To the Moon

[Woozzle >>>]

Мы исполняем мечты.

Шепот шин, шепот плотной глянцевой бумаги, шепот тревоги за височной костью. Сумерки рассыпаются в свете фар и оседают пылинками под колеса; Ева следит за ними рассеянно, пока пальцы механически перебирают листы.
Белая папка с тиснением: Агентство генерации жизни «Зигмунд». Сухие строчки отчета: имя, дата рождения, род занятий, семейное положение. На отдельной странице – заказ, всего три слова, и их вполне достаточно, чтобы хмурое беспокойство всю дорогу ворочалось в висках.
Джонатан Уайлс, шестьдесят четыре года, вдовец.
- Хочет полететь на луну.
- Я слышал.
Доктор Ева Розалин повторяет это в четвертый раз, пытаясь растворить в словах сомнение – тщетно, на языке его вкус ощущается еще острее.
- Ты не мог бы вести быстрее? Мы рискуем опоздать даже к похоронам, а было бы неплохо застать мистера Уайлса живым. Если, разумеется, мы не собираемся завалить контракт.
Упрек несправедлив: стрелка спидометра пляшет на ста двадцати, цветущие тополя вдоль обочины сливаются в бело-зеленую ленту со штрихами почтовых столбов.
Доктор Нил Уоттс великодушно молчит, хоть это совсем на него не похоже.
Ева откладывает папку (Мы исполняем мечты, жизнерадостно скалится тонкая вязь с обложки) - на этих страницах нет ничего, что поможет в работе. Впрочем, как и всегда.
Вечер сгущается, затягивает стекла темным, перекрашивает тополиную ленту в траурную кайму – только светлое пятно впереди выхватывает скользящие тени.
- Если верить карте, - она вглядывается в переплетение линий на подсвеченном экране, - скоро поворот, и мы почти на месте... Эй, какого?!
Луч света спотыкается, перерезав что-то - стремительно-живое, темное, вылепленное из движения и мига; шепот шин обрывается визгом.
Удар.

* * *
Мы исполняем мечты
Листы, заключившие в скупых строчках чью-то жизнь, рассыпались по салону, лобовое стекло змеилось трещинами, под ключицей набухала боль, вдавленная в тело ремнем безопасности.
Могло быть и хуже.
- Ты цел? – Ева с трудом отщелкнула крепление, жадно втянула воздух – неожиданно соленый и свежий, как морская вода.
- Более-менее, - донеслось справа вслед за еще одним пластиковым щелчком и легким шипением подушки безопасности. Дверь раздраженно хлопнула, выпустив водителя наружу, и через мгновение рисуя его тень, раздробленную на осколки, в свете фар. На короткое время Нил склоняется над темным силуэтом, отброшенным почти к самому краю дороги.
- Собака? – тихий выдох из-за спины.
Свалявшаяся рыжая шерсть, темное пятно на асфальте – смотреть было больно и душно. Ева отвернулась, сглатывая непрошенную чувствительность.
- Идем. Если опоздаем, шеф шкуру сдерет и набьет опилками. Будем два рыжих угрюмых чучела, - она мотнула головой, стряхивая с ресниц осколки очерченной фарами картины. – Не забудь оборудование.
Молчание пружинящей нитью тянулось следом – от заглохшей машины, по дороге, резко забирающей влево, сквозь кроны лип, застывших в безветрии, к светлым окнам двухэтажного дома. Дома, который не спал.
...дверь открыли сразу, стоило осторожным шагам ступить на садовую дорожку - как будто кто-то терпеливо ждал за ней, быть может, много часов, прислушиваясь и ожидая подходящего звука. Лилиан Дент, торопливо вспомнил Нил, проходя в холл - она делала заказ в компании и, кажется, жила здесь со своими детьми. Хозяйка, не оборачиваясь, сказала "Пожалуйста, просто Лили", и на какое-то мгновение ему показалось, что он, забывшись, произнес ее имя вслух. Он помог Еве снять пальто, пока она брала на себя часть официального представления ("Компания "Зигмунд", миссис Дент - меня зовут доктор Розалин, а это мой коллега доктор Уоттс..."). Сдержанный, профессиональный тон, но без неуместного соболезнования - Нил всегда восхищался этим умением найти нужную точку в контакте с клиентом.
- Спасибо, что приехали сегодня, - голос Лилиан звучал признательно, но устало, - Я думала, вы уже не успеете, да и дом сложно найти в темноте... Но сегодня ему немного лучше. Я попробую его разбудить, но вам придется побыть здесь несколько минут.
- Конечно, миссис Дент, - Нил кивнул, подумав о том, сколько дней назад ей самой доводилось спать в последний раз, - Никаких проблем.
Их познакомили с детьми. Настороженная, недоверчивый взгляд исподлобья - Сара, и Томми, протянувший доктору руку со всей напускной серьезностью шестилетнего мальчишки. Нил опустился на корточки и торжественно пожал ее, чем, очевидно, заработал допуск в близлежайший круг общения. Чемоданчик с оборудованием был сразу же, с разрешения доктора, позаимствован и тщательно осмотрен (биометрический замок стойко выдержал попытки вскрыть его ковырянием пальца), после чего с явной неохотой возвращен владельцу. Вернулась Лилиан, попросив еще немного подождать, и предложив гостям чай - они из вежливости согласились, но почти не прикоснулись к чашкам. Нил поймал себя на том, что то и дело смотрит на настенные часы, и чуть позже заметил, что Ева украдкой делает то же самое.
- Мам, - громким шепотом спросил Томми, - а Джонни полетит на Луну? Прямо сейчас?
- Да, малыш, - Лили кивнула, рассеянно помешивая чай. Томми немедленно просиял:
- А можно мне с ним? Пожалуйста!
- Не сегодня, приятель, - Нил попытался осторожно обойти неловкий момент, стараясь звучать весомо и авторитетно. - На Луну, э-ээ... пускают только по одному за раз. В следующий раз мы обязательно тебя возьмем... - тут он понял, что сказал не совсем то, что собирался, и молча проклял себя за неосторожность.
Лили бросила на него странный взгляд и сказала, что должно быть, уже пора. Они поднялись по лестнице, залитой светом ("Ему нравится, когда светло", ответила она на непроизнесенный вопрос), оставив детей внизу, за невидимой границей дозволенного, начинающейся у первой ступени. Нил шел последним: проходя мимо окна, ведущего в сад, он бросил взгляд наружу, где уже почти стемнело. Луна была яркой и отчетливой, она освещала неровным светом сад и дорогу, очерчивая их холодными неровными тенями, и глядя на нее, ему вдруг показалось, что скрипучая лестница и деревянные перила исчезли, что он стоит посреди холодной серой равнины, и смотрит в черное небо без единой звезды. Это длилось едва ли больше секунды, и он очнулся, потрясенный, запнувшись о последнюю ступеньку, в доме мистера Уайлса, и едва удержался на ногах, вцепившись в перила.
Ева и Лили ничего не заметили - они уже стояли у двери, и хозяйка осторожно заглянула в приоткрытую щель, отступила на шаг назад и покачала головой.
- Еще не проснулся. Подождите еще минуту, я попробую еще раз... - она вошла, плотно прикрыв за собой дверь, и через некоторое время вернулась, сказав, что нужно еще немного подождать.
- Не хотелось давать ему таблетки, но похоже, по-другому уже нельзя, - сказала Лили, словно извинясь, - Пока есть время... вы могли бы немного рассказать о том, что вы делаете? Я читала рекламный буклет, но хотела бы знать детали. Это что-то вроде внушения? Психотропные препараты?

- Нет-нет, никаких препаратов, - отвечать на подобные вопросы им приходилось десятки раз, и Ева говорила почти машинально, привычно избегая технических подробностей, затрагивая лишь самую суть. – Мы смоделируем своеобразный слепок с реальности. Нам придется пройти по его памяти, сделать несколько последовательных скачков, чтобы углубиться в самые ранние воспоминания – и оставить там маячок. Не просто сиюминутное желание – цель, к которой он будет идти, не отвлекаясь на шелуху. Человек, для которого мечта и цель равнозначны, способен на все - и это не преувеличение. Когда мы вернемся, в воспоминаниях мистера Уайлса...
- Джонни, - негромко поправила Лили, - он всегда и всех просил называть его Джонни.
- ... в воспоминаниях Джонни, - легко кивнула Ева, - будет существовать другой мир, мир, в котором они исполнил свою мечту. К сожалению, метод имеет ограничения, и доступен только человеку, стоящему у последней черты – но все же по эту сторону. Поэтому нам следует поторопиться. Если мистер Уайлс... Джонни без сознания – это не станет помехой. Достаточно заверенного нотариусом согласия, по нашей информации такая бумага должна у вас быть.
- Да... но он специально просил меня разбудить его, когда вы приедете - говорил, что хочет все помнить... - по голосу чувствовалось, что она поняла немного из сбивчивых объяснений о природе памяти, и что она борется с неуверенностью. Нил мягко положил руку ей на плечо:
- Все будет в порядке, миссис Дент. Подготовьте доверенность, а мы пока начнем приготовления. Дополнительные воспоминания совершенно неотличимы от настоящих, и, э, Джонни совершенно не вспомнит о нашем визите после операции. В этом весь смысл, - он улыбнулся наиболее профессиональной улыбкой, какую смог изобразить. - В конце концов, он ведь должен верить, что все это было на самом деле?
- Конечно, - кивнула Лили, не сводя глаз с чемоданчика в его руке. - Звучит... вполне разумно. Я принесу документы, мистер Уотс.

Сообщение отредактировал Woozzle - 2-04-2013, 23:33

[Черон >>>]

В комнате тоже горел свет, который пришлось погасить - слишком резкий раздражитель, если клиент вдруг проснется в процессе подготовки. Нил раскрыл набор и занялся подготовкой капельниц, пока Ева осторожно отогнула край одеяла, освобождая руку и грудь. Он мельком бросил взгляд на кровать и успел увидеть, как пальцы спящего дрогнули, отвечая каким-то событиям его глубокого сна.
- Ну вот и всего делов, - усмехнулся Нил. Он аккуратно ввел иглу под кожу у локтевого сгиба, наблюдая за реакцией, которой не последовало. - Пара часов, и мы свободны.
- Вряд ли это будет так просто, - с сомнением качнула головой доктор Розалин, скорей отвечая на собственные мысли, чем на слова коллеги.
- Лили, прежде чем мы начнем, хотелось бы прояснить несколько мелочей, которые могут существенно помочь нам в работе, а значит - помочь ему. Вы помните, когда у него появилось столь... необычное желание? Он говорил об этом хоть что-нибудь?
- Он вообще мало говорил после смерти Ривер. Часто уходил один к маяку, возвращался за полночь, отрешенный, рассеянный, даже пса не замечал. Однажды не вернулся к утру, мы нашли его там же, у обрыва, он лежал на спине и смотрел в небо – так, словно видел там что-то, недоступное нам. Мы перенесли его в постель – и больше он уже не встал. Велел связаться с вами, перечислить всю сумму по контракту. И желание назвал... Вот такое. Это все, что мне известно.
- Жаль. Ну что же, будем действовать по ситуации, - Ева обхватила пальцами тонкую кисть старика в сеточке морщин и пигментных пятен, проверяя пульс. – И еще одно. Чтобы пройти по воспоминаниям Джонни, нам нужно прикоснуться к его жизни. Увидеть то, чем он дышал, протянуть ниточки в прошлое. Нил осмотрит дом, если позволите.
- Конечно. Сара и Томи покажут все, что нужно. Они где-то внизу.

Нил спускался не без облегчения - не смотря на то, что здесь еще не чувствовалось дыхания последних минут, второй этаж выглядел как-то пустынно и беспокойно. Внизу, в залитой электрическим светом прихожей, обстановка казалось почти обыденной - если забыть о том, что за окном ночь.
Первым делом он заглянул в гостинную, где они уже успели побывать - пробежавшись цепким взглядом по уголкам комнаты, замечая непривычные детали и частички личности, проявлявшиеся в расстановке чашек на полках, расцветке занавесок и приоткрытом даже в уже достаточно прохладный сентябрь - Нил передернул плечами - окне. Предварительное изучение клиента было необходимо, помимо достоверного воссоздания воспоминаний, еще и в целях безопасности - они вовсе не собирались случайно поселить в памяти мистера Уайлза какой-нибудь непрошеный кошмар. Мы исполняем мечты, так?
Впрочем, усмехнулся Нил про себя, за всю его историю работы у "Зигмунда" он не видел ни одного недовольного клиента - по весьма прозаическим причинам.
Он скорее почувствовал, чем увидел, как за ним, изучающим кресло мистера Уайлса и большую кружку мистера Уайлса с надписью "Джонни", наблюдают в свою очередь.
- Здравствуй, Сара, - он обернулся, немного помедлив, постаравшись встретить ребенка доброжелательным выражением лица - не такая простая задача, когда на тебя смотрят, так, словно застали посреди кражи со взломом.
- Я бы хотел немого пройтись по дому, если ты не против, - дружелюбным тоном продолжил он. - Твоя мама сказала, что вы с Томми могли бы рассказать мне о доме. Особенно о любимых местах мистера Уайлса.
- Джонни, - въедливо прокомментировала Сара, но отказываться не стала.
К тому же ее брат уже переминался поблизости, и лицо у него было прешкодное.
- Покажем ему подвал? - он подмигнул сестре и снова повернулся к гостю. -
Правда, нам туда нельзя, но там такое – ууух! И где ключ лежит, мы знаем. Ну что, идем – или будете дальше чашки разглядывать?
Неплохо, подумал Нил. Начало обещает быть интересным.
- Ведите, сэр, - он подмигнул Томми в ответ. Того как ветром сдуло - только где-то в прихожей звякнуло металлом и хлопнуло попавшейся на пути дверью. Доктор Уотс поспешил следом, не без опасений предполагая, что в случае, если он затеряется где-то за поворотом, долго о нем вспоминать не будут.
Короткий коридор еще хранил отголоски следов убежавшего мальчишки, и шаги Нила отдавались им в тон – звонко и резко.
Мимоходом он отметил картины на стенах – неумелые, пестрящие ломаными линиями и сколами плоскостей; их трудно было назвать красивыми, они одновременно влекли и отталкивали - как пугает, но поневоле притягивает взгляд физическое увечье человека.
Коридор оборвался лестницей в десять ступеней – к едва разбавленному электричеством сумраку.
- Туда, - подбодрила Сара, которая неслышно следовала по пятам.
- Сюда! – откликнулся голос снизу, и сумрак приоткрылся дверью. – Не споткнитесь, на пятой ступеньке выбоина.
Нил мимоходом удивился точности предостережения, и спускался преувеличенно аккуратно - лестница вдобавок оказалось достаточно крутой. Интересно, как сюда спускался семидесятилетний старик?..
После залитого светом дома глаза отказывались воспринимать полумрак, и на какое-то время он оказался полуослепшим, пытаясь на слух определить местоположение детей - и в этот момент его почему-то нагнала еще одна непрошенная мысль. "Даже пса не замечал", сказала Лили - он вдруг вспомнил эту фразу, начиная соотносить ее с аварией, случившейся так недалеко от дома. Там была собака, на дороге - или какое-то другое животное, он не разглядел в темноте...
Нил мотнул головой, пытаясь сбросить резкое колющее ощущение. Потом. Не сейчас. Пытаясь отвлечься, и начиная привыкать к обстановке, он делано-непринужденно огляделся:
- Любопытное место... И что, Джонни часто здесь бывал?
- А я разве говорил, что он здесь часто бывал? Вот балда! – к кому относилось последнее определение, было не вполне понятно, но Томми уже продолжал дальше, не дав доктору Уотсу вставить даже слова. - Так, время от времени... После того, как Ривер умерла – так и вовсе почти не бывал. Да какая разница! Готовы? Пабам!
Он распахнул еще одну дверь, резко щелкнул выключателем, взбивая темноту в слепящую белую пену.
Когда слепота схлынула, Нил увидел...

..кроликов.
Множество белых кроликов, больших и маленьких, клетчатых и в полосочку, сложенных из бумаги - на тумбочке, на столе, на книжной полке и просто на полу; они смотрели безглазыми мордами, словно их тоже ослепил этот внезапный, хлынувший с потока свет.
Впечатление создавалось жутковатое - на какое-то мгновение Нил даже принял их за что-то живое, но безжалостный свет достаточно быстро справился с иллюзией.
- Это он сделал их всех? Или... Ривер? - пробный шар он бросил наугад, пытаясь связать в голове ореол запретности на этой комнате и эти фигурки. Имя звучало незнакомо - по крайней мере, в личном деле клиента оно не упоминалось.
- А мы не знаем, - мальчишка пожал плечами без всякого сожаления. – Мы не видели, кто их делал. Просто раньше они жили по всему дому, я помню, повсюду – но все равно не думал, что их так много. Потом Джонни собрал их, сказал – выбросил. А они здесь. Я когда увидел, сам чуть не подпрыгнул. И это не все еще. Ой, а маяк, маяк – хотите?
- Нам туда тоже нельзя, - пояснила Сара удивительно светло и радостно. - Тем более ночью.
- Мы фонарь возьмем, чтобы вы с обрыва не свалились, – заверил Томми.
- Мы быстро, никто и не узнает, - Нил подмигнул Саре, - Я скажу вашей маме, что сам вас об этом просил, идет?
По пути у доктора обнаружился карманный фонарик, да и луна светила все так же ярко - но Томми все равно притащил откуда-то большую кемпинговую лампу, чей свет неровными движениями рассекал ночь, высвечивая контуры склонившихся деревьев над головами и привлекая ночных бабочек. Пробираясь по саду, Нил ощутил было смутное беспокойство по поводу того, не слишком ли он задержится с этой прогулкой, но по его расчетам, время всасывания гистамина еще не прошло, и если они немного поторопятся... Доктор Уотс прибавил шагу, мысленно кляня себя за беспечность, помешавшую забрать из машины куртку - ночь выдалась холодная (хотя дети, казалось, этого совершенно не чувствовали), как очередной луч фонаря вдруг высветил впереди контуры башни - совсем рядом, рукой подать.
Высокая и мертвая - или заснувшая - она протыкала небо немым темным шпилем, целясь в белесый лунный шар.
Здесь, у обрыва, было светлее; звездная река, текущая внизу, отбрасывала блики в холодный сентябрьский воздух, и ветер перемешивал свежий запах воды с чем-то гнилостно-сладким, выплескивая его пригоршнями в лицо, заставляя сдерживать дыхание.
- Это цветы, - Томми, с интересом следивший за доктором Уотсом, и сам заметно морщился. – Отвратительные, как по мне, похожи на драные метелки, воняют – не продохнуть, да еще и цветут чуть не до зимы. Они только здесь растут, у маяка, Джонни их терпеть не мог, и каждый раз говорил, что от них голова болит – и сердце. Но мама хотела их повыдирать все – а он не дал. Вот так-то.
- Вы наверх пойдете? – Сара стояла у обрыва, опасно близко к краю, и казалась птицей, готовой сорваться в полет.
- Еще бы, - Нил попытался ободряюще улыбнуться в попытках пробраться за кокон отчужденности, окружавший девочку, но похоже, попытка в очередной раз оказалось не слишком удачной. - Не затем же мы сюда шли, чтобы теперь развернуться?
Дверь скрипнула металлом, открывая темный провал, оборачивающийся змеей ступеней под бледным светом фонарей. "Сердце", думал Нил, пока они поднимались - отзвук шагов глухо раздавался эхом по всей башне. Это было похоже на еще одно из немногочисленных здешних мест памяти, аккуратно укрытых от посторонних глаз - не считая, конечно, вездесущего Томми.
Долгая лестница, свитая в тугую спираль, прерывалась короткими площадками для отдыха, стены с облупленной краской текли равномерно и неспешно.
- В последние месяцы он совсем не поднимался сюда... Но постоянно, каждый день, приходил к Ривер. Наверное, думал, что так ей не будет одиноко. А она любила быть одна, - голос Сары, туманный и тихий, казался голосом самого маяка, голосом обветшалого камня и холодной заброшенной пристани.
- Тебе-то почем знать, - разрушил наваждение ее брат. – Вечно ты ерунду придумываешь.
Девочка промолчала, только ветер где-то наверху откликнулся коротким смехом.
Последние ступени отдавались покалыванием под ребрами - и сбившимся дыханьем.
Пятно фонаря метнулось по круглой площадке – вперед, назад, снова вперед – выдергивая из небытия осколки прежней жизни.
Разбитая линза прожектора. Старый, потрепанный, нелепый до невозможности плюшевый утконос с надорванным хвостом и ватой, выбившейся под правой лапой. И снова – кролики.

