Февральский ветер трепал простыни на веревках. Человечек снял европейскую шляпу, сразу сделавшись еще круглее, поклонился и быстро вернул головной убор на место. Оттопыренные уши остались торчать в стороны. Из внутреннего кармана короткого дорогого пальто вынул визитницу и протянул гладкий кусочек прямоугольного картона медсестре.
- Такемура Наоки, - представился незнакомец, одной рукой придерживая шарф.
Не местный, скорее всего, столичный: его выдал слишком чистый и строгий говор, одежда, какую здесь носил разве что городской глава.
- Я из министерства образования, - добавил необычный посетитель, видимо, убоявшись, что женщина не сумеет прочесть некрупный шрифт. – Мы работаем с сиротами и детьми из необеспеченных семей.
Он поправил сползшие на кончик носа очки.
- Нам сообщили, что к вам недавно попал неизвестный мальчик. Я бы хотел поговорить с ним.
- А, так вы за Совенком! – оживилась старшая медсестра. - Мори-сенсей пытался найти какие-нибудь сведения о нем, но у нас тут все по старинке...
Как и предполагалось: постель смята и пуста, тонкое одеяло небрежно отброшено в сторону. Медсестра заглянула на всякий случай под койку; больше ради успокоения совести, чем в ожидании найти там пропажу.
- Он никогда не прячется в одном и том же месте дважды, - сообщила она посетителю.
Искали они долго и тщательно, проверяли каждый угол. Вернее, искала женщина, Такемура послушно следовал за ней, потея в пальто, но не решаясь снять его и оставить где-нибудь; правительственный служащий чувствовал себя неуютно в почти деревенской больнице, так далеко от привычного Токио. Кухня, склад продуктов, комната медсестер, комната ожидания посетителей – нашлась и такая, с телевизором в углу и множеством растений – не принесли удачи. Казалось, искатели ходят по коридорам бесконечно, сворачивают за углы, поднимаются и спускаются по лестницам, заглядывают в двери. Менялись только таблички.
Пахнуло мокрым тряпьем, нагретым металлом и паром. Стало жарко. Такемура вытер пот со лба платком в крупную клетку.
- А! – обрадовалась старшая медсестра. – Вот ты где!

(sa)

Беглец устроился среди тюков с грязным постельным бельем, сидел, крепко обхватив колени руками. Медсестра достала из кармана заготовленный заранее карукан, разорвала упаковку и протянула сладкий рисовый шарик мальчишке, чтобы выманить его из укрытия.
- Только не делайте резких движений, пожалуйста – вполголоса предупредила она.
- Хорошо, - ответил шепотом Такемура.
Он разглядывал мальчишку, похожего больше на какого-то зверька, чем на сову, и, наконец, определил словами свое ощущение - танучонок осенью. Уже оброс так, что из-под лохматой с рыжеватым отливом челки только блестят круглые влажные глаза, но еще не нагулял жирку к зиме. Руки вон какие тощие, хотя ладони по-деревенски крупные.
- Выйди к нам, пожалуйста, - попросил Наоки.
И присел на корточки, чтобы казаться меньшей угрозой. Под пристальным взглядом темных глаз становилось почему-то неуютно. Мальчишка расцепил чумазые пальцы и потянулся к угощению, но медсестра чуть-чуть отодвинула руку; не так, чтобы найденыш посчитал, что его бессовестно дразнят, всего лишь на сантиметр, так чтобы не сразу достал. Минут пятнадцать таких упражнений и увещеваний, и Совенка извлекли в коридор. Медсестра перевела дух и с трудом высвободила подол кофточки.
- Не бойся, - сказала она. – Этот человек пришел за тобой.
Мальчишка жевал карукан, не спуская мрачноватого взгляда с Такемуры.
Разговор долго был односторонним. Государственный служащий сидел, скрестив ноги, на полу в укромном углу перед мальчиком – так, чтобы тот понимал, что может уйти в любой момент, - и говорил. Трудно было понять, внимал ли ему единственный слушатель, но, по крайней мере, не убегал. Наконец Наоки перешел к самой существенной части своей речи:
- В Токио обеспокоены тем, что дети оказываются без пищи и крова, без будущего. Поэтому существует специальный отдел, и задача его сотрудников состоит в обеспечении всего этого потерянным или брошенным детям. У каждого человека есть талант, хотя бы один. Мы хотим, чтобы талант этот раскрылся как можно ярче. И у тебя есть талант. Возможно, несколько. И ты можешь развить их. Можешь приносить пользу другим. И главное, - Такемура наклонился ближе к сосредоточенному нахохленному «танучонку», - ты можешь быть счастливым. Настолько, насколько захочешь сам.
Ответственный момент.
- Ты хочешь изменить свою жизнь?

(и я присоединимшись)

Токио, Йоцуя
18 тюня 2015 года
Через полчаса после катастрофы

Свет мигнул и погас на какое-то время, потом снова включился: заработала резервная линия. Ее давно хотели убрать отсюда, но нужно было разбивать стены дома для этого, и она оставалась живым реликтом эпохи, когда слово "реальность" еще писали с маленькой буквы. Антиквариат... Рен упал в кресло и потерся затылком о мягкую искусственную кожу обивки. Выходить в сеть сейчас было самоубийством. Подумав, разработчик перевел имплант в "полный оффлайн". Где-то в глубоком детстве, еще с родителями, в его доме иногда отрубали свет. Люди зажигали свечи и читали или играли в настольные игры. Рен усмехнулся: в его доме не было ничего, что работало бы без Реальности.
Даже входная дверь долго капризничала, прежде чем, наконец, открылась. Рисковать и запирать ее снова парень не стал: хаос в сети мог продлиться долго. Разве что лед или скука владельца остановят ненасытного... Гарма? "Если что, запру удаленно". Реальный мир был незнаком и полон сюрпризов, и Рен не мог выкинуть из головы навязчивое "любопытственнее и любопытственнее", особенно когда в самом низу некрутой лестницы колени ощутимо заныли. Остаток дня обещал быть насыщенным.
К его сюрпризу, на улице все еще находились работающие магазины и занятые, куда-то спешащие люди. К еще большему - толпа не слишком стремилась обтекать стоящего посреди тротуара, а потому несколько раз "мальчика" чуть не сбили с ног, а кто-то даже выругался под нос. Зато машин было мало. Рен сошел с тротуара и побрел вдоль дороги, невольно отмечая изменения в вывесках. Последний раз он всерьез гулял здесь... Четыре года назад??
Стоило свернуть с главной улицы на боковую, и картина переменилась снова. Рен непроизвольно отметил красивый переход из неонового хаоса в полусумерки. Здесь дома были скромнее, и мало кто мог позволить себе держать в рабочем состоянии две и больше систем охраны - потому вывески гасли, окна занавешивались железом, а редкие прохожие ускоряли шаг. Разработчик остановил взгляд на летящих по земле листочках бумаги, ослепительно, иссиня-белых на фоне сумрачно-серого. Камень был холодным и влажным на ощупь, от хаотичности звуков почти кружилась голова. Кроличья нора.

(пока один ))

Посреди дороги лежал человек. Можно было предполагать что угодно, но Рен уже знал, что с ним произошло, а потому, не множа сущностей, подошел и попытался разыскать на его затылке наружный коннектор. Если прохожий был еще жив, стоило перезагрузить и отключить имплант, пока его еще не доели.
Человеческая кожа была теплой на ощупь и такой жирной, что Рен невольно потрогал свою. Его собственные руки были песочно-сухими с тех пор, как он вышел из детства. Нашарив в кармане чип с нахальной надписью "стим", Рен извлек его и вставил бы в разъем, но в последний момент совсем рядом кто-то закашлялся.
Парень заинтересованно поднял голову... И уперся взглядом в дуло древнего на вид пистолета.
- Я вас слушаю... - реплика выглядела фантастически-неуместно, но ничего другого в голову разработчика не пришло.
- Брось стим. Чертов мародер... - небритый тип весьма... плотного вида презрительно осматривал щуплого "мальчишку", пожевывая сигарету. Презрение сменилось некоторой озадаченностью, когда его собеседник уверенно вставил чип в слот.
- Это не стим, - объяснил ему Рен. - Экстренная перезагрузка в оффлайн-режиме. Вам что-то нужно?..
- Урооод... Давай свою перезагрузку. И все, что есть тоже. А то сейчас рядом ляжете.
- Вы понимаете, что это уголовно наказуемое действие? - парень вынул чип и поднялся на ноги. - До свидания.
- Лучше отдай, - посоветовали рядом. – У этого жеребца с рогами мозги спеклись еще до сегодняшнего переполоха.
На решетке, что мешала пронырливым тануки и лисам добраться до пакетов с мусором, сидело неопределенного вида существо. И изучало разбитое в кровь колено. Должно быть, оно было все же мужского пола – если исходить, что ноги женщин не так волосаты.

(neko chan soshite)

Рен улыбнулся. Ситуация ощутимо пахла бензином, но он не мог не поражаться тому, как увлекательно здесь, должно быть жить. Ни шага без очередного сюрприза. Было так же четыре года назад? В памяти всплывало небо, резные перила балкона, кот из нарезанной бахромой бумаги - множество ярких, словно из детской памяти, образов. Но тогда он не выходил из сети до конца.
- Вы не сможете воспользоваться моей картой, а наличных у меня нет. Вам ни к чему мой телефон, на нем зачем-то встроен датчик для отпечатков. К тому же, он запечатан мобильной компанией. Моя одежда?.. - парень вздохнул. Обладатель старомодного пистолета несколько занервничал, получив свидетеля, но за его спиной привалился к стене еще один, уже поигрывавший чьим-то телефоном.
- Вытря-ахивай. И ты, мохнатая красавица, тоже, - бандит скорректировал прицел, теперь дуло почти упиралось тощему пареньку в солнечное сплетение.
- Я первый! – босоногий незнакомец сунул руку за пазуху.
Недоуменно свел брови над переносицей, тряхнул головой – перевязанные цветным платком патлы, будто множество длинных войлочных колбасок, - просиял. Деревянный с розовым пластиковым ремешком гэта, если умело метнуть, превращается в снаряд. Не убойной силы, но оглушить и выгадать время - можно. Мохнатый спрыгнул с решетки, дернул Рена за руку.
- Бежим!
Реакция у щуплого паренька была далеко не такой скорой, как логический аппарат, и первые шаги его пришлось тащить на себе почти волоком. Первый грабитель чуть не выронил пистолет, и сейчас бестолково тер ушибленный глаз, зато второй достал собственное оружие и уже не стал тратить время на разговоры. Пуля выбила из решетки искры.
- Shit! – мохнатый, сдаваясь, задрал руки вверх. – Но попытаться все-таки стоило.
Рена взрыв ошеломил. Он проводил взглядом пулю, снова посмотрел на бандита - взглядом человека, лицезревшего самоубийство из-за неправильно приготовленного обеда. Потом вынул из кармана куртки карту и щелчком уронил ее на мостовую.

(и Биш)

- Ты чего? – полюбопытствовал его не в меру обросший товарищ по несчастью. – Охренел?
Грабитель подошел ближе, не сводя прицела со странной парочки. Второй перестал, наконец, тереть глаз и с ревом бросился на патлатого, на ходу отводя кулак, но товарищ остановил его жестом и жестом же указал на пистолет. Скоро обе жертвы были на мушке.
- Он хотел карты? - "мальчишка" все еще рассматривал выстрелившего, так пристально, что, казалось, глаза вот-вот заслезятся от напряжения. - У меня больше нет ничего ценного.
- Телефон, - флегматично перечислил объект его исследований. - Куртка. И ты тоже.
Последнее было обращено к обладателю дредов. Рен пожал плечами и бросил на землю еще телефон. Хрупкая игрушка жалобно звякнула о камни.
- Я умру из кусочка пластика... – застонал мохнатый, выворачивая карманы.
По асфальту, подпрыгивая, покатилась мелкая монетка; следом вывалился засохший яблочный огрызок и хрустящая обертка из-под мармеладки.
- Нет, Бо, ты умрешь из-за собственной дурости.
С пятым участником ограбления – или свидетелем – трудно было поспорить. Он стоял, привалившись к стене с таким видом, будто он – ее единственная опора и надежда. И скучал. Один из грабителей, тот, что с подбитым глазом, забормотал что-то весьма нелестное, но второй оборвал его резким "заткнись". Он тоже не выглядел довольным вмешательством, но сдерживался успешно. Поклонившись новому участнику сцены, он толкнул соратника в бок.
- Уходим.
- Но...
- Я сказал, - глаза мужчины опасно сузились, и второй решил, что спорить себе дороже.
"Мальчишка" подобрал карту и с холодноватым любопытством обернулся на нежданного спасителя.
- Твой новый знакомый, Бо? – спросил тот.
Обладатель босых ног и дредов не ответил, сидел на корточках, сгребая с земли чуть было не утраченное богатство. Последней он забрал старую, большую – не по ноге – гэта.

