Готланд. Разрывая курганы

Когда Рогволд ярл узнал, что требует от него Харальд, первым желанием Мудрого было нарушить волю конунга, но еще раз все обдумав, сын Эйстейна Грохота пришел к выводу, что полученные выгоды будут гораздо большими, нежели возможные неприятности. Ему ли бояться гнева асов, когда в Мере он вертел жрецами и годи как хотел? А мертвых Рогволд боялся того меньше, потому оставалось решить, кто из его дружины достаточно верен и дерзок, чтобы взяться за столь опасное дело. В первую очередь ярл понадеялся на своего сына Хрольва, однако Пешеход наотрез отказался осквернять курганы. Родичи крупно поругались, после чего Рогволд позвал самых отчаянных головорезов, служивших еще его брату Сигурду и пообещал им две трети всего, что они найдут в могильниках. Эти, немного поторговавших до трех четвертей, выразили согласие и отправились за лопатами.
Первый же курган, принадлежавший гаутскому хевдингу и расположенный совсем рядом с деревней, занятой мерийцами, хирдманы раскопали уже к вечеру, однако – опасаясь мести мертвого властителя, тело его трогать не стали. Зато до отказа набили мешки утварью и драгоценностями, прихватили пару щитов и хорошо сохранившийся франкский топор с узорчатой вязью на рукояти (за этот топор двое мародеров передрались едва не до смерти). Затем выволокли останки принесенного в жертву раба и раскидали по окрестностям.
Пришло время могильных камней – зная, насколько скудная может быть добыча в подобных захоронениях, мерийцы и тут схитрили. Они повыворачивали камни с привычных мест и немного взрыхлили землю, усеяв ее костями забитого еще гаутами скота, а затем вернулись к Рогволду, чтобы доложить о выполнении приказа. Ярл принял их радушно, напоил остатками медовухи и спросил, довольны ли они наградой – ухмылки мародеров оказались красноречивее любого ответа, а потому дождавшись, когда голодные воины захмелеют, Коршун велел им отправляться к ближайшей усадьбе и там повторить курганные подвиги.
Прошло более двух недель с того дня, как Харальд отдал приказ разорять могильники. Конунг уже и сам отчаялся дождаться результата, но вот ему доложили, что нескольких мародеров гауты застрелили прямо у кургана, а остальные поспешили бежать, бросая мешки с награбленным и лопаты. Немало врагов было замечено и у других погребальных мест, однако расправиться с ними не удавалось – те всегда успевали скрыться. Пригладив жидкую бороденку, Косматый улыбнулся – все шло именно так, как он и рассчитывал. Теперь, когда гауты распылили силы на защиту своих могильников, можно было беспрепятственно перебросить из Верманланда еду и подкрепления, пока еще реку не сковало льдом. С этим приказом Харальд и отправил гонца к Ивару Рогволдсону.
Сын ярла, ожидавший награды за убийство Горма, решил присовокупить к этому еще и славу спасителя норвежской армии, а потому сам решил привезти конунгу необходимое продовольствие, до отказа загрузив зерном и мясом шесть пузатых кнорров. Корабли эти беспрепятственно перебрались на другой берег (что Ивар тут же отнес к своим личным заслугам), где их уже ожидали люди Харальда с пустыми телегами, которые пришлось тащить самим воинам, поскольку ни волов, ни лошадей у них теперь не было. Усталые, выбившиеся из сил, спустя два дня они добрались до усадьбы, в которой разместился конунг. Враги дважды пытались напасть на них, но сил у гаутов для этого явно не хватало, ведь большая часть воинов сейчас защищала от поругания курганы предков.
Харальд на глазах у дружины обнял Ивара Рогволдсона, наградил серебром его людей, а после велел отправить продовольствие во все занятые норвежцами деревни и усадьбы. Теперь, когда еды стало вдоволь, Косматый отдал приказ удерживать селения так долго, как это возможно. Надвигалась зима, по заверениям Торлейва обещающая быть очень суровой, и это было лишь на руку конунгу Норвегии.

Ярость зимы.

И действительно, зима в том году выдалась беспощадной. Северные земли столь сильно сковало льдом и стужей, что морского пути из Транделага не осталось, а пеший – по горным перевалам Оркдаля, - стал поистине непроходим. И даже если бы желал тогда Хакон Хаконсон вернуться к конунгу, то не смог бы до весны этого сделать.
Не лучше чувствовал себя и Эйрик конунг в Уппсале. Морозные ветра продували его одаль, подчас сбивая с ног могучих воинов, и снегами занося целые деревни. О том, чтобы идти с подмогой гаутам не могло быть и речи, люди боялись выйти в лес за дровами, а оголодавшие волки в плотную подходили к селениям.
На юге же, в Хардаланде начались сильные шторма и несколько кораблей, везших конунгам, сговорившимся вместе пойти против Харальда, оружие и доспехи, разбились о скалы фиордов, унося на дно драгоценный груз.
- Не иначе, как колдовство черное, финское, - сказал тогда правитель Хардаланда. Впервые страх закрался в сердце его: что, если будет удача Харальду и когда они в битве сойдутся? Что, если сил восьми могущественных конунгов не хватит, чтобы остановить дерзкого мальчишку, возомнившего себя наследником Асов? – Не бывать тому!
А Витгейр, за бурей в тот день наблюдавший, много сильнее содрогнулся. Почувствовал он, что силы великие стоят на стороне Харальда, силы такие, против каких его чары пустыми окажутся, но и Гюду отдавать Косматому не желал колдун.
Грелись у костра, стуча зубами Асмунд и Оттар, некогда враги лютые, а ныне неразлучные друзья, проклинавшие Харека за то, что на помощь пришел Косматому, ведь не случись того, и два зверя – Норвежский и Свейски, глотки бы перегрызли друг другу, а теперь воинственный Альхеймсон иной замысел лелеял, чтобы погубить Харальда.
Мерзли в лесах гауты, без пищи и крыши над головой обреченные на погибель. Те из них, кто силы сохранил, были вынуждены бежать из земель, захваченных Харальдом, покидать свои укрытия, обратившиеся в ловушку смертоносную. То, что не удалось сделать клинкам норвежских воинов, оказалось под силу лютым морозам – в первый же месяц зимний в Вестерготланде не осталось более врагов Харальда Косматого.
Однако же, не все складывалось благоприятно для норвежского конунга – на Роскильде вернулся некогда изгнанный брат покойного Хардакнута Харальд Скупой, заявив о своих правах на власть. Датские ярлы, не желавшие видеть над собой норвежца, подтвердили притязания бывшего изгнанника… все кроме одного. Могущественный ярл Фроди, некогда принужденный присягнуть Хардакнуту, отказался служить морскому разбойнику и объявил конунгом себя. Начавшаяся распря угрожала превратиться в кровавую усобицу, готовую захлестнуть всю державу… но любой исход ее был не благоприятен для Харальда Хальвдансона.
Тогда же, на берег Хардаланда ступил человек, живущий лишь ради мести Косматому.

Тоже Готланд.
(с Тельтиаром)

Эйрик-конунг с войском все никак не возвращался, и ярла Храни уже беспокоить это начинало – не за конунга, понятное дело, беспокоить, а за то, что в Гаутланде творилось. Зиму тяжелую кое-как они пережили, пусть не все, но большей частью, однако весну им встречать пришлось не с радостью, а с усталостью и злостью. Многие гауты в лесах погибли, укрываясь и ускользая от норвежцев, а оставшиеся в живых винили в том Харальда и его людей, желая отомстить – но куда там, с такими-то неравными силами!
Вот если бы с Остерготландом объединиться против агдирского выкормыша… только с удивлением узнал Храни, что восточные гауты скорее сдаться на милость Харальда готовы, чем драться с ним. Понять их можно было – кому охота так же в лесах скрываться, друзей хоронить, да кровь проливать за свейского конунга, который беду им на голову свалил. А сам в Уппсалу ускакал и поминай как звали. Впрочем, и они еще надеялись, что Эйрик вернется с большим воском и отправит Харальда если не в Вальхаллу, так хоть обратно, прочь с их земель.
А еще усложняли и без того тяжкое дело недавние выходки норвежцев. То ли от наглости чрезмерной да пренебрежения к мертвым, то ли для того, чтоб специально гаутов разозлить, но стали они разрывать старые их курганы. Как только стало о том известно, великое возмущение охватило гаутов, и стали некоторые, забыв о том, что скрываться нужно, подкарауливать харальдовых людей у могильников, чтоб отплатить им сполна за непочтение. Тут уж Храни насторожился крепко – а что, если схватят кого-нибудь из гаутов, да под пытками все выдать заставят – о том, кто где скрывается? Одни сильны духом, даже перед ликом смерти не сдадутся врагам, но есть ведь и слабые…

Совсем иные настроения среди людей Харальда были - напротив, за зиму воины духом воспряли. Пусть и пришлось им впроголодь весны дожидаться, но все же скудная пища лучше, чем отсутствие ее полное, а как льды растаяли - из Верманланда вновь обоз приехал крупный и тут уж велел конунг Харальд всем людям своим собираться, да деревни захваченные покинув, выступать к границам Остерготланда. Соглядатаи проворные уже побывать там успели, и теперь рассказали норвежскому правителю, что вся крепость духа вражеского сейчас держится на одном лишь ярле Храни, а без него гауты сражаться уже не станут, опасаясь, как бы полному разорению не предал их земли Косматый.
К границе воинство Харальда подходило, на три крупных рати разделенное - одной Харек Волк руководил, второй - Гутхорм ярл, а третьей выпало Рогволду верховодить. Все они должны были объединиться на восточной части Гаутской земли, чтобы крупную битву дать, или же просто поддерживать друг друга, если не выйдут гауты для сражения. В Вестерготланде порядок поддерживать конунг оставил Эйвинда Ягненка, поручив ему, помимо иного охранять тыл норвежской армии. Сам же Харальд с отборной дружиной следом за основными войсками двигался, и помимо прочих были с ним братья Вебьерсоны.
За дельный совет, Сигтрюггу на ум пришедший - курганы гаутские разорять, чтоб если не выманить их, то хоть растревожить, разворошить, как гнездо пчелиное - получили братья награду от самого конунга. Впрочем, для них наградой явилось и то, что ехали они подле самого Харальда на битву сейчас, ежели будет битва. А если и нет, все равно честь великая была - в его дружине находиться.
- Изнутри бы ударить, - говорил Сигтрюгг брату вполголоса (не ристало при конунге рассуждать о том, как ему лучше б сделать было, когда все решено уже). - Восточные-то гауты духом послабее западных будут. Людей бы заслать нужных, подтолкнуть - и пали бы они Харальду в ноги.
- Кто знает, - поглядывая на конунга, отвечал Халльвард. - Если б не этот ярл ейный, давно бы уж сдались, небось. Видно, есть в нем сила какая, а может, и чары наложены... Про него рассказывают, будто бы ему всегда везет. Раньше вот был никем, пустым местом, еще хуже чем мы с тобой раньше, а потом случайно Эйрику Свейскому на глаза попался, тот его и облагодетельствовал за что-то. А потом и над гаутами поставил.
- Не за хитрость ли? - усмехнулся младший Вебьернссон. - Тут уж ему, видать, равных нет, коли до сих пор жив он.
- Может, и за нее. Но посмотрим, будет ли и дальше удача на его стороне!
- О чем, братья, беседу ведете?
Конунг, чуть придержав коня, позволил Вебьерссонам с ним поравняться, за что юноши были награждены предупреждающим взглядом хмурого берсерка Укси. Впрочем, тот на всех, кто к Харальду приближался, зверем смотрел, не иначе - не забыл еще, как конунга родная бабка отравить пыталась.
- Да нам, конунг, все ярл гаутский покоя не дает, - пояснил Сигтрюгг. - У одного человека столько власти над людьми его, что до сих пор они сдаться не хотят - а ведь говорили, в Остерготланде многие уже на сторону Харальда перейти готовы, если б не Храни и не Эйрик, который вот-вот появится...
- Того, чтобы Эйрик и Храни объединились допустить нельзя, - кивнул конунг. - Следует бой гаутам дать, покуда подмога свейская не подошла.
- А подойдет ли? - Халльвард усомнился. - Сколько мы его людей перебили... сыщется ли в его землях достаточно людей, чтоб они хотя бы половину убитых нами заместили? Будь я на его месте, я бы...
И тут он понял, что все равно не сбежал бы, не струсил - как хотел сказать изначально о свее. Ведь тот, пожалуй, и в самом деле спасал уцелевших и спасался сам только ради того, чтоб вернуться.
- Да, - после паузы продолжил херсир. - Я бы тоже собрал кого смог и ударил. Только не спешит Эйрик.
- Зима была лютой, - покачал головой Харальд. - Теперь ударит, если не опередить его.
Некоторое время они в молчании ехали, наконец конунг сказал:
- А ведь это уже Остерготланд. Гутхорм и Рогволд впереди, но о битве нет вестей - как бы снова по лесам не попрятались.
- А может, они уже победу одержали? - усмехнулся Сигтрюгг. - Как говорится, малыми силами... или сдались все.
- Верится с трудом, - кисло улыбнулся старший брат его.
- Вы, братья вперед поезжайте, и узнайте - а после возвращайтесь с известиями, - велел им Харальд.
Не по душе ему было оставаться в неведении, что задумали гауты. Ведь из-за их хитрости всю зиму вынужден он был провести в Вестерготланде, когда враги на западе крепли и сил набирались. И хотел бы Косматый на них обрушиться, но нет - Эйрика недобитым оставлять боялся, ведь мстительный свей непременно тогда в спину ударит!
Подчинясь приказу конунжему, братья заверили его, что вернутся так скоро, как только смогут, и отправились вслед за Гутхормом, погоняя коней…

А Храни тем временем пришлось совсем туго. Предложил ярл гаутам затаиться – ведь скрывались они прежде, и успешно вполне! - да ждать Эйрика, ведь времени прошло уже много, и со дня на день должен свейский конунг вернуться.
Так бы и сделали они, если б не восточные гауты.
- Нет уж, ярл, - возмутился Вегард, рослый чернобородый детина, которого многие гауты знали и побаивались. После Храни он вторым был в Остерготланде, кого бы жители стали слушаться в первую очередь. – Хватит прятаться, как трусливые зайцы! От этого и выгоды никакой, одни убытки, а мы не хотим, чтоб половина наших в лесах каких-то полегла, скрываясь от битвы!
- Так что же ты, сражаться желаешь? – усмехнулся Храни. – Посмотрю я, как люди за тобой пойдут.
- Они за тобой пойдут, ярл, - в свою очередь ухмыльнулся тот. – А если ты их на бой не поведешь, то за мной он пойдут Харальду сдаваться, чтобы жизни свои и детей своих уберечь.
Похолодел Храни, окинул взглядом людей своих – но те не выглядели удивленными речью Вегарда, а некоторые согласно кивали даже… значит, уже знали о том, что он задумал! И более того, были согласны с ним.
«Как же мне потом Эйрику в глаза смотреть», думал Храни, «если они норвежцам подчинятся?» Выходит, не оставалось ничего другого ярлу, кроме как собрать все силы, что имелись, и ударить по войску Харальда.
Впрочем, был в этом и свой толк – донесли разведчики Храни, что войско норвежское на три части разделено. Может, одну треть и удастся им одолеть?..
И скрепя сердце, принял Храни решение идти в бой, хотя сердце это и подсказывало ему – добром это не кончится.

Не Готланд.

Витгейр мрачнее становился с каждым миновавшим днем, словно в ожидании чего-то неизбежного, непреодолимой силы, которая должна была разрушить его счастье, построенное на хитрости и обмане. Колдун слишком сильно привязался к Гюде, чтобы позволить Харальду отнять ее, но каждый раз, кидая руны он получал лишь один ответ: "Всех, вставших на пути Косматого, ждет неминуемая гибель". Все знаки пророчили скорую победу агдирского волка, а Витгейр продолжал лгать девушке, что его колдовство сможет остановить Харальда, хотя сам уже перестал в это верить. Но и сложа руки колдун не сидел, ведь где бессильны чары, он привык полагаться на хитрость. Верные люди рассказали ему, что еще зимой в землях Фиордов объявился странный воин - молодой, но уже с заметной сединой в светлых волосах, с телом, покрытым столькими шрамами, сколькими мог похвастать не каждый умудренный годами муж. Но хуже всего, по словам рассказчиков, были его глаза - пустые и безжизненные, как будто не человек вовсе, а драуг из мрачного царства Хель вырвавшийся.
Наскоро собравшись, Витгейр тайно направился в Фирдир, сообщив о своем намерении только Гюде, да и ей при расставании он сказал лишь, что нашел человека, который поможет покончить с Харальдом. Колдун надеялся, что его догадка окажется верной, ведь многие приметы, о которых он слышал, совпадали.
И вот, спустя неделю, посреди зимы, Витгейр добрался до скалистых фиордов. Как удалось колдуну это путешествие не мог понять никто, из его друзей, у которых он остановился отдохнуть и заночевать. Раньше, лет десять назад, Витгейр жил в Южном Мере и часто гостил в Фиордах, но после был вынужден покинуть родные земли, и лишь в прошлом году прочно обосновался в Хардаланде (а о том, где он пропадал столько лет, предпочитал не рассказывать).
- Это хорошо, что ты пришел, - улыбнулся пухлогубый бонд Харвард. Когда-то он был знатным человеком, но пошел против власти Харальда и лишился большей части своего добра. - Как там Эйрик конунг? Говорят, в Хардаланде большая рать собираеться, это правда?
- То правда, - кивнул, отогреваясь с мороза Витгейр.
- Хорошо бы они Косматого-то прикончили! - В сердцах выпалил хозяин. - А уж как его не станет, так весь народ поднимется! Понатыкаем на копья головы холуев его!
Подавил улыбку колдун - гладко выбритый, он не мог спрятать ее в бороде, как иные мужи.
- Так плохи ярлы, им оставленные?
- Кари конунга предал! - С негодованием бросил Харвард. - А Хроальд только о том думает, как бы людей обобрать в угоду Косматому!
- Сыщите и на них управу, - уверенно произнес Витгейр. - Непременно сыщите. Я так вижу.
Других доказательств Харварду и не надо было - он безоговорочно верил в чародейскую силу гостя, по слухам бывшего учеником могущественного финского заклинателя. И, обрадовавшись добрым вестям, велел жене накрывать на стол все, что было в доме самого лучшего. И, хотя обеднел бонд, все равно трапеза у него в тот день была роскошнее, чем у конунга Харальда, прозябавшего в Готланде.
Наевшись и отдохнув, отправился Витгейр по деревне, чтобы о воине странном людей расспросить. Фиордцы уже успели прознать, что не простой гость у Харварда остановился, а потому все просили колдуна об услугах разных: кому заговор на удачу, кому на амулете руны охранные начертать, кому лошадь любимую вылечить. Иногда Витгейр соглашался, иногда отказывал. Сам же он, к вечеру уже многое успел разузнать о человеке искомом: нрава тот был самого бешеного, когда спорить с ним кто смел, так воин в ярость впадал, избивая наглеца едва не до смерти, к тому же, долго на одном месте не сидел - метался от селения к селению, словно ища кого. Однажды наткнулся он на людей Кари-лендрмана, вставших постоем у одного богатого бонда - они, со слов свидетелей, крепко повздорили, и чужак шестерых воинов зарубил, а еще троих так покалечил, что они лишь чудом выжили.
"Настоящий берсерк..." - шептали крестьяне.
Поняв, что большего от них не добиться, Витгейр покинул селение, преследуя таинственного воина, и надеясь найти его раньше, чем это сделают люди Кари. Однако, всякий раз, добираясь до новой деревни, колдун узнавал, что нужный ему человек совсем недавно отбыл, и вновь начиналась погоня. Так, в бесплодных скитаниях провел он почти всю зиму, прежде чем сумел настигнуть воина в захудалой деревеньке на самой окраине Фирдира.
Одного только взгляда хватило Витгейру, чтобы понять - перед ним действительно стоит внук человека, некогда изгнавшего его из Южного Мера.
- Здравствуй, Сельви Разрушитель, - улыбнулся колдун.

Готланд. Да еще и восточный.
(немного Хелькэ, много Тельтиара)

По мере того, как все три рати харальдовы продвигались вглубь Остерготланда, все меньше возможностей оставалось у Храни, чтобы на своих условиях бой дать врагам: всего два дня прошло, как известия получил ярл о вражеском наступлении, а уже деревни приграничные в руках Косматого были. Однако, здесь удача все же улыбнулась наместнику Эйрика - норвежцы почувствовали вкус настоящей добычи, и рвались вперед, словно цепные псы, желая поскорее захватить селения и поживиться за счет гаутов. Более всех алчным себя войско Рогволда показало, да и сам ярл хирдманов поторапливал, решив опередить Гутхорма и Харека с захватом гаутской земли, тем самым перед конунгом себя показав. Уже скоро далеко вперед оторвался Рогволд и мерийцы его от основных сил, и сопротивления не встречая в глубь Остерготланда вторгся.
Ярлу же Храни ничего не оставалось, как, подчинясь своему обещанию, данному столь же вынужденно, сколь и опрометчиво, выступить против Рогволда - но не открыто, а тайно, устроив засаду. Тем самым он надеялся хотя бы сбить врага с толку, застать врасплох, если таковое возможно. Силы гаутов, тдо того не попадаясь Рогводу на глаза, должны были сомкнуться позади него и напасть, когда вторгнется он в очередную деревню...Душой и сердцем Храни понимал, что и события торопит, и явной пользы не принесет - но все же лучше было гаутам лечь в честном бою, чем пойти к Харальду на поклон.
Уж во всяком случае, за первое Эйрик их проклинать не станет.
Коршун же о том не подозревая, как раз подошел к небольшому селению. В предвкушении богатой добычи, разрешил ярл своим людям разграбить деревню и силой гаутов к покорности принудить. Ворвались мерийцы в ворота, легко частокол миновав... пустовали дома. Такого в Остерготланде норвежцы еще не встречали - в прежних деревнях жители сами на в ноги кланялись, чтобы не грабили их сверх меры. Так неужели снова решили по лесам прятаться?
- Эти хоть добро побросали, - довольно заметил Хрольв, к отцу возвращаясь.
- Пусть воины порадуються, - немного подумав, кивнул ярл.
Тишину, стоящую во дворах опустивших домов, ничто не нарушало, позволяя людям Рогволда прислушаться к ней... еще немного тишины, пока она еще не разрезана резким звуком, пока еще не свистит неведомо откуда и кем пущенная стрела...
Уже - свистит. И вонзается в землю, заставляя нескольких воинов отступить.
Вторая жадно впивается в горло одному из отступивших.
Немногие лучники, что были у гаутов, наносили первые удары - смерть от стрел была верной, чистой, но лишь до тех пор пока не стало ясно, откуда стреляют, покуда не двинулись за лучниками другие воины Храни, из тех гаутов, что согласились последовать за ним, - двинулись, чтобы вступить уже в ближний бой. Для кого-то из них наверняка - последний.
- Батька! Вот мрази! - Заревел разъяренным медведем Пешеход, щитом прикрываясь от гаутской стрелы. Озирался сын ярла, соображая лихорадочно, где лучше оборону держать. Был бы частокол - куда проще бы вышло, так ведь нет, сами же мерийцы его разломали, в деревню врываясь.
- К домам! Быстро! Щиты сомкнуть! - Холодный голос Рогволда раздался - Мерский Коршун скалился, не скрывая злобы, но приказы отдавал быстро, желая поскорее боевые порядки восстановить среди растерянных воинов. - Отходить к центру деревни!
То уже и без веления его, хирдманы делали, не желая под стрелами вражескими гибнуть. Те, кто в грабеже преуспели, с неохотой великой добычу бросали, клинки обнажая, да покрывая головы шлемами. Одного, прямо на крыльце стрела достала - рухнул мериец, награбленное из рук выпуская, покатились кубки из кости выточенные по земле.
Храни тем временем уже скомандовал гаутам разбиться на несколько отрядов. Основная часть наступать на воинов рогволдовых стала, тесня их все дальше вглубь, а еще две должны были, слева и справа подкравшись, внести сумятицу в их ряды и как можно больше воинов отправить в мир иной, более лучший.
Лучники держались теперь позади основного отряда, не прекращая врага стрелами осыпать, хоть и ударялась теперь большая часть стрел в крепкие щиты. А гауты, бывшие впереди, словно обезумев, прыгали вперед, и топорами да копьями, кто чем мог, пытались пробиться межды щитами и нанести удар в мягкую податливую плоть, что за ними прячется...
Пусть и отвыкли они от сражений за последнее время, но азарт боевой в них от этого только сильнее разгорался.
Не успевшие достойного сопротивления оказать, мерийцы отходили, собираясь у дома местного херсира, чтобы от стен защиту дополнительную получить и не бояться, что смогут враги в спину ударить. Сам Рогволд, хоть и звался Могучим, но в доме укрылся, сыновьям поручив войско вести.
- То для вас испытание хорошее воли и мужества, - сказал он им, дверь за собой закрывая.
Хрольв только оскалился, по щиту ударив, а Ивар шлем на лоб надвинул - неприятно им было видеть малодушие родного отца, вот только не перед воинами же говорить об этом в разгар кровавой битвы.
- Дозволь, брат, я их охолоню немного, - попросил Пешеход, на что старший Рогволдсон кивнул.
Действительно, только могучий Хрольв сейчас мог воодушевить мерийцев на сражение, и следовало этим воспользоваться, покуда не поздно еще.
- Руби их! - Кратко бросил, а скорее прорычал даже великан, вперед бросаясь, а из-за спиный его Ивар добавил:
- За все, что нам зимой вытерпеть пришлось!
Старший брат заметил уже, что гауты разделились, окружение устроить решив, вот только не хватало им людей для дела такого - потому решил мериец основной удар по главной рати вражеской нанести, пока другие в бой не вмешались.
Храни только зубами заскрипел, увидев, что догадались враги прикрыть спину - теперь было к ним не подобраться. С двух других сторон, впрочем, начали пробиваться гауты, он смог разглядеть некоторых, но было очевидно, что их все же слишком мало...
И уже поздно было утешать себя тем, что это для сокрушительной победы мало, а для долгого, напряженного боя в самый раз.
Тут уж скорее - для того, чтобы всем на поле брани костьми лечь. За Эйрика-конунга, которого невесть где носит сейчас, когда он необходим им пуще воздуха. Поймав себя на мысли, что уже злится он на конунга, Храни отбросил тотчас эту мысль, бросаясь с новыми силами в бой.
А гаутов уже теснили в это время. Небольшие отряды, нападавшие с левой и правой стороны, были почти разметаны - да и не виделось ярлу, чтобы воинам Рогволда большого труда это стоило. Неожиданность нападения принесла плоды свои, однако - увы! - их было так немного...
Сыновья Мерского Коршуна в Готланд уже опытными воинами пришли, много битв повидавшими, а потому, разгадав план гаутского военачальника, Ивар для того вперед брата послал, чтобы самому меньшми отрядами заняться: напавших справа копья и клинки встретили, а вот тех, что с левой руки напирали, напротив к самому дому подпустил сын ярла, но отнюдь не для того, чтобы у тех возможность появилась в спину мерийской дружине ударить. Едва только возомнили гауты, что верх одерживают, как раскрылись ставни и оттуда стали телохранители Рогволда дротики метать, да посылать стрелы - только того и надо было Ивару, чтобы на правую часть войска вражеского натиск усилить и в бегство обратить позорное.
Куда более грозная сеча в центре кипела, где самые крупные силы сошлись. Порой чудилось Хрольву, что слышит он зов валькирий, но от того только крепче зубы сжимал и с яростью удесятиренной бросался на гаутов, кого топором рубя, кого просто щитом отбрасывая. А подле этого великана и прочие мерийцы воодушевлялись на ратные подвиги.
Вокруг сновали, мельтешили, рубили, кололи и резали - кто в грудь разил, кто в спину, кому довелось получить острый дрот от коварных людей Рогволда, - но для гаутского ярла вдруг исчезла эта суматоха, и битва сузилась до предела всего лишь двоих.
Зачем конуг - на поле битвы? Зачем ярл..? Зчем хозяин волчьей стаи выходит в схватку - неужели затем, чтобы рвать горло какому-нибудь плешивому ублюдку? вожак должен сойтись с вожаком, иначе побуда не будет победой.
И Храни, не обращая внимания на то, как удары топора его боевого срубают чужие кисти, предплечья, головы, стал прорываться к Хрольву.
Пешеход тоже заметить успел предводителя гаутского войска и навстречу ему двинулся. Громадный сын Рогволда, больше похожий на исчадие великанши, нежели смертной женщины (хотя, кто знает, с кем мог коварный Коршун спутаться?) расшвыривал врагов, оставляя за собой мешанину изрубленных тел. Гауты уже боялись к нему подступаться, ища себе противников попроще, и Хрольва это явно злило - не хватало еще гоняться за врагами, словно за зайцами на охоте!
Но за гаутским ярлом ему гнаться не пришлось - он сам словно искал схватки с ним.
Хотелось зарычать ему в лицо, выкрикнуть что-то бравое, храброе и безрассудное, вроде приветствия и прощания одновременно - или пипугнуть, надерзить... но ярл Храни подавил мальчишеский порыв. Лет пять назад он, кончено, поступил бы иначе. Но с тех пор прошло... целых пять лет.
И он просто занес топор для удара, и бросился вперед, надеясь если не врубиться лезвием в плечо вражье, так хоть полоснуть - пусть окропит кровью гаутскую землю это норвежское отродье!
В момент удара, Пешеход поднял щит, заслоняясь от лезвия Храни, но столько ярости выплеснул свей, столько злобы, что в щепы разлетелся щит мерийца, не выдержав напора этого. Храни ярл не только за ум коварный был возвышен Эйриком, но и за доблесть ратную, пусть и не удалось ему стяжать такой славы, как Черному Молоту. Однако по сравнению с Хрольвом даже рослый воин цвергом казался. Даже не пошатнулся норвежец, да в ответ топором ударил – пришел черед Храни укрываться. Онемела рука свея, удар принявшая, стиснул он зубы от боли, размахнулся сильнее в бок разя недруга. Лезвие острое вспороло выделанную кожу, пластины стальные сдирая с брони и погружаясь глубоко. Потекла кровь по топору гаутскому, но не долго пришлось радоваться ярлу - схватил за запястье его Хрольв, крепко сжав, и захрустели кости свея, когда сломал ему руку великан.
Без страха принял смерть Храни Гаутский, в глаза глядя врагу, когда тот топор заносил. Первый же удар Пешехода рассек его от плеча до пояса, но впавший в неистовство Хрольв продолжал рубить уже бездыханного врага, злобно рыча, точно зверь лесной.
- Мертв! Мертв ваш заступник! - Закричал, что сил было Ивар Рогволдсон. - Убит ваш ярл, гауты! К чему теперь гибнуть напрасно? Ступайте к Харальду на поклон, покуда возможность есть!
И гауты сдались, тот же Вегард первым оружие опустил. Эйрик далеко, Храни мертв - а Харальд рядом, так кого больше бояться стоило? Кому служить выгоднее? Полгода почти Храни Косматого без сражений задерживал, а здесь в одной битве нелепой был для свейского конунга Готланд потерян. Гауты же неблагодарные, сами сражения этого возжелавшие, теперь проклинали Храни, за то, что якобы он их на смерть привел.

Определенно не Готланд

Глаза воина сузились, когда он услышал свое имя из уст незнакомца, а ладонь опустилась на рукоять ножа.
- Кто ты? - Процедил Разрушитель с неприкрытой угрозой в голосе.
- Мое имя Витгейр, - отвечал колдун.
Некоторое время они стояли молча - Сельви оценивал собеседника, Витгейр же не хотел торопить события. Наконец, мериец холодно улыбнулся и отпустил оружие.
- Ты тот никудышный скальд, которого выгнал прочь мой дед, - прозвучали равнодушные слова. - Помню. Зачем пришел?
Глаза безземельного конунга снова стали безжизненными, интерес к неожиданному собеседнику пропал. А вот Витгейр не понимал, как мог запомнить его сын Хунтьова.
- Я даже благодарен конунгу Неккви за то. Покинув Мер, мне удалось постичь искусство финнов, которого нет могущественнее.
- Пустое бахвальство, - сплюнул Разрушитель. – В которое верят бабы и дураки.
- Ты ведь выжил и на то воля Гримнира. Я видел это – потому здесь.
Иссеченное шрамами лицо юноши исказила злоба:
- Ничего ты не видел! А скажешь еще о воле Одина, и отправишься к нему! По этой воле я лишился отца и деда, и всех родичей! По его воле мои земли попирают захватчики!
Мотнул головой Витгейр, недовольство отгоняя – понятно стало колдуну, что тот трюк, какой на селян действует, здесь не пройдет, и о другом говорить следует.
- И так ты отомстить решил? Бродишь по деревням, да хирдманов Кари режешь? – Чародей рассмеялся, желая вызвать негодование в душе Разрушителя, хоть то и опасно было. – Самый многообещающий из воинов Мера – теперь ты жалок!
- Замолчи, колдун, - Сельви скользнул вперед, молниеносным движением обнажая кинжал – еще мгновение, и сталь коснулась горла Витгейра.
- Что бы твой дед сказал, - процедил тот. – Узнай он, как низко пал его наследник.
- Еще слово, и…
- Ты для того выжил, чтобы стать последним бродягой?! Это твоя месть Харальду?
В ярости юноша отшвырнул колдуна и обрушился сверху, крепко прижимая к мерзлой земле. В глазах его разгоралось берсерково безумие, какое и раньше поглощало могучего внука Неккви, помогая совершать подвиги, за которые его и прозвали Разрушителем. Крепкие пальцы вцепились в горло Витгейра, сжимаясь все сильнее, и хардаландец мог лишь хрипеть, не в силах вырваться из железной хватки безземельного конунга.
- Вотан ковал тебя… словно… словно клинок… - с хрипом вырывались едва слышные слова. – Что ты знаешь о… охххх…
- За дело тебя дедушка прогнал, - скрипел зубами Сельви, продолжая душить колдуна. – Зря вернулся, зря разговор этот завел!
Разрушитель еще раз тряхнул Витгейра, ударив головой об заледеневшую землю, и отпустил, когда тот перестал трепыхаться. Сделав так, Сельви поднялся, отряхивая грязь и пошел прочь.
- Стой, - донесся до него слабый голос едва живого колдуна. – Гримнир испытывал тебя этими лишениями. Как меч… Добрая сталь в закалке сильнее станет, худая – преломится.
Знал Витгейр, что если не сможет увещевать сейчас мерийца, то с жизнью расстанется, а потому с жаром говорил, не скупился на слова.
- Кто ты, Сельви: конунг или ничтожество? Разве такую судьбу спряли тебе Норны?
- Замолчи! Хватит! Перестань!
Бересерк ревел раненым медведем, рухнув на колени и в бессильной злобе стуча кулаками по земле – слова изгнанника, ученика коварных финнов достигли его сердца, пронзили насквозь, пробуждая давно позабытую гордость. Все то, что довлело над ним на Сольскелле, что заставило бежать с острова вернулось, обрушившись градом безжалостных ударов, от которых не было защиты. Сельви пытался укрыться от себя, от своей судьбы – сначала увечным прячась на острове, затем же похитив лодку и бежав с одним только топором для рубки дров. Он чувствовал, что полюбил дочь рыбака, ухаживавшую за ним, но не желал разделить остаток жизни с женщиной, которая видела его немощь и знала, сколь жалок он мог быть. Однако, куда бы он ни подался, прошлое настигало его – теперь в облике колдуна Витгейра, в один миг ставшего ненавистным.
- Ты выжил трижды там, где иные погибли, - медленно, морщась от боли, поднимался хардаландец. – Один хранил тебя для великих свершений – теперь ты готов!
- К чему?!
- Сельви Разрушитель – тебе одному под силу убить Косматого! Убить врага, что залил кровью Норвегию, что изничтожил твой род и свободных людей сделал рабами!
- Но что я могу… теперь… один?
- Идем со мной – конунг Эйрик станет тебе подмогой и другие, кому дорога еще честь и свобода.
Они скрепили свой договор рукопожатием. В безжизненных раньше глазах Разрушителя вновь теплилось пламя – то горела ненависть к Харальду Косматому. Витгейр же сделал все, что было в его силах, чтобы выполнить обещание, данное любимой.
Однако, не только в Фиордах зрел заговор против Харальда – иной удар, быть может еще более тяжкий был нанесен Косматому в датской земле, навсегда лишив его надежды править теми владениями.

