Агдир. Тинг.
Укси Рагнарсон стоял в толпе в окружении воинов Харальда, он слышал все что говорилось на тинге, но особо не вдавался в подробности. Его интересовало только одно, кто и когда поведет войско в битву! Ему надоели эти бесконечные тренировки в полсилы, он жаждал настоящего боя, он жаждал крови!
Услышав речь Торлейва, Укси воспрял духом!
- Да зравствует конунг Харальд! - поддержал он Торлейва.
Наконец-то все встало на свои места, все стало ясно, скоро война.
Укси чувтвовал как ржавеет без дела, но ничего, скоро он умоется кровью врагов! Он будет биться плечом к плечу с Харальдом, как когда-то бился рядом с его отцом!

Агдир. Харальд
- Харальда - конунгом! - кричали воины, и слова эти отзывались в сердце юноши.
Он знал, что ему уготован трон - был уверен в этом еще до слов Торлейва.
"Я не посрамлю ни памяти отца, ни чести матери и дяди. Они сражались - и я буду сражаться!"
Взгляд Харальда вновь скользнул по лицам - Гутхорм, Торлейв, Рагхильда, Асса...
На последней юноша задержал взгляд подольше.
"Ты бросила слово за меня - но чего ты хочешь на самом деле? Дядя прав - ты в самом деле мудра... и смогу ли я разгадать, что у тебя на уме? И сделать так, чтобы твои слова шли от сердца?"
Харальд вздохнул - совсем беззвучно. И постарался выглядеть достойно конунга.

Близ Альхейвмара. Эгиль
При первых словах гостя из Альхейвмара Эгиль повернул лицо к нему - до этого он смотрел чуть в сторону.
- Ду-ух? - насмешливо протянул он. - Нет. Я рожден человеком от человека, как и ты. Только боги уготовили мне иной путь.
Он сделал шаг вперед. Взглянул в лицо незрячими глазами.
- А кто - ты?

Близ Альвхеймера. Хаки.
__________________________________________________
Незрячий взгляд чужака всеже пробудил страх в сердце Хаки. Сказка стремительно начала обретать черты реальности. Незванный гость и, правда, был похож на нечисть лесную, однако повторно усомниться в его словах сын коннунга не рискнул. Впрочем - говорить незнакомцу правду он тоже не собирался:
- Я человек Гандальва Серого на земле Альвхеймера. Я здесь дома. А кто ты - не ведаю. Ежели гость - я с удовольствием провожу тебя в селение, ибо коннунг наш славен своим гостеприимством. А - ежели враг... кем буду я, выдавая тебе секреты? Предки лишь посмеются надо мной из Чертога воинов. Хотя - мне к насмешкам не привыкать... так ответь же, чего ты желаешь, человек из леса? Ведь не просто же так ты... и твои... - Хаки слегка запнулся, подыскивая подходящее определение волкам, - друзья появилмсь так близко от врат коннунговой усадьбы?

Гутхорм унял свою подозрительность и обвёл собравшихся на тинге внимательным взглядом. На первый взгляд, все приветствовали Харальда, так что теперь юноше пути назад нет. Он либо докажет своё право на этот трон, либо погибнет.
"И ему придётся выгрызать себе место в жизни!" - невесело усмехнулся воин и тихо шепнул племяннику:
- Встань, Харальд. Встань, пусть все увидят конунга и скажи...что Один в сердце вложит, то и скажи!"
Он слегка сжал плечо племянника и с надеждой на него посмотрел. Чтобы не задумала Асса, у Харальда есть шанс, а он, Гутхорм Сигурдсон, сделает всё, чтобы помочь ему!

Близ Альхейвмара
– Никакой конунг, даже самый гостеприимный, не примет меня под свой кровь, – улыбка Эгиля при неподвижных глазах смотрелась по-настоящему жутко. Хотя сам он этого не знал – пока не объяснили. – Я не враг людям Альхейвмара… пока. Но я ищу человека, которого зовут…
Он помедлил. Раскрывать всей правды не хотелось. А жизнь в лесу учила доверять предчувствиям.
В памяти всплыло одно из имен, которые называл Рагнар, рассказывая о своих товарищах.
– …Хаки Гандальвсон, – закончил фразу Эгиль. – Знаешь ли ты его?

Агдир
Харальд бросил взгляд на дядю, коротко кивнул. Поднялся, выпрямившись во весь рост.
Юноша обвел взглядом собравшихся воинов, мудрецов, мать, бабку, дядю… всех, кто пришел на тинг.
– Люди Агдира! – звонкий голос юноши был слышен даже стоявшим далеко. – Я не силен в речах – но не одним медом поэзии живет воин. Я рожден здесь, и корни мои в этой земле – как у ясеня или дуба, который не сдвинуть и не сломить. И пусть я еще молод – но руки мои сильны, а за плечами стоят те, на чью мудрость я могу положиться.
– Это верно! – крикнул один из парней, с которыми Харальд отрабатывал все, узнанное от Гутхорма. Силу руки Харальда он познал на себе в должной мере.
– Это наша земля, – продолжал Харальд. – Это моя земля. И да будут Один и Тор свидетелями – я буду сражаться за нее, не щадя себя; если погибну – пусть будет так! Слово воина крепче, чем сталь лучшего меча; клятву конунга не разобьет и Мьёлльнир!
Вновь быстрый взгляд по рядам.
Харальд не мог видеть себя со стороны – но сейчас юноша казался куда старше, чем был на самом деле. И кое-кто из мудрых шептал, что может видеть тень Хальвдана у него за спиной.
– Юный или нет – я буду сражаться. Конунг или нет – я буду сражаться. Суждено ли мне сокрушить врага или погибнуть – я буду сражаться! И отступить от слова меня не заставит даже рог Хеймдалля. Таково мое слово, люди Агдира. Таково мое первое и последнее слово. Моя клятва!
«Поверят ли они? Поймут ли, что я искренен? Примут ли меня, как отца и дядю?»
Сам того не замечая, Харальд сжал руку в кулак на рукояти меча – которого не было на поясе. Но таково уж воинское воспитание – всегда прежде всего касаться оружия.

Лес близ Альвхеймера. Хаки.
_______________________________________________
Речи незнакомца удивляли Хаки все больше:
"Не примет под свой кров", - всемилостивейшие боги, кем считает себя этот чужестранец: Он пугается гостеприимства? И это многозначительное "пока"... невольно захотелось попятится, хотя умом он понимал - никуда уйти волки не позволят.
А уж услышать здесь свое имя... Хаки был так поражен, что во второй раз за встречу позабыл о страх:
- Кто в Альвхеймере не знает сына конунга? Разве что - чужак, - ответствовал наследник Гандальва. - Однако, путник, меня дивят твои речи, ибо все, приходившие раньше, искали общества воинов, знатных доблестью... или женской красы в украшение рода. Никто из них никогда не спрашивал труса, наследующего конунгу лишь по имени.

Агдир. Тинг.
Укси преданно слушал своего молодого вождя. Он не все понял, но когда юный Харальд напомнил присутсвующим что он уже не мальчик и сил у него достаточно, Укси вспомнил изнуряющие тренировки с Харальдом.
– Это верно! – подтвердил Укси Рагнарсон слова своего конунга. Удар у вождя был действительно крепкий и с каждым днем крепчал. Харальд умел бить правильно, прилагая усилия всем телом, а не одной рукой, он бил корпусом в отличие от Укси, который пытался одолеть врага за счет силы рук. Да, у молодого конунга был хороший учитель!
- Да здравствует Харальд, конунг Агдира!- проревел Укси, после того как Харальд закончил свою речь.

Агдир. Тинг


- Да здравствует Харальд! Конунг Харальд Хальвдансон!
Бонды и хирдманы выкрикивали имя молодого конунга, и их голоса сливались в нестройный гул, подобный реву бурной реки или грохоту обвала. И понятно в этом гуле было лишь одно слово: "Харальд".
- Довольно стервятникам покушаться на наши земли! - Донесся голос ярла Альхейма, звавшегося Смелым. - У Агдира теперь есть конунг, который защитит владение своего отца!
- Да здравствует Харальд, конунг Агдира, Вингульмерка и Вестфольда!
И снова дружный рев, сопровождающийся ударами рукоятей ножей о щиты и скамьи.
Наконец, когда шум улегся, настал черед жрецам огласить волю богов.

"Молодец! Молодец, Харальд! - думал Гутхорм. - Теперь осталась сущая мелочь - проявить себя на поле боя так же, как и сейчас, и тогда Асса уже ничего не сможет поделать!"
Всё это время конунг Хрингарики не отрываясь смотрел на старую кюну, но ничего, чтобы могло выдать её истинные намерения на лице Ассы не отражалось. Лишь благожелательная улыбка и неимоверная гордость за внука.
Гутхорм почесал бороду и приготовился слушать жрецов.
"Один, ты всегда слышал меня, так услышь же и сейчас! Помоги Харальду! Направь свои знамения на его пользу! Услышь меня, Отец Дружин!" - жарко и очень тихо прошептал он...

В кричащей толпе, среди восторженных слов, среди поднятых рук, и даже в тишине, когда жрецы взяли слово, за Харальдом наблюдал, нет, сопутствовал один взгляд, выделяющийся из толпы, из всего мира. Взгляд, готовый соперничать со взорами богов - взгляд матери, Рагхильды.
На лице женщины была радость, гордость и спокойная уверенность, мол, я с самого начала знала результат. Она и вправду гордилась сыном - он весь пошел в отца, и да смилостивятся боги, дальше будет также.
Однако материнское счастье и гордость омрачало гнетущее предчувствие тяжких испытаний - как для ее сына, так и для всей Норвегии. Старая Асса не даром славилась своей мудростью - и она точно что-то замыслила. Рагхильда знала это, и знание не давало покоя материнскому сердцу. Сама дочь Сигурда Оленя была и мудра не по возрасту, и сильна духом, и умела в хозяйстве. Но сердце ее было мягким и добрым, и никакие испытания не смогли высушить его.
Как ни жестока, как ни опасна была Асса, чувства Рагхильды по отношению к ней были скорее ожесточением, защитой своего единственного сына, нежели прямой злостью и ненавистью. До сих пор ей сложно было душою понять, как можно не взлюбить так потомка своего сына, свою кровь и плоть.
Тревога съедала Рагхильду, погружая в тягостные мысли и омрачая нежный взор, обращенный к сыну. что-то будет дальше..

