- Ну, мы поехали! - весело гаркнул с варжьей спины Хрюдо. Разнимать эту парочку было себе дороже, и усмирить их мог разве что шанс остаться на растерзание Белому Всаднику.
- А-апять скрипит потертое седло! - дурным голосом завел Грыжа, ерзая тощим задом по указанному. Его варг, сморщив морду и по-собачьи изломав уши, рысью двинулся вперед.
- И ветер воет, помина-ая маму! - подхватил Брюзгинс, пришпорив желтого. Потом грянули хором:
- Куды тя, гоблин, на хрен, понесло? Неужто к дивнюкам и дунада-анам?!

Возня в овраге не прекращалась еще долго - до тех самых пор, пока на дальнем склоне не замаячила блистающая аки халат завполиклиникой фигура Белого Всадника. Страшная его коняка, подтверждая свою репутацию, выпятила грудь колесом и зловеще забила копытом, узрев вдали мутузящихся гоблюков, и тогда наездник, сунув руку под плащ, достал висящий у него на шее могучий артефакт прошлых эпох - Гаишный Свисток. Противный, мелодичный, достающий до самых укромных уголков темной гоблинской душонки звук пронесся над оврагом, и Хмырри с Пыном, разом переставшие драться, начали наперебой кричать "Виноват, начальник, нарушаю!" и выворачивать карманы, выуживая из них мелочь и протягивая ее в сторону борца за справедливость и безопасность дорожного движения. Одуряющие трели Свистка уже затихли вдали, но Пух и Брендихлеб все никак не могли остановиться - таково было ужасающее воздействие нечестивого артефакта. Оклемались они только после того, как за спиной у Всадника на склоне показались еще восьмеро точно таких же, только звезд на погонах поменьше. Тут уж оба неудачливых охотника за деревьями одновременно развернулись и припустили вверх по склону с резвостью, которую до сих пор в Гоблиншире видели только однажды - когда Хендехох демонстрировал на "добровольцах" знаменитый Скипидар Скорости. Ни зловещие деревья, ни мерзкие птички да белочки, выбравшиеся из своих дупел посреди ночи посмотреть, кто там ломится, гоблинов уже не пугали - рысью пронесшись по следу Хрюды и Хама (Хмырри легко отыскал его по запаху продукта), они, словно следуя заветам Саур-огра, не только догнали их, но и перегнали, и даже оставили далеко позади. Кончился их бешеный забег тем, что Хмырри с размаху врезался в березу с плачевными для них обоих последствиями, а Пын, ослепленный на миг первыми лучами восходящего солнца, не вписался в поворот, подскользнулся и зарылся носом в палые листья.

- Знаю! – мрачно согласился некромант, который однажды чуть не попался спецотряду с мешком травки. Он с трудом умчался на кабанчике, подсунув Витязям колоритного зомби, которому придал сходство с собой а нагрузил грузом корней женьшеня, валерианы и прочего лекарственного сырья. Озадаченные таким поворотом Светлые даже долго не могли сообразить, что им попался покойник.
Труп они все же вернули в его естественное состояние последствием одного из самых страшных боевых заклятий – Резиновой Дубинки. Хендехох тем временем был уже далеко. Однако это не принадлежало к числу любимых рассказов колдуна.
- А вот ты откуда все это вызнать успел? И вообще, чего я тебе скажу, - вдохновение оратора приняло новую форму, сейчас явно не хватало бронированного мумака, на которого можно было вскочить и толкать вдохновенную речь толпе вокруг. Правда, толпы тоже не было, хотя в определенном смысле Сарафан мог сойти за нее, – ты тут сидишь и не видишь всей перспектив глобальной интеграции широты великого межрасового братства всех темных племен и народов. Посвятим наше время проведению всей глубина широты в пространственном развороте на всю черную черноту Тьмы уже в нынешней современности! Мы должны понести высоко знамя всесильного и верного учения. Мелькор велик и Саур-Огр пророк его! – не зря про мага говорили, что он читает странные колдовские книги, вытянутые заклинаниями. Откуда – знает разве Эру, да не к дню будет помянут. – Все в поход на Мыльдор, оплот Мойдодыра! – некромант глянул на привявшего собеседника и снисходительно пояснил, спрыгивая со стула, использованного за неимением ничего лучшего, на пол. – Короче, братан, нужна твоя помощь. Мы, как конкретные люди, должны по понятиям разобраться с планами этих гадов. Ты их изучал, подумай, чего они хотят и пошли с нами на дело.

- Тп-пру-у-у-у! Эй, долбаки! - крикнул Хрюдо, догнав неразлучных планокуров. Подбоченившись, он загарцевал перед самой березой, с которой обнимался ошалелый Хмырри. Тут же подскакал галопом Хам. Рассветные лучи окрасили его бурую шкуру в нежно-коричневый, и выглядел он прегадко - хоть и намного лучше хозяина.
- Вставайте, уроды!
Желтый варг, развернувшись к лежащему Пыну хвостом, пару раз скребанул по земле задними лапами и завалил Пуха целой горой прелой листвы.
- Вставайте, вставайте, пора дрыхнуть! - долдонил Брюзгинс. - Видали, Морда уже вылазит? Айда в тень, вон под то дерево у здоровенной лужи!
Спешившись, гоблин привязал своего зверя к сучковатому пню, вытянулся у корней толщенного, поросшего трутовиками ствола и с наслаждением плюхнул пяточки в неглубокую жижу.
- Это че за растительность? - лениво осведомился он, щуря глаза на узловатые ветки, торчавшие высоко над его головой.
- Граб? - наобум сказал Грыжа, с видом знатока оттопырив губу.
- Дуб, - не согласился Брюзгинс. - Или вяз. Точно знаю, что не береза.
- Ясен пень, - отбуркнулся болотник, поворачиваясь на бок.
- Или ясень... - зевнул Хрюдо. Ему уже было все равно - очень хотелось спать...

- Б-б-баоб-б-баб-б-б, - высказал предположение Хмырри, отклеиваясь от березы и виляя так, словно возвращался с дармовой пьянки, почесал к загадочному дереву, не забыв выдать начавшему сворачиваться калачиком прямо на земле Пыну ощутимого пинка. От удара о дерево глаза Брендихлеба напоминали теперь эльфовую руну "%", вращающуюся против часовой стрелки. - Уф, жарко тут топят... - погрозил он Морде кулаком и зевнул. - Хрюдо! А там были эти, как их... уааааааххххх, - гоблин привалился спиной к стволу, его вконец одолела зевота, - ну эти... уааааааххххх, све... светлые... уааааахххххх... восьме... ро... уааааахххххх, - вывернул пасть Хмырри в последнем грандиозном мегазевке, после чего свесил голову на грудь и заснул, сопя как Хендехох в сортире.
Пын, потирая ушибленный бок, медленно встал, выпрямился, шатаясь, и неудачно попытался открыть глаза.
- Поднимите... мне... веки... - сказал Пух и тут же грюкнулся обратно. - "Все ближе, и ближе, и ближе!", - запел он мордой в листья и пополз к дереву, выбрасывая вперед передние лапы и подтягиваясь - совсем как термит Нахтор из первой части знаменитой детской сказки. - Оп, пля, а тут нора какая-то, - неведомо как с закрытыми глазами определил Пын и по привычке тут же сунулся в свежеоткрытое дупло. - Тут Морды совсем не видно... хррррр-ррррр...
Захрапел, сволочь.

