Karasu no douwa, Сказки ворона

[Далара >>>]

Темной летней ночью молодая луна серебрила верхушки деревьев, не заглядывая в подложку нетронутого человеком леса. Вдалеке изредка ухали совы. Юный волк, еще подросток, неторопливо вышел к поляне и оглядел одинокое жилище. Принюхался, чихнул и, с отвращением мазнув лапой по морде, потрусил прочь.
Запах гари, смутный поначалу, перерос в удушающий и едкий смрад. Длинный острый нос проснулся первым, вобрал в себя запахи, разделил их: горит дерево, тлеет бамбук, занялась бумага с привкусом туши. Бумага! Свитки! Горят, горят драгоценные свитки!
Обладатель носа взметнулся с постели. Воды на них. Одно ведро... мало! Сухопарый босой старик, точь-в-точь отощавший ворон, выметнулся наружу из одинокой хижины. Остановился на границе леса. Сплел пальцы и склонил голову, забормотал едва слышно. Да, воды. Много. Пусть льются потоки.
По траве зашуршал дождь. Хруст – занялась солома на крыше. Отчаянный вой быка в стойле. Распахнулась дверь, сама собой расплелась привязь, и животное с дико выпученными глазами вырвалось на свободу.
Горит! Столько полезных вещей – все в огне! Какая жалость, какая боль!
Дождь оборачивается сплошным непроницаемым ливнем. Огонь строптиво пытается подняться, но опадает. Тянется жаркими лепестками вверх и бессильно стелется по земле. Пригибается, стремится к выживанию, но затухает, тяжко вздыхает под обугленными досками пола и умолкает наконец.
Ливень стих так резко, будто перекрыли воду. Обугленная хижина зияла прорехами в крыше и черными костьми остова. Старик, чьими длинными седыми прядями играл ветер, заглянул внутрь. Мальчишка. Где мальчишка? Оглянулся - не видно, хоть темнота его взгляду не помеха. Потянул острым носом – запаха горелого мяса не слышно. Опустился на колени, узкими морщинистыми пальцами разгреб кучу пепла и опаленных обрывков там, где раньше была кладовая со свитками. Столько всего погибло... Ох. И ни следа тела, никаких останков. Старик поднял холодный знающий взгляд круглых глаз к луне и по-змеиному улыбнулся.
- Ты думаешь убежать, маленький Хаяши? Ты надеешься убежать от меня?

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-01-2009, 14:37

[Bishop >>>]

За несколько часов до тех событий...

Целых пять свитков? Да он до послезавтрашнего утра не закончит! Уснет над вторым... нет-нет, еще над первым... если не прикорнет во дворе у повозки, положив голову на какой-нибудь сверток из поклажи. Которую надо выгрузить и перенести в комнату. Ой! Забыл про воду для чая! Оправдывая прозвище, Хаяши помчался вокруг дома, чтобы раздуть угли в жаровне и подвесить над ними небольшой бронзовый чайник, украшенный рисунком - веткой сливы - до того, как учитель поменяет одежду и усядется у хибати почитать перед сном. Как назло, огонь разжигаться не хотел, кремень норовил выскользнуть из пальцев и лягушкой ускакать в щель между досками.
- On chi ri chi ba… ой... i ba ro tay da yo, то есть tay ya!
Да что ж это делается? Мало ему сегодняшних бед, и без того учитель пообещал наказание таким голосом, что стало ясно – трепкой не отделается, будет что-нибудь хуже. Несколько раз уже было такое хуже, повторять не хотелось. Хаяши надкусил безымянный палец, сплюнул кровь в жаровню, поднес к углям ладони с растопыренными пальцами, только указательные и большие соединялись:
- Yake useru!*
Хаяши вытер со лба пот, сунул в рот обожженные пальцы. Из всех стихий с огнем он управлялся хуже всего. Кажется, получилось. Хотя осталось смутное ощущение, что он опять что-то сделал не так. Услышав поскрипывание половиц и шаги учителя, чиго выскользнул наружу. Он принял решение, осталось дождаться, когда учитель отправится спать.

