Перед пиром

(с Тельтиаром)

Не так-то легко оказалось исполнить людям приказ Харальда и приготовить все для грандиозного пира - со всех деревень окрестных потянулись вереницы повозок с провизией и пузатыми бочками пива, везли люди так же и множество дубовых столов и скамей, поскольку в Сарасберге был явный их недостаток. Шутка ли - более двадцати тысяч человек собрал на торжество конунг Харальд - тут были и воины, с ним пришедшие, и наемники венды, и воины что охраняли Сарасберг, и жители селений Остфольда, и беженцы из Агдира, и даже даны, которых Гутхорм все же уговорил крепость покинуть, дабы почтить визитом конунга.
Сам правитель из окна усадьбы наблюдал за приготовлениями, в обществе ближайших родственников находясь - матери своей Рагхильды и Гутхорма ярла.
- Хорошо подготовка идёт, - заметил Гутхорм, глядя, как мимо проезжает телега, гружёная так тяжело, что не понятно, как до сих пор держится ось. - Ты отдал приказ своим не чинить обид бондам? Всё же Сарасберг, всёж свои.
- Если мерийцы посмеют кого притеснять - им быстро укорот дадут, - уверенно ответил конунг. - Моя ближняя дружана вся из этих мест, многие еще с отцом в походы ходили.
- Хорошо, -кивнул ярл, и некоторое время в горнице царила тишина. - Что делать думаешь?
- Даны нанесли оскорбление моей матери своими наглыми требованиям, притесняли моих людей, претендовали на мои земли, - конунг накрыл ладонь Рагхильды своей рукой, но голос его был холоднее льда. - Я рад, что ты смог уговорить их придти на пир, чтобы могли забыть взаимные обиды.
По губам Косматого скользнула улыбка.
- И как будем забывать? - оскалу Гутхорма позавидовал бы и волк. Нет, не тот, который Харек, а обычный серый хищник. - Сталью ли доброй наградим, иль вином особым попотчуем?
- Увидишь, - пообещал Харальд. - Просто не удивляйся, если кому-то из них внезапно поплохеет.
- Ты мне только скажи, чего пить-есть не надо, - посерьёзнел гутхорм. - На всякий случай. надо ближних предупредить, чтобы ошибки не стало
- Не будет, обещаю.
В глазах Рагхильды в этот момент отразилась гордость за сына - поймав ее взгляд, конунг склонил голову.
- Сестра, скажи мне, а какие именно обиды тебе чинили эти даны?
- Они осмелились требовать золота сверх меры за свою службу, - вместо кюны ответил ее сын. - Не удивлюсь, если эти выродки угрожали матери, видя, как мало осталось в Остфольде верных ей воинов. Ведь так, мама?
Кюна кивнула - медленно, неохотно, давая понять, что эти воспоминания неприятны ей.
- Ничего, теперь они у нас золотом...просрутся. Сверх меры причем!
Услышав не слишком приличуствующую в женском обществе шутку, Рагхильда гневно свергкнула глазами на брата, но на губах ее заиграла улыбка, Харальд же и вовсе рассмеялся в голос.
Ярл только лишь смотрел с прищуром на возы, да бочки и покручивал в руках монетку. Золотую.
Они еще некоторое время посидели молча, просто смотря друг на друга - после долгой разлуки родичам было довольно и этого. Кюна, привыкнув к новому облику сына, не сводила с него исполненного гордости взгляда - ведь Харальд добился всего, чего она ему желала и пророчество, предсказанное ей, обращалось в реальность даже быстрее, чем Рагхильда когда-то рассчитывала. Ее сыну еще не миновало и восемнадцати зим, а он уже владел землями большими, чем Хальвдан Черный и Гудред Великолепный, считавшиеся самыми могущественными конунгами Норвегии ранее.
Приготовления, тем временем уже подходили к концу, и правительница, позвав служанок, удалилась, дабы принарядиться к пиру, ведь ей, как хозяйке, предстояло встречать самых знатных гостей и тут она хотела выйти к ним во всем блеске конунжего величия... в этом они с Ассой были очень схожи.
- Знаешь, Харальд, - задумчиво сказал ярл. - Когда на с твоей матерью было по шестнадцать зим, она была совсем другой...мягче. Вот я и думаю, не выйдет ли из неё такая кюна, что нам и Асса мёдом поэзии покажется?
- Время было другое, дядя, - Харальд провел ладонью по бороде, немного приглаживая торчащие в беспорядке волосы. - Ты же сам говорил - тогда было ясно, кто друг, кто - враг, а теперь любой может кинжал в спину вонзить. Я верю, что мама поступает так, как должно для блага моей державы.
- И то верно, -был ему ответ
Дверь едва скрипнула - внутрь серой тенью проскользнул Хемунд советник, перед конунгом склонившись.
- Дозволит ли государь слово молвить?
- Говори, - махнул рукой сын Хальвдана.
- Недобрые вести пришли, господин из восточных фюльков, - советник начал.
- Я уже начинаю забывать, когда слышал от тебя что-нибудь хорошее, - вздохнул правитель, взгляд не сводя с лица гостя. - Да и кюна говорила, что ты в некоторых делах не преуспел. Но рассказывай, что за беда на востоке?
Хемунд на мгновение лишь поджал тонкие губы, словно сказать желая, что где его неудача постигла - там никто бы успеха не достиг.
- Люди верные сообщили, что с большой ратью свейский конунг в Верманланд пришел. Не иначе, как битвы ищет, а люди его о тебе конунг и войске твоем с большим пренебрежением говорят, да слухи распускают разные.
- Что за слухи? - спросил Гутхорм, прекрасно знающий цену и силу людской молвы
- О том, что Харальд не выиграл ни одной битвы с честью, но все - обманом, что он не помнит добра и жестоко карает даже ближайших сподвижников, что он притесняет бондов и отбирает у них последнее, а дружину держит впроглодь, - перечислил советник все, что помнил. И покуда он говорил - наливались гневом глаза конунга.
- Ну, насчёт ближников и голода, это они брешут, - разгладил усы Гутхорм. - НУ что ж, Харальд,говорил я тебе, что придётся биться с конунгами сильными? Смотри, сейчас к этому ещё и примкнёт кто-нибудь послабее
- Не успеют! - Решительно заявил Косматый, со скамьи поднимаясь. - Что еще, договаривай! По глазам вижу - не все новости еще сказаны.
- Конунг прозорлив, - улыбнулся Хемунд. - Слова подлые, как семена, в благодатную почву попали - не все правелнием твоим довольны, государь и среди многих измена вызрела. То Хейдмерк, и Раумарики, и Вингульмерк - все они готовы под руку Эйрика пойти, как только он с войском пределы Верманланда покинет.
- А вот то плохо уже.
- Готовы - не значит предали, - процедил Харальд, на дядю взгляд многозначительный бросая. - Привыкли к вольностям, покуда меня не было - так теперь живо поймут, что я их вот где держу!
В подтверждение своих слов конунг сжал кулак.
- Кровью землю только не залей совсем, а то остатки прямо завтра и сбегут!
- Кровью? - Глаза правителя сузились, словно в узкие щели превратились. - Нет, содравши с овцы шкуру - молока не надоишь. Хемунд, есть у тебя люди языкастые?
- Найду, не сомневайся, конунг.
- В таком случае пусть завтра же в Хейдмерк и Раумарики скачут, коней не жалея, да волю мою жителям мятежных фюльков объявят: кто меня держаться будет - тому почет, а кто руку Эйрика примет - как предатель умрет, бесславно.
- Вот то верно
Советник еще что-то сказать хотел, но голос его утонул в крике, с улицы раздавшемся - народ конунга звал, пришло время для торжества победного.

Деревня на берегу Трандхейма. Торольв Ульвссон и Бард Брюнольвсон .
(с единым во многих лицах варлоком)

Драккар шёл ходко: попутный ветер дул ровно и сильно, надувая широкий парус. Хищный корпус резал воду, и подобно морской пене, что взбивал острый нос, бурлили мысли Торольва: на службу к великому вождю едет викинг! Ждут его битвы, которых доселе и представить себе не мог, и добыча, какой не стыдно будет похвалиться перед отцом. Ульв в своё время великим был воином, и сыну его не пристало позорить славный род. Вспоминал он и слова отца о том, что Косматый не принесёт добра их семействам - вспоминал и усмехался: зачем конунгу вредить тем, кто верой и правдой служить ему станет? Сам Торольв уже помышлял о том, как будет на пиру сидеть близ правителя да слушать песню, что о подвигах его сложат. Ягнёнок ведь сумел, а уж он, Торольв, побратиму ни в чём не уступит!
Когда корабль прибыл в Трандхейм, встречать Торольва на берег вышел сам Бард – навстречу ему сошёл с драккара сын Кведульва, вздымая приветственно руки:
- Здравствуй, родич! – голос здоровяка звучал как рёв медвежий, - Пусть и разминулись мы с тобой на несколько дней во Фиордах, но всё-же встретились – знать, асы того пожелали!
Бард в объятиях заключил Торольва, едва только тот на землю ступил с драккара, люди же, что халагаландца сопровождали от удивления рты пораскрывали - не доводилось им еще такого великана видеть, как Торольв: ему ведь не только Бард в росте уступал, но и покойный Ахти-Йотун, и даже Хрольв Пешеход, которого многие почитали за самого могучего из людей Харальда.
- Наслышан я о тебе, Ульвссон, - молвил Бард тем временем. - Теперь же и свиделись! Идем, в доме гостеприимном стол накрыт уже - там все расскажешь.
- Ежели стол накрыт - не годится еде стыть! - рассмеялся Торольв, - Что же, оставим тогда вещи наши на корабле, а разгрузим утром. Веди нас родич, уж мы не отстанем!
Дом, в который повел фирдирца и его ближников сын Брюнольва принадлежал старосте рыбацкой деревушки, расположенной недалеко от пристани, однако принял их бонд радушно - знал, что то люди, не последнее место в дружине конунга занимающие. Единственного теперь конунга. Жителей Транделага великая скорбь по Хакону охватила, когда новость о гибели его пришла - старый правитель простому люду был мил, поскольку обычаи соблюдал и притеснений никому не делал, кто по закону жил, теперь же многие настороженны были, вопросом задаваясь, как правление вести будет Харальд Косматый, и какую власть получит Хакон Молодой, которого, по слухам, ярлом Транделага Харальд сделал (хотя уже одно то, что теперь ярл, а не конунг был над ними, народу не нравилось).
Торольв поблагодарил старосту за радушный приём: подарил жене его витой браслет из серебряной проволоки. Тонкая была работа - Орм-кузнец, которого Торольв пленил в Роголанде в прошлом году, свил его. Мастеровитый трэль давно мог бы выкупиться на свободу, но Ульв хорошо обращался с ним, помог построить ему дом и позволил обзавестись семьёй, что держала роголандца теперь прочнее любых цепей. Эту историю рассказал Торольв уже за столом, утолив первый голод.
- Твой отец умеет удерживать подле себя достойных людей, - одобрительно кивнул Бард. - И хозяйство у него справное.
Халейг немного помолчал, но затем все же посчитал нужным добавить:
- Если бы он не был столь заносчив с гонцами конунга, то мог бы стяжать еще большего.
- Отец мой слишком стар и осторожен, - покачал головой Торольв, - время его подвигов прошло. Заносчиво же он говорил потому, что не терпит перемен и новому конунгу доверять не спешит. Я же рад только, что смогу теперь послужить достойному правителю.
- Харальду по душе пришлись бы твои слова, он ценит в людях верность и удаль, и щедр на награду.
Широко улыбнулся Торольв, протягивая пустой рог расторопной хозяйке:
- Давай тогда, родич, выпьем за нашу скорую встречу с конунгом и за то, что теперь будем мы стоять в бою плечом к плечу!
Бард кивнул, так же поднимая рог и опустошил его одним долгим глотком, а затем вытер рот рукавом.
- Завтра, поутру надобно нам во Хладир выступать, конунг тебя испытать хочет.
Торольв повёл плечами - взбугрились и заиграли мышцы на руках:
- Что же, так тому и быть. Свой драккар оставлю я на поруки этому достойному человеку, - викинг посмотрел на деревенского старосту, - а Сигурд, мой кормщик, присмотрит за кораблём. Я щедро заплачу, чтобы он ни в чём не нуждался.
- Пока что, Харальд Косматый желает, чтобы ты поспел в Хладир раньше его брата - Хакона, - немного остудил пыл родича сын Брюнольва. - Этим, он считает, ты докажешь свою готовность служить ему.
- Где же сейчас Хакон? - нахмурился Торольв, - Сколько времени есть у меня?
- Я слышал вести, что он предал большому разорению Согн - и было за что, - а после выступил в Оркдаль. Но у вестей тех давний срок, а потому боюсь я, как бы Хакон сын Хакона уже не миновал Долину.
Немного помолчал Торольв, наморщив лоб, затем сказал:
- Он идёт, верно, с большой дружиной. Мы же верхами сможем его опередить... и всё же прав ты, торопиться нам надобно. Эх, лучше было бы мне проявить себя в бою, нежели, словно гонцу какому, в Хладир поспешать. Что же, если конунг решил так мою доблесть проверить, пусть так будет, - и обратился к своим ближникам, - на пиво не налегайте, друзья: завтра что есть духу скакать будем.
- Как скажешь, так и сделаем, - за всех ближайший воин ответил, рог откладывая, да за мясо принимаясь.
Бард же кивнул только:
- Альвир уже там тебя дожидается. А после того, как Хакону тебя представят, со мной на Сандес поедешь.

Хладир. Хакон Хаконсон и прочие транделагцы.

Дома Хакона встречали как героя. Благодарить за это он, не в последнюю очередь, должен был злополучного Халльстейна Атлисона, которого, ради забавы, послал сопровождать тело отца в земли Транделага. Первую половину пути сын Атли трясся от страха, чему особо способствовали речи хладирцев, отряженных Хаконом в охрану… праха, естественно. Мужи, которые служили под рукой старого Хакона еще до рождения молодого, были на злы на вероломных жителей Согна, как медведь, разбуженный посредине зимы, зол на охотников. Лишенные младшим Хаконом законного права вздеть голову Халльстейна на древко копья, дружинники были уверены, что уж в Хладире, под властью кюны, они утолят свою жажду крови. А пока – коротали время, припоминая сказания древних скальдов: кто и когда казнил изменника да лжеца позатейлевей. Оттого Халльстейн и дрожал: в Согне никто не считал его трусом, но ныне сын ярла готов был спастись бегством, рискуя не попасть в Чертог Воинов, будучи убитым без оружия в руке, но транделагцы стерегли жертву зорко. Поэтому, ближе к Хладиру, когда люди Хакона уже устали насмешничать, а Халльстейн – бояться, последний стал спешно искать пути для спасения. И нашел: но не в бегстве, а в грозной власти Харальда, заставившего трепетать перед собой всю Норвегию. Сын Атли решил, что, рассказав о доблести Хакона на службе у агдирца и, заодно, о грозном нраве последнего, он отсрочит расплату. А потому, едва хмурые гридни привели его на глаза к кюне Эйсван, стал разливаться соловьем, хваля молодого Хакона. У старых викингов, помнивших конунга молодым, и нянчивших его трех сыновей от законной жены, такие хвалы незаконному отпрыску вызвали недовольство. Но здесь решала Эйсван и Халльстейн, сам того не ведая, выбрал лучший способ понравиться хозяйке Хладира. Неверная жена старого конунга с замиранием сердца слушала про подвиги молодого любовника, совсем позабыв о прахе мужа, лежащем на телеге. Эйсван была только рада тому, что старик не вернется, чтобы спросить, от кого прижит сын, которого она ныне носила под сердцем? Когда же один из воинов, сопровождавших эту телегу, почтительно напомнил властительнице о необходимости устроить конунгу достойные похороны, Эйсван спохватилась, выжала из себя пару слезинок – да велела бросить Халльстейна в подпол, чтобы потом, на досуге с ним разобраться. Гридни считали, что нечего тут разбираться: снять голову – дело недолгое. Но перечить кюне не стали: в самом деле, воздать почести покойному конунгу много важнее, чем бросить псам тело сына его убийцы. А Халльстейн и так никуда не сбежит.
К тому моменту, как молодой Хакон с людьми и золотом из Согна, переступил родной порог, его отца уж проводили в Вальгаллу со всеми почестями. Мать младшего Хакона тоже желала отправиться со своим конунгом в путь на ладье, но Эйсван смогла ее убедить остаться в живых ради сына. Кюне было зазорно общаться с рабыней, но она, как любая влюбленная женщина, очень боялась недовольства избранника. То, что Хакон теперь был доверенным человеком Харальда, лишь укрепляло ее чувства: как истинная женщина Севера, Эйсван желала любви героя и победителя. По ее повелению, Хакона Хаконсона чествовали во Хладире, чуть не как конунга. Те, кому такое не нравилось, вынуждены были молчать: Эйсван была матерью наследника Транделага. Правда, кое-кто помнил и то, что по договору Хакона с Харальдом, земли наследовал муж Ассы. Весть о том, что Харальд назвал Хакона ярлом и поручил ему управлять Хладиром, примирила до времени спорщиков. Все равно Сигурд пока был лишь младенцем, а в способностях сына рабыни управлять делами усадьбы никто толком не сомневался: Хакон уж показал, чего он стоит. Его грядущая свадьба с Эйсван тоже была проглочена ярлами старого Медведя. Хоть они и кусали усы, но, с виду, правда была за Харальдом: бросать цветущую женщину угасать во вдовстве не годилось, а сын старого конунга был для нее партией, устраивающей почти все стороны. Особенно – саму кюну, что было решающим.
Все это время Халльстейн сидел в подполе, где его иногда даже кормили. Голодная смерть пугала викинга еще сильнее, чем казнь, и потому, в какой-то момент, он начал кричать, топать ногами и привлекать к себе всяческое внимание. Случилось то как раз в вечер празднования назначенья Хакона ярлом, а потому пьяный гридень, вместо того, чтобы врезать пленнику по зубам и заставить заткнуться, просто открыл дверь – и ушел. Наверное, забыл во хмелю, что в том подполе сидит сын Атли, а не пьянствует кто-то из транделагцев.
Огородами, Халльстейн выбрался из Хладира – и направился в дальний путь. Дорога в земли Харальда и Хакона была ему заказана, а потому сын Атли шел туда, где, по людской молве, стоял свейский конунг.

Хладир. Бард, Торольв и Альвир на пиру у Хакона.
(в роли злорадствующего ярла - DarkLight, в роли притесняемого Альвира и дипломатичного Барда - Тельтиар)

Так вышло, что Торольв и Бард не поспели во Хладир вперёд Хакона. Когда три десятка викингов на взмыленных лошадях показались на горизонте, уже пировали транделагцы, празднуя назначение сына Медведя ярлом. За ворота их сразу пропустили, заметив Барда, и провели в усадьбу, где пировал новоиспечённый ярл.
Лендрман Халагаланда первым прошел в двери большого дома, справедливо рассудив, что ему проще будет разговор с ярлом вести, нежели Торольву, коль скоро запоздали они - пусть и не намного совсем. Хакон во главе стола сидел и, когда вошел в зал Бард, кюна как раз ему рог наполняла.
- Приветствую тебя, Хакон Хаконссон, - с порога гость сказал.
Хозяин, уже изрядно хмельной, встал навстречу гостям:
- Друг! Как рад я видеть тебя здесь, в столь счастливый момент моей жизни. Видимо, сами норны проложили твой путь так, чтобы ты приехал на мой праздник. Садись же к столу, да спутников приглашай! – Хакон намеренно не смотрел на Альвира Хнуву, сидящего за столом, и от Барда это не укрылось.
Прежде чем занять место за столом, Торольв Ульвссон также поприветствовал ярла:
- Здрав будь, ярл Хакон! Пусть не переведутся в твоём доме мясо, пиво, да храбрые мужи! – зычный голос здоровяка загулял под потолком.
- Спасибо тебе, досточтимый сын Ульва на добром слове, - улыбнулся Хакон. – Теперь вижу я, что не перевелись еще мужи, владеющие языком так же умело, как и секирой, - хладирец кинул еще один взгляд на Альвира, надеясь, что намек его вполне ясен. – Твое умение сражаться, Торольв бежит впереди твоего коня. Не зря отец нарек тебя именем в честь бога Тора: с таким назвищем сама судьба назначила тебе ратную славу. Так выпьем же за наши победы под рукою Харальда, избранника Одина!
Торольв поднял рог и осушил его до дна. Видимо, опоздание Ульвссона не слишком тревожило ярла в такой день. А завтра Хакон, глядишь, и вовсе о нём позабудет... В отличие от Хакона, который нарочито избегал разговаривать с сыном Кари, Торольв приветливо улыбнулся Альвиру, после чего продолжил:
- О славных ратных подвигах всегда стоит сложить хорошую вису. Хочу я следующий рог осушить за скальдов, что здесь собрались сегодня - ведь ничем их умение воинскому не уступит!
Бард, так же приняв рог из рук хозяйки дома, поспешил поддержать родича, да встал прямо за спиной Альвира, одну руку ему на плечо положив:
- За испивших крови Квасира!

- Верно ты говоришь, - подхватил хладирец, - речи скальдов порою разят сильнее меча, - гость говорил не о том, но Хакон не дал вставить слово, продолжив: - Но, прежде, чем пить за умение скальдов, хотелось бы услышать его. Что скажешь, Альвир? Порадуешь нас висой о победах Харальда, нашей радости и своем будущем счастье?
С первых слов хладирца подозрение закралось в сердце Хнувы, что не спроста о том говорит Хакон - не иначе, как обиду старую припомнить хочет, ведь в Альвхеймаре защитой скальду были брат и конунг, а здесь ярл всю полноту власти имел, а уж о том, что не в обычае Хакона прощать было - так о том по всему Транделагу уже слух разошелся.
- Служба конунгу - мне в радость, о каком еще счастье говоришь ты, славный ярл?
- Государь наш Харальд решил, что стыдно позволить такому видному мужу, и отменному скальду, сгубить свой род из-за кручины по сужженой, - медовым тоном ответил Хакон Хаконсон. – А потому решил конунг устроить счастье Альвира. Сейчас он о том и не помышляет, ибо скальды – чувствительнее иных мужей, и их сердце легче ранить, хоть сами они язвят словами без пощады. Но в старости, видя, как внук подносит ему рог с напитком, вспомнит Харальда добрым словом.
Хакон говорил, обращаясь к Барду, и словно не слыша Альвира.
- О чем ты говоришь? - Внимательно смотрел в глаза ярлу Альвир, догадываться начиная, сколь коварную месть придумал хладирец за давнюю вису.
- Харальд решил, что тебе надо жениться и продолжить род, - доходчиво пояснил Хакон. – И жену уже выбрал. Кстати, она сейчас здесь, а ее отец, слышал я, уже на подъезде.
- Конунг решил? - Переспросил юноша, не веря, что Харальд мог так с ним поступить.
Бард, все ещё подле Альвира стоявший, плечо его крепкими пальцами стиснул, понять давая, что опасные слова лучше не говориться сейчас.
- Именно так, - подтвердил Хакон. - Конунг заботиться о твоем благе, Альвир, и, хотя тебе сейчас сложно смириться, ты должен быть ему благодарен. Посмотри вокруг, - он обвел рукой залу. - Многие тут потеряли жен и мужей. Но ваны заповедовали мужам и женщинам не жить по отдельности. Даже я, по воле конунга, беру в жены мачеху. Ужели мне проще назвать женой мать своего брата?
Скальд опустил голову. Не в силах он был прогнать из сердца образ погибшей любимой, не мог позабыть Сольвейг, но и перечить воле конунга не смел, поскольку знал - Харальд, о том узнав, гнев свой обрушит на весь род его, а уж Хакон тому поспособствует. Торольв также ни слова не сказал, только думал: «Ужели конунг настолько своенравен, что женит Альвира против его воли? А ведь скальд считает его своим другом!».
- И что за невесту избрал Альвиру конунг? - Спросил, желая избежать неловкого молчания, Бард. - Какого она рода?
- Это – дочь она ярла Снеккольва, самого знатного человека в Транделаге, правителя Стринды и Гаулардаля, - ответил Хакон, - и вдова Грютинга, погибшего вместе с моим отцом. Ныне они пируют за одним столом в Вальхалле, а я, повинуясь воле Харальда, должен позаботиться об их женщинах.
- Это достойная женщина, к тому же славящаяся красотой, - Бард, в свое время присутствовавший на свадьбе Грютинга, помнил ее, а потому еще раз незаметно сжал плечо Альвира, давая тому знак, что не следует препираться.
- Будь на то воля конунга, я взял бы в жены и старуху, и увечную, - голос скальда звучал покорно, но яд, растворенный в словах, Хакон не мог не заметить. - Сейчас же я благодарен ему за то, что он подобрал мне невесту, о какой иные мужи могли бы мечтать.
- Конунг любит тебя, - намеренно или нет, но Хакон выделил голосом слово «конунг». – Разве мог он посоветовать тебе женщину, недостойную твоих заслуг?
- Слава Харальду Косматому!
Не дожидаясь ответа Альвира, Бард поднял над головой наполненный рог.
- Слава! - поддержал его Торольв, также поднимая рог. Ему вторили все люди за столом.

(Действующие лица и исполнители те же)

Хладир. Свадьба.
С Дарклайт

Свадьбу ярла Хакона и кюны Эйсван в Хладире решили справить с размахом, чтобы люди, помнившие еще торжества прошлого года, не сочли себя обделенными. Вира, которую молодой ярл привез из Согна, позволила не жалеть серебра. Да и сам Транделаг, уже оправившийся от войны с Оркдалем, был отнюдь не беден.
Кюна Эйсван поспевала всюду, стремясь, чтобы свадьба ее стала одним из событий, воспеваемых скальдами. Конунжич, который к этому времени уж начал бегать, не отставал от матери и капризничал. В ответ на это Эйсван кричала на нянек и наказывала убрать ребенка и занять его играми. Напоминание о том, что у нее эта свадьба – не первая, Эйсван не нравилось. Да и добрых чувств к сыну от старого Хакона в ней оставалось все меньше. Не сейчас, когда она уж носила под сердцем дитя от любимого.
К тому времени прибыл и Снеккольв ярл в усадьбу - этот владетельный муж, прознав что дочь его вернулась из Оркдаля, собрал во Внутреннем Транделаге множество людей и с ними приехал на свадьбу, а так же чтобы проститься с зятем и старым конунгом. Но, судя по решительному виду ярла, мириться с потерей Оркдаля он был не намерен и почитал то, что Хакон лишил вдову Грютинга прав на власть в том фюльке, личным оскорблением.
Впрочем, Хакона то не слишком пугало: уверовав в силу имени Харальда да в собственное хитроумие, уж сгубившее гордого Асгейра и не менее гордых, но еще более глупых ярлов из Мера, ярл молодой без страха смотрел на Снеккольва и вел себя, как хозяин. Ежели то богатому викингу и не нравилось, то повода открыто явить недовольство, вроде как, не было. Формально, он был в гостях у рода Хакона и сын транделагского Медведя ныне был старшим в этом роду. Да и кюна была его нареченной женой.
- Скажи мне, Хакон, - после приветствий традиционных, Снеккольв молвил: - Отчего вдову, и без того горем убитую, наследства мужнего лишил?
- Боги не дали твоей дочери сына от Грютинга, а потому Харальд решил, что не дело ей губить красоту во вдовстве, - ответил ярл. – Ужель ты предпочел бы, чтобы ее вернули тебе, как нероженницу? Позор ведь на род. А так, с новым мужем, глядишь, через год тебя внуком одарит. Между нами, так Грютинг, после увечий своего, не особо до женщин охоч был, а дочь твоя – воплощение Фрейи и достойна ее милостей, как никто.
- Отрадно мне слышать эти слова, и безмерна моя благодарность конунгу, - сдобрил и свою речь медом Снеккольв. - Но род Грютинга угас, и ныне земля его вовсе без пригляда осталась.
- У Грютинга много друзей, и многих из них не раз выручал оркдальский ярл. Не дадим землям пропасть, с помощью Одина. Да и мои владения недалече. Пригляд в тягость не будет.
- Я мог бы взять на себя это бремя, дабы выразить благодарность конунгу.
- Грютинг в Вальхалле, небось, умиляется тому, как отец его жены заботиться о благе его земель. Конечно, он предпочел бы, чтобы за угодьями Оркдаля смотрел ты, ибо весь Транделаг наслышан о том, что хозяин ты, хоть строгий, но рачительный. А я может быть, скоро уйду в новый поход вслед за Харальдом. Боги судили ему быть Властелином всей Норвегии и честью мне будет приблизить этот день. Ежели сегодня ты дашь согласие на брак дочери да позволишь воям Харальда есть за свои столом в Оркдале – я не вижу причин отвечать отказом.
- И кого ты прочишь ей в женихи? - Снеккольв прищурился, а в голосе его зазвучали деловые нотки.
- Альвира скальда, сына Кари-берсерка.
- Калеку?!
Ярл осекся, и в глазах его отразилась борьба неприязни с жадностью.
- Скальды редко иудут в битву во главе войска, их удел – сказывать саги о подвигах, - наставительно сказал Хакон. – К тому же, шрамы красят мужчину, а Альвир свои получил на божьем суде. К тому же, прошлый муж твоей дочери был куда большим калекой. Посмотрев на Альвира, ты сам убедишься, что он способен делать все, что должен мужчина. А род его славен, и многие женщины хотели бы стать женами скальда. Если бы не кручина о Сольвег, дочери Атли – давно бы такого жениха скоготили.
Тяжело вздохнул Снеккольв, словно показывая, сколь трудное решение он принимает:
- Не могу сказать, что такой зять мне по душе, но коль скоро его ценит конунг, да ты, ярл за него слово замолвил, то, быть может - он действительно человек хороший.
- Сам убедишься, если услышишь его висы. Да и дочь твоя, как я видел, рада замужеству, - Хакон улыбнулся, довольный тем, что сумел сговориться с ярлом.
Вскоре уже столы накрыли в усадьбе и подле нее, да люди собрались, ожидая когда велит ярл хладирский торжеству начаться. Жрецы же принесли все жертвы необходимые для брачного обряда и теперь ожидали лишь, когда Хакон во всеуслышание объявит вдовую кюну своей женой.

Хладирская свадьба.
Совместно с Тельтиаром. За висы – благодарим Скальда.

- Тормунд! Тормунд! - заорал Хакон пьяным голосом. Одной рукой он обнимал молодую жену, а во второй держал кувшин с пивом. Обычный кудок аль рог счастиливого супружника уже не устраивал. Ну, еще бы: сбылись все мечты: прославился, разбогател и еще ждену вот красивую от щедрот Харальда получил. Чем не праздновать?
- Ну-ка, порадуй нас висами, скальд.
О мастерстве Тормунда Насмешника были наслышаны многие, а потому все, кто сидели за столом подле Хакона, подались вперед - особенно Бард и Альвир, чей интерес был не только праздным.
- Висы даются свыше, как мед карлов по капле распределили боги по земле среди живущих. Кому-то больше перепало, кому-то меньше. А мне без меда что птице Хрофта без вина битвы.
Отвечал с обычной своей улыбкой скальд, так что глядя на него, немногие смогли удержаться от смеха.
- Так испей же нашего меда, - сказал Хакон, протягивая скальду кувшин, да расскажи о том, что видел в Хладире. И о подвигах славного Харальда и дружины его, а также - о славных делах воев, сидящих за этим столом. Впросчем, мне ль говорить скальду, как сплетать слова в висы? Прошу!
- Благодарю , светлый ас палаты кленов... - скальд взял протянутую чашу с медом и жадно отхлебнул пенный напиток в несколько больших глотков, ворча и причмокивая от удовольствия. Утолив жажду, он с поклоном вернул чашу слуге, и вытер рот полотенцем. В его лазах появился лихорадочный блеск, затем он полез в холщовый мешок, и вытянул гусли, ударив по струнам. Мелодичный звон разнесся по залу. Выждав пока уляжется эхо, скальд прикрыл глаза, став перебирать струны, выводя ритм размера квидухатт, и начал нараспев декламировать свой стих.

Бился клён гласа стали
Силой могучей славный,
Трёндов на вече сечи
Вёл к тыну ясеня спешно!
Ясеней ратной вьюги
Асов воле покорный
К скирде дров вёл на приступ
Первый среди храбрых.

Трёндов вождь был первым
В буре стрел и копий,
Вражий хирд пугая
Яростью берсерка!

- Славно сказано! - молвил ярл транделагский, и мужи за столом одобрительно зашумели
Те, кто были в том сражении, кивали, выражая согласие со словами Тормунда, другие же просто отдавали дань его мастерству, а скальд продолжал:

Псов и птахов Игга
Пищей в поле брани
Насыщал обильно
Не страшась увечий!
Не страшился смерти,
Недруг ратей Мёра,
Мёрских змей губитель
Мстить пришел в Альвхеймар!

Всех отважней в битве
Хакон - ярл хладирский!
Скальд тому свидетель,
Скажет как все было.

Хакон довольно улыбнулся. Эйсван чмокнула мужа-героя в щеку. Несколько воев подняли кубки за Хакона, и вскоре к ним присоединились другие.
Прославление хозяина дома, тем более в день его свадьбы считалось хорошим знаком - скальд приманивал удачу к ярлу, а значит, и ко всем его людям.

С хирдами Гандальва
Хитро вел беседу,
Острым жалом броней
Споро спор решил он
Кругов битвы много,
Резво речью стали
В ниве жал дерзили
Нидой жал доспехов!


Воев впредь вернется
в песий дом негусто...
Взял ограду штурмом
Славный ярл хладирский!

- Да уж, до старости не забыть нам, как склонился Альвхеймар перед Харальдом, - сказал жених. - И рад я, что приложил к тому руку. Будет, что внукам рассказывать.
- Да здравствует ярл Хакон! - Тут же подхватил кто-то, кубок поднимая.
Скальд, тем временем, ожидая, пока крики утихнут, тоже горло промочил, да продолжил:

В Согне с вероломных
Виру взял, суровым
Словом усмирил он
Седовласых старцев.
Хакон млад отмстил здесь
За отца погибель,
За коварство злое
Златом заплатили.

Не посмел никто здесь
С ярлом Трендов спорить,
Выкуп был обильный -
Скальд при нем был в Согне!

- Да уж, за гибель отца моего я спросил с Согна втридорога, - улыбнулся Хакон. - И серебром и рудой, так что никто ныне сказать не посмеет, что сын я плохой и отца не почтил. А предателям так и надо, Локи - бог переменчивый, милость его на время. Зато Тор всегда с теми, кто прав.
- А ярл этот их где? - Немного пьяный голос раздался с конца стола.
- Да в подполе, - ответ последовал.
- Сюда его ведите! - Потребовал Снеккольв. - Пусть ответ держит за смерть Хакона и Грютинга!
Посланцы резво бросились в подпол, но обнаружили там только пару сапог дор пустую кадушку.
- Утек он, - доложил ярлу бородатый воин по возвращении. - Знать, Локи забрал, суда нашего не дождавшись.
- Ну так найдите! - Взъярился новоявленный владетель Оркдаля. - Далеко он уйти не мог!
Гриди поспешили выполнить приказ гневного ярла, Тормунд же вновь по струнам провел пальцами, к тишине призывая:

Хакон старый отмщен
Гунн гребня на ложе.
Крепко держит трон,
Хакон млад в Трандхейме
Кряж грозы жал броней
Ратным делом славен,
Блеском гор одарен,
Доблестью возвышен,

Скажет всяк - по праву.
К конунгу приближен
Хакона сын Хакон,
Хирда псов губитель.

При этих словах скальд поклонился, хитро прищурившись, и добавил:

Скальд про все поведал,
Сельдь скал ожидает.

Хакон снял с руки тяжелый браслет, богато изукрашенный самоцветами, и одарил скальда.
- Спасибо тебе, что потешил наш слух да рассказал, как все было. Не все были в тех славных сражениях, но теперь, благодаря тебе, все будут знать, как велик конунг Харальд.
И Хакон расцеловал скальда в обе щеки. Испитый мед им давал о себе знать. После ярла и остальные гости щедро наградили Тормунда, пусть и не столь бурно выразив ему свое восхищение, и один только Снеккольв остался хмур, недобрым взглядом буравя Альвира, точно выискивая в нем недостатки, помимо увечий телесных.