Во время этих бурных изъяснений жрецы о чем-то совещались в стороне. Неожиданно встал жрец Одина из Винугльмерка. Он направил взгляд своих колючих глаз из -под кустистых седых бровей прямо на Ассу, и произнес глухим и скрипучим голосом. Увидев что жрец Верховного бога поднялся со своего места, толпа сразу затихла.
- Кюна Асса. Ты сидишь на этом троне не по праву рождения, и не по праву наследования, и даже не по заслугам. Ты заняла его своею волей и по своему произволу, чем прогневила богов. Ты порпосила отсрочки, потому что на границах наших земель война, и все соседи ополчились против нас и идут войной против нашего коннунга, пользуясь тем что он еще молод и не успел взять бразды правления. Коннунг сейчас нам нужен на поле боя, чтобы через него боги явили нам свою волю, и если на то будет их воля, приведут наширати к победе. Ты лучше всего справлялась с управлением мирными землями, но в годы войны и бесдвтйи от женщины на троне не больше пользы, чем от собаки с рулевым веслом на боевом корабле. Посему от имени всех жрецов, которым дано право говорить от имени богов, я говорю тебе. Сегодня ночью Харальд пройдет обряд посвящения богам в Священной Роще, и он уже завтра он сможет возглавить поход. Ты видишь, что народ нашей страны готов и желает признать и провозгласить Харальда законным наследником Хальвдана. Народ Агдира, Вингульмерка и Вестфольда, признаешь ли ты Харальда, сына Хальвдана, достойным звания и коннунга, и таким, кто имеет право на перстол?
В ответ донеслись громкие крики.
- Харальда в коннунги! да здравствует коннунг!
- Воистину неопытный юнец не может взять бразды правления. не пройдя посвящения, не познав бремя власти и горечь отвественности не только за себя , но и за свой дом, свою семью, и свой род и своюб страну. Посему я объявляю вам решение Законоговорителей - пусть юный Харальд возглавит наши войска. и поведет рати на битву. И если он победит, отстоит родную землю, и покажет себя достойным править совим народом - ты, кюна Асса, должна будешь покинуть этот трон, и на следующем Тинге в день Летнего солнцестояния Харальда должны провозгласить коннунгом. Таково наше решение, ты знаешь кюна, что оно соответствует нашим законам и обычаям, которые были даны нам самими богами в ту пору, когда они ходили среди нашего народа. Берегись, кюна, если ты осмелишься нарушить наш закон. Ибо ты на этом троне была временно, а Харальд по праву рождения имеет право наследовать Хальвдану коннунгу и править его землями. Это не мешает тебе быть советчицей и наставницей юного коннунга, но бразды правления ты должна передать ему. Я все сказал. - с этими словами старый жрец Одина уселся на скамью.
С места поднялся Торлейв.
- Законоговрители огласили свою волю. Теперь, когда сам юный коннунг поведет в битву свои войска, пусть все Хёвдинги соберутся вечером в священной роще и произнесут клятву привести свои рати под начало Харальда и дать ему свое войско.
А пока пусть те, у кого етсь жалобы и нерешенные споры идут для решения к кюне и законоговорителям, а потом с заходом солнца, у нас будет большой пир и праздник в честь нового года. Радуйтесь и веселитесь люди. Старый год умрет, но после него родится новый.

Вот теперь у Гутхорма полегчало на сердце. Теперь, если конечно Харальд покажет, а конунг Хрингарики был уверен в племяннике, себя хорошим вождём и сумеет отстоять Агдир, то кюна Асса уже не отвертиться. Решение тинга неоспоримо! Правда, старуха хитра и вполне может подослать к Харальду ниддингов, или ещё чего по-хуже придумать, но уж с этой напастью он, Гутхорм Юный олень, постарается справиться.
Уже во время пира, следовавшего за тингом, конунг учитель Харальда посмотрел на Рагхильду.
"Да, сестра справится! Она помешает врагу внутреннему, а я помогу справиться с внешним! Харальду нечего бояться" - словно пытаясь успокоить самого себя, думал Гутхорм.

Пока звучала речь жреца Одина, кюна Асса не шелохнулась на каменном троне. Бровью не повела, взгляд не опустила. Так и сидела, молча и неподвижно, словно резное изваяние, густо увешанное золотыми украшениями.
Говорить? Зачем? Согласиться со жрецом — значит заранее освободить трон и ждать любимого внука с войны: царствуй, вяз сражений! А возразить — потерять все, что только что удалось отстоять. Передышку. Надежду.
Харальд уходит на войну. Война — дело опасное. Многие возвращаются оттуда только в песнях скальдов и в воспоминаниях соратников.
Если Харальд погибнет — кюна Асса будет рыдать. Искренне. Горько. Внук все-таки...
Зато ее перестанут мучить воспоминания о постылом муже, убитом копьем на сходне собственнного корабля. Причем копье метнул слуга Ассы. Преданный, доверенный слуга, унесший в могилу тайну пославшей его госпожи.
Муж — ладно, мужа не жаль. А вот Харальд...
"Боги, избавьте меня от страшного греха! Отворите для юного героя двери чертогов Валгаллы, посадите его по правую руку Одина, поднесите ему рог с хмельной брагой!.."
Ну, почему маленькие волчата вырастают и становятся волками?..

После тинга к Укси подошел Гутхорм и велел ему не спускать глаз с Харальда. Укси и так все время был рядом с юным конунгом, но раз Гутхорм сказал не спускать глаз, значит опасность может исходить от кого угодно.
Поэтому телохранитель не расставался со своим вождем ни на минуту. Укси Рагнарсон подозревал всех и каждого, как говорил ему когда-то отец "самый опасный враг - предатель, тот кто ходит с тобой рядом, кто сидит с тобой за одним столом, а предать может каждый, поэтому не верь никому".
На пиру Укси держался рядом с конунгом, в этот вечер он пил только воду. За столом рядом с конунгом сидели еще два телохранителя, он знал их обоих. Укси обменивался с ними напряженными взглядами, один из телохранителей не выделялся из толпы гуляющих гостей, это была идея Гутхорма. "Пирующий" воин прикрывал двух других телохранителей.
Укси старался следить за каждым из присутствующих и за всеми сразу. Вот один из них схватился за нож и стал размахивать им, обьясняя своему собеседнику подробности какого-то поединка, другой пялился на конунга не сводя глаз, но заметив взгляд Укси, отвернулся. По другую сторону стола "гуляющий" телохранитель отпил из поднесеного служанкой кувшина и незаметно кивнул Укси, тот сделал знак служанке, чтобы она наполнила кубок конунга.
Пока ничего серьезного не происходило, пару раз кто-нибудь из гостей начинал буянить, но таких особо буйных унимали или соседи, или охрана, которая выводила не в меру выпившего воина из за стола.

Альвхеймер. Гандальв и Барвайг.
___________________________________________________
- Приветствую тебя, Серый коннунг, - Барвайг Красный наклонил голову перед вошедшим Гандальвом.
- И тебе, ярл, поздорову, - чинно, как и велел обычай, ответствовал владыка Альвхеймера. - Как подготовка к войне?
- Хвала богам, руки у твоих гридней крепки, глаза - остры, а доблесть - несомненна, - произнес ярл Барвайг. - С такими воинами можно биться и с ледяными великанами и воинством Локи, не то, что с людьми. Отдавай приказ выступать - и клянусь бородой, нам не потребуется и пары седмиц на все сборы.
- Воистину, я рад, что мои воины еще не прикипели сердцами к покою и желают себе ратной славы, как и положено викингам.
- Видит Один - все мужчины твоих земель будут рады битве... даже почтенные старцы, уже заслужившие отдых. Что же тогда молвить про молодых, грезящих славой?
- У Одина только одни глаз - но этим оком он зрит исключительно правду, - хмуро ответил коннунг. - Я - не бог - смертный муж, - но даже я вижу в речах твоих долю лукавства, хоть и рожденую заботой.
Скажи мне, Барвайг, где сейчас... этот?
Никто из двоих воинов не усомнился в том, кого имеет в виду коннунг Альвхеймера:
- Твой сын ушел в лес по моему поручению.
- В лес и по поручению ярла... Тор мне свидетель, Барвайг - я сам поставил тебя руководить Хаки, но сердце мое обливается кровью.
Видя, как коннунг из рода коннунгов бесприкословно подчиняется одному из моих людей и шастает по лесам, вместо того, чтобы сидеть во главе стола средь моей дружины, я, муж и воин, готов плакать как Сид, когда коварный Локи обрезал ей волосы.
- Легенды гласят, что жене Тора затем многократно воздалось за ее слезы, - осторожно возразил Баргайг. - Я - лишь ярл, но молю тебя, коннунг о милости. Дай Хаки еще один шанс.
- Этот поход и будет его шансом, Барвайг. Но... отправляю его на войну без должной гордости в сердце.
- Наша победа избавит тебя от сомнений, владыка.
- Очень надеюсь на то, Красный ярл. Сообщай мне все новости.

