Стихи, которые нас проняли, Стихи, которые наполнили нас прекрасным

Не более одного сообщения от пользователя на страницу. Накрутчиков будем бить аккуратно, но сильно. Светозар.

Рядом с центральной площадью существует небольшой переулок где притаился небольшой трактир со странным названием "Трёхрогая луна" /копирайт/, в нём любят собираться любители поэзии, той которую пишут не они, что бы услышать или расказать какое стихотворение или песня вновь дала им силы двигаться дальше и продолжать своё дело. Часто здесь звучат стихи и песни старых времён и глаза трактирщика наполняються слезами от глубины переживания, но всё равно старый скряга никогда не даёт выпить в долг.
____________________________________________________
Был вечер когда в переулок мягкой походкой зашёл эльф и акуратно пройдя между спящими приключенцами подошёл к двери с вывеской, которую даже днём было трудно увидеть. Он открыл дверь и свет внутри его немного ослепил, но он всё равно сделал шаг вперёд он знал что может ничего здесь не опасаться. Пройдя к стойке он заказал себе выпить и сразу же положил кошель на стойку, он не хотел думать о деньгах в столь хороший вечер. По прошествии нескольких часов и нескольких бокалов вина, он наконец то вышел к сцене и глотнув из бокала сказал:
-Друзья, собравшиеся здесь услыште мой расказ, хоть вы не знаете меня, а я не знаю вас (копирайт из руской версии Робин Гуда). Когда то давно прочтя на родном мне языке замечательное стихотворение одного поэта, я потерял покой и сон, оно было величественно, но я хотел знать как же оно звучит в подлинике, и проходили дни и ночи долго поиска и наконец я нашёл его... подлиник сегодня я хочу поделиться им с вами:
Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore -
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door -
"'Tis some visiter", I muttered, "tapping at my chamber door -
Only this and nothing more".

Ah, distinctly I remember it was in the bleak December;
And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor.
Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought to borrow
From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore -
For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore -
Nameless here for evermore.

And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain
Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating
"'Tis some visiter entreating entrance at my chamber door -
Some late visiter entreating entrance at my chamber door; -
This it is and nothing more".

Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer,
"Sir", said I, "or Madam, truly your forgiveness I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door,
That I scarce was sure I heard you" - here I opened wide the door; -
Darkness there and nothing more.

Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing.
Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave no token,
And the only word there spoken was the whispered word, "Lenore?"
This I whispered, and an echo murmured back the word, "Lenore!"
Merely this and nothing more.

Back into the chamber turning, all my soul within me burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than before.
"Surely", said I, "surely that is something at my window lattice
Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore -
Let my heart he still a moment and this mystery explore: -
'Tis the wind and nothing more!"

Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter,
In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door -
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door -
Perched, and sat, and nothing more.

Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance it wore,
"Though thy crest be shorn and shaven, thou", I said, "art sure no craven.
Ghastly grim and ancient Rave wandering from the Nightly shore -
Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!"
Quoth the Raven "Nevermore".

Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly.
Thought its answer little meaning - little relevancy bore;
For we cannot help agreeing that no living human being
Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door -
Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door.
With such name as "Nevermore".

But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only
That one word, as if his soul in that one word he did outpour.
Nothing farther then he uttered - not a feather then he fluttered -
Till I scarcely more than muttered "Other friends have flown before -
On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before".
Then the bird said "Nevermore".

Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,
"Doubtless", said I, "what it utters is its only stock and store
Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster
Followed fast and followed faster till his songs one burden bore
Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore
Of 'Never - nevermore'".

But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling,
Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird, and bust and door;
Then, upon the velvet sinking, I betook myself to linking
Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore -
What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore
Meant in croaking "Nevermore".

Thus I sat engaged in guessing, but no syllable expressing
To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom's core:
This and more I sat divining, with my head at ease reclining
On the cushion's velvet lining that the lamp-light gloated o'er,
But whose velvet-violet lining with the lamp-light gloating o'er,
She shall press, ah, nevermore!

Then, methought, the air grew denser, perfumed from an unseen censer
Swung by seraphim whose foot-falls tinkled on the tufted floor.
"Wretch", I cried, "thy God hath lent thee - by these angels he hath sent thee
Respite - respite and nepenthe from thy memories of Lenore;
Quaff, oh quaff this kind nepenthe and forget this lost Lenore!"
Quoth the Raven "Nevermore".

