Худой и гибкий, как жгут, лис, которого северные берега знали под именем Ракке, в ровном ритме поднимал и опускал топор на послушное дерево, распятое на козлах. Пот лился по узкой спине, сосульками намокли рыжие в медь волосы, собранные в косу и перетянутые на лбу холщовой лентой. Лента тоже намокла.
- Брат?
Ракке опусти топор, вытер локтем лицо, обернулся с улыбкой.
- О, чья это шляпа средь горных пиков? Чьи это глаза средь зеленых листьев? Какими ветрами?
- Брат, тебя не было луну!! За это время можно построить джонку для всех небесных драконов и разместить их так, чтобы у каждого было личное пространство в пятнадцать ли!
- Дада, причем джонку из ногтей зверя Мо!
- Хей, брат, зверей Мо мало осталось, хоть мы и не очень-то друг друга любим… – Рев подошла к истерзанному бревну. – Что это?
- Ты же помнишь, сестра, - лис провел ладонью по ребристому от зарубок стволу, - на обычной лодке, даже с благословения Бисы Юаньцзяо до северных гор мы не доплывем, туда даже лунги не долетят. А вот если лодка наша будет из сухих щепок, из лунных цепей, из криков цапли и прочего крайне корабельного материала – сестра, ты увидишь своего лисенка, только снег с ушей стряхивать не забывай.
- Долго тебе еще?
- Половина, - Раке снова поднял топор.
- Помочь?
- Посмотри. Если увидишь, где нужна твоя помощь – помоги, отчего нет?
Рев с ногами села на чурбак в семи шагах от брата, подобрала зеленую юбку. Сама собой родилась песня, неясная, неуверенная, песня мутной воды Тарим, о том, как из камыша и звона стрекозиных крыльев построили русалки лодку… Раке усмехнулся. Хорошо песня под топор ложилась. Ладная выйдет лодка.

Ноги утопали по колено, а густой пар от дыхания мешал смотреть. Холод сковывал тело подобно латам, что англы, не ведающие настоящей боевой отваги, нацепляют на себя в надежде на прочность металла. «Хорошо, что Олава отговорили идти» - думал Сегирд. - «Старик хоть и крепок, а такой мороз не про его старые кости». За ним след в след ступали Рагнар, Хельги, Ньялль, Роскви, и ещё шестеро воинов – остальные остались стеречь корабли.
Когда викинги обогнули скалу, перед ними открылся заснеженный холм, густо уставленный землянками и бревенчатыми домами – деревня Хрольва. Альтон-фиордцы остановились. Рагнар поднял ладонь к глазам, пригляделся:
- Не видать никого… но подворья от снега чищены – значит, хозяева дома.
- Как же, никого, - хмыкнул Сегирд, - вон за тем сугробом двое хоронятся.
- Не двое, а трое, - поправил Хельги, - оружные притом. Двоих по макушкам видно, а у третьего наконечник стрелы над снегом торчит.
- Эй, воины! В кого стрелять собрались?! – крикнул ярл сугробу.
Там завозились – поняли, что провалилась засада. Наконец, на верхушку вылез паренёк зим тринадцати с коротким мечом в руках – его с двух сторон прикрывали мальчишки помладше с луками.
- Прежде сами назовитесь, гости незваные!
- А ты не узнал меня, Хрольвссон? – заухмылялся Рагнар, - А ведь четыре зимы назад я тебе подарил этот меч, которым теперь стращаешь меня!
- Дядька Рагнар! – мальчишка сунул меч за пояс и стал торопливо спускаться к викингам, - Ты весь в снегу, словно снежный великан, вот и не узнал тебя!
Двое мальчишек с луками поспешили за ним. Тот подошёл к ярлу и произнёс важно, как подобает хозяину:
- Пусть асы не оставят тебя, Рагнар Раудссон, ярл Альтон-фиорда! Будь гостем в Скъельдхейме – всегда найдётся у нас для славных викингов место у очага!
- И ты будь здрав, Вебьёрн, сын Хрольва! Как случилось, что ты встречаешь меня вместо отца?
Впору было бы спросить, как вышло, что трое мальчишек встречают чужаков вместо взрослых хирдманнов, но ярл не стал обижать маленького Вебьёрна. Тот насупился:
- Беда у нас, дядька Раганр… Идём в тепло, там всё расскажу.

