Услышав злобное - "...а не то всю спину на ремни пущу.", Бетти метнула на шерифа затравленный взгляд и невольно сжалась, думая, что наказания ей не миновать, ведь Уиннифрид так ненавидит барона...

-- Неси воду, Бетти!

Спина спасена, с облегчением поняла служанка, но постаралась скрыть свои чувства - просто порывисто сжала руки молодой де Тайбуа, прошептав: "Спасибо" - и выскочила из комнаты.

Травница, прищурившись, посмотрела на девушку. Если говорит, значит, всё не так плохо. Хорошо, что девушка не замыкается в себе.
- Мач, сходи, будь добр, принеси сестре чего-нибудь из одежды... И сбегай в мою хижину, если её, конечно, не разграбили... - знахарка тяжело вздохнула, представив такую возможность. - Там на верхней полке справа стоит горшочек с успокаивающим настоем... Третий справа... Думаю, твоей сестре он сейчас тоже может пригодиться.- заметила Генриэтта и повернулась к Эвелине.
- А ты пока расскажи мне, как ты? Знаешь, иногда лучше выговориться... Нельзя копить боль на душе. - и знахарка, кряхтя, присела рядом с девушкой.

Эвелина приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но точно ком встал у неё в горле. Она заново вспомнила всё, что с ней только что произошло и слёзы вновь наполнили её глаза.
Всхлипывая, девушка вцепилась рукой в траву, и сильно сжала пальцы.
- Я... они... - Эви сглотнула и зажмурилась, но тут же вновь распахнула глаза, когда перед ней, как наяву, возникло бородатое лицо.
Больше она не смогла и слова произнести, только ручейки слёз стекали с её щёк на останки серо-голубого платья.

Услышав слабый голос сестры и поймав её немного просветлевший взгляд, Мач повеселел.
"Ей уже стало лучше, и она отходит от шока, - понял мальчик, - значит, скоро всё наладится, а если я потороплюсь и принесу необходимое, то всё будет совсем хорошо"
- Я скоро вернусь, - пообещал он Эвелине.
Мач кивнул знахарке, а потом, легко перепрыгнув через поваленное дерево, побежал по практически незаметной тропинке к Сайлсу.
Минут через пятнадцать мальчик снизил темп и побежал чуть помедленней, так как вскоре он должен был выбраться из леса к дороге.

На костре горел человек. Точнее - догорал. Потому что, как ни быстро бежал Скарлет и его спутники, они не успели. Не успели и всё тут. Старика было уже не спасти. Крестьяне стояли вокруг и тупо смотрели на остатки кострища. Лица были мрачные и угрюмые. На подбежавших разбойников они покосились, но ничего говорить не стали. Какая-то старуха, ломая руки, подбежала к Скарлету и, шлёпнувшись на колени, начала блажить, завывая про горемычную судьбу и мученическую смерть старосты.
- Да будьте прокляты вы, разбойники, - тыкнула она пальцем в их сторону. Это из-за вас всё, из-за вас. Разве так шериф поступил бы, коли сожгли мы ведьму? Нет! За послушание он бы и подати ослабил... Это всё вы, вы!
Она упала ничь и принялась в истерике насылать проклятия на Робина и её сподвижников. Мужики стояли и было видно, что кровь начинает приливать к их лицам. Они начали понимать, кого винить в том что случилось. Двух мнений быть не могло.
- Да будет тебе, женщина, - Скарлет не знал, что делать с обезумевшей от горя. Тут нужна была женщина, чтоб утешить, успокоить.
- Кэт, - обернулся он к девушке, - Уведии её отсюда, а то как бы чего не вышло.
Ситуацию надо было улаживать. Вот только как? Роль злого циника, подстрекателя и провокатора была хорошо знакома Скарлету, но тут она совсем не подходила. Тут бы Тука с его обаянием, Робина или Маленького Джона на худой конец. Они могут и успокоить народ. А он? Вот в бой позвать - это да. Но сейчас нужно совсем не это. А может это? И Скарлет, содрав с головы уже надоевшую шляпу швырнул её рывком на землю и приготовился держать спич. Ветер встрепенул его ярко рыжую шевелюру и, как будто огонёк свечи вспынул гад центральной площади деревушки, словно новый костёр запылал, привлекая внимание всех к себе.

- Конечно, Уинни, - кивнула Мэриан.
Ей безумно не хотелось отправляться на этот пир, но и бросить подругу она не могла, поэтому даже не стоял вопрос, идет она или нет. Пока Бетти ходила за водой, Мэриан попыталась быстренько привести себя в порядок - впрочем, это заключалось только в том, что она наскоро причесалась.
- Ничего, думаю, все будет не так уж плохо, - Мэриан попыталась приободрить Уинни, хотя понимала, что вряд ли у нее это хорошо получится.

- Хоршо, Скарлетт! - девушка подошла к женщины, подхватила под руки, приподняла и успокаивающе зашептала ей, что все будет хорошо, что все образумится и что разбойники здесь во все не при чем. Как нестранно, ее слова возымели действия, и старуха успокоилась. Она послушно последовала за Кэт, которая повела старуху к ее же избушки, ведь Лисичка знала всех жителей деревни в лицо и соответственно знала, где они живут. Проводив страдалицу домой и оставив ее на попечение одной из внучек, вернулась к месту, где оставались Скарлетт и Крис.

- Плачь, плачь, моя хорошая... - травница пересела поближе, приобняв девушку за плечи. - Слёзы - это хорошо... Со слезами из нас выходит всё плохое... А остальное... знаешь, время лечит ведь, Эва. Всё ещё будет хорошо... - Генриэтта продолжала бормотать что-то невнятно утешительное. В таком состоянии редко кто верит в подобные утешения, но ведь главное - это участие. Главное, ни на миг не оставлять одну и не дать замкнуться в себе.
- А потом, будешь жить с нами, среди своих, и мы защитим тебя от всего. А хочешь, Робин хоть из-под земли достанет твоих обидчиков?

Может, разумнее всего было выйти на пир в таком страшненьком виде, чтобы неведомый жених сразу встал из-за стола, приказал оседлать коня и ускакал прочь, не разбирая дороги...
Но это было выше сил Уиннифрид. На такой подвиг любви она не была способна.
И, лицемерно оправдывая свое поведение тем, что из-за ее неповиновения может влететь бедняжке Бетти, Уиннифрид надела лучшее платье, украсила наскоро причесанные рыжие волосы жемчужной сеткой -- и в сопровождении кузины скромно вплыла в пиршественную залу.
Девушки привели себя в порядок довольно быстро и не очень опоздали. Как раз сейчас слуга поднес шерифу блюдо с мясом -- и тот ножом отрезал по куску себе и жене. Это было знаком к началу пира...

Леди Матильда ответила шерифу холодным кивком, настолько небрежным, насколько позволяли приличия. Зато падчерице, явившейся чуть позже рука об руку со своей подругой, госпожа де Моллар улыбнулась ласково и ободряюще - пусть видят, что ноттингемская королева не считает эту крошку соперницей.

Храмовник встал не первым при появлении шерифа, но отнюдь и не последним, и судя по тому, как быстро отвернулся, остался незаинтересован господином де Молларом. Возможно, не желая портить ему настроение своим отстраненным и изучающим видом, вряд ли способствующим аппетиту.

От Вилла не укрывались взгляды и жесты, столь много говорящие внимательному человеку; вгляделся он и в лицо вошедшей дочери шерифа и отметив шедшую рядом с ней медноволосую юную леди примерно такого же возраста. Обе казались не слишком радостными, и вновь "де Мурье" предпочел тихо привстать, наклонив голову - и сесть, не задерживаясь взглядом на явно чувствующих себя не в своих кольчугах девушках, которые, однако, держалась с очевидным достоинством.

Но леди Матильде и короткий взгляд тамплиера, обращенный на Мэриан, показался чересчур пристальным; улыбка норманнки слегка померкла, в самой глубине ее глаз просверкнули опасные огоньки - и тут же исчезли: госпожа де Моллар прекрасно владела собой.

