Вне времени и пространства, Clopik и Morgenmond

[Clopik >>>]

Он ждал целую вечность. Изредка вставал, шагал взад и вперед, бережно придерживая колыхание футболки у себя на груди, говорил:
- Ну тиши ты... тише... тшшш... - и снова садился на деревянную скамью, замерзшими пальцами расправляя бумажную обертку большого цветочного кулька. Длинные волосы, частенько спутанные и безо всякой надобности лезущие в глаза, сейчас были убраны в аккуратный хвостик на затылке - то и дело правая рука лезла, без нужды трепала и дергала этот хвостик. Левая похлопывала что-то, барахтающееся, живое и юркое, острой мордочкой тычущееся из-под жирной наклоненной вбок надписи "Punk's not dead" ("Панки не умирают").
- Потерпи, дружок, немножко, скоро придет наша хозяйка!
Он видимо волновался, рассеянно поглаживал существо под футболкой, черные глаза его не отрывались от дороги, уже плохо различимой во мраке. Взгляд молодого человека был неспокоен, губы дергались, временами кривясь ироничной полуухмылкой. Черты этого смуглого лица - четкие, словно вырезанные из куска дерева - казалось, содержали в себе какую-то едва уловимую неправильность. Наверное, дело было в длинном носе или приподнимаемая в удивлении левая бровь создавала асимметрию, а может быть, с женственной мягкостью линий не сочеталась привычка двигать вперед подбородок - одним словом, не слишком приятное это было лицо.

- Малыш, она придет... верь мне, уж я чувствую! - из кармана новенькой с иголочки куртки-бомбера достается что-то очевидно аппетитное, от чего шевеления залихватского лозунга превращаются в яростный танец. Овсяное печенье исчезает за пазухой, и движение моментально стихает, сменяясь звучным похрустыванием.
По вечернему сапфирово-синему небу несутся с бешеной скоростью тяжелые облака. Мутная луна, на миг появляясь в разрывах туч, вычерчивает на земле беспокойные резкие тени. Откуда-то сверху, со стороны ближайшей крыши, наблюдают за давним знакомым внимательные синие, под цвет неба, глаза. Олидаммара был милостив, позволив двум живым встретиться в междумирьи. Но вот стоило ли приходить на это свидание?
- Ладно, Клоп... Смелее, - воровка старается унять грохочущее сердце, но на самом деле спуститься вниз ей страшнее, чем если бы там была орда зомби. Пару раз сжав кулаки, она все-таки подается вперед, и вот уже ее стопы бесшумно касаются земли, прямо за спиной молодого человека.
Темные, схематичные, будто беглый набросок, улицы поглощают лишние звуки. Бездушные черные стены, отполированные пустотой, даже не имеют окон, чтобы подглядывать за теми, кто решился встретиться здесь. И только белесая скамья да стоящие рядом навечно замершие часы кажутся ощутимыми и реальными.
- Мрачновато у тебя тут! - во весь голос заявляет она.
Ухнув в последний раз, его сердце медленно и с болью останавливается в груди, замирает, - крошечная пауза, а ведь кажется, что навек – и вновь расцветает оглохший мир, распускаясь звуками бесконечно любимого и дорогого голоса.
- Мрачно? – он уже вскочил со своего места, но всё еще не поворачивает головы, и спина напряглась, и в руке дрожит аккуратно увернутый в чистую бумагу чертовски смешной сейчас букет, - А ты все же пришла?
- Нет, это - плод твоего воображения. Фактически, меня сейчас нет ни в одном из миров, - она снимает капюшон, и в ленивом свете луны ее волосы кажутся лимонно-желтыми. Справившись с волнением, она наконец смеется, - Морген, душка, небезопасно долго стоять ко мне затылком.
Он порывисто оборачивается, впиваясь взглядом в маленькую темную фигурку. Он тоже улыбается – робко и совсем по-детски – и не то с грустью, притаившейся в уголках тонких губ, не то с каким-то даже облегчением:
- Мелкая, а ты ведь совсем не изменилась!
- Да и ты, тощий, тоже остался прежним! Даже каноничную футболку приобрел...
- Да уж… - Морген смеется, неловко тянет свой кулек, - Это вот тут тебе…
Девушка забирает подарок, ее длинные пальчики, выглядывающие из воровских перчаток, ловко разворачивают упаковку. Бумагу подхватывает ветер, превращает в пыль и уносит, развеивая по условным темным улицам.
- Ооо! - она удивленно смотрит на большущий букет орхидей в ее руках. В неверном скачущем свете кажется, будто цветы горят холодным разноцветным огнем, - А разве это... Разве за это не отправляют на эшафот?
- Ё... блин... – враз похолодевшие пальцы Моргена в одно мгновение вырывают из ее рук нежные стебли, давят, рвут, крошат тончайшие лепестки.
- А я ж знал? Вот чертов дурак… - в его глазах прыгает неподдельный испуг, - Дебил, чуть было тебя не подставил! – треклятый букет разлетается миллиардами умирающих бабочек, остальное парень с остервенением дотаптывает армейскими берцами, - Прости меня, прости, я честно не хотел!
Воровка заливается смехом, разгоняя руками порхающие останки.
- Я имела ввиду, если бы тебя заметили за срезанием этих цветов, то тебе бы не поздоровилось! Мне то что? Я давно к эшафоту приговорена.
Когда мертвые лепестки развеиваются, она поднимает взгляд и таинственно улыбается:
- Слушай... Я все хотела спросить, да никак не удавалось... Может, все-таки расскажешь, кто такие "панки"?
- Что?! - он недоуменно вглядывается в озорные искорки на дне глубокого синего моря ее глаз и очень медленно переводит дыхание, выговаривает тихо и зло, - Знаешь... Может, это будет для тебя новостью, но я не за тем сюда шел.
- Знаешь... - она прищуривается, чувствуя, как в ней медленно поднимается раздражение и досада, - Может, это будет новостью, но я просила своего бога даровать возможность свидеться здесь, вне жизни и смерти, вне времени и пространства, совсем не за тем, чтоб ты рычал и пыхтел, как паровой двигатель.

