Черемица, розовое масло, рута - бессмысленные методы борьбы католических священников со злыми духами. Токия ловил эти вспышки в памяти, ужасаясь тому, что, оказывается, и вовсе не знает ничего ни о призраках, ни о происходящем, ни о Тадаоки.
- Похоже, мы здесь не одни, - младшему брату искренне хотелось ошибиться.
Ладонь сжала мячик. А вторая рука так и норовила дотянуться до молочно-бледного кольца теней и содрать глухую непроницаемую пленку напряжения, сотканную призраками.
- Да, ты прав, - кивнул старший брат. – Мы уходим.
Но не смог сделать и шага: кто-то удержал его за запястье, крепко сжал, так что сквозь повязку проступила свежая кровь. Другой рукой призрак указал в направлении кухни.
В темноте дверного проема туман вроде бы был пожиже, новый призрак обрел плоть и краски - если посчитать таковыми те ошметки, которыми был облеплен скелет. Кожа, ссохшаяся, будто старый пергамент, обвисала с хрупкого костяка, как одежда из желтой бумаги. Паутиной ложились на тощие плечи пряди жидких волос. Обеими ладонями она стискивала рукоять большого кухонного ножа.
Тадаоки шумно выдохнул:
- Куродзука...
- Это все из-за нее, да?
Токия старался не шевелиться – лишь встал рядом с братом, образуя одну линию. Биение собственного сердца казалось ему громче голоса.
Почему-то все истории о духах вызывали в нем только безмерное чувство жалости. Как и это существо, взбухшей почкой прорезавшееся в мир живых и затянувшее собой проход.

(помогаю выкладывать, ун!)

- Похоже на то... - Тадаоки зажал между пальцами, средним и указательным, длинную полоску бумаги. - No-o maku sanmanda bazaradan senda...
Безобразная старуха замешкалась, бросила на Шимаду подозрительный взгляд.
- ...makaroshada sowataya un tarata kanman*
Ворох узких о-фуда разлетелся веером, колодой необычных карт, бумажки облепили дверной короб - невидимый здесь, он был очерчен ярко-синей прожилкой телефонного кабеля. Письмена на них полыхнули огнем, почернели, только если приглядеться, заметно, как проскакивают оранжевые искры...
...в такт которым налились светом металлические витые кольца на указательных пальцах Тадаоки.
Токия расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Мелькнул старенький медальон на шарнирном соединении с миниатюрой апостола Петра, вытягивающего рыболовную сеть, точь-в-точь повторяющей «рыбацкий перстень»*.
Цепочка с серебряным овалом зябко вздрагивала, пока не оказалась намотанной на руку. На запястье под засученным рукавом одежды появился манипул*.
- Аники, - неподвижный взгляд Токии не отпускал существо. – Скажи мне, если что-то пойдет не так...
- Уже все не так.
Запах сушеной иваси перемешивался с ароматом остролиста.
Гости, что возились в прихожей - кажется, живые люди, они там разувались, медлили, не решаясь войти, - тут же насторожились. Липкое сумеречное напряжение между двумя мирами, потусторонним и материальным, разбил неуместный, как снежок в жаркий день, звук – уверенные шаги по старым доскам. Двое одновременно полезли во внутренние карманы пиджаков.
- Что тут происхо...
- Почему вы здесь? – потребовал тот, что был выше.

-----------------
*Nômaku sanmanda bazaradan senda makaroshada sowataya un tarata kanman – мантра, обращение к Фудо мьё-о.
* «Рыбацкий перстень» - печатка Папы Римского, где «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель» складываются в слово «рыба», символизирующее самого Христа.
*Манипул – полоса ткани с вышитым по центру крестом. Ношение допустимо клириками.

(еще - Joseph)

- ...Ad te clamamus exules filii Hevae, Ad te sospiramus gementes et flentes; In hac lacrimarum valle...*
Не безмолвствовал и манипул – вздрагивал, будто уколотый ветром. Только ленту больше привлекали обитатели этого дома. Расчерчивая кипенно-белые тени, взгляд Шимады-младшего горошинами рассыпался по кривой ломаной линии, ведущей в прихожую.
- Собирайся, Томми, мы уходим…*
Старший был конкретнее и – хотя бы сейчас! – приземленнее.
- Бежим... – выдохнул он.
На старательно отполированных, покрытых лаком досках веранды он чуть не поскользнулся; трудно нырять за обувкой, если на вираже тебя заносит, точно мышь из мультфильма.
Токия лишь вцепился взглядом в его спину. Он не отставал даже на поворотах.
- Эй! – недоуменно заорали сзади. – А ну стоять!
Куда там, Тадаоки лишь наддал. Младший брат бежал следом.
Синий пластик, едва не треснул на всю длину, но устоял, в результате – погоня увязла в нем, подарив, хоть и без желания, лишние секунды, за которые удалось преодолеть забор. Дальше дело пошло много хуже: на прямой полицейские воспользовались преимуществом физической подготовки.
Длинная скакалка ритмично описывала вытянутый овал, длинные черные волосы взлетали и падали вновь на плечи в такт прыжкам.
- ...в полночь заявится к тебе в дом и большим черным-черным ножом...
- Что-о? – полицейский, что был пониже и посмазливее, споткнулся. – Ты слышал?
- Не время слушать детские считалки!
- Раз – если ночь провели в любви...

--------------------
*Ad te clamamus – "К тебе взываем, изгнанные сыны Евы, к тебе воздыхаем, скорбя и плача, в этой долине слез" (лат.), "Salve Regina" ("Славься, царица"), один из четырёх марианских, то есть обращенных к деве Марии, грегорианских «финальных» антифонов, призывающий духов отступить.
*Собирайся, Томми, мы уходим – фраза из популярного гангстерского фильма Мартина Скорсезе «Славные парни».

+Bishop

Сегодня везение сопутствовало беглецам или же судьба решила припомнить полиции какой-то давний грешок. Модзумэ подотстал, но усердно работал ногами, чтобы не догнать начальство.
- Что? – потребовал Накано, вынув на бегу и раскрыв одной рукой трезвонящий мобильник.
И мельком пожелал абоненту стать новой "жертвой ваньюдо" или просто свернуть себе шею за столь несвоевременный звонок.
- У меня крутые новости! – жизнерадостно сообщил Коги. – Не поверите. Такие дела...
- Короче! – осадил его старший сержант.
- Излагаю короче, - покорился шут гороховый отдела криминалистики. – В Йоцуя у нас не четыре трупа, а пять... Да-да, еще короче: пятая жертва – неродившийся ребенок.
Теперь споткнулся уже Накано.
- Ребенок?!
- Десять – ползая в луже крови, испустишь последний вздох!
Девчонки с визгом и хохотом прыснули зайцами в разные стороны.
- Чтоб вас...
- Ой!
По инерции Модзумэ проскочил метр-другой на четвереньках. Вертикаль он восстановил тут же, но момент (как и подозреваемые) был упущен.
Добежав до перекрестка, детектив завертелся юлой, словно потерявшая след гончая: как же! Углядишь кого-нибудь в этой толпе. Резвым молодцам хватило ума сбросить темп, и теперь они не отличались от полутора-двух тысяч живописных ребят - десанта из Хараджюку. Должно быть, вечером сегодня у станции назначен концерт.
У дальнего спуска в метро укоризненным телеграфным столбом высился раздосадованный начальник.
- Ну и не ай-яй-яй ли, молодой человек?

(+Далара и удирающие Josepf и Bishop)

- А?.. - Модзумэ попытался освободить локоть, но руку как будто зажало медвежьим капканом.
Голубую форменную рубашку, наверняка, шили на заказ, потому что на складе едва ли нашелся бы нужный размер - в ширину постовой был примерно того же размера, что в высоту. Но не круглый, скорее, квадратный; на плоском крестьянском лице написаны как упрямство, так и подтверждение мысли, что так просто здесь не отделаешься. И удостоверение не поможет. Черная фуражка съехала набекрень. Не новый уже, но в приличном состоянии велосипед стоял неподалеку.
- Что ж вы по улицам бегаете, не глядя? Девочку вот сбили. И не извинились даже. Ведь взрослый человек, а какой пример подаете детям?
Строгий назидательный взгляд буравил Модзумэ – почувствуй себя школяром на ковре перед директором. Накано на мысленное послание: "SOS!" не отреагировал, занятый попытками выцелить в толпе беглецов.
«Красавчик» заполошенно оглянулся. Вся круглолицая миниюбочная стайка окружила пострадавшую в столкновении подругу, но смотрели девчонки в их сторону.
- Я...
- ...обязаны показать себя достойным членом общества и извиниться, - завершил за него патрульный.
Черная вышивка над левым нагрудным карманом голубой рубашки складывалась в очень не токийское имя: "棹見六囲*". Выговор у настырного хранителя порядка был тоже не столичный.
- Я... – Модзумэ все же выудил из кармана полицейское удостоверение, но уже было ясно, что сражение он проиграл.

-----------------
* Саоми Рензабуро.

6 июля 2015 года, понедельник, день
Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку

Младший офицер Дайго Мичио ненавидел бумажную работу, он мечтал приносить людям пользу. Составление рапортов, заполнение документов и предоставление разных отчетов не укладывалось в это понятие. Да - Дайго признавал, - кто-то должен. Да, название устарело: что бумажного в компьютерном файле?
Но...
Почему именно он? В академии их учили охранять закон и порядок. Дайго с ненавистью посмотрел на завалы - гора папок на столе плюс аналоги их в Реальности, - и опять углубился в работу. Строчка к строчке, зерно к зерну, сам себе он напоминал хомяка, сортирующего добычу. Что геройского в толстопопом пушистом комочке с шерстью цвета абрикоса и дрожащим розовым носиком. От отчаяния захотелось постучать головой по стене.
Дайго взял из лотка очередное "пшеничное зернышко", изучил и хотел было отправить назад в архив, но - задумался. Что-то было не так. Что? По внешнему виду файл ничем не отличался от прочих. Аватара - Дайго машинально пририсовал ему на спинке полоски, - колупнул тонкую оболочку. "Шинджуку-эки, южный выход, LUMINE 2. Пострадавший: Умуса Хидэёши. Опрос свидетелей. Показания, список имен, адреса. Заключение: трагическая случайность, приведшая к гибели". Дата, подписи. Офицер Саоми Рензабуро».
Дайго снова перечитал старый рапорт. Все в порядке, но... едва заметные царапины – как следы от острой бритвы.
Сосредоточенный полосатый хомяк покрутил в лапках файл. И положил в защечный мешок.

6 июля 2015 года, понедельник
Детективное агентство «Кагецу»
Токио, Шинджуку

В большой комнате на четвертом этаже, которую занимало агентство, было тихо и пусто - видимо, ради разнообразия. Даже Кура-кура-тян не шумела, перед тем, как уйти Кумаиши набросил на ее клетку большой цветастый платок. С постера на стене азартно скалился длинноволосый молодой человек в черном. Размашистую надпись: «カムイ外伝»* будто сделали свежей кровью.
- Не открывай жалюзи, - предупредил Тадаоки.
Младший брат кивнул, разглядывая затянутое пластиковой шторкой окно - сейчас оно было куда занимательнее, чем остальное содержимое этого места. В узкой щелочке - через нее едва пробивался золотистый дневной свет, - можно было разглядеть крошечного мотылька, что беспомощно ударялся крыльями о стекло.
Токия вздрогнул - точно отогнал сон.
- Я собираюсь сходить за бэнто. Ты будешь?
Из картонной коробки, что стояла на самом верху - остальные были вкривь и вкось заклеены липкой лентой, чтобы не развалились, так туго они были набиты, - извлекли пачку соли. Не глядя смахнув с плоских блюдечек вчерашние подношения, Тадаоки аккуратно насыпал свежие конусы.
- Да, - кивнул он. - "Сумида-бен" или "чуку".
На столе Токия разместил пару игрушек амигуруми* - бледных представителей кошачьих с шарообразными головами. На диване стоял чемодан. Рукава выуженной из него кожаной куртки в крупный красно-белый квадрат с эмблемой «Kurōzu Zero» обтянули руки.
- Я скоро вернусь.
Повисший на шее «Pentax» мягко намекал на обратное.
- Полицейским не попадайся на глаза.
Тадаоки дважды хлопнул в ладони, отошел от "полочки для богов", ногой отодвинул стул у компьютера. Слишком много надо было отыскать, еще больше - понять, а времени ни на то, ни на другое катастрофически не хватало.

