16 мая. Полдень.
Погода выдалась по-летнему теплая. Солнышко ярко светило с безоблачного неба, кусты сирени в парке Парадиза благоухали дивным ароматом, птицы весело гомонили, а обитатели королевской резиденции пребывали в состоянии невероятного нервного возбуждения. По коридорам с раннего утра сновали переполошенные слуги, из-за распахивающихся дверей раздавались требовательные окрики, некоторые особо осведомленные сплетники даже утверждали, что собственными глазами видели кардинала, передвигавшегося по галерее с суетливостью, недопустимой для духовного лица.
Все эти хлопоты были вызваны предстоящей свадьбой дофина. Церемония венчания была назначена на три часа пополудни, и предсвадебный ажиотаж достиг своего апогея. Невеста дофина, юная и прелестная, прибыла накануне во дворец, и это событие затмило даже очередную выходку королевской фаворитки, позволившей себе публично назвать герцога де Сен-Мерфан «тюфяком». Старый герцог и впрямь был толст, неповоротлив и во всем зависим от своей хитрой женушки, но подобные сравнения в кругу избранных представителей Аррежской знати были просто недопустимы.
В Парадизе поговаривали, что Рогезская принцесса выросла в обстановке почти монашеской строгости, а потому обладает невероятно высокой нравственностью. Теперь придворные с нетерпением ожидали спектакля под названием «Молодая дофина впервые сталкивается с грубостью разбитной графини». В том, что любовница государя очень скоро совершит какую-то бестактность в отношении будущей жены наследника, никто не сомневался. Ведь в последнее время весь двор только тем и занимался, что обсуждал грубость и наглость этой публичной девки, по какому-то чудовищному недоразумению занявшей столь высокое положение...

Персонажи
Жульен IV Дюкард (король Ленории) - Сейден
Принцесса Аннабель Дюкард (дочь короля) - Sayonara
Филипп Дюкард (дофин Ленории) - Nekroc
Анжелика Дюкард (дофина Ленории) - lady-jastreb
Этьен Дюкард (брат дофина) - Drogo
Графиня Маргарита Деврийе (фаворитка короля) - arven
Барон Андре де Феммер (шталмейстер) - Ярослав
Маркиз Шарль-Антуан де Кевр (смотритель королевской библиотеки) - ores
Шарлотта де Мейден (фрейлина дофины) - Морфи
Ее сестра-близнец Ингер де Мейден (фрейлина дофины) - Зверекъ
Жозефина де Лоре (фрейлина дофины) - Kallissa
Франсуа Люсьер (придворный комик) - Шут Гороховый
Соланж Клери (оперная дива) - Ноэль
Графиня Катрин дю Милье де Монсалви (вдова, интересующаяся тайными обществами) - лесная фея
Барон Шарль де Ларош-Матье (лейтенант) - Amigo Petrificus
Маркиза Жаклин де Авье (страстная любительница лошадей) - Sarina
Князь Павел Алексеевич Бесарабский (подданый Светийской империи) - Момус
Рене Клари (ученый-энциклопедист) - Светозар
Мадлон Флавье (помощница модной портнихи) - бабка Гульда
Дени Люстин (беглый каторжник) - бабка Гульда
Вильям Теодор Стэффорд (Бририйский чародей) - Father Monk

Тема для обсуждения прикла
Квенты

НРПГ. Миль пардон, господа и дамы, что вор и каторжник влезает раньше членов королевской семьи. Но приключения Дени Люстина начались чуть раньше – прошлой грозовой ночью...

За окном бушевала гроза — и вошедший в дом человек был мокрым до нитки. Он не решался пройти дальше порога комнаты, куда его провели, и досадливо переминался разбитыми башмаками в луже, которая натекла с его лохмотьев.
Высокая мрачная старуха в черном вдовьем чепце понимающе кивнула, вышла из комнаты и быстро вернулась с ворохом одежды:
— Вот, переоденься. Мне Гуртовщик велел, чтоб тебя как надо приняли... И башмаки скинь, я тебе сапоги принесу.
— Спасибо, матушка, — с искренней признательностью сказал гость. — Ух ты, какая шкурка! Господская!
Разворачивая коричневый с желтой отделкой камзол, он уронил на пол какую-то бумагу и поспешно ее подобрал. Изящный розовый листок, сложенный втрое и украшенный сломанной восковой печатью с гербом.
— Не твое, матушка?
— Нет, — глянула старуха на бумагу. — Того же перелетного гуся, чья шкурка. Наши грамотеи читали, говорят: ненужное. Дай сюда, в очаг суну...
Старуха протянула руку за письмом. В этот момент откуда-то из сонных глубин дома донеслось:
— Эй, матушка Марго!
Забыв про письмо, старуха метнулась на голос. Видно, тот, кто ее звал, не любил ждать. Уже у порога бросила через плечо:
— Переоденься и жди, Гуртовщик покличет...
Гость быстро переоделся, оглядел комнатушку (да на что смотреть — голый деревянный стол, колченогий стул, хорошо хоть свечу оставили!), уселся, вытянул ноги в восхитительно сухих сапогах и замер, наслаждаясь тишиной и покоем. Глаза его закрылись — и...

...Ступени, сырые, осклизлые дубовые ступени плывут друг за другом, уходя из-под ног вниз, в черную рудничную воду. Проклятое колесо вращается, вычерпывая густую жижу со дна шахты, и надо шагать, шагать, шагать без остановки, и нельзя замедлить шаг, потому что колесо утащит в воду, а если черпнешь воды в башмаки, тебя ждут плети, надсмотрщикам только дай повод поизмываться, а колесо вертится, вертится, вертится, а мокрые ступени плывут, плывут, плывут вниз...

...Человек распахнул глаза, резко выпрямился на стуле.
Проклятый сон оказался куда более цепким, чем рудничная охрана. Уже далеко ушли четверо каторжников от ненавистного рудника — а сон все еще мучает, заставляет ночь за ночью чувствовать себя белкой в беспощадном колесе.
Нет, лучше не спать. Его, Дени Фигляра, ждет важный разговор. У его товарищей по побегу давние счеты с Гуртовщиком, суровым королем аррежского дна. А сейчас не время их сводить, надо затаиться, раствориться среди столичной рвани. Дени, единственный, на кого Гуртовщику не за что гневаться, послан к «ночному королю» с повинной и с просьбой принять беглецов под свою хозяйскую руку...
Чем бы заняться, чтобы не уснуть?
Фигляр лениво достал из кармана чужое письмо, развернул возле свечки.
Легкие, узорные строчки — словно не выведены пером, а вывязаны серебряными спицами. Явно женская ручка.

«Мой дорогой друг, как давно я не писала вам — ах, виновата, виновата! Как вы живете? По-прежнему ли ладят ли друг с другом медведь и горностай на вашем гербе? Не беспокоит ли старая рана? Ценят ли вас при дворе так же, как раньше (и как вы того заслуживаете)?
Увы, со мной время обошлось не слишком любезно. Боюсь, что вы не узнали бы сейчас прежнюю насмешницу Жюстину. Ах, скучная жизнь в глуши погасила те огоньки в моих глазах, которым вы когда-то посвятили прелестный сонет!..
Но память о прошлом — это то, чего не сумело отнять у меня время. В надежде, что и вы не растратили этого сокровища, лежащего в недрах наших сердец, я и пишу вам сейчас. Прошу в память об этом прошлом оказать покровительство юноше, доставившему это письмо. Вы уже не впервые благодетельно вмешаетесь в его судьбу, ибо этот молодой дворянин — ваш крестник, шевалье Дени-Антуан де Вильруа. Помните очаровательную Селестину де Вильруа, которую увез в свое поместье этот угрюмый ревнивец, ее муж? Нет-нет, я не хочу повторять сплетни, которые ходили по всему Аррежу... но ведь ее муж действительно был недоволен тем, что Селестина именно вас просила крестить малыша и дала ему второе имя в вашу честь...
То, что грубиян Вильруа увез жену в провинцию, было потерей для столицы, но спасением для меня, ибо, когда я была вынуждена покинуть двор и удалиться в свою горькую ссылку в Клертон, милая Селестина оказалась моей соседкой и смягчила мне горечь изгнания...
Увы, она уже на небесах среди ангелов. Бедняжка на месяц пережила своего тирана-супруга, несчастный Дени остался круглым сиротой. Незадолго до этого герцог Клертонский оспорил законность владения родом Вильруа большей части земель, принадлежащих им уже двести лет, и, разумеется, эти земли отобрал: не скромному шевалье тягаться с герцогом! Во многом эта несправедливость и была причиной смерти Бернара де Вильруа, но я не хочу говорить об этом человеке. Меня волнует судьба несчастного юноши, во владении которого остались лишь руины того, что некогда называлось замком, и жалкий клочок земли, непригодной даже под огород. Разве нищенское существование на этих развалинах — достойная участь для молодого дворянина, который так напоминает мне вас в ваши юные годы?
В надежде, что вы отнесетесь со снисходительностью к моей просьбе, остаюсь вашим добрым другом
Жюстина-Анжель де Льертуа».

С печальной улыбкой Фигляр положил письмо на стол.
Дени-Антуан, вот как? Тезка, стало быть. Один святой присматривает за судьбами...
Плохо присматривает, между прочим. Совсем запустил свою работенку святой Дени! Он, бывший актер Люстин, докатился до воровства и угодил на каторгу. А этот Вильруа, этот «перелетный гусь», как выразилась матушка Марго, наверняка не доехал живым до Аррежа, раз в его шкурке сейчас щеголяет бродяга Фигляр...
Люстин перевернул бумагу, взглянул на имя адресата: «Антуану-Шарлю, маркизу де Кевр...»
А затем сложил письмо, поднес его к свечке, слегка нагрел воск на огне и точными, ласкающими движениями пальцев соединил вместе половинки печати, не повредив рисунка. Просто захотелось проверить, помнят ли еще руки то, чему научил года два назад знакомый мошенник...

- А камзол-то придётся выкинуть...
Мысли текли лениво. Камзол прожгли вчера - игра выдалась напряжённая, а Господь подсуропил таких соперничков... Правда один так был - ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Пристяжной, одним словом. Зато двое других! Ну да и чёрт с ними. А за блеф завсегда наказывают. Пусть спасибо скажут, что не Светия-матушка, можно было и без рук остаться. В прямом смысле. Оборвали ж пальцы, в своё время, расстриге этому, Феофану Словоблуду. Чтоб не мухлевал, сволочь! А этот кривой, вчерашний, опять таки сам виноват. Банковать с умом надобно, а ежли батюшка с матушкой не наградили сим редким и, бесспорно, ценным даром, чего ж удивлятся, что по жизни в дураках.
Эх, где вы годы ученические. Аркаша Оберн, Мишенька Кречмер. Вот игрывали, другое дело! По трое суток за столом, судари мои. Не то что здесь. Ареж! Парадиз! Тьфу, прости Господи - бордель плавучий. Одни потаскухи. Только те, что пострашнее - те в штанах. От маркизов и графов, ажно в глазах рябит. А продаются, ежли припрёт ни за чих собачий.
Бесарабский лежал глядя в, когда-то яркую, а ныне потемневшую от времени роспись. Раньше здесь видимо был будуар, возможно даже кровать с балдахином из благородного красного дерева и тяжёлой парчи, но время безжалостно обгладало доходы владельцев дома, что не могло не сказаться на состоянии и пухлых амурчиков предающихся любовным утехам. Сейчас они были скучны. Но амурчики, меньше всего занимали мысли Павла Алексеевича, всем сердцем скорбевшего сейчас, о двух, наиболее важных вещах. Первая из них - камзол. То, что в дорожных сундуках лежало ещё семь штук, факт конечно смягчающий, но не избывающий окончательно тоску об утраченном. Конечно изуродованный предмет гардероба можно было продать - учитывая в каком отрепье ходило большинство местных клошаров, это выглядело сделкой царского размаха. Однако ж маратся не хотелось. Спору нет, сам князь далеко не ангел, но в торгово-денежные отношения вступать с добровольно убогими и разумом скорбными, с быдлом этим... Не княжеское это дело. Увольте милостивые государи
Что до второй причины страданий, то целиком и поностью вина здесь лежала на самом Павле свет Алексеевиче. Похмелье, как верно подмечено, штука тонкая. А и не пей, князюшка в следующий раз столько. Да и не к чему после граппы, прозрачной, что твоя слеза, кислятину эту, Рислингом прозываемую, хлебать. А потом шампанского ещё. Это тебе, не зелено-вино, на семи молоках очищенное. Из воды ключевой. Распушил перья, касатик? Лови болезный. Мучься теперь.
Кроме того ныла у князя правая рука - крепкая челюсть у кривого.
Короче было погано, если не сказать - препоганейше.
И гнида эта, Жюль, которого третьего дня нанял, в качестве прислуги, смылся с задатком. Жалко было не денег - не хватало комфорта существования. А Егор, судя по всему, до барина своего не торопится. И к тому ж, падла прижимистая, занаверняка до хрипоты торгуется об извозе на каждой станции. Конечно, ведь брат-то молочно-кровный, друг верный, сокол ясный Алёшенька, сидит себе в книжку умную очи ясные устремив…
Сказал бы, да один хрен не услышат.
-Ладно - просипел Бесарабский и сел на лежанке. - Кто рано... - взгляд на брегет показал, что такая постановка фразы неуместна - Вобщем кто встаёт... тот молодец.
Нехитрая сентенция как ни странно развеселила. До момента. когда глянул князь в треснувшее зеркало.

