Nihon monogatari gaiden, Дом ветвящихся дорожек...

[Bishop >>>]

- Разглядывать мертвеца? – скривил губы посланник сёгуна. – Вот еще. Позовите священника, если сыщется в этой глуши, пусть отслужит все нужные службы.
Сколько пленник ни отбивался, но крестьян было больше, и суммарное желание увидеть голову преступника отдельно от его тела превысило его стремление к свободе. Часть осталась сторожить и подслушивать разговор самураев, остальные принялись таскать мешки с песком. Сбивчивые объяснения вперемешку с покаянием (куры все-таки оказались на его не первой чистоты совести) никого не заинтересовали. Хотя староста все же попытался засунуть пленнику в рот кляп и чуть не поплатился за неразумность собственными пальцами.
Но выяснилось, что подслушивать особенно нечего. Никаких тебе споров и противостояний. Вопреки общему – передаваемому соседу шепотом – мнению крестьян, Андо не стал проявлять упорство.
- Я сделал все, что мог, - констатировал он.
Сел на край веранды, сунул в рот травинку и принялся обмахиваться веером, как будто его более не интересовало ничто во дворе. Хандзаэмон окинул его кислым взглядом, кривя тонкие, в ниточку губы.
- Самурай-доно, - улыбнулся он, и во дворе стало тихо; даже пленник оставил попытки обрести свободу. – Не окажете ли услугу?
Андо повернул голову так, чтобы оказаться к управителю ровно на три четверти оборота. И даже соизволил остановить руку с веером.
- Какую же услугу могу оказать вам я, скромный мастер меча из Киото, что приехал сюда лишь найти учеников?
Управитель решил убить двух куропаток одним камнем. Выслушав его, Андо окинул взглядом подсудимого, чересчур быстро ставшего осужденным, крестьян.
- Ну, раз больше сделать ничего нельзя... Воды мне.

[Далара >>>]

Кто-то из вертевшихся поблизости слуг юркнул в дом и принес маленький бамбуковый ковшичек. Почтительно подал его самураю.
- Да не пить, - вздохнул тот.
Омытое лезвие меча показалось живым существом. Крестьяне, одинаково разинув рты, следили, будто завороженные, как поднимается – неторопливо и точно – изящный клинок. Хандзаэмон отвернулся и промокнул взмокший лоб; равнодушный взгляд управителя скользил по кривым веткам сосен, по серой гальке, которой был выложен двор, по требующей починке крыше дома, по двум местным мальчишкам (один долговязый и тощий, как жердь, второй маленький и упитанный, словно медведь), которые нерешительно топтались у самых ворот.
Ветер принес оттуда обрывок едва начатой фразы:
- Не надо...
Солнечный блик каплей масла стек по хищно изогнутому клинку, отразился зелеными огоньками в глазах пленника.
Такие мгновения всегда длинны, они становятся тягучей патокой для того, чью судьбу вот-вот изменят. Они дают иллюзию, что можно что-то сделать, пока не кончилось гибельное движение.
Пока острое, в волос, лезвие не коснулось человеческой шеи.
Самурай и осужденный смотрели друг на друга и говорили о чем-то без слов.
Безудержное направленное падение. Свист рассеченного воздуха.
Удивленный вдох, когда вместо разрубленной плоти на мешках остались лишь рыжевато-бурые волоски. Срезанные идеально ровно.
Вопли напуганных крестьян заставили Андо поморщиться – ему захотелось избавить мир от них и их глупостей. Выкосить, как сорную траву на лугу. Он взглянул вслед удирающему со всех лап тощему остроухому зверьку; у ворот молодой поджарый лис задержался на миг, показал людям длинный язык и шмыгнул на волю между ног застывших детей – тот, что был старше зажмурился, прижав к себе младшего, чтобы тот тоже не видел казни.
Управитель же с тоской смотрел туда, где над тяжелой влажной пеленой облаков поднималась вершина безымянной для него горы, и вновь подумал о том, что скажет тесть про цены на шелк и пряности.

(продолжение следует)

Сообщение отредактировал SonGoku - 2-10-2009, 10:19

[SonGoku >>>]

高山守
Takayama-mori

СТРАЖ ВЫСОКОЙ ГОРЫ
(продолжение)

Времена наступили такие, что ни два, ни полтора. Содержать большой гарнизон в замке накладно, а маленький - несолидно. Да и ложась спать в одной провинции, нельзя быть уверенным, что тебя не разбудят гонцы Токугавы (сын продолжил начинания отца) с приказом немедленно переселяться в другую. При Грозном старце хотя бы было понятно, радоваться неожиданному назначению или не печалиться, потому что сохранил голову на плечах. А нынешний правитель... да такой же, как времена.
- Ну-у, не скажи! - возразил первый стражник второму. - Зато не воюем.
Второй бросил на первого пренебрежительный взгляд, оставшийся незамеченным, поскольку над замком висела непроглядная ночь, а старший каро даймё Хиды был чуть-чуть скуповат.
- Войны прекратил Микава-но ками-доно*, - просветил скептически настроенный страж своего простодушного товарища. - А нынешний сёгун лишь мямлит и мямлит, а что хочет сказать - непонятно.
Спор их продолжался уже не первую ночь, и, что примечательно, они никогда не вели его при дневном свете. Днем есть чем занять себя, кроме пустой болтовни, а если не знаешь, куда приложить руки, господин Хисао, старший каро Такаямы, быстро подыщет лентяю занятие.
Чпок! Стражники недоверчиво переглянулись: звук они узнали, только не могли понять, кому же понадобилось обстреливать замок. Второй поднял единственную лампу повыше, чтобы рассмотреть застрявший между камнями нежданный подарочек. И не обнаружил никаких особых примет.
- Наверное, кто-то упражнялся с луком и промахнулся, - предположил самый простодушный из двоих стражей. - В такой темноте немудрено.

