Краткость - сестра таланта-IX, зима 2017

[Мора >>>]

Плод больного воображения

За столом небольшого кафе сидели трое, и один из них, самый крепкий, смеялся так заливисто и громко, что на троицу стали неодобрительно оглядываться.
- Так, значит, скоморохи – самые важные люди в той стране? - спросил здоровяк, отсмеявшись, и вытер пот со лба. Вены на его мускулистой шее опали, кровь начала отливать от щёк.
- Совершенно верно, - сидящий слева от него худощавый и взъерошенный юноша, неистово закивал. – Народ ловит каждое их слово, следит, как одеваются, с кем спят и что едят. А если кто-то из них женился или замуж вышел – на месяц разговоров будет.
- Ой, не могу. Это плод какого-то больного воображения. Ну, ладно бы силачи. Тут сразу понятно, кто чего стоит, но скоморохи. Один писклявый, другой – басистый, а третий не поёт вообще, а вирши декламирует. И как тут определить, кто из них важнее? Или всех скопом во властители дум записывать?
- Система тут хитрая. Краля вообще без голоса и слуха может певицей прослыть и миллионы подписчиков иметь. Всё попаданием в эфир определяется.
- А это что за зверь?
- Что-то вроде чудесного зеркала из сказок, в одном месте показываешь – на всех зеркалах страны видно.
- Ох, и горазд ты врать, брат. Как и твой писака, этакую чепуху удумавший.
- И ничего не чепуха, - обиделся щуплый, – а социальные фантазии. Вполне научная вещь.
- Согласен с Андреем, - подал голос до того молчавший третий. – Социальные фантазии – вещь точная и сугубо научная. У нас вполне могло к тому пойти, если бы история не туда свернула.
- Тебе виднее, - мигом посерьёзнел здоровяк.
- Да мне виднее, - третий лукаво посмотрел на остальных. – Даже не понимаю, что я, интеллектуал четвёртого ранга, делаю тут среди простого люда.
- Ты наш брат, забыл? – подыграл ему щуплый.
- С вами забудешь, - улыбнулся третий. – Раз так, спрошу: не надоело вам, безранговым, на чёрной работе прозябать? Вечером жду у себя. Будем тренировать мозг, это никогда не поздно.
Братья ничего не ответили и вернулись к трапезе. Силу и важность интеллекта никто из них оспаривать не собирался.

[ORTъ >>>]

Праздник

Меч сияющей молнией рассёк последнее чудовище. Оно рухнуло ошмётками, забрызгав кровью рыхлый снег. Марк оглянулся. Горы поверженых врагов доходили до горизонта. На вершине холма, следуя по дороге, вымощенной прозрачными камнями, испускающими тусклый свет, он нашёл сундук, полный монет и украшений с россыпью самоцветов. Подбежала Марго с посохом в руке, подлечила, обняла и порадовалась победе. Марк подарил ей лучшую диадему.
Сидя в своём поместье под пышной красавицей ёлкой, они болтали. Любимый питомец, мохнатый пёс, радовался своим хозяевам и махал хвостом. Пришли друзья и подарили редкие шарики. Ими украсили ёлку, а на верхушке уже сияла звезда. Но ещё сильнее блестели голубые глаза Марго. Она уткнулась в плечо парня. За окном сияли и трещали богатые фейерверки.

Что-то обхватило ногу и требовательно запищало. Дергало за юбку. Нина выключила компьютер и взяла сына на руки. Он опять обделался. Смыть это, переодеть. Разогреть еду и покормить. На столе гора посуды. Никто не услышал её просьбы помочь. Уборка. Шторы постирать. Муж вернулся и разбросал одежду. Всё развесить, носки в стирку. Требует внимания и поддержки. Три часа рассказов о его проблемах. Требует еды. Сам не может. Разогрела. Котлеты не вкусные. С ребёнком сидеть занят. На праздник никуда идти не хочет. Дома отмечать привычнее. Хочет любимый торт и салат и ещё три блюда. Придут его друзья. Выжала тряпку и орудует шваброй. До полночи только четыре с половиной часа.

[Мора >>>]

Представьте, что нет рая

Родственники обычно ничего не знают, даже не догадываются. Ты вроде как спишь и спишь, главное утром - вспомнить, в каком времени находишься. Тем, кто привык уходить надолго, лучше, конечно, вообще семью не заводить.
Паспорта нам меняет Густав, у него уже сотню лет этот бизнес. Может, чуть меньше. Его работники не в курсе про нас, так спокойней.
Друг с другом встречаться мы любим, но выходит редко. Обычно все в разных уголках света. Но есть пара мероприятий, куда принято выбираться компанией - ребята ездят на падение Берлинской стены, например, а я с друзьями на Вудсток.
Правила у нас простые. Назад можно ходить куда хочешь и когда хочешь. Вперед ходить нельзя, потому что будущее непредсказуемо. Аннеке вот вернулась, но рассказала, что ее в будущем убили, и теперь она знает, когда и где умрет. И ей придется там быть, ничего не попишешь. Бедняжка.
А третье правило самое очевидное - быть осторожным и ни во что не вмешиваться. Джек-Стюарт вот бредил мыслью о том, что надо спасти Кеннеди. Мол, тогда-то Америка и станет снова великой. Далась ему, гражданину мира, эта Америка… Убит охраной. Я ходил в тот день пару раз - и понимал, что нет, нельзя было спасти Джека-Стюарта. А Кеннеди и подавно.
Юсуф иногда бывает на крестовых походах. Вот это чертовски опасное дело, но кто его ни отговаривал - все одно, Юсуф уходит, а потом возвращается. И никому не рассказывает, на чьей стороне сражался.
Я, как и все, думаю иногда, что бы я сделал, если бы это было можно. Кого бы спас, что бы поменял. Куча всего, конечно, приходит в голову - и Безье, и Титаник, Хиросима. Но если честно, то спас бы Джона Леннона.
Иногда я хожу на их ранние концерты. И думаю - черт, ребята, вы же еще ничего не знаете!
Но когда поет Джон, я не думаю ни о чем. Просто слушаю. И представляю.

