Пламя жадно рванулось по ковру и устремилось к деревянной столешнице, отрезая путь к двери, впрочем, в нее уже ломились с той стороны, возможно друзья, но, скорее всего, враги. Леонид закинул мешок на плечо и высунулся в окно. Второй этаж, не так уж и высоко, метра три не больше. Македонянин спрыгнул вниз, прямо в темноту улиц Аргоса и бросился прочь в бушующем кругом хаосе.
Однако, сегодня Фортуна, похоже, решила поиграть с ним в одну из своих забавных игр. Выскочив из-за угла, Леонид чуть не столкнулся с одним из спартанцев. Огромный, словно горный медведь, воин в красном плаще, покрытом красной медью панцире и шлеме с красным же гребнем, повернулся к противнику. На мгновение глаза Леонида успели заметить знаменитую надпись, начертанную на круглом щите врага, – «С ним или на нем!» Времени, на раздумье не было, грек в алом одеянии бросился вперед, его меч свистнул всего в пяди от лица македонца, но круглый щит последнего отбросил его в сторону. Леонид, пользуясь преимуществом противника в росте, отскочил вправо и вонзил свой клинок в левое бедро грека. Спартанец зарычал и атаковал вновь, верткий и жилистый, словно азиатский шакал, македонец отбросил его натиск и наотмашь рубанул по руке. Старый меч, верный друг многих походов и битв, рассек плоть и дошел до кости, не разрубил, а сломал ее. Теперь эллин уже взревел, оружие выпало из его руки, но воин, словно одержимый, продолжал наступать. Леонид отвел меч назад, так словно вытаскивал его из раны и резко выбросил вперед. Острие пробило горло, и из перерубленных артерий захлестала кровь, мгновенно теряющаяся на фоне красного облачения падающего врага.
А македонец продолжил свой бег, заметив, как в конце переулка замелькали другие красные плащи. Леонид миновал два, словно обезлюдевших, квартала и снова услышал шум схватки. У крыльца богатого дома в свете нескольких факелов сражались бойцы разных армий, несколько галлов отступали вверх по ступеням, аргосцы в желтом и белом теснили их довольно уверенно, вот только трое спартанцев заставляли их все время обращать внимание на свой фланг. Все против всех, как типично… Леонид еще несколько мгновений выбирал между боем и тихим темным проулком, уходящим к городским стенам, и. уже чувствуя усталость, все-таки побежал на помощь своим. Первый удар македонец нанес в спину ближайшему защитнику города, меч вошел под острым углом в районе пояса, там, где тело уже не прикрывала броня. Отпихнув застонавшего бойца в сторону, Леонид атаковал следующего, крепкое железо легко разрубило бронзу шлема и голову под ним, аргосцы смешались окончательно. И тут свистнула стрела, кто-то из спартанцев упал на ступени под ноги врагам, из темноты появилось с полдюжины галлов, трое греков-эпиротов и двое мамертинцев в тяжелых кольчугах с топорами. Аргосцы в панике отхлынули назад, но было уже поздно, их валили на брусчатку, топтали ногами и резали как свиней в хлеву, так же поступили и со спартанцами.
Короткий обмен приветствиями, галлы хлопают друг друга по шлемам, эпироты и македонцы более сдержаны, но все равно улыбаются. Леонид вздохнул с облегчением, вновь среди своих, однако вскоре выяснилось, что никто из собравшегося отряда не знает, что делать и где другие части армии Пирра. Конец короткой дискуссии положили замелькавшие на противоположной крыше лучники из числа городских ополченцев. Темные росчерки стрел заставили отряд уходить с освященного пространства, тут и пригодился примеченный Леонидом проулочек. Они потеряли только одного галла, еще одного и одного мамертинца лучники успели ранить, темный стиснутый с двух сторон домами, проход позволял идти лишь в колону по три, Леонид оказался во второй шеренге, справа от него шел галл, слева эпирот, впереди еще одни эпирот и два галла.
Над домами раздался протяжный зов рога, переливистый и могучий, словно горный поток.
- Это рог Аталикса! – воскликнул кто-то из галлов. – Он трубит сбор своим воинам!
- Недалеко! – крикнул кто-то сзади. – Дойдем!
Спорить никто не стал, мешки с добычей на плечах почти у всех воинов не располагали к длительным спорам.

Нрпг:

Время – 272 г. до н.э.
Место: Греция, север Пелопоннеса, город Аргос
Диспозиция: Эпирский царь Пирр атаковал ночью городские ворота и его пехота ворвалась внутрь, прорвавшись до рыночной площади. Преследовавшая Пирра армия Спарты ударила в тыл эпиротам и тоже оказалась в Аргосе. Аргосцы отступили к городской цитадели, ведя отчаянные уличные бои, Пирр повел в атаки по главным улицам слонов, что окончательно сломило дух противника. Вспыхнула беспорядочная резня, закончившаяся во второй половине ночи, спартанцы были выброшены за стены, аргосцы заперты в цитадели, союзная Аргосу армия Антигона подошла к городу с другой стороны, часть ее отрядов тоже оказалась в цитадели, армия Пирра начала грабеж Аргоса.

Это только точка отправления прикла, желающим поучаствовать обращаться в соответствующую тему в «Обсуждениях».

Состав:

Леонид, младший офицер одного из македонских отрядов, отбившийся в суматохе от своих воинов, ветеран итальянского и сицилийского походов Пирра. (Grey)

Елена, девушка из предместий Керкинитиды, взятая служанкой в окружение высших офицеров Пирра. (Тагира)

Дартификс , десятник галльского отряда, галл из уничтоженого клана (Reytar)

Миртия, предсказательница и служительница Фортуны, путешествующая вместе с армией Пирра (бабка Гульда)

Скиф, раб из племени скифов (SonGoku)

-Эй! - достаточно грубо окликнул Елену незнакомый ей офицер. -Ты почему не с остальными?
Вопрос был задан вовремя и к месту: девушка сама была бы рада найти на него ответ. Почему она не осталась с остальными служанками, почему пошла с братом? Теперь она не будет молиться богам, чтобы Лукий вернулся целым и невредимым, теперь...
-Они убили его...-тихо прошептала она, сама не веря тому, что говорит. Нет больше ее брата, ее защитника. Единственного родного человека среди этих малознакомых и малоприятных людей.
А только вчера он с приятелями, такими же наемниками, как и он, увлеченно играл в астрагалы. Елена вряд ли могла увидеть смысл в бросании кубиков из слоновой кости, но точно знала, что если брат восклицал: "Удар Афродиты!", - значит, все астрогалы упали разными сторонами, что было несомненной удачей, а ежели он опускал голову, и кто-то сочувственно говорил: "Четыре хиосца", - значит, везение было не на стороне Лукия. И сегодня тоже кто-то будет кидать эти кубики. Кто-то.
-Кого его? - переспросил незнакомец, однако, окинув девушку внимательным взглядом, решил, что ничего путного от нее сейчас не добьется, - Ладно, разберемся. Пойдешь со мной. Это приказ.
Офицер есть офицер, и приказ есть приказ. Елена кивнула и последовала за воином эпирской армии...
------------------

У костра сидело несколько человек. Чуть поодаль тихо разговаривали двое с черными повязками на руках - мальчишки-прислужники, взятые для грязной работы. У Елены тоже была повязка, белая: девушка ухаживала за ранеными и развлекала здоровых. За прошедший год ей делали пару раз недвусмысленные предложения об увеселении личного характера за небольшую плату сверх нормы, но Елена ответила отрицательно, а Лукий вступился за нее перед оскорбленными отказом. Нет теперь Лукия. Некому будет заступиться.
Офицер, приведший девушку к костру, кивнул в сторону тех двух мальчишек. Ей сейчас следовало пойти к ним и сидеть там, пока кто-нибудь не позовет ее.
-...а когда мне исполнилось двенадцать, я баловался в зарослях с дочкой одного землевладельца, которой было тринадцать...Ничего не получилось, она сказала, что ей больно и прогнала меня. Я спорил: мол, я слыхал, что так и должно быть, что это говорит в ее пользу, но она была уверена, что я делаю что-то не так, - услышала Елена, подойдя ближе. Заметив золотоволосую красавицу, говоривший заметно смутился и умолк.
Глаза у него были голубые и волосы льняные, как у эллина; но телосложение как у береговых людей: поджарый и маленький. На вид ему было лет двенадцать, хотя из разговора можно было понять, что он все же старше. Второму было, видимо, лет пятнадцать. Он слушал своего товарища с улыбкой, в которой изящно сплелись понимающее сочувствие и немного надменности, связанной, очевидно, с собственными успехами в делах подобного рода. Этот юноша был темноволос и смугл - по всей видимости, южанин. При виде Елены он резво вскочил и протянул ей руку:
- Малай.
Девушка посмотрела на протянутую руку. В этом было что-то дикое для нее. Особенно сейчас. Молчание длилось до неприличия долго.
-Елена, - наконец тихо ответила она.
Малай понял, что рукопожатие не состоится.
-А это - Ирий, - кивнул он в сторону своего собеседника, а тот, в свою очередь, буркнул:
-Сам бы представился, язык еще есть.
Елена молча кивнула и села чуть в отдалении.
-От своих отбилась? - попробовал завязать разговор южанин.
Девушка покачала головой и прикрыла глаза. Ирий встал и похлопал товарища по плечу:
-Не надо ее спрашивать ни о чем. Видишь, у нее случилось что-то...

Леонид шел в свете костров и факелов, укрепленных в оконных проемах. Воины Пирра заняли практически все ремесленные подворья на юго-востоке Аргоса, и уже успели поживиться достаточной долей добычи. Если кого и волновало довольно шаткое положение армии, загнавшей врага в цитадель, но так и не уничтожившей его, то это были, возможно, лишь сам царь и его приближенные. Хотя возможно, это не волновало и их.
Македонец, порыскав по переулкам, входящим в район кожевников и ткачей, он так и не нашел своих. А потому оказался нежданно обрадованным, столкнувшись с, марширующей по улице, колонной и узнав в идущем впереди лохаге своего приятеля Потрокла, тоже македонца, но волей Фартуны заброшенный в ряды греческих наемников и ставший командиром одного из лучших латных отрядов Эпира.
Потроклу велено было расположиться заслоном на улице Медников, дабы не дать неприятелю совершать вылазки в стан эпиротов. Солдаты заняли три больших дома, принадлежавших одному из семейств старейшин мастеровых. Когда-то здесь жили старик-чеканщик и двое его сыновей со своими семьями, что с ними стало теперь, знали только побывавшие здесь первыми галлы. Сейчас огороженное небольшим забором пространство заняла малая лоха эпиротов из передовых частей, отправленных сюда Пирром. На что рассчитывал полководец, выдвигая к цитадели такой слабый заслон, оставалось лишь только гадать. Хотя ужас, вызванный слонами, у смятенных аргосцев, вряд ли улегся бы до утра.
У костра офицеры собрались в тесный кружок, где-то в доме справа слышался женский плач. Потрокл, как самый старший, распорядился насчет караулов и размещения солдат, а затем уже велел принести вина и провизии из дома чеканщика. Высокий черноглазый эфиоп Арука, носивший желтую одежду и белую повязку на рукаве, немедленно отправился исполнять поручение господина. Этого слугу Потрокл освободил из рабского загона еще на Сицилии после штурма Эрикса, как знал Леонид.
Арука сразу направился к группе слуг, собранных здесь ранее, ни минуты не сомневаясь в том, что является старшим над ними, поскольку служит самому старшему офицеру. На ломаном эллинском языке, он быстро объяснил им, что требуется приготовить трапезу для командиров и соответствующе ее подать. Бросив взгляд на Елену, эфиоп сказал:
- Ты будешь подавать гостям, - право прислуживать своему хозяину Арука не собирался отдавать никому, но вот сбросить с себя груз лишней ответственности был готов с удовольствием, как и любой бывший раб.

