Иппей

Он любил свое дело. Это ж весело - разбираться, к чему присоединен какой провод и куда он ведет. И куда ткнуть и что сделать, чтобы безжизненный электронный узел вновь стал действовать и служить людям. Чем сложнее задача, тем лучше.
Электрическая схема на первом уровне Реальности накладывалась на распотрошенный щиток; где-то здесь, в самом центре хитро переплетенных проводов пряталась неполадка. Оставалось найти ее и устранить. Иппей не обращал на толпу внимания, лишь украдкой поглядывал на студентов в серых форменных пуловерах с эмблемами одной из частных школ Васэда.
Девица - глазки пустенькие, сиренево-бордовый галстук-бант на шее - все болтает без остановки, то и дело дергая спутника за рукав. А ему - все равно. Позволяет собой любоваться, но не слушает, занят чем-то. Либо пишет в Реальности sms, либо прочно засел в чате с несколькими приятелями. Может быть, даже обсуждают девчонку, только вряд ли. Скорее - вчерашний концерт или новый выпуск «Bakunyū Chitai Dukushi»*. Рядом с ними пристроился на высоком бетонном поребрике парень в яркой рубашке и с мороженым в руке.
Через перекресток напротив между зданиями прилеились ворота, почти тории, только верхняя перекладина изгибается аркой. 歌舞伎町一番街*.
Он почувствовал на себе чужой взгляд. Поначалу еще ничего, но чем дальше, тем больше усиливалось неприятное ощущение. Стоит. Смотрит. Глаза круглые и прозрачные, будто льдинки. Снежно-белые паутинки волос как приклеены к желтоватому, в пятнах старческой пигментации черепу. Смотрит пристально, требовательно, не отводя глаз, дряхлая, облезлая...
Старуха указала высохшим, точно почерневшая на солнце кость, пальцем на девушку.

--------------------------------
*Bakunyū Chitai Dukushi - 爆乳痴態づくし – жанр эротической манги.
*Kabuki-cho ichi-ban gai – Кабуки-чо, первая аллея.

- По-моему, надо что-то делать, - пискнул Котонуке, ерзая на шевелюре подопечного, и нервно поглядывая на Ишшина. - Я такой маленький и незаметный, что ни капли не уверен, что от меня будет хоть какой-то прок! Если бы кто-нибудь сильный и уверенный в себе... или мудрый и ди-пло-ма-ти-чный придумал бы план...
- Скоро кого-то убьют, - прервал его Хира. - Не берусь утверждать, сколько их будет, но начать могут вон с той девушки.
Tри амулета - это очень предусмотрительно, а из головы не идет мико - а если бы это на нее указывал тот палец? Долго размышлять мальчик не стал, вместо этого, коротко поклонившись доктору и иже с ним, направился к ничего не подозревающей жертве, нащупывая висящие на груди амулеты.
Белая кошка, не обращавшая внимания ни на что, кроме левой передней лапы, - с аккуратным черным пятном, между прочим! - скосила хищный голубой глаз в сторону странной компании. Люди, йокаи, Онибаба - какая разница? Свежий труп, в общем-то, даже хорошо, - кошка поменяла лапку, - но вот желтоватый паникер, лениво возлежащий на голове подростка, - это уже не очень хорошо. Раздражает. И будет раздражать еще долго, во всех забегаловках Tеневого Tокио, если сейчас всё закончится так, как предполагала кошка. А значит, всё же придется оторвать объемистый зад от лужайки и пойти поглядеть на это безобразие поближе. Одним глазком. Из праздного любопытства. Привычно сведя хвосты в один и тщательно следя, чтобы не расходились, она неторопливо направилась следом, как всегда, притворяясь бездомной и никому не нужной - а следовательно, и не вызывающей вопросов кошкой.

Ишшин-хоши оказался рядом, требовательно раскрыл ладонь:
- О-фуда, Аки-бойя, напиши о-фуда. Скорее.
- А? - всё самое нужное, как всегда, вылетело из головы. Что бы он делал, окажись он здесь один, без наставника? - Да... я и забыл.
Tревожно глянув в сторону девушки, Хира стащил с плеча сумку, уже становящимся привычным жестом извлек из нее наугад тетрадь - кажется, по математике, - и принялся методично вырывать из нее листы. Один, два, пять...
- Хватит, наверное? - вопросительный взгляд на Ишшина-хоши. Не дожидаясь ответа, достал маркер и принялся выводить древнее переплетение линий, пришедшее из Китая так давно, что уже никто не помнит дословный перевод. Иероглифы, превратившиеся в красивый ритуальный рисунок. Заклинание защиты от злых сил. Вспомнить бы еще соответствующую мантру...

Болели колени, после того, как с размаху опустился на них на асфальт. Живот жгло как огнем - будто кто-то вспорол его, достал внутренности, вместо них сунул раскаленные угли. Из-за звона в ушах донеслось: "Что ж ты делаешь, олух?". Он и сам знал, что Фудо мьё-о не придет.
Пальцы, сцепленные в мудре докко-ин*, онемели; кольца тускло светились, свет почти растворялся в полуденном солнце. Из дверей забегаловки струйкой дыма вытек чересчур любознательный эн-энра*.
- On baishiramantaya...*
- Чи-чи-чи! - звонко пискнула так похожая на обычного воробья птичка.

_____________
*dokko-in – иногда называется конгошин-ин (金剛身), мудра, ритуальный жест, означающий «печать молнии». Ладони вместе, пальцы переплетены, указательные пальцы вытянуты и прижаты друг к другу в изображении ваджры, небесного оружия. Символизирует мощь физическую и мощь разума, которые вместе подобны удару молнии. *en’enra - 煙々羅 – буквально «легкий, как дым, шелк», йокай в виде струки дыма, может принимать вид человека, как будто сотканного из дыма.
*«Восславься ваджра славы и самопожертвования» - мантра, обращенная к Бишамонтену.

(еще - Орна и SonGoku)

Ишшин-хоши тоже сделал шаг, не к студентам, а к невысокому человеку в рабочем комбинезоне с шевроном городской энергетической службы на рукаве.
- Остановись! - зычно потребовал он, перекрыв даже уличный шум. - Вспомни, кто ты.
У рабочего был пустой взглял; в уголке полуоткрытого рта, блестя на солнце, повисла тонкая нить слюны. Ладонь левой руки он прижал к уху, словно тот разболелось, в кулаке правой сжал короткий, но даже на первый взгляд острый нож.
Хира оглянулся. Все заняты... какой же он самоуверенный тупица, если подумал, что его вопрос требует ответа! Совесть заговорила в полный голос, заглушив на пару мгновений здравый смысл и требования техники безопасности. Юноша рванул вперед - туда, где белая кошка, ничтоже сумняшеся, вспрыгнула на колени к девушке, на мгновение показав раздвоенный хвостик. Все было так быстро... Заметил ли кто? Не хватало еще к общей суматохе из-за куродзуки добавить страх школьников перед некоматой. На ходу студент придумывал объяснение...
- Это кто еще? - красавчик неохотно вернулся в реал. - Ты знаешь его?
Его спутница помотала головой оттянутая "утюжком" очень динная челка качнулась из стороны в сторону.
- Ну и что тебе надо?
- Прошу прощения, возьмите, пожалуйста, - стараясь улыбаться как можно натуральнее, Хира подал девушке бумажку с заклинанием.
- Да кто ты такой? - спутник девушки смотрел волком.
- Ой, простите, забыл представиться, - все та же милая улыбка. - Киёмидзу Акихира, выпускной класс, почти студент. Знаете, все дело в... - Хира смотрел на кошку, - не то что бы в этом милом животном, просто... реклама?.. Впрочем, не совсем - а, точно! Мы тут кино с друзьями снимаем - нельзя ли вас попросить нам немного подыграть? Я отвечаю за реквизит, и у меня будут проблемы, если я не найду нескольких школьников для заднего плана. Вы подходите! Простите, если обеспокоил.
Как же сложно объяснять такие вещи непосвященным! Кошка скептично оглядела подростка и уютно спрятала нос в хвосте. Котонуке кротко вздохнул.

(+SonGoku)

РЕАЛЬНОСТЬ
Третий уровень

Y十M> Народ, вы не поверите! Смотреть всем.
[06/09 17:58 207.115.359.22]

Город казался хрустальным; в острых гранях домов, в сетках тонкой резьбы отливали радугой искры. Сквозь далекое здание Номура солнце било навылет.
Тощая, будто скелет, и такая же высохшая старуха наотмашь полоснула большим мясницким ножом, отгоняя монаха. В ветках дерева прятались момонги*, перемигивались среди листвы. Прикрыв рот обьемистым рукавом, наблюдала за происходящим вся в промокшей насквозь одежде нурэ-онна*; ее длинные волосы растекались вокруг, точно струи. Перед трехмерной схемой внутренностей светофора встал автоматический грузовик. Через переход в ярком маскараде аватар, прошмыгнула белая, цвета первого снега, лиса.
Старуха - а по виду дунь, она и развалится - продолжала теснить монаха. Соседняя стена заморгала вразнобой сотней глаз.

Sunny: Мы и не поверим. Это прямая трансляция? Пруф, или не было!
[06/09 18:00 205.165.859.50]

Azimuth: Валите оттуда, прямо сейчас! Очень срочно! И молитесь!
[06/09 18:00 255.255.259.90]

Salamander: Это частое явление. Сначала чего-то очень хотеть, а как появляется шанс получить - сразу в кусты. Азимут, удали аккаунт. Иди туда, где пони и бабочки.
[06/09 18:01 215.335.215.16]

--------
*momonga - モモンガ – карликовые летающие белки, если они проживут сто лет, то превратятся в йокая момон-джии.
*nure-onna - 濡女 – буквально «мокрая женщина», йокай с телом и глазами змеи, женской головой, клыками и длинными очень красивыми волосами. Чаще всего ее можно встретить на берегу, она просит случайного прохожего подержать младенца, а когда тот соглашается, ребенок неожиданно становится очень тяжелым. Тогда нурэ-онна впивается клыками в жертву и высасывает кровь.

(так же - Орна и Fennec Zerda)

Y十M> Ты чего? Такой шанс! ))))))))))
[06/09 18:01 207.115.359.22]

CD: 2Sunny Какой тебе пруф? И так все видно. Помалкивай.
[06/09 18:02 209.326.101.10]

Caff Nia: Черт! Весело там у вас. Жалко, не могу подойти...
[06/09 18:02 210.003.41.15]
Caff Nia: А чего валить-то? Прикольно же! ;Р
[06/09 18:03 210.003.41.15]
Caff Nia: Жду продолжения трансляции
[06/09 18:04 210.003.41.15]

Y十M> 2Caff Nia Сейчас будет!
[06/09 17:58 207.115.359.22][06/09 18:04 207.115.359.22]

Azimuth: Удалю, когда их там на куски порежут. Одно дело, изучать потустороннее - другое, соваться к нему без огнемета и амулета.
[06/09 18:05 255.255.259.90]

Caff Nia: 2Азимут: Такой эксперт. Хи-хи! ^^
[06/09 18:06 210.003.41.15]

Salamander: 2Caff Nia +1
[06/09 18:06 215.335.215.16]


(тут еще Орна и Bishop, а выкладывает SonGoku)

ShinsengumiKitty> (>x<)
[06/09 18:06 221.230.289.72]

Caff Nia: 2Саламандер: *раскланялся*
[06/09 18:07 210.003.41.15]

Wind Dancer: Ой, мне что-то такое снилось вчера... Я думаю, у меня талант к предсказаниям.
[06/09 18:08 276.455.115.82]

Caff Nia: 2Wind Dancer: "Что-то такое" - это что?
[06/09 18:08 210.003.41.15]
Caff Nia: Записывал бы...
[06/09 18:08 210.003.41.15]

CD: 2Wind Dancer У тебя талант привлекать к себе внимание в чужой теме. Дальше будет что?
[06/09 18:09 209.326.101.10]

Wind Dancer: 2CD (=^･ｪ･^=))ﾉ彡☆ｼｯﾎﾟﾌﾘﾌﾘﾊﾞｲﾊﾞｲ♪
[06/09 18:10 276.455.115.82]

Y十M> 2all Все, записываю дальше... ну ничего ж себе!!! ∑(O_O;)
[06/09 18:12 207.115.359.22]

(много всех)

- A ro kan man*...
Бабка взвизгнула, как ошпаренная, оглянулась; из-за длинных нечесаных, тонких, как паутина, прядей, углями горели глаза. Куродзука попыталась разрезать веревку, что обвила ей руки.

