(совместно с демоном…, то есть СонГоку)

12 лет назад…

Гембэй вышел во двор. Его ноги подкашивались, но военная выдержка не давала ему упасть на колени. Фонари в саду освещали ему путь к мостику, через маленькую речку. Облокотившись руками на перила мостика, он поднял голову к черному ночному небу.
- За что, боги? - прошептал он, но звезды остались немы к его вопросу.
Он попытался собраться с силами, но слабость распространилась по всему телу.
Ночь. Что за тайны она хранит в своем одеянии?
Ночь. Ты знаешь кто это сделал?
Да, мне сказали. Этот старший сын Хикари… он… он опасен.
Боль. Нет. Ненависть и страх.
Страх? Страх перед неизвестностью и ненависть. Пустота. Пустота…
Как будто ночь с громким треском закрыло огромный веер или вдруг поднявшийся ветер решил обломать все ветки с ближайший сосны, такой раздался звук над головой несчастного.
- Боги? - спросила ночь. - Боги тебе не ответят.
- Но ведь кто-то должен ответить за смерть Хоши, - до Гембэя не сразу дошло, что голос раздается откуда-то сверху.
Корявая толстая ветка натужно заскрипела, принимая огромный вес, вновь затрещали невидимые крылья. Вдоль ствола свесился и закачался перед начальником стражи змеиный хвост... если существуют на свете змеи толщиной в лошадь.
- Хоши? Хорошее имя. Детское... взрослого уже не получит.
- Звезде имя не нужно. Достаточно света, что она дает, - печально произнес он и только присмотревшись в темноту, откуда раздавался голос, он увидел… Цува словно окунулся в холодную воду. – Демон?! Что ты забыл в моем саду?
Чудовище почесало когтистой лапой живот и поудобнее устроилось на прогибающейся ветке.
- Сам позвал, а теперь удивляется! - хмыкнул он; лицо у него было вполне человеческое и даже необычно красивое, не мужское и не женское. –
Начальник стражи Шиобара хотел, было вытащить меч, но пальцы нашли пустоту.
- Звал? – демон явно не пытался на него напасть. Ему было что-то нужно. И Гембэю было что-то нужно. Всем что-то нужно. – Звал, но раз ты пришел, то значит, ты знаешь, что я хочу…
В голосе Гембэя появились нотки надежды.
Демон шевельнул крыльями, как будто хотел пожать плечами. Сверху на голову начальника стражи посыпалась оранжевая сосновая шелуха.
- Положим, что знаю, но... - демон склонил голову, вслушиваясь. - Ты позовешь меня еще раз, когда растает снег.
- Позвать демона в помощники, значит нагрузить карму неподъемной ношей, - Гембэй отвернулся от демона, в котором он признал Итсумадена. Он не готов…не готов. – Либо вообще лишиться шанса на перерождение.
- Как скажешь, - рассмеялась ночь, снова хлопнули огромные крылья, и сосна с облегчением распрямилась, когда, подняв крыльями ветер, огромная то ли птица, то ли змея растворилась во мраке. Только глубокие зазубрины на коре, там, где врезались острые когти, напоминали, что демон не привиделся несчастному Гембэю.

2 года назад...

Дерево успело подрасти, след от когтей все еще четко был виден на коре. Словно события десятилетней давности возвращаются. Он опять стоит на мостике и снова всматривается в ночь.
Хаку шесть лет назад ушел из деревни, но ненависть к старшему отпрыску управляющего все еще жила в сердце Гембэя, пуская в нем все новые и новые корни. И вот теперь дерево ненависти расцвело...
- Итсумаден, - слова потанули в темноте ночи, но он не сомневался, что демон его услышит.
Над его головой раздался пронзительный птичий крик, вот только глотка, которая его издала, могла принадлежать великану.
- Ты явился, - произнес Гембэй, превозмогая боль в ушах от крика демона. Он поднял голову и поискал источник звука.
На этот раз Итсумаден кружил над садом, лениво взмахивая крыльями, и не спешил усаживаться на ветку, и даже с земли было видно, что его красивое лицо печально, как у плакальщицы на похоронах.
- Сегодня растаял снег и, земля показала, что она черна, - не опуская головы, произнес Цува. – Так же черна, как и моя душа.
Демон со вздохом спустился ниже, уселся на ветку дерева и, сложив крылья, склонил голову на длинной шее к начальнику стражи. На лице Итсумадена виднелись дорожки слез.
- Все хотят сохранить золото, - сказал демон. - Даже если его больше нельзя поделить на множество сыновей. А чего хочешь ты?
- Утолить ту боль, что зажгла звезда на небе много лет назад.
Демон кивнул.
- За просто так? - усмехнулся он.
- Я думаю, что золото тебе не нужно, - Гембэй посмотрел на ночное небо, где зажглась новая звезда. – Назови цену…

(Вместе с Греем)

Силуэт в тени улицы двигался рывками и с явным трудом. Посох в руке дрожал и все время норовил выскользнуть из пальцев, Ки пытался вспомнить куда собирались направиться его спутники, когда они расставались, но похоже умудрился заблудиться в деревне, как бы парадоксально это не звучало.
Прислонившись к стене дома, монах медленно осел на землю и уронил голову на грудь, которая вздымалась от частого прерывистого дыхания.
В конце улицы показался молодой человек с прической самурая и коротким мечом за поясом. Едва успев сделать два шага, он увидел монаха и кинулся к нему. Присел на корточки рядом, положил руку на опущенное плечо и несильно потряс.
- Ки-хоши, вы меня слышите?
Монах поднял на него вполне ясный взгляд.
- Это вы, Юджи-сан? Я как раз и пытался вас разыскать. Боюсь со мной случилась маленькая неприятность.
Не говоря больше не слова, Ки лишь покосился на свою правую ногу. В районе бедра одежда была рассечена, а по загрубевшей материи продолжала бежать тонкой струйкой темная кровь.
Такамори проследил за его взглядом и нахмурился.
- У вас есть какая-нибудь тряпка, перевязать?
Ронин прикинул, что можно использовать в целях спасения раненого. Снять с себя пояс? Самый верхний держит оружие, не в руках же вакидзаси тащить, да и не очень-то подходит – легко стянуть слишком сильно; тот, что под ним, подошел бы, да если его развязать, одежда расползется в разные стороны. Вот будет потеха местным на праздник.
Взгляд остановился на свисающих с балки соседнего здания веревочках для отпугивания злых духов. Кажется, именно то, что требуется. Отвязать одну, отрезать мешающие кисточки - дело одной минуты. Такамори вернулся к монаху и завязал веревку выше раны. Следующим действием было поднять Кин Ки.
Кровь прекратила течь, и самураю удалось поставить монаха на ноги, перекинув его левую руку через свое плечо. Похоже Ки был немного не в себе, но при этом умудрялся опираться свободной рукой на свой неизменный посох, хоть как-то облегчая Такамори его ношу.
Так они и поковыляли по направлению к гостинице, которую ронин покинул совсем недавно. Идти было неудобно, приходилось пригибаться, чтобы рука низкорослого Кин Ки не соскальзывала с плеча. По-хорошему, надо было бы отвести монаха к лекарю, да вот беда – кто его знает, где лекарь в этой деревне. Лишиться монаха или, как вариант, его ноги в поисках практикующего врача не самая привлекательная перспектива. Через каждые несколько шагов Такамори останавливался и проверял бьется ли пульс на бедренной артерии Кин Ки.
- Ки-хоши, как вас угораздило попасть в переделку? – поинтересовался самурай.
Если напали разбойники, которых Такамори и так ищет, то дело становится практически касающимся лично его. Если же нет, значит у монаха есть враги, и можно ожидать нападения в будущем.
- Стал слишком старым, - попробовал пошутить монах. - И слишком увереным в себе, забыл, что порой слово не способно остановить меч, как бы ты ни старался.
Они уже подходили к гостинице, и не было похоже, что монаху становиться хуже, хотя и улучшения явно не намечалось.
- Не хочу вас втягивать в это дело, Юджи-сан, вам не стоит вникать в него. Как только я поправлюсь, то постараюсь продолжить свой путь на север, не смущая вас больше своей компанией и не подвергая опасности.
Похоже, здесь виноваты не местные разбойники, подумал Такамори. Вряд ли Ки-хоши стал бы так покрывать их, не стоят они того. Впрочем, кто знает...
- Ки-хоши, пока вы находитесь рядом со мной, я буду вас защищать. Когда вы пожелаете уйти, я не стану вас неволить, но ответьте на один вопрос: на вас напали здешние разбойники?
До двери гостиницы оставалось буквально два шага.
- Нет, Юджи-сан, это были не разбойники, и вообще нездешние люди. Это были люди давно потерявшие самих себя, потерявшие даже смысл своей жизни, - тяжело вздохнул монах.
Такамори задумался.

(c Даларой)

Олури кашлянула, закуталась в тряпку, так что видно стало один нос, и подняла голову к заботливому ронину.
- Мицуке-сан, куда вы так надолго пропадали? - И тут же, без передышки, гордо: - дядя Хидэтада обещал подарить мне нагинату и научить с ней обращаться.
Вопрос пропустил мимо ушей; можно же не расслышать, так? Не объяснять же девушке, чем именно занимался почти всю ночь... Скоро ей и так объяснят – на личном примере.
- Нагинату?
- Мою лиса украла еще в лесу. Мы с Тото ее там и ловили, когда упали в ту яму. Лису, а не нагинату. Не поймали. А теперь дядя Хидэ сказал, что купит.
Выяснилось, что уже стало достаточно тепло, чтобы высунуть из-под ткани не только нос, но и всю голову.
Мелькнула неуместная мысль: может, всем вместе поохотиться на лису... что опять вернуло к вопросу, чем он всю ночь занимался.
- Да, - согласился Мицуке. – Без девушки нагинаты жизнь не в жизнь. Раз в куклах ей больше нужды нет.
- Почему это нет нужды? - взвилась Олури. - Я очень бережно храню куклу, которую вы подарили. Я никогда ее не потеряю, честно-честно!
- Я? – удивился ронин, на всякий случай сунул руку за пазуху; завернутая в платок кукла все еще лежала на месте. – Когда?.. а... да, наверное...
- Ну как же, приходила такая красивая странная девушка в черном. Она сказала, что вы просили отдать мне куклу.
Несмотря на болезнь, девочка шустро, как мышка, юркнула за ширму, где ночевала, и вытащила куклу: вот же, смотрите! Мицуке согласился, что кукла... э-э, то есть девушка действительно красивая была («попадись ты мне по дороге, зараза рыжая...»), столько событий, вот и не вспомнил сразу, и – поглубже запихал сверток, чтобы ненароком не выпал. Спрашивать, что болит, где болит, не стал.
- Подождешь, пока за лекарем схожу?
- А вы не долго? - с надеждой спросила Олури. Немного подумала и неохотно добавила, словно делясь жуткой тайной: - Мне страшно одной.
Ронин заверил: что быстро сходит, девочка не успеет и испугаться, он вернется, и все будет в порядке. В складках разноцветного шелка он заметил простые, обтянутые коричневой кожей ножны и цубу в виде танцующего журавля. Знакомое оружие! То есть у ребят был полный набор, если верить рассказам девчонки о брате. Цуру-но катана сегуна Такауджи... забавно.
- У тебя есть танто, - Мицуке протянул нож с распахнувшим крылья в танце журавлем девочке. – И сейчас придет Чиру, он не даст тебя в обиду.
Олури кивнула с коротким "ун" и взяла танто. Снова закуталась в одежку по самую шею, нож спрятала под пояс, а руки протянула к жаровне.

Юки ввалился, чуть не вышибив дверь - в одной руке у него был кувшин, накрытый чашечкой, в другой - блюдо со сладостями, так что открывать пришлось отчасти ногой, отчасти головой. Вода и еда были в момент выгружены перед Олури, после чего парень воровато цапнул с тарелки какой-то коржик и делся в угол.
- А... уже здесь, - Мицуке поднялся, сунул меч за пояс, подальше от чьих-то жадных глаз, поближе к себе.; длинный сверток с вакидзаси держал в руках, тоже для сохранности.
Оставлять больную девочку вместе с лисой - не самое лучшее дело, но еще хуже - оставлять ее одну. Не звать же действительно Чиру!
Девочка удивленно проследила за мятущимся пареньком. Оглядела принесенное, потянулась сначала к сладостям, потом к кувшину, снова к сладкому, но остановилась все же на питье. Сняла чашечку, налила воды, выпила и улыбнулась.
- Спасибо, Юки-кун.
Юки неумело поклонился, весь розовый от смущения. Он заинтересованно поглядывал на сверток в руках Мицуке но явно не решался спросить, что в нем такое. И взгляды эти ронину совсем не нравились.
- Последи за ней... - после паузы добавил: - Юки-кун. Может, вынюхаешь, что за болезнь.
- Призрак это, - фыркнул Юки и тут же, спохватившись, добавил. - Думаю, что призрак - кто еще мог ночью болезнь наслать?
- А ты много знаешь про призраков? - заинтересовалась девочка.
- Слышал много, - задрал нос мальчик. - У нас тут одно время такой колдун жил, всем колдунам колдун. Старый был, вот-вот рассыплется, а сил как у двадцатилетнего. Много знал. Я чуть было его учеником не стал - вот только изчез он неожиданно. Приходим, а на месте дома - деревья вековые.
- Как интересно, - Олури оживилась. Даже взяла с тарелки булочку и, засунув ее в рот, совсем развернулась к Юки. Часть тряпок повернулась вместе с ней, другая намоталась вокруг гнездом. - Расскажи еще. Ты, получается, тоже умеешь колдовать?
- Умеет-умеет, особенно удаются заклинания на...
В Мицуке запустили никуманом. Жаль, что не со сладкой пастой из красных бобов, но тоже сойдет. Кажется, девчонка остается в надежных лапах... то есть руках. С никуманом в зубах Мицуке аккуратно задвинул за собой раздвижную перегородку-фусума, хотя мог и не беспокоиться о тишине - его ухода не заметили.
- Не успел толком научиться, - огорчился Юки. - Но определять кое-что могу. Вот в соседней комнате путники останавливались, так тамошняя девица - не человек ни разу. Кто - не скажу, но явно кто-то. Может быть, лиса?
- Думаешь, она лиса? - теперь уже огорчилась Олури. - А мне Амэ-сан понравилась. Она такая нарядная и вежливая и приятная. Может, ты ошибся?
- А лисы обязательно должны быть неприятные? - Нахмурился Юки. - Некоторые из них очень хорошие.