Сто процентов -Готланд!

(с Тельтиаром)

Вегард и другие мужи гаутские, как время пришло, все присягнули Харальду, признав его своим конунгом, Эйрика же теперь иначе, как захватчиком беззаконным никто не называл. О Храни, в бою павшем, со злобой говорили выжившие – будто бы это из-за него столько славных воинов погибло и столько добра потеряно. Покорность эта приятна была Косматому, важно разъезжал он по деревням, всюду прием теплый встречая, не то что в западной части Готланда, а за то многими милостями конунг одарил подчинившихся ему и подати уменьшил.
Рогволд, победу одержавший над войском свеев и гаутов, в большой чести оказался у Харальда (помнил конунг и о том, кто курганы разорял, а потому особый почет ярлу мерскому оказан был и за те заслуги и за новые). Не остался без награды и Хрольв Пешеход, что в качестве трофея взял голову ярла гаутского – за полный шлем серебра выкупил у него конунг эту добычу и велел отослать в подарок Эйрику Свейскому, дабы видел правитель Уппсалы, какова судьба постигла его верного человека.
- Эйрик ведь нам того не простит, - сказал на это Витгейр тихо.
- Пусть приходит, - отвечал с улыбкой Харальд, покуда две рабыни ему пальцами волосы расчесывали (согласно клятве, только гребень не должен был его кудрей касаться). – Дружина его уже потрепана изрядно. Я оберегу вас от гнева его.
- Славься, правитель, - поклонился низко бонд, опоры и защиты искавший у нового господина. Ведь стоит только уйти дружине Харальдовой из этих земель, и всю ярость может мстительный сын Энунда на Готланд обрушить. Еще не истерлась память о походе свеев на Руян, где великое разорение Эйрик причинил Ругам.
Череп Храни не зря отправил в Уппсалу сын Хальвдана – он желал, чтобы ярость взяла верх над осторожностью конунга свеев и тот повел бы дружину мстить за любимца, чтобы в одной, последней битве решить судьбу Норвежской и Свейской держав. В победе Косматый не сомневался, ведь его рати были многочисленны, а из Верманланда в скорости должны были подойти еще подкрепления. Не больше месяца оставалось ждать, когда окончательно растают льды, а после просохнут дороги, чтобы по ним могло пройти войско свеев. Пройти на погибель.
Кутаясь в песцовую шубу, Харальд сидел у очага, беседуя с Рогволдом и Иваром о том, как следует вести битву с Эйриком, чтобы нанести ему больший урон и сохранить собственных людей для грядущих сражений. Из всех ярлов, Мерский Коршун был наиболее искушен в хитроумном коварстве, а потому хотел его мнение вызнать конунг, прежде чем подоспеет свейская дружина. Гутхорма и Харека в тот день в усадьбе не было – оба они занимались обустройством готландских деревень да следили, в точности ли приказы конунга исполняют гауты.
- Пропустите меня к конунгу! – Голос нетерпеливый с порога раздался.
Укси с кем-то повздорил, но все же вынужден был уступить и гость незваный вошел в большой зал, сняв шапку да поклонившись государю.
- Здоровья тебе и долгих лет, конунг, - сказал он.
- Я тебе помню, - ответил на то Харальд. – Как твое имя?
- Гуннар Одноухий, - сказал он. Теперь, в тусклом свете, Косматый смог разглядеть, что у пришедшего действительно не хватает уха. То был человек Хемунда, некогда ловко избавившийся от датского правителя, и тем самым помогший Харальду без боя овладеть обширными землями.
- Садись, - к неудовольствию Рогволда, пригласил его Косматый. – Расскажи как моя матушка, как Сарасберг?
- Дурные вести… нет-нет, кюна здорова, государь! – Поспешил заверить Гуннар. – Иное случилось за Скаггераком.
- Что же? – Насторожился конунг, с ярлами переглянувшись – оба плечами пожали.
- Харальд Скупой, морской конунг, вернулся…
- Кто такой еще?
- Хардакнутов брат, - отвечал Одноухий. – Разбойник беззаконный, потребовал он себе все владения датские.
- И что же? Мое право сильнее!
Кулак сжал крепко Косматый, такие слова услыхав – знал он, что был у Хардакнута брат, прочь изгнанный, но думал, что тот давно сгинул в морской пучине и Пивовару служит на дне.
- Ярлы его поддержали и назвали конунгом.
- Раздавлю, - прошипел Харальд, задыхаясь от злости. – Как они посмели?!
- Не только он, в Сконе еще конунг объявился – Фроди, что раньше перед Хардакнутом на коленях ползал.
Отстранился Гуннар, боясь, как бы гнев свой на него не выплеснул правитель Норвегии.
- Боюсь, потеряна для тебя Дания, мой государь…
- Мое право сильно словом Хардакнута – по договору я наследник его.
- Мне горько говорить о том, но договор имел силу, лишь если у конунга не было бы сыновей…
Кровь отхлынула от лица Харальда, не мог он в толк взять, откуда еще сыновья могли у старого дана появиться.
- Горм вернулся, с дядей своим, Харальдом, союз заключив, - опустил голову Гуннар, наказания ожидая за столь дурные вести, только не на него обрушил ярость Косматый.
- Горм?! Ах ты лживый пес!
Кулак конунжий с силой в лицо Ивара врезался, и с табурета рухнул гордый сын ярла, лицо разбитой ладонями закрывая.
- Кто говорил, что сделано дело?!
В живот, что сил было пнул его Харальд, согнуться заставляя.
- Выродок турсов! Почему жив Горм?!
Следующий удар застонать заставил Рогволдсона, а конунг уж снова заносил кулак, но схватил его за руку Коршун:
- Постой, владыка! – Взмолился он. – Не вели казнить сына, вспомни, как верно мы служили тебе!
- Да уж помню, - отмахнулся Харальд, готовый приказ отдать Укси и Гуннару, чтобы здесь же прикончили Ивара.
- Тогда про курганы вспомни, - прошептал, к уху конунга склонившись, Рогволд.
Это одно заставило юношу переменить решение, вздохнув, вновь сел он к очагу:
- Вон пошли, все, - приказал он. – И Гутхорма зовите скорее!
Только Гуннар задержался ненадолго, еще сказал несколько горьких слов правителю.

Гутхорм предстал пред очами конунга, как был с пути: в броне и опоясанный мечом. Шлем с плотной бармицей он держал в руке, а лоб его исчертили многочисленные дорожки пота и дышал он тяжело, только вернувшись с дороги.
- Здоровья тебе и силы, племянник! - приветствовал он Харальда. - А мне - пива. Рог, не меньше.
Укси поспешил питье поднести ярлу, покуда тот ближе к очагу садился.
- Похоже, Один нас испытать хочет, дядя, - конунг сказал. - На каждую победу по бедствию дарит.
Откуда-то из рога донеслось нечто невнятное, но явно вопросительное. Отрываться от напитка, не прикончив его, ярл явно не собирался и выразил интерес доступным ему способом.
- Горм объявился в Роскильде, - с неприязнью рассказал Харальд. - Даны и раньше не хотели видеть меня своим конунгом, а теперь все ему присягнули.
- А тебе, значит, присягу нарушили, - Гутхорм утёр с усов пену, положил рог рядом с собой и задумался, постукивая ногтем по куполу шлема. - Сколько при нём людей, знаешь ли?
- По словам Гуннара - вся датская дружина с ним и Харальдом Скупым, его дядей.
Гутхорм устало выдохнул. Он не стал говорить то, что и так всем понятно: если даны возьмутся за агдирцев с одного края, а Эйрик с другого, то не о победе думать придётся, а о том, как пасть в бою так, чтобы и валькирии склонили головы в почтительном удивлении.
- От мести Горма нас отделяет только Сконе, - грустно улыбнулся сын Хальвдана. - Ярл Фроди провозгласил себя конунгом, свободным от Роскильде, а потому сначала его усмирять будут.
Судя по голосу, конунг надеялся, что усмирять Фроди будут долго.
- Против данов он долго не устоит, - развеял надежды Харальда ярл. - Хотя, если с ЭЙрика пример возьмёт, то может мы тут и сможем закрепиться. Тогда и можно будет потолковать с сыном Хардакнута на равных, а не как сейчас
- Будем мира искать, - вынужден был признать свое поражение юноша. - Большой войны с Гормом нам сейчас не нужно.
- Большую виру запросит. И за отца, и за себя, и, чтоб неповадно нам с ним играть было. Хотя, если постараться, то можно и в союзники его получить. Вместе-то Эйрика будет сподручнее жать.
Правитель кивнул:
- Это так, я к нему Хемунда пошлю о мире говорить. Эй, Укси, еще пива!
Расторопный телохранитель поспешил принести два полных рога, протянув их конунгу и ярлу.
- Помнишь, дядя ту девчонку, которая мне в сватовстве отказала?
- Это та, что ли, из-за который в твоих волосах нынче больше жизни, чем во всей Дании?
Снова кивнул Харальд:
- Отец ее теперь во главе рати встал, Эйрик из Хардаланда, и погибели моей более иных желает.
- Да уж, собралось по твою голову, племянник, властителей уже столько, что если каждый по куску отхватит - даже на чашу не хватит. Впрочем, ещё посмотрим, у кого чаши новые будут! Как думаешь, осмелеет Эйрик так, что вылезет на открытый бой?
- Я ему уже тем противен, что его дочери желал взаимности в ответ не получив, - Харальд тряхнул космами, едва не опалив пряди в огне. - Но сейчас с ним Сульки и Хроальд, и этот вор Кьятви, что мой Агдир захватил! Хемунд предупреждает, что когда льды растают, они на Сарасберг пойдут.
- Там их и встретим. А даны, если так, совсем не худшей поддержкой нам станут, раз столько дружин в одну собираются. Кстати, знаешь, почему бить одноглавого дракона легче, чем трёхглавого? - Гутхорм прищурился, испытывающе глядя на конунга.
- Всегда знаешь, откуда укусит.
-А знаешь, почему сложнее?
- И почему же?
- Потому, что если в три башки придут разные мысли, то телу его не сладко придётся! Вот и подумай, как нам сделать так, чтобы нашему даркону во многие его головы стукнула разная мысль...
Харальд рассмеялся, наконец приложившись к рогу и едва не пролив все его содержимое:
- Сейчас самое важное с Гормом примириться и так сделать, чтобы он начал терзать свейские владения.
- Ну, тогда ты думай об этом, а я буду на очереднйо треклятой кляче носиться по нашим землям здесь и крепить оборону. Пригодится оно нам, если с данами не договоримся, спиной чую!
- Нет, дядя - время дорого!
Харальд решительно поднялся, расплескав остатки пива.
- Сегодня же отправлю гонцов к Хакону в Транделаг, чтобы собирал дружины и плыл к Фиордам, а сам двинусь в Сарасберг - люди там сейчас беззащитны против хардаландцев. Скажи, ты сможешь здесь с Эйриком закончить?
- Смогу, - кивнул ярл. - До весны мы его либо добьём, либо эта паскуда опять сбежит...

И опять не Готланд

Асмунд Кровавый, самопровозглашенный проповедник Белого Бога, поежившись закутался в шерстяной плащ. Зима подходила к концу, равно как и более-менее спокойная жизнь. Поддержки от жителей Вингульмерка его люди уже давно не видели, все чаще их с проклятиями гнали от деревень, отказывая даже в хлебе и воде, а у Альхеймсона была слишком малочисленная дружина, чтобы рисковать ею в стычках с бондами. Дело Креста, начатое Эйнаром, казалось, было проиграно окончательно. А ведь, поведи себя по другому Харек в Верманланде, нанеси он удар в спину Харальду, и все обернулось бы иначе! Впрочем, ярл Раумарики свой выбор сделал, и Асмунд утешался тем, что уже скоро Волк за это поплатится - было лишь вопросом времени, когда Торлейв вновь попытается очернить ярла в глазах Харальда. Харек мог покончить с мерзким жрецом одним ударом, но вместо этого решил исполнить долг перед давно уже мертвым конунгом. Асмунд не понимал, как можно быть столь слепым.
Так или иначе, в одиночку против Косматого им было не продержаться, и люди Асмунда это прекрасно понимали. Следовало уходить из владений Харальда, пока тот еще воевал с сыном Энунда, уходить без оглядки.
Оттар Рваный, сцепив зубы, нашивал костяные бляхи на кожаную куртку. Толстая, неуклюжая игла порхала в его пальцах, но сам он явно был недоволен своей работой, равно как и тем, что ему приходилось ее выполнять. После произошедшего у Гаут-Эльва, херсир проникся к Хареку большей злобой, нежели испытывал к Асмунду – ведь он все сделал для того, чтобы заманить Харальда в ловушку, даже, рискуя жизнью, пробрался в Уппсалу, заслужил доверие Эйрика и уговорил того нарушить данную клятву. Он, Оттар, верил, что Харек поддержит их, поможет захлопнуть западню и расправиться с обоими зверьми, однако судьба распорядилась иначе, и только чудо помогло Рваному скрыться от ярости свейского конунга.
Они остались одни против Харальда и его прихвостней вроде Торлейва или лживых братьев Вебьерсонов, которых Оттар поклялся извести. Эти паразиты погубили Эйнара, святого человека, единственного, кто был способен принести благую весть Белого Бога в эти языческие земли. И они должны были заплатить, тогда в Верманланде, если бы не предательство Волка.
- На юге собираются крупные силы, - словно невзначай заметил Рваный. – Те, кому еще дорога свобода и честь.
- Дураки и трусы, - неприязненно отозвался о них Асмунд. – Им следовало напасть на Харальда раньше, а не когда он загнал их в угол. В углу и крыса дерется.
- У этих крыс есть войско.
- Они не верят в животворящую силу Креста. Они такие же, как Косматый.
- Тогда, пусть истребят друг друга, - решительно заявил Оттар, обрывая жесткую нить. – На руинах этого царства возникнет новое, справедливое.
- Хочешь присоединиться к Эйрику сыну Ватнара? – Голос Кровавого звучал несколько удивленно. – Почему нет?
Херсир рассмеялся, встряхнув подновленное одеяние, но мерить его не стал – ратная рубаха сейчас была без надобности.
- Грядет большая битва – там, если Бог даст, я смогу поквитаться с Халльвардом и Сигтрюгом, - он мечтательно прикрыл глаза. – А может, сумею и с ведьмой-кюной счеты свести.
Асмунд, подумав, кивнул.
- Если так выйдет, что Харальд умрет, во многих фюльках мятежи вспыхнут – и дело наше тогда расцветет.
- Смута будет полезна, - согласился Оттар.
Они еще немного поговорили, а после велели готовить коней – небольшой отряд Асмунда спешил прочь из Вингульмерка, через Вестфольд и Альвхеймар в самое сердце Хардаланда, чтобы там присоединиться к конунгу Эйрику и сойтись в последней битве с сыном Хальвдана, с тем, кого проклинали жители южных фюльков – с Харальдом Косматым.

И снова не Готланд.

Временем тем Витгейр и Сельви уже возвратились обратно в Хардаланд. Колдун, не смотря на протесты юноши, все же разложил ему гадание на рунах, напоил неким целебным отваром, должным наделить его былой силой (ведь еще не полностью оправился Разрушитель от страшных ран, в битве у Сольскелля полученных), и подарил ему защитный оберег. После еще велел Витгейр ему зайти, чтобы лезвие меча рунами отметить, а пока же отправил молодого воина к конунгу Эйрику показаться и о себе заявить.
Когда сообщили владетелю Хардаланда, что явился к нему сам Сельви Разрушитель, законный конунг Мера Южного и Северного, Фирдира и Фьяллира, а так же Раумсдаля, то обрадовался несказанно такой вести Эйрик, сам встречать достойного гостя вышел. Но каково же было удивление его, когда увидал перед собой конунг лишь потрепанного жизнью воина, в старую одежду запыленную с дороги облаченного.
- Здоров будь, конунг Эйрик, - поклонился сдержанно Сельви.
- И тебе не хворать, Разрушитель, - пытаясь скрыть изумление свое, Ватнарсон произнес. – С чем пожаловал в мои владения?
- Слышал я, что ты против Харальда готов выступить, и готов в это дело посильный вклад внести.
- Сколько же у тебя людей, конунг Мера?
- Я один, - спокойно ответил Разрушитель, заметив, как дернулось веко у хардаландца. – Но в бою стою сотни.
- О подвигах твоих я наслышан, - Эйрик кивнул. – Тебя берегут асы от стрелы и копья.
- И я не щажу врагов. Знай, конунг, что если собрать всех людей, претерпевших обиды от Косматого, то в их сердцах всех, вместе взятых, не найти столько ненависти к нему, сколько ее в моей груди! Харальд истребил мой род, надругался над моей теткой, а череп дяди моего у ворот подвесил – тебе не найти человека, желающего ему худшей участи, нежели желаю я. Приложи ладонь к моей груди, приложи!
Сельви сам схватил конунга за руки, притягивая ближе:
- Чувствуешь, как мое сердце - оно бьется лишь для мести Харальду!
Улыбнулся Эйрик, поняв сколь отважный и непреклонный стоит перед ним человек:
- Ты желанный гость в моем доме, Сельви Хуньовсон, - произнес, и на этот раз Разрушитель не почувствовал злобы к отцу, в его душе просто не было места, чтобы ненавидеть кого-то еще, кроме Харальда, столь сильно было это его чувство. – И я почту за честь, если станешь сражаться с Косматым по правую руку от меня.
- Отрадно мне слышать эти слова от тебя, государь.
Они крепко обнялись по-дружески, и Эйрик повел гостя в дом, чтобы накормить с дороги и подарить чистую одежду, поскольку не пристало конунгу из рода конунгов ходить в обносках.

Got land? Готланд!

(не без Тельтиара)

Думал Эйвинд Ягнёнок, что с весной забот у него поубавится – ведь всю зиму, словно голодный волк, носился он со своей дружиной по Вестерготланду и промышлял всем, что попадалось под руку. Люди у него были толковые (бестолковые раньше того померли) – охотились на лесную дичь, силки ставили, находили тайные кладовые, в которых деревенские прятали припасы от лихих людей. Били и гаутов, что по лесам прятались. Без большой пользы, конечно – у тех съестного и того меньше было, тощие были, словно ветки померзшего можжевельника, ходили и гнулись на ветру. К весне же, когда миновала лютая зима, и Харальд двинул войско в Остерготланд, Эйвинду кроме прочих забот было приказано следить за порядком во всём Вестерготланде, охранять обозы с провизией из Верманланда, да помимо того смотреть, чтобы никто не ударил в спину конунжьему воинству.
Не слишком радовался тому фиордец – хотелось ему сражаться впереди войска и стяжать славу воина и храбреца, как было то в Альвхеймаре, а не разбойника и убийцы, каковым величали его здесь. Но идти против слова Харальдова Эйвинд не посмел. Ему оставили ещё две сотни воинов – самых худых и слабых, тех, кто едва пережил зиму и не смог отправиться в поход. Дружина была – не бей лежачего, но Эйвинд худо-бедно справлялся с вылазками недобитых гаутов и сам с сотней охраны сопроводил большой обоз до самой границы с Остерготландом.
Велико было удивление Ягнёнка, когда он прознал, что Харальд, одержав победу над Храни (которого, поговаривали, Хрольв Пешеход в поединке рассёк пополам), разделив армию, выдвигается обратно. Впрочем, Эйвинд скорее рад был, нежели опечален этой вестью – он надеялся, что ему удастся встретиться с Харальдом лично и убедить конунга в том, что он со своими людьми будет полезен в бою более, чем здесь - тогда прозябание его в Вестерготланде, наконец, закончится. С тремя десятками викингов выступил он навстречу Харальду, чтобы лично встретиться с конунгом.

Харальд, действительно, двигался по захваченным землям скорым маршем - казалось, на самой границе совсем недавно была его дружина, а вот он уже вновь в Вестерготланде и ищет встречи с Эйвиндом, чтобы спросить, как выполняются его поручения. С Харальдом возвращался и Рогволд, а Харек с ранирами своим путем шел (ему конунжий приказ был готовить корабли и сплавлять их к Сарасбергу).
Во время одной из ночных стоянок конунгу доложили, что Эйвинд явился в лагерь и просит встречи с ним. Харальд незамедлительно вызвал его к себе в палатку.
Внутри горели тусклые лучины. Укси принес несколько чурбанов, в походе заменявших табуреты и встал у входа.
- Здравствуй, Эйвинд Ягненок, - еще больше заросший за последний месяц, Харальд улыбнулся.
- Поздорову тебе, Харальд Хальвдансон, пусть Одноглазый всегда дарует тебе победу в бою, - поклонился Эйвинд, - я приехал, чтобы рассказать о делах в Вестерготланде и узнать о причине твоего столь поспешного возвращения. Не прервал ли я твой сон, конунг?
- Тебе я всегда рад. Говори, как гауты восприняли твое верховодство?
Эйвинд нахмурился:
- Постоянные нападения на дозорных и обозников, недовольство в деревнях и разговоры о бунте за спиной. Впрочем, те гаутские воины, что прячутся в лесах, настолько ослаблены зимними холодами и голодом, что мы не несём серьёзных потерь. А селяне... Когда они бывали довольны? - Ягнёнок развёл руками.
- Как я и ожидал, - кивнул правитель, задумчиво накручивая грязно-светлую прядь на палец. - Вот, что Эйвинд - собирай людей, каким доверяешь и присоединяйся снова к моей дружине. Хорошие воины мне ныне в другом месте потребны.
Эйвинд довольно ухмыльнулся в усы: "Верно я угадал! Заварушка на западе начинается, и в Готланде мне больше не торчать". Вслух же сказал:
- Я слышал, что повержен Храни ярл, а войско его разбито, но если уйдём мы сейчас - разве не соберёт Эйрик снова армию и не отобьёт Готланд? Или я чего-то не понимаю в скудости разума своего?
- Оберегать покой границ я оставил ярла Гутхорма, и полностью ему это доверяю, - отрезал Харальд, а после добавил уже мягче:
- Скажи, ты часто ходил походами на Хардаланд или к ругам?
- Доводилось мне бывать и в Хардаланде и в Роголанде. – ответил Эйвинд самодовольно, - Сульки конунг не раз проклинал меня и награду за мою голову назначал.
- Если снимешь с него самого голову - то уже я тебе награду дам, - конунг пообещал. - И не малую.
- Рад буду послужить тебе, конунг. Особенно в битве с рагами, с которыми давно нет у нас во Фиорах мира ни на воде, ни на суше! - Эйвинд сверкнул глазами, отразившими свет лучины, - Кого прикажешь оставить вместо себя в Вестерготланде?
- Это уже моя забота. Грядет большая битва и я бы хотел, чтобы ты сражался подле меня, а не в общем строю.
Такое предложение уж точно не могло оставить Эйвинда равнодушным: в личной дружине Харальда сражались лучшие воины из тех, кому Харальд мог довериться. Он сжал кулак и поднёс его к груди:
- Клянусь Гунгниром и Мьёлльниром, что не подведу тебя в битве!
- Отрадно слышать слова отважного мужа. Твой род уже приносил мне присягу, но я хочу знать - готов ли ты исполнить мой приказ, если иного будут требовать от тебя родичи?
Не смотря на добродушную улыбку, Харальд, несомненно испытывал Ягненка.
Задумался Эйвинд, не понимая, к чему клонит конунг. Затем, решив не гадать по незнакомым рунам, кивнул:
- До тех пор, пока не обидишь ты мой род в Бердле и кровного моего родича Кведульва - буду я следовать за тобой.
- Ты дерзок, но воина это красит, - Косматый заключил Эйвинда в крепкие объятия. - Я награжу тебя по возвращении в Сарасберг.

Уже покинув палатку конунга, устраиваясь на ночлег, Эйвинд долго думал о том, что же имел в виду Харальд, и почему указания его могут пойти вразрез с волей его отца или побратимов. Так и уснул, ничего путного не надумав.

Харке Волк, Вестерготланд
Выполняя приказ конунга, отправился Харек подчинять рыбацкие деревни вдоль берега реки Гаут-Эльв. Деревни встертили его безмолвием и запустением. Но Харек велел сдержать гнев и оставить все нетронутым. Жители оставили брошенные сети и снасти. Потмоу вызвал Харек народ из Вермаланда - в основном карлов безземельных, и даровал им покинутые жилища, и приказал им наладить рыбный промысел, чтобы было хоть чем-то кормить войско.
Весь месяц он и его войско держались только на рыбе и редкой дичи которую удавалось поймать в лесу. Вскоре начали они находить в лесу ослабших и оголодавших жителей. Но никого из жителей он не велел трогать и обид им не чинить, потому стали жители постепенно возвращаться в свои покинутые жилища. Постепенно наладили путь из Верманланда и Ранрики, и стало поступать продовльствие, и велел Харек делиться едой с метсными жителями, которые под его заступничество стали из лесов стекаться. и многие стали исктаь убежища и защиты на побережье. И тех кто встал под его покровителтьство, Харек начал привлекать к строительтсву флота. Харальду нужно было много кораблей. Стучали топоры и скрипели пилы в Ранрики, Верманланде и побережье Вестерготланда. сновали утлые рыбацкие суденышки по бурным водам морским, и пробивали топорами лунки во льду Ран-Эльва и Гаут-Эльва, загатавливая рыбу. Так в хлопотах и приготолвениях прошел месяц.

Эйрик. Еще не Готланд.

Больших сил стоило свейскому конунгу снова дружину собрать да вооружить всех. Многие люди не хотели идти туда, где погибли их родичи – отцы, братья, дядья… кто-то просто и страха перед смертью (в Валгаллу-то почетно отправиться, только зачем это прежде времени делать?),кто-то из-за того, что считал напрасной и бессмысленной эту войну. Если один раз проиграл Эйрик Харальду, неужели второй раз надеется выиграть, когда и люди пойдут уже другие с ним, притом больше частью неопытные еще в воинском деле? Зря…
Однако сам Эйрик так не считал.
Выдвинулась в путь новая дружина его, когда спали льды; оставшиеся в Уппсале и землях окрестных жены и матери (и были они почти единственными, кто остался, исключая слабых и немощных, либо совсем уж юных) провожали воинов со слезами, с молитвами к Одину и Тору на устах.
Только Сванхильд Синеокая не вышла провожать мужа, не позволила и детям с отцом проститься.
- Не буду сейчас говорить ничего тебе, - сказала она супругу накануне выступления войска, - не буду проливать слез, не буду Норн просить о хорошей судьбе. Если вернешься – тогда и буду плакать. Если не вернешься… тем более.
Вот таким словами, выходит, и проводила она конунга.
«Я вернусь», думал он, оглядываясь на усадьбу свою, «только чтоб увидеть твои слезы радостные; непременно вернусь».

Мысли о скорой расправе подогревали боевой дух Эйрика в пути, - и правда, как славно будет разделаться с обидчиком, невесть что о себе возомнившим! В прошлый раз из-за предательства старого лиса Аки не удалось победить мальчишку, но сейчас…
Конунг свейский еще не догадывался, что будет сейчас, когда они проделали уже половину пути, дороги назад не осталось, и самое время было подумать о том, как объединяться с гаутскими отрядами и которой части харальдова войска наносить основной удар.
А сейчас – показался на горизонте силуэт всадника, и всадник этот (одиночка! Неужели с вестью от Храни?) направлялся именно к войску Эйрика.
Остановился он перед конунгом, и свейский властитель понял – не от ярла гаутского этот человек. Впрочем, гонец словами своими это лишь подтвердил:
- Эйрик Свейский! – воскликнул он. – Конунг Харальд, повелитель Готланда, посылает тебе привет свой!
- Повелитель Готланда? Как понимать это?! – зарычал Эйрик.
- Понимай так, как сказано, - гонец потянул коня за уздцы, собираясь развернуть его. – Едва не забыл, конунг – Харальд Косматый не только привет тебе передает, но и подарок!
Вестник отвязал от луки седла мешок холщовый и вытряхнул содержимое под ноги Эйрику…
…на конунга смотрели глаза ярла Храни Гаутского, равного которому по хитрости не было, да и мало кто в отваге мог с ним равняться – но последнюю свою битву Храни все же проиграл.
А гонец уже скакал, надеясь спасти свою шкуру, пока ошеломленный конунг глядел на отрубленную голову верного друга и советчика своего.
Впрочем, не настолько был в оцепенении Эйрик, чтобы не крикнуть вовремя: «Стреляйте!». Сразу три стрелы пронзили харальдова посланника, и еще несколько поразили коня.
- Падаль, - процедил конунг сквозь зубы. – Воины! Видели вы, как обошелся Харальд с лучшим из мужей Готланда? Гауты или пали, или сдались на милость норвежскому волчонку! Но тот скоро расплатится за все это – и расплатится собственной кровью!
И громкими криками воины поддержали конунга своего – которого ненависть к Харальду жгла теперь вдвое, втрое сильнее, чем прежде.

Марш конунга. Готланд-Веманланд-Вингульмерк-Сарасберг.

Весна в этом году удалась холодной, зима отступала неохотно, особенно в северных фюльках, где реки и озера еще были скованы льдом. На юге, в Готланде и Верманланде было теплее, и Харальд торопился успеть в Сарасберг до того, как снега окончательно растают, ведь только они сейчас задерживали наступление западных конунгов, о союзе которых сообщал Хемунд. Никогда раньше не приходилось Косматому сталкиваться с такой значимой силой - все его былые противники пусть и были могущественны, но сражались по отдельности, брошенные союзниками либо слишком гордые, чтобы просить чьей-либо помощи, но сейчас несколько мелких правителей (каждый из которых, несомненно был слабее Гандальва или Неккви) объединились, собрав неисчислимые рати. Харальд понимал, они будут биться до последнего, отстаивая свою власть и свободу, под их знаменами множество людей, подвергавших разграблению Агдир, а так же предателей, карлов и бывших рабов - то были подлые людишки, к которым ни Харальд, ни его приближенные не питали никаких иных чувств, кроме презрения, однако и крысы, загнанные в угол, бьются с яростью берсерков. К тому же, врагов было изрядное количество, а в дружине Косматого насчитывалось не более десяти сотен воинов (пусть испытанных, прошедших с боями всю Норвегию), ведь большую часть пришлось оставить с Гутхормом, чтобы обезопасить границы от мстительного конунга свеев. Втайне, Харальд надеялся, что в скором времени дядя зарубит Эйрика.
Норвежская дружина миновала Веманланд за несколько дней, отказавшись от приглашений нескольких могущественных бондов, желавших устроить для конунга пир (чтобы эти землевладельцы не посчитали себя обиженными, Харальд прислал им богатые подарки и пообещал прибыть с дружиной в следующем году). Конунг не остановился даже в роскошных залах Аки-хевдинга, не смотря на уговоры сыновей покойного. Только отпустил на день Убби, чтобы тот побывал на кургане отца - мальчик настиг дружину правителя уже на границе с Вингульмерком. В этом фюльке правил поставленный Харальдом лендрман, который, узнав о приближении дружины, послал людей узнать, не нуждается ли конунг в чем-либо. Косматому было приятно такое проявление преданности и он подарил лендрману золотую гривну, а его близким людям по марке серебра. Не укрылось от конунга и бедственное Вингульмерка, за последние три года несколько раз подвергавшегося разорению, и переходившего из рук в руки, однако заниматься благоустройством этих владений сейчас у Харальда не было ни времени, ни желания.
К исходу второй недели, когда морозный март сменился прохладным апрелем, дружина прибыла в Сарасберг. Рагхильда сама выехала навстречу сыну, вновь вернувшемуся с победой, и хотя в сердце ее еще жила тревога за брата, о Гутхорме она беспокоилась меньше, ведь могучий ярл Хрингарики уже не раз доказывал свою несокрушимость, а сын... Хоть Харальд и стал прославленным мужем, кюна все еще стремилась оберегать его от опасностей как могла. Вот и сейчас, отрадно было Рагхильде, что вернулось ее дитя невредимым. Конунг обнял ее крепко, прошептал слова нежные, да голову склонил почтительно. Харальд терпел жену, ибо благодаря ей получил союз с трендами, в сыне видел лишь залог своего правления, но действительно любил он только мать, взрастившую его.
Вечером конунг устроил пир для дружины и тех бондов из Вестфольда и Агдира, что прибыли в усадьбу, чтобы выказать почтение правителю, впервые за долгое время норвежцы предались веселью, твердо уверенные, что сейчас им ничто не угрожает. И это действительно было так, ведь их враги сейчас копили силы в Гренланде и Западном Агдире, но не смели пока пересечь границы владений Харальда.
Уже на следующий день, Хемунд поведал конунгу, что Кьятви, самозванный правитель Агдира, вооружил множество карлов и рабов, пугая их тем ,что если придет Харальд, то отнимет у них земли и имущество. К тому же, Теламеркцы не единожды слали людей к Хроллаугу в Наумдаль, предлагая тому отречься от Харальда и присоединиться к их союзу, однако дальновидный ярл отказался.
- В Фиордах и того хуже, - продолжал советник. - Ни Хроальд, ни Кари уже не могут держать бондов в повиновении. Пока они лишь на словах выражают недовольство, но скоро польется кровь. Этот западный союз опасен уже тем, что он есть, все, кому противна твоя власть, господин, стекаются к Эйрику и Сульки, встают под знамена Хроальда Понурого, а этот жрец, Хадд, и вовсе объявил что твое правление неугодно асам!
- Вот как, - волосы спадали на лицо Харальда, а потому не видно было злиться он или же спокоен. - В моих жилах течет кровь Одина и Фрейра, а этот жрец поплатится головой за свои речи.
- Нельзя медлить, конунг, - увещевал Хемунд. - С каждым днем растут силы твоих врагов.
Но Харальд и сам понимал, что промедление в этом деле недопустимо. Однако следовало дождаться Хакона и Барда, чтобы объединиться с их дружинами, прежде чем вступать в бой.