Сообщение отредактировал SonGoku - 2-10-2009, 10:19

[Далара >>>]

Короткий свист. Новая стрела сбила с его головы шлем и пришпилила к стене, будто трофей.
- А-кх... э! – только и сказал бедолага, чьи ноги начали подкашиваться от переизбытка воображения.
- Надо бы известить господина Хисао, - неуверенно предложил его практичный приятель.
Как человек циничный он боялся показаться романтиком, а еще больше не хотел признавать, что во-он тот слабый огонек в тени черной стены может оказаться именно тем, в чем лично он, стражник, его подозревает.
- Сначала надо проверить, что там, – столь же неуверенно возразил второй, втайне храня надежду, что напарник откажется. – Если мы скажем господину Хисао, что испугались неизвестно чего, он...
Возможные последствия казались слишком неприятными, чтобы высказывать их вслух. Но мысли о них придали обоим стражникам решимости. Подталкивая друг друга и выставив перед собой нагинаты для острастки неведомого врага, они двинулись на разведку, на манящий свет блуждающего огонька. Сначала им показалось – сама ночь заговорила с ними. Низкий обволакивающий голос произносил нараспев непонятные слова, и от того ноги сами несли стражников вперед. Глазам – по крайней мере, так сразу – стражники не поверили. Тот, что был попрактичнее, сделал отгоняющий злые силы жест, выставив указательный и мизинец. Его простодушный товарищ взмахнул нагинатой, но ночной гость сидел далеко, и клинок просвистел шагах в пяти от него. Длинные волосы, что растекались по широким плечами незнакомца, были чернее ночи, все – кроме широкой седой пряди, которая почти светилась в темноте.
- Кто таков? – придушенно воззвал первый стражник.
Ночной гость улыбнулся, продолжал монотонно бубнить заклинания. В полосу неверного лунного света за его спиной выступил еще один. Скрипнул бамбуковый лук – этот звук ни с чем не перепутаешь. Стражники переглянулись, гадая, сколько еще неприятностей может быть впереди. Тускло блестел наконечник стрелы, направленный старшему из них прямо в сердце. Лучник прищурил левый глаз, и возможно от этого его лицо с древними чертами показалось демоническим.
- Хе-хе, - сказал он и легкомысленно подмигнул.

[Далара >>>]

В замке

Ночью в темной комнате было холодно. Пахло травой, рисом и тушью. Молодая женщина сидела у стены, обняв живот. Даже несмотря на многослойные одежды и три пояса, ей не удавалось скрыть явственную округлость. Женщина не дрожала, но напряжение не отпускало ее. Будущей матери полагалось бы спать, но она сидела, не смыкая глаз, и прислушивалась к малейшему шороху. Никто не должен был заглянуть сюда: что делать ночью в помещении для писарей и учетчиков? Но на случай, если бы нашелся кто-то неудачливый, под рукой у женщины лежал нож. Гладишь наточенное лезвие, и приходит спокойствие.
Шаги. Будущая мать сжалась в тугой комок. В лунном свете, падавшем сквозь незакрытое ставнями окно, блестели ее глаза. Не было страха, лишь решимость тигрицы защитить свое потомство.
Шум затих вдали.
Женщина позволила себе вдохнуть полной грудью. Погладила большой живот, как будто хотела успокоить нерожденных еще детей. Или убедиться, что с ними все в порядке.
Весь замок переполошился, когда родила ее подруга – совсем еще юная, неосторожная и, откровенно говоря, бестолковая девчонка. Позавчера. С тех пор О-Кари и пряталась. Как любая мать, она не желала, чтобы ее детей постигла такая участь. И хорошо, что быстро сообразила, что к чему. Едва она успела наказать молчать старухе, с которой делила комнату, и захлопнуть снаружи перегородку, как явились солдаты. Камнем застывшая О-Кари выслушала приказ даймё взять под стражу всех беременных женщин.
Нет, она так просто не дастся!

