– Это правильно, – в очередной раз охотница отвечала несколько странными словами, как будто не совсем верно воспринимала услышанные вопросы.
– Ну а чисто внешне? – продолжала интересоваться Маэджана, – Вот с кем из этих двоих ты была бы не прочь заделать детей?
Услышав подобное, Вхен потемнела лицом, умолкла, глядя под ноги, и мысленно укорила себя. Знала же, что ни к чему хорошему разговоры с Маэджаной не приведут...
– Ну вот, так я и знала, – подытожила Маэджана, – Знаешь, если будешь все время краснеть и мяться, упустишь возможность выбирать. И придется пойти с тем, кто выберет тебя.
Она прошла несколько шагов молча, затем ей в голову пришла какая-то мысль, и воровка вновь заговорила:
– А кстати, раз уж у нас такой разговор, мужчины, вот вы бы кого из нас троих выбрали?
Для пущего красноречия, она стащила с лица платок, сложила губки бантиком, громко почмокала и преувеличенно комично похлопала глазами.
Священник невольно посмотрел на троих девушек. Точнее, двоих и большую кошку, и взгляд его задержался, словно он действительно делал выбор, но потом ответил:
– Я не могу делать выбор между женщинами, ибо сан запрещает мне брак.
– Да ладно вам ломаться, – поддразнила Маэджана, – Никто вас не заставляет жениться. Я предлагаю ответить чисто теоретически. Если бы можно было, кого бы вы выбрали?
– А зачем сотрясать воздух пустыми словами? – искренне удивился брат Поль.
Маэджана тяжко вздохнула.
– Что, неужели никогда не хотелось пофантазировать, представить, что было бы в том или ином случае?
– Это не та область мечтаний, в которую следует углубляться, ибо потворство греховным мыслям – шаг к греховным действиям, – священник оставался тверд.
– Не-не-не, действовать мы вам тут все равно не позволим, – заверила его Маэджана.
– Я говорю о будущем. О том, что надо постоянно развивать в себе добрые мысли и искоренять дурные.
– Так что же дурного в том, чтобы сказать девушке, что она хорошо выглядит? – удивилась воровка.
Брат Поль покачал головой.
– Не просто хорошо – а лучше других. В ком-то такие состязания могут развить тщеславие, в ком-то – зависть.
– Уверена, что Азра не станет завидовать, если вы скажете, что отдаете предпочтение мне. Она положила глаз на ушастого, – Маэджана явно наслаждалась беседой.

Вхен вспыхнула и хотела было что-нибудь возразить, но из открывшегося рта так и не исторглось сколько-нибудь вразумительных звуков. Чтобы она не ответила, языкастая воровка повернёт дело так, что она пожалеет о любых сказанных словах. И почему Тэзерат привесил ей язык не с той стороны? Двух разумных слов связать и то не всегда выходит.
Брат Поль посмотрел на Маэджану с явным сочувствием и покачал головой.
Тем временем, Гарэль явно о чём-то напряжённо думал. Ни одно слово из разговора девушек не миновало его эльфийского слуха, но приступа смущения Сорока почему-то не испытал. Вместо этого, он задумался о том, как к подобным вопросам подходит его народ... и очень захотел этим поделиться. Вот и колебался: стоит ли? Поймут ли? Потом решил, что всё же стоит, дождался паузы и заговорил:
– Вы обе очень красивые, осмелюсь доложить. Ты, Азра-ванье, как цветок, выросший на склоне горы, а ты, Маэджана-ванье, как...наверное, как клинок у хорошего кинжала. Ты же, госпожа Кумудвати, показала свою красоту так, что о ней нет смысла говорить, и спасибо тебе за это! Но разве внешнее главное? Я хочу вам рассказать о том, что думаем на этот счёт мы, эльфы дорог. Весь наш народ издревле любит один раз и на всю жизнь, вторых шансов не бывает. Да, иногда это печально, но так же это и прекрасно. А ещё по этой причине мы не можем ошибиться в... как ты, госпожа Маэджана, сказала, выборе. Не можем, и поэтому у нас его нет. Просто однажды моя душа спросит чью-то душу: "Это ты та, которая только одна?" и та, другая душа ответит: "Да". И всё будет решено, а я сделаю всё, чтобы быть с той, которую... найду.
Эльф немного помолчал и вдруг широко улыбнулся.
– А ещё мы любим весь мир. Я люблю вас всех, друзья мои, – он дёрнул ушами, но как-то иначе, не так, как раньше. А потом вдруг добавил без перехода: – Брат Поль, хочешь, я научу тебя славить твоего Творца движением тела и духа одновременно?
В протяжении речи Гарэля брат Поль кивал одобрительно – это просто удивительно соответствовало по содержанию догматам Церкви. Он подумал о том, что удача все же бывает и, возможно, облегчит его задачу. Поэтому последний переход ускользнул от внимания, и священник, заново повторяя про себя последние слова после неожиданного обращения, захлопал глазами.

– Телом? Славить? О чем вы, брат Гарэль?
– Думаю, он как раз о тех самых танцах, на которые Азра не так давно отказалась смотреть, – встряла Маэджана, – Давайте, парни, отожгите по полной.
– Заодно ты сможешь защитить себя не только словом, но и руками...
Сорока спохватился и добавил:
– Вам всем это не так нужно, осмелюсь доложить, но если хотите, то я научу и вас.
– Если мне не хватит слова, то такова воля Господня, – возразил брат Поль. – У нас есть ордена, братья в которых воюют за веру, но я дал обет мирного служения.
– Хей-най, я не стал бы тебе предлагать, если бы ты хотел воевать! Просто... ну, представь, что встретил ты стаю волков. А они есть хотят так, что уже и ты им вкусным кажешься. А говорить с ними ты ведь не умеешь, так? Вот что же тогда, осмелюсь спросить?
– Тогда я умру, – просто ответил священник. – Да будет воля Его.
– А может его воля в том, чтобы ты научился тому, что я предлагаю? – хитро сощурился эльф. – Как ты понимаешь, в чём его воля, а в чём её нет?
Вхен, какое-то время переживавшая новость о том, что она, оказывается, красива, всё же прислушивалась к разговору. Услышав вопрос старшего, она неуверенно поглядела на брата Поля. Позволит ли он вмешаться в разговор? Не оскорбится ли?
– Если вы позволите, уважаемые, – осторожно подала голос загорянка, – я скажу, что об этом говорят наши песни.
Священник оглянулся на нее – надо сказать, последний вопрос Гарэля слегка сбил его с толку, и время подумать над ответом, в который никак не выстраивались слова, пригодилось бы.
– Конечно, – кивнул он быстро.
– В одной из песен, – получив разрешение, начала повествование охотница, – рассказывается о человеке, деревню которого затопила вышедшая из берегов река. В то время, как остальные спасались, он сидел на крыше и ничего не делал. Когда люди, проплывавшие мимо на лодке, предлагали ему спастись, он отвечал, что с ним ничего не случится, ибо он верует в Тэзерата и тот не даст своему сыну погибнуть. Вода поднялась еще выше и этот человек утонул. Душа его предстала перед Пресветлым и с обидой вопросил, отчего тот позволил ему умереть, на что Творец ответил: "Я дал тебе веревки и дерево, чтобы ты мог связать плот и уплыть. Я послал к тебе людей, чтобы они спасли тебя. Почему же ты отвернулся от моих даров?".

Помолчав немного, девушка добавила.
– Мой отец всегда говорил, что нельзя надеяться только на себя или только на Тэзерата. Одной рукой не сделать лук и не подбить из него дичь. Только вместе мы можем творить мир вокруг себя и свою жизнь.
– Твой отец – мудрый человек, осмелюсь доложить, – уважительно ответил Гарэль и посмотрел на брата Поля.
По лицу того расплылась улыбка.
– Хорошая притча. Вот Господь и послал мне вас всех, чтоб мы помогали друг другу, и я принимаю его дары, не отворачиваясь.
Вхен задумалась. С одной стороны, Тэзерат создал всех разными и мудро сводит их пути вместе для того, чтобы люди учились друг у друга и помогали, но с другой... Мужчина, не умеющий постоять за себя, и не желающий это делать, не укладывался в её образ мира. О том, что кто-то добровольно отказывался от дара любви и счастья материнства и отцовства, она и вовсе не слышала. Зачем? Да еще и именем Творца, давшего этот дар людям...
– Простите, если мой вопрос покажется вам дерзким, уважаемый, – смущенно проговорила охотница, – но если на ваших глазах будут истязать невинного ребёнка, разве вы не возьмете в руки оружие, чтобы защитить его?
– Если не поможет ничто иное, я, наверное, возьмусь за какую-нибудь дубину и постараюсь оглушить негодяя, – мигом посерьезнев, ответил священник, снова стараясь идти быстрее. – Вы, наверное, скажете, что меня, наверное, убьют. Может быть. Что ж, пусть так. А если вы, умея сражаться, увидите десяток вооруженных людей, один из которых истязает ребенка и будете знать, что вам их, скорее всего, не одолеть – что сделаете вы? Ведь нельзя подготовиться так, чтобы справиться с любой опасностью. Каждый должен идти своим путем, развивая то, что ему дано.
Слова о десятке вооруженных людей почему-то заставили загорянку помрачнеть и опустить взгляд. Смуглая кожа на лице посерела, а пальцы судорожно стиснули лук. На вопрос она не ответила.
– Например, я выкраду у них ребёнка и убегу, – вздрогнул двумя ушами сразу Гарэль. – Азра-ванье, ты что, осмелюсь спросить?

Охотница подняла на эльфа полный отчаяния и надежды взгляд. Кто как не старший, которому доверился сам Нархэт, сможет понять? Но потом она вспомнила, какое отвращение вселяла в эльфа сама мысль об убийстве разумного существа и надежда в багровых глазах угасла. Он не сможет, не захочет понять, да еще и отвернётся от неё, ужаснувшись. И, наверное, будет прав. Молча мотнув головой, Вхен снова уставилась себе под ноги.
Сорока нахмурился и подошёл к ней чуть ближе. Каким-то чудом вспомнив, что девушка не очень любит чужие прикосновения, он просто держался рядом с ней, время от времени сочувственно и настороженно поглядывая. Эта молчаливая поддержка оказалась совершенно невыносимой, мучительной. Не позволяла просто забыть, заставляя память снова и снова возвращаться к прошлому. И почему, во имя Нархэта, ему просто не оставить её в покое? Понять, что младшие очень далеки от них и не могут, не умеют жить так же. Может, если уж он раз и навсегда разочаруется в ней, будет проще?
– Я была одним из воинов Нархэта, – глухо проговорила Вхен, осознавая, что поймёт её только эльф.
Брат Поль понял, что продолжать прерванный вдруг спор сейчас с его стороны было бы бессмысленно и бестактно, тем более, что ответ Сороки никак нельзя было считать доводом. Он просто замолчал, отойдя на шаг в сторонку от своих остановившихся спутников.
Гарэль не ужаснулся, не отодвинулся от неё и даже не поморщился. Наооборот, он осторожно, нарочито задержав движение, положил руку на плечо Вхен.
"А я происхожу из рода, который чуть не уничтожил свой мир", – хотел ответить он, но не стал.
– Понимаю, – вместо этого сказал он. – Ты была им.
В глазах загорянки появилась робкая, едва различимая недоверчивая радость. Даже на руку, опускавшуюся на плечо, она смотрела скорее с удивлением и признательностью, нежели с подозрением. Губы неуверенно дрогнули в попытке улыбнуться. Пожалуй, это могла бы быть её первая улыбка в этом мире...
Молчавшая до того воровка поглядывала на Азру и эльфа с любопытством. Впрочем, молчание ее, как уже случалось не раз, не могло длиться долго.

– Какая прелесть, – заявила она, проследив взглядом за движением руки Гарэля, – Сегодня она разрешила тебе приобнять себя за плечо. Немного настойчивости – и скоро она не укусит, даже когда ты схватишься за что-то более интересное.
Эти слова ожгли растревоженную душу охотницы как удар хлыста. Едва осмелившаяся чуть открыться и не ожидавшая (хоть и следовало бы) подобной подлости, загорянка вмиг переменилась в лице. Всё то, что она прятала, о чём случайно напомнил француз, мигом ожило. Багряные глаза полыхнули пожаром, рука метнулась к колчану и в следующий миг в лицо Маэджане смотрела стрела. Та самая, с широким серповидным наконечником, что способна отрезать конечность или даже голову. И вид у Вхен был такой, что можно было не сомневаться, за еще одним ранящим словом последует гудение отпущенной тетивы.
Не ожидавшая подобного поворота, а потому не успевшая предпринять что-либо Маэджана и не пыталась что-то сказать. Она лишь замерла, уставившись на стрелу. Каким бы невоздержанным ни был ее язык, даже она понимала, что некоторые доводы в пользу молчания могут быть весьма убедительны.
– Всякое зло должно быть наказано, – голос загорянки, обычно тихий и неуверенный, сейчас был полон яростной силы. – Произнося некоторые слова, нужно быть готовой заплатить за них.
– Я вижу, ты очень обидчива, – с вызовом ответила Маэджана, чье благоразумное молчание продлилось недолго, – Скольких безоружных ты уже убила?
– Ты станешь первой, – рыкнула переменившаяся в лице Вхен, спуская стрелу с тетивы.
Иногда мгновение – это очень-очень долго. Вот, вроде бы, только что пальцы загорянки отпускали туго-натуго натянутую тетиву, посылая в убийственно короткий полёт смертоносную стрелу, и спасения для воровки нет... а вот уже всё и не так.
И сползает тетива с лука Вхен дохлой змеёй, а стрела безнадёжно падает на землю.
Сорока осуждающе покачал головой и убрал Дракона в ножны. Смотрел эльф только на загорянку.
– Азра-ванье, ну что же ты? А вы, госпожа Маэджана, действительно чаще думайте что, кому и когда говорите, а то ведь... знаете, даже у моего народа могут найтись поводы для переступания собственных клятв. Осторожнее, госпожа Маэджана, ведь никому лучше не будет, правильно? Правильно.
Он вздохнул и зачем-то добавил:
– Осмелюсь доложить.