(вместе с Китти)

- А что это за сверток был у Мицуке-сана? - добавил мальчик чтобы перевести тему.
- Там мой вакидзаси. Вернее, не совсем мой... – Олури откусила кусочек никумана. – У нас с Тото был целый набор, только катана осталась у братишки, вакидзаси сейчас у Мицуке-сан, а у меня только нож. Вот, смотри.
Девочка вынула танто в ножнах из-под складок ткани и продемонстрировала пареньку.
- Ооох... - Юки от восхищения даже рот раскрыл. - Красота какая! Страшно древний наверное... А я бы вакидзаси Мицуке-сану не отдал бы.
- Почему не отдал? – недоуменно сморщилась Олури.
- Он собственный меч на каждом шагу теряет, - фыркнул Юки. - А такую вещь наверняка отберет кто-нибудь.
Девочка попыталась представить, как кто-нибудь пытается отобрать что-то у Мицуке. Не получилось. Возникала только одна картина: маленький грабитель прыгает вокруг высокого ронина и пытается сшибить с него сверток. Олури замотала головой в знак протеста.
- Давай пойдем во двор, - вдруг предложила она. – Там солнце и гораздо веселее, чем здесь. И ты можешь помочь мне надеть хоть что-нибудь из этого.
Олури сгребла в охапку тряпки и показала Юки.
Парень задумчиво осмотрел ворох тряпок. Конечно же, кицунэ знала, куда и что надевать - какой же морок, если перепутаешь цвета или слои? Только вот придумать правдоподобного объяснения, откуда эти тонкости знает мальчик...
- Хмм... Вот эта штука, я полагаю, надевается первой. А дальше наверное вот эта. Стой смирно, тут важно рукава не помять - а то бы все девушки с воооот такими воланами ходили. Так... Теперь подвязываем вот этим, и закрепляем вот это... Я такое у кукол видел, прошлое лето подрабатывал у торговца. Смотри-ка, почти как настоящая фарфоровая кукла.
Олури крутилась, стремясь уследить, как и что он делает. Проследить удалось, запомнить все – не совсем. Через некоторое время вся одежда была на месте и девочка благодарно улыбнулась Юки.
- Спасибо. У тебя ловко получается. А то все разводили руками и ничего не делали. Пошли вниз?
- Ага, - мальчик ловко цапнул с блюда булочку и раздвинул фусума. - Только ты все-таки одеяло с собой возьми.

Все, однако, запропастились, будто корова языком слизнула, и найти хозяина или кого-то из служанок отцу Андрео не удалось. Зато по лестнице началась беготня. Вверх промчался Юки и Мицуке, а вскоре последний спустился вниз, держа в зубах, причем без участия рук, рисовый колобок - никуман. Такая манера принятия пищи была более, чем странной, и священник решил выяснить у ронина, что там происходит, как чувствует себя Олури и не отпала ли нужда в поисках помощницы для нее.
Для начала он догнал самурая и пожелал ему одновременно доброго утра и приятного аппетита, заодно выразив вежливое сомнение в том, что место и способ завтрака - наилучшие.

Амэ порадовалась, что выяснила, где в этом доме находится ванная комната до того, как пришлось спешно ее искать. Пока Мицуке занимался нежданной мстительницей, Амэ быстро подхватила одежду, испорченную лисой, - вот же скотина, subeta, baita, oban, ketsu no ana... – и вихрем унеслась в заднюю часть дома. Вроде, никто не видел, а то великолепное зрелище – она, несущаяся с охапкой изумительно смердящих тряпок. Гадость. Еще выпачкать волосы, поставить их дыбом, и будет демон-вонючка. Или таких не бывает? Да какая разница... Запахнуть джубан или хоть как-то прикрыться Амэ и не подумала.
Пришлось греть воду и вытаскивать все запасы ароматических средств. Когда горячая вода показалась пригодной, Амэ бухнула туда вонючий клубок. Нашла длинную палку и ткнула ею в бадью. Потом еще раз. Помешала. Еще потыкала, морщась. Бормотала под нос все ругательства, какие смогла вспомнить, сначала на японском, потом на санскрите, потом снова на японском.
Стирка продолжалась долго. Зловоние все никак не хотело убираться. А может, Амэ так только казалось. Но она все продолжала яростно тыкать палкой, потом даже взялась руками. Если бы она была колдуньей, и слова ее имели бы силу, с лисой творились бы сейчас абсолютно невероятные вещи - столько всего противоестественного нажелала ей разъяренная Амэ.
Наконец, девушка посчитала, что, пожалуй, хватит, а то от тряпок останутся одни дыры. Развесила мокрую одежду над специальным очегом, чтобы высохла побыстрее, подумала и сыпанула чего-то пахучего еще и в огонь. Эта стирка утомила ее больше, чем вся предыдущая ночь, надо же. Амэ приоткрыла небольшое оконце, выходящее в угол заднего двора и вдохнула чистый свежий воздух, высунув голову. На нос упала капля, и девушка поморщилась. Упало еще две. Через секунду пошел настоящий дождь.

(И Далара)
Некоторое время Кайо с интересом наблюдала за проносящимся мимо пейзажем - лес, обрамляющий дорогу, из-за него выглядывают вершины гор, а над всем этим полоска синего неба и кое-где лениво разбросанные облака. Ей давно не приходилось наблюдать с такой позиции. А если учесть сидящего позади Итачи, то и вообще никогда... или все же было? Позвоночник пронзила игла холодка. Нет воспоминания - было ли, не было. Пейзаж сразу перестал занимать девушку.
- Итачи-сан, долго ли нам ехать?
С какой скоростью бегают лошади? Меньше, чем она привыкла. Кайо подавила желание подняться в воздух вместе с Итачи, показать ему, что бывает по-другому, гораздо быстрее и захватывающе.
Услышав голос девушки, сын управителя встряхнул головой. Пару секунд назад он был где-то далеко отсюда, в мире смутных, но очень приятных образов, понять смысл которых он не мог. Но эти неведомые картины захватывали его полностью, заставляя оставить обычный мир без внимания.
«Что это было? - промелькнула беспокойная мысль, - В таком состоянии нетрудно не заметить приближающегося меча. Да что там меч, так можно и свою смерть пропустить. Так и останешься в мире грез, не догадываясь о том, что твой дух уже послушно следует за шинигами, ожидая решения своей судьбы».
Юноша тряхнул головой, возвращаясь к реальности.
- Ближайшая деревня на нашем пути - Фудзихара, - он говорил громко, надеясь своим голосом удержать себя от нового путешествия в мир грез, - Мы доберемся до нее только вечером.
Кайо чувствовала - с Итачи творится что-то странное, это ощущалось в голосе, в напряжении рук, в воздухе вокруг него.
- Тогда, может быть, нам стоит сделать привал где-нибудь по пути? Мы устанем, да и конь, наверное, тоже.
А еще неплохо было бы хоть на какое-то время очутиться вне поля зрения юноши.
- Да, конечно, - рассеянно проговорил Итачи, поймав себя на мысли, что снова теряет ощущение реальности. И сразу же остановил коня, - Думаю, это место ничуть не хуже любого другого.

(Hikari mo)

- Правда? – Кайо почти удалось не пустить в голос язвительные нотки.
Сын управителя Шиобары не нашел лучшего места для остановки, чем посреди дороги. Ни тебе поляны поблизости, ни поваленного дерева хотя бы. Девушка начала всерьез беспокоиться за спутника, а это мешало ее планам.
- Ну, раз ты так говоришь, остановимся здесь.
Итачи рассеянно спрыгнул с коня, и подал руку девушке.
- Что-то не так? - запоздало произнес он, когда слова девушки все же дошли до него
Кайо наконец смогла взглянуть в его лицо, и ей не понравилось то, что она там увидела.
- Ты хорошо себя чувствуешь? Не заболел? – спросила она, опираясь на предложенную руку и спрыгивая на землю. – Или, может, отравился?
- Все в порядке, - произнес Итачи, привязывая коня к дереву. - Наверное, это из-за жары, - хотя сын управителя прекрасно понимал, что жара здесь не при чем, найденное оправдание его более чем устраивало. - Да, из-за жары, - добавил он скорее для себя.
- Как скажешь.
Сейчас удобнее поверить. Да и что она так о нем беспокоится?
- Давай найдем ручей, пить хочется, - Кайо покачалась с пятки на носок на затекших с непривычки ногах. Ей вдруг пришло в голову, для чего еще может быть полезен ручей. – И я хочу помыться.
- Хорошая мысль, - произнес Итачи. Контроль над ситуацией понемногу возвращался к нему, - Я давно не тренировался, а шум воды как нельзя лучше помогает познать меч, он помолчал немного и зачем-то добавил, - естественно я буду тренироваться выше по ручью.
Хоть в чем-то им повезло, не пришлось долго искать ручей. Всего несколько шагов, и уже слышен характерный шум текущей воды. Течение оказалось в меру быстрым, не грозящим снести неосторожного купальщика. Кайо нашла место поудобнее, под раскидистым деревом, часть корней которого уходили в воду, и объявила, что здесь-то она и будет купаться.
Итачи лишь головой кивнул и отправился вверх по ручью.

Мицуке очень удивился: что же тут сомнительного? Еда – вот она, рот – тоже никуда не делся, где же завтракать, как не в гостинице, а руки... так руки заняты, туже затягивают узел на сагео*. Время от времени большим пальцем Мицуке подправлял быстро уменьшающийся рисовый колобок – чтобы не развалился.
Все-таки эти южные варвары – странные и загадочные существа с непостижимой логикой (а есть ли она у них? сложный вопрос). Но вот еду придется прожевать быстрее, чем собирался, это уже без вопросов и сомнений.
- И вам доброго утра. Придется задержаться здесь дольше, - известил ронин их необычного спутника; тот ведь держал путь в Шиобару, вдруг решит, что не стоит их ждать и пойдет своей дорогой?
Мицуке одолели неожиданные угрызения совести: нехорошо, если варвар уйдет один и заблудится в горах, все-таки – тоже живое существо, никому пока вреда не причинил. Добра тоже от него пока никакого, но тут не Мицуке решать, не видел. Но ведь раньше «красноволосый» (ронин покосился на черного цвета завитки на голове у собеседника, хмыкнул) шел один, вон куда добрался от побережья, хотя если собирался к скале Охийя поклониться Сенджу Каннон... или Хейва Каннон***, кто больше нравится, так направление перепутал. Храм далеко на юге, возле Утсуномии, а нанбан идет на север. Или он хочет посетить место, куда Аматэрасу с остальными богами спустилась на землю? Это где-то тут же, только Мицуке не помнил точно.
- Олури-химэ серьезно больна, - ответил на невысказанный вопрос ронин (мимо них с топотом по лестнице сбежали Юки и «тяжело больная» девочка). – Ей нужен монах или священник.
Он посмотрел на крест, что висел на шее собеседника. Мицуке уже видел такие, ничего хорошего с ними не было связано.
- Прошу меня извинить, - он поклонился. – Нужно идти.

---
*сагео – шнур, которым ножны крепятся к поясу
** Сенджу Каннон - многорукая богиня милосердия, вырезанная в храме Охийя, самое древнее изображение Будды (в виде богини)
Хейва Каннон - 27-метровое изображение богини милосердия, вырезанное в скале Охийя рядом с одноименным храмом.

(soshite Китти)

Во дворе было уютно и солнечно. Олури уселась в тень под деревом, посмотрела снизу вверх на Юки и попросила воды. Ей опять нестерпимо хотелось пить. Парень потопал к уже знакомому колодцу, на ходу досадливо потирая непонятно когда потянутые руки. И не зря - в этот раз ведро было втрое тяжелее, а колодец - вчетверо глубже. Вытянув, наконец, ведро, Юки забросил туда ковш и перетащил воду под дерево. Олури зачерпнула ледяную воду сложенными лодочкой ладонями и поднесла ко рту. Жадно выпила.
- Спасибо.
Процедура повторилась. Разумеется, в процессе рукава оказались намоченными. Отдышавшийся Юки, разумеется, не преминул сказать пару ворчливых на этот счет, и напомнить, что городские девушки умудряются работать днями и не оставлять на кимоно ни единого пятнышка.
- А городские молодые люди не приносят девушке питье в ведре, обязательно находят какую-нибудь посуду, – не осталась в долгу Олури и тут же поинтересовалась: - А что, ты знаешь много городских девушек?
- На поиски посуды пришлось бы потратить несколько минут - а городские молодые люди склонны исполнять просьбы быстро, - фыркнул Юки. - Один раз я почти месяц жил в городе. Странные там люди...
- Ходят на головах? – предположила Олури и кашлянула, прикрывшись рукавом.
- Хуже, - убежденно возразил мальчик. - Думают, что нет на свете ничего важнее того, как какой-то самурай посмотрел на какую-то гейшу и по какой улице проехал наследник какой-то важной шишки. Ничего вокруг себя не замечают!
- Разве в деревне не то же самое? – удивилась девочка. – У нас тоже следят, кто что сделал, долго обсуждают, если вдруг поблизости проехал кто-то важный или забрел какой-нибудь бродячий ронин. А уж сколько толков, если кто увидел призрака...
- А городским десять призраков покажи, они и не заметят! - воскликнул Юки но тут же смутился. - Вернее не заметили бы. Тут люди видят что в мире есть что-то кроме них самих.

- Наверное, страшно жить в городе, - подытожила Олури. - Зачем же ты там жил?
- Пришлось, - мальчик насупился, всем видом показывая, что говорить на эту тему не хочет.
Девушка открыла рот, чтобы продолжить, повнимательнее посмотрела на Юки и сказала первое, что пришло в голову:
- Мицуке-сан сказал, что придет Чиру. Наверное, он пошел наверх и не нашел нас там.
Откуда-то сверху, прямо над их головами, раздалось низкое: мйя-а-а.
- Ой! - Олури подскочила на месте, чуть не расплескав воду.
- Как же, потеряется он! - парень скорчил зверскую рожу куда-то вверх. - Что, в окрестностях симпатичных кошек нету? И птицы наверняка провооорные?..
- Ма, - коротко ответил кот, всем видом изъявляя полное презрение к оскорбителю.
- Зачем ты так? Он нас охраняет. А то вот в прошлый раз у нас с братом, - шмыг носом, подделка под кашель, - не было охраны, так лиса украла нагинату и спрятала ее где-то в лесу.
- Прям просто так и украла, ни за что ни про что? - сощурился Юки. - Впервые о такой лисе слышу!
- Украла. Унесла в зубах, мы так и не смогли ее догнать. Говорят, все лисы воруют вещи и прячут их в разных потайных местах. Иногда даже в колодцах. Как думаешь, нет ли в этом колодце какого-нибудь лисьего тайника? Представляешь, как было бы интересно вдруг найти его прямо здесь, где все ходят каждый день.
Олури просеменила (другую походку эта одежда не очень-то предусматривала) к деревянному срубу колодца, оперлась о шероховатый, теплый край и
заглянула в темную глубину.
- Хэй, ты же нездорова, а ну упадешь? - подскочил Юки. - Лиса в колодец не заберется, а если и заберется, потом вылезти не сможет.
Но Олури продолжала зачарованно всматриваться в блестящий круг воды, пропустив мимо ушей слова паренька.
- Смотри, там как будто свечение, - сказала она.
Юки подошел к колодцу и заглянул вниз, на всякий случай придерживая Олури за пояс - конкретно сейчас у Рыжей была целая тьма причин не доверять колодцам.