(и Кысь)

Рен, не торопясь и даже не пряча улыбки, рассматривал то одного, то другого. "А вот и шляпник с... Нет, на кролика он не похож. Ладно". До следующего марта было еще далеко. Их спаситель кивнул, покинул наблюдательный пост.
- Лучше идти с ним, - предупредил Рена косматый. – Дольше проживешь.
- А он меня с собой возьмет? - поинтересовался хрупкий как стекло с виду "псих".
- А ты не спрашивай!
Разработчик пожал плечами и пошел следом за высокорослым. Мысль о том, что тот может и возражать, вызывала улыбку, но ее Рен предпочитал сдерживать. Звонкое пощелкивание деревянных подошв по асфальту – и их догнал Бо.
- Ты откуда здесь взялся? – рот он чем-то набил, говорил невнятно, но охотно. – Впервые вижу такое... такого...
- Дурака? – безразлично бросили спереди.
- Я бы нашел иное определение.
- Найди.
- Я думаю.
- В первый раз? - удивился Рен. - Это Йоцуя.
- И что с того?
Длинные космы занавешивали половину лица и, должно быть, мешали жить – кому-нибудь другому.
- Зависит от того, что ты считаешь подходящим под ненайденное определение, - его собеседник говорил размеренно и монотонно, даже слишком - словно привык говорить с читающей голос машиной, а не с живыми людьми.
Его собеседник поперхнулся, доказав, что не состоит из электроники и сервомоторов. Не дожидаясь помощи, он ловко стукнул себя кулаком по груди, приводя в порядок. Гэта – он все же обулся – выстукивали неуместно веселый ритм.
- Видел сегодняшний утренний «бум-м»?
- Только бумера. Что упало?
На него посмотрели – как на редкий экземпляр.
- Ну-у... вообще-то всё. Устоял только пятый уровень.
- Я смотрел с третьего.
- И как?
- Ушел. Резвая, - почти восхищенно улыбнулся "мальчишка". - Шапки не съест, но вокруг будет один песок.

Токио, Шинджуку, отель "Кейо плаза"
18 июня 2015 года,
Через сорок минут после катастрофы

Через некоторое время Омари оказалась в холле какого-то отеля - кто-то ее туда привел вместе с другими пострадавшими, завернул в смешное рыженькое одеяло и передал в руки врача.
- Со мной все в порядке, - проговорила ирландка, - Ушибы одни. Все хорошо. Я могу чем-то помочь?
Несмотря на ее уверения, врач все же быстро осмотрел О’Мали, посветил в глаза фонариком, задал несколько вопросов, собственноручно навесил на руку ирландке зеленый пластиковый браслет и отпустил. Девушка-горничная выдала Омари тележку, на которой рядами стояли бутылки с водой, и попросила помочь с водоснабжением раненых. Омари хотела было сказать, что она умеет оказывать и более серьезную помощь, но... Сказать по правде – здесь и без нее справлялись. Не было паники, не было суеты, все делалось быстро и четко. Работали врачи и спасатели, каждый делал свое дело и не вмешивался в работу другого.
- Ладно, - пробормотала Омари по-ирландски, - Мастер есть – нехрен лезть.
И послушно пошла с тележкой. Люди брали воду, вежливо благодарили. Находят ведь время и силы для этого, удивлялась Омари, а ведь гражданские лица, мирные люди, им должно быть страшно и плохо сейчас. А они - вежливые. А потом нашла человека, который уже ни с кем вежлив не будет. По правде сказать, ирландка приметила его потому, что он был европейцем. И еще на нем был черный браслет, а левая сторона одеяла, прикрывшего грудь и живот, тяжело провисла, красная и мокрая от крови. Но на лице не было иных повреждений, кроме пары ссадин, и глаза были открыты.
О'Мали смотрела на мертвого мужчину несколько секунд, потом отпустила тележку, встала на колени перед телом и, протянув руку, закрыла ему глаза.
- Господь - пастырь мой, - начала она, но затем замолчала, чтобы унять дрожь в голосе. «Соберись, тряпка, - думала она, - Ты же солдат!»
- Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, - голос ирландки окреп, - Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.

- Omo wa watashi no hirtsujikai... – эхом откликнулись рядом; слова были другие, но знакомая ритмика фраз узнавалась даже с чужеродным текстом. - Watashi wa toboshii koto ga arimasen.*
- Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной. Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня…
- ...shi no kage no tani o aruku koto ga atte mo, watashi wa wazawai o osoremasen...
Человек, кем бы он ни был, читал молитву негромко, почти неуверенно, как будто боялся кого-нибудь потревожить.
- Anata ga watashi to tomo ni oraremasu kara...
Кто-то вздохнул с облегчением, не как после долгой тяжелой работы или избавившись от тревог, а так, будто все, что случилось, перестало быть важным.
- Anata no muchi to anato no tsue, sore ga watashi no nagume suru.
- Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою, - перед внутренним взором Омари мелькнули застывшие бледные лица, - Чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни...
- Watashi no katagi no mae de, anata wa watashi no tame ni shokuji o totonoe, watashi no atama ni abura o sosoide kudasaimasu. Watasi no sakazuki wa, afureteimasu. Makoto ni watashi no inochi no hi no kagiri, itsukushimi to megumi to ga, watashi o oitte kitaru deshou. Watashi wa itsumademo omo no ie ni sumaimashou.
Омари помолчала несколько секунд, а затем повернулась к тому, кто был местным эхом ее молитвы.
Лицо грешника и святого одновременно, с него можно было писать иконы или приговаривать к сожжению на костре. Падший ангел с припухшими от бессонных ночей глазами. По запястьям из сомкнутых в молитве ладоней текла кровь.
_______________
*主は私の羊飼い。私は、乏しいことがありません – Господь – Пастырь мой. Я ни в чем не буду нуждаться... (23-й (22-й по греческой и славянской Библии) псалом Давида); далее по тексту.

(мы с Фенеко-зердой)

Омари хотела было поблагодарить незнакомца, но ограничилась благодарным наклоном головы, словно опасалась лишних слов. Ей – так же молча - протянули руку. Ирландка бездумно посмотрела на свои ладони, и чуть не рассмеялась, подумав "Я как сноходец из секты Кастанеды". А потом отерла руку о юбку и вложила ее в ладонь того, кто знал двадцать третий псалом Давидов. Рядом какая-то женщина зашлась в пронзительном крике над мертвецом.
Рука была обыкновенная, тепловатая, как чай на высокогорье, когда в разреженном воздухе вода закипает, не успев нагреться... Обычная человеческая рука, но Омари вдруг почувствовала себя, как там, в горах, когда мир вокруг кристально чист, а краски ярче, чем внизу. Слух и зрение на миг обострились, и шоковое отупение сползло с ирландки. Она внимательнее глянула на мужчину и зачем-то отметила, что он, пожалуй, симпатичный. Более чем неуместная мысль в зале, полном страданий, да еще над трупом, но что уж тут поделаешь. Зато сознание прояснилось, и за это ирландка уже не смущаясь сказала:
- Go raibh maith agat*.
- Nonfinitium futurum est...* - ее сосед поднялся.
Волоча ноги, больше похожий на сломанную механическую игрушку, он сделал несколько шагов в сторону, с кончиков его пальцев срывались и разбивались о мраморный пол темные тяжелые капли. Кто-то шарахнулся от него. Другие обходили стороной, будто прокаженного. Старались не наступать на густые красные кляксы на светлых квадратах пола.

____________
*Благодарю вас (гельск.)
*Будущее не определено (латынь).

Токио. Станция Шин-Окубо.
18 июня 2015 года.
Момент катастрофы.
Вдоль железнодорожной насыпи резво шагали две фигуры - одна большая, вторая поменьше.
- Гребаный насос, - Сашка зло сплюнул, - Зря только прокатались. Чё он там наплёл?
- Сказал, что выйдет на связь завтра, - уже в который раз пересказал фразу информатора Андреев, - Сань, ну не ерепенься ты, вон, гуляем, небо синее, птички поют...
- ... на бошки серят, - немедленно вставил Рысев, вытаскивая из поясной сумки коммуникатор.
- ... поезда катаются, - не обращая внимания на фразу напарника, продолжал Андреев. Действительно, мимо полицейских, весело татакая колесами на стыках рельс, неторопливо катил бело-зеленый пассажирский поезд, судя по низкой скорости, притормаживающий перед станцией. Сашка оторвался от коммуникатора, проводил поезд взглядом и вновь уткнулся в свой аппарат.
- И что ты там увидел? - вяло полюбопытствовал Андреев, - Черт, жарко-то как... - его некогда красная футболка оставалась такой только по названию, давно уже превратившись в пропитанную потом тряпку.
- Сам на прогулке настоял, - желчно напомнил Рысь, тыкая в экранчик стилом, - "Сань, давай пробздимся, Сань, погодка-то какая!", - передразнил он. В отличии от здоровяка-напарника сухощавый Сашка жару обожал, и не чувствовал совершенно никакого дискомфорта, поэтому вполне мог себе позволить позубоскалить на эту тему.
- Это потому, что ты чертов грузиняка, - фыркнул Балу.
- У, русопетина, сколько раз тебе говорить - я русский! Просто я тбилисец, вот и все.
За годы дружбы Андреев давно отказался от попыток поисков логического объяснения для подобного заявления, поэтому просто махнул рукой и принялся вертеть головой в поисках магазина, где можно будет разжиться бутылочкой холодной воды. Довольный своей победой Сашка гордо задрал свой длинный нос, готовясь морально добить соперника, но в этот момент произошло сразу несколько событий: заискрил и с резким хлопком треснул Сашкин коммуникатор, а затем с насыпи донеслись визг и грохот раздираемого железа. Рысь, с матом отбросивший коммуникатор, и Балу, задающий вопрос, так и остались стоять соляными столбами, раззявив рты: по путям, корежа и сметая с рельс бело-зеленые вагоны с пассажирами, несся брат-близнец тормозящего, постепенно замедляя ход в месиве из металла, пластика и ошметков человеческих тел. Вот стреловидный электровоз замер, нелепо задрав кверху смятый в гармошку нос, покачнулся, словно умирающий слон, и с разнесшимся далеко-далеко стоном завалился набок, прямо на опрокинутый пассажирский вагон.
Грохнул взрыв. Мишка еще успел удивиться - ну что могло там взорваться? - а уже в следующую секунду бежал к мету катастрофы, бухая тяжелыми "вибрамами" и волоча за собой отчаянно матерящегося напарника. Рысь на бегу вывернулся из Мишкиного захвата, прибавил скорости, и тут же остановился, глядя на жуткое зрелище: из огромного костра выползал - не выбегал, а именно выползал - объятый пламенем человек. Выполз, опрокинулся на спину, и замер, воздев к небу черные, несгибающиеся руки с скрюченными, словно от мороза, кистями. Человек был уже почти мертв, и только пальцами этими скрученными все еще подрагивал, словно пытаясь удержать отлетающую душу. В этот момент ветер изменил направление, и донес до полицейских страшный, ни с чем не сравнимый запах, запах жареного мяса и чего-то еще, такого, после чего оба русских долго не могли заставить себя притронуться к жареной картошке с масляной сковороды.
- Масло, это е....е масло, - шептал Сашка. круглыми глазами глядя на сгоревшего.
- Что? - не расслышал Мишка.
- Я говорю... - повысил голос Рысь, - Это масло горит! Сраное масло вылилось прямо на них из этого е....го двигателя и... - голос его опасно зазвенел. Балу, не церемонясь, влепил напарнику подзатыльник:
- Прекрати орать! Пошел! Стой! - гаркнул он, видя, что напарник дернулся к горящему вагону, - Не туда, идиот, ты им не поможешь! За мной! - и первым подал пример, метнувшись к опрокинутому и смятому вагону. Рысь мотнул головой и рванул следом.
- Погодь... - он отстранил напарника, собирающегося влезть сквозь разбитое окно, - Там смято все, застрянешь... - зачастил Сашка торопливой скороговоркой, - Там тесно, перекручено все, а ты большой. Давай в тот, который поцелее, а я помельче, тут просунусь...
Балу кивнул, хлопнул друга по плечу:
- Сам тоже не рискуй... - и побежал к следующему вагону. Рысь глянул ему вслед и ужом ввинтился в оконный проем, торчащими кусками разбитого стекла напоминающий раззявленую пасть хищника.
Спрыгнув внутрь, Сашка постоял несколько секунд, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку, а присмотревшись, едва не вылетел обратно с паническим воплем. Только теперь он понял, что его настораживало - тишина. Точнее, отсутствие звуков-спутников катастрофы: стоны, мольбы о помощи, крики... Вагон был завале мертвецами, и не нужно было быть судмедэкспертом, чтобы сделать подобный вывод - живой человек ТАК лежать не может. Сведенные судорогой тела, перекореженные лица, раскрытые рты, выпученные в пустоту глаза - все это смешалось в чудовищной картине, достойной пера сумасшедшего художника.
Первой мыслью было - газ. Как в девяносто шестом, когда группа религиозных фанатиков пустила зарин в Токийское метро. Затем - что-то биологического характера, вирус или еще какая дрянь. Черт, мама, забери меня отсюда! Господи, Боже, как мне страшно... Рысь сглотнул, с трудом пересилил себя и, отчаянно матерясь от ужаса, принялся осматривать вагон в поисках выживших. Он щупал пульс переворачивал лежащих вниз лицом, тормошил за плечи, вглядывался мертвецам в глаза, надеясь уловить движение зрачка, кричал, звал, матерился, размазывая по лицу пот, грязь и слезы.
Он был уже в конце вагона, когда услышал слабый звук, словно кто-то быстро-быстро лопотал по-японски. Сашка повернул голову на звук и увидел старика, придавленного лежащими на нем телами. Дед смотрел на лейтенанта и что-то говорил тихим голосом.
- Ща, дед, ща...
Рысь подлез под свисавшую сверху диванную подушку. Что-то дернуло его за штанину. Оглянувшись, полицейский увидел, что зацепился накладным карманом за какую-то изогнутую крюком железяку. Рысь выматерился, изо всех сил рванулся и, оставив на "крюке" изрядный клок штанов, добрался до пострадавшего. Тот с неожиданной силой вцепился Сашке в запястья и опять залопотал с молящими интонациями. Рысь по-японски не понимал абсолютно ничего, и в командировку попал по чистой случайности, поэтому потянул деда за собой, пыхтя:
- Не дрейфь, деда... Ща вылезем, и все тип-топ будет, мамой клянусь... Да верю я, что ты Перл Харбор бомбил, у меня дед тоже воевал, жаль, правда, что я его почти не помню...
Неся подобную околесицу, он, бесцеремонно распихивая тела, оттащил старика к разбитому окну, стянул грязную футболку, обмотал ею руку и, выбив оставшиеся куски фибергласса, начал восхождение вверх.
На насыпи сидел перемазанный Мишка и ошалело таращился в небо. Услышав голос напарника, он встряхнулся, словно вылезшая из воды собака, помог вытянуть и спустить спасенного на землю, а затем сипло произнес:
- Сань, там никого, понимаешь? Никого живого... - он сглотнул, судорожно сжимая кулаки, - Представляешь? Девочка лежит, ей лет двенадцать, а она как кукла сломанная, и глаза... - гигант закрыл лицо ладонью и плечи его затряслись. Сашка только хлопнул его по плечу, а затем выблевал остатки своего завтрака, половину названий блюд в котором он так и не запомнил.
Разогнувшись, Сашка вытер рукой рот, зачем-то натянул бренные останки футболки, и тут его внимание привлекла хрупкая женская фигурка, что, пошатываясь, брела по насыпи. Рысь издал нечленораздельный звук и пихнул Балу в плечо, привлекая внимание. Когда напарник уставил на него шалые глаза, Сашка мотнул на девушку головой, а сам обернулся на приближающийся вой сирен. И замер - у подножия насыпи неподвижно торчала фигура в замызганном светлом плаще и наблюдала
- И как ему не жарко... - пробормотал Сашка, подспудно ловя себя на том, что еще остались силы чему-то удивляться, и приглядываясь к фигуре. Бомж? Псих? Скорее всего, два в одном - нормальный человек по такой жаре не будет носить замызганный светлый плащ, и уж явно не будет так спокойно, можно сказать, отстраненно, наблюдать за последствиями катастрофы.
В этот момент с воем и визгом подлетела целая колонна пожарных, полицейских и медицинских машин, сопровождаемая обязательной оравой репортеров. Люди в коричнево-желтых куртках оттеснили его от вагона, кто-то потянул за собой вниз, и когда Сашка оглянулся, то фигуры в белом плаще уже не было.
Их отвели вниз. Кто-то что-то допытывался на японском, потом сунулся белозубый репортер с синим шариком микрофона, затем кто-то в темно-синем мундире по-английски попросил их представиться, и они сунули ему под нос свои удостоверения, прочитав которые, синий мундир (так они его и запомнили - ни лица, ни имени, ни звания, только темно-синяя ткань и вежливый голос) попросил "коллег из Интерпола оказать помощь коллегам из Токио", и они пошли к патрульной машине. Затем они стояли в цепочке, отгоняя чересчур любознательных; потом - тоже в цепочке, но, уже сдерживая толпу родственников погибших; потом в окружении таких же ошалевших, подавленных происшедшим "коллег из Токио" писали рапорта в префектуре, и кто-то забрал у них исписанные листки, сунув взамен стаканчики с кофе из автомата; и только в номере, разглядывая лохмотья, в которые превратилась его одежда, Сашка понял, почему молоденькая девушка за стойкой в вестибюле так на них таращилась испуганными глазами.