Близ Альхейвмара
Эгиль мысленно помянул кровь ётунов – тогда он слышал мало, и лишь сделал вывод, что Хаки – не из простых.
И верно – сын конунга… Но вот думают люди о нем дурно.
Однако что-то надо было сказать.
– Воинов, знатных доблестью, у меня самого хватает, – Эгиль вновь улыбнулся и погладил шерсть волка. – А найти красавицу, что пойдет за мной… скорее уж в Вальхалле кончится эль. Но слова твои меня удивляют – разве может наследник конунга быть трусом? Многие могут считать его таковым…
Почему-то брошенные слова насчет труса зацепили Эгиля. Может, потому, что он хорошо помнил, как сотоварищи убеждали отца, что из слепого воина не выйдет… и что он им тогда ответил.
А у Хаки, видно, такого отца нет.
– Если же он и в самом деле таков, то мне жаль, – промолвил Эгиль. – Или мне следует пожалеть тех, кто считает его трусом – когда поймут, что ошибались? Но оставим этот спор. Послушай же…
Убив Рагнара, Эгиль, сам не зная зачем, снял с его шеи ожерелье – веревку с деревянным молоточком. Видно, знак Тора… Пробежав пальцами по молотку, он различил знаки, складывающиеся в имя «Рагнар» и понял, что воин носил это, чтобы не оставить свое тело безымянным.
Сейчас Эгиль вытащил именно это ожерелье.
– Я встретил человека, разбудившего опасные силы, – промолвил он. – И погибшего от них… я видел его смерть. Он назвал имя Хаки, и умер. Потому я и искал Гандальвсона – чтобы сказать о смерти знающего его. Держи.
Эгиль уверенно бросил ожерелье в сторону собеседника.

Пока другие пировали за большими пиршественными столами, которые были вынесены на лужайку для тинга, к Хапральду тихонько подошел Торлейв.
- Идем со мной, Харальд. - прошептал он на ухо юноше. - Возьми с собой двоих телохранителей, и сейчас мы пойдем в Священную рощу. Выйди тихо, якобы отлить, чтобы никто ничгео не заметил. Я и жрецы главных богов посвятим тебя в коуннунги. Кто знает, будет ли еще у нас время для подобных церемоний. Я чувствую, что уже не будет, и грядут тяжелые времена, когда засмыпая после тряжелого дня,ты не будешь знать, что случится завтра. И положение светил не всегда будет таким благопритяным, как сегодня, а это ведь преджрекает всю судьбу твоего будущего правления... Что касается твоей бабки, за ней присмотрит твоя матушка и наши жрецы... Идем...

Лес близ Альвхеймера. Хаки Гандальвсан.

Хаки склонился, чтобы подобрать ожерелье.
«Рагнар… человек ярла Барвайга. Но… почему он упомянул меня? Разве что – как проклятие, в знак потерявшейся удачи?».
- Мне знаком этот амулет, незнакомец. Его носил один из воинов моего коннунга, никогда не дававший поводов усомниться в собственной доблести. Но… возможно, ты скажешь, что за зло подстерегло в лесу достойного гридня, и почему он произнес имя Хаки вместо коннунга и богов?
Конечно, я передам твои слова родне Рагнара… и сыну Гандальва, если желаешь. Однако, знаю я, что Хаки отнюдь не в чести у воинов своего отца, и никогда не был другом Рагнара.
На этом вполне можно было остановится, однако сына коннунга всерьез зацепили слова незнакомца о жалости. Поэтому, он все же продолжил:
- Видимо, ты и правда издалека, раз не знаешь истории этого труса. Иначе удивился бы предсмертным речам Рагнара больше моего. Я расскажу тебе – благо подобное здесь не секрет. Много лет назад коннунг Гандальв потерял двух сыновей в битве с врагами. А Хаки вернулся… врагов было много, но злые языки говорили о трусости в битве. Коннунг закрыл глаза на малодушие сына – благо, тому было лишь пятнадцать зим ,и он почти не имел опыта подобных походов. Младший сын – не наследник, однако, волею богов, Хаки вдруг сделался сыном единственным, и Гандальв вновь отправил его на войну… и за невестой. Прекрасный способ восстановить замаранную честь и доказать свою храбрость… - Хаки слегка запнулся перед тем, как продолжить, - не взирая на давность лет, воспоминания были очень болезненными: - В итоге из посланного с Гандальвсаном отряда вернулась лишь горстка пленников, выживших милостью супротивников. Множество воинов, краса и гордость Альвхеймера, отправились в Валгаллу до срока, а Хаки был слугой на свадьбе своего соперника.
- В твоем сердце еще осталось какая-то жалость, путник? Судить – дело богов, но – думаю я, что неудачник и трус достоин презрения воина, а не его жалости.

Близ Альхейвмара
«А голос у него дрожит, – отметил Эгиль. – И это не страх перед моими братьями… такое чувство, что ему тяжело говорить такое о Хаки. Уж не друг ли он ему? А рассказывает такое лишь из привычки говорить правду».
– Не мне упрекать других, – чуть усмехнулся Эгиль. – Ты видишь у меня на поясе меч? Или топор? Обычно убиваю не я, а мои братья. Так что я не буду марать грязью человека, которого никогда не видел и не знаю – не мое это дело и не дело вообще. А жалость… я никого не жалел и не буду жалеть. Ни себя, ни других.
Он вновь погладил шерсть стоящего рядом волка.
– А что до погибшего – знай, что за ним явилась тень из прошлого. У таких созданий бывают острые клыки… очень острые…
«Все. Хватит разговора – а то еще кто удивится, что посланный в лес не возвращается и отправит воина посмотреть».
– Я сказал все, что хотел, человек из Альхейвмара, – промолвил Эгиль. – И передал оставшееся от воина твоего конунга. Теперь прощай… или до встречи?
Не давая времени на ответ, Эгиль шагнул назад в лес, повернулся и перешел на бег, не снимая руки с загривка волка; следуя за движениями того, он избегал деревьев.
Стая еще с полминуты недружелюбно разглядывала человека, а затем последовала примеру вожака.

Агдир
Харальд кивнул, про себя удивляясь мудрости Торлейва, и делая зарубку в памяти. Конунгу нужно учиться у всех – иначе не стать ему великим правителем.
А проблему ухода юноша решил очень быстро: поймал за рукав разносившего еду, и тихо велел – передать пару слов двум верным воинам. Со стороны казалось, что юный конунг приказывает принести еще вина; и ведь действительно принесли – такой была вторая часть приказа.
Через пару минут Харальд встал и покинул зал; кто бы этому удивился? По нужде уже некоторые выходили. К его счастью, по той же надобности вышли еще пятеро, среди которых и были позванные Харальдом.
Так что какие-то несколько минут спустя Харальд уже подходил к Священной роще.

"Как я и думал, Харальд - коннунг." Подумал Гримкиль провожая Харальда взглядом. На тинге он пару раз встретился с Гутхормом взглядом и теперь очень хотел кое-что ему сказать.
Найдя его он прошёл мимо, намеренно задев его плечом.

Хрингарика

- От кого? - возмущался Владимир, увидев посланника Фроди.
- От фроди сына Эйстейна, я к Гримкилю...
- Пускай проходит. Эй, повара накормите нашего гостя... - Встрял в разговор Раги. - Гримкиль скоро вернётся, так что подожди немного...

Лес близ Альвхеймера. Хаки
_______________________________________________________

Волки скрылись из виду так же неожиданно, как и появились, но Хаки понадобилось еще некоторое время, чтобы выйти из ступора.
- До встречи, лесной призрак... до встречи... - запоздало прошептал во след незнакомцу сын коннунга. Почему-то он был уверен, что нити их судеб еще пересекутся под ловкими пальцами прядильщиц судьбы. Но – лишь лес ответил ему недовольным шелестом ветвей. Здесь, под сенью столетних древ властно царила осень, и Хаки для себя неожиданно обнаружил, что уже успел замерзнуть. Он зыбко передернул плечами и направился к воротам, на ходу запахивая плащ. Амулет Рагнара Гандальвсан машинально засунул в карман - и тут же о нем забыл, погруженный в собственные раздумья.
А возле усадьбы Хаки натолкнулся на Хильдена - и сразу же вспомнил о цели лесного похода. Стрелы!!! О главном-то он и забыл! Но злоязыкий ярл не дал зятю произнести слов оправдания:
- Где тебя так долго носило, сын Гандальва? - недовольно молвил отец его жены. – Уж, верно, не по воинским делам, раз возвращаешся с пустыми руками. Прибыл гонец издалече, наш коннунг ждет тебя в горнице. Поспешай!
И Хаки бегом бросился на зов, оставив без ответа насмешку ярла.
При мысли об отцовском гневе все остальные мысли просто вылетели из головы. Властитель Альвхеймера никогда не славился мягкостью… и милосердием

Альвхеймер. Коннунг и дружина.
_________________________________________________
Гандальв нахмурил кустистые брови, когда его сын Хаки вбежал в дверь с неподобающей властителю поспешностью. Дело коннунгов - выступать не спеша, неся себя, как славный меч предков на подушке. А этот... мало того, что уродился Локи знает в кого - ни кожи, ни рожи, да еще с сердцем заячьим, так еще и бегает по дому, что черная девка по поручениям госпожи. Тьфу! Хоть бы видимость достоинства пред гостем явил! Нацепил хоть умную личину, коль нутро подкачало...
Коннунг мрачно пообещал себе серьезно разобраться с наследником после - и посмотрел на чернобородого посланника:
- Приветствую тебя на землях Альвхеймера, воин! Мои мудрые гридни говорят, у тебя дело большой важности. Так молви же слово о том, чей ты человек и какой из коннунгов Севера говорит твоими устами?
- Доброго здравия - и богатой добычи тебе, Гандальв, - поклонился в пояс посланник. - Прибыл я издалече, а свои слова мой коннунг доверил не мне, а рунам. Ибо мой ум - скуден, а язык - слишком беден для разговоров мудрейших.
И гонец с очередным поклоном протянул коннунгу свиток пергамента.
"Значит, тут дело приватное", - смекнул стоявший рядом с властителем Барвайг. Гандальв лишь кивнул Хаки - возьми, мол. Тот принял послание с аккуратностью человека, преклоняющегося перед книгами.
- Благодарю за службу, гонец. Отдохни же под моим кровом, утоли голод едой, услади уши музыкой скальдов, а очи - девичьей красой. Но - не налегай на хмель, ибо я скоро напишу ответ пославшему тебя с вестью.
Посланник вышел, а Гандальв жестом отпустил всех, кроме Хаки и Барвайга. Затем - бросил сыну только одно слово: "Читай".
Гордый коннунг Альвхеймера так и не затруднил себя изучением грамоты.
__________________________________________________
На рассвете следующего дня войско Альвхеймера выступило в поход. Воинов провожали всем селением.
Но по ту сторону ворот единая масса людей и лошадей организованно разделилась надвое. Гандальв с дружиной направился в одну сторону, а Хаки и Барвайг со своими гриднями - в другую.
Война начилась.