(и опять)

- Не вижу, где? - глаза мальчика видели только слабый отблеск неба в воде внизу.
- Ну смотри же, вон там. Очень слабое, его почти не видно.
Кот тоже заинтересовался, а может, просто заволновался, что неразумные люди свалятся в колодец, и вспрыгнул на стенку. Теперь все трое смотрели в воду, одинаково уткнув носы в прохладную шахту колодца. Вернее, кот и девочка одинаково, а Юки не рисковал нагибаться как следует. Вероятно, потому он и не видел свечения, которое так заворожило Олури.
В любом случае, близость к колодцу заставляла его нервничать. Мальчик настороженно посмотрел на кота, пытаясь по выражению морды понять, видит ли Чиру что-то особенное, или нет. Из дома вышел Мицуке, потянулся - наверное, еще не совсем проснулся. Увидел троицу у колодца, удивленно оглянулся на второй этаж и только головой покачал.
- Быстро бегают...
Ронин поправил сверток за спиной и зашагал к воротам. Юки окликнул Олури.
- А куда он вакидзаси несет? Продавать?
- Не знаю, - растерялась девочка. – Но он сказал, что будет хранить его, так что не должен. Меня он ни о чем таком не спрашивал.
Она наконец вынырнула из очарования колодца и теперь, щурясь под солнцем, смотрела вслед ушедшему ронину.
- Может быть, полировать или точить, - предположил Юки. - А что это за странный человек с вами, как его там, Патэрэн... Патэрэн... Не запомнил имя.
- Патэрэн Андорео? Он из какой-то заморской страны, очень длинное название, я забыла. А в соседней с нами комнате живет попугай оттуда же, - заулыбалась Олури, вспомнив большую птицу.
- Попугай? - Юки только что не облизнулся. - А он привязан или сам живет?
- Я не видела привязи. Кажется, он сам по себе, - не подозревая намерений лисы, отвечала Олури.
Кицунэ героически справилась с желанием пойти и оторвать заморской птице голову прямо сейчас - утренние упражнения оставили после себя нешуточный аппетит, а едва укушенный никуман этот аппетит только раздразнил.
- Ты есть хочешь? - с надеждой покосился Юки на Олури.
- Вовсе нет. Я хочу еще посмотреть в колодец – там так странно, жутко и интересно...
- Тебе жить надоело? - невинно осведомился Юки. - В деревне говорят, что если колодец странный, там непременно живет призрак. Вот затянет тебя внутрь и утопит в колодце.
- Нет там никакого призрака, - уверенно заявила девочка и тут же оглянулась, не вылезает ли кто-нибудь страшный. На срубе не было никого. Кот потерся о ноги, взглянул вверх и выразил свое мнение: «Мья».
- Ладно, - сдалась Олури. – Будем просто сидеть под деревом.

(и Далара)

Свободной рукой открыв дверь в гостиницу, Такамори буквально затащил монаха внутрь, стараясь не причинить увечий и боли – все-таки вход в здание уж больно узок. Кажется, получилось, хотя, возможно, монах попросту проявляет чудеса выдержки. Едва они оказались в главном зале, как подскочил невесть откуда вынырнувший хозяин и с удивленным подозрением уставился на постояльца и его спутника. Хозяину было объяснено, что человеку требуется помощь, причем немедленно. И если он поторопится, то даже кое-какие деньги. Зато если не поторопится... хозяин забормотал и, вежливо кланяясь, показал в сторону лестницы.
- Можно положить его в одной из комнат. Наверх ему не дойти, а тут у нас есть место. Ему будет удобно, будьте покойны.
- Спасибо вам за заботу, Юджи-сан, - сказал монах, когда они уже оказались в указанной комнате.- Надеюсь вы не будете возражать, если все расходы на свое лечение и содержание я возьму на себя.
Такамори с некоторым сомнением покосился на собеседника – тот не был похож на человека, у которого водятся деньги. С другой стороны, на что-то же он покупал выпивку?
- Хорошо, но если вам будет не хватать, скажите.
Все-таки монах есть монах, и в голову с детства вбито, что им надо помогать.
В комнате без окон хранились мешочки с приправами, а воздух был пропитан странной смесью всевозможных ароматов трав и каких-то душистых растений. Хозяин приволок футон и расстелил его на небольшом свободном пространстве пола, бережно переложив несколько драгоценных мешочков. Совместными усилиями ронин и хозяин уложили монаха на футон.
- Надеюсь, вам здесь будет удобно, - сказал Такамори. – А я пока схожу за лекарем.
- Еще раз благодарю, - ответил Ки, закрывая глаза и, похоже окончательно обессилев, ушел в страну снов.
Стараясь не шуметь, Такамори вышел из комнаты и отправился искать местного лекаря.

(SonGoku тож)

Шиобара

Как распугал каких-то крестьян у дороги, Катсукесуми помнил хорошо; не получалось только понять – в каком он тогда был виде. Но бежали они быстро... наверное, все же в тигрином. Как шуганул торговца речной рыбой, что толкал перед собой тележку с накрытым травой и листьями товаром, тоже отложилось в памяти. И как с визгом убежали, потеряв на дороге деревянные гэта*, две женщины. А вот как он оказался у добротной каменной стены, что окружала чей-то богатый дом?.. Неподалеку раздавались крики стражников.
Катсукесуми прижал ладонь к нагретым солнцем камням; здесь, далеко от столичных новшеств, их не белили, да и не обтесывали толком. Из щелей пробивалась трава и полоски мха, вился, цепляясь за невидимые глазу выступы, побег.
- On chi ri chi i... – пальцы кое-как сложились в необходимую мудру, - ... проклятие, времени нет!
Катсукесуми открыл глаза, подергал за свисающие со стены плети краснолистого плюща. Должно выдержать...
Беспокоиться о приземлении не стал, спрыгнул вниз – едва ли не на голову человеку, что присел отдохнуть или подремать в тени. Метнулся было в сторону, зашипел от боли. Катсукесуми сморщился, он не любил испытывать боль. Занятно, этот человек (нет, не хозяин дома и даже не гость) не стал убегать или звать на помощь, только поднял голову. И дремать он не собирался, на коленях у него лежала старая бива, из янтарного цвета дерева, с потемневшими колками.
- Что случилось? – произнес музыкант; смотрел он при этом не на незваного гостя, а куда-то мимо него и совсем не думал удивляться, что среди бела дня через забор лезут всклокоченные оборванцы.
Повисла долгая пауза, даже воробьи на крыше дома примолкли и явно подслушивали то ли из любопытства, то ли от скуки. Катсукесуми сделал бесшумный шаг в сторону – музыкант не стал провожать его взглядом.
- Наверху есть пустые комнаты, - негромко сказал он, проводя дощечкой-медиатором по тугим струнам. – Если укажете дорогу, помогу вам туда добраться.

---
* гэта – деревянные сандалии на двух поперечных дощечках-подставках.

(Bishop, SonGoku, и от меня пара слов)
В это самое время створки дверей разъехались, и в сад вышел хозяин дома.
-Что… что вы здесь делаете? - спросил он. В голосе не было злобы или страха. Только удивление.
По лицу музыканта скользнула улыбка. Катсукесуми оскалился, еще не остыв от погони. На когда-то белом, теперь сером в грязных разводах каригину расплывалось еще одно пятно, только на этот раз ярко-красного цвета.
- Прячусь, - в голосе оборванца прозвучали басовитый раскатистые ноты, больше подходящие тигриному рыку, чем человеческому голосу.
Управитель Шиобары долгое время смотрел в глаза оборванцу, будто надеясь в ни увидеть жизненный путь незнакомца:
-От кого? И почему именно здесь?
Тот, кто назвал себя здесь Катсукесуми, опустил ресницы, пряча от взгляда хозяина дома узкие вертикальные зрачки в темно-желтых, почти такого же цвета, как инструмент в руках музыканта, глазах.
- Разве не говорят боги, что защиты нужно искать у сильнейшего?
Если по совести, Катсукесуми понятия не имел, сказанул ли кто-то из многочисленных ками подобную фразу, но сомневался, что и собеседнику это известно. Музыкант, бива которого как будто сама по себе сопровождала их беседу негромкой мелодией, непочтительно рассмеялся.
-Хорошо, - Кантаро успел заметить странные глаза собеседника, - Но ты так и не сказал, кто преследует тебя.
На музыканта, который был приглашен Акаихигэ, управитель, казалось, не обращал внимания.
- Твое решение зависит от того, кто за мной гонится? - Катсукесуми склонил голову к плечу; силы уходили, и не на то, на что их следовало тратить. - Если я скажу, что меня хочет убить демон, что ты мне ответишь? А если меня преследуют ками, где посоветуешь спрятаться? Не волнуйся, старик, в меня стрелял пока что человек.
- Хотя кто хочет твоей смерти, ты не знаешь, - насмешливо вставил музыкант; мелодия набрала темп, удары по струнам стали отрывистее.
-Хорошо, я дам тебе пристанище, человек со странными глазами, - Кантаро опустил голову, - За напоминание об одном человеке… и… авансом.

(вместе с Hinode no otome)

Опять хозяин развел в комнате свой пахучий дым. Никакого сладу с этим человеком. Моряки на португальском корабле хоть курили нормальный табак, а это что?
Попугай недовольно встопорщил перья и прошелся по жердочке.
Хозяин-то, молодец какой, хоть догадался одеться. Даже дверь за собой закрыл, аккуратный. Только окно нараспашку оставил. Залетай - не хочу.
Внезапная боль в левом крыле заставила его взвиться в воздух. Белое перо, кружась, медленно опускалось на пол. Не понимая, что творится, Мару опустился на пол и, наклонив голову, осмотрелся. Комната была пуста. И все же... какое-то смутное ощущение, как легкий неприятный привкус, оставалось. Мару насторожился и пошел в обход помещения, цокая коготками по деревянному настилу там, где кончались циновки.
На этот раз атака пришлась на хвост. Еще одно перо закружилось в воздухе. С диким воплем Мару подскочил и даже умудрился перекувырнуться в воздухе. В комнате по-прежнему не было ни единого живого существа, не считая самого Мару. Он выставил, как пику, приоткрытый клюв и нахохлился. Уловив то самое ощущение посреди комнаты, пошел в атаку в метре от пола.
То, что ощутил Мару, извернулось, рассмеялось беззвучно но почти осязаемо, хлестнуло птицу шелковой тряпкой - или это ветер ее взметнул?
С большим креном попугай приземлился на пол, даже пришлось сделать несколько шажков. Перья на холке встали дыбом. Выбравшись из-под тряпки, Мару высказал все, что думает о летающих тканях и всяких странных ощущениях, бродящих по чужому дому. В высказывании перемешались три языка: португальский, японский и птичий.
Еще один кусок ткани, полетевший в птицу, уже явно не мог быть брошен ветром - откуда в этих краях ураганы? И тут же ощущение почти пропало - из-под тряпки показалась часть деревянной фигурки лошади.
Мару, нацелившись было драть клювом и когтями нападающую тряпку, удивленно замер на одной ноге. С интересном посмотрел на тряпку, на лошадку и на то место, где раньше было непонятное ощущение. Подошел к лошадке, как самому маленькому и возможно безопасному предмету - хозяин обычно носил ее с собой всегда и везде - и аккуратно поддел лапой. Ничего не случилось. Птица полностью вынула лошадку из-под ткани.
Нечто, чем бы оно ни было, объявилось вновь. Оно словно копило силы - нехорошее напряжение разлилось по комнате, нарастая с каждой секундой. Мару понял, что с таким противником ему не справиться и возжелал ретироваться. Для этого требовалось добраться до окна. Зажимая в одной лапе черную лошадку, попугай на второй запрыгал к маячившему снаружи дереву, помогая себе крыльями.
Когда Мару уже почти добрался до окна, в спину ему ударила настоящая буря, кувырком вышвырнув наружу. И, кажется, новый взрыв смеха.

- Подождите, - отец Андрео нагнал собеседника, - ведь я ее видел только что, и она не жаловалась на самочувствие, только на затруднение с одеждой! Как себя чувствует Олури-химэ в действительности? К тому же, если ей нужна помощь служителя Божия, я могу ее оказать.
Странная страна – можно даже сказать мир, странные люди. Почему этот воин смотрит на него таким отчужденным взглядом - кто разберет? Португалец так и не научился пока понимать побуждения живущих тут людей. Иногда они казались понятными и обычными для любого человека – ведь всех объединяет, что они люди, творения Бога, где бы они не жили по воле Всевышенго. А в другой раз мотивы поступков казались абсолютно непостижимы и тогда оставалось только ворчать о «варварской стране», казалось, чужой и насмехающейся над пришельцем. Даже сейчас, казалось, дракон, изображенный на закрывающей окно занавеске, злорадно изогнулся под легким дыханием ветерка и со злорадством посмотрел на спешащего вслед Мицуке европейца.