"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil! -
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore,
Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted -
On this home by Horror haunted - tell me truly, I implore -
Is there - is there balm in Gilead? - tell me - tell me, I implore!"
Quoth the Raven "Nevermore".

"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil!
By that Heaven that bends above us - by that God we both adore -
Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn,
It shall clasp a sainted maiden whom the angels name Lenore -
Clasp a rare and radiant maiden whom the angels name Lenore".
Quoth the Raven "Nevermore".

"Be that word our sign of parting, bird or fiend!" I shrieked, upstarting -
"Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken!
Leave my loneliness unbroken! - quit the bust above my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!"
Quoth the Raven "Nevermore".

And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;
And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming,
And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted - nevermore!


Edgar Allan Poe, THE RAVEN
Он остановился и слёзы блестели на его глазах цвета молодого дуба, мир для него замер, но вот он вернулся к действительности.
-Оно божественно, воистину так друзья мои.
И поклонившись он сошёл со сцены и направился к выходу.

Гм... Хотя, общий смысл темы уже давно ускользнул, но ведь ясно - покажите ту песню, которую вы считаете вашей. А так некоторые товарищи запостили уже по две-три. Ясно, что трудно выбрать одну, но ведь тема называется не "Запостите побольше любимых песен" - таким путем она скоро в песенник превратится

By magnificent me (Джей Пройдоха)

Тема предназначена для выкладывания самого-самого, а не для перечисления всех понравившихся стихов. И кнопку "редактировать" еще никто не отменял! Еще раз увижу по десять постов на странице от одного автора, буду просто удалять.
Китти

Любители стихов, пожалуйста! Не забывайте указывать авторство строк, что вы выкладываете. Уже надоело напоминать по сто раз. Crystal

Сообщение отредактировал Светозар - 6-05-2007, 16:49

Монолог Иуды
Стихи М. Квливидзе
Музыка Вад. и Вал. Мищуков

На горных склонах ветер звезды пас,
И молвил нам Учитель с болью скрытой:
"Петух три раза не успеет вскрикнуть,
Я буду предан кем-нибудь из вас".

Мешал Учитель в очаге золу,
Мы не могли сказать в ответ ни слова,
Как будто сразу вся мирская злоба
Подсела с краю к нашему столу.

Учитель нас улыбкою согрел,
Но в ней печаль сквозила сокровенна,
И постепенно, будто бы измена,
Крик петуха за окнами созрел.

Молчали мы и горные вершины,
Срок истекал, сквозь тучи свет проник
И первый крик раздался петушиный,
Как совести моей предсмертный крик.

Швырялся ветер тучами, как пеной,
Так, что разверзлось небо, накренясь,
И крик второй раздался над Вселенной,
Но не было предателей меж нас.

Так, неужели, ты ошибся, пастырь,
Учитель, ясновидец и пророк?
Святыня рухнет, разобьется насмерть,
Когда слова не сбудутся в свой срок.

Предательство без низкого расчета
Возможно ли? Ответа Бог не даст,
Но Бог умрет навеки, если кто-то
По предсказанью Бога не предаст.

И я решил встать над собой и веком,
Лобзаньем лживым осквернив уста,
Пожертвовать Исусом-человеком,
Спасая этим Господа-Христа.

Скорей, скорей, ночь шла уже на убыль
И в этой окровавленной ночи
Поцеловал Учителя я в губы,
Чтобы его узнали палачи.

Елена Касьян
-------

Слушай, слушай, это же глупо – вот так надраться, чтоб всё посметь.
С вечера в сердце мерцает золото, утром в башке звенит только медь.
Если вечно с изнанки ноет, а с лицевой ещё можно терпеть -
Это не жизнь, Тэйми, это такая смерть.

Просто однажды от нас уезжают, уходят, и с кем-то живут далеко
самые наши любимые –
падают в прошлое, как в молоко.
И больше оттуда ни звука, ни строчки, ни слова - вообще, ничего!
Ты живёшь потом, а в тебе дыра – величиной с тебя самого.
Иногда ты в неё смотришь и думаешь: ого!..