Токио, Шинджуку, отель "Кейо плаза"
18 июня 2015 года,
Через сорок минут после катастрофы

Со стороны за ним внимательно наблюдали – человек, чье место было в офисе высшего класса, а не среди жертв катастрофы. Пятна крови и сажи на идеальном костюме были неуместны, будто нарисованные. Ухоженное лицо портила гримаса нескрываемого отвращения. Взгляд не покидал согбенную поломанную фигуру.
Но человек двинулся вперед, когда раненый полуангел-полудемон споткнулся и повалился на пол.
Омари живо оказалась рядом, перевернула мужчину лицом вверх и огляделась, выискивая взглядом врачей.
- Ну, вот, - негромко заговорила она по-ирландски, - Что ж тебя ноги совсем не держат, а, мальчик? Как же тебя доктора отпустили? Приятно встретить здесь католика, но лучше бы ты лежал, где брошен, а то дошляешься до комы. Вот помню, еще когда я состояла в школьной группе Сопротивления, был у нас парнишка...
Омари несла всякую чушь, не имея иных успокоительных средств, кроме собственного голоса. Но не бросать же ей этого симпатягу валяться на полу.
- Прошу прощения, - раздалось у нее над ухом по-английски.
Это до них добрался наблюдатель. Вблизи он оказался не таким лощеным, как издалека: волосы спутанные, под глазами темные круги усталости, кожа на скулах натянута так, что хочется немедленно накормить его.
- Этого человека нужно вернуть под капельницу. Вы мне поможете?
Ни приказа, ни нетерпения, ни холодности. Дружелюбия, впрочем, тоже не было. Скорее, профессиональная утвердительная мягкость хорошего школьного учителя.
- Да, конечно, - Омари тоже перешла на английский, - Вы врач?
- Нет, - честно ответил незнакомец и тут же представился: - Кетсу. Кадзуя Кетсу.

(соображаем на троих: Фенек, Сон и я)

Водворенный обратно под капельницу Тойохара был похож на тряпичную куклу, которую уже сто раз окунали в грязь дети и стирала потом мать. Полинялую, топорно сшитую, с отвалившимся глазом-пуговицей куклу. Оранжевый плед до подбородка. Игла, тонкая пластиковая трубка, пакет с прозрачной жидкостью.
Ирландка ловко вогнала иглу в вену. Привычная работа: в ИРА неумехи не ценятся, а Омари командир группы. Но окружающим об этом знать не обязательно.
- Чудовищная манера - сбегать от врачей, - сообщила она тому, который не Кадзуя Кетсу, - Еще раз поймаю - привяжу.
Затем ирландка подняла глаза на того, который Кадзуя Кетсу и проговорила по-японски:
- Меня зовут Омари. Очень приятно познакомиться.
Кетсу сидел на корточках рядом с носилками, которые заменяли сейчас больничную койку. Шум за спиной, кто-то стонет неподалеку – тоже под капельницей, едва ли в сознании. Остальные в этом углу находятся слишком близко к черте, отделяющей жизнь от смерти, чтобы издавать звуки.
Ангельское лицо с опущенными ресницами, длинные волосы разметались по тощей, твердой как камень, подушке, вокруг рта неуверенно пробивается щетина. Вот он – виновник трагедии, падший ангел. Это знание – тяжкий груз. Но от него и радостно: убийца найден, он здесь и никуда не денется.
Кетсу перестал разглядывать больного так, будто влюбился в него, и повернулся к Омари.
- Не могли бы вы принести бинты? Нужно перевязать ему раны на руках.
Ирландка вовремя осеклась, но все же чуть не ответила: "Есть, сэр".
- Разумеется.

(и все еще на троих!)

Кадзуя оглядывается. Нет, никто не смотрит, всем не до того. Спасатели, медики, служащие гостиницы и просто случайные прохожие. Все действуют во спасение. И он, Кетсу, тоже. Если сейчас задушить это отродье, никто не увидит. Пульс едва чувствуется под сдавливающими горло пальцами. Хорошо. Подумают, что он умер сам.
- За все, что ты сделал, - вылетает низким почти нечленораздельным рыком.
Цивилизованность, стильность, утонченность – все слетает в один миг. Уничтожить зло, прекратить...
Застывает.
Один взгляд заставляет сердце замереть и тут же ухнуть куда-то в пропасть. Сведенные брови, резкие линии на щеках, хищная ухмылка-оскал и лишенные разума глаза. Там, в зеркале на пол стены – это он сам? Это обезумевшее животное... Убийца...
Вопросительно приоткрытый детский рот, губы бантиком. Взъерошенный хохолок. Сосредоточенный взгляд устремлен в круговерть воды и материи. Мальчишке не нужно было присаживаться на корточки, чтобы смотреть прямо сквозь круглое стекло стиральной машины. Их ряды тянулись вдоль стены автоматической прачечной, но смотрел он именно в эту. Трогал кнопки на пластиковой панели.
Жизнь вертелась головокружительно, как белье, - не разберешь, где что. И кнопок, которые управляли ею, в ней он не знал.
Пульс все еще толкается под пальцами. Если сжать посильнее...
- Вам нужна помощь? – слабый голос утонул в общем нестройном, зато многозвучном хоре.
Секунды две-три на то, чтобы собраться с ошметками сил, и Тойохара предпринял отчаянную попытку сесть. Из прикушенной губы брызнула тонкая струйка крови и испачкала ему подбородок. Кетсу отдернул руки, вытер ладонь о штанину. Ярость еще не ушла, но разум не позволил утонуть в ней.
- Это вам нужна помощь.

(опять же)

Простые слова оказались наполнены таким количеством эмоций, что показалось, сейчас проскочит электрический разряд. Лицо падшего ангела наполовину скрывали длинные вороные пряди; там, где оно оставалось открытым, проявлялась мучительная надсадная боль. Еще секунду Кетсу наблюдал за борьбой Масаюки с земным тяготением. Затем надавил на его плечи – заставить лечь обратно оказалось чересчур легко.
Еще через минуту ирландка опустилась на колени возле носилок, в руках у нее была упаковка бинтов, которую Омари начала вскрывать еще по пути обратно:
- Его раны уже обработаны? Я не знаю, как спросить о лекарствах по-японски, поэтому не принесла никаких препаратов... О, черт, ему же хуже! Где врач?
Выглядел "католик" действительно паршиво, и Омари вдруг подумала, как странно будет читать молитву над ним. Кетсу взял их подопечного за руку, перевернул ладонью вверх – кожа на ней растрескалась, раны сильно кровоточили, но были чистыми.
- Не похоже, что он порезался.
- Слишком много... - вдруг пробормотал Тойохара. - Мне не исправить... Как бы я ни старался, все равно слишком много чужой боли.
Он мотнул головой и скривился, закашлявшись.
- Ничего не изменить и не исправить, - Масаюки закрыл глаза.
- Опять заговаривается, - сказал Кетсу таким тоном, словно уже в десятый раз за сегодня слышал его бред.
Он стоял на коленях над треклятым священником и не мог заставить себя подняться и уйти. От ситуации разило такой воображаемой гнилью и гарью, что пришлось прикрыть рот рукой, чтобы унять тошноту.
- Жизни не бывает без боли, не правда ли?

(и опять)

Он не рассчитывал на ответ, вообще на то, что собеседник понимает его, и позволил проникнуть в голос иронии, горечи и глубокой убежденности.
- В год, когда зло вышло из заточения... Люди были пожраны огнем с небес. Я видел... - Масаюки облизнул пересохшие соленые губы. - Вы когда-нибудь убивали?
- Да.
- Нет.
«Но хотел бы», мысленно добавил Кетсу.
- Они взяли каждый свою курительницу, и положили в них огня, и вложили курений, и принесли огонь чуждый, нести который не было велено. И вышел огонь с небес, и сжег их, и умерли они перед лицом бога. И было сказано: голов ваших не обнажайте и одежд не раздирайте, чтобы не умереть вам. Но братья ваши могут плакать о сожженных...
Масаюки захлебывался словами, он тонул в них, как в омуте, обессилев настолько, что не мог вынырнуть на поверхность. Он торопился, как будто кто-то всесильный ограничил для него время. Кто-то, с кем не заключают выгодных сделок, и надо было успеть сделать так, чтобы собеседник все понял до того, как закончится последний отсчет. Это было смертельно необходимо.
- ...Если кто согрешил тем, что слышал голос проклятия и был свидетелем, или видел и знал, но не объявил, тот понесет на себе грех, - голос Тойохары слабел, и чаще слова лишь угадывались в сиплом выдохе. – Или если прикоснется к нечистоте человеческой, не зная того, но позже узнал, он виновен. Если сделает что-нибудь, чего делать не надлежало, то понесет на себе грех по неведению... И пусть священник оденется в льняные одежды и снимет пепел от всесожжения...