- Б-б-баоб-б-баб-б-б - пробормотал Брендихлеб, и Хам мысленно с ним согласился. Действительно, присоседится к какой-нибудь бледно-зелененькой крале было бы недурственно.
Болотник с расползающейся до ушей улыбкой потянулся лежа под "грабообразным дубо-ясенем ". Накатывающая дрема была такой сладкой, что Хам не то что не попытался обчистить карманы попутчиков, но даже за кисетом в карман не полез. Мысль о том, что он, как продувший накануне в кости, должен накрывать поляну, Грыже, разумеется, даже в голову не пришла.
Да и зачем вообще о чем-то думать, когда ТАК спать хочется? Пускай вон варг думает, у него голова больше...

- Сам видел! Пошли, покажу, какую я штуку нашёл! – сказал Сарафан и, встав со стула, направился в соседнюю комнату.

Комната в которую Сарафан привёл Хендехоха, была довольно большой, стены были разукрашены в разные цвета, от желтого и голубого до оранжевого и черного. Посреди комнаты стоял непонятный столб малинового цвета, на вершине которого находился некий объект накрытый фиолетовым платком. Сарафан подошёл к столбу и с гордым видом снял платок, являя миру черного цвета яблоко лежавшее на небольшом блюде расписанным яркими цветами и животными.

- Ого! – присвистнул изумленный чернокнижник. Выглянувшая из норки в дальнем углу мышь мгновенно свалилась от свиста в глубоком обмороке. – Где такой сервиз отхватил? Опять на пирах блюда под балахон тибришь! Хотя стой! Это ж Скрытая Камера. – Откуда взялось такое название, затерялось в глубине веков… - Самую большую супницу отхапал и перекрасил Мойдодыр, а остальное почти все перебилось! Вообще ну его, говорят, он через супницу все остальные посудины видит! Так где нашел-то?

«- Во ты дурак!!! Зачем ты его сюда привёл???
- Действительно зря. Теперь отпираться придётся».


- Ха, где нашёл, там уже нет! Но это не главное! С помощью этой Камеры, я уже давно наблюдаю за тем, что происходит вокруг. – Сарафан снова накинул платок на блюдце – Хендехох! Мир меняется! Старые идеи о торжестве Тьмы во всём Средиземье уже никого не привлекают, старые союзники спиваются или проводят время в бесконечных заседаниях подкомиссий по территориальным спорам! Пришла пора переосмыслить заветы Моргота! И Мойдодыр поможет нам в этом! Он станет нашим союзником! Ближайшим помощником на этом пути! И тоже можешь стать рядом, с тобой мы это всё провернём на раз два! Третьим будешь?

Хендехох уставился на старого соратника, как варг на Оромэ. Вроде бы они и пили мало, и курили тоже… Может, он что-то не то съел и надо прочитать заклинание против желудочных колик? Правда, пока некромант испытывал его в основном на своей клиентуре, так что о эффективности точно сказать ничего не мог.
- Чего это с тобой, ты ж старший черный маг? Какие это заветы Моргота ты с Мойдодыром воплощать собрался? да его первый завет – умываться и чистить зубы по утрам! – колдун эффектно тряхнул путаной и немытой шевелюрой и сверкнул зубами, если только слово сверкание было применимо к этим объектам коричневого цвета. – Опомнись, а то и меня вылечат, и тебя, и Саур-Огра тоже вылечат! Твое место с Тьмой, и мое тоже, не будь я… кстати, а кто я? Проклятый склероз! В общем, приходи в себя. Может, тебе спирта налить? – Хендехох вытащил из-за пазухи флакон с красной крышечкой.

А в дебрях Солнечного леса...

Хрюдо разбудили назойливые лучи, пробившиеся через листву. По привычке гоблин хотел ругнуться и даже приоткрыл для этого пасть, но тут...
Тут Брюзгинс понял, что Морда его не кусает, а приятненько так пригревает, будто пышный бок клыкастой красотки!
"Кайф! Синтезирую! - сонно подумал он. - Ща как следует пущу корни и начну почковаться..." Его пяткам было очень, очень приятно в прохладной воде. Если бы не Клык, неудобно упиравшийся в бедро, то Хрюдо, снова закрыв глаза, позволил бы себе провалиться в блаженную дремоту. Но ногу порядком кололо, и поэтому в странные, будто чужие думы вихрем ворвалась собственная отчаянная мысль...
- Караул! Я становлюсь фловером! - из последних сил взвизгнул гоблин и заколотил руками-ногами по корням, опавшим листьям и грязной луже.
О фловерах он давным-давно читал в одной книге, которую невесть откуда приволок дядюшка. "Отягощенные добром" - страшная вещь, перед рассветом лучше не открывать...
- Хам! Пын! Хмырри! Па-а-ма-ги-и-и-те!!! - от истошного гоблинского вопля сверху посыпались сухие веточки.

«- Спирт!!! Давай!
- Фу! Уберите! Он сейчас напьется, а похмельем потом все будут мучаться!
- Да он нам зубы заговаривает!
- Спирт!!!!!! Да ну и пусть заговаривает!
- Крепись! Сопротивляйся!»

Сарафан подошёл к стене и взял свой посох.

- Последний раз спрашиваю, ты с нами или против нас? Решай Хендехох!
- Не брат я тебе рожа твоя Светлая! За сколько продал дело Тьмы?

«- Бей его!!!
- Вали мерзавца!!!
- ААААААА!!!!»

- ААААААА!!!!!! – лицо Сарафана свело как-будто он проглотил полпузырька аскорбинок – Гравитатиум экс полум!!!
Прокричал Сарафан и навёл навершие посоха на Хендехоха, грянул гром, и некроманта подбросило на пару метров вверх, а затем хорошенько вдарило об пол.

- Ах ты подлый наемник мойдодыризма! – возмутился отброшенный Хендехох, кастуя одно из своих любимых боевых заклинаний и выписывая для этого кончиком посоха в воздухе фигуру, которая привела бы в восторг любителя абстрактной живописи. - Изменник проклятый! Небось теперь подмышки бреешь, сын … (здесь следовал экскурс в межвидовое смешение животного мира, который привел бы изучавших такие вопросы с научной точки зрения в полное недоумение)! Чтоб они тебе ни капли спиртного не давали и заставили загорать! Пусть у тебя до конца дней аллергия на мясо была!
Между тем, пока маг упражнялся в красноречии, хвост лежавшей в обмороке мыши под действием его магии стремительно удлинился до нескольких метров, подсек сзади Сарафана под колени, а затем попытался придушить за шею. Сама мышь очнулась и начала пытаться влезть в норку и громко пищать, не понимая, что происходит. Хендехох добавил к концерту завывание по высшему разряда, и вскочил, собираясь броситься на противника.

…А молодого некроманта несли с пробитою башкой! – по своим характеристикам голос певшего явно напоминал давно и серьезно неисправную мельницу. Стоны, скрежет, подвывание – все приметы менестреля, прошедшего правильную школу Ордена Увядшего Уха налицо!

Из-за темной чащи леса,
Дома пауков мохнатых.

Звон лопнувшей бутылки.

Из-за гор высоких, мрачных,
Милых для любого гнума.

Падает не выдержавший такого надругательства нетопырь.

Орчий хан, великий воин
Погрозил секирой острой.

Дерево, пленившее невезучего гоблинса мелко задрожало. Звуки, издаваемые неизвестным певцом, проняли даже тупую деревяшку.

И стервец-владыка светлый,
Со своим людским кагалом
Убежал.

Если бы каннибалистически настроенная флора могла плакать – то уже давно стенала бы и проклинала свою нелегкую долю. Не каждый мог вынести балладу в исполнении Тома Забродила.

