой. как он мыслил, достанет сил совладать. Тем более, что искренне радовались в Транделаге погубителю ярлов мятежных.
- Согласна ли ты, Асса, дочь Хакона, отдать свое девство Харальду агдирскому, быть ему верной женой и мудрой наставницей наследникам рода? – молвил меж тем годи.
Согласие девы ничего не решало, брак ее был заранее оговорен меж отцом да женихом. Но Асса и не думала упираться, что делать, коль боги, распределяющие таланты, не наградили ее горячей кровью да непомерной гордостью Гюды? Она чтила отца и не мыслила для себя прекословия выбору Хакона. Харальд – так Харальд. Д а годы ее наводили на мысль о покорности.
Дочь конунга Транделага молвила: «Да», - и залилась густой краской. Бонды и ярлы взревели в едином порыве, славя конунгов, кюну и новый род, под этой крышей рождающийся.
После был пир, и обильные жертвы богам. Кровь и пиво лились рекой, лишь немногие вои, в карауле оставленные, трезвость на том пиру сохранили.
Наконец, когда солнце уже сияло в полную силу в самом центре небесного свода, а многие самые горячие захмелели и свалились под лавки, или лапали служанок по темным углам, жрец Индриди позвал старого конунга и новобрачных во двор, к жертвеннику Тюра, у которого следовало клятвы принести в верности супружеской.
Впереди Хакон шел, за руку дочь свою ведя, а чуть поодаль Харальд, словно признавая ныне главенство тестя. На редкость мало выпил юный конунг за время пира, взор его еще чист был, в то время как шедшие позади него ярлы уже пошатывались. Сам же жених не на невесту свою смотрел, а все по сторонам больше, то привечая, что от других взглядов ускользал - вон двое хирдманов бранятся, вон слуги скатерть одну за углы берут, да всю посуду в нее, как в узел покидав уносят, а на стол новые кушания ставят, а вон на алтаре тюровом волк хрипит, кровию исходя. Ох - кабы так было, когда Фенрир асу руку откусил - быть может и не боялся бы никто Рагнарока.
Наконец остановились они у жертвенника. Наполнил жрец кубок медом хмельным, кровью волчьей сдобренным, посмотрел на тех, кто рядом стоял:
- Мед - то богов напиток и медведей, транделага хранителей, волчья же кровь горячая - то агдирского зверя удаль. Пусть же воедино как в чаше этой, все лучшее от Транделага и Агдира сольется.
Помолчал жрец, затем продолжил:
- Готов ли ты, Харальд перед лицом справедливого Тюра, перед лицом Фригг, да перед лицом Всеотца нашего Одина взять Ассу дочь Хакона в законные жены? А ты Хакон - готов ли дочь свою единственную отдать Харальду, сыну Хальвдана и назвать его сыном?
- Да, - ответил конунг Транделага, ни мига не медля.
Слушая жреца, Харальд смог наконец хорошо рассмотреть свою суженую: не красива, это первое, что промелькнуло в его голове. Эльдис была намного красивее, настоящая Фрейя по сравнению с этой. Да к тому же дочь Хакона уже не первой молодости - еще немного и ее лицо сморщиться от морщин, в этом конунг не сомневался, а его гриди за глаза ославят мужем кюны, ему в матери годной.
Если и правду говорили, что глаза - зеркало души, и в них можно увидеть потаенные мысли, то к Харальду это сейчас не относилось. В его глазах застыл триумф, а не разочарование внешностью жены. Что же - все в его возрасте (да и более зрелые мужи тоже) мечтают о девах, сравнимых красотой с дочерьми Одина, но он был конунгом, а значит в первую очередь должен был думать о получаемой от брака выгоде. Женитьба на дочери Хакона была выгодной - о том ему когда-то говорил Торлейв, то же Харальд понял и сам, понял - едва лишь увидел богатые и плодородные земли Транделага, способные прокормить все его владения. И не беда, что жена надоест ему уже вскоре после свадьбы, и он будет рад возглавить новый поход, лишь бы не видеть ее лица, некрасивого лица взрослой женщины с наивными детскими глазами.
Почему-то вспомнились рассказы бабки, о ее молодости. В них старая Асса часто говорила внуку о том, сколь ненавистен ей был ее муж - Гудред. С ничем не скрываемой злобой она вспоминала, как прогоняя ее, конунг водил на свое ложе продажных девок, даже ее собственных служанок, если они были хоть сколько-нибудь симпатичны. Один из этих рассказов навсегда отпечатался в памяти юноши:
"Приведи мне Хильд, - сказал как-то Гудред, узнав, что у его жены появилась новая служанка. - Сегодня я возлягу с ней".
"Я велю после избить ее плетьми", - отвечала Асса.
"То, что будет после - меня не интересует", - с усмешкой бросил законной жене дед Харальда.