Воровки, впрочем, на месте уже не было. Только с глухим звуком схлопнулся воздух, а пыль и сухие травинки затянуло в небольшую воронку, образовавшуюся там, где только что стояла Маэджана.
Но прежде, чем кто-либо успел понять, куда она подевалась, воровка появилась вновь. Ее точно выбросило прямо из воздуха, будто бы из ниоткуда. Пролетев, как подброшенная вверх кукла, Маэджана грудой цветастой ткани рухнула вниз, подмяв под себя брата Поля, который только-только успел оправиться от вызванного неожиданной стычкой оцепенения и шагнул вперед.
Француз упал, барахтаясь под весом крепко сложенной девушки, потом все же сумел вывернуться и, оставаясь на коленях, перевернул воровку. Крови и каких-либо еще повреждений на ней не было, но открытые глаза смотрели бездумно и зрачки вращались нескоординированно, как бывает обычно только у грудных младенцев.
– Что с вами? – священник даже не оглянулся на загорянку и с некоторым испугом вглядывался в лицо Маэджаны. – Демоны опять овладели ей!
Вхен, опустившая лук с безвольно обвисшими остатками тетивы, сверлила взглядом то место, где мгновение назад стояла воровка. Руки её мелко подрагивали, а тело все еще было словно бы натянуто. Кто там вновь овладел воровкой с ядовитым языком, ей сейчас было все равно. Пусть забирают с собой, не жаль. Взглянуть на эльфа она не решилась и просто шагнула вперёд, поднимая упавшую стрелу.
Но Сорока опередил её, и когда пальцы девушки должны были коснуться гладкого дерева стрелы, её уже не было на земле.
– Ты сказала одну очень опасную вещь, Азра-ванье, – всё тем же задумчивым тоном продолжил эльф. – Зло должно быть наказано. Это так, ты права. Но не причинением другого зла. Не в гневе. Не с ненавистью в сердце. Эта стрела чуть не стала оружием зла. Вот, держи.
Он протянул стрелу оперением вперёд. Случайно, или нет, но полулунный наконечник в этот момент оказался устремлён точно в горло Гарэля.
Какое-то время Вхен молча смотрела на него, а потом осторожно, двумя руками приняла стрелу.
– Мне никогда не давался этот урок, старший, – глухо выговорила она. Бросила короткий взгляд на язата, принявшего облик клинка, но не допустившего кровопролития, и разломила древко пополам. – Я запомню.

Коротко поклонившись, она протянула обломки Сороке.
Тот взял стрелу, внимательно глядя в глаза Вхен, а потом улыбнулся и снова стал прежним. Совсем как раньше, без всякой задумчивой холодности в глазах.
– Вот это хорошо, Азра-ванье. Тут Дракон говорит, что тоже хочет тебе кое-что показать. Вытащи его из ножен.
Эльф демонстративно завёл руки за спину, позволяя загорянке обнажить древний клинок.
Та недоверчиво посмотрела сначала на старшего, потом на язата и замерла в нерешительности. Многим ли смертным доводилось говорить с Нархэтом? И что он скажет нерадивой дочери, нарушевшей заветы Тэзерата... И что подумает, увидев её колебания? Судорожно сжав и вновь расслабив пальцы, Вхен шагнула вперед и положила руку на меч.
В глаза ей ударил свет. Нестерпимо яркий, он дошёл до абсолюта и, наверное, выжег ей глаза, потому что потом наступила темнота. Клубящаяся и шепчущая мириадами голосов, она накатывала на крошечную точку не-темноты. Точка росла, приближалась, и вскоре стало видно, что эта точка – целый мир, который оплели своими кольцами...
...Дракон, который смотрел в глаза Вхен, был огромен и чудовищно прекрасен. Серебрянная чешуя сияла холодным, жёстким блеском, оранжево-алые глаза впились в самую сердцевину девушки, а одного взгляда на клыки и пасть бога хватало, чтобы понять, что нет ничего страшнее их в этом мире. От гиганта веяло даже не древностью, а целыми эонами. А ещё на его лапе сидела девушка. Тоненькая, небольшого роста и белокожая, она походила на подростка, обычного человеческого подростка, если бы не серебрянные, такие же, как чешуя Дракона, волосы и громадные, бездонные глаза цвета старого изумруда. Между пальцев её трепетала алая лента, вместо пояса стягивающая на талии совсем простенькое белое платьице. Девушка поцеловала край ленты, а потом протянула его Вхен...и всё кончилось. Загорянка просто стояла, обеими руками держа древний меч, на клинке которого свивал свои кольца древний дракон. Рукоять была почти горячая.
Маэджана по-прежнему не приходила в себя.
– Она одержима и не всегда отвечает за свои слова! – крикнул брат Поль. – И достойна жалости! Господи... Ниспошли ей сил, чтобы бороться с нечистым и отведи происки его, и дай мне силу свою, дабы изгнать бесов, как это делал Сын Божий. Она сошла на тропинку зла и попалась в ловушку.

Ему не хватало имен бесов для того, чтобы провести экзорцизм безупречно.
Слова священнослужителя наконец-то достигли сознания охотницы и она, все еще пленённая странным видением язата, отстраненно посмотрела на Маэджану. Пережитое только что сделало обиду на воровку мелкой и пустой. Так посреди яростного пожара перестают обращать внимания на искорки, обжигающие кожу.
– Дэвы, – наконец проговорила она. – Нархэт сражается с дэвами, – Вхен растерянно посмотрела на меч, а затем и на эльфа. – Может, он согласится помочь?
Клинок словно налился свинцом, так, что уже через пару секунд держать его стало невозможно. Меч выпал из пальцев загорянки и с тихим шелестом ушёл на треть в землю.
– Кажется, он не согласен с этим, – вздохнул эльф, легко возвращая клинок в ножны. – Жаль... но, правда, брат Поль, может ты что-нибудь сможешь сделать?
Тот, кажется, уже не вслушивался. Он осенил воровку показанным недавно Маре крестным знамением, затем вынул свой нательный крестик и положил его на лоб девушке, а руки – на плечи.
– Именем Иисуса, – тело девушки дернулось, – я знаю, что ты здесь, и напал на нее, когда она творила недоброе, охотясь за чужим. Но тебе не видать чужой души, слуга дьявола. Я чувствую тебя, чувствую, как ты сопротивляешься... Во имя любви и смерти Сына Божьего, во имя Святаго духа и Отца-Создателя, – тело дернулось снова, еще сильней, – отвечай! Скажи мне свое имя!
Губы Маэджаны искривились, но ничего не произнесли.
– Во имя любви и смерти Сына божьего, – голос брата Поля чуть приподнялся. – Имя! Имя!
Глаза Маэджаны вдруг снова скоординировались, но взгляд был не ее. Девушка сделала попытку встать, чуть не отбросив священника, но тот вновь осенил ее крестным знамением, и она откинулась на землю.
– Имя!
– Ш-шшш... С-ссс, – губы Маэджаны издали странный звук.
Брат Поль начал читать молитву, не все из слов которой были разборчивы. Тело изогнулось.
– Ш...сах... – прошипел незнакомый голос, как-то странно разделяя звуки, словно слово не казалось ему осмысленным – как дети произносят что-то сложное и непонятное им под диктовку.

– Ты один, – уверенно сказал брат Поль, – гнусный, мерзкий демон, тварь бесовская, нечистая, прах под ногами воинства господня, – кажется, лежавшие на плечах руки успокаивали судороги, что били Маэджану, – паршивый пес, дикий зверь! Пусть Господь вгонит гвоздь в твой череп, ибо есть ты тварь злобная, бесчестная, душой не обладающая и мерзкая!
Загорянка, тем временем, села неподалеку и тихо запела, обращаясь к Тэзерату. Её народ знал, что дэвы не любят священных песен. Странная мелодика песни одновременно контрастировала с резким, требовательным голосом священника, но при этом и странно дополняла его.
– Сбивающий с пути истинного, слуга зла, отвратительная мразь! – продолжал француз жестко, так не похожим на свой обычный голосом. – Изыди, во имя любви и смерти Сына Божьего, во имя Святаго духа и Отца-Создателя. Трепещи! Покинь сие тело, ибо ничто твоя сила и сила твоего владыки пред Господом. Во имя любви и смерти Сына Божьего, во имя Святаго духа и Отца-Создателя. Изыди! Изыди! Изыди! Во имя любви и смерти Сына Божьего, во имя Святаго духа и Отца-Создателя.
Брат Поль повторял литанию, призывающую святую Троицу и требование изойти, оскорблял демона и просил Бога вогнать ему поглубже гвоздь тяжелым молотком. Голос его становился все резче, он уже почти кричал, и быстро повторял крестное знамение, так что сам уже казался одержимым чем-то неистовым.
– Изыди, Шсах!
И тут тело дернулось вновь, брат Поль отлетел, а Маэджана каким-то странным и страшным напряжением мышц приподнялась в воздух, не опираясь на руки, как тело змеи, а потом рухнула на спину, сразу обмякнув, а святой брат направил свой крест куда-то в пространство.
– Возвращайся в преисподнюю и не смей больше нападать на людей!
– Хеей-нааай, – раздался чуть в стороне до крайности удивлённый голос Гарэля. – Эй, ты кто такой, осмелюсь спросить? Ээээ, вот не нужно ко мне лапы тянуть. Ой. Дракон, ты чего?!
Сорока скакал из стороны в сторону, будто уворачиваясь от чего-то невидимого, а рукоять Дракона на его поясе наливалась очень нехорошим серебристым свечением.

– Да ты же Тварь! – вдруг вскричал эльф, заметив поведение своего меча. – Джааалей Хирэл!
Выкрикнув этот странный боевой клич, Гарэль отскочил назад, рука его вцепилась в меч, а потом эльф исчез, превратившись в размазанное облако из движений. Последовательность действий понять было невозможно, глаз просто не успевал их отмечать, вместо этого выхватывая отдельные картины: вот Гарэль поражает нечто невидимое уколом, вот рубит крест-накрест, а вот творит что-то и вовсе невообразимое.
Воздух свистел под пылающим серебристым огнём клинком, а эльф и не думал останавливаться.
Внезапно пространство распорол пронзительный вой, душераздирающий и нечеловеческий, звучащий где-то на грани слышимости, а может и вовсе слышимый только в мозгу. Злоба, боль и недоумение смешались в нем и электрическими разрядами пробежались по нервам всех, кто оказался в зоне слышимости. На какой-то миг они будто бы сами ощутили всю гамму эмоций гибнущей сущности. А затем все резко прекратилось.
Загорянка, прервавшая песнь еще в тот момент, когда дэв исторгся из тела воровки, сидела неподвижно, пораженно распахнув глаза.
– Вы его уничтожили, брат Гарэль, – раздался голос священника. – Убили демона... Благодарю вас!
– Да, – сказал эльф, с отвращением на лице. – Я в-вижу, к сожалению...
– Почему же к сожалению? – удивился француз. – Уничтожить злую силу – достойно похвалы. Но теперь нам надо помочь ей! – и он указал на Маэджану, все еще лежавшую без сознания.
Сорока ещё раз передёрнулся и зачем-то всадил Дракона в землю по рукоять. Будто очистить пытался.
Поколебавшись, Вхен поднялась на ноги, подошла к телу воровки и присела рядом. Бросив странный взгляд в сторону спутников, она возложила ладони на грудь Маэджаны и прикрыла глаза, призывая Тэзерата помочь разжечь свет её души, а затем направила этот свет по рукам в тело воровки.
Веки воровки задрожали, глаза приоткрылись и затуманенный взгляд начал потихоньку проясняться. Когда же в нем появились первые признаки сознания, Маэджана подскочила, точно ошпаренная, и вытаращилась на Азру.

– Мать честная!! – вскрикнула она, выставив перед собой руки, нервно заозиралась, но, не увидев у Азры оружия, кажется, слегка успокоилась. Поза воровки оставалась напряженной, она с подозрением оглядела спутников. Загорянка же, больше не обращая внимания на Маэджану, поднялась на ноги, достала запасную тетиву и стала прилаживать ту к луку вместо перерубленной. Долг за выпущенную стрелу она посчитала выплаченным, но симпатиями к воровке всё равно не прониклась, предпочитая без нужды на неё не смотреть и не иметь никаких дел.
– Как вы себя чувствуете? – осведомился брат Поль.
– Чего? – недоуменно переспросила Маэджана хриплым, не похожим на свой голосом. Вид у нее был растерянным, кажется, она не до конца поняла, что именно произошло.
– Госпожа, Маэджана, только что из тебя изгнали... Тварь, – попытался объяснить Гарэль, но судя по лицам спутников, они не понимали того, что это такое на самом деле. – Должно быть, она спряталась в тебе и ждала момента для чего-то очень плохого. Не волнуйся, Твари больше нет. Дракон изгнал её.
– Т-твари? – переспросила воровка и вдруг схватилась руками за лицо, поспешно наматывая платок поглубже, так, что видны остались одни лишь зеленые глаза, – А, н-ну... если вы утверждаете, – пробубнила она глухо и опасливо огляделась.
– Я уже говорил вам – вы были одержимы демоном, дитя мое, – священник выглядел усталым, довольным, и говорил чуть снисходительно. – Но теперь я изгнал нечистую тварь, а брат Гарэль уничтожил ее – вам нечего бояться!
– Гмм... – протянула воровка и для чего-то осмотрела свою одежду, точно проверяя, все ли на месте.
– Отдохните, – рука Сороки явно потянулась к её плечу, но на полпути замерла. – Лежите, не думайте ни о чём. Смотрите на небо.
Воровка плотнее замоталась в свои многочисленные тряпки. Вид у нее был нахохлившийся и несколько озадаченный.

Изумруд. День третий
Трио из Хигфа, Рейлан и Хелькэ

Оставшаяся часть завтрака прошла в мрачном молчании, оно же сопровождало маленький отряд, когда он выступил в дорогу. Холмы перед Гимиром – он шел первым, чтобы не видеть Рейлан – понижались, по ним все чаще струились ручьи, а впереди зелень начала затмевать, приближаясь, знакомая пелена, разделяющая квадраты, а за ней виднелась какая-то темная полоса. Навстречу подул ветер.
Зимняя шагала, стараясь не глядеть на спутников и размышляя о своем. Навязанная ей компания ничуть не радовала. Необходимость провести с ними еще неизвестно сколько времени и вовсе удручала. Что зимняя имела на этот момент? Гимир ее определенно ненавидит, Хорн – боится. Хейлин... надо будет поговорить с ним позже, чтобы выяснить, как повлияла ее выходка на отношение эльфа. Что же до внезапно обозначившегося нового члена отряда, Рейлан отнюдь не горела желанием иметь с ним дело, тем более, что это было возможно исключительно при помощи Гимира. Лишь бы не лез, куда не просят, а остальное не важно.
Солнечный полуэльф сосредоточенно размышлял о том, каково это – когда внутри тебя, как бы странно это ни звучало, есть кто-то еще. Бывают такие люди, которые вечно лезут с советами, просишь ты их или нет, постоянно пытаются забраться в твои мысли, чтобы узнать, о чем ты думаешь... а бедняга Гимир даже отделаться не может от подобного типа, потому что тип этот прямо у него в голове!
"А ведь братец еще", подумал Хейлин, "неплохо держится. Я бы, наверное, в первый же день не выдержал".
Правда, Хейлину что-то подсказывало, что тонкость душевной организации обратно пропорциональна силе влияния всяких там подселенных тебе в душу жрецов на твой же несчастный разум. Может, потому Гимира и не берет?..
А Хорн, совершенно потерянный, ни о чем особо не размышлял – разве что выбирал, от кого ему держаться совсем далеко, от кого – чуточку подальше, и кого сейчас можно не опасаться вообще. По любому раскладу выходило, что опаснее всего приближаться к Рейлан. Вот он и не приближался.
По мере приближения полоса оказалась огромным садом – длинные ряды деревьев сливались вдалеке. На них зрели фрукты разных цветов и размеров, на каждом ряду – свои. Дорогу же за самой пленкой-границей перекрывала живая изгородь, увенчанная колючими ветвями, шипы которых не уступали по длине и остроте короткому ножичку.

