Определенно, среди предков Хмырри были и орки - мелкой такой, сыскной породы, нюхачи. Впрочем, когда твой род издавна был крышей самому злачном и трущобному закоулку Гоблиншира, в предки всякое можно подцепить. Во всяком случае, учуяв милый сердцу духан, Брендихлеб пал на четвереньки и совсем как человечья шавка начал елозить носом по полу, только что хвостом не вилял. Пын, издевательски присвистнув, даже кинул собутыльнику обглоданную кость, тут же приготовившись дать отпор разъяренному таким потешательством Хмырри, но куда там... Расталкивая по сторонам остатки блюд, Брендихлеб выписывал по полу круги, не отвлекаясь на постороннее, пока не угодил носом в кольцо.
- Мать твою... арестовали, - прошипел гоблин, но тут же, принюхавшись получше, взвыл как пожарная сирена в те дни, когда им с Пыном удавалось особенно хорошо дунуть. - Несите дрын, ща пол ломать будем!.. Зеленый Змий, да тут не заперто...
И Хмырри, пораженный до глубины своей зеленой, сморщенной и воняющей перегаром душонки, замер в ступоре. Не заперто? Не заперто?! Нет, нет, не может быть, чудес на свете не бывает, то, что издает такой запах, просто не имеет права быть не запертым! Занятый размышлениями такого рода гоблин так и остался сидеть прямо перед открытым люком в погреб, пока подошедший сзади Пын пинком не отправил его по назначению - то есть вниз.

- П-первый... п-пошел...
Хранитель Клыка был уже очень хороший, а хороший гоблин - это вздутый бурдюк глянцевитой зеленой кожи, в котором шумно бродит и плещет градус. На способное двигаться, а тем более мыслящее существо такой бурдюк не похож совершенно. И все-таки он ворочается, бренча пустым стеклом, пускает радужные слюни и порой отсвечивает гляделками, почти утонувшими в блаженных складочках век. Ах да - еще и неразборчиво мямлит что-то, икая и выпуская отрыжку, от запаха которой неосторожные мухи осыпаются на землю черными катышками.
- Ы... Х-х... Хай, ик-кореш...

Вслед за первым пошел и второй, "бомбочкой" прямо на первого, любимое дело. До Хама донеслось громкое "хрясть" и возмущенные вопли, в прямом смысле потонувшие в булькании найденного продукта. Затем еще послышался грохот и звон - то Пын, не столь умелый в открывании крышек об заборы, с размаху шандарахнул бутылкой о полку и сбил ее нафик, к радости Хрюдо и Хмырри, которым теперь уже не надо было никуда тянуться, только подбирай. А еще Пын сообразил сделать другое пользительное дело, хотя два других гоблина вполне и без этого обходились.
- Хам, скинь сюда немного закуси и давай к нам! - заорал он так, что слышали и в Гоблиншире, что вызвало там, надо сказать, немалый переполох.

Нажирались в лучших традициях, до следующего вечера. К тому времени, когда все зеленые алкаши наконец заснули, полки Забродила заметно опустели, а из люка бил крепкий как троллиный зад запах перегара. Гейзером поднимаясь к потолку, он потом частью растекался по хате, а частью вытягивался через дымоход наружу, делая Солнечный Лес чуть более правильным и чуть менее мерзким и страшным - появлялось в нем, хоть и ненадолго, что-то родное. Окрестные белки и зайцы за прошедшие сутки заучили половину репертуара пьяного Хмырри и все до единого комментарии Пына к нему.

Увы, всему приходит конец -- представьте себе, даже гоблинской пьянке! Путешествующая компания слопала и выпила всё, что было в скромном домишке Забродила... вернее, всё, что не успела припрятать хозяйственная Болотинка, которой очень не понравились гости. (Правда, на нее произвело впечатление выступление темпераментного Хмырри на столе -- но потом мог бы не жрать, как свинья, а обратить внимание на эффектную, не старую хозяйку!)
Кончилось все тем, что тихим мягким вечером путники вновь отправились в дорогу. Забродил снабдил их советом: до рассвета обойти стороной и оставить позади жуткие руины знаменитого некогда светлого санатория-профилактория "Упокоища"...
Забродил сильно подозревал, что он снабдил гоблинов на дорогу кое-чем еще -- но просить Хама Грыжу вывернуть котомку было рискованно...

Плохо было Хрюдо, нехорошо было Хаму, Пын и Хмырри тоже не глядели молодцами, туго приходилось и варгам - бедняги тащили на себе сильно раздобревшие котомки и двойной живой груз: братцев-разбойничков пришлось рассадить по волчьим крупам, потому что ногами они могли только вяло подрыгивать.
Легче ездовым животинам было только в одном - они не хотели ни холодного рассольчику, ни умереть, уснуть и видеть сны.

- Ох, ох, ох, что ж я маленьким не сдох, - простонал Хрюдо, с трудом ворочая мутными глазами, до того сухими, что они даже поскрипывали под веками.
Ландшафт не радовал. Ровные дорожки, вымощенные белой плиткой, мертвенно сияли в лунном свете, и сорняки робко жались к обочине, не решаясь тревожить камни, по которым когда-то устало шаркали больничные тапки насильно исцеляемых.
- Братва... а где тут сторона, в которую нам?.. - невнятно вопросил Брюзгинс, облизнув шершавые губы.

- Шоб мне никогда на опохмел не оставалось, если я знаю! - постанывая отвечал Хмырри, опирающийся на побитую временем фигуру своего в данный момент коллеги - писающего мальчика. - Местяк стремный какой-то. Пын, не помнишь, че там нам вчера Томми втирал на этот счет? Или то позавчера было? О, моя башка!..
- Говорил, кажись, нехорошое место когда-то было, то ли вытрезвитель, то ли санаторий, - от зловещих слов словно веяло холодом мокрых полотенец и противоестественностью полуночного тихого часа, - но потом, мол, госфинансирование кончилось, и все нах развалялось, - с трудом мямлил вялый Пух, с некоторым интересом разглядывающий облупленную нимфу с веслом. - Сказал еще, чтоб мы сюда не ходили, туда ходили. Помню, мне это так смешно было, хм. Еще рассказывал, - гоблин трагически понизил голос, - что некоторые врачи и пациенты отказались покидать свои места и до сих пор бродят здесь...
- Не звизди, - тут же выпрыгнул из бассейна напуганный Хмырри, подтягивая штаны, - какие врачи, нету тут никого! - голос гоблина дрожал на этот раз не от беспробудного пьянства.
- А вон, позырь, в том окошке свет мигнул! - Пын сглотнул и поежился.
- Поедем отсюдова, братцы!..

Врачи, говорят, здесь бродят. Пациенты, понимаешь, недокалеченные шатаются... Хам мысленно плюнул. Затем почесал левую пятку и плюнул уже в буквальном смысле. Прямо в затылок Пыну.
- А еще говорят, что эльфы почкованием размножаются, - буркнул он, взбалтывая давно уже осушенную флягу. - Ты, камрад Хрюдо, их треп не слушай. У этих двоих, сам знаешь, кой-чего часто на минус играет. ...У-ух, ну и отходняк. Все, баста! Туши бычок, сливай помои! Еще немного, и поднять меня смогут только заклянки Хендехоха.
Грыжа распластался на варге, высунув распухший и посиневший язык. Болотник чувствовал, что двигаться дальше - пусть даже и на чужой спине - он не в силах. Сушняк и прочие прелести похмельного синдрома были неизмеримо сильнее любых нагнанных Забродилом страхов.
- Давай, Хрюдо, перекур устроим. А эти засланцы пусть пошарят, буфет поищут.

- А чем они размножаются, по-твоему? - тут же взвился уязвленный Пын, отворачиваясь от корявой статуи и временно забыв про бодун и людях в белых халатах. - Ты, Хам, из себя Хендехоха всезнающего не строй, тебе-то про эльфов откуда знать? Из болота своего не вылазишь, мхом, вон, оброс по самые гланды. А пораскинул бы своими погремушками, сразу бы понял, что патлатые на деревьях растут, ты на морды их дубовые погляди. Хендехох рассказывал и даже картинку нарисовал! А, ну тебя, дубина с сучком... Хмырри, дай еще глотнуть. Хмырри?.. Э, а где Хмырри?!
Бравый боец алкогольного фронта Хмырри Брендихлеб и вправду где-то незаметно запропал, мигом возбудив подозрения в том, что искомый буфет он таки нашел.

- Эй, чувачки! Не расходимся, не расходимся, - бодрым от страха дискантом распорядился Хрюдо. - Ща вылезет Морда, будет вам и в окошке свет, и в конце туннеля! Хмырри, мать твоя шлендра эльфя-ячья! - осипшее горло пустило хвостатого петуха, и Брюзгинс с натугой откашлялся.
- Слышь, Хам, ведь Забродил точняк что-то такое втирал, - он цыкнул зубом и сбил метким плевком голову одуванчика, омерзительно белую и пушистую. - Валить бы нам отсюда...

И тут началось жуткое.
Туча с алыми краями, повиснувшая над восточным горизонтом, расползлась на клочки, и первые лучи солнца брызнули в тупорылую варжью морду. Пронзительно заскулив, зверь вскинулся и огромными скачками метнулся вперед, не разбирая дороги. Ошалевший от страха Брюзгинс не удержался, полетел кубарем, лязгнул челюстью о плитку и, поймав угасающим взглядом край рассветного неба, провалился в темноту.

Когда Хрюдо пришел в себя, все забылось, кроме ужаса. Потом мелькнуло: ну все, хана, допрыгался. Перед глазами была унылая побелка больничного потолка, а сам гоблин лежал на кушетке, покрытой скрипучей клеенкой. Повернув голову, он увидел, что рядом с ним вытянулись Хам, Пын и Хмырри, все трое в белых долгополых рубашках.
"Что вчера было-то?!" - с тоской подумал Брюзгинс, обмирая.

Вдруг зазвучало пение - громкое, переливчатое, бодрое:
"Закаляйся, если хочешь быть здоров..."
Хрюдо отчаянно заоглядывался и увидел в окне, залитом утренним светом, прильнувшее к стеклу лицо юной эльфийки в медицинском халатике и шапочке с крестом. Ее тоненькая рука, плотно обтянутая прозрачной перчаткой, скребла розовым маникюром по задвижке.

- Мама... - прохрипел Брюзгинс, выпучив глаза. Но мама услышать не могла, собутыльники тоже... Гоблин скрючился на кушетке, забился в угол и, кривя пасть, отчаянно заорал:
- ТО-О-О-О-ММ-И-И-И-И-И!!!

НРПГ: Овернский Клирик увяз в реале. С его разрешения спасти гоблинов попробую я.

