– Это очень... необычный звук, – отозвалась Алейль, подходя ближе. – Мы чувствительны к подобным. Вы ведь не собираетесь его повторять?
– Не собираюсь! – истово закивал Сорока.
Единорог придвинулась еще и остановилась чуть ближе, чем в прошлый раз, но все равно на расстоянии – видимо, опасалась спугнуть добычу. Или все-таки не доверяла эльфу.
– Вы что-нибудь нашли?
Ответом ей послужила молчаливая загорянка, вынесшая охапку слабо трепыхающихся, разрезанных надвое растений.
Глаза просительно уставились на нее.
– А еще можете поймать?
Раздувшиеся ноздри выдавали, что некоторое недовольство в тоне не является глубоким.
– Там есть еще, – осторожно пояснила охотница, – но они все перерублены. Вас это не смущает?
– Это не очень важно.
Кивнув, Вхен так же молча вернулась к сбору самой необычайной "дичи", поверженной когда-либо ее стрелами. Корешки бродячей травы все еще предпринимали слабые попытки расползтись, несколько усложняя задачу.
Маэджана проследовала за ней, помогая собирать, и украдкой пихнула несколько отсеченных побегов и корешков себе в карман.
Брать Поль не стал отвлекаться на собирание гербария, а подошел к единорогу.
– Если этого, даст Бог, плата достаточна, мы хотели бы знать судьбу нашей спутницы.
Алейль вскинула голову.
– Я обещала спросить у леса, но за ответ ручаться не могу.
Она вскинула голову и на сей раз губы не шевелились, но невольные исполнители задания вампира услышали – словно бы песня началась. Тихая, мелодичная, переступающая мягкими тактами – и тут же взвилась бурей, режа слух, а потом ушла за пределы слышимости, оставив только странное ощущение внутренней дрожи. И завершилась коротким фырканьем, которого вполне можно ожидать от обычной лошади.
Лес принял голос в свое молчание, поймал на трепещущие листья, услышал ветвями, примолк, словно бы на миг замерзло все живое, как не бывает даже лютой зимой. И в этот миг Алейль казалась снежно-белой, словно бы ветер из легенд Гарэля очистил ее от шерсти и осыпал серебром.
Единорог застыла, подняв голову, и долго слушала то, чего не мог ощутить даже эльф.
Это молитва, подумал брат Поль. Она молится всему сущему, а значит – его Творцу, не зная ни книг, ни канонов.
И это было правильно.

Топаз. Совсем рядом...
(с Марой)

Мысль о том, что её вот-вот порвут на части, проглотят, частично переварят, отрыгнут обратно и скормят птенцам, была последней посетившей Мару до того, как она потеряла сознание. Опускаются с неба и хватают когтями свою добычу только птицы или иные пернатые и крылатые существа. Даже если её не сожрут, то могут уронить с приличной высоты, поэтому переплывая черное озеро беспамятства, зимняя не особо рассчитывала вернуться к живым. Однако данное себе обещание найти Рейлан и отомстить Еретику уже почти привычно заставляло бороться.
Едва только она заново обрела способность видеть и слышать, как тут же активно зашевелилась, что позволило ей понять сразу две вещи: первую, что она жива, цела и невредима и вторую – что руки её надежно связаны за спиной. Отчаянный порыв души заморозить все вокруг тут же улетучился. Нет, чтобы использовать свою силу Маре было не обязательно помогать себе пальчиками плести заклинания, но это то же самое, что сидя за полностью сервированным столом, есть с завязанными руками, вроде и можно, но жутко неудобно.
Догадка о птицах оказалась верна. Очнулась первокурсница действительно в гнезде. Под правым её боком теплело одно большое пятнистое яйцо, а пол левым другое. И прямо сверху, нависая над ней и загораживая солнце, был её похититель (или похитительница, окажись она матерью зародышам в яйцах), который должно быть хотел её накормить, тыкаясь клювом ей в лицо и выпуская желтую железистую жижу. От одного только запаха этой еды капризную гурманку с зимнего факультета начало тошнить.
- Спасибо, обойдусь, - пробормотала Кумудвати, пытаясь отодвинуть голову от сердобольного родителя птенцов как можно дальше.
Птица, впрочем, оказалась настойчива и, приглушенно клекоча – мешала еда – снова поднесла клюв к голове девушки. От насильственного впихивания пищи Маару спас неожиданный громкий треск, раздавшийся справа. Оказалось, что яйцо покрылось запутанными дорожками трещин, а потом из него высунулась голова в синем пушке. На сей раз родительский клекот был громким и одобрительным.

(с Хигфом)

Рассматривая эту синь на голове птенца, находящегося в процессе вылупления из яйца, юная Повелительница сдавленно пискнула. Её синевласую ошибочно приняли за вывалившегося из гнезда отпрыска. Это, конечно забавно, и забота и кормежка, но что она будет делать, когда родителю вздумается учить её летать?
Продолжая упорно отползать к краю гнезда и надеясь, что птенец отвлечет на себя внимание большой птицы, Кумудвати вертела головой из стороны в сторону, пытаясь понять, как далеко от земли она находится и можно ли отсюда спрыгнуть. Связанные руки сильно мешали, и оставалось только гадать, каким образом и главное – зачем её связали. Материнская забота с этим фактом ну никак не увязывалась.
Увидев новорожденного, птица резко изменила свое поведение. Она подняла лапу и острый, как бритва, коготь распорол рукав форменного кителя Мары, открывая руку. Вторым движением он распорол кожу у запястье – неглубоко, но разрез набух красным и родитель подтолкнул птенца ближе. Тот словно уже знал, что следует делать – упал на дно гнезда по неловкости, поднялся и, тыкаясь в бок девушке, принялся клювом подхватывать скатывающиеся капли.
- Кровосос пернатый, - разъяренной снежной кошкой зашипела девушка, а в её ладони заискрился белый огонек.
Если веревки на руках как следует заморозить, они станут хрупкими. Однако ремни – упругие, удивительно прочные и эластичные – замораживались медленно и плохо, словно бы обладали большой сопротивляемостью. Зато холод почуял птенец и отскочил. Родитель, решив, что чадо уже напилось, тут же принялся залепливать ранку какой-то кашицей – как бы не той же самой, что перед тем пытался накормить зимнюю.
- В качестве соски для младенца меня еще ни разу не пытались использовать.
Разговаривать с бессловесным представителем животного мира все равно, что с самой собой. Придумав пять разных, но одинаково неправдоподобных объяснений странному поведению птицы, зимняя оставила попытки что-либо понять. Какими бы прочными не были веревки, а все равно рано или поздно замерзнут и лопнут. Лишь бы её к тому моменту не высосали досуха.

Изумруд. Конец второго дня - начало ночи
(все, кто обычно)

Бард оперся на посох одной рукой, другую задумчиво поднял было вверх, вспомнил, что в ней до сих пор ладошка Рейлан и не стал ее выпускать, оставив руку там, где она и была. Откашлявшись (больше для виду, чем по потребности), он начал вдохновенную речь:
– Так вот, дорогой сородич! Э-э, – запнулся он, – ты ведь слушаешь меня?.. Эй, там!..
Пафос зарождающейся речи был загублен на корню.
– Я вас тут уже битых полчаса слушаю, – ответил мрачный голос, – но так и не понял, зачем вы пришли сюда.
– Нам пройти надо, – простодушно сообщил Хейлин, – через вот эти вот очаровательные пещеры и дальше. Но вот незадача, некий огненный предположительно демон, обалденных размеров, утверждает, что не пропустит, пока мы ему не поможем. Ну, я полагаю, ты и сам догадываешься, с чем он попросил помочь?
– И вы ему пообещали мою голову? – голос явно не стал дружелюбнее. Впрочем, холоднее – тоже.
– Не пообещали. Лично я за мирное решение проблем, но... меня тут не все поддерживают. В общем, если ты вдруг решишь оставить эти коридоры и перестать пугать бедных маленьких гномов, все будут очень рады, – и Хейлин утвердительно кивнул, окончив отповедь.
– С какой стати я, ученик Ар-Эрриала, стану это делать, – надменность, воистину достойная эльфийского принца, проскользнула в голосе. – Я борюсь со злом!
Бард замялся.
– Ну, это похвально... А я вот просто хочу назад свою память. Наверное. В общем, насчет зла не знаю... кстати, ты это про гномов или про ту огненную тварь?
– Это темные гномы-демонопоклонники, – пояснил голос. – А что с твоей памятью? Она у Рфыгыра?
Тот замотал головой, хоть и не знал, может ли его видеть собеседник. Странная вообще складывалась беседа...
– О нет, – сказал он, – память моя, будь она неладна, у такого дружелюбного толстячка по имени Вейтан, если это о чем-то тебе скажет. Собственно, у моих спутников точно такая же проблема. И... нам, в общем, надо идти. А мы не можем, потому что демон. Вот так.
Выражение лица у Хейлина к концу монолога абсолютно разгладилось, а в глазах было прямо-таки написано: "Ну что, здорово я все объяснил, правда?"
Тишина, воцарившаяся в ответ, казалась недоуменной, словно бы словам мага нужно было время, чтобы из каши в голове вопрошающего сварилось что-то съедобное.
– Вы с кольцами, что ли? – откровенное недружелюбие сменилось удивлением.
– С ними! – Хейлин радостно вытянул свободную руку вперед, демонстрируя неведомо кому указательный палец с колечком. Потом, словно устыдившись этого наивного порыва души, убрал руку "на место".

– Вот это встреча! А меня Ильен-Анн зовут! – затем невидимый эльф словно устыдился горячности порыва и протянул: – Понимаю. Но бросать святую борьбу только потому, что это вам нужно? На своей клетке я бы, конечно, помог...
– Подожди-подожди, – солнечный потряс головой. – Я про святую борьбу вообще ничего не знаю, и про клетки как-то тоже не понял... на своей, говоришь? Ах да, я Хейлин. И, – он вспомнил, в кои-то веки, о правилах совсем хорошего тона, – ты к нам не выйдешь, раз уж мы познакомились? Дурного не сделаем. Не сделаем ведь? – уточнил он у спутников.
Гимир кивнул и демонстративно промолчал, предоставляю брату самому вспомнить, что не все тут миролюбивые.
– Не сделаем. Если только нам не покажется, что и он что-то дурное задумал, – уточнила Рейлан.
– Я не боюсь.
Коридор внезапно стал чуть просторнее перед поворотом – от стены отделилась фигура в плаще, который тут же перестал сливаться с камнем так, что можно было пройти рядом и не заметить. Эльф приблизился и оказался ростом с Гимира, так что ему тоже приходилось пригибаться. Белобрысый, которому это надоело до зеленых демонов, посочувствовал обитателю поверхности, который провел здесь не один день.
Голубые глаза собеседника в неярком свете казались почти серыми, а светлые волосы были изрядно запылены.
– Гимир, – сообщил старший брат, – но можно не запоминать, мы вряд ли еще встретимся.
– Сперва нам надо разойтись, – резонно заметил эльф.
Рейлан смерила эльфа недоброжелательным взглядом и промолчала.
Хейлин же, ничуть не скрывая здорового любопытства, рассмотрел новоявленного с головы до ног, убедился, что ничего, внушающего ужас, тот собой не представляет, и украдкой облегченно вздохнул.
– Так насчет темных гномов... – напомнил он. – Поклоняться демонам – это плохо?
Нет, реалии собственного мира он помнил четко. И слово "демон" в его мире ничего хорошего не означало; однако сейчас ("Опять", подумал бард с мысленной полуулыбкой) они находились далеко не в своем мире.
– Вы, наверное, были в нашем городе? – ответил тот вопросом на вопрос. – Должны были – чаще всего Игра начинается там.
Бард кивнул.
– Еще как были. Вот этот, кхм, чудесный инструмент, – он повернулся, показывая формингу, уже почти ставшую ему ненавистной (куда ей было сравниться с его чудесной лютней?), – как раз оттуда.
– И как по-вашему – где лучше? Красивей, правильней?

– По-нашему: там гораздо приятнее, – встряла Рейлан, – Наверное, именно поэтому ты не с ними. Признайся честно, тебя оттуда выставили за твой скверный характер?
Ильен-Анн смерил девушку надменным взглядом так, будто она была одета не в дорожный плащ и вполне приличную дорожную же черную одежду, а в крестьянские тряпки не первой свежести.
– У нас свет и хорошо, а здесь тьма. Вот я с ней и борюсь!
– И как успехи? – Рейлан одарила борца за добро и справедливость не менее презрительным взглядом.
– Раз демон прислал сюда вас – значит, я им крепко насолил, – с удовлетворением произнес эльфийский диверсант.
– А что же вы, – подал наконец голос Хорн, не без робости выглядывая из-за спины Гимира, – один с тьмой боретесь?
– А почему бы и нет? Не приводить же сюда армию.
Да уж, правильная осада этого подземелья и тем более штурм его, по прикидкам Гимира, были делом практически невозможным.
– Так значит, ты – борец за идею? – заинтересовалась Рейлан. Беаперспективное приложение усилий всегда казалось ей делом странным. А те, кто не отказывается от подобных идей – и подавно.
– Мне кажется, ты вкладываешь в эти слова не то, что я, – пожал плечами эльф. – Но можно сказать и так.
– Послушай, а ты не мог бы на время взять отпуск?
– Это как?
– Да так, очень просто. Отправляйся домой, навести родных. А потом снова возвращайся к своей идейной борьбе, – пожала плечами Рейлан.
Эльф уставился на нее с недоумением.
– Я тут сделал такое убежище! Учитель будет гордиться. И зачем мне надо теперь уходить?
– А как он о нем узнает? Чтобы гордиться? – с искренним любопытством поинтересовалась зимняя.
– Да узнает как-нибудь... – задумчивость прокралась в доселе уверенные нотки.
– Если местные придумают таки способ тебя отсюда выкурить, то вряд ли. Думаешь, они тебя живым отпустят?
– Им меня не взять, – заверил Ильен-Анн. – Я же лучший ученик следопыта Ар-Эрриала!
– И что? – со скучающим видом отозвалась Рейлан, – Будешь до старости в этом тоннеле торчать?
Похоже, этот вопрос смутил борца с тьмой.
– Ну надо же действовать! – произнес он почти жалобно после короткой паузы.
Зимняя поглядела на лучшего ученика следопыта как-его-там с некоторым сочувствием. Затем перевела вопросительный взгляд на Хейлина: быть может, тому будет проще разобраться в загадочной эльфийской душе сородича?
Однако тот заговорил, как ни странно, совершенно на другую тему:
– А скажи-ка... – бард хотел было обратиться по имени, но понял, что без подготовки не сможет, – как ты сюда вообще пробрался?
Эльф фыркнул.
– Зачем мне говорить? У каждого свои секреты. А если вы потом Рфыгыру расскажете? Вы же мне не братья и не союзники, у вас свои дела.

