Что делать, если каким-то чудом угодишь на место древних битв? Народные поверья рекомендуют особо долго там не задерживаться, ведь по ночам, да ещё в дни-юбилеи кости воинов сами собой вспыхивают под мягким лунным светом (да и без света тоже), поднимаются из-под земли, продолжают давно уж забытую схватку.
На счастье Даниэля и Хэббот, они проскочили это поле достаточно быстро, особенно даже и не заметив отличия от других мест. Ну валуны, одинокая покосившаяся табличка, едва виднеющаяся над травой. Одним словом, древность. Да ещё и бард торопился так, что даже поднимись сейчас перед ним всё воинство, он бы и тогда не сразу бы его заметил.
А вот земля запомнила. Пыль коснулась подошв ботинок барда, подковы Хэббот касались её земли. Будет ночь – знакомство состоится. А пока можно и поспать. Бард торопился, каким чудом он выбирал именно то направление, что следует, он и сам не понимал, может быть, его вела звезда. Но что значит правильное направление для барда? Это конечно же путь к приключению.
Так и случилось. Хэббот с разбегу поднялась на вершину холма и в нерешительности остановилась. Прямо перед ней лежали руины некоей крепости. Даниэль охнул, соскользнул с седла и огляделся.
- Ну… ну что же это такое. Где они? Хэббот?
Кобыла только отвела взгляд. Желания отвечать у неё не возникало. Даниэлю не осталось ничего другого, кроме как сесть на один из ближайших камней и глубоко задуматься.
Они ещё не добрались до дракона, не спасли принцессу, а рыцари уже потерялись и где-то теперь бродят, потерянные. Как иные люди ощущают раны, так бард чувствовал, что у него прямо из-под носа увели кусочек легенды. Печальный напев лютни поднялся над руинами, неспешно оплетая их не самой весёлой мелодией. Впрочем, как и настроение Даниэля. Конечно, ему не свойственно было грустить больше, чем несколько минут кряду, но уж их бард намеревался использовать с максимальной отдачей.
Если бы он в эту минуту оглянулся, то вполне мог бы заметить, как к нему, старательно сливаясь с пейзажем, подкрадывается гекр. Вообще-то гекры, то есть смесь кроликов и гекконов сами по себе существа вполне мирные, однако данный экземпляр, похоже, не подозревал об особенности своего племени, во всяком случае, он очень выразительно взирал на спину. Подкравшись на достаточную дистанцию, гекр на несколько секунд замер, как бы переступая с лапы на лапу, и вдруг прыгнул. Даниэль успел ощутить только, как над ухом что-то резко просвистело, а затем что-то крупное толкнуло его в спину и повалило на землю носом вперёд.

Что касается двух остановившихся передохнуть путников, то они неспешно наблюдали за сборами рыцарей. И пусть между ними был поворот дороги густые побеги кустов, по тому, как внимательно бегали глаза существа в рясе, следя за всеми движениями сэра Хантера, можно было сказать, что для них преград не существовало. Тот что с косой не спеша достал брусок и стал затачивать лезвие орудия.
От иных встреч не уйти. Вот на примере муравьёв хотя бы. Колония упорно перебиралась прочь от беспокоившего их колющего ощущения. Они спешили-спешили, а вдруг всё переменилось, и они снова выползли на поляну, где это ощущение было сильнее всего. Чёрная волна словно отхлынула от ног того, что свиным рылом и полилась в обратную сторону.

(Сэр Хантер, Сейден, Факел и я)

Маленькая фея устроилась на луке седла перед маркизом. Флавий-Октавий очень внимательно отводил рукой ветви, чтобы ни одна не хлестнула очаровательную гостью. Ехал он впереди, потому первым и заметил за поворотом на обочине темные фигуры.
- Там какие-то путники, сэр Хантер, - обернулся юный рыцарь.
То ли тропинка, по которой ехали рыцари, «хромала» на обе ноги, будь они у неё, разумеется, то ли как иначе, однако же замеченные маркизом путники были ровнёхонько на пути. Поверни голову, вроде бы и в стороне, а глянешь прямо – вот они.
Не было в них той напряжённости, что свойственна недобрым людям, да будто бы им и вовсе не было дела до путников. А всё же стоило маркизу обратить внимание на их присутствие, как они чуть ли не чудом оказались прямо перед лошадиными мордами. Длинный, закутанный в саван, наигрывал какую-то мелодию на своей гармошке, кажется, совершенно не замечая ничего вокруг себя.
Второй же улыбнулся маркизу, являя на свет не самой первой свежести клыки. Хрипловатый голос не сразу пробился сквозь мелодию инструмента, так тих, настолько лишённым эмоций он оказался.
- Приятная дорога, сонное утро, путникам здравия, мыслям покоя. Кто вы, откуда? Спросить можно снова… Хлеб принимайте и вскользь разделите.
И правда, свинолицый достал из сумки ещё один большой кус хлеба и протянул его Флавию.
Альфонсина отчаянно заплясала, не давая возможности своему хозяину ответить: он и в седле-то с трудом усидел, а маленькой феечке пришлось взлететь.
Неожиданности в этом лесу встречались чаще, чем деревья. Рыцарь вздохнул, заставил гнедого чуть потеснить с тропы кобылу - Фар Лап виновато покосился на красавицу Альфонсину - и отстегнул с пояса фляжку. Толстое мутное стекло, оплетенное кожаными ремешками, хранило освященное вино.
- Если вы разделите с нами вино, господа. Добрый вечер, кстати.
Тирлим по длинной дуге облетела странных путников, зависла над ухом маркиза и принялась встревожено шептать ему на ухо:
- Не нравятся мне они. Давайте поторопимся.
Для слуха опытного охотника расслышать шепот феи, порхающей в воздухе менее чем за шаг от его уха, - не такая уж сложная задача.
- Подозреваю, мы им тоже не нравимся, - негромко отозвался рыцарь, внимательно наблюдая за странными собеседниками. - Иначе с чего бы им нас задерживать?

(все)

Лившаяся доселе беспрерывно мелодия как-то разом утихла, исчезла. Длинный отодвинул губную гармошку от капюшона савана. Фляга с вином как-то сама собой оказалась у него в руках, он покрутил её перед собой, затем повернул к рыцарям голову, впрочем, капюшон был так низко надвинут на голову, что из-под него разве что острый подбородок и торчал.
- Иные люди превращают воду в вино, другие вино – в кровь. Счастлив тот, кто пьёт настоящую воду, ему не надо поминать тот труд, что положили на её добычу, - фляга исчезла под капюшоном, по негромкому звуку можно было легко догадаться, что он пьёт. Монах со свиным рылом с завистью смотрел на своего спутника. И по делу, выпив, длинный вернул флягу обратно рыцарю со словами:
- Мой брат не пьёт. Это наказание за прошлую жизнь, теперь он может пить вина, что выдерживались не меньше двух столетий, иначе… - конца фразы не последовало.
- Что ж, будет справедливо, если один из нас окажется не в ладах с хлебом... - и колени рыцаря слегка сдавили бока жеребца. Фар Лап шевельнул ухом, давая знать, что понял своего седока. Сэр Хантер отщипнул кусочек от ломтя и положил на язык.
Тем временем Альфонсина, которую мощный круп Фар Лапа потеснил с тропы, от негодования оставила свои нервные танцы. Воспользовавшись тем, что кобыла успокоилась, ее юный всадник положил руку на эфес.
"Ну, если с сэром Хантером что плохое... Ну, я тогда их..."
Покатав на языке колючие крошки и кое-как проглотив их, рыцарь поинтересовался:
- Что ж это вы, почтенные, на таких сухарях живете? Или устав ничего иного не предписывает?
Маленькая фея напряженно следила происходящим, готовясь в случае чего поднять тревогу.
В тон рыцарю, тот, в саване, только повёл рукой. Кстати, с очень тонкой кожей поверх костей и суставов.
- Что есть еда, как не бренное препятствие полёту духа? Лететь можно вверх, лететь можно вниз, но всегда плоть будет якорем.
Монах со свиным рылом как-то совсем по-свойски кивнул, отщипывая кусочек хлеба.
- И в то же время это символ добрых намерений, как одна из немногих форм понятных любому духу. Куда вы торопитесь, рыцари?
Как у тёмного получилось посмотреть перед собой так, чтобы никто, кроме феи не увидел того, что скрывается под капюшоном? Тёмный провал, далёкие витающие картины горящих лугов, обжигающий, сыплющий искрами ветер. И тут же умиротворённый покой в миг замёрзшей травы, шмеля в полёте, так и добравшейся до земли капли воды.
Меньше секунды, больше вечности.
- А я всегда считал, что Всевышний дал нам этот якорь, чтобы не унесло куда не следует, - хмыкнул сэр Хантер. - Без якоря как-то уж очень ненадежно, судари. Спешим мы по королевскому поручению. Могу ли чем-то отблагодарить за хлеб?
- Дерзость рождена незнанием и молодостью, что по сути одно и то же, - длинный встал, плотнее закутался в свой саван, развернулся и пошёл прочь от путников. Второй, монах, недобро глянул на сэра Хантера.
- Живите. Остальное произойдёт и так, - монах поднялся, почесал представительную окружность робы в районе живота, - или не так. Или совсем не произойдёт. Не тревожьте то, чего не стоит трогать. Или тревожьте, но тогда держитесь по полной и не забывайте, что маги, феи и барды существа не от мира сего. Чем они станут завтра?
Развернувшись, монах также последовал за своим спутником, кстати, уже почти исчезнувшим за первым же буераком.

(мы с Факел)

Оцепеневшая Тирлим уже давно не замечала происходящего, снова и снова тасовала она жуткие картины мёртвого луга. Фея широко распахнула глаза, но ничего вокруг не видела, до сих пор ощущая пронзительный крик погибающей травы. В голове у неё глухо бился, не находя ответа, один и тот же вопрос: «Что может одновременно сжигать и замораживать?
Огонь и лёд. Лёд и огонь». Она беззвучно шевелила губами, повторяя как заклинание, одни и те же слова: огонь, лёд, лёд, огонь…
Маркиз, хоть и взял на себя заботу о маленькой фее, не замечал, с каким потрясенным видом сидит она на луке его седла. Флавий-Октавий боролся с желанием оглянуться на дорогу, на оставшихся позади странных путников. Но если озираться - это увидит сэр Хантер, едущий сзади. А упасть в глазах рыцаря - этого маркиз боялся больше, чем всех блуждающих по здешним лесам путников, вместе взятых.
Тирлим тем временем неуверенно тихо, а потом громче и отчётливей произнесла:
- Дракон, дракон! Это сделал дракон, - она всё ещё смотрела в никуда, но постепенно взгляд её начал обретать осмысленное выражение. Кусочки головоломки встали на свои места. – Дракон! – завизжала фея и чуть не свалилась под ноги Альфонсине.
Маркиз, очнувшийся от невеселых раздумий, вовремя успел подхватить фею в ладонь.
Быстро оглядевшись и не обнаружив поблизости ничего похожего на дракона, Флавий-Октавий поспешно спросил:
- Что тебя испугало, маленькая... - но тут же исправил неучтивую фразу: - ...маленькая госпожа?
Тирлим ошалело поглядела по сторонам и с трудом сфокусировала свой взгляд на маркизе, лицо её посерело от пережитого, а глаза до сих пор были полны ужаса.
- Я поняла. Дракон может одновременно сжигать и замораживать. Вот что показал мне длинный, а ты разве не видел уничтожающее всё на своём пути пламя и мертвенный лёд на траве?
- Не видел я ничего, - с тревогой сказал юный рыцарь. И не выдержал - обернулся.
- Понятно, значит длинный решил предостеречь только меня, - протянула Тирлим, а потом продолжила уже более спокойно. – Как ты думаешь, нас дракон сначала попытается сжечь или заморозить?
- Сначала он нам предложит чашечку чая, - отшутился маркиз.
Малышка прыснула в ладошку и окончательно успокоилась, смеяться и бояться одновременно она никогда не умела.