Совместно с бабкой Гульдой
-------------------------------------

Катрин де Монсальви нервно прохаживалась по комнате, в ожидании портнихи, с ноткой паники поглядывая на слегка надорванный подол платья. Её обожаемая дочь отличалась огромным любопытством и непоседством, что в сочетании образовывали гремучую смесь. Служанки сбивались с ног, пытаясь уследить за шаловливой девочкой, которая успевала побывать и на конюшне, и на кухне, и в саду. Вот и сегодня Фьора ухитрилась ускользнуть из-под их опеки и забралась в гардероб своей матери, где было приготовлено платье для сегодняшнего торжества. Когда Аннет и Летисия сумели разыскать её, она уже успела оторвать пару жемчужин, не пощадив при этом лёгкой ткани.
Наконец, на лестнице послышались быстрые шаги, и в открывшуюся дверь вбежала слегка запыхавшаяся Мадлон Флавье. Её кругленькая фигурка напоминала капельку ртути по своей живости, и двигалась она на удивление быстро и бесшумно.
Графиня с облегчением бросилась к ней.
- Мадлон, вы просто мой ангел-хранитель! Как всегда, только вы можете меня спасти.
- Ах, ваше сиятельство, не преувеличивайте! Всего-навсего немножко отпоролись кружева! Сейчас мы это поправим - и вы будете на торжествах в Парадизе обворожительнее всех. Как, прочем, и всегда...
Опустившись на колени, Мадлон Флавье привычно подхватила край подола графини.
Катрин, чуть склонив голову набок, вгляделась в своё отражение. Шёлк нежно-фисташкового цвета лёгко струился по её фигуре, а россыпь матового жемчуга напоминала капельки росы.
- Кстати, Мадлон, вы не в курсе последней выходки Маргариты Деврийе?
- Ох, ваше сиятельство, да кто же про это не слышал... Знаете, происхождение и воспитание - их же ни в чьей постели не подцепишь, даже в самой пышной постели... Ах, как идет к вашим глазам этот цвет! Не зра мадам Помпон вчера сказала, что на вас работать одно удовольствие, потому что у вас есть вкус!
Благодарю тебя, моя бесценная Мадлон, - промурлыкала Катрин. - но, боюсь, что мой вкус без вмешательства твоей хозяйки и твоих золотых ручек, был бы абсолютно бесполезен. А по поводу происхождения, я бы сказала что иногда бывают и исключения. Взять к примеру Соланж Клери. Казалось бы, оперная певичка, пусть даже и талантливая, но её ум и очарование...
Умница Мадлон, хорошо знавшая своих клиенток, не кинулась восхвалять придворную певицу.
- Поет хорошо, - скупо похвалила она мадемуазель Клери. - И покровителей выбирать умеет. Но разве ж ее сравнишь с настоящей знатной дамой? Врожденное благородство - этого не купишь. Вот, скажем, поставить ее рядом с вашим сиятельством... ну, чисто павлин рядом с прекрасным лебедем!
Графиня весело расхохоталась, ненадолго представив себе эту картину. Воспользовавшись хорошим настроением знатной дамы, помощница мадам Помпон поспешила влезть с просьбой:
- Сударыня, мне хозяйка дала несколько поручений во дворец... я понимаю, что это нахальство... но не были бы вы так добры прихватить меня с собой, а то пока доберусь...
- Конечно, моя дорогая, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать в благодарность.
Она с явным облегчением оглядела платье, на котором не осталось ни малейших следов от вмешательства шаловливых ручек Фьоры.
- А по дороге ты развеешь мою скуку свежими новостями. Ты уже побывала во дворце после приезда принцессы?
- Вчера - нет, ваше сиятельство, слишком много работы было. Головы не поднять. Такое событие - свадьба дофина! Все придворные кинулись прихорашивать перышки... Была мадам Помпон, она нам и рассказала, что там творится.
- Да, - с весёлой улыбкой произнесла Катрин, - могу себе представить, какая паника творится сейчас в Парадизе. Ну что ж, мы сможем на это полюбоваться и сами. Я думаю, нам пора выезжать, это платье и так нас задержало. Спускайся к карете, Мадлон, и я к тебе присоединюсь, как только загляну к дочери.
Катрин проводила взглядом портниху и направилась в комнату Фьоры. Уставшая от сегодняшних приключений, девочка сладко спала, подложив пухлую ручку под щёку. Осторожно поправив прядку волос, упавшую на лицо дочери, Катрин тихо вышла, бесшумно притворив за собой дверь, и направилась к выходу.

- Ну и зачем так шуметь, - бормотала себе под нос девушка, шествуя на конюшню. - Ну свадьба ну и что. Тоже мне событие.
Жаклин принялась похлопывать себя по бедру в такт своим мыслям. Самое место спрятаться на конюшне, поболтать с Жимолостью, может и настроение появится. Специально для любимой серой кобылки припасены яблоки. Уже сейчас мысли стали веселее и радостнее.
"О нет", - мысленно застонала маркиза, увидев Жака, который сегодня был старшм конюхом. Опять эта брюзга будет ходить за ней, и бормотать, что юным девушкам не место на конюшне, что не надо кормить лошадок яблочками. А где им место?? И чем лошадок кормить?
- Доброе утро, Жак, - с любезной улыбкой поздоровалась с конюхом мадемуазель де Авье. - Как сегодня Жимолость?
Конюх что-то пробурчал в ответ и девушка воспользовалась этим чтобы проникнуть на конюшню и даже приблизиться к деннику любимой кобылки, как юная маркиза обратилась в статую. В конюшню заводили чудо конезаводства племенной работы. Тонконогого жеребца, с сухой породной головой, благородным поставом лебединой шеи. Это не лошадь, это точеный шедевр.

- Смотрите, какой сегодня чудный день, - Жозефина чуть-чуть отодвинула портьеры, укрывающие окно, и в покои дофины тот час проник лучик света. – Это хороший знак. Когда природа улыбается – значит быть счастливым молодым, в этот день венчающимся, благословение свыше.
Девушка улыбнулась и завязала бантик на ленте, закрепляющей портьеры по бокам окна. Теперь вся комната была наполнена солнечным светом, а в рыжих волосах молодой невесты будто прыгали огненные искорки.
Жозефина поправила локон юной дофины, так некстати выбившийся из копны волос и, кажется, осталась довольной результатом. Старания фрейлин не прошли даром, и дофина выглядела, как и подобает невесте. Впрочем, ее туалет на этом не был завершен и наполовину.
- Вам не о чем сегодня волноваться, моя дорогая, - вновь заговорила Жоззи и взяла с туалетного столика большую шкатулку с украшениями. – Давайте примерим этот камень? – и девушка приложила к шее дофины голубой топаз в оправе из серебра.

Спасибо, батюшке, покойному. За то, что сына не барчуком вырастил - недорослем, что сам одется не может, а по спартанскому принципу.
Нет, спать укладывали не на голую землю, конечно, да и в седло, тогда ещё не Павел Алексеевич, а просто Пашенька, сел только в тринадцать, но в целом и за себя постоять мог и руками сделать, ежли потребуется. А работать кстати, ещё сам Пётр Алексеевич не чурался, даром, что царь.
Горячая вода сыскалась не сразу. Подлец Жюль странствовал где-то, а служанок этих, что достались вместе с домом, а сейчас была лишь одна - смазливая квартероночка, особо замечательным предметом одежды которой был чепчик на голландский манер, так вот служанок этих, нанимают скорее из расчёта, на утоление несколько иных печалей здешних посетителей, нежели для исполнения прямых обязанностей.
Когда Анна, а квартеронку звали именно так, наконец поняла, что требуется Его Превосходительству, она впала в состояние, которое на Руси называют амок. В выразительных карих глазах, лучащихся теплом и любовью ко всему живому плескался, как муть на дне колодца, лёгкий упрёк - мол, что ж это вы барин надсмехаетесь. Вода же есть розовая, настои лавандовые и ландышевые. Духи опять же. Облейтесь и благоухайте. А водой, да тем паче горячей…
С грехом пополам вымывшись, Бесарабский, с некоторым опасением звзглянул в недра всё того же треснувшего зеркала, и принялся скоблить новорожденную щетину. Несколько месяцев подряд, князь баловался отпустив на лице роскошную эспаньолку, но не так давно обнаружил в одном магазинчике воистину королевский бритвенный прибор, что решило судьбу бороды.
Батистовая сорочка (ах, Жени, Жени - глупая маленькая девочка, но за прощальный подарок - дюжину таких вот сорочек, спасибо), шарф на шею - два оборота, строгий, но изящный узел (проклятые кроаты - кто бы мог подумать - они и законодатели моды), брошь пожалуй с зелёным камнем – изумруд - строго, изящно. Атласные пантолоны. Камзол. Кафтан. Все в бледно-зеленоватых тонах.
И чуть-чуть духов, с ароматом чайной розы. Перчатки - белые в пику местному отребью (перчаток осталось три пары, в ящике, где они лежат присыпанные измельчённой мятой, лавандой и миртом)
Сапоги (может он себе позволить побыть немного вызывающим!? И трость.
Ах, да! Немного фиалковых духов на запястья. Совсем чуть-чуть. Местные дамы так требовательны, к кавалерам. Видимо потому. Что кавалерам особо заняться нечем, вот и выглядят куда женственнее дам.
Впорхнувшая квартронка Анна, явилась лучшим, нежели зеркало, доказательстом, что Бесарабский выглядит хорошо. Даже очень хорошо. Язычок Анны пробежался по пухлым губкам
- Господин чего-нибудь желает?
- Нет, прекрасное дитя, но мне нужна карета.
Юркая, яркая, похожая на экзотическую бабочку с тропических островов, Анна упорхнула.
Теперь подарок.
Потому как милый сударь, вы не просто гость богатый, а меж тем амбассадор Империи Светийской. Посему держать себя следует обходительно и степенно. Учтиво и с достоинством.
А подарок… Что ж, шкатулка палисандровая, с золотом и бриллиантами, содержит пожалуй не самую безвкусную вещицу в этом мире.

- Merde!!!
Вопль кучера вывел Бесарабского из лёгкой задумчивости (ах, Жени, Жени! Но Эмилия!).
Карета стояла на дорожке посреди парка, а вокруг с лаем, больше напоминающеим истерический визг носилась собачёнка, абсолютно неизвестной князю породы. На Светии, таких поголовно величают шавками – так мелочь крикливая. Однако ж в Парадизе, шавок не бывает. И почему этому недоразумению не оказаться любимой левреткой какой-нибудь вдовствующей герцогини или, что более вероятно, маркизы на ночь, каких здесь пруд пруди?

(16 мая, утро, Дени Люстин)

Да, святой Дени определенно забросил свои обязанности! Не бережет тех, кто носит его имя, ой, не бережет! Впрочем, у остальных троих беглых каторжников святые хранители — тоже лоботрясы, лодыри и бездельники!
Гуртовщик, король аррежского ворья, оказался коварным сукиным сыном. Заявил, что прощает старых недругов и ждет их пред свои монаршьи очи. А когда те, поверив, явились — приказал своим подручным взять всех четверых на ножи...
Ну, четверка тоже не на лебяжьих пуховиках выросла. Такой дали отпор прихвостням Гуртовщика — не то что мебель, даже стены трещали! Пробились на улицу — и дернули врассыпную...
И теперь Дени Люстин мрачно брел по узкой улочке и размышлял о своей треклятой судьбе. Но понемногу верх все же взял врожденный оптимизм.
Зря он хает святого Дени. Ведь удалось же вывернуться из жестокой передряги и сбросить смерть с хвоста! Правда, теперь надо опасаться и аррежских «крыс», и легавых, ибо гад Гуртовщик наверняка известил полицию о беглых каторжниках, осквернивших своим присутствием родимую столицу...
Зато на Люстине весьма приличная шкурка. И камзол хорош, и сапоги... Еще бы для полной красоты шпагу, парик и шляпу...
Со шпагой сложно, а вот шляпа как раз сейчас в поле зрения. Хорошая такая шляпа, и сидит на весьма бестолковой голове. Некий средних лет щеголь торчит под окном каменного дома и изящными движениями рук изъявляет свое восхищение даме, что с показным равнодушием поглядывает на него из окна второго этажа. Щеголь увлекся, ничего вокруг не замечает... чисто глухарь на току!
Проходя мимо влюбленного идиота, Люстин небрежно снял с него шляпу, хладнокровно надел себе на голову и свернул в ближайший переулок.
Щеголь ничего не почуствовал сквозь парик. Дама вскочила, замахала руками. Кавалер истолковал это как ответ на высказанные им пылкие чувства, восторженно запрыгал, рассыпая воздушные поцелуи и теряя драгоценные мгновения.
А когда понял свою ошибку, ощупал обделенную макушку и взвыл:
— Гра-а-абят!!!!
И рванул в тот самый переулок, куда указала ему сочувственная ручка дамы...