Малай покосился на эфиопа и хотел было спросить , с чего тот раскомандовался, но Ирий, будучи гораздо более рассудительным, ткнул своего товарища в бок и скосил глаза на Потрокла. Южанин только вздохнул.
Через минут десять юноши притащили несколько амфор с вином, найденных ими в кладовых комнатах. Елена, внутренне желая, чтобы земля разверзлась под Аруком и Аид забрал его к себе раньше срока, пошла на кухню за ойнохоей и скифосами. Много посуды было разбито, но той, что уцелела, должно было хватить. Прикинув, что одна она столько не донесет, Елена обратилась к Малаю с тем, чтобы он помог донести столовую керамику.
Вино по тем временам подавалось в конце обеда, но должно было "подышать воздухом" в течение часа. Откупорив амфоры и убедившись, что вино не настолько густое, чтобы разбавлять его водой, Ирий снова исчез в лабиринте комнат в поисках съестых припасов и вскоре вернулся.
В результате общих усилий (готовить умела только Елена, а юноши только помогали ей, выполняя некоторые указания), весьма сносно получилось приготовить мясо и рыбу. В доме чеканщика был большой запас овощей, фруктов и зелени, которой Елена украсила каждое блюдо.
Работа немного отвлекла девушку от ее горя, но брови ее были по-прежнему скорбно сдвинуты, а взгляд тяжел и мутен.
Однако девушке, подающей к столу, следовало быть веселой, безмятежной и улыбчивой.

Потрокл, Леонид и Калисфен, командир эпиротского отряда, переговаривались у костра. Потроклу оставалось лишь вздыхать, слушая как двое других офицеров, участвовавших в первой атаке, хвалят богатства Аргоса и глубину своих мешков. Греческим панцирникам пришлось укрывать правый фланг войска, на тот случай если Антигон вдруг решит атаковать войска Пирра, но атаковали их не Антигон, а спартанцы и оттуда, где никто не ждал нападения, если бы не железная дисциплина и ветеранская выучка различных отрядов, то атака воинов Спарты наверняка завершилась бы разгромом эпиротов и их союзников. Но все закончилось хорошо, и ворвавшиеся в город солдаты вдоволь насытились, добром, винами и женщинами аргосцев...
Но словно какой-то злой рок преследовал Потрокла, ему вновь пришлось отправиться со своими солдатами на самый опасный участок, вновь принять на себя в случае чего удар, и вновь остаться без положенной ему и его людям доли добычи. Нет, конечно, справедливый царь Пирр всегда разделяет часть своей личной добычи между всеми солдатами своего войска, и даже грязный обозник получит свой медяк из этого богатства, но настоящая добыча воина это все же не то, что милостливо раздает командир.
Леонид наблюдал за своим другом, прекрасно понимая, какие мысли одолевают того. Но он также знал, что Потрокл прекрасный и преданный командир, а значит, будет выполнять приказ, и не решиться отправиться мародерствовать по ночному Аргосу. Скорее всего, именно поэтому его и отправили сюда, поскольку высшие офицеры из окружения царя всецело полагаются на Потрокла, и, он, наверное, и сам не осознает, насколько ценен и важен для них.
Тем временем слуги начали подавать трапезу, похоже, дом чеканщика когда-то считался весьма зажиточным, оценить прежнее богатство уже не представлялось возможным, но мясо и рыба, оставшееся даже после галльского погрома говорили о многом. Девушка, поставившее блюдо, украшенное зеленью, на мгновение привлекла внимание всех троих офицеров, однако, голодный желудок тут заставил их приступить к еде, и лишь Леонид задержался взглядом на ее лице чуть дольше остальных.

Елена, если и заметила взгляды, то виду не подала. Возможно, девушка покраснела, но в тусклом свете костра понять это возможным не представлялось. Она старалась мило улыбаться, впрочем, не решаясь смотреть кому-либо из офицеров в глаза, иначе такой взгляд могли воспринять превратно. Когда Елена отходила от костра за очередным блюдом, уголки ее губ скорбно опускались, а пару раз она смахнула слезы со щеки, объяснив Ирию, что "дым в глаза попал".
Девушка сейчас прекрасно осознавала, что едва ли найдет ту самую улицу, где лежит тело ее брата, что она даже никогда не узнает, был ли он похоронен как воин, или же враги надругаются над умершим , сбросив его в сточные воды и повязав камнями, чтоб никто не нашел его. Как переживет отец смерть единственного сына? Этого не должно было случиться. Не должно.
Ожидая времени, когда воины насытятся и начнут восхвалять Диониса, Елена нервно теребила волнистые пряди волос, то завязывая их узлом, то снова расплетая. Руки дрожали, а пальцы не слушались. Боги! Как ей сейчас хотелось разрыдаться!.. и на это она, потерявшая самого близкого ей человека, не имела права.
Малай все время сочувственно глядел на нее и порывался подойти и утешить, но Ирий каждый раз останавливал друга, чтобы не допустить неловкости.
-Если она захочет, она сама расскажет. Оставь ее в покое! - увещевал он.
-Ирий, друг ты мой неразумный! Ты разве не видишь, что девушка горюет, а лучший способ стать ей другом и близким человеком - утешить ее в горе. Ты посмотри, какая она хорошенькая! Настоящая эллинка - часто ли видал таких? Когда она придет в себя, станет гордой и неприступной... - приводил свои доводы Малай, однако к Елене все же не подходил. Не то чтобы слова его товарища казались ему разумными, просто южанин понимал, что молодая служанка, наверное, понравится и кому-то из офицеров, а таких проблем ему вовсе не нужно было.
-Есть-то как хочется... - потянул носом Ирий, - так пахнет вкусно!
-Мечтай. В лучшем случае мы будем есть овощи, и то - когда воины уже спать улягутся, - хмыкнул Малай.
Тем временем трапеза подходила к концу и пора было разливать вино. Юноши перелили божественный напиток из амфоры в ойнохою, а Елена, измученно вздохнув, принесла к костру скифосы.

Солдаты Потрокла и Калисфена по большей части уже тоже разожгли костры, и все, кроме тех, что были поставлены в караул, тоже принялись готовить себе ужин. Кроме двора, они так же заняли крыши домов и сам дом, принадлежавший сыну чеканщика, оставляя тем самым, более богатый в распоряжение командиров.
Леонид, омыв руки в глиняной глубокой тарелке, принял наполненный скифос от девушки-служанки, вновь невольно задержавшись взглядом на чертах ее лица, а затем пригубил питье. Конечно, Потрокл должен был бы попробовать его, но они были не на званном пиру, да и дружили уже достаточно давно, чтобы забывать о мелких традициях придворной челяди. Несколько секунд он старался распробовать вкус, а затем его брови удивленно поплзли вверх.
- Клянусь неприступностью стен Трои! Когда мне суждено будет попасть в гости к Аиду, я напременно разыщу владельца этого дома! Грех не отблагодарить его за такой прекрасный вкус! Потрокл, это же тарентийское вино!
Потрокл, омывавший руки в чаше, поставленной Арукой, отряхнул кисти и, тоже приняв скифос, пригубил сам.
- Ты прав, дружище! Этот горьковатый привкус я запомнил на всю жизнь, после того как мы вернулись в Тарент после разгрома этого дурака Левина! Подумать только, мы пьем тарентийское вино в стенах Аргоса! А знаешь, это добрый знак, кто-то из богов явно посылает нам свой знак расположения.
- Надеюсь, что это хотя бы Арес или Фортуна, от помощи других, хоть и приятной, нам мало будет проку.
- Не гневи понапрасну олимпийцев, Леонид, это может оказаться и Афина....
- Афина покровительница Афин, а афиняне старые враги спартанцев, - рассуждал в слух Леонид, делая периодически глотки из чаши. - Почему бы это и быть не ей? в любом случае, благодарю тебя, укрывший свое имя бог! Если мы вернемся из этого похода с победой, и я узнаю твое имя, то принесу тебе в жертву черного быка и девять черных овец!
- Я добавлю столько же! - воскликнул Калисфен.
- А я вдове больше, - рявкнул Потрокл.
Привлеченные шумом солдаты стали оборачиваться в сторону командиров, если те нашли повод для веселья, то возможно и простые воины смогут разделить его.
Когда девушка вновь наполнила Леониду сосуд и отошла, македонец подозвал Аруку и на самое ухо прошептал:
- Узнай откуда она здесь...
Руководил Леонидом не только личный интерес. Служанки путешествуют лишь при дворе царя и знатных особ, быть может, что-то случилось с кем-то из высших командиров, что девушка из его свиты, оказалась здесь, среди солдат у самых стен аргосской цитадели.

Эфиоп решил подойти к делу со всей ответственностью. Девушки, если только они не спартанки, существа бесхитростные, ложь и лукавство -не их стезя. Однако, стоит помнить, что обычно девушки во время войны сидят дома в ожидании мужей, братьев и отцов. Чтобы сопровождать армию, нужен веский повод - либо острая нужда в деньгах (Арука тут же отмел эту версию, ибо по его убеждению в бедных семьях не бывает красивых дочерей, потому что кожа, лишенная благого влияния масел , быстро утрачивает свежесть под лучами жаркого солнца и темнеет), либо сильная любовь, либо... Больше версий Арука не строил, ему уже и так понятно было, почему девушка оказалась в ряду служанок. "Наверное, она на самом деле знатных кровей, но что-то заставило ее надеть личину служанки..." - с этими мыслями эфиоп отловил Малая, дабы засыпать того вопросами о девушке.
-Как имя ее? - кивнул Арука в сторону служанки.
-Зачем тебе? - вопреки всякому приличию ответил вопросом на вопрос южанин.
В другой бы момент "старий из слуг" выговорил бы ему за это, но сейчас эфиоп решил, что услышав, что девушкой интересуется офицер, юноша будет рассказывать охотнее, в страхе получить большой нагоняй.
-А-а-а... - помрачнел Малай, услышав причину распросов, - имя ее Елена, больше вряд ли могу что-то сказать. Она молчалива и неприступна.
-Совсем как знатная? - уточнил Арука, ему важно было, чтоб сейчас с ним кто-нибудь согласился, потому что, если Елена и впрямь неразговорчива, то от нее эфиоп правды не добьется.
-Может быть, - пожал плечами южанин, - А может, как лучшая и самая приближенная служанка знатной особы. У их есть такая особенная гордыня, очень чувствуется при разговоре с остальными слугами.
-Ага... - после этих слов голову Аруки посетила новая мысль. Конечно, более правдоподобно было бы, если девушка и впрямь была при дворе знатной особы, приближенная к ней и к ее мужу, само собой. И , как это часто бывает, муж своей жене не был до конца верен, а эта служаночка чудо как хороша... Вот он и уговорил свою супругу, чтобы Елена сопровождала его на войне.
-Ирий говорит, что взгяд у Елены такой, будто у нее кто-то недавно умер, наверное, очень любимый ею человек, - неожиданно продолжил Малай, давая версии Аруки однозначное развитие.
Скорее всего, после разгрома аргосских защитников, девушка и ее возлюбленный пожелали уединиться где-нибудь, и ушли от остального отряда. В переулках Аргоса на них напали и офицер был убит, а Елене удалось скрыться.
-Она одна сюда пришла? - на всякий случай уточнил эфиоп.
Малай покачал головой и кивнул в сторону одного из офицеров:
-С ним. Это офицер Василий, я у него слуга.
Василий не участвовал в общем веселии. Утолив голод, он отодвинулся от костра и теперь полулежал чуть поодаль, оперевшись на локоть, и слушал остальных.
-Значит, он ее нашел?- переспросил Арука.
Южанин кивнул.
-Объясни свои домыслы, - попросил он эфиопа. И тот объяснил. Теперь следовало спросить у Василия, не рассказывала ли ему чего-нибудь девушка, но как это сделать? Способ был найден почти мгновенно, слуга Потрокла отличался сообразительностью. Он подошел к офицеру и под предлогом того, что Елену надо занести в списки, если уж она здесь, расспросил Василия о служанке. Тот был изрядно пьян и в хорошем расположении духа. Ответив, что девушка даже не соблаговолила назвать ему своего имени, офицер продолжил:
-Стоит и слезы глотает. "Они его убили," -говорит. А кого -его? Не отвечает. Любовника ,наверное. Стыдно сказать, вот и молчит.
В это время Малай пересказывал Ирию версию о том, кто на самом деле Елена, не ссылаясь, впрочем, на эфиопа.
-Дурак ты, Малай, - без обиняков заявил Ирий, выслушав товарища, - Посмотри на нее: она чиста, как весенние листья оливкового дерева, и вся строгость ее от этой чистоты и невинности... - юноша отчего-то вздохнул.
-Да ты влюбился, брат, как я погляжу, - заметил южанин, - Забудь об этом, друг, ею уже интересуется офицер Леонид.
-А пусть бы и все офицеры ей интересовались, - махнул рукой Ирий и кинул взгляд в сторону костра. Елена по которому кругу уже разливала вино. Офицеры о чем-то спорили. Василий заснул прямо там, где возлежал. Леонид и Арука отошли поодаль, и эфиоп жарко что-то шептал офицеру.