И вдруг снаружи, откуда-то из-за плеча мерзкой эльфийки, грянула веселая песня. По бесшабашному, отчаянному голосу было ясно: поющему наплевать, что там, на дворе: спасительная ночь или палящий день.
Так великолепно фальшивить не мог никто, кроме Тома Забродила!
Только по словам и можно было узнать народную орочью песню, древнюю, как горы, и прекрасную, как пир в ущелье после удачной охоты.

-- Эй, уруки, бравые зверюги,
А где ваши Отцы?
-- Наши Отцы бьются, где придется,
Эльфов лупят Отцы...

Том был неподражаем! Он ухитрился не взять ни одной верной ноты!
Этот голос был для утонченного эльфийского слуха -- что наждак для нежной кожи.
Мелодично вскрикнув, эльфийка упала с подоконника -- только стройные ножки мелькнули в кульбите...

-- Эй, уруки, бравые зверюги,
А где ваши деды?
-- Наши деды -- нам же и обеды,
Вот где наши деды!

Во всем здании со звоном и грохотом пошли осыпаться уцелевшие до сих пор стекла.

-- Эй, уруки, бравые зверюги,
А кто ваши сестры?
-- Стервы-сестры -- тоже зубки остры,
Вот кто наши сестры!

Над подоконником показалась ухмыляющаяся рожа Забродила.
-- Привет, парни! Ну и видок у вас!.. Нет-нет, из здания не выбирайтесь, рановато. Желтая Морда в небесах так и ухмыляется... За варгов своих не бойтесь. Зверюги умнее своих хозяев: забились в овраге под корягу, денек пережидают. И сумки при них -- пустые, правда... успели их выпотрошить...
(Том не стал уточнять, кто именно выпотрошил сумки гоблинов -- пленившие их эльфы или кто-нибудь другой.)
-- Лучше пошарьте по зданию. Говорят, было там что-то вроде кладовки, куда эти изверги складывали то, что у пациентов отбирали... оружие там, прочие шмотки... Кстати, там полно пыли, паутины -- хоть в порядок себя приведете. А то чиииистенькие -- хоть на эльфийский пир вас к столу подавай!
Том поудобнее уселся на подоконнике.
-- А я пока на шухере постою. Если эти исчадья дня снова припрутся -- ну и пожалуйста, я сегодня в голосе!
И вслед исчезнувшим эльфам проорал еще куплет (что-то вроде контрольного в голову):

Эй, уруки, бравые зверюги,
А где ваша хата?
-- Наши хаты -- эльфовы палаты,
Отобрать их надо!..

- Томми, - благодарно всхлипнул Хрюдо, размазывая по морде мутноватые гоблинские слезы (Глянул потом мельком на лапу - чистая! Умыли, гады, как есть умыли!), - Томми, друг ситный, да хрен с ней, с выпивкой, подавись на здоровье! Я ведь думал - крышка! Думал, все кончено, прощай, Гоблиншир, не видеть больше мне зеленых торчков, пролетающих кожекрылов и трофейной колбасы из роханской конины! Думал, иду в Чертоги за гоблючье долготерпение! - теперь, когда страшное осталось позади, Брюзгинс совсем размяк и разнюнился. - У-у, живодеры светлые, за что ж они меня?
Хранитель приготовился рюмить, но его разом привели в чувство слова о кладовке.
- Братва! - взвился Хрюдо, тормоша осоловелых гоблинов. Он все еще хлюпал носом, но унылая морда Брюзгинса становилась все благостней с каждым мгновением. - Айда лутить! Я, короче, с одним уруком корешился, так он приговаривал, не полутишь - не получишь! Кто последний, тот эльф позорный! - Хрюдо спрыгнул с кушетки и бросился к двери, путаясь в полах больничной рубашки.

- Кто здесь?! - испуганно растормошился Пын. - Где я? - внутренне холодея, он стал оглядываться, пока не прикипел к паре розовых пушистых тапочек, лежащих перед кроватью. - Это еще что такое? Изверги! Хмырри, ты погляди, а!
Хмырри, еще не придя окончательно в себя, ответил приятелю сдавленным мычанием и стал мотать головой, плотно сжав губы.
- Нет, только не шоколадку! Только не шоколадку! Умоляю вас, граждане санитары и медсестры!
- Оооо... - сочувственно протянул Пын, услышав названия полумифических чудовищ. - Попал ты, брат!
И еще раз с сожалением вздохнув, в благотворительных целях сбросил Хмырри с кушетки на пол. Ну, чтоб тот очнулся.

С горем пополам разобравшись, что к чему, оба вскоре наперегонки неслись за Хрюдо. Хмырри уверенно побеждал - его легкие оказались немного целее Пыновых. Коридоры и комнаты Упокоищ еще хранили мрачные следы недавнего пребывания здесь эльфов и других мерзких чудовищ - недопитый чай с рассыпанными рядом крекерами, включенные, еще не успевшие погаснуть лампы, плакаты на стенах, пропагандирующие здоровый образ жизни... Пробегающих мимо гоблинов то и дело передергивало, мутило, пока, наконец, Хмырри не стошнило всеми его шоколадками прямо под огромное цветастое полотнище с надписью - "От нас никто не уйдет не здоровым!"

Палата... Режущий глаза свет... Выворачивающий наизнанку запах хлорки, смешанный с тошнотворным амбрэ ароматических палочек.
Спеленутое смирительной рубашкой зеленое тело, лежащая пузом кверху на выскобленном дочиста столе. ...Его собственное тело.
- Ну что, морготов выкормыш, попался? - в мелодичном и до отвращения чистом голосе сквозит ленивый интерес пополам с показным участием.
Он с трудом скашивает слезящиеся от нестерпимо яркого света глаза. В зубоврачебном (или лучше сказать, клыкодерном) кресле, закинув ногу на ногу, сидит эльф. Точнее, эльфийка. Стройная высокая дева с неправдоподобноо идеальным лицом и вышитыми на вороте платья рунами. "ИИ" - "Исцелительницы Ирмо". Самая совершенная служба дознания, когда-либо существовавшая в Средиземье, перед которой меркло даже искусство палачей Дориата и Гондолина.
- Убирайся в Аман, ясноокая стерва!
- За "стерву" прощаю, - бархатным голос "исцелительницы" сладкой патокой проникает в уши. - А с возвращением в Благословенный Край мы пока торопиться не будем. ...Кстати, знаешь ли ты, что эльфы - это орки, похищенные Оромэ и светлым чародейством и здоровым питанием измененные в Валиноре? Так что мы с тобой, в какой-то степени, родственники. ...И ты сейчас мне по-родственному быстренько и внятно расскажешь про численность, состав и направление движения вашего отряда. ...Угу?
- А ого-го тебе не ага-га?
- Что ж.., - эльфийка встает и направляется к нему. В ее голосе звучит почти неподдельная грусть. - Тогда мне придется убедить тебя это сделать. Клянусь Валакиркой, ты все равно заговоришь. ...Сначала я пройдусь по твоему телу намыленной губкой, затем подстригу когти на всех четырех лапах... Потом я волью в тебя пару пинт рыбьего жира, почищу клыки и повяжу розовый бантик на твою упрямую голову...
Улыбающееся лицо склоняется над ним, изящная рука касается щеки, а он тщетно пытается отвернуться от исходящего от эльфийки аромата фиалковых духов...

Внезапно кошмар исчез. По крайней мере, частично. Палата и кушетка остались, но свет несколько померк, а "исцелительница" пропала. Вместо нее обнаружился взбудораженный Хрюдо Брюзгинс, пытающйся растолкать Хмырри и Пына. На подоконнике сидел улыбающийся и как всегда что-то напевающий Забродил.
Хам с отвращением оглядел себя и принялся яростно сдирать с себя белое, без единого грязного пятнышка полотно рубахи. По всему выходило, что старый укурок Томми не врал, и все они действително оказались в каком-то жутком и явно светлючем месте.
- Айда лутить! Я, короче, с одним уруком корешился, так он приговаривал, не полутишь - не получишь! Кто последний, тот эльф позорный!
Хрюдо, а за ним и оба балбеса радостно ломанулись из палаты на волю. Хам, содрав с себя последние клочки больничной одежды, устремился вслед за ними, но выбиться вперед так и не смог (несмотря даже на тормознувшего на время Брендихлеба).
В конечном итоге они все оказались в единственном не вызывающем отвращения и ужаса месте. Покрытая паутиной - а самое главное, темная - кладовка была завалена грудой всякого хлама (от дорожных сумок и винных бочек до оружия и доспехов). Глаза болотника алчно блеснули во тьме, а загребущие лапы стали привычно шарить вокруг, пока не наткнулись на изогнутую рукоять, которая сама прямо-таки просилась в когтистую ладонь.
Хам придирчиво оглядел находку и тихо присвистнул. Ого! Ангбандский булат! Закален в эльфийской крови, прекрасно заточен, выкован шут-те кем и шут-те когда, секрет производства утерян. Одним словом - раритет.
- Хм, ребя! Я, конечно, последним дочикилял, - Хам растянул пасть в ухмылке и провернул ятаган в руке. - Но кто тут вякнет, что я - эльф позорный?

Урукханк.

Сарафан аккуратно подстригал очередной тщедушный бонсай, пытался настроиться на нужный лад, и в три голоса напевал песенку:

- Говорят мы бяки-буки,
- Как выносит нас Арда…
- Дайте Камеру нам в руки,
- Посмотреть на Короля!
- Ой, ля-ля, ой ля-ля,
- Посмотреть на Короля!!!
- Ой ля-ля ой ля-ля эхма!

- Скоро темная дорога,
- Выпадает Королю…
- У него назгулов много,
- А я назгулов люблю!
- И я тоже!
- Ой лю-лю, ой лю-лю,
- А я назгулов люблю,
- Ой лю-лю, ой люлю, эхма!

- Королёв дракончик умер,
- Бит и весь его отряд,
- Дело будет шито-крыто,
- Камера не любит лгать!
- А если соврёт мерзавка?
- Разобьём!
- Я тебя разобью!

Сарафан резко махнул ножницами, и срезал полдеревца.
- Порази его Манве!
- Кого?
- Тебя! Гы-гы-гы-гы!
- По-моему, он тебя обещал разбить…
- Ха! Пусть попробует!
- Ну-ка тихо там! – великий маг бросил ножницы на стол и принялся сгребать остатки бонсая, после чего силой мысли отправил их в дальний угол, к остальным дровам…
Совершив такую уборку рабочего места, Сарафан побарабанил пальцами по столу, и посмотрел на потолок.