Конец весны, или скорее начало лета в Ленории было всегда прекрасно. Отличие от переменчивой островной Бририи, где правили ветры с океана, куда так заманивали молодого баронета, было ощутимо.
Утро выдалось нервным, и как обычно тому была причиной женщина. Свадьба дофина событие не каждодневное, но и… Франт мог только посочувствовать будущему супругу, ведь по слухам невеста уступает в красоте Соланж. А, в общем, это могут быть и просто злые языки. Андре провел весь вечер вчерашнего дня в напряжении, потому не мог заснуть. На резной тумбочке остались куски разломанной печати, полученного от сестры письма. У него разболелись глаза из-за того, что он несколько раз перечитывал бумагу с красивым подчерком. Скрашивали обстоятельства только вести из Су-Фраже. Строительство города Су-де-Пре шло семимильными шагами. Он никогда не сомневался в пользе колониальных владений Ленории, но пока что обнаруженную в горах этой дикой местности сосновую древесину малозатратнее использовать там же, чем перевозить ее сюда. Особую выгоду приносит разве что кофе. Вспомнив о бодрящем напитке, Андре подумал о Сабесе Александре. Мулат по происхождению был выбран в управляющие райских земель. Барон тут же нахмурился и не высказал мысль о том, что Ленирия могла бы поставить чистокровного жителя. Хотя сам Андре никогда бы не сменил Арреж на скучную и отдаленную океаном колонию. Не смотря ни на что, барон успел отдохнуть несколько часов.

- Де Феммер, - окликнул направлявшегося по коридору баронета друг – Поль Морен. Андре остановился и бросил холодный взгляд голубых глаз через плечо. Глазам Поля предстал молодой человек без парика в вышитом шелковом бардовом жюстокоре с золотыми пуговицами, сочетающийся с ним камзол, красный поясной шарф, почему-то напоминающий окружающим светийских казаков, рапира на перевязи, широкополая шляпа с белым плюмажем, перчатки заткнуты за пояс, кружевной галстук не слишком пышный, бриджи и ботфорты. – Торопишься? Неужели изменил свое мнение о любви.
- Поль, - с легкой улыбкой произнес Андре, - амурчики занимают лишь умы неловких любовников, когда шталмейстеры тайно посещают фавориток короля.
- Лучше б ты этого не говорил, - приблизившись, сказал Морен, и по выражению его лица читалось опасение, что их могли услышать.
- Меньше верь вракам… - с неохотой говорил Андре. Он пожал протянутую руку, и они оба направились дальше по коридору. Роскошные интерьеры Парадиза никогда не надоедали взгляду, а сейчас были особенно прекрасны, когда в лучах приближающегося к полудню солнца золотое напыление сверкало особенно завораживающее. - Уже часа два жду заказ. Что-то они не торопятся. Мне пришлось оставить слугу получать треклятые вышитые платочки.
- Настроение у тебя не праздничное, постарайся не показать это на приеме.
- Зато у тебя отличное, что могло произойти за какую-то ночь?
- Пока ты возился с подарком Светийского короля, я наблюдал забавнейшую сцену. Догадайся, кто оскорбил герцога де Сен-Мерфана? Собственно, фаворитка короля. Как, ты не знаешь!? – подшучивал Поль над баронетом.
Андре в этот момент мог только сохранять спокойствие, так как в другом случае дал бы шанс другу для очередной шутки.
- Именно потому мой дорогой Поль ты все еще без «де», а я хоть и «возился в конюшне», но одни мои ботфорты дороже твоего дома.
- К черту, Андре! Какой дьявол уселся тебе на плечо, что я вынужден слушать эту гадость?
- Моя сестра хочет перебраться в столицу, - отвлеченно произнес баронет, чтобы собеседник не понял насколько важно для Андре подобное обстоятельство дел.
- И что с того? Ты, наконец, проиграл все золото, что не можешь нанять экипаж?
Де Феммер успел только отмахнуться от слов Поля, когда, стуча каблуками к ним примчался посыльный и чуть ли не глотая окончания слов, со скоростью дикой южной кошки, рассказал о случившемся. Андре среагировал быстро и, оставив друга одного, бегом направился к королевским конюшням, куда, впрочем, он и шел.

Когда барон ворвался в дверь, то все что он мог бы сделать…
Андре бросился к стойлу. Одна сторона загона напоминала груду щепок, а остальные просто лежали поваленные, сорванные с опор весом мощного животного. Глупые людишки, а не конюхи, из страха жмутся по углам, подобно тринадцатилетним девственницам из монастыря! Эти трусливые крысы подставят его, если с конем что-то случится. Но пока что его занимали мысли не о том, чтоб кто-то сложил голову в корзину под «большой бритвой», а как спасти положение. И в довершение прекрасного утра какая-то девица рядом с посольским подарком. Конь же растопчет ее! Андре Де Феммер мигом оказался около рыжеволосой красавицы и оттолкнул ее прочь, а сам пригнувшись ушел влево от удара копыт. Медлить было нельзя. Что эта мадам могла сотворить такого, чтобы привести в бешенство этого гордого скакуна? Ах, женщины. Он сорвал с крюка веревку и ловкими движениями пальцев создал подвижный узел. Вот уже петля на шее коня. И этого оказалось мало. Обвязав веревку у ближайшего столба, барон, беспокоясь больше не себя, а за коня, с боку подошел к животному. Вторая веревка, все так же с подвижным узлом, оказалась под задней ногой скакуна. Вот уже копыто стало в петлю. Отлично! Барон потянул на себя и повалил животное.
- Мерзавцы, а ну навались! – приказал конюхам Андре. Сейчас он выглядел так свирепо, что ослушаться было не возможно, ибо было чревато отведать плетки шталмейстера.
Усмирить коня удалось. Сейчас барон осматривал животное, выискивая хоть какие-то повреждения. Он уже и забыл про рыженькую особу, которую бесцеремонно оттолкнул.

Жаклин хотела сначала возмутиться такой бесцеремонности, но затем увидела, что эти изверги сотворили с благородным животным и просто задохнулась от ярости:
- Да чтож вы такое творите то?
Маркиза схватила ближайший копытный нож из ящичка коваля и разрезала веревки. Жеребец дернулся и вскочил на ноги, раздувая ноздри и кося на барона взглядом бешено горящих глаз. Конь взметнулся на свечку, но девушка не обратила на это внимания, тихим, спокойным и ласковым голосом приговаривая:
- Тише мой хороший, тише, - девушка протягивая руку открытой ладонью вверх наступала на коня, тот недовольно храпел.
Еще шаг, удар копыта в пол, но уже не столь гневно.
- Хороший, хороший, - повторяла Жаклин, жеребец уже с любопытством обнюхал руку девушки.
Вторая рука маркизы легко но медленно поднялась и коснулась гривы коня, тот слегка вздрогнул, но позволил себя погладить. Бархатный лошадиный нос уткнулся в ладонь и надавил на нее перебирая губами. Девушка продолжала гладить красавца.
- Ну пойдем, пойдем.
И тут жеребец, до этого расшвырявший дюжих мужиков доверчиво пошел за хрупкой девичей фигуркой в денник.

16 мая. Утро.
Филипп по обыкновению проснулся рано, да и предсвадебное волнение тоже сказывалось. До церемонии оставалось еще кучу времени, и Дофин после завтрака и осмотра наряда предназначенного для церемонии скучал в личных покоях.
В комнату вошел его камердинер, с сообщением, что в конюшню прибыл подарок от его Величества короля Светии, по словам конюхов, конь прекрасен.
Это сообщение порадовало, его Высочество, и он решил посмотреть подарок, тем более ничего более интересного в это время не намечалось, весь дворец только и занимался последними приготовлениями к свадьбе.
Войдя в конюшню, он увидел, что великолепный жеребец разметав, половину денников беснуется во второй. Видя такое дело, он остановился у входа, продолжая наблюдать за дальнейшими событиями.
А события развивались стремительно, среди людей присутствующих в конюшне он заметил Барона Андре, и какую-то девицу, но со спины он ее не смог сразу узнать.
Для успокоения коня, барон его решил связать, что с точки зрения Дофина было, не совсем разумно, так это могло повредить животному, а оно было прекрасно, сразу чувствовался великолепный породистый жеребец, из тех какими славится Светия. Он решил пока не вмешиваться, и посмотреть, как они все-таки успокоят этого зверя, чтоб его можно было демонстрировать гостям.
Да и присутствие в конюшне прекрасной девушки, в это момент было не спроста. Он пытался вспомнить кто она, перебирая в уме всех прекрасных девушек, представленных ко двору, и только когда она бросилась к коню и разрезав веревки мастерски его укротив, Филипп, узнал ее, это была девица де Авье, он и не знал, что она такая опытная лошадница.
Видя, что лошадь частично успокоилось, Филипп направился к коню, достав из кармана, предварительно прихваченное яблоко.
Подойдя с другой стороны, он осторожно погладил его разгоряченную шею, и протянул ему лакомство.
- Я восхищен Вашей смелостью и отвагой Жаклин, - произнес Филипп, медленно идя рядом с конем.

Маленькая левретка Зизи с разбега прыгнула на грудь своей сонной хозяйки. Та лениво толкнула ее, но собачка возмутилась и стала стаскивать одеяло. В конце концов обладательница нахального зверя уныло села на кровати и глубоко-глубоко вздохнула.
Хозяйка была принцессой Аннабель. Самой настоящей, но сказочной красотой не отличалась - рыжая, веснусчатая, пухленькая, да и в возрасте была барышня.
Аннабель еще раз глубоко вздохнула, поднялась и подошла к зеркалу. Горестные мысли не оставляли ее знатную голову. Свадьба, опять свадьба... Все женятся, выходят замуж, а она... Даже никакой самый скромный соседний принц или хотя бы герцог не додумался взять ее в королевы или герцогини из соображений, что она дочь весьма могущественного короля.
Нет, ну надо же! Женится ее племянник , сын ее брата, кторый, кстати, тоже не был одинок. А она, она...
На глаза принцессы навернулись слезы, и она поскорее позвала служанку. Аннабель принесли красивое серое платье с кружевами на скромном вырезе, затянули в корсет и надели маленькие сапожки на высоких толстых каблуках. Потом поколдовали над прической (это всегда требовало от служанок немало усилий, ибо волосы принцессы были весьма непослушны), и Аннабель Дюкард была готова к очередному выходу в свет.
Но она совершенно не собиралась это делать. Ей очень хотелось, чтобы про нее все забыли из-за суматохи и потом несчастная доченька Дюкарда могла жаловаться папе на злых людей.
-Мари, неси мне завтрак сюда, не хочу никого видеть, а я пока схожу в церковь! - капризно и пронзительно крикнула Аннабель, развернулась и побежала поспециальному ходу в дворцовый храм. "Пожалуйста, Господи, дай мне на старости лет хоть надежду выйти замуж. Аминь", - закончила она молитву, вытирая слезы.

-Мари, выведи моих крошек, - приказала Аннабель, позавтракав.
Собачки были фактически смыслом ее жизни - целое собачье семейство, которого до ужаса боялся весь двор. Самой любимой была, конечно, Зизи - ей позволялось все. Принцесса схватила подбежавшую собачку на руки и велела никому за ней не следовать. Правда, следовать-то особо было некому.
Аннабель грустно и понуро шла по красивейшему парку. К его красотам она привыкла с детства, то есть видела их уже тридцать шесть лет подряд два раза в день, поэтому не обращала на них внимания.
А вот крошка Зизи обращала. И очень даже. Именно поэтому она тяфкнула, выскочила из расслабленных рук своей хозяйки и кинулась в ближайшие кусты. Очевидно, наслаждаться природой.
Но принцессе это не понравилось. Она только-только сообразила, что стоит позвать беглянку, как услышала ржание, грохот, крики и, конечно, тоненький голосок Зизи. Принцесса быстро (насколько позволяли юбки и корсет) кинулась на дорогу. И - оужас!- ее глазам предстала ужасная картина: собачка нападала на красивую пару, запряженную в богатую карету. Кучер ругался и явно мог сделать что-то нехорошее с Зизи, и несчастная Аннабель мужественно бросилась к лошадям и схватила левретку на руки
-Господи, как можно быть таким бессердечным! - гневно воскликнула она.

Проснувшись, Соланж не сразу открыла глаза. Она давно уже приучала себя к аристократической беспечности, которая немногим избранным была присуща по праву рождения, когда как ей приходилось вырабатывать у себя подобные привычки за счет длительных тренировок. Миновало то время, когда, едва вырвавшись из объятий Морфея, девушка мгновенно распахивала глаза, чтобы убедиться в том, что все хорошо, и она не окажется вновь в своей девичьей постели, от которой, как казалось, даже пахло неуверенностью в будущем. Нет. Прежде чем разлепить веки, следовало найти в глубине души ощущение безопасности, потом с видимым удовольствием, улыбнувшись, посмотреть на мир, предвкушая радости грядущего дня. Именно это мадмуазель Клери и проделала, не преминув еще и сладко потянуться, вытянув носочки и раскинув руки. Сама она, казалось, утопала в мягкой перине и ворохе белоснежных простыней, подушек, покрывала, рюшечек и оборочек. Каштановые волосы легкомысленными прядями выбивались из-под чепчика.
-И что же нас ждет сегодня?- сладко спросила она сама у себя, не без удовольствия рассматривая свои маленькие ступни.
О, сегодня оперную певицу ждало много удовольствий. И одним из самых приятных явлений должен был быть новый наряд, сшитый специально для столь знаменательного события, как свадьба дофина. И даже не столько сам наряд, как новая шляпка…
Босиком, в ночной рубашке Соланж побежала в соседнюю комнату, с азартом ребенка, бегущего к елке за рождественским подарком, чтобы посмотреть на приготовленное чудо. Что же, с соседней комнате действительно было найдено платье, новая пара чудных туфелек, веер, тросточка и даже восхищенно созерцающая все это великолепие горничная, но вот шляпки-то и не было. Мадемуазель Клери, по-детски выпятив нижнюю губу, поинтересовалась у прислуги, а где же, собственно, круглая картонка с головным убором, на что и получила не порадовавший ответ, что, мол, не приносили..
Ни розовая вода, ни мускусное масло, ни черепаховый гребень и даже, что совсем невероятно, шоколадные конфеты не смогли заглушить обиды. Едва одевшись, все с тем же выражение детского разочарования на лице, Соланж поспешила к единственному человеку, который, по ее мнению, мог что-то исправить.
-Марго, они украли мою шляпу!- капризно заявила она прямо с порога, без церемоний врываясь в спальню графини Деврийе.

