(совместно со Скальдом, да хранят его боги!)

Рагхильда открыла глаза. Она лежала, заботливо укрытая шкурами, в хижине. Вокруг было темно, лишь факел на подставке горел в углу. Женщина приподнялась, чувствуя, что все еще слаба. В памяти постепенно всплывали картины произошедшего. Вдова Хальфдана чуть улыбнулась, вспоминая случившееся. Ночь, тихая северная ночь, успокаивала, будто отодвигая все страхи и невзгоды дня, и побуждала к размышлениям.
Рагхильда сидела в тишине, думая о прошлом и будущем, о сыне и погибшем муже, о судьбе родной земли и своей семьи..
Но ее размышления были прерваны звуком шагов, который услышала женщина.
В хижину заглянула Сигрун в сопровождении того самого светловолосого и голубоглазого ярла (как его звали) который до самого конца стоял у нее за спиной, готовый защитить свою госпожу и отдать за нее жизнь.
Рагхильда, все еще не пришедшая окончательно в себя, вопросительно глянула на вошедших. Несмотря ни на что, Сигрун ей не нравилась, еще с самого начала, когда она и ее муж помогали им с братом бежать.
Тем не менее, в глазах Сигрун было искренне сочувствие и беспокойство за ее жизнь.
- Вижу, вы вернулись из мира теней, кюна... Опасно вызвать эти силы даже в тяжелую минуту - они слишком много требуют за свою помощь...
- Однако дело стоило моих усилий. Кажется, сейчас все мы бредем в ночи, и кажется, что она вот-вот превратится в сам мир теней.. - печально заметила Рагхильда
- не говорите так, госпожа, уже все позади... Враги разбиты, и никогда больше не собрать Гандальву-псу такой рати. Он бежал как перепуганный заяц, поджав хвост, бросив все свое войско. Теперь у нас пленных стало больше, чем все наше войско. Даже не знаю, что с ними делать нашему конунгу. Эйнар предложил ему, чтобы эти люди присягнули ему на верность и отправить их защищать свои земли от других врагов... Харальд сказал что подумает... Да и чем они виноваты, если конунг их злодей и предатель?
- Я верю в то, что они еще способны показать себя на поле битвы, послужив нам верой и правдой, - согласилась женщина. Но что нам делать дальше? Возвращаться? Но куда?
Сигрун вздохнула.
- Вы можете возвратиться домой или мы все можем остаться зимовать в Вестфольде. Но Харальд еще больше распалился, и жаждет преследовать Гандальва Серого до тех пор, пока не настигнет и не убьет. И этот жрец с ним заодно...
- Торлейв - хорошая поддержка моему сыну.. Он был рядом, и.. видят боги, пытался заменить ему отца. Он не пожелает ему плохого.
Сигрун пристально глянула на собеседницу и качнула головой.
- О да, его влияние на мальчика заметно. Но, похоже, он заменяет не только отца ему, но и вообще Хальфдана.. разве что его власть над Агдиром еще не в руках этого жреца.. - проговорила Сигрун, пристально рассматривая фигуру Рагхильды. В этом взгляде читалось большее, нежели слышалось в словах.
Кюна ответила лишь холодным взглядом, сохраняя молчание, и тогда Сигрун продолжила:
- Но вот что меня удивило, госпожа. Хальфдан, выйдя из преисподней, даже не обмолвился с тобой словом, даже не подарил тебе взгляда. Разве так ведет себя дух мужа, безвременно погибшего и оставившего любимую жену?
- Ты многого не знаешь, Сигрун, - произнесла властительница, оглядывая пришедших суровым взглядом, - То был не дух Хальфдана, а переодетый слуга. Мы специально придумали эту ловушку, чтобы победить наших врагов, и хитрость Локи была с нами. Благословение богов было с нами.
Воительница нахмурилась.
- То есть твои вещие силы не что иное, как хитрость и коварство? Тогда что как не случай победило ваших врагов?
Лицо Рагхильды по ходу разговора становилось все мрачнее и суровее, сейчас же от правительницы повеяло ледяным колючим ветром презрения.
- Случай то был или благословение богов - не тебе знать. Где ты была, когда мы спасали себя и дом наш? Что за благословение посылали тебе боги?
Поверь мне госпожа, о таком благословлении я мечтала и молила все эти годы, и только сейчас я получила его.
- Тебе боги послали сына почти сразу после свадьбы, мы же с моим супругом все эти годы ждали и надеялись, но все было напрасно. Теперь же я убедилась, что не был глух наш Бог к нашим молитвам...
Рагхильда лишь усмехнулась словам женщины.
- Теперь надейтесь, чтобы судьба этого "благословения" была не менее благословенна. А теперь идите прочь - мне нужно отдохнуть и подумать.
- Как скажете, госпожа моя кюна... – Произнесла Сигрун, и, кивнув ярлу, вышла из хижины, воин, последний раз бросив взгляд на Рагнхильду, молча, поклонился ей и вышел следом.
Кюна проводила их пристальным взглядом и облегченно вздохнула, когда осталась одна. Сейчас ее тяготило общество других людей, ее мысли возвращались к сыну. Постепенно Рагхильда снова заснула.

Греналанд (восточный Агдир). Дорога через лес между Агдиром и Вестфольдом.
(совместно с Гульдой)
Ранние сумерки пали на дорогу. Черные ели вражеским войском клонили ветви над возком, который везли две сытые, бойкие лошадки.
Закутанная в медвежью шубу старая женщина неодобрительно глядела на человека, который, сложив руки на коленях и глядя перед собой, сидел напротив нее. Уже который день этот упрямый ярл, когда то поставленный Гутхормом над частью западной Вестфольда, шел следом за нею со своей небольшой дружиной в тридцать человек, не удаляясь далее чем на несколько шагов. и не похоже было, что он остынет, ему надоест и он в конце концов покинет всем надоевшую старуху.
"Ах, деревянный чурбан... нет, не деревянный, дерево хотя бы когда-то было живым, а этот... правильно его прозвали Каменным! Обломок скалы, а не человек!"
– Как же ты решился оставить дом и молодую жену, Тьодольв, – заговорила Асса, пряча в голосе насмешку, как прячут нож в рукаве, – и последовать за мной, старухой?
- За женой мне не надо приглядывать, потому что в ней я могу быть полностью уверен. Она делает все что должно, и некому упрекнуть ее в чем-либо худом... А за тобой мне было велено присматривать... Лицо Тьодольва было таким же спокойным и непроницаемым.
– Присматривать? – Взгляд кюны был таким же безмятежным, но насмешка чуть явственнее прорезалась в голосе. – Как ты заботлив! Интересно, надолго ли ты взял на себя эти многотрудные заботы? Вдруг боги дадут мне еще силы на много лет царственных деяний... твой дом за это время разрушится и придет в запустение, а твоя жена, глядишь, успеет родить и вырастить дюжину детишек...

Тьодольв на мгновение насупился, и сердито зыркнул глазами, но тут же взял себя в руки.
- На все воля норн. Не думаешь ли ты, что твоя воля сильнее воли владычиц источника Урд под мировым древом? Никто из нас не будет жить в этом мире вечно... И никому не дано знать наперед, что будет... Единственное что мы можем - следовать своей судьбе и прожить достойно...

Женщина, прозванная за красноречие Агдирской Сорокой, согласно покивала.
– Золотые слова сказал ты, Тьодольв! Каждый из нас следует своей судьбе. Одному судьба – сражать врагов в бою. Другому судьба – вести драккар по штормовым безумным волнам. Третьему судьба – слагать висы, переживающие века, и ниды, острые, как лезвие меча. Твоя же судьба – сторожить старуху и грозить ей смертью. По приказу другой женщины. Следуй своей достойной судьбе, о Тьодольв Каменный!
- Если ты что-то будешь делать на благо нашей стране - мне не следует тебе в этом перечить. Кто я такой. чтобы противиться воле Норн и воле богов? Но если ты будешь настраивать людей против Харальда, его матери или дяди - мне придется самому тебя убить... Ничего личного, госпожа... Моя судьба ничем не лучше и не хуже твоей, женщина... - сказал Тьодольв ровным голосом. - Она у каждого своя и не нам судить, чем лучше она или хуже. .. - Но помимо судьбы у каждого из нас есть свой долг. Твой долг - разумно править твоим народом и делать все чтобы он жил, процветал, и успешно защищался от своих врагов...
Улыбка кюны Ассы становилась все шире, все насмешливее.
– О да! Я об этом и говорю! Долг вот этих лошадей – тащить наш возок. Долг раба, что провожал нас в дорогу, – не забыть положить в возок соломы, чтобы у нас не мерзли ноги. Твой долг – грозить смертью старой женщине. И ты непоколебим в исполнении этого долга. О, прозвища даются не напрасно! О Тьодольв, ты и впрямь Каменный... от шеи и выше... – добавила она негромко, словно самой себе, но так, чтобы собеседник расслышал.
- Воистину так. - Тьодольв улыбнулся уголками рта. - Боги наделили тебя мудростью, и если ты знаешь что нужно делать ради нашей страны и нашего народа, то кто я такой, чтобы мешать тебе исполнять свой долг? Посему, госпожа, - он вежливо наклонил голову - по мудрости твоей не суди строго мое рвение в исполнении моего долга. Я позволю тебе исполнить твой долг, и даже буду помогать тебе в этом, покуда это не расходится с моим долгом, ты же, госпожа, не препятствуй мне в исполнении моего долга. И мы оба будем чисты перед богами, и не будет за нами вины в том, что мы пошли наперекор их воле.
Кюна равнодушно кивнула – пустой разговор уже прискучил ей.
Ну вот, она уже начинает мыслить как этот Каменный Болван. Но в чем-то он был прав, и этого она не могла не признавать. Он делал лишь, что как он верил, он должен делать, и не делал того, чего по его убеждению ему делать было не положено. Пожалуй знал Гутхорм младший конунг кого сделать ярлом...
Но про себя она пообещала маленькую месть: не лечь ей в честный погребальный курган, если ее собеседник не сойдет в могилу с прозвищем Каменная Башка... Мысленно приободрившись от этой мысли, она стала в уме слагать про него ниду.


Не отличен Тьодольв
В битве и на тинге,
А отличен Тьодольв
В сваре со старухой.
Не испытан Тьодольв
Ни в пирах, ни в битвах,
А испытан Тьодольв
В службе злобной бабе.
Не прославлен Тьодольв
Ни умом, ни силой,
А прославлен Тьодольв
Каменной башкою.

"И когда-нибудь эти строки кто-то вырежет этот стих на его поминальном камне над его могилой" - со злорадством подумала Асса. она даже в преклонном возрасте обладала прекрасной памятью, и каждый стих, сложенный ею, помнила многие годы... ну и что, если женщину, которая слагает стихи не принято называть скальдом, а лишь сказительницей и колдуньей? И от сказительницы и от колдуньи бывает немало пользы... А ее слава вещуньи и колдуньи не раз служила ей, и преумножала ее славу и власть...

Снежные вихри крутились среди придорожных стволов, сумерки становились все гуще. До жилья было еще далеко, а волки уже перекликались в лесу по обе стороны дороги, и от их голосов лошади нервно и тревожно вскидывали головы... и людям от этого ночного разговора становилось не по себе. О чем переговаривались между собой эти звери? Может, видели волки добычу, и сейчас договаривались, кто с какой стороны будет обходить, и кто первым нападет на усталых людей и лошадей, остановившихся на этой поляне, вдалеке от всякого человеческого жилья...
Тьодольв выставил усиленную стражу. Воины держали оружие наготове, чтобы в любой момент вытащить меч или секиру, или взять в руки копье, и проткнуть лютого хищного зверя, как только он осмелится приблизиться, чтобы напасть . От голода волки становились злее и храбрее, и даже вид обнаженной стали не мог их испугать, когда в их желудке пусто...

..Им предстояло еще два трудных дня и две тревожных ночи пути через зимний лес, откуда могли внезапно появиться волки, или того хуже -инистые великаны, или лесные тролли, и прочая нечисть, чуждая людям и враждебная им. Всего можно было ожидать в этом лесу, но выбора не было, и каждый шел навстречу своей судьбе, исполняя то, что должен был делать, полагая, что только так а не иначе предначертали их судьбу всеведущие Норны у Источника Судьбы - Урд, Верданди и Скульд, без конца прядущие ковер судьбы из бесчисленных нитей, и обрывающие их в урочный час ...

***
А на расстоянии двух дней пути впереди от того места, где расположилась немногочисленная свита кюны Ассы их ждала Тингфелд - Поляна Тинга, священное место для всех жителей Агдира. Здесь выбирали правителей и здесь изгоняли их, если они не выполняли своего предназначения...
Если бы знала кюна Асса, что ихждет, этобы не изменило ее намерений. Правду сказал Тьодольв Каменная Башка - у каждого своя судьба и свой долг. А ждали их тревожные вести. Ормкель -ярл был убит в одной и стычек, нарвавшись на засаду рогаландских разбойников, а все окрестные ярлы, хевдинги и хёльды не могли между собой решить, кто командует и кто подчиняется, и рассыпалась вся армия, оставшаяся на охране давнего родового владения Инглингов, подобно пучку проса, когда на венике ломается скрепляющий их обруч. Те же ярлы, кто еще не утратил рассудка, теперь собрались на поляне Тинга. Много дней спорили они до хрипоты, кричали, ругались, и даже кулаки шли в ход, но никто не хотел признавать кого-либо выше себя, а народ так и вовсе махнул рукой и перестал приходить на тинг, где остались лишь сами ярлы, хёвдирнги и хёльды, все еще надеявшиеся поделить меж собой власть в Агдире, и никак не могли поделить они власть меж собою, и договориться, кто из них должен быть главнее, кто за кем пойдет на битвы, и кто будет вести ополчение и дружины других ярлов на бой с захватчиками...

Раумарики.
Охотники.
Сегодня Ахтисари пошел в лес на охоту. Погода была хорошая, и охота была славная. Эти Железные люди, конечно, распугали все зверье на день пути, пока шли сюда. Даже вон медведи кое-где из берлог повылазили. А здоровым мужчинам, особенно тем, кого ранили в бою надо мясо - много мяса. Сейчас большинство этих Железных людей спят без задних ног в своих ярангах обложенных бревнами. Хороший человек их вождь - добрый и справедливый, и держит себя с ними на равных, и голову не задирает как другие. Такой человек им нравился, хоть и чужак. Жаль, что он как другие любит ходить увешанный множеством железа и убивать других людей. Главное зачем? Земли им тут мало? хотя и в самом деле их тут стало за последние поколения намного больше, чем всех саамов, которые когда-либо жили тут в окрестностях. А уж прокормить такое население нелегко. Ахтисари покачал головой. Саамы не любили воевать, и убивать людей предпочитали лишь тогда, когда иного выхода им не оставалось. Эти люди верят в лесных троллей - что ж, иногда можно и троллями прикинуться, и развлечься, заводя чужаков в непроходимую чащу.

Охотник втянул носом воздух и принюхался. Лоси. Целое стадо. Следы еще свежие. Ахтисари присвистнул, достав свистульку, издал длинную трель. Такая же трель послышалась далеко в чаще, и вот уже в нескольких местах разносится заливистая трель сойки. Кто не знает, ни за что не догадается, что это люди так переговариваются. Зверю так точно нипочем не сообразить, что так его в ловушку загоняют. Лайки, приученные тихо идти за зверем, принюхивались, пробуя языками наст, чтобы взять след... Ахтисари довольно промурлыкал собакам что-то на своем языке, и осторожно начал красться вслед за собаками, насколько можно красться на лыжах. Саами очень давно жили здесь - и не было охотников, которые сравнились бы с ними умением выслеживать и добывать зверя. И никогда саами не брали у природы больше, чем им нужно для поддержания жизни, и лес давал им все что нужно...

Тут охотник отвлекся от своих мыслей. Какое-то внутреннее чутье заставило его насторожиться. Птицы всполошились. Неспроста это все. Неужели опять чужаки пожаловали? С них станется... Точно они... Скрипит снег под множеством ног в сапогах из жесткой кожи, трещат ветки под подошвами окованными железом, гудят приглушенные голоса.... Сколько шума! неотесанные людишки! Никакого уважения к величественному спокойствию леса!
Ахтисари свистом подозвал собак, и скрылся в кустах, сняв с ног лыжи и надев насадки. теперь он оставлял следы копыт. Потом он натянул маску и шапочку с лисьими ушами. Ну вот. Теперь он и в самом деле похож на злобного тролля. Ахтисари взял свистульку и издал тревожную трель. Теперь все напарники знали - и Куовитиста, и Тавастамияки, Пиексимилаки, и Тойвопиемаки - они все теперь знали, что в лес пожаловали враги, и они все с детства знали что делать. Железные люди боятся троллей, им становится страшно в темной глубокой чаще, и они не знают что значит дружить с духами леса... А еще они боятся колдовства. А каждый охотник немного колдун, а уж вместе они наколдуют... Ахтисари улыбнулся, предвкушая небывалое развлечение...

со Скальдом
Ночной путь труден, даже, если идти по следам. Когда Хегни повёл скандинавов напрямки через лес, он и не думал, что там, где четверо быстро проскочат один за другим, три сотни лыжников на снегоступах могут застрять или запутаться. Да и это было бы ещё ничего, если бы погода не начала резко портиться. В ветвях загудело, ледяной пронизывающий ветер в лицо сбивал воинов с ног и заметал следы.
- Впе-перёл! Нас ждд-дут! - орал Хегни, но его мало кто слышал. Буря относила звук в противоположную сторону и в ушах лыжников слышался лишь какой-то вой. Да ещё и темнота. Немногочисленные следопыта тщетно искали следы и, наконец, посовещавшись решили идти по мху на деревьям. Но такие ориентиры были не точны и несколько раз приходилось корректировать направление, когда отряд выходил на собственные следы. То тут то там начал раздаваться ропот. По двое, по трое, наиболее пугливые из войска стали отделяться от Хегни и поворачивать обратно, считая, что это сам Локки шуткует, а потому их поход обречён на гибель.
- Хегни не любим богами, - стали говорить то тут, то там.
Да ещё и огни. Странные огни начали возникать то с левого бока от отряда, то с правого, то заходя вперёд, то отставая. Огни не приближались и не уходили. Иногда меж деревьев мелькали рогатые силуэты и слух, что без северных троллей тут не обошлось, прокатился по рядам.
- Вперёд, - орал Хегни, но его войско уменьшалось на глазах ещё до вступления в бой с недругом.

Сквозь вой ветра звучали трели. Теперь охотники были близко друг от друга, настолько близко, что могли перекрикиваться на своем непонятном для чужаков протяжном и певучем языке...
- Рууккки куотосавейя квиметосаври руотомакайтви. Квеморотокварти пеконасамекто квосаломиетятви...
Голоса многократно отражались эхом, и разносилось по лесу...

Время от времени, придумав нечто забавное, охотники заливались смехом. Вот упало на дорогу подпиленное раньше дерево - еще не завершился обряд выспрашивания милости у древесного духа так чтобы он успел покинуть свое жилище.

Дорога заплести
ваша в чаща завести
путь отсюда не найти
следы ваша замести...
Протяжная колдовская песня на искаженном северном наречии доносилась то с одной стороны, то с другой.
- Руки ваша ослабеть
ваша смелость не иметь
дальше ноги не идти
путь отсель вам не найти.
И снова дикий визгливый хохот и огни
Когда привидения запели, присел даже Хегни, но он был настоящим воином и сумел побороть в себе детские страхи.
- Вы в-воины, или б-баб-бы? - пытался сын Эйгнара урезонить струсивших подчинённых, но его заикание и срывающийся голос никак не соответствовали голосу вождя. Люди оглядывались и топтались, не зная, что и предпринять. Наконец Хегни, решив, что словами помочь делу он не сможет, один рванул прямо в чащу, подняв над собой своё оружие. И именно в этот момент ветер притих и оказалось, что отряд находится прямо у опушки леса. Правда, вышли они не к лагерю Лысого, а к реке, что был в получасе быстрого бега до последнего. Видно, тролли всё же поводили скандинавов по лесу. Но и этому все были рады. Теперь подбадривания Хегни начали делать своё дело, хотя около трети воинства ещё продолжало где-то блуждать по столь не гостеприимному лесу.

Харек волк проснулся с гулом в голове. Он даже не помнил, как он очутился в этой лежанке. Молодая хозяйка дома в одной льняной рубахе подошла к Хареку, держа в руках кувшин с молоком и ячменную лепешку с куском масла, и смотрела на него с обожанием.
- Бог ты мой, что я наделал... - пробормотал Харек, спешно натягивая на себя одежду. Уже темно...
- На самом деле еще день... Два часа по полудни. Долгая ночь скоро будет, там и Йоль уже не за горами...
"Не дай Бог Гиоллеад узнает что я ей изменяю... хотя... это вдовы... а род свой надо продолжать как-то. закончится это все, переплыву через пролив исповедаться пастору... В Хедебю или Гамбурге - не столь важно..."
В дверь без стука протиснулся охотник.
- Моя вернулся однако. Много узнал аднака. Твоя должно знать аднака! - весело и задорно произнес охотник.
- Пиесимякки... - произнес Харек, обводя еще мутным взглядом горницу и переводя взгляд с женщины на охотника. - А где же ваше мясо?
Охотник снова засмеялся.
- Охотник говорить - моя вернулся. Другие там в лесу...
- Ты один? А где мясо? Мои воины будут роптать, что не всем вчера мяса хватило...
Охтник снова загадочно улыбнулся.
- Мясо само идет сюда. Много мяса, но ваша люди это мяса кушать не захотеть. На том мясо железо много аднака.
Харек сразу помрачнел. Хорошо еще, что местные жители все таки починили ворота, с самого утра забивая в мерзлую землю столбы и крепкие дубовые доски, и уже должны были поставить ворота на место.
- Чужие? воины? Много?
- Столько твоя, столько их... мы тролли им показали. Много люди путь потеряли и зашли далеко... Но ты быстро твоя люди собирать... Встречать чужие надо...
- Я тебя понял, друг... Я ваш должник...
Харек натянул на себя крепкую кольчугу эйринской работы, и выскочил во двор, и стал что есть в силы бить молотком в гонг. На двор высыпали заспанные хирдманы.
- К оружию! - прокричал Харек. - Сюда идут хейдемарцы! Кажется, мы тут всех всполошили. Готовьтесь оборонять усадьбу! Мало завоевать, теперь еще удержать надо. Да поживее вы! Прямо как сонные мухи копошитесь! Нечего было так пиво хлестать!
Воины беспорядочно засуетились, изображая бурную деятельность, но ярлы и хёльды быстро навели порядок и начали отдавать распоряжения своим десяткам. Сильно поредевшая дружина и местные ополченцы, щеголявшие в плохо подогнанных трофейных доспехах и с трофейным оружием принялись за дело, и стали готовиться к обороне. Стрелки залезли на крыши, к частоколу приставили лестницы, на сторожевых вышках зажглись факелы, освещавшие ночную темноту...

На удивление Хегни усадьба впереди вдруг освеилась факелами.
- Это Кари ещё дерётся, - крикнул вдруг кто-то.
- С нами Фр-ея! - рявкнул Хегни и, отхлебнув настойки из мухоморов из притороченного к поясу бурдюка, ринулся на к частоколу. За ним побежали и остальные. Лобовая атака - самая верная. Это трусы идут кружными путями. Хегни вёл воинов в бой.

Фроди, между тем, собрал с хуторов оставшееся воинство и двинул его туда же. Но повёл он воинов берегом реки, здраво рассудив, что зайдёт в тыл к противнику, так как те должны были отвлечься на отояд Хегни, что выйдет из леса.
Естественно, сам Фроди шёл в арьергарде. Это Хегни любит лезть под топор врага. А его дела командовать, головой думать, а не тупо махать секирой направо и налево, как ополоумевший тролль. Вёл всех Бенка, знавший эти места лучше всех и уже оправившийся после ночного перехода. Двигались не торопясь, справедливо полагая, что пол-часа погоды не сделают, а людей лучше сохранить бодрых. Какой резон идти в бой с устатку. Победа даётся тем, кто более свеж.

(совместно со Скальдом)
- Не сейчас, конунг - сказал Торлейв, сделав предупредительный жест рукой. - Я сильно утомил раненого беседой. И мне нужно тебе многое сообщить
Харальд удивленно взглянул на мудреца.
- Что за беседа такая была? И чем ты хочешь со мной поделиться, Торлейв?
- Оказывается Хаки по приказу своего отца захватил весь Винугльмерк по эту сторону реки Скаун. На тот берег он не пошел. Но неизветсно, сколько он оставил там гарнизона. и оставил ли вообще. Но одно знаю точно - Вингульмёрк больше нам не принадлежит, и его надо брать назад. Я вот подумал. Может лучше отправить твоего лучшего ярла Эйнара - и посулить ему, коль возьмет фюльк обратно, пусть садится там ярлом и правит там от твоего имени
- А разумно ли? - нахмурился Харальд. - Эйнар и его воины могут пригодиться и тут.
- Его войско потрепано было последней битвой, и едва ли половина осталась от его, и многие из них ранены. А сам Эйнар потерял в битве руку. Он более не может сражаться.
- Тюру откусил руку Фенрир, - возразил Харальд. - И я бы не сказал, что ас скорбит из-за этого. Кроме того, предводитель не всегда участвует в битве - как я в этот раз.
- Есть еще кое- что. Его жена теперь носит ребенка. И он сам просил оставить его здесь, чтобы он мог присмотреть за женой. Все то время как ты живешь на свете они ждали детей и лишь теперь дождались этого
- Вот это меняет дело, - согласился конунг. - Я понимаю Эйнара - не дело быть где-то вдалеке, когда первенец готов появиться на свет. Что ж, мы еще поговорим с ним, и составим должный план.
- Тем более что Эйнар своим своевольным приходом спас нам всем жизнь. А за это и одного фюлька будет мало в качестве награды. У тебя есть еще немало других ярлов которые будут воевать не хуже него.
- Ты прав, мудрый, - после некоторого раздумья кивнул Харальд. - Как я уже сказал, мы все обсудим с Эйнаром... Ты хотел что-то еще сказать?
- Хаки видел Харека Волка.
- Харека? Так он все же вернулся. Приятная новость.
- Нет. Харек прошел Скану и ушел воевать в Раумарики. Когда Хаки только захватил Саросбёрг и мост через Скаун... Харек не мог попасть в Раумарики, не миновав Саросберг и его большой подвесной мост на сваях. Они снова договорились и разошлись миом, не вступая в битву между собой, как 16 лет назад при твоем отце...
- Странно, - удивился Харальд. - Хотя... Хаки - более мирный человек, чем Гандальв. Они могли договориться и не проливать кровь воинов.
- Хаки без боя пропустил корабли Харека и тот спокойно уплыл в Раумарики. И с тех пор как он уплыл, еще шесть кораблей с людьми умудрился раздобыть по пути... Если Хаки не ошибся в числе кораблей...
- Надо будет об этом с ним поговорить, - задумчиво констатировал Харальд. - А где Харек сейчас? Раумарики - его нынешний лагерь, или нет?
- Мы можем лишь гадать. Скорее всего он сейчас воюет там с хейдемарцем освобождая эту землю от войск Хедемарка. Только вот для кого? Вот что важно. Харек не поднял на кораблях щит Агдира. Он шел под своим собственным стягом... Я уж не знаю что это -военная хитрость или предательство.
- Так, - Харальд сосредоточенно потер подбородок. - Хм. Я бы сказал, что скорее хитрость... если враги посчитают, что Харек откололся от нас, то пока не обратят на него внимания, дав время укрепиться и ударить по ним. Ты так не считаешь?
- Я просто ничего об этом не знаю. А догадки можно строить какие угодно. Да у него не так много войска, враги могут превосходить его численностью... Но он оставил веру в наших богов и принял чужого бога, а потому я считаю что такие люди не стоят полного доверия. Предавший богов предаст и конунга.
- Но Эйнар - христианин, - возразил Харальд. - И храбро бился рядом с нами, совсем недавно.
- Я верю только тем кто чтит наших богов. И не верю тем кто не чтит их. Ты можешь думать что хочешь , конунг. Но я не скрываю того что думаю.
- Это хорошая черта, - кивнул конунг. - Скажи, возможно ли отправить к Хареку гонца? Тайно, разумеется.
- Это хорошая мысль, конунг. Это заставит его вспомнить о своих клятвах, даже если он на время забыл о них. А если забыл...тут осталась его жена... Если он предаст нас. я попрошу отдать ее мне в услужение... в качестве рабыни
- Если, - подчеркнул Харальд. - Пока даже этим и угрожать не стоит - не дело для воина прикрываться гостьей.
- Ты прав. конунг -Торлейв покорно склонил голову.
- Что ж... с этим тоже ясно. Да, Торлейв! А сколько у нас после боя осталось пленных?
Вопрос был по адресу - кому, как не мудрецу, их сосчитать.
- Боюсь, это для нас головная боль. Пленных столько, что мы не знаем, что нам с ними делать. Их гораздо больше, чем наших воинов. оставшихся на ногах после битвы. Кормить их почти нечем, отпустить их просто так нельзя, убивать всех сразу будет бесчестно.
- А если... - Харальд задумчиво сощурился. - Если взять с них клятву на крови и присоединить к нашему войску?
Торлейв удивленно посмотрел на Харальда
- Такого сроду еще не бывало, конунг.Хотя... как знать..Ведь большая часть уцелевшего войска Гандальва сама пришла сдаваться на милость, а часть даже, презирая своего конунга за трусость, или просят принять в твое войско и произнести клятву верности потому что боги явили всем свою волю, или просят позволить им уйти из страны и самим искать свою долю в море, и тоже готовы принести какие угодно клятвы не поднимать на нас оружия..
- Ну вот, - улыбнулся конунг. - Глупо будет не воспользоваться таким случаем. Правда, довериться им до конца будет не менее глупо... Что ж, пусть получат выбор - клятва... или рабство.
Отпускать их - тоже не дело. Чего доброго, сколотят разбойные шайки.
- Мудры слова твои, конунг. Так и следует нам поступить. Только вот что меня беспокоит, конунг. Ведь люди Хаки нарушили священный обычай? Кто поручится что эти лживые люди не нарушат своих обетов? Разве что заставить всех клясться своим родом и своей кровью. Ведь если кто нарушит клятву, то проклятие падет на весь их род и на их потомков...
- А кроме того - пусть идут в первых рядах, - добавил Харальд. - И там кровью и клинком докажут, на чьей они стороне.
- Это будет разумно... и справедливо. А еще... Я считаю что тебе пора поискать невесту среди дочерей других конунгов. Весть твоей великой победе и проявленном тобой великодушии разойдется по своей стране.
Харальд поморщился - все же он считал, что победу вырвали клинки всех воинов Агдира, и не пытался именовать ее "своей".
- Есть какие-то предложения?
- Я в вспомнил про конунга Тронделлага. но это далеко на севере... Но раз он предложил свою дружбу и свою дочь, то не стоит отказывать ему. Тем более что еще никому он сам не предлагал свою дочь в жёны... Хакен из Трандхейма - очень богатый и могущественный правитель. Но боги отняли у него сыновей и жену. а он уже стар чтобы продолжить свой род. И некому более из его родичей наследовать трон правителей Трандхейма. Ведомо ли тебе, что десятки женихов - самых знатных сыновей ярлов и коннугов обивают порог его усадьбы, но не было никого, кто прошел бы все испытания...
- А что за испытания? - заинтересовался Харальд. - Видно, Хакен - почитатель старых обычаев.
- Да он чтит все древние обычаи как настоящий жрец, и исправно приносит богам жертвы. Всем разные. Но об этом рассказывают легенды. А его дочь... Говорят что она не слишком умна. и не слишком красива, и зрение ее не отличается остротой, отчего неспособна она как все воспитанные женщины прясть и рукодельничать. Ее единственная ценность -ее приданое и наследие ее отца. Только ради приданого к нейидут женихи, и это печалит конунга Хакена. Как и всякий хороший отец, он горчо любит свою дочь и хочет чтобы ее любили.
На лице Харальда отразилось некоторое замешательство. Да, приданое и отцовские владения - это хорошо.
Но все равно в этом возрасте хочется взять в жены красавицу, а не слыть расчетливым женихом.
- Я понимаю о чем ты думаешь... та девушка - Эльдис , которую ты знаешь с детства была уведена людьми Гандальва коннунга... никто не занет куда... А отцу ее Гандальв сделал кровавого орла, и он испустил дух на пороге своего дома, прежде чпем Гандальв предал его огню...
- Хмм... - сощурился Харальд. - А Хаки не может знать, куда его отец отправил девушку?
- Об этом ты спроси его сам. К тебе он более...расположен.. Но ты должен помнить что ты конунг...И судьба страны выше твоих чувств... ты можешь взять в сволих владенгиях любую деву, какую пожелаешь... И даже во всей Норвегии сейчас не сыщется невесты, котора ятебе откажет... Ведь сейчас ты законный конунг пяти фюльков.
- Или... - очень медленно произнес конунг, - невест.
- Значит и тебе ведом наш древний обычай. Что чтобы связать себя с каждым ярлом родственными узами и заручиться его верностью, конунг берет в жены его сестру или дочь. Обычай не воспрещает брать тебе сразу двух или даже трех жен...
Харальд несколько смущенно отвел глаза - столь яркие видения из рассказов гридней его посетили. Помотав головой, конунг отогнал их.
- Ну, тут еще надо предложения получить, - твердо заявил он.
- Теперь ты должен требовать себе невесту, а не ждать предоложений. -жестко сазал ТОрлейв. - Жених выбирает невесту и добивается ее согласия и согласия ее рода, чтобы взять ее в жены. И не забывай. что хороший брак - лучший способ заручиться поддержкой и найти союзников.
- Но тому, кто требует, предъявляют условия, - усмехнулся Харальд. - Если кто-то предлагает дочь в жены - то условия ставить будем мы, а не наоборот. Хотя, конечно, все зависит от того или иного человека.
- Харальд.- Торлейв устало перевел дух. - Как давно смотрел ты на карту своих владений? Ведомо ли тебе, что повсюду вокруг нас враги?
- Хальвдан оставил тебе в наследство множество врагов и очень мало друзей.
- Ненадолго, - холодно отрезал Харальд. - Или не ты только что говорил о том, как разнесется слух о победе? Те, кто не уверены в своих силах, будут колебаться. Те, кто чрезмерно уверен - могут кинуться в бой... и погибнуть. А те, кто хорошо себя знает... с такими обычно можно и договориться.
- Я бы не был столь уверен... Возможно все.. о боюсь я, что теперь все они позабудут про свои старые распри и лишь сильнее сплотятся против тебя...
- А вот этого, - хищно улыбнулся конунг, - нам и нельзя допускать.
- Страх мирит даже врагов. А тебя теперь станут бояться все. Ведь - никто не смел воевать с Гандльвом кроме тебя и Эйрика -конунга Хёрдалена.
- Страх имеет и обратную сторону - враги не сразу решатся выступить. А значит - у нас будет время на укрепление своих сил.
- И его надо использовать не только для укрепления сил, но и поиска союзников. Вспомнить всех, кто имеет друг на друга зуб, и использвать это.. Вот конунг Хёрдалена... Гандальв когда-то отонял уего отца часть его владений, а еще он враждует с Рогаландом и Телемарком - те тоже не питают к нам любви и только ждут момента чтобы напасть на нас. И у него есть дочь. Говорят что красавица, умница, и на год или два младше тебя.. И зовут ее Гюда. Но она очень гордая... И долго ее придется тебе укрощать ее строптивый нрав..
- Сражение путем свадеб? - усмехнулся Харальд. - А что, хорошая мысль... Гандальв ведь нажил себе тоже немало врагов, и на этом можно сыграть...
- Потому я тебе предлагаю. Шли посланца в Тронделаг... Через месяц -два он доставит наше послание Хакену...И еще отправь посланцев к Рогволду в Хёрдаланд. ты попросишь руки его дочери Гюды... и дай ей месяц на раздумья.
- И еще гонца к Хареку... - напомнил Харальд. - Да, конунгу работать словом надо не меньше, чем мечом.
- Воистину так, мой конунг...
- Это все, что ты хотел сказать?
- Да, мой конунг. Помни мои слова... Я уполваю нга твою мудрость и рассудительность.
- А я - на твою мудрость, - улыбнулся Харальд.
"И еще на опыт дяди и мудрость матери, - но об этом позже".

