Сквер поэтов

На город неспешно опускался вечер, листва деревьев и яркие скамеечки тонули в тенях. В сквере еще царила тишина.
Здесь по вечерам собирались те, кто просто любил читать - или слушать - стихи... свои и чужие...
Она пришла сюда первой. Огляделась. Нет, никого кругом. А нужно ли это?..
Она вытащила из кармана помятый листок и прочитала тихо:

Отражение

Глаза в глаза,
Рукой об руку,
В твоих очах – моя слеза,
И голос твой
Ожившим звуком,
В моих устах – твои слова.

В твоих руках –
Огонь надежды
В моих – лишь мертвой лампы жар,
Мой свет фальшив
Он гаснет прежде,
Чем сгинет твой ночной кошмар.

В моих делах –
Твое движенье,
Моя душа – в твоем тепле,
Поверь, ведь я –
Лишь отраженье,
Застывший призрак на стекле...

За критикой - в "Башню гарпий". За дружеской беседой - в Мансарду (ПМ Соуль и Darkness).
Здесь только творчество.
Джет

Сообщение отредактировал higf - 19-03-2011, 14:11

Осенний Ад

Усмехается осень золотою листвой.
Ветер тихо уносит лист со словом "живой".
Рассчитались. Свободен, как в Аду Сатана,
Ну а то, что негоден - не её ведь вина.

Сердце бьётся на части, от беды не храня.
Не положено счастье всяким вроде меня.
Не разыграна карта, не сложился пасьянс,
От сегодня до марта - только слякоть и грязь.

Посереют разводы на стеклянном лице.
Ты ярись, непогода - всё утихнешь в конце,
До конца же - посмейся, как смеялся и я.
Но не больно надейся - не люблю я тебя.

Заигрался на скрипке золотой листопад.
Сатанинской улыбкой одарю я свой Ад,
Дождь, случайно знакомый, жжётся жарче огня -
Может, пламя Содома смоет горе с меня?...

Разговор с дочкой

- Они идут?
- Они идут... Цепляя радостью секунд, шагов несмелых первый круг, они идут... сначала будто не спеша, но детства кончится пора, роняя листья дневников, рисунков милых и стихов, в надежде стать чуть-чуть взрослей, песок часов бежит быстрей.
- Они бегут?
- Они бегут.... Меняя школу, институт, работу, дом и города минуты копятся в года. Любовь, заботы, беды, страх, привычки в жизни, жизнь в делах, семья, покой, конечно тут, мы ждем, что дети подрастут. Мы говорим: "Уже февраль?!" и с грустью смотрим в календарь.
- Они летят?
- Они летят... Настолько быстро иногда, что забываем имена. Боимся стариться, болеть, боимся что-то не успеть и призываем время вспять вернуться... больше не бежать. Но, грусть тогда, совсем тиха, мы меньше смотрим в зеркала и привыкая, что уйдем, жизнь ценим больше с каждым днем.
- И ты уйдешь?
- И я уйду... О боже, что я говорю! Нет, что ты, что ты - никогда, я буду долго молода. У мамы есть один секрет, волшебной вечности билет. Сейчас он рядышком со мной, качает светлой головой. Давай-ка слезы вытирать, нам не придется выбирать. Идут, бегут, летят года - мы будем вместе н а в с е г д а.

Сердце арлекина
по мотивам произведений Нила Геймана

Мне хватило бы доброго слова.
Всего одного. И совсем не нужно «люблю». Другого,
Если угодно, хотя бы «привет» - и улыбку. Всего одну,
Но такую, чтобы к сердцу, на самую-самую
Глубину. Нет, правда, я не ревную.
И вырез по краям очень ровный,
Точно-точно по форме большого, красного с чёрными ромбами сердца.
Наверное, я сделаю дверцу, чтоб можно было туда заглянуть
И качнуть аккуратненько, скрипнув сперва ключом.
А мне что? Мне всё нипочём, мой колпак звенит бубенцами,
Словно новыми, молодыми сердцами, и ленты на жезле сияют радостно.
А ты сидишь, и на сердце отрадно, во рту – ещё и наверное сладостно,
Жаль, что кетчупа очень мало, но ничего,
Лишь бы тебе достало. А хочешь,
Тёмной ночью – никто не увидит! – я открою пониже ладони руку,
Поймёшь по звуку, там кетчупа много, если оно не обидит тебя –
И Бога, конечно Бога, но прости,
Пудру себе я брать не намерен. Пусти. Я уверен, точно уверен,
Что не желаю играть Пьеро, и вовсе он не добро,
А я или ты не зло. Где вы видели злобного,
Не смеющегося чуть что Арлекина? Всё, отлегло.
Держи, держи мой колпак и жезл, моя Коломбина,
Но белый фартук одеть всё равно не желаю.
А хочешь, залаю?! Или даже завою
На луну завою, как наркоман под забористою травою,
Так, чтобы слышали все Арлекины на свете…
Ведь мы – что дети. Глупые, злые, добрые и счастливые дети.
Которые все похожи – немного те, а немного эти,
И все при дневном свете хоть каплю, но Арлекины –
Ведь в этом и прелесть: всё время роли менять.
Ну, не мне тебе дальше пенять, пойду опять
По осенним подворотням и паркам искать свою Коломбину,
А может быть – соли.
Ещё, наверное, боли – хорошей, отборной боли,
И старого тролля…

Моё почтение.