(и опять же, ун)

Мимо них проскочила, толкая перед собой тележку с чистыми полотенцами, перепуганная санитарка (первокурсница, возведенная в должность на время), но тут же вернулась, оборвав бессвязную речь Тойохары. Опустилась на корточки рядом с матрасом, положила ладонь на покрытый испариной лоб Масаюки.
- Шимпу-сама...* - не дождавшись ответа, девочка гневно уставилась на ни в чем не повинного Кетсу. - О чем вы только думаете? Почему он лежит на полу?
Оторопевший от сердитого напора Кадзуя попробовал объяснить, что святого отца укладывали и на переносную складную койку, и на кожаный узкий диван (сейчас на них уже не было свободных мест), но все без толку. Тойохара наотрез отказывался от какого бы то ни было минимального комфорта.
- Кто позволил вам беспокоить его? – не слушая, неистовствовала девчонка, успевая одновременно выдернуть из стопки сложенное полотенце.
- Он хотел, чтобы его выслушали, - не соврав, отперся Кетсу, борясь с ощущением, что сейчас он получит по недавно еще холеному, гладко выбритому лицу этой самой, только что смоченной в воде тряпкой.
- Дай человеку покой, Сачико.
Мягкая понимающая улыбка на осунувшемся сером лице показалась бы вымороченной, но девчонка купилась. Вручила Кадзуе влажную, прохладную ткань и отправилась дальше, оставив их в относительном одиночестве.
«Эху» явно становилось все хуже, и Омари ждала, что девочка, устроившая разнос Кетсу, озаботится, наконец, состоянием пациента. Но та всего лишь сменила компресс и отправилась дальше. "Вот же овца, - возмущалась ирландка, - Что ж они тут все не шевелятся?" И тут Омари поняла - браслет у Эха был желтым, значит "стабилен", а суетились в основном вокруг "тяжелых" с красными браслетами. Омари даже не стала воровато оглядываться и делать таинственный вид. Просто сдернула верхний цветной слой, обнажив следующую градацию состояния - красную полосу.
- Позовите, пожалуйста, врача, - попросила она Кетсу по-английски, - Пациент нестабилен.

(и снова)

---------------
*shinpu - 神父 – (букв. «божественный отец»), католический священник.

Токио, Йоцуя
18 тюня 2015 года
Через пятнадцать минут после катастрофы

Тихая улочка сменилась еще более тихой, потом впереди снова показались люди. Здесь разбили витрину какой-то лавочки и старомодная сигнализация надсадно выла. Пострадавших здесь тоже было достаточно. Рен остановился, чтобы проверить имплант одного из них, потом перезагрузить злополучной флэшкой. Вирус давно мог успокоиться, но проверять это на своем импланте разработчик не собирался. Подумав, он достал плоский, словно взятка карт, телефон и вбил в его память участок на карте.
Его спутника больше интересовали дела земные - добыча, которую можно было опробовать на зуб. Из разбитой витрины иногда доносились повышенные голоса - кто-то там выяснял отношения, но из-за сирены ничего не было слышно. Бо стащил "компейто" в яркой обертке, посмотрел в спину их спасителю - и проводнику в хаосе, - положил обратно. И с сожалением вытер липкую ладонь о штаны. Наконец, из магазина выскочила растрепанная девчонка лет едва ли шестнадцати. Посмотрев на сладкоежку так, словно именно он был виноват во всех ее несчастьях, начиная с рождения, она решительно направилась по улице прочь.
- Задержите ее! - пронзительно крикнул кто-то из глубины лавки.
- Без проблем!
Догнать беглянку было просто, сложнее - выполнить вторую часть просьбы. Девчонка, не останавливаясь, прожгла Бо ненавидящим взглядом и ускорила шаг.
- Oi, в чем дело? Я только хотел познакомиться...
Ответ не был ни положительным, ни даже цензурным. Перехватив поудобнее не застегнутую сумку с вышитым стразами именем какого-то европейца, незнакомка пустилась почти бегом. Из лавки с разбитой витриной вышла пожилая женщина и с бессильной ненавистью уставилась вслед. Бо с дурашливым выражением на круглом лице развел руками: что тут делать?
- Эй, доходяга! - окликнул он Рена. - Ты со мной?

(neko chan soshite)

- Нужно выключить сигнализацию, - возразил ему разработчик. - Потом пойдем.
- Брось, люди сами отлично справятся и без нас.
- У нас есть дела поважнее? - вдруг рассмеялся Рен. - Это не займет много времени.
"Мальчишка" уже осматривал провода. Электроника не была его коньком, но обязательные предметы никто не отменял. Вскоре нашелся и блок, как ожидалось, простой и древний.
- Какие сложности... - вздохнул Бо; до того он отколупывал чешуйки подсохшей крови на разбитом колене.
Теперь же подскочил - и выдрал кабель из гнезда. Стало тихо. Его спутник улыбнулся.
- У тебя талант. Идем теперь.
Чем больше сокращалось расстояние между ними и огромным, сложным по топографии и устройству комплексом станции, тем больше напряжения ощущалось в окружающем их пространстве. Как будто то, что происходило в Реальности, просачивалось в повседневную жизнь. Центральную магистраль перегородили, по ней сейчас пропускали лишь машины "скорой помощи" и спасателей.
- Расписания, - только сейчас догадался Рен. "Если они не сумели сориентироваться... Надеюсь, в чрезвычайном в госпиталях сидят не идиоты". Впрочем, проезжающих машин было достаточно. От мысли о крови в виски ударил адреналин. И одновременно разработчик почувствовал любопытство - как оно выглядит в настоящем мире?.. - Там будут нужны люди.
Кажется, каникулы заканчивались, но это почему-то не слишком огорчало, тем более, что делать в городе, Рен все равно не знал. Он невольно ускорил шаг, прямо по дороге пытаясь вспомнить основные приемы восстановления удаленных баз. В теории, на ноги можно было поставить почти все что угодно, но на практике для этого нужна была база лабораторного уровня, десяток незанятых ничем студентов и много времени. А Рен не рискнул бы светить даже собственные, обвешенные вполне современным льдом, сервера.
- Поэтому он туда и идет, - Бо пристроился рядом, беззастенчиво ткнул пальцем в спину их спасителя; того невозможно было потерять, толпа расступалась перед ним, но угнаться порой было сложно, так как она за ним и смыкалась. - Он якудза.
Рен только кивнул, соглашаясь, и в очередной раз ускорил шаг. Он не привык ходить в городских условиях, но дыхание пока не сбивал, спасибо доктору Мизуяме.

Упорядоченный хаос станции Шинджуку - оксиморон наяву. С первого взгляда ничего не изменилось, чудовищный комплекс остался прежним... и все-таки чего-то не хватало. Что-то царапало, фрагмент мозаики не сочетался со всеми остальными. Осознание приходило позднее. Не работали светофоры, их работу выполняли присланные с остановленных строек охранники. Погасли телеэкраны. Люди больше не двигались в стиле, что присущ только этому городу: одновременно, плотно, но - каждый в своем направлении.
Чем ближе к станции, тем плотнее делалась толпа. Новый знакомый первым распознал опасность и - едва вывернув из-за угла следом за их проводником - отработал задний ход. По дороге прихватил и Рена. Глаза у Бо возбужденно горели, как у маленькой, одуревшей от изобилия добычи рыси.
- Сейчас будет весело! - предупредил он, вытянул указательный палец, притворился, как будто стреляет из пистолета. - Пиф-паф!
За углом - точно более громкое эхо - раздались три хлопка. Затем еще два. Бо коротко заглянул за угол, снова спрятался.
- Ух ты! - от восторга он запустил обе руки в путаницу войлочных косиц. - Раз-раз, и готово!
Его спутник спокойно подошел к самому краю безопасной зоны, остановился, подумал, улыбнулся и - шагнул вперед. Это был совсем небольшой шаг, впрочем. Перед разореной лавкой на асфальте корчились трое. Поправка - признаки жизни подавали лишь двое, третий ни на что больше не был способен. Рен подошел ближе. Сзади простучал деревянными гэта Бо, остановился, полюбовался на то, что осталось после побоища. Хозяева лавки заносили обратно товар, с которым чуть было уже распрощались. Рен поискал взглядом "ценного друга", потом скользнул следом за ним. Ускорение шага отозвалось мгновенной испариной - физическая нагрузка давала о себе знать, но этого парень предпочел пока не заметить. Бо догнал его, но сначала - пнул мертвое тело, будто куль со сгнившей картошкой.
- Не одобряешь?
- Чего? - "мальчишка" дышал тяжелее обычного, хотя не бежал.
Бо снова изобразил, будто держит в руке пистолет.
- Не в полицию же ему было звонить! - кудлатый фыркнул в ладонь; хорошо развитое воображение надолго вывело его из серьезного настроения. - Им следовало раньше думать. Лузеры!

(и - neko chan!)

Университетская клиника,
Сакурагаока, Кагошима
2002 год
За тринадцать лет до катастрофы

Из-за рода деятельности этого человека, в силу обстоятельств, исторических фактов или географического положения этого городка (что, впрочем, было взаимосвязано) посетителя в госпитале при университете знал практически весь персонал от глав отделений до младшего санитара. Надо признать, что далеко не всегда его визитам предшествовали радостные события; скорее, наоборот. Как правило, появление на выложенной плиткой дорожке высокой тощей фигуры в черном означало, что кто-то умер.
Но часто (как сегодня) все оказывалось не столь мрачно. И букет цветов, перевязанный веселой расцветки лентой, в руке святого отца Макибы был тому подтверждением.

У мальчика, которого везли от крыльца в больничной инвалидной коляске, были пустые глаза. На щеках остались грязные разводы, как будто он только что плакал, но слезы никто не вытер, и они высохли сами, оставив свидетельство недавнего горя. Маленького пациента святой отец раньше не видел, зато часто сталкивался с девушкой из добровольных помощников, которая сопровождала его. Макиба не осуждал ее - он редко кого-нибудь осуждал, - лишь недоумевал про себя, зачем она пошла в волонтеры. Возможно, она думала то же самое про него. Странная пара направлялась к аллее, ведущей в больничный сад: пришло время прогулки. Девушка быстро глянула на Макибу и отвернулась, не прекращая разговора по мобильному телефону. На согнутом локте раскачивалась ярко-желтая полосатая сумка.
Священник некоторое время смотрел им вслед. Неизвестно, что так заинтересовало его – а может, удивило или насторожило – в этом мальчонке. Тот сидел в слишком большой для него коляске, нахохлившись, словно воробей, и непонятно, пребывал ли сознанием в этом мире. Макибе частенько приходилось видеть несчастных детей, но с этим было что-то... не так. Но когда святого отца окликнули со ступеней, он выкинул из головы недоумение, поздоровался с приветливой улыбкой и продолжил путь, как будто ничего не случилось.
Он забыл о случайной встрече, пока, прервав их разговор, в палату не заглянула юная медсестра и так смутилась чужим присутствием, что на круглых, с ямочками, щеках расцвел густой румянец.
- Извините, что помешала вам, святой отец.
- Ничего страшного, делайте свою работу.
Поговаривали, что Макиба излучает доброту и заботу, которой хватило бы на большое семейство. И какая жалость, что семьи-то у него как раз нет.

(я, Сон и Биш в роли Рейко, да)

Уже знакомый мальчишка в инвалидной коляске был по-прежнему безучастен и выглядел самым одиноким и брошенным человеком в мире, лицо его слегка порозовело от солнца и свежего воздуха, но он все так же смотрел мимо окружающего его мира широко распахнутыми и безжизненными глазами. Медсестра заслонила его.
- Все в порядке, Шицу, тебя никто не видит.
Ответ не прозвучал. Возможно, мальчик вообще не мог разговаривать.
- Ваш новый сосед, госпожа Мицумура? - вежливо поинтересовался священник у собеседницы.
- С тех пор, как врачи постановили, что он пойдет на поправку среди обычных больных. Хорошая девочка, - величественная (несмотря на крохотные размеры) пожилая особа благосклонно кивнула, наблюдая, как юная медсестра раздвигает легкую занавеску, чтобы подкатить инвалидное кресло ко второй занятой койке в палате.
Остальные четыре кровати на данный момент пустовали. Госпожа Мицумура царствовала на самой по ее мнению удобной; ей никто не осмелился возражать. Ее часто навещали многочисленные родственники, и тогда эта немощная дама вооружалась костылем и разгоняла визитеров, требуя, чтобы ее оставили в покое.
- Вот скажите им, святой отец, - она любовно оглядела роскошный букет на тумбочке у кровати. - Неужели мне нельзя отдохнуть от них хотя бы в больнице?
Сухопарый Макиба улыбнулся, привычно ловко налил сок в стакан и предложил своей неунывающей прихожанке.
- Им хочется быть с вами, разве это плохое желание?
Он кинул взгляд на занавеску, из-за которой видна была лишь безвольно опущенная кисть руки – по-деревенски широкой и крупной, но еще с детскими пухлыми пальцами.
- А мальчика навещает кто-нибудь?
Госпожа Мицумура отрицательно качнула головой; ее седые поредевшие волосы были тщательно уложены, отчего сама она напоминала располневшую с возрастом, но все еще пронырливую лису.
- Только вертихвостка из социальной службы.
- Не бойся, Шицу, - донеслось из-за полога. - Я сейчас закрою, вот видишь, теперь тебя никто не найдет.
Госпожа Мицумура покровительственно улыбнулась.
- Рейко - очень хорошая девочка, - повторила она. - Хоть и без родословной. Не то, что та вертихвостка!