[ORTъ >>>]

Рик

Брысь, я сказал. Знаю я таких: хватают в руки всё подряд и начинается… Дым над водой, пустота в голове. Вона, на соседней полке Гибсон лежит, его и мучай. Ему не привыкать. Нет, ну что за молодёжь пошла… Как ты держишь? Куда ты руки ставишь? Что за… Нет, только не это, только не Лестница! Вот тебе, понял! Мне струны ради такого не жалко. Порезался? И поделом. Если ещё раз кто-то попробует сыграть на мне Дирижаблей, я взорвусь, и пусть считают хоть террористом, хоть Телекастером. Хендриксом клянусь.

А ты что хочешь? Что, если магазин твой, то и со мной можно делать что угодно, да? Фигушки. Меня такие руки держали, что не твоим чета. И делали это с уважением! Куда ты меня тащишь вообще? Что значит, старая рухлядь?! Ты это о ком? Эй, к тебе обращаюсь, морда татуированная! Эй!

Темно. Тихо. Не как в футляре, когда тебя перевозят во время тура. В футляре безопасно и тепло, а тут пыльно и страшно. Страшно, когда не понимаешь, куда и зачем везут. И струну так и не заменил, подлец. Был бы ты нашим роуди, тебе бы за это ребята руки оборвали. Зачем тебе руки, если они растут из… Приехали. А вот кто ты вообще такой и куда ты меня тащишь? Что это вообще за бардак? Мебель какая-то, холодильники, мусор… Эй, вы с этим из магазина совсем головой поехали? Это же свалка! Эй, ты куда?! Эй!!!

Что надо? Брысь от меня, я на растопку не гожусь. Ни на что не гожусь, если честно так, но тебе до этого дела нет. Заросший, худой… Ни разу ты не дитя цветов, просто пончо где-то спёр, небось. А теперь и меня со свалки утащить решил. Преступление века.

Ха, да у тебя даже квартира есть. И струны?! А я думал, бездомный. Один живёшь? Вижу, один… Ну и зачем тебе, ворюга, понадобился старина Рик? Давай, признавайся. Только помни, про Лестницу я не шутил!
Подключил? Надо же, с первого раза даже… Куда ты… А, ладно. Сойдёт. И руки более-менее правильно поставил. Так что это будет-то? Серьёзно? Правда? Я сейчас расплачусь… Ну, давай тогда на два голоса:
«Ah look at all the lonely people…»
Как раз про нас.

[Мора >>>]

Рождество Zака

Привет, меня зовут Зак, и я люблю Рождество. А ещё, знаете, мне по душе вот эти все нафталиновые традиции с оленями, семейным ужином, камином, подарками. Когда всё предсказуемо. Это же отлично, когда всё предсказуемо. Сидишь и по часам предсказываешь, когда хозяйка – милейшая Полли с длинными шпильками в волосах – принесёт пирог, когда маленький ангел Мэри Грин встанет у пианино, чтобы спеть песенку. И мне это дико нравится. Не то что в моём безумном две тыщи сорок восьмом. Там вообще хрен знает, что случится через минуту. Так что считайте, это мой персональный рай. Маленькое чужое Рождество, куда я могу отправиться, если всё в конец осточертело.
Не знаю, почему семейство Грин пускает за стол хрен знает кого. Гнать гостя в святой праздник – дурная примета?
– Отменная индейка, миссис Грин, – как всегда улыбаюсь хозяйке, и она скромно поправляет шпильки.
Маленькая Мэри иногда фальшивит, но за её смех и прыгающие пружинки золотых кудряшек можно простить всё.
За окном бахают фейерверки, весело смеются и кричат люди. А потом кричат ещё и уже не так весело. Истошно, надрывно. Полли и её муж бросаются к окну, малышка Мэри так и застывает с раскрытым ртом.
Кто-то рычит там, снаружи. А потом ещё и ещё. Много глухих жадных голосов. И вот уже разноголосый рёв бьётся в стены. Мёртвые гниющие лица смотрят в окна с улицы. Им очень хочется внутрь.
Хозяин достаёт дробовик, я хватаю топор, которым ещё недавно кололи дрова для камина.
Дверь слетает с петель, зомби уже внутри. Выстрел – и первый отлетает на метр. Я разбиваю голову другому. Топор на пару с дробовиком расчищает вход, но монстры прут в окно. Вижу, как Полли бездумно тыкает острыми шпильками в гнилостную морду. Я прорубаю башку ещё одному зомбаку, потом ещё. Кричит маленькая Мэри. И золотые кудряшки липкие, красные. Её опять не успели спасти.
Пора возвращаться, а то и меня… Всё же люблю я, когда всё предсказуемо. Не то, что в моём безумном-безумном будущем.
Прощайте, ребята, и спасибо. Это всего лишь Рождество, но мне нравится.