Рейлан непроизвольно замедлила шаг, вглядываясь в растительность и по привычке выискивая наличие магии. В живой колючей проволоке никакого колдовства не оказалось, да и вообще вокруг такового не было, кроме уже привычного, идущего от земли "фона".
– Полезем, что ли? – задумчиво спросил Гимир.
Хейлин мрачно обозревал препятствие.
– У тебя, – поинтересовался он у брата, – запасные штаны на крайний случай есть? У меня вот нету...
– Тогда, может, порубить их? – Гимир вынул творение Хорна и оценивающе посмотрел на препятствие.
– О! – солнечный воздел кверху указательный палец. – У тебя ведь есть острый предмет, про который мы все забыли! – он с готовностью закивал. – Руби, не сомневайся. Эти растения даже мне не жалко...
Лепящий очень надеялся, что с мечом он не сплоховал и оружие прежде неизвестного ему рода успешно справится с колючками.
Зимняя остановилась, скрестив руки на груди и напустив на себя вид ожидающего представления зрителя.
Гимир обрушил меч на изгородь – тот рубил побеги легко. Хотя те и были довольно прочными, но не могли противостоять сработанному Лепящим оружию – по сути, впервые опробованному хоть на чем-то практически. Вскоре в изгороди зияла дыра, куда Гимир прошел первым.
Рейлан не спешила забираться в образовавшийся проход. Сперва она просто подошла поближе и наблюдала за воином.
Хейлин тоже приблизился к живой изгороди, задумчиво протянул ладонь к колючкам – но потом убрал, решив не трогать.
– Живые, – сокрушенно сказал он, – растут, практически цветут и пахнут. Были б сухие, я бы их спалил в случае чего...
На непонимающие взгляды окружающих, особенно Хорна, он ответил:
– Ну, если эти растения вдруг на нас набросятся, – Хейлин изобразил руками то, как именно растения набросятся. "Челюсти" из его пальцев вышли довольно жуткие.
Взгляд Лепящего быстро изменился с непонимающего на ужасающийся.
– А что, они же вполне могут быть хищными, – с легким оттенком извинения добавил солнечный полуэльф. – Гимир, они еще не едят тебя?
– А вас? – поинтересовался белобрысый, оборачиваясь. – Вы же к ним ближе стоите.
И действительно, он уже отошел на несколько шагов и стоял между уходящими вдаль рядами деревьев. Справа отливали легкой синевой цветы, рассыпанные по веткам, слева – болтались вытянутые заостренные с концов желтые плоды.

Рейлан ступила в проход, поглядывая на изрубленную растительность все же с некоторой опаской – мало ли, и последовала за воином.
– У тебя меч, – сказал Хейлин Лепящему Металл, – ты прикрываешь нас сзади.
И юркнул за зимней, полностью отрезав для Хорна возможность полюбоваться ее фигуркой... впрочем, Хорн, должно быть, и так не собирался. Правда, прикрывать сзади – тоже; он просто взял в руку меч и побрел следом за остальными, не особо заботясь о том, что сзади, что спереди, что с боков.
– Интересно, – попутно рассуждал маг, – то, что здесь растет – оно съедобно? Мы бы тут могли устроить грандиозный пир, если б точно знали, можно есть, скажем, вот эти штуки, – он показал на желтые плоды, – или нет...
– Если не встретим очередную дружественную таверну, рано или поздно придется попробовать что-нибудь из местной флоры или фауны, – ответила Рейлан, догоняя Гимира, но держась так, чтоб оставаться на расстоянии вытянутой руки от него.
Тот не ответил, зато за ними послышался шорох и какой-то странный скрежет. Воин обернулся и увидел, что разрубленные им растения, похоже, опомнились, что пропустили чужих и решили выполнить свои обязанности по охране. или еще чего. Во всяком случае, побеги росли на глазах и ползли по следам путешественников следом за ними.
– Не очень хочу знать, чего им надо, – сообщила Рейлан и бегом устремилась прочь от оживившейся изгороди.
– Мамочка! – солнечный аж присвистнул, красноречивым жестом указал Хорну на то, что творится у него за спиной, а потом припустил следом за Рейлан. – Они... все-таки хотят нас съесть!
Гимир последовал их примеру, но упорные, трудолюбивые и быстрорастущие стебли не отставали. Облака, казалаось, застыли на небесах, почти одинаковые деревья сменяли друг друга, конца ряда не было видно и иногда казалось, будто они стоят на месте. Расстояние оставалось примерно тем же, только колючие стебли вряд ли запыхались.
Выругавшись, Рейлан в какой-то момент резко метнулась влево, свернув между двумя деревьями. Коридор из деревьев выглядел также, вот только сами деревья были иные и фрукты на ветках оказались другого цвета. Рейлан поглядела в сторону изгороди – в этом коридоре никого движения на наблюдалось. До тех пор, пока преследовавший зимнюю отросток не повернул следом за ней. Рейлан отскочила и выстрелила в настойчивую растительность небольшой ледяной молнией.

Та, казалось, замерла на месте. Остальные побеги заколебались, ветвясь по следам тех, кто еще бежал по соседнему ряду, и Рейлан. Расстояние начало увеличиваться.
– Уйдем! – выдохнул Гимир.
– Сейчас я им все-таки... – полуэльф не стал договаривать, что именно он им "все-таки", но из того, как он поднял свой посох с внезапно заискрившимся навершием, это и так было ясно.
Солнечный сбавил скорость, пропустив мимо себя Хорна (и едва увернувшись от его меча, которым тот не слишком аккуратно размахивал на бегу) и обернулся, протянув посох в сторону стеблей.
– Вообще-то я люблю растения, – пробормотал он печально, посылая в сторону побегов мощную струю огня, – но не настолько...
Похоже, растение не любило жить ни в кострах, ни в местах вечной мерзлоты. Побеги скукожились и, похоже, замерли на месте, не проявляя желания преследовать путников дальше.
– Ходу-ходу! – подстегнул всех Хейлин громким менестрельским тенором, а заодно и подал пример, нагоняя Гимира.
Рейлан не имела ничего против этого здравого предложения.
Они ушли довольно далеко, а по сторонам все тянулись ряды деревьев и кустов – на некоторых зрели ягоды, другие, казалось, только прикрылись кокетливым нарядом листы, и многие из них в обычных условиях вряд ли росли рядом. И нигде не было ни души. По крайней мере, души ходящей и говорящей, ибо Гимиру один психованный жрец втолковывал, что и деревья обладают душой.
– Тем веселее жечь, – откликнулся на его мысли разоблаченный Кэллар с изрядной долей иронии.
Тут впереди замаячило нечто нарушавшее этот странный порядок – ствол, занимавший в ширину не меньше трех рядов.
– Как интересно, – хмыкнула Рейлан, замедляя шаг и привычно проверяя присутствие чужой магии, – Интересно, не откроется ли в этом стволе дверка и не выйдут ли к нам навстречу маленькие зеленые человечки?
– Почему зеленые? – удивился Гимир, и тут же прикусил язык, вспомнив, что с Рейлан не разговаривает.
Она лишь недовольно пожала плечами, сама не зная, а правда – почему?
– Если и выйдут, – вздохнул Хейлин, пытаясь отдышаться, – я не удивлюсь. С такого обычно всегда начинается это. Ну, вы поняли.
И бард развел руками, показывая, что его речь – о совершенно очевидных, в самом деле, вещах.

По мере приближения становилось видно, что ветви дерева, словно гигантские руны, держат деревянную табличку – не то заботливо пристроенную, не то выросшую самостоятельно, а не ней расположены ряды букв.
– Вот, – указал солнечный, – вот и это. Сейчас что-нибудь случится... м-м, что тут написано?
– Очередное ругательство? – съехидничала зимняя.
На этот раз никакими рунами не пахло и буквы казались всем знакомыми по тому же странному закону, по которому они понимали друг друга и местных жителей:
"Плод круглый, во многих местах растущий, пурпуром и охрой отливающий. Но будет он не там, где должно, а средь северных игл, и создан из того, из чего делают монеты и короны. Но рука не может сорвать его. И лишь найдя его – пойдете дальше."
– Монеты и короны, – со знанием дела неожиданно произнес Лепящий, до того державшийся за спинами остальных, – делают из металла. Где же вы видели плод из металла?
– Я полагаю, – пробормотал Хейлин, почесывая кончик носа, – что где-то тут он и растет. Надо только найти эти северные иглы...
– Если б не было слова северные, я бы подумал, что розы какие-то, – вставил Гимир.
– Елки. Или сосны, – предположила Рейлан, – На моей родине такие растут.
– А как они выглядят? – заинтересовался полуэльф.
– У них иголки вместо листьев. Множество иголок, покрывающих ветки. У елок покороче, у сосен – длинные, – пояснила зимняя, отметив про себя, что раньше ей не доводилось объяснять столь очевидные, на ее взгляд, вещи.
Хейлин испуганно поморгал. Хорн, кстати, тоже.
– У вас, – изумился бард, – иглы растут на деревьях? И вы потом их собираете и шьете, да?..
Зимняя не удержалась от улыбки.
– Да нет, уж не настолько они остры и тверды. Ну они что-то вроде колючек. Колючки же ты видел?
– А-а-а! Так это не стальные колючки! Нет, природа меня решительно поражает своим многообразием, – бард покачал головой, признавая величие упомянутой природы над таким несовершенным собой.
– Еще неизвестно, какие именно иголки мы обнаружим здесь, – хмуро добавила Рейлан, – Быть может как раз те самые стальные.
– Я бы их почувствовал, – буркнул Хорн. – Ай, стоп – я ведь могу попробовать... к тому же, если плод этот действительно из металла – я и его почувствую!
Он закрыл глаза и прислушался. Сначала к себе, потом к миру вокруг... не пробежит ли знакомая дрожь по кончикам уже живых пальцев?
Рейлан выжидающе поглядела на Лепящего.
– Ничего, – растерянно отозвался Хорн через некоторое время. – Я слишком далеко, наверное. Надо искать эти иголки... то есть елки. Или сосны.

Зимняя огляделась по сторонам.
– Ели, если, конечно, они здесь такие же, как на моей родине, похожи на пирамидку или конус. Сосны... они разные, но по форме больше напоминают прочие деревья. Хотя... – Рейлан задумалась, – тут может идти речь и вовсе не о дереве.
Хейлин, окончательно задумавшись, растерянно заморгал.
– А о чем, если не о дереве? Мы же все-таки в саду...
– Мало ли что, – пожала плечами Рейлан, – От этого мира всего можно ожидать. Но ты прав, наверное, стоит начать с деревьев. Как думаете – разделимся?
Гимир продолжал молчать, демонстрируя этим, что думать он не собирается, его дело солдатское. Жрец что-то бурчал внутри.
– Если разделимся, – уверенно заявил Хейлин, – то я отправлюсь с прекрасной половиной, так сказать... Это означает, что не с Гимиром и не Хорном, как бы вы, ребята, ни были прекрасны. Не обессудьте.
Обведя глазами прочих и едва заметно улыбнувшись Рейлан, эльф добавил:
– Если нет возражений с какой-либо стороны.
А бард очень надеялся, что возражений не будет – ему хотелось поговорить с зимней насчет недавнего происшествия, притом наедине.
– Ты единственный в этой компании, с кем я пошла бы с удовольствием, – заверила Хейлина Рейлан и, обернувшись к Хорну, одарила того любезной, но холодной, такой, что мурашки бежали, улыбкой: – Пойми меня правильно, против тебя я тоже ничего не имею. Но ведь ты со мной и сам не захочешь?
Хорн собрался – и вместо "Спасибо, мне жизнь еще дорога" ответил:
– Так если Хейлин уже вызвался, чего же я буду хотеть. Вот я и не хочу, – он извиняющеся и с некоторой опаской пожал плечами, – совсем. Давайте вы в одну сторону, мы в другую.
– Вот и ладно! – подвел итог Гимир. – А как мы потом друг друга найдем?
И он посмотрел на Рейлан, подчеркивая, что ожидает ответа от нее.
– А я не договорила, – продолжила зимняя, видимо, ожидавшая подобного вопроса, – Я лишь начала с того, что весьма польщена желанием твоего брата пойти со мной.
Она оглядела присутствующих.
– Но проблема как раз в том, как нам друг друга найти. И, если только твой... гм... сосед по телу не способен послать световую вспышку или что-то подобное, то нам, магам, придется разделиться.
Рейлан замолчала и одарила Хорна откровенно насмешливым взглядом:
– Видишь, у тебя еще есть шанс.
Судя по лицу Лепящего, ему не давались попытки изобразить радость – все как одна оборачивались извиняющеся-робкой улыбкой.
– Вообще-то, – пробормотал он, – раз так, можно ведь и не разделяться.
Хейлин вздохнул особенно грустно.