Солнечный поднял одну руку, показывая, что сдается и спорить вообще не собирается.
– Я просто подумал, – объяснил он, – может, можно через эти горы пройти не только тем путем, который треклятая огненная тварь загораживает...
– Все, что я могу сказать – у меня это заняло несколько дней – с важным видом посвященного пояснил следопыт.
Рейлан досадливо поморщилась и обернулась к Хейлину, демонстративно не обращаясь к борцу с тьмой.
– Слушай, Хейлин, он мне надоел. Давай предложим ему выбор: либо он помогает нам выбраться отсюда, минуя треклятую огненную тварь, либо мы выносим его отсюда оной твари в уплату.
– А я ведь с самого начала сказал, – грустно молвил Хейлин, взглянув на "пещерного" эльфа, – что у нас нет вариантов. Или так, или так. Но мне бы, правда, не хотелось... но если придется...
Он пожал плечами, все с тем же выражением неизбывной печали на худеньком личике.
– Вы нарушите свое слово? – рука следопыта нырнула к поясу неуловимо быстро, и легла на перевязь с метательными ножами.
– Да больно надо, – фыркнула Рейлан, – мы честно подождем, пока ты опять сольешься со своей стенкой, и сами меры предпримем. А мне так совершенно без разницы, одного тебя морозить или весь тоннель. Весь тоннель даже приятнее. После общения с твоим огненным приятелем мне до смерти захотелось чего-то освежающего.
– Соглашайся, мужик, – добавил Гимир лениво-дружелюбно. – Она ежели сказала, что заморозит – значит заморозит. Ежели приласкать обещала – все равно заморозит. Вот если что хорошее... А если вовремя смыться – может, и повезет.
Похоже, в совокупности презрительная мина Рейлан, мировая скорбь на лице эльфа и явное сочувствие на физиономии Гимира убедили следопыта – именно так все и будет.
– Хорошо, – ответил он. – Мне действительно надо рассказать все учителю. Но я непременно сюда вернусь. Надеюсь, мы больше не свидимся!
И он гордо поклонился, видимо, считая, что сохранил достоинство.
– Мудрое решение, – поддержал его Хейлин. – Искренне желаем всяческой удачи.
Скорбь на его лице медленно, но верно уступала место облегчению.
Тень исчезла в коридоре, слившись со стеной и все, особенно Хорн, ощутили облегчение – он явно уносил с собой защитные чары.
Некоторое время было потрачено на то, чтобы найти гнома-проводника – должен же был кто-то засвидетельствовать их успех великому и труднопроизносимому. Тот дошел до недоступной прежде шахты, еще раз попросил никому не рассказывать, что он сперва убежал, и они направились в обратный путь.

Прием у предводителя гномов был не менее горячим, чем в прошлый раз – к сожалению, не в плане душевного тепла, а самой что ни на есть настоящей жарой, от которой хуже всех чувствовала себя зимняя. Гимир втайне надеялся, что тот на радостях подарит им что-нибудь магическое, например – волшебный меч. Но то ли демон оказался скуп, то ли ему это просто в голову не пришло. Во всяком случае, словно свое он исполнил, и уже другой проводник повел четверку к выходу. Снова череда тускло освещенных, негостеприимных тоннелей. Белобрысый уже начал сомневаться, не кружат ли они, а то и вовсе идут ко входу.
Но тут проводник остановился и быстро нажал какой-то камешек. Очевидно, изнутри ничего произносить не требовалось – камень поехал в сторону, и взглядам открылась во всей своей широте – со склона высокого каменистого холма – густая темная синева входящей в свои права ночи.
– Ну наконец-то, – с облегчением произнесла Рейлан и огляделась. Похоже, пора было искать ночлег.
– Да уж, – не смог не согласиться Хейлин. Пусть тут, снаружи, было уже темно, но облегчение, которое солнечный эльф испытал, наконец покинув гномьи владения, было поистине ни с чем не сравнимо. – Что, получается, еще один... этот... квадрат прошли? Дальше-то куда пойдем?
– А пусть большой и умный решает, – съязвила Рейлан, стрельнув взглядом в Гимира.
– Границы-то вроде не было еще, – сказал Гимир. – Те, кто не хочет ничего решать, а только упрекать других, могут идти отдельно.
– Такого пожалуй упрекнешь, – буркнула Рейлан и принялась спускаться с холма, точно и правда решила последовать мудрому совету.
Бард всерьез забеспокоился.
– Эй, эй! Рейлан, ты куда? Гимир... ну это же неприлично, честное слово!
Хорн тем временем просто уселся на землю, прямо на вершине холма, и с несчастным видом обхватил колени.
– Я предлагаю сменить командира отряда, – спокойно, но холодно объявил старший брат. – Когда постоянно спорят – хорошо для королевских министров, но в экстренной ситуации, а тем более в бою – кончится фатально для всех нас.
Лепящий поднял голову.
– Так у нас... все это время был командир?
Хейлин прыснул.
– Это наш давний уговор с Хейлем, – пояснил Гимир, укоризненно глянув на брата. Когда нас было трое, мы договорились, что когда ситуация требует быстрых решений, особенно в схватке – командует кто-то один, и его слушаются беспрекословно.
Рейлан тем временем продолжала спускаться, и ее фигурка в черной одежде уже почти слилась с ночной темнотой.
– Ну нет, – вздохнул Хейлин, – так дальше продолжаться...
Дальше договаривать он не стал и бросился догонять зимнюю, подсвечивая себе дорогу посохом.
– Рейла-ан! Ну подожди!

Зимняя остановилась и, дождавшись эльфа, негромко произнесла.
– Ну чего ты так вопишь? Всю местную нечисть созвать сюда хочешь?
– Так ты же уходишь, – оторопев, объяснил бард. – А я пытаюсь тебя остановить. Героически. Бегу, не разбирая... ну ладно, разбирая дорогу, но с трудом!
Он приглушил свет посоха, так что огонек на навершии едва теплился.
– А ты правда уходишь?
– Нет, конечно, – успокоила его Рейлан, – Сам посуди, куда мне от вас деваться. Твой брат пока что меня не настолько достал, чтоб я решила отомстить ему, сорвав нашу миссию и поплатившись и собственной памятью... А с холма нам все равно спускаться, и когда наш лидер перестанет кипятиться и пораскинет тем немногим, что имеется в его черепушке, он тоже это поймет и спустится следом.
– Может не спуститься, – бард ухмыльнулся, – из вредности. Но все-таки... чего вы все спорите и спорите? Это не прибавляет веры в наше светлое будущее.
– Никогда не любила высокомерных напыщенных мачо! – пооткровенничала Рейлан.
Эльф озадачился.
– Мачо – это что такое? Никогда не слышал. Это не едят?
После подобного предположения зимняя не смогла сохранить серьезность и прыснула, прикрыв лицо ладонью.
Тем временем Гимир тоже стал не спеша спускаться.
– Пошли, что ли, – обернулся он к Хорну, затем продолжил путь.
– Угу, – отозвался тот, вставая. Послушно зашагал следом, но все-таки задал вопрос: – А вы с девушкой не думаете, ну... помириться? Чтобы больше не ругаться?
– Как? – не оборачиваясь, спросил белобрысый. – Девчонки, они все такие.
– Что, правда все? – Лепящий был ошарашен. – Такие язвы?
– В основном, – пожал плечами Гимир. – Не, бывают, конечно, и тихони, но если близко общаешься – все равно иногда кусаются. А если уж чего втемяшили себе в голову – не разубедишь.
– Кошмар, – честно сказал Хорн. – Никогда не стану общаться с ними. В смысле, близко.
– Ну, это ты зря, много потеряешь, – дружелюбно заметил воин. – Просто будь осторожен и не давай себя поймать в ловушку.
Тем временем они приблизились к спустившимся ранее. Место, на котором те стояли, поросло невысокой, с трудом выживающей здесь травой – ну лучшего неподалеку не наблюдалось, а звезды только подчеркивали сгустившуюся темноту.
– Привал будем делать? – спокойно, словно ничего не случилось, спросил Гимир.
Рейлан едва заметно пожала плечами, давая понять, что не собирается выдвигать предложений.
Хейлин некоторое время попереводил взгляд с одного на другую, потом посмотрел на Хорна (Лепящий испуганно воззрился в ответ), и наконец сказал:
– Будем, куда денемся. Приваливайтесь.

Топаз. День второй
(в соавторстве всех нижевыложивших)

Наконец единорог встряхнулась и вновь стала такой, как была.
– Ваша спутница недалеко отсюда, – услышали они тихий голос. – Я могу дать проводника. Если вы, конечно, не хотите иной награды.
– Взамен или в дополнение? – деловито уточнила Маэджана.
– Взамен, – в тон ей ответила Алейль.
Маэджана приуныла и покосилась на спутников. Вряд ли они согласятся на что-то другое, пусть даже очень ценное.
– Менять человеческую жизнь на что-то не по заповедям, – склонил голову священник. Загорянка согласно кивнула. Маэджана надулась и смолчала.
– Мы шли за госпожой Кумудвати, – уверенно сказал Сорока. – И будет...не правильно, если мы повернём, осмелюсь доложить.
– Да будет так, – подвела итог Алейль. – Ваша спутница здесь и, кажется, невредима, чтобы найти ее, вам надо будет пройти... Впрочем, я дам проводника.
Снова тень звука, догадка о зове, который нельзя услышать. В траве раздался шорох, и оттуда на вытоптанную площадку выскользнул маленький зверек, уже знакомый Вхен – он или точно такой же прятался в кустах.
– Следуйте за ним и... Удачи вам! – серьезно пожелала Алейль.
Маэджана шагнула ближе к Азре и прошептала, кивая на зверька:
– А когда доведет, то это... можно подумать и о бульоне.
Слова воровки напомнили загорянке о забытом в суматохе вопросе.
– Скажите, уважаемые, а какие еще звери в вашем лесу... ну... вроде вас и тех птиц? Не совсем животные? Нам ведь надо на кого-то охотиться.
– Еще есть кроты, но они редко показываются наверху, – ответила единорог. – И белки. Остальные – такие же, как в ваших лесах. Хоть я и не знаю, какие леса у вас, и могу ошибаться.
Гарэль тяжело вздохнул, предвидя неизбежное пролитие крови, но ничего не сказал.
– Да не оставит вас милость Тэзерата, – прижала руку к сердцу загорянка, прощаясь с Алейль.
– Больше травы, хорошей и разной, – проявила вежливость и Маэджана.
– Да благославит вас Создатель всего сущего, – брат Поль передумал осенять Алейль крестным знамением, и лишь поклонился. Зверек уже прыгал в нетерпении.

– Быть может, пойдём, друзья? Госпожа Кумудвати может... перенервничать? – в том, что что-то здесь может причинить чародейке реальный вред Гарэль сомневался – помнил её волшбу во время пересечения моста.
Маэджана одарила эльфа насмешливым взглядом.
– Еще может случиться так, что мы окажемся невовремя. Вдруг ей понравилось? – намекнула она, не желая забывать свою версию относительно того, зачем странным местным разумным люди. Услышав это, Вхен снова густо покраснела, а точнее потемнела лицом, и устремила взгляд в землю.
– Тогда мы извинимся и уйдём, – несколько напряжённо отозвался Гарэль, нервно дёргая ушами.
Покраснеть, подобно загорянке у него не получалось, однако своё душевное смущение эльф выражал всей позой и выражением лица.
Священник же толком не понял, о чем толковали его спутники, а потому просто устремился за хомячком. Тот вел их без всякой тропинки, что неудивительно для зверька, но не очень приятно человеку, и будь этот лес таким же, как в первой клетке – отряд застрял бы надолго. А так они только успели основательно запыхаться и проклясть своего проводника – чего тот, разумеется, не понял – как он розовым пятнышком запрыгал у ствола высокого дерева, увенчанного сложенным из толстых сучьев гнездом.
– Кажется, мы пришли, – произнес брат Поль.
Он готов был подниматься наверх, но опыт подсказывал, что этот выбор не будет лучшим для остальных. Охотница задрала голову, задумчиво разглядывая невиданных размеров гнездовье и размышляя, что же делать. Попытаться докричаться до госпожи Мары? Но совершенно не ясно, в сознании ли та, жива ли – может ли откликнуться. Да и кто этих птиц знает? С другой стороны, лезть туда тоже затея сомнительная. Как говорили у нее на родине, ну залез ты в логово тарха, а дальше что? С луком там не развернуться, с ножом она не так ловка, да и не совсем птица Мару похитила.
Загорянка украдкой покосилась на эльфа. А ну как кинется пернатой в лапы, как той кобыле однорогой, да восхвалять станет?

– Я думаю, нам стоит спрятаться, – задумчиво сообщила воровка, разглядывая дерево, – И пусть ушастый снова посвистит, как он умеет. Посмотрим, что оттуда свалится.
– А если это будет госпожа Мара? – резонно возразила Вхен.
– Ну так и отлично! – оживилась Маэджана, – Тогда и лезть не придется.
Гранатовые глаза пораженно расширились. С чувством юмора у охотницы явно было не слишком хорошо.
– Так нельзя, – на всякий случай озвучила она очевидную мысль. – Уважаемый, – обратилась загорянка к эльфу, – вы ведь ладите с животными. Может, вы взберетесь в гнездо и поговорите с этой птицей? – Подумав, она добавила: – А я, тем временем, заберусь туда с другой стороны и попытаюсь помочь госпоже Маре.
– Я попробую, – серьёзно кивнул Сорока и полез вверх. Получалось у него это не настолько ловко, однако, эльф, он эльф и есть. На дерево всегда влезет, да ещё и песню сверху споёт, если будет настроение... Гарэль петь пока, вроде не собирался – просто упорно лез вверх.
– Я могу чем-нибудь помочь? – неловко спросил священник.
– Попросите Творца о помощи нам и госпоже Маре, – совершенно серьезно предложила охотница.
– Хорошо, я буду молиться.
– Молитесь о том, чтобы наша целомудренная подруга не узрела наверху нечто, что заставит ее сверзиться вниз, – она ехидно скосила глаза на охотницу, – Сломанные кости не так легко лечить, как царапины, а?
Вхен запнулась на половине шага и бросила короткий испуганный взгляд на Маэджану.
– Для сращивания костей травы особенно не помогут, – не слишком убедительно солгала она и поспешила к дереву.
Маэджана направилась следом и уселась чуть поодаль, дабы наблюдать за восхождением. Ну и, если ее трагическое предсказание сбудется, за полетом.
Брат Поль исполнял свое обещание. Положив на землю крестик и глядя на него, он, не спеша, встал на колени и принялся шептать:
– Господи, спаси и сохрани!...
Сумка с вещами улеглась на траву, туда же отправились лук и колчан. Убедившись, что мужчинам ее не видно, Вхен сбросила и халат, оставшись, стыдно сказать, в одной рубахе и шароварах. Поразмыслив, она скинула и обувь.