Жаклин улыбнуась Дофину, продолжая что-то шептать коню.
- Ну же, хороший мой, не переживай, пойдем, - ласково ворковала Жаклин ведя коня за собой, удерживая его за гриву.
Грозно сверкнув вслед шталмейстеру взглядом, девушка завела таки коня в денник и заперла дверь, с трудом вырвавшись от не желавшего ее отпускать жеребца, который выманил все яблоки, предназначенные Жимолости.
- Извините, Ваше Высочество. Доброе утро.

Погода всё-таки разгулялась. Приводивший в отчаяние непрерывный дождь, обосновавшийся в последние дни в Арреже, на рассвете внезапно прекратился. Весеннее солнце разогнало тучи и ярко сверкало на хорошо вымытом небе, на голубизне которого вырезались набухшие почки каштанов. Это дало возможность пышному расцвету соломенных и украшенных цветами шляпок на головах аррежанок, фраков нежных тонов и светлых панталон на их спутниках. Похоже, что жители столицы решили показать новоприбывшей невесте дофина, как в Ленории умеют одеваться.
Расположившись с Мадлон в своей карете, притормозившей перед бронзовой статуей на площади, Катрин рассматривала праздничные украшения. Флаги были установлены повсюду. Решётки королевского парка позолотили заново, из фонтанов било вино, и, чтобы каждый мог принять участие в свадьбе дофина, под деревьями в тени больших полосатых сине-белых тентов раскинулись гигантские бесплатные буфеты. Всё вокруг обширной площади, вплоть до кадок с апельсиновыми деревьями, увешанными яркими плодами, было полностью готово к вечерней иллюминации. Скоро, когда свадебная церемония будет проходить в большом квадратном зале Парадиза, верные подданные короля смогут здесь отведать индюшек, каплунов, паштетов и множество иных яств.
Но вот карета наконец-то тронулась, и весь оставшийся путь они проделали без излишних задержек. Будучи уже в парке, Катрин любовалась из окна цветущим великолепием, когда карета резко остановилась, послышались крики, лошадиное ржание и тонкий собачий лай. Распахнув дверь, графиня де Монсальви вышла из кареты и узрела разыгравшуюся перед её взглядом сцену.

Тяжелый сон короля едва не оборвался от шума упавшего слуги. Один из придворных ожидавших пробуждения его величества, от нечего делать пнул слугу, имевшего цель открыть окно, с коей он и вошел в спальню. Тот с глухим стуком упал, задев кровать и застонал.
Король что-то промычал сквозь сон и с недовольным, опухшим от сна лицом повернулся с бока на спину. Затем что-то пробормотал сквозь полусон. До собравшихся придворных и слуг долетели лишь обрывки фраз:
-…мерзавцы….канальи….
Кто-то нервно сглотнул. Кто-то со скучающим видом отвернулся. Король же едва-едва выбравшись на зыбкую грань между сном и явью, вновь ухнул в сновидение. Молодое женское тело, разметавшаяся постель…
…Солнечные лучики упорно приближались к лицу Дюкарда. Еще чуть-чуть и первый наглец вознамерился потревожить сон короля. Жульен вновь промычал нечто непонятное, сходное по смыслу с предыдущим и попытался уйти от света в свой сон. Еще глубже. К кровавому кошмару.
Придворные знали, до начала монаршего дня остались считанные мгновения.

Его Величество изволит просыпаться рано. Женщины, которых соблазнял Франсуа Люсьер, изволят засыпать только под утро. А сам Франсуа, таким образом, опять совершенно не выспался.
Широко зевая, он на ходу ел яблоко и поминутно потирал глаза.
В одном из залов Франсуа остановился на мгновенье перед огромным зеркалом и, поправив кружевной воротник, подмигнул своей неотразимости и направился дальше.
Приоткрыв дверь в одну из зал, он увидел там множество скучающих придворных
Юноша успел во время: Его Величество изволит просыпаться.

(МАДЛОН ФЛАВЬЕ)

Лошадки, собачки и скандал, который вот-вот разразится – это все, конечно, мило и интересно. Но если Мадлон Флавье не доставит вовремя во дворец оба заказа, она окажется в центре другого скандала – и это будет ой-ой-ой что такое!
Скороговоркой пролепетав графине слова вечной благодарности, Мадлон подхватила свои коробки, выскочила из кареты и бегом, напрямик, по аллеям, мимо кустов, подстриженных в форме зверей и птиц, побежала к дворцу.
Заблудиться она не боялась, не первый раз здесь. Вот только не привязался бы кто-нибудь из нахальной дворцовой челяди...

- Святы мои, мать честна, грехи мои тяжкие!!!
Бесарабский почти угадал. Только не маркиза на ночь, а сама Её Высочество, принцесса Анабель, герцогиня Шартре.
Вечная девочка, среди маскарада Парадиза.
Что Павел свет Алексеевич? Попал, как кур в ощип? Амбассадор, да?! А ты слухи, касатик, слухи вспомни. Принцесса Анабель поперёд людей всех, собачёнок своих любит.
Правильно, а кого ей ещё любить, скажите на милость, ежли этой рыжей девице, с конопатым носом в мире нынешнем тесно и душно. На Светии-матушке, девицы-красавицы, в её возрасте в баб превращаются. Чтоб хата справная, семеро по лавкам и мужик рядом. А этой? Престол ей не светит, даже близко не мнится. Свататься к ней, особо никто не сватается, даже и из-за политик хитрых, высоких.
Эх двум смертям не бывать, выкручиваться надо.
Мог конечно князь Пашенька (вот прозвище с корпуса пажеского прилипло) порхнуть из кареты селезнем, глянуть орлом, пройтись гоголем, да и рассыпаться в комплиментах и извинениях. Мог. Однако ж не стал.
"Горд зело, Павел князь!" - это про него. Гордость сия - фамильная. У кого честь, у кого девиз, у кого герб, а у него, вишь, гордость. Не даром, писцы консульства рогезского, Спесивцем именовали. Очень уж спину гнуть льстиво да угодливо не любил.
Потому Бесарабский вылез из кареты с достоинством, поклонился церемонно
- Прошу простить, великодушно, Ваше Высочество. Искренняя надежда моя, что любимица ваша не пострадал. Моя вина, не доглядел, чего мужчина допустить не может. Потому, готов принять любое наказание, дабы искупить хоть часть вины моей перед Вашим Высочеством.
После чего Бесарабский согнулся во втором церемонном поклоне.
Ой Пашенька, ой вырвут тебе когда-нибудь глазки твои ясные, похабные. Чтоб не пялился куды не след. И уж тем паче не с такой иронией на особ августейших смотрел. На женщин смотреть надобно как? С вожделением - дурья твоя башка. Учили тебя, учили... Разбаловался ты, князюшка.
Не мог Бесарабский с собой ничего поделать. Великим насмешником не был, но куда глаза девать бестыжие.
И тут принцесса, видимо убедившись, что с собачкой её неаглядной ничего худого не стряслось, подняла взгляд на князя.
Такой пронзительной, чистой и глубокой синевы, Павел Алексевич Бесарабский на своём веку не видывал. И взгляд этот, удивительно, для особы августейшей, честный, наивный и беспомощный, хлестнул, как кнутом.
Господи, да она же...

Причина задержки сразу же стала ясна - впереди стоящий экипаж, принадежащий Бесарабскому, был атакован одной из любимиц принцессы, никогда не расстававшейся, по крайней мере, с одной из них, и тем самым перегородил дорогу ещё паре карет, одна из которых и принадлежала де Монсальви. Да вот и сам Пётр Алексеевич склонился в поклоне перед августейшей персоной. Графиня с трудом сдержала улыбку, наблюдая за этой сценой. Во всяком случае, в её помощи никто не нуждается, а значит можно отправляться.
Оглянувшись кругом, Катрин всей грудью вдохнула полный пьянящих ароматов весенний воздух, и, махнув рукой кучеру, чтобы следовал своим путём, направилась к одной из дорожек, ведущих ко дворцу. День был слишком хорош, чтобы не насладиться им в полной мере, и она опустилась на одну из скамеек, окружённую кустами жасмина. Прикрыв глаза и вдыхая лёгкий, чуть горьковатый аромат, она припомнила, как около двух лет назад, разгорячённая балом, она выпорхнула в вечернюю прохладу сада, и просидела около часа на скамейке, наслаждаясь ароматом жасмина и яркими звёздами над головой, пока её не разыскал муж.
Ах, Мишель, Мишель... Уже больше года, как его не стало. Он был ей хорошим другом и любящим отцом для Фьоры. Они обсуждали многие вещи, и для Катрин он являлся кладезью знаний. Но всё же один большой секрет так и не сошёл с его губ. И вновь в груди Катрин всколыхнулась горечь при воспоминании о том шоке, который она испытала, случайно обнаружив тайник с бумагами, три месяца спустя после его смерти. Тогда же она поклялась выяснить всё, связанное с этой тайной, и посвятила этому много сил и времени.
Так и не открывая глаз, Катрин продолжала сидеть на скамейке. Время ещё есть, и ей так не хотелось уходить отсюда...

Андре не предполагал, что кто-то вмешается, а уж, тем более, женщина. По тому, что он успел заметить, конь не получил повреждений. Теперь барона волновало, как... нет, кто допустил к подарку Светийского короля эту психованную девицу?
Пока юная прелестница миловалась с конем (уж лучше бы она нашла себе кавалера), баронет отошел с Жаком в сторонку.
- Куда ты смотрел, гнида, подпустив ее к жеребцу Дофина? Кто она? - Де Феммер говорил спокойно.
- Маркиза Жаклин де Авье, - последовал ответ наслышанного о мастерстве шталмейстера конюха.
Андре задумался и кинул, не поворачивая головы, быстрый взгляд на де Авье.
- Убери тут и катись к черту! Чтоб я тебя неделю здесь не видел.
- Как изволите.
Андре, не слушая распоряжений Жака, направился за конем и… остановился. Дофин тоже был тут. Подобное обстоятельство если не сбило спесь с барона, то подействовало отрезвляюще.
Сохраняя невозмутимость, он вышел из конюшни подышать свежим воздухом. Надо было подумать обо всем хорошенько.

Аннабель так сильно прижала к себе Зизи, что возмущенно запищала. Принцесса жалобно смотрела на пассажира кареты, так не понравившейся собачке. Это был... Сейчас, сейчас, она вспомнит... Ой, это же князь Бесарабский! Да, ей его представляли когда-то давно. Он едет на свадьбу дофина, как и все сегодня. На глаза Аннабель едва не навернулись слезы, но она сдержалась и выпрямила спину.
- Прошу простить, великодушно, Ваше Высочество. Искренняя надежда моя, что любимица ваша не пострадал. Моя вина, не доглядел, чего мужчина допустить не может. Потому, готов принять любое наказание, дабы искупить хоть часть вины моей перед Вашим Высочеством.
-А, да, - растерянно проговорила принцесса. - Я.. нет, ничего страшного, все в порядке. Извинения приняты, - она попыталась улыбнуться как можно приветливей. - Никто не собирается вас наказывать, бросьте. Ведь сегодня такой день... - Аннабель вздохнула.