Пальцы разжались, выпустили кисточку, и свиток украсился длинной размашистой линией. Хаяши вздрогнул и проснулся, протер кулаком слипающиеся глаза. Пятно света от тусклого фонаря из желтого превратилось почти в оранжевое; жмот-учитель опять поскупился на масло, а может, абура-акаго* пробрался в дом, несмотря на защитные заклинания, в поисках еды. Спросонья мальчишка попытался стереть не просохшую тушь пальцем, в результате - оставил на бумаге жирное уродливое пятно. Ой-ёй... придется все начинать сначала... Хаяши вспомнил об отложенном на утро наказании, погрустнел. Таким голосом хозяин говорит редко, а значит, не просто стукнет по уху, порки не избежать, это точно, или запрут без еды, или еще что-нибудь похуже. Да и за испорченный свиток придется отвечать дополнительно.
Чиго встряхнул ладонью, капли крови с прокушенного пальца разлетелись веером по циновке. Хаяши облизнул пальцы, вытер их о короткие драные штаны. Прислушался. Вроде бы – все стихло, только из комнаты учителя доносится легкое похрапывание. Вот старый дурень, уснул прямо у жаровни, клевал, видать носом над чтением, вот и сморило. Ну... или сейчас, или никогда. Иначе живым ему отсюда ни за что не выбраться.
Хаяши собрал разложенные свитки, а подумав, добавил к ним и другие, что хранились на полках. Брал те, что ценнее, чиго отлично знал, что где лежит, сам же их и раскладывал, приносил учителю по первому требованию, переводил и переписывал. Некоторые даже знал наизусть – столько раз переделывал, если хозяину что не нравилось. Получилась целая охапка. Удерживая их одной рукой, Хаяши второй, свободной, стал расправлять платок-фуросики. Один свиток все же выскользнул, укатился... Чиго замер на одной ноге. Нет, все спокойно, учитель только всхрапнул и опять засопел. Пока завязывал все в узел, заметил небольшой сверток из плотной грубой ткани, перевязан красным шнурком, под который засунута бумажка с охранным заклинанием. С замирающим сердцем мальчик-чиго дотронулся до запретного предмета, зажмурился, ожидая или демонов-стражей, или огненного дождя на свою бедовую голову, или молнии. Когда ничего не случилось, приоткрыл глаза, а затем развернул дорогую, затканную красивым узором материю. Резной амулет из молочно-белого нефрита, казалось, светился изнутри в полутьме. Тигр на нем оскалил клыки, в круглых выпуклых глазах отражались крохотные огоньки лампы. Хаяши сглотнул – в горле пересохло от такой красоты. Завернул опять вещицу в ткань, снова завязал шнурок, а для верности – добавил заклинание от себя. И сунул амулет за пазуху.
Половица в коридоре под ногами заскрипела пронзительно. Хаяши превратился в каменное изваяние. Если учитель поймает его сейчас, наверняка убьет, и утра ждать не станет. Но тот спал.
Во дворе было прохладно, белесый жгут тумана в лощине – это просто завтра будет хорошая погода или хари-онаго распустила свои ловчие волосы. Хаяши зажал себе рот ладонью, только бы не рассмеяться в ответ, иначе пустится в погоню и задушит. Говорят, молодые мужчины и мальчики – ее излюбленная добыча. Нет, не к добру он видел лошадиную голову на дереве, не к добру. Даже мороз по коже...
Хаяши оглянулся на дом, где прожил столько лет, попытался найти хорошие слова, но не вспомнил ни одного.
- Да сгори оно все огнем! – выкрикнул он и со всех ног побежал прочь.

---
* Почти правильно прочитанная на санскрите мантра для повелевания стихиями.
* yake useru - "гори дотла!"
*абура-акаго – досл.: «масляное дитя», призрак в виде летающего ребенка, который выпивает масло из ламп; им становится тот, кто при жизни воровал масло.

[Далара >>>]

Совсем другие края

На берегу, там, где начинается водяная пустота, уходящая куда-то за горизонт, то и дело встречаются громадные пестрые валуны выше человеческого роста. Они разбросаны там и сям, словно позабытые детьми игрушки. На одном из камней, неведомо как туда забравшись, восседала юная девушка. Сложив руки кольцом вокруг коленей, она хмурилась на море, отвечавшее тем же. Девушка елозила и кусала губы, словно могла думать только во время движения; волны так же беспокойно тыкались носами-бурунчиками в подножие камня.
Мысль, занимавшая девушку, была проста: давно пора замуж. Конечно, уже пятнадцать скоро. Но не за кузнеца же! Ну и что, если она ему нравится, и он уже ходил свататься, даже обещал в следующий раз прийти со свахами, честь по чести? Не хочет она за кузнеца. И не пойдет! Он грубый, страшный и вообще... А родители никак не хотят понять, особенно это «вообще». Отец уже начал терять терпение, грозился выдать замуж насильно. И что тогда делать?
Девушка надула губы, чиркнула подобранной в лесу веточкой по камню. Что тогда? Топиться и все. Внизу плеснулась вода, то ли приглашая, то ли предостерегая. Топиться не хотелось. Вот если бы пришел кто-нибудь молодой-красивый-сильный... как в сказках, что мамка рассказывает на ночь. Девушка подняла мечтательный взгляд на облака, вдруг подскажут, где такого искать. Не подсказали. Только чайка пролетела на север. Миеликки пожевала губами, еще поводила веточкой. Остается самой его искать. Вот прямо сейчас и пойти – чего откладывать-то?
Вскочила, подхватила подол, тощими босыми ногами протопала по камню и сверзилась в воду. Зашлепала к берегу, задирая подол простой домотканной рубахи чуть не до пояса. Выбивающиеся из косы пряди зло сдувала с лица. Чайка крикнула вслед, засмеялась, что ли? Ловкие пальцы выудили со дна камешек, бросок... эх, чуть-чуть не попала.
Дома была мать, кормила кур во дворе. Братья еще с утра ушли на рыбалку, сестра увязалась с ними, а отец уж дня три как отправился в село продавать ткани, сотканные всей женской частью семьи. Не желая попадаться матери на глаза – опять пристанет, где Миеликки гуляет, лучше бы пол в избе подмела – девчушка протиснулась в собачий лаз под забором. К мокрым пятнам на рубахе добавились пятна грязные. Неважно, все равно в таком виде нельзя ловить женихов, надобно переодеться. Да так, чтобы мать не поймала, не пустит ведь. Шустрым котенком девушка шмыгнула в дом, по дороге шикнув на пса, чтобы не поднял радостный лай.

[SonGoku >>>]