Агдир. Пир после тинга.
___________________________
- Осторожнее, доблестный! - не очень дружелюбно сказал Гутхорм и только потом посмотрел на толкнувшего его.
Где-то он его видел. Вкупе черты лица никого не напоминали конунгу, но вот по отедльности. Где-то он уже видел их.
"Скорее всего мы знались с его братом...или может с отцом"
- Скажи мне, воин, как тебя зовут и не мог ли я где-нибудь видеть тебя или твоих славных родственников? - уже теплее произнёс конунг.

Торлейв вышел из зарослдей навстречу Харальду и его телохранителей и знаком велел следовать за ним.
Деревья в Священной Роще были высолтой с дом или даже с два дома, а смтволы были такие толстые, что обзвтаить их могли лишь 8-10 человек, взявшись за руки. Это была одна из старейших священных рощ в Северных землях, по преданию посаженная еще тогда, когда боги еще являлись людям и ходили среди них.
Юного коннунга уже ждали. 10 жрецов и жриц - все в белых одеждах, с венками и ги рляндамии из цветов и трав. Посреди поляны горел костер, а отблески костра бросали причудливые тени на вырезанные прямо в стволах деревьев статуи богов. Возле трех статуй стоял огромный круглый стол, тоже вырезанный из ствола огромного священного дуба, который уже был повален бурей. на столе лежали копье, меч, молот, боевая секира, серп, тесак, пила и рыбацкая сеть. А посреди стола лежало кольцо - копия кольца Драуппнир на котором клялись сами боги. На алтаре лежала круглая буханка хлеба, рыба, кусок мяса и очищенная от кожуры репа. Междлу ними стояли четыре чаши - с водой, с молоком, с кровью и с пивом.
- Как видишь, все готово к твоему посвящению. Подходи к алтарю... - сказал Торлейв.

- Скорее всего ты знал моего отца Громкиля. Я скрываю своё лицо из причин, о которых тебе знать не нужно. Я хочу задать тебе вопрос: почему ты ушёл на тинг, когда твои земли раздирают разбойники? - Глаза Гримкиля - единственные, нескрытые маской, черты его лица он унаследовал от отца - горели от злости. В переговорах он был подобен бешеной собаке, а в бою - хладнокровному вожаку стаи.

Хрингарика

- Кегни, знаешь, где деревня Атли Тощего? - Раги решил, что ярл излишне торопился и поэтому посмел дать его задание Кегни и его банде.
- Намёк понят...
- Стой, Атли оставь в живых.

Чернобородый Барди вернулся с хорошими вестями. Мысли, аналогичные тем, что бродили в его голове, посещали и ещё кое-кого из мужей. Войско Альвхеймера уже выступило в поход, Гримкилm ответил более уклончиво, но, как понял облачённый доверием дружинник из разговоров, тот давно уже сам оторвать себе кусок от жирного пирога, ибо старые обиды и жажда мести так и пенились в нём, то и дело выходя из берегов. По словам чернобородого тот держал своё войско в боевой готовности беспрерывно и готов был отправить своих молодчиков в рейд в любой момент.
За те дни, пока посол мотался по другим уделам, Хегни тренировал дружину. В первый вечер он, по своему обыкновению, пришёл к брату, но на этот раз тот не стал с ним пить пиво.
- Пива выпьем, когда дело сделаем, - сверкнул глазами из под кустистых бровей старший брат и Хегни понял, что сегодня пирушка отменяется. Но широкая душа Хегни просила чего-то. Чего-то важного, не мелкого, сиюмоментного, а глобального. И этим глобальным стали планы Фроди, так старательно запиханные в его душу. И Хегни тренировал воинов, проверял их оружие, суетился между кузней и ристалищем, давая советы больше жестами и рыком нежели членораздельными словами. Но все и так его слушались и повиновались с полуслова, ибо попадаться под горячую руку не хотелось никому. Тут и застал его Фроди, который, сам в тот день пожаловал на надел брата.
- Пора, - сказал старший из сынов Эйстейна младшему.
И тот понял, что пришло время выступать.

Гутхорм нахмурился.
- Хрингарика мне дорога...но судьба племянника и сестры сейчас важнее!ь От Харальда зависит вся Норвегия, и я был бы просто ниддингом, если бы поставил это ниже судьбы своей вотчины. К тому же, там Атли Тощий. Он сможет продержаться! - ответил конунг, внимательно изучая собеседника. - А теперь скажи ты, Гримкиль Гормкильсон, почему ты скрыл своё лицо за маской7 Али боишься, что узнает кто?
Гутхорму очень не понравились глаза собеседника. Казалось, что ещё секунда и тот вопьётся ему в горло.
"Интересно, откуда эта злоба?"- подумал конунг и не нашёл ответа

Дорога на Вестфольд. Хаки Гандальвсан.

Ну, вот и началось. Снова кони приминают копытами траву, уже тронутую ночными заморозками, снова весело галдят молодые и чинно беседуют опытные вояки.
Отряд во время похода, – будто особый мир, абсолютно оторванный от мира внешнего. Наверное, так повелось еще в те века, когда боги ходили по земле…
… погрузившись в свои мысли, Хаки несколько отстал от Барвайга, – и теперь досадливо пришпорил жеребца, нагоняя ярла.
Как и требовал обычай, предводители ехали во главе отряда, – хотя, Один свидетель – сын Гандальва предпочел бы затеряется в толпе. Здесь, рядом с Красным ярлом, он чувствовал себя еще одним знаменем.
Подобные думы имели под собой основание, ибо Гандальв, недовольный явлением сына пред посланником, лично распорядился его экипировкой в поход. И одежа та боле подобала девице на выданье, чем мужу, едущему на войну. Алый плащ, отороченный волком, - дорогая вещь, сотворенная для хвастовства пред соседями, но никак ни для того, чтобы в нем спать у костра. Такие же алые сапоги, с богатой вышивкой и самоцветными каменьями, – что и говорить, то что надо по осенней грязи! Жесткая от обилия узоров рубаха… кольчуга… ну, это, пожалуй, единственная добротная вещь. Вороненая броня обещала надежную защиту телу… но в довершение всего отец строго запретил сыну лук:
- Не конунгово оружие, - веско молвил Гандальв, – и Хаки оставалось лишь поклониться.
Топор властитель тоже отверг, мотивируя это хлипкостью сыновьего сложения – мол, и не размахнется, как должно. Вот и отправился наследник в битву с мечом. Сейчас этот самый клинок – новодел, еще не проливший крови – лежал в повозке среди прочего добра. Оружия предков, закаленного веками, в этот раз Хаки не предлагали - репутация не та. Да последний и не настаивал: к чему обижать доброе оружие рукою неумехи? Сын коннунга никогда не был хорошим мечником, а за последние годы и вовсе утратил все нужные навыки. Новенькая игрушка в усыпанных яхонтами ножнах – тут самое то. Что называется, по руке «умельцу»… до первого поединка.
Когда Хаки был маленьким, отец привозил из викингов берестяные короба, покрытые диковинными узорами. На тонкой коре под рукой мастеров расцветали диковинные цветы, появлялись рыбы, похожие на дев, и лошади с крыльями. Мальчик скользил по узору пальцами, мысленно оживляя фигуры. Зеленые, желтые, красные… а вот теперь сам выросший Хаки казался себе такой фигурой с короба. Пририсованной к отряду для услаждения взора, со всеми функциями красочной безделушки.
А впереди их ждал бой… и старые противники.

Гримкиль лишь фыркнул в ответ.
- Жизнь Харальда не стоит и ломанного гроша, если вокруг не будет ни одного живого человека... Я уберегу Хрингарику от разбойников, если жизнь сотен ты готов променять на одну, то я готов встать между Хрингарикой и разбойниками, чтобы дать тебе возможность понять свою ошибку. А насчёт маски... Моё лицо может увидеть лишь враг в последний миг своей жизни. Можешь быть спокоен за Хрингарику: я не проиграю, не имею права. - с этими словами ярл двинулся к своему коню
"Остался лишь один элемент в ловушке, будем надеяться Раги пустил Кегни, а не наших."

Гримкиль выжал из своего коня всё, что можно, чтобы оказаться у деревни Тощего в срок. Она была на пути в его деревни, так что ярл мог остановить продвижение своей дружины.
Но Раги был умён, чертовски умён. Когда Гримкиль увидел Волчью голову в лесу рядом с деревней, в которой улюлюкали головорезы Кегни. Ни Раги, ни Эрик, ни Владимир не позволили бы такого своим людям, а Лактар убил бы на месте за такое.
Деревня была серьёзно укреплена, поразительно, как разбойники её взяли - наверняка числом. Сейчас нужно было убить разбойников и Кегни, в первую очередь его. Он мог рассказать о нашем договоре, а это непозволительно.