_________________________

Пронзительно, распугав ворон, завопила девчонка. Хире сильно захотелось ругаться. Всучив Котонуке два листа с заклинаниями и один из амулетов (сорвал с ленты на шее), юноша поспешил на помощь Ишшину-хоши, бросив духу на прощание:
- За нее отвечаешь головой.
- Это я-то? - запаниковал пересевший девочке на голову йокай. - А куда, куда это-то? - он потряс выданной ему "амуницией", зажатой в трех лапах из шести. Почти-студент не ответил. Встав чуть сбоку от монаха, он зашептал мантру - как уж вспомнил, - пытаясь претворить силу начертанных на о-фуда слов в реальность. А бакэ-неко изогнулась, привстала и, зло сверкнув голубым взглядом в сторону хранителя, лизнула девочку в щеку.
- Мур, - сказала кошка и улыбнулась. Хвосты отчетливо лежали на коленях студентки веером.

___________________________
*a ro kan man – мантра, обращенная к Дайничи Ньёрай, инкарнацией которого считается Фудо мьё-о; слог «а» пробуждает божество, «ро» - сжигает нечистые страсти и отгоняет демонов, «кан» - призывает доброту и мудрость четырех основных Будд, «ман» - помогает достичь просветления.

(толпа)

- ...отвечаешь головой, - листочки взлетели, подхваченные шестилапым слоником, на подушечках некоматы зажглись голубые огоньки спящего в лапках пламени. Старшеклассник с тремя неаккуратно выдранными из тетради листами, на которых не самым красивым почерком накорябано нечто невразумительное, вернулся к монаху и прижал указательный и средний пальцы правой руки ко рту, спрятав остальные в кулак. Глаза ненадолго закрылись. Листы в его левой руке трепал ветер. Один удар сердца, два... За шумом города едва слышно легкое "бубубу"... Еще пол-удара, и верхний из тетрадных листов ощерился в небо молочно-белыми крыльями, закрывая всю компанию от старухи. "Бубубу" сделалось отчетливее и громче.
Удар. Еще удар.
Крылья дрогнули и опали под ноги противникам белыми лепестками. По виску мага скатилась струйка пота. Открыв глаза, он яростно воззрился на связанную и - вот уже явственно слышна мантра. Второй тетрадный лист разлетелся в клочья, давая жизнь хрупкому созданию, напоминающему куклу с крыльями. Белесая, просвечивающая на солнце девочка грустно посмотрела на валяющиеся на асфальте остатки предыдущего заклинания и направила длинное, тонкое копье в сердце старухе. Точно лучик света оно прошло сквозь иссохшую плоть, и его владелица растаяла, успев то ли вздохнуть, то ли запеть что-то, что так и не прозвучало.
Бубубу. Удар сердца. Мантра.
Лепестки взлетели, окутывая связанную женщину белым облаком, да так и остались кружиться вокруг нее. На лице юноши появилось выражение удовлетворения. Наконец-то. Похоже, все получилось, как надо. Сделав два шага вперед, маг прикрепил третий лист к шее - старухи ли? - и тот растекся серебристым пятном, заползая под одежду, прилипая к коже... Чернила ожили и охватили тело - рабочего? - блеклой татуировкой. Полощется на ветру тетрадный лист - уже совершенно пустой и ненужный. Очередной порыв срывает его и уносит прочь...

Парень в пестрой гавайке - он так и не доел мороженое; фисташковая блямба украсила асфальт - спрыгнул со своего "насеста", в правом ухе болталась серьга-коммуникатор. Подоспевший от станции полицейский проталкивался сквозь толпу. Щуплый маленький человечек в мешковатом, чересчур широком ему комбинезоне трясся кроликом в крепких объятиях Ишшина-хоши и испуганно разглядывал нож, зажатый в собственном кулаке.
Хира смахнул с лица обильно текущий пот - а потом и еще раза два, что, впрочем, не сильно помогло, - и переключился на подходящих полицейских. Ни он, ни наставник ничего плохого не сделали, но вот в дурку их всех давно пора - с точки зрения обычных людей.
- Как Вы, Ишшин-хоши? - негромко поинтересовался юноша.
В общем гаме никто не услышал (или не обратил внимания) негромкий щелчок.
- Все за то, что я крайне вовремя вернулся в город...
Долговязый прохожий опустился на корточки возле Доктора; полы выцветшего дождевика разметались по земле, точно крылья.
- Что ж, Дракон из Небесной рощи*, конкурент, нэ? - он ткнул большим пальцем за спину в живописнную группу застывших живых скульптур, на веснушчатом скуластом лице проступало детское любопытство. - Как считаешь, ты справишься?
Тишина, в которой само время затаило дыхание, висела над перекрестком. Необычный прохожий сбил с плаща крохотные огненные язычки.
- Дам совет тебе, о Недвижимый. Не пытайся связать меня. Нуэ* тебе не по зубам.
Он поднялся, выпрямился во весь рост и опять щелкнул пальцами.

---------------------
*Название поселка Тенмабаяши записывается как 天間林, то есть «роща Небес».
*nue– (鵺) – легендарная химера, которую описывают как зверя с головой обезьяны, телом тануки, лапами тигра и змеиным хвостом, иногда крылатая. Нуэ можно превращаться в черное облако, летать и петь голосом пестрого дрозда. Предположительно, приносит неудачи и болезни. Согласно «Хэйке моногатари», после того, как над крышей дворца каждую ночь в два часа собиралось черное облако, император Коноэ начал видеть кошмары и заболел. Воин Минамото-но Йоримаса пустил стрелу в облако, из которого на землю упал мертвый нуэ. Тело химеры затем бросили в море, но его прибило к берегу, где местные жители в страхе перед проклятием нуэ и по совету местного заклинателя похоронили его и насыпали над могилой курган.

(и еще Орна)

Котонуке тем временем беспомощно размахивал листочками, наконец, сунул амулет для рожениц девочке в карман блузки и замер. Сомнений быть не могло! Нуэ! Хранитель не стал оборачиваться в ту сторону и разгладил лапками кофточку несостоявшейся жертвы. "Что ему надо? - быстрый взгляд назад и облегченный вздох. Нуэ интересуется не его хозяином - значит, это не стоит его внимания и беспокойства.
- Что, боишься? - хитро прищурилась некомата, спрыгивая с колен замершей вместе с временем старшеклассницы.
- Просчитываю варианты, - быстро ответил йокай и тут же сменил тему: - Мы тебе многим обязаны.
- Пфф! Некоматы гуляют сами по себе.
- Это не отменяет нашей благодарности.
- Да ни за что! Этот твой... еще гладить полезет! Очень надо, - кошка гордо уходила прочь. Котонуке вздохнул. Он колебался: столько всего надо предусмотреть! Проследить за девочкой, когда время для нее снова пойдет, сказать Хире про амулет, вернуть о-фуда, проследить, чтобы на бывшую жертву тоже что-нибудь хорошее призвали - защиту какую или хотя бы "маячок". Листочки перекочевали Хире в сумку, и хвостик привычно обвился вокруг шеи подростка - в ожидании, когда нуэ соблаговолит вернуть всё на круги своя.
Щелчок, и юноша вздохнул, глядя на настоятеля монастыря. Вместе с ним вздохнул и хранитель, складываясь пополам, чтобы шепнуть товарищу в ухо: "На девочку тоже хорошо бы защиту повесить". Хира едва заметно кивнул.
А кошка... села за кустом, обвила лапы хвостами и продолжила наблюдение. Не то что бы у нее были планы, просто та девочка немного пахла сметаной.

Универмаг «Одакью», станция Шинджуку
1-1-3, Ниши-Шинджуку, Шинджуку, Токио
9 июля 2015 года, пятница, 21:00

Где указано, что размах чувств должен быть соразмерен тому, кто их испытывает? Маленькая куда-гицунэ переживала мощнейший стресс. Остроносая кроха, отказавшись исследовать только что приобретенное жилище, свернулась в дымное колечко, чтобы поразмышлять, как ей жить дальше. Но эмоций было так много, а лисички так мало (даже если распушить невесомую шерсть), что малышка незаметно для себя задремала.
Разбудил ее неоновый свет и манящий запах сладкого теста. Трубочная лисичка вспомнила, что за последнее время без аппетита пожевала лишь несколько зерен вареного безвкусного риса (и то - после длительных уговоров. И вцепилась - иголочками зубов и когтями - в липкий розовый сладкий шарик.

В Terrace City всегда много народа, Мозаичная улица опустеет лишь к десяти, когда на ночь закроются магазины, а людская активность сместится в кафе, ресторанчики и "почти настоящие" мешийя на других этажах станционного Левиафана.

Шинджуку-гоэн

В "Лесу матери и ребенка" можно было ходить только по дорожкам, но сейчас в самом сердце нежной зеленой поросли - сидела на корточках женщина в длинном шелковом платье.
В парке темнело быстрее обычного, может быть, потому, что на улицах еще в сумерках загорались огни, а тут - тени росли и множились, переплетаясь друг с дружкой, смешиваясь в непрозрачные черные пятна. Все входы давно были закрыты, и сюда почти не пробивались даже звуки близкого города: их заглушал шорох зеленых листьев, хлопанье птичьих крыльев и редкие вскрики. Там, где сидела женщина, тишина была такой плотной, что, казалось, ее контуры можно было найти ощупью.
Нарушительница границ подняла голову - неправильное, слишком зауженное к подбородку лицо могло быть красивым при свете дня, но сейчас выглядело очень хищным и не совсем человеческим. Поднявшись, она зашагала вперед, скорым шагом, босыми ногами прямо по нежным проросткам, ничуть о них не беспокоясь, - но не оставляя за собой ни одного примятого стебля, ни одного следа на пушистом коричневом дерне. Женщина шла очень прямо, а ее руки беспрестанно шевелились, словно выбирая невидимую путеводную нить, наматывая ее на запястье.
И - она медленно менялась с каждым пройденным шагом. Длинное черное платье осталось струящимся и свободным, но теперь все больше походило на шелковистую шкуру демона или дикого зверя. Волосы нарушительницы, черные, гладкие, красиво уложенные, постепенно теряли блеск, расползались из городской прически, спутываясь, сливаясь с одеждой. Она стала еще женственнее, почти пугающе, неестественно женственной, но на человека походила все меньше. Наконец, она остановилась и отточенным, плавным движением позволила сползти с запястья невидимой путеводной нитке.
Перед ней была кошка.

