Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

[DarkLight >>>]

Битва у Сольскеля. Хакон Хладирский.

Перед началом сражения драккар конунга Транделага шел рядом с кораблем Харальда, разрезая волну хищным носом. Но битва порой переменчива, как милость морских божеств. Всем, ходящим под парусом, ведомо, что Ньорд капризен, и даже добрые жертвы, приносимые без скаредности, не всегда милость его покупают.
Корабль агдирца был лучше, чем драккар Хакона. До тех пор, пока суда плыли рядом, хищная мощь его не являлась взорам воителей в полной мере. Но, едва сошлись вороги в битве, заскрипело ломаемое дерево, да запели клинки, преимущество сделалось очевидным. Ой, и славный дар Харальду Агдирскому приподнесли, и ныне драккар его был, словно беркут средь уток.
Вышло так, что Хакон с дружиной отстал от корабля зятя, в своей схватке увязнув. Видел он трудности, с которыми родич столкнулся, да на гридней зычно покрикивал, торопя их в деле расправы. Был он к Харальду ближе Гутхорма и по опыту знал, что дядя агдирца на него понадеется. Боязно Хакону было за юного конунга, слишком много надежд старый медведь возлагал на юного волка. Битву судят великие асы, только норнам ведомо, чьи нити сегодня сталь оборвет. Вальгалла почетна, и пересечь радужный мост – честь для викинга. Каждый с младенчества грезит, что встретит на нем прародителя Хеймдаля в доспехах, сияющих ярче солнца, и признает грозный бог его достойным крови своей – и места в дружине высокого. Суров бог, но справедлив. Да может ли быть иным тот, кому в Рагнарек суждена битва с Локи? Хакон Трондский тоже был викингом, и тоже грезил о пирах воинского чертога. Но ныне, пока плоть его еще не исчезла в дыме костра погребального, конунг думал более о живых. Харальду суждена великая судьба, но, ежели Тюр и Тор отвратят свои взоры – кто продолжит дело его? Младенец Ассы, ныне пока не рожденный? Не верилось старому конунгу, что от Харальда первым родиться не сын, но Обманщик любит шутить, и порою жестоко. Нет, юношу надобно уберечь!
Так думал медведь транделагский и рвался к драккару Харальда, себя и дружину не сберегая. И вышло так, что вои его подошли как раз к моменту тому, когда умирающий конунг южного Мера вонзил сталь холодную в бок Асгауту. Видел то Хакон – и будто младой на палубу драккара перемахнул. Будто и не болели суставы его от погоды, порой хруст издавая. Не люб ему ярл был, но видел конунг, сколь дорого ему честь, оказанная побежденному, обошлась. И прежняя неприязнь, порожденная страхом за Харальда, уваженьем сменилась. Он подошел к раненому – и сразу увидел, что этому мужу не есть более яств земных, его угощенье иное уж поджидает. Руда сочилась из ран Асгаута, а с ней и жизнь уходила. Может, в тепле усадебном знахарка, ведающая секрет трав, и возмогла бы ее затворить, сохранив жизнь в теле викинга. Но ныне не было вокруг женщин умелых, лишь мужи, из лекарств лишь железо каленое знавшие.
- Ты храбро бился, ярл, - молвил Хакон, глядя в белое лицо ярла. – Видел я, что сразил ты противника, который десятерых воев стоил. Конунг узнает про доблесть твою неприменно, а скальды подвиг тот по Норвегии всей воспоют.
И добавил, обратившись к замершим гридням:
- Несите к Харальду, как он велел.
Тело раненого положили на щит, осторожно, чтоб не тревожить раны больше необходимого. Стальные пальцы мужей старались быть нежными, как рука матери, но Асгаут все равно зубы стискивал. Мужчине не полагается от боли стонать, будто женщине старой – от хворей, а потому раненый молча страдал. Но видели вои и муку его, и мужество проявляемое. Осторожно на плечи подняли – и понесли туда, где видели одетую в доспех фигуру юного конунга. Хакон пошел следом, желая видеть прощание ярла с властителем. То казалось ему долгом пред раненым.

[Тельтиар >>>]

Битва у Сольскеля
С Сариной

Арнвинда гибель не осталась незамеченной, не видели больше мужи мерийские его статную фигуру, в гуще самом сражения, не блестел больше меч его острый, солнца лучи отражая и преисполнились горечи сердца их. Без конунга и первого ярла, не осталось у них надежды выиграть сражение, и хотя жив был еще Аудбьерн, но на него больше надежды у жителей Фиордов было, чем у мерийцев, а потому легкой добычей стали они для клинков Харальдова воинства - транделагцы, гудбрандсдалирцы и все те, кого привел с собой сын Хальвдана, продолжали смыкать кольцо, лишая противников свободы маневра, зажимая их драккары, намертво привязывая их к своим кораблям абордажными крючьями, а затем, перебираясь на вражеские суда, убивали всех, кто оказывал сопротивление, а пленников, сдавшихся и раненых, связывали веревками дабы потом сделать рабами или потом получить хороший выкуп. Теперь, когда стало видно, что битва приближается к завершению и победе Харальда мало что может помешать, его воины не спешили убивать своих врагов, а напротив по возможности сохраняли им жизни - ведь какой прок с мертвеца, тем более что трофеи в виде брони и оружия, можно снять и с живого пленника. Впрочем - не так уж и велика была эта добыча - у простых воинов, а тем более - бондов, Аудбьерном собранных из доспехов разве что кожанные куртки были с пластинами железными, да шапки из обваренной кожи сшитые, добрую кольчугу едва ли с каждого десятого только снять можно было, а мечи и вовсе лишь у знатных хирдманов были, да окружения конунжего.
Медленно, прибирая к рукам добычу, стремились люди Харальда к оставшимся вражеским драккарам, в самом центре окружения зажатым, туда где гремел рог Аудбьерна, и лучшие из фиордцев, ему верных, атаку за атакой отбивали.
Лишь два драккара видел владетель фиордский, что под знаменем его за пределами кольца рыскали, агдирцев стрелами угощая. Погиб его брат, мерийцы духом пали, но жив еще был конунг Фиордов и пока он жив еще не раз укусит щенка агдирского. Глас Одина залит кровью был, агдирской кровью, не фиордской.
Еще два драконьих корабля ближних ярлов успешно держались с флангов Глас прикрывая.
Заметив, что теснят мерийцов их товарищи агдирцы осмелели и ринулись вновь на борт корабля конунжего, но лихо дружинники срубали веревки,скидывали копьями тех кто прорвался. Зло сверкнули глаза Аудбьерна, когда он приказ отдал:
- Хальвард, прижмись-ка бортом к смельчаку этому!
Глас Одина ловко притерся бортом к агдирцу, стукнулся и тут же отвалил обратно. Стоны и крики меж бортов раздались, то страшной смертью гибли харальдовы воины.
- Гарпуны кидай! Мало их осталось! - Кричал херсир на соседнем корабле под стягом Транделага. Полетели вновь крючья, одни в борт, другие в людей Аудбьерна, за кольчуги цеплялись, отрывали пластины металлические, невезучему хирдману шею крюком разодрало, да только подплывал очередной корабль к борту Гласа Одина, с другой стороны на драккар фиордский, что Аудбьерна защищал, тоже агдирцы бросились, последнее сопротивление преодолевая. Был драккар конунга фиордов, точно скала, о которую волны воинские разбивались, но вода со временем даже камень стачивает. Пошли по скале этой трещины, мало было людей, чтобы со всех сторон корабль оборонить от врагов наседающих.
- Руби канаты! - ревел Аудбьерн, сам вперед кидаясь и пример людям своим показывая. - Отваливаем от них. Лучники, стреляй!
Редкий, но смертельно жалящий рой острых и точных стрел фиордских, прикрыл конунга и ближних гридней, пока те канаты перерубали, да двое гигантов телохранителей веслами агдирца отталкивали в море.
- Факел дайте! - рявкнул Аудбьерн на своих. - Я им Хель прямо тут устрою.
Треск позади раздался, последние слова конунга заглушая - бортом в нос корабля ударился еще один корабль, с черным коршуном, гордо на стяге реющем. Слетела от удара голова драконья, расщепилось дерево, борт судна вражеского прогнулся. Вновь крючья полетели, да весла по два-три связанные, наподобие трапов. Хлынули на корабль мерийцы в трофейных бронях, мог Аудбьерн на одном из них доспех узнать, что конунгу Хунтьову принадлежал, на других же кольчуги дорогие были, что некогда лучшие дружинники Неккви носили. Но не союзники это были, далеко не союзники, а люди Рогволда.
- Захватите драккар! - Предводитель их прокричал, сам готовясь на Глас Одина перейти. - Хороший подарок брату моему будет!
Аудбьерн даже зарычал, что берсерк, от ярости. Узнал он предателей, что дядю его предали.
- Убить предателей! - проревел он, на предводителя атаковавших бросаясь. - Лучники стреляйте по агдирским собакам!
Усмешка под пышной бородой Сигурда появилась, когда заметил он, что разделил свои силы Аудбьерн, да усилили напор на стрелков фиордских агдирцы - те что в прочных бронях были да щитами прикрывались, от стрел оборонялись, а другие из-за спин их били, не долго оставалось людям Аудбьерна их сдерживать, коли подмога не поспеет. А этого брат Рогволда фиордцам бы не позволил.
Первые воины его уже столкнулись с ближней дружиной конунга Фиордов - были то славне воины и могучие, но и у Сигурда не холопье в отряде находилось, а волки морские, лишь набегами жившие и битвами.
Аудбьерн, стиснув зубы, прорубал себе путь к Сигурду. Надо лишить предателей командира. Отрубит голову и потом рассеять команду. Тяжко на два фронта воевать, но прикрывавший его Ворон сам едва сдерживал атаки. В одну минуту почти, лишился конунг фиордский обоих кораблей прикрытия и остался раздираемый на части собачьей сворой агдирской.
Особенностью Аудберна было, что щитом он активно работал, кому рантом в горло, кому в глаза угодил, и валились мерийские предатели со стоном на палубу, воями фиордскими добиваемые. Вот уже и предводитель предателей, Сигурд - собака, да в тот момент как замахнулся конунг на ухмыляющуюся физиономию врага своего, случилось страшное: поскользнулся Аудбьерн на залитой кровью палубе.
Опустил пиратский хевдинг меч, руку у плеча Аудбьерну упавшему отрубая, рассмеялся, но в тот миг потеснили его гриди фиордские, не дали подлое дело завершить, вновь отдалились от увечного конунга звуки сражения, да только не надолго уже - яростно с обеих сторон воины рубились, но предводителя лишившись, тяжко пришлось фиордским мужам.
Быстро жизнь из тела конунга фиордского струилась, два ближних телохранителя стояли рядом мерийцев-предателей и агдирцев отгоняя, верный Хальвард склонился к Аудбьерну, прислушиваясь к словам господина своего прислушиваясь.
- Смажь палубу жиром, Хальвард, - прошептал конунг. - Пусть они падают и не держит их наш Глас Одина.
- Я все сделаю, конунг, - ответил Хальвард.
Умирающий Аудбьерн туманящимся взглядом на битву смотрел, на то как гибли люди его. Скрепя сердце, исполнял хирдман веление конунга - жалко ему было драккар верный, в стольких битвах участвовавший, но еще жальче было бы в руки предателей его отдать, чтобы после над Гласом Одина вился стяг с коршуном. Нет уж! Пусть пылает вместе с телами своих защитников отважных, пусть вместе с ними до тла сгорит! Полился жир, каким паруса смазывали, обильно на палубу, а после подхватил факел воин, желая до конца волю правителя исполнить, да не успел - две стрелы вонзились ему в грудь, отбрасывая к борту - перегнулся Хальвард, факел из рук выпуская - прошипело пламя, в волгах гасня, а после и тело воина пучина морская поглотила.
Вновь атаку предприняли мерийцы, Сигурдом ведомые, оттесняя и фиордцев и агдирцев даже, ни с кем не хотел делиться добычей брат Рогволда, уже себя представлял на носу драккара величественного в страну англов плывущего с большой дружиной. Кто-то из людей его походя зарубил конунга Аудбьерна, не способного уже защититься, а над полем битвы голос громкий раздался, победу Харальда восхваляющий:

