Послушай.. Что это звенит в ясный вечер над озером? Бубенцы с посоха монаха – странника? Смех дня уходящего?
Послушай. Над городом день раскинул все с утра накопленные краски, золотую бляху пояса топит медленно в озере. Город пуст.
Это ветер звенит, поверь.
Улицы пусты, вот ветер и носит забытый чей-то смех по ним, а улицы наполнены багряным густым золотом и вином. А улицы полны ранним летом.
Что это мелькает в обвитых лозой окнах? Звезды? Свечи? Глаза? Не смотри, Озерный молится, Озерный благодарит День.
Город встретил тебя, поверь.
И само озеро прилегло на ступени храма, большое, спокойное, дышит и золотится. Озеро, большое, как море. Там тоже город, ты не видишь, но он там есть. Пыль дорог отовсюду должна бы тут покрыть все слоем в храмовый фолиант, но – нет ее. И само озеро чисто, как и в дни Рассвета.
Озеро живо, поверь.
А ты не садись потерянно у замершего фонтана на главной площади. Подожди. Посмотри на стройную башню храма, послушай звон ветра и нежный шелест волн. Город примет тебя, только подожди.
Тебе есть здесь место, поверь

Динь-динь. Сорока приходит в городе

Ох, и интересным же городом оказался Озёрный! Сплетни о том, что Гарэль Сорока из рода серебристых эльфов побывал везде – бесстыжее враньё, ведь в таком случае ему оставалась бы лишь повеситься от скуки. К счастью, в ближайшем будущем ему это не грозило – интересных мест оставалось ещё немало, и Озёрный явно собирался занять почётное место в их списке. Гарэль успел пройти лишь несколько шагов, а уже казалось, что его голова вот-вот отделится от плеч и улетит в небеса, так он ей крутил, интересуясь решительно всем сразу. Люди, дома, предметы, словом, всё без исключения интересовало эльфа в равной степени. Тем не менее, сквозь толпу он двигался легко и плавно, перетекая из положения в положение, словно вода. Пальцы правой руки не переставая вращали пару стальных шариков, издававших мелодичный перезвон, которому вторили бубенцы на запястье, так что, бесшумным его передвижение назвать было нельзя.
Выбирал ли Сорока дорогу? Едва ли. В этом вопросе, как и во многих других, он предпочитал руководствоваться волей своих всеблагих и многомудрых пяток, несущих его в направлении площади, кем-то весьма прозорливым обращённой в лучшее, что может быть на свете – базар!
Глаза Сороки засверкали от восторга, когда он увидел, сколько интересностей сконцентрировалось в одном и том же месте, и он вонзился в ряды, словно умело брошенный нож в дерево. Кое-что он лишь внимательно рассматривал, что-то брал в руки, а кое что и заимствовал без ведома хозяев. Обычно это были мелочи: пара стеклянных капелек, крошечная дощечка с письменами на счастье и тому подобные вещицы меняли хозяев благодаря ловкости рук некоего серебряного эльфа. Никто не знает, почему у лавки с платками, искусно вышитыми, но, всё же, вполне обычными, он остановился и окликнул хозяйку:
- Звонкой тебе торговли, хозяйка! У тебя интересные платки, осмелюсь доложить! – голос Сороки звенел струной, и становилось понятно, почему в трактирах его досыта кормят за песни и рассказы. – Наверное дорогие, осмелюсь спросить?
Стальные шарики, покрытые бирюзовой глазурью, пристукнули друг о друга, немыслимым образом придавая его последней фразе дополнительную вопросительность.

- Красавица, красавица! - хлопала в ладоши Сэлуинь, пока высокая эльийка с волосами цвета озерных вод перед рассветом, подбоченясь, крутилась у зеркала и так, и этак. На губах обеих цвели розовыми бутонами улыбки, а с плеч по рукам гостьи струилась вышитая тонкой серебряной нитью шаль. - Хороша, глаз не оторвать.
- Ну, спасибо тебе, хозяюшка, порадовала, - отсмеявшись, доложила одна эльфийка другой, а после отсчитала на прилавок несколько монет.
Обе на прощанье обнялись, да и потом Сэлуинь ещё долго смотрела вслед своей доброй подруге. Вспомнила былые годы, замчеталась да загрустила, как бывало с ней частенько. Перед глазами плясали картинки прошлого, смешные и печальные, и Сэлуинь, смяв в руке крохотный шелковый платочек, стояла недвижимая несколько мгновений, словно камень в гуще горной стремнины. Даже деньги с прилавка взять забыла, хорошо еще, что в Озерном городе жили эльфы честные и порядочные, да и среди приезжих вороватых совсем не много было.
Едва смела Сэлуинь в горсточку серебряные кругляши, едва только завязала лямки на поясном кошеле, тут же услышала над собою голос, доселе незнакомый. Подняла эльфийка синие глаза на приезжего, улыбнулась слегка да прищурилась хитро.
- Смел ты, милый Альвеедец, доложу тебе всю правду за храбрость твою. За платки свои по-разному прошу, те которые льняной нитью шиты, отдам считай что за бесценок, - заплясали тут в глазах Сэлуинь обычные для озерного народа лукавые искорки, - ну, а за те что искусно узорами шелковыми разукрашены, подороже спрошу, уж будь готов. Ну, так что тебе из моего товара приглянулось? Спрашивай, коль так смел.

В ответ Сорока привстал на цыпочки, шары в его руке крутанулись, и он приступил к изучению платков. Становилось понятно, в чём странность его движений. Эльф не был особенно плавным или гибким, просто он двигался очень быстро. Вот, он оттягивает за угол один из платков, изучая узор на нём, мгновение, он уже развернулся и только что не пробует на зуб яркую шаль. Кроме того, он очень странно осматривал товар: качество и материал его не волновали совершенно, а единственным критерием было изображение вытканное на платке. Эльф метался от одного конца прилавка к другому, пока наконец не выбрал.
- За этот платок я бы заплатил тебе, хозяйка, ветром, да он улетел и не при мне сейчас, так что, выбирай любую вещь, что на мне есть в оплату, осмелюсь предложить! Только не трогай Дракона и штаны, осмелюсь попросить, а то неприлично получится! - он встал прямо, вытянув руки, словно крылья птицы и закатав рукава. Неподвижность эльфа странно контрастировала с покачиванием нескольких серьг в его ухе, колец на его запястье и тихим перезвоном шариков, медленно катающихся по его ладони.

Обомлела на мгновение Сэлуинь от напора такого, растерялась, удивленно губы приоткрыв и часто-часто ресницами моргая. Не успевала следить она за вертким покупателем, как не могла поймать в ладошку ветер, что щекотал, дразня, кончики её длинных пальцев.
Наконец выбрал альведеец для себя обновку, да выдал хозяйке такое предложение, от которого та чуть не ахнула. Но чуть - не считается, быстро Сэлуинь себя в чувства привела, за запястье незаметно, но пребольно ущипнув. Улыбнулась эльфу улыбкою своею самой дерзкой, оценила платок, что гн выбрал - и серебром не расшитый, и ткани не шелковой, да больно вышитый чудно - бросила взгляд на перекатывающиеся по ладони его шарики. Будто бы заинтересовалась озерная игрушкой этой странною, будто бы захотела выменять её на свой товар. Но ту вдруг подбоченилась, вздернула подбородок и ответствовала:
- Ничего мне от тебя не нужно, Лаэррим, задаром я тебе платок отдам. Но вот моё условие: спой мне песню про три озерных диво-рыбы и дочь царя морского, я её страсть как в детстве любила. Да на ножке одной попрыгай, левой непременно. А почему да как не спрашивай, всё равно не отвечу, а за платок ветром пойманным платить заставлю.

- Эй, ворюга, отдай, это мои деньги!
Маг Ветряного круга бросал вместе с криком воздушный кулак с вытянутой руки в спину босоного мальчишки. И обязательно бы попал, только мальчишка, нахально улыбнувшись через плечо, прыгнул и перекинулся, дальше побежал черным котом.
Маг в злобе сжимал кулаки и искрил, низким рыком пророча оборванцу все кары Трех Небесных Сфер и громы Четвертой для окончательного счастья. Полуморфа с кувшином на голове, гибкая и тонкая, словно с нее и режут плечи луков знаменитые Фаррильские мастера, рассмеялась звонко.
- Что скалишься, хвостатая?
- Да господин изволил лишиться штанов – а сам сокрушается над потерей каких-то белых жестяных кругликов!
Ветровик обернулся – и из белого стал красным: из-под длинного, до колен, камзола торчали белые ноги о длинных черных волосах. Из стрельчатой ниши слетел детский смешок. Маг поднял голову – никого, только молочно-белый котенок вылизывает лапу.
- Ну, я тебе сейчас усы-то поотрываю, - гремел бурей на озере звереющий маг. Свидетели смеялись в ладошку, наслаждаясь спектаклем, и никто пока не останавливал несчастного.
Маг прикинул стену и возможности забраться по ней. Выходило не так сложно, только вот девушка некстати ожерелья бубенчатые разложила.
- Эй, венде, не подвинешься ли? Хулиган тут один жаждет кары.
- Не твоим ли ремнем кара небесная на бедняжку падет? – лукаво поинтересовалась дева. – Да ты успокойся, лучше штаны подбери. Феллим не берет себе, шутит он. А коль ты его едва не за руку поймал – точно отдаст.
- Шутит он, - зло повторил маг, подтягивая штаны до подмышек, потом и вовсе повернулся и направился снова к алхимику, с которым не закончил сделки.
- А ты не подсовывай стрекозиных крыльев под видом феечкиных. Феллим не слепой. – тихо пробормотала эльфийка вслед магу. И уже улыбалась лучисто новому любопытному и охочему до звенящих подвесок.

Дневное солнце отбрасывает длинные тени, завитками, колечками и травинками покрывая пол комнаты, изгибаются и ломаются тени, попадая из резных оконных рам на мебель, на кресло и на дремлющую в нем девушку. Тени-узоры, тени-росписи на бледной и словно прозрачной коже, на струящихся светлых волосах и на шелке её платья. На коленях у неё отдыхает глиняный кувшин, ярким пятном терракотового бока разбивая эту гамму оттенков воды. Горшок на половину покрыт росписью и не закончен. Хозяйка комнаты вот-вот выронит кисточку из руки и прольет лазурную краску из баночки на пол. Но время кажется, тоже дремлет и течет вяло, неторопливо. Имариэль уснула и дышит спокойно и глубоко.
Донышко горшка цвета пламени, которое вот-вот вспыхнет и затанцуют горячие язычки, щедро одаривая воду теплом. А голубая вода будет лениво впитывать жар, покрываясь пузырьками-мурашками и тихо урча от удовольствия. Но пламя настойчиво и нетерпеливо и вот уже вздрогнула ровная гладь воды и стайки пузырьков взлетели вверх, все больше и больше и целый шумный рой рождает маленький вулкан кипящей воды.
Но роспись не закончена и не поднимается густой и белый пар и спит Имариэль.

