Он выплеснул воду на статую, но почувствовал ее на себе. Это было правильно. Только так и должно быть - если где-то поблизости кошка схватит птицу, Тэцугью ощутит и агонию жертвы, и голод охотницы. Молодой колдун вернулся к водоему и собирался зачерпнуть воды для ритуала, но медлил. Чего-то не хватало.
Все пространство ощущалось, как продолжение тела, но Тэцугью потихоньку собирал себя, словно разлитого в воздухе и земле, подгребал ближе, втягивался из абсолютного растворения в максимально сосредоточенное состояние. Из многомерного пространства он обращался в точку, как инверсия Большого Взрыва: из Вселенной - в молекулу. Шаг буйвола тяжел, дыхание его горячо, сердцебиение его ровно. Тэцугью сделал шаг, правая стопа сдвинулась вперед, не отрываясь от земли. Левая стопа подшагнула к правой, правая рука приподнялась вбок ладонью вниз, пальцы сложились щепотью и кисть замерла на уровне плеча, левая рука двинулась вперед и наружу, перекручиваясь... Когда-то давно Танцующий с Цикадами использовал эти движения иначе, наполнял их силой и мог, если только не лгут семейные предания, погасить горящий дом и заставить землю встать на дыбы. Тэцугью так не умел, но и он почувствовал ответное прикосновение - оттуда, издалека, за чертой. Он не раз пытался провести Танец целиком, но то ли не было достойного повода, то ли не хватало истинного настроя - никогда не получалось. Сегодня что-то было иначе. Движения ускорялись, танец становился скорее демонстрацией боевых "стоек" - тех самых, в которых никогда не стоят в бою. Шаг, дыхание, сердцебиение... Абсолютное движение, высшее состояние стремления. Огонь.
Тэцугью пришел в себя и обнаружил, что стоит на одном колене, одной ладонью упираясь в землю, а другую отведя вбок. Стоит в центре черного выгоревшего круга.

26 июня 2015 года, пятница, ночь
Шимомегуро, Мегуро-ку, Токио
Неподалеку от храма Рьюсенджи

- Кейджи-сан!!!
Возмущению Кензо не имелось предела. Он даже попытался возложить ладонь на округлую грудь, но поскольку второй рукой прижимал к себе объемистый бумажный пакет, изящество не задалось.
- Я ж едва не лишилась чувств!
Гору странных покупок увенчали несколько пачек поваренной соли.
Оба вступили в белый яркий круг под фонарем одновременно, едва не столкнувшись лбами. Рекламных вывесок в этих местах не было, и между люминесцентными конусами света пролегали области кромешной тьмы.
Выглядел полицейский не плохо, нет. Он выглядел отвратительно. Обычно всклокоченные волосы сейчас напоминали брошенное сорочье гнездо. Воспаленные глаза болезненно сверкали за стеклами очков. Под веками лежали густые тени. Из-под темно-синей куртки криминалиста робким напоминанием о цветном мире косо выглядывал край пестрой жилетки.
- Где Шимада? – без приветствий и церемоний потребовал Коги.
- Э-эээ... – затянул Кензо, придумывая, как бы поубедительнее соврать.
И остаться в живых. Он прикинул, что если обещанное колесо и покатится к храму, то как раз по этому проулку, и довольно скоро.
- Тада-кун... он немного занят.
В прищуре криминалиста ясно читалась угроза. Мягкий, немного суетливый юморист в пестрой жилеточке и кедах с мишками исчез без следа. Кеды, правда, остались.
- Мне плевать, чем он там сейчас занят, отведи меня к нему.

26 июня 2015 года, пятница, ночь
Храм Рьюсенджи
Шимомегуро, Мегуро-ку, Токио

- Ты что там, ванну принимал? – зашипел на него Кумаиши.
Кензо нигде не было видно, зато садовую пластиковую скамеечку (несомненно, результат грабительского похода к соседским палисадникам) успели превратить в подобие алтаря: насыпали в плошки сладкий рис и воткнули в него дымящиеся палочки, поставили ветки и разложили подношения. Шимада сидел на земле в центре огороженного шименавой* пространства, положив руки на колени; веревочные петли захлестывали его запястья – как раз там, где на смуглой коже выделялись светлые кольца давних шрамов. Забрав у Тэцугью ковш, гигант побрызгал водой во все четыре угла квадрата.
- Мы все-таки забыли про соль, - виновато сообщил он вполголоса.
- Тэцу-кун, - вдруг спросил Шимада. – Сколько тебе нужно времени?
- Кензо успеет сходить за солью, - ответил Тэцугью и потянулся за свитком вызова Колеса.
Он видел, как тень бывшего одноклассника дергается и танцует, словно ее хозяина освещают языки пламени, хотя знал, что на самом деле Шимада не отбрасывает тени в темноте храмового дворика.
- А я? – усмехнулся одними губами Тадаоки.
Показалось или нет, что тяжелые перстни на его указательных пальцах тускло светятся? Кумаиши достал из объемистой холщовой торбы, в которой они принесли все необходимое, небольшой барабанчик и обернутую тряпкой колотушку.
- Когда ваньюдо будет здесь, - буднично предупредил Шимада и закрыл глаза, - прячьтесь под веранду. На ней охранный знак. И не смотрите на колесо.

-------
*shimenawa - 注連縄 – веревка (縄 - nawa)из конопли или рисовой соломы со сложенными зигзагом полосками бумаги (注連 - shime), символизирующими чистоту пути богов. Такой веревкой отмечают священные места и предметы, чтобы дать понять о присутствии здесь божеств, и вешают над входом в храм или в священное место, чтобы преградить путь злым духам.

Пятница выдалась тяжелой, как и любая пятница за последние полгода. Сначала три лекции - по анатомии, физиологии и началам хирургии, потом два часа в анатомическом театре, потом полчаса на подготовку и двадцать вопросов без права тянуть дольше минуты при ответе. Трудно сказать, что Хира не любил больше - едкий холод морга, пробирающий до костей, и запах хлорки, или выражение лица Миуры-сенсея, когда тот спрашивал. Как будто Акихира не знает. Но господин Миура - это господин Миура. Он строг, честен, справедлив и беспристрастен. Он никогда не спрашивает то, чего еще не проходили, но горе тем, кто забыл хотя бы запятую... Хира забывал редко, но хитринка, притаившаяся в уголках губ сенсея его всегда сбивала с толку. Заставляла думать, будто бы на самом деле Акихира - самый обычный раздолбай и ничего не помнит. Поэтому часто на подобных двадцатиминутках юноша успевал ответить в самый последний момент. Очень неприятно, особенно потом. Когда, наконец, приходит осознание, что ты все знал. С самого начала. Но... сидя напротив Миуры что-то невнятно мямлил первые сорок секунд - прежде чем выдавить из себя ответ. Очень неприятно. К счастью, это уже позади.