И водитель ратей
Увлечен далече
Бурей, славно в море
С вождями поспорил.
Там красноречиво
Бойцы привечали,
Дерзкие, друга
Звоном льдин кольчуги.

То Торбьерн Ворон, верный скальд агдирского конунга, за битвой наблюдавший из-за щитов гридей, новую вису сочинил, в надежде награду получить от сына Хальвдана, а спустя миг вторил ему второй скальд - Тормунд Лисий Язык, еще Насмешником прозванный - оба скальда в сражении участия принимать не желали - все же что один, что другой с мечом хуже обращались, нежели словом острым разить могли, но ведь не за ратное искуство их конунг привечал:

Князь державный с вражьей
Дружиной сразился,
В рдяных брызгах люди
Гусей ран кропили.
Когда в пляске Скёгуль
Сталь секла кольчуги,
К ногам ратоводца
Неприятель падал.

И не беда, что восхваляли они Харальда за подвиги, которых не совершал он вовсе, ведь не правда была важна скальдам, а благосклонность конунга - Торбьерн в этом толк разумел, а Тормунд, однажды уже за слово неосторожное выгнанный покровителем, осторожнее стал с той поры. Валились последние защитники Мера и Фиордов, под голоса певцов Харальдовых.

[Хелькэ >>>]

Халльвард и Сигтрюгг. В тылу врага.

Время шло, но в происках своих братья продвигались медленно. Хочешь - не хочешь, а говорить-то приходилось много, а новости тянуть из людей даже у Сигтрюгга язык уставал. К тому же, пытались они и по хозяйству помочь Турид, чем смогут – воды или дров натаскать, ножку стола починить подломившуюся... Тяжко было в этом доме, хозяйство одними женскими руками не поднимешь, а мальчишки – худые они были помощники, малолетние ведь еще – старшему и семи не было.
В селении поговаривали, что дочурка ее и не от мужа вовсе: кто-то сроки подсчитал, кто-то внешность непохожую приметил. Турид только отмахивалась от слухов этих; впрочем, что ей еще было делать.

Сигтрюгг решил, что покуда воинам их все равно делать пока нечего – война, если будет, то нескоро, а Хроальд ничего и не требует от них сейчас – лучше будет их по другим деревням разослать, пусть походят, народ посмотрят, поговорят; авось и еще каких сведений принесут.
Сами же братья отправились с воинами конунга самого знакомство сводить.
Дружина хоть и не очень дружелюбной оказалась, но поговорить они поговорили.
- А как это вы, мальцы, на службе у кюны оказались? – с сомнением спросил Ульвбьерн, который, по всему, был у воев за старшего. С виду он был совершеннейший медведь – широкий в плечах, высокий и с лапищами такими огромными да мощными, что Сигтрюгг и испугался поначалу – а ну как скажет что не то, так этот детина его и раздавит стразу. – Неужто Рагхильда сразу вам доверила отрядом командовать? Поди, молоко-то на губах не обсохло еще, когда нанялись к ней.
- Мы и не нанимались, - молвил Халльвард, - нам ей, в уплату долга, если так сказать можно, послужить пришлось. А уж потом стало понятно, сколь много мы можем сделать для Агдира.
- Только Агдир для нас уже ничего сделать не может, - вставил Сигтрюгг.
Покивал Ульвбьерн, видно, доволен был ответом, и младший брат облегченно дыхание перевел.
- Надо уметь вовремя уйти, - проговорил он, - да так, чтоб не поймали.
"Это точно", подумал Халльвард.
- А как в Гринланде-то с войском до нас дела обстояли? Вроде мы весьма кстати появились, нет? – последнее Сигтрюгг уж от себя придумал, но только чтоб был повод побольше из херсира этого вытянуть.
- Верно, - вздохнул Ульвбьерн, - мы в битве прошлой много хирдманнов потеряли. Конунг их число восполнить попытался, но…
Переведя взгляд на остальных дружинников, кто неподалеку находился, он закончил:
-... но до конца не восполнил.
По его виду ясно было, что это не то, что он сперва сказать хотел.
- А что оружие?
- Да оружия навалом, и доброе все – сталь остра, щиты крепки…
- Не то, что в Сарасберге, - покачал головой Сигтрюгг. – Да, убеждаемся мы все больше и больше, что нет у Рагхильды шансов.

Уже после рассказал братьям все тот же Скейв, что и воинов заместо тех убитых Хроальд набрал из карлов да рабов, тех, кто земли хотел побольше. Потому не всегда согласие царило в дружине его. Да и воины. кто из других деревень вернулся, то же подтвердили.
- Все, что нужно, выходит, узнали мы, - подвел итоги Халльвард, когда сидели они вечером на крыльце у дома Турид. Та занята была детьми, больше никто разговор их слышать не мог; тем более, что беседу вели они шепотом.
- Выходит, надо собираться – ноги в руки, да и ехать, пока не вернулся этот, Тюра жрец…
- Вот здесь-то самое сложное будет, чую. На что дорога сюда нелегко нам далась (ты вспомни, что на пароме было!), так и по пути обратно небось несладко придется.
Самым же сложным, пожалуй, для них было придумать, как уехать так из деревни, чтобы подозрений не вызвать.
- Может, распустить слух, что Хроальд нам с отрядом поручение какое придумал? – младший Вебьернссон предположил.
- Это можно, - кивнул херсир молодой, - только что за поручение такое – чтобы пятьдесят человек сразу где-то понадобились?
Так ничего сразу и не придумав, отправились они спать, и всю ночь также в раздумьях провели, но все же не пришли ни к чему пока. А между тем уезжать надо было в ближайшие два дня уже – Хадд приехать скоро должен был, а встречаться с ним братьям ох как не хотелось.