* Тук-тук... Лорин прокрался в город *

Не люблю день! Особенно когда солнце светит прямо в глаза, и приходиться зажмуриваться, чтобы что то разглядеть. Кот крадется по верху, перепрыгивая с крыш домов на деревья и обратно, осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, ступая лапками по кровле, спускается вниз и ненадолго замирает, чтобы принюхаться к запаху пряных трав, который принес ветер из соседнего дома. Садиться, и начинает вылизываться, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Его внимание привлекает раздавшийся неподалеку шум, и кот спешит туда, серой тенью метнувшись вдоль стены, запрыгивает на дерево, перелетает на стену дома, бежит вдоль нее на шум, и оказывается на площади. Шум, привлекший его внимание издает маг, стоящий посреди торговой площади в мантии, без штанов - какая прелесть! Он ругается и сыпет проклятьями, а напротив него, на той же стене что и кот, сидит белый котенок и вылизывается. Кот разевает пасть и издает похожий на шипение звук, серебряная подвеска на его алом матерчатом ошейнике звенит в такт мелко подрагивающему телу. Коту смешно.
Маг уходит, кот, отсмеявшись, проводит его взглядом, и спрыгивает вниз - все таки интересно, чем торгуют на базаре в Озерном Городе. Проскальзывает под ногами покупателей, нагло проходит пару раз прямо по столам, и наконец замирает напротив лавки со звенящими подвесами, усаживается и следит, как они раскачиваются и звенят.

Сорока поднял правую ногу, упёр её стопой в бедро левой и потирая подбородок принялся неторопливо прыгать туда-обратно вдоль прилавка. Лицо эльфа приняло серьёзное, сосредоточенное выражение, настолько утратив обычную подвижность, что он стал на себя не похож. Гарэль рылся в своей, как многие утверждали, безразмерной памяти, выискивая подходящую песню.
- Ну слушай же, красавица! Вот тебе песня про морского царя, да диво-рыб его, на дев походящих, осмелюсь доложить!

Эльф остановился, несколько раз подпрыгнул на месте и запел. Голос его накатил и слыхнул, словно волна прибоя, он не сбивался, несмотря на непрекращающиеся прыжки на месте.

Кто станет
Дерзким морским царём,
Кто песнь затянет
Hа дне морском,
Кто воссядет
Hа троне
В золотой короне?


Я стану дерзким владыкой морей,
Я буду сидеть и петь целый день,
Чертоги морские сотрясая трубным голосом;
А вечером, отринув всякую лень,
С русалками стану меж подводных утёсов
Резвиться, украшая их волосы белым лотосом;
И хватая ускользающих русалок за косы,
Целовать их я стану радостно, дразня
До тех пор, пока и они не расцелуют меня,
Смеясь радостно, смеясь весело!
А потом уплывем мы в даль, в высокие заросли
Бирюзовых просторов морских водорослей,
Гоняясь друг за другом с криками, с песнями.


И не светят там ни звёзды, ни луна;
Только музыка волн свысока слышна,
Только молний блеск в пору волшебства,
Только гром глухой в колдовскую ночь,
Hо не светят там ни звёзды, ни луна.
Мы нарушим призрачных долин покой,
Зовя друг друга весело, крича во всю мочь
Всю ночь радостно, всю ночь с песнями!
Будут в игры русалки играть со мной,
Бросит каждая в меня раковиной морской,
Бросит каждая в меня морскою звездой,
И в ладоши они захлопают, смеясь весело,
Всю ночь радостно, всю ночь с песнями.
А я в свой черёд стану бросать им агаты,
Бирюзу, яшму, самоцветы и гранаты
Всю ночь радостно, всю ночь с песнями.
А потом подскочу незаметно к русалкам я,
И, поймав, заключу их в объятья тесные,
Целовать их я стану радостно, дразня
До тех пор, пока и они не расцелуют меня,
Смеясь радостно, смеясь весело!
О, что за счастливая жизнь будет у меня:
Под покровом океана зеленого сны так сладки,
А постели из водорослей на дне так мягки,
Будем жить мы там весело, с песнями,
Смеясь радостно, смеясь весело!*

Смолк голос эльфа и снова встал он на обе ноги. Ещё мгновение лицо его хранило странное, непривычное выражение, словно он и впрямь решился стать морским царём, мотнул он чёлкой, упавшей на глаза и ушла из глаз бездна вод, и снова растянула губы озорная улыбка.
- Примешь ли такую песню, красавица, осмелюсь спросить? Или мне найти мешок побольше, чтобы изловить тебе ветер?
_____________________________________________________
*Альфред Тениссон, перевод Максима Сокольского

Налюбовавшись на подвески, кот фыркает, пролазит под лавкой, пробегает до края площади и сворачивает на улицу, ведущую в сторону озера. Где то тут, как он успел заметить, был небольшой сад с беседкой... Кот оглядывается по сторонам и юркает в кусты. Вот беседка! Оглядевшись еще раз, и убедившись, что никого нет, кот усаживается на землю и прикрывает глаза.

Да, все таки неделя в кошачьей форме, и без превращений - это немало... Лорин-человек еще некоторое время сидел на корточках, привыкая к "другому" телу. Затем встал, потянулся и оглядел себя. Поправил кружевной манжет, так чтобы он красиво лежал на руке, подтянул узел шейного платка и вышел обратно на улицу. Заглянул в окно, чтобы полюбоваться на свое отражение и вприпрыжку зашагал по улице обратно к площади, тихо напевая мелодию веселой песенки. Три шага, прыгнуть на бордюр, шаг с разворотом, два шага по бортику, прыжок обратно на мостовую, и снова повернуться вокруг оси. "Вот он стучит рогами-копытами, вот он стучит рогами-копытами, вот он стучит рогами-копытами, добрый маленький Кумла", напевает Лорин, скачет по улице и смотрит по сторонам, а сознание его разделяется на две половинки, где Лорин - мальчишка скачет и любуется на красивые узоры на домах и солнечные зайчики окон, а Лорин - охотник тем временем просматривает улицу профессиональным взглядом опытного офицера. Отмечает про себя башню над городом, и задумывается о том, что неплохо бы было туда забраться, запоминает узкие щели и подворотни, куда можно юркнуть при необходимости, и лазы, по которым можно забраться на его любимые, столь удобные у эльфов крыши. Плащ птицей летает вслед за прыжками мальчишки, мелькают белые кружева манжет, Лорин кружиться и бежит по улицам, огибая площадь со всех сторон, и наконец возвращается туда, где был 10 минут назад - к торговым рядам.
Лорин остановился, выдохнул воздух, чтобы перевести дыхание, и уже спокойно пошел вдоль рядов, придирчиво осматривая разложенные товары. Его внимание привлекла лавка с выпечкой, и вспомнив о том, что все время в пути он питался тем, что добудет в кошачьем облике, Лорин подошел туда.
- Не ответишь ли мне на три вопроса, милая девушка, - сказал он, улыбнувшись и озорно посмотрев на хозяйку лавки, - где тут можно найти ночлег усталому путнику, где можно достать книги и свитки с древними загадками, и что ты попросишь за эти прекрасные пирожки, чей вид и запах сводят меня с ума?

Лорин, эльфийка и пирожки
(с Сайроном)

Эльфийка отбросила с плеча косицу, отливающую медным солнцем, улыбнулась еще приветливее.
- Долгой весны, путник! А ты, я вижу, любопытный. Издалека идешь? Далеко ли? А ночлег найти можешь в любой таверне. только самая известная - ласточки Фейях, там и вина вкусней. и менестрели голосистей, - голос ее выплетал паутинку похитрее речны струй. - А ты сам-то как будто только что с грифона слез, только где теперь грифоны, а свитки можешь в любой лавке найти, к переписикам обратись или алхимикам. они подскажут. - эльфийка улыбалась все лучезарнее, в глубине серебристых с желтой искрой глаз разгоралась искра озорства - Да и имя твое какое-то, вот меня Коростелью кличут, а за пирожки беру пять монет, и еще две накинешь - конверт салата дам, с овощами, матушка моя готовит!
- А меня Ловчим прозвали, а матушка Сееребряным Туманом назвала, да только Лоррин то все короче будет, - улыбнулся морф, - а за ответ спасибо, Ласточки Фейях, запомню.
Лоррин запустил руку в сумку и вытащил монетки.
- Пять за пирожки и две за салат, уж больно голодный я. Иду с севера, вон оттуда, - Лоррин махнул рукой на север, умудрившись включить в небрежный жест половину Империи и часть Альвееды, - а куда, и сам пока не знаю, вот и к вам зашел. Вот только свитки мне нужны не магические, а те что про историю говорят да про легенды о древних расах , а таких у переписчиков не сыскать, уж больно редко кому надо. Может есть у кого библиотека или знает кто, где такого человека сыскать, что может про них что рассказать?
- Ай, прямо таки севера? - девушка округлила миндалевидные глаза, что не сделало их ни на грамм менее озорными. - И что же, с далекого севера? И Империю видел? - руки ее меж тем ловко упаковывали горячий пирожок и овощи в вощеную бумагу, чтобы масло от выпечки не испачкало сумку покупателя. - А тебя Ловчим зовут, потому что блохи от тебя убегать не успевают? да. история - это тебе в Храм. К Лльюиню, но поторопись, до заката не успеешь - будешь всю ночь на ступенях ждать!
- Ой, от силы неделю то и прошел до вас, - соврал Лорин, наблюдая, за руками девушки - Лльюинь? - морф проговорил имя слегка мурлыкающим голосом, как будто пробуя его на вкус, - звонкое имя, журчащее как вода. А я и не тороплюсь никуда, уж больно город у вас дивный, а и музыку хочу услышать, что говорят ветер ночью поет над озером. А Ловчим меня не поэтому кличут, да и блохи ко мне не липнут. Или я так похож на бродягу?

Лорин, эльфийка и пирожки (часть вторая, с Сигрид)

- Неделю идешь, пути-дороги пыльные, а на кого похож хочешь быть? - незло посмеялась девушка- Вот, держи-ка, кушай не испачкайся! Костюм на тебе хорошо, и правда будто неделю эту ты не шел, а в бархатном паланкине ехал.
Лорин взял пирожки и благодарно кивнул.
- Спасибо тебе, девушка, - морф задорно подмигнул и склонил голову набок, - Ну, на князя сказочного на коне белом я точно не похож, да и не хочу, а бродягой пыльным да блохастым не был никогда. На кого сейчас похож не мне и судить, только ткань эта дивная и правда не мнется да не пачкается - а почему и сам не знаю, это у ваших родичей на востоке спрашивать надо.