А потом, без обеда, дежурство! Четыре тяжелобольных новичка, потом еще сидеть с госпожой Шираиши, у которой капельница. Почему-то эта женщина обожала доставать сестер, пока, наконец, они не стали перекладывать заботу о ней на плечи Хиры, отчего тот начинал себя чувствовать настоящим мужчиной. Вытерпеть все, что та успевала придумать за день, - настоящий подвиг. Улыбаться при этом - за гранью реального. Так что, покинув, наконец, стены альма-матер, подросток удивлялся не столько тому, как прекрасна ночь, сколько тому, что он еще жив и даже способен пройти пол-квартала до любимой закусочной. После было время и на звезды. Правда, недолго.

Свечи у храма, мантры, призывы к Фудо мьё-о, гулкий звук барабана... Хира вздрогнул. После долгого трудового дня и расслабляюще вкусного ужина, думалось лениво и с трудом, однако общий смысл ритуалов до него дошел и мурашки побежали по коже. Только этого ему и не хватало! Сегодня! Когда так близки выходные! Мальчик мысленно застонал. "Они хоть понимают, что делают?" - подумал он и бегом направился к месту действия. Успеет, не успеет - уже не так важно. Нездоровое любопытство вкупе с гиперответственностью захватили его. На полдороге подросток опомнился, вытащил из сумки тетрадку и ручку, выдрал двойной лист и быстро нарисовал на нем охранную надпись. Упоминание некоего поселения, то ли Шобо, то ли всепобеждающей матери, но сейчас это уже не так важно. Держа листок наготове, юноша поспешил к храму.

- Без тебя не начну, - пообещал Тэцугью с какой-то особенной, почти не свойственной ему теплотой.
Ладони и ступни у молодого колдуна горели - буквально, - но это не причиняло боли, просто кровь как будто быстрее текла, и сердцебиение ускорилось едва ли не вдвое. Тревога, связанная с неожиданным выступлением у водоема прошла, осталось воодушевление. Это было слегка похоже на опьянение, разве что в глазах ничего не плыло, и голова была совсем легкой и ясной. Если бы не торжественность момента, Тэцугью сам прошелся бы колесом по дворику, но пока ограничился широкой улыбкой и уселся прямо на землю, положив свиток перед собой. Знаки горели в темноте, но он знал, что никто, кроме него не видит этого свечения. Разве что Шимада. Сейчас он может видеть вне времени и предметов, пришло вдруг в голову Тэцугью, и он не понял, его ли это мысль.

***

Коги знал этот храм. В другое время даже посмеялся бы: увлечение Шимады одним из пяти небесных царей простиралось глубже алтаря, колец и постера на стене. Кензо всю дорогу безуспешно пытался исчезнуть в щель между домами или раствориться прямо в воздухе. Надо же, всего-то требовалось свернуть в проулок, на углу которого они столкнулись, но, если бы не этот случай, криминалист мог бы рыскать по округе всю ночь. Пара фонарей на улице и еще несколько в храме, вот и всё освещение. Беленые стены двухэтажных домов вырастали из тьмы призрачными силуэтами, похожие на временные халупы после землетрясения, оставленные по недосмотру постоянным жильем. Тусклым напоминанием о двадцать первом веке светилась дорожная разметка. Идти пришлось по центру улицы, чтобы не споткнуться о выставленные на тротуар горшки с цветами, корзины и пластиковые туго набитые мусором мешки. Кензо чинно семенил рядом, как истинная девица. Только крупная. Очень.

[и Далара, и СонГоку]

(совместно с SonGoku, Даларой и Bishop'ом)

Кто-то весьма эффективно избавился от калитки на втором, не парадном, входе – и Коги имел все основания предполагать, кто именно. Красные столбы и перекладины, белые стены, зеленые решетки – они как будто парили над лишенной травы землей. Мертвенный люминесцентный свет выхватывал каменные лампы, ступени и основание статуи, черную металлическую чашу с песком для воскурения благовоний и главную фигуру: воплощение твердости и покоя. В пронзительном контрасте света и тени она казалась живой; резная корона на голове и нимб сияли золотом. Второй золотой диск за спиной Фудо мьё-о был призван изображать огонь.
В центре ограниченного толстым канатом квадрата сидел на коленях Шимада, руки разведены и привязаны провисающими веревками к веткам деревьев. Он оглянулся через плечо, туда, откуда из городской темноты к ним шли новые гости – или участники – ритуала.
- Не бойтесь, - он улыбнулся. - Я не сдвинусь с места.
Каблуки каблуками, а Кензо, перехватив своего буйного спутника на начале броска, ухитрился разместить за спиной тощего криминалиста свои более чем округлые формы и теперь то ли цеплялся за Коги, повиснув на нем мертвым грузом, то ли наоборот подталкивал своего защитника вперед. Кумаиши без лишних расспросов выхватил у него пачку соли, вскрыл и принялся насыпать аккуратными конусами возле импровизированного алтаря. Вторая пачка ушла на дорожку вокруг веранды.
- Приступим, - сказал Шимада.

***
По дороге к храму.
- Я тебе говорил, что ты идиот? - язвительно осведомился медленно проявляющийся на плечах юноши Котонуке. Тот даже вздрогнул от неожиданности:
- Вечно ты... в самый "интересный" момент появляешься! - то ли отругал приятеля Хира, то ли, наоборот, начал оправдываться.
- Я знаю, - самодовольно отозвался дух, обвивая шею Хиры четырьмя лапами из шести. Хобот пока безвольно болтался на груди. Кажется, Котонуке хотел продолжить, но мальчик его перебил:
- Вот только не надо меня душить, ага?
- Как будто ты что-то чувствуешь! - фыркнул баку.
- Неудобно...
- На-твоем-месте-я-бы-этого-не-делал, - скороговоркой выпалил дух, пытаясь успеть до того, как подросток со всем пылом юности вмешается в ритуал. Хобот и крысиный хвостик указали в направлении храма. - Люди серьезные, сами, наверное, разбираются...
- Это не дает им права не предупреждать местных о том, что этой ночью их храм надо обходить за три квартала, если не больше! - возмутился Акихира и тут же затих, т.к. подошел слишком близко к ограде. Виновато: - Ой... Извините.