(anou... sumimasen)

- Вижу, она вам очень не по душе, - поддержал разговор Макиба.
Несмотря на требование покоя, седовласая дама любила поговорить - и на публике, иначе незачем сотрясать воздух. Только наговорившись вдоволь, она чувствовала себя хорошо, и священник предоставлял ей такую возможность. Помощь выражается по-разному – утверждал он.
- У нее лживая улыбка, - госпожа Мицумура поджала губы, передразнивая. - "Как мне надоело возиться с малолетним дебилом! Ну почему всем достаются нормальные пациенты, а мне то старики, то дети!". И не надо так сурово хмуриться, святой отец. Ну да, я подслушивала. Я - старая женщина, и раз уж бог столько лет сносил мои выходки, то сможет потерпеть еще год-другой. А там уж мы с ним сами разберемся!
Кто выйдет победителем в этом гипотетическом споре, не сомневался даже священник. Госпожа Мицумура правила своим маленьким кланом и до того, как ее супруг тихо и незаметно отошел в мир иной, и вот уже двадцать лет после. Волевая старушка умела настоять на своем.
- Ее тоже можно понять, - негромко возразил Макиба. – Она не на своем месте. Не осуждайте ее за то, что ей неуютно.
Солнечный свет, пройдя сквозь легкий тюль на окне, рисовал яркие пятна на стене и занавеске вокруг соседней койки. Святой отец проследил за их медленным танцем.
- Почему она назвала его дебилом?
- Шицу - не умственно отсталый, госпожа Мицумура, я же вам объясняла, - Рейко вынырнула из убежища мальчишки и поспешно задернула плотный белый полог. - Он...
- Человек, который не способен выговорить собственное имя, разве может считаться нормальным? - возразила упрямая бабка.
- Он его даже не помнит!
- Велико достижение.
- У него психогенный ступор, - пояснила юная медсестра, потупившись, словно школьница. - Он у нас уже почти два года, шимпу-сама, и до сих пор не сказал ни единого слова.
- Зато до истерик боится людей, - фыркнула, но уже без былого запала, госпожа Мицумура. - Уж орать он умеет, как миленький.
- А зачем вы его напугали? - возмутилась Рейко.

-----------------
*shitsumei - 失名 - "имя неизвестно", яп.

(да лааадно!)

Современность, станция.

- Почему ты так решил? - его собеседник приложил руку к груди, смиряя дыхание.
- Нужно иметь печеный батат вместо мозга, чтобы грабить в этом районе, - пояснил Бо, наблюдая за спутником. - Или - чтобы не бросить все и не убежать, если попался. Что с тобой?
- Гиподинамия в последней стадии, - отшутился Рен, сощурив глаза - спрашивал он не об убитых, но, похоже, эта тема слишком интересовала нового знакомого. До станции оставалось всего ничего, и отставать не хотелось.
И наконец - вот она, непонятная цель их странного путешествия. Многоэтажный океанический лайнер, заброшенный в центр столицы. Не хотелось даже гадать, какой силы должен был быть тот ветер... Монстр, что разрезал пространство на две половины, с одного его бока - поднимаются небоскребы, с другого - теснятся старые кварталы. И сам он - город в городе.
Сейчас станция была городом, в котором только что произошла катастрофа. Бо и Рена вежливо - но решительно - попросили не путаться под ногами. Полицейский мельком глянул на запыхавшегося "мальчишку".
- Отведи его в пункт первой помощи.
- Я в порядке, - покачал головой Рен. - Впрочем, пойдем.
Все, что разработчик знал о сбоях подобного рода, рисовало нерадужные перспективы самому нужному оборудованию. К тому же, там было интересней всего. И укол... Просто на всякий случай. Мысль о том, что может случиться, он привычно изгнал из сознания. Они проскользнули мимо полицейского заслона, затем - избежали встречи со спасателями. И в конце концов, сообразили, что больше не видят своего негласного проводника. Бо храбрился, но становилось заметно - ему больше не весело.
"Пункт первой помощи" легко было заметить издалека - и не только по белым халатам. То и дело, по мере освобождения машин, то одного, то другого тяжелого уносили к выходу. За распахнутой дверью видна была и биометрическая машина, и пухлый корпус какой-то другой установки, но ими не пользовались. Рен оставил Бо, чтобы переговорить с менее занятым санитаром.
- Я попробую наладить машины. Мне нужна документация и пароль, если есть... И доза кардиомодулятора, бэ-триста-двадцать-семь в реестре.
- Издеваешься? - спросили его. - В Реальность сейчас нельзя.
Впрочем, в препарате ему не отказали. Должно быть, скрывать состояние Рену было уже не под силу. Бо крутился вокруг - больше по привычке, чем оказывая реальную помощь.

(и Биш)

- Спецификации и пароли, - напомнил "мальчишка", с уверенностью привычки закатывая рукав и срывая обертку со шприца. - Хуже не будет точно.
Когда все нужное ему дали, он с облегчением упал в кресло перед небольшим монохромным дисплеем - комната привычно уже расплывалась - и мягко положил пальцы на нужные клавиши. Те не то, чтобы слушались, но оператор все-таки удалось перехватить между загрузкой системы и подключением. Кроме не слишком большой локальной базы, на диске обнаружились следы последних загрузок. Рен, не долго думая, подключил их как были.
Кроме диагностера здесь была еще совершенно шикарная даже для токийской станции машина экстренной помощи, но она без сети работать вообще отказалась. Кроме этого нашлись телефон с сожженной прошивкой и чей-то ноут. Взглядом спросив разрешения у санитара - и получив кивок в ответ, - Рен наспех сделал и защитил на диске системную копию, потом все-таки сунул в Реальность нос. Компьютер подобной древности, если он помнил правильно, вирус просто мог не заметить.
...И Реальность отозвалась тем самым прогнозом, что он еще недавно описал на улице Бо и якудза. Ошметки данных и шапки льда. Рен не завидовал тому специалисту, которому бы теперь пришлось разыскивать среди этой метели из уничтоженных файлов остатки вируса.
- В Реальность можно, - это разработчик произнес уже вслух. И перебрался к "доктору-плюс" - у бело-серого монстра вполне могли отыскаться БД где-нибудь в Китае. Где-то на краю сознания промелькнула мысль, что комната снова в фокусе, а тошнота прошла... Но это было уже совсем несущественно.
Кажется, жизнь неохотно, но неумолимо начинала сворачивать в привычное русло. Первый шок, вызванный неожиданностью и масштабом событий, уступал деловитой, может быть, излишне педантичной, зато без изъянов деятельности. Еще надо было раскопать завалы в метро и растащить покореженные вагоны возле Шин-Окубо, еще не иссякла толпа, которую выгрузили из остановленных на станции поездов и автобусами развозили по местам назначений, еще придумывали, что делать с намертво вставшим "шинкансеном", но тем не менее... Словно во время тайфуна из-за туч выглянул краешек солнца. Слишком поздно пришло осознание, что яркий свет означает не окончание бедствия, а короткую передышку.
Рослый молодой человек в застиранной до белесости красной куртке с капюшоном, который только что сдал медикам еще одного пострадавшего, хмыкнул и активировал имплант. Он успел перекинуться парой шуток с уставшими санитарами, а потом вдруг царапнул скрюченными пальцами горло.

(neko chan to, SonGoku to)

Рен уже успел переподключить диагностик и теперь задумчиво тер виски пальцами, придумывая логичный способ умолчать на приеме о сегодняшнем дне, когда шум снаружи привлек его внимание. Не долго думая, парень рванулся к "безумцу" и неверными пальцами вставил в слот все тот же дерзко подписанный накопитель. Человек дернулся и затих. "Мальчишка" - выдохнул и обеспокоенно оглянулся. Это определенно было не то, чего он ожидал.
Бо присел рядом с поверженным гигантом на корточки, ткнул пальцем тому под ребра.
- Чего это он?
- Я подарочек не заметил, - недобро сверкнул глазами Рен. - Передай не включать импланты.
Бо так резво вскочил, что перехваченные платком длинные косицы взметнулись рассерженными змеями, выхватил у полицейского, что стоял неподалеку - регулировал отправку машин - мегафон. Приказ прокатился оглушительно, вгоняя в ступор, зато удалось привлечь внимание быстро и надежно. Отбиваясь от стража порядка, мохнатый приятель Рена голосил в мегафон, словно от этого зависела жизнь - как минимум, его собственная.
Сообщение подействовало - даже лучше чем предполагалось: в другом конце коридора показался перепуганный служащий.
- Там, - обращался он явно к обладателю мегафона, но указывал туда, откуда пришел. - Вышли.
Мысленно поздравив "слишком нетерпеливых", Рен поднялся на ноги и обернулся на новоиспеченного приятеля тоже: бежать одному не хотелось. Бо радостно кивнул - он давно застоялся, изголодался по движению, пусть хаотичному, бесцельному, но лишь бы не сидеть долго на одном месте.
- Извините, - он сгреб Рена за руку, потащил за собой. - Я верну!
Кажется, ему понравилась новая игрушка.
Дальнейшее очень быстро слилось в хаотичное исполнение простого, но хлопотного алгоритма: переход по коридорам, перезагрузка имплантов, переход снова. Любителей рисковать оказалось на удивление много: после того, как ноуты, покетбуки и планшеты самых разных мастей "нашли сеть", очень многие поспешили воспользоваться возможностью связаться с родными. В висках еще жило чувство онемения от лекарства, потому Рен даже не сообразил сразу, что что-то не так - только когда от него шарахнулась, словно от зачумленного, незнакомая женщина. "Размножить бы чип", мелькнула очевидная мысль, но, кажется, слишком поздно - коридор поехал вниз и куда-то в бок, а потом просто растворился в фиолетовой темноте. Дальше Рен ничего не помнил.

(толпой, короче, ун)

Токио, Шинджуку
18 июня 2015 года
вечер после катастрофы

Возвращение в Comme Ça походило на ходьбу по опаленным войной землям. Люди восстанавливали уцелевшее, хоть в минимальном размере, и в насущных заботах оправлялись и сами. Жизнь кипела сильнее, чем до катастрофы. Кетсу остановился понаблюдать, прочувствовать. Город не умер, наоборот. Мимолетное движение губ можно было принять за усмешку или иронию, и правительственный агент отправился дальше. Вопросительно взглянул на изображение Фудо-мьё-о, мол, может, объяснишь, что вы там задумали? Забрал со столика ноутбук и положил на кассу плату за сделанный несколько часов назад и едва тронутый заказ.
Вечером, когда всех развезли по больницам либо отправили по домам, Кетсу тщательно осмотрел зал на предмет образцов крови Тойохары, но к тому времени чересчур усердные уборщики смыли их начисто. Полотенце, которыми обмывали кожу священника, он отдал на экспертизу, но оказалось, что его пропитали марганцовкой, и невозможно получить нормальный анализ. Кадзуя рассмотрел вариант обращения за кровью через официальные каналы. Надежно, без риска. И образец он получит в лучшем случае через полгода, когда необходимые документы пройдут все бюрократические инстанции. Нет, нужен более оперативный способ.

- Кого только берут на работу в наши дни... - проворчал пожилой санитар, когда мимо него в хранилище прошел, неуверенно озираясь, посыльный из лаборатории. - В наше время студенты ходили в застегнутых курточках и аккуратно подстриженными. А это что? – он горестно воздел очи к потолку. – Отрастил лохмы до плеч, они ему все занавесили. А сам и без того ничего не видит, вон очки какие. Пиджак расстегнут, халат расстегнут, на ногах туфли какие-то легкомысленные вместо ботинок. Совсем молодежь от рук отбилась.
- Да ладно вам, господин Танака, - мягко прервала его медсестра, которая отдыхала здесь же на скамейке в коридоре. - Теперь нет таких строгих правил. Да и жаркий выдался июнь в этом году.
Студент уже возвращался, с непривычки неуклюже прижимая к себе чемоданчик с образцами. Медсестра вздохнула и остановила его.
- Молодой человек, здесь ручки выдвигаются, вот так, видите? Теперь беритесь, вот. Так лучше, правда?
Юноша смущенно улыбнулся и кивнул, свободной рукой поправил сползшие на кончик носа очки. Медсестра ободряюще потрепала его по плечу и проводила взглядом до дверей. Вернулась к санитару на скамейку.
- Все они сейчас такие - росту уже много, а в душе пока еще дети.

(помощь в выкладке! помощь в выкладке! обращайтесь)

В машине на заднем сиденье студент открыл чемоданчик.
- Ты чего? - удивился водитель, заметив движение в зеркало.
- Проверяю, вдруг что-нибудь не так.
- Да брось, не дрейфь. Если ты не играл им в футбол, то все нормально.
Стажер все-таки поднял и просмотрел на свет одну пробирку. Довольно улыбнулся так мимолетно, что водитель остался не уверен, не померещилось ли ему.
- Я же тебе говорю, все в порядке.
- Угу.
В чемоданчик вернулась идентичная пробирка, а ее место во внутреннем кармане слишком дорогого для студента пиджака заняла настоящая с подписью «Тойохара Масаюки, 1986/10/20».