Ясные глаза стали круглыми, как исчезнувшие в поясе монетки.

- Ооо, ткань волшебная? а за сколько бы продал такую ткань благородный чужеземец?
- Хм... , - Лорин задумчиво уставился в небо, - за сколько ткань брал, не помню, за костюм две с половиной тысячи монет, вместе с рубашкой... А за сколько продал бы, не спрашивай, у меня ее три локтя есть всего то... а деньги брать за такой отрез не буду. Вот подарить могу, если надо, - тут он опять искоса посмотрел на девушку, ожидая реакции.
- Такую ткань, две тысячи монет - и подарить? - эльфийка зарделась на скулах, отчего еще больше похорошела. - Ты точно не граф какой-нибудь? или... может, солдат, а за доблесть свою от командира в дар мешок с деньгами получил?
- Три локтя то? Их разве что тебе на жилетку коротенькую и хватит, - Лорин все-таки не удержался и развернул пирожок прямо на месте, - а мне да сих пор не пригодились, видно и дальше не понадобятся. А насчет меня не угадала ты, милая, не граф я и не солдат с мешком денег, а просто грех такой красавице подарок не сделать, раз все равно мне ничего не стоит, а?
С этими словами он откусил половину пирожка и стал жевать, жмурясь от удовольствия, - ммм... вкуснятина!
- Рада, что тебе понравилось. Заходи еще, если надолго думаешь в городе задержаться - мои пирожки до самого побережья известны! А от ткани, пожалуй, откажусь - ну куда я жилетку привешу? Разве что поверх юбки вместо фартука! - смеясь, девушка отошла от прилавка, демонстрируя платье - светло-золотистое, на боках шнуровка, нижнее бежевое, оттенка такого теплого, что сразу наводило на мысль о горячих пирожках, что едва не дымились на деревянном лотке. - А Фейях найти просто - от центральной площади по улице Лилий, не ошибешься.
Лорин позволил себе восхищенно вздохнуть при виде наряда, а затем задорно рассмеялся.
- Обязательно, больно пирожки у тебя вкусные, под стать самой хозяйке. Спасибо за угощение, и за то, что подсказала хороший трактир, милая. Удачной торговли!
Морф подмигнул девушке еще раз, и пошел в указанном направлении, жуя на ходу завернутые в салат овощи.

По правде говоря, не ждала Сэлуинь, что альвеедец её просьбу исполнит. Думала, что посмеётся только, в шутку обернет, да и саму её посмеяться тем заставит. И потому, когда посерьезнел вдруг эльф, когда накрыла тень задумчивости лицо его, прежде насмешливое, немало удивилась озёрная. А уж когда странный покупатель на месте подпрыгнул в первый раз, так и вовсе охнула от неожиданности, в детском жесте поднеся к губам ладошку.
Замерев, словно листок ивы на ночной глади Озера, в нервном спокойствии сложив руки на прилавке, слушала она песню. Совсем не ту, про которую говорила - той и вовсе в мире не существовало, а если и была где похожая, так Озёрная о том ничего не ведала. Грозную и забавную, бодрую и лиричную одновременно; чарующую и завораживающую. Красивым голосом выводил альвеедец исповедь владыки морей, прибойною волною накатывали на Сэлуинь его напевы, то радостной пеной поднимая над землей, то затягивая в солёную пучину.
Очарованная, не сразу поняла Озёрная, что закончил свою песню эльф, и теперь с прежнюю улыбкой смотрит, решения её дожидаясь. Всплеснула руками Сэлуинь - ну, что она могла ответить после такого спектакля. Сорвала она с прилавка платок, потянулась к альвеедцу и на шее его бантом повязала.
- Порадовал ты меня, Лаэррим. Возьми свою награду да, на неё глядя, меня иногда вспоминай.

Гарэль просиял, подкинул платок, поймал его и немедля повязал на руку, на выше локтя. Немного подумав, он закатал рукав на левой руке и размотал тонкую, то ли золотую, то ли латунную цепочку, звенья которые перемежались фигурками, застывшими в па какого-то странного танца.
- Я тут задержаться надумал, красавица, осмелюсь доложить! Возьми на память, а то может и загляну ещё. Не скажешь, где в Озёрном можно найти жильё, осмелюсь спросить? А ещё меня Гарэлем Сорокой на дорогах зовут.
Цепочка легла на прилавок, словно тоненькая змейка, размотавшая свои кольца по всей длине. Стало видно, что неизвестный умелец действительно изобразил хоровод, но, вот незадача, у цепочки не было застёжек. Каким образом её умудрялся не потерять Сорока, чьё тепло ещё хранил жёлтый металл, оставалось загадкой.

Сэлуинь посмотрела на цепочку задумчиво, по-птичьи склонив голову набок. Мелькнула у неё мысль отказаться, ведь если из золота была цепочка сделана, то на деньги, за неё вырученные, можно было бы в Озёрном городе неделю безбедно жить. Но, взглянув ещё раз на Лаэррима, подумала она, что тот ни за что обратно подарок не примет. Ужом извернётся, шутками и прибаутками переубеждать начнёт, да хоть в карман тайком цепочку подкинет, но все едино оставит причудливую вещицу у Сэлуинь. Да оно, может, и к лучшему. По правде говоря, понравился ей эльф - за смелость, за дерзость негрубую, ребячливую, за голос сильный. Чувствовалось в нём загадка необъяснимая, необычность - словно прямиком из стран заморских, из земель чужих и неизведанных пришёл к ней в палатку незнакомец. А может, так оно и было? И сама Сэлуинь хотела бы что-нибудь на память о альвеедце сохранить, а коли тот первым порарок предложил - так чего ж отказываться?
Прислушалась Сэлуинь к мыслям своими, еще раз в глаза Лаэррима коротко заглянула и к цепочке на прилавке потянулась. Взяоа осторожно, бережно, да в кошель поясной опустила.
- Спасибо тебе, Гарэль Сорока. Сэлуинь моё имя, может, услышишь обо мне ещё от кого-нибудь на улицах Озёрного. Что до жилья - загляни к Фейях, она трактир в двух кварталах отсюда держит. Вот только расплатиться с ней ветром не получится у тебя, как ни старайся, - улыбнулась Озёрная.

Эльф широко улыбнулся, положил руку на меч и почти на треть извлёк его из ножен.
- А его я зову Драконом, осмелюсь доложить! - сказал он, демонстрируя идеально отполированную сталь.
Наблюдательный зритель мог бы отметить одну странность - руки Сороки не были увенчаны обычными для мечника, пусть даже лишь Танцующего, мозолями. Тем не менее, оружие он держал совершенно не напрягаясь, а при ходьбе не скособочивался на сторону, что говорило о его привычке к ножнам на поясе.
- Ванья-Сэлуинь, - в речи Гарэля неожиданно скользнул мягкий южный акцент. - Расскажи мне о твоём городе, осмелюсь попросить.
Меч с тихим щелчком вернулся обратно в ножны, и этот щелчок прозвучал не менее вопросительно, словно оружие поддерживало интерес хозяина.

Сэлуинь посмотрела на меч без любви, но и без особой опаски. Дать оружию имя - с её точки зрения было всё равно, что наречь лампадку в храме Жрицею Теней. Но у Танцующих свои правила, и не торговке платками их менять.
Тем более, что Танцами она искренне восхищалась, считая их по-настоящему высоким искусством, даже чем-то сродни магии.
Слегка вздрогнув от щелчка входящего в ножны оружия и обругав себя за этакую пугливость, Сэлуинь пожала плечами на вопрос Сороки.
- О чем тебе рассказать, Лаэррим? Про утренню росы на листьях ив, про шепот озёрных вод и багряные закаты, умирающее в горах солнце? Про светлого Лльюиня, прекрасную Яаминь и семь жриц, что каждую ночь берегут покой Озёрного? Про праздники на площадях, про пришлых Имперцев и сородичей из Альвееды, про торговлю и ярмарки, золото и шёлк? Спрашивай, что угодно, но всего рассказать не проси сейчас - не на один день эта история.

Послушай, как легко и спокойно дышит спящая, посмотри, как блаженен и прекрасен её лик, как мягки и текучи черты её лица, как застывшая музыка - тихая мелодия, спетая нежным голосом любящей матери.
И колыбель её украшена разноцветными лентами и бубенчики осторожно подпевают ветру. Рисунок акварелью, случайно упавший в прозрачную воду.
А день в самом разгаре, живет и дышит Озерный город, ласково встречающий своих детей так же ласково, как смотрят на него жрец дня и жрица ночи.
Пузатый горшок ускользнул от хозяйки и с жалобным «дзинь» разлетелся на кусочки. Имариэль проснулась мгновенно, хватая ртом воздух, как вынырнувший на поверхность воды ныряльщик, под ногами терракотовой крошкой рассыпались язычки пламени, капли воды и так и не нарисованный белый пар.
- Прости, - обратилась к разбитому горшку серебряная эльфийка и поднялась из кресла.
Собрала и убрала кисти и краски, отложив до следующего утра работу, и распахнула узорчатые ставни.
- Доброе утро, - поздоровалась она с городом, с жителями и улыбаясь, подставила лицо ветру, - какую историю ты мне расскажешь сегодня, какую песню споешь?
Солнце золотила её белую кожу, даря жаркие прикосновения. Дневное солнце, не утреннее, а скоро далекий росчерк горизонта окрасится алым и день уступит место ночи, а пока можно было погулять по городу и полюбоваться Храмом при свете дня.
Имариэль подхватила легкую плетеную котомку, всегда собранную и ожидающую хозяйку, и переплела ремешки на сандалиях.
Днем одна из семерых жриц - танцующая тень, расписывала глиняные горшки и гуляла по городу.