(пост написан Кысью)

Белая, в ошейнике с бубенцом и кокетливым серым пятнышком у основания раздвоенного хвоста.
Изобилие незнакомых запахов и ощущений смущало непривыкший к огромному миру ум; кошка прижимала уши и негромко шипела на все стороны сразу. Получалось не очень. Ей хотелось обратно в теплый дом, под уютную крышу, к прежнему бездумному существованию, но без спроса проснувшийся разум нашептывал, что назад пути нет.
- Некомата, - ухватив невидимую петлю самым кончиком длинного ногтя, по новой моде украшенного золотистыми лепными листьями, женщина бросила ее в сторону кошки. - Ко-некомата.
Выражение лица демона-паучихи стало совсем неприятным: угрожающим, яростным и холодно-отстраненным одновременно. Так могла бы смотреть настоящая тайю, обнаружив в шкатулке вместо дорогой заколки, например, мертвого слизня.
Невидимая липкая сетка прижала кошку к земле. Кошка жалобно пискнула, распластавшись. Ее раздвоенный, вилочкой, хвост мелко-мелко застучал по траве. Женщина подошла ближе и присела на корточки.
- Знаешь, сколько проблем ты насоздавала? - вопрос растаял в вечернем воздухе прямо над новорожденным йокаем. Демон протянула руку - четыре пальца на ней, не считая большого, удлинились и начали менять цвет. Черные, многосуставчатые, с яркими золотыми полосками, они походили на огромные паучьи лапы. Невидимый шелк, прижимавший кошку к земле, из ловчей сети постепенно превратился в тюрьму. Зверек отчаянно заметался (в пределах возможного) и даже – совершенно неожиданно для себя - увеличился в размерах, поставив шерсть дыбом. И уж совсем огромным сюрпризом был утробный вой, вырвавшийся из ее глотки. Кошка подумала, что раньше предназначена была лишь мурлыкать. Вторая мысль ее ошеломила: кошка сообразила, что способна отливать состояние в слова.

(помогаю выкладывать)

Закончив плетение, демон встряхнула рукой - и ее узкая ладонь медленно разделилась начетверо, словно располосованная тремя лезвиями между пальцами. Рана ползла вверх, и кровь на ее краях моментально темнела и стыла, а следом мягкую плоть укрывал толстый черный хитин. Когда все четыре лапы расположились в ряд на боку паучихи, каждая толщиной в руку, темная, прочная, сильная, с ярко-желтыми, словно горящими в темноте суставами, женщина просунула одну из них сквозь переплетение шелка, так, что тонкий, изогнутый наподобие когтя конец ее уперся в ложбинку между кошачьих лопаток.
- Я, курокава-но дзерогумо, хранитель этого места, накажу тебя за самовольное появление здесь.
Перепуганный зверек открыл пасть и...
- Я не виновата!!!
Припавшая к земле кошка оглянулась: кто это произнес?
Удивилась даже паучиха. Настолько, что едва не отдернула лапу. Не то, чтобы Курокава Мие, владелица китайского ресторана и небольшое синтоистское божество, незадолго после войны нашедшее второй дом в самом сердце Токио, не ожидала, что кошка окажется говорящей: такое случалось сплошь и рядом даже среди низших демонов и божеств, по мнению Мие, не отличавшихся ни разумом, ни настоящей свободой воли. Но вот выбор для первых слов был... нетривиальным. Обычно жертвы демона-паучихи начинали с воплей о помощи или просьб.
- Кто же тогда виноват? - промурлыкала Мие, словно себе под нос. И уставилась на новоиспеченную некомату парой больших, непроницаемо-черных глаз.
Недавно-еще-обыкновенная кошка задумалась. Действительно – кто?
- Не знаю, - призналась она. – Все началось со смерти хозяина.

(типа мы с Кысью)

- Он к тебе хорошо относился? Тебе сколько лет? Почему не отрезали хвост? - Взгляд демона не стал ни на фун легче.
Кошка не отрицала, что хозяин заботился о любимице, а сколько ей лет, она точно не знала, но была уверена, что достаточно молода. Хвост был предметом бурных споров хозяина и хозяйки, но, в конце концов, победа осталась за главой семьи.
- Тогда их вины нет, - решила Мие, хотя уже считала виноватым владельца: тоже, защитник животных... Но человек был мертв, и спрашивать с него было поздно. - Чья же тогда?... Может быть, маленькой кошки? Может быть, тебе теперь его тело нужно?
Кошка запротестовала. Нет, конечно, ей очень хотелось вновь свернуться в клубок на пергаментных от старости, но все еще сильных руках, но когда она в последний раз видела хозяина, его руки были чужие.
- Я голодная... – потупившись, созналась она.
- А я давно никого не убивала.
У кошки сложилось впечатление, будто она наглоталась живых бабочек, которые сейчас стайкой весело порхают у нее в животе.
Мие ненадолго задумалась. Желание крови у нее пропало уже почти целиком. Да и к опасным видам йокай, к моно-но-ке или демонам кошка пока не относилась совсем. Это стоило принять во внимание.
- Я оставлю тебя здесь. Найди себе отношения в этом новом мире. Тогда тебе будет дозволено жить здесь.
Паучьи лапы втянулись, снова став обыкновенной женской рукой. Мие коснулась пальцами своего шелка, и золотистые нити, туго переплетенные над новорожденной некоматой, проявились в остывающем ночном воздухе. Часть паучиха разорвала сама: негоже было оставлять всю работу тануки, хранителям парка.
Уже выбравшись на освещенную улицу возле станции, Мие подумала, что неплохо бы сообщить в агенство напротив. Но мысль так и осталась следствием мимолетного настроения. А вот лисичку проверить стоило...

(помогаю выкладывать)

Универмаг «Одакью», станция Шинджуку
1-1-3, Ниши-Шинджуку, Шинджуку, Токио
9 июля 2015 года, пятница, 21:15

- Думаешь, она вернется? - хозяйственный Кумаиши затолкал весь мусор в пакет.
Доктор ведьм пожал плечами; он не знал наверняка. Внизу прогрохотала в направлении Шинагавы электричка, на станции гасили огни. Редкие прохожие не обращали внимания на странную парочку.
- Вечно одни убытки, - недовольно проворчал похожий на громадный валун старший совладелец агентства «Кагецу». – И почему она поселилась в моем пенале для кистей?
- Каждому нужен дом, - Шимада отколупывал от парапета комочки зеленого мха.

Клочок полупрозрачного дыма - будто кто-то выдул из трубки колечко, - колесил вверх и вниз по пространству зимнего леса, то рискуя подняться на пятый уровень, то ныряя почти к самой "земле", из которой жгутами пробивались потоки данных. И, в конце концов, он завис над показавшимся привлекательным местом, а затем с разгона ввинтился носом вниз.
Полминуты над разворошенным сугробом лишь раскачивался изогнутый вопросительным знаком пышный, только очень маленький хвост.

- Но почему мой пенал?!

- Ничего подходящего не попалось под руку...
Кумаиши побагровел. Казалось, вот-вот из ушей и ноздрей пойдет дым.
- Ничего подходящего? Да на нашей улице миллион лавок торгует всякой дребеденью! Мог пойти и купить или просто попросить!
Вооруженный пакетом с мусором старший совладелец агентства выглядел внушительно и грозно, как разъяренный сумотори.
- Нет, надо было взять мой старинный футляр! Ты хоть знаешь, сколько он стоит? Больше, чем все «Кагецу»! Он достался мне от пра-пра... пра...
Гигант запнулся и попытался на пальцах высчитать поколения предков.

Тогда кроха-разведчица решила сменить тактику и вскарабкалась на выпирающую изо льда решетчатую, раскинувшую гротескные ветви структуру железнодорожной станции. Трубочная лисичка прислушивалась и принюхивалась: не шуршит ли где в лабиринте "корней" информационная мышь? Острый крохотный нос подрагивал от возбуждения.
А затем посильней оттолкнулась и поплыла, распластавшись, точно белка-момонга, над заснеженными холмами.

В расстройстве остывший Кумаиши поднял и сунул в пакет оброненную кем-то палочку из-под эскимо.

Шинджуку-гоэн,
Лес матери и ребенка

Хачиро, рыжий тануки с тремя черными полосками на спине и белым брюшком, сидел, развалившись, на дереве неподалеку от разыгравшейся драмы и лениво обмахивался хвостом. То есть это ему казалось, что обмахивался, представляя из себя величественное зрелище барской неги, а на самом деле просто растекся по ветке, изнемогая от жары. Ну, а как в таком меху-то жить? Лучшим решением было бы создать веер и пусть себе работает естественным вентилятором (что может быть естественнее магии?!), но Хачи, как обычно, влом. Зевнув, он скосил глаза вниз и... еще раз зевнул. Кошка. Но слезать влом. Бедняжечка. Общение на ночь глядя с кем-то вроде этой Мие не способствует хорошему пищеварению. Это жаль. Но кошка голодная. Значит, все в порядке. Хачиро икнул. Кстати, о пище...
- Ты забыл раздобыть еду? - спросили из густых зарослей у корней дерева.
Хачиро лениво глянул вниз.
- Кто-то читает мои мысли, - грустно сообщил он в пространство.
Внизу завозились, хрустя ветками.
- И давно.
На более-менее открытое пространство у переброшенного через ручеек замшелого бревна выбрался еще один пестрый зверь. Помассивнее, помохнатее и немного постарше.
Изучив дядьку, Хачи вздохнул.
- Извини, я, наверное, тебе помешал. Громко думаю, да. Поохотимся?
- Можно, - Кьёно понюхал темный воздух и встряхнулся. - Тамамо из Ханазоно-джинджя опоздает, так что есть еще время. Слезай.
По соседству кто-то вволю плескался в Верхнем пруду...

(и выбывшая по собственному желанию Орна)

- Ох, - страдальчески выдохнул младший тануки и вниз головой сиганул с ветки. Где-то сантиметров за пятнадцать до земли воздух спружинил и подбросил Хачи вверх, а потом еще и еще, пока пушистый мячик не остановился и не сполз на землю.
- На кого? - зевнул племянник, стреляя глазами по окрестностям. В самом деле, не на кошку же охотиться! А вон те рябчики очень даже ничего! Хачи облизнулся.
Пернатый ужин оказался не слишком покладистым и на редкость подвижным. Они так увлеклись, что забыли про время. Наконец, более упитанный Кьёно сдул прилипший к носу пух и принялся обдумывать мысль о замене летающих на земноводных (благо, лягушек в пуду было много), когда рядом с расшалившимися тануки кто-то робко откашлялся.
- Эт-то... извините, пожалуйста.
От китайского павильона донеслось первое "помм!" - на пробу.
Кьёно оглядел приникшую к земле кошку.
- Привет, новенькая! - сказал он. - Ты откуда?
Первые секунд... сорок младший тануки исправно носился вместе с дядькой, но потом ему надоело. Усевшись под деревом, он сплел тончайшую сеть и принялся ждать, когда кто-нибудь съедобный в нее попадется. Как назло, "маячок" возвестил о добыче ровно в тот миг, когда к ним обратилась "новенькая".
- Умм, - проворчал Хачи. - Ты птиц ловить умеешь, кошка?
- Не... не уверена...
Глаза у кошки были круглые и испуганные.
- Жаль, - подытожил Кьёно, вычесывая из густой шкуры застрявшие травинки.