В сундуке Миеликки нашла рубашку почище, натянула. Заглянула в медное зеркало и призадумалась, опять кусая губы. Не то. Надо что-нибудь этакое, чтобы сразить на повал, и жених тут же согласился бы стать мужем. В своих и сестриных, бывших своих, рубахах ничего подходящего не нашлось. Тогда девушка нырнула в материнский. Тоже простые рубахи, пояс – ничего, но не сразит, это точно. О! А это что такое? Ух ты, красотища какая... Праздничный наряд матушки. Девчонка сей момент нырнула в наряд, чуть не запуталась, куда руки, куда голову, но разобралась. Глянулась в зеркало – красавица писаная. Еще бы волосы лежали в косе, а не топорщились из нее в разные стороны. Где там гребень? Обвязать голову вышитой лентой, да пониже, чтобы часть лба захватывала. Осталась обувка. Нет, за сапожки мамка убьет на месте. Придется босиком, зато так удобнее, ноги землю чувствуют, а в обуви словно их связали-спеленали.
Выбраться из дома оказалось гораздо труднее, чем туда забраться – через лаз нельзя, одежку попачкаешь, а матушка по всему саду бродит, цыпленка потерянного ищет. Шорох в траве, тихий, едва слышный писк. Цыпленок желтенький сидит в траве и жалобно так хнычет. Руки сами потянулись его взять и отнести матери, да тут же и отдернулись. Мать же в погребе запрет за покраденный наряд. В ногу ткнулась морда пса, Миеликки схватила цыпленка, сунула его собаке под нос:
- Миленький, отведи его к матушке. Мне уйти надо, понимаешь?
Пес задумчиво посмотрел на маленькую хозяйку, на птенца, сжавшегося в комочек, и тихонько гавкнул. Миеликки выпустила малютку, и тот чуть не запрыгнул обратно в траву, но пес лапой преградил ему путь и погнал к старшей хозяйке. Пока мать охала над цыпленком, девчушка проскочила в калитку и была такова.

Наряд есть, теперь не хватает лишь одного – самого важного в женской красоте. А добывается оно известно где, в лесу. Обойдя деревню по задам, Миеликки украдкой огляделась и спрыснула в рощу, за которой начинался уже настоящий лес. Пошла по тропе, оглядывая деревья. Береза – спасибо, нам не то надо; елки разлапились – и вы сейчас не годны. Дуб! Дуб-то дуб, да не тот. Снова не тот. Вот, может, этот? Ох нет, прости дядюшка-дуб, не трону тебя. Ну где же?.. Ага!
Подпрыгнув до нижней ветки, девчонка вскарабкалась на нее, упираясь в ствол попеременно пятками и пальцами ног. Забравшись, мгновение сидела, оглядываясь, затем поползла по ветке вперед туда, где торчали веточки и сучки поменьше. Цепкими, привыкшими к работе, пальцами она перебирала сучки, иногда гладила их, иногда лишь мельком касалась. Наконец, обнаружено требуемое. Промурлыкав извинения и просьбу, Миеликки срезала толстый сучок и, держа его в зубах, по-беличьи заторопилась вниз. Поддернув подол, чтобы не запачкался, села прямо на землю, оперлась спиной о ствол и принялась очищать сучок от коры да вырезать из него две неширокие пластины в ладонь длиной.

(помогаю класть пост)

[Далара >>>]

Времени девчонка не наблюдала, и за работой ей показалось, что оно проскочило стремглав, будто заяц. Наконец все было готово. Глянув на себя в пруд со стоячей водой, Миеликки удовлетворенно хмыкнула и пошла искать предмет охоты. Следовало поторопиться, после заката придется вернуться домой. Как назло, добыча отыскиваться не желала, упорно избегая охотницу. Проще было бы изловить куропатку, но ведь Миеликки ловила не обед.
Уныло опустив руки, девушка брела по лесу, ногами раскидывая еловые шишки, когда удача повернулась к ней лицом. За березовыми стволами мелькнуло что-то черное, большое. Сначала девчушка испугалась, не медведь ли. Вдруг она забрела в его владения без разрешения, и он решил наказать дерзкую? Но нет, то не медведь, то человек в черном блестящем наряде идет среди деревьев. Мужчина и, похоже, молодой. Вон как шустро идет. Миеликки издала радостный крик, и тут же зажала рот ладонями. Добычу нельзя пугать, сбежит. Надо действовать с осторожностью.
Когда человек достиг ближайшей поляны, там его ждала девушка в расшитой рубахе, стоящая к нему спиной, грустно прижавшись головой к березовому стволу. Мужчина остановился в нерешительности, не зная, что делать с таким видением посреди леса. То ли спасать, то ли читать заклинание, чтобы сгинула. Миеликки надоело ждать, и она обернулась. Увидела привлекательное, хоть и странное до ужаса, молодое лицо со стремительно расширяющимися глазами и перекашивающимся ртом. Оглянулась. Волков нет, медведей тоже, даже лосей не видно. Чего ж он так испугался? Эй, ты куда?! Ну стой, я же тебя только поймала, а ты уже бежать!
Неудачливая охотница подхватила подол и ринулась вслед за черным нарядом, только босые пятки замелькали. Мужчина оказался хорошим бегуном, но Миеликки бегать тоже умела, а потому расстояние между ними хоть и не сокращалось, но и не увеличивалось. Пробежали сквозь лес, на луг, к большим земляным курганам, поросшим травой. Мужчина нырнул за курган... да нет, внутрь кургана. Девчонка притормозила в удивлении, но тут же бросилась следом.
Головокружение, падение, полет, земляные стены. И черный наряд, стремительно удаляющийся. Боясь глянуть по сторонам, Миеликки опять погналась за ним. Сбоку что-то мелькало, какие-то цветные пятна, звуки, запахи, ощущения, но она видела только черную фигуру впереди. Земляной пол сменился каменным, полутьма – светом дня, потом опять тьма, черный наряд приблизился и осветился огнем. Она бежала, бежала, и вдруг поняла, что больше не видит его. Позади темная прореха пещеры, по бокам два желтых валуна, каких и не бывает, а впереди залитая вечерним солнцем трава и щебетанье птиц. Оглядываясь во все стороны сразу, девушка осторожно вышла на свет. Все не так, все странное: трава другая, птицы не те, деревья шумят по-иному, и даже холм не холм, а... ой, вот это всем холмам холм, откуда такой взялся-то? Пришлось задрать голову, чтобы увидать вершину. Зато ноги нащупали тропинку, по которой Миеликки и пошла вниз. Добралась до потока, попрыгала с камня на камень, не допрыгнула, сверзилась в воду, взметнув тучу брызг. Кое-как выкарабкалась на берег, и вот тут-то и разрыдалась.