- Ну что, Вы маркиза, какие извинения, вы совершили подвиг, по спасению такого чудного подарка.
- А вас сэр, кивнув в сторону уходящего шталмейстера, я прошу подготовить мне основательный доклад, как такое безобразие могло произойти, с подарком от Его Величества Светии.
- Ах, Ваше Высочество, какой уж тут подвиг. Просто с лошадьми надо уметь разговаривать, - скромно потупив взор, ответила Жаклин.
- Ну, Вы принижаете свои заслуги перед короной и нашим союзником, - ответил с улыбкой Дофин.
- Кстати, а кто нибудь знает, как называется это чудо? - спросил Филипп, у присутствующих конюхов
- Неистовый от Нарядной и Стремительного, - пробормотала маркиза.
- О какое чудное имя, оно точно отражает его сущность, а как вы его узнали, Жаклин, с вопросом в голосе произнес Филипп.
- Это очень просто, Ваше Высочество. Видите у него на холке тавро? Цифра 5 означает, что он рожден в королевском конном заводе.
Буква Н что он принадлежит к маточному семейству Невообразимой и буква В, что по отцовской линии он из линии Варвара. Ну и, наконец 086И, это номер записи в племенной книге, под этим номером значится именно вороной жеребец Неистовый от Нарядной и Стремительного
- Как все интересно, милая Жаклин, я и не думал, что Вы обладаете такими глубокими знаниями.
- Когда Ваш отец занимается лошадьми, и Вы их видите каждый день, тогда и получается, что в голове много ненужной информации, - девушка улыбнулась, поднимая взгляд на дофина.
-Да иногда информация, которая кажется лишней, может пригодиться, как сейчас, - с улыбкой произнес Дофин. Я вижу, что Неистовый соответствует своему имени, и надо как-то его успокоить и попробовать на нем проехаться, уж очень красив, думаю, я на нем очень хорошо буду смотреться на церемонии.
- Если бы Вы спросила совета у меня, то я бы предложила примерно через полчаса выпустить его в леваду, пусть с часок побеситься, а потом полчаса на корде и он будет спокоен.
Жаклин машинально поправила выбившийся на лоб рыжий локон.
-Это хорошее предложение, а мы пока можем осмотреть остальных лошадей в этой конюшне, я думаю, вы пришли сюда не только из-за любви ко всем лошадям сразу, с неизменной улыбкой произнес Филипп.
- Я воспользовалась Вашей конюшней, чтобы держать здесь свою лошадку, - виновато пробормотала Жаклин. - Ее зовут Жимолость.
-В этом нет никакой вины, пойдем, посмотрим Вашу Жимолость, мне кажется, что она очень похожа на свою милую хозяйку, продолжил Его Высочество.
-Ей, кто нибудь, пусть принесет нам с маркизой яблок, что ли, - негромко приказал Дофин.
Девушка уверенно направилась к деннику с точеной серой лошадкой.
- К сожалению, она на меня не похожа.
- Это мы сейчас проверим, - сказал Дофин, направляясь вслед за маркизой.
- Ну вот, Ваше Высочество, - улыбнулась, Жаклин поглаживая бархатный нос Жимолости.
- Прелестная лошадка, Вы не правы, она похожа на вас характером.
14:15Вы ошибаетесь, Ваше Высочество, в отличие от этой лошадки мой характер соответствует моему цвету волос, - произнеся эти слова, маркиза осеклась.
Нельзя такое говорить, это не соответствует этикету. Так не поступают молодые аристократки.
-О, это очень интересно, - с заинтересованным видом произнес Дофин, Мы не заметили некоторую горячность в ваших словах, да и ваша горячность объяснима сегодняшним происшествием.
Девушка смущенно молчала, не поднимая глаз от сапог дофина.
И не смущайтесь, так, я не кусаюсь, особенно таких смелых и милых, лучше давай те покормим ее яблоками, которые, наконец, принесли.
Дофин взял из корзины яблоко и скормил его Жимолости
Кобыла удивленно посмотрела на хозяйку, но яблоко все-таки взяла. Аккуратно, даже несколько кокетливо. Жаклин молчала. Она все еще переживала то, что ляпнула, невпопад говоря с дофином.

Извинения приняты... Господи, да она совсем чуждая этой куртуазности. Вот уж воистину - не от мира сего.Разве ж так принцесса могущественной державы должна отвечать нарушителю собственного спокойствия.
А глаза у Её Высочества, отнюдь не радостные. У всех чай праздник, а она, сердешная, опять с носом. Конопатым. Но какой взгляд!
О-о-о! А ты, свет Пашенька, не влюбился ли в принцессу-то, заграничную? Что-то запал в душу взглядец-то? А?
- Ваше Высочество, более чем великодушно. Однако, преданный ваш слуга, отныне и навеки, должен как-то загладить вину свою, коя ему столь любезна прощена...
Думай голова, шапку куплю! Подарок должен быть достоин принцессы!
Ну что, князюшка, повадился кувшин по воду ходить? Чёрта лысого!
- Могу я предложить, Вашему Высочеству, свой экипаж, для прогулки по парку? И не сочтёт ли Её Высочество, дерзостью превеликой, сие предложение.
Олетал сокол-ясный... Плакала буйна головушка, Поднимите други верныя, и братец Алёша, за тризною чарку во светлую память князя Павла свет Алексеевича.
Потому что синева глаз этой, стареющей, полноватой, рыхлой рыжей женщины, застит свет вокруг.
И тонет мир весь, в немом укоре, в смирении с ненужностью, с детской какой-то обречённостью на несчастье.
Без любви и цветы загинаются, а тут женщина!

Шарль де Ларош-Матье в этот день проснулся рано. Впрочем, он всегда просыпался рано, но сегодня был особый день, поэтому сказать, что он проснулся как обычно, значит сбить себе всю канву. Собрался быстро, благо воспоминания о гусарском корпусе были свежи. Перед выходом окинул придирчивым взглядом молодого человека в зеркале и не нашел в нем ни одного изъяна.
- Что ж, - сказал он себе, - самое время пожелать Его Высочеству доброго утра. – И вышел из дома.
Денек выдался на загляденье. Не хотелось портить такое прекрасное утро поездкой в карете, посему, здраво рассудив, что время у него еще предостаточно, он решил совершить утренний променад до дворца. На лицо так и просилась улыбка. Барон решил не сдерживать ее и от всей души радовался, когда встречные прохожие улыбались в ответ. Вот и очередная девушка одарила молодого лейтенанта очаровательной улыбкой. Он улыбнулся в ответ, но в голове внезапно всплыл образ Соланж Клери.
- Ах, моя милая Соланж. – с улыбкой тихо проговорил Шарль. – Отчего же вы так прелестны?

Через четверть часа барон благополучно достиг королевской резиденции. До пробуждения короля, по сведениям Шарля, оставалось еще несколько часов. Больно уж любил Его Величество побаловать себя продолжительным благостным сном.
Ничего, подождем.
Ждать Шарль умел. Как и его отец. Как и все в его семействе.
Де Ларош-Матье вошел в залу, где уже толпилась орда придворных, во главе с шутом. Мысль: "А какого черта я здесь делаю?" была безжалостно подавлена в зародыше. Подумаешь так или, не дай Бог, скажешь и не видать тебе ни королевского благоволения, ни сословного продвижения, ни повышения на службе. А посему: Доброе утро, Ваше Величество!

Андре поклонился Его Высочеству. Задание Дофина проигнорировать будет чревато последствиями. Тут главное сохранять чистый разум, а уж виновник всегда найдется. Барон прошелся по зеленой траве к ближайшей кованой лавке, выкрашенной в белый цвет. Присев, он начал обдумывать дальнейшую тактику. Ничего путного в голову не лезло. Де Феммер наслаждался птичьим щебетом, когда к нему присоединился Поль.
- Жак поведал мне о твоих подвигах, - присев рядом, сказал мужчина в одеянии серого цвета. Выражение лица Морена было обеспокоенным.
- Утро не задалось с самого начала... хотя нет, еще с вечера, - олицетворяя непоколебимость, словно античный философ, ответил баронет, и сделал жест рукой, как бы напомнив о существовании Рока.
- Не увиливай, ты чуть не переломал ноги «подарку», - осудил Де Феммера Морен.
- Но он даже царапины не получил.
- Фортуна, не более того... Ладно, ты мне лучше скажи, как к этому отнесся Дофин?
Андре очень не хотелось сейчас разговаривать на эту тему, но они с Полем друзья и его молчание будет расценено как недоверие.
- Сказал, чтобы я приготовил отчет... Поль, я не понимаю, что, - баронет снял шляпу и провел пятерней по светлым волосам, доходящим ему до плеч, - могло случится... Точнее, как?..
Андре выразительно посмотрел на друга и Морен впервые за долгие годы увидел того куролесника Де Феммера, старого друга, с которым он в юности убегал к священнику Модильяну, помочь собрать новый урожай винограда.
- Если ты будешь тут рассиживаться, то к вечеру не поспеешь.
- Думаешь, к вечеру ему будет нужен мой отчет? На три часа намечена церемония, потом...
- Ты, мой друг, совсем раскис. Где тот франт, с которым я на пару ходил к дочери булочника?
- Я все тот же, Поль. Почти. Разве что стал еще неотразимее, - с наглой усмешкой, произнес Андре. - Чего это ты вспомнил Фелицию?
- Да так, у нее была потрясающая коса, цвета пшеницы, - мечтательно произнес мужчина.
- Она у нее и сейчас, - смотря прямо в глаза другу, ответил он. Андре положил локоть на спинку лавки и поднес кисть руки к подбородку; одна нога согнута в колене и пятка лежит на другой ноге, опущенной на землю. Поза баронета могла быть расценена, как высшей степени заинтересованность, если бы не известный только этим двоим скрытый смысл всего произнесенного.
- Ты ее навещал? – все-таки осмелился спросить Морен.
- Нет. Зашел в новое кафе, и она оказалась хозяйкой...
Поль нервничал, Андре это сразу заметил по тому, как его друг поправил шпагу.
- Но самое интересное, что она мне рассказала, будто ты ее частенько посещаешь.
- Зачем мне дочь булочника, - отмахнулся Поль. - Андре, не подозревал, что...
- О, да. Поль, ты врешь мне, - выразительно смотрел блондин на друга холодными голубыми глазами. Этот взгляд смуглого молодого человека особенно раздражал Морена, когда правда была на стороне Андре Де Феммера.
- Ты лучше подумай о том, как будешь объясняться с Дофином и не примени Господь с Его Величеством.
- Не дави на мораль. Я может, и угодил в болото, но ты не лучше. Фелицию-то ты навещаешь, а в жены не берешь. Чем же она не угодила такому прохвосту, как Морену?
- Андре, - Поль снисходительно глянул на друга, - а твои похождения в пансионате благородных девиц? Они еще...
А вообще забудь, после твоей выходки...
- Знаю, через пару часов, весь Парадиз будет обсуждать случай с Неистовым.
Поль искренне рассмеялся, - Да ты кое-что забыл. Помнишь ту чушь, что ты сморозил в коридоре?
- Смутно, но я позволю тебе освежить мою память.
- Графиня... Да, Андре! Да! Я сам слышал, как слуги об этом судачили, так что, если ты переживешь Сегодня, это будет даром Небес.
- Пхе.
- Именно, так что вставай и пошли разбираться с твоим докладом. Я помогу тебе, но ты знаешь, что я хочу взамен.
- Поль, я признателен тебе за поддержку, но даже Франсуа Люсьер не поверит в тот бред, который я вынужден буду сказать.
- Да, но если мы разыграем сцену, - не унимался Поль.
- Сцену?! – от расслабленной позы античного философа ничего не осталось. Андре вскочил с лавки и на повышенных тонах чуть ли не рычал. - Я барон! И шталмейстер его Величества! Это будет позор!
- Как хочешь, - зевнув, ответил Морен и тоже поднялся, чтобы уйти.
- Постой... – успокоившись, сказал блондин. Он надел шляпу и поправил на себе одежду. - Я согласен, но только чтоб без увечий.
- Все будет отлично. Отточим удары, я слегка царапну тебя и...
Андре демонстративно закрыл уши, чтобы не слышать слов Поля. Когда друг нахмурился, он неожиданно толкнул его в плечо. Поль успел только дернуться в сторону. Дружеский смех последовал после этой незатейливой проделки и двое направились обратно во дворец.
- Я уже думал ты собираешь вещи в ссылку, когда Жак ошарашил меня новостями, - произнес Морен, пока они шли.
Андре ничего не ответил. Он снова надел ту маску холодности и презрительности, которую носил последние четыре года.

Андре и Поль вернулись в конюшню, когда уже убрали половину мусора. Жаль богатые интерьеры, но уже ничего не поделаешь. Еще придется уведомить управляющего, чтобы пригласил художников и рабочих, восстанавливать отделку. В Парадизе даже конюшня была произведением искусства.
Де Феммер переступил через обломок и направился к одному из конюших.
А время-то бежит…
Поль уже не мог слушать все эти стоны и мольбы людей, совершенно не знающих, чего требует от них шталмейстер и его сообщник; бесконечные вопросы: «Кто заходил? Не останавливался ли кто у загона Неистового?» и так далее.
- Андре, это бесполезно.
- Надо было не отпускать Жака. Он-то точно знает обо всех посетителях.
- Могу тебя поздравить, Андре, ты просто гений создавать себе неприятности!
Баронет причмокнул с характерным «Т-с».
- Зато мы выяснили, что маркиза де Авье вовсе не пыталась навредить коню.
- Фофан, - без стеснения обозвал Поль Андре.
- Благодарю, copain.
Теперь… - с некоторой долей растерянности, произнес баронет, - навестим профессора Шабо. Может он прояснит хоть что-то.
- Ты все еще считаешь, Неистовому могли подмешать в воду отравы?
- А то, ты же видел коня. У него явно были шальные глаза… а раз никто не… Потом, если Шабо ничего не обнаружил, то это будет к лучшему. Подумай, подмешай кто-то… бренди? шампанского? коню и как я это смогу объяснить?
- Но твои подозрения не о вине ведь?
- Нет. Конечно, нет. Я даже думаю это…
- М?
- Абсурд. Пошли уже.