Странным образом слова травницы успокаивали Эвелину, хотя она струдом могла осознать, что именно та ей говорила. Сам по себе сочувствующий, размеренный голос убаюкивал девушку, она почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, о ней позаботятся...
Эви закрыла глаза и опустила голову на плечо, сидевшей рядом Генриэтты. Вздрогнув от налетевшего ветерка, девушка, точно ребенок, прижалась к старой травнице. Её грудь ещё резко вздымалась от всхлипываний, но слёзы остановились, оставив лишь влажные полоски на щеках.
Неожиданно Эвелина заговорила тихим, как шорох листьев под ногами, голосом:
- Я только... хотела предупредить брата.. и Робина... о том, что происходило в деревне... Я побежала в лес... - Дрожь ещё сильней охватила девушку, - А они.. догнали меня.. трое стражников.. потом они ушли.. а один.. вернулся и...
Эвелина до крови прикусила губу, а ногти больно впились в ладони, так сильно она сжала кулаки... и разрыдалась с новой силой.

Потеряв нить разговора, Гай углубился в себя, в одному ему ведомые картины. Иногда он выныривал из глубин памяти, отвечал парой слов д'Арси, который пытался выведать у Гисборна тайну его мастерства и всё время теребил пажа с листком, или хмуро поглядывал на булькающего сэра Вальдемара, чей ремень уже был наполовину распущен и скатывался вниз.
Одинокий, будто - вот уж правда! - белая ворона в стае, храмовник скользнул по Гисборну взглядом, в котором, как показалось Гаю, сквозил интерес. Четкие движения, выдержка, взгляд - всё в этом человеке соответствовало настоящему образу рыцаря-тамплиера, до такой степени соответствовало, что на секунду внутри Гая сжалась ледяная когтистая рука недоверия и предчувствия...
- Вы меня слушаете, сэр Гисборн? - поинтересовался д'Арси, вырвав в который уже раз Гая из собственных мыслей. Рука разжалась, и образ храмовника, стремительно кружась, словно осенний листок, ухнул куда-то в дальний угол.
- Конечно, милорд, - кончиками губ улыбнулся Гисборн. - Вы в который уже раз пытаетесь рассказать мне свою замечательнейшую историю о том, как спасались бегством от двух разъяренных мужей, причем один из них был настоящим мужем-рогоносцем, а второй - его братом. Эта история, несомненно, имела бы у меня интерес, если бы Вы сообщили о своем желании изловить разбойников, таящихся в чаще Шервуда. Но Вам будет сложно сменить милые пуховые перины ноттингемских леди на еловые подстилки леса.
Рауль поперхнулся вином и закашлялся.
В залу же вошла Мэриан.
Гай встал одновременно с сэром де Мурье, наклонив голову. Он проводил Мэриан взглядом до ее места, медленно уселся на свое и, оторвав от девушки взгляд, обратил его на шерифа. В глазах Гисборна вновь заплескалась скука, будто льющееся из кувшина в кубок вино.

Хорошее расположение духа достопочтимого сэра Конрада таяло прямо-таки на глазах. Этому способствовали и неудачные попытки барона встрять в чужой разговор, и колючие взгляды потенциальных собеседников, изредка скользившие по его вычурным одеждам. Но больше всего барону досаждало время, текущее медленно, словно вязкий дикий мед. Казалось, уже целую вечность Ревенсворд, с видом собаки, готовой покусать всех и вся, но тщательно скрывающей свои порывы, угрюмо изучал соседей. "Мне бы их проблемы, - мысленно бормотал он. - Ишь, трагедия - нищий разбойник..." И тяжелый взгляд барона вновь начинал отвешивать увесистые оплеухи игнорирующим его дворянам.

Тревожащее ожидание скорого знакомства с невестой сменялось полнейшим безразличием к происходящему, оживший желудок ежеминутно напоминал о себе жалобным стенанием. Мрачная туча тоски с упорством норманна захватывала душу барона, а его мысли были подобны морскому ветру в штилевую пору.

"Пей - тоска пройдет! Хлеба ни куска..."

Глоток хиосского вина...

Ревенсворд невольно вздрогнул: вино подействовало на него словно опрокинутый на голову ушат холодной воды - отрезвляюще. Изрядно опустевший кубок с глухим стуком опустился на стол.

Взор Конрада устремился на девушек, только что вошедших в залу. То, что их было две, изрядно сбило с толку барона, до сих пор не имевшего счастье лицезреть предмет своей заочной любви. Дабы не допустить досадную оплошность, Ревенсворд встал и, не сосредотачивая внимания не на одной из девушек, изящно поклонился. Улыбнувшись уголками губ и как бы невзначай пробежавшись глазами по лицам юных особ, барон опустился на стул.

"Пир обещает быть долгим, - отметил про себя барон, - поэтому спешка ни к чему".

Угроза висела в воздухе. Совсем недружелюбные лица крестьян, страх, гнев… все это Крис видел не раз. Но… он не ожидал, что все это будет направленно на него. И от этого ему сделалось страшно. Сайлс, бывший ему домом, и люди, которых он знал с детства – все вдруг стало другим. Ненавидящим. Враждебным. Страшным в своей беде.
Это все из-за вас, из-за вас…
Причитание старой женщины разносились над площадью.

Крис растерянно оглянулся, как будто могли быть другие виновники всего этого. Те, к кому были обращены слова старухи.
Но ненавидящие взгляды людей были обращены именно на вольных стрелков.
… из-за вас…
Из-за них? Они ведь…. Они ведь помочь хотят! Вон как сюда бежали. И травницу спасли – как люди могут говорить, что она – ведьма? И Робин рассказывал… - Крис уцепился за эту мысль. – Робин. Был бы здесь Робин, он бы все объяснил. Или Тук – он тоже кого хочешь убедит. Но их нет. Никого нет.
Есть только он и Скарлет. И еще – толпа.
Даже Кэт ушла – Скарлет отослал. Сказал, что б отвела старуху в дом. Это хорошо – хоть бы Кэт там задержалось. Потому как дело к драке идет. А нечего Лисичке в драке делать. Деревенские мужики, они, что в горе, что в радости – крушат все, ни на что не глядя. И что девушка перед ними – не остановятся.
В толпе заволновались. Сжимали кулаки, что-то говорили. Пока тихо, но это не надолго.
Скарлет что-то буркнул, и резким движением содрал с головы шапку. Рыжие волосы вспыхнули на солнце.
Крис молча отступил на шаг – достаточно далеко, что б не попадать под замах и не мешать, но при этом достаточно близко, что б не позволить ударить Скарлету в спину. Здесь не рыцарские турниры, о которых ему рассказывал Тук, – крестьяне дерутся без всяких правил. Кто выжил – тот значит и прав.
И Крис сжал кулаки, подняв сверкающие голубые глазами на людей, которых они пытались защитить. Теперь надо защищать себя.

Оправдывая славу проницательной женщины, госпожа де Моллар с улыбкой обратилась к барону:
- Мне следовало бы рассердиться на вас, сэр Конрад, за то, что вы явились похитить у нас огонь, - взгляд красавицы намекающе коснулся рыжего буйства, наспех прикрытого жемчужной сеткой, – но я понимаю ваше желание обогреть домашний очаг.
Матильда пригубила серебряную чашу с чистой водой: горячая кровь норманнки легко закипала, поэтому хмельного она не пила никогда, держа острый язык на надежной привязи.
- А вы, сэр Гай, рассказали бы нам что-нибудь поинтересней – например, как распознать в женщине колдунью, - когда леди произносила эти слова, на ее ярких губах змеилась поистине ведьмовская усмешка. – Или, может быть, доблестный рыцарь Храма поделится тайнами своего Ордена с мирскими особами? Представьте только, сэр де Мурье, близ Ноттингема запылали костры, как некогда под Лиллем. Вы помните ту старую историю? В свое время она была на слуху...
Мельком взглянув на озадаченного Д’Арси и красного от вина де Гравиля, на чьем лице был написан по-детски искренний интерес к разговору о казнях, норманнка пояснила:
- Владетельный граф Фландрии переходил реку, и некая женщина брызнула в него водой, от чего у графа, как утверждают, спеклись внутренности. Эту крестьянку сожгли... правда, не служители власти, а дворовые люди, темный и суеверный народ. Но прославленный город Ноттингем всегда был впереди христианского мира... У нас злыми колдуньями считают даже тех, кто лечит болезни травами, - леди Матильда была серьезна, как никогда, и говорила с живым одобрением, вот только ее ироничный, колючий взгляд крест-накрест перечеркивал все слова.

