Вначале был Кошмар. И не было в нем ничего. Ни света, ни Цвета, ни тепла, ни времени, ни расстояний. А была только тьма, холод и оцепенение. И лишь обезумевшие души несчастных томились в этом вечном холодном мраке.
И был Промежуток. Выше Кошмара, но ниже Поверхности. Уже не смерть, но еще не жизнь. И были в нем Покои. И в Промежутке было темно и холодно, но холод и тьма здесь были не могильными, а предрассветными. И был здесь Цвет.
И вот создал Цвет сады и рудники, заповедники и недородков, живущих в них. И родились в Покоях Сестры. И сказал им Цвет: вы будете служить мне, потому что я даю вам жизнь. А Сестры были только рады. И начали они свое служение Цвету, но не знали, что из нижнего предела наблюдали за ними омертвевшие, заледенелые глаза, полные зависти и боли.
Только сильнейшие души могут найти путь наверх. Только достойнейшие могут вырваться из лап Кошмара и заслужить свой Рай. Так поднялись в Промежуток Братья. И увидели они свой Рай, вкусили Цвета. Никто не захотел бы вернуться обратно. И поклялись Братья служить своему Раю и всеми силами сохранять его.
Но Промежуток жесток, а Цвет коварен.

Обсуждение

Цикл I
Цвета: Изумруд, Сирень.


Пристань Это. (Совместно с Младшим)

Никто не видел никогда шторма в Пристани. Даже сильных волн или ветра. Вода у берега тут всегда была спокойна, дуновения ветерка с моря - легки и незаметны. Но в остальном весь Покой, как и его хозяйка, пребывали в состоянии умиротворенного ожидания. Однако, именно буйство стихии ознаменовало новую смену цикла. Можно было бы изумляться или сетовать на хаотичность Промежутка. Только Это не удивилась разразившемуся в ее Покое шторму. Сестра так долго ждала его.
- Проснись, Золотоглазый.
Голос звучал как-будто издалека, но одновременно в самой голове. Открыв глаза, Гость увидел небо. Ночное звездное небо, далекое, но плоское, как декорация. Увидел кроны деревьев. И увидел лицо женщины, на коленях которой покоилась его голова. Взгляд ее огромных светло-голубых глаз был приветливым, но полным жалости, будто она чувствовала его страдания. Где-то недалеко был слышен шорох волн, а в воздухе пахло морской солью.
- Тебя принесли волны, как я и видела в грезах. Не говори. И не двигайся. Ведь ты так слаб, Смерть совсем опустошила тебя...
Женщина провела рукой по лицу Гостя, но прикосновений не чувствовалось, а глаза видели плохо. Сил не было. Прохладный воздух не приносил свежести, а удобная поза не давала отдохновения. Ощущения были невнятными. Поддельными. Хотелось опять закрыть глаза и уснуть, но теперь уже навсегда.
Изо всех чувств, пожалуй, остался с ним только холод. Но не тот, который бывает зимой в мороз или при купании в холодной воде, нет. Этот холод был мертвенным, нутряным, проморозившим даже кости. Впрочем, он не помнил даже своего имени, если таковое было, не то что такое сложное понятие как "зимний мороз". Пожалуй, он ничего не помнил. И пожалуй, даже не знал, было ли у него тело и что это такое. Он просто был, но не мог ни пошевелиться, ни сказать хоть полслова.
Все, что он мог - это смотреть в красивое лицо незнакомки и пытаться не соскользнуть обратно в холод и небытие.
- Такой неумеха, - Сестра ласково улыбнулась и положила руку на грудь спасшегося, - Ты прошел через шторм, и я хочу воззвать тебя к Жизни.
И Гость почувствовал. Что-то наконец конкретное появилось в его теле. Что-то завершенное, огромное, но вместе с тем щемяще-пустое, высасывающее последние силы. Будто в груди пробили дыру.
- Это - твое первое Сердце. Храни его и ухаживай за ним. Оно будет содержать в себе твою жизнь и твой Цвет. Но оно не должно быть пустым, иначе ты умрешь, насовсем. И поэтому я сделаю тебе маленький подарок.
Сестра начертила над Гостем знак, и тягучая, вязкая Лимфа потекла в его Сердце, наполняя чувством заботы и благодати. Жизнь влилась во все его существо зелеными волнами. Вернулись нормальные звуки и запахи, смысл и понимание. Теперь можно было рассмотреть каштановые потоки волос женщины, рыбацкую сеть на ее теле, миловидные черты.
- Это - Изумруд. Он защитит тебя. И он подарит тебе терпение, - лицо Сестры стало серьезным, и она посмотрела вдаль, - В этом мире правит Цвет. Никто и ничто не может жить без него. Лимфа цвета - это все, что у нас есть. Наша жизнь, наша сила, наше богатство и наш наставник. Ты не проживешь и сорока ударов сердца с тем уловом, что дала тебе я. Поэтому пройдись по моему побережью и собери ростки, которые найдешь. Только не заходи далеко. И непременно возвращайся ко мне, - Это вновь опустила взгляд и улыбнулась, - Ты ведь... такой неумеха.
Сорока ударов сердца?... Так мало? Он смутно помнил, что там, в другой жизни, оставшейся за гранью, это очень и очень мало. Меньше минуты. Но это там. А как здесь - он не знал. Но вроде бы пока ничего страшного не происходило.
Он огляделся в этом странном, почти полностью лишенном красок сером мире. Хотел было спросить у женщины, как ее зовут, но передумал и двинулся в сторону моря, ощущая под ногами мягкую прохладную сыпучесть ночного песчанного пляжа.
Долго бродил туда-сюда по кромке воды и земли, забавляясь двойственностью ощущений и разглядывая то тут то там пробивающиеся эфемерные зеленые роски, длинные и прямые, пока не наткнулся на особенно ветвистый кустик, похожий прихотливостью очертаний на дерево-бансай. Тонкий, эфемерный, переливчато-зеленый, он дрожал и трепетал, словно под порывами ветра.
Гость остановился в нерешительности, присел на корточки перед этой странной субстанцией в раздумии - а что же с ней делать? Ему сказали "Собери цвет". А спросить, как это сделать, он не догадался, наверное, от шока. Но как-то же это надо сделать? Он нерешительно дотронулся кончиком пальца до неощутимой веточки...
К его удивлению весь росток вдруг стал распадаться на сотни крошечных пылинок-светлячков, кружить, завихряться - и словно бы втягиваться в тот палец, которым до него дотронулись. Перед глазами зарябило.
- Никто не защитит тебя лучше, чем я... - послышался шепот где-то внутри.
Гость не подпрыгнул от удивления только потому, что, наверное, разучился удивляться.
- Кто ты? - спросил он шепотом у самого себя, но ответа не последовало.
Он растерялся. По-настоящему растерялся, не зная, как ему теперь быть, зачем он здесь и что теперь будет. Стоял, медленно вдыхая никакой воздух странно-контрастного места, пытался думать. Мысли разбегались, оглашая пустеющую голову звонким ехидным хихиканьем.
"Я схожу с ума?"
Чтобы хоть как-то отвлечься, он тыкал пальцем во все попадающиеся кустики, развлекался зеленой круговертью, но тревога не уходила, наоборот, к ней добавилось ощущение того, что он сей же час лопнет.
"А где та женщина, интересно?..."
Гость огляделся, поискал глазами ту красивую женщину, которую увидел самой первой. Она стояла вдалеке возле своей рыбацкой хижины, рассматривая повреждения от шторма. Сестра обернулась, на устах ее мелькнула теплая улыбка.
Он подошел, сам себе напоминая почему-то аморфное облачко. Просительно (так ему казалось) заглянул ей в глаза:
- объясни?..
- Теперь тебе нужен мудрый наставник. Когда выйдешь из моих Покоев - ступай к Многорукому. Это недалеко. Ты найдешь его без труда, его Покой - большой цирковой шатер.
- А это кто?
- Многорукий, его еще зовут Маска. Главный среди Братьев. Он... неразговорчив, но тебя примет непременно. Теперь твой путь лежит через Братьев, золотоглазый. Но сначала я хочу рассказать тебе то, чего они никогда не скажут.
"Братьев?" - удивился Гость, но ничего не сказал.
Девушка за руку подвела Гостя к коряге, торчащей из песка, и жестом пригласила присесть:
- Знак, который я показала тебе... Твое первое Сердце. Это - Донор. Самый полезный и самый опасный Знак. Наш страшный грех и наше великое счастье. Если хочешь раскрасить дерево или подарить цвет Сестре - просто подойди и начерти этот Знак. Поначалу это будет мучительно... Но потом ты поймешь, почувствуешь, что дарить Жизнь так же приятно и так же необходимо, как получать ее. Ты ведь - творец... - Это провела рукой по плечу Гостя, и теперь уже ее прикосновение можно было хоть как-то чувствовать, - Но помни: Братья не должны знать о твоих Сердцах. Иначе они сбросят тебя в Кошмар или разорвут на кусочки.
- Почему? - он ощутимо вздрогнул, вспомнив, что такое смерть. Ему это не понравилось.
- Они пришлые здесь. У них нет Сердец. Они не умеют творить. Но Цвет покидает их. И они не знают причин... Мы, Сестры - хранительницы Цвета, мы слышим его волю, мы видим вглубь. Братья же видят на поверхности, а потому будут считать тебя одним из них. Не разубеждай их пока. У них есть, чему поучиться... - женщина улыбнулась хитро, - И не используй при них Донор. Они этого очень не любят.
- Почему? - опять спросил он. Наверное, теперь это будет самый главный его вопрос.
- Потому что Братья считают трату цвета преступной. Они только собирают его, никуда не используя. Они знают, что мы используем Знаки в своих целях, но понять этого не могут, ведь у них столько полезных... приспособлений. Но самый непонятный для них - Донор. Братья не умеют дарить жизнь.
Сестра окинула взглядом далекий горизонт и, опять изменившись в лице, заговорила медленно, отделяя каждую фразу:
- А теперь главное, Гость. Твоя сила в раскрытых Сердцах. Наполняй их собранным Цветом, иначе ты опустеешь. Цвет постоянно уходит, и задержать его нет никакой возможности. Лишь в Покоях время замирает. Но стоит выйти в Промежуток, как оно запустит свой неумолимый поток. И это хорошо. Потому что лимфа внутри тебя прорастает в Нерву и переходит в палитру. Ты не такой, как мы или Братья. Ты можешь творить, только пропустив Цвет через себя. Но помни: сколько бы ни было Цвета в Палитре, сколько бы ты ни собрал в Память - ты умрешь, как только все Сердца опустеют. Следи за собой. Ты почувствуешь это щемящее чувство, когда лимфы в Сердце почти не осталось. Ты уже чувствовал это сегодня. Может быть, тебе подскажет сам Цвет. Наполняйся каждый раз перед выходом из Покоев. Останавливайся, если путь неблизкий. Поначалу это сложно, но ты привыкнешь, так же, как привык ходить. Ведь ты не задумываешься каждый раз, сделав шаг.
Это встала, поглаживая рукой пышные каштановые волны:
- И помни: Цвет все время уходит. Вытекает сквозь пальцы. Не переполняй Палитру - лимфа начнет ипаряться, как из Братьев. Надо творить, когда приходит вдохновение, иначе оно покинет тебя навсегда.
Все это вихрем пронеслось мимо Гостя и поначалу, прямо скажем, в одно ухо влетело в другое вылетело. Он был ошеломлен и ратсерян потоком свалившейся на него информации. А память, которой не было, смутно шептала, что Там, в другой жизни, все вышесказанное могли бы счесть не более, чем страшной сказкой.
На прощание Сестра элегантно коснулась ладоней Гостя кончиками пальцев:
- Теперь ступай, золотоглазый. Пройдешь между скалами и окажешься в Промежутке. Ты найдешь путь, только сдобри его Цветом, чтобы двигаться быстрее. И знай, что ты всегда можешь прийти ко мне с вопросами.
Гость поклонился и пошел, куда глаза глядят, ибо понял, что больше ему здесь делать нечего.

Вой ветра, потрескивание костра, редкое карканье ворона... Все это было так близко Страннику. Даже ближе чем Цвет, который, хоть и давал жизнь, но все равно казался чуждым и непонятным, а тут... Все родное и знакомое... Так давно знакомое, что Странник уже и не очень помнит, что было раньше. Хотя... Одно воспоминание из Кошмара осталось...
Странник вздрогнул и отогнал эти мысли, не желая вспоминать тот ужас. Судя по виду Ворона - тот был абсолютно согласен. Настолько согласен, что резко взлетел и описал несколько кругов, свалив прямо на сидящего на земле Брата посох.
- А чтоб тебя! - ругнулся тот, еле увернувшись - не можешь быть менее эмоциональным?
Ворон в ответ только каркнул, после чего приземлился и начал приводить в порядок оперение. Странник, в свою очередь, делал то же самое со своими мыслями. И понял, чего ему не хватает. Хорошей прогулки по Нему. Поэтому...
- Ну что - обратился Брат к Ворону - отправляемся?
Ворон кивнул и взмахнул крыльями. Закряхтев, Брат поднялся и осмотрелся...
- Таак... Куда сперва? К Аде - решил Странник и, дождавшись когда его вечный спутник усядется на плечо, зашагал в сторону покоя своей Сестры...

Долгое время Гробовщик жил видением. Проблеском цвета в сером мраке отчаяния. Праведность была вознаграждена. Сквозь жуткие врата в этот мир пришел новый Брат.
Медленно, тяжелой поступью Гробовщик шел на свет. В мир, полный жизни. В мир, полный Цвета. Гробовщик шел в Рай. Пройдя темную, проржавевшую арку Брат оказался в цветущем саду. Он впервые видел сад и чувствовал, что знал этот сад всю жизнь. Гробовщик чувствовал голод. Только сейчас он понял, что дикий голод терзал его всю жизнь. Там это был голод замершего в айсберге чудовища, не способного пошевелится, не способного ни вдохнуть, ни выдохнуть. Здесь был голод вурдалака, стоящего у разрытой могилы.
Брат бросил гроб на землю так, что посыпалась листва с деревьев. Открыл крышку и Цвет начал стекать в гроб. Деревья, что были в два раза выше Гробовщика, скрючивались, трескались и высыхали, трава рассыпалась в пепел. Через минуту Брат захлопнул гроб и разразился страшным кашлем. Многовековой слов пыли слетел с Гробовщика. Он почувствовал вкус жизни. Окинув взглядом выжженный кусок сада и посмотрев на гроб, полный Цвета, Брат пробасил
- Никто не защитит тебя лучше, чем я.

Пещеры Тлена

Да, сланные плоды принесла эта Сотня. Хм, Изумруд и Сирень… Сотня Иты, несомненно. Мм, Сирень, как я её люблю. Как же она меня дурманит, как... Как? Как всегда! Всегда, каждый раз это загадочное чувство, некая тайна и сладкая тревога. Всё яство пронзает некая дрожь и даже какой-то… Ах! О.. Но… но, что-то не как всегда. Что-то не то, загадка какая-то не такая, какая-то глубокая, как колодец. И тревога, словно кто-то стоит за спиной. Что-то произошло. Или произойдёт. Тьфу-ты, че это я, это ж не Серебро в конце-концов. И разве вообще что-то может произойти! Прр. О, Изумруд, наполни меня терпением переждать наваждение этой проклятой Сирени. Изумруд… Дорогой мой Изумруд ! Когда-нибудь сад Иты расцветёт тобой. Ты будешь литься и буять в нём! Когда-нибудь это произойдёт, её сад зацветёт, я знаю! Рано или поздно…

Так и прошло начало цикла для Тлена. Он сидел в своей укромной пещере возле озерца, на самом берегу, наблюдая за ровной гладью воды, и время от времени тыкал рукой, вызывая круги на поверхности водоёма. Они казались ему такими забавными и чарующими. Брат смотрел, как крохотные волны расходятся в разные стороны, ударяются об берег и камни, торчащие из воды, и множатся, а потом стихают и сливаются с водной гладью. Особенно Тлен любил такие игры, когда в Промежутке рождалось много Янтаря. Тогда он едва в ладони не хлопал от восторга. Но сейчас Сирень делала эту нехитрую забаву кокой-то таинственной, что вполне его устраивало.
Неожиданный шум в глубине пещеры привлёк внимание Брата. Это Глазки затеяли игру в «салочки». Малыши ничуть не мешали Тлену в его убежище, даже наоборот, было интересно понаблюдать вот за такими играми. Где-то в пещерах даже жила Улитка, но Тлен давно её не видел.
Глазки скрылись в тёмных коридорах и Тлен вернул своё внимание озерцу. На дне, сантиметрах в двадцати от поверхности воды он заметил продолговатый предмет. «Неужели рыба». – подумал Брат. – «Та нет, не может быть. Скорее всего просто камень». Тлен стал на колени, навис над неопознанным предметом и начал пристально в него вглядываться. «А может всё же…». Вдруг, одна из личинок на гниющей руке Тлена свалилась в воду, потревожив ровную гладь. Брат резко выпростал руки вперёд. «Таки камень». – Подумал Тлен, резко встал и направился к ближайшей стене, на которой было закреплено несколько Гарпунов.
- Да, стоит наведаться к Ите. – В голос сказал Брат, проверив стену.

(Совместно с Clopik)
Нить перехода ритмично дергалась под ногами. Маленькая Ини, вопреки обыкновению, не бежала, а шла. Она зачарованно наблюдала за тем, как отдаляется ее собственный Покой, а Покои других Сестер, сады, рудники начинают выглядеть немного иначе. "Это, наверное, потому, - подумалось ей, - что раньше я смотрела на них снизу, а теперь - со стороны."
Впереди, все приближаясь, маячил покой другой Сестры, Это, кажется, ее звали. Идти, однако, было еще довольно долго, и Ини, не удержавшись, выплеснула немного Золота на тропинку. Золотая капля соскользнула с ее пальцев и, превратившись в золотую нить, оплела нить тропинки. Покой сразу же стал приближаться быстрее, зато Сердце в груди болезненно сжалось, как будто Ини только что отрезала от него маленький кусочек.
- Не трать Лимфу понапрасну, - вспомнила она. Правда, Ини не могла сказать с уверенностью, что ей когда-то говорили что-то подобное; воспоминание пришло словно откуда-то извне, как будто кто-то шепнул прямо в ухо. Сестра огляделась, но вокруг никого не было. Только змеились под ногами сплетенные нити мертвенно-белого и тепло-золотого цветов. Последняя, впрочем, медленно истончалась.
"Интересно, что это было? - Ини задумчиво дернула себя за тонкую косичку у виска, - Неужели Цвет? Спрошу у Это, она добрая!"
Мимо пронесся покой другой Сестры. Ини успела разглядеть какие-то искривленные столбы, торчавшие из серовато-серебристой лениво шевелящейся поверхности, а затем вокруг вновь оказалась теплая темнота Промежутка.

Сирень... Капризная, волнующая. Удушливая. Сирень взывала к воплощению, путала мысли, сбивала тонкий настрой Серебра. Женщина, обмотанная рыбацкой сетью, посмотрела на переливающийся кустик и поморщила лоб. Каждый раз, когда Сирень рождалась в Пристани, Это чувствовала смятение и беспокойство. Но теперь она знала точно: смятение это не беспочвенно. Появление Гостя породило множество противоречивых мыслей и предчувствий, но о них, как всегда, никто бы не узнал.
Сестра собирала оставшиеся ростки Изумруда, когда боковым зрением увидела приближающееся лимонное платье.
- Ини, как славно, что ты здесь, - Это приветливо взяла девушку за руку. Ей нравилась новенькая за свою непосредственность и легкость.
- Это, здравствуй! - Ини радостно улыбнулась старшей Сестре, - Как у тебя дела? А у меня, представляешь, только Серебро и Изумруд выросли! А, нет, не Серебро, Сирень! А еще, когда я к тебе шла, со мной кто-то разговаривал!
- Ну я точно не разговаривала, - Это убрала с плеча роскошную прядь, - Голоса других Сестер ты тоже знаешь. А значит, то был голос Цвета. Поздравляю.
- Цвета?! Ничего себе! И часто он разговаривает? - Ини, приоткрыв от удивления рот, глядела на Это, - А можно с ним поговорить?
Это жестом пригласила присесть на выпирающий из песка корень. Движения ее были неспешные и плавные. Она внимательно посмотрела на молодую Сестричку, как будто проникая взглядом вглубь:
- Мы служим Цвету, Ини. И мы можем слышать его волю. Его предупреждения. Его... советы. Но он говорит то, что считает нужным и тогда, когда считает нужным. Даже каждой Сестре он может говорить разные вещи. Слушай его. Ты к этому привыкнешь. А что до Сирени... - Это улыбнулась и отвела глаза, взгляд ее стал немного рассеяным, - У меня она тоже родилась. И мне от этого неуютно. Как ты понимаешь, не каждый Цвет нам полезен. Поэтому мы и взращиваем сады, и разрабатываем рудники. Я уже посадила Изумруд. Если в следующем цикле его не родится - я соберу урожай со своего дерева.
- Я помню! Там еще знак такой надо показать! - Ини для наглядности взмахнула рукой. По правде говоря, ей ужасно не сиделось на месте и очень хотелось пробежаться по краешку пляжа, но рассказ Это был такой интересный! - А рудники разбивать надо, там тоже какой-то свой знак есть!
- Верно. А после Удара надо поставить Гарпун, чтобы лимфа выкачивалась из жилы. Так что мы можем сходить на рудник вместе - благо, в Башне нет хищников, - Это умилялась, глядя на непоседливую Сестру, - Не страшно было путешествовать?
- Нет, но там так здорово! Такая ниточка и все Покои видны! На рудник? Ага, давай сходим! - Ини нетерпеливо заерзала на коряге, уже предвкушая поход за Лимфой, - А этих, которые тоже Лимфу едят, можем встретить?
- Недородков? - Это встала, поправляя сеть, - Можем. Опасных я давно там не видела, а вот полезные есть.
- Ура! Идем на рудник! - Ини прыжком взвилась с коряги и подпрыгнула еще несколько раз. Вместе с ней задорно прыгал ее хвостик на макушке.
Это направилась к выходу, то и дело оборачиваясь на мельтешащую Сестру. "Что же с ней будет, когда Промежуток будет наполнен Янтарем?" - подумала женщина, улыбнувшись. Перед тем, как покинуть Покой, она доверительно сообщила:
- Когда выйдем в Промежуток - не волнуйся, если не увидишь меня. Я буду рядом.
- Ладно, - кивнула Ини, и тут Пристань рухнула в никуда.

