- Я помогу вам, - произнесла Шер, поднимая взгляд на собеседника. - Я сделаю все, что потребуется. Я не покину вашу землю, пока не найду убийцу. Но вам нужно понимать, что земное правосудие не способно справиться с такого рода преступниками. Что вы будете делать, когда мы найдем его?

- Кто ударит человека, так что он умрет, да предан будет смерти, - гость сел на край стола, точно ястреб, что высматривает добычу с высокого дерева перед тем, как пуститься в полет. – Но если кто не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руки его, то будет назначено место, куда убежать убийце. А если кто с намерением умертвит ближнего и прибежит к жертвеннику, то и от жертвенника бери его на смерть.
Он коротко усмехнулся.
- Исход, глава двадцатая.

- Всякий, кто умыслил убить человека, наказывается тремя годами каторги. Если убийство совершено, то виновному в нем положено обезглавливание, - спутник Шерилин вытряхнул из ножен меч.
Длинный узкий клинок - на нем извивался дракон, будто созданный из капель дождя, - очертил круг, подняв маленькую метель; белые лепестки завихрились у ног двоих людей. На обнажившихся каменных плитах налились огнем четыре изображения: тигр на западе, дракон на востоке, феникс на юге и на севере обвитая змеей черепаха.
- А теперь – сосредоточься. И вспоминай.

(присоседюсь на правах мастера)

Шерилин закрыла глаза, но изображения так и мерцали в темноте опущенных век, уже почему-то призрачным зеленым огнем.
Звезды. Шер не помнила точно, видны ли были звезды из того переулка, но сейчас ей показалось, что видны, и сияющий Хранители сторон света вдруг стали созвездиями на черном небе.
- Мы заблудились, Йохан, - пробормотала Шер. - Мы ходим по кругу...
Йохан - большой, улыбающийся, с картой в руках - смотрел на нее каким-то особенным взглядом... Нет, этого не было. Шер помотала головой. Это она сейчас придумала. На самом деле он сказал, что ему нужно ночное зрение, а ей - большая грудь. И расхохотался. Огромный все-таки, как машина. Кстати, - Шерилин замерла на месте и сосредоточилась, даже как будто посветлее стало, - там была машина. Черная, поэтому не бросалась в глаза. Там на выходе из переулка, ее и видно-то сейчас только краем глаза, но у женщин хорошее боковое зрение. Йохан со своим мужским "коридорным" ее, должно быть, и не заметил. Шерилин последовательно убрала все лишние звуки - ветер, какая-то дурацкая музыка, звонки и шорохи и вычленила звук мотора. Большая машина, низкий звук.
- Не нравится мне тут, - пожаловалась Шер. - Жарко, солью пахнет... Тебя убьют здесь, Йохан. Пойдем домой?
Этого она тоже не сказала на самом деле. Только про соль сказала, но не про смерть. Откуда ей было знать?


(на правах фенека)

Шер сняла линзу с правого глаза - все стало иным, и краем сознания Шер подумала, как это иное передать Шэню, но быстро забыла эту мысль, потому что увидела то существо на баке.
Мальчишка, длинноволосый такой, крепенький.
- Здравствуй, сестра, - сказал он, а Йохан спросил у Шер:
- Кто?
Она должна была в ответ дать ему индекс цели и подтверждение опасности, но ей нечего было сказать. Она не знает, что это за цель. До сих пор.
- Ты не поможешь ему, - сказало существо... Нет, не так.
- Он не поможет тебе, - вот как оно сказало. - Пожалуйста, сестричка, не сдавайся сразу.
И слова его были... липкими. Непристойными.
Она пыталась уладить дело миром... Плохо пыталась. Она не смогла найти слов. Может, плохо попросила. Может, останься она вместо Йохана...
- Беги! - крикнул Йохан, но Шер стояла на месте.
В этот раз она не побежит.
- Я тебя не оставлю, Йохан, - не сказала она тогда, хотя должна была.
- Беги! - крик Йохана ударил ее и словно отшвырнул к выходу из переулка.
Вспышка, вспышка... Звезды бросились ей в лицо, острые, так их и называют - "уколы совести". Нет, это не звезды. Это фары того автомобиля вспыхнули дальним светом.
- Спасите его, - не попросила Шерилин тогда у этого света, а сейчас уже поздно.

(и на правах епископа)

И еще одна вспышка, но уже откуда-то сверху, сбоку... С крыши. Похоже на выстрел, но звука выстрела Шер не слышит, потому что в ушах ее раздается как пульс "беги-беги-беги..."
Дальше... Нет! Шер всхлипнула, перед внутренним взором мелькнуло синеватое тело Йохана на холодном столе патологоанатома... Нет!
- Беги!
Шерилин распахнула глаза, надеясь спрятаться от памяти в Реальности, но вокруг был тот же черный переулок и застывший в прыжке демон.
- Беги! - крикнула она Йохану, но и тот не двигался.
Дурацкая белая розочка из ткани сияла, как маячок. Шер ухватилась за это воспоминание, как утопающий за... да за что угодно! Белая роза. Ее приколола к одежде Йохана беловолосая девица еще во Франкфурте, в аэропорту. Чернота переулка сменялась на безразлично-доброжелательное сияние зала ожидания.
Да, точно, девица с огромной кружкой для подаяния - вот она. И еще плакатик с надписью вроде "жертвуйте на дом для престарелых машин". Белые полураспустившиеся дреды, синие глаза, полноватые губы... Какая она живая. Йохан бросил в кружку пару монет, а девица приподнялась на цыпочки и поцеловала Йохана в щеку, и приколола тряпочную розочку к его одежде. Он эту розочку не снимал до самого отеля, а когда переоделся, и тогда прицепил.
- Йохан, ты такой романтик! - рассмеялась Шер.
- Никакой личной жизни с этой работой, - заворчал в ответ Йохан, - дай помечтать, что я еще встречу ту девицу и приглашу ее на кофе. Дай помечтать...

(на правах ведьмы в состоянии временной регрессии)

Аромат крепкого черного кофе был слишком вещественным.
- Вы не любите этот напиток, я помню, - сказал Шэнь, он держал в руке кружку.
На экране замерло изображение: раскосые кошачьи глаза, разметавшаяся грива нечесаных длинных волос, мальчишеское круглое лицо.
Полицейский с необычной для полицейского внешностью скопировал файл на флэшку; выглядел он усталым и встревоженным.
- Не люблю, - кивнула Шер и взяла кофе.

- Я показала все, что могла, - аватара Шер, светлая девушка в белых одеждах, с клинком в форме полумесяца, прикрепленным к поясу, сделала шаг к воде, и взметнувшийся подол на несколько мгновений разогнал туман. - Что дальше, Судья?
Они стояли друг против друга – небесная фея в ореоле полупрозрачных крыльев и человек в темном одеянии чиновника. Среди бабочек из ее свиты одна, та, что пристроилась отдохнуть, цепляясь за подол лапками, была почти черной. Нефритовая резная печать с изображением тигра как будто светилась в ночной темноте.
- Осталось самое трудное.
Меч отправился в ножны, лепестки замели почерневшие знаки на камне.
- Отыскать злоумышленника и доказать его вину.

(и на правах судьи Ди)

Токио, Чьёда-ку, Сото-Канда, 3-12-8
9 марта 2016 года

Давний и всеми уважаемый сотрудник «Кайки» господин Ота с оторопью разглядывал небрежно закинутые на стол ноги в новеньких фирменных кедах и искусно подранных джинсах. В комплекте с яркой футболкой, легкомысленной “Hello Kitty” на цепочке вокруг шеи и торчащими в разные стороны, как рожки, волосами они заставляли сомневаться в реальности происходящего. Галстук присутствовал – он был вывешен, как флаг, на длинном «суставе» настольной лампы. Этот уважаемый сотрудник был не первый и не последний, кто испытывал ощущение, что сейчас в дверь войдет дед и выгонит отпрыска делать домашнее задание. Никто, впрочем, не решался озвучить эти мысли.
- Да располагайся. Или у тебя геморрой? - весело поинтересовался чертенок.
- Гм... – господин Ота постарался устроиться поудобнее в слишком уж мягком кресле. – Продажи в нашем новом офисе в Гонконге намного ниже ожидаемых показателей.
Юный директор живо заинтересовался, даже снял ноги со стола. Лучше бы видеть его подошвы, чем устремленный на тебя пристальный взгляд.
- И что говорят там?
- Они не могут внятно прокомментировать ситуацию, - твердо сказал Ота.
Не он один считал слишком рискованным и безрассудным поступком назначение главой нового отделения человека не из верхних кругов иерархии «Кайки», но какого-то молодого и почти никому не известного экономиста. Исао-младший, получив корпорацию, взял сразу слишком резкий курс. Следовало показать ему, что нужно полагаться на надежных людей, и ситуация с Гонконгом как раз складывалась удачно для Оты и его уважаемых коллег.
- Да неужели?
Хироши откинулся на спинку своего – не столько мягкого, сколько эргономичного – кресла и прикрыл глаза.

- Кинджи, что у вас там?
- Понять не можем. Наняли местных маркетологов, рынок не слишком развит, средняя продукция ниже качеством, чем наша в том же ценовом диапазоне, но мало продаж.
Чертенок махнул рукой Оте, мол, свободны.
- Пришлю к тебе двоих, окажи им хороший прием.
- Всего двоих? – разочарованно откликнулся Кинджи.
- Этих хватит.
Все еще усмехаясь, Хиро потянулся, словно кот, и нажал кнопку интеркома.
- Гаки, Джек, зайдите ко мне.

Эти двое недолюбливали друг друга – что становилось понятно с первого взгляда. Нет, ни один, ни другой не пытался перегрызть глотку соседу, но оба так подчеркнуто вежливо делали вид, будто не имеют понятия, что за муха жужжит рядом с ним, что делалось ясно: ничего хорошего из их сотрудничества не выйдет.
Сейчас первый уставился в одну точку и, не замечая того, хмурил брови, запоминая каждое слово хозяина, второй – беззаботно разглядывал потолок, пропуская мимо ушей по возможности все, что можно.
Они больше напоминали уличную шпану, чем сотрудников крупной электронной корпорации. Офисный дресс-код был писан не про них. И если младший – ему вряд ли продали бы сигареты в магазине – в одежде стремился походить на свое начальство, то Джек и не думал изменять любимым пестрым гавайкам.
- В экономические заморочки не влезайте, этим пусть занимается Кинджи, его занудства хватит на троих, - подвел итог чертенок-директор, выстраивая на столе пирамидку из ручек и карандашей. - Ваша задача в городе. Неофициальная информация меня интересует больше, чем исследования маркетологов. Все детали сообщайте Вакамии.
Хиро поднял голову, глядя снизу вверх. Он определенно напоминал юного демона.
- И, Джек, за целость и сохранность Гаки отвечаешь головой.
- Да ла-а-адно!
Старший - тот, что в пестрой рубашке - зевнул.