У ограды храма.
Он хорошо представлял себе, как выглядит со стороны: подросток, разговаривающий сам с собой. Если тут нет видящих духов, его сочтут сумасшедшим... Мысленно вздохнув, мальчик не стал дожидаться, когда его погонят, и ничтоже сумнящеся с вежливой улыбкой предложил свои услуги:
- Помощь нужна?
- И все-таки ты идиот, - недовольно проворчал Котонуке.
- Спасибо, я знаю, - все так же вежливо улыбаясь и ожидая ответа из-за ограды храма, шепнул Хира.

(совместно с всеми)

На его голос обернулся долговязый мужчина в синей с желтым куртке, про таких говорят: плюшевый мишка. Только взгляд был совсем не мягкий. И выражение, от которого впору попятиться.
- Уходи отсюда, мальчик. Нечего тебе здесь делать.
Вторым был китоши - он смотрел расширенными от удивления глазами, как будто силился сообразить, на каком находится свете.
- Баку?..
- Тада-кун! - одернул его кряжистый помощник.
- Но я никогда не видел баку...
- Тада-кун!!!

Хира и попятился, но не столько от страха, сколько от возмущения. Пока он выбирал из всего многообразия своих эмоций самые респектабельные для ответа плюшевому, Котонуке неуклюже кувыркнулся на плече мальчика, едва не "свалился", после чего принялся усаживаться поудобнее, как кошки, кружась на месте. Наконец, устроившись, он начал чинно вылизывать заднюю правую, отчего ее кончик исчез у подростка в голове.

- Ага, баку! - довольно признал Котонуке. - А Вы кем будете?

Больше всего Хире сейчас хотелось попросить духа заткнуться, но он, конечно, этого делать не стал. Вместо этого, молча стиснув зубы, подросток продемонстрировал плюшевому тетрадный листок с надписью.

- Я все равно не успею убежать, - как можно более сдержанно произнес он. - Не знаю, как Вы, а я предпочитаю быть поближе к таким вот событиям - тогда есть возможность хоть как-то их контролировать.

"Плюшевый мишка" - встрепанный мужчина гораздо старше Хиры, в очках и объемистой темно-синей куртке криминалиста - недоверчиво прищурился, глядя на упрямца.
- Цунами или извержение вулкана тоже будешь контролировать?
Кензо заволновался. Полицейский взял его за грудки и посмотрел в подведенные синим глаза.
- Что здесь будет?
Гениальный в своем идиотизме план не привел Аки в восторг. И даже наоборот. Трансвестит едва успел перехватить его и усадить обратно на крупные гладкие серо-красные камешки.
Фанерную табличку о том, что производится ремонт части храма, с извинениями за неудобства, Кензо и Коги отодрали общими усилиями и с гвоздями. Карандаша или ручки не нашлось.
Кумаиши басовито загудел: «Naa maku saa man daa ba sara nan kanman», его голос набирал обороты.
- Дай что-нибудь для письма!
Кензо выудил из объемистой сумочки тюбик ярко-красной помады. Его товарищ по укрытию спешно принялся переписывать на фанерку найденный в Реальности текст - точь-в-точь такой, как на разлинеенном листе у неизвестного юнца, если, конечно, тот не сделал ошибок. Присматриваться не было времени...
Вспыхнуло ослепительное пламя, и Аки сощурился, будто ударил по глазам неожиданный луч солнца. Реальность накладывалась на действительность, и в воздухе над Недвижимым правителем разгорелась огненная надпись – та самая, которую только что изобразил под шипение Кензо: «знаешь, сколько она мне стоила?», не жалея помады, догадливый криминалист.
- Тише, иначе все будет очень плохо для нас, - шепнул Кензо на ухо полицейскому. - Нужно спрятаться под верандой.
- Какое тебе под верандой? – вскипел Коги. – Там металлическая решетка, не видишь что ли?

- А Вы знаете, как это делать? - поинтересовался в ответ «плюшевом»у Хира. Видя, что в его услугах пока никто не нуждается, мальчик быстро оглядел окрестности и занял наиболее безопасное, с его точки зрения, место, откуда он без труда сможет наблюдать за происходящим и в то же время будет не слишком близко к местным любителям острых ощущений. Поудобнее одел сумку и держал тетрадный лист наготове.
- Не сердись, что он тебе не ответил, у него много дел, - шепнул подросток Котонуке, снова улегшемуся вокруг шеи, наподобие воротника.
- Да уж, сам вижу, - ворчливо отозвался дух. - Только, по-моему, какое-то не такое они место выбрали. Вот скажи, обязательно делать это посреди города? Кое-кто может и пострадать.
- Им, наверное, долго ехать за город, к тому же... вроде бы...
- Угу, сам вижу. О защите они позаботились. Это, однако, не говорит...
Второй спор набирал обороты в метре от них.
- Зачем нам лишние свидетели?! – недовольно громыхал позабывший про обязанности Кумаиши.
- Чем больше людей читают мантру, тем легче, - смущенно отбивался Шимада.
- Он может кому-нибудь рассказать!!!
- А они – нет?!
- Но... – Кумаиши подавился возмущением.
- Иди сюда, зверик, - Шимада протянул руку к обакэ. – Я тебя не обижу.
Тот критически поглядел на него и хмыкнул.
- А ты на вопрос ответил? - осведомился он и свернулся калачиком. - Ладно уж, не сержусь я, но ты там вроде занят был... Не смею мешать!
Чувство собственного достоинства у "зверика" можно было черпать ложкой.
- Тада-кун!!!

(все-все-все+Орна)

То ли сцена, то ли площадка для поединка; оставалось лишь воткнуть по факелу в каждом углу - для полноты картины...
...затрещал под ветром огонь, выжирая пропитанную маслом паклю.
Тишину резал на миллисекунды дробный быстрый бой дощечек-шичирики; они казались несоразмерно маленькими в крупных лапах Кумаиши.

