Новогодний спектакль для детей в одном провинциальном городке. Ничто так не радует людей, как праздник Новый Год, но только не в Мухосранске. Дрязги, интриги и шатание умов вот чем живет театр в провинции.
«Любите ли вы театр так, как люблю его я?» - Спрашивала одна актриса. В Мухосранске его любят все.
Театр начинаеться с вешалки, а в Мухосранске на сцене выступает даже бухгалтер.
8 января. Утро. Актеры спешат в театр, дабы привести себя в надлежащий вид и настроиться на праздник. Хотя не все так хорошо, как может показаться ведь…
А вот, что будет дальше? Увидим.

Сценарий спектакля.
На сцене: Задник, на котором нарисован зимний лес. На самой сцене стоят две маленькие елочки и три кустика покрытых снегом. По середине сцены стоят два пенька.
Акт 1.
На сцену выходят Дед Мороз и Снегурочка и ведут неспешную беседу на тему встречи Нового Года и как им рады будут зверята в лесу. Они планируют устроить праздник с раздачей дорогих подарков.
Уходят.
На сцене появляются главные злодеи: Баба Яга, Кощей, Снежная Королева. Узнав, что их на праздник не пригласили, они планируют сорвать веселье и украсть мешок с подарками. Баьа Яга предлагает послать Лешего и кота Баюна, что бы те украли подарки. Снежная Королева устроит сильный снегопад, дабы скрыть следы преступления, а тем временем Леший и Баюн бегут с мешком в замок к Кощею.
Уходят.
На сцене снова Дед Мороз и Снегурочка. Они поздравляют всех зверей с наступающим праздником. Начинается хоровод с песнями. Дед Мороз ставит свой мешок на пень и присоединяется к танцующим зверям. Начинается сильный снегопад, все радуются снегу и никто не замечает, что мешок с подарками исчез. Начинается раздача подарков, а мешка нет. Все ищут его по сцене.
Акт 2.
Дед Мороз понимает, что мешок украден и вместе со Снегурочкой и Снеговиком отправляется на поиски подарков.
Уходят.
Леший и кот Баюн с мешком идут через лес. Они останавливаются, что бы отдохнуть и решают открыть мешок. Появляется Баба Яга. Она хочет забрать все подарки себе и начинает заговаривать их.
Отняв подарки, Яга оставляет Лешего и кота одних «у разбитого корыта». Там их находят Дед Мороз и Снегурочка. Те признаются и каются в содеянном. Дед Мороз их прощает, но с условием, что они помогут в поисках подарков.
Но баба Яга не одна такая умная. Снежная Королева решает отобрать у нее подарки и, заморозив ее, отбирает мешок. Теперь подарки у нее и она спешит в свой ледяной дворец.
Дед Мороз и компания находят замерзшую бабу Ягу и размораживают ее. Та в отместку решает помочь в поимке Королевы.
А в это время Кощей, с помощью своего блюдца и наливного яблочка, видит все происходящее. В его планы не входит то, что Снежная Королева будет единолично владеть подарками. Он действует более грубо, чем женщины. Он с мечом в руках пытается завладеть заветным мешком.
Пока они дерутся, на сцене появляются остальные герои. Дед Мороз ударом своего посоха о землю заставляет Королеву и Кощея замереть на месте. Мешок с подарками найден и теперь зверята могут получить свои подарки в новогоднюю ночь. Злодеи раскаиваются, и добрые звери прощают их.
Снегурочка кричит: «Елочка зажгись». На елке загораются праздничные гирлянды. Все танцуют и поют вокруг елки.
Конец.

Роль в прикле (роль в спектакле)
Hideki (мастер)
Глеб Акакиевич Прончик (Снеговик, люди в зрительном зале)Режиссер новогоднего спектакля. Натура внешне спокойная, но внутри все кипит и пыхтит, как у самовара, постоянно чем-то недоволен. Толстоват, лысоват и глуповат. За глаза все называют его Пончиком.
Бабка Гульда
Непарина Клеопатра Леопольдовна. (Баба Яга)
Некогда прима, но сейчас катится под горку. Роль Яги восприняла как первый "звоночек с того света". Визжала, рыдала, интриговала - но роль все-таки взяла, утешая себя тем, что сыграет ее так, что всякие Снегурки и Снежные Королевы повесятся от зависти.
В глаза со всеми льстивая, за глаза злоязычная. Сплетница.
Рассказывает всем, что пишет мемуары - и там никого из своих обидчиков не пожалеет!
Высокая, худощавая, русоволосая, с короткой стрижкой. Красивая, но чувствует, что скоро про нее будут говорить "со следами былой красоты" и "неплохо сохранилась".
дон Алесандро
Захар Петрович Волгин. (Леший)
Стар, крайне стар... страдает склерозом, и маразмом, но при этом крайне заслуженный актёр, лауреат премий и прочих наград, только из-за этого его ещё держат в труппе, правда и главных ролей не дают, играет Леших, Водяных, разбойничьих Атаманов, часто засыпает во время спектаклей... Любит вспоминать о былом, считает что нынче то актёр совсем плохой пошёл, вот раньше даааа... сам он, невысокого роста, не самого могучего телосложения, волосы седые пострижены коротко... дедуля Божий одуванчик...
Сельмина
Прима Анастасия. (Снегурочка)
И только для вышестоящего персонала позволяет называть себя Анастасией ( ее настоящее отчество Бенедиктовна, но если кто-нибудь об этом узнает она умрет от стыда, так как считает что такое отчество может быть только у 90 летней старухи, а не у звезды театра). Девушка эта студентка, учится на третьем курсе, а как попала в театр никто не знает, но ходят сплетни, что тут что-то не чисто…
Drogo
Дормидонт Поликарпович Зарыдай-Несуйский (Кощей)
Бухгалтер театра, но из-за недостачи актеров приглашен на роль Кощея. Человек без фантазии, примитивно мыслящий, не понимающий творчества - типичный бюрократ.
Lari
Морозова Лапланальда Александровна, 25 лет. (Снежная Королева)
Выпускница театрального. Высокая девушка с бледной кожей, прозрачно-голубыми глазами и длинными волосами, крашенными в серебристый цвет. Играет в основном "плохих тетенек", но особо сжилась с образом Снежной Королевы, да от чего не сжиться-то! Такая же холодная и неприступная для чуждых ей людей, но для своих братьев-сестер актеров - добрейшей души человек.
Torvik
Ваня Пёрышкин. (Дед Мороз)
Выпускник театрального. На сцене впервые. Молод, но широк в кости, косая сажень в плечах. Скромен. Любой актёр и даже гардеробщица для него - театральные авторитеты. Готов, открыв рот слушать актёрские байки и бегать за пивом. Очень хочет влиться в коллектив.
Freja
Фимочка Кривоногова. (Белочка)
Молоденькая актриска, которой еще не доверяют серьезных ролей, поэтому играет, что дают - белочек, снежинок, рядовых бяк и т.д. - только успевай менять костюмы. Ужасно завидует примам, что порождает чудовищные комплексы. Считает, что она, с ее-то умом и образованием, достойна самых звездных ролей. Искренне верит, что даже в роли пятой снежинки в третьем ряду ее обязательно заметит какой-нибудь красавец-режиссер из Голливуда, поэтому старается из всех сил. С коллегами ведет себя скромно - обычная серая мышка, но вот клея в парик налить или подмешать перца в пудру стерве-приме вполне способна. Очень стесняется своей "неактерской" фамилии, мечтает, когда станет знаменитой, взять какой-нибудь звучный псевдоним.
Father Monk
Василий Никифорович Трезвенников. (Заяц-осветитель)
Осветитель в клубе, где проходит спектакль. За отсутствием актеров был призван играть роль зайца. Всем предлогает сообразить "на троих".
Вулфри Отыгрывает непись
Мышара Отыгрывает непись и на замене
Участвуют опытные игроки, поэтому про правила не напоминаю.

Добавлено:
«- В Мухосранске опять снег», - передал голос диктора из висевшего на стене радиоприемника. Не дожидаясь продолжения прогноза погоды, Глеб Прончик, по кличке Пончик, закрыл дверь своей квартиры, подошел к лифту, увидел, что кнопку вызова опять сожгли подростки, тяжело вздохнув, поплелся на этаж ниже. Но и там, на месте красной кнопки зияла черная дыра. Любопытство, достоинство, а не порок, так считал Пончик и посмотрел в дырку, надеясь увидеть там смысл своей жизни. Там было так же темно, как и в его голове.
Истерически хохотать он начал на десятом этаже, когда и там он на месте заветной кнопки ничего не увидел, а он прошел только пять этажей.
«- Интересно, на остальных девяти этажах картина та же», - подумал он, на ходу спускаясь по ступенькам. Пройдя шестой этаж, он ругался, как портовый грузчик, которому на ногу упал ящик.
Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий зимний воздух и направился на остановку автобуса, который должен был его доставить в заводской клуб, где днем должна состояться постановка детского новогоднего спектакля.
Тяжело передвигаясь по скользкой дороге, Пончик кое-как добрался до нужной ему остановки. Остановившись, он стал глубоко вдыхать и выдыхать воздух. Все же не мальчик, уже пятый десяток на исходе, да лишние килограммы давали о себе знать.
Пончик встал под козырек остановки, одетой в перчатку, рукой он стал стряхивать снег с пальто.
- Молодой человек, поосторожнее, - раздалось, откуда то снизу. Прончик обернулся и увидел, что за ним на скамейке, сидела, мягко говоря, пожилая женщина.
- Ваш снег падает мне на голову. Отойдите подальше и там занимайтесь, чем хотите, только подальше от меня. В мое время молодые люди так себя не вели. – Стала ворчать старуха и, вытащив серебряный портсигар с чеканкой в виде головы лошади, открыла его и вытащила папиросу. Прикурив, старая ведьма стала обкуривать Пончика, который с детства не переносил табачного дыма.
«- Что б тебе провалиться, старая пепельница», - подумал он, отмахиваясь от табачного облака, которое стало потихоньку обволакивать Пончика, но вслух сказал:
- В вашем возрасте вредно много курить, не ровен час помрете от рака легкого, - сказал он, посматривая на дорогу и горя желанием поскорее отвязаться от надоедливой старушенции.
- А это, милок, не твоего ума дела как много я курю. Курить я стала, когда наши бравые красноармейцы бились с Колчаком под… - начала вспоминать свидетельница былых времен.
«- Да ты, наверное, еще и Куликовскую битву помнишь», - огрызнулся он про себя, жалея о том, что в том походе, о котором рассказывала старуха, ее не прибили. Мир был бы только благодарен, что избавился от такой зануды.
Вдали показался рейсовый автобус, за которым тянулось облако выхлопных газов.
Старый ПАЗик остановился и открыл дверь. Пончик поспешил подняться в салон, как с жутким криком его нагло оттолкнула свидетельница всемирного потопа, которую по какому-то недоразумению пустили на ковчег, наверное, в качестве твари, у которой не оказалось пары, и пулей влетела в автобус.
- Что б тебя, - ругнулся Пончик, еле удержавшись на ногах, благодаря тому, что успел облокотиться на автобус, и то же поднялся в холодный салон автобуса, где пассажиры, что бы согреться сбились в кучку и терлись друг о друга, как пингвины.
Наглая старуха, которой наверняка выходить через пару остановок, забилась в самый центр этого своеобразного «пингвиньего» стада.
Стараясь успокоиться и забыть о не приятном инциденте, он стал прокручивать в голове сценарий новогоднего спектакля.
«- Детишкам должно понравиться», - приятная мысль, о том каким культурным событием может стать его новая постановка спектакля, согревало душу.
И уже практически забыты сожженные кнопки в лифте и вредная пенсионерка. Глеб Прончик, вышел из автобуса, который остановился не далеко от клуба, и напевая детскую песенку о елочке, с улыбкой на лице, пошел по заснеженной дорожке, в клуб, где его уже, наверное, ждали актеры, гримеры, осветители и прочие рабочие сцены