Слушай, Тэйми, ведь мы потому так легко проживаем друг друга насквозь,
Что ныряем потом в эти дыры, и думаем: ладно, опять не срослось.
Не срослось, понимаешь…
А в сущности, что там срастётся, что?
Если мы изнутри простреляны в три обоймы, как решето.

Небеса нависают над нами, как анестезиологи, как врачи,
Хочешь – плачь или пой, или смейся,
хочешь - стиснув зубы, молчи.
Нас сошьют патефонными иглами, в нас проденут такие лучи,
Что за этой тонкой материей мир подмены не различит.

Ампутация прошлого, Тэйми, ампутация и - культя…
Знаешь, что самое странное?.. Что нас и таких хотят.
Золотые, бесценные люди к нам приходят, стучатся, звонят.
К нам бредут, как по минному полю, тянут руки сквозь наши печали
к нам - холодным, пустынным, выжженным…

Ну давай мы с тобой выживем!
Нас почти уже залатали.

Ф. Лорка
ГАЗЕЛЛА ОБ УТРЕННЕМ РЫНКЕ

Я под аркой Эльвиры
буду ждать на пути,
чтоб узнать твое имя
и, заплакав, уйти.

Что за луны льдом озерным
на лице твоем застыли?
Как в заснеженной пустыне
твой костер собрать по зернам?
Твой хрусталь колючим терном
кто задумал оплести?..

Я под аркой Эльвиры
буду ждать на пути,
чтобы взгляд твой пригубить
и, заплакав, уйти.

Ранит голос твой весенний
среди рыночного крика!
Сумасшедшая гвоздика,
затерявшаяся в сене!
Как близка ты в отдаленье,
а вблизи - не подойти...

Я под аркой Эльвиры
буду ждать на пути,
чтобы бедер коснуться
и, заплакав, уйти.

Ночь защиты.

Отвори мне дверь, позови меня сесть у огня,
Разреши мне немного побыть в этот вечер с тобой.
Никогда, поверь, не искал за пределом себя,
Но сегодня мне нужно, чтоб рядом был кто-то другой.

Я пришел молчать о помощи,
Я всего лишь беглец, я не выдержал Света Пути,
Но ты не можешь знать, что значит - быть помнящим,
Дай мне забвенье, позволь мне войти.

Слышишь, я хочу успеть
В эту полночь защиты от холода внешних миров
Отделить и отдалить хотя б на время смерть
От того, что неведомо мне и зовется Любовь.

Дай мне ладонь, скажи мне, что я здесь -
Прикоснись, скажи мне, что я есть

Ближе, обвей мои плечи рукой
И держи меня крепче, так надо - не дай мне уйти.
Ночь все тише, я прошу, подари мне покой,
Помоги мне закрыть эту страшную пропасть в груди!

Я молю как о Причастии -
Удержи мою плоть от распада, восставь мою кровь,
Будь мне спасением, все в твоей власти,
Так влей в эти мертвые руки живую любовь!

Слышишь, дай мне быть,
Отними мое сердце у тех, кто приходит из снов,
Я хочу, но без тебя, поверь, мне просто нечем жить,
Лишь один поцелуй над ключицей - и я полон вновь.

Я прошу, позволь себе посметь,
Подмени собою мою смерть.

Звезды, звезды вокруг и внутри,
И Нефрит есть Священник, и Яшма - есть Истинный Храм

Робкие тени, предвестники близкой зари,
В призрачном танце скользят по сплетенным телам.

Словно в тигле Воскресения,
Прошлое плавится, меркнет и стынет золой.
Ангел над нами - мы скрыты под сенью крыл.
Lel Chimurim - Ночь Защиты плывет над землей!..

© С. Калугин

Красота.(Автор:группа Andain)

Проснулся рано и понял - чего-то
не хватает.
Моего собственного имени.
Как объяснить кому-то, что я не в
силах двигаться дальше?
И наступила вечность.
Я остановился всего на мгновение -
И ничего не случилось.
Кто я на этот раз? Где мое имя?
Должно быть, испарилось.

Никто не стучит в мою дверь.
Никаких сюрпризов.

И тишину стало так хорошо слышно.
Смотрю прямо перед собой, хоть
смотреть и не на что.
Что сделано, то сделано,
я попал в тиски этой жизни.
Пора оставить свои мечты о
невозможном.