– А еще, – вставил бард, – можно кричать друг другу "Ау" из-за этих... елок. Уши-то у всех есть, а насколько далеко нужно уйти, чтобы я с моим чутким слухом, – скромности ему было не занимать, – не услышал голос – представить не могу!
– Понятно, – протянула Рейлан и улыбнулась все с тем же ледяным выражением, – просто все кроме тебя опасаются оставаться со мной наедине.
– Именно, – хладнокровно сказал Гимир.
– В таком случае, я прекрасно обойдусь без вас, – сейчас зимняя и не думала колдовать, но холод от подобного обмена репликами и так казался почти ощутимым.
– Кхм, – деликатно сказал Хейлин, – ссориться нехорошо. Совсем нехорошо. Давайте не будем?... то есть вы не будете.
Гимир хмыкнул.
– Хорошо. Давайте пойдем вдоль рядов. А разделяться... Можно потом и вовсе не встретиться.
– Как пожелает наш гений два в одном, – ядовито отозвалась Рейлан.
Бард возвел очи к небесам. Ему порой начинало казаться, что подобное можно закончить лишь одним, весьма эффективным и не менее кровавым способом.
– Что нужно, чтобы ты прекратила, дорогая? – спросил белобрысый с самой галантной улыбкой.
Кэллар внутри одобрительно хихикнул.
– Исключительно мое желание, – столь же вежливо ответила девушка.
Воин пожал плечами.
– В таком случае не смею мешать, раз это доставляет такое удовольствие. Но, может, мы все-таки пойдем?
Хейлин, с печатью равнодушия на лице, медленно и размеренно произнес:
– Конечно. Пойдем, хм... в ту сторону, – кивок чуть влево, – Хорн как специалист по металлам будет прислушиваться к своему внутреннему ощущению, а мы все будем смотреть по сторонам. Гимир, к тебе особая просьба – поглядывай иногда назад, вдруг этим растениям еще что-нибудь взбредет в го... в побеги. А главное...
Он выдержал эффектную паузу, обвел всех глазами... и сверкнуло в этих глазах что-то очень недоброе.
– Еще один подобный обмен репликами, – отчеканил он, ударяя посохом о землю, – и я напомню всем, что я – демоны раздери все вокруг – огненный маг!
Из навершия вырвался столп пламени, небольшой, но жаркий.
– Кххм... я закончил, – тихо добавил эльф.
Рейлан посмотрела на него удивленно и ничего не ответила. Гимир же казался довольным концом перепалки.

Удивительное многообразие растительности здесь поражало. Одни деревья казались знакомыми. Другие выглядели кустами-переростками, а третьи были и вовсе ни на что не похожи, наглухо закрываясь синими звездообразными листьями или сомнительно радуя плодами на голых ветвях. Впервые что-то колючкоподобное появилось через шесть рядов, но никто ничего не почувствовал. А еще через восемь, когда всем уже стало казаться, что они неверно выбрали направление – вырос ряд стройных деревьев, которые протягивали друг к другу густые темно-зеленые лапы-ветви. Словно им было грустно и одиноко здесь, и касания к соседям придавали уверенности.
Хорн, любезно пропущенный вперед, шел, вытянув ладони, и прислушивался к ощущениям. Если подсказка имела в виду именно то, в чем все так уверились – пропустить металл он не мог, разве что его было бы ничтожно мало. Хейлин, пользуясь преимуществами эльфийского зрения, смотрел по сторонам. Он тоже был уверен, что ничего блестящего среди темных ветвей точно уж не проглядит.
Рейлан шла чуть позади. Сама для себя она сочла, что высматривающих вожделенный металл в их компании и так предостаточно. Вместо этого она пристальным и заинтересованным взглядом изучала Хейлина. Его недавняя, с позволения сказать, демонстрация силы разожгла в зимней любопытство.
А вот Гимир выглядывал не столько металл, сколько опасность, ибо считал, что его дело сейчас – чтоб них внезапно не напала очередная обиженная ветка или проголодавшееся дерево. А может, и садовник – кому-то же все это принадлежит! Такие стройные ряды – явно не творение природы.
– Так, – Лепящий вдруг остановился. – Где-то рядом...
Хейлин, не ожидавший такой резкой остановки, на него налетел, удивленно посмотрел, извинился и отошел в сторонку. Потом уточнил:
– Где именно рядом?
Хорн почесал подбородок, задумался и ткнул пальцем вправо.
– Там. Металл есть, но его не очень много... вы смотрите внимательно, по-моему, одним моим чутьем тут не обойдемся.
Рейлан наконец оторвалась от созерцания эльфийских ушей и принялась смотреть в указанном направлении. И увидела, как на седьмом или восьмом от них дереве сверкнуло маленьким солнышком яркое пятнышко – и тут же исчезло. Зимняя моргнула – не показалось ли?

– Смотрите, там! – она протянула руку туда, где ей почудилось что-то и не отводила взгляда, боясь, что сейчас потеряет это место среди совершенно одинаковых веток.
– Где? – недоверчиво поинтересовался Гимир, вглядываясь в указанном направлении.
Рейлан направилась к дереву, не отрывая глаз от веток, а приблизившись, осторожно коснулась их. Те, однако же, не желали раздвигаться, будто касание зимней обладало свойствами взгляда горгоны и превратило их в камень. Рейлан отдернула руки и с подозрением присмотрелась к странному растению.
– Что такое? – из-за плеча поинтересовался Хейлин.
– Эти ветки, – Рейлан указала кивком, – Точно застыли. И... чуешь? Как будто тут была магия.
Сосредоточенная, без сердитого выражения на лице девушка была, с точки зрения Гимира, который подошел и остановился неподалеко, весьма симпатичной, и он поглядывал на девушку оценивающе. Впрочем, скорее теоретически оценивающе. Нет, девчонка может быть что надо, но упасите от нее боги. Так, и что там маги надумают?
Хейлин нахмурился.
– Не зна-аю... – протянул он. – Если бы она тут прямо сейчас была, я бы понял. А так, по-моему, ничего нет. Ты не можешь достать?
Зимняя покачала головой с некоторым сомнением и попыталась применить одно из своих заклятий отмены. Проблема заключалась в том, что она понятия не имела, какая именно магия использовалась здесь. Последствия чужих заклятий сложнее устранить, а если в добавок ничего не знаешь об их сути, то и подавно.
Ни на вид, ни по ощущениям ничего не изменилось.
Зимняя тихо фыркнула и шагнула в сторону, кивнув Хейлину:
– Твоя очередь.
– Пойдем простым путем, – пробурчал бард, поднял свой посох и попытался ткнуть в пятнышко света, видевшееся ему между веток. Надежда была на то, что магический посох, чай, сам не дурак и что-нибудь да придумает.
Тем не менее, судя по всему, неведомые устроители Игры желали, чтоб те, кто ее будет проходить, не сваливали необходимость поломать голову на предметы, которые имели несчастье оказаться у них в руках. Посох Хейлина коснулся веток и замер, лишь на границе слышимости балансировал шорох – будто дерево посоха шепчется с "северными иглами". Но могло и показаться. Больше ничего не происходило.

– Не помогло, – расстроился эльф. – Слушай, Хорн, а ты не можешь заставить эту штуку, раз она из металла, просто спуститься к нам, и все?
Тот вздохнул, глубоко и печально.
– Вот как ты думаешь, – спросил он, – почему мой народ называют Лепящими Металл? Почему именно Лепящие?
Хейлин озадачился.
– Боюсь показаться неоригинальным, но... может, потому что вы его лепите? Берете вот так, лепите...
– Угу. Берем. Сначала берем, потом – лепим, понимаешь?
– Ах вот оно что, – расстроился солнечный. – Это... добавляет проблем.
– Может и здесь нужно какое-нибудь... волшебное слово? – иронично приподняла бровь зимняя и снова провела рукой по ветвям, надеясь уловить что-нибудь.
– Я помню, – мрачно сказал Хейлин, – что там говорилось нечто вроде, ну, "рука не сможет сорвать этот плод". Чем его тогда рвать? Ногами? Зубами?
– Волшебное слово? Это "пожалуйста", что ли? – спросил Гимир. – Нет, вряд ли...
Тем не менее обратился к дереву:
– Не могло бы ты, пожалуйста, подать нам этот плод?
Увы, воспитанность имела не больший успех, чем попытки Рейлан и Хейлина.
– Посохом в него уже тыкали, может попробовать мечом? – предложила зимняя, пожав плечами.
– Одно растение за нами уже гналось, – со вздохом напомнил ей белобрысый.
Рейлан одарила его высокомерным взглядом и в очередной раз протянула руку к ветвям, однако не коснулась их.
– Рука не может, говорите... А если замаскировать руку?
Неожиданно ее разведенные пальцы побелели и начали покрываться ледяной коркой. Сперва полупрозрачной, затем все более плотной. Вскоре рука едва ли не до самого локтя оделась в ледяную перчатку, и неповоротливые на вид пальцы дотронулись до упрямых ветвей в очередной попытке.
Те наконец-то раздвинулись, хотя как-то неуверенно, вяло, готовые сомкнуться снова. Стало видно, что искомый фрукт, выросший на хвойном, больше всего напоминает яблоко, и отливает чистым золотом. Однако в последний момент ветка слегка приподнялась, и теперь плод находился выше, чем могла достать Рейлан.
Хейлин вполголоса выругался – дерево явно над ними издевалось!
– Подсадите меня кто-нибудь, – тихо прошипела Рейлан, точно дерево могло их подслушать, – Быстрее, пока оно не передумало!

Хорн быстро сделал шаг назад. Правда, бард все равно спохватился быстрее, нагнулся, положив посох на землю, и обхватил зимнюю чуть выше коленей.
– Надеюсь, ты не против, – тихо сказал он, – впрочем, все равно уже поздно, – а потом выпрямился, стараясь удерживать девушку так, чтобы они оба не слишком шатались.
Рейлан не мешкала. Едва оказавшись на нужной высоте, она сомкнула ледяные пальцы на сверкающих боках плода и потянула на себя. Черенок надломился с тихим треском и яблоко оказалось у зимней в руке.
– Готово, – сообщила она в первую очередь Хейлину, – можешь вернуть меня на землю.
– Получилось, – недоверчиво произнес Гимир.
В тот же миг, будто произошло что-то радостное для сада, в воздухе распространился приятный аромат, напоминающий запах цветов мака.
– Ой, как вкусно пахнет, – Хейлин втянул воздух тонкими ноздрями. Отпускать Рейлан он явно не спешил, не слишком успешно изображая, что вдруг забыл о том, что вообще ее держит. Ледяная перчатка Рейлан, уже сделавшая свое дело, тем временем начала подтаивать. Небольшая льдинка отвалилась от края и, скатившись по черному рукаву зимней, шмякнулась Хейлину на макушку.
– Кхм, – тот с улыбкой опустил Рейлан на землю. – Совсем легкая. Ну-ка, покажи – что это в итоге оказался за фрукт?
Воин тоже приблизился и стоял за спиной брата.
Зимняя взяла яблоко свободной рукой и протянула братьям, стряхивая с другой руки быстро тающий лед. Все почувствовали приятную усталость, часто наступающую после завершенного дела. Плод найден, можно и успокоиться... Позади бег, долгая дорога, схватка, поиски... Накатывала легкая дремота.
Рейлан несколько раз моргнула и провела холодной ото льда ладонью по лицу, чтобы разогнать это внезапное наваждение.
– Что-то я спать хочу, – пробормотал Хейлин. – А надо идти... а хочется спать...
– И мне, – кивнул Гимир. – Что за... День ведь.
Он широко зевнул.
– Даже не думайте! – встряхнулась Рейлан. Свободная рука описала дугу, и воздух вокруг спутников тихо мелодично зазвенел: невидимые глазу частички влаги замерзали, кристаллизуясь мелкими острыми льдинками. Они закружились в вихре и принялись жалить лица и шеи. Не миновали и саму зимнюю, которая чувствовала, как и ее клонит в сон.
Гимир помотал головой, оглядываясь. Глаза его слегка прояснились.
– Что такое, откуда град?

– Тоже мне нашел град, – язвительно фыркнула зимняя, – Если бы я пожелала устроить вам град, ты бы сейчас подсчитывал шишки на лбу! Но я думаю, пора убираться отсюда...
Хейлин вскинул начавшую было опускаться голову – так резко, что казалось, лучше перепалки Рейлан и Гимира его ничто не могло встряхнуть.
– Идем, – кивнул он. Хлопнул по плечу задремавшего Лепящего – пожалуй, несколько сильнее, чем следовало бы: – Ау! Не спим!
Тот замотал головой, потом встрепенулся. Взгляд его был прикован к "яблоку".
– Не понимаю, – пробормотал Хорн, – это оно? Можно я его возьму?
Рейлан молча протянула Лепящему добычу. Тот, держа плод в раскрытых ладонях, прислушался к внутреннему ощущению – должно же здесь быть нечто большее, чем просто металл?
Было... но подобрать этому определению в рамках своего родного мира молодой мастер, пожалуй, не смог бы. А волны запаха сладостного аромата накатили снова. Гимир покачнулся.
– Эй, ты чего, – забеспокоился Кэллар. – Уходи!
– Валим отсюда! – решительно произнес белобрысый, и сделал несколько шагов, решив, что так вернее убедить остальных последовать за собой. Рейлан не заставила себя ждать. Солнечный полуэльф бросился следом, потянув за собой и Лепящего, что непонимающими глазами смотрел на плод.
– Потом будешь разглядывать, – бросил на ходу Хейлин. – Нам бы сейчас не свалиться.
А такая опасность явно угрожала – словно чувствуя, что добыча ускользает, аромат стал таким густым, что, казалось – воздух липнет к глазам и заставляет их закрыться.
Зимняя повторила фокус с ледяной пылью из воздуха. На этот раз это далось ей тяжелее. Странное воздействие сказывалось и на ней, быть может именно поэтому льда в этот раз было больше, точно колдующий не мог рассчитать необходимую дозу, а потому решил, что перебор в данном случае – лучше. Рейлан и ее спутники оказались в центре небольшого вихря, это была почти метель, мелкий ледяной порошок оседал на ресницах и бровях, ложился на головы и плечи, набивался за шиворот.
По-настоящему показалось, будто в саду взмахнула подолом своей белой шубы настоящая зима, грозя заморозить путников, неизвестно с чего одевшихся по-летнему. Даже запах иссяк, словно понял свою неуместность.