- Дракон! - раздался истошный вопль крохотной летуньи. Рука сэра Хантера сама собой упала на рукоять меча, колени сдавили лошадиные бока, и гнедой вскинулся в боевом развороте. Но тревога оказалась ложной, никаких драконов поблизости не наблюдалось. Покачав головой, рыцарь сдал натянутый повод, прислушался к взволнованному щебету феи. Огонь и лед, говорите?
- Было бы неплохо, - усмехнулся бывший лесничий. - С магом мы уже чай пили, и вроде живы, почему бы теперь с драконом не почаевничать? Он нам его сначала вскипятит, потом льда приготовит. Говорят, на Туманных Островах чай со льдом - любимое питье. Особенно с лимонной травкой если заварить...
Он шутил, но глаза рыцаря оставались серьезными. Если фея не ошиблась, это должен быть очень странный дракон. И без мага с ним справиться будет очень непросто. А маг вел себя очень странно в последнее время, и сэр Хантер не удивился бы, если бы тот отправился дальше по своим магическим делам, оставив спутников на произвол... дракона.

Столкновение с землёй вышибло из Даниеля дыхания, поэтому он судорожно задёргался, пытаясь выползти из-под навалившейся на него тяжести. Дёрнула же его нелёгкая повернуть голову! Прямо напротив левого плеча зловеще сверкала глазами зубастая физиономия гекра. Пользуясь этим обстоятельством, бард, не заботясь о приличиях, завопил и принялся дёргаться в разы основательнее.
Он не сразу понял, что всё закончилось. Не заметил, как тяжесть исчезла с его спины, а затем чья-то рука ухватила за ворот и поставила в вертикальное положение. Наверное, если бы люди умели ходить по воздуху, Даниель давно бы уже добежал до облаков.
- Да тише ты, - сочный бас почти с нескрываемой иронией, наконец, пробился в сознание барда. – Всё уже, всё. Этот зверь больше не угрожает тебе, малый. Соберись.
Повернувшись, музыкант с немым удивлением посмотрел на своего спасителя. Ведь действительно судьба умеет крутить странные шутки. Высоченный и широченный лоб благородной покатости во лбу, чётким подбородком, острым носом и взглядом. Бровями вразлёт (или вразмах?), как бывает только у девушек и маркизов, с широченными усами и это всё упаковано в чуть ли не полыхающие в дневном свете доспехи и так и пышет твёрдостью и целеустремлённостью!
- Ох, - на более содержательную реплику и Даниеля буквально не хватило воздуха.
Рыцарь же (если кто сомневался, что это был именно он, укрепитесь верой – если это не рыцарь, то рыцарей не существует и вовсе в природе) тем временем подобрал поводья своего жеребца, что стоял неподалёку со столь же целеустремлённым взором, как и его хозяин, а так же арбалет, что лежал тут же, в траве.
Когда рыцарь снова обратил на барда внимание, тот уже немного пришёл в себя.
- Меня зовут сэр Уильям Перо Копоти Третий, защитник обиженных и оскорблённых, рыцарь без страха и упрёка, наследник древней дворянской фамилии и скромный рыцарь странствующего ордена.
Даниель низко поклонился, макушкой ощущая, как от этого действия потеплел взгляд рыцаря.
- Я Даниель Хардинг, бард.
- Эго, занесла тебя нелёгкая, - сэр Уильям с интересом на него посмотрел. – что барду может понадобиться на старых руинах?
- Старых руинах? – бард даже переспросил, изумлённо оглядываясь по сторонам. Сэр Уильям только хмыкнул, вскинув подбородок и отчего-то осуждающе взирая на бардах.
- я потерял своих рыцарей, с которыми путешествовал. И вот уже полдня как ищу. Правда, кажется…
Вне зависимости от того, что сэр Уильям думал, от последних слов он определённо повеселел. Даже дёрнул себя за ус.
- Ну, малый, не бойся. Найдём мы твоих потерявшихся рыцарей. Пока я с тобой, беды не случится.
Но уже договаривая фразу, рыцарь начал хмуриться, глядя куда-то за спину барду. Тот обернулся и только рот раскрыл, к ним на всём ходу летели гарпии. Немного, всего-то три. Но бард-то был сего-то в единственном экземпляре. И им вполне обоснованную причину для беспокойства – кровожадный блеск в глазах гарпий.
- Мака-ар, мака-а-ар! – зловеще прокричала нечисть в три горла и пошла на снижение. Бард и успел только, что грамотно упасть на землю, прикрывая голову руками.
Через несколько отчаянных ударов сердца и ужасного шума над головой всё внезапно закончилось.
- Ну всё уже, всё, - это был голос сэра Уильяма. Бард недоверчиво посмотрел. Неподалёку от него валялись все три поверженные тела. Тут же был и рыцарь, недовольно хмурившийся.
- Совсем распустились, - с непонятной обидой произнёс он, глядя на противниц, - обзываться уже начали.
И тут же тряхнул головой:
- Ладно, пора собираться, пока нас не настиг очередной подвиг.

( Сэр Хантер и я)

Фея вспорхнула с ладони маркиза и подлетела к самому носу сэра Хантера:
- А вы встречались с драконами?
- Миледи, - рыцарь откинул назад голову. - На моем носу вам будет неудобно, поверьте. Сядьте хотя бы на ладонь.
Широкая мужская ладонь услужливо поднялась, предлагая маленькой летунье приземлиться.
- Нет, я не видел драконов. Но много о них слышал и знаю немало баллад.
Тирлим грациозно опустилась на предложенную ладонь.
- Хорошо, и что мы будем делать, встретив этакое чудище? Кстати, может наш дракон маленький? – она показала руками, какой именно размер дракона её устраивает.
Рыцарь усмехнулся.
- Ничего не имею против таких дракончиков. Их можно было бы держать вместо птиц. Но боюсь, даже их детеныши намного крупнее.
- Это проблема, - глубокомысленно сказала малышка. – А может с ним можно договориться?
- Если верить балладам, то некоторые были не прочь поговорить, - кивнул сэр Хантер. - Правда, потом все равно норовили закусить собеседником.
- Может наш дракон будет совсем другой, тонкий, любящий музыку и поэзию. Я буду танцевать, вы с Фар Лапом петь, а Даниель играть так хорошо, что сэр Дракон будет сражён, - фея стала пританцовывать на руке и только благодаря крылышкам осталась на руке рыцаря.
Рыцарь рассмеялся, глядя на этот танец на собственной ладони.
- Да уж, наш бард способен сразить целую стаю драконов! Кстати, а вот и он...
Дорога совершила очередной поворот, и взглядам путников предстала блистательная пара - Даниэль и какой-то незнакомец в доспехах.

Голова ныла нещадно, да немного саднило ухо, так зверски обласканное Трессой. Сама виновница невинно косила лиловым глазом и тихо фыркала. Подумаешь, великосветский франт – так и говорила ее мордашка.
Но только Сэр Рональд собрался встать, как его тут же затянуло в воронку телепорта. Тресса качнула головой и скрылась в сером мареве вслед за магом, так и оставшись незамеченными…
Что происходило с волшебником и его лошадью осталось для его спутников загадкой, да они и не вспомнили бы о нем – магическая природа необъяснима.
… Посреди дороги вдруг медленно образовалась воздушная воронка, обдавшая идущих пылью и мелким придорожным сором. И из нее с легким стоном и недовольным ржанием вывалился Сэр Рональд с Трессой.
– Папа, ну как же та… – боязливо промямлил маг в сторону затягивающейся воронки.
– Молчать! Ты меня понял! – властный окрик стих вместе с захлопнувшимся порталом.
– Да папа… – сказал чем-то расстроенный волшебник, осмотрелся и заметил идущих ему навстречу друзей.
– Приветствую! Надеюсь, вы скучали, пока меня не было! – с надеждой Сэр Хантер посмотрел на приключенцев. – Произошло ли что-нибудь интересное?

Рыцарь и бард мирно ехали, практически отрешившись от окружающего их мира. Изредка сэр Ульям лениво помахивал мечом, отгоняя прочь очередную нечисть, решившую совершить подвиг по убиению рыцаря. Даниель, поначалу остро реагировавший на каждое такое появление, постепенно успокоился и как-то тоже перестал обращать на них внимание.
- Это что, - только хмыкал рыцарь. – Помниться, на побережье, довелось мне совершить знатный подвиг. Там озёр видимо-невидимо, и в каждом или чудище длинношее живет, или вообще дракон какой водяной, или таверн понаставлено… Одна нечисть, в общем. Так я на спор за ночь прошёл мимо всех тех озёр. И, видишь, всё ещё жив, - и рыцарь усмехнулся, вскинув голову (хотя куда уж выше!) и в очередной раз подкрутив ус.
- Да… - за время похода Даниель привык, что язык ему начал отказывать уж в самых неожиданных поводах. Ну да чего уж там. За такими происшествиями говорить разучишься, не то что вставлять свою байку в чужую.
- А вот ещё, - начал было сэр Уильям, но почти тут же умолк, покрепче перехватив одной рукой поводья. Даниель удивлённо посмотрел перед собой. До этого появление нечисти не влияло так на поток красноречия рыцаря. Бард даже нахмурился, но тут же широко заулыбался.
- Сэр Уильям, это они и есть, сэр Хантер и маркиз Флавий-Октавий, те самые рыцари.
И действительно, среди нечастой поросли деревьев показались двое рыцарей. Практически тут же рядом с ним будто хлопнул воздух и из пустоты выступил третий конь со всадником.
- И сэр Рональд, он маг, - срочно добавил бард.
Сэр Уильям в очередной раз вскинул голову и неожиданно протянул барду руку. Тому и осталось разве что, после секундного замешательства, протянуть руку в ответ. Которую тут же крепко стиснули и едва не расплющили в тисках пальцев.
- Рад, что у тебя всё замечательно теперь, малый, - сэр Уильям улыбнулся и, отпустив руку, развернул своего жеребца куда-то под углом к тропе. Что ж, мне же пора.
- Разве вы не с нами? – Даниель, всё дорогу почему-то ни разу не допускавший мысли, что от него по своему уму может захотеть уйти хоть один рыцарь, немного опешил.
- Ну, - на прощание рыцарь успел ещё раз улыбнулся.- Знаешь ли, я дал обет вызывать на дуэль всех встречных рыцарей. Но вряд ли вы будете рады, если я так сделаю. А посему, хорошей вам дороги.
Так и получилось, что бард, чрезвычайно задумавшись, как-то и не заметил, что примкнул к остальному отряду.