Хардаланд.

Не смотря на многие споры и разногласия, союзные конунги наконец сошлись на мнении, что руководить войском следует Эйрику, как наиболее опытному из них в военном ремесле. Поначалу каждый правитель хотел сам вести свою дружину, однако ярл Сати убедил их, что так они лишь раздробят силы, которые с таким трудом удалось собрать воедино. Кьятви, приведший самую большую рать, дольше остальных не желал признать главенство хардаландского конунга, но и ему пришлось разделить общее решение.
- Ты раздал рабам копья и топоры, - бросил Толстошеему Хадд. - И называешь их теперь воинами? Смех один! У тебя не войско, а стадо баронов, годное лишь на убой!
- А твою дружину всю даны вырезали! - Лицо Торира налилось кровью, и казалось, он был готов разорвать жреца прямо здесь за нанесенное его отцу оскорбление. - Теламерк и сотни хирдманов не выставит!
- Поборемся?! - Разъярился служитель Тюра.
- Только скажи где, - берсерк явно был только рад такому повороту.
Однако, в отличии от них, ни Сульки, ни Эйрику эта драка была не нужна.
- Харальд бросил нам вызов, а вы грызетесь, как псы, - укорил их конунг Хардаланда. - Сейчас нам следует позабыть прошлые распри.
- Может еще и белобожников в войско брать? - Тут уже обозлился Хадд.
- Если это поможет в борьбе с волчонком — почему нет?
Жрец промолчал, однако ему было неприятно, что Эйрик радушно принял на своей земле Асмунда Кровавого и его людей, огнем и мечом насаждавших веру Креста в Вестфольде и Хейдмерке. Этот союз конунгов держался лишь на ненависти к Харальду, лишь на время превысившей их взаимную неприязнь друг к другу.

Внезапно Готланд.
(с пушистым Оррофином)

Хоть и в десять раз сильнее злился Эйрик на Харальда и прихвостней его сейчас, а все же в гневе не обрушился на захваченный Готланд, не повел войско тут же против врага, как увидел отрубленную голову верного ярла... Остановили конунга слова Вальгарда, единственного из близких и верных ему людей, кто в живых остался.
После Свена Черного Молота да гаутского ярла... вспомните, други, меня в Вальхалле, поднимите кубок за свейского владыку, оставшегося в одиночестве!
- Ты, Эйрик, - сказал ему Вальгард, - забыл, смотрю, что за воинов против Гутхорма ведешь - это ведь Гутхорм, говорят, в Готланде сейчас. У него-то в войске небось не дети со стариками, одним младость не позволяет оружие крепко удержать а другим дряхлость. На убой поведешь их, а не на бой; одумайся, пока не поздно!
- А что же ты предлагаешь мне?! - возмутился Эйрик. - Уступить ему земли эти, что я завоевал большой кровью?
- Так уж и большой, - собеседник поморщился. - Не большей, чем в битве с тем же Гутхормом пролил, когда с харальдовыми людьми сражались... ты что, хочешь, чтоб в Уппсалу вернуться было некому? Смотри, пойдет тогда на тебя норвежская рать, а тебя-то уже и нету, и воинов твоих нету, одни бабы остались в свейских землях... ни за что пропадем, конунг! Я тебе не сдаться предлагаю, а поторговаться.
- С родным дядей этого волчонка норвежского? Нашел, что советовать!
- Да ты не перебивай, а слушай. Свена и Храни рядом нету, но если Свена я тебе заменить никак не смогу, то Храни - хоть постараюсь. Ты что же, думаешь, несметные войска у Гутхорма? Как бы не так. Они, конечно, далеко не юнцы и еще совсем не деды старые, но их не так уж и много. Да и не думаю, что терять воинов ему охота - наверняка Харальду еще много битв предстоит, а для них люди нужны. Вот и думай, согласится Гутхорм на худой мир, что лучше доброй ссоры, или пойдет кровью землю поливать, впустую тратя силы такие ценные?
Кивнул конунг, остывший уже от прежней ярости и почти уже убежденный словами Вальгарда. Тот, видя это, добавил такие слова, что решили исход разговора:
- К тому же, потом, когда Харальд отправится куда-нибудь еще воевать - если вообще не разгромлен будет наголову в какой-нибудь битве, - сможешь ты Готланд вернуть себе.
На том и было решено. Отправил Эйрик гонца своего к Гутхорму с тем, чтобы встретиться да потолковать о землях гаутских, мирно, тихо, не применяя оружие и не прибегая к советчикам.
Гутхорм-ярл, тем временем, времени тоже не терял. Раздав приказы всем готовиться к битве, он тайно послал гонца к Эйрику, предлагая встретиться и обсудить условия, на которых битвы можно будет избежать, да войска обоим сохранить. Понимал сын Сигурда, что сейчас Харальду все силы понадобятся для решительной схватки. Потому и вылетел на свежем коне поздно ночью верный гонце, потому и направился к усадьбе, где Эйрик засел. И такова была воля Асов, что два гонца не встретились между собой, избрав окольные тропы, а два властных мужа получили послания друг друга. Решено ими было избрать деревню малу, всеми покинутую, на открытом месте стоящую и прийти туда без спутников и оружия.

Условия все выполнил свейский конунг, надеясь на честность врага - что не подготовит ловушку, что не будет ожидать его с вооруженным отрядом. Впрочем, от Гутхорма такого ждать было словно себя самого не уважать.
... в деревню конунг въехал близко к полудню. В это время дня особенно странной казалась эта безлюдность, единственная из обитателей здешних мест, которая, похоже, облюбовала их себе довольно давно. Спешившись, пошел Эйрик вдоль единственной дороги, по обочинам которой стояли покосившиеся домики с выбитыми глазами-окнами.
Гутхорм же долго колебался, прежде чем отправиться в деревню одному. Не верил он Эйрику, да и искушение убить его было велико. Впрочем, понимал ярл, что без конунга рассеются остатки свейской рати по всему Готланду и долго ещё терзать набегами здешние землю будут, в обузу их превращая.

Продолжение

(с милой Кошкой)

Потому и не привёл ближников он на место встречи, но в соседнем лесу ждал десяток опытных хирдманнов, обязанных отомстить, если из деревни один Эйрик выйдет. Сам же ярл прибыл на место раньше назначенного срока и ждал конунга свейского в самом конце деревни. Одет он был в боевой доспех, но ни меча, ни щита, ни топора при нём не было, ровно хотел показать Гутхорм: не верю тебе, но и подлости не замышляю. О том и говорили глаза его, хмуро смотрящие на приближающегося Эйрика.
- Здравствуй, Гутхорм, - негромко поприветствовал владыка свейский врага своего. - Видишь, до чего норны нитку мою довели - вместо того, чтобы разбить войско вражье, прихожу договариваться полюбовно.
- И тебе не хворать, - недобро усмехнулся ярл. - Чего уж там говорить, связали эти старые ведьмы нити наши так, что и не разберёшь, где чья. Понимаешь ведь, что если будет бой, живым тебе отсюда не уйти?
- Понимаю, - конунг кивнул. - Но и ты понимаешь, что из твоих людей в битве не все уцелеют, далеко не все...
- Даже более того, мало их уцелеет. Совсем мало, - Гутхорм помолчал, а потом спросил:
- Как договариваться будем?
- Хочу, чтобы остались в моем владении пограничные земли Готланда. И виру достойную за убитых - не за всех, лишь за ярла моего, Храни Гаутского, что лично мною был посажен сюда на правление и пал в бою.
Вспомнил Гутхорм, что обещал сестре Храни, если она не будет Харальду покорна и против воли улыбнулся.
- Пусть будет так. Я тайно отправлю тебе виру, а своему племяннику объясню, что тратить на тебя силы, раз уж сбежал, глупо. Будь в своих владениях, конунг Эйрик, но упаси тебя Асы попытаться свергнуть Харальда... Я не Один, которому одного глаза хватает, чтобы следить за всем миром, так что, буду смотреть за тобой в оба! Договорились?
- Договорились. Впрочем, дружбы верной вам от меня ждать еще рано, да и не думаю, что дождетесь, - итогом короткой беседы эйрик доволен был, но решил не показывать того. Рано еще было превращать недруга в бывшего недруга.
- И тебя я рад видеть буду разве что в Валгалле, когда сдохну! - рассмеялся Гутхорм.
- И на том спасибо, - конунг ухмыльнулся и, сразу на коня вскочив, погнал его из деревни. Чего доброго, еще и обнаружится где ловушка... а не обнаружится, так вдруг Гутхорм передумает.
Осталось надеяться, что плата за Храни и вправду достойной будет.
Посмотрел ярл конунгу вслед, сплюнул сквозь зубы, да и выругался так, что опытным мужам покраснеть впору. Терпеть он не мог встречаться с врагами, которым пива хочется налить сильнее, чем меч в брюхо всадить. Затем он развернулся и тоже поспешил из деревни, прежде чем его молодцы сочтут, что Эйрик совершил предательство.
А ещё через два дня армия Гутхорма покинула Готланд, оставив лишь малые дружины для поддержания порядка. Ярл Белая прядь спешил воссоединиться с силами племянника перед решительной битвой.

Транделаг. Ярл Хакон и остальные.

Хакон Хаконсон сидел во главе богато убранного стола и слегка улыбался в усы, слушая речи дружинников. Для постороннего взора ярл транделагский казался расслабленным и довольным, но на душе у него скребли когтями пятнистые рыси. Хакону было скучно. С того момента, как он вернулся со свадьбы Барда прошло уж достаточно времени, чтобы воспоминания о триумфе над недалекими родичами невесты успели как следует потускнеть, а жизнь в доме отца молодого ярла не радовала. Причудлива пряжа норн: год назад он мечтал стать наследником конунга и видел себя властелином Хладира только во снах. Ныне же сны стали былью, но Хакон уже изменился, ощутил тяжесть меча и вкус власти и отчий дом стал ему мал. Сын рабыни хорошо понимал: при Харальде не стоит про это гуторить, конунг и сам любит власть и вполне может его оттолкнуть так же легко, как возвысил, но мысли не уходили. Ко всему прочему, Хакону надоели хладирские женщины: и мать, и жена и сестра. Асса злила ярла особенно: беременность не прибавила ей ни красы, ни хорошего нрава и ярл вполне понимал конунга, не показавшего даже носа в Хладир. Но его положение незаконного сына конунга, да к тому же – еще и вассала Харальда не давало ему права дерзить его законной жене, так что Хакон был вынужден слушать бесконечные причитанья сестры с выраженьем сочувствия не лице. Ярл часто думал, что на месте Харальда он давно бы нашел себе новую кюну, тем паче, что отец ее ныне мертв и не может быть полезным союзником. Будь Асса немного умней – она исхитрилась бы сохранить свое положенье про Харальде, закрыв глаза на его мелкие шалости с женщинами. Но Асса была ревнива, горда – и, по мнению Хакона, невероятно глупа. Это особенно злило ярла еще и потому, что он понимал, как многое он потеряет, если Харальд приблизит к себе родню новой жены. Ко всему прочему, до Транделага уже дошли слухи о новых победах Харальда, и к думам Хакона добавилась еще одна, столь же мучительная: должен ли он, взяв дружину, спешить к своему конунгу, или же нужно соблюдать его последний наказ: ждать в Транделаге? День за днем ярл ждал вестей от Косматого, но вместо гонцов приходили лишь слухи. Хакон украдкой вздохнул, отодвинув в сторону кубок. Все равно, решение принимать ему, тут даже Бард и его родичи не сойдут за советчиков. О транделагцах не стоит и говорить: вдоволь навоевавшись в чужих битвах, бонды отнюдь не горели желаньем отправиться на поиск Харальда, что рыскал по всему Северу, будто волк, объявляясь в самых нежданных местах. Знатных людей куда больше чем бондов манила слава, полученная в сраженьях, и ручьи злата и серебра, щедро лившиеся в руки к соратникам конунга-победителя. Но даже они не спешили покинуть родной дом, в котором не видели их так долго. Конечно, если бы Харальд так приказал – дело другое…
Мысли Хакона прервал запыхавшийся слуга, влетевший в дверь.
- Прости мою дерзость, ярл, - сказал он, глядя на властителя с толикой страха. – Но там во дворе муж, издалече пришедший. Называет себя гонцом Харальда Агдирского…
Хакон вскочил с места так быстро, что перевернул скамью, на которой сидел и она тяжело упала на пол, стуком оборвав разговоры. В полной тишине, кожей ощущая обращенные на него взоры гридней, ярл велел слуге пригласить посланца Косматого. Харальд был лаконичен, но его приказ не оставлял никаких сомнений. Транделагская дружина начала спешные сборы в дорогу.

Сарасберг

Время медленно тянулось в Готланде, однако теперь, напротив, летело стремительно, подобно пущенной умелой рукой стреле. Дни отдыха в Сарасберге миновали столь быстро, что многие дружинники, да и сам конунг этого даже не заметили – казалось, только вчера они с победой вернулись из Верманланда, а уже пришла пора идти на запад, туда, где вероломные конунги замышляли низвергнуть Харальда и разграбить его владения.
- Теперь Сульки будет не с женщинами воевать! – Бросил конунг, собравшимся в длинном доме ярлам и знатным ратникам.
Память о том, как правитель Роголанда напал на Агдир, защищаемый лишь старой Ассой еще не истерлась и пробуждала ярость в сердцах воителей. Какой конунг, если ему дорога честь, пойдет против старухи? Но, даже тогда дряхлая кюна сумела дать Сульки достойный отпор, так неужели теперь, когда над дружиной стоит победоносный Харальд, роголандцы на что-то надеются?
Косматый не собирался ждать врага на своей земле – напротив, он хотел первым ударить по владениям Кьятви, отнять некогда принадлежавшие Хальвдану агдирские земли и вышибить дух из вероломных карлов, признавших власть роголаднцев, а затем, разделив Теламерк и Роголанд, разорить оба этих фюлька. Однако, для этого, сначала, следовало связать боем Эйрика из Хардаланда, единственного из союзных конунгов, которого советники Харальда считали достойным противником. Хемунд прямо говорил, что если не сделать этого, то Эйрик Ватнарсон разрушит все их планы, и Харальд верил этому хитроумному человеку, некогда служившему еще его отцу, Хальвдану Черному.
Именно для этого, перед наступлением, конунг ожидал, когда ярл Хакон приведет войска из Транделага и Халаголанда к Фирдиру, откуда огромный флот должен был отплыть с немирием к берегам Хардаланда и принести смерть конунгу Эйрику. Одновременно с Хаконом, собирался ударить и Косматый, благо Харек вновь исправно исполнил его приказание и привел множество кораблей из Раумарики, в придачу к тем, что Харальд имел в Сарасберге. При попутном ветре меньше недели ушло бы на то, чтобы достичь Гренланда и Западного Агдира, да мечами постучать в ворота Кьятви Толстошеего.
С появлением Харека в Сарасберге, кто-то начал распространять слухи, что Волк воспитывает дочь жреца Торлейва. Конунг да и многие другие догадались, что то дело рук самого жреца, желавшего хоть как-нибудь опорочить старого противника в глазах людей, однако Харальд велел ярлу Раумарики не обращать на те сплетни внимания, заверив его, что не позволил жрецу совершить над Гиллеад насилия.
- Эта вражда утихнет, лишь когда один из них умрет, - заметил как-то Хемунд.
- Они оба нужны мне, - ответил Харальд. – И ни один из них не умрет, пока я этого не позволю.
- Воля твоя, великий конунг, - советник опустил голову.
Косматому порой очень не нравилось поведение Хемунда – тот никогда не спорил, всегда говорил тихо и вкрадчиво, однако, несомненно, лелеял какие-то тайные замыслы. Конунг даже начал подумывать о том, чтобы избавиться от него, вот только заменить советника было пока некем, и потому Харальд лишь попросил, чтобы тот больше времени уделял обучению Халльварда и Сигтрюга, с тем расчетом, чтобы в будущем поставить их на его место. Скорее всего, Хемунд догадался об этом, и потому не спешил раскрывать братьям все свои премудрости.
Рогволд, впавший в немилость из-за ошибки его сына, теперь редко появлялся возле конунга, все ожидал, когда Харальд сменит гнев на милость и сам призовет его. Все время в Сарасберге, проводил мерийский Коршун в крепости, построенной данами, окруженный верными дружинниками и родичами. Однако, вопреки надеждам ярла, Харальд позабыл о нем – то время, когда рядом не было друзей и соратников, конунг проводил возле матери, рассказывая о своих походах и слушая ее советы. Рагхильду не зря прозвали Вещей и Мудрой, лишь ее слова Харальд ценил больше, чем сказанное Хемундом или кем-либо из ярлов, лишь к ней прислушивался, а если кто смел сказать плохое о кюне, то Харальд обрушивал на такого человека весь свой гнев. Рагхильда же, гордая за сына, часто напоминала ему о давнем пророчестве, скрепленном клятвой – волосы конунга, словно доказательство тому, отросли уже до середины спины, и он вынужден был подвязывать их лентой (поговаривали, что кто-то из противников, стал за то называть конунга «женовидным» и Харальд пообещал найти того шутника и вырвать ему язык).
В один день Хемунд пришел с новостями из Роскильде, его люди, отправившиеся искать мира с Гормом, передали условия датского конунга:
- Горм хочет выкупа за всех своих ярлов, убитых на пиру золотом и оружием, за каждого погибшего дана – еще по марке серебра, - поведал конунгу советник. – И сверх того – голову Гуннара Одноухого.
Харальд нахмурился – цена, которую запрашивал Горм была непомерной, однако война с Данией сейчас могла стать губительной.
- Отправь к нему Гуннара – пусть сам снимает с него голову, - после тяжелых раздумий, распорядился конунг. – Да проследи, чтобы херсир не сбежал по пути.
- Разумно ли? Гуннар верно служил тебе все эти годы, - даже Хемунд был удивлен этому решению. – Он убил Хардакнута, чтобы ты получил власть над Данией…
- Пусть послужит мне в последний раз, - Харальд был непреклонен. – Его семья получит достойную виру. Насчет остального – торгуйтесь.
Хемунд смиренно кивнул.
- Я отдам необходимые распоряжения.
У конунга не было сомнений, что советник что-то заподозрил – Гуннар был человеком Хемунда, самым близким и доверенным, однако если его смерть станет залогом мира с данами, то это не слишком высокая цена.
Спустя четыре дня Хемунд пришел с неприятными новостями – Эйрик из Хардаланда, видимо поняв, что задумал Харальд, собрал всю союзную рать в своих владениях и готовил удар по Фиордам, чтобы там разгромить Хакона.
Конунг улыбнулся:
- Пусть так, отправь людей в Фирдир, прикажите ярлу держать корабли и войска наготове.
Своей же дружине Харальд приказал собираться в путь – он решил морем обогнуть Агдир и Роголанд, и, объединившись с Хаконом у берегов Хардаланда, в одном сражении покончить со всеми врагами.

Хардаланд.

Эйрик Ватнарсон стоял у края утеса, вглядываясь в бушующее море, казалось – асы вновь благоволили Харальду, ведь в такой шторм нельзя было выходить на воду, а значит наступление вновь придется откладывать. Войска Хакона, пришедшие с севера успеют отдохнуть и набраться сил за это время, а заодно хорошо укрепятся в Фиордах, так что их не удастся выбить одной атакой. Это означало долгую войну, и развязывало руки Харальду, который мог захватить оставшиеся беззащитными владения Сульки и Хроальда, однако распылять силы на защиту каждого фюлька было еще хуже, и в этом, пусть с трудом, Эйрик сумел убедить своих союзников.
Кьятви более других остался недоволен таким решением, и теперь ворчал, что его земли оставили на разграбление, как будто он должен за всех терпеть убытки.
- А возвращайся в Агдир! – В ярости бросил брату Сати ярл. – Ты теперь конунг, вот и правь там! Когда придет Харальд – никто тебе руки не подаст!
Ворчать после этого Толстошеий не перестал, но присмирел заметно – в одиночку стоять против Харальда у него желания не было никогда. Торир Длиннолицый как-то ночью попытался разбить дяде лицо, чтобы отплатить за оскорбление отца, однако Сати быстро угомонил племянника, выбив ему несколько зубов и разодрав щеку, хотя и сам лишился клока бороды, вырванного берсерком. Это немирие, царившее в семье роголандского конунга, приводило остальных союзников в полнейшее замешательство.
Хроальд Понурый поспешил запереться в отведенном ему доме и там продолжал предаваться обильным возлияниям, ожидая, когда Эйрик потребует строить войска для битвы – казалось, что конунга Теламерка уже мало волнует исход этого сражения, и он присутствует здесь только потому, что так ему велел брат. Сам Хадд большую часть времени проводил обряды, чтобы умилостивить асов и заслужить их благоволение, а потому редко покидал хардаландское капище, где приносил жертвы и резал тайные руны. Но, когда возвращался в усадьбу, то часто упрекал Эйрика в том, что тот принял подмогу от Асмунда и других рабов Распятого, называя это главной причиной гнева асов. Как-то присутствовавший при этом Альхеймсон пообещал, что выпустит жрецу кишки прямо на алтарный камень, и Эйрику насилу удалось их примирить, напомнив, что все они собрались здесь для благого дела.
Сельви Разрушитель, которого конунг Хардаланда приблизил к себе, стал ненавистен многим знатным людям в этом фюльке, но в открытую выступать против него не решались. Кто-то пустил слух, что конунг хочет помочь Сельви вернуть власть над Мером и Фиордами, а затем выдать за него Гюду – Эйрик на то только усмехнулся, а вот Витгейр тайно наложил на Разрушителя проклятье, чтобы тот не выжил в следующем сражении с Харальдом.

Сандес.

Ох и засиделся Торольв у Барда в гостях! Не то, чтобы Брюнольвссон плохо принимал гостя - здоровяку ни в чём не было отказа. Он ел и пил за троих, ездил с побратимом на охоту, но с наступлением весны Ульвссон заскучал: не такой представлял он себе службу могущественному конунгу. Будь он у себя во Фиордах - уже готовил бы драккар к летнему походу, собирал людей, наведался к Ягнёнку в Бердлу... Только Эйвинд теперь сам подле конунга в Готланде, добывает себе славу и золото в таких боях, о которых скальды наперебой станут слагать висы. А он, Торольв, тратит время в Сандесе, пребывая в праздности! Потому так обрадовался Ульвссон, когда Бард объявил о предстоящем походе. Радости этой изрядно убавилось, когда Торольв узнал, что придётся возвращаться обратно во Фиорды, но Брюнольвссон сказал, что там они вряд ли надолго задержатся - грядёт большая война на юге, и Хакон собирает воинов со всей северной Норвегии.

Фиорды, седьмицей позже. Бердла, усадьба Кари.

Берсерк встретил родичей радушно, столы ломились от угощения, несмотря на суровую зиму - ведь Кари был теперь ярлом и собирал дань со всего Фирдира. Не такова была радость бондов, что попадались северной армии в дороге - многие были бедны и озлоблены на людей Харальда. Хакон с большей частью войска поехал во Фьяллир к Хрольду - не хотел он встречаться с берсерком, помнил, что тот причастен к гибели отца - а Бард с Торольвом и Альвиром направились в Бердлу. Кари закатил гостям большой пир в новом свежесрубленном дружинном доме, который мог, верно, вместить сотни две викингов. О старой ссоре Альвира с отцом оба словно решили не вспоминать боле. Вот что сказал берсерк родичам на пиру так, чтобы не могли слышать люди вокруг:
- Хорошо то, что Харальд послал сюда северную дружину. Дань, которую установил он для Фиордов, слишком высока - люди здесь свободолюбивы, к таким поборам они не привыкли. Немногие понимают, что войны, которые ведёт конунг, приведут Норвегию к единству и миру. Бонды гуторят меж собой, что Косматый ввязывается в новые битвы лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие и жажду власти, не задумываясь о судьбе верных ему людей. Поговаривают даже о том, дескать, что Эйрик - гораздо более милосердный и мудрый правитель, а рать, которую собирает он на юге, превосходит числом полчища Харальда. Мне не хватает ни красноречия, ни воинов, чтобы держать таких людей в повиновении, они не везут дань и желают присягнуть Эйрику, или Сульки. Мне может понадобиться ваша помощь, чтобы приструнить мятежных бондов.
- Неужели народ Фиордов так измельчал, - изумился Торольв, - что желает лишь присягнуть какому-нибудь завалящему вождю, лишь бы не отвечать самому за свою судьбу? Были времена, когда люди здесь не платили никому и ходили в походы туда, куда пожелают, а не туда, куда прикажет конунг!
- Ты говоришь как твой отец Кведульв, - покачал головой Кари, - тех времён уже не вернуть, и людям остаётся только выбрать сторону в большой войне. Мы её выбрали и не станем играть двумя щитами, - берсерк говорил так, словно верховодил Бардом, Альвиром и Торольвом, но никто из них не обиделся на седобородого Кари.

Бард, Торольв и Альвир с тремя сотнями воинов остались в Бердле, ожидая приказов Хакона. Бряцая оружием, разъезжали побратимы по окрестностям и пугали бондов. Никому из них не была по душе такая работа, но, помня слова Кари, они тщательно следили, чтобы нигде не проявлялось в открытую недовольство властью Харальда.

К берегам Хардаланда

Спустя два дня после разговора с Хемундом, харальдова дружина была готова к походу - драккары просмолили и загрузили провиантом, заперли до поры в сундуках оружие и доспехи. Воины прощались с друзьями и родичами, заверяя их, что это сражение станет последним, а уж потом они смогут надолго остаться дома, поскольку каждый, кто следовал за Харальдом, уже скопил изрядно сокровищ, добытых в Мере, Долинах и Готланде.
- Уже скоро пророчество исполниться, мама, - прошептал Харальд, обнимая кюну. - Жди меня с победой!
- Только с победой, - напутствовала сына Рагхильда. - Ты - великий конунг и не можешь иначе.
Женщина была горда тем, чего сумел добиться ее сын - по сравнению с его завоеваниями блекли подвиги Хальвдана и Гудреда Охотника, даже Рагнар Кожанные Штаны и Сигурд Убийца Фафнира не имели такой славы, какую стяжал Харальд, а ведь ему не было еще и двадцати.
На палубе Волка Волн разбили цветастый шатер, в котором и расположился конунг. Шестьдесят гребцов мерно рассекали водную гладь веслами, направляя гигантский корабль на запад, в обход Роголанда и Агдира. Харальд собрал на своем корабле лучших воинов и берсерков, среди которых были Эйвинд Ягненок, Хрольв Пешеход и другие, не многим уступавшие им в ратном деле. Следом плыли еще пять десятков судов, огромная сила, должная обрушиться на Эйрика и других, посмевших подняться против законного правителя Норвегии, и сокрушить их могучим ударом.
Гонцы были посланы, и уже скоро Хакон тоже должен был выступить к Хардаланду, опередив намерение врага навязать бой у берегов Фирдира. Косматый не боялся и того, что Горм ударит ему в спину - люди говорили о том, что конунг Фроди устроил большую смуту в датской земле и теперь все силы сын Хардакнута тратит на то, чтобы усмирить самозванца.
Сами Норны помогали сейчас Харальду, стравливая и ослабляя его врагов, казалось - только руку протяни, и Норвегия сама упадет в подставленную ладонь, но все же Косматый опасался, как бы его удача не кончилась в самый неподходящий момент. До сих пор не было вестей от Гутхорма, и конунг с тревогой думал, что будет, если там, на границе Готланда, победы добьется Эйрик Свейский.

Не менее тревожными в то время были и мысли Эйрика Ватнарсона, с неприязнью наблюдавшего, как бранятся его союзники. Этот шаткий мир не мог продержаться долго, если не указать им врага в ближайшее время, то они набросятся друг на друга, и вся сила, собранная в Хардаланде, чтобы дать отпор Харальду, пропадет. В Сульки Эйрик видел лишь пустое бахвальство, в Кьятви - алчность, переплетающийся со страхом, в Торире - неуемную жажду битвы, а Хроальда конунг Хардаланда вовсе не видел, только слышал, как из его дома доносятся хмельные крики. Вместо брата теламеркцами управлял жрец Хадд, больше пекущийся о сохранении древних заветов, нежели о победе над врагом. С горечью понимал Эйрик, что доверять может только троим союзникам - закаленному в боях ярлу Сати, Сельви Разрушителю и Асмунду сыну Альхейма, однако уже одно его расположение к этим троим пробуждало в остальных неприязнь.

Битва при Хардаланде или транделагцы против всех.
Сражались мы с Тельтиаром.