Сообщение отредактировал Clopik - 6-04-2012, 16:01

[Morgenmond >>>]

- Извини, - он виновато опускает глаза, мягкая пушистая шерстка теплого тельца щекочет и горячит его кожу, - Я просто хотел... вот… - не дожидающийся приглашения зверек высовывает свою любопытную мордочку из горловины футболки.
- Это ведь, кажется, тоже принадлежит тебе?
Девушка вскидывает ладошки и радостно вскрикивает, мгновенно превращаясь из романтично-таинственной тени в знакомого взрослого ребенка с сияющим взором. Она протягивает руки, и вот уже зверушка привычным жестом перебирается в ладони.
- Это никому не принадлежит. Это - мой последний и лучший друг, - воровка долго смотрит на хорька, будто общаясь с ним мысленно. Затем отпускает шалить на своих плечах, трепать прическу и беспардонно залезать в сумку, - Как ты это сделал? Она ведь была там, дома! Ты успел стать колдуном? Обратился к магам?
Губы Моргена кривятся знакомой усмешкой.
- Забей… дай побыть героем, - взгляд темно-сапфировых глаз тревожит его душу, будит старательно забытые воспоминания, - Ну… - он неловко похлопывает по карманам, вытряхивает на ладонь остатки незатейливого лакомства, он медлит, - Я… я очень рад, что увидел тебя... Я пойду, пожалуй...
- Да, конечно, дуй, - воровка отрывается от сюсюканий с хорьком и пристально смотрит на человека, сложив руки на груди, - Морген, тебе обязательно всегда и везде вести себя, как полный придурок? Хочешь сказать, ты преодолел время и пространство только для того, чтобы вручить мне охапку редкой растительности и мелкого хищника?
- Ты же знаешь, что нет… - он недоверчиво вглядывается в милое лицо, словно ищет в нем что-то, словно мучительно хочет отыскать, и вдруг обрывает сам себя, резко, жестко:
- А что ты хочешь услышать? Почему я бросил тебя накануне свадьбы? - его губы трясутся, щеки и даже шею - покуда видно в открытый ворот - заливает удушливой волной, предательской краской стыда, - Где я шлялся все это время? Зачем пришел? Мне нечего тебе сказать!
- Я ведь...- девушка растерянно хлопает ресницами, потом вдруг опять начинает хохотать, и смех ее разносится легким ветерком по улицам, звеня оттуда серебрянными колокольчиками.
- Прости, я просто сама хотела перед тобой извиниться за то, что пропала... Или умерла. Я не знаю, что произошло в Академии, но из того мира я опять выскользнула.
- Врунишка… - он через силу морщится в улыбке, но тупая боль, угнездившаяся много долгих месяцев тому назад, понемногу отступает - не сразу - но уходит, сменяется легкой звенящей пустотой, – Так ты, значит, все еще хочешь меня видеть?
- Морген, всех богов ради! Я здесь, и я смотрю на тебя! Ты видишь на глазах моих повязку?
- Ты любишь меня?
Она отводит взгляд, и пыль, приносящаяся с ветром, начинает сплетаться в фигуры причудливых кустов и растений, образует газовые фонари вдоль улиц, окна и крылечки домов. И вот уже схематичный и пустынный город выглядит совсем как настоящий.
- Знаешь, некоторые всю жизнь ищут ответов на какие-то вопросы, но никак не могут их найти. Обычно на такие вопросы отвечает смерть... - женщина смело поднимает глаза на собеседника, - Да, Морген. Но если ты попросишь меня это произнести - я вырежу тебе язык прямо здесь.
- Зачем? Для начала можно попробовать откусить... – Морген усмехается, но черные глаза смотрят на гномку серьезно и без привычной иронии,
- И ты поверишь мне еще раз?
- Неверие - твой удел. Это ты все время раздуваешь щеки и грохочешь, это ты не верил ни единому моему слову... - воровка кивает в сторону, предлагая прогуляться, и ступает по шершавому гравию дорожки. Она проводит ладонью по темной свинцовой листве, по ночным блеклым цветам на клумбе. Надо очень стараться, чтобы сохранить внутреннее умиротворение. Кто бы мог подумать, что любимый человек способен выводить из равновесия даже мертвого.
- Хочу испортить тебе удовольствие, Морген! Я знаю, тебе нравится обвинять себя, ненавидеть, самоистязаться. Любишь чувствовать себя подлецом и трусом. Так вот я тебя разочарую. Не знаю, что натворил ты в Общаге, но если бы я очнулась там, то смылась бы первая, - губы ее расползаются в ухмылке, - И потом... я ведь не давала тебе согласия.
Он молчит, идя с нею бок о бок. Он не отрывает взгляда от тонких пальцев, создающих реальное - бархатистые шероховатые листы, и тонкие ветви, распускающиеся под ее прикосновением, и нежные, слегка колышущиеся под порывами ночного ветра, прозрачные цветочные чашечки – все рассыпается в прах без тепла маленьких ладоней, разлетается сухой черной пылью по мертвым перекресткам мертвого мироздания. Мироздания, существующего единственно затем, чтобы двое созданных когда-то и кем-то для своих непреложных целей, смогли заглянуть друг другу в глаза.