- Интересно, что там делает Хендехох?
- Придумывает тысяча первое ругательство на тролльском.
- Врешь! Я его придумал! Ещё в прошлую Эпоху! У меня даже патент на него есть!
- Иди ты!
- Да вот те… вот тебе! Понял?!
- А давайте сходим и проверим? За одно узнаем, может, он тысяча второе ругательство придумал?!
- Ну конечно! Кишка у него тонка! Но проверить стоит…
- О Моргот! Это же надо, в кое-то веки разумное предложение от вас услышал… это надо записать…
- А сто грамм за это полагается?
- Ой, не надо! Лучше деньгами.
- ТИХО!

Сарафан подошёл к волшебному морозильному ящику, открыл его и задумчиво осмотрел его содержимое, в ящике было почти кристально чисто, лишь початая банка огурцов гордо стояла посредине:
- Мда… - проговорил тёмный маг.
После чего достал три огурца, положил их на тарелку и закрыл дверь ящика.
- И когда кто успел… - подумал Сарафан, подхватывая посох, и выходя на лестницу ведущую к верхней площадке Урукханка, на которой был заперт некромант.
Добравшись до люка который вёл на площадку, Сарафан, открыл потайной глазок и принялся высматривать, где находится Хендехох, убедившись, что волшебник сидит далеко от люка, Сарафан проговорил ключ-заклятье и с силой толкнул люк.
- Ага! Не ждал нас?

- Мое! Все мое, никому не отдам, - тем временем бормотал Хрюдо, обнимая кучу бесхозного добра, будто круглобокую разбитную гоблинку. - Эх, братва! - с чувством прогундосил он. - Да я ж Брю-юзгинс! Прокумекали? Брюзгинс! Мой дядя самых честных правил держался, когда с ним, хрычом старым, резались в "подкидного дурака" на бабки! Ясен пень, продувался начисто, а потом загребал весь банк из карманов. Виртуоз, едрить-кадрить! Вор и Взломщик с большой дубль-ве, - Хрюдо так распирала фамильная гордость, что он забыл, с каким недоверием косились на гоблинов, знающих хоть одну Черную Руну.
- Хм, ребя! Я, конечно, последним дочикилял. Но кто тут вякнет, что я - эльф позорный?
- Ни хруща себе! - протянул Брюзгинс, зеленея от зависти. - Где цацку надыбал? Ишь ты, какой ножичек... Ты, болотник, не забывай, кто в доме хозяин... Эй, ты чего! - подметив, как блеснули глаза Хама, гоблин трусливо дернулся в сторону и примирительно поднял руку. - Ладно-ладно, где еще тот дом... А на железяку мне наплевать, подумаешь, перочинная ковырялка! Я себе и не такую найду.
И нашел - именно такую. И еще одну. И еще.
- Тут у них чего, конвейер стоял? - буркнул Хрюдо, раздавая клинки. - Ты гляди, блин, и не выпендриться. Я ваще как, главный герой или пошмалить вышел? Мне бы свой Оскалобур, - гоблин мечтательно прищурился, вспомнив легенду, - или Грызвондыр, так я б всех этих дивнюков...
Вздохнув, Хрюдо махнул рукой.
- Ну ладно. Потопали, что ли? Одно старье осталось, кольчуги все ржавые, и шлемов у них ни хрена нету. Вот не свезло! Мне ж голову беречь надо, ее тут одна штука на четверых...

Хендехох смотрел с крыши на панораму окрестностей, которую считали очень живописной орки, любившие наскальную, настенную, напольную, настольную и напотолочную живопись. Эльфийские художники давно бы рехнулись и начали дружно отрезать себе острые уши, но некромант такой впечатлительностью не страдал.
Но взгляд колдуна был настолько сконцентрированно-мрачен, что последние несколько часов он развлекался сбиванием взором мух. Попавшие под прицел хендехоховских гляделок несчастные насекомые не выдерживали такого груза и стремительно падали вниз. Проделывая такую работу, некромант настолько глубоко задумался, что не сразу услышал скрип люка.
Когда он обернулся, перед Унылым предстала довольная и насмешливая физиономия Сарафана.
- От тебя я не приму даже чистый спирт! – торжественно произнес разъяренный чернокнижник, давая почувствовать меру своего презрения, ибо сказать такое было воистину страшно для темного. – В Бобруйск, жывотное! Убей сибя ап стену!

Сарафан чуть отпрянул от пленника
- Бобруйск переполнен! Вернулся!
- Упорствуешь? В Орку Назгулдемьянскую поиграть захотел?
- Ап стенку иво!!! В газенваген!
Сарафан выбросил из руки тарелку с огурцами, наставил на некроманта свой посох и прокричал:
- КГ/АМ!!!
Хендехоха скрутило так, будто он в один присест умял целую банку особой урукханкской горчицы, после чего его провезло по полу площадки и с разгону вдарило об один из зубцов башни.

Этот идиот опять все перепутал! Об стенку надо было размазывать кретина Сарафана, но никак не его, мудрого Хендехоха Унылого! Как больно, будто целый день лечебные процедуры проходил…
Собрав последние силы, Хендехох сотворил заклинание, правда, не подходившее к школе некромантии, но не очень сложное. Вспомнив свои опыты в телекинезе. Маг заорал:
- Под кат!
От одного из краев площадки откололся камень довольно приличного веса, и, описав дугу, хлопнулся на крышку люка. Та с маху обрушилась на голову не ожидавшего такого Сарафана. Некромант понадеялся, что у него есть несколько спокойных часов, но что дальше?
Психопатический скоро очнется и может вернуться снова с какой-нибудь эльфийской гадостью. Застонав и помянув Мелькора, колдун, еще кряхтя от боли, встал и два раза взад-вперед пересек площадку. Умных мыслей на обойденной площади не нашлось, и маг встал на ее краю, размышляя о бренности всего сущего.
Внезапно он заметил вдалеке стремительно растущую черную точку. Унылый удивленно посмотрел туда. Точка росла и вскоре превратилась в большую ворону, переваливавшуюся на лету то вправо, то влево, летевшую по весьма извилистой траектории.
Маг издал радостно-удивленный вопль:
- Аффтар жжот!
Это была одна из Ворон Мелькора. В свое время тот вывел породу гигантских ворон, однако они в боевом и транспортном смысле не оправдали себя. Очевидно, при изготовлении эликсира для их превращения из обычных было использовано слишком много разных травок, так хорошо знакомых гоблинам.
Поэтому вороны никогда не выдерживали прямой линии и крайне редко попадали в предполагаемого противника, почему и были почти истреблены эльфами и людьми, несмотря на кодекс Светлых Владык «Об охране природы», который Хендехох почитал верхом лицемерия.
Но сейчас выбирать не приходилось. Маг сотворил несколько пассов и заорал заклинание вызова:
- Мухтар, ко мне! – не интересуясь, как же тварь занесло в окрестности Урюкхана.
С трех попыток ворона уселась-таки на крышу, едва не сбив вниз два раза самого Хендехоха. Наконец некромант взгромоздился на нее, вцепился в перья и крикнул?
- Фас!
Ворона взлетела и понеслась, совершая время от времени кульбиты, заставлявшие мага поминать всех Вала, как Светлых, так и Черного, и Илуватара впридачу.

А тем временем...

Пын и Хмырри, стянув с себя рубахи, принялись гасать друг за другом по кладовке, старательно выбирая самые грязные и запаутиненые углы. То была древняя как мир гоблинская игра "Ахтунг", о происхождении которой ходила распространенная хохма о том, что ее изобрели эльфы. Пын, считавшийся чемпионом, победил и на этот раз с перевесом в три очка.
Когда гоблины пришли в нормальный вид и напялили на себя найденную тут же собственную одежду (ей лежание в пыльной кладовке пошла только на пользу), Морда уже зашла. Забродил, попыхивая чем-то сладковатым, уже ждал снаружи, кормя варгов стряпней своей горе-супруги.
- Злобная, злобная псина! - ласково ворковал Том. - Едва эльфов почуяли, сразу смотались, не то, что некоторые... а, что с вас взять, сам по молодости и не в такое наступал. Заточки, смотрю, надыбали, дело правильное, а то как налетят эти, со свистками, топором не отмахаесся. Если, не приведи Мелькор, придется с ними возиться, кричите как можно громче "Смерть легавым от ножа!", прицельтесь вот сюда и бейте со всей дури куда попало. Ну, все на месте, зубы-когти целы, рожи испачканы? Тогда в бой. Эта тропинка выведет вас на дорогу - и не смотрите, что она плиткой цветастой выложена, выведет куда надо, зуб даю. Как свернете на дорогу, скачите вон туда до упора. Там разберетесь, что к чему. А я повалю себе, мне еще запасы востанавливать...
И Томми, развернувшись, потопал назад, в лес, напевая:
"- В лесу родилась орочка, в лесу она росла, зимой и летой стройная, зеленая была..."

*****

Путь "до упора" занял почти всю ночь. Когда дорога уперлась в здоровые ворота, трижды обведенные колючей проволокой с висевшими на ней табличками с надписями 220V, Морда уже снова всходила. На боязливый стук из-за двери послышался неприятно жеманный голос:
- Ути-пути, кто тут у нас, гоблины? Целых четыре штуки? Видано ли, чтобы маленькие гоблинцы среди бела дня к нам приезжали? А за каким делом?
- Не твое собачье дело, открывай, пока в рыло не выхватил! - в последнем желании гоблины были единодушны.
- Уже бегу, дорогуши, уже лечу, не нужно ругаться, милые мои!
Привратник оказался под стать голосу - более-менее вымыт и причесан; он всем сразу не понравился, подозрительный тип. Ну да пес с ним - проехав через ворота, четверо гоблинов оказались наконец в нормальном селе. Встречались, тут, впрочем, и орки, и даже люди, но что ни говори, после санатория-профилактория даже такое село покажется настоящим наркопритоном, где четырем уставшим гоблинам везде рады. А те сразу повеселели, задрали носы, даже снова стали зыркать по сторонам - ну-ка, где тут что плохо лежит?

Гоблинская голова - вроде котла со смоляным варом, у кого бурлючим, у кого стылым и липким. Мелочи в этой бурде тонут, но если застрянет что-то поосновательней...
Ой-ой-ой.
- Мне шлем надо, - скулил Хрюдо, трясясь на спине варга. - Слышь, братва? Без шлема могут и того. За превышение скорости... А мне нельзя. У меня ж дело срочное...

Брюзгинс так приуныл, что даже привратнику хамить не стал. И по сторонам глядел вяло, пошмыгивая носом.
О-па!
Нет, что ни говори, а у человеков мозги куриные. Это ж надо было выставить кастрюлю на подоконник. И какую кастрюлю! Блестящую, с гнутыми ручками... Не кастрюля, мечта.
Хрюдо соскочил на землю, огляделся по сторонам - никого. На цыпочках подбежав к хате, он обхватил добычу обеими лапами - и отдернул их, коротко взвизгнув:
- А-й-й-ё!
И почему парок не унюхал? Нечего было сопли распускать, ныть про обмундирование. В кастрюле-то блестел масляными кругами свежий борщ, с пылу с жару...
Ну что, не выливать же. Пришлось портянки разматывать, прихватывать ручки...
- Остынет - сожрем, - пояснил Хрюдо, забираясь на варга. И мечтательно добавил: - А потом я ее приспособлю...