Снова конунг Гандальв.
_________________________

с Тельтиаром, конечно

Отступление Гандальва с поля битвы все же не обратилось в поспешное бегство. Конунг отходил по тем землям, которые ранее предал огню и мечу, собирая оставленные гарнизоны. В этом имелись некие минусы – ведь без воинских сил завоеванной земли не удержать, однако Гандальв понимал, что усидеть на двух скакунах всяко трудно даже властителю. И сейчас ему нужнее было войско под боком, чем чужие угодья... тем паче, что земли эти уже разорены его молодцами.
«Нет, - мыслил конунг, - пусть Агдир наводит тут порядок, ежели сможет. А мой путь ныне лежит в иную сторону и дело гридней – быть подле конунга, а не хорониться по избам, утешая младых вдовушек».
Альвхемер ждала новая битва и Гандальв, побежденный но не сломленный, уже вовсю строил планы отмщения. Ярл Асгейр, один из тех, кто был оставлен конунгом для надзора за захваченными землями, подъехал к Гандальву. Он был ровесником Хаки, и так же участвовал в том злополучном походе в Хрингарики пятнадцать лет назад, вместе со своим погибшим братом.
- Неужели мы отступаем, господин?! - Воскликнул ярл, едва лишь его конь поравнялся с конем Гандальва. Пятнадцать лет ждал Асгейр новой битвы, а теперь ему претило уходить, даже не обнажив меча.
- Молчи, ярл неразумный, - грозно сдвинул брови Гандальв. – Вы, воины мои храбры, однако не дело смертным мужам спорить с богами. Жрецы, сопровождавшие в походе это отродье, по недомыслию звавшееся моим сыном, навлекли на нас немилость асов. Не дело снова вступать в бой, не принеся достаточной жертвы. Мы не бежим. Клялся я кровью, что покуда жив мой род на земле Норвегии, не сидеть агдирскому господарю в покое ни дня. Ужели я мог позабыть о подобном обете? Стыдись, гридень. Только смелость твоя ныне защищает твою голову, ибо понимаю я, как тяжко тебе уходить от врага, не пролив крови его поганой в достатке. Сам еду – будто жилы из тела тяну с каждым шагом.
- Простите мне слова мои, государь, - склонил голову Асгейр. - Не по уму, во гневе они были сказаны. Но неприятные слухи доходят до нас, и поначалу я было подумал, что враги, точно змеи поганые, ложью коварной обмануть нас пытаются, но ныне и не знаю чему верить. Люди говорят - войско ваше на поклон к Харальду пошло, вместо того, чтобы за законным государем следовать.
Вместо ответа конунг скрипнул зубами, но затем – все же разверз уста для хулительных слов:
- Тяжко не говаривать такие речи, да, видать, трусость – как черная болезнь, поражает дух незаметно для глаза. Ну, да ничего. Те, кто предал своего властителя, навек утратили благословение Одина, и не будь я Гандальв-конунг, если агдирцы не отплатят им вместо нас, погнав как скот впереди войска. Даже щенок хальвданов имеет довольно ума, чтобы знать: преступивший клятву единожды сделает это и снова, ибо нет в нем ни верности ни чести воинской. Пусть их. Но есть еще в землях моих зоркие глаза да крепкие руки, и, милостью ванов, и мужи, способные натянуть лук да примериться к мечу пока не перевелись. Пусть трусы кормят воронье своими потрохами – воинам не след о них даже помнить. Волею моей имена их пусть вычекнуться из памяти, а жены да дети станут холопами безродными. Ежели выживут - узнают предатели, какова кара за лжу да нечистые помыслы в Альвхеймере.
- Истину говоришь, господин, но пойдут ли вои наши против собственных братьев и отцов, буде те станут служить Харальду? Лучшие гриди полегли из-за глупости вашего сына, а те что сейчас с нами совсем юнцы безусые. - Асгейр опустил голову, понимая, что мог пробудить в гневном конунге злобу, упомянув про Хаки. - Не придется ли нам союзников искать в других землях?
- Твои слова мудры не по возрасту, ярл, - против ожидания Гандальв не прогневался. Видимо, и сам мыслил в том же направлении, – жаль мне, что не ты, а трус злосчастный звал меня отцом. Ну, да волю богов не переменишь. Не поминай при мне Хаки – клянусь, он первый разделит участь изменников. Когда гридни увидят, что не щажу я даже наследника своего, последний, хоть и кривой росток рода конунжего, – так уйдет из их сердец сомнение. Но и про союзников прав ты, мудрый советчик. Кулак сильнее, чем пальцы в отдельности. И, хоть и и достаточно у меня сил воинских и воли для мести, но грех Альвхеймеру пренебречь союзами с иными недовольными Агдиром владыками. Хальвдан имел много врагов, Харальд унаследовал их от отца. И все они мне скорее друзья, чем противники. Разногласия коснуться лишь дележа завоеванного, ну, да там видно будет. Где правит месть - нет места корысти.
За разговорами конунг и ярл вместе с гриднями доехали до селения, где Асгейр с воинами стоял на постое. Последний нарочно выехал вперед, чтобы встретить властителя, теперь полнился гордостью за то, как споро местных холопы приняли коней, оборели да накормили воителей. Воистину, хлыст да палки творят чудеса! Однако же, едой да напитками сюрпризы ярла конунгу вовсе не ограничивались:
- Слышал я, Гудбранд херсир обиду на Харальда большую имеет, такой друг большим подспорьем стал бы Альвхеймару, и еще, есть у меня подарок для тебя, государь, - Асгейр ухмыльнулся в усы, надеясь, что сумеет угодить Гандальву. - Схватили мои люди одну деву в усадьбе разоренной, а прислуга молвила, будто она - невеста агдирского волченка. Отцу ее я собственноручно орла врезал тогда, сильный воин был, долго умирал.
- Невеста, говоришь? – конунг покрутил ус, а в глазах его зажглось яростное пламя. – И люба, небось? Знаю я, что такое для юноши первая страсть. Ведь Харальд еще не женат, как я знаю? Добре… небось, видит в девке своей Сид собственной персоной? А ну, ярл, тащи ее сюда. Поглядим, из какого теста боги сделали любу Харальда.
- Эй, гридни! - Повысил голос Асгейр ярл. - Тащите сюда харальдову девку!
Споро исполнили приказ воины Асгейра, притащив упирающуюся девушку к остановившемуся конунгу и бросив ее на землю перед Гандальвом. Хотя, после шести дней пути в повозке с пленниками и рабами красота ее поблекла, да и изорванное платье не добавляло фигуре изящества - пока еще можно было понять, что перед ними дева благородных кровей.
Конунг глумливо, с демонстративным презрение оглядел худощавую фигурку, и таков был тот взор, что дева поспешно запахнула драные лохмотья на груди, а щеки ее налились румянцем.
- Не красавица, да и не в теле, - так завершил конунг осмотр. – Плох вкус у адирца, сразу видать – ничего он в женах не смыслит. Может, на ложе она хороша? Как думаешь, Асгейр? Коли отец ее так долго умирал под твоим ножом – может, и дочь диво вынослива в утехах? Чай, проверял?
- Нет пока, но только прикажи - и споро проверим, - с ухмылкой отозвался Асгейр.
Гандальв еще раз задумчиво окинул жертву взором, - и слегка поморщился:
- А ну, молодцы, стащите с девки эти лохмотья.
Пленница сопротивлялась, как кошка, но – куда ей против здоровых мужчин во цвете силы? Конунг смотрел на мытарства с глумливой усмешкой, и, когда приказ его был исполнен – взял деву за подбородок, вынуждая поднять на него глаза. В очах девушки закипали слезы – но она крепилась из последних сил, не желая показывать слабость убийцам.
- Ну что, люба – мне велеть гридням проверить твои силы? Или – может, скрасишь мою одинокую ночку своей прелестью? Решать тебе, сизокрылая. Что молвишь ты конунгу в ответ на слова?
Страх отражался в глазах девицы, покуда жадные глаза гридей пожирали ее тело - видно было, что вои изголодались по женской ласке, покуда были в походе, а тех немногочисленных рабынь, что удалось захватить им уже не хватало.
Смеясь в усы наблюдал за ее терзаниями ярл Асгейр, отметив про себя, что именно этот страх был ему стократ приятнее, чем если бы он даже овладел этой девой сам. Любо было ярлу смотреть, как силится гордая дева дать достойный ответ, да только понимание последствий такого ответа удерживает ее язык.
Наконец, она медленно кивнула, не в силах вымолвить и слова.
- Похоже, нашли слова твои, великий конунг, отклик в сердце девичьем, - рассмеялся Асгейр.
- Вот и славно, - усмехнулся Гандальв. – Отведите ее в опочивальню…

Эйнсугнвильд. Асгейр ярл.

Малая дружина Гандальва конунга остановилась на постой в деревне на границе Вингульмерка и Раумарики, называемой Эйнсугнвильд. Жители ее, завидев грозное воинство с радостью предоставили и стол и кров, лишь бы их самих не затронула бушевавшая в Вестфольде война. Херсир управлявший областью, сам предоставил грозному конунгу собственное жилище, надеясь, что милостью Гандальва, его людей не постигнет участь тех, кто не покорился Альвхеймару - хорошо говорить о верности Харальду, покуда враг далеко, но не дело крестьян с воинами пререкаться.
Проследив чтобы его воины получили все необходимое, Асгейр устроился за крепким столом в одном из домов, прислушиваясь к разговорам гридней.
- Слышал я, в лесах здешних отшельник живет, Хильдебранд-старец, коего и звери лютые и птицы слушают, и сам он их язык разумеет, - начал рассказ один седоусый воин из ближней дружины конунга, видимо решив немного развлечь все еще не отошедших от поражения молодых воинов. - Видет этот старец грядущее, знает былое, поговаривают, сам Один его устами говорит.
- И сколько же лет ему? - Задал вопрос Асгейр, придвигаясь поближе к огню.
- Еще при старом Гудреде Агдирском Хильдебранд был ветераном в его дружине, а после смерти своего конунга подался в лес. Я, лет семь тому назад его видел, когда в этих землях был.
- Так что же, старик и правда видит будущее?
- Все что мне предсказал - сбылось, - кивнул гридень.
- Отведи меня к нему!
- Поздно уже, ярл, да и стужа лютая на дворе, куда пойдем мы, не видно ничего!
- А медлить мы не можем! - Отрезал Асгейр. - Завтра поутру надобно уже дальше идти, так что веди гридень, на твою память уповаю!

Долго плутали они по лесу в ту ночь, но вот перед ними оказалась изба отшельника, не иначе как сам Хильдебранд ждал гостей и указал им путь. Асгейр первым вошел в дом, снимая шапку.
- Здрав будь, мудрый Хильдебранд, чьи седины подобны пикам вечных гор, - приветствовал ярл старца, поднимая мешок, что взял с собой. - Прошу, прими дары мои и уважь просьбу малую.
- Горяч ты ярл, хоть и не первый год на свете живешь, а все так же жить торопишься. Али не охладил лес студеный твой пыл? Али даром ты столько времени тропу в дом мой искал, чтобы с порога о деле своем говорить? Ты садись к столу, и ты Хьялли сын Вильмунда проходи, не стой на пороге.
- Благодарствую, мудрый Хильдебранд Ворон, - поклонился викинг, проходя в дом.
- Испейте по чарке, гости дорогие, - произнес старик, когда воины сели за стол. - И расскажите, что вас тревожит? Зачем ко мне пришли в глушь лесную?
Асгейр отпил крепкой браги, чуть вымочив усы, и довольно улыбнулся - хороший напиток настаивал Хильдебранд, вкусный и к тому же в голове была легкость необыкновенная, все мысли пришли в порядок, выстраиваясь как должно для чинной беседы.
- Из Вестфольда я путь держу...
- То мне ведомо, ярл Асгейр, как и то, что потерпели поражение от агдирского конунга войска ярого Гандальва, - поторопил его старец. - И погони нет за вами, хоть и должно бы, да остановился пока Харальд-конунг, силы собирает.
- Добрая весть, мудрый Ворон, но я пришел от тебя узнать - что ждет в будущем Альвхеймар?
- Будущее изменчиво, вьется нить Норн, да по разному сплетается ее узор - каждое деяние приводит к своему итогу. Внемли же, нетерпеливый ярл моим словам!
Произнеся так, бросил на стол мудрец руны, ловко пальцами расставляя их, точно собирая некий узор.
- Вижу храбрых воинов в крепкой броне, вижу сечи лютые, вижу кровь на снегу и траве, на дерев и в воде, вижу мудрых конунгов и горящие усадьбы, вижу смерть что не щадит никого...
Хильдебранд запрокинул голову, и голос его изменился, став словно рокотом грома:

Сотни их отважных
Вязов копий стройных
В брань клинков лихую
Поведет могучий
Блеск шеломов ратей
Блеску солнца равен.
Зову древней клятвы,
Конунги покорны.

Оросится алым
Топоров размолвка,
Вепри моря сгинут
На тюленей поле.
И узрит Валькирий
Гридя взгляд последний,
Но мужей в Валгалле
Множество прибудет.

Славен тот властитель,
Что в размолвке копий,
Мудр и хладен будет,
Воинам примером.
Тор его рукою
Вражий ненавистный
Древний род погубит
Даровав победу…

Прояснился взгляд Хильдебранда, но видно было по его глазам, что не помнит он ничего, из сказанного им, словно боги сами говорили его устами. Но Асгейру и того было достаточно – запомнил он слова мудреца, и домыслил про себя, что предрекаю боги великую победу Гандальву конунгу, а род юнца Харальда навеки вечные пресечен будет.
- Доволен ли ты предсказанием моим, ярл? – Осведомился старец.
- Более чем, мудрый, - ответствовал ему Асгейр. – Прими в благодарность мою это злато и ткани, и…
- Ничего не приму от тебя, викинг, милостью богов живу я, - отвечал Хильдебранд.
- Знаю я, что прошу чрезмерно, благородный старец, но исполнишь ли ты еще одну мою просьбу?
- Говори, не я, боги будут судить чрезмерна ли она, и подумай, не будешь ли ты о ней сожалеть потом? – Седобородый старец улыбнулся.
- Скажи, что ждет меня в будущем?
- Смотри и сам узри свою судьбу, нетерпеливый ярл, - изрек Хильдебранд, положив ладонь на лоб викинга и закрыв ему глаза.

Видел Асгейр лес, и дорогу в лесу. Видел Барвайга Красного, окруженного стаей волков. Рьяно бился Барвайг, метался меч его, пронзая серые тела, копытами отбивался конь, но серых хищников много больше было, чем сил у храброго ярла. И пал он, пронзенный острыми клыками…
Видел Асгейр лес, и хижину в лесу. Видел отряд воинов, стоящий у порога, и хозяина, смеющегося в густую бороду.
- Говорят ярлы Гандальва как слуги ярлам Хальвдана прислуживали, да еду-питие на свадьбе его подносили! Так должно ли мне слугам кров давать и пищей господской их потчевать? – Рассмеялся он, пьяный. – Подите прочь!
- Языку твоему не дорога голова, бонд, - ответствовал Барвайг ярл. – Коли он речи такие ведет. Будь радушным хозяином, прими нас на постой и мы щедрой наградой тебя одарим.
Но позади него раздался ропот гридей, недовольных язвительными словами. Был там и Рагнар, и Вали, и Локтар, и Бьярни, и другие кто сгинул уже, видел Асгейр там и себя. Припомнил ярл имя злословного бонда – Эгилем того звали.
- Меч ему в глотку наградой будет! – Прокричал Рагнар.
- Довольно уже с ним говорить, Барвайг, потешаеться над нами это турсово отродье! – Подал голос разъярившийся Бьярни.
- Убирайтесь, покуда вас Хальвдановы гриди плетьми до Альвхеймара не погнали, - Перебил их Эгиль. – Али только и можете, что браниться, как бабы! А в битве сразу бежите прочь, точно зайцы пугливые!
- Довольно с нас этих оскорблений! – Асгейр первым нанес удар, и клинок глубоко вошел в плечо могучему бонду, а затем каждый гридень оставил по ране на его теле.

Видел Асгейр лес, и убегающего в чащу слепого мальчишку, да останавливающего воев Барвайга.

Видел Асгейр лес, и себя самого, прочь бегущего, да волками окруженного… Но убрал ладонь Хильдебранд и видение прервалось.

Мало кто выжил из того отряда – кто в битве голову сложил, кто от болезни коварной, а кого и правда волки загрызли. Только Бьярни еще по лесам скитается, если на поклон к Харальду не пошел, да Орм Говорливый в Альвхеймаре юнцов воинским премудростям обучает.
Хмур был Асгейр, не многое из видения сумел понять, но поблагодарил Хильдебранда и уйти поспешил, ибо близился рассвет.

Дорога. Ярл Асгейр и конунг Гандальв.
С Тельтиаром.

Опоздал Асгейр ярл к утреннему сбору, небольшое воинство альвхеймарского конунга уже покинуло деревню и нагонять его пришлось ярлу. Однако конь его был уже оседлан, и потому быстро сумел поровнятся со своим конунгом Асгейр.
- Хорошо ли спалось тебе, мой господин, - сдерживая усмешку, поприветствовал он Гандальва.
- Недурственно, - ухмыльнулся конунг. – Хотя, бывало и лучше. Девы в Норвегии хороши, но, на мой личный вкус, вдовушки много приятнее да сговорчивее. Однако же, занят был я, а в отряд опоздал именно ты. Ужели подвиги мои полуночные и тебя на приключения подбили? Должен властитель пример подавать. Но не столь же буквально, право слово! А ну, сказывай, ярл, где ты ночь коротал?
- Ночь я провел не столь приятно сколь ты, господин, - ответствовал Асгейр. - Да тоже не без пользы. Был я в жилище провидца вещего, что еще отцов и дедов наших знал. Добрые вести принес я от него.
- Значит, в здешней чащобе провидец свой век доживает? - изумился конунг Альвхеймера. - Вот ведь диво дивное, боги Асгарда. И о чем же вопрошал ты вещего мужа, ярл?
- Хорошо живет провидец, конунг, дай боги тебе дожить до его лет в добром здравии. Да только не о секретах долгой жизни я его расспрашивал, а о грядущих летах, - вечно улыбающееся лицо Асгейра сделалось излишне суровым. - Предрекает он битву великую, многим отважным мужам сулит смерть. И обещает победу тебе над щенком Хальвдана!
- Слава ему за те речи, да и тебе почет за добрые вести, муж достойный, - молвил Гандальв. – Однако же – мало радости на твоем челе. Почто так, сказывай, как перед жрецами. Ужели тебе победа моя не мила, али какую весть недобрую ты припас напоследок?
- Пресечется род Хальвдана, то молвил вещий Хильдебранд, - неохотно отвечал Асгейр. - А затем мою гибель он показал мне, и был я в том видении не седоусым мужем, но в своих летах. Боюсь я, что не дожить мне будет до нашего триумфа, сгину в лесах этих дремучих, как сгинул Барвайг ярл.
- Погибнуть не от стали – то, что может вселить робость в самого стойкого викинга, - понимающе кивнул Гандальв. – Но на то мы и мужчины, чтобы, увидев свой страх сразить его, как соперника. Расскажи мне о своем видении. Может, ты неверно истолковал вещий сон? Так бывает и с мудрыми.
- Видел я лес, и себя в нем. Одного видел, а вокруг волки черные, точно на знаменах агдирских. Их много, загоняют меня как зверя!
- Ба! Да Агдир спит и видит, как нас затравить! – хохотнул конунг. – Вот только кишка тонка на то была у Хальвдана-конунга. Не говоря уж о щенке его, что зубы молочные еще не уронил.
- Все равно, боязно мне, господин, что умру не увидев как будешь ты попирать агдирское знамя, - хотя видно было, что страх медленно покидал ярла, но доброе расположение духа утратил он.
- Только норны знают судьбу смертных мужей, - ответствовал конунг. – Однако, я бы не стал так верить морокам ночи. Часто духи леса самые потаенные страхи людские обрекают плотью да страх вызвать пытаются. Ужели ты слабодушен, ярл храбрый? Не думаю я такого про тебя. Так отринь же сомнения. Страх единственный дозволен в сердце у викинга – род оборвать. Поезжай же в Альвхеймер, да жену возьми из рода хорошего, чтоб сыновья на тебя были статью похожи. А тогда – и в курган можно ложиться.
- Была у меня жена, конунг, да ее и сына моего малого болезнь отняла, ровно как Хальвдан проклятый отнял у меня брата, а меня пощадил на потеху своим гридям! С тех пор жажду я мести, мой конунг! - Ярл стиснул зубы. - Но не мне одному ныне стоит думать о продолжении рода. Когда ты подаришь Альвхеймару достойного наследника, могучий Гандальв?
- Знаешь ты, что и ко мне норны не явили милости, - молвил в ответ властитель. – Видят боги – до последнего надеялся я на то, что сын мой последний одумается да явит миру сердце медведя, а не заячьи пятки. Увы, мне! Видимо, зал Локи-насмешник, что делал. Однако, и моя вина в этом есть. Как и ты, не брал я другой жены после смерти матери сыновей. Думал, надежно защищен мой род, три мужа ведь в доме росли. Урок впрок: немилостива война, да и норны шутить любят жестоко. Обзаведусь я наследником вскорости, будь уж покоен, да и тебе о том мыслить советую. Черное время грядет, война прихотлива, как красавица, вниманием избалованная. Никогда не знаешь, что посулит. Слушай же мои слова да мудрость перенимай. Не то – повторишь ту же судьбу, на радость Харальду.
- Не долго щенку дышать с нами одним воздухом, - зло проскрежетал Асгейр. - В откровении мудрый Хильдебранд пророчил гибель ему скорую и нашу победу! А не дозволишь ли ты, конунг, - он сделал паузу, опасаясь вызвать ярость Гандальва. - Взять мне в жены вдову Хаки, коль скоро мертв он стал для всех доблестных мужей Альвхеймара?
- Прости мне, Асгейр, но не отойду я от слова своего покарать Хаки пред воинами. Жив он аль мертв - мне без разницы, но жена его будет служанкой, а не женой викингам. Как и другие женщины предателей моего стяга. Такая не годна для продления рода, не по закону будут те дети. А наложница из семьи конунгов в доме у ярла – это позор перед предками. Другую выбери, – сам для тебя высватаю, слово владыки.
- Мудры слова твои, повелитель, неразумна была просьба моя, - склонил голову Асгейр. - Найду я себе невесту достойную среди дочерей ярлов наших, и будут мои дети верой и правдой служить Альвхеймару, как я служил.
- Для такого воина как ты заботы не жалко, - ответил Гандальв.

Хейдмерк. Конунг в Маске

Гримкиль, после поражения, покинул Хрингарику - не с его войсками было возможно противостоять Гутхорму конунгу, тем паче, что лучшие гриди полегли в жестокой сече, а те, что выжили, большей частью бежали, подались в соседние наделы, на службу к более удачливым властителям. К тем же братцам-наумдальцам, но ничего - рассчитывал Гримкиль на успех Эйстенсонов, да на их дружбу и помощь в ратных делах - ведь с одним врагом воевали. С Гутхомом Оленем. Только слепой мог не заметить, что Харальд конунг лишь кукла в руках своей матери да ее брата-берсерка. Стоит убить Гутхорма - и будет обезглавлен Агдир, в то верил Гримкиль конунг.
На постой он встал деревеньке Карибрандир, небольшой, но пяти десяткам дружины Гримкиля хватило мест в домах, подле жен и дочерей ушедших воевать Раумарики воинов Эйстенсонов. Уж его молодцы девок утешат, в том Гримкиль не сомневался - жаль лишь, сам он пока не мог позабавиться с молодушками, тяжелую рану нанесли ему гриди Гутхорма, причем не столько телу его, сколь гордости.
Старосту деревни звали Хади Хромой, однако сейчас это прозвище больше подошло бы самому Гримкилю, еле ноги переставлявшему - глубоко вошла вражеская стрела в его седалище, тяжело было ему ходить - и впервые тогда ближние гриди услышали голос Локтара, доселе Немого, причем в реве его не было ни одного пристойного выражения, а все боле воспоминания о роде хрингарийских конунгов, да их связи с турсами, змеями и другими тварями. Не мог больше Гримкиль тайну свою держать - пришлось ему открыться гридям, что под личиной Локтара сам он скрывался.
Сейчас грозный конунг лежал на лавке, а старуха-мать Хади, видимо столь древняя, что даже великаны ей в сыновья годились, обрабатывала его рану травами да кореньями.
- Скоро, скоро будешь как новенький, - шамкала беззубая старуха.
- Уж как бы мне твоими стараниями раньше срока в Хель не попасть, ведьма, - процедил в ответ Гримкиль, ворочаясь на постели, ведь от долгого лежания затекли все его члены, а вставать пока знахарка не дозволяла.
Но, знал Гримкиль, что ему делать - отлежаться пару дней, а потом к братьям Эйстенсонам наведатся, да с ними потолковать о том, как бы вместе приструнить щенка хальвданова.

Раумарики. Усадьба Хёвдинга Южной Четверти.
Харек не повторил ошибку прежних хозяев усадьбы. Сам он повел своих людей к тем воротам, к которым шли подошедшие хейдемарцы. Нападавшие остановились, чего-то ожидая, видимо оценивая ситуацию...
Харек отдал метсному старосте распоряжение вести ополченцев к тыловым воротам, и по его примеру устроить там "места для лучников", приставив лестницы к частоколу. Увы, все сторожевые башни были снесены не в меру ретивыми данами, и чтобы восстановить хотя бы одну смотровую вышку, времени не было.
К счастью крыши многих строений возвышались над стеной из частокола на три-четыре сажени, и для лучников это было достаточно...
- Сколько их там? - спросил Харек сидевшего на крыше местного парнишку с натянутым луком.
Тот повесил лук на плечо, и забормотал, как будто пересчитывал кур на насесте...
- Их там сотни 4-5 будет, ярл - крикнул он.
Харек помрачнел лицом. А из его дружины пришедшей сюда едва наберется две сотни. Снятые с убитых доспехи числом в 2 сотни комплектов лежали аккуратно сложенными кучками на постеленных шкурах и досках.
- Биргир! - крикнул он, подзывая старосту.
- Да, господин, -бонд поклонился, не теряя при этом важного вида.
- Срочно сзывай своих людей, пусть все, включая женщин, надевают доспехи, сложенные на площади...
- Но господин... все кто может и умеет сражаться... все и так взяли в руки оружие...
- Ты плохо слышишь? Тут не менее пяти сотне врагов у ворот стоят, того и гляди ворота высадят! Если они увидяьт что у нас много войска, они сразу падут духом. И никто из них не должен вступать в бой. Если что пусть сразу отходят и укрепляются в сараях или хлевах. Наши подоспеют и добьют.
- Как скажете, ярл, - староста поклонился и поспешно побежал выполнять приказание.
- Эйдир, Йодур! -крикнул он датским ярлам. - Тащите все что плохо лежит - бревна, дрова, лавки - подпирайте ими ворота! Чтобы их не могли так просто выбить, как это мы сделали два дня назад. Эрнвид! - крикнул он другому парнишке из местных. Бери коня, скачи к южным воротам, и передай, чтобы там сделали то же самое. Если кто-то появится с той стороны, скачи сюда. Я пошлю помощь. Вооружайте всех, чтобы враги видели, что у нас большое войско!
- Да, эрл, -ответил парнишка, и вскочив на коня, поскакал к другим воротам.
Хирдманы, кряхтя и ругаясь, подтащили к воротам всякий хлам, подпирая тяжелые ясеневые створки ворот. Нападающие уже тащили наспех срубленные стволы сосен и по створкам раздались первые удары. В то же время лезть через частокол желающих не нашлось. В тех, кто тащил бревна, из-за частокола полетели стрелы, однако среди хейдемарцев не все были одеты в кольчуги, и стрелы сразили многих.
Разъяренный Хегни прокричал своим хирдмамнам, чтобы те выстроились по бокам тарана и держали щиты, а бревна приказал тащить пленникам. Те упирались, и Хегни пригрозил им мечом, для пущей убедительности зарубив одного из фраллей на месте, что сразу сделало остальных сговорчивее. Однако пока те дошли до ворот, стрелы метко сразили половину из них, и бревно так и не дошли до ворот... Один только финский охотник сразил четверых. А из зарослей донеслись дикие крики, и полетели камни из пращей. Нескольким хирдманам камни угодили в лицо, рассадив скулы, или расквасив носы, а одному воину камень из пращи угодил прямо в кадык, и тот упал, хрипя и задыхаясь, а изо рта полились струйки крови. Из зарослей раздались радостные вопли.
- Проклятые тролли! - проревел Хегни, сплевывая на землю и топая ногами, видя какой урон наносят его войску какие-то камешки. Ему самому камешки ударяли по шлему, но шлем выдержал, хотя в голове его мутилось от звона. - Кньюки! Бери полсотни, и добейте этих проклятых троллей! Чего уставился? Никаких но! Тролли боятся железа! Призови Тора, рабское отродье! Не самому же мне идти воевать с троллями, пока мое войско стоит под стенами этой жалкой деревушки! Спалю все здесь до голой землю, клянусь муспелами и турсами! Да любой ребенок, имея руны и железо, этих троллей штабелями уложит! Вы мужчины или бабы недоделанные?
Тем временем штабелями уже укладывали раненых от стрел и камней, и уже трое лежали бездыханными на снегу, накрытые своими окровавленными плащами. Фраллей заставили спешно сооружать нечто вроде лежанок и носилок из нарубленных сосновых веток.
А проклятые ворота лишь немного подкосились и поддались внутрь, но какая-то сила будто держала их.
А прицельные выстрелы из луков и пращей продолжали косить хейдемарцев, и число убитых уже достигло десятка, а раненых около полусотни.
Наконец Кньюки - сын финской рабыни - заложницы и двоюродный брат самого Броди пытался вспомнить магию матери, но ничего путного придумать не мог. Наконец ему удалось собрать с полсотни вояк и они стали подкрадываться к троллям.
- Покжитесь, турсово отродье! Все прячетесь, мерзкое отродье!
- Наша аднака не дурак! - донеслось из кустов. И вновь одновременно из четырех или пяти пращей вылетели камешки, и вот уже трое корчатся на снегу, зажимая кровавые раны на лицах.
Один из троллей, наконец, показался. Он был на 2- 3 головы ниже среднего воина норманов, и худощавого телосложения. Тролль как будто специально манил к себе, потом исчезал в кустах, потом снова появлялся чуть подальше. Усталые хирдманы в основном из ополченцев и вольноотпущенников не могли угнаться за юркими жителями леса, которые в этих лесах знали каждую кочку. Для саамов это было просто забавой. Еще один отряд затерялся в лесных дебрях, и устроился на ночлег в овраге, перепуганный перекличкой троллей... четырех человек они так и не досчитались - или сами забрели в чащу, или тролли утащили в холмы себе на поживу...
Тем временем уже несколько попыток высадить ворота провалились по причине того, что многие воины выбывали из строя, раненые стрелами и камнями. Броди был в ярости. Наконец, взревев, будто бык, он налетел на ворота с топором и принялся рубить толстые жерди. Ярость придала ему сил, а ни одна стрела так и не попала ему ни в лицо ни между сочленением колец кольчуги... Рядом с ним встали и другие берсерки, и тоже принялись крушить ворота топорами.
- Отворяйте ворота - крикнул Харек.
Ворота отворялись наружу, поэтому как только с вот сняли запор, стоврик сильно ударили броди и стоявшим рядом с ним, отшвырнув на сажень. Хегни снова выругался яростно, так и сыпал неприличными словами по случаю и не ко случаю поминая всех матерей и отцов этого проклятого отродья, и когда глянул за ворота, ему стало дурно - за воротами стояло войско не меньше чем его собственное. Его воины это тоже видели...
Вперед выступил человек с пшенично светлыми волосами и длинными висячими усами, как могли выглядеть древние герои - а его шлем из черной вороненой стали с серыми полосами, и ярко алый плащ свидетельствовали что перед ними явно ярл из дальних земель - о чем также свидетельствовали его застежки на плаще ирландской работы серебряный кельтский крест на груди.
- Убирайтесь отсюда, пока целы! Это не ваша земля! Вас сюда никто не звал!
- Кто ты такой, чтобы приказывать мне? - возмущенно крикнул ему в ответ Броди, потирая место соприкосновения со створками ворот. Один из берсерков, взревев, метнул в ярла топор. Ярл молниеносно покачнулся, и топор был отражен подставленным щитом, тут же от удара развалившимся на части.
- Хороший знак! В бой! - Хегни не успел и рта открыть после своего крика, как его берсерки ринулись в пролом ворот, но их ту же встретили копья. Трое упали, нанизанные на копья, как кабаны, прежде чем они сошлись в битве. Двое воинов Харека упали, сраженные берсерками, но сам Харек сразил двоих молниеносными ударами своего меча, легко перерубившего здоровенных хедемарцев пополам - меч из черной стали со странными серыми полосами разрубал кости и железо так же легко, как серп разрубает солому. Трое других хедемарских берсерка тоже пали - пока он нападал на одного противника, другой заходил сбоку
и всаживал свой меч по самую рукоять - противники не отличались щепетильностью и спокойно лезли по длове а тоо и по трое на одного берсерка, и вскоре все берсерки пали на снег, орошая его своей кровью. На щитах новых "хозяев " усадьбы в неровном свете луны и факелов были видны стилизованые изображения черных воронов, соколов и волков на красном фоне - знаки наемников и знак Агдира.
Это подействовало на Броди как красная тряпка на быка:
- Вперед! Это агдирские псы и наемники из Данемарка!
Часть воинов ринулись к воротам, но часть из них остались стоять, как вкопанные.
- Вас что, тоже кнутами как фраллей в битву гнать?! - прокричал им Хегни. - Я не потерплю в своем войске трусов!
Неохотно и неуверенно, остальные двинулись к воротам, и в этот момент первые ряды столкнулись, и вот наступающие подались немного назад, а затем строй неожиданно рассыпался, и воины Хедемарка, развернувшись к врагам спинами, побежали. Увидев бегущими своих боевых товарищей, побежали и остальные...
- Там наши стоят. мертвые! Там Кари ярл! Кари лысый сам весь в крови! Они подняли мертвецов!
Отчаянно ругаясь и роняя слезы от ярости, Хегни крикнул своим команду к отступлению. В отступающих снова полетели стрелы. Когда войско при одном виде врага охватывает паника, дела не будет. Остается только отступить и вернуться уже позже, с более крупными силами. Правда это была про мертвецов или выдумки перетрусивших молокососов, в первый раз взявших меч в руки - сейчас уже было без разницы. Его хирдманы -новички и ветераны драпали со всех ног к реке, уже неосознанно огибая по дуге темную громаду враждебного леса.
А вдали горели факелы - к реке приближалось какое-то войско...
Хегни застонал, но тут же успокоился, увидев шесты с медвежьими шкурами и кабаньими головами. Это было войско его более осторожного и более рассудительного братца, который никуда и никогда не торопился...