(бабка Гульда, сэр Хантер и я)

Стало заметно темнее, теперь непрерывно мелькавшая между всадниками фея превратилась в яркий огонёк, оставляющий за собой длинный шлейф мерцающей пыльцы, которой теперь было в избытке. На Тирлим уже начала потихоньку остывать и обеспокоенно крикнула, но почему-то это было больше похоже на визг:
- Когда будет привал, я замёрзла и устала!
- Леди, - обеспокоенно крикнул снизу маркиз, - спускайтесь, посидите у меня в перчатке, погрейтесь! Пока еще найдем место для привала, разведем костер...
- Я ждала-ждала, когда вы сами предложите, а вы всё не останавливаетесь, - капризно ответила фея, опускаясь на ладонь Флавия.
Честно говоря, Флавий и сам устал от долгой езды, да и Альфонсина де Аллюр уже намекающе потряхивала ушами... Но разве можно признаться в усталости рядом с железным сэром Хантером? Вот просьба дамы - дело другое...
- Сэр Хантер, за деревьями мелькнула вода - не озеро ли? Может, на берегу и остановимся, пожалеем бедняжку фею?
Сэр Хантер тем временем высматривал удобное место для ночлега. Удобное в смысле безопасности для путешественников. Столкнуться с очередной призрачной пакостью ему совершенно не хотелось.
За очередным поворотом показался останец. Большой утес, в очертаниях которого при некоторой фантазии можно было угадать очертания спящего зверя непонятной породы. Со стороны тропы он образовал небольшую впадину, где можно было расположиться.
- Вот здесь и заночуем, - бывший лесничий остановил жеребца. - Лучшего места нам уже не найти, а тут хотя бы отбиться можно будет, если кто в гости пожалует.
По другую сторону тропы и впрямь начинался покатый спуск к небольшому озерку.
- У воды ночевать сыро и небезопасно, - пояснил рыцарь. - Опять же, защиты никакой. Остановимся тут, а котелок наполнить - идти недалеко. Займитесь тут пока обустройством, а я в камыши наведаюсь.
С этими словами сэр Хантер соскользнул с седла и растворился в сумерках.
Маркиз с наслаждением скатился с седла, пристроил в развилке ветвей свою перчатку (чтобы фее было где укрыться от ветра) и принялся расседлывать Альфонсину, которая норовила благодарно и ласково потереться головой о его плечо.
Фар Лапу пришлось ждать своего хозяина, завистливо поглядывая на четвероногих дам. Спустя некоторое время со стороны озера послышался всплеск, затем раздалось заполошное утиное кряканье, треск, и оглушительный в вечерней тишине шум крыльев - устроившиеся было на ночлег утки поднялись в воздух. Еще через несколько минут явился сэр Хантер. Бросив на нагретый за день камень пару селезней со свернутыми шеями, он занялся своим скакуном.
- Тебя только за смертью посылать, - проворчал гнедой. - У меня холка взопрела.
- Ничего, сейчас потник подсушим, - усмехнулся рыцарь. - Будет к утру как новенький.
- Только этого не хватало! - жеребец прижал уши. - От нового у меня потертости были!
- И еще будут, - утешил сэр Хантер. - Особенно если будешь валяться перед седловкой.
Альфонсина презрительно фыркнула. Она по-прежнему не одобряла человеческую речь коня. Но прислушивалась все-таки, ни словечка не пропускала, хоть и не показывала виду.
Тирлим уже ничего этого не видела, засыпала она мгновенно, и разбудить её можно было, только подержав рядом с костром (приятный способ) или схватить за ногу и растормошить (жестоко, но действенно).
Вскоре жеребец был расседлан, вычищен, накрыт легкой попоной, а к недоуздку подвешена торба с несколькими горстями ячменя. Оставив гнедого хрустеть зерном, сэр Хантер вытащил из сумы котелок.
- Кто хочет чая - сходите за водой, господа. Могу и я, но тогда займитесь утками.
Маркиз без единого слова подхватил котелок и сгинул в подкатывающих от орешника сумерках.
Одобрительно хмыкнув, рыцарь присел на теплый камень и принялся проворно ощипывать птицу.

Бард, мирно двигавшийся вместе со всеми, к ночлегу так же готовился, не теряя настроя умиротворения и степенности.
Расседлать и почистить и почистить Хэббот, увязаться было за маркизом, но как-то само собой умудриться отстать и вернуться к костру только в тот момент, когда там в огненных языках уже бодро потрескивал хворост.
Сев неподалёку, так, чтобы лёгкий ветерок не слишком дразнил ароматами готовящейся еды, Даниель принялся негромко наигрывать мелодию. Плавно покачивались на волнах корабли, лунная дорожка бежала перед ними по воде, они плыли в тяжёлом, но теперь таком обманчиво-спокойном море. С последней нотой бард обнаружило, что вообще-то ничего не видит. Пришлось открыть глаза.
Снова потянуло готовящейся птицей. Даниель задрал голову, минуту что-то выглядывая в звёздном, почти безоблачном небе, потом пожал плечами.
- Скажите, сэр Флавий, - так как поход был уже наверняка дружеский, бард предпочёл неформальную, почти запанибрацкую форму обращения к маркизу, - вот если бы вы были драконом, зачем бы вы крали принцесс? Или… если бы к вам потом приехала ватага рыцарей с целью ту принцессу отбить, как вы поступили б?

Сэр Рональд покосился на Трессу в полном непонимании. Их только что диким образом проигнорировали и прошли мимо. Лошадка недовольно качала головой и фыркала: уж такого поведения она никак не ожидала, да и спутник был, мало говоря, ошарашен. И в его сумбурные мысли попытался пробиться ее голос: "Может, ты что-то напутал при перемещении?". Маг ее не слушал, пораженно глядя вслед удаляющихся спутников, мило беседующих, вот к ним присоединился и бард. Сэр Рональд просто сел, там где стоял, и принялся обдумывать ситуацию.
Вечерело, легкий ветерок колыхал волосы мага и шевелюру Трессы, фыркающей ему в макушку. Другого средства она не знала.
- Ну конечно! - вдруг воскликнул волшебник. - Я вектора перепутал на выходе, да-да... - он спешно вскочил и что-то бубня делал пассы руками.
- Вот так лучше! - удовлетворенный Сэр Рональд посмотрел на Трессу, которая к вящему своему стыду разницы не заметила.
- Пойдем!
он взял ее под уздцы и направился в сторону удалившихся путников. Кое как проламываясь через кусты к берегу, на котором стали лагерем, маг произнес на всякий случай заранее:
- Доброго вечера!

- Если бы я был драконом? - удивился Флавий-Октавий, которого несколько царапнуло фамильярное обращение. - Я... я бы их совсем тогда не крал. Вдуматься - так зачем дракону нужна принцесса? Сожрать? Так ведь на свете полным-полно менее охраняемых девиц...
Тут послышался треск в кустах. Юный рыцарь тревожно дернулся на шум, забыв на миг, что вместо оружия у него только котелок с только что принесенной водой. Но тут ж расслабился:
- О, сэр Рональд, это вы!..

- Менее охраняемых?
Бард задумался над новой мыслью. Может быть, действительно. Зачем красть принцесс, когда под боком всегда можно найти какого откормленного мага или барашка и совсем не напрягаться.

Мой король,
Вам доверился я.
В эту ночь
Мы в поход
По бескрайним барханам пошли.
Мой король,
Разве мог угадать Ваш слуга,
Что ведёт
В ту дорогу Вас голос любви?

Незнакомые горы горят над тропой,
Полон лес диких трав и зверей,
Средь разбойников душ и воров кошельков в тьме ночной
Мы теперь в незнакомом ни Вам и ни мне далеке.

Мой король, разве стоил тот отблеск в луне
Тех не съеденных рёбер оленя, вина?
Сладость глади перины и женской руки
Разве стоят несомые ветром слова?

Но теперь мы дошли. Больше нет Ваших грёз.
Всё обман, морок веры в мечту.
Почему же, скажите мне, милый король,
Улыбаетесь Вы? Я никак не пойму.

Пальцы опустились в последний раз. Струны замерли, мелодия уплыла вместе с памятью об очередном язычке костра куда-то в ночь.
- Не-а, - решительно покачал головой Даниель. – Концы с концами не сходятся. Дракон что-то явно задумал. Вот… Вот только что?

Капли янтарного утиного жира падали на угли. От них с треском летели искры и поднимался сизый дымок, вспыхивали жадные язычки пламени. Заботливо поправив над костром аппетитно шкворчашие тушки, сэр Хантер приветственно махнул рукой.
- И вам не хворать, сэр Рональд. Присаживайтесь, грейтесь, скоро ужин поспеет.
Убедившись, что утки не подгорят, рыцарь подтянул к себе лютню Даниэля, запоздало поинтересовавшись: "Можно?" Грубоватые для такой работы пальцы попробовали струны, вспоминая мелодию.
- Давно не играл, - извиняющимся голосом пояснил сэр Хантер, поймал наконец нужное звучание и прищурился на костер.

Там, где в пенистой пляске и шуме прибоя
Дальний берег залива исчезнет из вида,
На земле, что укрылась под звонкой волною,
Жили много столетий назад дракониды... - зазвучал негромкий хрипловатый голос, улетая вместе с дымком костра к звездам.
Там услышал колдун Меннеготур когда-то
В храме Стир , где царит золотая Иствара,
Как поет дочь царя драконидов Эрфрада,
Полюбившая волны и ветер Киннара.
Обратившись в дракона, она улетала,
Над водой с отражением лунным играя,
К Островам, на которых в пути отдыхала
После битвы с Врагом пестроцветная стая. - ночная мгла стала плотнее и гуще, словно сама ночь подошла ближе к костру, чтобы луше было слышно слова древней легенды.
Двар, потомок посланцев Девин , эрсимелов ,
Звал с собою ее, но она не решалась.
"Жаль покинуть отца", - говорила несмело,
В путь обратный над пляшущим морем пускаясь.
Меннеготур, узнав о любви ее к Двару,
Власть и золото бросил к ногам ее стройным,
Но ему возвратила подарки Киннара,
Передав, что не свяжет судьбу с недостойным.
"Чем, скажи мне, Киннара, я хуже дракона?" -
Обратился колдун к юной жрице Иствары.
"Двар белее, чем снег на вершинах Новсора,
Ты же черен душою, как камни Шактары ".
Меннеготур не сдался. Явившись к Эрфраду,
Он напомнил царю про минувшие битвы
И потребовал руку Киннары в награду
За заслуги свои пред народом Экитвы .
Царь не мог отказать - он давал свое слово
За защиту владений от Ужаса Бездны
Колдуна пожеланье исполнить любое…
Только были старанья его бесполезны:
Зов любви никогда не бывает бессильным,
И у робкого сердца хватило отваги -
Дракониды Киннары хрустальные крылья
На волне прочертили прощальные знаки.
Два крыла - два клинка, рассекающих ветер…
За крушенье надежд отомстив драконидам,
Меч любви отковал он, что ярок и светел,
С двойником его страшным - из зла и обиды.
Меч обиды на башне оставил волшебник,
В свете полной луны, перед самым отливом,
Меч любви он на отмели спрятал прибрежной,
Чтобы море под илом его схоронило.
На клинки и на остров упало заклятье,
И над шпилями башен запенилось море,
Чтоб разрушилось гнева и горя проклятье
В час слиянья мечей в зыбком лунном узоре.
Дал он имя мечу двуединому - Кнорбут ,
Чтобы им дракониды владели по праву…
Впился в ногу клинок - и запенились волны
Над его головою прибоем кровавым:
Меч любви отомстил своему господину
За попытку насилье свершить над любовью,
Чтобы только в убийстве любви не повинный
Не платил за владение Кнорбутом кровью.
Дракониды столетьями длят свои муки,
И скрывает прибой страсти страшный подарок,
Чтобы Судеб Вершитель в крылатые руки
Взял король драконидов - потомок Киннары… - последний перебор растаял вместе с дымом. Смущенно кашлянув, сэр Хантер вернул лютню владельцу и торопливо принялся поправлять вертелы.