Старый слуга положил на тарелку Уиннифрид большой кусок ягнятины, зажаренной с пряными травами.
Уинни тихо, почти не разжимая губ, шепнула:
-- Дикон, кто из этих уродов -- Ревенсворд?
У девушки был талант ладить со слугами, они к ней всегда прекрасно относились. Поэтому Дикон, сохраняя на лице самое почтительное выражение, тихо шепнул в ответ:
-- Который со сломанным носом...
Взгляд девушки беспомощно заметался по залу.
-- Ой...

- Ну и что? Думаете разбойники во всём и виноваты? - голос Скарлета разлетелся по площади, привлекая всех и каждого. По угрюмым лицам мужиков было видно, что именно так они и думают. По крайней мере теперь, после сожжения уважаемого старости и женской истерики, которая явно указала, кто тут виноват. А с виноватыми обращаются просто - дрыном по затылку, коли есть такая возможность. Руки Двоих угрюмых детин в задних рядах потянулись к плетням, дабы выломать оттуда дубинку поувесистей и выместить свою злобу на этих заступничках.
- Да виноваты. Виноваты в том, что по лесам шаримся, вместо того, чтоб с вами на земле работать. Виноваты в том, что в землянках ютимся, да на деревьях, а не в тёплых избах. И ещё в том, что вас защищаем от произвола. Когда успеваем... Каемся. Опоздали. Давайте повесим нас. И шерифу поможете. А потом следующими будете. Будете, будете. А то как же. Ведь знахарку кто-то из ваших сдал. Ладно, не прячьте глаза. Надо было бы - я бы сказал кто. У кого недавно корова сдохла? Вот и поищите сами. А получил ли этот человек хоть пенни за донос? Нет? Так я и думал. Зачем платить, если можно всё даром можно взять. Вот и берут у вас всё, вплоть до последних портков. А может ну его, такого умного. Одного подвесим на осине, другому неповадно будет? Бояться будет новый и не лютовать. Вот и я так думаю. У вас парнишки с голубями есть? Так пускай, коли что - пустят они сизарей, тех, что мы вам дадим. Да и мы покумекаем тем временем, как заманить в ловушку сборщиков налогов. По рукам?
Народ, вроде, оттаял. Крестьяне шушукались, но уже спокойнее. За свою жизнь разбойники могли уже не опасаться. До мужиков доходило не сразу, но потом они всё таки о чём-то договорились и от самой большой кучки отделился крестьянин со всклоченной пегой бороткой, косой на левый глаз. Разводя мозолистыми руками в стороны, он приблизился к Скарлету и произнёс:
- Это... Ну, вроде, согласные мы. Давай голубков.

Слова Робина произвели на Аллена удивительный эффект - сначала он недоверчиво нахмурился, затем вытаращил глаза и побледнел. Казалось, за плечом стрелка взошло солнце, осветив лицо менестреля лучами надежды и согнав с него могильную тень уныния. Певец вцепился в рукав Робина с той силой, с которой утопающий сжимает соломинку. Аллен перегнулся через стол и горячо зашептал на ухо Робину:
- Робин, Робин, если ты можешь сделать хоть что-то, пожалуйста, помоги! Я в долгу не останусь! Я... Я не знаю, что сделаю, у меня нет ничего - всю жизнь в долгу буду! Робин, ты ведь добрый, так люди говорят! Ведь Уиннифрид - она необыкновенная! Ты не смотри, что она баронская дочка, она хорошая! Понимаешь, она меня любит - просто так. Ей от меня ничего не надо. Это ведь и есть настоящая любовь! И она такая хрупкая - о ней сразу хочется позаботиться, прижать к себе и не отпускать. И боишься, что раздавишь ненароком...
Аллен с отчаянной надеждой в глазах посмотрел на стрелка.

- А вы, сэр Гай, рассказали бы нам что-нибудь поинтересней – например, как распознать в женщине колдунью, - когда леди произносила эти слова, на ее ярких губах змеилась поистине ведьмовская усмешка. – Или, может быть, доблестный рыцарь Храма поделится тайнами своего Ордена с мирскими особами? Представьте только, сэр де Мурье, близ Ноттингема запылали костры, как некогда под Лиллем. Вы помните ту старую историю? В свое время она была на слуху...

Гисборн слегка дернулся, повернул бесстрастное лицо к Матильде, однако в его глазах уже не плескалось того лучезарного и раболепного поклонения, что раньше. Губы рыцаря тронула легкая улыбка, он откинулся на спинку и провел пальцем по ободку кубка. Он молча выслушал дальнейшую историю про женщину, а затем вновь поднял взгляд на леди де Моллар.
- Отчего же, я могу поведать Вам, миледи, что выполняю свой долг, свою обязанность - защищаю графство от посягательств всякого ворья, которого в последнее время, что клопов в гостиницах, - Гисборн улыбнулся своим мыслям, но улыбка быстро погасла. - Старуха наверняка умела лечить. Но лечила она отнюдь не вилланов, а парней Робина Гуда, которые безнаказанно ходили к ней за помощью. Она сознательно день за днем предавала свою страну и шерифа, даря эту помощь разбойникам, людям вне закона. Кара для нее была одна - смерть. А чтобы остальным было неповадно, я приказал старуху сжечь. Возможно, это привлекло бы внимание нашего друга из Шервуда.
Рыцарь поднял кубок и медленно отхлебнул, бросив быстрый взгляд на Мэриан. Она была воистину... Гай резко оборвал себя и приказал сосредоточиться на дне кубка.
- Однако странное нежелание предпринимать серьезные меры в отношении этого преступника меня удивляет, - Гисборн поставил кубок и начал крутить его. - Если так пойдет и дальше, то из искры, которую он представляет сейчас, вспыхнет сухое вилланское сено.

- Так значит, вы обвинили эту женщину в предательстве, а не в колдовстве? – взгляд госпожи де Моллар уже не вспарывал острыми гранями льда, но остался прохладным. – Это меняет дело, сэр Гай... но не настолько, чтобы порадовать шерифа Ноттингемского, - леди Матильда, поставив на стол кубок, выразительно посмотрела на мужа. «Я подсказываю вам, милорд, как надо отнестись к поступку сэра Гисборна, и уж будьте добры мне не перечить», - ей хватило едва заметного прищура, чтобы высказать это сэру Ральфу.
Затем красивое лицо норманнки вновь повернулось к начальнику гарнизона.
- Я уже говорила почтенным баронам, что чернь должна чувствовать себя под защитой руки закона. За предательство полагается смерть, но смерть по приговору, вынесенному на городской площади...
Проследив за взглядом Гисборна, леди Матильда мысленно усмехнулась. «Конечно, сэр Гай, вам нужна овечка, а не львица, чтобы чувствовать себя в седле боевого коня. Вы не умеете принимать вызов, как...»
Имя не было названо даже беззвучно.
После короткой паузы ровный голос норманнки продолжил:
- Знахарку следовало взять под стражу и доставить сюда. Свидетелей бы допросили, и если б никто не показал, что женщина виновна в сговоре с разбойниками, то ей предстояло бы испытание водой. В Кларедонской ассизе...
- Пощадите, миледи! – полушутя взмолился Д’Арси, растягивая в улыбке рот, блестящий от гусиного жира. – Когда закон говорит вашими божественными устами, я чувствую у горла холод клинка и готов сознаться во всех грехах, как на исповеди.
- Знаю я ваши грехи, Д’Арси, - хохотнул Вальдемар де Гравиль, погрозив соседу полуобъеденной костью. – На м-месте де Моллара я б не п-позволил говорить о них с дамой.
Леди Матильда понимающе опустила ресницы: бароны хотели вкусно поесть и выпить, а не обсуждать поимку преступника. Ну что ж, всему свое время...