Гонконг, отель
9 марта 2016

Сообщение пришло рано утром. Шер не сразу сообразила – потребовалось еще несколько минут на то, чтобы хотя бы относительно проснуться, сфокусировать сознание на объекте, идентифицировать объект…
«Немедленно возвращайся».
Заунывный звон в ушах чуть менял тональность, не позволяя слуху приспособиться. Шер села на кровати, опустила ноги вниз и зачем-то пошарила ступнями по полу, ища тапочки. Дома она никогда так не делала, всегда бегала босиком.
«Какие тапочки? – удивилась вдруг Шерилин сама себе. – Я же в Китае!»
Потом она сообразила, что в тапочках – дурацких, с заячьими мордочками и ушами - ходил Йохан, и это смыло остатки сна, как следы на песке смывает прибоем.
«Немедленно возвращайся» - гласило послание от Организации.
Обычно Организация ограничивалась сообщением «Внимание» или «Приготовиться». Изредка «Свободны». Никогда еще Шерилин не получала такого длинного послания. Впору загордиться.
- Что бы это значило? – спросила Шер вслух и запросила подтверждение у координаторов группы «Герц».
Координаторы ничего связного сказать не смогли: «Герц» не собирали, зачем вызывают Ловчую группы они, координаторы, не знают.
- Что бы это значило? – повторила Шерилин и запросила подтверждение приказа у верхушки кластера, в который входит «Герц». Подтверждение пришло мгновенно. Значит, ее вызывают мимо группы. Не для группы. Боятся, что Шер тоже расчленит в переулке азиатский демон…
Нельзя сказать, что Шер этот вопрос не беспокоил, но есть вещи, которые важнее собственной безопасности. Любовь, конечно, приходит в голову первой, но не только она. Еще справедливость.
Шер отправилась в ванную, умылась, вернулась в комнату и раздернула шторы. Утренний ритуал следовало продолжить легкой разминкой, той, что скорее «для поддержания формы», чем для действительного эффекта. Шер посмотрела на себя в зеркало и покачала головой. Сейчас ей не понадобится «поддерживать форму». Сейчас ей потребуется совсем другое.

Через полтора часа Шер лежала пластом на коврике у кровати. Сейчас была только усталость, еще ничего не болело. Завтра спина будет протестовать против каждого движения, а ноги и руки просто отвалятся. Не очень разумно так бросаться с места в карьер, нужно давать нагрузки постепенно. Иначе ничего, кроме отвращения к спорту не почувствуешь. Так ее учили в человеческом спортзале. На тренировочных базах Организации следовали иному принципу – активное использование стимуляторов, доведение мышц до стресса и, как следствие, страшный рост показателей. Шерилин это никогда особенно не требовалось, а в последние несколько месяцев она вообще работала над переходом из «карателей», боевой группы, в «библиотекари», координаторы боевых групп, которые сами никуда не катаются, а монстров и колдунов видят если только на столе патологоанатома… Но теперь другое дело.
Шер поднялась с пола и направилась душ. Вода привела ее в чувство, недолгая медитация успокоила смятенный дух и смыла сомнения.
В кармашке дорожной сумки лежали два непримечательных блокнотика. Книга Теней и Книга Отражений. Большая часть записей не видна никому, кроме Шер с ее Другим зрением.
В другом кармашке «косметичка», в косметичке скляночки с духами – натуральная парфюмерия, совсем чуть-чуть. Этакий НЗ, кто же знал, что пригодится.
Легкими движениями Шер нанесла стимулирующий состав на запястья, область за ушами и ключицы. Запахи действуют на нервную систему, минуя сознание, действие их многогранно. Начальная нота очень сильная, чистый бодрящий цитрусовый запах. Шер ощутила прилив сил и еще десять минут разминалась, уже не в режиме «умри на ковре», скорее для собственного удовольствия.
Через полчаса вступила в дело нота сердца – терпковатый древесный запах с жасминовыми полутонами.
«Немедленно возвращайся» - всплыло перед глазами Шерилин.
«Справедливость» - отослала она в ответ и отключила имплант.

(это все Феняка Зерда!)

Макао
Дворец ветров

Иногда Трамонтану называли жестоким. А порой женщины находили в его обращении с ними нежность и участие. Он не мешал им обманывать самих себя. В каждой из них он искал путь к возвращению чего-то утерянного – а может, к достижению еще не найденной высоты. Но все они оказывались непригодными инструментами. Он даже присматривался к старой княгине в надежде, что у нее есть если не ключ, то тропинка к нему. Но и она не оправдала ожиданий, и теперь служила хорошим напоминанием о том, что все преходяще и не стоит рассчитывать на вечную молодость – мироздание обладает извращенным чувством юмора. Когда-то самая красивая женщина Европы, наделенная властью и богатством, теперь она пальцами - сухими, обтянутыми пергаментной кожей и унизанными драгоценными кольцами – азартно и жадно играла в казино Макао. Во Дворец ветров ее тянуло как магнитом, судя по тому, как часто она посещала его, но старая дама никогда не снисходила до выражения своих чувств. И все же почти каждый вечер ее пропитанная высокомерием фигура обнаруживалась в одном из эксклюзивных игровых залов. Тенью старины маячила она и на вечеринках, никогда не отказываясь от напитка, который подавали избранным гостям в особых бокалах.
Порой она смотрела на Трамонтану так, словно знала о нем что-то важное. Но в глубине светло-серых глаз – единственной части ее, которая не потускнела со временем, - невозможно было прочесть ничего. Лин ждал, когда старая ведьма сделает первый шаг, чтобы посмотреть – какой.

[это все не я!]

Руа Сидадэ де Брага, № 414
9 марта 2016 года, утро

Алвеш да Гомеш любил свою работу, несмотря на плавающие – а порой и скачущие, будто бешеный заяц – смены и целые Пиренеи бумажной работы. Статус сотрудника Полисия жудисиария в сочетании с пристойным доходом приятно грел душу. В их отделе не требовалось разглядывать тошнотворные раны, синяки и трупы, да и оружием угрожали крайне редко. Настолько, что Алвеш только слышал о таких случаях. Он, впрочем, был еще очень молод, и "старики" снисходительно похлопывали его по плечу со словами: "Всякого еще навидаешься". Оптимист-португалец не унывал. Даже в чехарде ротации смен он находил плюсы. "Только начинаешь уставать от напарников, как уже работаешь с другими", – говорил он.
Их отдел состоял всего из десяти человек: по трое на смену и почти таинственное начальство, которое они чаще слышали, чем видели. А еще чаще получали от него электронные письма. Установка была проста: в офисе всегда должен быть хотя бы один сотрудник. Если надо было выбираться в город по делу в их компетенции, отправлялись двое. Кому оставаться за дежурного, выбирали по жеребьевке, начальство не снисходило до таких мелочей.
Алвеш нырнул в узкую дверь, зажатую между баром с одной стороны и японским ресторанчиком с другой. Дверь больше подошла бы старому многоквартирному дому где-нибудь на задворках острова. А ведь сверху их здание выглядело пристойно, ни о каком развешанном белье не шло речи. С этой стороны, по крайней мере. На лестнице, впрочем, давно стоило бы покрасить облупившиеся стены. И повесить еще одну лампу.

Не глядя на указатели, португалец вприпрыжку поднялся на второй этаж и очутился в приемном и по совместительству рабочем зале Отдела преступлений в игорной сфере. Посетителей не было. Алвеш обвел взглядом пяток компьютеров, стеллаж с папками, стопки бумаг, автомат с напитками и снедью вроде шоколадных батончиков в ближнем углу, чтобы им могли пользоваться и посетители. В комнате обретались ровно два человека.
- Всем привет.
О! Не повезло!
Худший кошмар начальства и предмет недоумения и шуток коллег за его спиной – в лицо шутить не решались – с видом ученого в музее разглядывал что-то на своем столе. С ним близко не дружил никто, возможно, потому что японец был белой вороной даже в их многонациональной конторе. Второй, китаец, приветливо поздоровался, когда Гомеш, пританцовывая, прошел мимо него, и опять уткнулся в объемистую папку. Португалец кинул сумку на свой стул, заглянул в разложенные у соседа фото – и скривился, зажав рот ладонью.
- И ты здравствуй, - невозмутимо сказал японский коллега.
Его длинные ноги едва помещались под столом, рассчитанным на некрупных южных китайцев, а одежду он, по-видимому, покупал в Гонконге, где еще со времен владычества британцев помнили, что бывают высокие люди.
- Оставил бы ты ребятам из убойного их работу, Асо, - промычал Алвеш. – Далась тебе эта несчастная...
- Это новая. Вернее, только что найденная.
Португалец застыл. Внутри все сжалось, будто в желудок затолкали чашку ледяного крошева. Новая...
Он никогда не видел этих девушек живыми. Как подумаешь, что такая участь может постигнуть любую, хоть ту незнакомку, с которой он перед входом обменялся улыбками...

Ироничное: «Где туалет, ты знаешь», произвело эффект отрезвляющей пощечины. Гомеш вынул из сумки любимую ручку, ну чтобы хоть чем-то занять руки. Посадил на стол фигурку Себастьяна Феттеля, как успокоительный фетиш.
Асо собрал фотографии в стопку, а поверх положил совсем другую.
Красивое юношеское лицо. Такая надменно-возвышенная красота приводит в шок. Первый раз, не первый – взглянешь, и тебя сковывает мимолетным восхищением и отторжением одновременно – вихрь эмоций, из которых не выделишь главную. Потом страсти улягутся, но останется послевкусие прикосновения к чему-то неземному и все же материальному здесь и сейчас, при тебе. И не выразишь словами.
- Это Лин Трамонтана, - сообщил очевидное Алвеш.
- Он стоит за всеми этими смертями, - с твердой уверенностью сказал японец.
- Да мы его проверяли сто раз! – португалец сверился с записями. – Сто двенадцать. И не нашли ничего такого.
В отчетах о проверках "Дворца ветров" действительно не было ничего незаконного, лишь взысканные с мелких жуликов штрафы. Владелец и сотрудники кристально чисты. Даже владение сорока восемью андроидами официально записано в бумагах и закреплено подписями и печатями.
- А ты посмотри внимательно.
Асо включил планшет, и португалец пристроился рядом, чтобы лучше видеть.
- В сентябре 2005-го года некая девушка громко заявляет, что у нее ребенок от Лина Трамонтаны, получается скандал, она подает заявку на установление отцовства. Но в конце октября и она, и младенец вдруг пропадают без вести. Примерно тогда же полиция находит тела пятерых молодых людей со следами насилия, и при них личную вещь той девушки. Никто не знает, чем они занимались до смерти, ни приятели, ни родители. Некого допрашивать. Дело закрыто.