За уголок зеркала небрежно заткнута фотография: юная красавица в пышных перьях и развевающихся лентах.
"Фиалка Монмартра"... "Карамболина-карамболетта, ты королева красоты..."
А теперь что же -- с другой стороны зеркала появится фото старухи в драной шубейке?
Клеопатра Непарина докатилась до Бабы-Яги...
Возраст?..
Красивая женщина с короткой стрижкой жадно вгляделась в зеркало.
Морщины? Мешки под глазами? Седые волосы? Где все это? Покажите, ну?!
Значит, интриги...
Кто же это так обошел Прончика, что тот посмел нарядить в лохмотья саму Клео Непарину, звезду сцены, любимицу зрителей, бесспорную примадонну?
Лапа Морозова? Вряд ли. Строит из себя королеву, а сама -- дура набитая...
Настька, сегодняшняя Снегурка? Вот это может быть... С этой станется... змея с невинными глазками...
Тонкие пальцы женщины сжались и разжались, словно когти хищной птицы. Глядя в зеркало, она пропела:

Заходи ко мне в избушку,
Поднимайся на крылечко!
Гостю рада я, старушка:
На лопату -- да и в печку!

Моложавое, ухоженное лицо исказилось такой злобной гримасой, что, будь это во время представления, все детишки из первого ряда испуганно бы разревелись...

Захар Петрович Волгин, заслуженный артист семи республик и лауреат Госпремий четырёх государств сидел в своей гримерке, и мучительно пытался вспомнить, какой всё-таки спектакль предстоит ставить:
«- Что же мы будем играть? Вот ведь понимаешь ситуация! Хотя вот помню в одна тыща дявятьсот… или восемьсот? Ой надо посмотреть в… э-э-э… а где смотрят дату рождения? Помню такую книжечку красенькую, с личиной моей, как же она называлась? Да и где она теперь?»
Актёр похлопал себя по пиджаку, проверяя карманы на наличие оной книжки, похлопав ещё пару секунд, сосредоточенность на лице Волгина сменилось непониманием:
«- Так, а что я делаю? Ищу что-то? А что я ищу? А-А-А, паспорт ищу! Совершенно точно! А зачем?
Захар Петрович встал и походил взад вперед в своей маленькой комнатке, но ответа на свой вопрос он не нашёл:
«- Что же делать? А, я знаю! Надо у кого-нибудь спросить! Знаю! Клеопатра! Она молодая! Должна помнить!»
Обрадованный собственной находчивостью Волгин, поспешил в гримёрную к Непариной, пока в очередной раз не забыл что он хотел спросить.

Подойдя к двери гримёрной, Захар Петрович подумал пару минут и постучал:
- Клеопатра Леопольдовна! Не уделите ли вы мне пару минут своего времени?

Злобная гримаса тут же сменилась на лице женщины приветливейшим выражением. И она пропела:
-- Ах, друг мой, с каких это пор мы с вами -- по отчеству? Заходите, Захар, заходите... для вас я -- просто Клео! Присаживайтесь вот сюда... Какой спектакль? Детский новогодний утренник!
Непарина не удивилась вопросу Захара Петровича. Более того, она была к нему готова. За бутылку мексиканской текилы она договорилась с помрежем, чтобы тот снабжал ее экземплярами всех ролей Волгина. И сейчас, как добрая фея, она извлекла из тумбочки стопку небрежно сколотых листков.
-- Вот! Леший! А я здесь -- ха-ха! -- Баба-Яга! Ах, не уважают сейчас истинные таланты!
Непарина весьма ценила свою дружбу с великим Волгиным, живой легендой сцены. Хоть из старика и сыпался песочек, но подчас он мог очень лихо козырнуть своими былыми заслугами -- и это срабатывало!

Лицо старика расплылось в улыбке:

- Детский утренник? А, ну да!!! Ой, старость не в радость! Ну да вам, слава Богу, этого не понять! Эх, что это я? Вам и роль Бабы Яги? Какой ужас! Как всё-таки прав был Георгий Францевич*, когда говорил, что женщины ни в коем случае не должны играть Ягу! Да, великий был актёр… вот помню, когда Александр Артурович пригласил его… э-э-э… куда же он его пригласил? Так о чём я? Забыл! Хм... Ну и ладно, так, а что у меня-то за роль? Лещий! Вот так номер! Так мы сказку играем? Да?


* - Захар Петрович вспоминает, конечно, Г. Ф. Милляра, а соответственно Александр Артурович это Роу

-- Ах, друг мой, ваши воспоминания -- это такая ценность для меня! Вы же знаете, я пишу мемуары... специально, чтобы сохранить для истории... чтобы ничего не потерялось для потомства... -- Клео покосилась на сценарий. -- А насчет роли Яги... ах, как вы правы! Но если кто-то, не-буду называть-имен-вы-сами-знаете, откровенно, у всех на глазах соблазняет режиссера, то настоящим артистам, истинному золотому фонду театра, приходится отходить на задний план. А ведь наш Прончик, при всем его таланте... он же так доверчив, такая простая душа!

- Мадам! Я ни на минуту не сомневаюсь, что ваша Яга затмит… э-э-э… звезды! Прончик? А это кто? А-а-а, это наш режиссер! Проклятые годы! Скоро забуду, как меня зовут! Напомните, мне ещё одну вещь… э-э-э… я точно помню, что хотел ещё что-то спросить!
Волгин побарабанил пальцами по столику.
- Нет, забыл! Годы уже не те! Что ж, позвольте ещё раз поблагодарить вас за неоценимую помощь вашему покорному слуге, полагаю, что нужно готовиться, а то скоро… утренник! С вашего позволения разрешите откланяться!
Волгин встал, и взял в руки листки с текстом своей роли и пошёл к двери:
- Да, и ещё! Мы сразу играть будем? Или ещё будет генеральная? Или генеральная уже была?

-- Была генеральная, все было, начинаем через полчаса! -- предупредительно сообщила Клео в спину старому актеру.
Она была весьма довольна собой. У старика была довольно странно устроена память. Он не помнил фамилий молодых актеров, забывал время и название спектаклей -- по этому поводу возникло немало анекдотов.
Но почему-то в этой самой дырявой памяти недурно удерживались всякие пикантные подробности из жизни труппы. И сплетни разносить старик был мастер. Вот сейчас -- Непарина готова была поручиться, что Волгин с лету подхватил ее слова насчет романа Пончика с новой примой. И понес их дальше...
Внезапно губы Клеопатры мучительно скривились.
Как он был хорош, Захар Волгин, когда преподавал у них на актерских курсах! Как благоговела перед ним юная Клео (тогда еще для всех Клёпа)!
"Боже мой, что делает с людьми время!
И что оно сделает со мной!.."

Ваня Пёрышкин пришёл в театр раньше обычного. Точнее, раньше всех. Даже уборщиц и швейцаров. Поэтому, когда двери всё-таки открыли он уже вдосталь намёрзся, полтора часа пытаясь доказать охраннику, что он свой, что у него сейчас представление и вообще без него утренник - не утренник, ибо он не кто иной, а сам Дед Мороз. Байке про Деда Мороза скучающий охранник явно не поверил, отмахнувшись словами, "А я Снегурочка, здрасьте! Ходють тут всякие студентишки через служебный, а посля реквизит пропадает!" Так Ваня и околачивался вокруг да около, периодически барабаня в дверь, на что получал однотипный, но такой запоминающийся ответ "А ментов не позвать?". Конечно, никто милицию звать и не собирался, но Ване пришлось слегонца потанцевать на морозце. И не как полноправному хозяину зимы, а что вдвойне обидно, как лопоухому зайчонку. Болонья курточка грела плохо. Лакированные штиблеты, одетые на премьеру, жали, ибо только вчера были куплены на рынке у какой-то старушки единственно из-за своей дешевизны. Да и хлипкая подошва пропускала мёрзлость почвы словно туалетная бумага.
В общем, когда Ваня попал в театр, его самого надо было отмораживать. Все слова роли хоть и вызубренные наизусть на последние недели куда-то испарились и теперь никак не могли собраться в единое целое в его голове. Пёрышкин ходил как метроном туда-сюда по коридору, не решаясь заходить в персональные гримёрные, и бубнил хорошо поставленным природным баском:
"Я весёлый Дед Мороз
Гость ваш новогодний.
От меня не прятать нос,
Добрый я сегодня!"
Что-то было не так. Слова на бумажке Иван оставил в джинсах, висящих на стуле около его диванчика, обрядившись ради премьеры в парадный костюм. Оставалось надеяться только на память. А вот тут и возникали проблемы, ибо слово "весёлый" пробуждало бледные воспоминания отнюдь не о детском празднике, а о последней вечеринке и её последствиях. Но меняться на что-то другое упрямое слово не хотело. "Сердитый" не гармонировало с детьми, "забавный" с бородой, "потрясный" с атмосферой предстоящего спектакля. Ваня нарезал круги и, весь в испарине перебирал все доступные его интиллекту прилагательные в надежде отыскать то самое, что бессовестно вытрясла утренняя температура.