(Совместно с Шелли)

В следующий миг она уже стояла на одной из белесоватых нитей, соединявших Покои. Ини огляделась. Вокруг действительно никого не было, но ощущалось присутствие чего-то большого, надежного, придающего уверенности.
- Это? - Позвала она, - Куда идти?
- Совсем недалеко, - послышался голос Сестры, но не рядом, а как-будто в голове, - Вот из камня поднимается кольцо башни.
- А, вижу! - И Ини заспешила в ту сторону. Идти и правда оказалось недалеко, и вскоре она уже, задрав голову, рассматривала башню.
Из темной мути Промежутка сознание, провалившись на миг, выплыло к знакомым лестницам и мосткам рудника. Это осмотрелась. Ини была уже рядом, а в обозримом просторе Покоя ничего опасного не обнаружилось. Несколько глазок играли со светом фонарей, да витала пара легких капель.
- Ну, ничего страшного нет, - Это указала на один из сгустков Лимфы, - Гляди, Золото. Если успеешь - можно поймать.
Ини обернулась, увидела каплю Цвета и, издав восхищенное "ох!", подбежала к ней, и, встав на цыпочки, попыталась ее достать. Если некоторое время назад капля Лимфы стекла с пальцев Ини, оставляя боль и пустоту, то теперь Золото только впитывалось, и юная Сестра почувствовала тепло в груди.
Это тем временем шла к ближайшему мерцающему пятну в теле камня, похожему на паутинку. Она собирала по пути редкие капли так нужного ей сейчас Серебра, наслаждаясь покалыванием в пальцах. Подойдя к жиле, она подозвала Ини:
- Попробуй начертить Удар. Но не стой слишком близко.
Ини подошла к камню и медленно провела в воздухе первую янтарную линию Знака, затем торопливо, испугавшись, что Лимфы может истратиться слишком много, двумя резкими взмахами завершила фигуру и отступила назад.
Цвет, став неожиданно твердым и весомым, полетел в направлении жилы и врезался в стену. Куски породы разлетелись, падая к ногам Ини, будто что-то выпирало их изнутри. Одновременно с этим из появившейся ниши засияли измрудно-зеленые искры. Ини отошла еще дальше. Эта зелень навевала на нее неприятную дремоту.
Это кивнула, одобрив действия девушки, и вывела уверенные песочные часы. Из рук вырвался и воткнулся в переливающуюся жилу настоящий гарпун, оставив за собой ажурную изумрудную спираль.
- В следующем цикле можно будет собирать урожай, - старшая Сестра улыбнулась Ини, - А пока давай-ка найдем другие Цвета.


Вернувшись в Пристань, Это направилась к одному из деревьев. "Охота" получилась удачной: три жилы Изумруда, две Сирени, по одной Золота и Пурпура. Теперь, когда у Ини есть Удар, можно не прибегать к помощи Братьев каждый раз. А может быть, она подарит Знак и Гостю?
Голубоглазая провела рукой по коре, и тонкие, острые нити Серебра потекли к ней. Чудесное, волшебное Серебро. Ничего не требует. Ничего не объясняет. Никуда не гонит. Сестра облокотилась о ствол спиной и устремила взгляд к горизонту. Перед ней проносились видения - сладостные, пугающие, обнадеживающие, обескураживающие. Как кадры из отдельных кинофильмов, как ленты из разных одежд, они мелькали и исчезали, так и не показав картину целиком. Но Это знала: фрагменты сложатся в полотно. Надо только иметь терпение.

(Покой: Пастбища)

Подлинное Существо не предлагает праведникам тихого забытья и покоя, не сулит вечного блаженства и благодати - но позволяет служить, чувствовать и повиноваться Цвету. Безмятежность есть произведение Кошмара, который Братья смогли назвать таковым, лишь будучи спасенными из него.
Дно, темное мелководье, гул машин и распад - безжизненность. Вот что помнит Кентавр из прошлых жизней. Воспоминания эти, невыносимые для искалеченного сознания, медленно стираются под натиском новых прозрений.
Но их следы неизгладимы.
Вот пустая и гулкая Степь, иглы произрастают из её недр, оттесняя пожухлую траву. Вот ветер, играющий на зарослях черного тростника: тоскует он по яркому небу и извилистым хребтам гор. Небо здесь испило сок трав, отобрало у них их оттенки и излилось ими в облака. Горькое небо, серп полумесяца бутафорского, болезненного, желтоватого... А ведь Покой есть продолжение своего владельца, оттиск душевной внутренности. Это подтверждается тем, что Сестры обитают в садах и башенках, а Братья - в клетках...
Как служить Ему? Как преобразовать Его?..
Только через изменение себя. Облик Существа изменится лишь когда изменятся его обитатели. Нет тягостнее задачи - хранить, и одновременно изменять, не выходя за пределы, к ослепительному мраку. Изменять себя, изменять пространство вокруг, изменять других. И так же сохранять всё это.
Так думал Кентавр, рассекая Пастбища наперегонки с ветром. Он не мог остановиться.

Ита и Тлен. Усохшие ветви.

(Tivaz, Coauctor)

Тлен шел по извилистой тропинке, поднимаясь все выше на холм - к саду своей Сестры. Бумажные фонари словно набрюдали за шествием Брата, лениво подмигивая ему. Округлые, маленькие и большие, в связках и поодиночке, они тихонько шелестели на ветру.
А на холме Тлена встретили по-прежнему усохшие деревья, растопырившие во все стороны свои ветви. На некоторых из них появились цветные ленточки, на других - выпуклые продолговатые пластины, как если бы кто-то разобрал древний гендир и украсил им сад.
Свысока Брат увидел уже знакомый туман, клубящийся вдали. Недостижимый, эфемерный - но Тлен успел полюбить этот узор из золотых нитей, извитый на краю молчаливого простора. И только скрюченные ветви ранили память Тлена. Сколько сил потратили Ита на этот сад и сколько ещё потратит? А ведь зазря, снова, снова, снова...
Но Тлен разделит с ней всё, ведь он – её Брат, а Покой и естество Иты - воля Существа.
«Главное, не встретить этого надоедливого Кентавра» - подумалось Тлену. Наконец оторвав взор от тумана, он перебросил трость в правую руку и двинулся вглубь деревьев. Здесь Брат и встретил Иту - стоящую спиной к своему причудливому саду. Она в кои веки обратила внимание на что-то другое. Её взгляд был прикован к тому же золототканному узору.
Как всегда прекрасна эта душа: стройный стан, платье, волосы, мрамор шеи и запястий... Всё это было для Тлена столь привычным, неизменным, но он не переставал искренне восхищаться Итой, ловил каждый шаг, каждое движение Сестры, подобное мерцанию бумажных фонарей.
- С новой Сотней, дражайшая Сестра, – поздравил Иту Тлен и, подойдя ближе, низко поклонился, - Она воистину принадлежит тебе.
А Ита все наблюдала за горизонтом, не обращая внимания на поклоны и поздравления - отрешенная, застывшая в молитве созерцания. Туман, пустые деревья, работа, водная гладь. Туман, пустые деревья...
Сейчас и здесь наступил черед тумана. Чуть позже - Тлена.
- Тебе не свойственна радость. Тлей, пожалуйста, тлей. Вот мой сад, истлевший, усох он - и скрыл в себе тайну. А она созрела, расцвети всё Существо.Расскажи мне о том, что ты видел. Что приняло частичку тления от тебя... - и действительно, "удачная" Сотня повлияла на Сестру. Ей стало интересно.
Ветви едва заметно качнулись.
Тлену так приятно было слышать голос Иты. Он лился музыкой. Этот голос всегда мог успокоить, поддержать. Брат даже на секундочку забыл, в чем заключался вопрос.
Тлен бросил беглый взгляд на Сестру: её губы, глаза, её волосы и стан… И снова это чувство, словно больше не существуешь. Словно нет больше этой оболочки, и цвета внутри её. Вообще ничего нет - ни внутри, ни вокруг. Только Ита, этот дивный образ и огонёк мыслей о нём. В этом и была сущность Тлена, эго существо. Брат только и желал заботится о Сестре, делить с ней Цвет. Только рядом с ней Тлен действительно чувствовал, что поднялся выше. Только рядом с ней он забывал Кошмар… «Взаимно ли это». – подумал Брат, но, заметив ожидающий взгляд Сестры, мотнул головой и заговорил:
- Извини, задумался. Ты ведь знаешь, как это у меня бывает. Так, о чем это мы... Ах, да: у меня в пещерах Гарпуны полны Сиренью. Зашла бы как-то ко мне, собрала. - «Ох и повод заглянуть в гости. Сирени и так полно вокруг!» - Подумал Брат, плюнул в душе, и продолжил. - Хотя эта Сирень такое чудит нынче…- Тлен хмыкнул, как это было ему присуще, и провел рукой по стволу ближайшего дерева. Брат почувствовал на пальцах капельки свежего Изумруда.
«То-то я смотрю ростков не видно». – Подумал Тлен, и ему вдруг стало грустно, ужасно грустно. Он посмотрел на Иту, но лишь тяжело вздохнул.
- Мне некуда идти. И незачем. Ты же это знаешь, мой Тлен. Ты будешь ходить вместе со мной, но порознь. Знаю, не откажешь, я ведь прошу искренне. Не за себя, и не от себя. Ищи встречи с Маской, и не ищи встречи с Кентавром. Найдешь первого раньше второго, но не наоборот... Маска разъяснит. Пожалуйста, это воля...
Ита умолкла. Теперь надолго.
Тлен знал, когда их с Сестрой разговор заканчивался, и сейчас был именно такой момент. Ите незачем куда-то идти, Тлену незачем оставаться здесь. Что ж, Брату остаётся лишь выполнит просьбу Дражайшей. Тлен кивнул Сестре в знак прощания, крутнулся на пятках и отправился искать Многорукого, как и просила его Ита. «Главное, не встретить этого надоедливого Кентавра». – вновь повторил Тлен, покидая Покой…
Наступил черед тумана.

НРПГ - Итак, господа, барабанная дробь...

Младший
с Сароффом

Едва покинув гостеприимный Покой, он очутился в темноте, и это его испугало. Наверное. То есть, темнота была не такой, какая возникант под веками или в темной комнате ночью. Она была полной, почти абсолютной. И тут же набросилась на него, норовя смять своей всеобъемностью. Да, именно так. Первые мгновения он стоял, оглушенный и ошарашенный, готовый или раствориться в ней навсегда, став частью темноты, или...
Или. Он не мог раствориться во тьме, потому что внутри него жила частица мягкого зеленого сияния, добрая и ласковая. Она разрасталась внутри, впитывалась, становилась частью существа. Он не мог себя видеть, но ему казалось, что он стал зеленым.
А потом он увидел под ногами легкую серую дымку, змейкой тянущуюся куда-то к теням и силуэтам вдалеке, которые он смутно стал различать. И сделал первый шаг по ней - потому что другого пути не было. А потом еще шаг, и еще. И на каждый шаг требовались силы - он будто преодолевал некое сопротивление, как под водой - так ему казалось.
Третий шаг, уже вроде такое большое расстояние! Но тут внезапно сильно потянуло вниз, начало метать из стороны в сторону, струящаяся нить на поверку оказалась крайне не прочной опорой, а может она вообще таковой не была. Он испуганно шарахнулся назад. куда - сам не знал.
Внезапно прямо в голове раздался шепот:
- Нарисуй себе дорогу. Быстрее. Скоро все испарится из тебя...
- Нарисовать? Как?
Однако невидимый помощник, чей голос так был похож на тот, что не так давно обещал защитить, похоже не собирался отвечать.
Он чувствовал, как уходили силы, только-только, казалось, обретенные внутри несуществующего тела. Но он упорно сделал еще шаг, нет, полшажка вперед, продираясь сквозь вязкую плотную массу, в которую превратился воздух и которым невозможно стало дышать - он тек в легкие, как вода.
"Нарисовать дорогу?.." не надеясь на успех, он всплеснул левой рукой, словно выбрасывая что-то из себя и...
Тоненькая изумрудная ниточка протянулась вперед перед ним. Ухватившись, он смог сделать еще несколько шагов вперед.
И вывалился прямиком в огромный старый рваный шатер.
- Ууууууу! - взвыли трибуны, приветствуя посетителя. Все недородки в клетках вскопошились, начали биться о прутья, издавать все доступные им звуки. Грохотнул раскат грома, через дыру в шатре залетел ветер и, дав кружок по трибунам, улетел прочь, только подняв пыль. Потом ушам стал доступен другой звук, который вроде бы звучал все это время - мерный ритмичный стук метала о метал, похоже раздававшийся с другой стороны шестеренки.
Гость застыл, немного опешив от такого шума и раздумывая, то ли прятаться, то ли бежать. Зато - силы перестали уходить и можно было отдышаться. Словно бы старый драный шатер шапито защищал его от странного бесцветного внешнего пространства? Впрочем, здесь все было бесцветным
Ничего значительного не менялось. Недородки немного поутихли, при этом не переставая проявлять интерес к вошедшему, стук не желал прекращаться. Где-то на самой границе слуха, казалось можно было расслышать мерное, немного подхрипловатое, дыхание. Дыхание чего-то в разы большего чем гость.
Он не испугался, наоборот, стал с любопытством осматриваться в поисках того, кто бы это мог быть. Страха не было.

Колыбель Аве

Ярость. Ярость и буйство царили в этом вихре, раскручивали его течение и обжигали все вокруг. Но эти жаркие потоки сдерживало холодной вязкой струей терпимости. Лед и пламень. Стремление и ожидание. Амбиции и сдержанность.
- Ты можешь взять все, что пожелаешь, - говорил вкрадчивый голос.
- Все прийдет, надо только подождать, - молвил другой.
- Нет ничего праведнее твоего гнева...
- Только упорством можно добиться своего...
Оба течения смешались, сжались и взорвались всепожирающим пламенем.
Она открыла глаза, и первое время ничего не могла распознать, кроме восторга, жажды заполнения, противоречивых голосов и вездесущего запаха огня.
"Что за безвольное существо может взирать за собственным сожжением и ничего не сделать?" - пробивалось ее сознание сквозь пламя.
А что я за существо?
А что есть вообще "я"? И есть ли это "я"?
"Кто я?" - пытливый разум мучительно боролся за свое место, оттесняя противоречивые, яркие чувства.
"Когда-нибудь я все узнаю... Я выясню... Почувствую... Я дождусь... Я добьюсь!" - нашла она наконец нужные слова и осмотрелась. Каминная комната была объята пламенем. Его языки лизали резную мебель, ярко-красные шторы, колени Сестры, и гасли под спокойным взглядом карих глаз. Аве поймала холодный всполох и пронаблюдала, как он тухнет, растворяется, погибает в руках. Что-то подсказывало, что этот огонь - не то, что ей надо.
- Ну раз я могу получить все, что пожелаю, то надо это "все" найти! - громко заключила Аве, элегантно провернув в пальцах трость.

Шатер Маски. Встречаем Младшего.

По другую сторону шестеренки обнаружился хозяин сего беспорядка и одновременно источник странных звуков. Рука с шипастым шшаром медленно поднималась и наносила очередной удар по шестеренке, один за одним. Некоторое время гость оставался незамеченным, пока Маска не опустил руки и не облакотился на свою клетку. Медленные поворот головы и на пришедшего уставились две черных глазницы белой как снег маски. Эта маска не выражала не единой эмоции, два отверстия для глаз, общая выгнутая форма для того, чтобы не мешать носу. Все движения, каждое малейшее шевеление этого огромного тела выглядели... тяжелыми. Когда устаешь, непередоваемо сильно устаешь, руки сами собой опускаются, чтобы пошевелиться, нужно приложить много усилий и движения выходят медленными, будто на этой руке повисла гиря. Именно так двигался Многорукий. Он развернулся, переставив клетку и вытянувшись вперед. Тяжелое дыхание не утихало, только стало чуть более расслабленным.
- Кто ты, Гость? - голос донесся из под маски, осталось ощущение, что этот белый кусочек фарфора, да, наверное это был фарфор, прикрывает трубу, из самых глубин которой доносится речь. - Ты так похож на нас...
Маска опираясь на клетку, медленно подошел ближе к гостю, рассматривая его почти вплотную. От столь близкого взгляда безмолвных, бездушных глаз становилось не по себе. Очень не по себе. Вторая пара рук, ранее сложенная на груди, медленно потянулась к пришедшему.

Гробовщик прошелся по саду. Крошечный закуток с журчащим посередине фонтаном, а теперь еще и живописной бесцветной плешью. Еще раз оглянувшись на сад, Гробовщик ударил ногой по земле и оказался в промежутке. Вдалеке мерцали несколько неясных образов. Безошибочно выбрав один, Брат направился к нему по нечеткой серой дорожке, словно сотканной из дыма. Идти было тяжело. Одно из многих испытаний для праведников. Ведь так просто бросить все и растворится в пустоте. Идти вперед гораздо сложнее. Но Гробовщик уже прошел свое испытание отчаянием, бессилием. Железная воля не позволяла ему сдаваться.
Гробовщик оказался в мрачной обители смерти так же внезапно, как вышел из цветущего сада. Пройдя мимо рядов пустых могил и осыпавшихся склепов, Брат взгромоздился на трон, искусно сложенный из костей, и прикрыл глаза.

Гость застыл, не в силах совладать с ужасом, сковавшим его. Ему казалось, сейчас эта тварь засосет его своим дыханием - медленно и неотвратимо. А он ничего не сможет сделать, потому что ноги отказались повиноваться и приросли к полу.
"Интересно, чьи извращенные мозги могли породить это чудище?.." - промелькнула в пустой и гулкой голове одинокая и явно перепуганная мысль. Пискнув сию сентенцию, мысль тут же улетучилась, решив, что в какой-нибудь другой голове безопаснее.
А чудище все надвигалось, и вот уже нависло над Гостем. Еще и лапищи свои тянет... Захотелось стать ящерицей и спрятаться в норку. Но увы, он не умел превращаться в ящериц.
- Я... Я не знаю, кто я... - непослушные губы, если они все-таки были у этого тела, наконец, соизволили разомкнуться и прошелестеть ответ на вопрос.

Промежуток. От Тлена о силе Братьев.

Способен ли Брат на что-то великое? Может ли он что-то изменить, или на что-то повлиять? Каков предел возможностей Братьев? Не знаю, как другие, но я уже задавал себе эти вопросы. Пусть мне известно не многое, но я нашёл ответы, которые меня устроили.
Я прибыл в этот мир с одной целью, с одним желанием: отдать всего себя моей Сестре. Ведь что у меня есть кроме неё? Цвет, блаженный покой? Холодное гранитное ложе и пустота – внутри и вокруг, и это всё! Нет, воистину, Ита для меня значит куда больше, чем кажется. Она для меня всё: мои радость и печаль, мои обитель и изгнание, мой мир, жизнь любовь… Ита – это я. Поэтому все мои мысли о ней, все деяния мои во благо ей, или её волей ведомые и определяют мое могущество. Думая так, я сделал вывод, что силы Братьев безграничны, пока всецело преданы они своим Сёстрам. Ведь быть не всесильным для Брата означает, что он, рано или поздно, встретит непреодолимую преграду и не сможет добиться чего-то ради своей Сестры, это значит – не исполнит своего предназначения, потеряет смысл существования.
Да, Братья всемогущи, но только тогда, когда они всецело преданы своим Сёстрам, ведь они – сила Братьев, а всё остальное – Промежуток, собственные желания и стремления – слабость, иллюзия тщетного бытия. Вот и сейчас я, праведник из Кошмара восставший, ведомый волей дражайшей Сестры моей Иты, иду незримой нитью Промежутка , ища встречи с Маской. И нелегок путь мой, и усилия требует шаг в пучине неведомой, тёмной, но не паду я ниц перед тяжким бременем, не покинет меня уверенность, пока знаю я, что исполняю желание дорогой мне Сестры, что так я принесу ей умиротворение и радость. Такова моя жизнь – и сейчас, и ранее, и всегда…

Совместно с Шелли
Ини вернулась. И сразу поняла, что с ее Покоем что-то не так. Она быстро пошла вперед, размышляя, не недородок ли проник в ее сад и в ужасе застыла, увидев выжженную землю.
- Нет! - Вырвался из ее груди отчаянный крик. Сестра опустилась на колени перед искалеченным участком Сада, положила на мертвую землю руки и принялась при помощи собственных резервов Цвета восполнять нанесенный кем-то ущерб. К счастью, проплешина была не слишком велика, поэтому новые цветы появились довольно быстро.
- Кто же это мог быть? - Произнесла Ини, закончив. Она огляделась по сторонам, однако ни кого-то постороннего, ни других ран не обнаружила. "Возможно, он был голоден", - подумалось ей, - "и сделал это ради продления своего существования". Ини поднялась с колен и обошла весь сад, но ни таинственного похитителя Цвета, ни других следов его пребывания не обнаружила. Нужно было отыскать его. Это был ее сад, ее Покой! Никто не будет, не спросив, брать Цвет из ее сада!
Ини вновь вышла в Промежуток. Вряд ли он успел уйти далеко...Поблизости были только сады и рудники - ему туда не надо.
А это что? Один из рудников оказался вовсе не рудником, а чем-то вроде Покоя. Значит, он там, разрушивший ее сад незнакомец! Ревность обуяла маленькую Ини, заставив выдавить несколько капель Янтаря и через мгновение разгневанная Сестра уже была на месте.
- А-а-а, вижу, у меня гости, - говорил Гробовщик быстро, открывисто, - не ожидал никого увидеть. Видимо, потому что я в этом мире всего несколько часов.
Медленно поднявшись со своего трона, Брат принялся расхаживать взад-вперед перед гостьей.
- Никого в этом мире я не встречал, и единственным моим достижением было то, что я спрятал у себя Цвет из сада. Тем не менее, ты здесь, отсюда мы делаем вывод, что сад принадлежит тебе. Значит, ты находишься в Раю по крайней мере некоторое время. Следовательно, обладаешь необходимой информацией, чтобы ответить на мои вопросы.
Гробовщик остановился, поразмыслил секунду, склонился над девушкой и, поднеся монокль к ее лицу, спросил.
- Ты... меня... понимаешь?
- Понимаю, - странно выглядящее существо ничуть не напугало Ини, - а ты кто такой, чтобы задавать вопросы? Ты поранил мой сад! Ты украл у меня Цвет! - Сестра сжала кулаки, сдерживая в себе желание использовать Сову на этого нахала.
- Для начала я расскажу о том, что мне известно, - Гробовщик проигнорировал возмущенные возгласы девушки, - Это место, Рай, является наградой для праведника. Я заслужил его, вырвавшись из нижнего Предела. Однако, по настоящему спокойно я чувствую себя только в этом месте, в этом гробу. И все же я чувствую, что мне необходим Цвет, находящийся за пределами моего Мортуария. Да, пожалуй так я и буду называть это место.
Скрипя механическими ногами и помогая себе рукой, Гробовщик снова взгромоздился на свой трон и продолжил.
- К сожалению, это все, что я знаю о Рае, - Брат на секунду задумался, вставил монокль в глазницу и представился, - Можешь называть меня Гробовщик. Теперь, будь добра ответить на мои вопросы. Кто ты? Какова твоя роль в этом мире? Случайность ли то, что я появился в твоем саду? Есть ли в этом мире подобные тебе? Есть ли в этом мире подобные мне? Что такое Цвет? Почему я испытываю необходимость поглощать его? Почему я чувствую дискомфорт за пределами Мортуария?
- Сплошные вопросы! Я сама не все здесь знаю, так что если тебе нужны ответы - иди к старшим Сестрам! - Однако гнев Ини быстро сменился любопытством: выходит, этот Гробовщик не недородок, не Сестра, а что-то совсем непонятное! - Но я что знаю, тебе расскажу. Я -Ини, одна из Сестер Промежутка. Так это место называется. Нас, Сестер, несколько - я не знаю, сколько. Без Цвета ты здесь не выживешь. Я не могу объяснить, что это такое. Он иногда разговаривает с нами. Мы храним Промежуток. А кто такие праведники? И что такое Предел? А ты кто такой? - Ини буквально засыпала Гробовщика вопросами.
- Что ж, любезность за любезность, я полагаю, - Брат задумался, - говоришь, без Цвета здесь не выжить? В нижнем Пределе нет ничего похожего на этот Цвет. Огромное, темное царство механизмов, по которому бродят подобные мне. Те, кто погрязли в пучине отчаяния и безысходности. А праведник. Праведник - это я. Тот, кто смог вырваться из темного, пустого болота, тот, кто делом заслужил Рай. Ты говорила, что здесь есть другие, старшие Сестры. Значит, ты знакома с ними? Я хочу, чтобы ты отвела меня к ним.
Гробовщик вскочил с трона и встал перед Сестрой, уперев гроб в пол.
- Ничего себе... А я думала, что ты недородок... - Ини смотрела на Гробовщика, широко открыв глаза. - Да, Это, кажется, старшая среди нас. Пойдем, если ты здесь остаешься, тебе точно надо с ней поговорить. - И она приглашающе протянула Гробовщику руку.
Брат осторожно взял девушку за руку своей огромной лапищей. Секунда и они оказались в черной пустоте. Ини пошла вперед, показывая дорогу и, что несказанно поразило Гробовщика, расплескивая бесценный Цвет при каждом шаге. Тьма вокруг Брата сгущалась, не желая пропускать его вперед, но не было заметно, чтобы он отставал от Сестры. Через некоторое время, все так же внезапно мрак рассеялся, уступив место далекому морю и хижине на его берегу, в окне которой горел свет. Гробовщик огляделся. То тут, то там были видны ростки Цвета, пробивающиеся прямо из земли. Брат проставил гроб на землю, откинул крыкшу и Цвет стал медленно стекаться в бездонное чрево гроба.