"Странное ощущение. По истине странное" именно с такими мыслями проснулась Анжелика в утро перед свадьбой. Голова первые минуты почему-то категорически отказывалась соображать, а руки непроизвольно потянулись за любимой собачкой Джеком, но затем уже волей разума замерли и опустились. Невеста вздохнула... Ее милый друг остался в Рогезии, а все просто потому, что законы этой страны не позволяли дофине оставлять что-то при себе, даже одежду забрали! Ничего не оставили. Слезы навернулись на глаза еще такой юной девушки и это в день-то собственной свадьбы! Но... Именно в этот день ей было и радостно, и страшно, ужасно страшно и одиноко, как никогда. Да что уж греха таить, с ней вообще никогда подобного не случалось. Несмотря на довольно строгое воспитание, теплом она была окружена всегда и не чувствовала себя одинокой и потерянной, хотя, если задуматься, в этой ситуации оно и понятно. Еще муж ее будущий.... Не сказать, чтобы совсем уж не понравился, нет, тем более что как верноподданная своей страны она все же обязана была подавить свои эмоции, но и показывать безграничную любовь к этому человеку Анжелика пока тоже не собиралась. Уважение, да, несомненно, но не любовь..пока.
Мысли начали занимать слишком рано эту милую головку, но не успела девушка хорошенько потянуться и задуматься о своем настоящем положении, о покоях, в которых вот уже около недели находилась, об обстановке, о государстве, о людях, что ее приняли, как, следуя какому-то глупому на ее взгляд ритуалу, балдахин был откинут, и взорам дофины предстали придворные дамы, что принялись переодевать, умывать и при этом сладко улыбаться. Уже за такое короткое время Анжелика стала ненавидеть эту церемонию и искренне надеялась, что в будущем как-то сможет хоть немного добиться самостоятельности!
В животе предательски забурчало. Даже и не думая краснеть, девушка чуть подняла подбородок и немного поторопила окружающих, хотя и знала, что еще долго ее бедному организму придеться питаться воздухом...
Вскоре невесту затянули в корсет, надели множество юбок, затем принялись причесывать, напудривать и прочее, прочее. Анджелика, это надо признать, просто обожала, как наверное и любая девушка, которой хоть раз довелось выглядеть божественно стараниями умельцев!
"Посторонние" дамы удалились, оставив Анжелику с фрейлинами. Дофина была пока мало с ними знакома, и немного боялась откровенничать, вспоминая неловкие моменты, которые уже успели возникнуть среди людей, что ее окружали. Сейчас ей так хотелось поделиться своими страхами и выказать безмерное девичье любопытство, восторженность... И только она уже собралась, когда кончились силы сдерживаться и строить из себя статую, как одна из фрейлин поинтересовалась:
- Вам не о чем сегодня волноваться, моя дорогая, - вновь заговорила Жоззи и взяла с туалетного столика большую шкатулку с украшениями. – Давайте примерим этот камень? – и девушка приложила к шее дофины голубой топаз в оправе из серебра.
- Я очень люблю топазы и серебро, но сегодня я не в том настроении. Мне хочется изумрудов! Они так идут к моим волосам! - девушка кокетливо наклонила голову и чуть улыбнулась.

Шарлотта никогда в жизни так не волновалась, как перед первым своим днем в качестве фрейлины дофины. Она механически помогала другим фрейлинам одевать дофину, думая о том, как же темно в этой комнате. Но Лотта не решалась раздвинуть портьеры сама, поэтому она была очень благодарна Жозефине за открытое окно.
- Вам не о чем сегодня волноваться, моя дорогая, - вновь заговорила Жоззи и взяла с туалетного столика большую шкатулку с украшениями. – Давайте примерим этот камень? – и девушка приложила к шее дофины голубой топаз в оправе из серебра.
«А дофине, возможно, пойдут изумруды, с ее-то волосами. Интересно, а если я предложу ей вон то ожерелье: изумруды в серебряной оправе?» - И тут дофина как будто прочитала мысли Шарлотты:
- Я очень люблю топазы и серебро, но сегодня я не в том настроении. Мне хочется изумрудов! Они так идут к моим волосам! - дофина кокетливо наклонила голову и чуть улыбнулась.
- Тогда, быть может, вам понравится вот это ожерелье? – Лотта взяла из шкатулки ожерелье, полюбовалась игрой света на изумрудах и смущено улыбнулась дофине, подходя к ней. – Не хотите ли примерить его?

(ДЕНИ ЛЮСТИН)

Чтоб им опаршиветь, этим аррежским крохоборам! Из-за несчастной шляпы – такой гам! Догнать, положим, не догнали, но шуму подняли, шуму...
Дени Люстин оторвался от погони, выбрался на набережную, прикидывая, где бы разыскать местечко, чтоб залечь, как в берлогу на зиму. По всему выходило, что мест таких в столице нет... Милых вдовушек и прочих одиноких дам Люстин мысленно оставил на самый крайний случай, если уж совсем некуда будет приткнуться. Не потому, что Фигляр опасался разбить нежное женское сердечко. Просто был он, как пуганая ворона из басни Фонталена. Та самая, что куста боится. В свое время именно любвеобильная вдовушка, у которой Фигляр пытался спрятаться, невольно отправила его на каторгу: начала хвастаться перед подругами обрушившимся на нее личным счастьем, подруги тоже бойко работали язычками... ну, эта бабья болтовня и дошла не до тех ушей, что надо бы...
От неприятных воспоминаний Люстина отвлекла еще более неприятная действительность. По набережной прямо на него шел верзила, напоминающий ободранного бойцового петуха. И был он Фигляру весьма знаком, ибо сегодня на рассвете в доме Гуртовщика пытался вместе с другими поглядеть, какого цвета потроха у четверых беглых каторжников...
Узнал, гад, встрепенулся, прибавил шагу...
Дени поспешно свернул за угол – и с отвращением обнаружил, что находится в тупике.
Откуда-то слева доносились азартные вопли погони... и не надоест им...
Поспешно, пока в тупичке не появился "бойцовый петух", Дени толкнул ближайшую ажурную калитку. Она оказалась незапертой – и Дени по усыпанной пешком дорожке направился к сложенному из коричневого камня особняку.
"Скажу, что ошибся адресом. Но сначала потяну недоразумение, чтобы этот урод успел уйти..."
Под рукой Люстина звякнул колокольчик – и дверь сразу же распахнулась. Вероятно, его увидели в окно, когда он шел к дому.
– Что вам угодно, сударь? – учтиво поинтересовался старый слуга в зеленой с серебром ливрее и в пудреном парике.
Тут бы и начать врать, но Дени онемел.
Потому что на двери красовался герб, увенчанный графской короной. Медведь и горностай.
"По-прежнему ли ладят ли друг с другом медведь и горностай на вашем гербе?.."
Судьба...
– Здесь ли изволит проживать его сиятельство маркиз де Кевр? – спросил Люстин у слуги. – У меня письмо для него...

Покои графини Деврийе
Графиня уже не спала, но все еще продолжала нежиться в пуховой перине, благо, задернутый полог кровати надежно скрывал женщину от любопытных глаз. Мысли королевской фаворитки были заняты предстоящим бракосочетанием Его Высочества Филиппа: «Не устаю удивляться, что за странные люди обитают во дворце! И обычаи у них странные. Да и логики нету никакой. Только и говорят о том, как вульгарен солнечный свет, и о том, что настоящая модница должна пробуждаться на закате и возвращаться в постель ближе к рассвету. Так зачем же свадьбу назначать на три часа пополудни? Могли бы и в полночь дофина обвенчать, следуя своей дурацкой моде. Впрочем, здравый смысл в данном случае моде не противоречит: при свете свечей было бы не так заметно, что невеста – рыжая. Вполне сошла бы за шатеночку. Видала я ее вчера – миленькая. Молоденькая совсем».
Тут Маргарита почувствовала легкий укол зависти и поспешно нашарила рукой витой шнур, старательно спрятанный за горкой подушек. Одно легкое движение, и скрытый механизм послушно раздвинул шторки в изголовье кровати, обнажив матовую поверхность огромного настенного зеркала. Такими же приспособлениями были оборудованы комнаты в заведении мадам Тоннель, где прошла юность графини. Впрочем, Его Величество в подобных заведениях не бывал, а потому искренне считал удачную выдумку порождением бурной фантазии своей очаровательной наложницы. Графиня же благоразумно не спешила развеивать столь лестное для нее заблуждение короля.
Света, пробивавшегося сквозь бархатный полог кровати, было явно недостаточно для тщательного осмотра, так что женщине пришлось сделать еще одно усилие и нашарить следующий шнурок, на этот раз – от сонетки. Почти сразу раздался нежный голосок Валери, приветствующей госпожу и желающей ей доброго утра. Ткань полога пришла в движение, между шторками образовалась щель, в которую не преминул устремиться яркий солнечный свет. Графиня поспешно откинула одеяло, встала на колени и пытливо заглянула в беспристрастное стекло. Из недр зеркальной глади на нее смотрела юная красавица с нежным овалом лица, миндалевидным разрезом глаз, точеным носиком и пухлыми румяными губками. Грудь девушки была высока, талия – тонка, шея – упруга. Плечи, пожалуй, были слишком широки, но этот небольшой изъян легко маскировался правильно подобранным платьем. Зато кожа женщины была великолепна: молочно-белая, без единой морщинки. Словом, ничто пока не выдавало во внешности этого цветущего создания неумолимого влияния прожитых лет.
«Слава Богу! По моему виду никак нельзя определить, что мне давно уже не девятнадцать… Однако пигалица все равно непозволительно молода», - весьма неуважительно по отношению к рогезской принцессе резюмировала Маргарита. Еще раз взглянув в зеркало, графиня задернула скрывающие его шторки и спрыгнула с кровати на роскошный ковер из шкурок горностая. Валери немедленно накинула на плечи хозяйки белоснежное карако, отделанное зелеными лентами, и стала натягивать на мадам легкую утреннюю юбку. В этот момент дверь спальни распахнулась и на пороге возникла Соланж: великолепная певица, личная наставница графини и, пожалуй, единственный во всем дворце человек, с которым Маргарита могла быть откровенной. Обычно веселая и беззаботная, в данный момент девушка выглядела порядком раздосадованной.
-Марго, они украли мою шляпу!- капризно заявила она.
- Шляпу? – переспросила графиня, потрясенная этим сообщением. Дворцовых обитателей, конечно же, нельзя было назвать безгрешными ангелочками, но воровать – это было бы слишком! – Кто?

- Могу я предложить, Вашему Высочеству, свой экипаж, для прогулки по парку? И не сочтёт ли Её Высочество, дерзостью превеликой, сие предложение.
Аннабель подняла страдальческий взор на князя. Ну что это такое, все равно всем от нее что-то надо! Нет, чтобы ехал себе на свадьбу и ехал. Но ей, как принцессе, невежливо было отказываться. Тем более, что карета князя уже довольно-таки давно задерживала остальные. Дочь Жульена Дюкард вздохнула, еще сильнее прижала Зизи к груди и тихим покорным голосом сказала:
-Конечно, ваше сиятельство, я приму это великодушное предложение с радостью, - правда, голос высочества был немного унылый, но она попыталась выразить свою благодарность чуть высокомерным кивком растрепавшейся прически.

- Свежий воздух, графиня? - поинтересовался незримый собеседник, голос которого возник позади Катрин де Монсальви.
Он медленно, не торопясь, вышел в поле зрения женщины, не глядя на нее, ибо взор человека был устремлен куда-то вперед, ища известное только ему. Темный камзол, шарф, завязанный бририйским узлом, тронутые сединой виски и улыбка на устах - такая светлая, легкая и будто бы отстраненная.
Мужчина, повернувшись, наконец, к графине, взглянул ей прямо в глаза. При этом левая рука его, спокойно, но быстро и ловко, сняла странный перстень с правой, тут же спрятав его в зажатом кулаке. Другой собеседник этого бы и не заметил, если бы не сидел, как Катрин, на скамейке, на уровне рук собеседника.
- Мне очень жаль, мадам де Монсальви, - произнес человек с островным акцентом. - Я не смог приехать вовремя, дабы засвидетельствовать свою скорбь по поводу Вашей утраты. Мишель был... хорошим человеком.
Последнее он произнес уже тише и слегка отстраненно, будто вспоминая среди многочисленных вспышек памяти, достойное дело, чтобы назвать покойного мужа "хорошим человеком". Так обычно поступают старые знакомые, в ворохе воспоминаний которых не так легко отыскать нужное.
- Но, где же мои манеры? - встрепенулся мужчина и слегка поклонился. - Позвольте представиться - Вильям Теодор Стэффорд, к Вашим услугам. Дорога запылила мой разум, а потому простите мне мои манеры.
Он повел правой рукой, будто бы думая о чем-то, затем вновь вернулся взором к Катрин.
- Как поживает маленькая Фьора? Надеюсь, что Вы ее уже нашли после этого непростительного побега от горничных?
И Вильям снова улыбнулся.

Жаклин в раздумьях стояла посреди конюшни, держа в руках уздечку. Выехать сейчас или все-таки подождать. Тем более тут Дофин, вот стоит рядом и гладит Жимолость по носу. А время подходило. Сейчас Жимолость начнет нервничать, а потом прийдет домой вся в мыле. Его Высочество что-то говорил, но маркиза его не слышала, поскольку пыталась решить маленькую проблему, а также все еще переживала от своих неосторожных слов. Пальцы неуверенно сжали кожанные ремни уздечки.

- Маркиз де Кевр сейчас у себя, и, думаю, сможет сейчас прочитать письмо. Желаете подождать ответного письма? – сказал слуга, когда принял послание. Дени, конечно же, согласился, и теперь ожидал в гостиной, декорированной в бежевых и золотых тонах, куда никак не могла догадаться заглянуть даже самая настырная погоня.

***

Сам Шарль-Антуан де Кевр в это время находился в своём кабинете. Уже второй день его мучила мысль, что на последних сорока страницах поэмы он слишком часто употреблял слово «сразил». Конечно же, нельзя писать о героических действиях ленорийских войск возле Валегорна и при этом не воспользоваться этим словом, однако же, и злоупотреблять им не стоит. Такая неаккуратность в подборе описаний могла смазать то ощущение пестроты событий, которое Шарль-Антуан старательно создавал на протяжении последних десяти частей поэмы. Подобного изъяна маркиз допустить не мог.
К моменту, когда вошёл слуга, де Кевр ещё не определился со способом исправления, и, поэтому, смог легко оторваться от занятия стихосложением. Он сложил покрытые убористыми строками листы в папку, озаглавленную «Битвы с превосходящими силами противника», завязал на ней тесемки и положил папку к остальным, содержащим другие части поэмы – маркизу было удобнее хранить рукопись разделённой по темам, а не по порядку нумерации частей.
- Желаете ли вы написать сейчас ответное письмо, или мне отослать человека, который ждёт внизу? – слуга был предупредителен и учтив, а такие слуги – хорошая помощь любому человеку благородной крови, занятому сложной работой, тем более – созданием значимого произведения.
- Я прочту письмо, и скажу, будет ли ответ. Подожди здесь.