-----------------------
*カムイ外伝... – фильм «Kamui gaiden» (русское название "Одиночка"), режиссер Ёичи Саи, 2009 год.
*amigurumi - мягкие вязаные на спицах игрушки

+Bishop, да

Младший улыбнулся в знак того, что тот мог бы и не напоминать.
- Ушел! - громко бросил он, да так и замер у выхода от неожиданности.
- Чуки у меня нет, - кроме туфель, у женщины, проскользнувшей в дверь, не хватало еще, как минимум, двадцати сантиметров юбки.
Она была по-своему очень красива, но именно той красотой, которую лучше видеть в журнале или на сцене: вблизи от точеных, чуть неправильных черт брала жуть. На ладони неожиданной посетительницы балансировали коробки-дзюбако.
А еще – гостья произвела, и, похоже, не впервые, неизгладимое впечатление на канарейку; Кура-кура заголосила так, будто настал последний день ее краткой жизни.
- Мие-сама...
- Тадаоки-сама, - чуть поклонилась в ответ зашедшая.
Коробки перекочевали на обшарпанный журнальный стол, а сама гостья свернулась в кресле клубком, и только потом вперила немигающий взгляд в новенького.
Токия так и остался стоять на месте. Искреннее удивление смешалось с оттенком какао-шуа его глаз, которые теперь смотрели на брата.
- Это... – Тадаоки на мгновение запнулся, потер двумя пальцами лоб, точно не мог унять давнюю боль, – ...госпожа Курокава из дома напротив. Не серди ее.
Разумеется, никто не подумал подключить «лаптоп», несчастный, забытый всеми компьютер собирался героически сдохнуть, когда старший Шимада все-таки нашел его «хвост».
- У молодого господина - проблемы? - женщине, наконец, надоело рассматривать юношу, и она снова перевела взгляд на владельца агентства.
- У молодого господина всегда проблемы... - проворчал тот.
- Значит, он не клиент... - Мие задумчиво потерла запястье, только сейчас заметив темный след от соуса.
- Я не работаю на людей.
- Не... Участник проблемы? Мне нужна твоя помощь, и я пришла предложить услуги.
"Лаптоп" упорно - но медленно - грузился.

(Joseph mo, Кысь тож)

- Что стряслось? - Тадаоки пересел к журнальному столу, что был призван изображать "стол для переговоров", вскрыл одну из коробок.
- Необходима очень хорошая трубка. Я дам золото.
- Трубка?
Женщина поднесла два пальца к губам и наглядно (хотя и не особенно правильно) продемонстрировала, какая трубка.
- Быстро. Маленький зверь долго не живет.
Младший брат не имел привычки вмешиваться. Впрочем, надобности идти за бэнто тоже больше не было, поэтому он сел на диван и начал листать книгу – то самое коллекционное издание, которое привез из Лондона в качестве подарка.
- Бедняжка...
Шестиугольный контейнер "под дощечки" отодвинули в сторону. Возможно, среди многолетнего хлама, что оставили предыдущие жильцы, нашелся бы короткий обрезок бамбуковой палки нужной длины и даже необходимого - для устройства нового дома - диаметра, но рыться там можно было до утра. В результате пострадал старинный пенал для кистей, который Кумаиши хранил на видном месте, почти раритет. Малышка куда-гицунэ* сумела бы устроить там себе жилье из нескольких комнат.
В легкой блузке посетительницы сложно было спрятать даже то, что по идее должна была прятать блузка, но небольшая, перевязанная лентой коробка не давала никаких намеков на свое существование до тех пор, пока не была извлечена на свет. В коробке, кроме слоя шелка, лежали осколки старинной курительной трубки. Внимательный взгляд мог заметить облачко неуверенного, почти прозрачного дыма над ними. Мие бережно, словно покалеченного ребенка, положила коробку на стол рядом с бывшим пеналом.
Токия оторвался от статьи о фольклорной нечисти и криптозоологии – с картинки на него пугающе смотрел древнеармянский вампир, парящий над горами Ултиш Альто-тэм.
- А это что?

----------------
*kuda-gitsune - 管狐 - букв. "трубочная лиса", небольшой магический зверек с мягким мехом и вертикальными глазами; отвечает на любой вопрос, если хозяин заключит с ней договор "на содержание".

Он знал – в жизни Тадаоки даже трубка была не просто трубкой.
- Ш-шш, не спугни ее...
- Погоди, отото-кун*, - одновременно прошептала женщина. Она отступила от стола подальше.
- Это трубочная лисичка, - тихо, почти на грани дыхания пояснил Тадаоки. - Она может ответить на любой вопрос.
- Абсолютно любой? - Прошептал юноша.
Он растерянно выпрямился. Его челюсть и локти не туго, но ощутимо стянула невидимая прочная нить. Стянула - и отпустила.
Токия сердито скрестил руки на груди. Незнакомка, определенно, ему не нравилась.
В комнате установилась, наконец, тишина, такая, что почти не было слышно дыхания. Сюда не долетал сквозняк, но дымок над разбитой трубкой зашевелился, словно от пробуждающегося ветра. Наконец, первый настоящий порыв сдул его весь в сторону нового дома. Гостья удовлетворенно склонила голову.
- Я должна тебе услугу, Тадаоки-сама.
Шимада-старший опять взялся за еду - теперь без опаски спугнуть стеснительного зверька.
- Как-нибудь рассчитаемся.
Напоминая о себе, звякнул загрузившийся, наконец-то, "лаптоп"; Тадаоки, прихватив еду, перекочевал к компьютеру. Его гостья подцепила сладкий рисовый пирожок из самой нижней коробки и снова свернулась на кресле. Ее пальцы с длинными, прихотливо раскрашенными ногтями потянулись к новому дому подопечной лисы.
Токия лишь фыркнул и зарылся в страницы.
Минутная стрелка на скринсэйвере видеофона успела переместиться с шестерки на цифру девять, когда женщина снова нарушила молчание.
- Маленькому зверю нравится Тадаоки-сама, - Мие задумчиво склонила голову набок. - Я оставлю ее пока?

-----------------------
*otouto-kun - "младший братец", очень неформальное обращение к младшему мужчине.

(втроем)

- Я за ней присмотрю.
- Не забудь обо мне в нужде, - улыбнулась гостья. Выскользнула из комнаты она так же тихо, как и пришла. Но напоследок - все-таки прошла очень близко к клетке.
Кура-кура-тян облегченно вздохнула под цветастым платком, но не раньше, чем за странной посетительницей закрылась дверь. Тадаоки спрятал пенал с куда-гицунэ за пазуху.
- Кто это был?
Токия хоть и сидел с видом занятого чтением человека, глаза его все еще смотрели на дверь. Вероятно, предыдущее объяснение брата, его не удовлетворило.
- Хозяйка соседнего дома, - брат копался в Реальности, но, похоже, что без особого толка; хмурился и бурчал себе под нос. - Госпожа Курокава Мие. С ней действительно лучше не связываться. Или ты про лисичку? Их еще называют "канко". Интересно, что она любит? Мы могли бы подкупить ее вкусной едой, а потом договориться. Может быть, узнали бы, откуда взялась Куродзука...
- Предлагаешь мне все-таки сходить за чем-то вкусным?
Токия поднялся с места – видимо, странности «соседки» замечал только он.
Затем приблизился со спины и встал рядом. Сидеть без дела он не любил, да считал, что Тадаоки всегда слишком чем-то занят, чтобы бродить с ним по Токио. На экране - блеклым отражением Реальности - раскрывались, прокручивались, закрывались "окошки". Брат мельком взглянул на часы.
- Скоро похороны. Пойдешь?
- Не оставаться же мне здесь одному.
Токия улыбнулся.
- Кстати, где Кумаиши?
- Не знаю, - Тадаоки вытер тыльной стороной ладони рот. - Лишь надеюсь, что его не посетила очередная идея с рекламой.
- Он неисправим, - подхватил младший Шимада.
Потом задумался, припоминая, когда в последний раз видел второго совладельца агенства. Токия испытывал к нему симпатию, ведь этот человек в какой-то степени присматривал за Тадаоки. При встрече Кумаиши ждал jab* - своеобразный ритуал, которым Токия каждый свой приезд встречал этого мужчину.

--------
* jab - быстрый, прямой удар ведущей рукой в голову и корпус.

(втроем)

После недавнего происшествия на станции в Реальности еще зияли дыры, кое-где она походила на соты, кое-где - на ветхое полотно. В конце концов, Тадаоки набрал вызов - надоело тыкаться, как слепому котенку. Рен? Рен, откликнись, срочное дело.
Вместо привычного опрятного молодого человека в видеофоне показался встрепанный мальчишка в бледно-серой футболке: Рен не имел четкого графика и спал в самые непредсказуемые часы. Узнав Шимаду-старшего, он сонно улыбнулся.
- Не разбудил, не волнуйся. Привет. Я слушаю.
Из-за границы экрана появилась кружка. От крепости этого кофе морщился даже сам автор напитка.
- Тебе повезло, тебя Кумаиши не видит. Слушай, в Йоцуя, четвертый чомэ, на днях произошло убийство, в новостях еще не было... я надеюсь. Кажется, я уже видел нечто подобное, но давно. Мне нужна информация по всем случаям за последние десять лет. Весь Шинджуку.
- Какие-то подробности из малоизвестных?.. - юнец на экране видеофона задумчиво почесал лоб и быстро напечатал что-то на невидимой клавиатуре. Одной рукой и не открывая глаз, как раз моргающих. Очень медленно. - В частном доме без камер, так?
- Верно.
- Я вижу его в одной... новостной ленте. Но там нет подробностей.
- У жертв вырезана печень.
- О. Это будет интересно. Я пришлю сборку к вечеру. Не говори Кума-сану.
- Хорошо, - Тадаоки откинулся на спинку стула, устало закрыл глаза; спать хотелось смертельно, веки по ощущениям были отлиты из свинца, не иначе. - Спасибо, Рен.
- Не за что. Легкого дня, - мальчишка на экране смотрел сочувственно, но отключился очень поспешно: видимо, чтобы не втягиваться в настроение.
Все это время Токия наблюдал со стороны, нависнув над Тадаоки хмурой тенью. Произошедшее в доме до сих мурашками пробегало по коже.
- Есть не будешь?

Подкрепиться все-таки стоило, хотя после разговора кусок вряд ли полез ему в горло.
- Не хочу.
Голос получился на выдохе. Токия бросил взгляд на мобильный телефон, который показательно вынул из кармана.
- Это ты сказал матери, что я в городе?
- А не надо было? - Тадаоки собрал все гостинцы Мие, отнес в "кухонный закоулок". - И я не говорил, я послал ей sms.
- Понятно.
Младший брат спорить не хотел, но больше всего не желал жить у родителей.
- И ты, конечно же, написал ей, что я остановился у тебя?
Он повысил голос, чтобы Тадаоки услышал слова в любой части комнаты, в которой бы не находился. Сейчас брат копался в большой картонной коробке, на которой хозяйственный Кумаиши сделал ярко-зеленым, цвета первой травы, маркером пометку: "Чистая одежда. Без нужды не лазать".
- Нет. По-моему, она сама догадалась. Не тревожься - сюда она не придет.
Не тревожиться получалось с трудом.
Из распахнутого настежь чемодана скоро появился бумажный пакет с надписью *«Leonard». Сквозь прозрачное окошко белела светлая ткань.
- Передашь от меня Кумаиши, пока не забыл.
Токия рассмеялся, представив лицо мужчины и отправив сверток в руки к брату.
- Сам отдашь, - тем не менее, подарок спрятали, завернув в плед. - Мне еще повезет, если он не обнаружит пропажу пенала...
Тадаоки достал обиталище куда-гицунэ, осторожно - чтобы не напугать еще больше - подержал бамбуковую трубку у уха, как будто мог слышать секреты, что нашептывает хозяевам необычный зверек. Тот молчал. Спрятав трубку обратно, Шимада потер обеими ладонями лицо, прогонял сон.
- Что ж, - сказал он. - Пойдем.