[Bishop >>>]

Второй страж переложил нагинату в потных ладонях и вдруг икнул звонко и пискляво.
Но неприятности поджидали их сзади. Казалось бы, что там могло быть? Земля во дворе плотная, утоптанная; если кто и вздумает сделать подкоп, это сразу сделается всем заметно. Стены прочные, ворота крепкие... стражники растерянно переглянулись. Что-то не складывалось в расписанной, привычной и ранее такой надежной картине мира.
Aum amrte hum phat...*
- Старший брат ошибается, - хмыкнули там, где до этого был лишь пустой двор. – Небесного нектара им какое-то время не пить...
Второй стражник попятился и лопатками ощутил прикосновение к кому-то. Ему показалось, будто вокруг его шеи обвилась змея, холодная, влажная, скользкая, он хотел заорать от внезапного ужаса, так как с детства боялся этих тварей, но что-то влажно причмокнуло, он подавился собственной кровью, хлынувшей из перерезанного горла, закатил глаза и упал. Третий ночной гость с почти детской улыбкой повернулся к уцелевшему хранителю покоя в спящем замке.
- Не откажи в удовольствии убить тебя очень медленно, - мягко попросил незнакомец.
Молодой стражник икнул и шагнул назад. Наступил в растекшуюся лужу крови и, словно обжегшись, заплясал на одной ноге. Хотел заорать, но вышло только сипение. Трясущимися руками выставил вперед нагинату. Отражение лунного света в остром лезвии дергалось и прыгало бесконтрольно.
- Ну нет, с этим дай поиграть мне, - с долей детской капризности возразил лучник.
Что-то теплое потекло по ногам защитника замка. Он судорожно, чуть не плача, ощупал тело в поисках ран, но быстро сообразил, в чем дело и зарделся. Посмотрел в глаза по очереди каждому из ночных гостей и увидел лишенные эмоций и тепла взгляды демонов, готовых прикончить жертву. Воображение дорисовало страшную картину. Остатки сознания дали команду бежать. Куда угодно, лишь бы подальше.
Три стрелы одна за другой пронзили его тело, не нанеся смертельных ран. Четвертая догнала в падении, и земли стражник коснулся уже мертвым.
- Еще успеешь насладиться, Докки.

___________________
*мантра Гундари мьё-о, одного из пяти хранителей мудрости Амрита.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

Сообщение отредактировал SonGoku - 2-11-2009, 17:25

[SonGoku >>>]

何時までも
Itsumademo

ДО КАКИХ ПОР?..

Двор был выложен мелкой речной галькой, отполированной течением, а затем бесчисленными ногами всех людей, которые ступали здесь многие столетия. Прохладные и гладкие камешки резали ступни в кровь, каждый шаг отдавался болью. От обуглившихся лохмотьев валил пар, многослойная тяжелая одежда давила на плечи.
Мидзуро прижал ладонь к груди, чтобы унять зачастившее сердце, - боль в нем мешала дышать, - и непривычно широкие рукава раскрылись крыльями огромной птицы.
Почему-то страх пришел только сейчас и именно поэтому; он всю жизнь донашивал чужую одежду и считал, что так правильно. Что иного ему не положено. Даже когда слишком вытянулся, и ему стали коротковаты обноски и с плеча точильщика, чья жена любила обменяться мнениями с другими женщинами о том, что понятно, почему бедная женщина хотела утопиться, кто же станет жить с таким позором? И вовсе не из-за мужа отверг ее клан, а потому что нагуляла ребенка неизвестно от кого. Дома она тоже все это повторяла, когда думала, что подмастерье не слышит ее. Обычно Мидзуро пропускал ее слова мимо ушей, а сейчас, на пустом незнакомом дворе, выложенным сине-черной речной галькой, обжигающей босые ноги, они прозвучали отчетливо... и чужеродно.
Давным-давно в другой стране одновременно вспыхнули на одном небе десять солнц. И приказали человеку по имени И выстрелить и сбить стрелами девять из них, чтобы не испепелилось на земле все живое и мертвое, прозвучал другой голос, и хоть слушать его было так же невыносимо, но он казался здесь уместным. И так же было в нашей стране, когда на троне сидел Коноэ, было приказано Минамото-но Йоримасе подстрелить птицу нуэ, что плакала в облаках. А раз так, то найдите среди Генджи кого-нибудь, что собьет эту странную птицу, которая похожа на солнце и которая плачет: «до каких пор? до каких пор?»
- До каких пор?.. – беззвучно повторил Мидзуро.
Он чувствовал, как при каждом вдохе наконечник застрявшей между ребрами стрелы скребет по кости, крепко сжал ее за древко и, зажмурившись, дернул что было сил...
...и собственный крик выхватил его из тягучего, вязкого сна. Мидзуро взбрыкнул, как опрокинувшийся на бок жеребенок, и кое как сел на тощей дырявой подстилке. Сквозь затянутую плотной, с темными заплатами, бумагой перегородку по капле сочился молочно-белый свет полной луны.

[Далара >>>]

В доме чего-то не хватало. Мидзуро прислушался, но все было тихо, только кто-то дышал надсадно и сипло. Долговязый подмастерье потер ладонью все еще саднящие ребра; кожа была влажной, липкой и очень горячей. Осторожно, чтобы не потревожить спящих рядом с ним людей, он вышел на двор. Деревянная бадья смотрела круглым немигающим глазом отраженной в воде луны.
Ученик точильщика мечей поежился, теплая ночь не согревала, как будто он заболел впервые в жизни. В густом воздухе повис хриплый смешок: мастер Сутэроку шутил, что болезням не зацепиться за костлявое тело, так как на них все не нарастет достаточно плоти.
На середину двора вышла маленькая серая кошка. Она принюхивалась к пыли, но смотрела не вперед, и даже не на человека - на что-то за ним, пристально и тревожно. Потом в два легких прыжка взлетела на деревянный пол веранды, окаймляющей дом. Копнула дерево лапой и жалобно, скорбно... Мяукнула? Из маленькой пасти не донеслось ни звука. Мидзуро протянул к ней руку, он не помнил, чтобы у соседей водился зверушка подобной расцветки. Кошка посмотрела на руку, потом - в глаза человека. Медленно отвернулась, глядя в упор на бумажные стены дома. Изнутри тянуло холодом. И тяжелым сладковатым запахом свежей крови. Подмастерье вытер ладонь о штаны, на ткани остались темные влажные пятна. Кошка легла, подвернув под себя передние лапы и ткнувшись в пол носом.
И тогда Мидзуро догадался, почему в доме было так тихо.
- Это... я? – спросил он. – Это я сделал?
Кошка передернула плечами и убралась подальше от человека, к стене дома, где снова приняла позу скорби.