Как я мог забыть, что можно увидеть
Такую красоту.
Как я мог забыть, что очень нужно
Знать, как щедра на подарки жизнь.

Не дразните меня счастливым концом -
он ничего не изменит.
Бог не транжирит чистую наивность
без гарантий.

Поднимите меня, разбудите меня, мои
грезы бродят по тропе греха.

Я застыл, я думал, что смогу
остановиться,
Но кто теперь будет ждать?

Что мне теперь делать?
Смогу ли я отвергнуть однажды
принятое решение?
Все ли я обдумал?

Однажды это было моей жизнью.
Когда-то это было моей жизнью.

Сергей Есенин

Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.

Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.

Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.

Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.

Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.

Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада...
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
1923

Ольга Арефьева

Ночь в октябре

Ночь. Капает с крыш.
Если не спишь - позови меня.
Я здесь. Возле тебя
Незримо парю,
Октябрю дарю
Свою холодную тень
На мокром стекле,
Струюсь в водосточной трубе,
Горю
Неоновой искрою
В фонаре.
Это холодная ночь в октябре.
Это холодная ночь в октябре -
В той самой поре,
Когда кончен концерт,
Вылито прочь
Вино за окно,
Кровь за любовь,
Стихи за грехи -
Мне все равно.
Ночь желтых огней -
Я уже в ней
Растворилась как соль,
Звучу
Тонкой струной,
Кричу за стеной -
Ми-бемоль и боль.
Я
Фея из мая,
Княгиня трамвая,
Босая Майя -
Опять, дрожа на морозе,
Танцую на снежно-нежных листках туберозы.
Где танцевала Кармен - Кармен, и змея в волосах желтела,
Где кастаньетный спор, единый аккорд кармина, жасмина и тела,
Где всевластие ночи рассвет уводил на нет,
Где мощеная площадь, ворота полета извнутрь вовне.
Это холодная ночь в огне,
Это холодная ночь в огне -
По той самой цене, что за небо у птиц,
За мир без границ,
Кто-то падает вверх и взлетает вниз,
Поднимаясь ниц,
Кто-то стучится в тюрьму, не зная к кому,
А преступник ушел во тьму,
Кто-то, плача, зовет из темноты,
Но не меня и не ты.
Это холодная ночь пустоты,
Это холодная ночь пустоты -
Мокнут кусты, капает с крыш, падают звезды,
Ты, если не спишь, позови меня из огня,
Если не поздно...

The Beauty And The Beast ( Nightwish )

Remember the first dance we shared?
Recall the night you melted my ugliness away?
The night you left with a kiss so kind
Only a send of beauty left behind

Ah dear friend I remember the night
The moon and the dreams we shared
Your trembling paw in my hand
Dreaming of that northern land
Touching me with a kiss of a beast

I know my dreams are made of you
Of you and only for you
Your ocean pulls me under
Your voice tears me asunder
Love me before the last petal falls

As a world without a glance
Of the ocean's fair expanse
Such the world would be
If no love did flow in thee
But as my heart is occupied
Your love for me now has to die
Forgive me I need more than you can offer me

Didn't you read the tale
Where happily ever after was to kiss a frog?
Don't you know this tale
In which all I ever wanted
I'll never have
For who could ever learn to love a beast?

However cold the wind and rain
I'll be there to ease your pain
However cruel the mirrors of sin
Remember beauty is found within

...Forever shall the wolf in me desire the sheep in you...

Красавица и чудовище

Помнишь наш первый танец?
Вспомни ночь, когда ты растопила мое уродство.
Ночь, из которой ты ушла с поцелуем,
Оставив лишь красоту позади.

Ах, дорогой друг, я помню эту ночь,
Луну и наши мечты,
Твою дрожащую лапу в моей руке,
Мечты о той северной земле,
Коснувшиеся меня с поцелуем чудовища.

Я знаю, что мечтаю только о тебе.
О тебе, и только для тебя.
Твой океан затягивает меня,
Твой голос разрывает на куски.
Полюби меня до того, как упадет последний лепесток.

Как мир без взгляда
Сказочной глубины океана.
Мир может стать таким,
Если нет в тебе любви.
Но так как мое сердце занято,
Сейчас твоя любовь мертва для меня.
Прости, но мне нужно больше, чем ты можешь предложить.