Не успел Фроди подвести отряд к месту предстоящего завершающего удара, как воины, идущие впереди, доложили, что навстречу им идёт чьё-то войско. Не желая быть окружённым, а тем более пленённым Фроди разослал дозорных в обе стороны и они, вернувшись через малое время, сообщили, что это войско не чьё иное, как остатки, от гарнизона, ушедшего с Хегни, причём бегущего почти в полном беспорядке.
- Остановить ублюдков и узнать, в чём дело? Где брат? Самолично придушу каждого, кто… - на этот раз чернобородый Фроди лютовал даже больше обычного.
Вскоре узналось, что Хегни тоже где-то тут, в задних рядах отступавших, и вскоре русоволосый брат уже стоял перед Фроди, виновато потупив голову и лишь сверкая голубыми глазами из под слипшихся от пота волос:
- Ну и? Это то, что ты мне обещал, засранец? Это ты их водил их в атаку или сам Локи?
- Тт-там духи… В десу тт-троли…
- Тролли? А больше там никого не было? Трусы там были и выродки, которым титьку сосать, а не воевать? Позорники!
- Их ттам пп-пара т-тысяч?
- Кого? Троллей? Или мокрых штанов? Вот и поотшибали бы им рога по самое ой, а мне и показали, - Фроди кричал и брызгал слюной, хотя ещё неизвестно, как бы повёл себя он сам, очутись на месте младшего брата. – А что вы тут, а не со стороны леса, недотёпы сухопутные?
- Дд-духи сюд-да вывели.
- Ах, духи? А там, там что? – поняв, что ничего кроме невнятных слов насчёт духов и их хитростей от бежавших не добьёшься, Фроди указал рукой в сторону хутора, на котором раньше дислоцировались люди Кари Лысого.
- Их т-ттам много. Больше, чем нас. С ними финны и дат-тчане, - Хегни на этот раз решил несколько приукрасить картину, дабы не показаться совсем уж беспомощным пащенками. Не было ничего зазорного в отступлении перед сильным противником. Лишь совсем дурной станет переть на превосходящие силы. Даже обпившись настойки из мухоморов берсерки не кидались один на десяток с голыми руками против топоров. При этом Хегни знал, что Фроди и сам поостережётся при этом и не станет перепроверять правильность сведений, доставленных им, коли соотношение таково, что можно остаться и совсем без войска. И его ожидания оправдались. Не будучи сам страстным любителем биться в рукопашной сече, Фроди тут же подозвал Барди, Берку и других десятников и приказал поворачивать войско. При таком раскладе надо было собирать тех, кто отстал от Хегни и идти к союзникам. Лишь объединённые войска могли справиться с наёмниками, взявшимися, казалось ниоткуда и так некстати разрушившими все его планы.

Снова альвхеймерцы. С Тельтиаром.

Альвхеймерцы двигались дальше по направлению к озеру Эйн, и ярл Асгейр снова подъехал к конунгу.
- Что ты снова приуныл, воин? - окликнул ярла Гандальв. - Скучно без ратных подвигов, тебе, вестимо? Сам таков был по младости, каждый день без драки пропавшим казался.
- Жалею я, конунг, что меч мой сух остался, - отвечал ярл. - По ночам видение Хильдебранда вспоминаю, днем же не больше радости снежный путь перед собой видеть - была бы хоть какая отдушина, так может проще возвращаться домой стало бы? Скажи конунг - быть может перебьем пленных, к чему нам обуза такая, когда враг по пятам идет?
- Не дело это - зазря головы людям рубить, даже псам трусливым, - молвил конунг. - Пусть послужат Альвхеймеру да жертвой богам нашим будут. Пока, хвала Одину мудрому агдирцы нам пяток не оттаптывают. Смири нетерпение - будет нам еще сеча вскорости. Вдоволь крови прольешь, будь покоен
- Мудры слова твои, конунг, да истомился я в безделье, - отвечал Асгейр ярл, вглядываясь в ледяную даль озера Эйн. - Чем бы путь занять, тоску развеять, на твою мудрость, владыка уповаю.
- Увы, ярл - я не скальд чтобы гридням досуг разнообразить. Петь и плясать не обучен, - беззлобно молвил властитель. - Уж и не знаю, чем твое сердце порадовать. Может, и ты девицей развеселишься? Чай, муж ты доблестный, глядишь, и тучи на челе поредеют. Придем вот в селение...
Плотоядная улыбка появилась на лице Асгейра, пока внимал он слова конунжьи. Уж действительно, не каждую же ночь к провидцам за советом бегать, всяко приятнее с девой младой ложе разделить. А уж тогда он бы развлекся, жаль лишь, что после развлечений его не всякая дева жива оставалось - но в военном походе замену легко найти, а в родном Альвхеймаре мало кто пропавших рабынь хватится мог.
- Приятственен совет мне твой, мудрый государь, был бы я дюже рад ему последовать.
- За чем же дело стало? Али эта земля женами оскудела? - полушутя спросил Серый конунг. - Мои глаза говорят про иное, воитель.
- Дозволишь государь, хальвданову девку взять, коли тебе она без надобности? - Вновь обратился с просьбой воин. - Все больше позора будет Харальду.
- Почему нет? Мне она вовсе не люба, а тебя радовать всяко приятно. Владей! Будет тебе личная холопка, слово владыки. Сам ты мне славно служил и награда заслужена
По этому случаю сказал Асгейр такую вису:

Славен тот властитель,
Что рукою щедрой
Блеск дракона ложа,
Фрей обручей дивных,
Гридям верным дарит,
И в веках прославлен
Навсегда он будет
Одина любимец.

- Да ты, оказалось, не только в битве талантлив? Воистину, хорошо благословляли боги твоих родителей! - изумился Гандальв. - Ну, езжай, не томись. Понимаю твое нетерпение.
- Благодарю тебя, властитель, за слова добрые, Тормунд Старый был моим нареченным отцом, конунг, и он многому меня научил, - отвечал Асгейр, и не стал добавлять, что был убит Тормунд ярл на берегах Согна в том злополучном походе за Рагхильдой.
Повернул коня ярл, и к обозу с пленными направился, где особо немощных на возы покидали, а воинов да крестьян связанных пешком идти вослед дружине заставили.
Гандальв посмотрел во след гридню, и недоброй усмешка, губы кривившая. Не обольщался он насчет намерений Асгейра, понимал - не краса пленницы ярлу голову кружила. Да и сам он с девой той лег не ради услады телесной. Месть тут всем правила, нелюбовь альвхеймерцев к конунгу Агдира, да ненависть из-за поражения постыдного. Отнюдь не страсть роковая, но злобы черная. Гандальв поворотил коня и поехал к озеру. В сердце его не было жалости ни к кому.
Крепок был лед на Эйне, кони ступали ровно, вои в железе, сани проезжали, да неспокойно на душе у ярла Асгейра было, пока смотрел он на переправу. Слишком сильно растянулось войско, слишком хорошую мишень из себя представляло. Вот так же Гормкиль ярл, когда в погоню за Хареком Волком и Рагхильдой бросился, вывел войска на ледяное озеро, и треснул лед, а сам он ко дну пошел.
Но на этот раз лед оказался крепче. Подгоняли разозлившиеся гридни отстающих пленников плетьми, тычками, да словом бранным, скрипели полозья нагруженных добычей саней - не с пустыми руками возвращался конунг Альвхеймара, пусть и не одержал он победы.
Конунг первым выехал на берег, как и положено владыке. гордо держал он голову и ясно было - не согнет такого одно поражение. И, глядя на Гандальва приободрилась дружина, посыпались шутки. Печать молчания, сковавшая гридней с самой проигранной битвы, наконец, рухнула. Злоба ушла с лиц, но пустила корни в сердцах. Достаточно было глянуть в глаза конунгу - да на ухмылку Асгейра, чтобы понять: опасен сей враг. как раненый вепрь. Потому что жесток чрезмерно да не щадит никого в своей лютой свирепости.
- Вот она, Раумарики, господин, - объявил ближний к конунгу гридь. - Здесь власти Харальда по молве людской конец пришел, Хейдмерские братья сей край под свою руку взяли. Их отец ведь добрым другом Альвхеймара был.
Хьялли, замолчал, понимая что говорит и без того известное властителю.
- Значит, дело наше ту дружбу продолжить. Вперед! - лаконично ответил Гандальв.

Раумарики. Отряд Гандальва. с ДаркЛайт

Воинство Гандальва конунга, долго ли коротко, но добралось до деревушки на том берегу озера, встав на постой - переход оказался слишком долгий, а ночи зимой наступали рано, потому и двигалась рать медленно, от деревни к деревне. Благо здесь жители приняли их достаточно радушно, хоть и косясь на оружие викингов, да и Гандальв зла бондам не чинил, испросив у здешнего старосты крова и пищи, чего и получил в достатке.
Для знающих его людей, конунг Альвхеймере вел себя на удивление сдержанно. Гридни дивились и не знали, стоит ли радоваться. А местные же были рады услужить могучему властителю. Не видели они грозы, собирающейся за спокойствием конунга. Не видели - но чуяли, как псы чуют след звериный. От того и старались угадать все желания, спеша выслужится. Но Гандальв ничего не просил. Сдержанно поблагодарил старейшину за хлеб и кров, и удалился в свою комнату.
Асгейр ярл же, едва лишь отдал необходимые указания старшим десятков, пошел в отведенные ему покои, волоча за собой новую рабыню. Со смехом бросил он испуганную девушку на ложе, срывая с нее платье. Нет, сегодня она держалась много менее гордо, нежели вчера - видать ласки Серого Конунга прошли не даром, и сейчас, она дрожа ожидала от ярла того же.
Но Асгейр, с доброй улыбкой, обнажил охотничий нож, подойдя ближе, и наблюдая за возрастающим страхом в глазах у пленницы. Резко взметнулось лезвие, рассекая ей плечо, раздался сдавленный крик и хлесткий удар сильной ладони. Девчушка прерывисто дышала, силясь не дать волю слезам, заполнившим ее глаза, и обхватив руками колени.
- Что, по нраву тебе пришлись забавы Гандальва конунга, так уважь и меня, знатного ярла! - Асгейр схватил ее за запястье, резко дергая на себя, и повалил на ложе, лезвием вырезая на ее спине подобие кровавого орла, с тем лишь отличием, что клинок не впивался глубоко в плоть, оставляя лишь поверхностные раны. - Любы тебе ласки Асгейра Асмундсона?
Но та в ответ лишь закусила губу, не желая кричать от боли врагам на забаву, и это лишь разозлило Асгейра. Схватив рабыню за подбородок, он перевернул ее лицом к себе и провел ножом по щеке, рассекая ее.
- Кому ты теперь нужна будешь, харальдова подстилка?! И раньше красавицей не была, и после не будешь! Эй слуги!
Дверь тихо отворилась, так, словно хозяева в доме подслушивали да подсматривали в щель. На лицах их застыло некоторое изумление. Видимо ожидали они увидеть что-то иное.
- Принесите мне углей горящих в горшке, да щипцы, и подите вон спешно!
Тех как ветром сдуло, потом лишь хозяин дома, дородный бонд принес небольшой горшок с углями, поставив его у ложа, и быстро ретировался, не желая гневить злого ярла.
- Молчишь, девка, ничего, заголосишь сейчас, что твой соловей, - ухмыльнулся Асгейр, беря в руки щипцы, и, удерживая пленницу весом своего тела, приложил уголь к еще целой половине ее лица, ближе к глазу. Раздалось шипение, а затем девушка издала полный боли, даже не крик, рев, метаясь из стороны в сторону и силясь высвободиться, но тщетно. - Каждый по разному бесчестит врагов своих - конунгу конунжье, ярлу ярлово.
А гриди в округе, видать не смогли бы уснуть, слыша ее стенания.
Перепуганные слуги осмелились побеспокоить самого конунга, ибо испугались что разум ярла помутился. Где ж это видано - так обращаться с девушкой? Женщины - ценность, даже самые жестокие из викингов их не убивали. А тут... хоть и дрожали селяне, а постучались к конунгу. Тот молча выслушал сбивчивые слова - и красноречивые крики, и так же без слов направился к Асгейру. Дверь тихо скрипнула, и ярл, повернув голову, увидел Гандальва. Тот молчал и по лицу было неясно, что ждать.
Ладонью накрыл ярл рот визжащей пленнице, дабы приглушить ее крики.
- Приветствую тебя, господин, хочешь лично посмотреть забавы мои?
Вместо ответа, конунг повернул голову, найдя взглядом старейшину, тоже пришедшего на шум.
- Отче! Не дело слугам господарей средь ночи тревожить. Возьми этого юношу - Гандальв кивнул на посеревшего прислужника, - и вели выпороть на конюшне. Лично проверю, и если что...
Угроза была излишней. Свидетели забавы ярла боялись и помыслись о гневе конунга.
- Пришли баб - путь уберут мусор. Эту - к лекарю. Ты - за мной.
Последние слова относились с Асгейру, и, когда конунг отвернулся, выйдя из комнаты, ярлу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. В покоях конунга было тихо и уютно. Гандальв сел на ложе, жестом указав ярлу место напротив. Речи говорить не спешил, лишь смотрел выжидающе.
Улыбался ярл, накинув на плечи меховой плащ, и усаживаясь на стул. Не видел он в глазах конунга ни злобы затаенной, ни гнева, а потому и в его душе страха не было.
- Готов внимать тебе, повелитель, и понести наказание, коли сделал что супротив воли твоей.
Конунг пожал плечами:
- Я отдал тебе девку в холопы, так что волен ты в ней совершенно. Однако же, сложно понять, почему ты предпочитаешь уродок на ложе. Это что - веяние новое средь юнцов? Не знал я такого, не ведал.
- Сложно мне объяснить это, славный конунг, но было время и я любил свою жену и детей, а сейчас, - он запнулся, подбирая слова. - Сейчас радость мне доставляет лишь кровь и страдания, врагов на поле бранном, дев на ложе брачном. Не знаю я, от чего стало так, но душа моя опустела после гибели родичей и ничто другое не дает мне вновь почувствовать вкус к жизни, кроме боли других.
- Странно мне это, ярл, - медленно проговорил Гандальв. - Ну, да судить строго не буду. Нет у меня милости к врагам, и не было отродясь. Однако, знаешь ты, викинг, что ценны для нас все жены, что могут принести сына? Путь холопка она - но слуги тоже не из воздуха нарождаются. А после твоих забав никто ее на ложе не всхочет. Готов ли ты держать ущербную при себе постоянно, наложницей? Глядишь, и утолится твоя жажда страдания, и с женой ласковым будешь. Иначе боязно будет отцам дочь в твой дом отдавать. Жена законная - не рабыня без имени.
- То мне ведомо, господин мой, - отвечал Асгейр, а в глазах его потихоньку утихала жажда крови, и становился он вновь смешливым весельчаком с неизменной улыбкой. - Но есть для девы этой у меня другая участь, коли дозволишь ты.
- И что же задумал ты, ярл?
- Знатен стал Харальд, хальвданово отродье, после тех побед, что хитростью да обманом, да неумением нашим добыл он - многие ярлы и конунги, что раньше боялись супротив тебя идти с ним союза возжелают. Дочерей своих отдать ему захотят.
Хитрой стала улыбка Асгейра, почти змеиной.
- Так вернем ему девку калеку - знаю, чувствую, люба она была ему, не сможет так просто от нее отказаться юнец, тяжелы раздумья будут его, сломим мы тем дух конунга Агдирского, - ярл чуть ближе придвинулся к Гандальву, переходя на шепот. - Ведь коли возьмет ее он в жены али наложницы, слух пойдет по фюлькам, что неразборчив и глуп Харальд в выборе невесты, разве ж отдаст ему кто дочь свою, чтобы она наравне с уродиной такой жила? А коли откажется от нее Харальд, так вдвое горше будет ему, и ненависть рассудок его затопит, и ярость глаза ослепит. И будет тогда уязвим он для мести нашей хладной.
- Коварен ты, ярл, но мысли твои близки моему сердцу, - медленно проговорил Гандальв. - Действуй, как сказано. Только не буди больше местных средь ночи. Страх хорошо в меру, если труса сильно напугать - он за вилы возьмется. Нам нужна покорность но не бунт. Ты слышал мои слова? Делай что хочешь но тихо.
- Во всем ты мудрее меня, господин, - склонил голову Асгейр. - Сделаю как велишь.
Покинул ярл покои Гандальва, да спать ушел, повелев знахарям сохранить девке жизнь, да не особо беречь красу ее оставшуюся.

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон.
____________________________________
Конунг Тронделага был стар, но ослабевшее с годами тело отнюдь не значило скудости ума. А посему Хакон слал гонцов во все стороны, пристально следя да битвой Агдира с противниками. Вот уже довольно времени прошло с тех пор, как предложил он Харальду-конунгу руку дочери своей, Ассы и поддержку военную. Ответа из Агдира пока не было, но Хакон, знавший, что есть немирие в родных землях, до поры не торопился кручиниться да копить зло на юнца.
С тех пор, как все сыновья конунга пали в битвах с Гудрандом, ум Хакона терзали злые думы о судьбе собственной земли. Богаты были его владения, один Трандхейм чего стоил... вот и не хотелось старику отдавать земли родовые в руки стервятников. А ведь сам он не вечен. Поздно жену взял, дети уж в зрелих летах народились. Вот и вышла такая оказия: только дочь у отца и осталась. Покуда живы были его сыновья, никто к Ассе и ног на порог не казал. Конунг любил в ней свою кровь родную, но понимал - не удалась девка красотой да статью, не на таких викинги любуются, не таких в жены сватают. Слабость зрения мешала сей деве даже рукоделием заниматься, как должно, а ее слава сказительницы более отпугивала женихов, чем прельщала. Чаровница хороша на соседнем двору, а не у себя в горнице. Тут на рабыню пристально глянешь - так тут тебе ячмень под глаз или что хуже. Нет! От такого лучше держаться далече!
Так думали юноши до той поры, пока Асса не стала единственной наследницей у отца. Тут-то сваты зачастили, чуть не толпами побежали. Вот только Хакон, понимая их интерес, всех женихов прочь заворачивал. Любил старец наследницу свою, да счастья желал. Ну, да, видимо, придется ей все же земле своей послужить да долг дочки конунговой выполнить. Хорошо знал Хакон Гандальва, и меж ним и Харальдом выбрал последнего не каясь да не колеблясь. Но вот агдирцу то должно быть неведомо, иначе слишком много за брак конунг запросит. Он молод, за умен. А, коло сам муж несведущ - советчики живо найдуться.

Бьярни Кривошеему повезло в битве – он не попал под мечи агдирцев. И уж точно ему повезло, когда он не оказался под рукой у Гандальва; многие справедливо полагали, что конунг после поражения будет пребывать не в самом хорошем настроении.
Несколько хуже было то, что он углубился в лес, и сейчас пытался выбрести обратно к своим, что получалось довольно плохо. Но Бьярни был уверен, что ему повезет и на этот раз – как везло всегда.
Мелькнувший меж деревьев волк заставил его лишь ускорить шаг и покрепче сжать рукоять меча; в целом воин не слишком беспокоился.
Но следующий десяток шагов вывел его на полянку… и там уже ждали. Молодой человек с застывшим взглядом и целая стая волков.
– Здравствуй, Бьярни, – с легкой улыбкой произнес Эгиль. – А твой запах не слишком изменился.
– Ты еще кто? – выдавил воин, оглядываясь. Но нет, и позади обрисовались серые тени.
– Помнишь Эгиля, воина Хальвдана? Убитого тобой и другими на пороге собственного дома? Посмотри мне в лицо, и посмей сказать, что не узнаешь. Жа-аль, что многие из вас уже ушли от меня навсегда… Хотя Рагнар и Барвайг со мной повстречались.
– Так вот куда пропал ярл! – понял Бьярни. – Тварь лесная! Ну, меня ты не возьмешь…
Сверкнул выхваченный клинок, и воин бросился через поляну.
Не успел.
Острые клыки вонзились в запястье, заставляя выронить оружие; тяжелое серое тело обрушилось на спину.
Благоволение удачи Бьярни Кривоеший исчерпал.

Тем временем Харальд, после беседы с Торлейвом как следует поразмысливший, принялся за дело. А точнее – провел немалое время за составлением посланий к возможным союзникам… и возможным родственникам.
И, разумеется, к Хареку. Последнее письмо должны были понести люди Хёмунда, из тех, кто легко проберется куда угодно и будет незамеченным. Ни к чему пока что объявлять, что конунг Агдира говорит с вернувшимся Волком.
Ну вот, письма закончены и верные гонцы донесут их до цели. А вот с ответом и будем решать.
Харальд задумчиво потер подбородок. Вот, к слову, о решениях… Неплохо бы подумать над дальнейшим планом. И не одному – все же маловато еще опыта.
Вопроса о том, кого именно позвать на совет, не возникло. Торлейв, мать и… Эйнар. Да, несомненно. А потом можно будет пойти и поговорить с Хаки.
– Ульф!
– Да, конунг! – встрепенулся стоявший у входа воин.
– Найди Торлейва, Эйнара и мою мать, и передай им, что я хочу с ними поговорить.

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон и Асса.

- Звал ли ты меня, батюшка?
- Да, дочь моя. Садись, разговор долгим будет.
- Я внимаю тебе, конунг мой и родитель.
- Тебе уже минуло 20 зим, Асса. Возраст немалый... но знаешь ты, что не из-за скверного нрава отказывал я женихам.
- Решения твои справедливы, мой конунг, а то, что не пригожая викингам - так это к богам, а не к людям.
- Не наговаривай на себя, дочь. Верю я - найдется в Норвегии муж, что оценит тебя по достоинству.
- Ужели снова сваты понаехали?
- Нет, ноне я сам сватом заделался. Что делать - нужна этим землям рука мужская, да и тебе семья своя все же потребна. Не дело это - девицу женского счастья лишать.
- И кого вы в мужья мне назначили, батюшка?
- Конунга Агдирского, Харальда.
- Но сказывают, что он очень молод. Ребенок почти.
- Оно и славно, когда жена старше мужа. У супругов таких дом стоит крепче да дети лучше присмотрены.
- Видимо, решение ваше твердо?
- Да, Асса. Политика тому виной - но хочу я, чтоб ты была счастлива. И, ежели Харальд почтения не проявит - не видать ему ни земель моих, ни воинов ни дочери, слово владыки!
При этих словах глаза Хакона грозно сверкнули. Конунг был стар - но вовсе не немощен, и рука, держащая власть в этих землях, пока не ослабла.
Столь убеленный сединами и мудростью муж может указывать даже властителям. И Хакон планировал это использовать.

Раумарики с Дарклайт и Торвиком



Войска Хегни были собраны. Фроди провёл разъяснительную работу и, убедившись, что за ними нет никакой погони, совсем уже смело принял командование на себя. Берегом войско пошло на юг, в сторону озера, в которую и впадала пресловутая река.
- Уж туда не сунутся, - думал старший Эйстенсон, - если куда и пойдут, так исключительно на север, где мы раньше стояли. А мы и их тылы разведаем, не так ли, Броди?
С Хегни он общался мало. Не хотелось, После того, как тот растерял в лесу треть своих людей, да ещё треть положил штурмуя укрепления, Фроди хотел только задушить меньшого брата. Это надо же быть настолько бестолковым, чтобы с кондачка, без разведки ринуться на врагов, даже не узнав, может, ведёт на верную смерть. Тут хитрость поможет больше, нежели тупая бравада под действием настойки из мухоморов. Помогло оно им? Как же. До сих пор башками мотают, как лоси в период гона.
- Фроди, там впереди кто-то есть, - шустрый Бенка подлетел на лыжах.
- Вот и узнай со своими. А пока стоп. Эгни, Сигурд, вы тут что? Разводи свои по флангам. Броди - центр. И ждём. Чтобы, пока разведка не вернётся, никто не пикнул. Всё.

Поздний зимний рассвет застал войско Гандальва в походе. Конунг спешил, после ночлега вновь следовали вои проторенным путем, вдоль берега, к следующей деревне, где можно было бы заночевать и пополнить припасы. Седоусый Хьялли ехал впереди с несколькими разведчиками, на случай, если кто из Харальдовых прихвостней, али пропущенных Хаки людей Харека, окажется у них на пути - дать знать конунгу, но заметили они несколько иное воинство, а зоркие глаза одного из гридней различили и стяги, принадлежавшие, без сомнения Хейдмеркским владыкам.
Хьялли оставил несколько людей наблюдать за приближающимся войском, а сам повернул к конунгу.
Хьялли, слегка запыхавшись, появился перед конунгом, остановившись по правую его руку.
- Владыка, немалое воинство впереди нас, под стягами Хейдмерка, - доложил он. - И часа не пройдет - здесь оно будет.
- Мы подождем. Это - не стяги наших врагов, так что - молви мое слово гридням: стоять и не рыпаться с места. Любые властители нервничают, видя на землях своих войско чудное да мечами не бедное. Хьялли, возьми на себя роль моего ворона, поприветствуй хозяев.
- Исполню как прикажете, господин, - повиновался викинг. - Одному след мне идти, али людно?
- Возьми десяток мужей да юношу с моим стягом, - решил конунг. Пусть видят, что мы не слабы. Перед войском за два полета стрелы отъедешь от сопровождающих и путь одиноко продолжишь.
- Враз справлю! - Поворотился Хьялли и, сменив лыжи на коня боевого, поехал отбирать людей.
- Конунг, велишь воинов в ратевые порядки выстраивать, да стрелкам луки гнуть? - Обратился Асгейр к грозному властителю.
- Погоди пока. Мы говорить, не ратиться приехали, - одернул Гандальв ретивого ярла. Луки пусть приготовят - если что, их не враз снарядишь, но строиться подождем.
- Посмотрим, с чем к нам Эйстенсоны пожаловали, и не обман ли это врага лживого, - кивнул Асгейр.
- Скорее - это мы к ним пожаловали, - поправил конунг ярла. - Так что - держи уж язык за зубами. Хватит нам тех врагов. что имеем, не время зазря кулаками махать. Харальд... ты помнишь? Вот о его смерти и думай.
- Уж сколько раз я себе его смерть представлял, владыка, и матери его, и дяди...
- Представлял? Это славно. А теперь - делом мечтам поспособствуй. Эти конунги тоже не с пятью рабоми в поле выехали, нужно стараться, чтоб в грязь лицом не ударить. Могучие союзники стоят трудов. И не потерплю я речей необдуманных. С меня станет язык оборвать - так воителям передай
- Не след тебе владыка руки марать, - усмехнулся ярл. - Я сам болтунам языки поукорачиваю, только приказ дай.
- Тогда - сам их примером порадуй. Викинг - не баба, чтобы трепать слова там, где можно обнажить честную сталь, но ради смерти Харальдовой я даже с Локи самим замирюсь да за стол один сяду. А потом... видно будет.


Скаунлундсладир со Скальдом

Как только братья Эйстенсоны ушли в поход на врага лютого, который нежданно негаданно во владения их явился, Кеттиль наконец-то почувствовал, что значит власть и что значит свобода, которую эта власть дает, пусть и ненадолго. Вопреки запрету выкатили воины Кеттиля бочки с медом и пивом, и учинили пир, и девок местных с собою в баню потащили, чтобы вволю потешиться. Лишь десяток оставили на страже. Да и кто сюда в здравом уме сунется? Откуда им знать, что Фроди со своим войском ушел?

Отряд Альхейма, добрался до усадьбы, захваченной сынами Эйстена немногим после того, как сами братья и большая часть их войска покинула ее. Но стены строения по прежнему были крепки, а оставшиеся воины явно не собирались сдаваться без боя.
- Приготовьте луки, - приказал Альхейм. - Чем больше их мы убьем сразу, тем проще потом будет взять усадьбу приступом!
Воины согласились с ним, медленно подходя к окружавшему дом частоколу. Им повезло - ворота отворились, и наружу выскользнул паренек в холщевой рубашке, видимо собравшийся в деревню к девкам. Соскользнувшая стрела пробила юнцу горло до того, как он успел позвать соратников. А затем несколько людей Альхейма придержали створку, проникая во двор.
Мечи Агдирцев скрестились со сталью стоящих у ворот воев, однако тех было лишь трое, нападавших же целый десяток, и после нескольких мгновений ожесточенной схватки, хейдмерцы пали, так и не успев поднять тревогу.
Брошенный Альхеймом нож воткнулся в спину вояке у колодца, еще пара стрел воткнулась в парня, выходившего из лошадиного загона - видимо коней проведать ходил. Остальные враги, похоже, еще спали - и по их счастью не знал Альхейм, что прошлой ночью все они напились, и даже те, кто на страже оставался - не удержались от пары чарок.
- Кари ранили! - Крикнул усатый викинг Альхейму, оглядывавшему усадьбу.
- Оставь его! - Бросил ярл. - Завершим бой, осмотрим раны!
Двое дозорных выступили из темноты, и потребовали чтобы "гости" назвали себя. Никому из них не пришло в голову что то могут быть враги, а действовали уже просто "как положено".
- "Что, никак закончилась сеча? " - спросил Гудмунд, морщась на свет факелов.
- "А где старшой брат? Ужели ранили его там? " - спросил другой стражник - Бьярни Дубина.
- Да нет, битва только началась, - отвечал ему Альхейм, нанося колющий удар мечом в грудь. Гудмунд взвыл, хватаясь руками за лезвие, которое ярл дважды провернул в ране. Второго стража взяли на себя двое воинов с секирами, ударив разом – Бьярни отразил один выпад, но лезвие другого топора вошло ему в шею.
Крик на дворе всполошил находившихся в доме.
Но после бурной ночи и не менее бурного дня бравые вояки Кеттиля Распутника все еще отсыпались, и потому тем кто вскочил на ноги стоило немалых трудов растолкать остальных. В суматохе молодчики сталкивались друг с другом, впопыхах хватали чужие шлемы, кольчуги и куртки, из-за чего начинались перебранки. Только пятеро выглянули во двор во всеоружии, чтобы проверить что там происходит на улице.
Уже запрыгнувший на крыльцо Альхейм оттолкнул первого из врагов, воспользовавшись их замешательством и ударил в лицо другому рукоятью меча, ломая воину нос и на время ослепляя, а затем подоспели и другие хирдманны, вступившие в короткую, но ожесточенную схватку с защищавшими усадьбу хейдмеркцами.
Когда последний враг упал, орошая снег кровью, викинги ворвались в усадьбу, не теряя ни мгновения – некогда было считать раненых да убитых, ведь оставшиеся в доме враги могли собраться с силами. С обнаженными мечами и кинжалами, агдирцы сновали по усадьбе, заглядывая во все комнаты, иногда вступая в сражение с врагами, иногда заставая тех врасплох, еще спящими в объятьях деревенских девок, или облачающимися в доспехи. Кого убивали, кого просто оглушали и связывали, под женский визг и крики пробуждающихся девок.
Сам Кеттиль сражался, словно загнанный зверь, сумев ранить двоих противников, и убить третьего, прежде чем его пленили, однако вскоре усадьба была захвачена людьми Альхейма, коих осталось всего семеро.
- Пошлите весть Хареку, что Скаунлундсладир взят, - велел ярл, едва лишь выживших хейдмерцев заперли в погребе. – Коли он не пришлет еще людей, мы не удержим усадьбу, случись штурм.
- Да будет так, ярл, - кивнул один из воинов. – Великую победу ты одержал сегодня! Два десятка врагов убиты, еще полтора – теперь пленники наши!
- Да уж, пленных у нас больше чем нас самих, так что смотри, чтобы они не сбежали ненароком!