Ритуал Тэцугью знал назубок. Невозможно посвятить себя какому-то явлению на несколько дней и не вникнуть в каждую его деталь, но сейчас у него чесались руки кое-что изменить под себя. Усилить воздействие там, отпустить тут, чуть переиначить вязь. Сдерживался молодой колдун с трудом, и, если честно, то только потому, что до рези в животе боялся за Шимаду. Поэтому Тэцугью не стал экспериментировать и всю свою новую странную силу направил на то, чтобы провести ритуал максимально четко и ровно. Слова сами вспархивали вверх и каждое подолгу резонировало с ночным воздухом, тенями и друг с другом, пока наконец все они не слились в неслышимый другим людям гул, в единый аккорд призыва. Ветер подхватывал вязь и кружил вокруг Тэцугью, а когда настало время, из того мира пришел вдруг отклик, как накатывает прибой.
"Шимада" - указал он жаждущей, разверзшейся перед ним пустоте. Она сорвала имя с губ, и колдун почти услышал хруст пережевываемых иероглифов.
"Дело сделано", подумал Тэцугью и некоторое время соображал, как сказать это так, чтобы поняли окружающие. Он отпустил плетение чар, неловко поднялся с земли и мотнул головой в сторону веранды, надеясь, что остальные поймут его.

(SonGoku)

Версия компромисса - укрыться за бамбуковой оградкой; Коги ее просто перешагнул, но пришлось помогать Кензо, мешало узкое платье. Они скорчились за ненадежной преградой.
- И что, мы в безопасности?
От надписи шел свет, но в нем словно кто-то прорубил темный квадрат – тот самый, огороженный веревкой. Коги давно привык записывать важные действия на имплант, но сейчас кружилась голова от соединения действительности и Реальности, он не был уверен в том, что обнаружит потом запись или хоть что-то различимое на ней. Не был уверен, что оно будет – это "потом".
Недаром они с Табатой и Рисуко изучали ваньюдо.
Но знание – одно, а когда ты сжимаешь жесткий край рукописной картонной таблички вместе с Кензо, стоя на коленях на гладких жестких камнях, это совсем другое. Похоже на перетягивание одеяла, одного на двоих.
Шимада – черная шапка немытых волос, загорелые молодые руки, пальцы в заусенцах, черные опущенные ресницы похожи на щеточки. Его лицо вдруг меняется, словно накладывают "морф": страдальческие черты уходят; вот уже на их месте жизнелюбивая, скрытая во взгляде ухмылка портрета со стены в их офисе, но – теперь массивное в своей уверенности спокойствие статуи. Он раскачивается, и у Коги двоится в глазах, потому что он не может понять, который из двоих опустил голову, а который смотрит полуприкрытыми знающими глазами прямо на него.

Хира сидел на своем месте тихо и почти не шевелясь. Глядел на действия Тэцугью, пытаясь вникнуть в смысл. Иногда губы мальчика шевелились - он задумчиво повторял звучавшие мантры, пытаясь вспомнить их значение и назначение. Котонуке вежливо помалкивал у него на плече - слишком хорошо знал, что альтернативой этому сидению и молчанию может быть только срыв ритуала, а в его планы такое не входило. Пока малыш сидит - хранитель может отдохнуть. Вот он и зыркал по сторонам в поисках разных интересностей, а потом ему резко стало ни до чего, потому что на слове "Шимада" подросток с гневным "Вы, что, совсем?.." ринулся к пытавшемуся перед этим приласкать его "зверика". "Куда?!" - пронзительно завизжал баку прямо в ухо мальчику. Не помогло. Тогда он, распластавшись в воздухе, наподобие гигантской бабочки, раскинув все шесть лап, завис перед лицом Акихиры. "Кому говорю? Назад!"

Кензо охнул, добавив в какофонию ночи новый звук. Над их головами в густом воздухе висел крошечный огонек, призрачный ониби*, словно кто-то щелкнул невидимой зажигалкой. Зеленовато-белый клубочек разбух, расплющился в колесо, превратив жгуты пламени в лезвия, которыми был утыкан весь обод. Лысая башка - там, где у обычных тележных колес положено быть ступице, - уставилась на людей, кто осмелились потревожить его покой; разинутый в немом крике рот всасывал страх, зависть, ненависть и праздное любопытство, подпитывая фантом.
- Я не смотрю, не смотрю, не смотрю... - лепетал перепуганный Кензо; он сидел, крепко зажмурившись и зажав ладонями уши.
Коги как в ступоре не отрывал взгляда от Шимады.
Один из заточенных, словно бритва, клинков срезал ветку над их головами.

-------------
*onibi - 鬼火 – «демонический огонь», блуждающий огонек, обитающий в лесной глуши и возле могил; его часто считают душой человека, который вот-вот умрет или уже умер, но не похоронен должным образом.

(+Орна+Далара+Bishop)

"Страж!" - завопил Котонуке, и к Хире вернулся здравый смысл, ибо подставлять товарища он вовсе не собирался. Схватив свой лист с охранной надписью обеими руками, он выставил его на уровне глаз, между духом-хранителем и ваньюдо и яростно уставился в землю, изо всех сил кляня всё и всех подряд. Разумеется, мысленно. Котонуке обмяк и сполз по фигуре мальчика до его пояса.
- А теперь - назад, - устало скомандовал дух, расслабляясь. - И не злись.
- Теперь уже времени нет, - скривил губы Хира, исподволь изучая обстановку. Больше всего его интересовало, когда придется бежать, и в каком направлении это лучше делать.

A ro kan man...*
Тот, кто сидел в окружении языков пламени, в котором сгорали страх и лишние мысли, переплел пальцы, лишь указательные были выпрямлены, соприкасались друг с другом. Искаженное - как от сильной боли - лицо заблестело от пота, из-под конопляных браслетов брызнула кровь. Тяжелые металлические перстни словно сплавились в единый биджа – раскаленный добела.
- Забери наши страсти, сожги их, – пробился сквозь треск и грохот властный бас Кумаиши. - О Великий и гневно-яростный, разрушай!
Сотканная из дыма и конопли веревка захлестнула чудовищное колесо.

------------------
*a ro kan man – мантра, обращенная к Дайничи Ньёрай ("великое солнце"), инкарнацией которого считается Фудо мьё-о; слог «а» пробуждает божество, «ро» - сжигает нечистые страсти и отгоняет демонов, «кан» - призывает доброту и мудрость четырех основных Будд, «ман» - помогает достичь просветления.