Хам блаженствовал. Глюк наяву, да и только! Он въезжал в поселок. На собственном варге. В окружении верных (относительно, конечно) дружбанов. С отменным-аж-закачаешься-в-натуре ятаганом в ременной петле. Его потенные мечты сбывались на глазах. Ну а то, что на груди покамест нет орденов, на плечах - накидки из гномьих скальпов, а камрадов - всего трое, вместо вожделенной сотни... Ничего, все приложится. Главное, что у него была ездовая зверюга и острющая железяка на бедре, а впереди - целый неизведанный мир, полный неграбленных покудова деревень и непуганных путников.
Небрежно перебрасывая в пасти самокрутку, болотник подбоченился в седле и принялся высматривать, что в этом населенном пункте можно было бы среквиздировать без ордера. Плетущийся в хвосте колонны Хрюдо нудел что-то о шлеме. Что бы хоть как-то заглушить скулеж камрада, Грыжа снова запел свою любимую балладу.
И был между нами один харадрим,
В сраженьях неистов и неутомим.
Он пел, разоряя чужие края:
"Харада, Харада, Харада моя!".

И пусть вместо варга мумак боевой,
Зачем он рискует своей головой?
Каким его ветром в ту степь занесло,
На страх рохирримам и эльфам назло?

Не в этих ли травах весенней порой
Убит был Гришнак, изенгардский герой?
К чему же, южанин, здесь песня твоя:
"Харада, Харада, Харада моя!"


Внезапно его пение (к небывалой радости спутников и селян) прервал дикий вопль Брюзгинса. Хам обернулся и увидел, как Хрюдо взгромождается на варга с полной кастрюлей какого-то варева.
- Остынет - сожрем. А потом я ее приспособлю...
- Это ты, камрад, молодец! - одобрительно хмыкнул несостоявшийся сотник. - Мой батянька тоже, бывалоча, трындел: "Главное, что б Мелькор послал тебе загребущие лапы и острые гляделки. А все остальное ты надыбаешь сам, если ты наглый и хитрый." ...Халявный закусон - это, конечно, дело, теперь бы еще угорилочки тяпнуть. ...О, гляди, братва, кабак! Айда за мной!

- Под кат!
Прохрипел Хендехох и махнул рукой, Сарафан, чуть изумлённо посмотрел на противника, тот явно попытался использовать какое-то заклинание.
- Ха!
- Лузер!
- Сейчас я…
БУМ!!!! Тяжеленная крышка люка шарахнула тёмного мага по голове, отправляя его в полёт по лестнице Урукханка.

- Манве любит пить компот!
БУМ!
- Почему? Да кто поймёт!
БАЦ!
- В самом деле, почему
БАХ!
- Он так нравиться ему?
- Ъ!!!*

Сарафан пролетел последний лестничный марш и влетел в открытую дверь, ведущую в лабораторию, где он безуспешно пытался вывести новый подвид эльфов, и эффектно скользнув по полированному полу лаборатории, влетел в свой рабочий стол. Колбы, мензурки, и прочая алхимическая посуда пришла в движение, весело забренчала, и начала падать на пол, орошая окрестности разноцветной лужей.

- Ух, ничего себе полёт…
- Где я? Кто я?
- Ъ%$@Ё Хендехох, он у меня ещё попляшет…
- А он умеет!?
- Научим!!!
- Да тихо вы там…
Сарафан тяжело поднялся с пола и опёрся на стол, пошарив по столу, он нашел неразвившуюся колбу с отфильтрованным дистиллятом и приложился к ней, после чего попробовал сделать пару шагов, но наступил в лужу и под громогласный крик, снова шлепнулся и выпустил из рук колбу с драгоценной влагой. Которая с завидной скоростью пролетела по лаборатории и шлепнулась в чан, в котором плавал очередной кадавр…

- Ну вот! Идиот косорукий!!! Какой самогон был…
- А ты что??? Не мог сам удержать!?
- Я её держал!
- Плохо держал!
- Нормально я её держал! Это из-за того, что ты на ногах держаться не можешь!
- А кто профукал крышку? Я говорил, что надо аккуратнее!
- Ух, я сейчас тебе!
- Да заткнитесь! Смотрите!

В чане, куда упал сосуд с самогоном, происходили странные реакции, жидкость закипела, заурчала, стала образовывать обильную пену, которая быстро перевалила за борт чана и стала растекаться по полу лаборатории. Внезапно жидкость и пена брызнули из чана, во все стороны, и перед изумлённым взглядом Сарафана предстал кадавр! Высокий, атлетически сложенный, с длинными, светлыми волосами, правильными чертами лицами, чуть более крупными и гораздо более острыми ушами, чем у его отдалённых родичей, и глубокими как озёра и столь же голубыми глазами…
Сарафан сглотнул и прошептал…
- Слив засчитан…



* - спасибо Дамиане за помощь с написанием стиха))

Жила-была в селе за колючей проволокой (нрпг: о какое странное совпадение!))) лихая вдовушка-красавица. То есть это она считала себя красавицей, а соседок-упырок тощими скелетинами с унылыми вытянутыми мордами и... впрочем, это к делу не относится. Вобщем, жила. Жила себе припеваючи, схоронив десяток лет назад(точнее безграмотная баба сказать не могла) муженька-трезвенника. Поговаривали, что она сама его и утопила в полынье, но подобные обвинения, высказанные вслух, карались одним из описанных ниже методов. Всем хороша была вдовушка, но особенно ценили в ней друзья-соседи-путники борщ да котлеты, картошечку да грибочки (всякие-разные), наливочки да самогон. Вобщем, крепкой и уверенной женской рукой содержала она маленькое заведение сродни общепиту. В обиду себя лихая вдовушка не давала, незванных гостей, желающих бесплатно поживиться содержимым ее погреба, встречала ухватом, или половником, или (этого больше всего боялись ее знакомые) сковородой - что ближе лежало. Если же вор уходил непойманным, то следующий его визит во вдовушкино заведение мог окончиться для него печально - вредная баба была не скупа на порошочки, чреватые кишечными и умственными расстройствами. Всем хороша была вдовушка, да был у нее один маааааленький недостаток, которая сама она правда считала достоинством: не умела она говорить тихо и медленно... Ни одна соседушка не могла похвастаться тем, что переспорила вдову. За это и прозвали ее Горланой, а настоящее имя так и забылось. В политике Горлана была не сильна, светлых от темных отличала с трудом. В независимости от того, под какими лозунгами ("За светлое дело Валинора" или "Во имя Моргота и Зеленого Уха") являлись к ней странные типы, требущие с нее оплату налогов натурой (в смысле продуктами), и те, и другие, как говорится, огребали по полной. И сковородой, и ухватом. А если не успевали вовремя убраться, то и кастрюлей по голове...
И вот представьте себе шок, и ужас, и недоумение, и ярость Горланы, обнаружившей пропажу любимой, ненаглядной кастрюлечки, с которой она была неразлучна последние лет двадцать!!! Прямо с окна!!! С горячим, наваристым борщом!!! Чудовищный вопль потряс окрестности:
- Кто посмеееееел?!!!!!!!! Уууууууубью!!!!!!! Покалеееееечууууу!!!!

Кабак, если приглядеться, обещал недетский уют. Два крыла его упирались в живописную и благоухающую свалку, так что вид из окон был просто замечательный. Здоровые раскоряченные ворота вели во двор, маленькая хлипкая дверца, изукрашенная милыми гоблинскому сердцу надписями открывала дорогу в сам дом. Сверху висела грязная и затертая вывеска, гласившая:
"ПЛЯШУЩИЙ КОЗЕЛ", ГЛАВНЫЙ ТУТА Я, ХАВР ЧАРКИСС! НЕ ЗВЕЗДЕТЬ, ЗА БИТУЮ ПОСУДУ ПЛАТИТЬ, СО СВОИМ НЕ ПРИХОДИТЬ, ИНАЧЕ Я МОРДУ БИТЬ.
И ниже, более мелким шрифтом:
"Кушайте, гости дорогие, смотрите, не обляпайтесь. На базаре нынче все дорого."
- Со своим не приходить? - разочарованно хмыкнул Хмырри. - Напоминает порядки старого Беззубинса, тот тоже плевался, когда свою сивуху тащили, шмонал на входе.
- Дурень, все равно своей нету, - отворяя гостеприимную дверь заявил Пын.
- Но это - принципиальный вопрос! - бурчал Брендихлеб, вваливаясь вслед за товарищем в закуренный кабак. - А тут ниче так, приятно.
Внутри и в самом деле было довольно приятно, не обманул внешний вид. Гости - гоблины, орки, даже люди, впрочем, вполне благопристойно бандитского вида - пьянствовали, домогались разносчиц и били друг другу морды, слышались повсюду крики, мат, звон битой посуды и одинокое надсадное завывание неведомого певца:

Тарелку - об голову, вилку - в лицо,
Бутылкой - пустой! - по спине.
Кровяка течет как дрянное винцо,
Стекают мозги по стене.

Пел, как выяснилось, сам хозяин - орк, человек - не разобрать. Все, о чем он вещал своим сильно нетрезвым голосом, он тут же наглядно иллюстрировал.
- Эй, чувак, нам бы четыре лежанки, где можно уронить булки, и места на свалке для двух варгов! - подал голос Пын, с трудом отдирая взгляд от разносчиц.
- Мигом, я мигом, - опрокинув в глотку остатки бухла в бутылке - чтоб добро не пропадало, Чаркисс широко размахнулся опустевшей стеклотарой и нырнул в самый центр мордобоя. И в самом деле, не успели гоблины опомниться, как хозяин уже снова стоял перед ними - даже не запыхался, козел пляшущий, раскидав семерых дюжих дебоширов.
- Здарова, недомерки, - учтиво приветствовал он четырех приятелей. - Из Гоблиншира приперлись? Давненько оттуда никакие придурки к нам не приезжали. Вам лежанки какие, по высшему классу, с девками там и прочим? Устроим, никуда не денетесь, хотя тут в последнее время такой кагал разных уродов собрался - то орава оборотней налетела, пожрала часть посетителей, то людишки подозрительные шастают, в плащах зеленых - не эльфы ли часом переодетые? Были б вы нормального росту, дал бы вам пинка под зад, но поскольку вы все такие куцые недомерки, есть для вас местяк - как раз под вас, гоблу, строили - с видом на свалку, грибками на подоконнике, потолком низким, все дела. Жрать будете? Это мы тоже мигом, посетителей много, мяса завались, девать некуда. В общем, распологайтесь по вкусу, ща все будет. Скока пинт высосете?
- Много, не будь я Хмырри Брендихлеб! - уверенно заявил Хмырри, долбанув себя в грудь кулаком.
- А, Брендихлеб... наслышаны, как же. Батяню твого знал, Дурри. Тот когда к нам заглядывал, ваще галлонами бухло хлебал. А вас, морды, как звать?