Поутру, Альхейм приказал всем, находящимся в доме женщинам, навести порядок и прибрать усадьбу к приходу войск Харека, а заодно приготовить еды. Своим же людям он строго наказал девок не трогать, а стеречь усадьбу и смотреть, не появится ли вдали воинство братьев-эйстенсонов, буде они одолеют Волка, и в этом случае ярл был готов дорого продать свою жизнь.
Но время шло, а на подступах не показывалось ни Харека, ни Фроди.
- Эй, Кари, приведи мне сюда их главного, - приказал ярл.
Раненый воин с перетянутым пропитавшейся кровью тканью торсом, кивнул, отправившись к погребу, и, вместе с еще двумя викингами, вытащил оттуда упирающегося Кеттиля.
- Что тебе надобно, трус, по ночам крадущий победы у доблестных мужей?! - Проскрежетал пленник.
- У тех доблестных мужей, что напиваются до поросячьего визга и лапают девок, наплевав на приказы собственного конунга? Позор тебе, воин и поделом получил ты прошедшей ночью, - спокойно ответил Альхейм. - Что думаешь, будь твои вои трезвы, сумел бы я занять усадьбу?
Ничего не ответил Кеттиль на эти слова, лишь злым взглядом смерил ярла.
- Ладно, Кари, на воротах его подвесь со стороны входа, пусть все видят, как мы с захватчиками поступаем.
- Нет! Позволь мне умереть с мечом в руке, ярл! - Воскликнул хейдмеркец, и страх читался в его глазах. - Не лишай пути в Валгаллу!
- Пьяницам и глупцам нет места в Валгалле, - отрезал Альхейм, наблюдая как двое воинов под руки уволокли пленника. - А ты, Раги ведь сыном жреца являешься?
- Да, храбрый ярл, - с готовностью ответил юноша.
- Сумеешь те копья заговорить? Жертву Одину приносить будем.
- Я... я сделаю это!

Альхейм сотоварищи смотрел на извивающегося в веревках Кеттиля, привязанного к воротам за руки, за ноги.
- Один, прими жертву сию, - вознес руки к небесам ярл. - За победу славную тебя благодарю!
Он схватил копье, и замахнувшись, метнул его в Кеттиля. Тот дернулся, когда острие распороло ему бок, воткнувшись в дерево ворот. Второе чуть оцарапало висок гридя - кричать тот не мог, так как в рот ему Кари вложил деревянную табличку с посланием Одноглазому.
- Никак Один не желает принимать нашу жертву? - Спросил Раги.
- Да нет, посмотри, как вороны над вратами кружатся, наблюдают мудрые птицы. Эх!! - Еще одно копье вонзилось в ногу Кеттилю, и кровь, капля за каплей потекла на землю. - Хочешь бросить?
Раги быстро закивал, обрадованный тем, что может принести Отцу Богов жертву собственными руками. Сомкнув пальцы на древке копья, парень прочитал вполголоса наговор, и метнул его, поразив пленника точно в сердце.
Кеттиль дернулся несколько раз, и повис, пригвожденный к воротам.
- Один! Прими жертву сию! - Вновь воскликнул Альхейм. - Идем, Раги, поутру Властитель явит свою волю.

Совет (совметсно с Тельтиаром, Визетом и Мориан)
Как и приказал конунг, Ульф справил все по чести, найдя достойную владыки усадьбу и окружив ее верными воинами из числа верных дружинников, - предосторожность отнюдь не лишняя, если учесть что и сам конунг, и все ближние его соберуться в этом доме и буде сыщется враг какой коварный - одним ударом сможет Агдир обезглавить. Но - не бывать тому, покуда стерегут Харальда отважные гриди.
Ближе к вечеру накрыл хозяин усадьбы стол, проверили яства телохранители и покинули дом все, кроме советников молодого конунга - матушки его, Рагхильды, и верховного жреца Торлейва Мудрого, да Погубителя Заговоренных, отважного Эйнара, был с ними и младой ярл Асмунд, получивший немало ран в битве, но собственной рукой сгубившего двух гандальвовых ярлов.
После должных приветствий Харальд подождал, пока рассядутся все. И заговорил, не прибегая к окольным речам:
- Я позвал вас, чтобы обсудить дела, которые для нас сейчас важны. Первое касается пленников из Альхейвмара. Я решил дать им выбор - пусть поклянутся в верности Агдиру на крови или же станут рабами. Те, кто выберут клятву - пойдут в первых рядах, и своими мечами докажут, что умеют держать слово.
- Мудро решение твое, юный конунг, - первым, как и было должно отвечал Торлейв. - Мало осталось у нас верных воев, а бонды да траллы разбежались по лесам не хуже альвхеймарских трусов. Что же до тех, кто клятву принять откажеться, часть из них по дальним усадьбам сослать, дабы друг с другом не стокнулись, следует, других же и знатных пленных - Одину и Тору отдадим, за победу великую благодаря.
Харальд кивнул.
- Тогда, мудрый, ты и проследишь за принесением клятвы и отберешь тех, кому суждено стать жертвой. Хочет ли еще кто-то сказать по этому делу?
- Если конунг дозволит, - учтиво произнес Эйнар, чуть склонившись над столом, и было заметно, что Торлейв невольно отодвинулся назад, точно не хотел дела иметь с христианином и калекой. - Не гоже будет альвхемарцев даже присягнувших супротив собтсвенных собратьев пускать, они и дрогнуть могут, и вновь под руку Гандальва вернуться, ведь в Альвхеймаре их жены, дети, матери. Другое измыслил я, ведь немало врагов, точно стервятников вокруг Агдира собралось - почему бы не подтвердить слова клятвы пленникам в том же Хейдмерке в бою с алчными сынами Эйстена?
- Верно говоришь, - согласился Харальд. - Не стоит их бросать против бывших соратников и друзей. А вот против тех, кто и их прежнему конунгу был не лучшим другом - пойдут. И увидим, чего они стоят в бою.
- Есть и другие заботы, - на этот раз голос подал Асмунд, который и сам был всего на пару лет старше конунга, а потому по молодости позволил себе заговорить поперед других. - Разбит Гандальв, да его люди по нашей землей владеют и без боя ее отдавать не спешат.
- Значит, отберем обратно, - Харальд усмехнулся. - Или кто-то не хочет? Но это нас ведет к другому делу... к союзникам. Я уже разослал письма тем, кто может поддержать нас; например, Хакону.
- Хакон - властитель могучий, но старый уже, - Торлейв, взглядом осадил Асмунда, дабы тот помолчал, пока не дойдет до него черед. - Взяв в жены его дочь, много пользы принесешь Агдиру, Харальд, но - не стал бы я ярлам Хакона доверять, ведь каждый из них видит себя владыкой Трандхейма.
- Да и будет ли его дочь тебе хорошей парой? Сможет ли здоровых детей родить, коли уродилась с изъяном, - то уже слова Рагхильды были. - Не пресечется ли род великих конунгов, коли будет она бесплодна?
- Вспомни старый обычай, матушка, - улыбнулся Харальд. - Когда конунг связывал себя с ярлами кровными узами... взяв несколько жен. Не может так выйти, чтобы все оказались бесплодными.
- Добрый обычай был, - скорее кюне, нежели Харальду, добавил Торлейв. - Богам угодный, много детей будет, да славно расцветет род конунжий, коли как сказал, так и сделает властитель.
Эйнар же ничего не промолвил, но сжал левой ладонью крест на груди.
Харальд едва заметно вздохнул. Он помнил про обычаи, коим теперь верен Эйнар... но он должен понимать, что сейчас не время говорить о христианских традициях.
- Будем ждать ответов и уже тогда поймем, кто нам другом быть хочет, - подвел итог Харальд. - Вернемся же к Гандальву... Сокрушить его - надо, и сомнений в этом нет. Но как взять под свою руку его земли? Не лучше ли будет поставить над ними того, кто в Альхейвмаре рожден?
- Много лучше, да где нам взять верного человека, которого люди бы приняли? - Согласился жрец.
- Есть человек, который не нарушил клятву. Бился честно - и получил удар в спину от своих предателей.
- Уж не про Хаки ли ты говоришь, сын мой?
- Именно. Я догадываюсь, что вы не питаете к нему добрых чувств... но он принял вызов и вышел на бой. И бился честно, в отличие от других.
- Хаки слаб, и болен, и репутацию труса имеет, - ответствовал Торлейв, переглянувшись с мудрой кюной. - Такого поставить ярлом, больше позора альвхеймарцам нанести, нежели пришлого назначить.
- Есть смысл в твоих словах, Харальд, да забыл ты, что Хаки- злейший враг отца твоего, и мой враг! - добавила Рагхильда, сердито сверкнув глазами. Вот уж не думала она, что будет сын ее столь небрежно к делам предков относиться. - Он много бед принес нашей семье, помни об этом.
- Если он - трус, то кто тогда его люди? - резко ответил Харальд. - Я помню, чей он сын, и сам Гандальв у меня пощады не получит... но я ведь говорил с Хаки перед битвой. И не показалось мне, что он враждебен... скорей уж похож на человека, уставшего воевать. Смертельно.
Вспомнив пару фраз из разговора, Харальд вдруг спросил:
- Да, никто не знает, что произошло с Барвайгом, альхейвмарским ярлом? Хаки говорил, что послал его к нам - но здесь он не появлялся.
- Уставший воевать и править не сможет, - твердо сказал жрец, вновь встретившись взглядом с иноверцем, но в этот раз Эйнар не смолчал.
- Я помню Хаки еще по хрингарийскому походу, и слово свое он всегда держал, а то, что люди его лживы и коварны, в том его вины нет. Коли принудишь его клятву принести, конунг, уверен, вернее ярла подле тебя не сыщется. А то, что не воин он, так разве это для правителя главное?
- Молчи, неразумный, видимо с рукой тебя последнего рассудка клинки альвхеймарские лишили! - Перебил его Торлейв. - Разве может у змеи лебедь народиться? Разве может у волка ласковый котенок сыном быть? Предательство и жестокость в крови у владык Альвхеймара, и покуда жив Гандальв, покуда род его не изведен под корень - не будет тебе покоя властитель! О том мне боги поведали, о том матушка твоя вещий сон видела!
- Приди к одному мнению, мудрый, - немного повысил голос Харальд. - Или Хаки неспособен воевать и слаб - или опасен. Одно с другим сочетаться никак не может.
- Учись слышать и тайный смысл слов, юный конунг, - назидательно произнес мудрец. - Сам по себе Хаки может быть безобиден, как уж, но и у него могут появиться дети, что змеи ядовитые - желаешь ты такое наследство потомкам своим оставить? Или не помнишь, что войско первое вел не сам Хаки, а ярл Гандальва доверенный, что в лесах без вести сгинул - вот уж воистину благословление Одина с нами было, что твари лесные опасного врага загубили. И тем кто опосля Гандальва останеться - Хаки что знамя будет, чтобы супротив тебя собраться!
Слова были верными... но лучше от того не становилось. Харальд альхейвмарцев, прямо скажем, не сильно любил... и тем сильнее хотел сохранить жизнь тому из них, кто показал себя честным.
- Твоя правда, Торлейв. Хотя и говоришь ты о том, что может случиться через десятки лет, если вообще случится.
- Воин ждет битв ближайших, мудрец же и правитель должен на долгие годы вперед смотреть, и любой опасности избегать, и делать что должно, а не что желаемо! Отдай Хаки Одину, он конунжей крови, люба будет Отцу Ратей такая жертва, по нраву придеться, так быть может и крови отца скорее пролится придется!
- Должно ли беспомощного человека умерщвлять? - Воспротивился Эйнар. - Много ли нам чести от того будет, что единственного достойного среди многих лжецов умертвим?
- Не нашей веры ты, Эйнар, не знаешь таинств великих, не знаешь что богам угодно, - молвил Торлейв. - И не будь ты в бою отважен, не потеряй ты руку в битве с псами Гандальва, я и тебя повелел бы вместе с Хаки на дубу распять, за такие слова!
Вспомнился тогда Эйнару отважный Бран, ирландец, что вывел их отряд через лес, когда заплутали воины Агдира, но началась стужа, и жрец Рунольв повелел распять иноверца в дар Одину. Именно тогда, глядя на тело невинно убиенного поклялся Эйнар принять его веру. Немногим лучше кровожадного Рунольва был сейчас Торлейв, но много больше власти было у верховного жреца.
- Быть тому, коли конунг решит, - жестко отрезал Эйнар. - Но я мыслю, не след Хаки в жертву отдавать! Не будет с этого божьего благословения!
- Торлейв! - сверкнул взглядом Харальд. - Следи за словами своими; все мы здесь на одной стороне. Что до жертвы... не должно все же воину так погибать. Умирать надо в бою, с мечом в руках, а не под ножом... хотя многие и считают это честью.
- Хаки не воин, его таковым даже собственные гриди не считают, - задели жреца слова конунга, мальчишка уже не так легко соглашался с его советами, как ранее. - Принеси его в жертву конунг, это вселит уверенность в наших людей, и заставит альвхеймарцев служить тебе лучше! Отдай его мне.
- Харальд, сынок, - рука матери опустилась на ладонь конунгу. - Послушай Торлейва, мудры его речи, разве должно тебе одного труса жалеть, пусть и совершившего в своей жизни единственный благородный поступок, когда судьба всех владений твоих не ясна. Вспомни, что желал Хаки меня отнять у отца моего, отнять у отца твоего - что хуже бесчестья любого было бы мне стать женой этого труса! Отдай его Торлейву, он все по чести сделает! - Рагхильда чувствовала, что это может слишком дорого обойтись им, но не могла допустить, чтобы сыну советовал иноверец, женатый на девке-воительнице. Не по нраву придется такое богам, и еще больше бед принесут они, не уберегут любимого сына. Этого боялась кюна, вставая на сторону Торлейва.
- Я буду говорить с Хаки после совета, - решил Харальд. - И скажу ему об этом... Если он сочтет это честью - то согласится. Не правда ли, лучше будет, коль он сам, по своей воле взойдет на алтарь, а не будет туда притащен?
- Богам угодны жертвы добровольные, властитель, в том ты прав, - согласился Торлейв. - Но не след нам богов гневить, и у пленника согласия испрашивая. Коли откажеться он - должно нам не колеблясь отправить его к Отцу Ратей! И довольно об этом - к нам пришли вести тревожные, обсуждения они требуют больше, нежели судьба щенка гандальвского.
- Поговорим позже, - согласился Харальд. - Что за вести?
- В Раумарики, куда Харек Волк с дружиной отправился, сеча лютая, сыны Эйстена, древнего врага отца твоего, деревни разоряют. И не знаю я, сойдется с ними Волк на ратном поле, али союз заключит, да рать супротив нас повернет.
- Там отец мой, с Хареком, - не выдержал Асмунд. - Разве дозволит он ратям верным против законного владыки меч поднять?
- Знаю я Альхейма, не даром он Смелым прозван, - обернулся к юноше Торлейв. - Но ты видел что за рать у Харека, наемники да ирландцы-христиане, под стать ему самому - вероотступнику!
- К Хареку отправлено послание, - отчеканил Харальд. - Не оскорбляй его недоверием до времени, Торлейв. Мы ведь уже говорили об этом.
- Говорено было, и говорено еще будет, властитель, - ответствовал Торлейв. - Но о том я мыслю, чтобы послать отряд небольшой в Раумарики и Альхейма Смелого там ярлом поставить, когда Эйстенсонов прочь изгоним. Отважен ярл и знатен, а владения у него невеликие, след исправить сие.
- Мысль хорошая... - медленно кивнул Харальд. - Асмунд, Эйнар, а что вы скажете? Как бывалые воины.
- Любо будет отцу моему такое решение, конунг, - улыбнулся в реденькие, еще не отросшие усики, Асмунд. - Ты знаешь, верой и правдой служит он тебе!
- Не учинишь ли ты таким велением Хареку обиды, властитель? - В свою очередь произнес Эйнар. - Ведь его рать в Раумарики стоит, его воины с Хейдмерком воюют. Он старый друг отца твоего и вернен слову всегда был.
Помнил Эйнар и то, как один Харек был против жертвы Брана, и то, что ему самому вои расправой угрожали. Не забыть было того дня воину-калеке.
- Разве ж будет по сердцу ему, коли земли другому под руку отойдут?
Яростного взгляда не смог сдержать Асмунд, услышав такие слова.
- Альхейм воюет рядом с Хареком, и имеет право на долю в добыче, - возразил Харальд. - А ведь может так случится, что Хареков опыт нужен будет нам здесь, иль на других рубежах. Кто присмотрит за землями в его отсутствие?
- На том и порешим, - довольно произнес жрец. - Теперь же по Вестфольду следует людей верных и оставшихся Альвхеймарцев изгнать.
- А вот тут уже слово воинам, - заметил Харальд. - Что скажете?
- Не будет полной победа, покуда псы Гандальва нашу землю топчут! - Воскликнул Асмунд.
- Кто спорит? - усмехнулся конунг. - Но все же - говорите по существу. Что именно надо для победы сделать.
- Воинов послать надобно, с верным и отважным воеводой, - добавил Эйнар. - Деревню за деревней освобождать, пока снова земля не будет твоей, конунг.
- Значит, будем говорить отдельно по каждой битве перед ней, - решил Харальд. - Кому что еще сказать нужно?
- Дозволь мне, конунг совет дать, - взял слово Торлейв. - Асмунд воин храбрый, и раны его почти зажили уже - кто как не он сможет Вестфольд от ворогов освободить и закон Агдирский вернуть? Эйнар воитель прославленный и не одну битву прошедший, кто как не он сумеет Вингульмерк вновь тебе подчинить? Оба они сиих владений достойны, дабы под твоей рукой умело ими править.
- Похоже, боги дали тебе дар читать мысли, Торлейв, - улыбнулся Харальд. - Именно это я и хотел сказать.
Он посмотрел на упомянутых воинов.
- Если вы своим мечом прогоните врага - обретете земли.
- Для меня то будет великой честью, властитель! - Обрадовался юный викинг. - Завтра же, клянусь, выступлю в поход с малой дружиной!
- Клялся я служить тебе конунг, как повелишь, так и будет, - чинно ответил Эйнар. - И пусть у меня нет правой руки, но левая еще долго, будь на то воля Божья, тебе послужит верой и правдой.
- Да будет удача со всеми вами, - улыбнулся Харальд.
Не стоило говорить обычных слов насчет благословения Одина и Тора - к Эйнару это не относится. А удача нужна любому.
- Не все еще сказано, мой повелитель, - продолжил Торлейв. - Тьодольв ярл говорит, что конунг Рагаланда воев собирает супротив нас, и ему навстречу лишь бабка твоя идет, старая ведьма с немногими, кто верен тебе остался.
- Она выступает против него? - уточнил Харальд.
- По словам Тьодольва - да! Но кто знает что на уме у хитрой бабы.
- К сожалению, да, - Харальд помрачнел. Горько, когда близкий родич становится если не врагом, то недоброжелателем. - Успеем ли мы, в случае чего, провести туда войско?
- Нет, - покачал головой Торлейв. - Мало у нас воев, чтобы так силы дробить. Случись что - придется нам пожертвовать Агдиром.
- Но будь в одном уверен, сын, - твердо добавила Рагхильда. - Тьодольв Ассу не пощадит, коли она нас предать измыслит.
- За родную землю многие будут яростно биться, - сказал Харальд. - Так что Агдир мы и отобрать сможем... И ты права, матушка. Может, это и поможет ей верное решение принять... и хоть кюна Асса - не воин, но может быть опасной. Будем надеяться, что для Сульки такой поход плохо кончится.
- Будем надеятся, что времени у нас хватит, дабы с врагами нынешними расправится, покуда новые не появились, - согласился Торлейв. - Куют клинки в Наумдале, братья-конунги тамошние давние враги твоего дяди. Да и не ведомо нам, что в самой Хрингарики твориться, добился ли храбрый Гутхорм победы, али голову сложил...
- Не говори злых слов, Торлейв! - Одернула его кюна. - Почувствовала бы я, случись беда с моим братом!
- Если с Гутхормом все в порядке - пришлет весть, я уверен, - заметил Харальд. - Что толку гадать?
- Все равно, есть у Рогаланда сосед опасный, - дал совет Эйнар. - Эйрик, конунг Хердаланда.
- У него дочь-красавица на выдание, Гюда подрастает, - подхватила Рагхильда. - Вот достойная невеста для тебя, сын мой!
- Вкупе с тем, что уже обсудили - дело верное, - кивнул Харальд.
Опустил голову Эйнар, не по душе ему были речи о многоженстве, но понимал он, что по другому не удержать будет Харальду своих владений.
- Посылать сватов вели, конунг, - улыбнулся Торлейв. - Но пока слушай последнее слово мое - есть подле Альвхеймара враг и поопаснее Гандальва, старый Гудбранд-хевдинг, что не конунжьего рода, но конунги ему челом бьют. Силен и могуществен сей муж, хоть и седобород. И погубил отец твой его единственного сына, так что не ищи возможности примирится с ним, но будь готов к любому удару.
- Мы будем смотреть за ним, - решил Харальд. - И если задумает недоброе - постараемся справиться с опасностью.
- Да будут благосклонны к нам боги, - согласился Торлейв. - Пора нам собирать воев, властитель, трофеи делить, да юнцов и бондов учить оружие в руках держать. Зима скоротечна, а по весне - ждут нас битвы много более лютые, чем уже минувшие. И нужно быть к ним готовыми, чтобы не посрамить высокий род Фрейра и заручиться помощью всех богов, и даже чужеземных, если от них будет какая-то помощь. Более мне нечего сказать.

Лагерь агдирцев. Хаки и Харальд.
Совместно с Ви-Зетом


Разговор Харальд начал не сразу. Посмотрев на лежащего собеседника, он припомнил слова лекаря и сам удивился своим мыслям - и просто жалости к раненому, и сожалению из-за того, что смерть Хаки может спутать будущие планы.
«Откуда у меня такие мысли? Наверное… так и должен думать конунг. Неприятно. Но надо».
- Привет тебе, Хаки Гандальвссон, - произнес наконец Харальд. - Я хотел поговорить с тобой.
- И тебе здравия доброго, Харальд Хальвдансан, - ответил раненый. - Мои уши открыты для твоих речей, агдирский владыка. Я слушаю.
Харальд снова помолчал, собираясь с мыслями. Собеседник его не торопил.
- Думаю, Торлейв уже рассказал о том, что произошло после поединка, - сказал он. - И наверняка, не только об этом.
- Торлейв? - Хаки слегка приподнял бровь в удивлении. - А... это, наверное, тот хмурый воитель так и не назвавший мне имени. Да, он многое порассказал. Не скрою - часть из его слов я предпочел бы не слышать. Но - увы, завязав глаза, истину не сокроешь.
- Верно, - кивнул Харальд. - Правда достигает даже слепых... Я скажу сразу - с Гандальвом я буду воевать, поскольку причин на то у меня много. Но к тебе я вражды не питаю, потому сейчас и пришел сюда.
Короткое молчание, и вопрос, вроде бы совершенно не связанный с предыдущими словами:
- Говорят, что ты беседовал с Хареком. Так?
Конунжич, забывшись, сделал попытку пожать плечами, - и нечаянно потревожил рану:
- С Хареком нам было нечего делить, - ответил он Харальду севшим от боли голосом. Что да Гандальва... слова твои меня не дивят. Более того: даже вели ты своим гридням сложить оружие, наш владыка успокоится только в кургане. Слишком уж много крови было между Агдиром и Альвхеймером, слишком сильно в сердцах желание мести.
- Несомненно, - вновь согласился Харальд.
Упоминание о Хареке его удовлетворило; судя по тону, они просто встретились и разошлись.
- А ты хотел бы его заменить?
- Кого? Конунга? - Хаки прекрасно понял намек Харальда, но все же переспрашивал для верности. - Видишь ли, Харальд, учитывая все происшедшее, "заменить" его кем-то возможно, лишь умертвив, а на родственной крови счастья не сыщешь. Кроме того - как ты видишь, у меня лучше выходит гуторить с врагами, чем с собственными гриднями
- Не спорю. Но... отец твой сейчас тянет Альхейвмер к Хель. Будет продолжать войну - и мы его разобьем. Даже если он сумеет победить, то ослабнет, причем очень сильно... и соседи спокойно сидеть не станут. При любом исходе Альвхеймеру придется плохо; но есть возможность поставить во главе, человека, там рожденного.
- Мудрые сказали бы, что делишь ты шкуру живого медведя, конунг, - ответствовал Хаки. - Но я не мудр, да и слово свое уж сказал. Рана моя все равно отправит меня в Хель в скором времени. Знахарь молчит, но я вижу все и без его слов, не так уж не сведущ в знаках болезни, как кажется. Но, даже будь у меня надежда выздороветь - я не стал бы покупать себе жизнь, давая неисполнимые обеты. Ты родился властителем и им стал. У меня - иная стезя.
- Чему я точно научился - это тому, что судьбу можно переписать, - пожал плечами Харальд. - Маме и дяде тоже казалось, что им не избежать плена и смерти... как видишь, все случилось не так.
- Что было, то было, - согласился Хаки, хотя слова агдирца будили в душе не самые лучшие воспоминания. - Однако, саму смерть не победить даже конунгу, храброму в битве. Кроме того - твои мать, дядя и советники наверняка воспротивиться идее мира с Альвхеймером в виде любом. И тем более не сладко им будет увидеть меня под вашими знаменами. Известный трус - едва ли сойдет за украшение победоносной дружины... скорее, за чучело. Кроме того, твоя матушка, должно быть, обижена еще на меня за ту историю с нашей женитьбой. Такие вещи ни в раз забываются. Так что - спасибо, за веру в меня, конунг славный, но не по силам тебе этот камень подвинуть. Оставь же меня мой судьбе - много славных ярлов вокруг, есть из кого выбрать.
Харальд помрачнел. Сказанное Хаки очень хорошо укладывалось в то, что ему сказали при совещании. И даже желая все изменить, он не мог не понимать правоту собеседника.
- Думаешь, твоя судьба - умереть от раны, нанесенной даже не врагом?
- Судьбы людей знают лишь норны, - ответил Хаки. - Однако, все говорит за то, что именно такова воля богов в моем отношении, Во мне нет к тебе неприязни, Харальд - видит Тор и Один, ты славно сражался и победа твоя тоже по чести. Ныне мне стыдно за поступок альвхеймерцев, и рад я, что не пришлось мне биться в том бою в их рядах. Боги помиловали, а за такое и смерть - не цена. Я себя не предал и совести не испачкал. Без дрожи трусливой в глаза предкам смотрю.
- Согласен, - медленно кивнул Харальд. - Знаешь, Хаки, что бы там не говорили, но я постараюсь, чтобы тебя запомнили по чести.
Он помолчал и честно сказал:
- Торлейв все настаивает на жертве.
- Это ведь - тоже честь, - напомнил конунжич собеседнику. - Умереть в постели - не путь для Вальгаллы. Так что Торлейв мудр, и дал тебе дельный совет. Польза будет от того одному в жизни, другому - в посмертии. Все справедливо.
- Честь честью, но погибать лучше в бою, - вздохнул Харальд. - Скажу без утайки: найдется способ тебе жизнь сохранить - я сделаю. Но твой выбор - твоя судьба.
- Я знал человека, что говорил "норны не имеют к судьбе моей отношения", - уголки губ раненого дрогнули в легкой усмешке. - Ты почти повторяешь его, о, конунг. Не бери лишнего груза на сердце. У тебя же война впереди.
- И я ее выиграю, - жестко сказал Харальд. - Не знаю, хорошо ли так говорить - но отец твой тебя ненадолго переживет. До встречи, Хаки. Думаю, мы еще увидимся.
- Я не желаю удачи - но прошу Одина сохранить тебя от напастей. Ты слишком хорош для этой войны, конунг. Люди чести порой гибнут от подлости - надеюсь, эта тропа не твоя. Береги себя, Харальд. Прощай! Думаю, все между нами уж сказано.
Агдирец молча кивнул и вышел. На душе было... кто-то из скальдов бы обозвал "горьким пеплом".
"Привыкаю быть конунгом. Привыкаю..."

На зов Эйрика ярлы откликнулись охотно и в назначенный день собрались под руку Конунга Гаутов, чтобы идти в новый завоевательный поход. Предвкушая сечу и грабеж, толпились вооруженные ратники, и недобрым огнем полыхали их глаза.
Ночь Сванхильд провела неспокойно: опять её возлюбленный муж уходит далече. Опять не спать ночами, ждать да надеяться. Буйная головушка у Эйрика-конунга, вспыльчив он и решителен. Только бы боги сохранили его и на этот раз…
Неспокойно спал и Эйрик. Виделись ему земли, что должны были пасть к его ногам, стать его наследством, его владениями. Виделись ему и печальные синие очи Сванхильд, которую снова придется оставить одну, и глазенки Гудрун, любимой баловницы-дочки, и серьезные голубые глаза Бьорна – его, Эйрика, глаза…
Утром же настала пора прощаться. В последний раз обнял Эйрик Гудрун, хлопнул по плечу Бьорна, прижал к себе Сванхильд и погладил её золотые косы. Теперь его ждала война – чудился конунгу шведов зов лесов Вермаланда…
Дружина уже ждала Эйрика. Оглядев свое войско, вынул конунг тяжелый меч из ножен, вскинул его в воздух – и сверкнула в солнечном луче добрая сталь. Золото света пробежало по клинку.
- На Вермаланд! – крикнул Эйрик, встав на стременах.
- На Вермаланд!!!! – отозвалось диким воплем войско…
Сванхильд же ушла в дом. Теперь ей оставалось одно – ждать.

Лагерь агдирцев. Хаки Гандальвсон.

После ухода Харальда Хаки некоторое время лежал, уставившись в потолок и отчаянно пытаясь совладать чувствами. Болезнь истощает не только тело, но и дух, и, хоть рана альвхеймерца приключилась недавно, боль изводила, подтачивая выдержку. Но еще хуже боли телесной была душевная боль – вкупе с чутьем обреченности. Разумом Хаки давно сознавал, что у этого похода есть шансы все стать для него последним. Тот же рассудок говорил юному конунгу речи о чести да о почетном посмертии. Но реальная смерть вышла куда страшнее предполагаемой кончины, и душа, еда заглядевшись в царство Хель отшатнулась в испуге. Вопреки всей мудрой логике, Хаки хотел жить… и сейчас со смятением выспрашивал себя: был бы его отрицательный ответ Харальду столь тверд, кабы не явно читаемые смертные знаки? Раненого изводил мучительный кашель, заставляющей закусывать губы да вонзать в ладони ногти до мяса. Ему и дышать-то казалось мучение, а кашель виделся пыткой… даром, что конунг не велел своим людям измываться над пленным врагом. Харальд… он, Хаки, сделал все мыслимое, чтобы этот воитель не явился на свет, и вот теперь юноша защищает его даже пред родичами. Диво… для альвхеймерского конунжича, давно позабывшего про хорошее отношение, это было в новее и очень приятно. Однако, Хаки не давал этому чувству прижиться: так ведь недолго и замечтаться. Боги уже ясно показали ему, что он не достоин их милости, не дали ему быстрой смерти в бою. Будь с ним милость асов – и стрела вошла бы чуть ниже и левее, избавив тело Хаки от плена, а дух его - от мучений. Так что конунжич не шибко-то верил, что, будучи принесенным в жертву, он сумеет приблизиться даже к мосту в Асгард, не говоря у о том, чтобы пред ним отворились двери в Чертог Воинов. Не гоже курице летать в поднебесье, не дело трусу сидеть среди мертвых героев. Так что Хаки на сей счет не обманывался. Может, если бы он более чтил Одина да Тора, приносил им богатые жертвы да ходил с воинами в походы – боги бы смиловались. Увы… вера альвхеймерца в Северных богов была смертно ранена годы назад, и он не лгал Эгилю, говоря о безверии. Так что и пинать не на кого. По сути, он такой же отступник от веры предков, как те последователи Белого Бога, приносимые в дар Одноглазому. Хаки жил уж не первый день, и хорошо знал обычаи. Да и удивительно было бы конунговому сыну в неведении пребывать, тем паче, что Гандальв исправно снабжал асов жертвами. Так что наследник альвхеймерский вдоволь на то насмотрелся. Быть жертвой Одину… конечно, это не кровавый орел, тут не считалось честью длить страдания жертвы, но легкой смерти подобное все же не значило. И Хаки со стыдом понимал, что этот факт наполняет его душу его липким страхом.
«Наверное, настоящий викинг, угодный Северным богам ни за что не испытал бы подобного малодушного трепета, - думал про себя конунжич. – Но я – не воитель, и не вижу в себе сил принять рок с духом спокойным».
Хаки прекрасно осознавал, что, откажись он сам взойти на алтарь, его притащат туда силой, будто скотину, обреченную на убой. И хоть благи намерения Харальда – не столь он силен, чтобы идти против своих в одиночку. Юноше поддержка нужна и грех перед совестью – ссорить его с родовичами из-за труса, да и притом – из враждебного стана. Так что, альвхеймерец собрал волю в кулак и солгал конунгу, давая согласие на жертву. Согласие… разве что Харальд выдумал вопросить такое у пленника. Головы неудачников принадлежат победителю и тот волен делать с ними что хочет. Хоть снять с плеч, хоть назад отпустить за выкуп. В их случае речь и вире не шла и сие понимал, кажется, даже Харальд, еще веривший сказаниям скальдов по младости.
Все это так… но умирать все равно не хотелось. Если бы Хаки имел семью – он мог бы найти облегчение в мыслях о роде. Увы! Хедвиг едва ли хоть раз вспоминала постылого мужа, а отец отказал ему в праве сыном его зваться. Найти облегчение, моля о милости богов? Сие есть то же малодушие, что и большая часть его земных поступков. Зачем просить благоволения тех, кому ты уж давно не поклонялся дарами и кому не люб с такой очевидностью? Трусость, не более. Примерно, как то, чтоб Гандальва нижайше молить в род обратно принять. Посмеяться владыки над скорбным умом – и правы будут. Нет! Лучше уж как-то… самостоятельно сдюжить.
Хаки попробовал приподняться – и с трудом подавил болезненный стон. Позор! Он – конунг из рода конунгов, и, хоть и зовут его трусливым по всей Норвегии, все же не дело слабость свою врагам демонстрировать. Хаки знал многое из того, что не следует изучать воинам и конунгам , а потому понимал: тело, прикованное к постели быстро силы теряет. Полежи хоть седмицу – чтобы встать на стену обопрешься, даже коль ты молодец в цвете лет, кровь с молоком. А ежели он ранен еще…конунжич упрямо помотал головой. Нет! Не бывать тому, чтоб сына конунга альвхеймерского в последний путь агдирцы на хребтах потащили!
- Лекарь! Ты слышал слова своего конунга. Мне надобно встать. Может… есть у тебя травка какая, чтоб подстегнуть силы мои хотя бы на время?