Письмо принесло очень много воспоминаний о прошлых годах, о тех годах, когда молодой Шарль проводил дни на обедах, а вечера – на балах, когда он купался в восхищённых взглядах дам и раздражённо-завистливых, а порой и ревнивых, взглядах их кавалеров. Он знал всех в высшем свете, и высший свет тоже знал его. Он помнил Жюстину, обладательницу поистине удивительных глаз. Что он тогда написал? «Лишь лунных бликов в водной зяби россыпь…» Впрочем, нет. Этот вариант, помнится, был забракован. И что же там было? «Как стайка рыбок у поверхности воды»? Странно. Маркиз с огорчением отметил, что в его шестьдесят два года память уже не столь услужливо подаёт ему желаемые строки.
И Селестина… Селестина имела ангельский голос и по-южному горячего мужа.
А крестник, крестник, действительно, был. И…
Маркиз де Кевр быстро пробежал глазами письмо до конца. Выходит, что внизу ожидает Дени-Антуан де Вильруа, сын Селестины. Маркиз нахмурился - за годы тихой жизни он отвык от подобных неожиданностей. Затем он повернулся к терпеливо ожидающему слуге:
- Распорядись, чтобы приготовили комнату. Этот человек внизу – шевалье де Вильруа – остаётся у нас. Я сейчас к нему спущусь, - де Кевр отложил письмо, встал из-за стола, расправил на камзоле складки, образовавшиеся от долгого сидения над бумагами, и отправился в бежевую гостиную, где обыкновенно гостей просили подождать появления маркиза. Просили, во всяком случае, тогда, когда гости ещё заходили в особняк де Кевра.

совместно с Сейденом.

Король изволил повернуться… Вполне рядовое событие для любого королевства. Но что оно могло принести придворным прямо здесь и прямо сейчас? Храп утих, а затем возобновился, все набирая силу, все выше поднимаясь под свод опочивальни. И вдруг резко оборвался. Король открыл глаза. Придворные, находившиеся в его покоях замерли - король пристально изучал в потолок и упорно молчал.
«Вот и начался рабочий день», - подумал Франсуа и вслух обратился к правителю:
- Доброе утро, Ваше Величество. Надеюсь, Вы видели приятные сны? – улыбнулся юноша и про себя добавил: «А то мы уже заждались, ей богу!».
Король молчал, все так же пристально разглядывая потолок. Некоторые из придворных от нетерпения побледнели. Да и было от чего. В комнате стояла непереносимая духота от десятков персон. Определенно, следовало бросать дурную практику пускать в покои этих огломотов. Вероятно, таковы были мысли короля в этот момент.
Дюкард кашлянул, а затем медленно-медленно повернул голову к своему шуту.
- Шут… что здесь делают все эти люди?
Франсуа галантно поклонился и, едва заметно щурясь, ответил:
- Все эти люди, Ваше Величество, здесь радуются чести присутствовать в момент Вашего пробуждения. Рекомендую Вам воспользоваться их присутствием, совершая утренний туалет.
Договорив, юноша подмигнул одному из слуг, мол, пора бы уже начать суетиться.
Слуги зашевелились, задвигались. Король устало вздохнул и не пошевелился. Слуга с нижним бельем замер возле кровати, переминаясь с ноги на ногу. Двое придворных почтительно держали в руках праздничный костюм этой недели.
-Олух уже прибыл? – Дюкард не стал скрывать пренебрежение, высказанное своему внуку. И что делает второй? Дьявол…
Король поморщился и поднялся на локоть:
-Кто знает, что вчера было? Даю сотню луидоров.
Франсуа улыбнулся: искренность в высших кругах, пожалуй, могла иметь вид только презрения.
- Вчера, - прокомментировал он, - слуги все так же были глупее дворян, а Вы, Ваше Величество, были мудрее их всех. Столы были полны яств, соседи лояльны, и народ счастлив. Мы процветаем Вашими стараниями
Юноша чуть не зевнул, пока произносил речь: «Изо дня в день, все та же лесть и все та же скука».
Жульен довольно кивнул. Слова шута пришлись ему по вкусу, и король позволил придворным одеть себя. Ответов на вопрос о дофине и его брате Дюкард ждал от придворных… но те пока молчали, из чего король сделал, вывод, что нечто случилось… Он насупился и окинул взглядом своих придворных.
-Ну что еще? Только не говорите мне, что эти клирики… - тут Дюкард торжественно осенил себя крестом, - опять привезли буллу от Папы.
Кто-то из придворных открыл, было, рот, но в то же мгновенье открылась дверь, и в королевские покои вошел барон Шарль де Ларош-Матье.
- Доброе утро Ваше Величество!

-Откуда я знаю кто! Кто-то точно украл. Иначе она бы уже лежала там же где и платье!
Соланж окинула комнату быстрым взглядом и буквально повалилась в ближайшее кресло.
-И что мне теперь делать, а? как я могу появиться в новом платье, но без шляпки.. Марго, ну придумай же что-нибудь! Там были такие чудные ленты!
И она принялась подробно описывать отсутствующее чудо портняжьего искусства, не упуская при этом случая поразглядывать свое отражение в ближайшей отражающей поверхности.
-Я так переживаю, что у меня может пропасть голос. Да-да, непременно пропадет и я не смогу петь,- заявила мадмуазель Клери под конец своего монолога, хотя, оставшись довольна увиденным в зеркале, она уже решила, что и без шляпки будет в должной мере хороша собою.

Дофин увлеченно скармливал очередное яблоко Жимолости, и не сразу обратил внимание, что Жаклин молча стоит, и нервно теребит повод в руках.
Он внимательно посмотрел на Маркизу и произнес, - Вы вроде хотели прогулять свою лошадку, к сожалению, происшествие с Неистовым Вас от этого, отвлекло, да и мое присутствие похоже тоже смущает. Вы я вижу не большая любительница придворных увеселений, то-то я не сразу Вас узнал.
В этот миг солнечный луч проник в помещение конюшни, и осветил пол.
-О мой бог! - воскликнул Филипп, я и не думал что уже так много времени. Государь, наверное, уже проснулся, а я должен присутствовать на церемонии одевания. Я Вас покину, но очень прошу, проследите за Неистовым, чтоб я мог на нем проехать на свадебной церемонии, коль наш уважаемый Шталмейстер не в состоянии уследить за нашими лошадьми. С этими словами, Дофин, простившись с маркизой, направился в личные покои Его Величества, чтобы присутствовать на его пробуждении.
Он почти успел, войти в опочивальню, когда государь интересовался его персоной.
- Доброе утро, Ваше Величество! - произнес он вслед за вошедшим бароном Шарльем де Ларош-Матье.
-Я слышал, что спрашивали обо мне? – спросил Дофин у присутсвующих.

(МАДЛОН ФЛАВЬЕ)

Горничная графини Деврийе сообщила о прибытии помощницы мадам Помпон – и Мадлон тут же было даровано разрешение войти...
– Ах, ваше сиятельство, и вы, мадемуазель, уж вы простите меня, что задержалась! Не сразу узнала, куда мадемуазель изволила пойти... – весело затараторила Мадлон, торопясь предотвратить нагоняй. – Вот она, ваша шляпа-шляпочка...
Атласная ленточка была ловко развязана, с коробки слетела крышка – и недовольные возгласы замерли на устах обеих женщин. Какой уж там выговор нерадивой портнишке, когда из коробки возникло НЕЧТО...
– Извольте примерить, сударыня! Конечно, всерьез ее вам куафер на прическе закрепит, а пока просто прикиньте, как он оттенит ваше изящество и грацию, этот пуф из клертонских кружев и искусственных цветов!

Жаклин выдохнула, когда дофин покинул ее. Это конечно лестно, что на тебя обращают внимание особы королевской крови, но ее это напрягало. Морально и физически выматывало. Как только Его Высочество вышел из конюшни, девушка зашла в денник к Жимолости. Она привыкла все делать сама и потому через полчаса лошадь была поседлана и весело пританцовывая шла за маркизой к выходу.
- Поль, - Жаклин окликнула одного из конюхов, проходя мимо. - Выведи Неистового в леваду, пусть пробегается. Только следи за ним, пожалуйста, чтобы он не перепрыгнул через ограду и не убежал. Да и еще, не давай ему стоять на месте. Он должен быть спокоен к трем часам.
- Да, мадемуазель, - кивнул парнишка, и побежал выполнять указания.
Солнце, легкий ветерок и тепло. Лошадиные копыта мерно стучали по дорожке, когда Жаклин удалялась от дворца, легкой рысью. Жимолости явно нравилось, что они, наконец, отправились на традиционную проездку. Маркиза улыбнулась, ощущая пружинящий шаг лошади.
Где-то позади раздалось призывное, громоподобное ржание, заставившее Жимолость заинтересованно повернуть ухо в его сторону.
- Успокойся, девочка, это не про твою честь, - рассмеялась Жаклин.

Король сидел в постели, ссутулив плечи и опустил на грудь голову. Придворные и слуги снова вокруг него. Там могло бы продолжаться еще очень долго - король не любил спешки. Но тут раскрылись парадные двери в королевские покои, и к королю внаглую вошли сначала барон Шарль де Ларош-какой-то-там, а затем и ненаглядный внук Филипп.
Жульен хмуро приподнял голову, в результате чего стал выглядеть словно каторжник (разумеется, очень холеный и ухоженный каторжник). По крайней мере своей позой.
-Посиди пока, Филипп, - король кивнул дофину в сторону стула рядом с шутом, а сам посмотрел на барона.
-А, барон, проходи. Что нового?
Барон вежливо поклонился королю и сделал несколько шагов к кровати. Король выглядел несколько недовольным, а то что сначала он позволил говорить Шарлю, а не своему внуку лишь укрепило мнение о том, что сейчас с королем надо быть осторожней. Впрочем, лучше сказать, осторожней, чем обычно. Король не так уж и глуп, а это всегда опасная черта для правящего монарха, да и для государства им управляемого.
- Спешу доложить, Ваше Величество, что в нашем процветающем королевстве все хорошо. - На язык так и просилось "благодаря вашему мудрому правлению", но Шарль лишь внутренне поморщился подхалиму в себе. - Смею заметить, на моем поприще все идет своим чередом, поэтому нет необходимости утомлять вас подробностями серых будней. Лишь хочу сообщить, что погодка сегодня просто замечательная, господин. И если кто-нибудь из этих олухов догадается открыть занавески, я буду рад продемонстрировать Его Высочеству прекрасную погоду.
-Хм... - король не меняя позы посмотрел на шута. Что должно было означать прямой намек. То есть приказ. Затем неоиданно для всех собравшихся король потянулся, подняв руки к голове и расправив плечи, и сладко зевнул. Затем встряхнулся и поморщился. Очевидно, головная боль, вызванная дурно проведенной ночью и духотой в комнате давали о себе знать. Не глядя на внука, Дюкард-старший небрежно поинтересовался у барона:
-А как себя чувствует племенная лошадь? Как воспринимает новую обстановку? Не было ли конфликтов с другими лошадьми в конюшне?
Парадиз - чудесное место. И даже короли умели это ценить. И не только короли понимали, что скрывается за внешним лоском и белизной воротничков и манжет придворных...

(имеем честь быть вместе с Амиго)

- Я слышал, что там был небольшой переполох с утра, но благодаря стараниям маркизы Жаклин де Авье все было улажено. – Вспомнил Шарль разговор на кухне, куда часто забегал послушать новости, давно завоевав расположение всех кухарок, как главной поварихи Жанеты, так и самой младшей помощницы Шарлоты. Оттуда он и узнавал львиную долю новостей. – Причем, ваш почтенный внук Филипп, был как я понимаю участником этого происшествия, внеся немалую лепту в сохранение здоровья этого великолепного экземпляра конского племени.
Тем временем слуги, сообразившие, наконец, что король намекнул на выполнение приказа, поспешили распахнуть занавески. Комнату залило ярким белым светом. После сумрака комнаты, каждый из присутствующих зажмурился от нестерпимо яркого света.
-Эмм... - король изумленно выпрямился и посмотрел на барона. - Маркиза де Авье и наша лошадь? Когда? Я же вчера лично проводил ее до покоев... Ну, прежде чем мы с Филиппом и этим, светийским, сели играть в карты.
- Прошу прощения, милорд, но я лично видел ее сегодня в конюшне.
-Эмм? - тут уж король приподнялся с постели, подошел к барону и даже взял его за руку. Наклонил голову к голове и прошептал. - Что могла принцесса делать ночью в конюшнях, барон?
- Почему ночью? Она ж утром... Принцесса? - Шарль кажется понял о чем они говорили с королем. О разных вещах. - Милорд, я вообще-то говорил о племенном жеребце, но раз вы так ставите вопрос, то...
Король не задумываясь наградил барона зуботычиной и состроил грозное лицо.
-Лучше бы вы высыпались по ночам, барон, ак и подобает честным людям, - Франсуа осенил себя крестом. - Поговорим об этом позже.
Повернувшись на каблуках король дал понять, что аудиенция закончена. Но все же напоследок бросил едва слышимым голосом. - После церемонии, Шарль.