Терновник (Совместно с Coauctor`ом)

Переход из состояния в состояние - из Покоя в Покой, казался неофитам вещью недостижимой. Ведь как можно изменить свое естество всего за несколько ударов сердца? Как можно подчинить себе свою волю, если она находится вне тебя, в Раю растворенная? По силам ли такое испытание душе, пусть и чуткой к Лимфе, превзошедшей Кошмар, укрепляющей себя интерсекциями и скрепами...
Такие вопросы задавал себе каждый праведник, очутившись в Раю провозглашенном. Каждый праведник вновь ступал на путь сомнения и утраты, как бы проходя последнее испытание у роковых ворот. И так оно и было. Лишь истинные Братья могли научиться странствовать по Существу, но, к счастью, самозванцев среди вознесшихся не обнаруживалось.
Кентавр не стал исключением. Юный Брат, праведник без праведницы и постоянного Покоя, переживал испытание острее других. Он, по сути, был заперт в переменчивой степи, которая не могла считаться обиталищем, достойным вознесшегося; эдакий сгусток, переливающийся пустотой, не зависящей никоим образом от постояльца. Возможно, Степь была призраком, фантомом - проще говоря, недородком. А возможно, наиболее точно отражала сущность Кентавра.
В любом случае, он в первый раз решился по-настоящему покинуть Покой. Для того чтобы начать служение Цвету.
Перемещение прошло неожиданно легко. Стоило лишь отпустить мысли, и они сами нашли нужное русло, по которому душа, однако, перемещалась медленно. Но недостаточно для того чтобы...
...Кентавр оказался по пояс в мутной жиже, заполнившей что-то вроде воронки посреди нового Покоя. Там и тут из поверхности торчали фонари и жердины; между всеми ними были протянуты странные нити - поистрепавшиеся, обвисшие.
Аспидная поверхность озерца, в которое попал Брат, будто бы поглощала созвездия, горящие в небе. А потом его заполонили цветные сполохи, и так же быстро исчезли. Это повторялось вновь и вновь. В их мерцании отчетливо угадывался ритм, но все попытки осознать его оказались тщетны.
Брат покинул воронку, стараясь удержаться в Покое настолько долго, чтобы тот уже не смог отторгнуть его без воли Брата на то.
Постепенно нащупывая ростки Цвета, Кентавр перебирался все выше и выше по склону. Вот Янтарь, Изумруд, немного Лазури вдруг Брат остановился. Причиной тому была Она.
Аве выпрямилась и оглядела недавнее поле боя, усыпанное останками хищников. Капли Лимфы, высвободившейся из убитых недородков, легко впитывались в ее пальцы, одетые в черное кружево. Густые ресницы были опущены и слегка дрожали.
- Враг не выдержит твоего удара, - вспомнила Сестра уверенный голос.
Да. Теперь Аве убедилась в этом. Она даже не ожидала, что три маяка, расставленные по округе, могут исторгнуть такое количество разрушительной энергии. Так же, как она не ожидала, что белесая тонкая нить, висящая в безграничной темной пустоте, помчит ее с такой скоростью, стоило отдать ей добрую горсть Изумруда. Сознание закружило, затянуло, будто в воронку, и понесло по мраку Промежутка. Да, тогда девушка сама для себя назвала этим словом пространство вне Покоев. А потом она очнулась здесь, где над головой нависало закатное, болезненно-красное небо, тяжелое и угрюмое. А потом она встретила врагов...
Как можно осторожнее пробирался Брат к невиданному доселе существу. Он знал лишь одно - таких называют "Сестрами", и Сестры эти способны сотворять чудеса. А еще служить Цвету совсем другим путем, нежели братство праведников. Однако же, эта творила чудеса... разрушительного толка. Или не чудеса?...
В ней чувствовалась ярость Пурпура, не справедливая, но другая. Оглядев оболочки недорожденных, Брат лишь утвердился в том, что Цвет принял другой оттенок, также неизвестный ему до этой встречи.
- Здравствуй, яростная, - Кентавр наклонил торс чуть ниже. Что-то внутри него заскрипело, - Твой оттенок Пурпура мне не знаком.
Сестра резко обернулась и поначалу, признаться, испугалась размеров и уродства подошедшего существа. Сразу возникло желание перечертить эту могучую фигуру мазками Лимфы, но что-то внутри подсказало, что этого делать нельзя. Аве наклонила голову набок, разглядывая копыта Брата, и элегантно тронула пальцем поля шляпы.
- Здравствуй, безголовый. Я - Аве, и со мной пока никто не знаком. Кроме этих кошек... - девушка решила не спешить с выводами и выяснить, насколько полезным может оказаться незнакомец.
- О... - сделал неожиданный вывод Брат, - Значит, ты - новая Сестра. Новорожденная. Где ты появилась, и что сказал тебе Цвет? Знакомиться со всеми полуживыми и живыми таким... оригинальным путем? - он указал культей на трупы кошек. В голосе его не слышалось презрения или насмешки, как могло показаться, скорее всего, вспыльчивой Аве - лишь любопытство.
- Пусть тебя не смущает мой облик, далекий от каких-либо норм. Это знак праведности, верного служения Его воле. Как внизу, так и здесь.
- Внизу? - слова о праведности Сестра пропустила мимо ушей, решив, что у подобных существ принято изъясняться таким образом.
- Да. Очень глубоко... под землей, - Брат не нашел более подходящих слов, - Хм... - он снова оглядел поверженных недородков, - Если ты - Сестра, то тебе должны быть известны твои Цвета, что создали тебя. Один из них, насколько я понимаю - Пурпур. А второй...
Кентавр не договорил, но его голос имел отчетливо вопросительную интонацию.
- Изумруд, - гордо приосанилась Аве. Она подняла руку и начала вращать в пальцах трость, - И где же это "под землей" делают праведников? Глядишь, тоже захочу... Что-то Цвет не говорил мне, что Сестры не праведны, - отчего-то она точно знала, что другие Сестры есть, чувствовала неуловимую связь с ними.
Такую же связь чувствовал и встретившийся Аве Брат, только среди своего братства. Знал, но не мог понять откуда, из какого источника. Из общего, сокрытого от тех, и других...
- Не захочешь... - отрезал Кентавр, - Странно, что Изумруд в тебе почти угас. Будь осторожна.
Он подчеркнуто сделал паузу, после продолжил:
- Меня называют Кентавром, одним из юных праведников. Цвет успел сказать тебе очень мало. Иногда стоит радоваться тому, что он не говорит в полную силу, но не в твоем случае. И не в моем. Знаю только, что существуют чудотворницы-Сестры, и больше ничего. Каждый Брат связан со своей Сестрой, но ни те, ни другие не являются друг другу родственными... Зачем ты убила недородков?
Аве прищурила глаза. У Брата не было лица, поэтому грозно посмотреть было некуда, но эта грозность все равно отразилась в позе Сестры. Юный, а уже туда же, учить взялся. Решает, что ей хочется, а чего не хочется. От ответов увиливает. Говорит, какой ей Цвет нужнее. Да и откуда он знать может, что сказал ей Цвет?
- Чтобы они не убили меня. Разве не это - закон выживания?
- Скорее всего так. Я не знаю правильного ответа, просто хотелось узнать точку зрения существа, отличного от Братьев. С недородками не поговоришь. Беседа возможна либо в кругу праведников, либо со своей Сестрой. Но последнее - следствие нашего служения, а не прихоть, как может показаться.
Да, именно в служении и заключалась цель праведников. В служению Раю, Существу. Что есть способность растрачивать Цвет перед способностью сохранять его? Что если немой чувствует голоса иначе, нежели способный к речи?... Лишь запретом можно достигнуть такого послушания, при котором слова говорящего и действия творящего станут достойны Существа.
- Потому, возможно, я разговариваю с чужой Сестрой, тем самым нарушая негласное правило, - продолжил Брат, - Ты уже знаешь своего праведника, избранного среди вознесшихся?
- Негласное правило, которое ты только что огласил... - ехидно улыбнулась красноволосая.
Она было хотела отправить собоседника восвояси, как вдруг осознала, что у этого великана о четырех ногах нет того, что так сладостно согревает ее грудь. Того, что создает такое восхищенное чувство наполненности. Того, что кажется единственно настоящим и естественным. Сердец. Черноокой стало даже жаль праведника, который не может ни хранить, ни создавать. Пожалуй, такой же стать действительно не хотелось бы. Но ведь это существо выжило, хотя и устроено по-другому. А раз оно набрало такую мощь, значит, может кое-чему и научить. Аве посмотрела на Брата совсем другим, одобрительным взглядом:
- Нет, я не знаю своего праведника. Но Цвет привел нас обоих сюда, а это что-то да значит.

Продолжение следует...

Шатер Маски, для Младшего.

Брат отпрянул и опустил шею, увенчанную маской вниз.
- Я напугал тебя... - одновременно с возвращением головы в прежнее положение произнес он. Голос был расстроенным. Маска отвернулся обратно к шестеренке. Гость наверное уже подумал, что про него забыли и собирался по тихому слинять, но великан опять заговорил.
- И хотя ты так мал, ты очень похож на нас, Гость. Наверное тебя направила сюда Это... В любом случае перед тем как решать... Тебе нужно хотя бы выжить здесь до тех пор. И хотя это Рай, он весьма опасен, - Многорукий стоял боком к пришедшему, черные глазницы смотрели куда-то на другую сторону шатра. Сейчас он явно переводил дыхание, было странно, что могучему с виду Брату все дается с таким трудом, даже пару раз во время своей "речи" он остонавливался не договорив, чтобы сделать вдох.
- Я научу тебя. Расскажу основы. Это место, наш дом и наш Рай. Ты ведь помнишь Кошмар... должен помнить. Мы - Братья, праведники. Кроме нас здесь есть Сестры, хранительницы... Главное, чем живет и без чего умрет Рай - это Цвет. Наш долг хранить Цвет. Мы можем только собирать, копить. Сестры же наделены возможностью отдавать. Они слышат голос Цвета. Они знают о нем гораздо больше... - очередная передышка и он резко меняет тему, нет, не разговора, скоре монолога. - А кажеться, мне и нечему тебя научить. Я не уверен в твоей природе, чтобы учить чему-то. Поглощай Цвет. Не суйся в Заповедники. Пообщайся с Сестрами. Ты же не хочешь возвращаться туда?
Маска уже направился к выходу из покоя, как обернулся.
- Конечно если у тебя нету вопросов ко мне.

- Ну и как это понимать? - вопросил Странник у Ворона. Тот попытался в ответ каркнуть, но получился только невнятный хрип. После чего недовольный "птиц" беспомощно указал на свой клюв и развел крыльями, будто руками. Странник понимающе зачерпнул янтаря и протянул Ворону. Тот немедленно сунулся клювом в Цвет, будто хотел его склевать, но благополучно перетянул в себя. После чего, прокашлявшись, заявил:
- Как хочешь так и понимай, а Ады здесь точно нет...
Брат шарахнулся от заговорившей вдруг птицы, как от недородка-переростка. Недовольный Ворон с трудом спланировал на землю.
- Чеего?
- Чего-чего... Нету ее тут, говорю...
- Это я слышу - ошарашенно тряся головой, ответил Странник - и это меня и пугает. Ты же раньше не умел.
- Не умел... Я и сам удивился, что ты меня услышал. Просто задолбал ты своими риторическими вопросами, я и ответил, как обычно. Я же не знал что этот чертов Цвет... (в этот момент из ниоткуда раздался оскорбленный рык) эээ, я имел в виду, этот замечательный цвет, (рык поутих) может давать возможность птицам говорить - осторожно закончил Ворон. Рычание больше не повторялось, поэтому он успокоенно начал чистить оперение.
Странник, все еще опасливо косясь на своего вечного спутника, поднялся и начал осматривать грот. Со временем он был вынужден констатировать отсутствие Сестры и опустился на землю рядом с Вороном, который, очевидно, успел задремать, или что-то вроде того. Не решившись будить своего "обновленного спутника", Странник улегся рядом, в смутной надежде что Ада вернется, и куда менее смутной уверенности что это маловероятно...

Пристань (Это, Тлен, Гробовщик и Ини)

Та, Что Грезит, не сразу вынырнула из хрустального плена видений, но когда это произошло, изумлению ее не было конца. Встречала она разное поведение новорожденных Братьев: кто-то бывал яростным, кто-то - скромным, кто-то - отчаявшимся. Некоторые от вечного голода начинали бросаться пожирать Лимфу, рискуя переполниться... Но вот такой рассчетливости и жадности видеть еще не приходилось: оставить Цвет в своем соцветии, но пойти в чужой Покой, дабы обобрать его... Поначалу Сестра даже подумала, что вернулся Гость. Ведь с ним она связывала образ пожирателя, что являло ей Серебро.
- Я рада, что кто-то собрал Сирень на моем берегу, - сухо произнесла Это, - Мне она очень мешала.
Старшая Сестра расстерялась, не зная, как себя вести. С одной стороны она была довольна, ведь ей действительно мешали ростки Сирени. С другой, она чувствовала сильное смущение при виде чужого Брата. Ей хотелось отчитать новенького, но одновременно хотелось подсказать, как правильнее и полезнее использовать дарованный Цвет.
- Представься для начала, праведник, - наконец вымолвила она тоном, в котором чувствовался и укор и ирония.

Пристань (Это, Тлен, Гробовщик и Ини)

Поодаль от общающихся, на песчаный берег ступил Тлен. Праведник хотел спросить у Это, где ему искать Маску. Но едва завидев группу, он нырнул в тень небольшой скалы. Несмотря на рост больше 8 футов, Брат легко оставался незамеченным. Сначала Тлен принял крупную фигуру за Многорукого, который пришёл проведать Сестру. Брат несказанно удивился, поняв, что не знает великана, с которым разговаривала Это. Но Тлен удивился ещё больше, когда заметил второго незнакомца. Точнее, незнакомку. "Две Сестры и Брат в одном Покое!" - подумал праведник. "Двое Братьев!" - вспомнил Тлен про себя. "Да ещё и неприкаянные! Неслыханно!" - вспыхнул внутри Брата гнев. Но праведник лишь несколько раз глубоко вдохнул. Когда он сам только вырвался из Кошмара, Это, Старшая Сестра, иногда помогала Тлену, не смотря на негласные правила. "Может, и эти двое – нововозведенные?" - Брат обратился вслух. "Стоит подождать".
Гробовщик приблизился к хозяйке Покоя, скрипя шестеренками, склонился над ней и, чтобы получше ее рассмотреть, поднес глаз-монокль прямо к ее лицу.
- Говоришь, тебе мешал Цвет? Либо у тебя его невообразимо много, в чем я несколько сомневаюсь, либо это проявление непростительного расточительства, - прогремел Брат, - Зови меня Гробовщик. Я - праведник, получивший этот Рай. Рай, о котором я абсолютно ничего не знаю. Ини говорила, что ты можешь ответить на некоторые мои вопросы.
И без того большие глаза Сестры округлились. Она не могла предположить, что новоприбывший не знает о враждебных для Сестер Цветах. Но стоит ли ему об этом говорить? Пожалуй, лишняя информация. Ведь они все равно не умеют отдавать. Это продолжила слушать бойкого новенького.
Он отошел на несколько шагов, расправил спину, насколько позволял искривленный позвоночник, упер гроб в землю, оперевшись на него, и вопрошал хрипловатым басом.
- Что ты знаешь о природе Цвета? Почему я испытаваю необходимость поглощать его? Почему только в своем Мортуарии я чувствую себя комфортно? Сколько еще подобных мне и подобных тебе находится в Раю? Случайность ли то, что придя в Рай, я оказался в саду Ини? Кто есть Ини и ты? Ничего подобного вам нет и никогда не было в нижнем Пределе, значит Рай - ваша родина. Из чего можно с легкостью заключить, что ваши познания об этом месте намного превосходят мои. Следовательно, вы можете ответить на мои вопросы.
Выслушивая вопросы, Это несколько раз кивнула. "Совсем как Ини..." - мелькнула у нее ассоциация.
- Все так и должно быть... - не совсем понятно, на какой из вопросов ответила женщина. Хотя все ответы своидились именно к такому заключению, - Волны принесли тебя к Ини, а значит, она - твоя Сестра. Есть и другие, подобные нам. Есть и такие, как ты... Братья. Ты научишься их чувствовать. Со временем. Надо только иметь терпение. Поддайся течению... и оно выведет тебя туда, куда надо...
Это говорила медленно, делая небольшую паузу между предложениями, чтобы грозный собеседник имел возможность обдумать все слова. Она вообще не поддерживала такой тенденции: высыпать все вопросы одновременно, не стремясь найти путь к правде самостоятельно. Сестра хотела еще что-то сказать, как тут ее взгляд стал стеклянный, отстраненным, будто она слушала что-то, чего не слышали другие.
Ну конечно. Ведь из ее Покоя пропала такая отвлекающая Сирень. Это слегка улыбнулась, вновь обратилась к Гробовщику:
- Сейчас - я знаю - течение приведет к нам одного из старших Братьев. Лучше обрати свои вопросы к нему - он лучше знает, что ответить.
"Никогда я не научусь укрыватся от её взора" - подумал Тлен. Он понял, что Сестра говорит о нем. Брат вышел из тени своего укрытия и встретился взглядом с Это. Праведник замер. Светло-голубые глаза Той, Что Грезит всегда вгоняли его в ступор. Этот взгляд острый, как кинжал, навевал на Тлена благоговейное смирение. От этого взгляда Брату казалось, будто он знает меньше других. В случае с Это, почти всегда так и было. Праведник мотнул головой, поежился, и заерзал на месте, ожидая, пока хозяйка Покоя разрешит ему подойти.

Пристань (Это, Тлен, Гробовщик и Ини)
- Тлен... - она сделала приглашающий жест, - Вверяю новорожденного тебе. Я ведь и вправду ничему его не научу...
Женщина смущенно провела рукой по каштановым волосам. Присутствие сразу двух чужих Братьев обескураживало ее. Хорошо было, что второго она знает давно.
Подойдя ближе, праведник бегло осмотрел новорожденного Брата и, как мог предположить Тлен, его Сестру. Далее он приложил правую руку с тростью к груди и приветственно поклонился. Тлену было тяжело обдумывать свои последующие действия, ведь не каждую Сотню происходят такие события.
- Рад встрече, брат,- развернулся Гробовщик на встречу новому гостю, - Тлен - это имя, полагаю? Меня называют Гробовщик, - представился Брат и, следуя привычке, принялся рассматривать Тлена глазом-моноклем, - Не сочти за грубость, но рост у тебя маловат. Если бы не специфическая внешность - ни за что не признал бы в тебе праведника. Эта женщина назвала твое имя. Ты знаком с ней? Возможно, сможешь рассказать мне кто она, и что из себя представляют она и Ини.
Он указал на Сестер, бросил гроб на землю и с некоторым трудом сел на крышку. Закинув ногу на ногу, Гробовщик принялся расспрашивать Тлена.
- И, раз уж ты достаточно времени провел в этом месте, чтобы познакомится с этими не слишком гостеприимными девушками, то, должно быть, и о нашем Раю узнал кое-что. Или даже встретился с другими Праведниками. Скажи, есть здесь еще праведники? И что ты можешь рассказать мне про этот мир? Про Цвет, обитающий в нем? Про эти островки, на которые разбит этот Предел, и про мрак за их границами?
Это, совсем опешив, отошла в сторонку и взяла за руку Ини:
- Пойдем, Сестра, прогуляемся по берегу. Слушать Праведников нам совсем не обязательно.
Старшая теперь пыталась избавиться от чувства, будто ею воспользовались. Ее не ставят ни во что. Ее еще и оскорбляют... Любой бы мог познать, что такое - разочарование Хозяйки Покоев... Но только, если это - не покои Это. Та, Что Грезит, всегда принимала новичков, и видала она пострашнее Новорожденных... Но сейчас есть рядом один из старших Братьев. Жаль, что нет Многорукого... Женщина обернулась и взяла Ини за вторую руку:
- Ну что?... Тебе есть, что спросить? Я, помню, очень испугалась, увидев впервые своего Брата.
Рыбачка старалась изо всех сил показывать беспечность, но где-то внутри оставалось смятение. Ведь из-за такого Братья могут и... Лучше об этом даже не думать!
Праведник с тростью сразу вспомнил свою и тихую и уютную пещеру. Ему захотелось спрятаться в какую-нибудь тёмную нишу, подальше от бремени не обыденности происходящего.
- Благодарствую тебе за Гарпуны в моем Покое, - обратился Брат к Старшей Сестре, словно пропустив мимо ушей всё сказанное Гробовщиком. Отчасти так и было, потому что уже после второго вопроса Тлену захотелось ударить по лицу себя или новорожденного. "Неужели, и я был таким?" - возникло в голове у Тлена. Внезапно, он почувствовал уважение и стыд перед Это, ведь она сохраняла спокойствие и терпела в своем Покое двух чужих Братьев, один из которых разрывает шаблон существования в Раю кучей вопросов, а другой то и дело продолжает тревожить Старшую своими визитами несмотря на правила, - И извини… - добавил он после паузы.
– А ты, праведник, нововознесённый в Рай наш, - заговорил Тлен уже к Гробовщику, - встань и иди за мной. Будет лучше, если мы покинем это место.
И Брат с палицей, крутанувшись на пятках, зашагал в ту сторону, из которой недавно прибыл. Сейчас у него в голове царила пустота. Всё внутри у Брата рухнуло. Из-за чего, он не знал. У Тлена, правда, такое часто случалось. "Посбивать бы стрелок…" - подумал праведник.