(SonGoku и Кысь, а я только помогаю)

[Bishop >>>]

Ночь выдалась душной, а на улице стоял безумолчный треск цикад. Словно там поселилась армия музыкантов и каждый норовит переиграть соседа на биве. Крестьяне, которые поднимались вместе с солнцем – а порою и раньше, - в такую пору предпочитали не высовываться из дома. Управитель, наверняка, безмятежно спал, и снились ему пряности и шелка, что угодно, кроме этой дыры. А его свита была рада, что никто их не тревожит, и можно бездельничать. Что еще ждать от провинциалов? Андо не ждал ничего. Ранним утром перед самым рассветом все казалось серым, и ближайшие кусты в тумане представали фигурами, явившимися с другой стороны Желтой реки. Самурай шел по лесной тропинке, позевывал без особенного смака и размышлял, где же в этой глуши найти достаточно мальчишек для обучения и как потом среди них опознать нужного. Нелегкая задача, когда вокруг сплошь трусливые деревенщины, а приметы нужного юнца не известны. Столичный самурай как раз доставал веер, чтобы хоть как-то возместить отсутствие ветра, когда впереди из кустов высунулся длинный нос. В таком тумане он мог принадлежать кому угодно, от домашней собаки до волка. Андо замедлил шаг и положил ладонь на рукоять меча. Незнакомый нос подергивался, быстро и настороженно, его владелец не нюхал – впитывал запахи, выхватывал их из общей сложной сети, сортировал. Затем в кустах кто-то вежливо кашлянул.
Звук был совсем человеческий.
Самурай остановился и опустил руку. Посмотрел на нос с укоризной.
- Если хочешь поговорить, выходи. Я не буду вести беседы с тем, кто прячется в листве и ветках.
На тропинку выбрался тощий всклокоченный лис. Он уже потерял присущую щенкам толстолапость, вислоухость и общую пухлость тельца, но и заматереть не успел – лис-подросток с вопросительным взглядом. Для полноты картины к тонкому прямому носу прилип желтый, обгоревший по краям на солнце листик. Андо, не подходя, чтобы не спугнуть, сел на корточки, развернул платок и протянул лесному недоразумению сладкий рисовый шарик.

[Далара >>>]

Лис вытянул острую лопоухую морду, еще раз втянул запах и – ловко, стремительно цапнул угощение. Уволок недалеко, на пару шагов в сторону, где и проглотил, не разжевывая. Затем сел, слизнул последние рисинки и внимательно посмотрел на человека. На одном боку его шерсть была как подбрита. На одном боку его шерсть была как подбрита. Андо усмехнулся, глядя на этот «боевой шрам».
- Ты прыткий. Но рисковал, дожидаясь последнего момента. Впредь не попадайся так глупо.
Самурай выпрямился, сунул платок обратно за пазуху и собрался продолжить путь. Лис вскочил, коротко тяфкнул. Человек недоуменно свел брови.
- Еды больше нет.
Собаки, когда зовут куда-то хозяина, вертятся и бегают взад-вперед, всем видом излучая необходимость идти к цели и немедленно. У лиса движения были более мелкие, но делал он почти то же самое.
- Пойти с тобой?
Рыжий тощий зверь радостно вывалил язык, ухмыльнувшись почти до ушей. Потом развернулся и затрусил по дорожке.

Мидзуро не смотрел, куда бежит, ноги, ками или проведение сами привели его к разбитому молнией дереву, а потом воздуха не хватило, и злосчастный подмастерье рухнул без сил на колени. Он упал бы еще раньше, если бы не страх, что крестьяне поймают его. Мидзуро сомневался, что у него будет шанс дожить до минуты, когда его привяжут к столбу и обложат мешками с песком. Ему быть хоть капельку той злой отваги, с которой сражался за жизнь незнакомый воришка.
На тощей шее дернулся острый кадык. Точильщик мечей был прав: в Мидзуро всего доставало на молодого мужчину, кроме решительности. Подмастерье упал на колени, вцепившись пальцами, точно когтями, в кору дерева.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Сообщение отредактировал Bishop - 9-11-2009, 11:31

[Bishop >>>]