**********

поздний вечер того же дня
Токио, 4-17-20 Сетагайя

Дом встретил его тишиной. Да там и не должно было никого быть. Мать в больнице, ей нездоровится в последнее время. Санитарки хорошо присматривают за ней, уж он позаботился об этом. Все деньги, что требуются, он обеспечил с лихвой.
Надев поношенные тапки, он прошел в гостиную. Опустился на колени перед буцуданом, зажег две свечи. Поставил чашку со свежим рисом и упаковку конфет из сладких садов Гиндзы. Молитвенно сложил руки и опустил голову. Короткие слова молитвы прозвучали привычно, как и все эти годы.
- Старший брат...
Не отозвался голос, не колыхнулось даже пламя свечей. Кетсу и не ждал ответа.
- Сегодня я видел его. Думаю, что это был он. Или все-таки второй. Но думаю, этот. Случилось такое, по сравнению с чем пасует воображение. Мы ждали атаки со стороны океана или земли. Но не думали, что она настигнет нас в Реальности. Мгновенная и безжалостная.
Поняв, что сжимает пальцы слишком сильно, Кадзуя с трудом разжал их. На соломенной подстилке под коленями остались вмятины.
- Прости, старший брат, я не смог сегодня.

Токио, Шимо-Китазава
19 июня 2015 года

Каким-то образом он ее нашел наутро, тот, который Кадзуя Кетсу. Стоило выйти в ближайший мини-супермаркет за едой, как он острой, будто нож, тенью возник на пути. Неторопливо шел навстречу, словно каждый день прогуливался по тесной улочке, полной причудливо одетых японцев и редких иностранцев. Поравнявшись с Омари, в приветствии коротко наклонил голову – чуть-чуть набок, как горделивый ворон. Острый нос и впрямь напоминал клюв.
- Позвольте угостить вас завтраком.
- Позволю, - ответила Омари, мило улыбнувшись лощеному типу. Она ведь хиппи, а все хиппи любят халявную еду и высокоумные беседы о том, что первично, дух или материя. Таково общественное мнение, а выбиваться из роли не в интересах Омари.
Они шли мимо двух- и трехэтажных панельных домиков, утыканных яркими безвкусными вывесками так, что не оставалось живого места. Мимо стоянок велосипедов и распродажных лотков, половина товаров на которых вряд ли была добыта честным путем. Молчаливому спутнику явно было нехорошо: он поджимал губы и выглядел так, будто от попыток закрыться веером или сбежать и в жизни не видеть страшную помойку его удерживает только чувство собственного достоинства.
- А как вы меня отыскали? - спросила ирландка. - Неужели, по прозвищу?
Японец, не скрываясь, почти демонстративно оглядел длинную просторную цвета морского песка юбку, цветастую рубаху навыпуск, груду всевозможных украшений от бусиков до плетенок, распущенные волосы с несколькими косичками, цветные нити в них. И пожал плечами.
- Этот район – рай для хиппи, как вы прекрасно знаете.

Остановились они напротив двери с вывеской, которая гласила: «Free bird». Три птички в дружной стайке были изображены тут же.
- Здесь, по крайней мере, подают приличные десерты, - сообщил Кетсу и, не дожидаясь ответа, нырнул, пригнув голову, в низкий проем.
- Интересно, откуда мистер Чистюля в курсе, где здесь "приличные десерты", - пробормотала Омари на родном языке, и вошла следом.
По правде сказать, Омари была наполовину обеспокоена, наполовину рада. Обеспокоенная часть ее сознания орала: "Пора валить отсюда, детка! Этот хмырь не к добру нарисовался!", и спорить с этим не приходилось. Другой, гораздо менее взволнованный голос словно шептал: "Этот хмырь нарисовался крайне вовремя, светись с ним ярче Сириуса, детка", и тоже был прав. В общине детей цветов на Омари начинали косо смотреть - хипповать, но не иметь богатенького покровителя здесь считали странным. Сойдет за папика, - радовалась Омари.
Внутри заведение оказалось спокойным и даже скорее европейским. На стенах цвета крем-брюле кое-где была изображена все та же тройка летящих птиц. Столы и стулья ничем не отличались от подобных заведений во всем мире. Меню было только на японском, зато с картинками. И там, среди всевозможных десертов и напитков, красовался весьма аппетитный набор немецких сосисок – большая редкость в Японии.
- Выбирайте, что пожелаете, - предложил Кетсу.
- Вы очень добры, - сказала Омари и ткнула пальчиком в картинку, на которой было изображено нечто, напоминающее толстые бельгийские вафли, - Как думаете - это съедобно? Если да, то мне это и лимонный сок.
Оказалось, он даже умеет улыбаться.
- Рискните.

(мы с Фенеком)

Когда официантка приняла заказ – вафли, сок, нечто с непроизносимым названием и кофе – и убежала на кухню, собеседник перешел сразу к делу:
- Хотите съездить в путешествие на Кюсю?
- С вами и в свадебное? - Омари похлопала ресницами. - Что бы вы там ни воображали, я из приличной семьи и надлежаще воспитана.
Вообще говоря, ирландка редко когда была способна хоть что-то съесть до десяти утра, ограничиваясь обычно чаем аж до обеда. Но сегодня день был исключительный, и Омари глотнула лимонного сока. После этой кислятины организм соглашался схомячить что угодно, вплоть до мамонта в шерсти. На что только не пойдешь ради легенды.
- С другим человеком и в рабочее, - не повелся на подкол собеседник.
Его «нечто непроизносимое» оказалось белым почти бутоном с ягодами и джемом трех цветов.
- Путешествие оплаченное, за работу – отдельные деньги.
Говорил он так тихо, что вряд ли их слышали даже в полуметре за соседним столиком, что было ирландке только на руку.
- Что за работа? - только и спросила она, заботясь, чтобы вопрос этот прозвучал не слишком... профессионально. - И кто вы такой?
- Поиск информации.
Лощеный пижон поставил чашечку, которую держал двумя пальцами, и вынул визитницу. На прямоугольном кусочке картона, который он обеими руками протянул Омари, значилось (по-английски с одной стороны, по-японски с другой): «Национальная комиссия общественной безопасности. Кадзуя Кетсу, агент. Четвертый отдел».
Омари взяла карточку и, чтобы не уронить челюсть, отпила еще сока. Чистый лимон резко прояснил сознание.
- Нехватка собственных кадров? - ирландка даже смогла добавить в голос и сочувствия, и интереса.

[с Даларой вот]

- Предпочитаю, чтобы этим занялись именно вы. Вам побыть некоторое время вдали от столицы тоже не помешает.
Опять тот настойчивый, не холодный и не дружески-теплый тон без приказа.
«Какой заботливый!» - хмуро подумала Омари, но вынуждена была признать, что, пожалуй, да, прокатиться не помешает.
- Так что за работа? - спросила ирландка. - И сколько заплатите?
- Сто пятьдесят тысяч йен за полный результат. Пропорционально меньше за частичный. Цель «исследования» - Тойохара Масаюки.
Из внутреннего кармана пиджака Кетсу вынул и положил перед собеседницей фотографию. На ней был вчерашний католик в окружении толпы ребятишек. Похоже, он развлекал их и сам смеялся вместе с ними, хотя выглядел не слишком-то хорошо. Снимок был сделан с уровня человеческих глаз, а значит, это был не кадр из записи шара-наблюдателя.
- Ой, я его знаю, - сыграла Омари под глупенькую. - Это же тот пациент, вчера, в холле!
С этого момента ей было ясно, что на работу она согласится. Будь на фотографии чья-то другая физиономия - помотала бы нервы тому, который Кетсу, да и отказалась бы. В деньгах она особенно не нуждалась, вполне могла бы обойтись и без них: алчности в Омари не было, она солдат, а не торговец или ростовщик... Но кому мы врем? "Эхо" был и впрямь ей интересен. А теперь за удовлетворение интереса ей еще и заплатят, что было благоприятно для Омари, а значит и для дела Армии.
- Впечатлен вашей памятью, - холодно отозвался будущий работодатель.
Десерт у него закончился, кофе тоже, но заказывать что-то еще он не спешил, небольшими глоточками отпивал почти бесцветный чай со льдом, который им принесли в самом начале.

(все еще мы. А вы думали, так просто отделаетесь?)

- Принимать ваш взгляд за согласие или выразите свое решение как-то иначе? - подтолкнул он.
Псевдохиппи вздохнула и позволила, наконец, настоящей своей личности выглянуть из-под веселенького цветного камуфляжа.
- Что подразумевается под «полным результатом»? Каковы основные вопросы исследования? С какой целью проводится исследование? Кто мой сопровождающий? Транспорт и снабжение на мне или на вашей организации? Какова вероятность возникновения экстремальной ситуации в связи с исследованием?
Теперь собеседник выглядел довольным. И деловым.
- Полный результат это биография Тойохары от рождения до настоящего времени. Без провалов и белых пятен. Что с ним случалось, и кто был рядом. Действуете самостоятельно, но отчитываетесь мне и, если возникают сложности, обращаетесь тоже ко мне. Транспорт и снабжение на вас, ориентируйтесь по ситуации. Сопровождает вас человек по имени Мута. Это номер для связи с ним через Реальность.
Японец положил перед Омари бумажный прямоугольник с желтыми и розовыми цветами по всему фону и написанным от руки набором букв и цифр.
- Вероятность больше нуля, но меньше пятидесяти процентов.
- Вероятность, отличная от нуля, - задумчиво проговорила Омари, взяла визитку и, пробежав по ней взглядом, убрала в кармашек. – На какой срок вы рассчитываете?
- Неделя вместе с поездкой туда.


[вдвоем. а вы отдаете себе отчет, что это даже не середина истории?]

- Сложно, - Омари внимательно разглядывала фотографию. - Это чужая страна - языковой барьер и отсутствие агентурной сети... Или даже стабильной местной социальной сети. У вас есть там люди, к которым я могла бы обратиться в случае необходимости? Или мне следует во всем полагаться на сопровождающего?
- У Муты будет информация, которая облегчит вам задачу. В остальном полагайтесь на него. Что же до языкового барьера, я могу предоставить вам лучший на сегодняшний день он-лайн переводчик с учетом диалектов Кюсю. Как будут понимать вас, будет зависеть от вашей способности к копированию звуков, но вы сами будете понимать девяносто девять процентов сказанного.
Кетсу сидел с прямой спиной весь разговор и даже сейчас, когда уже договорились о главном и речь шла о деталях, он больше всего напоминал бизнесмена высшего звена на встрече в окружении фотографов и прессы.
- У меня нет импланта, - Омари покачала головой. - Мы считаем, что человек не должен пребывать в единении с механизмом или электроникой, но только с природой.
Ирландка сжала пальцами нитку простеньких деревянных бус, и покатала одну из бусин туда-сюда.
Ей удалось его удивить.
- По-видимому, ваша маска простирается глубже, чем я полагал. Тогда вам остается опереться на Муту. Информацию о том, где и когда вы с ним встречаетесь, получите завтра днем. Отсчет времени начинается с завтрашнего вечера. У вас есть еще вопросы?
- Никак нет, - сказала Омари и даже не стала одергивать себя за такой ответ. - Спасибо за завтрак.

(мы!)

Токио, Шинджуку-гоэн
20 июня 2015 года, 09:15

В парке царила лесная тишина, что означало, что в кустарнике шуршали мелкие звери, на ветвях раскачивались и чирикали птицы, каждая на свой лад, а на поперечине ограды у тайского павильона галдели вороны. Только они, усевшись, словно придворные, чинным рядком, все еще до хрипоты обсуждали недавнее происшествие у людей по соседству. Но никто не прогуливался по деревянным настилам в Лесу матери и ребенка, никто не бегал за мячом по центральной лужайке Английского сада, никто не любовался отражением кривых пиний в пруду. Еще было слишком рано - и не только по времени суток.
Поэтому единственный, наверное, сегодняшний посетитель был виден издалека. Желто-лиловый плед казался яркой заплаткой на сочной зеленой траве. Набитая до верха едой плетеная корзина для пикника и панама на голове праздного гуляки означали, что тот вознамерился устроиться здесь надолго. В одной руке толстяк держал книжку, в другой веер. Чтение, должно быть, было на редкость захватывающим, потому что он поднял голову, только когда на траву перед ним упала длинная ломкая тень. Улыбка превратила его глаза в две узкие щелочки.
- Доброе утро, Мута.
Сегодня, не по обыкновению, собеседник был одет в черные джинсы, простую светлую майку и темно-синюю хламиду с укороченным рукавом, которая на другом казалась бы мешковатой, но на нем выглядела летящей. Светлое, почти жемчужное небо за его спиной стало превосходным фоном и, похоже, он это знал.
- У меня есть для тебя задание.
- Да, боссу?
Детина в панаме был похож на огромного ребенка, готового расшибить в лепешку любого, только бы сделать что-то приятное для старшего брата. Аккуратно заложив страницу, он отложил книгу и приготовился слушать. Тот сел на плед рядом с ним и достал из кожаной папки-портфеля конверт. Вынул оттуда несколько снимков и один из них подал Муте.
- Тойохара Масаюки, двадцать восемь лет. Может быть опасным преступником, а может... – собеседник сделал короткую паузу, - невинной жертвой. Мне нужны факты о его прошлом. Для этого нужно поехать в Кагошиму.
- Шимпу-кун...* – в толстых сильных пальцах небольшой прямоугольник из плотной бумаги выглядел совсем маленьким; цветной балахон намок под мышками. – Когда отправляться?