(совместно с Clopik)

Аве и Кентавр - Терновник (продолжение)

...теперь Кентавр почувствовал смятение и страх перед новым, неизведанным проявлением Существа - перед огнеликой Аве. Она произнесла вслух (вширь? вдаль?) ту смутную догадку, что таилась в глубине сознания Брата, но отнюдь не стремилась наружу. А может быть их встреча есть просто случайность, каприз слепых сил и хаотических закономерностей? Праведник не знал. Только сообща они могли выяснить истину.
- Я чувствую, Аве, в твоих словах есть зерно правды... Случайность это тот закон, который не дается нам в руки, но это есть закон, и потому я верую в то, что мы оказались в Терновнике с какой-то общей целью. Может, мы ищем свою половину, пусть и неосознанно? А это сад - конечная точка наших коротких путей, ибо се угодно Существу... Но ты и я так непохожи. Видишь ли ты во мне своего праведника, чувствуешь ли? Понимаешь, зачем это нужно?..
Аве в задумчивости провела пальцами по козырьку цилиндра. Пока она могла только надеяться на обмен знаниями. Которых у нее не много. Но ведь не может такая махина перемещаться по Промежутку только для того, чтобы читать правила и запреты?
- Нет, - честно призналась она, почувствовав вдруг приступ доверия к этому грозному существу, - Я не знаю, зачем Братья и Сестры нужны друг другу. А ты?
Эта тайна не была открыта Брату - возможно, из-за недолгого служения Существу, а может и по-другим причинам. Потому Кентавр честно признал:
- Я тоже, - праведник траурно смолк, словно бы раскаиваясь за недостаток чуткости, той самой, которая помогает приоткрыть завесу над скрытым от глаз неофитов, - Старшие праведники из фратрии могут знать ответ на этот вопрос. Могу лишь предположить, что с самого появления Брата и Сестры, предназначенных друг другу, между ними возникает невидимая связь. Та, что притягивает их один к одному...
Сестра оперлась обоими руками на трость, некоторое время глядя на Кентавра, наклонив голову. Затем неожиданно переменилась в лице:
- А ты знаком с кем-нибудь из старших? - она схватила трость в умоляющем жесте.
- Мы все знакомы друг с другом - даже если один праведник не встречался с другим. - ответил Кентавр. - Ты можешь почувствовать то же самое, если подумаешь о Сестрах. Это похоже на два круга, объединенных между собой, или же на танец Цветов... Но я устал от того, что нашептывает мне ветер. Мы найдем Странника, а затем, возможно, обретем внутренний покой. Или внутренний Покой.
Брат вдруг начал гарцевать, но так же стремительно успокоился. Он не хотел слышать сокрытое, впервые от времени его пробуждения.
- Ты любишь простоту, Аве, и это хорошо. Все вещи просты.
Он даже попытался пошутить (новое, неизведанное побуждение):
- Вот как увидишь его недородка-ворона, так сразу это и поймешь. Идем...

Маска уже направился к выходу из покоя, как обернулся.
- Конечно если у тебя нету вопросов ко мне.

(продолжение. Совместно с saroff cane)

- Вопросов... - едва прошептал Гость, - Пока что всё вокруг, да и я сам для меня один большой вопрос...
Гость осёкся и отвел взгляд.
- Не все приходит сразу, - Тяжело вздохнув, ответил Маска, - Когда-то все мы видели Рай впервые.
- Но вернемся к вопросам, подумай. Лучше сейчас узнать все, что интересует, чем умереть...
- Умереть?! - Гость вздрогнул. Умирать было страшно. Наверное, страшнее всего. Хоть он не мог точно осознать, что же это такое - "умереть", но смерть пугала больше любых местных ужасов.
- Умереть? - повторил он, - я не хочу умирать. Что мне нужно знать, чтоб не умереть?
- Не хватит и Цикла, чтобы рассказать все. Наверное это и не расскажешь так просто. Я думаю ты поймешь это, но немного позже, -голос, по-прежнему мерный и усталый, к концу фразы начал приобретать некую задумчивость.
- Сестра сказала, что Цвет защитит меня и позволит побеждать врагов... - Гость снова осёкся, вспомнив, что Сестра рассказывала о Братьях, - Но... кто мои враги? Кого мне нужно бояться?
- Главный твой враг здесь - голод. Сейчас цвета хватает всем, но это не означает, что о нем можно забыть. Во многих Покоях также водятся недородки. Посмотри на них, - Брат обвел худой рукой трибуны с клетками, - Это раны Рая.
В клетках сидели разнообразные существа. Сидели, лежали, бродили кругами, злобно зыркали из-за решеток.
От этих взглядов-выстрелов в Госте разгоралось неудержимое желание заслониться от опасных тварей зеленым щитом, воздвигнуть изумрудную стену, за которыми было бы спокойно и надёжно. Но вместо этого в ответ приходило только сосущее чувство пустоты. Воздвигать защиту было не из чего.
- Мне нужен Цвет... - прошептал он едва слышно, - Цвет защитит меня...
- Мне нужен Цвет, - проговорил он уже тверже, - мне нужно отправляться. Спасибо за советы, я еще вернусь, чтобы продолжить, но сейчас мне нужно спешить.
Многорукий больше ничего не сказал, лишь проследил за уходящим. Если бы у него было лицо, оно бы сейчас улыбалось. Новое поколение... Как-то незаметно для самого себя Маска стал считать его новым Братом, в чем еще следовало разобраться.

Совместно с Clopik и Coauctor

Странник шагал в направлении своей стоянки мрачнее тучи. Какой-то несчастный недородок, попавшийся на пути, был просто забит озверевшим Братом. Еще бы, прийти в покой Сестры, прождать там неизвестно сколько времени, и все без толку. Даже болтливый Ворон присмирел, не рискуя лишний раз злить хозяина. Но, постепенно, Брат начал понимать, что, возможно, его злость вызвана... страхом перед Цветом (он же "не уследил" за своей Сестрой). Однако если до сих пор ничего не случилось, значит, он ни при чем. Эта мысль принесла Страннику настолько сильное облегчение, что даже Ворон это заметил.
- Ну что, Хозяин, больше ругаться не будешь?
Странник покосился на птицу.
- Нет. А что?
- Да я хотел попросить...
- Цвета? Сам слетай... Вон там пара светлячков, поохоться...
Укоризненно вздохнув, Ворон взмахнул крыльями и полетел в сторону безобидных недородков. Охотился он довольно забавно. Взлетал повыше, после чего пикировал вниз, стараясь попасть в самый центр "кувшинчика". Иногда у него это получалось, иногда - нет. Во втором случае Брат сначала с трудом удерживался от смеха, потом перестал, и каждый раз, когда Ворон, сдавленно каркая (вернее даже сказать, квакая) пытался выдернуть клюв из земли, начинал дико хохотать. Когда вымотанный "птиц" частью выпил, а частью распугал всех светлячков, Странник, отсмеявшись, поделился со своим несчастным спутником Цветом.
Спустя еще какое-то время Брат пришел в свой покой и, удовлетворенно отметив, что ничего не изменилось, уселся к костру и впал в некое подобие транса, до следующего раза, когда ему захочется пройтись по Нему.

Кентавр, за все время от пробуждения, совершал лишь несколько переходов из Покоя в Покой - именно потому он не понимал и не ощущал в точности того, как протекает этот процесс. Наиболее четкую формулировку он дал себе вот так: неизменное до перехода изменялось, теряло прежнюю форму, и переплавкой представало в новом качестве. Причем, Брат соотносил эту переплавку как с окружающим его Раем, так и со своим естеством. Будто некая сверхсила брала праведников и праведниц в свои руки и ваяла из них что-то немного другое, заодно прихватив и Покой - как внешний, интерьер, так и внутренний Покой - ментальное естество. Кентавр до сих пор не чувстовал в себе самостоятельной воли к путешествию, и не знал, что приводит шестеренки в действие.
Он только покрепче держал (в переносном смысле - скорее, держался душою или сознанием) новообретенную Сестру. А может быть и просто знакомца. Ведь вдруг Аве принадлежит другому Брату, тому, который придет за ней после её рождения...
Проступок.
Это слово отчетливо прояснилось Кентавру. Он боялся его, убегал, хотя никаких проступков в Раю Провозглашенном не существовало. Только лишь в мыслях?
Мысли можно выжечь. Переплавить вместе с тем, что изменяется от перехода к переходу...
Вот шатер и костер, вот Странник и ворон. А вот - Кентавр с Аве, где-то на призрачной границе Покоя-лагеря. Голос Кентавра звучит как из дна:
- Приветствую тебя, Праведник, и преклоняюсь. Мы пришли просить у тебя совета. Позволь войти.
Аве в этот раз держалась за корпусом четвероногого, стараясь не попасть на глаза новому, не вполне целому Праведнику. Не то, чтобы она боялась - скорее, это было похоже на осторожное любопытство. Незнакомый Брат показался ей куда нелепее безголового Кентавра. Особенно не вызывал доверия ворон, сидящий у того на посохе. Сестра глянула на свою изящную трость. Ни уха, ни птицы.

Лагерь Странника. (Совместно со Странником и Coauctor-ом)

Тихий треск костра... Мерное посапывание Ворона... Шелест колышущегося шатра... Мерный стук копыт... Что?...
Вначале Странник не обратил внимания на вкравшиеся в общий фон новые звуки... А услышав, отреагировал довольно вяло, одним лишь открытием глаз. Так-так... Любопытно... Брат и Сестра, но не предназначенные друг другу. Впрочем, Странник уже убедился, что здесь правила редко совпадают с вынужденной действительностью. Когда же Кентавр (а это был он), произнес свою просьбу, Странник начал смутно догадываться, о чем пойдет разговор, поэтому он кивнул головой, и сделал пригласительный жест рукой:
- Проходи, Праведник... Приветствую и тебя... Не стоит преклоняться, ибо мы все здесь вынужденно равны... - Странник чуть склонил голову на бок, высматривая вторую гостью - и ты здравствуй, Сестра... Итак, что же привело не связанных Брата и Сестру в мой Покой?
Странник двинул рукой, пробуждая Ворона:
- Эй, подъем! К нам пришли!
Ворон, недовольно заворчав, взглянул на пришедших. Глаза его округлились.
- Интересная компания... Ну что же - Ворон взлетел и, описав пару кругов, сел на плечо Сестры - как же ты оказалась в компании не своего Брата? Или своего? - птиц озадаченно глянул на Кентавра, после чего перевел взгляд на хозяина. Странник лишь пожал плечами и перевел взгляд на Брата, ожидая ответа...
Аве, которая было на миг испугалась, приготовив трость к атаке, сменила гнев на милость, и даже рассмеялась, услышав речь птицы. Забавная у них тут компания, не то, что у нее.
Мысль о равенстве праведников была приятна обезглавленному Брату. Но то, что служители Рая называют равным, действительно определяет лишь опыт, полученный ими во время службы. Кентавр не смог определить принадлежность Аве, а значит, был недостаточно опытен.
- Это нам и предстоит выяснить, многовидевший Странник. Ведь не зря же ты так наречен.
Кто их нарек? Сами себя, Рай, высшие существа? Кто?..
- Твой крылатый спутник говорит о неопределенности между мной и этой Сестрой, тогда как ты утверждаешь то, что она - не мне принадлежит...
Принадлежит? Откуда это слово? Почему праведники считают всё своим, принадлежным себе? Странное, неприятное, потустороннее слово. Слово из Кошмара. Но по-другому Брат мыслить не мог: его дух словно заключили в невидимой клетке, прутьями которой выступали законы формальной логики.
- ...не ко мне пришла, - исправился Кентавр, - Потому, я прошу твоего совета и помощи. Тем более, что ты уже знаешь истину. Ты или твой ворон.
При слове "принадлежит" Аве прищурила густоподведенные глаза и с ожиданием посмотрела на Странника. Неужели здесь все такие? Неужели тут так и положено? Что это за место такое, в котором все друг другу обязаны, в котором есть только догмы и запреты? И что это за "внизу" такое, которое выдирает Сердца из Братьев, превращая их в слепых служителей законов? Нет, Сестра помнила, знала другие слова: "желания", "стремления", "воля", "награда"... Их говорил ей Цвет, а значит, в этом мире есть место для таких понятий. Могут ли праведники быть так слепы к этому? Может быть, хоть ворон прояснит ситуацию?
Услышав вопрос Кентавра, Странник откинулся назад и чуть прикрыл глаза:
- Истину? Знаешь ли ты, Праведник, что есть Истина? Я не знаю, - после чего Брат открыл глаза и поднялся, - Мы расскажем вам все, что знаем сами, выскажем свои предположения о том, что видели, и попытаемся понять то, что пока, непонятно...
После этих слов Странник отошел чуть в сторону, развернулся к собеседникам и, дождавшись когда Ворон сядет ему на плечо, начал.
- Итак, вот что я знаю: это место есть обиталище для Сестер, и Рай для Братьев. Да, - Странник кивнул Аве, - Я знаю что вы рождены здесь, но также я знаю, что мы, - кивок Кентавру, - вознесены сюда за свои праведные деяния и терпение в Кошмаре.
Произнеся это слово, Странник непроизвольно вздрогнул и прикрыл глаза, и дальше продолжал Ворон:
- Также я знаю, что Цвет есть основа всего, пища, свет и источник. Братья и Сестры набирают силу за его счет, но мы не можем делать с ним тех вещей, что можете вы. Я пока не решил хорошо это, или нет, но это так. И последнее, - в этот момент Странник открыл глаза и дальше они продолжали вместе, - Я знаю что у Цвета есть воля, и ее надо слушать, в противном случае кара постигнет тебя. Пока все...
Окончив эту речь Странник глубоко вдохнул, выдохнул, и заинтересованно взглянул на гостей.
- А что вы все стоите? Прошу, - и, с этими словами он подсел обратно к костру и сделал приглашающий жест...

Лагерь Странника - окончание.

(Совместно со Странником и Clopik)

Аве переводила взгляд то на ворона, то на Брата, и ее не оставляло ощущение, что Странник отвечает не на те вопросы. Вернее даже, переводит разговор в другое русло. Она хотела было что-то спросить, но ограничилась только нетерпеливым покручиванием трости в пальцах. Разговор праведников она прерывать не стала, ведь пока не были известны местные порядки. Посему она просто присела у костра, протягивая к огню руки. Этот огонь был совсем не таким, как в ее каминной зале: он издавал тепло и похрустывал. Очень хотелось с ним поиграть, но и этого Сестра делать не стала в чужом Покое.
Кентавр также принял приглашение со-Брата.
Троица - хорошее число. Кентавр знал об этом еще оттуда, снизу. Быть может, Цвет разъяснит трем, коли не разъяснил двум... Вот только праведник сомневался в том, что Хозяин раскроет свои тайны просто так.
- Брат Странник, мы отвлекаемся - хотя ты натолкнул меня на рациональную мысль. Раз никому из обитателей Рая не известно о принадлежности той или иной Сестры к праведнику, значит, об этом должно быть известно самому Раю. Кто имеет возможность слушать и слышать Его, кроме как не Сестры? Кто сейчас восседает подле нас? - испещренный шрамами торс склонился в сторону Аве, - Ведь Лимфа говорит с тобой посредством Цвета, не так ли, Аве? Спроси у Него. А мы, праведники, смиренно подождем волеизъявления. Если же нам не будет дозволено слушать, то мы со Странником поймем это.
Здесь, перед костром и шатром, перед Кентавром и Странником, перед вороном и конем, слушай и спрашивай, Сестра.
Аве похлопала длинными чернющими ресницами, явно не ожидая такого поворота. Она пришла выяснить что-нибудь о местных взаимоотношениях, а вместо этого попала в разряд опрашиваемых...
Вдруг Сестра зашлась смехом. Она заливисто смеялась, переводя взгляд с одного Брата на другого, и только ворон не удостоился ее внимания. Вот они, суровые праведники, обретшие и провозгласившие Рай, навязывающие свои законы, но не имеющие Сердец, сидят и ждут ее ответа, будто она - сосуд с чужой волей. Вот они, безгрешные, безголовые и безглазые, спрашивают ее, новорожденную, потому что не имеют никакой возможности слышать свое Существо. Как можно служить чему-то, о чем ничего не знаешь? Как можно говорить о "каре", если никто не знает, за что эта кара может последовать?
- Так ведь... Цвет не спрашивают, - попыталась успокоиться девушка, - Он говорит свою волю, когда считает нужным...
И вдруг, совершенно изменившись в лице и выражении голоса, она решительно встала на ноги:
- Но я узнаю правду, Братья.
Аве слегка кивнула головой, элегантно приподнимая цилиндр, и направилась прочь от костра. И когда крепкие обнаженные плечи исчезли в ночной темноте, все еще слышались редкие постукивания трости по веткам деревьев.

Это, Многорукий и шепот Серебра.
(Совместно с saroff cane)

Слушая Ини, Старшая Сестра улыбалась, глядя куда-то вдаль. Нет, не только потому что молоденькая Сестричка ее умиляла. Та, Что Грезит, вспоминала время, когда она впервые увидела своего Брата...
В Пристани было полнолуние. Никогда больше Сестра не видела такой огромной луны в свем Покое. Она собрала первые ростки и гладила прибой, когда на побережье появился Маска. Это испугалась. Нет, не его внешнего вида и размеров, не грозности его орудий, а простой мысли, что кроме нее тут может оказаться кто-то... Промежуток тогда звенел от Серебра. Они проносились, как сумасшедшие, по Покоям, собирая лимфу, истребляя недородков, останавливая время, разбивая преграды и пространства... Старшая Сестра улыбнулась. В ней тогда совсем не было Изумруда.
Не глядя в глаза собеседнице, Это бросила ее руки и отправилась к лесистому холму.

После ухода гостя Маска некоторое время стоял. Вернее не некоторое, а очень даже длительное. Раздумия охватили его с головой. В основном они были на одну единственную тему, которая скоро будет беспокоить и других Братьев - кто же гость такой. Кипящие в... нет, сказть "голове" язык не поворачивается, просто кипящие мысли ушли достаточно неожиданно, будто пробудив Многорукого от сна. Надо бы собрать совет... Нет, сначала нужно зайти к Это, наверняка именно она направила Гостя. Брат шагнул и попал в Промежуток, не очень долгая дорога, и перед глазами появилась Пристань.
Cтоя на скале, Это смотрела вдаль. Но на сей раз не в дальний морской горизонт, а туда, откуда должен был появится ее столь долгожданный посетитель. Она могла ждать его сколь угодно долго, не обращая внимания ни на что... Только теперь ситуация в Промежутке была особенной. Теперь ей была совершенно необходима эта встреча, будто от этого зависело существование Рая...
Она увидела белую маску еще до того, как Многорукий приблизился к утесу. Возможно, еще до того, как он попал в Покой. А возможно, она всегда видела или осознавала, где находится ее Брат.
- Здравствуй, милый, - произнесла она одними губами, прекрасно зная, что тот поймет ее с любого расстояния, - Я вижу, таинственный Гость немного задержал тебя.
- Здравствуй, - протянул Многорукий, - Значит, я все-таки был прав... Ты направила Гостя ко мне?
Вопрос был с неопределнной интонацией, вроде и риторический, а вроде и нет.
- Он был таким потерянным, - улыбнулась Сестра, - Я посчитала, что ему нужен мудрый учитель...
За это время Брат уже приблизился к Это, громыхая клеткой.
- Если я могу его чему-то научить...
Сестры всегда вызывали у Маски некое восхищение, которое он еще ни разу не показал хоть кому-то. Вот и сейчас он смотрел на свою Сестру с восхищением, которое ни коим образом не могла передать бесчувственная маска, и которое никогда бы не решился высказать сам Брат.

Продолжение следует...

Мёртвый Покой. Рождение Кё, гибель Безымянного, становление Кукольного Дома.