- Подожди...
Португалец упал в свое кресло и, теребя большой серебряный крест на цепочке, обдумал новую информацию. Что-то не складывалось с тем, что он уже знал. Крупных казино не так уж много, всего десятка два, может, три. Нетрудно запомнить их владельцев и постоянных клиентов, если это входит в твои профессиональные обязанности. Сложности бывают с раскинутыми, будто рыбацкий невод, сетками, но «Дворец ветров» - сам по себе. Казино, комнаты для элитных гостей, шоу с водой...
- Лин Трамонтана родился в 1981 году, - безжалостно продолжал читать свои записи Асо; мелодика речи у него сохранилась японская, и оттого слова казались чеканными.
- Подожди! – запротестовал Алвеш. – Ему же...
- Тридцать пять.
Японец вынул из ящика стола еще одну фотографию и положил перед коллегой: снято на расстоянии, знакомая поза с намеком изящества надменной скуки, узкое скуластое юное лицо, отрешенность в темных глазах, полуприкрытых пушистыми, почти девичьими, ресницами, длинный породистый нос. Алвеш встречался с ним лично всего один раз, но впечатление осталось надолго. Снимок сделан как будто вчера, очень похож на тот, первый. Только что-то не то с бумагой, да и такой формат сейчас редкость.
- Ну да, это он, - растерянно подтвердил Гомеш.
- Десять лет назад. Тебе еще не интересно?
Итак, злодей Асо выбрал себе в жертвы самого молодого коллегу и теперь нещадно третировал его. Китаец посматривал сочувственно, но не делал ни единой попытки вмешаться. Гомеш пообещал себе нарочно забыть про его день рождения или придумать другую пакость в том же духе.

- Трамонтана открыл секрет вечной молодости? – рискнул сделать ход конем португалец.
- Возможно, - коллега заулыбался с добротой сторожевой собаки, которая видит на своей территории незнакомца. – Либо врет.
- А где тут врать-то? Документы подделать? Так во все архивы и базы не влезешь.
Терять было нечего, и Алвеш осмелел, переложил к себе на стол материалы, бегло просмотрел их и ткнул пальцем в строчку.
- У его отца была строительная фирма в Гонконге, существует до сих пор – отсюда доход. На одном казино состояние не сделаешь, тем более, в Макао. Жуликов нынче развелось, ой. Да и издержек много.
Честно говоря, когда-то молодой полицейский думал сам открыть казино, даже начальный капитал был. Но, изучив закон и прикинув варианты, он предпочел стать государственным служащим – оно надежнее.
- Отец неожиданно скончался от инфаркта в 2006-м, а за год до этого не желал знать сына, - указал японец, не глядя в документы.
- Ну, так образумился парень, взялся за дело и оказался талантлив. Невидаль...
- Вот так вдруг?
- Имеешь что-то личное? – пристально уставился на коллегу португалец.
Тот лишь усмехнулся, а ведь знает что-то еще. И спрятал бумаги в стол. А Гомешу что прикажете делать с проснувшимся любопытством?
- Вот увидишь, мы еще вернемся к нему. И трупам, - пообещал Асо; утешил, называется.
- И что б тебе было не оказаться простым нормальным парнем, Трамонтана... – пробормотал себе под нос Алвеш.

Гонконг, Ван-чай, Арсенал-стрит, 1А
Полицейский морг
9 марта 2016 года, 09:15

Сначала появился свет и только затем - боль. Свет был мигающим, каким-то синеватым, холодным. Боль пульсировала в висках и где-то в районе живота. Он закашлялся, и грудная клетка тоже взорвалась болью. В синем свете следы на полу казались черными. Он проследил цепочку следов - то четких, то больше смахивающих на широкие мазки гигантской кистью - и понял, что лежит на боку, прямо на полу в коридоре, что дверь выломана, выдернута из металлических крепежей. Дверь "холодильника". Выломана. Изнутри. Теперь пришел страх.

Истошный женский визг. Омерзительный, каким можно процарапать стекло и перепилить кость. Страшный, гадкий визг. Ей потребовалось вдохнуть, чтобы понять, что это кричит она сама. Она не пыталась замолчать, это было бы как перестать дышать. Неестественно до боли. Сфокусировать взгляд только чтобы увидеть обломки настенной плитки, цементную крошку и осколки белого пластика. Все в крови. Пластиковые ошметки плавали в луже крови, цемент медленно намокает, пропитываясь, пропитывая собой. Равновесие. Мысли все перепутаны, только что-то плавает на самой поверхности сознания, как пластик в крови. Кажется, ужас. Нет, это боль. Она перестала кричать и услышала равномерные чавкающие звуки где-то внизу, возле ног. Она опустила взгляд и увидела что-то огромное, в крови. Перепутанные волосы, серые от цемента, коричневые от крови, сосульками свешивающиеся над лицом, которое она не хотела видеть. Больше всего она хотела умереть, но сил хватило только на то, чтобы снова закричать.

Приторный - до тошноты - запах смерти в тот день выплеснулся из подвала, затопив коридоры.
Она мало что помнила и еще меньше осознавала. Вроде бы пряталась под столом не в своем кабинете, оглохшая и немая от ужаса, крепко обхватив подтянутые к груди колени. Пожалуйста, Дэнни, забери меня... Спаси меня... Потом кто-то выдернул ее из укрытия, поволок за руку по скользкому от крови, полутемному коридору. Шипели и мигали трубки люминесцентных ламп, за стеной по-собачьи гавкнул выстрел.
Ее выпихнули из окна за мгновение до того, как под вой аварийных сирен начали опускаться пуленепробиваемые жалюзи, кто-то, видимо, добрался до пульта. Кажется, она упала в кусты. Поползла, поднялась на четвереньки, встала на ноги; главное - не останавливаться, убежать. Когда сообразила, что бьет кулаками не по серой, податливой, точно воск, коже, а по бронежилету, испытала не облегчение, а усталость.
- Ра... неные?
Гортань сводило при каждом вдохе, и слова, икая, давясь, приходилось выталкивать через боль.
- Мы ждем медиков, Лан.
- Нет... Я врач.
- Ты патологоанатом.
- Сей... час никакой разницы.

Рация шуршала, и вокруг все было красным. Он опустил взгляд на пистолет, пляшущий в руках, и какое-то время просто смотрел на него. Никто ведь не обязывает его прямо сейчас вставать и идти куда-то. Он не должен никуда идти. Он может просто сидеть здесь и ждать, когда все закончится. Должен же кто-то выжить. Всегда остается единственный выживший, который потом рассказывает, что произошло на самом деле. Он выживет и все расскажет. Это его миссия. Он выживет и все расскажет - как что-то огромное выбралось из "холодильника", перекорежив металлические части, как бульдозер, проломив стену... Как потом оно шло по трупам, как одним ударом кулака... Как оно одной ладонью... Женский визг прервался, и он услышал собственное шумное дыхание. И понял, что будет слышать его всегда. И всегда будет видеть мозговое вещество на своих ботинках, то, на котором поскользнулся, когда бежал. И всегда будет чувствовать запах. И всегда будет единственным выжившим.
Он встал. В глубине коридора на корточках сидела фигура - обнаженный человек с глубокими порезами, из которых не сочилась кровь.
Он выпустил в спину твари всю обойму. Кроме одного патрона. Последнюю пулю он выпустил себе в висок после того, как тварь повернулась к нему лицом.

РЕАЛЬНОСТЬ

Времени на церемонии не было; звякнул вызов - "о-оу!" – в мозаичной мешанине Реальности открылось диалоговое окно, серый прямоугольник на пестром фоне. «Где вы?» Вот так – просто, конкретно, без имен и долгого вступления, сразу к делу. Только в углу, точно подпись, прокручивалась на витом шнуре резная нефритовая печать.
- Я... точно не знаю, - интонации у строчек были неуверенные, это ощущалось каким-то внутренним чувством, - этот канал связи защищен?
Рамка обросла ледяной коркой, даже по окну пробежала морозная вязь.
- Теперь - да.
Кажется, невидимый собеседник хмыкнул.
- Оглядитесь. Что находится рядом с вами?
- Вывески, автомобили. Высотки. Я не хочу загружать поиск по карте. За мной... охотятся. Я ушла из отеля. Я вижу фонтаны! Мне искать что-то определенное?
- Звезды под ногами.
Окно разделилось, в небольшом сегменте появилось изображение – вплавленная в плитку мостовой стилизованная пентаграмма в рамке киноленты. Рядом с отпечатками двух ладоней три иероглифа подписи.
- Набережная бухты Виктория в Цим Ша Цуй. Я жду вас около шестьдесят шестой звезды.
- Я поняла. Спасибо. Я сейчас...

Ждать практически не пришлось. Бледная, растрепанная и разноглазая, Шер вынырнула откуда-то сбоку, потопталась пару секунд, глядя по сторонам, и несмело направилась к нужной отметине в мостовой. Выглядела она совсем по-домашнему, в застиранной черной футболке с большими буквами E.L.E, в старых джинсах, разве что не в тапочках. По набережной уже прогуливался народ, но пока еще не так много, как будет вечером, когда на морской променад выплеснется волна уставших от дневного жара людей. Пока еще жиденькую толпу наискосок разрезала черная тень.
- Идем.
Среди стада туристических автобусов – красных двухэтажных, желтых, серебристо-голубых, маленьких бело-черных, - обтекаемый приземистый C-FX выглядел инопланетным гостем.
- Есть проблема, - произнес Шэнь, когда автомобиль нырнул в туннель под заливом; после яркого света развязки коричневато-желтое освещение показалось вечерними сумерками. – Ваш напарник сбежал.
Шер с такой силой хлопнула себя по лбу ладонью, что впору было заволноваться, не приключится ли с девушкой сотрясение мозга. На несколько секунд Шерилин замерла в положении "facepalm", а затем произнесла, глухо, безнадежно:
- Я ведь говорила... я просила, чтобы его кремировали как можно скорее. У вас есть все детали? Он еще просто убивает или уже... - она шумно вздохнула. - Если он уже начал питаться, у нас действительно проблемы.
Шер посмотрела на Шэня, убрав ладонь от лица. Черный глаз неестественно сверкал и больше напоминал драгоценность.
- Если он начал питаться, у нас почти нет шансов.

- Ясно.
Транспортный поток вокруг них застыл – время остановилось для всех, кроме них. Шэнь пересказывал все, что ему было известно; как выяснилось, не слишком много.
- Не у кого было узнать больше, - пояснил он, как будто извинился. – Есть идеи?
- Я могла бы попробовать уложить его обратно, - Шерилин сделала едва заметную паузу, - упокоить его. Но если он питается плотью - он почти не поддается тонкому влиянию. Это можно сравнить... Не важно. Я могу замедлить его или слегка дезориентировать, но даже задержать его я толком не сумею. Живая кровь, живая плоть... Мне нечего этому всему противопоставить. Нужно сжечь его. Или уронить что-то очень большое, тяжелое, как... как терминатора бросили под пресс. Отрубить голову не поможет, центр его "жизни" не в голове. Но я не представляю себе, где мы возьмем пресс. Придется сжечь морг. Или заморозить, чтобы он стал менее подвижен...
Предложение подпалить здание морга с четырех углов одновременно ее спутник решительно отверг, хотя видно было, что эта мысль пришлась ему по душе. Впереди был уже виден светлый на коричневом фоне бетонных стен полукруг выхода из туннеля, еще пара секунд, «ягуар» окунулся в солнечный свет.
- Заморозить... – пробормотал Шэнь, быстро глянул на девушку. – Чем? Жидкий азот?
- Это было бы идеально. Жидкий азот замораживает неравномерно, но нам ведь и не надо равномерно. Тем более что Йохан... зомби не имеет собственной теплоты, за отсутствием кровообращения, то есть он комнатной температуры. Но я не представляю, где можно взять столько жидкого азота в гражданском мире, - Шер развела руками. - Мы использовали его несколько раз на заданиях, но нам всегда поставляли его. Мы ведь не можем просто пойти в аптеку или в криогенную клинику... Или можем?
В Реальности – по открытому каналу, время по-прежнему не давало расслабиться или перевести дух, - произошел скоростной обмен фразами. И, похоже, что мнениями тоже. Возможно, нелестными. Разговаривали на кантоне, но вплетали туда столько словечек то ли на каком-то из местных диалектов, то ли жаргоне, что часть сказанного утонула в тумане.