Озерный имеет голос. Звонкая птичья трель в густой кроне дерева, нежные переливы флейты в морщинистых руках старика-музыканта, мягкий говор десятков голосов на улицах…Все это – части никогда не прерывающийся песни Озерного.
Орелин медленно, не спеша, прохаживалась по рыночной площади: сегодня ей хотелось послушать радостную, яркую мелодию. В левой руке эльфийка держала небольшой альбом для рисования, а в правой – остро заточенный карандаш.
Та-ак, что у нас здесь?..
Взбешенный маг спешно подтягивает штаны до самой груди, и что-то с ненавистью говорит… Орелин прищурилась, запоминая увиденное, и карандаш заскользил по листу. Острый кончик графита сделал пару ненужных поворотов, начал беспокойно блуждать по бумаге и, наконец, вовсе остановился. Картинка по-прежнему стояла у Орелин перед глазами, но потеряла ту особую теплоту жизни, что так ценится знатоками искусства. Нужно идти дальше.
Странный эльф прыгает на одной ноге и поет.
- Полосатик… - почти ласково выдохнула Орелин, разглядывая волосы пришельца. Карандаш вновь ожил, оставляя на бумаге контуры жилистой фигуры незнакомца, очертания летящего пояса, изящный изгиб лакированных ножен. Уточнив пару мелочей, линия продолжила свой бег – теперь она рисовала стройную фигуру эльфийки по имени Сэлуинь (Орелин немного ее знала). Эти загадочные раскосые глаза и длинные, струящиеся по плечам волосы… Положительно, все, что говорят о ней плохого неправда! Ну не может за этим образом прятаться нечто темное и неприглядное!..
Как только эльф окончил песню, интерес юной Лаэррим к беседующим начал стремительно угасать. Она бегло набросала в углу листа портрет Полосатика и отправилась дальше...
...Бесшумно шествует по городу девушка, шевелятся и подрагивают тени, нашедшие приют в складках ее одежды... Ее Орелин даже не попыталась изобразить - сколько ни пробовала, ни разу не получалось. Юной художнице оставалось лишь с тоской проводить взглядом Танцующую Тень...
…Вскоре в толпе она различила одного любопытного приезжего – молодой человек грациозно скользил среди прохожих, с аппетитом жуя овощи, завернутые в салат. Карандашу пришлось плясать с утроенной скоростью, чтобы успеть наметить рукоятки длинных кинжалов, украшенных рубинами, алый шейный платок и блеснувшую на солнце брошку-сову.
Интересно, откуда пришел обладатель всех этих богатств?.. Орелин чуть нахмурилась: конечно, следить за незнакомцами не самое хорошее качество для молодой девушки, но… Она же не со злым умыслом! Уж больно ей брошка блестящая понравилась, да ткань чудная заинтересовала. Орелин, не выпуская блокнота с карандашом из рук, последовала за юношей.

Лоррин дожевал салат, огляделся в поисках урны, не нашел ничего похожего, и спрятал бумажную обертку в сумку - не бросать же ее прямо на чистенькой, по его меркам, улице? "Странные они, эльфы... А салат и правда вкусный", - он улыбнулся, вспомнив веселую торговку, - Фейах, значит. Ну, поищем этот самый Фейях, хотя, вот чует мое сердце, не спроста та девушка меня туда отправила... Уж больно пристально она меня расспрашивала, да и вопросы задавала хитро". С этой мыслью морф двинулся дальше по улице, в направлении где, как ему показалось, должна была быть таверна, не забывая смотреть по сторонам и запоминать улицы. Неожиданно, он заметил, что за ним, поодаль, следует рыжеволосая девочка-эльфийка с блокнотом в руках. Память и рефлексы, отработанные на службе, тут же подсказали, что ее он уже замечал, на торговой площади, хотя и не обратил особого внимания. "Следит? Или же это простое любопытство, как у всех городских жителей, видящих пришельца?". Тем не менее, он остановился на углу, и начал оглядываться по сторонам, как будто заблудился в улицах, и не может найти дорогу.

На лице у Сороки с каждым "предложением" эльфийки разгорался всё больший интерес. Он еле сдерживался. чтобы не закидать её вопросами сразу, даже начал мелко пританцовывать на месте, но всё же взял себя в руки.
- Красавица, ты ведёшь опасные речи, осмелюсь доложить! - сказал Гарэль, с подчёркнуто-дурашливой серьёзностью. - Ведь я теперь могу засесть здесь, пока ты не расскажешь мне обо всех этих чудесах! Впрочем, если ты просто расскажешь мне, что у вас где находится любопытного, то я смогу просто пойти и посмотреть всё сам.
Эльф стоял, опираясь на прилавок, и в глазах его плясали золотистые огоньки.

Путник ее заметил. Или нет? Орелин не была до конца уверена. А еще он, кажется, заблудился. Хотя это тоже не факт…
В любом случае, первым побуждением Орелин было подойти и заговорить, она даже шагнула вперед, но тут же раздумала. Ей всегда было тяжело начинать разговор, воздух словно отказывался выходить из легких – в результате первые слова либо «проглатывались», либо произносились с заиканием. Речь ее сородичей подобна звонкому ручейку, а ее речь – весенней реке, еще не до конца освободившейся от ледового плена. Тяжело жить среди тех, у кого на каждый остроумный вопрос готов не менее остроумный ответ. Когда понимаешь, что лишен крыльев в мире, где все умеют летать, перед глазами то и дело маячит слово "ущербность". Оно мешает смотреть, скрадывает яркость, уничтожает веру и осмеивает надежду.
Поэтому вместо того, чтобы подойти, Лаэррим уселась на ближайшую лавочку и начала рассеянно водить карандашом по бумаге. Краем глаза Орелин следила за незнакомцем, но старательно "не подавала виду". А вдруг он, все-таки, ее не заметил?..

Айи любила сидеть высоко, она почти всегда просиживалась на небольшой нише в стене над шумной базарной площадью и следила за всем происходящим внизу. Вот брат опять повторил любимую шутку, а теперь убегает со всех лап. Редко кто на него столь громко реагировал. Возвращать будет немного сложно.
Айи потянулась, выгнув спинку, дальше лежать тут не хотелось и сладко зевнув она подумывала над грядущими занятиями.
Прямо под нишей был тент чьей-то лавочки, белый котенок спрыгнул… скорее упал на него с лёгким стуком и скатившись приземлился на землю встав на все четыре лапы.
В рынке её знали почти все, кроме приезжих, потому лавочник, посмеявшись, упрекнул её в неосторожности, когда та обернулась в маленькую девочку. Айи решила в дальнейшем пробовать слезть со стены, а не падать с ниши. В качестве извинения она робко поклонилась, а потом зашагала в ту сторону, куда направился брат, во время побега.
Редко она пристально смотрела на деятельность тех или иных лиц на рынке и вызывала у торговцев некоторое смущение.
«Следить в оба глаза, за сомнительными делами» - когда-то сказал ей брат, может и не точно так, но Айи помнит это только так.
Когда расходись «объекты наблюдения» Айи шла искать других. Потом она наткнулась на лавку эльфийки, торговавшей платками, у которой был чёрно белый посетитель странно двигавшийся, а ещё и с оружием. Это как раз и насторожила девочку, и она встала совсем рядом с лавкой и пристальна смотрела на эльфийку и посетителя своими яркими синими глазами.

Ласточкино Гнездо

У ласточки Фейях все в руках спорилось, только не сегодня. Пуст день. Пуст камин, пусты комнаты. Все реже приходят сюда гости, все мельче ручеек серебра, ах, да в нем разве счастье трактирщика! Котята ее растут, одна радость, да ржавеют под третьей половицей в комнате две сабли-феникса. Скоро вечер.
Вечер мира.
Эльфийка сняла платок, светлые волосы свалились на лицо. В зале витало нехорошим, пустынным духом, будто вымерли все. Если бы не голоса снаружи, веселые, дневные, было бы совсем пусто. Даже фонтана отсюда не слышно, до него полторы улицы и еще покружить по площади между любопытных и так называемых художников вроде Орелин.
Фейях вдруг вспомнила, что уже много месяцев не плела кос, откладывая на то время, когда «время будет», рассмеялась. Вот, время есть. Заплести, что ли?
Колокольчик на двери не звенел. Единственные два постояльца еще с утра ушли, один совсем, другой в Озеро, по делам.
Ласточка опустилась на тяжелый деревянный стул, три ноги которого были такими толстыми, что зазора меж ними почти не было. Вот твое богатство, ласточка. Зал с высоким потолком, балки лозами увиты, фонари альвеедские из Черного Леса с цветной слюдой. Стойка, семь столов. Большие окна, рейки накрест, чтобы теплее было и кто не надо не заглядывал. Все?
Сокол степной травой пророс, плети свои косы, плети. Крылья его облака унесли, плети свои косы, плети. Глаз его черный у луны на дне, плети свои косы, плети. Рук его плен у русалок в хвосте, плети свои косы… плети..
Фейях никогда не плачет, только смеется зло.

Лорин кинул быстрый взгляд на эльфийку, и приоткрыл рот, - "Какая прелесть! Нет, это определённо не слежка, это...", - он замер на мгновение, наблюдая, как порхает карандаш в её руках. "Она рисует? Это становиться любопытным. Ладно, так или иначе, как минимум она знает, где эта Фейах."
Лорин подошёл к девушке, остановился напротив, и слегка нагнулся, так, чтобы его голова оказалась на одном уровне с ее.
- Милая девушка, раз уж ты все равно решила меня проводить, может заодно подскажешь дорогу до ласточки Фейях?, - вежливый тон морфа немного не сочетался с насмешливым блеском глаз и задорной мальчишеской улыбкой.

Озёрная смерила Сороку долгим, испытующим взглядом исподлобья, а потом вдруг разулыбалась, словно вспомнила в нём друга детства. Так же широко и так же ехидно - в детские годы Сэлуинь была несносным, падким на шалости существом.
- Не расскажу, покажу.
Повернувшись к Лаэрриму спиною, Озёрная начала снимать с лотка платки, ловко сворачивая их вчетверо прямо в руках и складывая на прилавок.
- Торговли сегодня всё равно не будет, - поясняла она между делом. - У меня на такие вещи нюх, хочешь верь, а хочешь - нет. И стоять на площади до заката за просто так я, конечно, не собираюсь.
Внимание Сэлуинь на мгновение отвлекла вышитая бордовыми пионами шаль - чтобы снять её, Озёрной пришлось встать на цыпочки и вытянуться в струнку, отчего глазу покупателя на мгновение открылись уродливые пятна на её шее. Управившись с шалью, Сэлуинь продолжила как ни в чём не бывало:
- А я живу я почти напротив трактира, так что могу тебя к Фейях проводить, если хочешь. Там и побеседуем - за бокалом нектара, не то у меня совсем в горле пересохнет от разговоров на солнцепеке.
Из фраз эльфийки напрочь исчезла былая велеречивость, да и жесты её стали мягче, раскованней. Видно было, что пообвыклась она к новому знакомому, а отчего так быстро - да пойми их, Озёрных, угадай.
- Так что, если хочешь путь до трактира выведать, а там и на Храм посмотреть, и на библиотеку, и на Озеро одним глазком глянуть, Лаэррим, то помоги мне с платками, будь ласков, а не стой руки в боки, - чуть ворчливо, но с улыбкою заключила Сэлуинь

Её просьба несколько запоздала: когда эльфийка заканчивала говорить, Сорока уже складывал второй платок, успев полюбоваться на его вышивку. Он вновь двигался неестественно быстро, словно, ему одному не приходилось сталкиваться с частицами воздуха, проходя мимо них. Глаз не успевал фиксировать самого процесса его движения: вот, он тянется к очередному платку, вот, уже держит, расправив, вот, складывает, вот, платок лежит на прилавке, а Гарэль берёт следующий.
- Знаешь, красавица, - он сказал это совершенно искренне, словно и не заметив уродливых пятен на шее. - Трактир хорош вечером, но дорогу туда лучше торить с утра! Веди туда. куда сочтёшь нужным!