(помогаю выкладывать)

- А что ты вообще умеешь? - Хачи потихоньку подтягивал к себе пойманного рябчика. "Маловат", - недовольно размышлял он, завистливо поглядывая на остальных. Птичка трепыхалась в воздухе, спутанная невидимыми нитями волшебства.
Над Камино-икэ повис новый "помм!", уже в несколько ", уже в несколько пузиков.
Кошке пришло в голову, что таланты дремать на коленях хозяев и исправно лакать молоко не помогут ей в новой жизни.
- Ничего, - признала она. - Не могли бы вы меня освободить?
Ниточка, подтягивающая птичку к жаждущему рту, утыканному частыми мелкими зубками, остановилась. Хачи сглотнул слюну.
- А сама? Сожги их, - посоветовал почти-енот. - Заодно и практика.
"Чавк, чавк", - и вокруг мордочки спешно образовался кружок из налипших перышек.
- Сжечь? Я не...
- Давай-давай! - подбодрил ее старший из хранителей парка.
Многочисленные самочки, разумеется, намекали ему, что есть можно бы и поменьше (в конце концов, всего лишь середина лета), но изрядная толщинка в "талии" не мешала ему ловко прыгать. Там, где он только что сидел, образовался круг выжженой травы, а сам Кьёно отскочил на полметра.
- Во дает! - восхитился он.
- Извините...
- А что... эффективно! - младший смахнул с носа угольки, в которые превратились остатки трапезы, и потрогал обгоревшие усы. - И эффектно, да.
Расправил опаленную шерстку:
- Лягушку будешь?

Рыбный рынок Цукиджи, Чуо-ку, Токио
10 июля 2015 года, суббота, 00:45

Кумаиши ворчал: расходы пока сильно превышали доходы. Оставалось надеяться, что их покроет будущая оплата.
- Ты хоть знаешь, чего мне стоило раздобыть этот рыбий жир?
Плошка с драгоценным продуктом была выставлена на предъявителя, а напарники притаились в засаде. Где-то неподалеку равномерно и звонко, по капле, из плохо завинченного крана ударялась о жестяной контейнер вода. Сидеть на холодном влажном кафеле было не слишком уютно; Кумаиши, порывшись за соседним прилавком, разжился пластиковой скамеечкой и куском брезента.
- А старинные лампы в магазине не купишь, - ворчал он. - Антиквар с нас три шкуры спустит, если мы потеряем ее...
Пахло сыростью и свежей рыбой.
- ...или, чего доброго, повредим, - добавил он после короткого раздумья.
Для цикад был еще не сезон, и воздух пропитала густая вязкая тишина, которую нарушали только редкий шум припозднившегося автомобиля и стук капель из проклятого крана. За стенами рынка несла темные воды многое повидавшая на своем веку река Сумида.
Шимада молчал.
- И как мы ее увидим, хотелось бы знать, - не унимался громадный северянин.
- Сумида-гава... в водной глади отражая все кверху ногами... – пробормотал его низкорослый напарник.
Кумаиши покосился на него, потом шумно вздохнул – вот никакого толка разговаривать с человеком.
- Я кино прихватил как раз про это. И про ашуру. Может быть, скоротаем время? Рынок-то откроется только через три часа.

Внутренний кольцевой маршрут, трасса 316, Чуо-ку, Токио
10 июля 2015 года, 02:15

Над асфальтовым полотном автотрассы зависло и унеслось прочь голографическое оповещение, что к Шиодомэ здесь налево, прямо же по С1 – на Хакодзаки и в Гинзу. Всклокоченный сверх меры таксист наморщил нос.
- Ой, ну ладно! – запростестовал он, хотя в салоне никто не произнес ни одного возражения. – Не по счетчику ж едем.
Справа клубились черные вершины деревьев в саду Хама-рикью, слева поднимались темные по ночной поре небоскребы.
- Не люблю я кататься в Шинбаши под мостами...
И в противоречие собственному заявлению нырнул в длинный туннель.
На кресле рядом с водителем привычно развалился тануки. Поглаживая пузико, он смотрел на проплывающие мимо небоскребы, все в клеточках окон и кое-где перечеркнутые "кирпичами" вывесок, и задумчиво крутил на кончике ногтя маленький шарик живого вихря. Как будто соображал: кинуть или не стоит.
- В них как в норах - темно и сухо, - меланхалично отозвался Хачиро на реплику дяди, пребывавшего в непривычном для племянника человеческом облике. - Я вот думаю: а чем рыбы от лягух отличаются? Ну, на вкус?
- Горожанин! – беззлобно фыркнул водитель и, оглянувшись через плечо, пояснил для второй пассажирки: - У них тут со свежей рыбой все плохо... если не живешь в Цукиджи, конечно.
Их зеленый с четырьмя оранжевыми полосками наискосок (по две на каждый бок) автомобиль все ж таки перестроился в крайний правый ряд. Впрочем, здесь машин пока было мало.
- Вот вонзишь клыки сейчас в макрель или того же тунца, сам поймешь!
- Не думаю, - хмыкнул младший. - Я ел. Просто по мне, что одно, что другое - мокрое и холодное. И в чем разница? То ли дело - рябчик...

(+Орна)

Рыбный рынок Цукиджи, Чуо-ку, Токио
10 июля 2015 года, суббота, 02:35

Тадаоки вдруг протянул руку, отключил звук. Кумаиши поплевал на ладони и взялся за веревку заранее приготовленного "силка". Этот третий элемент их ловушки беспокоил его больше всего. Дело было не в том, как (и где!) они раздобыли шименаву*, а в том, как ее вернуть в Ханазоно-джинджя и что после сказать каннуши*. Или в том, что тот скажет им.
В проходе между лотками прошмыгнули три хвостатые тени. Впереди скакал крупный, очень упитанный и на редкость кудлатый тануки, некомата*, как положено девушке из приличного общества, скромно держалась позади мужчин.

Все вокруг было мокрым, скользким и липким - за это, наверное, Хачи и не любил рыб и земноводных. Придавишь лапой - а оно сбросило хвост и убежало! И опять лови. Скукота! Другое дело - некомата... хм... не, не то. А, точно! Младший тануки обернулся:
- Слышь ты, не отставай, - проворчал он, испытывая с трудом преодолимое желание вытолкать кошку перед собой, дабы шею не свернуть, но она ж того... девушка! Начнет стесняться. И за что ему это?!

- Странные у нее знакомства, - прошептал северянин.
Теперь от него требовалась еще и точность – вряд ли клиенты захотят платить, если им вместо кошки подсунут тануки. Хотелось верить, что деньги агентство все-таки получит: надо же чем-то платить за аренду. Ловушку мастерили на пару. Точнее - мастерил Кумаиши, Тадаоки ограничился тем, что сидел рядом, бормотал сквозь дрему советы. Оставалось надеяться, что конструкция из бамбуковых прутьев, конопляной веревки и сложенных в змейки бумажных полосок не развалится. Второй шанс им никто не предоставит, а тем более - кошка в состоянии стресса.

---------------
*shimenawa - 注連縄 - веревка (縄 - nawa) из конопли или рисовой соломы со сложенными зигзагом полосками бумаги (注連 - shime), символизирующими чистоту пути богов. Такой веревкой отмечают священные места и предметы, чтобы дать понять о присутствии здесь божеств, и вешают над входом в храм или в священное место, чтобы преградить путь злым духам.
*kannushi – 神主 - буквально «божественный господин», изначально он посредник между божествами и людьми, позднее человек, который отвечает за содержание синтоистского святилища, а так же проводит в нем ритуалы. Иероглифы названия можно так же прочесть как jinshu, но значение от этого не изменится. Каннуши может жениться, и их дети, как правило, наследуют должность в храме. Каннуши не обязательно мужчина, были случаи, когда должность наследовала вдова.
*nekomata – 猫又 – буквально «кошка дважды», вид призрачных кошек, у которых два хвоста. Умеют манипулировать мертвецами, словно марионетками, любят танцевать.

Кумаиши показал себя ловким охотником. Ловушка захлопнулась – вернее, свалилась – и отрезала некомата путь к отступлению. Северянин еще раньше сомневался, не стоит ли приделать сверху клетку, а то кошка перепрыгнет, и ищи ее. Но рассудил, что Доктору ведьм виднее.
Кошка ощутила желание всех порвать и для пробы располосовала протянутую к ней руку. Тадаоки вскрикнул от боли.
- Я же хочу помочь тебе, глупая!
Рассвирепевшая небольшая котишка так плотно прижала уши, что ее голова была сейчас круглой как шарик. Глаза с расширенными зрачками полыхали огнем. Некомата металась внутри огороженного пространства, но куда бы ни тыкалась, вместо воздуха ее встречала плотная, упругая и невидимая стена.
Смысла нет, озабоченно вздохнули рядом. Нам, малым сущностям, веревка из святилища не по зубам.
- И не по когтям.
Квадратный добродушный Кумаиши сел на корточки перед пленницей и посмотрел укоризненно сверху вниз.
- Что ж ты делаешь? Хорошие кош... тьфу ты! хорошие некомата так себя не ведут. Успокойся. Ты ведь приличная девушка. Мы пришли с добром.
Северянин открыл пластиковый контейнер, и оттуда потек аромат свежайшей рыбы.
Кошка снова припала к кафельному прохладному полу, но хвостами больше не молотила, да и шерсть на загривке улеглась, перестала стоять иголками. О-оооо... восхищенно протянул кто-то рядом.
- У тебя есть друзья, - снова подал голос Шимада. - И они беспокоятся о тебе.
Кошка робко посмотрела туда, где - два дзидзо* в пушистых шубках, с благочестием на мордахах - восседали ее спасители.

---------
Дзидзо - (地蔵), буквально «вместилище земли», бодхисатва Кшитигарбха, покровитель детей, путешественников и умерших, в Японии стал отождествляться с местным божеством Досоджином, выполняющим те же функции. Дзидзо (или Одзидзо-сама) облегчает страдания и сокращает умершим срок заключения на разных уровнях ада, дарует живым здоровье, удачу и потомство, воплощает оптимизм, сострадание и вселенское спасение. В Японии его небольшие каменные изображения можно увидеть на кладбищах, перекрестках или просто вдоль дорог, часто рядом с ними кладут небольшие камешки и игрушки. Дзидзо традиционно считается покровителем всех детей, в частности тех, кто умер при рождении или раньше своих родителей. Души таких детей не могут пересечь реку Сандзу на пути в загробную жизнь, так как у них не была шанса совершить добрые дела, а своей смертью они причинили родным много горя, поэтому они обречены складывать на речном берегу высокую кучу из камней, чтобы таким образом добраться до места назначения. Демоны по ночам разрушают их постройку, но Дзидзо прячет детские души у себя в рукавах и позволяет им слушать мантры. Так же существует ритуал, во время которого молящийся завязывает вокруг статуи Дзидзо веревку. Когда желание исполняется, веревку развязывают, а каждый новый год монах при святилище срезает веревки с неисполненными желаниями.

- Твой хозяин тревожится о тебе.
Кумаиши изумился: неужели Тадаоки, в конце концов, научился врать и даже не краснеть при том? Не может он знать, тревожится хозяин или нет, не говорил с ним. Или они все-таки встречались? Поди их разбери, шаманов этих. Как знать, может, дед прямо сейчас стоит за спиной. Гигант непроизвольно передернул плечами.
Улучив момент, кошка аккуратно вытащила рыбешку. Она очень хотела не чавкать и не урчать, но от голода позабыла приличия.
- Хвост... Хвосты... обрезать нетрудно, но обратного пути нет, - Доктор ведьм осторожно, одним пальцем пощекотал кошку между выступающими лопаткам. - Жизнь не кончена. Изменилась - да.
Северянин, игнорируя пристальные взгляды «странных знакомых» Жемчужины, подложил ей вторую рыбинку.
- Зато теперь ты можешь петь и танцевать, - продолжил он уговоры. – Попробуешь и увидишь – тебе понравится.
Кошка поставила уши торчком и не, выпуская угощение из небольших, но крайне острых клыков, осторожно сделала первое па. Вышло как-то не очень... Пом-м! звонко ударил невидимый барабанчик. Кошка метнула на невозмутимого (только пестрая шерсть во все стороны) музыканта быстрый взгляд и затрепетала ресницами. Затем неуверенно поднялась на задние лапы. Тануки сжали кулачки. Поммм! гудели, как коцудзуми*, их округлые брюшки, помм-поко!
Сюда, светлячки, сюда...
От удивления вошедшая во вкус некомата проглотила рыбу, почти не разжевывая, но не обратила внимания на чрезмерно быстрое исчезновение закуски. Под мягкое притопывание и хлопки она кружилась и подскакивала, вертя обоими хвостами; бубенчик на ошейнике раскачивался и мелодично звякал в такт. ...Там вода горькая, здесь вода сладкая, сюда, светлячки, на тропу через горы на свет лампы, сюда светлячки, сюда...
Тануки постарше и попестрее толкнул рыжего молодого соседа лапой в бок.
- Пригласи ее на завтрашнюю вечеринку, - предложил он.

