Корабль Тайра.


Солнце уже опускалось за горы, и очень скоро ночь должна была начать безраздельно властвовать над городом, лишь в доках всё ещё работали люди, разгружая и нагружая последние корабли, и дайме Акаихигэ с презрительной миной наблюдал, как грузчики тащат какие-то корзины и ящики по причалу.
- Господин... починка завершена. - капитан галеры неуверенно переступал с ноги на ногу.
- Так отправляйтесь, мы и так уже потеряли много времени, когда мы доплывём до Осаки? - Тайра но Акаихигэ недовольно скривил губы.
- Если ками будут милостивы...
- Ответ!
- Утром господин!
- Хорошо - князь неожиданно смягчился. - вы хорошо поработали, по прибытии я подумаю о награде для команды.
Капитан начал кланяться как болванчик, пятиться задом и говорить что-то на тему: "лучшая награда это служба вам..." Тайра махнул рукой, и капитана как ветром сдуло.
- Позовите Тодзаэмона... - прошелестел Акаихигэ слугам. - И готовьте трапезу для меня и гостей.
Чтобы понять, что старший телохранитель недоволен, не надо было даже подходить к нему поближе. Достаточно было встретить какого-нибудь самурая из свиты Акаихигэ рангом пониже. Один из таких, держась за распухающее ухо, проскочил мимо прислужника; тот даже не успел задать вопрос, где искать господина Онодэру.
- Ваши планы меняются, как ветер на море, - хмурый Тодзаэмон остановился рядом с сиятельным князем. – Но ваш слуга не предсказатель погоды, а всего лишь воин.
Акаихигэ хмыкнул.
- Ты плохо выглядишь, скажи моему лекарю, чтобы он дал тебе трав, дабы унять морскую болезнь, - Тайра сделал знак телохранителю подойти ближе.
- Никогда не доверял морю... – проворчал Онодэра Тодзаэмон.
Он встал так, чтобы видеть палубу за спиной господина; и особенно пристальные и подозрительные взгляды недовольный телохранитель кидал на каюту, в которой укрылись их спутники.
- Тем не менее, оно лучше людей - Акаихигэ же наоборот, стоял спиной к палубе. - Что замышляют люди, мы можем лишь догадываться, а вот намерения моря всегда кристально ясны.
Князь снова махнул рукой, и пара слуг, что стояли на небольшом удалении от господина заиграли на флейтах, на редкость громко и невпопад, какофония удалась на славу.
- Завтра мы распрощаемся с нашими спутниками, но меня тревожат их цели - Акаихигэ говорил тихо, но чётко. - Мы не можем отпускать эту троицу не узнав, что им надо в столице, их силы чрезмерны, это настораживает.
Онодэра Тодзаэмон согласился, что если уж никому неизвестный мальчишка из провинции Шимоцуке, посланный всего лишь с письмом в столицу, сумел перевернуть ход истории и играл затем императорами, как хотел, то что уж говорить о... гхм... человеке, который путешествует на борту их корабля.
- Хотя говорят, что тот мальчишка происходил из Сэйва Генджи, - добавил телохранитель. – Может, говорят правду, может быть, просто так болтают. У нашего гостя тоже интересное имя.
Акаихигэ на мгновение скривил лицо, но лишь на мгновение.
- У нас ещё остался тот... мм... настой, что там прислали из Китая? - князь улыбнулся - Раскрывающий Истину.
- Про ту часть, которую мой господин соизволил отдать лекарю, ничего не скажу, - потемневшее не только от загара лицо Тодзаэмона осветила ухмылка. – А та часть, которую передали мне на сохранение, пока еще не израсходована.
- Тогда нужно угостить наших гостей, - дайме довольно кивнул. - Всё лучшее, что у нас есть, для дорогих гостей.
- Всех троих? – уточнил Онодэра.
- Ммм... Нет, - решил дайме - окажем честь жрице, она заслужила отдельное обхождение.
- Да прекратите вы, наконец! - уже громко бросил Акаихигэ - Совсем играть не умеете!

(и Сон)

Кюсю

Старикашка не торопился возвращаться, зато, когда появился, нес обмотанный белой тряпицей большой котелок – слишком большой для маленьких ручонок. Кряхтя, поставил его на землю между корней и вытер лоб пестрым платком, сдвинув амигаса. Из-под крышки, когда он ее приоткрыл, донесся такой аромат, что вызвал бы голод и у сытого.
- Вот тебе каша, монах, - человечек протянул Ониваке глубокую деревянную ложку на бамбуковой ручке.
Дынька сглотнул так, что примолкли даже разгалдевшиеся по дождю лягушки. Болотный житель хитро глянул на него и вытащил из-за пазухи три больших сочных плода. Покрутил густо рыжие шары в руках, как фокусник на празднике, и кинул один голодному до блеска в глазах тануки.
Ни один из пиратов не двинулся с места. Киба прикрыл глаза, словно уснул и замер, словно жизнь вытекла из него. Только пальцы поглаживали флягу на поясе - лишь так и можно было понять, что главарь пиратов еще жив.
- Сейчас они будут есть, - негромко заворчал Сичибеи, - потом рассказывать мудрые притчи, потом захотят спать... А о том, зачем пришли, они забудут.
Тобое грустно вздохнул и стал глядеть на болото.
Онивака же считал, что спешить нужно только в том случае, если кто-то хочет видеть твою голову не у тебя на плечах. Да и в том случае – есть различные варианты. Но и жизнь в горном монастыре не прошла для него даром, поэтому две трети содержимого котелка перекочевала в желудок монаха с похвальной быстротой. После чего Онивака еще раз облизал ложку, протянул ее Тобое.
- Эй, мальчишка! Держи.

(+Роджер +Сон +Биш)

Пиратенок сверкнул глазами и поклонился:
- Благодарю...
Уговаривать его не пришлось, рослый мальчишка принялся за еду с невиданным энтузиазмом. Дынька тем временем прикончил две хурмы из трех и теперь поглядывал на оставшийся плод с вожделением, но уже смешанным с любопытством.
- Одзи-сама знает, где живет самый мудрый тануки? – спросил маленький хэнге, помятуя, что от Сичибеи можно получить и пинок.
- Знает-знает, - уверил его старикашка, который опять чему-то посмеивался, пряча блестящие глазки под шляпой. – А зачем он тебе, малыш?
Мудрой притчи, которой так опасался Табачник, не получилось, так как тануки, облизываясь, деловито поведал, что если они не отыщут великого мудреца, то у него, у Дыньки, нет никаких шансов обучиться магии (не то чтобы он совсем не умел, он умеет, но как-то не очень успешно), а если он не сумеет направлять магию, то никакая месть у него не получится, так как против людей с голыми лапами идти не годится.
- Пристрелят на месте, и всех дел, - вздохнул оборотень и почесал в затылке.
- А ты не такой глупый зверек, как кажется, - сообщил Сичибеи с некоторым удовлетворением, словно всегда подозревал в хулигане гения и вот теперь его подозрения оправдались.
- Умирать никому не хочется, - кивнул практичный тануки.

(и веселая Роджер, и Далара с котелком каши, и голодный Биш)

/да пребудет с нами ВслРджр, СнГк, Бшп и Длр/

Тобое в буквальном смысле отвалился от котла и упал спиной на траву.
- Жизнь прекрасна, поэтому и не хочется, - расслабленно и сыто проговорил юный пират, прикрыв глаза.
- Ну, раз все сыты и довольны, можно идти, - провозгласил дедок, почему-то с интересом поглядывая то на монаха, то на Тобое.
Он направился к едва заметной тропинке среди деревьев и стал переминаться с ноги на ногу у самой кромки леса, бормоча что-то себе под нос. Тем временем с разлегшимся пиратенком начали происходить диковинные изменения: на руках появились перепонки, волосы на голове исчезли, осталась лишь позеленевшая с черными полосками кожа, рот растянулся, а нос пропал. Старик-грибовик весело охнул, ткнув в мальчишку пальцем. Онивака тоже преобразился. Если бы обезьяны с гор Арашияма могли бы вырасти до таких размеров - стал бы одним из них. На заросшей рыжей шерстью круглой морде никак не могло нарисоваться смирение. Монах подцепил шутника - тот метнулся в укрытие, но не успел - посохом за шкирку, вздернул, так что теперь старичок болтал в воздухе пятками.
Сичибеи открыв рот смотрел на изменившегося пиратенка:
- Тобое! Эй, Тобое!
Мальчишка прикрыл глаза ладонью и посмотрел на Сичибеи:
- Что тебе, старик?
Табачник же молча ткнул пальцем на самого пиратенка и тот, проследив взглядом направление, и узрев, во что обратился, утробно заорал от ужаса. Как он успел вскочить из положения "лежа" в положение "скачу и размахиваю руками" так и осталось загадкой, но спустя ничтожную доли секунду несчастный парнишка оглашал своими воплями окрестности.

Дынька стрелой метнулся в высокую траву и спрятался в ней; если приглядеться внимательнее, можно было заметить, как блестят в изумрудной тени глаза маленького проныры.
- А ну возвращай все, как было! – потребовал Онивака, тряхнул старика так, что у того зубы выбили дробь. – Иначе вообще будет нечем жевать...
Тут ему в голову пришла другая угроза, монах подбежал к только что вытащенному на берег колоколу.
- Возвращай – иначе столкну его в трясину, а тебя отправлю следом!
Тобое продолжал орать, а Табакоя осмелился подойти к главарю:
- Киба?..
Пират открыл глаза, бросил взгляд на беснующегося Тобое, затем на монаха с добычей и проворчал:
- Разберутся.
И вновь застыл, словно внутри него воцарился мертвый штиль.
- Ну вот, чуть что, сразу угрозы и никакого веселья, - обидчиво надул губы старикашка. – Всего-то пошутил, а ты сразу в болото кинуть норовишь. Что за молодежь пошла...
Он дрыгнул ногами в попытке вернуться на землю самостоятельно, но не преуспел, только шляпа слетела. Зыркнул круглыми глазками на Тобое.
- Этот так скачет, что на лягушку похож и без колдовства.
Зашептал что-то неразборчивое себе под нос, перебирая пальцами, будто мял невидимый пук соломы. Иллюзию как птица крылом смахнула; люди вернулись к своему обычному облику.
- Все, отпускай! – потребовал обиженный болотный житель.

(SonGoku mo, Веселый Роджер mo, Далара mo)

- Вакааа!!! - раздался тут пронзительный (но уже вполне привычный) возглас из-за стены. - Что там опять случилось?! Неужели нельзя хотя бы час обойтись без происшествий?!
Спорщики замерли на мгновение, как застигнутые на чужой сливе врасплох мальчишки. Чин опомнился первым и сделал быстрый шаг к зарослями, чтобы скрыться там от возмездия, но Вака, воинственно подняв метлу, заступил ему путь.
- Ничего не остается, как открыться, - улыбнулся молодой человек, не смущаясь.
Из окна донеслось сердитое ворчание, и тонкая рука подняла решетку. Через пару мгновений из полутьмы комнаты выступило устало-разозленное личико девушки. Очевидно, она только недавно проснулась - простая прическа пребывала еще в растрепанном состоянии, а рукава были помяты.
Барышня протянула руки, тяжело положила подбородок на ладони, оглядела пришельцев и, наконец, наморщила нос.
- Вака, что здесь делают эти... - раздался презрительный смешок, - дети?
- Подглядывают за вами, госпожа, - недовольство в голосе служки усилилось стократ.
Особенно комично выглядела на его некрасивом грозном лице радостная улыбка, которую он не сумел скрыть при виде мико. Он воинственно качнул метлой в руках.
- Я сейчас прогоню их!
- Почему же тогда ты не даешь мне прохода? – удивился Чин; он насупился, должно быть, обиделся, что его посчитали ребенком наравне с маленьким воришкой, скользнул взглядом по девушке. - Жду, когда пронзительно закричит смеющаяся кукушка.*
-------------
* Использовано стихотворение Ямадзаки Сокана в переводе Биша.