Тишина, мёртвая тишина Мёртвого Покоя. Голая скала, возвышающаяся над мёртвой чёрной водной гладью, по которой в эту вечную безветренную ночь не бежит даже лёгкая рябь. В этот Покой даже не заходят Братья. Кажется, в последний раз здесь видели Брата Циклов сто назад, даже больше. Он явился сюда, распугал всех недородков и ушёл прочь, величаво проплывая над мёртвой скалой. Он счёл этот Покой недостойным своего внимания: в нём не было Цвета, а на фоне чёрного камня он не заметил чёрные шершавые шкурки недородков. Сколь часто смотрящие свысока не замечают важных мелочей.
Но Цвет был. Его всегда было немного, но и этого было достаточно недородкам. Они терпеливо выискивали на каменных склонах Цвет и поглощали его, после чего вновь застывали неподвижно, сливаясь со скалой, невидимые в вечной ночной мгле, неслышимые в тишине, мёртвые в Мёртвом Покое. В отсутствии Братьев их никто не уничтожал и они съедали весь Цвет, который могли найти, а потому Братья, взглянув сквозь холод Промежутка в сторону мёртвого Покоя, не могли разглядеть и почувствовать ничего. Даже прошедшие сквозь Кошмар, научившиеся чувствовать даже крупицы Цвета не умели увидеть его в Мёртвом Покое: столь его мало рождалось в начале каждого Цикла, столь быстро недородки съедали его.
Постепенно сюда пришли и другие недородки, гонимые инстинктами они бежали от Братьев. Хищные, но слишком слабые, чтобы пытаться выпить Цвет из Братьев, они охотились на себе подобных. Они не искали крупицы Цвета на скалах, они искали тех тружеников, что каждый раз, Цикл за Циклом повторяли свой маршрут. Они выжидали, пока маленькие сущности наедятся Цветом, а затем искали их, чтобы съесть, поглотить и выпить весь Цвет, собранный ими.
Это был уже не Мёртвый Покой – заповедник. Но до сих пор, взглянув в ту сторону, Братья не видели и не чувствовали Цвета. Они помнили, что Мёртвый Покой мёртв и не уходили с проторенных тропинок в его сторону, а ведь именно сейчас там собралось так много недородков, которым было не нужно прятаться, что Братья бы, несомненно, поняли бы, в чём дело. Если есть недородки, значит, есть и Цвет, которым они питаются.
Так и рождаются те монструозные огромные твари, которых недородками зовут лишь по привычке. Одна из таких рождалась и здесь. Он был ещё не огромен, но много больше, чем остальные: большой крылатый мешок с пастью-лепестками, не похожий ни на одного из тех недородков, что обитали здесь. Он был чуть ниже ростом, чем человек, однако много шире и плотнее, а его крылья имели весьма внушающий размах. Он уже даже не охотился на тех маленьких недородков, что прятались от него среди камней. Он охотился не тех, с кем раньше охотился рядом. Так было проще. Он их всегда видел. Взмывая вверх, он искал того, кто достаточно наелся Цветом, чтобы лучше других удовлетворить его вечный голод и наполнить его бездонное чрево, после чего складывал крылья и камнем падал вниз, раскрывая жерло своего рта.
Он был хозяином этого места. Это был его Покой. Безымянный заповедник, названный в честь него, безымянного недородка, которого не видели ни Братья, ни сёстры, которые могли бы дать ему имя, а сам он об этом не задумывался. Всё, что его интересовало – это Цвет. Он желал собрать больше Цвета, чтобы вырасти ещё больше, чтобы ему было проще собирать Цвет. Цвет был самоцелью. Цвет был всем. Цвет давал жизнь. Цвет был жизнь, был целью этой жизни. Он пожирал Цвет, чтобы жить и жил, чтобы пожирать Цвет.
Но однажды в размеренной жизни безымянного заповедника произошли перемены. Перемены, которых никто никогда не видел раньше: с небес на камни упало нечто. Это нечто освещало Покой, как луна освещает ночь, и маленькие недородки бежали прочь от света. Безымянный взмахнул крыльями, разгоняя тишину Покоя и тех недородков, что привыкли при этих звуках бежать прочь, спасая свою нежизнь. Безымянный слишком привык к своему величию. Он слишком привык властвовать в своём Покое. Он привык есть всё. В его похожую на пыльный мешок голову не могло даже прийти, что кто-то где-то существует сильнее него. Он не мог подумать, что существует что-то, что нельзя есть, и потому он рухнул с небес, открывая жерло своего рта, поглощая эту маленькую луну, это Сердце...
Сёстры рождаются из Цвета. Из смешения Цветов. Они не могут родиться там, где мало Цвета. Безымянный в течении многих, многих, очень многих Циклов собирал в себе Цвет. Цвет, который никто бы не смог извлечь, потому что когда недородок умирает, Цвет растворяется в промежутке: Братья умеют высасывать Цвет лишь из живых недородков, которые слишком слабы, чтобы сопротивляться. Но этому Цвету не дано было бы обратиться в Сестру, потому что он был связан, связан этим хищным бездонным сосудом без имени. Так было до тех пор, пока Безымянный не поглотил Сердце. Он сделал это не потому, что хотел его съесть, ведь Сердце было пустым и ничем не могло привлечь его. Он сделал это потому, что хотел устранить угрозу своей власти, но вместо этого положил конце своему существованию.
Он ничего не сделал, когда стенки его тела изогнулись, а натянутая кожа приняла форму женской ладони. Не сделал, потому что не знал, как поступать в таких случаях. Он не знал даже, что ему нужно хоть как-то поступить. Он не чувствовал боли, не чувствовал приближения смерти. Для него это были неизвестные и незнакомые понятия. Он просто стоял, сложив крылья, которые обхватили его тело, пока в его чреве совершалось нечто, чего этот Покой не видел никогда ранее. Против своей воли, но не вопреки своей природе.
Окунувшись в Цвет, Сердце пробудило его. Воля Цвета более не была связана волей уродливого бесформенного сосуда, напоминающего крылатый пыльный мешок. Цвет превратился в бурлящий поток, которой начал искать свой выход. Он мчался вперёд, не разбирая пути, утыкался в стену и сворачивал в поиске нового пути, уподобившись воде, которая всегда и везде находила маленькую трещину, расширяла её и создавала новый путь. Поток нашёл трещину не в теле, а в законах существования, и сменил форму. В следующую секунду женская рука, покрытая чёрной вязкой субстанцией, составляющей основу недородка, ударила ладонью в стену.
В рождающемся теле пробуждался разум. Разум юный, не осознающий до конца, что же происходит с ним. Он чувствовал, как холодная вязкая осязаемая чернота тянет из его тела Цвет, а вместе с ним и жизнь. И разум начал искать выход. Отныне это была более не стихия, живое существо, блуждающее в потёмках, точно так же натыкающееся на стенки. Дюйм за дюймом изящные чуткие руки, дрожащие от холода, прощупывали стенки сосуда, но не находили слабины: тело недородка, созданное чтобы поглощать живые существа, не поддавалось на потуги своей пленницы. Тогда рука в очередной раз уткнулась в стенку сосуда, но на сей раз всего одним лишь пальцем.
Тело недородка изогнулось, и снаружи было видно, как оттягивающий его шкуру палец быстрым резким движением рисует треугольник, указывающий одним из углов вниз.
Знак удара.
Удар, крошащий скалы без труда порвал тело недородка, распугав мелкую живность. Из разорванного чрева сначала показалась рука, покрытая тем, что некогда было самой сутью недородка. Затем появилась вторая рука. Неуверенные осторожные жесты искали по телу недородка, а по конечностям пробегала всё та же мелкая дрожь. Словно убедившись в отсутствии угрозы таким прощупыванием, новая жизнь продолжила выбираться из тела недородка. Рождённая была обнажена, но чёрная густая жижа покрывала её так густо, что случайный свидетель не мог бы насладиться открывшимся ему зрелищем. Сущность недородка медленно стекала с тела новой Сестры, открывая миру Промежутка идеальные черты её тела. Казалось, что когда чёрная жижа соскальзывает на землю, именно из неё и формируется тело Сестры, лишь отбрасывая всё лишнее. Всё то, что мешает понятию красоты. Жижа соскальзывала с длинных чёрных распущенных волос, дюйм за дюймом открывая каждую прядь. Чернота соскальзывала с кожи, открывая белизну, которой давно не видел этот Покой. Она соскальзывала с плеч, с живота, медленно скользила по ногам и бёдрам.
Наконец, тьма соскользнула с век женщины, упала с её длинных густых ресниц, словно созданных из этой тьмы, и око открылось. Сестра впервые взглянула на этот мир, отразившийся в её бледной радужке, как в зеркале. Мир был холодным, злым, враждебным. Плавные движения замерли, а затем она зажмурилась и резко схватила сброшенное тело недородка и обернулась в него, как в ткань, а спокойная вода нахлынула такой огромной волной, что её брызги обрушились с небес дождём. Чёрный мир наполнился белым Цветом пены, а вода смывала с тела девушки последние остатки тьмы.
Капли смывали не просто тьму, они смывали уродство. Когда капли касались уродливого бесформенного одеяния Сестры, они меняли его форму, унося лишнее вместе с чёрной водой. Чёрное тело недородка обращалось в длинное чёрное платье, закрывающее женщину от шеи и до пят: высокий узкий воротник, длинные узкие рукава, расходящиеся к белым кистям. Открытой оставались лишь голова да кисти новорождённой, да где-то под платьем босые ноги касались холодного камня.
Дождь закончился, смыв последнюю тьму с её тела и одежды, оставив подрагивающую, хоть и намного меньше, чем ранее, мокрую Сестру, чьи влажные волосы прилипли к лицу и спине, стоять в этом недружелюбном месте. Из ноздри женщины медленно сочилась тьма. Она открыла глаза и медленно коснулась кожи над своей губой, после чего поднесла пальцы к глазам. Увидев тьму, женщина упала на колени и открыла рот, исторгая из себя ту тьму, которую смывала совсем недавно. Её тело сформировалось вокруг самой сути недородка и вот теперь, она избавлялась от всего лишнего. Оказываясь на камне, тьма из густой чёрно жижи превращалась в простую воду, которая устремлялась ручейками вниз со скалы, прямо в море. Море больше не было спокойной водной гладью: ветер, пока ещё слабый, гнал волны и разбивал их о скалы.
Откашлявшись, она подняла голову и осмотрела скалу… она не могла здесь жить. Это было против её сути, против её природы. Она чувствовала это, как недородки чувствуют Цвет, как она до этого чувствовала приближение смерти. Оттолкнувшись руками, она закрыла глаза и резко обернулась выставив перед собой руку, после чего застыла. Её волосы описали полукруг, сбрасывая с себя чёрные капли воды, после чего сами собой сложились в высокую причёску, а кисть руки, выставленной вперёд в жёстком жесте, безвольно висела, словно вся рука подчинялась воле незримых нитей, которые незримый мастер забыл прикрепить к кисти.
Волна вновь ударилась о скалу, вновь наполнив небольшой мирок женщины белой пеной. Ровно в этот же момент она двинулась вперёд, двигаясь в слышимом только ей одной ритме, под песнь голоса, который слышала. Резкое движение, остановка, часть членов тела напряжены, а часть – расслаблены. Ещё одно резкое движение, удар волны о скалу, звон капель, бьющихся о камень, журчащие уходящей волны, Сестра падает на землю, словно силы покинули её, но через секунду вновь встаёт, выбрасывая руки вверх и замирая на кончиках пальцев. Она стоит так секунду, после чего делает несколько шагов вперёд, крутясь вокруг своей оси. Руки безвольно подчиняются силе, которая выбрасывает их в стороны, после чего столь же безвольно падают вдоль тела. Глаза закрыты. Зрение мешает слышать этот голос. Ближе, ближе, ближе.
Она ступала, шаг за шагом, сочетая несочетаемое: жёсткие грубые резкие движения и полную расслабленность. А мир, тем временем, менялся. Волны выбрасывали на скалу балки, мебель, тела больших кукол фарфоровых в человеческий рост, порой ломая или разбивая их. То, что кажется мусором само собой приходит в движение: балки становятся вертикально, куклы, словно поднятые невидимой рукой, усаживаются на кресла. К тому времени, как женщина в своём танце дошла до строящегося дома, она могла бы уже увидеть его скелет, неполное убранство отдельных комнат, строящиеся лестницы. Но она этого не видела, потому что не открывала глаза.
Она шагнула вперёд, перешагивая порог дома, и дверь захлопнулась за ней. Танец стал ещё резче, неистовей. Перерывы в несколько секунд, которые раньше могли позволить женщине отдохнуть, теперь занимали всего долю мгновения. Она шла вперёд, поднимаясь по ступеням, успевающим встать на место всего за секунду до того, как она наступит на них. Дом строился дальше. Она шла по нему, заходя в каждую комнату, но ни на секунду не прерывая своего танца сломанной марионетки.
Наконец, она безвольно упала на колени, открывая глаза. Дом был достроен целиком и полностью: в нём не хватало всего одной стенки, той самой, которая защищала бы его владелицу от холодного ветра, гонящего волны на скалы, однако, этой стены и не должно быть, ведь все, кто живут в кукольном домике, должны быть открыты кукловоду. Он должен видеть их жизнь. То, что они имитируют.
-Я приду…- услышала она в тишине тот самый голос.
Он придёт… Сестра тяжело дышала после долгого выматывающего танца.
-Я приду к тебе…- вновь повторил голос, и она вновь закрыла глаза.
-Я знаю,- прошептали её губы. Она действительно знала, что он придёт. Дающий жизнь Цвет наполнит её Покой.

Продолжение совместно с Клопик.


- Ты совсем одичал, Многорукий... Только и гоняешь недородков, будто мстишь им за что-то. Но не стоит забывать и о гостеприимстве, - бездонные светлые глаза Это смотрели на Брата с нежностью и преданностью. Сестре всегда хотелось протянуть руку и прикоснуться к этой грубой коже, к тонким пальцам вторых рук, к свисающим цепям. Но она никогда не решалась так делать. Слишком великим и слишком неприступным казался праведник, а скрещенные на груди руки только подчеркивали это ощущение.
- Что сказал ему ты? Что решил о нем?
- Я не вправе решать что-то один... Нужно собрать совет, - медленно проговорил Брат. Он обвел взором покой и достаточно неожиданно спросил: - Здесь ничего необычного не было?
- Необычного? - Это опустила длинные ресницы и отвела взгляд в ту сторону, где виднелся берег, - Я видела Пожирателя, и выловила в волнах Гостя. Я ощутила столкновение горячего и холодного течений... И я совсем не чувствую Ады. Ни боли, ни страха... Как будто она просто исчезла. А ведь цикл только начался.
- Пожирателя? - подобно эху отозвался Многорукий.
- Существо, что поглощает, не желая считаться с обстоятельствами, правилами и мерами.
- Ты говоришь загадками, Это, - медленно прогудел Брат, - Объявились новые недородки?
- Объявились новые Братья, Маска, - Сестра подняла прозрачные глаза на собеседника, - И не все из них знают, как вести себя в раю провозглашенном.
- Они поймут. Не все дается сразу. А если все так, как ты сказала.... В этом случае я упомяну о неких негласных правилах на совете.
Это вновь улыбнулась своему Праведнику. Разочарованный, потрепаный, но, вместе с тем, по-прежнему грозный, гордый и решительный, он вызывал у нее трепетный восторг. Восторг перед душой угасшей, но рвения не теряющей. Восторг перед обязательностью, не стесненной рухнувшими надеждами. Сейчас и только ему можно было приоткрыть тягучую завесу тяжких тайн, таившихся в груди Той, Что Грезит.
- Грядут перемены, Маска, - взгляд Сестры стал прямым, колким и больным, - Шторм, что разродился здесь, только начался. Мы увидим то, чего не видели; Цвет оставит нас наедине с собою, и волны поглотят каждого по отдельности... Отчаяние вырвалось на волю, и намерено собрать свой улов.
- И опять загадки... - едва слышно вырвалось из-под маски. Но он уже привык. Слова Это добавили только большей загадочности в события.

Это, Кё и черная песнь
Кукольный дом (Совместно с Ка-Йи)

Это слышала зов. Она не чувствовала в этот раз ни восторга рождения, ни смешения Цветов, ни свойственной ему муки преобразования. Был только зов. Надрывный, алчущий, как новорожденный недородок, и отчаянный, словно крик кита. Быть может, и другие Сестры слышали его, но старшая должна была реагировать первой.
Нырнув в Промежуток, она по привычке сдобрила путь Лазурью, чтобы движение проходило быстрее, но никак не могла найти дорогу... Все казался близко, но так недосягаем источник этого призыва. То здесь, то там искала она незнакомые течения. Наконец, в мертвом забытом Покое душа нашла то, что так отчаянно звало ее.
Это огляделась. Под уступом, на котором она стояла, пели свою вечную песнь мертвые черные воды, роняя пену на берег моря. Холод. Пожалуй, здесь она впервые смогла ощутить такое простое, но такое незнакомое чувство: холод. Сестра осторожно открыла дверь и вошла в дом в надежде, что там будет иначе. И снова волны. И снова хлопья белой пены, что приносил сюда холодный ветер. Женщина поежилась и сжала руки в кулачки. Даже у себя в Покое, даже во время шторма она не чувствовала такого сквозящего, пронизывающего дыхания. Она ступила на лестницу и начала подниматься туда, откуда веяло пустотой и сосущим одиночеством.
Куклы. Дом был заселен куклами. Праздно одетые, они пили чай, приглашали друг друга на танцы, обмахивались веерами, поправляли чулки... Не живые и не мертвые, не неделенные Цветом, забытые своим кукловодом... Они казались такими страшными, что хотелось зажмурить глаза. Это решительно толкнула дверь, за которой находился источник зова.
Сестра. Тонкая, черная, текучая, как те печальные волны за обрывом, и такая же белая и воздушная, как та пена, что летела на камни. В ней было не больше цвета, чем в окружающем пространстве, а пустота внутри была схожа с той пустотой, что совсем недавно глодала Гостя. В груди Той, Что Грезит что-то больно сжалось, и она бросилась к новорожденной, сидящей на коленях и смотрящей куда-то вдаль перед собой.
- Сестра... - только и смогла вымолвить Это, положив руку на черное плечо.
Новорождённая Сестра до сих пор не двигалась. Как она в конце своего танца упала на колени и склонила голову, так и сейчас Это нашла её в той же позе. Она вздрогнула, когда её плеча коснулась рука старшей Сестры, после чего медленно подняла глаза.
- Сестра?
Она, казалось, пыталась понять, что значит это обращение, и почему так обращаются к ней. Долгое раздумье казалось само собой разумеющимся, словно новорождённая медленно оттаивала после холодов этого места. Наконец, она кивнула, не то соглашаясь сама с собой, не то показывая, что она всё поняла.
- Ты тёплая.
Она подняла глаза на Это. Зрачки быстро двигались, останавливаясь на короткие мгновения. Наконец, она моргнула и её взгляд устремился в глаза старшей Сестры.
Это подхватила под плечи новорожденную и повела в направлении кровати, находившейся здесь. Вид сидящей в таком беспомощном положении новенькой ранил Ту, Что Грезит. Она хотела бы заполнить Сердце женщины горячим Пурпуром, чтобы унять ее дрожь и закрыть эту воронку, из которой веет холодом, но Пурпура в Сестре не было. Она хотела бы напоить новорожденную Лимфой, чтобы избавить от отчаяния, но слишком силен был в ней Изумруд, чтобы позволить такие вольности.
- Все хорошо... Теперь ты не одна, - произнесла Это, усаживая девушку на кровать и разглядывая свою руку. Теплая? Такого она точно о себе никогда не могла представить.
Новорождённая улыбнулась. Ей было приятно общество. Она даже не представляла раньше, насколько ей не просто хватает того, чтобы кто-то находился рядом, а потому она даже не испытывала нужды в движении, смея лишь ожидать, пока в её Покое появится Цвет.
О скалы в очередной раз ударились волны, и к небесам вновь взмыла невесомая белая пена.
- Это хорошо.
Она чувствовала себя очень слабой. Та бешеная энергия, которая заставляла её двигаться в танце, которая позволила отстроить Покой, отразив в окружающий мир её фантазии, её видение правильного и красивого, ушла, не оставив и следа. В покое не было Цвета, кроме того, что сюда принесла Та, Что Грезит. Цвет обещал прийти, но в мире, где на движение требуется время, а в Покоях оно застыло, ожидание длится парадоксально долго и, в то же время, не длится нисколько. Но когда рядом есть кто-то, время, вновь изменяет скорость своего хода.
- Это хорошо,- вновь повторила она.
Было очень странно от нее ощущать такую слабость, будто она тоже боролась со смертью, как Гость, а не возникла в добровольном слиянии несовместимого. Это вновь погладила облаченную в черное руку и улыбнулась тепло и приветливо.
- Меня зовут Это. Я - одна из старших здесь. И я всегда могу помочь. Если у тебя есть вопросы - я отвечу.

(Совместно с Clopik)
Чёрная Сестра удивлённо взглянула на Это.
- Одна из? - удивилась она, - Значит, есть ещё?
Брови поднялись в искреннем удивлении. Для неё это казалось слишком уж невероятным и удивительным. Она ведь столько времени провела в одиночестве. Без малого, большую часть своей жизни. А теперь оказывается, что где-то совсем рядом находится целая община Сестёр. А ведь есть ещё и Цвет. Стены небольшого мирка новорождённой стремительно раздвигались.
- Да, есть еще, - спокойно и уверенно говорила старшая, - Неужели ты не чувствуешь?
Это взялась за тонкое белое запястье и заглянула в удивленные глаза:
- Не спеши... И не бойся. Ты пока слишком... нова. Многое будет казаться тебе странным, а многое прийдет само. Но ты найдешь себя, - последняя фраза была сказана с такой уверенностью, что сомневаться в этих словах было сложно.
- Я…- она задумалась.- Я чувствую слишком много, чтобы разобраться в своих чувствах.
Это было правдой. Многие из ощущений, которые она могла постичь, были столь неочевидны, что нельзя было сказать о них что-то заранее.
- Теперь, когда я подумала об этом, да… я чувствую.
Она кивнула.
- Но я чувствую не только тепло других Сестёр. Холод… его раньше не было столько. Он проник в мой Покой с моим рождением, а не ждёт меня, как вас, за его пределами. Многие могут не дожить до Его прихода.
Старшая Сестра так и сидела на корточках, разглядывая новенькую. Странно, но она никак не могла понять двух родивших ее цветов, что должны быть слышны сильнее других. Она не могла разобрать и запретных для нее цветов. Может быть, в ней действительно так мало Лимфы, что невозможно ее почувствовать? А может быть, все то, что она видела о Госте, относится на самом деле к этой странной черной Сестре? Такого быть не должно, иначе кто такой тогда Гость?
Это наморщила лоб. Она не должна отдавать Лимфу Сестре, ведь та должна научиться сама находить и использовать Цвет. Но и оставлять новорожденную в таком тяжком положении было против самой природы Это. Все-таки, она родилась почти совсем пустой. А допустить смерти еще одной Сестры было нельзя. Все верно, ведь Сестры созданы для того, чтобы дарить жизнь...
Не почувствовав возражений, старшая Сестра бегло вывела Донор, и буйный, сочный Янтарь влился в онемевшее от холода и голода существо.
- Со мной ты будешь жить вечно, - услышала Ке озорной шепот.
Новорождённая согнулась, схватившись руками за живот, и застыла в таком положении, пока цвет вливался в неё. Со стороны это казалось чем-то, вроде агонии, однако, когда бурлящий поток Цвета, рождённый Донором прекратился, девушка подняла голову, а на её лице сияла спокойная, но немного озорная улыбка. Чёрная Сестра не ожидала такого внезапного наплыва Цвета, а когда тот питал её, ей казалось, что она вот-вот захлебнётся, однако, ей ничуть не хотелось сопротивляться этому чувству. Ведь так приятно захлебнуться в собственной радости, в ощущении собственной силы, в буре восторга. Она задыхалась от буйства этого потока, хватала ртом воздух, но, тем не менее, наслаждалась этим даром, причиняющим столь сладостные страдания.
- Я провожу тебя до твоего сада, - сквозь звон у шум прорезался к ней спокойный голос Это, - И ты увидишь, как в этом мире много прекрасного...
Девушка встала с кровати. Её движения более не были тягучими, медленными, надрывными, словно она умрёт прямо здесь, прямо сейчас, буквально на глазах у Это. Её движения приобрели плавность и изящество, свойственные каждой Сестре, однако если бы старшая из Сестёр попыталась бы почувствовать тот Цвет, что она дала новорождённой, она бы почувствовала лишь жалкие крупицы, словно поглощённые той пустотой, что чувствовала Та, Что Грезит в новенькой.
- Теперь я чувствую, что Холод отступает, - бодро сказала она и протянула Старшей руку, - Пусть он силён и терпелив. Пусть он вездесущ и могуч, но он труслив. Веди меня, Сестра.

Покой Иты, начало. Младший и Сестра (совместно с Raphael).

Уснувший холм средь глади вод,
Туманы дальние,
Фонарных бликов хоровод,
Её молчание.

И не нарушат тишины,
Деревья белые,
Здесь Изумруд хранит мечты,
От рук забвения.