Глеб Акакиевич быстрым шагом шел в гримерную Анастасии. В предвкушении прекрасного вечера он не заметил, как наткнулся на выходящего из комнаты Клеопатры Леопольдовны Захара Петровича, одного из выдающихся актеров нашего времени. Сам же Прончик считал, что дряхлую колоду пора уже списывать на свалку истории.
- Здрасте, Захар Петрович, - Прончик отошел на пару шагов назад и оценивающе присмотрелся к старику. – Надеюсь, вы помните, что сегодня у нас спектакль. И чтобы не так как в прошлый раз.
Он посмотрел на часы, которые показывали, что время уже близиться к обеду, а у него с утра не было маковой росинки, а ведь ему тоже сегодня играть. А как играть натощак? У Настьки, где-то лежала бутылочка винца, оставшегося еще с того раза, когда он…
- А вы, почему не в образе, - прокричал он старику на ухо, Пончик считал, что если громко говорить, то тебя лучше понимают, особенно такие, особенно приближенные к богу. – Быстрее в гримерку и на сцену.
И не дождавшись ответа, он поспешил в комнату №10, за которой его ждала будущая Ермолова, его новая пассия, ведь ему тоже надо было переодеться. Подошедши к заветной двери, он тихонечко поскребся и мурлыкующим голоском произнес:
- Кто-кто в теремочке живет, кто-кто в невысоком живет, - на лице Глеба Акакиевича появилась довольная улыбка.

- Здрасте, Захар Петрович, - Прончик отошел на пару шагов назад и оценивающе присмотрелся к старику. – Надеюсь, вы помните, что сегодня у нас спектакль. И чтобы не так как в прошлый раз.

- А вы, почему не в образе, - прокричал он старику на ухо, Пончик считал, что если громко говорить, то тебя лучше понимают, особенно такие, особенно приближенные к богу. – Быстрее в гримерку и на сцену.

- И вам не болеть! Что вы, что вы! Всё помню! – Захар Петрович закивал, когда Прончик скрылся, лицо актёра дёрнулось.
«- И чего так орать-то? Я же не глухой! Эх вот ведь молодёжь пошла! Вот раньше, да, уважительнее всё было, помню никто на старших не орал как резанный… Интересно, что он имел ввиду когда говорил чтобы не так как в прошлый раз? Не помню никакого прошлого раза!»
Волгин остановился на полпути к своей комнате:
«- Но что-то же было, раз он сказал! Ну и ладно! А ещё человек искусства, мог бы сказать что случилось в прошлый раз… а о чём это я? А, о роле! Точно, так какая же у меня роль? – артист внимательно посмотрел на бумажки которые ему дала Непарина – Леший! Ну точно! Спасибо Клёпе! Выручила старика! Может ей за это путёвку через профсоюз выбить? На Камчатку например! Ой, там долина Гейзеров хороша! Ну, хороша! Э-э-э… Так, а что мне этот Прончик говорил? Ой, так спектакль же через полчаса! Боже мой! Надо спешить!»

С этими мыслями Захар Петрович пошёл к гримёрной, внезапно он увидел здоровенного мужика! Сажень в плечах, и ростом его не обидели! Захар Петрович подошёл к нему и спросил:
- Кто вы? И что вы тут делаете?

- Э..., Захар Петрович, - замялся Ваня, - Я вот тут на премьеру пришёл. Премьера как-никак. Это же такая ответственность...
Пёрышкин благоговел перед Волгиным, его опытом и заслугами. Впррочем, не только перед ним, хотя это уже другая история. Мысль о том, что заслуженный лауреат мог его просто не узнать в силу обыкновенного старческого склероза не могла даже посетить голову Ванюши и вопрос Волгина он счёл лишь очередной проверкой, той самой, какую часто старожилы устраивают новичкам.
- А так я Иван. Можно просто Ваня...
Пёрышкин зарделся, как нецелованная девица, и улыбнулся широкой и открытой улыбкой, за которую ему многое порой прощалось.

«Тыры-ты-тым! Тыры-ты-тым!» - вещал проснувшийся будильник. Его мерзкая трель разносилась по всей комнате, пробиралась под тяжелое верблюжье одеяло, просачивалось сквозь подушку и попадало точнехонько в ухо. Да что там комната! Вся квартира наполнялась ужасным перезвоном, весь многоквартирный дом.
Вот опять, эти противные соседи начали бить по батареям, ругаться и материться.
- Сами купили дешевые квартиры с картонными стенами. Так что не лайте! – прикрикнул им из-под подушки Дормидонт Поликарпович Зарыдай-Несуйский. Он встал, скоренько застелил кровать, сунул босые ноги в старые тапочки и отправился на кухню.
Примерно через полчаса он вышел из подъезда номер два, многоквартирного дома девять, что на Малой Кривоплюевской.
Дормидонт вдохнул полной грудью запах снега и отправился на работу. По дороге, он просчитывал в уме – сколько кому выдать зарплаты. Потом он стал эти зарплаты складывать, затем умножать, после, он умножил каждое число на тринадцать и попытался извлечь из их разности корень. Не удалось…
Тем более, что Дормидонт Поликарпович уже вошел в театр, поднялся на второй этаж, открыл дверь с надписью «ГЛАВНЫЙ БУХГАЛТЕР», снял бобровую шапку и дерматиновую курточку, зачесал пробор на голове, поправил роговые очки на переносице, поставил кипятить воду и после решил начать работу.
Он достал тяжелую папку, вытащил оттуда пару листов бумаги и начал что-то калякать
Прончик Г.А. – 200 р.
Непарина К.Л. – 100 р.
Волгин З.П. – 150 р.
Дармоедова А.Б. – 150 р.
Перышкин И.И. – 50 р.
Морозова Л. А. – 50 р.
Кривоногова С.М.- 100 р.
Зарыдай-Несуйский Д.П. – 250 р.
Интересно, почему никто не идет за зарплатой – подумал бухгалтер.

Прончик продолжал напевать веселую песенку, как сзади его окликнули:
- Глеб Акакиевич, - Прончика, как пчелой ужаленный подпрыгнул и его глаз яростно взирали на того, кто посмел нарушить мечтания старого ловеласа. – Глеб Акакиевич, до начала спектакля осталось двадцать минут.
Прончик собрался с мыслями и еще раз посмотрел на молодого парня, которого ему навязал в ассистенты минкульт.
- Прохоров, тебя в детстве не учили стучать в дверь, - начал, было, он отчитывать парня, но сообразил, что находиться не в своем кабинете, а коридоре быстро сменил тему разговора.
- Я то в курсе, а вот другие могут этого и не знать. Иди, ковыляй своими ходулями прямиком к Дормидонту Поликарповичу и напомни ему, что за двойную роль он получит и двойную премию. Давай, голубчик, ступай, – дождавшись пока Виктор Прохоров скроется из вида, он еще минутку постоял возле заветной двери, но оттуда не раздавалось ни звука. Послав воздушный поцелуй двери, он, пританцовывая, направился в гримерку переодеваться. Роль Снеговика Прончик взял на себя, дефицит, нынче хорошего актера днем с огнем не сыщешь, вот и пришлось главному режиссеру вспомнить молодость и сыграть бесполое холодное существо, больше напоминающее мороженое, чем человека.

- А так я Иван. Можно просто Ваня...
Пёрышкин зарделся, как нецелованная девица, и улыбнулся широкой и открытой улыбкой, за которую ему многое порой прощалось.

Улыбка Вани была страшно заразительной, и Волгин тоже не удержался и улыбнулся:
«- Ого! И точно, я вспомнил! Он будет играть…э-э-э… кого же он будет играть? Какую-то главную роль! Точно! Нет! Я играю Лешего, а он… хм…»
- Готовы к роли-то? Ха! Вижу, что готовы! Отлично! Через двадцать минут начало! Так что поспешайте голубчик!
С этими словам Волгин ещё раз улыбнулся молодому актёру и пошёл в свою комнату:
«- Действительно, двадцать минут, а мне ещё грим накладывать! Значит Леший! Да, старость… а режиссер значит заигрывает с той новенькой, как бишь её? Э-э-э… Даже вон в дверь ломился к ней!»

Прончик зашел в гримерную и уселся в кресло, стоящее перед большим, пол стены, зеркалом и туалетным столиком, на котором стояли всяческие баночки и коробочки с мазями, пудрами и другой подобной ерундой, о которой Прончик мало, что знал.
- Ну-с, милостивый государь, приступим, - сказала ожидавшая режиссера гримерша Мария Ивановна Пуцель. – Кого мы сегодня играем?
- Снеговика, - брезгливо ответил Прончик и приготовился к экзекуции.
Взяв баночку с белилами Мария Ивановна стала натирать ими толстые щеки Прончика.
- Поосторожнее, Марьивана, не свеклу на терке натираете, - вскрикнул Прончик, когда в очередном гримерском приступе Мария Ивановна, забывшись, слишком сильно стала натирать лицо режиссера.
Когда с гримом все было закончено, Глеб Акакиевич переоделся в костюм Снеговика. Повернувшись к зеркалу лицом, он нервно захихикал. Оттуда на него смотрело существо, состоящее из трех белых сфер.
- Ну-с, вот я и закончила. Остался последний маленький штрих, - с этими словами она надела на нос Прончика картонную морковь. – Прям как живой, - всплеснула руками, довольная гримерша.
- Да уж, - тяжело вздохнул Глеб Акакиевич и, не поблагодарив гримершу, вышел в коридор и направился в сторону сцены, где его уже наверняка ждали. Он посмотрел на часы. До начала спектакля оставалось пять минут.

И тут Прончика едва не сбила с ног потрясенная, раскрасневшаяся девчушка -- снежинка-статисточка. Она была еще не одета -- это за пять-то минут до начала!
-- Ой, Глеб Акакиевич! -- заголосила она прямо в лицо изумленному таким поведением режиссеру. -- Ой, беда какая! Ой, не будет спектакля!
Даже не заметив, как Прончик шарахнулся в сторону, оберегая свой "снежный" костюм, она поспешно выложила свою новость. Действительно -- ужасную...
Ни для кого не было секретом, что театр задолжал чудовищную сумму за электричество. Дирекция вела тончайшие, глубоко дипломатические переговоры с энергетиками. Прончик сам был у этих окаянных энергетиков с шефским концертом, дабы заставить дрогнуть и смягчиться их каменные сердца.
Но каменные сердца остались на высоте профессиональной невозмутимости. И теперь снежиночка-статисточка узнала от тети, которая как раз и работает во вражеских рядах, что сегодня -- уже вот-вот, уже сейчас! -- в театр нагрянет со своими грозными кусачками (и в сопровождении двух лбов-охранников, чтоб не побили) сам Кирьян Отброськопытов. Тот самый неумолимый Кирьян, который бестрепетной рукой обесточил роддом, психбольницу и дачу директора торгового центра, который еще с советских времен принципиально не платил за коммунальные услуги.
Ну, директор проявил гибкость, расплатился. На роддом изыскал средства город. А психов, по слухам, до сих пор греют длительными пробежками...
-- А сейчас Кирьян идет сюда! -- голосила девчонка, бросая быстрые взгляды на собирающихся вокруг актеров, гримеров, костюмеров, рабочих сцены. -- С кусачками! Это у него называется "визит с приветом от Чубайса"!.. Ой, не будет спектакля-я-я-я!!!
-- Заткнись, истеричка! И сейчас же иди одеваться! -- раздался вдруг властный женский голос. И в круг работников театра вошла жуткого вида старуха. Драная шубейка, пестрый платок, помело в руках...
Но голос... о, именно таким голосом Клео Непарина в роли Жанны д`Арк поднимала французские войска на бой за Орлеан!
-- То есть как это -- не будет спектакля? А как же великое правило -- "шоу должно продолжаться?!