… как славно, что не остается следов на мостовой, - обернуться и увидеть обратный путь подобно смерти. За ее спиной – мрак, дальше ее рук – мрак, под ее ногами – мрак. Или..?
Нет; всего лишь тень пятнадцатилетней девчонки, рыжей, растрепанной, с перьями и бусинами в волосах. Котомки на плече нет: выглянула из дома погулять? Вряд ли – судя по одежде и стоптанным башмакам, идет она уже давно.
А вот куда – не знает.
Несчастная, одинокая, заблудившаяся. Будто брошенная в морскую пучину щепка – закрутило, завертело; только – сама ведь виновата. Никто не тянул за руки, не подталкивал в спину: захотела идти – иди. И не возвращайся.
И не вернется, хотя очень хочет. Сама ведь виновата.
Рыжая пятнадцатилетняя девчонка шагает по ярмарочной площади, не глядя по сторонам. Кто-то хохочет, что-то кричат, кого-то бьют за то, что стянул с прилавка дорогую безделушку… А она словно ничего не видит и не слышит.
Девчонке давно уже не пятнадцать.
И она мечтает о том, чтобы ничего не видеть и не слышать.

Рассмеялась Сэлуинь от этих слов в голос, да так, что слёзы в уголках синих глаз выступили - пришлось платком, шёлковым узором шитым, утирать. Смех у неё был приятный, ласковый - то ли на песни птахи какой похожий, то ли на родника журчание, сразу не разберёшь.
- Это ты верно подметил, Лаэррим. Утро - оно даже в таких делах мудренее.
Отсмеявшись, Озёрная принялась раскладывать ворохи платков и шалей, на прилавке покоящиеся, по тюкам, да так скоро три мешка и наполнила, весьма объемных. А потом подняла глаза на Сороку, но взглядом с ним не встретилась, посмотрела будто сквозь альвеедца, чём-то невидимым очарованная. Замерло живое лицо её, восковым налётом подернувшись, рот приоткрылся, руки безвольными плетьми вдоль боков повисли. Сэлуинь стала похожа на куклу-марионетку, которой злой мальчишка обрезал все ниточки, кроме одной, привязанной к затылку.
Всего мгновение продолжалась эта странная перемена - а потом, взрогнув, вернулась Озёрная к жизни. И сразу стало ясно, что не в первый раз грезила она наяву - по тому, как зарозовели щечки её смущённым румянцем. Чтобы скрыть смущение, снова подпустила Сэлуинь в голос свой ворчливые нотки.
- Надеюсь, не заставишь ты хрупкую девушку нести всё эти баулы, а, Гарэль Сорока?
И, сама подхватив с земли самый маленький тюк, вышла из-за прилавка. Лицо её было обращено на запад - туда, где между причудливых домов на одной из тесных улочек затерялось Ласточкино Гнездо. Сэлуинь перебросила свою не слишком тяжкую ношу через плечо и вдохнула полной грудью густой, влажный, горько-сладкий воздух Озёрного.
- Ну что, в путь? Чур - не оставать!

ЛОРИН И ОРЕЛИН (совместно с Bes/smertnik)

Заметил. Подходит. Сейчас обязательно что-нибудь спросит.

- Милая девушка, раз уж ты все равно решила меня проводить, может заодно подскажешь дорогу до ласточки Фейях?
Как в воду глядела! Что ж, придется «милой девушке», не умеющей вести слежку, ответить. Только не заикаться, только не…
- П-приветствую тебя, остроглазый путешественник. Не ошибся твой ясный взгляд – я и правда тебя провожала, за что смиренно прошу снисхождения и понимания. Очень уж интересен для меня твой костюм необычный, да оружие, так ярко сверкающее камнями драгоценными. Похожи они на слезы, но цвета пылающей зари. Что же до ласточки Фейях – таверна недалеко отсюда и чтобы загладить вину свою, я готова тебя проводить.
Орелин встала, на ходу запихивая альбом в сумку. Это была не самая лучшая из возможных приветственных речей… но и не самая худшая.
Лорин незлобно рассмеялся.
- Что ты, что ты, разве я говорил, что ты хоть в чем то провинилась? А вот если к Ласточке проводишь, буду благодарен, а может и угостить смогу, если денег хоть на что хватит, а то костюм дорогой, да кошелек, чует мое сердце, пустой будет еще до вечера. Вот только скажи мне, милое дитя - что такого особенного в моей одежде, что всех так удивляет? Я такую сколько лет ношу, ни разу дорогой да нарядной не считал, и в огонь и воду в ней лез, а все на мою шкурку серую как на королевский наряд дивятся?
- За всех говорить не буду, но… Поведал мне как-то один приезжий любопытную историю. Сказка - не сказка, песня - не песня… Рассказывалось в ней о Городе, о Солнце закатном, и о Ткани волшебной. Сумеречной. - На миг Орелин задумалась, припоминая что-то, но потом решительно встряхнула головой, будто отгоняя непрошенные мысли. - А до Ласточки – провожу. Как тут не проводить?..
Лаэррим уверенно зашагала в сторону таверны. Лорин нагнал эльфийку и пошел рядом.
- Нет, такой песни я честное слово, не слышал, хотя честное слово, сам не знаю, как этак ткань называется, - тут он улыбнулся, - Хотя и не думаю, что портной, который шил мне костюм, когда либо слышал о Сумеречной ткани. Я вообще подозреваю, что он и легенд то не читал.
По привычке, Лорин задумался, припоминая все когда либо увиденные им штабные карты, или же города, в которых бывал сам.
- Может, это метафора? В смысле, имелась в виду не ткань, которая идет на шитье, а ткань мироздания, про которую рассказывают жрецы, или же ткань магии, любимую нашими учеными теоретиками?, - он потряс головой, - впрочем, не важно. Если хочешь, могу дать тебе отрез этой, вдруг и правда что-то в ней особенное есть, - он рассмеялся, - а я и не знаю. Просто ты вторая, кто на нее столь странно смотрит, вот я и удивляюсь, может и правда чего не знаю?
- Может, и метафора. Но скорее всего – бессмыслица. Тот человек, он, знаешь… не в себе был. - Орелин стала говорить свободнее: ступор, охвативший ее в первые минуты знакомства, исчез. - Хоть и красив узор на ткани твоей серебряной, но не нужно мне ни лоскутка от нее, ни ниточки. Другое мне любопытно: как имя твое, остроглазый путник?.. И, кстати, вот она - таверна ласточки Фейях...
Морф остановился, и повернулся к девушке.
- Лорин Ловчий меня кличут, милое дитя. Спасибо, что проводила, - он изобразил рукой подобие военного салюта, - Может все таки тебя чем нибудь угостить?

Совместно с Сайроном:

- Хоть и льстит мне, что называешь ты меня не иначе, как «милое дитя»… Но скажу я на всякий случай и свое имя – Орелин. - Эльфийка чуть склонила голову - Для меня будет удовольствием принять от тебя угощение.
- Очень приятно, - морф произнес это слегка мурлыкающим тоном, склонив голову в полупоклоне, как будто на светском приеме, - Ну что ж, тогда зайдем внутрь?
Лорин галантно распахнул дверь таверны, и дверной колокольчик мелодичным звоном известил владелицу, что пришли посетители Морф пропустил девушку вперед, а сам замер на пороге, оглядывая зал.
Орелин сделала несколько шагов и тоже остановилась. Ах, как давно она здесь не была! Все те же альвеедские фонарики, увитые балками лозы и семь столов. Только теперь все это словно скрыто за прозрачным кристаллом горного хрусталя: там, где раньше пространство буквально звенело от собственной силы и звучности, ныне все обесцвечено и пусто. Напротив, в темных, ничем не примечательных ранее уголках, можно заметить еле уловимое движение и радужные вспышки. Воистину, все меняется.
А вот и сама ласточка Фейях, заплетает свои густые светлые волосы в косы. Орелин вздрогнула – выражение лица ласточки почему-то напугало юную эльфийку.

За осенью сразу весны не бывает,
Ломаются копья, ржавеют мечи…
Он помнил: вся жизнь, отгорев, потухает,
Как пламя погасшей от ветра свечи.

Опять эта присказка о Сумерках! Пора бы уже, наконец, забыть взгляд и голос того безумца.

Если бы Сэлуинь обернулась, увидела бы хитрую улыбку, скользнувшую по губам Гарэля. Впрочем, улыбка та была мимолётней детских слёз - вот была, а когда он ухватил два оставшихся тюка и взгромоздил их себе на плечи, уже нету.
- Аааай, качает меня, осмелюсь доложить! - сказал он с притворным ужасом. - Ааай, не дойду!
На самом деле, ноша лежала на его плечах большим, но равно распределённым весом, так что, эльф мог бы идти совершенно спокойно, разве что мышцы бы натрудил. Нет, не таков был Гарэль Сорока! Качнулся вправо, повело его, понесло на соседний прилавок, охнула хозяйка, ожидая разгрома....нет, выровнялся эльф, но слишком взял влево и снова едва не упал, при этом как бы невзначай подбив ножнами меча ноги ушлому парнишке, запустившему руку в чужой карман мало не по локоть.
Словом, весело было всем!

Айи услышала любимое имя сестры, но эльфийка вдруг засобиралась, чем обеспокоила девочку и та, отойдя на приличное расстояние, обратилась в котёнка и стала наблюдать за двумя эльфами снизу вверх, своими синими глазами.
«Как быстро, всё же он не обычный эльф» - подумала она, заворожено глядя на грациозные, но молниеносные движения Сороки, убирающего платки одну за другой.
Когда лавка полностью завернулась, Гарэль Сорока устроил спектакль, но сильно реалистичный, что Айи заметалась, опасаясь за свой хвост. Будет не ловко, если брат узнает про отдавленных хвост.