Леонид внимательно выслушал все, что сумел разузнать Арука, догадки слуги интересовали македонца лишь от части, но если эфиоп прав, то остается лишь подивиться самонадеянности того офицера, что решился предаться плотским утехам еще в разгар сражения. Фортуна не любит глупцов, а значит, нить судьбы этого неизвестного была разрезана по его же собственной неосторожности. Если, конечно, Арука прав…
К девушке стоило присмотреться, жаль, что Василий, опьяненный крепким тарентийским напитком, уже спал у костра. Грек, явно не привыкший к «тяжелому» италийскому вину, в отличие от ветеранов-македонцев, оказался не в силах сопротивляться усталости. Что ж, еще будет время выяснить все до конца, хотя проще всего было бы расспросить девушку саму. И это Леонид намеревался сделать по утру, ведь надо же будет узнать, куда и к кому ее отправить после взятия Аргоса.
Под крики, перекликающихся часовых, Леонид вернулся к костру, а Арука к исполнению своих обязанностей. Выпив еще вина и немного пошумев, офицеры один за другим потянулись в дом, дабы предаться заслуженному отдыху. Вскоре Леонид и Потрокл остались у костра вдвоем, даже уснувших помогли увести солдаты и слуги.
- Завтра мы будем штурмовать цитадель, - сухо бросил вдруг командир греческих панцирников. – Тебе надо будет разыскать своих еще до середины утра, чтобы быть на месте.
- Не беспокойся, - отмахнулся Леонид, - в конце концов, чего не бывает во время сражения, меня уже могли занести и с в списки умерших, если конечно их составляли сегодняшней ночью. Когда бы я не явился к своим, меня встретят там с почетом, ведь это все-таки я, а не все они, дошел до площади Трех Фонтанов, куда нам и было приказано выдвигаться.
- Ну, как знаешь, - согласился Потрокл. – Ладно, идем спать…

Вечер выдался жарким и душным. А может, Елене просто так показалось в суматохе различных дел. Как бы то ни было, ночь обдала неожиданной прохладой.
-Дурной знак! - указал на небо Ирий. Девушка подняла голову. Город горел, и ветер гнал с юго-востока тяжелые клубы дыма. Небо казалось багровым. - Сгоревшие заживо будут мстить еще до дня старой и новой луны. Зато тела умерших будут преданы огню, как полагается...
-Если до этого их не разорвут на части оголодавшие псы, - заметил Малай. Елена переменилась в лице.
-Как ты можешь!.. - воскликнула она и закрыла лицо руками.
Ирий укоризненно глянул на товарища и осторожно коснулся плеча эллинки:
-Он не подумав сказал, он сначала говорит, а потом думает, - пытался он оправдать Малая, украдкой строя ему срашные рожи.
-Да какие тут псы, в самом деле, - виновато развел руками южанин, - Конечно, все, кто пал в бою, будут преданы огню, как положено...
-Елена, кто он был? - вдруг решился спросить Ирий.
Елена молчала. Она молчала долго, потому что никак не могла вслух произнести его имя, словно это могло стать последней каплей ее горя.
-Лукий, родной мой брат, - девушка запрокинула голову вверх, но слезы, тонкой пеленой застилавшие глаза, покатились по щекам и атерялись в светлых прядях волос.
-Да ведь богов прогневишь, с братом утех искать... - ошарашенно пробормотал Малай, все еще принимая догадки Аруки за правду.
-Что?..- не поверила своим ушам Елена. Такого девушка не ожидала. Как он, знающий ее менее двенадцати часов, смеет даже предположить такое!
Ирий, не говоря ни слова, заехал своему товарищу по лицу.
-Ты что?! - взревел тот, хватаясь за разбитый нос.
-Иди отсюда, а то еще получишь,- и Малай, который был выше Ирия едва ли не на голову, предпочел не проверять правдивость высказанной угрозы.
Повисшее молчание было прервано нескоро.
-Ты думаешь так же? - тихо спросила Елена.
-Что ты имеешь в виду?
-Ну... ты тоже думаешь, что я и брат... - она осеклась.
-Малай дурак, напридумывал чуши и поверил в нее, - успокаивающе проговорил Ирий. - Не обращай на него внимания.
Девушка вымученно улыбнулась.
-Ты что-нибудь ела? Там еще овощи остались. Поешь и ложись спать, завтра будет новый день.
Елена благодарно кивнула.
---------------
Ирий сидел, обхватив голову руками. Сон не шел. Улыбнувшись своим мыслям, юноша вскарабкался по полуразрушенной стене и заглянул в соседнюю комнату. Елена спала, раскинув руки, и улыбалась во сне.
-Чиста, как весенние листья оливкового дерева, прекрасна , как первые лучи солнца после пасмурных дней... - Ирий от неожиданности едва не свалился вниз. Малай, после удара не сказавший ему ни слова, ловко забрался на стену и усмехнулся, - Ты прав, друг, я действительно дурак.

***

Солнце вставало над несчастным Аргосом. Столбы дыма все еще поднимались ввысь от южных окраин. Защитники цитадели собрались на стенах дабы увидеть то дикое и страшное воинство, что ворвалось в стены их града ночью. Тысячи солдат Пирра бродили по разгарбленным домам и улицам. Галлы, эпироты, македонцы, греки, фракийцы, иллирийцы, мезийцы, тарентийцы, мамертинцы, персы - армия великого Эпира, самого маленького царства Эллады, сейчас во всю хозяйничала на улицах обескровленного Аргоса.
А с севера замер палаточный лагерь воинов Антигона, сейчас казалось, что их не меньше, чем захватчиков, да и оказавшиеся в цитадели греки из этого лагеря уверяли, что так и есть. Но почему же тогда Антигон медлит? Почему был разбит гарнизон Аргоса, ведь аргосцев было никак не меньше? Почему красные шатры спартанцев на юго-западе стоят так далеко, будто воители Спарты ожидают, чем завершиться это кровавое представление?
Из почерневших кварталов Аргоса вдруг раздался глубокий трубный рев, и многие отшатнулись от зубчатых стен. Чудовищные животные, боевые слоны снискали себе страшную славу на узких ночных улицах, когда шаг за шагом мяли и давили пехоту оборонявшихся. И заметив одного из зверей, вышедшего на площадь Трех Фонтанов, аргосцы заголосили, указывая на него руками.

Леонид проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
- Дагон, если ты еще хоть секунду будешь меня дергать!... - македонец открыл глаза и осекся.
Потрокл звонко расхохотался.
- Вставай, друг. Вестник Пирра объезжает все передовые заставы нам велено отступать к проломам.
- Отступать?!
- Да, порази меня Зевс, отступать, - Потрокл тяжело вздохнул. - Собирайся, мои уже строятся.
Во дворе и вправду слышался топот десятков ног и звон оружия.

По глухому, выгоревшему переулку к Площади фонтанов шагал один из бойцов армии Пирра. Судя по длинным, заплетенным в косы на висках темно-каштановым волосам, вислым усам и широким брюкам украшенным клановым рисунком из красных и синих полос это был галл, один из тех усатых наемников, которые подтвердили этой ночью свою славу неистовых рубак и грабителей, которые как раз выходили из обгорелых домов, собираясь к площади и громко обмениваясь новостями и поздравлениями. Дартификс, а именно так звали галла, шагал, неся на плече объемистый мешок и с сожалением думал, что ничего стоящего ему так и не удалось добыть. Дартификс, как многие обеспеченные воины-галлы носил доходящую до середины бедра кольчугу, оставшийся от отца крылатый шлем, длинный рубящий меч и ростовой шестиугольный, покрытый магическими символами, щит. Из небольшой котомки за спиной выглядывала довольно изящная дуга арфы, которую он всюду с собой таскал, хотя умением складывать рифмы и воспевать героические деяния отнюдь не прославился. К огорчению Дартификса, всю его добычу составляли несколько бронзовых браслетов, найденных в одной из лавок, дверь в которую его люди выбили незадолго до жаркой схватки унесшей жизни большей половины из них, да очень хорошего мастерски выкованного бронзового панциря, снятого Дартификсом с какого-то офицера аргосцев. Этот теперь уже неизвестный офицер на свою беду решил что его десятка гоплитов с лихвой хватит что бы разделаться с полудюжиной страхолюдно розмалеванных "северных варваров", занимавшихся грабежом охваченной огнем лавки в глубине переулка. С чего он взял что попавшиеся ему на встречу галлы - единственные враги в пределах видимости, осталось не известным, а спросить незадачливого аргосца об этом можно было лишь в Тир-нан-Ог, куда его и его гоплитов после короткой яростной рубки отправили зашедшие со спины Дартификс и трое его людей. В самый неподходящий момент схватки в переулок вломился охваченный бешенством от ран боевой слон, разметавший и втоптавший в кровавую пыль уцелевших, которых словно и не заметил. Втоптал, растер по земле и умчался в озаренную пожарами ночь, топоча и сотрясая воздух трубными воплями. Так Дартификс остался один на заваленном трупами крыльце догорающей лавки и не нашел ничего лучшего чем снять с убитого врага этот самый панцирь - отличной темной бронзы, украшенный чеканкой кавалерийский панцирь, так не похожий на льняные доспехи большинства воинов эпирской и аргосской армий. Остаток ночи галл провел во дворе какого-то дома захваченного дюжиной иллирийских горцев, сперва радушно пустивших его к костру и разделивших трапезу, а после, уже под утро разругавшихся с ним при игре в кости. Ссора была серьезной, но не настолько что бы рубить вожака иллирийцев, а потом сцепиться с его жаждущими мести воинами, так что Дартификс предпочел подхватить мешок со своей добычей и медленно, выказывая свое презрение, удалиться в ту сторону, откуда доносился созывающий воинов рев рогов армии Непобедимого Пирра...