Прончика чуть инфаркт не схватил, когда девица в костюме снежинки сказала ему, что сюда едет Кирьян. Легкий ступор нашел на режиссера, из которого его вывел зычный голос Клеопатры Леопольдовны.
- То есть как это - не будет спектакля? А как же великое правило - "шоу должно продолжаться?! – кричала старуха.
- Попадись, только, мне этот чертов энергетик. Я его… - Тут его как из ушата с холодной водой облили. За спиной статисточки-снежинки стоял гроза всего города Кирьян Зосимович Отброськопытов. - А, здравствуйте Кирьян Зосимович. Как супруга, как детки, внучки не болеют? А мы тут как раз вас вспоминали. Давненько, говорю, что-то не хаживал в наш театр многоуважаемый Кирьян Зосимович. Вы по делу, али так, спектакль новогодний посмотреть пришли. Так мы мигом сейчас лучшие места вам покажем. Вам и вашим внукам. Представление, обещаю, им очень понравиться.
Глеб Акакиевич взял под руку энергетика и повел его в сторону, подальше от распределительной коробки.
- Клеопатра Леопольдовна, развлеките нашего дорого гостя. А мне еще надо поговорить с Дормидонтом Поликарповичем, - сказал он Непариной и хитро подмигнул. – Погуляете немного познакомьте нашего дорогого гостя с нашей местной реликвией, с Захар Петровичем. И особо НЕ ТОРОПИТЕСЬ. Спектакль можно на пару минут ЗАДЕРЖАТЬ.
Сплавив Кирьяна старухе, Прончик ковыляя в своем костюме снеговика, подбежал к рабочим сцены.
- Так, слушай мою команду, - грозно начал Глеб Акакиевич, заведя руки за спину, и как полководец стал объяснять план боевых действий. – Бегом в магазин и без бутылки, а лучше двух, коньяка не возвращаться. Быстро, чего тут расселись.
Посовещавшись, работники ножа, вилки и рюмки отправили самого молодого в магазин.
- Ну, вот, пол дела сделали. Осталось только уговорить Кирьяна выпить, а уж дальше разберемся. – Он посмотрел в сторону, где древняя старуха заговаривала язык Отброськопытову.
- Так, а тебе то же поручение. – Продолжил командовать войсками фельдмаршал Прончик. – Одна нога тут, а другая здесь, но что бы сию минуту главбух был здесь.
И вот уже второй рабочий сломя голову несется к кабинету Зарыдай-Несуйского.

Клеопатра в который раз мысленно прокляла идиота Пончика за то, что он сунул ее на эту идиотскую роль Яги.
Стояла бы сейчас перед Кирьяном красавица в жемчужном кокошнике да пушистой шубке -- глядишь, минут десять и выиграть бы удалось. А сколько минут выдержит мужчина в обществе мерзкой ведьмы с бородавкой на носу?..
Клеопатра сделала все, что могла: мобилизовала свое знание городских сплетен.
-- Ах, Кирьян Зосимович, я столько слышала о вас... от вашего мэра, он мне дальний родственник... по линии жены... Вы меня, возможно, не узнали... такой смешной грим, правда? Я -- Клео Непарина... помните сериал "Битвы братвы из-за жратвы"? Говорят, ваша младшая дочка специально ездила в Москву, чтобы сняться в массовке и познакомиться с артистом Обливайским... ах, милая девочка, сказала бы мне, я же там в эпизоде снималась... помните перестрелку на бензоколонке?..
Нет. Мимо. Рожа каменная, как у тех слонов, что маячат позади. Только при упоминании Обливайского дрогнул уголок рта. Не одобряет, значит, дочкино увлечение...
-- А правду говорят, Кирьян Зосимович, что городской совет выделяет... нет-нет, не будем тут беседовать, на лестнице, примета плохая...
Эту примету Клео только что изобрела, но грозный Кирьян, чуть помедлив, пошел следом за актрисой вниз по лестнице, ведущей в подвал. Неужели суеверен?!
-- Говорят, что вашему младшему сыну горсовет выделяет гранд на обучение в Англии? Такой умный, такой талантливый мальчик...
"Господи, он же сейчас уйдет! Где эти смазливые дуры, почему не спешат на помощь? Ладно, у стервы-Снегурки сейчас выход, но где же Лапа Морозова?
Господи, ниспошли чудо!.."
И господь ниспослал чудо!
Этажом выше по лестнице загремело ведро с тертым мелом, взвилось белое облачко, и, несомое сквозняком, потянулось вниз, в пролет. И осело тонкой пудрой на костюме Кирьяна, на черном прикиде охранников, на шубейке Яги.
Через перила свесилась уборщица:
-- Ахти, батюшки, беда какая! И как же я, безрукая, недоглядела?! Не серчайте, господа хорошие, я это нечаянно...
Как же, нечаянно! Ведро наверняка из реквизитной... не поленилась, умница, притащила...
А как было не притащить? Уборщица тоже из бывших актрис, понимает, что такое спектакль...
Клеопатра отчаянно всплеснула руками:
-- Ой! Какой ужас! Скорее ко мне в гримерку, пока никто не увидел! Вот наша костюмерша бежит... она сейчас за две минуты вас отчистит... она профессионалка!
И незаметно мигнула профессионалке: мол, расстарайся, преврати две минуты в двадцать...
Отвязавшись от оккупантов, Клеопатра бегом помчалась за кулисы. Слава богу, ей чиститься не обязательно: подумаешь, припорошило Ягу снежком...
За кулисами она быстро сказала встревоженным актерам:
-- Он суеверен. Кто не занят в первой сцене -- живо ловить того черного кота, которого реквизитор на чердаке прикармливает...

Видя, как на Кирьяна упал тертый мел и, что за этим последовало, Глеб Акакиевич радостно потирая руки, подошел к Клеопатре Леопольдовне.
- Молодец Клепа, хвалю. – Сказал и радостно похлопал Прончик старую ведьму по плечу. И совсем тихо на ухо сказал. – К Старому Новому Году выпишу тебе премию.
- Надеюсь Марьивана, задержит его минут так на двадцать, пока хлопцы прибегут из магазина с коньячком. Мне он, кстати, тоже не помешает. Такой стресс, такой стресс. Ведь так и помереть можно. – Он демонстративно положил правую руку туда, где должно было, по его мнению, биться сердце.
Подойдя к кулисам, он посмотрел в небольшое отверстие в ткани на собравшихся зрителей, что окончательно рассаживались по своим местам. Прозвенел второй звонок.
- Я отложил начала спектакля, - грозно начал говорить Глеб Акакиевич, отворачиваясь от занавеса. В его глазах летали молнии. Сейчас он был в роли громовержца, в нелепом костюме снеговика, - не для того, что бы актеры могли лишний раз спать у себя в гримерках. Кордебалет, немедленно разбежаться и что б через пару, нет, через минуту все актеры, задействованные в начале спектакля, были на месте.
От негодования и праведного гнева Прончик так раскраснелся, что краснота проступала даже через грим.

-- Клепа?! -- тихо негодовала Клео Непарина, поправляя шубейку. -- Каков наглец, а? Нет, премия -- это хорошо, если не забудет... но какая я ему Клепа?
В этот миг рядом возник помреж:
-- Клеопатра Леопольдовна, Пончика не видели?
-- Возле занавеса орет, -- кивком указала Клео направление. -- а что случилось?
-- Зайчик заболел, -- на ходу бросил помреж.
-- Как же, заболел! -- бормотнула Клеопатра. -- Небось шабашит... поздравляет детишек на дому... Ой, да как же мы теперь -- без зайчика?!

- Ты, где шлялся? У нас тут аврал, понимаешь ли, - начал орать Прончик на своего ассистента Прохорова.
- Глеб Акакиевич, зайчик заболел, - начал было оправдываться он, но Прончик все еще был в ярости оттого, что спектакль вот-вот начнется, а ни деда Мороза, ни Снегурочки за кулисами еще не было.
- У нас не зоопарк, у нас зайцев нет. При чем здесь заяц. – Продолжал орать Глеб Акакиевич.
- Я… это…не про того, что в лесу…Я… про того, кто играет роль зайчика в спектакле, - начал не уверено оправдываться Прохоров.
- Как заболел?! Уволю, без выходного пособия, - внутри у Прончика все клокотало и бушевало. – Немедля найти замену и выдать текст. Немедленно! И мне все равно кто будет играть эту роль, будь хоть это даже осветитель.
Прончик указал рукой, наверх показывая на мужика, который устанавливал прожектора.
- Да, хоть его. Бери и немедленно в гримерку переодеваться. Быстро.
Прохорова, как ветром сдуло. Прончик же напротив искал новую жертву, на которой можно будет выплеснуть свою ярость.
- Где этот чертов рабочий с моим коньяком? Я долго буду здесь стоять, и ждать его?!