Навеяно приклом (скорее общей концепцией, чем конкретикой) "Вода и песок"

Должен сгинуть был когда-то, лечь в песок у харабата
Жертвой острого булата, что вошёл под сердце мне.
Но по воле Дня и Ночи, я живее многих прочих,
У Судьбы не ровный почерк – шрам приметный на спине.
Должен сгинуть был и позже, и у харабата тоже,
Где петля, скользнув по коже, пела песнь, сродни струне.
Но по воле Дня и Ночи, у Судьбы калам заточен,
Жалко видно ставить точку, коль конца касыде нет.
Не увидел бы рассвета, пал в тени у минарета
Жертвой злобного навета, в чужедальней стороне.
Но по воле Дня и Ночи, снова был финал отсрочен.
Мог я сгинуть – это точно; мог я сгинуть – так ведь нет.
Но отравлен, точно ядом, я одним лишь только взглядом
Быть хочу я с нею рядом, в сладком плене её нег.
Но по воле Дня и Ночи, я до ласк её охочий,
Слышу, как Судьба хохочет в предрассветной тишине.
Я песчинка на бархане, но утёрши нос охране,
Влезу в полночь в балахан я, горным барсом по стене.
И по воле Дня и Ночи, она губ моих захочет,
Она рук моих захочет, в сладострастия огне.

Я буду часто приходить

Конечно, легче бы прикинуться
И парой слов не перекинуться.
Пройти, как будто не замечена,
Как будто радостна, беспечна я,
Как будто вьется полоса -
Не шрам от горла до виска.
Как будто те твои слова,
И не душили не спеша,
А так, лишь шелковым шарфом
Ласкали кожу и свинцом
Студили капли на груди,
И губы в выдохе: «прости»…
…Конечно, легче бы забыть
И душу разом отпустить,
Но, у любви ведь нет конца,
Даже без брачного венца.
Я буду часто приходить,
Подолгу нежно говорить -
У призрака рука легка,
Но жаль, смертельно холодна.

Моё почтение.

Возможно некоторые ещё помнят Крайница... Это самое самое последнее из его творений...

Мы идём по Уренгою…
Мы не то, чтобы изгои,
Просто мы одной ногою
На пути в свой личный Ад.
Няня, выпьем перед Адом
И смешав Мартель с Отардом,
Разукрасим серенаду
Воплями: «Барук кхазад!»
Выйдет месяц из тумана,
Спросит, как это ни странно:
«Вам покой не по карману?
Что вы воете в ночи?
Что-то больно лик не весел,
Али кто люлей отвесил?
Аль рубил в хузары, в песи?
Аль, что хуже отмочил?»
Были мы в жестоких стычках.
Выли мы: «Сарынь на кичку!»
Но у чёрта на Куличках
Сплин подкрался, как писец.
Захлестнул, петлёй аркана,
Расстрелял из сарбакана,
И читал вслух «Рамаяну» -
Тут бы сказке и конец…
Но, покуда с нами няня,
Пока налито в стакане,
Пока есть табак в кальяне –
Не сдаётся наш «Варяг»
Сколько там у нас мушкетов?
Хотя суть вообще не в этом.
Что ты делал прошлым летом?
Знаем где! И знаем как!
Ветер, ветер ты могучий…
Хлопнем «Арманьяка» лучше
С «Фантой», чтобы быть бамбуче -
Смерть и Ад со всех сторон.
Жизнь, как порно в Голливуде –
Снова в кучу кони, люди,
Главное не позабудем –
«Наши в городе, барон!»

не дошедшее до Пера

"Пестрые ленты"
(две страницы из сборника японских трехстиший, заложенные сухой веточкой чертополоха)

Разлука

Легче слепому
Вброд перейти болото,
Чем забыть тебя.

Вечернее чтение

Книга закрыта,
Сердце полно тоскою -
Что будет дальше?

Невеста

Пестрые ленты
Я вплела себе в косы,
Чтоб ты расплел их.