- Это Пын Пых, это Хам Грыжа, - перечислил Брюзгинс почти без запинки и не загибая пальцев. - А я Скрючинс.
Подумав, гоблин выпятил брюхо и для пущей важности прибавил:
- Тля буду.
- Ну-ну, - Хавр то ли хмыкнул, то ли икнул. - А за окном ваши блохастики? Ща пристоим. Эй, Клоп! - заорал он. - Куда провалился, мозгляк?
- Тута я, - из-под стола показалась окосевшая гоблинская морда. Завидев сородичей, Клоп вежливо отрыгнул.
- А Жлоб где? Ну че хлебалку разинул? Не знаешь - найди! Давай, шевели окороком! Скажешь ему, во дворе две блоховозки, нехай паркует.
Клоп тяжко вздохнул, со второй попытки вздернулся на четвереньки и, не поднимаясь, по вихлястой кривой пополз к дверям.
- Так это, о чем я вам тут втираю? - Хавр задумался, потом махнул рукой. - Ладно, отдыхай, гобла. Башка дырявая, да еще заморочился, вкалываешь тут, как гном-стакановец, ни задницу уронить, ни пойло посмаковать, все на бегу. А вы че стали? Двигайте к публике, там народ как раз заскучал, потащится с кодлы недомерков. Приятно ужраться. А соберетесь орать песни, так крикните, чтоб я уши заткнул.

Кабак был что надо! Хам сразу почувствовал себя, как в родной берлоге. "Путёвый контингент", весьма кстати всплыла в мозгах мудренная фразочка из словарного запаса Хендехоха.
Однако слова Чаркисса о недомерках сразу же швырнули Грыжу из глюков наяву в суровый реал. Нет, не тянул он в глазах местной братвы на бравого урука! Даже с козырным ятаганом на поясе. Обломно... А когда Хам испытывал чувство облома, он начинал злиться (тихо или громко, зависело от обстоятельств). В данный момент Грыжа злился тихо, правда это еще ни о чем не говорило.
У-у, крыса тыловая! - подумал он, искоса зыркая на хозяина "Пляшущего Козла". - "Барыга спекулянтская! Ряху-то какую наел! И вши, поди, породистые. ...Ну, ничего, я еще всех вас к когтю прижму, подстилки эльфийские."

Ярость, усиленная бурчанием голодного брюха, клокотала в исстрадавшихся без хмельного мозгах молодого болотника. "Заскучавшая публика" действительно с интересом вытаращилась на четырех новых посетителей. Ни одного свободного стола не было, стулья у стойки были заточены явно под кого-то намного повыше гоблинширцев. Проблему требовалось разрешить как можно скорее (заодно показав окружающим, что четверка гоблинов - не фуфелы залетные). Быстренько обежав маленькими красными глазками затянутый зеленоватым дымом зал, Хам остановил взгляд на трех не слишком матерых орках и вразвалочку направился к их столику, по пути растопыривая когти "веером" и "частоколом" выстраивая зубы.
- Слышь, растудыть твою, огоньку не найдется? А время сколько? Дай чирик, а? КУДА ты меня послал?!! - не останавливаясь затараторил он, в упор глядя на одного из троицы и не давая тому опомниться. - Борзометр шкалит, зелень клыкастая? А ну-ка живо зад от стула оторвал!
В конец офонаревший орк действительно поднялся ...и окзался почти вдвое выше гоблина. В голове последнего мелькнула позорная мыслишка извниться и сказать, что обознался. В таком случае оставалась надежда хотя бы остаться живым. Но морду тогда точно начистят и из кабака выкинут, как салабона отстойного.
Однако злость и природная наглость перевесили осторожность. Хам, яростно дыша орку в пупок, схватил его за ремень и задрал голову вверх.
- Ты хоть знаешь, кто я?!
- Н-не-а, - неуверенно пробасил орк.
Как после этих слов полегчало у Хама на душе, знал, наверно, лишь Мелькор Всевидящий! Теперь все зависело только от психологического напора и его собственной борзоты. А уж "брать на понт" Хам Грыжа умел, как никто.
- А хрен ли тогда нарываешься?! Тебе чё, Мандос повестку выписал? Учти, когда я трезвый, я за себя не отвечаю! Ты чё здесь вообще делаешь?!
- Повестка? - глаза орка в трех футах наверху тупо моргали. - Повестка, типа, была. Так что я здесь того... типа, от призыва скрываюсь.
- А ты сам-то чё за овощ с бугра? - попытался встрять в разговор второй орк. А третий молча кокнул о край стола пустую бутылку. "Что ты творишь, придур несчастный, тебя же сейчас покромсают!", долетел до Грыжи истошный вопль Хрюдо. Медлить было нельзя.
Отпустив ремень собеседника, болотник выдернул из петли ятаган и изо всех сил рубанул им по столешнице, отхватив от нее изрядный кусок. Бутылки и кружки пополам с закусью полетели на заплеванный пол.
- А ну молчать, когда я спрашиваю!!!
Выходка определенно произвела на орков впечатление (да и крик Хрюдо они, похоже, восприняли на свой счет). "Второй" так и застыл с открытой пастью, а "третий", мигом выпустив "розочку", повалился на мослы и завопил:
- Брат! Не руби, брат!
- Не брат ты мне, сволота гражданская! - категорично отрезал Хам, опустив оружие, но не убирая его совсем. - От призыва, значит, косим? В набеги, значит, боимся ходить? Кто не ходил, тот не темнюк! Для чего я с парнями кровную угорилку в степную траву из пробитой фляги проливал? Чтобы вы тут брагу дули и девок по углам тискали? ...Что б завтра же на сборной хазе были! А пока ...шустрите, штафирки, от стойки до сюда. И, не приведи Мелькор, если у меня или у камрадов моих боевых кружки дольше, чем на минуту опустеют. И чтоб счета за бухашку я от кабатчика не видел, ясно? Шуршать, салаги, живее шуршать!

Хам подкрепил слова увесистым пинком по первому попавшемуся орку и уселся за освободившийся стол, махнув рукой Хрюдо и остальным.

Тем временем в дальнем углу "зала" "Пляшущего козла".

Одинокий свечной огарок на столе давал больше чада, чем света. Скудные лучики не могли выхватить у тьмы и небольшой части исполинской закутанной в плащ фигуры. Впрочем нет, вру! Часть все таки могли. И этой частью был нос. Вернее не нос, а НОС. Здоровенный зеленый носяра с благородной горбинкой, которая дала бы фору хоть Туманным, хоть мглистым горам. Нос недовольно кривился в ответ на несообразные рулады и пролетающий мимо болванов с разбитыми мордами. Появление децлов вызвало довольное покачивание носа - его обладатель любил, чтобы все шло по плану. По его, само собой, плану. Но тут озверевший стрезву зеленый сморчек полез крошить батон на уважаемых клиентов заведения. Нос возмущенно затрепетал ноздрями, а из-под плаща донеслось едва слышное, но крайне эмоциональное "Вах!" и хлопок невидимой ладони по невидимому же колену.

После девятой кружечки Брюзгинса развело и пробило на лирику. Эта особенность водилась за ним давно: как нажрется, давай заниматься вампирским извращением - "импровизация" называется. Без заданной темы. Мол, что вижу, о том пою.

По очереди прочистив обе ноздри, Хрюдо задрал морду к закопченному потолку и заунывно завел:

Хренеет гоблин одинокий
Бухая в стойбище чужом:
Что он забыл в стране далекой?
Какого прет он на рожон?
На нем штаны из тролльской шкуры,
При нем крутой уруцкий найф,
А он, оболтус, просит дури,
Как будто в дури вечный кайф...

По гоблинской роже прокатилась мутная слеза. Потом Брюзгинс утерся, встряхнул лохмами и другим, обыденным уже тоном деловито спросил:
- Есть?..

А Пын и Хмырри тем временем отрывались по полной, показывая себя здешнему народу с самой лучшей стороны.
Первый, усадив себе на колени зелененькую красотку из прислуги, курил на пару с ней один косяк и хрипло мурлыкал какие-то глупости про Гоблиншир, при этом оба ржали так, что пиво из кружки гоблина то и дело заливалось девке в корсет. Родич Пуха же, собрав вокруг себя небольшую толпу заинтересованных посетителей, пытался побить рекорд папаши Дурри, покоряя уже второй галлон. Оба были уже весьма красивенькие, трещали без умолку, то и дело опасно оговариваясь:
- А я вот, п-пых, у Брю... у брюзги этого Скрючинса, говорю, первые приятель! - твердил в надцатый раз своей клыкастой красотке Пын. - Он от меня фиг где корабль спрячет, везде найду. А трава у нас знаешь какая? Ты такой травы, п-пых, и не нюхала даже. Тутошняя трава так, полова сплошная! Хи-хи-хи-хи-хи, опять пролил! Где тряпка? А, далеко, дай так слизну.
- Глыньк-глыньк-глыньк, - опустошил уже которую кружку Хмырри, утерся рукавом и поднес к носу занюхивательный огурец. - Ик, щас спою! Че говоришь? Скрючинс? Какой еще нах Скрючинс... ах, ну да, Скрючинс! Родня, гришь? Ну, живет его родня, мать ее за ногу, помирать не хочет. У него такая родня, что лучше б померли, один дядька чего стоит, редкий даун, говорят, слинял к... Та о чем это я, давайте лучше расскажу о том, как у Криволапа крыша обвалилась. Помню, сижу, Пына жду, ну вон он, Пын, бабу лапает, его, короче, жду, кирпичики от нечего делать с бодуна из стенки вытаскиваю, а тут неожиданно - бабах! Все в дребезги, дому трындец, стены врозь, крыша на землю, выпрыгивает из камней Криволап весь белый - он герыч на дому изготовлял - и орет: "Узнаю, какая падла, оторву и скормлю". А? Ну а ты сам догадайся! Ну, наливай новою, а то, ик, сейчас точно спою!
- Да дался тебе этот Скрючинс, - ревниво одергивал Пын свою добычу, то и дело, оглядывавшуюся на Хрюдо и строившую ему глазки, - он, если хочешь знать, и не Скрючинс вовсе, вот. Ну, эээ... то есть Скрючинс, конечно, но и не Скрючинс... Не врубилась? А ты пыхни еще раз, тут все очень сложно. Понимаешь, с точки зрения банальной эрудиции каждый индивидуум, критически мотивирующий абстракцию, не может игнорировать критерии утопического субъективизма...
- Слинял? Ну да, слинял. Как раз в свой день рождения. Нажрался, как зюзя, пропел пару похабных песен, обозвал всех, кого чем мог, и слинял! До сих пор половина Гоблиншира его ищет, чтобы модру начистить, ик! Как это кто слинял? Том Забродил, блин! Итить твою, я о ком ща рассказываю?! Ты чем слушаешь, дубина без сучка? О Бульбо, Бульбо Брюзгинсе, даун ты, о дяде нашего Хрюдо... эээ... Скрючинса. Дай еще выпить!
Да, в разведку с этими двумя гоблинами начинающему уруку Хаму лучше не ходить.