Агдир, Тингефельд
(совместно Тельтиар с Мориан)

Кюна Асса долго вглядывалась в происходящее на поляне: все это сборище кричащих мужчин, и долго вслушивалась в их пустые споры. Наконец она встала и вышла на поляну, прошла между людьми и вышла на середину.
Везде, где она проходила, споры становились тише и слышалось приглушенное перешептывание: Кюна Асса! Старая Ведьма!
- Слушайте меня! - негромко произнесла она, - Слушайте меня, мужи агдирские, ибо я привезла спасение!
- Да какое спасение могла привезти вздорная баба, которую собственный внук сослал в изгнание?! - Воскликнул кто-то из ярлов.
- Да! Рати рагаландские идут против нас! - Выкрикнул другой, ударяя кулаком в щит - в этот день все пришли на тинг доспешно и оружно. - нам не старуха нужна, а конунг наш!
- Конунг нас бросил! - Посышался голос Раги-херсира, одного из правителей Агдира. - Так что же теперь, его бабку слушать?!
- Из ума выжила старуха!
Поляна вновь взорвалась сотнями криков, слившихся в непонятный гомон - страх и удивление, сопутствующие появлению кюны медленно сходили на нет, а ярлы и хевдинги все больше распалялись.
Кюна помолчала, ожидая, когда ярлы, хевдинги и прочие накричатся, утолят свою жажду гомона. "Как стая ворон эти мужчины. Кружат, кричат, хотят свой кусок урвать" - подумала Асса.
Постепенно под ее пристальным, тяжелым взглядом споры начали утихать. Когда стало чуть потише, Кюна снова заговорила:
- Внук мой послушал другую женщину, и ошибся. Он несчастный ребенок, которого жестокая жизнь заставила взойти на трон великого отца! И сейчас он занят спасением своих земель и изгнанием врагов! А вы? Вы спорите тут, гомоните, будто кучка напыщенных петухов, а пользы - как с козла молока! - теперь голос кюны звенел гневом.- Что толку что вы тут стоите, машете кулаками, потрясаете оружием, кичась своей знатностью и силой своего рода, если вы даже не можете сговориться, кто возглавит рати, и кто из вас начнет наконец ловить налетчиков, которые грабят дома ваших жен, и уводят в рабство в Рогаланд ваших детей, чтобы потом продать в рабство у данов в Висбю?
Старуха снова ненадолго замолчала, наблюдая за произведенным эффектом, а затем заговорила спокойнее:
- Я просто старуха, женщина, и мне далеко до вас, военных мужей, храбрых воинов. Но я знаю, что нужно для моей родной земли, знаю, куда вас вести, чтобы вы могли оказать достойную поддержку храброму конунгу!
- И что ты знаешь, ведьма?! - Выкрикнул кто-то. - Ормкель ярл тоже говорил, что знает, а теперь где он - этот Ормкель?! На корм воронам ушел!
- Чему нас научит баба, погубившая собственного мужа?!
- А что нам еще делать?! - В стрял Берн Шрамованный. - К Сульки на поклон идти? Али всем порозень бороться?! Мы здесь все знатного рода, знатнее нас только конунг Хальвдан был, а ныне сын его!
- Но он же сам от бабки своей отрекся?
- Не было этого!
Вновь заспорили ярлы, да немало их уже согласны были, что стоит выслушать Ассу, и узнать что желает она.
Асса еще чуть-чуть подождала, когда притихнут голоса ее новых союзников и противников.
- Хоть старость приносит слабость моему телу, но она же приносит знание, какого нет ни у одного из вас! - продолжила кюна, - Однако же от помощи моей всегда можете отказаться, коли лишний вам совет старухи, да и своих решений и действий много!
- Нет уж, ты говори, ведьма, коли пришла! - Бросил в ответ Раги, и несколько воинов поддержали его криками. - Али желаешь смутить нас речами бесполезными, а после уйти?
- Тогда я скажу! Во имя сына моего, погибшего безвременно, во имя внука моего, чье величие еще воспоют скальды, призываю я вас забыть ссоры и споры, объединиться и выступить против врага нашего! Вы были с конунгом, когда требовалась ему ваша помощь! Теперь же юный конунг просит вас! Я призываю вас соединить рати ваши и разбить врага на землях родных!
Асса обвела всех пылающим взглядом.
- Государыня! - Воскликнул кто-то из-за спин ярлов, и его слова подхватили воины, однако вскоре этот шум утих.
- А кто поведет нас? - Задал вопрос Берн. - Есть среди собравшихся воевода, готовый вести в бой всю агдирскую рать?
- Да и где нам рать собрать? - Возопил другой ярл. - Харальд с собой лучших воев увел, а следом за ним Альхейм, а после Асмунд с пришлецом из Гардарики!
- Что ж вы, трусы, что ли? По домам у жен под юбками от подвигов ратных прятаться собираетесь? - воскликнула старуха, грозно сведя брови, - Ежели страшно вам, я вас поведу!
Кто-то из гридей засмеялся во весь голос:
- Да от такой сварливой бабы, Сульки-конунг побежит поджав хвост!
- В доспехи рядиться будешь кюна-валькирия?!
- Али голосом зычным своим врагов пугать, да до смерти убалтывать?
- Коли есть у вас мысли дельные да готовность к делам отважным, то я вам лишь своим благословением помочь смогу! Да сидите вы тут уже столько времени, что стыдно должно быть каждому из вас! Я, старуха, вас вести готова, одни вы все еще боитесь, за свои шкуры дрожите! - гневно отвечала им Асса.
- Веди нас, кюна! - неожиданно выкрикнул кто-то из толпы. На некоторое время голоса стихли, и наступила мертвая тишина.
- Лучше ты, чем один из этих пустозвонов... -подхватил Раги херсир. - Ты ведь родовитее всех нас, и старше, жизнь прожила долгую, веди нас, и мы будем тебе послушны! Видишь же, что никто не хочет покориться равным себе...
- Нету тут никого, кто превосходит других атворитетоми знатностью! -подхватил Берн, - Так кого нам слушаться как не тебя, мать нашего конунга Хальвдана и бабку Харальда? Забіли про нас те выскочки из Хригнарики - они только о своей земле думают и отрока на то же подбивают, а что у нас тут делается, они и думать забыли! Ты хозяйка усадьбы, и мать всего рода, так кому нас вести как не тебе? Мы ждем твоих приказаний, кюна! Мы зададим жару этим рогаландским разбойникам!
Асса с каменным лицом слушала все эти похвалы, но внутренне она ликовала. Она снова обрела власть. Эти вздорные мужчины, которые только что как петухи выясняли, кто из них более знатен и влиятелен, чтобы возглавить полочение, стоило лишь ей окликнуть их и постыдить за гордыню, мигом присмирели, забыли свои распри, и склонили перед ней головы...
- Зададим им жару! Смерть рогаландцам! Смерть Сюльки!
Асса снова подождала, пока умолкнут самые ярые крикуны, и подняла руку, призывая к молчанию.
- Слушайте, люди Агдира! Я пришла сюда не затем, чтобы править вами! Я старая женщина, и хочу лишь покоя... Но земля наших предков стонет под ногами врагов, которые безнаказанно разоряют наши селения и грабят наши дома! И ради спокойствия и будущего наших земель... Я согласна снова стать той, кто будет стоять над вами! Но лишь до тех пор, пока законный конунг не вернется во владения своего отца, чтобы принять причитающуюся ему власть! А до тех пор здесь буду править я, и отныне мое слово здесь - закон!
Воины начали стучать оружием в щиты.
- Асса! Асса! Асса! - кричали ярлы, херсиры, хёвдинги, хёльды и простые бонды,
Асса стояла, гордо подняв голову, и с удовльствием слушала, как все эти мужчины с воодушевлением выкрикивают ее имя.
- Ассу на щит! -крикнул Раги херсир, и вот дюжие воины подошли к ней. подняли на щит, когда-то принадлежавший Хальвдану, и понесли Ассу над полем тинга, выкрикивая ее имя.
Власть вернулась к ней, пусть и ненадолго. И пусть свершится то, что сплели норны - судьбу не обмануть...

Берка, заметив парламентёров, хитро прищурил левый глаз, прикидывая, что ожидать и, решив, что ничего худого быть не должно, отделился от других разведчиков и двинулся тем навстречу.
Лыжи-снегоступы легко скользили по насту, подтаявшей корочке на снегу и вскоре чернявый разведчик был уже рядом с воинами войска, идущего от озера.
- Чьи вы я вижу, если щиты чужие вам Локки не подсунул, - хитро сказал Берка, а после, немного подумав, добавил, - Ярлы Фроди и Хегни в моём лице приветствуют вас и готовы к обсуждению дальнейшего сотрудничества, во имя Фрейи и прочих богов, что вам покровительствуют.

Гудбрандсладир

- Скорбные вести ты принес, да не в моем обычае с верного гонца голову снимать за слова дурные, - Гудбранд старался выглядеть веселым, но тяжкая дума легла на его морщинистое чело - с верными людьми пришли вести о поражении Гандальва конунга в Вингульмерке. Не ждал такого поворота событий старый хевдинг - думал одолеет матерый волк дерзкого щенка, да оставит агдирские земли без сильных воев. Вновь обратил взгляд Гудбранд на дрожащего вестника. - Эй слуги, поднесите ему чарку браги, да за стол усадите!
К чему гонца бранить, коли вести худые? ослаб Харальд в сражении с Гандальвом, и то хорошо. Надобно теперь своих воев собирать, хотя и желал Гудбранд чужими руками врага сокрушить, но видать не обойдеться без рати людной и оружной в этой войне. Много храбрых ярлов сидело в трапезной в этот день, всех их собрал старый хевдинг, дабы среди достойнейших себе наследника выбрать, ведь не даровали ему боги ни сыновей, ни дочерей, с той поры, как сгубил Хальвдан его единственного сына.
- Эй, Ахти-йотун, подойди ко мне! - Крикнул он, и из-за ближайшего стола поднялся человек огромного роста, что с трудом умещался на скамье, и кулачищи его были, точно пудовые камни, а в шириной плеч он мог превзойти двух ярых викингов. Одежда на богатыре была знатная - в мехах и ромейских шелках пировал он, а лицо его было отнюдь не похоже на лицо глуповатого вояки, готового исполнить любой приказ, в глазах Ахти читался хитрый разум.
- Тебя я растил, точно сына, Ахти, - произнес Гудбранд, когда великан склонился перед его троном. - Не было у меня от тебя ни тайн, ни секретов - все что есть у меня, твоим вскорости станет.
Хевдинг запустил ладонь в свою пышную бороду, перебирая серебристые волосы.
- Знаешь же, Ахти, конунги мне челом бьют, будут и тебе пороги обивать, придет срок. А пока, отправляйся в земли братьев Эйстенсонов, да позови их ко мне.
Знал Гудбранд, что не смогут от подобного приглашения братья отказаться - да и Гандальв был где-то там, поблизости. Стоило всех их вместе собрать, да по Агдиру ударить, дабы не сдюжил враг ярости конунжей.

Раумарики с Дарклайт и Торвиком

Когда Гандальвов посланец, по воле конунга, отделился от гридней, высоко поднимая в руке белый стяг с вороном, в рядах хейдмеркцев наметилось волнение. Знать, прав был мудрый владыка, и ждали их предводители от встречи этой лютого боя а не разговоров. Однако, стяг с алым медведем там уже рассмотрели, и, судя по поведению воинов, нападать сей же час не намеривали. Знать, не альвхеймерсого конунга их владыки тут ждали. Хотя - сие и не диво, Хьялли и сам не поверил бы в такую возможность, не путешествуй с гандальвовым войском. Наконец, из рядов встреченной Гандальвом рати выехал одинокий всадник. В статусе его сомнеия быть не могло - братья-конунги тоже решили говаривать речи, а не драться.
- Да будет Один благосклонен к храбрым ярлам, - отвечал Хьялли, глядя на посланника Эйстенсонов. - Мой владыка, Гандальв конунг желает говорить с ними.
Странно, что отправили они одного человека всего лишь, либо уязвить этим хотели альвхеймарцев, либо с людьми у них совсем туго, - подумал альвхеймерец, но тут Берка-посланец заливисто свистнул вмиг оказался в окружении воинов. Видимо, часть хейдмеркцев при виде чужой рати пробралась на разведку оврагами, а теперь явила себя столь впечатляюще, удаль свою показало. Тоже мудро - ведь сегодняшний друг завтра нож навострит, мир на северных землях отродясь долго не длился.
- Веди, достойный ярл, да пребудет с тобой мудрость богов. Если у нас общие враги, то быть нам товарищами в грядущем.
- Отвести-то я вас отведу, - согласился старый викинг, слегка разворачивая коня, и делая знак своим людям приблизиться. - Да говорить конунг мой будет только с правителями, как предками заповедовано.
- Как же быть нам, достойнейший?
- Может, решим так: раз уж делить нашим властителям нечего, не лучше ли нам к вождям разойтись, неся слово о мире? Пусть они без камня за пазухой да сомнений мучительных ведут рати на смычку. А уж там и переговорят, как богами положено, решая дела конунговы на мудром совете.
Берка погладил кудрявую бороду и вежливо склонился пред Хьялли, признавая правду его слов.
- Да будет так, воин, - в свою очередь отвечал хейдмеркец. - Пусть встанут рати на расстоянии трех полетов стрелы, а затем властители с ближними гриднями встреч друг другу выйдут.
Кивнул в ответ Хьялли, и вместе с воинами повернул назад, в сторону войска альвхеймарского.
Берка тоже направился к строю, без опаски явив чужакам свою спину. Нет, не будет сегодня драки - или он все зимы свои на свете напрасно прожил, рода людского не зная. Гандальв хитер: видимо, что-то большое задумал, коли сам говорить речь вызывается. Обычно о переговорах просит слабейший, а у альвхеймерцев воинов поболе. И вот уже его лыжи снегоходы скользят в обратном направлении. Вот и войско. Где там ярл Фроди?
- Б-берка. Н-не меня ищешь? - Насупившийся Хегни преградил ему путь.

В то время Хьялли подъехал к своему конунгу и дал отчет, как должно, хоть и понимал: видел Гандальв что и он, и даже поболее.
- Хвала тебе, воин, достойно свой долг ты исполнил, - слова властителя подтвердили мысли гридня. - Рад я, что ныне столь мудрый мне ворон достался, - конунг Альвхеймера поворотился и нашел требуемого мужа взглядом. Тот с готовностью подошел, давно ожидая зова властителя:
- Ярл Асгейр, распорядись нашим перестроиться! Сделаем, как оговорено, а после вы оба со мной на ту встречу отправитесь. Хьялли, ты стяг наш возьмешь. Асгейр - одежу парадную вздень да доспехи, что ярлу рода знатного требуются. Не посрамим родную сторону перед чужими, покажем, что ныне не бедствуем. Конунга судят по ярлам, так что - не осрамись. Держите там уши распахнутыми а вот ртов без нужды не отворяйте. Знать я хочу ваше мнение о новых союзников, но приватно, а не перед ними.

Разговор союзников.
Совместно Торвик, Тельтиар и DarkLight

Гандальв остановил белого жеребца в десятке шагов от братьев-конунгов, и, покуда Асгейр произносил витиеватые речи приветствия, пристально их разгадывал. Прошла уж не одна зима с тех пор, как они виделись, и альвхеймерского властителя интересовало, к добру ли пошло молодым это время, али остались они неразумными мальчишками. Памятуя о собственном сыне, ныне отринутом от рода, Гандальв предпочитал быть настороже. Тем паче, что общие враги – общими врагами, но от судьбы меч друг с другом скрестить норны никого из владык не заповедовали.
Наконец, альвхеймерский конунг поднял руку, и ярл покорно замолк, повинуясь сигналу:
- Приветствую славных сыновей достойного отца. Я не раз сидел за одним столом с вашим батюшкой и раз узреть, что род его не оскудел ныне воителями и в добрые руки его земли попали. Думаю, знаете вы, что за нужда привела сюда мое войско, так что не след нам зазря воду в ступе толочь да вокруг истины бегать. Прямо спрошу: есть ли желание в вас Агдир проучить, али ошибся я ныне с союзом?
Фроди почтительно поклонился конунгу и, сверкнув из под кустистых бровей карими глазами в сторону Хегни, начал разговор:
- Будь здрав, властитель. Мы с братом пришли к тебе с миром.
Если говорить об Агдире, то хитроумный Локи сподобил их вызвать помощником -наёмников из стран дальних. И войска подлым союзникам дал намерено. Наши силы побили большую часть нападавших, но не в сдюжили мы одолеть такую мощь без твоей помощи. Со своей стороны ставим мы всех своих воинов рядом с твоими, дабы локоть к локтю шли они на Агдир, дабы восстановить нарушенную некогда справедливость.
- Печальные вести ты приносишь мне, конунг, - вздохнул Гандальв. – Видимо, и впрямь Локи тропы попутал, чтобы не встретились мы ранее. Локоть к локтю нам агдирских собак бить было бы всяко сподручнее. Однако, и злокозненному богу Огня не всегда улыбалась удача. Пусть покровительствует он Харальду – даже родителя его из праха поднял по песне Рагхильды – но непостоянна его милость, то всяк викинг с младых ногтей знает. Мы, взывающие к Тюру и Одину, более крепко защищены, эти боги – мужи основательные да постоянством в милости славятся. Как и должно мужчинам: не пристала воинам ветреность юношеская, только по младости это дозволено. Так давайте же принесем богам жертву в честь нашего союза. А потом детали пред очагом чтимым обсудим. Не дело это – о войне посередь поля гуторить.

Там же. Жертвоприношение северным богам.
Dark Light совместно с Тельтиаром.

Весть о конунжьем договоре вмиг разнеслась по ратям. Не долгое время спустя воители уже образовали цепь вокруг испуганных пленников, хоть и делать еще по цвету стягов, но в едином строю. Гандальв-конунг вышел вперед и обвел оборванную толпу тяжелым взором: - Фу, будто драные коты, а не волки-воители. Уж и не знаю, люба ли богам подобная кровь. Один из жрецов выступил вперед, с поклоном подавая властителю жертвенный нож. Гандальв был старшим по летам, а значит - именно ему начать обряд предстояло. Братья-конунги тоже поклоняться асам жертвами, но чуть позже. Союзники порешили, что, раз нужна им милость нескольких богов, то воинственным божествам будет любо, если каждый из владык земных лишь одному асу кровью поклониться. А крови тут ожидалось много: Гандальву не по нраву было и дальше тащить за собой оголодавшую, но непокорную ораву полоненных врагов.
- Тор, могучий сын Одина! О милости тебя я прошу, жертвой щедрой тебе поклоняюсь... - двое дюжих альвхеймерцев уж вытащили из строя обреченного на убой пленника. Видно, он был не простого рода, так как старался сохранить достоинство и не молил о пощаде. - Прими же обещанное! - торжественно закончил альвхеймеркий конунг, привычным движением взрезав подставленное под его нож горло. Помощники сноровисто убрали руки, и умирающее тело осело на землю в конвульсиях, забрызгав снег и одежу альвхеймерцев рудой. Диво, но агдирец, следуя памяти тела, пытался зажать смертельную рану руками... Гандальв улыбнулся: они все ведут себя странно, прямо, как обезглавленные куры, что потом еще бегают по двору. - Давай следующего! - скомандовал властитель.
На сей раз хейдмеркцы выбрали жертву, волоча упирающегося парня в изодранной, но богатой одежде – видно было, что страх закрался в его сердце с видом первого убиенного, и он всеми силами еще цепляется за жизнь, словно бы способен что-то изменить.
- Уж не воинства ли агдирского себе на выручку поджидает, змееныш? – усмехнулся Асгейр, наблюдая за действиями новых союзников.
А Фроди конунг тем временем сбросил с плеч тяжелый меховой плащ, тотчас же подхваченный ближайшим гридем, и властным жестом приказал повалить мальчишку на землю. Крепко навалились дружинники на пленного, за руки – за ноги удерживая, и одежду на груди его разрывая, жрец же протянул старшему брату жертвенный нож, коей затачивался лишь один раз – когда появлялся из кузнечного горнила, и было это много лет тому назад.
- Видар! Воитель славный и мудрый! Одина сын и Аса-Тора брат! – Раздался раскатистый бас хейдмеркского владыки. – Тебя о милости прошу, придай силы воям! Даруй им дух боевой, какой у предков наших был великих! И прими в дар жертву сию!
Фроди упал на одно колено, рассекая кожу пленнику и глубоко в сердце вонзая нож. Долго умирал парень, точно не желал идти к богу в услужение, да только воля богов иная была. Вырвал лезвие конунг из раны, медленно поднимаясь с земли, и наблюдая за последними конвульсиями убитого.
Умело сделал дело старший Эйстенсон, что впрочем не было удивительно, ведь любой властитель с детских лет должен сам уметь богам дары приносить.
- Еще одного! – Махнул рукой Фроди.
- М-моя оч-чередь? – Оказался подле него Хегни, опирающийся на тяжелую дубину.
- Да брат, - Кивнул старший, хоть и не по душе ему было, что жертву принесет его неразумный братец, а затем добавил чуть слышно: – Смотри не посрами нас перед богами.
- С-справлю, - огрызнулся младший, сам направляясь к согнанным рабам и выхватывая за руку крупного детину, с побледневшим лицом – ни дать, ни взять какой бонд, хоть и виду воинского. Сам Хегни был ростом побольше своей жертвы, и потому споро опрокинул того на землю, поставив ему на спину ногу. – Т-тюр, бог с-справ-вед-дливый, прими!
Дубина взметнулась и опустилась, раскроив пленнику череп. Мозги брызнули, замызгав конунгу штаны, но тот, казалось, этого не замечал.
- Тверда, вижу, ваша рука, братья Эйстенсоны, - хохотнул конунг Гандальв, благосклонно следивший за действом союзников. – Люба будет богам столь умелая жертва. Однако, не только конунги есть в наших ратях, пора бы и ярлам да гридням родовитым клинки в крови жертвенной обагрить. Жрец! Распорядись, чтоб все было как должно. Всех богов уважим, иль не зваться мне боле владыкой Альвхеймера! Пусть на этих дубах вырастут желуди, посвященные Одину, да и бог огня славно потешиться. Не только Харальду милость его, едва ли жертва огненная очей его минет.

- Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! - гулко раздавалось над палубой драккара Гутхорма, в такт мерным ударам весёл о воду. Третий день плыли воины Гутхорма навстречу Харальду. Третий день Гутхорм-ярл стоял на носу корабля, и попутный ветер, надувающий паруса трепал и его подбитый мехом тяжёлый плащ. Он был мрачен. Ощущение стягивающейся на горле удавки не отпускало Гутхорма, несмотря на его собственную победу и слухи о триумфе Харальда.
"Всё равно, войск осталось слишком мало! Если на нас сейчас накинутся со всех сторон? то мы не удержимся. Агдир падёт, пророчество о Харальде не исполнится. Не бывать этому!" - мыслил ярл и кулаки его сжимались.
На третий день, когда драккар Гутхорма плыл мимо берегов Вестфольда, на горизонте показались чьи-то паруса.
Ярл Хрингарики всмотрелся вдаль, но не смог различить знаков на парусе.
- Рысьи Глаза! - громко позвал он своего самого зоркого хирдманна.
Тот как раз укладывался спать после длительной гребли, так что явился на зов ярла злой и несколько потрёпанный.
- Посмотри, кто там прямо по курсу?
Зоркий хирдманн смотрел вдаль долго. Настолько долго, что неизвестные корабли успели приобрети более чёткие очертания.
- На парусах Агдирский Волк! Это друзья, ярл!
Впервые за много дней лицо Гутхорма осветилось улыбкой. Через некоторое время драккары сблизились настолько, что можно было рассмотреть воинов обеих сторон.
Гутхорм-ярл поднялся на борт и повесил свой щит на него внутренней стороной вперёд, как ещё одно подтверждение мира. В ответ на это высокая фигура на борту ближайшего драккара сделал тоже самое.
- На сближение! - скомандовал Гутхорм
Гребцы вновь налегли на вёсла. Когда два боевых корабля сближаются в сраженьи - это тяжело и очень страшно, потому что ударами вёсел опытные хирдманны разят не хуже мечей или копий. Но когда два драккара сходятся в мире - это ещё тяжелее, потому что самое главное тут не ударить вёслами соседа. А то, как бы вместо мирного разговора не вышло бы беседы клинков...
Но Гутхорму опасаться было нечего. И гребцы и кормщик у него были опытны, а потому блестяще провели сложный манёвр.
Только теперь ярл Хрингарики понял, с кем свели его Боги.
- Хей, Асмунд ! Клянусь Одином, я рад видеть тебя здесь! - вскричал Гутхорм и гулко захохотал.

Норны мудры, но не каждому дано постичь то, как они размышляют. Часто то, как они сводят людей вместе, наводит на мысль, что и судьба любит шутить.
Судьба вывела трех людей Гандальва к волчьей стае. Судьба свела наследника альхейвмарского конунга с сыном убитого.
И вот теперь судьбе оказалось угодно свести Эгиля с властителем Агдира.
Харальд даже и не думал о встрече; он просто решил пройтись по лагерю, еще раз обдумать все, что было сказано на совете. И в беседе с Хаки.
На душе было горько. Схватиться с любым человеком в битве и сразить его ударом – это одно. Но приходить к раненому и объявлять, что его зарежут на алтаре… это совсем другое. Не так должны умирать воины.
За размышлениями юноша и не заметил, как выбрел к самой границе лагеря.
Конечно, конунг был не один. Прямо за ним следовали Олаф и Торбранд, верные воины, преданные Харальду. Причем, ему самому, а не семье конунга вообще; Харальд, вспоминая об Ассе, с горькой иронией думал, что этому он рад.
И именно зоркий Олаф первым заметил неспешно идущую со стороны леса тонкую фигуру, сопровождаемую могучим серым псом.
– Конунг, – негромко проговорил он.
Харальд остановился, стряхнув раздумья и посмотрел туда же, куда и воин. Нахмурился.
– Это еще кто?
Странный гость шел не скрываясь. Похоже, даже нарочито неспешно.
Торбранд, подергав седой ус, вгляделся в лицо… и вдруг негромко ахнул.
– Да нет… бред какой… но похож…
– На кого?
– Да на знакомца моего… он уже давно как погиб… Воин из дружины отца твоего, конунг. Эгилем его звали. Хотя… слышал я, что у него сын был, да вроде тоже сгинул…
Идущий вдруг совсем сбавил шаг и рассмеялся.
– Это другие думали, что я сгинул, – ответил он, и ветер донес его слова до воинов. – Кто ты, знавший моего отца?
– Торбранд, сын Бьорна, – назвал себя опешивший воин.
– Который с полгода ходил с прозвищем «Одноусый», когда опалили лицо в бою?
– Точно, – еще больше удивился воин. – Эгиль мне его и прилепил… всегда был на язык остер…
– Я Эгиль, сын Эгиля, – теперь он был совсем близко, и воинам стало немного не по себе под неподвижным взглядом светлых глаз.
– Да он слепой, – первым сообразил Харальд. – Извини, путник, если задело тебя…
– Я слеп с рождения и не вижу в этом зазорного, – покачал головой Эгиль. – Но все же, ведь сейчас не пойму, кто здесь… с кем говорю сейчас?
– Я Харальд, сын Хальвдана. Конунг Агдира.
– Я слышал о тебе, – медленно улыбнулся Эгиль.

Харальд и сам не очень понимал, как ему удалось провести Эгиля к себе, не попавшись на глаза ни Торлейву, ни матери, ни Эйнару… да вообще, почти никому. Видно, судьба продолжала играть…
Но теперь гость был более чем странным. Харальду он казался едва ли не пришельцем из легенд… остановившийся, невидящий взгляд, светлая одежда и волосы… похож прямо-таки на призрака снегов. И угрюмый зверь, в котором конунг теперь уже узнал волка, – у ног.
– Хочешь ли поесть или выпить, Эгиль Эгильссон? – спросил Харальд.
– Благодарю, конунг, но сейчас я сыт, – покачал головой Эгиль. – Хотя не откажусь от воды.
Харальд кивнул; после длинных переходов часто хочется пить.
– Как же ты выжил в лесах? – спросил он, когда Эгиль осушил кружку. – Торбранд сказал, что отец твой погиб годы назад, и ты должен был быть совсем еще малышом…
– Так и было, конунг. Позволь, не буду я рассказывать подробно о том, как началась лесная жизнь… но все же я остался в Мидгарде. И подружился с серыми братьями, – он ласково погладил волка.
– И не появлялся эти годы среди людей?
– Последним моим воспоминанием о людях стали удары клинков, убивавшие моего отца, – вздохнул Эгиль. – Нет, конунг, меня не тянуло назад.
Харальд медленно кивнул. Он попытался поставить себя на место Эгиля… и понял его.
– Ты сказал, что слышал обо мне? Но где? Не думаю, что вести успели достичь лесов.
– Нет, конечно, – тихо рассмеялся Эгиль. – Имя твое я слышал от людей… и вот почему я пришел сюда. Скажи, конунг, жив ли человек по имени Хаки? Сын Гандальва?
Харальд вздрогнул. Вопрос слишком уж совпал с его недавними мыслями…
– Жив, хотя и тяжело ранен. Почему ты спрашиваешь?
– Я знаю его, конунг. Мы встретились не так давно, но он попытался меня понять; такое редко бывает среди людей.
– Расскажи, Эгиль, – в голосе Харальда зазвучал металл. – Его многие считают врагом, и, думаю, ты простишь мне недоверие.
– Конечно, конунг…
И Эгиль рассказал. О том, как случайно судьба свела их с Хаки. Как они говорили; как он даже зашел в лагерь альхейвмарцев. И о том, как, почуяв кровь сына Гандальва, он устремился по следу.
– Скажи, конунг, как он был ранен?
– Мы условились о поединке, – честно ответил Харальд. – Я победил… но кто-то из альхейвмарцев решил, что честь для него не существует – и выстрелил. Стрела и поразила Хаки… А Гандальв вообще решил отречься от него.
– Мало чести в Альхейвмаре, – задумчиво сказал Эгиль. Не будь глаза незрячими – в них отразилась бы ледяная злость. – Рассердится ли кто-то в Агдире, коль я скормлю Гандальва серым братьям?
– Не думаю, – усмехнулся Харальд. Помолчал.
Для своего возраста сын Хальвдана неплохо разбирался в людях... и сейчас чувствовал, что пришедшему довериться можно.
– Эгиль… у меня есть дело к тебе.
– Дело, конунг? – непритворно удивился Эгиль. – Какое?
– Торлейв… наш жрец… требует принести Хаки в жертву богам. И он сам согласен – не хочет слыть предателем или стать калекой. Хотя кажется мне, что смерти он не хочет… И я ее не хочу. В первый раз я встретил среди врагов человека, достойного уважения – и должен буду послать его под нож? Пусть по обычаям это, но мерзко.
– Я тоже хочу, чтобы он жил. Два человека пытались меня понять… и один уже умер.
– Тогда поможешь мне?
– Не знаю, что ты задумал, конунг, но помогу. Только дай мне самому поговорить с Хаки. Ведь за этим я сюда и пришел.