(+Bishop+SonGoku)

Натянутая до предела незримая нить оборвалась со звоном, и Тэцугью ощутил ударную волну солнечным сплетением. Он знал о том, что так будет, и был готов, но в первый раз это было неожиданно, и тогда он несколько минут вспоминал, как дышать и держаться прямо. А сейчас только согнулся немного и чуть замедлил шаг. Это даже не боль, а какое-то совсем иное чувство - сильное, нечеловеческое, оттого тело и интерпретирует его как болезненное. Но на самом деле нет. Не больно. Тэцугью выпрямился и оглядел место, где буйствовало колдовство. Он бы хотел подумать "злое колдовство" или "темное", но сейчас он, хозяин Ваньюдо, не ощущал никакого зла, никакого страха. Приходилось признать, что Ваньюдо - красиво. Просто эта красота слишком сильная, нечеловеческая, оттого душа обычно и интерпретирует ее как ужасающую. Но на самом деле нет. Страха нет.
Мысли Тэцугью текли свободно, он больше не был связан ритуалом. Кстати, интересно, как остальные видят то, что происходит? Кстати, остальные...
Тэцугью окинул взглядом людей, собравшихся поодаль. Их страх можно было слизывать с резных листьев вязов, дышать им, насыщая легкие и кровь, растирать ладонями по лицу, словно мутную сладковатую взвесь, туманную патоку. Ваньюдо тоже было вкусно, Тэцугью слышал телом легчайшее эхо жажды Колеса. Тэцугью подошел ближе к людям, некоторое время старательно складывал мимические мышцы в ухмылку и кивнул, мол, ничего, я прикрою. А затем повернулся спиной, встав между ними и Колесом, и без страха взглянул в глаза тому, кого призвал из мира, где танцует огонь.

Пространство вспучилось пузырем, лопнуло; ошметки его - какое-то время еще можно было разглядеть на них искаженную перекрученную действительность, но она все бледнела и блекла, - плавали в ночном воздухе зелноватыми призрачными огоньками. Края разрыва стремительно расползались, будто ветхая ткань под пальцами. Спичечными коробками вспыхнули двухэтажные домики по соседству, занялись огнем далекие верфи. Пламя съежилось, захлебнулось, пыльный ветер принес запах гари.
Время стремительно отматывалось назад.
Скелетом вставшего на хвост левиафана угадывался каркас недостроенного "Кокона". На заросшей высокой травой насыпи одиноко ржавел облупленный вагон надземки, в темных выбитых окнах мелькали белесые тени.
Небо словно залили черной тушью - ни облаков, ни звезд, только на широком взмахе застыл выщербленный серп луны, в белом мертвенном свете которого была видна каждая трещинка, каждая прожилка толстых досок, завиток мха и чешуйка лишайника. Посреди заиндевелой пустоши стояли ворота.
Запрокинь голову, и лишь тогда увидишь их целиком. Громадные, внушительные, древние. Время нанесло на потрескавшиеся массивные деревянные колонны неповторимый рисунок. Резные балки, что поддерживают два – один над другим – черепичных разлета, почернели от старости. Беленые их торцы напоминали нетронутые заготовки для о-фуда. Обе крыши замерли разведенными в замахе лебедиными крыльями. На углах воинственно скалились демоны-хранители.
Вместо лестницы у подножия клубился белый с проблесками алых молний туман. На черно-золотой табличке символы менялись быстрее, чем успеешь прочесть. Гребень крыши походил на чешуйчатую спину дракона.

Хира, как всегда, все увидел по-своему. Ткань мира разошлась, как старая простыня под умелыми руками портного, - легко, без треска и пафоса, - явив взору мальчика бурую пустыню, кое-где поросшую лесом и вереском. Округлые холмы, вздымающиеся вверх и вниз в плавном ритме дыхания глубоко спящего человека, посередине - каменные столбы, сложенные из необработанного серого камня, и полустершаяся табличка над входом. Звезд в чернильном небе, и правда, не было, а вот облака торопились куда-то на запад, из-за врат навстречу пришельцам, если можно так сказать о тех, кто и с места не сдвинулся.

Неощутимый кожей ветер трепал редкие травинки у подножия гигантских врат, и бледный песок складывался в изменчивые барханчики, отдаленно напоминающие надпись. На верхней перекладине, небрежно закинув ногу на ногу - все восемь пар, - восседали демоны-хранители, то застывая узором на грубом камне, то вновь обретая плоть, чтобы сменить положение или обмахнуться веером. Вспомнилось, как он увидел их впервые - сколько ему было? Пять? Во сне... Испугаться он тогда не успел, а потом привык, да и... не видел он в такой картинке ничего особенно страшного, больше - загадку, тайну, которую хотелось разгадать, прикоснуться к ней... стать причастным.

Котонуке недовольно заерзал на своем месте, на плечах у Хиры, и подросток, наконец, ощутил вес питомца.
- А ты тяжеленький стал! - шепнул юноша.
- Еще бы! Росту нормального, питаюсь, как положено, с чего бы мне не быть тяжеленьким? - ворчливо отозвался дух, зыркая по сторонам.

Из мрака выступила фигура. Несомненно, человеческая, определенно женская, в венце-хокан*, задрапированная в джохаку*, только c Нара-но Дайбуцу* ростом. В левой руке исполинское изваяние сжимало стебель лотоса с нераспустившимся пока цветком, на ладони правой, как в колыбели, баюкало кого-то, игрушечного по сравнению с ним.
- Силой, данной мне великим солнцем, очищающим ото зла пламенем, своим именем и своим мечом, вечным и неизменным, приказываю тебе, тот, кто пришел из ада и собирает души людей раньше положенного им срока, вернись туда, где твое место.
Невероятно? – еще бы! Страшно? – да до жути! Это тебе не кино и не сон, хоть защипай себя до смерти.
- Каннон и Дайничи? Вот это сочетаньеце... – пробормотал Коги.
Все инструкции и предписания требовали не кидать на ваньюдо даже мимолетного взгляда, да и пламя ярости Фудо мьё-о лучше бы не созерцать, но упертые криминалисты это совсем особенные люди. И Коги смотрел. На воплощение Недвижимого властителя, на улыбчивую женщину в древнем индийском одеянии... на громадное объятое пламенем колесо и лысую башку в центре.
Если б не оно, те дети были бы живы!
И не случился бы этот дурдом.
Не повисни Кензо, скрутив в цепких объятиях, на Коги всем весом, тот рванул бы к связанному мальчишке или вытолкал бы взашей второго, которого здесь вообще не должно было быть. Не хватило массы, короткий бой завершился в пользу трансвестита. Обалдеть, псевдо-мадам все еще сжимал в руке написанную помадой охранную табличку.