(с многоуважаемым Сейденом)

При звуке чужого голоса Катрин вздрогнула и резко распахнула глаза. Иллюзия прошедших дней, в которую она была погружена, разбилась как хрустальный шар, и ей даже показалось, что она услышала тонкий звон стекла. Перед ней стоял незнакомый мужчина, одетый во всё тёмное, с лёгкой улыбкой на губах. Стальные серые глаза в упор взглянули на неё, и по её телу пробежала дрожь – взгляд незнакомца обладал непонятной притягательной силой. Вопрос, уже готовый сорваться, замер у неё на губах при виде жеста, сказавшего ей больше, чем тысяча слов. Сердце тревожно забилось у Катрин в груди, но внешне она оставалась безмятежной. Она не позволила ни малейшей тени обуревающих её эмоций отразиться на лице, и спокойно смотрела на представившегося ей мужчину взглядом кошачьих зелёных глаз. Но, тем не менее, следующая его фраза сумела выбить её из колеи.
- Как поживает маленькая Фьора? Надеюсь, что Вы ее уже нашли после этого непростительного побега от горничных?
Чувствуя, как сердце сжимает холодная рука при упоминании имени дочери, Катрин всё же нашла в себе силы не выдать охватившее её волнение дрожью в голосе.
- Сударь, не угодно ли вам будет объясниться, каким образом вы получили сведения о моей дочери? – холодно проговорила она. – Да и если уж на то пошло, то и обо мне лично. К сожалению, не припоминаю, чтобы мой покойный супруг упоминал ваше имя при разговоре со мной. И я абсолютно уверена, что ранее нам не доводилось встречаться.

(совместно с Гульдой)

Смятение? Страх? Стыд перед угрозой разоблачения?
Черта с два!
Дени Люстин испытывал только легкий, радостный подъем, словно от глотка шампанского. Он снова был актером, он играл! И не важно, что у него был лишь один зритель – вот этот красивый старик в светло-зеленом камзоле, что медленно спускался сейчас по лестнице.
Дени снял шляпу и отвесил маркизу де Кевр почтительный поклон. Самый придирчивый знаток манер не нашел бы этот поклон неуклюжим.
– Прошу простить меня, ваша светлость, за то, что побеспокоил вас...
- Нет, это вовсе не беспокойство, не стоит волноваться. Ты, значит, юный де Вильруа? Моя хорошая и давняя подруга Жюстина де Льертуа, - здесь де Кевр сделал паузу, взглянув ненадолго куда-то вверх и немного в прошлое, - да, де Льертуа, просила за тебя в письме. Я не могу ей отказать, и поэтому попробую помочь тебе освоиться в Арреже, - де Кевр оценивающе смотрел на своего нового протеже, на молодое и живое лицо, на серые глаза с зелёным оттенком. С искорками где-то в глубине.
– Вы очень добры, ваша светлость, – с лукавым смущением улыбнулся молодой шевалье. – Возможно, приход сюда – дерзость с моей стороны... но и матушка, и тетушка Жюстина столько раз говорили о доброте моего крестного...
- Возможно, и дерзость. Но молодость должна быть дерзкой, а умеренность следует оставить слугам. Арреж - бурлящее место, и без сноровки здесь порой сложно развернуться, - сам же маркиз вдруг усомнился, осталась ли у него эта сноровка.
Люстин опустил взгляд, пряча веселое удивление. Ему определенно нравился этот маркиз, так пренебрежительно отозвавшийся об умеренности.
– И с чего бы вы мне посоветовали начать, ваша светлость?
- С чего начать? Раз уж покровитель у тебя уже есть, то начать нужно с удачных знакомств. Арреж - это не чудесные улицы и роскошные здания. И даже не звания. Арреж - это значительные люди. А к знакомствам с людьми может приложиться уже и звание. Как моё - главный смотритель королевской библиотеки, - звание де Кевр произнёс с должной помпезностью, однако, запнулся, ощущая, что его слова начинают расходиться с реальным положением дел.
"Шевалье" вновь поклонился, всем своим видом показывая уважение к столь высокой придворной должности.
В душе Люстина нарастало смятение. Он-то полагал, что у "крестного" удастся получить обед, сдобренный благожелательными советами, пока погоня будет кружить вокруг особняка с глупым видом псов, потерявших след.
Но маркиз, похоже, решил взяться за приезжего всерьез...

Тут Шарль-Антуан встрепенулся.
- А ну-ка. Ты вот меня приветствовал поклоном, и смотрелось это вовсе не провинцильно. Представь-ка, что тебя представляют самому королю, как бы ты поклонился в таком случае? Короля попробую изобразить я, - маркиз принял напыщенную и небрежную позу, слегка надул щёки и насмешливо изогнул брови, испытующе, в то же время, буравя юношу взглядом.
Люстин легко и охотно принял игру. Он вновь поклонился – глубже и почтительнее, чем только что маркизу, рука со шляпой чуть на отлете, легко и грациозно.. И немного задержался в поклоне, посмеиваясь про себя: вспоминая, как муштровали его в труппе...
Маркиз приподнял брови, и затем кивнул куда-то вправо от того места, где стоял Люстин:
- Маркиз, думаю, этот юноша придётся ко двору, - и затем де Кевр довольно улыбнулся. Конечно же, это были слова не "короля", а самого маркиза, чрезвычайно довольного тем, что увидел. Теперь ситуацию можно очень удачно использовать, если поймать момент. И если возраст ещё не уничтожил ценные навыки. - Мальчик мой, это было отлично. Думаю, Жюстина и Селестина на пару загоняли тебя, пытаясь создать себе игрушечного кавалера. Впрочем, это нам на руку. Нам очень повезло, и сегодня мы постараемся попасть на свадьбу дофина, где я представлю тебя огромному количеству людей. Только сначала нам нужно будет переодеться. Боюсь, ни твой, ни мой наряд не произведут хорошего впечатления на сегодняшний двор.

Ингер со скукой наблюдала, как сестра и вторая фрейлина суетятся вокруг невесты, и, якобы выбирая украшения, посматривала в окно. Выбор между топазами и изумрудами ненадолго отвлек девушку от своих мыслей. Синие камни куда больше пошли бы голубоглазой Анжелике. Лотта, сестренка, вашими стараниями дофина будет выглядеть как попугай… Желтые волосы, синие глаза, изумрудное ожерелье и пышное платье! Однако размышления фрейлина предпочла оставить при себе. Когда же, наконец, закончится нудная утренняя церемония и можно будет привести в порядок себя?!
- Лотта, копия моя, пригладь волосы, а то у меня ощущение, что это я такая взъерошенная, - промурлыкала Ингер, подходя к сестре.

А жизнь, забавная штука, да Павел Алексеевич. То ты секретарь консульства в Рогезии и сидишь в Шталтерберге, в маленькой кофейне на улице турков со своим хорошим другом, военным атташе Дим... тысяча извенений, графом Дмитрием Модестовичем Ягайловым и пьёшь лучший во все стране кофе, приготовленый Ахмедом Якубом.
Ахмед был кривой, а кофе горький, в цвет дёгтя. И жизнь казалась прекрасной шуткой...
А сейчас ты в Арреже. И врое гость. И вроде даже одинокий путешественник, но вот ты уже играешь в карты с самим Его Величеством и Его Высочеством. И преподносишь дофину подарок на свадьбу, от лица Его Величества Светии - жеребца выкупленного с заводов князя Ратманова. И вроде ты сам по себе, но каждоё твоё движение - поступь есть Светийской Империи. Оступись, ошибись - и расценено будет не как твой проступок, но замарана честь Отечества.
А ещё в голубых озёрах глаз принцессы Анабель, плещутся тоскливое ожидание и уныние.
- Ваше Высочество известна своими пристрастиями к старине - ой, Паша, сукин кот, с огнём играешь - Ваш покорный слуга, увы ничем не может порадовать Вас в отношении старины вашей родины - здесь для Вас, бесспорно не существует тайн. Однако я надеюсь сей скромный дар, немного повеселит сердце моей госпожи!
"Сказания волшебные земли Светийской от лесов северных до земель холодных Очатских, что на краю света расположены"
Книгу купил по случаю - в дорогу. До Аррежа доехать нервы какие надо? Тяжела дорога ежли ничем не занята. А сударь Митин как раз книжицу издал, наипрезанятнейшую. Вот и ныне с собой захватил, до Парадиза путь скрасить.
А книга хорошая. Бумага, хоть сейчас на выставку - такую в Дольске-на-Вологе делают. Сам купец Митин, на своём заводе, кстати.
- Я надеюсь Ваше Высочество, что чтение сие придётся вам по душе. Однако осмелюсь задать вопрос, ибо лицо Ваше грустно - мою госпожу что-то тревожит? Могу ли я несчастный от того, что испортил Вашему Высочеству утро, как-то помочь? Или же, всё же я тому причиной?

При появлении Мадлон Соланж нахмурилась, недовольная тем, что задержавшаяся шляпка столь скоро была доставлена по назначению: в планы певицы входило еще некоторое время поизображать отчаянье, которое могло при удачном сечении обстоятельств принести ощутимую выгоду, возможно даже материальную. Но, увы и ах, драма в лицах и костюмах для одной персоны была прервана неуместным появлением на сцене постороннего действующего лица. Впрочем, шляпка действительно была столь хороша, что, глядя на нее, невозможно было более печалиться.
-Ах, Марго, я же говорила, что это просто чудо! – не скрывая восхищения, промурлыкала певица, взяв головной убор из рук Мадлон и незамедлительно одевая.

- Тогда, быть может, вам понравится вот это ожерелье? – Лотта взяла из шкатулки ожерелье, полюбовалась игрой света на изумрудах и смущено улыбнулась дофине, подходя к ней. – Не хотите ли примерить его?
- О! Какая прелесть! - глаза Анжелики загорелись от радости. Она взяла украшение и примерила. - Это незабываемо.
Девушка подпрыгнула на пуфике, вмиг забыв о своих страхах при виде чудесных изумрудов.. Что сказать, все они - девушки, одинаковые, падкие на украшения, на ласку и развлечения...
Дофине понравилась эта милая девушка, что так легко угадала ее желания или последовала им.Да это уже и неважно...
Пока Анжелика прихорашивалась и улыбалась чему-то своему, ее головку посетила мысль, которую она не приминула озвучить тут же:
-Милые мои, а вы случайно не знаете, что за блондинка в кирпично-красном платье гуляла вчера в парке? Уж больно она привлекает внимание...

Все приятное когда-нибудь кончается. Вот и Жаклин пришлось возвращаться назад. Два часа пролетели как одно мгновение. Маркиза отпустила повод и позволил ему провиснуть, Жимолость весело шагала домой.
Еще от поворота аллеи маркиза увидела черную тень летавшую по большой леваде. Девушка невольно залюбовалась этим зрелищем, а Неистовый, дождавшись, когда лошадь и ее всадница подъедут поближе, взметнулся на свечку, оглашая окресности громоподобным ржанием.
- Похоже ты ему понравилась, прелесть моя, - весело заключила Жаклин, похлопав Жимолость по плечу.

- Ах, какое чудо! – от восторга графиня даже захлопала в ладоши. – Такая аккуратненькая, такая вся кружевная, прямо набалдашник на маршальском жезле, а не шляпка! Она будет дивно сочетаться с праздничной прической. У тебя прекрасные волосы, - с ноткой зависти в голосе протянула Маргарита. – Получится настоящий «пуф о сантиман», – тут мадам схватилась рукой за дормез, прикрывающий ее собственную голову. – Ой, пора же приводить себя в порядок! Шери, я непременно хочу первой увидеть тебя с этой прелестью на готовой укладке. Давай велим нашим девушкам перенести сюда твой наряд и вообще все необходимое, и хорошенечко поболтаем, пока над нами будут колдовать всякие чародеи. Мадлон, останься с нами! Я велю подать нам всем шоколада, а если ты голодна, то и чего-нибудь более существенного. Ты нам расскажешь все городские сплетни, ты ведь все на свете знаешь. А мы тебе расскажем про невесту дофина. Или ты ее уже видела? Представляешь, она – рыжая! – графиня тараторила, не давая никому слова вставить. По ее мнению, это был единственный верный способ не показать, как сильно она расстроена тем, что такая чудесная шляпка оказалась не в ее коллекции. Соланж и без шляпок хороша. Еще бы: в двадцать-то лет! В таком возрасте Маргарита производила на мужчин неизгладимое впечатление: из-за нее стрелялись, бились на дуэлях, даже топились и вешались. А сейчас… Сейчас уж не то… Его Величество уже несколько раз заглядывался на девчонок, которых понавезли во дворец со всех концов Ленории пронырливые папашки, жаждущие видеть своих дитяток фрейлинами Их Высочества дофины. Того и гляди – останешься не у дел. Маргарите безумно хотелось тяжело вздохнуть, но она изо всех сил сдерживалась и щебетала, щебетала, щебетала без умолку…

-Ваше величество, молвил Дофин, как только я услышал, что в наши конюшни прибыл подарок Его Величества Светии, я захотел сразу на него взглянуть, а так как делать мне было в это время нечего, я направился в Парадиз.
Когда я туда прибыл, то увидел, что Неистовый разнес половину стойл, а наш шталмейстер не придумал ничего лучшего как связать этого великолепного коня и если б не вмешательство Маркизы де Авье, которая пришла проведать свою лошадку, то великолепный конь мог погибнуть. Она успокоила Неистового, и завела его в одно из свободных стойл. Я считаю, что ее действо достойно награды, а наш шталмейстер порицания, с легким поклоном молвил Дофин, садясь на стул рядом с шутом.