- Ярл, в деревне две сотни берсерков, Атли закидали камнями до смерти, а всех жителей вырезали. - Почти шёпотом говорил Эрик.
- Так уж и всех?
- Всех, включая детей.
- Звери... Чтож, сколько у нас луков?
- Сотня. У ополченцев. - вставил Раги.
- Вы ещё и ополчение успели собрать? Раги, ты воистину подарок богов. Мы превратим деревню в царство Хель. Огненные стрелы, достать мне что угодно, из чего их можно сделать за кратчайшие сроки. Больше сотни стрел нам не нужно. Быстрее, пока ветер дует так, как нам нужно.

Укси по знаку Торлейва не стал подходитьс конунгом к алтарю, вместе с другим телохранителем, они расположились немного в стороне.
Укси стал с интересом наблюдать за происходящим, впервый и, возможно, впоследний раз ему выпала честь оказаться на церемонии посвящения.
Он достал из-за пояса нож и стал вертеть его в руках. Укси вглядывался в лица людей окружающих конунга, под их белыми просторными одеждами можно было не то что меч, а топор спрятать. Телохранитель понимал что с этого растояния, он не успеет подбежать и отразить удар, а вот метнуть нож, это другое дело. Правда метатель из Укси был неважный, но уж лучше что-то чем ничего.
Второй телохранитель стоял по другую сторону алтаря, по его виду нельзя было сказать что он напряжен, но Укси хорошо знал его - парень тоже не спал.

Агдир
Харальд невольно сглотнул - столь отличалась Священная Роща от дома и обычного окружения. И внезапно понял, что даже и не знает, что ему делать.
Его учили владению клинком, но не священным обрядам. И сейчас юноша тщетно пытался найти в памяти подсказку - как же ему должно поступить?
А может... может, это испытание? И ему намеренно всего не сказали?
Харальд решительно подошел к алтарю; провел ладонью над чашами.
И твердо взглянул на Торлейва.
- Я готов, мудрый.

Лес
- Войско готовится к походу? - задумчиво произнес Эгиль. - Плохо. И хорошо одновременно. Правда, серые братья?
Утвердительное рычание прокатилось по поляне.
- Пойдем за ними, - решил Эгиль. - А пока - поохотимся...

- Подойди, потомок Одина и Фрейра. - сказал кто-то из жрецов. -Боги призывают тебя ступить на путь служения богам и своей стране. Возьми то, что считаешь самым важным, и поклянись, как сочтешь нужным, что будешь использовать это во благо своей страны... Из всех предметов ты можешь выбрать только три. Они и станут твоими,пока ты будешь править... Потом отпей из каждой чаши столько, сколько сможешь, а потом пролей оставшееся на алтарь тех из богов, кого ты чтишь более других. Одна чаша на одного бога. Ты сам призовешь удачу и судьбу на свое правление... Твой выбор должен идти от сердца...

Сигрун Дева Битвы и Эйнар Губитель Заговоренных.

Не хотел Эйнар Губитель Заговоренных, чтобы его жена вновь брала в руки оружие, но не пожелала она остаться в Хольмагарде и присоединилась к нему и его дружине на дороге в Агдир, чтобы поступить на новую службу с теми, с кем раньше бились.
После многих дней пути, показался город, и понятно стало, что слухи, о том, что не все нынче спокойно, верны, и что не зря Дева Битвы и Губитель Заговоренных отправились в путь.
Эйнар с любовью смотрел на супругу свою, спрятавшую тугую золотистую косу: трудности пути не пугали ее, но усталость легла на круглые плечи. Иногда она поднимала взгляд и устремляла его на мужа, улыбалась.
-Славны будьте. Мы прибыли в Агдир, чтобы поступить на службу правителю. - Произнес Губитель Заговоренных - сказал о цели, и сердце Сигрун забилось чаще: может, может, увидит она тех людей, кто принял ее, не постыдившись, с кем билась она плечом к плечу.
Сколько дней было проведено в Хольмагарде и сколько дней в пути из него в Агдир в ожидании?

Агдир

- Правителю на службу, говорите, - страж у ворот города был еще молод, и едва отпустил бороду, но взгляд его был суров - чужаков нынче в Агдире не жаловали, с одной стороны, но с другой напротив были бы только рады, если к дружине присоединяться ратные мужи. - А сами кто будете?
-Эйнар Губитель Заговоренных ранее сражавшийся во славу Хальфдана, а ныне прибывший вместе с дружиной служить Харольду. - Отвечал славянин.
- Эйнар? - Недоверчиво переспросил стражник. - Не ты ли ходил в поход к Хрингарике пятнадцать лет назад?
-Ходил. Да не только я, но моя жена Сигрун Дева Битвы. - Воительница подъехала к мужу своему и наклонила голову, опустив взгляд в гриву коня.
- А помните ли вы ярла Альхейма Смелого, храбрые воины? - Задал второй вопрос стражник.
-Помним. - Был короткий ответ.
- А лицо его вы помните? Или быть может вы помните знамя, под которым вас вел Харек Волк? - Казалось стражнику нравилось задавать вопросы, хотя скорее его мучило простоею любопытство, нежели необходимость.
-Да коли бились. - Усмехнулся Эйнар. - И сколько же еще вопросов будет у воина к пришедшей на подмогу дружине? Чай не короткий путь мы проделали, ради того, чтобы встретится.
- Прости мое любопытство, Эйнар, - отвечал страж. - Имя мне Гуннар Альхеймсон, и немало я слышал о подвигах твоих от отца, а потому желал узнать, не самозванец ли пришел, именем твоим славным назвавшись.
-Рада я видеть сына славного Альхейма Смелого, да горько знать, что встречает он боевых товарищей отца с недоверием. - Подняла голову Сигрун. - Так убедили тебя слова наши или жаждешь ты иного подтверждения?
- Довольно уже было подозрительности в моих словах, - произнес Гуннар, улыбнувшись. - Тепрь же прошу остановиться в доме моего отца, и вас, и ратных мужей ваших. Думаю отец будет рад видеть вас.
-Благодарю, - произнес Эйнар и, посмотрев на супругу свою, обернулся к воину - Веди нас тогда, а между тем, расскажи, что происходит у вас. Слухи доходят, что не все спокойно
Стражник кивнул, и обернулся к напарнику, так и не вмешавшемуся в разговор:
- Эрик, я отведу старых друзей отца в город, - бросил он. - Ты сможешь один нести караул?
- Конечно, - ответил тот. - Но лучше позови Магни, хватит ему спать.
- Так и сделаю.
Гуннар открыл ворота, позволяя отряду Эйнара пройти в город, а затем зашел в небольшую присторйку, разбудив Магни. Усатый хирдман, недовольно надул щеки, но, узнав, кто прибыл в город, с радостью согласился подменить Альхеймсона.

Очень медленно Харальд подошел к предметам, из которых ему предстояло выбрать лишь три.
Но что же взять? Меч – без сомнения. Его избрали для битвы, и именно мечом он может прославить свое имя.
Только… это простой воин может думать лишь о войне. А конунг обязан вести людей и в мирное время. А потому – не подойдет ли пила, которая помогает строить дома, пилить дрова… вообще, вести жизнь, отличную от звериной?
И что же третье? Война, ремесло… чем еще может быть богат народ?
Да, богат. Именно так. Никто не выживет без золота – каким бы путем его не взял. Один человек может обойтись без монет (Харальд был в этом уверен), но целый народ… А потому очевиден третий выбор – кольцо, подобное изделию цвергов.
Юноша уверенно коснулся всех трех предметов, которые выбрал.
– Клянусь кровью, текущей в моих жилах. Клянусь землей, на которой стою – что буду править во славу моего народа и сокрушу врагов его.
Теперь оставались чаши. Нелегкий выбор… но конунгу ли страшиться выбора?

Агдир. Несколько месяцев до тинга
Гутхорм омыл тело из бадьи и подошёл к Орри, одному из вернейших гридней Хальвданна.
- Скажи мне, храбрый, идут ли из Агдира в Ирландию корабли с надёжными капитанами?
- Идут, о могучий, как не идти! Вот например кнорр Хагена Хромого, или...
- Хорошо-хорошо, я тебе верю. Так вот, Орри, договорись с капитаном этого корабля, чтобы он вызнал в Ирландии, нет ли там, я полагаю при дворе одного из сильнейших владык, викинга Харека Волка. И если таковой найдётся, пусть передаст ему вот это, - конунг протянул гридню грамоту, написанную заранее и ждавшую как раз такого часа. - Пусть передаст, а уж я в долгу не останусь.
Воин кивнул и спрятал грамоту запазуху.
Агдир. Тинг
Гутхорм, вспомнил разговор, выпил рог доброго пива, утёр усы и подумал:
"В такие времена один верный и мудрый муж стоит цельного войска. Надеюсь, Харек всё же внемлет мне и вернётся послужить сыну своего конунга...."