Ха! грядет война и нет спасенья.
Придется обнажать мечи,
Чтоб не пропасть когда затменье
Закроет солнца тьмой лучи.
И войны Ада вновь восстанут,
И в бой пойдут отродья тьмы.
И только смерть свою оттянут
Защитники деревни, да и мы.
Настал тяжелый час сражения.
Проверка нашей веры и крови,
Где нету место на сомненья .
Ты ярость битвы отзови.
Наполни разум ты спокойно
Бессмертным ветром, что вдали,
Летит и воет безмятежно,
Он легок, чист. Ты не спеши.
Победа, проигрыш, разрушение -
Все это блекло на пути,
Души бессмертной единения,
с оружием стремительной руки.

настанет час, и я уйду в песок,
когда беда проклюнется в висок,
когда с доски сотрутся города,
и с миром мы простимся навсегда.

настанет миг, и отвернешься ты,
не сбудутся усталые мечты,
желаний рой рассыплется золой,
а я останусь... просто - не герой.

не мне свернуть горы разлеты скул,
не мне приветом - толп и сонмищ гул,
не мной измерены все знаки и и приметы,
но только я - живу тобой при этом...

03.11.2010

Цыган

А теперь помолчим,
пальцы скрестим,
близко глаза,
в губы стрела.
Сердце достать,
в руку плотно зажать,
торопливый там-там,
подложить в карман.
Оторваться,
воровскими движеньями,
незаметно убраться,
уйти.
Алчные двери,
слепо найти -
ангелы - звери,
в бесконечном пути...
Ты захочешь курить,
руку сунешь в карман,
а там - сердце мое
и твой любимый "Житан".

Отучиться просить

Отучиться просить. Навсегда и у всех.
Отучиться чего бы то ни было ждать.
Это трудно. Но трудность – не зло и не грех,
Мне сумели отменный урок преподать.

Отучиться просить. И поменьше давать,
А давая – не ждать отдарений в ответ.
Что-то с кровью от сердца навек оторвать,
Принимать без обиды «не надо» и «нет».

Отучиться просить. Это очень легко.
Не считать, что обязаны чем-то друзья,
За любовью уже не тянуться рукой,
И отказывать смело, обид не тая.

Отучиться просить. Это просто, изволь!
Отучиться. Забыть и потерю принять.
И тогда-то, быть может, унимется боль,
И – пусть зло! – но смогу улыбнуться опять…

Мой лорд, оставьте бокал: в нем смертельный яд,
Вино от любви не лечит, будет больней.
Оно не подскажет, кто и в чем виноват,
Оно лишь заставит сильней тосковать по ней.
Мой лорд, не нужно так долго смотреть в окно,
Когда над болотами стелется стылый свет,
Ведь в сердце раненом и без того темно,
Чтобы надеяться там, где надежды нет.
Мой лорд, позвольте, я разожгу камин,
И на стол поставлю трепетную свечу.
Можете думать, что вы здесь совсем один -
Я тень, я бесшумно двигаюсь и молчу.
Гадать по бликам зеркальным - не тяжкий грех,
Минувшее смутно, грядущее - не ясней.
Но мне в моем зазеркалье виднее всех,
Где и когда счет закончится горьких дней.
Мой лорд, не надо так губы кусать в тоске,
Не надо верить тяжелым, тревожным снам.
Я вижу, как девочка с бабочкой на руке
Живет, о вас не зная, навстречу вам.
И пусть я призрак, молчанья на мне печать,
Но не доведите себя, мой лорд, до беды...
Однажды она вам встретится у ручья
И даст напиться с ладоней живой воды.

Солнце в груди! Расщепись на атомы,
Уплыви вместе с током по проводам.
Замолчи – и я буду твоим анатомом,
Разберу на фрагменты и всем раздам.

Солнце в груди! Распадись мозаикой,
Нет, банальнейшим пазлом из ста частей!
Будь стихом… но я буду твоим прозаиком,
Разобью на цитаты, на сто идей.

Солнце в груди! Раскрошись мелодией,
Кто бы знал, как мне больно тебя вмещать!
Упорхни – и я буду твоей пародией,
Что так любит о чем-то пустом вещать.

Солнце в груди… стань моей отравою,
Терпким ядом, вливающим в тело дух.
Ты рубин – а я буду твоей оправою,
Украшеньем, похожим на птицу Рух...

Сообщение отредактировал Bes/smertnik - 15-11-2010, 15:25

Карусель


Закрутись, карусель
тошнотворного блага!

Гуманизма кисель
вшит в фундамент рейхстага.

Суперхворь мизантропии
в инкубаторах Первопрестольной.

Одного из шести - конвойным,
остальных - остолопами.

Духотой застилай нам глаза,
исповедуй маркетингом.