[Woozzle >>>]

Почему-то больше всего Нила смущал именно утконос - к оставшейся части картины он уже был некоторым образом подготовлен. Он даже не знал, что такие игрушки бывают. И уж тем более ему было не место здесь, у разбитого фонаря, на площадке, открытой ветру и дождю.
Пользуясь моментом и убедившись, что никто его не видел, доктор украдкой сунул в карман одну из фигурок-оригами - просто так, подчинившись невнятному желанию.
- Нечего сказать, любопытно, - бодро произнес он, выпрямляясь и еще раз окидывая взглядом окружение. - А кто такая Ривер? Мне говорили, кроме вас с матерью и мистера Уайлса в доме никто не живет...
- А она и не живет... уже, - Томми поднял утконоса за плюшевую лапу, и скорчил морду – весьма похожую.
- Перестань, – одернула брата Сара, отобрала у него игрушку, аккуратно посадила у стены и только тогда ответила Нилу: – Ривер – так звали жену Джонни. Она умерла два года назад.
- О. Вот как, - Нил почувствовал, что перешел некую невидимую грань дозволенного. В конце концов, он и так слишком долго здесь пробыл... поддавшись любопытству и не успев составить сколь-либо полноценный психологический портет.
- Что ж, спасибо, что провели меня сюда, - он оглянулся напоследок, и безотчетно поправил одну из упавших на бок фигурок. - А теперь мне, пожалуй, пора - если не хочу опоздать на запуск.
Обратный путь растворился в молчании и зябкости осеннего воздуха; тепло ожидающего дома показалось после колючего ветра каким-то особенно мягким и пряным.
Притихшие после прогулки дети оживились и с топотом унесли куда-то в переплетение комнат – и пока Нил шел от дверей наверх, успели громко поссориться, громко помириться, грохнуть чем-то об пол, снова затихнуть...
На лестнице его догнала музыка. Звуки рояля, две чарующе-тягучих ноты, перетекающие одна в другую, накатывающие, как волны – с солью, силой и нежностью, и отступаюшие, чтобы привести с собой глубину.
"Что за черт..." - он обернулся, пытаясь уловить источник звука, и так и не смог понять, доносится ли он снизу или сверху. Еще одна нота - медленно, вкрадчиво пробираясь дрожью по пальцам, стенам, лестничным перилам, мелодично отдаваясь где-то внутри головы.
Оставшиеся ступеньки Нил преодолел в несколько широких шагов. Дернув на себя ручку, он почти вбежал в комнату:
- Прошу прощения, немного задержался... Ева, это у вас? Что происходит?
Доктор Розалин посмотрела на него с мрачным интересом.
- За исключением того, что наш клиент собирается в скором времени покинуть бренный мир? Ничего. Где тебя носит, Нил?! Давай, все готово
Она подсоединила последние датчики к вискам мистера Уайлса, положила в карман наладонник, еще раз мельком глянув на бегущие цифры и линии, отражающие состояние пациента. Нацепила клипсу на левое ухо, протянув вторую Нилу
- Ничего. Не так плохо... Пока.
Ноутбук, проросший тонкими проводками в тело мистера Уайлса зашелестел, создавая новый мир. Мир, в котором Джонни, умирающий вдовец шестидесяти четырех лет, еще не полетел на луну - но обязательно должен был полететь.
- Для начала попробуем совсем свежие воспоминания? – Ева, не глядя на Нила, стучала по кнопкам, задавая параметры взаимодействия. – Может быть, даже прямой контакт? Если Джонни ответит нам, почему ему так приспичило на луну, считай, половина дела сделано.

...если бы его спросили, давно ли он видит сны чужими глазами, он бы не сразу нашелся с ответом. Проблема здесь в том, что поначалу ты долго не можешь поверить в реальность происходящего и воспринимаешь это как цветное кино - пестрое, яркое, полное красок и запахов, но все еще нарисованное грубыми мазками краски прямо на пленке. Так происходит до тех пор, пока чья-то память не находит дорогу, протягивается тонкой нитью в твое сознание, и прорастает изнутри - и тогда другие следуют за ней, и это похоже на водопад - беспорядочно сменяющие друг друга обрывки воспоминаний, жизней, лиц, которые захлестывают тебя всякий раз, стоит немного ослабить контроль. В компании к этому относятся с пониманием - каждый техник проходит через такую стадию, кто-то легче, кто-то - с трудом.
Впрочем, заканчивается обычно все возвращается к тому, с чего начиналось. Когда их становится слишком много, все происходящее в таких снах начинает казаться все менее реальным, напоминать сюжеты мыльных опер и телешоу. В конце концов, это ведь люди, не так ли? Чем больше маленьких жизней кладешь под микроскоп, тем быстрее понимаешь, что все они такие же одинаковы, как и их последние мечты.
Или почти все.
Первым появился запах - глухой, дурманящий, уже смутно знакомый аромат цветов с легким привкусом недавнего дождя - и Нил сразу безотчетно подумал, что Лилиан была совершенно права, когда хотела их выполоть. Еще не открывая глаз, он узнал это место. И, возможно, именно поэтому оказался совершенно не подготовлен к тому, что увидел после.
Неловким ломаным движением камеры, словно поддерживаемой неопытным оператором - надпись. Ровные, высеченные в камне буквы "Ривер Уалйс" - и восемь цифр, расплывающиеся в очередном рывке камеры. Тот самый маяк, на вершине которого он стоял еще несколько минут назад - только теперь он залит тусклым солнечным светом, и наполовину кажется белым. В попытке сфокусироваться и обрести равновесие он вдруг заметил еще одного участника событий - рыжий пес, свернувшийся в траве почти у его ног, поднял голову, насторожившись - как будто почуял незванных гостей чужой памяти.
Потом он увидел Еву, неслышно выступившую откуда-то из дрожащего, прозрачного воздуха, и наконец - человека, замершего поодаль, в тени акации. Он стоял спиной к ним и, казалось, совершенно не замечал визитеров - все его внимание было поглощено двумя строчками на надгробии.
Плохо, подумал Нил. Неудачный момент. Но стоит хотя бы попытаться, прежде чем идти глубже.
Он негромко откашлялся, пытаясь привлечь внимание.
- Мистер Уайлс?
Человек обернулся медленно, словно каждое движение давалось ему с болью.
- Джонни, - спустя несколько долгих минут откликнулся он. - Меня зовут Джонни.
В лице его еще не было той прозрачной потусторонней тусклости, что просвечивала сквозь кожу человека, от постели которого они шагнули в круговерть снов и памяти, но заострившиеся черты, ломкие, подрагивающие руки, отрешенная пустота в глазах указывали на то, что времени до их следующей (предыдущей?) встречи осталось совсем немного. Не год, не месяц. Неделя, быть может?
- Что вам угодно, молодые люди? – несмотря на кажущуюся резкость вопроса, голос звучал мягко, с особой дружелюбной усталостью, которая доступна только глубоким старикам, мудрецам и блаженным.
Краем глаза Нил отметил, что мистер Уайлс сместился чуть левее, словно желая что-то прикрыть – но только привлек внимание. Знакомый плюшевый утконос высовывал морду из потертого рюкзака, лежащего за надгробием.
- Меня зовут доктор Нил Уоттс, а это доктор Розалин, - Нил отвел взгляд от игрушки, протянувшей ниточку между этим днем и сегодняшним. В конце концов, у них есть работа, и они здесь именно за этим.
- Мистер Уайлс... Джонни. Через неделю или около того, - он попытался наугад подобрать возможную дистанцию погружения в память, - вы сделаете заказ в компании "Зигмунд", чтобы осуществить одно свое желание. Возможно, сейчас вы можете не совсем правильно меня понять - но я хотел бы сделать официальное заявление, что ваш заказ принят к исполнению, и что это происходит прямо сейчас.
- Значит, я все-таки решился? – мистер Уайлс не выглядел ни удивленным, ни озадаченным, лишь легкая тень сомнения всколыхнула в его глазах пасмурное небо. – Не скажу, что это самое странное из всего, что я делал в жизни, но... Понятия не имею, зачем мне это.
Он бросил взгляд на маяк, на дремлющую собаку, на гранитный камень с высеченной надписью.
Ветер взмахнул рукавом, хлестнул наотмашь запахом – все тот же, удушающий, к которому Нил уже успел притерпеться, он стал вдруг особенно резким, до жжения в глазах.
Джонни не поморщился – но поднес руку к горлу, словно ему стало больно дышать.
- Вы говорили, что хотели попасть на Луну, - Нил рефлекторно прищурился - несмотря на то, что и ветер, и запахи здесь все еще были для него отчетливо иллюзорными, ощущение было не из приятных. - Почему именно это?
- Я не знаю, - он задумался, однако пауза длилась недолго, - понимаю, что это не тот ответ, который вы обычно слышите, выполняя заказ. Но это так – я не знаю, почему мне туда нужно. Просто – нужно.
Он поднял глаза к небу, в надежде прочитать ответ там – но день надежно прятал от глаз лунный шар.
- Не знаю, - повторил Джонни и с сожалением пожал плечами.
- Возможно, вы помните, когда вам пришла в голову эта идея? - когда это было необходимо, Нил мог быть очень терпеливым. Их клиент определенно оказывался не самым простым случаем в практике, но было и хуже - Джонни, во всяком случае, осознавал, что происходит, и не пытался броситься на гостей из будущего. - Может быть, что-то ассоциативное - событие или человек... - он на мгновение запнулся, думая, стоит ли говорить об этом, но все же решился, - Это может быть связано с вашей женой?
- Нет, - мистер Уайлс заметно помрачнел. – Не припомню, чтобы мы говорили о луне. Простите, я плохо себя чувствую.
- Мы уже уходим, - доктор Розалин, до этого момента наблюдавшая со стороны, предоставив вести беседу коллеге, цепко взяла Нила под локоть. – Всего хорошего, Джонни. Мы выполним ваше пожелание, можете не сомневаться.
Маяк подернулся дымкой. Они все еще были здесь – беззвучными тенями, призраками черно-белого кино, но пространство теряло объем и плотность.
- Последнее было зря, - коротко сообщила Ева, не отрывая взгляда от клиента. Тот дышал как рыба, брошенная на раскаленный песок, широко раскрывая рот и пытаясь захватить как можно больше воздуха. – Как бы он не отдал концы раньше времени.
Впрочем, Джонни понемногу отпускало. Он постоял еще, приложив ладонь к выпирающим ключицам, затем, с трудом нагнувшись, поднял рюкзак (утконосова морда, качнувшись, взлетела вверх) и грузно зашагал к маяку.

[Черон >>>]

- Знаю, - мрачно бросил Нил, выжидая несколько секунд, прежде чем последовать за ним. Силуэт башни дрогнул, расплываясь в солнечном свете, и вновь собираясь обратно. - Но надо же было попробовать. Чем дальше, тем меньше мне нравится вся эта история, и клиент, не желающий рассказывать, чего именно он хочет, отнюдь не облегчает нам задачу.
Некоторое время они шли поодаль от Джонни, благоразумно стараясь держаться за спиной и не привлекать его внимания - но он, казалось, и так не замечал ничего, кроме маяка.
- Сейчас он поднимется и оставит игрушку наверху, - шанс побыть предсказателем выпадает не каждый раз, и Нил решил им воспользоваться, - Учитывая его к ней привязанность, думаю, с ней мы сможем пройти дальше.
- Ты так уверенно об этом говоришь... - Ева покосилась на него с подозрением, увидев, как мистер Уайлс шагнул в темный проем двери.
Они поднимались следом, быстро догнав усталого старика, неслышимые, невидимые, практически несуществующие.
Джонни останавливался на каждом пролете – перевести дух, дать отдых ногам – и снова продолжал путь. В конце концов, поднявшись на самый верх, он извлек утконоса и посадил его возле разбитого прожектора. Достал со дна сумки семейство бумажных кроликов, еще горсть – из карманов плаща, и тоже рассадил их вокруг.
- Это еще что за оригами?..
Если бы доктор Нил Уоттс был злопамятен, язвителен и циничен – он не преминул бы отметить выражение лица доктора Розалин какой-нибудь меткой фразой.
- Ниточки в прошлое, - ухмыльнулся он, наблюдая за реакцией. - Не поверишь, сколько полезного можно узнать, совершив легкую прогулку по окрестностям... Не говоря уже о подвалах и прочих подземельях.
- Впрочем, о происхождении этой экспозиции я знаю не больше тебя, - посерьезнев, добавил он, склонившись над одной из бумажных фигурок и внимательно ее рассматривая. - Отойдем в сторону, сейчас он закончит с ними и спустится.
Заброшенный маяк обрастал бумажными фигурками, словно дерево, дождавшееся мая - теплыми, клейкими листьями; Джонни оставлял кроликов на подставке прожектора, в проемах оконных ниш, в сколах кирпичей... Впрочем,. их все еще было значительно меньше, чем видел Нил в последнем, существующем [сейчас.
В конце концов, он ушел, в последний раз оглядев кроликов и тронув утконоса за уродливый кожаный нос.
- Явная точка выхода, - кивнула Ева. – Ты становишься пророком, мой нерадивый друг. Даже не припомню, когда нам удавалось собрать нужные звенья так быстро.
- Если бы кто-нибудь еще из присутствующих здесь занимался делом вместо того, чтобы просвещать домохозяек в области последних достижений эмпатического контакта, он бы и не такое заметил, - прохладно отреагировал доктор Уоттс. - В следующий раз попробуй поразить харизмой нашего космонавта - глядишь и заинтересуется.
- Ты так забавно огрызаешься, - доктор Розалин, не глядя на Нила, уже набирала комбинацию цифр на сенсорном экране, - нужно попробовать злить тебя почаще.
Ее слова растворились в мешанине образов, обрывках разговоров, полустертых дней, которые оказались слишком тусклыми для того, чтобы стать точкой опоры.
Вынырнули они в музыку. Дом – все тот же дом - был пропитан ею насквозь. Две тягучие нежные ноты, приводящие с собой глубину, Нил помнил их так, словно слышал наяву. Или – вправду слышал?
Музыка звала наверх – как и ступени лестницы, соткавшиеся из пустоты.
Нил недоуменно оглянулся - на какой-то миг ему показалось, что они не пошли дальше, а вернулись обратно, расщепив мгновение той ноты, которую он так и не мог вспомнить, слышал ли на самом деле. Но это были те самые звуки, вне всяких сомнений - он не смог бы определить мелодию, потому что здесь ее не было - но что-то живое, словно волны, медленно подступающие из бездны, осторожно касались его в уже знакомой манере.
Они поднялись наверх, и Нил пошел на звук, пытаясь уловить его источник среди отзвуков, пронизывающих дом. Он пропустил дверь спальни Джонни - в ней не было фортепиано, да и в прошлый раз звук явно доносился не отсюда.
- Постой...
Ева задержалась возле настенных часов – молчаливых и неподвижных. Тяжелый маятник не отсчитывал мгновения, утекающие нотами; стрелки застыли, не завершив круг.
- Ерунда какая-то, - доктор Розалин растерянно огляделась. – Без четверти шесть. И тогда было без четверти шесть. У нас оборудование не барахлит? По моим расчетам, мы должны были сделать приличный скачок, пару лет, не меньше. Но на часах то же самое время. Не могли же их просто не заводить годами?
- Отсюда в любом случае не проверить - разве что кто-нибудь из нас вернется. Перед поездкой все тесты прошли нормально, разве что то столкновение на трассе оказалось серьезнее, чем на первый взгляд... И потом, почему бы и нет? - он пожал плечами, наклоняясь поближе и попробовав протереть пальцем лакированную поверхность дерева. - Наш клиент уже как минимум два года живет здесь один, и ему вполне могло быть не до того, чтобы ежедневно возиться с этим антиквариатом. Особенно после известных событий. Идем?
Музыка оборвалась, оставив их в тишине, неожиданно пустой и тянущей – ненадолго. Потом, приглушенно пересыпая осколки слов, послышался мужчкой голос.
- Идем, - Ева кивнула. - Сейчас проверим, какое теперь время.
Доктор Розалин шагнула к двери спальни – голос стал отчетливее, разбитые слова обрастали эхом, становясь целыми.
- Она называется «Для Ривер».
- Хорошо.
- Тебе нравится?
- Да.
Женский голос казался водой, обнимающей прибрежные камни усталыми волнами.
- Николас помог мне поднять рояль.
- Я могла бы спуститься. Наверное.
Во всяком случае, они получили ответ - это было другое время. Два года назад, вспомнил Нил разговор с детьми. Это значит - сейчас. Или совсем скоро.
Он попытался выглянуть из коридора, чтобы увидеть говорящих, но почти ничего не успел разглядеть в полумраке - только неясный силуэт пианиста.
- Не думаю, что Джонни будет нам сейчас рад, и мы не сможем поговорить с Ривер - так что остается банальное подслушивание, - бросил Нил, направлясь ко входу.
Ева последовала за ним: в горчащий сумрак, в паузу, зависшую над клавишами, в передышку между сказанным и несказанным.
Женщина, что лежала в постели, была... странной. На всем лице, бледном, прозрачном, почти исчезающем, казалось, жили только глаза. Темные, глубокие – они впитывали каждый жест Джонни, оттеняя сухую лаконичность ее слов и скупость жестов.