Приказ, привезенный гонцом от Харальда был прост и конкретен, и Хакон решил поступить так же просто: в двух словах рассказал своим людям чего хочет конунг - и велел тотчас же грузиться на корабли. С драккарами вышла небольшая заминка, так как ни один викинг не вышел бы в море не уверившись в надежности судна, да и Ньорд не простил бы людям пренебрежения ритуалами. Но не успело солнце вставать в третий раз, а берега Транделага уже растаяли в дымке.
Хакон Хаконсон стоял на носу, подставив лицо свежему ветру. Молодой ярл предвкушал новые битвы и новую славу, а сердце его рвалось вперед. Хакон совсем позабыл о земле, что осталась за кормой драккара, и о хладирских проблемах.
Ньорд благоволил путешественникам, видимо, будучи умилостивлен щедрыми подношениями, и спустя не столь долгое время перед носами драккаров замаячили берега Хардаланда.
Случилось так, что не смотря на расставленные на склонах фиордов дозоры, Эйрик конунг слишком поздно узнал о стремительном приближении транделагской рати. Казалось властителю Хардаланда, что должны они еще быть в Фирдире, а корабли Хакона уже обогнули мыс Стад, в опасной близости оказавшись от владений Эйрика, точно сами решили ударить, не дожидаясь своего долговолосого повелителя. Удостоверившись, что вести эти правдивы, Ватнарсон бросил клич, призывая всех союзных конунгов немедленно вооружать людей и восходить на корабли (благо, те уже по битвам истосковались!), дабы устроить встречу незваным гостям. Условившись с Сати и Хаддом соединить флота у фиорда Ядар, Эйрик первым отплыл, послав два быстрых судна разведать обстановку и подсчитать корабли противника.
Временем тем конунги Агдира, Роголанда и Теламерка завершили свои приготовления и вышли в море в тяжких силах - не менее сотни боевых судов собрали они для этого сражения, и выстроившись ратным порядком, плыли к назначенному Эйриком месту, откуда удобно было бы ударить по транделагскому ярлу и его воинству.
Конунг Эйрик стоял на носу своего драккара "Орла Глубин", вглядываясь проступающие из предрассветной мглы силуэты вражеских кораблей. Хакон хорошо подготовился к сражению, заняв выход из Хафнсфиорда так, чтобы его не смогли окружить, однако так он сам отрезал себе пути к отступлению и, несомненно, этим хотел показать, что собирается сражаться до последнего человека. Мачты были сняты, снасти убраны, на бортах уже выстроились дружинники в полном облачении.
- Тем лучше, - вслух бросил Ватнарсон. - Когда все они падут, Харальд уже не сможет противостоять нам.
- Будь осторожен, конунг, - предупредил Сельви Разрушитель, стоявший по правую руку от него. - Быть может, Косматый хочет устроить нам ловушку, он на любое коварство способен.
- Быть может, - Эйрик кивнул. Он и сам был удивлен, что здесь собралась лишь половина всей армии Харальда, однако в яростной атаке на Хафнсфиорд правитель Хардаланда видел единственный шанс добиться победы. - Я буду молить Одина, чтобы Косматый не поспел им на помощь. Вели всем готовиться к бою!
Драккары противника не заставили себя дожидаться, и число их было столь велико, что опытные воители за спиной Хакона смотрели на ярла с тревогой. До сих пор Харальд вел их к победе, но нынешнее положение их кораблей и число супротивников скорее сулило дорогу в Вальхаллу, чем пир в честь победы. Хакон чувствовал эти взоры спиной и возносил благодарности асам за то, что после того наказания, что он устроил убийцам отца, воям хватило смекалки обойтись только взглядами. Ярл всегда мечтал стать грозным вождем в глазах соратников старого конунга, и сейчас его мечта сбылась почти полностью... но положение, в котором оказались его корабли, тревожило и транделагца. Он сделал все, что велел конунг и понимал: теперь ход за Харальдом. Внешне викинг оставался спокойным, а во взгляде его, обращенном на корабли Эйрика и союзников, даже сквозила насмешка, но в сердце жил страх. Хакон не страшился потерять свою жизнь: хоть он и был викингом только наполовину, но и четверти северной крови хватило бы для доблести в битве. Но ярл опасался потерять все то, чего он добился с прошлой зимы.
Противника приближались и времени для раздумий не оставалось. Он вынул из ножен меч и велел лучникам приготовиться.
Воины Агдира и Теламерка спешно опускали мачты, укладывая их вдоль бортов - теперь драккары шли только на веслах, а свободные от гребли хирдманы уже облачались в кольчуги и надвигали шлемы. Эйрик велел во что бы то ни стало проломить выстроившиеся ряды транделагских судов, чтобы использовать численное превосходство, однако сделать это было не так просто, ведь люди Хакона сцепили их борт к борту, нос к корме, используя крючья и крепкие канаты.
До сражения оставалось совсем немного, над кораблями одиноко реяли стяги конунгов и ярлов, поднятые честолюбивыми владыками - в центре Орел Хардаланда, Жеребец Сульки справа, а Вооруженный Медведь Теламерка слева (не иначе, как Хадд решил сам погубить Хладирского Медведя). Но были и такие знамена, каких не мог ожидать Хакон в этом сражении - подле Орла Золотой Змей мерийских конунгов, а поодаль разрубающий цепи клинок и косой крест, так же больше похожий на меч. Воистину, все, кто зла желал Харальду, объединились ныне!
Увидев стяг Мера, Хакон зло выругался. За глаза он считал всех людей этой земли подколодными змеями, даже при том, что сам чистотой помыслов не отличался. То, что внук старого конунга как-то выжил после учиненной над ним расправы было ярлу пока неизвестно, а потому неожиданно появившейся стяг Хакон немедля связал с новым предательством.
"Рогволд? Его брат? - спросил Хакон себя, и тут же ответил: - Неважно". В прошлом сын транделагского Медведя достигал своего больше хитростью и коварством, но сейчас он почувствовал настоящую злость. Очень хотелось броситься вперед, приблизив начало битвы, но разум в очередной раз взял верх над чувствами викинга. В землях Севера ценились берсерки, но молодой ярл был не из их числа, и его силы была не в убийственной боевой ярости, но в остром уме. А потому, увидев второй стяг, с крестом, Хакон повысил голос и зычно крикнул:
- Смотрите, викинги! Наши враги отказались от отцовских богов и идут в бой под стягом с крестом. Нужно ли вам еще одно доказательство того, что мы избраны самим Одином для наказания отступников? Вотан уже много раз показал, что люб ему Харальд Косматый, а значит и нас милостью Игг не оставит. Войско поддержало его дружным криком - в Транделаге как нигде в Норвегии сильна была истинная вера, а потому ненависть к слугам Белого Бога буквально закипала в их жилах. Слова Хакона попали точно в цель, разжигая ярость в сердцах воинов, и не меньшей отвагой могли похвалиться халагаландцы и фиордцы, находившиеся в войске хладирского ярла. Однако уже корабли достаточно сблизились и лучники начали метать стрелы.
Лучники с обоих сторон были довольно искусны, да и море в день битвы было спокойным, будто озерная гладь, а потому несколько воев упали на палубные доски, заливаясь кровью из ран. Но большая часть стрел угодила в высокие борта драккаров да в специально подставленные щиты. Все понимали, что главная битва еще впереди: корабли быстро сближались.
Жрец на палубе теламеркского корабля творил священный ритуал, вознося молитвы Тюру - он требовал справедливой победы, и видел в брошенных рунах добрые знаки, что воодушевляло стоявших вокруг воинов. В отличии от Торлейва, Хадд Суровый за спинами воинов не прятался, а напротив искал битвы! Он даже жертву однорукому Асу приносил в кольчуге и опоясанный мечом, а теперь, завершив это дело, решил сам возглавить атаку. Его корабль первым ударил правую часть флота Хакона, с треском разламывая борт и увязая в трюме. Драконья голова разломилась, падая на треснувшую палубу, теламеркцы бросились в бой, а хладирцы уже встречали их копьями и щитами, силясь остановить натиск.
Следуя примеру Хадда, один за другими, корабли союзных конунгов вступали в бой, сталкиваясь с вражескими судами, или же становясь с ними борт к борту, закипело жаркое сражение.
Хакон тоже не прятался за спинами верной дружины и меч в его руках быстро умылся кровью по самую крестовину. Доблесть ярла нашла отклик в сердцах транделагцев, сейчас видевших в молодом Хаконе призрак Хакона старого, а потому вои старались по возможности не подпускать к молодому властителю особо ретивых рубак. Но врагов было много, а Хакон хоть и не был известен в народе так, как его досточтимый отец, но уже успел примелькаться в сражениях. Часть воев, принимающих участие в битве, имело ряд веских и личных причин, для того, чтобы снять с плеч голову транделагца, а потому бой вокруг Хакона становился все жарче. Один из противников все же достал ярла секирой, но рука его уж слабела и удар вышел слабым. Кольчуга, подаренная когда-то Харальдом, его выдержала, но ребра откликнулись болью. Хакон отпрыгнул назад, за спины дружинников и обвел взором картину сражения. Оно было лютым но транделагцев, похоже, начинали уже теснить. Туда, где держал оборону Хакон пришлось острие вражеской атаки, и неудивительно, ведь подле ярла должны были стоять самые опытные, испытанные в боях мужи - одолей таких, и все войско обратиться в бегство! - однако, не смотря на яростный натиск Эйрика, транделагцы большую цену брали с его людей за каждый шаг, палубы драккаров уже были густо устланы мертвыми телами и умирающими ратниками, не способными подняться, а потому обреченными умереть под сапогами собственных товарищей.
Бард Белый возглавлял левый фланг, и его халагаландские воины храбро держались под натиском дружины Сульки, Конь и Морж схлестнулись в жестоком бою, где трещали и дробились крепкие доски, а сталь пела яростную хвальбу Одину! Сати ярл заметил его, рослого, среди воинов и с яростным ревом бросился туда - приверженец давних традиций, он хотел в поединке решить затеявшийся спор, и Бард не стал тому противиться. Не зря за сражение в Альвхеймаре его прозвали Бардом Сильным, лендрман Халаголанда хорошо владел мечом и верил в то, что сражаеться за правое дело - клинки властителей скрестились в самой гуще кровавой схватки, они рубились, то и дело разводимые потоком битвы, но сходились снова, чтобы обменяться несколькими ударами, прежде чем воинство успеет разделить их. У Сати первого треснул щит и ярл с яростью отбросил его, вооружаясь коротким топориком, да усилил натиск на Барда, походя раскроив череп кому-то из халаголандцев. Сын Брюнольва умело отражал атаки, успев уколоть роголандца в бок, однако внезапно появившийся враг отвлек его, уводя меч, и Сати, не теряя возможности, рубанул наотмашь, рассекая кольчугу на груди лендрмана. Лишь в последний миг успел Бард отклониться, иначе быть бы ему разрубленным! Из широкой раны хлынула кровь, халаголандец пошатнулся, подхваченный верными людьми, загородившими его от недругов, и застонал от бессилия. Для него этот бой был окончен. Сцепив зубы, смотрел Бард, как тащат его на дальние драккары, как снимают кольчугу и рвут рубаху, чтобы перетянуть раны. Кто-то из родичей Сигрид склонился над ним с целебным бальзамом...
Хакон увидел, как упал Бард - и бросился в бой с утроенной яростью. Хитроумный ярл, столь ценимый Харальдом за коварство, уступил место воителю. Несколько нападающих пали под ударами транделагца, но ум Хакона продолжал напряжено работать. Ярлу казалось, что за месяцы, проведенные вместе, он начал понимать Харальда, а потому в глубине души Хакон все ждал какого-то чуда, сотворенного любимцем асов. Но вера ярла в богов была прагматичной, и, уповая на милость Асгарда и его избранников из земных мужей, Хакон все же не забывал о сражении. И сейчас ему все больше начинала казаться, что рассчитывать в битве придется лишь на себя. Какими бы туманными измышлениями не руководствовался Харальд Агдирский, послав их сюда, дороги назад уже не было. Потери с обеих сторон росли, а перелома в битве не наступало. Транделагцы, столкнувшиеся с превосходящими силами, понимали, что отступать им некуда, равно как и то, что если они дрогнут, враги, обозленные прошлыми неудачами, перережут их до последнего человека. А нападающим не хватало той слаженности, что достигается долгими битвами рядом друг с другом. В таких обстоятельствах исход сражения могла решить даже мелочь.
Эйрик все еще наблюдал за сражением с борта "Орла Глубин", какое-то странное предчувствие и советы Сельви не дали ему вступить в битву самому, а потому он одним из первых увидел вдали стремительно приближающиеся корабли.
- Волчье знамя! Волчье! - Закричал кто-то из самых зорких, и конунг Хардаланда в ярости стиснул кулаки.
Не успели! Более того, сами загнали себя в ловушку, связали боем, и теперь Харальд ударит им в спины. Эйрик велел срочно разворачивать все свободные от битвы суда, чтобы встретить нового врага, а это означало, что воины, сражающиеся с транделагцами, не получат больше подкреплений.

Сражение в самом разгаре
С СергКом

Торольв был с двумя десятками своих людей на драккаре, где плыл Альвир-скальд. Бард велел Ульвссону защищать Карича, и тот, смирив своё желание направить корабль за Белым, в самую сечу на левом фланге, держался позади. Альвир, словно завороженный глядел на морское побоище, стискивая свои искалеченные ладони в кулаки. Губы его шевелились, но слов слышно не было.
Вскоре, впрочем, и на них нашлась потеха - кораблей ругов тут было словно волос у Косматого. Отовсюду летели стрелы, и гребцов приходилось закрывать щитами. Торольв сам закрывал Скальда от стрел. Один из вражьих драккаров попытался пробить им борт острой мордой, но по команде кормщика гребцы резво ударили вёслами и корабли столкнулись бортами. Прыгать к ним на борт руги не спешили - Торольв стоял у борта в полный рост в кольчуге и шлеме, с полутороручным своим мечом, что сошёл бы иному и за двуручный. Увидев гиганта, враги опешили, не решаясь атаковать - лишь пускали редкие стрелы, которые ударялись в огромный щит, что Торольв легко вздымал одной рукой. Наконец Ульвссон захохотал, да так обидно, что самые смелые и нетерпеливые из ругов всё же рванулись вперёд и со страшными воплями и проклятьями стали перепрыгивать к ним на борт. На свою погибель - Ульвссон вдруг отбросил щит и, стиснув меч обеими руками, шагнул им навстречу и несколько раз ударил мечом с такой скоростью, что тот словно растворился в воздухе. Двое искалеченных рогаландцев полетели за борт, оставив на палубе ногу, руку с мечом и рассечённый малый щит. Их товарищи уже прыгали вслед за ними - с другого борта к ним подходила подмога. Торольв сверкнул глазами и заработал полуторником в полную силу. Вскоре палуба уже была красна от крови, а со здоровяка ручьями лился пот - он носился по всему кораблю, рыча словно медведь, и расшвыривал ругов как деревянные чурки, при этом не забывая бросать взгляд на Альвира, которого берегли четверо лучших его воинов.

То было страшное побоище, но многие руги, видя могучую фигуру Торольва, признали в нем одного из вражеских предводителей и уже спорили, какова будет награда за его голову, а кому достанутся его шлем и кольчуга. Так подбадривая друг друга и условившись в спорном случае поделить добычу, они стали окружать Ульвссона - сейчас численное превосходство было на их стороне, к тому же сам конунг Сульки, облаченный золоченый панцырь с драгоценными камнями на ромейский манер, наблюдал за ними и никто из воинов не хотел прослыть трусом под взглядом господина.
Хирдманы рубились и на носу, и на корме драккара, порой кого-то сбрасывали в воду, а иных и вовсе давило сближающимися бортами, однако обе стороны сейчас не считались с потерями. Один из людей Сульки, подбежав к борту, натянул короткий лук и выпустил в грудь Торольву стрелу - каленый наконечник пробил кольчугу и увяз в стеганном поддоспешнике, оцарапав кожу. Видевшие это руги посчитали, что великану настал конец и, воодушивившись, усилили напор.
Ульвссон же, которого стрела эта лишь изрядно разозлила, крикнул что-то вроде "сбереги, Одноглазый!" прыгнул вперёд, выписывая широким лезвием восьмёрку. Брызнула кровь, кто-то завопил, кто-то зарычал... Через некоторое время из этой неразбирихи выскочил измазанный своей и чужой кровью Торольв и его тут же заслонили побратимы -- он весь был в неглубоких порезах, кольчуга порвалась на груди. Трое хирдаманнов из тех, что жадно скалились на бронь и оружие здоровяка, лежали на палубе без движения, а тело "удачливого" стрелка повисло на борту словно куль, лишившись головы.
Сульки, смотревший на это с палубы своего драккара, погрозил воину сыну Квельдульва молотом, и что-то прокричал гребцам - корабль отплыл, освобождая место для других судов со свежими, рвущимися в бой воинами - то были уже не руги, а Теламеркцы. Так вышло, что рассорившиеся перед сражением Хадд Суровый и Хроальд Понурый разделили свои силы надвое и расставили корабли с разных сторон союзного флота (лишь бы друг друга не видеть), и теперь, когда жрец теснил людей Хакона в центре сражения, конунг Теламерка решил наброситься на халейгов и жителей Фирдира, уже изрядно потрепанных силами Сульки.
Людей на корабле Торольва оставалась всего полтора десятка и они уже были изрядно измотаны. Скальд уже готовился к последней битве, сжимая в непослушных пальцах меч. Торольв встал рядом с ним и поднял меч, приготовившись оберегать побратима.

Ясени пляски стали
Пот клинков проливали,
Чтобы волки пировали,
Да ради бранной славы!

Громко возвестил Альвир, воодушевляя соратников.

Доблесть дружины Волка,
Видел правитель ругов!
Ужасом был он скован,
Прочь его плыли струги!

Скальд улыбнулся, поправляя увечной рукой меч - воин из него был никой теперь, не то что раньше, когда они с Эйвинодом и Торольвом совершали походы на Роголанд и Острова, однако, прежде чем умереть, он собирался до конца биться плечом к плечу с сыном Ульва. Однако же, союзники не собирались бросать их на произвол судьбы - драккар, принадлежащий халейгам с другой стороны зажал корабль конунга теламерка и воины бросились в бой, отвлекая на себя часть врагов.
Теламеркцы не уступали ругам в умении, но конунг их относился к битве холодно, и желающих сразиться с Торольвом поубавилось. Сам же он перевёл дух и, воодушевлённый висой Скальда, снова принялся рубить врагов. Теперь здоровяк прикрывался щитом и был осторожнее в бою, не отходил далеко от Альвира. Теламеркца теснили их к корме, словно желали сбросить за борт. Однако было их не очень много, и оставалась надежда на то, что подмога придёт вовремя.

(...апогей разгара, с Тельтиаром)

- Торольв! - Сквозь шум боя донесся до фиордцев крик одного из дружинников Барда, прорывавшегося им на помощь. - Бросай корабль! Иди к нам!
И действительно, несколько Халейгов сумели очистить корму вражеского драккара от теламеркцев и удерживали ее, перейдя к обороне, как раз для того, чтобы дать людям Ульвссона выбраться из окружения.
- Уходим, - заметив сомнения воина, не желавшего потом получать упреки в трусости, попросил Альвир. - Какая честь в том, чтобы здесь умереть, когда мы еще можем нанести урон врагу, если спасемся!
- Прыгайте, а я вас прикрою! - крикнул Торольв. Жаль ему было бросать корабль с оружием и трофеями. У борта на корме лежало несколько коротких секир - Торольв схватил одну и с силой запустил в неприятелей. Затем ещё и ещё - топоры разрубали щиты и кольчуги, теламеркцы попятились. Фирдирцы стали прыгать на соседний корабль, двое воинов помогли Альвиру. Сам Торольв ненадолго задержался - лишь показал теламеркцам неприличный жест и сиганул, оттолкнувшись, через борт.
Теперь, когда они оказались рядом с союзниками, да к тому же на вражеском корабле, мысли о скорой встрече с предками отступили, напротив воины стали подумывать о том, чтобы поживиться чем-нибудь у противника взамен утраченного на брошенном судне, ставшем добычей теламеркцев. Халейги тоже не собирались возвращаться на собственный драккар, тем более, что вражеский напор, вроде как ослабевал, все меньше подкреплений подходило на смену уставшим в битве хирдманам, более того, некоторые суда попросту уходили из боя.
Неужели дух противника был сломлен?! При том преимуществе, что имелось у южных конунгов, в это не верилось. Самые зоркие из товарищей Торольва вглядывались вдаль, едва различая там очертания огромного флота, приближающегося к выходу из Хафнсфиорда.
- Конунг!
- Конунг Харальд идет!
В то время, как друзья и враги отвлеклись, разглядывая показавшиеся вдали корабли, Торольв не отрывал взгляд от знатного воина на носу корабля, окружённого хирдманнами - Ульвссон узнал в нём самого Хроальда, конунга теламеркцев. Он стиснул меч так, что костяшки пальцев побелели, и, сделав знак своим воинам, пошёл вперёд. Понурый, завидев то, что-то прокричал телохранителям, поднявшим щиты. Конунг, похоже, уже совсем не был рад, что привел корабль в самую гущу боя, слава достойных предков меркла по сравнению с возможностью умереть, сейчас Хроальд как никогда ощутил жажду жить дальше, пусть даже его жизнь была лишь чередой похожих один на другого дней, проведенных в обнимку с бурдюком вина. Толстопузый правитель Теламерка побагровел, оскалившись приближающемуся великану, и дрожащей рукой схватив копье, бросил его в Торольва.
Торольв вскинул щит - наконечник пробил дерево, окованное железом, и застрял, ткнувшись в кольчугу. Ульвссон оскалился и отбросил испорченный щит, поднимая меч. Рядом с ним были его лучшие воины, готовые броситься за побратимом, он только что несколько раз побывал на волоске от смерти и верил в свою удачу. Торольв бросился вперёд на телохранителей, заслонившихся щитами, и резко и сильно пнул в нижний край правого щита. Когда боец справа упал, викинг ударил мечом в образовавшуюся брешь - в левый бок второму телохранителю. Фирдирцы уже схватились с остальными.
- Рубите их! Рубите! - Кричал Хроальд, перед ликом смерти из грозного властителя, превратившийся в испуганного старика, прячущегося за спины хирдманов. - Тому, кто принесет мне голову этого великана я дам ее вес серебром!
Он отступал, пока не уперся спиной в корабельный борт - дальше бурлило море, окрасившееся алым от пролитой крови, а его воинов, и без того бившихся из последних сил, становилось всем меньше. Кому-то повезло - он зарубил одного из товарищей Торольва, но те, как на подбор были рослыми и могучими точно тролли - других сын Ульва не брал в свою дружину, и теламеркцы сильно уступали им в ратном мастерстве. Четверо дружинников Хроальда разом набросились на Торольва, слаженно нанося удары и отвлекая великана, несколько раз их клинки вгрызались в его кольчугу до крови, один, уже падая с разрубленной грудью, ударил Ульвссона по ноге, однако остальным казалось, что оружие не берет этого могучего человека. Кто-то, схватив щит, бросился за борт, надеясь там спастись от неминуемой гибели.
Торольв словно обезумел - только так мог он сейчас держаться на ногах. Ослабь он на минуту натиск, и раны и усталось уже свалили бы его, но желание добраться до Хроальда придавало ему сил, сжигая изнутри. Упал один из дружинников, зажимая рукой страшную рану в боку, второму великан почти перерубил шею. Оставшихся двоих оттеснили фирдирцы.
- Вот тебе моя голова! - зарычал Торольв, - Только платить станешь не серебром, а кровью!
Он бросился к конунгу, занося полуторник над головой. Хроальд вскинул меч, заслоняясь от смертоносного удара... И тогда Торольв сильно и страшно пнул старика в грудь. Удар проломил Хроальду рёбра, вышиб воздух из лёгких и сломал борт корабля. Конунг Теламерка упал в воду уже мёртвым, подняв тучу брызг. Торольв тяжёло опустился на одно колено, глядя на щепки и расходящиеся по воде круги - Хроальд сразу пошёл ко дну в своей тяжёлой кольчуге.Соратники поддержали Ульвссона, не скрывая восхищения его могучим ударом. Уже скоро корабль был очищен от оставшихся теламеркцев, совсем упавших духом после гибели своего конунга. Альвир, подойдя ближе так сказал родичу:

Волка сын в лютой сече,
Осиротил рать медведей,
Теламерка люд плачет,
Нет им больше удачи,
Их Понурый властитель,
Скрылся в моря пучине.

Торольв с трудом встал, кольчуга его была вся в запекшейся крови. Он ответил Альвиру:
- Сломался, будто тростинка на ветру. И правда, не видать удачи народу, коли ведёт его такой правитель!

Колдовство.

Южный ветер насылал могучие волны на скалистый берег фиорда. Тот самый южный ветер, что наполнял скоростью паруса драккаров конунга Харальда, спешащих к Хафснфиорду, спешащих расправиться с конунгами, бросившими вызов его могуществу. Витгейр смотрел на небо, желая увидеть там грозовые тучи, желая услышать раскаты грома и завывания лютого урагана, желая лицезреть бурю, которая разметает флот косматого конунга и утопит его в пучине, но море было поразительно спокойно. А ведь всего неделю назад здесь бушевал шторм, в щепы разбивающий корабли о скалы. Неужели действительно сам Ньорд благоволит Харальду?
Колдун отказывался в это верить. В жизни он привык полагаться на свои силы, достигать желаемого любой ценой. Ведь это он привел Сельви к Эйрику, дал конунгу столь значимое подспорье, как законного правителя Мера – о, если бы у них было больше времени, то Сельви мог бы поднять бунты в Фиордах и Южном Мере, где было много недовольных правлением Коршуна и его родни. Однако Харальд пришел слишком рано, свеи оказались неспособны задержать его так долго, как того требовалось Витгейру и весь план его развалился. Все теперь должна была решить битва у Хафнсфиорда, причем исход ее зависел сейчас лишь от того, успеет Харальд придти на помощь ярлу Хакону, или же Эйрик разгромит северян до того, как придет флот Косматого.
Плюнув в море, и произнеся хулительную ниду в адрес Харальда, Витгейр развернулся и пошел к своей хижине. Все, что ему сейчас оставалось, это прибегнуть к древнему искусству, которое он некогда перенял от финнов в те годы, когда был изгнан из Мера. Колдун поставил на огонь большой котел, наполнил его водой и бросил туда несколько щепоток высушенных трав и кореньев. С губ его слетали странные слова, частью финские, частью еще более древние.
Оставив варево закипать, он сходил на двор и зарезал свинью, нацедив полный рог ее крови, часть отпил сам, часть вылил в котел. Из-за некоторых листьев, частью попавших в огонь, повалил густой дым, заволокший тесную комнату, и начавший постепенно выбиваться в окно. Колдун не обращал на него внимания. Отперев ящик, стоявший в углу и откинув крышку, Витгейр достал мешок, сшитый из желчного пузыря быка, и туго завязанный. В таких мешочках хитрые саамы хранили якобы пойманный ими ветер и продавали его морякам, наказав развязать в открытом море. Сам Витгейр обычно в подобное не верил, но сейчас он находился в отчаянном положении и готов был искать выхода в любом, даже самом необыкновенном способе. В конце концов, он же колдун – так почему бы не выпустить на Харальда бурю?
И все же, в то время, как он творил это заклинание, его не покидало странное чувство тревоги, что что-то пойдет не так, что Харальду покровительствуют силы куда более могущественные, нежели можно даже представить. Помотав головой, мужчина развязал мешочек, вытряхнув его содержимое в котел. По воде пробежала рябь, густеющее пойло потемнело от свиной крови, дыма и копоти, колдун практически ничего не мог рассмотреть.
- Зря стараешься, - немного насмешливый голос оторвал его от созерцания пойла в котле.
Обернувшись, Витгейр увидел на пороге окутанную клубами дыма фигуру в плаще из оленьей кожи. Рыжеволосый гость был уже не молод, но и не стар, круглое лицо его обрамляла аккуратная бородка.
- Сваси, - колдун был немного удивлен визиту человека, некогда научившего его колдовскому ремеслу. – Я не ждал тебя.
- Ты дурак, Витгейр, - спокойно ответил финн. – Страсть тебя ослепила, эта девка тебе не предназначена.
- И я должен просто взять и отдать ее Косматому?!
Колдун даже не заметил, как сжал кулак – сама мысль о том, чтобы расстаться с Гюдой была для него неприемлема.
- Да, - безжалостные слова глубоко вонзились в сердце Витгейра. В этот миг он возненавидел былого наставника, но не находил в себе сил открыто бросить ему вызов. Сваси был могущественным колдуном, способным сглазить и обречь на гибель любого в Норвегии. – Знай свое место. Харальду предначертано править этой страной, стать величайший конунгом за тысячу лет и никому не по силам изменить этого.
- Зачем ты говоришь мне все это? – Голос молодого чародея дрожал, на глаза его наворачивались слезы, но быть может, это было от едкого дыма, тянущегося из очага. – Почему?..
- Когда-то я потратил на тебя несколько лет своей жизни, - холодно ответил финн. – Не хочу, чтобы ты погиб как дурак, пытаясь уберечь бабу от притязаний Харальда.
Витгейр выдохнул, пытаясь удержать рвущуюся наружу ярость, и опустил взгляд.
- Склонись перед конунгом и будешь жить.
Плащ Сваси взметнулся, разгоняя клубы дыма, когда он ушел из хижины. Витгейр после этого разговора еще долго сидел на ковре, накрыв лицо ладонями, и плакал, как ребенок.

Продолжение битвы. Хакон.

Увидев на приближающихся кораблях алое знамя Агдира, молодой ярл позволил вспыхнуть надежде. Нет, еще не сегодня минует он радужный мост в крепость асов и сядет за стол рядом с отцом. Похоже, что норны сплели нитку его судьбы по-иному, и Хакона это плетенье устраивало. Викинг был уверен в том, что его доблесть достаточна для того, чтобы светлый Хеймдалль отворил для него ворота в Асгард, но умирать пока не хотел.
Столь радостное для глаз зрелище оказало закономерный эффект: хитроумие Хакона вновь подняло голову и стало нашептывать в ухо хозяину. Воткнув меч кому то в живот и отразив щитом удар секиры, ярл хладнокровно подумал о том, что надо бы задержать супротивников. Если бы битва еще затянулась, то, объединившись с Харальдом, они легко раздавали бы флот врагов, прижав его к берегу. Вражеские предводители тоже должны то понимать, но - кто знает? Может быть, битва заставила их кровь вскипеть так, чтобы они забыли о благоразумии? Хакон знал, что подобное качество на Севере не слишком в чести и потому редко говаривал что-то подобное вслух. Но ярл понимал: властелин славен, пока ему есть, кем править. Если сегодня убъют всех его войнов, Хакон обретет славу, но утратит влияние. Харальду мечи транделагской дружины нужны куда больше, чем родичи нелюбимой жены, пусть даже и столь полезные, как он сам. А, значит, людей следует по возможности сохранить.
Расшвыряв наседавших противников, Хакон воспользовался передышкой, чтобы как следует оглядеться. Картина ему не понравилась: транделагцы сражались отчаянно, но их постепенно теснили. Ярл нашел взглядом вражеского предводителя, с которым норны решили столкнуть его в битве, и чуть поморщился: Хадд Суровый. Этот вряд ли утратит хладнокровие, жрец был совсем не похож на своего скудоумного брата. С другой стороны - забрать жизнь такого врага было просто необходимо. Так почему бы не сделать этого самому?
Еще перед сражением транделагцы сцепили драккары вместе, чтобы враги не смогли нарушить их строй. Конечно, в тех пор некоторые корабли оторвались от общей цепи, но их было мало. Противники же использовали носы своих кораблей, как таран, и теперь оба флота оказались связаны намертво. Так было и с тем драккаром, на котором зоркий взор Хакона заметил фигуру врага. Это существенно облегчило задачу для ярла. Он подбежал к борту, и стукнув краем щита как раз перелезавшего через него противника, перепрыгнул на соседний корабль. Несколько транделагцев из дружины старого конунга, заметив, что ярл куда-то пропал, поспешили за ним. Старые воины недоумевали: с чего это сыну их прошлого властелина понадобилось бегать, как заяц, вместо того, чтобы биться на собственной палубе, словно медведь. Но доблесть, показанная Хаконом в этом бою была столь очевидно, что обвинение в трусости было бы глупостью. В итоге почти все, мимо кого пробегал транделагский ярл, в удивлении оборачивались, провожая его взглядом. Врагов подобный рывок озадачил еще сильней, чем союзников, и многим из них минутное удивление стоило жизни. А Хакон, не обращая внимание на порождаемую им суматоху, добрался до цели. И, подняв меч над головой, зычно крикнул:
- Хадд! Вызываю тебя на бой.

Участь Теламерка.
с ДЛ

Когда жрец Тюра увидел запрыгнувшего на борт его драккара Хакона, он хотел было просто приказать дружинникам убить его, и тем самым лишить вражеское войско предводителя, но Хладирский ярл успел бросить вызов и Хадд не мог ему отказать. Тюр требовал честной битвы от тех, кто поклонялся ему, и сам жрец всегда придерживался пути справедливости (естественно в своем понимании), а потому, дабы не уронить чести в глазах воинов, и что важнее - не потерять уважение к самому себе, правитель-жрец велел устроить на палубе круг для поединка. Нет, Хадд Суровый не собирался подобно брату прятаться за спинами хирдманов, напротив - медведь Теламерка со всей яростной решимостью сразиться с медведем Транделага, и Тюр дарует победу более достойному.
Увидев, что враг делает именно то, на что он, Хакон, рассчитывает, ярл внутренне улыбнулся, хотя внешне остался бесстрастным. Хотя транделагский правитель был верен вере своих предков, его подход к их заветам был не слишком буквальным. И сейчас Хакон очень надеялся на то, что на драккарах Харальда хорошие гребцы.
Транделагцы тоже выстроились вдоль борта, намереваясь следить за поединком. Кровопролитие временно прекратилось - а это было именно то, чего добивался ярл.
- Ты служишь человеку, попирающему заветы предков, - Хадд направил меч острием в грудь юноше. - Бесчестному правителю, не достойному зваться конунгом.
- Будь он таков, как ты говоришь, асы не даровали бы ему столько побед, - ответил Хакон, внимательно следя за противником.
- Один зачастую судит не праведно - потому я служу Тюру!
Последнее слово на выдохе - рванувшись вперед, жрец наотмашь ударил мечом, наметив целью шею хладирца.
- Один всевидящий и всезнающий, - ответил Хакон, парируя удар. - И сомневаться в его мудрости - глупость. Тюр еще молод по меркам богов, а потому даже он внемлет словам Игга с почтением, и не пытается нарушать старшинство. К сожалению, многие из земных мужей такому примеру не следуют.
Транделагец откровенно намекал на сложные отношения Хадда с его братом-конунгом, и вои то поняли. Среди викингов там и тут прозвучали смешки.
- Харальд ищет только власти, - зубы жреца скрипнули от злобы. - Он ограбил и закабалил людей в покорившихся ему фюльках, казнит и калечит тех, в ком еще жива отвага.
- Мой конунг карает лишь тех, кто выходит против него с секирами и топорами, - Хакон любил словестные поединки и был почти что уверен в своем превосходстве над косноязычным жрецом, привыкшим сносить головы с плеч в ответ на злословие. - И забирает их дома и рабынь по праву победителя в битвах. Наши предки поступали так испокон века, - он в свою очередь нанес удар, легко отраженный противником. И продолжил: - Ты обвиняешь Харальда, забыв о том, что никто с тех времен, когда боги ходили среди людей, не был столько раз жертвой подлости. Враги поделили Агдир еще до того, как он вошел в возраст, величайшие конунги заключали союзы с давними врагами - и шли на него со своими дружинами, его верных людей убивали и подло преследовали. Я знаю, что говорю: отец мой тоже погиб, приехав для разговора к союзникам. Я взял с них жестокую виру - и не стыжусь, потому что те ярлы забыли заветы наших богов. А ты, жрец, их помнишь?
- Ты умрешь так же, как твой отец, когда станешь не нужен Косматому, - ядовито ответил Хадд, принимая на щит клинок Хакона. - Конунги по чести бросали ему вызов для боя, а он крал победы по ночам!
- Может быть, потому, что тех конунгов было куда больше, чем трое на одного? - ядовито ответил ему транделагец. - Отца моего убил вовсе не Харальд, напротив, Косматый был ему будто родной сын и с почтением слушал советы. Многие ли старцы могут сказать подобное о молодых? - на сей раз, он обращался уже не столько к Хадду, сколько к воям, стоящим вокруг. Большая часть их была уже в летах и, наверняка, болезненно переживала уход былых сил.
- Для воина, - мечи с лязгом скрестились, высекая искры. - Тем паче для конунга, лучше умереть с честью, чем победить и покрыть себя позором!
Служитель Тюра начал напирать на врага, нанося тяжелые удары и тесня Хакона к борту. Хадд был уже не первой молодости, хоть и крепок, но понимал - в долгом бою молодой ярл сумеет одолеть его, а потому все силы вкладывал в каждый удар, стремясь в щепы изрубить щит хладирца, а затем погрузить лезвие в податливую плоть.
Однако, Хакон был крепок сложением, а в битвах минувшего года обрел и значительный опыт. Поэтому каждый удар Хадда Сурового встречал на своем пути меч или шит транделагца. Ярл в свою очередь понимал, что противник его много опытнее, а потому нападать не спешил, лишь парируя наносимые уму удары. И пытался найти слабые стороны своего врага. Первым не выдержал щит. Хакон принял на него очередной удар Хадда – и шит раскололся на две половины. Ярл отбросил их в сторону и начал биться всерьез. Теперь уже он теснил супротивника, двигаясь с быстротой юности.
Тот же напротив чувствовал, что слабеет, что с каждым разом все сложнее поднимать меч и больше укрывался за щитом, конечно понимая, что скоро это укрытие треснет и тогда исход боя решат несколько ударов. Старый жрец смерти не боялся, напротив именно так он и хотел умереть - на глазах верной дружины, в бою, но не сейчас, когда его гибель стала бы роковой для Теламерка. Ни Хадд, ни его беспутный брат не оставили еще сыновей, а значит древний род конунгов мог прерваться, а одаль - стать добычей Косматого, которого жрец ненавидел всем сердцем.
Удар, еще один - и шит Хадда разлетелся в щепки. Хакон видел, что противник ослаб, но не спешил праздновать победу. Жрец все еще был опасен.
Новый выпад молодого противника заставил Хадда Сурового прижаться к борту драккара. Она оказался как раз в том положении, в которое стремился загнать транделагца в начале их поединка. Обидно, что Хакон оказался отнюдь не тем молодым неумехой, каким его считали в Теламерке. Хадд исхитрился - и нанес ярлу удав в голову. Голову Хакон сберег, но зато потерял шлем. На лбу у него налилась кровью алая полоса, а по плечам рассыпались темные волосы. Подобная масть с очевидностью выдавала нечистую кровь, текущую в жилах Хакона, и тем обидней Хадду было явиться к предкам, поверженным сыном безвестной южанки-рабыни.
- Ах ты рабье отродье! - Прошипел служитель Тюра, ослабшей рукой заслоняясь от удара хладирца. - Таких к себе Харальд приблизил!
Следующий удар Хадд едва выдержал, перехватив меч обоими ладонями - руки его дрожали, ноги подкосились, спиной он прижался к борту, чтобы не упасть. По морщинистому лицу градом катился пот. Хакон давил сверху, вкладывая неиссякаемую энергию молодости, опуская клинок врага все ниже - еще чуть чуть и лезвие его меча оказалось бы напротив глаз Хадда, и тогда одного движения было бы достаточно, чтобы раскроить ему череп.
В какой-то миг Хадд понял, что у него нет шанса выйти из этого боя победителем, и потому он сделал то единственно, что еще мог - попытался уравнять исход поединка. Перестав сопротивляться он намеренно опустил руку - меч его ушел вниз, к палубе, а затем все силы, что остались правитель Теламерка вложил в один удар, желая пырнуть Хакона в живот.
То, что враг ухитрился-таки наступить на его любимый мозоль – незаконность рождения – Хакона разозлило. Но это была не та ярость, что застилает глаза, а холодная злость. Ярл зорко следил за противником, ожидая, когда тот решиться атаковать. И вот дождался. Гибким движением отскочил в сторону, так, чтобы меч врага вспорол воздух, и, в свою очередь, нанес удар по ногам. Жрец тяжело рухнул на палубу, а ярл тут же вонзил свой клинок ему в горло. Сталь перерубила Хадду хребет и, почти отделив голову от тела, на насколько пядей вошла в дерево борта. Если бы не слова про «отродье» ярл, может быть, позволил бы противнику еще немного пожить, но гнев сыграл свою роль.
Так угодно было Норнам сплести нити теламеркских конунгов, что оба брата погибли в одно время - когда меч Хакона обагрился кровью Хадда, грузное тело Хральда Понурого с плеском погрузилось в соленые воды. Для Теламерка война окончилась - оставшиеся без предводителей, разрозненные, упавшие духом хирдманы уже не могли найти в себе силы для решительного натиска, их участь была предрешена.