青木ヶ原の戦
Aokigahara no ikusa

ВОЙНА В АОКИГАХАРЕ


Если вырасти там, где женщинам дозволяют болтать, можно услышать множество разных историй. О знатных семьях, обернувшихся лисами, о том, как по вырезанным деревням ходят безликие призраки, о том, чем может закончиться женитьба на неизвестной красавице, о крабах с лицами мертвых и о женщинах со змеиными шеями. Здесь, неподалеку от Эдо, редким был тот рассказ, где не поминался лес у порога горы. Говорили об искривленных деревьях, о черных зевах пещер, о тишине, сером небе и о тропинках, которые скачут с места на место, но больше - о белых костях, устилающих впадины, о безнадежной тоске того шепота и тех песен, что иногда можно услышать, если поднести ухо к деревьям, о блуждающих тенях и о том, что, раз забравшись в глубину леса, человек никогда не вернется назад собой. Кто-то тогда добавил, что последнего вышедшего убили свои же домочадцы, от страха, не разбираясь.
Потому то, что развернулось вокруг, не стало сюрпризом. Темные плети мха, свисающие с деревьев, превращающие булыжники в диковинные сады, тишина, в которой было отчетливо слышно, как медленно облетает кора с деревьев, а собственные шаги отпечатывались с почти болезненной громкостью. Тропинки здесь не было, только пустое русло высохшего ручья. В самой середине его земля была еще влажной, но вскоре и это пропало. Небо в просветах листвы набрякло тучами так, что, казалось, покачивалось над головой. В неподвижном воздухе остро стояли запахи: земли, гнили, коры, пыли, пота.
Ноша, что поначалу была легче перышка, словно набрала вес. Не сразу, но с каждым шагом становилась тяжелее и тяжелее. Она вела себя тихо, не роптала, не жаловалась; должно быть – приняла свою участь и приказ господина.
- Бабушка, может быть, хотите отдохнуть?
Вздох за спиной был едва слышен, ветер в вершинах сосен, и тот свистел громче. Между лопаток защекотало то ли от чужого дыхания, то ли от струйки пота.
- Доберемся вон до тех камней, и отдохнешь.
В россыпи валунов путников ждало открытие - из-подо мха по неровной поверхности камня неслышно текла вода. Не подставишь чашку, но, если прислонить руку, ладонь становилась влажной, а соль утекала в землю. В уютной впадине между булыжным нагромождением и замшелым стволом давно упавшего дерева кучкой лежали желтоватые кости какого-то зверя. Под ними натекла целая лужа.
Там и сделали привал. Шигеру усадил старуху, подстелить было нечего, пришлось стянуть с плеч безрукавку-катагину. Бабка сидела неподвижно, словно уже превратилась в каменное изваяние, только по легкому колыханию накидки становилось понятно, что она пока еще не умерла. Шигеру наклонился к воде, чтобы ополоснуть лицо, отшатнулся, молитвенно сложив ладони. Из-под муши-но тарегину* донесся смешок:
- Рановато молишься, вакамоно*.
______________
*mushi-no tareginu –虫の垂れぎぬ - длинная полупрозрачная вуаль, которая крепится к широкополой женской шляпе и защищает в путешествии от москитов (яп.)
*wakamono –若者 - молодой человек (яп.)

(Кысь mo)

Сообщение отредактировал Bishop - 9-11-2009, 12:28

[Далара >>>]

В ручье отражалось не пойми что. Еще не лис, уже не лисенок. Глаза на пол морды, уши врастопырку, тощие лапы и непропорционально длинный пышный хвост. К тому же белый на кончике. Айка мотнул головой: все говорили, что таким хвостом надо гордиться, но гордиться не получалось. Получалось – цепляться за что попало и сажать колючки, которые так трудно потом выгрызть из шерсти.
У Айки была большая проблема. Нет, не блохи. Имя.
Тьфу! Несъедобный жук, жаль...
Так вот, имя. Оно было женским. Но Айка точно знал, что он мальчик.
Поскрести землю под корнем, убедиться, что червь уполз, и продолжить бег рысцой по тропинке...
Весь клан над ним смеялся за спиной, он был уверен. Почти. И даже если не смеялись, все равно позор: «Орхидея любви», такое вот написание*. Кошмар. Айка сменил бы имя, но он слишком уважал родителей, которые дали его, и не смел. И потому был ужасно застенчив.
Битва с муравьями закончилась пожранным десятком их и покусанным носом. Юный лис ретировался под дальний куст и залег там.
Можно было избавиться от проблемы... Да нет же, не с муравьями и не с носом! Единственное решение: стать главой клана. Тогда все будут видеть в нем только главного и не замечать ни смешного имени, ни застенчивости. Но тут было препятствие: брат и сестра. Каждый тоже хотел стать главой. И клан примет любого из них. А значит...
Ветер донес запах человека. Лис смел хвостом сухие листья. Поднялся на лапы, похожий на собранную из палочек и шишек игрушку. И рысцой отправился на запах. Его вел не охотничий инстинкт, лисий: человек всегда означал возможность сыграть шутку.