- Ты видел кролика? – она едва заметно качнул головой, указывая на столик, где на стопке газет лежала аккуратная фигурка-оригами.В точности такая же, как тысяча других, расселившихся по дому.
- Красивый, - Джонни попытался улыбнуться, - У меня они все еще никак не выходят.
Он осторожно взял бумажного зверя, повертев его в пальцах и посадив на ладонь, щипать воображаемую траву. Нил вдруг подумал, что он делал этот жест сотни раз, знакомясь с каждым новым существом, вылепленым из утренних новостей и сводок погоды.
- Расскажи о нем, - напряженно-требовательный взгляд и ровный, почти без эмоций тон.
Ева шагнула ближе, осторожно обошла Джонни, придирчиво осмотрела бумажного зверька в его руках.
- Задача не из тривиальных, - заключила она. – Интересно, о чем тут можно рассказывать.
Нил, в свою очередь, не сводил взгляда с лица Джонни, и успел заметить промелькнувшую тень растерянности - едва уловимое движение, отблеск в непроницаемых глазах, оставшийся почти незамеченным - он с легкостью подхватил свою роль этой странной игры.
- Его зовут Джонатан, - повинуясь неловким пальцам, фигурка сделала пару шагов по столу, оставаясь в отдалении от своих собратьев. - Он слывет слегка нелюдимым кроликом, чудаковатым, несмотря на свой возраст. Он никогда не расстается со своим фраком и перчатками, а по воскресеньям прогуливается по ивами с часами на серебрянной цепочке. Говорят, что он приехал откуда-то из Норфолка, и что у него никогда не было семьи или друзей; а еще он иногда собирает соседей у себя за своим странным хобби - спиритическими сеансами, когда они вместе садятся вокруг стола, держась за лапки, и прислушиваются к тому, как шелестит ветер снаружи, пытаясь разобрать...
- Спасибо. Дальше не нужно. Я устала.
Ривер не ответила на историю улыбкой, просто прикрыла глаза, отгородившись сразу от всего мира. Или – спрятавшись.
- Вряд ли ее можно назвать многословной... – Ева без стеснения рассматривала их лица.
Ее – отрешенное, непроницаемое, словно выточенное из полупрозрачного мрамора. Его – все еще растерянное и, напротив, слишком живое.
Джонни еще постоял у постели - молча, полутени смешивались на его лице; растерянность становилась тревогой, обидой, нежностью...
Он кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь.
Комната стала тусклой, словно по ней прошлись ластиком.
- Легко могу представить себе человека, который после двух лет подобной жизни безотчетно захочет оказаться где-нибудь настолько подальше отсюда, что луна покажется отличным выходом, - заметил Нил, облокотившись на пианино и наблюдая за реакцией выцветающих фрагментов памяти. Он попытался было рассмотреть реакцию Ривер, но с тем же успехом мог бы изучать потертые белые клавиши. То ли причиной было ее общее состояние, то ли тот факт, что это место исчезало из воспоминаний Джонни. Немного помедлив, он, на всякий случай, сунув в карман неудачливого Джонатана - если бумажная фигурка окажется одним из маркеров для ухода вглубь - и вышел за дверь, оставив позади блеклую, полустертую комнату, которая все больше начинала походить на грубый набросок карандашом.
Ева помедлила, стараясь впитать остатки красок, растворяемых временем. Неслышно коснулась клавиш – казалось, они еще хранили тепло рук и отголоски музыки. Только казалось: немота уже затопила этот участок памяти, и звуки щекотали пальцы – но не слух.
- Нужно двигаться дальше, - она спустилась вслед за Нилом, скользя по ступеням за нитью смутно звучащих голосов.
- Как она? – незнакомый, чуть хрипловатый, с оттенком тревожной, понимающей горечи.
- Плохо, - знакомый, прячущий за кажущейся ровностью тоску обреченности.
Пауза, пересекаемая звуком шагов, словно кто-то, пытаясь подобрать слова, ищет подсказку в монотонном ритме.
- По крайней мере, она успела увидеть этот дом. Она так о нем мечтала, даже отказалась от лечения... Слабое утешение, конечно.
Короткий выдох, рассыпавшийся на шорохи, скрип открывшейся двери – и тишина.
Вокруг становилось все более тускло, только очертания стен все еще сохраняли четкость, удивительную, словно сам дом был якорем, звеном цепи, ведущей в глубину.
Нил бросил быстрый взгляд в сторону парадной двери - какая-то часть его хотела пройти за ними, дослушать обрывок разговора, понять, что здесь происходит - но он уже успел сопоставить увиденное с услышанным и понять, что скорее всего, далеко идти не придется.
Они с Евой переглянулись.
- Что ж, похоже, мы можем отправляться дальше? - кивнул доктор. - Если вся эта история связана с домом, мы получим еще не одну возможность сверить часы.

[Woozzle >>>]

Когда оставляешь за спиной тающий островок памяти, кажется, что стираешь целый мир. Словно ты – не просто случайный свидетель, нежданный гость, заглянувший в замочную скважину чужой жизни. Словно ты – зритель, для которого смеются и плачут, любят и ссорятся, примеряя слова и чувства, как яркие костюмы. Совсем как настоящие, но едва опускается занавес, время застывает мертвыми стрелками.
Кажется, что вне твоего взгляда не существует ни этого странного разговора, ни истории про кролика Джонатана, ни терпких нот, бусинками нанизанных на грусть.
Это не так.
Только для нас сцена меркнет, лишь стоит погаснуть софитам, а Джонни хранит ее в себе вечно. Множество сцен, не нуждающихся в зрителе, живущих просто потому, что не могут не жить.
Сколько таких подмостков носит в себе каждый из нас?..

В следующий раз их отбросило в лето. В зной, спаявший небо и землю плотным клейким воздухом, в мерное гудение пчел, в пряную дрожь полусонных прогретых трав.
Все то же место: обрыв, маяк, пропитанный солнцем, только вместо дома – размеченный участок и вбитые сваи.
- Без него как-то пусто... Как будто зуб выдрали, и его мучительно не хватает, - Ева внимательно оглядывала окрестности, стараясь сфотографировать взглядом мельчайшие детали; любая из них могла оказаться важной – позже. – Зато сейчас нет этого ужасного запаха, помнишь? Похоже, те цветы росли здесь не всегда.
- Мне тоже казалось, что они были посажены, - кивнул доктор, вспоминая короткий разговор с детьми. Он оглянулся, пытаясь найти вокруг следы жизни, или кого-нибудь, за кем они последовали, оказавшись здесь. - Мы уверенно продолжаем двигаться назад - может, я ошибался, и вся эта история с умирающей женой имеет к проблема только косвенное отношение, а наш Джонни просто захотел исполнить мечту из глубокого детства...
- Как-то странно вылезла эта... мечта из глубокого детства, - Ева поморщилась, не зная, как объяснить вязкое чувство несоответствия, захлестнувшее мысли. – Ни в одном из поздних воспоминаний нет об этой треклятой луне ничего. И как в таких условиях устанавливать мотивацию? Ладно, идем. Видишь Джонни? И Ривер с ним, кажется.
Безветрие дышало в лица медовым зноем; приторный воздух казался сладким, липким, застывающим под ногами. Звуки тонули в нем, едва срываясь с губ.

- Я не буду подписывать документы на лечение.

Они видели лишь затылок Ривер, перепутанные рыжие кудряшки, влажные от жары, но вместе с ее словами всплывало в памяти спокойное, прозрачно-мраморное лицо.
- Ривер... – казалось, он ожидал этого, но все равно не мог подобрать слов.
- Нет, - рыжая волна плеснула по плечам и застыла в немой неподвижности. – Я видела счета. Чтобы их оплатить... Нет. Мы должны достроить дом.
- Я знаю, как много значит для тебя Аня, - Джонни смотрел в сторону, словно прямой взгляд в глаза был для него невыносим, - но это твоя жизнь.
- Я не хочу, чтобы она осталась одна. Снова. Когда я...., - она не запнулась, просто сделала паузу, не назвав по имени его боль, чтобы не тревожить рану, - не оставляй ее. Будь рядом.
- Даже не думай, - он упрямо сжал зубы, и коротко мотнул головой. - Я найду деньги. Займу, если не покроет страховка; проклятье, я сам буду строить этот дом своими и руками, и пусть кто-нибудь попробует меня удержать! - он ободряюще улыбнулся Ривер, пытаясь вызвать ответную улыбку, и не дождавшись ее, осторожно положил руку ей на плечо. - Когда-нибудь мы будем жить здесь. Посадим азалии у реки и по вечерам будем подниматься на маяк... Все вместе.
- Не нужно, - потустороннее, почти сверхъестественное понимание в голосе. – Я знаю. Всегда бывает или – или. Просто пообещай мне, что будешь с ней рядом. Что не оставишь Аню одну.

- Кто такая эта Аня?.. – шептать не было нужды, их все равно не услышали бы, но громкая речь казалась обжигающе неуместной, и Ева старалась говорить почти беззвучно, одними губами. – В поздних воспоминаниях нет человека с таким именем. Он не выполнил обещания?.. Если только...
- Дети о ней тоже не упоминали, и в предыдущем воспоминании о ней ни слова... - Нил кивнул собственным мыслям. - Должно быть, она исчезла отсюда раньше чем два года назад, что бы с ней ни случилось. Впрочем, не думаю, что для нас это достаточно важно - посмотри на Джонни. Он явно беспокоится об этой неведомой особе во вторую очередь.
- Конечно, - Джонни кивнул, все так же избегая прямого взгляда. – А ты?
- Счастлива, - выдохнула она, и облако рыжих волос качнулось в такт. – Я буду счастлива.

- Все-таки она... странная, - доктор Розалин обошла Ривер слева, почти коснувшись ее плеча и теперь смотрела прямо в ее лицо, отрешенно-спокойное, и в то же время словно подсвеченное изнутри. – Впрочем, ты прав. Она не наш клиент, и вряд ли поможет нам найти луну.
- Все-таки... - Нил на мгновение задержался, пытаясь уловить что-нибудь еще; обрывок фразы, проливающий свет на происходящее - или, скорее, просто не в силах сразу отвернуться от той безмолвной силы, что звенела напряжением между двумя умолкнувшими воспоминаниями в прозрачном воздухе. - Да, ты права. Похоже, это все, что здесь удастся выцепить - но я даже приблизительно не вижу дороги дальше...
- Думаю, далеко ходить не придется, - доктор Розалин кивнула на папку с документами в руках Джонни, побелевшие пальцы сжимали ее так, как если бы это был камень утеса, последняя шаткая опора перед полетом навстречу пропасти. Опора, за которую не удержаться.
Уходя из памяти в память, наблюдая, как осыпается бесцветными хлопьями душный полдень, дольше всего они видели эти пальцы. И эту папку - коричневая кожа, потертости в углах, застежка, защелкнутая наполовину...

...Она же лежала расстегнутой на скамье в полупустом баре.
- Значит, вы все-таки решились? Ну, ребята... Нет слов. Поздравляю!
Этот голос звучал в позднем воспоминании Джонни, перекликаясь с отблесками фортепианных нот; в этот раз в нем не было отрывистой скованной горечи, и звонкая, искренняя радость делала его моложе.
Это, и еще – года, перелистанные назад.
- Да, Николас, да. Мы выкупили участок и начали строить дом, в том самом месте, у маяка, - Джон еще раз задорно продемонстрировал листок, украшенный гербовой печатью. – Конечно, пришлось взять кредит, да и вообще будет непросто, что ж... затянем потуже пояса.
Всего их было четверо; Джонни много говорил и смеялся, Николас вторил ему в тон, Ривер молчала, но даже ее отстраненное лицо сегодня казалось теплее и ближе. Еще одна женщина (Изабель, донеслось вскользь упомянутое имя) тоже почти не говорила; чем-то неуловимым она была похожа на Ривер. Не броским и очевидным сходством черт, внешне они были совершенно разными, но что-то внутреннее, глубинное, осторожной тенью выглядывающее из глаз роднило их, как роднит общее знание, общее горе или общее счастье.
Нил присел за соседний столик, в последний момент удержавшись от того, чтобы не щелкнуть пальцами, подзывая официантку. Слушая шумные голоса, перебивавшие друг друга, он не мог не обращать внимание на то, насколько они оба, и Ривер, и Джонни здесь отличались от себя прежних, вернее сказать - себя-будущих. Похоже, что они уже добрались до момента, когда болезнь Ривер, чем бы она ни была, еще не начала проявлять себя. Он слушал, стараясь не пропустить каждую реплику, какой бы малозначительной она не казалась - кто знает, когда еще им удастся застать клиента в столь располагающей обстановке.
Они пили – мартини, и виски, и снова мартини, заказав из закусок лишь банку маринованных оливок – да и те почтил вниманием один только Джонни. Они пили за будущий дом, за счастье, за мечты, которые сбываются, и снова за будущий дом. Тосты становились громче, смех – звонче, они казались хмельными и судорожно счастливыми, но весь этот угар схлынул, когда Изабель и Ривер вышли на улицу, подышать воздухом.
- Ривер все такая же молчаливая, да? - Николас проводил взглядом два силуэта, растаявших в полутемном холле.
- Нет, дома она другая, - Джон улыбнулся, морщинки в уголках губ стали теплее и мягче. - И с Изабель тоже. Просто к тебе она никак не привыкнет. С чужаками она всегда скованна.
- За столько-то лет? – в ворчливом тоне Ника не было подлинной обиды, лишь дружеская усмешка и - понимание.
- Она такая. Всегда была такой, ты же помнишь. Но кое-что.... - он покрутил в пальцах пустой бокал из-под виски, - кое-что меня тревожит.

[Черон >>>]

- Что-то случилось? - тон собеседника казался обманчиво-непринужденным, если не обращать внимания на залегшую на лбу морщинку и внимательные, сосредоточенные глаза. Он поймал за горлышко бутылку содовой и слегка толкнул ее по столу, пододвигая к Джонни.
- Кролики, - выдохнул Джон, игнорируя бутылку. – Она постоянно складывает кроликов, такие неуклюжие фигурки-оригами. Забывает о еде, может встать посреди ночи – только для того, чтобы сложить еще одного. И так смотрит...
- И только? - Николас усмехнулся, дрогнувшие было черты лица снова расслабились. - Ну, вряд ли в этом есть что-то тревожное само по себе - безобидное увлечение, дети то и дело носятся с какими-нибудь фигурками... Ты не пробовал поговорить с ней?
- Это другое, - он задумчиво покачал головой, пытаясь склеить из слов и смутных ощущений что-то осмысленное. - Это не просто безобидное увлечение, для нее – не просто. Утром, днем, вечером, ночью даже – эти кролики, у нас уже вся комната ими забита. Спрашиваю – молчит, словно ждет чего-то. Так молчит, что я сам начинаю чувствовать, будто... в чем-то виноват? Что-то должен?..
- И это началось просто так, ни с того, ни с сего?
- После одного разговора. До сих пор думаю, может, я зря...
Джонни смолк, наполнил стаканы, все четыре – лишь для того, чтобы заполнить паузу, и уже собрался заговорить вновь, но ветер хлопнул входной дверью, впуская с улицы холод и легкий стук каблуков.
- А вот и наши дамы, - улыбка совершенно не казалась натянутой; тревога спряталась под ней, невидимая, неслышимая, никем не замеченная.
- Заждались вас, - Николас улыбнулся вслед, привставая и пропуская Изабель к своему месту. - Бр-рр, ну и холод - даже отсюда чувствуется...

- Продолжения, похоже, не будет, - Ева по инерции все еще прислушивалась к разговору, без особой, впрочем, надежды: среди тостов и воспоминаний об общих знакомых не осталось места ничему серьезному. - Про кроликов мы так и не узнали. И про луну тоже. Даже не знаю, о чем больше сожалею. В таких историях... чувствую себя вуайеристом, норовящим заглянуть в самое сокровенное.
Нил с удивлением оглянулся на нее - не так ли давно ему самому в голову приходили похожие мысли? Это дело определенно было особенным - и во всяком случае, совершенно определенно выделялось среди множества его последних заказов. Он сам не заметил, как переступил тонкую стеклянную дверь между собой и поверхностью синематографа чужой жизни, оказываясь слишком внутри, начиная чувствовать, беспокоиться - и искать развязку.
Вслух он сказал ей:
- Когда пять тысяч лет назад основными сотрудниками компании "Зигмунд" являлись джинны, им было наверняка проще. Никакой эмоциональной вовлеченности; не говоря уже об ограниченном объеме работ... В любом случае, вряд ли это конечная точка нашего маршрута - хотя я и не вижу в очередной раз что-нибудь отдаленно напоминающего маяк.
- Подойдем поближе? Что-нибудь из бумаг наверняка подойдет. Или не из бумаг, - Ева хмыкнула, наблюдая с каким аппетитом Джонни уплетает маринованные оливки. – Поверить не могу, что кто-то считает это съедобным и даже вкусным, что кто-то может это любить. Вполне подойдет, я активирую следующее звено.
Разговор смазался в ровный гул – уже не разобрать слов; голоса, перепутанные со звоном стекла отступали, прятались в кокон, чтобы вновь вылупиться – в самих себя.

- Почему они забросили ее? - Ривер сидела на обрыве, свесив ноги, и закатное небо, пронзенное шпилем заколоченного маяка, истекало кармином на ее плечи.
Рядом, закинув руки за голову, лежал Джон, наблюдая, как лениво ползут золотисто-розовые сонные облака.
Нераспакованная корзинка для пикника стояла поодаль, только вскрытая банка маринованных оливок – поблизости, у Джонни под рукой.
- Мне рассказывали, что речной курс здесь изменился, и маяк стал больше не нужен, - столь же неторопливо он протянул руку, не глядя, и выцепил очередную оливку. - Какое-то время его использовали под склад - хранили зерно, потом закрыли. Хозяин так и не объявился, так что если мы захотим - он наш от подвала до флюгера.
- Не нужен?... – Ривер обернулась и посмотрела с каким-то странным недоумением; обида плеснула темной полынной волной в глазах – и тут же схлынула. - Подожди... ты сказал – наш?.. Мы сможем жить здесь? Говорить с ней? Навещать ее каждый день, видетьее из окна?
Над ее лицом – впервые с тех мелькающих кадров наоборот – не властвовала эта колкая, сквозящая инеем отрешенность. Она вся была – порыв, мечта, желание. Движение. Минуту назад спокойная и расслабленная, она не могла усидеть на месте: вскочила, обошла вокруг маяка, вернулась...
- И она больше никогда не будет одна. И никто, никто не заставит ее быть складом для зерна и пристанищем для крыс, - Ривер опустилась на колени и тревожно-восторженно заглянула Джонни в глаза. – Да?..
- ...какого черта здесь происходит? - громко поинтересовался Нил в попытках обратиться ко всем присутствующим одновременно, и не получив ответа, обернулся к Еве. - Ты что-нибудь понимаешь?
- А я говорила, что она странная, - Ева флегматично пожала плечами, пожалуй, слишком демонстративно - словно пытаясь сохранить островок спокойствия в удивлении, захлестывающем через край. – Похоже, та, кого они звали Аней... не вполне человек.
- Знаешь, - Нил пожал плечами, и присел в тени дерева, наблюдая за разговаривающими, - Мне вдруг показалось, что безумие - неприглядная разгадка для тайны. Мы излишне романтизировали то, что можно было объяснить гораздо проще. Теперь и странное пристрастие к оригами не вызывает у меня вопросов - должно быть, она лепила фигурки, чтобы маяку было не так одиноко, - он хмыкнул, покрутив в пальцах травинку. - Сочувствую Джонни. Он, кажется, понимает, о чем идет речь, хоть и старается вести разговор в более... приземленной манере.
- Сочувствуешь? Он ведь выбрал ее – и выбрал именно такой... - внимательный взгляд на пару, застывшую у обрыва глаза-в-глаза, словно онемевшую на время. – Безумие... Может, это мы, все мы, безумны? Мы отдаем маяки, оберегавшие наши корабли от рифов и отмелей, крысам; мы заколачиваем окна, дарящие свет, мы ценим и храним только то, что еще способно принести пользу. Может быть, безумие – это способ увидеть душу?..
Ветер, окунувшийся в закатную реку, принес с собой запах утонувшего солнца, воды и водорослей, холодный и греющий одновременно.
Доктор Розалин сомкнула веки, на миг, чтобы вернуться собой – профессионалом, в меру циничным, в меру прагматичным, в меру понимающим человеческие... особенности.
- Неожиданно вдруг слышать такое от тебя, - негромко сказал Нил. Он смотрел на нее с тем, что можно было бы назвать странной смесью сожаления и понимания: какое-то время он, наклонив голову, пытался поймать выражение ее лица, но потом отвел взгляд.
- Мы еще и близко не подошли к тому, как нам работать, - он постарался звучать резко, отрезвляюще. - Это просто каменная развалина, к тому же еще и ненастоящая. Сколько не населяй ее воображаемыми друзьями, живее она от этого не станет. Пойдем. Они, должно быть, поднимутся наверх...
Подниматься Джон и Ривер не стали. Растянулись на траве, сцепившись пальцами, ловя взглядами стремительные силуэты стрижей, стальными стежками штопающих раненное небо. Молчали.
- Кажется, мы больше ничего не услышим здесь, - Ева приблизилась к обрыву; крутой, изрытый гнездами склон отражался в воде и таял где-то на дне. - А что если мы вообще ничего не откопаем?.. Что если нет – понимаешь, просто нет никаких крючков и зацепок, и про луну он придумал от скуки, в тот самый миг, когда звонил в «Зигмунд»?
- Тем проще, - хмыкнул Нил. - К тому же, это будет значить, что у него достаточно денег, чтобы швыряться такими звонками. Но если ты помнишь, в предыдущем воспоминании они испытывали затруднения по этому поводу... Кстати, любопытно получается - они не смогли оплатить лечение Ривер, но в то же время мистер Уайлз живет, не стесняясь в средствах, и в состоянии оплатить заказ в "Зигмунд". Впрочем, - оборвал он сам себя, - это было два года назад - мало ли что могло измениться.
Доктор присел на траву, рассеяно оглядывая окружение. Оно как будто не изменилось с того момента, который соединял обрывки памяти с настоящим днем - башня, во всяком случае, уж точно казалось почти нетронутой.
- Очередной фигурки мы здесь, похоже, не найдем, - констатировал он. - Либо это момент, когда Ривер ими еще не увлеклась, либо нам просто не повезло... Может, сама башня?
Два десятка шагов до заколоченного маяка. Ева погладила ладонью стену, шероховатый, потемневший от времени камень отозвался теплом. Теплом солнца, впитанного за день, теплом других рук, прикосновений из прошлого, теплом времени, перевитым с зыбкую солоноватую дрему.
- Да, - Ева в последний раз оглянулась на Ривер и Джона, на их продолжающийся беззвучный разговор. - Конечно, башня.
Закат сгустился в ночь, но прожектор в маяке не горел.