Хладир. Бард ярл халейгов, и Тормунд Лисий Язык
мы с Тельтиаром
После того, как Тормунд получил свою награду и утолил жажду, лендрман Халагаланда улучил момент и подошел к нему:
- Превосходно, - восхищенно произнес он. - Я словно вновь оказался в Альвхеймаре!
Тормунд улыбнулся, и покачал головой.
- Я лишь скромно упомянул о тех событиях, и лишь вкратце. Не надо мне льстить, Бард. Мне далеко до Браги, первого из скальдов, который нынче услаждает слух богов в городе Асов.
- Пусть так, но при этом ты к нему много ближе, чем любой из нас.
- Я лишь употребляю свой дар на благо людям - сказал скальд, скромно поклонившись. - Увы. Слова несовершенны. И каждое слово можт быть истолковано двояко. Потому поэзия тимеет такую силу. Каждый слышит то, что он хочет услышать.
- Мой родич, Альвир, испытал это на собственном опыте, - согласился Бард, подзывая служанку, разливающую брагу. - Мне казалось, его слова сильно задели ярла Хакона, не смотря на то, что говорил он лишь правду.
- Правда одна и та же. Но сказать ее можно разными словами. - сказал Тормунд. При этом беззаботная улыбка исчезла с его лица. - Я рад, что скоро он уедет с той, кого ему прочат в жены. И обретет то, чего он лишился из-за непомерной гордыни Аттли Тощего. Все больше убеждаюсь, что наш конунг и в самом деле выполняет волю богов.
- Харальд мудр и справедлив, несмотря на молодость, однако, порой его решения пугают меня.
Лендрман отхлебнул немного браги и протянул второй рог скальду.
- Скажи, что ты подумал о конунге, когда впервые его увидел?
- На нем что-то такое... необычное... печать величия... Он рожден, чтобы повелевать, и это чувствуется во всем: во взгялде, в манерах... во всем его облике... И притом, он справедлив. Как будто один из асов сошел на землю.... но он - не похож на Фрейра, как его отец... в нем что-то другое... грозное... и он явно не создан для того. чтобы сидеть дома и нянчить детей. У него неукротимый дух... вот только чей, мне неясно... Его мать - великая женщина, равная богиням. Я бы непрочь был женитьс яна такой и остепениться.
- С каких это пор ты стал так ... э... расположен к семейной жизни? -удивился Бард
- Я нет... Хотя иногда жалею о том, что не тмогу жить как живут простые люди. Но иногда мне удается заглянуть в сердца людей...
Бард вимательно посмотрел на скальда.
- И что ты видишь в моем?
- Решимость. И жажду действия. ты не стремишься к славе, власти,и богтасву, но они сами пришли к тебе. потмоу что ты их достоин.
- А что ты видишь в сердцах других людей?
- Разное... но в основном желания и мысли людей просты и понятны- что -поесть, где поспать, а часто чтобы и не одному...
- И чем,по твоему, конунг отличается от простых людей?
- Конунг мыслит о великом. Ему мало того. чем довольствуются простые люди. Ведь в нем кровь богов. И потому он хочет славы. И нельзя ему препятствовать в этом. Я видел как его удерживали от участия в битве. Я помню как он обнажил меч на драккаре , когда пали его телохранители, и он сразил троих мерских викингов. Это будет великий конунг.
- Никто до него не сумел овладеть столь обширными землями, - сын Брюнольва кивнул. - Когда моего отца склоняли выступить против Харальда, он сказал, что никому из врагов агдирского властителя не будет удачи. Он был прав, а я понял его правоту лишь после того сражения в Мере.
- А я, когда меня прогнал с пира в Хрингнасакре Гандальв Серый, потмоу что он не мог вынести правду. И боги лишили его удачи, за то что он обидел скальда. Я тогда попал в плен к людям Харальда - их тогда вел ярл по имени Харек Волк. - И там меня приняли благосклонно. И потом я своими глазами увидел, как были скорушены войска в три раза более многочисленные и лучше вооруженные. 5 конунгов было в Хригнасакре у Гудбранда в гостях. И воины у него все были в шлемах и при броне. Но боги даровали удачу Харальду. Я о многом думал, когда видел пламя пожара над Хригнасакром. И потом когда узнал, чтот Гандальв Серый бежал в платье старухи... Это был знак судьбы... Норны всегда дают какой знак, по которому можно предсказывать судьбу. Моя мать была вёльвой, и умела предсказывать, какую судьбу сплели норны человеку. даже просто посмотрев на человека, хоть и кидала уны, и гадала по овечьим костям...
- Я много наслышан и о той битве, и о пире - люди говорили, что это ты принес удачу Гутхорму и Хареку в ту ночь.
- Об этом столько все говорили, что я и сам в это поверил, - улыбнулся Тормунд.
- Многие ищут славы, а ты всякий раз стараешься свою приуменьшить, - рассмеялся Бард.
- Одни ищут славы и гоняются за ней, как за капризной девкой, а иных она сама находит и не отпускает
- Как я заметил, в женщинах у тебя тоже недостатка не возникает.
- Женщины , слава, богатство - все приходит само к тому, кто этого достоин, и ускользает от того, кто не достоин, но все втремя гонится за ними. Боги дают нам силу, а как мы приложим эту силу - это уже с нас самих будет спрос. Удача - это еще не все. Слабовольноу и неразумному и большая удача не поможет. Я просто радуюсьтому что имею, и благодарю богов за то, что получаю, но я не ищу того, что я не в силах удержать.
- Ты мудрый человек, Тормунд. Отправляйся со мной в Халагаланд - я буду рад видеть тебя гостем на своей свадьбе.
Тормунд улыбнулся в ответ.
- А я рад буду сложить для тебя свадебную песню, и призвать на твой дом благословение богов. - ответил Тормунд, слегка поклонившись.
- О большем и мечтать нельзя, - приложил ладонь к сердцу сын Брюнольва.

Пир в Сарасберге. Первые капли.

(пировали с Тельтиаром)

Словно напомнить, желая всем, с чего начался его победоносный марш по северным землям, велел Харальд поставить столы пиршественные там, где почти два года назад была разбита альвхеймарская дружина. Еще днем Торлейв, а с ним другие жрецы по воле конунга принесли обильные жертвы на том самом месте, где в поединке правитель Агдира одолел Хаки Малодушного - Харальд сам перерезал горло коню и наполнил его кровью жертвенную чашу, посвященную Тору. Светлые Асы благосклонно приняли подношения своего потомка, истолковал ко всеобщей радости знаки Торлейв, к вечеру же началось застолье.
Столь великого пира ранее не было ни в одном фюльке - только воинов Харальдовой рати собралось несколько тысяч, а еще были там и датчане, и венды, пришли выразить покорность конунгу бонды из окрестных селений - никому в приеме отказано не было. Харальд сел на высокое место во главе самого большого стола, справа же от него разместился Гутхорм ярл, а слева кюна Рагхильда.
Молчал Гутхорм, ожидая слов племянника, могущих открыть пиршество, и вспоминал, не столь давние времена, когда шли они войной на всех сразу, предложив Норвегии объединиться. А теперь всё шло к своему концу. Семена, оброненные тогда, давали свои всходы теперь. Тишина воцарилась над фюльком. Люди ждали слова Харальда
- Когда-то мой род правил всем северным краем - от Островов до заснеженных земель, где живут лишь тролли и колдуны, - правитель поднялся, обведя взглядом сидящих за столом знатных людей. - Коварством и подлостью, предки мои были лишены того, что принадлежало им по праву, но ныне справедливость будет восстановлена! С вашей помощью, мои верные друзья и соратники, я исполню волю Одина и объединю под своей властью Норвегию!
Не все слышали Харальда - столь велико было пиршество, но викинги за ближайшими столами откликнулись приветственным рёвом, а уж остальные подхватили, не разбираясь в причинах, да так, что стая чаек, кормившихся недалеко от берега, бросилась врассыпную.
- Два года назад Агдир был окружен врагами, возомнившими, что могут изменить предначертанное норнами, - продолжил конунг, едва лишь крики утихли. - Все они были могущественны и вели за собой грозные рати, в то время как возле меня остались лишь самые преданные из друзей и родичей, но Асы даровали нам силу и удачу, и те, кто встал на моем пути пали один за другим! Имена Гудбранда, Неккви и Аудбъерна некогда вселяли страх в сердца самых отважных воинов, теперь же все они пополнили дружину Одина!
Не ревели уже храбрые воины - колотили кулаками по столу, выкрикивая имя своего конунга.
И среди множества прославляющих конунга мужей почти незаметны были те, кто через силу улыбались триумфу Харальда - в основном то датчане были, и без того неохотна на пир пришедшие, но и среди норвежцев не всем приятно было торжество молодого конунга, хоть и скрывали они это тщательнее, нежели наемники.
- Что же до злейшего моего врага, - повысил голос Харальд, отбрасывая с лица грязную прядь некогда светлых волос. - То Гандальв сполна заплатил за разорение Вестфольда и все беды, что причинил людям Агдира. Дух его отправился в Хель, а тело досталось - Локи! Но кое-что я взял себе по праву победителя!
Юноша обернулся к матери, принимая из ее рук наполненный медовухой кубок из черепа альвхеймарского конунга.
- Как Мимир пьет свой мед с залога Всевладыки, так я буду вкушать яства из этого сосуда!
Ярл же Хрингарики, сидел молча, с затаённой гордостью глядя на племянника. Великие рати собрал он под свой стяг и многие мужи стали для него подобны многим клинкам, что готовы вырваться из ножен и взлететь навстречу врагу по первому велению руки, что направит их.
- Когда-то моей матери было видение - могучее древо выросло на Агдирской земле, устремившись кроной к небесам, а корнями в царство Хель! - Подняв над головой опустошенный кубок-череп, сказал конунг. - Ветви этого дерева раскинулись над всей Норвегией, над землями свеев и финнов, над морями и проливами, накрыв своей тенью Острова и владения бриттов! Жрецы говорили, что я - то древо, но ветви и побеги его - это моя верная дружина! Вы, те, кто прошли со мной через половину северных земель, знайте - я поведу вас за море, и мы добудем богатства, о которых наши предки могли только мечтать! Я поведу вас на восток, к кургану в котором лежит сам Фрейр, к Уппсалле и свеи будут платить нам дань! Я поведу вас на юг, где серебро течет рекой!

Конунг заканчивал говорить, когда Гутхорм-ярл сделал знак слугам, которые вынесли и поставили во главе харальдова стола блюдо с исполинским вепрем, запечённым по-воински. Казалось, что это сам Золотая Щетинка, похищенный из Валгаллы.
- Друзья, - Гутхорм поднялся. - Великую честь оказывает вам Харальд Хальвданссон! Этот вепрь, добытый нами поистине дивным образом, будет разделен по правилу Сравнения мужей!
Он сел, и вот тогда толпа действительно взревела! Не было лучшего способа всколыхнуть викингов, чем объявить это древнее, вошедшее в песни и сказание обрядовое действие, когда вождь сам, своею рукою оделяет истинно достойных не златом и каменьями, но добычей древнейших героев и неувядаемой славой! Сравнение мужей давало надежду любому хирдманну сказать потом: "Да, я получил Первый кусок!" и ловить на себе завистливо-восхищённые взгляды.
Потому-то и следили жадно воины за тем, как Харальд уверенным движением отрезал мясистый кусок от кабаньего бока и поднял его на ноже.
- Кто из мужей достоин? - Вопросил он, обводя взглядом ближников и собравшихся вокруг стола на состязание воинов, ранее сидевших поодаль, но не желавших упускать возможности показать себя.
Даже даны, сгрудившиеся за спиной своего предводителя, жадно пожирали глазами мясо в руках конунга, а венды, до этого сидевшие особняком оживились, что-то крича на своем языке.
- Эйвинд! - выкрикнул кто-то, кажется из хладирцев. - Нет достойнейшего здесь! Сразил он множество врагов в битве при усадьбе Гандальва! воской Фиордов вёл! Найдётся ли здесь тот, кто достойней его?!
Половина войска тут же кивнула- не найдётся. Зато вторая половина, как один человек, вскочив на ноги, шатнула небо дружным воплем: "Найдётся!!!!"
- Хрольв Рогволдсон! - Тут же прокричал кто-то из мерийцев. - Он сильнейший воин в дружине конунга!
- Хрольв?! - поднялся один из приглашённых, ударяя себя кулаком в широкую грудь. - Да он обыкновенный толстяк! И смердит от него вечно так, что кони мрут!
- Кони силы его не выдерживают! - Не остались в долгу воины Рогволда. - А ваш Эйвинд и вовсе назвище Ягненок заслужил!
-- Зато в бою у Гандальва он сам вёл за собой всё войско Фиордов и кровью окрасился вражьей с головы до ног! А вот про Хрольва я слышал, что он только и сделал, что ворота головой поломал!
- Хрольв целое селение захватил, покуда сын Кари у частокола топтался!
- Да если б не тот частокол - так бы Хрольва в том селении и порезали!
- На него бывало и по десять человек за раз нападало - ни один живым не уходил!
- Что, все оставались и вас били?
- Так уж вышло, - мериец один рассмеялся. - Что нам все враги достались, а фиордцам остатки жалкие!
- Решай конунг! - Гутхорм вовремя прервал перепалку, - Кому почётный кус достанется?
Харальд улыбнулся, чувствуя сотни взглядов воинов, ожидающих его решения. Если б не дядя, конунг с удовольствием и дальше слушал бы, как бахвалятся подвигами своих вождей хирдманы - это было интересно, хотя бы тем, что на пиру сейчас не было Хакона, без сомнения заслуживающего первый кусок более чем родич непокорного Квельдульва и сын коварного Рогволда. Однако выбирать следовало между этими двумя.
- Оба славны, - произнес, наконец, правитель. - А потому хочу я испытать вас! Принесите рога!
Слуги поспешили исполнить волю правителя и в скорости принесли два огромных рога, доверху наполненные пивом. Эти рога добыл сам Гудред Охотник, подстреливший невероятно крупного тура - после их украсили резьбой и золотом, и на пирах подносили тем, кто заслужил наибольшей благосклонности конунга.
- Кто быстрее опустошит рог, тот и получит первый мясо!
Огласил решение конунг.
Ягнёнок схватил исполинский рог и, поклонившись конунгу за оказанную честь, припал к краю, жадно выливая в себя мёд.
И, хотя первым высох рог у Хрольва, добрая половина хмельной медовухи была у него на одежде и в сапогах, в то время как Эйвинд выпил всё до капли, лишь немного замочив усы.
- Теперь я вижу, что Эйвинд по праву лучший из всех, присутствующих здесь мужей!
Сказав так, Харальд протянул Ягненку кусок вепря на ноже, Хрольв же, наблюдавший за этим, побагровел от ярости и с такой силой стиснул находившийся у него в ладони рог, что тот треснул.
Эйвинд принял нож и, издав торжествующий клич, принялся уплетать мясо.
Возгласили хвалу воины, и пир продолжился

- Меж остальными я не стану делать различий - вы все верно служите мне, - обведя сидевших за столом знатных людей, объявил сын Хальвдана. - Этот вепрь - мой вам подарок!
И каждый, благодаря конунга, поспешил отрезать себе хоть немного аппетитного мяса. Не прошло и нескольких мгновений, как на столе остались одни кости да хвостик.

Пир во Хладире. Торольв Ульвссон и Альвир-скальд.

(Тельтиар и SergK пили в напряжённой обстановке)

Для Торольва свадьба ярла обернулась изрядным весельем – транделагские викинги, завидев здоровяка, которому большая часть присутствующих доходила макушкой до плеч, считали своим долгом перемолвиться с ним о ратном деле и выпить за здравие Хакона и молодой невесты. Девки также не обделяли Ульвссона своим вниманием – так и крутились вокруг, норовя пощупать сильные плечи и руки. Но всё же не забыл он про своих родичей и, глядя на Альвира скальда, приметил, что праздник тому представляется скорее неизбежной мукой. После того, как прозвучал славный стих Тормунда, Торольв подошёл к скальду:
- Что же, Альвир, ты сидишь здесь один в тоске? Не станешь гнать меня, если сяду рядом с тобой?
- Как могу я гнать родича, конечно садись, - слова звучали несколько вымученно, да и улыбнулся скальд явно через силу. - Как тебе конунжья служба?
- Какая же это служба, - усмехнулся Торольв, махнув рукой девкам, что звали его назад на прежнее место, - пока лишь поездки да пиры я изведал, решив служить Харальду. И самого конунга не видел в глаза. Судя по речам людей, что здесь собрались, умён он и отважен, а также щедр и справедлив. И всё-таки неплохо было бы самому встретить его.
- Пока еще конунг испытывал тебя, - прошептал Альвир, придвигаясь ближе. - Но, о том, я думаю, тебе и отец говорил?
- Отец говорил об этом... - Торольв также понизил голос, - а ещё о том, что Харальд не принесёт нашему роду добра. Я не поверил ему: как может вождь, который объединил столько людей вокруг себя и покорил столько земель привести нас к неудаче?
- Харальд одной рукой дает, а другой забирает, - скальд покачал головой. - Служа ему можно добыть славу, можно стяжать богатств, можно погибнуть - но поверь, когда-нибудь он заставит тебя делать вещи, которые тебе не по сердцу.
- Вижу я, к чему ты ведёшь, - ответил Ульвссон, - и скажу, что понимаю тебя. Но посмотри на это со стороны Харальда: он видит твою печаль по погибшей Сольвейг и не может смириться с тем, что ты до конца века будешь один.
- Я и не говорил, что конунг мне зла желает, - пожал плечами Альвир.
- Так поговори с ним, - Торольв ободряюще положил скальду руку на плечо, - расскажи, что тебе по сердцу, а что нет. Если он таков, как говорят, то хотя бы выслушает тебя и крепко обдумает решение своё.
- Он - возможно, - понурил голову сын Кари. - Но не Хакон. Этот меня холостого из Хладира не выпустит.
Нахмурился Торольв:
- Как же сможет он тебя, свободного человека, силой здесь удержать?
- Конунг Харальд, желая верность нашего рода испытать, велел во всем ярлу Транделагскому подчиняться, что тебе, что мне.
Почесал викинг затылок, принял у девы рог с брагой и сказал:
- Тогда, может, сумеешь ты смягчить его нрав доброй песней? Слышал я, словно из-за висы Хакон Хаконссон затаил к тебе злобу, так может висой злобу ту и прогонишь?
- После Тормунда, любые мои слова покажуться ярлу нелепыми.
Ульвссон в один присест осушил рог и цокнул языком:
- Да, так сказал Лисий Язык про ярла, что и не прибавить... Ну тогда жене его составь такой стих, что красоту бы её воспел!
- Боюсь я, что даже если от женитьбы неугодной уберегусь - то иного врага наживу.
Наморщил лоб Торольв - не понял он намёка Альвира. Наконец стукнул кулаком по столу так, что тот обиженно скрипнул:
- Тогда вызови ярла для честного разговора на улицу, да всё ему там втолкуй по-мужски!.. - Торольв бросил взгляд на покалеченную руку скальда и осёкся, затем сказал неловко:
- Извини меня, родич... много нынче я выпил хмельного, и толковый совет тебе дать не смогу. Прими от меня хоть рог этот с брагой, - с этими словами он протянул Альвиру рог, что вновь наполнила расторопная девка.
- Давай! - Махнул искалеченной рукой скальд, принимая рог, да грусть свою хмельном напитке топя. - Эх, хороша бражка!
- А девки как хороши! - Торольв улыбнулся и шлёпнул игриво подавальщицу по заду. Легонько шлёпнул, казалось здоровяку, да только та переступила с ноги на ногу и брагу пролила на рубаху викингу, что неподалёку сидел. Тот вскочил и, будучи пьян изрядно, зарычал на Ульвссона:
- Что, фиордец, браги и еды хладирской тебе мало, захотел девок наших перелапать!? А ну пошли, поговорим!
Альвир, чувствуя худое, между воинами встал, не давая им сцепится:
- Не черните свадьбу ярла дракой!
Торольв смерил вспыльчивого воина взглядом:
- И не собирался я драться с этим... Не видишь что-ли, с родичем я выпиваю!
- Так и пил бы в своем Фирдире! - Сплюнул хирдман. - Нет, понаехало "родичей" на свадьбу ярла!
Двинулся Торольв - так быстро, что Альвир не успел помешать ему... А через секунду хладирец, прижимая к лицу окровавленные руки, поднялся с пола и, шатаясь, двинулся к дверям. Ульвссон пожал плечами:
- Я не сильно его - только чтобы юшка носом пошла... Ну, может не расчитал слегка.
- Поудержи силу, родич, - осторожно произнес калека. - Коли Хакон сочтет это ущербом себе - вира высока будет.
- Пусть человеку своему велит за языком следить! - буркнул Ульвссон, - Слыхал, что этот парень про нас завернул? Дескать, мы незваными явились сюда. Хакон скорее с него за такие слова спросит!
- Он не любит наш род, - напомнил Альвир. - Причиной тому моя виса и гордость твоего отца.
- Ну и пусть асы его за то судят, - хмыкнул Торольв, - мы же условие конунга выполнили, а значит можем спокойно пользоваться гостеприимством ярла. Против воли Харальда он не пойдёт.
Ярл трендов - первый человек у конунга, - все так же осторожно сказал молодой скальд. - Не следует злить его сверх меры, пока ты не покажешь Харальду чего стоишь.
- За этим дело не станет! - здоровяк зажмурил глаза, - Жду не дождусь я, когда уже в поход выступим и встретимся с Эйвиндом. Верно, есть ему о чём рассказать теперь... Эй, красавица, не дуйся на меня, а лучше налей нам с Альвиром ещё! - Торольв вынул из-за пазухи витое медное колечко, и щёки девицы налились краской. Рога фиордцев тут же наполнились брагой.

Сарасберг. Пир в самом разгаре
При сотрудничестве Хелькэ, Оррофина и неподражаемого Скальда в роли Торбьерна

Горм, наблюдавший за состязанием с некоторым интересом, особенно отметил раздражение мерийцев, когда вожделенный кусок достался Эйвинду. И если Рогволд еще сумел скрыть свои чувства за маской безразличия, то Сигурд и Ивар, а в особенности сам Хрольв злости не скрывали: в речах их проскальзывала брань, каждое слово обильно смачивалось ядом, взгляды пронзали окружающих точно острые стелы. Несомненно, если бы Пешеход мог - он вызвал бы фиордца на поединок и силой доказал, что достойнее, но на пиру запрещено было проливать кровь.
Датский ярл улыбнулся - эту злобу можно было после использовать, если конечно Харальд не проявит благоразумие. Горм придвинулся ближе к Харальду, едва только улучил подходящий момент - Рагхильда одарила датчанина высокомерным взглядом, и отошла за спину Гутхорма, показывая, что ей неприятно находится рядом с предводителем наемников. Конунг же напротив улыбнул, повернувшись к Горму:
- Как тебе угощение, доблестный дан?
- Достойно хозяина, - ответил ярл, и не понятно было по вкусу ему пришлись яства, или же он проявляет недовольство. – Разговор я к тебе имею, Харальд конунг.
- Что же, слушаю тебя, - юноша благосклонно улыбнулся, всем своим видом показывая, что на беседу равных Горм может не рассчитывать.
- Когда с конунгом Данов был заключен договор о помощи взаимной, - датчанин скрыл неудовлетворение тоном собеседника. – Обещал ты земли и злата.
- И в чем ты недостаток испытываешь, Горм-воевода?
Харальд рукой указал в сторону датской твердыни:
- О земле просишь, а сам уже крепость воздвиг, дозволения моего не спросив, - конунг ладонью по волосам провел привычно – близкие люди знали, что он так делал, чтобы гнев унять, в груди закипающий. – Или же в злате дело? Так не ты ли получил больше платы, нежели матушка моя лучшим дружинникам своим жалует?!
Сказав так, к Рагхильде обернулся Харальд, тепло ей улыбнувшись, да гордый взгляд материнский ловя – похвала ее много приятнее была для конунга, нежели прославления от хирдманов.
- Плату ту на море разбойники выкрали, - проскрежетал Горм. – И сдается мне, что неспроста то было!
- И потому, ты, Горм, мать мою обвинением оскорбил, что разбойники те по ее приказу корабль датский разграбили? – В голосе Харальда уязвленная гордость смешалась со злостью. – И, хотя никаких иных веских поводов, кроме домысла не было у тебя, посмел ты кюну чернить! Как же мне тебя дальше другом называть? Как на почетное место сажать, если ты подозрением союз наш разрушаешь?
- Датчане за державу твою кровь проливали, а ты нам неблагодарностью черной платишь, конунг, - головой покачал Горм.
- То в тебе алчность говорит, ярл, - не смутился нисколько сын Хальвдана. – Желаешь ты получить больше обещанного, вот и возводишь напраслину…
- А коли я хускарлов своих уведу?
Не дал договорить Харальду датчанин, перебил.
- Долго ты без рати датской продержишься? Или, быть может, мне Сульки Роголандцу мечи предложить – уж он-то скупиться не станет!
Вздрогнул конунг, отпрянул невольно, да мать ему ладонь незаметно на спину положила ободряя.
- Хорошо, обсудим условия новые, - невольно сдался Харальд. – Да только по завершении пира, а сейчас пусть веселятся воины.
Соглашаясь с тем и Горм кивнул, того не заметив, как прядями спутанными лицо укрыв, улыбнулся конунг Агдира зловеще.

Халльвард с Сигтрюггом, как и было им велено, явились на пир в кольчугах, под одеждой скрытых. Дело им предстояло нелегкое да опасное, но, как стали они теперь понимать, именно под это и натаскивал их Хемунд.
А может, и не под это, думал Халльвард, может, чего другое… но наука его им сегодня ой как пригодится!
- Народу-то, - восхищенно покачал головой Сигтрюгг, оглядывая столы, ломившиеся как от угощений, таки от пустеющих уже блюд и кубков, - остров целый населить можно.
Он потянулся к какому-то кубку, стоявшему на краю стола, но вспомнил вовремя – нельзя было пить, и руку убрал.
- Что делать-то собираемся, братец? – старший спросил у него. – Ярлов-то знатных – человек семь наберется… вдвоем как справиться?
- Зачем вдвоем? Мы по отдельности, - тихо брат ему отвечал. – Твои пусть будут Альрик, Оттар, Агмунд и Гардунг. Я же Свибрагера из Ютландии возьму на себя и двух остальных, тех, что друг на друга похожи как две капли воды, только у Бедвара борода длиннее, чем у Сверре. Придумаем, что делать с ними, сами… придумаешь ведь, Халльвард? – почти умоляюще спросил Сигтрюгг. – Без меня-то, а?
И тут же получил подзатыльник, от которого не успел увернуться.
- Пошути мне, - хохотнул Халльвард. – Я как старший имею полное право пинков тебе надавать.
Сигтрюгг оглянулся, не смотрит ли кто на них, и язык высунул, что воину молодому совсем не подобало. Посмеявшись, разошлись братья… а там уже не до смеха стало.

Веселье же в самом разгаре было, и велел Харальд привести к нему скальда Торбьерна дабы тот порадовал гостей рассказом о падении Альвхеймара. Люди, отправившиеся за скальдом, вскоре нашли его за одним из пиршественных столов и позвали к конунгу.
Скальд был уже слегка захмелевший, и немного пошатывался при ходьбе. Если бы не сопровождавшие его хирдманы, он уже не раз мог бы налететь на скамью, или опорный столб.
- Повелитель, мы привели Торбьерна, - пробасил Укси, когда они добрались до конунжего стола. Могучий воин стоял позади скальда, готовый поддержать его, если тот покачнется.
Скальд осмотрел помещение слегка мутноватым взглядом и тихо попросил у Укси воды.
- Великий Ас спора клинков звал скромного скальда?
- Люди говорят, тебя поил медом сам Брагги, - захмелевший конунг рассмеялся, глядя на утолявшего жажду Хорнклови. - Все мои гости хотят услышать речи Ворона.
Скальд жадно отпил воды из жбана несколькими глотками, и передал его хирдману. Затем он поклонился конунгу.
- Даже от меда Браги можно и захмелеть, если пить его без меры... - сказал один из гостей, сидевших рядом с конунгом.
Почти все сидевшие в зале засмеялись.
Торбьерн сердито посмотрел на шутника, и ответил:
- Только от меда Браги приходит вдохновение, а от простого меда лишь похмелье бывает, - ответил он. - Коли конунг того желает, он сможет услышать речи Ворона. Желает ли конунг услышать о победе над Альвхеймаром?
- Для того я и позвал тебя, Хорнклови, - сказал ему сын Хальвдана.
Скальд снова поклонился, и достал заплечный мешок, в котором у него находился свиток пергамента с написанными им поэмами и его гусли.
- Да будет так по вашему желанию, - ответил он, оглядываясь, где бы можно сесть. Двое хирдманов поспешно вскочили со скамей, освобождая место скальду. Торбьерн уселся на скамье, положил развернутый пергамент с рунами себе на колени, и взял в руки в арфу.
- Потешь нас скальд и получишь награду с моей руки правой! - Гутхорм поднял ладонь, унизанную перстнями специально для такого случая и с широким золотым браслетом. - А срамословоство... ну что же поделать, тоже награжу, но уже с левой!
Кулак шуйцы ярла сжался на столе и тихонько хрустнул. Расхохотались воины, шутке удачной, глядя на скальда: чем ответит?
- Песнь, которую я сложил по велению конунга о битве в Альвхеймаре - просипел Торбьерн, и затем, прокашлявшись, объявил ее название - Драппа о Битве в Альвхеймаре и о том, как пал Гандальв, прозванный Серый Пес. Затем скальд несколько раз ударил по гуслям. При первых же аккордах все разговоры в зале стихли, и скальд начал декламировать стихи нараспев.

Вещие вязы сечи
Внемлите скальда речи,
Пенный напиток двергов
Придаст его слову свежесть.
Конунг наш в речи стали
Сошелся с серым Гандальвом,
В гости к нему в Альвхеймар
Взять виру пришел мечей влагой!

Правда, дубов сеч немало
Пали в Альвхеймаре ныне,
Кости коней пенной хляби
Трусов не защитили.

Так постарался расположиться Халльвард, чтобы видеть хотя бы двоих из тех, чья жизнь – вернее, смерть, - ему была поручена. Оттар-Островитянин подождет пока, он, горячий и пылкий, еще не напился достаточно, для того, чтобы можно было его тихонько приговорить. А вот Гардунг с Роскилде, статный ярл датский, на глаза ему сейчас попавшийся, вышел из-за стола сейчас неверной походкой.
По нужде, видать.
Халльвард скользнул за ним следом, не привлекая к себе внимания. Впрочем, чье тут внимание было привлекать – пьяны были все поголовно, кто больше, кто меньше.
Штаны спустив, Гардунг шагов за спиной не услышал. Да и откуда взяться звуку шагов? Хемунд много внимания уделил тому, чтобы двигаться братья научились бесшумно. Вот и сейчас – бесшумное приближение и острый нож точно в ямку под затылком.
Осел датчанин на землю, дернулся один раз и затих. Халльвард вытащил нож, обтер, а после аккуратно следы за собой убрал. Вот так – пришел Гардунг помочиться, и стало ему вдруг нехорошо. А ножик… так ведь нету никакого ножика. И следы одного человека только… вот этот человек тут мертвый и лежит, со спущенными портками.
В сумерках, набежавших уже на землю, никто убийства не заметил.


Несколько молодых хирдманов стали ритмично бить ладонями по столу в такт словам скальда, одобряя услышанное, а сам правитель расплылся в улыбке, слушая любимца.
Перстень заплясал в пальцах Гутхорма, словно ярл хотел показать свою щедрость. На самом же деле, Белая Прядь ненавидел украшения и стремился избавиться от них как можно скорее.
Скальд, видя такое одобрение слушателей, сразу оживился. Он немного распрямился, а его голос снова стал уверенным.

Пляс бранный с большою дружиной,
В поле раздолья дев битвы
Начал потомок Фрейра,
Рать приведя в Альвхеймар,
Годы копилась обида
Долгим и трудным сей путь был,
Помня ущерб своим землям,
Конунг явился за местью.

Жатву обильную вранам
В гласе жал ясеней брани
Шлема Носителя отпрыск
Срезал на жатве валькирий

Сигтрюгг же нашел двоих ярлов, которые, будучи ко всему прочему и приятелями закадычными, сидели на краю лавки да спорили с жаром о чем-то.
- А я говорю, - напирал Сверре, - что ежели у стрелы наконечник с широкими гранями будет, то она и полетит дальше!
- Дурной ты совсем, как браги хлебнешь, - толкал его плечом Бедвар, - это ж ежу понятно, что он если и полетит дальше, то даже кожаный доспех не пробьет.
- Пробьет! – праведно возмущался Сверре, даже вскочить пытался – но не получилось.
Вебьернссон не смог не вмешаться, уж больно близок ему этот спор был.
- Простите мне, ярлы, что беседу вашу перебиваю, - сказал он учтиво, - а все-таки ты, Бедвар-ярл, прав. Вот если бы наконечник на шип похожий был, он бы и доспех кованый, и обладателя его пробил, а с широкими гранями – это вряд ли.
- Ах ты щенок!.. - взревел было Сверре, но друг его остановил.
- Погоди ты. Это ж из тех, юнцов, что Рагхильдины родичи. Как бишь тебя?
- Сигтрюгг, сын…
- Точно, Сигтрюгг! Вроде хвалили тебя, что из лука стреляешь так, что редкий муж тебя в искусстве этом перещеголяет, а?
Юноша пожал плечами:
- Это уж не мне решать, однако точно скажу – стреляю не худо. Неужто на деле свой спор разрешить хотите?
- Хотим! – заорал Сверре. – Ну-ка, пойдем лук возьмем да стрелы! Заодно убедимся, так ли ты хорош, как расписывали тебя ваши норвежцы…
Стрелять Вебьернссона они попросили еще и потому, что сами не то что по сапогу (который мишенью был избран) попасть не смогли бы сейчас – даже сняв его, обратно бы ногой не влезли. Лук, который взяли они, был несколько больше, чем тот, к которому юноша привык, но ему-то все равно было, из чего стрелять… да и чем. Отошли они, по настоянию Сигтрюгга же, довольно далеко от места, где пир был, правда, звуки оттуда доносились вполне громко. Сапог повешен был на изгородь, младший сын Вебьерна отошел на условленные две дюжины шагов. Датчане стояли чуть поодаль от забора, ожидая выстрела.
И они последовали, один за другим. Стрела с широкогранным наконечником легко вошла одному в глаз, вторая, выпущенная мгновением позже - в горло другому.
Третья – в сапог.
- Насквозь не пробила, - печально произнес Сигтрюгг. – А я ведь говорил…

(продолжение пира, в главных ролях - те же)

Кто-то поднес скальду еще воды, чтобы тот мог смочить горло в перерыве между стевами, окружающие же явно требовали продолжения.
Скальд весело оглядел слушателей, не переставая при этом лениво перебирать струны, и вдруг снова ударил по струнам, извлекая резкие аккорды, и продолжил:

Видел Браги пляски
Вихрей стали ярой,
Зрил конунга в гневе,
Всякий гридень храбрый!
Всякий вяз секиры
Скажет слово веско:
Конунг де достоин
Похвалы нетленной!

Ингви отпрыск рьяно
В брызгах капель рдяных
Начал бурю брани
На беду Гандальва!

Альрик с Фюна на этом пиру не иначе как всех по пьянству превзойти решил – кубок за кубком в себя опрокидывал. Правда, веселее от этого не становился – мрачнел только, да налегал на хмельной мед. Вернувшись, Халльвард сел рядом с ним, притворившись, что тоже хлебнул уже достаточно.
- От горя какого лечишься, ярл? – хлопнув его по плечу, херсир молодой спросил.
- Есть тебе, что ли дело, до моего горя? - буркнул тот.
- Есть ли, нет – какая разница? Что в себе держать, лучше разделить с кем-нибудь.
- Не с тобой, норвежец, - фыркнул Альрик.
- Значит, остается только заливать его брагой, - подвел итог Халльвард. – Твое здоровье, ярл! – и он поднял кубок, словно бы собираясь отпить из него, но, так и не сделав этого.
- Тогда и твое, норвежец, - так же хмуро ответил датчанин и опустошил очередную чашу. Халльвард же к нему свою пододвинул, капнув туда перед этим из маленького глиняного кувшинчика, что на шее носил. То не отрава была, что за дело - травить на пиру? А вот спать скоро после этого ему захотеться должно до смерти.
Ну да… до смерти.
Когда Альрик захрапел, обрушившись на стол, понадобилось лишь слегка толкнуть его, чтобы тот сполз на лавку а с нее – на пол. А затем точным ударом сапога Халльвард перешиб ему кадык. Хрипа никто не услышал в общем шуме.