Тот, кто крутит тебя, указал
извращенную лесенку.

И дари нам, дари нам, дари
мандарин позитивной зари;

фаршированный дух - смолоду -
в пелену одержимого города.



09.10

ПОРТРЕТ

В полубездушном синем свете
С заколкой в пышных волосах,
С камнями на холеных пальцах
И льдом в берилловых глазах,
С налетом школы классицизма
В изящной постановке рук -
Она глядит на мир бесстрастно
Сквозь чистый и прозрачный звук.

Перетекает эхо арфы
За край старинного холста,
Где дышит воздухом остывшим
В глуши разбитого дворца,
Чьи камни гладит отстранено
Холодным шелестом травы
И с ними в прах крошится молча
Беззвучным пеплом тишины.

2010

* * *
Звезды касаются наших ладоней.
Древние замки замолкли на век.
Своды дворцов, лабиринты, колонны...
Время князей завершило свой бег.

Воспоминанья глухие, немые
Медленно тают в полночной тиши,
И только звезды горят ледяные
Там, в закоулках заблудшей души.

Мы, порожденья бегущей строки,
ищем инструкцию к собственным мыслям.
Нам при рождении дали взаймы,
чтоб, не дай Бог, из поруки не вышли.
Полнится внутренний хаб и коннект
3D-моделями праведной жизни.
Средь атеистов, артистов и сект
ищем лекарство для внутренней призмы,
чтобы, однажды сорвавшись с петель,
схавать апокриф полуночной сферы :
"Ползал под Богом червяк-менестрель -
взмыл в небеса под рукой Люцифера".

Осенняя

- Чего бы тебе хотелось?
- Уснуть на твоих коленях.
- Быть может, мешает несмелость?
- Нет, холод озябших метелей.
- О чем ты сейчас мечтаешь?
- Проснуться с тобою рядом.
- Когда же всё сбудется, знаешь?
- Как боль пройдет снегопадом.
- А, что же те летние ночи?
- Я помню их, помню прекрасно.
- Вернуть обратно не хочешь?
- Нет, сырость ночная опасна.
- Простишь ли меня за стужу,
За сырость, за зной, за прохладу,
За мысли, промокшие в луже,
За сердце упавшее градом?
Простишь ли меня за сушу,
За скалы застывшие горем,
За то, что тебе я всю душу,
Под ноги вылила морем?
- Ты плачешь? Не надо, я рядом!
- Ты рядом? Так будь же смелее,
Пройди скорей листопадом,
Мой дождь, по осенним аллеям.

Сообщение отредактировал Тунгуска - 14-11-2010, 22:51

В комнате пахнет кофе и теплым хлебом,
Мягкостью сумерек, памятью и стихами,
Детским дыханием, горьким осенним небом,
Скользким прозрачным шелком под головами.
В комнате пахнет сонной улыбкой, лаской,
Светом свечи, догоревшей на дне бокала,
Каплей вина и вины на губах - и сказкой,
Много ее на двоих или все же мало?
В комнате пахнет любовью, живой, единой,
Той, что нельзя поделить, не убив, на части,
Губами, с которых губами снимают имя...
В маленькой комнате пахнет огромным счастьем.

Четыре осенних Не

Когда смолкает в холоде рассвет,
И дождь неловко в стёкла барабанит,
И душу мнёшь, как пачку сигарет,
Пока она, пожухнув, не увянет,

Идешь на холод с холодом в груди,
Туда, где в небе прохудились лейки,
Когда пустеет слово "обрести"
И смотришь в лужи, сидя на скамейке -

Когда мне больше некуда идти.

Когда от листьев остаётся ржа,
А под ногами хлюпает и плещет,
Вползает стынь, сама собой дрожа,
В тебя, туда, где сердце видишь вещью.

И, замолчав, сочтёшь до десяти,
И вспомнишь всех - родных и очень близких…
Да жизнь прожить – не поле перейти,
А небо – вот оно, обидно низко,

Когда мне больше не к кому идти.

Когда свеча оплавилась давно,
Забытая у кружки с кислым чаем,
Светло вокруг, но на душе темно,
И темень тянет тем, что не прощает,

Когда и кулаки нет сил разжать,
И думаешь – чего же было ради…?
И втайне ждёшь, что кто-нибудь опять
На старую скамейку рядом сядет,

Когда мне… больше нечего терять.

Когда порез от бритвы не саднит,
И всё дрожит в глазах солёным паром,
Надир надрался, а зенит звенит,
И кажешься себе преступно старым.

Когда устать успеешь бред нести,
И на ладони лист опавший плачет,
Прося согреть, помиловать… спасти,
Хоть как-нибудь – но только бы иначе!

Тогда мне больше незачем… ид… ти…