[Bishop >>>]

Ему приснилось, как деревенская ребятня играет с зайцем. Хаяши тоже позволили погладить зверушку, хотя обычно его сторонились. И - перешептывались за спиной, когда Тошимару посылал своего ученика отнести приготовленные на заказ снадобья или купить съестных припасов на неделю. Уши зайца были длинные и мягкие, а носик - розовый и дрожащий.
В сон прокрался – нет, ворвался, будто вороний карк, - надреснутый голос: Хаяши, завари чай! Хаяши, куда подевалась кисть? Хаяши, сбегай к господину Амагаве, передай, что предсказания на свадьбу его старшей дочери уже составлены! Хаяши, отнеси госпоже о-Тами лекарство и не забудь передать, что принимать надо на голодный желудок, а не после еды... Мальчишка заворочался на влажных прохладных камнях. Он так долго бежал – не оглядываясь, со всех ног, мимо черных корявых деревьев, мимо болота и нескольких могильных камней у развилки дороги, - что не помнил, как очутился в небольшой сырой пещере за водопадом. А когда приоткрыл глаза, то не сразу сообразил, почему под головой скользкий от влаги и плесени валун, почему одежда сырая, а все тело ломит, не разогнуться... Может, это и есть обещанное наказание? А что это шумит?
Хаяши протер кулаком глаза и понял, что лежит, свернувшись в клубок, обнимая драгоценный сверток с украденными свитками. Надо бы выбираться отсюда, пока не зарос мхом по макушку...
Сунул руку в сверток, пошарил там – нет, все сухое. Кажется. Потом проверил, на месте ли амулет. На месте. И флейту не потерял, а вот соломенные вараджи теперь можно выбрасывать. Собрав все нехитрое имущество в охапку, беглец вылез наружу – почти вылез. Нога соскользнула, он кубарем скатился в озеро, куда обрушивался водопад.

[Далара >>>]

Ревела Миеликки недолго, побоялась, как бы не выплакать все глаза. Солнце сместилось к закату, а вокруг так ничего и не изменилось: щебетали незнакомые птицы, по-прежнему ластилась к камням слишком крутого склона непривычно яркая трава, звенела нескончаемая песенка бегущей воды. Совершенно точно слезы ничему не помогали, значит, и смысла реветь никакого. Размазав по щекам остатки соленой влаги, девчонка встала на колени, стиснув зубы, умыла лицо сводящей пальцы ледяной водой. Нащупала висящую на шее металлическую бляху с цветами да птицами, обхватила ее пальцами, шепнула пожелание. Любопытная пичужка скакнула на землю, стала таращить глазенки.
- Птичка, птичка, покажи мне дом, - попросила беловолосая.
Сине-белая птаха внимательно осмотрела человека, открыла клюв, чирикнула и вспорхнула, не пропадая из виду. Девчонка стремглав кинулась за ней. На этот раз даже в воду не сверзилась, хоть и неслась по камням без разбору. Соскочила на берег, зашуршала высокой травой.
Бег меж деревьями закончился неожиданно – земля-земля под ногами, и вдруг ничего. И грохот в голове, ни на что не похожий. Девчушка не сумела вовремя остановиться, и приземлилась на четвереньки под обрывом. Да какой там обрыв – валун, на котором она утром сидела, и то выше был. Но коленку все-таки оцарапала. И, кажется, потеряла слух. Прочистила уши, но не помогло.
Плеск, мельтешение в озере. Миеликки присмотрелась и поняла: человек! И его надо спасать, а то она снова останется одна одинешенька. Нет уж! Как была, в нарядной рубахе, кинулась к воде, сделала полшага от берега и вдруг не обнаружила под собой дна. Мгновение паники, зеленые блики солнца над головой, и девчонка вынырнула, отплевываясь и фыркая. Вода будто зимой в проруби.
- Заморозить хотите?! А ведь подавитесь!
Отец всегда говорил: если стало слишком трудно, разозлись и сделай. Сейчас злость на обманчиво теплое с виду озерцо пришла сама, и стараться не надо было.
За почти утопленником пришлось нырять – он уже перестал барахтаться и покорно опускался на далекое дно. Миеликки вытащила безвольное тело на поверхность, потом дотянула до берега. Оглядела, сидя на корточках, выложенный на травку «улов». Вроде человек, только очень маленький, темный, черноволосый и замотанный в тряпки, какими и полы в избе мыть не станешь. Ткнула пальцем в щеку, проверить, а настоящий ли.

[Bishop >>>]

Выловленному из воды парнишке на первый взгляд не стукнуло и десяти зим, только не было детской округлости; слишком жилистый, слишком сильный для своего возраста, по-деревенски крупные руки. Он лежал, будто мертвый, с закрытыми глазами, слипшиеся мокрые волосы залепили ему глаза. Потом неподвижное тело выгнул спазм, мальчишка закашлялся, перекатился на один бок, изо рта и носа у него текла вода. Не успел он прийти в себя, как на четвереньках из последних сил подобрался к заветному свертку, подцепил обкусанными ногтями мокрый узел. А затем поднял голову поднял голову - и так и застыл на четвереньках с разинутым ртом и округлившимися глазами.
- Namanari... – обреченно прошептал он. – Koko ni wasureteita ka nanimono? Anata no danna dewa arimasen!*
Ой, ну и страшное же у него лицо... Перекошенное все, злобно оскаленное, цвета непонятного. Урод какой-то. Еще и лопочет что-то, ничего не понять, только шипение слышно. А вдруг это змеи, перекинувшиеся в людей, а она наткнулась на их логово? Миеликки застыла, напряглась.
- Не тронь меня! – крикнула. – Не тронешь, не обижу.
Недоутопленник зажал пальцами уши, сморщился, но все-таки начертил в воздухе что-то похожее на защитный знак. Миеликки исчезать отказалась.
- Naze hinaka ni samayou imasu ka? Anata no toki dewa nai! Gahayaika nezumitoki koi! Ora e nai!!!**

_________
*Наманари... Что здесь забыла? Нет тут твоего мужа...
**Ты почему бродишь среди дня? Твое время – час Крысы! Вот в него и являйся! И не ко мне!