[Тёмная госпожа >>>]

Приоделась Гиллеад, мужа славного дожидаясь. Платье новое достать велела, Харека удивить надеясь. Да не в моготу в доме оставаться стало деве, по мужу истосковавшейся. Не раз порывалась на двор она выйти, лишь в миг последний сдерживаясь, нетерпение свое скрыть от глаз посторонних надеясь. Отражение же совсем другое показывало, без стеснения переживание изобличая. Улыбнулась себе Гиллеад, в очередной раз наряд без изъянов поправляя, и из дома направилась, там героев дожидаться оставшись. Не было и там Харека видно.
- Так на тинг он сразу отправился, - бросил слуга, мимо пробегавший, - суд чинит над отступниками.
Не решилась дева к мужу двинуться, у крыльца дожидаться осталась, пока в ворота входящим его не увидела да приветствовать не направилась.
- Здравствуй, герой мой славный, - обварожительно Гиллеад улыбнулавь, в дом супруга провожая.
Харек вошел в дом, устало на лавку опустившись, снял шлем, на стол его тут же положив.
- Коль намаялся, так за стол садись. Пусть не знатный пир ждет тебя, угощенье сытное уж накрыто.
Харек вскочил на ноги.
- Угощение подождет...
- Что ж тревожит тебя, что и повременить не можешь? - нежно Гиллеад на него глянула.
- А ты как думаешь? - Харек быстро встал из-за стола, и неожиданно, обхватив ее за стан, приподнял и закружил.
- Сколько же я тебя не видел?
Рассмеялась дева, в щеку супруга целуя, да с глаз сторонних в комнату за собой утягивая.
- Погоди, на тебе ж кольчуга...
- Так ты легкая как... как...
- А еда как же? Голодный ты, наверное?
- По тебе я намного больше соскучился... - произнес Харек, бережно опуская Гиллеад на кровать...
Поцелуя лишь жаркого он дождался, и сразу отстранилась она от супруга.
- Впереди еще много времени. Расскажи о всем, что с тобой приключилось.
- Так не один день на то понадобится, чтобы тебе обо всем рассказать, что со мной приключилось, - ответил Харек, нехотя жену из объятий выпуская.
-Тогда идем к столу, и расскажешь мне все...
- Ну а ты спрашивай, что более всего знать хочешь.
- Начни с главного. О подробностях успеется еще, - за трапезу Гиллеад мужа недовольного усаживая, проговорила.
Мясо и рыба, и даже пироги с лесными ягодами, и капуста мелко нарезанная, в горшке с мясом тушеная - все лучшее, что нашлось, стол украшало, глаз радуя, запахами манящими завлекая.
- Главное что войско мое все цело, и с победой возвратились, - сказал Харек. - Силен кто верует. Я поспешил навстречу Эйнару, то есть на помощь... Но запоздал... К нему Асмунд - предатель тогда пожаловал... Но Эйнар его усмирил, победил в честном поединке... уговор у них там был...
- Ты кушай, - сказала Гиллеад, улыбаясь. - Успеешь рассказать все.
- Что тут было, пока меня тут не было? Все ли тут в порядке? Не было ли каких неприятностей у вас с ранирами?
- О том, что не в порядке известно тебе уже, - тарелку, опустевшую наполняя, дева молвила, - Ты о своем поболе поведай, что, где и как свершалось
Харек и не заметил, как тарелка снова наполнилась.
- Взял Эйнар слово с Асмунда - собаки. что примет он крест, коли проиграет и Эйнару на верность присягнут все его воины. Так и случилось.
- Что за слухи про Торлейва жреца ходят? – помрачнев, Гиллеад спросила, не шла из головы ее встреча неприятная.
- Это отдельно надо рассказывать. Оттара хотели в жертву принести Тору, а Тор сам забрал верховного жреца - в жертвенник молния ударила и жреца испепелила.
- Значит, правду молвят, что нет больше на свете жреца проклятого. Туда ему и дорога... - замолчала дева, прошлое вспоминая. Голову к земле склонив. Лишь на мужа взглянув, мысли горестные прогнала
- Ой, что я говорю. Видно, не прибыла еще Сигрун, жена Эйнара? Должно быть известно тебе, что много народу из Гилисберга сюда прибыли... Нет больше Эйнара в живых...
- Не видала я Сигрун. Кто ж теперь ребенка ее взращивать будет? Кто мужа достойного воспитать из него сможет?
- Кроме нас с тобой, больше никого у нее нет. Потому, я бы хотел, чтобы она жила в нашем доме, и сын Эйнара был бы мне как мой сын. Если бы он был жив, он бы отдал мне его на воспитание, как принято в этих землях. И я должен выполнить этот последний долг.
- Быть по сему. Пусть братьями названными дети по дому бегают, тоску да грусть из угла каждого выгоняя. Пусть бок о бок расти будут, воинами, отцов достойными, вырастая! Когда ж Сигрун прибудет? Свидеться б уж с ней
- Хотел бы я это и сам знать. Думал я, что раньше нас они прибудут, но видимо ветер попутный быстрее нас пригнал к берегам Ранрики, чем люди по суше сюда с повозками и скарбом дошли...
- Ты б послал кого, пусть разведают, когда гостей ждать. Надобно к приезду подготовиться, негоже Сигрун как нежданную в положении встретить
- Я уже распорядился. Их уже на границе наши люди должны были встретить, да и войско с ними шло немалое. Вся Эйнарова дружина почти беженцев сопровождала, да и сами бонды из Эстфольда оружие в руках держать умеют... Могут постоять и за себя и за тех, кого они ведут за собой.
- А ты неужели своему ребенку не рад? - обиженно Гиллеад на мужа покосилась, рукой живот прикрывая. - Ни словом не обмолвился, не поинтересовался ни разу
- Что? - Харек опешил, услышав эти слова. - И ты мне ничего не сказала? Давно?
- Так о главном-то и не знаешь ты? Как же вести такие до тебя не дошли? Не любишь ты меня совсем, потому и не ведаешь и замечать ничего не хочешь, - округлившийся живот с формами попышневшими взглядом окидывая, грустно молвила.
Харек поспешно обнял жену, голову ее к своей груди прижав, и ее мягкие волосы поглаживая.
- О чем ты говоришь, Гиллеад? Ты - мое солнце, и без тебя для меня весь мир как страна инистых великанов...
- Потому не помнишь, как жена твоя выглядит, перемен во мне не замечая?
- Права ты... Знаешь же, сколько испытаний тяжких на нашу долю выпало... Теперь только я надел свой получил, и правителем сделался...
- К чему битвы славные с победами, скальдами воспетые, к чему наделы? Разве не к тому, чтоб дитю своему передать имя громкое с землями богатыми? А ты и появлению его вроде как и не рад
- Я рад. Погоди. Дай опомниться. Я ж... только с дороги. А тут еще жалобы бондов… Суд этот над изменником.
Харек перевел дух и обнял жену, покрывая ее лицо поцелуями.
Противиться дева объятьям начала, недовольство показать пытаясь, да сама же и не выдержала первой, в ответ мужа целуя.
- Уж почти полсрока прошло, как ребенок наш появиться должен. Ты готовиться начинай, времени уж немного в запасе остается. Пролетит незаметно...
- Я много думал о том, что Сигрун в положении, а о том, что у меня самого сын - не думал, даже и не догадывался, - пробормотал Харек растерянно. - Так это теперь значит, что и мне теперь отлучаться никуда нельзя больше.
- Если ради сына никуда из дома не уйдешь, великим счастьем для меня будет! - повеселела Гиллеад. - Ни скучать мне о муже, ни переживать не придется более!
- Обещаю. Больше никуда... По своей воле - никуда. Пусть ярлы мои за пиратами по фьордам и шхерам теперь гоняются.
Радостью сердце принцессы наполнилось. Представилось, что не звенят вокруг Харека мечи, ужалить пытаясь, не плетутся интриги изменниками подлыми. Нет причин у нее боле у окна мыслям грустным предаваясь, часами засиживаясь. Каждый день, каждый час с любимым проводить сможет, вместе ребенка растить, ни о чем не беспокоясь. Да мужа вид совсем другое говорил. Не сидеть ему на месте одном, не вести жизни тихой размеренной. Лишь улыбку в ответ она кинула.
Но недолгой была семейная идиллия. В дверь постучали. Громко и настойчиво.
- Даже в покоях своих вдвоем побыть мы долго не можем, а ты уж и о будущем планируешь, - в сторону двери дева глянула и на мужа взгляд перевела. - Входите!
Вошел Лиам, оглядываясь.
- Простите, что беспокою, но там послы дожидаются. Как доведались, что прибыл конунг, так сразу на встречу напрашиваются, говорят что более ждать не могут.
- Коль не голоден боле, отправляйся. Негоже ждать заставлять, - поднялась Гиллед, прочь вышла, Харека ответа не дожидаясь.