Первым делом бард ревниво принял лютню обратно в руки и осуждающе посмотрел на струны. Его красавица играла с другим. И играла здорово. С одной стороны сердце Даниеля пело, с другой… родилось здоровое чувство соперничества.
- У вас раннедарианская манера, - хмыкнув, скорее самому себе заметил он рыцарю. – Очень необычная для рыцарей. Вы знаете весь цикл этих баллад? Кто был вашим учителем?
Впрочем, прежде чем слушать ответ, Даниель просто обязан был доказать собственной лютне, что это его любовь, а не случайная подружка для кого бы то ни было. Разумеется, ему опять ничего из классики в голову не полезло. Пришлось… да как обычно.

Шаг за шагом, сначала по звёздам,
После - облако тронув ступнёю,
Там по дымке спустились на кручу.
Кручу гор, что стоят над водою.

Над водою же, в самом расцвете
Сил, владычества, мощи и славы
Жили морем любимые дети -
Небо им пожелало расправы.

Может, всё началось под луною,
Где прекраснейших дам ждали принцы,
А они за порог ни ногою, до утра ни ногою
Ни душой до рассветной зарницы.

И стихи в эту ночь не звучали,
И не славили месяц влюблено.
Звёзды некому греть очами,
Небу грустно и капельку больно.

Может, тот океан смеялся,
Говорил что-то резко и колко,
Что его теперь время танца –
Выбивать из сердец осколки.

Даже коль всё и не было правдой,
Поздно уж изменять решенье
Ветер тучи принёс, и слава
Ждёт одних, а других - пораженье.

И прекрасные дамы на стенах,
Кавалеры с мечами у входа,
И доспехи блестят в отраженьях
Глаз небесного воинства строго.

Те ведь тоже когда-то несмело,
Стоя в лунных морях по колено,
Ждали нимф и глядели на небо,
Где Земля им сверкала и пела.

Образ гинет и рушится верно
Пусть лишь первое будет движенье.
Свист мечей, крики боли и гнева,
Превратят круг друзей вдруг в сраженье.

Двое принцев тогда посмотрели
И увидели в сердце друг друга
Не обиду, не тягу к свершеньям,
Только грусть и доверие к другу.

Как же хочется все эти силы,
Что судьбою вращают и крутят
Взять за хвост и с присущей планидой
Переслать далеко и без сути.

Почему то, что дОлжно случиться,
Сердце с горечью бьёт и колотит?
Почему б нам не выпить все вина
И вину искупить не кровью…

Шаг один, и другой, меч взлетает,
Неужели чуда не будет?
Небо щерится, море играет,
Словно очень жестокие люди.

Пусть судьба поиграет с лихвою -
Руки сами упали на пояс.
- Хочешь, бей, - прозвучало строфою
С двух сторон, это что-то да стоит.

И пусть в замках рычат короли,
Пусть ярятся на бренных престолах
Но понятия дружбы, любви,
Выше брани, законов и вздора

Ту легенду мне слышать пришлось
От бродяги в трактире забытом,
Был он грязен и пьян, да и зол,
Но, от Бога, имел ум великий.

Может, в нём и не прятался принц,
Может, был он известнейшим врАлем,
Но я верю ему без границ
И за эль расплачусь без печали

Вижу небо и месяц в ночи,
И развалины замка над морем,
Ветер грустно ту песню кричит,
Может, всё это будет и вскоре...

Может, и перевирал он мысли, буквы или легенду, но он сейчас играл лишь для единственного существа на свете, того, что пело в его руках. И только когда последний, долгий звук сорвался и исчез в ночи, только тогда орехового цвета глаза встретились со взглядом сэра Хантера.

(нрпг: чистить стих помог сэр Хантер, но я был вынужен сбежать из аси раньше, чем чистка прошла более чем один толковый этап, надеюсь, восприятие от этого не ухудшится)

Легкая усмешка скользнула по обветренному лицу. Сэр Хантер покосился на Фар Лапа - гнедой жеребец прижал уши и закрыл глаза, всем своим видом демонстрируя, что он тут ни при чем. Да уж, то еще было зрелище - боевой жеребец, объясняющий самозваному рыцарю, как зажимать струны...
- Имени моего учителя я вам назвать не могу, сударь, уж простите, - сэр Хантер потыкал утиную тушку заостренной тростинкой и снял с вертела, выложил ее на плоский камень, который предвариетльно обдал горячей водой из котелка. - Он бы не одобрил, если бы я стал рассказывать, кто он такой. Но могу заверить, что происхождения мой наставник был самого что ни на есть благородного, и я ему обязан очень многим. Угощайтесь, господа, вторая утка тоже вот-вот подоспеет. А баллады... Да, цикл довольно большой, и я его знаю весь. Но не сказал бы, что автор всегда был в ладах с матерью-церковью...
Отломив облитое золотистым жиром крыло, рыцарь поставил на камень фляжку с вином и с аппетитом принялся за еду.

- Что утка по сравнению с искусством? – Хардинг только хмыкнул и, не удержавшись, почесал-таки затылок. Всё-таки утка это… это утка. Но прочь мысли-предатели! – Человек, обучивший вас стольким премудростям, просто не может быть кем-то плохим. Это ведь классика!
И бард усиленно закивал головой, он как сейчас помнил из всей школы, что этот цикл называли классикой, больше, правда, на ум ничего не проходило, так как на занятиях истории Даниель предпочитал в большей степени дремать либо живописать парту.
- Даже если он очень смущается, мир должен знать своих героев. Я ведь бард и могу рассказать о его подвигах, сэр Хантер, - поддавшись внезапному импульсу, Даниель наклонился вперёд, перегнувшись прямо через утиное крыло, и смущённо зашептал, совершенно не замечая маркиза и мага. – Ну, если хотите, я никому-никому! Или имя изменю. Или вообще напишу, что это был какой-нибудь старый мудрый ворон. Но ведь любопытно же.
Гнедой "ворон" скосил приоткрытый глаз на барда и выразительно приподнял левое заднее копыто. Сэр Хантер подмигнул жеребцу тем глазом, которого не видел Даниэль, и со вздохом потянулся к мешочку с солью. Белые крупинки присыпали румяную корочку.
- Утка остынет, сударь, - мягко укорил он барда. - Давайте уж поужинаем, а там - хоть до самого утра можно петь. Все-таки не на пустой желудок.
Впрочем, ни сбить настоящего барда с мысли, ни закрыть ему уткой рот не в силах не то что рыцарь – армия королей. Можно лишь отсрочить неизбежное.
В любом случае утиная ножка очень своевременно оказалась у Даниеля в руках и старательно обкусывалась, но при этом совершенно не мешала ни мыслительной, ни речевой деятельности (это профессиональное).
- Это ведь было в детстве, в фамильном замке вашего родителя или… в походе? – судя по восторженному взору барда, в его голове нарисовался образ благородного седовласого паладина, что мимоходом спасает королевства, а может (и это было бы чудесно) и сам не против сложить поэму-другую. Может быть это сам… сам… А вдруг?
Фар Лап наконец соизволил прийти на выручку. Действительно, откуда было лесничему знать, кто учил его прежнего владельца? Да еще настолько неспособного к музыке, что даже лошадь поняла объяснения престарелого мэтра, а рыцарь - нет. Гнедой высунул морду из торбы и оглянулся.
- Это был мэтр Лосьон, - пояснил Фар Лап. - Поклонник старых традиций, а по мне - так насквозь заплесневелый старый сухарь. Сахару не допросишься. Уж не знаю, что вы там в этой классике находите, то еще удовольствие. Но пока до сэра рыцаря дошло, чего от него хотят, даже я этому искусству выучился. В теории, так сказать.
И бархатистая морда снова исчезла в мешке с овсом. Когда он снова поднял голову, прямо перед ним стоял на коленях, напряжённо вглядываясь в умные лилово-карие глаза животного, бард. В руках он всё ещё сжимал куриную ножку.
- Вы… знаете весь цикл? В теории? Это ведь невероятно. Сэр Лосьон, про него было слышно, что он несколько лет назад пропал. Неужели вы были его последними учениками. Конечно, в балладе я не смогу упомянуть говорящего коня, но вот насчёт ворона…– чуть ли не сдерживая в благоговении дыхание бард протянул Фар Лапу весь кусочек утки. – Хотите?
Предложение прозвучало с равной смесью восхищения и робости.
Гнедой оскорблённо прижал уши и фыркнул.
- Я не ем мяса! - негодующе заявил он. - И почему это ворона можно, а меня нельзя?! Вы еще найдите такого ворона, который лучше меня споет!
- Хорошо, - тут же покладисто согласился бард, пряча несчастную ножку себе за спину, - напишем, что это был говорящий жеребец и рыцарь и при нём. А ворон пусть будет вместе с сэром Лосьоном. – Подумав, Даниель уверенно добавил. – Для достоверности.

(Сэр Хантер, Фар Лап и ваш скромный слуга Даниель)

Юный маркиз под звуки музыки уже заснул, опустив голову на чересседельную сумку и по-детски посапывая.
Альфонсина де Аллюр стояла над спящим хозяином и изо всех сил делала вид, что не слушает чушь, которую несут два человека и ненормальный жеребец.
Нет, в этом Фар Лапе определенно что-то есть. Великолепная поступь. Дивная выносливость. Редкая резвость... ну, положим, тут сама Альфонсина с ним поспорит, и еще как поспорит... Но как отважен! Как держался во время нападения оборотней!
И этот истинно боевой конь мало того что позволяет себе говорить по-человечески, так еще и музыкой увлекается! Нет, вы только подумайте - музыкой! Стыд и позор! Еще хорошо, что никто не догадался дать ему эту... как ее... палитру! А то он и картины бы писать начал!!!

Фар Лапу было уже глубоко безразлично, кого там собирается выводить в своей балладе бард. На него накатило Вдохновение. Именно так, с большой буквы, и не иначе. Стати серой в яблоках кобылы уже давно не давали ему спокойно спать по ночам. Ко всему прочему, гнедой был поэтом, а что делает влюбленный поэт? Правильно - рано или поздно он начинает петь серенады возлюбленной.
Выгнув колесом шею, чтобы по блестящей шкуре выразительнее скользили отсветы огня, и повернувшись к избраннице, Фар Лап прикрыл глаза и вполне приличным - для лошади, разумеется - баритоном завел первое, что пришло в голову:

- Все возможно на свете,
И реки воротятся вспять,
Только ласковый ветер
По весне не вернется опять,
Только друг вечно милый
Не придет на закате ко мне,
Не расплещется грива
В зоревом золотистом огне,
Не рассыплется ржанье,
Словно горсть драгоценных колец,
И не вспомнить названья
Первой песни влюбленных сердец –
Сердце болью пробито,
Нам не мчаться, подобно стреле,
Отгремели копыта
По весенней певучей земле,
Мир огромен и светел,
Но без страсти нерадостно жить…
Все возможно на свете –
Только счастье нельзя возвратить...

Из-под длинных ресниц Фар Лап поглядывал на Альфонсину, дожидаясь ответа на свою серенаду.