(Далара mo)

[SonGoku >>>]

А таинственный незнакомец, с преследования которого началось путешествие юной северянки, все еще шнырял по кустам, пребывая в неведении о неожиданных «попутчиках». Он как будто стал ниже ростом и теперь напоминал гриб на толстой ножке и с широкой обтрепанной по краям шляпкой. Время от времени он останавливался и крутил острым носом, как будто что-то вынюхивал в подлеске; тогда из-под шляпы доносилось сосредоточенное и деловитое сопение. При беглом взгляде могло показаться, что из-под выцветших, но некогда зеленых, будто летняя трава, штанов высовывался кончик пушистого хвоста.
- Koi-koi-koi... – вздохнул странный путник и уселся на корточки.
Из вместительной холщовой сумки, с какой в путь отправляются обычно монахи, он последовательно достал: связку сухих грибов, две айвы, завернутые в зеленые листья сладкие пирожки (один надкусан) и узелок-фуросики в желто-фиолетовую клетку. Фуросики был расправлен на земле и со всеми предосторожностями путник взял три ростка, которые хранил в узелке. Он умело выкопал ямку и, посадив растеньица, огородил место веточками. Затем утоптал землю и полил из фляжки. И на всякий случай привязал рядом обрывок красной ленточки, попросив местных лесных жителей обосноваться и прижиться новым соседям.
Когда все было сделано, он, довольный собой и перекусивший, затопал дальше по тропинке и скрылся бы из глаз... позже, если бы не споткнулся и не полетел кубарем в овражек, откуда некоторое время доносилось ойканье, недоуменный драконий взрык, металлический звяк чего-то тяжелого о камень и оханье. Напуганный внезапным переполохом вьюрок осмелился заглянуть одним глазом, раскачиваясь на тонкой веточке, в полумрак. Склон оврага кое-где был перепахан чем-то тяжелым, но никаких следов человека видно не было.
Лишь в зарослях исчезал распушенный от негодования рыже-бурый хвост.

[Даниэль >>>]

Последним, что помнил Лин, был шторм, или нечто вроде того. Волна, перевернувшая утлое суденышко, заодно угробила и небольшой улов, который мальчишка собирался приготовить себе на ужин. От лодки остались одни щепки, которые та самая волна успела разметать на многие жэнь вокруг.
Сам же китаец очутился в абсолютно неизвестном месте. Где – он и сам не знал, потому что лежал на берегу без сознания. Сколько прошло времени, никто не знал, но вокруг недвижимого тела уже начали кружить маленькие мушки, которые так и норовили присесть на гладкую кожу мальчика. Наконец, послышался стон, тело подняло голову и помотало ею из стороны в сторону. Сказать что – либо Лин было не в силах. Разлепив, наконец, веки, он увидел перед собой расплывчатые силуэты каких – то домиков, которые никак не желали приходить в нормальное состояние.
Полежав таким образом еще некоторое время, парень собрал остатки сил и, уперевшись ладонями в грязь, поднялся.

[Далара >>>]

С приходом утра стало окончательно ясно, сколь немного осталось от дома в лесу. Тошимару досадливо хмыкнул, глядя на руины. Надо было заговорить и от пожара тоже. Так вот что значило непонятное сочетание знаков, над которым он недоумевал позавчера. Оставалось лишь махнуть рукой и отправиться туда, откуда удобнее будет достать наглого мальчишку. Шаман уже мысленно перебирал, кого из духов можно послать за обнаглевшим чиго.
Без Хаяши казалось, что вокруг царит тишина. Не на кого прикрикивать, чтобы поторапливался, некому давать указания, никто не путается под ногами в самый неудобный момент. Другой колдун давно бы рвал на себе волосы и вопрошал небеса, как его угораздило взять такого неудачного неуправляемого ученика. Другой, но не Тошимару.
Резкий стук изогнутого посоха разбивал молчание леса на короткие отрезки уходящего времени. Птицы и звери приветствовали шамана, и он отвечал им взаимностью. Их общество он находил куда более приятным, чем людское.
Да, Хаяши был ребенком, капризным и непоседливым. Или – милым и непосредственным. Тошимару выбрал его не зря. Хищная тонкогубая улыбка заставила случайного зайца поспешно убраться с дороги. Колдун остановился, опираясь на толстый посох. Длинные землистого цвета космы упали на лицо. Принюхался, раздувая ноздри: мальчишка сбежал на восток. И унес драгоценный талисман. Свитки, кража амулета... нет, на этот раз всего лишь поркой он не отделается.
И тут на Тошимару беспардонно налетели и чуть не сбили с ног, вдобавок почти оглушив звонким возгласом. Изогнутый конец посоха уперся наглецу в живот, и тут-то выяснилось, что нарушитель спокойствия – девица. Тошимару пришлось задрать голову, чтобы увидеть ее лицо с оскаленными клыками. А когда увидел, тут же пробормотал заговор от демонов.
Мгновение неопределенности.
Беловолосое существо с прозрачными глазами никуда не исчезло. Живое существо, хоть таких и не водилось никогда на островах. Испуганное и изумленное существо. Смертное.
Еще мгновение, когда оно могло умереть.
Сырая неприрученная энергия, исходящая от девицы, колола пальцы, била в ноздри и резала глаза. Колдун прищурился, наклонил голову. Улыбнулся с видом гурмана перед деликатесом. Эту силу можно поглотить на месте, впитать и пользоваться потом несколько месяцев. А можно приручить...
Протяженный и непрерывный, похожий на движенья крыльев бабочки, взмах сложенных пальцев заставил девчонку отступить на шаг и что-то забормотать.
- ...-матери и во имя покровителя леса меня не трожь, - разобрал он конец фразы.
- Не бойся, не обижу, - сказал он ей.
И наблюдал, как на удивительно непропорциональном лице отражаются дикое изумление – что ее понимают, и она понимает, - затем облегчение и надежда.
- Поможешь мне вернуться домой? – спросила невероятно наивная она.
- Помогу, - пообещал он, - если захочешь, - и поднял палец, пресекая возглас, мол, конечно хочет, и прямо сейчас. – Услуга за услугу.
Закивала: согласна. Что угодно отдать согласна.
- Тогда слушайся меня.