Сообщение отредактировал Тёмная госпожа - 27-11-2007, 3:51

[V-Z >>>]

Норвегия
Вновь и вновь сходились на полях битвы воины, решая – кому суждено править Норвегией. Звенели мечи стоявших под знаменами Харальда и противников их… и лилась кровь на норвежскую землю.
Но были те, кого не волновали войны конунгов. И не замечали их другие… потому и оставались живы, что не замечали.
Иной путь был уготован Эгилю, сыну Эгиля. Не войны – но мести, и исполнения клятвы, которую годы назад дал повалившийся в снег незрячий беглец. Да если бы и не прозвучала клятва… все равно путь этот был для него.
«Судьба воина не всегда состоит в том, чтобы обрубать чужие судьбы, – сказал ему как-то Ворон. – А вот твоя, Эгиль, – как раз в том. Хотя бы часть судьбы».
Странно он это сказал, с сожалением даже.
Но даже если бы и ясно выразил, что не по нраву ему такое, – не отступился бы Эгиль.

Вышел во двор Гейрмунд Аудсон, пальцем острие топора попробовал. Надо бы дров нарубить, а то так и сготовить еду нельзя. Усмехнулся: сколько ж он на службе у Гандальва жизней вражих своим топором отнял… а теперь нет войны для него, но все равно топором машет.
Не зря, видать, его друзья Секирником прозвали…
Махнул рукой жене он, выходя со двора, да в лес направился. Ничего, кроме топора, с собой не взял… да чего бояться-то? Не стар еще, от кого угодно отобьется. А звери к людским поселениям близко так и не подходят.
С такими мыслями он, до места дойдя, и взмахнул топором. Застучала сталь о дерево, разнося окрест весть о том, что человек в лес пришел.
И лишь остановился, чтобы пот со лба утереть… почуял воин, что опасность рядом. Перехватил топор для боя – и волки из-за деревьев выступили.
Застыл Гейрмунд, окруженный стаей. Не мог понять – почему волки на него не как на еду, а как на врага смотрят?
А потом и человек появился, руку на холку волка положивший.
Никогда Аудсон на память не жаловался. Всех, кого убил – помнил. И мало ему слепцов встречалось, похожих на тех, кто под его топором лег.
– Эгиля сын… – выдохнул он, веря с трудом в то, что сам сказал.
– Узнал меня, Гейрмунд-Секирник, – бледно улыбнулся слепец. – Это хорошо. Не надо времени на слова тратить…
– Мстить за отца пришел? – отступил Аудсон, спиной к дереву прижавшись. – Что ж, подходи, раз биться собрался.
Рассмеялся Эгиль негромко, и было в смехе том веселье, подобное веселью снежной бури, что путников на дороге застигла.
– Не биться я пришел, Гейрмунд Аудсон. Убивать тебя я пришел. Трудно было тебя найти, да судьба вывела…
Понял Секирник, что сейчас будет. Понял – и испугался впервые с юности.
– Жена у меня, – выдохнул пересохшими враз губами. – Сын… без мужа и отца останутся… их пожалей…
– Отца моего пожалел?! – сталью резанули слова.
Рванулся Гейрмунд, топором замахнувшись – разорвать волчий круг, а до деревни недалеко… да не успел. Эгиль, даром, что слеп, быстрей оказался, и нож, им брошенный, в ногу врагу вонзился.
Рухнул Аудсон на землю – а волки ждать и не стали. Уж тут-то они знали, что делать.
– Может, хоть сын твой чужих отцов убивать не будет, – мрачно бросил Эгиль, перед тем, как Серый Снег клыками по горлу Гейрмунда полоснул.

Умелым стрелком был Сверре, по прозванию Волчья Пасть. Когда в войске Гандальва был – в цель бил без промаха. И стрелять он любил, в кого бы не пришлось стрелу направить.
Вот и сейчас – пошел поохотиться в лес.
Не было теперь над Сверре конунга Гандальва. Да не горевал лучник о том; вступил в дружину мелкого властителя, что среди врагов Харальда был; может, Сверре, и к союзнику Харальда бы пошел – да не приняли б его там.
Как сказали уже, не печалился он. Почти никогда Волчья Пасть ни о чем не горевал; если б не челюсть изуродованная, звали бы его Весельчаком.
Насторожился Сверре, завидев, как мелькнул олень меж деревьев. Вскинул лук… да не успел выстрелить. Слишком уж быстро зверь из виду исчез.
Нахмурился лучник. От кого ж олень так спасается? Ветер к Сверре дует, никак он человека почуять не мог. Неужто тут еще кто есть, кого за деревьями не видно?
Лишь миг прошел, и понял Сверре, кто здесь есть. Успел он стрелу пустить, когда серые тени вокруг метнулись… да прошла она мимо – слишком быстрым движение было.
Вонзились клыки в ногу лучника, и закричал он, но сразу же затих этот крик.
Последним, что Сверре в жизни увидел, была волчья пасть – и успел он еще подивиться тому, как прозвище обернулось…
Эгиль же не стал на Сверре слов тратить. Помнил он свист стрел, бьющих издалека; всегда старался лучник бить так, чтобы враг его и не увидел. То же и с ним случилось.
Было это, когда состоялось все, ранее в Мере описанное…

Британские острова, Уэссекс
– Что думаешь об Иваре и замыслах его?
Вопрос был обращен к человеку, в котором любой бы сразу признал воина. Могучие руки, два шрама на лице, да меч у пояса; серые глаза сталью блещут.
Томасу Рамди Альфред доверял. Войска тот в бой не вел, но если надо было врага оценить, военную хитрость измыслить, или иное что для пользы короля вытворить – тут Томасу, считай, равных мало было.
– Мир он блюсти будет, – подумав, ответил Рамди. – До тех пор, пока не будет знать, что он силен, а мы слабее. Потом… вот потом не знаю. Не верю я ему.
– Еще чего – ему верить, – усмехнулся Альфред.
Ветер трепал волосы обоих; на городской стене они разговор вели. На десятки шагов все вокруг видно – никому не подобраться.
– Отец Николас говорит, что там горячих голов хватает, – продолжил король. – Те же Убби и Хальвдан... братья Ивара. Пока против воли старшего никто не идет, но остеречься стоит.
– Отец Николас всегда дело говорит, – кивнул Томас.
Упомянутый священник при беседе не присутствовал, но обсуждал с ним Альфред многое. И не зря – ведь именно к отцу Николасу стекались послания от его братьев-священников со всего острова… разумеется, и с земель, Иваром занятых.
Священники ходят, где хотят. И никто не станет им чинить препятствия; завоевателям ни возмущения в народе не нужны, ни гнев Белого Бога. А они смотрят… и говорят потом отцу Николасу, что видят и слышат. Ну а потом эти сведения к королю попадают.
Как сам священник однажды сказал: «Господь не дал мне дара к богословию; так что придется мне грешными людьми заниматься».
– Иное дело – что к Ивару гости явиться могут, – продолжил Альфред. – Тоже… с желаниями. И если он их удержать не захочет или не сможет… вновь война будет.
– Ну, тут они сильно удивятся, – мрачно улыбнулся Томас. – Я ж недавно все войска объездил, и посмотрел; потому и приехал, в первую-то очередь.
– Вот это хорошо, – глаза Альфреда блеснули. – Рассказывай, Томас. И подумаем над этим.
Рамди вновь улыбнулся; слова «и подумаем над этим» в устах короля означали, что вскоре кому-то другому придется очень сильно призадуматься, прежде чем чинить вред королевству англов.