То ли дурь попалась беспонтовая, то ли тоска была слишком уж сильная, то ли еще чего... Хрюдо высмолил уже пятую самокрутку, продолжая через затяг поглощать дешевое пойло, а ему все никак не вставляло. Не вставляло, хоть тресни! И даже когда Брюзгинс, в конце концов, треснул (сначала кулаком, а потом и головой) по уцелевшей части столешницы, ему все равно так и не вставило.
Хрюдо с завистью поглядел на двух молодых укурков, навязавшихся ему на немытую шею и скрипнул зубами от лютой зависти. Им-то, гадам, кайфово, а ему? Ему-то за что такая непруха? Затем он перевел взгляд на Хама. Этот тоже оттягивался по-полной, продолжая гонять трех замороченных им орков, с которых уже мыло на пол капало.
- Ладно, - изрядно окосевший болотник придержал за руку одного из бедолаг, как раз поставившего перед ним очередную кружку. - Хорошо шуршишь, молодой. Отдохни малехо, покури...
- Э-э-э... Я того, господин сотник ... Не курю, короче.
- Как не куришь? - Хам даже со стула приподнялся. - Это ты, салага, зря... Ну ни чё, щас мы это дело подправим, щас мы из тебя настоящего мужика делать будем... Иди-ка сюда...
- Г-господин с-сотник-к, - орочьи глаза округлились, а зеленая морда пошла лиловыми пятнами. - А может, н-не надо? Я вам лучше еще кружку п-притараню.
И орк медленно, стараясь не поворачиваться к Хаму спиной начал отступать к стойке.
- Э, клыкастик, ты чё? Ты чё... Ты чё обо мне, в натуре, подумал?! Элберет твою гилотониэль! - Хам взвился на ноги и едва не рухнул, когда наполненное хавкой и бухашкой брюхо резко потянуло его вниз. Грыжа с трудом восстановил равновесие и плюхнулся обратно. - Да ну тебя... Щас вот лучше спою...
И снова затянул свою остоэльфевшую балладу о замоченном на Пеленноре южанине. Хрюдо взвыл и зажал руками свернувшиеся трубочкой уши. Только этого ему сейчас не доставало.

С трудом харадрим подбирает слова
И мне отвечает: "Твоя не права.
Харад помогает здесь ваша страна.
Нас Мордор позвать на большая война!

На север моя уходить воевать,
Чтоб данная клятва своя исполнять.
Ведь с Мордор большая-большая друзья
Харада, Харада, Харада моя!"

- ЗАХЛОПНИ ПАСТЬ, РОЖА ЗЕЛЕНАЯ!!! - взревел Хрюдо, когда Хам остановился, чтобы сделать затяжку. - Достал уже со своей Харадой! Она мне уже в дневных кошмарах глючится.
Однако болотник, вместо того, чтобы послушно увять под гневом хозяина Торбы-Всех-Круче, попер на рожон.
- Не кроши лембас, десятник! Замочу и не замечу. Эту, как ее, субординацию забыл?
- Это ты забыл, с чьей грабли хаваешь!
- А в глаз?!
- Да не вопрос!
И Хрюдо сделал то, о чем мечтал с голопузого детства - а именно от всей своей гоблинской души засветил оборзевшему в корягу болотнику по сопатке...

То, что произошло потом вошло в лучшую десятку местных баек.
Хам и Хрюдо сцепились в самой натоящей гоблинской драке, нанося друг другу удары руками, кусая противника за уши и пиная коленками по пузу. Публика оживилась, кто-то (кажется, это был Пын) предложил делать ставки, идея была воспринята "на ура", и клиенты "Пляшущего Козла" разделились на две ватаги, дикими воплями подбадривающие своих фаворитов. К изрядной досаде Хрюдо, ставили в основном на Грыжу.
И действительно, более тяжеловесный и кряжистый Хам тупо давил Хрюдо своей массой, не обращая внимания на пинки и укусы. Брюзгинс чувствовал, что слабеет и выдыхается, а разъяренный болотник все напирал. И вот тогда...
Хрюдо сам не понял, когда у него в пасти на месте выбитого некогда дядюшкой Бульбо зуба очутился Клык. Но после этого во всем его щуплом теле проснулась небывалая, троллийская сила, а голову застил туман боевой ярости. Схватив противника за грудки, Хрюдо поднял Хама над головой и швырнул его на ближайший стол. Стол разлетелся на куски, а очумевший от такого закидона болотник, лежа пузом на груде щепок, бестолково вертел головой.
Но на этом Хрюдо не остановился. Взяв Хама за ноги, гоблин принялся крушить им, как дубиной, все и вся, не исключая барную стойку и посетителей. Толпа, враз потерявшая интерес к дармовой развлекухе, ломанулась к двери, нещадно топча упавших. А Хрюдо, шваркнувший потерявшего сознания дружбана об стену, начал ломать уцелевшие столы и стулья. Те предметы мебели, которые ломаться не желали, он просто разгрызал, выплевывая мокрые комки опилок на пол.
Когда в кабаке не осталось ничего целого, Хрюдо утер со лба пот и подумал, что нужно будет затребовать у Чаркисса ванну и ...ужаснулся этой мысли. Только сейчас он впервые почувствовал, что где-то внутри его черепной коробки уже давно звучал заунывный и страшный голос
...да-здравствует-мыло-душистое-и-полотенце-пушистое...
Сбледнув с лица, Хрюдо медленно протянул руку ко рту и выдернул Клык...

В этот миг неподалеку от деревни, в горах, резко оборвалась мелодия "Наша служба и опасна и трудна", которую вызванивали стремена, узда и подковы. Белый конь поднял голову и заржал.
С соседней горной вершины отозвалось такое же заливистое ржание.
Звонкое "иго-го!" ответило ему откуда-то издали, из мрака.
Светлый Витязь крепче стиснул поводья -- и тронул коня каблуками, повинуясь неслышному зову Клыка.
По горным тропам, по склонам напрямик, через мелкие речушки вброд стекался Белый Отряд к деревне, замыкая ее в кольцо.
Копыта девяти коней синхронно выбивали мелодию -- но уже другую.
По горам дробным эхом раскатилось: "Пробьемся, опера!.."

Сбледнув с лица, Хрюдо медленно протянул руку ко рту и выдернул Клык...
И тут же отлетел в угол, сокрушенный ударом могучей лапищи. Огромная закутанная в плащ фигура воздвиглась над замершим гоблином. Великан наклонился к Хрюдо и откинул капюшон. Оказалось, что это вполне чистокровный урук-хай, сейчас таких уж и не делают.
- Ы-Ы-Ы! - прорычал орк, бешено вращая глазами и обдав Хрюдо смрадным дыханием - Ы-Ы-Ы-Ы! - он был так зол, что ничего более членораздельного не мог из себя выдавить. Но глядя на скорченного на полу гоблина, урук постепенно успокоился и тихо, почти ласково проговорил:
- Вах, дарагой, тэбя мама в дэтстве башкой о камни нэ раняла?

- Вах, дарагой, тэбя мама в дэтстве башкой о камни нэ раняла?
- Нет, - пискнул Хрюдо, не рискуя покамест нарушать позу эмбриона. Боевая ярость схлынула тотчас же, как он вытащил из пасти Клык (который он, кстати, успел надежно припрятать во время короткого полета). - И вы, деденька, не роняйте. Вам-то я что сдела-ал?
Он уже успел несколько раз пожалеть, что затеял эту дурацкую потасовку. И чем ему эта песня не понравилась? Хорошая баллада про путевых темнючих пацанов.
...Но как же все-таки здорово он засветил в хлеборезку этому Хаму!

- Врежь ему еще пару раз. Для ума, - процедил в это же время болотник. Процедил намеренно тихо, что бы его не услышали, ни тот, ни другой.
Очнулся он быстро, так как был гоблином не самым хлипким. А громко вякать не стал, так как был гоблином не самым тупым. Грыжа умел уважать чужую силу и старался делать так, чтобы эта сила как можно реже применялась в его адрес.
...Но если бы не Клык, хрен бы тогда этот Хрюдо так здорово засветил ему в хлеборезку!

Хмырри с Пыном, покатываясь со смеху, повылазили из нычек, в коих отсиживались, уважительно поглядывая на первоклассную потасовку.
- Да, веселуха, - довольно протянул Пын, отшвырнул пинком с дороги чью-то оторванную руку и глубоко вздохнул. - До нас им еще далеко, но хлопцы стараются, стараются... Верно, Хмырри?
Татуированный гоблин закурил новый косяк, выпустил облачко и толкнул приятеля локтем.
- К тебе обращаюсь, шморгляк! Сдох, что ли?
- Завянь, гнида. Смотри лучше, кто это вот там до Хрюдо прикапывается? Смотри, нос какой! Кажись из этих, "вах, дарагой изюмительный малчык, паднеми мыло, да?", что в Гоблиншире горячей собачатиной в лаваше торгуют, - Хмырри нахмурился и воинственно закатал рукава. - Спасать Хрюдо надо, а то пропадет он как мужик, вот чтоб капли в рот мне не брать, если я не прав!
Брендихлеб подобрал с земли битую бутылку, взвесил ее в руке, довольно хмыкнул.
- По моей команде - звиздячь ахтунга в причинные места, понял? Тут главное спиной к нему не поворачиваться, - со знанием дела давал Хмырри указания своему корефану. - Ну, поехали, первый раз не в Гондурас!
- Вааааргх! - взвыли гоблины и разом бросились на урука. - Сколько я зарезал, сколько перерезал! Оставь Хрюдо, козел, а то все кишки повыдираем! И жрать заставим, ага!

Движения урука были стремительны. По крайней мере, перманентно пьяным посетителям кабака показалось, что у него выросло еще несколько пар рук. Отчаянные гоблины, не теряя скорости, смачно встретились лбами и были отправлены прямиком на скрюченного Хрюдо.
Стоя над растущей кучей зеленой мелюзги урук обиженно произнес совершенно, кстати, без акцента:
- В кругах, к которым я близок, слово "козел" - очень обидное! - и обвиняюще наставил нос на Хмырри, которого угораздило оказаться сверху.