(после обсуждения с Бишем)

Точильщик Дзирокичи любил трудиться, устроившись в приятной душе и телу прохладной тени, чем немало удивлял односельчан, которые не понимали, зачем по доброй воле отказываться от редкого в их горах случая погреться лишний раз на солнышке. Увидев мастера, расстилающего циновку в глубине веранды, куда солнечные лучи не добирались и на закате, соседи недоуменно покачивали головами. Точильщик добродушно отвечал, что редко кому доводится видеть клинок самурайского меча и пережить это событие, поэтому он и прячет от глаз светлейшей Аматэрасу то, что сокращает чужие жизни. Шутил, разумеется, а может быть, за годы, проведенные в Хэйан-кё, стал таким же ненормальным, как столичные жители. Какие могут быть мечи в их захолустье? Разве что случайно заедет на осенние праздники кто-нибудь из тех, кого заботит не только острота клинка, но и то, как стекает по нему, играя на хамоне*, солнечный свет.
Приметив издали рослого самурая, Дзирокичи отложил клинок, над которым работал для предыдущего заказчика, и присмотрелся как следует. Мастер как будто перенесся назад во времени в дни своей городской жизни; в канун праздника их маленькую деревушку наводняли торговцы, перекупщики, крестьяне из окрестных хозяйств, путешественники и самураи (пусть по большей части ронины, но тем не менее буси**), и тихие улочки напоминали шумом столицу. Дзирокичи вытер руки и махнул помощнику, чтобы вышел задержать возможного клиента; вдруг тому вздумается пройти мимо. Мальчишка сунул ноги в сандалии и выбежал на дорогу, звонко простучав по камням дорожки деревянными подошвами. Дюжий самурай остановился, с веселым любопытством разглядывая ребенка. Странный человек в странной одежде и с необычной внешностью, который оказался спутником воина, тоже остановился и даже что-то сказал парнишке.
- Кланяйся... - прошипел сквозь зубы Дзирокичи, как будто подмастерье мог его услышать. - Да поклонись ты! Вот дурак!
Куда там! Мальчишка застыл на месте и, разинув рот, глазел на долговязого воина. Точильщик не мог винить помощника (разве что тот потеряет голову в самом буквальном смысле), зрелище воистину было диковинное, не каждый день доводится такое увидеть. Роста самурай был такого, что поневоле думалось о Хейва Каннон, вот только о милосердии и спокойствии тут не стоило говорить. Загорелое грубоватое лицо было украшено следами недавней стычки, длинные волосы не уложены в аккуратную прическу, а стянуты шнурком в хвост на затылке, гербов на одежде не видать; стало быть, ронин.
Дзирокичи вспомнил, как однажды (давно, еще в столице) мимо его мастерской к мосту Сандзо проезжал господин Хосокава из Хиго, направляясь после веселой ночи с девушками в Гионе к Императорскому дворцу. Тогда еще точильщик залюбовался породистым конем господина Хосокавы, огромным гнедым жеребцом с длинной гривой и перекатывающимися под атласной шкурой мускулами. Самурай был ухожен куда меньше того жеребца, и едва ли на него можно было надеть уздечку, но что-то в них, в воине и коне, просматривалось общее.
А потом взгляд точильщика привлек длинный сверток; тут уж сомнений не осталось, Дзирокичи поднялся и сам поспешил навстречу самураю.
- Добро пожаловать! Пусть с моей стороны не окажутся хвастовством слова, что во всей округе не сыщется человека, больше сведущего в делах заточки и полировки мечей!
И, что самое смешное, Дзирокичи не врал и не похвалялся; но даже он не ожидал увидеть то, что предстало перед его глазами, когда он развернул сначала грубую холстину, а затем тонкий шелк. Простые ножны, обтянутые коричневой гладкой кожей, сквозь коричневую же оплетку рукояти тусклым золотом поблескивает самэ***; оплетка повторяется и на ножнах, превращаясь в сая-ито. Коигучи**** обвивает дракон, он же и на кашира*****, но внимание Дзирокичи привлекает другое. Первое – крепеж для ношения не в современной манере буки-дзукури, а как лет триста назад для подвешивания к поясу. Второе – резная цуба в виде журавля, распахнувшего в танце крылья. Еще не выдвинув клинок из ножен, Дзирокичи знал, что увидит хамон в виде горной цепи.
- Журавлиный меч! – благоговейно выдохнул мастер. – Один из трех Тсуру-но кен! Господин оказывает мне великую честь...
Он не удержался и бросил украдкой взгляд на оружие, которое гость положил рядом с собой, когда принял предложение хозяина лавки и уселся рядом с ним на веранде. Опыт и тут не подвел Дзирокичи. Меч ронина только выглядел проще, чем тот, что лежал перед точильщиком.
- Владелец клинка Масамунэ останется нами доволен, - без ложной скромности заявил старый мастер.
Спутник ронина насторожился, словно услышал что-то знакомое, и явно собрался что-то переспросить.

---
*хамон - узор на клинке, образующийся при закалке; по нему можно определить мастера.
** буси - воинское сословие, другое название самураев.
***самэ – кожа ската или акулы, которой обтягивалась рукоять.
****коигучи – вход в ножны.
*****кашира – торец рукояти.

Между двумя детьми и котом (который снова убрался на ветку) воцарилось молчание, но не надолго. Сверху, вереща и барахтаясь, свалилось что-то большой, плотное и роняющее перья. Кот насторожился, примериваясь поохотиться на падающее подобие птицы, но то сумело ловко приземлиться аккурат на колени сидящей Олури. Девочка от неожиданности обняла этот ворох зеленых перьев.
- Ой, птичка!
- Это та самая? - Юки восхищенно пялился на птицу, словно целую гору сладостей увидел. - Какая большая!
- Да! – Девчонка гордо раздвинула руки, демонстрируя попугая, будто сама его придумала и сделала. – Познакомься, это Мару. Мару, это Юки.
Попугай явно не был в восторге от знакомства. Он неловко переступил с ноги на ногу, мазнул крыльями Олури по носу и воинственно открыл клюв.
- R-raposa*, - заявила птица.
- Это что значит? - Рыжая впервые сталкивалась с подобным словом, да, честно говоря, и с говорящими птицами тоже. - А он правда говорит или только пересмешничает, как лесные?
В этот момент Юки не смог сдержаться и облизнулся.
Девочка, занятая попугаем, не заметила, зато кот ревниво следил за соперником.
- Не знаю, что это значит, но он говорит. По-заморски, а иногда и по-нашему, правда, Мару? – Олури погладила взъерошенную птичью голову и едва успела отдернуть руку; клюв щелкнул в воздухе. – Кажется, он почему-то злится.
- Он думает, что кот его съест, - Юки бросил насмешливый взгляд на конкурента. - Или, быть может, его напугало что-то в комнате, а теперь он стыдится своей трусости.
Мару, понимая, что сейчас его единственной защитой являются руки держащего его человека, прижался поплотнее к Олури. Поднапрягся и вспомнил нужное слово:
- Kitsune da!
- Где лиса? – удивилась девочка.
- Это лиса его так? - мальчик поднял брови в притворном удивлении. Попугая надо было срочно заставить умолкнуть. Вот только как? Юки покосился на кота.
Кот ответил мальчику открытым взглядом круглых глаз: сам разбирайся, я есть не буду – вдруг несъедобный. Там временем Олури нащупала в лапе птицы что-то твердое и после непродолжительной борьбы сумела отобрать, приговаривая, что она только хочет посмотреть. Мару нехотя отдал, и девочка с интересом начала вертеть в руке черную деревянную лошадку с нарисованными седлом и упряжью и с пучками волос вместо гривы и хвоста.

_______
*raposa (порт.) - лиса

(с Китти вместе)

- Напоминает оберег... - нахмурился мальчик. - Не иначе он правда с лисой там сражался. Помнишь что я тебе про Амэ-сан говорил? Или может быть его призрак напугал.
- Лиса, призрак? – Олури запуталась окончательно. – По-твоему, Амэ-сан одновременно и лиса, и призрак?
Девочка опять начала гладить взъерошенные перья попугая, и на этот раз он не сделал попытки клюнуть.
- Нет конечно! - фыркнул мальчик. - Я просто думаю что где-то здесь есть призрак. Может быть, даже и в комнате, откуда Мару вылетел.
- Но там же как раз и живет Амэ-сан. Разве лисы живут в одной комнате с призраками?
- Если у них нет другого выхода, то живут, наверное, - покачал головой Юки. - Или быть может призрак только сейчас там оказался, а живет в колодце.
- Тогда это очень красивый призрак, он показывает огоньки, как будто маленькие солнышки.
Олури вдруг зашлась кашлем. Попугай вздрогнул, захлопал крыльями.
- У всех свои способы охоты, - важно сказал мальчик. - Может быть, ты их видишь, потому что болеешь?
- Думаешь, меня хотят заманить в колодец? - проговорила девочка перед тем, как ее одолел новый приступ.
- Я не призрак, я не знаю, - смутился Юки. - Но если я бы хотел заманить в ловушку девочку вроде тебя, я бы, наверное, сделал это именно так.
Не переставая кашлять, Олури знаком попросила чашку воды, выпить из ладоней у нее сейчас не получилось бы. Юки подскочил и в панике оглянулся. Чашек поблизости не было. Никаких. На кухню соваться не было смысла - за поднос со сладким пришлось немного повоевать, и теперь его бы вышвырнули не слушая. Оставался второй этаж. Промямлив "я сейчас", мальчик убежал внутрь дома.

- Рюджи, ты не предупредил меня, что наньбан, пришедший с тобой это монах, - Гембэй смотрел, как к его дому подходил невзрачный человек, отвратительной наружности. Впрочем, наньбаны все были редкостными уродами.
- Извини Гембэй-сан, но это вылетело у меня из головы. Уж слишком долго мы пробыли с ним вместе, - ямабуси стоял рядом со своим старым другом. Как же давно они не виделись. Прошло, наверное, уже пара десятков лет, может и меньше. Время не повлияло на их отношения друг к другу, а значит все идет так, как и должно идти.
- Надеюсь, что он не натворит здесь бед. Иначе, как начальник стражи мне придется убить его, а потом покончить с собой, - Цува произнес эти слова так буднично, как и положено самураю в его положении.
Хирохата посмотрел на своего старого друга.
- Он обещал быть аккуратным, - и тут же обратился к подошедшему отцу Иону, обратившись к нему на латыни, что бы Цува не понял о чем идет речь. – Это начальник стражи Цува Гембэй, - поклон в сторону вышеупомянутого лица. – Будьте предельно осторожны и аккуратны. Иначе ваша голова расстанется с телом, а я потеряю друга.
- О, вы так любезны, - улыбка появилась на уставшем лице отца Иоанна. Слова о дружбе он принял на свой счет и поэтому был очень растроган. – Обещаю, что не подведу, - и уже на японском обращаясь к Гембэю. – Добрый день, я очень благодарен вам за ваше гостеприимство, уважаемый Гембэй-сан.

(и Хигф)

- Подождите, - отец Андрео нагнал собеседника, - ведь я ее видел только что, и она не жаловалась на самочувствие, только на затруднение с одеждой! Как себя чувствует Олури-химэ в действительности? К тому же, если ей нужна помощь служителя Божия, я могу ее оказать.

Мицуке размашисто шагал по улице, слушал слова их необычного спутника, думал – может, действительно он сумеет помочь. Ронин встречал таких ненормальных, тоже на шее висел крест, они называли его – «символ веры».
- Олури-химэ преследует призрак, - решился он, в конце концов. – Йюреи, похоже на то. Это плохо, йюреи – не демон, убитую женщину чем-то обидели. Может быть, она страдала от неразделенной любви или ее убили. Теперь она мстит.
По дороге им не попалось ни одного святилища, даже вывески лекаря нигде не было видно. Солнце залезло достаточно высоко, стало жарко. Мицуке впервые пожалел, что не носит с собой веер.
Священник внимательно выслушал своего собеседника. Борьба с демонами - его специальность… Правда, собеседник отрицает демоническое происхождение враждебной силы, но ведь все духи либо от Сатаны, либо от Господа, а посланец Бога не стал бы вызывать болезнь у невинного дитя. Однако, как бы ни считал ронин, надо все же у него выспросить о повадках предполагаемого потустороннего мучителя.
- А почему вы так решили? Расскажите мне все, что известно о болезни девочки, о самой йюреи и ее повадках, только тогда можно будет эффективно помочь, - незнакомое доселе название духа запыхавшийся иезуит выговорил с некоторым трудом, прилагая усилия. чтобы поспеть за широкими шагами Мицуке.
Ронин добросовестно вспомнил все признаки несчастного духа; кажется, начинать надо было чуть раньше. Мицуке вздохнул.
- У всех существ и вещей есть рейкон, - начал он. – Когда вещь ломается или умирает человек или зверь, рейкон покидает их тело и присоединяется к предкам. Бывает так, что смерть случается не вовремя...
Он перехватил недоуменный взгляд наньбана.
- Его могут убить, он может погибнуть в сражении или совершить самоубийство, или там похороны ему не понравились, тогда рейкон будет мстить. Сам он ничего не может, он превратится в йюреи.
Мицуке помолчал и ради справедливости добавил:
- Правда, йюреи почти всегда женщины, которым при жизни принесли боль любовь или печаль. Или чужая ревность. Или раскаяние.
Он рассерженно пнул случайно попавший под ногу камешек, зашипел сквозь зубы от боли, потому что ушиб палец.
- Их легко отличить, они в белом, а на лбу у них – хитаикакуши. Призраку нужно тело, живой человек, вот он и пытается вселиться в маленькую Олури.

(+ Биш)

Загадочная рейкон легко опознавалась как душа. Хотя португальский миссионер не считал, что она имеется и у неживых предметов, но спорить не стал. Об этом можно и нужно поговорить потом.
- А почему вы уверены, что это случилось с Олури-химэ, Мицуке-сан? – острый камешек, попавший в башмак, неприятно давил ногу, но Андрео не был уверен, что его спутник остановится, поэтому терпел.
Да есть ли в этой деревне хоть один монах поблизости? Голова слегка кружилась - вероятно, от жары. Ронин предпочитал думать, что виновато солнце.
- Олури-химэ лихорадит, глаза блестят, как при чахотке, но кровью не кашляет. И хочет пить.
Что-то и у него в горле пересохло...
- Девочка ночевала рядом с призраками, - Мицуке покачал головой. - Это очень плохо.
Монах решился.
- Я произнесу над ней молитву о здоровье и обряд изгнания духов, - сказал святой отец. – Знаю, что девочка другой веры, но творец милостив к детям. Искренняя молитва еще никому не вредила, Мицуке-сан, - он посмотрел на ронина и заметил, что его взгляд немного расфокусирован и блуждает. – Вы-то сами как себя чувствуете?
Мицуке благодарно поклонился. Что он так привязался к этой соплячке... хороший вопрос.
- Все в порядке, - соврал он, смахнул ладонью пот со лба. - Ночь была беспокойная. Помогите Олури-химэ.
К ним подбежал мальчишка и уставился снизу вверх на ронина круглыми от изумления глазами. Потом - на его спутника. Хорошо еще, подоспел хозяин, и выяснилось, что они разве что в стену не ломятся к точильщику мечей. Их пригласили внутрь, в прохладу, и угощая гостей чаем, хозяин долго расхваливал вакидзаси. Мицуке слушал рассеянно, только изредка кивал - и кажется, невпопад. То ли бессонная ночь сказалась, то ли действовал яд с сюрикена, но глаза все время слипались, а голову клонило к коленям.