Горячность менестреля заставила Робина улыбнуться.
- Хорошо, Аллен, посмотрим, чем тебе можно помочь. Посиди пока с ребятами тут, а я схожу разузнать кое-что.
Робин перекинулся парой слов с Маленьким Джоном. Тот уже расспросить, что Джейн знала о Вилле Статли – надо признать, немного. Оставив монаха и Джона знакомиться с менестрелем и отвлекать его от горьких мыслей, Робин подошел к трактирщице, затем обошел стойку и исчез в двери за ней.
Через некоторое время «Зеленый Рог» покинул прихрамывающий слегка на правую ногу человек в одежде странствующего монаха. Можно было, конечно, послать отца Тука, но Робин любил действовать сам, и соблазн лично появиться у жилища шерифа был велик.
- Пустите переночевать во двор смиренного служителя Божия! – произнес он гнусавым голосом, подойдя к воротам.
- Развелось вас тут, дармоедов, - тихо пробурчал стражник, однако не отказывать же монаху в проходе…
Оказавшись во дворе, стрелок огляделся. Суета снаружи уже затихла, оттесненная сгустившимися сумерками внутрь дома, где горели факелы.
Он направился в глубь двора, сказав страже, что найдет место, где переночевать и, двинувшись в указанном направлении к кухне, потерялся из виду. А через минуту раздалась в ночной темноте звонкая птичья трель. Видно, залетела в город из леса птица, де не спалось ей тут…
Песня состояла из нескольких звуков, резко то стихающих, то становящихся громче. Она несколько раз умолкала и в точности повторялась вновь…

- Любовь - это хорошо, - многозначительно заявил брат Тук, делая внушительный глоток пива из своей кружки. - Любовь завещал нам Господь, и никто не имеет права вставать у нее на пути. Если уж Робин обещал помочь, то поможет, - для убедительности монах подмигнул Аллену. - Скажи-ка, сын мой, а как же вы познакомились с этой прелестной девушкой?
Главное было сейчас вернуть менестреля к приятным мыслям, чтобы не терзался пока понапрасну, а что может быть лучше, чем приятные воспоминания. Во всяком случае, Тук надеялся, что они приятные...

Бетти сидела у открытого окна и в неровном свете лампы пришивала бахрому, чуть отпоровшуюся от края необычного платка - сегодня он может пригодится... Руки выполняли привычную работу как всегда, споро и ловко, однако иголка чувствует настроение швеи - несколько раз служанка вполголоса чертыхалась, уколов пальцы до крови. В мыслях её обитал вовсе не зашиваемый платок, а один человек, от которого давно не было известий... Крис... Он жил в Шервудском лесу и ежедневно подвергался опасности быть раненным, а то и убитым в стычках со стражей. А ведь сегодня что-то случилось в Сайлсе, и, как трещат стражники - даже сожгли кого-то. Сердце девушки заходилось от тоски и тревоги за любимого (что уж тут скрывать - Крис был любимым, хотя чувства эти и скрывались тщательно даже от самой себя).

Внезапно под окном, совсем рядом, раздался странный звук, похожий на птичью трель, но слишком однообразный и необычный. Служанка вздрогнула от неожиданности, а потом вдруг вспомнила слова Криса: "Если услышишь необычную птицу в ночи - знай, нам нужна твоя помощь..." Встрепенувшись от радости (а вдруг там Крис?) Бетти, недолго думая, задвинула щеколду на двери комнаты, чтоб её кто-нибудь не хватился, и прыгнула в тёмное окошко. Она знала, что уже второй год под самой стеной стоит телега со сломанными колесами, наполненная сеном. Прыжок со второго этажа обошелся без сломанных ног и служанка неслышной тенью скользнула в тёмный угол двора, где между двух построек едва виднелась чья-то тёмная фигура.

(С МитРаной)

Долго ждать не пришлось – из темноты появилась женская фигурка, направившаяся прямо к условленному месту. Когда она приблизилась, стрелок заговорил:
- Бетти?
Девушка вздрогнула, несколько испугавшись незнакомого голоса, но, помня, что перед ней друг Криса, справилась с секундным замешательством и ответила:
- Да, это я... А где Крис? Как он?
- Он чувствовал себя хорошо сегодня днем, - с невидимой в темноте улыбкой ответил лесной гость, - и часто вспоминает о тебе. Сейчас он должен уже возвращаться в лагерь. Меня зовут Робин.
Крис в порядке. Девушка перевела дух - сама того не замечая, она затаила дыхание, ожидая ответа незнакомца. Робин?
- Ах, слышала, - Бетти с любопытством посмотрела на человека-легенду. - Вас называют защитником слабых и обездоленных... Кто же нуждается в защите в этот раз?
- Защитить можно того, кто хочет, чтоб его защитили, и готов в этом помочь. А такое бывает не всегда, - Робин покачал головой, вспоминая тех, кто был доволен положением рабов. – Но действительно, к делу! Ты знаешь девушку по имени Уиннифрид, которую шериф хочет выдать замуж? И еще – что слышно нового и необычного в доме Ральфа де Моллара?
- Конечно я знаю Уиннифрид, - Бетти нахмурилась, припоминая дневные события, - и я знаю, что ей весьма не по душе избранник сэра Ральфа, навязываемый в мужья. А нового и необычного... Пожалуй - ничего, разве что болтают слуги о том, что сожгли кого-то в Сайлсе и храмовник вот один в Ноттингем приехал.
При слове "храмовник" глаза Бетти гневно сверкнули - у девушки, ребенком проданной в рабство, имелись причины для нелюбви к Ордену.
- Он как приехал - леди Матильда сама не своя, - и служанка пожала плечами, мол - "сами думаете – странно ли, необычно или обыкновенные сплетни".
Робин Гуд еще не получал известий из Сайлса, ведь он не виделся после расставания в лесу с Крисом, Кэт и Скарлетом. Однако не надо сейчас показывать тревогу девушке, тем более она точно ничего не знает. Вилл же, судя по всему, действует, как передавал через трактирщицу, и пока в помощи не нуждается.
- Ну что ж, расскажи мне об этой Уинни, как ее зовут полностью, как выглядит, почему ты думаешь, что она не хочет замуж?
- Уиннифрид де Тайбуа, дочь саксонского барона, шерифу племянница, кажется. Небольшого роста, шустрая, волосы с рыжинкой, лицо в веснушках. Дружит с дочерью шерифа - Мэриан. - А замуж она не хочет... - тут Бетти заколебалась - стоит ли передавать разговор, услышанный (подслушанный) в комнате, - Я думаю, сердце её не свободно. Аллен-из-Лощины там поселился. Она сегодня даже сбежать пыталась - пока какой-то бродячий менестрель челядь веселил, она мной нарядилась и за ворота, - Служанка не смогла сдержать улыбку, вспомнив о неожиданном маскараде, - Но стражник один углядел, остановил.
Ну что ж, теперь можно было верить, что не ослепила любовь менестреля и рада будет девушка спасению от брака. Но не это поразило Робина. До того Уинни из рассказов Аллена была для него неким неизвестным, расплывчатым образом, который никак не вызывал в памяти другую Уиннифрид – рыжую шуструю девчонку, младшую подругу Мэриан, поверенную их давней любви.
Стрелок на некоторое время замолчал, будто нырнув с поверхности сознания в темный омут памяти… Уинни – бегущая вприпрыжку по коридору от него, передать Мэриан место и время очередной встречи. Уинни – заливисто смеющаяся с ними во время бесед втроем. Уинни – передающая ему сообщения, что барон все узнал и Робину грозит наказание.
Уинни – и сама Мэриан! Она тоже здесь, рядом, в нескольких шагах, стоит только войти и подняться по каменной лестнице, и... И быть брошенным в подвал Ноттингемского замка.
Робин подавил свой порыв, не стал даже расспрашивать Бетти о Мэриан де Моллар. Не место, не время, да и не хотелось ему сейчас слышать того, что и Мэриан, возможно, выходит замуж, коли уже не вышла - ведь она постарше подруги.
Он лишь снова изумленно покачал головой, пытаясь увязать девочку из прежних воспоминаний с возлюбленной Аллена-э-Дейла, которую насильно выдают замуж. К этой мысли надо было привыкнуть!
- Пожалуй, я пойду поищу ночлег, а ты возвращайся к себе, пока никто не хватился, - произнес он, оглянувшись вокруг. – И надо побольше разузнать о женихе Уиннифрид и будущей свадьбе. Скоро мы снова встретимся. Или я пришлю Криса, - интонация голоса отражала веселую, чуть насмешливую улыбку, появившуюся на лице.
Две тени разошлись в разные стороны.

Мэриан на пиру села рядом с подругой и вела себя тихо и скромно, не разговаривая даже с Уинни. Для нее подобное мероприятие также было лишь нудной обязанностью, которую хотелось закончить как можно скорее. А после совершенного Уинни маскарада, Мэриан вообще не хотелось никого видеть, а просто посидеть одной в своей комнате, никуда не выходя и... подумать, наверное. Хотя даже сама девушка не могла бы сформулировать, о чем именно.
А еще лучше, посидеть там вместе с самой Уинни и послушать одну из ее многочисленных историй, которые та так любила!
Да, пожалуй, Мэриан действительно с нетерпением ожидала окончания этого пира.