Продолжение битвы.
С Тельтиаром

Битва с Хаконом была уже в самом разгаре, когда появились драккары под знаменами Харальда-конунга и, ощеряясь змеиными пастями, начали окружать врагов. Волк Волн плыл в центре флота, так, чтобы все видели статную фигуру конунга, облаченного для боя – Косматый накинул на плечи красный плащ, подбитый белым мехом. Конечно, так правитель стал хорошей мишенью для стрелков, но верные телохранители готовы были заслонить его от любой опасности. Харальд распорядился, чтобы возле него стояли Эйвинд Ягненок и Хрольв Пешеход, а так же берсерки Гутхорма и другие самые могучие и многообещающие мужи Норвегии. Среди тех, кто находились на борту Волка Волн не найти было слабых или неопытных – все они проявили доблесть в боях и желали вновь показать свою удаль.
Халльвард и Сигтрюгг, братья Вебьернссоны, были на одном из драккаров, шедших подле конунжего, и оба наблюдали сейчас за течением боя. Харальд в знак расположения подарил это судно старшему из братьев незадолго до отплытия из Сарасберга, однако намекнул, что им следует оправдать его доверие, проявив себя в бою (хотя, несомненно, братья и без этого жаждали бранной славы).
Эйрик Хардаландский, вовремя увидавший флот Харальда, повел те свои корабли, что свободны были от текущего боя, против них, и скоро зоркий Сигтрюгг мог разглядеть лица вражеских воинов, что готовились уже к сражению… А Халльвард в то время смотрел на иное – на чужие знамена, что развевал ветер.
Змей конунгов Мера.
Меч Асмунда Кровавого.
И даже крест, такой знакомый крест Эйнара!..
- Брат, - хлопнул он по плечу младшего, - гляди! Никак, Оттар Рваный тоже тут!
- Оттар? – Сигтрюгг нахмурился, вспоминая, как пытались они убить проклятого херсира, да так и не вышло (о чем оба крайне жалели сейчас). – Ох, вот бы до него добраться… Я бы и целого колчана не пожалел, всего бы стрелами утыкал, чтоб ему…
- Ты не забудь, нам не до него добраться надо, - остерег его Халльвард.
Тут раздался глухой удар; драккар качнуло. Корабли сцеплялись.
- Эйрик, - одними губами произнес младший Вебьернссон.
Шансы были почти равны – кораблей у Эйрика было чуть меньше, чем у Харальда. И все же гораздо безопаснее было убрать того, кто распоряжается и отдает приказы – ведь известно, что в отсутствии такового, будь то конунг, херсир, или просто могучий и опытный хельд, все остальные сразу терялись. А уж если вместо одного командира появлялось несколько – то и вовсе воинство ожидало полное смятение. Людям нужно, чтобы кто-то командовал ими. Или даже не командовал, а просто был во главе, как символ величия и власти. Во главе тех, кто решился встать против агдирского конунга. Именно этого-то и нужно было лишить людей Эйрика – не просто недруга, собравшего вокруг себя прочих ненавистников Харальда, но еще и отца его будущей супруги.
А в том, что Гюда будет принадлежать конунгу, у братьев и сомнений не было.

Воины, спешившие на подмогу дружине Транделага и Халагаланда едва успели подготовить корабли к бою и убрать снасти, когда флота сошлись для сражения. Начали распрю лучники и метатели дротиков, затем в ход пошли копья и даже тяжелые камни - одним таким здоровяк Хрольв проломил борт вражеского драккара, отправив его на дно. Хардаландцы поспешили покинуть судно, перебираясь на соседние, однако подставили спины и многие из них были убиты зоркими стрелками Косматого. Волк Волн вгрызся в ряды вражеских кораблей, подобно хищному зверю, в честь которого и был назван. Отборная дружина Харальда даже не покидала палубы, просто рубя и забрасывая метательными снарядами врагов на проплывающих мимо кораблях – они лишь расчищали путь, чтобы те, кто шел сзади могли расправиться с ослабленным противником.
Вот уже пропал из виду Рогволд – ярл Мера возглавлял правую часть флота, двадцать кораблей, самыми лучшими из которых управляли его брат Сигурд и сын Ивар. Там тоже кипело жаркое сражение – жители долин, агдирские карлы, наемники, морские конунги, приглашенные Эйриком – вот с кем довелось столкнуться Коршуну. То были лихие люди, видевшие в Харальде большую угрозу своему благополучию, а потому готовые сражаться против него с яростью и отчаянием. Во главе их дальновидный правитель Хардаланда поставил Сельви Разрушителя (поначалу наблюдавший за сражением находясь подле Эйрика, безземельный конунг перебрался на свой корабль, когда появился флот Харальда). Внук Неккви, ненавидевший Рогволда, желал яростной атакой сокрушить его, а после соединиться с Ватнарссоном, однако хитрый Коршун вовремя разглядел знамя своего давнего врага, и велел своим воинам приготовиться к обороне.
- Стоять до последнего! – Прокричал он, и приказ его передали дальше верные люди кто криком, кто знаками.
Подчиняясь воле ярла, корабли Рогволда отстали от конунжего флота, открывая фланг для атаки, но Сельви, влекомый местью, не заметил этого и находящиеся у него в подчинении суда напротив слишком оторвались от основных сил. Сражение на правом краю оказалось несколько обособленным, но от того не менее яростным и кровопролитным. И хотя у Коршуна было небольшое преимущество в численности, враги рубились столь жестоко, что казалось – каждый из них стоил двух, а то и трех хороших бойцов. Лишь одно судно не вступило в бой – драккар Кьятви Богатея. Самозваный конунг Агдира считал, что мальчишка Сельви не достоин приказывать ему, к тому же предпочитал наблюдать за ходом битвы, нежели самому в ней участвовать. Быть может, вступи он в сражение сразу – и Разрушитель смог бы переломить хребет дружине Рогволда, однако Кьятви из страха за свою жизнь, не сделал того вовремя и упустил победу.

В самом Хафнсфиорде сражение постепенно затихало – многие предводители транделагской дружины были уже ранены, а иные сильно устали. У Хакона более не осталось резервов, воины сражались из последних сил, однако у противников их дела обстояли куда хуже. Оба конунга Теламерка пали, признанный всеми лидер – Эйрик - сражался где-то вдали, и лишь Сати ярл пытался организовать остатки флота и дожать трендов, выдавив их на скалистый берег. К несчастью для него, остатки теламеркцев, а так хардаландцы и даже агдирцы не желали подчинятся ярлу из Роголанда – положиться он мог теперь только на ругов, а большую их часть увел с собой Сульки, чтобы поддержать Ватнарссона.
- Стадо баранов! Сами же под нож ползут! – Утирая пот, Сати ругался сквозь зубы, глядя как союзные предводители – ярлы и херсиры из Теламерка, начали беспорядочную атаку на суда халейгов и мерийцев. Каждый из них мнил себя равным другому, а потому был сам себе командиром. Даже такое посмешище, как Хроальд Понурый, являлся лучшим военачальником, нежели несколько опытных воинов, повздоривших о первенстве в дружине.
Еще более печальную картину являли собой бывшие рабы, которых в великом множестве привел Кьятви. По мнению ярла, этих следовало в первую очередь бросить на убой, так как они были абсолютно бесполезны, но глупый толстяк заупрямился и в итоге погибло двое конунгов, а карлы так и остались обузой.
- Только зря им оружие роздали! – Скрипел зубами ярл, в бессильной злобе смотря, как ускользает, казалось бы уже добытая победа. И все же отступать он не собирался – что проку в жизни, если править твоей землей будет Косматый?
Переведя дух и вновь надев шлем, Сати поудобнее перехватил верную секиру и двинулся к борту корабля – все вражеские суда были скреплены бортами, а потому захватив одно и закрепившись на нем, можно было продолжать атаку до тех пор, пока не доберешься до противоположного края фиорда… или не умрешь. Сати предпочел бы первое.

Харальду пришлось тяжко – когда Волк потерял скорость, два хардаландских драккара зажали его, останавливая и, закрепившись с бортов, начали яростный приступ. В дружнее Эйрика было множество опытных воинов, не раз ходивших в морские походы, однако молодцам, собравшимся на драккаре Хальвдансона они уступали и статью, и мастерством, хотя и превосходили в числе. Несомненно, Эйрик сам желал сразиться с Косматым, припомнить ему сватовство к дочери, но Волк Волн пробился слишком глубоко, и судно конунга Хардаланда уже осталось позади.
Предводитель союзного войска, защищенный верными людьми, с сожалением смотрел вслед удаляющемуся судну Косматого – что же, значит кому-то другому выпадет возможность снять голову с мальчишки, возжелавшего получить власть над Норвегией. Эйрик был уверен в том, что добьется победы в этом бою – у Хафнсфиорда он оставил Сати и Хадда, которым оставалось только довершить разгром Хакона, а после они должны были помочь в этом сражении. Сельви, возможно, проиграет, но сможет занять мерийцев достаточно долго, чтобы они не успели объединиться с Харальдом, на левой стороне сражается не более десятка кораблей, а значит главное завершить разгром основной части вражеского флота.
Размышляя над планом дальнейшего сражения, Эйрик улыбнулся – Торир должен был замкнуть окружение, а Асмунд и его иноверцы отрежут корабли Косматого от подкреплений. Сульки тем временем должен будет покончить с ранирами (судя по тюленьему стягу), находящимися на левом крыле харальдового войска. Своей отборной дружине Ватнарссон отвел основную роль, и оттого намеренно завяз в самом центре сражения.
Конунг Хардаланда поднял легкое копье и что было силы метнул его за борт – острый наконечник пробил вражеский щит, глубоко погрузившись в грудь хирдману из вестфольда. Среди хардаландских воинов Эйрик лучше всех управлялся с копьем. Довольный броском, конунг взял у телохранителя еще одно, прицелился и послал в гущу сражения – острое жало впилось в живот, повергая харальдова дружинника на палубу.
- Вперед!
Прокричал своим людям Ватнарссон, видя смятение среди противников на соседнем корабле. Хардаландцы стремительным потоком устремились на вражеский драккар, но там эта неудержимая волна разбилась на несколько малых ручейков, дружинники бились на карме и носу, и в центре палубы, возле основания мачты. Эйрик желал поскорее закончить здесь, чтобы перейти на следующий корабль, и так до конца, пока все, присягнувшие Харальду не будут мертвы! Конунг уже сбросил тяжелый меховой плащ прямо в кровь – в нем неудобно было биться, а Эйрик желал идти впереди войска, дабы воодушевлять хирдманов, хотел чтобы они видели – он рядом, сражается наравне с ними, в то время, как трусливый агдирский щенок прячется за спинами могучих телохранителей.
Врагов оставалось все меньше, и Ватнарссон устремил взор на следующий корабль, тот самый, где находились Халльвард и Сигтрюгг, однако братья не стали ждать, пока он пожалует к ним и сами бросились навстречу отборной хардаландской дружине. На усеянную телами палубу братья перебрались, когда схватка вовсю разгорелась – особенно прыткие из воинов уже колотили противников веслами, а кто предпочитал сражаться более привычным оружием, либо тоже оказались уже на вражьем корабле, либо обороняли свой. Остатки вестфольдцев приободрились, получив подкрепление, и теперь жаждали поквитаться с людьми Эйрика.
Битва шла стремительно, и к Ватнарссону братьям приходилось подбираться, буквально прорубая себе путь. Они действовали длинными ножами, прикрывая друг друга; однако перед конунгом Халльвард возник один – и без лишних слов бросился на него.
По вооружению юноши конунг мог понять, что перед ним не простой воин, а припомнив, что говорили про двоих верных слуг Харальда, когда-то мальчишек, а теперь возмужавших воинов, Эйрик догадался, что то был один из них. Однако, который именно, он не знал, а поискав глазами второго, так его и не обнаружил. Ему оставалось только отражать атаки юнца («Борода едва пробивается!») и надеяться, что сзади его прикрывают викинги.
Да, конунг Эйрик был сильным противником, и старшему из братьев пришлось вспомнить всю науку Асгаута, да и Хемунда заодно. Впрочем, обманные его приемы позволили лишь неглубоко задеть лезвием руку Эйрика, и сам он едва не пропустил опасный удар.
Однако, самая хитрая из уловок была припасена под конец. Вот Халльвард чуть отступил назад и споткнулся о топор, оброненный кем-то на палубе (тело этого несчастного уже, кажется, сбросили за борт). И, хотя равновесие возможно было удержать, Вебьернссон неловко упал на спину, вскрикнув. Эйрик усмехнулся, занося меч – и вдруг острая боль вспыхнула между лопаток.
Когда конунг упал на колени, Сигтрюгг – которому стоило огромных усилий остаться незамеченным, – быстро перерезал ему горло.
- Убийца!
Телохранитель Эйрика, до этого уверенный, что его господин легко расправиться с мальчишкой, отвлекся лишь на мгновение, чтобы бросить дротик – и это стоило жизни его конунгу. Занося секиру, хирдманн бросился на Сигтрюгга, но двое воинов из дружины Халльварда подняли его на копья и выбросили за борт.
- Конунг Эйрик мертв!
Эта весть быстро разнеслась по кораблям и хардаландцы пали духом. Самые верные из них, уже утратив надежду на победу, продолжили сражение лишь для того, чтобы с честью умереть рядом с предводителем, а иные уже начали искать пути к отступлению. В то, что конунги Роголанда или Агдира смогут исправить положение не верилось даже их собственным подданным.

(с Кошкой и Тельтиаром)

Молот и Крест
В основном Оррофин


- Хей-я! Хей-я!
Расцветали за кормой драккаров цветки пены под ударами весёл, надувались попутным ветром тугие паруса, скалились пять драконьих голов, предвкушая пир мечей.
- Быстрее! – Гутхорм Белая Прядь стоял на носу первого корабля, вросши рукой в гребень и вглядываясь в изрезанную рифами линию берега. Хафнсфиорд был совсем близко, но жалеть гребцов ярл и не собирался, напротив, торопил их всё более и более. Всех, кто пришел с ним из Готланда, Гутхорм с помощью асов и пары-тройки крепких слов смог разместить на пяти имеющихся у него драккарах, понимая: сядь они хотя бы на один кнорр и неминуемо опоздают.
Вот, показался сторожевой утёс фиорда, и полетел по кораблям приказ ярла готовиться к бою. Двое из незанятых на вёслах, притащили к Гутхорму связанного и трепыхающегося чёрного козла. Животное яростно блеяло, гадило на сапоги мучителям и всё норовило лягнуть или укусить кого-нибудь.
«Хороший знак, – решил ярл. – Такая жертва будет более угодна Тору»
Не будучи жрецом, он не стал затягивать песнь Хлорриди-Тору, просто рявкнув:
- Метатель, помоги! – и одним мощным ударом снёс козлу рогатую башку с плеч.
Кровь оросила драконьи клыки, поднял козлиную голову за рога Гутхорм и вскричали приветственно хирдманы на вёслах: сторожевой утёс остался позади, и драккары вошли в Хафнсфиорд.
Битва была в самом разгаре: корабли с разных сторон уже сошлись во взаимном абордаже, яростный рёв, предсмертные крики и звон оружия взлетали до самых облаков, а вода в заливе обрела кровавый оттенок. Гутхорм поискал взглядом парус Харальда и стиснул зубы в бессилии: драккар конунга, ушедший изрядно в глубь фиорда, окружали куда более многочисленные силы противника. Ярл ощутил, как просыпается внутри знакомое безумие, но воли себе не дал: рано.
- Эгей! – вскричал он так, чтобы его было слышно на всех пяти кораблях. – За мной! На помощь конунгу!
И пятёрка драккаров врезалась в битву, как меч в беззащитную плоть. Воинственные, злые до боя хирдманы Гутхорма налегали на вёсла, опытный кормчий, поминая асов, ванов и всяческую нечисть, орудовал правилом так, будто пытался вовсе его оторвать, и корабль ярла летел вперёд, указывая путь остальным. Его словно вело звериное чутье – или же это сам Тор указал ему путь к тому из вражеских предводителей, кто хотел отрезать Харальда от подкреплений, заманить в окружение и тем самым решить исход битвы. Стяги с разбивающим цепи крестом и обращенным к нему рукоятью мечом развевались рядом, на одном судне, и Гутхорм знал, кому принадлежат оба этих символа. Маневрировать в битве было не легко, но искусство кормчего и скорость, которую развили корабли, сыграли свою роль: к драккару Рваного Гутхорм прибыл не ввязавшись ни в одну мелкую стычку.
- Готовьтесь! - громко приказал ярл, надевая шлем.
Корабли сходились, и хирдманы с крючьями уже готовились подтянуть врага для абордажа. Вокруг уже кипел бой: воины, прибывшие я Белой Прядью ожесточённо рубились с бойцами Оттара, Асмунда и агдирскими карлами, превосходивших числом, но во много раз уступавших умением.
- Не щадить никого! – взревел Гутхорм и первым ринулся на крестоносный драккар, как только крючья впились в деревянный борт.
Его люди и не собирались являть врагу пощаду, ведь против них сейчас бились иноверцы и рабы, посмевший восстать против Харальда, купившись на посулы Кьятви Богатея. Более того, среди воинов Белой Пряди были многие агдирцы, лишившиеся земли и имущества по вине взбунтовавшихся карлов и теперь у них выпал шанс поквитаться с былой прислугой за все.
Ярл распластался в длинном прыжке, приземлился, чуть присел, принял на щит чей-то удар, не глядя, рубанул мечом и шагнул дальше, уступая место следующему воину. Хирдманы верные Харальду заполоняли корабль Оттара, как вода хлещет в пробитый борт. Разгорячённые, в хорошей броне, ставшие ветеранами в долгом походе своего конунга, они не щадили никого, собирая для Одина обильную жатву. И первым из них, остриём копья, венцом пламени, бился Гутхорм сын Сигурда.
Опытный, далёкий от старости и могучий муж, он хохотал в лицо врагам, и рубился так, словно на его месте стояло одновременно трое!
Белая Прядь давно жаждал настоящего, достойного боя и сейчас был счастлив, гуляя по опасной грани боевого безумия. Ему казалось, что он снова юн, и снова горит усадьба Хаки, а рядом бьются Берг, Харек и берсерки, те самые, что уже давно пируют в Валгалле.
- Один и Тор! – рычал Гутхорм, отбрасывая иссечённый щит и ударом кулака ломая шею какому-то бонду. – Идите и любите друг друга! Вот вам эйнхейрии! Эй, Берг! Выбей там дерьмо из этих землероек, что я к вам отправляю!
Ярл распалялся всё сильнее, изрыгая бессвязную ругань и богохульства. Он рубил с двух рук, подхватив чей-то короткий топор и обратившись в живую мельницу. Он был счастлив и далеко не сразу понял, что врагов впереди больше нет, а у мачты стоит рослый воин в добротном доспехе. Шлем скрывал его лицо, но по большому кресту, висящему поверх кольчуги нельзя было не узнать Асмунда.
- Ага, Кровавый! Раб Белого Бога…. Не вижу на тебе ни ошейника, ни цепей! – Гутхорм прекрасно умел оскорблять христиан несмотря на уважение к Хареку Волку.
- Я намотаю твои кишки тебе же на шею, кто бы ты ни был! – ответил Асмунд, поднимая оружие. – Отправляйся в свой ад, языческий дерьмоед!
Похоже, сын Альхейма не узнал ярла, а быть может и не желал признавать. Все, кто служили Харальду, кто почитали Одина и Тора слились для него в один ненавистный образ смертельного врага, которого необходимо истребить на корню. Когда-то Эйнар из христианского милосердия оставил жизнь этому чудовищу и крестил его, надеясь что так жестокое сердце Асмунда подобрее, однако единственно, что понял из учения Белого Бога Кровавый ярл – так это то, что «Не мир принес он, а меч».
Он атаковал Гутхорма топором на длинной рукояти, умело прикрываясь от ответных ударов большим щитом. Белая прядь ловко увернулся, заставил противника защищаться дождём быстрых ударов с обеих сторон и сильно ударил ногой в низ щита.
Кровавый с криком отскочил назад и припал налево. Щит его почти коснулся палубы, когда христианин резко подался вперёд и ударил так яростно, что древко топора Гутхорма преломилось, но ярл сумел уйти в сторону и достать Асмунда в плечо.
- Ах ты, -начал было проклятие тот, но Белая прядь и не думал останавливаться, впечатав колено врагу в живот и добавляя рукоятью меча в переносье шлема.
Кровавый с грохотом опрокинулся на палубу и уже был готов предстать перед Господом, но смертельного удара всё не было и не было. Асмунд с трудом поднялся, ощущая, как в груди что-то хрустит, а разрубленное плечо повинуется всё хуже, и увидел, что дядю Харальда яростно теснит Оттар.
- Мой добрый друг… - Альхеймсон простонал, поднимаясь на четвереньки и ища выроненное оружие, однако невыносимая боль в груди заставила его скрючиться и отбросить любые мысли о продолжении битвы. С ранами, полученными от Гутхорма, он не мог помочь Оттару, не мог сражаться дальше и был вынужден отползать к корме. Рядом, треща побитыми бортами, причалил хардаландский корабль и хирдманы, прежде чем вступить в бой, вытащили Асмунда к себе на палубу, где он провалился в забытие.
Уже рухнули срубленные стяги с Мечом и Крестом, но жестокая схватка продолжалась. Невесть где оставивший шлем и щит, Рваный так яростно наседал на опытного берсерка, что тому ничего не оставалось, кроме как защищаться. Краем глаза он видел, как скрылся Кровавый, видимо Господь не хотел его смерти сейчас.
- Это за Эйнара! - кричал тем временем неистовый Оттар, гончим псом наскакивая на Гутхорма. – От его меча сдохнешь ты, а потом и ведьма Рагхильда, чтоб её йотуны драли!
Ярл Хрингарики оборонялся молча. Он видел, что юнец почти испил Силы Одина и сейчас опаснее иных опытных бойцов, но самого Гутхорма учили сражаться берсерки, так что, он привык к подобным сражениям. Ни разу не ошибся опытный воин, ни одной атаки не пропустил, иные на клинок принимая, а от иных ловко уворачиваясь.
- От меча, говоришь? – ярл выждал момент и резко плеснул своим клинком по ногам Оттара, заставляя его прервать свою бесконечную атаку. – Возможно. А вот ты, щенок, утонешь, как тебе и положено!
Рваный никак не ожидал этого, но Гутхорм, быстро подшагнув и пользуясь преимуществом большего роста, сильно боднул его шлемом в незащищённое лицо. Оттар отшатнулся, чувствуя резкую боль и вкус крови во рту, но его горло уже сдавила жёсткая лапа Белой пряди.
- Служи Эгиру хорошо, - прошипел ярл и швырнул Рваного через борт.
Он отчаянно боролся и даже сумел вынырнуть на поверхность, но какой-то хирдман с драккара Гутхорма заметил его и приложил веслом по голове. Больше Оттара никто и никогда не видел.

Бой уХрафнсфьорда. Левый фланг флота Харальда.
Харек Волк и раниры.
(совместно с Тельтиаром)
Когда началось сражение, Хареку ярлу выпало возглавить левую часть конунжего флота - Харальд велел ему обогнуть вражеские суда и взять их по возможности в окружение. Конечно, кораблей у Косматого было не многим больше, нежели у его врагов, однако те уже были измотаны сражением и это давало надежду на скорую победу.
Хмурый Вестмар встал рядом с Волком на носу драккар, прикрываясь щитом от стрел и легких дротиков.
- Вот гады, я же только новый щит сладил, - проворчал он.
Харек усмехнулся..
- Не к спеху жалеть о щите, когда руки можно лишиться.
- Я им сам руки пообрубаю, - огрызнулся херсир. - А кому и голову. Только подойдем поближе!
Корабли продолжали сближаться, но поскольку раниры немного оплывали врага, то битва в центре уже вовсю кипела, когда они только начали сходиься бортами со своим противником.
- Харек, ты глянь на их знамя! - С негодованием бросил Ярополк, лезвием клинка указывая вперед, где высился один из вражеских стягов - Крест с разбитыми цепями. - Мерзавцы!
Служивший Эйнару, хольмгардский воин поначалу не мог поверить своим глазам, когда увидел символ своего покойного ярла. Кто мог посметь поднять его знамя? И, более того, выйти против Харека Волка.
- Асмунд. - пробормотал Харек.
- Будешь против единоверца биться? - спросил Вестмар с ехидной усмешкой
- Асмунд просто убийца, - покачал головой хольмгардец.
Харек нахмурился.
- Сын Альхейма убийца, но с ним Оттар. А с ним бы я не хотел в бою встретиться. И против креста воевать...
Он не успел договорить потому что в плечо ему впилась стрела с красным оперением.
- Это руги! Поднять щиты! -крикнул Вестмар, но он ошибся. им наперерез шли отборные драккары Эйрика -коннунга Хардаланда.
Корабли сошлись бортами, воины бросали крючья, чтобы хорошенько их сцепить, кто-то из наиболее отчаянных стал перепрыгивать с палубы на палубу. Первый же враг, сделавший это, получил в лицо топорищем - Вестмар попросту выбросил его за борт, и тут же погрузил лезвие в грудь второму смельчаку. Рядом с херсиром встали другие раниры, кто-то поспешил прикрыть Харека, испугавшись, что тот получил тяжкую рану - но по счастью у ярла была крепкая кольчуга.
- Ну-ка захватим этот корабль! - Закричал Вестмар, перекрывая шум сражения. - Конунг обещал нам половину всей добычи!
Харек сердито топнул ногой ,видимо разозлившись что тот взял командвоание на себя, но в последний момент передумал, и поддержал его:
- Покажем этому турсовому отродью, как умеют биться воины креста!
Дружинники воодушевленно закричали и, отбросив очередной натиск хардаландцев, сами кинулись на их корабль, тесня врага к противоположному борту. Вестмар и Ярополк шли плечом к плечу, прикрывая друг друга, и умело рубя противников. Кого-то убивали наповал, большую часть просто ранили, однако за ними следовали их люди - и пощады хардаландцам не было.
Вражеский предводитель стоял на палубе, и с удивлением разглядывал выгоревший на солнце черный флаг с белой волчьей головой. Он не ожидал такого натиска от прислужников Белого Бога.
- Эй, Харек - ты глянь, - расхохотался Вестмар, только что раскроивший очередному хардаландцу череп. - Они бегут, как трусливые бабы! Есть среди вас мужчины?!
В ответ херсира кто-то пустил стрелу с носа корабля, где враги продолжали обороняться от раниров, однако это лишь разозлило могучего воина – прикрывшись щитом, он двинулся на лучника.
- Такие вы смельчаки, - рычал Вестмар. – Только стрелять горазды!
Его топор взметнулся и точным ударом раздробил вражеский щит, погрузившись в шею хардаландцу. Тот захрипел, заваливаясь на колени, и херсиру пришлось отпихнуть его ногой, чтобы высвободить оружие. Увлеченный боем, он даже не заметил, как вырвался вперед соратников, буквально в одиночку оказавшись против оставшихся на корабле врагов. Те попытались окружить его и достать копьями, но старик был достаточно ловок, чтобы уворачиваться от ударов, срубая порой наконечники – всего за несколько мгновений противники остались с бесполезными палками против его топора и уж тогда Вестмар повеселился вволю – лишь трое успел обнажить мечи, прежде чем их товарищи были убиты разъяренным раниром.
- Эй, мне хоть кого-нибудь оставь! – Закричал спешащий ему на помощь Ярополк, но старик лишь прорычал в ответ что-то неразборчивое с силой погружая лезвие секиры в грудь замешкавшемуся врагу. Следующий получил обухом по шлему и оглушенный рухнул на палубу. Издав торжествующий рев, херсир обернулся к вражескому предводителю…

(продолжение со Скальдом)

Пронзительно зазвенела тетива, стрела, пущенная почти в упор, вонзилась Вестмару в глаз и прошла насквозь, пробив череп. Замахнувшись, старик что было сил метнул топор в трусливого лучника – его удар оказался настолько силен, что негодяя отбросило к борту, и он медленно сполз на доски истекая кровью.
- Одиииин… - прохрипел Вестмар, смеясь. – Я иду пировать!
Когда Ярополк оказался рядом, старый херсир был уже мертв. Хольмгардец не считал убитых Вестмаром в этом бою, но их явно вышло больше десятка – достойная гибель для закоренелого язычника, единственного из ближних людей Харека, кто до конца упорствовал в своей вере, отказавшись принять крест.
- Сдавайся, - холодно приказал оставшемуся в одиночестве предводителю хардаландцев Ярополк.
- Мой конунг мертв, - ответил тот, обнажая меч. – Я покрою свое имя позором, если сложу оружие.
Они обменялись несколькими тяжелыми ударами, однако Хольмгардец оказался более умелым воином – отбив клинок противника, он разрубил тому голову вместе со шлемом надвое. Увидев гибель предводителя, оставшиеся хардаландцы сложили оружие.
Раниры начали деловито вязать пленников и перевязывать раны. Потери их были невелики, но один Вестмар стоил пятерых. Харек перешел на вражеский корабль, осматривая морское сражение. Раниры, поддерживаемые четырьмя кораблями с воинами из других фюльков теснили оставшихся ругов и хардаландцев, которые уже значительно уступали в числе, но не сдавались.
Взгляд Харека остановился на большом драккаре конунга Сульки, который качался на волнах недалеко от захваченного Ярополком корабля. Наметанный взгляд ярла тут же отметил богатые ромейские украшения, и увидев красное полотнище с белым конем - стяг Роголанда, понял кто перед ним.
- Это конунг Роголанда! Взять его! - крикнул Харек.
- Харальд даст серебро за его голову, а за живого отвесит золото по его весу! - сказал Эдмунд.
Два корабля раниров резко развернулись и двинулись наперерез большому драккару Сульки - шестидесятивесельному кораблю с резной конской головой на носу.
От правителя Роголанда не укрылся этот маневр, однако отступать ему сейчас было некуда - повсюду вокруг кипела битва, к тому же раниры были уже потрепаны, и Сульки надеялся управиться с ними, а потому велел гребцам сближаться одним из плывущих навстречу кораблей, так, чтобы второй вступил в бой как можно позже.
Харек вернулся на свой корабль, предоставив захваченный у хардаландцев драккар в полное распоряжение Ярополка. И тут увидел что Сульки хочет обогнуть один из его кораблей с другого борта. Харек приказал гребцам ускорить ход, и попытался сорвать маневр роголандского конунга, но ему это не удалось.
Руги настолько спешили, что не успели даже поднять весел, когда, оплыв ранирский драккар, подошли к его борту - раздался оглушительный треск, нескольких гребцов выбросило за борт, но другие, по приказу конунга, бросились на вражеское судно, пока их товарищи, бросали дроты, заставляя раниров укрываться за щитами. Кто-то поднял сломанное весло, орудуя им как дубиной.
В то время как два корабля сцепились, чуть повернувшись, драккар Харека врезался в корму драккару Сульки, пробив часть верхней обшивки. В это время большая часть ругов была уже на судне Ярополка. Харек первым запрыгнул на вражескую палубу – его люди смели нестройный ряд защитников, слишком малочисленных, чтобы оказать серьезное сопротивление. Харек искал глазами Сульки. Конунг роголандцев, перепуганный насмерть, прятался за телохранителей, но его начищенный до блеска золоченый панцирь ярко блестел на солнце, ярко сверкали вправленные в металл самоцветы, а гребень ромейского шлема был виден из-за спин хирдманов. Пухлый правитель окружил себя преданной дружиной, лучшими бойцами, приносившими ему нерушимые клятвы - на их лицах застыла мрачная решимость во что бы то ни стало защитить свого господина.
Один из воинов, перехватив копье ближе к наконечнику, метнул его в Харека. Тот успел подставить щит, и копье воткнулось в щит, побив его насквозь. Харек рассмеялся, и сплюнув сквозь зубы покричал в адрес конунга роголандцев хулительную вису – нид:

Где ты, Сульки, конь трусливый,
Чем купил ты сан конунга?
Разжирел на ложе лёжа,
Ратных дел как трус бежишь ты!