"Ну, так и есть, проверка", - Ваня обрадовался, что верно разгадал намерения пожилого актёра, - "И, видать, я её прошёл. Вот только где мне переодеваться"
Молодой актёр крепко задумался. На репетициях, даже на главной, он играл без костюма.
"Нечего тебе париться, ещё реквизит помнёшь", - сказал тогда суровый бухгалтер и великолепный дедморозовский костюм остался висеть на плечиках. Да Ваня и не возражал. Не мять, так не мять. Нашим легче. Само осознание выступления в такой важной роли уже вселяло в него необыкновенные чувства, будило и звало. Без костюма репетировать было даже легче. Ничто в виде бороды не лезло в рот, мешая дышать и ничто в виде бровей не сползала вниз, закрывая обзор. Но то на репетиции. А как тут? Предстартовый мандраж сковал молодого актёра не хуже мороза. Скоро звонок, а он ещё не в костюме! Все проблемы с текстом разом были забыты, ибо нечто более крупное могло сорвать долгожданную премьеру. Раньше Иван играл только "Кушать подано" и "Карета у подёезда", где и гриммироваться-то толком не нужно было. Всё делалось на правом колене за кулисами. А теперь - другое дело. Роль с костюмом, дагримом. Но где всё это? Какая из гримёрок его? Вламываться куда попало было ну оч-чень неудобно. А вдруг там барышни или, что ещё хуже, мадам Клеопатра. От него тогда не только бороды, мокрого места могло не остаться. Но делать что-то было надо. И Иван, немного осмелев, постучался в первую попавшуюся комнату.
- Э, не подскажете, мне сюда или как?

Волгин закончил накладывать грим на своё лицо, и снова посмотрел на себя в зеркало:
«- А, хорошо получилось! Даже прекрасно! Кафтан, правда, как будто моль съела, но это ничего! Жаль, что борода свалялась, или ей так и положено? Спросить что ли у кого? Да, нет, скоро начинать! Да и грим я чуток перепутал, ну, правда, серый и зеленый очень похожи! Ну и потом, ведь зимой вся природа спит, значит, серый цвет лица, в общем-то, вполне подойдёт, опять же, как сейчас говорят, экология плохая! А вот морщин я не пожалел! Хм, а вот стоило ли чернить зубы? У Атаманов так положено, а вот у Леших? Ну да он, в конце концов, тоже не мальчик! Парик! Фу, чуть не забыл! Так, возьму вот этот, с гнездом! Ну вот теперь можно и начинать! Хм, а скоро ли начало? Проблема! Надо спросить у Клеопатры, она всё знает, да и не откажет старику!»

С этими мыслями актёр встал из-за столика, и направился в гримёрную к Непариной. Подойдя к комнате, Волгин постучал в дверь и со словами:
- Клеопатра Леопольдовна, вы уж прости старика… - вошёл в гримёрную.
К сильному разочарованию актёра, в гримёрной были совершенно незнакомые люди, трое мужчин и женщина. Почему-то при виде Волгина у двух молодых людей в черных костюмах открылись рты, и закатились глаза, женщина прыснула, а вот третий мужчина только нервно моргнул…
- А что вы тут вообще делаете?

Утро для Анастасии началоь с бешеной скачки по всей квартире - она проспала почти на пол часа, так как китайский будильник заводского производства, купленный в каком-то закоулочке наконец сломался. Когда же девушка проснулась на столько, что смогла доковылять до ванной, из крана раздалось только возмущенное шипение и вырвалось несколько плевков ледяной воды. Пришлось бежать на верхний этаж, к давней знакомой Ирочке, которая сама еще нежилась в теплой кроватке, и пользоваться какой-то суперумной водяной установкой. Наскоро умывшись и поблагодарив подругу, Анастасия кинулась в родную квартиру и пробежалась по каждой из трех комнат, в поисках всех составляющих ее одежды. Затем подошла к очереди долговременная процедура перед зеркалом. Спустя еще пол часа она глянула на часы и чуть не упала в обморок - она опаздывала на свой первый спектакль, который она так долго выпрашивала у режиссера.
Выбежав из подъезда, она кинулась на остановку, заскочила в первый же троллейбус и уселась на свободное место. Ехать ей было далеко, поэтому девушка спокойно закрыла глаза, решив еще немного подремать. Ей привиделись яркие афиши с надписями "Сегодня вечером в нашем театре выступает знаменитая актриса Прима Анастасия!" Мечты были такими сладкими и приятными, что молодая девушка погрузилась в них очень глубоко. Когда же она открыла глаза и взглянула в окно, сердце ее екнуло - она проехала на пару остановок дальше любимого театра.
Вскочив с сиденья, она истеричным голосом начала требовать, чтобы двери открылись и ее выпустили на улицу. Оказавшись на морозе, девушка немного успокоилась:
- Да что же мне так невезет?! Теперь вот придется пешком по такому холоду тащиться.
И она потащилась. Первые пять минут она шла быстро, но спокойно. Когда же холодок начал проникать под коротенькую курточку, она прибавила шаг, а потом уже и побежала.
Влетев в помещение театра, девушка, не останавливаясь, кинулась в свою гримерку. Но краем глаза, Анастасия все же успела заметить, что в театре что-то происходит. И дело было не просто в предутренниковом мандраже - здесь и правда что-то случилось. Но девушка захлопнула дверь своей гримерки и погрузилась в мир костюмов, грима и перьев.

Василий Никифорович Трезвенников всегда очень гордился своей фамилией - подумать только, он обставлял своих коллег на целую четверть бутылки, и когда "коллеги" уже штабелями клались под стол, Трезвенников продолжал героически созерцать белую воду, от которой шел сильный аромат настоящей, столичной водки.
К сожалению, даже человек с такой говорящей фамилией не мог вспомнить, что было вчера, и почему у него так сильно болит голова. Казалось, что Пончик решил сделать из нее колокол для своих декораций, ибо шум стоял наисильнейший...
Поэтому, когда помреж начал отчаянно трясти лестницу, на которую Василий с таким трудом взобрался, голова превратилась в колокола Храма Христа Спасителя и выдала такую канонаду, что мир вокруг превратился в россыпь ослепительных зеленых, красных и желтых пятен, а потом он неожиданно начал вращаться, и Василий Никифорович, всей своей немалой массой, рухнул вниз, превратильно уцепившись за крепящие веревки и канаты с одной только мыслью - "Падать, так хоть вместе!"... Прохоров оказался человеком дальновидным и быстро ретировался, когда увидел заваливание крейсера "Авроры" наверху - по-иному назвать падение осветителя было нельзя. Каким-то чудом Трезвенников упал на груду мягких подушек, оставленных здесь явно по недосмотру, а вот прожекторам и балкам повезло меньше - они упали точнехонько на деревянный пол за кулисами и издали жалобный треск. Особенно прожектора, которые так бережно везли сюда...
- Ва... Ва... Ва... - пытаясь побороть заикание от представшей перед его глазами картины, мямлил Прохоров. Взгляда он оторвать уже не мог и лишь бездумно тянул Трезвенникова за рукав.
- Ась? - вяло отозвался Василий, поднимаясь и громогласно шмыгнув носом. Картина упавших и разбитых прожекторов ему явно понравилась, вот только в мозгу, скованном похмельем, круталсь какая-то навязчивая мысль, что что-то здесь не так.
- Вы будете играть зайца, - обреченно изрек Прохоров и замолчал, продолжая глядеть на братскую могилу.
- Энто хто? - поинтересовался Василий. Слово "зайца" ему было незнакомо - по крайней мере, сейчас.
- Животное, - сказал помреж, то ли называя так Трезвенникова, то ли отвечая на его вопрос.
- А-а-а... А какое?

- А что вы тут вообще делаете? – Спросил Волгин.
- А, Захар Петрович, познакомьтесь это Кирьян Зосимович, - Мария Ивановна решила воспользоваться случаем, представляя друг другу старого актера и энергетика, и еще немного потянуть время. – Захар Петрович у нас заслуженный артист. У него столько званий, премий, что и не сосчитать.
Гримерша прекратила счищать мел с одежды Отброськопытова и занялась своим любимым делом, то есть чесать языком. Зная, что у Захара Петровича выход на сцену не скоро, она решила воспользоваться случаем и немного попридержать старика в гримерке у Клеопатры Леопольдовны.
Два «шкафа», что сопровождали Отброськопытова в театр, сейчас утомленные болтовней гримерши, откровенно зевая, облокотились на платяной шкаф, который под таким натиском слегка зашатался и стал потрескивать.
…
Глеб Акакиевич смотрел, как Прохоров тряс лестницу, на которой стоял осветитель и как тот упал на какие-то подушки.
- Прохоров. Веди его в гримерку и живее, живее! – кричал на своего ассистента режиссер.
- Глеб Акакиевич, Анастасия пришла и сидит у себя в гримерке, - прошептала на ухо разъяренному режиссеру одна из статисток, что постоянно шпионила за всеми и докладывала обо всем Прончику в надежде, что в следующий раз уже она будет играть главную роль. – Наверное, опять проспала. Такая безответственная девица.
Лицо Прончика побагровело. Этот день Настасья запомнит. Он ей устроит «кузькину мать», она так просила эту роль и вот нате получите и распишитесь.
- Проспала! Подать ее сюда! – Теперь он был в роли царя, только без посоха, а то он еще и стучал бы им по полу.

в гримёрке никого не было. На столике лежало что-то рыжее и пушистое, что если и было бородой, то скорее Карабаса-Барабаса, а не Деда Мороза. "Странно", - подумал Иван, - "Авангард какой-то. А ещё хвалились, что костюм дефицитный, не дадут даже на генеральную. А тут драньё какое-то. А где шуба с валенками? Не притащили что ли?"
Пёрышкин сел на кресло и начал ожидать гримёршу, которая ему ещё вчера долго долбила, чтобы без неё в краску не лазил и ничего не нацеплял, мол сперва она разберётся с носом и щеками, а всё остальное - потом. Вот только когда будет это самое "потом"?
Ваня принялся разглядывать гримёрку, отмечая, что раньше тут наряжалась, судя по всему какая-то девица. Зеркало в помаде, дырявые колготки на подоконнике это ещё пол-беды, но зачем было свои тампоны разбрасывать по всему столику? Как он уборщице объяснит, что нужно убирать? Придётся самому. Войди кто - ведь позору не оберёшься. Пёрышкин стал и, оглядываясь на дверь, принялся засовывать все бабьи причиндалы в ящик перед зеркалом, непроизвольно всё комкая и сминая.

Сонечка весело шла по коридору в гримерку Фимочки Кривоноговой, где ее должна была ждать актриса, которою надо было загримировать под белочку. Мария Ивановна была занята тем, что очищала костюм какого-то важного чиновника, что пытался закрыть спектакль, и она попросила Сонечку, молоденькую практикантку, ей помочь. Сонечка с радостью согласилась. Ей впервые доверили такое ответственное поручение, и она лопнет, но сделает так, что Фиму на сцене не узнает родная мать. Соня и Фима подружились сразу, но молоденькая гримерша немного завидовала своей более удачливой подруге. Ведь Соня, вот уже третий раз поступала в театральное училище, которое было в Мухосранске и славилось на всю губернию, но все время проваливалась на вступительных экзаменах. Она радостно захлопала в ладоши, стоя перед дверью в гримерку, ее щеки покрыл легкий румянец смущения. Задержав дыхание и успокоившись, она открыла дверь и …
- Вы что тут по ящикам лазаете, извращенец, - в Пёрышкина полетело полотенце, а потом на его голову обрушился град из маленьких женских кулачков. – Вы кто такой. А-а-а, - закричала Сонечка, увидев в руке неизвестного мужчины скомканные тампон и чулки.