-------
*«Leonard» - марка английского хлопкового мужского нижнего белья

и Биш

Рен

Работа дизайнера в чем-то схожа с работой мангака - но персонажи приходят в этот сюжет извне, и только после печатного пресса. И так же, в хорошем сайте можно увидеть слишком много от автора, больше, чем, может быть, он сам бы хотел показать. А потому, работа дизайнера - это еще и работа уличного музыканта: выдать то лучшее, что сумеешь, и надеяться, что проходящие мимо не увидят удобную мишень для острот.
Рену давно не приходилось делать заказ на сайт от корки до корки - обычно ему доставались эскизы, планы, какие-то осколки впечатлений заказчика, которые нужно было вырастить до целой идеи. В этот же раз дали только эмоцию. Сайт должен был выворачивать наизнанку, заставлять почувствовать под ребрами комок ледяной слизи, но так, чтобы ни один цензор не мог указать пальцем в неэстетичные средства. Заявка была откровенно "темной", но всего за какой-то месяц необычный работодатель нашел способ выжать из программиста согласие. В глубине души Рен был уверен, что никто другой просто не взялся бы за работу. Даже под давлением.

Хорошо бы было взять несколько опытов и выжать из них что-то общее, но кроме собственного рассудка Рен не располагал ничьим. И он был слишком пресыщен правдами жизни в обеих реальностях, чтобы реагировать "по учебнику". Хотя... Кто в эти дни не был пресыщен? Рядовой житель сети регулярно видел вблизи ангелов, демонов и богов, а также мертвецов всех калибров. Мало кто побоялся бы похлопать лишенного кожи приятеля по плечу в каком-нибудь виртуальном клубе.
Нужно было другое. Может быть, сон, забытый, но оставивший беспричинный озноб до конца дня. Может быть, беспричинная жуть, разлитая в воздухе - словно у эпилептика перед затмением. Может быть, ощущения, возникающие тогда, когда мозгу перестает хватать крови - постепенно сходящие с ума чувства, скачка мыслей, из которых только последнюю, самую дикую, вдруг осознаешь... Последнее Рен хорошо знал, а, главное, мог смоделировать.

На подготовку ушло несколько дней - потоки визуальной и текстовой информации, чужие сайты, когда-то впечатлившие или испугавшие, специальная литература, записки психиатров тех времен, когда болезни изучали не с помощью СТ-сканов, а методом долгого наблюдения. Еще - отсутствие сна, утомленные до пляшущих цветных пятен глаза и мешанина постепенно сливающихся в сознании образов. Финальная стадия была материальной и по-своему эстетичной - ирландский кофе в просторном коньячном бокале.
Во время попытки посадить два кофейных зернышка ровно в центр кремовой поверхности, ожил видеофон. Тон вызова был расчитан на крепкий сон мертвых: перекличка труб, начальные ноты самого страшного католического гимна. Красота сбилась. Перелив содержимое бокала в невинную непрозрачную кружку, Рен побрел отвечать.
Собеседником был Шимада, и это уже само по себе означало две вещи. Первое - поиск. Второе - намечается интересное. Или страшное. Еще не повесив трубку, на лишней вкладке программист нашел историю Куродзуки. Сейчас его почему-то больше всего заботил вопрос - долго ли она решалась на это убийство...
К удивлению Рена - привычного и безнаказанного преступника - ради единственного найденного убийства не пришлось даже совершать ничего противоправного. Сведения о случае лежали почти в открытом доступе, хотя и нашлись не сразу - кто же думал, что временных рамок лучше не ставить?.. По слепому наитию он запустил еще несколько поисковых ботов в аналоговые библиотеки, но этот процесс обещал занять часы. Пока предстояла работа значительно большая, и значительно более неприятная.

(это все Кысь, я только помогаю выкладывать)

Когда на почту известного дизайнера по имени Сагами пришло непритязательное приглашение на "предварительный тест-драйв" с лаконичным "нужно мнение" в "теле", на улицах уже зажглись фонари.

Неотлаженный, с задирами и кусками непрописанных кодов сайт висел посреди черного пустого пространства, как цветная заплата, маленький лоскут жизни в окружении Ничего. Гость внимательно огляделся.
- Ты для этого меня позвал? - он сменил аватару на рабочую; теперь это был схематично набросанный карандашом носильщик времен Эдо, головной платок завязали, как полагается, отчего не было видно лица.
Невидимый дизайнер, похоже, поленился отвечать на это словами - гостя телепортнуло снаружи внутрь. Здесь цветная загогулина, увешанная яркими треугольниками системных пометок, выглядела иначе. Но, кроме слаженной графики, мало что указывало на законченность. Ломаный серый коридор был просто пространством, ограниченным гладкими плоскостями: здесь не было даже теней, способных остановить на себе взгляд. Гость сделал несколько шагов на пробу. Неуверенности не было, скорее, он проверял надежность виртуальной конструкции. От его действий сквозило надменностью профессионала, помноженной на расчетливость идущего по болоту человека. Стоило начать двигаться, и контуры коридора окончательно смазались. Во всех направлениях было только серое; взгляду не за что было зацепиться, а потому не работала и перспектива, и стены постоянно казались то слишком близкими, то слишком далекими.
- У меня голова закружилась, - хмыкнул гость.

(а это мы с Кысью)

Он присел на корточки, опробовал пальцами упругую однородную поверхность. Гладкий синтетический материал чем-то походил на металл, но не вызывал воспоминаний. Что-то успело произойти, но даже гостю понадобилось время, чтобы понять, что именно - температура медленно, слишком медленно, чтобы заметил обычный посетитель, снижалась. Можно было бы сотворить тулуп или, на худой конец, шарф, но не хотелось отвлекаться на мелочи. Посетитель зябко поежился.
- Дай заявку на Касумигасеки, клетка для виртуальных преступников, - сказал он.
Если неизвестно, куда хочешь прийти, все равно в какую сторону начать путь - так или примерно так говорилось в одной давней книге. И на этот раз гость попробовал сделать шаг к правой от себя стене. На ощупь последняя тоже норовила пропасть все время, но кое-как вела.
Идти пришлось не особенно долго. Коридор обрывался небольшой - не больше шести татами - комнатой с темными серо-красными стенами. Два одинаковых квадрата, три одинаковых прямоугольника, и еще один, несколько меньше - то, насколько плоскости копировали одна другую, начинало действовать на нервы. Словно перелистываешь страницы, а на каждой - одна и та же картинка. Хозяин будущей симуляции находился здесь. Аватаром Рена был угловатый черноволосый молодой человек с узким скуластым лицом и светлой кожей, одетый в городскую одежду. Такие вещи - тонкую светлую футболку, грубо прошитую рубашку с капюшоном, свободные штаны и тяжелые темные ботинки - можно было найти в каждом магазинном комплексе, но на аватаре они были перекрашены в простую серо-черную гамму. Юноше на аватаре трудно было дать больше восемнадцати, его худоба и нездоровый вид бросались в глаза. Он сидел, подогнув под себя одну ногу, и уложив локти на колене другой.
- Для эффекта нужно побыть здесь несколько часов, - тряхнул головой программист. - Сейчас думаю, как ускорить.

(это они с Кысью, а я помогаю выкладывать)

Гость без приглашения опустился на прогибающийся, то и дело подергивающийся рябью пол.
- А цель? - полюбопытствовал он и попытался колупнуть ногтем изменяющуюся поверхность.
- "The quarters that are, while being not outwardly repulsive, disgust an individual to the point of phobia over just a short period of time" - дословно процитировал Рен техническое задание. - Та еще головоломка... Я могу оформить собственное отвращение, но это слишком субъективно.
- А-а... - гость сунул руки в широкие короткие рукава. - Как знакомо звучит. Значит, это ты взял заказ. Предлагали, я отказался.
- Он копал под меня несколько месяцев. К тому же, я именно сейчас работаю над сенсорными потоками, - хмыкнул программист. - Нравятся качели?
- Не в моем вкусе. Но сделано качественно.
- Оно подстраивается под ответ твоей нервной системы... в теории. Не через этот блок, - вздохнул Рен.
- Удивительно, что здесь так спокойно. Можно было ждать цунами, - гость невесело рассмеялся.
- В техническом этого нет, но мне тоже грезится тюрьма... Та клетка для виртуальных преступников, о которой ты говорил. - программист устало потер бровь. Проекция, код которой не менялся долгие годы, исправно отражала фиолетовые тени на заострившемся лице и круги под глазами: не самая необычная внешность, если учесть профессию обоих и место встречи. - Здесь мало помещений, и я позаботился о том, чтобы формы повторялись...

(ага, это мы с Кысью)

Гость потянул за уголок бело-синего, в крупную клетку головного платка, развязывая узел.
- И чего ты от меня хочешь?
- Сторонний взгляд, - пожал плечами Рен. - Это было в письме.
Сагами еще раз огляделся.
- На колышущиеся серые стены? - устало вздохнул он. - Назови сайт Delirium, хотя нет... много умников добавят tremense, а ты, кажется, добивался чего-то другого.
- Именно так и сделаю, - кивнул Рен.
- Крепко сшито. Еще будут детали?
- Не для заказчика, может быть.
- Параноик. Зачем тебе сюда "черный ход"?
- Мне интересно, чем это место станет само по себе.
Рен помолчал, запрокинув голову и разглядывая потолок.
- Для заказа здесь есть три коридора с переменным кодом, и проекции одной и той же комнаты. Этого достаточно для хорошей тюрьмы. Но если сделать его больше и глубже, мне кажется, здесь могут начать появляться жители.
Сагами передернуло:
- Главное, чтобы не заключенные! Извини.
Его аватара (теперь он приобрел цвет и плоть и более всего походил на персонажей гравюр Кунисады - прорисованная одежда и в три взмаха кистью обозначенное лицо) проморгался; должно быть, у носителя действительно болели глаза.

(помогаю)

Токио, Шинагава-ку, Оосаки, 3-6-1
5 июля 2015 года, воскресенье, вечер

И снова - скамейка среди зелени, на этот раз неподалеку от дома, только Хира теперь злой-презлой, не сидит, а ходит взад-вперед, Котонуке же, свесив хвост со спинки скамейки, водит головой влево-вправо.
- У меня сейчас голова отвалится, - жалуется он. Немного погодя: - Что все-таки случилось?
- Ничего, - отрывисто бросает подросток.
- Ну, то есть ты сделал то, что хотел, и тебе не понравилось?
- Да! То есть нет! Слушай, чего ты всё...
- Что - всё? - йокай даже приподнялся, чтобы лучше расслышать ответ.
- А, да что тут говорить!
- Ну, например... он тебя обидел?
- Нет!
- Оскорбил?
- Не совсем!
- Это как? - опешил дух.
Хира, наконец, остановился и после некоторого раздумья уселся на скамейку.
- Святилище Бецуин? - подсказал Котонуке.
Хира тяжело кивнул.

Кен'ичи

Об убийстве написали в газетах, которых Кен'ичи не покупал - но новый выпуск отобразился на его рабочем столе, стоило подключиться к сети. На какой-то момент ему показалось, что в комнате пахнет постепенно разлагающейся человеческой кровью. Это был очень знакомый запах - не по учебе, а по темным переулкам и подъездам тех дыр, в которых Кен'ичи привык находить углы для себя. Иллюзия рассеялась, стоило открыть форточку.
Его работа продвинулась далеко за эти дни. Перевод документа удалось восстановить и, порывшись в накопленных за годы запасах, Кен'ичи нашел множество подтверждений в современной академической литературе. Непрямых подтверждений, конечно, но откуда там быть прямым?.. Были готовы контейнеры и реагенты, и, поднапрягшись, он даже сумел по знакомству устроиться в лабораторию с нужными аппаратами. Не хватало одного. Печени.
Самой очевидной идеей было взять донорскую, но на нее стояли очереди больных, и контроль за пересадками осуществляло сразу несколько ведомств. Чтобы увести орган из этой стройной системы, нужно было располагать огромными суммами. Но у Кен'ичи были и другие идеи. Куродзука с ножом снилась ему все чаще. Сначала она просто смотрела на него из темного угла комнаты, а в последний раз - протянула нож. С этого момента студент-медик знал одно: они не враги друг другу. Куродзука знала о его метаниях и предлагала способ. И, может быть, прикрытие. Кто-то же убил этих, из газеты...