Мач добрался, наконец, до деревни и скоренько забежал в хижину знахарки. Домик стоял на окраине Сайлса, но мальчик всё равно увидел, что на площади собралась толпа.
«Интересно, что там случилось?» - подумал Мач, но тут же отругал себя за праздное любопытство и полностью сосредоточился на поручении Генриэтты. Как ни интересно ему было, подробности он всегда сможет узнать у Скарлетта, так как мальчик увидел его шевелюру в центре толпы.
Взяв необходимое успокоительное снадобье, а также, на всякий случай, кучу каких-то баночек с травами и отварами, которые стояли на виду и пару каких-то одёжек травницы для сестры, Мач аккуратно сложил всё это в сумку и предусмотрительно вылез через окно, чтобы с площади его не увидели. Выбравшись из домика, специально ссутулившись, мальчик поспешил спотыкающимся шагом по дороге.
Едва Сайлс скрылся за поворотом Мач выпрямился и припустил бегом к лесу. Сумка оттягивала плечо, но мальчик упрямо спешил на полянку к сестре и травнице. Через некоторое время он уже бежал по тропинке и вскоре был уже на полянке.
- Вот, принёс! – тяжело дыша, заявил Мач и аккуратно положил семку перед Генриэттой.
Бросив взволнованный взгляд на Эвелину и увидев что с ней вроде всё в порядке, мальчик отошёл к бревну и сел на него спиной к женщинам, чтобы Эви могла спокойно переодеться.

Услышав топот, знахарка подняла глаза и кивнула, узнав брата Эвелины.
- Спасибо, Мач. - поблагодарила Генриэтта мальчика. - Молодец, что так быстро.
Эва снова рыдала у травницы на плече, и женщина только тихонько поглаживала её по плечу, успокаивая.
- На-ка, дочка, выпей... - знахарка расстегнула сумку и достала горшочек с отваром. Хорошо всё-таки, что она заварила успокаивающие травы как раз перд тем, как её схватили! Ведь как знала, что пригодится... Хотя, конечно, жаль, жаль... Бедная девочка...
- Выпей, сразу полегчает... А время всё лечит... И одежды тут, смотри, тебе брат принёс... Конечно, мои лохмотья тебе не годятся, да всё лучше пока. - вздохнула женщина.

Эвелина покорно приняла отвар, лишь слегка поморщившись от терпкого вкуса. "Время лечит" - звучали в её голове слова травницы. Лечит... только вот как пережить это время?
-Конечно, мои лохмотья тебе не годятся, да всё лучше пока
Простое серое платье... девушка сжала ткань в руках. Знала бы Генриэтта, как благодарна она ей за эту простоту! Серенькое, неприметное, чтобы взгляд на ней не задерживался - можно ли было придумать что-то лучше? Ещё бы волосы эти спрятать с глаз долой! Слишком яркие, слишком броские!
Эвелине хотелось лишь стать тенью, спрятаться ото всех... спрятаться пусть даже внутри этого простенького платья, которое было ей велико. Стыдливо глянув в спину брата, девушка успокоилась, зная, что Мач не повернется, пока она его не попросит. Какое же облегчение Эви испытала, сбросив с себя невыносимые лохмотья, и оказавшись в мягком сером одеянии! Платье было слишком широко ей в талии, и она подпоясалась обрывком ткани, некогда бывшей частью её наряда.
Эвелина подобрала с травы маленький мешочек, принадлежавший Жилю, и подвесила его на новоиспеченный пояс. Жестокое напоминание... но пусть оно будет с ней, чтобы не забыть, кто причинил ей столько боли, чтобы помнить зародившуюся в душе ненависть.

Генриэтта отметила жест Эвелины. Раньше знахарка не замечала этого мешочка... Но спрашивать, откуда он, травница не стала... Девушка сейчас в таком состоянии, что вряд ли ей понравятся подобные расспросы.
А платье всё-таки Эве совершенно не шло... Сама девушка была такой яркой, живой... Даже сейчас. А платье казалось тёмной тучей, закрывшей тёплое солнышко....
- Ну что, девочка, полегчало? - участливо спросила травница. - Что ты думаешь теперь-то делать?

Эвелина вздохнула, и оглядела себя. Больше никто не узнает по внешнему виду, что с ней случилось... Девушка неуверенно кивнула на первый вопрос Генриэтты и пожала плечами на второй. А что ей оставалось делать? Домой (если можно было назвать домом жилище её тётки) она больше не может вернуться, да и в деревне теперь так просто не покажешься. Не приведи Господь, ещё раз столкнуться с этим ужасным стражником...
- Я останусь тут.. с Мачем.. - Называя имя брата, голос Эвелины стал нежным и тёплым. - Если, конечно, Робин позволит...

Услышав своё имя Мач обернулся и довольно улыбнулся: Эвелина снова была прежней, хотя какая-то неуловимая печать страха и грусти всё же осталась на ней.
"Бедная ты моя сестрёнка..." - с печалью подумал он.
- Вы готовы? - поинтересовался мальчик. - Нас, я думаю, уже ждут в лагере, поэтому нам стоит уже пойти туда. Эви, я думаю, Робин не будет против, если ты будешь жить с нами. А если и будет... я с ним... поговорю...
Мач скорчил комично-урожающую рожицу, стараясь развеселить сестру.

Аллен с нескрываемым интересом изучал Тука и Маленького Джона. Казалось, он с трудом удерживает себя от желания потрогать соратников Робина, чтобы убедиться в их реальности. Брат Тук глотнул пива и менестрель наклонился вперед, словно пытаясь заглянуть ему в рот.
- Скажи-ка, сын мой, а как же вы познакомились с этой прелестной девушкой?
На щеках певца выступил румянец. Он смущенно улыбнулся:
- Нас свела вместе судьба. Честное слово, еще прошлым летом я не поверил бы гадалке, если бы она предрекла мне, что я потеряю голову из-за девушки. Но теперь я не представляю себя без нее. Мы с Гербертом пели на званом обеде в замке Тайбуа, тамошний барон, похожий на старого облезлого хорька, порой закатывает такие праздники, хотя обычно трясется над своими деньгами так, будто каждую монету он нажил непосильным трудом. Знаете, святой отец, я думаю, Уиннифрид - не его дочка. Ну, не его крови. Не может от полудохлого ворона родиться малиновка!
Аллен перевел дыхание:
- Но черт с ним, старым Тайбуа. Тогда, на обеде, я впервые увидел Уинни. Сначала это было похоже на удар молнии, потом - на лихорадку. Я хочу сказать, она ослепила меня, оглушила - в тот вечер я ничего кроме нее не видел, а в голове было пусто и слегка звенело, как после бочонка вина, если такой упадет тебе на затылок. Старый Герберт меня тогда за руку увел. А потом я понял, что болен ей. Сам не свой был, честное слово. Раньше пыль не успевала осесть мне на сапоги, а я уже срывался с места и шел - в новый город, в новый замок, спешил к новому утру. А тогда - как пес на привязи. Чувствую - не могу уйти. Ну, то есть могу, но это буду уже не я. Всей душой, всем сердцем тянусь к ней - и сам себя по рукам бью. Понимаю ведь, не дурак, что не ровня баронской дочке. Но ведь когда моряк идет на Полярную звезду - он же не думает о том, что до нее никогда не доберется? Вот так и я - не думал, но добрался!
Менестрель мечтательно улыбнулся:
- Эх, если Робин и вправду поможет... Если кто и может помочь, так это он. Да что я заладил - "если" да "если"? Непременно поможет, правда ведь? - Аллен посмотрел на Тука, нашарил под столом лютню и предложил:
- Давайте-ка я вам спою!
Лютня засмеялась сотней хрустальных колокольчиков. Пальцы менестреля касались струн так ласково, будто он гладил волосы своей возлюбленной.


Автор песни - бабка Гульда

Уголки губ Эвелины дрогнули в едва уловимой улыбке. Она никогда не думала, что просто улыбнуться - это так трудно... Но братишка так обезоруживающе пытался её развеселить, что ей захотелось ему уступить.
- Спасибо... Вам обоим... - прошептала девушка, переводя взгляд с Мача на Генриэтту. - Я готова идти.
Эви одернула серенькое платье и опустила глаза к земле. Ей вдруг стало так страшно идти в лагерь... Что же о ней подумают, как примут... Только добрые слухи о лесных стрелках, да слова брата и успокаивали девушку.