В тёплом доме Хрольва, куда Вебьёрн привёл Рагнара и его людей, их встретила жена хёвдинга, Умная Исгерд со своими дочерьми и служанками. Мужчин старше четырнадцати зим в деревне не оказалось, только один немощный старик, что не мог уже подняться с лавки. Исгерд усадила гостей за стол, накормила печёной рыбой и хлебом ржаным, что в Скъельдхейме был на вес серебра, а после рассказала о большой беде.
Беда пришла в ту пору, когда северные ветра должны были смилостивиться и уступить тёплому воздуху, что приходил каждый год от могучего южного течения и приносил с собой весну. Но суровые зимние бури не слабились,снега становилось всё больше, а по горной тропе со Скъельда стали приходить Снежные Великаны. Огромные белые чудища в два человеческих роста, стоявшие на двух ногах, словно люди, но силой и яростью походившие на медведей сначала приходили поодиночке. Первый йотун задрал двоих трэлей и убил одного хирдманна прежде, чем воинам деревни удалось его остановить – великан был хитёр и нападал так быстро, как бьёт Мьёлльнир. На следующее утро за ним спустился следующий, и Белый приказал выставить дозор на тропе. Дня не проходило, чтобы не появлялись чудища, и кто-нибудь из воинов Белого не отправлялся пировать к Отцу Богов – не помогали ни молитвы асам, ни подношения – Тор, Победитель великанов, не спешил на помощь людям Хрольва, а турсов приходило всё больше. Когда они истребили треть хирда, скъельдхеймцы решили покинуть остров, который из надёжного дома превратился в хладную смертельную ловушку. Но на следующий день налетела страшная буря с востока – гора-Скъельд не могла от неё защитить деревню. Ветер разрушил три дома и корабельные сараи, превратил драккары в щепки. Тогда понял Хрольв, что испытание это послано богами, и надо с честью выдержать его. Хёвдинг собрал свой хирд и всех мужей, что умели и могли сражаться, и повёл в горы, чтобы биться с йотунами.

Мальчишки местные Хёгни не понравились. Старше его, а теперь вообще старшие, уже мужчины, а ну как прогонят, засмеют? И луки у них, и мечи как у взрослых. Лисенок насупился, елкочкой-недорослем в сугробе в сторонке встал, пока старшие речь вели, да и в тепло избы постарался середним проскочить, чтобы не пристали, вопросами не замучили.
А пока трясся, чтобы и Сегирд не приметил, обратно не отправил, и местные на смех не подняли, о холоде жгучем позабыл, а как рассказ завели о турсах, и вовсе одни глаза от мальчишки остались, звездами в морозную ночь сияют.
- Дядь Сегирд, то не твои ли родственики? А мы пойдем Хрольву помогать? Нас не иначе что Ньерд сюда привел, и Тор только нашего хирда ждал! - звонко разлетелся голосок, запоздало заалели щеки. Не поймаешь вылетевшего слова, на сойка.

Прозвучал вопрос Хёгни и повисла в доме тишина. Хоть и спрашивал он Сегирда вроде, а услышали то и викинги и скъельдхеймцы – и замерли в ожидании. Жёны и сыновья воинов, что ушли на перевал, смотрели с надеждой на альтон-фиордцев – глядишь, помогут, и свои живыми домой вернутся. Воины смотрели на своего предводителя, и каждый помнил, зачем приехали - велел конунг примучить Скъельдхейм и дань забрать. Только как биться с больным человеком, что лежит на скамье и руки поднять не может?
- Это ярл решать станет, - ответил Сегирд лисёнку и тоже посмотрел на Рагнара. Тот давно сидел, словно из камня вырезан, ни куска со стола не брал. И когда на него уставились все до последней пары глаз в доме, вдруг встал и пошёл к двери:
- Сегирд, Хельги, идите за мной.
Когда вышли из дома Хрольва, Хельги бросил:
- Ишь, как смотрят! Словно сейчас мы должны животы свои за Белого положить.
- А как им ещё смотреть? Мы для них – последняя надежда. Может, прав мальчишка, и асы для этого послали, Рагнар? – спросил Сегирд.
Ярл поёжился на холодном пронизывающем ветру:
- Может и для этого. Своего живота мне не жалко, только не всё я рассказал…