Но долго помнил,
В страха дикого припадках,

Выпустив вопящего Хрюдо зловредное бревно резво начало выкапываться, явно намереваясь ретироваться в более спокойную часть леса. Больно уроненный гоблин включил оралку на полную мощность и порадовал присутствующих такими забористыми мыслеформами, что полностью деморализованное дерево, враз пожелтев листьями, вдвое увеличило скорость отступления.

У царя к чему крепилась
Той секиры рукоятка.

Заключительным аккордом стало появление самого певца. Ошалевшая публика созерцала низенького щуплого старичка вполне безобидной наружности. Потрепанная широкополая шляпа залихватски сбита на затылок. Зеленые глаза лукаво обвели присутствующих.

Огоньку не найдется? – спросил незнакомец, извлекая из недр плаща, который, казалось, состоял из одних заплаток, огромную трубку.

- И чего не хлопаете? Может вам еще спеть? Я мноо-ого песен знаю…

НРПГ Стих найден на просторах интернета. Авторство неизвестно.

Хвост, препротивный писк мыши и Хендехоха застал Сарафана врасплох, маг не удержался и упал на пол.

«- Заткните его кто-нибудь!!!
- Кхе-кхе-кхе, снимите это с меня!!!
- Ну, мы ему сейчас!!!»

- Уменьшатум плюриум! – прохрипел Сарафан, и хвост мыши стал мгновенно уменьшаться до своего нормального размера, чем мышка и поспешила воспользоваться припустив к норе с упятерённой силой – Шестёрка Морготовская! Сейчас я тебе наваляю по самую географию!!!
В этот момент Хендехох попытался броситься на обидчика, но Сарафан не зря в столько лет провёл рядом с просторами Фань-Горня и кое-чему научился
- Хеееееййааа!!!! – завопил Сарафан и ловко свалил Хендехоха простенькой подсечкой и одновременно вскочил на ноги
Уааах! – Выдохнул маг, после чего поудобнее перехватил посох и попробовал врезать им по растянувшемуся на полу некроманту.

- Аффтар - пекельный чортяко, - от восхищения переиначил на малоширский лад знаменитую фразу вежливой хвалы Хмырри.
- Ох, - вздыхал Пын, держась за шею. - Вовремя ты, дедок, нарисовался. Этот старый развратник мне башку зажал в своем дупле и там в пасть что-то сунуть пытался!
- А мне сразу в задни... в задний карман своими ветками полез, энтов сын! - возмутился Брендихлеб. - А хули ему там надо?
- Как был дураком ты, Хмырри, так тебя дураком и бросят в выгребную яму после смерти, - оскалился Пын. - У тебя же штаны в сивухе!
- А! - сразу проникся к дереву уважением гоблин. Даже поближе подошел и пробурчал. - Не серчай, не со зла.
Дерево злобно пошелестело ветками и затихло. Хмырри вздохнул и повернулся к дедку.
- А ты кто будешь, старый? - подозрительно сощурился в свете Морды он. - Хуманс? Или этот, как его, Хендехохов земляк?
- И что это ты там куришь? - еще подозрительнее поинтересовался Пын.

Польщенный старикашка радостно заулыбался во все зубы. Подозрительно много зубов.

- Повезло вам, что деревяшку-то спугнул я. Брачный сезон у них. Каждой твари по паре – дуб дуба ищет!

Смекнув что, сморозил лишнего, маэстро поспешил сменить тему:

А меня Томом кличут. Том Забродил – вот он я! Прошу любить и жаловать. Живу я тут, опыты ставлю с перегонным кубом. Ну и за лесом присматриваю. Тут прополоть, там подвязать – а то эти деревья озабоченные совсем без меня ошалеют. Толку с них никакого – даже покурить нельзя. Толи дело моя плантация – годы селекции не прошли даром! Отборнейшая трава! Редкий сорт – Карачун-бабайская! От нее так карачунит что все бабаи разбегаются!

Посчитав что развел достаточно словоблудия чтобы сгладить неловкую ситуацию Забродил стал живо проявлять любопытство:

-А откуда и куда путь держите? А Хендехох – что за зверь? Имя-то не по нашенски звучит… И вообще – как смотрите на то чтобы перекусить? – Том выразительно щелкнул себя по горлу. –У меня с собой есть! Могу и песенкой потешить… А вы мне новостей расскажите – а то живем в этой дыре, не то что сплетни – налоговая инспекция не доходит.

Так, что там у меня? Бормотуха, настоянная на лингаме вовкулака… Хорошо посидим!

- Чегой-то он много знать хочет, видать на погост торопится. Ёльф его знает, кто есть на самом деле, - прищурившись и скривив (на всякий случай) самый зверский вариант рожи, протянул Хам, - но явно не нашенский, не видал я раньше его физию. И погоняло такой не слыхал. А то, что курит - так это еще не показатель. Может, у него там грузинский чай в трубочку забит? Мы ему огоньку, а он свистет в два пальца - и как по заказу два архиваллара из Общества Ликвидации Безграмотных. Чих-пых - и мы всей братвой в профилактории принудительного отдыха. С детоксикацией без права переписки.
Хам цокнул языком, подзывая для подстраховки верного варга, почесал того за ухом, выудил из шерсти особо жирную блоху, прожевал и смачно сплюнул прямо в лужу.
- Так что, дедок, колись, под кем ходишь. А то у меня, - Грыжа распахнул от пошиву нестиранный жилет, - вся грудь в квестах. Авторитетом задавлю и не замечу. ...Камрад, подтверди!

Да вы что? – возмутился Том – Мелькором обижены? Стал бы я вас от дуба этого спасать, если бы светлым был? Да я – самый, что ни на есть идейный злобстер! Вот и помогай вам, хрякам неблагодарным! Схрумкала бы – или чего похуже - тебя деревяшка – вот тогда бы взвыл! Нет – ну такой неблагодарности я давно не видел! Я к ним с открытой душой - а они! – начал закипать Забродил. – Пожилого каждый обидеть сможет! Ну, ничего, я посмотрю, как в отсюдова выберетесь! Вам еще пассивный дубок попался!

- Перегонный куб!
- Плантация!
Кто сказал, даже нет, восторженно выкрикнул эти слова, уточнять не надо? И не будем, раз так, пускай то, что авторами этих фраз были Хмырри и Пын, для потомков так и останется тайной.
- Ты, Хам, на дедка не наезжаей! - осерчали оба, когда заговорил Грыжа. - Сразу ведь видно, свой в доску, хоть и шкура гладкая, и шляпа ненашенская. Деда, ты этому сморчку не наливай!..
- Слушай, ты, а чего-нибудь пожестче у тебя не найдется, - вдруг осенило Пына, который сопроводил свои слова размашистыми движениями когтистых лап, обрисовавших в воздухе нечто зеленое, клыкастое, волосатое и с формами.
- О, Пын, молоток! - похвалил товарища Хмырри. - Сам сообразил или опять Пяткинс подсказал? Да, дед, не завалялось ли у тя пары горбатеньких красоток с изумительно кривыми лапками, не?