Шэнь вышел из машины, и Шер позволила себе ссутулиться. Она и не понимала, как напряжены ее плечи, пока не расслабила их усилием воли. Надо расслабиться, чтобы потом быть способной работать.
Прямо впереди была видна Полуденная пушка на постаменте. До полудня оставалась еще пара часов, пушка молчала. Шер не любила оружейные музеи - там стоят предметы, у которых есть прямое назначение: стрелять, рубить, колоть. Вместо того чтобы погибнуть в бою, сломаться, они стоят за стеклом и бездействуют. Судьба пушки немного лучше, чем судьба старого меча, обреченного стоять на подставочке. Она стреляет хотя бы раз в день.
Йохан погиб в бою. Он не состарится и не уйдет на пенсию, стричь газон и пить пиво у телевизора - может, он того и хотел бы для себя?
Шер закрыла глаза. Кто из Организации ушел на пенсию и пьет пиво в тапочках? Разве они есть? У Йохана не было выбора. И у нее выбора - нет...
"Исполнись решимости и действуй, " - всплыла в сознании фраза и Шер перестала в сотый, тысячный раз рефлексировать о том, чего не изменить. Если они столкнутся с плотоядным зомби лицом к лицу, она должна будет попытаться его упокоить. Не кричать, не плакать, не размышлять, не тосковать, не испытывать чувство вины и уж конечно не падать в обморок. Они здесь совсем не знают, что делать с плотоядными зомби. Можно даже позавидовать...
Шер сосредоточилась и принялась выуживать из памяти подходящие абзацы из Некрономикона. Изначально книга была на арабском, ее написал Альхазред в Дамаске около 720 года, но затем был сделан перевод на греческий и латынь - Шер читала латинский вариант, составленный датчанином Оле Вормом, предпочитая его позднему переводу на немецкий. "Что касается мертвых", страшная старая книга, запретное знание.

В темноте опущенных век вспыхивали рисунки, схемы и поздние, уже современные графики, иллюстрирующие взаимозависимость и расположение потоков. Шер не специализировалась на мертвых, ее грани дара подходила работа с ведьмами, оборотнями и демонами. Но - можно поблагодарить Организацию - теорию Шер знала хорошо. И когда вернулся Шэнь, она открыла глаза и уверенно выпрямила спину.
- Есть новости?
Ей продемонстрировали ключи от машины – на металлическом кольце, с веселой бирюлькой в виде плюшевого клочка пламени в начищенной до блеска пожарной каске.
- Управитесь с грузовиком?
Шер вздохнула:
- Если не управлюсь, пусть мне выпишут штраф, я согласна, я даже рада буду. Если я смогу его оплатить - значит, мы живы.
Шэнь перекинул ей ключи. Криогенная установка – веселый красный грузовичок с той же самой эмблемой и надписью 香港消防處*, - стоял неподалеку у обочины.
- Тогда не отставай.

Дом 1А по Арсенал-стрит напоминал место боевых действий, только пожарных бригад не хватало. Может быть, поэтому их пропустили без лишних вопросов. Шэнь забрался на подножку грузовика, чтобы им с Шерилин не нужно было перекрикиваться.
- Я пойду выманивать Йохана, - сказал он.
- Я с вами, - Шер торопливо выдернула ключ из замка. - Он почти ничего не видит, но у него хороший слух. Он воспринимает звуковые волны. Как летучая мышь, знаете?

-----------------------
*Гонконг, департамент пожаротушения

Заминка все же возникла – не у переносных заграждений, за которыми прятался ничего не понимающий народ, у дверей. Шэнь оперся ладонью о шершавые металлические пластины пуленепробиваемых жалюзи, побарабанил. Здание полицейского управления высилось, как монолит, не выйти, но и не войти.
- Может, через гараж?
- Главное, не заблудиться внутри...
- Главное, чтобы ваш напарник не нашел выход раньше, чем мы отыщем вход.
Было странно – их шаги отдавались от стен эхом, где-то что-то капало, добавляя звуковой эффект. Шэнь достал из кобуры пистолет, перехватил взгляд Шерилин, сунул оружие обратно.
- Вы умеете быстро бегать?
- Вы удивитесь, - пообещала Шер.
Сердце ее колотилось так, что, кажется, слышно было даже снаружи здания. Это смущало. Смущение не давало страху взять власть над бывшей сотрудницей Организации. Пальцы сомкнулись на амулете, и стало полегче - для того он и был нужен.

Стрелок осмотрел крышу и признал ее годной. Ближайшие кварталы как на ладони: дома, люди, машины похожи на игрушки. Шассюр без спешки, но и не мешкая, разместил винтовку на бетонном ограждении. Если подходить строго, этот Йохан – не его дело. Но зомби вызывал неприемлемое чувство неоконченной работы. К тому же, судя по средствам, к которым уже прибегли, местные не знали, как обращаться с такой напастью. Охотник тоже не был уверен на сто процентов: его «клиенты» демоны всех мастей. Но его надписанная пуля не подводила еще ни разу.
В современном мире много средств, которые делают жизнь удобней. Но Франц Шассюр предпочитал кисти-маркеру настоящую старинную кисть и густую тушь. Тонкая вязь сложного знака обретала форму на блестящей металлической поверхности.

Одинаковые коридоры, низкий каменный потолок - он давил, заставлял пригибаться, путал мысли. Когда за очередным поворотом впереди замаячила чавкающая туша некогда живой плоти посреди лужи густой темной жидкости на бетонном полу,
Шэнь зажмурился.

...в ночном воздухе закружились бело-розовые лепестки. Сжав в одной руке нефритовую печать, человек в зеленой гонфу* достал из ножен меч.
- Посреди океана есть гора, на ней - персиковое дерево, что раскинуло свои ветви на три тысячи ли.
Острие ребристого клинка прочертило на камнях садовой дорожки одну над другой две прерывистые черты, а над ними неразрывную третью*.
- Меж его корней на северо-востоке стоят врата духов,- судья к чему-то прислушался; может быть, ждал ответа.- Их охраняют Шэньту и Юйлэй*...

Монстр, что всего два дня назад мог шутить и смеяться, поднял голову и принюхался. Шэнь провел перед собой ладонью, указательный и средний палец - оба вытянуты, образуя клинок, - разрезали затхлый воздух подземного гаража. Пыльные мохнатые тени шевелились по дальним углам.
В одной реальности девушка в джинсах и черной футболке с аббревиатурой Злой Лиги Зла сделала шаг. Обладающий двойным зрением увидел бы, как синхронно с ней шаг сделала хрупкая фигура в белом. Бабочки, свита небесной феи, следовали за госпожой и, умирая одна за другой, осыпались на пол, как листья. Белые крылышки скукоживались и чернели, так сгорает бумага. Черная бабочка порхала подле изогнутого клинка на поясе.

-------------
*gong fu - 公服 – буквально «публичное одеяние», официальная одежда чиновников при исполнении ими должностных обязанностей, зеленый цвет ткани означает невысокий ранг.
*триграмма gen (艮), обозначающая северо-восток и успокоение, разрешение проблем.
*из "Книги гор и морей", 4-2 вв. до н.э.

Обе Шерилин - которая реальнее? - зашептали:
- И поднялись все люди сильные, и шли всю ночь, и взяли тело... и пришли в Иавис, и сожгли их там*...
То, что было Йоханом, отбросило что-то скользкое, подалось вперед и оскалило окровавленные ровные зубы.
- И взяли кости их, - обещала Шерилин, уговаривала, молила, - и погребли под дубом в Иависе, и постились семь дней...
Зомби дернулся всем телом и словно в задумчивости повел плечами. Обладающий двойным зрением увидел бы, как на месте Йохана затрепетала тень.

- ...они проверяют каждого, проходящего через врата...
В шести чи** над землей повисла схема каменного лабиринта; путь к свободе был отмечен пульсирующей зеленой нитью. На блестящих черных ветвях, точно почки, набухали бело-розовые бутоны. Цветы распускались, обгоняя листву и друг друга, осыпались, и так бесконечно; две фигуры - мужчина в старинной одежде и крылатое существо, сильф из воздуха, огня и тьмы, - замкнуло в кокон пляшущих лепестков.

- И рыдали, - два девичьих голоса звучали в унисон, множились эхом, отражались от поверхности ручья, опоясанного крутым каменным мостиком, терялись в густой траве, покрывшей берег, - и плакали, и постились до вечера о том, что пал он от меча...
Воплощение легкости и света протянула руку, мгновением позже ее движение повторила земная девушка в коридоре полицейского морга. Лепесток лег между пальцев - белый камень для игры в Го. Бесконечная вязь системного кода мерцала на гладкой поверхности.
На миг показалось, что Шерилин из плоти и крови держит черный камень. Что за код на нем - она не увидела, она смотрела в пустые глаза фигуры напротив.

----------------------
* - Ветхий Завет, Первая книга Царств, Глава 31, в сокращении.
**chi - 尺 – мера длины, равная приблизительно тридцати сантиметрам.

К влажной шероховатой поверхности камня садовой дорожки прилип тонкий, как шелковая нить, лепесток.
- ...и, увидев зловредного, связывают его тростниковой веревкой и... - судья широко размахнулся. - ...отдают на съедение тигру.
И с силой вогнал в землю меч, пригвоздив лепесток.

Здание - перекрытия, лестницы, балки крыши и каждый этаж - отозвалось, точно храмовый колокол.
- А теперь... - Шэнь открыл глаза. - Беги!
Выкрик эхом раскатился между серых бетонных стен: "беги-беги-беги!", раздробился.
Шерилин вновь обрела целостность. Она развернулась и помчалась по коридору, удерживая вниманием парящую перед глазами схему. "Только не споткнуться, - прыгало в голове, - только не поскользнуться... "
В страшных фильмах убегающий от монстра неразумный герой всегда находит время обернуться и закричать от ужаса. Шерилин была очень разумной - из тех, кто не станет спускаться в темный подвал под тревожную музыку. Она так и не обернулась. Но ей и не надо было - звука было тяжелых шагов, приближающихся, страшных, неотвратимых, было вполне достаточно.

Охотник замер с винтовкой в руках, закрыв глаза, слушал то, что позволял воспринимать совсем не человеческий слух. Слова девочки, слова полицейского.
А теперь... Беги!
Полуулыбка азарта заплясала на губах Шассюра. Действие – прекрасно!