Уже после тинга во дворе богатой усадьбы Хральда, когда ярлы седлали лошадей, сам конунг подошёл к Рагнару и сказал ему:
- Благодарю асов за то, что служат мне такие верные люди. Я давно выделяю тебя среди прочих. Слушай теперь, что скажу: Хрольв не согласился дань платить и служить мне, но мало того. Сказал он такие слова, что не должно против конунга говорить, - верхняя губа Хральда презрительно дёрнулась, - и я хочу, чтобы ты привёз его в оковах. Или голову его привёз. А дань пусть мне его преемник платит – небось, сговорчивее будет.
Конунг замолчал, глядя в глазу Рагнару. Он видел альтон-фиордца насквозь, и то, что он видел, почти заставило его отступить на шаг назад. Конунг сузил глаза:
- Я давно хочу над закатными фиордами своими поставить одного ярла. Сделаешь это – будешь править фиордами. А не сделаешь – станет другой ярл править твоей землёй, и тогда не видать вам прежней свободы. Так что подумай, кто тебе дороже: бирюк Хрольв, которого ты другом зовёшь, или семья, люди твои и твоя жизнь. Удачи тебе в походе, Рагнар.

- Думал я вызвать Хрольва на честный поединок и всё решить. Только вот как всё обернулось. Теперь должен я в горы идти – другого пути нет у меня. Ваши жизни я класть не хочу – иначе какой я вождь? Должны вы взять с собой женщин и детей из деревни и вернуться на драккары. Там будете ждать меня два дня – или я вернусь с Хрольвом, или не вернусь вовсе. Тогда уплывайте.
- Значит ты будешь драться, а мы на кораблях отсиживаться? – удивился Сегирд, - Во многие походы я ходил и сражался немало, но в таком дрянном деле ещё не участвовал!
Хельги головой покачал:
- И ещё из твоего рассказа выходит, что если ты вовсе не вернёшься, то и нам будет уже не житьё под Хральдом. Уж лучше мы пойдём с тобой и судьбу твою разделим.
Ярл кивнул:
- Этого и ждал я. Так сделаем: вы двое здесь останетесь, я же с остальными вернусь на корабль и расскажу им всё как есть. Кто в горы идти не захочет - останется на кораблях. Если великаны победят нас, уцелевшие увезут с острова женщин и детей. А если мы отобьёмся и уцелеет Хрольв, то…
- Там видно будет, - закончил за Рагнара Хельги, а Сегирд одобрительно кивнул.

Альва маленькими ножками трюм мерила, от борта к борту, крутых, проконопаченных, слезами ветра северного скрепленных. Шагами меряла, да думу думала. А после присела на рогожу, ноги под себя подобрала и давай пальцами шевелить; сперва просто, затем все быстрее, сорвался и полился с губ шепот, а глаза диким зеленым огнем наполнились. И улыбка на лице расцвела недобрая. С такой улыбкой братьям яблочки предлагают, чтобы потом труп их в мусорной яме закопать.

- Готово ли, братец?
Лисица чуть не пританцовывая ходила вокруг и нервно заламывала руки, изредка бросая через плечо тоскливые взгляды на Луну. Наливалась, бесстыжая, в тело входила. Еще пара ночей, и совсем округлится белое зеркало, на котором лунный кролик рис толчет. Пускай себе толчет, время бы замедлить, упросить, хоть в ножки пасть, но еще отсрочить страшный час.
Урочный час.
- Не мельтеши, - кицунэ сидел напротив лодки, глаза закрыты, руки на коленях скрещенных ног отдыхают. Уснул.
Не уснул. Лисица принялась вновь ходить, но уже в стороне.
Готовая, собранная, ошкуренная, просмоленная лодка стояла на трех камнях на вершине горы. И глуп тот, кто не поймет, охает. А лис тем временем сидел с закрытыми глазами.
Смотрел, нет ли изъяна – не по воде, по лунному свету плыть. Выглядывал, демон какой завистливый не пристал ли, пакостничать. Ладил самый невидимый простому глазу парус.
А Рев только запястья кусала. Как там маленький, не попал ли еще в сети страшные? Не замерз ли? Пообедал ли?

Хёгни мигом смекнул, что не до ветру Рагнар побратимов позвал. Да только улизнуть незаметно с середины лавки не получится, особо после произнесенных слов, когда сам что лучина светишься. Тогда взял лисенок ложку, радивыми хозяевами данную, и принялся ее облизывать, будто на ней каши не уменьшалось, сколько не ешь. И какой каши!
А самого иголками так и кололо под хвост, пойти узнать, о чем ярл с дядькой и отцом толкует. Эх, вот бы слух иметь, как у рыси: сидел бы тогда, как ни в чем, за мальчишками тутошними посматривал, а сам все-все слышал.
Эх, какая рысь, человечьи-то уши и те скорбные. Прослушал, пока мечтал, о чем старший баял, а теперь все смеялись, один Хёгни ложку грыз.
Под пол провалиться, большего не надо.