----------
*hokan - 宝冠 – буквально «драгоценный венец», иногда tenkan (天冠, «небесный венец»), резная корона на скульптурных изображениях будды Дайничи-ньёрай, Будд, бодхистав, и пяти хранителей-мьёо, ее делают из дерева или бронзы, часто украшают драгоценными камнями. Бывает двух типов: первая закрывает всю голову, вторая – лишь часть головы наподобие диадемы.
*johaku - 条帛 – буквально «полоса ткани», длинный кусок ткани, в который завернуты буддийские божества и хранители, обычно перебрасывается диагонально через левое плечо и пропускается под правой рукой, происходит от индийских одеяний для аристократии.
*Nara-no Daibutsu – 奈良の大仏 - Большой Будда из Нары, изображение Будды высотой почти в 15 метров.

На темной металлической коже в вуали черно-зеленой патины, на отполированных до зеркального блеска изломах одеяния, в милых ямочках на щеках заплясали желтые блики, и, как по сигналу, в ответ, среди чахлых кустов и высохшего добела тростника разгорелись огненные язычки - будто все щенки Инари собрались там вместо Оджи-джинджя, перепутав зиму и лето*. По-прежнему улыбаясь, отлитая из бронзы женщина наклонилась, чтобы человек (существо? божество? йокай? призрак?) мог спуститься с ее ладони на землю.
Коги подчинился и сел на сухую шершавую землю. Он по-прежнему смотрел. И, наверное, только он и заметил, как скривилось в беспредельно кислом отвращении злобное лицо в центре ваньюдо при виде нового гостя.
Черные, как обугленные, доспехи словно вросли в его кожу, на запястьях и скулах, продолжая узор брони, огненными линиями была вычерчена татуировка.

Ашуру Хира помнил смутно, потому как не имел привычки буянить на чужой территории, даже если считал эту территорию почти своей. А вот Котонуке, пару раз высказавший несколько нелестных слов в адрес сего "великана", спрятал хобот Хире под рубашку и сделал вид, что его тут нет. И никогда не было. Вы его видели? Вы ошиблись!
"Что ж, раз "вышибала" здесь - разберутся", - успокоился подросток и принялся наблюдать за дальнейшими событиями с любопытством, но уже без малейшего волнения или страха. Гнев тоже ушел, как только стало очевидно, что все под контролем. Духам мальчик отчего-то доверял больше, чем людям, и, если вспомнить историю его семьи, в этом нет ничего удивительного. "Не щекотись!" - строго шепнул Акихира духу, но тот только шлепнул его хоботом по спине - мол, молчи уж, меня здесь нет!

---------
*считается, что в канун Нового года лисы (дети Инари) с восьми провинций Канто собираются вместе в храме Оджи Инари в Уэно, Токио, и зажигают кицунэ-би, лисий огонь.

(и Орна, Далара mo))

И вот - когда вроде бы невозможно барабану стучать громче, чаще, - по ушам ударила тишина. Попирая все физические законы, массивное тележное колесо зависло над головой своей жертвы. Хира напрягся и непроизвольно дернулся вперед, Котонуке укусил его за... за что-то, подросток, со свистом выпустив воздух - орать в присутствии богини как-то неприлично, - попытался стащить надоедливого духа с себя и ненадолго потерял нить происходящего.
Шимада запрокинул к зловещему фантому лицо, негромко приказал:
- Уходи. И не возвращайся к нам больше.
Призрак взвыл; его вопль должен был разбудить всю округу, но все окна в домах по соседству оставались темны. Ваньюдо затягивало в ворота, оно корчило страшные рожи, сыпало проклятиями и угрозами, но оказалось бессильно перед мальчишкой.
В темном воздухе какое-то время раскаленной печатью светилась вязь санскрита - hammaṃ, - а затем рассыпалась искрами. С громовым раскатом захлопнулись невидимые ворота; землю под ногами будто свело судорогой, с черепичной крыши хондена* сорвались куски сланца, у одной из каменных лис отвалилось погрызенное временем ухо.
Виденье сгинуло, вокруг вновь стояли современные дома и деревья, только ветер по-прежнему гонял пыль, точно в давние времена.
Кульминация, понял Коги, завершилось событие. Еще вовсю действовали настороженность и... наверное, это следовало назвать трепетом. Руки подрагивали от первобытного возбуждения: бежать, защищать себя, просто сдаться перед высшей силой?

------------
*honden - 本殿 - центральное святилище, где расположено изображение божества, которому посвящен храм.

И включились привычки.
- Время 04:44, - пробормотал Коги себе под нос для записи на имплант. – Посторонние свидетели... – взгляд на неизвестного упрямого мальчонку, потом на умудрившегося даже в отчаянном страхе выглядеть на зависть женственным Кензо, - все целы и невредимы. Подозреваемый... Тьфу, какой он теперь подозреваемый?!
Выглядел Шимада паршиво настолько, что Коги стряхнул все-таки с себя руки трансвестита и ринулся к парню. Проверил пульс, посветил фонариком в глаза. Обернулся к по-медвежьи крупному помощнику.
- Скорую вызывай!
И тут же сообразил, что сам сделает быстрее, выбрал в Реальности «горячую» ссылку, назвал адрес.
- Сейчас приедут.
- Уже можно? - Кензо боязливо приоткрыл правый глаз.
Все закончилось. Больше не было грозного хранителя Дхармы, съежились и угасли языки золотисто-желтого пламени, что устроили танец вокруг него - лишь один, оторвавшись, драконом скользнул меж ветвей. Пространство и время вновь сделались такими, как были. Сонный город раскрывался навстречу рассвету, словно раковина-жемчужница; серое, перламутровое небо сделалось чуть-чуть светлее.
- Убраться бы отсюда, пока не проснулись монахи, - Кумаиши, отложив барабан, возился с узлами на конопляных веревках.
Шимада не подавал ни малейших признаков жизни, обмяк тряпичной куклой и не шевелился.
- Тьфу ты! – неожиданно звонко высказался Коги в середине поисков по многочисленным карманам складного ножа, чтобы перерезать веревки. – Скорая часа два будет обзванивать больницы в поисках свободного врача.
И встрепанный обладатель синей с желтым куртки и кед с мишками полез в Реальность заказывать такси, отменять вызов парамедиков.