- Ну, я так не играю, - обиделся Хендехох на применение Сарафаном такого простого и скучного трюка в защите. – Все варенье съем и улечу навсегда! Гони варенье, сволочь! – заорал он, увертываясь от посоха, неожиданно ставшего боевым. Посох выбил из ковра изрядное облачко пыли, припорошившее глаза и ноздри противников. Тут же безвременной смертью погиб прятавшийся под ковром таракан, оставив многочисленной скорбящей родне повод для торжественных поминок с угощением из Сарафановых объедков и крошек.
Хендехох, лежа на полу, пнул ногой в брюхо противника и попытался вскочить, опираясь на посох. Одновременно он начал читать заклинание…

- Это кому не наливать?! Это кто сморчок?! - оскорбился Хам. - Вы свои хари давно в луже разглядывали? Я, что б вы все знали, завсегда первый гоблин на деревне ...после камрада Хрюдо. А вам бы лишь бы брюхо набить да на кралю влезть! И, как правило, без друганов для компании. А мне папашка мой, гвайхир его заклюй, целых два раза говорил: "доведут девки да трактиры до Валинора".
Грыжа выдохся, свернул "варжью ножку", прикурил (и себе, и Забродилу заодно), а затем, пару раз затявшись и успокоившись, добавил:
- А вообще, я это просто так, для порядку сказал. Так что ты, старый пень, на меня лиловым глазом не зыркай. Свой так свой, мне новые враги без надобности, старых полно. Так что давай, дед, на мировушку по четвертушке накатим. А то с утра такой сушняк, что аж кишки с бурчат, поскольку даже передневать негде. У тебя берлога-то есть, или хата, на худой конец? Тогда мы уж, так и быть, у тебя перекантуемся. Только ты у камрада Хрюдо не вздумай спрашивать, по какому такому секретному заданию мы через этот Солнечный лес дефилируем. А то, если он о Клыке проболтается, нам живо Хендохох кирдык с летальным исходом организует.

- А-а-а, - взвыли Хмырри и Пын, отвлекаясь от вырезания своих инициалов на дереве-гоблинофиле. Разохотившийся Пух над кривыми гоблинскими буковками уже корябал свой идеал. - Клык?!
- Так и знал! Так и знал, - затараторил Брендихлеб. - Что, голубцы, подрядились на трансплантацию органов? Хендехох халтурку подкинул, сталбыть? Вампироидам клыки сбывать гоблинские? Совсем, видать, кровососущие измельчали, да. А вы закрысили, нам ни словечка?
- А говорили - "генофонд", - обиженно шмыгнул носом Пын. - И-эх, пестуны-затейники, вечно вот так, обломают на самом интересном месте.
- Пын, а давай назад дернем, ну этих?..
- Ты шо, там же те, со свистком... И-эххх, - повторил Пух, растроенно хлопая себя по ляжкам. - Дедуля, айда до тебе, нажремся с горя.
И он острым когтем с размаху поставил завершающую точку в гравюре-самоделке по живому дереву. Пух был косоват, и точка получилась немного выше того места, где она была в свое время у Морды-Гота на чертежах.

- Наш дедок, - авторитетно определил Хрюдо, сощурился, подмигнул и запанибратски ткнул Забродила в грудь грязным указательным пальцем. - Светлые, трясця их мамке, такие пестни совсем не того. Не могут. У них ваще беспредел – кто нечаянно петуха пустит, тот таким и считается. Закозлят так, что хоть драпай без оглядки в самые Валиноры. Они потому и Валинорами называются – валят туда всякие недовольные... Ну, старикан, наше тебе горячее, с занесением! – вернулся он к разговору. - А ты тут что, живешь, что ли? Ну и дела, етить-колотить! Кругом одно дубье, причем хыщное, со светлыми закидонами... Слышь, дед, ты нас отседова выведи... постой-ка, ты Епану Сосанину не родня?! Нет? Точняк? Ну лады. Так вот, ты нас выведи на поляну, а мы ее так накроем, что потом, как проспишься, будешь гоцать по всему лесу - кайф недетский ловить!

-Ух господа зеленые – выведу, заведу и снова разведу! В смысле – дорогу верную укажу, - обрадовавшись, что сегодня его бить, наверное, не будут, затараторил Том. – Но торопится-то не надо, а? У меня с собой есть! Посидим бескультурненько на дорожку, а потом – айда ко мне! Жена жратвы сварганит, да и дурь уже поспела. Сижу тут один как светлый рыцарь в ночном дозоре – даже покурить не с кем! А вы – молодежь хорошая, правильным вещам сызмальства учена – по перегару слышно. Только вот красоток нема – враз погрустнел менестрель – места у нас гиблые, пустынные… Окромя меня и женушки разлюбезной - только дубье необразованное.

Тут Том осекся. Как по волшебству на свет божий был извлечен внушающий уважение бутыль. Внутри призывно булькало.

- Тара наша – стаканы ваши! – ухмыльнулся дедок. – Тока вы с ней осторожнее – дыру в пузе прожжет и на землю вытечет. Совсем я заболтался. Только чур – по чуть-чуть! Еще домой пхаться!

- Ну-ну, - вмиг погрустнел Пын, услышав о невеликом представительстве в Солнечном Лесу клыкастого женского пола, но в глазах егойных продолжала гореть тайная надежда. - Поглядим-с, что за жена...
- В моем пузе - не прожжет, - авторитетно похлопал по своему круглому пивному брюшку Хмырри. - У меня тут побывало все, что только горит. А все, что не горит, бодяжилось с тем, что горит, и тоже туда заливалось. Чтобы ты знал, дед, ты сейчас говоришь с бессменным чемпионом Гоблиншира по литрболу как в командном, так и в личном зачете. Семь мировых рекордов, два перепитых Хендехоха и ни одного пролитого стакана! Да хочешь знать, я на спор бочку первача без закуси выпил однажды! - было дело, хотя тогда Хмырри жульничал - заширялся предварительно какой-то смесью Пынового изготовления. Призовой фонд пополам поделили, мошенники, после чего их два месяца никто не видел в вертикальном положении и не под заборами.
- Эх, вам бы все побухать!.. - с горьким укором глянул на Забродилов баттл Пух и мечтательно посмотрел куда-то вдаль.
- А, так ты не будешь! - обрадовался Хмырри, извлекая из кармана штанов свой знаменитый на весь Гоблиншир граненый стакан по прозвищу "Поллитра, без которой не разобраться". Брендихлеб еще утверждал, что стакан говорящий. - Наливай, дедуля, выпьем за твое нездоровье! Хам, Хрюдо, что вы как неродные, садитесь, третьими будете. Хряпнем на дорожку и почешем отседова, верно, Томми? - уважение Хмырри, как всегда, быстро перетекло в фамильярность. - У-у-у, по вони чую, забойная хрень.
Он с видом закаленного пропойцы-гурмана (коим и являлся) поболтал смесь в стакане, еще раз принюхался, шевеля сизо-зеленым спитым носом и разом опрокинул пойло в свою глотку, откуда оно без промедления попало в желудок и там чуть ли не взорвалось. На глазах у гоблина выступили слезы чистого счастья.
- Мужики, "Болотная Абсолютная" и рядом не валялась! - отрекомендовал он продукт экспериментов Забродила. Даже горюющий о своем пропадающем генофонде Пын - и тот заинтересовался.

- Че-та меня, дед, терзают смутные сомнения, - задумчиво заявил Хрюдо, - благостный ты какой-то, аж подозрение берет - не разбавленное ли пойло? Ты, Хмырри, ваще молчи, я ж тебя знаю - тот еще приколист, если сам накололся, так не успокоисся, пока другим не подсунешь ту же граблю. А ну!..
Брюзгинс выхватил у гоблина бутыль, устремил в небо тощий кадык и...
- "Две крепости!" - выдохнул он, утирая слезящиеся глаза и бережно прижимая бутылку к пузу. - Вот чтоб мне мумаком стать, если это не оно самое!
Про дорогу в Кривендел как-то забылось.
- Дед! Пол-Гоблиншира за рецепик!.. - взмолился Хрюдо и облизнул клыки.

- Ты бы знал, на чем я ее настаиваю – не требовал бы рецептика. Ингредиенты редкие, добываются сложно. А вот потешите меня новостями - так уж и быть, на дорожку пару фляжечек дам – проскрипел дед, вытирая выступившие слезы.