- Действительно, пора идти. Как бы волноваться уже не начали... Эви, милая, ты не поможешь дойти бедной старой женщине? А то ноги уже совсем не ходят... - попросила Генриэтта, с трудом поднимаясь на ноги и протягивая девушку руку.
- А Робина и его людей ты не бойся... - травница заметила испуганное выражение, на мгновение появившееся на лице Эвелины. - В лагере тебя никто не тронет...И не выгонит. К тому же, мне очень нужна будет помощница... сама понимаешь: и глаза у меня уже видят плохо, и ходить много не могу, да и с памятью моею что-то стало... Ты ведь не откажешься пособить старой травнице, так ведь? - хитро прищурилась знахарка.

Когда слова леди Матильды с предложением рассказать о "тайнах Ордена" были осмыслены сэром Аскольдом, его лицо стало из непроницаемого чуть удивленным; впрочем, он не стал отвечать сразу, увидев, в какую сторону склоняется разговор и о чем именно говорит леди де Моллар. Поэтому был немногословен в ответе, запуская пробный камень:

- В Иерусалимском Королевстве хватает разбойников и грабителей, но благодаря наведенному на дорогах порядку там безопасно, особенно в сравнении с морскими путешествиями. Эти пройдохи-купцы то и дело вступают в сговор с пиратами. Что же касается вашего местного разбойника... Если он действительно сумел поднять шум, то перед вами выбор - предать дело огласке, попросив помощи со стороны, - сэр Аскольд словно намекал, многозначительно подняв брови, - или жить спокойно, смиряясь с неизбежным злом. Только... Что послужило причиной появления такого серьезного противодействия со стороны... этих саксов? Леди Матильда, или, быть может, вы, сэр Гай, или кто-то ещё из благородных гостей - кто из вас согласится поведать эту историю?

На замок опустились промозглые английские сумерки. И в этих сумерках происходили дивные вещи. Чем же, как не чудом объяснить то, что узкая и длинная садовая лестница вдруг покинула своё излюбленное место и стала продвигаться по направлению к стене замка? Однако, человек, обладающий совиным глазом, заметил бы - лестница передвигалась не своевольно, а исключительно по желанию смуглокожей девушки, одетой в простое платье служанки. Лестница, угрожающе кренясь в разные стороны, приняла вертикальное положение, и, после непродолжительной борьбы, капитулировала, звучно приложившись об каменную кладку недалеко от окна на втором этаже. И тут, человек, посвященный в некоторые предыдущие события, сразу признал бы в девушке, производящей эти таинственные манипуляции - служанку Бетти, почему-то пытающуюся попасть к себе в комнату через окно.
По двору отчетливо разнесся громкий деревянный стук, и девушка испуганно прислушалась - не привлекла ли кого эта возня на заднем дворе? Вокруг царили тишина и покой. Должно быть, стража приняла звуки за обычный шум, доносившийся порой из конюшен, где страдавшие бессонницей лошади пробовали на зуб дощатые перегородки. Бетти облегченно перевела дух и полюбовалась делом своих рук - лестницу и вожделенное окно разделяли примерно полтора ярда. Осторожно перебирая руками и ногами Бетти практически достигла окна, как вдруг услышала приближающиеся шаги. Резко рванувшись незадачливая "заговорщица" перевалилась в комнату и в последний момент, не придумав ничего лучше, резко толкнула лестницу ногой. "Следы преступленья", таким образом, были скрыты, но, судя по доносившимся снизу звукам некто не совсем трезвый (кажется, местный свинопас) был весьма не рад "теплому приему", который был оказан ему лестницей, на излете попавшей в какие-то жизненно важные органы. Бетти прислушалась, и, убедившись, что пьяный, да ещё и отоваренный лестницей человек не в силах ничего сообразить, успокоено присела на кровать и открыла свою заветную шкатулку, вытащенную из-под изголовья. Пора готовиться.
Кто-то попытался открыть дверь, а потом раздраженно пнул её ногой. "Эй, какого дьявола запираешься? А ну открывай!" - раздался за дверью грубый голос. "Никакой личной жизни", несколько ехидно подумала Бетти, и, сделав заспанное лицо, открыла дверь. "Чего надо?" - в голосе служанки не было ни намека на приветливость. Ражий детина, стоящий за дверью, почему-то оторопел, а потом, явно смутившись, опустил глаза и пробормотал, что его послали предупредить служанку о скором окончании ужина. "А то я не знаю", хмыкнула про себя Бетти, недобро глянув на мнущегося у дверей посланца. Похоже, что он полагал - если его послали к служанке-сарацинке, то дверь откроет старая, расплывшаяся жаба...
Служанка молча закрыла дверь и вернулась к шкатулке. Там, среди обычного девичьего барахла виднелись четыре тускло поблескивающих круглых предмета в виде дисков с ремешками. Бетти взяла два из них и одела на пальцы левой руки. Сагаты... Ручные цимбалки, подаренные матерью в последний год. Девушка прижала холодный металл к горящему от волнения лицу и прошептала:
- Помоги мне, мама... Моё имя - Лейла... Помоги мне.

Слушая рассказ менестреля, Тук лишь изредка кивал, да потягивал пиво из кружки. Конечно, Робин со своей горячностью и порывами к подвигам и восстановлению справедливости иногда слишком быстро бросался помогать всем и каждому, но к счастью практически никогда не ошибался. Да, этому парню определенно стоило помочь, и лесные братья смогут это сделать.
Под мотив очаровательной песни, монах осушил свой сосуд окончательно, и теперь в молчании наблюдал за окружающим.

Мач немного приуныл, когда понял, что его попытки развеселить сестру не принесли никакого результата. Хотя...
"Эвелина всё же улыбнулась, а это уже неплохо, - подумал мальчик, - что же я от неё ещё хочу? Бедняжка же такое пережила... Вот что, я буду стараться её веселить и всячески поддерживать хорошее настроение, и ей станет гораздо легче. Да. Она хоть отвлечётся от плохих мыслей."
- Да, пойдёмте, - поддержал Мач Генриэтту, - ты, Эви, ничего не бойся. Стрелки - хороший народ, и я сам тому пример! - он весело и ободряюще улыбнулся сестре, а потом неторопливо, чтобы женщины не устали и не отстали, пошёл по тропинке, которая вела с полянки прямиком к лагерю.

Иногда бывает так, что ожидание какого-то знаменательного события, готового перевернуть с ног на голову всю твою жизнь, затягивается на неопределённый срок. Тогда, за повседневной суетой и появляющимися буквально из неоткуда проблемами начинаешь забывать о том, чего ты "ждёшь". Сначала ты забываешь об этом на мгновения, потом на минуты, потом круговорот бурлящей жизни влечёт тебя всё дальше и дальше, всё глубже и глубже... Пока последний вздох ожидания не будет прерван хлынувшей в лёгкие водой, со вкусом вина и гнили, гордости и страха, надежд и потерь... И как много сил нужно приложить, чтобы плыть против течения! Нет! Не для того, чтобы оставить далеко за спиной опасный водоворот, а хотя бы для того, чтобы не приблизиться к нему... Тебя вытащат. Или ты сам, измученный, но с улыбкой победителя ступишь на землю. Не важно. Главное, ты дождёшься...
Именно об этом и размышлял барон, любуясь своей невестой. А мир вокруг него на мгновенье замер. Но лишь на мгновенье. И вот понеслись в туманную неизвестность секунды, за ними, словно пытаясь их обогнать, бросились минуты. Всё: реальность, мысли, время - сливалось в один неразделимый поток, постоянно видоизменяющийся и пугающий своей необузданной силой... Всё. И лишь она оставалась неизменной... Лишь она одна... Уиннифрид...
- Еще вина, сэр?
Конрад вздрогнул от неожиданности. А после, не обращая внимания на потревожившего его слугу, резко встал и направился к ней.
Такой необдуманный поступок не входил в первоначальные планы Ревенсворда по причине того, что барон боялся "наломать дров". Но выпрыгивающему из груди сердцу не прикажешь...