Маэджана смерила ее любопытным взглядом.
– Не слишком соблазнительное бельишко, – заметила она.
Священник покосился на Маэджану, потом вспомнил, что отвлекаться от молитвы тоже грешно, и снова зашевелил губами.
Загорянка снова потемнела лицом и сдавленно заметила:
– Лучше бы помогли, уважаемая.
– Да я с удовольствием! – с готовностью приподнялась Маэджана, – Где расстегнуть?
– Не надо ничего расстегивать! – испуганно шарахнулась Вхен. – Меня надо всего лишь подсадить до нижней ветки.
Она демонстративно подпрыгнула. Из-за невеликого роста, достать до ветки действительно было проблематично. Впрочем, что-то подсказывало, что еще одна сальная шуточка и загорянка рванет от Маэджаны с такой прытью, что доберется разом до самого гнезда.
Маэджана, однако, ограничилась тем, что подошла к дереву и, сцепив между собой пальцы, присела на одно колено.
– Обопрись на мои руки, – предложила она.
Недоверчиво покосившись на воровку, будто ожидая, что та ради злой шутки просто расцепит пальцы в самый неподходящий момент, Вхен все же последовала совету.
Маэджана оттолкнулась от земли, без видимых усилий подтолкнув охотницу вверх, так чтобы та могла уцепиться за ветку. Так все и случилось. Справившись с самым сложным этапом, Вхен сноровисто засновала по надежным крепким ветвям. Она старалась не шуметь, то и дело поглядывая, где находится Гарэль. Только убедившись, что тот уже забрался в гнездо, она осторожно подобралась к нему с противоположной стороны и заглянула внутрь.
Кумудвати все так же упрямо морозила веревки, которые, как ни в чем не бывало, продолжали гнуться, но не ломаться. При этом попытки насторожили птицу, которая подошла ближе и поглядывала на девушку черным глазом, в котором светился вполне человеческий разум. Она снова заклекотала – так, словно говорила что-то на чужом, непонятном языке и придвинулась ближе, разинув клюв и глядя на Мару даже не то что угрожающе – с предупреждением. Мол, еще одно движение... Мысленно помянув всех темных богов своего мира начиная от Лораны и заканчивая Загратом, зимняя подняла глаза вверх.

– Эм..о...уууу, – смесь звуков не складывалась ни в одно известное ей слово.
– Хей-най! – оччень знакомо раздалось сзади.– Приветствую тебя, дитя Отца Ветров. Я Гарэль Сорока, а как тебя зовут?
Да, это был он. Легко перебросив гибкое тело через край гнезда, эльф внешне спокойно и вполне дружелюбно улыбаясь пошёл к птице. То ли специально, то ли невзначай, он двигался так, что следящее за ним пернатое как бы само отвернулось от Мары.
Чья-то рука неожиданно закрыла рот волшебницы и заставила повернуть голову. За спиной Кумудвати пряталась смуглая маленькая охотница, прижавшая палец к губам. В этот момент она беззвучно молилась Тэзерату, чтобы колдунье был знаком этот жест.
Мара от второй неожиданности подряд выронила замораживающий шарик, если такое вообще можно было сделать со сгустком энергии. Арктический холод с полюсов вечно заснеженного мира закатился прямо ей под спину, заставив подпрыгнуть на месте и зашипеть от боли.
Первокурсница зимнего в этот момент проклинала веревки так, что выпускники ночного позавидовали бы, пообещав себе, что как только освободится от пут, устроит на этой поляне ледниковый период.
Клюв обернулся к эльфу и, раскрывшись, что-то застрекотал в ответ. Гарэлю казалось, что это не просто звуки, а речь, но увы – он не понимал ни слова.
– Не понимаю, – он развёл руками и отразил лицом всю свою печаль по этому поводу. – Эллано лэ ниа вас дорриен?
Увы, мимические возможности птиц не очень богаты, а если сказать откровенно – близки к нолю. Поэтому ответное недоумение было выражено только взглядом. В этот момент послышался громкий треск – это лопалось второе яйцо. Вхен, пытавшаяся перерезать путы колдуньи, замерла, со всей ясностью понимая, что сейчас пернатое обернется и заметит ее. И что тогда делать?
Сорока коротко взмолился Матери Природе, попрощался с папой и мамой, пожелал удачи в странствиях братишкам с сестрёнками... и снова свистнул. Громче раза в три. После этого достойный сын эльфийского народа зажмурился и принялся ждать своей участи, время от времени подглядывая одним глазом.

Скорлупа второго яйца разом треснула и осыпалась, показался неуклюже стоящий на лапках птенец. Родителя или родительницу слегка отнесло, и птица захлопала крыльями, чтобы удержаться на месте. За неимением крыльев, Вхен пришлось вонзить нож в днище гнезда и придержать рукой колдунью, чтобы та ненароком не выпрыгнула прочь от этого душераздирающего свиста. Птенец внезапно весьма бодро подскакал к закрывшему глаза Сороке и клюнул его в ногу.
– Ай! – вскрикнул Гарэль и слегка отскочил от не в меру активного чада. Отскочил он, впрочем, в сторону противоположную Азре и Маре. Упорный птенец последовал за ним, благо, места в гнезде было немного. Он уверенно нацелился на штанину Гарэля, и родитель готов был поддержать его в таких устремлениях, причем глядел на эльфа сейчас почти просительно.
– Эй, ну что ты делаешь?! – эльф выделывал ногами замысловатые коленца, уворачиваясь от маленького, но уже крепкого клюва. – Хееей наааай! Давай дружить лучше, а?!
Птенчик остановился и посмотрел на прыгающего собеседника. Вселенское недоумение в его глазах вопрошало – как?
– Ну чего ты от меня хочешь, осмелюсь спросить? – эльф остановился, присел на корточки и протянул птенцу руку. – Давай подружимся, маленький. Поверь, в этом мире много хорошего и не стоит омрачать его таким... яростным приходом в него. Тот посмотрел жалобно, приблизился... и клюнул эльфа в подушечку среднего пальца, тут же подхватив клювом пару капель крови, а затем перепугано съежился и, видимо ничего не соображая, приник к клюнутой же ладони.
Пришедшая к тому времени себя загорянка наконец одолела путы Кумудвати и теперь тянула ее к краю гнезда, молчаливо приглашая спуститься и дать эльфу шанс сбежать от странных птиц.
Большая птица придвинулась к эльфу – второй птенец был у нее в ногах. Она сейчас не обращала внимания на охотницу и зимнюю.
Однако, освобожденная колдунья не собиралась сбегать, не выполнив задуманное. Теперь уже ничто не мешало ей направлять силу зимы туда, куда захотелось.
– Уходи, Азра, теперь я сама справлюсь.

Новорожденные птенцы, насколько Мара помнила, очень чувствительны к холоду, малейший сквозняк может их убить. Зимняя вдруг прониклась гуманизмом и решила сначала охладить только родительницу. Раскрыв ладони так, будто собиралась погреть их от пламени костра, первокурсница стала плести обыкновенное "дыхание холода".
– Не надо, – раздался умоляющий шепот над ухом Кумудвати. Смуглые пальцы, словно копоть на белый шелк, легли на руки колдуньи. Охотница явно не понимала, что серьезно рискует, вмешиваясь в плетение заклинания. – Это не просто птицы. Они разумны. Люди им нужны, чтобы оставаться такими же, – вспомнила она слова однорогой.
Мара дернула ухом, но рук не опустила.
– Такими же? Эта тварь кормила детеныша моей кровью.
– Может, это им и нужно, чтобы сохранить разум? – предположила загорянка. – Вас ведь не убили и не покалечили, хотя и могли.
Решимость Мары поколебалась и этого мгновения было достаточно, чтобы плетение "дыхания холода" распалось. Ледяной ветер хлестнул птицу, и та обернулась, непонимающе зашипев. Потом, видимо, по раскинутым рукам поняла, где источник угрозы и расправила крылья, будто собиралась взлететь, но потом передумала – переступила так, чтобы стать между колдуньей и птенцами и угрожающе защелкала клювом. Было видно, что заклинание причиняет ей страдания. Когда чары прекратили действовать, обессиленная птица едва не упала. От подобной самоотверженности Мару стала подъедать совесть.
– Может быть ты и права, Азра. Думаю, теперь лучшее, что мы можем сделать – это просто уйти.
Будущая Повелительница, высокородная принцесса и прочее, прочее, имела определенные трудности с признанием собственных ошибок. Лицо загорянки выражало крайнюю степень облегчения. Она всерьез опасалась, что колдунья решит устроить акт возмездия и лоб в лоб столкнется с миролюбивым старшим, трепетно относившемуся даже к обыкновенным животным, не говоря уже о волшебных. Чем бы это закончилось, она предпочитала не думать, определенно ничем хорошим.
– Спускайтесь, госпожа Мара, – умоляюще прошептала Вхен, готовая в любую секунду незаметно помочь гордой чародейке. Алые глаза то и дело косились на эльфа и птицу.

Гарэль, тем временем, хотел было обидеться на птенца и в более доступной агрессивным видам форме изложить тому своё негодование, но потом покрытая липким пушком голова ткнулась в его ладонь, и чувствительно сердце Сороки не выдержало. Тихонько вздохнув, он осторожно погладил птенца двумя пальцами, а потом аккуратно снял с его спины приставший кусочек скорлупы.
– Ну что с тобой будешь делать, осмелюсь спросить? – приговаривал эльф.
– Чир-рик, – веско ответил птенец, а еще не пришедший в себя родитель не добавил ничего.
– Не лишено смысла, – согласился Сорока. – Ладно, малыш, ты расти большой, сильный и в гармонии с Природой, а мне, пожалуй, пора. Блестяшки любишь? Ну, вот тогда тебе, с днём рождения!
Гарэль покопался в недрах того тайного параллельного пространства, что таилось у него запазухой и выудил небольшую монетку, когда-то носившую чей-то гордый профиль, а ныне отполированную почти в зеркало.
Блестящий кругляш отвлек наконец птенца от большой, мягкой и безопасной ладони, и обладатель капельки крови Гарэля вцепился клювом в подарок и, кивнув – почти по-человечески – Сороке – попрыгал к родителю. Похвастаться.
Охотница, тем временем, помогла Кумудвати спуститься с гнезда на ветку дерева и, убедившись, что никто никого есть не собирается, отправилась следом. Помогать неопытной в столь неподобающих знатной даме забавах и одновременно с этим стараться не оскорбить Мару намеком на несамостоятельность было задачей не из легких, но Вхен, кажется, справилась. Во всяком случае на землю они спрыгнули без потерь и расположение духа зимней было не хуже обычного.
Мимо, без каких-либо проблем прыгая с ветки на ветку, промчался Гарэль. Эльф задержался рядом с девушками, пытаясь понять, может ли он чем-то помочь, решил, что третий тут явно лишний, и без остановок добрался до земли.
Вспомнив, что все еще находится в совершенно непотребном виде, загорянка снова залилась краской и поспешно натянула валявшийся у корней халат.

Вдоволь налюбовавшись лезущей вверх Азрой, Маэджана отвела взгляд. Ракурс был, конечно, интересный, однако неживописные шаровары портили всю картину.
Воровка скосилась на брата Поля. Похоже, тот усердно молился. Маэджана вздохнула и снова воззрилась наверх. Загорянка уже скрылась из виду. Какое-то время не происходило ничего примечательного. Вновь заскучав, Маэджана подобрала с земли какой-то небольшой странный плод, не то орех, не то желудь, и запустила им в спину священника. Тот вздрогнул, будто его укусили, и с недоумением обернулся. Похоже, ему и в голову не пришло заподозрить товарища по отряду, потому что он спросил у воровки:
– Что случилось?
Маэджана неопределенно дернула плечами и поинтересовалась в свою очередь:
– Как думаете, до ночи спустятся или нам стоит позаботиться о собственном ночлеге здесь?
– Неужели столько времени нужно, чтоб забраться на дерево? – задал риторический вопрос брат Поль, и по его слегка отрешенному лицу было видно, что благочестивый француз вновь намеревается вернуться к молитвам.
– Забраться-то нет, да и спуститься тоже. А вот на месте могут и задержаться.
– Мы не можем этому никак помочь, и только искренним обращением к Господу...
– Верно! – с готовностью согласилась воровка, – Обратитесь к своему Господу, чтоб он подогнал их молнией, если начнут развлекаться без нас. Он ведь у вас не одобряет... ну, это самое, когда больше двух и разного биологического вида?
– Вы о чем? – удивился священник.
– Послушайте, вы что, серьезно думаете, что птица похитила нашу спутницу, чтобы в ладушки с ней поиграть? – удивилась такой непонятливости Маэджана, – Если ее не съели и она жива, как утверждает наша рогатая подруга, а также учитывая эти туманные намеки о необходимости людей... Как думаете, чем они заняты сейчас?
На этот раз, судя по бросившейся в лицо краске, до брата Поля дошло. Он с силой переплел пальцы – их подушечки потемнели от прилива крови. Затем нарочито спокойно – только глаза сверкнули черным огоньком – сказал:
– Вам так не везло на стезе этого греха, что вы можете в любой ситуации думать только о нем?
– Нет, почему же, – удивилась Маэджана, – Напротив, женщины меня любили.
– Женщины? – новая вспышка огонька.