Альфонсина де Аллюр застыла, как изваяние.
Да, она понимала, что каждое слово в этой человеческой песне, льющейся из горла Фар Лапа, обращено к ней.
Радоваться она должна, да? Радоваться тому, что этот немыслимый жеребец уже забыл, как надо за кобылой ухаживать?
Альфонсина устремила взгляд в темноту. Представила себе тяжелую голову, опустившуюся на ее шею, и зубы, ласково покусывающие холку. Представила сильное атласное плечо, чуть насмешливо теснящее ее прочь от костра, в черную прохладную ночь. Представила отяжелевшее от страсти всхрапывание...
Обернувшись к Фар Лапу, кобыла с болью выдохнула:
- Дурак!
И замерла от ужаса: слово это вырвалось по-человечески...

(вместе с сэром Хантером)

В некое подобие тишины, установившейся после последней фразы, очень изящно вписался звук падения четырёхкопытного тела. Для разнообразия данным телом стала Хэббот, потерявшая на несколько секунд сознание. Бард тут же подскочил к своей любимице и принялся хлопотать вокруг неё, уложив её голову себе на колени, брызгая на нос водой из фляги и с беспокойством поглаживая по шее.
Сэр Хантер чуть не поперхнулся куском, закашлялся, сделал вид, что ему дым ест горло и глаза, и принялся промокать навернувшиеся слезы платком, пряча в нем лицо.
Гнедой жеребец перестал дышать, вникая в смысл услышанного. Глаза его становились все больше, а уши опускались все ниже, по мере осознания того факта, что его отвергли и сочли его рыцарский порыв проявлением глупости. Опустив голову, Фар Лап медленно побрел к озеру, в камыши, подальше от свидетелей своего позора. В одно мгновение статный красавец превратился в клячу.
Сдерживаемое возмущение буквально клокотало в глотке Даниеля, и когда бесчувственный жеребец прошёл мимо них с Хэбби (причём с таким видом, будто вообще ничего не замечает), оно, наконец, прорвалось.
- Вы… Вы что, совсем с дуба рухнули?! – если бы не лежавшая у него на коленях голова Хэбби, чьи ресницы слабо подрагивали от пережитого шока, бард бы точно с разбега стукнулся лбом в бок гнедого. – Не могли признаться в любви друг к дружке в какой-нибудь другой форме?! Хэбби, что они с тобой сделали? Скажи хоть слово… Маркиз, сэр Хантер?
Фар Лап ничего не слышал - в ушах стояло единственное слово, которым его удостоила прекрасная Альфонсина. Только когда вода дошла ему до горла, жеребец остановился. От него по озерной глади разбегались круги, покачивая отражения звезд и подсвеченных луной облаков. В такую ночь только отдавать сердце навек той единственной, которая достойна этого дара... но как быть, если дар оказался не нужен?
"Ты действительно дурак, сказал гнедой собственному отражению. Научившись говорить по-человечески, возомнил себя человеком, всю жизнь служа рыцарям, возомнил себя таким же рыцарем. Но ты не человек, ты бессловесная скотина, чье дело - бежать и молчать. Вот и молчи..." Отраженный в воде небосвод перечеркнула яркая искра - след упавшей звезды.
Сэр Хантер, взяв себя в руки, поднялся, сорвал стебель придорожной полыни, размял его в руках и сунул прямо в ноздри обморочной кобыле. Лучшего средства привести лошадь в чувство он не знал. Во всяком случае, старый цыган-барышник, открывший этот секрет леснику, уверял, что для коня полынь - что для барышни ароматическая соль.

Пока все хлопотали вокруг упавшей Хэббот, Альфонсина де Аллюр на несколько шагов отошла от спящего хозяина и с подчеркнутым безразличием принялась пощипывать траву.
Пасется она! Пасется, видите? И ни не что не обращает внимания! Вот вам всем!..
Но что творилось на душе у бедняжки Альфонсины...
Вы думаете, для уважающей себя кобылы легко выучить человеческий язык? Это же надо перемахнуть невидимую преграду внутри себя! Это надо забыть о том, что ни одна порядочная лошадь не опустится до людского чирикания!
И все это ради того, чтобы однажды удивить жеребца, небрежно бросив ему: "Чудесный вечер, правда? Может, погуляем?"
И Альфонсина тайком от всех старательно выдавливала из себя странные, непривычные сочетания звуков. И утешалась тем, что ее отдаленный предок, прославленный в легендах Громотоп де Аллюр, тоже разговаривал со своим хозяином. Если не врут эти самые легенды. Правда, Громотоп научился от своего рыцаря лишь двум высказываниям: "Хрень хреновая" и "Хряпну по черепушке!" Им обоим, коню и рыцарю, этого хватало на все случаи жизни.
И всё старание, все робкие мечты... ах, как зря было все это...
Ну и пусть! Кто сказал, что Альфонсина переживает? Вы же видите - она преспокойно пасется! Вот!

Фар Лап страдал. До глубины своей лошадиной души. Он занимался этим с упоением - пока не замерз. Теплая поначалу вода понемногу становилась совсем не такой теплой, отовсюду собрались мальки и щекотали лошадиную шкуру, пощипывая ее губами, а над головой противно ныла целая стая комаров - они слетелись, казалось, со всего озера специально для того, чтобы отравить эти скорбные минуты несчастному жеребцу.
Это переполнило чашу - даже пострадать не дадут как следует! - и гнедой развернулся к берегу. Темная вода с тяжелым всхлипом выпустила из объятий налитое тугой силой тело жеребца, плеснула в камыши волной, рыбья мелочь испуганно брызнула в стороны, сверкнув в лунном свете серебряными стрелами. Комариная туча заныла пронзительнее, качнулась следом за Фар Лапом, но налетевший с берега ветерок рассеял грозное комариное войско.
С покаянным видом гнедой пробрался на лужайку, обойдя все еще суетящихся вокруг почтенной Хэббот людей, и осторожно пристроился скраю, пощипывая траву. Лилово-карий глаз из-под мокрой челки виновато косил в сторону Альфонсины.

Выбравшись из кустов, Сэр Рональд кивнул все присутствующим и начал расседлывать Трессу. Вечер был поистине хорош: тихонько трескотели сверчки, в потревоженных кустах укладывались на ночь какие-то пернатые, неподалеку протопала семейка ежей. По лицу мага бродила задумчивая улыбка.
Отказавшись от ужина, как-никак в родном-то доме накормили на недельный пеший поход, он отвел лошадь к воде. Тресса обожала купаться, даже скорее резвиться в воде чем принимать различного рода процедуры. И снова Сэр Рональд был почти утоплен, а лошадка даже не зашла толком в воду. Тресса весело обдала его очередной волной, но удаче наконец-то повернулась к ее спутнику - копыто опустилось в рытвину и, подняв тучу брызг, Тресса все же окунулась. Достав из мокрого кармана не менее мокрую щетку и для острастки оной пригрозив, Сэр рональд подобрался к спокойно стоящей лошади. настороженность не помогла, а песка в одежде стало больше.
- Тресса! Уймись, я уже замерз, давай ты даш себя почистить, а? - заискивающе попросил маг, поигрывая щеткой.
"Мммм... Возможно" - ответила она и схватила многострадальную деревяшку.
Пас рукой и лошадь застыла с немым укором в глазах и щеткой во рту.
- Вот так-то лучше! - просияв, он принялся за ее чистку, после чего снял заклинание.
Дело удалось довести до логического конца - маг отфыркиваясь выбрался на берег, высушил одежду очередным пассом и с укором посмотрел на Трессу.
"Не будь бякой" - пронеслось в голове и игриво фиолетовый глаз покосился на него. - Фррр! - совсем по-лошадиному закончила она где-то в районе его затылка
"Вот послал же Единый..." - ощутимый пинок пониже спины не дал закончить начатое.
Мимо протопал Фар Лап с понуренной головой.
Две пары глаз удивленно его проводили, посмотрели друг на дружку, ничего не поняли и снова взглянули на гнедого. Маг пожал плечами и направился было в его сторону, но лошадь придержала его за рукав.
Они вернулись к костру, возле которого хлопотали над упавшей Хэббот, и остановились чуть в сторонке. Тресса отошла и опустив голову принялась искать траву по сочнее, а Сэр Рональд подошел к Сэру Хантеру - наиболее авторитетному по его мнению рыцарю - и довольно громко спросил:
- Простите, а что случилось? - после возникшей паузы он продолжил. - Может нужна моя помощь?

Сэр Хантер вместо ответа вытер руки, задумчиво вручил магу мясистую утиную грудку и с сомнением посмотрел на то, что грыз до этого сам. Мяса на крылышке уже не осталось. Рыцарь со вздохом забросил его в кусты - там тут же послышалась возня, блеснули в свете костра два красных глаза, и долетел хруст - у какого-то мелкого хищника случился бесплатный ужин.
- Садитесь, сэр Рональд, и угощайтесь. Сомневаюсь, что тут можно чем-то помочь. У почтенной леди обморок по случаю того, что вторая лошадь в нашем маленьком отряде тоже заговорила, а у наших говорящих четвероногих спутников - личная драма... Думаю, они сами между собой разберутся, а утка остывает. Сударь, отойдите, дайте вашей лошади встать на ноги - вы же на ней почти лежите, она боится подниматься, чтобы вас не зашибить ненароком.

*Вместе с Сэром Хантером... нет, точнее, в поддержку сэру Хантеру ^^

- Лошадь моя, - возмущённо пробурчал Даниель, ухватившись за шею Хэббот, будто ребёнок какой, - хочу и лежу.
На этом он зажмурился, принявшись бурчать что-то о всякий тут в частности и в общем. Что касается Хэббот, то кобыла очень выразительно перевела взгляд со своего юного подопечного на рыцаря и обратно. По всему выходило, что она была не прочь подняться и слегка смочить пересохшее горло, но с таким вот балластом на шее…
Не понять мольбу о помощи сэр Хантер не мог. Не откликнуться на нее - тем более.
- Воля ваша, отдыхайте, - невозмутимо отозвался рыцарь. - Сэр Рональд, вы кушайте, кушайте. Маркиз, утка остывает, а вам нужно набраться сил перед боем с драконом. А я пока вам еще балладу спою... Вы ведь не возражаете, сударь? - и он поглядел на лютню, неосмотрительно забытую у костра бардом.
Первую секунду бард демонстративно жмурился, отчаянно борясь с собой, затем всё-таки не выдержал и глянул на рыцаря.
Его лютня… его богиня сегодня бесстыдно легко давалась в руки окружающим. Но она оставалась всё равно самой очаровательной. Что же делать с этой бесовкой.
- Ладно, - почти буркнул бард, усаживаясь так, чтобы поудобнее обнимать Хэббот за шею. Кобыла ещё раз вздохнула и попробовала отползти.
- Кстати, вы лошадь-то поили сегодня? - как бы невзначай поинтересовался сэр Хантер, примериваясь к лютне. - Я обратил внимание - у нее глаза запали. Все-таки у дамы почтенный возраст, надо бы с ней поделикатнее... Какую балладу вам спеть?
«В возрасте?!» И она ещё попросила помощи у этого… у этого… комплекта доспехов?
Возмущённо всхрапнув, Хэббот поднялась на копыта, да так, что бард едва не повис на её шее, но вовремя опустил руки и теперь удивлённо смотрел на свою спутницу. Хэббот же, потряхивая хвостом и головой, самостоятельно направилась к водопою, показывая всем своим видом, что ей от этой компании ненормальных вообще ничего не надо кроме как поужинать.
- Мм, - смущённо хмыкнул Даниель, непроизвольно коснувшись затылка, - ну… что-нибудь весёлое, кажется… А то тут, - последнюю часть фразы бард предпочёл не договаривать.
Пегую кобылу провожал лукавый взгляд рыцаря. Дамы всегда очаровательно предсказуемы, когда дело касается сомнений в их юности, на скольких бы ногах ни ходили. Затем грубоватые пальцы неуверенно прошлись по струнам, время от времени замирая чуть дольше, чем того требовала наука извлечения чарующих звуков - сэр Хантер вспоминал нужные аккорды.
- Повеселее? Ну совсем веселой не обещаю, но... Пожалуй, пусть будет...
Тут он запнулся и оглядел окрестности, словно только что увидел их.
- Надо же, как совпало... - тихо проронил рыцарь. - Озеро, дракон... Право, я не уверен, что это стоит тут петь.
Даниель взглядом намекнул, что либо здесь раздастся песня, либо случится большая битва. Потому что просто так держать его лютню в руках это всё равно что, ну… Даниель покраснел.
- Стоит, - буркнул он, покосившись на остальных спутников – как они отнесутся ко всему здесь происходящему.
Кивнув, сэр Хантер устроился поудобнее, еще раз глянул на усыпанное звездами небо, и тишину нарушил негромкий хрипловатый голос. От совершенства он был далек - но по крайней мере верно держал мелодию, а слова... Слова говорили за себя сами.