(и Далара, и Сон, и я)

- Если бы госпожа тебя узнала, я бы тебя не отпустил, - грозно возразил Вака, пропуская загадочную фразу мимо ушей. – А раз она тебя не знает, то и иди отсюда подобру-поздорову, а то еще пропадет что-нибудь... И приятеля с собой забери.
- Он мне не приятель, - невежливо буркнул Хонсё, потихоньку отступая к воротам; амулет начинал жечься даже сквозь плотную ткань мешочка
- Вака, стой! – настроение молодой служительницы богов менялось крайне стремительно – она уже окончательно проснулась и весьма заинтересованно разглядывала незваных гостей. – А вы милые... Позови их сюда, Вака, и приготовь чай. Мне скучно. Кстати, куда подевался Такаги-но микото? Я его давно уже не видела.
Мико отошла от окна, чтобы подвязать волосы. Во дворе Чин встретился взглядом с Хонсё, вид у юного самурая был задумчивый и нездешний.
- Так вот за кем ты следишь на самом деле, хозяин странного талисмана...
- Следишь?! - жрица мигом бросилась к окну. - Ты следишь за Така... за моим спутником?!
В ее глазах вспыхнули недобрые огоньки, как у потревоженной тигрицы. Чин примирительно поднял руку, одновременно отстраняя Ваку, который чересчур уж с большой готовностью намеревался огреть его метлой меж лопаток.
- Он только хотел поблагодарить твоего спутника за спасение.
- Его многие пытались поблагодарить за спасение, и, как правило, из этого ничего хорошего не выходило. Оба быстро в дом и расскажите мне свои коварные планы относительно великого господина или признайтесь, кто вас нанял!
В голову мико закрались весьма странные и нелепые подозрения, но она была слишком мнительна, чтобы оставить их без внимания.

(все еще втроем)

Хонсё сообразил: все вокруг решили поиграть в неизвестную, зато интересную на первый взгляд игру из тех, в какие частенько играют взрослые, называя это просто жизнью (а иногда приключениями). Чем одно отличается от другого, он еще не совсем понял. Разве что «просто жизнь» с виду гораздо скучнее, чем приключения. Но почему бы им не превратить «просто жизнь» в приключения – этого он понять не мог никак.
- А может, лучше он выйдет? – предложил мальчишка. – В саду приятнее, чем в доме, а мы все равно уже все здесь.
- Общаться вы будете со мной. Хотя... Вака, где этот несчастный бог?! - гневно воскликнула жрица. - Я говорила, не стоит разгуливать по городу, вот, во-от! Теперь за ним увязались эти непонятные глупые парни!
Говорила девушка нарочито громко и четко, будто проверяла, нет ли поблизости Такаги-но микото. Тоненький усик плюща зацепился за решетку, побег, окутываясь листьями, проворно вскарабкался по стене, вполз в комнату, будто змея. И – обвился вокруг щиколотки мико.
Несчастный?
- Ай! - жрица дернула ногой и зарычала. - Пустите меня! Вы сами виноваты! Не надо было шляться неизвестно где!
Второй зеленый побег веревкой закрутился на запястье девушки. Чин, затаив дыхание, ждал, кто победит, неистовая мико или вдруг взбунтовавшиеся растения. Он потянулся было к мечу, чтобы помочь девушке выпутаться, но ветка дерева будто по собственному почину отвесила юному самураю оплеуху. Не вмешивайся! громыхнуло близким раскатом грома, так что все оглянулись. Но веранда была пуста.

(еще - Sayonara, Далара и SonGoku)

А мико все металась в плену плюща, скакала, билась и даже кусала побеги. Результатов это не приносило, и девица, уже изрядно уставшая, бессильно повисла, вцепившись пальцами в раму, и захныкала:
- Прекратите меня мучить...
Сочной темой зелени листья вдруг заалели – сначала по краю, затем краснота расползлась дальше, - потемнели, съежились, лозы потеряли гибкость и легко сломались под напором мико. И словно ничего не случилось, перегородка, что скрывала соседнюю комнату, отодвинулась. Хонсё уже был подготовлен, но все равно удивленно приоткрыл рот, ну а Чин даже попятился и лишь потом вспомнил, что отступать ему не к лицу. Ветер положил к ногам барышни сорванный где-то цветок – должно быть, в знак примирения. Жрица резко и обиженно выпрямилась во весь рост и долго, демонстративно отряхивала красноватый прах с одежды. А потом упрямо отвернулась к стене и безмятежно принялась ее изучать, не обращая ни на что внимания.
С норовом... Сквозняк играючи перекинул ароматный подарок на колени мико.
- Нет, нет, и не просите, - она даже глаза закрыла.
Но, то ли настроение у нее сегодня было миролюбивое, то ли цветок был так хорош, - девушка, выдержав нужную паузу, смягчилась, взяла подарок и равнодушно вымолвила:
- Ладно, но больше я вас прощать не буду.
Хонсё вспомнил свою полуложь – нельзя же было показать, что он врал! – и подошел ближе к веранде, хотя великан позади девушки внушал робость. Кое-как вспомнив, чему учили дома, мальчишка очень даже неплохо, по его мнению, изобразил поклон.
- Я хотел поблагодарить господина самурая за спасение на празднике.
Если он вообще помнит об этом, конечно, - мысленно добавил парнишка.

(да все та же четверка)

- Так что же там было-то? - мико не могла пережить, что ей еще ничего не рассказали.
Как-то так само получилось, что в роли повествователя пришлось выступить Хонсё: Чин не знал о происшествии и был рад сам послушать, Вака распустил уши, хоть и делал вид, что притаился в кустах с верной боевой метлой наизготовку, а с точки зрения Такаги-но микото ничего не случилось. Как только паренек закончил свое нехитрое повествование, мико, слушавшая очень внимательно, всплеснула руками.
- Ах, бедняжка! – она прониклась таким состраданием к Хонсё, что с трудом сдерживала слезы. Девушка промакнула рукавом глаза, всхлипнула и восхищенно повернулась к Такаги-но микото. - Знаете, иногда я горжусь, что служу именно вам. Такой благородный поступок!
Хонсё дожидался именно такого момента, а потому был готов.
- Ну, я пойду, всего хорошего, - обронил он негромко; вроде как сказал, а слышал ли кто, неважно.
Зажав полотняный мешочек в кулаке для надежности, мальчишка дал деру. Можно не отдать амулет Чину, но что он станет делать, если ками вдруг позариться на его драгоценность? Проверять, захочет ли, было не с руки.
- Куда?! - взвизгнула жрица. - Стоять! Я не отпускала! Вака, верни его!
Служка поспешно кивнул и помчался за беглецом с метлой наперевес. Он даже кричал что-то вдогонку, но добился лишь обратного. Парнишка прибавил ходу, мелькая чумазыми пятками. Вака сунул метлу под мышку и попытался воспользоваться преимуществом в росте. Проиграть перед лицом мико какому-то городскому оборванцу – да ни за что!
- А ну стой!
(все равно четверо)

Хонсё зайцем метнулся в сторону и пропал из виду. Служка остановился перевести дух, недоуменно оглядываясь. Улица как улица, по сторонам высокие заборы или крохотные палисаднички, в которых и не спрячешься. Куда, спрашивается, подевался мальчишка? Вака даже шмыгнул длинным носом от обиды.
Пришлось возвращаться с пустыми руками.
Конечно, мико вовсе не обрадовалась такому повороту событий. Она кинула уничтожающий взгляд на служку, чтобы он не думал, что его госпожа все еще в радужном настроении. А потом вспомнила, что есть еще другой мальчишка.
- Ладно, а тебя господин Такаги-но микото тоже спас? Или тут менее трогательная история? - крикнула она Чину.
Тот никуда не делся, хотя можно было предположить, что он воспользуется случаем и улизнет.
- Пока еще нет, - улыбнулся юный самурай. – Я всего лишь пробую свои силы в каллиграфии и сложении стихов. Все вокруг говорят, что кистью вашему скромному слуге выпало владеть лучше, чем мечом.
Он говорит как при дворе... как будто сквозняк из сада занес слова в голову мико.
- Вы позволите продемонстрировать мое искусство?
- Позволю, - жрица кивнула. Заинтересовалась.
Даже ее молчаливый спутник взглянул с интересом.

(вчетвером)

Дом на горе Йошида, Киото

Лежа на теплых, нагретых солнцем досках веранды (если уткнуться в них носом, можно насладиться ароматами дерева, пыли и масла, которым недавно натирали здесь пол), Шичиро размышлял о превратностях жизни. Он редко утруждал свою голову философскими мыслями, но сегодня иного занятия ему не досталось. Мир был ограничен. С одной стороны - отодвинутой перегородкой и комнатой, в которой две девушки сметали перьевыми метелками пыль и приглядывали за наследником клана. С двух оградой внутреннего сада, а с четвертой еще и ручьем, к которому от веранды вела дорожка из плоских, почти утонувших во мху камней. На берегу ручья прятался в зелени каменный светильник, тоже украшенный зелеными прожилками мха.
Мир был маленький и неимоверно скучный, оставалось только положить голову на руки и тихонько уснуть в его центре, потому что делать Шичиро все равно было нечего.
Тук – будто дятел уселся на веранду и пытается найти в гладких струганных досках жучка. Снова и снова. Настойчивый какой-то дятел попался, все долбил и долбил почти в одно место, не боясь людей.
Шичиро поднял голову, но никакой наглой птицы не увидел – только россыпь мелких камешков на веранде.

(и Далара)

Тук! – прилетел еще один.
Мальчишка подобрал его, взвесил на ладони и запустил в каменный светильник. Просто так. В кустах рядом с обросшим тонким слоем мха светильником зашуршали, раздвинулись ветки, и из-за листвы выглянуло круглое чумазое лицо. Хонсё улыбнулся щербатой улыбкой и тут же приложил палец к губам. Сделал знак: пошли, мол, отсюда, есть дело. Маленький Фудзивара оглянулся – говорливые девушки-надсмотрщицы отвлеклись, заспорили о тряпках. Тогда он беззвучно поднялся, он умел при желании двигаться тихо, хоть по жизни напоминал перекормленного тануки. И, сделав вид, что прогуливается вдоль ручья, неторопливо направился к кустам.
- Я наказан, - объявил он шепотом, застыв на берегу, словно памятник полководцу.
- Пф, тоже мне беда, - фыркнул его приятель. – Меня чуть не каждый день наказывают, и ничего. Не убьют же они тебя, если ты отлучишься. Там такое! – он сделал страшные глаза.
На круглом щекастом лице нарисовалось сомнение, что наследнику клана и потомку придворных (а может быть даже и выше) понравится, если его не просто запрут под замок в пыльной кладовке, но возможно и выдерут. Шичиро не привык к несвободе. Он кивнул и, стараясь не хрустеть ветками, полез в заросли.

(и Биш)

Рейд Кобэ. Корабль князя Тайра.