- Упс... извини, начальник, накладочка вышла, - бормотал Хмырри, щупая башку и откатывая битую бутылку подальше - не моя, мол, - не серчай, это все угорилка паленая, ага.
- Слезай с меня, козел! - шипел снизу Пын, сталкивая приятеля в сторону и вставая. На лбу стремительно надувалась здоровых размеров шишка. - Звиняй, Валар попутал, думали, вы из тех, что с южных гор, кто ж знал, что вы только притворяетесь! И вообще, это все он виноват!
Когтистый палец Пына обвиняюще ткнулся в Хмырри.
- Я? Я?! А ты сам на месте стоял, что ли?
- Так то ты мне сказал ему морду надраить!
- А погремушка на твоих плечах тебе на хрен Мелькором дана? А я тебе скажу - чтобы в ней мысли хоть иногда да гремели, чучело.
- Ах ты с... Правильно тебе врезал дяденька... эээ... дяденька... эээ? А как вас зовут, дяденька урук?

- Большое знание - быстрая гибель, - провозгласил назидательно "дяденька", выискивая, кому бы еще дать в торец.
Наверное из-за крупных размеров водилась за ним дурацкая особенность: раскачивался на драку он долго (по меркам своего народа), но раз уж пошла какая-то потеха с его участием, то либо держите меня вдевятером, либо получался вариант"но там же пустыня!!! Теперь - да". Урук прикинул, что если разнести домик по щепочке, наверное, боевой зуд уляжется. Но что-то мешало это сделать.
Что-то очень важное...
Очень-очень...
Ах да!
- Ищу одного мелкого хмыря, - заявил урук на всю харчевню. - Зовут Хрюдом. У этого Хрюда есть одна вещь, очень ценная для меня и моих друзей.
Он подозрительно уставился на гоблинов.

Бедный Хрюдо, в это время уже второй раз поднимавшийся на ноги – после первого его свалила пара друзей, свалившихся аккурат на пятую точку опоры и сделавших оную первой – громко икнул и снова приземлился на пол. В голове мелькнула мысль, что даже если в детстве его не роняли, сейчас это недоразумение было сполна исправлено. И не только на голову.
- К-какая т-такая нужная вещь? – нервно дернулся он, гася души порывы проверить наличие Клыка за пазухой. Потом спохватился и сменил тон (но не фальцет):
- И какой еще такой хмырь?! Я уважаемый и приличный гоблин, чтобы меня всякие там... – в этот момент урук характерно размял руки и Хрюдо шустро заменил эпитет на более приличный. - ...орки хмырями... э-э... называли... – судя по тому, что голос зеленого стихал с каждым словом, процесс мышления сдвинулся с мертвой точки и Брюзгинс на глазах умнел. Что и говорить, Болотник знал как надо разминать кулаки. – Кстати, а что за друзья?

Убедившись, что буря уручьего гнева прошла стороной, Хам рискнул подняться и принялся вытаскивать деревянные щепки, засевшие в особо оберегаемой его народом части зеленого тела. ...А вот и не угадали! Это вовсе не пузо, на которое гоблины даже доспехи не надевают, ибо оно само по себе - первоклассная защита (по крайней мере, от скользящих ударов и стрел на излете).
Покончив с этим не шибко приятным занятием, Грыжа неторопливо приблизился к дружбанам и возвышавшемуся над ними незнакомому носатому урук-хаю. В отличие от не слишком продвинутых Хмырри и Пына, буйно помешанный на всем, что относилось к этому народу Хам сразу же распознал в нем настоящего урука из той породы, что в свое время наводила шороху в тылах лохолесских эльфов. Болотник моментально понял, что такому огурцу сказочку про боевого сотника запросто не втюхаешь (да и по мордасам ему при нем же настучали), поэтому, не дав незнакомцу даже раскрыть рта для ответа на заданный камрадом вопрос, он представился гораздо скромнее:
- Разрешите отрекомендоваться, ваше неблагородие! Подневольноопределяющийся Хамло Грыжа! Поступать в ваше распоряжение категорически отказываюсь в виду особой секретности возложенной на наш отряд боевой задачи. Мой непосредственный начальник Хрюдо Брюзгинс не может сообщить сообщить вам своего имени из принципиальных соображений той же секретности, равно как он не уполномочен сообщать вам о транспортируемом нами Клыке. Дополнительно докладываю, что за все время пребывания нашей группы во временно оккупированном кабаке никаких особых проишествий не зафиксированно.
Все это Хам выпалил единым духом, так что даже синий язык на плечо вывалился. И сразу же, с интервалом в секунду, в его не до конца протрезвевшую подставку для шлема ударило две мысли:
"Нахватаешься, барлог поцелуй, от Хендехоха всякой зауми! ...А чё за пургу этот некромансер тогда про незнакомцев гнал? Надо пацанам намекнуть, чтоб зазря не болтали..."

Урук задумчиво поскреб живот, поискал взглядом зеленую мелочь, обосновавшуюся где-то возле его колен, попытался вычленить среди них того, что только что держал речь. Вроде бы, этот... или тот?
- Вольно! - хмыкнул великан.
Скривился: "ну и народ пошел... понятно, почему сейчас только и разговоров, что о Свете да о Свете. Где взять настоящую тьму? Первосортную, такую, чтобы хоть глаз выколи..."
- Как стоишь?! - гаркнул урук. - Пааачему лапы свесились только до колен, когда положено аж до самого пола? А ну ка! В колонну по...
"Нет, два - это слишком для их мыслительных процессов".
- ...одному и бегом шааагом арш! Вон пошли! Быстро-быстро-быстро!
Он пристроился позади колонны, чтобы удобнее было вразумлять и направлять отбившихся от стада "овечек" точными пинками в крепкие трудовые зады.

Так как в последнее время Хрюдо, пережив приступ клычьего... клыкастого просветления стремительно умнел и темнел, то быстро сообразил чего хочет орк. На пару порядков шустрее остальных гоблинов, благодаря чему в походную колонну ввернулся первым. Но по строевому номеру – вторым. Практичная жилка Брюзгинсов не позволяла идти первым и таранить грозные препятствия собственным, весьма ценным и незаменимым животом. Для этого существовала та же часть тела Хама, которого, кстати, надо бы...
"Ровно как не уполномочен сообщать вам о транспортируемом нами Клыке"! – Нет, Грыжа определенно стукнулся пятой точкой опоры и начал думать головой, что прямо таки смертельно. Однако вылечить зеленого друга возможности не было, ибо, хоть ноги Болотника и собственную точку опору Хрюдо, ту, что пониже спины, разделяли два неплохих буфера в лицах, животах и задах Хмырри и Пына, рисковать гоблин не хотел. Вдобавок, лекарский пыл (кулаком по кумполу, дабы думающая часть перешла обратно в пузо) остужало соображение недавней драки. Клык царапался за пазухой. Ныла челюсть. Бурчало в животе. В общем, были все условия, чтобы выполнять девиз предков... Какой? Да разве ж Хрюдо, нормальный молодой гоблин с нулевым уровнем исторического образования, знает?
Главное, молча. И наверное при этом вперед. С верой в великого Огра и башковитость урук-хая, выгнавшего из милого, замызганного, задымленного и полного невыпитого эля, небитой посуды, целой мебели кабака.

А вскоре после того, как цепочка гоблинов, конвоируемая бдительным уруком, покинула "Пляшущий козел",обреченный кабак был окружен сияющими во мраке светлыми фигурами. Одна из них держала наготове мощный защитный талисман -- "Ордер на обыск".
Командир группы в последний раз прокрутил в памяти древнюю Инструкцию:
"Пункт 1. Постучать в дверь и потребовать, чтобы ее открыли.
Пункт 2. Если дверь открыта -- ворваться и уложить на пол всё живое. Неживое, но движущееся (скелеты, зомби и т.п.) тоже должно быть уложено.
Пункт 3. В случае сопротивления -- пускать в ход "резиновые демократизаторы", в особо тяжелых ситуациях -- файерболы. В сомнительных случаях размышлять не рекомендуется: Мандос потом своих узнает.
Пункт 4. Если дверь не открывают -- она должна быть выбита плечом, тараном, файерболом, лбом пленого урука и т.п.
Пункт 5. См. пункт 3.
Пункт 6. Проверить у выживших документы..."
Командир с важным видом кивнул сам себе и хорошо поставленным голосом провозгласил:
-- Именем Манве -- открыть двери! Проверка документов!

С момента отбытия сборной команды Гоблиншира по бегу трусцой и урука-тренера прошло около суток. «Козел» еще приходил в себя после привычно бурного вечера и непривычно бурного завершения, а отряд, не найдя тех, кто нужен и понаклеив на дверях деревни объявлений с заголовком «Их разыскивает Валинор», отправился по следам начинающих спортсменов.
Хендехох в это время отдыхал на холме, стоявшем на неподалеку от кривендельской дороги, которую обычно звали попросту Кривопуть. И звали, надо сказать, не зря, ибо при ее прокладке то ли строители непрерывно пили, то ли оплата подряда шла за километраж…
Так или иначе, пройти именно по дороге никому еще терпения не хватило, хотя отдельные попытки из принципа предпринимались, однако даже самые стойкие, прошагав полдня и увидев, что за ними наблюдают остававшиеся в начале пути зрители с одного из соседних холмов, не выдерживали и возвращались запивать горе добрым самогоном.
Сам же холм назывался Забульбень, и на его вершине до сих пор виднелись остатки постоялого двора. Строители, отмечая сдачу дороги в эксплуатацию, на радостях разнесли его по бревнышку, а поскольку вслед за этим они свалили и местность стала не слишком оживленной, то и восстанавливать корчму не стали и даже сочинили легенду, что на развалинах лежит проклятье мучительного похмелья, поражающее каждого, кто употребляет здесь спиртное. Естественно, как люди, так и гоблины избегали этого места, как огня, несуеверный некромант спокойно отдыхал, покуривая трубку, прихлебывая спертую у кого-то наливку и наслаждаясь покоем после ужасов дороги на вороне.
Он знал, что о носителях Клыка должны позаботиться и сейчас ждал кабанчика, который мчался сюда, вызванный заклинанием Духа Невинно Съеденного Желудя.