(те же)

- Журавлиный меч! - воскликнул точильщик мечей, и Мицуке, вздрогнув, очнулся от дремоты.
Виновато покосился на наньбана.
- Владелец клинка Масамунэ останется нами доволен, - заверил ронина мастер.
Здесь иезуит чувствовал себя совсем чужим, и хозяин, судя по всему, разделял это мнение. Недоумевая, не надо ли быстрее вернуться к больной, священник предпочел молчать и только рассматривал обстановку обиталища точильщика мечей - ему было очень любопытно наблюдать изнутри, в спокойной обстановке, жилище простого японца. Однако его внимание неожиданно зацепило имя Масамунэ, которое он слышал совсем недавно, в красивой, но странной притче. Надо сказать, священник полагал мастера персонажем чисто мифическим или, по крайней мере, таким, о котором ничего достоверно неизвестно.
Однако вот - деревенский точильщик называет обладателем оружия, сотворенного этим героем легенд, его спутника.
Иезуит по-новому поглядел на Мицуке. Он - простой бродяга, бездомный ронин, продающий свой меч? Легендарный, судя по всему, меч. Ну-ну…
Очень подмывало расспросить собеседника, но тот уже клевал носом. Взволнованный отец Андрео потряс его за плечо.
- Мицуке-сан, не спите здесь! Нам надо вернуться к Олури!
Ронин опять вздрогнул. Уходить из приятной тени не хотелось, но еще немного - и он свернется на циновке и захрапит самым непочтительным образом. Мицуке посмотрел на улицу - за соседним забором спряталась голова какого-то зеваки, - и неохотно сунул меч за пояс.
- Прошу нас извинить, - сказал он, кланяясь к точильщику. - Когда можно прийти за заказом?
День все-таки мастеру себе выторговал, Мицуке сделал вид, что недоволен, хотя все было совсем наоборот. Мастер Дзирокичи обещал все сделать очень быстро, на зависть столичным собратьям. И хорошо, задерживаться здесь Мицуке не планировал, ему бы - побыстрее добраться до проклятой Шиобары. Так и подзуживало еще раз оглянуться, когда они вышли на улицу. Казалось, что хозяин головы, любитель прятаться за заборами, идет следом. Ронин надеялся, что - вместе с головой, а не отдельно. Встречаются разные призраки, говорят, и такой есть.
- Идите вперед, - попросил он спутника. - Ненадолго задержусь и быстро вас догоню.

(Все те же двое)

Священник глянул на самурая с сомнением:
- Вы уверены, что вам не нужна помощь и вы знаете, что делаете?
В первом - уверен, от помощи Мицуке обычно не отказывался, но никогда не просил. Второй вопрос был сложнее. Гораздо сложнее, как и ответ на него.
- Олури-химэ, - напомнил ронин, - ей помощь нужна больше, чем мне. До заката со мной ничего не случится, а дальше увидим.
Если бы с ним был кот Чиру - обязательно бы заявил презрительно-скептичное "мао!" по этому поводу.
Отец Андрео заколебался. Странный воин наверняка готов ввязаться в какое-то странное дело. А сам при этом может заснуть на ходу, а ведь кроме всяких непонятностей есть еще и обычные разбойники! С другой стороны, девочка… Моряк, хоть и бывший, не должен бросать товарищей, пусть даже на одном корабле они оказались случайно! Ага, а если ребенок за бортом…
- Я иду, - решился он, - но могу потом за вами вернуться, хотя сейчас вам надо лечь спать, остальное подождет!
Мицуке неумело улыбнулся, хотя отметина, оставленная злодейкой-лисой на скуле, болела. За двадцать четыре года, прожитых им, о нем не часто заботились, растерялся с непривычки; даже слова нашлись не сразу.
- Помогите Олури, - повторил он, так ничего не придумав. - Я вернусь, обещаю.
Ну что ж, мужчина должен сам о себе заботиться, этому его тоже учили в детстве и юности.
- Если не вернетесь, я вернусь, чтоб попробовать отыскать вас, - ответил чужеземный священник, и быстрым шагом отправился обратно в гостиницу.

Ох, и странной была эта роща... Камни устало смотрели на худые ноги Майе, словно спрашивали себя, покажет ли она что-то, чего они еще не видели. Бамбук едва слышно шелестел, хотя ветра не было. Девушке показалось, что, если она остановится и прислушается, то услышит странные и страшные тайны. Но ей уже было странно и страшно, а потому она только ускорила шаг.
Ее окружали лица. Странные лица, как будто этих людей долгие годы держали в земле и они уже успели позабыть, что такое жизнь. Только одно из них еще жило - некрасивый старик с недоуменно вскинутыми бровями. Он посмотрел на Майе, и ей показалось, что они знакомы много лет, что они лежали вместе где-то там, среди стеблей, бесчисленное количество дней... Она уже почти растворилась в этом ощущении, но тут старческое лицо искривилось в гримасе боли. Он с упреком посмотрел на Майе и изчез среди стеблей. Девушка недоуменно тронула лицо рукой, потом поняла и обернулась - как раз достаточно быстро, чтобы увидеть кончик снежно-белого хвоста за стеблями на склоне. Тигр. Не простой тигр. Он знает. Знает, что тут происходит, что за духи водят Майе по кругу. Он расскажет ей, конечно же расскажет - духи подобной силы не могут быть злыми. А может быть, даже...
Майе бросилась бежать прямо сквозь заросли, расталкивая высокие жесткие стебли. Какой-то растительный мусор путался под ногами, заставлял спотыкаться, но и сполохи ослепительно-белого были все ближе.
Майе остановилась и изумленно уставилась на зарывшуюся в почву стрелу. Стреляли? Кто? Тигр? В... в тигра? Не может быть. Майе просто не могла представить себе человека, способного стрелять в духа... в бога. Может быть это был очень глупый человек? Надо ему сказать! Нет, надо сначала догнать тигра... А потом сказать. А если человек продолжит стрелять? Девушка метнулась вслед тигру, потом, увидев, наконец, всадников, к ним, потом обратно... Потом прямо перед ней пронеслась белая молния, и больше Майе не видела уже ничего.

Пройдя достаточно далеко вверх по течению ручья, Итачи остановился. Место, более подходящее для тренировки, чем это, представить было сложно. Вдобавок именно здесь на пути ручья вставал небольшой порог, преодолевая который его воды с шумом пролетали это небольшое расстояние. С шумом, который как нельзя лучше помогал мыслям собраться в единое целое и не позволяя им разбежаться по углам и еще больше запутать молодого самурая.
Катана, казалось, сама вылетела из ножен. Итачи невольно подумал, что если бы мечи были вольны сами распоряжаться своей судьбой, то это оружие прожило бы жизнь, ни разу не оказавшись в ножнах. Итачи усмехнулся неожиданно пришедшей мысли и, подчиняясь какому-то неясному зову, бросил взгляд на небо. Как раз над ним в этот момент пролетала удивительная и притягивающая взгляд птица. Сына управителя никогда не привлекали птицы, ровно как и не вызывали неприязни. Они на небе, он на земле. Но эта птица почему-то притягивала взор, заставляла сожалеть, что за спиной нет крыльев и нельзя отправиться вслед за ней, кружить с ней в небе, радуясь каждому мигу, проведенному в полете. Но птица вскоре скрылась с его глаз, а шум воды вновь вернгул ощущение реальности. Как и катана в руках.
По прошествии получаса он повторил все то, чему научили его отец и наставники, а также то, что постиг сам. Тренировка окончательно развеяла беспорядок, творящийся в голове самурая. Все еще держа в руках свою катану, Итачи в очередной раз посмотрел на ручей и снова усмехнулся, вспомнив одну старую легенду. В свое время сына управителя долго мучил вопрос: просто ли это красивая легенда, или же в ней есть доля правды, возможно даже немалая. Решив покончить еще с одним сомнением, Итачи подошел к воде.
Клинок действительно без затруднений резал все, что попадалось на его пути, без малейших усилий. Видимо, оружейник, в свое время продавший отцу этот клинок за колоссальную даже для хорошего меча сумму, не соврал, называя имя мастера, создавшего его. Посмотрев на очередную водоросль, рассекаемую клинком, Итачи бросил взгляд в сторону Шиобары. «Ты тоже встал на моем пути, Нобору. А значит, и на пути моего клинка».
Но подобно тому, как нагретый солнечным днем клинок остужала вода, прошедшая тренировка успокаивала водоворот мыслей, кружившийся в голове самурая. Конечно же, его честь требует смерти наглого и заносчивого мальчишки. Но много ли чести в убийстве мальчика, у которого даже генпукку* не было? Нет, нужна честная схватка, когда оба противника в равных условиях. А для этого должно пройти немало времени.
-Когда-нибудь ты падешь от моей руки, Нобору, - произнес Итачи, все еще глядя в сторону Шиобары, - Когда-нибудь. А сейчас постигай путь меча, и пусть ками оберегут тебя, помогая дожить тебе до момента, когда наши клинки сойдутся в настоящем поединке. Поединке, закончит который лишь один из нас.

---
* генпукку - церемония "вхождения в возраст".

Ронин подождал, когда странный чужеземец затеряется в толпе, постоял, лениво озираясь по сторонам, делал вид, будто не замечает человека, что увязался за ними от дома точильщика мечей. Надо выспаться. Хочется верить в правоту южного варвара. Ему просто надо выспаться... Долгий пронзительный крик над головой заставил запрокинуть к небу лицо. Мицуке заслонился от солнца ладонью, прищурился. Птица с узкими крыльями и длинным хвостом сделала круг над селением, что пряталось в долине глициний, на прощание еще раз испустила тоскливый крик и стрелой полетела на юг. Мицуке показалось, что к ее лапке привязана ленточка. Kore wa... так кто-то отправил "быстроногого воина"* с важным посланием. Что же такого значительного случилось в тихой горной деревне?
На глаза попалась деревянная табличка с объявлением о награде, выставленная на самом видном месте. Не сообщить же о разбойниках послали крылатого гонца! Ронин свернул в ближайший проулок, подождал, не убирая руки с меча. А когда следом за ним в тень нырнул человек, шагнул вперед. Преследователь замер на месте, почувствовав, как щекочет горло острие клинка.
- Говори, - посоветовал Мицуке. - И быстро. Рука устанет и дрогнет, что тогда?
Он выслушал торопливую скороговорку, удивленно приподнял брови, хмыкнул. Здесь живут люди с занятным пониманием чести. Впрочем - не ронину вести рассуждения на темы морали.
- Сколько платите? - уточнил Мицуке. - И как он выглядит, это человек?

---
*быстроногий воин - по-японски hayabusha, сокол.

Такамори обошел всю ту часть деревни, в которой не был вчера. Нужной вывески как не бывало. Во второй части Фудзихары тоже. Начало припекать солнце - и не подумаешь, что сентябрь. Необыкновенно жаркая в этом году осень. Такамори вытер со лба капельки пота, прищурился на солнце: по крайней мере, ходуном не ходит. В ту последнюю табачную лавку он точно больше не пойдет, так и отравиться недолго.
Устав ходить без толку, Ронин остановил первого пропавшего прохожего, просто вытянул руку, преграждая путь. На узкой улочке едва могли разминуться двое.
- Скажи мне, где здесь лекарь или знахарь.
- Нет его у нас. Старый два дня назад помер, а новый еще не приехал, - крестьянин изо всех сил делал вид, что торопится уйти по самым неотложным делам на свете.
- И где ближайший?
- В Шиобаре.
Пригнувшись, крестьянин проскочил под рукой и торопливо посеменил прочь.
- Что ни спроси, все в Шиобаре. Не думал, что столицу из Хейан-кё перенесли туда, - задумчиво изрек Такамори в воздух.
Похоже, придется каким-то образом доставить Ки-хоши в эту самую Шиобару, а то чего доброго умрет. И денег, как назло, не так много, чтобы нанять повозку с возницей или хотя бы просто купить повозку и лошадь. Ронин вытащил из-за пояса кошелек, пересчитал монеты. Ох, негусто. Еще Амэ со своими шпильками, но от обещания не откажешься.
Такамори сам не заметил, как забрел на берег, отвесно спускающийся к бушующей горной реке. Здесь было прохладнее, а на другом берегу шумела листва начинающегося леса. За спиной раздался какой-то шорох, бегущие по траве шаги, громкое дыхание. Разворот. Тьфу, меч же у точильщика, а рукоять вакиздаси выше. Ага, кажется, добыча вышла на ловца сама. Кем, как не тем самым разбойником может быть одетый в неряшливое тряпье мужик неизвестного возраста, кидающийся... на деньги он кидается, куда ж еще. Ну что за разбойник? Даже меч против такого вытаскивать противно. Он же и махать своей железякой толком не умеет, а раз так, не нужна она ему, пусть рыбы с ней играют. Если, конечно, в такой быстрине кто-нибудь водится.
Разбойник оказался зажат между кончиком клинка и краем обрыва и нервно заглянул вниз.
- Хочешь проверить, есть ли там рыба? – спросил Такамори.
Разбойник замотал головой. Балбес, сам чуть не напоролся на меч. Ронин выудил из складок одежды веревку и связал мужику руки, пригрозив, что если тот будет пытаться сбежать, рук и лишится.

Бамбуковая роща возле Шиобары

Пока остальные охотники и мальчик наслаждались жареным мысом, дайме пил свой чай, почему-то он не притронулся к мясу, хотя ему и подали самые лучшие части. Взгляд дайме был направлен на пламя, а мысли князя явно витали где-то далеко-далеко, возможно, он продумывал новую поэму или интригу; слуги в такие моменты не любили тревожить господина Акаихигэ, их спины знали, добром такие вещи не кончались. Однажды он приказал дать палок торговцу, который чихнул и вывел сиятельного дайме из мыслей о новой стихотворной поэме, прославляющей солнце и морской ветер.
Внезапно князь, поставил пиалу с чаем на складной столик, что стоял перед ним и поднялся. Чуть вдохнул воздух и повернулся к зарослям бамбука и пару раз обмахнул себя веером.
- Вы расставляли предупреждающие нити? - спросил князь.
Онодэра Тодзаэмон подтвердил, что все было расставлено, хотя лично он не присматривал за этим, так как сопровождал молодого господина, но в свите он уверен. Нобору уже вытирал жирные от жареного мяса руки и вертел головой в поисках нового опасного веселья; глаза мальчишки блестели.
Акаихигэ продолжал обмахивать себя веером и смотреть на заросли бамбука, заросли спокойно раскачивались по ветру, всё было мирно, в лесу пели птицы, неподалёку журчал ручеёк, казалось что спокойнее места не найти и пожелай этого сам микадо.
- Эй! Кто там! - князь махнул веером в сторону охотников, всё ещё глодавших кости, стараясь сгрызть с них все мясо до последнего волокна - Посмотри, что там!
Князь кивнула в сторону кустов.
Нобору поднялся было, но его добровольный наставник заставил мальчика сесть на место и со словами: "Торопливость вредна самураю, да и не красит она его", махнул рукой одному из свиты, что делили добычу в стороне от остальных.
- Сугохата! Иди проверь!
Низкорослый, похожий на мешок с бататами Сугохата вытер ладони о намечающуюся лысину и вперевалку затопал к нитям.
- Все в порядке! - крикнул он оттуда и облизнулся, представляя, как товарищи съедают его порцию, пока он тут занимается дурацкими делами.
Князь проводил охотника взглядом полным ледяного презрения, его лицо не очень изменились, но глаза стали как два ледяных осколка что приносит с собой зима.
- Подайте мне подарок из столицы... - процедил Акаихигэ.
Слуги в мгновение ока вскочили со своих мест и бросились к багажу сиятельного, они кожей чувствовали изменения настроения главы дома Тайра, и они ужас как не хотели сейчас показываться на его глазах. Быстрее ветра двое слуг притащили ларец из дерева, украшенный простой резьбой, распахнув его, Акаихигэ явил миру самую настоящую аркебузу, она была новенькая, начищенная до почти зеркального блеска и скромно украшенная несколькими серебряными накладками в виде монов Тайра, ловко вскинув её к плечу, князь развернулся к кустам и спустил курок, щелкнула собачка, высекая искру на полку с порохом, пара секунд, и грохнул выстрел, из кустов полетели тонкие щепки и палки, частично бамбук заволокло дымом. С оглушительным рыком из-за расщепленных стволов выпрыгнул белый тигр.
- Ага! - князь бросил своего огненного монстра оторопевшим слугам и выхватил меч. - Вот это встреча!