[Bishop >>>]

Дорога неподалеку

Нога за ногу... нога за ногу – так можно дойти куда угодно. Если знать – куда. Хаяши не знал. Он бы вернулся, если бы не был уверен, что учитель не убьет его на месте. Ну, пусть даже превратит в лягушку... или в каппу... или еще во что-нибудь. Нет, хозяин так разозлился, что лучше на глаза ему не попадаться совсем. Хаяши споткнулся, покрепче прижал к груди узелок с подсохшими свитками. Может, если их подновить, их купит городской предсказатель? Можно, конечно, разобраться в письменах самому. А что? Он же грамотный, переписывал свитки по множеству раз, он...
Мальчишка уселся на обочину, крепко обхватил колени руками. Не будет он плакать.
Подумаешь – никому не нужен, голодный и растерянный. Подумаешь – откуда-то вкусно пахнет жареным мясом... совсем рядом, из-за кустов. Хаяши наскоро размазал грязь по мокрым щекам и раздвинул ветки.
Два путника – долговязый ронин с повязкой на левом глазу и пронырливый жилистый, точно высушенные солнцем корни, носильщик - устроились на обед, но мальчишка их почти не видел, смотрел только на плоский камень и дымящиеся куски мяса на нем.
- Не бойся, - кивнул вдруг ронин, не оглядываясь; ему было некогда, он вгрызался в еду. – Садись. Пищи хватит.
Беглый чиго сглотнул накопившуюся слюну и шагнул.

[Даниэль >>>]

Пошатываясь, Лин стоял на вязком мокром песке и щурился от слепящего солнца. Мотнув головой, вытер грязь со лба и, подтянув штаны, пошел по берегу. Повода спрятаться пока не находилось и, он двигал вдоль песчаного пляжа, одновременно пачкая ноги и поправляя рубаху.
Зеленая вода, мутная от быстрых волн у берега и зеленая, почти нефритовая вдали, расступилась, выпуская на солнечный свет и чистый воздух смуглое небольшое существо с золотистой гладкой кожей и темными волосами, забранными повязкой. Из одежды на юной ныряльщице имелся только пояс с кинжалом и сеткой, набитой ракушками.
Почти ослепленный бившим в глаза солнцем, мальчишка был вынужден прикрыть лицо рукой, чтобы разглядеть девушку, выходившую из воды. Вдруг Лину почудилась улыбка на лице красавицы, но спросить о том, что это за место, он так и не решился. И прошла бы мимо прекрасная ныряльщица, если бы волна не выбросила на берег небольшую рыбешку, к которой он и кинулся.
Девушка подскочила, будто ужаленная, что было бы не удивительно, учитывая отсутствие на ней одежды. Соленая вода оставила на ее коже дорожки.
- Dare desu ka?* - требовательно спросила дикарка, выхватывая нож и недвусмысленно давая понять, что сделает с первым встречным, если тот перейдет рамки приличия.
Поймав рыбку обеими руками, он словно впился в нее взглядом, но услышав недобрые интонации в голосе девушки, отшатнулся, даже не пытаясь ее обезоружить :
- Danshi,wo you zuo shen!* - дрожащим голосом произнес мальчик. И куда девался тот храбрый парнишка, который ни разу не испугался девушки?
С такой же он еще ни разу не встречался...
Она тряхнула головой, с мокрых волос сорвались капли.
- Wakarimasen... - ныряльщица тряхнула головой; нагота ее не стесняла. - Chuugoku jin desu ka?**
– Wo? Ni shi yi difang?** – ответил вопросом на вопрос мальчишка и весь подобрался, приготовившись защищаться.

(you SonGoku)

___________
*- Кто ты такой?
- Я же ничего тебе не сделал!

**- Ты из срединной земли?
- Я? А ты сама кто?

Сообщение отредактировал Даниэль - 3-11-2008, 23:54

[SonGoku >>>]

Неподалеку от деревни Куцукакэ

Морщинистые стволы в три обхвата, в осыпающихся кружевах лишайника и янтарных четках смолы, возносились почти к небесам, - будто лестница в Облачную равнину, - но сквозь переплетение ветвей просачивалось достаточно солнечного света, чтобы раскидать по пружинящему хвойному ковру яркие желто-оранжевые лоскуты. Горбоносая ворона, раскачиваясь на суку, углядела далеко внизу бегущего со всех ног человека, примерилась, чтобы нагадить ему на голову (она была в хорошем настроении и хотела поделиться удачей), но промахнулась. И со скрипучим карканьем улетела прочь.
Человек и не заметил, так спешил, что не видел ничего вокруг, и может быть, только поэтому не переломал на крутом склоне ноги. Когда ты самый младший (в семье ли, в компании весельчаков или в маленьком отряде, который хранит порядок в маленьком городке), твоя судьба по большей части предрешена. Даже если отважных ревнителей сего трое. Кто-то все равно будет крайним. Напоминая того же вороненка сосредоточенностью на деле, целеустремленностью и хлопками широких штанин (он забыл их подвязать, пустившись в обратный путь), минарай-ёрики во всю прыть спешил выполнить поручение. Одной рукой он придерживал норовившие выпасть из-за пояса мечи, второй - прижимал засунутую за пазуху дощечку с приказом, которую было велено укрепить у моста для всеобщего ознакомления. От быстрого бега, свежего горного воздуха и осознания своей ответственности юный хранитель порядка цвел щеками почище алой магнолии. Два объявления о розыске - настоящее событие для их крохотного городка.