Разве ты не знаешь историю,
Где счастье приходит, только после того, как поцелуешь лягушку.
Разве ты не знаешь эту сказку,
Где все, чего я хотел всю жизнь,
Я никогда не получу этого,
Пока кто-нибудь не сможет познать красоту Чудовища.

Как бы ни холодны были ветер и дождь,
Я буду здесь, чтоб облегчить твою боль.
Как бы ни жестоки были отражения греха,
Помни, что красота внтури.

Навеки Волк во мне желает Овечку в тебе…

Любимое стихотворение из творчества моей подруги…
Автор: Ирина Беркут

Качели

Заметно изменило их время,
Заметно изменилась и я;
На покоробленные ветром качели
Присяду, вспомнить себя.

В опустевшем саду,
Средь осенней природы
Слышится тоненький скрип, -
Жалобный плачь
Забытых качелей
С прошлым роднит меня.

Присяду, и вспомню былое,
Смотрю, как будто в века,
Куда же ушло все родное?
Куда же ушли друзья?

Помню как весело было,
Память терзает меня,
Сердце давно остыло
Душу грустью томя.

Не только о безоблачном детстве,
Напоминают качели скрипя;
Дедушка мне их построил,
Вечную память даря.

Много что было хорошего,
За годы что был он со мной;
Могила его припорошена
Заледенелой листвой.

Жаль не вернуть нам прошлое,
Даже на единственный миг, -
Слишком много ушедшего, -
Времени ход велик.

Лица, судьбы, цепь событий - словно листья на ветру
Пути, дороги, сотни нитей - вновь сливаются в одну

По всей картине мирозданья
Наносит он свои штрихи

Тзинч - Изменяющий пути

Ведомы страстью к переменам - ВСЕГО ЛИШЬ ПЕШКИ ДЛЯ МЕНЯ
Надежды, мысли, жажда знаний - дрова для вечного огня

Весь мир - театр, а сценарий
Написан архитектором судьбы

Тзинч - Изменяющий пути

Лица, судьбы, цепь событий - словно листья на ветру
Пути, дороги, сотни нитей - вновь сливаются в одну...

Весь мир - театр, а сценарий
Написан архитектором судьбы...

Сообщение отредактировал higf - 23-01-2010, 10:12

"Боже, храни полярников", Борис Гребенщиков.

Боже, помилуй полярников с их бесконечным днем,
С их портретами партии, которые греют их дом;
С их оранжевой краской и планом на год вперед,
С их билетами в рай на корабль, уходящий под лед.

Боже, храни полярников - тех, кто остался цел,
Когда охрана вдоль берега, скучая, глядит в прицел.
Никто не знает, зачем они здесь, и никто не помнит их лиц...
Но во имя их женщины варят сталь, и дети падают ниц.

Как им дремлется, Господи, когда ты даришь им сны?
С их предчувствием голода и страхом гражданской войны,
С их техническим спиртом и вопросами к небесам,
На которые ты отвечаешь им, не зная об этом сам.

Так помилуй их, словно страждущих, чьи закрома полны,
Помилуй их, как влюбленных, боящихся света луны;
И когда ты помилуешь их и воздашь за любовь и честь —
Удвой им выдачу спирта, и оставь их, как они есть.

Перечитывал сегодня ее журнал, и отчаянно захотелось выложить хоть что-то здесь. Я думаю, она меня простит, если, конечно, хоть когда-нибудь узнает (тс-с-с, если что - секрет).

Беспокойная.

И казалось, вороны кричали ей: "Голая, голая!"
А душа раздевалась бесшумно, осеннее порно.
Из карманов карабкались ласки, и белые молнии
Растекались в ключицах, играли мажорно-минорно.
Потребляла все жидкости с градусом, падала пьяная
И кромсала себя в иероглифы лезвием тонким.
Хохотала на реплики разума "глупая", "странная",
Распадалось дыхание, треснув, на сотни обломков.
Танцевала по краю, за краем - края были тесные,
И барахтаться в смыслах по ней так ни ярко, ни кисло.
На закате застрелится в тысячный раз, бессловесная,
На рассвете воскреснет и заново в небе зависнет.