Тогда, раньше юноша осуждал деда, и про себя говорил, что никогда так не поступит, но сейчас - похоже он начинал понимать старого Гудреда. Постылая жена, жена, взятая силой, жена, которая никогда его не любила - разве она могла хоть как-то удовлетворить властителя?
Похоже, сам того не желая, он пошел тем же путем, что и его дед. Но отец ведь был счастлив в браке!
"Хальвдан был женат на Рагхильде, твоей матери, - внутренний голос, холодный, рассчетливый произнес эти слова без капли жалости. - А она была красивейшей женщиной Норвегии, была и осталась до сей поры, не то, что твоя женушка".
Да, конечно он не убивал Хакона, не брал его дочь силой, как дед сделал с бабкой, но - ведь видно же, что не люб он Ассе, и идет она на это не в силах противится воле отца.
Но этот брак был выгоден ему, жрец требовал ответа, а Агдир нуждался в наследниках. Харальд вновь взглянул на невесту, и улыбнувшись ей, произнес:
- Согласен.
Жрец протянул юноше кубок, наказав отпить из него и передать невесте.
- Помните, вы дали клятвы богам, и коли нарушите их - навсегда может угаснуть славный род властителей, - сурово произнес Индриди.
Молодой конунг несколькими глотками опустошил кубок на две трети, а затем протянул его Ассе.
Харальд был полон достоинства. И показалось гридням, будто навет то, что невеста старше жениха чуть не вдвое. Конунг Агдира смотрелся мужем. не мальчиком, а асса смущалась, ну, как девченка. Воители любят сильных властителей. Служители битвы, они почитают силу и склоняются перед волей, а сын Хальвдана дал им и то и другое. Хакон смотрел на зятя - и радовался, что тот так быстро нашел краткий путь к сердцам транделагской дружины.
Обряд был завершен, и молодые направились в специально сооруженную домину, провожаемые пожеланиями и напутствиями. Некоторые из особо откровенных советов заставляли пылать щеки Ассы. Харальд держался увереннее. Хакон и Грютинг заранее постарались, чтобы жених не оплошал перед невестой, познакомили его перед свадьбой с таинством служения Фрейру, подобрав опытных и покорных рабынь. Ибо что может быть менее угодно богам, чем муж, оплошавший перед невестой?
Дверь домины затворилась за молодыми супругами, и праздненство продолжилось с новыми силами. Много рогов было осушено за счастье новой семьи, за доблесть Харальда да благоволение асов и ванов. Под конец даже Хакон, неутомимый за праздничным столом. начал слегка путать слова, произнося речи заздравные, правда, к моменту тому добрая треть приглашенных гостей и вовсе с лавок попадала.

Сарасберг
Кюна Рагхильда

Сон туманом ядовитым охватил сознание кюны, и полетели перед взором ее картины жуткие и душу леденящие.
Видела она край свой родной, деревни родные и народ свой. Но то, что творилось с ними, ей видеть вовсе не хотелось.
Горели деревни, горели дома, горела земля и люди, что топчут ее. Казалось, даже небо съежилось и почернело, как кожа, от языков пламени, поднимающихся к нему.
Повсюду были крики и стоны, плакали дети, захлебываясь то ли своей кровью, то ли кровью защищающих их родителей.
Шла охота, шла война волков с овцами.
Людей гнали в воду и там совершали какие-то обряды, а тех, кто отказывался, резали, жгли, вешали и распинали. Все были подавлены, смяты, отданы на растерзание другому, новому богу.
Вот какие-то солдаты держат вырывающегося мальчишку и, избивая его на ходу, ломая ему руки и пальцы, тащат его к кресту, чтобы там он погиб мучительной и страшной смертью, а вот еще толпа этих зверей окружила кого-то, и из самой середины ее слабый женский голос, больше похожий на скуление раненой собаки, почти без надежды просит богов о помощи.
Но что же? Что самым страшным было в этой картине ужаса и смерти? То, что солдаты тоже были детьми этой земли! Те, что еще вчера славили языческих богов, а теперь стоят со своим конунгом (тогда Рагхильда ужаснулась больше всего- конунг так напоминал ей Харальда!), а на шеях их блестят большие серебряные кресты. Сейчас бы таких не задумываясь распяли бы или отдали в жертву Одину, но нет, эти не скрывают крестов, а те, у кого их нет, насильно подвергаются ритуалу чужой веры.
Все это казалось настолько ненастоящим и в то же время настолько реальным, что даже во сне Рагхильду затрясло.
Тогда она проснулась. Это был не просто сон, это был один из тех, что посылали боги Вещей Деве. И от этого еще страшнее стало Рагхильде.