-----------------------
*kotsuzumi – 小鼓, буквально «маленький барабан», небольшой барабан в форме песочных часов, сделан из конской выделанной шкуры, скреплен конопляным шнуром-ширабео, натяжением которого можно менять высоту тона во время исполнения. Коцудзуми держат на левом плече, отбивая ритм правой.

Тадаоки

Город ночью - это водный мир. То в сиянии разноцветных огней ты проносишься вместе с другими нингьё* по стремительной широкой реке, то, свернув ненароком, попадаешь в протоку, где и время движется еле-еле.
Только настоящих ниньгё здесь не сыщешь, они все обитают в заливе. Здесь - другие. Среди круглолицых милашек, что задорно вытанцовывают на большой телестене - мысль ни разу не ночевала в их хорошеньких пустых головах - на секунду, на долю ее вдруг появится сорок девятая, с длинными распущенными волосами, с лицом белым, как луна сентября, и глазами волчицы. В человеческих водоворотах на перекрестках Шинджуку краем глаза можно заметить белесые, почти невесомые тени. Что скрывается за марлевой повязкой - воспаленные от простуды губы и сопливый нос или пасть от уха до уха с акульими рядами зубов? У полуночного гуляки, что торопится на последний автобус, шарф наброшен на плечи или обвился полотнищем и ждет времени, чтобы стянуть шею плотным узлом, иттан-момен*? И кто знает правильный ответ на вопрос аогами-акагами*: "Тебе красную бумагу или синюю?"
Это в деревнях злые духи и прочие обитатели гор и рек, словно тени, просачиваются сквозь призрачную границу. Здесь - ома-га-токи* оттягивается на более поздний час.
--------
*ningyo - 人魚 - буквально «человек-рыба», подобное рыбе существо с человеческой головой, сверкающей золотистой чешуей и приятным голосом. Мясо нингьё приятно на вкус, а отведавший его обретает долголетие и вечную юность. Но ловля нингьё приносит ураганы и неудачу, поэтому рыбаки, которым они попадаются в сети, торопятся выбросить улов обратно в море. Нингьё, выброшенный на берег, предвещает войну и бедствия.
*ittan momen - 一反木綿 - буквально «один гектар ткани», призрак из префектуры Кагошима, который летает по воздуху ночью и нападает на людей, часто обертываясь вокруг их голов, чтобы задушить и приглушить крики. Несмотря на свое явное сходство с ожившими вещами цукумо-гами, иттан-момен не из их числа. Рассказывают о человеке, который защищался от его нападения с мечом в руках, а после бегства призрака обнаружил на своих руках кровь.
*akagami-aogami - 赤紙青紙 – буквально «красная бумага, синяя бумага», городская легенда, невидимый демон, который спрашивает у человека в туалете: «возьмешь красную бумагу или синюю?» Если выберешь красную, он разорвет тебя и забрызгает все твоей кровью. Если синюю, то бдет душить, пока твое лицо не посинеет. Если выбрать любой другой цвет, то утащит в мир демонов.
*oma-ga-toki – 逢魔時, «время встречи демонов», 大禍時, «время большого зла» - час на закате, когда темнеет небо, а чимиморьё, злые духи гор и рек, пытаются прорваться в наш мир.

Один город сменяет другой, люди уступают обжитые улицы тем, кто пришел сюда много раньше. Тадаоки остановился, приложил ладонь к сохранившей жар солнца высокой стене. Та была темно-серая, с чешуйками лишайника и усиком дикого винограда, что цеплялся за шероховатый бетон. Но - между пальцами будто проскочил электрический короткий разряд, кожу защипало. Словно тот, кто жил в этой стене, отозвался на прикосновение.
- Что?
Есть кое-что интересное.
- Покажешь?
За тем и позвал. Я шлю файлы тебе на имплант...
- И копию на мобильник.
В темноте пустой улицы звонкий смешок прозвучал будто наяву.
Разумеется. Это дело как раз по твоей части, Тада-кун.
- Что за девушка?
Не имею понятия. Я снимал не ее.
Черно-белая фотография не передавала цветов; тот, кто сделал ее, ставил перед собой совершенно иную задачу. Но Шимада и так знал – надпись レモン* на малоприметной облупившейся двери сделана ярко-желтым мелом. Двое молодых ребят... нет, не парочка, девушка идет впереди, иностранка с фарфорово-белым лицом и короткими волосами. Ее спутник – пониже, поуже, с вдумчиво поставленными дыбом разноцветными волосами.
Ты уже понял, верно?
У человека на фотографии не было лица - все поплыло, размазалось, словно по рисунку углем провели влажным пальцем.

-----------------------------
*лимон

Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку
10 июля 2015 года, 09:25

- И подробный отчет, пожалуйста.
Тот из двух посетителей, что среди полицейских участка в Ниши-Шинджуку проходил под кодовым именем "Принц" - он был вдвое моложе напарника и носил щегольской пиджак из тонкой кожи, - сменил одну красивую позу на другую. Теперь он не подпирал стену с видом утомленного вниманиием Адониса, но требовательно протягивал руку, будто не сомневался, что в ладонь ему тут же положат инфокристалл. Ямадзаки лишь презрительно скривил губы - словно надкусил, не подумав о последствиях, недозрелый судачи*. Присутствие в святая святых лощеных бездельников с Сакурадамон* оскорбляло морг, весь участок от первого до последнего этажа и патологоанатома лично.
Старший из посетителей был безупречен во всем, от идеально сидящего пиджака до очков в почти незаметной оправе. Невысокий и очень компактный, он стоял у окна и, сложив руки за спиной, наблюдал, как снаружи качается ветка клена. Теперь он повернулся к сумрачному Ямадзаки.
- Не упорствуйте, пожалуйста. Вы ведь понимаете, что это дело теперь в нашем ведении, и чем скорее мы получим все материалы, тем меньше тел придется вскрывать вашим коллегам.
Они скрестили взгляды. Кажется, «Принц» (который очутился точнехонько в эпицентре) подумал, что еще немного упрямства и должностного рвения с их стороны, и вскрывать будут уже лично его тело. Ему очень хотелось избежать такой участи, собственная персона ему нравилась, и умирать он пока не собирался.
- Пожалуйста, - повторил он, держась из последних сил.
-----------------------------
*sudachi - 酢橘 – небольшой круглый цитрус с глянцевитой зеленой кожицей, символ префектуры Токушима.
*Sakuradamon - штаб-квартира полиции Токио находится напротив ворот Сакурадамон Императорского дворца, поэтому носит такое прозвище.

Бессловесные боевые действия грозили перерасти в атомный взрыв. Как назло, никто не являлся, чтобы спасти «Принца» и положение в целом.
Теперь ладонь протянул старший напарник. Ледяная до хруста на зубах вежливость:
- Будьте так любезны.
Ямадзаки помедлил еще и, в конце концов, как конфетку ребенку, положил леденец инфокристалла в ладонь старшему. "Принц" страдальчески улыбнулся - так обделенный сметаной кот намекает хозяевам, что настала пора прятать тапки.
Когда дверь за незваными гостями закрылась, судмедэксперт хирургическим зажимом взял из бокса для стерилизации инструментов недокуренную сигарету и, поглядывая на часы, затянулся. Затем аккуратно сложил улики своего маленького преступления обратно в плоскую металлическую коробочку и закрыл крышку. Окурок был утилизирован в банку с кислотой. На пятьдесят девятой секунде - считая от ухода гостей - в дверь, жадно блестя очками, всунулась взъерошенная голова.
- Не вытягивай шею, не то сделаешься рокуро-куби*, - сказал ей Ямадзаки. - Тоже жаждешь знать результаты вскрытия?
Надо полагать, кеды с мишками и жилетка в цветочек оставались снаружи; из коридора должен был открываться недвусмысленный вид.

------------------------------
*rokurokubi - - йокай, который днем сохраняет человеческий облик, а по ночам способен вытягивать шею на несколько метров. В своем одноименном рассказе Лафкадио Хирн спутал рокуро-куби нукэ-куби, йокаем, способным отделять свою голову от тела.

РЕАЛЬНОСТЬ

«Черной-черной ночью...»
モダン怖い怪談のサイト*

Невысокий монах вытянул вперед руку; в кулаке был зажат жезл-джюттэ* с зеленым шнуром и такого же цвета кистями. Лицо - да и всю голову целиком - закрывала сплетенная из ивовых прутьев корзина-тенгай*, отделяла пришельца от мира, замыкая в его собственном, отчужденном пространстве.
- Каймон!*
Маска-ханнья* на черных воротах раскололась на две половинки.
Местность поражала унынием - словно тот, кто творил ее, не хотел, чтобы по этой части сайта шастали толпы любознательных и болтливых "туристов" - и деталями. В узких трещинах между камней пробивалась трава, основание восьмигранной колонны утонуло в почти черном мху. Деревяные, темные от дождя и вечности ступени прогибались и влажно блестели.
Монах смерил огромное сооружение взглядом - пришлось запрокинуть голову к небесам.
- Я ж до вечера не управлюсь...
Он потрогал рукоять механизма, что приводил в движение колоссальное хранилище свитков, потянул наугад. В недрах кьёдзо* застонали, вздохнули, ожили невидимые шестерни.
お... か... が... き...ぎ...く*...

------------------------
*モダン怖い怪談のサイト - moden kowai kwaidan no saito – сайт современных страшных историй про призраков (яп.)
*juutte - 十手 - буквально «десять рук», иногда джиттэ, особой формы незаточенный кинжал с увесистой рукоятью, которой можно было пользоваться как дубинкой и крюком для удержания чужого клинка. Во дворце сёгуна всем, кроме сыновей сёгуна и хатамото, под страхом смерти запрещалось носить мечи. Правило касалось и дворцовой стражи, которая была вооружена джюттэ. В результате кинжал стал символом исключительного положения стража и «по наследству» достался первым полицейским. Цвет шнура и кистей на джюттэ обозначал ранг блюстителя порядка; по старшинству красный – йорики, синий – дошин, зеленый – комоно.
*tengai - 天蓋 - буквально «небесный колпак», соломенная или тростниковая корзина, которую комусо носили на голове, чтобы показать, что они отказываются от своего личного «я».
*kaimon - 開門 - требование открыть ворота.
*hannya-momen - 般若能面 - маска для театра Но, а так же юмористических пьес-кьёген и ритуальных плясок-кагура, она изображает душу женщины, которую ревность обратила в демона. Маска вырезана таким образом, что когда актер в ней смотрит прямо, она выражает ярость и угрозу, но стоит ему склонить голову, как лицо демона становится печальным. Белая маска-ханнья обозначает аристократку, красная – женщину из низших классов, темно-красная – истинного демона. Само слово ханнья переводится как «высшая мудрость»; по одной из версий художнику требуется огромная мудрость, чтобы создать идеальную маску.
*kyozo – 経蔵 - хранилище свитков с сутрами и хрониками монастыря. Так же может называться кьёко (経庫), кьёдо (経堂) или дзоден (蔵殿). Как правило, двухэтажное строение размером 3х3 кена (1 кен – приблизительно равен 2 метрам, в архитектуре – расстояние между столбами). В некоторых храмах центральная колонна служит осью вращающимся полкам, так что можно быстро отыскать нужный свиток. Такие хранилища называются риндзо (輪蔵), т.е. «хранилище-колесо».
*слоги хираганы «о», «ка», «га», «ки», «ги», «ку».