- Не в обиду будет сказано, - прошамкала прямо в ухо старуха. – Только вакамоно вновь торопится, а разве не говорится, что поспешность есть...
Вот пристала, неугомонная бабка! Мало того, что он тут лошадь изображает – не скаковую, конечно, но все ж таки и не клячу! – так еще и слушай нравоучения. Глаза заливал пот, а вытереть было нечем, руки заняты. Шигеру с тоской вспомнил крохотный ручеек в валунах, но при мысли о чьем-то скелете в ямке под рухнувшим деревом, жажду напрочь отшибло. Старая госпожа все бубнила, перешла, кажется, к рассуждениям о пробелах в воспитании нынешней молодежи. Интересно, что они там знают, на женской половине дома? Интересно, знает ли эта старуха, как его зовут? Свое первое взрослое имя – Томонори – Шигеру получил не очень давно, с его гемпуку* не торопились, посчитав, что не к спеху.

______________
* 愛蘭. Точно так же пишется в японском языке «Ирландия», но этого Айке знать неоткуда.
*genpuku – 元服 – букв., «начало повиновения», церемония «принятия во взрослые», когда ребенку давалось новое, взрослое, имя, новая одежда и оружие.


(всей толпой)

Сообщение отредактировал Bishop - 10-11-2009, 12:41

[SonGoku >>>]

Везение иногда было на его стороне (говоря честно, почти всегда), но не сегодня. На пути к человеку его опередили, и когда Айка выбрал удобное местечко для засады и отважно съехал туда с довольно крутого склона, выяснилось, что место уже занято. Там лежали. Хуже того – там возлежали в красивой позе. И чуть раскосыми желтыми глазами наблюдали за возможной жертвой. Улыбался, но не явно; только чуть-чуть подрагивали уголки пасти. Косо упавший сквозь густую крону солнечный луч золотил густой мех, так что казалось, будто юный сын леса купается в теплом свете, оставаясь угольно черным. Вот кому повезло с именем... и не только с ним. Рико* знал себе цену и никому не позволил бы забыть о ней.
Незамеченная ими Осана обиженно тряхнула лапой и перебралась за другой куст, выше по склону. Братья были сильнее и больше, и каждый имел свои поводы злиться. Вспугнутое вчера из-под носа семейство летяг, покусанный под шумок в общей драке хвост, старательно перетащенная с места на место коряга, так, что щенячьи охотничьи метки оказались в аккурат на границе соседней семьи... Считать, что младшая Ран сделала это случайно — означало вовсе ее не знать.
Она родилась последней, болезненной, хилой, и, после двух самцов, уже совершенно не долгожданной. Даже имя не дали толком: то Осаной звали, то вовсе «Кими». Значение для себя младшая Ран отыскала сама. Сама нашла и слова похвалы для того, что другие считали грязно-коричневым цветом или осанкой больной собаки. Даже драться выучилась сама, и не хуже братьев — хотя, может быть, совсем не так благородно. Сейчас обоим бы веселье испортила, да только и людей хотелось оставить себе.
Нет, она вовсе не завидовала их красоте и осанке... Горло пушистым хвостом не перегрызть.
Рико изящно повел острым ухом:
«Ты один? А где наша замарашка?»

_______________
*利光 – Имя брата Айки Рико записывается кандзи со значением «выгода» и «яркий свет».


(по большей части Кыська)

Сообщение отредактировал SonGoku - 24-11-2009, 20:14

[Далара >>>]

Его брат окинул недовольным взглядом сосны, мох, едва покрывающий многолетнее нагромождение веток, хвои и сосновых шишек, полусгнившее дерево ниже по склону. Показалось, на соседней скале мелькнул знакомый хвост. Хотя, может, это был солнечный зайчик.
«Где-то здесь. Я чуял ее совсем недавно»
Айка справедливо опасался, что сестра тоже обнаружила людей и хотя бы из чистой вредности хочет поиграть с ними сама. Брат ведь наверняка тоже. Иначе с чего он лежит именно здесь? Черный с серебристым налетом лис вздыбил загривок:
«Люди внизу – мои».
Рико удивленно приподнял одну подвижную бровь:
«По какому праву? Я первый их обнаружил».
Брат дернул носом:
«С чего ты взял, что первый?»
«С чего ты взял, что второй?»
...Или стоило чуть-чуть помешать? Самую малость, только чтобы одной остаться на этом склоне. Братья собирались всерьез увлечься беседой, а значит, проказа прошла бы совсем безнаказанно... Осана еще раз проверила надежность своего укрытия - не должно быть видно, да и ветер дует в нужную сторону. Наконец, иллюзия безопасности пересилила осторожность. Лисичка вжалась в коричневую землю и почти перестала дышать. Прямо за спинами спорщиков из воздуха сгустился большой черный девятихвостый лис. Какая-то сорока панически заверещала и рванула прочь, чуть не врезавшись в ствол ближайшего дерева.

(всем скопом)

Сообщение отредактировал Далара - 25-11-2009, 12:36

[Bishop >>>]

Под ногами захрустела и сломалась толстая ветка, что была переброшена через канаву, полную прелых листьев, что копились здесь с прошлого года. Или больше.
- Извините, обаа-сан!!!
Шигеру усадил старуху на край неожиданного препятствия.
- Вы не пострадали?
Она заперхала, и понадобилось несколько секунд, чтобы молодой человек догадался: она смеется.
- Пусть вакамоно меня извинит, - прошелестела старуха. – Но он задает смешные вопросы тому, кто отправлен в Аокигахару.
Юнец попятился, споткнулся о вдруг подвернувшиеся под ноги корни.
- Что такое?
- Там... – он ткнул пальцем. – Смотрите, там...
С уступа невысокой скалы за людьми пристально наблюдал черный лис с девятью хвостами.