С воровкой тем временем что-то произошло. Лицо ее побледнело, сделавшись болезненно зеленоватого оттенка. Она прижала ладони к ушам и замотала головой.
– Нет-нет, я вас не слышу! – выдавила она сквозь зубы, после чего ее бормотание сделалось бессвязным и неразличимым.
Брат Поль замер, посмотрел вверх и, пробормотав:
– Господи, прости и помоги им! – вскочил, бросился к воровке. – Что с вами?
– Они меня достали! – жалобно простонала она, скрючилась сидя на коленях, обхватила голову руками и принялась стучать лбом о землю, благо та была достаточно мягкой.
Признаки были явными и не раз описывались в Святом Писании и трудах отцов матери святой Церкви. Любой мало-мальски опытный священник знал, что делать. К сожалению, выяснить пути проникновения бесов и узнать их имена прямо сейчас было сложно, и пришлось перейти разу к окроплению святой водой, пузырек с которой, разумеется, имелся в арсенале. Француз открыл его и, брызгая на Маэджану, начал читать:
– Именем Иисуса Христа, Нашего Господа и Владыки, при заступничестве пречистой Девы Марии, матери Божьей, благословенного Михаила Архангела, Благословенных Апостолов Петра и Павла и всех святых и могучей святой властью нашей Церкви, я заклинаю, чтобы прекратить козни дьявольские...
Маэджана еще какое-то время раскачивалась туда-сюда под монотонный речитатив брата Поля, постепенно перестала бормотать и замерла, съежившись, уткнув голову в колени и обхватив их руками.
– Бедное дитя. Теперь все понятно... – прошептал француз и сказал громче: – Успокойтесь, бесы отступили, и мы, несомненно, изгоним их вовсе. А сейчас я продолжу молитву за удачу наших товарищей.
– Спасибо, брат мой! – раздался из-за его спины звонкий голос эльфа. – Твои молитвы нам очень помогли, а Дракон говорит, что их просто послушать приятно, осмелюсь доложить!
Священник, который ухитрился пропустить спуск, вздрогнул от неожиданности и обернулся.
– А где госпожа Ма... а... он увидел, как девушки карабкаются вниз. – Хвала Господу! Все прошло благополучно? Что там было?
– Мы познакомились с очень милыми и дружелюбными птицами и забрали госпожу Кумудвати, – Сорока отчего-то почесал ладонь. – А вообще, красивые они, осмелюсь доложить.
– А зачем же они ее украли, раз такие хорошие? – недоуменно потер лоб француз.
Маэджана, вопреки обыкновению, не высказывала непристойных предположений и не задавала ехидных вопросов. Она просто молча сидела в прежней позе, разве что лицо больше не прятала в коленях, и хмуро поглядывала на спутников, избегая встречаться взглядом со священником.
– Ну...птенец, который увидел меня не успокоился, пока не попробовал моей крови, – задумчиво отозвался эльф. – А потом изрядно поумнел, осмелюсь доложить! Хей-най, Маэджана, что с тобой?
Воровка одарила эльфа неприязненным взглядом.
– Если бы вы задержались в гостях подольше, я бы хоть выспаться успела, а так... – и она демонстративно зевнула.
– Хей-най, так будет же у нас привал! И... наверняка госпоже Кумудвати понадобится какая-нибудь помощь... успеешь отдохнуть, осмелюсь предположить!
Маэджана пробубнила себе под нос нечто нечленораздельное. У нее определенно не было настроения общаться. У брата Поля, кажется, тоже – услышав про кровь, он вспомнил, по чьему поручению совершает путь слуга Божий, и это не добавило радости.

Изумруд. Вечер второго дня - утро третьего
(Хигф, Рейлан, Хелькэ)

Маленький отряд кое-как расположился среди камней и чахлой травы. Пришлось повозиться, чтоб раздобыть топливо для костра: пары жалких сухих кустиков, найденных неподалеку, вряд ли хватит на всю ночь, но бродить по незнакомой пустоши в темноте особого удовольствия не было. Рейлан, впрочем, пообещала наморозить ледяной светильник, который будет работать всю ночь и растает уже к утру. Спальные мешки были разложены вокруг небольшого костерка, и путники принялись греть чай и разворачивать запасы эльфийской еды.
– Интересно, когда все это окончится, мы еще найдем таких же добрых людей или придется корешки собирать? – задал риторический вопрос Гимир. – Да, ночью надо бы покараулить по очереди – может, гномы пограбить захотят или еще кто.
– Если таких добрых не встретим, придется... научить доброте тех, кто подвернется под руку, – флегматично заметила Рейлан, вытирая руки о траву и принимаясь за обещанный светильник.
– Это мысль, – одобрил старший сын Хортара, хозяйственно пересчитав припасы. – Караулить все будут?
Он подчеркнуто не обращался ни к кому, глядя куда-то в пространство между холмами, где все ярче зажигались огоньки звезд – совершенно не мерцавшие.
– Я могу быть последней, – предложила зимняя, – заодно светильник подправлю, если вдруг раньше закончится.
Она придирчиво оглядела вырастающий из земли ледяной конус.
– Хотя не должен.
– А я вторым подежурю.
Воин хотел забить для себя самую удобную, первую стражу, чтоб потом отоспаться до утра, но решил, что это будет неправильно. Быть же третьим и будить Рейлан совершенно не хотелось.
– Давайте я первый, – героически предложил Хейлин, сам не зная, кто или что его дернуло. – Буду сидеть, смотреть на звезды и размышлять о бренности сущего... надеюсь, что мне это не даст уснуть.
– Получается, я предпоследний, – "подсчитал" Хорн. – Ладно.
– Ну и чудненько, – подытожил Гимир, принимаясь за еду.
Учитывая, что за весь день беготни, особенно в пещерах, у них не было случая поесть – желудок властно требовал своего. Когда воин наконец насытился, его сразу потянуло ко сну, сопротивляться которому не было причин. Он выбрал местечко помягче, подложил под голову мешок и уснул почти мгновенно, не обращая внимания на остальных.

Хейлин, в отличие от остальной мужской братии – Гимира и Хорна, которые ни в чем себе не отказали, – отнесся к пище несколько философски. А может, его и правда вполне удовлетворили несколько ломтиков вяленого мяса и пара глотков сильно разбавленного вина... в конце концов, что взять с эльфа, которого, того и гляди, ветром сдует?
Ожидая, пока остальные улягутся, он (как и было обещано) уставился на звезды, складывавшиеся на небе в незнакомые созвездия. Одно из них сильно походило на десятилапого паука, а второе – на странного вида расческу.
Бард вспомнил легенду о прославленном певце, чью лиру боги вознесли на небо в виде созвездия в знак того, что даже их сумели пленить его дивные песни. "Ну лира – это еще ладно", размышлял Хейлин, "но расческа?!.." Впрочем, от размышлений на эту тему его очень быстро отвлек светильник Рейлан, стоило только опустить глаза.
– Слушай, – тихонько поинтересовался эльф, пока девушка еще не уснула, – откуда в нем вообще свет, если он ледяной?
– Ммм... – задумалась Рейлан, – Как бы объяснить... Видишь ли, это свет, рожденный внутренней силой мага. Ну, вроде как огневик способен создавать свои снаряды. Но моя стихия – холод. И именно лед лучше всего помогает мне удержать силу в нужном состоянии. В данном случае – заставить ее светиться как можно дольше.
– Твоя магия – точно другая, – рассудил Хейлин. – Но мне нравится!
– О... – отозвалась зимняя, поерзав и удобнее устраиваясь в спальном мешке, – Я... рада слышать.
Хейлин кивнул, тихонько пожелал ей спокойной ночи – и снова обратился к звездам. Ночь была тихая, спокойная. Бард, конечно, настораживался при каждом шорохе, но чаще всего это оказывался Хорн, который спал беспокойно, время от времени ворочаясь; или пробегала какая-нибудь зверушка.
Нападать зверушки не спешили, у них явно были другие дела, поэтому к концу своей "смены" Хейлин даже расслабился. Когда он разбудил Гимира, тот только кивнул – в глазах воина даже не читались кровожадные желания человека, которого будят среди ночи. Как маги – вопрос, а солдаты этому учатся. Ничего интересного не случилось, чему белобрысый только обрадовался. Он так и просидел свое дежурство, привалившись спиной к камню и оглядваясь по сторонам. Время от времени вставал и делал несколько кругов, чтоб не уснуть и размяться, иногда рассеянно рисовал в пыли какие-то контуры, потом стирал, так что к концу дежурства никаких следов не осталась. Пожелав удачи разбуженному Хорну, Гимир улегся досматривать прерванный сон.

А Хорну удача как раз не помешала бы... или чуть больше веры в себя. Как истинный доблестный страж, он принялся обходить лагерь со своим мечом наперевес, но все равно вздрагивал от каждого шороха. И становился все более нервным, когда время неумолимо приближалось к побудке Рейлан (Лепящий и так-то побаивался девушку, а уж какова она будет спросонья, и представить не мог). Сначала он вообще решил было вовсе ее не трогать, пускай спит дальше – но воображение живо нарисовало ему картину мести... а месть за то, что ее не разбудили, Рейлан наверняка придумает особенно ужасную. Повздыхав, помявшись и сделав еще пару кругов – уже не вокруг спального места, а вокруг зимней, – Хорн все-таки решился. Он подошел поближе, наклонился, легко похлопал девушку по плечу – и тут же отскочил подальше.
Рейлан не шевельнулась. Похоже, касание не подействовало на зимнюю никоим образом. Она все еще казалась безмятежно спящей.
На лице Лепящего отразилось глубокое отчаяние. Он снова подошел, пригляделся – а вдруг она сейчас кааак... но ничто не предвещало беды. Задержав дыхание, Хорн снова нагнулся, повторил процедуру и добавил очень вежливое, ненавязчивое: "Э-э... кхе-кхе... Рейлан?"
– А знаешь ли ты, человек, что случается с недостойными смертными, которые осмеливаются касаться особы королевских кровей? – зловещим и очень отчетливым шепотом произнесла зимняя, не размыкая век.
– Э... – Хорн с опаской посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую. Потом вернулся взглядом к девушке. – Да я, если по правде, и с особами этих самых кровей не шибко знаком! Так что не знаю, – тут его осенила страшная догадка. – А... что случается с этими смертными?
– Их отдают на съедение цепным драконам, – охотно пояснила "спящая", – Ну, если поблизости не наблюдается драконов, подойдет та кара, которую особа королевской крови изберет сама.
Он снова оглянулся.
– Нету драконов, – покачал головой. – Совсем. Ни одного. Вообще, – Хорн отступил на полшага, – я просто хотел сказать, что твоя очередь караулить...
Рейлан наконец открыла глаза и хихикнула. В свете ледяного фонаря ухмылка вышла пугающей.
– Ну хорошо, тогда я на досуге подумаю, как мне тебя наказать. Одна моя знакомая с ночного факультета практиковала особые техники с кнутом и шипами. Она рассказала мне много интересного.

– С кнутом?.. Шипами? – Лепящий отошел еще подальше. – Я... не уверен, что хочу про это знать!
В голосе его появились жалобные нотки.
Рейлан почувствовала себя несколько виноватой. Бедняга ведь теперь не уснет! И это, кстати, будет неудобно.
– Ладно, – примирительно произнесла она, – Поскольку мы находимся вне моей родины, можно считать, что законы не действуют.
Если сказать, что она вообще пошутила, решила зимняя, бедный Хорн и вовсе начнет от нее шарахаться.
– Это... хорошо, – осторожно ответил тот, перетаскивая свой спальный мешок подальше, чуть не на другой конец пятачка, что они выбрали для сна. Лег он так, чтоб не приведи боги не поворачиваться к зимней спиной – вдруг она где прячет кнут с шипами, или дракона.
"А Гимир-то", подумал Хорн, пытаясь заснуть обратно, "еще слишком хорошего мнения обо всех этих девчонках!"
Оставшись бодрствовать в одиночестве, Рейлан сперва прошлась вокруг их маленького лагеря, убедившись, что все спокойно. Светильник работал исправно, и зимняя опустилась на спальный мешок, задумчиво уставившись на спящего Гимира. Чего бы такого сотворить, чтобы не покалечить (не то чтобы жалко, но не практично), но при этом заставить белобрысого проявить свои скрытые таланты мага?
Гимир лежал на левом боку, повернувшись к зимней спиной. Она поразмыслила еще какое-то время, тревожно глянула на светлеющий горизонт, вздохнула. И положила ладони на землю. Трава вокруг ее рук покрылась инеем, а от пальцев вперед, в сторону Гимира, устремились быстрые ледяные дорожки. Добравшись до воина, они слились и обхватили спящего за лодыжки прямо поверх уголка спального мешка, которым были прикрыты ноги. Рейлан работала с ювелирной точностью и даже сама возгордилась собой. Лед сковал ткань и землю вокруг и под ним, но кожи воина не коснулся, находясь в паре миллиметров от нее. Конечно, Гимир и так скоро почувствует холод, но зимняя и не рассчитывала продержать его в ледяных кандалах все утро. А лед вышел отменный, таким можно и тролля сдерживать. Ну... какое-то время.
Воину снился солнечный день. Он, подросток, удрал от наставника и пробирается через залитый солнцем лес к пруду. Если повезет – там будут купаться девчонки, и можно будет подсмотреть, если нет – всегда приятно окунуться самому. Солнце гладит кожу, ласковое и приятное...

Но вдруг погода меняется – набегает черная туча, завывает холодный ветер, струи дождя секут тело. Легкая рубашка мгновенно промокает, а ветер норовит превратить воду в лед, вея зимой.
Он проснулся от внезапного холода и вскочил. Точнее – попытался, ибо едва ноги не слушались. Запутались? Гимир неловко повернулся и увидел, что его лодыжки прикованы ледяными кандалами. Извернувшись еще, он увидел, что лагерь в полном порядке.
Рейлан, скрестив ноги, сидела на своем спальнике, изображая молчаливую статую. С очень заинтересованным взглядом.
По нему Гимир все понял. Достал мечь, примерился и аккуратно, но несильно ударил по льду. Безрезультатно.
– Помоги, – негромко обратился воин к девушке.
– А разве сам не умеешь? – поинтересовалась зимняя.
– Ты что-то можешь сделать? – мысленно обратился воин к Кэллару
– Растопить льды? Я не маг, я жрец!
– А говорят, вера горами движет...
– Я попробую, – коротко ответил тот. Шепот внутренней молитвы чужому божеству змеей шуршал в мыслях.
– Зачем ты это сделала?
Рейлан едва заметно поморщилась. Почувствовав на себе ментальное воздействие, она ощутила, как начало покалывать пальцы. Руки точно сами рвались плести заклинание отмены. Такого она не ожидала, но почти сразу вспомнила то ощущение, что уловила в тоннеле.
– И даже так? – произнесла она, дернув бровью. Фраза не была ответом на высказанный вслух вопрос. Зимняя сжала кулаки и возвела простенькую защиту. Так, как учили на факультативных занятиях.
– Как? – не понял Гимир.
– Как будто сам не знаешь, – зло сузив глаза, произнесла Рейлан. Воздействие на нее усилилось, пришлось сцепить руки в замок за спиной и еще больше сконцентрировать внимание.
Жрец, кажется, понял, что дело безнадежно, и прекратил свои усилия.
– Давай всех разбудим, – мирно предложил Гимир, у которого от неудобной позы уже начинали болеть мышцы.
– Давай, – столь же миролюбиво согласилась Рейлан, почувствовав, как ослабевает давление, – Начинай кричать "Помогите!".
– Я буду кричать "Подъем". То есть тебя это устраивает?
– Вполне, – чуть улыбнулась зимняя.
– Хотя я могу и подождать... пусть они выспятся.
Злость заставляла Гимира казаться спокойным – он и сам не понимал. Он сам, как лед, делался холодным и колючим.