Послушай, как мастер играет тебе на скрипке, с какой сладостной невыносимой болью подносит смычок к струнам и как легко их касается. И скрипка все чувствует, все понимает, заполняя пространство музыкой, попадая тебе в сердце, в глаза, и щиплет их за ресницы, рождая непрошенные слезы.
Послушай, как мастер владеет твоими мыслями, создавая тебе настроение и ты сидишь, оглушенный вечной красотой мгновения и слушаешь, как поют струны скрипки.
Имариэль вспоминала, как звучит прекраснейшая из симфоний и была светла её грусть.
Но в одночасье эта грусть окрасилась темным. Скрипку сменил тревожный грохот барабанов и визжащие свистульки, взвинтившие напряжение до предела. Танцующая тень коснулась пустоты на стене, осиротевшей после того, как на ней не стало сабли.
Трудно выразить, что значит та, что стала подругой, та, у которой есть имя. Выкованная искусным мастером, похожая как две капли воды на хозяйку, сверкающая на веки застывшим отражением на гладкой поверхности клинка.
Так больно рвутся в груди нити привязанности, так грызет и гложет утрата.
Сабля Имариэль «Поющая» исчезла сегодняшним утром из дома своей хозяйки.
И так и не пришел на ум вопрос «Кто?» а первым заполнил все мысли вопрос «Где?».
Сначала озерная бурным горным потоком расплескалась по своим владениям, заглянув в каждый угол, под каждый стул, кувшин и шкаф.
Тщетно.
Затем выпорхнула на улицу и облетела свой дом вокруг.
Пусто.
Не веря глазам искала везде где её могло и не могло быть.
Пропала.

«Ласточкино Гнездо»
Орелин и Лорим вполне могли рассчитывать на заслуженное внимание хозяйки, Фейях подняла голову на звон колокольчика , выпуская из пальцев гладкие волосы – косы тут же распустились, выбились горбатые пряди.
- Долгой вее….
Лаэрримское приветствие разлетелось в стены со звоном колькольца, отброшенного распахнутой в спешке дверью. Девушка синяя, синяя вся, что небо в майский полдень, бросилась к трактирщице, бормоча фразы, половину слов проглатывая осанвэ. Фейях встала ей навстречу, опираясь ладонями, растрепанно-встревоженная, выбралась из-за столика.
Девушка с длинными синими волосами, схваченными лишь на макушке косой косицей, увлекала хозяйку таверны из зала, скорее всего, в подсобное помещение.
- Леди Яаминь..?.
- Тшшш, - девушка бежала меж столиков и стульев, не задевая их чудом. Грация речных струй, рожденных из горных источников, струилась в ней как-то нервно и напряженно, не только Фейях это почувствовала. Девушки скрылись за деревянной внутренней дверью, оставив художницу и морфа в каком им нравится расположении духа. Фейях, как хорошая хозяйка, не забыла о гостях, нет. Просто отложила на другую полку памяти, как мешочек с нужными, но не сей момент, специями.

Дом Имарэль
Нигде.
Ее. Нигде. Нет. Стена пуста, так издевательски нага, хоть память слепо твердит, что Поющая должна висеть здесь, что руки жрицы ночи сами повесили саблю на место.
Нигде.
В доме ее нет. Имарель почти чувствовала это. Нет. Ее. Нет.
Кузнец, давший свет сабле, мог бы провести обряд.. но он далеко, найти его сейчас не проще, чем саму Поющую. Может, самой попробовать медитацию Поиска? Кажется, в библиотеке был где-то том с упоминанием обряда… такого утомительного.
В конце концов, может, просто леди Яаминь ее забрала? Ведь только она имеет какое-то подобие права и основания это делать..

Улицы Озерного
Феллим добежал до подворотни, перекинулся. Айи умничка, ловко все провернула, маг наверняка и не почувствовал. Морф ухмыльнулся, перекинулся, взвесил мешок монет в кармане. Иноземные деньги тихо звякнули ребристо на ладони. Надо подбросить, кот примерно представлял, где маг остановился и где собирается выпить темного эля вечером в честь удачной покупки. Другое дело, что возвращать такому …такому… на имперском языке это звучало как hoooyute, в языке эльфов ругательства относились к наименее развитой лексической группе.
Феллим решился на сделку с совестью. Содержимое мешочка посыпалось-покатилось на пыльный камень мостовой.
Монеты темной меди и еще странного металла с барсом на аверсе, резинки, маленькая подвеска-кадуцей на цепочке, октограмма с рубиновыми слезами, лист.
Сухой лист.
Лист Звездоцвета.
Дерева, растущего только в Шепчущей роще, священной роще Гармонии, куда попасть может лишь посвященный….

Лорин увернулся от распахнувшейся двери, едва удержавшись от того, чтобы по привычке не выхватить оружие. "Интересно тут у вас, все таки", - подумал он, наблюдая, как напугавшая его посетительница в синем пролетает через ряды столиков к хозяйке трактира. Обе эльфийки скрылись в подсобке, и Лорин перевел взгляд на свою спутницу.
- Ну, раз пока хозяйка занята, может просто присядем?, - предложил он, усаживаясь за крайний столик так, чтобы было видно дверь.

- Мнится мне, верным окажется сие решение, о великоразумный путник, и пойду я по твоему следу, что на трехтысячную долю оборота солнца раздвинул воздух… - внезапное появление леди Яаминь настолько выбило Орелин из колеи, что девушка снова перескочила на свой "труднопонимающийся" язык.
Сев напротив Лорина, эльфийка постаралась успокоиться. Но когда это ей практически удалось, она вдруг с удивлением обнаружила, что барабанит пальцами по столу, причем выстукивая ритм той самой злополучной сказки… В ней говорилось о молодом человеке, который был очень болен и умирал. Он…(как же его звали?..) все время молился Высшим Силам, просил отсрочку, и однажды во сне ему явился старик, который держал в руках отрез какой-то серебристой ткани. Старец объяснил, что это волшебная, Сумеречная ткань, которая поможет умирающему юноше удержаться на грани жизни и смерти. Было поставлено всего одно условие: надевший эту ткань будет жить столько, сколько будет жить этот мир, а когда миру придет конец, обладатель Сумеречной Материи должен будет оказать старцу маленькую услугу. Юноша без оглядки согласился на подобную сделку – его трудно винить за это. Тогда старик обернул Ткань вокруг тела юноши и произнес:

Рожденный жрецом, ты бродягою станешь,
Рожденный любить, ты любви не найдешь,
А если когда-нибудь жить ты устанешь –
Во граде озерном покой обретешь.

Закатное солнце растопит оковы,
Волшебная Ткань превратится в туман.
И мир этот сгинет, умрет, чтобы снова,
Шагнув через Вечность, забить в барабан…

Девушка еще раз взглянула на Лорина:
- Нет ли у тебя стремления великого или малого дознаться до тайн, сокрытых в не рожденных секундах? - сообразив на пол пути, что говорит что-то не то, эльфийка смущенно кашлянула и «перевела»: - кхм…э-э… хочешь, погадаю?..

Струи ветра цвета облепихи, запах неба, смешанный с жасмином.
Озерный, где моя поющая.
Промолчал великий город, моргнул яркими бликами в окнах и унес ответ на крыльях птицы. Камень умеет тянутся вверх, застывать причудливыми барельефами нежных и теплых оттенков и голова сама поднимается и взор устремляется ввысь. Искать где среди ясного и чистого неба теряется самый тонкий шпиль самого высокого дома.
И кажется, что ты нашем совершенство – нет ничего гармоничнее – но рядом стоит другой исполин – и снова подбородок вздымается вверх.
И дух захватывает, стоит только представить, как эти переплетенные своды держатся на сложной сети из каменных изогнутых колон. Дунь – рассыпятся, как голова одуванчика, но ощущение не верное. Это столетнее дерево, гордо несущее тяжелую крону.
А по сливочным и карамельным стенам вьется, кажется, настоящий плющ и капельки росы путаются в маленьких листья и вот-вот оттуда улетит краснобокая божья коровка.
Но стоит коснуться рукой – и чудо становится иным. Древние мастера умели сохранять в камне самые прекрасные мгновения. И зацветают каменные цветы, оживляя дома оттенка лепестков белых роз и мелкого песка.
Весь день будешь бродить по Озерному, считая крыши и скаты, но непременно собьешься и зачарованно ахнешь. «Сколько же их»
Весь день будешь бродить между домами, сохраняя от каждого искорку радости.
Но Имариэль смотрела только вперед, туда, где с юга над озерным поднимались шпили дома Яаминь.
Здесь, в южном квартале, как нигде чувствовалось, что озерный строили не эльфы, но это смутное ощущение возникало как запах талой воды по весне. Не успеешь почувствовать – как он растворился.
Эти стрельчатые деревянные двери никогда не запирались, открытые для всех, кто приходил в дом Танцующей Тени, жрицы Ночи.
Молчала дверь, никогда и не умела скрипеть, впуская стройную Имариэль во внутреннюю прохладу. Детская считалочка, неизменно приходящая на ум, стоило коснуться сандалиями ступенек винтовой лестницы, уносящей на второй этаж.

Собирала белка шишки для енота и для мышки
Раз, два, три, четыре, пять – найду шишку я опять
Три еноту и три мышке – остальные кому шишки?

Легкокрылой стрекозой впорхнула Имариэль в другую прихожую, ту, что шире и светлее.
Сабля Яаминь с длинной синей лентой и сиротливые держатели для посоха. Все обычно, все так бывает. А дальше просторная комната, тихий шепот татами и ровный свет полотен на стенах, почти не заметный при свете дня, дыхание прозрачной занавески, манящей на балкон и три двери.
Но где же хозяйка?

Лорин улыбнулся, и заглянул девушке в глаза.
- Моя случайная знакомая умеет гадать? Честное слово, мне ни разу не гадали, даже боязно. Но, я пожалуй соглашусь, все таки интересно, что мне судьба сулит, пусть я сам ее и не знаю.
Морф откинулся назад и кивнул.
- Гадай, милая Орелин! Может и вызнаешь что нибудь интересное. Только в прошлое не заглядывай, оно у меня темное, аж жуть! - морф рассмеялся, - Впрочем, тебе гадать, тебе и решать.

"Ласточкино гнездо"

Котенок быстро-быстро сгреб монеты обратно в мешок. Прижатый большим пальцем к ребру ладони лист мешал, монеты постоянно вываливались по половине горсти; Феллим поминал Ллаха, императора и Семерых проклятых, только монеты не преставали выпадать в пыль.
- Да чтоб вы прахом стали! – морф страшно сверкнул кошачьими глазами, и снова впустую. Около двадцати капель большой храмовой клепсидры, почти десять минут.