Ирландия, норманская колония Дублин.
Тяжелые дубовые створки ворот крепости, обитые пластинами железа, наконец поддались ударам тарана, и вылетели из своих петель. Послышались восторженные крики. Толпа ирландцев в килтах , клетчатых рубашках и плащами-пледами на плечах попыталась пробиться через проем выбитых ворот, но были отброшены группой берсерков. Бешено вращая топорами и мечами, группа воинов в медвежьих и волчьихьшкурах легко разметала передовой отряд ирландских воинов и двнулась дальше. Перепуганные ирладцы попятились.
- За мной! Смерть данам! - раздался крик Харека -Волка. Опытные бойцы вышли навстречу отряду берсерков, вооруженные, как и их противники, двумя мечами или двумя топорами, или мечом в дной руке и топоом в другой.
-Выманите их из ворот. Не вступайте в схватку пока я не скажу! -крикнул Харек.
Отступая, норвежцы выманили разяренных берсерков датчан на несколько десятков шагов от ворот, но этого оказалось достаточно, чтоб пришедшие в себя ирландцы смогли обойти их и ворваться в город. Многие из норвежцев были сыновьями тех поселенцев, которых убили датчане, и их самих когда -то продали в рабство ирландцам. Теперь работорговцы должны были пожалеть о той сделке, когда сотни норвежских женщин и детей были проданы безвестному вождю мелкого соседнего клана, с которым датчане вели торговлю. Спустя 5 лет этот вождь стал вождем Тары, а из купленыхиз датского плена норвежцев он создал свое опорное войско. Позже и другие беглые норвежцы стал приходить и наниматься в его войско. Оказалось что финнагаэль ненавидят датчан куда больше чем самих ирландцев, и так сложился союз представителей двух народов на почве общей неанвисти. Король Тары считался формально верховынм королем всей Ирландии, но до сих пор месные короли мало считались с мнением Верховных королей, и даже во время войн с чужеземцами не прекращали свои межклановые и междоусобные разборки.
Отряд берсерков был окружен. Воины Харека ввязались в схватку, с флангов и тылаих атаковали ирландцы. Спустя несколько минут все было кончено. Однако победа далась очень дорогой ценой - потери были по 2-3 человека на 1 берсерка. Но путь в город теперь был открыт. Ворвашиеся в город ирландцы и норвежцы смели последний заслон, спешно собранный датчанами, и ворвались в город. Сопртивление было бесполезно, и челядь из рабов и местных жителей поспешно поброслаи оружие и целыми десятками сдавалась в плен. Сами датчане со своими женами и детьми укрылись в форте на холме, огражденом высокой стеной из дубовых бревен. Ирландское воинство разбрелось по городу, и все воины кроме норвежцев и дружинников короля предались грабежам. И Харек и король не без оснований опасались, что уцелевшие отбороные датские воины перегруппируются, и устроят ряд вылазок, чтобы разбить распорошившееся войско. Но вот вчерашним крестьянам - пастухам и землепашцам трудно было привить принципы воинской дисциплины. В отличие от норманов, они не знали что такое беспрекословное повиновение вождю, и тем самым численное преимущество союзиков нивелировалось.
Король Малхи спешно собрал военный совет вождей, чтобы обсудить, как им взять форт...

Земли Альвхеймера. Дорога. Коннунг Гандальв.
__________________________________________________
Войско выступило в поход и до сей поры все знаки, толкуемые мудрыми, свидетельствовали о победе. Коннунг был достаточно опытен, чтобы судить: лютая норвежская зима - не время для воинских походов. Эдак половину дружины положишь еще пути, а другая половина вместо прелестей битвы будет мыслить о вине и очаге.
Какая же победа с подобными думами?
Однако, расстояния в северных землях невелики, и хитроумный Гандальв замыслил овладеть вражьими землями до холодов, а затем затвориться за теплыми стенами. Пусть вон безусый Харальд морозит гридней в чистом поле, коли охота! Он, коннунг Альвхеймера, лишь закрепит свою власть до весны.
Именно таким планом делился Гандальв с ярлами перед выступлением, благо погода была не по-северному хороша. И именно поэтому сейчас он с тревогой поглядывал на тучи, сгущающиеся над дорогой. Сам владыка Альвхеймера был изрядным моряком, а посему знал: они вполне могут разразиться снегом или - не привиди Тор! - чем-то похуже. от таких "облачков" бесстрашные викинги всегда правили к берегу, как пузатые купеческие ладьи. А после, стоя земле, изумленно смотрели, как рушаться скалы под напором волн, почтительно внимая гневу богов.
Сейчас такие тучи клубились в аккурат там, куда ушел отряд под рукой ярла Барвайга. Коннунг нахмурился: непогода могла спутать их планы. Такая вероятность была, а, значит, измышления следовало проверить.
Гандальв привстал на стременах - и кликнул юношу, ехавшего под стягом. Почетное место - для мужей славного рода, значит, но воин славен не только предками.
- Слушаю тебя, коннунг, - наклонил голову юноша, и Гандальв с гордостью отметил, как возмужал единственный внук его старого боевого товарища.
- Тревожно мне ныне, - обронил Гандальв. - Видимо, боги раньше времени решили проявить нрав, и всех нас ожидает ненастье. Конь твой быстр, а глаза зорки, воитель. Будь же гонцом моим к ярлу Барвайгу. Ибо смекаю я - самая злая буря будет в той стороне, и болит сердце мое за воинов Альвхеймера. Доложи мне, что там будет - успокой старика.
- Я сделаю все по твоей воле, властитель - и ворочусь вборзе, - молвил гонец, пришпоривая коня.

Теперь - чаши. Тут важно не ошибиться...
Как там мать говорила?
Харальд медленно поднял чашу с молоком; отпил половину. Больше не хватило - молоко он никогда не любил.
Вода - почти вся чаша. Вода закаляет тело воина и утоляет жажду.
Кровь. Вкус крови - не из лучших, но воин не может от нее отворачиваться. Однако тут Харальд намеренно отпил немного.
И пиво. Радость воина - хотя не стоит перебарщивать. Тоже не очень много - чтобы не захмелеть.
А теперь - к алтарям.
Молоко - прекрасной Фрейе, несущей жизнь. Воду - Ньёрду, покровителю мореплавателей. Пиво - мудрому Одину... да поможет он мне обрести мудрость...
И кровь - на алтарь Тора-Воителя. Щедро окропить, так чтобы хозяин Мьёлльнира остался доволен.
- Прими эту кровь и возьми кровь наших врагов, - негромко произнес Харальд.
Пришло странное спокойствие. Он сделал все, что требовалось... и теперь можно было уже не волноваться.

Гонец Гандальва

Получив приказ конунга, юный Гурмир сильнее дернул поводья, разворачивая коня, и что было сил, погнал его назад, к той дороге, по которой ушла армия храброго Барвайга. Он, как и многие другие воины, не считал, что посланный с Барвайгом Хаки значит хоть что-нибудь, а потому старался даже в мыслях не упоминать лишний раз имя труса, приведшего к гибели его отца и дядю. Гурмир Кривой, его дед, многое рассказал внуку о былых днях, когда Хаки был желанным гостем в его доме, и о том, чем отплатил ему сын конунга.
Тучи на небесах становились все чернее, точно ярость богов, накапливающаяся, дабы пролиться смертоносным дождем молний и льдин, убивая неугодных, однако викинг смотрел не в небеса, но вперед, видя перед собой лишь протоптанную сотнями сапог, дорогу, и где-то далеко впереди, гридней Барвайга, красу и цвет Альвхеймара, юных волков, наточивших клыки и когти, дабы отомстить за своих отцов, убитых Хальвданом Черным.
Но чем ближе была цель, тем более ненавистной казалась юноше мысль, что ему придеться ехать рядом с Хаки Гандальвсоном, недостойным даже имени своего великого отца.

Священная Роща в Агдире
- Ты прошел последнее испытание, и боги приняли твое подношение. - произнес седой жрец в широкополой шляпе с повязкой на глазу. - а тееперь прими то, что боги приготоивли для тебя. - Жрец накинул на Харальда алый плащ с вышитой на нем черной головой Агдирского волка. - Этот плащ носил твой отец... - Торлейв надел шлем с полумаской, с шишаком, на котором был приделан наконечник стрелы. - Это шлем Инглингов... Сам Тор выковал его когда-то для твоего предка Ингви. Носи его с честью...
К юноше подошел еще один жрец, с перевязанной рукой.
- Ты сам выбрал этот меч, и я от имени Тюра -заступника приподношу его тебе. Защищай им свою землю и свой народ, и береги правду, верши волю богов и соблюдай справедливость, и этот меч будет хранить тебя.
- Возьми это путеводное копье - если положить его в воду, оно само укажет путь на север. Его носил твой отец. Это дар самого Одина. - жрец одина вложил в руку Харальда копье из черного железа с тяжелем ясеневым древком.
- А это боевой топор Браги - им тоже сражался твой отец... - сказал Торлейв, вкладывая топор в левую руку Харальда.
А теперь. Ты выбрал кольцо Тюра - оно твое. На нем клянутся и заключают союзы, дают зароки и клятвы, которые нерушимы как корни гор. И еще - путь этот котел цвергов служит тебе в пути, и да не оскудевают припасы.... И да будут обильны урожаи в твоей стране - там где этот котел, там и процветание, и изобилие...
- Именем богов и по их воле, мы жрецы ассов и ванов Асгарда провозглашаем тебя коннунгом Агдира, Винугльмерка, Вестфольда и Гренхейма, и всей Северной страны на Запад от Морского Пути... Прими трон и власть твоего отца, собирай и веди войско твоих земель на битву. Отныне ты имеешь прпаво посылать ратную стрелу, созывать рати ив ести их на защиту твоих земель. Исполняй волю богов и свое великое предназнечение... Мы будем всегда с тобой, и помогать тебе, где бы мы не находились...
Торлейв положил Харальду руку на плечо...
- Оставь реликвии здесь. Я позабочусь о том, чтобы их отнесли в твой свяещнный шатер... Отныне я буду заботитьс я о том. чтобы молиться в нем богам и блюсти реликвии, но никогда не расставайся с эти мечом, и с этим кольцом. И еще.. - Торлейв достал из-за пазухи гривну и вордрузил ее на шею. - Это оберег. Он принадлежал твоему предку Ингви и считался утерянным. Но брат твоей матери недавно нашел его. Разбойники разграбили курган, и он отбил эти сокровища, ис реди них была эта гривна... Никогда не снимай ее без нужды... А теперь ступай за пиршественный стол и объявляй свой первый приказ... Пора посылать ратную стрелу по стране... Ты теперь коннунг...