Кен'ичи весь вечер прошлялся по улицам, выбирая места и людей. В его планах было долгое ожидание, выбор одинокого старика или инвалида, о которых никто не справится; тихое убийство в квартире. Когда таких находят, следы преступления успевают покрыться пылью или исчезнуть под разложением. Но случай представился почти сразу. Тело, лежавшее в темном проулке у мусорной кучи, несомненно, было живым, но не подавало признаков жизни и не имело силы бороться. Средних лет мужчину ударили по голове - широкая струя крови на его лице уже подсыхала.
Кен'ичи заметил место, и вернулся под утро. Сначала он думал, что пострадавшего уже нет на месте, но чуть позже услышал стоны - человек уже приходил в себя. Студент-медик подобрал ближайший темный пакет, скомканный и покрытый чем-то похожим на потекший фруктовый лед. Лицо мужчины - нет, будущего невольного донора - побагровело под темным пластиком, когда его живот умело прорезал кухонный нож для рыбы, но кричать ему было нечем: воздух в легких словно съежился до двух обжигающих комьев. Когда все для него было кончено, хрупкий на вид очкарик рядом с ним запечатал контейнер с красным крестом, снял с себя пластиковый передник и стерильные хирургические перчатки. Скоро единственным звуком, нарушающим тишину проулка, было чавканье бездомной собаки, привлеченной запахом крови.

Койясан Токио бецуин*,
Токио, Минато-ку, Таканава, 3-15-18
6 июля 2015 года, понедельник

Столичное отделение открывалось в одиннадцать утра и закрывало на засов высокие деревянные ворота, выходящие на Нихонэноки-дори, в восемь вечера, ничем в этом не отличаясь от всех прочих городских храмов шингон*. За одним исключением. От узенького, круто взбирающегося на холм переулка Кацура-дзака двор Койясан бецуин не отгораживало ровным счетом ничего, если не считать столба с надписью, валуна, на котором оставляли денежные подношения (горсти мелочи могли лежать там неделями) и машин полицейского участка, с которым небольшой монастырь соседствовал почти дверь в дверь. Молодой (чересчур, по мнению многих, для кого сорок пять лет не возраст) настоятель шутил, что неясно, кто кого охраняет - то ли стражи порядка монахов, то ли те полицейских. Сам хонден* Ишшун-хоши запирал совсем поздно, утверждая, что амулеты людям могут понадобиться в любой час суток, а не от зари до зари; в помещении рядом будущие мико обучались храмовым и индийским танцам. Под раскидистым деревом прятались от дождя и солнца изваяния Каннон и Кобо Дайши.
Долговязый, худой, точно жердь Ишшун-хоши больше походил на своих предшественников с горы Койя времен Воюющих царств*, чем служителя Будды двадцать первого века. Он недавно вернулся с Шикоку, и обветренное лицо настоятеля еще было покрыто красновато-коричневым, неуместным в столице загаром.

----------
* Koyasan Tokyo Betsuin - 高野山東京別院 – буддийский храм школы шингон, посвященный монаху Кукаю.
*shingon - 真言宗 – буквально «школа истинного слова», одна из базовых буддийских школ в Японии, основанная монахом Кукаем (空海). Концентрирует внимание на сутрах, которые происходят от Будды Дайничи-нёрай (Махавайрочаны), тесно связана с синтоизмом, поскольку Дайничи-нёрай (Махавайрочана) означает «Великое сияющее светило», то солнечная богиня Аматэрасу стала в школе шингон одной из манифестаций Будды.
*honden - 本殿 - центральное святилище, где расположено изображение божества, которому посвящен храм.
*sengoku jidai - 戦国時代 – буквально «эпоха воюющих стран», период в истории Японии со второй половины XV (потеря сёгунами Ашикага контроля над страной) до начала XVII века (изгнание последнего сёгуна династии Ашикага из Киото по приказу Оды Нобунаги).

- Я тебя тут подожду, да? - Котонуке как-то разом спал с мордочки еще внизу холма. Хира кивнул:
- Как обычно.
- Да... Ну, я пошел! - и, не дожидаясь долгих прощаний, йокай скользнул в кусты. Подросток проводил его взглядом и стал подниматься по склону, обдумывая предстоящий разговор с наставником.
В дальнем углу двора, как раз наискосок от здания полицейского участка открывался вход на кладбище. Может быть, не самое удачное место, зато тихо, и вода всегда под рукой, потому Ишшин-хоши отвоевал небольшой закуток для бонсаев именно там. Наверное, там должен быть и Ишшин-хоши, но... обязанности настоятеля никогда не бывают малочисленными. Хира вздохнул и направился в административное здание, по пути без особой надежды заглянув в хонден и в уголок для бонсаев. Как ни хотелось ему полюбоваться творениями старшего товарища - сейчас было не до того.
Наставник отыскался в зале для танцев, он сидел в углу, обложившись бухгалтерскими фолиантами (поверх одной стопки лежала электронная «читалка» с сутрами) и, обмахиваясь веером, так как, несмотря на жару, кондиционер не включал, быстро заносил в гроссбух столбики цифр. В повседневных полотняных штанах и длинной нижней рубахе Ишшин-хоши больше походил на послушника, даже светло-серая ракуса не добавляла святости.
Услышав шаги, настоятель поднял обритую голову.
- А, давненько не виделись!
Юноша ощутил некоторое подобие бессилия. В очередной раз. Почему каждая встреча - как экзамен? Достоин - не достоин... Глупо, конечно, но от этого никуда не деться: без Котонуке пусто, одиноко. Даже когда йокай спит под кроватью, не проявляя себя, - он одним своим видом придает Хире стойкость, словно бы говорит: все будет хорошо, я же с тобой! А здесь словно бы чего-то не хватает - будто часть сердца оставил за воротами. Хира коротко поклонился и начал, смущенно и издалека:
- Котонуке просил передать: некто Киёмидзу Акихира совсем отбился от лап. Доброго Вам дня, Ишшин-хоши.
Снова эта неуверенная улыбка.

(+SonGoku)

- Приветствую того, кто есть источник просветления! – наставник рассмеялся.
Ему бы не бухгалтерией заниматься, а вколачивать дорожным монашеским посохом учение в головы несведущих... похоже, Ишшин-хоши сам был того же мнения, но обязанности есть обязанности, даже если они далеки от служения.
- Твой хранитель тебе опять докучает?
Вот и пойми, шутит ли он или говорит вполне серьезно.
- Скорее уж, это я докучаю ему, - еще больше смутился Хира.
Ишшин-хоши отодвинул книги; веер в его руке продолжал движения вверх и вниз, без пауз, без спешки, словно ветка на слабом ветру.
- Тебя что-то гнетет, Хира-кун?
- Не совсем.
Стоять уже решительно невозможно, и мальчик опустился напротив монаха.
- Всё так запуталось, мне трудно назвать главное.
Помолчал.
- Я встретил человека, который может то же, что и я. То, чему Вы учили меня, но обстоятельства... были странные. Котонуке обеспокоен, он не хочет, чтобы я общался с ним, но как я могу?! Остаться в стороне? Разве это не безответственность? Хотя что есть ответственность... - он отвел взгляд. - Я повздорил с человеком, от которого надеялся получить помощь. Котонуке не понимает. Разладилось что-то, да еще эта Онибаба - совсем все карты спутала.
Хира поник головой.
Есть люди, рядом с которыми комфортно молчать. Не нужно придумывать, напрягаясь, темы для разговора, волноваться, что сморозишь глупость или что собеседника просто не интересует то, что хочешь ему поведать. А есть люди, с которыми можно беседовать, так же не забивая голову теми же беспокойствами. Ишшин-хоши, похоже, относился сразу к обеим категориям.
А уж направление и виражи его мысли порой ставили в тупик и людей, хорошо с ним знакомых.

(это мы с Орной говорим о духовном)

- Котонуке сказал, почему? – без иронии спросил он.
Наставник ни разу не подвергал сомнению существование капризного баку, но ни разу и не говорил, будто верит в его присутствие. Столкнись они нос к носу, он, похоже, взирал на пожирателя снов со спокойствием Будды. И, возможно, пригласил бы на чай.
- Что - почему? - не понял Хира.
- Котонуке встревожен, но мне показалось, что его пугает не столько ведьма с болот Адачи-га-хара, сколько твой новый знакомый, - пояснил Ишшин-хоши сел удобнее, скрестив ноги.
Жаркий ветер с улицы вяло дергал за бамбуковую занавеску, по улице проехал автобус.
Учитывая неясность - верит наставник в баку или нет, - разговор приобрел некоторую двусмысленность. Говоря "Котонуке", собеседник вполне мог подразумевать "Акихира", но подросток не пожелал вдаваться в такие подробности. Неуверенность заставила его качнуться в сторону ворот, как будто он хотел немедленно встать и уйти, - желание увидеть духа и спросить у него, чем он на самом деле встревожен, было сильно. Но от разговора, который мальчик сам же и затеял, никуда не деться.
- Котонуке встревожен тем, что я не слушаюсь. Если бы не ведьма - это было бы не так уж важно... - и тут страшная догадка пронзила его от макушки до пяток. - Вы хотите сказать, нет никакой Онибабы, а есть Касуджима Йошиэ? Или Вы говорите об этом докторе ведьм, с которым я познакомился? Они с Котонуке вроде подружились... то есть не совсем, но почти.
- Доктор ведьм, вот как? – Ишшин-хоши приподнял брови. – Что же, тут Котонуке виднее...

(+SonGoku)

Он налил кипяток в чашку с чайным пакетиком, пододвинул своему юному гостю; обнаженные по локоть руки наставника были точно свиты из коричневых тугих жгутов.
- Онибаба, горная женщина, демон Адачи-га-хары, куродзука... Знаешь, есть история про двух странствующих монахов, которые попросились на ночь в одну горную хижину. Там жила старуха, она им пожаловалась на одиночество. А еще она пряла пряжу. Затем она пошла собрать хворост для очага, но запретила гостям заходить в дальнюю комнату, - держа чашечку на ладони, Ишшин-хоши смотрел в нее, точно искал ответ в горьковатом темно-зеленом напитке. – Разумеется, они туда заглянули. И нашли кости и разлагающиеся человеческие тела.
Монах хмыкнул.
- Куродзука вернулась и, конечно же, рассердилась. Обычно эту притчу рассказывают, чтобы подчеркнуть важность сутр, но меня всегда мучил вопрос... Может ли быть, что в рассказе нет никакого подтекста? А еще говорят, что если долго носить маску демона, она прилипнет к лицу. Может, это и случилось с тем человеком? С Касуджимой?
- Может, - пожал плечами Хира. Он не был уверен, но готовность наставника встать на его сторону успокаивала. Вместе с чаем разливалась по жилам и заставляла думать о хорошем. - Раз Вы считаете, что Котонуке прав, мне не надо соваться в это дело. У меня нет доказательств, и лучше сидеть дома и помалкивать. Я передам Котонуке привет от Вас, Ишшин-хоши, - он будет доволен.
Подросток улыбнулся.
- А что думаешь ты сам? – настоятель аккуратно протер чашку и спрятал платок за пазуху. – Нет желания заглянуть в ту запретную комнату? А вдруг там не только скелет?

(и Орна, ун!)