Ита ждет гостя. Таких здесь не было уже очень долго. Также как и Сестра, ветви ждут, и фонари ждут - последние будут наблюдать, а первые учавствовать в небольшой мистерии, которая разыграется на этом подмостке-холме среди туманного озера с бесконечной гладью... Впрочем, Ита всегда говорила к самой себе восторженно, витиевато и запутанно (проклятие Соцветий, ха, вот и сейчас), потому не стоит рассчитывать на нечто выходящее из ряда вон - ведь всё в Существе идет своим чередом, всё заранее предназначено и ждет лишь только своего часа.
Начало тропинки. Округлые светильники волнительно колыхаются в беззвучии.
"Входи, гость. Я ждала тебя, и ты ждал меня".
Гость вошел в Покой гораздо увереннее, чем в шатер Маски. Здесь не было жутких клеток, не было зловещего стука зубчатых колес, в конце концов не было и самого жуткого Маски. Зато был Цвет. Ростки Цвета тянулись повсеместно, только пожелай, и его хватит, чтобы утолить самый сильный голод.
Гость пожелал. Росток Цвета с готовностью откликнулся и подарил Гостю ни с чем не сравнимое ощущение заполнения внутренней пустоты. Гость жадно поглотил еще много ростков, прежде чем огляделся в поисках хозяйки этого сада.
В этом месте никогда не бывало так много Цвета - видимо, он действительно откликался на призыв полуголодного духа. Пока откликался. Ростки Сирени, Серебра, Изумруда тоненькими нитями тянулись к небу, а затем уж тянулись к руке их срывающего.
Сестру Младший увидал на вершине холма - на плоской площадке, к которой вела тропинка, сопровождаемая шаровидными фонариками. Это было похоже на сад, уснувший сад, или же на усохшую навек рощицу. В центре - она, украшает лентами одного из своих "питомцев" (так Ита любила называть свои деревья).
Сестра ответила на приход Гостя не сразу, а только лишь закончив акт украшательства.
- Здравствуй, гость. Гость. Вижу, ты чувствуешь Цвет, и Цвет стремится к тебе. Так они и говорили о тебе. Эфемерный, легкий как перышко и одновременно такой тяжеловесный. Как точка, в которую Он стремится. Только если точка того пожелает. Впрочем, что изъясняться загадками... Скажи лучше, какую ленточку ты бы выбрал вот для этой? - Ита указала на одно из побелевших деревьев около уже украшенного.
Полный Цвета, Младший преисполнился так же и уверенности, которая, видимо, проросла в дерзость:
- А какой бы лентой ты украсила меня, Сестра? - с этими словами он неспешной походкой начал подниматься к ней, - Каким Цветом мне заполниться? Здесь все очень любят загадки, но не любят сами отвечать на них. Возможно есть Цвет Понимания, который сам откроет мне все секреты?
- Ох, какой уверенный. Какой выберешь, такой и откроет - всё слишком просто. Можно много говорить об этом, Гость, но лучше делать. Тебе же тратить время на несуществующие слова вдвойне преступно, как Брату. Запомни, что главный секрет в отстутствии секретов, и выбери ленту. Это будет первый урок. Урок... Строгое слово, как раз для Братьев, не для тебя... - Сестра медленно провела по стволу деревца рукой, - Да, пожалуй, будет несколько вещей, которым я смогу научить тебя.
- Брату?!!
Вопросительный окрик заставил Иту только улыбнуться краешками губ, прищурившись лукаво.
- Брату, Брату. Ты же Брат - не так ли?..
- Хорошо, я выберу зеленую ленту Изумруда, мне нравится чувство защищенности, которое он приносит. Но вот твои слова начисто лишают меня этого приятного состояния.
Гость остановился, так и не подойдя к Сестре достаточно близко.
- Что ты имеешь в виду, называя меня Братом? Мне казалось, я совсем не похож на таких, как Маска. Уж скорее я окажусь сродни Сестрам. Хотя где-то внутри я абсолютно уверен, что я не одна... один из вас.
- Да?.. - казалось, собеседница Гостя чем-то озадачилась, - Тогда ты - один из нас. Именно так говорят звезды и маски. Родившиеся из пузыря, и родившиеся из сухой ветви.
- Вы, любители загадок, не проводите здесь турниров по загадкам? Ах да, конечно не проводите, потому что нет смысла соревноваться с тобой! Кто родился из пузыря, а кто из ветви? Что все это значит? И что мне со всем этим делать? Что мне вообще делать? Как мне не... Как мне не погибнуть здесь?
- Никогда не слушай то, что говорят другие. Смотри на их дела. Каждый может сказать тебе о пузырях, масках, звездах, чем угодно. Слова здесь не имеют смысла, по крайней мере того, который хотят в них вложить обитатели сего места. Мы знаем всё и ничего не знаем, мы знаем часть и не знаем целого - наши слова управляют нами, а мы - ими. Не пытайся видеть в них смысл, он витает в других местах сам по себе. Значит, Изумруд...
Ита вновь смолкла. Ответила только загодя, обернув вокруг ветвей ткань указанного Младшим Цвета:
- Как думаешь, что станет с лентой, которая украшает это дерево? Да, кстати - как ты хочешь называть себя?
- Ленту снимет тот, кто повесил, либо же кто-то другой. А если этого не сделать, она выгорит и потеряет цвет. Может даже станет частью коры, которую когда-то обвивала, вопрос лишь в отпущенном её времени. Должен ли я как-то сравнивать себя с нею? Твои намеки и загадки пугают меня, Сестра. Будь я в том же состоянии, в каком нанес визит Маске, то валялся бы на земле, рыдая и сжимая голову ладонями. Но тебе я отвечаю смело и даже дерзко, это ли сила Цвета, о которой я так много слышал? Если дело в нем, то я хотел бы носить имя Цветоносца, и пользоваться дарами Цвета без ограничений и норм.

(продолжение следует)

Арена. Собрание.

(совместно с Братьями)

Маска уже давно находился в этом покое. Он уже явился в покой к каждому из Братьев, и кого лично, а кому – запиской, передал просьбу, нет, требование явиться на собрание. Тему собрания он не указывал в записке, хотя, догадаться было несложно.
Младший. Маленький странный Брат.
Как быть с ним? Действительно ли он Брат? Сможет ли он удержать в себе Цвет? А, может, и не праведник он вовсе?
В любом случае, вопросы решать требовалось. И Брат был далеко не единственным вопросом, который он собирался поднять на собрании. Недородки. В последнее время они слишком вольготно чувствуют себя, и старшему из Братьев это не нравилось. Быть может, кто-то из Братьев плохо выполняет свою работу? Несерьёзно относится к своему долгу? Он не удивился бы. Грядут перемены. Маска чувствовал это. И ему это не нравилось. Он уже слишком много повидал в этом мире, чтобы ожидать от перемен только самого худшего.
Любой зашедший в Покой Брат мог бы без труда увидеть Многорукого. Брат по праву занял самое высокое место Арены, откуда он сможет хорошо видеть каждого из пришедших. Пожалуй, будь это место полно людей, то место, которое он занимал, полагалось бы занять какой-то важной и богатой персоне. Не то, чтобы это уж слишком льстило самомнению Праведника, попросту он хотел взглянуть на то, насколько глубоко проникся смирением ещё один из новичков Промежутка. Уж больно много новичков народилось в последнее время… к чему бы это?
Завсегда стремительный Кентавр прибыл на сбор вторым после Маски - скорее всего, из уважения к тому. Во время перемещения на Арену обезглавленный праведник думал о всем том новом, что так взбудоражило обитателей Существа. Больше всего, конечно, его занимали думы о новичке фратрии - Младшем, и о начале пути странного Брата. Братца.
Скорый в движении, скорый в мысли: Кентавр окончательно утвердился в своем мнении еще в момент своего появления в общем Покое. Младший - глина для лепки, аморфный, несформировавшийся праведник, который может превратиться в свое отражение-грешника. Да, слишком много нового видит Существо в последние циклы. Грешников еще не встречал Он, а значит, грешники новы. Быть может, из-за них и волнуются, буйствуют, Недородки, чуя новую силу?
- Приветствую тебя, Маска, - Брат почтительно склонился, опустившись на передние конечности. Безрукое тулово слегка покачнулось.
- Позволь мне занять мое место и дождаться остальных членов нашей фратрии.
Разве мог Многорукий запретить? Разумеется, нет. Вопрос был простой формальностью, данью уважения, ритуалом… но именно из таких ритуалов и формальностей складывается привычный мир, формируется мышление. Истинный Праведник должен уважать себя и других, должен быть смиренен независимо от того, кто перед ним, и, в то же время, должен быть горд, заслуженно горд собой. Лишь в равновесии рождается истинный облик Праведника.
Он наклонился вперёд в попытке изобразить что-то схожее с поклоном. Сёстры бы сочли это движение более угрожающим, чем учтивым, но тела Братьев никогда не были так гибки, как тела Сестёр.
- Рад, что ты откликнулся, Кентавр,- ответил он.- Займи же своё место, которое полагается тебе по праву.
Ещё одна часть ритуала. Право называться Братом, право состоять в совете, надо было заслужить. Это право и обязанность, и пренебрегать этим не следовало. Такая, казалось бы, незначительная деталь, что одному новичку было дозволено участвовать на собрании, а другому – нет, многое значила для любого, кто разбирался в этих правилах.

продолжение следует

Арена. Продолжение.

- Благодарствую и ожидаю, - праведник взошел на отведенный ему постамент в виде округлой площадки по правую сторону от Маски, но дальше, нежели могло показаться изначально. Все равны под высоким куполом Арены, но есть те, кто ровен более.
...однако же, никто из Братьев доселе не был предан анафеме, отлучению от фратрии. Значило ли это, что стоит начинать охоту? Грешник - о, как понравилось понятие молодому Брату! Понравилось настолько, что могло начать существовать? Грешники уже здесь среди фратрии, или это химера праведного разума, который изрыт шрамами, полученными в штольнях Кошмара? А может - очередное испытание Существа, новый ключ от новой двери в Раю? Или от двух дверей, одна из которых ведет в ложный Покой, а другая во истинный?..
Дилеммы и загадки продолжали роиться в сознании Хранителя. Куда исчезли остальные Братья, как быть с недородками, что означают все эти изменения, и не слишком ли поспешные выводы сделал Кентавр?.. Слишком много вопросов для одного Брата, слишком мало для одной молитвы. Но Кентавр всё же начал литание. Творение и Творец, Хранитель Рая и Провозглашенный, отпирающий дверь, хранящий замок, будь милосерден к смиренному служителю твоему, скрой его от химер безрассудных, щадящую длань тому, кто преклоняется перед тобой обнажи...
Молитва принесла Кентавру облегчение, как и всегда. Штольни отошли.
- Кто же прибудет на сбор вторым, - проговорил он несуществующими губами, то ли спрашивая, то ли раздумывая вслух, - Неужто Странник и ворон его, или же Тлен Кошмаром закаленный...
Тлен вышел из тягучей мглы промежутка на столь томную для него Арену. Порыв ветра сорвал несколько лоскутков с его плаща, и тёмные ленточки растаяли в затенённом захолустье. Праведник по привычке держался за тень, не выходя на осветлённые участки. Но Покой своей неопределённостью, своей непринадлежностью словно обдавал Тлена зловонным дыханием не рождения. Это так злило. Это пробуждало у праведника сомнения: правильно ли он определил для себя смысл бытия? Ведь он вознесён в Рай – место покоя и равновесия, и призван беречь его. А какова тогда роль недородков здесь? Вопросы приходили один за другим, но Тлен усилием воли выгнал их из головы. «Не место Брату в Покое другого Брата». – Констатировал праведник. – «Рай только там, где равновесие: в собственном Покое – своём мире, своём Рае, - или рядом с Сестрой – в месте, назначенном свыше. Никак иначе». Поэтому праведник так и не любил Покои других Братьев, а Арену и вовсе терпеть не мог.
Ещё немного помявшись на месте, Тлен взял трость в другую руку и направился к центру Покоя, где его ожидали другие праведники.
- Братья, - коротко бросил он и слегка поклонился. - Приветствую вас. - Праведник отошел в тень. Маска сидел на самом высоком месте, словно возвышаясь над остальными. Это было его право, потому что он был Старшим. Кентавр занял место одесную Многорукого. Это было его право, потому что глубина мысли его была неоспорима. Тлен же отошел во мглу. Это было его право, потому что он был таким же своевольным.
Странник нашел послание от Многорукого, лишь вернувшись из очередного странствия по Нему, поэтому ожидал что придет одним из последних. И оказался наполовину прав. Когда он вошел, там уже были трое Братьев. включая Многорукого, но не похоже, чтобы они были здесь очень давно. Хотя нет... Есть еще кто-то... Хм, его Тлен привел?..
Странник всегда почему-то недолюбливал Тлена, хотя сам никак не мог понять, почему именно. Или за своевольность того, или за любовь к размышлениям... Тем не менее, Брат всегда старался этого не показывать, по крайней мере, пока не сможет разобраться, что это - недоверие или предрассудок...
А пока опоздавший Брат рассматривал присутствующих. Будем надеятся что не будет долгих споров о судьбе нового Брата, и Странник не будет подвержен одному из самых страшных своих врагов - Скуке.
Дождавшись окончания речи Тлена, Странник выступил вперед и слегка поклонился всем присутствующим, кроме новичка.
- Приветствую всех Братьев - извиняться за опозданием Странник и не подумал, ибо если оно было, значит, была причина - и вижу что причина собрания достаточно серьезна. Потом слегка дернул плечом, давая сигнал Ворону. Тот слетел и начал летать над Ареной. А Странник, тем временем, прошествовал к пъедесталу возле Кентавра, и уселся в привычной позе, полуразвалившись, вытянув железную ногу и воткнув посох в землю.

Арена. (Совместно с Ка-Йи, Coauctor, Странник)

Многорукий снова кивнул, если можно было назвать так его движение. Он оглядел Братьев. Все здесь. Все, кроме Младшего. Несмотря на то, что за столь недолгий срок их, Братьев, стало в полтора раза больше, их всё ещё оставалось слишком мало. Это было грустно. Братьев всё ещё было больше, чем Сестёр. Тлен ушёл во тьму. Странник ушёл во тьму. Нехорошо это. Праведник не должен бояться или избегать света. На сей раз Многорукий покачал головой. Все здесь. Все в сборе. Можно начинать.
- Братья мои, Праведники. Мы нечасто собираемся здесь, потому что каждый из нас ценит покой и уединение, и каждый из нас уважает стремление своего Брата к покою. И я люблю покой. И я уважаю ваши желания. Не зря ведь наши обители зовутся именно Покоями. И поверьте мне, Братья, будь моя воля, я бы не потревожил бы вас, но, порой, обстоятельства сильнее и важнее наших желаний. И эти обстоятельства вынуждают меня собрать всех вас.
Он осмотрел своих Братьев, пытаясь понять, какие чувства испытывают они, слушая его слова.
- Грядут перемены. Я это чувствую. Вы все это чувствуете. А помимо наших чувств, явились знаки. За столь короткий срок случилось более, чем мы привыкли. Раньше Рождение Сестры или Вознесение Брата было событием редчайшим, необычным, торжественным, но сейчас уже начинает казаться, что подобные события рискуют стать событием обыденным. Это – вестник перемен.
Бывают перемены благостные, как те Циклы, когда каждый из нас поднялся из Кошмара. Но ведь бывают перемены и дурные. И если к благим переменам готовиться нет нужды, то подобного нельзя сказать о переменах дурных. Дурные перемены угрожают нашему Раю, который нам было доверено защищать.
Вы могли заметить, что на этом собрании нет Младшего, и на то есть причины. Быть может, кто-то и не согласится со мной, однако я – не доверяю ему. Он отличается от нас. Пусть каждый из нас отличается от других, но у нас имеется немало общего. Немало того, что объединяет нас, и выделяет Младшего. Есть ли кто-нибудь, кто желает высказаться по этому поводу?
Цикл сменялся циклом, но это был вечный неизменный круговорот, прерываемый только лишь несколькими рождениями и вознесениями - таковым и должно оставаться время в Раю. Но случилось то, чего раньше не случалось, и Он стал вести себя по-другому. В этом Многорукий был полностью прав.
С особым же вниманием Кентавр отнесся к той части речи Брата, в которой он говорил о Младшем. У обезглавленного праведника уже появлялись некоторые размышления по поводу необычного нового Брата... Потому он взял слово первым после Многорукого:
- Этот Гость... Или Младший, или Грешник - прозвища до введения во фратрию для нас не столь важны... Кто он? Мы не знаем его. Он не знает нас. Гость имеет схожесть и с Сестрами, и с Праведниками, и даже с недородками. Ему сейчас действительно нельзя доверять, стоит проверять, стоит взять в Покой-клетку и как следует изучить... Так я думал сначала, и такое решение этой проблемы я предлагаю, как первое. Как второе я предлагаю вот что: Младший - глина для лепки. Аморфная масса, безопасный и смертоносный одновременно. Он - парадокс пустоты, которая только может стать чем-то. Возьмем его к себе на обучение, сформируем так, чтобы он послужил Существу, оградим от соблазнов. И от Соблазнов также.
Кентавр встал на дыбы, намереваясь закончить свою речь:
- Вот что я хотел сказать о нем, и вот что я хотел предложить.
Маска снова коротко кивнул. Кажется, Братьям было не по душе решать какие-либо вопросы: не зря же чуть ли не половина из них спряталась в тени. Однако, дела не требуют отлагательств, а решения должны быть приняты. Хорошо, что в Покоях время стоит без движения, а потому, у них есть возможность размышлять столько, сколько они хотят. Многорукий обвёл взглядом Праведников.
- Есть ли кто-то, чьё мнение отличается от мнения Праведника Кентавра? Или же все согласны?
Он задержал взгляд на молодом Брате. Молчит. На первом же собрании. Это совсем не хорошо. Молодым требуется показывать себя.

Tube continuous...

(Братья)

Тлен с лёгкой томностью слушал высказывание других. Что-то пробуждало внутри Брата одобрение, что-то возмущение, но Праведник подавлял все эмоции, упорно обгладывая проблему и составляя из мозаики мыслей целостное мнение. Истину ли глаголют Старшие, и Гость действительно должен заслужить доверие, или это лишь их мнение? А почему мнение мудрых не может быть истинным? «Любая Сила имеет противодействие. - Подумал Тлен. – Без противодействия Сила – пшик, уходящий во мглу небытия». Но Праведник не хотел быть этим противодействием. Лишь мысль об этом его отягощала. Он бросил короткий взгляд на Странника: этот точно найдёт, что сказать. «Сила призвана противостоять… А мы, Братья, чему-то противостоим? – Продолжил Тлен собственные размышления. – Мы прибыли в Рай, и наше противостояние закончилось. Мы победили Кошмар, но и Сила наша осталась там. А новенький? Прибыв, он встретил сопротивление, и Сила его осталась с ним». Идя на собрание, Тлен вовсе не думал о Младшем, но теперь все его мысли были о новеньком. Последний действительно был необычным. Но должен ли Праведник делиться с остальными своими мыслями, сам толком не разобравшись. Соврать, сказав, что он со всем согласен, недопустимо, но и открытая речь приведёт к затяжной дискуссии, которая не придётся по душе ни одному Брату.
- Сомневаюсь, что закалённый чёрным пламенным рёвом Кошмара будет податлив в руках Творца, Брат Кентавр. – Проговорил Тлен, чтобы немного отвлечь всех от паузы. – Думаю, у каждого из нас найдется мнение, отличное от других. Такое мнение имею и я. Оно не противоречит оглашенному. – Праведник тщательно подбирал слова, выискивая сердце компромисса между ложью и правдой. – Зная меня, вы не усомнитесь, что для меня есть только служение Сестре и Раю. Если клетка сомнений вокруг Гостя – служение Ему, то вы можете рассчитывать на мою помощь. – Брат закончил и надеялся, что ответ устроит праведников, и Тлену удастся в ближайшее время покинуть Арену. Хотя бы до начала следующего Цикла.
Уйдя со света, Странник прикрыл глаза, предпочитая более внимательно слушать, а то, что должно быть увидено, передаст ему Ворон. Услышав мнение Кентавра, Брат поморщился. Безголовый ему неосознанно нравился, но вот его наивность нередко поражала Странника. Вот и сейчас... Податливая глина... Да попробовал бы кто-нибудь "лепить" что-либо из любого из них! В лучшем случае наткнулся бы на простой отказ или просьбу оставить в покое(и оставить Покой тоже), а в худшем... Было бы очередное разбирательство... А учить... Если Гость внутренне готов принять правила Его, то обучение не потребуется... Если нет - тем более. Тут решение простое - Экзекуция. Странник был даже готов принять на себя эту неприятную обязанность, ибо что может быть более неприятным, чем отнятие Цвета у другого Брата или, хуже того, изгнание в Кошмар.
Услышав слова Тлена, Странник невольно уважительно улыбнулся. Вот так вот просто, не подвергая сомнению свою верность Ему, в целой речи не сказать НИЧЕГО... На это нужен талант. Может за это и не любил Странник Тлена?..
Дождавшись окончания речи Брата, Странник поманил Ворона, медленно вышел в центр, повернулся к всем присутствующим, глубоко вздохнул и начал.
- Братья, я считаю что мы несколько поспешили с нашим собранием, но раз уж оно созвано, я скажу, что, на мой взгляд, должно быть сделано - Странник любил в своих речах раз за разом подчеркивать то, что это именно ЕГО слова и ЕГО мнение - нам следует вызвать Гостя, и спросить его прямо, кем он себя считает и каковы его цели. Думаю что среди нас есть достаточно мудрые и проницательные, способные распознать ложь. Когда же мы узнаем ответы на эти вопросы, тогда мы и сможем решать, что нам делать...
Завершив речь, Странник вернулся на свое место, и стал смотреть, какой эффект произведет его довольно наглая и прямая речь на присутствующих. Ворон подлетел к нему и, сев на плечо, тоже начал оглядывать Братьев. Возмутиться ли кто-то? Поддержит? Проигнорирует? Посмотрим...
Кентавру же нравилось, что почти все Братья ради Существа были готовы высказывать в кругу фратрии свои убеждения открыто - пусть даже те и противоречат точкам зрения других праведников. Вот оно, братство. Ради него стоило укреплять себя каркасом и механическими частями, ради него стоило вырываться из смертельной дремоты Кошмара и Дна, оставляя позади части тела и души... Добавить же обезглавленный праведник хотел немногое, лишь один вопрос - но с некоей лукавостью:
- А кто сказал нам, Братья, что этот парадокс пустоты - родом оттуда, где побывали все мы?..
Маска, можно сказать, ухмыльнулся под той самой маской, которой был укрыт его лик. Сказать можно, но будет ли это правдой? Скорее нет, чем да. Физически, это будет ложью, но ментально… да, это так. Он ухмыльнулся, но никто, никогда, не увидит сего. Разве в блеске искорки в уголке глаза.
-Брат Кентавр только что высказал то, что витало в воздухе за время этого собрания и то, что я, признаюсь, не решался изложить открыто, ибо сама сия мысль казалась мне смехотворной и глупой. И кажется она мне таковой до сих пор,- Праведник замолчал, и тишина, в которой недавно были слышны звуки его голоса, заполнилась перезвоном звеньев цепей, которых в теле Маски было крайне много.- Ведь издревле Братья приходили из Кошмара, а Сёстры рождались где-то здесь. И рождённые в Раю Сёстры всегда были слабее нас, переживших Кошмар Братьев. Но, как я уже говорил, грядут перемены. А это значит, что то, что раньше казалось невозможным, сейчас может стать реальностью. Да, Братья, именно так. Я поднял вопрос Младшего, вопрос его статуса, потому, что я преисполнен сомнениями, потому. Что моей мудрости не хватает, чтобы принять столь ответственное решение самостоятельно. Я боюсь ошибиться и отправить в Кошмар, обречь на гибель, невиновного,- он внимательно следил за реакцией на свои слова. В конце концов, доверив словам свои страхи, он рисковал. Праведники не должны знать сомнений.- И, в то же врем, я боюсь подвергнуть опасности Рай. Грядущие перемены лишь добавляют в мои мысли сумбур, отягощая выбор.

следует...