Дорога. Отряд ярла Барвайга. Барвайг, Хаки и Гурмир.
_________________________________________________
Красный ярл осадил коня - и с тревогой посмотрел на небо. Погода стремительно ухудшалась, Барвайг, тоже знакомый с северными бурями не по наслышке, понимал, что такие вещи лучше пережидать за крепкими стенами домов, а никак ни в лесу. Наконец, подлиный руководитель отряда принял решение - и подъехал к вожаку номинальному.
- Хаки! - ветер усилился настолько, что даже в двух шагах приходилось кричать.
- Нам придется свернуть с пути и переждать бурю в селении.
Гандальвсан мрачно кивнул - и прокричал в ответ:
- А мы доберемся до сумерек?
Далеко не праздный вопрос: уже теперь, в середине дня, воины с трудом различали друг друга. Барвайг в очередной раз прикинул, какое из двух зол хуже: рискнуть - и срезать путь через лес, или же придерживаться дороги. Во втором случае они рисковали заночевать под открытым небом, а в первом - переломать ноги лошадям. Хлынувший сплошной стеной ливень избавил ярла от сомнений:
- Пришпорим лошадей - и будем молить Одина явить свою милость. Вскоре нам на пути встретится нужная развилка.
- Ярл! - обратился к Барвайгу один из гридней, демонстративно игнорируя Хаки. - Гонец от коннунга!
Из пелены дождя возникла фигура Гурмира, и Красный ярл поднял руки в приветственном жесте:
- Приветствую тебя, воин! Какие вести ты привез от Владыки?
- Хвала богам, избавившим меня от доли гонца, несущего черные вести, - ответил Гурмир. - В отряде Гандальва все хорошо, но - нашего коннунга взволновала погода. Он беспокоится за гридней.
- Воистину, вождь славен своими воинами, - согласно кивнул Барвайг, - а наша дружина уж много зим славит Гандальва Серого за заботу. И мне более, чем близка его тревога. Я решил вести наш отряд в селение - ибо глаза говорят мне: буря будет лютой. Поезжай же с нами до времени. Я - не коннунг, но коммандир, и знаю, как легко в такую погоду сгинуть до времени. Переночуем - а утром тронешься в путь с добрыми вестями.
Спорить с Красным ярлом Гурмир не посмел.

Гридни шли, крепко стиснув зубы. Сотня, вторая. Не одну ладью наладили братья в дальний поход. Даже сереброусых старцев уломал Фроди двигаться. Кого-то прижал за старst долги, кому-то насулил, если не залотые горы, то пирушки с гуриями, кого-то уговорил льстивыми речами, помятуя о былой братской славе. В наделе остались лишь калеки, да женщины. Хегни шёл впереди. Крепкий, молодой, без шлёма. Хегни не любил шлёмы. Мешают они в битве. Да и не спасёт никакой шлём от хорошего удара. А плохой и секирой отвести можно, пока руки на месте. Скоро и условленное место, где дожны состыковаться войска из разных уделов. Нападение - дело серьёзное и ничего не выйдет из затеи, если каждый начнёт клевать сам по себе. Одного Тора с его силой мало в покровители. Лишь хитроумный Локи сможет помочь Эйстейнсонам.
Фродо, качаясь в седле на кауром коне подозвал к себе одного из своих приближенных, здоровенного детину с лицом младенца.
- Трувор, ненастье близится. Пошли вперёд наблюдателей. За холмом должно быть становище. Если всё чисто - там и переждём бурю.
- Будет сделано, ярл, - широко улыбнулся десятник, громко свистнул и несколько человек, отделившись от отряда, ушли вперёд.

Совместно с Тельтиаром.
__________________________________________

Гурмир и Хаки.

Боги, сотворившие мир, учредили его столь дивно, что то, чего воин более всего избегает, как раз и сваливается на голову. Гурмир всячески старался забыть имя Хаки, – но на привале оказался в аккурат рядом с ним. Не иначе, произволом Одина, любящего шутки над смертными, ибо сам ярл Барвайг едва ли дошел до подобного рода издевки. Крохотный по своей протяженности отрезок пути за развилкой оказался настоящим проклятием для отряда, и гридни уж не единожды поминали Етунхейм, объезжая поваленные стволы. Но переправа через «ручей» всех доконала. Крохотный водоем – лошадям по колено – вмиг сделался полноводным потоком. Нескольких гридней чуть не мыло водой – хотя мудрый Барвайг и запретил воителям заходить в «ручеек» без привязанной на берегу веревке. Естественно, после такого Красному ярлу было не до чувств Гурмира и Хаки. Последний был сыном коннунга, а посему его первым отправили под навес. Как бы не относились к Хаки в отряде, честь Гандальва требовала уважения , и гридням не пришло в голову бросить наследника своего вождя под дождем. А Гурмир, как гонец от Властителя, удостоился той же чести. И нет дела до того, что он предпочел бы десять раз вымокнуть!
Двое мужчин скинули промокшие насквозь плащи, развели огонь, уселись… молчать и дальше вежество не дозволяло. И Хаки начал разговор первым:
- Я рад видеть Гурмира, которого знал еще мальчиком, в образе бравого воителя. Несомненно, твой досточтимый дед горд таким внуком.
Гурмир Скаггиссон старался смотреть на дождь, на гридей, привязывавших лошадей, на устанавливающих навесы хирдманов, на карлов, завершающих переправу, но только не в лицо Гандальвсона, ему было неприятно сидеть рядом с сыном конунга, и он не желал смотреть на него чаще, нежели того требовали обстоятельства. Но Хаки завел разговор, и не ответить было нельзя:
- Несомненно, поскольку моему деду есть чем гордиться, - ответил Гурмир, особенно выделив слово "моему".
Хаки предпочел проигнорировать тон Гурмира. Тем паче, что ничего действительно обидного тот не сказал, а любить его, Хаки, воинам никто не приказывал. Да и как тут прикажешь! Собственно, сын Гандальва тоже бы с удовольствием помолчал, - потому как слишком много горечи было в его памяти о семье Гурмира. Однако – вбитая в наследника конунгом вежливость к «воинам подостойнее» требовала строго блюсти все формальности:
В доблести седоусого Гурмира усомниться лишь слепой, - ответил Хаки, - И он, несомненно, передал свое имя достойному отпрыску. В добром ли здравии твой достопочтенный дед? Видимо, да, коли ты, его единственный родич, не у его ложа, а здесь, ищешь славы в конунговой дружине. Его благополучие - для меня - добрая весть… хотя твой дед и не желает пускать меня на порог.
Возможно, эти слова были сказаны случайно, но в них молодой Гурмир узрел насмешку. Так, словно Хаки обвинял его деда в недостаточном радушии и гостеприимстве. Но затевать ссору с конунжим сыном, да еще и признанным трусом - молодой воин не стал.
- Тому есть причины, - лишь проскрипел он сквозь зубы, лишь слегка скосив глаза, наблюдая за лицом Хаки.
Хаки слегка покраснел: слова Гурмира живо напомнили ему прошлые события:
- Возможно и так. Это ему решать, - ответил Гандальвсан
Гурмир нахмурился, слишком много слов готовы были сорваться с его языка, но все же он сдержался - не хотелось, чтобы конунжич выставил его дураком перед гридями, если он вдруг начнет ссору на пустом месте.
Надо сказать, что Хаки правильно истолковал Гурмирову гримасу - и тоже прикусил язык. Правда, по иной причине: слишком много добра он видел от родичей Гурмира. И не желал омрачать сварой память былой дружбы
А буря тем временем крепчала, завывания ветра вдали превращались в вой волков... черных волков Агдира, смертельных врагов Альвхеймара. Молнии вспыхивали, разрезая небеса, и исчезали во тьме налитых тяжестью туч, высвобождавших непосильную ношу на головы гридей. Проводник, посланный найти ближайшее селение, вернулся, промокший до нитки, и, спрыгнув с коня, направился к навесу Гандальвсона, видимо не найдя взглядом Красного Ярла.
- Впереди деревня, славный конунг, - произнес он, видимо решив, что немного польстит Гандальвсону, назвав его не принадлежащим ему титулом. Сам проводник был из финов, и потому плохо разбирался в сложных внутренних отношениях Альвхеймарского войска. - Совсем недалеко, но... боюсь лошади не пройдут. Несколько деревьев вывернуло с корнем, их остовы перегородили дорогу.
- Я отнюдь не конунг, воитель, - ответил сын Гандальва. - Решать же судьбу отряда надлежит ярлу Барвайгу, ибо опыт его неизмеримо богаче, а мудрость - очевиднее. Однако, я мыслю, что хотя бы часть воинов надо отправить в селение. Ведь не все гридни отца моего конные.
- Я принес вести, как поступить - решать вам, господин, - склонился фин, видимо ожидая, что его старания будут вознаграждены.
- Я пойду, найду ярла, - бросил Гурмир, и не дожидаясь разрешения Хаки, вышел из-под навеса, накрыв голову плотным капюшоном плаща. По счастью Барвайго оказался неподалеку.
Ярл выслушал рапорт - и похвалил гонца, заодно одобрив распоряжения Хаки. Гурмир отчетливо скрипнул зубами - и от наследника Альвхеймера это не укрылось:
- Ты не враг мне, сын названного брата - но смотришь все равно, что волком. Отколь такая неприязнь?
Взгляд Гурмира не стал мягче, но лишь сильнее врезался в лицо Хаки. А затем юноша медленно вынул из ножен меч, положив его перед Гандальвсоном.
- Это Губитель Медведей, меч деда моего отца, меч, который мой дед дал тебе, конунжич, потому что любил тебя как сына, но ты своей трусостью запятнал этот клинок, - медленно, словно через силу произнес Скаггассон. - Мой отец и мой дядя называли тебя братом, но погибли из-за тебя. Из-за того, что у тебя не хватило храбрости вести в бой воинов.
Какой бы тихой овечкой не был обыкновенно наследник Альвхеймера, временами кровь все же давала о себе знать. Сам Хаки потом жестоко сокрушался о подобных вспышках раздражения, но сейчас слово юного Гурмира его по настоящему разозлили:
- То есть слова твоего деда, мальчик, и я готов выслушивать их от него, – но не от тебя, - ответил Хаки, глядя в глаза Скаггасона с неожиданной для последнего яростью. Сын коннунга шагнул вперед, так, что острие древнего меча почти коснулось его собственной груди, и чуть спокойнее продолжил: - Мудрый Гумир – один из мужей, составляющих гордость Альвхеймера, но он – еще и отец, потерявший детей, и муж, оставленный без жены. И сердцу моему близко его горе - и потому я молчу в ответ на его обвинения. Один свидетель – в детстве я видел от родителей твоего отца одну доброту. Но даже сие не дает ТЕБЕ права злословить о вещах, что вне твоего разумения. Разве ТЫ был в том походе, юный Гурмир? Твой путь жизненный еще долог, воин, и однажды конунг Гандальв поставит тебя головой над отрядом. Вот тогда ты поймешь, в какие тиски между доблестью и долгом попадает каждый из властвующих. И дай тебе Один сил выдержать ношу, от которой сломалось немало славных воителей! – Хаки криво усмехнулся, на мгновение напомнив старика: - Нет, я не СЕБЯ в виду разумел. Радуйся, Гурмир – ибо даже сейчас, годы спустя я казню себя за смерть отца твоего и дяди многократно боле чернейшей молвы. Ведь, яви я тогда власть и запрети им то безрассудное нападение, – очаг в доме твоего деда горел бы для них и поныне. Я утешаюсь лишь тем, что они оба прошли тот путь, что им предназначили боги – и покинули нас в зените славы. И не тебе, отрок, судить о том, плоха ли была их доля – Тор свидетель, временами люди живые очень завидуют мертвым.
Гурмир отшатнулся, невольно опуская меч, чтобы не пронзить конунжича. Еще никогда он не видел Хаки столь разъяренным. Где-то в уголке сознания даже мелькнула мысль, что за таким вождем не позорно следовать храбрым воинам, мелькнула и исчезла, как будто ее и не было.
- Пусть так конунжич, - наконец сумел произнести юноша, отступая еще на шаг. - Не смею больше спорить.