Воинские отряды торопливо шагали по покрытым копотью улицам, галла и иллирийцы как всегда первыми спешили туда, куда отправлял их новый приказ, потому как именно там могли найтись новое сражение и новая добыча. Пока конные вестники объезжали разные отряды, на площади Трех Фонтанов собралось порядочное число солдат, в основном мезийцев и македонцев. Люди двух этих отрядов, в темно-зеленых и охристых одеждах, явно о чем-то напряженно спорили, иногда даже толкались, но до драки дело так и не доходило.
С другой стороны у центральной чаши стоял громадный боевой слон, поливавший себя из хобота, набирая воду в полупустом резервуаре. Его погонщик, толи грек персидского происхождения из Малой Азии, то ли просто сильно загоревший узколицый человек, раздетый по пояс стоял рядом и смеялся. Слон окатил его струей и, на мгновение замолчавший, погонщик вновь расхохотался.
- Ах, так, друг Никон, ну, посмотрим, как ты попляшешь, когда я в следующий раз не стану вытаскивать колючку у тебя из ноги!
Несколько греков в темно-желтых панцирях, сидевших на краю фонтана тоже рассмеялись, и слон тут же окатил и их.

Дартификс устало привалился к центральной чаше фонтана и присел на ее широкий борт, поставив рядом прилично надавивший плече, мешок. Устало крякнув, он прилег на борт всем телом и, набрав в руки воды из фонтана, впервые со вчерашнего вечера, умылся. Он покосился на плещущаеся неподалеку серое и покрытое толстой морщинистой кожей чудище и чуть-чуть скривился. "Немного доблести в том, что бы натравить огромное чудище на врага и потом добивать бегущих и уцелевших..." - Подумал он, обильно смачивая шею и щеки, смахивая капли с кончиков усов и за одно прислушиваясь к перетекающему в ссору спору между отрядами мезийцев и македонцев. - "Доброго врага стоит побеждать силой и храбростью, а не подлостью и дикостью... Победа над равным или сильнейшим - вот настоящая доблдесть воина... Дикие южане этого не понимают и вряд ли когда поймут вообще..."

Солдаты Потрокла уже построились в боевой походный порядок, могучие гоплиты в сияющих панцирях и округлых шлемах, прикрытые широкими круглыми щитами, представляли собой грозное зрелище. Македонцы выглядели бы на фоне этих греческих титанов жалкой копией рядом с оригиналом, но ни один военачальник в здравом уже не посчитал бы, что жилистые узкоплечие северяне могут серьезно уступать своим сородичам в умении сражаться. Леонид пристроился со своим мешком рядом с товарищем, первым уходил отряд Василия, за ним полу-лохаг Калисфена вместе со слугами, солдаты Потрокла должны были прикрывать всех сзади.
- Пошли, - скомандовал македонец, и под мерный грохот шагов, колонна воинов поползала прочь со двора чеканщика на юг прямо по улице Медников.

Прорицательницу звали Миртия. Оно не шло ей, это имя -- юное, нежное, весеннее.
Ничем не походила на цветущие веточки мирта эта старуха -- крупная, грузная, сильная. Может, когда-то она и была красива, но сейчас этого нельзя было угадать по суровому, с резкими чертами лицу, которому вертикальный шрам между бровями придавал нахмуренный вид.
Сколько уже ходила она за армией -- этого не помнили даже ветераны. Солдатам казалось -- Миртия всегда была рядом. Изрекала пророчества, толковала сны, порой и за ранеными ухаживала...
Сейчас она, тяжело опираясь на посох, брела рядом с повозкой, в которую был впряжен крепкий ослик, и вела милостивую неспешную беседу с раненым воином, которого пустила на повозку.
Наемник был родом из Афин -- молодой парень, весельчак -- и сейчас вспоминал родной город. Он говорил об округлых склонах Гиметских гор, покрытых лесом и виноградниками... а сам краем глаза поглядывал на большую тяжелую суму, которая стояла на краю повозки. Чем-то поживилась шустрая бабка в захваченном городе?
Перехватив взгляд, Миртия распустила завязки сумы. На свет показался глиняный пифос.
Запустив в бочонок руку, старуха вытащила кусок скользкого мяса.
-- Ешь! Не солонина -- в маринаде вымочено! Не разжилась я в Аргосе, ох, не разжилась...
Раненый с благодарностью взял мясо.
На плече у старухи требовательно завозился большой ручной ворон. Миртия и для него вытащила кусок. Ворон перелетел на повозку и, придерживая мясо одной лапкой, начал рвать еду клювом.
Раненый покосился на ворона, перевел взгляд на старуху.
-- Что уставился?
-- Да говорят, что ты бития-колдунья, -- бесстрашно сказал афинянин. -- Что по ночам сама вороной оборачиваешься.
Старуха грубовато хохотнула.
-- Кто бития? Я? Разве ж у меня зрачок двойной?
Воин промолчал -- Миртия его не убедила.
Он помнил, например, как ему рассказывали про случай с серебряной гидрией. Старуха подцепила ее в каком-то из разграбленных городов -- красивый, дорогой сосуд для воды, украшенный чеканкой, с тремя ручками в виде цветочных стеблей. А здоровенный наглый фракиец эту гидрию у старухи отобрал, сказав, что Миртии жить осталось всего ничего, а ценная добыча молодым нужнее...
Старуха тогда смолчала -- не призывала на голову наглеца гнев богов, не жаловалась его командиру. Но говорят, на вечерней заре ворожила: жгла вырванное у ворона перо, повторяя имя обидчика... И не вернулся тот фракиец из первого же боя...
Правда, те, кто рассказывал друг другу эту историю, призывая в свидетели всех богов, обычно забывали добавить, что с фракийцем полег тогда почти весь его отряд... ну, кого интересуют такие подробности?

Елена шла досадливо вздыхая каждый раз, когда наступала на правую ногу. Всего лишь один маленький камешек, застрявший в сандалии, способен сделать и без того нелегкий путь поистине невыносимым. Остановиться возможным не представлялось, а вытряхнуть камень, не снимая обуви, было нелегко. Ничего не помогало - как ни трясла при ходьбе девушка ногой, этот "осколок природы" никак не желал выкатиться на дорогу. Промучившись какое-то время, Елена придумала способ избавиться от неудобства . По ее расчету, если наступить левой ногой на задник сандалии и продолжить движение, камешек должен, наконец, вытряхнуться.

Но расчеты ее оправдались не до конца: от камешка девушка, конечно, избавилась, однако старый ремешок сандалии не выдержал и лопнул. В растерянности Елена остановилась, и почти тотчас слева ее легонько поддтолкнула повозка.

-Ой! - тихо воскликнула она, готовясь рассыпаться в извинениях за свою неожиданную остановку.
-- Что, захромала? Садись, пичуга! -Грузная старуха в сером пеплосе и темном гиматии царственным жестом указала Елене на повозку, где лежал воин (судя по всему, раненый). - Мой ослик крепкий, свезет двоих. А Клеон подвинется.
Клеон широкой улыбкой и энергичным кивком дал понять, что подвинется, и очень даже охотно...

- Б-б-бблагодарю, - пролепетала девушка, вскорабкиваясь на повозку и не сводя глаз с незнакомки: вид старухи напугал ее. Что-то было в нем зловещее и могущественное. То, что недоступно пониманию обычного смертного.

Елена почтительно кивнула воину, и снова уставилась на старуху, переводя взгляд с нее самой на ворона. Ворон блеснул черным глазом и взъерошил перья.
- Что, голубка, испугалась моей птицы? -- хмыкнула старуха. -- Не бойся, не клюнет... Есть хочешь? Ну-ка, нырни ручкой вон в тот пифос...
-Хранят тебя боги Олимпа, добрая женщина, но ... я не хочу есть, - Елена даже немного отшатнулась.
"Ну же, не глупи, это просто добрый человек, который тебе помогает, - уговаривала она сама себя, но ощущение страха не проходило, - сейчас ты переведешь дух, распустишь шнурок и снова его завяжешь, он длинный... Завяжешь, поблагодаришь за помощь и пойдешь дальше"

Придя в некоторое согласие с собой, она ободряюще улыбнулась Клеону и старухе. На самом деле - она улыбнулась самой себе.
Глаза старухи посуровели.

- Не привыкла много ходить... не привыкла за армией бродить... ох, война, война...

Клеон начал было бодро заверять симпатичную незнакомку, что такую красавицу любой воин куда угодно на руках донесет... но смолк под укоризненным взгладом старухи...

От слов воина щеки девушки заалели, и она только быстрее стала перебирать шнуровку тонкими пальцами, словно боясь не успеть вовремя соскочить с повозки. Что означало "вовремя", сама Елена понимала весьма смутно, но ей казалось, что чем дольше она тут задержится, тем вероятнее случится что-то неприятное.

Шнурок был действительно хлипким и рвался несколько раз, когда девушка излишне сильно его дергала. Клеон вызвался было помочь, но встретился с таким гневным взглядом светлых глаз, что тут же принял безразличный ко всему вид.

-Ну, я сандалию перевязала, смогу теперь идти сама, - сообщила Елена старухе, - Спасибо тебе, добрая женщина, за заботу и помощь.

Девушка спрыгнула с повозки и пошла побыстрее, чтобы обогнать странный экипаж. Но когда она поравнялась со старухой, та посмотрела на нее так, что Елена не в силах была отвести взгляд от глаз прорицательницы.

- Голубка, да... - сказала старуха негромко. Голос ее изменился, стал низким, хриплым, почти мужским. - Летит голубка, крыльями бьет, а внизу - огонь, сталь и смерть... Ищет голубка родное гнездо - да не вернуться ей туда вовеки. - Глаза старухи остекленели. - Закрывает путь назад ручеек крови, и не перелететь через него голубке, потому что это - родная кровь... никогда не перелететь, никогда прежнее гнездо не увидеть...
Старуха пошатнулась, крепче оперлась о посох.

-Свить новое удастся ли?.. - вопросительно пролепетала двушка, повинуясь какому-то противоестетсвенному порыву.
Раненому, с тревожным интересом наблюдавшему за этой сценой, показалось было, что старуха, впавшая в транс, не услышала ее вопроса. Но та откликнулась:

- Новое свить? Не над песком - над сталью, не над водой - над кровью... а вокруг стаями - коршуны... Но на коршунов есть орел! Сильное крыло - вражью стаю размечет!

От этих слов Елена будто очнулась, вскрикнула и побежала вперед, не оглядываясь, словно боясь, что взгляд и голос страшной старухи настигнут ее, не дадут скрыться...