Скальд снова затих, прикрыв глаза, и меланхолично перебирая струны, ожидая реакцию слушателей.
- Слава конунгу Харальду! - Внезапно прокричал изрядно выпивший хирдман, сидевший возле Торбьерна, и его тут же поддержали сотни глоток.
Скальд удовлетворенно кивнул, и снова внезапно резко ударил по струнам, и все сидевшие в зале тут же притихли

В треске древа карлов
В спор клинков Гандальва
Призвал Ингви отпрыск
Вызов ему бросив!
Губить не желал он
Хирдманов без меры,
Их и так немало
В воинстве Валгаллы!

Асов внук спор начал,
В роще древ священных
Дрогнул Гандальв - чуял
Дряхлый пес свой жребий

- … чего ты хочешь от меня, молодой Вебьернссон? – спросил Свибрагер из Ютландии, даже не глядя на подошедшего темноволосого парня. Тот всего лишь мимо прошел, да встал неподалеку, а все же…
- А с чего ты взял, что мне что-то нужно? - вопросом на вопрос Сигтрюгг ответил. Старик ухмыльнулся.
- Почуял, считай. Ну что же за дело у тебя? Да садись рядом, не стой.
Юноша удивленным казался, но быстро сумел спрятать чувство это.
- И вправду говорят, что лучше тебя нет и не было следопыта, - признался он. – Я-то проверить хотел, со спины к тебе подойти незаметно… так вот, Свибрагер, - он понизил голос, - окликнул меня сейчас ярл один из датских, когда я из усадьбы шел, велел тебя найти да передать, чтобы ты к нему сейчас явился, только чтобы этого не слышал больше никто.
Старик нахмурился.
- А зачем – не сказал? Да и что за ярл-то?
- Не сказал… он высокий такой, плечистый, с бородищей – и шрам на лбу. Бедвар, что ли – имя запамятовал, не гневайся… он еще на товарища своего похож очень, с которым они все вместе.
- Бедвар, - кивнул Свибрагер,- но он-то тут…
Однако оглядевшись, Бедвара он не нашел. Как, впрочем, и Сверре. И немудрено – их, небось, уже вороны клевали.
- И точно, - хмыкнул датчанин. – Спасибо за весть. Где искать-то его?
- Он сказал, чтобы ты по дороге к форту шел, там и встретитесь.
- Ладно, - так он и ушел, нахмуренный, и видно было, что Сигтрюгг за верную ниточку потянул… хотя что за дела там у данов могут быть, знать он не мог, только догадываться.
Впрочем, дела эти Свибрагер так и не решил. Опытного следопыта да прозорливого старца настигла стрела, невесть кем пущенная невесть откуда.
Всего не предугадаешь… а жаль.

И снова, закончив стев, скальд затих, и начал перебирать струны с закрытыми глазами, слегка наклонив голову. Длинные волосы упали на лоб и на глаза, мешая рассмотреть выражение его лица. Пауза продлилась немного дольше обычного, и пирующие притихли в ожидании продолжения. Скальд перевел дух, небрежно смахнул прядь волос со лба, и снова резко ударил по струнам

Одарил наградой
Всех достойных щедро:
Ни меха, ни кольца
Конунг не жалеет!
Тот, кто в брани лютой
Тешил Игга вранов,
Не обижен будет
Конунга дарами.

Харальду покорен
Ныне фюльк Альвхеймар,
Тело же Гандальва
Смерть ветвей пожрала!

Гармунда та же судьба постигла, что и Гардунга с Роскилде,– Халльвард уже замаялся было ждать, когда тот из-за стола выйдет, да отправится по нужде; но все же тот пошел, качаясь, за двор, где кусты погуще, а юноша скользнул следом. Длинный нож, подарок Асгаута-ярла, легко вошел ниже левой лопатки – и тут же был вытянут наружу, осторожно, чтобы капли крови не забрызгали лицо, руки или одежду. Мертвое тело усажено было у деревца, будто пьяный Гармунд никак не мог в чувство прийти (а заодно, чтобы и одежки, кровью пропитанной на спине, видно не было). Следы за собой Халльвард уничтожил тщательно.
Вернувшись, он столкнулся с Сигтрюггом.
- Братец! – тот обнял старшего, повисая на нем, точно хмельной. – Ты все еще на ногах, это славно! Успеем еще в какой-нибудь забаве поучаствовать, пока не свалимся под лавку!
- Конечно, - приняв игру эту, похлопал Халльвард по плечу брата, поискал лазами Оттара-Островитянина. – Вон, пойдем-ка к ним, у них веселье в самом разгаре…
Поддерживая друг друга, они направились к датчанину и его приятелям.
- Как, удачно у тебя все сложилось? – шепотом Сигтрюгг спросил, сквозь зубы, чтобы не услышал никто, кроме херсира.
Тот кивнул едва заметно.
- А у тебя?
- И у меня… думал, старика выманить не удастся, а все же получилось. Последний, значит, остался.

И снова, едва закончив стев, скальд затих, неторопливо перебирая струны. Казалось, что это конец, но скальд снова, выждав некоторое время, и держа слушателей в напряжении, снова неожиданно ударил по струнам, куда громче, чем до того, так что все сидящие в зале невольно вздрогнули

Храбро в пса берлогу
Харальд пришел биться
И прославил род свой.
Скальд тому свидетель!

- Много ли чести в победе над шелудивым псом? - тихо спросил Гутхорм племянника.- Хотя, скальд просто не умен. Не карай его.
- Не в чести дело, дядя, - так же шепотом ответил конунг, покуда Торбьерн дыхание переводил. - Все должня знать, что по сравнению со мной, иные владыки - не лучше псов.
- Тоже верно, - согласился ярл, хлебнув ещё мёду.

«Последний», хмельной, что бочка браги, смерил их презрительным взглядом, когда подошли они.
-А-агдирцы, - протянул он, - к нам пожаловали! С чего это?!
- Услышали вот, - Халльвард отвечал, - как громко ты смеешься с дружками, дай, думаю, вместе с данами посмеемся – вот и пожаловали.
Прищурился Оттар зло – выпивши, становился он вспыльчивым да взбалмошным, и тогда уж никто его удержать не мог. Вот и сейчас раздувал он ноздри от гнева, и видно было, что ехидный ответ херсира молодого задел его.
- Больно ты нагл, выкормыш Гандальва, как я посмотрю. Не боишься, что тебя проучит кто-нибудь за такие слова?
- Уж не ты ли проучишь? – усмехнулся Вебьернссон старший. – У самого-то руки дрожат и коленки трясутся – это что, от браги или от страху, а?

и на закуску....
- Остановитесь, - Сигтрюгг встал между ними, - все равно пустой спор ведете, перекрикиваетесь, точно бабы.
Он знал, какие слова произнести нужно, чтобы к делу подтолкнуть датчанина да дружков его.
- И верно, - воскликнул кто-то из датчан, - померяйтесь-ка храбростью!
- Пусть топоры метать идут! – подхватил второй.
- Струсишь, - прищурился Халльвард, в глаза врагу глядя.
- Увидишь, - процедил тот сквозь зубы.
Найдя дуб достаточно широкий, остановились у него датчане и Вебьернссоны, за которыми еще несколько норвежцев-зевак увязалось – поглядеть на самую жуткую, пожалуй, забаву, что на пирах бывала. Вставал к стене – или к дереву – спиной один человек, а второй топор брал, отходил, да метал в стену так, чтобы как можно ближе топор к человеку воткнулся. Испугаться удрать перед самым броском – большего позора и придумать было нельзя.
И Оттар-Островиятнин стоял непринужденно у ствола дуба, руки скрестив на груди, да насмешливо на Халльварда глядя.
- Ты и добросить не сможешь-то, щенок! – крикнул он. – Если вообще топор в меня метнуть осмелишься!
- Увидишь сейчас! – крикнул Халльвард ему в ответ. Он и правда всем окружавшим казался сейчас слишком пьяным, чтобы вообще руку поднять… да и в самом деле, сколько же надо выпить, чтобы с самим Оттаром такой спор затеять!
Вебьернссон поднял кое-как оружие. Кто-то захохотал сзади – настолько тряслась у него рука. Он даже шаг назад сделал, пошатнувшись на нетвердых ногах, чем вызвал еще больше насмешек. Датчанин все ухмылялся, ожидая броска, щурил глаза.
И вдруг увидел, как хмель словно слетает с Халльварда – вмиг тот собрался, сосредоточился, и… почему-то улыбнулся. И тут Оттар понял, что его ждет.
«Убьет», понял он, трезвея сам, «убьет, он же этого и хотел!»
- Сто… - он хотел вскрикнуть. Но лезвие уже размозжило ему голову.

Скальд все это видел,
Сказ мой был правдивым,
Жар студеный двергов,
Фарт притянет блеском!


- Кто еще сомневается, что Торбьерн Хорнклови лучший скальд Норвегии? - Рассмеялся Харальд, когда стихла музыка. - И, хотя кабан уже съеден, нам есть чем по праву наградить этого достойного мужа!
Покуда конунг говорил, Гутхорм снял с пальца заготовленный перстень с крупным синим камнем.
- Эй, все кому по сердцу пришлась драппа - одарите скальда по справедливости! – Ярл бросил, первым награждая Ворона.
Видя богатый подарок, и другие мужи не поскупились, желая показать Харальду, что песня о подвигах его понравилась им – достались Торбьерну и обручье серебряное, и кольца золотые, и ожерелья с каменьями, Горм, зубами скрипнув, даже статуэтку янтарную подарил, в форме вепря исполненную.
Дождавшись, покуда всех слушателей скальд обойдет, поднялся и конунг с высокого места – в руке его был рог, окованный серебром (не столь большой, как Хрольву и Эйвинду подносили, но не менее ценный).
- И я тебя награжу, мой верный Торбьерн, - громко Харальд возвестил. – Дабы сподручнее тебе было пить брагу иггову, прими этот рог – в нем питье любое слаще становится.
Хотел еще что-то добавить Харальд, но сзади к нему подошел человек, капюшон на глаза надвинувший, да прошептал пару фраз – в лице конунг переменился, улыбка на губах его заиграла довольная. Взмахом руки вестника отослав, протянул он рог скальду.
- Конунга щедрость – дружине удача, - поклонившись почтительно, Торбьерн отвечал.
- Так увеличим же нашу удачу, Харальд, - громко сказал Гутхорм, по очереди стягивая с руки перстни и браслет. - Обещал я, скальд, одарить тебя с десницы своей, так смотри ты, смотрите друзья, и пусть потом никто не говорит, что Белая прядь не держит своего слова!
Богатые дары легли под ноги Торбьёрну, словно слёзы светлых Асинь.
Хорнклови же проворно собрал все подношения, да покачиваясь перешел за другой стол, где его радостными криками приветствовали. Хоть и любил скальд подле государя находиться, но понимал, когда лучше уйти.
- Видишь, родич, - отклонившись, прошептал Гутхорму конунг. - Ворон - птица мудрая, все исполнил, как я ему велел.
- Говорят, ворон ещё и вещая птица, племянник, - прошептал в ответ Гутхорм. - Может, удача, что он нам накаркал, уже улыбнулась тебе?
- Хемунд мне добрые вести принес, покуда все на подарки Торбьерновы смотрели, - кивнул юноша.
- Что же за новости такие?
- Увидишь.
Усмехнулся конунг, да во весь голос уже произнес:
- Эй, Горм, надумал я требования твои уважить, как того заслужили датчане!
Воевода датский, с кем-то беседой занятый, обернулся, глазами сверкнув зло - не по нраву ему был тон харальдов. Но все же, с собеседником парой фраз перекинувшись, пододвинулся он ближе к агдирцу.
- Даешь, стало быть, землю и злато? - Почти не сомневаясь в ответе спросил дан, знавший, что без его Хускарлов Харальду не выстоять.
- Нет, - медленно, словно издеваясь, произнес сын Хальвдана. - Ничего вы сверх полученного не обрящете.
- Племянник, - помнил ярл о забаве обещанной и решил подыграть Харальду, - стоит ли нам ссорится с надежёй данской крепости? Сила стали его велика, хотя и на неё управа найдётся. Злато, скажем, им правит, словно строгий хозяин трусливой рабыней!
- Оскорблять меня вздумал? - Скривился датчанин, переведя взгляд на Гутхорма.
- Не более чем ты - мою матушку, когда ей нападения разбойные приписал! - Осадил его Харальд. - Ты получил свою плату, но даже удержать ее не смог. Так за кем вина? Или ты отказываешься исполнять волю своего конунга?
- Мой конунг - Хардакнут!
- Уже нет!
- Не желаешь ли присягнуть на верность конунгу не удела в Дании, но всей Норвегии, а, Горм? - Гутхорм знал ответ, но продолжал разговор.

- Я - дан, и люди мои кровь проливали на этой земле за плату да по решению Хардакнута конунга, - решительно заявил предводитель иноземцев. - А служить вшивому юнцу я не стану!
- Харальд, он тебя оскорбил, или я стал стар и слух меня подводит?
Харальд лишь улыбнулся, словно не заметив издевки, да провел ладонью по волосам, пальцами раздавив попавшуюся вошь:
- Ты наверное не слышал еще, что Хардакнут мертв, и я ему наследую по договору.
- Мой... отец... умер...
Еле слышно прошептал Горм, подавившись собственной бранью, готовой было вырваться из глотки.
- Отец умер, но матушка-то, наверное жива? Уж расскажи, не отказывай нам, ведь не следить же конунгу Норвегии за судьбами рабынь и служанок. Или кем там была твоя почтенная мать, уж прости старика, которого подводит память?
- Отродье Локи! Это ты погубил конунга Дании! - Слова Гутхорма, брошенные столь небрежно, окончательно вывели Горма из равновесия. Он и так был уязвлен тем, что отец умер, не признав его наследником, но теперь видел, по чьей вине Хардакнут не дождался сына из дальнего похода. В глазах датчанина штормовыми волнами плескалась ярость. - Ты отнял у меня отца и наследство! Так неужели считаешь, что я датчане станут служить тебе?!
- Я - по праву их конунг теперь, - спокойно отвечал Харальд, незаметно подав знак телохранителям, обступившим стол, но пока державшимся на расстоянии. - Хардакнут сам поставил печать, и любой, посмевший мне перечить умрет как изменник. С тебя и начну, коли головы не склонишь.
- Пади ниц, Горм, уважь своего правителя, - дружеским тоном посоветовал ярл, незаметно нашаривая боевой нож, висящий на поясе.
- Ярлы тебя не поддержат.
Медленно поднялся со скамьи датский военачальник, не желая насколько возможно то, являть охватившее его смятение.
- Ярлы никого уже не поддержат, - словно согласился с ним Харальд, желая продлить унижение противника. - Зря вы из крепости своей вышли, ну да ждать мне надоело - на колени или смерть прими!
Оскалившись, прохрипел что-то Горм неслышно почти, но затем опустился перед сыном Хальвдана до земли.
- Славно, Горм, умно, - сказал Гутхорм, вытащив нож и готовясь метнуть его. - Клянёшься ли на мече служить конунгу Харальду верой и правдой? Обнажи меч, пусти свою кровьи клянись так. чтобы все слышали!
- Мой отец, мои друзья и соратники... все мертвы из-за агдирского выродка... - Неслышно прошептал сын Хардакнута, но вслух другое сказал: - Да, я клянусь служить Харальду, конунгу Дании как он того потребует! Пусть Один и Тюр будут мне свидетелями и покарают, если я нарушу свою клятву!
- Тором поклянись, - настаивал Гутхорм, поднаторевший в обрядах получше иного жреца. - Присягни Харальду на Мьёлльнире, что осеняет всех воинов!
Знак молота тут же подал стоявший рядом Укси, заранее к тому готовый. Он же взрезал датчанину запястье левой руки, пролив необходимую кровь.
- Тор да видит, мои слова искренни, - выдавил из себя ярл, понимая, что спасения ему ждать неоткуда: вернейшие соратники были вероломно убиты, а хускарлы захмелели на пиру, потеряв всякую осторожность. Коварство Харальда вновь удалось.
- Все ли видели? Все ли свидетели клятвы не рушимой?!!
- Все! Все!
Отозвались дружно хирдманы, и покуда гремели их крики, Харальд прошептал дяде:
- Приставь людей за Гормом следить. Он мне покуда нужен, но доверия излишнего ему являть не следует.
- Убил бы ты его, племянник, да поставил верного на его место. Или датчанина по-умнее осыпь милостями и опять же поставь на место Гормово.
- А он живым Агдира и не покинет, - согласился с родичем правитель. - Но позже, мне пока нужно, чтобы хускарлы его в последней битве для меня участие приняли, а новый воевода не сможет их вести столь же умело.
- Тогда, пусть пдаёт он в последние минуты боя. Будет нашей жертвой Высокому и валькириям.
Говоря так, они уже отошли от стола, словно решив обойти всех, пирующих в поле.
- Думаю я поручить это дело Рогволду, - высказал мысли свои конунг. - Пусть стяжает еще и датскую ненависть - это собьет с него спесь.
- А справится ли? Горм может и ублюдок, но воин хороший
- Они сегодня так распинались, нахваливая Хрольва - вот пусть Пешеход свою удаль и докажет.
- Пусть, - кивнул Гутхорм. - Не обманул ты меня, племянник, потеха удалась! Теперь же, будем здравы!
- Эй слуги, пива! - Рассмеялся конунг. - Надеюсь я, матушка довольна была тем, как Горм за слова дерзкие поплатился.
Гутхорм молча кивнул и приник к рогу с пивом. Его нож уже был в ножнах, и ярл позволил себе расслабиться.

(с Тельтиаром)

Несмотря на то, что приказание конунга было исполнено, отдохнуть Вебьерссонам и насладиться угощением так и не удалось. Едва только они нашли себе место за столом, как позади них возникла тощая фигура Хемунда, пришедшего явно не за тем, чтобы просто похвалить братьев.
- Конунг вами доволен, - прошептал советник, наклонившись к Халльварду. - И поручает еще одно дело.
Юноша, кубок до рта так и не донесший, замер, не оборачиваясь.
- Какое же? - спросил он тихо, ничем не выдавая удивления своего. Сигтрюгг, рядом сидевший, также весь в слух обратился.
- В Раумарики и Хейдмерке смута великая, - поведал Хемунд. - Вам доверяет Харальд возглавить сотню воинов и подавить любые мятежи в этих фюльках.
- Что за смута? - вмешался Сигтрюгг. - И, коли уж она великая, хватит ли нам сотни воинов?
"Надеюсь," думал он в то же время печально, "отправляться нам не прямо сейчас надлежит. Так ведь кушаний отведать и не успели!"
- Люди свейского конунга раздор сеят среди бондов, - советник разъяснил, подле братьев на скамью усаживаясь. - Обещают награду немалую всем, кто к Эйрику перейдет да под знамена его встанет. Надобно наушников этих переловить, а остальным показать наглядно, что власть Харальда как никогда сильна, чтобы и мысли о предательстве ни у кого не возникало.
- Вот оно как... - протянул Халльвард. - Значит, свеи к нам подбираются. Не бывать этому! Сказал конунг еще что-нибудь важное?
- Конунг сказал, что вы большой награды достойны за то, что сегодня совершили, и думаю я - он вас щедро одарит, но уже после того, как вы в Хейдмерке приказ его исполните.
Сигтрюгг широко улыбнулся, но посерьезнел почти сразу же.
- Значит, завтра же отправимся. Дня нам хватит вполне, чтобы собраться, так, братец?
Старший Вебьернссон кивнул.
- Повеление конунга будет исполнено, Хемунд.
- Хорошо то. Но вот что запомните - люди в тех землях и так немало претерпели, потому без необходимости крови не проливайте. Коли свеев изловите - так казните, а бондов хейдмеркских все же словом убедить старайтесь.
- Значит, только свейских мятежников наказывать строго? Добре, так и поступим, - пообещал Халльвард. Постави непочатый кубок на стол, грустно взглянув на него - раз уж отдыха на завтра не предвиделось, не стоило голову отягощать похмельем.
- Излишней мягкости тоже не являйте, пусть людишки знают, что рука конунга тверда.
- А мы излишней мягкостью никогда не увлекались, - криво улыбнулся младший из братьев. - Будь живы датские ярлы - подтвердили бы.
- Только помните, что то даны, иноземцы и враги, а там - соотечественники наши будут, - на всякий случай Хемунд добавил.
Халльвард снова кивнул.
- Конунга не разочаруем. Это я обещаю.
- Не сомневаюсь я в этом, - советник скупо улыбнулся. - Вы у государя лучшие в таком деле.

Ранрики. Харек Волк.
Со Скальдом.

Время летело быстро. Спокойные размеренные дни проходилинезаметно. Харека одолевала скука, и чтобы развеять ее, он часто выезжал осматривать свои владения, изредка предпринимая вылазки на острова вольных викингов.
Неожиданно пришли вести из земель данов о внезапной смерти конунга Хардакнута. Датская держава сразу же развалилась на куски. Сконе, Халланд, Смоланд, и Кальмар тут же стали вольными фюльками. Начались набеги разбойников с датских островов, где каждый ярл снова стал сам себе правителем. Была пора сбора урожая, и потому морские хищники слетались отовсюду, чтобы грабить мирных земледельцев. Хареку пришлось поднять всех бондов, способных держать оружие, чтобы они несли дозор и стерегли берега Раумарики. Кто-то из пришедших с ним нортубрийцев рассказал Хареку, как Альфред, конунг англов, строил на берегу дозорные башни, и как его конные отряды поспевали всюду, чтобы отбивать атаки викингов. Но кони сейчас были нужны для полевых работ, ведь начиналась пора уборки урожая. Потому Хареку приходилось распускать часть войска, чтобы они могли вернуться на время в свои селения. Почти все его хирдманы разъезжали по деревням, и проверяли, как идет уборка урожая, ведь хитрые бонды нарочно затягивали сбор урожая, чтобы избежать набора в войско. Если бы не беженцы из Вингульмерка, Хареку пришлось бы совсем худо.
Боевые корабли постоянно ходили на веслах возле самых заметных бухт, чтобы встретить викингов во всеоружии. Но они поспевали не везде. Часть удаленных селений были разорены, урожай вывезен, поля сожжены, старики убиты, прочие угнаны в рабство. Харек кипел, сжимая от злости кулаки, и чувствовал полное бессилие.
В это-то непростое время и пожаловали к Хареку посланцы от конунга свеев, обосновавшегося в Верманланде. Несомненно, проехавшие через половину фюлька, свеи успели многое узнать о положении живших здесь людей, однако и их появление не стало для ярла сюрпризом. К тому моменту, когда они добрались до усадьбы, Харек уже ожидал их. Он вызвал к себе Лиама с небольшим отрядом, и они вышли навстречу к послам.
- Здравствуй ярл, - поприветствовал его предводитель свеев, когда они поравнялись. - Я принес тебе слово конунга Эйрика.
Свей с презрением посмотрел на Харека его хирдманов, одетых в кольчуги, при оружии, и в шлемах. Это было вызовом и свидетельством о богатстве - у Эйрика лишь у одного из десятка был шлем, и у одного из сотни была кольчуга, в то время как почти все хирдманы Харека носили либо кольуги, либо гунскую чешую.
- Говори, что хотел передать мне Эйрик?
- Харальд коварно нарушил договор, и теперь конунг пришел, чтобы восстановить справедливость и отомстить за погибших, - отвечал на то свей. - Но к тебе наш правитель не питает враждебности. Если ты останешься в стороне от этой битвы, то Эйрик не станет трогать твои земли.
Харек помрачнел, и подошел к послу ближе.
- Харальд не призывал меня к оружию, -сказал он.
- А если призовет?
- Я могу и не успеть к битве. Мои владения далеко. На сбор войска нужно много времени. И если нападут снова вольные викинги из земель данов, то я могу сильно задержаться.
- Хорошо, если так, - взгляд посланника немного смягчился. - Эйрик не потребует твоей покорности и службы, после того, как он разгромит Харальда, ты сможешь объявить себя законным конунгом этого фюлька.
- На все воля богов, - ответил Харек.
- Ныне они будут благосклонны к нам, - кивнул свей. - Если позволишь, ярл, мы отдохнем в твоем доме, прежде чем пустимся в обратный путь?
- Отчего же не позволить. Вы ведь посланники. Я пойду против обычаев, если поступлю по другому. Добро пожаловать в гостинный дом.
Спешившись, свеи последовали за Лиамом, но один из них остался с Хареком, скинув капюшон лишь когда остальные посланцы скрылись в доме.
Харек с недоумением посмотрел на свея.
- Что за дело у тебя ко мне, свей?
- Я хотел говорить с тобой наедине о судьбе, которая ждет всех христиан.
- Оттар? - Харек внимательно всмотрелся в лицо старого товарища. Бледный, исхудавший, измученный - он мало походил на того здоровяка, который прибыл к двору Харека год назад.
- Да, судьба меня потрепала, - херсир устало улыбнулся. - Но я по прежнему верен нашему делу и своей клятве.
Харек провел его в дом, и дальше в покои Лиама.
- Говори, о чем ты узнал?
- Я был в Уппсале и видел воинство Эйрика. У него множество людей, все они жаждут битвы с Харальдом.
Начал рассказ Оттар Рваный:
- Ты знаешь, друг, я не испытываю теплых чувств к обоим конунгам и лишь рад буду увидеть, как они истребят друг друга!
- Но... ты чем-то встревожен.
- От тебя ничего не скроешь, - воин вздохнул, прислонившись к стене. - Асмунд хочет воспользоваться этой войной, чтобы восстановить власть креста в Вингульмерке. Но нам нужна твоя поддержка.
- Против кого?
- Против того, кто победит, - честно ответил Оттар.
Харек вскинул брови.
- Наши силы слишком малы. Нам их не победить. Мы можем только умереть с честью и с молитвой на устах
- Асмунд набирает людей в Хейдмерке и Долинах, за ним пойдут многие, не довольные властью Харальда, - оспорил мнение ярла воин. - А еще есть конунги запада, только и ждущие, когда сын Хальвдана ослабнет. В союзе с ними у нас будет шанс! Дружины Харальда беспрерывно ведут войны уже два года - они устали, а у тебя превосходно обученное войско!
- Харальд законный конунг. Может быть удастся убедить его не преследовать тех кто принял веру в Христа.
- Рагхильда казнила Эйнара, - напомнил Оттар. - А подле Харальда змеей въется Торлейв, обесчестивший твою жену!
- Я не пойду на измену если... если только у нас не будет другого выхода...
- Ты хочешь, чтобы Эйнар остался неотмщенным?!
- "Я отмщение, я воздам" - вроде так говорил Белый Бог своему служителю. Христос простил тех кто его казнил.
- Другого выхода нет, Харек. Или мы выступим против Харальда вместе со свеями, или с теми кто еще отсался... Или нас всех истребят.
- Есть еще третий путь. Мы покинем эту страну.
- Оставить земли и все нажитое? Ты ради этого вернулся из Ирландии, бросив вождя, которому служил?
- И до сих пор об этом жалею. Нас приютят во всех землях, где верят в Христа, и где нужны отважные и верные воины.
- Но это - наша земля! Я буду сражаться за нее хоть с Харальдом, хоть с самим дьяволом!
- Наша земля - весь мир, созданный Богом. Мы можем погрузить все добро на корабли и уйти в землю, где нет ни Торлейва, ни Эйрика, ни Харальда.
Оттар опустил голову.
- И все же обдумай то, что я сказал тебе. Одному Богу ведомо, как завершиться война, если выбора не останется - я уплыву с тобой, но если будет хоть малейший шанс восстановить справедливость здесь, я воспользуюсь им.
- Помнишь что читал нам священник? Про Моисея и конунга Египта?
- Помню, - мрачно ответил херсир.
- Ступай. Да будет так. Я надеюсь, Белый Бог откроет нам правильный путь. Но пришли весть нашим братьям в Вингульмерке, Раумарики и Хейдемерке - пусть готовят корабли. Старые Боги еще сильны здесь. Быть может, наше единственное спасение - уйти в те земли, где они не имеют власти.
- Будь моя воля - я вырвал бы эту власть что у Асов, что у Харальда!
- Ты говоришь что нам нужно предать своего коннуга и сражаться с ним. Но мы клялись ему верности. Если мы выступим против него, это будет предательством, и мы все запятнаем себя позором.
- Тогда пусть все сделают за нас свеи. Если Харальд умрет в битве с ними, то и мы больше не будем связаны клятвой.
- А что если свеи проиграют? Я могу сделать все так, чтобы опоздать к битве. И у меня найдутся свои оправдания. Но что если ложь Торлейва и Рагнхильды снова настроит конунга против нас?
- Я буду молиться, чтобы этого не случилось, - Оттар улыбнулся. - И держать оружие наготове.
- Тогда... Оповести всех кто принял крест от нас или Асмунда. Чтобы были готовы погрузиться на корабли и плыть к нам. Кто знает, что взбредет в голову тем, кто советует конунгу
- Харек, если бы я не знал тебя... Я бы мог подумать что ты трусишь. И что ты стал бояться битв.
- Оттар. Я не хочу, чтобы ты думал что я боюсь. Раньше я не боялся умереть, потому что мне было нечего терять. А теперь... Теперь мне есть что терять. Моя жена и жена Эйнара, мои дети. И люди, которые пошли за мной... Их жизни зависят от меня. Если я погибну. они обречены. Их некому будет защитить. Потому я выберу иной путь.
- Защитить их - твой долг, это так, - вынужден был согласиться Рваный. - Но я дал клятву отомстить за Эйнара и сделаю это.
- Тогда каждый из нас сделает то, что он должен сделать. Я надеюсь, Белый Бог откроет нам правильный путь. Но, все-таки я тебя прошу - пришли весть нашим братьям в Вингульмерке, Раумарики и Хейдемерке - пусть готовят корабли, - повторил ярл. - Это все, что ты мне хотел сказать, Оттар?
- Пока, да, - воин заключил друга в объятия. - Храни тебя Бог, Харек. Надеюсь мы не последний раз видимся.
- Даст бог, мы еще встретимся, и надеюсь, все переменится!
Оттар, вместе со свеями покинули усадьбу Харека на следующий день, оставив ярла в тяжких раздумьях о судьбе подвластных ему людей.

Сарасберг. Гутхорм и Харальд

Со дня пира, ставшего последним для многих данов, не пожелавших служить Харальду, миновала неделя. Конунг дал людям столь долгий отдых, дабы они восстановили силы прежде, чем вести их против Эйрика. Судя по слухам и рассказам прибывших с востока людей, неисчислимые рати свеев и гаутов остановились в Верманланде и в любой момент готовы выступить на Вингульмерк. Скорее всего, как казалось Хемунду, Эйрик ожидал подкреплений, чтобы ударить в полную силу, а потому советовал Харальду самому навязать битву, пока враги не будут готовы.
Гутхорм ярл вышел во двор, где конунг раминал мышцы, готовясь перед боем.
(с Тельтиаром)
- Ааапчхи! - громогласно чихнул ярл, и огласил двор отборной бранью. - Харальд!
- Долго ты сегодня, дядя, - юноша улыбнулся, отбрасывая с лица пару прядей.
- Аааапчхи!!! - было ему ответом. - Харальд, ты пробовал зелье, которое вдыхают конунги в южных землях? Нет? И не пробуй! Туррсово семя!
- А ты его где взял?
- Хирдманы, вернувшиеся с последнего похода в дальние моря взяли с их корабля, - Гутхорм утёр слёзы, обильно льющиеся из покрасневших глаз. - Чтоб их тролли съели!
- Драться-то можешь? - С некоторым сочувствием спросил конунг.
- Могу, но сейчас не время, - Гутхорм наконец совладал со своим носом и глубоко вздохнул. - Что ты думаешь, насчёт предстоящей битвы, скажи лучше.
- Тяжко будет, если словам соглядатаев наших верить.
Поразмыслив, ответил Харальд.
- Как два года назад в Лондире, если не хуже.
- Но Лондир ты смог отстоять. Почему?
- Потому что мой отец вышел из кургана и вселил страх в сердца врагов!
Харальд отлично помнил всадника в алом плаще, от которого альвхеймарцы бежали прочь десятками, страшась скрестить с ним оружие. Он помнил, как уже казалось бы проигранная битва обернулась победой.
- Не думаю, что стоит тревожить Хальвданна ещё раз. И давай подумаем, что можно сделать. Сколько у нас воинов?
- Торбьерн говорит: немногим меньше, чем звезд на небе, - улыбнулся конунг. - Но счетовод из него не важный. За мной идут воины почти со всей Норвегии, но за спиной Эйрика Уппсалла и Гаутланд.
- Вдосталь оружия и брони? На всех хватит или кто-то пойдёт в бой в старье и рухляди?
- У меня больше оружия, чем у любого конунга.
"Но все равно лишь один из десятка воинов может похвастаться шлемом и кольчугой", - уже про себя добавил Харальд.
- Тогда всё, племянник, что нам остаётся, это выбрать поле боя, где число не станет им серьёзной подмогой!
- Если бы Эйрик остался единственным моим врагом - то я так бы и сделал, - кивнул юноша, набрасывая на плечи плащ. - Хочешь опробовать коней, что подарил мне один богатый бонд из Вестфольда?
- Норвежцы редко бьются конными, - Гутхорм задумчиво подёргал себя за бороду. - От нас не будут этого ждать, но сможем ли мы быстро обучить воинов?
- Вообще-то коня всего три, и я не думаю, что их появление сильно удивит свеев.
Харальд усмехнулся.
- Просто поехали, прокатимся - может дурман восточный развеешь.
- Поедем! - Гутхорм улыбнулся и высморкался в ладонь, пристыдив сам Гьяллархорн.
Когда кони были оседланы, Гутхорм взобрался в седло и тронул коня пятками.
- Едем, племянник! Показывай, что хотел!
И Харальд направил своего скакуна рысью к селению возле Сарасберга, а ярл и сопровождающий их Укси поспешили следом.
- Хороши, а? - Довольно улыбнулся конунг, когда дядя поравнялся с ним.
- На своих ногах надёжней...но хороши!
- К тому же так нас никто не подслушает! На западе собирают остатки ратей конунги, что захватили Агдир - если мое сражение с Эйриком затянется, то они могут нанести удар, поистине губительный. Так что присоветуй, как нам войско сберечь в схватке со свеями.
- Будем защищаться, - Гутхорм держаться в седле умел, но поводьев предпочитал не выпускать. - Нужно много лучником...крепкие бойцы в середине. И удачная местность. Если бы смогли занять холм или два - было бы проще.
- Я о том же думал, но если закрепимся возле Сарасберга, то Эйрик в Хейдмерк войдет и отрежет от нас Долины, а там и так не слишком верные мне люди живут. Не хочу я, чтобы прибыток такой свейскому конунгу был.
- Значит, нужно укрепить людей в Сарасберге. Или у тебя есть мысль лучше?
- Сами удар нанесем! Покуда он из Верманланда не вышел - всей силой ударим, а данов и вендов в первых рядах поставлю! - Скрипнули зубы конунга. - Их не жалко.
- Это верно, - Гутхорм кивнул, соглашаясь. - А выживших, осыплешь славой и дарами. - Но где ты их перехватишь?
- Есть одно место, куда бежал мой далекий предок, когда пращур Эйрика убил его отца в Уппсалле, - хитро улыбнулся юноша, чуть наклонив голову, но не забывая следить за лошадью. - Один раз Эйрик уже потерпел там поражение.
Улыбнулся Гутхорм, поняв о чём ведёт речь конунг.
- Думаешь, Эйрик пройдёт там?
- Хемунд говорит - он уже там, да как хозяин себя ведет! Пора проучить и его, и бондов, что под руку его метнулись!
Говоря так, правитель направил скакуна вокруг деревни, не подъезжая к домам на пять сотен шагов.
- Тогда, племянник, у меня к тебе остался последний вопрос. Самый важный!
Гутхорм дождался. когда на лицо Харальда найдёт обречённое выражение и коротко спросил:
- Когда выступаем?