– Как скажешь, – пожала плечами зимняя, потянулась к сумке и принялась шуршать пакетами с провизией.
– Пожалуй все-таки... – неприятная усмешка мелькнула на лице Гимира и он, копируя интонации своего первого десятника, крикнул: – Па-адъе-ем!
От неожиданности Рейлан едва не подскочила на месте. Пакеты попадали у нее из рук.
– А, чтоб тебя... – пробормотала она себе под нос, покосившись на воина.
Хейлин и Хорн буквально подпрыгнули, если только можно подпрыгнуть из положения лежа; при этом Лепящий сразу уставился на Рейлан и попытался отползти от нее еще дальше, а бард схватился за посох и быстро огляделся.
Опасности, похоже, не было, зато был слегка подмороженный старший брат. Хорн тоже это заметил, но спокойствия это ему не прибавило – и ежу было ясно, чьих рук это дело.
– Ну и... чего так кричать-то? – Хейлин потянулся. – Доброе утро всем. Гимир, что это с тобой случилось за ночь?..
Необычная для солнечного эльфа флегматичность была, очевидно, вызвана серьезным недосыпанием.
– Я могу, наверное, набросить божественный удар на твой меч, – некстати вылез в мыслях жрец.
– За... – Гимир оборвал себя на полуслове и ответил брату: – Замерз. Подробнее, наверное, расскажет наша спутница.
И только потом мысленно договорил то, что хотел сказать жрецу:
– Зачем? Чтоб я, не зная силы удара, ногу себе отсек? Не лезь!
Рейлан обернулась к Хорну и Хейлину и одарила каждого приветливой ледяной улыбкой.
– Понятно, – вздохнул Хейлин, поеживаясь. – Недоброе утро.
– Так мы далеко не уйдем, – заверил воин, проворачивая ногу так, чтоб можно было нормально сесть, глядя на остальных.
– Действительно, – вежливо согласилась Рейлан, – мы далеко не уйдем, если не будем достаточно откровенны друг с другом в некоторых важных вопросах.
– Ничего не понимаю, – жалобно признался Лепящий.
Рейлан обернулась к нему, продолжая улыбаться:
– А может и тебе есть, что скрывать?
Он почти моментально поднял руки, демонстрируя ладони:
– Нет у меня ничего! И ничего я не скрываю!
Хейлин тихо хихикнул.
– Если ты что-то хочешь сказать так, чтоб тебя поняли – просто скажи это, – посоветовал Рейлан воин, устроившись сравнительно удобно и так, чтобы меч был рядом с рукой.
– Хорошо, – улыбка сползла с лица Рейлан.

Девушка не сомневалась, что Гимир понимает, о чем идет речь, просто в силу своего ослиного упрямства не хочет начинать разговор первым. Даже в столь неудобном положении, в каком оказался.
– У меня уже давно были основания подозревать, что среди нас не двое магов, а несколько больше. Теперь, правда, я не думаю, что третий – именно маг. Но у него определенно есть способности, которые он упорно старается скрыть от остальных.
Рейлан обвела всех присутствующих внимательным взглядом.
– Догадываетесь, о ком я говорю?
– Нет, – честно сказал Хорн. Потом на его лице отразился ужас: – Э... это же не...
– Не я, – поведал остальным Хейлин, – потому что про меня и так известно, что я маг, и я этого ни капельки не скрываю и не стыжусь, и даже почти горжусь... стойте, почему "почти"? Я горжусь. Вот. Поэтому вариантов немного.
Он быстро глянул на Гимира – и устремил взгляд в предрассветное небо, нацепив безразличную физиономию.
– Лично я не являюсь магом, – холодно заметил тот. – Но не против поговорить если ты, Хейль, растопишь это, – он небрежно кивнул на "наножники". – Без них удобнее.
Бард нахмурился.
– Я понимаю, что удобнее. Но это решительно не мое творение, поэтому... Рейлан, ты не против?
Зимняя повела плечами.
– Ну, раз он сам не в состоянии...
Хейлин немного озадаченно почесал кончик носа, пожал плечами и, привстав, протянул ладонь в сторону брата. Мелькнула пара золотистых искорок, и через несколько секунд одна нога воина была свободна – а за ней и вторая. Бард же отметил про себя, что идея девушки с экстренной ночной заморозкой, при всей ее (идеи, хотя и девушки тоже) привлекательности, была слишком... внезапной.
Гимир начал говорить не прежде, чем осмотрел и растер ноги.
– Нас не четверо. Нас пятеро, – заявил он. При переносе Игра или этот идиот Вейтан чего-то намудрили, и в мое тело подселили гостем еще одного. И он действительно жрец.
Уж чего-чего, а такого ответа Рейлан не ожидала. Ее брови недоуменно приподнялись. Она перевела взгляд на Хейлина, не зная, что и сказать.
Тот малость побледнел.
– В твое тело?! – солнечный недоуменно моргнул. – Еще одного? Да как вы двое там поместились?.. И что это вообще за магия? И... – он схватился за голову. – Гимир. Ты понимаешь ведь, что это звучит, как бред?

– Прекрасно понимаю, – огрызнулся тот. – Это было первое, что я подумал. И нет – я не знаю, как мы помещаемся! Он у меня в башке, но я главный.
Недоумение постепенно покинуло лицо зимней, сменившись насмешливым выражением.
– Заба-а-авно, – протянула она, – Если, конечно, не врешь.
– Это ж кем надо быть, чтобы такое придумать? – возразил Хейлин. – Странная, конечно, история...
– А, – сказал вдруг Хорн. – Так вы меня все-таки не подозреваете. Я уж было подумал... Выходит, к Гимиру в голову забрался кто-то чужой, так? Может, его и выгнать можно?
– Примечательно, что именно к нему в голову, – все еще усмехаясь, заметила Рейлан, – Видимо, свободное место нашлось только там.
"Однажды ночью", подумал Лепящий, "она нас всех сожрет и ни косточки не оставит. И даже не поперхнется!"
– Именно потому, что звучит как бред, – продолжил Гимир, – я и не спешил говорить, пока не разберусь. А кто меня спрашивал? Или, – голос стал заметно жестче, – просто и прямо по-человечески спросить нельзя? Нужно внезапно сковывать ночью? А в следующий раз вместо того, чтоб спросить, кому-то из нас просто перережут горло? Если другому кому-то опять понадобится подтвердить свои подозрения, не задав вопросов?!
Хейлин снова непонимающе заморгал.
– А нам что надо было спросить? К примеру – "прости, Гимир, а у тебя в голове никто лишний не живет?" – так, что ли? – бард потряс головой. – Значит, тогда – ты открыл проход через скалы? Твой сожитель, в смысле...
От последней фразы Рейлан не сдержалась и хихикнула.
– Хотя бы то, что спросила она, – Гимир ткнул пальцем в сторону девушки, – сейчас. О магических способностях в отряде. Хоть что-то. Да, Кэллар – так его зовут – прочитал надпись.
– Чего ж он так медлил, прежде чем прочесть? – ехидно осведомилась Рейлан.
– Если ты хотела задать эти вопросы – зачем надо было сковывать мне ноги? – отрезал Гимир холодно.
– Для того, чтобы ты выдал себя, – невозмутимо пояснила Рейлан. – И скажи спасибо, что только ноги, и я не отморозила тебе нечто ценное.
Воин покачал головой:
– Так делают только с врагами. А с теми, с кем идешь, пусть поневоле, к общей цели, поступают иначе.
Белобрысый, говоря это, посмотрел на брата – согласен ли тот с его словами.

– Ну... – пробормотал Хейлин, опуская взгляд на носки собственных сапог. – Это верно. Правда, знаешь, я ожидал, что если что-то такое, ну, серьезное, то ты мне сразу расскажешь. Я больше на Хорна думал поначалу, – Лепящий при этих словах вздрогнул, – а тут... словом, кое-кому тут не помешало бы поучиться доверять остальным побольше. И под этим "кое-кем" я разумею нас всех.
Монолог вышел печальным.
На Гимира Рейлан глядела по-прежнему с холодным неудовольствием, но когда она перевела взгляд на Хейлина, в глазах девушки появилось виноватое выражение, не слишком то привычно смотревшееся на ее вечно высокомерном личике.
– Хорошо, – вздохнул Гимир, понимая, что большего не дождется. – Хотя если бы вы спросили – я бы ответил. Здесь нет вероломства, а молчание... Все ли вы говорите о себе? Так вот, жреца зовут Кэллар, и служит он некоей Такхизис.
Казалось, Гимир уже договорил, но, еще раз неохотно разомкнув губы, он добавил, будто черту под словами провел. Жирную. Черную.
– Темной богине.
– Да? – не слишком-то вежливо переспросила Рейлан. Отчего-то упоминание о каких-то там богинях ей было неприятно, она и сама не могла понять, почему, – И что богиня? Может он ее отсюда дозваться?
– Не поговоришь, но раз его сила иногда действует – значит, что-то отвечает. Насколько я понимаю. Я, знаешь, в жречестве разбираюсь плохо.
– Ладно, не важно, – буркнула Рейлан и принялась собирать оброненные пакеты. Пора было все-таки позавтракать.
Хорн озадаченно потирал лоб.
– А темная богиня... она – как Лиэ? Просто странно – я так понял, что жрец этот нам помогал все время, значит, богиня хорошая должна быть...
Гимир явно нашел идею позавтракать хорошей. Придвигаясь к остальным, он ответил:
– А он на тех же условиях, что и все мы. Ему тоже память терять не хочется. Тем более, – хихикнул воин, – больше у него сейчас и нет ничего.
Рейлан стрельнула взглядом в Гимира:
– Знаешь, тебе даже повезло. Если мы проиграем и лишимся памяти, быть может вы на пару в одном теле чуть дольше протянете. Будете подсказывать друг другу, кто что забыл.
Хейлин вздохнул. Кажется, о полном и абсолютном примирении между всеми даже мечтать не стоило.
– Ну вот и хорошо, – сказал он чуть громче, чем следовало бы, заранее кладя конец не начавшейся еще (если можно так говорить о непрекращающейся) ссоре, – хорошо, что все вопросы разрешены. Всем приятного аппетита.

Топаз. Конец второго дня.

К не слишком веселой компании подошла Вхен. Она ступала босыми ногами по траве, необычные остроносые сапожки девушка несла в руке. При виде Маэджаны загорянка едва заметно сжалась, ожидая очередной подначки. Когда же таковой не последовало, она удивленно дернула бровью и уселась на траву, обуваться. Процесс этот оказался не простым. Выудив из обуви большие мягкие листья – впрочем, несколько помятые и успевшие уже подвять – она обмотала вокруг ступней на манер портянок, и только после этого обула сапожки.
– Госпожа Мара, – тихонько спросила она, подняв на ту взгляд, – вам нужна какая-нибудь помощь?
– Я бы не отказалась от помощи в организации обеда.
Привычка есть мало опять сыграла с ней злую шутку. Пустой желудок постоянно напоминал о себе, то и дело норовя самым неприличным образом заурчать.
Вхен, желудок которой тоже жалобно подал голос, кивнула.
– Я думаю, не следует уменьшать наши и без того скудные запасы пищи. – Она поднялась на ноги и вскинула лук с колчаном на плечо. – Как только уговоримся о месте для лагеря, я отправлюсь на охоту.
– А я пойду поищу съедобных ягод... или плодов... или трав, осмелюсь доложить! – быстро отозвался Гарэль.
Кумудвати благодарно улыбнулась ей в ответ.
– Спасибо, что помогла там, в гнезде.
Загорянка смутилась и смущенно ковырнула пяткой землю.
– Что вы, я почти ничего не сделала. Уважаемый Гарэль отвлекал на себя птицу. – Она коротко поклонилась эльфу, а потом и французу.
Тоже самое сделала и Мара, добавив к поклонам Азры свои.
– А брат Поль молился за ваше успешное освобождение.
– Вы не хотите возблагодарить творца за свое спасение, госпожа Мара? – тихо спросил священник.
Уголки губ зимней дрогнули в едва сдерживаемой улыбке. Уж кто-кто, а предполагаемый выпускник Шпиля, которого брат Поль почитал за творца, к её спасению точно руки не прикладывал. Но сказать подобное его верному почитателю означало оскорбить последнего до глубины искренних чувств. Пропаганду в своем мире этот удачливый Повелитель организовал на высшем уровне.
– Возблагодарила бы, если б знала, как, – улыбнулась первокурсница.
Это, в конце концов, было даже забавно.

(все)

Священник оживился.
– Это нетрудно. Нужно перекреститься, вот так, – сложив большой и указательный пальцы, брат Поль нарочито медленно провел ими сперва сверху вниз, потом слева направо, приближая к телу на концах воображаемого креста. – И думай о Боге, благодари его мысленно – иначе это просто жест. Потом надо произнести: Боже мой, благодарю Тебя, что Ты утвердил стопы мои на стезях Твоих, так что не уклонились шаги мои. Ты явил мне дивную милость Твою, Ты сохранил меня, как зеницу ока, в тени крыл Твоих укрыл меня от врагов души моей, которые окружают меня. Что воздам Господу за все благодеяния ко мне? Благословен буди, Господи, Боже мой, творящий чудеса един, и благословенно да будет святое имя Твое во веки, и славою Твоею да наполнится вся земля! Аминь.
Мара, давясь совершенно неуместной священному действию улыбкой, крестилась и бормотала молитву.
Загорянка прислушивалась к словам священника с интересом и некоторым недоумением. В ее голове не укладывалось, как можно говорить с Творцом не так, как просит душа, а заготовленными фразами, да еще и такими сложными. Но вслух высказывать свои сомнения она не стала. В конце концов, каждый сам разберется, как ему общаться с Тэзератом.
– Хееей-нааай! – уважительно, но чуть более громко, чем стоило, обалдел от таких словесных построений Гарэль. – Умный человек придумывал, осмелюсь доложить...
– Несомненно, – кивнул священник, который не увидел в словах эльфа ничего больше похвалы. – Эти слова принадлежат мудрецам нашей матери Церкви.
– Брат мой, а почему ты всё время зовёшь Церковь своей матерью? – полюбопытствовал Сорока, решивший, что привал можно устроить и прямо вот здесь.
Брат Поль охотно пустился в объяснения:
– Святой названа Церковь, она ведет Бога в наш мир, и он сам является ее главой – над владыками земными, и освящает ее. Как мать заботится о здоровье детей, так Церковь, исполненная живительной силы Духа, заботится о нашем душевном здоровье. Трудно человеку в одиночестве, как отломанной ветви, без общения с братьями по духу. Ветвь может зачахнуть, а дерево, мощное, сильное, с раскидистой кроной, будет по-прежнему выситься поодаль и радовать взоры.