Звенит струна, горит костер,
И странник загрустил.
О берег плещет Тангардор -
Хранитель древних Сил.
На берегу сидит певец
И трогает струну.
Тревожа хрупкий сон сердец,
Он смотрит в глубину.
Поет вода, струятся дни,
Сплетает пена знак.
Качают донные огни
Хрустальный саркофаг.
Хозяйка ПрОклятых Земель
В нем спит последним сном.
Ее уносят колыбель
Виденья о былом.
Дробясь на кружевной волне,
Касается луна
Лица красавицы во сне -
Как сладко спит она!
За годом год уходит прочь
Цепочкой долгих дней,
Но смертных чар не превозмочь,
Не встать из гроба ей.
О ком ее спокойный сон,
Не скажут волны вам,
Но по ночам летит дракон
К печальным берегам,
Крылом очерчивает круг,
Касается волны
Над той, чьи кисти хрупких рук
Сковали цепью сны.
Никто не скажет, что свята,
И грех ее велик,
Но осеняет чистота
Ее нетленный лик.
Земля ее не приняла,
Огонь не смог пожрать,
Но с тихим плеском обняла
Вода ее, как мать.
Закрыты ей ворота в рай,
И аду не нужна...
В какой забытый Богом край
Ушла ее душа?
Укрыла ночь ее пути,
Судьба взяла свое...
Какому Богу вознести
Молитву за нее?
Чей осенил ее покров
На смертном рубеже?
...спокойных, королева, снов,
И мир твоей душе...

Последний аккорд медленно погас в ночи.

(Сейден и я)

Над костром ещё долго летали звуки мелодий. Тихих и громких ,весёлых и покрытых тенью старины. Ночь примиряет и даёт покой.

* * *
Утро началось с раннего бриза. Ветерок боязливо пробежался над стынущим огоньком, обогнул поляну и, беспокойно оглянувшись на спящих людей, поспешил дальше Довольно плотные облака, неспешно колыхаясь, ползли по небу, то ли обещая скорый дождь, то ли просто от нечего делать.
Роса ещё не успела растаять в воздухе, а деревья как-то по особенному склонили свои вершины в утренней дрёме. В это время было почти тихо. Даже голоса утренних птиц звучали в рассветной тиши ещё смущённо и не совсем уверенно.

Проснувшись очень рано, фея сразу же принялась за дело. Ну, во-первых, ей надо было как-то отблагодарить рыцарей за помощь, а во-вторых… Придумать, что во-вторых, она не успела, так как уже во всю кружилась над поляной, упиваясь полётом и то и дело вспыхивая в рассветных лучиках. К обычным утренним звукам просыпающегося леса, Тирлим добавила мелодичный перезвон. А если хорошо постараться, то можно было услышать, как фея тихонько напевала себе под нос:

- Динь-динь, я песенку пою
В один из лучших дней.
Я землянику так люблю,
Расти, расти смелей.

На солнышко ты посмотри,
Цветочки распустив,
Я ягодою сладкою
Скорей нас одарив.

Там, где она пролетала, из земли вытягивались тонкие зеленые побеги, тут же появлялись темные пушистые листочки, а затем и крошечные бутоны раскрывали свои белоснежные лепестки. А непоседа всё порхала на своих тонких, как газ крылышках и продолжала петь:

- Конечно, знаю я, динь-динь,
Что ты растешь в бору,
Но очень хочется друзьям
Услады поутру.

Пусть алое сияние
Украсит этот луг,
И на царицу ягод, пусть
Посмотрят все вокруг.

Первым эту звонкую песенку услышал... конечно же, не толстокожий человек, неспособный оценить всю прелесть раннего утра, зыбкую паутину тумана, оседающего на ветках дикой яблони, свежесть росы - в которой так приятно поваляться, взбрыкивая ногами...
Фар Лап поглядел на порхающую фею и валяться по лужайке передумал. Во-первых, из-за одного домика вон что вышло, а что будет за полянку, на которой творилось волшебство? А во-вторых, с волшебством Фар Лап был в очень напряженных отношениях. Кто его знает, какими будут последствия? Еще придется потом весь остаток лошадиной холостяцкой жизни гарцевать с торчащими из ушей веточками земляники...
Кстати о жизни...
Скосив глаз на Альфонсину, задремавшую под яблоней, гнедой подумал, легко оттолкнулся от земли передними ногами, вставая на свечу, и ударил копытами по узловатому стволу. Вниз обрушился ливень - росы и мелких яблок.
Фар Лап всхрапнул, встряхнулся и подал пример, подобрав из травы мягкими губами яблоко. Кисловатое, приятно хрустнувшее на крепких лошадиных зубах...
Второе яблоко жеребец жевать не стал. Он протянул его Альфонсине, зажав губами.

Это было... необычно. то ли по-лошадиному, то ли по-человечески...
Но Альфонсина, которая почти всю ночь промаялась в переживаниях и заснула лишь под утро, приняла и душ, и град яблок без обиды. А жест Фар Лапа расценила как милую попытку примирения.
Легко прогарцевала к Фар Лапу и с чуточку надменным видом ("Мол, снисхожу к вашему чудачеству!") потянулась губами к яблоку, зажатому в зубах жеребца...

Юный маркиз по-детски тер кулаками глаза и пытался понять: это ему еще снится или уже нет?!
В нескольких шагах от него очень по-человечески целовались две лошади.

Зевнув, Даниель перевернулся на другой бок и попробовал сосредоточиться на ускользающем видении королевского престола, который ему лично поручили выторговать на два бидона молока и ириски. Но в сон уже зловеще рвались звуки площади, не давая сосредоточиться. Кто-то стал тянуть трон из рук, кто-то потащил прочь кулёк конфет. Резко занервничав, бард сел, вцепившись обеими руками в трон, который неожиданно оказался одеялом. И Хэббот, это самое одеяло куда-то тянущая.
- Завтрак ещё не готов, - зачем-то предупредил кобылу бард и было улёгся обратно, но тут же снова подскочил, уставившись на то же самое зрелище, что и маркиз, на лошадей, лопающих яблоки, когда сам бард последний фрукт грыз едва ли не до начала этого похода.
- Нет, ну и сны.
Зябко поёжившись и выбравшись из закутка одеяла, Даниель сонно натянул ботинки и побрёл к ручью, ополоснуться. Он даже не заметил, как спугнул детёныша-русалку, который с обиженным писком прыгнул обратно в ручей (до этого он восседал на берегу и тренировался расчёсывать волосы, пока ещё коротенькие, водянистого оттенка). Шумно отфыркиваясь, Хардинг привёл себя в более-менее бодрое состояние и даже для профилактики состояния здоровья, забрался под солнечными лучами на вершину ближайшего холмика. Довольно крутого, но вполне преодолимого. И удивлённо присвистнул – как бы они не задерживались, но, кажется, практически минули Рощу. Деревья дальше становились всё реже, а тропа казалась солнечнее. И не было вчерашних ужасов Ну или они хорошо маскировались под зайчики на лужах.
На солнце снова набежала тучка. И Даниелю вновь стало зябко. Поёжившись, он боком спустился обратно к ручью и побрёл к своим.

Зябкий рассветный ветерок забрался под плащ. Сэр Хантер прихлопнул проныру ладонью, но было поздно - сон уже улетел. Приятный был сон... к слову, в нем мелькала некая молодая вдова и вихрастые головы пацанят.
Вздохнув, рыцарь поднялся, зевая и потягиваясь. Лошадиная идиллия вызвала у него одобрительный смешок - похоже, гнедой страдалец нашел-таки путь к сердцу своей дамы. Тем лучше - в последнее время жеребец был слишком мрачен.
Поворошив золу в костре, сэр Хантер обнаружил там непрогоревшие угли. Вскоре в котелке закипала вода, обещая путешественникам утренний чай, на прутиках грелись остатки вчерашней утки, а на лопухах белел свежий сыр на ломтях хлеба - вдова расстаралась, провожая спасителя своих мальчишек.
- Маркиз, просыпайтесь! Чуете? Пахнет земляникой!

Тем временем слегка перепуганный непривычно ласковым приемом Фар Лап наконец решился вполголоса задать мучивший его всю ночь вопрос:
- Простите, мне послышалось, или...

- Я уже проснулся! - откликнулся юный де Разорилль, оборвав тягостные раздумья на тему лошадиного поцелуя - "прибредилось или не прибредилось?". В конце-то концов, если этот конь умеет разговаривать, то стоит ли трогаться рассудком из-за такой малости, как поцелуй, сорванный этим странным верховым животным у Альфонсины де Аллюр?

А сама Альфонсина, воплощенная невинность, олицетворенное неведение о сложностях жизни, тихонько заржала и потянулась губами к лежащему на траве яблоку.
Кто разговаривал? Она?! Простите, когда??

Через несколько минут на место ночёвки вернулся и бард. Нежно обнял свою дорожную подушку и с нею устроился возле костерка:
- Мы почти выбрались из рощи. Там, дальше деревьев и на несколько часов пути не наберётся. По известным слухам, там находится замок графа Сендела и земли его подданных, а дальше начинается лес, в чащобах которого дракон и живёт. Если не наступят мор, глад, война и нищета, мы уже к вечеру доберёмся.
«И мне снова придётся думать, что с вами делать» - Даниель тоскливо опустил плечи, глядя на пляшущие огоньки пламени. – Может, пойдём на войну? Говорят, в северных землях всё ещё борются рыцари со снежными великанами, победа всё ещё не известно кому достанется.
Нет, встряхнуться:
- Ну, после похода, - поспешил уточнить бард. – Мне эти земли почти не знакомы, хотя, говорят, что феи здесь жили с древних времён, люди их не притесняли.
Последняя фраза прозвучала скорее как вопрос.