Одна за другой, отгремели в Транделаге три свадьбы - и столь роскошного торжества не знала еще норвежская земля. Ни один гость не ушел обижанным, никто обделен не был хозяйским вниманием и сладким вином. Много дорогих подарков получили в те дни и Харальд, и супруга его, и старый Хакон, и Грютинг, своим ставший в Транделаге после того, как с конунгом породнился и дочь ярла знатного в жены взял.
В Мере же к еще одно свадьбе готовились. Гандальв конунг прибыл ко двору Нёккви, дочь его младшую в жены взять, и хоть с почестями встречали владыку Альвхемара, не была рада невеста такой женитбе, не о таком муже она мечтала. Попробовала отцу своему перечить девица, но пригрозил Неккви что из дома ее выгонит или бонду какому отдаст, и смирилась его дочь с судьбой своей.
Брюнольв, лендрман Халагаланда, решил пленника своего, Хрута Харальду на суд отдать и тем его расположения добиться, поскольку видел хитрый землевладелец, что велика удача молодого конунга, и тех, кто добром к нему на поклон не придет, он потом силой оружия склониться заставит.
Временем тем Сульки, властитель Рагаланда над захваченными землями поставил конунгом своего брата Кьятви Толстошеего, заповедовав тому обещания, бондам данные в точности исполнить. Все рабы бывшие и перебежчики земли получили, у законных хозяев отнятые и платить дань обязались Кьятви, Агдир же Западный стал отныне частью Рагаланда, и все, кто были верные еще Харальду конунгу, прочь с тех земель бежали, а владения их забирали себе траллы и карлы, предательством богатство получившие.
Гренланд от самой усадьбы конунжей и до границы с Вестфольдом достался Хроальду Понурому и тот присоединил его к Теламерку, точно так же, как Наумдальские братья захватили Хрингарики, древнюю вотчину Гутхорма ярла.
Тех сил, что были у лендрмана Торварда, хватило, чтобы сдержать дальнейшее наступление рагаландцев, да Сульки и сам не спешил с новыми завоеваниями, зубы едва не обломав на датских укреплениях. Там же, в Гокстаде, древней усадьбе Гудреда конунга, ожидал лендрман и Ассу кюну, дабы приняла он под власть свою Вестфольд, да всех беженцев из Агдира и Гренланда, какие не ждали милости от захватчиков, но с оружием в руках собирались утерянное вернуть. Дурные воспоминания Гокстад усадьба Ассе навевала – о муже ненавистном, о ссылке позорной, да только знала старая кюна, что кроме нее некому будет там править. Не невестке же власть давать, да не наместникам этим, что лишь о своей выгоде думают. Законная кюна править должна была там.
Горм и даны его, вместе с Асгаутом да другими воинами к Сарасбергу причалили на кораблях, туда же доставив Ассу кюну. Решено было, что когда отдохнет правительница да в Вестфольд отправится, с ней часть войска пойдет.
Асгейр ярл, дружину собрав, выступил к Раумарики вновь, чтобы сталью отплатить за гостеприимство тем, кто воев альвхеймарских из земли той прогнал.
Эйрик конунг свеев, войско свое к границам Вингульмерка подвел, вперед соглядатаев выслав, дабы они слова Аки бонда подтвердили, да узнали, правда ли легко землю эту покорить можно будет. После битвы вермаландской, где его передовые отряды бонды разбили, осмотрительнее стал Эйрик, да в единый кулак армию свою собирал для удара сокрушительного.
Недолго Харек праздновал свой успех. На следующее утро отправил он гонцов к ирландцам. чтобы сообщили им про успех его миссии, и чтобы шли они в усадьбу, и гонца к Эйнару, а сам послал вестников к морским конунгам с ультиматумом - либо они клянутся ему в верности, либо их ждет смерть. На четрвертый день повстречали гонцы его людей Эйнаровых, и в конце недели добрались до Харека вести худые, что свеи пришли из Вермаланда и на границе Вингульмерка уже стоят, да войско у них несметное. Эйнар же с дружиной своей к озеру Эйн выступил, дабы с другим врагом, гораздо более лютым сразиться. С Асмундом Кровавым, что из Хейдмерка пришел и через Эйн перебравшись, желал огню и мечу владения ярла Эйнара предать…


Тяжко монаху последние слова давались, разрывала боль давняя старческое сердце, и вздохнув тяжело, отложил он перо, да пергамент отодвинул от себя. Дал отдых усавшим рукам, размял сохшиеся, костистые пальцы. Когда-то эти ладони держали меч – а теперь едва могут удержать старческий посох.
Он медленно поднялся, оправляя седую бороду, и вновь вздохнул полной грудью. Ему необходима была небольшая передышка, дабы потом, с новыми силами написать финал той кровавой драмы, что много лет назад вихрем огня и стали пронеслась по его родным землям.