(совместно с DarkLight)
За прошедшее время здесь появлялись и лекарь, и жрец, и правитель... Но вот человек из леса - впервые.
Эгиль ступил внутрь осторожно - все же совершенно незнакомое пространство. Хотя запах человека, несмотря на все, был знаком.
Сначала Хаки показалось, что он бредит. Пленника терзал жар, и реальность периодически тускнела перед глазами. Конунжич мигнул, протер очи здоровой рукой (раненую лекарь привязал к торсу повязкой, чтобы меньше тревожить), но дух исчезать не желал.
- Эгиль? - неуверенно вопросил Хаки. - Ужели ты здесь во плоти, а не только мерещишься? Отзовись, скажи, тверд ли я разумом или уж нет?
- О твердости разума судить тебе - разум твой, - тихо усмехнулся Эгиль, садясь рядом. - Но что до меня - я точно нахожусь здесь.
Не удовольствовавшись ответом, Хаки прикоснулся к одежде слепца пальцами, ощутив ими реальный мех.
- Что ты здесь делаешь?
- Просто пришел, - пожал плечами Эгиль. - Если точно говорить - так побывал на месте битвы, ощутил твой запах и понял, что ты был ранен. Потому и пришел по такому следу.
- Просто пришел... - раненый удивленно покачал головой, в очередной раз признаваясь себе в том, как трудно ему постичь глубину эгилева безрассудства. - Так же, как с Саросберг? Ты нарываешься на беду, Эгиль сын Эгиля. Ну, да дело твое... хоть и дивно мне что ты, пришедший в лагерь победоносных агдирцев так прямо допущен к их пленнику, и даже без стражи.
- Один из стражей оказался тем, кто знал моего отца, и увидел его черты во мне. Что до простого... так и асы приходили прямо в гости к ётунам. И так уж вышло, что мне довелось беседовать с конунгом, который решил, что меня можно допустить.
- Речи про асов и етунов очень к месту в нашем примере, - усмехнулся Хаки. - Особенно учитывая то, что месть твоя все же свершилась. Зачем же ты здесь? Разве не все мы с тобой в прошлый раз обговорили? Или, при зрелом размышлении решил ты, что и мой долг тебе да волкам не уплачен? Я очень любил ярла Барвайга и не скрывал того никогда. Скажи, легко ли он умер? Для человека самолично глядящего в Хель это близкая тема.
- Он встретил смерть как волк, - помолчав, ответил Эгиль. - Серые братья били очень быстро; он это заслужил.
- Зачем ты здесь? - повторил Хаки.
- Поначалу просто хотел узнать - что с тобой случилось. Теперь узнал.
- И что дальше? - устало спросил конунжич. - Эгиль не мог видеть его посеревшего лица, но наверняка слышал подавляемую боль в голосе. - Ты узнал что случилось - как и то, что меня ждет. Учитывая все странности нашего знакомства, ты ныне знаешь обо мне больше, чем кто-нибудь. И я не понимаю... что искать тебе тут? Разговоров? Все, что ты желал знать, я сказал. Утешения? Ты мое бремя долой не снимешь, а над твоим я не властен. Хотя - над чем я вообще ныне властен, ожидая кончины в плену, да без рода и племени? Конунг молвил, что сказал мне отец? Ныне мы оба сироты, даром что Гандальв будет здравствовать много лет после меня.
- Ну, с этим можно и поспорить, - неопределенно усмехнулся Эгиль. - Что до моего... вообще-то, я хотел бы выручить второго из двух людей, пытавшихся меня понять.
- Выручить?! - раненый даже приподнялся на ложе. - Похоже, это не я, а ты ныне скорбен рассудком. Я понял бы такие речи в Харальде - он молод и еще не знает, как жизнь ломает людей под себя, заставляя идти против веры и совести. Но ты-то, Эгиль... мы же не юноши, полные мечтаний, и ты отлично знаешь что нет мне пощады.
- От людей - возможно, - согласился Эгиль. - От обычных людей.
- Значит, мои глаза изменили мне и агдирцы вдруг уверовали в Белого Бога и стали небесными созданиями, не помнящими зла, о которых толкуют их проповедники? - язвительно ответил Хаки. - Я не верю в их милосердие. Я вообще в милосердие больше не верю. Даже ты ведь его не явил, я твое сердце не видится мне как добрый гриб с червоточиной. Что ж говорить о воителях Агдира, коли кровь их родовичей на руках отца моего? Ты за своего родителя мстил, а я за дела своего головою отвечу. Таков закон крови.
- Мстить за убийство и отвечать за то, к чему касательства мало имеешь - дела разные, - возразил Эгиль. - Но не буду спорить, не искушен я в этом. В другом дело... Как бы там ни было - ты хочешь жить, Хаки?
- Я слишком хочу жить, - горько усмехнулся пленный конунжич, - в том и проблема. Сложи я пятнадцать зим назад свою голову рядом с братьями - и меня запомнили бы славным воителем. А теперь... все равно ведь умру, да только презренным трусом, чье имя уж нарицательным стало меж воинами.
- Не показалось мне, что Харальд такого допустит, - заметил Эгиль. - Ну а если я скажу, что ты можешь умереть для других и жить дальше?
- Для чего? - устало спросил Хаки. - Помогать агдирцам свой собственный род извести? Не буду обманывать, Эгиль, я не хочу умирать, но и жизни такой, как ты говоришь себе не представляю. Даже коль чудо какое-то вытащит стрелу у меня из груди да уймет пожар, сжигающий тело - я ныне калека, а агдирцы мести своей не забудут. Домой? Да не нужен я там никому даже невредимым, а в таком виде... - Хаки покачал головой. - Вообще, много думаю я тут, лежа на ложе, и думается мне, что живу я как последователь Христа: прощаю врагов да все время щеку вторую подношу под оплеухи. Даром, что Белому Богу я не молюсь... - Хаки закашлялся, и, вытерев выступившую на губах кровь, продолжил: - Правда, я вообще никому из богов жертв не давал. Видимо, за то они меня самого себе в дар и потребовали. Торлейв не отступит - я то по глазам его видел. А Харальд юн пока со жрецом совладать. Это отец мой может их вешать на дубах воронам на поживу.
Власть юного конунга еще не настолько крепка, чтоб вои такое самоуправство одобрили. Он будет великим правителем, но на то время потребно. От первого срубленного ствола до спуска корабля много сил положить надо, не в день все делается
- Почему тебе всегда надо выбрать сторону? - покачал головой Эгиль. - Да, агдирцы тебя не примут, а альхейвмарцы откажутся... так не иди ни с кем из них. Думаю, я смогу сделать так, что ты и калекой не останешься...
Размышление о христианах он просто пропустил мимо ушей; с их обычаями Эгиль был знаком крайне слабо, и предпочитал не обращать на них особого влияния.
- А как же мне сторону не выбирать? Там мой дом, тут - враги. Хоть и перепуталось все в голове - но кровь знает, откуда течет, - удивился Хаки.
Неясны мне твои речи, слишком на сказки похожи. В мире нашем все просто: ты или тут или там. Отшельников как ты - единицы, но много ли чести дом свой в беде бросить?
- Много ли чести в доме, который бросил тебя?
- Говорят, что родичей не выбирают, - ответил Хаки. - Но руду из жил не выцедишь по капле. Я - сын конунга и долг перед землей моей на мне. Ты знаешь, что мы с Харальдом родичи? Думаю, он так же бы думал, хоть и отстаивал бы те мысли решительнее.
- Долг перед землей на тебе? - повысил голос Эгиль. - Так говорят, когда могут этот долг исполнить. А как ты его исполнишь, когда лежишь здесь и просто ждешь смерти?
Хаки пораженно выдохнул: такого Эгиля он еще не видал.
- Твоя правда - все слова мои не совсем от сердца... скорее, от безнадежности. Ибо боюсь я поверить в твои слова. Слишком уж больно терять надежду, едва обретя. Я хочу жить, это правда. Но... боюсь, что не могу. Я боюсь, Эгиль, понимаешь?!
- Отдай свой страх мне, Хаки, – улыбнулся Эгиль, легко поднимаясь и шагая к выходу. – Я с ним справлюсь.

Дальнейшее слабо нуждалось в комментариях. В эту ночь воины спали мало. Не до того было. Праздничные ликования и обильные возлияния иногда только полезны, ибо придают гридням уверенность в завтрашнем дне, надежду на мудрость и доброту власть имущих, сплачивают будущих союзников за одним столом. Были из запасов Гэндальфа выставлены бочки с доброй брагой, дабы угодить Эйстенсонам и склонить их на свою сторону. Он мягко вербовал их в союзники и, судя по всему, добивался своего. Хегни на совет вождей пришёл пьяный, ибо возлияния с дружинниками заняли весь вечер, а отказаться было нельзя, никак нельзя. Фроди в очередной раз скрипнул зыбами, но указав брату место в дальнем углу шатра, сам пристроился рядом со старым конунгом.
- Так что за войско шло за вами? С какими щитами? - пытал Гандальф и Фроди в очередной раз рассказывал легенду о мнимой силе войска и о том, что связываться сейчас с наёмниками - себе дороже. Хегни поддакивал, вставляя то тут, то там свои скудные реплики. Показаться трусом совсем не хотелось, а лисий язык брата делал из его нападения героическую сагу. Гандальф кивал, но, хитро улыбаясь, думал свою думку. Не то, чтобы он не верил Эйстенсонам, но справедливо считал, что высадившееся войско не так велико, как это ему описывают. Потому и биться с ними не хотел. Стоило ли терять время ради победы над малым воинством. Один любит большие дела. Решено было идти на смычку к Гудбранду, большие дела надо делать большой армией.
Идти было далеко, но дело того стоило. Решено было выходить на рассвете, на чём и порешили. Даже Хегни покивал из угла, прежде чем покинуть палатку конунга.

Хейдмерк

Отряд в шесть с небольшим десятков воев выезжал уже из третьей по счету деревни, где они останавливались на постой - жители не особо возражали, тем паче что Гримкиль платил щедро, ибо не желал потом, чтобы на него Эйстенсонам жалобы шли от бондов, все же союз заключать ехал, а не оружьем бренчать.
На сей раз одноглазый конунг уже уверенно держался в седле - благо рану его худо-бедно, да залатали, хотя и напоминала она ему о себе на каждой колдобине, болью растекаясь по всей нижней части тела - и за эту боль стократ поклялся Гримкиль стребовать с Гутхорма.
Гордо реял стяг с охотником, пронзающим оленя копьем - на такое знамя сменил конунг родовые знаки, когда вышел против Гутхорма, да так и оставил, хотя не слишком радостны были думы его воев, да и самого Гримкиля. Мало осталось людей, что мог он предложить возможным союзникам, дабы завоевать их расположение и вместе ударить по врагу? Конечно дружина у него обученная, но - шесть десятков, что капля в море, когда большие рати сшибаются! Разве что часть Хрингарики, как ни жалко было - все лучше, чем всю ее оставлять Молодому Оленю.
Тем временем показались и другие знамена впереди, и знамена эти никак не могли Эйстенсонам принадлежать - могучий дуб, змеем обвитый - древний знак Гудбранда-хевдинга, но что могло потребоваться Гудбранду в здешних краях. Встречь отряду направил коня одноглазый.
- Здрав будь, Гримкиль, сын Гормкиля, - раскатистым басом поприветствовал его старший отряда, огромный детина в добротном доспехе. Гримкиль и сам был не из низкорослых, но даже рядом с ним гудбрандов молодец смотрелся великаном.
- Ты имя мое знаешь, я же твоего нет, - отвечал Гримкиль. - Как мне обращаться к тебе, воин славного хевдинга?
- Зовут меня Ахти-Йотун, и Гудбранд-хевдинг мне отец нареченный, так что ты, конунг храбрый, можешь меня Ахти Гудбрандсоном звать, - произнес ярл.
- Что же ищешь ты, Ахти Гудбрандсон в землях Хейдмерка?
- Быть может славы, быть может злата, - отвечал тот, - а быть может и тебя, отважный Гримкиль. Прослышал батюшка мой, что есть у тебя счет к конунгу Агдирскому, вот и приглашает с ним отобедать, да совместно виру кровавую с Харальда стребовать.
- Сладки слова твои, Ахти, слуху моему, - проскрежетал конунг. - Буду рад я трапезе с достопочтенным Гудбрандом.

Раумарики. Харек Волк.
Всю ночь и следующий день воинство Харека пировало, празднуя вторую победу над хейдемарцами. Пораженный Харек в первое не мог поверить, что такая случайность как отдаленное сходство деревенского старосты с ярлом Кари Лысым навело такой ужас на нападавших, и практически обеспечило им победу. Немного опомнившись от потрясения, Харек дал приказ финнам проследить за войском братьев Эйстенсонов и сообщить, в какую сторону они пойдут. Эйстенсоны отступили на другой берег, и Харек не счел возможным их преследовать. Но мысль о том, что войско теперь почти равное по численности его войску все еще находится в двух днях пути от него, когда его собственные силы были разделены, не давали ему покоя.
На следующий день ко двору Большого Дома явился посланник от Альвхейма Смелого, сообщивший, что Альвхейм всего с дюжиной воинов и тремя проводниками захватил усадьбу ярлов Раумарики. Этот рассказ привел всех людей в восторг, особенно Харека.
- Такой подвиг стоит сложения целой саги, - сказал он, улыбаясь. - Но что если Эйстенсоны захотят отбить усадьбу назад? - сказал староста, качая головой. А то еще и сюда вздумают вернуться с большим войском. чтобы отомстить за свое позорное бегство?
- Мудры слова твои, почтенный - сказал Харек. - Вот что мы сделаем.
Харек повернулся к предводителю финнов.
- Ты, Ахтисари, бери еще двоих и возвращайтесь в селение, и там поднимайте все войско. Мы больше не можем злоупотреблять гостеприимством ваших соплеменников. Заодно попроси вождя, чтобы он дал нам побольше охотников...
- Наша сделать - ответил Ахтисари.
харек повернулся к остальным воинам.
- Мы выступаем. Сегодня. Скоро. Здесь я оставляю Хрольва и три десятка тех, кто ранен и желает здесь остаться, чтобы не оставлять усадьбу совсем без защиты - хотя и так ясно, что хейлмарцы сюда еще не скоро сунутся. Теперь у жителей деревни достаточно оружия и доспехов, чтобы самим защитить свою деревню от любого нападения под бдительным руководством опытных воинов.
И вот поредевший отряд данов выступил лесными тропами к главной усадьбе, чтобы опередить хейдемарцев, если те додумаются послать отряд для захвата усадьбы ярлов...
Заночевали они в лесу, соорудив из еловых ветвей шалаши в ближайшем овраге, прикрывавшем от холодного ветра...
Однако, утром им повстречались отправленные утром разведчики, и сообщили, что чужаки ушли за реку, и оттуда виднеются какие-то дымы, Харек приказал поворачивать к реке и идти к усадьбе вдоль реки. В реке легче было добыть подо льдом рыбу, чем зверя в лесу, по которому уже прошло многосотенное войско, распугавшее дичь на много дней пути...
Харек долго вглядывался в серое небо. Маленькие клубы дыма за деревьями подлнимались к тучам, сливаясь с ними в одну пелену.
- Пиекси, что это за дымы? - спросил он проводника.
- Там жители жечь деревья. Но не зимой,- ответил охотник. - Они бросать там камень и делать железо.
Харек понимающе кивнул.
- Разведайте, что там происходит, - сказал он охотникам - а мы продолжим путь в Большую усадьбу. Вы идти в Большую Усадьбу, когда узнаете, что там происходит.
- Твоя сказать - наша сделать - ответил охотник, прикладывая руку к сердцу - подражая жестам викингов.
Отряд торопился, и хотя наст был твердый, и воины на снегоступах шли
быстро, к усадьбе они вышли глубокой ночью. Харек выслал вперед двух финнов, чтобы не поднимать переполох.
Жители усадьбы встретили огромное войско Харека с недоверием и даже скрытой враждебностью. Утром и к полудню прибыли подкрепления - две сотни ирландцев и сотня нортумбрийцев, а также остальные воины Альвхейма Смелого, пришедшие с ними из Агдира. С большим трудом удалось разместить всех, а тем, кому не хватило места в усадьбе, разместили в корабельных сараях и сараях для дров, вычистив их и устлав пол сеном и лапником.
А вечером прибыли разведчики с другого берега и поведали о том. что там произошло.
- Там злые люди, - сказал Пиексимеяки, хмурясь. - Они убивать там много людей, вешать на деревьях. Они сжигали людей в дырках в земле, и в большой яранге. Там много мертвые, много крови...
- Сколько примерно? - спросил Харек глухим голосом.
- Мне нужны палки, - сказал финн. - Я не уметь считать на пальцах столько много...
Люди, находившиеся в гриднице, тревожно переглянулись.
-Скажи, а там были люди с головами зверей и шкурами, увешанные зубами и костями зверей?
- Там быть шаманы, - ответил финн. - Шаманы камлать, а вожди убивать.
- Они приносили жертвы - заключил Альвхейм, качая головой. - Видно надеялись выслужить милость у богов.
Тем временем финн выложил внушительную кучку палок.
- Этих на деревья. - он указал на внушительную кучку не меньше чем два десятка палок. Этих в огонь - кучка палок была больше. Других просто убивать...
- Они заслужили кару. - Харек сжал кулаки. - Бог который все видит, он не простит убийство невинных. Мы отмстим за них... Это были люди нашего конунга. Проклятый мясник...
К Хареку подошел Лиам - предводитель ирландского отряда.
- С твоего разрешения, ярл, мы просим соорудить церковь и вознести там молитвы за победу нашего оружия и справедливое воздаяние. Прикажи позвать плотников.
Харек отдал распоряжения. Трое предводителей датчан позвали Харека к себе.
- Враги вознесли обильные жертвы, - сказал Свейн.- Мы тоже должны принести жертвы...
- Вы уже принесли их в боях, - возразил Харек, как и подобает истинным воинам, а эти трусы только и могут. что убивать мирных и беззащитных бондов, надеясь на расположение богов. У этих богов нет справедливости , но и я не стану соучастником в убийстве невинных, и вам подобное совершить не позволю... Не обагряйте руки кровью невинных, чтобы их души не взывали всех богов к отмщению... Кровь убитых вопиет к небесам и призывает несчастья на головы тех, кто их убил. Наш Бог сильнее, и ему противно кровопролитие. И он, будучи справедливым, дарует нам победу...
- Что ж... мы знаем о твоей мудрости, Харек ярл, и удача твоя велика. Если мы победим, мы тоже примем твоего бога, - сказал Свейн.
- Да будет так, - ответил Харек, обмениваясь рукопожатиями.
Через два часа местные плотники, понукаемые пришельцами, сколотили какое-то подобие часовни, и ирландцы вознесли молитвы перед грубо сколоченным алтарем. Трое ирландцев остались на ночное бдение, чтобы молить своего Белого Бога о ниспослании победы...

Утром к Хареку прибежал один из них, неся деревянное распятие, по которому стекала кровь.
- Христос явил нам знак, мы победим!
О знаке, явленном ночью Белым Богом, узнало все войско. Люди летели как на крыльях. К вечеру они осторожно переправились через реку по льду...
И их глазам явилась вся картины резни, устроенной конунгами Альвхеймара и Хедемарка. Следы вели на север...
Харек спросил у проводников, есть ли здесь более быстрый и короткий пусть на север, чем тот, которым пошли враги. Такие пути были - но такое крупное войско не могло пройти по узким и извилистым лесным тропкам, и им снова пришлось разделить войска. Но у Харека были финские охотники.
- Мы пойдем им навстречу... Они не уйдут от расплаты, - сказал Харек, сжимая кулаки...

совместно с Тельтиаром Разнопрофильным =))
- И ты будь здоров, отважный Гутхорм! - Рассмеялся Асмунд, едва лишь узнал в суровом викинге дядю властного конунга. - Какие вести принес ты из Хрингарийской земли? С победой ли возвращаешься, али нашим клинкам не суждено долго лежать в ножнах?
- Будь оно так, нам бы с тобой поговорить удалось бы разве что у Одина за рогом хмельного мёда! - ответил ярл Хрингарики. - Я плыву к Харальду с победой, да не полной - Гримкиль сумел сбежать, и как мы не дознавались - не узнали, куда!
- Добрые вести, ярл могучий! - Воскликнул молодой воин. - Эй, люди, вскройте бочонок меда, он у нас не хуже, чем у Небесного Отца! Несите добрую чарку, справим победу!
Асмунд дождался, пока воители перебросят две доски между бортами драккаров, и пригласил Гутхорма на свое судно.
- Слышал ли ты, что Харальд в младые лета одержал победу, о котой сложат немало героических саг?
- Доходили до меня слухи о разгроме старого конунга и его ничтожного сына Хаки-труса! - ответил Гутхорм. - Но расскажи же мне подробней, как случилось, что Харальд победил?
- Харальд в поединке сразил жалкого Хаки, и взял его в плен, а затем разбил трусливое альвхеймарское войско! - Быстро, словно боясь что-либо забыть, начал рассказ Асмунд, хотя сам он и не участвовал в той битве, и потому лишь перессказывал слова других воинов. - А затем мудрый Торлейв принес немало жертв Одину и Тору, в ожидании воинства старого пса! Сами боги встали на сторону законного конунга в том бою!
Асмунд тяжело вздохнул, восстанавливая дыхание, и пригубил чарку меда.
- Валькирии вились над полем боя, и лучшие из воинов нашли гибель в сражении, дабы служить Высокому, но затем раздалась песня, от которой кровь становилась льдом в венах наших врагов и ярость стократ разливалась по жилам агдирских храбрецов! То пела матушка конунга, кюна Рагхильда, и ее слова пробудили вернули к жизни самого Хальвдана Черного, ворвавшегося в ряды гридней Гандальва, и сразившего не меньше трех десятков лучших его воинов! Я сам сражался подле него, и от моего меча нашли погибель двое альвхеймарских ярлов!
- Хвала Одину, что всё обернулось именно так, как ты говоришь, Асмунд! - провозгласил Гутхорм, поднимая рог с мёдом. - Выпьем же во славу Асов, за победу Харальда и за доблесть Асмунда Убийцы Ярлов!
- Восславим Одина! - Подхватил молодой Асмунд. - Гандальв бежал точно заяц, а его ничтожный сын был принесен в жертву Одноглазому, и жаль мне, что я не смог присутствовать при этом.
Гутхорм осушил рог мёда и утёр усы.
- Наша битва, - произнёс он, закусывая вяленой рыбой. - Была не столь величественна. Гримкиль побоялся сам выйти на поле боя, выставив одного из своих ярлов, порази меня Тор, если помню его жалкое имя! Но, клянусь, Одином и Фригг, битва всё же была славная! Начали сечу мои лучники, беспощадно разя косоглазых отродий йотунов, держащихся за лук в войске Гримкиля, затем я связал его ополчением из верных сынов Хрингарики, а потом раздавил своми конными и пешими хирдманнами! Бой был жаркий! Солдаты этого ничтожества оказались прочнее своего предводителя и держались достойно, что, впрочем, их не спасло. Сам же ярл, командующий битвой бежал, а убегая получил стрелу точно в свой трусливый зад! Выпьем за то, чтобы павшие достойно вдоволь напились мёда в Валгалле, и за то, чтобы Хель славно помучила этого труса в своих чертогах!
- Отважным воинам - достойное посмертие, на чьей бы стороне они не сражались, ныне все в дружине Одина служат! - согласился молодой ярл. - Теперь осталось лишь Отбить Вестфольд у псов Гандальва, и все, что причиталось Харальду по праву рождения вновь будет ему принадлежать!
- Истину ты говоришь, да не всю!- произнёс Гутхорм. - Мало землю захватить, надо её ещё удержать! Уверен, найдётся много собак, которые поытаются взять Харальда за глотку, когда мы победим сильнейших своих врагов. И вот от этих мелких тварей нам ещё предстоит отмахаться. А впрочем, чего гадать! Как руны лягут, так и будет!
- Покуда с Харальдом мудрость Торлейва и сила Гутхорма, не думаю что кто-либо смогут совладать с Агдиром! - Рассмеялся Асмунд. - Ведомо ли тебе, ярл, что Вестфольд отныне моя земля, и до той поры, пока я способен держать меч - никто из врагов нашего конунга не посмеет сюда сунуться!
- Не ведома мне сия благая весть была, - ответил Гутхорм.- Ты достаточно рабр и верен Харальду, а значит сердце моё спокойно! Вестфольд будет под надёжной защитой. Так, значит, ты туда и плывёшь?
- Да, так оно и есть, - кивнул юноша, - не пройдет и недели, как не останется в сем благом краю ни одного прихвостня серого конунга! А Эйнар Губитель Заговоренных ныне очищает Вингульмерк, отец же мой, Альхейм вскоре разгромит трусливых хейдмеркцев в Раумарики! - Он хитро прищурился, проведя ладонью по едва-едва наметившейся бородке. - Не боишься, отважный Гутхорм, что всех врагов без тебя перебьют?
- Не боюсь! - ответил Гутхорм спокойно. - Я плыву к Харальду, а там где Харальд будет и битва. Вы будете добивать врага, а мы сойдёмся в решительно схватке, так что кто ещё должен боятся! - ярл хлопнул Асмунда по плечу и расхохотался
- Остер ты на язык, ярл, и язвителен! - Произнес Альхеймсон, тоже усмехнувшись. - Вот только на мой век врагов еще хватит! И еще есть у меня к тебе беседа, не для чужих ушей предназначенная.
- Не доверяешь своим хирдманнам? - ярл Хрингарики. - Или моим?
- Гримкиль когда-то тоже твоим хирдманом был, - напомнил молодой ярл.
Гутхорм помрачнел.
- Ты прав Асмунд, но я вовсе не пытался заставить тебя говорить здесь. Я спросил - всем ли своим хирдманнам ты доверяешь? Или есть у тебя на примете ниддинг-предатель?
- Нет, до этого не дошло покуда, но храбрости наших предков слишком мало осталось в нынешних воинах, - покачал головой Асмунд, говоря уже тише. - Толи людей стало больше, а отваги боги отмерили лишь на определенное число, толи вера наша стала слабже. Торлейв Мудрый говорит тебе, чтобы не верил ты словам вероотступников и не надеялся на помощь их! Белый Бог слаб и жалок, такими же он делает мужей, что ему поклоняются. Верно ли, чтобы Богу в жертву не крови горячей приносить, но свечи жечь?
- Я ценю слова Мудрого, но произнёс он их зря! Вера моя крепка, а что до Бога франков, то я его не знаю и помощи не известно от кого не приму!
- Не в твоей вере усомнился Торлейв, - шепотом произнес молодой ярл. - За гриднями юными смотри, как бы ложь иноземная их сердца не разъела. Отдалил Торлейв Эйнара от Харальда далече - и тому причина была. Не признают христиане наших древних обычаев, свои навязывать пытаются. Даже Хаки-труса хотели уберечь! Помни слова мои, отважный Гутхорм - Торлейв просил тебя поспешать, дабы ближним советником Харальду быть и помочь ему идти путем Одина и Тора!
- Боги наших дедов и отцов не оставили меня в час великой нужды. Не оставят они и Харальда сейчас. Но ты прав, и я поспешу к нему! А тебе же надлежит поспешить в Вестфольд, дабы силой своей руки и остротой своего меча защитить эту землю!
- Что же, в таком случае, пора нам путь продолжить, Гутхорм ярл, надеюсь еще не раз свидимся мы!
Вскорости разошлись драккары - Гутхорм отправился дальше к Вингульмерку, где ожидал его молодой конунг, Асмунд же вел воинов по разоренному Гандальвом Вестфольду, добивая последних из людей альвхеймарского владыки.

Лагерь агдирцев. Хаки.

В противовес словам агдирского ярла, сказанным Гутхорму далече отсюда, указанный трус был пока жив. И в данный момент – учился снова ходить. Остатки конунжьей чести мешали ему демонстрировать слабость перед врагом пусть даже и лекарем, насмотревшимся на болезных. Тот, без сомнения, сие понимал – и Хаки был благодарен агдирцу за то, что тот стал частенько отлучиться из палатки. Вставать было трудно. По правде сказать, кабы не особые отвары, убивающие боль, альвхеймерец вряд ли вообще оторвал голову от ложа, однако, эти волшебные снадобья не могли ничего сделать ни с идущей кругом головой, ни с подкашивающимися ногами. Разум говорил, что для обретения сил надо хотя бы поесть, но непрекращающийся жар не давал проглотить и кусочка. В таких условиях то, что все так или иначе скоро закончиться виделось благом. Эгилю удалось-таки посеять надежду в душе Хаки, но, так как честность с собой вошла у конунжича в привычку, то он старался не особенно надеяться. И, тем не менее, эта именно надежда – да еще вкупе с родовой гордостью родичей Ингве, не давала ему просто лечь, как бревно, и не двигаться в ожидании топора. Именно она побуждала Хаки бороться, доказывать себе, что дух его пока еще не сломлен неуспехами. Скальды пели о том, как полоненные владыке до последнего хаяли победителей, не боясь ни стали, ни веревки, ни пламени. Что же! Ему, Хаки Гандальсану не с руки лаять Харальда, потому как в делах его нет кривды не перед людьми, ни перед богами. Ну, да он и не ожидал, что смерть его удостоиться баллад. Скорее уж в красках распишут альвхеймерскую стрелу, попавшую в альвхеймерскую же спину…
Хаки спустил ноги с ложа и осторожно встал, цепляясь пальцами за ткань палатки, голова тут же побежала куда-то в сторону, верх перепутался с низом. Было даже хуже, чем когда он чуть раньше пробовал сесть… но наученный конунжич прикрыл глаза, упрямо ожидая, пока мир встанет на место. Встать все же получилось! Само по себе это было значительной победой и над телесным недугом, и над душевной тоской, призывающей сдаться унынию. Альвхеймерец улыбнулся: если он смог это, то сдюжит и остальное. Локи с этими балладами да сказаниями! Главное, чтобы себе самому за себя стыдно не было.

после совета

С первого же момента, по прошествии всего нескольких ударов сердца после того, как Эйнар переступил порог шатра, Сигрун поняла, что совет прошел совсем не так, как им бы того хотелось. Во взгляде мужа воительница читала раздражение и досаду. К потихоньку начинающему разгораться пламени гнева примешивались крупицы ярости и кристаллы…азарта? Сигрун, конечно, не могла определить в точности, чем было вызвано такое настроение Эйнара, но она решила попробовать отгадать. Насколько ей было известно, на совете кроме ее любимого присутствовали Харальд, Торлейв, Рагхильда и Асмунд. Самым подходящим кандидатом на роль молнии, попавшей в соломенную крышу дома, был, судя по всему, Торлейв.
- Родной мой, что произошло?, - участливо спросила Сигрун, тихонько садясь рядом с мужем на расстеленные на полу шкуры.
Эйнар, резко бросая слова, прорезавшие воздух, словно копья, кратко пересказал жене предмет их ссоры с Торлейвом и Рагхильдой.
Опасения Сигрун подтвердились -в вопросах веры редко бывают правые и виноватые, зато поводом для битвы они становятся чересчур часто.
- Кроме того, завтра мы с нашей дружиной покинем стены этих не столь гостепреимных земель
- Куда же отправимся мы, о волк нашей стаи?
- К Саросбергу и дальше - освобождать Вингульмерк,- ответил Эйнар, причем азарт слышался Сигрун в его словах - но так же, как и в самом начале разговора, она ничем не могла объяснить его. Помолчав немного, отважная дева все же решилась задать мучивший ее вопрос:
- Что ждет нас так далеко, муж мой? Что за причина побудила тебя идти в бой ради свободы этого края?
- Желаю я видеть кровь врагов на своей секире, ответил ей Эйнар, и хищная улыбка заиграла на его губах, словно луч солнца на стали оружия, - знаешь ли ты, что те земли нашими станут навеки, если будет дружина храбра? Харальд поклялся, что отдаст нам Вингульмерк, если все приспешники Гандальва постучатся в ворота Хель. Пусть верных немного, но каждый из них стоит десятка блохастых псов, что бегут за этим трусом, в надежде на подачку.
- О, Эйнар, Боги, кажется, услышали мои молитвы. Это Святая дева посылает тебя в этот поход, не Харальд. Теперь нашему сыну не придется скитаться по стране, словно нищему, своей кровью расплачиваясь за еду и доспехи. А наша дочь сможет получить хорошее приданое и ей не придется выходить замуж за старца или мужлана, обличенного властью.
- Да, ты, как всегда права, сердце мое, - кивнул Эйнар, обнимая жену
Он понимал, что не стоило бы брать в подобный, полный опасностей поход беременную жену, однако оставлять ее здесь, рядом с недругом, который в любой момент мог сорвать на ней зло, стало бы еще большим безрассудством.

Агдир. Тьодольв Каменная Башка.

Не много времени миновало с того дня, как агдирские ярлы вновь признали Ассу своей владычицей, и казалось - страна оживала на глазах. Стекались из деревень бонды, державшие в руках крепкие охотничьи луки, вновь собирались отважные хирдманны, а когда старая кюна велела открыть сундуки в усадьбе конунга и на то злато призвать наемников с побережья - рать увеличилась едва ли не на треть.
Случилось даже так, что отряд из двух десятков роголандских воев, пришел в лагерь Тьодольва и предложил свои мечи в обмен на золото, мол Сульки конунг мало им платил, и от старой Ассы они больших почестей ждали. Приняли их действительно хлебосольно, а затем, узнав все что требовалось и дождавшись покуда они захмелеют, по велению кюны всех до единого отдали жрецам.
Поговаривали что Асам любо, когда льется людская кровь, и Тьодольв поверил в это, когда в предрассветный час, после жертвоприношения, возглавил отряд лучших хирдманнов, окруживший лагерь роголандских викингов.
Несколько воинов тараном выбили ворота, ворвавшись внутрь, а следом за ними хлынула волна закованных в железо агдирцев и наемников, буквально разметавших сонных врагов. Сам ярл бился в первых рядах и его клинок не раз обагрился кровью, прежде чем он скрестил оружие с предводителем роголандцев - Кьятви Толстошеим. Сражение было коротким, но ожесточенным - отбросив расщепленные щиты, ярлы яростно рубились на мечах, высекая искры, пока рукоять не выскользнула из длани Тьодольва. Обрадовавшийся Кьятви обрушил меч на голову врага, но лезвие преломилось, едва лишь соприкоснулось со шлемом ярла, а затем агдирец ударом кулака сшиб противника наземь.
С той поры имя Каменная Башка окончательно закрепилось за могучим викингом, пленниками же победители украсили все окрестные деревья, отдав их в дар Одину, и одновременно оставив как предупреждение всякому, кто посмеет напасть на Агдир.
Кьятви же усадили на лошадь и отправили в сторону Роголанда, дабы он рассказал своему родичу о позорном поражении, которое потерпели его вои.

- Славьте великую кюну! - Провозгласил Раги, едва лишь хирдманны собрались отпраздновать первую победу. - С ней благословение Асов!
- Да, вот истинная правительница из рода конунгов! - Подхватил Бьерн. - В ее руках Нити Норн, и она приведет нас к победе!
- Да здравствует Асса! - Возопили ратники, пока слуги разливали по кружкам хмельной мед и брагу. - Слава кюне!
Бонды и знатные ярлы с того дня готовы были исполнить любую прихоть старой правительницы, приведшей их к победе. Стоит ли говорить, что когда она назначила главным полководцем над ярлами Тьодольва, никто и не вздумал роптать, приняв ее волю как должное.
Да и сам Тьодольв начинал чувствовать, что с каждым днем крепнет его вера в казалось бы безумную старуху, сумевшую отстоять родную землю тогда, когда могущественные мужи сидели сложа руки. Он все меньше ощущал себя человеком Рагхильды, и все больше - ярлом кюны Ассы, настоящей заступницы Агдирских людей.