(унд Биш, пока что)

[Далара >>>]

Желающие ознакомиться появились незамедлительно и сгрудились вокруг объявлений. В толпе нашелся один грамотный, и его пустили вперед – читать вслух остальным. Тут же завязалось громогласное обсуждение, пошли гулять слухи (до драки дело не дошло, постеснялись). В сторонке от местных зевак остановился незнакомец в пропыленной дорожной одежде, с двумя мечами и узлом-фуросики за спиной. Немолодой уже, он щурился, читая надпись, несмотря на ладонь, которой защищал глаза от солнца. Затем он протолкался к юному минарай-ёрики.
- Это ты здесь поставлен защищать закон и порядок?
Тот, преисполненный чувством, громко шмыгнул и, приосанившись, торопливо вытер нос кулаком. Взрослое имя он получил аж месяц назад, и почти сразу же после этого семья договорилась отдать поднадоевшего всем отпрыска в ученики.
- Ага.
- Значит, ты мне и нужен.
Незнакомец сложил веер, с наслаждением почесал им в затылке и заткнул за пояс, откуда затем вытащил медную табличку с выбитыми на ней немногочисленными символами и сунул мальчишке под нос.
- Омура Такахару, - представился он, - из Уцуномии. Прибыл по делу, - и кивнул на одну из двух дощечек о розыске.
Ёрики-ученик осторожно покосился туда же – как раз на ту, которую только что прибивал.
- Не советую, - басовито мурлыкнул у него над ухом еще один голос. – Займись лучше беглым чиго. Больше шансов.
Сжав мгновенно вспотевшие ладони в кулаки, будущий хранитель порядка оглянулся. И уткнулся носом в рукоять чужого меча. На губах хозяина оружия играла непонятная улыбка - из тех, при виде которых лучше беречь молодость, а не честь. Собеседник был нездешний, сразу видно. И самого его хорошо было видно даже в толпе, возвышался над ней почти на голову. Видимо, потому и смотрел на жизнь снисходительно.

(теперь присоединяюсь я)

[Далара >>>]

Толпа крестьян, глазеющих на объявление, рассеялась подозрительно быстро; у всех неожиданно обнаружились дела. Старуха, которая по своему обыкновению плела вараджи на пороге дома через дорогу от моста, проворчала себе под нос, но так, чтобы слышала ближайшая стайка домашних хозяек:
- Недоброе время грядет, все приметы о том говорят. Вот увидите, грозят нам неприятности похуже украденной Цуивой курицы.
Шу-шу-шу – заволновались женщины кто с метелкой, кто с бамбуковым ведерком для воды. Некоторые, посмелее, отваживались посмотреть на предвестницу бед, но ни одна и подумать не могла подойти. А старуха втянула крючковатым носом воздух и подняла голову, будто учуяла что-то. Взглядом подслеповатых, под тяжелыми морщинистыми веками глаз впилась в удивительную пару, приближающуюся по берегу реки. Старый колдун уже не раз появлялся в Куцукакэ, и хоть его появление обычно не несло в себе зла, каким-то образом он умудрялся оставлять о себе память. Старуха не могла похвастаться знакомством на короткой ноге, знала лишь, что шаман этот гораздо больше, чем всеми потерянный старик-чудак в провинциальном лесу. По-столичному больше, большими деньгами и связями, могуществом. Она робела перед ним, чего не любила показывать даже больше, чем собственное дряблое тело в бане.
Рядом с колдуном, чье имя было Тошимару, шествовало существо куда более удивительное, чем самые удивительные события в крохотном городке, случавшиеся до той поры. На голову выше любого из мужчин-крестьян, его одежду составляло лишь не запахнутое, а странно сшитое кимоно даже – ужас! – без единого рисунка. Нечто грубое наподобие вышивки виднелось только на подоле и краях рукавов. Существо сверкало прозрачными глазами и лицо имело не мужское, не женское, а неведомо какое. Бабка при взгляде на него зашептала молитвы.
Они прошли мимо, не обратив на нее внимания. Вернее, так сделал колдун, неведомое существо же наоборот, обращало слишком много внимания на все вокруг и, казалось, терялось в многообразии форм и цветов.

[SonGoku >>>]

В крошечном городке было целых три заведения, где при желании можно было поесть за умеренную или не очень плату. К одному из них Тошимару направился без раздумий, видимо, знал или предпочитал именно это место. Миеликки настороженно отодвинула в сторону повешенные вместо дверей полотна ткани с загадочными рисунками и нырнула следом за проводником в полутемное после яркого солнца помещение. Хорошо, успела пригнуться, иначе б неминуемо расшибла себе лоб.
При явлении странных посетителей харчевня почти опустела. Остались только дрожащие хозяева и единственный смелый посетитель. Или, может быть, не слишком внимательный посетитель.
Ибо он был занят. Он устроился в уголке, за столом, уставленным многочисленными плошками, и опустошал их с завидным усердием и скоростью. Одновременно он чавкал, хлюпал и причмокивал, просил добавки, время от времени деловито вытирая нос рукавом. Нос был похож на сладкую картофелину, которую кто-то приделал к картофелине побольше размером. Северянка заворожено следила за его действиями, гадая, сколько же полей он вспахал, что проголодался так сильно. Колдун, напротив, не обратил на него внимания, занял самое удобное место за длинным столом по центру не слишком уж большой комнаты (дома и коровники порой бывали побольше) и жестом подозвал хозяйку. Та – средних лет дама с полными щечками и уложенными в гладкую сложную прическу черными волосами (опять черными!) – склонилась к нему, слушая заказ. Миеликки подумала, что вблизи должно рябить в глазах от мелких клеток на ее сине-сером переднике.