Лампочки на чердаке давно перегорели. Поэтому в сером пыльном полумраке метались лучи двух карманных фонариков: реквизитор и декоратор для устрашения суеверного Кирьяна ловили толстого черного кота, прижившегося среди театрального хлама.
-- Держи!..
-- Окружай!..
-- Так его и перетак... и его кошачью маму...
-- Легче, козел, ворота замка башкой протаранишь!
-- Замок-то, блин, откуда?
-- Из "Орлеанской девственницы".
-- А-а... Кис-кис-кис... иди сюда, паршивец... хорошая киса, хорошая... а-ах, зараза разпротакая, вон в ту щель ушел!
-- Я сейчас лежа попробую, на руку не наступи... А... ага-а-а!.. Есть!.. Тьфу ты... Посвети-ка... Ну, енот-то, енот, блин, откуда?!
-- Из " Маугли"... Надо же, моль почти сожрала...
А черный кот, лениво растянувшись на стропилах, не без интереса поглядывал на странные людские забавы.

«- Кирьян Зосимович? Энергетик? А что он тут делает? Наверное, тоже пришёл на спектакль! Ой, Мария Ивановна оседлала любимого конька, теперь будет трепать языком до конца Света! Вон ребята его приуныли совсем, того гляди заснут! Надо спасать их! Ведь они в конце концов на представление пришли! Отброськопытов, а не тот ли это Отброськопытов? Узнаем!»
Дождавшись мгновения тишины в монологе Пуцель, старый актёр спросил:
- Кирьян Зосимович! Скажите, а вашего деда не Пересветом звали?
- Пересветом – энергетик почему-то нахмурился.
- А отчество у него не Прохорович было?
- Прохорович – энергетик нахмурился ещё больше
- Тогда я его отца знал! Прохора Отброськопытова! Помню мы с ним в Воронеже познакомились! Отличный парень был! Ну да кому я рассказываю! Когда же это было? Проклятая память! Помню, был май, а может и июнь! Или август? Помню, что было тепло! А вышло значит так: мы приехали в Воронеж, и что же мы там делали? Там ещё был такой трактир - то ли на «Пэ», то ли на «Эл»? В общем, как-то так! И там мы встретили ту девушку, прехорошенькую, но она немного косила! Или хромала? «Царская карета» тот трактир назывался! И вот мы с Прохором и той девушкой пошли погулять по набережной, ну я с её сестрой чуть отошёл. Как я не говорил вам про её сестру? Она ещё хромала. Не может быть! Мы ещё потом с ней поженились, неофициально. Нет, это я про другую. Да. В общем, чертовски было хитро придумано с той деревянной свиньёй! Или лошадью? Или собакой? Из чего же мы её сделали? Так и вертится на языке! Из дерева, точно! Ну и шуму было! Была там ещё одна, нет, не хромоножка, а скорее такая, рыженькая. Ну вы знаете! Высокая такая девушка, все шепелявила, словно каша во рту. Нет, сейчас припоминаю, она была в другом городе! Ну и конечно шуму было от той деревянной коровы! А мы как выскочили из неё и страсть как напугали всех вокруг, прямо смешно! Помните я говорил что она косила? Правда, она была прехорошенькая, но это было неважно. Да. Так это и случилось. Ах, какой был день, помню всё это как будто это было вчера!

Отброськопытов слушал это на одном дыхании:
- Дед Прохор! Ой, Я, честно говоря, уже плоховато его помню, но, сколько же тогда вам лет? – на лице энергетика появилось искреннее удивление – Так, сколько же вам-то лет?
- Мне? Ну… честно говоря подзабыл уже. Но это ведь не главное! Главное на сколько, ты чувствуешь себя в душе! Пойдемте, я лучше вам театр покажу! Как внуку моего старого друга я покажу вам всё самое интересное!

– Вы кто такой. А-а-а, - закричала Сонечка, увидев в руке неизвестного мужчины скомканные тампон и чулки.
Ну, хорошо полотенце. Ваня готов был чтоб его и причёсали и побрили, хотя зачем брить деда Мороза? (Поистине, моразм крепчает). Ваня мужественно снёс и массаж головы. (Вот уж не думал, что у актёров, такой сервис, но, что поделать - "Назвался груздем - полезай на сковородку"). Но девичьи визги на таких высоких нотах, что даже сама Волочкова вытянуть не сможет (или она в фигурном катании?) были выши Ваниных сил.
- Кто-кто, конь в пальто. - Иван настолько оторопел, что ничего умнее придумать не мог. Да и предстартовый мандраж делал своё дело. Перейдя на лёгкое заикание и не находя слов Ваня всё же выдал всем своим хорошо поставленным полновесным басом:
- Чё орёшь? Шубу давай сюда! И эти, как их там, сапоги! И быстро, одна нога тут, вторая снова тут!
Сонечку как ветром сдуло. Дверь гримёрки скрипнула и закачалась на петлях, пытаясь занять удобное ей одной положение.
"Пришла, а реквизит забыла, эх ряха..." - Иван сцепил кулаки и принялся дожидаться, когда же ему сюда принесут кроме драной рыжей бороды обещанную новую шубу и прочие типично дедморозовские причиндалы. Потом Иван поглядел на свою руку, и, увидив всё ещё зажатые в кулаке тампоны, в сердцах бросил их прямо на пол, прибавив пару непечатных слов для усиления эффекта и снятия напряжения. Благо, в комнате он уже находился в гордом одиночестве и его слова не могли покоробить чей бы то ни было нежный слух.

Помреж потащил Трезвенникова в сторону гримерок, хотя Василий только собирался оценить высоту своего падения и подивиться, что есть на свете чудеса.
Чудеса на свете были - Василия затолкнули в первую попавшуюся свободную гримерку (хотя, как было заметно по суетне в коридоре, эти гримерки менялись через каждые две секунды) и оставили наедине с огромным белым мешком, который Прохоров, явно с каким-то скрытым сарказмом, обозвал "костюмом".
Что делать же с этим "костюмом" - Трезвенников так и не уловил. Что-то такое легкое, простое и в то же время величественное.
"Без поллитра не разобраться!" - трезво решил Василий Никифорович, сгреб мешок в охапку и, оглядываясь, как вороватый жулик, выскользнул в коридор. Странный коридор, живший по своим законам, огласился воплем девушки. "Что-то до боли знакомое", - пронеслось в голове у Трезвенникова, точнее, в той ее части, которая умудрялась еще думать. Василий Никифорович стал немым свидетелем сцены торопливого побега вышекричащей особы и поскрипывания двери. Осветитель с белым мешком в руках осторожно заглянул внутрь и увидел здорового парня, стоящего поперек комнаты практически с таким же лицом, какое было сейчас у Трезвенникова. Парень что-то швырнул на пол и сказал секретный код, который Василий умел вычислять безошибочно даже в глубоком похмелье. Код нес в себе простую фразу: наш человек.
- Здорово, брат! - поздоровался Трезвенников, шагнув в гримерку. - Слышь, брат, дело есть...
Слова вырвались на волю вместе с воздухом из легких, и "аромат" тут же известил Ваню о сути данного "дела"...

Сонечка неслась по коридору в реквизитную, где лежал новый костюм деда Мороза. Забежав в помещение и схватив первое попавшееся пальто, накладную бороду, валенки, шапку и посох, она побежала обратно. Впопыхах бедняжка не разглядела, что накладную бороду она взяла от Ивана Сусанина.
Пробегая мимо гримерки Примы Анастасии, Сонечка резко притормозила, постучала в дверь и сказала:
- Пончик, рвет и мечет. Скорее на сцену, - не дожидаясь ответа, она понеслась дальше. Она была уверена, что актриса ее услышит так, как под дверью пробивался лучик света, а за ней слышалось какое-то движение.
Не успела она пробежать и пару метров, как снова встала как вкопанная. Перед ней предстала такая картина.
Захар Петрович шел вместе с Кирьяном Зосимовичом по коридору и о чем-то живо разговаривали. Сонечка поняла, что план Марии Ивановны провалился, видать Кирьян не вынес долгую словесную атаку гримерши.
Не много успокоившись, она посмотрела на комнату, в которой переодевались статистки, и которую делили между собой Фимочка и другие молодые девушки. Дверь была не заперта и, подойдя ближе, услышала знакомый голос.
Так и есть. Это был осветитель, который зачем-то держал в руках костюм зайца, конечно же, она слышала, что статист, который должен был играть сегодня в спектакле зайца, калымил в одном банке, наверное, Пончик в бешенстве выбрал на эту роль первого попавшегося человека.
- Вот мы все и в сборе. Так, - она уже чувствовала себя уверенней, первый шок прошел, - сначала переоденем вас, - она указала на Перышкина, - а потом вас. – Ее хорошенькая головка повернулась к осветителю. Во взгляде гримерши сверкали молнии, и любой отказ был бы воспринят как личное оскорбление. Спектакль и так откладывается, а эти двое, что-то задумали. Наверное, собирались выпить, думалось Сонечке, поскольку от осветителя разило, как из помойного ведра. Придется воспользоваться мощным орудием против запаха.

Не успела молодая костюмерша выскочить за дверь, как в гримёрку заявился похмельный Трезвенников с костюмом зайца и заначкой. Предложение выпить ошарашило Ивана даже больше, чем внезапный массаж головы, заставив извилины работать в режиме повышенной активности. С одной стороны остограммиться перед представлением и сам Станиславский не чурался, говоря, что, мол, это снимает комплексы и раскрепощает скрытые резервы организма. Да идля сугрева пользительно. С другой - унюхай кто специфический запах: роль Деда Мороза можно было лишь передавать по наследству и распрощаться со всякой мыслью о подобных поцелуях судьбы. Хотя, если чем-то заесть...
Но договорить ему не дали. Сонечка ворвалась вновь и завертела всё в своих маленьких, но очень практичных ручках. Она усадила Ивана в кресло, откуда он только что поднялся и принялась обрабатывать его лицо, втирая в него румяна. В промежутке между порциями наложения грима Ивану всё же удалось выдавить из себя
- А зачем сразу две бороды? Рыжая и, вот, пегая? Я ж, вроде, их менять не должен по сценарию
- Значит так Прончик решил, - на автопилоте ответила Сонечка. Она явно боялась потерять инициативу, а оставлять этих здоровых мужиков одних боялась ещё больше, ибо они, по ееё мнению, могли своим обычным мужским разгильдяйством сорвать детям утренник, а виновной сделать её, Сонечку.
- Ну, ему виднее...- Иван был полон сомнениями, но спорить не стал. Ей виднее. Вон как шебуршит. Профессионалка. Оставалось лишь дождаться конца действа и посмотреть на себя в зеркало. Да и мечты пофорсить в импортном дедморозовском костюме грели душу, придавая уверенности в себе.