Отряд расположился посреди леса, недалеко от тракта у берега реки, который вел на Хейдемарк. Харек внимательно слушал сообщения проводников - саамских охотников, которые не переставали следить за передвижением вражеского войска.
- Значит, они уходят на север? Ты уверен? Значит на Хейдемарк... Все?
Охотник кивнул.
- Сколько их примерно? - Харек нетерпеливо расхаживал взад и вперед, сцепив руки за спиной, уже в третий раз задавая вопросы финнам.
- Много, очень много, - отвечал охотник.
- Больше чем нас? - спросил Харек, уже теряя терпение.
- Много больше, - сказал охотник устало, - хочешь, сам посмотри, добрый человек.
Харек вздохнул.
- Харек-ярл - обратился к нему Лиам, тебе нет смысла вести все войско. Возьми лучших и самых выносливых, и посмотри на них вблизи, может и потреплем их хорошо, если нападем внезапно.
Харек кивнул. Воины устали. Мало кто сейчас хотел покидать теплый уютный лагерь на ночь глядя. Даже если он утром поведет всю рать на вражеское войско, судя по всему, мало кто будет способен сражаться в полную силу. А о численности врага он по-прежнему мог лишь догадываться. А бросаться "в воду не зная броду" - не зная о количестве вражеского войска, и рисковать потерять все, что он завоевал за последнее время, он не хотел. Если враги поймут, что у Харека гораздо меньше войска, и они тоже измотаны, они могут вернуться, и все его завоевания будут потеряны в один миг.
- Враги скоро тоже расположатся на ночлег, и совсем недалеко отсюда, - сказал охотник.
Харек снова кивнул, обдумывая услышанное. Явное преимущество было в том, что ударил мороз, и мало найдется охотников бегать по замерзшему насту среди леса в ночной темноте, рискуя упасть в овраг и переломать себе ноги, или выколоть себе глаза о ветки... Значит можно попытаться внести некоторй переполох в лагере, и потом отступить по скрытым тропам, но сначала наставить ловушек на пути, чтобы оторваться от преследователей.
- Я беру полторы сотни человек. Все, кто еще чувствует в себе силы, и в ком еще горит жажда мести... Но я возьму только тех, в ком хватит сил на обратный путь. Я знаю, многие из вас сочтут такой бой бесчестным. Те, кто так думает, пусть остаются здесь и ждут завтрашнего дня, когда выпадет возможность сойтись в честном бою. Сейчас я должен уравнять наши шансы. Кто пойдет со мной?
При этих словах из строя выступили агдирцы, из тех, кто пришел с Альвхеймом, но кому так и не довелось столкнуться с Хейдемарцами. Также из строя вышли кое-кто из старых товарищей Харека - ирландцы и норвежцы жившие с ним в Ирландии. Харек и командир датчан - Родрик прошли весь строй тех, кто изъявил желание принять участие в ночной вылазке. все выглядели немного уставшими, и лишь около десятка Харек попросил остаться в лагере.
Вскоре небольшой отряд, разбившись на несколько частей, и ведомый по лесным тропинкам проводниками, приблизился к тому месту, где должны были расположиться на ночлег вражеские войска... Каждый нес в мешке вымоченные в масле факелы... Через некоторое время, поднявшись на лесистый холм, они увидели низину, выходившую к берегу реки, огни костров и шевелящиеся черные фигурки людей, разбивающих лагерь. Харек отдал приказ остановиться и затаиться.
- Будем ждать, пока они успокоятся и расположатся на ночлег. Огней не зажигать. Говорить только шепотом.
После этого он удалился в сторону с двумя сотниками и тремя охотниками, чтобы обсудить план нападения на лагерь...

Лагерь союзников.

Близилась ночь, и викинги стали обустраивать лагерь. Не дело это - ходить в темноте по незнакомой чащобе, даром, что зимою светло бывает от снега. Те же сугробы обманчивы - ступишь вроде бы на твердую землю, и враз по пояс провалишься. Ежели не ноги сломаешь. Так что конунги порешили не спешить больше нужного и дать людям нужный им отдых.
Правда, опыт недавних поражений кое-чему научил и ярлов, и простых воителей, так что оба войска больше уже не напоминали бесшабашную ватагу удальцов. И к ночному охранению они отнеслись с должным вниманием.
Пока молодые делали настил из веток, стелили шкуры да вбивали в землю шесты для шатров, воины постарше руководили устройством охраны. Повозки, сопровождавшие войско, поставили в круг, дабы, в случае нападения, врагам было тяжко метать стрелы да камни прицельно. К тому же, Гандальв уж давно заповедовал ярлам скидывать на ночь одежу, да и мечи велел держать в изголовье.
"Не надорветесь, мол, а в случае немирия будите встречать опасность как воины, подтянутые и оружные, а не сонными мужиками в исподнем".
Гридни ворчали - но делали. В первую ночь было неуютно, на вторую - привыкли. Как и к тому, что изрядное число мужей, избранных жребием, караулило сон товарищей, а еще десяток - обходило лагерь кругом пять раз за ночь, высматривая лиходеев.

Ночь темна. Ночь безлунна. Но Хегни не далее как вечор наставлял караульщиков. Наставлял лично, брызгая слюной и заикаясь. И все стояли. Стояли и слушали. Стояли и внимали. А Олаф Беличья Шубка даже по зубам получил, ибо позволил себе хихикнуть не в том месте. Потом ходил, за щёку держась. Говорил, что клык у него шатается. Ничего, пошатается и встанет ровно. Зато теперь все ходят и пялятся в темноту, вслушиваюся. Это те не на хуторе, где и девок можно было пощупать и бражки попробовать. Вот то была зимовка. А это что? Спи на земле и ешь из котла. Но - службу есть служба. Ещё перехода три и всё вернётся. Так Фроди сказал. Он умный. Стоп, что-то шуршит. Ветер или как? Нет, ветер вроди-ть как не оттуда.
- Эй, тама чёй-то лезет! - голос Щуплого Хедрика донёсся с западной стороны.
- Тревога! Подъём! Факелы, факелы жгите! - лагерь всколохнулся моментально. Хегни, лёгший тут же прямо в кольчуге уже стоял впереди слегка сонных гридней. Стоял без шлема и ветер трепал русые волосы на его голове. Двуручник был поднят, готовый обрушиться на любое, что может оказаться противником.
- Щуплый? Откуда шорохи? Если ложная тт-тревога - уб-бью п-паскуду.
- Вона тама, возле леса.
- Ид-дём все, - Хегни ещё что-то хотел добавить, но, язык, как всегда начал спотыкаться. Он плюнул, махнул мечом и воины вслед за ним устремились в указанном направлении. Тени на снегу стали подниматься и все увидели, что то, что сперва казалось кучками талого снега было воинами. Кто с топором, кто с мечом, поднимались они, щурясь от света факелов в руках людей Эйстенсонов.
- А-а-а! - заорал кто-то из противников, пытаясь напугать защитников лагеря. Полетели стрелы. Но этого было мало. Злость. Вся злость, что накеопилась за последние переходы, злость, что была рождена кружениями по лесу и горечью поражений, злость, которую Хегни срывал на своих людях вечером нашла свой выход.
- Бе-ей!
- Бей! - кричал Хедрик Щуплый, несясь на врагов.
- Бей! - басил Бенка, пуская стрелы то в один, то в другой силует.
- Бей! Мочи! - Хегни уже рубил ближайших нападавших, берсерком бросаясь вперёд и пена кипела на его губах.
- Бей! - откуда вышли, туда и войдут. Да, кто-то остаётся лежать. Кто-то. Но те, кто напал ночью, как соратники Локи бегут. Бегут. Ибо в руках смелых победа, в руках правых и чистых, - Бей!

Роголанд. Сульки-Конунг

Кьятви Толстошеий понуро смотрел в глаза родичу, не зная как умалить его гнев, ведь воистину позорным было поражение в Агдире.
- Позор на твою голову, ярл! - Желчь словно струилась изо рта Сульки с каждым извергаемым словом. - Воинов славных потерять, злато-серебро истратить, да на наемников рассчитывать, коие разбежались аки зайцы трусливые?! Молчишь ты, а мне стыдно! Стыдно такого родича-глупца иметь, как ты!
- Но Сульки, брат...
- Не называй меня братом более, покуда позора своего не искупишь победой достойной! - Проскрежетал конунг, с силой до хруста сжав могучую длань. - Подумать только, бабе сварливой войну проиграть! Даже гандальвово отродье трусливое такого позора на отца своего не навлекало! Что сказал бы твой отец, мой славный дядя, узнай он об этом?! Молчишь, Кьятви, ну молчи-молчи!
- Ведьма она, старуха подлая... - попытался оправдаться ярл.
- Ведьма, говоришь, так даром что ли мы Одину жертвы приносили? Даром Тору коней лучших отдали, или скажешь ты - Асы слабее ведовства черного? Молчи, ярл недалекий! Довольно я уже слышал о бабе этой вздорной - и что валькирия она в сиянии доспехов над полем боя летящая, и что колдунья могущественная, и что сама Хель ее устами говорит, а Норны по ее велению пряжу свою прядут! Не будь хоть ты мужичью глупому ровней.
- Но, брат, мой меч сломался о голову ее бойца! Что это как не ведовство?
- То мне не ведомо - о том у жрецов спроси, они тебе верный путь укажут! А до сей поры отринь страх свой! Обещал я отцу твоему, что ты станешь знатным конунгом, перед его смертью и обещание свое сдержу! Править тебе Агдиром, а старуху скверную сам я смерти позорной предам, дабы все видели, что не устрашимся мы ведовства подлого! Иди, Кьятви, собирай людей ратных - по весне сам я рати поведу. Знатные земли мы получим, покуда Харальд-юнец Хейдмерк воюет.

Кюна Асса

Твердо дерево, холоден камень, одиноко то место и тяжел груз взошедшего на него.
Но не кюне Ассе теперь слушать о тяготах предводительницы. И не ей жаловаться на свою долю, на возвращенную, долгожданную власть. Укрепляет дух дерево, ярким огнем блестят камни на руках ее и греют старую душу, полно место ее триумфа воспоминаний и мыслей, что лучше любого собеседника, и приятной ношей стоновится долг ее.
Снова почет окружает ее, верные войны стерегут покой кюны, готовые выполнить любое ее приказание.
Но рано еще радоваться победе, нужно поднимать раненый Агдир, восстанавливать ее мощь, добытую сыном. Пусть снова зацветет великая земля!
Первым делом стала кюна распоряжаться насчет хозяйства. Собрала всех нужных людей, разослала гонцов с указаниями и кое-какими поощрениями. Дальше ее взор обратился к ее воинам. Много она говорила с Тьодольвом и другими своими сподвижниками, обсуждая будущие действия.
Постепенно, постепенно будет Агдир снова пышен и богат, возродит его могущество кюна Асса, а не Рагхильда - девка приблудная, да не внук ее - мальчишка малосильный. Со временем и его час придет, да сделает кюна так, чтобы достойно продолжал он дело своей бабки и отца.


Кюна Рагхильда.

И снова проснулась Рагхильда, утирая с лица холодный пот. Приснился ей сон, дурной сон. Вещей девой была Рагхильда, и беду предвещал тот сон.
Снилось ей, что схватитись в жестокой битве два Харальда, два ее сына, ее родные кровиночки, и бьются они не на жизнь, а на смерть. Один Харальд одет богато, в сверкающие доспехи, а второй Харальд - в лохмотьях. Тот, что в роскошных одеяниях - взрослый муж, а тот, что в рубище был - тот молодой воин. И было то сражение страшно, а закончилось еще страшнее. Молодой воитель путем немыслимых усилий сразил старшего Харальда и тот, хрипя, погиб. Но и второй Харальд не прожил долго. Вслед за своим двойником упал на камни, обагривая их кровью, и застыл, отправившись в Вальгаллу.
Ужасна смерть собственного сына, а сразу две смерти вдвойне страшны. И теперь Рагхильда сидела на своем ложе, думая, что значит это предзнаменование. Но лишь плохие мысли посещали ее, и тревогой была объята ее душа.
Чтобы как-то развеяться, решила кюна заняться своими делами. Следовало поговорить с Торвальдом, чтобы скорее принесли в жертву Хаки дабы боги были к ним благосклонны.. Да и не хотела она оставлять этого пленника в живых - уж больно многое было против него в душе женщины. Также ждала она, когда уплывет Эйнар восвояси. Ну и пусть, что спасла эта чета когда-то жизни их с братом - так в том не только их заслуга. Презрением и подозрением тлело ее сердце по отношению к девке, что корчит воина из себя великого, и неверному предателю богов, что только гнев их навлечет на их воинство.

Лагерь союзников. Конунг Гандальв.

Ночной переполох, без сомнения, пробудил и альвхеймерцев. Однако, их конунг, тоже явивший себя в полном доспехе и с секирой в руке, осадил самых ретивых, внимательно вглядываясь в ночь. Это младым воинам дозволено сразу бросаться в сечу, не видя перед собой ничего от берсерксого неистовства. Гандальв же дожил до своих лет лишь потому, что бил каждый раз наверняка, предпочтя один но коварный удар бесконечным сражениям ради драки. Так жил конунг - и по мерке той мужей прочих мерил. А потому смотрел он теперь не туда, где кипело сражение, а совершенно в обратную сторону. И узрел-таки требуемое: помимо атаки от леса. ночные лиходеи пробирались и от реки. Кое-то из врагов, воспользовавшись случаем, уж перерезал горло сторожам да пробирался за ограждение. Звездами вспыхнули факелы, принесенные с собой нападающими, огонь начал жадно лизать обломанный ельник. На счастье союзников, ветки были сырыми, с вечера гридни все древа изругали по матушке, пробуя наломать. В итоге воспользовались оружием, но вот теперь мокрая древесина больше дымила, не давая заняться пожару.
- Вперед! - скомандовал конунг, ринувшись на врага. Теперь битва шла с двух сторон лагеря, и численное преимущество обороняющихся давало себя знать. Нападающие, огрызаясь стрелами, поспешили укрыться в чаще, тут и там оставляя врагу мертвые тела. Противникам Гандальва повезло трошку меньше: их командир вздумал утечь от врага по речному льду, а тот был пока тонок. Осторожно идущих разведчиков выдержал, а вот бегущих воителей - предал. Видимо, Харека охранил Белый Бог: под лед провалилось лишь несколько, остальные смогли обогнуть коварный участок.
Но все равно - это была победа. Воители ликовали.

На самом деле лагеря было два. Две рати разбили лагерь рядом, поблизости друг от друга. Хареку пришлось разделить и без того незначительные силы примерно поровну - один отряд должен был ударить со стороны реки, а другой со стороны леса. Лесной отряд повел сын Гудреда Охотника - Гудред... Харек повел свой небольшой отряд в обход.
Первый отряд едва успел забросить факелы и горящие стрелы внутрь лагеря Эйстенсонов, как на них напали дозорные во главе с Хегни. В той короткой схватке отряд Гурмира потерял семерых, прежде чем они успели отступить под спасительную сень деревьев, прикрываемые выстрелами из луков с вершин сосен, где финские союзники устроили "вороньи гнеда", и оттуда расстреливали отдельных вражеских воинов. Пока длился переполох, сонные воины вскакивали на ноги, надевая кольчуги и кожаные куртки, и хватались за оружие, около трех десятков воинов было выведено из строя. Но паники не было. Хейдемарские воины довольно быстро пришли в себя. От стрел финнов пали Хедрик щуплый и Бенка. Хегни был ранен тремя стрелами в плечо, но и не такие раны у него бывали - выкарабкивался. Преследовать в темной чаще леса хейдемарцы не стали, а повернули через некоторое время назад - Фроди не хотел рисковать зря своими воинами - не хватало, чтобы кто-то в яму угодил, или в овраг...
И все же толк от той атаки был. Заготовленные охапки хвороста, лежавшие возле шатров и шалашей, загорелись, и огонь охватил чуть лен половину лагеря. Занялись сани и поклажа, а обезумевшие кони рвались с привязи, вырывая столбы, и волоча их за собой, внося еще большую сумятицу. Вместе с поклажей сгорели и многие припасы. Воины бегали по лагерю, пытаясь сбить пламя и пытаясь поймать коней. Многие обожгли кто руки, кто лицо, а у кого и одежда истлела.
Хареку и его отряду повело еще меньше, чем отряду Гурмира. У альвхеймарцев шатров было куда меньше, а древесина была отсыревшая, и плохо загорелась. И хотя шатер самого Гандальва и шатры его ярлов тоже загорелись от метко пущенных финнами стрел, урон нанесенный лагерю был намного меньше. Выстеленные сырыми еловыми ветками крыши шалашей и навесов горели плохо, вязанки с хворостом быстро удалось потушить, но вот саней с провизией альвхеймарцы тоже большей частью лишились. Коней они тоже поймали быстро. После короткой битвы и поспешного бегства отряд Харека потерял около дюжины бойцов, и еще пятеро упали в воду, когда лед проломился. Троих из них товарищи вытянули из воды, протянув другим концом копья, и теперь они стучали зубами от холода...

Через час весь отряд, участвовавший в налете, собрался в лагере посреди леса на другом берегу притока реки Скаун.
Снова предводители держали совет.
- Их больше нас втрое, если не вчетверо, и не похоже чтобы они выдохлись или устали - сказал Гурмир.
- Наши воины измучены переходом, - добавил Свейн. - нам не выиграть такую битву.
- Я и сам это вижу - ответил Харек, угрюмо глядя в снег. - Только рука бога и стрелы наших союзников -финнов спасли нас всех от гибели. Отходим на свой берег и готовим оборону. Биться сейчас с ними бессмысленно - мы в один миг можем потерять все, что сегодня завоевали. Я отправлю нашему коннунгу послание, что нам нужна помощь. Я видел стяг Альвхеймара. Похоже, кто-то из ярлов, если не сам Гандальв, пожаловал к нам сюда. А с такими силами нам в одиночку не управиться...
В молчании и скорби по погибшим товарищам поредевший отряд Харека вернулся на другой берег Скауна, и присоединился к основному войску. всем было сказано возвращаться к главной усадьбе. Потом мелкие отряды были посланы по деревням, чтобы укрепить оборону. Харек не был уверен, что теперь, после провального ночного рейда, враги не повернут назад и не решат отбить назад западный берег Скауна, который был более населен и богат провизией, чем почти безлюдный восточный берег...

Вингульмерк

С легким сердцем покидал Эйнар лагерь Харальда конунга – не рады ему были здесь, что же, к этому он привык, как и к тому, что благодарность людская недолговечна, и скорее станут славить спасителем молодого Асмунда, нежели иноверца. Вои из ближней Хольмагардской дружины уже были собраны и оружны – эти храбрые русичи, принадлежали его вере и им он доверял много больше чем конунжим гридням, покорным Торлейву жрецу.
Скоро он получит земли Вингульмерка и сможет первыми крестить его жителей, дабы они познали благость Христа в сравнении с жестокими идолами Севера. Сигрун, изначально желавшая ехать верхом, все же согласилась проделать этот путь в санях, подобных тем, на каких в свое время путешествовала старая кюна Асса. Эйнар все время старался держаться подле нее, и дружинники не серчали на него за это – все же однорукий калека не мог уже вести их в бой, но способен был повелевать воинами.
Спустя пару дней воины к дружине Губителя Заговоренных присоединились крестьяне, согнанные воинством Гандальва со своих земель. По их словам, едва только пришли вести о поражении Хаки, стали альвхеймарцы чинить им обиды жестокие, словно желая унять позор от битвы проигранной. Заодно указали бонды и где можно было найти основные силы захватчиков – не меньше сотни воинов расположились лагерем в деревне недалеко от усадьбы Лагисберг.
Перед битвой заповедал Эйнар приносить жертвы и велел лишь богу молится да просить о милости в сражении. Многим не по душе пришелся такой приказ, но исполнили его воины, промеж себя поклявшись, что коли не будет им победы – то самого иноверца принесут они в жертву Одину, дабы не нарушал обычаев священных. Но на сей раз удача сопутствовала Эйнару и альвхеймарцы были разбиты, а на следующий день Хольмагардцы заняли и саму усадьбу, лишившуюся большей части защитников. Мал помалу, освобождался Вингульмерк от захватчиков – кто прочь бежал, а кто и сам сдавался, прослышав о необычайной милости однорукого ярла, сохранившего всем пленникам жизни.

Вестфольд

Другое совсем зрелище можно было в те дни видеть в Вестфольде, где огнем и мечом возвращал отнятые Гандальвом земли Асмунд Убийца Ярлов. Молодой воин жестоко расправлялся со всеми врагами, что попадались ему на пути, и не являл пощады бондам, переметнувшимся на сторону альвхеймарского владыки – по примеру Торлейва, обильно увешивал он деревья мертвыми телами, пронзая их копьями и рубил головы во славу Тора. И вскоре страх овладел теми из людей Серого Конунга, что еще оставались в Вестфольде, и они бежали, не желая встречаться в битве с безжалостным воином, который не смотря на младость свою уже по локоть обагрил руки в крови.
Немногим больше чем Эйнару потребовалось Асмунду времени, чтобы привести Вестфольд к покорности и вновь объявить его частью владений Харальда Хальвдансона.

Раумарики

Посланные Хареком гонцы, уже на исходе дня столкнулись с немалой ратью, идущей под агдирскими стягами – то были воины, отправленные Харальдом на подмогу Альхейму Смелому. Поворотив коней, люди Харека поведали союзникам о победе над хейдмеркцами, а так же о том, что сейчас отброшено войско братьев за Скаун, а немногие их воины, что остались по усадьбам сидеть, так же разбиты. Поведали они и про альвхеймарское знамя подле хейдмеркского.
- Не добрая весть – союз этот, - произнес Стейнмод Молчаливый. – Знать ко времени нас конунг прислал.
И велел отвести его и его людей к Альхейму Смелому. В скорости добрались сотни Стейнмода к захваченной ярлом усадьбе, как раз в то время, как там шла трапеза, и расслышал агдирец такую вису среди пьяных голосов:

Во хмелю уснули,
Воины Хейдмерка,
Ласки ив обручий
Им дороже бранной
И кровавой славы,
Что усладой Асам,
Не бывать в Валгалле
Сим мужам позорным

Альхейм, ярл Отважный,
С войском невеликим
Подошел к усадьбе
Пьяный гомон слыша.
И подобный Тору,
В дом ворвался храбрый
Сокрушая пьяных,
Полоня уснувших…

- Смотрю я, не меркнет с годами слава твоя, Альхейм, - усмехнулся Стейнмод, подходя к старому другу, и возложив ладонь ему на плечо.
- И я рад видеть тебя здесь, храбрый воин агдирский, - с улыбкой отвечал ему Альхейм. – Садись за стол, вместе отпразднуем мы победу над врагами нашего конунга!
- Смотрю я, победы тебе голову вскружили, а враг близок, - покачал головой воин. – С альвхеймарцами стыкнулись Эйстенсоны, не ровен час обратно пойдут в силах великих. На тот случай прислал меня Мудрый Торлейв, если враг в бой пойдет сызнова – мои молодцы уже бивали гандальвовых псов, и рады будут опять вражину потрепать.
- Сколько с тобой людей?
- Три сотни, и все верны нашему конунгу, да соблюдают заветы предков, не то, что Харек-отступник, - проскрежетал Стейнмод, видимо повторяя слова Торлейва.
- Не говори так, друг, - осадил его Альхейм. – Харек Волк верен был Хальвдану и сейчас отважно сражается на стороне сына его. Без его помощи не удалось бы нам освободить Раумарики.
- Вот только предал он богов наших, Альхейм, и потому нет к нему того доверия, каким был он ранее обличен. – Покачал головой посланник конунга. – Но довольно споров, слушай волю конунга, Альхейм Смелый! Отныне ты, а после тебя дети твои будут владеть Раумарики, коли сумеешь оградить ее от посягательств вражеских.
- То есть теперь эта земля моя? – Переспросил, все еще не веря в щедрость Харальда Альхейм, ведь от Хальвдана, он получал в награду лишь золото.
- Именно так, - склонил голову Стейнмод.
- Воистину славные вести принес ты, друг мой! – Воскликнул ярл, но в глубине его разума уже зародилась подлая мысль, что следует как можно скорее избавиться от данов и иных чужеземцев, что пришли с Хареком, дабы не заявляли они своих притязаний на жалованную ему владыкой землю.

Преследовать ворогов в чащебе было глупо: кто знал, где еще свили гнезда коварные фины, и да преимущество числа, столь важное в сече грудь на грудь, терялось в лесных дебрях. Там первым будет тот, кто места нужные знает, так что альвхеймерский конунг и не думал шибко преследовать бегущих. Коли их главные умом не скудны - сами лыжи прочь поворотят. Умный муж об одну дверь дважды чела не попортит. А для дурней агдирских еще много дубов в округе.
- Владыка вод ныне сам для себя жертву сыскал, - молвил Гандальв Асгейру. - Знать, кровь иноверных наемников, милее ему, чем мука бессловестных животин. Однако же, Один и Тор тоже наши мечи да секиры в битве сией не оставили, помогли разить поганых без промаху. Вели же, ярл, всех агдирких покойников вздернуть на древа. Богов наших потешим, да воронов местных прокормим. А наши воители, павшие в битве, с утра на ладье в Чертог воинский поплывут, предкам в ноги поклоняться. Торопись! Не дело нам тут портов долго просиживать. Славные битвы Альвхеймера еще впереди!

И продолжилось путешествие Хрингарийского Оленя на помощь его воспитаннику. Вновь и вновь взлетали вёсла, а попутный ветер вновь надувал приспущенный во время встречи вождей парус. Гутхорм всё так же стоял на носу своего драккара, но если раньше его гнело беспокойство, то теперь сердце ярла пылало. Ведал он, что последователи бога франков небывало расплодились в землях викингов, а потому боялся за Харальда. И страх этот, перерастая в гнев, придавал ему силы.
"Я удержу Харальда от этой скверны,- думал он. - Мудрый Один, помоги мне!"
Едва сойдя на берег Гутхорм громогласно потребовал у подошедших воинов:
- Отведите меня к конунгу Харальду!

Решение было принято Харальдом еще до того, как он зашел поговорить с Хаки. Но лишь появление Эгиля, и беседа с ним позволила конунгу окончательно понять – что и как надо делать.
А также осознать, что самому тут не справиться… да и нельзя. Очень многого из того, что хочет Харальд-воин, Харальд-конунг позволить себе просто не может. Как в этом случае…
Над помощниками раздумывать долго не пришлось. Кто же еще, если не Олаф и Торбранд? Преданные именно ему, умелые и разумные… Пару минут Харальд потратил, прикидывая – а не привлечь ли Укси? Но все же отказался. При всей медвежьей силе и верности, воин был недалек умом, и мог потом сболтнуть лишнее… А Олаф и Торбранд умели хранить тайны.
И Хёмунд – умный, внимательный, верный и способный запереть в душе любой секрет.
Когда конунг объяснил своим воинам, чего именно он от них хочет, те переглянулись. Хёмунд лишь пожал плечами и кивнул, но остальные заговорили.
– Конунг, – нахмурился Олаф, – но дело ли это? Да, сын Гандальва повел себя честно… не ожидал от него… но стоит ли обманывать всех? Стоит ли оно того?
Харальд вздохнул, вызывая на лицо выражение человека, вынужденного сказать нечто тайное.
– Торлейв – хороший жрец, но жертвует он лишь по положенным обрядам. Гандальв же силен, и, чтобы боги даровали победу, нужно особое дело… Нет времени убеждать Торлейва. Все сделает Эгиль. Вы же оба видели его волков, и должны понимать, что он знаком с тайнами мира больше, чем многие жрецы.
– Верно ты говоришь, – признал Торбранд. – Что ж, мы все выполним. И не расскажем никому.
– Никому, – повторил Харальд с нажимом. – Даже моей матери.
Воины кивнули.
Когда они ушли, Харальд позволил себе горькую усмешку. Ну надо же – соврал, и не сказал ни слова лжи. Торлейв хорош в своем деле? Так. Следует установленным обрядам? Да. Для победы над Гандальвом нужны особые усилия – но Харальд имел в виду лишь военное дело. И нет времени убеждать жреца, что Хаки надо оставить жизнь… об этом позаботится Эгиль.
Теперь главное – чтобы Олаф и Торбранд сделали все как надо. Почти все зависит от них.

Не так уж трудно оказалось отыскать крепкое, могучее дерево. Дубы ведь часто растут в этих краях, и несложно найти то, что для обряда подходит.
Хорошо, что оно почти на границе леса – проще будет. И хорошо, что уже темнеет… А еще лучше то, что немногие пришли смотреть на обряд. Коварен Гандальв, и не след собирать всех воинов, отвлекая их от охраны и готовности к битве. Так сказал конунг – и все согласились.
С самого начала Харальд словно надел на лицо откованную из холодной стали маску. Не дрогнул ни один мускул и тогда, когда Торлейв готовил место… и когда появились два воина с Хаки.
Многие знали, что Харальд был против – и не удивлялись застывшему лицу конунга. Лишь кто-то шепнул: «Во как, против своего желания пошел – и хоть бы в лице изменился. Крепок конунг, хоть и юн».
Хаки шел к дереву. Хоть и слаб был – но шел своими ногами, не несли его воины. И среди собравшихся пробежал шепот – воины признавали смелость человека, идущего на жертву.
– А что ж делать? – сказал кто-то. – Отец же от него отказался… хоть его же вои Хаки и ранили.
– Чтоб Гандальва свиньи сожрали, – плюнул другой.
Крепкие веревки перечеркнули торс Хаки, прикрутив его к дереву. Торлейв сам завязал узлы, провел пальцами по веревкам и удовлетворенно кивнул.
Харальд на мгновение встретился глазами с сыном Гандальва. Юноша очень надеялся, что его собственный взгляд сейчас не отражает ничего… особенно его мыслей.
Меж деревьев и людей прокатились слова Торлейва – жрец начал молитву богам. Харальд не вслушивался – он и так знал, что сейчас говорится.
«Удачи в походе. Славы и богатства воинам. Смерти Гандальву. Крепкой власти конунгу Агдира. Погибель всем, кто замыслил недоброе».
И уж тем более хорошо Харальд знал, что обещается взамен – обильные жертвы и прославление богов.
«Но разве того же Тора должно славить жертвой? Ему приятны битвы, и рассеченный мечом в бою должен быть лучшим приношением, чем заколотый на алтаре.
Впрочем… не мне говорить о делах богов и обрядах. Если вновь приснится мне сын Одина – я спрошу у него. А пока думать и говорить – уподобляться тем из людей креста, которые по-разному толкуют собственные писания».
Четыре крепких воина ввели несколько коней, захваченных у врага и отобранных жрецами. И еще – троих из альхейвмарских пленников, выбранных Торлейвом по разрешению конунга.
Раз за разом сверкал в отблесках огня нож – и на снег проливалась конская и человеческая кровь.
«Наверное, так убивать ножом не проще, чем мечом в бою, – неожиданно подумалось Харальду. – Даже если убитый связан или до удара не понимает, что с ним будет. Думать тут по-особому надо».
Сын Хальвдана не смотрел теперь на Хаки; не хотел видеть, как тот глядит на смерть своих соплеменников. Пусть и не друзей – но рожденных в тех же землях и давно знакомых.
Пролилась кровь последнего пленника и вновь раздался голос Торлейва, берущего копье.
Харальд внутренне напрягся, сохраняя на лице все ту же маску. Сейчас… сейчас нужно действовать…
Копье рассекло воздух, вонзившись в тело Хаки; сын Гандальва вздрогнул от боли. В обычном случае удар был бы направлен в сердце и прекратил бы жизнь жертвы… но сейчас все было по-особому. И Торлейв вырвал копье из бока Хаки; снег под деревом окрасился алым.
Харальд помнил, что должен сейчас сказать жрец. Но закончить речь ему было не суждено.
Потому что тишину, воцарившуюся после броска, вдруг нарушил низкий, переливчатый вой. Волчий хор, пронизывающий до самых костей.
Тоскливый, рвущий душу, и заставляющий отступить. Заставляющий вспомнить, что лес не принадлежит людям, а лишь терпит их в своих пределах. И кто знает, что или кто обитает в самом сердце леса?
Наверное, Торлейв, оправившись от удивления, сумел бы что-то сделать… да вновь помешали.
Две фигуры в белой одежде бесшумно шагнули из леса по обеим сторонам дерева. Лица их были в тени, но Харальд и Хёмунд стояли близко, и могли рассмотреть.
– Сыновья Гандальва! – пронесся над людьми удивленный вскрик Хёмунда. – Хюсинг и Хелсинг! Мертвые пришли за братом!
Что бы там ни подумали вначале воины… но теперь слова одного из них вылепили из суматохи мыслей нужный образ. И каждый бы поклялся, что видел именно сыновей Гандальва.
Харальд знал, что в этот момент острые клыки одного из «серых братьев» Эгиля полосуют веревку; слепец обещал, что так оно и случится. И не подвел – Хаки, чье тело внезапно освободилось, рухнул прямо в руки «братьям».
И те отступили в лес – под неумолкающий волчий вой.
Кто-то из гридней дернулся вперед; изумление на лице Торлейва сменилось яростью… но тут наперерез шагнул Харальд.
– Остановитесь!
Сильный голос конунга отразился от деревьев.
– Духи решили забрать его себе – и вы хотите помешать им? Не смогли бы они взять жертву богам без их позволения – так стоит ли нам прекословить?
Расчет был верен. Без воли богов пойти на такое могли разве что слуги Локи… но вставать поперек пути им уж точно никому не хотелось. Все помнили, что за чудовища рождены от Хитреца, и мало кому захотелось бы встретиться с подобными им. Кое-кто припомнил, что два могучих волка служат Одину – так не по его ли воле пришли мертвые Гандальвсоны?
– Если сыновья Гандальва решили и младшего брата забрать к себе – пусть будет так, – продолжал Харальд. – Вы пойдете за ним в Хель? А в Вальхаллу нам еще рано – жив еще Гандальв!
Конунг и сам не знал, как подбирает слова, что срываются с его уст. Но, видно, подбирал правильно; замерли воины, задумались.
И никто не бросился в погоню. Даже Торлейв – как бы он выглядел, кинувшись в чащу один?
План Харальда и Эгиля удался.
А про себя сын Хальвдана пообещал, что неполученную жертву он возместит богам десятикратно.