Ночь в этих краях была летом так же светла как день. Вот только снег, что повалил с вечера мелко и часто, плотной завесой скрыл всё дальше полёта стрелы. Сегирд вглядывался в неё, пытаясь рассмотреть за мельтешением белых точек тропу, уходящую, словно в старом ругательстве, на север и в горы, но веки наливались свинцовой тяжестью, глаза слипались и не хотели служить ему. «Ничего, зато Вебьёрн выспится. Ему ведь три ночи приходилось здесь стоять – старше никого не было». За спиной послышались шаги – свежий снег оглушительно скрипел под сапогами. Враг так не крадётся, это уж точно.
- Ты себе нос не отморозил ещё? Сказано тебе, Хрольв со своими людьми закрыл горный перевал и все тропы, по которому приходили великаны. А с берега никто не придёт до утра. Иди поспи! – Хельги хлопнул викинга по лёгкому шлему, но тот даже не шевельнулся, только сказал тихо:
- Кто лучше йотуна знает горные тропы в этом краю?
- Белый - он сам как йотун, - хмыкнул Хельги, - и голову всю напрочь отморозил, это же надо – повернуть против конунга необратимые речи! Не удивительно, что тот приказал убить его. Может потому и асы не желают помогать Хрольву, вразумляют…
Сегирд задумался, а потом решительно мотнул головой:
- Если боги помогают Хральду наказать Хрольва, а с ним его дружину, семью и людей, то им самим вразумление требуется.
- Прости его за дурные речи, Отец битв, - возвел очи горе Хельги, - и этот такой же. Одно слово – Турс!

Неосторожно брошенное слово было сказано слишком громко. Оно улетело в снежную круговерть, но не растворилось – разрослось странным гудящим рыком, сгустилось и стало увеличиваться, словно вырастая из снега. Оно приобрело массивное туловище, лохматые крепкие ноги и руки, а ещё клыкастую пасть, недобро оскаленную навстречу альтон-фиордцам. Оно приближалось, быстро превращаясь из неясного морока, возникшего в белой пелене, в существо из плоти. От существа веяло жутью и холодом... вот только викингам было к такому не привыкать. Сегирд вытянул из наспинных ножен меч, Хельги снял с пояса секиру:
- Ну и чудище! Проглядел Хрольв…
- Держись позади, тебе ещё парня растить.
- Детей своих учить будешь…
Больше времени на перепалку великан не дал – подойдя на расстояние в десять шагов он взревел и, толкнувшись могучими ногами, взвился в воздух. Викинги отскочили в разные стороны – йотун распорол воздух когтями, которые оказались огромными и острыми, словно отточенные железные серпы. Сегирд тут же рубанул мечом, но йотун оказался слишком быстр – сместился в сторону и ударил в ответ, да так, что викинг едва успел отшатнуться и повалился спиной в снег, утонув по самые уши. Йотун снова взревел, словно крикнул – удар Хельги, слегка запоздавший, зато нанесённый более умело, оставил на шкуре великана кровавую борозду. Тот, разом забыв о поверженном противнике, повернулся к новому обидчику и исчез из поля зрения Сегирда. Когда тот наконец выбрался из сугроба, великан уже стоял над Хельги - тот упал коленями в порозовевший снег, правая рука его висела окровавленной плетью, а секиры не было видно. Глаза воина закатились от боли, он стиснул челюсти так, словно хотел сломить их – казалось, он беззвучно кричит сквозь зубы. Великан уже заносил ручищу для смертельного удара, и Сегирд рванулся, напрягая все мышцы, выворачивая жилы, и рубанул со всей силой по ненавистной твари. Та взревела так, что заложило уши и, крутанувшись, опустила руку на голову Сегирда, смяв шлем словно берестяной листок. Когти рассекли лоб и кровь залила глаза. Потом Сегирд увидел сквозь кровавую пелену, как жуткие кривые серпы вонзаются в его живот – боли не было, только тело всё охватил страшный, сковывающий холод. Над ним наклонилась жуткая зубастая пасть, лицо обдало смрадом, он увидел глаза великана (такие странные, почти человеческие), его заострённые волчьи уши и круглую макушку… А в следующее мгновение макушка эта раскололась надвое – словно могучий Тор поразил чудовище Мьёльниром. Великан тяжело осел, и Сегирда накрыло огромной обмякшей тушей. Он перестал видеть, слышать и чувствовать, провалившись в темноту.

Несколько просрочено, но сообщаю, что месяц с последнего поста уже прошел. Если хотите продолжать - жду ПМ.