(и СонГоку и Бишоп)

Тигр бросился на аристократа, казалось, сейчас он располосует благородного поэта, но Акаихигэ был быстрее, много быстрее, они закружились в каком-то настоящем боевом танце, мечом самурай отбивался от когтей и зубов огромного зверя, красное кимоно Тайра менялось с белой шкурой тигра, они то сходились, то снова отскакивали друг от друга. Слуги дайме с воплями бежали к вещам, те, что подхватили аркебузу князя, так и остались стоять, они будто окаменели; часть охотников, скуля и визжа, поползли к зарослям, некоторые схватились за луки, но страх и слабость обуяли их, их руки дрожали, луки не натягивались а стрелы выпадали из рук.
- Несите копья! - голос Акаихигэ заглушил всё и вся, в его голосе звучала сталь и лед, таким голосом Киёмори поднимал своих воинов на штурм столицы, таким голосом его предки взывали к солдатам, когда бросались в бой...
Онодэра Тодзаэмон и еще четверо самураев уже разобрали копья и пики и бежали на помощь господину, когда услышали еще один голос, принадлежащий человеку, которому, как они про себя надеялись, хватит благоразумия не соваться в самую гущу:
- С дороги!
Малыш Нобору, казалось, был обижен на весь свет, а может, на тигра за то, что вернулся, а может, на всех, кто мешал ему стрелять; он стоял, насупившись, с натянутым луком посреди общей суматохи. Звонко щелкнула тетива, тигр высоко подпрыгнул, по снежно-белой шкуре, пачкая великолепие, текла кровь, но невозможно было сказать, прежнее ли это было ранение или полученное только что.
- Отлично! - Акаихигэ подался вперед - окружайте его! Двух тигров на одной земле быть не может быть!

(объединенный состав: дон Алесандро, Бишоп, я)

Но тигр, похоже, был иного мнения. Он сделал вид, будто собирается бить правой лапой, щурился, выжидая удобный момент. Акаихигэ не спешил закрываться, он лишь чуть изменил центр тяжести, и тоже чуть улыбнулся, будто подражая тигру. Зверь изменил решение, замер на месте, взгляд янтарных глаз метался со взрослого с мечом в одной руке и веером в другой на мальчишку с натянутым луком и новой стрелой на тетиве.
- Не спим! - охрана действовала как одна рука, самураи медленно наступали держа копья на изготовке, вслед за ними медленно подступали наиболее выдержанные охотники которые сжимали в руках луки, даже гражданские слуги Акаихигэ позабыли о страхе и сжимали в руках оставшиеся пики поплоше. Воинство дайме сжимало дугу вокруг тигра в круг, князь переменил позу и шагнул к Нобору, закрывая его собой.
Белый зверь фыркнул, опять бросил короткий взгляд на мальчишку, нанес удар, в последний момент выпустив когти. Метил он в бок противника, словно мог достать сразу обоих. Князь с мечом в руке, развернул корпус, чтобы лучше принять удар, рука дайме совершила ловкий маневр, намереваясь остановить тигриную лапу мечом.
Трое из охотников, что приблизились к сражающимся, наложили стрелы на тетивы и принялись целиться в зверя. Тигр взвыл и метнулся в сторону, но самураи охраны и осмелевшие слуги знали своё дело, стена копий сверкала в опасной близости от шкуры. Тигр оскалился, охрана сжимала круг, скоро не останется даже малой лазейки, чтобы отступить, зашипев как масло на раскалённой сковороде, тигр прижался к земле и прыгнул! Такому прыжку, наверное, позавидовал бы и дракон, пролетев над людьми, тигр тяжело плюхнулся за строем изумлённой стражи и, тяжело ступая, припустил к спасительным зарослям.
- Чего ворон ловите! - голос Акаихигэ вывел людей из оцепенения.
- Стреляйте! Хватит спать! - лучники как по команде спустили стрелы вслед белому тигру.
Зверь ускорил шаг, но перед тем, как раствориться в полумраке рощи, оглянулся. Смотрел он на этот раз только на мальчика, даже мотнул головой – то ли приглашал следовать за собой, то ли просил не делать этого. Прежде чем его успели удержать, Нобору сорвался с места и, бросив лук на землю, побежал следом за белым призраком

(те же трое)

Майе полулежала у самых ног идола, обхватив рукой его переднюю лапу. Лоб девушки касался деревянного изваяния. Она что-то шептала божеству, не замечая никого и ничего вокруг.
И даже не обратила внимания на хруст сухих листьев под ногами. А возможно, звук получался слишком негромкий, потому что слишком легкими и небольшими были те ноги. Мальчик присел возле распростертого на ступенях тела, борясь с искушением потыкать в него пальцем.
- С кем ты разговариваешь?
Девушка вздрогнула, и удивленно уставилась на Тото. Потом перевела взгляд на изваяние собаки. Потом опять на Тото.
- Сс... с ним... Ты его не видишь? - произнесла она, наконец, неуверенным тоном.
- Кого? - мальчик перевел взгляд на божка. - Ину?
Деревянное изваяние не ответило ему. Наверное, ему было обидно, что о нем все забыли. Нобору снял с головы повязку, размотал ее и повязал на шею псу, чтобы стал повеселее.
- Ину.
Девушка улыбнулась, открыто и как-то совсем по-детски. Потом вдруг поморщилась и потерла затылок.
- Что с тобой? Ты что, привидение увидела?
- Привидение? Их тут мноого... Нет. Я просто... Просто ударилась. Тут была охота.
Нобору расцвел улыбкой до оттопыренных ушей.
- Я знаю! Я был на этой охоте... - он взахлеб вывалил на ошеломленную собеседницу детали и подробности, переживания и страхи, восторг и недоумение, завершив повествование на последнем издыхании: - Хорошо, что тигр убежал!
Мальчик помолчал, переводя дух, и добавил:
- Мне жаль было стрелять в него, он такой красивый.
- Стрелять... в тигра? - его собеседница, казалось, была изумлена. - Зачем?
Нобору пожал плечами.
- Сначала я думал, будто он добыча, а потом он набросился на людей... на одного человека, - уточнил он, сдвинув от усердия темные брови. - А потом он все равно убежал.
- Он не добыча, - девушка сказала это тихо, но убежденно. Некоторое время она молчала, потом подняла темные глаза на Тото. - Почему ты здесь?
Мальчик сел на землю возле нее. Без повязки длинные волосы растрепались, только собранный на макушке хвост задорно торчал вверх. Одежда из дорогого шелка была перепачкана в грязи и зеленом соке травы и листьев.
- А ты почему? - привычно ответил он вопросом на вопрос, воспользовавшись любимой своей уловкой, когда не хотел объясняться со взрослыми.
- Меня позвали, - задумчиво протянула Майе. - Только вот не знаю, кто... Может быть, ты?
Нобору потер кулаком щеку.
- Может, и я, - вздохнул он. - Только я не помню, чтобы звал кого-то... Правда, я вообще мало что помню.

(на пару с Хинодэ теперь)

- На тебе руки демона, - произнесла девушка тем же тоном. Казалось, что она впала в некое подобие транса. - И печать кого-то... Кого?
Нобору завозился, осматривая себя, что было не так-то просто сделать в незнакомой и потому не очень удобной одежде.
- Где?!
Девушка озадаченно посмотрела на мальчика и вдруг засмеялась. Сейчас она опять выглядела намного моложе своих лет.
- Ты умеешь летать?
- Почти совсем нет, - Майе погрустнела. - Только если очень боюсь. А ты?
- Один раз мне казалось, что умею, - мальчишка задрал голову к небу, но не увидел его за листьями высокого бамбука. - Но теперь все говорят, что мне это приснилось и чтобы я не выдумывал. Откуда же я тогда знаю, какие на вид облака?
- Легче обозвать зрячего безумцем, чем признать свою слепоту, - погрустнела Майе. - Легче стрелять в богов, чем верить в них.
Девушка плотнее прижалась к деревянному Ину, словно бы утешая забытое божество.
- Я же не знал, что он бог! - обиделся Нобору.
- Прости, - Майе склонила голову. Когда она снова подняла глаза на мальчика, они уже не были грустными. - У тебя красивые одежды.
- Это не мои.
Нобору подергал за завязку нарукавника, но та не поддалась. Мальчик дернул изо всех сил, но охотничий костюм, пусть и старый, держался на славу.
- Где ты живешь?
- Тут, - девушка коснулась рукой земли около себя. - Везде. А ты?
- Там, - мальчишка наугад махнул рукой в надежде, что получится указать в сторону Шиобары. - Два дня уже.
- Там твои родители?
- Нет, - Нобору помолчал и вдруг выпалил. - Они умерли! Наверное!
Майе испуганно отпрянула.
- П-почему ты так думаешь?
- Их никогда не было рядом, - философски вздохнул мальчишка. - Сколько ни пытаюсь вспомнить их, ничего не вижу, только темноту и огонь. И еще пахнет дымом.
Девушка сразу погрустнела и опять коснулась рукой деревянной статуи. Несколько раз она будто бы порывалась сказать что-то, но так ничего и не произнесла.
- Пойдем, - Нобору поднялся, взял новую знакому за руку и потянул за собой. - Скоро стемнеет.
Майе удивилась, но не стала ничего спрашивать и покорно последовала за мальчиком.
Она словно пребывала в полусне - часто не замечала препятствий и даже смотрела как-то сквозь предметы.
- Меня зовут Нобору, - сказал мальчик, помогая ей перебраться через завал из старых рассохшихся стволов. - А тебя?
Девушка тряхнула головой.
- Меня Майе. И еще как-то... Не помню как.
- Это ничего, - как взрослый утешающий ребенка, с полным знанием дела сказал мальчик. - Я тоже не помню.

«Чем отличается кавалерист от пехотинца? Можно подумать что ничем – такие же две руки, две ноги, голова одна, для комплекта, а как же без нее. Но отличие все же есть, причем весьма существенное. Что бы понять его, проникнуться сутью и прочувствовать его, нужно самому быть кавалеристом. Опытным, отличившимся в боях кавалеристом, который вот уже битый час бьет ноги о землю пыльных улочек, забытой всеми ками деревушки, в поисках заклинателя духов или знахаря. Кавалерист пешим порядком – само по себе не велика честь, но особенно обидно, что приходится сбивать ноги в пока что безуспешных поисках…» - Зло шипя думал Хидэтада, массируя большой палец правой ноги, отбитый о торчащий из земли колышек, который, какой-то местный олух, да нагадят тенгу ему на голову, для неведомо каких нужд когда-то вкопал в добрых паре пядей от стены. Проклятый колышек был скрыт выросшей рядом высокой травой так, что размашисто шагавший по улочке Такеда обнаружил его лишь попав усталой и, согласно ощущениям, почти до колен стоптанной ногой, по нему со всего размаха. Через миг после этого, отнюдь не самого важного события, предпраздничная, радостная в ожидании Праздниа Осенней Луны, Фудзихара услышала дикий рев, какой, наверное, не слыхала еще ни разу за всю свою историю со времени основания. На счастье нерадивых местных простолюдинов, вкапывающих колья где попало, никто из них в тот момент не находился в короткой извилистой улочке, ведущей на самую окраину, где, как сообщил торговец гэта, опрошенный Такедой с пристрастием, в небольшом домике жил местный шаман. Опять таки, на счастье все тех же простолюдинов, Такеда Хидэтада, бравый десятник кавалерии-нагината клана Санада, был отнюдь не злопамятным и отходчивым самураем. По этому он не стал разносить по бревнышку халупу у стены которой был вкопан злосчастный колышек, не стал даже убивать ее хозяина, с руганью высунувшегося посмотреть, что за злой дух так безобразничает с раннего утра, не давая добрым людям проспаться после вчерашнего перепоя. Не утруждая себя словами, Хидэтада многообещающе взглянул в бледное, разом протрезвевшее лицо хозяина халупы, левой рукой поудобнее перехватил рукояти обоих мечей, что бы не мешали, а правой, обхватил злосчастный колышек и с тихим выдохом сквозь сжатые зубы, потянул его на себя, вырывая из земли. Продемонстрировав резко протрезвевшему крестьянину облепленный землей колышек, кавалерист без замаха двинул его этим колышком по лбу, загоняя внутрь домика, после чего захлопнул прикрывавшую вход циновку и прибил ее нижний край к глинобитному полу, применив все тот же безотказный колышек в качестве костыля. Выразив таким образом свое неудовольствие, Такеда степенно отправился дальше. Увы, его надеждам застать знахаря дома не суждено было сбыться. В найденном по указанному адресу домике действительно обитал шаман, но, по словам его тетки - приблизительно столетней бабки, единственной, кого Хидэтада смог обнаружить в искомом домике, не далее как вчера утром шаман отправился по делам куда-то в горы, к дальнему святилищу, для сбора как раз вступающих в самую силу, целебных трав. Вернуться домой неуловимый шаман намеревался лишь дня через четыре. С каменным выражением лица, кивнув бабке, десятник вновь отправился на рынок, где продолжил расспросы местных жителей и заезжих торговцев, надеясь узнать, есть ли еще где-нибудь в округе умелые знахари или заклинатели. Долгое время кавалеристу не везло – опрашиваемые крестьяне или просто ничего не знали по интересующей Такеду теме, или, испуганные холодным выражением глаз кавалериста, начинали нести откровенную околесицу, лишь бы не вызвать гнев грозного самурая. Наконец, через добрых пол часа безрезультатных поискав, пожилой горшечник, привезший в Фудзихару свой товар, сообщил Хидэтаде, что слышал о седом молодом человеке – очень сильном заклинателе духов, который путешествует по провинции. Более того, старик видел этого заклинателя собственными глазами не далее как вчера на дороге в Шиобару, куда заклинатель, судя по всему, и направлялся. Благодарно поклонившись горшечнику, куда уважительнее, чем можно было ожидать от гордого самурая, Такеда решил перекусить, а заодно и подумать о создавшемся положении. Купив у уличного торговца несколько сладких рисовых колобков, самурай быстро сжевал два из них, еще три завернул в чистую тряпицу, оставив для подопечной - больная или нет, а девчонка должна была хоть чуть-чуть обрадоваться сладостям. Слизывая с пальцев остатки одного из колобков, бравый десятник размышлял о сложившейся ситуации, выискивая выход, которым можно воспользоваться, не роняя чести своего Господина и своей конечно, тоже. Идею лихого налета на Шиобару Такеда отбросил сразу – даже будь у него за спиной добрая сотня отборных кавалеристов, лобовая атака на призамковое селение имела бы небольшие шансы на успех, не говоря уж о том, что бы в хаосе боя отыскать нужного человека и безопасно вывезти его из атакованного селения. Перебрав все пришедшие на ум варианты, даже такие безумные, как проникновение в Шиобару под личиной странствующего монаха и такие позорные, как ночная вылазка в Шиобару переодевшись в черное и скрывая цвета клана Господина, подобно каким-нибудь бессчетным синоби, естественно тут же с негодованием отвергнутые, кавалерист подумал, что самому провернуть такое щекотливое дело вряд ли удастся. Еще раз хорошенько все осмыслив и доев последний колобок из своей доли, Хидэтада вынужден был признать, что слишком дорожит своей честью и честью Господина, что бы запятнать их, а, раз решать данную проблему все равно придется, не проще ли будет посоветоваться с ронином, который поклялся помогать ему в поисках. То что для Такеда было бы пятном на репутации, для благородного воина, не имеющего господина, такого как Мицуке, было бы вполне житейским делом. Полностью удовлетворенный найденным решением и будучи немножко горд собой и своим хитроумием, достойным истинного Такеда, Хидэтада направился назад в гостиницу, по дороге вспоминая что именно говорил южный варвар Андорео, который был к тому же монахом, о своих отношениях с духами и демонами, и размышляя, не попросить ли его попробовать вылечить Олури. Такеда сомневался, послушают ли местные демоны прибывшего из такой дали монаха и захочет ли сам монах рисковать, пытаясь утихомирить неведомых ему духов так далеко от родной земли, но думал что попробовать все же стоит.