Слуги и повар постарались. Ужин, что они устроили было бы не стыдно подать самому Сыну Неба, занеси его судьба на корабль к Тайра. Впрочем такое уже бывало в прошлом. Но как и всё хорошее пиршество подходило к концу, хозяин приказал подать его любимый чайник, сиятельный князь разливает чай своим гостям! Слуги если и были удивлены таким поворотом, то никак не осмелились показать этого.
- Дорогие гости, - князь улыбался - мне даже немного грустно расставаться с вами...
Наконец, он видимо решил, что чай готов и его можно подать гостям. Акаихигэ взял чашку в правую руку, переложил её в левую, чуть не макнув при этом рукав кимоно в неё, но в результате без всякого видимого ущерба передал чашку жрице, прочие сосуды князь передал без особых трудностей.
Онодэра Тодзаэмон, который сидел, как и было положено, за спиной у сиятельного и держал в руках меч даймё, если и улыбнулся, то почти незаметно. Китайский фарфор сейчас был в цене, и немногие аристократы могли похвастаться, что владеют такими наборами. Телохранитель старался не сводить взгляда со спутника жрицы... хоть и старался, не быть слишком назойливым в своих подозрениях.
Мико уже некоторое время молча сидела, даже не глядя на остатки пиршества, поскольку где-то слышала, что в таком высоком обществе нельзя есть много, а роскошные яства упрямо уверяли ее обратном. Девушка с восторгом ахнула, приняв чашку из рук князя, и почтительно, с благоговением склонила голову.
- Благодарю...

(я, Сон, Далара, Биш и Сайонара... поплыли?)

Гордая, она пару секунд задумчиво глядела на ароматную жидкость, а затем поднесла край к губам и сделала глоток. Чай имел божественный вкус, и жрица, недолго думая, с наслаждением выпила еще немного. На дне еще блестела зеленоватая жидкость, но мико осторожно поставила чашку у коленей.
- Ой, - девушка дотронулась пальцами до губ и икнула. В течении следующих мгновений личико служительницы богов стремительно меняло цвет. Белая ее кожа, тщательно оберегаемая от загара, резко покрылась красными пятнами, потом снова побледнела, пожелтела, порозовела, и под конец на детских щеках мико появился яркий нездоровый румянец. Глаза, преданно устремленные на дайме, засияли, и жрица, откинув со лба прядь волос, прижала руку к сердцу.
- О сиятельный князь, какой... вкусный чай! Вы... вы так нас облагодетельствовали! – вдохновенным голосом начала она. – Без вас нам бы пришлось идти пешком через всю страну, а ваш легендарный корабль сократил наш путь вдвое. Я... я даже не знаю, как отблагодарить вас. Представляете, - тон молоденькой мико стал мягким, вкрадчивым и мечтательным, - я всю жизнь мечтала увидеть Киото. И не только увидеть, жить в нем. Говорят, это величайший город на свете... А, знаете, я родилась и выросла в деревне. Нас было восемь человек детей, а я старшая. И жизнь моя была невыносима – дети, много детей, и все хотят есть, пить, играть. А я слишком умна, талантлива и прекрасна, чтобы тратить свою жизнь на каких-то сопливых братишек и сестру... Но самое ужасное случилось, когда моя сестра, которая младше меня на год, вышла замуж! За того красивого парня, сына купца... – девушка всхлипнула и продолжала дрожащим голосом, - а я, я снова осталась старшей! И тогда, да, именно тогда я решила работать в храме, чтобы доказать всем им, что я умна, талантлива и прекрасна! И переплюну и сестру, и всех девиц в нашей деревне, а потом поеду в Киото и стану самой знаменитой мико в стране!

(похоже, это моя пафосная речь)

Она перевела дыхание и глубоко вздохнула. Ее талант говорить без перерыва обо всем на свете раскрывался полностью, когда дело заходило о самой прелестной Амари.
- И вот, я работала жрицей. Это было непросто, но я всегда справлялась. Иногда нудно было проводить церемонии, но мне очень нравились танцы. Представьте себе, великолепный князь, в ваше тело вселяется кто-то всесильный, всемогущий, непонятный... Потрясающее ощущение! – девушка доверительно кивнула головой. – Правда, я плохо все это помню, потому что теряла сознание. К тому же, в конце концов, и ритуальные танцы наскучивают. И жила я в ожидании чего-то, что изменит мою жизнь. И, знаете, однажды свершилось... свершилось великое чудо, величайшее из чудес!
Мико не слишком обращала внимания, слушают ее или нет. Она подняла дрожащие руки к небу и запрокинула голову. Ее красивым, но чуть нетвердым жестам мог бы позавидовать любой актер.
- Это был вечер перед ночью, когда на ваш благословенный корабль напали коварные пираты... Я была в храме и изучала предсказания небес. Сначала я не поверила знакам и своим ушам, но потом поняла, что хотели сказать мне духи, и выбежала на берег... И там, да, на берегу, был он. То спасение для нашего храма, которое обязательно прославит нас, и храм, и остров, и меня... ой... – девушка сбилась. В глазах внезапно поплыли силуэты рядом сидящих, растянулись и спутались в один клубок. Голова отяжелела, затрещала, и мико бессильно опустила ее. Закрыла лицо руками и тихонько простонала:
- А-а... Болит...
- Эй, там! Лекаря! - Акаихигэ хлопнул в ладоши.
Слуги засуетились, кто-то побежал за водой, кто-то за чистой тканью, кто-то за личным врачом дайме, человеком на редкость нервным, но именно ему почему-то князь доверил заботу о своём здоровье. Уже через несколько мгновений запыхавшийся врач осматривал молодую пациентку.

(+Сай+барон... то есть дон Алесандро+Биш)

- Что с ней, уважаемый? - с некоторым интересом спросил Тайра, он так и не двинулся со своего места и всё время суеты маленькими глотками пил свой чай.
- З-за-зак-купорка к-ка-каналов э-э-энерг-г-гии - заблеял врач, он всегда страшно нервничал в присутствии господина - Н-ни-ничег-го с-ст-страшног-го...
Онодэра Тодзаэмон, казалось, превратился в статую.
Молчаливый спутник девушки не спускал с мико напряженного взгляда, как будто от этого зависела его жизнь. Как будто он что-то вообще знал о жизни. Затем протянул руку, взял чашечку, из которой пила девушка – никто не успел помешать ему, - понюхал мутно-зеленый напиток. И выплеснул его на пол.
Вака возник из ниоткуда и как всегда сунул свой длинный нос в дела, которые его не касались. Пробурчал, старательно отворачиваясь от неразговорчивого попутчика, что-то невнятное на тему господ, которые пачкают все вокруг, а слугам потом убирать. Но кинулся он почему-то не наводить порядок, а помогать врачу, которому помощники были не нужны. Зато так Вака мог законно находиться рядом с девушкой и даже дотрагиваться до нее, чего сам безмерно смущался.
А мико, не услышав сквозь треск в голове слова врача, вяло захныкала:
- Я умру? Скажите, я умру? Не-е-ет, я не хочу так рано погибать... Я должна еще увидеть Киото, должна служить Такаги-но микото, прославиться и выйти замуж...
Ее голос утих, и можно было разобрать лишь горячечное бормотание.
- Сделайте же что-нибудь! – взмолился несчастный Вака.
Он искренне поверил, что сейчас умрет девушка, которая стала светом его жизни – служка ни минуты не сомневался, что без нее не сможет жить. Еще он был уверен, что все вокруг желают разлучить его с ней и погубить красавицу во цвете юных лет. Он бы бросился на кого-нибудь, но был слишком труслив, а потому только бесполезно ломал руки и тихонько подвывал.

(Дон Алесандро, Сон, Далара, Биш, я...)

Прекрати! громыхнуло у несчастного служки в пустой голове. Ты – мешаешь. Рослый воин положил ладонь на лоб мико, кожа девушки была горячей на ощупь, рука бога – холодной. Опустив ресницы, воин прислушивался к чему-то. Он больше не улыбался.
Не бойся, умирать тебе еще рано. Спи.
Жрица слабо всхлипнула, но замолчала и, благодарно накрыв ладонь Такаги-но микото дрожащими пальцами, почти сразу отключилась. Самурай подождал еще немного и поднялся, держа девочку на руках. Передал ее Ваке. Почему-то служка сразу понял, что его просят делать, не дождавшись советов. А Такаги опустился опять на циновке, снова взял чашечку, из которой пила бедолага-мико и – протянул ее хозяину корабля. Она опустела.
Тайра не пошевелился, ни единый мускул не дрогнул на его лице-маске.
- Да, тяготы пути всега подтачивают тело, даже такое молодое и полное сил как у уважаемой жрицы... - Акаихигэ махнул рукой, просьбы наполнить чашу он так и не услышал.
- Я-я-я п-про-п-прочищу к-ка-ка-налы - поминутно кланяясь, лекарь выполз следом за Вакой.
- О-о, нашей гостье повезло, правда, Тодзаэмон? - Тайра повернул голову к телохранителю. - Рвотное снадобье у нашего дорогого доктора, что веник - всё на свете выметет!
Онодэра Тодзаэмон позволил себе улыбнуться; да и как было хранить невозмутимость, когда память была переполнена воспоминаниями о похождениях лекаря. Некоторые самураи из свиты князя уже много раз клялись то ли кастрировать врачевателя, то ли накормить его собственными лекарствами, то ли сделать все это одновременно. Но улыбку будто стерли с лица старшего телохранителя, как только Тодзаэмон встретил взгляд немигающих птичьих глаз их необычного гостя. Ну а тот – будто не было нарушения приличий – налил себе сам, поднес плоскую чашку к губам. Но не сделал пока что глотка.

(Sayonara mo, SonGoku mo, Далара mo, дон Алесандро mo)

Если подобное нарушение этикета и вызвало неудовольствие у аристократа, то он и бровью не повёл.
- Скажите, достопочтенный, вы ведь наверняка следите за столичной жизнью?
Его гость кивнул - один раз, коротко, быстро. И не очень уверенно. Затем все-таки отхлебнул изумрудного цвета напиток из чашечки. И кивнул еще раз - оценивающе. И теперь уже Онодэра Тодзаэмон следил за ним в ожидании, подействует ли питье еще раз. Тайра мельком взглянул на телохранителя. Будто удостоверяясь, что тот на месте.
- Не правда ли богатый букет и тонкий вкус?
Гость недоуменно нахмурился, затем вновь кивнул.
Воистину.
- Вам нравится чай? - Акаихигэ почему-то повторил свой вопрос.
Онодэра пошевелился, меч, который он держал в руках, легонько стукнул о палубу. Но смущался телохранитель, сердитый на себя за непонятное ему самому ощущение неудобства, недолго.
- Он ответил моему господину.
- Значит, лекарь требуется и мне, - Тайра улыбнулся. - Я не расслышал, не могли бы вы повторить погромче, сделайте такую милость.
- Господин... не стоит... – начал было Тодзаэмон и замолчал.
Их гость поднялся с места – неторопливо, не делая лишних движений, с изяществом дикого зверя. Так мог бы подниматься из пучины дракон, если бы вздумал погреться на солнце.
Передай своему господину, что я помню о гостеприимстве. И поэтому он будет жив.
Дайме сделал жест ладонью, будто погладил кого-то.
- Не стоит, каро, не стоит - прошептал дайме.