- Жанк… тебе не кажется, я его загнала в угол?
- Да, я вижу. Ты так же любишь издеваться над бедолагой, как он над собой. Извращенцы, блин.
- Не знаю... мне кажется иногда, он - моя точная копия... ну только что мужик. Хотя мужик ли, с таким-то поведением, которое я создаю?
- Хахаха! Точняк! Мужик тут явно другой персонаж. Краснеть не умеет, слез не льет, губами не дергает...
- Он тебе нравится? Морген.
- О, нет. Поначалу нравился... Но не после всех этих кровавых истерик. Ну по крайней мере, с таким общаться дольше пятнадцати минут - вредно для здоровья... Как и с тобой)) Мне даже больше не нравится его... гипертрофированность. Если печалиться - то до вскрытия вен, если смеяться - то до лопнувшего животика. Если злиться - то сожрать собственные зубы с языком. Такие люди долго не живут. Знаешь, есть фраза: "ярко горит, но быстро сгорает".
- Смешно... Знаешь, на прошлые "Грани" я писала это "Я исчезаю" - и у меня было одно большое желание - показать что он со мной сделал, этот чертов Морген. Я ведь точно такая же, башкой вперед и с разбегу. Когда мы писали "Замок" - да ты всё знаешь - о, было круто...какие чудные воспоминания... но я - Я! - была тогда зомби. Дохлым зомби) И сейчас - я больше не пишу, редко, зато жизнь наладилась... но я скучаю! Честно... Что?
- Да ничто! Ржу над тобой тихонько...
- Ну, давайте-давайте, смейтесь над трагическими героями!
- Ян, всех богов ради! Есть трагические герои, но не обязательно делать из себя трагического автора! От твоих - ТВОИХ - сожраных зубов и локтей лучше читатель чувствовать не станет! Впрочем, это - бесполезный разговор.
- Угу. И ты, моя дорогая, как всегда чертовски права. Горбатого могила поправит... Может поговорим о чем-нибудь другом? Я тебя полгода не видела. Я соскучилась. В конце-концов, имею я на это право или нет?!
- На что?! Мамочки... Ты меня пугаешь.
- О да, мы с Моргеном такие оба неадекваты))) >>>>>>>>>