- Куродзука!
После недолгой борьбы крошка Дайго завладел пультом от настенного голопроектора, неожиданного приобретения полицейского участка в Ниши-Шинджуку.
- Также известна как ведьма с пустоши Адачигара.
- Кому? - полюбопытствовал Модзумэ, жуя пончик; на столе перед ним красовалась картонка с логотипом от Mr.Donut.
- Что - кому?
- Кому это известно?
Но его злому умыслу не суждено было сбыться: если крошка Дайго взял низкий старт, тормознуть его не так просто.
- Хотя чаще ее зовут онибабой*. Когда-то давно она была нянькой девочки из богатой семьи в Киото. Девочка была очень красивая и веселая, но с самого рождения не произнесла ни одного слова. Родители обращались к одному доктору за другим, пока не пришел некий предсказатель и сказал, что вылечить ребенка можно, лишь накормив его свежей печенью еще живого зародыша.
- Человеческого, насколько я понимаю, – осуждающе покачал головой Накано; он сидел дальше всех от проектора, со стаканчиком кофе, окруженный ворохом бумаг, но только делал вид, что просматривает их. – Дайго-кун, у тебя была задача найти информацию, связанную с нынешними убийствами. А ты рассказываешь нам старую легенду.
- Я только начал! – нахохлился самый младший из детективов, став похожим на мокрого воробья.

- Это меня и беспокоит... – вздохнул ханчо и переложил два листка из одной стопки в другую. – Продолжай.
Модзумэ аккуратно смел в ладонь крошки разноцветной глазури и приступил к второму пончику.
- По одной версии обязанность раздобыть «снадобье» возложили на кормилицу. Та оставила собственную дочурку, примерно того же возраста, отдав ей перед уходом омамори, и отправилась в путь. Поиск женщины, готовой добровольно отдать печень неродившегося дитя затянулся, и кормилица, к тому времени, добравшись аж до Адачигахары, поселилась в пещере и решила там подождать. Прошли годы, и вот на пороге ее жилища появилась женщина на сносях. Куродзука схватила нож и, вспоров гостье живот, вырезала печень. И только после этого сообразила, что убитая женщина носила амулет, который кормилица давно отдала своей дочери. Она стала йокаем и с тех пор нападает на путников и питается их плотью.
Дайго сделал вдох и отхлебнул воды. Модзумэ посмотрел на него как на врага нации и положил надкушенный пончик обратно в коробку.
- Что-то мне расхотелось... – пробормотал он с несчастным видом.
Накано был терпелив и стоек. Пока что.
- Ты мог бы обойтись без иллюстраций.
- По другой версии, - вновь затараторил Дайго, понимая, что у него осталось крайне мало времени, - куродзука сама вызвалась добыть печень из любви к своей подопечной. В этой версии она бездетна, а лекарством является печень самой беременной женщины, а не ее плода.
- Мы слушаем эту историю, потому что в нашем деле есть убитые женщины, у которых вырезаны печень и плод? – старший сержант впился пристальным взглядом в подчиненного. – Дайго-кун, ты переобщался с Коги?
- Нет, но... то есть – да. То есть...

---------------
*Toriyama Sekien - 鳥山石燕 – (1712-1788), художник-график, изучал демонологию, собрал, каталогизировал и изобразил в нескольких сериях гравюр йокаев, демонов и призраков японской мифологии.
*Tsukioka Yoshitoshi - 月岡芳年 – (1839-1892), великий мастер гравюр по дереву в стиле укиё-э.

- Но картина-то преступления все равно получается одна и та же, - неожиданно пришел на помощь Модзумэ. – За вычетом кровожадной бабуськи. Хотя...
Дайго вновь воспрял духом.
- Некоторые свидетели утверждали, что видели эту старуху.
Он указал пультом на повисшие в воздухе изображения; пять из них были составлены со слов очевидцев на компьютере, еще два Дайго позаимствовал из Реальности. С его точки зрения гравюра Ториямы Секиена* была ближе к оригиналу, зато Йошитоши* лучше отражал суть. Для наглядности он добавил еще трехлетней давности афишу «Куродзуки» из театра в Шимбаши.
Старший сержант внимательно изучил все картинки.
- Сумасшедшая подражательница? Это все замечательно, но хромает география. Мы в Токио, а место обитания куродзуки – Адачигахара, как ты нам сказал. Это префектура Фукушима, не слишком-то близко.
Соперники объединились и уличили ханчо. Дайго полез следом за Накано в Реальность.
- Фукушима... Фукушима... Нихонмацу... Вот, нашел - Адачигахара...
- Но! – встрял в обсуждение новый и до отвращения жизнерадостный голос. – Четыре года, три месяца и десять дней назад произошло событие, которое потрясло Фукушиму.
Кудлатый и нелепый в пестрой жилетке поверх белоснежной рубашки с аккуратно повязанным черным галстуком долговязый Коги распахнул дверь, в щелку которой подглядывал уже какое-то время, и выступил, словно певец на сцену.
- Потрясло во всех смыслах. Землетрясение у восточного побережья, также известное как Великое восточнояпонское землетрясение. – Он поправил средним пальцем съехавшие с переносицы очки. – Оно сдвинуло часть Японии и Тихоокеанскую плиту в целом... впрочем, не о том речь.
Слушатели не собирались аплодировать, а скорее намеревались гнать оратора вон.
- Позволь...
Коги отобрал у Дайго пульт, и в воздухе повисла карта.
- Адачигахара, город Нихонмацу, префектура Фукушима, - возвестил криминалист. – Пострадал от землетрясения, отмечены разрушения на территории замка, а также в нескольких храмах. Теоретически! – он воздвиг указательный палец, - могильный холм куродзуки могло сместить, ее дух освободился и пошел искать пропитание. В этом смысле Токио самое «рыбное» место.

Гаки

В Ханазоно-джинджя было тихо, будто строгие каменные лисы отгоняли от храма не только злых духов, но и шумных гостей Кабуки-чо. Под воззванием на площадке перед вторым пролетом из одиннадцати ступеней – «не курить, не пить, не есть, не целоваться, не говорить по телефону», - прямо на нагретой за день солнцем лестнице ел мороженое юнец в пестрой "гавайке", пляжных шортах и старых "вьетнамках". Выше на три ступени от него клерк с портфелем под мышкой и пакетиком из Family mart безуспешно общался с невидимым собеседником, прижимая ладонью к уху серебристую рыбку "мобилки". Парочка у самого входа в хайден* не заметила бы и транспаранта через весь двор, не то что надписи от руки на дощечке размером с тетрадный лист.
Ярко-алый с золотом резной деревянный храм словно повис в темном воздухе в перекрестии прожекторов. От совсем игрушечной хокоры*, к которой вел узкий, низкий коридор из красных тории*, раздалось два громких хлопка.
Гаки молча смотрел человеку в старом выгоревшем плаще вслед, пока тот не канул в ночную толпу, будто в омут, а затем сунул пальцы в карман, нашаривая монетку. В телефонной будке на Ясукуни-дори, возле салона DoCoMo, липкая от растаявшего мороженого монетка ускользнула в щель. На четвертом гудке взяли трубку.
- Слушай, дед...
Собеседник на том конце связи обладал по-старчески скрипучим голосом, говорил медленно и питал слабость к сложным оборотам речи.
- Я тебя слушаю, говори, пожалуйста.
В динамике смутно слышался треск клавиш и щелчки «мыши» - их почти заглушали барабаны, электрогитары и голос Клауса Майне, - а значит, не стоило тратить время и называть адрес.
- Я нашел его.
Стену дома там, где странный прохожий вел ладонью, будто кто-то обработал резцом, на бетоне остались глубокие параллельные борозды. Гаки загородил микрофон ладонью, чтобы не мешал транспортный шум.
- Проверь еще вот этот блог.
Длинный адрес пришлось повторить, собеседник едва ли запомнил бы, но записывал быстро.
– Там есть видео. И пошли сюда шар-наблюдатель.
Через минуту рядом с телефонной будкой завис гладкий блестящий шар размером с теннисный мяч. Сбоку на нем красовалась эмблема "Кайки" - стилизованное синее изображение пятилопастного винта в круге.

---------
*haiden - 拝殿 – помещение в святилище, перед которым произносятся молитвы.
*hokora - 祠 – небольшое святилище, расположенное либо на территории храма, либо на обочине дороги или улицы, в котором обитает божество, не относящееся к большому храму.
*torii - 鳥居 - буквально «птичий насест», ритуальные ворота, отмечающие вход в синтоистский храм или другое священное место. Как правило, делаются из дерева или камня и покрываются алой краской. В храмах, посвященных Инари, обычно сооружают множество тории самого различного размера. Часто преуспевший в делах человек дарит тории какому-либо святилищу в знак благодарности.

Кен’ичи

Первый день после убийства убийца и сам помнил плохо. Его изрядно трясло, даже лихорадило, и с работы его сразу же отослали домой. Но причиной, конечно же, был не вирус. Кен'ичи и сам не знал, что повлияло на него больше: необходимость устранить случайного свидетеля ради собственного спокойствия, или то, что тело пришлось оставить целым, не взяв оттуда такого важного сейчас органа. Печень пьяницы, несмотря на вовсе не старый возраст ее бывшего владельца, уже носила следы алкогольного повреждения и могла оказаться пригодной только отчасти. Его смерть даже не казалась Кен'ичи убийством – отобрать бесценный предмет у ребенка, который в своем невежестве уже почти его разломал – но и смысла в ней прямо сейчас, после анализов и подсчета рисков, было не так уж много. Другое дело мальчишка... Медик чувствовал физическую дурноту от мысли, что теперь, в самом деле, убил живого, невинного человека ради своей мнимой безопасности... У него было оправдание, сроки, нужные для того, чтобы найти лекарство, но вины с него это не снимало, только откладывало ответственность. И тем более горько ему было от мысли о том, как нужна и важна была бы сейчас чистая, неиспорченная печень той невинной жертвы.
Из моральных терзаний его неожиданно и жестоко вывела реклама в Реальности. Навязчивый яркий баннер представлял вниманию посетителей скромной медицинской библиотеки сразу несколько камер по очереди: грубых мыльниц, конечно, непрочных даже на вид. Но в изобилующих пунктуацией описаниях промелькнула строчка, которая заставила медика развернуть баннер и лихорадочно погрузиться в чтение. Среди свойств одного аппарата была пересылка изображений на сервер в момент их создания. "Никогда больше не теряйте важные кадры! Функция, давно признанная золотым стандартом зеркальных камер, теперь и в экстра-компактном формате!"