Раумарики. Идеологическое противостояние.
(Сигрид в роли свеев, Хелькэ - в роли норвежцев)


Серое небо смотрело сверху равнодушно, как будто хладнокровно раздумывая – навалиться ли всадникам на плечи тяжкой ношей или окропить их не по-летнему холодным дождем. Чувство, что с каждым ударом копыта в землю тучи все более сгущаются вокруг, не покидало Халльварда.
И дело было не только в тех тучах, что заволакивают иногда небо.
Два дня, что ехали они из Сарасберга, дружинники их роптали беспрестанно – вместо того, чтобы пир продолжать, должны они вдруг в Раумарики ехать, подавлять мятежи да соглядатаев свейских отыскивать. Когда херсир молодой приказал им в дорогу сбираться, взбунтовались воины, с которых еще хмель не слетел, и пришлось их именем конунга стращать – что, мол, Харальду не желаете подчиняться? Успокоились, а только ехали все мрачные да суровые, и даже друг с другом не разговаривали почти, только сейчас, на третий день оттаяли.
А чем дальше ехали они по фюльку, тем заметнее становилось, как враждебно жители на них смотрят. Точно что-то худое сделали им сами братья и воины их. «Как по лесу едешь», сказал как-то брату Сигтрюгг, «глаза волчьи отовсюду глядят».
- Это, наверное, от свеев всё зло, - рассудил Халльвард в ответ. – Ничего, мы покажем им, кто Норвегии истинный правитель.
Под вечер остановились они в небольшой деревушке, где жители показались более радушными, или, во всяком случае, открыто злобы не проявляли и в спину не отпускали шуточек. А наутро решили братья переговорить со старостой и с жителями об обстановке.

***
Удачно подвернулась деревушка - да и все удачно казалось людям Альмода Беспалого, слово Эйриково несущих. Не такого приема ожидали свеи, не к такой земле податливой семена готовили, и искрилась радость их, что пена чересчур лихо налитого ячменного пива через край кружки лилась. Недовольны люди Харальдом, не его над собой видеть хотят, то и радостно, и хлопот меньше, и на свои дела время остается.
- Что, обратим местных в веру истинную - или сперва поужинаем?
- Грубый ты, Болли, недалекий, сразу видно, в рогожу мать пеленала. Как же мы не поужинав, хлеба с людьми не переломив, не показав им, что стряпней их не гнушаемся, а наоборот, очень ценим - и убеждать их будем?
- Только сказать надо, что хоть трапеза и от сердца, да скудная - а отчего ей доброй быть, коли Харальд -бирюк последнее отбирает, налогами задушил совсем, чтоб ему тысячу лет гнить!
- .. а Эйрикова дань легка что фибула любимой на память к плащу приколотая. Полно болтать, куда коней ставить будем?
Болли-великан соскочил со своего каурого, взял за морду. в глаза посмотреть как человеку.
- Жаль, что с собой их взять нельзя, доброе вышло бы подспорье, если Харальдовых псов встретим.
- А меч твой давно ли потехой деревянной стал? - Альмод тяжело земли сапогами коснулся, пыль выбил. - Чем зря языком чесать, что девушка, давно бы хлев нашел.
- Да нашел я! Вот и хлев чудесный, ровно для наших лошадок…

***
Халльвард на старосту деревенского глядел удивленно.
- Как это так – везде решили Эйрику подчиниться?
- Так поймите, - стареющий уже муж заулыбался виновато и до мерзости льстиво, - свейский ли конунг али норвежский – не столь уж и важно. Мне-то заботиться о деревне надлежит, а значит, и смотреть, при ком ей лучше будет! Чего ж вы тогда дивитесь, что в окрестных деревнях решили, да и мы поддержать собираемся…
Молодой херсир топнул ногой в негодовании праведном.
- Отныне – не собираетесь вы их поддерживать! Иначе головы вам не сносить, и тебе в первую очередь! – Сигтрюг подскочил к нему, обнял за плечи.
- Брат, брат, - ласково заговорил он, - успокойся. Дай мне с почтенным старостой переговорить.
Тот покорно отошел, продолжая гневно очами сверкать, а младший Вебьернссон заговорил:
- Послушай, старче, меня. Нам с братом понятны ваши желания платить дань вдвое менее обременительную, ибо понятно, что запасы ваши не безграничны. Но подумай вот о чем – ведь это измена! Потому и гневается мой брат, что жители фюльков здешних присягали Харальду на верность. Неужто так дешевы ваши клятвы?

Раумарики. Идеологическое противостояние продолжается
(действующие лица и исполнители те же))


- Но… - впрочем, возразить старику на это было нечего, однако вмешаться один из бондов решил.
- А что о силе конунга Эйрика скажете вы? – насмешливо он произнес. – Думаете, ваш Харальд достойный ему соперник?
Оба Вебьернссона усмехнулись.
- Мало того, - Сигтрюгг произнес, - по мне так Эйрик Свейский и сапоги Харальду лизать недостоин. Что стоят эйриковы завоевания в сравнении с харальдовыми? И ведь не только завоевать надо землю, но и удержать! А вот в этом свей отнюдь не сильнее.
- Позволь, брат, - перебил его Халльвард, - я расскажу этим людям историю. Однажды конунг Эйрик дал клятву…

***
После жирной горячей похлебки, что так радует живот и поднимает настроение, после жаркого с хрустящей корочкой и ароматной подливкой с грибами, после обязательного рога пива, поднесенного рябой хозяйской дочкой-красавицей, Альмод утер бледно-рыжие, что медь под снегом, усы и сказал громко:
- Ай, хороши у тебя, хозяйка, гуси! Не зря по округе добрая о них идет слава. Только тоска их снедает, чахнут, сердешные.
- То не гусь был, гость дорогой, а курица, - мать дома Ауд порозовела пористыми скулами. - А гусей с весны нет.
- Ай-яй-яй. Как же нет? Не было упитанней и слаще гуся.. А перо какое!
- Да, гордость наша. А по весне пришли вестники Харальдовы, да повелели дань отдавать. А какая ж дань, весна! Ничего не народилось! Вот и забрали гусяток-то.
- Замолчала бы ты, женщина, да к горшкам своим пошла, что ли! Харальд отец наш и благодетель, а ты хаять его вздумала!
- Вооона как. Отец, значит, - Альмод пощипал свои усы. - И благодетель. И гусей у сына родного утащил. И ведь не затем, чтобы самому от голода к асам не отправиться - а просто потому, что так ему норны нитку перекрутили!

***
-… но после объявил, что клятва, данная иноверцу – не клятва вовсе, и убили его воины столько людей, сколько позволила дальность полета копья, - Халльвард обвел взглядом собравшихся. – Вот и думайте, стоит доверять этому подлецу или не стоит. Объявит вас бывшими подданными Харальда и втрое больше обдерет, чем прежде было.
- Признаться, не слыхали мы о том, что ты нам поведал, - нахмурился бонд. – Видно, теперь уж верны Харальду останемся.
Старший Вебьернссон горько улыбнулся.
- А знаете, что самое гнусное? – пройдя к выходу из старостиной избы, где собрались бонды амые зажиточные, каждому из них он заглянул в глаза. – То, что все вдруг возомнили, что им выбор предоставлен. Что они могут от клятвы верности отступиться. За такое просить прощения надо уже у богов - и вряд ли они простят.
Братья покинули деревню в тот же день, отправившись дальше.

***
- ...Харальду верны мы будем, потому что клятвопреступником боги сурово карают!
- А я разве к измене тебя призываю? Помилуй! Коли клятву давали - то и Тюр вам судья, живите под Харальдовой рукой. А я со своим хирдом домой поеду. Грустно тут у вас, тоскливо. Дома пустые, девушки бледные. И гусяток нет. Вот моя жена мне в дорогу куру запекла.. да что кура! У побратима моего в доме тараканы - им курицы твои не чета. И дерюга в отхожем месте - твоему парадному плащу до нее как Нидхёггу до Рататоск!
- Ой, врешь, гость любезный. Не бывает таких краев золотых.
- Ты на седины мои посмотри - к лицу ли мне врать? А край такой есть, то Эйрика край. И ваш, к слову, таким же достатком наполнился бы, коли не клятва...
- Да что с ней, с клятвой-то, помирать теперь! Хрут! Зови на тинг всех! Будем Эйрику присягу приносить.
- И то хорошо, - улыбнулся в усы Альмод. - И гусятки будут, а, хозяйка?

Идеологическое противостояние vol2. Вебьернссоны vs свейские лазутчики

Чем больше дней проходило с того момента, как отправились свейские отряды в Раумарики по деревням, тем тверже конунг Эйрик убеждался, что идея Вальгарда была как нельзя кстати. И в самом деле, пусть в этом фюльке присягали Харальду на верность, но и дань платили ему немалую.
А платя великую дань, доволен конунгом не будешь. Уж во всяком случае,во всём доволен. Вот и решил Вальгард, что именно на это давить стоит – нужно людей послать, чтобы представились они посланниками Эйрика, владыки свейского, да пообещали, что коли передадут ему люди власть в этих землях, от господства Харальда отказавшись, то дань с них будут взимать вдвое меньшую. Да и что за властитель – мальчишка? Скоро Эйрик его за пояс-то заткнет!
Да, свейский конунг надеялся на это. Померяться силами с Харальдом он давно уж собирался. Но пока не время думать об этом – остается только ждать посланников с добрыми вестями.

***
Братья Вебьернссоны проехали еще одну деревеньку, совсем небольшую, но настроенную едва не вдвое враждебнее к конунгу Харальду, чем предыдущая. На убеждение жителей ее не изменять данной клятве много сил потратить пришлось: Сигтрюггу на уговоры, Халльварду – на то, чтоб не разозлиться окончательно и не пришибить кого-нибудь ненароком.
Всегда верный своим обещаниям, молодой херсир самой кожей ощущал ненависть к тем, кто решил переметнуться к врагу по той причине, что враг обещает условия более выгодные. Все сложнее было не вспылить и удержать в себе злобу…
- Люди не виноваты, - говорил брату Сигтрюгг, когда уезжали они из той деревни. – Это все посланцы свейские – знают, псы, на что давить!
- Вот-вот, - согласился Халльвард. – Хоть одного бы поймать, я бы ему все кости переломал да в муку перемолол, язык вырвал, а после голову бы снес – да что там снес, тупым ножом бы отпиливал понемногу…
Младший Вебьернссон помолчал немного.
- Ну что ж, - промолвил он чуть позже, - весьма повезет им, если они тебе не попадутся.

***
- А сегодня, - староста сказал, - будем приносить Эйрику-конунгу присягу.
Альмод Беспалый довольно улыбнулся - украдкой, в усы, чтобы ликование его не очень в глаза бросалось. Зато Болли чувств радостных не скрывал и даже хозяйку дома – не иначе, как от избытка таковых чувств – пониже спины похлопал одобрительно.
Та покраснела, но даже не ойкнула – и хорошо, благо муж рядом, только увлечен беседой со знакомым бондом своим, из соседней деревни приехавшим.
Когда про присягу староста сказал, бонд этот самый беседу прервал внезапно и к Альмоду обернулся:
- Так, стал-быть, это вы – Эйриковы люди, о которых у нас судачат все?
- Да мы так, проезжие, - осторожно Альмод ответил, - а чего это ты к нам обратиться решил?
- Ну коли проезжие, то ничего, - махнул рукой тот. – Однако зря, староста, вы заетяли свейскому конунгу в верности клясться. В соседней от нас деревне какой-то херсир конунга Харальда остановился, с отрядом в добрую сотню человек. Ищет, говорят, тех проходимцев, которые п фюльку ездят да в головы крестьянам чушь всякую вбивают про Эйрика.
- Да ты что, - покачал головой Беспалый, почесал ус. – Ну мы-то люди честные. Нам-то бояться харальдовых людей не с чего. Сколько, говоришь, людей у того херсира – сотня?.. Да, много воинов добрых под началом Харальда-конунга…
- Может, нам тогда с клятвой-то… повременить? – староста озадачился. – Попадем еще под горячую руку.
- Да ты прав! – с жаром закивал Альмод, понимая, что им ноги надо уносить как можно быстрее. – Небось скоро здесь они будут! Скажи-ка, друг, далеко от места, где они соатновились, вот доэтой чудесной деревни?
Бонд пожал плечами.
- Они на постое пока, а коли захотят – прямо завтра тут будут.
- Да, - серьезно произнес Беспалый. – Если не хотите беды на свои головы – не нужно присяги. Обождите, пока уедут. Ну, Болли, приятель мой – пойдем-ка, надо мне потолковать с тобою…
Свеи первыми дом покинули, где собирались сегодня самые знатные бонды, а там и все собрание разошлось, по своим домам. Направляясь к дому любезной Ауд (хорошая у нее все-таки дочка, думал Альмод, щедрая, на все согласная), завели они разговор о воинах Харальда, о которых им заезжий поведал.
Разговор был краток, и итогом его явилась такая дума – этим же вечером в спешке уезжать, пока не добрались до них харальдовы слуги.

Сарасберг

(с Тельтиаром)

Чтобы собрать дружину и выступить из Сарасберга Харальду потребовалась неделя - захмелевшие ратники, не смотря на приказ до последнего отказывались вставать под копье, ссылаясь на древние традиции празднования победы. С мрачным удовлетворением все это время конунг наблюдал за тем, сколь унизительно стало положение бывшего данского военачальника - жизнь Горма вся без остатка сейчас находилась в руках Харальда, и он не упускал случая это показать. В то же время Гуннар Одноухий, осыпанный большими почестями, с торжественной свитой отбыл в Роскилде, везя данам договор Харальда и Хардакнута, где норвежский конунг назывался наследником правителя данов, а так же согласие на то Горма, начертанное на воловьей коже и скрепленное ярловой печатью.
- Не пройдет и месяца, как Дания будет у моих ног! - Сказал тогда Харальд. - Величайшая держава северная со времен Одина и Ньерда будет воссоздана мной!
Однако на пути к этой цели находилось препятствие, именуемое Эйриком Свейским, вторгшимся в норвежские земли и жаждавшим битвы. Навстречу ему и выступил Харальд во главе своего войска. Только не привычно было конунгу ехать на битву без верного Хакона по правую руку.
- А знаешь, Харальд, - раздался непривычно задумчивый голос слева от конунга, - пожалуй что, женюсь, если живым останусь!
- Доброе дело, дядя, - улыбнулся конунг. - Невесту-то подобрал уже?
- А, - Гутхорм поравнялся с племянником. - Полная Норвегия этих невест, подыщу! Не должен род Сигурда Оленя прерваться на мне, вот что главное.
- Не должен, - уверенно повторил Харальд. - Думаю я, может в Дании тебе жену подыскать? Заодно и связь укрепим с моими владениями новыми.
- Тоже хорошо. Знаешь, Харальд, а ведь если бы не было сна Рагхильды вещей, ничего бы этого сейчас не происходило, - он вздохнул. - А в Хрингарики сидел бы конунг Сигурд...
- Или Хаки-берсерк.
- Может и он, хотя, едва ли осмелился бы он напасть на моего отца, если бы не весть о вещей деве и её сне!
- К чему теперь гадать, дядя - норны спряли свое, и иного не дано, - он улыбнулся: - Да и не нужно иного.
- Никчему, - согласился Гутхорм, отгоняя мару-наваждение. - А перед боем, так и вовсе вредно!
- Ты вели вендам следить за датчанами, а сам за ними приглядывай, - Харальд помрачнел: - К наемникам и иноземцам у меня доверия нет.
- Сделано уже. Венды за датчанами, я с берсерками за вендами, да и за всеми остальными тоже. Ты уж особо не рвись в бой, а то ведь можем и не успеть прикрыть от стрелы шальной или копья какого...
- Когда я в него рвался?
Юноша рассмеялся.
- Бывали такие дни, уж я-то помню
- Тогда я не правил державой, раскинувшейся от Скагеррака до Финнмарка.
- Ты и сейчас ей не правишь, не в обиду будь сказано. Вот подтвердишь перед лицом Эйрика господство своё и отложишь меч, сменив его на волю конунжью, тогда и будет правление.
- Эйрик отступил перед Хареком, уж мне-то он всяко уступит.
- Тогда не было с ним такого войска, да и поддержки семи конунгов тоже!
Харальд вздохнул. В том, что эти падальщики сговорились с Эйриком он не сомневался, ведь для них это было единственной возможностью сохранить власть и свободу. Интересно, они надеялись, что свей оставит им их земли, довольствовавшись лишь востоком Норвегии, или уже готовили удар в спину своему новому союзнику? В любом случае, сын Хальвдана не собирался оставлять им ни единого шанса на победу.
- Со мной лучшие мужи севера, - уверенно молвил он.
- Согласен с тобой. Пусть числом мы уступаем, но выучкой и силой - превзойдём!
- Из Ранрики должен привести дружину Харек, если он мне еще верен, - добавил конунг, задумавшись. - Да и братья Вебьерссоны обещали, что задавят крамолу в Хейдмерке и Раумарики.
- Я верю Хареку, - подумав, ответил Гутхорм. - Пусть он и переметнулся к Белому богу франков, он отличный воин, верный соратник твоего отца, мой друг и спаситель твоей матери.
- Я помню о его заслугах, - одернул родича Харальд с явным недовольством в голосе. - Но его верность нужна мне сейчас.
- Не можешь судить о человеке по прошлым делам, так удаляй его немедля, всё одно доверия не будет! - ярл, обиженный резкими словами племянника, нахмурился и чуть придержал коня, вновь отдаляясь от Харальда. Впрочем, ни он, ни берсерки конунга из своего кольца не выпускали и к защите его были готовы всегда.
Спустя четыре дня дружина Харальда миновала границу Остфольда и Вингульмерка. Печальное зрелище тогда довелось увидеть воинам - землю, некогда обильную и плодородную, но ныне не единожды разграбленную врагами. Армия норвежская шла мимо сожженных деревень и вытоптанных полей - почти не осталось жителей в фюльке: кто пережил жестокую резню или бежал, на север, или подался к Хареку, уповая на его милость. Теперь землю эту населяли лишь мстительные духи белобожников, истребленных Асмундом Кровавым и Эйриком Свейским.
Хирдманы реже стали останавливаться на отдых - каждый хотел поскорее миновать разоренный фюльк, да лицом к лицу выйти против свеев. Ведь куда лучше сражаться с врагами из плоти и крови, нежели с ожившими мертвецами, которых даже сама Хель отвергла.
На третий день, подоспел гонец из Раумарики, едва коня насмерть не загнавший - вести принес, что люди фюлька того покорны воле Харальда остались, не смотря на происки свейские.

Ранрики
Со Скальдом

Лето сменилось осенью, до Ранрики не раз уже доходили вести, что в Сарасберг вернулся конунг Харальд с большой ратью, одержавший победу над Неккви и над Гандальвом, захвативший в свое владение едва ли не всю Норвегию. Но на этот раз не только слухи добрались до усадьбы Харека Волка - гонец прибыл конунжий на взмыленном коне и в ворота постучал.
Харек как раз заканчивал трапезу со своими советниками.когда пришли вести про гонца. Надев отороченную мехом шапку и шерстяной плащ, подбитый волчим мехом, он сам вышел встречать гонца.
- Здравствуй, ярл Харек, - воскликнул агдирец, завидев хозяина усадьбы.
- Здравствуй, посланник. какие вести ты привез нам в этот раз?
- Конунг Харальд ждет твоей помощи и уповает на твою верность клятве, - отвечал воин, спешившись.
Харек слегка опешил, но быстро взял себя в руки.
- В чем требуется помощь конунгу? -спросил Харек
- Неужели в Ранрики так долго доходят вести? Эйрик Свейский вернулся и Харальд Хальвдансон ведет дружину навстречу ему!
- Правду молвишь. Ранрики со всех сторон окружен чужими владениями, и множество викингов плавают у наших берегов и нападают на корабли. Оттого многие вести не попадают к нам.
Гонец, разгладив бороду, понимающе кивнул:
- Большое бремя - править таким фюльком, но видел я в пути, что земля твоя процветает не смотря на набеги вражеские.
- Пока одни пашут, другие с оружием по берегу носятся. Ева успеваем от врагов отбиваться. Недавно вести дошли, что умер конунг датский, и держава датская на части распалась. вот и появилось множество охотников до чужого добра. Несколько дней тому сам ярл Халланда набег учинил, морским конунгом прикинувшись.
- И большой ли ущерб нанес?
За разговором мужчины прошли сначала в усадебный двор, а после и в саму усадьбу.
- Немалый. Три селения сжег, пока мои хирдманы его догнали. Им пришлось бежать, бросив пленников и добычу. Я было начал отряд на ответный поход собирать...
- Прискорбно слышать, ярл, но люди твои нужны Харальду в Верманланде.
- Сколько из них должен прислать я Харальду? Если уж без моих людей конунгу трудно будет управиться, пошлю я войско, сколько успею собрать. Урожай еще не весь с полей убран, и в амбарах еще пустого места много. Негоже отрывать бондов от полей, ибо зимой не будет запасов. А регулярного войска у меня и десять сотен не наберется. Трудно мне решить, кого послать,а кого здесь на охрану земли оставить. Чую я, если всю рать сразу пошлю, то вернусь на пепелище.
- Решать тебе, Харек Волк.
Гонец лишь руками развел, понимая, что не сможет совета дельного дать. Служанка воды ему поднесла, а потому продолжил разговор он, после того, как горло смочил.
- У Эйрика, как слышал я хирдманов великое множество и любая подмога будет кстати правителю нашему. После же, когда разгромлен свей будет, Харальд сумеет тебе с защитой фюлька помочь.
- Что ж, я так себе мыслю. Всегда воевал я не числом, а ратным искусством и отвагой. Потому конунгу больше подмоги будет. если я пришлю в подмогу бывалых в воинов,в боях закаленных и стойких в сече, чем бондов пришлю с оружием бедным, и которые всеми мыслями к сохе брошенной обращены.
Кивнул агдирец, соглашаясь со словами ярла.
- А потому... Отправлю я с тобой отряд небольшой из тех,кто под рукой, и пошлю стрелу ратную. А позже и сам приду с войском которое наскоро собрать успею.
- Добро! Как скоро выступить сможем?
- Через три дня,не раньше. Земля эта невелика, но вдоль берега тянется долго... - ответил Харек.

Эрик. Вермаланд.
(при неоценимой поддержке неоценимого Тельтиара)

Планы Эйрика сына Эмунда рухнули, казалось бы, в одно мгновение - вернулся Альмод Беспалый в Вермаланд с людьми своими раньше срока, и понятно стало конунгу, что не вышло дело задуманное. Слишком силен страх оказался в сердцах людских перед Харальдом, чтобы открыто сторону свеев принять, хоть и видели воины блеск алчный в глазах бондов, когда о дани малой речь заходила, а все же присягать на верность Эйрику не спешили землевладельцы. В Долинах и вовсе на порог пускать перестали, в Хейдмеркские же хевдинги так порешили, что в стороне останутся и руку того конунга примут, кто сильнее окажется, поскольку особой любви к Агдиру они не питали никогда, но и в немилость впадать из-за решения неосторожного тоже не хотели.
Неоткуда стало ожидать поддержки правителю Уппсаллы в чужой земле, только на свои силы мог он теперь рассчитывать и лишь победа в открытом бою над дружиной Харальда могла теперь принести ему владения желаемые. А сын Хальвдана надвигался уже, войско ведя по разоренному Вингульмерку, со дня на день границы Вермаланда рать эта великая пересечь должна была.
Знал о том и Аки хевдинг, сам в покои, конунгу отведенные пожаловавший.
Владыка свейский отмерял широким шагами пространство от одной стены до другой; чело его было хмурым, густые темные брови сведены, а губы поджаты, и видно было - в душе у него ничего хорошего не творится.
Это все же не страх был - не ведает страха холодное сердце свейского конунга! - но опасения снедали Эйрика... Что, если завтра? Послезавтра? Что, если не хватит им сил справиться?
Появление Аки не отвлекло от печальных мыслей, наоборот, подсказало - сейчас либо омрачит он их еще больше, либо...
- Здрав будь, - проронил Эйрик сквозь бороду. - С чем пожаловал?
- Вижу я, ты в затруднении, конунг, - старик отвечал, бороду седую поглаживая.
- Острое зрение у тебя, - буркнул свей. - Еще в каком затруднении. Против Харальда выстоять без поддержки - всяко сложно будет - или ты не согласен?
- Я человек мирный, в ратных делах не сведущий, - хевдинг произнес, так словно не его люди в прошлом году передовой дружине свейской поражение нанесли. - Но мыслю, что даже если и победишь ты в сражении, владетель, потеряешь больше, нежели приобретешь.
Эйрик смешался.
- Это почему же?!
- Верные люди за тебя жизни отдадут - с кем останешься?
- Ты думаешь, что они все в Вальгаллу отправятся? Плохого же ты мнения о моих людях, Аки.
- Тебе ли не знать, Эйрик, на что способен наследник Ингъяльда и какую ненависть к роду твоему питает?
Наклонил голову Аки, с укоризной произнес.
- Я прекрасно знаю, на что он способен! - выпалил конунг, разгорячась. - Но его воины ничем не лучше моих воинов, а его ко мне ненависть - не пламеннее, чем моя к нему! - и потряс Эйрик пудовым кулаком, словно невидимому Харальду грозя. - Но я не собираюсь судить о наших сходствах и различьях, раз уж сама история наших родов столкнула нас лбами. Битве - быть!..
Он перевел взгляд на Аки.
- Или ты предлагаешь иное?.. - спросил он неожиданно тихо.
- Замирись с агдирцем, Эйрик, - гладко говорил хевдинг, точно заранее к разговору этому слова подбирал. - Оба вы - могучие государи, коли в бою сойдетесь, не ровен час - две державы погибнут.
Властитель свейский смотрел на него, не отрываясь, некоторое время - казалось, мучительно долгое, - а после в голос расхохотался.
- Мир?! С этим... с ним?! Да за кого ты держишь меня? Я к этой битве весь последний год шел, силы копил, мне земля его нужна, мне его власть, его кровь нужна - и от этого я отказаться должен?
- А если падешь?! Твои же ярлы по кускам землю растащат - что с женой твоей будет? Что сыну достанется?!
Тут уж и Аки голос повысил.
- Если паду - мне уж все равно будет. Разве что в чертогах Одина сопьюсь с горя. Ты вот подумай-ка лучше, что будет, коли я победу одержу!
Покачал головой старый хевдинг:
- Владения обретешь, и врагов многих, что месть тебе готовить будут. Сомневаюсь я, конунг, что сможешь ты удержать завоевания свои.
Тут крепко задумался свей... ведь и правда, не только захватить власть надобно, но и удержать ее - а это порой куда сложнее. Быть может, и прав старый лис Аки? Но верить в дурное не хотелось, до боли не хотелось.
- Понимаю. И сомневаюсь также. Но в мир с Харальдом я не верю, - покачал он головой. - И не могу в одночасье отказаться от всего... Это же позор великий - решат мои соратники, что я струсил!
- Не решат, проявим мудрость, государь, - навис над Эйриком хевдинг. - Харальд ныне стеснен конунгами западных земель, и будет готов на многие уступки, если это позволит ему избежать сражения. Какая же трусость будет в том, чтобы без крови получить желаемое?
- Я всегда предпочитал битвы договорам, Аки, - фыркнул Эйрик. - Впрочем... мысли твои показались мне не лишенными здравого зерна. Если сын Хальвдана сейчас тоже не в лучшем положении, возможно, стоит нам переговорить прежде чем скрещивать мечи.
- Отправлю к нему человека, - тут же предложил старик.
- Отправь, - кивнул конунг. - Только скажи-ка, хевдинг, ты и в самом деле так заботишься о моих людях и о моей державе, что продумал все заранее, или своя выгода в том у тебя тоже нашлась?
Тут уж черед Аки пришел смеяться:
- А где бы вы побоище начали? На моей земле! Да разорили бы весь край!
- Я и забыл, - признался Эйрик, морщась. - Уж больно долго мы тут... ладно, авось чего решим с этим щенком, и останутся целы твои владения, - он помолчал немного. - Впрочем, какой из Харальда щенок теперь - волчонок, почти волк. Посмотрим, успел ли он клыки отрастить.
Хевдинг кивнул только, пятерню в бороду окладистую запустив.

Харальд. Вермаланд

Гостеприимно встретила агдирского конунга древняя родина Инглингов - люди, посланные хевдингом споро вели дружину Харальда к большой усадьбе, где должен был ожидать их сам Аки, а с ним и конунг свеев. Не иначе, как забоялся Эйрик, коли злобу уняв, о беседе просил, да не сам, а через вермаландца. Не зря, значит, говорил Хемунд, что на братьев Вебъернссонов можно положиться - как и с данами, в новом деле показали они себя с лучшей стороны. Раумарики и Хейдмерк не помышляли более о предательстве, и мнилось Харальду, что то не от верности их, а из страха лишь перед карой. Далеко слухи распространились уже о том, как поступал он с предателями и недовольными в Мере, да как обошелся с губителями отца своего Хакон в Согне.
Даже здесь, в Вермаладне бонды бросали ему вслед испуганные взгляды, быть может, решили что он пришел, чтобы забрать виру за принесенного в жертву Олава? Или, что много вероятнее - за их союз с Эйриком. Соглядатаи, вперед посланные, говорили, что большая рать на постой в фюльке этом встала, что есть там и свеи, и гауты, и других иноземцев множество. Впрочем, войско, пришедшее с Харальдом ничуть не меньше было, а быть может и превышало даже ведь с ним шли хирдманы из Мера, Вестфольда и Долин, даже из Ранрики сотня наемников присоединилась незадолго до того, как рать харальдова Вингульмерк миновала. Гутхорм повеселел тогда, сказав что то - доказательство верности Харека, однако конунг по иному считал - ведь столь богатый фюльк, как Ранрики мог большую дружину собрать, да и сам Волк не явился.
- Не иначе, отсидеться вздумал, - не упустил случая очернить иноверца Торлейв, оказавшийся в то время возле правителя. - А, быть может, и вовсе к Эйрику переметнуться хочет?
- Не твоего ума то дело, жрец, - гневно сверкнули глаза Харальда.
- А чье же тогда? Коли богов предать сумел - разве большой ему труд конунгу изменить теперь?
- Много раз слышал я уже о том, а все же верен мне Харек оставался. Не говори о том больше, Торлейв, не хочу слушать.
Отвернулся конунг от служителя Тора, и уже тише добавил:
- Но если не поспеет на рать с полной дружиной ныне - будет он мне врагом.
Хевдинг Аки, облаченный в праздничные одежды, радушно встретил конунга Агдира возле усадьбы. Эйрика подле него не было, но Харальд знал, что уже скоро предстоит ему увидеть врага лютого, некогда Вингульмерк разорению подвергшего.
- Приветствую тебя, великий конунг, - произнес Аки торжественно, с государем поравнявшись. - Рад, что ты с миром пришел в мои земли.
- Когда-то эти земли принадлежали моему роду, - холодно ответил старику Харальд. - О чем ты хотел говорить со мной?
- Я хочу остановить кровопролитие между Агдиром и Уппсаллой, не более того. Здесь, в Вермаланде долгие годы царит мир - к чему нарушать его?
- Когда бы Эйрик не вторгся на мои земли, и войны бы не было. А ты ему служишь, - произнес сын Хальвдана с осуждением.
Хевдинг примиряюще улыбнулся:
- Я не слуга свею, и никогда им не был. Будь моим гостем, Харальд, раздели со мной еду, и пусть вино льется рекой вместо крови. За хмельным кубком тебе легче будет придти к соглашению с Эйриком - решите дело полюбовно, к общей выгоде...
- Хорошо, - прервал речь Аки конунг. - Я поговорю со свеем, но большего обещать не буду. И помни, хевдинг - если примешь его сторону, будешь мне врагом.
- Видишь те палаты, - в ответ старик указал на большой дом, стоявший подле усадьбы. - Ты и твои лучшие люди могут остановиться в них, а войско встанет лагерем рядом. Обещаю, вам ни в чем не будет недостатка.
- Пусть будет так, - согласился Харальд, направив коня к роскошному строению, и велев людям держать оружие наготове. Словам Аки он нисколько не верил.

Ранрики. Харек ярлы.
(с Тельтиаром)
После того, как посланец конунжий с небольшим отрядом наемников, данным ему Хареком, усадьбу покинул, собрал ярл людей, каким доверял более всего, чтобы приказание Харальдово с ними обсудить.

- Дело вот в чем, - сказал Харек. - Опрометчивую клятву я дал Эйрику Свейскому, не ожидая что он на Норвегию свою руку загребущую протянет. Теперь от меня потребовали клятву верности Харальду сдержать. Да и некоторые из вас сами тому были свидетели.

- И ни один из конунгов не простит, если ты клятву нарушишь, - Лиам произнес, дослушав Волка.

- Слово Эйрика - то вода на киселе, -сказал Аудмунд, покачав головой. - Все слово его лишь на страхе свой престиж потерять держится. Время пройдет, и он найдет способ обойти клятву и земли твои к рукам прибрать
- И ненависть его к нашей вере известна, - Ярополк добавил.
- В стане Харальда ненавистников не меньше - мрачно добавил Лиам. - Тот же Торлейв - жрец и его сторонники.
- Но одного из них поддержать придеться, - тут уже Вестмар херсир слово взял. - Иначе будем врагами обоим конунгам.
- Оттого и собрал я тут вас, чтобы речи мудрые послушать, и совет дельный услышать, - сказал Харек. - Говорите все, что на сердце.
- Думаю я, Хальвдан всегда честен был с тобой, - Вестмар продолжил. - И не следует сына его оставлять.
- Вот только Рагхильда Эйнара вздернула, - зло бросил Ярополк. - А в отца или в мать Харальд уродился - кто сказать может?!
- Оттого и тяжкий выбор у нас - ответил Харек. - Если б не это, не осталось бы у меня сомнений никаких.
- Эйрик слова не нарушал покуда, - напомнил Вестмар.
- Но что помешает ему нарушить! - Снова рявкнул Ярополк. - Уедем отсюда, Харек - ни один из этих конунгов не достоин твоей службы!
- Я сам об этом думал. - ответил Харек. - И не единожды. Но куда нам податься?
- В Хольмагарде нас с радостью примут!
- Или к кесарю в Миклагард поплывем - там отважные воины в чести!
- Охолонитесь! - Аудмунд руку вскинул. - Ярл спросить хотел - где нас примут с детьми и женами, с людьми, что жизнь Хареку свою вручили, или вы бежать думаете сами на произвол судьбы их бросив?!
- Если уж уходить, то всем кто желает покинуть эти земли. А на это нужно время.
- Значит нужно решаться сейчас! - Выдохнул Ярополк. - Пока конунги грызут глотки друг другу!
- Или уходить - или вести рать одному из них на подмогу, - поправил юношу Вестмар. - Лиам, а ты что думаешь?
Лиам покачал головой.
- Харек прав. На сборы нужно время. Которого у нас нет.
- Второго шанса у нас не будет.
- Харальд или Эйрик? Нам надо определиться, на чьей мы будем стороне!
- Скажи, Харек, - медленно произнес Аудмунд. - Гутхорм сможет отстоять наше право перед конунгом если будет нужда?
- Я надеюсь что сможет. Хотя бы на время.
- Значит останемся с волчонком? - Подвел итог Вестмар, а Ярополк скрипнул зубами.
- Пока да. Пока злые наветы не обратят его против нас. Но нам надо быть готовыми к тому, чтобы погрузить на корабли самое ценное добро, воинов. детей и женщин и отплыть.
Воцарилась тишина - бывалые воины некоторое время переглядывались, обдумывая, как еще можно поступить, но наконец Вестмар ответил за всех:
- Пусть будет так, как ты сказал, ярл. Я велю собирать дружину.
- Вели. Нам надо будет двигаться быстро, чтобы поспеть к битве. Берите самых опытных. Лиама и его людей я оставляю здесь вместо себя. Думаю, бонды научены быстро браться к оружию и отбить нападение мелких шаек викингов, если будет к тому нужда. Но если вдруг самозваный ярл Халланда кнам в гости пожалует...
- Укоротим на голову, - Аудмунд рассмеялся.
Теперь, когда решение сложное принято было - все силы мужи направили на то, чтобы приказание ярла исполнить вскорости и собрать рать достаточно грозную, но в то же время свои земли без защиты совсем не оставить.
Постепенно гридница опустела, и Харек отправился в свои покои. Там его встретила встревоженная Гиллеад.
- Муж мой?
- Мы выступаем. - ответил Харек, и обнял жену. Гиллеад прижалась к груди мужа и тихо заплакала. Слова им больше не были нужны...