(остались только мы с Алесандро и Бишем)

Кюсю

Тропинку невозможно было потерять – плоские камни, серые, потрескавшиеся, облепленные серо-желтыми чешуйками лишайника и зелеными прожилками мха, вели в чащу. Над крохотной поляной гонялись за добычей прозрачные стрекозы. Ветер с океана наконец-то добрался сюда, разогнал облака вместе с дождем, и над землей повисло влажное марево. У поворота тропы раскорячилось старое толстое дерево, из дупла блестела глазами деревянная лиса в красном платочке. Дед-проводник возглавлял процессию, и сверху могло показаться, что амигаса сама по себе летит над землей. Впечатление рассеивала только болтовня, которая из-под той шляпы доносилась. Слова несли в себе не больше смысла, чем шорох травы под ветром на лугу.
Онивака не унывал даже, когда вокруг лилась вода, сейчас и вовсе повеселел, а Дынька принялся скакать по окрестным кустам, стряхивая с веток радужные брызги. Вместе с ним носился Тобое, весь мокрый, но крайне довольный вновь обретенным человечьим телом.
Взрослые же пираты замыкали странное шествие и о чем-то негромко переговаривались. Сичибеи как обычно ворчал - все ему здесь не нравилось, Киба был внешне спокоен и даже расслаблен.
- Брось, Табакоя, - главарь пиратов смотрел на небо, - кто еще из пиратов может похвастаться, что предпринимал путешествие к великому танучьему мудрецу?
- Да уж, никто не хвастается. Грешно сознаваться в собственной глупости.
Путь оказался неблизкий и однообразный. Дед жужжал, Сичибеи бурчал, Онивака вставлял ради разнообразия цитаты из священных изречений, а тануки и его друг незатейливо радовались жизни, пока лес наконец-то не кончился, и перед путешественниками не раскрылись покрытые серым пеплом горные уступы. В горячих вонючих озерцах булькала вода. Тобое с сомнением заглянул в одну такую лужицу и принял решение держаться подальше.
- Не нравится мне это, - проворчал Табачник себе под нос, как будто до этого момента ему все нравилось.
- Придется потерпеть, - все так же безмятежно отозвался Киба, поглядывая на старичка.

(трое нас, окромя меня еще Сон и Роджер)

Киото

Чин задумался на мгновение, его слишком нежное для мальчишки лицо стало очень серьезным.
- Листья и пыль
В чашечке лотоса
Из снега цветок.*
Мико наклонила голову. На минуту воцарилось молчание.
- Сядь сюда, - она показала рукой на пол около себя.
Улыбаясь своим мыслям, Чин без спешки повиновался. Он не скрывал, что украдкой кидает взгляды на таинственного спутника жрицы. От того исходило ощущение древней силы, но был ли этот высокий человек божеством?.. Чин сомневался.
- Хорошо говоришь, - мико старалась вести себя важно и величаво. - Откуда ты?
"Вы просто притягиваете к себе диковинных людей", немножко недовольно подумала она и, запрокинув голову, взглянула на бога.
- Наш дом стоял напротив небольшой крепости Кумамото, - сказал Чин.
Он не жалел, что оставил негостеприимное побережье и людей, от которых так разительно отличался, но порой ему становилось больно от единственного взгляда на скалы и бьющиеся о них волны. Может быть, поэтому он и перебрался в столицу? Подальше от моря.
- О, ты издалека, - удивилась жрица. - А кто были твои родители?
Она была любопытна, эта девушка. На уверенном лице было написано, что ей хочется знать все до малейшей подробности.
- Я не знаю, - Чин улыбнулся. – Меня нашли на морском берегу в час о-магатоки, во время, когда чаще всего можно встретить демона или призрака.
В восхищении мико всплеснула руками.

-------------
* Использовано стихотворение Ямадзаки Сокана в переводе Биша.


(с Сайонарой)

- И кто же тебя вырастил?
- Местные рыбаки предпочли бы меня утопить, но отдали монахам. А затем меня усыновила одна семья. У них не было своих детей.
- Добрые люди, - всхлипнула девица. - Ну, а в столице-то что ты делаешь?
- Я ищу.
- Ищешь? - она округлила глаза. - Что? Деньги? Славу?
Собеседник засмеялся; собранные в длинный хвост черные волосы раскачивались в такт движениям.
- И их тоже, само собой разумеется! Но еще я ищу тех, кто поможет мне.
- В чем же тебе нужна помощь?
Чин задумался.
- Здесь неподалеку есть пещера, - сказал он, наконец. - Говорят, что если добраться до самой глубокой ее части, то там можно загадать желание, которое обязательно исполнится. Но идти одному...
- Желание?! - мико даже подскочила на месте. - Любое?
- Все, что только ни придет в голову, - Чин улыбнулся.
- Я помогу тебе! - девушка вцепилась в плечо паренька.
Судя по восторженно-жадному выражению ее глаз, теперь жрица готова была идти не только в пещеру, но и на край света.
- О... спасибо, - выдохнул Чин. – Тогда до завтра? Отдохни перед дорогой, я приду сюда рано утром.
Мико рассеянно кивнула. Теперь у нее появилась новая проблема - выбрать самое заветное желание.

(Сон и я)

Кюсю, роща мудрого тануки на горе Асо

Солнечный свет шафрановыми и горчично-зелеными бликами рассыпался под листьями, и оттого казалось, что в небольшой рощице затаился целый отряд суетливых лесных духов. Здесь ничего не напоминало душные, раскаленные каменные плато, шипящие выплески горячей земной крови. В кронах деревьев самозабвенно раскатывалась трелями какая-то птица, ветер стряхивал вниз ветки и подсохшие иглы. Массивные глыбы темного камня, закрывшие рощицу с трех сторон, только подчеркивали ее величину и уют.
Онивака опустился на землю, вытянул натруженные за день ноги. Вытер ладонью загорелое лицо, длинные космы его волос, что напоминали черные морские водоросли, трепал ветер.
- Хорошее место, - кивнул он заробевшему Дыньке. – Это здесь живет твой мудрец?
- Ага... – булькнул с перепугу тануки.
Киба уселся на траву, прислонился спиной к одному из валунов и щурясь смотрел на верхушки деревьев, где в листве, как в зеленых морских волнах, плескалось солнце. Табачник развил бурную деятельность по имитации бурной деятельности - он с серьезным видом расхаживал туда-сюда, недовольно качал головой, разглядывал камни и деревья, в общем, всеми силами старался в движении скрыть свой страх. Малыш-оборотень переминался с лапы на лапу, не решаясь сделать первый шаг.
- Превратись в кого-нибудь, - предложил бродячий монах.
Дынька замотал головой.
- Распознают... – вздохнул он и подошел к Тобое, робко стоящему в сторонке. – Пойдешь со мной?

(компания состоит из Далары, Роджер, Биша и мене)

Их проводник казался таким же свежим, как во время их первой встречи, будто и не шел все это время вместе со всей компанией. Он хитро поблескивал глазками из-под шляпы и поглядывал на каждого из спутников по очереди.
- Пойду, - Тобое серьезно кивнул Дыньке и грозно нахмурился, глядя на дорогу, хотя никаких противников там не было заметно, - а ты не бойся. Лучше давай я за тебя бояться буду.
Тануки кивнул и первым ступил на узкую тропинку,
которая уводила вглубь рощи. Второй шаг получился удачнее, третий совсем хорошо. Дальше дело пошло на лад.
Тобое шел позади, время от времени настороженно поглядывая по сторонам. Страх в нем мешался с гордостью - Дынька ведь его позвал с собой, а не Кибу, от которого в иных делах проку больше, и не Ониваку, который здорово сильнее. Так что Тобое готов был следовать за мохнатым другом и прикрывать ему спину от любых опасностей.
Тропка обрывалась небольшой поляной на склоне - огромный валун скатился вниз, примяв деревья, и проплешина так и не заросла. Камень походил на огромный мешок, неплотно набитый горохом и уже отмеченный чьим-то седалищем. Ручеек, текший откуда-то из-под обрыва, образовывал под ним небольшую темную лужицу в форме кольца. А еще - на серой поверхности явственно выделялся пушистый белый хвост.
Дынька откашлялся.
Кончик хвоста дернулся в ответ, но его обладательница и не подумала спускаться ниже.
- У тебя есть что-нибудь для подношения? – спохватился тануки громким шепотом.
Тобое сунул руки в рукава, поискал за пазухой, даже зачем-то внимательно оглядел себя, но ничего, кроме пары черно-серых голышей, найденных на одном из побережий, на которые сходила команда, и ценных лишь тем, что круглые и гладкие на ощупь, не нашел.
- Нету ничего, - покаянным шепотом ответил пиратенок, - камни только.

У Дыньки отыскалось и того меньше. Любитель улиток запаниковал, но все-таки сорвал веточку с недавно распустившимися цветами, выклянчил у Тобое один камешек и, разложив дар на листике, положил на землю у валуна.
- Мы хотели только спросить... – начал он и запнулся.
Хвост дернулся еще раз и замер в приподнятом положении, словно предлагая продолжать дальше... И по возможности кратко.
- Мы ищем самого мудрого тануки, - зажмурившись, выпалил скороговоркой Дынька, - чтобы научиться у него магии, чтобы можно было отомстить, потому что иначе не получается!
Он набрал в легкие новую порцию воздуха.
Хвост задумчиво вильнул. Перед Дынькой прямо из воздуха проявился призрачный молочно-белый силуэт его пожилого соплеменника. Туманный родич посмотрел выжидающе.
Тобое пялился на хвост во все глаза, пользуясь тем, что ответного взгляда от хвоста ожидать не приходилось, но когда возник еще один тануки, пиратенок быстро опустил голову и теперь только косился по сторонам.
- Нет... – Дынька понурился. – Это не он. Это чары.
Он вздохнул, подумал, не забрать ли подношение обратно, но так совсем не годилось, и поплелся от валуна прочь. Вид у маленького оборотня был очень несчастный.
- Эй, нет, ты погоди, - Тобое недоуменно посмотрел на друга, - ты так и уйдешь? Если бы пираты оставляли в покое корабль, который не захватили с одного наскока - пираты бы вымерли! Дынька, возвращайся, я не для того скакал лягушкой по лугу, чтобы теперь этак запросто пойти обратно. И Онивака не просто так тащил колокол. А главное - Сичибеи нас живьем съест, если узнает, что мы шли напрасно...
Пиратенок повернулся к призраку и взглянул на него, прямо и явно копируя недовольный взгляд и осанку своего главаря.
- Мы хотим говорить с мудрецом-тануки. Так что заканчивай мотыляться тут, дымок, показывай дорогу.

(толпа чуть уменьшилась)

Там, где прежде был хвост, нарисовалась еще и лапа, а потом по склону стекла и остальная лиса. Приземлившись на траву и слегка намочив в луже заднюю лапу, йокай бросил вслед тануки один взгляд и скользнул вперед - медленно, словно нарочно давая возможность передумать. Дынька оглянулся.
- Если здесь живет лиса, - сказал он, - ни одного моего родственника рядом не будет. Мы же всегда спорим из-за норы...
Лиса на ходу перетекла в снежно-белого тануки, словно в насмешку.
- Вот! Вот! Гляди! - Тобое ткнул пальцем в теперь-тануки. - Вот и нет никакой лисы. Спрашивай!
Дынька вернулся и, подобрав с земли лист бамбука с нехитрыми подарками, протянул его двумя лапами призрачной обитательнице здешних мест.
- Мне очень нужно научиться магии, - сказал толстый маленький обжора, распушив для храбрости хвост.
- Учись, - белый зверь остановился.
- Я родом с горы Инуяма, там почти не осталось колдунов. Но мне рассказали, что здесь живет великий мудрец, который может быть, возьмет меня в ученики. Возьми наше подношение, пожалуйста.
Высокая, почти прозрачная от худобы и невидимой, но ощутимой старости, женщина приняла подарок.
- Обе фразы - неправда.
У Тобое уже голова пошла кругом от постоянных превращений, он вдруг вспомнил, что вообще-то боится всякого там колдовства. Ну, кроме Дынькиного, пожалуй. Он осторожно поглядывал на женщину, потом на друга и снова на женщину.
Дынька то ли с отчаянья, то ли с перепугу кувыркнулся через голову, и перед хозяйкой рощицы уселся самурай в белой одежде. Рядом с ним на платке лежал короткий прямой нож.
- Тогда мне больше ничего не остается! – заявил оборотень, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
У Тобое отвалилась челюсть.