Уинни тихо, как испуганная пичужка, пискнула и сжала под столом руку Мэриан.
У нее ни на миг не возникло сомнения, к кому именно идет этот немолодой человек с длинными усами и сломанным носом.
Уиннифрид было страшно, очень страшно.
Да, она заранее не любила жениха. За то, что зовут его не Аллен, что он не носит алый плащ, расшитый золотом, не бродит по дорогам и не поет удивительных песен.
Но одно дело -- в разговоре с подругой гордо фыркать: "Не пойду замуж!"
И совсем другое -- сидеть, оцепенев, на лавке и бессильно смотреть, как к тебе приближается твоя судьба.
Твоя злая судьба...

Всё это мероприятия затягивалось, и Гай медленно впадал в сонную апатию, проявляющуюся в том, что он просто молча выслушивал разносившиеся со всех сторон замечания, не вступая в спор. Последние же слова храмовника заставили рыцаря вновь вернуться к нему глазами. И вновь почувствовать укол подозрения, от которого Гисборн отмахнулся, как от назойливой мухи. Интересно, каков он в бою?, пронеслась мысль в голове капитана, и он поймал себя на том, что уже открывает рот, дабы озвучить эти слова. Гай поспешно, но не без изящества, отправил в рот кусок мяса, старательно его прожевал и вновь воззрился на Аскольда.
- Спросите это у самих саксов, сэр Аскольд, - мрачно бросил он рыцарю. - Никто не сможет сказать вам лучше, нежели они. Наверняка позабыли своё место под этим солнцем, и решили, что имеют право покушаться на жизнь во дворце, вместо своих деревень.

Гай запил мясо и удивленно взглянул на поднявшегося Ревенсворда.
- О, барон! Вы решили проверить, не призрак ли сидит напротив Вас? - с неким ехидством поинтересовался Гисборн у Ревенсворда.
Взгляд Гисборна упал на Мэриан, и улыбка капитана потухла, сменившись задумчивым выражением лица.

Ревенсворд даже соизволил улыбнуться:
- Отнюдь, сэр Гай. Я скорее поверю в то, что наш мир - всего лишь видение. А в реальности Уиннифрид я нисколько не сомневаюсь.
Но за черной ширмой легкой улыбки скрывалась холодная серьезность. Вперемешку с робостью и страхом. Вперемешку с восторгом и счастливым неведением. Да, Конрад боялся... Ведь женщины - это нечто неземное, нечто настолько таинственное, что у барона до сих пор не хватало решительности связать с одной из них свою судьбу, жить долго и счастливо, растить детей, нянчить внуков...
Уинни выглядела какой-то испуганной и потерянной, Конрад с сожалением читал это в ее глазах, ее движениях...
- Вы не будете против, если я вас ненадолго отвлеку от трапезы? - барон неуверенно коснулся золотого шитья на груди. - Мое имя сэр Конрад де Ревенсворд.

Уинни нашла в себе силы встретить взгляд барона.
-- Да, сударь, -- выдавила она из себя. -- Я... да, мне сказали...
Она оглядела зал, понимая, что помощи ждать неоткуда. Единственный друг сидел рядом... но что могла сделать Мэриан?
Внезапно Уиннифрид, словно подхваченная порывом, заговорила тихо, быстро и горячо:
-- Да, мне сказали, что вы хотите на мне жениться... пожалуйста, сударь, не делайте этого, я не люблю вас, никогда не смогу полюбить...
И замолчала, поняв, что сделала глупость.
В лучшем случае ее слова сочтут обычными девичьими страхами перед свадьбой. В худшем...
В худшем -- ее до самой свадьбы запрут под замок!

Назвать беседу жениха и невесты изысканно-куртуазной не смог бы даже галантный Д’Арси, а норманнка сразу же окрестила этот разговор дуэтом ягненка и волка. Вид у леди Матильды была недовольный: ну что толку устраивать за столом сцены? Глупая девочка.Не понимает, какая удача готова свалиться ей в руки. Разве она не видит, что барон Ревенсворд прямо-таки мечтает подставить под хомут могучую шею? Да стоит ей захотеть, и он будет прислуживать, как верная собачонка, - посмотреть только ему в лицо, и все становится ясно: пропал рыцарь, потерял голову. Некрасив он? Ах, какая беда! Во-первых, не смазливость делает достойного мужчину мужчиной, во-вторых, тем лучше – души в своей супруге чаять не будет, считая ее, веснушчатую пигалицу, самой королевой Гвиниверой.
И, кстати говоря, никто не мешает ей со временем избрать себе Ланселота.
Слабо, мимолетно улыбнувшись свои мыслям, леди Матильда перевела взгляд на сэра Конрада и опять нахмурилась: с этого станется и пожалеть девчонку, отступиться... И барон де Тайбуа вряд ли обрадуется, что свадьба сорвалась.
- Будьте снисходительны к леди Уиннифрид, сэр де Ревенсворд, - хрустальным голосом проронила красавица, покручивая в руках кубок. – В ней говорят ее неопытность и юность; разумеется, она сильно напугана. Не стоит принимать всерьез эти слова. Я уверена, что пиршество вас сблизит... да, милорд, вы ведь распорядились, чтобы сюда привели Бетти?
Косо взглянув на шерифа, леди Матильда продолжила:
- Моя сарацинская прислужница исполнит для нас танец. А затем лютнисты сыграют кароль или бранль.


---
Материалы по танцам будут в обсуждении.

- Спросите это у самих саксов, сэр Аскольд. Никто не сможет сказать вам лучше, нежели они. Наверняка позабыли своё место под этим солнцем, и решили, что имеют право покушаться на жизнь во дворце, вместо своих деревень.

Сэр Аскольд понимающе кивнул рыцарю и задал ещё один уточняющий вопрос, немного печально глядя на сэра Гисборна, словно на человека, чья участь предрешена:

- Значит, вы точно знаете, что и как с ними делать, и выяснять, в чем корень волнений, вы не считаете нужным? Насколько я понял, у вас уже не первый месяц продолжаются бесчинства разбойников, и поймать и наказать их вам не удается. - Голос храмовника был понимающим. - Впрочем, вижу, вы не настроены говорить на эту тему, судя по вашему тону.

Повернувшись к Матильде, тамплиер продолжил потише, чтобы расслышать могла она, сидящие рядом и те, кто станет прислушиваться за общим гулом к его словам:

- Когда капитул Ордена Храма столкнулся с тем, что сарацины регулярно подсылали наемных убийц, норовящих погубить цвет рыцарства и действовавшими крайне умело, то быстро поняли, что бесполезно искать иголку в стоге сена. Ну удастся отвести одно, другое покушение, а на третьем... Возможно, вы удивитесь, но от рук людей Старца Горы Аламут, фидаинов, как они называются по-персидски, за последние тридцать лет погибли такие благороднейшие люди, как Раймонд Первый Тулузский, правитель Антиохии, несколько графов и герцогов Иерусалимского королевства, а недавно - маркграф Конрад Монферратский. С последним связана вообще отдельная история... Напомните мне, чтобы я рассказал её вам, она вам понравится, уверен - сэр де Мурье любезно улыбнулся хозяйке замка.

- Но я о другом; чтобы обезопасить себя от этих хорошо владеющим оружием разбойников, Ордену пришлось тщательно изучить их повадки и обычаи. И тогда зверь оказался покорен; они, в конце концов, начали действовать на благо нашего крестоносного воинства, но самое главное - перестали вредить, до поры. Один из влиятельнейших людей совершил крупную ошибку... И они недавно разорвали связь с христианским миром. По счастью, теперь мы узнали многое про их методы, поэтому они стали уязвимы... - глаза сэра Аскольда словно бы затуманились воспоминаниями, но затем он поднял взгляд на леди Матильду и с легкой улыбкой закончил: - Я говорю это к тому, что врага надо знать досконально, лучше, чем... некоторых друзей. - Произнося эти слова, храмовник чуть поднял брови, словно намекая на кого-то.