- Но там ведь есть и скелет! - засмеялся мальчик. - Сам...
Хира задумался. Действительно, так ли уж он хочет во все это вмешиваться? Зачем идти против верного Котонуке, против совета Ишшина, против голоса разума? Какой смысл настаивать на своем, если все вокруг будут недовольны? Абстрактная справедливость? Необходимость спасти мир? Полноте, мы же не в манге живем, зачем нам такие преувеличения? Вопросов больше, чем ответов. Подросток покачал головой.
- Мне интересно поближе познакомиться с тем человеком, доктором ведьм, но какой в этом смысл? Раненому нужна помощь, несведущему - совет, слепому - поводырь, а здоровому и счастливому - не мешать жить так, как нравится. Я не нужен Шимаде Tадаоки, а Котонуке хочет, чтобы я держался подальше от сомнительных происшествий. Этот человек пахнет неприятностями, большими неприятностями, и хранитель встревожен. Может быть, в моей жизни никогда больше не произойдет ничего яркого и значительного, но разве спокойствие Котонуке этого не заслуживает?
Лгать про отца Хира не стал. Соблазнительно сослаться еще и на долг перед семьей, но некрасиво - оттого что лицемерно.
- Тадаоки... необычное имя... – Ишшин-хоши, задумавшись, вывел на половице влажной кистью «верность, преданность» и «увеселение».* - Интересно, так ли уж счастлив и весел тот, кому достался от предков тяжелый дар разговаривать с мертвыми?
Монах перехватил взгляд своего юного друга.
- Полагаю, он откуда-то с севера...
- Вы его знаете?
- Нет, не думаю... - наставник подождал, когда бритоголовый мальчишка принесет свежей воды и опять включит электрический чайник. - Но хотел бы узнать. Старинное имя у человека, который беседует с призраками и мертвецами. Слепые итако* с Осорэ и шаманки из Аомори известны своими способностями. Даже сейчас в деревнях остались ками-сама*. Правда, все они женщины. Может быть, наследственность передала дар не тому?
-------
*то есть кандзи chuu (忠) и kou (興), которые составляют имя Тадаоки.
*itako - イタコ - слепая женщина-шаманка (не обязательно, но как правило) на севере Японии, которая способна общаться с умершими и даже злыми духами, если ей позволяет внутренняя сила. Так же обладает способностями изгонять злых духов. Как правило, старые итако могущественнее молодых.
*kami-sama – 神様 – дословно: «божественное существо», шаманы и медиумы из района Цугару (префектура Аомори), которые ведут жизнь аскетов, занимаются излечением больных и говорят с мертвыми. Они могут быть связаны с определенными синтоистскими святилищами и даже буддийскими храмами или действовать самостоятельно. В отличие от слепых шаманок-итако, которые начинают обучение с детства, ками-сама начинают практику в зрелом возрасте, часто после серьезной болезни или семейного кризиса. Как правило, ками-сама посвящены какому-либо божеству, чаще всего дракону Рьюджину или Фудо мьё-о. Тем же самым словом обозначается вообще любое божество.

(+SonGoku)

Сбитый с толку странным поворотом разговора, Хира молчал. Всё может быть, и Ишшину, конечно, виднее, но беседа оттого лишь затягивается... На улице темнеет, где-то в кустах ждет одинокий йокай и, наверняка, уже пошел по второму кругу припоминать, чем подросток не угодил своему хранителю. Еще пару минут назад юноша собирался попрощаться и встать, но теперь он уже не был уверен, что это будет вежливо. Наставник явно сказал не все. Мальчик ждал, вопросительно глядя на собеседника.
- Я не думаю, что могу судить о таких вещах, - наконец, заставил себя ответить Хира. – Познакомить вас?
- Будь так добр. Почему-то мне кажется... – взмахом бумажного веера наставник прогнал мысль, точно надоевшую муху. – Он слепой?
- Нет, не думаю, - Хира потихоньку перенимал непривычную манеру речи. - Выглядит обычным. Я собирался навестить его в четверг после школы. Вам удобно?
- Ты же знаешь, я всегда рад тебе.
Наставник сидел прямой, точно палка, скрестив ноги, на жестком полу, но, похоже, не чувствовал неудобства.
- Скажи, Аки-бойя, чего тебе больше хочется, покоя или нового знания с возможностью помочь людям?
Нить разговора окончательно потеряна, и непривычное сокращение имени вносит лишь еще больше сумятицы. Подросток в очередной раз не понял, чего же на самом деле хотел наставник, и непонятливо сдвинул брови.
- По-моему, только в старинных книгах есть какой-то выбор между тем и этим, - засомневался он. - В жизни все как-то прозаичнее. Покоя нет нигде, даже после смерти, а знания... вся жизнь - одно сплошное получение знаний: сначала развивающие игры, потом школа, училище, если повезет - институт, а напоследок - курсы повышения квалификации до самого конца. И всё - ради помощи людям. Другое дело - онмьёдо, но за это не платят денег, и никто не обещал мне работы онмьёджи. Я, может быть, и хотел бы... но сначала надо уговорить Котонуке! - помолчал. - Может быть, если он увидит хоть какие-то мои успехи на этом поприще - он смягчится. Ему-то надо всего лишь, чтобы я мог позаботиться о себе сам.

(и, разумеется, Орна!)

На узкой полочке у стены лежали оранжевые глянцевые мандарины, Ишшин-хоши взял их и сложил в холщовый мешочек.
- Мой подарок для Котонуке, - сказал он, протягивая цитрусы мальчику. - И тебе. Ты страшишься пути, и это нормально. Может быть, небольшой о-сеттай* приободрит и тебя, и йокая?
Кажется, за него уже все решили. Хира с улыбкой поблагодарил наставника и стал прощаться, пообещав зайти за Ишшином в четверг.
Пока Хира решал, как ему быть дальше, Котонуке с азартом гонял по окрестным деревьям голубей и не сразу сообразил, что пора домой.
- Ну как? - поинтересовался он, догоняя задумчиво спускающегося с холма подростка.
- Не знаю, - Хира покачал мешочком. - Это тебе.
Йокай критически оглядел ношу.
- Подношение? - понюхал мешочек. - Что-то сладкое...
- Мандарины, - безразлично отозвался мальчик.
- Это же вкусно! - хранитель сунул хобот внутрь тары и захлюпал, высасывая сок. - Он чего-то от нас хочет?
Хира пожал плечами.
- Может, да, а может, нет, - помолчал. - Сначала он сказал, что лучше не соваться, куда не следует, а потом, что это может дать что-то новое... Я не понял, чего он хотел, но в четверг мы с ним идем к Шимаде. Хочет познакомиться.
- Tы тоже хочешь, - констатировал совершенно очевидный ему факт Котонуке.
- Уже не знаю. Всё так сложно...
- Всё из-за этого Касуджимы?
- И да, и нет. Люди не хотят, чтобы им помогали. Какой смысл вмешиваться?
Вопрос повис в воздухе - йокай увлеченно расправлялся с мандаринами. Хира вздохнул и отправился домой спать.

--------------
*o-settai - 接待 – буквально «совместное ожидание», небольшое безвозмездное подношение паломнику в знак уважения к нему и как своеобразное участие в его паломничестве; это может быть еда, питье, маленький сувенир. Паломник не может отказать дарителю, он обязан принять о-сеттай, но не возбраняется передать подарок другому человеку или оставить в качестве подношения в храме.

(+SonGoku)

Токио, Шинджуку, Модо Гакуэн "Кокон" тауэр
6 июля 2015 года, понедельник, вечер

Рука горела, будто он сунул ее в огонь, и болела нещадно. Не помогали ни холодная вода, ни лед. Черно-багровая полоса пораженной ткани расползлась шире, захватывая еще здоровые участки; пятна кровоподтеков складывались в след тележного колеса. Ниже все онемело - кисть, запястье, пальцы отказывались сгибаться.
От болеутоляющих таблеток постоянно клонило в сон. Вероятно, следовало обратиться к врачу, но Сагами опасался, что в больнице попросят рассказать, как все было, а, выслушав, поставят диагноз. Сагами не хотел попасть в сумасшедший дом.
В конце концов, все-таки пришлось носить руку на перевязи. На осторожные вопросы коллег он отвечал, что упал; помогало, но не от вездесущих заботливых (как будто это он был ребенком, а они - коллективной мамашей) учениц.

Джен, отступив от мольберта на несколько шагов назад, придирчиво осматривала переплетение линий, складывающихся в монохромный рисунок. Подходила, делала несколько штрихов, и отходила обратно. Англичанка, конечно, отличалась усердием, что несколько компенсировало хромающую технику, но сегодня в стараниях явно превзошла саму себя. И дело тут было не только в стремлении довести работу до совершенства. Сегодня она выжидала, пока сокурсницы, окружившие молодого преподавателя стайкой щебечущих птиц, не выберут лимит вежливости. Жизнь в Модо Гакуэн шла своим чередом. Без Нанако.

(и Тео)

(с SonGoku)

Губы - истерзанные в порывах отчаяния и оттого вызывающе и неестественно алые - сомкнулись в упрямую тонкую линию. Джен ненавидела сейчас эту культуру, когда чужое горе встречает волну понимающих и несколько виновато отведенных взглядов, без возможности всплыть из глубины души на поверхность и быть высказанным. Первичный шок, охвативший все чувства пожирающим пламенем и оставивший после себя только выгоревшую пустоту, прошел, и теперь по пепелищу, подгоняемый ветром воспоминаний, катился tumbleweed*, сплетенный из боли и страха.
Дженнифер машинально провела рукой по бедру, оставив на светлой джинсе грязно-серую угольную полосу: лист с пугающими смыслом иероглифами лежал, сложенный в четыре раза, в переднем кармане. Постановление явиться в полицию было подобно внезапной пощечине: вроде бы ты знаешь, что не сделал ничего такого, за что бы тебя ударили, но другая сторона, кажется, считает иначе...
- Сагами-сенсей? - внезапная робость осыпала щеки налетом пурпура. - Мне, кажется, нужна ваша помощь.
Он что, икнул от испуга? Похоже, во всяком случае.
- Что-то с работой? – Сагами поправил очки в тонкой, почти невесомой оправе. – Нет, кажется, что нет...
Их проводили неприязненными взглядами из-под длинных челок; в группе начал формироваться кружок с девизом «Sonnō jōi»*
На разноцветных пластиковых стульях в рекреации угнездилась голосистая стайка с отделения fashion design. Трое, надвинув на лица черные непроницаемые визорами, самозабвенно лепили как будто из воздуха сложную многоуровневую фигуру, остальные, мечтательно прикрыв глаза и встопорщенностью шевелюр напоминая обезьянок в горячем источнике, наблюдали в Реальности за результатом. Дальний угол был оккупирован будущими парикмахерами.

-----------------
*tumbleweed - "перекати-поле"
*Sonnō jōi - 尊皇攘夷, - «Слава Императору, изгнать варваров», политический лозунг в 1850-60 гг. в Японии во время Реставрации Мейдзи.

- Что случилось?
Дженнифер замешкалась. Может, зря она затеяла этот разговор?.. Англичанка не разделяла общего восторга, коим щедро осыпали однокурсницы (и не только они) молодого преподавателя. На ее вкус, Сагами не помешало бы чуть-чуть брутальности - и во внешности, и в поведении... Тем легче складывалось их общение на уровне "учитель-ученик", не отягощенное ни повышенным вниманием с ее стороны, ни назойливым кокетством. Джен, в отличие от многих, просто искренне любила предмет. И теперь, собираясь посвятить сенсея в трудности личного характера, девушка засомневалась, не сочтет ли тот подобную откровенность попыткой перевести общение в иное русло.
- Я... меня... - узкая ладонь скользнула в карман. Дрожащими руками расправив листок и оставив тщетные попытки справиться с напавшим косноязычием, мисс О'Бриен протянула постановление преподавателю. - Вот.
Она стояла теперь перед Сагами, как школьница в лучших традициях анимэ: потупленный взор больших светлых глаз, встревоженное лицо в огненном ореоле роскошных локонов, чуть ссутуленные болезненно худые плечи, сомкнутые в скорбный замок тонкие длинные пальцы.
- О...
В сухой кондиционированной прохладе слабо верилось, что за треугольными секциями внешней стены царит уже набравшая летнюю мощь жара. Сагами пробежал взглядом по строчкам.
- Тебе нечего опасаться... я думаю. Если хочешь, я могу пойти вместе с тобой.
Каким образом у него вместо утверждений получались вопросы, сказать было трудно. Наверное, врожденный талант.
В первое мгновение Джен отшатнулась от преподавателя, словно тот попросил ее немедленно выйти за него замуж, а не предложил с неуверенной (и, верно, рассчитанной на отрицательный ответ) интонацией сопроводить в участок. Навык устной речи постепенно возвращался к девушке, и англичанка, поначалу излишне эмоционально помотав головой, выдавила:
- Я просто не имела опыта общения с полицией...