[Woozzle >>>]

Миг или вечность спустя память окунулась в осень. В дремлющее небо, уставшее от слез, в прелую траву под ногами, в ломкие листья, выхваченные ветром из ослабевших пальцев-веток. В черную, как пропасть, воду.
- Мне вдруг показалось, что они были, есть и будут здесь вечно. Кто-то будет менять декорации, перекрашивать задник то в иней, то в охру, то в изумруд; то в темноту, пересыпанную жемчужной пылью, то в синеву, опаленную ртутью; перелистывать на календаре дни и эпохи, а они будут стоять здесь, на утесе. Трое. Ривер, Джон и... Аня... – Ева медленно выдохнула, изгоняя осень из легких. – Бред, знаю, не слушай. Смотри, она... рисует?
Ривер бросала на тонкий, чуть мятый лист резкие отрывистые штрихи – и такие же отрывистые взгляды на Джонни.
- Поэтому ты тогда подошел ко мне? – пальцы, сжимающие красный мелок, надавили чуть сильнее, оставив в лабиринте изломанных плоскостей глубокий алый надрез.
Джонни завороженно следил за движением ее руки, словно заблудился в этих перепутанных линиях, в этих улицах, лишенных конца и начала. Заблудился и не мог найти выхода.
- Не знаю, стоило ли говорить тебе об этом сейчас, спустя столько лет. Портить воспоминания о... нас. Все это давно не важно, - он с трудом оторвал взгляд от багровеющей раны на рисунке. - Иззи сказала, что всегда лучше знать правду.
Ривер с каким-то немым, подчеркнутым спокойствием отложила мелок, закрыла коробку, убрала в потертый, залатанный рюкзак.
Согнула рисунок по диагонали, затем вдоль – и снова наискосок. Сосредоточенно, безмолвно, она вертела листок в руках, оставляя все новые и новые заломы, отворачивая углы и проглаживая сгибы.
Небо проснулось и вздрогнуло моросью; никто не заметил.
...изрисованный мелками бумажный кролик сидел на ладони Ривер и вопросительно смотрел незрячей мордой.
И так же - вопросительно, почти незряче, смотрела она сама.

Джонни отвел взгляд, встретившись с этим слепым выражением белого бумажного лица.
- Не знаю, - он запнулся, сцепив руки, и снова взглянул на нее. - Ты была похожа на какого-то зверя, словно бы не отсюда; ты слушала их и рассеянно улыбалась, всех, кто там был - я, Николас, Изабель, Патрик... и мне почему-то казалось, что мы говорим на каком-то другом, отдельном языке. Я вдруг подумал, что если протянуть руку, то ты исчезнешь.
Он сел рядом, осторожно поднял с ее ладони фигурку и пересадил к себе, лицом к лицу.
- Как его зовут? - легкая улыбка скользнула по лицу, - Дорисуешь ему глаза?
- Глаза... не нужны, - она не приняла улыбки, не откликнулась на тепло, притаившееся в звучании слов, ее лицо, поза, вся она – была требовательным, вопросительным ожиданием. – Что ты видишь? Сможешь его описать?..
Промозглый осенний ветер скользнул прочь – ему вдруг стало прохладно и неуютно здесь.
- Это же кролик, да? - Джонни все еще пытался развеселить ее, не замечая, что все ее внимание сосредоточено на маленькой фигурке. Он приподнял зверя второй рукой и пропрыгал им по ладони, забравшись на запястье Ривер. - Наверное, в летней расцветке, раз ты его раскрасила... Красивый. Не знал, что ты увлеклась оригами - давно, м?
- Так... Когда-то, - она уклончиво повела плечом и словно через силу улыбнулась – едва заметно, тонкими полукружьями в уголках губ; странным образом эта улыбка сделала ее похожей на замерзшую птицу. Рыжую, взъерошенную, забывшую крылья на полдороги к небу. – Давай поедем домой.
Ривер забросила рюкзак на плечо и медленно зашагала прочь от обрыва, оглянувшись только раз – то ли попрощаться с маяком, то ли убедиться, что Джон идет следом.
Какое-то время он молча стоял, глядя в ее сторону, затем направился вслед.

- У меня складывается ощущение, что мы обо всем этом уже знали, - с легким нетерпением подал голос Нил, молча наблюдавший за сценой. - И чем дальше, тем сильнее мне кажется, что разобраться в ее мотивах было бы возможно разве что просканировав ее память... Нда. Кстати, ты обратила внимание? - за все это время не было даже упоминания о луне.
Короткая пауза, отведенная на долгий, мрачный, красноречивый взгляд,.
- Трудно было не заметить, - все-таки откликнулась доктор Розалин. – Значит будем двигаться дальше - пока не найдем. Или пока не убедимся, что никакой луны в его мечтах не было и в помине. В крайнем случае попробуем установить цель с нуля. Надеюсь, конечно, что до этого не дойдет, но...
Сомнение, сквозившее в голосе, не стало подбирать себе формы – оно отчетливо звучало и без слов.
- Компании определенно стоит разработать метод подхода к памяти с обратной стороны, - хмыкнул Нил, нагибаясь и вслепую шаря в траве. Почти сразу затем он выпрямился, демонстрируя Еве помятую бумажную фигурку, в которой уже с трудом угадывался кролик.
- Как будто он ей вдруг стал неинтересен, - неуверенно произнес он, рассматривая находку под разными углами. - Она смяла его в руке и выбросила. Образец сочтен неудачным?.. Так или иначе, попробуем пройти дальше.
- Не выполнил своей функции, очевидно же, - Ева не смотрела на кролика, ее взгляд следовал за удаляющимися силуэтами, заштрихованными дождем. – Она хотела, чтобы Джонни что-то увидел в этой нелепой фигурке. Что-то... особенное. Важное для нее. Идем, догоним их. Эта ее ужасная сумка выглядит настолько древней, что просто обязана быть звеном.

[Черон >>>]

Моросящая свинцовая осень надорвалась с холодным треском, как ветхая ткань. Один шаг – из холода и рыжехвостого ветра в стены маленькой комнаты, к теплу очага, к электрическому свету, очертившему три фигуры. Темноволосая девушка на подоконнике, приложившая ладонь к заиндевевшему окну. Мужчина, расслабленно откинувшийся в кресле. И еще один, режущий шагами диагональ. Изабель. Николас. Джон.
...даже не выйдет? Она хорошо себя чувствует?
- Да, со здоровьем у нее все в порядке, - Джонни не прервал свой путь от окна двери, лишь обернулся через плечо, чтобы ответить. – Просто сегодня Ривер не хочется разговаривать. Бывают такие дни, когда люди – во всяком случае, абсолютное их большинство – кажутся ей чем-то вроде...движущихся картинок.
- Вот чего я не понимаю...- задумчиво прищелкнул пальцами Ник. - Иззи, у тебя ведь тоже этот синдром... Ас... – он запнулся на долю секунды.
- Аспергера, - мягко подсказали с подоконника.
- Да. Так вот. Ты ведь выглядишь нормальной?
Джон сбился с шага, разорвав четкий пунктирный ритм длинной перебивкой. Изабель коротко усмехнулась. Даже бездушный электрический свет как-то неловко моргнул.
- Обычной, - смущенно и несколько виновато поправился Николас.- Я хотел сказать -обычной. Ну... Почти.
- У нас одинаковый диагноз, - Изабель отняла ладонь от стекла и внимательно оглядела отпечаток-проталину, - но вовсе не одинаковые головы. У всех это бывает по-разному. Я... наверное очень хотела стать похожей на остальных. Я привыкла носить маски. Улыбаться, когда не хочется. Разговаривать, когда не хочется. Ривер не стала учиться переступать через себя. Я.. правда не знаю, кому из нас сложнее.
Нил бросил многозначительный взгляд в сторону Евы.
- Можно было догадаться, - приглушенно бросил он, не повышая голос, чтобы не упустить что-нибудь из сказанного. - Это увлечение бумажными фигурками с самого начала мне о чем-то напоминало - разве что странно, почему оно началось так поздно... Похоже, что-то повлекло за собой осложнение, которое резко ухудшило ее состояние, - он прервался на несколько фраз, негромко брошенных через коридор.
- Ты что-нибудь знаешь про этих двоих? Они уже неоднократно встречаются в этих воспоминаниях, и их с нашими клиентами, должно быть, связывает что-то помимо схожих диагнозов.
- В личном деле не упоминались, - фыркнула доктор Розалин, которая в отличие от Нила изучила вводные данные вдоль и поперек. - Да и с чего бы? Не похоже, что они как-то связаны с нашим заказом. Но в целом – нетрудно догадаться... Друзья, судя по всему – близкие. Достаточно близкие, чтобы Джонни не стал отделываться дежурным «она приболела». Достаточно близкие, чтобы Николас позволил себе настолько бестактный вопрос. Достаточно близкие, чтобы Изабель не стала прятаться за привычной маской.
Какое-то время негромко брошенные слова звучали в комнате, изредка перекрываясь звуком шагов и обрастая паузами.
- Передай ей что-нибудь от нас, - Николас поднялся из кресла, - Жаль, что не получилось увидеться.
- Мы придем завтра, - кивнула Изабель, сжимая его руку. - Или послезавтра. Если она захочет.
Короткое прощание, скрипнувшая входная дверь, забравшийся в щель непрошеный порыв холодного ветра, заметавшийся по комнате, взъерошивший волосы и всколыхнувший занавески. Джонни остался один - некоторое время он смотрел им вслед через протертое рукавом запотевшее окно, затем отвернулся.
Они с Евой шли за ним - наверх по лестнице, вдоль длинного коридора с рядом окон и дальше. Это был другой дом - и Нил с плохо скрываемым любопытством оглядывался по дороге, надеясь заметить что-нибудь, что могло бы рассказать о своих хозяевах.
За очередной дверью оказалась большая комната с несколькими внушительными книжными шкафами и парой кресел, в одном из которых, погруженная в себя и не обращавшая внимания ни на что постороннее, была Ривер.
- Привет, - он остановился у двери, как будто не решаясь переступить порог и беспокоить ее.
Тишина пахла бумажной пылью и почему-то – сосновой смолой. Тишина пахла не прозвучавшим голосом и шорохом страниц под задумчивыми пальцами. Тишина пахла минутами, пойманными в настенных часах. Стрелки не двигались, молчал застывший маятник, словно время, отмотанное на годы назад, все еще не существовало.

Не сразу, но она откликнулась. Подняла голову, оторвавшись от книги, раскрытой на коленях – что-то детское, с большими яркими картинками. Почти беззвучно шевельнулись губы:
- Привет.
Он кивнул в ответ, кажется, не особо беспокоясь о том, что остался незамеченным, и тихо вошел внутрь. Одернул тяжелую штору на окне, впуская в комнату немного света, позволив ему упасть на страницы. Ривер, казалось, не замечала ничего, снова погрузившись в чтение. Какое-то время он провел позади ее кресла, наклонившись над плечом и проглядывая книгу вслед за ней, потом обошел вокруг и сел в соседнее, все так же не говоря ни слова, не сводя с нее взгляда - беспокойного, болезненного.
Молчание струилось в воздухе, как поток песчинок, отмеряющих время.
Казалось, Ривер нисколько не тяготит это безмолвие, выстелившее стены мягким пухом. Она перелистывала страницы, изредка поднимая глаза; в слабом движении век Джон, успевший изучить ее до жеста, до взгляда, угадывал тепло, след улыбки, которая так и не коснулась губ.
Потом она встала, оставив закрытую книгу на кресле. Легкие шаги рассыпались бусинами по звонкому полу. Она шла вдоль полок, скользя пальцами по корешкам, словно выбирая книгу на ощупь – а выбрав, вытянула ее и развернула обложкой к Джонни.
«Аниморфы».
- Я нашла в гараже... Ты когда-то любил ее, да?..
Джонни пропустил несколько страниц между пальцев, осторожно перелистнув, и едва заметно улыбнулся:
- Когда-то, - он пробежался взглядом по странице, выхватывая из буквенного узора полузнакомые имена. - Меня тогда по-настоящему захватила идея превращения в животных - как бы это происходило и что бы ты чувствовал... - пальцы осторожно разделяли слипшиеся страницы, разгибали загнутые уголки, и слепо перелистывали книгу, как будто ее листы были пустыми.
- Детская книжка. Удивительно, что она еще здесь... А что ты читаешь?
Она дотянулась до томика, оставленного в кресле, переложила его поближе, так, чтобы можно было прочитать затейливую надпись с вензелями: “Г. Х. Андерсон”
- Разве это плохо? Детские книжки... – ее ладонь легла сверху, мягко скользя по пальцам, по строчкам, словно сравнивая тепло бумаги и тепло руки. – То есть... Ты ведь читаешь их не так, как в детстве. Совесм по-другому.
- Просто они больше не интересны, - он переплел свои пальцы с ее и мягко сжал их в ладони. - Поверить в школьников, спасающих мир, можно только пока ты сам не далеко ушел от них. С Андерсеном по-другому, - добравшись до второй книги, рука открыла ее на странице со стойким оловянным солдатиком. - Слишком грустный, должно быть.
Он немного помолчал, разглядывая картинки вместе с Ривер, и листая их дальше.
- Ник и Изабель приходили. Хотели тебя увидеть и передавали привет.
Ривер не стала отвечать, просто кивнула. В этом молчаливом жесте не было обиды или грусти, просто у нее словно закончились слова, и она не стала собирать новые из суетливых звуков. Тишина вернулась в библиотеку – но не такая как раньше. Понимающая, ласковая, она обволакивала сомкнутые руки, и зима, дышащая в окна, таяла, коснувшись стекла.

[Woozzle >>>]

- Похоже, все, - Нил кивнул после некоторой заминки, обменявшись быстрыми взглядами с Евой. - Я надеялся увидеть в этой библиотеке что-нибудь по астрономии или научной фантастике, но видимо, наш дальнейший ориентир будет немного другим, - незамеченный призраками памяти, он протянул руку и коснулся обложки книги, где детское лицо покадрово становилось кошачьим.

Следующее воспоминание рассыпалось на вспышки, на осколки с размытыми краями, Ева и Нил никак не могли зацепить за один из них – да и сам Джон, наверное, не мог, сохранив этот день чередой оборванных кинокадров.

...- Берешь ли ты, Джон, эту женщину в жены, клянешься любить ее в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
- Клянусь.
Священник серьезен и строг, солнце гудит в его голосе, наливаясь медью. Ривер неулыбчивая, бледная, в белом платье кажется вылепленной из снега, только рыжие волосы огнем по плечам – так, что страшно смотреть, растает.
В отдалении величественно возвышается маяк – они выбрали его вместо церкви.
- Берешь ли ты, Ривер...

...- Джоуи, мальчик мой, как же быстро ты вырос...
Мама совсем седая, лицо и руки в морщинках, улыбается – и не поймешь, чего в той улыбке больше – радости или горечи.
- Смотри, что я нашла, у тебя была точно такая же книжка, дажа картинки те же самые. Ты так любил ее, я помню. Больше всего на свете. Правда?
Мальчик-кот на обложке щурится хитро и словно со смыслом.
- Правда, мама...

...- Джон, Ривер! Какие же вы красивые сегодня оба! И какие счастливые!..
Человек со стертым пятном вместо лица, человек-тень, Джон не помнит ни внешности, ни имени, лишь только голос – приторный, с нотками фальшиво-истеричной радости.
Восторженный тон гаснет под взглядом Ривер – даже сейчас она не пытается играть по правилам.

...-Поздравляем!

...-Будьте счастливы!

...-Поздравляем!

...- Почему твоя мама зовет тебя Джоуи?..
Николас любопытен и бесцеремонен, и похоже устал от однообразных тостов. Или – хочет отвлечь слегка плывущего Джони от всей этой суеты.
- Обычное детское прозвище. Кажется, так звали дедушку. Впрочем, я его совсем не помню, может и нет..

...-Сбежим?
Губы сжаты в линию, а в глазах – искорки смеха. Или –солнце дробится в зрачках?...