Дартификс изрядно покружил по городу, разыскивая место где собирается его отряд, но почти никого не нашел - большинство воинов во главе с командиром разбились на небольшие группы и слишком увлеклись ночным грабежом, когда попали под удар нескольких групп отходивших к цитадели аргосцев в первой трети ночного сражения. Уцелевших было слишком мало для восстановления отряда, да и не было среди них лидера, чья слава и знатность привлекли бы остальных примкнуть к нему. Махнув рукой на хвастающихся своими подвигами глупцов, желающих написать на хоругви воссоздаваемого отряда свое имя и лишь громко сотрясающих воздух в пустых спорах, Дартификс направился к выходу из города, пристроившись позади какого-то пехотного подразделения, судя по лицам воинов - македонского. Он быстро, благодаря своим длинным ногам, шагал по улицам города, поудобнее забросив за спину мешок с трофейным панцирем и верной лирой, шагал и косился на дымящиеся развалины, на не погребенные тела правых и виноватых, на обгоняемые им телеги набитые ранеными. Шагал и думал как же ему все это не нравится. Опытный воин, прошагавший уже не первую кампанию, Дартификс умел чувствовать нюхом аромат победы, как и запах поражения. То, чему свидетелем он был сейчас - изрядно попахивало именно поражением. Будущим поражением. Дартификс шагал вслед отряду македонцев, размышляя к какому отряду сейчас удасться присоединиться и что делать, если его нюх не подводит и этой армии скоро придет конец, а он по воле Тевтат уцелеет. Податься в Италию? Хищная Римская Республика подминает под себя греческие колонии одну за другой, но покорились еще не все. Еще сражаются самниты, еще есть те кто в состоянии оплатить добрый меч и умелую руку, которая им не прочь поработать. Сеноны на севере Италии еще не покорены и беспокоят набегами пограничные города "Волчицы" и, хотя не пристало потомку вождей вставать под знамена другого клана, там, среди соплеменников можно найти славу и достойные мужчины приключения.
"Да. Скорее всего так и сделаю!" - Подумал Дартификс, обгоняя небольшую повозку, неспешно влекомую осликом, рядом с которой шла крупная и сильная пожилая женщина, опираясь на изрядный посох, что-то говорившая очень красивой девушке, судя по внешности - эллинке.
"... Не над песком - над сталью, не над водой - над кровью... а вокруг стаями - коршуны... " - Услыхал галл и приподняв брови обернулся на голос, прислушиваясь. Девушку откровение старухи словно подстегнуло. Она вскрикнула и бросилась бежать вперед, словно стараясь уйти от только что объявленного пророчества.
Дартификс увимательно взглянул на устало опирающуюся на телегу старую женщину, задумчиво провел рукой по поросшему золотистой щетиной подбородку, отметив про себя, что пора бы побриться и решившись, подошел поближе к повозке.
- Здравствуй, Мудрая Женщина! - Сказал галл, поднимая правую руку в приветствии; - А нет ли у тебя слова и для меня? Я на распутье, грядущее скрыто для меня и темно. Я вижу Тьму впереди. Тьму с запахом яблок. Тьму и два светлых прохода. ведущие вдаль. Не можешь ли ты мне подсказать, каким из них стоит идти?

Старуха словно не сразу стряхнула с себя оцепенение, глядя вслед убежавшей девушке. Затем перевела взгляд на заговорившего с ней воина.
-- Хочешь знать судьбу, галл? Я -- Миртия, служу Фортуне -- Стоящей-на-колесе, Вершащей-судьбы-людей-и-народов. Повязка у нее на очах -- для того, чтоб не отвлекала ее взор суета текущего мгновения, чтобы устремиться помыслами в грядущее. Рог изобилия в руках ее -- рог божественной козы Амальтеи, вскормившей Зевса молоком своим. Все блага этого мира, что даются людям, -- лишь крохи из того рога... И ты хочешь, чтоб такая великая богиня трудилась на тебя бесплатно, словно рабыня? Хочешь знать судьбу -- плати!
Начала старуха свою речь важно и торжественно, а закончила с грубой бесцеремонностью базарной побирушки -- из тех, что не просит, а дерзко требует у прохожего монету...

Галл остановился и словно впал в транс, слушая пышное начало речи старухи. Но чем больше она говорила, тем шире он улыбался. Конец ее речи он встречал ухмыляясь от уха до уха и теребя ус:
- Да, Мудрая Женщина... Скажи ты иначе, то была бы первой жрицей или друидкой, попавшейся мне на моем пути, которая за свое предсказания ничего бы не требовала! Я не богат. - Галл выразительно похлопал по тощему кошельку. - Но готов заплатить цену, как только ты назовешь ее. Заплатить на выбор: серебром которое ношу в кошельке, тонкой чеканкой бронзовых браслетов, добытых мною в Аргосе, или ударами отточенной стали в моей руке, по цели которую ты назовешь. Выбирай, Мудрая Женщина и не продешеви... Но и не пытайся меня обмануть важными или красивыми словами. Я не жрец и не успел обучиться на барда, когда бежал из огня охватившего поселок моего клана, но кое что я все же помню. Я знаю что такое Божественное Вдохновение и чем оно отличается от искусной игры, с помошью которой можно выманить деньги и доверчивых простаков.

-- К чему мне удары твоей стали! -- хмыкнула старуха. -- В этом мире и так много крови... уж я насмотрелась, бредя за войском. Если Фортуна не защитит свою служанку, не защитит и твой меч... Браслеты? Кому их здесь продашь? А самой наряжаться -- только людей смешить. Молодым -- чеканная бронза, а нам, старухам, -- серебро монет... Что, разочаровала тебя Мудрая Женщина? Ты ждал другого ответа, галл?

- Не разочаровала... - Галл развязал кошель и вытряхнул на ладонь три серебряные монеты старой афинской чеканки; - Они будут твои как только я услышу НАСТОЯЩЕЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ, Мудрая Женщина!
Дартификс подбросил на ладони монеты, полюбовался отчеканеной на верхней лупоглазой совой и внимательно взглянул в глаза прорицательнице...

Миртия строго и внимательно глянула в глаза воину -- и вдруг быстро и точно ударила его снизу по руке. Монеты взлетели вверх -- и приземлились уже в старухину ладонь. Это движение восхитило бы даже базарного фокусника!
-- Никогда не беру плату после гадания, -- надменно сказала старуха. -- Или ты мне веришь, галл, -- или забирай свое серебро и ступай прочь!
Впрочем, она не дала воину возможности подумать над этим выбором. Пошуровала в соломе, которой была устелена повозка, и извлекла небольшую бронзовую фигурку. Женщина в легком хитоне одной ногой стояла на ободе колеса, чуть приподняв вторую, точно удерживая равновесие. В протянутых руках она держала витой рог.
-- По-настоящему надо бы возжечь пред ней огонь и возлить вино, -- озабоченно проговорила Миртия. -- Но она не будет в обиде. Она знает, что ее верная служанка на привале обязательно...
Речь старухи стала тише, неразборчивее. Она подняла за колесо фигурку и, держа ее перед глазами, что-то быстро забормотала. Афинянин Клеон, который, лежа на повозке, насторожил любопытные уши, расслышал: "...Бронзовый обод, золотые спицы..."
Затем старуха смолкла. Лицо ее окаменело, стало еще суровее, шрам меж бровями резко побелел.
Наконец она заговорила -- медленно, с запинкой, тем же низким мужским голосом, каким только что пророчила девушке.
Клеон удивленно и разочарованно откинулся на солому -- он не понял ни слова из сказанного.
А вот галл удивленно прищурился и накрутил на палец правый ус -- он узнал родной язык.
-- Темнота с запахом яблок -- это, воин, смерть твоя. Тот яблоневый остров, где ждут тебя отец и братья. Близко она подошла, близко, раз ты запах слышишь... Когда-нибудь шагнешь на ту далекую землю, незримую для смертного, -- и возрадуются твои родичи, и ударят мечами в щиты... Скоро ждет тебя, воин, битва -- страшная и горькая. Такая грозная, что вплотную тот остров придвинется... А только рано еще тебе под яблоневую сень...
Она приблизила бронзовую фигурку к самому лицу. На галла она ни разу не поглядела, хотя и обращалась к нему.
-- Две дороги во тьме, говоришь? Вот уже несколько лет тебя ведет по жизни твой меч -- доверься же и на этот раз своему поводырю! Он найдет правильный путь. Надежнее друга, ближе брата, вернее любовницы... сумей только услышать, что он тебе прозвенит!
Пророчица отвела взгляд от фигурки Фортуны и продолжила по-гречески:
-- Больше этого моя богиня ничего не скажет тебе, воин...

Дартификс медленно и степенно склонился перед старой женщиной, приложил сжатую в кулак ладонь к тихо звякнувшей кольчуге у сердца, выпрямился, поправил на плечах постромки мешка и зашагал дальше по дороге, обдумывая услышанные от нее слова.
Он шагал и думал, что предчувствие не обманывает его, нюх не подводит - впереди ожидает поражение. Поражение, выжить в случае которого сможет лишь тот, кто или сбежит в самом начале битвы, или кто выстоит ее до конца и будет достаточно силен, что бы при отступлении не показаться желанной добычей легкой коннице победителей, - этим стервятникам бранных полей, любителям слабых жертв.

Вместе с замыкающим отрядом Леонид спешил вдоль улицы, они миновали площадь Трех Фонтанов, влившись в общий поток и перестав быть замыкающими. Ни македонец, ни остальные путники в колонне даже не подозревали о том, как им повезло. Потому, что именно в это время, ворота цитадели распахнулись, и воины Аргоса хлынули к востоку, а солдаты Антигона к западу, стремясь захватить отступающих в кольцо. Но восточная группа напоролось на узкой тисовой аллее у храма Меркурия на, только собирающихся в путь, гоплитов из Салоники. Всего за несколько мгновений опытные ветераны Пирра собрали несокрушимую фалангу из щитов и копий, и аргосские воины завязли в сражении, не сразу догадавшись пройти по соседним параллельным улицам, чтобы окружить врага. Западная же колонна наткнулась на еще более непреодолимое препятствие – царский обоз. Начавшийся грабеж, когда мародеры воровали уже единожды украденное, спас основную массу войска от окружения. Но, находившийся в непосредственной близости от обоза, царь Эпира пришел в панику. Впервые за долгие годы мужество изменило ему, и сопровождаемый лишь охраной и приближенными Пирр помчался прочь по закопченным улицам Аргоса. Царевич Гелен, находившийся в лагере эпиротов у стен города, не верно поняв приказ отца, и повел свои войска в город, собираясь помочь солдатам внутри. В результате масса наступающих столкнулась в воротах и проломах стен со своими же товарищами, идущими в Аргос, началась дикая давка.
Еще большей неразберихи добавили женщина Аргоса, с крыш домов они бросали на головы врагов куски черепицы, амфоры и камни, отсидевшиеся в укрытие солдаты-аргосцы, вновь появлялись на парапетах, посылая длинные стрелы прямо по идущим внизу людям.
На улице Медников воцарился сумбур и хаос...