Быстрые мальчик и девочка, но зомби не менее шустр. Дробь стремительного бега. Напряженное дыхание – оба знают, что нельзя дать ему сбиться. Ими владеет лучшая форма страха. Та, что придает сил и очищает сознание, а не затмевает мысль. Девочка движима желаниями во благо других, не корыстью. Но, увы, это еще не обеляет ее в глазах Шассюра; пожалуй, ему хотелось бы, чтобы она была невиновна. Хотелось бы после того совместного полета от Франкфурта до Гонконга. Забавно, он ходил мимо них то в туалет, то к борт-проводникам несколько раз – хороший предлог, чтобы разглядеть будущие мишени, - но вряд ли Шерилин и Йохан вспомнят его. Впрочем, кто знает, он ведь не применял своих демонических сил.
Перед воротами гаража, нацелившись на них, словно ракетная установка, застыл красный грузовичок с единственным оператором в кабине. Как непредусмотрительно: этот юнец, почти ребенок, едва знает, какие следует нажимать кнопки. И уже трясется, будто кролик, хотя угроза еще не настала. Какой же от него прок в момент опасности?

Дневной свет резанул по глазам, и в глазах стало темно. Об этом она не подумала заранее, а ведь было очевидно. Если бы Шер уже не была вне себя от страха - испугалась бы, конечно. Но свет - это хорошо для живых еще Ведьмы и Судьи, ибо все из племени мертвецов недолюбливают свет. Они не горят на нем, как в книгах, просто он им неприятен и неудобен, как живому неприятно и неудобно в полной темноте. У людей за страх темноты отвечает инстинкт... у мертвецов, пожалуй, тоже какая-то его потусторонняя разновидность. В темноте легче охотиться, в темноте живой излучает больше страха, свет же только ослепляет мертвых, и без того почти лишенных зрения. А еще раз день - время живых, значит, вокруг больше звуков. Автомобили, голоса, звонки, музыка, беспрестанное движение - все это дезориентирует.

Шерилин вслепую пробежала еще несколько шагов, а затем метнулась вбок, держа в голове план этого дворика и рассчитывая расстояние до грузовичка. И в очередной раз удивилась тому, как может работать мозг в минуты опасности - обрабатывать разные потоки информации, да еще и удивляться самому себе.
Она услышала Йохана позади и силы вдруг оставили ее. Она упала на колени, зажмурилась и зашлась кашлем, таким, когда выплевывают и легкие, и сердце. Это то, каким она запомнит Йохана - тяжелая поступь и невозможное для человека рычание, живой человек травмировал бы связки. Насмерть.
И затем шум оглушающий шум работающей азотной установки.
Не слишком ли я близко? - отстраненно подумала Шер и отползла куда-то вперед, чувствуя ладонями жестковатую траву и прохладную влажную землю.
Что, если они промахнулись? - пришло ей в голову. Затем и она поняла, что страха опять не осталось. Все, закончился. Даже если на плечо ей ляжет сейчас тяжелая холодная ладонь, сожмет его, ломая ключицу и лопатку, она откроет глаза и посмотрит наверх, но это будет уже не страшно. Устала.
Что, если Йохан поймал Судью? - подумала она потом, и вспомнила, что не слышала его шагов во дворике. Кольнуло в груди и сбился глубокий вдох.
Она открыла глаза и посмотрела наверх только, когда на плечо ей легла ладонь.
Теплая.
- Какой умник посадил за установку того зайку?

Прилипшая к нижней губе изжеванная сигарета придавала бы стоящему возле Шер молодому человеку (лет двадцать с чем-нибудь, хотя выглядит, как старшеклассник) некий колер cinema noir, если бы не выцветшая безрукавка и кеды. Этакий Хэмфри Богарт с поправкой на национальность и серьгой в ухе.
- Это не я, я здесь проездом, - пролепетала Шер какую-то глупость, глядя на незнакомца.
Живой. Темноглазый, улыбчивый - есть такие лица, которым идет улыбка. Вторым зрением Шер видела, как дрожит вокруг него воздух. Горячее марево кипящего адреналина. Призрачно пахнуло псиной, но когда юноша убрал руку, ощущение пропало.
Со всех сторон к ним бежали люди. Неподалеку прямо на асфальте сидел Шэнь и держался за колено; лицо у него было, как у задумавшегося над чем-то ястреба. Парнишка опустился на корточки.
- Я – Паньгу. Скажи мне спасибо.
- Спасибо, - послушно сказала Шер. - Спасибо, Паньгу.
Она быстро глянула на Шэня - живой! - затем перевела взгляд на то место, где должен был быть Йохан, но его там не было. Сердце на миг остановилось. Упустили. Господи, он теперь в городе...
Но потом она увидела вокруг куски чего-то бледного. Куски плоти. Йохана разнесло на куски, вот они - по всей парковке. И вот. И вот еще. Шер опустила взгляд и увидела рядом со своей рукой еще какой-то кусок. Очень особенный, специфический на вид. Какое-то время Шер соображала, что это может быть - с такими изгибами по поверхности. А потом поняла - это мозговое вещество.
Желудок стал горячим и подскочил вверх резко, как будто его пнули. Шер успела отвернуться - на незнакомце кеды, придется стирать! - и ее долго и мучительно рвало.

Гонконг, Коулун, Цим Ша Цуи, паромный терминал
10 марта 2016 года, четверг, день

Солнце причиняло боль. Бородатый старик в ореоле жаркого пламени натягивал и натягивал лук, целя стрелами в непутевого отпрыска; на басах гудел воздух, звонко щелкала тетива.
- Virama...*
Даже тень не приносила спасения, солнечные лучи слущивали пересохшую кожу и, казалось, она вот-вот лопнет и облезет, как кожура с брошенного на горячие угли яблока. В туалете кто-то возился в кабинке, кряхтел и насвистывал. Выкрутив кран до предела, невысокий подросток в поношенной военной куртке сунул голову под струю холодной воды.
Денег на билет до Макао хватило едва-едва, не добыча, а издевательство; за бумажник из толстой кожи дали больше, чем в нем было денег. И пришлось хорошенько поторговаться, скупщик краденого привередничал. Ну а карточки пришлось выбросить. Дождавшись, когда стихнет боль, он поднял голову, с длинных мокрых волос текло струями, из зеркала над раковиной смотрело чужое лицо. Десять лет прошло, все не привыкнет...
- Мой отец... makatpitrka*... не хочет, чтобы я жил...
Нервной дрожью сводило губы.
- Ни на тех небесах, ни на этих...
Он ударил по стене кулаком, приводя себя в чувство - один раз, второй, третий, - по зеленоватому кафелю разбежались во все стороны трещинки.
- И зачем ты громишь чужую собственность? – с добродушием сторожевого сенбернара поинтересовались из-за хлипкой дверцы ближайшей туалетной кабинки.

-----------
*virama - विराम - прекрати, остановись (санскрит)
*makatpitrka - मकत्पितृक - мой отец (санскрит)

Невидимый некто громко прочистил горло. Послышался шорох туалетной бумаги. Зашумела вода. Поверх разрисованной разными маркерами и почерками дверцы возникло лицо; на мальчишке незримыми кандалами замкнулся внимательный взгляд круглых, совершенно не китайских глаз.
Зашипев (точно на стоящий в печи чугунок плеснули водой с ледника), нарушитель спокойствия развернулся... и тут же согнулся почти пополам, прижимая к боку ладони. Полукругом разлетелись брызги, сорвавшись с кончиков длинных волос. Этот пристальный совиный взгляд был знаком. Опасаться, ты должен держаться подальше от этого человека... Не сейчас... Мальчишка метнулся к выходу, но ноги разъехались, и беглец сел с размаху на скользкий пол, приложившись плечом о край раковины.
- Вот Чебурашка... Знаешь, есть такой персонаж русских мультфильмов. У тебя уши такие же круглые, хоть и не настолько оттопыренные, но в целом похож, - продолжил незнакомый знакомец; он все еще был добродушен.
Паренька подняли с пола одной рукой, как тряпичную куклу, и поставили на ноги. Даже теперь он доставал макушкой едва ли до плеча неожиданного соседа по уборной. Тот был одет в серые брюки и в тон к ним пиджак, какие можно увидеть на половине представителей бизнес-сообщества Гонконга. Ботинки не предполагали лоска, верхняя пуговица рубашки в тонкую серую полоску была расстегнута, и ни следа галстука. Лицо... так, порой, смотришь на крупную домашнюю собаку и понимаешь, что она лишь кажется прирученным ласковым питомцем.
В глазах не было узнавания.
Солнце поджидало снаружи. Сколько ни крутись, ни выворачивайся в надежде освободиться из чужой мертвой хватки, но непрошенный и нежданный помощник крепко держал свою "добычу" за шиворот. Подошел, дав гудок (на мгновение все как будто оглохли), бело-синий паром и открыл пасть, точно карп, выпрашивающий угощение. Из нутра металлической рыбы выехали первые автомобили. Раздробленное на миллиарды осколков солнце отражалось в мелкой ряби залива и слепило глаза.
- Utsadati, vaarddhaka! - зло шипел плененный мальчишка. – Praduusita!*

----------------------
* Utsadati, vaarddhaka! Praduusita! – उत्सदतिवार्द्धक प्रदूषित – Отвали, дядя! Хуже будет! (санскрит)

Мимо, безразличная к происходящему, потекла разноцветная громкоголосая людская река; пассажиры выгружались на пирс. На почти бесцветном в ярком сиянии солнца плазменном экране в развеселых песнях рекламировали новый освежающий напиток с витаминами и соком, а следом пошла новостная лента, отрубленный рекламой её хвост: "Будьте бдительны, если вам встретится этот человек, немедленно сообщите в полицию".
Вся плотная людская масса должна была обернуться, сравнить и узнать. Зажать в круг, затравить.
Ни один не повернул головы.
- Ты что-то украл? – поинтересовались сверху, уже не столь добродушно; в голосе скользнуло сомнение, опасно близкое к вспоминанию.
Так бывает, когда переход из комнаты в комнату закрыт полупрозрачной занавесью – уже видны смутные очертания, еще шаг, отдернут занавеску, и картина станет ясна.

...Паньгуань* достал из-за пазухи свиток, перевязанный красным шнуром, подержал на ладони, убрал руку – развернувшись, тот повис в мертвом воздухе Реальности, только маятниками покачивались завязки. Рисунок был сделан как будто одним росчерком кисти: настороженный пристальный взгляд, заострившийся нос и мучительно сведенные брови...

- Я не таа-йю*... – почти вытряхнувшись из поношенной военной куртки, извернувшись, мальчишка вцепился острыми, как у зверька, зубами в чужую руку.
Изумлением, которое вызвал такой поступок, можно было бы любоваться – долговязого любителя порядка никогда еще не кусали мальчишки, ни на службе, ни вне ее. Почуяв свободу, юный бандит дал деру, как поднятый собаками заяц. Потирая пострадавшее место – гаденыш прокусил кожу, – гость города с едва заметной полуулыбкой проводил его ласковым, как дуло пистолета, взглядом круглых совиных глаз.