Они снова стояли у маяка, и время замедляло ход.
- Что ты ощущаешь сейчас? Что-то поменялось сегодня? – Ривер села, прижавшись спиной к белой каменной кладке.
- Пытаюсь, - подумав, ответил он, на короткое время сводя брови и делая серьезное лицо - которое, не выдержав, сразу же разбилось улыбкой.
- Повторяю себе, что это единственный тот самый день, который должен быть не похож на остальные, но посмотри, - он взял ее руку в свою, обводя указательным жестом все вокруг, - Деревья. Цветы. Небо. Они где-то там неслышно смеются над нелепыми человеческими церемониями и не замечают всего этого, - еще одна ломаная тихая улыбка, и слова, сопровождающие взмах руки, как падающие с губ листья, - Река. Солнце. Башня. Ты.
Ривер улыбнулась в ответ - впервые за весь этот бесконечно длинный день.
- Да. Среди всех этих слов так тесно... настоящему. Здесь лучше. Река. Башня. Ты.
Она дернула тонкий стебелек, обмотала его вторым кольцом поверх обручального. Потянулась еще за одним стеблем – для Джонни.
- Тебе нравится имя “Аня”?.. – без перехода спросила она, опутывая терпкой зеленью палец, не отрывая глаз от его руки. Тень от опущенных ресниц казалась кружевом бледной коже.
- Необычное, но звучит красиво, - он включился в игру, незаметно вплетая другой конец стебля в ее пальцы, так, что их руки казались сросшимися побегами какой-то лианы. - Ты хочешь так назвать?..
- Ее, да, - она откинула голову, коснувшись затылком теплого камня; потянула ладонь, пытаясь освободиться из травяных пут – не всерьез, скорей проверяя их на прочность. – Мне кажется, ей подойдет. Она ведь тоже... необычная.
- "Ее"? - Джонни недоуменно дернул бровью, слегка ослабляя импровизированную веревку, но не выпуская ее ладонь. - О ком ты, милая?
Она только посмотрела и беззвучно шевельнула губами в ответ - словно ветер, плеснувший над обрывом, скомкал слова и уволок их в воду. Вторая рука Ривер, свободная от сотканных из зелени уз, белая, ломкая, ласковым эхом коснулась башни – так гладят приблудного котенка, свернувшегося на коленях. Затем – иным движением, просящим и требовательным – скользнула по щеке Джона, от виска, задев прядь волос, к подбородку и ниже, обжигая ключицу отпечатками пальцев.
В его глазах на мгновение мелькнуло что-то чужое, настороженно отреагировав на нотку непонимания, проскользнувшую в разговоре - что-то в глубине темных зрачков отступило на шаг назад, пытаясь понять услышанное.
- Этот старый маяк? - он улыбнулся, должно быть, посчитав это шуткой или мимолетной причудой, и хлопнул ладонью по старой кладке. - Я слышал, его собирались сносить в этом году и делать на его месте беседку или что-то в этом роде... Пойдем, заглянем внутрь?
- И зажжем ее! Да? Смотри, уже смеркается... – она легко поднялась и побежала к дверям, не отряхнув белого платья от прилипших травинок.
Башня приняла их в свою темную, полусонную прохладу; солнце, клонящее к воде тяжелую голову, укоризненно посмотрело вслед.
- Поднимемся тоже? Или?.. – приоткрытая, поскрипывающая на ветру дверь застыла, остановленная рукой Евы.
- Похоже, мы уже видели там все, что могли... - задумчиво протянул доктор, - И все-таки, вдруг это тот самый момент, что мы ищем, и мы пропустим его? Пойдем, - он шагнул в открытую дверь и поежился, окунаясь в холодный слегка затхлый воздух, резко контрастирующий с теплым осенним днем.
- В конце концов, может быть, узнаем, что Ривер нашла в местной архитектуре, - бросил он через плечо на ходу.
Темнота пропускала их сквозь себя - по винтовой лестнице вслед за звонкими отблесками удаляющихся шагов. Откуда-то сверху гладкими, обкатанными высотой стекляшками падали голоса, чаще – темный, туманный мужской, реже – прозрачный женский, падали и разбивались о металлические поручни, о стертые ступени, о бетонный замшелый пол.
- Какая... она... высокая, - сбившееся дыхание Ривер оставляло в словах паузы на вдох, и превращало их в короткий пунктир.
- Это чтобы ее было видно из-за мыса и всех этих домов, - донеслось в ответ. - Когда-то здесь дальше по берегу была погрузочная гавань, всего несколько причалов - от нее теперь остались только полуосыпавшиеся здания, да еще маяк...
Голоса то уносились вдаль, становясь слабее, теряясь в глухом воздухе, словно в тумане - то возвращались, начиная звучать биением в ушах. Как будто идущие впереди то останавливались, поджидая преследователей, то срывались бежать по лестнице. Должно быть, помехи в передаче данных, решил Нил. В конце концов, это был не настоящий звук, а его воссозданное подобие... а может быть, сама память уже не хранила этих событий в том виде, в котором они были запечатлены.
- Это для того, чтобы она могла лучше видеть небо, - улыбка, рожденная голосом, звенела по этажам, отражаясь от стен. – А если нажать сюда?...
Свет всколыхнул промозглый сумрак. На ступени, по которым неслышно и незримо поднимались Нил и Ева, падали лишь редкие, посеченные перекрытиями лучи – и все же здесь сразу стало...иначе. Уютнее и словно теплее.
- Вот так, теперь она светит всем. Мистер Уайлс?..
На миг Нилу показалось, что маяк затопила музыка. Те самые ноты, что звучали года спустя в сбывшемся, но не принесшем счастья доме Джона и Ривер. Тягучие, низкие, перетекающие друг в друга... Только на миг – потом наваждение схлынуло, оставив после себя лишь странные, мелодично-хрупкие звуки шагов. Раз-два-три, раз-два-три. Тишина, покинутая словами, разбилась на осколки вальса.

Сообщение отредактировал Woozzle - 24-05-2013, 22:10

[Черон >>>]

Доктор Уоттс, неосознанно отступая на шаг и укрывшись за поворотом лестницы, наблюдал за этим танцем в сопровождении аккомпанемента тишины, мягких шагов, шелеста ткани и дыхания. Двое, подчиненные беззвучному ритму; темнота, располосованная лучами прожектора,к которому из сумерек слетались бабочки, вторящие танцу - все это выглядело особенно странно, стоило вспомнить тот яркий праздник, с которого они сбежали.
- Вряд ли мы чего-нибудь здесь дождемся, - бросил он в сторону, не оглядываясь. - Это их первое знакомство с маяком, и чтобы двигаться дальше, нам нужно вернуться...
- Давай вернемся. Попробуем поискать вокруг.
По ступенькам вниз их сопровождали неровные переливы света и звуки шагов, замкнутых в танец. Дверь распахнулась в серое, подернутое рябью кино – только луч прожектора, бьющий из окна башни, казался настоящим; он проливал себя на сонную серую реку, на ветер, застывший в падении, на другой берег реки, и таял, не находя опоры.
- Все не то, все слишком... сиюминутное, - бормотала Ева, лавируя между тенями, оставшимися от праздника Джона и Ривер, пробираясь в сторону шоссе. – Нужно что-то материальное, основательное. Посмотрим машину Джонни?
Нил скептически смерил взглядом силуэты, разбросанные по прилегающей аллее - стоящие тут и там, небрежно распахнутые двери, словно хозяева только что были здесь и просто не желали показываться на глаза непрошенным наблюдателям. Он знал, что праздник мог идти здесь еще долго, всю ночь - пока кто-нибудь не отправился бы искать беглецов - но сейчас здесь было пусто. Таким это место осталось в памяти - заброшенным, заштрихованным серыми линиями сумерек, и звенящим голосами цикад.
- Если ты вспомнишь, как она выглядела... - он качнул головой, пытаясь найти в темноте что-нибудь похожее на то, на чем приехали Джонни и Ривер. После нескольких неудачных попыток он вдруг почувствовал, как холодное, намокшее железо под пальцами поддается куда-то дальше, а затем обманчиво медленно, но неотвратимо все ощущения сосредотачиваются в них - в кончиках пальцев и каплях ранней росы, как отдаляется хор цикад, пока не становится чем-то другим, более резким, немелодичным, полным криков, голосов и шума машин.
Они стояли где-то на оживленной улице посреди дня - наскоро оглядевшись, Нил решил, что они, должно быть, в достаточном отдалении от их постоянной сцены у дома и маяка - во всяком случае, он не узнавал ничего из окружения за исключением бежевого металла, которого он все еще касался рукой.
Только сейчас он был теплым на ощупь.
Автомобиль устало фыркнул, выпуская из своего нутра двоих пассажиров; оба прятали нервозность в скомканных жестах, у Джонни выходило деловито и собранно, у Ривер – по-детски неловко.
Два десятка шагов по зеленой аллее (каждый следующий – тяжелее предыдущего, словно время вязнет в ногах) ко входу со строгой медной табличкой “Доктор Ли”.
Напряженно, рвано тренькнул звонок, откликаясь на резкое прикосновение пальцев – и почти сразу же дверь отошла, приглашая в уютный, затененный шторами сумрак.
- Проходите, прошу вас. Доктор примет вас через пять минут, - воздушная фея за столом регистратора говорила без намека на дежурную улыбку: здесь она считалась неуместной.
Ривер опустилась на край дивана, но и минуты не смогла усидеть на месте: поднялась, подошла к окну, механически тронула занавеску... Замерла, вторя пальцами размеренному, удивительно отчетливому тиканью стрелок. Неестественно прямая спина – как скорлупа, как стена между миром и – миром.
Джон встал рядом, осторожно касаясь плечом плеча; она не изменила позы. Все так же отрешенно смотрела в пустоту, притворившуюся стеклом. Все более резко отстукивала секунды, рвущиеся с циферблата.
- Простите, вы не могли бы остановить часы? – Джон обернулся к фее вопросительно и слегка смущенно. – Они всегда заставляют Ривер нервничать.
- Не надо, - Ривер судорожно мотнула головой – на мгновение вернувшись из своего зазеркалья. – Я потерплю.
- В этом же нет ничего такого...
...память затерла последние из незначащих слов.

...- К сожалению, как это иногда случается, диагноз существенно запоздал,- доктор Ли, невысокий, сухощавый, с внимательным, острым и оттого неуютным взглядом, отложил записи в сторону. – Если бы синдром диагностировали раньше, это помогло бы избежать многих трудностей. Но в любом случае, в любое время, понимание, что ваши... особенности есть ни что иное, как болезнь, может стать мостиком в окружающий мир. Насколько он будет прочным – зависит от вас. От вашего желания строить его, кирпичик за кирпичиком, порой переступая через свои привычки.
- Вы хотите сказать, что ничего сделать нельзя? - складка между сведенными бровями дрогнула при этих словах, но прямой, испытующий взгляд Джона все так же напряженно искал в чертах лица доктора любую слабость, неуверенность, намек на возможность. - С повседневными проблемами мы можем справиться сами - но последствия...
- Понимаете, в чем дело, - доктор посмотрел на Ривер – хрупкая, прозрачно-бледная, она сидела, вжавшись в кресло, словно хотела стать неотличимой от белой кожи обивки, но рыжие, беспорядочно рассыпавшиеся волосы, предательски выдавали ее. – Это нельзя вылечить. Препаратов, которые лечили бы центральные симптомы синдрома Аспергера, просто не существует. Моно назначит рисперидон или оланзалин – это позволит купировать некоторые побочные симптомы, но... они не так уж безвредны, и я бы не рекомендовал прибегать к лекарственной терапии без крайней необходимости.
- Спасибо, доктор, - немигающий взгляд вдруг рассыпался, словно потерял интерес в объекте своего пристального изучения. Джон поднялся из кресла, не дожидаясь окончания фразы, - Мы непременно последуем вашим рекомендациям.
Его рука осторожно нашла ладонь Ривер, обхватившую подлокотник, и мягко разжала пальцы.
- Спасибо, - повторила она, не глядя на хозяина кабинета, как будто просто подхватив брошенное в воздухе слово и подбросив его еще раз - без определенного адресата.

- ...я не хочу выписывать таблетки, - они шли по уже знакомому короткому коридору, мимо стойки регистрации, - Пусть все остается как есть. Мы не будем притворяться.
Ривер не сказала “спасибо” ему, просто молча сжала пальцы, даже не подняв взгляда, но в этом судорожном жесте было больше, много больше теплой благодарности, чем в звуках, оставленных в кабинете.
Уже от дверей Джон обернулся, с сумрачным удовольствием посмотрел на циферблат и добавил шепотом:
- И у нас никогда не будут тикать часы.

[Woozzle >>>]

Нил проводил уходящих взглядом, придержав за ними готовую захлопнуться дверь - он смотрел, как они идут вниз по улице, не обратив внимания на оставленную машину, и Ривер что-то беззвучно говорила, оживленно жестикулируя, и не замечая, шла по оставшимся от недавнего дождя лужам, распугивая слетевшихся птиц.
Чем дальше они шли, исчезая в море звуков, солнца и пыли, тем меньше жизни оставалось в оставленном позади доме. Как будто где-то изнутри в окружающих предметах прорастал холод: замерзшая занавеска, всколыхнутая было порывом ветра, застывший кофе на стойке и девушка, протягивающая руку к чашке, так и не завершив своего движения, став вдруг похожей на засохшее растение, которое перестали питать ручейки памяти.
Только одна деталь обстановки подавала признаки жизни. Размеренный звук настенных часов, словно в насмешку, отсчитывал мгновения существования этого музея воспоминаний.
"Похоже, на этот раз нам не придется далеко идти", усмехнулся про себя Нил, касаясь запотевшего стекла, отделяющего их от механизма времени.

...еще до того, как он поднял голову, он услышал голоса - приглушенные, шепчущие, смеющиеся, перекликающиеся друг с другом и сливающиеся в один негромкий гул - а потом он увидел ряды кресел, уходящие вниз. Экран кинотеатра был темным и погасшим - похоже, они успели к самому началу. Нил оглянулся, найдя Еву через два или три кресла в том же ряду и помахав ей рукой - и вздрогнув от неожиданности, вернувшись взглядом к своему соседу. Это был Джонни - но он ни за что не узнал бы в этом парне того умирающего старика из казавшегося таким далеким и нереальным настоящего, не будь между ними череды фотографий-воспоминаний.

Разбивая темноту, светлым пятном вспыхнул экран, гул стих, встречая первые звуки, хлынувшие в зал. Но Джонни не выглядел заинтересованным. Взгляд его скользил по проходу, до темной портьеры, закрывающей дверь, на часы, висящие на стене, по пустующим соседним креслам. Ерзал. Кусал сухие обветренные губы. Мелькание титров, взбитое с какой-то бравурной мелодией, явно его раздражало. Наконец он встал и торопливо вышел из зала.
Следом спустилась Ева, ненадолго задержавшись у выхода, чтобы дождаться Нила.
...Джон сидел прямо на полу, прислонившись острыми лопатками к стене; удрученный, растерянный. Мрачный.
- Девушка не пришла на свидание, - с оттенком ироничного сочувствия прокомментировала Ева. - Трагедия вселенского масштаба.
- Если мы все еще имеем дело с Ривер, ты, может быть, и не далека от истины, - нахмурился Нил, оглядываясь по сторонам. - Здесь бы, конечно, проконсультироваться со специалистом по психопатологии, но если я правильно помню, ее расстройство в детстве должно быть выражено сильнее...
- Я открываю в тебе все новые грани, - немного насмешки в голосе, смешанной с удивленным интересом. – Откуда такие познания? Впрочем, это потом. Посмотри-ка. И правда, Ривер.
Она вышла из зала, огляделась... Нерешительно, словно опасаясь, подошла к сидящему Джону.
- Почему ты вышел?.. - слова подбирались медленно и звучали тающим отголоском себя, почти неслышимые. – Мы ведь хотели посмотреть фильм вместе.
Он вскинул голову, услышав знакомый голос, и рывком поднялся навстречу со смесью настороженности и радости во взгляде. Глядя на Ривер, Нил подумал, что сейчас он коснется ее руки, чтобы убедиться, что она настоящая.
- Привет, - неловкая улыбка тонкой, ломаной линией. - Я... думал, что ты уже не придешь. Что-то случилось?..
Во взгляде – непонимание, ставшее паузой. Несколько молчаливых секунд, застывающих выдохом на губах.
- Я... была там. И ты был. Мы смотрели один фильм в одном зале. Вместе.
Нил на какой-то момент упустил нить происходящего, пытаясь понять, кто изумился сказанному сильнее - он или Джонни.
- ...вот как, - совладав с реакцией, протянул он. - Я тут как раз заходил обратно - просто, должно быть, голова закружилась. И... как тебе фильм?
- Н-ну... Не очень, - она чуточку смущенно, словно извиняясь, качнула головой. – Какой-то он... фарфоровый. Как будто всем этим людям нарисовали улыбки на лицах, потому что это смешное кино - и они так ходят. А на самом деле им... Никак.
Какое-то время Джонни смотрел на нее, не сводя взгляда, балансируя на грани недоверия. А потом улыбнулся.
- Ну их и к черту тогда, правда? - он поймал Ривер за руку и слегка сжал пальцы, - Пойдем посмотрим на настоящие? Если найдем, - притворно-обеспокоенно он оглянулся по сторонам, всматриваясь в лица прохожих. - А эти, знаешь, похоже, ничуть не лучше...
Ривер кивнула – не в шутку, всерьез.
- Да. Они тоже часто... фарфоровые. А ты?..
Впрочем, ответа она не ждала. Тряхнула опаленными рыжиной кудряшками, опустила глаза на перекрестье рук:
- Ты чернилами перепачкался, - и непосредственно лизнув палец, принялась оттирать отметину на запястье.
- Может, двинем дальше?.. – доктор Розалин отвела взгляд: почему-то сейчас она чувствовала себя здесь отчетливо, неприлично лишней.
- Пойдем, - Нил кивнул, поспешив отвернуться в сторону от странной парочки. Совпадение, стечение обстоятельств - но когда мальчик по имени Джонни демонстративно осматривался в поисках человека, он безошибочно нашел именно его, доктора Уоттса, глаза. Случайность, игра света и теней... и все же ему не хотелось снова встречаться с ним взглядом.
- Только вот для разнообразия, мы оказались не в доме, - обстоятельства, впрочем, складывались против его желания, - И любые знакомые предметы придется искать в непосредственной близости. О, проклятье...
Нил рванулся обратно, пытаясь разглядеть сквозь сомкнувшуюся толпу полузнакомые лица. Они успели уйти на удивление далеко - помогало лишь то, что люди, оставленные позади, таяли в их памяти, рассыпаясь бледными прозрачными контурами, стоило протянуть руку.
...догнав, наконец, развившего изрядную прыть Джонни, он схватил первое, что подвернулось под руку - это оказалась торчавший из-за плеча ремень школьного ранца. Несколько секунд ему казалось, что он ошибся - в голове продолжал звучать все тот же белый шум голосов, шагов и музыки - а потом понял, что они стоят уже в другом месте.

Сообщение отредактировал Woozzle - 1-06-2013, 22:17

[Черон >>>]

Впрочем, отбросило их недалеко – даже рубашка на Джонни была та же самая, светлая, в тонкую полоску, даже маленькое чернильное пятно на руке. Тот же день. Словно память зацепилась за незаметный крючок, и слабого рывка оказалось недостаточно, чтобы уйти дальше.
Школьные коридоры – они всегда похожи, даже если спроектированы иначе, они всегда узнаются по особому эху, передразнивающему ребячьи голоса, по особому духу, заменившему собой половину кислорода, по стенам, по площадкам лестниц, по дверям с номерами классов... они просто узнаются – всегда.

Расположившись с открытой тетрадью на широком подоконнике, Джон, похоже, вовсе не собирался ничего писать – так же как и его приятель, примостившийся рядом.
- Эй, это Николас? – Ева вопросительно ткнула Нила в бок, и сама же ответила: - Похоже, что да.

- ...и утку свою косорылую везде таскает. Она чокнутая! – фыркнул Ник беззлобно и почти необидно; так говорят о естественных и само собой разумеющихся вещах: снег – белый, дождь – мокрый. Она – чокнутая.
- Это утконос, - Джон перелистнул тетрадь на последнюю страницу и принялся рисовать угловатый, поблескивающий крыльями автомобиль. – А она – странная, да. Очень.
- Ииии? – от изумления Николас даже спрыгнул с подоконника, но тут же забрался обратно. – Нормальных тебе девчонок, что ли, мало?
Джон помолчал. Аккуратно заштриховал капот. Отложил ручку. И только тогда ответил - с серьезностью, никак не вяжущейся с этим рисунком, с испачканной чернилами рукой, с совсем еще детскими, не затвердевшими чертами лица.
- Мы все нормальные, Ник. Понимаешь, мы все одинаковые, иногда мне кажется, что мы – манекены, это такой страшный сон, в котором все одинаково улыбаются и говорят одинаковые вежливые слова, потому что так принято. Я не хочу быть как все, я не хочу быть обычным, но я – такой же. И вот я думаю... Если рядом с тобой что-то... странное, то и ты как бы тоже... Немного другой?
Приятель красноречиво повертел пальцем у виска – ты, мол, и так уже... немного другой.
- Я знаю, что мне нужно, - Джонни пожал плечами. – И думаю, что она может мне это дать.