Сообщение отредактировал Morgenmond - 6-04-2012, 16:26

[Clopik >>>]

Морген тряхнул головой, выбрался из цепкости слившихся в одно мгновений. Не поддаваться, забыть, забыть... Клопик ровно дышит у его плеча, и ему кажется вдруг, что он нечаянно вернул свое прошлое. А может, это его настоящее стало прошлым, ушедшим, стертым из памяти, может быть, настоящее еще не настало? Все возможно в этом странном мире, все будет перевернуто с ног на голову, все обратится в обман. Недаром ведь этот мир был дарован богом-шутником.
Под ногами идущих теперь расстилается пустыня - жаркие пески Сахары, подернутые рябью ленивого ветерка. Золото, золото на многие километры - ни единого деревца, ни тени - берцы Моргена утопают по щиколотку, идти трудно.
- Извини, пожалуйста, - он виновато разводит руками, - Моя душа и мой мир... так вот странно все представилось... - он еще молчит, оттирает пот со взмокшего лба, - Глупо как-то... Я, знаешь, все что-то хотел тебе сказать, попросить о чем-то, а теперь сам не знаю и что, и зачем... - он задумывается, подбирает слова.
- Нет, правда! Старше я становлюсь, дорогая, я, должно быть, старею, а вот в жизни ни там, ни здесь не прибавилось. Тебе-то, наверное, этого не понять. Все есть и ничего нет - в самом деле, странно это и очень меня раздражает. Только и остается предаваться мечтам или воспоминаниям - то, и другое гиблое, Клоп.
Он машет рукой.
- Я даже не знаю, зачем тебе все это говорю. Отвык я, наверное, говорить... Понимаешь, все хотел вернуться назад, или вдруг рвануть вперед... а самое сложное, как оказалось, жить настоящим днем, этим поганым "сегодня".
- Ох, правда? - она садится на корточки, запуская руку в песок, и из-под ее пальцев бежит по пескам трещина, края которой расходятся в стороны. И в следующий миг темная печальная вода начинает струиться по устью, а стены расщелины покрывает бурая низкая растительность. Получилось мрачнее, чем хотелось.
- Ты полагаешь, лучше жить, когда нет ни завтра ни вчера? - воровка грустно отводит взгляд от неудавшегося творения, - Ты знаешь, что это такое - когда есть только это поганое "сегодня", неизвестно куда ведущее и из чего выросшее? Когда даже мечтать и вспоминать бесполезно! Нет, Морген, у нас разное представление о мечтах...
Несколько минут он пристально разглядывает созданное и отворачивается. Он снова молчит, он пытается заглянуть в ее глаза.
- То, что у меня было с тобой там, в Замке... это самые драгоценные мои воспоминания о жизни, которую никогда бы не смог прожить. Ты понимаешь? Не сумел бы, да просто испугался. Я и сейчас еще слышу музыку в той зале, помнишь, когда Алиша играла. Я каждый твой жест помню, каждую завитушку на перилах той лестницы. Не вернуть все, Клопик, нас прежних уже не вернуть, да и не хочу! Зря я завел все эти разговоры о любви, зря манил тебя, поддразнивал надеждами - нечестно. Дорожки у нас разные, встретились мы случайно...
Девушка смотрит вдаль, щурясь от яркого света. По правде говоря, ее уже начинают раздражать и эти пески, и это солнце, и этот палящий зной. Она бы себе никогда такого мира не создала. А еще ее раздражает этот вечно ноющий Морген. И стоило переть на свидание в такую даль, чтобы опять заламывать руки, истерить и закатывать постановки о несбыточных мечтах и навсегда ушедших мгновениях? Неужели так сложно порадоваться краткой встрече?