Уфф... Ядрен саурон, вот это мужик! Вот это, я понимаю, урук! А как матюгается, аж слезы из носопырки капают! Уфф... А пинки-то, пинки-то какие отвешивает, куда там моему батяньке!
Восхищение принявшим командование продлилось, впрочем, не слишком долго. Не привыкший к физическим нагрузкам Хам, в брюхе которого по-прежнему бултыхалось непереваренная выпивка пополам с закуской в виде против воли попавшей в желудок грязи с кабацкого пола, вскоре почувствовал усталось. Задние (они же ходильные, не путать с передними хватальными!) лапы болели, надсаженная еще во младенчестве от чрезмерного употребления курева дыхалка сбилась, башку ломило от полученных сотрясений и преждевременного похмелья.
Сзади тяжело сопели, порой наступая Хаму на пятки, Хрюдо, Хмырри и Пын. Метры пересеченной местности сменяли друг друга, ночь шла на убыль, готовясь уступить место проклятому рассвету - предвестнику ненавистной Желтой Морды. А подгоняющий их урук, выглядящий до тошноты бодрым и неутомимым по определению, даже не думал командовать привал.
Грыжа, первое время продолжавший корчить из себя бывалого измордёра (то есть бойца изенгардо-мордорской армии) и даже подбадривающий камрадов нецензурными шутками, уже давно перестал зубоскалить, но сбавлять темп, несмотря на усталось, даже не думал и, вывалив язык, гадал кто-же из бегущих за ним первым взмолится о поблажке.

- Эй, начальник! Харэ мозоли на пятках шлифовать, давай перекурим. А то щас сдохну и вонять начну!
Кто, интересно, это вякнул? Хам даже бросил взгляд через плечо, а через миг до него дошло, что вяканье исходило от него самого...

Командир отряда пытался сориентироваться по карте дороги, снятой сверху, с высоты орлиного полета. Разумеется, орлами же. Кратчайший путь – о тракте и речи не шло – был указан красноречивой прямой, ясно говорившей, как хорошо быть птицей…
В итоге был выработан план – разделиться на две группы, каждой попытаться отловить местного жителя, просветлить его от пагубного влияния Тьмы дубинкой по голове и нашатырным спиртом под нос и вызнать путь, а также спросить о разыскиваемых.
Итогом его стало то, что первый патруль в составе пяти сотрудников под вечер наткнулся на развалины таверны.
Первые полчаса ушли на составление протокола об обнаружении объекта «на высоте неизвестной, именуемой местными жителями «Забульбень», в виде развалин из древесины. Предполагаемый возраст развалин – около двухсот лет. Предположительно использованы бревна… Площадь объекта…», и так далее. Затем начальство запихнуло протокол в огромную сумку, которой легко можно было убить тролля, уже начиненную отчетностью опергруппы, и скомандовало идти внутрь.
Хендехох успел под вечер заснуть, дожидаясь ночи, и был неприятно поражен, обнаружив вторжение представителей Света и порядка.
Разбудила его фраза:
- Всем крупнее таракана – лицом к стенке, бросить оружие, сдать спиртное и наркотики!
Вслед за этим развалины, где вечерние тени уже складывались с дневными – от остатков крыши – озарилось лучом света от одного из распространенных эльфийских амулетов – лампочки Илуватара.
Естественно, возмущенный некромант, от которого требовали расстаться с самым святым, оно же грешное, залепил бутылкой в лоб первому неприятелю…

- Под мышкой у Темного перекуришь, - привычно огрызнулся урук, к месту вспомнив подходящую поговорку из заповедей Больших Орочей. Вообще-то там говорилось о другом месте на теле неназываемого Темного, но с усталости урук чуть-чуть перепутал.
Он вообще легко все путал, кроме верного направления, потому что давно-давно при помощи вагона переломанных дубинок в него вколотили умную мысль. Если хочешь попасть куда надо, иди в обратную сторону той, куда хочется. Вот и Натужный лес кончился. Вот и кусты, что окружают болото и заводи. А вот и полчища комарья, которые сидят в засаде и ждут, когда какой-нибудь умник заглянет к ним на обед. Или ужин. За годы ожидания и мутаций вредные насекомые отрастили хоботки, способные проткнуть даже дубленую гоблинскую шкуру, что ж говорить о нежной обветренной коже потомственного урук-хая?
Басовитый гул, напоминающий близкое извержение, заглушил возражения его спутников. Комары, с трудом волоча отягощенные супер-хоботками головы, заходили на цель, как бомбардировщики. Лучшего погонялова для гоблинов отыскать было трудно. Повизгивая и разбрызгивая грязь, они ломанули форсировать болото так, что урук с трудом за ними поспевал. Тут уж ориентироваться было проще, с вершины горы прямо по курсу поднимался такой черный столб дыма, что сразу становилось понятно, кто там развлекается.

- Кто не сдастся, будет отправлен на отдых в покои Мандоса! – В крышу полетел предупредительный файербол. – Следующий будет на поражение!
Естественно, сдаваться Хендехох не подумал. Он во всю глотку заорал:
- Шухер!!!!
Оглушив звуковым ударом бойцов конного эскадрона имени Тулкаса, Унылый выиграл пару секунд.
Быстрое сканирующее заклинание показало, что в пределах досягаемости некромантии находятся скелеты крыс, обитавших в подвале, а потом вслед за людьми нелюдями покинув родные места и могилы великих предков.
Творить каст надо было быстро, поэтому для усиления эффекта Хендехох стукнул себя посохом по лбу и выкрикнул заклинание:
- Марабу-барабу, Леопольд, подлый трус, выходи!
Костяки внизу зашевелились и полезли наверх. В ожидании же этого маг дунул на свою не успевшую потухнуть трубку, усилив магией плетение дымных колец, которое так любил. Остатки помещение заволокло густое облако, в котором непривычные служители Света потеряли ориентацию, а частично и дыхание, ибо аромат вполне мог свалить с ног. К тому же от предупредительного файербола крыша начала дымиться и загораться.
Однако командир отряда не растерялся и заорал волшебные слова:
- Газ! Становии-ись! Равняяяяйсь! Смир-ррна! Покинуть помещение строевым полетом!
Запуганные враждебной магией Амана частицы столь любимого обитателями Гоблиншира дыма сгрудились в облачко и вылетели наружу, а в Хендехоха полетело два огненных шара и одно заклятие просветления. Последнее было совершенной глупостью, ибо затемнением некроманта в глубокой древности занимался лично Мелькор, и помочь тут мог разве что сам Эру, который, похоже, после потопления Нуменора страдал глубоким пофигизмом. Посему, пропустив заклятие, Унылый посохом отбил огнешары, один из которых поджег стенку, а второй отлетел обратно, изрядно оглушив одного из противников, хотя, увы, не причинив существенного вреда. Свое чародейство, как-никак.
Трое оставшихся в боеспособном состоянии стражей порядка синхронно выбросили вперед полосатые жезлы, с которых слетели искры, сплетшиеся в заклинание снижения скорости до полной остановки. Некромант почувствовал, как его движения замедляются, но тут наконец появились первые скелеты крыс. От укусов за ноги сосредоточение атакующих нарушилось. Обретя свободу, первым делом чернокнижник хлебнул магической жидкости из висевшей на шее маленькой фляги с этикеткой «Спирт черномагический. 96%». Само собой, надпись была на тайном наречии, которой спутники прочитать не могли, во избежание…
Силы колдуна сразу удвоились и толпа крыс захлестнула стражей порядка. Те отбивались всеми известными заклинаниями, от лучей, под которыми создания некромантии рассыпались прахом, до проклятий типа «Чтоб тебе есть на мою зарплату!», однако силы оказались не равны.
- Мафия пока бессмертна! Уходим, ребята! - приказал командир и, стряхивая с себя нападающие костяки, бойцы выбежали из помещения и вскочили на лошадей.
Довольный Хендехох вышел из помещения и увидел, что оно горит.
- Однако!
Маг не стал гасить остатки таверны а уселся неподалеку, под этот костерок приканчивая наливку в знак славной победы.
Вскоре невдалеке раздался топот кабанчика…

- Хмыри, ты ж у нас всезнайка, а ну признавайся в какую сторону идем? – Нарочито громко поинтересовался Пын.
- Ну тебя, сам спроси!
- Что, боишься к уруку подойти? Ха!
Пэрэпын протянул руку, пытаясь достать плечо бегущего рядом Хама.
- Хам, чего это мы так сорвались?
Все бы ничего, вот только дюжина комаров, что залетели в этот момент в рот гоблина, сильно помешали ему что-либо внятное произнести. Однако вырвавшееся бульканье произвело замечательный эффект на Хмыри – приступ смеха захватил власть над ртом гоблина, постепенно перемещаясь на горло, живот и ноги Хмыри. Вы когда нибудь бежали через болото, когда ваши ноги пытаются засмеяться? Вот лучше и не пробовать!
Урук-хай рывком выдернул гоблина, оказавшегося лежащим на животе в грязи и, придав ему ускорение примерно 46 размера, отправил бежать далее.
- Эй! Больно же! Ты вообще чего это раскомандовался? – Возмущенно заорал гоблин. – Куда мы бежим то?

Урук нагнулся к самой земле, шумно обнюхивая следы острых копыт на влажной почве по краю болота, затем выпрямился, удовлетворенно чихнул, шмыгнул и указал вперед.
- Вон тот прыщ обзывается Забульбень, хотя многим она известна как Завертькишок. Там какие-то разночтения.
Какие именно, он объяснить бы не сумел, даже под угрозой пытки под названием, от одного которого делалось страшно. Состояла пытка в том, что пытуемого запихивали в гроб, закрывали, а внутри включали свет, близкий по ослепительности к свету солнца.
До места они добрались быстро, заметив на западном отроге уютную канаву с головастиками, заросшую тиной и милой вонючей зеленью, гоблины решили устроить там привал. Урук привал разрешил, но сам полез выше, Хмырри и Хрюдо о чем-то посоветовались и, сделав героическое усилие, сумели догнать его на вершине. Хотя пыхтели в два носа и даже, кажется, попукивали от усталости.
На самом верху обнаружились развалины, остатки костра и куча начисто свеже обглоданных костей.
- Кто-то недавно держал ее в руках, - глубокомысленно возвестил урук, демонстрируя спутникам огромную берцовую кость. - Что вы думаете об этих знаках?
Он указывал на характерные следы зубов.

Запыхавшийся Хрюдо нагнал Болотника в состоянии, близком к безвременной кончине от удушья, голода, усталости и вопросов без ответов. Пожарище было проигнорировано, следы гоблина в жизни не интересовали – разве что узнать, как много народу бегало через потайной лаз в кладовке, - а поведение урука, учитывая болезненную пустоту в животах, смахивало на издевательство. Утонченное и неприличествующее нормальному уруку.
Благо еще, Хрюдо не одурел до такой степени, чтобы все это высказать вслух... Умненький (но голодный) Брюзгинз ограничился злобным пыхом, затем плюхом и наконец бурком:
- Без нас все сожрали, чего тут думать? Причем недавно. Опоздали на обед!