– Бр-р! – вздрогнул Гимир, и побежал – быстрее оказаться подальше и согреться заодно.
Вскоре путники уже стояли перед знакомым деревом, которое словно ждало их. Во всяком случае, надпись исчезла, зато ветви открыли огромной толщины ствол, в котором на высоте человеческих глаз имелась выемка, формой и размером повторявшая половину яблока.
– Вот это разве было? – прищурился Хейлин, стирая с лица влагу: снежинки и мелкие ледяные иголочки растаяли, и вода стала стекать за шиворот, вызывая исключительно неприятные ощущения. – Что-то я не припомню... Хорн! Ну-ка засунь его туда.
– И... и что? – удивился тот. – Надпись вроде не говорила ничего про "засунуть"...
Почему-то ему не хотелось выпускать золотой плод из рук. Даже казалось, что посреди метели, вызванной Рейлан, эта штука согревала руки.
– Хочешь заначить? – понимающе усмехнулся Гимир.
– Э... нет-нет, – тот покачал головой и поспешно вложил яблоко в выемку, что, возможно ("А возможно, и нет" – успокоил себя Лепящий), для него предназначалась.
И кора дерева вдруг словно потекла, как патока, волнам расходясь от яблока. Будто дерево играло могучими мышцами. Посреди ствола раскрылась щель, которая расширялась, пока не превратилась в проход – а вниз спускались деревянные ступени.
– И заметьте, снова вниз, – поморщилась Рейлан, очевидно, не собираясь лезть первой.
– А я вспомню правило подземных коридоров, – улыбнулся брату старший сын Хортара, и полез внутрь. Зимняя непонимающе поглядела ему вслед – должно быть, это понятные только этим двоим шуточки – и осталась стоять. Лезть сразу следом за Гимиром она тоже не хотела. Хейлин, с выражением абсолютной невинности на лице, втолкнул на ступени Хорна, зазевавшегося у входа, и шагнул следом за ним, потянув за руку зимнюю – скорее пригласительно, чем действительно заставляя идти за собой.
– Я так и жду, – сказал он со знанием дела, – как ствол сомкнется за нами и мы окажемся в абсолютной, непроглядной тьме-е-е...
Эти слова заставили Рейлан поторопиться и, увлекаемая Хейлином, она едва не налетела на него. Ей просто вдруг показалось, что ствол сомкнется как раз тогда, когда она будет пролезать в дупло.

Топаз. День третий

Снежная кошка все то время, пока разговаривали о симпатиях и предпочтениях, а так же изгоняли демонов из Маэджаны, безучастно брела рядом. Речевой апарат зверя не позволял издавать звуки речи, понятные тем, кто путешествовал вместе с ней. Даже Сорока со всем его пониманием природы слышал лишь кошачье мяуканье. Первокурсницу это вполне устраивало, это давало ей время успокоить ту бурю в мыслях и чувствах, появившуюся накануне ночью. Однако кошачья сущность сбивала её с раздумий вполне активно. Маре приходилось подавлять желание то свернуться клубком и подремать, то бесстыдно на глазах у все начать вылизывать себе шерсть и другие места, требующие внимания, а то и вовсе уйти погулять куда глаза глядят.
Однако желания принять свою форму обратно так и не появилось. Забавно, но она только сейчас заметила, что её пребывание в измененном облике всегда были крайне непродолжительными, а что если задержаться кошкой на месяц или год, возможно ли разучится оборачиваться обратно? Мысль зимней не понравилась.
Только что лишившаяся собственных демонов Маэджана, видимо и впрямь намеревалась отдыхать. Мара ничего не имела против привала и прилегла неподалеку, положив морду на скрещенные лапы. Оставалось только дождаться еще одного появления пары красных глаз и недовольного "вы теряете время".
Никого больше, похоже, потеря времени не волновала. Порядком ошарашенные всем произошедшим, путники никуда не торопились. Загорянка нянчилась с луком, не став от произошедшего разговорчивей.
Место для отдыха, правда, было явно неподходящим. Стоять еще можно было, а вот лежащих начинало ощутимо припекать, да и сернистый запах не располагал ко сну.
– Я думаю, нам нужно идти дальше, – подал голос священник, закашлявшись от попавшей в рот пыли.
Снежная кошка, начав страдать от не в меру чувствительного обоняния, была с ним согласна. Она недовольно фыркала и обнаружила у себя желание почесать язык обо что-нибудь. Ничего более подходящего, чем собственная шерсть не обнаружилось, но зимняя догадывалась, что этим она сделает только хуже. Все то, что её так сильно раздражало, уже впиталось в шерсть и отложилось на ней тонким слоем.

Мара тихонько заскулила, желая немедленно отсюда сбежать. Хороший способ снять отряд с места и погнать дальше. Поднявшись на лапы, снежная подошла к брату Полю.
Маэджана выглядела угрюмой. Сперва она лежала, затем снова мазалась своим кремом, отвернувшись от спутников. Когда же прозвучало предложение двигаться дальше, побросала вещи в мешок и молча поднялась на ноги.
Наконец они покинули столь неподходящее для отдыха место. Вскоре почва раскалилась и задымилась еще больше, за исключением узкой тропинки, по которой они шли, и от которой не осталось ответвлений. Угрюмая охотница выудила из сумки тот самый шарф, что скрывал её лицо в день появления в этом странном мире. С тех пор она почему-то не носила его. Смочив материю водой из фляжки, загорянка обернула влажную ткань вокруг лица, а затем повязала на манер косынки, спрятав волосы от жара и дыма.
Неясный шум становился все громче – и вот случайно заблудившийся здесь порыв ветра на несколько мгновений раздвинул густую пелену дыма и паров, как шторы занавеса. И на сцене – круглой площадке – показался исполнитель главной роли в этом эпизоде. Выглядел он как клубок змей, судя по количеству торчащих шей и хвостов. Но был, похоже, одним существом.
Маэджана сбавила шаг и схватилась за нож. Снежная кошка припала на лапы и угрожающе зашипела, обдумывая в этот момент, а не пора ли обратиться в человека и понизить температуру тела встречного монстра магическим путем. Идея бросаться в контактный бой когтями и клыками не вдохновляла, агрессивная реакция была полностью инстинктивной.
Гарэль Сорока всё это время держался рядом с Азрой. Заговорить или коснуться загорянки он не пытался, но и не отдалялся ни на шаг. Дракон на его поясе всю дорогу был как-то особенно тускл и холоден даже на вид. И вообще, вид у рукояти древнего клинка был какой-то больной, если к ней вообще применимо это слово. Носитель меча, впрочем, был ему под стать: хмур и сосредоточен настолько, что даже появление монстра не вывело его из этого состояние. Змеиная тварь удостоилась лишь угрюмого взгляда исподлобья, не более.

– Найдём другой путь? – нарушил молчание негромкий, да ещё и приглушенный тканью голос охотницы. Она избегала смотреть на спутников, в особенности на Маэджану, вот только для разнообразия не сверлила взглядом землю, а смотрела поверх голов, в небо.
– Я помню, мы пытались это сделать на той поляне с ловушками, – усомнился брат Поль. – И что вышло?
Он разглядывал монстра с затаенным страхом. Впрочем, живые водоросли, виденные в первый день, казались ужаснее, ибо растения не должны двигаться и нападать, в отличие от зверей.
– Мрааау? – возглас снежной хищницы звучал удивленно. Если она правильно все уловила своими остроконечными белыми ушами с черными игривыми кисточками, воплощение миролюбия не желал отступать. Что ж, или он сам осмелилися лезть в драку, что маловероятно или в завуалированной форме подстрекал их, что не совсем приятно. Однако некая безумная идея пробилась через давящие на разум зимней звериные инстинкты. Тварь до сих пор даже не попыталась их атаковать, может ли случиться так, что она не опасна? По крайней мере это существо стоило рассмотреть поближе.
Оставив спутников в задумчивости, первокурсница зимнего крадучись отправилась в сторону препятствия на их пути, готовая в любой момент отпрыгнуть назад.
Одна из голов метнулась вперед, метясь в большую кошку. Можно было бы сказать – стремительно, как бросок змеи – но это и было броском змеи.
И со змеиным же шипением Дракон покинул ножны. Сороке понадобился один длинный шаг и энергичный взмах рукой с разворотом корпуса, чтобы древний клинок врезался в длинную шею существа, чуть ниже головы. Врезался сверху вниз, мощным возвратным движением, отбрасывая. И не заточенной стороной.
Впрочем, при такой скорости эффект все равно впечатлял. Шея сложилась и упала на землю, как оборвавшаяся веревка, однако к эльфу нагнулись еще две головы, и одна поползла в обход по земле.
Мара сердито зашипела, но отступила, рассудив, что сейчас сталь была куда полезнее её когтей.
Гарэль сменил хват, и спустя всего мгновение вокруг него бушевал настоящий шторм взбесившейся стали, приближаться к которому было весьма и весьма... неразумным поступком. Лицо эльфа при этом как-то совсем уж неприятно напряглось. Тем не менее, Кумудвати он не задевал.

Существо оказалось весьма проворным, и успело отпрянуть. Оно словно медуза щупальцами, вытянулась множеством отростков в стороно Сороки, но ни один не попадал в зону досягаемости Дракона – все сторожили свой час.
Воздух рассекла пущенная охотницей стрела, ужалившая тварь в одну из голов. Та болезненно дернулась и отпрянула, но её место тут же заняла другая. Она оказалась проворней и осторожней – следующая стрела была попросту перехвачена и безжалостно раскрошена на части. Да и сумей загорянка отправить все стрелы в цель, их бы всё равно не хватило для убийства твари, а потому Вхен просто замерла, выжидая удобного случая.
– Мудрый Элли ловит ветер, – сказал Сорока и шагнул вперёд, с разворотом и широким махом.
– Мудрый Элли волнует море, – ещё несколько шагов, каждый сопровождающийся одним или несколькими взмахами, отсекавшими возможность атаковать эльфа.
– Мудрый Элли подобен камню, – эльф застыл, вновь возвращаясь к тысяче беспорядочных взмахов.
Монстр продолжал отступать. Туман немного расступился за ее... спиной? Освободил место для отступления, и стало видно, что впереди тропинка разбегается на несколько разветвлений, но до этого места было еще довольно далеко. Казалось, тварь проверяла – надолго ли хватит сил у Гарэля поддерживать бешеный круговорот. За гранью незримой – хотя почему, вполне видимой, очерченной туманным блеском вездесущего клинка – сферы ждали своего часа головы.
И тут эльф замер. Резко, сразу. Дракон застыл над его правым плечом, острием указывая в небо. Предплечья Гарэля прижали к его груди, ноги обманчиво расслабились и чуть согнулись в коленях. Почему-то вид такого Сороки навевал не самые приятные мысли. Казалось, будто он сейчас старательно тащит из глубины себя нечто не очень приятное. Тащит и одновременно железной рукой не даёт вырваться окончательно.
Все это время Маэджана стояла в стороне, задумчиво наблюдая за схваткой и не предпринимая попыток вмешаться. Впрочем, ее безмятежность была обманчива. В руке она вертела один из метательных дротиков, и от профессионального взгляда не укрылась бы ее готовность пустить оружие в ход при необходимости.

Одновременно три головы метнулись к Гарэлю. С выверенной, до миллиметра, точностью приближаясь к правому, левому боку и голове. Три одновременно ударивших молнии.
Поза Маэджаны резко изменилась. Мгновение назад она казалась расслабленной и безучастной, и вот уже вся напряженно подалась вперед и застыла с выброшенной вверх по диагонали рукой. Метательное орудие тоненько свистнуло рассекая воздух. Воровка метила в глаз верхней змее. Полет дротика завершился с неприятным чавкающим звуком. Попадание, впрочем, не остановило движения змеиной головы, хотя она била уже далеко не молнией...
Эльф пришёл в движение с той самой вырывающейся за границы человеческого восприятия быстротой. Только что, он стоял неподвижно, а вот уже распластался в воздухе, атакуя три цели подряд. Два удара рукой и ногой и укол мечом. Слившиеся в единое движение.
Это все было безумно красиво, но первокурсница зимнего привыкла видеть бой совсем с другими эффектами. Чтоб воздух слегка потрескивал от мороза и льдинки вторили ему в голос. Белая кошка свернулась клубком, пряча морду под мягкими лапами, чтоб в следующую секунду почувствовать, как держит себя пальцами за нос. Кумудвати поднялась на ноги, отряхивая с подола форменного костюма несуществующие на нем пылинки. Ладонь правой руки уже загоралась цветом чистой лазури, но ударить сейчас – означало зацепить волной Гарэля. И прервать танец воина окриком было все равно, что оскорбить его. Мара застыла в нерешительности. Сфера мороза разросталась, первокурсница легко подтолкнула её в воздух перед собой и теперь удерживала уже двумя руками.
Голова, уже мертвая, с дротиком в глазнице, отлетела от легкого толчка. Вторую Гарэль блокировал, а по третьей из прокола потекла зеленая жидкость. За время боя эльф оттеснил чудовище уже довольно далеко, и теперь исполнял свой сумасшедший танец на том самом месте, где в начале был монстр. И отступил он совсем не весь... Из почвы вырвалось несколько змеиных хвостов, обвили ноги и резко дернули, заставив Сороку упасть, и в тот же миг еще несколько обвились вокруг руки с мечом.

Больше Кумудвати ждать не стала – отпустила сгусток силы Зимы и потяжелевшая сфера размером с долги перед сессией устремилась к змееобразному монстру. Около половины голов повернулось в ту сторону, и под их одинаковыми желтыми взглядами шар стал замедляться – будто его нес к врагу в руках кто-то неторопливый.
Но Мара была упрямой и послала за ним вдогонку ледяной ветер, подгоняющий сферу. Любое сопротивление можно сломить и самый простой способ – увеличить силу воздействия.
В руках воровки появились новые дротики. Наколдованные Марой ветер и сфера мешали целиться, и все же Маэджана совершила несколько бросков, метя уже проверенным способом в глаза. Опять загудела тетива в руках загорянки и стрелы присоединились к дротикам в попытке уязвить, или хотя бы отвлечь тварь, позволив эльфу освободиться.
Монстр на этот раз был начеку, и реакция спасла чудовище от попаданий в глаза, но при этом взгляды отклонились в сторону, и сфера ожгла туловище-клубок. Монстр скорчился, все так же молча – то ли был нем от природы, то ли не знал, что от боли положено кричать. Он принялся откатываться в сторону, утаскивая, однако же, прочно оплетенного Гарэля. И в этот момент с неба между чудовищем и Сорокой ударила молния, разом отсекая хвосты, тянувшие пленника. Они забились обрубками, а монстр покатился прочь еще быстрее.
Маэджана едва не подпрыгнула от неожиданности и не удержала нецензурного возгласа.
– Заморозь меня на век, – добавила Мара к нему свой, вполне цензурный, размышляя стоит ли добивать зверюгу или пусть себе катится. Вхен же раздумывать не стала. Одним рывком отбросила лук за плечо и подбежала к старшему, внимательно прислушиваясь к собственным ощущениям. Если Сорока был ранен, она это почувствует.
Сорока вскочил на ноги, стоило только монстру выпустить его. Вскочил и ожёг пространство вокруг яростным взглядом. Вхен поймала его лишь на секунду, но это было всё равно, что поймать удар тяжёлой, окованной железом палицы в голову. В доселе чистых глазах эльфа чёрной болотной грязью плескалась чистейшая ненависть. И Дракон у плеча серебрился хищно. Не как раньше.