- Я сказала, обе. И про колдунов тоже.
- А... а кто он?
Дынька от волнения не мог удержать иллюзию, вот и сейчас самурай из зрелого мужчины превратился в юнца.
- Как я его найду?
- Он сам сюда пришел, - женщина снова стала лисой, и, утренним туманом стелясь над травой - вот-вот развеется дымкой - обошла тануки кругом.
"Дынька-колдун? - удивился Тобое, - ничего не понимаю..."
Черты лица юного лица сгладились совсем в детские, теперь посреди зеленой полянки сидел хорошо знакомый пирату мальчишка, растерянно сжимающий в ладони рукоять ножа.
- Я? Но я не...
Полупризрачная лиса фамильярно толкнула его лапой: "тоже мне, спорщик". Дынька смутился окончательно, он наморщил короткий вздернутый нос, как будто собирался чихнуть.
- Почему же у меня тогда получается все так путано? – горько спросил малыш-оборотень.
- Ты тренируешься от рассвета до захода солнца, год за годом, десятилетие за десятилетием, а мастерство твое все не растет, - казалось, перемены облика были для существа так естественны, что много труднее ему было сохранять одну и ту же форму.
- Ага, - понурился Дынька. – Все время что-то идет не так...
Тут он все-таки оживился.
- Но в чайник я превращаюсь даже без зеленого листика!
- Превратись в котелок.
Тануки кувыркнулся, и вот перед снежной лисой на полянке блестел чугунными боками в зеленовато-золотистых лучах солнца, пробивающихся сквозь листву, старинный кама. К литой в виде драконьей когтистой лапы ножке прилипли травинки.

(те же)

Древний зверь лапой перевернул посудину, а потом катнул в ручей. Котелок заверещал и выскочил на берег, взъерошенный и рассыпающий фонтаны брызг.
- Я плавать не умею, - признался Дынька.
- А котелку и не нужно, - покачала головой женщина.
- И что же теперь делать?
- Не забывать. Превратись еще.
Тануки отряхнулся. Мочить шкурку вторично ему не хотелось, но он послушно обернулся котелком. На этот раз целый фонтан воды сам выплеснулся на пузатую посудинку. Вопль возмущения был не так громок, как предыдущий, да и сохранить иллюзию почти удалось. В том-то и дело, что почти... И недолго.
- Лучше, - заметила новоявленная учительница и взмахом руки предложила третью попытку.
С несчастным видом Дынька опять стал чугунком. На этот раз вода начала появляться очень тихо и деликатно, капля по капле заполняя просторное дно. А потом - вырвавшимся на свободу половодьем ударила изнутри в стенки, высоким прозрачным венцом взметнулась над ними. Чешуйки ряски обрели крепость металла, засияли на солнце радужными разводами, складываясь в длинное упругое змеиное тело; голова гигансткой рептилии увенчали рога и спутанная грива, похожая на морские водоросли. Дракон угрожающе раскрыл пасть, выдохнув клубы тумана.
- А говорил, не колдун, - пожала хрупкими плечами хозяйка рощи.
- Это случайно, - рыкнул повелитель воды с удивительно
знакомыми интонациями.
В ответ на "неколдуна" обрушился еще один небольшой потоп.

/тут я, СонГоку и Китти, да/

Тобое только глазами хлопал. Вот Дынька оказался сам себе колдуном, а вот он стал котелком, что уже привычно, и даже палец на ноге вспомнил о встрече с этой довольно твердой иллюзии, а теперь - огромным драконом, что непривычно вовсе. Пиратенок аж дышать забыл, восторженно разглядывая прекрасного в своем величии хозяина морей.
- Ну, Дынька, ты даешь! - юный пират восхищенно покачал головой, - Видели бы Киба и Сичибеи!
Отливающий небесной синевой дракон изогнулся, демонстрируя, как он красив и ловок... если, конечно, постараться и делать вид, будто не замечаешь, что порой сбиваешь листья. И ветки.
- А потрогать можно? - поинтересовался Тобое, - никогда живых драконов пальцем не тыкал. Мертвых, правда, тоже...
Оборотень расхрабрился и опустился на все четыре лапы, заняв чешуйчатым влажным телом почти всю полянку. Глаза у хэнге радостно блестели.
Пират подошел на шаг ближе, потом еще на шаг, и ткнул пальцем в бок создания, явно ожидая, что палец погрузится в иллюзию. Но этого не произошло. Тогда Тобое провел пальцами по чешуйкам, погладил ладонью и заулыбался:
- Я не знаю, какие настоящие драконы на ощупь, но ты какой-то подозрительный!
- Конечно, я же ненастоящий, - согласился оборотень, который решил для придания себе уверенности побыть немного в чужой шкуре.
Правда, на земле он тут же запутался в лапах; их было столько же, сколько раньше, зато расстояние от передней пары до задней критически увеличилось. Впрочем, может быть, Дынька еще не отошел от полета.
- Но все равно очень... внушительно! - Тобое покосился на Учительницу, потом вновь залюбовался драконом, - А ты теперь в кого угодно можешь превращаться?
То ли тануки от возбуждения решил быть честным, то ли драконья натура иллюзии повлияла на маленького хэнге, но только он, смущенно морща нос, признался, что пока что не знает. Надо попробовать. Чем тут же и занялся с воодушевлением и азартом своей детской души. Перед изумленным пиратенком на небольшой полянке явились по очереди самурай в древних доспехах, монах высокого ранга в парадном одеянии, каменный Будда (не очень большой, а такой, какие ставят на перекрестках и вдоль дорог), лиса (белая, с девятью хвостами)... тут Дынька опять смутился и сделался мальчишкой в сползающих зеленых штанах.
- Только в Сичибеи не превращайся, - попросил Тобое, - его одного-то много... Чему ты еще будешь учиться?
Дынька уставился круглыми от прилежания глазами на хозяйку рощицы.

Она уже устроилась на траве поодаль, уютно сложив лапы крест-накрест.
- Ручей.
- Ручей? - непонятливо переспросил тануки.
- Превратись, - уточнила седоволосая хозяйка рощи.
Дынька иссяк. От недавнего восторга не осталось и следа, как только провалилась шестая попытка исполнить приказ лисы. Самым близким оказалась небольшая лужица с мутной зеленовато-бурой водой. Хотя малыш-хэнге все-таки украсил ее для правдоподобия ряской и жуком-плавунцом.
- Хорошо, - похвалила лиса. Подумав, добавила, словно через силу: - Научишься - возвращайся.
- А как же...
Сидящий на траве Тобое расстроился, но виду старался не подавать. Все так хорошо шло - эвон, какой дракон, пальцем потыкать можно, лапами машет... А тут какой-то ручей.
- Все получится, Дынька, - сообщил он оборотню со всей имеющейся уверенностью. - Я бы тебе помог, только не знаю, как. Я же просто человек.
И, сетуя на свою бесполезную в этих делах человеческую природу, Тобое поднялся во весь рост.
- Это задание, - уточнила древняя.
Дынька вздохнул несколько раз в надежде разжалобить строгую наставницу. Вернее, сначала вздохнула лужица, а потом уже и сам тануки, вернувший себе прежний образ. Он потер пальцами глаза, в которых немного рябило из-за молниеносных превращений лисицы. Затем сунул лапку в ладонь пиратенку.
- Научи меня понимать воду, - попросил он.

Призрачно-белый силуэт лисы стал еще белее и еще призрачнее. Очертания смазались, а потом ветер и вовсе унес в лес причудливый завиток тумана.
Тобое сжал тануки лапку:
- Киба расскажет, а-то я слов таких не знаю. Идем?
Дынька оглянулся, чтобы попрощаться с хозяйкой, но той нигде не было; тогда мальчишка кивнул другу, и они вместе отправились в обратный путь.
- Дожили... - бурчал (хотя и без должного рвения) всю дорогу оборотень. - Тануки у лис учатся... куда катится мир?
- Я что-то не хочу знать - куда, - Тобое поежился и махнул рукой. - Вон они! Мы вернулись, эй!
Первым в ответ махнул Онивака, хотя со стороны казалось – монах бессовестно спал, пригревшись на солнце.
- Удалось? – спросил он, запустил пятерню в гриву длинных волос, подергал без надежды, кое-как выпутал пальцы.
- Легенды все врут! – убежденно заявил ему в ответ Дынька, но, покосившись на Кибу, поспешно добавил: - Ну... почти.
- Нет мудреца? - с нехорошим интересом во взоре осведомился Сичибеи.
- Где же они тогда пропадали столько времени? – не удержался Онивака.
- Спали, - предположил Табачник.
Старик-провожатый весело захихикал. В его голосе не было и намека на злобу, скорее, он был доволен получившейся шуткой.
- Вы нашли то, что искали? - Киба, ради такого случая, даже открыл глаза и посмотрел на мальчишек.
Те переглянулись.

(+Китти+Далара+Роджер+Биш)

- Не совсем, - сказал Дынька и приготовился спасать шкурку бегством.
- Это – как? – заинтересовался Онивака.
- Там был... не тануки, - Тобое поднял взор на небо и заинтересовался очертаниями облаков.
- Не совсем тануки...
- Или - совсем не тануки? - подсказал смешливый монах.
- Но колдун! - Тобое кивнул, - точнее...
Он бросил взгляд на Дыньку.
- Колдунья, - подсказал тот.
- Да! Там была колдунья не-тануки!
Удовлетворившись этим объяснением, Тобое принялся разглядывать свои руки.
- А вы и впрямь думали, самый главный тануки это обязательно тануки? – хитро спросил дед и убрался в сторонку от компании, на всякий случай.
- Да, - искренне кивнул Тобое.
- А разве у людей самый главный - не человек? - удивился Дынька, застенчиво посмотрел на грозного Кибу и улыбнулся. – Извините...
Киба приподнял брови, но промолчал. Зато Сичибеи аж крякнул:
- Император - он...
И тоже умолк.
- А Император – сын Неба, - беспечностью Онивака мог поспорить с синевой только что упомянутых им небес. – Только, что-то ему не помогает родство.
- У людей так все запутано, - махнул рукой проводник и тоже посмотрел на Кибу, весело щурясь. – Другое дело магические существа.
- Другое дело, - кивнул Киба.
- Там был туман, - Тобое вздохнул, - я так и не понял, какая форма у него настоящая.