Сообщение отредактировал V-Z - 27-11-2007, 23:43

[Тельтиар >>>]

Укус Змея. Битва у Сольскеля

После гибели Аудбьерна ничто уже не могло помешать победе Харальда - оставшиеся фиордские и мерийские хирдманы сражались отважно, желая с честью последовать за своими повелителями в Валгаллу, но ополченцы и бонды, в таком множестве приведенные конунгом фиордов, видя, что командиры их мертвы, побросали оружие, надеясь сохранить если не честь, то хотя бы жизнь. Сам Харальд пока не видел этого - он, как и воины, окружавшие его, смотрел на борт Змея, с которого люди Хакона выносили раненого Асгаута - издали не заметно было, что умирает верный ярл, а потому хотел конунг навстречу ему пойти, за убийство Арнвинда наградить достойно, но не окончена была битва еще.
Юркое Копье, из виду упущенное воинами Харальда, за богатой добычей спешившими, из ловушки выйти сумело, миновав большие корабли, а затем рядом с бортом Волка Волн оказалось - мог Сельви битву покинуть, да заместо этого решил удачу свою вновь испытать и сразить зверя агдирского. Ловко воины его на палубу Волка запрыгнули, сопротивления не встречая - не смотрели в сторону ту хирдманы Харальда, за что и поплатились.
Пусть мало было людей у Сельви, но клинки обнажив, бросились они на агдирцев, покуда те обернуться не успели и заструилась кровь по палубе. С ближней дружиной Хальвдансона сошлись они в смертельной схватке, лучников его рубили, что так метко разили мерийцев в начале сражения, сам же Сельви к врагу ненавистному рвался, секиру над головой занеся.
Обернулся Харальд на шум, на мгновение одно испуг в глазах его застыл, когда увидал он новое войско вражеское, в тыл людям его зашедшее, но разглядев, что противников всего два десятка, вновь улыбнулся самодовольно, да меч из ножен на полпальца вынул, словно сам хотел на врага броситься, только все одно телохранители не дали.
Первым топор берсерка на щит Ульв верный принял, да только раскололся щит, а лезвие кольчугу оборвав, оставило рану неглубокую - едва сумел отстраниться воин, иначе и вовсе без руки бы остался. Отбросил его со своего пути внук Неккви - столько сил ему ярость придала, что не удержался могучий воин на ногах, о борт ударившись, на палубу рухнул. Тормунд, отскочить не успевший, получил рукоятью секиры в грудь, да так и упал, где стоял, от боли едва дышать не переставший.
- Так оно тебе больше подходит, когда рта не раскрываешь поганого, - бросил ему Сельви, отворачиваясь - видимо посчитал, что скальда добить и после можно будет, сейчас близок был Харальд уже - опустил он секиру на врага ненавистного, но два клинка удержали ее - то Укси и Дуглас от господина своего ни на шаг не отходившие оборонили конунга от смерти. С улыбкой насмешливой стоял он всего в трех шагах от берсерка, да не мог Сельви достать до него, стражу не миновав. Ударов град посыпался на правителя Мера - не только телохранители Харальда, но и Гротгард, и Херлауг, и Гутхорм, тоже возле конунга агдирского бывшие, в схватку вступили - силен слишком был молодой воин, чтобы поединком дело решать, да к тому же каждому хотелось жизни его лишить в угоду Харальду. Закружился вихрь стали, но сколь бы ни был искусен Сельви, сколь бы ни был он неистов, а все же против пяти хирдманов умелых не выстоять ему было. И то сам он понимал - разили и жалили его их мечи, неглубокие, пустяковые раны оставляя, но все же кровь, пусть по капле, но утекала из жил его.
- Упустил я тебя у гор, в море не уйдешь! - Проскрежетал Гротгард, меч опуская. Принял удар на топорище юноша, отклонился от выпада Гутхорма, а затем отбил клинок Дугласа наручем. Сложно сражаться с пятью врагами, но и им не легко - не сумев окружить берсерка, они мешали друг другу и это было на руку Сельви, успевающему, хоть и не перейти в атаку, но защищаться.
Первой жертвой его стал Гутхорм, вырвавшийся вперед соратников, видимо желая забрать себе всю славу. Уведя его меч лезвием секиры, конунг что было силы пнул сына Сигурда в пах, перегнувшись пополам и издав исполненный боли стон, молодой воин упал на палубу.
- Да не продлиться твой род, предатель, - сплюнул Разрушитель, вновь уходя от вражеского клинка - теперь противников осталось четверо... и Харальд, к которому в любой момент могли вернуться его люди со Змея.
Взметнулся топор берсерка - Гротгард за щитом укрылся, но вновь не выдержало дерево могучего удара - глубоко в грудь вошло племяннику Хакона лезвие секиры, со вздохом осел он, жизни лишаясь, Сельви же с досадой оттолкнул тело его, в котором оружие верное застряло, на Укси - телохранитель конунжий отстраниться не успел и упал, воином умирающим придавленный. Однако и Сельви не оставался невредимым - меч Дугласа рассек ему руку, оставив на плече кровоточащий след, а Херлауг, движимый местью за брата, рассек бок, на этот раз глубокую рану нанеся. Споткнувшись о тело чье-то, слабеющий уже, не смог удержаться на ногах берсерк, рухнул на палубу, Херлауг же, ближе всех к нему находившийся, занес меч для удара последнеего, да не успел. Рукою древко копья нащупав, выпадом быстрым вонзил острие в горло второму хаконову племяннику Разрушитель, всю силу в удар вложив, так что вышло острие из шеи воина с другой стороны, да сам он, хрипя и кровью своей давясь, повалился, оружие из рук выпуская. Обещали родичи хладирского конунга Сельви сгубить, да сгинули сами в сражении с ним: что Гротгард, что Херлауг на глазах у дяди своего, только-только на драккар перешедшего.
Последним Дуглас был, клинком достать все еще лежащего конунга попытавшийся, но откатился Сельви, а меч шотландца застрял в палубных досках - вырвать его из древесного плена воину уже не дано было - зарубил его мериец оружием, из рук убитого Херлауга взятым. Тяжело дыша, повернулся к Харальду, без защиты оставшемуся, конунг Мера, на него пошел медленно, ибо раны о себе знать давали. Махнул рукой Хальвдансон, знак лучникам отдавая - те уже успели расправиться с дружиной Разрушителя, среди прочих и Трюггве увив, который в бою хотел предательство свое искупить. Две стрелы вонзились в молодого берсерка, на палубу его повергая - не смог раненый и уставший воин на ногах удержаться.
- В цепи, - конунг процедил. Не хотел он врагу, столько людей его верных погубившему, легкой смерти давать.

[DarkLight >>>]

После сражения. Сельви плюс Хакон, Харальд и присные.
С Тельтиаром.