Леди Матильда небрежно отставила кубок. Интересно было сейчас наблюдать за ее красивым лицом, повернувшимся к храмовнику: в глазах скучавшей хозяйки пира, принужденной развлекать и приструнивать недалеких гостей, появились мерцающие огоньки, похожие на болотные обманки.
- Возможно, вы удивитесь, но я не так уж сильно удивлена, - мед и лед смешались в ее голосе, - я слышала о гибели Раймонда Первого и де Монферрата, а также о том, кто нанес им удары. Правда, не знала, что кинжалы гашишинов поднимаются так часто, и впервые слышу о том, что питомцы Горного Старца известны и в Персии. Да, сэр де Мурье, я непременно напомню вам про обещание рассказать больше... причем в самом скором времени, - глаза госпожи де Моллар на мгновение вспыхнули, как сухой мох от жгучей искры, но их тут же скрыла густая тень опустившихся ресниц.
- Что же касается саксов, то им далеко до изощренных убийц, - продолжила норманнка чуть погодя. - Что необычного в их повадках? Чернь бунтует, когда ей не хватает хлеба, а зрелищ слишком мало, чтобы отвлечь ее от мыслей о бурлящем желудке. Вам, сэр, пришлись не по нраву мои мысли о том, как лучше усмирить и заставить плясать саксонского медведя?

На самом деле Вилл Статли был крайне удивлен. Она и это знала? Поэтому мимолетное выражение на лице сэра Аскольда словно говорило "вот как?", пока храмовник чуть наклонился вперед, вглядываясь в глаза Матильды знакомым ей взглядом, чуть наклоня голову и с холодностью, крошащейся в глубине зрачков.

- Вы обладаете редкими знаниями, леди. И я вижу, что у вас все же есть определенное решение поступить именно так, как вы предложили. Не могу не признать, что ваша идея выглядит весьма выполнимой и действенной. Почти уверен - ваши таланты будут по достоинству вознаграждены при любом правителе.

Произнеся это, сэр де Мурье отодвинулся обратно на месте и спокойно перевел уже равнодушный взгляд на сотрапезников; казалось, он потерял интерес к разговору.

"Меня зовут Лейла", шепнула девушка, как заклинание, и вошла в залу. В глазах темнело, но выдать её волнение могла только маленькая синяя жилка, что билась на шее как безумная. Знатные и не очень гости смотрели в большинстве своем равнодушно, но кое-где в глазах появились искорки интереса. Шериф, как всегда, был погружен в мысли о пережевываемом, хозяйка поглядывала неодобрительно - похоже, недовольна задержкой, а вот храмовник смотрел открыто-доброжелательно и даже, кажется, с сочувствием. Лейла выстрелила в сидящих блестящими глазами - нет, кланяться не будет, на это время она здесь королева...
Босые ноги ступали по каменным плитам и настланному камышу бесшумно-невесомо, чёрные волосы рассыпались по плечам, подчеркивая их красоту и изящество, очертания фигуры то прятались под полупрозрачными покровами, то появлялись на миг, заставляя видеть то, чего нет, заставляя сердца замирать, заставляя поддаваться колдовству древнего танца, преклоняться перед тайной, как и в начале времен.
Сагаты коротко звякнули и рассыпались мелкой серебряной дробью, желтое покрывало метнулось вверх, словно горсть песка, потревоженная знойным дыханием самума. Начало танца было неистовым и стремительным.
"Дзинь-дзинь-джах-джау" - отстукивали ритм цимбалы, а Лейла, похожая на неверный отблеск каминного пламени на стене, кружилась, замирала, металась по залу - вся в своем танце. Руки, поднятые вверх - к Солнцу, "египетские шаги" - Земле, "волны" от подбородка до пальцев ног - Воде, бешеный ритм языческих плясок - Огню, легкие, призрачные жесты - Воздуху, невесомость и нежность - Эфиру.
Движения девушки не были правильны и отточены, но недостаток умения она уравнивала природной грацией и душой, которую вкладывала в свой танец - причудливую смесь из детских воспоминаний, своих фантазий и инстинктивного женского чутья. На Востоке этот танец исполняли только замужние женщины и только для мужа и близких родственников, он был сплетен из символов пяти стихий - Земли, Воды, Огня, Воздуха и Эфира. Девушка же, танцующая в полутьме залы, забывшая свою веру, живущая по чужим законам и под чужим именем в далекой стране, вплетала в этот танец свою тоску... Она тосковала не по Святой земле, которую почти не помнила, и не по родителям, с потерей которых давно смирилась, а по медленно уходящим детским воспоминаниям, по тому времени в котором была счастлива. К тому же - она просто любила танцевать.
"Жаль, что здесь нет Криса... Я бы танцевала только для него..."
Танец заканчивался. Движения стали чуть судорожными от усталости, ритм становился всё глуше, волосы спутались и в беспорядке падали на лицо. Грудь порывисто вздымалась от сбившегося дыхания, усталость была даже в опустившихся плечах и движениях острых крыльев-лопаток, ходивших под кожей, покрытой мелким бисером пота. Даже ярко желтая одежда, казалось, потемнела, притушила свой цвет.
Оставив незаконченным движение, оборвав ритм, Лейла вдруг замерла, опустив голову, закуталась в покрывало, словно в бурнус, и, ни на кого не глядя, вышла. Поднимаясь к себе, она, как это обычно бывает после танца, чувствовала странную опустошенность в душе. Ничего не хотелось. Может только слегка - плакать.

Эвелина взяла травницу под руку, и они вместе последовали за Мачем, только вот непонятно было, кто кому помогает идти. Девушка едва держалась на ногах и, вместо того, чтобы поддерживать Генриетту, она сама схватилась за её руку, в поисках опоры.
Не спеша, троица добралась до небольшого холма, подножье которого заросло густым кустарником. Казалось, что нет никакой возможности пробраться через буйную растительность. Эвелина в недоумении посмотрела на брата: неужели он заблудился? Но Мач уверенно нырнул в заросли, и женщины последовали за ним.
То, что издалека выглядело непролазной стеной из веток, оказалось лишь маскарадом. На самом деле в кустарнике была удобная тропа, ведущая к пещере внутри холма.
На какие-то мгновения Эвелина даже позабыла об ужасе, случившемся с ней, и с любопытством начала разглядывать вход в логово лесных стрелков. По приглашающему жесту брата, девушка вошла в пещеру и после дневного света не смогла ничего разглядеть в царящей внутри темноте. Когда глаза немного привыкли к мраку, Эви смогла разглядеть подробности внутреннего убранства.
Крис, Кэт и Скарлет ещё не успели вернуться из деревни, поэтому в пещере никого не оказалось, что немного успокоило Эвелину. Они с Генриеттой присели в углу, и девушка, измученная событиями дня, задремала на плече травницы.
Когда она открыла глаза, на лес уже опустились сумерки, и Эви даже не сразу поняла, где находится. Но спасительное забытье не продлилось долго. Весь прошлый кошмар с новой силой навалился на девушку, но теперь она уже смогла сдержать подступившие слезы.

Крис запыхался, грудь ходила ходуном от быстрого бега, но голубые глаза сияли искренней радостью – что все миром решилось. Скарлет – он умный, он всегда знает, где и что сказать надо. У него, Криса, так не получалось. А жаль – будь его воля, он бы все дела только миром решал. Но это между собой которые. Потому, что есть люди, – с которыми говорить – это как волку бешенному - заповеди втолковывать.
А между собой – что драться-то? Не любил Крис драк. Хоть и был выше на голову многих деревенских парней, да в драке не из слабых был – но вот не лежало к такому сердце. И мечтал он о теплом солнце и голубом небе, маленьком домике и что б любимая рядом была. Вспомнив о Лейле, Крис погрустнел – как она там? – и еще прибавил шагу.
На площади ничего не изменилось – мрачно перешептывались деревенские мужики, хмуро раздумывал о чем-то своем Скарлет.
-Вот, принес! – Радостно шепнул Крис, протягивая сплетенную из ивовых веток клетку. Голуби, сидящие в клетке спокойно взирали на людей круглыми сонными глазами и тихо ворковали.
Голубей вольные стрелки в нескольких условленных местах по лесу держали. По своей нужде, правда, держали, - предупредить если что, или срочно весть в послать. Сам Крис в том не особенно разбирался. Да и грамоте он был не обучен. Но про птиц знал – благо, недалеко бежать было.
Драки не будет – а это главное. Не нужно им между собой драться. У них дело общее и враг тоже общий. Тот, кто отнимает последние гроши, кто, не считаясь с законами божьими, проливает кровь и у кого,… мысль о Любимой окончательно испортило Крису настроение. Неспокойно на сердце было. И по опыту знал – не успокоится, пока не увидит черные, как у юной лани, глаза любимой, не коснется ее прекрасных волос и из ее уст не услышит, что все в порядке.
Крис насупился, и посмотрел на людей. Голубей-то он принес. А что дальше-то?