[ORTъ >>>]

С ног на голову

Три часа ночи. Чем я занимаюсь? Записываю очередной рецепт настойки, втыкаю в окно. Лучше бы спала.

Я сижу в лаборатории в окружении книг, свитков, чернил, перьев, человеческих внутренностей и неприметного котла. Последний скоро вернется в офис, потому что я отказалась от работы с Анон Аноновичем — основным заказчиком эфира. Я варила его месяца три, и практически нашла идеальный рецепт варева, который при правильной дозе не убивает и вызывает качественные галлюцинации. После употребления этого «зелья» людям кажется, что они стали популярными. У них берут автографы/просят сфотографироваться/поцеловать ребенка. Нужное подчеркнуть. Мир становится искаженным: кажется, что с неба начинают падать лайки, комментарии, реакции «ух-ты!», «супер», «ха-ха». Видимость популярности, чтоб её!

У зелья, правда, есть побочный эффект. Оно вызывает привыкание и через месяц человек готов отдать все свои деньги, чтобы эфир всегда был доступен. Анонович сам не раз норовился попробовать варево, но отказывался каждый раз, как я напоминала, что не хватает лабораторных исследований (и на них нужны деньги, которые этот жмот не даст).

Сколько ночей ушло впустую! За это время меня обвинили в алкоголизме и чрезмерной трате говна (главного ингредиента «эликсира популярности»). Подумаешь! На других производствах мои траты вообще не считаются, а жаловаться на пьющих ведьм бесполезно. Такие уж у нас особенности.

Мне хочется обнулиться. Перевернуть всё с ног на голову и обратно. Сбросить старое, вздохнуть полной грудью. Разумеется, у меня на это нет шансов. Потому что тонны говна лежат в танках для хранения. А тысячи людей ждут, когда я его вылью в котел, смешаю с внутренностями и сделаю из этого эфир. Ведь им так хочется обмазаться им, выпить его, занюхать и чувствовать себя популярными. И я им это дам, конечно. А потом уеду на зимние каникулы.

За окном лежит снег: он укрывает землю и готовит её к Рождеству. Я тоже готовлю, чтобы всем было хорошо лежать под эфиром. Зачеркнуто. Ёлкой.

[Мора >>>]

Фейритейл

Мне досталась комната между двумя семьями, и в каждой из них были дети. Хотите секрет? Я ненавижу детей. Я не любил их всегда, но настоящую ненависть я испытал впервые, когда ночь перед Рождеством застала меня в пути между безымянными городами. Когда я свернул с трассы и попал в мотель.

В обед меня разбудила горничная. За остывшим омлетом я узнал, что снег мёл до утра, засыпав единственную дорогу к трассе. Во всяком случае, погода была праздничной.

Под вечер снег уже не мёл, а легко посыпал собравшихся во дворе у ёлки. Мы, конечно, не знали, друг друга, но претерпевали похожее бедствие: мы все были неудачниками, которым предстояло встречать Рождество в мотеле.

Казалось, в этот вечер дети вели себя особенно плохо. Младшие завернули в снег мандарины и бросались ими. Старшие запускали фейерверки, и один из них попал в ёлку. Всё наладилось, когда пришло время дарить подарки.

Маленькая девочка, лукаво улыбаясь, протянула коробку мне. Это было неловко. Внутри оказался небольшой мешочек с завязками.

– Где ты это достал? – спросил мужчина.

Он держал точно такой же мешочек, уже раскрытый.

– Тебе не нравится мой подарок? – обиженно ответил сын.

Из мешочка мне на ладонь посыпались золотые монеты. Я ещё не успел удивиться этому, когда младшие дети сорвали гирлянду и, набросив её на шею отцу, стали бегать вокруг него. Старшие привязали к ёлке фейерверки и подожгли её. Портье попытался всё затушить, но дети толкнули его в огонь. Девочка, подарившая мне мешочек, смотрела на меня. Я сунул его в карман и побежал.

Дорогу расчистили лишь отчасти, и мне пришлось бросить машину на последней расчищенной миле. Я позволил себе отдохнуть лишь когда перестал замечать огни этого городка. На маленьком взгорке я заметил упавшее дерево. Сев на него, я достал из кармана мешочек. Сперва он показался пустым, но когда я потряс, из него посыпались хлебные крошки. Падая на снег, они превращались в золотые монеты.

Рядом со мной опустилась маленькая девочка с четыремя крылышками.

– Тебе не понравился мой подарок?