Второй раз за один день Хакон опаздывал к сече. Но, ежели в первый раз он мог воздать почесть герою, в ратном бою сразившему вражеского конунга, то ныне смотрел, как сталь уносит жизни племянников. То была славная смерть: с мечом в руке, под песни валькирий. Но сердце старца печалилось, видя упадок славного некогда рода. Родовичи его, вестимо, из источника мудрости не испили. Много даров дал им при рождении Высокий: и силу, и храбрость и славное имя… а вот на ум поскупился. Но Хакон был бы не конунг, ежели б гибель племянников Сельви спустил, мести не требуя.
- Что думаешь делать ты с молодцом? – спросил он агдирского властелина. – Люди все видели: на нем моих родичей кровь. Поквитаться хочу, асам во славу.
Дружина одобрительно загалдела: кровная месть была обычаем праотеческим, но, к сожалению, в нынешние темные времена все чаще вытесняемой звоном золота.
- Как раз у тебя совета испросить хотел, мудрый Хакон, какой смерти предать змееныша, - ответил на просьбу законную Харальд. Ему самому жаль было погибших воинов, что верой и правдой ему служили и жизней лишились, его обороняя. - Как бы нам оборвать поганый род Неккви, чтобы навсегда казнь эту люди запомнили.
Хакон в задумчивости подбородок потер, дав слово себе снова бороду отпустить, лишь сапогом на берег станет.
- Уму моему множество способов ведомо, но сердце гуторит: не один из них достаточно лютым не выйдет. Ежели б можно было бы змееныша десять раз умертвить – сделал бы то с легким сердцем. Думаю, ежели выбор столь сложен, надо отдать его в руки богов. Глаза воев бессмертных благосклонно взирают на деянья земных, асам любы победы и победители. Отдадим Сельви жертвою Ньорду, в чьих владениях ныне находимся. Думаю, то есть благо: воздать почесть морскому хозяину, так же, как в конунжьем дому сперва властелина земель славим.
- Люди Мера от века Ньорду поклонялись, - хирдман один произнес, который до этого Разрушителя связывал и потому разговор конунгов слышал. - Что если спасет его Владыка Морей?
- Ужели богу милы побежденные? - поднял брови Хакон.
- Ньорд - не Один, он не Ас даже, - вздохнул воин, но под взглядом суровым конунга не стал свою правду отстаивать. - Впрочем - то скорее жрецам ведомо.
- Прав ты воитель, - согласился конунг Хладирский. - испросить бы их мнения надо. И продолжил, обращаясь непосредственно к Харальду: - Пути богов неясны глазу смертных, то, правда. Решать тебе, ныне ты победитель, и жизнь этого воя к твоим ногам сложена.
- Не жить ему боле, ясно то, - спокойно произнес сын Хальвдана, взгляд мимолетный бросив на раненого пленника, лежащего у борта, - что же до способа казни, то жрецов дождемся - помню я, плыли с нами двое на одном драккаре.
- Восславим же конунга мудрость, - ответил на то Хакон Хладирский - и дружина послушно взорвалась радостным криком. - Пока же их ищут, пусть награда найдет воя достойного, - он показал на раненого ярла. - Сам я видел, сколь доблестен был он в бою, стоя против противника, отправившего на радужный мост немало справных воителей.
- А, мой верный Асгаут! - Теперь, когда судьбу внука Неккви решили на время некоторое, смог осмотреть раненного викинга конунг и печальное взгляду его зрелище предстало: ярл могучий бледен был, точно Хель сама, из ран его перевязанных продолжала кровь сочиться, а в ладони хладной сжимал он добытый в бою клинок. Столь славное то было оружие, что невольно на нем взгляд задержал юноша, игрой лучей солнечных на рукояти золоченой любуясь. - Славный ты трофей взял, ярл! Но еще лучше тебя я одарю.
- Боюсь, скоро мне уже не нужны будут конунжие дары, - прошептал ярл, и слова с трудом ему давались. Рукою слабеющей к себе поманил он Харальда.
Воители, окружившие раненого, тоже невольно придвинулись ближе, и даже Хакон старый исключеньем не стал. Всем хотелось своими ушами услышать, что скажет конунгу славный герой на смертном одре. А в том, что ярл на пороге смерти, почти никто уж и не сомневался: странно было бы ветеранам толку в ранах не знать.
- Ты мне еще здесь нужен, ярл, - опустился рядом с Асгаутом правитель, чтобы лучше слышать слова его.
- Этот приказ, государь, как бы ни хотел я, но исполнить не в силах, - с хрипом тонкая струйка крови из уголка рта потекла у ярла. Последние мгновения доживал он, но Харальду припомнился почему-то разговор их недавний совсем, когда еще только ожидали они появления мерийцев.
"Не друзья тебе нужны, господин, а слуги, - сказал тогда ярл. - Рабы и слуги покорные, дабы величие твое поддерживать".
"Отец мой иное говорил", - Харальд плохо помнил отца, но друзей тот всегда ценил высоко.
"Хальвдан был славным конунгом, но никогда бы не стал поистине великим, - покачал головой Асгаут. - Потому что воины считали его одним из них".
"И чем же плохо это?"
Немного удивился юноша, хотя и самого его порой мысли подобные посещали.
"Властитель должен над слугами своими возвышаться, подобно Фенриру среди собак простых, - отвечал на то ярл. - В землях ромейских поболе почета правителям дают, нежели в наших, оттого и власть их крепче".
"И кем же ты себя тогда мнишь, Асгаут?" - Чуть улыбнулся конунг.
"Я слуга твой верный, государь, - склонил голову ярл. - И приказ любой исполнить готов".
"Тогда не пойму я, почему ты так христиан не любишь - они ведь по духу рабы", - рассмеялся Харальд тогда.
- Что ж ты теперь приказа моего ослушался? - Прошептал конунг.
- Один зовет, - на то отвечал умирающий. - Жаль, Харек-изменник меня пережил.
- Неужели тебе перед смертью сказать боле нечего? - немного удивлен был юноша, хотя и знал, сколь велика была неприязнь ярла его к правителю Ранрики.
- Меч этот... - едва слышно донеслось из уст Асгаута.
Вновь взгляд конунг на клинок добротный направил - жаль было оружия такого лишаться, но воля умирающего священна.
- С тобой погребу, обещаю, - произнес он, но внезапно приподнялся ярл ближе к Харальду.
- Нет, - прохрипел он. - Обещай, государь - отдашь оружие это верным слугам своим... и родичам.... Хальварду с Сигтрюгом... их это клинок родовой... Они...
- Отдам, - кивнул Харальд.
- Они... вернейшие из твоих людей... что ни прикажешь - все исполнят для тебя...
С каждой каплей жизнь покидала холодеющее уже тело ярла, едва слушался его язык уже.
- Имение свое... все им завещаю.
Не было ни детей, ни родичей у Асгаута - то многим ведомо было, но чтобы так с одалью поступить, слугам ее отдав? Те, кто слышали слова его - удивлены были.
- Славно видеть в муже достойном такую заботу об отроках, - заметил Хакон вполголоса. Жест столь широкий не оставил его равнодушным: виданное ли дело, лишится возможности сжать дланью подобный клинок в чертоге воителей и побратимам добычей похвастать? Знать, и впрямь зря он грешил на Асгаута, считая его пристрастным в речах, да обманщиком конунжьего доверия. На смертном одре не врут в подобных речах.
Хотел был подняться Харальд, с ярлом попрощавшись, но рукой левой умирающий, цепко за ворот его схватил, к себе притягивая:
- Помни, государь... что я говорил… тебе... - разжались пальцы, навсегда замолчал ярл Асгаут, Харальд же глаза ему закрыл, и меч забрать попробовал, но крепко его и в посмертии сжимал воин - видимо хоть и хотел Хальварду отдать, а все же не мог так просто с оружием расстаться.
- Прощай, славный Асгаут, Убийца Арнвинда! - Возвестил конунг, с колен вставая. - Пусть все ярла достойного запомнят, как великого героя!
- Слава достойному! Легкого пути! – пронеслись над драккаром возгласы верной дружины.
- Надо бы похоронить ярла достойно, - сказал Хакон. – Да и прочие мертвецы огненного погребенья заслуживают, - сейчас он смотрел на племянников. – Думаю, надо бы проводить павших в Чертог – а потом заняться Сельви. Как ты считаешь, о, Харальд?
- Часть драккаров захваченных, из тех что прохудились изрядно, местом погребения станут, - согласился с тестем конунг молодой. - Укси! Обьяви людям, что после добычу делить будут, сначала об умерших позаботиться следует.
В миг этот вдали от сражения пламя всколыхнулось ярое - не иначе, кто-то уже погребением занялся без приказа конунжего, и то сильно Харальду не понравилось.

Сообщение отредактировал DarkLight - 2-12-2007, 14:04

[Silencewalker >>>]

Скейв в кресло опустился и уставши вздохнул. Горд он был, что конунг за старшего оставил его, но не думал он, что тяжко так бремя это. Казалось ему, что порой люд простой как стадо - пропадет без пастуха. Вспомнил он, сколько споров улаживал сегодня, сколько решений важных принял. Воистину велик конунг, если так легко с этим справляется всем. Устремив взгляд свой за окно, узрел он отголоски заката на небе.
- Ужин готовьте, - сказал он слугам и попытался встать. Но измотали его разъезды так же сильно, как и коней его. - И сюда несите, - добавил Скейв, садясь в кресло обратно. И закипела на кухне работа. Разогрелся огонь под котлами, играя тенями на стенах. Закипела каша густая. Сочное мясо надели на вертелы. Трудились повара не покладая рук, не вытирая пота.

И стали заходить слуги, неся блюда к столу Скейва, неса блюда разные. Мясо и рыбу, овощи и кашу. Телохранители Скейва стоя подле него и следили за входящими. И все было хорошо, пока на вошел в комнату слуга с бочонком пива пенного. Что было не так во взгляде его - не подобает так надменно смотреть слуге на господина своего.
- Стой, - сказал ему один из телохранителей, - Отлей сюда напитка хмельного, - подал он слуге кубок, а сам оглядел его - за туникой и штанами не спрятать было оружия.
- Пей, - произнес он, когда нахлынуло пиво на края кубка. Кивнул слуга и взял кубок, но вместо того что бы приложить его к губам своим, плеснул в лицо телохранителя и бросился бежать.
Упал воин на колени и схватился за лицо - несчадно жег хмель очи. Увидев это кинулись остальные телохранители за беглецом, оставив одного охранять господина.

Выскочив из комнаты, побежал слуга по коридору, расталкивая идущих навстречу. Мелькали перед глазами стены каменные с факелами и окна из слюды. Воины не отставали от беглеца. Стучали ботинки по каменным плитам, слышались окрики гневные упавших людей. Бросился слуга к лестнице, ведущую во двор. Быстрый топот отдавался эхом в башне. Воины не отставали от него. Кричали вниз, призывая остановится. Пересек слуга залу полупустую и побежал через двор в обьятия ночи. Пустые улицы тишина заполняла и ни кто бы не встал у него на пути. Но воины настигли его. Рассекла сталь викинга ногу предателя. Упал слуга на землю хладную и сжал рану ужасную. И поволокли телохранители истекающего кровью предателя на суд Скейва.