- Это хорошо, что ты так говоришь, - спокойно отвечает она, поднимая взгляд на спутника, - Не придется наматывать сопли на кулак. Мы действительно тогда были другими, хорошо это или плохо. Как в театре - примерить чужую маску. Но это было тогда, а сейчас - это сейчас. Впрочем, теперь я понимаю, почему ты говоришь о возврате. Ты живешь прошлым и будущим, я - только настоящим. Примирить наше время здесь мы сумели, а наши мысли и желания - нет. А потому...
Она указывает пальцем куда-то в даль, и оттуда приносятся, приплывают те самые часы и белесая скамья:
- Они запустят ход, как только ты захочешь.
Морген смеется, Морген старательно ловит ее ловкие пальцы в воровских перчатках и тянет к себе.
- Клопик! Дорогая! Единственная моя радость! А я не хочу! Понимаешь ты? Не хочу! Не хочу запускать часы, не хочу решать, не хочу жить ни вчера, ни сегодня, ни завтра. Мне скучно, милая, тошно. Я потерялся. Нет целей, нет маяков. Куда идти?
Ночь скрывает пустыню, словно угадав их мысли, накидывает стыдливую простыню на желтые знойные пески, на его лицо.
- Видишь, – Морген указывает куда-то на звездное небо, задирает голову вверх, - Это Южный крест – мне знакома каждая звездочка, словно она названа по имени – а разве стало ближе или родней? Превратились они в окошки в темноте? Что можно дойти и сказать: "Ну, здравствуй, я дома!" Вот сейчас смотрю – ты есть, и хочу смотреть до скончания мира. Ничего я больше не хочу! Можно?
Воровка недоуменно переводит взгляд с неба на лицо парня, потом на свои пальцы в его руках, потом опять на небо. Потом кривится, как от лимона:
- Морген, ты опять противоречишь сам себе. Но это уже привычно, - она так и не отнимает руки, не отстраняется, - А знаешь, ты бы понравился Олидаммаре... Тебя очень просто отыметь.
- Чтоо? – он удивлен и не скрывает, - Ты откуда знаешь такие… фразы? Ошибся я, детка, ты изменилась и сильно! – Морген привычно морщит губы, усмехается, - Да думай что хочешь. Мне плевать! - он бережно гладит ее руки от кисти до кончиков аккуратных ногтей.
Она смотрит на него, не зная, что делать дальше. Ей хочется как-то поддержать его, сказать что-то... Но она знает - спектакль начнется заново. Злоба, заламывания рук, самоуничижения, а потом добрый пушистый Морген, который хочет только любить.
- Нет, ты послушай! – его голос вдруг обретает новые ноты, - Ты не понимаешь! – большие ладони выпускают маленькие ладошки, касаются её загорелого лица, трогают лоб и виски - он увлечен, он хочет доказать:
- Ты - как та звездочка с далекого и чужого неба. Не окно в темноте, не маяк. Дойти? Невозможно. Остаться? Немыслимо, ну как ты себе это представляешь? - шероховатость его пальцев настойчиво убеждает её в обратном.
Она смотрит ему в глаза, лишний раз недоумевая: сколько этот человек может говорить сам с собой? Убеждать, выяснять, даже ссориться... Если совсем не отвечать, сколько он продержится? Ведь он даже не замечает, понимают ли его, слушают ли. Даже не слышит, что ему отвечают.
- Я просто смотрю на звезды, - она умиленно улыбается. Какой дурачок...
- Ну да… - беспокойный взгляд блуждает по ночному небу и ее волосам, Морген явно растерян или ждет других ответов, - Погоди! – до него, наконец, "доходит", - Делать то что?!
Клопик вздыхает, прижимая рукой его ладонь. Звездное небо вновь начинают пересекать размытые тяжелые облака, а воздух наполняется звоном пустоты. В проблесках лунного света будто пульсируют часы-напоминание.
- Ничего, Морген, - тон ее голоса бережный, но уверенный, - Смотреть на звезды, когда удается, и не пытаться их схватить. Жить дальше, как жили. Потому что жить вместе мы не сумеем.