Когда Харальд вернулся за пиршественный стол, многие гости были уже слегка пьяны, и мало кто обратил внимание, что на юноше надет алый плащ Хальвдана с вышитой на нем черной волчьей головой, а на бедре в вышитых серебряной нитью ножнах из алой кожи висит меч Хальвдана. Наконец кто-то из гридней заметил это, и гости за столом стали шептаться, удивленно поглядывая в сторону Харальда...
- Что же ты сразу не надел эти великолепные одеяния? - спросила Асса, нахмурившись. - Зачем приберег их на уонец пира? Что у тебя на уме, внук?
К Харальду подошел слуга с рогом дикого быка, окованным бронзой, который по всей видимости тоже раньше принадлежал его отцу.
- Выпей, хозяин, за великое будущее нашего дома, и за победу - сказал слуга тихо. Телохранитель Харальда глухо заворчал, и прежде чем Харальд успел сделать глоток, сам отпил из рога.
- Не нравится мне это пиво, хозяин, пробормотал воин, нахмурившись. - А ну-ка сам выпей, что принес - воин протянул слуге рог, и слуга испуганно отшатнулся. Воин полеснул ему пенный напиток в лицо.
- Что-то не нравится мне это пиво.- повторил воин. - Боюсь, оно может быть отравлено... Задержите этого грязного пса! Пусть раскажет, что он туда намешал.
Слуга побледнел.
- Меня просили только отнести это конунгу, - произнес слуга, трясясь от страха. - Сказали что для него там снадобье, дарующее силу и храбрость.
- Силу и Храбрость? На кой оно ему в обители Хель? - спросил телохранитель. - Скажи мне кто тебя с этим послал, или ты умрешь...

- И очень больно! - добавил Гутхорм, поднимаясь. - Клянусь Одином, перед отправкой в Хель ты узнаешь, что чувствовал Тюр, когда Фенрир отгрых ему руку! Только я тебе твои пообрываю!
Конунг Хрингарики шагнул к слуге, схватил его за шею и поднял на вытянутых руках. В глазах Гутхорма метались яростные огоньки, предвестники боевого безумия. Он все ещё контролировал свои действия, но вот нечеловеческая сила бересрков уже струилась по жилам конунга, позволяя ему держать слугу на вытянутых руках совершенно свободно.
- Ну! - он встряхнул несчастного. - Я внимательно слушаю!!!

Cлуга беспомощно болтался в руках у Гутхорма, и сипло пролепетал:
- Распорядитель пира велел мне отнести этот рог с пивом которое с травами настояно.... сказал что это пиво только для нашего наследника конунгов, чтобы ему была сила и удача в походе... Я больше ничего не знаю...
Телохранитель слегка ударил слугу наотмашь по лицу...
- Идите к распорядителю, я ничего не знаю... - повторил слуга, захныкав как маленький мальчик.
- Ну и что с ним прикажете делать? - спросил воин Гутхорма, кивнув в его сторону. - Я бы эту крысу удушил своими руками...

Хрингарики... Рядом с Деревней безвременно почившего Атли Тощего...

- Ярл, стрелы готовы...
- Не прошло и года!!! - Гримкиль снова пылал от злости - Ну что так долго? Уже ночь, А если кто сбежал...
- Найдём! Прикажете стрелять?
- Прикажу, но не сейчас. Дайте мне подготовиться...
Гримкиль ушёл в глубь леса с Раги.

Через 15 минут... Сама деревня Атли (С разрешения Тельтиара)

- Кегни, тут больше нечего грабить.
- Ну, тогда пошли. - огромный берсерк в медвежьей шкуре уже собирался было уходить с этой бойни, перебираясь через трупы, как, внезапно, с неба полился огонь, по крайнеё мере скудный ум Кегни так думал. - Один, это сам Локи выбрался из под земли...
Как и ожидал Гримкиль, Огонь распространился быстро, окружив деревню стеной пламени. Тех, кто смог убежать раньше, чем огонь был способен это предотвратить, отстреляло ополчение. Дружина же разбиралась внутри. Но в этой битве важно было не это...
- Кегни!!!!!! - Сквозь пламя, держа в руке односторонний, двуручный топор, на боевом коне вылетел Гримкиль.
- Гримкиль!! - Кегни понял, что его предали, но единственное, что останавливало его от плевка в лицо Ярлу - то, что он лично его атаковал.

Об этом бое ещё воспоют скальды. Бой Медведя с Волком, Безумного Гнева с Рассчитанной Злобой, Эмоций с Разумом. Бой Секиры с Топором. Битва шла долго и скоро в деревне не осталось ни одного живого человека кроме Гримкиля и Кегни. Не одну зазубрину сегодня получил топор Гримкиля, пока рука Кегни не напоролась на лезвие. Заливая кровью рукоять собственного топора, свою одежду и тело, Кегни продолжал сражаться. Казалось Его сила только возросла после ранения, но Гримкиль потому и считался мастером топора, что не позволял силе одолеть себя. Уворачиваясь от секиры он ждал, ждал момента, когда Кегни увязнет в атаке... И он дождался... Голова Кегни покатилась по земле, оставив тело берсерка, до сих пор сжимавшего секиру, застрявшую в чьём то теле...
- Вот и всё, Кегни... и Гутхорм.... - Гримкиль взял Голову Кегни за волосы и закричал на всю округу...

Пожар тушить не стали - зачем, но путь Гримкилю отчистили, чтобы не испортить шкуру вожака стаи волков, которого Гримкиль убил пытаясь получить совершеннолетие. Из противостояния Кегни - Гримкиль - Гутхорм Вышел один член, теперь осталось только двое...

- Испытайте Рунами! - прорычал Гутхорм. - если Боги покажут, что он говорит правду - вышвырнуть за ворота, а если врёт - утопить в нужнике! И приведите распорядителя! Он мне ответит за "питьё с травами"!
Затем конунг Хрингарики успокоился и повернулся к Харальду.
- Отныне, Харальд, зарекись есть и пить что-то пока не проверятна яд или пока не поробует кто-нибудь другой! Ты теперь конунг, на тебя возложена великая миссия и ты просто не имешь права погибнуть так глупо!

Торлейв стоял в стороне за спиной у телохранителей, и наблюдал за всем происходящим. Услышав распоряжения Гутхорма- ярла, жрец подошел к телохранителю Харальда, которого звали Хегни, и что-то прошептал ему на ухо.
Хегни покачал головой.
- Не знаю, что за зелье было в этом пиве, и вкус его можно было бы списать на несвежесть. Во рту какая-то кислятина...
- Плохо дело. - сказал Торлейв, покачав головой. Идем ко мне в хижину, я дм тебе рвотное. Потом выпьеш чашу чистой воды и молока с медом. Не медли. Яд уже может начать действовать. Эта ведьма могла сделать зелье из болиголова... Достаточно было одного глотка, чтобы убить мальчишку... Гридь, мать вашу, ищите распорядителя! И ведите его ко мне... А эту крысу я буду допрашивать сам...

Гридни не замедлили начать поиски, однако ни у костров, ни в пивном погребе, ни где бы то еще ни было - распорядителя они не нашли. Воины и бонды, пившие здравницы за нового конунга, наперебой говорили, как видели распорядителя то там, то здесь, но точного его месторасположения не могли указать.
- Я видел его, - Произнес Снорри Камень, отхлебывая из чарки пива. - Сел на коня, и погнал в сторону города, да так, словно за ним сам черт гнался! - При этом Снорри перекрестился.
- Вот пес паршивый! - Гридень в сердцах сплюнул. - Сообщите Гутхорму! И Торлейву!