В первое мгновение охотница отпрянула. Так неосознанно отшатываются от обжигающего пламени, или острых лязгающих клыков. В вишнёвых глазах смешались ужас, изумление, недоверие и какая-то неясная обида. Как будто привычно тёплая озёрная вода вдруг начала разъедать кожу доверчиво протянутых рук, а земля под ногами больше не желала давать опору, предательски обратившись в зыбучий песок.
Но за первым мгновением последовало второе и рука загорянки потянулась к колчану и вытянула стрелу, даже не пытаясь снять с плеча болтающийся там лук.
– Совсем недавно вы говорили очень мудрые слова, старший, – тихо обратилась Вхен к Сороке и с хрустом разломила древко стрелы, после чего снова, как совсем недавно, протянула его эльфу. Это было бы не лучшим решением, вздумай вдруг чудище вернуться.
Верхняя губа Гарэля дёрнулась вверх, обнажённый Дракон качнулся... и полетел в сторону охотницы. Рукоятью вперёд. Эльф же развернулся и с голыми руками пошёл на тварь, на ходу начиная мерцать. Движения Гарэля, даже простые уже начали выходить за границы человеческой скорости.
А вот чудовище, как ни странно, уменьшалось на глазах, словно бой иссушил его. Вот клубок уже не превышает размером человеческий рост, вот он уже по плечи, по пояс приближающемуся Гарэлю. И катится с дороги в жар и серый дым.
После столь странной метаморфозы Гарэля Маэджана не вмешивалась в битву и лишь наблюдала. Не без интереса. Наблюдала за происходящим и Вхен, вот только совершенно растерянно. Дракона она поймала как-то неловко, выронив обломки стрелы и умудрившись порезать пальцы острым лезвием, но увлажнившиеся от крови пальцы сейчас волновали её меньше всего.
Брат Поль встал с колен – он молился все время битвы, и казался таким усталым, словно бы сражался сам, священника слегка покачивало.
– Брат Гарэль, остановитесь! – воскликнул он.
Эльф не слышал. Он шёл прямо на монстра, время от времени сжимая и разжимая кулаки, как зверь, втягивающий и выпускающий когти. Дракон был у загорянки, а значит его осквернить можно было не бояться. Гарэля почти ничего не держало от убийства. Почти.

Мара легко перекатывала между ладонями комочек льда, не сводя глаз с эльфа и полудохлого монстра.
– Брат Гарэль! Чудо не зря было явлено! Осторожнее!
Казалось, еще шаг – эльф и сам загорится, потечет лужицей расплава... а вот твари, казалось, все было нипочем. Или?.. Клубок замер, уменьшился до размеров человеческой головы и остался неподвижен, хотя мертвым не выглядел.
Сорока остановился. Замер в предельном напряжении, сам напоминающий змею, готовящуюся ужалить.
– Ну что, кто первый решится пнуть жалкие останки? – подала, наконец, голос воровка, с подозрением присматриваясь к клубку. Желающих не нашлось.
Вхен все так же растерянно смотрела на старшего и в голове упрямо крутилась история, рассказанная им вчера. О безжалостных тёмных существах, едва не принесших гибель собственному миру, о жутких лесных тенях, чьё появление сулило горе. И сейчас ей казалось, что призрак такой вот тени тянет хищные когти к Гарэлю. И не понятно что сделать, чтобы зыбкая грань между ними устояла, не позволила стать одним существом.
Взгляд охотницы, брошенный на Дракона, вдруг изменился. К кому, как не к Творцу и его язатам обратиться за помощью в борьбе со скверной, жаждущей захватить душу? Вот только если брат Поль в таких случаях начинал молиться, то загорцы пели, обращая души к Тэзерату.
Конечно же слов родного языка девушки никто не понимал, но каким-то неуловимым образом каждому было понятно о чём она. В бесхитростном мотиве слышалась просьба о помощи и надежда. Повинуясь то ли промелькнувшему в памяти воспоминанию, то ли какому-то наитию, Вхен осторожно, почтительно щёлкнула пальцем по клинку Дракона, словно предлагая тому присоединиться, позвать заблудившегося друга.
– Боюсь, песнями его не угомонить, – тихо прошептала себе под нос зимняя, – а вот ледяной душ освежит кого угодно.
Но предлагать это во всеуслышанье не стала. Посреди чужой культуры и веры ступить некуда, чтоб не оскорбить чужих религиозных чувств. Если одна из замотанных в трепье понимает Сороку, снег ей в руки, как говорится.
Зимняя выронила из рук прозрачный ледяной шар и отошла подальше от эльфа и загорянки.

Дракон отозвался чистым звоном, более приличным бокалу из тончайшего хрусталя, чем боевому мечу. Этот тихий, пронзительный звук и не думал стихать, напротив, он усиливался, а потом и вовсе начал вибрировать, подстраиваясь к ритму пения загорянки.
По подбородку Гарэля скользнула кровавая струйка. Эльф напрягся, а потом выдохнул и сдулся, как гриб-дымовик, если его сжать пальцами. Руки бессильно упали плетьми, и Сорока медленно уселся на землю, как если бы ноги вдруг отказались ему служить.
– Брат Гарэль! – француз бросился вперед на своих коротких ногах, и поддержал эльфа, не давая ему повалиться наземь. – Что с вами?
Эльф молчал. Его лицо было настолько спокойно, что это было худше любого искажения. Священник заметил, что на руках Сороки постепенно проступают такие обычные для человека и такие чужеродные для Бессмертного кровоподтёки.
Гарэль открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же сложился пополам.
– Больно, – еле слышно прошептал он. – Пал.
– Азра, – подала голос первокурсница, – если ты умеешь лечить не только себя одну, то сейчас самое время продемонстрировать всем свои способности.
Мара испытующе смотрела на загорянку, меньше всего в жизни она любила хитрецов. За всей этой теологической болтовней замотанная в ткань скромница вытягивала информацию из других, а о себе рассказывала лишь необходимый минимум. Зимняя уже очень долго куда-то шла и что-то делала в столь неуютной для неё компании и сейчас искренне скучала по холодной и надменной ангварисс. При всей невыносимости Рейлан с ней было намного проще.
Умолкшая охотница колебалась всего несколько мгновений. Что бы не заставляло её скрывать своё умение, это явно показалось ей не стоящим страданий старшего. Коротко извинившись перед язатом, Вхен положила клинок на тропу и приблизлась к раненому. С каждым шагом она всё яснее чувствовала боль, поселившуюся у него в груди и жалящую при каждом вдохе. Кровь, разлившаяся под кожей эльфа от неласковых объятий твари, не вызывала у загорянки особенного беспокойства. Следы на коже и боль это не страшно.

Смуглые пальцы легли на грудь эльфа, безошибочно определив место повреждения лёгких. Кровь из изрезанных пальцев едва заметно стекала по водоотталкивающей ткани рубашки. Алое на алом. Девушка же тихо зашептала что-то на родном языке. Если бы кто-то мог понять о чём она говорит со своим богом, то узнал бы, что Вхен винится перед тем за скверну, пущенную в сердце, и просит не забирать данный когда-то дар хотя бы до тех пор, пока она не исцелит старшего.
Магию Мара определеяла всегда по-разному, иногда слышала легкий треск, иногда чувстовала нечто, напоминающее холодок, но чаще всего видела потоки силы от ладоней колдуна или свечение предметов. И сейчас ладошки загорянки светились ровным белым светом, постепенно распространяющимся от них и обволакивающим грудь Гарэля. Сторонним же наблюдателям какое-то время казалось, что ничего не происходило. Только кровь перестала сочиться из-под её пальцев, а дыхание эльфа стало ровнее и как будто свободней.
Кумудвати удовлетворенно улыбнулась. Зная, что за силами богов, богинь и боженят в большинстве случает стоит магия, которую студенты Шпиля изучают на лекциях, совсем иначе слушаешь молитвы и смотришь на обряды. Она готова была поклясться, что это исцеление Азра припишет не собственным усилиям и таланту, а милости своего бога. Но зимняя не была похожа на Маэджану и язвить по этому поводу ей и в голову не пришло. Воровка же тоже, как ни странно, продолжала молчать. Лишь отступила растерянно в сторону: здесь она вряд ли чем могла помочь.
Священник стоял на коленях рядом и молился – но выглядел по-прежнему измотанным.
Гарэль под руками загорянки окончательно затих и, кажется, заснул. Во всяком случае, его глаза были закрыты, лицо бледно и напряжено, а дыхание выровнялось. Охотница же сидела рядом, растерянно глядя на Сороку и не зная, что делать. Наверное, надо было что-то сказать. Найти единственно верные слова, способные исцелить душу от... от... Знать бы еще от чего. Девушка не была уверена, что поняла случившееся верно. Одно было ясно – телесно старший был достаточно здоров, но ему было очень плохо. А она не умеет красиво говорить и заглядывать в души. И куда жалкому подобию замыслов Творца соваться с помощью к более совершенным его детям? Она же не язат. Язат...

Вхен вскочила с места и в пару прыжков оказалась у оставленного меча.
– Помогите ему, – умоляюще прошептала охотница клинку прежде, чем вложить рукоять в пальцы Гарэля. Оставив мудрое и возвышенное Нархэту, загорянка решила заняться более простыми и насущными проблемами.
– Помогите увести их отсюда, – обратилась она к спутницам, кивнув в сторону измождённых мужчин. – Это дурное место, а скоро мы все наглотаемся дыма.
Короткий взгляд, брошеный на Маэджану, обещал жестокую месть в том случае, если она сейчас решится поупражняться в остроумии.
Ответный взгляд воровки, брошенный на загорянку, показался заинтересованным и каким-то... изучающим, точно они только-только познакомились. Маэджана медленно оглядела закутанную в халат фигурку с ног до головы и обратно и хмыкнула.
– И куда же мы их поведем? – поинтересовалась она, подходя к эльфу и брату Полю.
– Туда же, куда направлялись, – коротко ответила Вхен.
– Ну и кто вам сказал, что там будет лучше? – со знакомой ехидцей в голосе полюбопытствовала Маэджана, – С тех пор, как мы вышли от нашего нанимателя, у нас, если хоть кто-нибудь обратил внимание, дела все хуже и хуже.
И тем не менее, она принялась за дело. Она ухватила Гарэля за руку, забрасывая ее себе на плечо, затем обхватила его торс и поднялась вместе с эльфом, стараясь удерживать его в вертикальном положении. С некоторым усилием поначалу, и все же не слишком уж напрягаясь.
Священник ей помог, заметив:
– Здесь оставаться уж точно не имеет смысла. И я не согласен, что становится хуже и хуже.
Загорянка от коментариев воздержалась. Просто вложила Дракона в ножны на поясе эльфа и сомкнула его (эльфа) пальцы на рукояти меча. Нархэт поможет, Вхен верила.
Мара продолжала наблюдать за ситуацией несколько отстраненно. Она не рвалась участвовать и побеждать в Игре, но раз уж им не оставили иного выбора, то хотя бы не мешать другим в её силах.
Брат Поль помогал тащить эльфа, хотя и сам пошатывался.

Изумруд. День третий

Проход некоторое время спускался вниз, и внутри было не так темно, как казалось сперва. Когда глаза привыкли, оказалось, что своды – несомненно, деревянные – проросли мерцающими нитями, рассеивающими мрак. Вскоре они спустились, судя по всему, ниже уровня земли и зашагали вперед. Как ни странно – и стены, и пол по-прежнему были деревянными.
– Интересно, это все тот же дуб? – задумчиво спросил Гимир.
– Если так, то я не удивлюсь, – весело хмыкнул Хейлин. – Тут и не такого насмотришься... то твари огненные, то яблоки золотые!
Он шел, оглядываясь по сторонам, и время от времени дотрагивался ладонью до стен – дерево было приятным на ощупь и из-за светящейся паутины казалось... живым.
Проход тем временем расширялся, и вдруг впереди свечение стало ярче.
– Неуютно мне здесь, – пожаловался Кэллар.
Рейлан привычно проверяла наличие магии вокруг. Она не сомневалась, что уловит здесь что-то. И не ошиблась. Более того, магия сгустилась, когда они вошли в низкую, но широкую пещеру – или, быть может, стоило называть ее подземным дуплом?
К деревянному небу потолка поднимались остроконечные крыши невысоких, деревянных же домиков, между которыми виднелись фигурки жителей.
– Как думаете, нам тут благодаря колечкам дадут пообедать и выспаться в нормальной постели или опять попросят кого-нибудь изловить? – поинтересовалась у спутников зимняя.
Гимир, естественно, промолчал.
– Давайте ждать худшего, но надеяться на лучшее, – предложил бард. – Меня устроил бы первый вариант, но судьба, здешние места и их обитатели могут оказаться весьма коварны.
– Так надо их спросить, – подал наконец голос белобрысый.
Ему хотелось добавить, что у Рейлан несомненный дипломатический талант, но усилием воли удалось удержаться.
– Ну так вперед, – предложила мысленно упомянутая Гимиром зимняя.
Хейлин многозначительно кашлянул, напоминая, что споры лучше гасить в корне... иначе придется гасить что-нибудь еще, причем в прямом смысле.
Рейлан демонстративно скрестила руки на груди, давая понять, что с готовностью уступает главенствующую роль в переговорах своим спутникам.
– У меня не получится, – уверил Гимир с наивозможной искренностью.

Бард тяжко вздохнул. Вариантов, кто станет уполномоченным послом, осталось не так уж много... но стоило хотя бы попытаться:
– Хорн, – предложил он, – может, ты тут с кем-нибудь...
– Как же они живут без неба над головой? – ошарашенно пробормотал тот в ответ, глядя на деревянный потолок наверху, и стало понятно, что отвлекать Лепящего от его мыслей сейчас не стоит.
– Действительно, – согласился Хейлин. Осмотрелся, постукивая пальцами по дереву посоха.
На улице было не так уж много народу, и большую часть составляли дети. Что примечательно, вокруг путешественников вовсе не начала собираться, как это часто бывает, толпа – чтобы дружно поохать и потыкать пальцами в иноземцев.
Надлежало действовать решительно. Пройдя подальше вперед, Хейлин присмотрел наиболее тихого, задумчивого ребятенка и помахал ему рукой:
– Эй, дружок!
Будто бы до сих пор путников не замечали, а оклик сорвал пелену с глаз. Почти все обернулись к пришельцам. Дети сбились в кучки, пара взрослых, куда-то спешивших, тоже сошлись вместе и начали оживленно переговариваться. Впрочем, ничего конкретного расслышать не удалось.
Мальчишка побрел к чужеземцу, косясь с опаской и интересом.
– Привет, – сказал ему бард с улыбкой. – Мы тут идем мимо... не подскажешь, где бы остановиться на отдых?
– Так в доме старшего садовника. Так положено... – уверенно произнес тот. Затем его глаза загорелись. – А у вас с собой что-нибудь интересное есть? Ну, вам ненужное?
– А интересное – это какое? – уточнил Хейлин.
"Какое бы оно, конечно, ни было", подумал он в то же время, "ненужного у нас – точно мало".
– Так в том и интерес, что неизвестное, - удивился непонятливости мальчик. – Ну, чудное, не отсюда.
Рейлан было подумала, не спросить ли у мальчишки, будет ли достаточно чудным крепкий подзатыльник, отвешенный человеком "не отсюда". Но она сдержалась.
Хейлин оглянулся на спутников:
– У нас есть?..
Он бы с радостью отдал формингу, не настраивай он ее до этого с таким трудом. Да и вообще, хоть и доска со струнами, но какой-никакой, а инструмент.
Гимир начал хлопать себя по карманам и сумке.
– Как ты думаешь, эльфийский пирожок – это достаточно экзотично? – тихо спросил он Хейлина, приблизившись.