Втащили воины слугу в покои Скейв и усадили перед ним, затянув рану тряпкой. Подле кресла Секйва лежала собака, содрогаясь в агонии предсмертной. Рядом с ней стоял тот бочонок с пивом.
- Принес ты яд в покои эти, - молвил Скейв. Так скажи - зачем и почему.
- Что б убить тебя, - огрызнулся слуга и получил в живот удар.
- Сам ты умысел такой держишь али подговорил тебя кто-то, - продолжил Скейв откусывая мяса кусок.
- А этого я тебе не скажу душегуб и захватчик, - ответил слуга и упал от удара в лицо.
Скейв вздохнул и отпил вина из принесенного после бочонка.
- Я слишком устал, что б выпытывать у него истину. Бросьте его в подвал и стражника приставьте, а утром я с ним потолкую.
Поклонились телохранители и швырнули слугу в коридор.
- Да и рану подлечите - негоже что бы он скончался на рассвете, крикнул наместник им в след и откинулся в кресле. Тяжела ноша конунга.

[Sarina >>>]

Завершение битвы у Сольскеля
Завершалась битва - уже не бой, добивание происходило, да воины из-за добычи меж собой ссорились: каждому хотелось трофеи побогаче достать, да драккарами завладеть получше. Лишь Сигурд, сын Эйстейна доволен исходом сражения всецело оставался - ему в руки попал Глас Одина, лучший корабль, что был во всех Фиордах, и теперь, меж союзников лавируя, вел он драккар из окружения в вольные воды, не терпелось ему проверить как слушаться его станет
судно, а потому велел править туда, где еще сражение шло - где два последних суденышка вражеских с четырьмя кораблями адгирскими бились.
Увидел Снорри Глас Одина, да не Хальварда рука им правила, то видно было издалека. Подал он сигнал Крыльям Волн и развернул Покоритель, готовый исчезнуть.
- Эй, Лэйф! - крикнул ярл фиордский. - Подпали Глас Одина, пусть отправится Аудбьерн в Вальгаллу, да и попробуй по Змею попасть. Негоже, чтобы налд братом его победу праздновали.
Быстро шел корабль, умелой командой Сигурда ведомый - достаточно мужей было у него, чтобы смогли они на веслах догнать уходящие корабли фиордцев и еще добычи взять - ведь в битве это главное самое, достойные трофеи обрести. Потому то и не заметил опасности он, союзников обгоняя медлительных.
Взвилась, оставляя за собой дымный след стрела быстрая, да вгрызлась в пропитанную жиром палубу. Следом за ней вторая подлетела и вгрызлась рядом в дерево драккара. Весело пополз по доскам огонь, черный дым повалил застилая корабль.
А лучник уже в Змея целил, в парус, что мерийцы снять не успели.
И половины пути стрела та не пролетела, но хоть попытался Снорри достойное погребение и брату своего конунга дать, прежде чем прочь уйти, Глас Одина же полыхал ярым пламенем - дерево корабельное добротной пищей огню стало, маслом горючим приправленное, занялись пожарищем и снасти, и паруса сложенные, в небеса дым черный взвевался. Бранился Сигурд, в дыму едком задыхаясь, велел тушить огонь, не помогала тут вода. которую шлемами зачерпывали воины его - все больше пламя разрасталось, борт целый охватив - исчезали за стеной огненной тела фиордцев убитых: не успели еще с них брони снять молодцы сигурдовы, оттого и не стали пока в море сбрасывать. Славный костер погребальный устроил Аудбьерну его верный ярл - лучший драккар горел, отходил в Валгаллу конунг Фиордов под брань сигурдову и крики воинов горящих. Кольчуги сбрасывая, кидались в воду хирдманы, желая спасение найти, последним сам Сигурд бросился, сердце скрепя - так жаль ему было трофея в бою добытого, что теперь Локи подлому достался. Бороду уж его пламя охватило, когда наконец драккар он покинул, все кары возможные призывая на голову того, кто стрелу зажженную пустил.
Драккар горел. В сгущающихся сумерках пламя казалось особенно ярким, отражалось в воде. Налетел ветер, подхватил и раздул огонь. Драккар с рыжей гривой и длинным хвостом чёрного дыма медленно удалялся в ночь. Битва длилась вечность. Казалось, что время остановилось для мерийцев и фиордцев. Кошмар последних минут растянулся в длинную ленту повторяющихся событий.
Драккар горел. Медленно, оставляя за собой шлейф едкого запаха дыма и горелой человеческой плоти, уплывал он в сторону заката. Им оставалось только с гордостью уйти в Вальгаллу вслед за теми, кто уже уплыл туда на огненном драккаре.
Споро гребли викинги, что на веслах Покорителя сидели, растворился драккар и сопровождающий его корабль в темноте упавшей на место битвы. Не смогли бы агдирцы его догнать. А путь его к Фиордам лежал. Весть горестную нес Снорри.

(драккары жгли мы с Тельтиаром)

[Тельтиар >>>]