Черный кот бежал по улице, держась стен; шерсть вздыблена, по краю проходит синеватая волна статического электричества. В зубах хрупкий лист священного дерева.
Феллин влетел в «Ласточкино гнездо», перекидываясь где-то на пороге, подхватил лист изо рта, одновременно же крича:
- Oselle! Oselle Fei`ach!* - морф побежал, отталкиваясь от стульев, проворно и ловко, будто по веткам прыгал. И вдруг замер посередине зала, забыв руку на спинке стула. Медленно повернулся в сторону Орелин и Лорина.
Черные волосы вздыбились. Феллим зашипел, выгибая спину.
- Имперец! – суженые ненавистью желтые глаза котенка поймали взгляд Ловца. –Убийца! Как ты проник в Озерный?!! – мальчишка тек к ним, угрожающе скалясь.
____
*- Сестренка! Сестренка Фейях! (оselle* сводная сестра)

"Ласточка" Лорин и Феллим (совместно с Сигрид)

Рука Лорина сама собой незаметно скользнула к кинжалу, хотя внешне он казался спокойным.
- У вас неприятности, юноша? - тон и выражение лица, с которым это было сказано, были бы приветливыми, если бы не проскользнувшая сталь во взгляде.
- Неприятности у тебя, йунраэ!- Феллим показал клыки. - Тебе известно, что имперцам запрещено показываться на территории лаэррим! - Он говорил тихо и вкрадчиво, двигался плавно. Он готовился к прыжку
- Не советую прыгать, молодой человек. Не стоит портить замечательную мебель. Тем более, что я такой же имперец, как и ты. А в этом городе драчунов любят куда меньше, чем гостей. - Улыбка морфа вышла прохладной.
- Не смей сравнивать меня с грязью вроде тебя! - сорвался на яростный мяв мальчик. - Я сын Озерного, на моих когтях нет крови! а драка... - голос снова стал баюкающе-вкрадчивым - поверь, драчун ты. Я -защитник. - расстояние уменьшилось до двух прыжков, с учетом стола и стульев.
- Ты хочешь, чтобы она была и на твоих? - Лорин перешел на мурлыкающий тон, одновременно прикидывая, как уйдет, если противник все таки решиться начать драку. - Поверь мне, я тоже не люблю убивать. И - тут его голос слегка дрогнул - драться тоже. У меня здесь совсем другие дела.
- А я не собираюсь драться, - желтые луны глаз скрылись щелками. - Я только выдворю тебя из города, и все. Чтобы даже вони твоей шкуры не осталось на светлых улицах Озерного!
Феллим присел в стойку, свивая пружины мышц. Только направление прыжка - вверх или вниз - понять было сложно
Лорин продолжал сидеть в той же позе, наблюдая за Феллимом. "Вот уж точно, не знаешь, где заканчивается идеализм и начинается глупость", подумал он.
- Юноша, во первых, я не имперец, в том смысле, в каком это понимаете вы. Во вторых, если вы сейчас будете меня выдворять - будет драка. Вы поломаете мебель, устроите переполох в этом прекрасном трактире. Вот вам это надо? - тон морфа был успокаивающе-мурлыкающим. - А так я всего лишь поем и тут же исчезну. К тому же - Лорин кивнул на Орелин - тут девушка. И мы можем ее напугать.
- Ты йунраэ!- ощерился Феллим, ладонью плашмя откладывая лист на толстую столешницу слева. - Я этот запах отличу от любого. И ты это знаешь. Ты можешь обмануть эльфов - но не тех, что прошли войну. И морфов тебе тоже обмануть не удасться. Пошел вон со светлой земли! - котенок, однако, сколько-то уже на свете пожил и бросаться на взрослого имперца, явно офицера, не стал, шкурку пожалел. Вместо этого он резко опустил руку в карман брюк и выбросил вперед. Черное облако перца ворвалось в нежный нос, разрывая чувствительную слизистую.
- Прости, Орелин.
Лорин едва успел зажмуриться, чтобы перец не попал в глаза, и резко фыркнул несколько раз. Нос жгло перцем... Морф издал рычащий звук, как кот перед дракой, и провел ногтями по столу, словно лапой.
Котенок воспользовался выигранными секундами-каплями, запрыгнул на стол, кувырком добрался до взрослого морфа, едва не упав ему на колени, ногами оттолкнул в грудь. чтобы Лорим упал. Стул упал... Лорин успел перекинуться, перевернуться в полете на лапы, и снова обернулся, лицом к котенку, в углу, с вытащенными кинжалами. рубины блистали, словно капли крови, на лице морфа застыло непонятное выражение смеси боли, удивления и злости.
- Шшшшшшшшшшш! - Лорин сощурил глаза. - Не зли меня! Прошу! Я не хочу больше воевать, пойми!
- Тогда уходи! Уходи в монастырь, таких много до самого западного моря! - котенок сидел на спинке опрокинутого стула, опираясь обеими руками и выгибая спину. - Не оскверняй Озерный своим хвостом, падальщик.
- Уйду. Вместе с миром, или смертью. - Лорин криво усмехнулся, крутанув кинжалы и вбрасывая обратно в ножны. - Не хуже меня, часом, знаешь. А пока у меня есть дело, и я хочу быть здесь.
- _я_не_хочу, - отпечатал котенок, закипая. - Ты оскверняешь своим присутствием город. Я сделаю все, чтобы ты не встретил рассвет - здесь. - Мальчик подпрыгнул, перевернулся в воздухе, котенком на все лапы спружинил на стол и побежал туда, куда направлялся вначале, по пути подобрав лист.
У самой двери он изобразил хвостом унизительный неприличный жест Лориму. И юркнул внутрь.
Лорин проводил его взглядом, поднял стул и уселся обратно. Ему было откровенно неловко.

Все время, пока морфы «общались», Орелин не шевелилась, ее словно парализовало. Девушка сидела подчеркнуто прямо, сцепив руки в замок. Когда Лорин сел обратно, она подняла на него глаза и пару секунд внимательно изучала его лицо, как будто увидела в первый раз.
- Я…я не могу по настоящему заглянуть в прошлое или будущее. Мало кто может. Но дать совет… - продолжила она тему гадания, как ни в чем не бывало.
В руках Лаэррим появилась маленькая черная шкатулка: лак местами облупился, яркий когда-то рисунок теперь был едва заметен. Если присмотреться, можно было увидеть очертания какой-то птицы. Скрипнули петли и шкатулка медленно, словно нехотя, открылась. Орелин извлекла из нее два обыкновенных игральных кубика, плавным движением бросила их поочередно на стол… Кубики стукнулись друг о друга, завертелись.
Клац. Кубики остановились.
- Два и Пять, породившие Семь. Серый Отшельник. Ты ушел из того мира, к которому принадлежал, наполовину отказался от него. Ты идешь между двумя дорогами, не выбирая ни одной. Самое главное – не останавливаться. Пока что твой путь правилен и обещает принести удачу.

Лорин посмотрел на Орелин, зрачки глаз сузились.
- Спасибо, милая, за пожелание удачи, но, судя по всему, дорогу выбрали за меня. Извини. Обещал угостить, но видимо но выйдет. Так или иначе подарок ты заслужила, хоть это и безделушка, на самом деле.
Лорин достал из сумки деревянную коробочку, открыл и положил на стол перед Орелин. Уже в следующее мгновение серая кошачья тень метнулась к выходу из таверны, проскочила через улицу, и скрылась между домами. На столе осталась только шкатулка, в которой, бережно уложенная на бумагу, лежала изящная хрустальная статуэтка танцующей феи.

Сэлуин улыбнулась, глядя на чудачества Сороки, но как-то остраненно, задумчиво. Кивнула головой в сторону широкой улицы, убегавшей с площади - мол, следуй за мной и отставать не вздумай.
И повела эльфийка своего нового знакомого по мостовым и переулкам Озёрного. Шла не то чтобы быстро, да всё время впереди Гарэля, тот с поклажей за ней никак не поспевал; когда догнать пытался - Сэлуинь шаг прибавляла. А окликать её на шумных, людных улицах, пожалуй, и вовсе без пользы было. Да и кто мог бы поручиться, что она отзовётся, пусть даже что-нибудь услышав?
С другой стороны, была в такой прогулке и приятная особенность - мимо не одного дивного местечка Озёрная Ларрима провела. Мельком, но сумел тот рассмотреть и роскошные особняки, и величественные храмы, и статуи на площадях, и причудливые фонтаны, рождавшие прохладу в сердцах маленьких сквериков, столь любимых, видно, жителями этого города. Говорила ли Сэлуинь, что гостиница Фейях находится недалеко от ярмарочной площади, или нет? Если и говорила - обманула, а если и нет... могло показаться, что Гарэля она ведёт далеко не прямым путём, то ли от рассеянности, то ли по собственному умыслу. Может, умотать покупателя своего захотела, двумя мешками поклажи нагрузив да городские дороги топтать заставив?
Как бы то ни было, настал, наконец, и тот момент, когда Сэлуинь остановилась у одной из дверей, устало опустив мешок на землю и с прежней озорной искоркой в глазах улыбнувшись Сороке.
- Вот мы и пришли, Лаэррим.
Из-за двери, что указала Озёрная, на улицу метнулся кот, да так резво, что глаз едва выхватил его силуэт, скрывшийся между соседних домов. Дурной знак или добрая примета? Эльфийка ласково посмотрела вслед быстролапому зверьку - видно, кошек любит и ничего дурного с ними не связывает.
- Заходи, гостем будешь. А коли повезёт, то и надолго.

- Была одна шкатулка, да стало две. Было нас двое, да осталась я одна… - Орелин аккуратно распаковала статуэтку и поставила на стол прямо перед собой.
- Красивая ты, - продолжила она так, как будто фея могла ее слышать - уж точно покрасивей меня. Ты изящна, грациозна…холодна.
Девушка отодвинула статуэтку чуть дальше, прищурилась, склонив голову набок. Разглядывая фигурку, Орелин невольно сравнивала внешность феи со своей внешностью: изящный изгиб ее рук со своими угловатыми плечами, ее беззаботную улыбку со своим хмурым выражением лица. Фея же, будто сознавая свое превосходство, нахально отражала тончайшие лучики света, превращая их в мерцающую радугу.
- Пусть ты сама бесчувственна, но ты рождена пробуждать светлые чувства в других, радовать глаз. А для чего рождена я? Кому я принесла пользу? – Орелин передвинула изящную танцовщицу еще дальше, на самый край стола – Ладно, посмотрим, что скажут волшебные кубики своей хозяйке… Девять, восемь. Восемь. Зеленый Алхимик. Путь гармоничного развития личности, дух и материя в поисках истины, вечное совершенствование. Поиск ответов, смешивание новых знаний и старых, эксперименты. Дорога, на которой нет места крови. Хм. Иногда эти пророчества вообще нельзя понять, а иногда они просто смешны…
Черная лаковая коробочка отправилась обратно в сумку, ее место заняли блокнот и карандаш – Орелин захотелось попробовать нарисовать фею.