(толпой)

Киото

Звезды наконец покинули темный небосклон, и солнце только-только показало миру свою румяную, умытую макушку; сонные цветы в саду, окропленные ночной росой, еще даже не думали раскрывать пестрые чашечки; мелкое зверье дремало в норах; а молоденькая мико уже вскочила, перебудила всю гостиницу и щебетала так, будто была утренней пташкой, встречавшей новый день.
Она должна была успеть позаботиться обо всем до прихода таинственного мальчишки – о еде, о воде, об одежде, о предметах первой необходимости, ведь кто знает, что может понадобиться по пути к мечте. (К какой мечте, сама жрица пока толком не знала, не придумала, но с многозначительно-таинственным видом намекала Ваке и служанке о чем-то великом и прекрасном, что вскоре должно произойти). Мико успевала похлопотать везде, и вскоре так устала, что уселась в своей комнате и заявила, что никуда ни в какую пещеру ни за что не пойдет, потому что они не успевают собраться.
- И вообще, уже солнце взошло! А паренек еще не пришел за нами! Если он меня обманул?
Правда, к тому времени оказалось, что все нужное и ненужное стараниями Ваки было собрано и спрятано в нескольких аккуратных узелках. Да и Чин вскоре появился. Тогда мико мгновенно забыла о своей усталости и велела подать хороший, обильный завтрак – подкрепиться перед дорогой.
И вскоре маленькая компания тронулась в путь.

Побережье Кюсю

Сичибеи не умолкал весь обратный путь, изнуряя всех ворчанием и придирками. Впрочем, мало кто слушал. Киба изнывал от обилия земли под ногами, Дынька радовался своей жизни, хотя время от времени на него вдруг накатывали раздумья, и тогда он принимался сам себя покусывать за указательный палец. Когда авантюристы поднялись на борт корабля, палец заметно распух и побаливал.
- Нам требуется поговорить, - тануки подошел к капитану. – И серьезно.
Киба с явным удовольствием плеснул на лицо воды и вытерся:
- Говори.
Малыш-оборотень огляделся по сторонам, надув щеки для пущей солидности. Но все занялись своими делами, разве что монах Онивака пристроился на солнцепеке и дремал, прислонившись к мачте.
- Я иду на войну.
- О, - Киба посмотрел-таки на хэнге, - И кто же падет жертвой храброго Дыньки?
- Люди, - оборотень поразмыслил. – Не все. Только те, которые живут в замке Инуяма.
Он оскалился, подтверждая серьезность и искренность намерений, но забыв, что находится в облике человека.
- Ты собираешься уничтожить все население замка? - уточнил Киба с очень серьезным лицом, - Я, кажется, многого не знаю о твоих способностях...
- Мне и самому не так много о них известно, - вздохнул Дынька.
Он смотрел на зеленовато-сизую дымку на горизонте, как будто мог увидеть сквозь нее далекую провинцию Овари и старый замок в четыре этажа (и с двумя подземными, где в хранилищах было много еды, а в подвалах так весело было играть с людьми в прятки).
- Если придется, - негромко сказал мальчишка, - я убью всех, кто встанет у меня на пути.

( а вместе с Роджер!)

Киба внимательно оглядел Дыньку:
- Ты настроен решительно, маленький зверек. Ты когда-нибудь был на войне?
Тануки помотал головой.
- Только видел, как Нобунага разбил клан Такеда при Нагашино. Издалека... я сидел на сосне, и все видел. А потом мне влетело, когда выяснили, что я сбежал из дома.
- В первом случае ты лишь созерцал сражение. Во втором ты участвовал в битве, но потерпел сокрушительное поражение... Этого не достаточно.
Главарь пиратов задумался и после паузы продолжил:
- Так что же ты хочешь от меня? Ты сообщил мне о своем решении, я тебя услышал.
- Ты пойдешь со мной?
Будь здесь Сичибеи - он бы задохнулся на миг от возмущения... Но Сичибеи здесь не было, а Киба и бровью не повел, только спросил:
- Скажи мне причину, почему мои люди должны сражаться на твоей войне?
И сощурился, наблюдая за Дынькой.
Тануки перебрал в голове несколько вариантов: что Нагоя – богатый город, и пираты не откажутся ограбить его по пути, что вокруг Инуямы тоже много сладких приманок, что взяв этот замок, они покроют себя неувядаемой славой.
- У меня нет для тебя ответа, - сказал он.
- Ну, нет так нет, - легко согласился Киба и усмехнулся, - Я обещал тебе покровительство и защиту, а мое слово стоит дороже, чем ты можешь себе представить. Да и Тобое все равно за тобой увяжется...
Главарь пиратов встал, посмотрел на море, затем на небо:
- Думаю, боги и духи будут к нам благосклонны. Я очень не люблю скуку, Лисья Мордочка, - Киба снова повернулся к тануки, - и если ты предлагаешь мне развлечение - я не стану отказываться. С Онивакой, если он тебе нужен, договоришься сам - ему я не указ.
Дынька разулыбался и сгоряча дал честное танучье слово больше не воровать айву. По крайней мере, из запасов доброго капитана.
- Ты не пожалеешь! – пообещал он. – Будет весело.

/а не без СонГоку!/

И вновь их небольшой отряд шел по суше, оставив корабль под присмотром на берегу. Пиратов не радовало близкое соседство с шумной Нагоей и военными кораблями, но все-таки им удалось отыскать тихую гавань, а Дынька пообещал, что кто бы сюда ни заглянул, никто ничего не увидит. «Только я не знаю, сколько времени продержится заклинание», - сознался тануки, озабоченно почесывая нос. В рыбацкой деревне неподалеку их не приняли за мирных путешественников и уж тем более за торговцев. Меньше всего подозрений вызвал к общей легкой зависти только монах. А тот посмотрел на горы, что возвышались зелеными пушистыми складками впереди путешественников, на быструю речку, что булькала на перекатах, на почти развалившиеся сандалии у себя на ногах. И – указал посохом на крестьян, возившихся вокруг лодки на отмели.
- Так быстрее, - возвестил Онивака.
- Быстрее-то быстрее, а все ж долго, - запричитал Сичибеи, направляясь к лодке, - А ведь дело серьезное, ответственное!..
Тобое шел поближе к Дыньке, ему казалось, что так от него больше пользы:
- Всех убить? - деловито поинтересовался он.
- Нет уж, - подскочил на месте Сичибеи, - грести-то кто будет!
При одном взгляде на ухмыляющегося монаха становилось ясно: не он. Дынька рванулся было вперед, но Онивака ловко подцепил торопыгу посохом за ворот. Крестьяне оглянулись на шум, заробели при виде незнакомцев и одновременно согнулись в поклоне. Так и стояли в надежде, что на них не обратят внимания. Не дождавшись звука удаляющихся шагов, самый старший из них осмелился приподнять голову.
- Мы бедные люди... – заныл он, заискивающе поглядывая на Кибу.
- Довезете до замка - вернетесь домой, - сразу и четко обозначил их дальнейшие отношения тот и, не дожидаясь почтительного ответа лодочников, кивнул своим людям, мол, договоренность есть.
Пираты принялись стаскивать лодку на воду. Дынька под присмотром монаха приплясывал на мокром песке и вертелся, так ему не терпелось.
- Вон кусты, - подсказал ему Онивака. – мы тебя подождем.

(и еще Веселый Роджер и мрачный Биш)

Тануки наградил его презрительным взглядом.
- Долго еще ждать? - заворчал Сичибеи и тут же принялся командовать лодочниками, до чего Киба, понятно, не снизошел. Лодка качалась на легких волнах. Киба опустил пальцы в воду:
- Теряем время.
Он оглядел попутчиков, бросил еще один взгляд на реку и предупредил:
- Держитесь крепче...
Тануки, который сначала хотел обрести свой собственный природный облик и забраться к кому-нибудь на колени, отказался от этой мысли, так как лодочники и без того были готовы дать деру на все четыре стороны. Поэтому Дынька изо всех сил вцепился в борт плоскодонки и зажмурился, чтобы не так было страшно. Онивака устроился рядом с ним, пробурчал наспех молитву и сонно прикрыл глаза.
Где-то внизу, глубоко забурлило придонное течение. Киба еще поводил кончиками пальцев по воде, ловя волны, словно в задумчивости. И тут мелкие прибрежные воды обратились приливом - страшным и мощным. Первая волна, еще не слишком сильная, подхватила лодку, вынесла ее на середину реки и пропала, кувыркнувшись и уйдя на глубину, зато следующая, рыча и пенясь, рванула плоскодонку на себя и вверх, затем вперед, заметно накренив к носу.
Сичибеи позеленел и воззрился на Кибу, тот же, прищурившись, смотрел туда, куда несла их стихия.
- Скоро прибудем, - буднично произнес он.

(еще - Роджер и Son)

Где-то в окрестностях Киото

Умытое утро неторопливо, с наслаждением разрасталось в уютный и не слишком знойный полдень, и солнце поднималось все выше, охватывая свои несметные владения теплым, ласковым взглядом сырых еще, пронзительных лучей. Они вкрадчиво щупали свежую листву, промахивались и солнечными зайчиками сыпались на дорогу, весело прыгая под ненавязчивыми дуновениями тихого ветра.
На солнечные пятнышки и наступать-то не хотелось, а они так и норовили броситься под ноги, но нематериальная природа позволяла им лишь разгонять прозрачную тень на ступнях и одежде ранних путников.
Прелесть молодого, ясного дня не соперничала с роскошной, самовлюбленной красотой столичных угодий; покрывая золотистой пленкой поля и деревья, поджигая нетронутые зеркала водоемов, солнце выливало в зачарованные пейзажи всю радость, все счастье бытия, всю любовь свою к жизни.
Но не видела мико ни солнца, ни солнечных зайчиков, ни пестрой дороги, не чувствовала захлебывающего, опьяняющего тепла – она была необыкновенно молчалива; и потому, как ни странно, всем этим могли насладиться Вака и Чин.
Тяжелые раздумья мучили мико. Пока она тихо шагала перед верным Вакой, нервно теребя рукав и изредка хватаясь за голову, разум ее старался сосредоточиться на цели их небольшого похода – заветном желании.
Между черных бровей девицы даже залегла сиреневатая пухлая складка – так трудно было жрице придумать, что же, собственно говоря, ей больше всего хочется. А поскольку ночью, вместо того, чтобы думать, девушка крепко, сладко спала, приходилось мучиться сейчас.
Слава, известность, почитание и замужество отпадали сразу – мико даже не сомневалась, что добьется этого сама и в самом скором времени. «Но что же тогда? Что еще мне нужно? - Девушка терялась. – Деньги – точно нет. Во-первых, банально, во-вторых, это тоже придет. И что?!»
- У-у-у, проклятье! – мико махала руками, разгоняя негибкие, неповоротливые мысли.
«Хм, может быть, попасть ко двору? Или в самый большой и знаменитый храм в столице? Нет, все не то...»
Лучик, блеснув о звонкий ручеек, перебегавший тропинку, отразился и больно ударил по глазам кремовым светом. Мико прикрыла ладонью глаза и замерла над блестящей водой. В крошечной недвижной заводи отразилась она сама – миловидная, аккуратная, белокожая, причесанная.
- Я знаю! Знаю! – повеселевшая жрица вдруг подпрыгнула, резко развернулась и, напугав Ваку, хлопнула его по спине. Глаза ее хитро и счастливо загорелись.
«Хочу вечную молодость», - удовлетворенно решила мико.