(помощь Даларе, почти)

Сообщение отредактировал SonGoku - 21-11-2008, 10:50

[Далара >>>]

Сама она подкралась к любителю обильной пищи и заглянула, что это он такое ест. Смотреть было удобно: столешница находилась ниже, чем дома. Девчонка от удивления сунула палец в рот, разглядывая содержимое плошек. Нечто белое, какая-то жидкость цвета мокрого песка, нечто рыжевато-белое, нечто красное, то ли маленький фрукт, то ли большая ягода, странные пирожки...
- Вот это да-а... – не удержалась белобрысая.
Незнакомец без смущения хлопнул широкой ладонью по деревянной низкой скамье: не стесняйся, мол, на всех хватит. И отправил в рот кусок мяса, которое Миеликки наконец-то удалось распознать. На душе сделалось теплее от того, что в неведомом странном краю держат куриц. Тут, похоже, любили диковинные прически, вот и этот обжора соорудил у себя на голове подобие вороньего гнезда. От него пахло засаленной дорожной одеждой, мускусом и еще чем-то, совсем уже непонятным. Наконец, человек все же что-то сказал, но курятина еще не была прожевана до конца, и северянка ничего не поняла. Она сморщила нос, потом неуверенно посмотрела на колдуна в поисках поддержки, но тот даже не повернул головы.
Подошла хозяйка с новым подносом, уставленным плошками. По лицу, по движениям видно было, что приближаться к диковатому на вид незнакомцу ей не хочется до глубины души, но обязывают работа и законы гостеприимства. Женщина, стараясь держаться как можно дальше, быстро расставила блюда на столе и тут же убралась прочь. Странно... Может, он больной чем-нибудь и заразный? Хотя когда это больные ели с таким аппетитом? А может, он проклятый?.. Бабка-колдунья учила, как посмотреть, да только разве ж что останется в ветреной голове.

(вместе с Сон)

[SonGoku >>>]

Но как бы там ни было, а отказываться от приглашения нельзя, могут обидеться. И будут правы, а ей будет стыдно. Девчонка с опаской села на скамью так, чтобы между ней и охочим до еды незнакомцем оставалось не меньше двух локтей пространства. Хозяйка принесла поднос, на котором аккуратно и красиво, будто вышивка на ткани, были расставлены миски, мисочки и тарелочки. И отдельно – плоскую вытянутую посудину со свернутым валиком полотенцем. Белобрысая кинула взгляд вправо: сосед с урчанием расправлялся с кусочками курицы, макая их в темную жидкость. Взгляд вперед: Тошимару, сидящий к ней в профиль, нарочито медленно и демонстративно развернул свое такое же полотенце и вытер им руки. Миеликки последовала его примеру. Тихонько ойкнула, когда ткань оказалась холодной и влажной. Немножко усилий, и из светлой тряпочка превратилась в буро-серую, спасибо лесным похождениям. Девчонка придирчиво оглядела разводы и осталась довольна.
Есть хотелось, но наперед следовало познакомиться с соседом по столу.
- Вы местный, да? – не придумала она спросить ничего лучше.
За легкой занавеской из тонких палочек возник спор. Миеликки не поняла ни слова, но суть ухватила без труда: мужчина сердился, женщина пыталась его успокоить. Сосед хохотнул, подмигнул белобрысой.
По столу раскатилось несколько металлических кругляшей с квадратной дыркой посередине. Таких Миеликки еще не видела: то ли на шею надевать, то ли на палочки и выставить дом охранять, то ли нашить на одежду, пусть красиво звенят.
- Круглые штуки зачем нужны?

(и опять с Даларой)

[Далара >>>]

На звон выскочила хозяйка, сгребла кругляши (один попробовала на зуб) и убежала стремглав в кухню, за занавеску. Спор сразу же прекратился, а вскоре перед белобрысой и ее соседом на стол водрузили блюдо с чем-то жареным и огромным. Сосед что-то сказал, наверное, имя. Северянке оставалось лишь хлопать глазами. И дело было вовсе не в занятом рте собеседника. Желудок попытался заглушить мысли отчаянным бурчанием при виде и особенно запахе неведомого блюда, но Миеликки решила сражаться до конца.
- Обожди немного, не съедай все, - попросила она уже немного знакомого незнакомца и отправилась к Тошимару исправлять положение.
Дальнейшая сцена была достойна театра Ёсэ. Девица, которой и пудриться не пришлось бы, лицо и так белело на головокружительной высоте, ходила вокруг колдуна с завидным упорством и непереносимым нытьем пополам с требованием. Она возникала то с одной, то с другой стороны, нависала над столом, теребила за рукава и все-таки добилась своего. Хозяева втихомолку подглядывали из-за занавески, гадая, уничтожит шаман ее сразу или сперва превратит во что-нибудь отвратительное. Но тот, отвлекшись наконец от еды, пожал плечами, сделал несколько пассов руками, пробубнил нараспев что-то себе под нос и велел:
- Иди, разговаривай.
Девчонка ринулась пробовать новообретенную способность. С разбегу плюхнулась на лавку.
- Это как называется? – ткнула пальцем в изрядно уменьшившееся блюдо.

(мы же)