Гарэль своего шанса не упустил и догонять проводницу не пытался. Казалось, что он вообще о ней забыл, целиком посвятив себя пристальному и восторженному изучению проплывающих мимо интересностей, но, каким-то чудом, дистанция между Лаэрримом и Озёрной не изменялась. Миновали богатый район (почти вывих шеи), миновали площадь с фонтаном (куда чуть не упали оба тюка) и несколько милых скверов (без каких-либо последствий для них), миновали чей-то дом, украшенный настолько интересными горгульями, что Сорока почти потерял сознание от восхищения, и, наконец, пришли.

- Заходи, гостем будешь. А коли повезёт, то и надолго, - прозвучал струящийся голос Селуинь у него над ухом, выводя из прострации.
- Счастлив буду, если моя удача повернётся так. осмелюсь доложить! - ответил Сорока, постаравшись сгромоздить с себя тюки с максимальной аккуратностью. Почти получилось.

... Азарт охоты, точный прыжок и радость победы, пойманная мышь прижата лапой и молит о пощаде... "Ты же не любишь крови, Лорин"... Ласково-укоризненный голос матери, удивление котенка, впервые заглянувшего в полные ужаса глаза ... Мышь, не веря в свое счастье, юркает в норку...

Лорин бежит среди домов, направляясь в сторону башни Храма. "Надеюсь, что этот Лльюинь именно там, и мне не придется обшаривать весь город в поисках одного единственного эльфа", - подумал он, - "Если тот котенок не соврал, через час, максимум полтора меня будет ловить полгорода, будь оно все проклято. А я думал - война уже закончилась". Морф мысленно обругал себя за наивность, неосторожность и провал "мирного" варианта поиска нужной ему информации, и несколькими скачками метнулся через очередную улицу под ногами прохожих. На противоположной стороне кот остановился, словно что-то обдумывая, мяукнул, запрыгнул на дерево, перепрыгнул на крышу соседнего дома и исчез в чердачном оконце.

"Яника, вернись..."
Как много она отдала бы, чтобы услышать это - но не звал, не звал к себе ее Кровный. А за его голосом пошал бы и на край света, хотя что там - туда ей дорога и была.
Все говорили, мол, "край света"... Как будто там что-то особенное. А если жить там долго-долго, то и край света наскучит. Если бы не Хьоо, и ей самой наскучил бы. Ну так не к скуке же она спиной повернулась, не от нее ушла!
А ей ведь говорили, оттуда уходить - все равно что от себя уходить. Это значит, что не уйдешь, как бы ни старалась. А вот у нее получилось.
"Вернись, Яника..."
Она бы и вернулась, если бы помнила, куда. Где ты, Кровный? Ты ведь жив, не зовешь только... у тебя та же рана в сердце, открытая, кровоточащая... и вместе со мной ты тоже потерял что-то. Как знать, может и саму Янику забыл. Она же, глупая, сама виновата.

Яника искала храм. В таком городе точно должен быть храм, а там, в храме... что будет дальше, девочка не могла предсказать. Только надеялась - там подскажут, помогут. Не к первому встречному же бросаться.
Хотя встречные здесь такие все разные, такие интересные.
Нет, это глупость опять в ней заговорила. Надо вернуться, Яника. Научилась уходить, учись и возвращаться.
Не глядя под ноги, не оборачиваясь, вообще никуда не глядя - только внутрь себя.
Пытаясь вспомнить, как это - улыбаться.

Чердак оказался не пыльный, и, в отличие от людских домов, не заставленный вещами и старым барахлом, которое хозяевам уже не надо, но почему то не хочется выкидывать. А может, ему просто повезло с домом? Лорин огляделся, и, убедившись, что никого нет, и никто его не заметил,перекинулся в человеческий облик. Солнечный свет проникал в помещение только из двух оконцев в торце здания, но этого вполне хватало, чтобы можно было четко разглядеть висящие на балках связки трав, сложенные в углу игрушки и несколько детских рисунков, висящих рядом с кукольной колыбелькой. Морф невольно улыбнулся, вспоминая, как в детстве так же прятался по чердакам, и играл с друзьями. Впрочем, надолго он тут не задержится, и не потревожит ни хозяев дома, ни детей.
Тихо мурлыкая, он достал из сумки приклад, ложе и плечи, и аккуратно стал собирать арбалет. Тихо щелкнула запирающая пружина, Лорин подкрутил дополнительный винт, вставил и закрепил плечи и натянул тетиву. Взвел, спустил "вхолостую", кивнул и засунул под спущенную тетиву болт со стальным наконечником. Теперь для того, чтобы выстрелить, оставалось только, без особых усилий, натянуть тетиву закрепленной на ложе "козьей ногой" и нажать на курок. Изящная, не слишком дальнобойная, но точная и, главное, мощная машинка длинной с полтора локтя... Морф подвесил ее на специальные петли сумки, проверил крепление еще раз и перекинулся обратно.

Кот выскочил на крышу, огляделся, слез по дереву вниз и направился в сторону башни. На его алом ошейнике, рядом с брелком в виде совы, тихо звенел серебряный бубенчик.

Яаминь выпорхнула из дверей так же невесомо и неуловимо, лазурной змейкой в щель на улицу, что если ее и окликнул кто, то лишь неслышимое эхо осядет досадливо на мостовую, накрытое безответной тишиной.
Затем, немного погодя, в зале появилась Фейях, на ходу затягивая платок на затылке. Косы так и висели недоплетенными.
- Орелин. Здесь был морф. Где он?
Хозяйка "Ласточкиного гнезда" и так никогда ласковостью не отличалась, а сейчас просто излучала строгость, и спорить сейчас с ней что голышом по кустам терновника бегать
Сорока как разгибался, после укладывания тюков Сэлуинь, так и замер, вызывая муки зависти и больных радикулитом.
- Какой морф, осмелюсь спросить? - немного неуверенно ответил он вопросом на вопрос. - Дракон - не морф, он - меч!
- О. - эльфийка перевела пронзительный взгляд на Лаэррим. - Прости, гость, я не заметила тебя. Морфы, как тебе должно быть известно, есть имперские маги, обращающиеся в животных. Они несут смерть. Как и мечи. Поправь меня, если ошибаюсь.
Глаза Гарэля моментально вспыхнули, он движением кисти обнажил клинок на пятую его часть и сказал:
- Слышал, Дракон? Вы несёте смерть! Помни это, друг!
Меч согласно щёлкнул, скрываясь в ножнах, а эльф продолжил, на этот раз обращаясь к эльфийке:
- Я Гарэль Сорока, осмелюсь доложить! - он улыбнулся. - И видели мы здесь только кота. Серого. С красивыми глазами и растрёпанным хвостом.
Те, кто плохо знал этого странника могли бы удивиться его памяти, но большая часть общавшихся с ним только усмехнулась бы. Сорока даже для сказителя имел просто неприличные объёмы места для запоминания.
- Именно. Именно так. Гарэль Сорока, что бы ни привело тебя в Озерный, никогда ему больше не следуй - в краю перекрестья большие беды, - девушка опустилась на стул, устало как-то, будто и постарела. - Мне здесь зовут ласточкой Фейях, я хозяйка трактира, где и ты можешь ночь-другую провести. Только задерживаться я бы тебе не советовала
- Отчего бы? - Гарэль всё же выпрямился до конца и теперь напоминал очень заинтересованную спицу. - Город ваш интересен, а жители дружелюбные, осмелюсь доложить!
- Да, только небо над ним темнеет. Сядь уж, коли пришел, никогда не любила копейщиков и их тощих подруг. Яаминь принесла весть, а если сюда - значит, хочет Лльюинь, чтобы она по всему городу пошла. Ты про скольких драконов знаешь, а, птица со стальными когттями?- Я пел о богах, пел о героях, о звоне клинков и кровавых битвах, - ответил Сорока, усаживаясь на корточки и становясь удивительно соответствующим собственному прозвищу, - пел и о драконах, с их прекрасными Спутницами, а вот один у со мной даже путешествует, у бедра ленится!
- Скольких ты знаешь? - раздражение металлом задрожало в голосе. Фейях была рассержена не на шутку, пожалуй, сильнее, чем когда-либо - или чем-то серьезно встревожена.
- Его, - секунду подумав ответил Гарэль, поглаживая рукоять меча, - а остальных, сколь не искал, так и не встретил. Жалко это, осмелюсь доложить!
Фейях принюхалась, рассматривая меч, будто впервые в своей жизни вообще видела клинки.
- А... где ты его взял, светлый Гарэль? - осторожно спросила она
- На заснеженных вершинах гор, куда я шёл смотреть на старейший из ледников, - ответил Сорока, склонив голову на бок. - Там, посреди горячего источника, он покоился в трещине громадного валуна, выступавшего над водой. Его стягивал алый шарф, который теперь...где-то. Потерял я этот шарф. осмелюсь доложить, но Дракона - сохранил!
- На заснеженных вершинах гор, куда я шёл смотреть на старейший из ледников, - ответил Сорока, склонив голову на бок. - Там, посреди горячего источника, он покоился в трещине громадного валуна, выступавшего над водой. Его стягивал алый шарф, который теперь...где-то. Потерял я этот шарф. осмелюсь доложить, но Дракона - сохранил!
- Странно, что она захотела показаться... или не она это? Впрочем.. не о том я веду речь. Драконов, что еще хранят наш мир, очень мало - слишком мало, чтобы поддерживать небесный купол. И он трещит, и в трещины его прорывается серый безликий хаос. Лльюинь видел, как излом трещины проходит как раз над Озерным. Беги из города, Сорока, и уноси свой серебряный меч! А нам думать надо быстрее и быстрее уходить, - девушка встала, кивнула Орелин - А ты, маленькая, подойди-ка. Просьба у меня тебе
Если бы после таких слов Гарэль покорно испугался и ушёл, он бы в следующий же момент пришёл бы в подлинный ужас. посыпал бы голову дорожной пылью, отдал бы Дракона первому встречному и ушёл бы в горы замерзать. Ничего этого, естественно, делать ему не хотелось, так что, он решил остаться, обосновав это своей полезностью.
- Может быть, я могу вам помочь, осмелюсь спросить? - поинтересовался он, поднимаясь и только что не пританцовывая вокруг ласточки Фейях.
Трактирщица приподняла бровь, удивленно и с некоторым уважением.
- А чем ты помочь можешь, птица?
-Я много ходил, я умею видеть и слышать, я словно пыль на ветру - бываю всюду, я - Танцор и у меня есть Дракон! - единым духом выпалил Гарэль? чуть подумал и добавил. - Осмелюсь доложить.

(совместно с Сигрид. Продолжение следует! Coming soon...)