Я ж тут сижу как в ставке гроссеншнобеля Хутлера – ни ответа, ни привета. Видите ли, не понравилось пейзанам, что от моей сивухи у них рога расти начали. Я же рецепт улучшал – чтобы забористей было. Ну, баловался некромантией на досуге – не к добру же, а так – эксперименту ради. А они погнали Забродила! Поле мое выжгли – так потом весь райцентр хихикал три дня. Годы селекции, заморские семена – сколько здоровья потратил, для них, гадов, старался – чтобы с одной трубки день в сансаре аскетов гонять можно было! Эхх, - устало махнул рукой Том, - хоть вы по достоинству оценили. Еще по чуть-чуть? Или ко мне – моченые эльфьи уши жрать?

- Вот гадо..., - Хам протер полуослепшие от разорвавшейся желудке черным огнем дозы. - То есть, вот гады! До чего додумались, а?! Такой талантище с насиженного места выживать! Нашей погром-бригады на них нет! ...Эх, мне б ятаган острый да нагайку крученую... варг у меня уже есть. Ух, я б их, выползней подкустовных, к когтю-то прижал...
Грыжа выбросил окурок в порядком уже загаженную гоблинами и Забродилом лужу и, не дожидаясь реакции подельников и разрешения хозяина, вновь потянулся к бутылке.
- Эльфячьи уши - это, дед, хорошо. Вот только их не вымачивать надо, а завяливать или коптить над костром из болотного дуримарника. Они от этого вкусней делаются. Отменнейший закусоид!
Хам сделал изрядный глоток, коротко отрыгнул и, вновь подумав об остром ятагане в руке и верном варге под седалищем, подпер подбородок набитым кулаком. Щас точно спою! И к ужасу всего живого и не-мертвого в округе действительно запел:
Мы ехали шагом, мы мчались в боях,
Кинжалы кривые держали в зубах.
И клубом клубилась дорожная пыль,
И вспыхивал жарко роханский ковыль...

Башня Сарафана

«- Куда бьёшь! В Святое!
- До трёх лет! С конфискацией!
- Уёёёё!»

- Ух ё… а сам-то хорош! Тоже мне победитель Всесредиземского турнира по рукопашному бою! – Сарафан вдруг уловил знакомые нотки в заклинании – Варенье! Ишь чего захотел! Глюкатапотамум рогевус!!!

С кончика посоха Сарафана сорвалась большая розовая искра и вдарила прямо в лоб Хендехоха. Тот резко подпрыгнул, и замахал посохом, как-будто отгоняя кого-то. Сарафан зло усмехнулся, заклятье малиновых слонов, было гордостью его магической мысли!

- К тебе, к тебе! - с готовностью отозвался Пын, утирая рукавом сопли, потекшие от чрезмерной дозы забродиловой бормотухи - Хмырри, знамо дело, был покрепче. - Сто лет моченых ушей не хавал, особенно с хреном они в тему. Берешь, значит, хрен, ну, корень, то бишь, хрена, заворачиваешь его в ушко и жрешь не спеша. Закусь века! Деда, хрены у тебя на грядках не растут, часом?
Пух продолжал тараторить Забродилу на ухо, расхваливая гастрономические ценности ушей и хренов, сам при этом явно думая о своем, о мужском.
- А не страшно в лесу-то жить этом, Солнечный ведь, мерзкий, - заметно повеселевший Хмырри, как и Хам не ограничившись одной тяпкой, уже начинал немного косить в прямом и переносном смысле, потому и задавал глупые вопросы. - Тут же белки скачут, еще, небось, и кролики. Вообще, про такие леса ужасные истории рассказывают - мол, тут даже обыкновенные лягушки - и те человейками заколдованными оказываются. Правильно таких в наших гоблинских сказках Дурбан-царевич из лука отстреливает, - Брендихлеб вдруг осекся, затравленно оглянулся по сторонам и дрогнувшим голосом добавил:
- А и вправду, повалили отседова, а? Только мне того, в кустики надо. Кто со мной?
- Кустики? - оживился было Пын, но тут же разочарованно хмыкнул и продолжил:
-...так вот у него был хрен с мою руку!..

В глазах некроманта помутилось, все подернуло пеленой, как было в конце соревнования с Хмырри по литрболу, будь тот неладен. Верно говорят, если в голове ничего нет, то и разума не потеряешь, сколько ни пей! Иногда Хендехох подозревал, что неуступчивый гоблин использует пустой череп как дополнительную емкость для вливания всякой хмельной гадости.
Впрочем, сейчас ему некогда было об этом думать, ибо на него со всех сторон ринулись орды малиновых елефантов, небольших, но зато летающих и агрессивных. Ошалевший от такой подлости чернокнижник начал с помощью посоха строить систему противовоздушной обороны. Несуществующие слоны, казавшиеся ему совершенно реальными, несли от магических ударов потери, но не отступали. С их геройством можно было сравнить только доблесть жителей Гоблиншира, сражающихся после очередного праздника за место в очереди к единственному кабаку, где еще осталось чем опохмелиться.
После того, как очередной слон спикировал с дымящимся хвостом и жутким воем к полу. а его место заняли два новых, Хендехох понял, что ему не отбиться и в качестве удара последней надежды произнес заклятие, которое должно было поднять всех имеющихся в комнате покойников.
Увы, это была территория Сарафана, а тот в некромантии силен не был, и стратегический запас трупов, в отличие от самого Хендехоха, не хранил. Так что на противника грозно двинулся один-единственный только что пришибленный таракан. Правда, поскольку ему достался весь заряд магии, он увеличился до размеров бульдога, и грозно щелкал челюстями и шевелил длиннющими усами, надвигаясь на хозяина Урюкхана.

- Да тут все кустики с придурью, - отсоветовал Хрюдо, сцапав Брендихлеба за шиворот. - Вот сейчас к дедку на хату подвалим, а там, небось, все удобства. Крепись, братан!
Гоблин отпустил Хмырри и, повернувшись к Тому, заткнул большие пальцы за пояс.
- Ну че, дед, поковыляли! Да быстрее - видишь, хорошему гоблину невтерпеж! Тормозим тут, понимаешь, как тролли...
Сказав это, Брюзгинс по привычке вжал голову в плечи и заоглядывался. Тролли в Гоблиншире водились в малом числе, но были они редкостной, особо гадкой породы – тупыее и памятливые. Эти зловредные остолопы коптили ночное небо не век и не два, так что порой можно было услышать:«А помнишь, булыжник хренов, как я в год после Большой Заварухи человека поймал, а ты у него без спросу ногу отъел?!». Но если между собой тролли только ругались (мутузить друг друга им было ни к чему – так разве что искр навысекаешь), то взъевшись на гоблина, они вовсю распускали руки. И даже ноги. К примеру, давеча мелкий Дрызга ляпнул «тормозишь, как тролль», не заметив подпиравшего стену Костолома. Последний его мигом скрутил, уложил под горочкой, взобрался на самый верх - и показал, что тролли тормозить не умеют вовсе. Дрызгу и хоронить-то не пришлось, только присыпали сверху землицей и камешек накатили.
Кстати, а не сорок ли ночей тому, как отмаялся бедолага? Помянуть бы...
Хрюдо облизнулся и даже притопнул от нетерпения.

Помянуть – это дело верное. Только бутылкой нельзя ограничиваться, а то обидится друган-то ваш. Айда ко мне на хату - Забродил сделал приглашающий жест чуть не зашибив Хрюдо. Тут недалеко совсем – три дня лесом, потом налево и рукой подать! В момент обернемся. А дома – ох-хо-хо! Закусона – как в назгулятнике на День Авиации! Шайтан-трава колосится и просто просится в трубки-то!