Хира скомкал теперь уже ненужную записку и на ходу убрал ее в сумку. Ну и что теперь говорить эти взрослым дядям и тетям, плотным кольцом обступившим пострадавшего? То, что следует. И плевать, как отреагируют...
- Я медик, - устало заявил он, подходя ближе. - Если вы меня пропустите, возможно, я сумею оказаться полезным.
Тон, несмотря на внешне вежливые слова, очень решительный, кулаки плотно сжаты, как будто собирается пробиваться к пациенту силой.
Они расступились – молча, без возражений. Рыжеволосая могучая дама даже легонько подтолкнула мальчика в центр круга, как будто боялась, что Хира передумает и убежит.
Передумать в самый последний момент, когда речь идет о чьей-то жизни, не то поведение, которого можно было бы ждать от Хиры. Особенно сейчас, когда состояние Шимады представляло собой интересный научный феномен - едва ли современная медицина хорошо знакома с последствиями действия духов на людей. Первым делом подросток острожно схватился за запястья - повыше порезов, стараясь не занести в раны грязь. Большой палец вдавился в бледную кожу, ища в глубине бьющуюся жилку. Потом на шее... Нагнулся послушать дыхание, одновременно ища в сумке металлическую линейку - которую тут же поднес обратной стороной к губам потерпевшего. Облегченно вздохнул. Жив.
Далее мальчик сгоряча чуть было не разрезал майку на бинты - хорошо, вовремя вспомнил, что у него еще остался один неистраченный пакетик для перевязок. Разорвав зубами пленку, принялся закрывать порезы марлевыми подушечками и заклеивать их липкой лентой. Это, конечно, несерьезно, но все лучше, чем нестерильная майка.

(полностью - Орна)

В очередной раз перетряхнув сумку, извлек ключи с фонариком-брелком и, приподняв веки, посветил пациенту в глаза. Не реагирует. Значит, не обморок. Подробно коматозные состояния они еще не проходили, но из практики Хира знал, что так просто кома не лечится. Если нет травмы, обычно она становится следствием сильного дисбаланса гормонов, нехватки кислорода или питательных веществ, результатом отравления, хронических заболеваний вроде эпилепсии или астмы, острых нарушений мозгового кровообращения, опухолей в мозгу, перегрева. Интересно, что в данном случае? Едва ли речь идет о гормонах или эпилепсии, скорее, все случившееся повлияло либо на пресловутое мозговое кровообращение, либо оттянуло кислород или питательные вещества из клеток, однако не мешает изучить организм поподробнее в клинических условиях. Мог быть и перегрев... Поймав себя на лишних сейчас мыслях, Хира устыдился, спешно перевернул Шимаду на бок, чтобы язык не запал, - как при обычном обмороке, положил под голову свою сумку...
Котонуке, нервно ходивший вокруг до около, заполз Шимаде под колени, когда Хира принялся озираться в поисках еще чего-нибудь вроде сумки.
- Вот не надо было, да? - тихонько бубнил он. - Столько хлопот, трата лишних средств, а еще неизвестно, окупится ли...
- Перестань, - тихо шикнул мальчик. - Лучше бы подумал, что это: голодная или гипоксемическая...
- Колдовская! - безапелляционно заявил дух.
- Такой нет, - буркнул подросток.
- Еще как есть! - оживился дух и сел, приподнимая Шимаде колени. - Ты же сам видишь! Это все кол-дов-ство!!!

Хира хмуро посмотрел на хранителя и оглянулся на взрослых:
- Пульс редкий, реакции на свет нет. На обморок не похоже. Скорее всего, кома, но точно причину определить не могу - нужно клиническое обследование, - дальше голос потерял уверенность: - Есть мнение, что это из-за колдовства...
- "Есть мнение!" - передразнил Котонуке. - Не доверяешь, что ли?
Хира промолчал, ожидая реакции взрослых.
- Тада-кун... – рыжеволосая дама осторожно промокнула глаза бумажным платочком. – Он поправится?
Кумаиши собирал разбросанные принадлежности.
- Надеюсь, - недовольно проворчал он. – Раньше, вроде бы, обходилось.
Хира слушал эти переговоры, и на лбу обозначилась складка. Ему хотелось удавить обоих - за безответственность, за пренебрежение, да мало ли еще за что!.. Но куда больше хотелось спросить - как часто этому парню приходится заниматься подобными вещами, зачем нужно так выкладываться, есть ли способ более безопасный? И все-таки он промолчал - слишком устал, а ведь еще ехать в больницу.
- Да ладно тебе, - Котонуке помахал хвостом. - Обойдется...
Хира посмотрел на духа, на переговаривающихся людей, на распростертое тело Шимады, на светлеющее вдалеке небо и... ничего не ответил.

(по большей части Орна и немножечко я)

Тэцугью выдохнул, и тут только понял, что задерживал дыхание. И судя по всему, надолго, потому что легкие требовали воздуха, а в голове шумело.
Все закончилось. Колдун огляделся, в поисках подтверждения тому, что здесь действительно происходило магические действо. Подтверждений было достаточно: в светлых утренних сумерках были хорошо видны срубленные ветви, белизна рассыпанной соли и черные плети выгоревшей травы, змеящиеся трещины на камне статуй и осколки черепицы, испорченная ограда, бледные лица... На все это Тэцугью смотрел очень внимательно, и только когда окончательно пришел в себя, отдышался и почувствовал себя готовым - тогда перевел взгляд на Шимаду.
Вокруг него, лежащего на траве, толпились люди. Тэцугью не стал толпиться вместе с ними, ему и отсюда все было видно. Он подумал, что это очень правильное колдовство, когда есть три цвета - черный от огня, белый от соли и красный от крови. Все остальное либо шарлатанство, либо детские фокусы, эльфийская магия, пляски мультяшных феечек, все что угодно, но не работа. Ничего серьезного. А это - работа. И работу Шимада выполнил.
Он может никогда не прийти в себя. Тэцугью знал достаточно историй о том, как Одаренные не справлялись с Даром, не могли распознать "шаманской болезни" или переоценивали свои силы, влезая в такой долг Силе, что им нечем было оплатить его, кроме как жизнью или здоровьем. Потом они лежали овощами в больницах на ИВЛ и капельницах, сидели в углах палат в психушках, мерно качаясь и уставившись пустыми глазами в одну точку. Ничего удивительного. Колдовская работа никогда не была развлечением, и если ты выбираешь для себя такую жизнь, буть готов к любому исходу. Магия не прощает ни слабости, ни ошибок. Сиди в своей песочнице, не лезь в чужую. Убьет.