(в паре, ага, но я лишь подыгрываю)

(с SonGoku, которая почему-то скромничает)

Ложь. Щедро сдобренная стыдливым румянцем ложь. Несколько лет назад, когда Лондон потрясали молодежные бунты, Дженнифер О'Бриен уже имела несчастье поговорить с копами "до душам". Впрочем, как раз в их представлении души Джен не имела, равно как и совести. По крайней мере, именно так охарактеризовал молодую англичанку пухлый и отчаянно потеющий офицер - хозяин маленькой душной конуры, по недоразумению носящей гордое название "кабинета". Джен предпочитала выкинуть из памяти этот эпизод своей жизни, и теперь опасалась, как бы ее маленький секрет не вскрылся в самый неподходящий момент:
- ... Не имела опыта общения с полицией и совершенно не знаю, как себя вести при разговоре, что стоит надеть... Боже, это все ерунда! Я даже прав своих не знаю.
- Хочешь кофе?
В ответ студентка наградила Сагами долгим недоуменным взглядом. Как предлог, чтобы уйти подальше от любопытных ушей, предложение выглядело разумным, но согласиться с ним означало нажить сейчас - немедленно - несколько десятков недоброжелателей, а отношения Джен с женской частью студенческой общины и без того едва ли можно было назвать хотя бы приятельскими. Единственной подругой была Нанако, за которой из-за их общения моментально закрепилась репутация "странной".
- Хочу, - ответ был неожиданным даже для нее самой.
На губах мелькнула неуверенная улыбка - словно луч солнца на мгновение скользнул по лицу, сделав взгляд более живым и теплым.

Кафе на первом этаже называлось Blue square, и имелся в виду именно синий квадрат, если судить по вывеске. Но, если не считать оформления бумажных стаканов, в которых там подавали кофе, и меню, ничего синего внутри не было. Темно-коричневые высокие, под потолок, стеллажи с музыкальными новинками и ярко-красные смешные стойки-столики на одного. У стойки молодая семья с жизнерадостным карапузом выбирали пирожные, а у входа - сам себе человек-оркестр – студент жужжал под нос неслышную другим мелодию.
- Тут сказано – nin-i shutto, - Сагами вернул повестку. – Это значит «добровольная явка».
Он негромко засмеялся, увидев, как на секунду изменилось лицо Джен.
- Извини. Никто не собирается тебя арестовывать, они всего лишь хотят задать дополнительные вопросы. Из-за Ошимы, верно? Говорят, вы с ней подруги.
- Говорят? - рыжие дуги бровей недоуменно взметнулись вверх.
- Разве нет? – удивился сенсей; он поморщился, неловко шевельнув покалеченной левой рукой. – Значит, мне показалось.
- Мы действительно дружим. Дружили, - девушка аккуратно сняла со стаканчика черную крышку. - Но едва ли я знаю про ее жизнь больше, чем кто-либо из группы. Она готова была слушать, а не говорить.
Малыш, воспользовавшись тем, что родители устроили небольшой пир, ринулся на свободу; он успел преодолеть две трети пространства, прежде чем опустился на четвереньки и продолжил свой путь более уверенно, хотя и не всегда по прямой. Юная мама в полосатой майке и укороченных широких брючках время от времени поглядывала, далеко ли уползло дитя, и бессознательно поглаживала вторично округлившийся животик.
- Может быть, полицейские думают, что ты можешь сказать им что-то полезное? – Сагами сделал глоток; черный кофе в его стаканчике был обильно приправлен взбитыми сливками и корицей. – Иностранцы боятся говорить с полицейскими. Почему?

(на пару, ага)

(совместно с SonGoku)

Джен пожала плечами: вряд ли все иностранцы могли похвастаться участием в беспорядках на улицах европейской столицы.
- Наверное, они боятся не понять. Или быть неверно понятыми, - дурацкий ответ на идиотский вопрос.
Проследив взглядом за чужим ребенком, студентка поспешила отвернуться. Когда ее губы коснулись бумажного края, стакан в руках мелко дрожал. В ее комнате на полочке над кроватью, подпирая нестройные ряды книг и папок с эскизами, на самом краю стояла жестяная коробочка, перевязанная зеленой лентой - Дженнифер не знала, ждет ли Нанако мальчика или девочку, - в которой терпеливо дожидался своего маленького хозяина плюшевый джентльмен Teddy, ведь всякий англичанин знает, что у каждого ребенка должен быть свой мишка. Джен почувствовала, как от соли защипало глаза.
Сагами, привычно ссутулившись, он как будто стеснялся, что высок для окружающих, баюкал на коленях левую руку; под глазами лежали пока еще едва заметные тени. Похоже, он не слишком-то много спал в последнее время. Забытый кофе в бумажном стаканчике превращался в бурду, смешиваясь с растаявшим льдом.
- Так мне пойти с тобой? – спросил Сагами.
- Необходимости в этом нет... да и у вас, наверное, найдутся на вечер занятия более интересные, - неуверенно пробормотала девушка, пряча сведенный болезненной гримасой рот за синим стаканчиком. Смотреть на преподавателя она словно боялась, и поэтому взгляд ее беспокойно метался по книжным стелажам: знакомые иероглифы упрямо не желали складываться в слова. Едва ли сенсей обладал даром предвидения, чтобы рассказать ученице о том, что ждет ее за стенами полицейского участка. Самое главное - то, что ее никто и ни в чем не собирается обвинять, - Джен уже уяснила.
- Н-ну... хорошо, - то ли Сагами огорчился, то ли, наоборот, даже обрадовался, что груз снят; он поднялся, чтобы отнести размокший стаканчик к полке для грязной посуды. – Держись.
- Спасибо, - его студентка коротко кивнула и отодвинула стул, вставая.
Уже у выхода, все еще сжимая в руках бумажную чашечку с остывшим черным напитком, она обернулась:
- А вы и правда могли бы?..

6 июля 2015 года, понедельник, вечер
Храм Тайэйдзан Рьюзен-джи
Шимомегуро, Мегуро-ку, Токио

Удивили не стайки школьников - небольшие, зато их было поразительно много, - а то, как тихо ребята себя вели. Присмирели даже главные возмутители спокойствия и бунтари, из тех, кто, подражая старшеклассникам, превращает школьную форму в знак протеста. Кто-то еще стоял в одной из трех очередей к длинным, крытым простыми белыми скатертями столам, чтобы оставить свое имя в книге записей, кто-то растерянно теребил в руках белые гвоздики. Несколько девчушек шмыгали носами в сторонке.
- Любимчик, - с отвращением пробормотал Модзумэ себе под нос, перехватил негодующий взгляд старшего напарника и смущенно наморщил нос. - Капитан их спортивной команды.
Сам он в школе не отличался особенными успехами в спорте, считался маменькиным сынком, каковым (что скрывать-то?) и пребывал до окончания старших классов, после чего удивил всех родных и знакомых, подав документы в полицейскую академию. До того предполагалось, что он вступит в семейный бизнес.
- Нашел время думать о подобных вещах, - строго, но негромко отчитал его Накано. – Мы на похоронах, дело не раскрыто, виновные не наказаны.
Полицейские уже отметились около столов, принесли соболезнования семье, выполнили все необходимые формальности. Хотя, похоже, для стойкого и упорного, будто скала, долговязого ханчо за много лет службы эти действия так и не стали обыкновенной рабочей рутиной. Выглядел он мрачн и решительно; оставалось только заранее соболезновать преступникам.
- Не теряй бдительность.
Взрослые собрались внутри,
- Странно. Церемонию сначала назначили в Аояма-согишо... - Модзумэ сверился с записной книжкой. – Это в Минами-Аояма, Минато-ку...
Хмурый Накано стал похож на вулкан Асама, чья серо-черная вершина вздымается над полными жизни зелеными окрестными горами.
- Когда и почему ее перенесли?
Заложив руки в карманы, он внимательно рассматривал людей, строения, кусты, ловил посторонние движения. Скоро уйдет солнце, и осложнит задачу стражам закона.

(+Далара)

Утопающая в тени вечерних сумерек дорога вела братьев к входу в храм, зажатому между прямоугольниками душной листвы.
Существовало множество мест, в которых смерть имела какой-то особенный плотный запах; даже на шагающего человека похороны накладывали отпечаток неподвижности. Сооружения трепетно замерли, залитые засыпающим светом, рваные мазки облаков неравномерно стягивали небо над Шимомегуро мраморной сеткой. Каменные карашиши* величественно взирали на входящих. В глянцевой глади водоема с высеченными желобами отражалась каменная лестница, ведущая в хонден; будто набросок на бумаге из бамбуковой пульпы, затемненными штрихами пролегала дорожка, окаймленная развесистым кустарником.
- Кому скажешь, что первый день каникул начался с дома с призраками, а закончился похоронами – не поверят, - Токия отправил подобранный камешек в воду. – Ты хорошо знал покойного?
Тадаоки подставил ковшик на длинной ручке под тонкую струю, затем плеснул водой на каменный трон повелителя Дхармы; позеленевший от сырости и времени бронзовый дракон весело скалился, играя с жемчужиной.
- Он умер из-за собственной глупости, - Шимада молитвенно сложил ладони, постоял, опустив взгляд. – Не нужно было лезть в чужую сумку.
Младший брат - он уже заканчивал ритуал, - вскинул голову, разглядывая игру теней на матовых, оставляющих ощущение недавно прошедшего дождя, пластинах крыши.
- Как нам не нужно было лезть в чужой дом? Интересно, что бы ты сказал, окажись тогда Куродзука более находчивой.
Старший бросил на него быстрый взгляд из-под длинной нестриженной челки.
- Возможно, что-то вроде «ama neki kongou zon ni rei»*, - он потер ладонями бледное от бессонных ночей лицо. – Что-то в этом деле не так. Не хватает данных.
Токия лишь вздохнул с немым упреком, выдержал тишину в несколько секунд. Потом сунул руки в карманы и, глядя под ноги, зашагал в сторону храмового здания.
- Из-за глупости или нет, но мне не хочется, чтобы ты оказался на месте погибшего.
Яростный Фудо мьё-о пригвождал братьев грозным взглядом.

-------------------
*karashishi - небесные львы, защищающие от злых духов, символизирующие начало и конец мира.
*ama neki kongou zon ni rei - あまねき金剛尊に礼 - часть обращения к Фудо мьё-о, "о владеющий небесным оружием".

(+Bishop)

- Три дня назад родители позвонили в ритуальное агентство и сказали, что им не по карману оплатить все услуги и что им посоветовали обратиться сюда.
Детективы держались в стороне от всех у стенда, ощетинившегося деревянными табличками-эма* с подписями и рисунками на разный манер. В просторечии таблички не случайно назывались "лошадь", на каждой обязательно присутствовал нарисованный конь – символическая жертва вместо настоящего животного. Младший сотрудник делал вид, что вдумчиво читает написанные там пожелания. Старший не считал нужным изображать что-то. Отсюда хорошо просматривались лестница к хондену и вся площадка перед ней, включая "драконий" прудик и тэмидзуя*.
- Модзумэ-кун, - тихо окликнул Накано подчиненного и кивком указал направление. – Наш новый знакомый соучастник.
- И, кажется, не один.
«Красавчик» вглядывался в толпу. Сгустившиеся черные тени перемешивались с живыми людьми, точно призраки.
- И все-так я не понимаю... – проворчал Модзумэ, чтобы не молчать. – Почему в храм к Фудо мьё-о?
- Похороны – очень дорогое удовольствие в нашей стране, и цена разнится от храма к храму. Семья не самая богатая. Здесь могло оказаться дешевле, - предположил ханчо; его сильно заботила и огорчала эта внезапная смерть настолько юного существа. – Сегодня удачный день, Недвижимый окажет покровительство.
- А... – сказал Модзумэ. И, подумав, добавил: - Ну да. Седьмой день после смерти*.

--------------------
*ema - 絵馬 – буквально «изображение лошади», небольшая деревянная табличка с рисунком какого-нибудь животного, чаще всего коня, на которой пишут молитву или пожелание. Затем эма оставляют в храме, чтобы боги могли прочитать их. Некогда существовала традиция дарить святилищу коня, чтобы сопутствовала удача, в последствии лошадь заменили дощечкой с ее изображением. Эма преимущественно распространены в синтоизме, но сейчас их можно купить и в буддийских храмах.
*temizuya - 手水舎 – буквально «павильон для мытья рук», как правило, небольшой навес, под которым находится каменная чаша для ритуального очищения.
*Фудо мьё-о по версии школы Шингон как один из тринадцати божеств (пять Будд, семь бодхисатв и Фудо мьё-о) является проводником умерших защищает и помогает им первые семь дней после их смерти.