Забродил из всех сил старался заманить к себе неожиданных гостей. Не с красными же ясенями беседы за жисть вести? Только на табуретки годятся – да и то потом совесть мучает.

- Так, зеленое панство, трупа трубит побудку и ветер в паруса нам! – нелогично закончил агитацию Том.

Вперед! – указал он дорогу, но сам почему-то полез в абсолютно другие кусты. Настойка, видать, забродила…

Треск в кустах, чьё-то шлёпанье по болоту, и сомнений у Болотинки не осталось сомнений - муж наконец-то после очередного (внеочередного) загула возвращается домой.
Ведьма вышла на порог, подороге взглянув мутное зеркало, заросшее паутиной и стряхнув с волос бледно-зелёные водоросли, хотя в этом не было особой необходимости - по цвету они всё равно сливались.
Судя по звуку шагов, Забродил был не один - "Интересно, кто же на этот раз кикимора? Парочка леших?" - подумалось Болотинке, давно привыкшей к выходкам этой ошибки Мелькора.

«- ААА! Что это?!
- Полагаю таракан.
- Уберите!!!
- А ты что боишься? Ого наш мистер Круче Всех боится насекомых!
- Может и боюсь, только вот ты сейчас отгребёшь от меня по полной!
- О Манве! Как мне страшно! Аж поджилки трясутся! Ну, давай!
- Хватит!!»

Сарафан отступил на пару шагов назад, магия разума тут бессильна, нужно что-то иное. Таракан быстро приближался к магу и ещё более угрожающе щелкал челюстями. А может попробовать вот так:
- О, делериум тапкум!
В том же миг воздух над тараканом стал уплотняться и белеть, приобретая вид отпечатка от туфли или сапога, таракан понял, что тут что-то не так и попробовал выползти из-под непонятного объекта, но в этот момент Сарафан поизнёс:
- Гравитатум!
И объект с громким звуком прихлопнул таракана, превращая его в тонкий блин.
- Ага, Хендехох! Моя взяла! – Сарафан подошёл к лежавшему в изнеможении магу, и навёл на него посох – Отдохни пока! Леветатум на крышус!!!

Дома, как известно, и стены помогают. К этой нехитрой мысли пришел Хендехох, проигравший поединок и оказавшийся на на венчавшей сооружение плоской платформе, откуда вниз вел один люк, наглухо запечатаннный заклинанием. Сперва некромант пробовал открыть его посохом, потом заклинанием. Убедившись в бесполезности попыток, он начал стучать впол, который для кого-то являлся потолком, и требовать шашлыка из эльфов, отбивной из гномов и Дундунского вина "Кровь Вала". Потом требования постепенно были снижены до самогона и соленого огурчика, но увы! Ответа не последовало, и великая мудрость подсказала подсказала могучему волшебнику, что, судя по всему, его не слышат.
Кодун попробовал привлечь внимание фирменным хохотом, недавнослышанным Хрюдо и Хамом, но даже это возымело один положительный эффект - отпугнуло птиц в округе, расшвыряв их на полкилометра. Звукозащита Сарафана оказалась хорошей. Хендехох достал словарик тролльего языка, полистал и,найдя несколько редких сочетаний, выпавших из памяти, от души высказал их по адресу Психопатического, пожелав заодно, чтоб все его личности наконец набили друг другу общую морду.
Несколько облегчив душу, подуспокоившийся некромант огляделся в поисках выхода. Увы, левитация не относилась к области, где он был силен. Во время обучения она получилась у тогда еще ученика чародея только однажды. После долгих безуспешныхусилий юный Хендехох слевитировал Черную Книгу Заклинаний своего учителя в котел, где варилось зелье из мышиного помета, лягушачьих лапок. челюстей недельной лежалости дохлого крокодила и прочей прелести. Однако почему-то после столь удачного опыта учитель наотрез отказался преподавать левитацию и вообще околочаса гонялся за учеником с посохом по окрестным лесам. Как бы то ни было, самостоятельный полет исключался. никаких подручных средств рядом не было. Озлобленный колдун уселся на парапет площадки и задумался.

- Опа! – заорал Хрюдо, вываливаясь из кустов. Варг, которого Брюзгинс вел в поводу, сразу не затормозил, и гоблин едва не вывернул из плечей руки, пытаясь удержаться в достойном Хранителя Клыка положении. – Дед, ты ж говорил, три дня до хаты пилить! Я аж забоялся, что первача на привалы не хватит... Ме-едам! – проблеял он, щуря на Болотинку мутные глазки (эх, хорошо пошло Забродилово угощение!). – Е-мое! Шобъяздох!
Он пихнул подоспевшего Хама локтем и нарисовал в воздухе то ли бутыль с раздутой горловиной, то ли... А! Ну да: это Хрюдо так впечатлялся формами дивного - простите за эльфизм - видения.
- Это... а который час, как пройти в книгохранилище и... как оно... те никогда не говорили, что ты с морды бледная, как вампирка?! – Брюзгинс выпалил разом все боеприпасы. Как говорил бывалый дядюшка-балагур, «жантльменский набор, без какого прибор, что называется, только зря... вдохновляется - ибо к тутошним девам нельзя без подогрева».

- Медам? - взвыл Пын где-то позади. - Вампирка?
Послышался сбивчивый топот когтистых лап по листве и вот, расталкивая впередистоящих, на поляну перед халабудой Забродила вырулил во всей своей зелено-кривоногой красе недобрый молодец Пын Пух, забывший по такому делу даже отыскать взглядом хваленую мичуринскую грядку Забродила.
- Такую телку увидишь,
и вмиг окосеешь, словно
бормотухи бабахнул, - продекламировал восхищенный гоблин вычитанный в стыренном в детстве у папани журнале стишок и замер с раскрытым ртом и вываленным языком, тяжело дыша.
- А, съедобна... - пренебрежительно изрек подошедший вместе с Забродилом Хмырри. Смотрел он при этом не на дедову гёрлу, а намного правее, на раскидистую ель - вставило Хмырри, неплохо вставило, что тут скрывать, хоть зарисовывай и на спор показывай потом. - Ну, пацанва, чего стали, давайте ж в дом, продукт греется. Прально, Томми? - заискивающе заглянул гоблин в глаза плантатору-экспериментатору в изгнании.

- Что б вам, значит, не кашлялось, - бросил Хам в сторону томовой женушки, мельком подумав о том, что Хрюдо как был бабником, так, видать, им и помрет. И как бы не от них же самих, между прочим.
Идея Хмырри, к примеру, вдохновила его гораздо больше. Вот только схарчить чего-нибудь эдакое, на его взгляд, тоже не повредило. А то что эльфячьи уши не по его любимому рецепту сготовлены - не беда. Главное, на халяву! Дорожка-то не близкая, и харчи на нее припасены отнюдь не казенные. А из самых, что ни на есть, собственных запасов. А тут еще эти двое захребетничков на их шею навязались. И как всегда, ни вилки, ни сухпая собственного не имеют. Вот пусть Забродил Хмырри с Пыном и кормит! ...А заодно и его с камрадом Хрюдо. Все польза!
В ожидании, когда же их, наконец, позовут к столу, Хам по-хозяйски оглядел томову хату с прилегающими постройками-деляками. К слову сказать, он вообще не умел глядеть на чужую собственность по-другому и старался жить в согласии с главным принципом своего папаши "все вокруг народное, все вокруг мое". Ожидание затягивалось.
Наконец, когда два мгновения, в течение которых Грыжа был согласен терпеть подобную наглость по отношению к собственной персоне, истекли, Хам, оттерев хозяйку плечом, прошел в забродилову берлогу. При, этом на всякий случай прошептав, старую верную гоблинскую мантру:
- Мелькор, прости, в чужой дом впусти, помоги нагрести да вынести...