– Здесь на эльфа никто не тянет, – заметил тот, – если только не вывелись такие эльфы, которые живут в деревьях под землей. Попробовать можно... Кхм, – бард широко улыбнулся мальчишке, – пирожок хочешь?
– Хочу! А еще такую пуговицу, – юный обитатель подземелья ткнул в костюм полуэльфа.
Хейлин удивленно моргнул.
– Ну... можно и пуговицу. Только одну, не больше, – вытащив засапожный нож, он – не без сожалений – срезал с одежды верхнюю пуговицу, деревянную, с резным орнаментом из листьев, и протянул парнишке.
– Гляди, как бы к концу нашего путешествия тебя не раздели догола, – шепнула Рейлан Хейлину.
– Догола – не разденут, – шепотом пообещал эльф. – Размах не тот.
– Спасибо, – просиял мальчишка, хватая сокровище и пирожок, и одновременно взмахивая в нужном направлении. Как ему это удалось при наличии всего двух рук – осталось загадкой. – да я вас провожу!
И он зашагал в другой конец странной улицы, остальным ничего не оставалось, как последовать за ним.
Дом старшего садовника оказался большой деревянной шкатулкой, и входили туда через крышку – то есть лестницу, ведущую к люку в округлом потолке, что немало удивило Хорна, путешествовавшего не в пример меньше всех остальных. Стены походили на перегородки, а потолок, он же крыша, неярко мерцал, освещая помещение. Мальчишка просто провел их – похоже, дверь не запиралась.
Старший садовник оказался высоким черноволосым мужчиной с чуть не королевской осанкой и едва пробивающимися седыми волосами.
– Кого ты привел, Иннар? – спросил он звучным баритоном.
В голосе отразилось удивление, однако почти сразу угасло при виде колец. Нет, не угасло, а изменилось. Теперь он смотрел, как смотрят на что-то редкое, но ожидаемое.
– А, понятно, иди...
– Приветствую наших гостей! – произнес он. – Рады принять вас в этом доме!
Гимир вежливо поклонился, но ничего не сказал. Внутри его копилось непонятное и неприятное ощущение, исходившее от темного жреца.
– Благодарим вас, – кивнула Рейлан. Она постаралась быть вежливой, хотя ее вид и не утратил привычной надменности. Ей очень хотелось спросить, не предоставят ли им, к примеру, ванну с горячей водой и нормальные кровати с чистой постелью, но она решила подождать с просьбами – вдруг хозяева сами предложат? Высокомерная ангварисс неловко чувствовала себя, когда приходилось просить что-то у кого бы то ни было. Она действительно привыкла получать желаемое безо всяких просьб.

– Ясного вам... – начал было Хейлин, тоже поклонившись, но вдруг осекся. И как тут продолжить? "Неба над головой", как это было принято у него на родине? У этих людей, увы, над головой совсем не небо! – Ясного дня... или вечера.
Да, вышло не так складно, как хотелось бы.
– Надеюсь, наше присутствие в этих местах не доставит вам неудобств и не стеснит.
– Мы не можем отказать вам в гостеприимстве, даже если бы и хотели, – в улыбке ощутилась корой хинного дерева горечь – и тут же исчезла. – Но мы и не хотим. Прочных вам корней и крепкого ствола! Хотите ли сразу продолжить путь или же отдохнете под нашим кровом?
Солнечный обвел взглядом спутников, размышляя, может ли он говорить за всех... но в таком вопросе, решил он, пожалуй, все-таки можно.
– Я думаю, отдохнем, – Хейлин улыбнулся. – Никто не возражает?
– Отдохнем, – согласилась зимняя.
– С огромным удовольствием, – закивал Лепящий. Стал оглядываться по сторонам – это где ж их разместят, интересно?
Гимир не возражал. Хотя Кэллар устроил внутри чуть ли не легкую панику – надо было показать, кто в теле хозяин.
Оказалось, что домик-шкатулка состоит из нескольких отделений. Участки стен между ними просто складывались, как веер, въезжали в более толстые перегородки, открывая проход. Хозяин показал им комнату – не очень большую – и извинился, что не может разместить каждого по отдельности, разве если гости захотят воспользоваться гостеприимством других домов. При этом он смущенно посмотрел на зимнюю.
Та в свою очередь невольно поглядела в сторону спутников, но тут же вновь вернулась взглядом к хозяину.
– Скажите... – она запнулась, а затем задала вопрос ей совершенно не свойственный, – Можно узнать ваше имя?
Обычно высокомерные ангварисс не интересуются именами слуг, к коим, как известно, причисляют всех, кроме себя. Конечно, время, проведенное в Шпиле, немного изменили Рейлан, но эти изменения скорее заметили бы у нее дома. Заметили – и вряд ли одобрили бы. Для всех прочих же Рейлан по-прежнему оставалась высокомерной зазнайкой.
– Простите, не представился, – слегка стушевался тот. – Меня зовут Кэтерон. А соблаговолите ли сказать свои имена?

Рейлан назвала свое имя и посмотрела на остальных. Она явно не собиралась говорить за них.
Гимир сделал то же самое. Хейлин представился с подозрительно торжественным видом, добавив к имени заодно и звучное: "Менестрель", Хорн же просто назвался.
– А вы один тут живете? – поинтересовался Лепящий, оглядывая предоставленную им комнату. Ему казалось, что это дом должен быть куда вместительнее, чем выглядит с улицы, так, наверное, у старшего садовника большая семья.
– Нет, конечно, – собеседник покачал головой и сплел широкие, сильные пальцы рук. Еще жена, да дочери, хотя они-то сейчас в сад, да мать... Но она-то уж не выходит, уж простите.
– А чем в вашем городе занимаются? – подхватил беседу Хейлин. – Если мы, конечно, не отрываем вас от дел и вы можете уделить нам несколько минут для светской болтовни...
Хозяин дома усмехнулся.
– Ну что вы. Легенды говорят, что все мы, в конечном счете, существуем для вас... Мы – садовники. Если вы пришли сверху, то видели нашу работу.
– Так это был ваш сад?! – оторопел Хорн. – Ничего себе!
– Оригинально, – поддержала его Рейлан, – И что же, многие растения у вас... не прочь позавтракать путниками?
– То, о чем вы говорите, видимо, изгородь, – лукаво усмехнулся Кэтерон, присаживаясь на табурет. – Она должна охранять. И да – это наш сад...
– Но он же огромный, – Лепящий поморгал недоуменно. – Что вы делаете со всеми этими цветами и плодами потом?
– Едим, строим дома... А остальное – возвращается в землю, чтобы снова взойти – спокойно ответил старший садовник.
– А с помощью ограды в обороняетесь от соседей? – предположила зимняя.
Хозяин кивнул.
– Интересно, чего могут хотеть от вас эти гномы, – хмыкнула Рейлан, – уж не дров ли для растопки?
– Они служат тьме, а мы – свету, – с полной уверенностью в серьезности и даже обыденности своих слов произнес хозяин, и в его устах это звучало совсем не высокопарно.
"Тут есть доля правды", мысленно усмехнулся Хейлин, "эти гномы с их огненным демоном мне сразу не понравились".
– Но они нападают на вас? – уточнила девушка.
– Такое случается, – Кэтерон внимательно посмотрел на собеседницу, – но чаще всего наша живая изгородь справляется.
– А нас она тоже могла... ну... справиться с нами? – вдруг резко забеспокоился Лепящий.

– Могла бы, если б вы позволили, – кивнул садовник, и добавил почти ласково: – Она у нас умница!
Хорн, видимо, пораженный гостеприимством здешних, не нашел, что ответить.
– Мы оценили, – заверила хозяина зимняя со всей возможной любезностью, – А скажите, почтенный Кэтерон, маги в вашем... селении есть?
– Это которые огненными шарами швыряются, – почесал в затылке хозяин. – Откуда? Растущее заговорить можем, да это разве магия... Этому у нас с детства учатся.
– Да... – Рейлан покосилась на Хейлина, – Наверное, это больше по эльфийской части...
Она снова повернулась к хозяину:
– То есть, у вас каждый растущее заговаривает?
– Так иначе-то как за таким садом уследить! А это призвание нашего народа...
– Значит, – медленно произнесла зимняя, – поговорить о вашей магии я могу с кем угодно? Например, с вами?
– Это не магия, – вздохнул Кэтерон.– Но вы, конечно, можете.
– Значит, вы могли бы мне показать, как это делается?
– Как интересно-то, – шепотом сказал Хейлину Лепящий. – Я вот вспомнил, у нас ведь, в моем родном мире, тоже были такие, которые с растениями умели управляться. Вяжущие Узор Трав, вот как они себя называли. Я, правда, не был у них никогда, но, должно быть, это что-то похожее...
– Показать – конечно, – кивнул хозяин.
– Я буду рада это увидеть, – улыбнулась Рейлан.
И додумала: "Как только помоюсь, поем и отдохну".
– Но сперва могу я поинтересоваться, есть ли у вас... мм... горячая вода?
– Нет... Но я могу нагреть для вас на очаге, встав, – Кэтерон задумался. – До ужина или после?
Зимняя не удержалась и спросила с явным интересом:
– А что у вас на ужин? – это было совершенно не в ее манере поведения, и она несколько смутилась.
– Яблоки, виноград и персики, – сообщил хозяин. – А еще могу достать из кладовки засушенные фрукты или варенье.
– А... – начала было зимняя и запнулась, подумав, что местные обычаи могут запрещать употребление мяса. С них, с садовников, станется.
– А хлеб вы печете? – нашлась она.

В глазах Кэтерона блеснуло непонимание – как будто универсальный переводчик, который способствовал их пониманию в разных мирах и с разными народами, запнулся. Затем, видимо, нашел похожее слово.
– А, лепешки... Да, но редко.
– О... понятно, ну, я просто спросила, – ответила Рейлан, в очередной раз удивившись сама себе. Вообще-то ей было бы более свойственно, если б она потребовала немедленно подать себе окорок и пригрозила заморозить всех, если не поторопятся.
– Так, получается, – влез в разговор бесцеремонный Хейлин, – вы только тем и питаетесь, что сами выращиваете?
– Конечно, ведь весь наш квадрат занят прекрасным садом, который... впрочем, я уже говорил, простите.
Бард покивал, улыбаясь – пусть и несколько недоуменно.
Гимир же явно не пришел в восторг от перечисленного меню. Впрочем, никто не обратил внимания на его недовольную физиономию. Это не помешало ему за ужином умять несколько яблок и полбанки варенья. Стол походил на огромный плоский пень, вокруг которого стояли пеньки поменьше. Продуктов было много, и в своем роде они отличались разнообразием. Обещанные лепешки были явно испечены не из ржи или пшеницы, а, похоже, из каких-то плодов.
Во всяком случае, отсутствие мяса желающие могли наверстать количеством остального.
Еда показалась привередливой Рейлан весьма неплохой. А может, так показалось от голода. Наевшись, она почувствовала, что ее клонит в сон, но желание спать в чистой постели, смыв с себя пыль подземелий и дорог, пересилило, и она обратилась к хозяину за обещанной горячей водой.

Еду привередливая Рейлан оценила как весьма неплохую. А может, так показалось от голода. Наевшись, девушка почувствовала, что ее клонит в сон, но желание спать в чистой постели, смыв с себя пыль подземелий и дорог, пересилило, и она обратилась к хозяину за обещанной горячей водой.
Тот провел девушку на просторную кухню. Там находился очаг, но в нем не было языков пламени – лишь тлели красно-желтым жаром древесные угли. Тлели, впрочем, очень жарко, и над ними нагревалась большая бадья. Еще одна, большая, стояла в углу, и больше всего напоминала невысокую, но широкую бочку, куда Кэтерон и вылил горячую воду. Озабоченно потрогал пальцем и долил немного холодной из деревянного ведра.
Рейлан воззрилась на бочку с некоторым недоумением. Она видела подобные в некоторых домах слуг, но сама привыкла пользоваться нормальной ванной. И как в эту бочку забираться, интересно?
Поймав ее взгляд, Кэтерон кивнул на низенький деревянный табурет, стоявший недалеко от бочки.
– Встаньте на него. Я поставлю греться еще воды и покину вас.
Зимняя невнятно поблагодарила и кивнула, но не двинулась с места, ожидая, пока хозяин, как и обещал, выйдет. Кэтерон вышел весьма поспешно, как и приличествует семейному человеку, да еще старшему садовнику.
Некоторое время Рейлан ходила по кухне, разглядывая обстановку, присматриваясь к деталям и с подозрением поглядывая на дверь: задвижки на ней не наблюдалось. Видать жители деревянного царства доверяли друг другу... во многом. Зимняя осторожно выглянула в коридор, который оказался пуст, плотнее прикрыла дверь и, зайдя за бочку, принялась медленно расстегивать пуговицы некогда черной, а теперь посеревшей от налета пыли куртки. Следом она стянула сапоги и штаны, оставшись в белье и длинной рубашке. В ее мешке лежала запасная, полученная еще в эльфийской деревне, а вот штаны и куртка имелись в единственном экземпляре, и зимняя запоздало пожалела, что не попросила гостеприимного хозяина что-нибудь на время.