– Ага, то есть вы тоже славите Великую Мать, просто придумали себе всякого разного! – простодушно обрадовался эльф, и даже обнял несчастного француза от избыточного чувства единения. – Это здорово, осмелюсь доложить!
– Ты о чем, брат Гарэль? – француз был так ошеломлен, что даже не сопротивлялся.
Зимняя в предвкушении очередной беседы на теологические темы старательно прислушивалась, в надежде узреть подсказку о том, кем в Шпиле был этот самый Творец.
– Ну смотри! – эльф принялся загибать пальцы. – Церковь – великая, могучая и наставляет своих детей, как жить правильно, поддерживает их, ты сам говорил. Это раз. Она о них заботится, причащает к единому Древу, без которого трудно, аж ужас. Это два. Ну и чем же она не Великая Мать после этого, осмелюсь спросить?
– Она-то Великая Мать, – брат Поль внимательно следил за пальцами, словно надеялся увидеть там лишний. – А еще кто?
– Хей-най? – не понял Сорока. – Что значит, ещё кто?
– Великая мать есть Церковь! – повторил для непонятливого брат Поль. – И только она.
– Как её только не зовут, – пожал плечами Гарэль, но, заметив некие перемены в цвете лица священника, тут же сменил тему: – Кстати – может, пойдём, осмелюсь спросить?
– Темновато, – пробормотал тот.
И верно – вечер подкрался незаметно. Он уже сливался тенями деревьев в зыбкую фигуру, сгущаться в воздухе, клонить солнце к горизонту. Первые несмелые звезды проткнули ткань небосклона и заискрились своими остриями. Ночь обещала не замедлить наступить.
– Значит, тут и заночуем, – Вхен взяла на себя роль робкого голоса здравомыслия. Проверив нож, лук и колчан со стрелами, она задумчиво огляделась, запоминая приметы стоянки. – Я за мясом, пока еще хоть что-то видно.
Подгоняемая чувством голода, загорянка быстро потрусила прочь от шумных соратников, распугавших зверье в округе.
– А я поищу ягод...или плодов. Или трав. Не разумных, осмелюсь понадеяться! – торопливо отозвался эльф, и тоже быстро исчез среди деревьев.
Мара в который раз вознамерилась пожалеть о том, что выбрала зимний факультет, а не огненный, проблем бы с костром сейчас не было, но вспомнив многочисленные ожоги пламенных, сожаление улетучилось.
– Хвороста в округе много, но почти весь в гнездах птиц, – не заботясь пояснить ход мысли, снежная выразила её где-то с середины.
– И все же я попробую насобирать, – заметил француз.
Все еще непривычно молчаливая Маэджана буркнула что-то о том, что тоже за хворостом. Удалилась она, впрочем, в противоположном от брата Поля направлении.

К тому моменту, когда охотница вернулась с добычей, звездная россыпь уже украсила небо. Туда же стремились и многочисленные искры костра, разведенного спутниками загорянки. Та беззвучно возблагодарила Тэзерата за то, что они додумались подготовить лагерь и без ее помощи. На мужчин в таком занятии она и не полагалась, а снизойдут ли до подобной прозы ехидная Маэджана и высокородная колдунья, Вхен не знала. Видимо, снизошли. Или все же напрасно она скинула со счетов мужчин.
Добыча вышла небогатой. Слишком мало времени оставалось до темноты; незнакомый, опять же, лес, где приходилось быть предельно внимательной. Но Тэзерат, как водится, не оставил своё дитя голодать, и охотница бросила на траву небольшого зверька, более всего напоминающего помесь кролика с бобром, и достаточно крупную, аппетитную на вид птичку. Надо сказать, что рука загорянки дрогнула, выпуская стрелу в пернатое. Кто их тут знает? Но, вспомнив размеры гнезда и птенцов, она рассудила, что перед ней все же обыкновенная дичь.
В отличие от предыдущего вечера, Вхен все же решилась оставить оружие у огня, доверившись новым спутникам. Сама же девушка отошла в сторону, чтобы никому не мешать и чтобы не мешали ей самой, и запела закатную песнь на родном языке. Тот факт, что закат уже состоялся, не имел особенного значения. Пусть лика Пресветлого больше нет на небе, но он всё равно слышит каждую песнь, шепот и даже молчание.
Сорока успел вернуться в лагерь несколько раньше загорянки, и теперь над разведённым костром жарилось что-то, похоже на плод порочной, но нежной любви шишки и яблока. Что это такое, никто не знал, но ядовитым оно не было (Гарэль попробовал) и весьма аппетитно шкворчало над огнём (Гарэль почему-то настоял, что это надо жарить).
Сам эльф, чуть в стороне от костра и на этот раз никого не стесняясь вытанцовывал что-то медленное, очень плавное и красивое. Клинок Дракона тихонько посвистывал, купаясь в прохладном ночном воздухе и звёздных лучах, так что могло показаться, будто древний меч поёт о чём-то своём этому лесу и этому небу. Было красиво. А ещё почему-то было понятно, что каждое движение не заканчивается, что вот ещё чуть-чуть, ещё три волоска, и все они станут хищными и смертоносными.

Брат Поль не спеша и тихо молился – видимо, ему было о чем поговорить с Богом после бурного дня.
Странно, но действия священника и эльфа были похожи какой-то сосредоточенностью и включённостью в дело чего-то большего, чем многолетняя привычка или разум.
Маэджана, повернувшись к спутникам спиной, копалась в сумке, а затем снова мазала лицо своим загадочным кремом.
Ужин был вкусен, как никогда не бывают трапезы после дня, проведенного в спокойствии и праздности, как бы изысканна не была еда. Незнакомый вкус мяса и фруктов (или ягод?) казался не иначе как деликатесным. Правда, поглощали путники ужин отнюдь не неторопливо, по ломтикам, как принято есть изысканные блюда.
Но как бы быстро они не питались – ночь уже вступила в свои права, расписавшись на небесах строгими геометрическими иегроглифами созвездий. Лес спрятался в тени, подчеркивая небесные знаки неровным курсивом крон.
Несмотря на далеко не богатырские размеры, Вхен опять съела очень много, будто ее морили голодом не меньше недели, после чего уснула прямо на траве, все так же зябко прижимаясь к огню. Сон охотницы был так крепок, что разговоры и шум ей определенно не могли помешать.
– Возможно, она благословлена, – тихо, чтоб не разбудить девушку, заметил священник. – Вы заметили, как быстро зажила ее рана? Та, что с поляны?
Маэджана скосила глаза на спящую, едва заметно пожала плечами и вновь впала в мрачную апатию.
– Всего лишь повышена способность к регенерации, – задумчиво пожала плечами Мара, запутавшись совсем в других мыслях и забыв, что говорит о вещах, незнакомых иномирцам, – возможно, для её расы это врожденная способность. Да даже если и нет, схожим образом действует любое, даже слабое исцеляющее заклинание.
В ладошке зимней грелось маленькое зеркальце, подаренное ей Эдарилом, но этого тепла явно было недостаточно, чтобы повелитель огня мог пробиться через завесу миров. Первокурсница уже догадалась, что пламя действует как катализатор, усиливая свойства этого магического предмета. Медлила с сеансом связи она лишь потому, что до сих пор сомневалась, хочет ли она сейчас говорить с кем-либо из Шпиля.
– Ре... что? – заинтересовался священник. Слово было, судя по всему, латинским, но в трудах отцов церкви не встречалось. – Заклинания?

Он уже смирился с колдовством и даже не считал все проявления волшебного богомерзкими, но вообразить скромную загорянку колдующей было для него странно.
– Я бы показала на примере, но увы, моих сил и способностей хватит лишь на мелкую царапину, – немного смущенно пожала плечами колдунья.
– Можно просто рассказать, – пожал плечами француз, протирая глаза, чтобы не уснуть.
– Лучше спросить саму Азру, когда она проснется, я так думаю, потому что все наши предположения – только предположения.
Брат Поль улыбнулся.
– Я бы сказал, что это молитва... но она примерно в то же время быстро уснула.
– А вот это очень сильно похоже на то, как мы теряем силы после сложных заклинаний, да и аппетит у неё при пробуждении был соответствующий, – кивнула Мара.
– Все равно в конечном итоге сверхъестественные силы – порождение либо Бога, либо Сатаны, – не особенно воинственно заметил священник
– Монотеизм в этом плане лишен разнообразия, – губы зимней тронула улыбка.
Священник сел прямее и помотал головой.
– Путь служения Богу труден. Нередко люди придумывают красивые иллюзии, чтобы не признавать, что у них недостаточно сил для тропы Творца.
Мара и представить себе не могла, чтобы она кому-либо служила или поклонялась. Это было равносильно тому, чтобы просыпаясь каждое утро воздавать хвалу Ингари или Сурре или чего доброго, самой Рейлан. Хотя ангваррис это, без сомнения бы понравилось.
– Брат Поль, – зимняя с трудом подбирала слова, чтобы не оскорбить религиозных чувств фанатика, – а святая Церковь что-нибудь знает о жизни Бога? Как он выглядел, как родился, жил?
Француз вдохновенно махнул рукой, потом вздохнул. Пересказывать Ветхий Завет от сотворения мира, кажется, будет чересчур – как бы ни хотелось.
– Творец был до создания мира – ибо именно он и создал все сущее. Что было до – людям не постичь. Иногда он являлся в видениях пророкам, а однажды, чтобы укрепить веру, отправил на землю сына своего Иисуса Христа, который жил и умер среди людей, но суть которого едина с Творцом. И, говоря о земном житии Господнем, можно говорить лишь об Иисусе.

– Расскажите мне о нем, пожалуйста, – зимняя с совершенно искреннем интересом внимала речам священника.
– Он был рожден в семье простого плотника, по воле Отца, – начал священник, и вкратце рассказал о пророчестве, избиении младенцев, чудесном спасении Иисуса, его дальнейшей скромной жизни и о том, как в возрасте тридцати трех лет Христос принял крещение и стал проповедовать.
История с непорочным зачатием зимней понравилась. Ей бы так сподобиться – и отец её будет доволен внуками, и замуж выходить не придется. Но куда больше биографии её интересовали проявления силы.
– А какие чудеса творил Иисус?
– Он воскресил праведного Лазаря, сказав ему "Встань и иди!". Христос никогда не творил чудеса ради чудес – лишь для того, чтобы помочь праведникам или показать величие Творца. Он ходил по воде, накормил пятью хлебами тысячу верующих, превращал воду в вино. Но ничего не сделал, чтобы спасти себя с креста, ибо должен был умереть, аки все смертные, за грехи наши – а через три дня восстал из гроба, смертию смерть поправ и предвещая всем праведным жизнь вечную.
Мара слушала и едва заметно кивала, сомнений больше не было, если Иисус был выпускником Шпиля, то обучался он на факультете времени.
– Велики деяния его, – вспомнила первокурсница одну из любимых фраз профессора Хистори, регулярно мучавшего их историей родной Академии, – спасибо, брат Поль, за рассказ.
– Я всегда рад нести слово Божье – думаю, именно для этого меня перенесло сюда, – священник был очень серьезен.

Снежная же наоборот была уверена в том, что у таинственной силы этого места и клыкастого нанимателя на их счет были совсем другие планы. Сучья хвороста согревающей музыкой потрескивали в огне, даря тепло маленькому отряду, устроившемуся на привал. Мара с удовольствием бы присоединилась к посапывающей во сне Азре и сама бы посмотрела пару приятных снов, но если проблема ужина худо-бедно была решена, то рассчитывать на постель, к которой изнеженная принцесса привыкла, не приходилось. Она даже подумала о том, чтобы обратиться снежной кошкой, густой мех не дал бы ей замерзнуть, но как её спутники отреагируют на метаморфозу – и предположить было трудно. Хотя, если учесть любовь Азры и Гарэля к животным, вряд ли ей причинили бы вред. Но за два дня их путешествия, зимняя так и не решилась предупредить о том, что совершенно неожиданно и некстати, вместо неё путь будет продолжать крупный хищник семейства кошачьих. Управлять своими превращениями она пока не научилась.
Достаточно протянув время и обдумав все, что собиралась, Мара все же решилась положить зеркальце в огонь. Открыла его и аккуратно прутиком задвинула под горящее полено, напряженно вглядываясь в мутное стекло. Пылающие буквы все не появлялись, тогда зимняя негромко позвала огненного.
– Эдарил.
Выдержав солидную паузу, переговорное устройство ответило мелкой рябью на поверхности стекла. Мара склонила голову на бок и задумчиво прикусила нижнюю губу. Потом принялась шерудить прутом в костре, перекладывая зеркальце с одного места на другое, будто это могло повлиять на качество связи. И тогда очень медленно, с большой неохотой, огонь вычертил на стекле корявые буквы "Кумудвати?".
Зимняя в восторге и нетерпении заерзала на земле и как глухому проорала зеркалу:
– Да, это я! Эдарил, мне нужно передать моему декану, миледи Винтер, нечто очень срочное, ты можешь мне помочь?
Буквы её имени растаяли и невидимая рука снова начала чертить огнем черточки и закорючки. "Я тебя не слышу".
– Не слышишь? – растерянно пробормотала Мара.
"Ты очень далеко. Мне не хватает сил".
Он написал что-то еще, но буквы растеклись и распались, а первокурсница отчаянно всхлипывала, стараясь проглотить душившие её слезы. К Заграту летело самообладание и самоуверенность колдуньи. Её оставили здесь совсем одну, не на кого надеяться, неоткуда ждать помощи. Как же ей сейчас хотелось домой, к маме и папе. Быстро смахивая воду с щеки, Кумудвати выволокла пудреницу из огня и оставила на земле остывать.

Топаз. День третий.

На траве этой ночью было совсем тепло. Ночь хранила сон маленького отряда, но утро принесло с собой неприятности. Небо так и не вспыхнуло золотистым свечением рассвета. Посерев, оно осталось таким, будто подумывало – может, обратить время вспять и вернуться к мраку? А затем сверху, без предупреждающей мороси, хлынули холодные струи дождя, разбудив всех утренним душем.
– У кого там связи на небесах, попросите, чтоб выключили воду! – проворчала Маэджана, стараясь укрыться под ближайшим деревом.
– На все воля Божья! – строго отозвался брат Поль, помаргивая и пытаясь подняться.
Он ухитрился, поспешно вставая, споткнуться, и, пытаясь сохранить равновесие, скорее влетел, чем вошел в укрытие. Впрочем, особо настойчивые капли уже просачивались сквозь крону.
Выражении лица проснувшейся зимней было далеко от допустимых этикетом. Изрядно запачкавшийся во время странствий костюм теперь еще и намокал, отчего ощущение дискомфорта раздражало все больше и больше.
Маэджана поморщилась, тщательней заматываясь в платок и перебрасывая сумку за спину.
– Какие идеи? – полюбопытствовала она. Похоже, разговорчивость к ней вернулась. Заспанная Вхен села на торчащий из земли кусок толстого древесного корня и рассеянно тёрла глаза. Похоже ей показалось, что она вот только что закрыла глаза у костра, а когда открыла их, почему-то настало утро. Мокрое утро.
– Может, просто чуть подождать и дождь закончится? – предположила она, широко зевая.
– Вы промокнете, – заметил брат Поль.
– А если мы не будем ждать, то не промокнем? – удивленно захлопала глазами охотница.
Француз, поднаторевший больше в богословских спорах, не нашел, чем парировать этот невинный с виду контрвыпад.
– А зачем чего-то ждать, осмелюсь спросить? – отозвался Гарэль, вставший несколько раньше и поймавший дождь при возвращении в лагерь откуда-то. – Хорошо же!
Нет, эльф не издевался – его физиономия и впрямь лучилась радостью и искренним наслаждением каждой капелькой, бьющей по коже.
– Вы послушайте, как красиво...
Маэджана покосилась на Гарэля, как на тяжелобольного.