Хейдмерк

Когда повешенный перестал дергаться и хрипеть, затихнув в петле, Асмунд улыбнулся. Наверное, оборванец не заслуживал казни - стоило его просто зарубить на месте, едва только он бросил неприязненный взгляд на крест, но бывший ярл Вестфольда решил устроить из смерти иноверца забаву своим людям.
- Надо же, пройти такой путь, чтобы окончить его на суку, - Витгейр, ближайший соратник Асмунда, рассмеялся.
- Неисповедимы пути Господни, - пожал плечами Кровавый Ярл.
Они натолкнулись на оборванца, когда пытались скрыться от преследования. Не так давно в Хейдмерке объявился крупный отряд харальдовых воинов, требовавших от фюлька покорности агдирскому конунгу, а потому перепуганные бонды рассказали им не только о свейских лазутчиках, но и про христиан, нашедших в этой земле приют. По счастью, Асмунда вовремя предупредили и он успел бежать прежде, чем прихвостни Харальда настигли его и его людей. Хотелось, конечно, вступить с ними в сражение, но силы были не равны, да и к тому же ярлу некем было бы заменить погибших.
Бродяга, попавшийся им на пути, спросил чьи они люди и узнав что не Харальдовы, стал требовать помощи, вел себя слишком нагло, назывался ярлом Согна и твердил что-то о Хаконе. Асмунд решил, что проще будет избавиться от него.
- Ты ему поверил?
- В то, что он законный правитель Согна? Этот бродяга?!
- Почему нет, он говорил вполне убедительно - Халльстейн, сын Атли. Если бы не его ненависть к Богу, он мог бы стать нам хорошим союзником.
- Хороший язычник - повешенный, - процедил Витгейр.
- Или обращенный, - не согласился Асмунд. - Если бы Эйнар убил меня, ничего этого бы не было, но он проявил милосердие и я стал верным рабом нашего Господа, его десницей карающей!
Хирдман нахмурившись, некоторое время молчал, глядя на раскачивающееся на ветру тело, а потом все же сказал:
- Как и все мы. Эйнар воистину был святым.
Спустя некоторое время они оседлали коней и покинули рощу. Полсотни всадников - все что осталось от грозного отряда Асмунда, некогда наводившего ужас на захвативших Вингульмерк свеев. Сейчас же Кровавый Ярл рассчитывал только на то, что Харальд и Эйрик раздавят друг друга и у него будет хоть небольшой шанс прикончить победителя. Потому, что Норвегия не должна стать единой, не сейчас, когда во главе ее может встать языческий конунг, ведь если держава развалиться на части, то по отдельности фюльки проще будет склонить к Истинной Вере. И тогда, осененные знаменем Креста, воины Господа объединят эту землю!

Вермаланд. Харальд и Эйрик.
(с Тельтом)

У Аки-хёвдинга некогда была большая пиршественная палата, с годами пришедшая в ветхость. Он велел построить новую, не уступающую размерами и роскошно убрать ее. Когда конунги приехали на пир, Эйрик конунг и его люди были проведены в старую пиршественную палату, а Харальд конунг и его люди — в новую. Так же было и со всей посудой: у Эйрика конунга и его людей все кубки и рога были старые, хотя и золоченые и хорошо украшенные, а у Харальда конунга и его людей все кубки и рога были новые, украшенные золотом и узорами и лощеные. Питье было и у тех и у других наилучшее, как и угощение, однако внешне могло создаться впечатление, что Аки предпочел свеям агдирцев, а быть может и хуже того - переметнулся тайно на сторону Харальда.
Сам хевдинг попеременно пировал то в одной зале, то в другой стараясь уделить одинакого внимания обоим владыкам. Но вот, к концу дня позвал он конунгов в свою усадьбу, попросив взять с собой лишь наиболее доверенных людей, дабы могли они там обсудить дела державные. С Харальдом пришли Торлейв и Гутхорм.
Эйрик же взял с собой Храни Гаутского и Вальгарда, верных своих советников и помощников. Правда, всплывала иногда мысль в мозгу - мог бы Свен Черный Молот сейчас быть рядом, и уж тогда - держись, агдирцы!.. Почему-то с недоверием относился к харальдовым людям Эйрик, да и на Аки уже посматривал косо - за землю-то свою этот старый лис кого хочешь предаст, а ну как выгодно ему будет конунга свейского с потрохами продать?
- Здрав будь, Харальд Хальвдансон, - кивнул Эйрик сопернику своему молодому, мрачно на него глядя исподлобья. Не пожелание здоровья за этими словами чувствовалось, а ненависть холодная, но сильная.
- И тебе привет, Эйрик Эмундсон.
Юноша улыбнулся, из-под спадавших на лицо серо-русых косм.
- Садитесь за стол, гости дорогие, - тут же пригласил старый Аки, на лавки указывая.
Расположились свеи так, чтобы конунг посредине оставался, а двое соратников - по бокам от него. И выглядели они трое сосредоточенными как никогда ранее.
- Держишь клятву, Харальд, - молвил Эйрик, глядя на длинные спутанные волосы агдирца. - Добре... хорошо говорить с мужем, что умеет клятвы держать.
- Хотел бы я то же сказать, - не остался в долгу агдирец, напротив собеседника усаживаясь.
- Доживи до моих лет, - усмехнулся свей, - успеешь еще обдумать, стоит ли крепче держаться за власть или за обещание, данное тому, кто даже не стоит его выполнение.
"Я тебя еще и переживу", - сверкнуло в закрытых прядями глазах Харальда.
- Всякое возможно в этом мире, но слово владыки должно быть нерушимо - так Один повелел, - юноша нахмурился. - Зачем ты пришел в мои земли Эйрик?
- Твои земли - это не завоеванный ли мною Вермаланд? Спроси у Аки бонда, не сам ли он признал власть свеев над этой землею?
- Признал, значит?
Под пристальным взглядом двух могущественных владык, старый хевдинг вжался в спинку резного стула и, как будто, стал меньше ростом.
- Ну да не о нем речь сейчас - о тебе, - снова глаза их встретились - ни один уступать не желал. - Почему без вызова брошенного, как трус в Вингульмерк вторгся? Или таков теперь обычай свеев?
Сын Эмунда расхохотался в голос.
- Да потому, - похлопав ладонью по столу, проговорил он, - что некому было тут бросать вызов! Пустеют земли, хозяина ждут - а земли-то добрые!.. - тут он посерьезнел. - И таким землям не нужен хозяин-иноверец, так я решил. Если ты, Харальд, так в Одина веруешь - чего за Эйнара заступаешься?
- Эйнар моей землей управлял - а ты посягнул на нее, - покачал головой сын Хальвдана. - Не прикрывайся верой предков.
- Да и вздернули иноверца в Сарасберге, - Торлейв добавил. - А ты, говорят, клятву принес белобожникам вреда не чинить.
Хмыкнул свейский владыка, покачал головой.
- Хотите взаимные обиды припомнить? Вспомните тогда несчастного Трюггве, жреца Одина и верного слугу кюны Рагхильды... восставшего против вашего бесчестья и за то заплатившим собственной рукой и языком. Милость ваша к жрецам не знает границ!
Не сумел удивления скрыть правитель Норвегии, такие слова услышав, обернулся к Торлейву.
- Трюггве золото у кюны украл - за то и наказан был, - зло прошипел служитель Тора. - А теперь, как видно, укрытие нашел у конунга Эйрика.
- И давно ли земля свейская всякому отребью приют дает? - То уже Харальд спросил.
- Откуда конунгу знать, что ваши слова правдивы? - Вальгард вмешался, сверкая ледяной синевой глаз. - Ни проверить, ни опровергнуть. Как и вам наши - так не оставить ли пустые прения? Ведь не о том говорить мы собрались, не так ли?
- И верно, - суров голос Эйрика был - перебранка, пожалуй, и милей ему была, нежели подтверждение того, что битвы он не хочет (а ведь хотел же!). - А собирались мы, Харальд Хальвдансон, о мирном решении наших споров говорить.
- И что же ты предлагаешь для того?
Агдирец немного вперед подался.
- А предлагаю я, - медленно, нарочито слова растягивая, Эйрик произнес, - чтобы ты уступил мне Раймарики, Хейдмерк и Вингульмерк. Добром. И не будет кровопролития излишнего, избежим мы жестокой резни... пожалеешь людей, Харальд - своих верных воинов?
Сын Хальвдана на то рассмеялся лишь:
- Может, мне тебя прямо сейчас конунгом Норвегии назвать и в ноги поклониться?!
- И поклонись, - махнул рукой Эйрик, - не отказываться же мне, коли сам предлагаешь.
- Не разговор это, Эмундсон. Нет у тебя прав ни на Хейдмер, ни на Раумарики, сказать по-правде - на Вермаланд тоже нет.
- А у тебя, юнец - есть права? Впрочем, не знаю, как тебе самому думается, а вот жители Раумарики явно иначе считают, иначе не хулили бы тебя и правление твое. Они бы рады власть сменить - так отчего ж не предоставить им эту возможность? Но, я вижу, ты хочешь битвы. Крови хочешь. Так... волчонок?
Тут уже вперед конунга, жрец молвил:
- Люди Раумарики рады служить Харальду и то доказали, смутьянов изгнав, каких ты прислал, свей.
- Это харальдовы люди их и изгнали, подосланные, чтобы заодно и жителей застращать, - возразил Вальгард.
- Признаешь, значит, что подсылал людишек-то?
- А кто же перед боем разведку не посылает вперед? Уж то, что в деревне какой-то разведка оказалась - дело не наше.
Покачал головой конунг Агдира на эти слова, да волосы с лица откинул, прямо в глаза Эйрику взглянув:
- А как же клятва твоя - Вингульмерк покинуть и не приходить более сюда оружно? Клятва, что ты перед всеми хирдманами своими давал?
- Так ведь если ты Вингульмерк мне уступишь, то войду я туда не при оружии, - усмешку даже не понадобилось в бороду прятать. Потому что тут же она исчезла с лица. - Поразмысли, Харальд - здесь и сейчас только два войска есть: мое и твое. И между ними - годы родовой вражды, ненависть лютая, и, чего говорить, обыкновенное честолюбие... Я пришел не за твоей кровью и не за кровью твоих людей. Так вот - поразмысли... - и свей кивнул, закончив свою речь.

- Послушай теперь меня, Эмундсон, - в голосе Харальда добавилось злости. - Убирайся с моей земли, и из Вермаланда тоже, ибо он по праву наследования мне принадлежит - тогда, быть может, ты жизни своим людям сохранишь!
- Ты думаешь, я уйду, не получив ничего взамен? - вспыхнул свейский конунг. - Зря!
- Вся земля, которую ты получишь - это семь футов для могилы!
- Позаботься о своей могиле, мальчишка! - прошипел Эйрик. - Если тебе так повезет, что у тебя будет могила. Впрочем, отрубленные руки да ноги тоже можно в яму побросать.
- Не пожелал добром уйти - по кускам тебя жене твоей привезут!
Харальд резко встал, перебираясь через скамью:
- Что-то пресытился я угощением свейским, назавтра норвежской сталью вас попотчую!
- Назавтра? Вот и прекрасно, - отозвался Эйрик. - Это будет последний день твоей жизни, волчонок агдирский. Ты уж не забудь вволю погулять сегодня.
Недобрая улыбка застыла на его лице.
Харальд сплюнул и вышел из дома, а следом за ним Гутхорм со жрецом, даже слов прощальных не сказав.
- Господин Эйрик, - к бледном как полотно Аки наконец вернулся дар речи. - Это же война, сколько ж людей погибнет.
- Смотри, как бы самому среди них не оказаться, - проворчал конунг. - А то вдруг не разберемся в сече боевой, кого ты на самом деле поддерживать вздумал...
- Может еще шанс миром договориться остался? - Без особой надежды в голосе спросил хевдинг.
- Ты слышал, как он со мной говорил? - фыркнул свей. - Нет, договориться мы теперь не сможем. Пусть за нас сталь звонкая договаривается.
- Какое разорение, - Аки вздохнул. - Ну да чему быть, того не миновать.
За бороду себя дернув, для успокоения, видимо, старик дошел от стола до двери и обратно.
- "Разорение", - проворчал Храни, бонда передразнивая. - И поделом тебе будет, чтоб знал, как с агдирцами любезничать... Вот они и разнесут тут все.
Опустив голову, старый хевдинг удалился в свои покои, оставив свеев одних.
- Не пожалеешь ли о своем решении, Эйрик? - Вальгард спросил у конунга.
Тот дернул плечом, словно отгоняя назойливую муху.
- Кто знает. Может и пожалею. А может, и Хальвдансон пожалеет... увидим, други, увидим, - и ухмыльнулся свейский властитель, будто оскалился.


Поутру, еще и солнце взойти не успело, как в новую пиршественную залу пожаловал Аки, уже не столь торжественно разодетый - а в рубахе простой, да плаще шерстяном. Позади хевдинга шел мальчик лет двенадцати, опасливо смотревший на просыпающихся воинов.
- Я к конунгу, - вставшему было на его пути Укси, сказал старик.
- Никак свеи мира запросили? - Рявкнул берсерк.
- По своему делу пришел, не как посланец Эйрика, - головою покачал Аки.
- Ну, тогда проходи.
Здоровяк открыл дверь, ведущую в небольшую спальню, где почивал конунг, однако сам последовал за гостем, не доверяя ему.
- Приветствую тебя, Харальд.
- И тебе поздорову, хевдинг, - правитель Агдира уже был одет, а на ложе перед ним лежала вороненая кольчуга. - С чем пришел?
- Ты не держи зла на меня, конунг, я ведь мира меж вами хотел - не войны.
- Хочешь, чтобы я земли твои разорению не подвергал? - Дождавшись кивка, юноша произнес: - Тогда клянись, что мне служить будешь и люди твои тоже.
- Коли Эйрика одолеешь - тогда буду, - заметив недовольство на лице Хальвдансона, Аки быстро добавил: - А пока, возьми сына моего в услужение. Он мал еще, но хорошим воином вырастет, а пока может знамя твое нести.
Недолго Харальд предложение это обдумывал:
- Хорошо, пусть так и будет. Пока.
- Благодарю тебя, господин.
- Иди, Аки, а ты, парень помоги мне надеть кольчугу.

... О том, что войне - быть, Эйрик сообщил воинам своим сразу после того, как разговор с молодым соперником был окончен.
Были те, кто ожидал этого (даже больше того, почти все того ожидали), кто-то был недоволен, кто-то - напротив, жаждал поскорее клинок во вражьей крови омыть... а вот равнодушных, безразличных - не было.
Рано поутру начал конунг готовиться к битве - кольчугу надел, меч верный из ножен достал да остроту проверил, щит взвесил на локте... не с каким-нибудь отребьем драться предстоит, а с агдирцами. Славу они себе стяжали не ложную, отнюдь не ложную. Тем хуже для них, коли победит он.
- Конунг, - то Храни Гаутский в покой его зашел. - Мне один из воинов моих доложил, что Аки бонд недавно к Харальду ходил, недавно возвратился.
Насупился Эйрик.
- Надеюсь, человек твой уверен в том? Глаз не подвел его?
- Не подвел, конунг - один из лучших мужей моих увидел, как идет к агдирцам Аки. С сыном своим. А вернулся без сына. Притом осторожно шел, чтоб не заметил никто.
Сжал рукоять меча свейский владыка, так крепко, что побелели пальцы.
- Пр-редатель... - прорычал он. - Ну пусть попадется мне только!
Возможно, если бы Аки знал, что о его утреннем визите к агдирскому конунгу стало известно, он и носа бы не высовывал больше из своей усадьбы - но судьба распорядилась иначе, и старик сам, выехал к свейскому войску, выстраивавшемуся на краю поля недалеко от пиршественных палат. Позади дружины находился лес, а за ним - река, и сдавалось свеям, что это выгодная позиция для битвы.
- Государь Эйрик, - разгладив пышные усы, сказал хевдинг. - Приехал я, чтобы удачи тебе пожелать перед сражением...
- Удачи мне пожелать?! - громогласно Эйрик переспросил. - Это ты-то, шелудивый пес? А Харальду утром ты тоже удачи желал?!
Меч его выскользнул из ножен - не более чем на три пальца, но это выглядело угрозой, и угрозой нешуточной.
- С Харальдом у меня свои дела, - хоть и старался страха не показывать хевдинг, а все же конь его отступил на пару шагов. - Ты оружием-то мне не грози, конунг, а то как бы худого не произошло.
- А ты не юли, как змея на сковородке, бонд. Отвечай, что за дела у тебя с Харальдом? Все выслуживаешься перед ним, хвостом виляешь... Агдирцы, говорят, из новой посуды едят и пьют, в новых палатах, что краше твоих собственных... и уж тем более, краше тех старых, которые ты для меня и моей дружины выделил! - свейский конунг на войско свое оглянулся, чтобы увидеть негодование, запылавшее в тысячах глаз. - Или переметнуться решил? Эйрика-конунга власть тебе боле не люба?
- Власть?! - Возмущенно вскричал старик. - Здесь, в Верманланде одна власть - моя! Или забыл, как людей твоих, аки сельдь в сетях забивали? Я такой же твой человек - как ты мой!
- Твоя, значит, власть? - свей улыбнулся спокойно и холодно, приблизившись к Аки. И, резко меч обнажив, ударил наотмашь...
Отрубленная голова упала под копыта вороного эйрикова коня.
- Нет власти у мертвых, - молвил конунг. -Так пусть же поле это будет сегодня усыпано головами тех, кто осмелится пойти против свейской державы!
Ответом ему был рев боевых рогов - свейских и норвежских.

(с Кошкой)

Харек Волк. Вермаланд
(с Тельтиаром)
Корабли плыли уже не первый день. Раниры и другие воины, собранные Хареком, спешили к сражению, ведь теперь, когда решение было принято, для ярла Ранрики важно было доказать свою верность Харальду, который мог расценить опоздание на битву как измену.
Хареку сразу бросились глаза опустевшие берега Вьярманланда. Жители, едва услышав про приближение войска Харальда, захватили с собой только самое ценное, и бежали кто куда- кто-то подался в Западный Гаутланд, а кто-то, погрузив пожитки на когги и кнарры, подался за море, кто-то просто скрылся в лесах и холмах подальше от проторенного тракта. ведущего из Эстфольда в Гаутланд. Все что видел Харек, это покинутые жителями дома. и домашняя скотина, бродящая по опустевшим улицам без присмотра и настежь открытые ворота усадеб. Видно никто и не надеялся устоять против Харальда, потому и бежали кто под защиту Эйрика, а кто-то просто куда подальше. Попутный ветер гнал корабли раниров по реке, и еще Харек приказал сесть на весла, чтобы ускорить ход.
Поутру река свернула к лесу и продвижение судов несколько замедлилось, однако ярл как и прежде, велел не убавлять темпа - где-то вдали слышался лязг металла и крики, но деревья мешали увидеть бушевавшее сражение.
- Знамена, знамена впереди! - Прокричали с идущего впереди драккара.
- Чьи стяги? -спросил Харек, прикрывая ладонью глаза от солнца.
- То Эйрик!
- Эйрика Свейского люди на берегу!
Хирдманы зашумели, кто-то стал облачаться в кольчуги и надевать шлемы.
- Еще немного, и они нас заметят! Командуй, ярл, - бросил Вестмар.
- Всем к оружию! - крикнул Харек.
Люди засуетились, бросившись к сундукам под лавками, где были сложены доспехи, вытягивая из мечи и топоры, и облачаясь в шлемы. Харек же все время был в кольчуге, потому ему понадобилось только надеть шлем, и кожаный панцирь поверх кольчуги. Вопреки обычаям, его кольчуга доходила только до колен. Вскоре воины подняли щиты, повешенные у бортов.
- Причаливать к берегу. Нападем на них.
Два десятка кораблей выстроились в ряд по 4 корабля. С корабля на корабль были проложены связанные между собой весла, образовав шаткий мостик. точно такой же мостик был проложен и к пологому. берегу.
Воины один за другим побежали по веслам, спрыгивая на прибрежный речной песок. Теперь свейская рать стала видна и самому ярлу - врагов оказалось не так уж много, однако они явно поняли враждебные намерения раниров, а потому спешно выстраивались в боевые порядки. Спустя несколько мгновений в воздух взвились десятки стрел. Увидев это, Харек приказал выстроить стену из щитов, и раниры спешно выстроились стенкой. а второй ряд прикрыл щитами головы первому ряду. образовав подобие римской "черепахи". Тем временем, свеи начали наступать - сначала приблизившись на расстояние броска копья, а затем ринулись в атаку, надеясь отбросить врага обратно на корабли.
Из задних рядов раниров лучники выпустили ответный залп по свеям. Закричали раненные, однако натиск на щиты лишь усилился. Воины пытались проломить их топорами или ткнуть копьем в брешь.
И тут Харек сделал то, чего враги от него не ожидали - скомандовал одновременно атаковать свеев по флангам. Те попытались отбросить раниров обратно в реку, но для этого пришлось растянуть строй, а тем временем несколько кораблей Харека продвинулось вверх по течению, причалив к берегу чуть поодаль от разгоревшейся схватки. С кораблей высадились свежие силы и ударили свеям в тыл. Харек достаточно много повоевал в чужих землях, особенно в Британии и Ирландии, и там успел научиться приемам тактики, которую изобрели легендарные полководцы сгинувшего в пучине веков Рима.
Появление новых воинов повергло свеев в замешательство, и те решили что врагу прибыло подкрепление. Послышались панические вопли, и свеи повинуясь охватившему их страху обратились в бегство. Ободренные раниры принялись преследовать и добивать бегущих. Вскоре сражение завершилось - тех воинов Эйрика, что не успели скрыться в лесу прикончили, не пощадив даже раненых.
Сразу же после сражения Харек собрал свое войско в боевой порядок. Некоторые успели обыскать тела убитых,и даже разжились оружием и доспехами убитых хельдов.
- Ну что, ярл - славную победу одержали!
Рассмеялся Ярополк, оказавшийся рядом с Хареком.
- Это еще не победа. - ответил Харек.- То был лишь малый отряд Эйрика, который переправу охранял. А основные силы сейчас за лесом бьются.
- И что прикажешь? За ними через чащобу идти?
- Если не пойдем - значит Харальд сочтет нас предателями. Что мы раньше по чащобам не ходили?
- С тобой, ярл, мы где только не ходили, - бросил несколько недовольно Вестмар.
- Так неужели сейчас слабину дадите? - Харек обвел грозным взглядом свое войско, несколько потрепанное после битвы с отрядом Эйрика. Хирдманы стыдливо отводили глаза и молча переглядывались
- Чтобы агдирцы всю добычу себе забрали? Да не бывать тому!
Вестмар прорычал еще что-то, вскинув меч к небу, а Ярополк с силой ударил топорищем о щит.
- Если тебе добыча дороже воинской славы и чести, можешь оставаться и сторожить ее тут! - Резко ответил ему Харек. - Остальные – за мной!
Второй раз приказывать не пришлось, воины последовали за своим ярлом в лес, по следам убегающих свеев. Вестмар поворчал, но тоже припустился следом , а за ним последовал весь его немногочисленный отряд.

Сольскель

Он чувствовал себя скорее мертвым, нежели живым весь этот год - непереносимая боль днем и ночью сменялась кошмарами, заставлявшими просыпаться в холодном поту лишь для того, чтобы вновь чувствовать боль и слабость, сковавшую все его тело. Так, словно Хель не желала отпускать угодившую ей в когти добычу, однако так просто умирать он не собирался.
Недели позорной немощи остались позади, он даже смог подняться на ноги, смог сам держать в руках ложку и справлять нужду, не прося помощи, вот только могучего и гордого воина, отважного берсерка больше не было - в отражении водной глади Сельви видел морщинистое лицо изможденного человека. А стоило ему лишь немного напрячь мышцы, как боль вновь пронзала его плоть, словно агдирские стрелы.
Как-то внук Неккви попытался наколоть дров - после третьего удара, он не смог даже спину разогнуть, просто упал рядом с поленницей и застонал, а из глаз его потекли слезы. Сельви понимал, что подобное недостойно воина, но уже не мог управлять собственным телом. Мускулы его, за долгие месяцы, проведенные в постели, стали дряблыми, он чувствовал себя слабее, чем когда был ребенком. Из могущественного правителя, он стал жалкой обузой для выходивших его людей, и отплатить им сейчас Сельви ничем не мог. Лучшим выходом, возможно, для него было бы броситься на меч, но теперь он был последним в роду Мерских конунгов, и долг перед предками требовал сначала завести наследника...
Громче этого, голос предков взывал лишь к мести, мести Харальду. Едва ли не каждый день рыбаки приносили вести об успехах агдирского волка, о том, какой смерти он предал своих врагов, какие земли захватил, как тяжко живется под его рукой бондам и карлам. Харальда прославляли скальды и хирдманы, но правдой было то, что лишь они и удостаивались его благосклонности, жили за счет народа, до нитки обобранного сыном Хальвдана. Никогда еще не было в северных землях тирана, подобного Косматому - раньше, если и жаловались бонды на тяжкую дань, так хоть знали, что на своей земле работают, в своих угодьях дичь ловят, теперь же объявил Харальд, что ему вся земля принадлежит, и леса, и даже море берега фиордов омывающее.
Каждый раз, слыша имя Харальда, Сельви сжимал кулак до хруста костей, до непереносимой боли, и повторял клятву: избавить Норвегию от этого чудовища.

Бой. Последний бой.
(вернее, его первая часть, с Оррофином... и с юбилеем нас!)

«Эта битва будет великой.
Возможно, о ней дети будут рассказывать внукам, а те, в свою очередь, правнукам, и не беда, если через несколько поколений память сотрется – а быть может, все мы останемся на этом поле жалкой падалью, и некому будет поведать нашим детям о том, как проливали нашу кровь. И о том, как мы – проливали чужую.
Эта битва будет великой. От первого копья, вонзившегося в мягкую, податливую плоть, от первого звона пробитой стрелою кольчуги, и до последнего вздоха, до последней алой капли, впитавшейся в холодную вермаландскую землю. И как у норн пальцы не путаются в нитях, если здесь и сейчас – так много людей, так много оружия, так много силы и злости, грозящих вот-вот выплеснуться!..
Должно быть, это оно и есть – то самое, ради чего ты когда-то, еще юнцом, взял в руки меч. Ради великой битвы. Коли Один и Тор позволят, не последней…»
Мысли пролетели быстрее птиц за те секунды, что обезглавленное тело Аки падало с коня. Глухой удар о землю, крик: «Вперед!», чей-то, может даже, и его собственный, конунг не успел понять – и вся эта туча, все его войско ринулось вперед, ощетинившись смертоносным железом.
Втаптывая в землю труп подкованной тяжестью копыт, разбивая суставы, ломая кости, не оставляя от него и следа в грязи. «Поделом», пронеслось в голове Эйрика – и тут же исчезло, потонуло в боевом пылу.
Эта битва будет великой! Гутхорм ярл удовлетворённо обозревал войска, тщательно размещённые Харальдом и не мог не испытывать гордости за племянника. Первой линией стояли почти три тысячи наёмников из данов и вендов, чуть позади лучники и ополчение, ещё чуть позади стояли ополченцы с луками и копьями, а совсем в тылу врага ждала отборная, особая дружина Харальда, вооружённая до зубов и в лучшей броне, что смогли достать.
«Харальд молодец, - думал ярл, глядя на силы противника замершие в отдалении. – Хорошо всё придумал. Просто, но хорошо!»
Совсем не такие мысли носились в голове Горма, сына Хардакнута. Молодой дан понимал, что их сюда выставили на убой, и серп норн уже примеривается к пучку с нитями их судеб.
«Я не побегу, - думал он, спиной чувствуя взгляды лучников, что застыли за спинами наёмников, - не дождутся!»
- Покажем им, как сражаются воины! – громко вскричал он, когда силы Эйрика пришли в движение. – Пусть подходят!
Конники налетели на датчан лавиной, топча, сминая, нанося удары, вонзая копья – и сами срывались с коней, оглушенные, пронзенные, разрубленные пополам. Смятые доспехи, багровые пятна, расползающиеся под кольчужной сеткой, крики, то воинственные и дерзкие, то – на последнем оставшемся дыхании, которому суждено оборваться навсегда…
В битве не может быть пощады, жалости, сострадания. И уж особенно – в такой битве.
Взмахивая мечом, Эйрик ни на секунду не задумался о том, что решение его, возможно, было опрометчивым, напрасным и слишком жестоким. К чему задумываться? – ведь оно таковым и являлось. А сейчас надо не думать. Надо убивать. Или ты – или тебя. Держись в седле, конунг, не давай противнику подходить слишком близко, пусть конь бьет копытами, разбивая головы, пусть где-то над головой свищут стрелы своих…
Победа впереди? Поражение? Не, все это неважно. Есть только рука – и меч, ее продолжающий.
Гутхорм хищно усмехнулся, глядя, как датчане заставляют Эйрика увязнуть, захлебнуться собственной атакой, сковывают боем.
- Лучники! - раздался рядом голос Харальда. - Устройте здесь пир валькирий!
- Стрелять! - поддержал приказ конунга Белая Прядь, и тысячи стрел устремились к небесам по широкой дуге, словно собираясь прорвать небо и покинуть Мидгард навсегда. Но не дано этого сделать простым творениям человеческих рук из дерева и стали, и стрелы, одна за другой, опускали свои тяжёлые, отточенные головы и падали вниз. А потом внизу разверзся Хель, где правила Сталь.

Битва
Вверх взметнулись щиты, принимая удар на себя, и дробно застучала по ним смерть на острых наконечниках, вонзаясь, прорываясь глубже, ища податливую плоть, укрывшуюся за деревянной толщей - и не находя. Стук был разочарованным, грустным, но сразу за ним послышался свист новых стрел - разве оставит вас кто-нибудь, свейские воины? Разве позволят вам и дальше идти вперед, врываясь ножом в строй норвежцев?
Не позволим, решил Сигтрюгг, вновь натягивая тетиву. Разметаем по равнине, рассеем, разобьем, но не уступим.
Они оба здесь были, братья Вебьернссоны, но не плечом к плечу, как привыкли прежде, а порознь - Халльвард где-то там, с дружиною, близ конунга Харальда (быть ему скоро величайшим из конунгов!), а Сигтрюгг, делая лучшее из того, что умеет, здесь, с луком наготове, с полным... нет, уже не столь полным колчаном стрел, отправляет в полет одну маленькую смерть за другой, надеясь, что каждая из них найдет себе по душе какого-нибудь свея.
- Поднести лучникам ещё стрел, - распорядился Гутхорм, прикидывая, скороли опустеют колчаны. - И выводите ополчение!
Нестройно потянулись из-за спин лучников ряды ополченцев, обходя стрелков, да готовясь ударить. Явно не торопились бонды вооружённые, видя, что метут железной метлой с неба стрелки, не разбирая своих и чужих, а даны с вендами...
А даны с вендами гибли. Падали от ударов свейских воинов, бестолково гибли от случайных стрел, но не бежали, сжав зубы и, казалось, врастая в землю. Суровые и умелые воины, они были готовы умереть, но только не в одиночестве! И пал Горм, покрыв себя славой и выщербив меч о доспехи свеев, и не осталось почти вендов, на коих пришёлся основной удар. Умирали наёмники Харальда, размен в его большой игре.
...Это было только начало, Эйрик чувствовал. Уже которая битва на его памяти, сколько их было в прошлом, далеком и не столь далеком, но этот противник был сильнее прочих. При всей его юности, и от этого становилось не по себе - неужели и правда так благоволят к нему боги? Мальчишка, уже стяжавший такую великую славу, что появляются сейчас, на взмахе меча, сомнения - возможна ли сегодня его, Эйрикова, победа?
Пусть невозможна, но они не повернут. Это трусы сдаются, бегут, гибнут под копытами и отправляются в Хель, а если ему и его людям суждено будет погибнуть, их встретят шлемоблещущие валькирии, уже там, а не здесь, и проводят в Вальхаллу - пировать и ждать единственного конца, последней, настоящей битвы. А пока - со свистом будут рассекать воздух копья, с лязгом будут топоры рассекать норвежские кольчуги, с криком боли будут падать наземь сраженные Харальдовы люди, с криком - радостным! - будут уходить и свеи, непременно унося с собой хоть одного врага... Слава тебе, Один, слава тебе, Тор!
- Даны почти закончились, дядя, - Харальд нехорошо усмехнулся. - Пустим под нож бондов?
- Пустим, племянник, - ответил ярл, - А вообще, они уж и сами дошли!
Воины Эйрика действительно уже почти прорубились сквозь передовые отряды, устремились к лучникам, коих ненавидели уже больше всего в Мидгарде, и...увязли в нестройном ряду вооружённых бондов, как кулак увязает в грязи. Ещё одна волна стрел рухнула сверху.
Взметнуть щиты вверх успели немногие, и часть их тут же была сражена ударами мечей выросшей впереди пехоты. Кольчуги и шлемы защитили кого-то, кого-то - не защитили, некоторые из норвежцев также упали, убитые стрелами соратников, пущенными не столь умелой рукой...
Когда-то давно, вспомнил Халльвард, еще до того, как отец взял их с Сигтрюггом на битву, ставшую для отца последней,он верил - в битвах есть красота, дикая и необузданная, смешанная с яростью, окропленная кровью, но все же красота. Есть она в звоне мечей, в треске пробиваемых щитов, в расколотом шлеме врага, проливающем багряное вино из грубого раскола. Есть она в громе подкованных копыт, в реве безумствующих берсерков и ульфсарков, эта странная, притягивающая красота. Но после того, как погиб отец, как они с братом принесли присягу Харальду, как обучились умению убивать сначала у Асгаута-ярла (да не опустеет чаша его в чертога Одина!), а после - у Хемунда... да, много воды утекло... после всего этого красота исчезла. Осталась злость на врага, посмевшего поднять меч, так сильно заблуждающегося в своей силе и напрасно уверенного в своей правоте - и необходимость убить его.

( С Хелькэ)

Пока Харальд Косматый мечами решал спор с конунгом свейским, его «брат» Хакон Хаконсон о том ведать не ведал, проводя дни в более мирных заботах. Приехав в родимый Хладир, молодой ярл встретил там не только томящуюся в разлуке Эйсван, но и сестру по отцу. Кюна Асса, будучи снова беременна от Харальда, сделалась раздражительной и брюзгливой и прямо с порога засыпала брата вопросами вперемешку с упреками. Хитрый ум много раз выручал ярла в его недолгой пока жизни, а ладно подвешенный Локи язык помог убедить даже Асгейра. Обелив Харальда в глазах Ассы, Хакон, тем не менее, растерял то веселое настроение, с коим вернулся в родные края и сидел на пирах в свою честь мрачный, как Один на похоронах светлого Бальдра. Выход нашел Бард, заметивший кручину друга и со свойственной ему прямотой предложивший ярлу разогнать кровь охотой. А заодно и кручину нежданную из груди выгнать. Хакон на то согласился, и молодые воители пропадали в лесах Транделага добрую седмицу, разогнав дичь аш до самых границ обширных владений старого конунга. Они воротились в Хладир очень довольные собой и охотой, и, в пылу нового празднества, Хакон вспомнил вдруг о предстоящей свадьбе Барда, И, будучи разгорячен выпитым, предложил другу сопроводить его на остров Санденс, дабы проследить за тем, чтобы злокозненный отец невесты, столь расстроивший Барда в тот раз, ныне сдержал данное слово. Бард на то с радостью согласился, ибо тосковал по любимой да и с молодым транделагцем крепко сдружился за время службы Харальду. А Хакон, хоть и был хмелен изрядно, а все ж промолчал о том, что знал достоверно: викинг, посмевший расстроить Барда и рассердить конунга Харальда, уж давно мерзнет в Хель, о том позаботился сам хладирец еще до отъезда. Но тогда Хакон спрятал тело, постаравшись, чтобы бонды нашли его не сразу, а лишь тогда, когда свита агдирского конунга будет уж далеко. Да и время к мигу тому должно было окончательно спрятать следы: шел старец в хмелю по мосткам, мостки подломились… судя по всему, так и сочли, ибо не слышал Хакон от людей никаких обвинений. А Барду лишь предстояло узнать о смерти зловредного тестя и о том, что преграда на пути к его счастью более не существует.
Викинги оказались легки на подъем – а, может, это любовь погнала Барда вперед, норны лишь знают. Как бы то ни было, уже следующим утром Хакон и Бард тронулись в путь, прихватив с собою оружный отряд да Альвира-скальда, дабы суженая Барда послушала висы о его подвигах в землях Альвхеймара. Еще в дороге скальд начал сочинять вису и сказывал ее Хакону с воинами в перерывах на отдых. Альвир не любил нового ярла Транделага, не без оснований считая его повинным в том, что не судьба ему, скальду, остаться верным лишь тени Сольвейг, плачущей в Хель. Не любил, но открыто ему прекословить не мог, ибо хитрый Хакон ныне ходил в любимцах у Харальда. Да и просил его, вреде как, об услугах: сердце велит отказать, а слов не найдешь. Вот он и сказывал вису о доблести Барда, глядя на транделагца:

Конунг послушай песню
О том как пал Альвхеймар,
В ней я прославлю Барда,
Земли халейгов ярла!
Рати свои в подмогу
Из страны скал холодных
Вел он путем тюленей,
Храбрый Бард сын Брюнольва!