Аве наедине с Промежутком

Аве неслась сквозь темноту, пугаясь ощущений и наслаждаясь ими. Теперь все было не так. В первый раз было страшно, но ее влекло вперед любопытство и жажда насыщения. В другой раз рядом был Кентавр, и Сестра чувствовала его мощь и поддержку. Теперь же, шагнув в Промежуток и на какой-то миг испугавшись, душа поддалась раскрутившейся воронке, соединилась с нею, влилась в нить перехода, как и потраченная лимфа, отдалась во власть течения. Оказалось, это не так уж неприятно - быть одной над бездной.
Сознание Аве беспокойно работало. Теперь некоторые вещи казались ей более понятны, хотя вопросов было по-прежнему хоть отбавляй. Например: зачем Братья и Сестры нужны друг другу. Праведники сказали, что не умеют использовать лимфу, не слышат Цвета, поэтому для верного служения им нужны Сестры. Но как тогда они могут знать, чему и кому служат? Как могут называть себя праведниками? Она сама явно чувствовала себя защищенной и спокойной рядом с Кентавром, да и его боевой арсенал не оставляет мест для сомнения: Братьев используют для защиты и уничтожения недородков. Но ведь Сестры сами могут использовать атакующие Знаки... А главное: как определить, кто твой Брат, и почему нельзя говорить с чужой Сестрой? Зачем это жесткое разбивание на пары?
Душа скользила по нити, обволакивала ее, как язык пламени, впитывалась, как масло, и пульсировала вместе с ней. В щемящей пустоте Промежутка мелькали источники Цвета - чужие Покои, но Аве не желала останавливаться. Словно конь, застоявшийся в стойле, она мчалась по самой длинной дороге, сама еще плохо соображая, куда стремится. Так подсказал ей Цвет. Так просил ее пытливый разум. Она видела вдалеке горящие огоньки - других Сестер. Ей даже удалось увидеть что-то большое и страшное, ощетиневшееся колючками. Не стоило большого труда, чтобы догадаться: Брат. Аве мысленно улыбнулась: совсем не таким был ее Кентавр со стороны...
ЕЁ Кентавр? Да, похоже, так она и подумала...
Сестре понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя после столь долгого перелета. Опершись о трость, она сняла цилиндр и распустила свою высокую прическу. Алые шелковые пряди рассыпались по черному батисту с красной вышивкой, по широким белым плечам, запутались и обвили длинные пальцы, облаченные в кружево. Аве пошатнулась от воспоминания о путешествии с ее Братом. Она тогда видела то, о чем не решилась бы сказать никому, и никогда не скажет Кентавру: испаряющийся Цвет. Острые, колкие искры Серебра; тяжелые и вязкие, словно мазут, капли Изумруда; бодрые всполохи Пурпура и гладкие камешки пьянящего Янтаря - они уходили из праведника, неуловимые, не осязаемые, и остановить это не было возможности. Теперь Аве становилось понятно, что отнюдь не Цвету служат Братья...
Они называют это Существом. Они называют это Раем. Но что это - Сестра никак не могла уловить. Больше всего ее мучал вопрос: что такое Кошмар? Почему Братья так боятся даже упоминания этого слова? Где это "внизу" и как это выглядит?
Сестра открыла глаза и увидела... свет. Необычайно яркий свет, которого нет в Промежутке. Свет рождался где-то над головой, озаряя витую лестницу, а, вернее, тропинку, уходящую в бесконечную высь.
Аве смотрела на эту тропу, думая: уверены ли Братья, что пришли снизу? Они ведь... такие глупышки: ничего не понимают в том мире, где оказались. Сама она сейчас не знала и не понимала слова "снизу". Для нее существовало лишь "здесь" и "вне". С чего они взяли, что не упали с этого колодца? Ей так хотелось стать праведной...

Это и Кё бороздят просторы Промежутка (Совместно с Ка-Йи)

Кё огляделась вокруг. Конечно, она не знала, насколько верно это слово к тому, что она делала. Она не ощущала тела вовсе, словно такового и не было. Она не видела себя, не могла посмотреть на руки. Она не могла даже пошевелить ими, хотя и могла смотреть во все стороны сразу, могла ощущать Покои, могла ощущать присутствие Это. Это была тёплой, и Кё видела её, как небольшой огонёк, время от времени разбрасывающий вокруг себя искорки, которые тут же уносило прочь невидимым, неощутимым ветром. Искорки, словно осенние листья, играли и танцевали в потоках этого ветра, после чего растворялись без единого звука.
Отсутствие звука было отличительной особенностью этого места. Ровно, как и отсутствие тепла. Холод и Голод были безграничными. А Покои и Это были такими маленькими, жалкими, ничтожными по сравнению с ним. Кё могла только удивляться, как нечто столь безграничное, могучее и всесильное могло быть таким трусливым.
- Не волнуйся, - раздался успокаивающий голос Это где-то внутри и одновременно везде вокруг, - Видишь большую теплицу? Чувствуешь, как много там Цвета? Это - сад. Выплесни немного Лимфы, и ты без труда туда доберешься. Надо только устремить туда свои желания и свою волю. Не бойся использовать Цвет, так надо для жизни. Но и не трать понапрасну. Мы отдаем, чтобы брать и берем, чтобы отдавать.
Сама старшая Сестра не спешила войти в Покой. Она не очень любила находиться в Промежутке: всегда создавалось ощущение, что она под толщей вязкой жидкости, без возможности вдохнуть или выдохнуть, а все звуки были приглушенными и какими-то далекими. Но сейчас она терпеливо следила, все ли правильно сделает новенькая, и была готова в любой момент унять страх и придать уверенности. Она никак не могла понять: почему она не видела о ней ничего раньше? Почему будущее и настоящее новорожденной скрыты, как скрыты черной пеленой безграничного голода и родившие ее цвета? Почему она говорит о Промежутке, как о существе, пусть и враждебном, но живом? Так говорят обычно Братья.

Арена. (Совместно с Clopik (Маска), Coauctor, Странник)

Кентавр все-таки решился продолжить. Погонщик стегает лошадей, а лошади, передавая злость, ударяют о землю копытями - такая чужеродная мысль вдруг посетила его.
- Он - виновен. Как и все мы. Мы Праведники, ибо стремимся искупить свою вину - службой и смирением. Мы оглашаем Существо как Рай, и храним его. Этот... Гость, он не оглашает ровным счетом ничего. Или же то, чего мы не знаем. Потому, я считаю, следует взять его под опеку и научить правильным вещам, вещам истинным. Если он появился здесь, значит должен принять здешний устой. А если он - не более, чем опасный недородок - раздавить.
Потому, я предлагаю составить совет дознающих. Мы назначим ответственных за проверку Братьев, или же каждый найдет и испросит у Гостя то, что сочтет нужным. А по его ответам и будем судить. Но нельзя терять времени.
«Грядут перемены, - слышится Тлену в словах Старших, - а Гость - орудие этих перемен». Орудие, имеющее Силу. Собравшиеся здесь так узко смотрят на события - подчинить или уничтожить. Почему они не думают, что Младший – новое лицо Рая? Что, если Существо призвало в этот мир Силу, что бы изменить его так, как считает нужным? Кентавр верно говорит, что следует получше узнать Гостя, и только потом делать выводы, но праведники в своём искреннем рвении защитить Рай могут принять опрометчивые решения. Лишь потому, что у него нет оснований, Тлен не стал произносить в слух. У него появилась уйма вопросов, на которые он не сможет найти вопросы здесь, и уйма мыслей, которые он не сможет обговорить с Братьями. Как же праведник сейчас нуждался в дорогой Ите.
- Я согласен с вами, Братья, но нельзя принимать поспешных выводов. Думаю, нам всем следует пообщаться с гостем. Пусть каждый проверит его, составит свое мнение – без предрассудков, личное, обоснованное. Пусть каждый смотрит на него не как на угрозу или благословение, и примет как должное. Лишь так мы сможем принять верное решение. – Брат помедлил, подбирая слова. – И если вы позволите, я желаю быть первым, кто с ним встретится.
Скрестив руки на груди, Маска обвел взглядом немногочисленных членов фратрии. Тлен верно отметил: у каждого из них есть мнение, отличное от других. И право каждого Праведника - выказать это мнение в кругу Арены. Но Многорукий, как Старший, обладал обязанностью: выслушать все и свести их к общему, или же выделить из всех одно неверное. Так бывало с еретиками. Так бывало с неверными. Так было в прошлый раз с Сигиллом... Маска прижал к себе руки. Как будто повторяя сам про себя слова Братьев, он посмотрел на каждого из них. Кентавр. Стремительный и наивный, но с таким рвением принявший Служение. Он предлагает не медлить и начать учение Младшего, пока за это не взялся кто-то другой. Странник. Прямолинейный и немного безалаберный - его устроит любой исход. Гробовщик, который за собрание не проронил ни слова, потому как ему наказали старшие. Это первый урок нововознесенного, урок терпения и уважения. Тлен. О, слова его слишком осторожны, чтобы противоречить кому-то. И наверняка он, как всегда, уже что-то про себя придумал, но пока об этом никто не узнает.
- Что ж, решено общим советом, - Маска поднялся со своего места, опираясь на клетку. Это было его самой нелюбимой частью каждого собрания - отрезать все и подвести итог, - Гость слишком отличается от нас, чтобы предпринять какие-то действия, но мы будем за ним внимательно следить. Поступки говорят больше, чем слова. И коль скоро он не знает, кто он, но желает учиться - каждый из нас встретит его и даст первый урок так, как будто сам Младший того хотел. То, насколько смиренно он примет учение, и будет ответом на наши сомнения. У меня нет возражений, чтобы Тлен был в этом первым.

Tube continuous...

Арена. Продолжение.

Многорукий обвел взглядом посетителей Арены, словно проверяя, возымели ли его слова нужное действие:
- И если у вас нет вопросов, то я позволил бы себе перейти к проблеме недородков.
Услышав начало речи, Странник радостно встрепенулся. Наконец-то, закончилось заседание! Сейчас Маска объявит решение и можно будет отправиться в путь. Как-же! Недородки! Проблема... Это Братья являются проблемой недородков. Странник хмыкнул, представив собрание Недородков по проблеме Братьев. Но это значит что сейчас была завершена хорошо если половина заседания. Брат мысленно застонал и начал всерьез раздумывать о перспективе тихо оставить Покой...
Не найдя возражений у присутствующих, Маска кивнул Страннику, чье нетерпеливое движение не осталась незамеченным.
- Я не задержу вас надолго, праведники. То, что я скажу, не будет новостью для вас: Покои по-прежнему полны хищников. Так было всегда, но в этом цикле их стало необычайно много. Они собирают наш Цвет. Они пугают наших Сестер и представляют для них опасность... Я лишь хочу напомнить о вашей несменной обязанности уничтожать недородков. По Пустоши расхаживает омерзительная тварь. Кто из вас желает избавить Рай от нее?
Как всегда, Странник пропустил большую часть речи Маски, кроме той, что обещала возможность покинуть собрание. Услышав о недородке, Брат ухмыльнулся и, пока другие его не опередили, поднялся и сделал шаг вперед.
- Я готов, Брат. Во имя Его и ради безопасности Сестер я избавлю Рай от этого монстра...
Ворон согласно каркнул, по-прежнему стараясь не раскрывать для большинства свою новую способность говорить, хотя сам толком и не понимал, зачем.
- А посему - продолжил Странник - прошу возможности удалиться, дабы набраться сил для боя с этой тварью...
Более очевидного намека было трудно придумать и Странник застыл, ожидая ответа...
- Благодарю тебя, Брат. И благодарю всех вас за своевременный приход сюда. Ступайте, Братья, и да прибудет с вами Цвет. Гробовщик. Тебя прошу остаться. Я расскажу тебе о том, что это за место, - он выделил эту фразу голосом так, что у любого пошли бы мурашки по спине. Если бы была спина, - А потом я выслушаю твои вопросы и постараюсь найти ответы.
Тлен был доволен исходом собрания. Странник принялся выполнять совсем не радующую стоящего в тени Брата работу, а Маска разрешил первым повстречаться с Младшим. С недородками Тлен как-нибудь разберётся. Заодно можно будет посмотреть что из себя представляет гость, взглянуть на его Силу, так сказать. Брат встретился взглядами с каждым из Праведников и, почтительно поклонившись, направился прочь из Покоя.
Как Брат и ожидал, возражений не возникло. Только он любил подобные задачи, возможность поохотиться с иной, кроме как зачистки или добычи Цвета целью. А тут еще крупный недородок... Ооо... Это будет интересно.
Кивнув Братьям, Странник развернулся и поспешно отправился к выходу из Покоя, по пути обдумывая предстоящую охоту...

Колесо Обозрения. Ини.

совместно с Ка-Йи

Длинные и непонятные разговоры быстро наскучили Ини. Все долго и нудно о чем-то говорили, говорили, говорили, а ее, судя по всему, новоявленный Брат пока не собирался удовлетворять ее любопытство, так как еще, видимо, не освоился в Промежутке. Поэтому Ини потихоньку улизнула к себе в Покой, рассудив, что Гробовщик может через некоторое время придти туда. Однако он все не появлялся, и Сестра вновь заскучала. Не зная, чем бы себя занять, она даже собрала ростки Янтаря, посаженые по совету Это в прошлом Цикле, но Брат все не появлялся.
И тут Ини вспомнила, что по пути в покой Это видела не то чьи-то покои, не то сады, - было не разобрать. Поэтому обязательно нужно было их исследовать, и как можно скорее! И она, не мешкая, отправилась в ближайший неразведанный Покой.
Молодых всегда тянет к чему-то необычному, странному, загадочному. Наверно, это потому, что молодые всегда необычны, странны и загадочны, ведь они пока ещё не научились жить, как все, думать, как все, говорить, как все. Так или иначе, есть время гадать, а есть время принимать истину такой, какой она является. Молодую, а потому необычную, странную и загадочную Ини судьба привела к самому необычному, странному и загадочному месту всего Промежутка и, к, пожалуй, самым большим покоям, которые только могут вспомнить ныне живущие. Вряд ли кто-то может похвастать тем, что он изучил Колесо Обозрения вдоль и поперёк, пусть даже время лояльно останавливается в Покоях, позволяя проводить за изучением необычных, странных и загадочных мест столько, времени, насколько хватит терпения, которое, в отличие от времени, всё-таки, ограниченно.
Одни считают, что содержимое кабинок известно заранее, просто та кабинка, которая в то или иное время оказывается внизу, всегда обычна, а другие кабинки всегда стоят в произвольном порядке. Конечно же, сразу ясно, кто строил подобные теории, кто всегда был сторонником логики, не верящим в волшебство – теория принадлежала одному из Братьев, довольно любопытному и настойчивому, но недостаточно собранному, чтобы добыть неоспоримые доказательства своей теории. Да и кому это нужно? У Праведников есть более важные дела, чем поиск подтверждения каким-то там малозначительным догадкам.
Иные считают, что то, что можно найти в кабинках, заранее неизвестно. Что окружающий мир там не задан изначально, а пришедший оказывается в том окружении, в котором больше всего хочет оказаться… или больше всего боится оказаться. Разумеется, сторонниками этой, более волшебной теории чаще всего являются Сёстры, привыкшие доверять, а не выяснять.
Третьи же считают, что Колесо Обозрения – это дверь в другие, отдалённые Покои, куда не добраться, рассыпая свет направо и налево. Оттого, дескать, Колесо Обозрения и называется Колесом Обозрения, а не только оттого, что оно похоже на этот популярный аттракцион. Теория была достаточно логична и волшебна одновременно, чтобы понравиться и Братьям и Сёстрам.
Впрочем, каждый волен строить догадки самостоятельно. Вольна была и Ини.
Сейчас над ней возвышался огромный стальной монстр, которым, собственно, и являлось Колесо Обозрения, освещаемый ниспадающим с вечно-чёрных небес тусклым светом несуществующего солнца. Под ногами был маленький кусочек бесплодной земли, существующий лишь для того, чтобы Колесо Обозрения не парило в воздухе.
Лишь благодаря тусклому свету, который можно было бы сравнить, скорее, с его отсутствием, Ини смогла увидеть почти в самой верхней точке тусклое мерцание.
- Ничего себе, - Ини даже замерла, пораженно разглядывая таинственную громаду Колеса. - Интересно, живет тут кто-нибудь? Вряд ли. В таких местах не живут, в них ходят! - И она пошла прямо к колесу, продолжая разговаривать сама с собой:
- А ходит кто? Правильно, я! Старшие Сестры заняты своими важными делами, Братья истребляют недородков, а я везде хожу. И всё смотрю. - Ини подходила все ближе к громадному колесу, и ее голос становился все тише и тише, и последнюю фразу она произнесла и вовсе шепотом. Несколько мгновений она молча стояла, разглядывая Колесо - не со страхом, с любопытством. Затем, подумав, что еще успеет наглядеться, залезла в первую кабинку.
Первая кабинка была изнутри такой же, как и предполагалось, когда Ини смотрела на неё снаружи. Эту кабинку редко кто исследовал: кому интересно нечто обычное и предсказуемое, когда стоило войти в левую или в правую дверь, и ты тут же оказывался в совершенно непредсказуемом и необычном месте. К чему было задерживаться среди потрёпанного интерьера старой кабинки, с местами покрытыми ржавчиной поручнями, с жёсткими сидениями, не менее холодными, чем окружающая чернота? В этой кабинке никогда не было Цвета. Похоже, это место было скучным даже по его меркам.

Возвращение в Промежуток

Он вернулся.
А как будто и не уходил.
Размеренный хмурый шелест плаща заимствовал шаг, что волочился так, будто бродячая собака схватила зубами подол.
Это были ее Покои, ее Крыша. Ветхие железные ленточные листы тихо стонали – лишь Сигилл умел ходить по ним бесшумно. Он часто поднимался сюда, когда Элан засыпала, вглядывался в кипенно-белый туман, дрожавший взбитой пеной между ветвями деревьев-гигантов. Теперь эта пелена, казалось, комьями липнет к нему и гонит прочь.
Ему не нужна была дверь. Окно. Окно, заглянуть в которое было не менее страшно, чем быть вновь сосланным в уродливую и бесконечную пустыню Кошмара.
Левая ладонь небрежно смахнула со стекла пыль.

Сестра. Худощавая, бледная, хрупкая Элан. Совсем ребенок. Отсюда она являлась размытым светлым пятном, таким же, каким он ее запомнил - заставшим в его пепельно-голубых глазах на пути из горна страданий в Промежуток.
Элан. Теперь Сигилл был точно уверен в том, что она жива. Длинные пальцы невредимой руки сжались от разлагающихся уродливых мыслей: Он не простит ее никогда. Он заставит ее мучиться и томиться так же, как сгорал сам. Ох уж эти Сестры, разве не они причины внутренних падений и скапливающегося пепла в местах, где ранее, давным-давно, вероятно, были сердца Братьев?

Чего хотел от него Промежуток? Чего желал Цвет? Безмятежного радужного пребывания, трепета над Сестрами и ответственности, навязанной все Им же? Это была лихорадка из окрашенных в гнусные тона мыслей, букет с соцветиями сомнений и почками отчаявшегося рассудка. Где же тот покой и благое равновесие, о котором Сигилл так много слышал от Братьев, когда он видел лишь треск, грохот и мрачные внутренности такого прекрасного с виду Рая?
На этот счет у него, опустошенного, угрюмого, печального Сигилла, было свое мнение.

Когда Элан использовала "свечу" - и ушла в темное пространство Чердака, Сигилл отступил.
Теперь ему нужен был Цвет. Ему хотелось вспомнить яркие краски и впустить их в себя. Навестить собственные покои и Братьев.
Столько времени в изгнании не прошло бесследно – Сигилл сгибался под грузом мучительных воспоминаний, понимая, что больше не тот, кем был раньше.
Во всяком случае, не для Нее.

Чердак. Лабиринты.

Элан вдруг показалось, что кто-то на нее смотрит. Впрочем, она часто, когда была чем-то увлечена, вдруг останавливалась и оглядывалась, словно кто-то мог стоять у нее за спиной. И все же нынче ощущение тяжелого взгляда было настолько реальным, что Сестра не выдержала.

Последние капли Золота ушли на знак. Свеча наполнила воздух вокруг плотным сиянием, выхватив из темноты огромные пространства Чердака. Поборов желание оглянуться, Элан шагнула в лабиринт древних перекрытий.

В минуты отчаяния, или когда просто хотелось быть одной, Сестра всегда скрывалась в своем убежище. Темнота защищала вход в ее комнату надежнее любых дверей. Элан никогда и никому не рассказывала об этом месте. Это была ее маленькая тайна.

Через щели рассохшихся стен в крохотное помещение робкими нитями пробивался свет, озаряя лишь рой пылинок. Комната была пуста. Сестра по обыкновению устроилась на полу в центре, обхватив руками колени. Она смотрела в воцарившуюся темноту. И слушала. На этот раз она точно была не одна в покоях. Но кто? И - как?.. Конечно, это могла быть одна из Сестер - впрочем, те редко заглядывали в покои Элан. И уж тем более, вряд ли скрывали бы свое присутствие. Какой-то недородок? Более вероятно. За те циклы, прошедшие после низвержения Брата, эти твари совсем обнаглели... В висках застучала тревожная дробь. Что, если это действительно недородок? Ведь Элан была, пожалуй, единственной Сестрой, у которой не было боевых знаков. Да если бы и были. Лазури едва хватит на то, чтобы скрасить себе путь до Сада... Нет, - девушка решительно отмела мысль о недородке. Эти не наблюдают - а нападают. Единственный, кто мог быть столь бесшумен, сейчас пребывал в Нижнем Мире - по ее вине. А если?..

Нет, вряд ли это возможно. Холод цепкими пальцами сковал нежную фигурку. Элан забывала дышать. Ей все яснее казалось, что она слышит знакомые шаги. Она слышала их столько раз - в своих мечтаниях. И столько раз - в своих самых страшных кошмарах. Нет. Это не может быть правдой. Она все опять выдумала. Сигилл не вернется. Никогда.

Покой Иты, продолжение. Младший и Сестра (совместно с Coauctor).


...я хотел бы носить имя Цветоносца, и пользоваться дарами Цвета без ограничений и норм.

Ита улыбнулась. Краешками губ, как это делают сдержанные существа света и радости (коих здесь не рождалось испокон веков).
- Это прекрасное имя. Оно прекрасно своей полнотой, венценосностью и безудержным поглощением. Храни его в тайне от всех, даже от меня. Я смогу забыть, а вот Братья - нет.
Помочь забыть самонаречение Гостя Ите смогут её верные подданные. Усохшие подданные. По крайней мере, она так думала.
- Возможно, ты будешь рыдать. В тебе играет Серебро или Сирень, толкая к последнему рубежу, или же это молодцеватость Изумруда, прочного щита всех вопрошающих... Но запомни - нет ничего тоскливее того времени, когда Цвет уходит из тебя попусту. Когда Он уходит из ленты, из дерева попусту. Воля завязывающего ленту может предотвратить увядание хотя бы на несколько циклов. И тогда нет ничего сладостнее ощущения этой (немного самоубийственной) жертвы... Сейчас ты почувствуешь и то, и другое. Завяжи ленту. Не эту, другую, - Ита забрала ткань из полупрозрачных рук Цветоносца, предоставив ему возможность воспользоваться совсем другой тканью.
Новоназваный Цветоносец в сомнении смотрел то на Иту, то на дерево. Чувства, что над ним издеваются, не было. Сестра действительно предлагала ему повязать ленту, которую сама же забрала. Ладно, можно хотя бы попытаться понять правила этой игры... Он осторожно приложил ладони к коре, стараясь как можно чётче представить в своих руках зеленую ленту.
- Помни, что берешь из себя. Не представляй ленту. Отдавай её, оживляй его, жертвуй, насыщай, окутай изумрудной пеленой... - стала вдруг многословной Сестра, но после этого не сказала ничего более.
Цвет тонкой струйкой потянулся из руки Гостя, и он ощутил томную, болезненную негу и настоящий страх - страх перед пустотой. Переплетение чувств, несовместимых раннее, творчество с оттенком самоубийства, оживление посредством маленькой смерти... Да, для этого ощущения средства языка были слишком невыразительными. Потому некоторые существа и рождаются немыми: ведь они чувствуют мир гораздо полнее и богаче, нежели те, кто мыслит.
Древо скрипнуло, то ли благодаря дарующего, то ли алкая еще большего дара. При том, что несколько мгновений назад оно было мертвым-мертво.
Цветоносец отдернул руки.
- Мне не кажутся безопасными твои игры, Сестра. Разве это дерево не хочет отнять у меня Цвет? А ведь это то же, что отнять у меня жизнь. Если это и провокация, то не слишком изысканная, ведь я умею собирать Цвет, смогу и отбирать.
- Это - маленькая смерть, - начала пояснять Ита, - Творческое самоубийство... Называй как хочешь. Чтобы вдохнуть жизнь во что-либо, нужно умереть самому. Важно лишь чувствовать грань, одной рукой собирая звезды, а другой - изливая их в виде магмы наземь. Это присуще Пурпуру, но... Я сказала тебе преступно многое. И за это я буду, скорее всего, наказана Существом. Ты ведь еще такой маленький... То, что ты отдаешь - Донор, Податель. Оживи его, почувствуй меру - и уходи. Уверена, тебя уже ожидают другие тропинки.
- Донор? - Гость искоса взглянул на Иту, затем перевел взгляд на собственные ладони, - Маска предупреждал, что я узнаю нечно важное, нанеся тебе визит... пусть я еще мал, как ты говоришь, но откуда-то я знаю, что такое "донор".
Цветоносец поднял глаза на Сестру
- Ты хотела чтоб я научился отдавать?
Деревцо пустило светящиеся ростки. Короткие, юркие нити Изумруда оплели сухое тело растения. Цветоносец почувствовал, как внутри него прорвалось нечто, доселе нечувствуемое.
- И только это. Будь осторожен с отдачей. Она опасна, убийственна и благодатна одновременно. Даже Существо не знает... Впрочем, не будем об этом. Сейчас собери капли Цвета в моем Покое - они тебе пригодятся. И навести как-нибудь свое творение. Оно ведь жаждет теперь воздать тебе. Не забывай о новой пустоте внутри тебя. Прощай, я сказала тебе всё.
Гость хотел было еще что-то сказать, спросить, но запнулся, глядя в безстрастное лицо Иты. Некоторое время они так и стояли, играя в гляделки, но затем Цветоносец медленно развернулся и неторопливо направился к выходу из Покоя, по пути словно поглаживая ростки Цвета, встречавшие его по бокам тропы. Ростки растворялись, питая Гостя Цветом, а он раздумывал. Думал о том, что Цвет можно брать, и можно отдавать, а значит поток Цвета может быть постоянно в движении. А движение - это Жизнь. И от этих мыслей становилось не так уж и мрачно вокруг.