-----------
*pan guan - 判官 - администратор (один из уровней служебного соучастия), чиновник, который занимается разбирательством судебных дел (кит).
* taayu – तायु – вор (санскрит).

РЕАЛЬНОСТЬ

Восьмигранная башня подпирала вершиной своей небеса, вниз, под землю, она уходила еще дальше, на тысячи этажей. Как на пламя – хоть обтесанные валуны, из которых она была сложена, были черными и блестящими, словно обсидиан, - к ней слетались бесчисленные мотыльки. Башня впитывала информацию, точно воду раскаленный песок, но требовалось немало усилий, чтобы изъять из нее данные. Человек у ее подножия был песчинкой.
Входа не было. Можно кругами ходить год за годом, пересчитывая камни и дожидаясь мгновения, когда башня погрузится еще на этаж в обледенелую почву – если хватит жизни! – но не отыскать и малейшей щели в ее стенах.
Человек снял с пояса нефритовую табличку-печать, поднял перед собой.
- Шэнь Юй-чжи из CIB просит доступ. Идентификационный номер...
Он шагнул в раскрывшийся темный проем.
Столь почти аскетически строгая снаружи, башня воплощала хаос внутри – так могло показаться ошарашенному неопытному посетителю. Бесчисленные этажи были связаны перекинутыми через бездну подвесными мостками, лестницами и цепями.
Та, что пришла ему навстречу по узкому ненадежному на вид мостику, носила плащ в крупную черно-белую клетку и больше всего походила на шахматную ладью, если бы не человеческое лицо в щели высокого ворота. Не лицо – розовая овальная маска с прорезями глаз и рта. Воздух вокруг фигуры колебался, как от жара, указывая на включенную мощную защиту даже здесь, в святая святых.
- Здравствуй, - сказала "тура" и полуобернулась к проему в центральной колонне, куда вел мост. – Наше место готово, поиск запущен.

Гонконг, Коулун, Ночной рынок
10 марта 2016 года, четверг, день

- А-цаан*? - уточнила смешливая круглолицая девчонка, ловко орудуя большим, тяжелым для нее тесаком; она стряхнула порубленные в мелкую соломку грибы в огромную сковороду. - Давно в городе?
Зашипело кунжутное масло. В уличной закусочной все казалось большим по сравнению с низкорослой хозяйкой, что последнюю не смущало; перевязав волосы цветастым платком, она жарила, парила и варила, вываливала в пластиковые одноразовые миски непомерные порции только что приготовленной лапши с такой скоростью, как будто внутри нее был вставлен небольшой вечный двигатель.
- Пиво?
- Нет уж, дай-ка чай.
- Как сажешь, [i]гого[i]*, ты же платишь.
Девчонка поставила перед ним высокий стакан и бутыль холодного чая и вернулась к жаровне. Затем выудила откуда-то из-под прилавка кусок теста и устроила представление: она складывала, раскручивала, опять складывала и опять растягивала заготовку, между ее пальцами точно протянулись длинные тонкие белые нити. Окончательный приговор положил удар тесака, и лапша отправилась в кастрюлю (разумеется, очень большую).
- Готово! - маленькая хозяйка разве что не метнула на прилавок миску с бульоном, в котором плавилась ароматная лапша. - Только не подавись.
Между выпирающими ключицами у нее на груди болтался небольшой талисман.
- От злых демонов, - пояснила девчонка, перехватив случайный взгляд. - Расшалились в последнее время.
- И помогает?
Посетителей больше не было, и девчонка позволила себе передышку.
- Ну, - сказала она. - Пока что не разорвали. Вам смешно, а мне домой возвращаться под утро. Вон три дня назад тут туриста располосовали так, что сгодился бы на дим сум.
Она скорчила гримаску, должно быть, вообразив, как будет выглядеть это блюдо по такой рецептуре.
- У нас люди и демоны живут в одних и тех же домах. А у вас, что, иначе?

------------------
*a caan - 阿燦 - мейнлендер, житель материкового Китая, перебравшийся в Гонконг (кит., кантон)
*gogo - 哥 - старший братец (кит., кантон)

- Не знаю, не сталкивался. Да не больно-то и хотелось. А с чего ты взяла, что орудовал демон?
- Потому что я его видела, - буднично сообщила девчонка. - И он точно был не человек.
- Что? Крылья, когти и раздвоенный хвост?
- Две ноги, две руки, а хвоста не заметила, - зубоскалка сунула миски в мойку и, зажав в кулаке карандаш, принялась подсчитывать выручку. - Говорят, ему тоже досталось. Так что он, скорее всего, ушел в Абердин полечиться.
- Почему в Абердин?
- Там живет Ваа То. Если кто-то и будет лечить демона, так это он. Еще чаю?
Новый клиент источавшего небесные ароматы лотка оказался настоящей экзотикой. Высокий и широкий, он излучал добродушие сенбернара, привыкшего играть с детьми, и мгновенно заполнил своим присутствием все свободное пространство. В нем все выдавало туриста: от легкого бежевого костюма европейского кроя и теннисных туфель в тон до висящего на шее фотоаппарата. Несмотря на габариты, этот продукт западной цивилизации ловко втиснулся за стойку рядом с Лю.
- День хороший, - улыбчиво поприветствовал он сразу и хозяйку, и соседа корявой фразой на мандарине, в котором явственно чувствовалось активное пользование онлайн-переводчиком.
- И вам того же, aa baak*! – с готовностью откликнулась девчонка, поставив перед ним стакан холодной воды.
На мгновение у нее мелькнула полуоформленная мысль, что иностранцу придется не по вкусу ее стряпня, но с другой стороны – сам выбрал, пусть сам и отдувается. Возможно, не в переносном смысле.
- Лапши?
- С удовольствием приму ваше предложение, мон шер.
Новый посетитель так откровенно наслаждался жизнью, что его настрой передавался всем вокруг.
- Вы ведь тоже не местный? - в режиме малой беседы поинтересовался европеец у соседа.

---------------
*aa baak - 阿伯 – старший брат отца, дядюшка, вежливое обращение к старшему (используется только на кантоне)

Тот весьма удивился: никто из европейцев (которых в Хэнъяне он видел достаточно часто), не мог навскидку различить материкового и гонконгского китайца. Да никто и не пытался, для них, жителей старого света, все китайцы были на одно лицо.
- С побережья Янцзы.
- Великая река, - с уважением отозвался нежданный собеседник и вдруг издал веселый смешок. – Гонконг известная свалка выходцев из разных провинций Китая. Вы отличаетесь от них, - иностранец обвел рукой суетливую улицу с шумными лотками, - не столько внешне, сколько манерами. Я, уж простите, немного понаблюдал за вами.
Девчонка водрузила на стол перед ним миску с дымящейся лапшой в обжигающе горячем бульоне.
- Благодарствую.
Турист продемонстрировал соседу бамбуковые палочки в бумажной упаковке с таким видом, будто держит их впервые. Впрочем, может быть, так оно и было.
- Хе-хе, мон ами, вам придется научить меня пользоваться ими.
Он ничуть не стеснялся своего неумения.
Сложности начались уже на первом этапе. Оказалось, разделить палочки – такое легкое движение, что привычный человек совершает его, не замечая, - задача трудная и требующая терпения. В руках европейца они гнулись, почти ломались... и, в конце концов, все-таки стали парой. Дальше, впрочем, не полегчало. Нет, они не разлетелись из крупных пальцев, как вспугнутые воробьи, но держал их улыбчивый лао вай* непостижимым образом.
- Я ни разу не был даже в китайском ресторане дома, - жизнерадостно сообщил он.
Хозяйка лотка в процесс обучения не вмешивалась и даже не комментировала его (почти!), зато беззлобно и охотно хихикала над неуклюжим иностранцем.
- Эти гвай лоу* такие забавные! - поделилась она наблюдением с соседкой, плотной бабенкой в переднике, с головой, повязанной белым с желтоватыми пятнами пота платком. - С ними никогда не соскучишься.

-----
*lao wai - 老外 – (мандарин) иностранец не азиат.
*gwai lou - 鬼佬 - буквально "демонический парень", иностранец, белый западный человек (используется только на кантоне)

- Благодарю за советование, - одарил ее лучезарной улыбкой европеец. – Простите, я еще не представился, а слышал, что здесь принято называть свое имя прежде, чем зачинать беседу. Вот же большая неуклюжая собака*! Имя – Франц Шассюр.
Он положил палочки и протянул собеседнику руку для пожатия. Шассюр улыбался соседу-китайцу ласково, как родному внуку. Как внуку, которого знает с пеленок и читает его мысли. Впрочем, может быть, он и не имел в виду ничего такого – мимика европейцев сильно отличается от азиатской.
- Раз уж судьба столкнула нас, не составите мне компанию в прогулке по этому замечательному городу? Мне бы не хотелось по незнанию совершить что-нибудь неопрятное... простите, – невежливое, не принятое. Вы, хотя бы, из этой части света, хе-хе.
Открытый взгляд глаза в глаза завораживал. Взгляд говорил: это честный человек, и ему нужна помощь. Совсем небольшая и нетрудная.
Бесчисленные лотки на мощеной серой плиткой улице, разноцветные вывески и реклама пополам с меню, полотняные навесы, столы и пластиковые аляповатые стулья, прибывающий люд – всё отодвинулось на задний план, сделалось картонным, каким-то ненастоящим и несущественным.
- Почему бы и нет?
- Вот замечательно, - в своей жизнелюбивой манере порадовался европеец. – Я вам благодарен.
Пока они беседовали, хозяйка лотка не сидела, сложа руки. Она успела упаковать две порции лапши с собой паре хмурых молодых людей, вымести какой-то сор, пополнить запасы напитков в холодильнике и отогнать уличного мальчишку, который вознамерился стащить стопку лепешек. Почувствовав на себе взгляд, она обернулась, как будто ее окликнули.

-----------------
*daai ban gau - 大笨狗 – буквально "большая неуклюжая собака", полный дурак, идиот (используется только на кантоне, онлайн-переводчик Шассюра перепутал диалекты)

- Мон шер, - обратился к ней Шассюр, - сделайте, пожалуйста, фото нас на память.
Девчонка без возражений протянула руку за камерой и лишь вздрогнула, когда случайно прикоснулась к немного шершавой загорелой руке иностранца. Но весело оскалилась, как ни в чем не бывало; так раньше порой рисовали китайцев - глаза-щелочки двумя запятыми и великолепный набор зубов.
- Приготовились... три, два, один... готово!
Не было ни вспышки, ни характерного щелчка - всё это ушло в прошлое вместе с уже давно устаревшими моделями фотоаппаратов. Девайс Шассюра был явно из нового поколения. Лю спрыгнул с высокого табурета, размял затекшую спину и, подмигнув девочке-торговке, обратился к Францу:
- Итак, куда направимся, мой дорогой друг?
У канадца нашелся путеводитель: хорошая полиграфическая печать, яркие краски, завлекательные фотографии. Не дешевый, купленный, вероятно, в аэропорту – его схема размещалась на первых страницах. Крупный лао вай перелистал книжечку и с улыбкой человека, который готов рискнуть потерей времени в надежде обнаружить что-нибудь интересное, указал своему китайскому спутнику место на карте.
- Почему бы нам не отправиться туда?
За первым пунктом последовал второй, за ним – третий... Лю увлекся и несколько раз, попросив путеводитель, тоже назначал «следующую остановку». Шассюр заражал энергией.
Туманный влажный теплый день перетек в мутные прохладные сумерки. Кое-где фонари уже зажглись, местами еще и не думали. Город медленно брел к тому пределу, за которым вдруг ухнет в ночь. Неожиданные приятели вновь очутились на Ночном рынке. Ноги гудели от усталости, а душу наполняло ощущение, что вот сейчас добрать последнюю каплю впечатлений – и день удался.