Продолжения разговора Нил и Ева не услышали. Петля, удерживающая воспоминания в этом дне, оборвалась, увлекая их глубже в прошлое – в полусонную маленькую квартирку, где резкий в движениях, колючий подросток остервенело запихивал учебники в изрядно набитый ранец.
- То о чем они говорили... – Ева села на край стола, вглядываясь в насупленное лицо Джонни, выискивая там ответы на какие-то свои вопросы, пока еще не заданные, - я правильно понимаю?.. Он стал встречаться с Ривер не ради нее, а ради себя самого?.. И это то, о чем он скажет ей много лет спустя у маяка?
- Мало ли какие причины придумывают дети, - Нил фыркнул, пожав плечами, всем своим видом демонстрируя, что коллега увлеклась несущественной частью задачи. - Выглядит не очень благородно, конечно, но согласись, если он хотел выделиться из толпы, то процесс чересчур затянулся - лет этак на тридцать с чем-то...
Он обошел вокруг стола и выглянул в коридор, проверяя, нет ли там кого-нибудь. Маленькая бесцветная комната почему-то производила на него гнетущее впечатление - и Джонни здесь выглядел как-то по-другому, словно постоянно сжатая напряженная пружина.
- Любопытно, откуда весь этот разговор про манекены... Мы, похоже, у него дома - может, выпадет шанс познакомиться с семьей.
- ...а потом она начнет складывать кроликов, - продолжила Ева в пространство, не слушая – или не слыша – Нила.
Между тем, Джонни закончил сборы, щелкнул пряжкой, подбросил ранец на плечо...
- Мам, я в школу, - и растворился, хлопнув дверью – так быстро, что следовать за ним уже не было смысла.
- Пока, Джоуи, - откликнулся женский голос, отставая на целую вечность, пересеченную ровным ходом маятника.
Ева прошлась по комнате. Стопка книг об аниморфах, покрытая пылью - похоже, к ним давно не прикасались, модель парусника, склеенного и раскрашенного не слишком старательно, потертый футбольный мяч... Обычная комната обычного мальчишки.
- Думаешь, в этом дело? - Нил нахмурился, проводя пальцами по корешкам книг, оставляя темный росчерк, который медленно таял в пыли, зарастая тканью событий, как ее помнил Джонни. - Помнишь клинику - и более поздние годы? Из того, что мы видели, мне казалось, что он довольно искренне беспокоился о ней... Сочувствовал. Переживал, - он покатал на языке слово, поморщился. - И все же...
Он уже видел его мать - тогда, на свадьбе - но тогда она сразу затерялись в вихре голосов и поздравлений, и он не успел даже рассмотреть ее лицо. Приоткрыв дверь, Нил заглянул в комнату, откуда был слышен голос.
- Искренне, да, - Ева просветлела лицом, словно эти слова помогли ей расставить по местам какие-то важные детали. – И тогда же сказал, что все это в прошлом, что теперь – все иначе. Да и не стал бы он, наверное, вот так об этом рассказывать, если бы... А кролики... что ж, наверное, это просто одно из проявлений болезни Ривер. Совпадение, - короткий кивок, отсекающий сомнения и лишние мысли, переключающий разговор в режим деловитой сосредоточенности на работе. - Кого ты там высматриваешь?
Ответом на ее слова раздались медленные, подшаркивающие шаги.
Это было странное чувство. Казалось, что женщина, которую они уже видели на свадьбе, за перемотанные назад годы не стала моложе. Те же седые пряди волос, темные круги под глазами, дрожащие руки. Почти не видно морщин на лице – но вековая, обреченная усталость дремлет под веками, и невозможно угадать истинный возраст. Есть только этот – смотрящий из глаз.
- Да так, - бросил Нил, отходя в сторону и провожая взглядом женщину. Что-то в ней казалось неуловимо странным, беспокойным - несмотря на недавнее, казалось бы, совершенно обыденное прощание с Джонни.
- Она похожа... на испорченный механизм, - проследив за его взглядом, ответила на невысказанные мысли доктор Розалин. - Который как-то до сих пор функционирует, потому что сломан – физически – не до конца, но сбитая программа делает его существование... пустым и бессмысленным. Мертвым. Тяжело смотреть, – она тронула Нила за рукав, отводя глаза. – Идем? Пожалуйста...
- Что это с тобой? - поинтересовался он, пока они возвращались в комнату. - Вы как-то слишком близко все это воспринимаете, доктор. Сейчас, только найдем подходящий маяк...
Пока Нил перебирал предметы, пытаясь сразу отсеять те, что не имели продолжительной истории, он вдруг подумал, что им ни разу не приходилось сталкиваться с болезненной памятью, которую хотели бы забыть, вырезать из отмотанной ленты событий. Либо "Зигмунд" приберегал подобные заказы для особенной группы исполнителей - либо сознание закрывало некоторые двери от непрошенных гостей, даже не подозревая об их существовании.
Он уже было собрался искать книгу об аниморфах, в отношении которой у него возникли определенные подозрения, как вдруг почувствовал знакомые покалывающие прикосновения холода, задев рукой пластиковый автомат с отломанной рукоятью, запиханный за диван, должно быть, некоторое количество лет назад.
- Так далеко? - вслух задумчиво произнес он, осторожно вытаскивая игрушку и чувствуя, как немеют запястья, окунаясь в то, что было уже не здесь.
-Слишком близко, да - беззвучное эхо поймало голос Евы в надежные сети, не дав ему пролиться, оставив где-то между сказанным и затаенным.
- Может, его просто забыли там? – эти слова эхо не сочло интересными, и они прозвучали. Беспомощно и зыбко, на пути в бездну.

Казалось, они ослепли. Белая, бьющая по глазам пустота обняла их – и не было больше ничего. Нил еще сжимал в ладони игрушечный автомат, пальцы отчетливо повторяли контур – оформленное ничто. Здесь не было Джона, вслед за которым они падали сквозь время, замирая на осколках его жизни. Здесь не было других людей, раскрасивших его память в лица, взгляды и жесты. Здесь не было звуков кроме тех, что издавали они сами: сбивчивое, тревожное дыхание, заполошное сердцебиение, оброненное ругательство.
Здесь был только вязкий белесый морок – и еще запах. Гнилостно-сладкий знакомый запах, вызывающий удушье.

[Woozzle >>>]

- Что за черт... - прошипел сквозь зубы Нил, ошеломленно оглядываясь по сторонам. Он с трудом мог различать контуры - казалось, пространство обволакивало их, как кокон: нечто мягкое, податливое - живое? Это было не место - скорее, ощущение.
- Есть какие-нибудь идеи? - поинтересовался он, пытаясь протянуть руку и коснуться белесого тумана, - Амнезия, подавленное воспоминание... может быть, сон? И что это за запах?
Ева сделала несколько шагов сквозь гулкую, разреженную белизну – и застыла. Почему-то стало жутко: казалось, что эта дышащая пустота способна поглотить не только воспоминания Джона, но и незваных гостей, угодивших сюда.
- Никогда такого не видела, - она вернулась к Нилу, инстинктивно пытаясь не упустить единственную нить, оставшуюся от знакомого мира. - Думаю, это что-то вроде...блока? То, что ты говорил – болезненная память, к которой перекрыт доступ. Ты прогрессируешь в пророчествах.
Усмешка оттенила слова, добавив им нервозности.
- Запах... – плотно закрыв глаза, она втянула воздух, задержала его в себе, выдохнула, закашлявшись. – Знакомая дрянь. Очень знакомая, совсем недавно же... Может, что-то из поздних воспоминаний Джона? Или не-воспоминаний...
- Похоже, кому-то из нас придется выйти и увеличить дозу нейролептика, - кивнул доктор, завершая свой быстрый осмотр. - При прочих равных можно было бы попробовать получить отклик, вернувшись сюда по другой ассоциативной цепочке - если бы хотя бы приблизительно представлять себе, с чем мы имеем дело.
Он прикрыл глаза, пытаясь отвлечься от разговора, и втянул носом сладковато-затхлый запах.
- Что-то связанное с больницей - эритемные лампы, дезинфекция... Не та ли клиника, где была Ривер?
- Не то, нет. Больничный запах всегда отдает стерильностью, а этот... какой-то земляной, Ева вся была обращена в пространство, пытаясь уловить что-то ускользающее, и потому не сразу услышала предложение коллеги. Когда же слова стали не звуком, но смыслом, она замерла и, медленно повернувшись к Нилу, выдохнула. – С ума сошел?! Увеличить дозу нейролептика – да это его убьет надежнее, чем пуля в висок! Н-ну, доктор...
Она выглядела рассерженной – и одновременно растерянной.
- Будем работать с тем, что есть. Попробуем. Транслируем пожелания мистера Уайлса, - она автоматически подставила вместо ставшего уже привычным прозвища клиента его полное имя, указанное в контракте, – из поздних воспоминаний в ближайшее доступное. Школа отлично подойдет. Подсунем немного наглядного материала, какой-нибудь научно-популярный фильм, лекцию; мальчишка всего-то должен всей душой захотеть стать космонавтом. Что может быть проще, - мрачная ирония спряталась в кокон непроницаемой серьезности тона.
- Как бы присутствие Ривер не перекрыло жажду научных открытий, - хмыкнул доктор. - Что ж, начинаем. За всеми этими увлекательными подглядываниями в чужую жизнь мы слегка потеряли из виду, что придется воссоздать кучу событий...
Несколько коротких нажатий – наладонник пискнул, выдергивая их из слепящего беспамятства в заботливо сохраненные школьные дни.
- Теперь так... - Ева задумчиво набирала комбинации цифр на экране, и мир вокруг менялся. Незначительно, но все же уловимо.
Менялись афиши школьного кинозала: вместо рекламы немудреной комедии теперь красовался плакат: «Тайны космоса: мечта и поиск». Менялась доска объявлений: среди одинаковых черно-белых строчек яркой вспышкой выделялась листовка:
«НАСА. День открытых дверей.
На ваши вопросы ответит специалист по подготовке к полетам доктор Нил Уоттс.»
- Готовьтесь к лекции, доктор, - Ева невинно улыбнулась. - У вас три часа.
- О, с удовольствием, - кивнул Нил, спускаясь с пьедестала и аккуратно забирая контрольный пульт из руки не в меру предприимчивой коллеги. Несколько строчек, мелькнувших на маленьком экране, загруженный шаблон - и на сцене один за другим появлялись расплывчатая фигура лектора, проектор, стенд с фотографиями и слайдами - а вслед за ними аудитория начала заполняться зрителями, возникающими из воздуха, словно сотканными из разноцветных нитей. Программа брала лица частично из знакомых отрывков жизни Джонни - друзья, знакомые, одноклассники.
- Я похож на человека, который может увлечь нашего клиента за полчаса занудства и цветных картинок? - хмыкнул он, бросив взгляд на Еву и ненадолго подняв глаза от пульта. - Черт, я даже не помню, как происходит лунное затмение. Единственная надежда - что после этой лекции юный Джонни и думать забудет о карьере астронавта, как о страшном сне...
- И чему вас только в школе учили, доктор Уоттс, - всем своим видом Ева изображала разочарование, - Уж про лунное затмение-то... – она запнулась на полуслове и, помолчав, мрачно закончила: - Я тоже не помню. Ничего страшного. Поменьше конкретики, побольше воды, пафоса и наглого вранья. Уж в этом-то ты мастер. Да и в конце концов, ты не научный сотрудник, а специалист по подготовке к полетам. По психологической подготовке, скажем.
Сотканная Нилом реальность обретала плотность. Поначалу полупрозрачные фигуры теперь казались почти настоящими; шаблонные реплики обрастали полутонами, кто-то из зрителей тайком зевал, кто-то – напротив слушал с явным интересом. Джонни – второй Джонни, существующий только здесь и сейчас, скопированный участок памяти, который нужно было заполнить стремлением и встроить в основную цепочку – выглядел, пожалуй, слишком отрешенным.

[Черон >>>]

- ...чем массивнее звезда, тем большим запасом водородного топлива она располагает, но для противодействия силам гравитационного коллапса ей приходится сжигать водород с интенсивностью, превосходящей по темпу роста темп роста запасов водорода по мере увеличения массы звезды. Таким образом, чем массивнее звезда, тем короче время ее жизни...
Нил то и дело бросал испытующиие взгляды на Джонни, но тот, казалось, был глубоко поглощен собой, не обращая внимания на речь, сопровождаемую красочными картинками разлетающихся протуберанцев и красных гигантов.
- Может, зайти с другой стороны, более грубо, - задумчиво произнес он как бы про себя, - Встроить воспоминание, где он уже отобран для программы и занимается в центре подготовки. Все-таки, одно дело - заинтересовать, и другое - показать, как существующую данность... И, черт возьми, в любом варианте вся его жизнь будет перерисована от начала и до конца - взять хотя бы Ривер. Впрочем, - он мрачно усмехнулся, наблюдая за сменой слайдов на стене, - с ней как раз будет несложно. Судя по тому, что мы видели, она меньше всего интересовалась его стороной жизни.
- Его стороной жизни? – недоверчиво-непонимающий взгляд. – Ты вообще о чем, Нил? Мы прошлись по его воспоминаниям такими частыми стежками, что швейная машинка позавидует. Узнали кучу всякой фигни: он любит оливки и книжки про аниморфов, способен придумать историю про бумажного кролика, втащить рояль на второй этаж и сыграть на нем несколько нот... А про нее – в основном то, что она, хм, слегка не в себе. Понимаешь, к чему я веду? Если она не говорит о своих эмоциях, чувствах, переживаниях - это еще не означает, что их нет. Они есть – просто спрятаны глубоко внутри.
Ева перевела дух. Смоделированная лекция шла своим чередом, доктор Уоттс блистал красноречием, обеспечивая – как минимум в этой реальности – солидный приток желающих присоединиться к федеральной космической программе.
- А встроить воспоминание в более поздний период все равно не выйдет... - с задумчивым сожалением заметила она. – Идея хорошая, но, боюсь, не будет ощущения естественности, эдакая нашлепка на памяти, наспех пришитая суровыми нитками. Как следствие – отторжение и отчетливое осознание чужеродности. А вот сказать ему сегодня, что он невероятно эрудирован, круче всех сдал тесты (подсунь что-нибудь несложное), и годика через три, по завершению школы, его ждут с распростертыми объятиями – обязательно нужно.
Возражений не последовало. Нил кивнул, углубляясь в манипуляции с пультом, и в такт движениям пальцев происходящее то ускорялось, пропуская мгновения, обрывая фразы и перестраиваясь, то замирало, обрастая новыми деталями. Ассистентка лектора раздала бланки с вопросами - чтобы подчеркнуть серьезность происходящего, были добавлены яркие цвета и глянцевая эмблема НАСА в верхнем углу - и на какое-то время в аудитории повисла тишина, сопровождаемая шуршанием листов и скрипением ручек.
Нил называл это моментом пустоты - то, что в реальности могло занять час напряженного поиска ответов и битвы с собственным несовершенством, память сжимала в почти статичную картинку. Он не успел даже рассмотреть, насколько Джонни был увлечен заданием, как следующий кадр сменил застывшую, молчаливую пантомиму, и лента сменяющихся событий потекла с привычной скоростью.
- ...Элизабет Грин, Джейн Уиллоуби, Эрик Циммерман, и Джон Уайлс, которого я хотел бы отметить особенно - браво! Остальные - не расстраивайтесь, у вас еще все впереди. Все, кто хотел бы узнать еще о том, что говорилось сегодня на лекции, приглашаются на курсы при колледже Кавендиша, а также в городскую обсерваторию и планетарий. Не теряйтесь, господа, - лектор улыбнулся, спускаясь с кафедры. - Возможно, сейчас это кажется вам неважным, но все астронавты когда-то начинали с дополнительных занятий в школе. Отдельно приглашаем учеников, отличившихся в тесте - им предоставляется стипендия на год. Нам нужны такие люди! - под общий смех и разрозненные хлопки он подчеркнуто наклонил голову, а затем изображение снова размазалось, теряя фокус, уходя из воспоминаний - крест-накрест, словно мокрой кисточкой по краске, оставляя потеки цветов, форм и звуков. Сменяющиеся лица, рисунки на доске, медленно набирающая скорость текучая песчаная струя времени, рисующая за окном мазками день и ночь - на мгновение все стало декорациями, сменявшимися вокруг единственного неподвижного элемента сцены, не отводившего глаз от парты.
- Дальше нам остается только одно: вернуться назад – или вперед?.. – Ева чуть заметно поморщилась, к играм со временем она успела привыкнуть, а вот игры словами ее все так же сбивали с толку. – Вернуться и посмотреть, заглотил ли он наживку. Если отрезок памяти прижился, если Джон оказался достаточно заинтересован, если где-то в уголках его сознания прорежутся корни этой лунной мечты – и прорастут в мотивацию...Программа перестроит его память, и – voila! - контракт выполнен, едем отдыхать. Слишком много “если”, конечно, но тут уж ничего не поделать, раз мы не смогли откопать, откуда торчат уши такого странного заказа.
- Голос разума во плоти, - хмыкнул Нил, отводя взгляд от центральной фигуры среди потока движущихся картинок. - Думаю, окончание школы нам подойдет - благо якорь здесь можно подобрать на любой вкус.
Несмотря на с уверенностью сказанное, он все-таки ненадолго запнулся, пытаясь выбрать что-нибудь в достаточной степени подходящее. Что-нибудь, что пройдет через несколько лет сквозь толщу спрессованных мгновений и оставит в себе частичку того, кого они ищут.
По итогам размышлений доктор решил не рисковать - и прикосновение к портфелю Джонни, почти не изменившемуся с тогда, в кинотеатре, превратило их обоих в щепки в водовороте памяти.

[Woozzle >>>]

...они снова сидели на кожаном диване в приемной доктора Ли, и раздражающе тикало время, Ривер, изведенная ожиданием, встала и прошла к окну.
- Сейчас он попросит остановить... – мрачно начала Ева, но в ее слова озабоченной перебивкой вклинился голос Джона:
- Простите, вы не могли бы остановить часы?
Те же самые жесты, те же слова, те же паузы между ними. Словно смотришь знакомое кино – и предугадываешь каждое движение за миг до того, как сменится кадр.
- Они оба ненормальные, точно, - почти детская беспомощность во взгляде, перебирающем строчки на маленьком экране. – Ты хоть раз видел, чтобы так было?
Ева нервно сунула экран Нилу под нос.
- И это не ошибка программы, сам посмотри. Цель мы транслировали, в цепочку воспоминаний наш эпизод встроился – а здесь ничего не изменилось. Совсем ничего, ни одной детали. Ну не бывает же так, всегда что-то меняется. Что за бред...
- Даже не один раз, - в отличие от коллеги, Нил наблюдал происходящее, казалось, без особого беспокойства. - Лишний взмах крыльев бабочки, против ожиданий, имеет не так уж много шансов отозваться в жизни через столько лет - да еще и в такой обстановке. Мы же почти не видим его самого, он здесь исключительно ради и для Ривер. Другое дело, что от исполнения желания я ожидал бы большего отклика...
Он прошелся по комнате туда-сюда, уже не обращая внимание на разговор с доктором, слова которого появлялись у него в голове чуть раньше, чем оказались произнесенными. Беспокойное ощущение присутствия в музее восковых фигур, готовых ожить и наблюдающих за тобой, исчезло напрочь - теперь ему скорее казалось, что он наблюдает за испорченной кинолентой, проматывая ее туда и обратно десятки раз, пытаясь выявить незначительный дефект пленки.
- Придется пойти назад - точнее, вперед, - поморщился он, - и посмотреть, где он ушел с проложенной нами линии. Может, Джонни выкинул из головы все обещания карьеры через две минуты после урока? И все-таки... - Нил задумчиво поскреб подбородок, - тебе не казалось, что мы с самого начала могли взять неверный курс? Что под своей луной он имел в виду что-то другое, может быть, иносказательно?..
- Что, например? Большой круг сыра? – без тени улыбки отозвалась Ева. – Может, конечно. Что угодно может – но в тех воспоминаниях, которые нам доступны, нет никак указаний на эту... метафорическую луну. На настоящую, впрочем, тоже нет, и в этом вся загвоздка. А в ту часть, где указания могли бы быть, у Джонни – и у нас – перекрыт доступ.
Задумчивая пауза, разлинованная сдержанными словами, затем шагами и прощальным звуком закрывшейся двери; в выцветающем коконе памяти остались только тени, но сейчас это было не важно.
- Что, если изменения просто станут заметны позже? Мы с таким не сталкивались, но... – доктор Розалин с сомнением пожала плечами, - это же не ставит автоматически гриф «невозможно»? Посмотрим более поздние фрагменты?
- Жаль, разделиться не получится, - хмыкнул Нил. - Давай попробуем. Было бы неплохо застать его где-нибудь одного, посреди дня. На тот случай, если это окажется на борту космической станции.
- А что не в лунном кратере? Это было бы куда интереснее, - она уже набирала комбинацию цифр, и в голос проскальзывала обычная рабочая сосредоточенность. – Возьмем сразу лет десять...