А в коридоре тем временем совершенно явственно скрипнули половицы. Потом еще и еще, хотя звука самих шагов слышно не было. Кто-то очень медленно шел прямо к кухне, – и был это Хейлин, отчаянно старавшийся не встретиться по дороге с Кэтероном, что ему успешно удалось.
Остановившись перед прикрытой дверью, он повернулся к ней спиной (дабы не быть ни в чем обвиненным) и легонько постучал по косяку:
– Эй, – по голосу можно было запросто догадаться, что полуэльф улыбается. – Еще можно или уже нет?
От неожиданности Рейлан едва не подпрыгнула и торопливо сгребла с пола штаны и куртку, хотя высокая бочка по-прежнему оставалась надежным прикрытием, отгородив девушку от двери.
– Ч-что можно? – невольно испуганным голосом спросила Рейлан.
– Когда я спрашивал, – бард хихикнул, – у меня не было вариантов, зато вот теперь появились... вообще – можно ли войти. Не бойся, я спиной к двери, если что.
– А-а-а.. – протянула Рейлан, поспешно натягивая штаны, – А чего забыл-то?
– Визит вежливости, – торжественно объявил Хейлин. – Подумал, не надо ли тебе чем-нибудь помочь... Тебе не надо чем-нибудь помочь?
– Помочь? – переспросила Рейлан, не сразу поняв, о чем собственно речь. Отчего-то за эти несколько секунд она странным образом поглупела. Должно быть, именно потому и вопрос прозвучал нелепо: – Это... чем же ты можешь мне помочь?
Эльф задумался на минуту.
– Ну, к примеру... э-э... воды принести, полотенце подать, спи... э-э... еще что-нибудь сделать, – нахальное "спинку потереть" он все-таки сдержал при себе.
– Ооо... – оценила предложение зимняя, она чувствовала себя все глупее и глупее, – Ну я не знаю... А! Знаешь, если не сложно, ты не мог бы... в общем, не мог бы ты спросить у хозяина не даст ли он что-нибудь вроде халата... Я не уверена, что они тут есть, но пока моя одежда будет стираться, мне нужно что-нибудь одеть...
– Ах, я понял, – радостно произнес из-за двери Хейлин, – одна нога здесь, другая там – я сейчас!
Быстрые шаги возвестили о том, что солнечный покинул наблюдательный пост возле кухни, донесшееся вскоре издалека: "Кэтеро-он!.. Хозяин, ау!", подтвердило, что бард и впрямь оказался весьма исполнительным.

– Ээ... можешь не торопиться! – запоздало крикнула вслед Рейлан и принялась во второй раз стягивать штаны. Справившись с одеждой она поспешно забралась в бочку и, не смотря на то, что мыться в стоячей ванне было весьма непривычно, едва не растаяла от удовольствия: как же долго она об этом мечтала! Бочка оказалась высокой и вода доходила Рейлан почти до горла. Девушка погрузилась в нее с головой, а, вынырнув, прислонилась к стенке и блаженно закрыла глаза.
Хейлин, каким-то чудом все же успевший услышать, что спешить ему не обязательно, вернулся к кухне в этот раз тихо, как мышка. Он уселся под дверью, скрестив ноги (по-прежнему спиной к ней), прислонился к косяку и беззвучно начал напевать что-то себе под нос.
В руках у него, заботливо сложенный Кэтероном, находился искомый халат – или что-то в этом роде: нечто длинное, с широкими ниспадающими рукавами, из простой светлой ткани. Вполне подходящий наряд после купания.
Минут десять-пятнадцать эльф не заявлял о себе никак. Потом все-таки подал голос:
– Рейлан? Я уже здесь, если что, причем с халатом. Скажи, когда будешь готова.
Из-за двери до чуткого эльфийского слуха донесся плеск воды, а затем голос зимней сказал:
– Ммм... я буду тебе очень признательна, если ты зайдешь и положишь его здесь.
Бард рывком поднялся на ноги и толкнул дверь. Судя по его лицу, чуть погрустневшему, ему не удалось застать тут что-то, что он желал бы застать.
– А куда положить? – голос, однако, был все тем же, неунывающим.
– Там в углу скамейка с полотенцами, – пояснила Рейлан. Бочка была почти в рост зимней, ее край скрывал половину лица, и бард мог лицезреть разве что белые пальцы ухватившиеся за бортик, мокрые темные волосы, да голубые глаза, следящие за эльфом с некоторым подозрением.
Тот, в свою очередь, невинно, но слишком уж широко заулыбался.
– Вот, – сказал он, бережно уложив халатик на край скамьи. – Кстати, горячая вода еще осталась? А то что-то я начинаю тебе завидовать.
– Кэтерон поставил нагреваться, – Рейлан указала глазами в сторону очага, – Так что тебе хватит... Хотя, тебе ведь ничего не стоит и самому подогреть что угодно.
– О, если не играть в лентяя, то разумеется, – покивал он и присел на скамью. Откинулся к стене, положил ногу на ногу – судя по его виду, эльф не собирался уходить, пока бадья не освободится.

– Ага... ну что ж. Спасибо за халат, – подытожила Рейлан, неопределнно хмыкнула и скрылась за краем бочки. Вновь послышался плеск воды: зимняя старательно терла себя мочалкой, надеясь, что Хейлин быть может сам догадается, что его присутствие больше не требуется.
Тот был совершенно невозмутим, время от времени кидал чуть более заинтересованные, чем требовал этикет, взгляды в сторону бадьи, и нагло не двигался с места. Иногда, стараясь, чтоб зимняя не заметила, еще и улыбался украдкой.
Рейлан продолжала мыться, хотя то расслабленное блаженное чувство, что возникло вначале, покинуло ее вместе с одиночеством. Иногда она с сомнением посматривала на стенку бадьи, отделяющий ее от незваной в общем-то компании, и в голову лезли нелепые предположения относительно особенностей эльфийского зрения.
Бард вдруг вскинул голову, поймал ее взгляд и совершенно серьезно поинтересовался:
– А я порядочный нахал, да?
Рейлан на секунду растерялась, затем сердито нахмурилась, зачерпнула воды и плеснула ей в Хейлина. Тот расхохотался и даже не попытался увернуться – хотя рассчитывал он явно на помывку другим способом, без применения водной артиллерии.
– ...а если ты будешь продолжать в том же духе, – только и проговорил он сквозь смех, – вода у тебя рано или поздно кончится!
– А если ты не дашь мне вытереться и одеться в одиночестве, – ехидно, но, как ни странно, не зло отозвалась Рейлан, – твоя вода рискует замерзнуть как раз в тот момент, когда ты нырнешь!
– Мне нравится этот подход, – весело фыркнул Хейлин, – он основательный и убедительный.
Солнечный поднялся, шутливо поклонившись, потом вдруг хитро прищурился и, вытянув вперед ладонь, обвел ею комнату. Один за другим, источники света, скрывающиеся в дереве стен, потухали – не до конца, но ровно настолько, чтобы на кухне воцарился полумрак и глазам, не обладающим эльфийским зрением, стало трудно различить что-то кроме силуэтов.
А потом с его пальцев спорхнули четыре огонька. Любимое заклинание – не обжигающие, но дарящие теплый красноватый свет звездочки. Они взлетели под потолок, да так и остались там, изменив комнату своим сиянием почти до неузнаваемости. Мягкие алые отсветы на глади воды, на стенах, на ткани...
Хейлин улыбнулся и вышел.

Топаз. День третий

С некоторым трудом отряд перешел охранявшееся чудовищем место и двинулся дальше. Дым по мере их медленного продвижения редел, разбавляемый чистым воздухом, вокруг становилось светлее, а выбор тропинок – больше. Через некоторое время они оказались на равнине, все еще бесплодной, но почва уже не была горячей и не курилась неприятно пахнущими струйками.
– Сил моих больше нет, – выдохнул наконец священник.
Маэджана, тащившая Гарэля с ним на пару, также остановилась и огляделась.
– Ну, мисс забота об окружающих, здесь для твоего драгоценного пострадавшего достаточно безопасно? – обратилась она к Азре. Та не стала отвечать, даже не удостоила воровку взглядом. Просто помогла осторожно усадить отрешённого старшего на землю, устроила Дракона у него на коленях и повернулась к священнослужителю.
– Отдохните, уважаемый. – Поколебавшись, она продолжила: – Если вы позволите, я могу попытаться помочь справиться с усталостью.
– Здесь есть те, кто больше нуждается в помощи, чем смиренный служитель Бога, – отозвался брат Поль.
Мара вдруг подумала о том, что из троих женщин больше всех опекает мужчин именно Азра. На фоне заботливой загорянки они с Маэджаной выглядели закоренелыми эгоистками. И угрызений совести по этому поводу зимняя не чувствовала. Там, где она родилась, женщине полагалось заботиться только о собственном супруге, но делать это так пламенно и самоотверженно, что если муж уходил в загробный мир раньше жены, то она заживо сгорала на его погребальном костре. Только попав в Шпиль, Кумудвати осознала, насколько этот и многие другие обычаи были дикими и жестокими, но все равно продолжала соблюдать все правила и запреты, на которых была воспитана.
Маэджана оглядела всю компанию, почесала затылок, осмотрелась вокруг и, выбрав одно из направлений (казалось, там впереди маячит какая-то растительность), медленно пошла прочь от места привала, задумчиво изучая землю у себя под ногами.
Гарэль сидел, глядя в одну точку долго. Эльфа не беспокоило ничего – даже мошкара, откровенно лезущая ему в лицо. Изумруд глаз обернулся подделкой, мёртвой стекляшкой, подвижное лицо окаменело поделкой неумелого скульптора. Только Дракон оставался тем же – настоящий, цветной рисунок на сером фоне, он упёрся концом ножен в землю, а рукоять прирос к ладони эльфа. Держал, как друга над пропастью.

(в очередной длинной совместке традиционно участвовали все-все игроки ветки в разных долях, смесях и пропорциях)

– Как я понимаю, вы можете ему помочь? – обратился священник к загорянке.
– Помогла бы, если б умела, – глухо ответила охотница.
Неожиданно эльф поднялся на ноги. Не текучим и лёгким движением, как прежде, нет. Он тащил себя из бездны, цепляясь за рукоять Дракона и опираясь на него же. Встал. Обнажил клинок – медленно, с болезненным скрёжетом. Деревянным шагом переступил через упавшие ножны. Поднял меч. Застыл.
Потом было что-то, чему так и не нашлось именования. Оно напоминало прежний танец Гарэля с мечом, примерно так же, как конвульсии эпилептика напоминают любовный экстаз. Движения Сороки были резкими, отрывистыми, его тело перенапрягалось, бунтовало, ноги и руки двигались не в лад. На это было больно смотреть. По щекам Сороки текли слёзы.
Наблюдать эти перемены было мучительно, но чем помочь – Вхен так и не знала. Пару раз она размыкала губы, пытаясь что-то сказать, но так и не выдавила из себя ни слова.
– Может быть, его тоже одолевают демоны? – предположил брат Поль. – Боюсь, моих сил сейчас не хватит на второе изгнание.
Загорянка отрицательно покачала головой и молча стянула скрывающую лицо материю. Смуглая кожа болезненно посерела, но ни следа слёз видно не было.
– Мне кажется... – тихо начала она и, бросив взгляд на Гарэля, нерешительно замолчала. Кто она такая, чтобы судить, что творится в душе у старшего? И, тем более, делиться с кем-то этими догадками?
– Я буду за него молиться, – решил священник. – Если Бог только что спас ему жизнь – то не захочет допустить смерти или безумия.
И, не откладывая, встал на колени. А загорянка, собравшись с духом, подошла к Сороке.
– Иногда, когда тело повреждается, нужно время, чтобы всё стало как прежде. – Голос звучал тихо и неуверенно, будто Вхен внутренне готовилась к тому, что её отошлют прочь с этими глупыми словами. – Пораненная нога не даёт танцевать, сломанная рука натянуть тетиву. Но это проходит. Когда повреждается душа, случается подобное.
Девушка умолкла и вперила взгляд в землю.
Дракон поднимался и опускался чуть ли не со стоном.
– Я пролил кровь, но не это страшно. Защита от зверя не возбраняется, – Сорока не обращался ни к кому и говорил монотонно. – Выпустил тьму. Накормил проклятье.

– Спас нас, – тихонько продолжила список охотница.
Француз был очень серьезен. На его лице была написана задумчивость и какая-то робость – будто перед первым свиданием.
– Хочешь... – замялся он, – хочешь, я исповедаю тебя и отпущу грехи именем Создателя всего сущего, брат Гарэль?
– Спасибо, брат Поль, – тон эльфа не изменился ни на йоту. – Это не грех. Это ключ, который я повернул в замке. Однажды дверь откроется.
Священник сразу не отступил:
– Исповедь облегчает душу...
Сорока остановился, но меча не опустил. Дракон обличающим перстом уставился в небеса, эльф закрыл глаза и поднял одну ногу, замерев узким фигурным шпилем.
– Что ты хочешь услышать, брат? – спросил он.
– То, что ты хочешь рассказать, – мягко сказал брат Поль. – Не больше, не меньше. В этом и состоит исповедь.
– Хорошо. Слушай, брат.
Эльф набрал воздуха в лёгкие и чуть качнулся, но равновесие удержал.
– Мой народ в прошлом совершил ужасные злодеяния. Война... долгая даже по меркам бессмертных и очень, очень жестокая. Нами пугали детей, да и до сих пор многие легенды несут отголоски о демонах, приходящих в ночи...
Эхо. Совсем недавно он уже рассказывал это под светом звёзд. Тогда рядом была лишь Азра, теперь же...
– Мы нашли в себе силы остановиться, но было поздно. Тьма проникла в нашу плоть и души, отравила навсегда. Тогда мы сами приняли на себя проклятие и обет. Проклятие у всех разное. У моих родных – не знать покоя и никогда не возвращаться на родину. Нас зовут эльфами Пути, а если не боятся обидеть, то более верно – Изгнанниками. Ограничение же простое – не брать чужой жизни без необходимости, и уж точно не в ярости. Я нарушил обет. Гнев оказался так... сладок.
Губы Гарэля дрогнули и будто против его воли сложились в оскал.
– Теперь древняя тьма в моей душе пробудилась. Она будет расти и набирать силу, пока я жив. Будь рядом иные эльфы, меня бы заточили. Изолировали от всего мира навсегда.
– Гнев – один из смертных грехов, – согласился священник. – Но ты сражался за жизнь – свою, и тех, кто рядом. С воинами подобное случается часто. Все люди иногда грешны, но никому не закрыт путь к Богу. Я не верю, что тьма овладеет тобой, если ты этого не захочешь.
Эльф медленно вдохнул и выдохнул, плавно, но без привычной лёгкости опускаясь на колени. Дракон лёг перед ним. Гарэль молчал, не открывая глаз, потом достал из-за пояса ножны и вложил в них меч.
– Брат Поль, возьми его в руки. Он покажет.