Люд-де сказывал, что видел
Будто ты служил кобылой
У правителей заезжих.
И неправдой свое злато,
как дракон Фафнир скопил ты!
А теперь дракона ложе
Жирным пузом своим греешь!
Жадность к злату тебя сгубит!

Выходи на бой, презренный,
Быть конунгом недостойный!
До чужих земель охочий,
Свой одаль побором душишь!

Чую как ты там от страха
Наложил в халат ромейский!
Ты трусливей бондской бабы,
Даром что в шелка оделся!

Харек Волк и раниры бьются с роголандцами (окончание)

Хирдманы Харека дружно захохотали и захлопали в ладоши, и некоторые стали стучать оружием в щиты и топать ногами, так что драккар заходил ходуном.
- Выходи сражаться или сдавайся! -крикнул Харек.
Его люди уже успели оттеснить оставшихся ругов, у которых лица побагровели от услышанных оскорблений в адрес своего конунга, но Сульки молчал. Тогда Харек приказал своим людям идти на помощь Ярополку, оставшись только с небольшим хирдом.
Только теперь, увидев, что у врага осталось совсем немного воинов, Сульки громко рассмеялся, высунувшись из-за телохранителей. Лицо его было перекошено гримасой гнева и злобы.
- Ты бранишься, точно склочная баба, - бросил он, потрясая палицей с узорчатой рукоятью, несомненно купленной в Миклагарде. - Но теперь-то я укорочу тебе язык!
Он взмахнул оружием, приказывая дружинникам атаковать, но сам остался на месте.
В ответ Эмунд. стоявший по правую руку от Харека, метнул в Сульки топор. Тут же хирдманы Харека сомкнули вокруг него стенку из щитов.
- Ты трус, Сульки, и все это теперь видят! -крикнул ему Харек. - И все что я сказал -истинная правда! Пусть все видят и знают. что Роголандом правит женоподобный трус и мужеложец, который за злато продаст все - и свой одаль выжмет до нитки!
- Убейте его! Сто марок серебра тому, кто снимет с него голову! - Заревел в ярости конунг, прикрывшись от брошенного топора. Лезвие засело глубоко в центре щита.
Руги, уже рубились с ранирами, стремясь отомстить за оскорбления, нанесенные их предводителю. Но Сульки было неприятно видеть, что Харек еще жив, он скалил зубы и выдавливал проклятия.
Тем временем сражение кипевшее на втором корабле стихло. Сначала Ярополку пришлось туго, когда большая часть роголандцев с корабля Сульки хлынули на его драккар, однако ратники стойко сражались, чтобы дать Хареку время захватить конунжий корабль, теперь же, когда подоспели хирдманы, посланные ярлом, ход боя изменился в пользу раниров. Руги, зажатые с двух сторон, оказались между молотом и наковальней, им осталось только защищаться - уже скоро многие были ранены, а остальные, понимая что бой проигран, сдались на милость победителей.
Ярополк велел хорошенько связать их и узнать, кто знатного рода, чтобы после взять выкуп, а сам поспешил к Волку.
Харек своим вызовом и нидом достаточно протянул время. чтобы его воины помогли Ярополку, и теперь Ярополк сам подоспел ему на помощь. Роголандцы уже начали было теснить раниров, но стенку держали стойко, каждый прикрывал товарища щитом. Харек стоял в стенке вместе со всеми, орудуя длинным франкским мечом, а Эдмунд рядом с ним крушил вражеские щиты. Потому в рядах нападавших ругов образовались бреши.
Видя, что его дружинники терпят поражение, Сульки сначала попятился, а после и вовсе побежал к носу корабля, тщетно вглядываясь вдаль и надеясь увидеть там очертания союзных кораблей.

- Сдавайтесь! - крикнул Харек, - ибо это позор умирать за такого трусливого конунга!
Роголандцы отступили, и понурые, молча сложили оружие и начали сдаваться в плен. Харек подошел к трясущемуся Сульки.
- Вяжите этого жирного борова! - крикнул он хирдманам.
- Дай мне уйти, - упавшим голосом, едва не плача, попросил конунг, вжимаясь в борт. - Я заплачу серебром... золотом... каменьями... сжалься!
- Нет уж! -засмеялся Харек. - Это за тебя нам Харальд заплатит серебром, золотом и каменьями... По твоему весу!
- И потом даст нам уйти куда мы захотим, - смеясь добавил Ярополк
- Я больше дам, много больше! - Он завопил, пытаясь вырваться, но хирдманы крепко схватили его и, заломив руки за спину, стянули запястья веревкой.
Ярополк, не скрывая отвращения, подошел к пленнику и кинжалом перерезал ремни его доспеха.
- Хороший панцирь, на такой можно целый корабль снарядить, - он рассмеялся. - Быть может, тебе именно этого корабля и не хватило!
Харек снова осмотрелся по сторонам, чтобы оценить обстановку.
- Надо еще Кьятви, самозваного агдирского конунга взять живьем.
- Тогда Харальд будет счастлив, -сказал Эмунд. – Он захочет им перерезать глотки своими руками.
- Но сначала соберем всех наших. Поворачивай!
Теперь у Харека в распоряжении было уже три корабля. Пленных связанных усадили на весла. поставив к ним нескольких хирдманов в надсмотрщики, чтобы они колотили древками копий непокорных. Оба драккара подплыли к остаткам еще сражавшихся роголандцев.
- Сложите оружие! Ваш конунг сдался в плен! - прокричал Харек.
- А Сати ярл еще сражается! - Донеслось им в ответ. - Он будет лучшим конунгом!
Из-за борта вражеского драккара полетели копья и дротики. В страхе Сульки забился под лавку, чтобы в него не попали. Раниры снова успели закрыться щитами, но трое упали раренными. Харек выругался сквозь зубы и приказал идти в атаку.

Последнее сопротивление

В какой-то момент ярл Сати осознал, что остался один. Его воины сражались отважно, однако с каждым мгновением число их таяло и подмоги ждать было неоткуда. Жалкие рабы, клявшиеся в вечной верности, уже уводили прочь корабли – некоторые даже набрались наглости и ставили мачты, показывая всем, что бегут из боя. Жалкие трусы! Кьятви привел тридцать драккаров, но лишь на десятой их части находились настоящие воины, а рабье племя – трусливое!
Эйрик был мертв, Хадд – тоже, их рати пришли в смятение и более не представляли из себя той грозной силы, какой были раньше. Сульки попал в плен, об этом враги кричали всякий раз, когда сталкивались с ругами, точно для воинов должна была представлять какую-то ценность жизнь трусливого обжоры, ценившего в жизни лишь золото и каменья. Да пропади он пропадом!
Единственный, о чьей гибели сожалел Сати, так это об Эйрике Ватнарссоне – тот был воином, настоящим стратегом, хитроумным и изворотливым, способным поражение превратить в победу, а теперь, вместе с ним умерла и надежда, что Харальд падет. В любом случае, Сати собирался стоять до последнего, объединив вокруг себя всех, кто желал сражаться с Косматым, а точнее – тех, кто признал бы его главенство. И таких, к сожалению было не много. Роголандский ярл вынужден был признать, что он – не Эйрик, он – не конунг, у него нет того дара красноречия, каким владел правитель Хардаланда, у него нет ни умения, ни возможности вести за собой людей, не связанных клятвой.
- Разбейте днища! – Велел Сати, обернувшись к дружинникам. – Пусть драконы идут ко дну!
Они захватили шесть кораблей у трендов и халейгов, но воинов и гребцов хватало только на два драккара, и потому ярл, понимавший, что скорее всего не выберется живым из Хафнсфиорда, приказал потопить остальные. Дружинники, вооружившись топорами, бросились в трюмы, откуда раздался мерный стук и треск. Вскоре они вернулись и перебрались на корабль Сати, с мрачной решимостью наблюдавшего, как величественные суда скрываются под водой.
- Пусть лучше они послужат Ньерду и Пивовару, чем Косматому! – Рявкнул ярл, готовясь к новому сражению. Тренды, возглавляемые Хаконом Хаконсоном, приближались.

Сельви Разрушитель продержался дольше, нежели любой из союзных конунгов – ярость придавала ему силы десятерых, к тому же под его началом были самые отчаянные бойцы, привыкшие что ни день бросать вызов судьбе. Те, кто более других противился порядку Харальда Косматого, ведь пока в Норвегии оставалось множество правителей, для морских конунгов и разбойников было раздолье, но если всю власть возьмет один властитель, то для них не останется ничего иного, кроме как покинуть родные земли. Поэтому они сражались, словно эйнхерии в день последней битвы.
К тому же, Сельви вновь выпало сражаться с мерийцами, со своим народом, с теми, кого он заклеймил, как предателей и жаждал покарать за измену, за то, что они отреклись от памяти Неккви и приняли руку Коршуна. Но более всего сейчас желал Сельви расправиться с предводителями вражеского флота – с Сигурдом и Иваром, а так же с самим Рогволдом. Безземельный конунг направил драккар в самое сердце сражения, туда, где видел стяг Коршуна. Он подкинул метательный топор и бросил его в неосторожно высунувшегося из-за щита воина. Одним предателем стало меньше. Не смотря на былые увечья, рука Сельви все еще была тверда – Разрушитель вновь сражался, как годы назад, когда еще жив был дед, когда самую большую опасность представлял завистливый отец… юноша не думал, что сможет возненавидеть кого-либо больше, нежели Хунтьова, но сейчас он не чувствовал к отцу ничего, кроме жалости.
Топор Разрушителя пел, рассекая воздух, щиты, кольчуги и плоть, вгрызаясь в черепа, лопающиеся подобно гнилым орехам, дробя кости врагов, посмевших встать на его пути. Он был ураганом, обрушившимся на изменников, забывших, кто их настоящий конунг. Он имел право вершить эту месть, и боги были на его стороне сейчас, а значит пришел черед Рогволда заплатить по счетам.
Сам Коршун, к его чести, битвы не избегал, но пошел на хитрость и находился на другом драккаре, с краю построения, так что шедший к знамени Сельви вынужден был утолить жажду крови лишь схваткой с дружинниками ярла.
- РОГВО-ОЛД!!! – Громогласно прокричал он, когда его враги испустили дух. – Покажись, выйди на бой!
Ответом ему был лязг железа. Отпихнув тело одного из поверженных хирдманов, Сельви поспешил в гущу сражения, расталкивая собственных соратников.
Мерский ярл даже не слышал вызова Разрушителя, да и если бы слышал – то вряд ли принял бы его. Сейчас Рогволд был занят тем, что постепенно окружал завязшие в битве вражеские суда, драккары, ведомые Иваром и Сигурдом сумели оплыть место боя и теперь зашли врагу с тыла, внося смятение во вражеские ряды. Единственное, о чем жалел сейчас Коршун, так это, что у него не было бесспорного численного преимущества и потому приходилось отчасти уповать на удачу и благосклонность асов.
Ярл Южного Мера рычащий, словно разъяренный вепрь, сражался с морскими разбойниками. Сам будучи известным пиратом, Сигурд привык к подобным схваткам и знал многие уловки этой братии, а потому ловко укрывался щитом от тяжелых сулиц, которые кидали противники и щедро одаривал их ударами тяжелой палицы. Облаченные в кольчуги и кожаные рубахи с нашитыми железными пластинами, враги были хорошо защищены от клинков, но булава Эйстенсона легко крушила их кости – с начала сражения Сигурд убил троих и еще пятерых искалечил. Спину ему прикрывал его сын Гутхорм, бывалый разбойник никому больше так не доверял, однако сегодня это едва не стоило ему жизни. Когда юноша увидел вражеского предводителя, когда узнал в нем Сельви Хунтьовсона, он позабыл, что должен защищать отца и бросился к тому драккару, где находился Разрушитель. Во время битвы у Сольскеля Сельви нанес Гутхорму довольно опасную и что хуже – весьма обидную рану, так что молодой викинг желал отомстить ему во что бы то ни стало.
- Стой! Куда?! – Только и мог, что всплеснуть руками Сигурд, видя как сын перепрыгивает через борт.

Драккары ругов, а так же немногочисленных уже теламеркцев и хардаландцев более не маневрировали. Встав боевым порядком, они преградили путь идущим на помощь Харальду трендам и халейгам, поклявшись сражаться до последнего человека, но дать Ториру хотя бы один шанс. Нет, речи о победе уже не шло, но сын Кьятви (куда более храбрый и достойный, нежели его отец) лично возглавил атаку на драккар Косматого и Сати надеялся, что этот храбрец успеет расправиться с главным их врагом. Тогда, по крайней мере, все их потери будут не напрасны.
В последний раз сошлись с треском суда, в последний раз предводитель ругов поднял секиру в этом бою, бросившись на врага, не терпя обороны и желая даже сейчас только наступать, только атаковать, не давая приспешникам Косматого ни мгновения передышки. Сати был наиболее опытным воином из всех союзных конунгов, умел беречь силы и быстро отдыхать, чтобы всегда быть готовым к новому бою, но даже его умения было не достаточно, чтобы переломить ход сражения.
Кто-то из наиболее зорких хирдманов видел улыбающегося Хакона, стоявшего в центре палубы и руководившего дружиной. Руги хотели броситься на него, но Сати запретил им – ярла несомненно хорошо охраняли, а потому он хотел сначала расправиться с теми врагами, кто находился на крайних кораблях, а после с двух сторон зажать хладирского ублюдка, и не оставить ему никаких шансов.
Приняв на щит чей-то дротик, роголандский ярл ответил могучим ударом секиры – он открылся всего на мгновение, но и этого хватило, чтобы еще двое противников ударили его копьями, пронзая добротную кольчугу и подкольчужник. Одно острие вошло в живот, другое пробило легкое, ярл начал ртом истекать кровью, однако лишь шагнул вперед, перерубив древки и размозжив голову одному из своих убийц. Третье копье вошло ему в грудь.
Атака ругов захлебнулась…

Мерийскому Гутхорму повезло – Сельви только разбил ему лицо рукоятью топорища и отшвырнул к борту драккара, сейчас на него наседало слишком много врагов, поэтому Разрушитель не успел добить его. К тому же, вслед за сыном, на палубе появился и отце, а прикончить Сигурд безземельному конунгу хотело гораздо больше, чем его жалкое отродье.
Они обменялись несколькими ударами, старый ярл оказался довольно быстрым и ловким для своих лет, но Сельви это лишь раззадорило – глаза его наливались кровью и безумием, он вновь вкусил ярости берсерков и теперь остановить его могла только смерть.
Дружинники укрыли Сигурда щитами, защитили от Разрушителя, когда тот нанес ему две опасные раны, однако за это трое из них поплатились жизнями. Молодой змей бушевал, подобно шторму – он успевал перехватывать брошенные в него копья и посылал их обратно, он рубил топором, а когда лезвие слишком затупилось, схватил чей-то меч, он метался с драккара на драккар, оставляя за собой вереницу изувеченных тел и ища Рогволда. Но ни сам Коршун, ни Ивар не желали встречи с ним, и напротив всячески его избегали, надеясь, что Разрушителя уже скоро оставят силы.
К тому моменту, когда это случилось, Сельви уже получил множество ран, и едва мог держаться на ногах, последнего врага он сразил, упав на колени, а затем и вовсе уткнулся лицом в палубные доски. Будь рядом мерийцы – и жизнь молодого берсерка оборвалась бы, но этот драккар уже был очищен от врагов.
Сражение завершилось – выживших воинов, бывших под началом Сельви осталось слишком мало, чтобы противостоять людям Коршуна и подходившим им на помощь кораблям, а потому пираты решили отступить, пока еще была такая возможность. Усердно налегая на весла, они направили суда прочь от Хафнсфиорда, увозя и тело Сельви Разрушителя, непримиримого врага Харальда.

На палубе конунжьего драккара.

(я запутался... кто из них правит Норвегией, а кто мастерит?)

Драккар Харальда, Волк Волн, оказался меж двух огней - на палубу, не считаясь с потерями, отовсюду лезли хардаландцы. Ягнёнок многое слышал об отваге конунга, но ни разу не видел его в бою. Он не думал, что предводитель огромного войска отважится направить свой драккар в гущу битвы, исход которой вовсе ещё неизвестен. Эйвинд впервые видел столь много кораблей в одной морской битве и слегка оторопел - насколько хватало зрения в беспорядке и тесноте на водной глади были разбросаны деревья моря, на которых сражались и убивали друг друга хладирцы, роголандцы, транделагцы, теламеркцы, халагаландцы, агдирцы, братья фиордцы и Один знает, кто ещё. Эйвинд сначала старался углядеть своих родичей в гуще сражения, а потом некогда стало смотреть по сторонам.
Волк был велик, и всё же вскоре на нём стало тесно - желание врагов убить Косматого можно было сравнить лишь с желанием сидеть за соседним столом с асами в Вальхалле. Эйвинд сражался рядом с Хрольвом, который был огромным, словно медведь, и опасным, словно волчья стая, и только диву давался - откуда в нём столько звериной ярости и силы? Только одного человека он знал, что мог бы поспорить с этим гигантом на равных, да и то неизвестно, сдюжил бы Торольв против Пешехода... И верно, мог Харальд проявить отвагу рядом с такими людьми как Хрольв. Впрочем, Эйвинд и сам недалеко отстал от соратника - хардаландцы, ослеплённые близостью вражеского предводителя, словно сами лезли под клинок, и вскоре Ягнёнок понял почему: сзади напирали их товарищи, и большее, что успевали сделать воины Эйрика, это прыгнуть на палубу и, распоров воздух несколькими суетливыми взмахами секиры или меча, погибнуть под умелыми ударами викингов конунжьей дружины.
Берсерки, собравшиеся на драккаре Харальда наконец дорвались до битвы - им, неистовым воинам, более других неприятно было смотреть, как корабль идет мимо врагов, но теперь-то они вновь могли показать свою удаль Отцу Битв и утолить жажду крови. Там, где рубились эти могущественные воины, боялись показываться даже союзники, а врагами овладевал суеверный ужас, ведь облаченных в волчьи шкуры берсерков не могло остановить никакое оружие, даже истекающие кровью, они продолжали теснить неприятеля, и единственным спасением было прыгать в бурные волны, надеясь на милосердие Ньерда.
Шестеро телохранителей ни на шаг не отходили от конунга, укрывая его от копий и стрел - красный плащ государя служил хорошей мишенью, но Харальд отказался снять его перед боем, он хотел, чтобы все видели правителя Норвегии, не боящегося никакого врага.
Уже были мертвы Эйрик и Хадд, и Хроальд, и Сати, а толстопузый Сульки стал добычей Харека Волка, но натиск на корабль Харальда не ослабевал. Целых шесть вражеских судов, скалясь драконьими мордами, кружили вокруг него, выжидая момента, чтобы присоединиться к сражению. Это была яростная, отчаянная, последняя атака - все силы врага были брошены на то, чтобы не допустить подмоги к конунгу, чтобы отнять его жизнь и этим лишить смысла такой ценой добытую победу.
Хрольв хохотал, расшыривая ругов и хардаландцев, его крепкий панцирь покрылся вмятинами и царапинами, но никто еще не смог ранить этого великана, сам же он отправил к Хрофту немало людей в этот день. Те, кто видели сейчас сына Рогволда, могли решить, что и сам он - берсерк, так безумно сверкали его глаза из-под шлема.
Палуба Волка Волн пропиталась кровью, страшно было идти по ней, поскольку можно было в любой момент поскользнуться и упасть на кучу трупов и тех, кому еще предстояло умереть от полученных ран. Мертвые тела, поваленные одно на другое уже поднимались выше бортов, затрудняя врагам проход на палубу.
Вскоре Ягнёнок заразился боевым безумием, которое охватывало воинов вокруг: он чувствовал ритм битвы и слышал глухие удары, словно кто-то, может, сам Одноглазый, бил в огромный невидимый барабан. Ритм то ускорялся, то замедлялся - и Эйвинд повиновался ему, словно плясал с мечом и щитом. Враги двигались медленно, а меч разрубал кольчуги, словно старое тряпьё. Фиордец уже получил несколько ран, но боли и усталости не было. Ему казалось, что вокруг драккара над водой пляшут девы битв, выбирая себе женихов, и он старался не ударить перед ними в грязь лицом.

(продолжение боя с Сержом).

С той стороны, где сражались Эйвинд и Хрольв, вражеский поток постепенно начал редеть, руги, казалось, начали бояться их, хотя скорее, их число просто поуменьшилось до такой степени, что они потеряли охоту сражаться. Усталые дружинники прислонялись к бортам, кто-то запросто сел на горку трупов, положив рядом меч - люди радовались внезапной передышке и старались использовать ее, чтобы восстановить силы и сменить тех, кто сдерживал врага.
Берсерки, окончательно сломив боевой дух противника, уже гнали хардаландцев прочь, обратно на их корабль. Еще пара мгновений, и воины Одина сами оказались на вражеской палубе, но это оказалось западней - несколько ругов перерубили канаты и драккар с берсерками, воющими от ярости, отплыл прочь, а на его место причалил другой, полный жаждущих битвы врагов. Дружина Харальда теперь уменьшилась вдвое, и хотя здесь были лучшие из его воинов, но они уже устали, а к ругам и хардаландцам подоспели свежие силы.
Эйвинду полагалось уже в изнеможении упасть на палубу, но опасность придала ему сил: захохотав подобно Пешеходу, он поднял щит навстречу врагам, которые лезли на палубу по телам мёртвых своих товарищей, и оскалил зубы: если они и доберуться до Харальда, то только через ещё одно мёртвое тело. Его заберут валькирии и проводят в Небесный чертог, чтобы усадить рядом с эйнхириями. Если же Харальд попадёт туда вслед за ним - ему не в чем будет упрекнуть викинга. Так думал Эйвинд, а меч его уже рубил руки и ноги, рассекал бока, перерубил чью-то шею... Щит его вскоре разбили в щепки, и руги стали теснить Ягнёнка к мачте, где телохранители берегли конунга.
- Это Торир Длиннолицый!
Один из защитников Косматого, Хастинг, указал лезвием меча на рослого воина, возглавлявшего ругов. Самой выдающейся частью тела его была, пожалуй поистине лошадиная челюсть с крупными зубами, торчащими из-под губ. Действительно, второго такого красавца в войске союзных конунгов быть не могло, а значит перед ними действительно стоял сын Кьятви Богатея.
- Расправьтесь с ним! - Харальд сам уже обнажил клинок, готовясь защищаться от напирающих врагов.
Руги и хардаландцы лезли отовсюду, уже невозможно было понять, где лежит мертвец, а где еще живой противник, способный всадить нож в спину, поэтому некоторые из людей конунга рубити и трупы, если у них возникали подобные сомнения.
Торир со своими людьми приближался к воинам конунга. Эйвинд шагнул ему навстречу, быстро нагнувшись и подхватив щит, который уронил один из ругов. Пусть и обещал он конунгу сразить не менее, чем самого конунга Сульки, однако сын Кьятви тоже был знатным противником. Он заслонился щитом и твёрдо стал на пути у Длиннолицего.
- Подойди и сдохни! - прорычал он роголандцу.
- Харальд, так и будешь прятаться!? - Прокричал Торир, поднимая копье и что было силы метнул его в закрывающего проход Ягненка.
Копьё летело быстро, но Ягнёнок мог бы увернуться, если бы хотел. Он принял копьё на щит, повернув его чуть плашмя и в сторону - чтобы оно ушло в сторону борта.
А Длиннолицый уже был рядом, обрушив на фиордца град ударов сразу двумя тяжелыми топорами. Он тоже был берсерком, сын Кьятви и потому быстро впадал в неистовство. Удары роголандца попадали в щит Эйвинда в такт ударам невидимого барабана, и фордец понял, что Длиннолицый тоже чувствует ритм битвы. Он делал ответные выпады, но тот без труда угадывал их - руг был свеж и бодр, а Ягнёнок начал уставать. Надо было убивать его сейчас, и Эйвинд решился: он вскинул щит так, чтобы оба топора ударили прямо в его центр - щит проломился, и одно из лезвий до кости прорубило левую руку. Тогда Ягнёнок, дико зарычав от боли, повернул щит так, чтобы топоры невозможно было вытащить, и со всей силой дёрнул его на себя. Торир посунулся вперёд, не выпуская из рук своего оружия, и открылся для удара - Эйвинд коротко рубанул его по шее.
Топор Ягненка рассек плоть, разодрал звенья кольчуги на груди и раздробил Длиннолицему ключицу - из раны фонтаном ударила кровь, берсерк завыл, выпуская оружие и то ли в предсмертной судороге, то ли от избытка не выплеснутых еще сил, руками отшвырнул сына Кари к борту, на на кучку мертвецов и обернулся. Его лошадиное лицо искажала окровавленная гримаса боли и ненависти, он что-то рычал, но все слова превращались в хрип, из разрубленной шее вытекала алая струя, но где нормальный человек уже умер бы, Торир Длиннолицый еще цеплялся за жизнь.
Именно тогда Харальд подошел к уже смертельно раненному врагу и вонзил меч ему в грудь, дважды провернув.
Где-то в стороне изрыгал проклятия Хрольв, круша последних ругов, их осталось уже совсем немного, гораздо меньше, нежели погибло в тщетной попытке убить конунга Норвегии.

Битва при Храфнсфьорде. Дружина Харека Волка.
(совместно с Тельтиаром)

Когда схватка завершилась, Ярополк снова перебрался на корабль Харека, выживших раниров уже не хватало, чтобы управлять двумя драккарами, руги сражались слишком отчаянно, пытаясь освободить своего правителя. Харек потерял многих верных соратников, иные были ранены и покалечены.
Переведя дух, Ярополк осмотрел поле боя, щурясь на солнце:
- Харек, - прокричал он. - Смотри, руги окружили драккар Харальда!
Ярл бросил взгляд в ту сторону, куда показывал Ярополк, и присвистнул.
Руги и хардаландцы сумели отрезать Волка Волн от остального флота и теперь не меньше пяти судов были рядом с драккаром конунга, пытаясь взять его на абордаж. Дружинники Харальда яростно отбивались.
Харек подозвал к себе Эдмунда и приказал ему перевести всех важных пленников на его корабль и отобрать всех легко раненых в охрану, а всех остальных пленных собрал на драккар Сульки и посадил со связанными ногами на весла. Затем он собрал на драккар Сульки всех кто был способен сражаться и приказал вести драккар на помощь Харальду как можно скорее. Он сам встал за руль, а Ярополк и ближайшие хёльды встали рядом с ним.
Пленники, подгоняемые тычками и затрещинами, начали грести в сторону конунжего корабля, однако Ярополку постоянно казалось, что они ленятся и поэтому он велел нескольким воинам хорошенько следить за ними. Руги огрызались и бранились, но были вынуждены налечь на весла.
Так получилось, что увлеченные сражением руги не сразу заметили приход корабля. К тому же Ярополк облачился в ромейский панцирь и плащ, снятый с сульки и надел на голову его гребенчатый шлем, а Харек в пылу боя забыл снять роголандский стяг с мачты. Увидев корабль конунга руги издали торжествующие вопли. Но к их удивлению и ужасу воины, перепрыгнувшие на их корабль, напали на них, навалившись всей кучей. На этот раз Харек приказал с врагами не церемониться.
Когда роголандцы сумели организовать оборону, большая часть их уже погибла, а оставшимся пришлось сгрудиться возле основания мачты спиной к спине, и тогда Ярополк велел закидать их дротиками, чтобы не терять людей. Уже вскоре на корабле не осталось живых ругов.
Хольмгардец сбросил гребенчатый шлем, показавшийся ему слишком неудобным для боя и одел более привычный:
- Скорее, - прокричал он, пока один из раниров перетягивал ему раненую руку. - Конунгу нужна наша помощь!
Он первым перепрыгнул через борт на следующий драккар (роголандцы успели связать три корабля, пока наседили на дружину Харальда), увлекая за собой раниров. Харек и Ярополк сумели оттянуть на себя часть ругов, тем самым облегчив задачу защитникам конунга, однако теперь уже ранирам пришлось не легко. Разъярившиеся от того, что им теперь не удасться добраться до Харальда, роголанцы пытались выместить всю злость на новых противниках и завязалась отчаянная схватка. Двое дюжих ругов насели на Волка, атакуя его копьем и секирой, постепенно тесня ярла к борту.
В этот раз Харек неосмотрительно оставил могучего нортумбрийца Эдмунда с его тяжелой секирой на своем драккаре стеречь важных пленников, и сейчас ему пришлось пожалеть об этом. Ярополк лихо размахивал тяжелой булавой, отобранной у Сульки, но он был не так скор, как Эмдунд - тяжелая булава не позволяла наносить молниеносные удары, хотя и крушила щиты врагов. Но ругов было слишком много, и напирали они слишком яростно.
Один из них смог достать Харека в ногу, и его удар пришелся по старой ране, полученной еще в Хрингасакре, вызывая острую боль. Ярополк успел прикрыть ярла щитом, а затем обрушил булаву на руга, смяв ему шлем и размозжив голову. Кто-то из раниров со стоном упал на палубу, пронзенный мечами.
- Конунг. прикажи отступать! -крикнул Ярополк
Харек произнес сквозь зубы какое-то ирландское ругательство, и волоча ногу отступил к борту драккара.
- Стройте стенку! - крикнул Ярополк.
Выученные раниры быстро встали в оборонительные порядки, закрывая ярла - следующий град вражеских ударов обрушился уже на их щиты, жалобно затрещавшие, но выдержавшие этот натиск.
Булава хольмгардца превратила в кровавое месиво лицо еще одного противника, однако тот успел ударить секирой и драгоценная ромейская кираса не выдержала - как оказалось, этот пышный доспех был совсем не пригоден для боя. Позолота окрасилась кровью, Ярополк осел, защищаемый соратниками, у него едва хватало сил, чтобы дышать.
Харек с яростным воплем замахнулся мечом и снес голову нападавшему. Голова покатилась по палубе, брызгая кровью под ногами у напиравших ругов. трое из них упали. споткнувшись об эту голову. Ярополка схватили под руки и оттащили за спины стоявших стенкой раниров. Один из знахарей тут же разрезал ремни панциря и попытался оказать первую помощь. Рана Ярослава оказалась слишком глубокой.
- Дайте мне меч. – прохрипел Ярополк. - Мне трудно дышать… я долго не протяну... хочу умереть как викинг, с мечом в руке и крестом в сердце...
Харек посмотрел на его посеревшее лицо и сразу все понял.
- Дайте ему меч... - сказал Харек с горечью.
- На, глотни напоследок - знахарь протянул к губам Ярополка глиняную флягу с каким-то пахучим зельем. - Это тебе придаст сил и успокоит боль.
Ярополк жадно выпил несколько глотков. Ему помогли встать на ноги. Издав яростный хрип, он ринулся на врагов. Его тяжелый полуторный меч обрушился по очереди на двоих ругов, и те упали на палубу, орошая ее кровью.
Следом за ним раниры поднялись в яростную атаку, налетев на ругов как ураган. Казалось Ярополк обрел второе дыхание, и никто не заметил в пылу сраженья, как Хольмагрдец неожиданно зашатался, и рухул на палубу, тут же погребенный под телами врагов, убитых и раненых его товарищами... Атака продолалась уже без него. Раниры теснили ругов...

Харек привстал, опираясь на доски борта, и прокричал нид в адрес врагов:

Племя трусливое ругов,
Память отцов утратив,
Славных позорит предков,
Слабого конунгом выбрав.

Трусами стали руги,
Турсовым детям слуги!
Будто собаки на волка
Будете кучей валиться,

Жалкого конунга-труса,
Жадного лодыря слуги,
Вижу - поджилки трясутся
Видя бесстрашье раниров!

Ведают боги - сок рдяный
Вволю на Волк Волн пролили,
Острые жала раниров
Быстро разят сельдь равнины!