-Ну проходите, гости дорогие, коли пришли - не обратив внимания на выкрики из задних рядов, довольно дружелюбно (насколько это возможно для ведьмы) сказала Болотинка.
В доме был уже накрыт стол, уставленный различными блюдами. Хозяйка не скупилась на фантазию. Чего только не было на столе, так что проще действительно перечислить чего там не было. А именно: так любимых эльфами и прочей светлой пакостью булочек, и тому подобной сдобной чепухи, не было на столе, впочем и такого лакомства, как эльфийские ушки (откуда же их взять в такой дерёвне, как Солнечный лес).
В кубки была налита полупрозрачная болотная вода.

Хрюдо первым делом кинулся к столу, обхватил двумя лапами кубок, блаженно прижмурился в предвкушении...
- Пфэ-э-э-э! – мутный фонтан брызг с ног до головы окатил злосчастного Пына. – Ну ни хрена себе! – Брюзгинс был малиново-бурым и бешено вращал глазами. – Дед! А ты в курсах, что баба у тебя ведьма?! У-у, мегера, йельфа натуральная, раскудрить ее пополам! А может, ты и сам эльфийский недобиток, валарский подпевала?!
Ни о каких бледных мордах и бутылочных формах речь уже, само собой, не шла. На Болотинку Хрюдо косился, как на своего худшего врага. Нет, не так – как на худшего врага всего гоблинского народа.

Нервы у Пына и Хмырри оказались не такими крепкими, как у настоящего гоблюка Хрюдо, - разгульная кабацкая атмосфера, в которой прошла большая часть их сознательного существования, не способствовала.
Брендихлеб, толком ничего не поняв, но мигом подзабыв весь свой подхалимаж, нервно взвыл "Ахтунг!!!" и отпрыгнул от "Томми" далеко в сторону, споткнулся о табуретку и, только-только успев подумать о том, что из нее получился бы неплохой шкалик, с грохотом грюкнулся оземь, усугубляя шумом общее напряжение. Естественно, Пын, уже успевший слизнуть с носа каплю пролитой на него жидкости и по этому поводу в восторг тоже, мягко говоря, не пришедшего, категорически не выдержал:
- Ховайся, ща всех порешу! - оглушающе задребезжал на всю хату его возмущенный голос. - Заманили-завлекли, развели, как лохов последних! На бухло и хавку! На бабу бледную! Гррр... - с Пыном иногда такое бывало, проходило небыстро и с осложнениями. Лежачий Хмырри уже благоразумно заползал под стол.
Пух тем временем, разорвав на груди рубаху, под которой обнаружилась татуировка непристойного содержания, с места прыгнул прямо на стол, опрокидывая злополучные кубки, и продолжил буянить.
- Вот вам удафф со сцыром, вот вам острый соус "Плакаль", вот вам язык вареный, албанский, вот вам копченый сыр "Жесть", вот вам печеный окорок "В топку"! - называемые блюда от ударов когтистых ног летели в разные стороны, отпечатываясь на стенах хибары и оседая в бороде у Забродила и волосах Болотинки. - Настоящего гоблюка так просто за ноздри не возьмешь! А ну, колитесь, что Хрюдо спрашивал, а то мы ща вчетвером всех тут порешим, надругаемся и совершим акты злостного вандализму!

Ветеран двадцати погромов, семнадцати вооруженных налетов и сорока восьми разнузданных гоблинских оргий Хам Грыжа ... а вот и не угадал ты, дорогой читатель, - в драку не бросился. Отсутствие на столе обещанного закусона и сопутствующей ему выпивки, конечно, были деянием, наказуемым по всей строгости "понятий". Но папаша лихого болотника с малолетства приучил сынишку к практичному и бережливому отношению к чужому добру (которое, по его убеждению, нужно было любыми средствами превратить в свое). О том, что методы воспитания были далеки от педагогики и Нуменорской конвеции о правах предразумных существ, упоминать не обязательно.
Пока Пын, впавший в состояние неконтролируемой истерики пополам с бешенством, крушил все вокруг и кидался разносолами, Хам неторопливо осматривал хозяйский буфет, исследуя его на предмет наличия лишних, по его мнению, вещей. Как то: столовых приборов из материалов ценнее древесины, забродиловских заначек, невесть как оказавшихся там украшений Болотинки и всего хавчика без оглядки на срок хранения.
Когда ревизия (являвшаяся одновременно реквизцией и конфискацией) была завершена, Хам тихой сапой протолкался к выходу, притворил за собой дверь и уселся на заваленку. Свернув и раскуруив самокрутку, Грыжа растянул пасть в ухмылке, прислушиваясь к милым сердцу и печонкам звукам гоблинского разгула, доносящимся из хижины. Судя по ним, его личного вмешательства не требовалось. Пын и остальные были вполне способны самостоятельно раскатать эту хибару по бревнышкам. Крепко затянувшись, Хам начал приглядываться к забродиловым делянкам...

НРПГ Овернский Клирик, временно выпавший из Инета, передал этот пост окольным путем. Наш друг и коллега еще вернется!!!
Итак -- Том Забродил...

РПГ -- Рррравняйсь! Смирррна! Командир в помещении! Эй вы, трое! Оба ко мне! Я тебя узнал! Рядовой Пух! Поч-чему не на построении?! Бегом!!!
Это были старые заклятья одного из самых ужасных и лютых магов всех времен и народов -- Черного Майора.
История сохранила ничтожно малое количество достоверных фактов относительно персоналии сего достопочтенного мужа. Хроническая небритость, одежда грязно-болотного цвета с пентаграммами на плечах и вселяющий ужас голос -- вот и все, что известно историкам. Никто не может сказать, откуда явился и куда направился дальше этот гигант мысли. Ясно одно: только силой голоса и необычайным даром убеждения Майор легко повелевал созданиями с самыми сильными ментальными блоками. До этого момента его уникальная методика работы с личным составом считалась безвозвратно утерянной.
-- Здравия желаю, товарищи зеленчаки! -- рявкнул Забродил и выжидающе уставился на гоблинов. Повисла гнетущая тишина. Лицо Тома налилось дурной кровью.
-- Не слышу приветствия, сотым калибром в души ваши небритые! Совсем службу забыли, гнилье тыловое? Что за непотребство? Ты, жертва Голодомора, -- ткнул Том пальцем в Пына, -- прекрати светить мощами и застегнись. Даю три секунды. Не успеешь -- сделаю с тобой то же, что происходит на твоей татуировке!
Забродил медленно прошелся перед притихшей компанией.
-- Рожи не бриты, форма не глажена, в сапогах отражение рассмотреть нельзя -- прям как дети! А если завтра война? Что делать будете?! Я понимаю -- передовые силы противника со смеху лопнут, глядя на таких бойцов! Позор! А ваш моральный облик? Какого беса беспорядки нарушаете? Жратва -- друг, товарищ и брат! Расходовать экономно надо -- это же народное достояние! Крестьяне горбатятся месяцами, чтоб снабдить армию всем необходимым, а вы тут харчами перебираете?! Вывел бы в чистое поле, поставил мордой к стене и пустил бы пулю в лоб! Чего скалитесь? Я вам не радио с юморесками, а старший по званию! Рыла в пол -- и тридцать отжиманий! Быстро!!!
-- А ты, -- обернулся Том к Болотинке, -- прибери тут быстро и хавки нормальной принеси! И выпить. Офицер будет гулять. Не по уставу водичку наливать -- я ж гостей привел, а не корм твоим чудищам!..