Старая Миртия была женщиной предусмотрительной (что никого не удивляло -- пророчица как-никак!). Поэтому самая страшная волна паники и сумятицы настигла старуху уже на окраине.
Зато уж настигла так настигла! Подхватила, закружила, понесла! Смятенные, орущие, потерявшие рассудок люди оттеснили старуху с ее повозкой, вжали в глинобитный забор. Узкая улочка превратилась в сплошную людскую реку.
Раненый афинянин Клеон, которого старуха везла на повозке, оценил взглядом мощь этого потока, понял, что на своих двоих больше шансов выбраться, крикнул старухе что-то на прощание, спрыгнул на землю и, морщась от боли, двинулся дальше с толпой.
Миртия выругалась такими словами, каких почтенной пророчице и знать-то не пристало. Но что поделать, не бросать же повозку и верного ослика по кличке Стратег!
Старуха оценила взглядом расстояние до ворот в глинобитном заборе. Недалеко! Ворота выломаны -- одна створка снесена совсем, другая повисла на одной петле. Людской поток течет мимо -- солдатам не до грабежа... Впрочем, наверно, в этом дворе уже взято все, что можно взять...
Добраться бы туда, переждать давку...
Левой рукой Миртия крепко взяла за повод ушастого Стратега, а в правой крепко стиснула посох и начала гвоздить по чем попало всех, кто стоял у нее на пути. При этом она громогласно призывала всех трех эриний -- Алекто, Тисифону и Мегеру -- на головы нечестивцев, не уважающих старость, жриц и саму богиню Фортуну...
Шаг за шагом она добралась до ворот -- а там толпа буквально впихнула ее во двор.
Развернув повозку так, чтобы она перегородила вход, Миртия огляделась.
Судя по вырытой в углу яме с сырой глиной и большой печи для отжига, в доме жил гончар. Сейчас дом выглядел мертвым. Хозяева то ли разбежались, то ли заперлись изнутри и тряслись от страха.
Но внимание Миртии привлек не дом, а занявшая почти весь дворик большая крытая повозка. Похоже, ее владельцы тоже пережидали сумятицу на улице.
Крепкая черноволосая девушка с румянцем во всю щеку деловито осматривала углы губ гнедой лошади -- не порваны ли удилами?
Завидев старуху, она всплеснула руками, кинулась навстречу:
-- Миртия!
-- Лаудика?!
Обе женщины -- старая и молодая -- крепко обнялись.
-- Горе-то какое у нас, Миртия! -- всхлипнула черноволосая, разжав объятия. -- Сбылось твое предсказание, сбылось!
-- Меланиппа не мучилась перед смертью? -- без удивления, с сочувствием спросила старуха.
-- Нет, сразу... случайная стрела... И рабынь наших больше нет, одна я осталась... Фракийка еще ночью потерялась... а Хохотушку еще до этого утащил какой-то солдат... а Скиф, негодяй, пьяный лежал! Как город заняли, так он где-то нашел две амфоры фасосского вина -- и обе выдул, представляешь! Я его потом била-била... а он одно твердит: хозяйку покойную помянуть надо было!
-- А Скиф куда делся?
-- Да куда он денется, отродье Ехидны! Вон, за повозкой, колесо меняет!

Починка колеса шла неторопливо сразу по нескольким причинам, хотя криворукость мастера, о которой сходу заявила хозяйка, там не значилась. Во-первых, попробуйте сменить это колесо, чтоб ему застрять в первой попавшейся канаве и никогда оттуда не вылезти, когда вокруг все орут и бегают, а эта кобыла (та, что гнедая, а не та, что черноволосая) дергается, потому что напугали ее, бедолагу. Во-вторых... ну да, похмелье-то уже прошло, но вот простить местных жителей, зачем-то испортивших хорошее вино водой, Скиф ну никак не мог. Ну и две амфоры - это две амфоры, сами понимаете.
Раб задумчиво покрутил в руках колесо, приподнял повозку, насаживая колесо на ось, и тут же опасливо оглянулся на молодую хозяйку: не заметила ли, что чересчур легко справился? Нет, вроде бы, здоровается... ну вот, так хорошо день начинался, даже подраться удалось немного, а тут эта карга со своим ослом. Скиф умело изобразил невменяемого варвара. В рабство его продали... забыл... давно в общем, и не здесь, а за морем, так что было когда изучить местные привычки.

-- Ничего, дочка, -- ласково сказала старая Миртия Лаудике. -- Меланиппа была тебе хорошей матерью. Заботливой. Хоть я ей и говорила, что лучше б она тебя в каком-нибудь мирном городе замуж выдала, чем по дорогам таскать. Тяжелое все-таки у вас, у гетер, ремесло...
-- Ничего, справляюсь! -- хмыкнула Лаудика. -- А на одном месте сидеть да мужу хитон штопать -- что хорошего? Правда, мне всегда полегче приходилось, чем Фракийке с Хохотушкой. Твоя правда, Миртия, -- мама меня берегла... Вот выберемся из этого кошмара, найду храм -- принесу жертвы, чтоб ей в Аиде легче было...
-- Вы хоть ели сегодня? -- спохватилась Миртия. Она обернулась -- и с удовольствием заметила, что пифос на повозке каким-то чудом остался цел. -- У меня маринованное мясо есть!
Она повысила голос:
-- Эй ты, грозный потомок Таргитая!
Из-за повозки возникла широкая физиономия, буйно заросшая рыжим волосом...
Старуха ухмыльнулась, вспомнив, как год назад ее приятельница Меланиппа, погнавшись за дешевизной, купила этого могучего дикаря, не убоявшисьтого, что торговец честно предупредил: пьяница, буян, непокорная душа! А потом опомнилась и прибежала к Миртии: мол, помоги!
И Миртия ночью, у костра, при свете полной луны наложила на связанного дикаря "страшное заклятье". На родном языке раба, поминая Папая, Табити и Апи, грозила она суеверному парню страшными карами, если не будет верно служить Меланиппе и дочери ее Лаудике: мол, нападет сухота, ломота, вытекут глаза, клочьями слезет кожа... уж и не вспомнить, что тогда несла Миртия...
А потом Меланиппа пожаловалась: мол, вроде Скиф и слушается, но дерзит. И к девочкам лапы тянет, даже Лаудику попробовал к придорожному дереву прижать, еле убежала бедняжка...
Пришлось Миртии дать подруге травки -- мол, подсыпь рабу в винцо. Его крепко пронесет -- и мужское достоинство на время поослабнет...
И помогло! Наивный сын херсонесских степей ужаснулся, решив, что это начало действовать проклятье греческой колдуньи. С тех пор хозяек своих слушался беспрекословно...
-- Иди сюда, медведь рыжий! -- добродушно позвала Скифа Миртия. -- Мяса хочешь?

Когда позади - в хвосте колонны поднялись крики, лязг металла и началась паника, а толпа, некогда бывшая боевыми отрядами, бросая оружие бросилась к спасительным воротам и проломам в стенах, Дартификс лишь криво ухмыльнулся, кусая ус, и прибавил ходу. Предчувствие не обмануло его и ситуация складывалась куда хуже чем он мог ожидать - появившиеся на крышах домов и крепостных стенах пельтасты и лучники Аргоса поражали бегущих плотной толпой людей стрелами и дротиками, били на выбор, как на охоте. Кроме того, появившиеся на тех же крышах аргосские женщины, у которых после ночи насилия и грабежа не было никаких причин щадить захватчиков, начали метать в бегущую толпу горшки , булыжники и просто куски черепицы. Многие из них на скорую руку связывали из своих одежд грубые подобия пращи и весьма умело ими пользовались, метая камни и черепичины с куда большей силой на немалое расстояние. Перейдя с шага на размашистую рысь, галл старательно пробивался к краю несущегося сломя голову людского потока. Он видел как бегущего неподалеку уже без шлема и щита иллирийца ударил в голову кусок камня, как иллириец, даже не охнув, упал и толпа сомкнулась над ним. Как высокий кряжистый галл получил стрелу прямо под горло, схватил ее рукой и постарался вырвать, но сила ему уже изменила и, пошатнувшийся, он был сбит с ног и затоптан толпой. Несущаяся, подобно селевому потоку, толпа вдруг во что-то уперлась в проломах, застопорилась. Задние напирали, стараясь унести ноги от дышащей в затылок смерти и у оказавшихся впереди было лишь два варианта - прорваться в относительную безопасность вне стен, или быть раздавленными своими же товарищами. Впереди творилось что-то несусветное: ржали кони, ревели рога и трубы, слышались крики команд, но это ни к чему не приводило, а лишь усиливало давку в воротах и проломах и ускоряло шаг спешащих к стене отстающих. В панике все решили, что воины Антигона уже овладели воротами и пытаются отрезать армию Пирра от проломов.
Дартификс отлично понимал, что выйти из ставшего ловушкой Аргоса сейчас - почти невозможно. Скорость бега тут не поможет, а вот добрый щит, - укрыться от стрел и камней, и пара крепких товарищей, - прикрыть спину, если подоспеют аргосские воины, были бы весьма кстати. Перемещаясь у сжатой заборами обочины, галл высматривал на земле какой никакой щит, благо не мало подобного добра бросили отступающие и можно было выбрать - было бы только достаточно времени. Наконец, приметив вполне удобный македонский щит, валяющийся в пыли у распахнутых ворот какого-то дома, перегороженных где-то уже виденной тележкой с запряженным в нее, опять таки где-то уже виденным осликом, Дартификс сбросив шаг, подхватил его. Толпа тут же прижала галла к воротам и чуть не размазала по боку тележки. Что бы уцелеть, Дартификсу пришлось, плюнув на гордость, добрым прыжком оказаться в ней. Чудом не уткнувшись локтем в стоящий на тележке объемистый пифос, галл помянул Эпону и все дары ее, перемахнул второй бортик и встал на землю во дворе, громко лязгнув все так же висящим за спиной в мешке трофейным панцирем о трофейные же браслеты. Неподалеку слышались громкие голоса, один из которых был галлу определенно знаком. Более того, этот голос галл слышал совсем недавно и, оглянувшись на звук, увидел недавно предсказывавшую ему Мудрую Женщину, которую вроде бы звали Миртия. Она стояла, разговаривая с какой-то крепкой смуглой и черноволосой девушкой, именно в этот миг, развернувшись к стоящей во дворе крытой повозке и громко призывая какого-то "Рыжего Медведя", соблазняя его мясом. Дартификс изумленно поднял брови - он догадывался что Мудрая, - не просто дешевая авантюристка, вешающая гречневую лапшу на уши простакам, но что бы она так запросто взялась вызывать дух могучего животного, среди бела дня, без костров, ритуального ножа и Священной Жертвы - даже и представить себе не мог.

При виде ввалившегося во двор воина Лаудика с визгом метнулась к повозке, прыгнула внутрь -- и тут же вернулась с бронзовым кинжалом в руке.
А из-за повозки немедля выдвинулось нечто громадное, подобное осадной башне, выкрашенной в рыжий цвет...
Но Миртия, ни на миг не утратившая хладнокровие, взмахом руки остановила своих союзников:
-- Судьба добра ко мне, галл: второй раз за сегодняшний день она дарит мне встречу с умным человеком и приятным собеседником... Успокойся, Лаудика! И ты, медведище, уймись!
Тебя впихнули сюда эти буйные сумасшедшие, воин? Воспользуйся случаем и перекуси с нами -- мяса в пифосе хватит на всех. Эта девушка -- Лаудика, гетера. Ты, может быть, слышал про Меланиппу, воин? Так это ее дочь... бедная девочка осиротела недавно, но собирается продолжить мамино дело...
Миртия произнесла это таким благодушным тоном, словно рассказывала о ткачихе или швее, которая унаследовала мастерскую...
-- А вот этот рыжий -- ее раб Скиф. Меланиппа чтила обычаи и никогда не давала рабу в руки металлического оружия, но ты бы удивился, если бы увидел, что делает в сильных и опытных руках оглобля от повозки!
Ни тени угрозы в голосе -- только добродушная, вежливая готовность поддержать разговор с неожиданно зашедшим в гости знакомым...