– Вы не боитесь простудиться? – спросил уже подмокавший, как и Маэджана, француз.
– Что? А, конечно нет! Я ведь не обижаю дождь, так почему бы ему обижать меня? А Дракон не ржавеет, осмелюсь доложить, – он сделал несколько танцующих шагов и прыгнул, совершив кувырок через голову.
– А вам, я вижу, не нравится, – Сорока на секунду задумался и принялся вытаскивать из штанов заправленные туда полы рубахи, оказавшиеся удивительно длинными.
– Держите! – изрядный ком алой ткани полетел в сторону сидящих под деревом. – Накройтесь, она не мокнет, осмелюсь доложить!
Рубашка рухнула перед Вхен, тихим звяканьем напоминая, сколько всего в ней сокрыто. Та посмотрела на нее с двойственными чувствами. С одной стороны, не дело рубахе валяться на земле, да и на немокнущую материю интересно было посмотреть поближе, но с другой... Касаться одежды, еще хранящей тепло мужского тела, без веской причины было совершеннейшим неприличием. Как и мужчине оголяться перед посторонними женщинами. А уж им смотреть на него...
– Давай дальше! – оживилась Маэджана, пока охотница пребывала в ступоре, вызванном культурным шоком, – Пусть Азра хоть раз посмотрит на настоящий мужской стриптиз!
– Зачем? – удивился эльф, краснея и нервно дёргая ушами.
– Подобное зрелище неплохо согревает, – пояснила воровка.
– Азра, ты правда хочешь это видеть?! – ужаснулся Гарэль, краснея всё сильнее и сильнее.
– Нет! – очень поспешно ответила загорянка, вперив взгляд в землю. На глаза, как назло, тут же попалась злосчастная рубаха. Стоило Вхен представить, в какой близости надо будет находиться с остальными, чтобы поместиться под таким скромным навесом, она нервно икнула и стрелой выскочила из-под спасительного дерева. Дождь, к которому она, в общем-то, относилась с любовью, уже не казался ей таким уж холодным. Ну и что, что у нее на родине слёзы Тэзерата всегда были приятными и теплыми, не хуже людских? Если идти быстро, то можно хорошо согреться.
Мара фыркала и ежилась, пропуская мимо ушей все бессмысленные сейчас разговоры. Раздражение достигло апогея когда вода потекла за шиворот форменного пиджака.

– Ну уж нет, с меня хватит, – громко возмутилась она, не потрудившись объяснить, чего ей хватило, – больше не могу!
Глухо зарычав и свернувшись калачиком на сырой земле, зимняя трансформировалась на удивление быстро. И теперь на промокшую компанию со злобой голодного хищника смотрела мокрая белая кошка ну никак не мельче человека.
– Ой, – в возгласе охотницы соседствовали изумление, какой-то суеверный страх, восхищение и растерянность. Не зная, представляет ли зверь, появившийся на месте госпожи Мары, опасность, она привычно спряталась за мужской спиной. Прошла еще пара мгновений, прежде чем пораженная превращением Вхен сообразила, что спина эта обнажена и принадлежит Гарэлю. Потемнев лицом, девушка нашла взглядом оставшихся спутников, споткнулась о вечно ехидную ухмылку воровки, стоящей неподалеку от священника. Память услужливо подкинула вчерашние слова и двусмысленные шуточки Маэджаны. Приближаться к ней хотелось едва ли не меньше, чем к хвостатой колдунье. В багряных глазах плескались растерянность и обреченность. Все с той же стремительностью спасающегося от смертельной опасности человека, она отпрыгнула от эльфа, да так и затаилась в некотором отдалении от всех спутников, отчаянно молясь о том, чтобы на нее просто не обращали никакого внимания.
Первой реакцией священника было перекрестить оборотня и изгнать прочь нечистую силу, но он сразу вспомнил, что только вчера девушка крестилась сама, а их наниматель-вампир не поддался знамению. А если из кого изгонять греховность, так в первую очередь демона из Маэджаны.
– Отриньте звериное начало, – вежливо обратился он к кошке, хотя чувствовал себя очень странно и некомфортно.
Маэджана же только восторженно присвистнула, сопроводив этот звук каким-то не менее восторженным ругательством на незнакомом ее спутникам языке. Но на всякий случай отступила от зверя подальше.
– Кака-ая красивая, – вздох Гарэля полный истинного, чистого и искреннего до ломоты в висках восхищения шевельнул шерстинки на морде у волшебницы. – Хей-най, госпожа Кумудвати, почему же ты раньше так не делала, осмелюсь спросить!

– Мрааауу, – ответила зимняя и стряхнула с шерсти капли воды самым что ни на есть звериным способом, обдав брызгами соратников по путешествию с ног до головы.
– Плохая киса! – проворчала Маэджана.
– Она нас не понимает? – неуверенно предположил брат Поль.
Снежная кошка лязгнула зубами в сторону воровки, объяснить что-либо она сейчас была просто не в состоянии. Зато дождь перестал её мучить и идти в этом облике было гораздо легче. Потом она обернулась к Гарэлю, кажется, эльф единственный, кто воспринял её метаморфозу с искренним восторгом, жаль, что она еще не умела благодарить так, как это делают кошки, но она попробовала. Ткнулась мордой в раскрытую ладонь Сороки и ласково заурчала.
Убедившись, что госпожа Мара, несмотря на перемены, не собирается никого есть, Вхен осторожно приблизилась и украдкой, чтобы не обидеть, разглядывала огромную кошку.
– Как это прекрасно, что вы наконец нашли друг друга, – резюмировала воровка, глядя на кошачьи нежности. Голос Маэджаны при этом был такой, будто она только что прожевала лимон, не запивая, – Но я предлагаю все-таки пойти. Огня мы едва ли сейчас разведем, а если уж все равно мокнуть, то лучше на пути к цели, чем сидя на месте.
– Настоящая красавица, да, – Сорока осторожно погладил гигантскую кошку, от восторга не видя и не слыша ничего вокруг. – Хей-най, я не видел такой шерсти даже в лесах запретной для меня Родины!
– А я видела шкурки ничуть не хуже. На стенах дворца визиря Аль-Кхасавра, – пробормотала воровка ни к кому конкретно не обращаясь.
Эти слова заставили Вхен на мгновение посмотреть на госпожу Мару иначе, как на редкую добычу с удивительной шкурой. Осознав это, она тут же устыдилась и отвела взгляд, боясь как бы колдунья не прочла в нем такую оскорбительную мысль. Взгляд тут же напоролся на алеющее пятно рубахи. Судя по восторженному лицу старшего, тот о ней совершенно забыл, а остальным спутникам не было дела. Тяжело вздохнув, загорянка подошла к сиротливо лежащей одёжке и осторожно, будто та могла внезапно укусить, подняла двумя пальцами.

Дивная материя и впрямь не принимала воду, скатывала ее весёлыми струйками, ничуть не намокая. Дочь рукодельницы засмотрелась на дивную ткацкую работу. Да и ткацкую-ли? Может и правда, как в древних песнях, старшие умели делать одежки из лепестков особых цветов и паучьих нитей.
Нести вещь старшего на вытянутой руке было непочтительно, да и искусная работа вызывала уважение, так что загорянка уговорила себя, что причина достаточно важная, чтобы пренебречь запретом. Она осторожно сложила рубаху, следя, чтобы ничего из ее содержимого, невесть как внутри удерживающегося, не вывалилось наружу. Приметила она и разорванный рукав, вспомнила как Гарэль не пожалел дивное одеяние и опустила голову. Не поблагодарила ведь даже.
Поколебавшись, охотница подошла к эльфу и молча протянула ему рубаху.
– Хей-най, – удивился эльф. – Дождь ведь ещё идёт, осмелюсь доложить! Нет-нет, Азра, пусть пока побудет у тебя.
С этими словами, он быстро и ловко чуть ли не замотал девушку в своё одеяние. Та только и успела пару раз удивленно моргнуть, да смущённо опустить взгляд на мокрую землю. Спорить со старшим было бы дерзостью. Да и, похоже, просто бесполезной затеей. Кроме того, сразу стало теплее, холодные капли больше не тревожили озябшее тело. Жаль только одежда успела подмокнуть.
– Благодарю вас, господин, – едва слышно выдавила из себя загорянка, не решаясь поднять взгляда.
Дождь все лил, и казалось, что с небес течет серая краска, понемногу смывая цвета и контраст, и делая мир игрой плоских теней. Он не был сильным, но не переставал, ограничивая видимость, и потому прозрачные стены, разграничивающие квадраты, встали перед ними внезапно. Именно стены – здесь сходились две, образуя угол. Одна прокладывала путь почти параллельно направлению, с которого они пришли – соседняя клетка. Вторая темнела впереди, а различить ту, что наискосок, было довольно трудно – воздух в этом месте рябил. Тропинки запросто проходили сквозь пленку, местами она рассекала деревья, не причиняя им вреда, но внутри пряталось лиловое сияние, которое, наверное, было фиолетовым, пока мир играл красками.

Воровка остановилась, не дойдя до эфемерной преграды нескольких шагов, подобрала с обочины ветку и запустила ею вперед. Ветка пролетела совершенно свободно.
Маэджана хмыкнула и обернулась на спутников, оценивающе их разглядывая. Внезапно ей пришла в голову мысль, что они вероятно думают о том же, о чем и она, а потому воровка поспешно отступила подальше, пока ее саму ради проверки не впихнули под это светящееся марево.
– А куда мы, собственно, пойдем? – спросил священник. – Прямо или... под углом?
– Кинем монетку? – предложила Маэджана.
Мара в образе снежной кошки участвовать в дискуссии не могла, поэтому только встревоженно тянула носом воздух, пытаясь уловить малейшие странности.
Маэджана, перестав выпендриваться, тоже решила уделить внимание возможным странностям и придирчиво оглядела оба направления на предмет скрытых ловушек и обычно сопутствующей им особой энергии.
Все еще постукивающая зубами загорянка молчала. Для неё оба направления выглядели равнозначными, а в колдовских тонкостях она ничего не смыслила. Хотелось есть, высушить вещи и погреться.
– Вроде бы тот говорил идти вон в ту сторону, – эльф неопределённо махнул рукой слева от себя. – И мы туда шли, а потом пришлось идти за госпожой Кумудвати.
Он шёл рядом с большой кошкой, время от времени осторожно касаясь её шерсти. Было видно, что чувство прекрасного Гарэля начисто контужено видением пушистой хищницы.
– Мои ослабевшие с годами чувства подсказывают, что мы шли в ту сторону, – брат Поль махнул вперед. – Но почему-то кажется, что та, – он указал вперед и влево, – менее наполнена силами сатанинскими...
Сорока красноречиво развёл руками, давая понять, что его чувства ничего ни о каких сатанинских силах не говорят.
– Либо та, либо эта, – пожала плечами воровка, – главное, чтоб не между. Там, на стыке как-то... хуже.
В воздухе внезапно блеснули красные глаза и раздался голос нанимателя:
– Сообщаю, что вы не сможете обойти стык перейти сперва в один квадрат, потом в другой. Между пересечениями границ должно пройти несколько часов.

Кроме глаз, ничего так и не материализовалось, так что чем вампир говорил – осталось загадкой. Брат Поль не спешил с крестным знамением – видимо, не желая тратить его впустую.
– Хей-най, я что-то не понял, чего-чего мы не можем? – почесал в затылке эльф. – Впрочем, вы так действительно замёрзнете и можете заболеть. Давайте пойдём, куда сказал брат Поль...кстати, а зачем-зачем мы туда идём, осмелюсь спросить?
Маэджана покосилась на эльфа и саркастически хмыкнула:
– Похоже, пока что заболел кто-то другой. Скажи-ка... гм... уважаемый, внезапная амнезия – типична для вашего народа?
– Ээээ, кажется, нет.
– Досадно, – Маэджана трагически сдвинула брови, – из всех возможных эльфов именно нам достался эльф-склеротик.
– Нет-нет, я помню, что мы идём, потому что нас взяли в какую-то Игру, помню про кольца...но что именно мы должны сделать?
– Прийти к центру первыми, – голос Маэджаны сделался серьезным и хмурым.
– Тогда нам стоит поспешить, – тоже посерьёзнел Сорока, но на этот раз долго этот настрой не продержался. Эльф хлопнул свой меч по эфесу, улыбнулся и добавил:
– Но, разве это не прекрасно, осмелюсь спросить? Дорога не ради цели, но только для самой дороги, чтобы прийти.
– Я бы так не сказала, – Маэджана явно не разделяла подобного энтузиазма, – Цель у нас очень даже есть. Остаться в здравом уме и твердой памяти... Впрочем, подозреваю, некоторых ее потеря не пугает.
– Вы не правы, госпожа Маэджана, – только и был ей ответ. – Осмелюсь доложить.
– Вы зря теряете время, – раздался голос откуда-то из-под красных глаз нанимателя.
– Если я верно понял про место, где незримые эти стены смыкаются – нам придется пока выбрать более опасный путь, – и брат Поль, желая прекратить спор, пошел к той стенке, через которую виднелась территория, "более наполненная силами сатанинскими".