Кен'ичи успел несколько раз перечитать эту строчку вслух, прежде чем осознал, чем именно она важна и какое значение теперь имеет для всей его жизни. Стандарт для зеркальных камер. То, что было в руках у мальчишки, было новым, дорогим и внушительным. Карточка памяти все еще находилась у Кен’ичи в кармане, но теперь в ней было не больше смысла, чем в соседствующих с ней мелких монетках. Хотя... Медик лихорадочно выловил прямоугольный кусочек пластика и вставил его в ноутбук, сначала едва не сломав о неподходящий слот.
Все было еще хуже, чем он предполагал. Не только след от транспортировочного контейнера с характерным оттиском ‘Biohazard’, но и семь из восьми цифр серийного номера. Это все еще не было пальцем, указывающим на Кен’ичи, но это все-таки было близко, пугающе близко. Времени, выигранного убийством, могло оказаться мало.
Приняв трудное решение залечь пока на дно, Кен’ичи проглотил сожаления еще и о невзятой им печени. Нужно было извлечь максимальную пользу из того, что осталось от поврежденного органа, каким бы малым и ненадежным не казался этот ресурс.
Несколько дней ушло только на подготовку сырья для лекарства, с самого начала устланную неудачами: две из трех больных крыс издохли, не дожив до эксперимента, а часть препарата неожиданно оказалась негодной без ясных на то причин: похоже, цирроз был не единственным фактором, угрожавшим здоровью пьяницы, но у Кен’ичи не было ни времени, ни желания выяснять, что именно. Здоровой ткани оставалось всего ничего, и под конец Кен’ичи боялся лишний раз вздохнуть возле колбы. Наконец, в довесок ко всем мучениям, крыса не стала демонстрировать никаких результатов и скончалась, похоже, от врожденного порока сердца.

Под самым потолком лаборатории висели круглые белые часы. Кен’ичи успел сделать свою работу (ту, за которую ему платили) до того, как тиканье начало понемногу разьедать его здравый рассудок, но в те считанные минуты до часа заветного «お先に...» стрелки уже казались ему неумолимыми холодными скальпелями, слой за слоем срезающими остатки драгоценного времени с того ничтожного срока, который еще оставался.
Все еще оставался.
О том, чтобы планировать новую человеческую охоту, не было даже речи. Нервный, напуганный медик был никудышним стратегом. Тем не менее, если бы кто-нибудь взял на себя добычу материала, он мог бы потратить даже оставшийся жалкий отрезок времени с пользой. У него была лаборатория, были все необходимые инструменты, были, наконец, знания и все нужные навыки. Оставалось найти кого-то, кто смог бы заняться людьми. Кен’ичи догадывался, что такие вещи имеют высокую цену, но он был готов платить. Оставалось найти предложение.
Запершись в будке долгосрочного кибер-кафе, он перебирал сайт за сайтом, пока, наконец, в его голову не пришло очень странное, сумасшедшее даже решение этой задачи: вместо сомнительных форумов, где хитманы если и были, то, наверняка, мешались с полицией, душевнобольными и шутниками, Кен’ичи открыл библиотеку мифов. Куродзука. Она искала лекарство?.. Идея партнерства была безумной, но теперь медик видел в ней скрытую логику и почти предназначение.
Как вызвать на разговор миф, городскую легенду, собственную галлюцинацию?.. Кен’ичи это даже не показалось проблемой, где-то внутри он уже знал, что никаких усилий не нужно. Он открыл чат и выставил приглашение в заголовке. И принялся ждать, иногда потягивая через трубочку крепкий, приторно-сладкий холодный кофе.

---------------------------------------
«お先に...» - часть «お先に失礼します/いたします», формальной фразы для тех, кто уходит с работы раньше, чем остальные (но часто уже после окончания формальных рабочих часов).

発言/更新
[入室者：2人] [退室]

kurozuka> что угодно молодому господину?
[07/10 23:00 ---.---.---.--]

Свалявшиеся космы жидких волос стекали с ее головы, точно струи тумана с округлой, шишковатой скалы.

ken1141> я хочу предложить свои услуги и попросить о помощи...
[07/10 23: 01 153.122.4.53]

------------------------

Кофе в банке закончился именно тогда, когда человек за монитором вдруг ощутил острую потребность в этом до отвращения сладком напитке.

------------------------

Лохмотья напоминали длинные, выцветшие на солнце струпья горного лишайника или выбеленного зимой мха, они волочились за сгорбленной бабкой, пока та подхлдила ближе. Вроде бы вот она – стоит прямо перед собеседником, пряча за спину руку с ножом, а лишь моргнешь, как смещается, уплывает куда-то в сторону, на самый край поля зрения.

kurozuka> чем заплатишь?
[07/10 23:02 ---.---.---.--]
ken1141> лекарство. Я ищу лекарство, которое могло бы тебя заинтересовать. Лекарство, для которого печень.
[07/10 23: 02 153.122.4.53]

Ответ долго не приходил, лишь помаргивал курсор на мониторе. Наконец:

kurozuka> о-ооо... Молодой господин умен не по годам. Что же требуется от ничтожной старухи?
[07/10 23:03 ---.---.---.--]
ken1141> чтобы продолжать поиски, нужна печень. Я добыл одну, но... Ее было недостаточно. Поэтому я прошу твоей помощи.
[07/10 23: 04 153.122.4.53]

На этот раз пауза затянулась подольше.

kurozuka> а молодой господин не обманет?
[07/10 23:06 ---.---.---.--]
ken1141>и больше никогда не смогу выходить в Реальность? Я готов использовать свою жизнь как залог, если это потребуется.
[07/10 23:06 153.122.4.53]

---------------------------
Кен’ичи вдруг ощутил, как болят пальцы, и понял, что уже некоторое время с силой сжимает край компьютерного стола. Он был мокрым от пота, который уже начинал стыть ледяной липкой пленкой.

Старуха заперхала – засмеялась - и, усевшись на вылезший из ниоткуда валун, принялась точить нож; он был длинный с необычным рисунком на потемневшем от времени клинке.

kurozuka> я найду молодому господину хорошую печень... свеженькую, нежную, теплую. Молодой господин останется очень доволен!
[07/10 23:07 ---.---.---.--]

ken1141> мне будет достаточно только места, куда подойти, в любое время дня или ночи. У меня есть все необходимые инструменты. Я выжму из этой печени все, на что только способна медицинская наука, и даже больше.
[07/10 23:07 153.122.4.53]

kurozuka>завтра, когда истечет час Крысы. Возле Ханадзоно-джинджя. Ищи у пятых тории от алтаря.
[07/10 23:08 ---.---.---.--]

ken1141> понял. Я буду там.
[07/10 23:07 153.122.4.53]

発言/更新
[入室者] [退室: 1人]

--------------------------------------------------
Старуха исчезла, и, если бы не сообщения на экране, Кен‘ичи уже решил бы, что разговор ему только привиделся. Впрочем, пока он пытался унять настойчивый звон в ушах и ходил к автомату за холодным, почти невыносимо-сладким рамуне, куда-то пропал и чат. Записав в рабочем блокноте по памяти время и место, медик откинулся в кресле и сделал еще глоток, перед тем, как закрыть глаза. Сон пришел быстро.

Парк Шиоказе,
Хигаши-Яшио 1-2, Одайба, Шинагава-ку

В непрозрачной воде залива плавали медузы - сад хрустальных, живых цветов, - и пластиковая бутылка. Хотя некоторые походили на грибы со слишком пышной "оборкой". За решетчатой аркой моста Токио гейт, над далеким, почти утонувшем в серебристо-розовой дымке "Светлячком" поднималось с утра жаркое солнце. Первой засияла в его лучах башня Sky-city, следом удар приняли "водяной фронт" Шинагавы и Токио-телепорт, а затем друзой великанских кристаллов среди зелени парков расцвели небоскребы Шинджуку.
- Легче всего было бы переложить ответственность на тоори-моно*. Мол, они виноваты в том, что произошло, а не я.
- Тоори-моно?
Кеды со шнуками разного цвета, один белый, второй ярко-алый, стояли рядом, на кафельном бортике неглубокого - половинкой луны - бассейна. В этот час парк был совсем еще пуст; только на соседней аллее сгребал листья служитель и какой-то ранний (а быть может, наоборот, припозднившийся не в меру) прохожий в разноцветной жилетке остановился покурить в тени пальм.
- Это демоны... в каком-то смысле.
- То есть убийца одержим дьяволом?
- Очень западное мнение, верно?
- Я учился в Америке.
- Говорят, там принято в злодеяниях обвинять не человека, а демонов и обстоятельства. Но тоори-моно не причина, они - следствие.

---------
*toori-mono – йокай, который разъедает душу человека с нечистыми помыслами и приносит ему неудачу и беды. Приход тоори-моно означает превращение обычного человека в преступника.

Взъерошенный молодой человек покосился на собеседника, вздохнул.
- Видите ли часто ненависть или жадность - вовсе не повод, чтобы пойти на убийство. Но стоит подумать: "без него или нее жизнь наладится", как в вас вселится тоори-моно. И начнет грызть, подзуживать и нашептывать. Одному хватит сил не прислушиваться, недостаточно смелого поглотит его собственная тьма.
- Раньше я не поверил бы ни единому слову. Как-то все это...
- Детские сказки.
- Как-то так.
- Что ж, теперь у вас выхода нет.
Собеседник пошевелил в воде пальцами ног. Рассеченная яремная вена больше не кровоточила, но пятна на сорочке оставались по-прежнему свежими. Пиджак был аккуратно сложен, а штанины закатаны. Рядом с дорогими штиблетами лежал тонкий портфель из коричневой гладкой кожи.
- Я увижу семью?
Встрепанный и невыспавшийся молодой человек в застиранной футболке с рисунком сурового поросенка неуверенно пожал плечами.
- Вы пришли домой, вы устали...
- ...на работе был трудный день. Совещание...
- ...закончилось поздно.
- А жена подняла крик. Она тихая и спокойная женщина, но вторая беременность совсем измотала ее. Токсикоз, детсадовские капризы, перепады в настроении. А у меня неприятности на работе и больной желудок. Я хотел лишь, чтобы она замолчала.
- И тогда вы убили ее.
Собеседник закрыл лицо руками.
- Она все еще в вашем доме в Йоцуя, - молодой человек обтер ступни ладонью, принялся обуваться. - Кто-то хорошо потрудился, чтобы духи не смогли выйти. Но это - ваш дом. Кто мешает войти?
- Да... но...
- Я - всего лишь witch doctor, помогаю демонам, духам и чудищам. Я не умею мирить людей.

Станция Шинджуку, Западный выход
1-1-3, Ниши-Шинджуку, Шинджуку, Токио
10 июля 2015 года, пятница, вечер


Тележка торговца лапшой (кто ж не знает старого Кумодо; порой кажется, что когда Найто Киёнари настегивал лошадь, объезжая земли вокруг первой почтовой станции на Кошу-кайдо*), старик уже здесь готовил еду) напоминала миниатюрный китайский дворец на колесах. Похожие на мандарины красные бумажные фонарики раскачивались по углам загнутой волной крыши, за пластиковыми окошками купались в мягком свете лоточки с карри, миски с лапшой и овощной подливкой - сокровище по меркам некоторых обитателей станции. И над всем этим, разгоняя прохожих и привлекая бомжей витал запах кунжутного масла.
Здесь же можно купить дешевые благовония, амулеты на каждый день и еще ке-что, о чем лучше не извещать полицейских. Вот поэтому люди обычно ускоряют шаг, проходя под наружной галереей Odakyu.
Полицейские и бомжи в чем-то схожи.
Сегодня единственные раскладные стулья у тележки облюбовали два полицейских в штатском. Более несочетаемую парочку еще поискать. Выбор места объяснялся просто: до зарплаты оставалось несколько дней, и ужин за разговором следовало сделать как можно дешевле. В подобном случае нет ничего лучше, чем миска лапши. Тот, что помладше – высокий и до неприличия аккуратный во всем, - протянул хозяину стакан, где раньше был шочу со льдом.
- Будьте добры, еще порцию.
Чуть обрюзглый, сутулый лоточник с породистым длинноносым лицом уроженца "столицы-столицы"* аккуратно наполнил стаканчики из фаянсовой черной бутыли. Может, карри он продавал и дешевое, зато в выпивке знал толк. За глаза его прозывали Шутен-ойяджи*.