[Morgenmond >>>]

- За... - он спотыкается на полуслове, сильно стискивает ее пальцы, - Забери меня с собой! Возьми с собой! Я буду паинькой! - кажется, и сейчас он не слышит, не хочет её слушать, - Ну?
В груди девушки начинает грохотать. Кажется, она совершила фатальную ошибку. Надо было наоборот молить "пойдем со мной" или "хочу быть с тобой всегда"... Теперь же эффект будет прямо противоположным. Ай, как опасно, как опасно расслабляться рядом с Чокнутым!
- Куда же я тебя заберу?! - ей теперь становилось действительно страшно, - Морген, я ни в одном из миров не держусь!
Черные точки его зрачков мечутся, словно пытаются охватить, вобрать ее всю целиком – одежду, волосы, лицо, даже хорька, по-хозяйски разлегшегося на ее плече, - И… никак? - голос Моргена сейчас тоже звучит жутковато, - Совсем? Никогда?
Она испуганно смотрит на него, пытаясь подобрать слова. Одно дело - в один прекрасный день сказать себе "ничего и никогда", и другое дело - когда при этом вот так заглядывают в глаза, будто в самую душу. Когда тащить эти слова приходится из себя раскаленными щипцами, и такими же раскаленными бросать их в лицо человеку. Клопик пару раз глотает ртом воздух, и наконец находит в себе силы успокоиться.
- Погоди… что ты! – теперь он опускается перед ней на колени и не дает раскрыть рта, его лицо сейчас близко, в его волосах блестят серые нити,
- Да ты дрожишь, что ли? Хватит! – он осторожно целует кончики её похолодевших пальцев, - Мы же не на исповеди в день Страшного суда… Да и вообще… судьбоносных решений не бывает - я это давно понял! Судьба как река – хочешь плыви по течению, или барахтайся, или пытайся пристать к чужому берегу – все равно впереди море. Хочешь или нет - море времени, вечность. Я теперь стал философом, Клоп, - Морген тепло усмехается ее взгляду, - Веришь - нет ли, мне сейчас вполне достаточно одной этой скамьи и этих часов, - он неопределенно машет рукой куда-то к себе за спину, - Пусть Олидаммара или другой бог, да все равно, этот мир – тот, я буду тебя ждать! Смотреть на звезды... Минуты, недели, годы – какая разница? Я отвернусь - и тут твои пальцы вдруг защекочут мою шею. Ты пришла! Еще скажи, не радость. Правда ведь - хорошо? Устроит тебя такой вариант?
- Морген, - она начинает тихонько хихикать, - Ты не стал философом, а просто выучил много ненужных слов. А на деле остался таким же идиотом, как был.
- Ммм... угу... - неопределенно мычит он, шутливо прикусывая ее пальцы, стягивает плотные из дубленой кожи перчатки, - Иди ко мне...
Вместо этого она отстраняется и с видом заправского рыцаря застегивает обратно ремешки. Непозволительная роскошь - пытаться снять эти перчатки без ее на то согласия. Вообще, это место обычно глушит у посетителей все эмоции, размазывает, делает их неявными. Но на Моргена, похоже, такие мелочи, как смерть, не действуют. Воровка смотрит на него несколько оскорбленно. Нет, не стал он другим, а если и стал, то к прежнему вернуться может в мгновение ока. А она не хочет становиться той, какой была в Замке, и проверять не станет, и этот огонь в душе сейчас будить ей не с руки. Минутное ослепление прошло, и теперь она снова та, кем пришла.
- Ну вот опять... - глаза Моргена неопределенно поблескивают в тусклом лунном свете, - Я тебя соблазняю... - дурачась, он медленно стаскивает свою куртку, снимает футболку через голову - А? Как тебе? - он смеется, фамилярно подцепляет ее пальцы, - Ты, конечно, не можешь устоять... - он притягивает ее руку своей рукой, запускает в свои волосы, - Ведь не устоишь, правда?
От вида такой "эротики" Клопик почему-то впадает в глубокую задумчивость. Она отстраненно перебирает пальцами черные пряди, но мысли ее сейчас далеко, взгляд синих глаз уплыл куда-то сквозь парня. Она некоторое время проводит в таких размышлениях, потом возвращает внимание и улыбается. Кажется, она теперь точно знает, какой мир навестит следующим.
- Ну что ты? - он ласково тормошит ее плечо.
Она снова смотрит ему в глаза, теперь уже тепло и уверенно.
- Пора, Морген, - женщина-тень проводит рукой по его лицу, - Скоро часы запустят ход.
- Как... ты... уже? - его руки будто наливаются свинцом, тяжело, больно стискивают ее кисти, - И теперь... еще не скоро? - заостренное лицо в неверном свете кажется больным, враз постаревшим, - Я... - он медленно притягивает к себе воровку, шепчет в золотистый кудрявый висок, - Я буду тебя очень ждать!