В распре кровопролитной
Виру взял вином битвы,
Вежи Гандальв лишился
За прошлые обиды.

Кто тут теперь посмеет
Слово изречь худое
Мол-де Бард, ярл халейгов
Не был на бранном поле....
Яства для пира вранов,
Стол для волков накрытый
Куда вернее скажут,
Каков в пляске Скёгуль витязь.

Стал полон вдов Альвхеймар,
Створки врат дома павших
Были открыты долго,
Держит свое Бард слово!

- Славно поешь, скальд, - похвалил Альвира Хакон, тряхнув волосами. – Да только вот… в том, конечно же, воля твоя, но я бы советовал приберечь титул «конунга» лишь для Харальда, не величая так всяческих самозваных властителей. И улыбнулся. Звучала та речь так, будто ярл имел в виду правителя Санденса, но ухмылка сказала, что Хакон заметил вызов скальда. И вновь нашел способ придать иной смысл словам, чтобы над Альвиром посмеяться.

(виса принадлежит Скальду)

Хардаланд.

Осень выдалась теплой, как будто даже погода благоприятствовала Харальдовым завоеваниям. Хотя, ему и лютая зима не мешала подлые удары наносить. Конунг Агдира, Кьятви Толстошеий поморщился, вспоминая известия о возвращении сына Хальвдана – боялся он, что волчонок попробует земли свои отвоевать, однако повезло, что Эйрик наступление предпринял. Быть может, так Один рассудит, что одолеет юнца свейский конунг, а если и нет – так будет Харальд ослаблен достаточно, чтобы битвы следующей не пережить.
Неспешно шли кони, Кьятви, располневший сильно за последний год, пускать их в галоп не хотел, как ни настаивали на том Сати и Хадд. Оба – жрец и ярл – поскорее желали дело завершить, да поддержкой Эйрика из Хардаланда заручиться, ведь то единственный властитель был, которого война не затронула, кто дружину могучую в целости сохранил. С его помощью, верил Кьятви, сумеют они наверняка хребет переломать Харальду.
Сам Толстошеий с неохотой в Хардаланд отправился, думалось ему, что Сульки лучше сможет расположить Эйрика, вот только конунг Рагаланда заместо себя косноязычного Сати отправил, а жрецу-теламеркцу Кьятви не доверял ни капли: мало ли, о чем он за их спинами с Эйриком договориться. По той же причине и отряд в сопровождение крупный Толстошеий собрал – по тридцать человек с каждым посланником ехали, а значило то, что у них с Сати вдвое сила больше была против теламерских ратников. Быть может, поэтому на них Хадд порой волком поглядывал.
Так они и въехали во двор конунга хардаланда, связанные лишь общей целью и взаимным недоверием. Эйрик встретил знатных гостей на крыльце, нисколько не удивившись размеру их отряда – в усадьбе хватало оружных людей, чтобы отвадить любые худые мысли.
- Приветствую тебя, славный Эйрик сын Ватнара, - первым жрец слово взял, с коня спускаясь. Не желая от него отставать в любезностях, тут же и Кьятви спешился, несколько неловко и торопливо. Один лишь Сати со спокойствием ледяным на хозяина усадьбы взирал, с коня не сходя, покуда слуги не появились, что животных к коновязи увести должны были.
- И вам здоровья доброго, гости дорогие. С чем пожаловали?
- Слово принесли от конунгов южных, конунгов свободных тебе, - Хадд отвечал, к Ватнарссону подходя.
Званию его жреческому должное отдавая, голову склонил Эйрик, произнеся уже тише:
- О чем же говорить желают конунги юга?
- О войне близкой и раздоре кровавом. Не много приятного в речах этих, но коли ныне молчать станем – так навеки умолкнуть придется. Слышал ты, конунг о Харальде Косматом да успехах его воинских?
Помрачнел, имя неприятное услышав, хардаландец:
- В дом проходите, - рукой махнул. – Не дело на улице о таком говорить.
Помнил Эйрик, как сваты приезжали от Харальда почти три года назад, когда был еще агдирец победами не прославлен. Несомненно, и сейчас сын Хальвдана поквитаться желает за отказ и обиды, послам его нанесенные, если хоть немного на предков своих похож. Слышал и о том Эйрик, что где не достигает Харальд успеха силой оружия, там хитростью и коварством берет, и многие земли уже под властью его находились – весь Север Норвегии. Потому-то и говорил жрец о конунгах свободных, что то единственные властители были, перед волчонком агдирским не склонившиеся еще. Не хотел конунг Хардаланда в распре этой участвовать, ибо лишь разорение она сулила, а не прибыток, как походы заморские, надеялся, что погибнет Харальд в сражениях бесчисленных, но нет – видимо придется с оружием зятя неудавшегося встречать. И лучше то делать будет плечом к плечу с другими конунгами, нежели оставшись в одиночестве. Эйрик не сомневался ни в доблести своих дружинников, ни в их воинском умении, ни в верности, но против Харальда, располагавшего многочисленным войском, необходимы были союзники. Несомненно, понимали то и приехавшие к нему властители.
Воины сопровождавшие гостей, остались во дворе – Эйрик велел дать им воды и хлеба с дороги, послы же проследовали в покои конунга. Хлопнул в ладоши хардаландец, прибежали слуги, да на стол угощение поставили. Хадд с благодарностью пива из кубка выпил, гостеприимство конунжие похвалив.
- Желаем мы отпор дать Харальду и земли свои оборонить от притязаний его, - жрец начал, с позволения спутников.
- Добрая то цель, - согласился Эйрик.
- Потому и узнать прибыли, будешь ли ты на нашей стороне, когда битвы час настанет.
- Буду, - не стал кривить душой конунг Хардаланда. – Причину, сдается мне, вы и сами знаете.
- Харальд клятву принес, что всю Норвегию под властью своей соберет, - со злостью бросил Сати. - Пока жив он, никому из нас покоя не будет!
Эйрик улыбнулся, горячность ярла казалась неуместной сейчас, когда они обсуждали будущее своих земель.
- У Харальда большая армия, что сможем ему противопоставить мы? – Хардаландец решил с самого начала взять инициативу в свои руки.
- Дружины Рагаланда и Теламерка, - ответил Хадд, после некоторой паузы. Властному жрецу не по нраву пришлось желание Эйрика утвердить свое главенство, однако среди них всех у хардаландца было более всего боевого опыта.
- Так же, люди в Агдире встанут на нашу сторону, - Кьятви добавил, тут же пояснив: - они уже предали Харальда раз и теперь боятся его мести.
Пересекшись с ним взглядом, жрец возвестил в голос:
- Да что там, Агдир – все земли северные мятежами вспыхнут! Везде люди злобу таят к сыну Хальвдана, только боятся, что покарает он их. Умрет щенок – вся держава его на куски развалится!
- У него сын есть, - заметил Эйрик.
- Младенец! – Сати рассмеялся. – Его права только Хакон-бастард защищать будет! Нет, не сохранится единство среди ярлов завоевателя.
Согласились остальные, что так и будет, коли падет Харальд. А значит за малым дело оставалось.
- Может тогда пошлем человека, чтобы отобрал жизнь у волчонка? – Предложил Толстошеий.
- Это ведь против чести будет, - призадумался хардаландец. Хоть и хотелось ему от врага избавиться, но на подлость идти он был не готов.
- Один учит нас, что не всегда сильный побеждает, - попробовал жрец развеять его сомнения. – Иногда следует мудрость проявить и дальновидность. К тому я говорю это, что убийство такое только в угоду асам будет – Харальд ведь заветы их попирает действиями своими.
Еще о многом говорили властители, возможные стратегии грядущего сражения обсуждали, армий состав определяли и пытались союзников возможных найти. Каждый из них жалел теперь, что не сумел вовремя угрозу в сыне Хальвдана разглядеть и ударить по нему, покуда он в силу не вошел.

Санденс. Хакон Хаконссон, Бард Брюнольвссон, а также фьордцы Альвир-скальд и Торольв Ульвссон.
(DarkLight, виса Скальда и немножко меня)

Хакон был прав в одном: гридни не желали много гуторить о смерти властителя, павшего не в бою, а проломившего себе голову в пьяном угаре. Именно поэтому мало кто в Норвегии знал о смерти Сигурда, хоть и прошло с той поры уж немало времени. Гонцы, посланные к Барду не то достались волкам в густых лесах, не то – просто не нашли нареченного Сигрид, не успевая за перемещеньями войска Харальда Косматого. Путь агдирца был отмечен слезами вдов да спаленными домами, но молодой конунг был быстр на подъем и непредсказуем в выборе цели похода. Впрочем, возможно, гонцы и не слишком пытались найти Барда, больше надеясь на то, что он пал в одной из тех битв, что в избытке развязывал конунг Агдира. По воле отца Сигрид, Бард теперь стал наследником богатых земель, и дальние родичи Сигурда, не осмеливаясь прямо оспорить его волю, все же желали незваному властелину скорейшей погибели. Масла в огонь подливала и, скажем так прямо, бесславная смерть старого конунга: в доминах гуторили что, мол, коль Сигурд отправился в Хель, то и заветы его соблюдать незачем. От бунта людей держал только страх перед именем Харальда, который открыто благоволил Барду… и которого пока что не одолел ни один из врагов. Вести из Согна, который Хакон по порученью агдирца ограбил до нитки, тоже остуживали горячие головы. Но в конунжьем доме, где ныне жила Сигрид, ежедневно собирались знатные мужи в надежде, что она перестанет ждать суженого и подарит сердце кому-то из них. В ход шла и лесть, и угрозы. Надо ли говорить, что приезду Хакона с Бардом здесь были не рады? Глядя на недовольные лица вокруг, ярл Транделага похвалил свою осторожность: он взял с собою оружный отряд, даже везя друга к невесте, и сейчас именно мечи спутников позволяли ему чувствовать себя так вольготно. Кроме того, Торольв Ульвссон с десятком своих людей увязался с ними, не желая более сиднем сидеть во Хладире – и Бард с охотой пригласил родича с собой, а ярл не стал возражать. Получив в дар от Локи и проницательность в довесок к хитроумию, Хакон Хаконсон быстро понял, что происходит на Санденсе, и почему. В итоге сейчас губы ярла кривились в улыбке: он предвкушал потеху и вновь наслаждался тем ощущением власти, что было испытано в Согне. Он, сын рабыни, привыкший гнуть спину перед любым ярлом, откуда-то знал: здешний люд будет злиться. Но все равно сделает так, как они с Бардом скажут. Хакон не знал, откуда приходит эта уверенность – из наблюдения за походкой, выраженьями лиц… а, может, из страха, читаемого в обращенных на него взглядах? Он знал лишь, что такое ему очень нравится.
Сигрид встретила Барда с огромнейшей радостью и, что скрывать, с облегчением, ибо дева боялась, что знатные мужи, натоптавшие тропку в дом ее отца, перейдут от угроз к принуждению. Боязнь та не была напрасной – асы наградили кюну ладным станом и удивительной красотой, а в придачу и острым умом. Торольв мечтательно улыбался, любуясь на неё, и думал про себя, что будь он одним из тех местных бондов, что так жаждали заполучить Сигрид в жёны – Барду бы ох как не поздоровилось. Что касаемо Барда – его счастью, казалось, вовсе не было ни конца, ни края.
Слуги быстро накрыли на стол, усадили гостей, и Альвир смог спеть до конца свою вису, славящую подвиги Барда на службе Харальду:

Ясени ратной вьюги
Ярости алой жижи
в Барде почуяв, бежали
Бальдра сражений завидев.
Знамя тюленье воздвиг он
В поле под ливнем Хрофта
Волчью оставил жатву,
Птицам Храфна поживу!

Барда все помнят храбрость
Те, кто в сраженьи выжил.
Скальд все о том расскажет,
Скальд там был и все видел

В буре несытой стали,
Волотов враг явился,
За частокол он прорвался
Словно губитель турсов
Резал в телах нещадно
Раны Тюр секир лязга,
Сквозь тын кругов оружных
Ратникам путь расчистил.

Лишь когда ночь настала
Лютости стихло жало
Конунг назвал пред всеми
Барда Сильным по праву.

Тогда поднялся Бард – здесь он мог ныне называться хозяином – и произнёс:
- Спасибо тебе, Альвир-скальд. В наших походах доблесть твоя в службе конунгу была не меньше моей – только асов воля в том, чтобы проявлялась она не в тинге мечей, а в мудром слове и доброй песне. И меня ты всегда поддерживал – и в тяжёлый час, и в час веселья, когда не стоял я уже на ногах. - Брюнольвссон улыбнулся, а по залу прогулялся сдержанный смех. Потом он обратился к гостям:
- Я хочу, чтобы в этом доме и на всём Сандесе люди относились к Альвиру так же, как ко мне… и ещё лучше. Счастлив я, что могу называть его своим другом и побратимом.
Знал Бард, что могут Хакону не понравится такие речи, но и не сказать их не мог. Он подошёл к скальду и вручил ему серебряный обруч, отлитый в виде змея Ёрмунганда, что заглатывал собственный хвост - Альвир с поклоном принял подарок. Затем Бард поднял рог, что подала ему Сигрид:
- За моих родичей Альвира Кариссона и Торольва Ульвссона!
- И за Барда Брюнольвссона! – добавил Торольв так, что задрожали стены. Пир начался.

Сарасберг.

(с Тельтиаром)
Горм открыл глаза. Ужели это Валгалла? А где же тогда валькирии, Один и эйренхии? Хм, нет это не чертоги Одноглазого, иначе, почему у него так болит грудь, куда влетел обух топора какого-то расторопного свея?
"Значит, я жив!" - понял Горм, сын Хардакнута и тут же пожалел об этом - на него лежащего всей тяжестью навалился воин в кольчуге и со стрелой в глазу.
Дан смачно, но тихо выругался.
завязла посреди продолжавшей расти горы трупов, но пехота продолжала теснить харальдово ополчение. Там где падал сраженный стрелой, вставало двое, где зарубленный топором - четверо. Великое воинство привел с собой Эйрик из Уппсалы, но и норвежцы ему в численности не уступали. Словно меж жерновов мельничных воины оказались - кого первого они перемелят? Кого в порошок сотрут? Стоны раненых сплетались в неразличимый хор, уносившийся к воротам Асгарда и услаждающий слух Шлемоносного Всеотца.
Скользили в крови подошвы сапог, валились с ног усталые бойцы не в силах уже удержать равновесие, когда свои же, до битвы жадные, сзади напирают, когда по тебе же идут, в грязь втаптывая - не о такой смерти воины мечтали...
Ополчение таяло, словно воды фиорда особо тёплым летом, но бежать пробовали немногие. Смерть была и там и там, только лучше уж сгинуть в бою, с оружием в руках,чем от стрелы своих же соратников...хотя от стрел тоже гибли и нередко.
- Дядя, готова ли дуржина? - конь под Харальдом чувствовал настроение хозяина и переступал с ноги на ногу, нервно прядая ушами.
- Готовы, - коротко ответил ярл, поправляя шлем.
- Это хорошо. ЛУчникам - стрелять чаще!
Стальная метла, рушащаяся на поле боя вконец обезумела
Избранные отряды норвежского конунга вступили в сражение - свежие, не утомленные долгим боем, они мощным ударом отбросили свеев, однако не смогли закрепить этот успех: Эйрик, видя бедственное положение своих людей, велел им перейти к обороне, и сдерживать натиск хотя бы то время, которое необходимо, чтобы перестроить еще не брошенные в битву силы. Где-то на правом фланге слышался зычный голос Храни, рубившегося с мерийцами, изредка видел конунг свеев золоченый шлем Вальгарда, воодушевлявшего воинство - нет, то не поражение еще было, отнюдь! Пусть накренилась чаша весов в пользу Харальда, но есть чем ответить наглому юнцу!

Хардаланд.
С Тельтиаром.

Ни день, ни два прошел, много времени утекло, много событий одно другое сменить успели.
Одно лишь для Гюды неизменным осталось: с колдуном встречи. Уж в деревне узнавать деву стали, к колдуну в полночь сквозь тьму пробирающуюся. Осторожно дева кралась, незаметно, лишь на миг селянам возможность давая силуэт в свете двери приоткрывшейся заметить позволяя, слухи мрачные, пугающие среди людей пуская.
«Что за гостья поздняя к ведуну ночью хаживает, уж не с тёмным ли миром посторонним связался он? – перешепот лишь в закоулках скрытных слышался.»
Уж не таким и страшным Витгейр казался, как во встречи первые. Много хорошего в нем открыться успело, что на отношение нежное к Гюде оказался способен, что на сказы дивные, что на лицо пригож. Не на шутку увлек колдун деву юную, осторожности в доме родном лишив. Не раз нянька разговор о пропажах ночных да веселье постоянном заводила, лишь за руку поймать не могла, каждый раз в постеле хозяйку заставая, лишь догадками смутными мучаясь. То ли Гюде везло, то ли ведун глаза отводил. Начал уж и отец дивиться счастью вечному дочери. Никому дева не призналась, что за тайну такую хранит.
Стражей число конунг увеличить велел, чтоб докладывали и денно, и нощно, что в усадьбе твориться, ничего от этого не добившись. Незаметной тенью дева сквозь них в ночи темной скрывалась, в дымке предрассветной обратно возвращаясь.
Вновь дождавшись тишины в доме спящем, направилась Гюда дорогой хоженной-перехоженной к возлюбленному тайному. В дверь знакомую вошла, в объятия колдуну кинувшись. Обнял ее Витгейр, крепко к себе прижал, слова нежные нашептывая, да в дом повел.
Не противясь вслед дева двинулась, за стол знакомый присела, на колдуна с улыбкой глядя.
- Соскучилась по тебе, - негромко молвила, - но спросить тебя хотела, доходят и до меня слухи, что не всё у Харальда творится, как ты обещал. Вместо бед да невзгод лишь удача ему сопутствует…
Рядом опустился на скамью Витгейр, голову на колени Гюде положил:
- Сильна удача Харальда, - прошептал. - Но и она не бесконечна. Большая распря с конунгом свеев ждет Косматого - там и сгинет он.
Запустила Гюда руку в волосы, задумчиво вдаль глядя.
- Неужли за время прошедшее не сумел ты с ним сладить? Можно ль на тебя еще в этом полагаться?
- Не так просто порчу на конунга навести, но меня Один в достаточной мере одарил для дела этого.
- Поведай же ты мне, когда на пути его неудача повстречает, не свершится ли это за тем, как у нас побывает он?
Чуть приподнял голову, в лицо девушке посмотрев, колдун:
- Руны сулят ему горе. Я видел людей, что к отцу твоему приезжали - то конунги юга. У них будет большая битва с Харальдом уже скоро.
- Их судьба меня не волнует, - резко дева ответила. – Коль дорога я тебе, хоть раз на вопрос без увиливаний ответь.
- Только Норнам известен день, когда его нить оборвется. Но все знаки указывают, что это будет уже скоро.
- Так не встретиться ль он со мной до времени этого?
- Если только конунг Эйрик его в цепях сюда приведет, - колдун рассмеялся.
Улыбнулась Гюда, любимого обняв.
- Приятны мне речи твои, лишь бы с делом они не расходились
Поцеловал чародей любимую, прошептав тихо:
- Все так будет, обещаю.
- Не могу словам твоим не поверить, - дева молвила, к колдуну прижимаясь.

Потянулась Гюда в кровати сладко, небо светлеющее в окне завидев. Оделась неспешно, чародея на прощанье целуя, да в путь обратный отправилась.
Незаметно дорога пролетела в мыслях о разговоре про Харальда. Не могла дева колдуна словам до конца поверить, но и не верить любимому не могла. Так и добралась в раздумьях до усадьбы конунжьей.
Служанка, как обычно, девушку в постели нашла, когда будить ее собралась, только, в этот раз раньше обычного заявилась старая.
- Поднимайся, Гюда, уже и солнце восходит.
Недовольно дева от няньки отвернулась, глубже в шкуры заворачиваясь.
- Не мешай спать, рано еще.
- Тебя отец зовет, вставай скорее, - служанка сказала.
- Передай ему то же, что и тебе сказала, - сквозь сон Гюда проворчала.
Однако старуха только шкуру теплую с нее сорвала.
- Конунг тебе велит к нему идти.
- Без меня обойтись не может, - дева пробормотала, неохотно с кровати поднимаясь, няньке себя одеть позволяя, да к отцу выходя.
Эйрик Ватнарссон в большом зале дочь ожидал, за столом сидя. Виду у конунга был усталый и встревоженный, и, скорее всего, большей частью то было по вине гостей, только вчера усадьбу покинувших. Почти неделю, дела иные без внимания оставив, беседовал с ними Эйрик, и с каждым днем все мрачнее становился.
Доброго утра тебе, Гюда, - улыбнулся конунг натянуто.
- Утро доброе, - в ответ дева молвила, всем видом понять давая нежелания своего в час ранний общаться.
- Ты знаешь уже, что сражения с Харальдом не избежать. Быть может, зря я ему отказал тогда?
В миг сон с Гюды слетел.
- Как не избежать? Ведь... - лишь в ответ чуть слышно прошептала.
- Садись дочка, - конунг вздохнул. - Не бойся, пока я жив - он тебя не получит.
- Что же за вести недобрые гости твои с собой принесли?
- Они - последние, кто могут против Харальда оружие поднять.
С заметным пренебрежением говорил Эйрик.
- Не велико подспорье, но другого не будет уже.
- Ужель нам с Харальдом биться придется, ужель и вправду случится такое может?
Конунг кивнул:
- Случится, Гюда. То время, когда я надеялся на его скорую смерть прошло - теперь только меч рассудит, кто прав, - владыка Хардаланда хлопнул ладонью по столу. - Харальд многих славных правителей по одиночке одолел, в силу вошел. Но ныне я возглавлю всех тех, кто готов до смерти с ним биться.
- Много ли осталось тех, кто против Харальда пойти не побоится, вслед за тобой пойти? Соберется ли отряд, Харальду противостоять силы имеющий? - мысли в голове Гюды быстро проносились, одна другую сменяя. Как же случиться могло, что колдун её обманул, о другом совсем речи ночью он вёл.
- Дочь, - Эйрик поднялся. - Не волнуйся зря, послушай: агдирец будет ослаблен сражением со свейским конунгом.
- Как же спокойна я быть могу, коль дела такие творятся. Что ждать мне, если в усадьбу сумеет Харальд проникнуть?
- Именно поэтому, я отсылаю тебя из Хардаланда. Корабль уже снаряжен.
Вздрогнула Гюда от слов таких, испугалась разлуки с Витгейром.
- Не поеду я никуда, не оставлю тебя одного в опасности и дом родной.
- Не спорь, дочка - мне спокойнее станет, коли ты в безопасности будешь.
Бросилась дева отцу на шею:
- За что ты меня от себя отсылаешь? С тобой я в час трудный останусь.
- Не спорь, - повторил конунг, дочь обнимая. - Отправишься в дом Кьярваля на границе моих владений, он сможет защитить тебя, а если случится так, что погибну я - так увезет в Данию.
-Нет, - упрямо головой мотнула дека.- Никто меня лучше тебя не защитит. Да тебе поддержкой стану.
Помрачнел Эйрик тогда:
- Перестань, Гюда. Слуги за твоей спиной говорят, что не ночуешь дома - вырвал бы им языки, да люди решат, будто правду они брехали. Лучше будет, если ты вдали от усадьбы некоторое время проведешь.
- Где же еще ночевать могу я, если не дома. Слугам же лгущим и впрямь языки за россказни их повырывать можно, чтоб о конунга дочери говорить не смели более. Останусь же я там, где дом мой и отец родной.
- Будь по-твоему, - сдался правитель, видя, как искренне хочет его дочь поддержать в тяжелое для Хардаланда время. - Сегодня же злоязыких слуг отошлю, чтобы сплетен не распускали!
Поцеловала Гюда отца на прощанье да в комнату свою радостная двинулась, размышляя, когда б с Витгейром ей теперь повидаться.

(с Тельтом)

Наконец-то в бой! Халльвард отчаялся уже ждать, когда же меч обнажить доведется и ринуться в самую гущу кровавой сечи - пусть не столь уж многочисленно свейское войско, пусть и норвежское поредело...Своё брала война, безжалостно, жадно, хватая всех, до кого могла дотянуться.
И появлялось знакомое как никогда чувство, пусть и давно он его не испытывал - уж до него-то смерть не дотянется. Не сейчас, не сегодня. Еще успеет он в чертогах Одина вкусить пенной браги из златого кубка, но это будет позже, много позже того, как меч его вонзится кому-то в плечо, пробивая насквозь, срубит кому-то кисть руки с зажатым в ней длинным ножом - чтоб неповадно было! - ударится в чей-то щит, чтобы после короткого поединка (уступал этот свей в ловкости юноше, заметно уступал!) пронзить обладателя щита.
Отец, думал старший Вебьернссон. Отец бы гордился им. Гордился бы тем, что сын стал столь искусен в военном деле...
Только навыки свои применяет уже под началом иного конунга. Впрочем, важно ли?
И меч продолжил гулять в руке Халльварда, со свистом рассекая воздух и погружаясь в теплую податливую плоть, орошая себя алыми каплями.
Конечно, шедшие рядом воины оберегали юношу - кто подставлял щит вовремя, кто отводил роковой удар в сторону. Харальд настрого приказал дружинникам следить, чтобы старший Вебьерссон уцелел во что бы то ни стало и щедрую награду обещал за то. Ведь, родственник конунга, всенепременно должен был покрыть имя свое бранной славой, чтобы люди уважать его, молодого годами, стали.
Недалеко от Халльварда великан огромным мечом свеев рубил - то был сын Рогволда Хрольв, по праву считавшийся самым могучим воином в норвежской дружине: после смерти Ахти Йотнута так оно и было, не осталось больше противников Пешеходу достойных, а потому рвался он с тремя-четырьмя сразу в бой вступить, за собой вереницу тел оставляя. Сам Коршун, ярл Мера издали за битвой следил, сыновей сражаться отправив, да подле конунга оставшись, хоть и не по душе такое соседство было Харальду.
На другом конце поля стяг подрубленный упал - втоптали свеи волчье знамя, пусть малой, но победе радуясь.
А Эйрик-конунг меж тем понимал мало-помалу, что начинает удача от него отворачиваться, и, верно, ехидно посмеивается Тор сейчас в бороду, взмахивая своим молотом не над Харальдовым, но над его, Эйриковым войском. И хоть пока не опустился еще чудовищный молот, грозя гибелью всем свеям, но в любую минуту обрушиться может. У норвежцев силы полно - вон и дружина конуга, воины, каких мало, в битву вступили, лавиной хлынули, как волки, почуявшие добычу...
Мотнув головой - разметались длинные волосы, ветер запутался в бороде, - прогнал владыка свейский видение нехорошее. Если сдаться сейчас, если позволить себе подумать, что надежды никакой уж нет - тогда проиграли они сражение как пить дать.
Готов ты был зубами выгрызать победу, конунже?
Так грызи теперь, не морщись, на тяжкую долю не сетуй - заденет ненароком ниточку Норна и поминай, как звали.
- Где ярость ваша, свеи?! - взревел он. - Где пыл боевой? Вперед, рвите врага, режьте, рубите, ни капли жалости к ним!
Откликнулось тысячеустым хором войско, словно вторую жизнь вдохнули в него - и зазвенели с утроенной силой оружия, в щепки стали ломаться вражьи щиты... но надолго ли?
Словно надломилось что-то в войске харальдовом - те, кто не ожидал воодушевления такого от врага, дрогнули, назад подались. Последний резерв, соратников испытанных бросил свейский конунг, лишь бы покачнулась чаша весов в его пользу, до низу опустилась, тяжестью своей придавив волчонка наглого.
- Гутхорм! Гутхорм ярл!
Закричали норвежцы, расступаясь - вихрем стальным ворвался в бой дядя конунжий, а с ним берсерки его: в азарте ратном, яростном своих и врагов не различая разили они, не чувствуя боли. Устоял центр, вновь выровнялись силы, но не надолго - ведь если в середине воинства Гутхорм бился, а фланг правый Хрольв силою своей удерживал, то на левом краю преимущество было за Эйриком. Редела там дружина отборная, отступали бонды и чудом уцелевшие наемники, казалось - еще немного, и в окружение смогут свеи взять врага ненавистного!
И свеи, вдохновленные Эйриком и нежданным везением, которое будто заставляло врагов самих находить для себя острые мечи воинов Уппсалы и подставлять под них грудь, шли дальше, прорываясь - стремясь прорваться! - через левый фланг, смести его пытаясь, в муку растереть, разбросать оставшихся воителей. Еще немного - и победа уже за ними, останется один, последний, решающий рывок.
Окружить ненавистных норвежцев, в ловушку загнать... как волка матерого на охоте, как свирепого, но порядком уже израненного кабана. Пусть пытается прорвать линию охотников, пусть бьется в заключительной агонии ярости, все равно победят охотники.
Главное - не ошибиться сейчас, где зверь, а где ловчий.
Храни где-то недалеко вскрикнул (Эйрик обернулся на голос) - ранили ярла, скользнули по боку лезвием. Сильно ли, нет - не видать отсюда, зато видать - все равно достойно дерется, невзирая на боль. Кивнул Эйрик, усмехнувшись зло в бороду: истинно, так и надо. Прольем кровь, и чужую, и тем паче свою, но не позволим щенку Харальду верх одержать!

Может, показалось Эйрику то, что увидел он издали испуг на лице Косматого, а может и действительно устрашился агдирец, когда начали воины его поражение терпеть, да только не долго перевес на стороне свеев был - верманландцы, присутствию которых не придавал значения конунг Уппсалы, подлость проявили, их хевдинга мертвого достойную. Ударили в тыл дружине свейской бонды, в спины воинам храбрым стрелять начали, измену свою раскрыв в момент решающий. И пусть не много их было, но удар коварный сумятицу внес, давая возможность харальдовой рати опомниться, порядки боевые восстановить. И после смерти своей сумел отомстить Аки Эйрику - знать не зря крови его клинок отведал.
Измена... этого конунг свейский не ждал. Потому вдвойне, втройне тяжелым показался удар ему, и не сразу опомнились его отряды, не сразу поняли, отчего те, кто сражался только что на их стороне вдруг решили оружие обернуть против свеев - и погибли тут многие, не успев опомниться да осознать, что соратник, плечом к плечу бившийся, сейчас острие меча в их тело погружает.
Если бы знать заранее! Проклял себя Эйрик, что не перебил всех вермаландцев вместе с Аки - бились бы меньшими силами, но тогда хоть за спину свою можно было не опасаться. А сейчас - вот она, открыта спина, бей в нее - не хочу, вонзай нож под левую лопатку - не дернется.
"Вот хитер же наш Харальд", одобрительно Сигтрюгг думал, отбросив уже лук и орудуя кинжалами. Ловкий, юркий как змея, он метался между своими и противниками, нанося неожиданные удары врагам и тут же скрываясь в гуще отчаянно сражающихся людей.
"Пусть поделом будет свею, что связался с изменниками!"
Последний шанс упустил верх одержать конунг Эйрик, все преимущество его ушло из-за вероломства верманландцев, а харальдовы воины продолжали на правом краю теснить свеев и гаутов, и теперь уже те под угрозой окружения оказались. Тогда-то из леса, что за спинами свейской рати был шум раздался - неужели воины, в охранении оставленные, на подмогу конунгу в тяжкий момент пришли? Но нет, те из свеев, что уже в Вингульмерк с Эйриком ходили, знамя новое узнали - под белым волком Харек, ярл Ранрики пришел, а значит не было больше у Эйрика людей, на речном берегу дозором стоявших.
"Не может быть", думал владыка свейский, кусая губы, пока возникшие точно по наущению коварного Локи отряды Харека подходили все ближе, щетинясь оружием.
Это их, свеев, загнали сейчас будто в ловушку. И сознавать это было и стыдно, и жутко, и сердце никак не хотело смириться с тем, что шанс победить Харальда теперь один на тысячу, и то истинное чудо произойти должно. Но Эйрик не уповал на чудо - не замечая, что из прокушенной губы уже течет первая капелька крови, он искал глазами молодого Хальвдансона и крепче сжимал рукоять меча.
А норвежцы уже начинали буйно ликовать - с восторженным кличем поднял меч свой Халльвард, приветствуя пусть ненавистного, но так кстати подоспевшего Харека, и тут же погрузил лезвие в брюхо какому-то свею, решившему, что он может застать сына Вебьерна врасплох. Или кто-то из других воинов помешал свею? Но размышления юноша отбросил быстро, чтобы снова предаться упоению битвой - всего-то ничего ведь биться осталось, того гляди и побегут ненавистные вороги!
Или не побегут?.. Не покажут спину, но костьми лягут?
"Если положим их - то лягут", усмехнулся мысленно херсир.
О том же думал и Харальд, слова ободрения ближайшим воинам кричащий. Теперь-то победа в его руках была, лишь ухватить оставалось, да не выпускать! По всему ратному полю свеев громили - где преимущество они имели - там лишились, а где им до этого туго приходилось, там и вовсе бойня началась. Зажатые меж основным войском норвежским и небольшой, но полной сил дружиной раниров, люди Эйрика уже ничего предпринять не могли - отвернулась от них удача воинская.
Отступать было бы позором, но на еще один прорыв где сил взять, каким богам вознести молитвы?
- Держать оборону, свеи! - крикнул Эйрик, за ним Вальгард, находившийся в другой части войска, повторил. Поднялись щиты, теснее встали друг к другу воины свейские, не стали уже нападать на неприятеля, но старались сохранить позиции... да что там, просто выстоять, выдержать градом сыпавшиеся удары. Будь эйриковы мужи послабее, будь они менее выносливы - может, и не сдюжили бы, рассыпались, растеклись по полю от натиска.
Но, пусть желание победы ушло, воля к жизни еще оставалась. Там, в Уппсале, в Гаутланде ли - каждого ждал кто-то, к кому стоило возвращаться.
Так и Эйрик вспоминал свою синеокую Сванхильд, и ему как никогда хотелось вернуться, не победителем, а побежденным, зато живым, и склонить голову (ему! мужчине! сильнейшему!) на ее колени.
А еще конунг высматривал того предателя, что являлся к нему и обещал помощь Харека Волка в битве. Не нашел. Радуйся, предатель, не от конунжей десницы сдохнешь...
Видя, что враги тактику изменили, и Харальд натиск ослабить велел - хоть и хотелось ему со свеями ненавистными расправиться поскорее, но понимал конунг, что воины его устали от сражения долгого, а потому стоит силы поберечь. Вскоре уже обороняющихся в кольцо взяли норвежцы, однако не так просто было строй, копьями ощетинившийся проломить. Дважды воины Хальвдансона всей силой на свеев наваливались, и дважды же отходить вынуждены были. Велеле тогда Харальд вновь стрелкам за дело взяться, да только хорошо за щитами укрывались враги - много стрел впустую потрачено было, и быстро колчаны опустели у лучников.
С ненавистью смотрел норвежский конунг на построение вражеское, места слабые в нем найти пытался, да в сумерках сгущающихся дело это слишком сложным оказалось.
- Ты что скажешь? - Впервые за время битвы обернулся сын Хальвдана к Рогволду.
- Окружение наше разомкнуть следует, - после размышлений недолгих, ярл ответил. - Покуда обречены, они яростно сражаться будут, а дадим шанс уйти - так у многих дух воинский угаснет.
Улыбнулся Харальд, с советом соглашаясь, подозвал телохранителя верного, да велел тому приказ передать Гутхорму и Хареку, чтобы поступили, как Рогволд сказал, едва только стемнеет.