Пын, только-только от души размахнувшись, дабы зафутболить очередной кулинарный антишедевр, так и замер, раскрывши рот. И тут же из-под стола раздался глухой стук, безошибочно выдававший удар дерева об дерево - то бишь макушки Хмырри о столешницу.
- Плоскостопия, близорукость, астигматизм, сколиоз, - шептал Пын выученные с детства слова отвращающего заклятия и шарил в широких штанинах, отыскивая заветный амулет - Белый Билет. Фух, вот он, родненький, аж полегчало.
- А вы, товарищ старшина, мне не указ, - крепко держась за талисман, дерзко заговорил он на все том же колдовском жаргоне, спрыгивая со стола прямо в остатки того салата, который "красиво выходит". - Я не военнообязанный. И ваще, мне крови страшно охота! Но, так и быть, если медам притащит мутной, обойдусь ею. Мутной. Или, хех... Хмырри, вылазь, трусло подзаборное.
Хмырри, почесывая башку, показался из-под стола, восхищенно оглядываясь по сторонам.
- Можешь ведь, когда хочешь, Пух, я всегда в тебя верил. Прям как в старые добрые времена. А у тебя, Томми, очень тупые приколы. А де делся Хам?

Лучше б он спросил, куда подевались Хам и Хрюдо, потому что Брюзгинса тоже не было видно.
Струхнул он, да. И по команде «рыла в пол» бросился на скрипучие доски, как сказочный орк Бат Летучемыш на сказочную же вампирку Злючиень, которая неосторожно прилегла помечтать о своем хахале. Забродил продолжал бушевать, и Хрюдо сунулся было под стол, но получил по роже чьей-то пяткой («Ну, Пын! Ну, Хмырри! Оба ответите!»), а поэтому тихо пополз прочь и вытирал пол запавшим от голода брюхом, пока его лапа не наткнулась на железный бублик.
Опа!
И Брюзгинс, страшась офицерского гнева, натурально ушел в подполье.
- Ну-ка, ну-ка, что у нас тут... – бормотал он, оглядываясь и принюхиваясь. Было темно, и по бокам запыленных бутылок скользили желтые блики – ведь гоблинские зенки горят не хуже волчьих, особенно при виде чужого добра, и тем более, если этим добром можно опохмелиться.
- Елы-палы! – Хрюдо потрясенно отклячил челюсть. – Да здесь можно три войны просидеть, три Дагор Да-гори-ты!

- А вот мы еще тут обрежем, вот здесь подкромсаем... И в кисетик, в кисетик ее, халявушку, - приговаривал Хам, досрочно и без санкции хозяина собирающий урожай на делянке.
Что б работа на благо всего гоблинширского народа в лице самого Грыжи спорилась веселее, болотник переодически скручивал новые цыгарки, попутно выводя новые сорты курева путем смешения собственных запасов с плодами травоводства Забродила. Тот, кстати, оказался мастером похлеще самого Хама. Основная часть урожая вырастала уже высушеной и полностью готовой к употреблению. Поэтому неудивительно, что его разморило, и он погрузился в блаженную дрему...

Стойбище. Дым костров. Ароматы жареного мяса, звероубойной настойки и тлеющей в самокрутках травы. Хрюкающий смех зеленопузых детишек. Истошные вопли пленников. ...Одним словом - оттяг мелькоровый.
Его сотня въезжает в стойбище с запада, подсвеченная багровыми лучами долгожданного заката Желтой Морды. И он знает, что если не дрогнет в его руке острый ятаган, не падет под ним верный варг, не иссякнет запас "Молодецкой Дури" и вера в победу Черного Дела, то наступит ночь, после которой Она уже не взойдет над этим миром.
- Дядька урук, а дядька урук! - выбежавший из крайней пещеры малец тянет лапчонки с еще не успевшими огрубеть когтями к подвешенной на седло голове обер-нарколога. - Дай цацкой поиграть!
Хам, оскаливший, дает ему отеческого пинка, а потом запускает в мальца полупустым походным бурдюком.
- Мал еще, крысеныш! На вот, лучше угорилки хлебни. Намаялся, поди, при дивнюках.
Стойбище отбили недавно, и в нем еще были видны следы бесчинства златогвардейских бандитов - аккуратные клумбочки, тщательно подметенные улицы и размалеванные белками да зайцами двери пещер.
Хам спешивается и вежливо, со всего размаху пинает дверь, чтобы хозяева видели, что к ним заглянул настоящий гоблин. Внутри обнаруживается одинокая гоблинша, не то чтоб, молодая, но вполне пригодная для приятного общения.
- Мать, мне дядька урук бурдючок задарил! С угорилкой! - радостно вопит увязавшийся за ним малец.
- Ну-ка, крысеныш, выди, покури, - Хам сует дитенку кисет и с неумелой лаской вышвыривает за дверь.
И когда они уже валятся на покрытую шкурой охапку лапника где-то в отдалении раздается ругань полковника, требующего личный состав срочно построиться. Ругается смачно, с восьмиколенными загибами, так что послушать-любо дорого. А вот вставать и строиться - лом дичайший.
Но сотник Хам все же встает и идет в штабную хижину (и откуда тут к эльфам валларовым, хижина?). Там вытягивается в струнку и что есть силы орет:
- Ваше безродие, сотник Грыжа по вашему приказанию прибыл. Сотня готова к немедленному выступлению. Варги не кормлены, ятаганы заточены, пленники зарублены!

...Тут Хам открыл глаза и понял, что стоит навытяжку посреди забродиловой избушки, пытаясь одернуть существующую только в его глюках бурку.

- А, вот ты где, Хам, - оглядевшись, сообразил Хмырри. - А Хрюду куда дел?
Пын тем временем, сбросив со скамьи остатки блюд, уселся, закинул ноги на стол и блаженно вздохнул. Его подлая гоблинская душонка пребывала после учиненного в состоянии благостного удовлетворения.
- Лады, Забродил, - важно, но миролюбиво протянул он, дожидаясь, впрочем, обещанного бухла, - пошумели и хватит, значицца. Ты, пока мы бабу твою ждем, не стой снулым энтом, ты давай, колись, куда нам после тебя дальше тащить свои туши. Только нам не в Гоблиншир, нам туды, в другую сторону.
Хмырри, неожиданно нахмурившись, стал вдруг звучно принюхиваться, все сильнее и сильнее втягивая воздух внутрь своих прокуренных легких. Повертев головой, он пристально всмотрелся в замусоренный Пыновыми бесчинствами пол Забродиловой хаты. Подранные уши гоблина медленно, но уверенно расправлялись, становясь торчком.

Хаму, с трудом возвращающемуся от сладких грез к суровой реальности вопрос Хмырри показался неуместным.
- Разве я вертухай камраду своему? - философски заметил он, лихорадочно вспоминая, успел ли он припрятать экспроприированных в буфете хабар или нет. Если нет, то оставалось уповать лишь на то, что Забродил не устраивал покидающим его гостям тотального личного досмотра.
Тем временем с Пыном творилось что-то неладно. Его нос дрожал, словно у взявшего след варга, втягивая воздух в ритме песенки "ты ж мене наколола, ты ж мене развела", а острые уши приняли положение "внимание, халява".
Хам тоже попробовал принюхаться, но в ноздрях ощущался лишь устойчивый запах сушеного дуримарника вперемешку с результатами селекции Забродила. Что же этот разгвоздяй там унюхал?