Тем временем Тирлим закончила петь, взлетела повыше и с удовлетворением посмотрела на результаты своих трудов. И без того симпатичная полянка стала еще привлекательней: повсюду словно россыпь рубинов краснели крупные ягоды земляники. Все как на подбор спелые, без всяких там маленьких зеленых ягодок и беловатых бочков, которые встречаются на обычных земляничных полянах, да и размером они были с хорошую вишню. Фея кувыркнулась в воздухе и захлопала в ладошки.
- Как замечательно всё получилось! Наконец-то я смогла сделать что-то полезное! – воскликнула малышка, в последний раз золотистым вихрем крутанулась над поляной и поспешила обрадовать своих спутников.
- Ой! Как хорошо, что вы встали, а я тут подарок приготовила, - защебетала Тирлим, кружась над головами рыцарей.
- Пойдёмте, скорее. Сэр Хантер, бросайте костёр, ничего с ним не случиться. Маркиз, Даниэль, не отставайте! Специально для вас намного позже срока, второй раз за это лето созрела лучшая из ягод, не пропустите! – фея своими пафосными выкриками напоминала зазывалу ярмарочного представления. Правда, голосок был не такой зычный, но это полностью покрывалось энтузиазмом. Этим утром летунья была в ударе, её просто распирало от гордости и нетерпения.

- Лучшая из ягод - это виноград? - пошутил рыцарь, откладывая свой завтрак. Земляникой вряд ли наешься, но полакомиться не помешает, тем более - дама просит...
Земляника удалась маленькой фее на диво - крупные ягоды так и полыхали в росистой траве рубиновыми огоньками, а на вкус оказались выше всяких похвал. Они так и таяли во рту, оставляя после себя ощущение летней сказки, к которой довелос прикоснуться...
- Миледи, вы чудо!

Фар Лап, глядя на людей, навострил уши, осторожно принюхался - и принялся выбирать из травы крупные земляничины, немного сожалея о том, что не может проделать с ягодами тот же фокус, что и с яблоками. Зато выразительно всхрапнуть, приглашая Альфонсину разделить лакомство, он вполне мог. Что и проделал - с истинно рыцарской галантностью.

А маркиз при виде великолепных земляничин вдруг забыл, что он рыцарь и потомок сорока двух поколений аристократов. С азартным мальчишеским вскриком он атаковал ягоды и каким-то образом ухитрился вымазаться в соке. Красные "усы" придали ему вид нелепый, детский и счастливый.
Альфонсина де Аллюр тем временем чинно подъедала ягоды вместе с сочной травой и, надо полагать, абсолютно не замечала, что ее бархатный бок касается гнедого бока Фар Лапа. И вообще - здесь трава вкуснее, а кому не нравится ее соседство, тот может отойти.

Хмыкнув, Даниель потянулся за своей долей ягод и принялся их сосредоточенно грызть. Впрочем, была ли эта сосредоточенность вызвана ягодами или какими-то мыслями – по внешнему виду барда сказать было сложно.
- Я думаю… Я думаю… - на этой фразе он снова умолк. – В общем, вот.
Даниель, кажется, покраснел. Во всяком случае чувствовал себя он чрезвычайно смущённым, и ему казалось, что кожа на ушах и щеках едва ли не полыхает.
- Может, наверное, нам не стоит спасать принцессу, а? Я не в том смысле, чтобы не спасать, а в том, может, есть какой другой способ?
Более толково мысли почему-то выстраиваться не собирались.

Маркиз изумленно поднял брови, перелистывая в памяти страницы прочитанных в детстве рыцарских романов.
- Другой способ?! А разве такие есть? Все рыцари, какие были до нас - и Громолом Слонотопский, и Прохвостио Убегалло, и Бурчалль Кричалль... все действовали неукоснительно так: подъезжали к пещере, вызывали чудовище на честный бой, а затем или женились на принцессе, либо испускали дух на ее руках от страшных ран...
Юноша мысленно примерил на себя оба финала - и ни один ему не понравился. Он чуть помолчал, а затем продолжил, стараясь, чтобы в голосе его не звучала надежда:
- А ты... ты что-то придумал, бард? Если выкупить принцессу у дракона, так у нас денег почти нет...

Даниель на всякий случай потряс головой. И это говорит милый невинный мальчик, которым он представлял Флавия?
- Выкупить? Никогда, - возмущённо ответил он, поднялся на ноги, чувствуя как практически взлетает над землёй. Осталось только на носочки подняться…. Вот так, да. – В крайнем случае, выиграем в кости.
Слонолоп… Прекрасны легенды о героях старины и недавнего прошлого. Вот только баллады часто не замечают одного важного обстоятельства – либо дракон сам умирает своей смертью (от смеха, например), а когда рыцарь замечает это, то уже поздно, все воспринимают его героем. Тут хочешь-не хочешь, соответствовать надо.
Или вот сеньор Убегайло, знатный рыцарь, поговаривают, один из очень дальних родичей короля. Может, в девятом, а то и в целом восьмом колене. Дракон банально уснул, пока ему перечисляли все подвиги рыцаря, и под это дело сеньор и спас принцессу, предварительно завязав ей платочком рот, чтобы не разбудила дракона (отдадим принцессе должное, она старалась, так что раны благородного рыцаря, полученные в том сражении с драконом, стали истинным достоянием легенд, песен и преданий).
- А вот что делать, - это бард уже разговаривал в слух и практически что сам с собой. – Не знаю. Говорят, что в древности драконов ловили на прекрасных рыцарей, бродящих без присмотра на лугу.
Даниель перевёл взгляд с маркиза на сэра Хантера и обратно. Надо сказать, взгляд этот был весьма оценивающим.
- Ну или маг может предложить дракону соревнование в магическом волшебстве. Драконы же любят споры. Главное только, чтобы экземпляр был не слишком голодным.
Вообще, когда в жилищах драконов появляются принцессы, эти ящеры становятся обладателями совершенно несносного характера, будто бы их либо годами не кормили, либо целыми днями пилили нервы.

Рыцарь? Да еще и прекрасный? Сэр Хантер чуть не подавился земляничиной. Фар Лап, к которому от близости его прекрасной дамы вернулось бодрое расположение духа, при словах "ловили на рыцаря" вскинул голову, обозрел окрестности, дракона не увидел, прямой угрозы своему хозяину - тоже, и вернулся к прерванному было занятию - пощипыванию земляники бок о бок с Альфонсиной, как бы невзначай уводя кобылу подальше от людей под неодобрительными взглядами Хэббот.
Бывший же лесничий всерьез задумался. Если дракон - существо волшебное, то на "рыцаря" в лице сэра Хантера он вряд ли клюнет. А мальчишку вместо себя означенный сэр выставлять не собирался.
- Может, будем просто решать проблемы по мере их поступления? - осведомился рыцарь, отправляя очередную ягоду в рот. - И... сударь, я вас прямо не узнаю. Вы так были возмущены, когда наш юный маркиз хотел отдохнуть до возвращения девушке ее имущества, а теперь чуть ли не предлагаете бросить принцессу на произвол судьбы? Как-то оно не по-рыцарски...

Услышав комплимент от сэра Хантера, фея просияла, игриво подмигнула ему и взвилась вертикально вверх так быстро, словно намеревалась, по меньшей мере, пробуравить близлежащее облако. Тирлим словно испарилась, оставив за собой круто завитую спираль из искрящихся в рассветном солнце золотистых пылинок медленно опадающих на земляничный куст у ног рыцаря.
Вернувшись, малышка по своему обыкновению принялась описывать восьмерки вокруг своих спутников, особое внимание уделяя Альфонсине и Фар Лапу, практически не слушая, что говорят занятые земляникой люди. Сейчас Тирлим меньше всего заботила цель их путешествия, фея редко загадывала так далеко, хотя странные нотки в голосе Хардинга её несколько насторожили. Фея резко затормозила перед носом барда и сложила руки на груди, пристально глядя ему в глаза.

- Хорошо говорить о рыцарском долге и обычаях, когда сам являешься рыцарем, - бард склонил голову на руки, глядя перед собой. – А что делать тем, чьего голоса ни кто кроме будущих поколений и слушать не будет?
- И я не про оставить принцессу на растерзание зверю. Я про то, что, может, нам стоит, например, не изничтожить ящера, - голова основательно пухла от произносимых слов, но вот прямо встать и сказать, что: «Мне нужна помощь против барона Фандалина» - бард, увы, не мог. Уши барона были везде. Даже в диком, давно нигде не посещаемом лесу. Даже если уши здесь лежат уже больше десятка лет. – Может, стоит его склонить к, эм, сотрудничеству и использовать как веский аргумент при подходе в столицу?
Перед носом что-то мельтешило. Это что-то оказалось феей Тирлим, при виде которой Даниель удивлённо заморгал, а затем как-то грустно улыбнулся.
- Мм, хотя, наверное, нам пора бы уже и выходить. Впереди земли рачительного хозяина, милорда Сенделла. Хотя скорее всего, мы пересечём их, не встретив ни единого человека. Говорят, здешние люди все немного с прибабахами, - для наглядности Даниель покрутил пальцем возле виска. – Это у них врождённое.
А в голове носились совершенно другие мысли. И не было в них того, как бард бодро подскочил на ноги и принялся складывать свои вещи в сумку, на которую недовольно косилась Хэббот, и не было того бодрого насвистывания старой песенки. Были слова. И мелодия, разумеется:

Я немного боюсь со своей головой
Распрощаться с утра без толпы заводной,
Без насмешек и слёз. И совсем без вины.
Потому что достиг всё, что задали вы.

Я смеюсь, и дорога под моросью вдаль
Убегает, не помня людей
И событий, и дней, что бывали вчера
И неделей, и годом первей.

Я, бывало, считал, что зарок – ерунда.
И покой – лишний груз на пути
Но вчера видел бал в придорожных кустах,
С сердцем миру пришлось разойтись.

И барон, и король, и вельможная знать,
Казначеи, милорды и пэры!
Что мне власть? Я в пути, ваше мнение – вязь
Незначительных слов странной меры.

- Да, было бы занятно явиться в замок в сопровождении дракона, - усмехнулся сэр Хантер. - Дополнительная гарантия того, что Его Величество выплатит причитающееся без задержки...
И с этими словами отважный рыцарь отправился седлать своего жеребца, не обращая внимания на укоризненные взгляды гнедого ловеласа, наконец-то сумевшего оттеснить свою даму к краю поляны. Жалобное фырканье тоже действия не возымело. Чувства чувствами, а дело - делом. Пора было отправляться в путь.
Вскоре сэр Хантер уже сидел в седле, разбирая поводья и поглядывая в нетерпении на своих спутников. Фар Лап тоже поглядывал - и тоже в нетерпении - на Альфонсину. Хорошо, если позволят идти рядом...

"Милорд Сенделл? - думал юный маркиз де Разорилль, седлая Альфонсину. - Я определенно слышал уже это имя. Даже помню, что от отца... но вот что он мне про этого человека говорил?"
Память резко подвела Флавия-Октавия. Нет, она щедро и безотказно подбросила воспоминание о пыльной и скучной библиотеке, о бьющем в окна солнышке, о веселых голосах дворовых ребятишек во дворе и о нудном голосе отца, который что-то долбил о неведомом сыну милорде Сенделле. Что-то нехорошее... мол, лучше этого человека сторониться... но почему? Мальчик тогда, помнится, думал об одном: как бы скорее удрать из-под отцовского присмотра на речку, предварительно стянув на кухне что-нибудь вкусненькое для своего друга, старого браконьера...
- Альфонсина, - тихонько шепнул юноша на ухо кобыле, - тебе мой отец ничего не говорил про милорда Сенделла?
Серая в яблоках красавица благодушно фыркнула. Была ей охота засорять голову всяким человеческим вздором! Особенно сейчас, когда во рту еще стоит дивный вкус свежей травы с земляникой, а бока словно еще касается гнедой бок жеребца, настойчиво теснящий ее с поляны, в укромную прохладу леса...