Руки трясутся от страха -
Ругов разят жала рати,
Душ малодушных не примут
Девы из дивных покоев.

Меч здесь найдет свою жатву,
Месть вас настинет повсюду,
В море к морским великанам
Все вы отпраивтесь вскоре!

Произнеся последнюю строку, Харек подобрал булаву и со всей силы метнул ее в ближайшего руга. Тот не успел увернутся, и тяжелое оружие снесло ему полголовы. Роголандец медленно осел и рухнул под ноги своим товарищам, еще больше усилив замешательство от отчаянного натиска раниров. Харек неподвижно стоял на месте, отбиваясь мечом от двоих не сдававшихся ругов, рядом с ним был только безоружный знахарь. Наконец знахарь сообразил, что вождю нужна помощь, и плеснул свою хмельную настойку в глаза одному из врагов. Тот завопил что есть мочи, выронив оружие. Харек, изловчившись, нанес мощный удар в шею второму противнику, а затем сделав восьмерку, снес голову ослепленному, и тут силы оставили его. Он неминуемо свалился бы через борт, но знахарь подхватил его, и бережно опустив на палубу, перенес его обратно на корабль, ранее принадлежавший Сульки.
Тем временем отчаянный предсмертный рывок Ярополка и нида Харека возымели действие, вызвав замешательство среди ругов, и казалось силы раниров утроились. Руги дрогнули и побежали. Это больше не было войском, а была толпа испуганных ополченцев, которые думали только об одном - как спасти свои жизни. Но у них не было ни единого шанса, поскольку навстречу им с конунжего корабля шел великан Хрольв во главе усталой, но полной решимости дружины - они буквально разметали остатки ругов, не выказывая пощады ни к кому из тех, кто желал смерти Харальду, и лишь немногие успели броситься в воду, надеясь, что сумеют удержаться на плаву.
Когда с врагами было покончено, конунг в сопровождении верных воинов пришел на корабль, захваченный Хареком. Харальд сейчас вполне оправдывал свое прозвище - растрепанный, с волосами заляпанными кровью убитых врагов, в рваном, некогда алом, а сейчас покрытом грязью плаще, он торжествующе улыбался, видя как выжившие противники бегут по всему Хафнсфиорду, ставя паруса и лихорадочно работая веслами.
- Похоже, ты спас мне жизнь, Харек, - конунг присел рядом с раненым Волком.
- Я исполнил свой долг, конунг. - ответил Харек приглушенны голосом. Я выполнил обещание, которое я давал твоему отцу...
- Хотел бы я, чтобы все мои люди были так же верны клятве, как ты, - отбросив спутанную прядь с лица, правитель улыбнулся. - Проси любую награду.
- Я выполнил свой долг. И потому я попрошу дать мне войска, и злата, сколько мне будет нужно, чтобы собрать хорошее войско и вооружить его... И отпустить меня в Ирландию. У меня долг перед родичами моей жены... Ее родню вырезали... И я должен за них отомстить...
- А кто тогда останется в Ранрики, если ты уйдешь?
- Тот кто будет этого достоин больше всех. Я сам назначу приемника из своих людей, если ты позволишь, конунг.
- Хорошо, будь по твоему, - Харальд помрачнел. - Ты получишь достаточно золота и людей, которые согласятся идти с тобой в Эрин.
- И еще одно... - Харек перевел дух. - Должно быть ты заметил что мы приплыли на флагманском корабле роголандцев, который принадлежал их конунгу? Именно поэтому нам удалось провести внезапную атаку и застать ругов врасплох.
- Это было впечатляющее зрелище.
Харек засмеялся.
- Мы взяли их конунга живым. Впрочем., он так боялся потерять свою жалкую жизнь, что не осмелился принять вызов, который я ему бросил, и его собственные телохранители, огорченные его малодушием, сдали его в наши руки. Он сейчас сидит связанный на моем корабле под присмотром хёльда Эдмунда. Именно Эдмунда я хочу оставить править в Ранрики вместо себя. И еще, пообещай мне, конунг, что не тронешь тех кто молится Белому Богу в моих землях, а я потребую от своих людей. чтобы никто не чинил препятствий служению асам. Пусть люди молятся тем богам, которые им помогают.
- Пусть, - после некоторых раздумий согласился Харальд. - Пока они остаются верны мне - могут придерживаться любой веры. Что ты думаешь сделать с Сульки?
- Они будут верны тебе, - сказал Харек. - Жрецы Белого Бога говорят что всякая власть дается от бога. Потому и Белый Бог покровительствует тебе, хочешь ты этого или нет. А Сульки я предаю в твои руки и в твое полное распоряжение - как прощальный дар и доказательство моей верности.
Конунг вновь улыбнулся:
- Отвезешь его в мою усадьбу, в Сарасберге - там он получит по заслугам. А сейчас отдыхай, я вижу - ты сильно ранен и утомлен битвой.
- Благодарю тебя, конунг. Я знал, что ты самый достойный из всех кто правил фюльками в Норвегии, и именно тебе суждено сделать Норвегию единой и великой державой. А я хочу сделать тоже самое со страной Эрин. Если мне суждено.
Схватившись рукой за борт, Харальд поднялся на ноги. Он надеялся, что дружинники уже очистили палубу Волка Волн от павших врагов. Сражение было выиграно, а значит следовало поворачивать к берегу и объявиться хердам, что их земля теперь принадлежит ему, как и Роголанд, Теламерк... как и вся Норвегия.


(окончание сражения со Скальдом)

Последний бой

(с Тельтиаром)


- Это Гутхорм, - наконец сказал конунг, разглядев предводителя вражьего воинства. – Пощады никому не давать. Мы идём на смерть, но пусть у валькирий переломятся хребты от обилия павших!
Первый драккар Белой пряди пристал к берегу. Кьятви крепче сжал топор и поднял сильно изрубленный щит.
- Смерть! – разлетелся над островком его последний боевой клич, и вся дружина устремилась к врагам.
Сейчас, глядя в лицо погибели, Кьятви Толстошеий совершил, быть может, единственный храбрый поступок в своей жизни. Викинги шли убивать.


- П-пёстрый, - прохрипел кто-то сзади, и ярл резко обернулся, едва не лишившись сознания от этого движения.
В первый миг ему показалось, что тень одного из воинов ускользнула от валькирий и сидит перед ним, опираясь на труп бывшего врага. Потом пришло узнавание. В рассечённой броне, израненный и с громадным, сочащимся кровью проломом в груди, перед Гутхормом сидел Кьятви, полностью подтвердивший свой титул конунга.
- Т-ты…жив, собака Х-харальда…хорошо! – он ещё жил. В страшенной ране, которую ярл лично нанёс ему в коротком, но яростном поединке, до сих пор слабо дёргался небольшой багровый комок.
- Чему радуешься? – спросил Гутхорм, чувствуя, как каждое слово отскакивает от зубов и бьёт ему в череп.
- Я…думал…успеть тебя …зарезать…теперь смогу …только…проклясть. Слушай. Если моя…ж-жертва…Одину х-хоть что-то…значит, пусть…с-сбудется. П-проклинаю… умри в своей…постели. Окружённый… внуками…немощным стариком…и п-пусть Валгалла…для тебя…не откроется! А я…буду…п-пировать та-ам.
Глаза Кьятви в последний раз вспыхнули яростью, он дёрнулся всем телом к своему врагу, но слабое тело не выдержало этого пламени, и конунг умер. Отправился к заслуженному месту в чертоге Одина.
- Пусть так и будет, - ярл шагнул вперёд и не выдержал, упал на колени. – Пируй за нас обоих и выпей у Одноглазого всё пиво.

Участь Барда.
(с Тельтиаром)

После того, как погибла большая часть предводителей союзного войска, а иные выказали трусость и малодушие, остатки ругов и хердов бросились спасаться бегством - их уже никто не преследовал, ведь если они надумают вернуться в родные земли, то им все равно придется склониться перед Харальдом или принять смерть. К тому же, дружинники Косматого и сами утомились, а потому многие из них сейчас хотели просто сойти на берег и отдохнуть.
Флот Косматого вновь вошел в бухту Хафнсфиорда, и там драккары причалили к берегу - люди выносили на землю убитых, перевязывали раненых, иные уже приступили к дележу трофеев.
Бард и Торольв тогда оказались рядом, но если могучий сын Квельдульва, не смотря на полученные раны выглядел довольно сносно, то халейга начало лихорадить, а из-под тугой повязки продолжала сочиться кровь.
Торольв, увидев рану на груди Брюнольвссона, искривил губы в горькой усмешке:
- Про твою с Сати драку я уже слышал от твоего человека. Если бы ты разрешил мне быть подле тебя - я бы того не допустил!
Тот покачал головой:
- Так распорядились Норны... и рана моя была не опасной...
Он закашлялся, сплевывая кровь и скрючиваясь от боли.
- И верно, не пристало викингу стенать из-за такой пустяковой царапины, - Торольв осторожно но крепко взял его за плечо и крикнул одному из хладирцев:
- Принеси крепкой браги лендрманну, живо!
- Еще у Гримнира напьюсь, - Бард попытался скрыть кашель за смехом, но ему сделалось только хуже, и он едва не упал с того бревна, на котором сидел. - Альвир... брат.
Он подозвал скальда, стоявшего рядом с родичами.
- Да? - Сын Кари со скорбным выражением лица присел рядом. Он не знал, чем можно помочь халейгу, и оттого чувствовал себя бесполезной обузой.
- Похоже... теперь тебе... придется за нас двоих Ха... Харальду песни слагать...
- Не говори так!
- Иди... прошу позови конунга... я хочу сказать ему... Пусть придет...
Альвир поспешил выполнить просьбу Барда, а тот обернулся ко второму родичу:
- Торольв... ты... ты единственный из моей родни кому я... могу доверить самое дорогое... У кого хватит сил отстоять одаль...
- Ты ещё не помер, родич. Будешь ещё сам править своей землёй!
- Похоже... недолго мне осталось... - голос Барда срывался на хрип, покачнувшись он снова едва не упал, и был вынужден схватиться за ворот Торольва. - Поклянись, что позаботишься о моей жене... о моей Сигрид...
- Ни в чём не будет она знать отказа, если асам угодно будет забрать тебя.
Здоровяк поддержал Брюнольвссона, глаза его заблестели - горько было ему смотреть на раненого побратима.
Бард прижался к Ульвссону, и прошептал:
- Не доверяй... ее родне... боюсь - это они меня сгубили... Греттир смазал мои раны каким-то бальзамом...
Губы Торольва задрожали от ярости, он взревел:
- Я сейчас же приведу сюда ублюдка! Если он отравил тебя, я убью его на твоих глазах!
- Пошли людей... мне надо, сказать тебе еще...
Торольв приказал своим людям, которых осталось в живых всего семеро, найти и привести немедля Греттира, и снова склонился над Бардом.
- Когда я... отправлюсь в Золотой Зал, Халагаланд будет твой - опасайся Харека и Хререка, эти ублюдки хотят получить мою одаль с того дня, как... как умер мой дед... Гони их прочь, если придут к тебе..
Торольв только молча кивал, запоминая слова побратима. Он постоянно оглядывался, чтобы посмотреть, не ведут ли его люди предателя...
- Когда станешь лендрманом... женись на Сигрид, пусть весь Халаголанд будет под твоей рукой...
Говорить Барду было все сложнее, он чаще останавливался, чтобы перевести дух. Таким его и застал конунг, поспешивший к умирающему лендрману, едва Альвир ему обо всем рассказал.
- Люди запомнят твои подвиги, Бард Сильный, - произнес он, садясь рядом.
- Конунг... - прошептал сын Брюннольва. - Будь свидетелем. Все свои земли, все чем владею - я отдаю Торольву сыну Квельдульва.
В это мгновение голос его окреп небывало, и стало понятно, что он тратит на это последние силы.
- Он будет тебе служить так же верно... как служил я. Жену свою... я так же поручаю его заботам.
- Хорошо, твоя воля будет исполнена, - Харальд крепко обнял лендрмана.
Послышались крики - фиордцы тащили к ним сопротивлявшегося родича Сигрид. Лицо Торольва исказилось гримасой злобы, он шагнул к предателю, занося для удара здоровенный кулак:
- Ты, турсово дерьмо, отравил Брюнольвссона?! Отвечай!
- Зачем мне это делать?! - Огрызнулся Греттир. - Бард мне как родной!
- Вот тот бальзам, каким он смазал его раны, - сказал один из дружинников, показывая небольшой глиняный сосуд, закрытый пробкой.
- Не дёргайся! - зловеще оскалился Торольв, - Я нанесу тебе лёгкую рану, и мы смажем её этим бальзамом. Если ты говоришь правду - тебе нечего бояться, верно? Держите его!
Халейг стиснул зубы, в глазах его появился страх. Он дернулся, когда на его рану стали лить "целебный" бальзам, но фиордцы держали крепко.
- Отпустите его, - велел Харальд. - Если выживет - значит невиновен, а если нет - яд свое дело сделает.
- Будь ты проклят, Торольв, - процедил Греттир. - Халагаланд не признает тебя, никогда!
- Лучше молись асам, ублюдок, - бросил сын Ульва, - Отпустите его, только обыщите - у него может быть лекарство от яда. Если это так - признайся, Греттир, и мы оставим тебе жизнь!
- Да... да! - Негодяю хотелось жить, он достал из-за пояса какую-то траву, завернутую в тряпицу, и один лист прижал к свобственной ране. - Вот оно.
Торольв выхватил тряпицу у предателя и стал разматывать повязку на груди у Барда. Он приложил к гноившейся рана листы целебной травы, но Барда по прежнему трясло - лекарство уже не могло его спасти, яд проник слишком глубоко.
- Повесьте его, - приказал конунг, указав на Греттира.
- Но... ты же обещал сохранить мне жизнь! - повернулся предатель к Ульвссону.
- Это я поставил Барда над вами. А ты предал своего конунга и умрешь за это!
На шею педателя накинули верёвку и поволокли его к ближайшему дереву. Когда ноги мерзавца оторвались от земли и он страшно захрипел, Торольв сказал Брюнольвссону:
- Клянусь тебе, родич, так же я поступлю с каждым, кто незаконно посягнёт на твои земли.
Бард неожиданно сильно стиснул руку Ульвссона и кивнул, принимая клятву. Он был очень бледен и весь трясся, но нашёл в себе силы произнести ровным и чистым голосом:

Асы в Небесном чертоге
Славят конунга подвиг,
С ними Бард встретится вскоре...

... и замер, не окончив висы. Все молчали, а Торольв осторожно опустил тело на землю и закрыл Брюнольвссону веки. Так умер Бард Сильный, один из лучших скальдов и воинов Норвегии.

Флот раниров. Предательство Эдмунда и бегство Сульки
(написано не без помощи Тельтиара)
Корабль с белой волчьей головой на стяге мерно покачивался на волнах не далеко от берега - судов было слишком много, и всем им войти в бухту Храфнсфиорда не удалось. Связанный конунг Роголанда с опаской и злобой поглядывал в ту сторону, где высился шатер Косматого - он знал, жить ему осталось не дольше, чем до встечи с Харальдом, однако чтобы помучить врага томительным ожиданием, сын Хальвдана велел отвезти Сульки в Сарасберг. Руг слышал, как нортумбрийцу, оставшемуся на драккаре за главного, передали этот приказ.
Эдмунд в эту ночь не спал. Он слышал от хирдманов о том, какие почести Харальд воздал Хареку, и ему стало обидно. Еще больше англ злился, что Харек не взял его с собой в последнюю атаку, а оставил на корабле стеречь этого трусливого борова - Сульки. Хотя, он мысленно признавал что Сульки - это конунг нового типа. Такие хороши только в мирные времена, когда нужно управлять хозяйством, и рачительно преумножать богатство своей земли. А воюют пусть другие. Если уж Харек из простого хирдмана вышел в конунги, то чем он, Эдмунд из Дайры, сын нортумбрийского эрла (пусть внебрачный, но все же), хуже этого выскочки? Поглощенный такими мыслями, Эдмунд решил посмотреть, как там себя чувстует пленник. Да и просто вдруг захотелось с ним поговорить. Отчего вдруг такие мысли пришли ему в голову, Эдмунд сам не понимал, но его это и не волновало.

Руг сидел на скамье, насупившись, и глядя на пленителей исподлобья. Его дружинников, сдавшихся Хареку, сейчас посадили на весла, а раниры лишь следили, чтобы те не удумали чего плохого, и не утруждали себя ничем кроме гребли. Сам конунг ругов грести наотрез отказался, поэтому его крепко связали и привязали к скамье
- Не спится, конунг? - спосил Эдмунд, добавив в голос как можно больше насмешки. - Спать жестко? Может солому подстелить? Ах, да, ты же к коврам привык.
- Вы, раниры - оборванцы, - озлобленно ответил Сульки. - Не понимаете истинной цены роскоши. Харальд, быть может, выкажет Волку почести, но не даст и десятой доли того богатства, каким бы я выкупил свою голову.
- Выкупить голову? - задумчиво произнес Эдмунд - И трех дней не пройдет, как Харальд явится в твой дом, и все что тебе принадлежит, присвоит себе.
- Все достанется Косматому, - Сульки угрюмо кивнул, однако от него не укрылся алчный блеск, мелькнувший в глазах англа.
- Тогда что ты можешь обещать мне? Ведь все, чем ты владеешь, скоро не будет принадлежать тебе?
Конунг Роголанда искривил пухлые губы в улыбке:
- Харальд пока усмиряет хердов, если твой корабль достаточно быстр, а ты - храбр, можем поспеть к моей усадьбе раньше него. Я дорого дам за свободу.
- Корабль этот быстр, - кивнул Эдмунд. - Харек ходил на нем во многих морях. И сколько же ты дашь мне за свободу, если я помогу тебе?
- Золото, кольца и каменья, на которые можно собрать большую дружину, - толстяк наклонился ближе: - Ведь такой доблестный воин достоин собственного войска.
Слова пленного конунга упали на благоприятную почву. Если до этого Эдмунд еще колебался, стоит ли ему предавать Харека, то теперь обещания Сульки еще больше распалили в нем алчность, и развеяли все сомнения.
- Хорошо, - сказал наконец Эдмунд. - Я помогу тебе. Но как мне вывести этот корабль, не подняв лишнего шума? Стоит мне приказать хирдманам поднять парус... и меня тут же схватят
Глаза Сульки хитро заблестели.
- Развяжи меня, и я придумаю хороший план, как нам уплыть отсюда, - сказал конунг ругов.
Нортумбриец достал нож и перерезал путы, связывавшие Сульки руки и ноги. Тот тихонько закряхтел, разминая затекшие конечности, но остался сидеть на скамейке. Эдмунду показалось, что у Сульки в голове промелькнула мысль ударить его по голове чем-то тяжелым, поэтому он так осматривался по сторонам беглым взглядом.
"А что если толстяк не сдержит слова?" - подумал Эдмунд, но мысли о несметном богатстве, о сундуках, набитых золотом и каменьями, и собственном войске которое завоюет ему трон где-нибудь на островах, или проложит дорогу на службу к кому-нибудь из королей распавшейся Франкской державы (а может быть даже к самому Базилевсу!) - все это заглушило его подозрения.
- А ты забыл, кто гребцы на этом судне? - спросил Сульки, ухмыляясь. - Слушай и делай, как я тебе скажу. Я вознагражу тебя за усердие, ты об этом не пожалеешь!
Эдмунд сел на скамью рядом с пленником, и наклонил к нему ухо.
Сульки шепотом начал излагать ему свой план. Сначала англу надо было спуститься к гребцам и освободить их. Дать им оружие, чтобы они тихо и без шума захватили корабль и связали всех раниров, которых на судне было всего 10 человек. Потом перевязать весла тряпьем и тихонько уйти из фьорда.
Нортумбриец, бывший наемником и не питавший особой приязни к ранирам, добрался до сундука на корме драккара, и вынул из него кинжалы, которые спрятал под плащом, а затем вернулся к гребцам. Улучая момент, когда на него никто не смотрел, он тайно передавал оружие пленникам, шепча им несколько слов о том, что следует сделать, а после вернулся обратно к Сульки, отозвав одного из людей Харека с собой.
Когда конунг ругов подал условный знак, Эдмунд что было силы ударил товарища в лицо рукоятью меча, повергая его на палубу и это послужило сигналом для гребцов, уже успевших перерезать веревки. Уже скоро избитые раниры были связаны, нескольких из них руги ранили, но раны оказались не тяжелыми.
Теперь уже раниры сидели связанные на веслах, а торжествующие руги колотили их древками копий и стегали плетками. Пленители и пленники поменялись местами.
- Уплываем, скорее! - Поторапливал их Сульки конунг, опасливо поглядывая на флот Харальда. - Скорее!
Гребцов все равно не хватало, и кого-то все равно надо было сажать на весла. Руги, целый день просидевшие связанными на скамьях, упирались.
- Ну, плачу золотом, - прибегнул к испытанному средству их правитель.
Теперь наоборот грести захотели все. Руги теперь толкались и переругивались, начав спорить, кому грести. В конце концов спор разрешил Эдмунд, предложив тянуть жребий.
В конце концов, с руганью, корабль медленно поплыл прочь от Хафнсфиорда вдоль Хардаландских берегов. Сульки постоянно не оставляло ощущение, что за ними пустят погоню, что им не удастся так просто уйти, но в сгустившейся ночи было сложно разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки.
И действительно им не повезло. Как раз в это время один из хирдманов ранирской дружины - по имени Бьярни Косолапый (прозванный так за то что когда напьется пива, то всем начинал наступать на ноги) пошел к корме чтобы отлить. И сделав свое дело, с удивлением заметил, что бывший флагман флота Харека - "Белый Волк" - тихо уходит вдоль берегов Храфнсфьорда на восток. Протерев глаза и убедившись что ему не мерещится, хирдман, уже немного протрезвевший после обильных возлияний, поспешил к своему хёльду - по имени Ньялль Нерасторопный.
- Хельд, я там такое увидел, такое увидел! - Быстро затараторил Бьярни, оживленно жестикулируя, и нечаянно наступил Ньяллюна ногу. Хёльд взвыл от боли, ибо весил Бьярни как настоящий медведь - весьма немало.
Рассерженный хёльд запрыгал на одной ноге, изрыгая брань и проклятия в адрес Бьярни, который снова наклюкался пива сверх меры, и норовит отдавить ноги всем кто нечаянно ему подвернется. Шум конечно же разбудил тех раниров, которые уже было улеглись спать, накрывшись шкурами и одеялами на мешках с провизией.
- Пьяница... - сцепив зубы пробурчал Ньялль. - Чего не спиться?
- Дык, - Бьярни икнул. - Корабль там уходит.
- Какой еще корабль?
- Ну тот... на котором мы сюда приплыли. Где пленников держат.
- Тебе не померещилось? Иди-ка проспись!
- Тором клянусь - ударил себе в грудь хирдман. - Своими глазами видел. И тихо так поплыл, будто и не весла там, а... - он снова икнул и замолчал.
- Ну-ка, пошли посмотрим, - хельд отвесил Косолапому подзатыльник, чтобы в следующий раз лучше смотрел под ноги, и пошел к корме.
Он некоторое время вглядывался в темноту, но ничего не заметил.
- Глаза протри, нет там никакого корабля!
- Так, а я о чем! - Воскликнул Бьярни. - Уплыли!
- Иди, позови Харека!
Немного поразмыслив, велел Ньялль.
Бьярни помчался к носу, где почивал ярл. Харек спал на мешках с провизией, как и все его хирдманы, подложив под голову подушку, набитую сеном. Но его покой стерегли двое хирдманов из его отборной дружины, тут же преградившие ему дорогу.
- Разбудите ярла, - наорал на них Косолапый. - Там... корабль уплыл! Скорее!

Хафнсфиорд - Ставангер - Сарасберг.
Скальд тут неплохо поработал.


Хирдманы разбудили Харека, и помогли ему подняться - рана на ноге была серьезной, и он все еще не мог передвигаться самостоятельно, не опираясь на копье или посох.
- Твой корабль, господин, - запыхавшись сообщил Бьярни. - Который с пленниками. Он уплыл.
- Как уплыл? Куда уплыл? - Харек, проснувшись, еще плохо соображал.
- Туда, - махнул рукой хирдман.
- Ты уверен?- спросил Харек.
- Ньялль, хельд моего отряда. может подтвердить. Я своими словами видел, как он отплывает. Я еще и удивился. Корабль-то вашей милости принадлежит, и мы все на нем сюда приплыли. Как же он так взяли отплыл? Но вот своими глазами видел, всеми богами клянусь!
Харек выругался на северном наречии и на ирландском, и приказал поднимать всех по тревоге. Вскоре и на других оставшихся кораблях его флота пробудились люди.
Харек собрал на совет командиров всех своих кораблей, и на совете были Бьярни и Ньялль как свидетели происшедшего. Бьярни повторил свои слова, сказанные Хареку.
- Ясно что это Сульки на выручку пришли. Много кто успел бежать, - сказал Сигурд Белоголовый - солидный викинг в летах.
- Мне почему-то тоже так кажется, - кивнул Харек. - И еще я думаю, что первое место куда Сульки направится - это его усадьба. Как поспеть туда раньше него - мы не знаем.
- И сдается мне, недолго Сульки быть в усадьбе, ведь знает он что Харальд туда скоро пожалует, едва усмирит хердов, - добавил Ивар, бывший раньше еще с Эйнаром и Ярополком.
- Тогда отправим два самых быстрых корабля в погоню, - решительно бросил Харек Волк. - А нам надо выведать у пленных ругов, где усадьба их конунга находится. Попробуем обогнать его. Слишком мало на моем корабле было людей, чтобы грести и день и ночь.
Ньялля и Бьярни посадили на один из драккаров, отправленный в погоню. Сам Харек приказал плыть в открытое море на восток, и разбудить пленных ругов, чтоб выведать, где усадьба их конунга находится. В средствах дознания Харек позволил себя не ограничивать. Нашлись пара человек среди ополченцев, кто испугался боли и увечья, и пообещали показать как проплыть в усадьбу конунга Роголанда.
Догнать "беглый корабль" хельду Ньяллю не удалось. Через четыре дня Харек на самых быстроходных драккарах вошел в бухту Морских Коней, на берегу которой Сульки обустроил богатый дом,и велел приготовить засаду.
Когда Белый Волк добрался до берегов Роголанда, Эдмунд не сразу заметил поджидающие их суда, а гребцы так устали, что уже не могли повернуть назад.
- Чьи это корабли? - Спросил нортумбриец. - Тебя ждут, конунг?
- Нет... - побледнел Сульки, вглядываясь в очертания драккаров.
Тем временем два драккара вышли навстречу Белому Волку, и еще два появились из-за мыса, отрезая ругам путь к отступлению. Конунг Роголанда, стиснув зубы стоял возле борта, смотря на медленно приближающиеся суда. Бежать было некуда, сражаться его люди, изможденные и малочисленные, не могли. Эдмунд отступил назад, пытаясь придумать, как оправдаться перед Хареком. Сульки разглядел наконец один из корбалей, который к нему приближался. Это был его собственный драккар – длинный, на шестьдесят весел с позолоченной конской головой.
- Вот и все, - тяжело вздохнув, руг опустился на скамью. Выхода не было.
Драккар Харека подошел с кормы. Тут же были перекинуты канаты с крючьями. Руги спешно стали вооружаться готовясь подороже продать свои жизни, только Сульки сидел опустив голову, безучастный ко всему. Снова Харек выкрикнул боевой клич, и его воины перебрались на вражеский корабль. Битва была недолгой. Измученные долгой греблей руги не смогли оказать достойного сопротивления и были разбиты, но на этот раз сражались они упорно, не желая снова попасть в плен. Вскоре Эдмунд остался один против пятерых раниров.
- Дайте мне лук, - приказал Харек, и ему принесли оружие.
Эдмунд изрыгал насмешки и проклятия, но раниры кружили вокруг него, и не атаковали. Тогда нортумбриец, взревев, как дикий зверь, сам бросился на бывших соратников. И тут Харек выстрелил - стрела, просвистев, впилась нортубрийцу в ногу. Тот наклонился, пытаясь вытащить стрелу, в этот момент вторая впилась ему в предпльечье. Бросив щит, нортумбриец перехватил топор левой рукой.
- Теперь мы в равных условиях, не так ли, Эдмунд? - спросил Харек, пока ему помогали перебраться на корабль. - Сражайся. Я не буду тебя спрашивать, почему ты предал меня, Эдмунд. Ты и сам знаешь, что тебе не удастся оправдаться.
- Я не клялся в верности Харальду. - резко ответил Эдмунд, косясь на раниров.
- Вот как? - губы Харека скривились в ироничной усмешке.
- Сульки обещал награду. Я ничем не хуже тебя! Тоже хочу иметь корабль, войско, золото, рабынь! Хочу править землями!
- У тебя могло быть все это, - ответил Харек.- Я собирался оставить тебя в Ранрики править, а ты предал меня.
Эдмунд зарычал и бросился на Харека, но ярл, упершись в борт, отразил его натиск. Эдмунд, чьи силы удвоились от злобы, яростно налетал на Харека, а тот, раз за разом отражал удары нортумбрийца, у которого из тела по прежнему торчали две стрелы. Англ уже потерял много крови, и вот наконец настал момент когда у него закружилась голова, и он споткнулся. В этот момент Харек нанес ему сильный удар по левой руке, обрубив ее по локоть. Кисть упала, все еще сжимая в древко топора, а Эдмунд, взревев от боли, нанес сильный удар кулаком в лицо ярлу. Удар кольчужной рукавицы пришелся по носу, раздался хруст, но тогда же Харек погрузил клинок в плечо англу, сам при этом потеряв равновесие, и упав на палубу. Споткнувшись о его тело, Эдмунд перевалился через борт, и с пронзительным криком ушел под воду.
- Пируй теперь у Эгира! - Крикнул ему в след один из хирдманов.
Тяжелая кольчуга уже утянула нортумбрийца на дно.
Хирдманы тут же бросились к Хареку. Он все еще лежал у борта на правом боку, и его правая рука была вывернута под неестественным углом.
Старый знахарь, склонившись над ним, покачал головой:
- Перелом.
Затем он вправил ярлу руку и туго перевязал полотном.
Сульки, который поначалу настолько упал духом, что лишь наблюдал за гибелью своих воинов, сейчас схватил топор, и бросился на раниров, с криком:
- Я больше не дам себя взять! Лучше смерть!
Однако Харек еще до битвы запретил убивать такого знатного пленника – раниры, окружив врага, скопом навалились на него, отобрали оружие и крепко связали.
Когда Харек пришел в себя, он приказал похоронить убитых ругов на берегу и завалить их тела камнями. В тот же день раниры пришли усадьбу Сульки, взяли ее штурмом, быстро подавив сопротивление немногочисленных защитников, а затем разграбили ее. Но Харек запретил пировать в самой усадьбе, и также не дал сжечь ее, и приказал не чинить зла никому из челяди. Таким образом дочь Сульки конунга избежала надругательства - никто ее не тронул.
Раниры разбили лагерь на берегу, выставив на всякий случай дозоры, а на следующий день, дождавшись остальной флотилии, и равномерно распределив награбленное добро по кораблям, Харек приказал отплыть к Сарасбергу.
Кюна Рагхильда радушно встретила Харека, когда он передал ей своего пленника, и казалось, что все былые обиды были в тот день прощены. С Сульки же Рагхильда поступила так, как он того, по его мнению заслуживал – конунга ругов облачили в драное рубище и водили на веревке по двору усадьбы и окрестным деревням, а иногда сажали задом наперед на коня, хорошенько привязав к седлу, чтобы не упал, и так возили по всему фюльку, и любой, будь то даже простой бонд мог бросать в него грязью и посыпать бранными словами. Для могущественного правителя, каким был Сульки, то был позор гораздо большей, чем могла бы ему причинить любая, даже самая лютая казнь, и Рагхильда знала это.