Поглядев в зеркало, Анастасия удовлетворилась результатом. Оттуда на нее смотрело выбеленное лицо молодой девушки, с яркими, красными румянами на щеках, со снежно-белыми волосами на голове, вместо привычного загорелого личика и роскошных золотых кудрей. Девушка даже не сразу себя узнала, а это кое о чем говорило(если учесть что Анастасия видела себя в зеркале раз по двадцать в день).
Следующим шагом было одевание костюма юной помошници Деда Мороза. Девушка повернулась на стуле и оказалась как раз напротив большого дубового шкафа. Но костюмов в ней было не много, точнее только один - Снегурочки. Анастасия придирчиво осмотрела наряд - не то, чтобы она видела его впервые, просто ее предупреждали, что там очень неожиданно может появится моль. Или что похуже.
- Пончик рвет и мечет. Скорее на сцену - это прокричал кто-тоиз персонала, но Анастасия не поняла кто именно
- Тьфу ты! Ведь и правда, я же опаздываю. Быстро, быстро, одеваюсь! Ну почему мне никто не поможет! Этот древний костюм невозможно одеть!
В это время любой проходящий по коридору, мог услышать дикие ругательства и шум сбиваемых со стола предметы из гримерки №10. Но там никто не проходил, поэтому нажаловаться Пончику, что Анастасия занимается непонятно чем, было некому.
Но вскоре дверь открылась и оттуда выглянула голова. Точнее то, что на ней было - голубая корона Снегурочки. Потом показались большие голубые глаза и неестественно-белые волосы аж до пят. Снегурочка закрыла гримерку и направилась к зрительному залу, но не успела пройти и пяти шагов, как споткнулась о свои шикарные волосы.
- Да чтоб вас! Вот всегда я из-за них спотыкаюсь. Мне еще на сцене такого нехватало! - девушка подхватила косу и двинулась дальше - Ну кто там меня звал? Я тут чуть не упала, а меня никто даже не жалеет!

Утро у Фимочки началось как обычно - ровно в 7.30 зазвонил будильник, девушка нехотя поднялась с кровати и, старательно почистив зубы, принялась за выполнение утреннего комплекса упражнений от Синди Кроуфорд "Для тех, кто хочет покорить мир". Через 40 минут изрядно упарившаяся Фима отправилась в душ, страшно довольная собой - теперь она, стройная и прекрасная, как Синди, точно не останется незамеченной. Ну и что, что под бесформенным костюмом идиотской белки не видно новообретенной тонкой таллии? Настоящий ценитель разглядит талант и в мусорной куче, если он, конечно, там имеется. Завернувшись после душа в полотенце, Фимочка встала перед зеркалом, подобрала рукой волосы в "высокую прическу", кокетливо подмигнула своему отражению и визгливым голоском пропела: "Чашку ко-офею-у, я тебе бодрящего налью-у..." Эх, куда смотрят продюссеры! Такой талант пропадает! Она ведь зыкончила театральное училище! и не в каком-то паршивом Мухосранскае, а аж в самом Урюпинске! Ну и что, что тройки по половине предметов... Просто идиоты-преподаватели не смогли оценить ее неординарность и самобытность!
- Блинский фиг!!!! - вдруг подскочила Фимочка - Чертова дыра на костюме!
Накануне костюмерша недвусмысленно заявила Серафиме, что если уж ее способностей не хватило ни на что кроме белки, так обязательно хватит, чтобы самой зашить несколько обширных дыр, проеденных молью в беличьей шубейке. Вечером Фимочка так и не смогла этим заняться, поскольку была в депрессии и сама мысль о штопке казалась такой унизительной, что слезы лились в три ручья.
Девушка взялась за костюм... Мда... в таком наряде белочка могла выступать разве что в стрип-баре! Слава Богу, руки у Фимы были приставленны нужным концом и швейная машинка в доме имелась... Вот только рыжей ткани не нашлось. Нашлась только синяя. Спустя несколько часов девушка подняла покрасневшие глаза от рукоделья и...
- Блинский фиг!
Серафима спешно сгребла костюм и пулей вылетела из квартиры, накинув поверх банного полотенца дубленку (все равно переодеваться!). До начала спектакля оставалось 20 минут.
- Беги скорее! Соня тебя обыскалась! Она в вашей гримерке ждет! - поторопила Фимочку стареникая биллетерша.
- Ой, Сонечка, милая! Прости! Я костюм штопала! - выпалила Фима, галопом вбегая в гримерку статисток и на ходу скидывая дубленку...
- Что за... - изумленная и возмущенная Серафима стояла в одном банном полотенце перед двумя малознакомыми мрачными мужиками. В собственной гримерке!
- ЧТО ЗА.... оторопело повторила она.

А потом произошла и вовсе сенсация. По крайней мере по меркам Ивана, в театре человека нового и ещё не особо привыкшего к разным нештатным ситуациям. В гримёрку влетела девушка, скинула дублёнку и осталась..., проще сказать на ней из всего приличного было одно полотенце, да сапоги на босу ногу. Конечно в "Плэйбое" Ваня видел и не такое, но эти стройные ножки могли заставить забиться не одно сердечко. Глаза Пёрышкина тут же скосились на очень даже неплохую фигурку вошедшей, перманентно раздевая её взглядом, челюсть начала отвисать и сдавленное "Э..." готово было уже сорваться с Ваниных губ. Щёки стали краснеть, хотя из-за румян никто этого заметить, соответственно никак не мог. Но, процесс прервала Сонечка, поддержавшая челюсть Пёрышкина снизу и ловко повернувшая его голову лицом обратно к зеркалу.
"Хм, а неплохо живётся актёрам главным", - подумалось Ивану, - "Водку предлагают. Девушек - прямо в гримёрку приводят. И уже тёпленьких." Разглядеть толком вошедшую он не успел, но вид был потрясающий, спорить нечего.
- А ты ничего. Подожди до конца утренника. Там устроим междусобойчик", - тоном завзятого лавеласа кивнул Иван девушке. Толстый слой белил и румян скрыл все эмоции, а уж своим голосом когда надо Пёрышкин умел владеть в совершенстве.

- Та-а-а-ак, - протянул Трезвенников, начав очень быстро - даже слишком быстро - трезветь, оправдывая фамилию. - Та-а-а-ак.
Эти его "та-а-ак" были единственным членораздельным высказыванием на стремительно разворачивающуюся ситуацию, которая нравилась далекому от прекрасно-возвышенных моралей Василию все больше и больше. Особенно эта девица в одном полотенце. Сосед Колян как-то показывал Васе кассету с подобными достояниями матери Природы, но, ввиду недосягаемости подобного идеала, Трезвенников тогда и думать забыл про это... А тут...
- Та-а-ак, - это "та-а-ак" можно было расценивать и как "привет", и как "здравствуйте, о богиня", и как "Боже ты мой, а что я-то тут делаю?!".
Душа поэта не вынесла зрелища, и Трезвенников, вытащив украдкой поллитра "Столичной", прямо из горло хватил "для затравки". В голове сразу слегка прояснилось, а язык, такой беспомощный пару мгновений назад, запросил балладу о прекрасной Изольде Златокудрой... Василий где-то вычитал, что подобная существует.
- А Вы, мазель, чьих будете? - наконец, проговорил осветитель.

Оставался нанести последний штрих к образу деда Мороза, как в гримерную ворвалась Фимочка.
- Фима, что с тобой? – изумилась Сонечка, машинально поворачивая голову без пяти минут деда Мороза, в сторону зеркала, что бы тот не видел то во, что была одета, а точнее сказать, не одета, ее подруга. – А ты чего зенки вылупил? – гаркнула гримерша на осветителя, сама, поражаясь своей напористости. - Растарахтелся он тут, а ну тыкву на девяносто градусов повернул. Не видишь, девушка не одета.
Оставив Перышкина с красным носом сидеть в кресле, она подошла к шкафу и взяв от туда халат подала его Фимочке.
- Присаживайся, - улыбаясь, сказала она подруге. – Сейчас закончу с дедом Морозом, и приступим к белочке.
...
А в это время, за кулисами Прончик увидев поднимающуюся на сцену Анастасию, расплылся в улыбке.
«- До чего хороша», - подумал он, идя к Анастасии, которая держала свои длинные косы в руках.
- Ну, здравствуй моя прелесть. А я уж было заскучал. Думаю, и где же шля…э… пропала моя звездочка? Клеопатра Леопольдовна, ну разве не чудесная у нас вышла Снегурочка? Одно загляденье! – При виде Насти, вся негативная энергия ушла, и теперь Прончик готов был танцевать, танцевать и еще раз танцевать от радости. Кирьяна Зосимовича обрабатывает Мария Ивановна, Снегурочка на месте, Снеговик на месте, дед Мороз на…
- Господа, - тихо начал Глеб Акакиевич, что предвещало не малую грозу, - а где дед Мороз? Почему я до сих пор не вижу на сцене Деда Мороза? А где заяц-осветитель, где белка, господа? – Последние слова Глеб Акакиевич уже выкрикивал.

- Хамы! - взвизгнула Фимочка и хотела уж было чем-нибудь тяжелым запустить в незванных гостей, да подружка-Сонечка спасла положение. Облаченная в халат, Серафима сразу как-то успокоилась и уселась на колченогий стул.
- Представляешь, чуть не опаздала! А все из-за этой стервы-костюмерши! Сама - мол - костюм заштопаешь! А мне репетировать надо! У меня роль! С ТЕКСТОМ! Все утро провозилась. Палец вот уколола...
Не умолкая ни на секунду, взбудораженная Фима достала из пакета костюм.
- Не поворачиваться! - строго сказала она и принялась, проявляя чудеса гибкости, натягивать беличье облачение, не снимая халата. Несколько минут тяжелой борьбы, и Великолепная Пятнистая Белка, Жертва Генетиков и Плохой Экологии, предстала во всей красе. Ну почти во всей... Не хватало грима... И хвоста.
- Где мой хвост! - снова разошлась Фимочка - Развели тут бардак! Соня, где мой хвост!
Взгляд актриссы упал на рыжее недоразумение, которое Ваня прринял за бороду.
- Ох, слава Всевышнему, вот же он!
Фимочка попыталась приладить невнятный ошметок рыжего меха неизвестного науке животного на... Ну вобщем туда, где положено быть хвосту. И осталась крайне недовольна.
- Боже мой! Он же вниз висит! Ну где вы видели, чтобы у белки хвост висел? Это ж лиса получится! И дети не поймут, почему это лиса с зайцем хороводы водят. Нужно, чтобы он торчал вверх! Может проволоку вставить... Только я в этих вещах совсем не разбираюсь. Господа, вы же мужчины! Дайте девушке совет, как сделать так , чтобы он не болтался, а вверх торчал?