Если основательно порыться в библиотеках королевства (коих, как и во всяком королевстве, не менее двух: первая в особняке королевского повара, вторая у дракона, который живёт сами-знаете-как-далеко), то можно гарантированно заработать гул в голове на добрый день. Но если вас интересует что-то конкретное, например, история жизнеописания графа Сенделла, то ощущение азарта погони за удивительными событиями и происшествиями точно будет обеспечено. Если верить истории, люди на этих землях жили уже давным-давно, так что когда король Шахназад впервые пришёл на эти земли, встречали его не непуганые зайцы, перепела и степные коты, а самые настоящие люди.
Как и всякий король, Шахназад почёл для себя первейшей обязанностью объявить им войну с целью справедливо (по собственному разумению) распределить тамошние богатства.
Каково же было чувство монарха и его воинов после двух недель бесцельных гуляний по логам, лугам и всхолмьям восточного края, когда им не попался ни единый человек, ни единого поселения не встретилось на их пути. И только по истечению этого срока, на старом камне близ кручи, ныне называемой Высокородной грядой (тоже почтенная история с названием вышла), встретился им на пути одинокий путник. Был он спокоен, уверен в себе, держался прямо и приветливо. Встретиться с ним пожелал сам король.
Коли король и его воины были в пыли, путник блистал чистыми одеждами, коли лица завоевателей были хмурыми и понурыми, путник был спокоен и ясен как солнышко, светившее у них над головой.
Путник представился Сенделом.
- Здешний князь, владыка края и старший из ныне живущих под солнцем, - князь совершенно привольно позволил руке скользнуть в переплетения колец ожерелья на шее, и теперь мягко поглаживал благородный метал, будто нашёл в нём какое-то необычайное успокоение.
Шахназад с солидной уверенностью провёл рукой по бороде, в тайне жалея, что не имел времени привести себя в порядок, ну или хотя бы расчесаться.
- Старший из живущих? Старше мага тёмной башни? Старше дивного озёрного народа русалок? В такое сложно поверить. А вот армии, которые могут справиться с любым твоим народом стоят здесь, и им не нужно казаться древнее, чем они есть, - воины принялись усмехаться, взбодрённые речами собственного повелителя – ведь и правда выскочка всего-то и делал, что стоял перед ними. А где его люди? Где замки? Где богатые поля и житницы?
Но Сендела, похоже, совершенно не беспокоили ни оружие в ладонях людей, ни их к нему отношение.
- Ваше право искать нас столько, сколь будет угодно вашему королю, только здешние земли никогда не будут вашими, а поселения пойдут на пользу не вашему королевству.
Шахназад только и успел, что приказать схватить наглеца, а его уже и не было.
И правда, что весь тот поход закончился крайне неудачно. Земли, конечно, объявили принадлежащими королевству, да только ничего путного из этого не получилось. Очень скоро поселения просто растворялись в травах и редколесьях края.
Было это более двух столетий назад. С тех пор и с запада, и с востока (за Гибнущим лесом) не раз прокатывались войны. Менялись королевства, власть их над землями ширилась и хирела, вот только земли края все эти события обходили стороной. Там правил князь Сендел, коего не могла вызвать на бой ни одна армия, зато случайный путник мог вполне встретить гостеприимный приют или целое поселение. Как им это удавалось, сами люди обходят молчанием. Хмурятся или, наоборот, мягко улыбаются, качая головой. Мудрецам не удавалось найти ответа на этот вопрос, злодеям – выведать подноготную. Только земли считаются частью королевства, в коем правит милорд Сенделл, большой любитель скачек, охоты и вкусных вин. Статный красавец с золотистыми глазами, цепким взглядом и волшебным голосом.
Но вот беда, на этом истории о милорде Сенделле не заканчиваются. В летописях то тут, то там проскакивают обрывки и упоминания на разные происшествия. Поди разберись, что из них правда, что нет. Например, что граф Сенделл – это всё тот же человек, что и двести лет назад, что он чародей или маг, а его люди, на самом деле, переодетые древние или (и это наветы злых языков) вынатки. Но во всех упоминаниях о его народе, граф всегда оказывался из тех, кто стоял на стороне собственных идеалов и не шёл на поводу у баронов и личных интересов.

Солнце снова скрылось за тучами. Пока что ненадолго, вот только за этой тучей к светилу уже подкрадывалась следующая. А там, в отдалении неба, практически не оставалось синих кусочков космоса. Кажется, дождя избежать особенно-то и не удастся. Хотя чем природа не шутит. На всякий случай Хардинг достал из сумки плащ с капюшоном, сменивший его обычную накидку. Та под водой размокнет очень быстро. А плащ всё-таки добротный, на непогоду и предназначенный.
- Вот будет весело, - решил бард, - если дождь так и не начнётся.
Ещё, идея с персональным драконом очень увлекла молодого музыканта. Он даже представлял себе, как будет обучать ящера аккомпанировать ему, музыкально порыкивая в такт мелодиям или стуча лапами по стенам замков. Наверняка, против такого не устоит ни один король и будет сражён наповал экспрессией и чувствами песен.
- Если по картам, то мы уже практически пересекли Рощу, а дальше будут пологие земли. Может, нам повезёт увидеть какое из поселений здешних людей, - Даниель уже забыл, что буквально минуту назад крутил пальцем у виска, говоря о тех же самых людях. Теперь он горел желанием пообщаться с ними. – Было бы здорово. Если нам совсем повезёт, попадём на какой-нибудь из их летних праздников.
Хэббот с тоскливым безразличием восприняла то, что её снова нагрузили и приготовили к дороге. После ночных событий вера в этот мир и созданий, его населяющих, окончательно покинула почтенную кобылу. Возможно, восьмиразовое кормление и уютные стойла королевской конюшни и могли бы реабилитировать потревоженное сознание, так что в мечтах о них Хэббот и пребывала. Бард же, не замечая ничего вокруг себя, щебетал о традициях и случаях, которые случались здесь.
- Например, у них есть традиция бросать землю в первую летящую в сентябре тучу. Мол, земля от этого начинает чувствовать себя увереннее и начнёт погружаться в зимнюю спячку без тревоги. Хотя чего тревожиться земле, я не понимаю, - Даниель смущённо повёл руками. – А ещё, говорят, лисы и жаворонки в этих местах умеют говорить на человеческом языке, только падежи путают.

В путь!
Сейчас, при свете дня, недавние разговоры о драконе казались не такими уж страшными. Юный маркиз де Разорилль приободрился и, восседая на кокетливо выступающей Альфонсине, краем уха слушал рассказ барда. Про себя он думал, что выглядит вполне достойно и браво. Как и подобает выглядеть потомку сорока двух поколений рыцарей.
(Юнец не подозревал, что рыжие "усы" от земляники придают ему вид весьма комичный.)
И лишь одно слегка портило настроение: Флавий-Октавий никак не мог вспомнить, что же говорил отец о своем давнем недруге. И был ли это здешний Сенделл? Может быть, имелся в виду шевалье де Сандалет или лорд Сендвич?

Фар Лап косил на Альфонсину, пытаясь понять, что стоит за благодушным выражением на ее... кхм... лице - и что ему это сулит в обозримом будущем. У женщин так легко и часто меняется настроение...
Сэр Хантер краем уха слушал разговор своих спутников, поглядывал по сторонам, и пытался поймать за хвост ускользающую мелодию. Будущая песня издевалась - порхала вокруг, дразнила неуловимой мелодией, не даваясь в руки - или скорее на язык. Ему все вспоминалась деревенская вдова...
- О чем бы ты спел, если бы хотелось глустить и радоваться одновременно? - спросил он у своего жеребца. Гнедой не сразу сообразил, что обращаются именно к нему, увлеченный своими мыслями.
- О... Может быть, о дорожной тоске? - и тут же попробовал бархатно:
- От этой тоски не излечит...
- ...домашний уют, - подхватил рыцарь. Пойманная песня трепыхнулась еще раз и притихла, послушно ложась на губы, полилась над дорогой на два голоса.

От этой тоски не излечит домашний уют -
Тоски по дороге, бескрайней, пустой и пылящей,
Тоски по ручьям, хрусталями и синью звенящим,
И по горизонтам, которые крылья дают.

От этой тоски не излечат покой и тепло -
Тоски по кострам, в чаще леса призывно горящим,
Тоски неизбывной по жизни, такой настоящей,
По жизни, которой живешь, а не видишь в окно.

И даже любовь не излечит от этой тоски -
Тоски по ни с чем не сравнимой бродячей свободе,
Тоски по несчитаным звездам в ночном небосводе,
По звездам, которые посеребрили виски.

От этой тоски оставалось бы лишь умереть,
Да вот ведь беда - даже вечное смерти забвенье
Бродячей душе от тоски не дает избавленья.
От этой тоски исцелить не способна и смерть.

Тирлим обожала музыку, при дворе короля Немори часто устраивались балы и звучали замечательные вальсы. Композиторов и музыкантов среди её народа было множество, а вот поэтов и тем более менестрелей малышка не видела никогда, да и не слышала, что они когда-либо были в долине. Может быть потому, что незамысловатые песенки-заклинания, сочиненные только что, феи использовали при работе. Например, рядом с поющей Тирлим всегда что-то прорастало. Просто никому в голову прийти не могло, что петь можно просто так для развлечения себя и окружающих.
Так что Тирлим впервые встретившись с Даниелем и услышав его баллады, была в восторге. И вот танцуя над головами спутников под это акапельное исполнение, малышка забыла о своих тревожных мыслях и полностью растворилась в этой светлой грусти, тем более что дуэт сэра Хантера и Фар Лапа был таким слаженным и вдохновенным.

С того момента как путники покинули Рощу, дорога значительно улучшилась. Во всяком случае, теперь это была ровная широкая тропа, которая сначала неспешно поднималась вверх и вверх, будто по склону широкого холма, а потом столь же медленно и неторопливо спускалась обратно. Под ветром покачивались травы. Пару раз, когда солнце совершенно скрывалось за тучами и те клубились вокруг светила особенно густо, на плащи, тела и куртки начинал накрапывать мелкий дождик. Скорее даже изморось. Но не проходило и нескольких минут, как дождик исчезал, и только ветерок продолжал порой холодить тела и настроения.
А потом появлялось солнце, заливало яркими лучами окрестности, и луг, переливаясь родными цветами, усиленными капельками недавнего дождя, расцветал на глазах.
Чуть в стороне от дороги показалось небольшое селение. Рыцари, как раз проезжая мимо него, имели честь зреть таинство пришествия косца на луг (бард потом долго моргал, погрузившись в задумчивое состояние – его смутило то обстоятельство, что выйдя на поле, косец не только отложил свой инструмент в сторону, но, кажется, вознамерился прозревать небесные тайны яви, причём с чрезвычайной активностью и рвением). А несколько позже, за селением, когда дорога снова начала постепенно спускаться, им встретилась едущая навстречу повозка, груженная посудой. Возница сонно моргал, покачиваясь и пожёвывая соломинку. Глаз его из под соломенной шляпы видно не было, но судя по тому, как низко наклонилась его голова и как мерно покачивались плечи при вдохах выдохах, спал мил человек натуральнейшим образом.
- Тирлим, расскажи о себе? – Даниель наклонился вперёд, почти улёгшись Хэббот на шею, при этом мимоходом почесал её за ухом. Сам же бард увлёкся посетившей его мыслью. – Говорят… Ну, по крайней мере у нас, в школе менестрелей говорили старшие курсы, что у всех фей есть одна большая тайна, которую, в отличие от человеческих тайн, должны знать, наоборот, все-все. Иначе она погибнет. Это правда?