***

Мой доктор прислал мне открытку с приветом,
Возможно, я буду жить.
Садись на метлу, прилетай до рассвета
По лунному броду в раздетое лето,
И станем с тобой дружить.

Залатаны раны стерильною пудрой,
И значит, готовность - сто.
К чертям пожеланья обставить все мудро,
Понравится - срежем настырное утро,
Уложим его на стол.

Термометр кипящая ртуть покалечит,
Его не бери с собой.
В упор расстреляем запястья и плечи
Нирваной-любовью и скатимся в вечность,
Дорогой пойдем домой.

Расколем безмолвие ночи на рельсах,
Не сердце - стальной зажим.
Садись на метлу, прилетай первым рейсом,
Пусть доктор прислал мне письмо: "Не надейся",
Возможно, мы будем жить.

(с) el_vertigo

Очень проняли белогвардейские песни. Как старые, так и написанные ныне.

Часть из них выложу.

Остров Крым

Мы спустились на юг.
Конь, мой преданный друг,
Меня вынес из вьюг и пожаров.
И собралась вся знать
В православную рать,
Чтобы натиск сдержать комиссаров.

Остров Крым, остров Крым
Тихо стелется дым
И уносится вдаль канонада
Мы останемся здесь.
Мы останемся с ним.
Ждет на небе нас Божья награда.

Мы сюда прорвались,
Чтоб надежды сбылись,
Чтобы наши спаслись от расстрела.
И на верность России
Мы здесь поклялись.
Там где Кремль и Нева нету белых.

Остров Крым, остров Крым,
Я умру молодым.
Пуля стукнет в висок медным гонгом
Больше некуда плыть.
Ах, как хочется жить
Нам в России здесь, а не в Гонконге!

Мы сошлись у реки
И скрестили штыки,
И в крови башлыки, сабель танец.
Кто-то будет один
На Руси господин -
Большевик, дворянин иль иностранец.

Остров Крым, остров Крым,
Ранним утром седым
Сотня степь рассекает аллюром.
Нам бы ночь не отдать,
Нам бы день простоять,
Чтобы с диким не жить Сингапуром.

Наш отчалил ковчег,
Начинается бег,
Расставанья на век иль скитанья.
Кто на борт не успел,
Может лучший удел -
Пуля в лоб,чем расстрел иль изгнанье.

Остров Крым, остров Крым,
Как ты мною любим!
Как Россия от края до края.
Только Дон да Кубань,
Не Гонконг, не Тайвань
И у русских судьба роковая.



Всё теперь против нас, будто мы и креста не носили.
Словно изверги мы басурманской крови.
Даже места нам нет, в ошалевшей от горя России,
И Господь нас не слышит зови, не зови.

Вот уж год мы не спим, под шинелями прячем обиду,
Ждём холопскую пулю пониже петлиц.
Вот уж год как Тобольск отзвонил по Царю панихиду
И предали анафеме души убийц.

Им не Бог и не Царь, им не боль и не совесть.
Всё им тюрьма да ложь, да пожар до небес.
И судьба нам читать эту страшную повесть,
В воспалённых глазах матерей да невест.

И глядят нам во след они долго в безмолвном укоре.
Как покинутый дом на дорогу из тьмы.
Отступать дальше некуда, сзади Японское море.
Здесь кончается наша Россия и мы.

В красном Питере кружится, бесится белая вьюга.
Белый иней на стенах московских церквей.
В сером небе не радости нет, не испуга.
Только скорбь Божьей Матери по России моей.


Царским орлам

Спите, родные герои
Славных, великих боев!
К вам в гробовые покои
Доступа нет для врагов.
Полные грозной отваги,
В сечах кровавой войны,
Долгу священной присяги
Все вы остались верны.
Вы от врагов не бежали,
Не торговались в бою,
Вы продавать не дерзали
Матерь-отчизну свою.
В муках вы молча сносили
Холод, и голод, и зной,
Родине честно служили
Вы небывалой войной.
Вас не пытали шпионы,
Тесно смыкаясь в кольцо;
С вас не срывали погоны,
Вам не плевали в лицо.
Чернь не глумилась над вами,
Вам не грозили бичи,
Тела не рвали штыками
Наши рабы-палачи...
Спите в далекой чужбине,
Смелые братья-борцы;
Лавры победные ныне
Вам суждены, храбрецы!
Ваши заветы святые
С вами навек не умрут.
Ваши дела боевые
Новых бойцов соберут.
Вновь разовьются знамена,
Смоется плесень обид,
Снова заблещут погоны,
Царственный гимн загремит.
Дружной семьей соберутся
Новые стаи Орлов,
К грозной борьбе встрепенутся
В гуле победных громов.
Спите, герои-солдаты,
Спи, богатырь-офицер;
Русскому войску богатый
Вы показали пример!
Вас не осудит кто-либо,
Враг вас добром помянет,
Скажет вам: "Братцы, спасибо", -
Русский прозревший народ.
Спите в таинственных сенях
Сном горделивым орлов;
Честная Русь на коленях
Плачет у ваших гробов...