В открытом кафе, тоже своеобразной достопримечательности локального масштаба, за пластиковым столиком, накрытым клетчатой скатертью, сидели не пара или четверо, как за другими, - трое. И только слепой принял бы двоих из них за местных. Молодая холеная женщина с сияющими глазами ловила каждое слово своего говорливого спутника, второй собеседник, квадратный, состоящий как будто из одних прямых углов китаец досадливо морщился. Вставить хотя бы один звук в монолог не удавалось ни той, ни другому.
- ...и мы говорим о честности, доведенной до крайности.
Тут молодой человек – в светло-рыжих, цвета чайной заварки волосах словно запутались блики заходящего солнца, которое так и не выглянуло из-за дымки сегодня, - сделал все-таки паузу, вонзив ложку в десерт. Бело-розовый айсберг взбитых сливок венчали ярко-алые капельки вишен. Вроде бы – вот он шанс, чтобы возразить, но до крайности, кажется, довели не только честность.
- Скажем, вы ставите эксперимент, - набитый рот не мешал формулировать мысли. – Что вы сообщите общественности?
- Мон ами, я думаю, этот человек не найдет себе партнеров по дискуссии, - дружелюбно поделился мнением на счет этой компании Шассюр.
Он встал и принялся подбирать наиболее удачный ракурс – вид на улицу в это время суток и впрямь был живописен.
- ...не только то, что подтверждает вашу правоту, но и всё то, что может сделать эксперимент несостоятельным, - донеслось от столика; уничтожение десерта шло в параллель с монологом. – Все детали, что бросают тень сомнения на интерпретацию...
- Но тогда нам закроют финансирование, - бесстрастно возразил китаец.
- Так не честно, - без улыбки произнесла женщина.
- Ну и что? Это их право, - молодой человек облизал ложечку. – Если следовать лишь внешним правилам и упускать суть, самолеты никогда не приземлятся на ваш остров.
Он переплел длинные пальцы, положил на них подбородок.
- Вы серьезно считаете, будто я не отличу ваши пластиковые игрушки от андроидов?

- Во все века были ценны или же гонимы люди, способные видеть и делать вещи, недоступные обывателю, - торжественно прокомментировал захмелевший, как и его спутник, Шассюр, хотя кому бы говорить о честности в его случае.
Он, наконец-то, нашел приемлемый ракурс. На этот раз щелчок был слышен: похоже, владелец перевел камеру в режим съемки повышенной сложности, когда звук подъема зеркала убрать невозможно.
- Доведи до крайности что угодно, и оно станет ядом. Самосохранение превращается в травлю, стремление донести свою правду в принуждение. Настоящая задача лежит в определении границ, - громко сказал канадец и вернул крышечку на объектив. - Пойдем, мон ами. Поищем заведение, где нас угостят чем-то интересным.
Если погруженный в ночь город чем-то родственнен джунглям, то всегда может выпасть шанс, что два хищника встретятся на одной поляне. И тогда всё решат напористость, сила и хитрость... ну, и желание подраться. Ветер, играя с фонариками, украшавшими длинные торговые ряды, вместе с запахами жареной рыбы, карри и кунжутного масла принес еще один аромат - пороха и оружейной смазки. Рядом щелкнула всухую зажигалка.
- Чтоб тебя... Эй, у вас спички есть?
Замусоленная сигарета прилипла к нижней губе, застиранная голубая (некогда) безрукавка расстегнута аж до пупа, в ухе болтается серьга.
Веселый интерес Шассюра вряд ли обманул юнца, зато дал повод разглядеть его хорошенько. Невысокий, коротко стриженный, с детскими пухлыми щечками парень сошел бы за шпану, если б не военная выправка и слишком внимательный для безалаберного гуляки взгляд. Кисти рук, их положение, манера прищуривать один глаз... Неплохо для человека.
Два хищника, сходные лишь в привычке видеть мишень в прицел. Но один сейчас на территории другого. Их категории различны. Рослый европеец отечески ласково улыбнулся новому персонажу в своем азиатском турне.
- Прошу меня простить, я не курю. Но, мне видится, вы знаете округу лучше меня, а мой друг устал от выпивки, ему требуется нечто посерьезнее. Если вы нас проводите до подходящего заведения, может статься, там найдутся спички и новая пачка для вас.
Мальчишка выплюнул изжеванную сигарету.
- Ага.

В заведение с названием «Godfather» вело два входа; к одному вилась очередь цветасто разодетого народа (преимущественно на грани того возраста, когда дверь в ночные заведения еще закрыты), девчонки в минимуме нарядов цеплялись за своих спутников, лишь бы не сковырнуться с высоченных каблуков, у второго, на темной аллее, скучал вышибала. Ему хотелось поменяться местами с приятелем, оказаться там, в сиянии электрических и неоновых огней, где можно чуть-чуть подзаработать, потому что если клиент очень хочет попасть внутрь, то не пожалеет бумажку-другую. Иногда серо-зеленого цвета. Но свое дело он не забывал и поэтому, когда во вверенном ему проулке нарисовалось странное трио, отлепился от бетонной стены и перегородил дорогу. У него перед носом помахали даже в темноте приятной на вид купюрой.
- Мы хотим спокойно отдохнуть, - заверил его пацаненок, в чьих пальцах она была зажата.
- Тебя еще не пристрелили, Паньгу?
- Не-а.
Тут почти не было публики; второй и третий этаж отвели для избранных посетителей: тех, кто умел произнести нужные слова, или без стеснения носил мини-юбку, или...
- Еще двадцатка есть?
Из общего зала сюда доносилась уже не рвущая перепонки, как внизу, музыка. Одну стену коридора целиком закрывали стекла – немного затемненные с этой стороны, зеркальные снаружи: наблюдай за дискотекой сколько хочешь. По противоположной стене крошечными "солнечными" зайчиками скользили разноцветные пятна лучей лазерного шоу. Шассюр, чьи деньги открыли им троим вход в заведение, обернулся к невысокому и щуплому по сравнению с ним китайцу с берегов Янцзы.
- Мон ами, мы в шаге от цели, а у меня только банковская карта.

Тот полез в карман за деньгами и спустя полминуты извлёк оттуда мятую двадцатку, которую и протянул вышибале; тот с невозмутимостью, достойной бойца терракотовой армии, ждал, чем закончатся переговоры. Паньгу кивнул ему, как давнему знакомому.
- Отодвинься.
Стойка была металлическая. Стальная, отполированная локтями и рукавами, и это единственное, что в большом зале было правильной жесткой формы. Все остальное под это определение не подходило, начиная с мягких диванчиков по стенам и заканчивая аппетитными ягодицами трех пухлых красоток на фреске. Молчаливый бармен поставил перед новыми клиентами их заказ. У Паньгу он даже спрашивать не стал, плеснул в стакан безо льда виски из квадратной ребристой бутылки и пододвинул металлический графинчик с водой.
Они выпили.
- Мы так долго были подданными Британской империи, - высказался Паньгу, которому на момент передачи города народному Китаю было десять лет, и британским подданным он успел побыть года четыре от силы - что нескоро вернемся к традиционным корням. Хотя здесь можно найти и такие заведения... если хотите.
Он посмотрел на бармена, который занимался традиционным занятием всех представителей своей профессии. Шеренга чистых бокалов перед ним все увеличивалась.
- Скажи Маленькому Папе, что я здесь не по долгу службы.
- Прекрати болтать, - вдруг обронил бармен и опять замолчал.
Паньгу от неожиданности поперхнулся.
- А я думал, что ты говорить не умеешь...
- Иди в задницу, Чао-вэй.
- О Почитаемый в мирах! – «небесный пёс» молитвенно сложил ладони. - Все живые существа погружены в море рождения и смерти. С безначальных времен до настоящего, они вращаются постоянно в колесе шести путей, без остановки. Даже если вдруг они смогут обрести человеческое тело, то их жизнь очень коротка. Но я не прошу бессмертия, полмиллиона долларов меня вполне устроит. Можно даже в рублевом эквиваленте.
Он подумал и быстро добавил:
- Динар залива или восточная марка тоже сойдут.
Бармен предупреждающе (а может, и скептически, трудно разобрать, потому что сделал он это в кулак) хмыкнул. Паньгу предупреждающе (тут без ошибки) бросил на него косой взгляд. И расплылся в широкой улыбке, в искренность которой невозможно было не поверить, и именно поэтому она навевала сомнения.
- Дай гостям, что они просят.

Гонконг, Коулун, недалеко от Темпл-стрит
11 марта 2016 года, пятница, утро

Вчерашний сопляк, как его, Лю, оставил после себя неприятное воспоминание. Это же надо так не держать себя. Шассюру не пришлось подталкивать его – сам набрался, сам охотно и радостно поведал о своей «изумительной» нечеловеческой способности, требовал восхищения. Вот удивил... для того европеец и выпасал его, надеясь, что умение не окажется чем-нибудь бесполезным вроде завязывания вилок узелком с помощью взгляда. Повезло, деревенский крепыш пригодился, когда канадец чуть не волоком доставил его в переулок, с которого все и началось. К тому времени язык у парня безнадежно заплетался, но все уже удалось выудить некоторые ценные сведения. Какая растрата дара – Лю даже не умел толком интерпретировать то, что собственные силы преподносили ему на блюдечке. Жаль, он недостаточно вреден, чтобы избавить от него мир. Пришлось оставить отсыпаться под стеной в паре кварталов оттуда.
Утром Шассюр вновь наведался в переулок, дождавшись, когда уйдет тощий долговязый патрульный, - тот, похоже, вообразил себя детективом, что-то мерил шагами и бормотал себе под нос. Здесь давно все вымыли и даже убрали желтую полицейскую ленту, но запах крови и смерти оставался все равно; если не провести должных ритуалов, он может висеть годами.