...Маяк, утопающий в осени. Ветер, бросающий листья с обрыва. Бумажный, заштрихованный мелками кролик на ладони. И слова, слова, записанные на пленку – которые не умеют меняться и звучать иначе.
Прежде, чем тонкая рука Ривер скомкала промокшую фигурку, Ева упрямо сжала губы – и снова ткнула в экран. Чтобы – вновь – оказаться в пройденном, знакомом, не отличающемся ни единым звуком.
- Бесполезно, - сдалась она наконец. – Надо было признать сразу, а не гоняться за белыми кроликами, теряя время. Может, мы что-то упустили, ты помнишь личное дело?
Нил развалился в кресле доктора Ли, чей фантом бессловесно растаял, удалившись из поле зрения субьекта воспоминаний. Ощущения, которого он ждал, не было. Комфорт, утопающая мягкостью, скрипучая вытертая кожа на подлокотниках - все это осталось где-то не здесь. Он тоже стал частью ленты движущихся картинок - невесомый и нарисованный.
- Давай прикинем, что у нас есть, - он начал загибать пальцы. - Первое - наш клиент никаким образом раньше не был связан с космической программой, не смотрел в телескоп по вечерам и вместо планетария ходил в кино. Второе и третье, - он сопроводил оба упоминания показательным жестом, - мы узнали в коротком разговоре с ним в самом начале погружения. Где Джонни сказал, что во-первых, "не помнит" причин появления у него этой идеи, и что во-вторых - она не связана с Ривер напрямую. Принимая на веру то, что мистер Уайлс не лжет нам намеренно и остается в здравом рассудке...
Он бросил изучающий взгляд на руку, полусжатую в кулак.
- Значит, момент возникновения этой мысли надо искать в недавней памяти. Книги, немногочисленный круг знакомых... черт, я почти склоняюсь к тому, что нам надо выйти отсюда и хорошенько расспросить детей и миссис Дент. В конце концов, компания обещает исполнение желаний, или угадывание?
- И все бы логично, вот только – почему искать надо в недавней памяти, если он не помнит причин появления идеи? Если опять таки исходить из того, что он был с нами вполне откровенен. Тогда уж скорей – в очень, очень давней. Но добраться до нее... мда. – оборвала она сама себя и крутанула прозрачно-серый, но все еще осязаемый карандаш, забытый на столе; тот завертелся волчком. – С другой стороны, в главном ты прав. Тут мы застряли, глухой тупик, надо выходить – и искать другие зацепки. Вставай, хватит балдеть, - и сбросила воспоминание, не дожидаясь ответа.

[Черон >>>]

Нил все время удивлялся, насколько ощущение выхода было не похоже на то, что испытываешь при пробуждении. Он даже потратил несколько дней, чтобы разобраться в физиологической стороне вопроса, сравнивая стадии активности сна, альфа-ритмы, и в конце концов просто пришел к выводу, что программируемое воспоминание не позволяет телу расслабиться, отпустить контроль - если бы не некоторые препараты, принимаемые за полчаса до погружения, оно бы даже пыталось отзываться на картины чужой памяти - идти по невидимым ступенькам, садиться в несуществующее кресло... Это был не возврат - потому что они никуда не уходили. Больше всего это было похоже на то, как кто-то невидимый изнутри, резким щелчком менял линзу в очках, сквозь которые ты только что видел чью-то жизнь - и подменял ее другой.
Первым делом Нил взглянул на кардиограф и присвистнул сквозь зубы, увидев слабо выделяющиеся зубцы с амплитудой, упавшей почти в полтора раза. Энцефалограмма с соседнего экрана демонстрировала глубокую, плавную альфа-пульсацию - слишком большую даже для крепкого сна.
- Проверь дыхание, - бросил он в сторону, не отводя глаз от экранов и пытаясь на ощупь найти в кармане сумки что-нибудь из адреналиносодержащих. - Похоже, стабилен... и судя по трекеру, минут пятнадцать в таком состоянии, так что непосредственной опасности нет.
Застоявшийся, пропахший лекарствами воздух вcколыхнулся движением.
Пальцы четко, без сбоев, выполняли необходимую последовательность: кислородная маска, раствор в капельницу, а в голове спотыкались, поминутно ломая ритм, выстукивающие молоточки.

Некстати. Как же все некстати.

Когда работаешь в полувздохе от смерти, поневоле привыкаешь к ее восковому лику. К неровной, тлеющей линии жизни на мониторе, к дыханию, хриплому и рваному, пенящемуся в углах губ, или напротив – замедленному, туманному, почти неслышному.
Но она подходит вплотную, встает у изголовья, прозрачная, как хрустально-острое стекло, одной усмешкой срезая нити, которые могли, могли бы...

Усталость. Разочарование. Злость. Решимость.

- Стабилен, - резанно-жестко повторила Ева слова коллеги, - бог знает, на какое время, но какие-то крохи у нас еще есть. Я запрошу детализацию личного дела в конторе, все, что у них есть – и что они сочли неважным, - она набрала короткое сообщение и отправила его колючим щелчком. - А пока еще раз поговорим с Дентами.
Нил осторожно отступил на шаг, почему-то непривычно остро чувствуя свои руки - дрожащие, большие, неуклюжие инструменты, которые нужно было держать подальше, чтобы не сломать что-нибудь неосторожным движением. Хрупкая, невесомая нить пульса, плещущаяся на экране. Это было обычным последствием возвращения из долгой неподвижности в собственное тело, и он знал, что минута-другая, и оба они будут в порядке. Если у них есть минута...

Он посмотрел на Джонни - сейчас, после череды пронесшихся перед глазами фотографий его-прошлого, он-настоящий казался каким-то чужим, незнакомым, ненастоящим. Оболочка, подумал он, переводя дыхание. Бессмысленная, бессловесная, прячущая внутри драгоценные осколки памяти... Нил быстро оборвал себя, и попытался спрятать неприятные мысли подальше. Вслух он сказал только:
- Давно пора. По-хорошему, надо было с этого и начать...

Дверь скрипнула, открываясь, и впуская внутрь холодный воздух и темноту молчащего дома - как ему показалось, словно чего-то ждущего. Дети, должно быть, уже давно спали. Перегнувшись через перила, он увидел слабо бьющий из коридора отблеск света, и начал спускаться - задерживая дыхание перед каждой ступенькой, словно опасаясь потревожить покой спящего едва слышным отсюда скрипом.
Лестница принимала шаги немо и мягко, затаив звук в глубине теплого дерева. Молчаливо смотрели сверху часы, победившие время, поймавшие своими стрелками вечные без четверти шесть.
Коридор, изломанный тенями, провел их мимо темных дверей к той одной, за которой не спали. Там приглушенно бормотал телевизор, выплескивая в щель под дверью голубоватую волну. Ева задержала руку – короткая передышка, силки для разбегающихся мыслей и тяжелых слов.
- Миссис Дент? Лили? – костяшки пальцев трижды ударили в дверь ломкими пунктиром.
Голос диктора за дверью смолк, перетекая в отзвук усталых шагов.
Лили открыла дверь, взглянула тревожно, вопросительно, слегка щурясь: свет, выстилающий коридор, казался слишком ярким после полумрака гостиной, размеченной лишь бликами от мерцающего экрана.
- Состояние ухудшилось, но остается стабильным, - он смог только еще раз повторить то, что она уже успела понять в коротком моменте неловко метнувшихся навстречу взглядов. - Мы пытаемся добраться до нужного момента, но пока безрезультатно... - под рукой совершенно случайно оказался стул, и Нил с немой благодарностью неизвестно кому постарался не упасть в него, а все-таки сесть - после лестница ноги почти не слушались.
- Может быть, вы вспомните, - попробовал он снова. - Что-нибудь, случайно услышанное, что могло касаться заказа... Джонни. Даже если это покажется вам не относящимся к делу. Может быть, что-нибудь из его прошлого, детства - какие-нибудь события, старые книги... возможно, что-нибудь, связанное с Ривер.
Он уже видел потухающий огонек понимания в ее глазах, но продолжал говорить - как будто надеясь, что подберет нужно слово, как ноту - голосом, и заставит ее вспомнить.
- Даже если это не кажется вам важным или подходящим под описание, - продолжила Ева его голос, перехватывая прервавшиеся слова, - просто что-то необычное? О чем он часто говорил – или, напротив, редко, но с особыми интонациями?
Миссис Дент честно пыталась вспомнить, это было видно по ее лицу: так выглядят люди, не просто нырнувшие в память – сознательно перелистывающие воспоминания, одно за одним, как страницы выловленной из воды книги. Где-то буквы легко складываются в жизнь; где-то размытые пятна заставляют морщиться и разбирать закорючки, с трудом понимая, что это, о чем это, для чего. Где-то – немые пробелы, в которые сколько ни вглядывайся, не прочтешь ни слова.
- Мне очень жаль, - спустя долгие, тягучие, как смола, минуты, ответила Лили. – Я очень хотела бы помочь вам... помочь Джонни. Но – ничего такого я не припоминаю. Он говорил о погоде, о свежих булочках к завтраку, о том, что цветы возле маяка в этом году пахнут особенно больно. Иногда он садился за рояль и играл – в основном одну и ту же мелодию. Когда вокруг вертелись дети – не прогонял, и даже о чем-то разговаривал с ними. Вот и все, что я помню.
- Спасибо, Лили, - Нил кивнул, откидываясь на спинке стула и оглядывая потолок. Подниматься не хотелось. Не то чтобы он ожидал чего-то от этого разговора, слишком наигранно бы все получилось - пройти через почти всю жизнь, чтобы найти ключ к ней в самом начале. Звонок в "Зигмунд" тоже, скорее всего, не даст ничего сверх того, что было в личном деле.
Какая разница, подумал кто-то внутри него. Может быть, Джонни уже никогда не узнает о том, получилось ли у него побывать на луне.
- Пойдем, - он кивнул Еве в сторону двери. - Согласись, это было бы слишком просто.
- Слишком просто, - беззвучно шевельнула губами доктор Розалин, следуя за ним, но на пороге все же обернулась к миссис Дент: - Мы уже расспрашивали Сару и Томми, но, пройдя по всем воспоминаниям Джонни... Я думаю – если что-то ускользнуло от нашего внимания, что-то важное, деталь, которой нам не хватает...
- Но они давно спят, - неуверенно, и как-то даже непонимающе откликнулась Лили. – Может быть, утром?
- Утра у Джонни может уже не быть, - такое всегда трудно говорить, и слова выходят сухими, колкими, как ноябрьские листья, готовые рассыпаться в труху от слабого дыхания.
Короткая пауза, сплетающая понимание и нежелание верить.
- Пойдемте, я их разбужу, - и шаги, многоточием прерывающие разговор.

На пороге детской, Лили на миг замешкалась, нащупывая выключатель настенного ночника.
- Сейчас, - она все еще говорила шепотом и старалась ступать бесшумно, словно в этом был какой-то смысл – не потревожить спящего за миг до того, как коснешься ладонью его плеча.
Мягкий свет разбавил темноту светлой дымкой, и миссис Дент направилась к стене, возле которой пристроилась двухъярусная кровать.
- Да что ж это! - уже в полный голос воскликнула она и метнулась к выключателю, выкручивая его до предела.
Кровать была пуста. На письменном столе белела записка, неровные буквы, наскоро брошенные на клетчатый лист явно для очистки совести:

Мама, мы ушли встречать рассвет на маяк. Не волнуйся.

[Woozzle >>>]

Нельзя сказать, что Нил почувствовал себя удивленным - он, во всяком случае, мог ожидать чего-то подобного после их совместной ночной эскапады.
- Скоро рассвет, - хмыкнул он, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти какие-нибудь признаки того, давно ли комната лишилась своих обителей. Чувствуют, почти безотчетно подумал доктор. Не хотят оставаться поблизости, когда это произойдет. Не хочешь последовать их примеру?..
- Боюсь, кому-то из нас все-таки придется с ними поговорить, - он услышал свой голос как будто со стороны. - Доктор Розалин... Ева, - тебе лучше остаться с пациентом. Я, по крайней мере, знаю дорогу.
- Только не как в прошлый раз, - мрачно кивнула Ева, вспомнив на сколько растянулась первая беседа доктора Уоттса с детьми, и выразительно постучала пальцем по запястью, – времени в обрез.
Последнее уточнение было лишним. Просто сказывалось напряжение, пульсировало внутри, пытаясь обрести хоть какую-то форму, Ева это отчетливо ощутила это – но уже после произнесенных слов.
Знаю, знаю, - она тряхнула головой, - я зануда. Иди, а я пока попробую позвонить в информационный отдел. Может, они поторопятся, и мы получим запрошенные материалы до того, как они перестанут быть нужны.
- Поторопятся, - кивнул Нил уже в дверях. - В три, четыре, или сколько там ночи?

...он был благодарен этой возможности окунуться в темноту, мягкий обволакивающий дождливый холод, шум реки где-то совсем рядом и рваные прикосновения воздуха. В этом доме было слишком душно - и почему он не чувствовал этого, пока не оказался снаружи?
Он оборвал себя на мысли. Еще немного - начнешь разделять воззрения Ривер и спасать здания от одиночества. Возвращение в ночь неожиданно застало его почти заблудившимся - какое-то время он растерянно смотрел по сторонам, не в силах различить, куда они шли в прошлый раз и как среди этого бесконечного черно-черного переплетения увидеть башню маяка. Помог звук воды - а еще, как ни смешно, запах. Тех самых цветов, должно быть, которые слишком многие участники действа хотели когда-то выполоть.
Дальше он шел уверенно, как собака - прикрыв глаза и втягивая ноздрями резкий пряно-дурманный аромат.
Ветер иногда уносил эту дрожащую нить вдаль, заменял ее прозрачным духом воды, затем снова бросал в лицо, насмешливо и пьяно, а потом вдруг обволок, обнял этим запахом – удушливо, жарко, утопив в оглушающем ощущении. Не здесь. Не сейчас.
Выплывая из этой волны к темной заколоченной башне маяка, Нил едва не споткнулся. Прямо на земле, завернувшись в пледы, спали дети, видимо устав дожидаться восхода.
Расслабленно, раскинув руки в траву, негромко посапывал Томми; беззвездное небо дышало с ним в унисон. Рядом, свернувшись клубком, прикорнула Сара,казалось, что сон ее хрупок и хрустален, как первый лед – лед, который уже искрился трещинами от неосторожных шагов.
Она приподнялась на локте, сонно потерла кулаком глаза.
- Ой... – и изумленно уставилась на Нила.
- Привет, - он попытался улыбнуться, с некотором удивлением обнаружив, что это ему удалось - прогулка через лес некоторым образом отдалила его от дома, в котором остановилось время. - Рассвет проспите, сони.
На звук голоса заворочался, расставаясь с безмятежным сном, Томми – но все еще не открывал глаз, улыбался ямочками на щеках, бормотал что-то невнятное.
- Просыпайся, - ткнула Сара его в бок. – Как это мы так, а...
Томми сел, недовольно зыркнул на сестру – и на непрошенного гостя.
- Здрассте, - фыркнул сумрачно. – А вы чего здесь?.. - “забыли” не прозвучало разве что из вежливости.
- Гуляю, - он хмыкнул в ответ, уже собираясь задать им тот же вопрос, как вдруг что-то в голове сделало легкий аккуратный удар: нет времени. Где-то совсем рядом неслышная электромагнитная пульсация с каждым ударом замедляет ритм - совсем немного, но все-таки.
- Послушайте, - начал он, пристыженно оборвав насмешливый тон на еще не начатой фразе, - У меня мало времени. Джонни в тяжелом состоянии, а мы... так и не приблизились к тому, зачем он попросил о том, о чем попросил.
Раскрывать тайну предмета контракта было нарушением как минимум трех ключевых правил функционирования "Зигмунда", но Нил вспомнит об этом позже.
- Я имею в виду его желание побывать... - он поморщился, - на луне. Вы знаете что-нибудь об этом? Может быть, случайно услышанный обрывок разговора, или что-нибудь из его жизни - или что-то, связанное с Ривер...
Томми, казалось, все еще не проснулся до конца, он потряс головой и откинулся назад, невидяще глядя в черное небо.
Сара обняла себя за колени, лбом уткнувшись в сомкнутые кисти.
- Ничего он не говорил такого, - глухо, почти шепотом, ответила она. – Он много всего рассказывал, про сказки – их Ривер любила, про рисунки... Про маяк, что когда-то он был очень важный и помогал кораблям, которые здесь ходили. А про луну... нет. Никогда.
- Может быть, - вклинился Томми, все так же разглядывая бездонную пропасть над собой, - может быть, это в последние ночи? Когда он стал оставаться здесь один, смотрел на небо, на звезды... на луну – и придумал, что она смотрит на него, разговаривает с ним... Ну, все равно ведь уже не в себе был.
- Сам ты не в себе, - огрызнулась Сара, но запала в ее голосе не было. Была тихая, тревожная грусть – и только.
Нил невидяще проследовал их взглядам и тоже уткнулся глазами в черную пропасть над собой. Это немного притупляло очередной приступ нахлынувшей апатии: здесь тоже не оказалось ответа. Как будто с самого начала они преследуют несуществующее.
Может быть, он хотел вернуть Ривер. Пусть так - все равно догадки лучше у них нет. В конце концов, что еще занимало все те обрывочные слайды жизни, которые они просмотрели от начала и до конца...
Вслух он сказал только:
- Спасибо. Возвращайтесь домой, мать беспокоится, - а потом, одернув себя, вдруг предложил:
- Или оставайтесь. Тут недолго осталось. Я передам ей, что с вами все в порядке.
Он не стал оставаться, чтобы услышать ответ. Когда он шел обратно, доктор Уоттс вдруг подумал, что может быть, ему удалось здесь исполнить одну маленькую мечту.
Или - хотя бы не сломать.