Рико вновь дернул ухом. Чернильный фантом потерял резкость, начал таять, словно дым, свиваясь в черные жгутики. Лис-подросток оскалился, демонстрируя иголки острых клыков.
«Недалекий какой-то, такого скучно дурачить», презрительно фыркнул он. «Но все равно он – моя добыча. Можешь себе взять старуху».
Ну вот, ему сдают бабку. На что она нужна? Мало того, что скоро умрет, так еще и мудра, а значит, веселья с ней никакого. Одни хлопоты. Нет, Айка хотел обоих. Но... Если имя женское, наверное, и сам он все-таки больше девчонка... И не выстоит в прямом противостоянии с братом. Хоть они и ровесники. А магической силы... он никогда не был уверен, сколько ее у него и хватит ли на соперничество. Потому заранее считал, что не хватит, на всякий случай. Зато Рико всегда и всем показывал, что его уверенность ничто не перешибет. И заражал ею всех.

(minna)

[SonGoku >>>]

Вместо ответа Айка дернул хвостом, показав белый кончик, отвернулся и перескочил на погруженный в мох древний пень, который чудом не провалился под ним. Затем на лежачее дерево ниже по склону. Обернулся, вздернул нос:
«Вот увидишь, я заставлю пугаться и блуждать обоих».
В своем укрытии оскалила иголки зубов Осана. С Рико ей было не тягаться. Зато можно было здорово испортить ему удовольствие. Второй лис появился не сразу – юная кицунэ нервничала и постоянно ошибалась - но все-таки встал там, где его не могли видеть братья. Это был не самый лучший лис, и потому стоял он достаточно далеко от путников.

На краю поляны громко откашлялись. Среди деревьев, скромный и почти незаметный, стоял невысокого роста щуплый монах. На бритой голове плясал солнечный блик. Ветер слегка колыхал его одежды. Блестящие глаза с любопытством изучали незваных гостей: Шигеру и старуху при нем.
- Прошу прощения, не заблудились ли вы? Так далеко от селений... Уже темнеет. Не согласитесь ли воспользоваться на ночь моим скромным домом около святилища милостивой Каннон?
Храм возник будто бы ниоткуда. Только что – ничего, кроме бурелома и кривых, косматых ото мха деревьев, а в следующее мгновение в зеленовато-бурую мглу лесной чащи уводят каменные ступени. Лестница была узкая и почти отвесная; непохоже, чтобы ею пользовались слишком часто. Тоненькие корешки веревками закручивались вокруг щиколоток, норовили спутать ноги. Деревянные ворота-тории охраняли ухмыляющиеся до оттопыренных ушей изваяния. Тот лис, что сидел справа, крепко сжимал в пасти резной шар. Тот, что слева, - ключ.

(веселая компания)

[Bishop >>>]

Он и подмигнул монаху, этот лис, тот, что слева. Если бы Шигеру не вздумал именно в это мгновение, вытереть мокрое лицо платком, то – возможно, а может, и нет, - заметил бы, как их щуплый проводник оскалился, будто звереныш, а затем подмигнул каменному стражу в ответ. Впрочем, юный самурай плелся сзади. Одежда липла к влажной горячей коже, будто компресс. Шигеру подумал: вдруг старуха вздумает добраться до храма, не слезая с его спины, все-таки высоко и подъем непростой? В таком случае первые похороны будут совсем нее. Очень нелепая смерть, но ежели разобраться – как раз для него. В клане над ним все смеются; в зеркало не надо смотреть, чтобы понять – почему. Мать ворчит, что с женитьбой возникнут проблемы. А старшая сестра – крепко ухватив за оттопыренное, совсем как у этих каменных лисиц, ухо, - таскает, будто куклу, приговаривает, что сейчас сделает братца привлекательным.
- О, какое чудное место! – восхитилась старуха (с закорок она так и не слезла).
Шигеру споткнулся, чудом удержался на ногах, и тут его – несмотря на жару – прошиб холодный пот.
Спину одной из лис, той, что держала ключ, рассекла глубокая рана, из пореза сочилась темная кровь. Где-то дальше и выше по склону, зло прикусила тонкими клыками ветку маленькая копия каменного зверька. Храм, укрывшийся в густой тени леса, вдруг подернулся рябью, но его деревянные стены вновь окрепли в следующее мгновение, обещая защиту и кров этой ночью. Самурай забормотал молитву. Монах посторонился, пропуская его вперед; он вообще вел себя странно – краснел и смущался, ловя на себе чей-то взгляд. Шигеру запнулся, что-то мешало вспомнить слова, язык заплетался и приклеивался прочно к гортани. В довесок ко всему на воротах-тории появилась глубокая трещина. Зато рана на статуе затянулась, будто и не было. Сухой мох и прошлогодние листья осыпали гостей храма, густые, почти черные капли, будто смола, выдавились из щели. Шигеру протянул руку, чтобы прикоснуться к ним. В кустах кто-то удовлетворенно хихикнул.