(C Кошкой прямо из Вермаланда)

Войска разошлись, как только опустилась темнота на лес, на реку, на равнину, где битва шла. Хоть и понимал конунг свейский, что им не выстоять было против объединенных ил Харальда, а все же разозлился крепко, когда юнец этот крикнул ему издалека, мол, завтра продолжим, друг Эйрик. Кинулся бы к нему с мечом, да Вальгард удержал, остановил…
- Ты чего теперь-то думаешь, владыка? – осведомился Храни Гаутский, перевязывая рану.
Лагерь свеев, который мог быть намного полнее, если б не предательство вермаландцев, встревожено гудел, словно огромный улей. И отдельные обрывки фраз, долетавшие до конунжего уха, отнюдь его не радовали.
«До рассвета проживем…»
«Кабы не помощь тому от Харека этого…»
«Не дождется жена-то. Разве ж вернемся?..»
- Слышишь, что говорят? – усмехнулся Эйрик горько. – Не вернемся мы. Все здесь ляжем.
- Конунг! – повысил голос Храни. – Не след тебе вести такие речи!
- А скажешь, неправ я? Ты подумай только, сколько теперь воинов у агдирского выкормыша. Вермаландцы, Харек этот, будь он неладен, опять же… да и воины, честно скажем, недурные. А мы? Раненые, увечные, в западню попавшие, как заяц серый. Выбили землю у нас из-под ног, не останется теперь ничего, кроме как своей кровью окропить ее.
Сзади подошел Вальгард, и некоторое время вслушивался в разговор, а после тихо вступил:
- Разве уж ничего? Эйрик, не обо всем ты подумал. Можно и людей сохранить, и Харальда разбить. Если желаешь ты того, конечно…
Невидящим взглядом окинул его конунг.
- И что предлагаешь ты?
- Бежать он предлагает, - верно понял Храни мысль Вальгарда. – Да остынь ты, конунг, ни к чему ярость на челе твоем. В Гаутланд бежать надо. Там и подмога, и земля другая, и они, опять же, пока за нами пойдут – передышку получим. Гауты – не подлые предатели и изменники, в этом я своей головой могу поручиться.
- Ну поручись, - хмыкнул Эйрик. – Вряд ли поможет. Ты… вы хоть понимаете, что мне советуете? С поля битвы сбежать! Будто трусу какому! Я вам что, не правитель, а кукла деревянная – куда захотел, туда и поставил?!
Сорвавшегося уже на крик конунга Вальгарду за плечи пришлось схватить крепко да тряхнуть. Но тот оттолкнул его в ярости и уставился на советника зло, раздувая ноздри и сверкая глазами.
- Конунг, - снова Храни вмешался, - послушай меня. Сдохнуть тут хочешь? Без победы, без славы? Сванхильд даже весточку не принесет никто о том, что вдовой ее ты оставил, и детей – сиротами. Этого хочешь?
Мотнул головой владыка свейский, показывая – нет, не хочу.
- А одолеть норвежцев хочешь ведь? Да вижу, что хочешь. Только их таки же способом бить надо, каким они нас били сегодня. В спину, подло. Они ждут нас наутро добить, в прах растереть – а нас уже след простыл, мы в Гаутланде войско собираем новое… и когда они к землям этим приблизятся, нанесем им в ответ удар. Ну что, лучше это, чем помереть здесь просто так?
Помолчал недолгое время Эйрик, а после молвил:
- Лучше, Храни, верный мой подданный, как есть лучше. Только дружине своей, своим ратникам как я в глаза смотреть буду, когда собирать их сейчас придется? Что им сказать? Что их повелитель стрекача задать решил?
Вальгард улыбнулся, только улыбка злая вышла, невеселая.
- Да они-то получше тебя все понимают. Им ведь тоже умирать не хочется. А какой конунг истинно хорош – тот, что людей своих на верную смерть пошлет ни за что, или тот, что спасти попытается? Вот и они знают, что второй… только от тебя спасения совсем не ждут, твой нрав упрямый зная. Мы проскачем сейчас по лагерю с Храни, объявим сборы поспешные… а ты веди нас, Эйрик. На смерть за тобой идти, кончено, честь великая и долг наш несомненный, но от смерти уходить под твоим началом – много радостней, клянусь тебе в том!
Кивнул властитель Уппсалы, понявший, что был неправ.
И не прошло двух часов, как под покровом ночи свейская рать двинулась в Гаутланд.

На ночлег Харальд устроился в усадьбе Аки-хевдинга, стоявшей достаточно близко к полю недавнего сражения. Обе пиршественные залы теперь занимали норвежцы и их союзники, отдыхавшие и набиравшиеся сил перед решающим сражением (а в том, что под утро все решиться, никто уже не сомневался). Всю ночь сын Хальвдана не мог сомкнуть глаз, грезилось ему, что стал он не только конунгом над всей Норвегией и Данией, но и Упсалла его владением сделалась, а ведь до исполнения мечты не так далеко было - только руку протяни! А потому, когда верный Укси сообщил конунгу, что дядя его очнулся из забытия, поспешил к нему Харальд, дабы разговором остаток ночи занять.
Гутхорм-ярл лежал на скамье и тихо скрипел зубами. Слабость, проитвная, выматывающая, уходила из тела неохотно, а вместо неё являлась боль в разрубленной мышце на руке и длинной царапине поперёк бедра. Кто-то из свеев, похоже, всё-таки сумел его достать.
"Один, благодарю тебя за твою силу, но зачем же потом вот так крючить-то?!" - думал Гутхорм и ругался сквозь зубы чёрными словами.
- Рад видеть тебя в добром здравии, дядя, - Харальд улыбнулся, заметив перекошенное от боли лицо родича.
Конунг сел возле ложа Гутхорма, отработанным движением убрав за спину спутанные космы.
- Чем там, Хель грызи все ваши уды разом, закончилось?
- Это было чудесно, - вздохнул сын Хальвдана. - Жаль, ты не видел, как верманланды обрушились на свеев, спросить с них за смерть Аки. Эйрик видел в них предателей - и сам же сделал так, чтобы они действительно его предали.
Он рассмеялся, вспоминая неожиданную атаку, лишившую врага всякого преимущества и внесшую сумятицу в боевые порядки.
- Ха! - Гутхорм вскинулся на лавке, но снова лёг и тихо зашипел. - Так свей мёртв?
- Жив пока, - процедил зло конунг. - Этим ударом, да твоей лихой атакой мы лишь себя от разгрома уберегли.
Видно было, что не слишком приятно Харальду говорить было о поражении возможном.
- Ничего, - ярл устал и чувствовал себя плохо, но продолжал думать. - Потери наших основных сил меньше,ч ем у Эйрика. Мы сможем дать второй бой.
- И раздавить его!
Харальд ударил кулаком по ладони.
- Ты прав был насчет Харека - он верен мне и всегда был.
- Что, наконец признал?, - Гутхорм усмехнулся. - Чем же он тебя так обрадовал?
- Да тем, что Эйрика последней надежды на победу лишил и потрепал основательно! Раниры его - славными воинами оказались, хоть и разбойники сплошь.
- Добр ты, племянник! И совсем малость нужна, чтобы тебя порадовать!
От души рассмеялся на это Харальд, потом же взгляд его серьезным сделался:
- Сражаться сможешь или раны мешают?
- Раны - нет. Если до завтра силы вернутся ко мне и берсеркам - выйдем в поле.
Ладонь дяде на плечо положил конунг:
- Хорошо то, когда ты рядом - я за исход сражения не сомневаюсь.
- Я буду с тобой, племянник. Но только если ты дашь мне поспать.
- Уже рассвет близиться, - покачал головой Харальд. - Надобно нам...
- Беда, конунг!
Ворвался в клеть Укси запыхавшийся, что-то еще сказать хотел, да не хватило воздуха в груди, пришлось ему дыхание перевести, прежде чем новости поведать. Напрягся конунг, сам не заметив того, как пальцы его крепко плечо дядино сжали.
- Что там? - Гутхорм и сам приподнялся, ровно и забыв о боли. - Да говори уже!
- Ушли!
В сердцах махнул могучей дланью телохранитель.
- Кто?! - Нетерпеливо бросил правитель.
- Свеи ушли! Бежали, покуда темнота их скрыла!
Смех харальдов был ему ответом.

Уже вскоре все приближенные норвежского конунга собрались в обеденном зале, чтобы обсудить, как поступать дальше следовало. Отступление Эйрика, хоть и означало поражение свейской дружины, однако сулило крупные беды в грядущем, коли сумеет он силы восстановить.
Верманладнцы, избрав из свое среды самых знатных мужей, явились на поклон к Харальду и просили его взять всю полноту власти над их фюльком, припоминая, что того-де еще Аки желал. Сын Хальвдана, в свою очередь, объявил, что древнюю родину предков своих притеснениям подвергать не станет, а напротив наградит за заслуги боевые и преданность.
На том отослав бондов, взглянул юноша на советников своих: как и прежде по правую руку от него Гутхорм сидел, со сном борясь, по левую - Рогволд Мудрый, а дальше Харек Волк, Эйвинд Ягненок и другие.
- Эта земля теперь наша, - молвил конунг. - Как дальше поступим?
- Загнать надобно Эйрика, как зверя дикого, - кулаком хлопнул седоусый ярл, чьего имени Харальд не помнил. - До самой Упсаллы! Это ж все твои владения, господин - еще со времени Фрейра!
- То сложно будет, - скривил губы Рогволд. - На своей земле Эйрик большую подмогу получит от тех, кто с ним в набеги ходить не желал.
- Но и оставлять его нельзя! - Эйвинд выпалил. - Сейчас он слаб, а дадим раны зализать - за местью придет!
Жарко спорили ярлы - одни настаивали на погоне скорой да расправе над конунгом свейским, другие же требовали прекратить войну эту и да конунга убеждали обратить взор на запад, где враги давние притаились. Все они правы были по-своему, однако же решающее слово за конунгом оставалось и все враз замолчали, когда он из-за стола поднялся:
- Раненый зверь вдвойне опасен, а потому надобно добить его.
Так сказал конунг, и к переходу велел готовиться сразу, как будет добыча поделена. Гаутланд их за рекой дожидался.

(С Оррофином)

продолжение

Когда завершилось совещание, Харальд крепко обнял Харека Волка, тем показывая всем присутствующим, что не таит никакой обиды на ярла Ранрики и близким другом его считает, как в былое время отец. За доблесть же, ранирами проявленную в сражении, одарил их конунг пятой частью всей добычи воинской, а ближайшим сподвижникам Харека вручил кому шубу песцовую, кому - кольчугу, а кому - меч. После же, велел сын Хальвдана Волку людей собирать и не мешкая в погоню за свеями корабли направить, да не давать отдыха Эйрику и до тех пор его гнать, покуда возможность есть. Раниры, лучше других местность эту знали, а потому никто другой поручение это так хорошо выполнить не мог, как Харек. Торлейв с неприязнью затаенной наблюдал за уходящими из лагеря людьми Волка: надо же было им появиться в такой момент, чтобы одним ударом всю паутину, жрецом сплетенную, перерубить! Вот только, пока благоволил к Хареку конунг, жрец недовольства своего выражать не спешил, и на то надеялся, что сложит голову христианин в гаутских землях.
Временем тем, не обошел Харальд наградой и других воинов, в битве со свеями кровь проливавших: дорогую виру выплатил родичам погибших за него, о здоровье раненых сам справлялся, дабы расположить к себе хирдманов и верность их укрепить. Одним земли пожаловал, иных золотом одарил и каменьями, старшего сына Аки - Асбранда новым хевдингом Верманланда объявил, младшему собственное знамя нести доверил, рогволду рабы достались крепкие и знатные пленники, с которых он по собственному усмотрению мог выкуп стребовать. А Халльвард с Сигтрюгом почестей удостоились невиданных: по приказу Харальд, все войско их славило, на пирах же сразу после Гутхорма теперь им сидеть дозволялось, и слух прошел, что скоро уже ярловым достоинством их конунг пожалует.
А Гутхорм-ярл, от бессилия берсерка оправившийся, веселья общего не разделял. Понимал он: пока живы те, кто конунгами себя провозгласил, не бывать покою в державе Харальдовой, и от того был мрачен, как йотун летом.
Но вот, сутки миновали - павшие удостоились роскошного погребения, выжившие оправились от усталости и легких ран, вновь готовые в хирды собраться и стоять до последнего вздоха за дело своего конунга, славного щедростью в равной степени, сколь и волосами. Сам Харальд выехал на коне перед войском, воодушевляя на поход дальний людей:
- В давние времена то было, но старики помнят, - возвестил он. - Предок мой, Олав Лесоруб был родом из Упсаллы, но бежать был вынужден от врага, погубившего его отца - Ивара Широкие Объятия! Сейчас, вижу я, настал лучший момент, чтобы вернуть причитающееся мне по праву! Если свеи посмеют поднять оружие на меня - мы их раздавим, ибо я законный наследник Одина и Фрейра, правитель Норвегии, Швеции и Дании!
В ответ воины кричали славу конунгу и клялись, что последуют за ним хоть на край света, хоть в Хельхейм, будь на то его воля. К тому времени Верманландцы привели корабли - в большинстве рыбацкие и торговые суда, однако их было достаточно, чтобы переправить в Гаутланд харальдову рать.
В скорости войска взошли на корабли и конунг велел отчаливать. Войско его сократилось в следствии битвы почти вполовину, однако знал он знал, что Эйрик понес потери куда более тяжкие, да к тому же в бегстве поспешном вынужден был раненых и увечных оставить, Харальдовы же хирдманы через месяц-другой вновь в строй вернуться, излечившись.
- По реке за два дня до Гаутланда доберемся, пообещал Убби, вызвавшийся стать проводником для войска.
Харальд потрепал мальчика по голове и подарил ему кинжал за эту услугу. Юный сын Акки, несомненно желал отомстить Эйрику, а потому должен был указать кратчайший путь до владений свейского правителя. Быть может, они и Харека нагнать успеют прежде, чем тот в сражение вступит.
- Харальд, - Белая Прядь подошёл к конунгу, стоящему на носу одного из кораблей и стал рядом. - Посмотри сюда.
В руках он держал кусок кожи на котором кто-то углём начертил короткий план земель Эйрика.
- Я купил это у одного из бондов. Ушлый же оказался, йотуново отродье, два запястья и перстень запросил!
- За такие сведения - злата не жалко, - посмотрел на карту конунг. - Умелец делал - все усадьбы крупные отмечены.
- Держи, и давай подумаем, как будет сподручнее воевать там. Не хочется зря людей терять в конце-то.
Если первый раз лишь мельком взглянул на выделанную кожу Харальд, то теперь, в руки ее взяв, уже придирчивее рассмотрел:
- В Гаутланде девять больших селений, - пересчитав знаки начертанные, произнес: - В каждом может подмогу искать Эйрик, в каждом дружину держать.
Он еще немного повертел карту, словно еще что-то ища.
- А может и не быть там защиты крепкой - наперед то выведать следует.
Скрипнул зубами с досады Харальд: в землях норвежских проще было как-то, достаточно только войско разбить, чтобы бонды на милость его сдались, а здесь он для всех враг, не только для Эйрика, потому за каждую деревню может его кровавая битва ждать. А сколько их, деревень-то, в Гаутланде - то и вовсе не ведомо. И куда разбитый свей рать повел - тоже тайна.
- Как доплывём - попробуем купить лазутчиков, да подсылов из местных, - Гутхорм разгладил усы, потом снова взлохматил их. - Кстати, знаешь ли ты, что Горм выжил?
- Выжил...
- Я его с раненными видел. При нём травник из данов сидит неотступно и никому другому лечение его не доверяет
- Почему раньше мне не сказал? - Разочарованно конунг протянул: - Пока не отплыли.
- Я до того не видел его, а остальные...много раненных у нас. Не заметить его легко было.
- Забудем о нем пока, - юноша рукой махнул. - Войско я на три части поделю, когда на место прибудем. Одну Харек возглавит, ты - вторую.
- А ты третью, - кинул ярл. - Мудрое решение. И кто куда направится?
- Это, смотря что лазутчики скажут.
- Так и сделаем. Берсерков я при тебе оставлю, чтобы уж совсем без поддержки ты не был.
- Хорошо то, - Харальд улыбнулся. - Я к ним привык уже, как родные стали.
- И хорошо. Значит не будешь бегать от собственных стражей, - усмехнулся ярл.
Тряхнув космами, правитель свернул кожу и отдал дяде:
- Сбереги до срока. И почему, только, никто не смог сразить Эйрика на поле брани?
Вопрос этот, конунгом заданный скорее богам, нежели Гутхорму, так и остался без ответа.
К вечеру ветер спал и гребцы взялись за весла, ни на мгновение не ослабляя темпа - все они знали, как важно не упустить благоприятного времени, не дать Эйрику передышки, достаточной, чтобы новое войско собрать. Если прошлая битва на земле нейтральной была, то здесь уже владения свейские, неосторожным захватчикам гибель сулящие. Предок Харальда здесь ненавидим людьми был и ими же погублен, а потому без боя ни бонды, ни даже карлы последние головы не склонят.
То понимал и сын Хальвдана, однако другие думы им овладели в этот час. Отозвав в сторону Убби, он приказал мальчику принести клеть с голубями, да самого быстрого из них отобрать. Начертав рунами приказание на клочке пергамента, конунг привязал к лапке его да отпустил птицу в небо. Еще рассвет наступить не успел, а уже был крылатый посланец в усадьбе.

Усадьба Санднес. Пир.
Пировали заочно мы с Тельтиаром, а очно – Бард, Хакон и местные.

Гости, со всей округи съехавшиеся на свадьбу Барда, один за другим преподносили лендрману подарки и заверяли в своей преданности: кто - искренне, а кто со злобой затаенной. Так, в бороде спрятав гримасу неприязненную, сидел, в кубок уткнувшись свойственник Сигурда, а подле него двое молодых викингов - племянник и зять его, негодование родича разделявшие. Считали они, что им Халагаланд достаться должен по смерти правителя, но нет - конунг Харальд по иному рассудил. А кто его власть-то признавал? Только Бард один! Сигурд и вовсе Косматого со двора прочь выгнал... и погиб в скорости.
Точно боясь, что о догадке его страшной прознает кто, свойственник сигурдов бороду несколько раз пальцами разгладил, да кубок опустошил, и взглядом мутным на лендрмана посмотрел: три владения великих получил любимец конунгов без права на то. И как теперь совладать с ним?
Будучи в свое молодые лета уже многоопытным хитрецом, Хакон ожидал чего-то подобного от людей убитого Сигурда, а потому лишь казался расслабленным. Он подносил к устам кубок, и говорил тосты в честь Барда, длина которых все уменьшалась из-за трудности совладания с языком. Но на деле лишь малая часть хмельного напитка попала в желудок ярла. Он внимательно всматривался в лица викингов на пиру, выжидая, пока хмель сорвет с них привычные маски, обнажив нутряные желания. И троица родичей уж привлекла его взор.
- За Барда я эту чашу поднимаю, - встал дядя невесты. - За несравненного воина, столь умело воспетого Альвиром скальдом, его родичем!
- Воистину, славен Бард и многогранны его таланты, - подхватил хвалу Хакон, позаботившись, чтобы рука с кубком немного дрожала. – Но и род невесты его, как слышал я, воителями знаменит. Давайте же вознесем хвалу Сигурду, пирующему средь воинов, за то, что взрастил он такую дочь и внукам оставил покой и достаток!
Лица викингов вытянулись: местные знали, что Сигурд пирует отнюдь не в Вальхалле, но произнести это вот так, на пиру, после хвалебной речи…
- Скажи, Бард, - опустошив кубок, вновь слово взял свойственник погибшего лендрмана. - Почему вижу я подле тебя Торольва и Альвира из Фиордов, а ближайших родичей своих на свадьбу ты не позвал?
Помрачнело лицо жениха, когда услышал он такие речи. О размолвке его с дядьями многим было известно, но те молчать предпочитали, на показ не выставляя знания эти.
- Великодушие порой мешает великим героям, - сокрушенно вздохнул Хакон, поспешив на выручку другу. – Но правда в том, что даже славные перед богами и людом роды часто рождают тех, кто подобен червивому яблоку, - он обвел глазами собравшихся, подмечая, кто дернется от скрытого обвинения. – Родичи Барда в ссоре с ним из-за жадности, что не пристала истинным викингам. Если воителю Севера что-нибудь нужно, он берет драккар и идет в море, а не пытается взять что-либо у людей своего рода.
- Даже если то им принадлежит по праву первородства?!
Ярл Транделага впился взором в лицо сказавшего, и покачал головой, скорбно поджав губы:
- По речам этим слышу я, что люди за этим столом много знают о доле, выпавшей моему другу. И скорбно мне сознавать, что предыдущий вопрос о гостях, на свадьбе пирующих, шел не от чистого сердца, но от чувств, черных, как сажа. Ужель кто-то из вас усомниться в том, что Сигурд, ваш правитель, был настолько недальновиден, что решил отдать рощенное дитя вою, в благородстве которого были сомнения? Бард ничем не обязан дядьям. Более того, все, что у него есть ныне, он заработал мечом, служа величайшему из конунгов. Разве не так поступали герои из Саг, что ныне рассказываю скальда, как стародавние? Разве не так жили наши предки, еще видевшие живых Тора и Одина, входившими в их дома?
- Гладко говоришь, Хакон сын... Хакона, - казалось, хотел было бросить "сын рабыни" викинг, да вовремя поправился: - Быть может, потому, что и твой достаток от милости конунжей получен?
- Стоит ли стыдиться того, что живешь, как викинг, не как хилый южанин? – поднял бровь Хакон.
- Некоторые викинги и вовсе позабыли, что такое стыд.
- К счастью, те, которые не забыли, не дозволяют им долго позорить кровь северян, - не остался в долгу Хакон. - Но, думаю я, что наша беседа ушла в сторону. За молодых! - поднял он новый тост.
- За Халагаланд!
Мрачно кивнул старый воин, вновь осушая кубок. Голова его наливалась тяжестью с каждой каплей браги, а язык становился все несдержаннее.
- Было время, мы в страхе держали и свеев, и финнов, и южных конунгов - а теперь что?!
Недосказанным повисло, что склонили головы добровольно перед Харальдом.
- А теперь мы живем в Скандинавии, о которой наши отца могли только мечтать, - Хакон снова опередил всех с ответом. – И наш правитель Харальд не уступил еще ни одной битвы врагу, будь он старинный недруг из свеев али враг из Норвегии.
- Да, великий конунг, - не посмел спорить халагаландец.
- Ну довольно! - Воскликнул тут Бард, утомленный этим спором. - Волей Харальда здесь моя власть, а потому всем велю веселиться и о былых обидах не вспоминать!
Ярл Транделагский спрятал в кубке довольную улыбку.

Верманланд

- Хорошо, что ты пришел ко мне, - Горм поднялся с ложа, не смотря на протесты лекаря, и крепко обнял Славобора. - Обоим нам грозит гибель, не только мне.
- То я вижу.
Венд сдержанно кивнул, в его усталых глазах плескалась ярость. Разве за этим он покинул родные края? Харальд обещал им землю и золото, но получили он только раны и смерть. Три тысячи храбрых воинов привел Славобор в Норвегию, теперь из них едва ли две сотни осталось, и ясно стало, что не станет держать слова своего конунг.
Потому-то, едва только Ивар позвал его и велел расправиться с ранеными данами, старый наемник согласился не споря, а сам, людей собрав, поспешил Горма предупредить о вероломстве этом. Неужели надеялся конунг, что они друг друга перебьют ему на радость? Нет! Отольются еще мальчишке их смерти кровавыми слезами!
- Уходить надо, - скупо бросил Славобор.
Зло скрипнул зубами датчанин: без их помощи давно уже лишился бы Харальд всего, что имел, а вот ведь как за верность отплатил подло. Еще и Данией править вздумал, но тому не бывать! Не зря же валькирии сохранили жизнь ему, законному наследнику Хардакнута. Мало кто знал, что незадолго до смерти, датский владыка признал Горма своим сыном и ему завещал все владения. Стоило только вернуться в Роскильде, и ярлы пойдут за ним, а притязания агдирского щенка отвергнут с гневом - но для этого, надо было выжить, избежать встречи с убийцами, подосланными Харальдом, найти корабль.
На пиру кровавом, по воле волченка, все доверенные люди Горма были убиты, не знал он теперь, на кого опереться - единственную подмогу видел в старом венде, в таком же положении оказавшемся.
- Иди сюда, - подманил лекаря дан. - Отправляйся к моим воинам, скажи, чтобы надевали брони и вооружались. Дружина твоя готова?
Уже когда убежал целитель приказание исполнять, спросил венда Горм.
- Хоть сейчас на зов мой поднимется.
Опоясавшись мечом, да ремни на доспехе затянув, поспешил дан из шатра уйти. Раны его были не тяжелые, в битве лишь оглушили его свеи, а после уж он сам выбраться не мог из-под горы тел, покуда сражение не кончилось.
Возблагодарив асов за то, что ночь выдалась темной, он поспешил покинуть лагерь Харальда, а датчане и венды постепенно присоединялись к нему, зная, что их единственный шанс выжить - это бежать из Верманланда до утра.
Факелы вспыхнули вокруг внезапно - сотни огней, конные и пешие воины, окружившие беглецов, и впереди на могучем коне Ивар Рогволдсон. Ошеломленные, наемники замерли, не веря собственным глазам.
- Конунг знал, что ты предашь его, Славобор, - насмешливо бросил сын мерийского ярла. - Он желал испытать твою верность, и теперь ты разделишь судьбу ублюдка Горма!
Ивар, чувствовавший себя хозяином положения, не мог отказать себе в удовольствии унизить обреченных врагов. Походивший статью и характером на отца, он все же еще не обладал достаточным опытом в подобных делах, и там, где Рогволд сначала велел бы лучникам начать стрельбу, юноша завел разговор.
Увидев в этом поступке слабость противника и их единственный шанс на спасение, Горм не стал дожидаться, покуда мериец завершит речь и, обнажив меч, с ревом бросился на вражеское построение, увлекая хирдманов. Норвежцы взяли их в окружение, однако в этом было как их преимущество, так и недостаток - слишком тонким получился строй, не так много людей осталось в Верманладне, после того, как Харальд увел войско за Эйриком.
Поздно спохватился Ивар, дал знак стрелкам, чтобы те смертносный дождь обрушили на датчан и вендов - лишь несколько их, стрелами пронзенные, пали, прежде чем завязалась рукопашная. Многие датчане были ранены, однако им придавала сил ярость и то, что сражались они за свои жизни, а норвежцы лишь исполняли приказ Харальда. Рогволдсона свалили с коня в первые же мгновения схватки, он затерялся где-то в кровавой круговерти и уже не мог отдавать приказы - ловушка, подготовленная им превратилась в беспорядочную драку, всякое преимущество было утеряно, и нередко в темноте воины даже не могли различить, врага или соратника рубят они наотмашь.
Без устали работая секирой, Горм прорубал себе путь к спасению, а за ним следовали выжившие его воины. Славобору не так повезло - чей-то то молот раскроил ему череп, однако не старый венд был основной целью этой облавы. Норвежцы, едва поняв, что Горм прорвался, последовали за ним - конные и пешие, освещая дорогу факелами, рубя бегущих данов, пока не загнали их в реку.
Сбросивший доспех, датский воевода сумел выбраться на другой берег с немногими своими хирдманами, но в сгустившейся темноте люди Ивара этого не заметили. На утро Рогволдсон велел им еще раз осмотреть место битвы, а сам, не желая отлагать момента своего триумфа, отправил конунгу послание, что приказ его исполнен в точности.

Эйрик.

Те, кто был ранен не тяжко, смогли вместе с конунгом Эйриком уйти к реке да сесть на корабли, чтобы в Гаутланд спешно отправиться, однако сожалеть свеям пришлось о многих товарищах, что остались на поле боя, будучи не в силах двигаться. Ах, если б их меньше было… Возможно, смогли бы они продолжить битву.
До сих пор (вот уже весла плещут, вот паруса надуваются ветром и отдаляются гибельные берега, окропленные алым) Эйрик не мог простить себе бегства. Быть может, стоило им все же остаться и встретить смерть лицом к лицу? А так – оставили за спиной ее и надеются, что стороной пройдет, не настигнет. Достойно ли это настоящего воина, истинного мужа?
Или жизнь – дороже?
«Не для себя ведь, для других» - повторял Эйрик одними губами. Пересохшими и потрескавшимися. В Уппсале, в Гаутланде ждут их – а вот в чертогах Одина кого-то раньше дождались. Пусть чаши их полны будут!
А смерть между тем не собиралась оставлять желанную добычу, шла по следу, как собака, которую натравливают на зайца, - припадая носом к отпечаткам на земле, метя хвостом, роняя пенную слюну вожделения, жажды крови. Под знаменами предателя Харека, что виднелись позади, вдалеке, неслась за ними смерть, но, сколько было врагов, ее несущих, не под силу было различить даже зоркому Вальгарду. Мелькнула у конунга мысль – остановиться, дать бой, но ведь следовать за ними могло все войско неприятельское! А допустить, чтобы напрасным оказалось бегство, властитель свейский не мог – если уж показать норвежцам спину, так только для того, чтобы сохранить возможность затем повернуться всею оскаленной пастью.
И разорвать, впившись в горло. Заплатят, ох заплатят еще они кровью за кровь!
- Заплатят, - прошептал беззвучно Эйрик, вспомнив изменника-Рагнара, который поддержку Харека обещал. Подлец умудрился улизнуть, как и свойственно то всем подлецам, и горько жалел конунг о том, что не смог собственными руками придушить эту гадюку. Но гадюка-то была не одна… а безъязыкий жрец Трюггве все еще оставался в Уппсале. Значит, он-то и ответит за обоих лжецов, хоть и отвечать, и лгать ему уже нечем. Зато голова на плечах, а ноги… там, где ногам и положено быть. Ненадолго.
Мысли о предстоящей маленькой мести чуть развеяли душу конунга.

От погони удалось счастливо оторваться. Гаутланд, ничем не выказав (к чести своей) разочарования поражением, встретил своих воинов. Да что там, разве было время сетовать и оплакивать горькую судьбу и коварство врага, когда, лишь только сойдя на твердую землю, Эйрик повелел застолбить реку, чтобы ни одно вражеское судно не смогло пройти.
Это значило еще и то, что недруги придут сюда. В Гаутланд.
Тем, кто осмелился воскликнуть «Мало того, что вы бежали, так еще и привели напасть на наши головы!», быстро заткнули глотки. Одному из самых громких – усекновением той самой головы, на которую должна была обрушиться напасть.
Вот и обрушилась, правда, другая. Чтоб неповадно было.
Храни Гаутский, несмотря на рану, уже был настроен на яростную оборону. Если нужно будет биться за каждый куст, он и его воины – будут. Времени было достаточно, чтобы подготовиться к достойной встрече Харальда и его людей. Земля большая, и людей на ней достаточно, чтобы удерживать эту землю, пока не вернется конунг Эйрик.
А конунг Эйрик собирался уже снова в путь – на родину, в свейскую державу. И там, взяв с собою всех, кто только способен держать оружие, он вернется сюда и уж из нового сражения, сколь бы ни было оно кровопролитным, он постарается выйти победителем.
И заодно воздаст по заслугам (сам, лично!) немому жрецу. Конечно, он наверняка был лишь орудием в руках подлого иноверца Харека, который предчувствовал грядущую войну, но теперь это орудие на собственной шкуре ощутит, как скверно живется предателям после того как предательство всплывает наружу.
И в последнюю очередь Эйрик вдруг вспомнил о жене. Она ведь тоже ждет, мучается, терзается. Как же рада (проигравшему? Рада ли?) будет она, вновь увидев супруга…
Но сначала – собрать всех, кто способен держать оружие.

Верманланд-Гаутланд. Билет в один конец
Со Скальдом

По палубе разносился мерный лязг точильного камня - это Вестмар правил секиру, покрывшуюся зазубринами после недавнего сражения. Драккары неслись по волнам, увлекаемые течением и попутным ветром. Воины, еще не успевшие утолить жажду боя с нетерпением ждали, когда же покажутся вдали суда Эйрика, когда нагнать их удастся разгромить окончательно. Старый воин доволен был добычей, взятой в Верманланде, однако желал большего - коли удача будет, так и головы свейского конунга.
- Хватило бы людей, - не разделял его уверенности Ярополк, севший рядом на скамью, да о весло облокотившись.
- Каждый из нас пяти свеев стоит, и десятка гаутов! - Рассмеялся Вестмар. - А, Харек?! Зададим им трепку?
- Раненый зверь еще опаснее. - сказал Харек задумчиво.
- Зато если ты принесешь Харальду голову свейского конунга - он уже не будет подозревать тебя в неверности - сказал Эдмунд.
- Кто знает, что на уме у Хальвдансона, - Ярополк прищурился. - Он принял нас, как добрых друзей, одарил щедро - и тот час же отослал!
- Но ведь только у нас были корабли, чтобы преследовать Эйрика! - Оспорил Вестмар.
- И все же я не доверяю конунгу Харальду.
- С Харальдом нынче надо ухо остро держать - сказал Ярополк нахмурившись. - Я тут краем уха слышал. что он вздумал от данов и вендов избавиться. Сдается мне, и до нас очередь дойти может.
- Ха! - Рявкнул Вестмар, потрясая топором. - Пусть попробует!
Харек молчал и только задумчиво теребил ус.
- Конунг, - сказал Ярополк. - ты ведь говорил, что мы можем уйти в другие земли.
- Ты предлагаешь не преследовать свеев, а вернуться в свои земли? - Спросил Харек.
- Вполне...
- И тогда Харальд уж точно объявит нас предателями! - Перебил его Эдмунд.
- И будет прав, - сказал Харек. - Куда лучше будет выполнить его поручение и затем самим отпроситься у него со службы. И те кто останется не испытают на себе его гнева.
- Все равно, не верю я ему, - пробурчал хольмагардец. - Вы как хотите, а я буду следить за конунгом, и если задумал неладное, то хоть вас предупредить успею.
- И давно ты следишь за конунгом? - Спросил Вестмар
- С тех пор, как Эйнара повесили.
- Решать тебе, Харек, - сказал Ярополк, насупившись. - Остальные за тобой пойдут, как бы дело не повернулось.
- Покамест конунг хорошо нас всех наградил после той битвы, -возразил Вестмар.
- Бросим руны, - сказал Харек, устав от споров. – Как они укажут, так и поступим.
Сняв с пояса мешочек, ярл бросил на палубу кости с аккуратно вырезанными рунами, перевернул их и вытянул наугад четыре, разложив их перед собой.
- Одаль, - показал всем символ Харек: - она и перевернутая сулит успех, хотя придется побороться не на шутку. Руна призывает нас тщательно все обдумать, чтобы не совершать ошибок!
- Да, уж надумались, - пробурчал Вестмар. – Эйрик-то близко уже! Догоним и по башке ему настучим – то-то поборемся!
- Руда Мадр, перевернутая, говорит, что дело может для нас обернуться неблагоприятно, - оборвал его Харек Волк. – Надежды рушатся, все ведет к гибели.
Ярополк кулаком по щиту ударил:
- Это конунг всему виной! Пойдем за ним – сгинем!
- А еще, знаю я, - улыбнулся в бороду Вестмар: - Что руна Мадр призывает причины неудач в себе искать, а не винить окружающих. Бросим Харальда – сами себе могилу выроем!
- Дальше, Харек, а то они до ночи спорить будут, - Эдмунд попросил.
- Утомили вы меня, - вздохнул ярл, к третьей руне приглядываясь: - Олгиз, предупреждает, что нам следует не столько на силу, сколько на ум надеяться, если защитить себя хотим. И в конце Ниид перевернутая – призывает ошибки прошлые исправить, пока не поздно. Тогда и выход найдется.
- Уходить надо, точно, - произнес Ярополк.
- Нет, - поспорил Вестмар. - Руны явно указали, что следует Харальду служить верно!
- Да ты руны толкуешь, как тебе удобнее!
Хольмгардец вскочил со скамьи, занося кулак, Вестмар отшатнулся, перехватывая топор:
- Как и ты!
- Хватит! – Воскликнул Эдмунд, вставая между ними. – Решай, Харек , что делать – по рунам не понять ничего.
Задумался ярл, на товарищей боевых смотря – оба они ему добра желали, а друг другу в глотки вцепиться готовы были, лишь бы выяснить, кто из них прав. Но, ему решать было, к кому прислушаться – ведь если прав Ярополк, то Харальд их извести задумал, а коли ошибается, то сами они конунгу повод к неприязни дадут.
- Ярл! Ярл!
С носа корабля закричали, воин, что впереди был, к спорщикам подбежал:
- Ходу дальше нет! Гауты реку застолбили, застрянут драккары!
- Вот и решение само пришло, как руны говорили, - облегченно вздохнул Харек.
Если успел Эйрик так основательно к встрече подготовиться, значит во всеоружии он, а тогда дружина небольшая, какой располагали раниры, вряд ли смогла бы ему серьезный урон нанести. Высаживаться на берег нельзя было – там ловушка, это Харек нутром чуял, а значит следовало возвращаться к конунгу и предупредить его, что свеи и гауты встречу готовят жаркую.