Бухгалтер только успел помазать щеки белилами, когда дверь с грохотом отворилась и в бухгалтерию забежал кто-то из режиссерских прихвостней.
- Куда это мне надо бежать, молодой человек? – на ходу, одевая остроконечную стальную корону, до этого побывавшую короной царя из трагикомедии о Кибальчише, короной принца Лимона и даже подставкой для цветов на даче театрального электрика.
- Дормидонт Поликарпович, Пончик просит. Срочно! Да и спектакль скоро начинается…
- Эх-ты, это вас не дебет с кредитом. – Чего уж там, пошли.
Замреж трусил чуть впереди, и все оглядывался, чтобы бухгалтер не затерялся. Наконец, за кулисами они обнаружили Прончика, визжащего как поросенок.
- Здравствуйте, Глеб Акакиевич! Сразу к делу – я отказываюсь играть в этом балагане. Моему персонажу уделено мало внимания. Я предлагаю включить его в каждую сцену.

- Здравствуйте, Глеб Акакиевич! Сразу к делу – я отказываюсь играть в этом балагане. Моему персонажу уделено мало внимания. Я предлагаю включить его в каждую сцену.
Прончик скривил лицо, словно он только, что съел целый лимон, но, повернувшись к бухгалтеру лицом, произнес:
- Дормидонт Поликарпович, милый, - начал лилейно говорить режиссер – Я право не понимаю, о чем вы говорите. Какое расширение роли? У Кощея? Вы посмотрите на Клеопатру Леопольдовну, она вообще играет бабу Ягу и не жалуется.
- Клеопатра Леопольдовна, вы ведь не жалуетесь на свою роль? – обратился Прончик к старухе с горбом на спине и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Вы знаете, что у нас здесь, в этом Храме искусства происходит? Какие только препоны нам не ставят завистники и мракобесы. Да о чем это я, вот только, что здесь, на этом самом святом, для всех актеров, месте стоял Отброськопытов, которому почему-то не заплатили за свет, и грозился отключить электроэнергию в нашем Храме.
Прончик вознес руки вверх, но из-за костюма они раздвигались только в разные стороны, от чего можно было подумать, что режиссер пытается обнять бухгалтера.

Захар Петрович вел Отброськопытова по коридору между гримёрок и предавался новой порцией воспоминаний о былом:

- И вот я значит говорю, Прохору, а не пойти ли нам… а куда же пошли? В баню мы пошли! Пыль с себя дорожную смыть, кости отпарить, здоровье восстановить! И заходим мы в эту самую харчевню, как же она называлась? То ли на Кэ то ли на Гэ, нет! Харчевня была в Нижнем, а тут была именно баня! «Мордовские бани» точно! Ой, доложу я вам, милейшее место, и полы, мраморные, и комнаты отдыха с фонтанчиками и парные есть и даже прорубь искусственная, вода в ней холодная-холодная была, а уж какое там пиво подавали, и самое главное угри копчёные были! Не поверите, угорь, с меня длинной был! На лягушку дохлую поймал, минут эдак -цать боролся я с ним! В Риге дело было! Ой, доложу я вам, отличнейший там клёв! Но не в самой, а на побережье, вот там сказка…

Энергетик, было, дернулся, он уже не выдерживал такой манеры рассказа, когда рассказчика постоянно носит взад-вперед по времени и пространству, но рука старика крепко-накрепко держала локоть Отброськопытова.

- А вот Кирьян Зосимович, святая святых театра! Нет, это не гардеробная! И не распределительный щит! Какой вы шутник! Святая святых это закулисное пространство! Именно здесь и творятся все постановки! Вот и сегодняшняя постановка, тоже! – Волгин подвёл энергетика к машущему руками, словно пытающемуся улететь Прончику – А вот наш…э-э-э… режиссёр! Точно! Глеб Акакиевич Прончик! Прошу любить и жаловать! Хоть молод, да талантлив! Такой спектакль сделал! Глеб Акакиевич, вы знаете Кирьяна Зосимовича? Он оказывается внук моего друга старого, Прохора Отброськопытова! Вот ведь правду говорят, тесен мир!

Первой на ужасное явление отреагировала Клеопатра. Она вцепилась в локоть ошеломленного бухгалтера и потащила его прочь с воплем:
-- Разве это грим?! С таким гримом не играют, с таким гримом вешаются! Сейчас все исправим, сейчас...
И махнула рукой снежинкам. Те понятливо закружились, закрыв бухгалтера от грозного Кирьяна. Не хватало еще этим двоим встретиться!!
-- Мы начинаем или нет?! -- издали прокричала Клеопатра.
-- Начинаем, начинаем! -- засуетился помреж Прохоров. -- Сюда, господа, сюда... левее... Сейчас занавес откроется, вы же не хотите на сцене очутиться? Еще левее...
Отброськопытов не хотел очутиться на сцене. Он послушно сделал несколько шагов влево. Под ногами его разверзся люк -- и грозный Кирьян с гулким уханьем рухнул вниз.
-- Ты это нарочно? -- сгреб помрежа за грудки один из "слонов".
-- Да чтоб я сдох, и не думал даже! -- совершенно искренне оправдывался побелевший Прохоров.
-- Брось дурака, помоги шефа вытащить! -- рявкнул второй "слон".

Если бы на Прончике не было столько белил, то можно было подумать, что он умер и снова воскрес. За его спиной ему представили Отброськопытова. Он развернулся и как был с поднятыми руками так и, нет, не сел. Он был готов задушить Захара Петровича собственными руками.
«Старый маразматик, ходячий мертвец», - режиссер напоминал чайник, который забыли снять с газа и он кипит, и пар у него идет изо всех щелей.
Но бдительная Клеопатра Леопольдовна взяла ситуацию под свой контроль. Прончик подошел к люку, подвинув амбалов и смотря в отверстие, произнес:
- Кирьян Зосимович, с вами все в порядке?
В ответ послышались ругательства, и Прончик понял, что с энергетиком все бедет хорошо.
- Прохоров, проводи друзей Кирьяна Зосимовича за кулисы, а мы начинаем спектакль. Все по своим местам.
Люк, в который провалился Отброськопытов, закрылся и Глеб Акакиевич, как победитель, встал на него.

-- За кулисы?! -- набычился один из "слонов". -- Ты, рожа диверсантская, ты ж у меня до суда не доживешь! А ну, доставай шефа, не то я...
Но тут опомнился помятый Прохоров.
-- Достанем, достанем! -- убедительно сказал он. -- В реквизитной есть чудесная веревочная лестница, она изумительно играла в "Дон-Жуане"... Пойдемте, господа, пойдемте...

- Вот и всё, - сказала гримерша. – Красота это страшная сила!
Сонечка смотрела в зеркало, в котором отражались дед Мороз с бородой Ивана Сусанина, белка-мутант и косой заяц. Она была довольна своей работой. Троих актеров загримировать за каких-то пять-шесть минут. Ну, да, есть маленькие недочеты, но из зрительного зала, по крайне мере с шестого ряда, их видно не будет.
- А теперь бегом на сцену. Прончик ждать не будет. – Закончила она, выталкивая из гримерной актеров и осветителя, от которого несло, как из помойного ведра. Оставшись одна и усевшись в кресло, она тяжело вздохнула и услышала первый звонок.

Ну вот и звонок. Иван поднялся с кресла и критически осмотрел себя. Да, в этом кургузом пальтишке с пегой бородой он походил на кого угодно, но только не на Деда Мороза. Валенки были новыми, даже "нулёвыми", как говорил его старший брат, пришедший в ноябре с армейской службы. Самого Ивана пока не забради туда только потому, что он оставался единственным кормильцем престарелой матери, но с приходом брата ситуация могла повернуться к нему совсем другим боком. Службы Иван не боялся, относясь к ней, как к чему-то такому, чего всё равно не миновать, да и какой он тогда мужик, ежели не пройдёт через эту школу жизни? Жаль конечно было бы театра, но - "такова селява", как говорят умные парижане. Впрочем, у "нулёвых" валенков был не один недостаток, а сразу два. Во-первых они безбожно жали, ибо были размера сорок третьего, а отнюдь не сорок шестого, а во вторых они просто были не обхоженными, то есть передвигаться в них было равносильно катанию на коньках, ноги норовили согнуться не туда и не так. Впрочем, дарёному коню в губы не смотрят. То, что на сцене дедморозит он, а не кто иной - уже большой прорыв и срывать его, жаловаться на валенки не того размера - мелочно и недостойно настоящего актёра. Вперёд, на сцену, Прончик ждать не любит.
- Я весёлый Дед Мороз
Гость ваш новогодний
От меня не прятать нос,
Добрый я сегодня!
Голос Ивана гулко раскатывался под потолком клуба. Посох, втюханный ему прямо перед выходом подсобным рабочим был сделан из грифа от штанги, которую молодые подсобники частенько шумно роняли за кулисами, пытаясь накачать свои мышцы, так, чтобы их рельеф нравился девочкам. Мышцы, конечно, накачивались, но до Ивана им было, как до Китая на карачках. Пёрышкин старался подружиться с ними и даже дал несколько советов по поводу "качественной прокачки", но почему-то пока никакой благодарности, кроме шипения в спину от них в ответ не получал. И вот теперь посох из грифа. Каверза или так задумано? Кто знает. По крайней мере Ивану не составило никакого труда не только таскать за собой эту железную орясину, обмотанную ватой, но и так постукивать ей по полу, что доски сцены хрустели, но не сдавались.

- Я не шучу, господа. Хотите получить зарплату + премию + надбавку - уговорите Пончика, что Кащей нужен в каждой сцене. А иначе - я вам за июнь зарплату не выдам!
Зарыдай-Несуйский был рад смене амплуа - он многое видел в театре, как актеры начинают привередничать, спорить с режисером, ругаться за роль. Дормидонт тоже этого хотел. Но в отличии от прочих у него был неоспоримый довод - зарплатой ведал все же он...