Роса намочила обувь и низ штанин. Тэцугью нагнулся, собрал капли в ладони и потер лицо. Шимада влез не в свою песочницу, и ничего удивительного в том, что его дух размазало по бортикам. Если сможет собрать себя обратно - придет в себя. Чем тут поможешь? Эту работу каждый делает сам.
- Шимада умеет делать свою работу, - сказал Тэцугью вслух.
Ему показалось, что этих слов будет достаточно.
- Ты адски прав, - сказал ему Кумаиши.

Зеленый с двумя оранжевыми полосками наискосок на боку и узнаваемой, стилизованной под токийскую телебашню пирамидкой мобиль «Musen corporation» вернул горообразного совладельца агентства в обыденное состояние. Хотя более вероятной причиной следовало назвать тридцатипроцентную надбавку за ночное время.
- Можем подождать еще чуть-чуть, - предложил, как всегда, практичный Кензо, - и вопрос будет закрыт сам собой.
Смертельно усталый и оттого невероятно злой Хира поднялся и посмотрел ему/ей в глаза:
- Вы абсолютно правы. Подождем и ехать можно будет уже прямо в морг.

(+Орна и Феняка)

Резкий и звонкий хлопок в ладони прозвучал, как звон будильника сквозь предрассветную дрему. Собранный и подтянутый Коги меньше всего напоминал плюшевого растяпу, каким казался еще недавно.
- Ты, - он указал на Тэцугью, - помогаешь господину Кумаиши отнести парня в машину. А ты освещаешь им дорогу.
Не дожидаясь согласия, криминалист всучил Кензо служебный фонарик.
- Мальчик, ты следишь за состоянием пациента и сопровождаешь до больницы. Адрес у таксиста есть. Ну, вперед.
Хира кивнул и следом за пациентом оказался на заднем сидении автомобиля. Котонуке - "эй, подождите меня!" - с размаху запрыгнул подростку на плечо и зашипел прямо в ухо. Хира чуточку отклонился в сторону и "прочистил" мизинцем несчастный орган - так недолго и слух потерять, но на этот раз промолчал.
- Между прочим, нас дома ждут, - обиженно сообщил дух, обвивая крысиным хвостиком собранные в "пучок" лапы. Прям, как кошка, и так же важно.
Хира только молча кивнул, устраивая на коленях голову пострадавшего.
- А тебе все равно, - продолжал дуться хранитель.
Хира снова стоически промолчал.
- А папа, наверное, волнуется, - йокай с деланно скучным видом посмотрел в окно.
Тут подросток не выдержал и, достав из сумки ручку и тетрадку, принялся что-то ожесточенно строчить. Прочитав написанное, Котонуке издал короткое "пф!" и отвернулся - теперь он смотрел в другое окно. Хира посмотрел на товарища и дописал еще фразу - дух сделал вид, что не прочел, но вид у него сделался куда менее независимый, и даже усы обвисли. Закрыв разворот, подросток убрал тетрадку и устало прикрыл глаза. Среди лабораторных работ по химии стало на две реплики больше: ""Папа" напился и спит" и "Не обижайся".

(немножко я, а дальше Орна)

Они все стояли, смотрели вслед такси, люди, чьи жизни неожиданно, крепко - надолго ли? - связала узлом эта ночь. Не замечая, они ходили мимо друг друга вчера и, возможно, никогда бы не встретились.
- У меня каждая клеточка тела ноет, будто нас всех переехало ваньюдо, - поддернув слишком узкую юбку, Кензо уселся на самый краешек низкой каменной тумбы и достал пудреницу. - Кейджи-сан, знаете, сколько мне стоила та помада?
- Ну, кишки на ось не намотало, и то счастье, - проворчал Кумаиши, что-то подсчитывая в блокноте; тот почти утонул в его лапе.
- Кума-сан!!!
- Я в больницу.
Коги повернулся к ним обоим спиной и в очередной раз набрал номер. Он уже потерял счет попыткам, но продолжал упорствовать. Ничего не изменилось – долгие длинные гудки целую минуту, затем автоматический обрыв линии.
Мимо неторопливо проехал большой мусоровоз; позаади него трусил крепкий, коричневый от загара парень в темно-зеленом комбинезоне. На балконе соседнего дома отмывалась от украденного ночью масла безмятежная пестрая кошка, спрятав от людей раздвоенный вилкой хвост.

Сакура-дори, Кабуки-чо, Шинджуку
27 июня 2015 года, раннее утро

По утру тут, как правило, тихо, переулки безлюдны, хотя в двух шагах - в квартале отсюда - полноводной рекой бурлит Шинджуку-дори. Из дверей хостесс-клуба для состоятельных женщин, позевывая, выпал солнечный зайчик - нимфейного вида белокурое существо. Оно было легонько помято, встрепано и одето в костюм цвета свежего молока. Даже легкие туфли у него на ногах были белые.
- Хорошо потрудился? - охранник вышел следом, чтобы запереть двери. - Много было клиенток?
- Четыре.
Автомат по продаже напитков был его вожделением.
- «Юнкеру фанчи»... «юнкеру фанчи»... «юнкеру»*... – существо, будто созданное из чистого солнечного луча, вело пальцем по выставленным рядами за стеклом бутылочкам, выбирая себе питье.
Мелочи не нашлось, все банкноты из толстой, перехваченной резинкой пачки оказались не того номинала. Сжалившийся над бедолагой охранник приложил к сканеру "суйка-кадо", помахал рукой на прощание и, ссутулившись, зашагал к входу в метро. Весело звякнула, выкатившись в контейнер, небольшая коричневая бутылочка с яркой этикеткой. И – словно подождав удобный случай – что-то зазвонило, расцветилось красными и синими огоньками. Вооружившись свернутым в трубку журналом, белокурое существо пошарило в узкой щели, затем, присев над находкой на корточки, осторожно ткнуло пальцем в нужную кнопку - самым краем подушечки, постаравшись не касаться больше необходимого. Телефон – на нитке белых и розовых бусин болталась подвеска с изображением DDG-174 "Myoko" из храма Ясукуни, - активировал экран.
- У вас двадцать пять пропущенных звонков...

--------------------
*Yunker fanti – мощный энергетический напиток от Sato Laboratories, содержащий комплекс витаминов, женьшень, гуарану, чеснок, эхинацею, набор китайских различных трав и маточное пчелиное молочко.


(конец первой серии)