(с тихой завистью выкладывает пост Сай)

- Пой, пой! Отчего ты не поешь?
Маленькая желтокрылая канарейка, в смертельном ужасе билась в руках своего хозяина, ухоженного, болезненно-красивого мальчика в парадных одеждах; на щеке его краснело неглубокое шершавое пятно – очевидно, отпечаталась пухлая ладонь, которой он подпирал забеленное лицо еще минуту назад. Он крепко держал желтую трепещущую птичку, вырванную из прозрачной тесноты родной клетки, за кожистую лапку и наклонил к ней усталые карие глаза, заглядывая в ее черные, бусинками, - пытался угадать в них немой ответ.
- Отчего ты не поешь?
Незадачливая певица лишь слабо чирикала, когда длинные, породистые пальцы юноши жестче сжимали ее хрупкие коготки.
- Бесполезная птица, - равнодушно заключил молодой хозяин и сильным, прямым движением отбросил желтый комочек в сторону. Обессиленная, канарейка не сумела расправить крылья и, упав в углу у стены, забилась в предсмертной судороге.
Над ней наклонилась девушка в темных одеждах и долго смотрела, как почти сияющее в полумраке комнаты тельце постепенно замедляет жалкие, порывистые движения, исчерпывая немногочисленные птичьи силенки.
- Тебе ее жалко? Жалко? – не оборачиваясь, с надрывом, с вызовом произнес юноша.
- Нет, Дзенчи-дзенно-сама, невыразительно и спокойно ответила девушка.
- Почему? – живо вскинулся ее господин.
- Это всего лишь птица.
- И птицы для чего-то существуют, - назидательно-укоризненно пропел юноша. – Иначе зачем природе было создавать таких слабых, таких тщедушных тварей, что и убить-то их можно одним ударом?
- Как вам угодно, Дзенчи-дзенно-сама.
Птичка дернула лапкой в последний раз – и замерла навсегда.
- Вели убрать ее.
- Слушаюсь, господин.
- И... пусть кто-нибудь сыграет мне. Я хочу музыки!

Он наслаждался властью. Хоть и было ему лет немало, никогда еще не обладал он ей – властью над людьми, над десятками людей. Весь замок Инуяма и окрестные деревни принадлежали ему – хрупкому юноше с нездоровым блеском в бездонных, умных и злых глазах. Никто почти не понял, как это произошло – просто в один не слишком прекрасный день главным стал господин Дзенчи-дзенно.
Кто он, откуда он, - этого не знали ни крестьяне, ни замковая челядь. Но мало кто сомневался в том, что хозяин новый – йокай, и расходились по окрестностям легенды о его невиданных силах, о том, что будто бы может он одним взглядом навсегда подчинить себе человека.
Истории эти были небезосновательны, и, хоть Дзенчи-дзенно чрезвычайно редко покидал замок, обитатели его с содроганием рассказывали о тяжелом характере демонического владыки.
Он был вихрем; недобрый огонь бродил в его крови, и пламя его поминутно то вспыхивало, то угасало, пряталось, и лишь дым ворчливости, нервозности напоминал о его присутствии.
Волны ударяли о берег реже, чем менялось настроение Дзенчи-дзенно. Размерен и полон гордого, аристократического достоинства был он в спокойствии; но лишь всколыхнуло что-то крепко натянутую струнку в нечеловеческом сердце его – ничто не могло остановить гнев ли, ярость ли, радость, нежность или ревнивость. Он мог быть ласковым и игривым, как котенок, а через минуту обернуться тигром и разорвать в клочья любого; и имел на это неоспоримое право – право сильного, безумного, безнаказанного. Все было дозволено ему – и лишь потому, что он не спрашивал, а попросту повелевал.
И, возможно, мог бы овладеть гораздо более обширною территорией, чем замок Инуяма, но ему хватало пока власти; зато землю свою берег он как зеницу ока. Незаметные его слуги кольцом окружали область, не подпуская чужаков и следя за своими, пресекая малейшие попытки своеволия.
И потому, как только загадочные странники ступили на землю Дзенчи-дзенно, один из стражей серой прозрачной тенью бросился к замку владыки.
- Что случилось? – громко и зло зашипел хозяин, лишь недавно вырвавшийся из объятий сна и оттого особенно капризный и безжалостный в гневе.
Навострился осторожный Дзенчи-дзенно, внимательно слушал о проникновении на свою землю чужих; нервно сжимал пальцы и часто-часто моргал, и в конце доклада спросил:
- И они направляются к замку?
- Да, господин.
- Убейте их, - властительный йокай истерически взвизгнул. – Почему они вообще еще живы?
Махнул рукой и, стремительно встав с подушки, бросился, спотыкаясь и путаясь в одеждах, через весь замок к небольшой комнате, запрятанной в лабиринте коридоров, - темной каморке, похожей больше на коробку. Дзенчи-дзенно запретил прислуге ходить сюда; он со стуком отодвинул неподатливую дверь и спрятался в темноте комнаты.
- Они... они пришли забрать тебя... Украсть! Но я не позволю, не позволю!

Багровое солнце висело в плотной дымке западного горизонта, черной толстой и очень ленивой змеей извивалась в долине река Кисо, а на скальном уступе, границе между плодородными землями и каменистым спуском к далекому морю разложили небольшой костерок. Подкладывая в огонь сухие ветки, там держали военный совет, на котором решили, что для штурма их сил недостаточно. Даже если учесть фактор внезапности (крайне сомнительный) и фактор большой неожиданности (в лице очень решительно настроенного тануки).
- Вот что, Дынька, малыш, - сказал Киба; он по большей части молчал и поглядывал на остальных, как на озорных, пусть и очень смышленых детей. – Ты – великий колдун, но...
Толстый оборотень тут же оскалился, но пират остановил полноводный поток возмущения одним взмахом ладони.
- ...воевать ты не умеешь, - завершил свою мысль капитан.
- Слушай его, Лисья мордочка, - поддержал главаря Сичибеи. – Это тебе не айву воровать.
- Пустого не скажет, - поддакнул Тобое.
Вкратце и без того недлинная мысль Кибы сводилась к тому, что нахрапом замок не взять, а компанию их, хоть и маленькую, заприметить легко. Зато странствующий горный воин не вызовет подозрений, а мальчишек в округе полно.
- А тануки и того больше, - согласился улыбчивый Онивака, вытирая ладонью румяное лицо; волосы его спутались от ветра, напоминали гриву того, с кем ямабуси был призван сражаться и кто дал ему имя.
Посох с бронзовыми кольцами – увесистая дубина, скорее, - лежал между ним и Дынькой, и тануки в задумчивости колупал его пальцем.
- Мы пойдем к кораблю, - сказал Киба, и пираты кивками поддержали своего главаря. – Приведем остальную команду.
- И все вместе возьмем штурмом замок! – не усидев на месте, подскочил Тобое.
Несмотря на сомнения и быстро сгущающую вечернюю тьму, решено было идти сейчас, вооружившись факелами, верой в Кибу и обезьяньей ловкостью мореплавателей. Чем скорее – тем раньше вернутся.
- Повелитель морей не обманывает, - Онивака потрепал взгрустнувшего Дыньку по холке. – Он не врет. Потому что не может. Запасись-ка лучше терпением.
- Одолжишь?
- Самому не хватает.

(унд Bishop)

Дынька погрузился в размышления; при этом он, сам не замечая того, ритмично постукивал себя сжатым кулаком по животику. Не барабан, конечно, но на танцы оборотня все равно не тянуло. Получающийся звук не доставлял радости, несмотря на то, что отпущенный на ночную охоту тануки совсем недавно полакомился сочным кузнечиком, а на десерт не побрезговал грибами.
- Koi-koi-koi... – вздохнул Дынька и поправил зеленый листик, водруженный на голову для вдохновения, а вовсе не колдовства или из предосторожности, как хэнге объяснил монаху, когда тот беззлобно пошутил, что чары невидимости не сработали. – Может быть, все дело в луне?
- А что в ней неправильного? – Онивака посмотрел на бледный, обгрызенный с края полумесяц, что завис над горами.
Оборотень разочарованно вздохнул, потому что не мог в двух словах объяснить человеку прелести полнолуния. И стремление всей танучьей родни собираться на лугу или лесной поляне и танцевать до упаду, самозабвенно колотя себя кулачками по животам.
Они ждали всю ночь, а под утро тануки растолкал похрапывающего Ониваку, увернулся от тумака и возвестил, что сейчас они встанут и пойдут в деревню. Подкрепление все равно не подтянется раньше, чем пройдет два, а то и все три дня, так зачем же сидеть на одном месте, голодая и привлекая ненужное внимание. Монах согласился, не объяснив, какой аргумент повлиял на него в большей мере – первый или второй.

(sou desu)

На этой же горе

Той ночью на рисовом поле, стиснутом со всех сторон лесом, было неспокойно. То взбулькнет вода, то закачаются без ветра сочные зеленые побеги. Удивительно, кто вообще додумался выращивать рис здесь, на маленьком пологом пятачке между горными склонами, где земля не может быть плодородной.
На толстой ветке раскидистого дерева у края леса восседала сова и разглядывала старое поле, не промелькнет ли мышь.
- Ух-у, - крикнула она.
- У! – ответили ей из кромешной тьмы между деревьями.
- Ух! – изумлению совы не было предела.
Эти места из поколения в поколение считались неудачными для охоты, от них советовали держаться подальше. Других сов здесь быть не могло.
- Ух-ух-ух! – засмеялись в глубине поросшей бамбуком рощи.
Птица, обиженная до глубины своей совьей души, снялась с ветки и, громко хлопая крыльями, умчалась на восток, поохотиться в низине у реки.
Небольшим горбом поднялась влажная, поблескивающая в лунном свете, земля. Вода стекала с бугра потоками, унося с собой ростки. Зашевелились корни, сложились в трехпалую руку. Стала видна голова – будто камень, кое-где покрытый мхом и уложенный сверху на земляную кучу. Открылся глаз, обшарил взглядом все поле.
- Каса-каса! – позвало существо из грязи.
- Каса! – отозвались из лесу.
- Хороша лунная ночка, - причмокнуло существо на поле.
- Ночка... – блаженно протянули в лесу.
- Выходи, поболтаем, - предложил земляной.
- И поболтаем! – с готовностью откликнулся второй.
Зашуршали ветки, и маленькое существо, покрытое коротким рыжеватым мехом, выползло на ту же ветку, где еще недавно сидела сова.

Путь вниз сквозь непролазные заросли оказался тернистым и сложным, не таким, как они полагали. На крутом горном склоне хорошо себя чувствовал разве что Онивака – привыкший к высоте монах карабкался с завидной ловкостью, но и ему приходилось хвататься за любую подвернувшуюся под руку малость, будь то ветка, выступивший из земли камень или тоненький корешок, норовивший лопнуть в самый неподходящий момент.
Упитанный Дынька сопел, пыхтел и цеплялся штанинами за колючки, но из солидарности к человеку не превращался в зверька. Хотя и не отказал себе в удовольствии: когда они устроили себе привал на широком уступе, вволю пошнырял по бамбуковой рощице, в которой, по его словам, играл в детстве.
- Только раньше кусты были ниже, - пожаловался тануки, устраиваясь рядом с монахом, чтобы перекусить перед следующим спуском.
Отсюда, если взглянуть через реку Кисо, были видны башни замка над кромкой леса.
- Иж-ше-е? - раздалось шипение из густого переплетения веток, которые совсем недавно казались необитаемыми.
Вроде и не угрожающий звук, но такой, какого стоит опасаться, если только ты не змея. Тануки подскочил на месте, но для кувырка ни времени, ни пространства не нашлось. Монах же - не выпуская из зубов уже надкушенного куска лепешки, - взмахнул единственным своим оружием. Звякнули кольца, что украшали посох. Дынька при виде такой решимости тоже вдруг осмелел и схватил большой камень. Уронил его и вооружился булыжником чуть поменьше.
- А ну выходи немедленно! - потребовал низкорослый вояка.