----------
*Koushu kaido - 甲州街道 – одна из пяти главных дорог, связывала Эдо (ныне Токио) с провинцией Кай (ныне префектура Яманаши)
*Киото - оба иероглифа в названии (京 – kyou, 都 - to) означают "столица".
*Shuten-oyaji - 酒顛親父 – буквально «дед, что варит сакэ».

Кривя губы, коротышка-сосед щедро сдобрил еду из баночки, один взгляд на которую вгонял в жар.
- Меня кое-что беспокоит...
Что, как правило, означало: "я бы вызвал Токушю бутай*, но боюсь, что уже слишком поздно".
- Маньяка оставь умникам с Сакурадамон, - Ямадзаки с хлюпаньем всосал почти четверть порции за один раз. - Пусть потеют.
Он опять потянулся за желто-красной баночкой, заставив облиться горячей влагой если не коллег из Центрального управления, то соседа.
- Но убийство пятого июля в Йоцуя можем записать на наш счет.
Тихий и идеальный, почти как Фуджи-сан, старший сержант Накано смотрел на баночку с ужасом, но теперь переключил все внимание на собеседника.
- Из чего такой вывод?
Хоть одно у них с коронером было общее – ни тот, ни другой не стал бы утверждать что-либо без веских на то оснований.
- На кухонном ноже, который был зажат в руке господина Тамия, - Ямадзаки вытер пальцы об успевшую подсохнуть салфетку, - обнаружена кровь всех жертв в том доме. И отпечатки самого господина Тамия. Ну и, кроме того...
Коронер отложил палочки и, взяв невидимый нож, сделал жест, будто перерезал себе горло.
- Смертельный удар господин Тамия нанес себе сам.
Он взял палочки и невозмутимо принялся за еду.
- Вот оно что...

------------------
* Tokushu Butai - 特殊部隊 – отряды специального назначения в составе полиции.

Ханчо кивнул и отправил шефу Анакуре запрос о возвращении дела в их участок.
- Господин Тамия перед этим принимал какие-нибудь психоактивные вещества? Человек в здравом уме не зарежет всю семью, а затем и себя, а по свидетельствам соседей и коллег, ничто не предвещало такого исхода.
Кажется, еще чуть-чуть и ханчо переместится из списка тех, кого коронер с трудом терпит, в список тех, кого не переносит на дух.
- Вскрытие было сделано лишь вчера. Родственники не давали никак разрешение.
Родилось подозрение, что согласие родня подписала под пытками. И Накано даже не сомневался, кто конкретно их проводил.
- Выпил ровно один стакан пива. Утром, возможно, энергетический напиток. От этого не сходят с ума.
Инфокристалл казался на первый взгляд новым, свеженьким, целлофановая упаковка хрустела в пальцах. Присмотревшись, можно было заметить, что ярлык переклеивали - аккуратно, но подручными средствами, - а сам чип поцарапан и изрядно потерт. Накано вставил его в ридер до щелчка, взглянул на собеседника – мол, ты именно этого от меня ждешь? – и раскрыл единственную хранившуюся на кристалле папку.
Брови взлетели чуть не до волос.
- Разве все данные не были переданы следователям с Сакурадамон?
Ямадзаки безразлично пожал плечами.
- Про Йоцуя они не спрашивали.

Шочу в крошечном стаканчике перестал быть холодным, подрастаявшие льдинки плавали в нем, точно шарики из прозрачного пластика.
- И еще, - коронер протянул свой стакан Кумодо; тот извлек откуда-то из-под стойки пузатую бутыль темного стекла и без этикетки, аккуратно по самый край. – Дело в Шин-Окубо.
Любой обыватель встрепенулся бы, вспомнив недавнюю катастрофу в Шинджуку и столкновение поездов как раз около Шин-Окубо.
- То, где фигурируют бомж и юноша-студент? – уточнил ханчо.
По ту сторону площади, Цунохадзу* потихоньку тонул в тишине и чернильной, непроглядной тьме, даже желтые фонари не могли разогнать ночь. Вниз по лестнице с галереи кубарем скатился, грохоча деревянными старыми гэта*, патлатый мальчишка, ссыпал из ладони горсть монет в специальную плошку и умчался, сжимая в руках вожделенную порцию карри.
- Верно. В других случаях раны были нанесены тем, что попалось под руку, - Ямадзаки проводил шустрое недоразумение взглядом. – Кое-как, били несколько раз. Здесь же чувствуется рука хирурга. И бомжа, и студента убили скальпелем. Кстати, у бомжа тоже вырезали печень, очень быстро и профессионально.
- Как сказал бы Коги: «и беременным он точно не был», - произнес Накано, задумчиво разглядывая остатки лапши в своей миске. – А у студента все органы на месте?
С пятачка у южного выхода со станции Шинджуку донеслись первые гитарные аккорды, следом подключилась ударная установка. Мимо тележки, где ужинали полицейские, порхнуло блестящее воздушное чудо в ореоле белоснежных волос. Ямадзаки проводил его взглядом.
- Его вскрыли, как банку с сардинами. Но не выпотрошили. Можно мне умэбоши?
Лоточник положил ему в рис несколько желтовато-оранжевых соленых слив.

________________
*tsunohazu - 角筈 – буквально «должно быть, квадратное», район в Ниши-Шинджуку, где сосредоточены почти все небоскребы Токио.
**geta - 木屐/下駄 - традиционная китайская и японская обувь, напоминающая сандалии с высокой деревянной подошвой. Их часто носили в дождь и снег, чтобы сохранить ноги сухими.

Йоцуя, 3-й чомэ, Араки-чо
10 июля 2015 года, вечер

Плазменный телевизор на полстены показывал что-то политическое, кажется, опять собирались выбирать премьер-министра. Ребенка и то дольше вынашивают, чем удерживаются на вершине эти деятели. Коги предусмотрительно выключил звук. Он забрался с ногами на диван, подтащив поближе низкий столик и, разместив на нем стратегический запас в виде большой керамической чашки горячего шоколада, листал школьный фотоальбом. Пластик не желтеет со временем, да и бумага нынче стареет куда медленнее, чем раньше. Снимки могли быть сделаны пять лет назад, а могли прожить и все тридцать.
Йошиаки не нужно было смотреть на дату, он и так знал, что фотографиям пятнадцать лет. Круглые гладкие мордашки, униформа, честные детские глаза. Тридцать два школьника плюс учительница – весь класс младшего брата, еще до событий, которые перевернули их жизни с ног на голову.

Тот зимний студенческий вечер удался на славу, а когда шумная компания разошлась, Аки не увидел ничего противоестественного в том, чтобы остаться у своей девушки. Кто бы стал винить его? Возможно, это спасло его, в конце-то концов.
Декабрьское утро начиналось лениво и беззаботно. Сытое довольство жизнью, молодая шаловливая игривость и солнечные лучи сквозь тюлевую занавеску. Развлекательное ток-шоу плавно перешло в бубнящие об экономике с политикой новости. И вдруг мир почернел, съежился, как сожженный в пепел лист. Когда видишь телерепортаж, требуется время, чтобы поверить: это случилось не с кем-то неизвестным, это случилось с тобой.
Он не запомнил, как натягивал штаны и свитер, как пулей вылетел из квартиры и, не разбирая дороги, помчался домой в Йоцую. Люди старательно не замечали бешеного взгляда и того, как он преодолевает лестницу в метро одним прыжком через десять ступеней. Кто-то пытался сказать ему, что стоило бы надеть пальто, но он проскакивал мимо слишком быстро, не слыша ни единого слова.

Малышню рассадили для снимка в три ряда, кто-то остался недоволен, другие баловались, третьи держали себя степенно, будто взрослые. Все мимолетные эмоции читаются на фото.
Йошиаки вытащил снимок из пластикового кармашка, нашел брата.
У Йошиэ тогда было открытое лицо, полное детской готовности познавать мир. Строит рожки соседу слева. Исподтишка скрестил пальцы с закадычным другом, что стоит справа; Масанари живет в соседнем доме, и мальчишки каждый день ходят в школу вместе.
Жил. Ходили.

У дома были полицейские машины, желтая лента, озабоченные соседи. Круговерть лиц, чьи-то шарфы, руки, лица – они кидались в глаза цветными пятнами. Двадцатилетний Йошиаки ринулся внутрь, будто в полыхающий дом с голосящим ребенком. Его остановили – с громадным трудом, - накинули какие-то теплые тряпки, говорили что-то, он не запомнил. В круговерти лиц не было тех, кого он хотел видеть. Ни одного.

Потом пришло оцепенение.
Ему опять что-то внушали, но услышал он только одно: отец, мать и брат. Все умерли.

Он слонялся по улицам, как в тумане. Снежным комом на голову свалился вызов на опознание. В онемении и полумраке от собственных непролитых слез он трогал застывшие, окоченевшие тела. Отец. Мать.
И остолбенел, когда ему показали такое маленькое детское тельце.
- Это не он. Не братик. Соседский мальчик...

Коги провел ладонью по шелковистой поверхности снимка, словно хотел очистить запотевшее окно. Нахмурился: что-то в фотографии было не то. Присмотрелся. Коснулся пальцем одного, другого, третьего детского лица... Некоторые смазались, будто кто-то небрежно прошелся по изображению губкой. Сбоку, нахохленный и отгородившийся ото всех, словно отбившийся от стаи воробей, ссутулился круглолицый мальчик со взглядом, пронзающим навылет, и длинными немытыми волосами.
Похоже, грядет еще один визит в агентство «Кагецу».

Кендзаки

Фаянсовый стаканчик – других в "Шиншилле" не подавали, мама-сан и рада была бы выставить что подешевле, но единственный наемный бармен был непреклонен, - выпал из пальцев, покатился по узкой стойке, оставив серебристо-прозрачный влажный след. Какое-то время перед глазами плавали темные пятна, уши словно забило ватой, затем сквозь плотный кокон пробились встревоженные голоса.
- Аники*... ...босс, да не знаю, что с ним... ты что ему налил, гад..
Затылок, лопатки – да всей спиной он упирался во что-то твердое и плоское. Когда сверху луной на фоне темного, как закопченного потолка, нависло лицо босса Хигучи, Кендзаки сообразил, что лежит на полу. Бар с этой точки казался перевернутым вверх дном: табуреты у стойки, полки с толстыми, пузатыми бутылями. Девчонка-студентка, что устроилась за крохотным отдельным столом в углу - обложилась тетрадками и книгами, а сама в них почти не смотрела, лишь на красавчика-бармена, - тоже повернула голову.
Боль уже не протыкала раскаленной спицей от печени вверх по позвоночнику, а тупо и, сходя на убыль, толкалась в боку. Не сразу, но Кендзаки все же попробовал опасливо убрать руку; под ней было влажно, но не от крови - от вспотевшей ладони.
- Эт чё было, босс?..
Далеким эхом, как за хорошими наушниками, спорили тревожные голоса. Резкий стук, будто на стойку в гневе опустили бочонок сакэ. Рядом с бритой головой Хигучи возникла вторая, с дикобразом стоящих торчком от лака волос. На лоб шлепнули ледяную тряпку, струйки воды потекли за уши. Бармен повернулся к боссу.

-----------
*aniki - 兄貴 – «старший брат», частое обращение к старшему по группировке.