Она пытается что-то сказать, но слова застревают у нее в горле. Она силится что-то произнести, но мысли сбиваются в неспокойную кучку на грани возможного. Его теперь нельзя принимать. Его теперь нельзя отвергать. Вот что хочешь, то и делай. Но она точно знает, что благосклонности бога осталось на пару мгновений...
- Я найду тебя, Морген... - небо все плотнее и плотнее наливается тучами, а белесые часы становятся все ближе и ближе, пульсируют, будто плотно зажатый кулак, - Нет мира для меня реального, а значит я - хозяйка вне миров. Нет смерти для меня, а значит - я могу действовать вне жизни...
Часы оживают, и маленькая стрелка продвигается на одно деление. Дребезжание от этого движения расползается по темной пустыне, разрушает целостность полотна. Звезды начинают меркнуть и опадать во тьму, темные пески раздувает неумолимый ветер, плоскость пустыни, на которой стояли двое, начинает расползаться на волокна. Одна рука в руке другого становится все более неуловимой.
Он теряет, он снова теряет ее - в море времени, в чужих для него вселенных - навсегда ли, на бесчисленные миллиарды мгновений, на сто лет его одиночества. Холодно... Ее пальцы словно туман, ее волосы лунный свет, теплые искры ее взгляда исчезают в пустоте. Она уходит, рассыпается как прах в ладонях больного безумца, от тоски разрывшего могилу своей любимой. Ничего для него нет и ничего не будет, ничто не останется с ним навечно. И он опять предаст ее, заманив пустыми незначительными словами, фальшью иллюзий - и "может быть", "когда нибудь", "где-нибудь" - нет, никогда и нигде им двоим не будет места, она не станет другой, он не изменит своей природы. И как можно даже угадать, что ей придется нести в жертву своим богам ради этих нескольких коротких минут встречи? Хочется орать в эту беззвездную тишину, раздирать свою глотку: "Не хочу! Не надо тебя!!!" Но разве же он сам своим эгоизмом и неуемным бычьим упрямством, своими нетерпеливыми желаниями и диким блеском глаз, разве он сам не создал для себя все это? Для себя и для единственного, бесконечно драгоценного сокровища - весь этот ад для нее одной.
- Прости меня! - голый по пояс, с перекошенным лицом Морген стискивает в объятиях исчезающую материю мертвого мира, а она ускользает, течет сквозь пальцы как серый песок, - Прости меня, Клопик!!!
Она улыбается. Просто и спокойно улыбается, проводя почти не существующими пальцами по его кистям рук, по гладко выбритым щекам, по иссиня-черным волосам, по худым плечам. Такой момент нельзя продлить, но можно закрепить в памяти... Стрелка часов продвигается на еще одно деление.
Бездна раскрывается под его ногами, горячая кровь наполняет вены – вперед, вперед, время! Ее уже нет - бледным мерцанием луны на утреннем небосводе, легким волнующим силуэтом она входит в его сердце и прикрывает за собой дверцу. Он что-то шепчет побелевшими губами, до боли сжимает кулаки – разлетаются в дым, исчезают неверные тени его прошлого. Секундная стрелка оживает и ускоряет свой ход. Вперед, вперед, время! Хаос, вихрь образов и звуков обрушиваются на любовников.
И вот уже она видит перед собой упавшую, словно указатель, часовую башню с действительно остановившимися навек часами. Темная, словно свинцовая, листва колышется на легком ветру, мощеная дорога покрыта каплями влаги. Узкие улочки, высокие покатые крыши, спящие окна ночных домов. Ну вот и все. Осталось только найти ту лавку, что помечена кровавой ладошкой. За углом слышится знакомый топот сапог, и воровка привычно растворяется в тени.
- Эй... - Моргену не хватает воздуха, - Эй...вы...
Незнакомый город с удивлением таращится и на него - приотворенными створками пряничных зданий, куполами старинных готических церквей. Брусчатка на мостовой сильно отдает в пятки... что это он бос? Четверо здоровенных детин волокут куда-то, тычут в лицо ржавые алебарды.
- Поймали, наконец, вора!
Разорванный плащ на плечах, рубаха с V-образным воротом (никогда такой не носил), потрепанные кожанные брюки... и руки накрепко связаны. Ночь. Олидаммара великий шутник, а в сырой влажной тишине темной арки мелькнули её золотистые локоны. Вот теперь и вправду все. Морген скалит зубы - улыбается, и тут же охает, словив крепкий тычок в спину. Небо на востоке тусклого сизо-серого окраса и ветер шевелит листы придорожной магнолии.
Совсем скоро рассвет...

Сообщение отредактировал Morgenmond - 30-06-2012, 5:59