( и Далара. А вы сомневались?)
И снова Микава. 5 лет назад.
Пока они завтракали, Такамори все присматривался к новому знакомому. Ему нечасто доводилось встречать шаманов, да и были они все больше странными уродцами, чем людьми. Этот же явно человек, просто не такой, как окружающие. И дело не только в непривычной внешности.
- Хаку-сан, может быть, тебе стоит переодеться? Ты привлекаешь очень много внимания.
-Переодеться? – рассеяно переспросил молодой шаман.
Он отложил в сторону палочки и, не прекращая думать о чем-то, повертел перед глазами прядь волос. Задумчиво осмотрев ее ( хотя было совершенно неясно, действительно ли его взгляд был направлен на волосы, или блуждал где-то очень далеко отсюда), Хаку произнес:
-Ты правда думаешь, что в другой одежде я буду привлекать его меньше?
- Можно надеть платок.
Такамори отпил чая и еще раз оглядел шамана. Да, такого если прятать, то разве что в снегу. Правда, тогда точно примут за призрака и закидают камнями - оранжевые глаза посреди сугроба наверняка смотрятся впечатляюще. Угораздило же парня родиться таким уродом с точки зрения нормального обывателя... Или?..
- Скажи, ты так выглядишь с рождения или это потому, что ты шаман?
За соседним столом оглянулись, но предпочли никак больше не проявлять интереса.
-С рождения, - также отстраненно проговорил Хаку, - если бы не моя внешность – то моя жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Сейчас взгляд Хаку обрел более-менее осознанное направление. Молодой шаман что-то внимательно высматривал через одно из окон.
Такамори проследил за его взглядом, но не увидел ничего, кроме переплета окна и снега снаружи.
- Что там? - спросил ронин. Ему не понравился этот пристальный взгляд собеседника.

(yappari Hikari mo)

- Кто-то, кому нужна наша помощь, - произнес оранжевоглазый шаман, - Очень нужна.
После этих слов он поднялся и направился к выходу из чанного домика. Несколькими секундами позже через то самое окно можно было увидеть, как беловолосый юноша поднимает из-под вороха снега небольшой оранжевый комочек и прячет его за пазухой.
Такамори не знал, то ли крутить рукой у виска, то ли хвататься за голову. Даже через окно было видно лапу и одно ухо. Он что, собирается принести лису в постоялый дом? Зато теперь совершенно очевидно: он либо действительно шаман, либо душевнобольной. Может, не стоит связываться с этим Хаку?
Прежде, чем беловолосый успел вернуться внутрь, ронин подошел к двери.
Хаку не заставил долго себя ждать. Створка двери почти сразу двинулась вправо, и Хаку снова оказался перед взором ронина. Комочек, заботливо подобранный на улице был спрятан где-то глубоко под одеждами, и его существование можно было заметить только благодаря тому, что он немного выпирал из-за одежды.
- Вас что-то встревожило, Такамори-сан? - как ни в чем не бывало спросил шаман.
- Здесь не твой дом, чтобы ты мог пригреть лису, - шепотом сказал ронин. - Я ничего не имею против них, - взгляд туда, где под одеждой виден бугорок свернувшегося животного, - но ей здесь не место. Хозяева не потерпят в своем доме оборотня.
- А кто им о нем расскажет? - бесхитростно спросил шаман.
То ли себя по лбу стукнуть, то ли его. Такамори сложил руки на груди, чтобы не поддаться ненароком искушению.
- Сами поймут и очень быстро. По шуму и запаху. Не будешь же ты держать ее связанной...
- Она без сознания, - сразу же нашел, что возразить Хаку.
- А что будет через час? - парировал Такамори.
- Она не придет в себя и через час, - почему-то беловолосый шаман был в этом уверен.
- И через два часа? И через день? - Такамори не собирался сдавать позиции. - Лучше отнеси ее к местному знахарю, пусть он о ней заботится.
- Местный знахарь просто выбросит ее на улицу сразу же после нашего ухода, - невозмутимо произнес Хаку, - Такамори-сан, неужели вам безразлично, выживет еще одно существо или умрет?
- Именно поэтому ее нельзя держать здесь. Собирай вещи, мы уходим.
Не дожидаясь ответа, ронин отправился в комнату, где они ночевали. Все равно он не собирался оставаться в этом доме надолго. Правда, уходить из-за лисы и диковатого шамана он тоже не собирался, но на все воля ками.

Фудзихара, наши дни

Через пару часов Мицуке решил в какой-нибудь следующей жизни оказаться стражем порядка в маленькой деревушке. Большую часть времени он провел в полудреме в тени на площади, обмахивался веером, что ему любезно уступил уличный торговец - за обещание не болтаться рядом и не распугивать одним своим видом прохожих. У дощечек с объявлениями толкался народ. Мицуке было неохота пробираться сквозь толпу; и без того новости обсуждали громко и обстоятельно. Ронин слушал.
Солнце решило напомнить о себе напоследок перед осенью, хорошенько прокалило узкую долину с зажатой между горами деревушкой. Тень становилась все меньше, воздух - все горячее. Будь его воля, Мицуке до вечера провалялся бы под раскидистым деревом в компании грубо вытесанного из камня, видимо, Будды и стайки осипших разморенных воробьев. С места его согнала мысль, что чужеземец и вправду может выполнить обещание и вернуться. И тогда - прощайте, обещанные пять рё. Когда лень перешла все разумные пределы, ронин поднялся, выбил пыль из хакама, выудил из толпы первого попавшегося в руку прохожего и задал вопрос. Местный житель попытался сбежать, Мицуке, глядя куда-то в сторону, задумчиво поскреб небритый подбородок. Прохожий отрицательно затряс головой и вновь попытался скрыться. Действия были опробованы на разных людях и, в конце концов, принесли результат - Мицуке получил указание, где видели самурая, что подходит под описание. Туда он и направился, по ходу разглядывая толпу, вдруг добыча решила пойти куда-то еще. Он спросил дорогу еще в трех местах и - прихотью судьбы, удачей или стечением обстоятельств - очутился на берегу реки, где какой-то нарядный хлыщ вязал руки оборванцу самого разбойного вида. Городской модник был не знаком, разбойник - наоборот.
- Oi! - возмутился Мицуке. - Ты опять за свое? А наш уговор?

(встретились с Бишопом)

Ронин закончил связывать пойманного и обернулся на голос. Вот это подарок судьбы: второй разбойник тут как тут. Невозможно не узнать вчерашнего убийцу, пересчитывавшего деньги под деревом, хотя он и успел приодеться. И он еще имеет наглость открыто заявлять о сговоре с этим оборванцем. Связанный начал дергаться.
- Хочешь присоединиться к своему подельнику? – спросил Такамори новоприбывшего.
- В реку свалишься, - предупредил чужого пленника Мицуке. - Вылавливай тебя потом.
Не подходя близко и не давая пройти мимо себя, он остановился, высвободил правую руку из косодэ, чтобы не мешалась. По описанию - городской молодой господин и разбойник - вроде бы нужные люди. Во всяком случае, других тут не было.
- Подельнику?
- Ты не знаешь этого слова?
Если судить по виду, он и писать-то не умеет – этакое деревенское чучело, пародия на самурая. И при этом носит два меча. Да еще каких... Такамори присмотрелся и удивленно поднял брови. Это кого ж надо было ограбить, чтобы заполучить такие мечи? Кажется, парень не только силен, но и удачлив, а с такими следует соблюдать осторожность.
Левой рукой придерживая связанного за веревку, чтобы не вздумал сбежать, правую Такамори положил на рукоять вакидзаси, стоя к возможному противнику вполоборота. Уже пойманный разбойник был бледен и сколько ни пытался что-нибудь сказать, выходило только мычание, на которое никто не обращал внимания.
- Нет.
Мицуке остановил ладонь у самой рукояти меча, кожей чувствуешь шероховатую оплетку, но пальцы еще не сомкнулись; ронин не отводил взгляда от противника. Такамори усмехнулся: кажется, этот разбойник будет поинтереснее первого. Движения, речь, взгляд у него совсем другие. Правда, взять его живым вряд ли удастся, но восемнадцать мон всяко лучше двенадцати. Ронин на секунду прикрыл глаза, в очередной раз проклиная табачную лавку, где продали такую гадость, – мир иногда порывался стать жужжащим волчком. Неприятное ощущение отступило. Такамори выпустил из руки веревку и предупредил пленника:
- Только попробуй сбежать.
Пальцем отодвинул защелку, удерживающую клинок в ножнах, слегка выдвинул лезвие.
- Многовато разбойников для такой маленькой деревни, надо бы поубавить, - сказал он неряхе с мечами.

(и продолжили)

Мицуке задиристо ухмыльнулся: честно и с трудом заработанные деньги лучше легких. Даже про неприятности забыл на радостях.
- Согласен, - хмыкнул он. – Ты первый будешь.
Клинки одновременно с нетерпеливым шипением покинули ножны, замерли, едва касаясь друг друга. Тут же выяснилось, что громила может оказаться прав, он был выше, да и катана в его руках – куда длиннее вакидзаси противника. Они сделали круг под жалостливое хныканье связанного разбойника, каждый ждал, кто сделает первый ход, никто не хотел начинать. Пленник тем временем решил – самое время – запрыгал в сторону домов.
- Куда?! – рявкнули самураи одновременно.
Вместо того чтобы остановиться по-умному, связанный припустил еще быстрее, смешно поворачиваясь всем корпусом при беге, поскольку руки были не только связаны между собой, но и прикручены к телу для надежности.
- Позже закончим, - бросил Такамори противнику и ринулся следом за улепетывающей будущей наградой.
Мицуке отправил меч в ножны и решил не отставать. Ищи их потом обоих! Добыча оказалась на редкость быстроногой, мчалась, как будто ветер дул в спину.
- С дороги! – заорал Мицуке, когда все трое выскочили на людную улицу.
Разносчики испуганно шарахнулись в разные стороны, кое-кто столкнулся друг с другом. Добыча перестала метаться зигзагом и дунула по прямой.
- Слева заходи!
Не раздумывая, Такамори переместился на левый фланг, чудом избежав столкновения с испуганно жавшимся к стене продавцом сладостей, обнимавшим свой поднос. Добыча пригнулась и летела, как пуля, словно вознамерившись протаранить головой любое возникшее на пути препятствие. Из-за следующего угла показалась стая гусей. Птицы степенно и неспешно пересекали улицу, ничуть не заботясь идущей полным ходом погоней. Разбойник заревел на них, чтобы убирались с дороги, но в отличие от людей, гусей не проняло. Беглец достиг процессии и врезался в нее, пытаясь перескочить через птиц. Те зашипели, не желая уступать законную трассу следования.
Один из гусаков, самый толстый, откормленный, с первого взгляда видно – главарь – вытянул шею, ущипнул обидчика за филейную часть. И тут же ошалело хлопая крыльями с удивленным «га-га?» улетел через забор, провожаемый пинком Мицуке и его же:
- Спасибо!
Беглец запутался в птицах, споткнулся, зарылся носом в пыль и сказал:
- Кххххе...
Это потому что сверху ему на спину уселся Мицуке.
- Эй! Как там тебя? – ронин выплюнул птичьи перья, шуганул самых смелых гусаков. – Разгони-ка это воинство!

(Хигф, Китти и я)

Почти таким же быстрым шагом, как и раньше, священник проделал обратный путь и без особых происшествий вернулся в гостиницу. Не особых, впрочем, тоже. Поднявшись по лестнице в очередной раз, он постучал в дверь их комнаты, где должна была находиться Олури.
- Можно?
- Там пусто, - раздался из-за спины чужестранца голос Юки. - Мы внизу. Пустите-ка...
Мальчик забежал в комнату и взял кувшин с чашкой.
- Можете прихватить сладости, мы во дворе, - крикнул он уже на пути вниз.
Кажется, он обречен ходить по этой лестнице туда-сюда. Хоть и второй этаж, а бессмысленно бегать как-то обидно… Впрочем, эти мысли не помешали патэрэну спуститься во двор вслед за Юки.
Олури по-прежнему сидела в тени дерева, ее взгляд был прикован к колодцу. Она больше не кашляла, но по тому, как нервно подрагивали ноздри, было видно, что дыхание дается ей с некоторым трудом. Ни попугая, ни кота поблизости не было, оба словно в воду канули.
Юки набрал чашку воды прямо из ведра и сунул Олури. Некоторое время он смотрел, как она пьет, а потом повернулся к священнику, вернее, к блюду в его руках. Еда тут же была выставлена перед Олури. Юки взял за труды пирожок и принялся усердно его жевать.
Теперь уже видно было, что девочка действительно нездорова и ее утренние слова были простой отговоркой. Впрочем, священник не стал об этом напоминать больной девочке.
- Олури-химэ, - осторожно начал он, - мне кажется, что небольшая молитва о вашем здоровье пошла бы вам на пользу…
- А какие молитвы вы читаете, Андорео-хоши? - спросила девочка, выпив сразу чуть не половину чашки. Она без интереса посмотрела на предложенную еду и сделала еще глоток воды. - Ваши молитвы сильные?
- Молитв очень много, и они разные, обо всем, что может быть нужно человеку. Хотя злоупотреблять ими не следует, ибо говорится "не поминай имя Божье" всуе, то есть впустую. А сила молитвы зависит от веры... И еще от избранности Создателем молящегося, - ответил иезуит.
- Но ведь тогда получается, что если моя вера не такая, как ваша, то и молитва не подействует, - сделала Олури казавшийся очевидным вывод. – А как ваш создатель избирает кого-нибудь и как избранный узнает об этом? И как вы думаете, в том колодце правда живет дух, который хочет утащить меня к себе? – неожиданно заключила девочка и уставилась на отца Андрео пытливым взглядом.