____________
*shimpu-kun - маленький священник (яп.).

(а теперь мы)

(за отсутствующего игрока Фенека Зерду)

Больница
Токио, Мото-Акасака
ночь с 18-го на 19-е июня

В помещении было очень просторно и светло, но сейчас сюда поставили дополнительные койки, потеснив «старожилов». Кресла-каталки, обычно стоящие рядом с изголовьями у тумбочек, пришлось сложить, чтобы освободить место. Бо крепко спал, положив косматую голову на руки, причмокивал и по-детски пускал слюни - существо в раздражающем окружающих ладу с миром и собой.
Коридор за тонкой, почти фанерной стенкой монотонно и напряженно гудел, точно гнездо растревоженных диких пчел. Сквозь фрамуги под самым потолком оттуда проникал неприятно-белый свет дневных ламп, отражался от темных окон и перемешивался здесь с желтыми лужицами ночников.
- Хитодама*... - пробормотал едва слышно человек на соседней кровати; нижние слои бинта, который стягивал ему ладони, уже напитались кровью.
Некоторое время казалось, он единственный в палате не забылся сном. Потом впечатление рассеялось - на соседней кровати поднялся на локте, зажмурился и беззвучно выругался мальчишка-подросток с растрепанными нестриженными волосами и удивительно ярким взглядом для помятого худого лица. Продолжить движение он решился не сразу, и когда сделал это, оно было медленным, очень медленным. Сесть на кровати, дотянуться до стакана с водой, сделать глоток и зажмуриться...
Когда же он открыл глаза, то понял, что за ним наблюдают.
- С возвращением, - улыбнулся сосед, больше напоминающий неудачно приземлившегося после падения ангела.
- И тебя, - его собеседник старался не совершать резких движений, но все-таки повернул голову.
Ночь за окнами была иной, чем обычно, ее наполняло ожидание непонятно чего. Как будто уже объявили о приближении тайфуна, а тот вдруг свернул с пути. Между ветками деревьев скользили яркие зеленые огоньки.
- Я могу что-то сделать для вас? - теперь сосед Рена отвел взгляд и рассматривал потолок.
- Нет. Я?.. - парень скрестил ноги и прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Словно открыли ребра, прошлись по ним черпаком, а потом закрыли исцарапанную коробку обратно. Это значило - было хуже, чем думал. Но это все уже было в прошлом.
- Едва ли.

(Кысь, SonGoku, ore)

Остальные обитатели больничной палаты спали, похожие на спеленатых одеялами больших белых гусениц, которые уже начали обматывать себя коконом.
- Интересно, какие бабочки из них вылупятся?
- Серые и очень пугливые, - после паузы раскрыл глаза его собеседник. - Они уже никогда не будут уверены в завтрашнем дне.
- Я только два раза встречал тех, кто был в нем уверен, - пробормотал сосед; чересчур упрямая складка губ никак не вязалась с неуверенно приподнятыми бровями. - Но один из этих людей никогда не задумывался, что ждет его в будущем, а другой... другая ничего не хотела знать о нем.
- А его и нет, - просто улыбнулся Рен. Обвел взглядом палату. - Сейчас это увидят многие.
- Они давно это знают, - сосед закрыл глаза.
Он не спал, дыхание не изменялось, просто лежал с закрытыми глазами, будто ждал чего-то. Рен качнул головой - в человеческую мудрость он разучился верить очень давно - и попытался сползти с кровати. Расцарапанная пустота внутри откликнулась острой болью в пяти разных местах, но этого опасаться не стоило: поздно. Голова кружилась. Сколько времени прошло с последнего такого визита?.. Его приключения вне Реальности почему-то с завидной регулярностью кончались именно этим.
Тем не менее, стоять уже было можно. Его не стали переодевать полностью, а потому и одежда была не особенно сложной. Натянув куртку, Рен снова залез на кровать: просто выйти отсюда не было толку, нужно было сделать это с совершенно здоровым видом. А для таких вещей нужен был отдых.

(типа совместка)

Токио, Шинджуку-гоэн
20 июня 2015 года, 09:15
продолжение

- Сегодня в десять вечера. Но поедешь ты не один. Эта женщина тебе понравится, - «старший брат» улыбнулся той искренней улыбкой, которая всегда для собеседников превращала его из чужого и далекого в своего.
Сухопарый, рядом с Мутой он казался хрупким, как молодое деревце. Передал еще один снимок – гораздо хуже качеством, с поблекшими цветами. Оттуда, слегка исподлобья, смотрело на мир нежное круглолицее существо с большими темными глазами и упрямой складкой губ. Если бы не мальчишеская стрижка, его легко можно было принять за девочку.
- Это Тойохара в тринадцать лет. Самая ранняя фотография, какая у меня есть. Ее сделал врач «Асаказе» после того, как они подобрали в рейде неизвестного мальчика. Я хочу знать, где он был до того и как потом оказался священником в Токио. Найди для меня эту информацию.
Этот портрет изучали дольше и серьезнее. Мута хмурил брови, надувал старательно губы, помогая мыслительному процессу. В ту минуту, когда к нему пришла уверенность, что он не сможет забыть ни единой черты, даже если захочет, он протянул фото обратно.
- Только... можно взять снимок с собой? Он понадобится.
- Бери, это копия.
Собеседник встал, забрав папку, но оставил конверт.
- Уже известные детали – внутри. Выбери поезд и место для встречи с твоей спутницей и дай знать мне. Ее зовут Омари.
Мута несколько раз повторил имя на разные лады, словно примеривал к чему-то или примеривался к нему сам. С сожалением посмотрел на корзину, перевел взгляд на высокую башню с часами, поднимающуюся над вершинами дальних деревьев. На перевернутой обложкой вверх книге было написано: Markus Kohler. «Vision Based Hand Gesture Recognition Systems».
- Боссу...
- Да, Мута?
Толстяк напоминал крайне упитанного тануки, который решил притвориться Большим Буддой.
- Еда пропадет понапрасну, помогите ее уничтожить.

(я и Мута... то есть, Сон)

Станция Токио,
20 июня 2015 года, вечер

Аккуратное ладное строение из белого и темно-красного кирпича века два назад могло бы стать особняком богатого эксцентрика. Еще раньше вызвало бы страх и недоумение местных жителей. Век назад здание исправно выполняло свою функцию, как, впрочем, и сейчас, когда оно, отреставрированное и обновленное, выглядело на фоне небоскребов большим анахронизмом, чем Императорский дворец неподалеку.
Выстроенная в 1914 году станция Токио казалась чересчур маленькой для центрального вокзала столицы и совсем крохотной в масштабах мегаполиса, но удивление незнакомых с ее особенностью людей длилось до той минуты, когда они попадали внутрь... где превращалось в опасение не найти дорогу. Огромный подземный комплекс раскинулся на несколько километров в длину - монстр, затаившийся в глубине мутных вод. Красно-белый уютный особнячок с островерхой крышей был лишь верхушкой живого айсберга.
Омари пришла вовремя. Когда она вышла из дома, темнеющий вечерний воздух охватил ее жаркой влажной ладонью, и ирландка порадовалась, что оделась так легко - короткие, по колено, легкие узкие брюки, да футболка с симпатичной большеглазой совой. За спиной болтался рюкзак со сменой белья и разными женскими мелочами вроде тычкового ножа и фонарика.
Станция Токио ирландке нравилась. От всего здания веяло спокойной уверенностью, что еще через сто лет уже не будет никаких высоток, а она останется. Омари остановилась перед станцией, встав так, чтобы не мешать движению людей и огляделась, выискивая своего будущего спутника. "Мута, - припомнила она имя. - Где же этот Мута?"

(а теперь Мута, то есть я, и Фенек)

Станция Токио,
20 июня 2015 года, вечер

Когда надежда вычленить в не иссякающей толпе нужного человека (и почему никто не сказал ей, как он выглядит?), пошла на серьезную убыль, надо головой Омари басовитым храмовым колоколом добродушно прогудели:
- Привет.
Омари обернулась на голос. Обладатель голоса был весьма внушителен размерами.
- Господин Мута? - уточнила ирландка.
Если бы Большой Будда из Камакуры решил сойти с места и прокатиться по стране, облачившись в мешковатые штаны с множеством карманов и майку, то наверняка выглядел бы точь-в-точь, как человек, который возвышался над Омари.
- А можно без «господин»? – застенчиво улыбнулась эта живая гора. – А то как-то вот... неудобно получается.
"Свихнуться можно, - подумала Омари. - Интересно, он Злой Здоровяк или Здоровяк Добрый?"
- Ладно, - улыбнулась ирландка с таким видом, будто сделала Муте одолжение, - Зовите меня Омари. Когда отправляемся?
В гигантском кулаке оранжевые талончики билетов казались почтовыми марками.
- Сейчас.
Поезд, который ждал их возле перрона, тоже походил на игрушку – аккуратную, дорогостоящую игрушку, красную сверху, серебристую снизу. Купе вызывало менее приятные мысли. В нем не было ничего. Вернее, в нем не было ничего такого, что ожидаешь увидеть в железнодорожному купе. Зато пол был покрыт татами, а в углу горкой лежали свернутые матрасы и одеяла. Мута сел прямо на пол и прислонился к стене.
- Боссу очень экономный, - с уважением возвестил он.
- Ничего, я привыкла, - Омари сказала это так, будто Здоровяк извинился за отсутствие комфорта в купе. - Расскажите о себе. Я - девушка приличная и должна знать, кто меня сопровождает.

(СонГоку и фенек едут в далекие края)

СНАЙПЕР

Миновав ворота Кабуки-чо, неприметный человек в сером костюме и с классическим портфелем в руке уверенно зашагал по одному ему известному маршруту. Спуск под железнодорожные пути, пройти чуть дальше, поворот, а вот и вторая от угла якитория.
Рука, прятавшая зажигалку в карман, на обратном движении извлекла из-за пазухи желтый конверт, запечатанный, но без адреса и пометок. Оставив послание в условленном месте, человек в сером костюме, не теряя ни секунды, отправился восвояси. Ни о содержимом конверта, ни о целях проделанной им операции, он ничего не знал и не собирался узнавать.
- Заходите еще! – машинально крикнула ему вслед хозяйка, не прекращая обмахивать веером жаровню, на которой сочно шипели нанизанные на деревянные шпажки кусочки цыпленка. – Не забывайте нас!
Единственный пока посетитель забился в самый дальний угол, под плакат с рекламой пива – кто-то от руки приписал там цену на все сорта, - терпеливо ждал, когда будет готова еда. В глухих черных очках, что закрывали ему половину лица, как забрало, отражались электрические лампочки над стойкой. Но сидеть в одиночестве ему пришлось недолго. Из книжной лавки напротив вынырнул мужчина, лениво оглядел тесные ряды старых домов и в два шага пересек улицу. Улыбнулся хозяйке, как старой знакомой, получил свою порцию бурных приветствий и устроился на высоком табурете у самого края стойки. Желтая кожаная куртка, бандана, круглые темные очки, будто из восьмидесятых, перчатки с обрезанными пальцами – облик, который не вяжется с антикварными книгами. Такие люди, по расхожему мнению, вообще не читают, даже если умеют.

(и - рассказывают о том, что случилось
Далара mo, SonGoku mo, Grey mo)

Но хозяйка принимала все в жизни, как должное, только уточнила:
- Миксу?
Посетитель согласился на «миксу», а когда перед ним появилась темная литровая бутылка «Саппоро», налил пиво и отсалютовал стаканом одинокому соседу. Тот – не поворачивая головы, он по-прежнему смотрел куда-то в стену, не сменив позы – улыбнулся краем рта. Его ладонь скользнула по узенькой стойке мимо плоской тарелочки с маринованными кономоно. Хозяйка поставила перед ним заказ. Затем сунула узкий желтый конверт без адреса.
- Ацуо-кун не любит грибов и лука, - по-соседски поделилась она тайной с посетителем в кожаной куртке. – Вам побольше?
- Грибов. Лука не больше обычного, - отозвался тот.
Оценивающий взгляд, которого удостоился «Ацуо-кун» нес в себе больше, чем простое любопытство случайного встречного.
- Ясура, - представился человек в бандане. - Если интересуетесь редкими вещицами, заходите как-нибудь. У меня есть не только старинные книги.
Приглашение повисло в воздухе, как бумажный фонарь над их головами. На покрытой конденсатом бутылке остались смазанные следы, когда Ясура налил себе следующую порцию.
- Хотори, - ответно кивнул его сосед, распечатал конверт, провел кончиками пальцев по листку бумаги, что лежал внутри. – Я приду обязательно.
На полку у него над головой была всунута объемистая спортивная сумка из темно-синей, почти черной ткани. Неприметная, не сильно набитая, но даже на первый взгляд довольно тяжелая. Хозяин книжной лавки кинул на нее взгляд, кивнул – то ли в подтверждение своим мыслям, то ли довольный приобретением нового клиента.
- Буду ждать вас.