(minna)

[Далара >>>]

- Не надо!
Монах торопливо, почти суетливо, втиснулся между юным самураем и столбом. Улыбнулся смущенно, как будто уже жалел, что пригласил путников. Метнул негодующий взгляд куда-то в сторону.
- Ранова... Я хотел сказать, не стоит трогать ничего снаружи. В этих древних местах, никогда не знаешь, что может причинить вред. Вы согласны?
Круглые глаза, длинный острый нос, полудетская улыбка и безграничная простодушная честность во взгляде. Если бы этот монах жил в деревне, его бы считали юродивым, решил Шигеру. И старались бы держаться от него подальше. Но сейчас деваться было некуда, разве что оставаться на ночь в дышащем сыростью и тяжелым сладковатым запахом разложения лесу. Сумерки опускались чересчур стремительно, и уже не было видно нижних ступеней лестницы, по которой они поднялись сюда. Кажется, там даже начинал клубиться туман. Шигеру показалось, что день кончился раньше времени, но обдумать этот вопрос он предпочел бы под крышей; может быть, ветхой и ненадежной, но все ж таки – над головой.
Каменные хвостатые стражи как будто придвинулись ближе, молодой самурай торопливо кивнул и ускорил шаги. Удивился, добравшись до самого верха, что выжил. Он был мокрый, как мышь, что выудили из колодца, в боку сильно кололо, глаза выедал жаркий пот, но пусть с трудом, но он продолжал дышать. Хотя ноги и чувствовали себя неуверенно. Кто бы мог подумать, что в почтенной старухе чересчур много веса? А еще умирать собралась...

(все-все)

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Сообщение отредактировал Далара - 13-12-2009, 2:03

[Кысь >>>]

高山守
TAKAYAMA-MORI

СТРАЖ ВЫСОКОЙ ГОРЫ
(продолжение)

Каменная плита в форме трехъярусной пагоды стояла на самом краю кладбища. Под ней не было человеческих останков, но имя, высеченное на ней, было настоящим. И оно было женским. Без имени клана, просто: «Азака». Высеченное несколько неумело, но с любовью. Тот, кто к недоумению одних и недовольству других установил здесь ненастоящую могилу, регулярно счищал нарастающий мох, приносил свежие цветы и благовония. Порой он приходил сюда и подолгу сидел рядом. Когда его не могли найти в доме, прежде всего смотрели здесь.
Он приходил к могиле не просить совета, не поделиться трудностями или рассказать об успехах. Он едва ли вообще произносил хоть слово, кроме положенных молитв, которые читал безошибочно. Покой. Вот то, что тянуло его сюда. Возможность побыть немного хотя бы в иллюзорном отдалении от вечной суеты и шума большого дома.
Ведь Азака ушла.
Тесть был недоволен, но после единственного разговора больше не поднимал эту тему. Жене было труднее всего, но она молчала, не желая огорчать ни отца, ни с таким трудом приобретенного мужа. Рождение детей немного вывело ее к другим горизонтам, но всегда оставалась неизменная тень той, кого когда-то любил мужчина, который принадлежит теперь ей. Тень умершей. Соперницы, с которой невозможно бороться.
Потом пропал Садаро. Никто не знал, откуда пришел этот ребенок, но Мирэй было достаточно, чтобы связать имя женщины на надгробии и отсутствие у ребенка матери. Она настояла, чтобы ребенка не приняли в семью, не из злости, а больше из смутного ощущения, что так будет правильно, перемешанного с болью от собственного положения вечно второй.

[Далара >>>]

А потом появилась Амэ и женщина много дней провела в уязвимом теле змеи. И каждый день — ждала, что сверхъестественная соперница передумает и удушит ее изящной ступней. В Никко Мирэй снова получила свой облик, но между ней и мужем словно навсегда поставили стену. Слишком много женщин, слишком мало места среди них отводилось законной жене. О ком по-настоящему думает Такамори, когда приходит по вечерам?
Этой ночью перед рассветом Мирэи стояла на веранде, закутавшись в шелковую накидку, словно шелкопряд в кокон, и смотрела, как при свете единственного фонаря ее муж сидит у той самой могилы. Один. Задумчивый и молчаливый, укрытый налетом грусти и близкой старости, как покрывалом. Ведь он состарится гораздо раньше, чем она, разница между ними целых пятнадцать лет.
Топот ног по гравиевой дорожке грубо разрушил меланхоличную тишину. Мирэи не шевельнулась, когда мимо нее промчался кто-то из стражи, хотя вдруг почему-то захолонуло сердце. Гонец упал на одно колено перед хозяином дома, который встретил его уже стоя.
- Доно, беда! Неизвестные ворвались в замок, убили ночных стражей и устроили резню в казармах!
Время ночных дум и воспоминаний прошло, поняла Мирэи, глядя на резко выступившие скулы, складки на лбу и поджатые губы мужа. Началась война, и пока замок Такаяма не будет в безопасности, не будет и спокойствия.
- Кое-кто говорит, что это были демоны! – закончил доклад гонец.
Небо над вершинами дальних гор посерело, скоро выглянет солнце.
- Они еще здесь?
- Нет, доно, ушли. Растворились. Все ворота закрыты. По приказу господина Хисао послали людей к деревенскому священнику.
- Покажи мне убитых.

Сообщение отредактировал Кысь - 14-12-2009, 11:48