(мы с Бишем плюс Далара в кустах)

- Медленно? - уточнили из кустов, но выйти не пожелали, лишь зашуршали ветками.
Попутчики недоуменно переглянулись.
- Как хочешь, но выходи!!! - яростно заверещал оборотень и, потеряв остатки терпения, запульнул каменюкой в невидимого пересмешника. - Или я сейчас все кусты перерою, хуже будет!
- ...е будет, - убежденно ответил некто из сплетения веток, но вопреки словам оттуда высунулась востроносая мордочка.
Серовато-рыжее, существо походило на смесь мышки-полевки и собаки, крупнее первой, но много меньше второй. Оно шевельнуло короткими усами и вопросительно уставилось на шумливых чужаков. Онивака расхохотался - так, что хозяин мордочки чуть не свалился с ветки, - отложил посох, добыл, порывшись в дорожной котомке, сухарь. Дынька ревниво покосился на угощение, облизнулся, но не стал устраивать сцену.
- Ты кто?
- Кто?! – изумился такому невежеству пришелец и презрительно повел острым носом.
И не преминул потянуться за угощением мохнатой лапкой с длинными пальцами. Онивака чуть-чуть отодвинул руку, заставил маленького забавного гостя - или все-таки хозяина этой полянки? - сделать шажок вперед. В тануки немедленно проснулся охотничий инстинкт, напомнивший толстяку-оборотню, что весь его род питается не только корешками и фруктами, но не прочь закусить мышкой, птичкой или рыбкой. Дынька еще раз облизнулся, но был пристыжен монахом.
- Получишь в лоб, - без обиняков предупредил Онивака. - Ну, а тебя как звать?

(и Далара - из кустов)

Замок

За прочными, угрюмыми стенами недоброго замка-крепости, в лабиринте запертых дверей, в глубине темных коридоров, словно старый змей в земляной норе-западне, затаился хитрый колдун, выжидая подходящий случай, чтобы напасть, схватить врага и стереть его с лица земли. И деревья, и камни, и лесные твари были верными слугами Дзенчи-дзенно, и следил йокай за каждым шагом, слышал слово, произнесенной Дынькой или одним из его товарищей.
Иногда властелину замка Инуяма казалось, что на деле никакой и нет опасности в этих чудных незваных гостях, и нервически смеялся над самим собой, приговаривал:
- Штурмом? Штурмом? Ха-ха! Нет, нет, нет, никаким штурмом, никакой осадой, никаким голодом не возьмете меня, мою крепость!!! Ничего не получите!!!
Но бывало, выслушает Дзенчи-дзенно очередное донесение, и накатывает на него страх, липучий и беспощадный. Тогда юноша-колдун отказывался от питья и яств, долго бродил по замку, проверяя все комнаты, коридоры, ходы, щели и даже мышиные норы в поисках коварных похитителей, пришедших с моря.
В ту ночь он, казалось, совершенно успокоился. Прислуга вздохнула свободно, и весь замок вместе с окружавшей его деревенькой погрузился в тревожно-беспамятный сон, чтобы наутро вновь познать безумие повелителя; он же был единственным, кто не спал.
Дзенчи-дзенно уложили в его покоях как ребенка, умытого, причесанного, переодетого в ослепительно белые одежды. Но не мог он уснуть – ревнивое, злобное беспокойство, затаившееся глубоко-глубоко, грызло, точило червем холодное сердце демона.
Долго ворочался колдун под прохладным одеялом, и все мысли его были об одном. В конце концов не выдержал он.
- Убить... Убить... Немедленно убить! Всех!
Дзенчи-дзенно неуклюже вскочил, поспешно взял лампу и, путаясь в рукавах, наступая на подол и падая, засеменил, заторопился вниз, туда, где по соседству с комнатами, полными излишне роскошного и потому ненужного теперь добра старого хозяина, ютилась заветная каморка.
Среди разноцветного магического барахла, чутко сторожившего его сокровище, демон отыскал заморскую шкатулку из какого-то светлого дерева, покрытую сползшей в некоторых местах позолотой. Задвижка долго не желала поддаваться дрожащим влажным пальцем, но, устав сопротивляться горячечному упрямству Дзенчи-дзенно, громко щелкнула. Хозяин откинул резную крышку; в глубине клубилась темнота, с пушистой дымной синевой. Прижав шкатулку к груди, он подбородком припал к ней и торопливо, со свистом, зашептал:
- Проснись, проснись...
Темнота оставалась безответна; колдун всхлипнул и позвал снова. Темнота лишь сильней сгустилась, будто сжалась.
Демон замахнулся и ненавистно ударил шкатулку об пол.
- Просни-и-ись!!!!
На деревянную крышку с неслышным шлепком вывалился кусок ткани темно-серого шелка, с тонкими кобальтовыми и серебристыми нитями.
Безвольная, чуть сиявшая в ровном неярком свете лампы масса вздрогнула и распласталась на сыром каменном полу под тяжелым, свирепым взглядом влажных красноватых глаз Дзенчи-дзенно.
Он, тяжело дыша из-за распиравшей его ярости, призывно вытянул вперед руку, запрятанную в белоснежный струящийся рукав так, что видны были лишь холеные тонкие пальцы.
Ткань-призрак скользнула по-змеиному наискось и накрыла с тихим шелестом пальцы хозяина. Тот ловко сжал тонкую материю в кулак.
- Знаешь, чего я хочу? – Дзенчи-дзенно поднес полупрозрачного слугу к своему искаженному злостью лицу. Ткань не шелохнулась. – Знаешь? Видишь? Поторопись и отправь их к праотцам, как ты всегда делал. Иди же!
Йокай разжал кулак, и шелковая тряпка водой стекла на пол, дернулась, оправилась, заскользила змеей к стене и исчезла – очевидно, обнаружила там щель.

И снова на горе

Малыш безразлично пожал плечами (у мохнатого существа это движение выглядело смешно), словно ему все равно, как его зовут и зовут ли вообще. И снова потянулся к угощению.
- Он откликается на Каса-каса, - возвестил из-за кустов еще один голос, низкий и глухой; в нем звучало чавканье мокрой земли под ногами.
Его обладатель не спешил выходить, наверное, стеснялся.
- Каса-каса, - согласился неизвестный зверек.
- Этого тануки я помню, - разговорился второй, - он бегал здесь маленьким, когда еще махал крысиным хвостиком вместо того, что носит сейчас. И всегда совал свой нос куда не следует. Но что забыл здесь ты, монах?
Второй сухарик оставили на плоском камне, Онивака сел удобнее, провел широкой ладонью с толстыми длинными пальцами по волосам. Веселое румяное лицо монаха сейчас больше напоминало луну, чем само ночное светило, что устыдилось сравнения и спряталось, чтобы переждать день. Не красотой или светом – округлостью.
- Никогда еще не бегал от хорошей драки, - сообщил Онивака. – А кое-кто...
Дынька спрятал нос в кулак.
- ...обещал мне ее. Очень скоро.
Он не договорил, лишь удивленно – и приглушенно – засипел, когда серая тряпка замотала ему лицо, сдавила шею. Сражение было неравным, и вскоре тануки молотил по воздуху передними лапами и свирепо клацал зубами, стараясь ухватить за край полупрозрачную тень, струйкой дыма утекающую сквозь ветки. Он бы кубарем скатился вниз по склону, не ухвати его Онивака за хвост. Второй рукой монах держался за горло, стараясь вдохнуть хоть немного воздуха.
- Ваш приятель? – спросил он, прокашлявшись.
- Приятель?! – возмутился Каса-каса и запрыгал на ветке со второй порцией угощения в лапках.

(японское трио в сборе)

- Это иттан-момен. Он всегда сам по себе, - пояснили из кустов. – Любит людей, обычно на ужин или пораньше с утра. Говорят, в прошлом месяце он задушил кого-то из крестьян, когда тот имел неосторожность пойти ночью через всю деревню. Без него здесь совсем было бы скучно: люди такие пугливые, старательно обходят наши места.
Вздох был похож на унылое бульканье болотных газов.
- Растерзаю!!! – горел жаждой мести тануки.
Его щелкнули по носу.
- Прибереги пыл до замка.
- А зачем он вам потребовался, замок? – вежливо поинтересовался стеснительный йокай из кустов.
Монах посмотрел на тануки, тануки посмотрел на монаха. Затем оба кивнули друг другу. Но короткого рассказа не получилось. Дынька, вначале стесняясь, затем все с большей охотой и жаром, в лицах (буквально) изобразил трагическую историю любви и подлого убийства, произошедшую в стенах Инуямы. Онивака больше поглядывал по сторонам, потирал шею, зато маленький оборотень старался так, будто хотел попасть в труппу столичных актеров. Он даже помнил, какую маску требуется надевать к какой роли. Окончив повествование, Дынька, отдуваясь и обмахиваясь маской, которая у всех на глазах потихоньку превращалась в зеленый лист, повалился в траву. Во время импровизированного спектакля Каса-каса скакал по веткам, издавая неразборчивые, но восхищенные звуки. Теперь он спустился вниз и даже сунул Дыньке подарок: щедро оставленную половинку сухарика. Из кустов высунулся коричневато-черный нос, похожий на вывалянный в грязи рисовый колобок, а среди веток блестели три любопытных глаза.

(мы втроем, отразившие нападение лазутчика Сай)

- Благородному делу следует всячески помогать, - воодушевленно проговорил их обладатель. – Возьмете меня с собой?
Тануки утвердительно чавкнул. Монах – как положено быть монаху – быть настроен скептически.
- Вот так просто? – спросил он. – Задаром?
Задумчивый шорох листьев.
- Слякоть устроить могу такую, что в ней потонут люди, а то и постройки. Еще... еще могу завывать – очень страшно.
Онивака отмахнулся от Дыньки, который вцепился обеими передними лапами в край поношенной монашеской одежды и тряс так, будто вознамерился разорвать на лоскуты ее, раз не удалось расправиться с иттан-момен.
- Что потребуешь взамен? – спросил он.
- Мое поле! – взвыл демон в кусте так, словно решил немедленно доказать свою силу. – Пусть подлые люди отдадут мое рисовое поле!
Тануки отпустил монаха и зажал уши, Онивака сморщился, оценив мощь зычного голоса. Посмотрел на толстячка-хэнге:
- Тебе решать.
- Мне? – растерялся Дынька.

(и теперь втроем же решаем важный вопрос)

Все присутствующие уставились на него и кивнули.
- А... тебе любое поле подойдет или только твое?
- Большое, - любовно заворковали в ответ. – Хорошее поле. Любое. Уж я за ним присмотрю.
Некто, похожий на земляную кучу с трехпалыми руками-корешками вылез из приглянувшегося ему куста, оставляя за собой потеки грязи. Единственный глаз торчал посреди лба. Два других оказались и не глазами вовсе, просто блестящими отшлифованными речной водой камешками.. Дынька с перепугу попытался вторично свалиться с уступа и опять был схвачен Онивакой – на этот раз шкирку.
- Это же дора-то-бо! – хохотнул монах-ямабуси. – С каких пор ты боишься испачкаться по пузо в грязи? Или разлюбил есть улиток?
Тануки на всякий случай огрызнулся, но пребывал он в человеческом облике, и оскаленные зубы вызывали скорее веселье, чем ужас.
- Хорошо, старик, подберем тебе поле! – вынес окончательное решение Онивака, посмотрел на притихшего Касу-Касу. – Ну, а твой приятель тоже пойдет?
Грязнуля не успел ответить. Мохнатый зверек оживился, прошмыгнул мимо него на низкую ветку и оттуда выпалил:
- Пойдет!

(minna)