Роберт Рождественский

На Земле
безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую...
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война...
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.

...А когда он упал —
некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!

Долго думал, стоит ли вешать это сюда... но все же пришел к выводу что очень даже стоит, ибо очень сильная вещь, пронимающая буквально насквозь.

Константин Симонов

Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;

Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал...

Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель...

Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал...

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви...

Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Наверно, я могу показаться старомодным, но ещё со школы одним из самых любимых мной стихотворных произведений является "Мцыри" М.Ю.Лермонтова. Когда нам задали на дом выучить отрывок из него, то я забыл, какой именно. Я был просто поражён силой и яркостью образа главного героя, его чуств и переживаний. Да много ещё чем. Не в силах остановиться, я перечитывал поэму снова и снова, каждый раз находя там что-то новое. Книгу отобрала мама, зайдя ко мне в пол-третьего ночи со словами, что пора спать . Поэтому, вызваный к доске, я, наверное, спас всех тех, кто не был готов к уроку, поскольку не зная, какой отрывок задавали (а вызвали меня первым), прочёл наизусть всю поэму.
Сейчас я вставлю только отрывок:

Ко мне он кинулся на грудь:
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье… Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я – и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык
К иному звуку не привык…
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать,
Сдавил меня в последний раз…
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули грозно – и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..


Те, кто захочет, могут прочитать поэму целиком вот тут

...вопрос все тот же - какого черта?! У тебя сорок шрамов, разрыв аорты, ты месяца два провалялась мертвой, пока не вывели антидот. Ты возвращаешься без хабара, просыпаешься злой, бесконечно старой, и в округе нету такого бара, где не знают, что Элли не любит лед.
От этих мыслей она звереет. "Ну, как там?" - "Компашка повеселее - мутанты, киборги, злые феи - где как нарвешься, как повезет". Она, улыбаясь - все шире, шире - сотню из ста выбивает в тире, но в груди вместо сердца, блин, Си-4, значит, скоро опять рецидив, и вот -
снится небо, медное до озноба, она шипит: "Идиот?! Еще бы!" - и тщательно подбирает обувь, рюкзак, оружие, гаек горсть.
Сквозь запах металла, дождя, озона сталкер Элли снова уходит в Зону - кирпичной дорогой до пункта "Oz".

(с) Амаринн


Господи, мне всего двадцать два,
это немного, да?
спущена верная тетива
ранен? – нет, ерунда

Просто померкло солнце – должно быть, вечер.
Просто на белый шелк пролилось вино.
Ночь по земле бредет, задувая свечи…
Что ты, совсем не больно - но так темно.

тают морозные кружева,
слезы текут в тепле,
Господи, мне всего двадцать два,
Господи, пожалей

Не говори, мол, постарайся выжить.
Ставни закрой – за окном все в густом дыму.
..Если глядишь на небо - оно все ближе,
если опустишь веки – то видишь тьму.

мертвой листвою летят слова,
пропасть черна во ржи,
Господи, мне всего двадцать два,
очень хочется жить

Что мне до времени, что мне - часы, недели?
Перед глазами, качаясь, плывут огни.
Ты говорил, будто жизней у кошки – девять.
Это была девятая.
Извини.

(с) Хэльнар

Парни не плачут, детка, запомни это,
Парни смеются, греют в руках кастеты,
Парни, шипя, матерят "сгоревшие вены",
Глянь на них - говорящие манекены.

Девочки носят "мини" и курят "Salem",
Ставят на мальчиках штампы "Мое" и "Занят",
Верят в любовь после секса, поскольку боле
Верить здесь нечему, или же верить больно.