Взглянув на блеснувший в руке смуглянки кинжал, галл лишь улыбнулся и показал пустые ладони, давая понять что не питает злых намерений. Но когда из-за повозки резво вынырнуло что-то большое и поросшее густым рыжим волосом, лицо Дартификса словно закаменело, глаза сузились и стали напоминать бойницы для лучников в крепостной башне, колени чуть согнулись, а правая рука, словно невзначай качнулась к висящему на поясе мечу. Слова Миртии немного успокоили галла, но полностью не смогли снять недоверие по отношению у этому, поросшему рыжим волосом и отзывающемуся на кличку "Медведь", здоровенному парню. Давным-давно, в ранней юности Дартификс слышал легенды о подобных, не знающих страха и жалости, необузданных воинах, посвятивших всю свою жизнь лишь битвам и служению Смерти. В разных местах их звали по-разному, но одно объединяло их - во время битвы разум человека куда-то уходил, а его место занимала звериная ярость и кровожадность зверя-прародителя, имя которого и носил воин. Такие воины никогда не носили доспехов, считалось, что дух зверя и ярость защищают их куда лучше кованой стали и бронзы. Они редко пользовались оружием из металла, предпочитая дробящее вооружение - каменные молоты, булавы, оглобли и просто грубо вырубленные из цельных ветвей дубины. Пускай сейчас этот малый был всего лишь рабом, галл хорошо знал, что каждая вещь в подлунном мире имеет множество причин и смыслов, далеко не всегда известных простым смертным. Кто знает, что могло заставить одного из "носящих шкуры" подчиняться приказам двух женщин - Меланиппы и ее дочери Лаудики? Долг чести? Колдовство? Кто знает… Дартификс хорошо помнил, что любой вождь клана очень гордился бы, будь в его дружине хотя бы один "носящий шкуры". Если же таковых в дружине насчитывалось несколько - можно было смело называть такого вождя Великим, поскольку он таковым и являлся, или же очень скоро стал бы. Но как бы ни был силен и славен вождь, как бы ни была крепка и многочисленна дружина, "носящих шкуры" всегда селили отдельно от прочих членов клана, - обычно где-нибудь в отдалении, в Священной Роще, на попечении Мудрых, где бешеный нрав этих неистовых воинов не грозил беспричинными разрушениями и кровопролитием.
Медленно убрав руку от пояса с мечем, галл поклонился поприветствовавшей его Мудрой Женщине, с интересом взглянул на смуглую девушку и еще раз прошелся оценивающим взглядом по волосатому парню, после чего сказал:
- Да. Я слышал о Меланиппе и ее девочках. Она была честной женщиной и ни разу, никто из солдат не рассказывал о том, что бы ее девочки их обокрали или еще как-то нарушили уговор. Жаль, что путь этой славной женщины завершен, и ладья с запахом яблок уже пришла за ней. Я с радостью разделю с вами пищу, потому что, хотя меня только что чуть не сделали еще более стройным, чем есть, я голоден как волк. Где, то мясо, которое ты так расхваливаешь, Мудрая? Уж не в пифосе ли, который стоит на твоей тележке, и в который я чуть не сел, спасая себя от похудения? Если так и есть, то, хвала Эпоне, я смог его перепрыгнуть, и мы все же сможем отведать это кушанье.
Галл широко улыбнулся и сняв отчетливо звякнувший мешок с плеч, прислонил к нему только что добытый щит, приготовился перекусить.

Когда началась паника и сумбур, Леонид был где-то на середине улицы. Не раздумывая и секунды, он сбросил свой мешок прямо под ноги бегущим сзади наемникам-персам, и те тут же образовали свалку, падая один на другого. А македонянин, получив, таким образом, небольшое пространство для маневра, бросился к ближайшему закопченному оконному проему небольшого домика неподалеку. Метнувшись наискосок через улицу Медников, Леонид краем глаза заметил хрупкий девичий стан в человеческой массе, текущей сплошной волной.
«Ее затопчут!» - была единственная мысль, мелькнувшая в голове офицера.
Леонид успел пробиться к Елене и быстрее, чем та успела что-либо понять, подхватил ее левой рукой вокруг пояса и выдернул из толпы, унося за собой в спасительное укрытие, под первыми проносящимися над головами стрелами и камнями. Привитый еще Филиппом Кривым инстинкт к дисциплине всегда заставлял македонцев и других бойцов той великой армии, а заодно и их сыновей, и внуков, слепо следовать за тем, кто действовал быстро, уверенно и разумно. Вслед за Леонидом и Еленой в окно успели проскочить еще двое эпиротов-македонцев.
Внутри вдоволь погуляло пламя, внутренние перегородки дома были почти полностью разрушены, массивная запертая дверь, ведущая во двор, так и не помогла своим хозяевам. Снаружи продолжалось буйство паники, а македонец уже вернул себе обычное самообладание. Где-то наверху в подклети у крыши слышались шаги.
- Иди во двор и посмотрит что там, - распорядился Леонид и один из воинов кивнув, направился к дверям. – И ее возьми пока с собой, - короткий жест в сторону Елены.
Со вторым солдатом они стали подниматься наверх, в подклети уже никого не было, но деревянная лестница вела через квадратный лаз на крышу. Стараясь не шуметь, македонцы приблизились к нему, и Леонид аккуратно выглянул наружу, после чего сделала знак своему спутнику. Они выскочили на еще непрогретую солнцем плоскую крышу, покрытую по краю черепицей, так быстро как только могли. Первый аргосец даже не успел обернуться, меч Леонида вспорол пельтасту правый бок. Второй солдат Эпира сцепился с лучником, стоявшим на краю над улицей, а офицер бросился на последнего, явно собиравшегося пустить стрелу в кого-то во дворе. Выхваченный кинжал лишь слабо скрипнул по панцирю Леонида, и короткий македонский меч раскроил, обвязанную белым платком, голову городского защитника. Тело без крика перевалилось через парапет и зависло в ветвях подсохшей от ночного жара маслины, второй лучник также отправился вниз на брусчатку под ноги эпиротам. С крыши надо было уходить, в любой момент на любой соседней могли объявиться другие стрелки. Леонид глянул вниз и заметил во дворе, вход в который перегородила тележка с осликом, весьма интересную компанию. Из двери уже появились Елена в сопровождении второго македонца. Не долго думая, Леонид попросту спрыгнул вниз, сначала на декоративный карниз, а потом и во двор, воин на крыше последовал за ним.
- Приветствую все честное собрание, - офицер слегка усмехнулся.- Полагаю никому не хотелось оказаться там, - очередной резкий жест-кивок в сторону все еще гомонящей улицы.

-- Иди сюда, медведь рыжий! Мяса хочешь?

Вот чего Скиф хотел всегда, каждую минуту своего существования в этом мире, так это - есть. А уж от маринованного мяса не отказывался никогда, даже если его предлагала эта вредная карга, от которой лично с ним, Скифом, приключалось много всяческих бед. А если не много, то одна беда, но - очень большая. Но только-только он хотел дать понять, что да, мяса он очень хочет, как Лаудика завизжала.
Обычно это означало, что надо идти и спасать. Скиф вылез из-за повозки и огляделся в поисках дубины или чего-то ее заменяющего.
Драка тоже не удалась... вернее, она и не начиналась. Незнакомец сделал жест, понятный у всех народов, а после переговоров с каргой и вовсе был приглашен к обеду. Скиф разочаровано присел на корточки возле Лаудики, напоминая сейчас не столько медведя, сколько косматую рыжую собаку - но о-очень крупных размеров. Придется ждать, когда выделят ему порцию мяса, которая с приходом воина определенно уменьшится.
И тут выяснилось, что порция уменьшилась еще основательнее. Сначала Скиф все больше прислушивался, потом легонько дернул молодую хозяйку за край гиматия. Хотелось бы, конечно, за пеплос, потому что Скиф мечтал посмотреть, вдруг все-таки лента, подвязывающая одежку под самой грудью Лаудики, порвется, а во-вторых надо же было как-то привлечь ее внимание.
А хозяйка сказала шепотом:
-- Сиди и жди, медвежья морда. Может, и тебе поесть перепадет. Если останется.
- Не есть, - поправил Лаудику Скиф. - Вон там.
Он ткнул пальцем в крышу, но тут с этой крыши вниз спрыгнули солдаты.
- Приветствую все честное собрание. Полагаю никому не хотелось оказаться там...
Скиф с глухим ворчанием начал подниматься, загораживая хозяйку.

Леонид усмехнулся, заметив движение громадной рыжей горы, по недоразумению рожденной человеком.
- Не торопись умирать, сын степей, - македонец стряхнул кровь с клинка на плиты двора. - Вы ведь не из Аргоса, и мы не из этих мест.
Он чуть повернулся к старой предсказательнице и приложил левую руку к панцирю на груди.
- Приветствую тебя, Миртия, служительница многоликой богини удачи...
но прежде чем, офицер успел продолжить, с улицы раздался дикий ужасающий трубный рев. Лошади и другие животные закричали в страхе в ответ. Громадное серое тело неслось вдоль заборов и ворот на улице Медников, сметая все на своем пути и бережно неся в хоботе бесценное сокровище - тело своего погонщика.
- Никон взбесился! - закричал кто-то из солдат, не замечая, что его самого уже повалили и начинают затаптывать другие. А боевой слон пронесся, безумно ревя, мимо двора, где укрылись Леонид и другие. Боком он лишь слегка зацепил стену забора, но она тут же рухнула вовнутрь, подняв облако белой пыли. Чудовищные шаги гремели все дальше, а снаружи стали раздаваться первые крики раненых.

Первым порывом было выдернуть из-под обвала хозяйку, но потом Скиф метнулся к повозке, одним титаническим усилием развернул лошадь вместе с поклажей (кобыла слегка удивилась, но возражать не стала, очутившись морда к морде с рычащим рыжим чудовищем) и отвел поглубже во двор. Одновременно Скиф вертел головой по сторонам, пытаясь отыскать Лаудику, которая одновременно с ним бросилась к ослику. Лопоухое животное тоже было жалко, но оно принадлежало карге, а потеряй они лошадь, Лаудика запросто могла впрячь в повозку самого Скифа.
Но воинов он не стал обращать внимания. Захотят - так сами себя спасут, ему-то до них что за дело. Скифу было весело. Ему редко выпадали случаи развернуться на полную силу своей дурной головы, венчающей могучее тело, и сейчас как раз был тот случай.

Миртия с молодой прытью кинулась спасать осла, повозку и пифос с мясом. Ей помогала Лаудика.
Окаянное животное заупрямилось.
-- Ну, Стратег, ну, умница, --приговаривала старуха. -- Ну, пойдем, пойдем, тебе вредно на эти ужасы глядеть, сны плохие будут сниться!
Перед таким аргументом осел не сумел устоять -- и дал отвести себя подальше, к самому дому.
-- Может, переждем давку в доме? -- спросила Миртия Леонида, которого сразу признала главным.

"- Приветствую все честное собрание. Полагаю никому не хотелось оказаться там..."

Услышав эти слова, произнесенные одним из трех незнакомцев, галл насторожился, но, присмотревшись к внешности говорившего, понял, что опасность от этих троих, пока не угрожает. Судя по тораксу, говоривший был офицером армии Пирра и союзником, но Дартификс слишком хорошо помнил, что бывает после поражения армии, когда даже среди беглецов нередко господствует закон стаи, гласящий: "Выживает лишь сильнейший".
Но, поскольку незнакомцы агрессии не проявляли, галл лишь отметил сам для себя не спускать с них глаз и пропустил появление на улице взбесившегося слона. Рухнувшая стена обдала его осколками камня и, лишь мгновенно подхваченные с земли щит, спас Дартификса от увечья, с бронзовым звоном приняв удар нескольких булыжников. Еще один обломок камня чувствительно стукнул отпрыгнувшего галла по шлему и сбил с ног. Пока Дартфикс, поминая Тевтата, Эпону и прочих богов, поднимался, отряхивался и откапывал из кучи обломков свой мешок, остальные успели отвести животных и повозки к развалинам дома. Не теряя время и поглядывая на огромную дыру в заборе, через которую могли заявиться новые, куда более злобные "гости", галл подошел к остальным и молча прислушался к беседе, размышляя, что толпой - и первопредка легче бить, а офицер македонцев, вроде не сопляк-аристократ, так что свое дело должен знать. А если так и есть, то и шансы выбраться с македонцем из Крепкостенного Аргоса куда выше, чем пытаться сделать это в одиночку.

