***
Портье стянул медицинские перчатки и прикрыл дверь.
- Сэр, - он знал: чем быстрее скажет, тем раньше все закончится. – Боюсь, этот человек мертв…
Борис и так все это время стоял неподвижно, а теперь словно врос в плотный самаркандский ковер.
- Валерьянки…
- Она ему уже не поможет, сэр, - старик чувствовал острую необходимость вымыть руки и лицо – кровь крапинами забрызгала даже одежду, но он не мог оставить господина в таком подавленном состоянии.
- Мне валерьянки. Вру – водки.
Через минуту мужчина уже входил в комнату, разгоняя покойную тишину неуверенным шагом. Потускневшая обивка дивана вместе с Милашем была накрыта простыней, позволяя разглядеть лишь его лицо; портье специально спрятал от глаз раскуроченное мертвое тело человека, однако сквозь белую ткань очень быстро стали просачиваться размытые алые пятна.
- И что? Все напрасно? – Болеслав не стал церемониться и сел прямо на диван, сотрясая ударом кулака не только столешницу и слой пыли на ней, но и напряженный воздух вокруг.
Часы едва слышно отсчитывали выцарапанные числа. А врывающийся в окно ветер позабыл принести немного свежести.
Борис что-то забубнил под нос, будто на непонятном даже для себя языке; ладони разгладили усталые черты лица.
- Какая же ты сволочь! Если бы ты помог мне себя спасти, если бы сказал раньше!
Звонкая пощечина сорвалась почти инстинктивно.
- У тебя плохой удар…
Сатанист повернулся, не веря своим ушам. Израненный проваливающийся взгляд красных рубиновых глаз Милаша, секунду за секундой возвращающий свой цвет, вцепился в него как крючок.
Тогда Болеслав без чувств рухнул на пол, а оживший «бывший труп» с утомленной кривой улыбкой свесил голову.
- Борис?
Портье вошел лишь для того, чтобы упасть прямо в дверях. Хорошо, что он не взял с собой водки, но плохо, что запамятовал захватить валерьянки.

The End