Итак, на сцене были: мальчик и девочка из Германии...
Мысль о них затронула еще кровоточащую рану на сердце. Что такого сделали два умных красивых трудолюбивых и справедливых мальчика, что заслужили жестокую смерть? Были сочтены демонами. Это никого не трогало, пока из Европы не пришла та группа.
Если бы кто-то видел Франца Шассюра в этот момент, он показался бы глубоким стариком.
Итак, мальчик и девочка из Германии – мальчик мертв, девочка на очереди. Если она тоже виновна. Нужно заглянуть в ее глаза, и все станет ясно. Еще участники: крепкое существо с юным телом и древней душой, его Тао Дзян описал как огонь; некто половинчатый, раздираемый изнутри и беспредельно спокойный снаружи, «ультрамарин» по описанию, «ну, как глубокое море на солнце» - он опередил предназначенную европейскому гиганту пулю. Его толкали не месть и не злоба, простое исполнение того, что должно быть. Это роднило его с Шассюром и вызвало интерес. Был еще третий, про него охотник не знал, он, по-видимому, вел машину, которая забрала убийцу. «Как стоишь на скале над городом, смотришь в ночное небо, ищешь звезды, а их там нет, опускаешь взгляд, а в городе огней нет тоже» - примерно так перевел для себя не столько бессвязные слова, сколько льющиеся из Лю эмоции Шассюр.
Канадского охотника всегда забавляли ориентировки на преступников – в них не было главного, того, что действительно отличает всех друг от друга. Впрочем, чего ждать от простого изображения? Интересовался Шассюр ими из практического интереса. И сегодня был вознагражден – с экрана за стеклом полицейского стенда на него глядело молодое круглое лицо под беспорядочной копной черных волос. Смуглая кожа. Миндалевидные глаза. Выражение поднятого с логова молодого волка, который точно знает, что этот лес принадлежит ему. Огонь, значит...

Макао, Сао Лоренцо
Руа да Альфангеда
11 марта 2016 года

- Господин, если мне будет позволено...
- Нет.
- Господин...
Человек на заднем сидении лимузина расплел длинные пальцы, медленно перевел взгляд на чересчур старательного собеседника. Тот неловко заерзал, вцепившись в кожаную обивку так, что побелели костяшки.
- Эта женщина, - затемненные стекла пропускали не так много света, в полумраке узкое лицо как будто светилось. – Она мне нравится.
Он провел пальцем по стеклу, повторяя очертания тонкой фигуры – девушка раскладывала на прилавке сувениры-поделушки из жемчуга и раковин. На секунду она, нахмурив брови, оглянулась на автомобиль, но прогнать не в меру любопытных зрителей не посмела и вернулась к работе.
Ухоженный узкий ноготь – немного длинноват для мужского – легонько стукнул о стекло. Человек на заднем сидении вздохнул.
- У нее, должно быть, занятная кровь, – тонкие губы сложились в подобие улыбки. – Иди и спроси ее, сколько стоит вон тот браслет из ракушек.
Мягко хлопнула дверца. Один из двух близнецов – возможно, они не были родными братьями, но едва отличались друг от друга, - подошел к хозяйке прилавка.
- Сколько вы хотите за этот браслет?
Девушка молча указала на ярлычок с ценой.
- Желаете примерить?
Тот машинально бросил взгляд на широкое, почти крестьянское запястье; в почти военном обшлаге рукава оно казалось уместным, но едва ли на нем поместилась бы обсуждаемая безделушка.
- Не я, но...
Затемненное почти до черноты грозовой тучи стекло лимузина опустилось.
- ...он, - телохранитель сделал приглашающий жест. - Если вас не затруднит, конечно.

Торговка нерешительно переступила с ноги на ногу, но выбора не было – выставив браслет перед собой, точно щит, она медленно подошла к лимузину. Тому, кто сидел на заднем сидении, вряд ли было больше лет, чем ей, горбоносое лицо выглядело бы болезненным, если бы не капризные упрямые губы. Он протянул руку, на узкое запястье которой девушка аккуратно надела браслет. Там уже был один, из гладко обточенных костяных бусин в виде крохотных черепов.
- Как тебя зовут?
- М-Марисоль
- Море и солнце, - повторил необычный покупатель. – Лично я предпочитаю луну, но кое в чем мы все же сходимся.
- Я не понимаю о чем вы...
- Твое имя. Его первая часть. Та, которая обозначает море. Мне для жизни тоже необходима соленая жидкость. Итак, сколько я тебе должен?
Ему назвали самую честную цену – семьдесят пять патак.
- И всего-то? - удивился молодой человек. - Ну, как скажешь.
Телохранитель протянул девушке сотенную банкноту, обошел автомобиль и открыл дверцу.
- Оставь себе сдачу. Или я могу вернуться за ней... если хочешь.
- Господин... - неуверенно начал тот "близнец", что оставался в машине.
Его остановили нетерпеливым жестом.
- Неужели ты не понимаешь? Мне нужна...
Молодой человек замолчал, увидев, что торговка вернулась. Марисоль протянула пару мятых десяток и монету достоинством в пять патак. Больше всего на свете ей хотелось поскорее завершить странный торг. Ее желание исполнилось - темное, почти непроницаемое стекло поднялось, отрезая людей в автомобиле от мира, лимузин осторожно, будто водитель опасался что-нибудь зацепить, свернул за угол.
Когда слишком широкий для улиц старого города автомобиль вывернул на авениду Паноромико до Лаго, молодой человек на заднем сидении поднес обхваченное браслетом запястье к лицу и вдохнул чужой запах, перемешанный с ароматом, что еще сохранился в завитках раковин.
- Я был прав, ее кровь сильна. Может быть, у нее есть то, что мне нужно.

Гонконг, Коулун, Ночной рынок
11 марта 2016 года, вечер

Лампы располагались только над изогнутой полумесяцем барной стойкой, остальное помещение тонуло в полумраке. На соблазнительных голографических попках трех граций играли золотистые блики, негромко потрескивал лед в стакане - единственном, хотя разговаривали два человека. Механический бармен в строгой черной жилетке налил новую порцию и застыл истуканом в углу, оставив собеседников наедине друг с другом.
- Я старался не нарушать правила...
Толстячок в благодушном недоумении приподнял седоватые брови:
- Неужели?
- Ну-у... - его гость по-собачьи крутанулся на месте, процарапал, оставив глубокие борозды, скрюченными, точно когти, пальцами по поверхности стойки. - Как мог.
На бледном, чуть опухшем как от хронического недосыпа лице темные глаза казались провалами; порванный рукав военной куртки был коричневым и жестким от запекшейся крови.
- Помоги мне, и я оставлю твой город. Masamgara*, я сюда не вернусь.
Брошенные в медового цвета жидкость новые кубики льда мгновенно покрылись тонкой сеткой трещин.
- Ты очень забавный, молодой человек. И я даже выполню твою, - невысокий пухленький владелец заведения улыбнулся, - просьбу. Но с одним условием: ты честно и без утайки расскажешь мне, во что влип настолько серьезное, что решился прийти ко мне.
Седовласый колобок закурил сигару, и в воздухе повис густой ароматный дым.
- Ты отвечаешь только за себя, ты вольный ветер, но я должен заботиться о моих мальчиках. И девочках. Если придут полицейские или мои уважаемые собратья, мне нужно знать, о чем говорить с ними. Ты понимаешь, Тайфэн?
______________
* masamgara – моя клятва (санскрит)

Маленький папа наклонился к гостю и заботливо посмотрел ему в глаза. Затевать сейчас спор и упрямиться – все равно, что самому застрелиться. Может, хуже. Посетитель нахохлился, балансируя на краю высокого табурета. Морщил нос, хмурился и все время пытался укрыть какую-нибудь мелочь, но встречался взглядом с хозяином и возвращался в прежнее русло.
- Madanugrahaaya*, - закончил он свой рассказ. – Я должен идти за ним.
- Какая интересная история, - похвалил Круглый Элл и подозвал механического бармена, чтобы тот добавил напитка. – Вижу, ты ее не выдумал. Интересно будет узнать продолжение. Ну что ж...
Он вынул из нагрудного кармашка светлой и совсем не деловой рубашки мобильник-слайдер и нажал кнопку быстрого вызова.
- Здравствуй, это я. ... Сегодня нужно переправить к нашим западным соседям один ценный груз. Зайди ко мне выпить чего-нибудь. ... И ты тоже будь здоров.
Хозяин ласково улыбнулся насупленному чернявому гостю, похожему на случайно забредшего в город дикого медвежонка.
- Транспорт тебе обеспечен. Но не могу обещать бизнес-класс. Будь паинькой, и будет тебе благо. Амитофо!*
Мальчишка поднял ладонь к груди:
- Namaste!*

-------
*madanugrahaaya – просто сделай мне одолжение (санскрит)
* amitofo (阿弥陀佛) – (кит.) Будда Амитабха; в данном случае, воззвание к нему
*namaste – примите мое уважение к вам (санскрит)

Гонконг, Вусун-стрит, Коулун
11 марта 2016 года, четверг, 23:55

Уходить не хотелось - и компания хороша, и приятное заведение; девочки поначалу стеснялись, затем быстро отмякли, - но на утро было назначено совещание. Пришлось закругляться. Грела мысль, что одну из девах взял с собой, будет, с кем утешиться позже. До ожидающего их автомобиля оставалось еще три шага, когда на тот обрушилось... нечто, лишь взметнулась лошадиная грива длинных спутанных волос. От удара крышу вмяло в салон, брызнуло мелкое крошево, только что бывшее лобовым стеклом. Водитель остался лежать лицом на "баранке", зажатый между ней и искореженным металлопластиком корпуса. Телохранители повыхватывали оружие, но медлили, не решаясь стрелять без приказа; в тишине слышен был лишь сухой треск затворов и сквозь них - тоскливый негромкий свист - будто кто-то играл на простенькой тростниковой дудке. По проулку, раскачивая вывески и бумажные фонари, прогулялся неожиданный ветер, кому швырнул в глаза мелкий песок, кому залепил лицо старой мокрой газетой.
Опираясь кулаком о разбитую крышу машины, невысокий круглолицый мальчишка разглядывал застывших нелепыми статуями людей раскосыми, как у кошки, глазами
Под шорох шин из-за угла вывернул черный автомобиль. Подъехал неторопливо и внушительно, словно пришел хозяин джунглей. Остановился около изуродованной машины. Опустилось тонированное стекло. В других обстоятельствах можно было подумать, что здесь разыгрывают комедию: большое круглое, с крупными чертами, лицо пассажира как нельзя более подходило для роли клоуна. Но когда он рассмеялся тихим шипящим смехом, стало по-настоящему жутко. Может быть, потому, что, кроме раскрытого во все зубы рта, ничто в его лице не говорило о веселье.
- Дело есть дело, - ровно и бесстрастно сказал он.
- Ничего личного, да, я знаю, - ухмыльнулся странный мальчишка.
- Погоди... – хозяин покалеченного автомобиля и вооруженной охраны растерянно оглянулся. - Я ж тебя видел.
Хмель выветрился, словно на голову опрокинули ведро ледяной воды. Телохранители не спешили стрелять; то ли пыл охлаждала нелепость и неправильность ситуации, то ли смущало присутствие седоволосого улыбчивого колобка.
- Десять лет назад... Ты же умер...
- Может быть, - маленький дьяволенок беззаботно растянул рот в широкой ухмылке. - Я не помню.
Завизжала перепуганная девица.