[Черон >>>]

Темнота вокруг расступалась, прореженная предутренней дымкой, становилась видна тропинка, ведущая к дому, примятая трава на обочине, и впереди, чуть дальше уже проступало зыбким контуром крыльцо.
Телефонный звонок вспорол эту серую тишину - нервно и резко.
- Нил? – такой же нервный и взвинченный голос, лихорадочно перебирающий слова. – Нил, слушай, я нашла какую-то... хрень, иначе не скажешь. Ребята из информационного прислали полную мед.карту. Эй, ты здесь?
"Нет", чуть было не сказал он.
- Слушаю, - Нил машинально кивнул в трубку. - Дай угадаю - у нашего пациента лунатизм в запущенной стадии?
Ева даже не одернула его, словно вовсе не заметив едкой фразы. Просто продолжила быстро, почти судорожно:
- Джонни в детстве принимал бета-блокаторы. В карточке отмечено – выписано по настоянию матери. При этом у него не отмечается проблем с сердцем, - очень короткая, длиной в выдох, пауза, дающая возможность уложить услышанное в голове. – Но тогда зачем принимать лекарства? Нил, я знаю, откуда блок в памяти. Это же основная их побочка, вот только здесь она становится основным действием. Там было что-то, что он должен был забыть. И я почти знаю, как преодолеть блок... – тут она сникла, и повторила с горечью: - Почти.
- Не лучший способ вызвать амнезию, - Нил озадачено нахмурился, пытаясь вытащить из далеких уголков памяти все имевшиеся в наличии познания о медикаментозной терапии, и не замечая, начав размышлять вслух. - По настоянию матери... Она могла делать это для перестраховки, это распространенный препарат - но если учесть то, что мы там видели... - спохватившись, он снова вспомнил о существовании телефона.
- Не слышу профессиональной уверенности, мэм, - хмыкнул он, стараясь не выдавать подступившего волнения. - В чем дело?
- Дело, - сумрачно откликнулась Ева, – в том, что мы могли бы (наверное) пробраться через этот блок с помощью некоего раздражителя. Я немного перенастроила оборудование… Нечто, что совершенно точно существовало в памяти Джонни тогда помогло бы импульсу пробиться сквозь блок, и мы бы смогли пройти дальше. Проблема найти это нечто.
Нил слышал в телефонную трубку, как она ходит по комнате, сбрасывая напряжение в шаги.
- Не говоря уже о том, что Джонни теперь может воспринимать очень....ограниченный спектр раздражителей, - шорох бумаг где-то на том конце разговора. – Звуки?.. Запахи?..
- Тогда это тупик, в котором мы уже были, - констатировал Нил, одновременно замечая показавшийся сквозь листву одинокий фонарь дома - как едва теплящийся огонек огромной и голодной рыбы-удильщика, раскинувшей свое неподвижное тело в темноте. - Замкнутый круг. Чтобы попасть на ту сторону, нужно найти что-нибудь оттуда, чего мы не можем сделать, пока Джонни этого не вспомнит. Какие-нибудь зацепки в личном деле? У нас остается возможность провести некоторое время в воспоминаниях с его матерью, как бы неприглядно это предложение не звучало...
- Тупик, в котором мы были... – эхо его голоса дрогнуло и поменяло тон, став голосом доктора Розалин. - Ладно, возвращайся. Может, сгоняем туда еще раз, в этот последний провал. Что там все-таки был за запах...
Она отключилась, не дожидаясь ответа; оставив вопрос в предутреннем зябком воздухе, в ветре, порывами накатывающем с реки. В ветре, несущем оттенки воды и сладко-отвратительных цветов, заставляющем раздувать ноздри и ловить ускользающее – почти ускользнувшее! – ощущение...
Нил замер, пораженный внезапной догадкой - рука с телефоном застыла в воздухе, забыв оборвать беспокойные гудки. Спокойно, сказал он себе, затем закрыл глаза и снова втянул носом дурманный, густой запах. Даже если это и так - совершенно непонятно, что это означает; и все-таки... Он сам не заметил, как ноги повели его обратно в темноту, в сторону маяка, где запах становился сильнее. Он запустил руки в траву, не зная, удастся ли ему вслепую найти нужное, набирая охапки цветов и теряя их по дороге до дома, а в голове все билась та самая назойливая, странная мысль.
- Цветы у маяка, - выпалил он, открыв дверь и увидев Еву у постели. - Те самые, о которых все время говорили, помнишь?..
Он коротко попытался изложить сумбурные соображения, пришедшие в голову по дороге, пытаясь опередить скептические огоньки в ее глазах.
- Я не уверен сам, но мне показалось, что запах похож на ту... странную обстановку, которую мы видели в конце воспоминаний. Вот, - он протянул ей собранный второпях в лесу букет, среди которого с облегчением заметил два-три нужных растения.
- Возможно, те события и не связаны с цветами - ты наверняка обращала внимание на их особенности. - Нил безотчетно пощелкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, - Гниение, разложение... характерная особенность некоторых растений - так они привлекают насекомых. Если это так, прошлое у Джонни представляется довольно, хм, неприглядным.
Ошарашенная его напором, этим потоком слов, хлынувшим с порога, Ева молчала, чувствуя, как душный, ставший здесь особенно тяжелым запах наполняет комнату, легкие, голову, все отчетливее понимая, но все еще не веря до конца – нет, он не просто похож. Это тот самый запах.
- Нил, ты... – она закрыла глаза, чтобы совладать с эмоциями, втянула воздух сквозь стиснутые зубы и резко выдохнула. – Ты гений. Мы везунчики, а? Идем¸ идем, все готово, не хватало только тебя с твоим озарением.
Доктор Розалин бесцеремонно забрала охапку зелени из его рук, осторожно разложила у изголовья Джонни, потянулась к пульту.
- Мы прорвемся, - и шагнула туда, где слепящая пустота беспамятства пульсировала и расслаивалась на размытые тени.

[Woozzle >>>]

Белизна, обложившая ватой со всех сторон, казалась почти такой же непроницаемой, такой же вязкой, непреодолимой – и шаг сквозь нее был движением, распятым в вечности. Ева продиралась молча – ватная дымка глотала звуки шагов, тихое дыхание, и не хотелось дарить ей еще и слова.
Здесь не было воздуха, лишь оглушающий приторный запах, который тянулся нитью из далеко будущего, от постели умирающего Джонни, сквозь плотный слепой туман – куда-то дальше. Куда-то, где белизна становилась спектром и обретала оттенки.
Когда время растянулось на километры и снова сжалось до выдоха, когда ветер хлестнул наотмашь – и стал петлей, обвившей шею, слепота схлынула. Оставив – запах.
Там, у маяка, была одинокая, зачем-то оберегаемая Джоном клумба, здесь цветы росли волнами, уходящими к горизонту, окружая детскую площадку, пару домов и узкую полоску асфальта, что связывала этот остров с остальным миром.
Джонни они увидели сразу, он гонял кругами потрепанный футбольный мяч, то ныряя за ним в море травы, то пиная его через дорогу, к подъезду, чудом ухитряясь не засветить в окно стоящей на выезде машины.
- Прорвались? - хмыкнул Нил, не сводя глаз с открывшейся перед ними пасторальной картины. - Сейчас выяснится, что когда-то Джонни в детстве разбил окно соседки, и потом всю жизнь терзался, пытаясь забыть этот поступок...
- Вот ты язва, - Ева благодушно улыбалась; сейчас, после преодоления вязкой полосы беспамятства, чтобы вывести ее из равновесия, требовалось нечто большее, чем привычный оттенок иронии в тоне коллеги. - Может, еще и состряпаешь теорию, каким боком тут луна?
- А почему обязательно "тут"? - картинно вздернутая бровь уставилась на Еву с немой усмешкой, пока доктор Уоттс был настолько поглощен тем, что впереди, что даже не повернул головы в ее сторону. - Человеческая жизнь бессвязна и нелогична, вспомнить хотя бы те, где были мы с тобой. Про луну Джонни решил написать в приступе горячки, когда составлял текст контракта, и она здесь совершенно не при чем... как думаешь, здесь вообще происходит что-нибудь? Пока все выглядит настолько мирно, что мне уже кажется, что причина блока - случайный побочный эффект медикаментов.
- Похоже на то, - короткое движение плечом, отбрасывающее неясное беспокойство, на миг вставшее за спиной. – Впрочем, насчет луны мы еще убедимся, во всяком случае теперь у нас, надеюсь, будет возможность пройти до самых ранних слоев. Сейчас осмотримся здесь, найдем якорь...
Она тоже не смотрела в его сторону – зачем? Оттенки интонаций, осколки слов безошибочно складывались в выражение лица; Ева могла бы набросать по памяти два десятка фирменных гримас доктора Уоттса, просто перебирая отрывки его речи.
Смотреть нужно по сторонам. Отмечая детали, выхватывая обрывки чужой жизни, складывая память в цветном калейдоскопе. Ева следила за Джонни.
Темные джинсы, легкая крутка, ставшая слишком жаркой и завязанная рукавами вокруг пояса, грязная полоса на щеке. Мяч со свистом летит с обочины¸ поднимая облако пыльцы над цветами. Мальчишка бежит следом, скрываясь в густой зелени – и душный запах совсем не беспокоит его.
Две женщины у подъезда, в одной из них едва можно узнать мать Джонни, ее красота еще не перечеркнута временем, она улыбается и что-то щебечет – беззаботно, беспечно; встряхивает волосами, целует подругу, легко бросает в пространство: “Мальчики, я скоро вернусь!”. Садится за руль.
Ева смотрит – и неясное беспокойство, отброшенное плечом, возвращается, чтобы навалиться всей тяжестью; знойная сладкая духота липнет к легким, не пропуская воздух.
Машина взрыкивает и дает задний ход – резко, лихачески, и мальчишка, выныривающий из травы, летит на асфальт.
Красное. Серое. Сломанная фигурка, нелепо откинувшая голову. Мяч, медленно катящийся в сторону.
- Ч-черт... - прошипел Нил, подавив инстинктивное желание сорваться с места и подбежать на помощь: иногда в такие он не мог вовремя вспомнить, что видит чужой сон. Подходя ближе - уже по-другому, бесстрастно и собрано, как экспериментатор, отстраненно наблюдающий за вивисекцией - он попытался определить повреждения, соотнося ситуацию с образом Джонни-в-будущем. Тот выглядел совершенно здоровым физически - ни травм, ни увечий... неужели обошлось?
Не обошлось. Время едва меняло секунды на затянутом пылью циферблате, и каждый шаг, каждый жест еще тянулся, оставляя за собой размытый след, но понятно уже было абсолютно точно: не обошлось. Люди, сломанные так – не живут.
- Как же так?.. - Ева выталкивала слова с трудом, вместе с комьями воздуха, ставшего вдруг не просто плотным – жестким и колким. – Ведь у него же было будущее?.. И как мы видим сейчас все это, если он...
Она запнулась. Слова кончились, оставив лишь сухую боль в горле - и такую же сухую резь в глазах. Движением ресниц перещелкивались кадры – отрывистые, затянутые, перемыкаемые застывшими мгновениями.
Хлопает дверь автомобиля.
Женщина, словно разом перешагнувшая три десятка лет, опускается на колени и, сжав руками виски, качается из стороны в сторону. Немо. Страшно.
Откуда-то издалека, от поскрипывающей цепями качели, бежит мальчик. Стриженный затылок, странно знакомый силуэт, но в стремительном миге не разобрать черт.
Обнимает сломанное тело. Джоуи? Братишка? Джоуи?!
Вскидывает лицо и кричит со злыми слезами...

Зачем ты убила Джоуи, мама? Ты его убила! Мама...
Только тогда Ева понимает – у него лицо Джонни. Тоже лицо Джонни.
- Откуда?.. - шепчет Нил; взгляд, как деталь сбившегося механизма, обреченно перебегает с одного лица на другое, не в силах найти отличий - только одно из них слишком спокойное, и с каждым мгновением становится все мягче, оплывая, как воск угасающей свечи. - Как мы могли пропустить такое? Это должно было быть в личном деле!
- Не было, - голоса нет, только движение губ, сбрасывающих слова, как полынный пепел. – Только бета-блокаторы – вот зачем они.Выписано по настоянию матери. Она хотела просто вычеркнуть из его памяти все это, стереть, вырезать, выжечь. Вместе с братом, с самой памятью о нем. Она решила нести этот груз одна, но ее рассудок...
- Все равно, - он упрямо хмурится, наблюдая за застывающей картиной, и наконец, отводя взгляд, и вдруг его лицо меняется:
- Цветы. Помнишь, те самые, возле маяка? Думаешь, Джонни все-таки помнил что-то - пусть смутные, ассоциативные детали происходящего? Он говорил Лили, что они больно пахнут, и не хотел, чтобы от них избавлялись...
Некоторое время Ева молчит; сейчас и ей кажется, что запах подступающего вплотную травяного моря не просто приторный – болезненно сладкий.
- Наверняка, - глухо отвечает она. – Хранил где-то глубоко внутри, запертым, огороженным глухой стеной, за которую даже сам не мог пройти. Послушай... Пойдем... дальше? Невыносимо. Представить не могу, как сейчас... им. Ей.
Против обыкновения, Нил остался непривычно серьезен.
- Пойдем, - кивнул он. - Думаю, из мяча получится маяк.

[Черон >>>]

Шаг сквозь время не принес облегчения.
Тесная комната с разбросанными игрушками, настольная лампа, поймавшая в круг света раскрытую книгу, мальчишка за столом и еще одни, примостившийся на застеленной кровати с коллекцией марок.
И во всем этом, в каждой тени, в каждом шорохе – предощущение грядущего. Не для них, склонившихся над своими забавами: для чужаков, принесших в своих глазах
- Чувак, это реально крутая книга! – мальчишка за столом оторвался от страницы, чтобы поделиться восторгами с братом. – Слышь, Джонни? Тут пацан превращается в тигра и сражается с пришельцами!
- Не люблю я эту муть про пришельцев, - сухо откликнулся второй, перебирая марки.
-Не люблю! – фыркнули из-за стола, - Как ты можешь не любить, если даже не пробовал? А? Я вот думаю... – он мечтательно откинулся на спинку стула, - когда вырасту – стану писателем. Буду сочинять такие же классные книжки. Или даже лучше!
- Угу, - мрачно буркнул Джон, не отрываясь от своей коллекции.
Мальчишка за столом вздохнул. Поерзал минуту. Встал и подошел ближе.
- Ты что, все еще дуешься за тот случай с поездом? – взгляд мельком скользнул по новенькой железной дороге, разложенной на ковре; голос стал серьезнее и тише.
- Не в поезде дело, Джоуи! – вскинулся Джон, - это же во всем! Просто ты у мамы любимчик, и она всегда на твоей стороне.
- Да ну...
- Да ну! Вспомни – и на ярмарке, и на каникулах, на пикнике, и тогда, осенью... – он насупился и смолк, злясь на себя за эту вспышку.
Джоуи слегка виновато шмыгнул носом, присел рядом, толкнул брата плечом.
- Знаешь что? Какая разница, чей это поезд? – он поболтал ногой, сосредоточенно рассматривая носок с маленькой дыркой на пальце. – Все равно мы вместе с ним играем. Мы же все делаем вместе... Пошли змея запускать?

Они ушли, но комната, тающая в монохроме, еще хранила их голоса, дурашливую перепалку на пороге и единственным ярким пятном - игрушечный паровоз, застывший на разобранных рельсах.
Нил не успел заметить, как рука сама собой сомкнулась вокруг игрушки - острые пластмассовые грани колко отзываются в ладони, и это ощущение вдруг расползается волнами по всему, когда они ныряют на еще одну картинку из памяти глубже.
С непривычки он едва устоял на ногах, полуоглушенный волной шума, перекликающихся голосов, песен, выкриков и звона колокольчиков, который вдруг оказался со всех сторон. Они оказались посреди большой ярмарки - пестрые лотки с многочисленными торговцами, блестки, китайские фонарики, еще тусклые неоновые вывески... Среди всего этого балагана он не сразу нашел взглядом Джонни - в том числе и потому, что уходя дальше в детство, он все меньше ассоциировался с тем человеком, за кем они изначально отправились в этот омут памяти.
А еще он был не один.
Они двинулись ближе, пробираясь сквозь толпу, - прямо к надвигающемуся скандалу, к обиде, перехватывающей горло и комкающей слова в жалкие обрывки.
- ..но я тоже хочу поезд! – Джонни смотрел на новенькую игрушку в руках брата, голос срывался - Мы же закончили одновременно!
- Джон, не капризничай,- мама заслонила Джоуи ладонями, словно отгораживая его от всего мира, - видишь, поезд только один. И, кажется, Джоуи все-таки был быстрее. На секундочку. Правда, мистер?
Владелец аттракциона суетливо кивнул. По правде говоря – ему было все равно, кто был быстрее, вот только детских слез он не любил.
- Утешительный приз, малец, - он потянулся куда-то под прилавок и достал плюшевого уродца с огромным кожаным носом.
-Утконос! – Ева смотрела на игрушку с какой-то странной светлой радостью – так приветствуют иногда случайных знакомых из прошлой жизни, о которых совсем не помнил – но встреча вдруг откликается нежданным теплом. – Смотри, тот самый! Или просто похож?
Джон не разделял неслышимых восторгов Евы. Он хмуро взял игрушку, повертел ее в руках, словно раздумывая, а не зашвырнуть ли ее в кусты, но все же засунул в болтающийся за спиной рюкзак.
- Значит, эта часть была не связана с Ривер, - разочарование и удивление были написаны на лице Нила крупными буквами одновременно: он выглядел как ученый-энтузиаст, чью бережно взлелеянную теорию только что разгромили на публичной конференции. - Если он действительно тот самый, то эффективность его препаратов для подавления памяти, похоже, сильно преувеличена. Может быть, он все-таки помнил?
- Разве утконос был не... – Ева посмотрела на Нила как-то странно и не стала продолжать фразу. – А впрочем, не важно. Пойдем за ними?
Семейство Уайлсов уже удалялось: мама с Джоу за руку и чуть поодаль насупленный Джонни. Мимо нелепых игр и разноцветных палаток, мимо стаек воздушных шаров, рвущихся со своей привязи – к небольшому кафе.
- Пойдем, - кивнул доктор, наблюдая, как вслед за удаляющимся Джонни по толпе словно пробежала серая волна, делая людей, выпадавших из фокуса его внимания, бесцветными, размытыми и нечеткими силуэтами - всех, кроме двух непрошеных гостей. Стоило рассеяно провести взглядом по человеческому морю - и эта движущаяся концентрация красок и голосов становилась заметной, позволяя с легкостью следовать за удаляющимся утконосом.
-...Пожалуйста, ваша пицца, три сока и маринованные оливки, - официант любезно кивнул и отошел к другому столику.
Джонни нехотя ковырялся в тарелке, а Джоуи на пиццу даже не взглянул – сразу потянулся к банке с оливками.
- Оооо!
- Не понимаю, как ты можешь есть эту гадость, - Джонни поморщился, было похоже, что даже смотреть на это пиршество духа ему как-то не по себе. - Они же кислые и...
- Вот именно! Кислые! И вкусные. Попробуй!
- Нет, спасибо.
- Что ты упрямишься, Джон, - мама неодобрительно покачала головой и тоже подцепила оливку. – Они очень полезные. Съешь хотя бы одну.
- Ну, конечно, - Джонни с видом мученика потянулся к банке, быстро проглотил выловленный плод и жадно запил соком. – Можно я теперь пойду поиграю?
- Только с площадки не уходи, - запоздало ударилось в спину.
- Как никогда жалею о невозможности разделиться, - хмыкнул Нил. - И заметь, еще одна деталь, получившая развитие в личности Джонни... За ним?
- Он же наш клиент... все еще, - хмыкнула Ева уже на ходу.
На площадке Джонни не задержался ни на минуту. Безразлично обойдя горки, качели и роскошный турник, он вынырнул на центральную аллею, растерянно огляделся и пошел дальше – будто бы наугад. Вечер спускался ниже. Джонни шагал сквозь разноцветье ярмарки, сквозь зажигающиеся огни, сквозь гудящий людской рой, словно отгороженный от него непроницаемой стеной.