Двор звенел от напряжения - между землей и небом как будто были туго натянуты струны; люди, призраки, ветер задевали, цеплялись за них, и тончайшие серебристые нити отзывались на каждый их вздох, каждый жест. Темно-синие сумерки загустели, в помещении храма зажгли свет. В металлических корзинах во дворе, в их огненных глотках трещали сухие поленья.
Тадаоки сделал неуверенный шаг, он предпочел бы остаться в тени старых высоких деревьев - не вышло. В городской толпе он чувствовал себя неуютно, а среди людей, что были объединены общим чувством, испытывал состояние, близкое к слепой панике.
Хонден был опутан невидимой остальным участникам огненной сетью: войти - страшно, не войти... как, если ноги сами несут вперед?
Младший брат уже исчез из виду. Он был погружен в собственные мысли; напыжился, словно бочонок с забродившим рисовым солодом и, не оглядываясь, присоединился к одному из горизонтальных рядов, сложенных из фигурок присутствующих - нужно было внести запись в журнал. Затем, желая не выделяться и не оставаться в стороне от сердечного соучастия, Токия и вовсе смешался с толпой.
В янтарном сиянии светильника засыпал похоронный алтарь с пожертвованиями; повсюду стояли вазы с душистыми веточками шикими*.
Морщась от запаха фимиама, ванильным облаком застывшего в воздухе, юноша сложил ладони вместе и совершил поклон. Он неожиданно подумал о крематории – позже ему предстоит принять украшенный катафалк с покойным. А пока что - осязаемое ощущение утраты проносится сквозь каждого присутствующего, заставляет помнить о суетной и бренной жизни и о том, кто лежит в деревянном гробу, так скоротечно покинув мир живых.
Токия смахнул с лица коричневые прядки волос, насыщенные оттенком цветущего каштана из-за местного освещения, и обернулся – то ли вспомнил о брате, то ли отогнал назойливую муху.

-------------
*shikimi - 樒 - разновидность вечнозеленого растения, которым по традиции в религиозных целях украшают алтарь в буддийском храме.

(+Bishop)

Тадаоки поежился - точно за шиворот опустили ледышку, та скользнула между лопатками, оставляя на коже холодный и влажный след. Кончики пальцев жгло, покалывало. Так хватаешь сдуру оголенный электрический провод, тряханет - и не можешь понять, на каком же ты свете.
Ветер вновь повел широкой ладонью, поддевая когтями струны, и заполнил разноголосой мелодией двор.
В руку сунули джюдзу*, гладкие бусины были приятны на ощупь. Тадаоки - не глядя - благодарно кивнул, намотал их, точно веревку, на запястье.
Полицейские насторожились, как охотничьи псы, на которых сама идет добыча. С нечесаной гривой черных волос и вчерашней щетиной осунувшийся Шимада-старший походил на молодого ворона, еще не сумевшего отвоевать себе место под солнцем и изрядно потрепанного собратьями. Короткие, чуть ниже колена черные мешковатые штаны, нежно зеленая футболка с поросенком - одной линией, в темных очках и с сигарой - на весь живот и кеды в бело-красно-синюю клетку с желтыми шнурками выдавали неуклюжую попытку взъерошенной птицы мимикрировать под человека. Люди не сторонились его, просто, не задумываясь о том, отодвигались, создавая вокруг пузырь напряженного отчуждения.
- Модзумэ, - негромко окликнул подчиненного Накано. – Берем его.
И первым двинулся на перехват. Его младший коллега не заставил себя долго ждать; отсекая путь к отступлению через задний двор храма, подошел прогулочным шагом, но готовый сорваться с места в бег в любую секунду... если, конечно, добыча попытается убежать. Их заметили - и узнали, - когда было уже слишком поздно. Шимада попятился, опустив голову, как провинившийся школьник. Модзумэ поймал его за плечо.
- Пойдешь с нами.
- Но... я не...
- Поговорим в участке, - Модзумэ перехватил упирающуюся добычу за шиворот. - Ты же не хочешь испортить людям похороны?

-------------------------------
*juzu - 数珠 - буддийские четки, обычно из ста восьми бусин.

(minna)

6 июля 2015 года, понедельник, вечер
Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку

В комнате для допросов - помещение два на два, стол, в углу небольшая "конторка" для ведущего протокол, - люди ведут себя по-разному. Кто-то, развалившись на стуле, напускным безразличием и бравадой маскирует страх и неуверенность. Кто-то замыкается в себе, будто в панцире. Кто-то сразу падает духом, спасовав перед неизбежностью кары. И еще сотни две вариантов.
- Долго он так сидит?
Старший офицер Модзумэ бросил взгляд на бегущие в левом верхнем углу экрана цифры.
- Вот уже два часа. Даже не шелохнулся. А что?
Руки сложены на коленях, ярко-желтый шнурок развязался, чуть ссутулены плечи и опущена голова - если бы арестант не забывал про бритье по утрам, образцовый ученик, да и только! Вызван к директору школы и пытается вспомнить за собой хоть какую-нибудь провинность.
Судя по взгляду ханчо, Модзумэ следовало бы пройти аттестацию на соответствие должности. Или обрести зачатки рвения. Немедленно.
- При наших уликах, вернее, их отсутствии, если он не признается, нам придется отпустить его... – глава их крошечного подразделения сверился с наручными часами, – ...через сорок пять часов и сорок две минуты. Прокуроры завернут все необоснованные теории. Как и недостаточно обоснованные.
Поросенок с сигарой на нежно-зеленой футболке потерялся в складках ткани – немудрено, если владелец так сутулится. Немытые, сосульками, лохмы занавесили лицо.
- Он тебе симпатичен?
Вот поди пойми, шутит Накано или всерьез. И о чем. Лицо-то у него почти всегда доброе, если только не довести совсем – тогда лучше держаться подальше, пока гроза не пройдет мимо. Модзумэ решил, что время окапываться пока еще не настало.
- Ну-уу... да.
- Будешь изображать хорошего полицейского. Я – плохого. Вперед.

(и Далара, и Bishop)

Дайго встретил их как избавителей. В воздух чепчиков не швырял, но готов был станцевать от восторга. Возможно - если бы сегодня ему поручили вести допрос, - то старшие коллеги увидели бы необычное зрелище. Стараясь об этом не думать, Модзумэ сел за стол и открыл папку.
- Вы – Шимада Тадаоки, родились 28-го ноября 1990-го года в Шичиноэ, Аомори?
Арестант один раз качнул головой: нет. Модзумэ удивился.
- То есть как?
- В Тенмабаяши...
Чтобы услышать ответ, пришлось напрячь слух. В углу за спиной детективов Дайго что-то лихорадочно набирал на ноутбуке.
- Поселок Тенмабаяши с две тысячи пятого года вошел в состав города Шичиноэ, - наконец, возвестил он.
Накано в извечном строгом костюме живым символом невозможности побега возвышался у двери. С крайним безразличием к происходящему он чистил и шлифовал ногти крошечной пилкой – коим занятием чуть было не заставил изумленных подчиненных испортить все дело. Модзумэ схлопотал ледяной взгляд и поежился. Дайго по уши зарылся в работу.
- Продолжай.
- В 2006-м окончили среднюю школу в Йоцуя?
Полицейские решили принять вялый кивок за согласие – на всякий случай.
- С 2012-го совладелец детективного агентства «Кагецу».
- Что-то вроде...
И вот так - три с лишним часа. Не помогли ни доверительное общение, ни откровенная прессовка. Арестант как будто плотно закрылся от мира за семью дверями. Бронированными, к тому же. Единственное изменение в его внешности произошло с пронзительно желтым шнурком на обувке – его он все же завязал по требованию.
Отчаявшиеся и почти сломленные полицейские совершили тактическое отступление за кофе. Дайго выглядел несчастным школьником после мучительно проваленного экзамена. Его старший товарищ держался лучше, но и его хотелось отправить в горячую ванну и спать. Накано, мрачнее тучи над океаном, своим появлением у столов дорожной полиции перепугал кружок щебечущих девушек в сине-голубой униформе. На него уставились снизу вверх шесть пар округленных глаз. Он молча вернул пилку, которую одалживал, – и ретировался, пока его не успели одарить куском торта. Уничтоженное почти на треть бело-розовое творение кондитеров было водружено в центр стола.

(втроем)

Нацуми

Тринадцатилетняя Кавара Нацуми сидела на краю кровати в своей комнате на втором этаже, уложив подбородок поверх скрещенных на столе рук, и пустым взглядом смотрела в учебник. Соломенного цвета обои, кровать, стол, стенной шкаф, окно с балконом шириной в ладонь – вся обстановка. Ни одной плюшевой игрушки. На балконе покачивалось на круглой пластиковой сушилке белье. Круг света от настольной лампы.
Внизу громко спорили и гремели посудой, мать опять до хрипа лаялась с отчимом. Нацуми протянула тонкую, хоть смотри на просвет, руку к желтому, словно яйцо разбили, ноутбуку и провела кончиками пальцев по крышке – надо же, антивирус обновляется даже в спящем режиме. У других девчонок в школе и на занятиях в «Коконе» лаптопы были обклеены стикерами с анимешными персонажами или любимыми айдору. Нацуми хотела бы украсить так и свой, но не знала, как превратить в наклейку сделанную тайком фотографию того, кого хотела бы тут видеть. К тому же, тогда все стали бы задавать вопросы, очень-очень ненужные вопросы. Ей не хотелось подводить Кетсу-сенсея.
Изгой в школе и пугливая птичка дома, девочка превращалась в живчика-колибри только рядом с Кетсу-сенсеем и на занятиях у Сагами-сенсея.
Не глядя, она попыталась сделала глоток апельсинового сока... и обнаружила, что стакан пуст.
Ступенька за ступенькой, осторожно, словно по тонкому льду. В доме всегда шум и спертый воздух, удушье.
«Она корячится для него, жизнь отдает; он содержит ее и никчемную девку от первого брака, все положил на них» - ничего нового. Слова уже не ранят, Нацуми научилась пропускать их мимо ушей. Они ничего не значат в ее будущей жизни – так говорит Кетсу-сенсей. Осторожно, чтобы не нарваться на побои, она выглядывает из-за широкого столба у последней ступени старой деревянной лестницы.

Мать сейчас уродливая неуклюжая кукла с большим животом. Внутри нее будущая сестра Нацуми. Полу-сестра. Уже, заранее, ненавистное существо. И жалкое. Эти двое не будут любить ее тоже.
Пустой взгляд, опущенная голова, лицо – бледная маска, Нацуми приготовилась идти к холодильнику, но застыла, не сделав и шага. Вторая составляющая шума исчезла, ругалась только мать, громко, на весь дом. В комнате наверху зазудел оставленный на столе мобильник.
Отчим рабочий человек, большой и крепкий, всегда решительный и резкий, сейчас был похож на сомнамбулу. На марионетку из театра, когда неумелые школьники на экскурсии пытались дергать за нитки и путали руки-ноги. Большая-большая страшная кукла.
Зачем он полез в ящик с ножами? Тот самый набор – из-за него была крупная ссора, слишком дорогой. Мать настояла.
Она стоит у плиты, не видит, не чует угрозы.
Как быстро... Неужели такие вещи происходят мгновенно?
Нацуми рухнула на ступеньку, больно ударилась копчиком и затолкала себе в рот нижний край майки, чтобы не завизжать от страха.
Подвывая и хныкая в майку, она смотрела, как недо-отец разрезает уродливый живот, достает оттуда большой красный ком и что-то творит над ним. Как автомат. Неживой. Весь в крови.
На локтях, ладонях и коленях, что только удавалось подставить, девочка уползла по лестнице назад, в спасительную крошечную комнату и там свернулась тугим клубком. Она не смела закричать – ведь тогда он явится за ней.

- Сенсей!..
- Что, Нацуми? – Кетсу-сенсей откликается всегда.
- Спасите...

Он приехал и вызволил ее, дрожащую, как травинка, отвел, закрывая рукой и полой пиджака от всего мира, вниз. И вызвал полицию.

Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку
6 июля 2015 года, понедельник, 23:30

Нет ничего, кроме справедливости. Но, что делать, если ты сама не в состоянии принести справедливость? Для начала придется спросить себя, где вы можете найти того, кто поможет вам? Задачка не из простых. Тем не менее, вполне выполнимая.
- Наконец, я вас нашла Шимада-сан! – дзашики-вараши, появилась в комнате, словно призрак из далекого прошлого.
Китоши оглянулся. Крохотная девочка в традиционной одежде - словно кукла-хина* спрыгнула с праздничной полки - казалась здесь еще более неуместной, чем набитый призрачными тенями дом посреди мегаполиса.
- Что стряслось?
- Мне нужна ваша помощь, - девочка выглядела очень грустной и чем-то встревоженной. - Скажите, вы слышали о загадочном убийстве в поместье семьи Тамия?
Доктор кивнул: да.
- Хочешь, чтобы я нашел, кто это сделал?
- Верно. Я хочу, чтобы вы нашли виновного в столь гнусном преступлении, Шимада-сан! Он осквернил дом, который я оберегала. Там, где раньше был свет, ныне осталась лишь тьма.
За единственным - под самым потолком, не окно, а щель в стене, забранная матовым стеклом - давно стемнело, часы над дверью показывали половину двенадцатого. В темном, почти черном зеркале непрозрачного стекла отражался взлохмаченный силуэт арестанта.
Норико сделала глубокий вдох и спросила:
- Вы беретесь расследовать это дело?
- Чем платишь?
- У меня нет ничего ценного, что я могла бы отдать вам, - дзашики-вараши прижала руки к груди и слегка наклонила голову набок, словно о чем-то задумавшись. - Я могу стать духом-хранителем в вашем доме, если вас это устроит в качестве вознаграждения за вашу работу?

---------------------
*hina - 雛人形 – или правильнее hina ningyo, то есть «птичка, куколка», очень нарядная особая кукла, которую выставляют на всеобщее обозрение во время Хина-мацури, Праздника кукол или праздника девочек в третий день третьей луны. В древности в этот день женщины и девушки спускали по реке в плетеных корзинках бумажных кукол, чтобы те унесли с собой злых духов, а вместе с ними болезни и несчастья, которые те вызывали.

(и Нигель)

Кажется, Шимада растерялся:
- Но... я живу в агентстве...
Губы Норико тронула легкая улыбка.
- Если вы считаете это место своим домом, тогда почему я должна думать иначе, или вас будет смущать мое присутствие?!
В кармане нашелся блокнот – не бог весть что, но оборотные стороны всех страниц были нежно-абрикосового цвета, - Тадаоки вырвал один лист, завернул в него монету. И обеими руками протянул посетительнице.
- Приглашаю тебя тогда войти в мой дом. Прошу только – если вздумаешь его покинуть, не забирай у меня удачу. Хорошо?
- Я принимаю условия, - произнесла дзашики-вараши, забирая подарок. - Обещаю, что если я когда-нибудь покину ваш дом то, не со зла. Мое имя Норико. Прошу, позаботьтесь обо мне, Шимада-сан!
Оставленная включенной камера за односторонним зеркалом на стене фиксировала все с дотошностью и равнодушием электроники; что подумают люди и как они будут себя чувствовать, когда просмотрят запись, аппаратуре не было никакого дела.
- Ты можешь мне рассказать все, что знаешь?
- Это был человек. Он без труда прошел сквозь барьер, которым я окружила дом, - казалось, что девочка вот-вот заплачет, настолько горькими были те воспоминания, однако она сдерживалась. – Он был очень странным, словно кукла-бунраку*, которую кто-то невидимый дергает за ниточки, и от него шла очень сильная йоки*. Я оказалась бессильна против него и не смогла ничем помочь семье Тамия!
- Человек? – Тадаоки нахмурился, посмотрел на свои руки, кивнул. – Хорошо, не горюй. Отправляйся ко мне, отдохни. Я найду негодяя.
- Благодарю вас, Шимада-сан! - Норико уважительно поклонилась и растворилась в воздухе, будто ее никогда и не было.
Лишь легкий запах полевых цветов напоминал о том, что она была в комнате всего секунду назад.

------------------
*bunraku - 文楽 – иногда нингьё джёрури или «кукольная история», традиционная форма кукольного театра, в котором используются очень сложной конструкции куклы почти в человеческий рост. Изначально слово «бунраку» относилось лишь к основанному в 1612-м году в Осаке театру «Бунракудза» - от имени Уэмуры Бунракукена (植村文楽軒), кукольника и постановщика первых спектаклей. Представление идет под голос певца-гидайю и аккомпанемент на сямисенах и барабанах. По традиции, если соединить вместе возраст главного кукольника, декламатора и старшего мастера игры на сямисэне, то должно получиться более 200 лет.
*yoki - 妖気 – буквально «энергия призраков».

(отыгрывали Нигель и Bishop)

Йоцуя, 3-й чомэ, Араки-чо
6 июля 2015 года, вечер

Раньше - при родителях, но об этом в их доме не было принято говорить, - они ели за большим обеденным столом, "по-европейски", но, оставшись вдвоем, взяли за привычку ужинать на полу, время от времени поглядывая в телевизор. Меню зависело от того, кто из братьев ходил в магазин за готовой едой: старший неизбежно дополнял трапезу множеством разных дессертиков в ярких банках, младший ограничивался якисобой Nissin UFO быстрого приготовления. Надо отдать ему должное – было вкусно.
На экране очередная звезда медиа-мира отвечала на вопросы очередной шуточной викторины под дружный смех зала. Мягкий желтый свет торшера в углу создавал видимость домашнего уюта. За окном пробовала голос первая в этом году цикада.
- Те люди... – Йошиэ набил рот политой соусом жареной лапшой. – В доме Тамийя... у кого-нибудь из них была удалена печень?
Йошиаки уложил палочки на миску и пристально посмотрел на младшего брата. Когда-то они ввели запрет на разговоры дома о работе, но с тех пор, как они стали встречаться почти только здесь и то редко, правило кануло в небытие.
- Почему ты хочешь знать?
Официально они не имели права обсуждать даже друг с другом текущие дела, но формальности внешнего мира уже пятнадцать лет как стали для них чем-то мифическим и необязательным.
- Просто так.
Но – взгляд в угол, и лапшу Йошиэ жует вдруг без должного энтузиазма. Обычно ему не хватает одной порции, а тут возит палочками в миске, ведет раскопки в еде, археолог малолетний... Так дело не пойдет, эти выкрутасы мы уже проходили. Аки изъял из холодильника пакет с соком, налил добавку сначала себе. Потом – в полупустой стакан младшего и поставил демонстративно перед Йошиэ, как знак: «мне нужно твое внимание здесь и сейчас».
- Что тебе известно? Рассказывай.

Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку
7 июля 2015 года, вторник, 00:45

- Не понимаю... – бормотал младший офицер Дайго Мичио.
Он устроился в помещении смежном с допросной, прожигал взглядом монитор, где бесформенный светлый мазок - словно кто-то задел испачканным в флуоресцентной гуаши большим пальцем экран - завис рядом с Шимадой.
... Хочешь, чтобы я нашел, кто это сделал?...
- Что за шутки? - возмутился Дайго.
- Не смотри на меня, - Модзумэ от дверей изобразил, как глубоко его ранят голословные обвинения коллеги.
В узкой комнатушке, по сравнению с которой допросная казалась просторным залом, они вдвоем-то едва помещались, а когда на пороге возник ханчо, стало совсем тесно. Он окинул сотрудников, понурого арестанта за прозрачным стеклом во всю стену и пятно на мониторе взглядом коршуна и поинтересовался у самого младшего:
- Ты уже оформил заявку в технический отдел?
...Приглашаю тебя тогда войти в мой дом. Прошу только – если вздумаешь его покинуть...
- С кем он там разговаривает?
Светлый блик "рассосался". Дайго - результаты его не удовлетворили - пустил запись с веб-камеры. В помещении воцарилась тишина, подобная той, что бывает перед извержением. У младшего сержанта промелькнула неуместная мысль, что их с Модзумэ непосредственный начальник действительно напоминает вулкан Асама. Высотой, мрачным обликом и количеством жертв в результате активности.
- Не успел...

Арестант поднял голову. Из динамика донеслось:
- ...у женщины или ребенка в том доме вырезана ножом печень?
Детективы переглянулись.
- А откуда он узнал? - озвучил их общий вопрос недоумевающий крошка Дайго.
- Перемотай на разговор, - велел Накано и тут же получил исполнение приказа.
В том месте, где на обычной записи красовалось постороннее пятно, стояла круглощекая девочка лет шести, одетая в кимоно – редкость для Токио – абрикосового цвета с вытканными некрупными цветами. Она почти не двигалась, только говорила... беззвучно. По крайней мере, для полицейских наблюдателей.
- Ничего не понимаю, - подвел общую мысль Дайго.
Модзумэ хлопнул дверью – два раза. Один раз, когда пулей вылетел из тесной для тройих человек комнатушки, второй – когда, словно тайфун, ворвался к арестанту в допросную. И навис, как дамоклов меч, над Шимадой.
- Они умерли, не успев совершить добрых дел, - их задержанный не поднимал головы. - И злых тоже. Но своей ранней смертью причинили друзьям и родным слишком сильную боль. Им не пересечь реку Сандзу*.
- Тоже мне - воплощение Кобо Даиши*! - возмущенно фыркнул Дайго.
- Напомни-ка мне, чем занимается это его с... – Накано сверился с записью в черной электронной записной книжке, наследнице таких же маленьких черных полицейских блокнотиков, - господином Кумаиши агентство.
Младший офицер уже открыл рот и даже начал произносить первое слово, когда в наблюдательной стало тесно окончательно и бесповоротно, как в метро в час пик.
- Э-хе, - провозгласил глава участка Анакура с плотоядной ухмылкой некрупного бурого медведика над уже освежеванной рыбкой и отечески похлопал Дайго по плечу. – Что это у нас тут?

--------
*Sanzu-no kawa – (三途の川) – дословно «река трех пересечений», река Сандзу на полуострове Шимокита, префектура Аомори (ранее префектура Муцу) возле горы Осорэ. Считается, что на пути в загробную жизнь мертвец должен пересечь эту реку на седьмой день после смерти. Тот, кто творил в жизни добро, перейдет по мосту, тот, чьи добрые и злые дела уравновешивают друг друга, идут вброд, а творившие зло должны плыть через быстрину, кишащую змеями.
*Kobo Daishi - (弘法大師), то есть «Великий учитель – распространитель закона», посмертный титул-псевдоним монаха Кукая (774 – 835 гг.), религиозного и общественного деятеля Японии, основателя буддийской секты Шингон. В 804-м году Кукай в составе экспедиции из четырех кораблей отправился в Китай, где приобрел богатейшие знания, был принят при дворе и прославился как каллиграф. По возвращению основал первые в Японии общественные школы, принимавшие учеников вне зависимости от их сословия. Считается, что именно он внедрил перенятую у китайцев письменность, как и многое другое. По легенде Кукай не умер, а вошел в глубокий транс в ожидании Будды Майтрейи.

- Шимада Тадаоки, - без нужды просветил его Накано, который вынужден был терпеть своим начальником человека, чьи поведение и манеры не соответствовали его, Накано, представлениям о норме для полицейского, а порой опасно балансировали на грани фола.
- Как же, как же, помню, он у вас был на той схеме. И что, удалось получить улики или, там, признание?
- Нет. – Старший сержант подобрался. – До меня доходили слухи, что он несколько раз появлялся в участке вместе с преступниками, которых арестовывали, а его всегда отпускали. Вам об этом известно, не так ли?
Анакура проказливо улыбнулся, мол, я знаю один секрет, но ты до него еще не дорос, и перевел взгляд на Шимаду.
- Давно он у вас сидит?
Дайго забеспокоился: не случится ли смертоубийства? Их «красавчик», похоже, был готов растерзать арестанта.
- Со вчерашнего вечера, - он взглянул на часы. – Почти девять часов.
- Подозреваемый замкнулся в своем внутреннем мире. Мы зря тратим на него силы, его нужно отпустить и установить наблюдение.
Нетерпение не из присущих Накано черт, но его можно было понять: со времени общего совещания, скатившегося к абсурдной презентации, прошло больше недели, а дело не двигалось с мертвой точки. Наседали и глумились журналисты. Хотя бы не было новых подростковых смертей – следственная группа тщательно изучала каждый день все сообщения о происшествиях в городе.
- Думаешь? – хмыкнуло ласковым басом начальство. – А по мне, так пусть еще посидит, не вредно.
- Дайго, - велел ханчо, - забери оттуда Модзумэ и отправляйтесь пить кофе. Через двадцать минут – у моего стола.
Сейчас грянет буря. Младшего вымело за дверь комнаты наблюдения, через секунду он появился на экранах.