- А попугая уже съели? - невинно осведомился Юки.
- Как ты можешь так говорить, Юки-кун?! – возмутилась Олури. – Никто его не съел, они с Чиру подружились... кажется.
Юки ухмыльнулся, совершенно по-лисьи. Весь его вид показывал, ЧТО он думает о дружбе попугая и кота.
Священник улыбнулся мягкой, спокойной улыбкой - взрослые часто реагируют так на вопросы детей, ответы к которым кажутся им само собой разумеющимися.
- Как ты думаешь, в одном ли мире мы живем или в разных? Раз мы с тобой разговариваем, то в одном, а значит, не могли боги его сотворить дважды. Создатель - один, только в разных странах люди по-разному запомнили и поняли поведанное им. У него есть помощники, есть и враги... Где-то почитают за богов тех либо других. Однако, даже будь иначе - ведь мы не откажем подать друг другу кусок хлеба в голодный час. Почему же Бог должен быть хуже и отказывать тому, кто верит иначе, потому что родился в другой стране? Что до избранности... "Пути Господни неисповедимы", как говорится в Святом Писании, и это ведомо лишь ему. А знаки этого могут быть разными, но обычно очевидны. Про колодец же я пока ничего не могу сказать.
Что ж, кажется, он завершил ответ на заданные на этот раз вопросы и может пока съесть это вот печенье и выпить воды.
Олури совсем запуталась в происходящем. Юки-кун почему-то вдруг оказался жестоким, а Андорео-хоши сказал много и, наверное, очень умно, только в голове все мешается, не дает понять. А еще...
- Как вы думаете, почему у синей бабочки звенят крылья? – спросила Олури обоих собеседников. – Это ведь так странно, чтобы крылья бабочки звенели.
- Потому что тебе лучше лежать, - недовольно откликнулся Юки. - Будешь дальше бегать по колодцам - еще и пирожки заговорят.

(С Китти и Даларой)

Олури надулась было за «говорящие пирожки», но бабочка отвлекла. Девочка протянула руку к прекрасному созданию, почти касаясь нежных крылышек.
- Я разрешаю, - сказала Олури неожиданно серьезным тоном. - Вы ведь не колдуете по-злому.
- Но Юки-кун прав, вам действительно лучше лечь, - поддержал священник неожиданного союзника, ибо и сам собирался это сказать.
- Хорошо, - покорилась девочка и легла, подпирая голову рукой, уткнув острый локоток в выпирающий корень дерева. Вторую руку она снова потянула к насекомому. – Вот бы Тото видел эту бабочку, она такая красивая... Плохо, что его больше нет... – замолкла на мгновение, испугалась и поспешно добавила: - со мной.
- С ним все будет в порядке, - попробовал успокоить девочку португалец, а представь, что он вернется и найдет тебя больной…
Миссионер сосредоточился, отгоняя прочь посторонние мысли, как надлежит тому, кто обращается к Господу, особенно тому, кто посвятил ему свою жизнь. Жалел ли Пауло Аломинто, как его звали некогда, о сделанном выборе, об отказе от дома, семьи, многих радостей жизни? Иногда - да, ведь человек слаб… Кому не хочется мяса в постный день, веселого праздника в кругу семьи, наконец – но не в последнюю очередь – женщины в своих объятиях? Однако после его жертвы дела семьи, пришедшие в упадок, действительно пошли вверх, так можно ли гневить Бога? Тем более, что эта служба тоже дарила много радостей – возможность повидать мир так широко и глубоко, как никогда не удалось бы купцу, новые интересные люди, хорошие и не очень, записываемые в заветную книжечку легенды…
А главное – стержень жизни, Вера, которая позволяет не искать цель, плавая самостоятельно в бурных водах сомнений, а твердо знать, что ты, твои дела и слова ложатся еще одним камешком в общее большое дело. Святое дело, дело Бога!
Растворившись в своей Вере, в очередной раз отказавшись временно от собственного Я, чтобы затем вернуть его обогащенным этим погружением, отец Андрео начал молиться Иисусу. Искренне молиться о здоровье почти незнакомой японской девочки, прося Господа помочь ей, исцелить разум и тело…

Юки рассеянно наблюдал за португальцем, жуя очередной пирожок. Присутствия какого-нибудь бога в округе кицунэ не ощущала в упор, потому поведение португальца очень ее забавляло. Может быть, у него заклинания такие? В любом случае, передышка была желанной - Рыжую начали напрягать человеческие беседы, и к тому же ей было страшно интересно, куда Чиру заманил попугая. Воздух еще содержал в себе едва слышный аромат напуганной птицы, но, увы, о направлении не говорил ничего. Ну, пусть только попробует не поделиться! Как ни крути, а у кицунэ шансов позавтракать котом было больше, чем у кота - полакомиться ею.

Меч с легким свистом вошёл в ножны, дайме ещё немного поглядел вслед убегающему пареньку и раскрыл веер, несколько раз обмахнув своё лицо, он повернулся к заметно повеселевшим и осмелевшим охотникам и страже так и не выпустившей из своих рук пики и готовой в любой момент обрушить их на нового противника
- Ты! И ты! Быстро в Шиобару! Притащите сюда управляющего со своей стражей! Скажите ему, что молодой господин потерялся в лесу, и мы остались искать его, пока не наступили сумерки! И поживей! Возьмите коней! – дайме показал на двух своих слуг.
- Остальные слуги и вы! – Акаихигэ показал на часть охотников, что пока ещё полностью не пришла в себя и пыталась понять, что с ними стало – Останетесь здесь, стеречь коней! Если с ними что-то случится, ваши родственники пожалеют, что не утопили вас в пруду по малолетству! Если всё будет хорошо, то я закрою глаза на вашу недостойную охотников трусость!
- Вы перезарядили мои подарок? – дайме уже повернулся к слугам что подали ему аркебузу, - С ним всё в порядке?
- Все в отменнейшем порядке господин! – хором произнесли слуги и поклонились.
- Хорошо! Пойдёте со мной! И вы тоже! – князь посмотрел на охотников что всё ещё сжимали в своих руках луки и стрелы.
Акаихигэ посмотрел на хмурого телохранителя, чуть кивнул ему и первым пошёл в заросли, самураи охраны лишь крепче сжали оружие и последовали за своим господином на поиски мальчика.

***

Через некоторое время отряд вышел на маленькую поляну посреди леса, где стояло капище, рядом рос бамбук, камни, слагающие святилище были покрыты мхом, место дышало древностью.
- Это святилище деревни? - Акаихигэ приблизился к капищу
- Э-э-э... Да господин - один из охотников подал голос - это покровитель деревни...
Князь мазнул взглядом по идолу и алтарю после чего перевёл взгляд на охотника, тот чуть сглотнул, на алтаре не было ничего кроме пару свечек.
- Ину чем-то провинился перед деревней?
- Хм... нет...
Аристократ подрошёл ближе к алтарю.
- Понятно - в голосе появилась насмешливость - Но мы на верном пути. Смотрите, эта лента принадлежала нашему молодому спутнику... Вперед! Пока солнце совсем не село, мы должны найти его! Но вначале...
Акаихигэ протянул руку и один из слуг что остался нести ящик с аркебузой подал господину небольшой сверток. Князь расмотал тряпицу и достал огниво, пара секунд и свечи что стояли перед божком запылали ярким, теплым светом. Властитель Тайра немного посмотрел на огонь, потом перевёл взгляд на Ину, чуть улыбнулся и махнул веером в сторону зарослей, отряд продолжил поиски.

Нобору видел сон наяву, он бежал через лес, по щиколотку утопая в мягких подушках мха. Ноги увязали, как будто кто-то, живущий под землей, хватал их длинными суставчатыми пальцами. Мальчику очень хотелось заглянуть под толстый зеленый ковер, узнать, кто там живет, но было боязно встретиться с этим неведомым существом нос к носу. Он держал за руку женщину, которую ни в коем случае не должен был потерять и чья ладонь все норовила выскользнуть. Ее длинная темно-синяя одежда цеплялась за ветки.
Наконец они выбрались на открытое пространство, небольшую поляну посреди леса. Со всех сторон подступали темные стволы, по одну сторону их верхушки золотили последние солнечные лучи, и они горели факелами на быстро темнеющем небе, по другую – черные силуэты деревьев головешками торчали на фоне закатного зарева.
- Как думаешь, еще далеко? – спросил Нобору и, еще не договорив, сообразил, что уже задавал этот вопрос.
Ему почудился запах дыма, и мальчишка опасливо понюхал собственные пальцы.

Шиобара, дом Цува, начальника стражи

- Госпожа, - молоденькая служанка открыла фусума, низко поклонилась своей госпоже и, не поднимая головы от пола, продолжила, - господин просил вас прийти.
Молодая, нет, не девушка, женщина с матово белой кожей повернула голову к служанке и слегка улыбнувшись, произнесла:
- Да, я сейчас приду Кара, - служанка не поднимая головы, закрыла фусума и Каоко, а именно так звали жену Гембэя, продолжила вышивать.
Она слышала, что сегодня утром к ее мужу приходил некий монах-ямабуси. Значит Цува решил представить ее гостю. Что ж, это разнообразит ее одинокое существование в мрачном доме начальника стражи.
Довольно молодая, для матери троих сыновей, Каоко чувствовала себя соловьем в золотой клетке, которого выпускают на свободу только ради потехи гостей. Будучи умной и амбициозной женщиной она воспринимала свое пребывание в Шиобара, как ссылку. Да, ее род беден, но она жила в столице, где жизнь кипела. Ее мать, госпожа Сасаки, готовила дочь для высшего общества. А где она оказалась? В провинции, в Шиобара. Если бы она была жива, то сгорела бы от стыда за свою любимую дочь.
Но даже в этой провинциальной глуши Каоко нашла, чем себя занять. Горячие источники деревни привлекали знать, а для Каоко это было подобно глотком свежего воздуха.

Долина глициний, Фудзихара

По деревенской улице, придерживаясь по возможности тени, обтекая препятствия шел рыжий кот. Он искал своего хозяина, так как твердо знал – того нельзя надолго оставлять без присмотра. Либо спалит деревню, либо сам во что-нибудь влезет, настолько неприятное, что даже всех талантов Чиру не хватит, чтобы спастись. Вот не будь тогда в столице Чиру, кто бы выручил хозяина из неприятностей с бандитами? Да и привык он к непутевому человеку, все-таки тот пускал погреться за пазуху, как прошлой зимой, когда они чуть не замерзли в горах (если бы хозяина не понесло на перевал перед заходом солнца, и мерзнуть не пришлось бы), а еще – кормил, когда не забывал или когда находил достаточно много еды. Кот скосил взгляд на спутника.
Эй, обед! Иди сюда.
Еще чего! Хищник выискался...
Попугай следовал за котом по верхам - ветки, заборы, лавочки, все было к его услугам. Правда, пользовался он этими услугами весьма своеобразно в силу отсутствия возможности задействовать обе лапы. В правой была по-прежнему зажата фигурка, с которой Мару отказывался расстаться даже под угрозой быть съеденным. Поэтому ему оставалось перемещаться короткими перелетами, то и дело грузно приземляясь и снова подскакивая на одной лапе. Один раз поскользнулся на непрочно держащейся штакетине забора, замахал отчаянно крыльями, хрипло высказал миру все, что он думает о нем вообще и строителях этого забора в частности.
Кто тебя только воспитывал? Кот наморщил нос и сел, так как почувствовал крайнюю необходимость привести в порядок правую заднюю лапу. Между двумя движениями розового языка глянул на диковинную птицу. Нет, странное существо. Не иначе как наньбан, они все сумасшедшие. Хищник и есть, согласился Чиру. Да не бойся ты, не буду тебя есть. Пока. Ты мне моего хозяина напоминаешь, такой же бака. Ну вот, лапа в порядке. Рыжий котишка осмотрел еще правую переднюю, потом на всякий случай левую – тоже переднюю. Сойдет, можно продолжить путь.

(Далара mo)

(и Бишоп)

Чистоплюй, вынес вердикт попугай. Только попробуй меня съесть, мой хозяин съест тебя, а твоего порубит на кусочки.
Если бы Мару умел, показал бы язык, но пришлось ограничиться лишь тоном. Птица, была вынуждена притормозить в ожидании завершения кошачьего туалета, хотя она делала вид, что просто надоело прыгать все время вперед, можно попрыгать и вокруг, да и крылья устали, пусть отдохнут. Едва кот встал, Мару перехватил поудобнее как будто потяжелевшую фигурку и взлетел на ветку ближайшего дерева. Оттуда-то ему и открылся живописный вид, чуть не заставивший с этой ветки свалиться. Из глотки попугая вырвался птичий эквивалент: во дают!
В нескольких кварталах отсюда посреди улицы шло буйное движение. Сновали большие белые и серые птицы, два человека возились в пыли, а третий – в котором Мару незамедлительно узнал хозяина, - с хворостиной гонялся за пернатыми. Те отвечали взаимностью и норовили укусить противника.
Чиру закрыл глаза, чтобы не видеть такого позорища. Как он и ожидал - Сейшин Киёмори по прозвищу Мицуке не сумел пройти с достоинством мимо такого развлечения, как драка с каким-то оборванцем в клубах пыли и туче серых гусиных перьев. О-о-o, Секишусай-но ками, не смотри на это, если тебе конечно, видно из далекой Нары, что вытворяет твой внук в этой провинции.
- Ма-а, - горестно вздохнул кот.
Попугай же, напротив, пришел в возбуждение, и теперь азартно «болел» на два фронта – за хозяина против гусей и за громилу против... против кого рассмотреть было трудно, но громила нравился Мару больше. Размахивая крыльями и вопя, попугай изо всех сил поддерживал «своих».