Покой Сигилла

Две болезненные бусины-глаза, цвета полевого шпата с синим отливом, вытянули пучок мрака из душного заплесневевшего помещения. Скрипнула сонная дверь.
Придорожный магазин, согласно собственным наблюдениям Сигилла, был не большим. Он твердо знал, что это место не умеет обладать широтой - тесное, замкнутое, хаотичное, такое же, как и он сам. Сигилл никогда не мерил его шагами, никогда, не интересовался, есть ли что-то за хрупкими гипсовыми перегородками и что собой представляют на вкус, разложенные на полках сладости – карамель, монпансье, лилейная помадка.
Взгромоздившись на стену, вывеска, переклеенная три раза - мятая и блеклая, гласила: «És rodó i dura molt, Chupa Chups». Единственное окно обладало точностью картины: взятое из неба колесо Обозрения с множеством кабинок будто зачерпывало его оттенок и превращало во взбитые сливки.
В местной сырости жил беспорядок: разбросанные обертки, игрушки, куклы с рыжими локонами, магово-гуляфными губами, оттопыренными ножками, торчащими из-под подолов кружевных платьев.
Ладонь Сигилла, ослепленного вспышками воспоминаний, грузно обрушилась на стол. Звучно подпрыгнул кассовый аппарат. Элан и здесь преследовала его…
Промежуток был наполнен ею. Цвет, Покои, его собственная память – Сестра словно была везде. Даже утес его одиночества рисовал Ее. И куда бежать? Куда прятаться? И острым штырем после череды вопросов в рассудок врастал еще один – так ли нужно было возвращаться?
За что этот Рай не лишает абсолютной памяти после очередного вознесения? За что мучает его так сильно, что заставляет ненавидеть? За что подстрекает на собственные похороны?
Стул улетел в угол. Прислонившись к стене, Сигилл закрыл ладонью лицо, сумевшее пережить Кошмар, и сполз на пол.
Тогда они поссорились. Тот, кто призван быть стражем Сестры, не смог распознать угрозу, и еще больше просчитался, когда подстегнул на то, чтобы это угроза возникла.
Сигилл размышлял о своем существовании, пока другие Братья были заняты важными делами. Кстати о Братьях – возможно, следовало поприветствовать их своим возвращением.
Впрочем, ноги отказывались вести и в Сады, и в Заповедник, и даже в объятия сочного Цвета…

Элан и Аве. Персты. (Совместно с ТеО)

Промежуток пугал ее. Безграничная темнота словно хотела поглотить маленькую Сестру всю, целиком. Увлечь туда, где властвуют пустота и холод. Шаг. Кажется, что тревожный стук ее сердец раскатистым эхом разносится далеко-далеко, оглушая пространство. Хотя, конечно, этот грохот был только в ее голове. Вокруг Элан - только пугающая тишина.
Цвета было совсем мало. Сестра никогда не выходила еще в Промежуток такой опустошенной. Вязкими тягучими каплями Лазурь падала с кончиков пальцев, окрашивая путь до Сада. "Быстрее, только быстрее" - путь сегодня был мучительно бесконечен.

Персты. Элан жадно схватила рукой первый же росток. Золото на миг обожгло ладонь и разлилось теплом в Сердце.
- Х-хорош-ш-ооо, - выдохнула она, ложась на спину. Цвет словно сам тянул к ней Руки. Элан улыбнулась. Сейчас... она встанет и соберет его. Только чуть-чуть переведет дух.

Ворвавшись, впитавшись в Покой, Аве вновь оперлась на трость, прикрыв глаза. Ей все еще было это тяжело, особенно, после такого долгого пути. Она не знала, в чей сад пришла, но Изумруда здесь было так много, что Покой сиял издалека. А если его так много, значит кто-то здесь его не любит. Может быть, некрасиво собирать Лимфу в чужом соцветии, но оставлять смертельный Цвет другой Сестре - сродни наказанию. А значит, надо избавить бедняжку от лишней лимфы.
Аве открыла глаза и увидела спускающиеся с потолка огомные каменные руки, заботливо сжимающие стволы деревьев. А еще в туманной дымке она увидела Сестру, хотя это было непросто. Та самая "бедняжка", маленькая и хрупкая, она была почти пустой и незаметной в темном Покое. Не спеша особо с приветствиями - а ведь это хозяин должен первый приветствовать гостя - Аве вновь заколола наверху волосы, выпрямилась. С силой ткнула тростью пробегавшую улитку, всосав неторопливую каплю Сирени.

Тем временем, Элан встала. Нетвердым шагом подошла к дереву, полыхающему золотым пожаром, припала к нему, заключив в объятия, и на миг словно слилась с ним. С едва слышимым шепотом Цвет покидал гиганта. Сама же хозяйка Сада впитывала Лимфу так, словно ее мучила жажда, которую невозможно было утолить. До последней капли, до крохи.
- Я обязательно оживлю тебя, ты еще будешь цвести, - она погладила пальцами посеревшую омертвевшую кору. Казалось, Золота теперь в ней было слишком много - оно мягким ареолом окутывало ее хрупкий стан, подсвечивало рыжие волосы...

Покой и умиротворение внезапно сменились раздражением. Резко обернувшись, Элан "поприветствовала" гостью:
- А ты еще кто?..
Вопрос был, скорее, риторическим. Понятно было, что это Сестра забрела в ее Покои. Вероятно, одна из Новорожденных -Элан не видела эту женщину прежде.
- Прошу прощения за неожиданный визит, - гостья приподняла цилиндр, с жадностью поглядывая на блестящую Зелень ростков. Эти путешествия утомили ее, - Меня зовут Аве, и я еще мало понимаю в здешних правилах. Но мне показалось, что здесь... неприлично много лишнего Изумруда, - она чуть прищурила черные глаза, разглядывая хозяйку соцветия. Похоже было, что ей этот цвет и ни к чему.
Та едва сдержала комментарий, что именно следует делать, когда "кажется", - и холодно кивнула:
- Мое имя Элан, - Сестра чуть склонила голову набок, с неприкрытым любопытством изучая вторгшуюся в ее Сад. Она едва ли была похожа на остальных... но Элан не нравилась самоуверенность, с которой Аве держалась. Впрочем, разнообразия ради, девушка решила побыть любезной: - Ты любишь Изумруд? Что ж... Можешь собрать его весь.
Аве не заставила повторять дважды и отправилась на "зачистку" Покоя. Ей нравилось трогать ростки Изумруда руками. Вязкая и безвкусная Зелень вливалась, впитывалась в пальцы, принося чувство уверенности и защищенности. Казалось, все звуки при этом становятся глухими, а ощущения - смазанными, будто ты погрузился с головой в слой пушистого мха. Сестра огляделась вокруг. Этот сад был таким тихим, умиротворенным. Здесь было немного грустно, но спокойно - совсем не как в Покоях соцветия Аве. Даже шмыгающие кругом улитки не пытались напасть, едва завидев посетителей, а удирали, смешно прыгая на тонких ножках и разгоняя тяжелыми домиками туманный полог. Хищников тут не было в помине.
Все это время Элан стояла неподвижно, внимательным взглядом следя за каждым действием Сестры. Она видела, как та вбирает в себя враждебную, ненавистную Элан Зелень. Это казалось ей странным, немного пугающим: то, что губительно для одной, являлось высшим наслаждением для другой. Маленькая хозяйка соцветия помнила, каким ядовитым жаром полыхает Сердце, залитое Янтарем - вторым ее смертоносным Цветом. Как сжимается все внутри в один комок нестерпимой боли. Как пьяное, отравленное Сердце начинает биться... не в Промежутке - в Покоях! - отмеривая свой срок, пытаясь избавиться от отравы. И Покои подергиваются дымкой, становятся серыми, как будто кто-то выпил из них весь Цвет без остатка. И голова наполняется шумом, и... Элан вздрогнула, освобождаясь из плена воспоминаний.
Гостья уже стояла рядом. Мускулистая и статная, она была почти на голову выше, а жилет с высоким воротником только подчеркивал ширину ее плеч. Сильные руки, которыми, кажется, и без Знаков можно удавить пару недородков, - опирались на трость.
- Скажи, Сестра... Мы тут встретились с моим Братом, и у нас возник ряд вопросов... Вернее, я не знаю, мой это Брат или нет. Так вот, как тут определяется... - Аве неопределенно помахала в воздухе длинными пальцами, подбирая слова, - ...Кто кому предназначен?

(те же, там же)

Элан опасно сверкнула глазами.
- Ты почувствуешь своего Брата. Не так, как остальных. Ты почувствуешь, когда он войдет в твои Покои...
Верила ли она сама сейчас в то, что говорила? Когда Сигилл впервые оказался на Чердаке, Элан растерялась. Ощущение от его появления было настолько сильным, настолько непохожим на все прочие чувства. Кажется, что пришел не кто-то Чужой, а пришел почти такой же хозяин. И это смущало и радовало одновременно. Чужие Братья приносили с собой тревогу и иногда - ужас. Конечно, это могло быть только субъективное восприятие Элан, и все же...
- Твой Брат не будет похож на остальных. Ты не будешь его бояться, - очень тихо завершила она.
Аве кивнула, проведя ноготком по полю шляпы. Действительно, она почувствовала Кентавра по-иному. Но едва ли другой Брат мог бы вызвать в ней страх, разве что... брезгливость? Девушка не стала озвучивать свои мысли, ведь ответ ее вполне удовлетворил. А значит, с этой девченки, пропитанной теперь мягким, безвольным Золотом, можно получить и пользу, и опыт.
- Зачем нам нужны Братья? Ведь Сестры могут сражаться, могут использовать Знаки. Могут хранить и слышать Цвет. В чем прок от этих праведников?
- Братья собирают Цвет и хранят его, они соблюдают Равновесие, - Элан села, скрестив ноги, и теперь смотрела на Аве исподлобья, снизу вверх. - Они забирают те Цвета, которые могут нам навредить... кроме того, не все Сестры умеют сражаться, - последнее совсем не хотелось говорить, но Новорожденная должна знать. Должна ценить и уважать своего Брата.
Гостья вновь кивнула и присела на корточки. Некоторое время осматривала кисть, сжимая и разжимая пальцы. Новорожденная никак не могла понять, как здать следующий вопрос. Вдруг у Сестер этот Кошмар тоже вызывает неприятные эмоции? Может быть, это здесь - запретная тема? Наконец она отвлеклась от своей руки и посмотрела прямо в глаза хозяйке Покоев:
- Скажи мне, Элан, откуда это "снизу" пришли Братья? Что это за место такое, что делает их такими сильными и такими... праведными? - она старалась подобрать тон голоса так, чтоб в нем не сквозило ни иронии, ни излишней настойчивости, - И почему они так уверенны в своей праведности? Мне при рождении Цвет сказал, что нет ничего праведнее моего гнева...
- Ты этой информацией с Братом своим не забудь поделиться - про гнев, - фыркнула девушка, не сдержавшись. И тут же прикрыла рот ладошкой, и долго и старательно покашливала, прежде, чем продолжить серьезный разговор. Но слова застревали в горле и никак не хотели рождаться. Как? Как можно объяснить то, чего никогда не понимал? Рассказать о том, чего не видел? Сигилл каждый раз, когда речь заходила о Кошмаре, закрывался, становился весь похожим на камень. - Знаешь, Сестра... я думаю, что ни одна из нас точно не знает. А Братья знают, но вряд ли скажут. Мы просто должны им верить.
Аве внимательно наблюдала за всеми телодвижениями девушки, и ни капли эмоций не мелькнуло в темных глазах. Казалось, новорожденная слышит больше, чем ей говорят, и усваивает все слишком быстро. Если ей не могут рассказать о Кошмаре ни Братья, ни Сестры, значит надо спросить кого-то другого. Или попасть туда самой.
- Верить - твой удел, крошка, - сказала черноокая без капли издевки, - А мой удел - знать и стремиться.
- Ничего, это пройдет, - ядовито ухмыльнулась Элан. Вновьприбывшая была исполнена того же Превосходства, каким дышали почти все Сестры при общении с ней. Забывая, впрочем, что сама она существует далеко не первый Цикл. - Я думаю, при желании, ты легко попадешь в Кошмар. Только спроси сначала у своего Брата, готов ли он будет последовать за тобой.
На тонких алых губах мелькнула ироничная улыбка. Элан плевалась ядом, но отвечала на вопросы, и это забавляло Аве, хоть она и недопонимала поведения Сестры. Наверное, здесь так принято - отвечать на все вопросы новеньких. Она встала, элегантно провернув трость в руке:
- Нет, я не думаю, что он захочет возвращаться в то место, о котором даже вспоминать тяжело. Но в любом случае, благодарю за поддержку, - Аве коснулась краев цилиндра. Она снова была сдержанной и почтительной, - И спасибо за ответы, ты действительно мне помогла.
- Уже уходишь? - вложив в голос как можно больше искреннего разочарования, ответствовала сидящая, - Что ж. Будут еще вопросы - обращайся. И спасибо, что избавила Персты от Зелени.
Аве остановилась, услышав сожаление в ее голосе, и улыбнулась. Мягко и искренне. К сожалению, она совершенно не представляла, о чем побеседовать с Сестрой.
- Мне сказали, что во мне слаб Изумруд. А здесь его было чересчур много... Твой Брат... не будет злиться, если увидит пустой сад?
Даже слепой мог бы почувствовать, как переменилась Элан, - казалось, даже в Покоях похолодало. Губы стянулись в одну тонкую злую ниточку. Брови дернулись вниз, и на лбу пролегла скорбная складка. Конечно, Новорожденная не могла знать, какую боль причинил ее вопрос Сестре. И Элан это понимала. Поэтому ответила хоть и ледяным тоном, но сдержанно:
- У меня нет Брата, Аве.
- Оу... - Сестра вздернула черную бровь. Она заметила перемены в лице собеседницы, но на этот раз не могла понять причин такой резкой реакции. Ну нету и нету, казалось бы. Кентавр тоже, судя по всему, какое-то время был тут один. Как странно... У этой девчушки нет Брата, и она так печалится по этому поводу, а у Аве есть, но она не знает, что с ним делать, - Наверное, не родился еще достойный...
... она не смогла, не выдержала. Словно зажатая пружина, получившая послабление, Элан вдруг взвилась на ноги.
- У меня был Брат! Самый лучший! Самый достойный! Самый... несчастный, - последнее слово, в контраст к предыдущей пламенной речи, скатилось с губ почти беззвучным, бесцветным шопотом. Сестра встала к гостье спиной и подняла голову, но скопившаяся соленая влага все же скатилась по щеке, оставляя блестящий след. Не оборачиваясь, девушка проронила: - Тебе лучше уйти сейчас.
Аве следила за хозяйкой Покоев. Она все заметила и все поняла, но в ней не было ни понимающего Золота, ни трепетной Лазури. Ей просто было чуждо сострадание.
- Прости, что подняла эту тему, - Аве поправила выбившийся из-под цилиндра локон и направилась к выходу, - Если нужна будет помощь с недородками - обращайся.
Элан не ответила. Лишь когда Сестра покинула Сад, она медленно осела на камень и замерла, подобрав к подбородку колени и закрыв голову руками.

Сигилл и Маска. Придорожный магазин. (Совместно с Джозефом)

Сигилл заставил себя пройтись. Это было не сложно – нужно было лишь придумать цель, чтобы оправдать завтрашний день. Шаркающий по закоулкам, он монотонными слепыми шагами грозил превратиться в вечность: без свободы выбора в этом месте, без свободы желаний, без свободы отречения.
Ему все еще приходилось носить с собой рану гордости – дырявую, болезненную и вечно напоминающую о пути, с которого он умудрился сойти. Потаенные мысли оставляли лишь печальное послевкусие, что купоросными пятнами отражалось в пронзительный глазах, глядящих под ноги так, будто Сигилл вновь боялся оступиться.

Колокольчик позвонил. В магазин вторглась туша, напичканная цепями и имеющая клетку под рукой. Едва ли стоило предполагать кого-то иного, кроме Маски. Войдя в Покой, он поклонился, хотя самым большим желанием сейчас было обнять нововознесенного Брата.
- Приветствую тебя, праведник, в этом дивном месте...
Маска не выдержал, и чуть не рассмеялся, предлагая объятья ново-вознесенному.
Кассовый аппарат – пластиковый блок с цельным металлическим кожухом, нарушил паузу звоном выпрыгнувшего денежного ящика.
Сигилл, склонив голову, сделал шаг от стола навстречу приятному гостю и подставил тонкие кости, наполняющие габардиновый плащ, объятиям.
- Рад видеть тебя, Брат.
Тонкие ручки Старшего Брата сомкнулись на единственной целой части праведника. Маска хохотал, будто увидел сына после долгой разлуки. Впрочем, "хохотал" - будет здесь слишком громким словом. Маска был... доволен.
Хозяин придорожного магазина не поднимал глаз. Один лишь вид Старшего Брата всегда заставлял его быть рассудительным, прежде чем что-то говорить. Но даже сейчас Сигиллу с трудом удавалось скрывать на лице сжатую до предела обиду. Он покорно ждал собственной участи - для недавно вернувшегося праведника сейчас милость Маски была бальзамом для свежих ран, будто пробитых артерий, плюющих остатками жизни.
Многорукий, наконец, оторвался от нововозведенного, сложив ручки на груди. Выражение его лица за пластиковой маской невозможно было понять, он продолжил:
- Ты явился в не самый спокойный отрывок времени, Брат. Но нам стоит отметить твое возвращение в кругу Праведников.
Маска дышал неспокойно, переводя дыхание после каждой фразы:
- Но ты вернулся. Праведником. Я надеюсь.
Глаза, синие афиты, брошенные в жаровню, все же взглянули на Старшего Брата. Весьма смело, немного печально, медленно превращаясь в отражение искалеченного рассудка.
Сигилл не ответил, лишь выдержал паузу – складки изношенной одежды разгладились на выпрямившейся спине.
- Брат, скажи мне, что произошло за время моего отсутствия?
Маска низко наклонил голову. Не сказать, что он был сильно виноват, но тот случай...
- Элан осталась жива, - прямо и без обиняков начал Старший Праведник, - А твоего палача... мы в этом Цикле не видели.
Сигилл развернулся и вместе с собственной вздрагивающей тенью направился вдоль высоких нескладных полок, усеянных, словно инородными яркими мазками, трюфелями в золотистых обертках и мармеладом.
Ничто не могло заставить его оставить Многорукого вне поле зрения, однако собственные мысли следовало держать при себе.
Так хозяин Покоя и продолжил отсчитывать шаг за шагом; сырая стена выросла перед лицом и Сигиллу пришлось повернуть назад.
Но он не выдержал. Лицо, казавшееся прожилками непроницаемой личины, смягчилось. Невредимая бледная ладонь с длинными пальцами легла на большое плечо Старшего Брата и сжала. Сжала так, что сам Сигилл при этом сразу же осознал, насколько тяжел его груз.
- Почему? Почему она это сделала? – плотная линия тонких губ почти не двигалась. – Что я сделал не так? Разве та нить, связывающая судьбы Братьев и Сестер не призвана вносить в их сосуществование гармонию? Разве не это фундамент Рая? Ответь мне, Брат. Твоя Сестра когда-нибудь предавала тебя?
Маска опустил голову и скорбно поник плечами. Эта история оставила в нем глубокий след. И глубокое чувство вины. Он тогда так и не смог привести в действие наказание сам. Он слишком привязан был к Сигиллу, пусть тот и оказался виновен. Как старший, он не мог допустить подобных случаев, как и не мог закрыть глаза на чудовищную оплошность Брата.
- Нет, Сигилл, моя Сестра всегда была верна мне.
Он поднял взор прорезей в маске. Ему так хотелось утешить Брата, но и слишком обнадеживать было нельзя.
- Я не знаю, что произошло между вами тогда. Но она была наказана. Наказана хуже, чем смертью: она осталась здесь. Одна. Без Брата, - Маска вновь властно сложил руки на груди. Так и должно быть. Минутная радость сменилась привычной сдержанностью. Таков удел Главы фратрии, - Был наказан и ты. Но ты отбыл свой срок в Кошмаре, искупив свою вину страданием и восхождением. Теперь ты здесь, и не допустишь прежних ошибок.
- Не допущу?
Он, праведник, вернувшийся из нижнего предела Сигилл, не мог изобразить даже горькой усмешки, свойственной ему и так шедшей бледным губам.
Сейчас он был уверен, что Маска видит его насквозь. Тот внимательно смотрел на Сигилла, словно проверяя, все ли слова дошли до вновьвознесенного, понимает ли он всю серьезность своего положения.
Придорожный магазин заполнила тишина. Птенец игрушечных часов, выскочив из домика, пару раз судорожно хлопнул клювом.
- Не допущу, - тяжелый выдох затушил голос, и Сигилл убрал руку. Где-то внутри него зрела колючая туча сомнений, готовая вырваться и стать беспощадным преследователем. Если она это сделает, то будет неотвратимо наступать ему на пятки – ему, самолично забивающему себя в ужасающий грунт Кошмара молотком, от которого кровоточили ладони. – Сейчас мне нужно снова вдохнуть жизнь Промежутка, я собираюсь поохотиться. Интересно, недородки скучали по мне?
Последние слова были сказаны с улыбкой.