От пережитого шока Елена не могла не только закричать, но и просто пикнуть. Эллинка была не в силах отвести взгляда от неожиданных соседей по укрытию. Увидев женщину, в недавнем времени столь ее напугавшую, Елена заметно побледнела и попятилась назад. В широко открытых глазах плескались страх и смятение. Зябкое колючее чувство было куда сильнее той паники, что охватила ее на улице, когда она почти похоронила себя среди беснующейся толпы.

Глянув Елене в глаза (зрачки маленькие, как черные зернышки!), Миртия встревожилась. Если девушка сейчас брякнется наземь...
Бросить бедняжку под ногами у озверевшей солдатни, что в любой миг может хлынуть во дворик, -- жалко. А тащить ее на себе... нет уж, пусть у мужчин будут свободны руки для оружия! А если им и придется кого-то волочь, так лучше уж ее, старуху!..
-- Деточка, доченька, что ты!.. -- быстро и ласково заговорила старуха. -- Ты не бойся, мы тебя в обиду не дадим!
Рядом возникла догадливая Лаудика, молча сунула старухе глиняную флягу в ивовой оплетке.
Понимая, что во фляге не козье молоко, старуха выдернула пробку и поднесла горлышко к лицу Елены. Девушка дернулась было назад от резкого запаха, но Лаудика подставила ей под затылок свою крепкую ладошку.
Огненое пойло хлынуло в непривычное к таким напиткам горло. Елена закашлялась, но сразу порозовела, зрачки расширились...

-Ай... кхе-кх... кхх... - глотку жгло нестерпимо, казалось, будто ручеек расплавленного металла мигом протек по всему телу. Неприятное ощущение. Ясность сознания вернулась вместе с какой-то непонятной, бурной жаждой деятельности и - одновременно - мягкостью в конечностях.
Переведя взгляд со старухи на незнакомую девушку, Елена потрясла головой...
-Спассибо...

- Укрываться в доме уже поздно, теперь-то дорога как раз открыта, - ответил Леонид, краем глаза наблюдая за действиями Лаудики. – Лучше всем поторопиться, солдаты Аргоса пройдут по очищенной улице сюда в ближайшее время.
Македонец и остальные выбрались на заваленную телами улицу Медников, даже видавшим виды ветеранам могло бы стать не по себе от подобного зрелища, результата буйства обезумевшего зверя. Стоны раненых лишь еще больше усугубляли картину. Группка спасающихся направилась в сторону стен, у которых в этом месте наступило подозрительное затишье. Филипп, один из солдат-македонцев, и галл оказались впереди, Леонид и Пелос позади, остальные на повозках.

Дартификс получше закрепил за плечами свой мешок, обнажил меч и, взяв в левую руку недавно добытый аспис, осторожно двинулся к пролому. Он настороженно вертел головой, абсолютно не горя желанием именно сейчас получить шальную стрелу, камень или свинцовый снаряд из пращи, от жаждущих крови и мести аргосцев.
"Да-а-а-а… " - Думал галл, переступая исковерканные в давке и под ногами взбесившегося слона, тела. - "Вот что бывает, когда сражаются с помощью подлости, а не как подобает мужчинам - силы и доблести! Однажды любые козни обращаются против того, кто их замыслил и тогда, как бы хитер он ни был - горе ему!"

Несмотря на некоторые возражения молодой хозяйки, Скиф, не слушая ее криков и стараясь не обращать внимания на укусы и тычки, закинул Лаудику в повозку, сам забрался туда же и взялся за вожжи.
- Не сейчас, - отмахнулся раб от оплеухи. - Потом наподдашь.
По дороге он посматривал опасливо на крыши, прийдя к логичному выводу, что если один раз оттуда спрыгнули солдаты, то и в другой раз тоже могут. И в другой раз они могут оказаться не такими уж дружелюбно настроенными. Скиф просто смотрел на жизнь, но порой и его одолевали непонятные мысли и желания. Жаль, что не удавалось спросить, что они значат.

Ослик вышагивал за большой повозкой.
Ушастый Стратег вполне заслуживал своего гордого имени, потому что знал, когда можно трепать хозяйке нервы своими капризами, а когда надо засунуть упрямство подальше и слушаться беспрекословно.
Старая Миртия держала наготове посох, готовая лупить налево-направо любого, кто помешает медленному продвижению вперед. И зорко приглядывала за пифосом -- не разбился бы! Старуха боялась за целость глиняного горшка больше, чем за целость собственных боков. Матерая странница понимала, что давка рано или поздно кончится -- и тогда голод будет пострашнее синяков. А добыть еду в разоренных войском краях -- дело, требующее молодых мускулов и большой удачи.
А на удачу служанка богини Фортуны давно уже привыкла не слишком полагаться...

Маленький отряд уходил прочь по улицам Аргоса, пока еще беспрепятственно, но слово «пока» всегда вызывает дурные предчувствия. Тем не менее, до громадного пролома в крепостной стене они смогли добраться без происшествий. Путь вперед был расчищен, македонские и эпиротские солдаты уже практически разобрали ужасный завал из тел, преграждавший выход. Рядом в развалинах дома в предсмертных муках трубил слон Никон, громадное окованное железом бревно торчало у зверя в основании толстой шеи, снаряд, выпущенный из катапульты, угодил на удивление точно. Само орудие, выкатывали через пролом персы, одетые в багряные хитоны и плащи. С нескольких сторон раздались ревущие звуки рогов, могучих галльских, переливистых греческих, тонких свистящих фракийских.
Леонид прислушался к этому многоголосью и сказал:
- Тот, что трубит прямо перед нами – рог вестника царевича Гелена, сейчас лучше отправиться к нему, его лагерь возможно еще цел, а солдаты не предались такой панике.
Тем временем солдаты Антигона уже занимали оставленные армией Пирра кварталы, заметное оживление на вершине соседней гряды холмов началось в лагере спартанцев.

По скромному и непритязательному мнению Скифа, что Гелен, что персы, что греки, что фракийцы - все сводитчся к одному слову, которое на местный язык переводу не поддавалось. Ну... двум словам, а порой - даже трем. Раб придержал лошадь, которой не меньше его самого хотелось выбраться поскорее из города, понюхал воздух; тот пах гарью и свежей кровью. Ноздри Скифа по-звериному затрепетали, раб на всякий случай огляделся в поисках подходящего дубья. Если что сейчас случится, оглоблю так быстро не выворотишь.

нрпг. написано с Бабкой Гульдой.

Елена затравленно оглядывала повозку, в которой она оказалась. Не слишком большая, но довольно просторная, она не была похожа на обычные дорожные повозки. Под потолком натянутые веревки - зачем? Тюфяки, сложенные друг на друга - для чего? Повозка предназначалась явно не для путешествия одного человека, и даже не для двоих. Девушка мельком взглянула на новую знакомую. Впрочем, знакомой эту женщину можно было назвать едва ли.

Эллинка шумно вздохнула. Запах благовоний, которым тут было пропитано все, смущал ее, сеял подозрения и сомнения.
Елена еще раз взглянула на хозяйку повозки - вопросительно, недоверчиво. Во взгляде ее отразилась робкая догадка, от которой у девушки едва не перехватило дыхание.

Лаудика тем временем деловито открыла сундучок, из которого пахнуло чем-то приторно-сладким -- и был этот аромат явно в родстве с запахом, пропитавшим всё в повозке.
-- Порядок. Только одна баночка с румянами разбилась. Хвала Афродите Пандемос! А то где в этих разоренных войной краях достанешь хорошие притирания! А в нашем деле без этого -- никак...

Елена сморщила носик и чихнула. Потом негодующе глянула на женщину, столь открыто намекающую на свой образ жизни. Впрочем, говорят, стыда у них совсем нет, поэтому чего удивляться?

Лаудика заметила брезгливую гримаску своей гостьи -- и обиделась. Она уже не первый раз сталкивалась с презрительным отношением так называемых "порядочных женщин" -- и следом за своей матерью Меланиппой научилась невысоко ценить этих "квохчущих кур". Обычно те, кто смел задеть Лаудику хоть словцом, долго не могли замазать царапины и синяки на физиономиях. Но эта девушка была гостьей, к тому же держалась довольно скромно и не лезла с нравоучениями. Потому Лаудика лишь сказала сухо:
-- Каждый живет как умеет... Погоди, вот выберемся из этой каши -- подумаем об обеде. Вроде Миртия говорила про мясо. А у меня остались вчерашние лепешки...

Елена сверкнула синими глазами, поежилась, будто от холода и поправила тунику.
-- Сначала выберемся- потом подумаем, - с какой-то обреченностью повторила она.

Скиф оказался в мыслительному тупике, а он не любил там бывать. Заклятие противной карги действовало на молодую хозяйку и девочек, но действовало ли оно на синеглазую эллинку? В том смысле, сработает ли заклятие, если попробовать совершить то, чего очень просит совершить если не все тело, но какие-то его части определенно? Очень хотелось, чтобы не сработало.
А еще у Скифа бурчало в животе и пересохло в горле. И если с первым он не знал, как бороться, то спасение от второй напасти находилось у той же ведьмы под рукой. Она давала эллинке отхлебнуть! И Скиф ни за что не перепутал бы запах того, чем пахло питье! На первой же остановке Скиф решил покопаться в тележке карги.

За пределами городских стен царила некоторая неразбериха, оказавшиеся здесь отряды солдат ясно видели, что враг если и нападает, то откуда-то, где его не видно, или же они наступают не сюда. В результате некоторые группки пиррских воинов сбивались в ватаги побольше и начинали подумывать о том, чтобы возвратиться в Аргос к оставленной там добыче.
Дорога, куда выбрался небольшой отряд из одной повозки почти десятка человек, было примерно так же «украшена», как рыночная площадь на закате. Лоскутья одежды, какие-то соколки, изредка попадались сломанные копья, мечи или разбитые щиты. Здесь солдаты, приняв уже походный порядок, маршировали обратно в сторону эпиротского лагеря, правда, некоторые сворачивали чуть на восток, туда, где за насыпным валом развевались полотнища царевича Гелена. Леонид коротко указал остальным в ту сторону, и отряд продолжил путь.

Лаудике надо бы обидеться на неприветливость гостьи, да не до того было: отвлек странный, дерганый ритм в привычном покачивании фургона на осях.
Ох, обо всем хозяйке думать приходится!
Небрежно отстранив Елену, сидевшую у матерчатой "двери", Лаудика откинула полог:
-- Скиф, дубина двуногая, ты там не заснул? Не слышишь -- колесо вот-вот отвалится?
Повозка со скрипом остановилась. Лаудика легко спрыгнула наземь и крикнула Елене:
-- Выйдем-ка, пусть этот степной осел колесо толком на ось насадит!
Воины продолжали идти вперед. Старая Миртия, ведя ослика Стратега мимо остановившейся повозки, бросила на Лаудику тревожный взгляд, но Лаудика махнула ей рукой: мол, ничего, догоним...