Новый Совет с Визетом


Утро выдалось морозным, да настолько, что и не ожидал никто - ведь прошедшим вечером погода была гораздо теплее. Тем не менее большая часть гридней уже покинули палатки и навесы, готовясь к следующему переходу, дабы остановиться в Саросберге, и там переждать зиму.
Ульф остановился у шатра конунга, миновав охрану, и поднял полог:
- Мой господин, Торлейв жрец зовет вас к себе, просит без промедления придти.
"Интересно, что случилось? - сонно подумал Харальд. - Вроде вчера прошло все удачно... Ладно".
- Передай ему, что сейчас приду, - ответил конунг.
Минут через десять Харальд был полностью готов к беседе.
На сей раз для беседы Торлейв избрал свой шатер, хоть и окружил его десятком лучших дружинников, но все же особых мер предосторожности не предпринимал - видимо считал сию беседу не такой важной, как предыдущую.
- Приветствую тебя, конунг, да продляться твои лета, как у Ауна Ерундсона , - улыбнулся Торлейв, привставая со стула. - Прошу, садись за стол, разговор будет долгим.
Помимо самого жреца в шатре находился еще один воин, судя по потрепанному виду, уставший с дороги.
- И да будет твоя мудрость вечной, - кивнул Харальд, опускаясь за стол. Перевел взгляд на воина. - Что, принесли вести из других краев?
Торлейв усмехнулся в бороду, как видно конунг не узрел в его словах насмешки, но тем лучше.
- Сей ворон прилетел из Раумарики, от Альхейма Ярла, да Харека Волка, - произнося его имя, не стал жрец скрывать презрения к вероотступнику. - И тревожные вести принес.
- Так, - подобрался Харальд. Он припомнил свой недавний разговор с Торлейвом, и ощутил острый интерес к словам гонца. - Что же ты должен передать, воин? И как твое имя?
- Имя мое Вестейн, славный конунг, а слова такие мой господин передать велел, - с поклоном отвечал дружинник. - Разбили в тяжких сечах войско хейдмеркское люди Харека Волка, славные победы одержал он в Раумарики и ныне вся та земля под стяг Агдира встанет. Альхейм Ярл не меньше отличился, с отрядом малым усадьбу ярлов захватил, и ныне там воины новых битв ожидают. Братьям же Эйстенсонам бежать удалось, и сколь долго не преследовал их отважный Харек, но в новый бой вступить не смог. Не далее чем два дня тому объединились хейдмерцы с большим отрядом, что под стягами Альвхеймара шел. О том союзе я прибыл тебя известить, Харальд конунг.
Первые слова Вестейна заставили Харальда просиять - значит, не зря он надеялся на Харека. Бьет врагов и пощады не дает.
Но вот последняя весть была недоброй. Плохо, когда силы врагов сливаются вместе... очень скверно...
- Известно ли больше об этом союзе?
- Обильные жертвы принесли они Одину и Тору, и другим Асам, видел я своими глазами пепелище с костями обугленными, и людей иссеченных, да на дубах повешанных - не один десяток, и не два. Все то были пленники, в Вестфольде и Вингульмерке захваченные, в том уверен я, да и Харек ярл то же мнение имеет. - Отвечал гонец. - Думаеться, отступят они в Хейдмерк и там воинство новое соберут, конунг.
- Боги гневятся, - добавил Торлейв. - Отняли порождения Локи жертву у них, давеча! И верю я, что Фенрира-волка вой ночью лес оглашал, да не призраки воинов, а духи из Хель пришли дабы у Асов отнять им принадлежащее! Видишь, морозы землю сковали, конунг - не к добру это! Слышишь, задобрили враги наши богов жертвами великими, так к лицу ли нам благословения лишаться? Вели новые жертвы готовить, пусть Один вновь милость свою нам явит, покуда не поздно еще!
- Конечно, - кивнул Харальд. - Разве забыл ты, мудрый, что можешь из числа пленников жертвы выбирать? И когда победим - то вновь можешь многих взять, по старому обычаю.
Нахмурившись, он добавил:
- Но вот известия о союзе - недоброе это дело... Надеюсь, появятся вскоре другие гонцы с хорошими вестями...
- Хорошие вести не ждать надобно, на других уповая, но самим сотворить, - в нависшей тишине слышно было, как хрустнули костяшки сжатого жрецом кулака. - Сегодня же к Высокому отправятся три десятка ратных мужей альвхеймарских, быть может их боль и крики усладой послужат Отцу Ратей. Иди, воин, тебя накормят до сыта, и спасибо тебе за вести сии, - когда же гонец ушел, Торлейв добавил. - Тебе же Харальд, говорю я - в кольце врагов мы ныне, и едва лишь холода спадут, ничто не помешает им всю злобу затаенную на тебя излить. В Агдире ратных мужей нет совсем, в Ранрики морские конунги всем заправляют, и надежа наша лишь на тех воев, что с тобой сейчас находятся, ибо далеки все, кто мог нам союзниками быть, но близки те кого страх, да злоба супротив тебя направит.
- Согласен, - отозвался конунг. - Потому и слежу, чтобы все были готовы к бою... и можем вскоре удар нанести, не дожидаясь, пока враги наши окончательно договорятся. Ожидать можно любых вестей, но рассчитывать - на худшее. Тогда никакой исход не сможет поразить.
- В том ты прав, Харальд! - Полог шатра взметнулся, позволяя войти в шатер широкоплечему воину, слегка присыпанному снегом. - Смотрю я оставлял юнца, а вернувшись застал конунга, мужам зрелым умом равного. И ты здоров будь, Торлейв Мудрый!
Гутхорм сбросил припорошенный плащ у входа, и сел подле конунга, там где до сей поры гонец Харека находился.
- Отрадно видеть мне славного ярла Хрингарийского, - чинно отвечал Торлейв. - С победой ли воротился ты?
- С победой, пусть и не такой великой, как у племянника моего, но Хрингарики ныне от ворогов свободна, хоть и бежал Гримкиль-предатель, - усмехнулся Сигурдсон.
- Не этой ли благой вести ожидал ты, конунг? - Произнес жрец, довольный как словами Гутхорма, так и тем, что вернулся ярл. - Вижу, Асы еще помогают нам, так стоит ли гневить их промедлением?
- Мы о жертвах богам говорим, - пояснил для Гутхорма Харальд. - Торлейв советует таковые сделать обильными, дабы нам была удача в походе. Ты слышал уже о том, что случилось в твое отсутствие?
- Дело Торлейв говорит, - согласился ярл, внимательно посмотрев в глаза конунгу. - Не гоже нам, точно приспешникам франкского бога крови жалеть для Асов. С торицей все возвратят дети Одина! Что же до случившегося - то немало наслышан я о подвигах твоих, Харальд от Асмунда ярла, встреченного мной в Вестфольде. Восхищен он победой великой, да и не он один! Вряд ли сыщется во всей Норвегии конунг, что в твои лета подвиги такие свершать способен был.
- Всему обязан я своим воинам, - заметил Харальд. - Без них никакой конунг победы не одержит... Спасибо на добром слове. Но расскажи, чего ты добился? Сможет ли Гримкиль вновь доставить хлопоты Агдиру, или сейчас уже не с кем ему идти в бой?
- Войско его разбито, ярлы мертвы, - отвечал Гутхорм. - А сам трус даже на битве не показался, бежал видать поджав хвост в Хейдмерк, к братцам Эйстенсонам в ножки кланяться. Не думаю я, что оправиться он сумеет после поражения в ближайшее время. Иное худо - моих людей тоже немало полегло, нет в Хрингарики дружины храброй, придет ворог - защитить землю некому будет.
Харальд помрачнел. Странный день сегодня - за добрыми вестями тут же приходят худые.
- Не все ладно и в других землях, - признался он. - Вот тут сейчас был гонец, и говорил о многом. Харек Волк разбил хейдмеркцев... да соединились они с отрядом под стягами Альхейвмара.
Он пристально глянул на дядю и вздохнул.
- Я рад, что ты вернулся. Вместе будет легче сражаться.
- Тяжко, коли Хейдмеркцы с Гандальвом стыкнулись, жди беды - как бы по весне не начали они новый поход, - пятерня берсерка погрузилась в густую бороду.
- А там и до Гудбранда не далеко, боюсь не усидит старый хевдинг на месте, большую рать соберет, - добавил жрец. - У него сейчас самое великое воинство в Норвегии, с таким врагом мы боя не сдюжим.
- Значит не след нам и дня ждать! - Бросил Гутхорм. - Слышал я сынка гандальвова подвесили уже, пора и отца его к Одину спровадить! Собирай войска, Харальд, ударим сейчас, покуда дух победный жив в воях! Вослед Гандальву стопы направим, не ожидает он до конца зимы от нас удара!
- Верны слова твои, - улыбнулся Харальд. - Коль войско уже отдохнуло от прошлых битв - мы скоро ударим.
"Хорошо, что дядя вернулся. Что бы там ни говорили, а опыт ничем не заменишь..."
Вопрос о том, как принесли в жертву Хаки, Харальд пока решил обойти стороной.
- Воинам битва - усладой, - усмехнулся ярл, погладив рукоять меча. - Отдыхать будем, когда враги наши навсегда успокоятся, все же прав мудрый Торлейв, много их у нас, и шанс побидить будет, лишь если поодиночке их побьем, не дав силы соединить.
Замолчал Гутхорм, словно обдумывая что-то, а затем на лице его появился хитрый оскал, едва видный из-за усов и бороды.
- Завтра, когда будут принесены жертвы, я возьму четыре сотни гридней и двинусь налегке след в след за Гандальвом, а в Раумарики объединюсь с людьми Волка, и мы займем Хейдмерк еще до исхода зимы, ты же, племянник, собирай ратных людей, да не жалей злата - его вернуть проще, чем жизни загубленные, да время упущенное! По весне двинешься следом за мной и соединив наши силы вместе ударим по Гудбранду-хевдингу, уверен, не сдюжит он такого удара! А падет Гудбранд, другие псы еще поостерегуться супротив нас выступать.
Харальд задумался, оценивая план. Хороша идея... Гутхорм умеет бить быстро и точно, так что врагу придется нелегко... А потом подойдут основные силы и довершат успех.
- Так и сделаем, - решил конунг и посмотрел на Торлейва. - Есть у тебя что сказать, мудрый?
- Слова отважного Гутхорма отрадны моему сердцу, - размеренно произнес жрец, разглаживая длинную седую бороду сильной ладонью, унизанной перстнями. - На том и порешим, что пойдет он вперед и Тор ему в помощь в битвах грядущих, тебе же конунг следует порядок навести в землях уже тебе принадлежащих. Собрать воинов статных да бондов, вооружить их, в Хрингарики сотню удальцов отправить, дабы удержать владения, в Ранрики послать гонцов, конунги морские на злато падки - сумеем мы их на свою сторону привлечь, будет у нас рать умелая, щитом супротив свеев вероломных будет, что в Вермаланде бесчинствуют, да мечом карающим на Рагаланд обрушаться наемники, коли пошлем их бабке твоей в помощь.
- Вновь согласен, - лицо Харальда посветлело. Хоть и тяжел этот день... да богат на хорошие советы. - Главное тут - дабы времени на все хватило...
"Хватит, - прикинул про себя Харальд. - Если не медлить - то успеем все. Особенно с такой помощью".
- Спасибо за добрые советы, - сказал он, обращаясь одновременно и к воину, и к жрецу.
- Теперь же пора советы эти делами сдобрить, - отвечал Гутхорм, поднимаясь из-за стола. - Не гоже викингам, когда решения приняты, зазря сидеть. Идем, Харальд, к воинам, огласить волю свою ты сам им должен.
Но стоило только покинуть конунгу с дядей шатер, как донеслась до него песня скальда, от косторов воинских, и были слова в ней такие:

Знаю, что Аун
В давние годы
В Уппсале
Впал в детство.
И, живот
Свой спасая,
Старец стал
Сосать тюрю.

И был в руках
Его дряхлых
Турий рог,
Словно соска.
День-деньской,
Как младенец,
Конунг пил
Из копья турья,
И не под силу
Сыноубийце
Было поднять
Клинок бычий

Харальд, припомнив приветствие жреца, усмехнулся и оглянулся на шатер.
"Не по нраву тебе мои решения, Торлейв? Пусть. Придется тебе смириться. Конунг тут один, и зовут его Харальд Хальвдансон".

Антихаральдовская коалиция. Встреча.
Совместно с Тельтиаром, конечно.

С утра заметно повеселевшие воители продолжили движение. Супротив ожидания, битва прошлой ночи, хоть и повысила гридням настроение, но не привела к перемешиванию отрядов. Хейдмаркцы ехали со своими, а альвхеймерцы - со своими. По традиции последней недели, Асгейр ехал подле Гандальва, и никто не дерзил оспаривать это место у ярла. Потому, может, младший воитель первым заметил черные точки на границе снегов. - Конунг, - молвил Асгейр, прикрывая ладонью глаза. Солнце стояло высоко, и блики снежные дюже слепили. - Кажись, гости пожаловали.
Кто такие и откудова взялись, стало понятно чуть позже, когда расстояние сократилось до шести-семи полетов стрелы, пущенной из доброго лука, да солнце скрылось за редкими облаками, позволив разглядеть знамя с охотником, пронзающим оленя.
- Никак Гримкиль Одноглазый, - произнес вполголоса ярл. - Вот уж встреча так встреча.
- Да… видно, сам Один направлял наши стопы, - молвил Гандальв. – Когда чудом встречаться два конунга, желающих смерти Харальду – сие можно счесть и везением. Хотя – думается мне, что так помыслит лишь неразумный, ибо что есть удача, как не милость богов?.. как бы то не было, теперь умолкнут все недоверчивые. Гримкель ведь – тоже ворог этому роду. Небось, не менее нас жаждет кишки агдирцам повыпустить.
- Да уж, был его отец загублен Хальвданом, так что великое немирие между ним и Харльдом, - согласился с властителем Асгейр.
А меж тем войска сближались, и узреть можно было теперь и второе знамя с клинком, надвое щит рассекающим, а на щите том Мировое Древо изображено было. Стяг самого Гудбранда-хевдинга.
При виде сего зрелища см конунг не сдержал удивления:
- Боги Асгарда! Верил я в вашу благость да милость, но что столь вы щедры и не мыслил, – удивленно молвил Гандальв. – Надобно почтить асов жертвой обильной, ибо все кто нам требуем, ныне уж в сборе. Скорее, ярл, шли гонцов к нашим союзникам… или – лучше сам к ним скачи, последи, чтоб оружья не вскинули. Мужи они достойные, но млады еще. За такими порой присмотр потребен.
- Справлю, властитель! - отвечал Асгейр, ударив коня в бока и погнал к хейдмерским конунгам, да те и сами уже различили, кто едет к ним - ведь издревле был Гудбранд Эйстену добрым другом, и вместе в былые годы воевали они с Хальвданом Черным.
- Смотрю я, да не узнаю, кто под стягами Гудбранда едет, - произнес Фроди. - Большой только как медведь, а лицо не знакомое. Второй поди Гримкиль?
- Да, славный конунг, прав ты, - кивнул Асгейр. - И сдается мне знак это добрый, что едва лишь преступив границы Хейдмерка, мы их повстречали.
- Так оно, верно, и есть, - ответил более разумный из братьев, прикинув свою выгоду. – Что наказал конунг твой передать, ярл Альвхеймара?
- Наказал наготове быть, да оружия из ножен не вынимать, вы хозяева этой земли, так вам и надлежит гостей принимать по обычаям предков.
- Хозяева? - молвил Фроди. - Права на землю надобно подтвердить, но лесть немудреная конунгу по нраву была. Кроме того - почему бы. и впрямь, не сказать про свое владение угодьями перед славными конунгами Севера. Гандальв - воин известный, родом от Ингве и Одина, а Гудбранд, хоть древностью крови и подкачал, не зря в честь клинка назван - всякому слову ответ оружием споро найдет, коль речи ему не по нраву. Славны такие союзники, много дел великих с ними можно содеять. Правда, о Гримкеле мнение Фроди было не шибко высоким, но злой кот порой опаснее рыси.
Сближались рати, и вот, остановившись полетах в трех стрелы, выехали от меньшего войска четверо - со знаменами мужи, да конунг в маске, да великан широкоплечий, что от Гудбранда был.
Негоже было ждать их заставлять, а потому хейдмеркские конунги порешили встречь им поехать, и Хегни сам знамя поднял, а Асгейр вернулся к Гандальву.
- Господин, не гоже Фроди давать возможность за нас всех слово говорить, - почтительно произнес он.
- Твоя правда, ярл, - ответствовал Гандальв. – Торопи коней.
Альвхеймерцы присоседились к союзникам, гордо реял над снегами стяг с алым медведем. И глядя на конунга, многие воители чуяли суеверный трепет, столь воинственен был его облик. Гандальв шел побеждать.
- Чаяли мы увидеть лишь Эйстенсонов-братьев, - раздался мощный бас посланца Гудбранда. - А вижу самого Гандальва Серого, сына Альва Гейрстадира! Отрадно столь великого конунга видеть в этих землях!
- Рад слышать глас посланца Гудбранда, - молвил в ответ Серый конунг, - хоть и не знаю пока твоего назвища, добрый воитель. Но мыслю - едва ли доверил бы столь славный в боях викинг знамя свое воителю плоше себя. Вот рука моя - и дружба, и предложение союзное.
Крепко сжал ладонь конунга воин, отметив, сколь силен еще был альвхеймарский владыка.
- Зовут меня Ахти-Йотун, и я названный сын Гудбранда-Хевдинга и наследник его, - отвечал великан. - С такими славным воителями, как Гандальв и Фроди Эйстенсон отец мой будет рад мир и дружбу вновь подтвердить!
- Всем нам Харальд-щенок ныне поперек глоток. Будь воля моя – извел бы кровь поганую еще в утробе его матери, девки блаженной из рода Оленева. Да не судьба – подвели меня тогда люди, что я надежными почитал. Говаривают мудрые – сам сделай дело, коли посланцы твои неумехами уродились. Вот я исправлю я ошибку норн, давшую жить этому выродку их рода моих предков, очищу кровь конунжью от яда предательства. Хорош ли род, где жена мужа изводит, да брат против брата ножик вострит? Одна пакость с Ассой-старухой в семейство пришла, и жалею я, что не утопил ведьму в стылой воде, когда была у меня та возможность. Увы мне, – сердце отеческое порой судит пристрастно, - Гандальв напустил на себя скорбный вид. – Как узнал я про угрозу детищу своему неразумному – мигом воинство свое через земли погнал, к Саросбергу. Даже поквитаться с отцовой губительницей обождал… ибо вещают в сказаниях, что почитать мертвых надобно, но и живых родичей сохранять все же потребно. Только напрасным был мой поход – ныне последний я в своем роде.
- Да, слухами земля полнится, что загубила ведьма подлая отца твоего знатного, - возможно Ахти старался произнести эту фразу с сожалением, но вот получилось у него все же скорее яростно. - И беда конунгу, чей сын надежды отеческие не оправдал. Но ведь ты, властитель в полной силе - можешь и нового, достойного наследника завести! Есть у ярлов отца моего дочери младые, справные - любой с тобой породниться пожелает!
- Твоя правда, Ахти-воитель, но новая жизнь мести за кровь не отменит. Задолжал мне крепко конунг Харальд - как и дядя его. Кровью виру возьму - а ежели поможете мне, - другом вам буду навечно.
- Месть кровная кровью смывается. Многих родичей моих загубил Хальвдан, многим в Гудбрандсдалире жизнь исковеркал - за грехи отца сын расплатится!
- И пес его верный, Гутхорм сполна ответит за гибель друзей моих и отца моего! - Проскрежетал Гримкиль.
- Отца и дядю потеряли мы по вине Хальвдана, так не гоже нынче в стороне оставаться, - за обоих братьев сказал Фроди.
- Значит, сам отец богов пересек ныне наши тропы, - подытожил Гандальв. - Рад я с вами в одном стою биться, и за одним столом пировать. Один у нас враг.
- Стоит нам все рати наши в единый кулак собрать! - завершил разговор Ахти. - Уж коли вои из Альвхеймара и Гудбрансдалира вместе пойдут - одолеем змееныша!
- Есть у меня усадьба на границе Хейдмерка с владениями Гудбранда, - сказал Фроди. - Хрингисакр называется, там можем мы с Гудбрандом самим встретится.
- На том и порешим, - молвил конунг Альвхеймера, как старший по летам.

Раумарики.
(совместно с Мастером)
Вечерело, когда мальчишка поставленный ярлом наблюдать за окрестностями прибежал с вестью о возвращении Харека.
- Волк! Волк вернулся! - Кричал он, ворвавшись в усадьбу. Альхейм, выглянув в окно, слегка улыбнулся и велел приготовить браги для воинов.

Харек вошел в гридницу, шатаясь от усталости. Его лицо было бледным, изможденным и осунувшимся. Он сразу будто постарел на несколько лет.
- Я вернулся, но на этот раз не с победой. В первый раз я отступаю перед врагом...
- Видимо боги были к нам суровы на сей раз, Харек ярл, - с улыбкой отвечал Альхейм, приглашая вернувшегося соратника за стол. – Или, быть может, Гандальв их прельстил великими жертвами?
- Возможно. все деревья увешаны трупами наших соотечественников...
- Так в чем же дело, пленников и у нас довольно, да и жрецы есть! - Бросил Стейнмод. - Али наши жертвы будут Высокому не так приятны, как альхеймарского пса?
- Нет ничего приятного в убийстве беззащитных людей. И богам не столь приятны эти жертвы. Кому как не тебе это следовало бы знать. Ты помнишь, как принесли в жертву Брана?
- Помню я, да ты кажись, забыть успел заветы предков наших! - Вспылил Стейнмод. - Быть может, ведьма с острова изумрудного тебе голову так вскружила, что готов ты от богов родных отказаться, да распятому поклоны бить?!
- Охолонись, воин, - встрял в разговор Альхейм ярл. - С дороги вернулся Харек, подустал в пути. И вести не радостные принес - должно ли нам браниться аки псам?
- Мы принесли достаточно жертв на ратном поле. Все прочее - служит погибели мира...
- Садись, Харек, испей меда из рога турьего, - примиряющее сказал Альхейм. - После погуторим о иных делах, а пока поведай нам, что в последней битве стряслось, ушли сыны Эйстена от тебя невозбранно почему?
- Их по трое, а то и по четверо на каждого моего воина, и не юнцы там безусые - этих в гарнизоны по деревням оставили, и все теперь по сараям сидят, кто был помилован, воины там бывалые и опытные. Думали их врасплох застать, куда там... еле живыми от них ушли... Еще и рать Альвхеймарская здесь объявилась... нет, мне не померещилось. Уж я - то стяг Альвхемарский по ночам видел в тревожных снах, на всю жизнь запомнил...
- Альвхеймарцы говоришь, - стиснул зубы Стейнмод. - Уж никак сам Гандальв битый пришел! - Он скрежетнул зубами, а затем добавил: - Ты, поди, и не знаешь, Волк, что разбит был Гандальв, и отродье его трусливое во славу Одина на дереве вздернули, а Харальд конунг победу празднует!
- Не знаю. До нас не дошли еще вести, когда в поход мы выступили. Но стяг его в лагере своими глазами видел, а мои воины в него стрелу горящую пускали...
- Поди, поджарил ты пятки альвхеймарцам, - усмехнулся ярл. - Но не след нам тут ожиданием томиться.
- Приказание привез я от Харальда конунга, - добавил Стейнмод, отпив из рога. - Ту часть, что Альхейма ярла касалась, я уже поведал, теперь и тебе, Харек Волк, честь выпала слова властителя слушать.
- Что же, поведай мне волю конунга. Не забывайся тут, воин, с кем говоришь! Я ярл свободный, и конунгу твоему служу по доброй воле, и волен уйти, если не будет мне оказано должное уважение. У меня и злата и владений достаточно, и не за богатством и не за землями я сюда пришел, а лишь по старой памяти ради дружбы с покойным Хальвданом. Так что обдумывай речи свои, юнец ретивый, прежде чем бросаться громкими обвинениями!
Хрустнули кулаки Стейнмода. Иноверец смел его, воина заслуженного юнцом назвать, да на глазах у дружины высмеять, но сдержал гнев воитель, хотя и желал вопросить, где же владения эти и злато, коим Харек кичится, коли нет у него на Норвежской земле наделов, окромя пары деревень, данами занятых.
- Слушай же, ярл. Харальд, сын Хальвдана благодарен тебе за помощь и службу верную, а потому лично тебя видеть желает, дабы наградить соразмерно заслугам. Такие слова велел он передать тебе, что Ранрики земля добрая, да нет в ней крепкой власти. Достанет ли смелости у Харека Волка в свои руки сей надел взять, да от врагов конунжих оборонять?
- В смелости отродясь недостатка у меня не было. А Ранрики и вправду добрая земля... Берег там долгий, и фьордов множество, где викинги сокровища свои прячут... И морские конунги там ходят, падкие до злата и почестей. В этой войне, если заручиться их поддержкой, будут они подспорьем Харальду против всех недругов...
- На то и надежда была у конунга нашего, что доблестный ярл сумеет крепкой рукой морских разбойников усмирить, да рати их на дело доброе направить, - согласился Альхейм. - Две сотни воинов дозволяет тебе Харальд с собой взять, но не более - остальные здесь нужны, Раумарики удерживать, от хейдмеркских братьев землю оборонять. Кого возьмешь ты - тебе решать, но я бы просил тебя храбрых ирландцев да нортумбрийцев увести с собой - там им чести больше выпадет, да на старость себе богатств стяжают.
Харек печально вздохнул и покачал головой.
- Я бы и рад был, но даны без меня не останутся здесь, ибо клялись они служить мне, а не Харальду, и ровно один год и один день. Их из трехсот воинов всего чуть более двух сотен осталось. Каждому из них обещал я землю. Иначе не станут они воевать за нас. А эта дикая земля их не манит и не прельщает. И коли я уйду, то разбегутся они... А то и к врагу перебежать могут. Один я их держу пока в повиновении...
- Не думал я, что так непостоянны воители датские, - задумчиво произнес Альхейм. - Но и ты пойми, что больше людей, чем две сотни, ты забрать не можешь сейчас, иначе мы Раумарики не удержим, и все битвы напрасны будут.
Харек вздохнул.
- И ирландцы со мной пришли, и лишь со мной уйдут... Не могу я их здесь оставить... Тогда вот что сделаем. Я пойду с вами в Хейдемарк. Там мы отомстим за смерть наших товарищей. А захвативши Хейдемарк, заберу я всех, кого привел с собой из Ирландии, чтобы Ранрики под руку Харальда поставить, и лишь тех тут оставлю, кто с нами из Агдира сюда пришел. И втрое больше воинство я пришлю оттуда вам на помощь, чем сам сюда привел... В этом я могу поклясться... Ведь шесть сотен воинов куда лучше чем две сотни. И с Гандальвом поквитаться за все его злодеяния мне и честь и долг велит...
Стейнмунд сердито сжал кулаки.
- Ярл, акстись! Приказ конунжий нарушить желаешь?
- Не нарушу я приказ конунга, но исполню его, так или иначе. Негоже нам сейчас силы свои разделять пере битвой лютой, когда каждый человек на счету. Не реши я когда-то по своему, как сердце мне подсказывало, не было бы невесты у Хальвдана, и не родился бы нынешний конунг на свет...
Стейнмунд ответил сердитым взглядом, и тяжело дышал, обдумывая ответ на такие дерзкие речи, но тут снова вмешался Альвхейм.
- Воля твоя, Харек, не будем зазря спорить, - взмахом руки заставив подавить негодующие слова, готовые сорваться с языка Стейнмода, произнес Альхейм. - Я помню те славные битвы, и то, что мудрость твоя помогла нам врагов лютых сокрушить. Нет среди нас более знатного, так пусть же владыка рассудит - Стейнмод, друг мой, немедля пошли гонца к конунгу, пусть слова Волка Агдирского передаст, да не медля с ответом воротится. Как порешит Харальд, так пусть и будет.
Харек покачал головой.
- Я сам напишу конунгу послание, и в нем объясню, почему я так поступаю. Многочисленны враги наши... Ведь не всю рать сюда привели Эйстенсоны, многих в Хейдемарке оставили. К тому же, у меня с финнами здешими уговор есть. Без них нам не пройти тайными тропами, и до усадеб вражьих быстро и незаметно не пройти... Конунг наш мудр не по летам, и рассудит здраво. И приказ его я выполню, но не столь быстро, как ему хотелось. Ранрики не уйдет никуда за то время, пока мы Хейдемарк покорять будем. А помощь моя здесь важнее намного будет...
- На том и порешим, - примиряюще улыбнулся Альхейм Смелый. - Справного гонца с твоим посланием отправим, Харек, да вражине хребет переломим! Сегодня же оставим дела державные, эй слуги! Несите яства!

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон.

Сегодня от старого конунга ушел харальдов посланец. Как и мыслил Хакон, юный властитель Агдира отказываться не стал… однако, и сам за невестой бегом не спешил, цену согласию набивая. Понимал Харальда владыка Тронделага, и как конунг, и как мужчина – однако, в пору было кручиниться, что юнец вышел столь прозорлив.
Спешить Хакону ныне было некуда, посланец уехал в Агдир с приглашением жениху самому приезжать к новым родичам, да и в землях конунга ныне было тихо. Все стервятники в Агдир полетели. Так что было у владыки Хакона время помыслить о новом родстве, да и своем положении. Думы те были невеселы: конунг чувствовал, что осень жизни уж на пороге, а союзники сегодняшние завтра могли стать хуже врагов. Харальдов род для того массу примеров давал. Старцы вообще склонны прошлое поминать, да и понятно то. Ведь, когда середина жизни за спиной потерялась, то мыслить о прошлом всяко приятнее взора в будущее… хоть и велит долг хозяина земель прежде всего грядущие беды просчитывать, на опыт нажитый основываясь. Помнил Хакон дела своей молодости, когда шла по Норвегии слава о Гудрёде Великолепным, предке Харальда-конунга. Он был женат на Альвхильд, дочери Альварика Альвхеймарского, счастлив в супружестве и сын их, Олав, тоже удачным воителем уродился. Знали то имя в Северной земле не только по батюшке, но и по собственным заслугам, и прозвали потом сына Гудреда старшего Альвом Гейрстадира - или Альвгейром. Однако же, прихотливой бывает воля богов, и сошла Альвхильд в Хель, осиротив сына и мужа. Погоревал Гудред, смурным походил – да с новой девицей утешился.
В этом месте старый конунг нахмурился: хоть и жил он по заветам богов да по правде Северной земли, однако не находили в сердце его доброго отклика такие деяния. Оскорбленный отказом избранницы, конунг взял в жены ее силой, через кровь отца да пожары в усадьбе. Часто бывало такое меж викингов, однако же Хакон, прожив все свои годы, не видел примеров, чтоб ненависть меж родителями на дитяти их не откликнулась. Вздорным нравом их сын Хальвдан славился, много врагов нажил… а Харальду ныне расхлебывать.
Конунг в очередной раз задумался. Стоит ли мешать кровь свою с этим родом, коли у них между родичами самые лютые схватки. Не ценят одни связи кровные – и другие легко предадут, тут лишь един раз преступишь – потом не свернуть. Харальда лаять ему не по чести, но плохо, что млад он пока, да рано без поддержки отцовой остался. А мать… про себя Хакон почитал «вещую деву» Рагхильду весьма странной, в его представлении она была далека от веселых жен, что предпочитали себе викинги. Его собственную дочь побаивались за славу сказительницы, Рагхильда же дальше пошла… а свекровь ее – вообще сущая ведьма. По слухам, не ладит мать Харальда и родительницей Хальвдана, а там, где две женщины дом не поделят третьей и вовсе плохо придется. Однако же – не дело то вечно своих детей от невзгод прятать за пазухой. Куда более тревожило Хакона влияние жреца Торлейва на конунга. И особенно на кюну. Жена, потерявшая мужа – что птица подраненная, а они даже дикие порой в человеческие руки даются. Вот только не дело то, чтоб мать конунга утешения не в тех объятьях искала. Жрец мудр – но богов конунгу с умом полагается почитатать. Хакон по своим служителям знал: дай волю им – пол Норвегии опустошат во славу своего Бога. а Один сам некогда конунгом земным был, и понимает поди, что порой живая корова спасет три семьи, а будучи жертвой – лишь самолюбие чье-то порадует. Не отберет хороший владыка последнее – на том твердо Хакон стоял, и асам такое же пониманье приписывал. А вот слухи про войну вокруг владений Харальдовых вовсю пестрели картинами жертв человечьих. Того конунг старый вовсе не жаловал. К чему гробить младых мужей, руки рабочие, когда милость асов и кровью животных призвать себе можно? Да и не всегда боги требовали себе кровавого дара, порой им и не беря жизни чужой поклонялись. Осердятся ваны на такое расточительство своих величайших даров, как бы не заперли силы плодородия в земле, чтоб она не родила. А то – и виновников непотребства самих без потомства оставят. Вон, Гандальв уж последним из рода остался, а жажда кровавая никак уймется. И родич его Харальд по той же дороге идет, жреца слушая. Ой, не по нраву придется такое мудрым мужам, что не войной одной живы! Тем же сподвижникам Хальвдана, принявшим Белого Бога. Хакон ему не молился, но про обычаи знал. Конечно, Христу его люди тоже по-разному кланялись, кто-то и в той вере костры зажигал, ставя Белого Бога в ряд с Локи по жертвам. Но были ведь мудрые…