Ну-ка, представим. Девочку звали Дженни,
Дженни в районе слыла непростой мишенью,
Глянет в глаза - так любой сразу двинет кони,
После занятий Дженни встречает Джонни.

Джонни длинноволос, худощав, идеен,
Джонни целуется так, что в глазах темнеет,
Это любовь, my baby, и не иначе,
Дженни и Джонни известно, что это значит.

Дженни ревет, хоть понятно - она не плакса,
Дженни и Джонни почти что дошли до загса,
Но - школьный звонок обрывается звоном гонга.
Джонни обрит и ушел воевать с Вьетконгом

Тает душа, расплываясь в безбрежной выси.
Дженни полгода, как не получает писем,
Ходит с сестренкой гулять, запускает змея,
Медленно, но безудержно стервенеет.

Ей говорят - нет вестей, извини, малышка.
Дженни бледнеет, Дженни роняет книжку,
Хрипло кричит, переходя на мат,
Срезает косы, приходит в военкомат.

Суки, она говорит. Вы же просто суки,
Все, что ни попадается в ваши руки
Все извращается, тает и исчезает!
Дженни уверена. Дженни все понимает.

Ей надоело быть наблюдателем в тире.
В сумочке Дженни не завтрак, а C-4,
Пламенный всем привет прямиком из топки.
Дженни смеется и нажимает кнопку.

***
Парни не плачут, девочки не хоронят.
Поезд "Варшава-Аушвиц" на перроне,
И до отправки всего ничего осталось...
Парни не плачут, детка. Какая жалость.
(с) Айс ДеТрейн

Мы становимся больше, но не становимся ближе,
Мы растем, но от этого звезды ни капли не ниже,
Влезаем все выше, заходим все дальше,
Только от этого вовсе не меньше фальши.
Немножечко глубже, понятней и шире,
И каждый считает, что знает так много о мире.
Моложе и проще, сложнее и старше,
Что дальше? Что дальше?

Мы ищем пути, чтоб дойти до себя и друг к другу,
Утро за утром, снова и снова по кругу.
Находим слабое место и бьем побольнее,
Нам кажется, что это делает нас сильнее.
Мы можем быть лучше, и я не один это вижу,
Но от этого звезды на небе ничуть не ниже.
Лжем и считаем, что эдак намного слаще.
Что дальше? Что дальше?

(СегодняНочью)

если так по-честному, я бы все стихи этой девушки - все, до самой последний строки бы - сюда положил. но нельзя.

Громова Мария

Я приду к тебе вечером - запахом трав,
Окунающим душу в нежнейшую грусть, -
Посмотреть, что за волки твердят наизусть
Сочиненный тобою звериный устав.

Я приду к тебе в полдень - букетом ветров,
Приносящим горчащую свежесть морей, -
Посмотреть, чем накормишь моих голубей:
Сладкой кашицей чувств или крошевом слов?

Я приду к тебе утром - холодной зарей,
Разрезающей мякиш ночной темноты, -
Посмотреть, что родится в глазницах пустых,
Когда я позову тебя вслед за собой.

...Я приду по пунктирам вчерашнего сна,
Не взглянув на часы и не зная - когда...
Если ты мне откроешь свои города,
С остальным я уж как-нибудь справлюсь сама.

2006

---
Спи, детеныш...

Спи, детеныш. Снег начнется - и небо рухнет,
Накрывая город. Кроме уюта кухни
Ничего не станет в мире. Совсем-совсем.

Ты проснешься поздно вечером, ближе к ночи,
Перед самым новым годом из многих прочих
И забудешь сотню тысяч свох проблем.

Даже это чувство, большее, чем усталость,
Замолчит на время. Будто бы все осталось,
Как в далеком детстве, искренне и легко.

И все живы, и любимы, и скоро праздник -
Мандаринный, смоляной, золотой и красный.
Мир в утробе. До рождения - далеко.

За окном озера снега, дороги неба,
Если ты захочешь, все, кто годами не был
Рядом с нами, вдруг окажутся у дверей.

Что-то будет. Обязательно что-то будет.
Спи, детеныш. Ты проснешься с мечтой о чуде
Или с чем-то, удивительно схожим с ней.

2008

(её же)