Маэджана, которой тоже надоело торчать на одном месте, поспешила следом.
Сорока, насвистывая на ходу нечто мелодичное и органично ложащееся в ритм дождевых капель, продолжал идти рядом c тигрицей. Рубашку назад он просить не спешил, и небесная вода стекала по его обнажённому торсу. Как и все эльфы, Гарэль был худощав и как-то особенно тонок. Его сложение было красивым и гармоничным, но совершенно не человеческим. Мышцы сплетались не там, да и, на первый взгляд, их не так уж и много было. Изящество и хрупкость под почти белой кожей.
Вхен, вынужденная иногда смотреть по сторонам чтобы не налететь на растущие низко ветви деревьев, то и дело натыкалась взглядом на полуобнаженного мужчину и раз за разом темнела лицом от прилившей к щекам крови. Цепкий охотничий взгляд, между тем, невольно отмечал увиденные детали. Загорянке не раз приходилось лечить отца и израненых собратьев как своими силами, так и травами. Старший отличался от людей. Глядя на необычную для мужчины худобу, она никогда бы не сказала, что он может быть силён. Но, между тем, помнила, с какой лёгкостью эльф нёс её, как долго и упоенно плясал с мечом, не выказывая особенной усталости. Воистину, дивны создание Тэзерата...
Становилось все теплее, и вскоре дождь утих, словно земля высушила небо над собой до серого свода. Казалось, что облака там не столько дождевые, сколько пыльные. Быть может, так думалось потому, что ветер то и дело вздымал пыль с земли, на которой остались самые стойкие и самые колючие травы. Пыль тоже была горячей, а в воздухе чем дальше, тем больше проступал едкий привкус. Вскоре появились участки, на которых почва подозрительно дымилась, разделявшие ровное пространство на сеть дорожек. Деревья теперь можно было видеть только в отдалении слева, сквозь зыбкую пелену барьера, который тянулся почти параллельно их пути. Почти – дорожки загибались все дальше и дальше. Впереди то и дело слышалось какое-то странное скрипучее уханье.

– Что бы это значило, – проворчала Маэджана, отжимая промокший платок и вновь обматывая им голову и скрывая нижнюю часть лица, – Неужели еще птички?
– Мне это напоминает скорее о злых духах, – отозвался брат Поль, ряса которого, не успев высохнуть после дождя, начала мокнуть снова. – Скажите... – он внимательно посмотрел на девушку, – а вы с ними встречались?
– Эээ... – протянула Маэджана в некоторой задумчивости, – Я много где была и много разных существ видела. Каких конкретно вы имеете в виду?
– Я имею в виду существ, которые стараются заставить исполнять их волю, – пояснил француз.
– Ээээ... – еще более глубокомысленно протянула воровка, – Да таких на каждом шагу сплошь и рядом. Вот хоть нашего клыкастого нанимателя взять. Все всегда пытаются заставить кого-нибудь что-нибудь сделать. Для собственной выгоды.
Она поддела носком башмака камешек и тот улетел вперед по дорожке.
– Так что да. Полно таких.
Священник вздохнул и еще раз пожалел о родном мире, где не приходилось объяснять каждому хотя бы самые основополагающие понятия.
– Я говорю о нечистых духах. Нет-нет, не в буквальном смысле грязных, – поспешно добавил он, – а помыслами. Они стремятся войти, вселиться в человека и, лишив его воли, управлять его действиями.
– Оо... – понимающе кивнула воровка, – Разновидность колдовства, да?
– Да, ибо все колдовство... – брат Поль покосился на Мару, – в общем, да. Они вселяются в человека, если он недостаточно осторожен и совершает... некоторые ошибки.
Священник подбирал слова, явно решив не заострять лишние углы до поры, до времени.
– Да-да! – поддержала беседу Маэджана, – Бывает и такое.
– То есть вы с ними сталкивались? – гнул свое брат Поль.
– Ну разумеется. Попутешествуешь с мое – и не такое увидишь, – охотно пояснила Маэджана, – Опять же... профессия, сами понимаете. Владельцы, чтобы обезопасить свое добро, прибегают к самым разным методам. Ну там... ловушки, активирующие проклятье. И все такое.

Недовольно поморщившись, француз все же решил, что борьба с бесами сейчас важнее и задал следующий вопрос:
– И действительно они на вас нападали и, быть может... добивались некоторого успеха?
– Нападать-то нападали, – ничуть не смущаясь, ответила Маэджана, – В нашем деле нельзя предусмотреть все до мелочей. Ну а насчет успеха, – тут тон ее сделалася самодовольным, – Я все еще жива, как видите. Не все мои коллеги, обучавшиеся одновременно со мной, могут этим похвастаться.
– Дух, овладевший человеком, не всегда стремится его уничтожить, – сурово сказал брат Поль. Впрочем, строгости тона мешала одышка. Скорость задавал эльф, а священник вполне мог идти долго – но не слишком быстро. – Ему скучно без тела, и по злой своей природе ему приятнее заставить человека выполнять его волю. Расскажите, как бесы в последний раз нападали на вас?
– Бесы? – переспросила Маэджана. – Это из какого измерения?
– Они же демоны. Злые духи.
– Демоны? – Маэджана явно пыталась припомнить все стычки, какие имели место в ее богатой биографии, а также, кого из оппонентов можно было окрестить демонами и злыми духами, – Бесплотные, так?
Брат Поль кивнул.
– Как правило, да. Существам, имеющим свое тело, обычно затруднительно вселяться в чужое. И не все они того желают – разве что по приказу.
– Вселяться? Ну нет. Хвала Лису, такого со мной не случалось. Брр, – Маэджана передернула плечами.
– А что-нибудь хотя бы подобное? Когда своя воля заменяется чужой? – настаивал священник.
– Было однажды, – неохотно призналась Маэджана, – подкараулил меня в Митеции мастер гипноза. Догадываюсь, кто его послал... впрочем, почему вам это интересно?
– Если честно – вы проявляете определенные признаки... одержимости. Там, у дерева, – брат Поль резко, неловким движением обернулся к воровке и на миг вгляделся ей в глаза, словно рассчитывал увидеть неосторожного беса. – И я хотел бы вам помочь.
– Я?! Одержимости? – возмутилась воровка, – Ну, знаете ли!

– Вы явно слышали голоса, которых никто больше не слышал, и испытывали боль, – голос брата Поля был настойчив. Это типичные признаки. Вот послушайте: Вдруг некто из народа воскликнул: Учитель! умоляю Тебя взглянуть на сына моего, он один у меня: его схватывает дух, и он внезапно вскрикивает, и терзает его, так что он испускает пену; и насилу отступает от него, измучив его. Я просил учеников Твоих изгнать его, и они не могли. Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами и буду терпеть вас? приведи сюда сына твоего. Когда же тот еще шел, бес поверг его и стал бить; но Иисус запретил нечистому духу, и исцелил отрока, и отдал его отцу его. И все удивлялись величию Божию.
Сын Божий тоже видел подобное, и даровал своим служителям силу изгонять демонов!
– Ну... этот Иисус, наверное, опытный экзорцист, раз про него даже легенды слагают, – Маэджана, хоть и возмущенная столь наглым предположением относительно ее одержимости, все же решила не прекращать беседу.
– Это все было, – строго сказал брат Поль. – А у существ, которые на вас... нападали – были имена?
– У мастера гипноза? – переспросила ворока, – Конечно было...эээ.. сейчас не вспомню... Юрифуза Фигуясе... или как-то так.
– Нет, у демонов. Подумайте хорошо. Вспомните, что произошло у дерева, когда вам стало плохо, вспомните!
– Мне стало плохо? – похоже, она искренне изумилась, – Да мне вроде не так уж и плохо. ну... если не считать того, что все мы здесь в некотром роде... пострадавшие.
Брат Поль попытался припомнить детали.
– Мы разговаривали, потом вдруг вам явно стало плохо, вы начали корчиться, биться головой о землю и кричать "Я вас не слышу!" И еще что-то.
– Биться головой о землю? – изумилась воровка, – Вы шутите? Вот уж не знала, что вы умеете шутить.
– У вас, кажется, остался след, – священник указал на полуприкрытую волосами ссадину.
Маэджана коснулась рукой лба, нащупав небольшую корку.
– Серьезно? Может грязь? – переспросила она.
– Вы мне не верите?
Воровка с сомнением покосилась на брата Поля.
– Ну, я даже не знаю... – неуверенно произнесла она.

Тропинки стали уже, а уханье – громче. Перспективу застилало дымком, и видно было совсем недалеко. Священник в очередной раз запнулся и едва не упал.
– О, Господи! – с чувством сказал он. – Не оставь рабов своих... Возможно, отцы Церкви, не говоря о Сыне Божием, справились бы и так, но мне, смиренному, нужно знать, как человека одержали демоны и их имена. Я могу попробовать заставить говорить их самих, но это будет весьма мучительно.
– Но-но, этого только не хватало! – Маэджана предупредительно вскинула руки и шагнула в сторону, но тут же хитро прищурилась, – А вы не так просты, да? Любите причинять мучения? Предпочитаете доминирующую роль?
– Я вас не понимаю, – покачал головой брат Поль. – Но подумайте над моими словами. Я действительно хочу помочь...
– Я имела в виду, – решила пояснить Маэджана, – что если вы хотите кого-нибудь отшлепать, советую присмотреться к эльфу... Выглядит довольно покладистым.
– Я хочу помочь вам... – повторил он тихо. На лице было выражение усталости и сочувствия.
Воровка поглядела на него озадаченно и поинтересовалась:
– Какое значение вы вкладываете в слово "помочь"?
Священник, глядя на собеседницу, явно растерялся и не знал, что ответить. В его внутренний мир, так расширившийся за последние дни, все равно не укалдывалось, что некоторые вещи нуждаются в объяснениях. И как их можно пояснить – тоже.
Загорянка, какое-то время вдумчиво выпутывавшаяся из рубашки, как-то уж больно хитро замотанной эльфом, прислушивалась к беседе. Она когда-то слышала, что дэвы могут захватить тело человека, полного скверны, но ничего конкретней припомнить не могла. Скверны в Маэджане, на взгляд Вхен, было предостаточно, так что предположение по поводу сидящего внутри зла вполне могло оказаться верным.
Протянув с благодарным поклоном старшему его рубаху, она молча вынула лук из саадака, проверила, не намок ли он во время дождя, и понесла в руках. Дэвы пленили Маэджану, или нет, а то, что издавало странные звуки впереди, волновало охотницу куда больше.
Сорока принял рубашку, но одевать её не торопился, вместо этого просто набросив на шею. Он насторожено водил ушами, да и стоял не очень нормально. Одна нога чуть впереди, вес перенесён на неё, другая упирается в землю скорее подушечками пальцев, чем пяткой. Стойка, не больше и не меньше. Дракон бесшумно покинул своё ложе.

Загорянка, какое-то время вдумчиво выпутывавшаяся из рубашки, как-то уж больно хитро замотанной эльфом, прислушивалась к беседе. Она когда-то слышала, что дэвы могут захватить тело человека, полного скверны, но ничего конкретней припомнить не могла. Скверны в Маэджане, на взгляд Вхен, было предостаточно, так что предположение по поводу сидящего внутри зла вполне могло оказаться верным.
Протянув с благодарным поклоном старшему его рубаху, она молча вынула лук из саадака, проверила, не намок ли он во время дождя, и понесла в руках. Дэвы пленили Маэджану, или нет, а то, что издавало странные звуки впереди, волновало охотницу куда больше.
Сорока принял рубашку, но одевать её не торопился, вместо этого просто набросив на шею. Он насторожено водил ушами, да и стоял не очень нормально. Одна нога чуть впереди, вес перенесён на неё, другая упирается в землю скорее подушечками пальцев, чем пяткой. стойка, не больше и не меньше. Дракон бесшумно покинул своё ложе.
Маэджана осторожно приблизилась к Азре и, кивнув на эльфа, прошептала.
– Как тебе, а? Ничего тушка?
Вхен проследила за взглядом, недоумевая, откуда тут могла появиться чья-то тушка, когда никто не охотился. В очередной раз наткнувшись на полуголого эльфа, она принялась с завидной любознательностью оглядывать деревья, что росли справа и слева от тропы. Отвечать воровке она не стала. Та, конечно, может оскорбиться, но из двух зол всегда выбирают меньшее.
Воровка, впрочем, ничуть не оскорбилась и с энтузиазмом продолжила свою мысль.
– Он, конечно, не качок, но и тощим его не назовешь. Интересно, вот у нас говорят, что у эльфов нет волос на теле...
– У нас слагали песни о том, как старшие совершали великие деяния, а не о том, где у них волосы росли, – буркнула охотница.
– И очень зря! – ответила воровка, – Поверь моему опыту, гладкая кожа на ощупь – это весьма приятно и вполне достойно того, чтобы быть воспетым.
Загорянка скосилась на Маэджану, видимо надеясь по каким-то признакам определить, что та шутит. Увы, но складывалось впечатление, что воровка была совершенно серьёзна.
– Священные песни призваны хранить мудрость предков и передавать её следующим поколениям. В них говорится о важном.

– Конечно-конечно, – согласилась Маэджана, – Вот только следующие поколения, они же тоже откуда-то берутся. Не ветром же надувает, ну, если ты понимаешь, о чем я. И то, что некоторые считают низменным, не менее важно, я полагаю.
– Песни говорят о любви, – непонимающе захлопала глазами охотница. – Ради неё совершали великие деяния, прославлявшие весь род. – Девушка замолчала, пытаясь свести концы с концами. – Зачем петь о волосах?
– Не о волосах, – терпеливо пояснила воровка, – Если уж на то пошло, то об их отсутствии. Ведь не так уж и плохо петь о прекрасном. О прекрасном теле, я имею в виду.
– Красота, лишенная наполнения, пуста, – подумав, ответила загорянка. Судя по неуклюжести фразы, охотница как могла коротко резюмировала какую-нибудь из своих священных песен.
Маэджана хмыкнула.
– Хорошо, разберем на конкретном примере, – она ткнула пальцем в сторону эльфа, – Вот он, по-твоему, лишен... как ты сказала – наполнения?
– Это же старший! – благоговейно склонила голову загорянка. – Он странствует с язатом!
Эти два малопонятных посторонним факта вмещали для Вхен целый мир и она посчитала объяснение исчерпывающим.
– Ууу... – протянула Маэджана, – Ну, допустим. Но ведь не скажешь же ты, что он не хорош собой?
Щеки охотницы стремительно потемнели, а взгляд устремился к земле.
– Во-от, – удовлетворенно кивнула Маэджана, сочтя реакцию Азры подтверждением того, что эльф и правда ей нравится, – Ну а второй наш спутник мужского пола как по-твоему – лишен наполнения?
Вот тут Вхен задумалась. С одной стороны, брат Поль всеми силами служил неведомому богу, заставляющему своих детей жить только один раз. И говорил странные, не слишком понятные, но правильные слова. А с другой... Он как будто переставал быть частью мира в своём служении. Не охотился, не носил оружия, не мог защититься сам и защитить других. Как будто его божество сделала границу между мужчинами и женщинами не чёткой, но при этом ярко отделило жизнь души от жизни тела. Увиденное пока не укладывалось в голове загорянки и она опасалась неверно понять или сделать излишне поспешный вывод.
– Я не слишком хорошо понимаю его, – осторожно ответила Вхен, – но его душа стремится к благу.
– И это достойно восхваления, как думаешь?