(мы с Бишем и Сон)

У заведения неподалеку от знаменитых ворот была отличительная особенность: прозрачные стеклянные перегородки, что делили просторный обеденный зал на отдельные помещения. Посетители сидели как будто в аквариумах, напоминая тех, кого подавали здесь на больших плоских блюдах – вареными, в обрамлении зелени. Никакого местного колорита, все подчеркнуто европейское; по здешним меркам – экзотика. Так, как тут ее понимали.

Инструктор стоял перед строем, держа в руке небольшой листок.
- Это, - он показал листок курсантам, - Памятка снайпера. Составлена русским генералом в сорок втором году, когда русские обороняли Сталинград. Я не буду распространяться, скажу только, что здесь впервые четко сформулированы требования и задачи снайпера. Понятно?
Он оглядел строй.
- Я вижу, как отчаянно вы пытаетесь понять, к чему я клоню. А клоню я к тому, что курсант Хотори... Выйти из строя!
Бедолага с багровыми от стыда ушами сделал два шага вперед.
- Итак, курсант Хотори, возомнив себя великим охотником, залез на дерево, забыв, видно, что генерал Йойоми - страстный охотник. И охрана осматривает все на маршруте начальника как раз на предмет подобных кукушек и прочих любителей активного отдыха. В итоге по результатам учений курсант Хотори был убит, даже не увидев мишени.
Инструктор прошелся вдоль строя, поднял листок к глазам и принялся читать:
- "Противник - зверь. Вымани зверя! Подведи его под выстрел!". Так писал тот русский генерал. И каждая буква, каждая запятая тут написана кровью. Кровью тех, кто этого не понял. Русские очень дорого платили за этот бесценный опыт. А потом платили те, кто посчитал, что они это делали зря. Итак... Запомните - чтобы убить зверя, нужно влезть в его шкуру. Узнать его изнутри. Знать все его повадки, привычки!
Это только казалось, что курсанты – все, как один, - сверлили взглядами небо где-то над горизонтом. Хотори казалось: все эти взгляды как раз скрестились между его лопаток. От этого там свербело и чесалось.
(с Бишем)

Встречать многоуважаемого гостя вышел сам хозяин, хотя - кланялся сдержанно, без раболепия. И сам помнил, что клиентов, пусть богатых и влиятельных, много, а его ресторан в своем роде один, и другим напоминал. Многочисленная процессия втянулась в дальний, отгороженный от других - теми же на первый взгляд хрупкими перегородками, но с измененной структурой стекла, - зал, где уже был накрыт стол. Хозяин бросил взгляд вдоль улицы, шуганул от входа тощего, длинного, как жердь, парня и заторопился следом за гостями.
Снайпер - это охотник. Твой метод - скрытность. Твой рабочий инструмент - терпение. Темная мешковатая одежда висела, словно на вешалке, в непроницаемо черных, массивных очках - почти забрале на половину лица - отражался рекламный пожар станционной площади. Перекосившись на тот бок, с которого висела объемистая спортивная сумка, неудавшийся посетитель пересек узкий проулок и нырнул в приоткрытую дверь дома напротив.

***
- Я знаю этот текст, - сказала Омари, разглядывая линии на своей ладони. - Немного странно встретить его здесь. Там говорят "Твоя профессия - это искусство", меня всегда это подкупало. Как любого человека, который не удался как творец, меня очень тревожит то, что я простой ремесленник. Эти слова меня успокаивают.

(Zerda mo, SonGoku mo)

Поезд шел ровно и быстро, за окном сначала мелькали городские огни, но после Йокогамы все погрузилось в непроницаемую чернильную тьму. В стекле отражался мягкий округлый профиль Муты и по-звериному треугольная мордочка Омари; в очень темных по сравнению с алебастром щек каштановых волосах вспыхивали рыжие искры.
- Ты слышала про инугами? – спросил Мута.
- Боюсь, что нет, термин мне не знаком. Расскажи?
- Одна женщина хотела отомстить своим обидчикам, поэтому она зарыла свою любимую собаку в землю так, что оставалась только голова, и сказала: «Если у тебя есть душа, сделай то, о чем я тебя попрошу, и я буду поклоняться тебе, точно богу». Затем она отпилила собаке голову бамбуковой пилой, и дух пса сделался инугами. Та старуха была первой инугами-мочи*. Сейчас они есть почти в каждой деревне, особенно на Шикоку, - Мута достал из котомки пластиковые коробки с едой. – Правда, той старухе не повезло. Инугами отомстил и ей за причиненную боль.
- Боюсь предполагать, какая мораль у этой истории, - пробормотала Омари по-ирландски, а затем сказала так, чтобы собеседник ее понял. - Способ неплохой, если действует.
Мута набил рот рисовыми колобками.
- Я морали не знаю, - сказал он с набитым ртом. – Может, ее и нету вовсе. Но, сдается, в тот вечер я столкнулся как раз с инугами.
_______________
*inugami mochi -犬神持ち – букв. «держать собаку-бога», хозяин инугами, тот, кто способен выпустить духа на волю для мщения.

(а теперь мы с Фенькой, ага)

За столом, отделенным от остального зала стеклянной стеной с узором в виде кланового герба, дискуссия шла больше часа. Могли договориться и раньше, но кудлатый юнец, обладатель слишком бурного темперамента, тормозил процесс возражениями. Как правило, невпопад и не к месту. Босс клана Хигучи, круглоголовый и усатый, потирал лоб и, кажется, был готов заткнуть младшего физически – раз не действуют слова. Два их собеседника, две полные противоположности: один, громадных размеров, упитанный, добродушный и виноватый; второй, худощавый и одетый с иголочки, образец бизнес-невозмутимости. Еще с полдюжины мальчишек, едва переваливших через совершеннолетие, занимали овальный стол у выхода и бдительно поглядывали то на босса, то на чужих якудза за столиком у стойки. Они первыми заметили неладное. Пропустив недружелюбными взглядами череду посетителей, они наскоро посовещались и отрядили гонца. Кудлатый сорвался с места, забыв про разговор и еду:
- Разберусь!
Боссу пришлось тоже встать, чтобы положить ладонь ему на плечо. И надавить. Понимая, что ринься этот жеребец в галоп, его не удержат и двое.
- Сядь, - прозвучало слишком мягко для приказа, почти как просьба.
- Босс, это же не их территория! Что они себе позволяют?
У него на шее на толстой, в палец, металлической цепочке болталась какая-то безделушка, кожаный пиджак оттопыривала рукоять пистолета.
- Босс...
- Сядь, Кендзаки, - с нажимом произнес Хигучи и надавил сильнее. – Такие вопросы не решаются кулаками.
Уже начали топорщиться аккуратно постриженные усы, верный признак раздражения. Под застегнутым на все пуговицы приталенным льняным пиджаком не было оружия, у единственного из всей группы. На рубашке, зацепленные за одну дужку, болтались темные очки.
Их собеседники не встревали, молча поглощая еду.
- Если ты сейчас их выкинешь на улицу, мы получим войну на ровном месте, - продолжил глава семьи.
Младший обиженно надулся, но подчинился и замолчал, лишь недовольно елозил палочками по тарелке. Беседа пошла в должном темпе.


(японское трио)

В ресторан вошел очередной посетитель. С первого взгляда его можно было принять за преуспевающего топ-менеджера из "поколения новой волны": немного за тридцать, короткая стрижка, серый деловой костюм, шикарный, небрежно повязанный (мода требует!) галстук, кожаный плоский портфель, солнцезащитные очки в золотой оправе. Посетитель сел за столик у окна, сделал заказ, после чего вытащил из дипломата нетбук и... старинный европейский кинжал, который принялся фотографировать извлеченным все из того же дипломата фотоаппаратом-мыльницей.

- Вот дурак, - буркнул в сторону кудлатый Кендзаки, оглянувшись на беспечного гостя.
И опять подобрался, как кошка перед прыжком на добычу: в общий зал вернулся из туалета ненавистный чужак.
- Вы позволите?
«Топ-менеджер» вскинул голову:
- Да?
- Продаете?
- Заинтересовались? – владелец кинжала снял очки и положил на стол, гостеприимно указал на стул напротив. – Вы присаживайтесь.

***
- Я вот могу есть в темноте, - рассказала о своих достижениях Омари. - Это как минимум.
Мута кивком принял ее признание и щедро пододвинул заранее припасенную еду. В большой пластиковой бутылке в такт хода поезда раскачивалась мутная зеленая жидкость. В их «купе» с хохотом сунулись какие-то юные пассажиры, но, наткнувшись на живую глыбу, невозмутимо восседавшую в позе Будды (и занимавшую большую часть тесного помещения), с извинениями вымелись в коридор в поисках свободных мест.
- Поэтому я и решил, что видел тогда не простого человека, - вздохнул Мута.
- Дух-мститель? - уточнила Омари. - Повезло тебе.
- Это еще как сказать... – вздохнул японец.

(minna)

- Я не могу предоставить вам справки и подтверждения немедленно. Вещь куплена с рук, - продавец кинжала откинулся на стуле. - Но если вам действительно интересно... Прошу.
Оружие легко скользнуло по столу. Покупатель хмыкнул, сел на стул, взял кинжал и поднес его к окну.
Хлопок. Голова чужака взорвалась фонтанчиком из мозга и осколков костей. "Продавец" тоненько завизжал и торопливо юркнул под стол. Крик подхватила девица рядом, которая собиралась подлить выпивки своему спутнику, якудза. Тонкой прозрачной струйкой сакэ продолжало течь в подставленную кавалером пиалу.

Матовый «клановый герб» и прозрачная стена окрасились темными густыми точками, затем полосками, когда брызги потекли вниз. Молодежь повскакивала, хватаясь за оружие, растерянная. За стойкой громко и затейливо выражались на северном диалекте. Хигучи одним словом высказал свое мнение о происходящем. Оба собеседника на противоположной стороне стола потрясенно молчали и старались не смотреть на месиво. В глаза разъяренного якудза тоже. Глава семьи перевел взгляд на Кендзаки – тот безуспешно пытался делать вид, что не знает, почему у него в руке пистолет.
- Это не я... Босс, клянусь, на этот раз это – не я!

Ослепи противника... Ацуо растянул губы в злой усмешке. Двусмысленность этой фразы проявилась не сразу, лишь теперь, раньше эти слова не имели интерпретации. Отучи его ходить в полный рост; заставь ползать, не давай ему высунуться. Цель снайпера – страх. Враг должен бояться. Он переключился на шары-наблюдатели в проулке; тут их было немного, но обязательно болталась пара-тройка.
- Ты можешь то, что не могут другие...

***
- Тебе было страшно тогда? - спросила Омари.
Крупное (как, впрочем, и все остальное) лицо Муты сморщилось в улыбке.
- Конечно. Если бы не боссу, я не выкарабкался бы. Но это уже было потом, - толстяк смочил горло зеленым чаем из пластиковой бутылки. – А сначала я решил, будто инугами пришел за мной. Я и потом, когда понял, что ошибся, все равно несколько раз ходил в храм. На всякий случай.

(толпень и Фенька во главе)

Кабуки-чо, Токио
15 июня 2015 года

На этого долговязого сутулого мужчину лет, примерно, тридцати пяти обычно оглядывались дважды. В первый раз, когда слышали бесцеремонно громкий разговор. Во второй – когда доходило, что у него нет ни телефона, ни гарнитуры, а обращается он к воздуху, как будто видит там собеседника. Волосы в беспорядке, на плечах домашняя вязаная жилетка поверх белой рубашки. Опускаешь взгляд в ожидании, что на ногах окажутся только носки или тапочки. Но здесь поджидало в засаде разочарование, поскольку явно сбежавший из-под присмотра родственников не буйный сумасшедший носил мягкие кеды с разноцветными мишками.
На Ясукуни-дори на него не оглядывались вовсе. Там хватало своих необычных и странных личностей, а за голосами зазывал не было слышно бесконечного монолога. Толпа текла мимо ворот с бегущими красными лампочками и надписью, которая сообщала, что здесь начинается первая улица Кабуки-чо. На ней, такой узкой, что едва разъедутся две машины, было почти пустынно. Фонари, расставленные через два-три дома, вывески, кем-то уже вынесенный мусор и скромное число запоздалых прохожих. Ни деревьев, ни машин. Зазывалы тоже отсутствовали. Здесь и без них каждый знал, куда ему нужно.
- «Вкусняшечка», - процитировал Коги вывеску, из-под которой только что вынырнул наружу. – «Китайское кафе «Хидакайя».
На пальце болтался пакетик; в нем дожидалась своего часа разогретая соба. И чуть было не потерпела безвременную кончину, когда рассеянный владелец споткнулся о припаркованный у витрины велосипед. Чудом остались целы все – и Йошиаки, и витрина и даже соба.
- Света мало, препятствий много, - прокомментировал растяпа, проверил что-то во внутреннем кармане и зашагал прочь от шумной Ясукуни-дори.

(толпень опять)