Берега Готланда

(с Тельтиаром)

Огромный флот, собранный Харальдом в Верманланде (и большей частью состоявший из рыбацких лодок да торговых кнорров) запрудил реку настолько, что и водной глади не было видно насколько хватало взгляда. Все его воинство, какое только смог он собрать после сражения с Эйриком было на тех кораблях - или на береге, где хирдманы расположились лагерем, закрепляясь во вражеских владениях.
Использую карту Гутхорма и знания юного Убби, не раз путешествовавшего с отцом и братьями в Готланд, норвежский конунг подобрал место, далекое от селений, чтобы все его люди беспрепятственно могли покинуть корабли. Конечно, известия, принесенные Хареком несколько изменили планы правителя - если до этого он надеялся весь флот провести через земли гаутов по реке и нагнать Эйрика, то теперь понял, что высадка неизбежна. Свеи и гауты застолбили реку так, что ни одно судно не могло пройти по ней - и, несомненно, с оружием в руках ожидали непрошеных гостей. Но, коль скоро они жаждали битвы - Харальд готов был им ее дать.
Гутхорм же, как говорили промеж собой хирдманы, словно пяток лет с плеч сбросил: поспевал одновременно следить за высадкой и охраной лагеря, строго наставлять берсерков, что останутся при Харальде и отбирать воинов в свою часть войска. Тут, надо сказать, он не очень разбирал опыт и заслуги - после битвы с Эйриком ветеранами могли считаться все.
Слышались у многих костров разговоры, что слишком тщательно ярл и конунг готовятся к захвату Готланда, что земли эти голыми руками брать можно, поскольку лучшие воины Эйрика уже в Валгалле, а те, кто в бегстве ему товарищами стали - не мужчины, а слабосильные трусы, которых незачем бояться. Воодушевленные недавней победой и богатой добычей, норвежцы рвались в бой - владения гаутов казались им беззащитными, а каждая усадьба не твердыней, полной врагов, а скорее сокровищницей, которую необходимо было как можно скорее разграбить.
Иные настроения были у воинов бывалых, что с самого Агдира шли с Харальдом. Эти, правда, речей не вели - только разглаживали усы, почёсывали шрамы и тщательно проверяли доспехи. Знали они - и крысу в угол загони, набросится, а уж войско, пусть и разбитое, да не до конца размётанное...
И все же, первую ночь во владениях Эйрика они провели спокойно - никто не посмел на армию норвежскую напасть, а под утро Харальд собрал людей, которым желал доверить свои рати, чтобы в последний раз обсудить план завоевания. На этот раз, в кругу приближенных, юноша не говорил о своем праве на свейские земли - такие речи хороши перед воинами простыми, потому Косматый лишь на карту указал, где усадьбы отмечены были:
- Впереди крупное поселение, которое необходимо взять, чтобы пополнить запасы еды, - начал конунг. - Однако, к югу от нашего лагеря всего в одном переходе крупная усадьба местного херсира - нельзя дать ему и шанса привести помощь Эйрику.
- Что знаем об усадьбе херсира и его людях? - коротко спрсоил Гутхорм, пришедший на совет прямо в броне и при оружии.
- Пока ничего, - Рогволд пожал плечами. - Думаю, двух сотен хватит с избытком, чтобы ее взять.
- Значит надо брать две с половиной, - покачал головой осторожный Гутхорм. - Сейчас нельзя рисковать.
- Главное - время, потому сам отберешь людей, дядя, - закончил спор конунг.
Сам он не хотел и дня лишнего тратить на эту усадьбу, оставшуюся в тылу у его армии, однако если бы враг в решающий миг ударил сзади, то это могло бы завершиться крупным разгромом, а потому следовало позаботиться о херсире заранее.
- Кто поведет дружину на приступ?
Смолчал Гутхорм на этот раз, желая при племяннике быть так долго, как это возможно.
Затягивалась тишина непозволительно долго, но вот поднялся Эйвинд Ягненок:
- Дозволь мне, государь?
- Пусть фиордцы себя покажут, - благосклонно кивнул Харальд. - С усадьбой можешь сделать что пожелаешь, но помни, эти земли - мои, а потому разорению излишнему их не подвергай.
- Как ты велишь, так и будет!
С жаром отвечал сын Кари, не смотря на множество яростных битв, что прошел он под знаменами агдирца, жаждал он больших свершений, теперь же вся слава по праву ему достаться должна была, коли один он сможет усадьбу захватить. Конунг же вновь к карте вернулся:
- Вдоль берега есть несколько деревень рыбацких. Если верны Эйрику останутся - хочу, чтобы их не было.
- Сперва надо туда людей заслать и спросить. Если миром присягнуть - не трогать. Молва быстрее стрел, может нам и не придётся каждую деревню на пути сжигать!
- Харек.
Остальные ярлы расступились, Волка ближе подпуская.
- Да, конунг?
- Возьми еще людей к тем, что у тебя есть и иди берегом, а вперед гонцов вышли - слышал я, у тебя хорошо со свеями беседы выходят, вот и склони их к повиновению, - велел конунг, а после, глаза прищурив, дабавил: - А коли откажутся - так камня на камне не оставь.
- Хорошо, Харальд - так и сделаю.
Наклонил голову Харек, да крест накрыл ладонью - пусть и не по нраву был ему приказ последний, но теперь он твердо решил Харальда держаться и старался гнева его не вызывать понапрасну.
Гутхорм одобрительно качнул бородой, видя, что недовольный Волк всё же не стал спорить.
- Какими силами станем брать усадьбу, что даст нам еду? И вообще, чья она?
- По мне, так эти Гауты все на одно лицо, - усмехнулся Рогволд, подавшись вперед: - Харальд, оставь это мне.
- Если управишься без подмоги, - поставил условие конунг.
Мерийский ярл нахмурился, однако не захотел проявлять малодушия на глазах у всех, а потому уверенно кивнул.
Никто не заметил, как ярл Хрингарийский быстро улыбнулся в усы. Харальд ловко принудил Рогволда самому взять на себя и потери и проведение боя, позволив заняться более важными делами.
"Вырос уже совсем, племянник!" - читалось в его глазах.
- И вот еще, смотрите, чтобы гауты по лесам не разбижались, - скривив губы в презрительной ухмылке, велел конунг. - А то ведь попрячуться - а мы их ищи!
- На другом берегу леса дремучие, - заметил Харек, которому выпало приводить к покорности побережье. - Земля свободная, дикая...
- Возьми несколько лодок волоком, - посчитав слова ярла разумными, разрешил Харальд. - Если потребуется выжги чащобу. Мне не нужны беглые враги! Они либо подчинятся, либо умрут.

Непредвиденные Трудности. Готланд

Едва лишь наступило утро, как дружины норвежские разошлись, согласно воле конунга. Хареку жребий выпал вдоль берега двигаться да на шести лодках по реке плыть. Вскоре уже достиг он первой деревушки рыбацкой, но ни с чем вернулись гонцы его. Пустовало селение.
По всему фюльку бежали гауты от власти Харальдовой, кто в лесу дремучем укрывался, кто вглубь страны стремился попасть, лишь бы не остаться на пути у вражеской рати, до трофеев жадной. А уходя, стремились бонды собственное же хозяйство порушить, чтобы не досталось их добро норвежцам. Все, что на телеги погрузить не удавалось, все, что на плечах унести не могли – то в огне горело! Забивали гауты скотину свою, а мясо либо съедали без остатка, либо в грязь бросали воронью на поживу.
Рогволд, как и обещал, занял деревню даже потерь не понеся, вот только и добычи ему там не было, равно как не было столь необходимого дружине Харальда продовольствия. Лишь пустующие домины да горящие амбары достались мерийцам в селении захваченном. И напрасно рыскали хирдманы по строениям, ища чем бы поживиться – ничего им гауты не оставили, хоть и отступали поспешно.
Норвежцы заняли землю, заняли деревни и усадьбы, стоявшие на их пути, но не было радости от этих дармовых побед, только лишь глубже увязали воины во владениях вражеских. Спустя всего несколько дней, в столь бедственно положении оказалась армия Харальдова, что пришлось ему охотников по лесам отправлять, чтобы дичь какую изловили на пропитание, да людей в Верманланд послать за мясом вяленым и зерном. Казалось – еще немного и начнут с голода хирдманы кору обдирать с деревьев да травой питаться, что скотина какая. Не так привык воевать Косматый – попадись ему навстречу войско свейское, так раздавил бы, в порошок растер, но нет – прятались гауты от честной битвы, выжидали покуда голод и усталость свое дело сделают.
Приходилось дробить воинство, чтобы хоть как-то прокормить людей – грозный норвежский кулак разжался, силясь зачерпнуть горстью Остерготланд. Но и это приносило лишь новые беды: тех, кто в одиночку или малыми отрядами от дружины отбивался порой и вовсе не досчитывались потом – кого стрела, умелой рукой из засады пущенная жизни лишала, кого на тропинке лесной гауты подстерегали оружные.
Кнорры, продовольствием груженые, что из Верманланда приплыли – на берегу вражеский отряд поджидал как раз возле задолбов речных. И хотя яростно сражались норвежцы, а не было удачи на их стороне в этот раз, все разграбили свеи и гауты, а что унести не смогли, то вместе с кораблями на дно пустили, дабы урон тяжкий нанести ненавистному Харальду. Выжившие после говорили конунгу, что главным над врагами был свейский ярл Храни Гаутский, близкий человек Эйрика. Косматый объявил за его голову щедрую награду, однако изловить в готландских лесах хитрого врага оказалось не под силу даже лучшим охотникам.
Для того, чтобы не повторялось подобных налетов, Харальду пришлось отрядить в охранение кораблей и обозов несколько сотен хирдманов ,что сильно замедлило его продвижение. Теперь уже никто не строил планов захватить к зиме Уппсаллу – хорошо бы успеть хоть Готланд подчинить, покуда холода не ударили. Сильно жалел в эти дни конунг, что позволил Эйрику бежать, да последним словами ругал Рогволда, совет такой давшего. Кабы не осталось у гаутов вождей, уже все кончено было бы! А так – каждую усадьбу люди его держали, каждое селение заняли, да с голода пухли и не знали, с какой стороны коварный враг ударит, где подстережет…

Эйрик. Уппсала.

На душе у конунга свейского было неспокойно. Отправившись домой, чтобы войско свое пополнить, он по необходимости оставил гаутов, и опасался теперь, что не смогут они удержать оборону. А путь до Уппсалы неблизкий, уж во всяком случае, дальше и дольше, чем ему того бы хотелось.
Впрочем, там Храни-ярл оставлен, а он доказал уже в полной мере, что на него положиться можно. Только поможет ли хитрость и изворотливость ярла, если численность войска его будет уступать харальдову?
Вопросы терзали Эйрика. Приведет ли туда Харальд всех своих людей – стереть Гаутланд , верней, жителей его с лица земли? И если приведет, то как скоро? Чтоб узнать, что происходит сейчас в оставленных и землях, готов был конунг заплатить немалую цену – вот только кому ее платить, было неведомо. Не пустят же Норны на ниточки посмотреть, пальцами человеческими, глупыми, за них подергать.
И обида терзала до сих пор – за то, что уйти пришлось, не вырвав победу. К изменникам спиной повернуться, даром что главного из них копыта конские с грязью смешали. Горько становилось во рту от этих мыслей, да и на душе было не слаще.
Холодная северная Уппсала встречала ласково, пусть сильным ветром в лицо, но все же – как родная земля, последнее убежище. Она ждала их, ждала с победой, однако получила совсем не то. Ожидание, которое не оправдалось – именно его думал увидеть Эйрик в глазах Сванхильд, что снова, как и всегда, встречала его, но увидел совсем другое.
Радость от возвращения. И новую тревогу.
- Проиграли, - печально сказала она. – Конунг, ты не…
- Еще не проиграли, - сверкнул глазами Эйрик ей в ответ. – Ударим еще раз. С новыми силами, когда соберемся.
Ветер трепал ее волосы, и казалось, что с каждым порывом Сванхильд бледнеет все больше.
- Опять? – глухо спросила она, сжав тонкие пальцы в кулак. – Эйрик… ты когда-нибудь вернешься совсем?! Так, чтобы сразу же не исчезнуть снова?!
- Не знаю, - поморщился свейский властитель. – Разве что мертвого принесут. Хватит, кюна. Не стой на ветру.

…и весть о поражении и бегстве родная земля приняла, как и подобает матери-кормилице, не упрекнув ни взглядом, ни словом. Свеи знали, не из-за трусости бежал их конунг, но чтобы сохранить жизни хоть немногим – и те жены, что дождались этих немногих, были Эйрику благодарны.
Впрочем, ему их благодарность не столь и нужна была. Есть несколько дней у воинов залечить раны, а потом снова в бой, да с новыми силами, с новыми людьми. Плевать, что многие из них и меч-то в руки впервые возьмут… не только умением брать придется, но и числом.
А еще оставалось у Эйрика одно дело, не завершив которое, нельзя было в обратный путь отправляться.
- А жрец-то безъязыкий, - как бы невзначай спросил он у Сванхильд, в тот же день, что вернулся, - до сих пор тут? Не сбежал никуда?
- Что ты, - покачала она головой. – С остальными жрецами вместе живет. Они, верно, еще не слышали о том, что разби… что вернулись вы. Послать за ним?
- Не надо, - ухмыльнулся конунг, - я сам за ним схожу.
Показалось женщине, что и моргнуть не успела она, как выволок Эйрик этого немого калеку во двор за бороду, да под ноги его дружине своей швырнул.
- Вот он, - воскликнул властитель свейский, - один из предателей этих, из-за коих едва не одолел нас Харальд! Поддержку, значит, Харекову обещал? Жаль, дружка твоего нет, испарился в самой гуще сечи, как в воду канул… ну да ты мне за него ответишь!
Зажмуриться Сванхильд тоже не успела перед тем, как вторую руку отсек жрецу Эйрик, и вскрикнула от ужаса, когда хлынула черная кровь, и закрыла лицо руками. Еще один взмах топора боевого – и лезвие опускается на голень, ломая кости.
- Бей его! – крикнул кто-то из дружинников и вонзил нож в живот немому.
Засверкали клинки, погружаясь в плоть и тут же покидая ее, превращая живого человека в кровавое месиво, а Трюггве только мычал, извиваясь, и казалось, что вот-вот прорвется это мычание криком, и немой заговорит… но, напротив, предатель замолчал навсегда.
В тот самый момент, когда топор Эйрика размозжил ему голову.
- И поделом, - выдохнул конунг, глядя, как холодная земля блестит от крови, медленно впитывая ее в себя. Одежда его была вся забрызгана багрово-алым. – Каждому, кто пошел на измену… так воздастся.

Готланд. Неудавшийся блицкриг
С Сержем и Хелькэ

Ягнёнок был очень горд тем поручением, что дал ему конунг, и хотел скорее его выполнить. Но, помня о том, как брали усадьбу Гандальва, что тремя частоколами огорожена была, да сколько полегло фиордцев в том бою, смирил он своё нетерпение и укрыл дружину, что справил ему Гутхорм, за холмом, где не могли дозорные людей приметить и перечесть. Затем послал четвёрку надёжных людей, чтобы всё разведали: много ли людей у херсира, крепкий ли частокол, встревожены ли его люди. Велико же было удивление Ягнёнка, когда разведчики вернулись с такими вестями: укреплений никаких нет, воинов не видно, а ворота открыты настежь. Посланные викинги даже привели с собой одного готландского трэля, который, запинаясь от страха, рассказал, что херсир с семьёй и со всеми своими людьми в спешке покинул усадьбу, забрав всё самое ценное.
В оставленной усадьбе не нашлось почти никакой поживы, даже запасы еды беглецы забрали с собой, брошенным рабам оставив жалкие крохи. Молва о силе и жестокости Харальда летела впереди войска и внушала людям такой страх, что не стыдились они бросать свои родные дома и уходить куда глаза глядят – только чтобы не сражаться с его воинами. Даже в деревне близ усадьбы осталось мало людей, а припасов – совсем скудно. Помня наказ конунга, Эйвинд приказал своим людям не разорять окрестных земель, и всё же в несколько дней всё съестное, что оставалось у селян, было выметено подчистую. Приказ был выполнен, и сын Кари отправил гонца к Харальду, но ответа всё не было… И так вышло, что две с половиной сотни воинов превратились вместо грозной силы в обузу, прорву, которую не прокормить. Стали охотиться, но умелые и закалённые в боях викинги не так хорошо ладили с лесным зверьём, как с вражескими воинами. Вскоре среди фиордцев и мерцев, что были в дружине, стали ходить такие разговоры, дескать «к Харальду ради добычи и почёта служить пошли, а пока только боевые раны и голод ведаем». Ягнёнок старался такие разговоры пресекать на корню, только отрезвляющие слова на голодный желудок плохо ложатся.
Вот и стал Эйвинд подумывать о том, чтобы двигаться вглубь Готланда, не дожидаясь приказа конунга. Могло это обернуться крупной удачей и принести ему милость Харальда, а могло и бедой кончиться. И всё-таки через десять дней после захвата усадьбы выдвинулся он в поход, оставив в усадьбе полсотни воинов.


Занять одну из деревенек гаутских пришлось и Халльварду с братом, вместе с дружиной своей. Памятуя о печальной кончине нескольких отрядов, что вот так же высланы былив селения да столкнулись с гаутами при оружии, Вебьернссоны все время, пока двигались, ждали атаки - или стрела вылетит из зарослей, или люди с топорами наперерез помчатся... но обошлось, и до деревни им удалось без происшествий добраться.
А на месте их ждала разруха и опустение. Не было в домах никого и ничего, так что напрасной была надежда воинов халльвардовых на какую-нибудь добычу. Не осталось ни ценностей, ни провизии - все гауты ушедшие увезли с собой, а что не смогли увезти, то сожгли: вон, амбар один, вернее, то, что от него осталось, до сих пор дымится.
- И здесь ничего, - с досадой Сигтрюгг сказал. - А что меня больше всего удивляет, так это как они из-под носа у нашего брата вечно уходить умудряются. Как будто чутье у них на норвежцев!
- Надеюсь, что все ж не чутье, - вздохнул старший брат. - Иначе никогда мы их не одолеем.
Воины, поняв, что так просто добыча им не достанеться, а куда дальше идти, того наверное и сам конунг не сказал бы, принялись по округе со всей осторожностью искать, чем бы поживиться, но далеко от деревни не отходили. Некоторые, кто себя умнее других считал, во всех местах подозрительных пытались клады откопать - надеялись, что попрятали гауты свое золото, да ведь одна удача в таком деле не подспорье. Шесть дней так провели в деревне этой норвежцы, покуда у них припасы к концу не подошли, но тут их нагнал человек от Харальда присланный.
- Здравствуй, херсир Халльвард, - гонец произнес, с коня спрыгивая. Воины ему чарку с водой поднесли - одно счастье, что в питье пока недостатка не было (а то ведь могли гауты и колодцы потравить, да видно надеялись вернуться на обжитые места скоро).
- И ты здравствуй, - молвил Халльвард, кивая. - С какими вестями ты прибыл к нам - добрыми или дурными?
Подошел и Сигтрюгг, которому хирдманны сообщили о том, что приехал гонец от конунга, - встал рядом, пока не вмешиваясь, но уже насторожившись: что бы ни было, новость важной должна быть.
- Конунг передать велел, чтобы вы с силами имеющимися деревню эту удерживали, сколько потребуется.
Посланник отвечал, взглядом обводя воинов собравшихся - голодные глаза их ничего хорошего не сулили, а потому добавил поскорее:
- Еще благодарит вас государь за службу добрую.
- Славно это, конечно, - все же встрял Сигтрюгг, - и мы конунга благодарим за оказанное нам доверие. А случаем не сказал ли он, что такого важного в этой деревне, чтоб мы ее удерживали, ни провизии не имея, ни шанса добычу какую получить? Да и защищать-то ее не от кого - гауты и носа не кажут. Впрочем, я, скудоумный, замыслов конунга представлять не могу... - и он выжидающе посмотрел на гонца.
- Того мне не сказано было, - гловой помотал посланник, и тут же опобещал, косясь опасливо: - Могу я вопрос ваш передать Харальду.
- Уж передай, будь так добр, - попросил, улыбаясь ласково, Сигтрюгг. - Кстати, а припасов ты не везешь с собой?
- Если бы... - вздохнул, слюну сглотнув, воин. - Все, что было - съедено уж, а гауты корабли наши разграбили на берегу!
В последние слова столько ненависти жгучей вложено было, что сам Локи бы удивился.
- Значит, все мы в беде, - скривился Халльвард, сплюнул на землю. - Что там без еды, что здесь... пропадаем! А гауты... - он выругался так, что даже Сигтрюгг удивленно на него посмотрел, -... по кустам прячутся и не достанешь их никак!
Гонец тоже зубами скрипнул:
- Избегают битвы, а потому велел конунг любого гаута, что поймать сумеете тут же вешать голого, да кверху ногами.
- Так и поступим, коли нам попадется хоть один, - кивнул херсир. - А пока висеть будет, может, что у него выведаем... Но то если от голода сперва не подохнем.
В голосе его воодушевления особого не слышалось.
- Езжай с добром, да не забудь спросить у конунга, что велено. И передай, что верны ему будем... что бы ни случилось.
- Будет, уж! Придет время - так все попируем!
И уж коня оседлав, процедил сквозь зубы:
- На костях гаутских.
Махнув рукой ему, обернулся к брату Халльвард.
- Плохи наши дела, - сказал он.
- Это я и без того знаю, - Сигтрюгг поморщился. - Но знаешь что, братец? Вроде и думается мне, что сидим мы тут без дела, штаны протираем попусту, тогда как драться могли бы, а с другой стороны, кажется, что все это не просто так. Не знаю, как там норны нити свои плетут, только... ведь не может быть все просто так! Не может!
Херсир пожал плечами в ответ. Сказать ему было нечего.

Продвижение войска норвежского намертво остановилось - раздробленная дружина, деревни и усадьбы захватившая, уж не могла в единый кулак собраться: порознь хоть как пищу найти пытались, хирдманы - вместе же прокормить их было впору только Сехримнира-вепрю, но в Валгаллу никто пока не спешил за мясом этим. Голодали воины, дух боевой едва тлел в их сердцах теперь, хотя, после победы в Верманланде ярким пламенем горел.
Сам Харальд в те дни жил впроглодь, и изрядно похудел, что ж говорить о простых хирдманах. Теперь, нападения опасаясь, суда с провизией охраняли отряды в несколько сотен человек. Полностью стала зависима армия конунга от прихоти верманландцев, большую цену за еду бравших, и только гордость не давала Косматому обратно повернуть из Готланда, не хотел он после того, как в бою открытом одолел Эйрика, спину ему показывать. Порой бывали у конунга его ярлы - Харек дважды появлялся, пусть и без добрых вестей, часто Рогволд заходил - у того тоже худо дела шли, и едва удавалось в повиновении людей держать (хотели воины в норвегию вернуться, пусть без добычи - лишь бы нужды такой не испытывать больше), и только берсерки Гутхорма вида не подавали, что тяжко им. От Эйвинда гонец приходил - тот с малой дружиной на юге области промышлял разбоем и охотой...
Странная складывалась ситуация - вроде как весь фюльк был в руках у Харальда, а гауты по лесам прячущиеся больше власти имели. Так месяц прошел, задули северные ветра, пожухли листья - полностью осень в права свои вступила.

Братьям Вебьернссонам все труднее становилось держаться, но не из-за гаутов - те даже не думали появляться, - и из-за еды да прочих условий, в которых им жить приходилось. Кое-как, с горем пополам, добывали они пропитание охотой в лесах, подстреливая зверье, продвигаясь в его поисках все глубще - к чащам... втайне надеясь встретить хоть один вражий отряд, но не удавалось. Да и звери, поняв, где бродят новые охотники и откуда приходят, стали сторониться привычных мест.
Да и занять себя кроме охоты было нечем больше. Сигтрюггу уж начало казаться, что он ошибался в том, что ждет их еще впереди нечто.
- Ох и скверно здесь, - уже в который раз повторил Халльвард, отодвигая ставни. За окном все та же картина была - дервня, частокол, давно уже наполовину сломанный. - А самое скверное - это скука. Не было прежде дня такого, чтоб мне было нечем заняться! В искусстве воинском упражняться всем надоело уже, а в поисках ценностей мы всю округу разрыли...
Сигтрюгг вдруг вскинул голову, взлянул на брата невидящими глазами. "Разрыли..." - и вспомнился пиратский клад, который они искали, магические руны, его скрывавшие под бошим камнем, похожим на могильный...
- Не всю, - покачал головой он. - Осталось кое-что.
- Что же? - непонимающе поднял брови Халльвард.
- Курганы гаутские, - враз охрипшим голосом Сигтрюгг молвил. - Их еще никто ворошить не осмеливался.
Старший брат поперхнулся.
- И что же?! Ты - осмелишься?
- И осмелюсь, - кивнул младший. - Да и воины, думаю, поддержат. Ладно норвежские б курганы были, а то гаутские. Авось и чего достать оттуда удастся, а не удастся, так хоть могилы поруганию предадим. И потом, братец, - взглянул он на херсира молодого многозначительно, - если узнает кто из гаутов, что мы могилы их предводителей ворошим, кости разбрасываем, не явятся ли они сюда, чтобы наказать нечестивцев?
Задумался Халльвард крепко, а после так сказал:
- Не знаю, прав ты или нет, но мысль твоя верной оказаться может. Я гонца к конунгу отправлю, чтоб передал ему все это - если будет воля Харальда, так и поступим. А против воли его не полезу я в гаутские курганы - дурное дело это, пусть и против врага направленное.

Гаутланд. Голодовка

(с Тельтиаром)

В животе недовольно урчало. Конунг Норвегии, Харальд Косматый, мучимый голодом, жевал черствую корку хлеба – такой скудной пищи у него не было даже когда Гандальв и сыны Эйстейна осадили его родовые земли. А теперь, став правителем всей державы, он был вынужден прозябать в разоренной гаутской деревеньке, на хлебе и воде, и слушать все возрастающий ропот собственных людей.
- Мне Хемунд нужен, - шептал он, в одиночестве сидя в узкой комнате, отделенной от общего зала, и лениво проводя точильным камнем по лезвию меча. Обычно точить оружие Харальд поручал Укси, но сейчас ему надо было себя хоть чем-то занять. – Хемунд бы быстро нашел, как негодяев этих из лесов выкурить.
И действительно, хитроумный советник конунга вполне мог ответить коварством на коварство гаутов, вот только власть его простиралась не далее Агдира и Вестфольда, а в Готланде Хемунд был столь же чужим, сколь и сам Харальд.
Дверь распахнулась от мощного толчка плечом и в комнату ворвался Гутхорм-ярл. Он тоже выглядел не лучшим образом, но, в отличие от племянника, не предавался унынием, а кипел от едва-едва сдерживаемого гнева.
- Харальд! - рявкнул он с порога. - По караульщикам опять стреляли!
- Убили кого?
Конунг спросил так, словно надеялся на положительный ответ - до того его довела скука.
- Нет, они готовые были и под щиты ушли. Но надо что-то делать! - Гутхорм прошёлся по комнате, дёрнул себя за бороду и примерился пнуть стену, но передумал. - Мы просто обязаны вытащить Эйрика и дать ему бой! Не обязательно победный, лишь бы в поле, а не так, как сейчас, иначе нас сожрут свои же...
- Эйрик, если Волку верить, уже в Уппсале, - кулак Харальда врезался в стену, но легонько, не со всей силы. - Голодные не угонимся. Он здесь нас морить будет. Помнишь имя ярла, что люди сказывали, от свеев тут остался?
- Не помню, - качнул головой Гутхорм. - А есть ли до этого дело сейчас, когда мы даже не знаем, где сейчас ЭЙрик?!
- Конунг свеев воевал открыто, - напомнил сын Хальвдана. - А этот прячется, мразь!
- Мразь! Но нам от этого, как ты понимаешь, не легче. Надо что-то делать. Либо местных на свою сторону склонять, либо леса палить - тогда уж точно вылезут...
Харальд задумался, но затем головой покачал - он уже приказывал Хареку жечь чащобы, но тот убедил, что дело это гиблое.
- Коли спалим, зачем нам вообще Готланд тогда? Проще так уйти.
- Понимаю. И уйти нам, кстати, в таком случае так просто не дадут. Сейчас с ЭЙриком воюем, а тогда будем со всем краем этим! Нужно что-то придумать, племянник. Пусть жрецы руны кинут, да жертвы принесут, а ты сули щедрую награду за свидетельства об Эйрике и войске его. И надо стягивать силы в единый кулак опять. Выберем местность и займём её полностью,чтоб внутри спокойно ходить можно было.
Пятерню в волосы грязные запустив, и так в молчании немного посидев, Харальд попросил:
- Позови Торлейва, дядя. Сам. Не хочу пока, чтобы знали, что он руны кидать будет.
Кивнув, Гутхорм вышел и скоро вернулся с Торлейвом, несколько встрёпанным и возмущённым. Было видно, что ярл не особо утруждал себя объснением причин, а просто сгрёб служителя Тора за плечо и привёл к любимому племяннику
Встречавший их Харальд заметно оживился и даже повеселел (что навело Гутхорма на мысль, что человек, выскользнувший из усадьбы перед его возвращением приходил не просто так).
- Здравия тебе, жрец многомудрый.
- Долгих лет, славный конунг, - слабым голосом ответил Торлейв. Служитель асов уже, несомненно, успел проклясть все девять миров, Локи, Хель и Йормунганда в придачу за то, что согласился идти вместе с Харальдом в земли гаутов. Голодать старый хитрец привык еще меньше, чем конунг.
- Хочу знать, что предки мои думают о походе этом, - к делу перешел Хальвдансон. - Хотят ли, чтобы отчизну былую смог я вернуть, или же за Эйриком одали моей оставаться? Брось руны.
Кивнул Торлейв, бородою тряся, да мешочек кожанный с пояса снял. и на ложе конунжие костяшки высыпал, а затем, глаза закрыв, три руны вытянул и перед собою разложил.
- Эваз перевернут, - возвестил Торлейв, первый символ различая. - Препятсвие трудное, дорогу прямую закрывает, не дает дело решить к выгоде твоей, конунг.
Судя по лицу Гутхорма, он хотел сказать жрецу многоч его интересного, но вместо этого всего лишь спросил:
- А где ЭЙрик сейчас, можешь вопросить?
- Не об Эйрике сейчас думать надо, вот Манназ перевернут к Эвазу в пару.
Ушел от ответа хитроумный жрец, вторую руну показывая:
- А это враг внутренний, значит. Враг, что планы наши путает и недругам помогает.
- Предатель? - Уточнил, космами тряхнув, Харальд.
- Кто бы это быть мог, - задумчиво раздавив вша, из волос конунжих выпавшего, произнес Торлейв.
- И какой стервятник, - Гутхорм невзначай сделал паузу. - Нам темя клюёт, не говорят тебе руны?
- Харек то, не иначе, - буркнул Торлейв, последнюю руну в пальцах вращая.
Услышав это, конунг рассмеялся:
- У тебя во всем Харек виноват, дальше говори.
- Вот еще Кано, - обиженно жрец продолжил. - Прояснение обещает и решительных действий требует.
Он помолчал, мрачный взгляд с племянника на дядю и обратно переводя, а затем добавил:
- Казнить его надо - другим чтобы уроком было!
- Это я сам решу, кого вешать. У тебя как-то шанс был Оттара убить - и то не сумел, - Харальд напомнил. - Что-то не шибко мне гадание твое помогло. Ты как думаешь, дядя?
- ХАрека трогать нельзя, вот, что я думаю, - серьёзно ответил Гутхорм. - Ты, Торлейв, его не любишь, про то мы все помним, но сейчас не время для счётов. И вообще, казнить кого-то из вождей сейчас будет не верно. Сами себя ослабим. Но вот приглядеться внимательно, да подумать хорошенько - никогда не бывает лишним!
- И как тебя голого по Сарасбергу бабы гоняли - тоже помним, - снова усмехнулся конунг. - Спроси-ка еще раз богов, что делать. Только как следует спроси, от души.
- Тут только Один ответ дать может, - важно заметил Торлейв, желая сохранить остатки достоинства, и снова за руной потянулся, глаза прищурив. Заметил Харальд, что тот схитрить решил, но не сказал ничего, результата ожидая.
- Вот, Райдо, - с облегчением выдохнул Торлейв. - Путь, воссоединение пророчит! Благоволит тебе Всеотец, конунг! Не сойти мне с места этого, если останеться Уппсала в руках Эйрика! Тебе одному предначертано земли объединить и создать державу великую!
Губы конунга в улыбке изогнулись довольной:
- Вот, можешь же, когда хочешь.
Гутхорм нахмурился. Видел он в племяннике и ранее эту черту: принятие на веру лишь благих предсказаний, но сейчас она особенную опасность из себя представляла, а потому ярл не смог не заметить:
- Но чтобы выполнить предсказание это, нам предстоит много потрудиться. Всем нам. Торлейв, принеси жертвы Асам! А мы с конунгом подумаем, что своими руками сделать можно.
- Слышал ярла?! - Поторопил жреца Харальд, за дверь его выпроваживая. - Торлейв Мудрый... никакой от него пользы.
Со вздохом разочарования, процедил конунг, когда снова вдвоем они остались.
- Ничего, вот принесёт жертвы, да поорёт, что Боги на нашей стороне - у воинов на сердце и полегчает. А нам с тобой думать надо, как ЭЙрика изловить.
Улыбку сохраняя, кивнул юноша.
- Был у меня гонец от Халльварда с Сигтрюгом - мальчишки эти вещь хитрую удумали, не иначе, как в пору им наука Хемундова пошла.
Ясно было, что хотел новость приятную до момента последнего сохранить конунг, а заодно дядю удивить.
- А я-то уж подумал, что гонец тут со жбаном пива был, - проворчал ярл. - Рассказывай!
- Копать надо.
- Зачем?
- Будет гаутам наука, как против меня идти. Все курганы их разворошить надо, кости в костер, трупы на дубы, черепами их предков частокол украсим! - Яростно отвечал Косматый. - Решили до конца воевать - так и мы не будем в средствах стесняться. Торлейв говорил - нужны действия решительные, значит будут.
Гутхорм вздрогнул.
- Харальд, а вот это уже не дело!
- Мертвяков их боишься?
- Нет, но мы должны проявлять почтение к праху тех, кто сейчас в Валгалле! Не думаю, что Асы будут на нашей стороне после такого!
- Один тому помогает, кто умен. Я этих крыс заставлю из лесов повыползать, коли им кости дедовы дороги.
- Харальд, клянусь яйцами Тора и той бездной, откуда ты явился в Мидгард, это уже слишком! Если ты отдашь такой приказ - люди взбунтуются, - Гутхорм явно был против, но не находил иных выходов. - Но если ты так хочешь проклятие себе в сердце - прикажи это сделать Рогволду! Причём тайно, чтобы твоя воля в том не видна была.
- Если он справиться - то получит половину всей добычи, которую мы возьмем с этого похода.
Зная, сколь жаден был Рогволд до золота, Харальд был уверен, что ярл оставит в секрете, чей на самом деле был приказ - разрывать гаутские могильники.
- А ещё прибавь, что мы не станем считать того, что в могилах возьмут, - Гутхорм плюнул на пол. - Всё равно к могильному золоту ни я сам не прикоснусь, ни тебе не дам!
- Я и с живых гаутов по три шкуры сдеру, - властно объявил конунг. - Решено! И посмотрим теперь, что Эйрик сделает, в Уппсале сидючи.
-Придёт, конечно же. Иначе его свои же на копья подымут, - Гутхорм сел на скамью и, покачивая головой, принялся разглаживать усы. - Делай, как знаешь, Харальд, но помни, что нам с этими мертвецами пировать в Валгалле, если Один даст везения умереть в бою!
- То будет не скоро, надеюсь - еще успеем их обратно закопать.
Лишь вздохнул тяжело Белая Прядь, да посмотрел на племянника, будто бы силясь увидеть в нём мальчишку, которого давным-давно учил держать меч.