(на самом деле это не я, но судя по последнему абзацу, здесь был Тэль)

Дни сражения обернулись для Гюды временем томительного ожидания, то и дело выглядывала она в окно усадьбы посмотреть, не мчится ли гонец от отца, чтобы сообщить о гибели Косматого, выходила девушка и на скалистый берег фиорда, вглядывалась вдаль желая увидеть желто-красные паруса с орлиными стягами. Но нет, пустовала дорога, спокойно было море и никто не мог сказать, как же закончилось столкновение Эйрика Ватнарссона с Харальдом. Однако, Гюда верила, что колдовство ее любимого поможет совладать с захватчиком, и что чары, наложенные Витгейром защитят ее отца не хуже клинков и копий верных дружинников. А какие были с ним воины! Лучшие хирдманы Хардаланда, прославленные герои встали плечом к плечу со своим конунгом, чтобы защитить родную землю. Разве могли они проиграть?!
Служанка, на второй день посланная в селение к Витгейру, вернувшись, рассказала, что колдуна и след простыл. Замерло в этот миг сердце Гюда, едва смогла она вздохнуть, да о стенку оперлась – подкосились ноги от новости такой. Неужели бросил ее колдун? Как он мог уйти, не сказав даже? Или все слова его ложью были? Снова вздрогнула девушка, страх льдом вены сковал – а если отец погибнет?!
- Колдунство большое вчера там делалось, - служанка шепотом добавила. – Люди подойти боялись к дому…
- Вели найти его!
Воскликнула Гюда, не столько увидеть желая чародея, сколько узнать, что за волшбу готовил он. Помчались всадники по деревням, изловить хитроумного Витгейра пытаясь, но того уже и след простыл.
А на утро вестник долгожданный к воротам прибыл – да не простой воин, а сам ярл Скули седоусый. Старик этот был ближайшим советником Эйрика, подолгу жил в его доме, а раньше едва ли не каждый вечер рассказывал маленькой Гюде сказки про богов и героев. Девушка с порога бросилась к ярлу, заключив его в объятия, Скули застонал – от радости дочь Эйрика даже не заметила, что одежда старика запачкана кровью, а сам он тяжело дышит.
- Дядя Скули, расскажи как Отец?! Он победил?! - Что-то во взгляде ярла заставило Гюду вздрогнуть – раньше он никогда не был таким мрачным.
- Конунг Эйрик погиб, кюна, - старый ярл медленно, кряхтя опустился перед девушкой на колени. – Я не смог его уберечь… никто не смог.
Гюда уже не слышала его слов, она стояла, точно пораженная громом, а затем медленно стала оседать на землю, и точно упала бы, не подхвати ее Скули. Очнулась девушка уже в усадьбе, старый ярл сидел возле ее постели, мрачно выдирая волосы из бороды.
- Прости, прочти меня, - тяжело вздохнул он, заметив, что Гюда пришла в себя. – Я заслонил бы его, если б только мог…
Скули был воспитателем Эйрика, большим другом конунга Ватнара и когда старый правитель погиб, ярл поклялся защищать его сына, а теперь, получалось, что он нарушил клятву.
- Но, мы победили?..
Она отчаянно цеплялась за последнюю надежду, что Витгейр не обманывал ее, что его чары имели силу, ведь теперь, без отца у нее остался только он. Но старый ярл безжалостно покачал головой.
- Проиграно наше дело, кюна, и все союзники Эйрика мертвы, и дружинники – весь цвет Хардаланда.
Девушка промолчала, только стиснула что было сил морщинистую ладонь ярла.
- Крепись, Гюда – скоро Косматый будет здесь. Теперь, его власть безгранична, бонды и многие знатные люди, каких я видел на пути сюда, готовы ему присягнуть.
- Скули… - прошептала ослабевшим голосом кюна. – Прошу, сожги усадьбу. Пусть я сгорю, но…
- Нет! – Борода старика возмущенно затряслась. – Ты станешь женой Харальду, как он того хотел…
- Но…
Гюда задыхалась от ярости, неужели все предали ее?! Даже Витгейр! Даже Скули! Старик приложил ладонь к ее губам.
- Пусть думает, что победил, пусть празднует свой триумф, - ярл и сам чувствовал себя предателем, но он должен был сделать это во имя своего погибшего конунга, пусть даже Эйрик никогда не согласился бы на такое. – Тебе не на кого положиться сейчас, кюна. Люди боятся Харальда и восхищаются им, ненавидят и преклоняются, он словно бог, спустившийся из Асгарда, но не об этом думай! Твой долг – продолжить род конунгов Хардаланда, сделать так, чтобы жертва твоего отца была не напрасной. И если это будут дети Харальда – пусть так, но поклянись сейчас, что не дашь им забыть, кто их дед! Из какого рода они происходят и при каких условиях ты стала женой Косматого!
Он убрал руку. Гюда понимающе кивнула – месть. Разве не так поступила старая Асса, когда Гудред Охотник насильно взял ее? И разве у нее, кюны хердов, не достанет мужества повторить это?
- Как можно скорее выезжай навстречу Харальду, проси, чтобы он взял тебя в жены.

В лагере конунга царило веселье – уже были погребены павшие соратники, раненым оказали помощь, и теперь воины похвалялись ратными подвигами у костров. Дружинники Харальда поставили множество шатров и палаток, словно собирались надолго здесь остаться, хотя на самом деле, их правитель ожидал лишь, когда ему приведут достойного коня, а его приближенные достаточно оправятся, чтобы ехать верхом.
Гюда шла по лагерю закутавшись в плащ, и с опаской поглядывая на захмелевших хирдманов – на врагов, которые убили ее отца, ее подданных. Сзади, нерушимый как скала, шел Скули, надвинувший на лоб шлем, их сопровождало еще несколько оставшихся верными слуг, нервно сжимавших рукояти мечей – они все ждали, что агдирцы и тренды нападут на них, но здесь никому не было дела до кучки хердов, явившихся на поклон к их Косматому повелителю.
Возле большого шатра, несомненно принадлежавшего конунгу, собралось множество людей, все они окружили человека в лисьей шапке с густым, ухоженным хвостом, и лисьем же плаще, жадно вслушиваясь в каждое его слово:

Пенные кони Ньёрда
В лязге несытой стали
Мчат повелителя хирдов
На щитов пированье.
Ран, расставляй свои сети!
Воин им даст добычу!
Сшиблись киты сраженья!
Конунгу имя - Доблесть!

Скальд играл на небольших гуслях, извлекая из них замысловатые, но чарующие и мелодичные звуки. Это был Тормунд Насмешник, по мнению многих дружинников – лучший из певцов Харальда Хальвдансона. Хитрец решил восславить победу своего правителя теми же словами, какими почти двадцать лет назад был воспет его отец Хальвдан Черный после сражения с сыновьями Гандальва.

Пляшет жаркое пламя,
Вепрю бока лаская.
Радостью жидкой полон
Рог в руках господина.
Песня скальда взметнулась
Над весельем дружины:
"Славься, колец даритель!
Конунгу имя - Щедрость!"

Увидев конунга, гордо восседавшего на троне, девушка остановилась, не в силах сделать дальше и шага – он казался ее омерзительным, с длинными нечесаными волосами, спутанными и покрытыми грязью, за которыми даже лица было не видно. Харальд был очень рослым и широкоплечим, а оттого еще больше напоминал лесного тролля. Он смеялся, полной горстью разбрасывая серебряные монеты своим людям, жадно подбиравшим их и прячущим в пояса и кошели – драгоценности подаренные конунгом были не просто дорогими безделушками, в каждой из них таилась частица его удачи, а удача Харальда Косматого, как известно, была непомерно велика.
Ярл Скули, заметив, что девушка застыла в нерешительности, подтолкнул ее, заставляя войти в круг. Тормунд первым обернулся, и совершил насмешливый поклон, пропуская Гюду к правителю. Она медленно опустила капюшон, обнажая голову.
- Кто ты? – Благосклонно спросил Харальд.
Девушка ожидала любого вопроса, только не этого, но в какой-то миг она осознала – ведь Косматый никогда раньше ее не видел.
- Кюна хердов Гюда, дочь Эйрика, - гордо вскинув голову, ответила она, стараясь, чтобы в голосе не просочилось предательской дрожи. – Теперь, когда ты правишь всей Норвегией, я согласна стать твоей женой.
Харальд поднялся с престола, медленно подойдя к девушке, его волосы покачивались на ветру и теперь, на расстоянии нескольких шагов, Гюда увидела всю живность, копошившуюся в космах агдирца. Она невольно отшатнулась, не в силах скрывать омерзения, однако конунг схватил ее за руку, притянув к себе:
- Видишь, я держу клятву, которую дал, когда ты отказала мне.
Крепко стиснув девушку в объятиях, Харальд поцеловал ее под одобрительные крики дружинников, некоторые из которых даже стали бить рукоятями по умбонам щитов.

ЭПИЛОГ

Спустя три дня, после битвы у Хафснфиорда, Харальд победоносно вошел в Хардаланд. Знатнейшие люди этого фюлька вышли ему навстречу, чтобы признать господином – за это Харальд позволил хердам забрать тела своих родичей для погребения, руги и теламеркцы были похоронены безо всяких почестей, а многие из них и вовсе нашли упокоение на морском дне. Хуже была лишь участь агдирских карлов и рабов, служивших Кьятви – конунг позволил своим людям найти тех бунтовщиков, что были у них в услужении и самим решать их дальнейшую судьбу.
Тело конунга Эйрика Ватнарссона внесли в усадьбу четверо херсиров. А на следующее утро ему был насыпан большой курган, куда богатые и могущественные бонды, любившие правителя, снесли множество драгоценностей и дорогой утвари. Харальд, к тому времени уже объявивший Гюду своей женой, велел похоронить правителя хердов в боевой ладье и сам принес в жертву двоих породистых жеребцов, чем снискал себе любовь и уважение жителей фюлька. Все они изъявляли новому конунгу покорность, поскольку таили надежду, что род Эйрика найдет продолжение в его дочери и ее дети станут править всей Норвегией.
По прошествии месяца, Харальд, до этого занимавшийся устройством покоренных фюльков, вернулся к матери. Там он дал большой пир, вновь наградив всех, кто помогал ему в сражениях и воздав им большие почести. Изможденного, осунувшегося Сульки, в жалком облике которого теперь мало что напоминало о былом правителе Роголанда, заставили прислуживать на том пиру, и каждый дружинник или бонд мог бранить и бить его за нерадивость.
Тогда же скальд Торбьерн Хорнклови сложил вису о сражении Харальда с южными конунгами. Там были такие слова:

Кто не слыхал
О схватке в Хафнсфьорде
Великого конунга
С Кьётви Богатеем?
Спешили с востока
На битву струги -
Всё драконьи пасти
Да острые штевни.

Были гружены струги
Щитами блестящими,
Заморскими копьями,
Вальской сталью.
Бряцая мечами,
Выли берсерки,
Валькирия лютых
Вела в сраженье.

Им вдосталь досталось,
Когда удирали
От ударов страшных
Властителя Утстейна,
Князь, чуя битву,
Коней пучины
Пустил - и в грохоте
Сгиб Длиннолицый.

У Косматого земли
Устал оспаривать,
Спрятался вождь
Толстошеий за остров.
Ползли на карачках
Под скамьи раненые,
Мужи головами
Киль прошибали.

Под градом камней
Удирали премудрые,
Черепицами Вальгаллы
Прикрывши спины.
Как стадо баранов
На восток пустились,
Домой с Хаврсфьорда -
Утешиться медом.

После этого Хорнклови был в еще большем почете у конунга. Харальд очень любил его и всюду брал с собой в походы, поскольку считал, что этот скальд приносит ему удачу. Торбьерн одевался в золото, шелка и бархат, привезенные из Хадебю, а зимой носил подбитый горностаевым мехом плащ и соболиную шапку. Он стал очень гордым, заносчивым и сварливым. Пользуясь благосклонностью конунга, Торбьерн часто позволял себе говорить дерзкие речи о ярлах и лендрманах. Люди знали, что Хорнклови вхож к Харальду и конунг к нему прислушивается, потому часто делали скальду подарки, чтобы он замолвил за них словечко. Тех же, кто не приносил ему подношений, Торбьерн часто очернял перед правителем.
Тормунд Лисий Язык (или Насмешник, как его еще звали), другой скальд Харальда, очень не любил Хорнклови за это, и они часто состязались в своем искусстве, стараясь уколоть друг друга язвительными словами. Однако, когда влияние Торбьерна стало расти, Насмешник был вынужден покинуть Агдир и перебрался в Вик, к Гутхорму Белой Пряди, где и прожил до конца дней. Несмотря на прямой характер и привычку говорить людям правду в лицо, у Тормунда было мало врагов, поскольку ходили слухи, что его проклятия всегда сбываются. И действительно, Лисий Язык до конца жизни, щедро раздавал ниды тем, кто на его взгляд, того заслуживал.
После сражения у Хафнсфиорда Харальд конунг больше не встречал сопротивления внутри страны. Все его самые могущественные враги погибли, а некоторые бежали из страны, и таких было очень много, ибо тогда заселялись дальние и пустынные земли. Многие знатные люди, бежавшие из Норвегии от Харальда конунга, стали викингами в западных морях. Они оставались зимой на Оркнейских и Южных островах, а летом совершали набеги на Норвегию и причиняли стране большой ущерб. Во главе их встал непримиримый враг Харальда – Сельви Разрушитель, всякий раз, когда он устраивал разбойные рейды, ему сопутствовала удача, которой он был лишен в крупных сражениях. Но многие знатные люди отдавались под власть конунга, становились его людьми и оставались у него в стране.
Сын Хальвдана был однажды на пиру в Мере у Рогволда ярла. Теперь, когда ему была подвластна вся Норвегия, его клятва была исполнена - он помылся в бане и велел причесать себя. Коршун сам постриг ему волосы, а они были много лет не стрижены и не чесаны (потому конунга называли Харальд Косматый). Рогволд дал конунгу другое прозвище и назвал его Харальдом Прекрасноволосым. И все, кто его видели, говорили, что он по праву носит это имя, ибо волосы у него были густые и красивые.
У Харальда конунга было много жен и еще больше детей. Первой его женой была Асса, дочь конунга Хакона, у нее родились Гутхорм, близнецы Хальвдан Черный и Хальвдан Белый, а так же Сигфрид, он был младшим. Вторая жена конунга, Гюда, родила ему сначала дочь, которую назвали Алов Краса Года, а затем сыновей – Хререка, Сигтрюгга, Фроди и Торгисля (хотя, злые языки поговаривали, что то были ублюдки, зачатые неким колдуном из Мера). Другой женой Харальда стала Сванхильд, дочь Эйстейна ярла из Долин, ее детьми были Олав Альвгейр, Бьерн Купец и Рагнар Рюккиль. Еще был конунг женат на Асхильд, дочери Хринга из Хрингарики, она родила сыновей - Дага, Хринга, Гудреда, и дочь - Ингигерд. Так же, Харальд взял в жены Снефрид, дочь финна Сваси (того самого колдуна, что когда-то помог ему перебраться через оркдальские горы), ее сыновьями были Сигурд Хриси, Хальвдан Высоконогий, Гудред Блеск и Рогволд Прямоногий. Последнюю его жену звали Рагхильда Могущественная, она была дочерью Эйрика, конунга Ютландии. Люди говорят, что когда Харальд женился на ней, он прогнал других своих жен и подверг опале сыновей. Вскоре у Рагхильды родился мальчик, которого в честь деда назвали Эйриком. Дети конунга воспитывались там, где жила родня их матери, они крепко держались этого родства, но ненавидели своих единокровных братьев и желали им смерти.
Харальд часто слышал от правителей фюльков, что викинги, зимующие на западе за морем, совершают набеги далеко внутрь его страны, он каждое лето собирал войско и обследовал все острова и островки вблизи Норвегии, но как только викинги узнавали о приближении его дружины, они все обращались в бегство, и большинство их уходило за море. Когда конунгу надоела эта докука, он однажды летом поплыл со своим войском на запад за море. Сначала он подошел к Хьяльтланду и перебил там всех викингов, которые не успели спастись бегством. Затем он поплыл на юг к Оркнейским островам и очистил их от викингов. После этого он отправился на Южные острова и воевал там. Он перебил там много викингов, которые раньше предводительствовали дружинами. Он дал там много битв и обычно одерживал победу. Потом он ходил походом в Шотландию и воевал там. А когда он приплыл на остров Мен, то там уже знали о разорении, совершенном им, и весь народ убежал с острова внутрь Шотландии. На острове никого не осталось, увезено было и все добро, которое можно было увезти. Так что когда Харальд конунг сошел на землю со своим войском, им не досталось никакой добычи. Хорнклови говорит так:

С щитоносной ратью
Шёл даятель злата,
Князь войнолюбивый
На села морские.
С песков войско скоттов
Всем бежало скопом,
Остров в страхе бросив,
Скалу тропы ската.

Тогда из морских конунгов смог спастись только Сельви Разрушитель, в жестоком бою убив Ивара, сына Рогволда. В возмещение этого Харальд, вернувшись с запада, подарил Рогволду ярлу Оркнейские острова и Хьяльтланд, а Коршун сразу же отдал обе земли своему брату Сигурду, и тот остался на западе, когда конунг уплыл на восток. Сигурд совершал набеги на Шотландию и убил Мельбригди Зуба, шотландского ярла, а затем привязал его голову к подхвостникам на своем коне. Зуб, торчавший из головы, вонзился ему в ногу. Нога распухла, и от этого Сигурд умер. Он погребен в кургане на берегу Эккьяля. Тогда там стал править Гутхорм, его сын. Он правил один год, а после в те земли вернулся Сельви Разрушитель и убил его. С той поры в этих краях обосновались викинги - датчане и норвежцы.
Рогволд послал двоих своих сыновей – Халлада и Хроллауга, - отбить острова, но они испугались викингов и бежали в Данию, где стали простыми бондами. Старший сын ярла, Хрольв Пешеход в то время вернулся из похода, высадившись в Вике. Ему показалось, что он взял за морем мало добычи и стал забивать скот у местных жителей. Харальд конунг тогда был в этом фюльке, он очень разгневался, узнав, что делает Хрольв, поскольку раньше запретил грабить внутри страны. На тинге конунг объявил, что изгоняет Пешехода из Норвегии, и под страхом смерти запретил ему возвращаться.
Харек Волк передал власть в Ранрики Сигрун, заставив жителей фюлька присягнуть ее малолетнему сыну, а сам, получив на то дозволение конунга и его поддержку, отбыл с дружиной в Ирландию. Там он сражался против датчан и норвежцев, грабивших эти земли, в особенности же против Олава Белого, объявившего себя конунгом Дублина и Ивара Бескостного, его родича. Далее о судьбе Харека известно мало.
Сделавшийся к тому времени верховным жрецом, Торлейв был очень рад тому, что Харек покинул Норвегию. До самой смерти, Торлейв оставался советником конунга, и как мог боролся с последователями Белого Бога, обосновавшимися в Ранрики, однако Харальд оставался верен своему обещанию и не оказывал жрецу в этом деле поддержки.
Братья же Вебьернссоны после войны в полной мере познали и славу, и почести – ведь в последнем бою, кроме конунга Эйрика, сразили они еще многих и многих. Однако, помимо признания, познали они и зависть прочих доблестных мужей, и даже ненависть. И хотя Халльвард стал ярлом при конунге, а Сигтрюгг со временем заменил самого Хемунда, ибо по хитрости мог не только с ним равняться, но и превзойти его, верных друзей у братьев по-прежнему не было. Так и не смогли простить бывшим мальчишкам, а затем взрослым мужам иные люди конунга того, что когда-то отец их воевал под началом Гандальва. Не смогли простить в первую очередь потому, что им удалось подняться от отступников к приближенным Харальда, выполнявшим особые его повеления. Конунг ценил их превыше всех других своих людей, сажал возле себя на пирах и богато одаривал, но по-прежнему Вебьернссоны полагались во всем только друг на друга, и не раз это их выручало. В то время, как они были в походах, исполняя волю Харальда, имением их управляли их младшие братья – Торд и Торгейр, успевшие подрасти и сделавшиеся крепкими, рачительными хозяевами.
Торольв сделался лендрманом в Халагаланде и женился на Сигрид, как обещал Барду. У него было большое немирие с сыновьями Хильдерид – Хареком и Хрериком, а так же с родственниками жены, что в итоге послужило причиной его гибели. Торольв был человеком отважным и гордым, и многие приближенные конунга его не любили.
Ярлом Транделага тогда был Хакон Хаконсон, его Харальд наделил властью над всем севером Норвегии и позволил собирать дань с хевдингов и лендрманов. Один лишь Торольв отказывался платить ему, считая, что только конунг вправе получать его дары. Тогда Хакон поддержал притязания сыновей Хильдерид, и помог им получить Халагаланд, а Торольв снова стал вольным викингом. Харек и Хререк за то исправно отдавали треть дани хладирскому ярлу, обложив народ тяжелыми поборами, отчего жителю фюлька с тоской вспоминали о временах, когда ими правил сын Квельдульва.
Когда у Хакона родился сын, он назвал его в честь конунга Харальдом. Он возлагал большие надежды на этого мальчика, но Норны распорядились иначе – служанки недоглядели за ним во время купания, и младенец утонул. Еще дважды жена ярла разрешилась от бремени мертвыми сыновьями, и Хакон отчаялся получить наследника, смирившись с тем, что одаль отойдет его брату-пасынку Сигурду, постепенно входившему в мужской возраст. Лишь спустя двадцать лет, Эйсван родила ему здорового сына – ярл назвал мальчика Гротгардом, по имени своего деда.
Гутхорм Белая Прядь вернулся в Вик, с той поры ему принадлежала вся власть на юге Норвегии, а так же он ведал обороной страны и сражался с Эйриком Свейским, чьи войска появлялись на границе Гаутланда каждую весну. Ярл взял на воспитание Гутхорма, старшего сына Харальда, когда тот достаточно подрос и обучил его всему, что знал сам. Под его опекой мальчик стал статным и многообещающим юношей, очень похожим на отца. Сам Гутхорм ярл к тому времени женился, у него было два сына и две дочери. Дожив до преклонных лет, он умер от лихорадки в Тунсберге – так сбылось проклятие Кьятви Толстошеего.
Тогда Гутхорм, сын Харальда взял власть на Юге страны. Он был сильным и справедливым правителем, люди хотели видеть его следующим конунгом Норвегии. Однажды в Вик нагрянул Сельви Разрушитель, вступивший с ним в бой. Гутхорм пал.
Торольв, сын Квельдульва, продолжал ходить в дальние походы и брать дань с финнов. Он был удачливым предводителем и люди тянулись к нему. Конунга сильно злило то, что Торольв не выказывает ему покорности, потому Харальд запретил ему торговать в пределах Норвегии. Родичи конунга, Халльвард и Сигтрюгг, воспользовавшись этим запретом, отобрали у него корабль, груженый товарами – в отместку Ульвссон разграбил их имение на Хисинге и убил Торда и Торгейра, их братьев, а так же Торхалля херсира, возглавлявшего дружину на острове. Узнав о том, конунг пришел в ярость, собрал войско и отправился к усадьбе Торольва. Там произошел бой: Торольв, а так же многие его домочадцы и дружинники были убиты.
Говорят, что после этих событий, Кетиль Лосось, родич Барда, нагрянул в усадьбу Хильдерид и убил обоих ее сыновей, Харека и Хререка, за то зло, что они причинили Торольву. После он бежал из страны, опасаясь гнева конунга. С той поры Эйвинд Ягненок стал править в Халагаланде с дозволения Харальда, и взял в жены Сигрид, вдову Торольва. Эйвинд очень дорожил дружбой с конунгом и ни в чем ему не перечил.
После смерти Гутхорма, своего дяди, Харальд захотел взять на воспитание его сыновей, и отправил за мальчиками Халльварда и Сигтрюгга, которым доверял больше, чем кому-либо. Квелльдульв, отец Торольва, прознал об этом, и ночью напал на стоянку Вебъерссонов во главе небольшой дружины, в том бою погибли братья Вебьерссоны и все их люди, сыновья Гутхорма ярла так же были убиты. Квелльдульв, решив, что этим он достаточно отомстил конунгу, продал свое имение и поспешно уплыл из Норвегии, спасаясь от ярости Харальда.
У ярла Рогволда был еще один сын, который звался Эйнар – он был рожден невольницей Коршуна, дочерью бывшего конунга Мера Астрид. Этот Эйнар был безобразен, да к тому же слеп на один глаз, но очень силен и воинственен, к тому же мать часто напоминала ему, что кровь мерийских конунгов течет в его жилах и по чьей вине погиб его дед. Отец не любил Эйнара, и заставлял того жить с рабами. Вот, до Рогволда дошли вести, что его сыновья, Халлад и Хроллауг, бежали с островов, испугавшись викингов, тогда он хотел было сам прогнать разбойников из своих владений, но к нему пришел Эйнар, и попросил поручить ему это дело. Рогволд дал сыну боевой корабль с людьми и велел более не возвращаться в Норвегию, как бы ни закончился его поход. Когда юноша приплыл на Оркнейские острова, там стояло два корабля викингов: на одном вожаком был Торир Деревянная Борода, на другом – Кальв Перхоть. Эйнар сразу же вступил в бой и одержал победу над обоими. Люди говорили, что так же он расправился потом и с Сельви Разрушителем, но по слухам, внуку Неккви и тогда удалось избежать смерти.
Когда Харальду конунгу исполнилось сорок лет, многие из его сыновей уже были взрослыми. Все они рано стали зрелыми мужами. Сыновьям Харальда не нравилось, что конунг не давал им власти, а назначал ярла в каждом фюльке, им казалось, что ярлы — ниже их по рождению. Одной весной Хальвдан Высоконогий и Гудред Блеск отправились в Мёр и, застигнув врасплох Рогволда ярла, сожгли его в доме вместе с дружинниками. Затем Хальвдан взял три боевых корабля, набрал людей и поплыл на запад за море, а Гудред захватил земли, которые принадлежали Рогволду, объявил себя конунгом и стал править там. Когда Харальд конунг услышал об этом, он сразу же отправился туда с большим войском. Гудреду ничего не оставалось, как сдаться на милость родителя. Конунг отослал его в Агдир, а в Мере он посадил Торира, младшего сына Рогволда, и отдал ему в жены Алов, свою дочь, в качестве выкупа за отца.
Когда Хальвдан Высоконогий приплыл на Оркнейские острова, он застал Эйнара ярла врасплох, и тот был вынужден скрыться, но вернулся назад той же осенью. Они сошлись, и после битвы Хальвдан обратился в бегство. Это было уже с наступлением ночи. Эйнар и его люди заночевали без шатров, а утром, как только начало светать, они стали искать бежавших и убивали каждого на месте. Нагнав Хальвдана Высоконогого, хирдманы схватили его. Эйнар ярл подошел к врагу и вырезал у него на спине орла, раскроив ему спину мечом, перерубив все ребра сверху и до поясницы и вытащив легкие наружу. После этого он снова стал править на Оркнейских островах, как он раньше правил.
Когда вести об этих событиях дошли до Норвегии, братья Хальвдана были в большом гневе и сказали, что нужна месть, и многие другие подтвердили это. Харальд велел созывать людей, и собрав большую рать, поплыл с ней на Оркнейские острова. Услышав, что из Норвегии прибыл конунг, Эйнар отправился ему навстречу. Конунг и ярл вступили в переговоры через гонцов и в конце концов договорились о встрече. Они встретились, и Эйнар отдался на суд конунга. Харальд присудил ему и всем оркнейским бондам уплатить шестьдесят марок золота. Крестьянам показался этот выкуп слишком велик, тогда ярл предложил им, что он один уплатит все, но за то получит в собственность их отчины на островах. Они согласились, и в основном потому, что у бедных было мало земли, а богатые думали, что они смогут выкупить свои земли, когда захотят. И ярл выплатил весь выкуп конунгу. После этого на Оркнейских островах долго так было, что ярлам принадлежали все земли.
Харальду конунгу было тогда пятьдесят лет. Сыновья его повзрослели, а некоторые уже умерли. Многие из них были очень запальчивы и ссорились между собой. Они прогоняли ярлов конунга из их владений, а некоторых убивали. Тогда Харальд конунг созвал многолюдный тинг на востоке страны и пригласил на него жителей Уппленда. Он дал всем своим сыновьям сан конунга и сделал законом, что каждый его потомок по мужской линии должен носить сан конунга, а если он происходит по женской линии, то сан ярла. Он разделил между ними страну. Вингульмерк, Раумарики, Вестфольд и Теламерк он дал Олаву, Бьерну, Сигтрюггу, Фроди и Торгислю. А Хейдмерк и Гудбрандсдалир — Дагу, Хрингу и Рагнару. Сыновьям Снефрид он дал Хрингарики, Хадаланд, Тотн и то, что к этому относится. Харальд конунг сам жил обычно в середине страны. Хререк и Гудред всегда были при конунге, и у них были большие владения в Хардаланде и Согне. Эйрик, сын Рагхильды Могущественной, жил с Харальдом. Из сыновей конунг любил его больше всего и ценил выше всех. Ему он дал Халогаланд, Северный Мер и Раумсдаль. На севере в Трандхейме он передал власть Хальвдану Черному и Сигрёду. В каждом из этих фюльков он дал своим сыновьям половину своих доходов, а также право сидеть на престоле на ступеньку выше, чем ярлы, но на ступеньку ниже, чем он сам.
Каждый из его сыновей притязал на то, чтобы занять престол после его смерти, сам же конунг предназначал власть Эйрику. Но люди из Трандхейма хотели, чтобы Хальвдан Черный занял его, а люди из Вика и Упплёнда предпочитали, чтобы верховная власть досталась тому конунгу, который был к ним поближе. Отсюда снова и снова возникали большие раздоры между братьями. И так как им казалось, что у них слишком мало владений, они отправлялись в походы. Уже пал, как было сказано, Гутхорм в битве с Сельви Разрушителем (после этого Олав стал править в Вике). Хальвдан Белый погиб, пытаясь собрать дань с эстов, Хальвдан Высоконогий – от руки Эйнара на Оркнейских островах. Торгислю и Фроди Харальд конунг дал боевые корабли, и они отправились в викингский поход на запад за море и совершали набеги на Шотландию, Бретланд и Ирландию. Там они овладели Дублином и сражались против Харека Волка, стоявшего на защите этой земли. Рассказывают, что Фроди был отравлен, а Торгисль и погиб в бою.
Эйрик, прозванный за жестокость Кровавой Секирой, хотел быть верховным конунгом над всеми братьями, и Харальд тоже хотел этого, потому он никуда не отпускал от себя Эйрика надолго. Рогволд Прямоногий правил в Хадаланде, он обучился ведовству и стал колдуном, а Харальд конунг ненавидел всех колдунов. Эйрик отправился по его велению в Упплёнд и нагрянул в усадьбу Рогволда, там он сжег своего брата и с ним восемьдесят других чародеев. Его очень хвалили за этот подвиг. Гудред Блеск, брат Рогволда, услышав об этом, собрал людей чтобы отомстить и отплыл на большом корабле. Когда они плыли вдоль Ядара, начались сильные бури и струг потонул, а все, кто на нем был – погибли.
Бьерн, сын Харальда, правил тогда в Вестфольде и обычно жил в Тунсберге. Он редко ходил в походы, ведь в Тунсберг приходило много торговых кораблей из Вика, а также с севера страны, с юга из Дании и страны Саксов. У Бьерна тоже были торговые корабли, которые ходили в другие страны, так он добывал себе драгоценности или другое добро, которое ему было нужно. Братья называли Бьерна Мореходом или Купцом. Бьёрн был человек умный и степенный, из него вышел бы хороший правитель. Женился он удачно и как ему подобало, а вскоре у него родился сын, которого звали Гудред. Эйрик Кровавая Секира тогда вернулся из похода в Восточные Страны с боевыми кораблями и большим войском. Он потребовал, чтобы Бьерн, его брат, отдал ему подати, которые причитались Харальду конунгу с жителей Вестфольда, но было в обычае, чтобы Бьёрн сам отвозил подати конунгу или отсылал их ему со своими людьми. Он хотел сделать так и в этот раз, а не отдавать добро Эйрику. Однако, Эйрик нуждался в еде, шатрах и питье, он нагрянул в Сэхейм ночью, когда воины Бьерна сидели за питьем. Тут погиб Бьерн и с ним много людей, а Эйрик взял большую добычу и отправился на север страны. Люди в Вике были крайне возмущены этим поступком, ходили слухи, что Олав конунг будет мстить за брата, если ему представится случай. Сейчас Бьерн лежит в Кургане Морехода в Сэхейме.
Хакон сын Хакона, ярл из Хладира, правил всем Трандхеймом, когда Харальд был в другой части страны, и пользовался в Трандалаге наибольшим почетом после конунга. После смерти Хакона Сигурд, его сын, принял бразды правления и стал ярлом в Трандхейме. Он жил в Хладире, у него воспитывались сыновья конунга — Хальвдан Черный и Сигфред (они были почти одного возраста, сыновья Харальда и Сигурд). Ярл был женат на Бергльот, дочери ярла Торира Молчаливого, а по матери она приходилась внучкой конунгу Харальду. Сигурд хотел, чтобы Хальвдан Черный правил в Норвегии после отца.
Эйрик конунг отправился зимой на север в Мер, когда Сигурд и его воспитанники узнали об этом, они отправились туда с войском, окружили дом и убили всех, кто был в нем. Эйрику чудом удалось спастись, он вернулся к отцу и рассказал ему о случившемся. Харальд был в страшном гневе, он собрал войско и пошел против жителей Трандхейма. Его сын, Хальвдан вооружил трендов и выступил навстречу, готовый умереть, если нужно. Люди стали пытаться их примирить, и, в конце концов, Хальвдан Черный повинился перед отцом и выплатил Эйрику большую виру за его людей.
Эйрик женился на Гуннхильде, дочери Горма конунга Дании, и она родила ему семерых сыновей. Одного из этих мальчиков Харальд сам окропил водой, назвал своим именем и сказал, что он будет править Норвегией после Эйрика. К тому времени Харальду конунгу было уже восемьдесят лет, он стал тяжел на подъем, ему трудно было ездить по стране и управлять ею. И вот, он возвел Эйрика Кровавую Секиру на престол и передал ему власть. Когда об этом услышали другие сыновья Харальда, то Хальвдан Черный объявил себя верховным конунгом в Трандхейме, и все Тренды были с ним заодно, а Олав сделался верховным конунгом в Вике и при поддержке могущественных бондов стал править там. Это очень не понравилось Эйрику. Спустя два года Хальвдан скоропостижно умер, и люди говорили, что от яда. После этого конунгом в Транделаге стал Сигфред, разделивший власть с ярлом Сигурдом, своим побратимом.

Сейчас Эйрик третий год правит Норвегией, недовольство его властью велико по всей стране, Олав и Сигфред жаждут мести, и только то, что Харальд еще жив удерживает людей от открытого мятежа. Не знаю, сколько ему еще отмерено, не знаю, доведется ли мне пережить конунга, но только Господу ведомо, как страстно я этого желаю! Более полувека я с замиранием сердца слежу за событиями, которые происходят в моей родной Норвегии, жадно ловлю каждое слово, каждую новость, привезенную купцами и путешественниками, и жалею о том лишь, что не могу вернуться назад. Моя битва закончилась тогда, у Хафнсфиорда, когда Оттар, ценой собственной жизни, позволил мне, едва дышащему, спастись…

Монах отложил перо и закрыл книгу, гулко хлопнув тяжелым переплетом с золотой окантовкой. Он не знал, успеет ли добавить сюда еще что-нибудь. С каждым днем, старость все сильнее сжимала костистые пальцы у него на горле, и сейчас он чувствовал себя слабее, чем когда либо. Грозный ярл, каким был он когда-то, теперь стал немощным старцем, и вряд ли кто-нибудь узнал бы в нем сейчас Асмунда Альхеймсона, прозванного Кровавым.



КОНЕЦ.