После битвы

По приказу конунга, воинам было запрещено самовольно брать добычу под страхом полного лишения оной. Харальд Косматый решил лично разделить трофеи, по одной ему понятной справедливости. Ближние дружинники Харальда, изрядно поредевшие числом, но все еще грозные видом, быстро пресекли любые возражения, объявив все драккары, доспехи, ценности и оружие, захваченные в битве собственностью конунга.
- Всего шестьдесят три драккара больших и малых, - подсчитал один из жрецов, нашедшихся по завершении битвы. - А помимо этого два десятка кораблей, пришедших в полную негодность.
- Починить их дороже станет, чем новые построить, - другой жрец добавил, внимание конунга привлекая. Вполуха слушал их Харальд, о своем задумался, рукоять меча Асгаутом добытого поглаживая - крепкой, смертельной хваткой держал его погибший ярл, даже Укси не сразу сумел пальцы хладные разжать, но теперь клинок был в руках конунга и жаль было Харальду, что оружие такое отдать придется. Но слово властителя – гор тверже! Дал клятву, что волос не острижет, покуда вся страна ему подвластна не будет – и вот уже Мер весь под рукою его, и Транделаг, и Гудбрандсдалир, и даже Халагаланд дальний. Пообещал ярлу верному, что отдаст меч – значит отдаст, а ему кузнецы новый откуют, много краше этого и много острее.
- С добычей что? – Повернулся он к жрецу-счетоводу.
- Одних только кольчуг и иных броней крепких более шести сотен, некоторые целые даже. Щитов железных порядка сорока, мечей не меньше тысячи, копий и топоров еще того больше, а уж стрел и вовсе без счету.
- К тому же кольца, обереги драгоценные, обручья – богаты были витязи Мера и Фиордов…
- А в посмертии и щедры к тому же, - улыбнулся Тормунд Насмешник.
- Пленников опять же – не одну сотню взяли, - служитель асов продолжал. – Все больше бонды и карлы боевые, но эти тем лучше, что любому господину служить готовы за жизни свои жалкие.
- Врагов убитых нагими в воды бросьте, - распорядился конунг. Коли была на них одежа добротная – пусть лучше ее хирдманы верные себе заберут, а достойного погребения врагам устраивать Харальд не собирался – не достойны они милости его были, поскольку отвергли предложение щедрое, в начале сражения им сделанное.
«Все равно под меня пошли те, кто в плен попал, а другие издохли, - мыслилось сыну Хальвдана. – Нет мне преград в Северной Земле, любой, на пути моем вставший умирает!»
- Воинов Эгиру в рабство? – Жрец переспросил.
- Пусть у великана послужат, коли мне служить не захотели! Добрая добыча будет у Ран нынче, - в ответ конунг бросил.
Но тут же вспомнились ему и соратники, от Сельви его защищавшие. Дуглас верный, от плеча почти до пояса рассеченный, да племянники Хакона – оба мужи взрослые и сильные, да юнцом безбородым убитые. Берсерком. Тяжела была эта потеря для тестя его, то Харальд видел, да и сам сожалел, что лишился верных воинов, с другой же стороны, они единственными были, кто мог владения Транделагом у него оспорить, случись что с Хаконом, так что гибель их к месту пришлась. Это тоже разумел молодой конунг.
Конечно, родичей хладирского властелина достойно проводили в последний путь – в доспехах и при оружие опустили на палубу драккара, вокруг них павших в битве транделагцев положили (правда, с них кольчуги велел снять правитель – живым брони нужнее), а после сам Хакон поджег корабль, отправляя его в последнее плавание. Всего – двадцать судов велел спалить конунг Харальд, дабы навсегда запомнили сами асы воинское сожжение, которое он павшим соратникам устроил. Всех пышнее – ярлу Асгауту, губителю Арнвинда, Асбьерну с сыном, хаконовым племянникам и иным знатным людям, простых же воинов без излишних почестей сжигали, но все же с оружием – топорами и копьями в руках, иным стрелкам известным луки оставляли, мечи добрые же конунг распорядился в сундуки запереть, как и брони – живым нужнее они.
- Вот она, наша победа, воины! – Харальд возвестил, под треск огня и шум волн. – Отсекли мы змее голову! Обоих конунгов Мера убили и без счету воинов, теперь же земли те богатые будут нам принадлежать и каждый добычу себе возьмет по заслугам! И дев красивых, и земли плодородной! Вашими мечами ковалась победа Агдира, Транделага и Гудбрандсдалира, Оркдаля и Хейдмерка, Вестфольда и Раумарики, Гринланда и Раумсдаля! Славьтесь же, храбрые воины, ибо это день нашей великой победы!
Во многом повторил юноша те слова, что говорил, когда в Лондире разбил в первой битве своей рати Гандальва, но тогда речь его от сердца шла, сейчас же от рассудка расчетливого, желавшего сердца воинов навеки завоевать.
- Славься, конунг Харальд Хальвдансон! – Раздались крики.
- Славься великий конунг!
- Славься Харальд Косматый! – Прокричал кто-то, и слова его остальные подхватили. Сильно растрепан после битвы был властитель, хоть и не довелось ему ни с кем меча скрестить, а дабы обагрил он сталь в сражении, двоих раненых ему слуги принесли – обоих прикончил конунг без сожаления. Без шлема стоял правитель, волосы его золотистые – матери наследие – на ветру развевались, то лицо закрывая, то отлетая назад.
«Как есть – косматый, - улыбнулся немного Харальд. – Но ничего, и года не пройдет, постригусь».
Скоро, скоро вся Норвегия ему поклонится и станет он единственным конунгом над всеми! Этого часа с нетерпением Харальд ждал, глядя на вдаль уплывающие корабли, охваченные пламенем, глядя на тела врагов, медленно ко дну идущие, да глядя на лица воинов своих, яростью искаженные, жаждой битвы и добычи. А добычу великую лишь за ним идя, могли стяжать они. И все же, прежде чем роздал он награду хирдманам, велел конунг треть украшений всех, немало щитов деревянных и кожаных доспехов, и иного оружия, не слишком ценного на Копье погрузить – подошло суденышко быстрое Сельви Разрушителя для цели Харальдовой.
- Пусть Светлые Асы, даровавшие нам победу в этом бою, получат свою долю добычи! – Бросил он в небеса. – Один и Тор, примите подношение сие!
Подожгли жрецы корабль, доверху дарами ратным груженый и вослед погребальным судам отправили. После же велел наградить щедро воинов конунг – каждому хирдману кольца и обручья достались, копья, топоры, тем кто больше доблести проявил – мечи и доспехи дарил, иным пленных отдавал.
- Каждому же херсиру с отрядом его, по драккару захваченному достанется! – В завершении сказал Харальд, а после голос его в радостных криках дружины утонул. Великую щедрость проявил конунг в этот день, и если боялись иного воины, когда велел он всю добычу поначалу у них забрать, то теперь видели – лишь для того он сделал это, чтобы после разделить ее справедливо, богов почтить и погибших. Устыдились многие хирдманы, что в пылу битвы лишь о собственной наживе думали, а оттого громче крики их хвалебные звучали.
Захваченного Змея Харальд отдал дяде взамен Оленя Морей и Гутхорм был доволен таким подарком. И лишь после этого, вернулся конунг к главному пленнику своему, судьбу его решая.
- Господин, ты посмотри, что он с сыном моим учинил! – Воскликнул Сигурд, обгоревшая борода его яростно клокотала, но злость уже была не за потерянное судно, сожженное врагом, а за увечье наследника. Юный Гутхорм лежал, прислоненный спиной к борту и, судя по его взгляду, вряд ли был способен что либо сказать или сделать сам в ближайшее время. – Убить надо змееныша!
- Надо, кто ж спорит, - улыбнулся в ответ Харальд. За ранение сына Сигурд получил хорошую виру, так что к его словам конунг не слишком прислушивался. – Вопрос в ином – как убить его, дабы смерть эта всех удовлетворила, и людей, и Асов! Что на это жрецы скажут?
- Есть один способ, - старший из жрецов молвил, после раздумий недолгих. – К палубной доске мы его привяжем и бросим в море, а уж там сами боги решат, какая судьба его ожидает!
- А коли выживет недоносок? – Бросил Сигурд.
- Посмотри на него! – Рассмеялся конунг, рукою на Сельви указывая, что уже не скалился даже, а просто лежал тихо, сил лишившись. – Он же либо захлебнется и Ньорду отойдет во владение, либо ко дну отправиться, Эгиру на потеху, либо от ран своих погибнет, да к дочери Локи в гости попадет.
- Не бывать негодяю в Валгалле! – Тут уж и Сигурда сомнения покинули, сам он вызвался доску необходимую отыскать, после же жрецы сняли с конунга Мера доспехи, да привязав его покрепче, в волны бросили.
- На Мер нам идти должно! – Велел тогда Харальд.
- Многие воины ранены и устали, - на то Хакон молвил. – Обождать надобно.
- Тогда позаботься о них, мудрый Хакон, - произнес конунг. – Со мной же пусть те пойдут, кто устали не ведает! Под знаменами Арнвинда вернемся, Гутхорм, приготовь Змея!
Хоть и был подлым план Харальда, но кто посмел бы ему сейчас сказать об этом? Да и воины понимали – придут они на захваченных кораблях да под чужими знаменами, их не градом стрел встретят, а криками радостными жители Мера. Вскоре уже весла ударили по воде – поплыл Змей обратно, а за ним еще двадцать драккаров.

[Sarina >>>]

Южный Мер

Солнце садилось и било ей в спину, подсвечивая море безумным количеством цветов от зеленого до синего. Оттенки этих двух цветов пересекались, перетекая друг в друга. Хильд всматривалась в морскую даль, стоя на своей любимой скале, за ее спиной стоял конь, но котором она приехала.
Он появился, Арнвинд шел с победой домой. Змей величественно рассекал волны, бежал домой. Правда гнали его вперед весла гребцов, в бою корабль потерял мачту. Девушка так и стояла в лучах солнца, ожидая когда драккары подойдут поближе.
И корабли плыли, мерно вздымались весла, слышались окрики воинов, блестели кольчуги - странно то было, что домой в бронях возвращаются мужчины, так словно не с битвы, а на битву идут, да и за шлемами лиц не разглядеть было. Скоро уже в бухту зайти должен был Змей, а за ним следом и остальные суда.
Стоило Змею скользнуть к родной пристани, как сорвался в галоп конь Хильд, летела на встречу с любимым братом девушка. Мерная дробь копыт поплыла над усадьбой и бухтой.
Там уже немало людей собралось - в основном старики, сыновей дожидающиеся, да женщины мужей и женихов своих, были и дети, матерями на руки поднятые, дабы могли они возвращение воинства Мера видеть. Странно многим то было, что не видно ни Копья, ни Гласа Одина - неужели покинули их Аудбьерн и Сельви, или же погибли?
Но вот первый корабль носом камень и песок прибрежный взборонил.
Замер конь за спинами людей, копытами землю взрыв. Слетела с него Хильд, сквозь толпу к Змею пробираться стала.
Но не Арнвинд первым на берег сошел, и даже не Эрик - незнакомый воин светловолосый, на щите у которого олень ветвисторогий красовался. Вскрикнул кто-то, да поздно уже было покидали корабли и другие воины, Хильд слишком близко подбежавшую, кто-то за руку схватил, на землю бросая.
- Жители Мера, склонитесь перед вашим новым конунгом, Харальдом Хальвдансоном! - Возвестил воин со щитом оленевым, а меж тем и сам конунг на носу драккара появился, шлем сбросив. Заструились по плечам волосы золотистые.
- Собака Агдирская, - прошептала Хильд, сквозь гальку и песок, которыми рот набиться успел. Отплевываясь, девушка отбиваться принялась.
Старые воины, хватались за мечи, что казались насмешкой в их немощных руках, дети с визгом кидали в захватчиков камнями, женщины крича, оттаскивали их и тащили в усадьбу, бонды покорно падали на колени.
Гутхорм, неповиновение увидав вперед рванулся, даже меча не обнажив, просто щитом отшвыривал стариков, молодость вспомнить решивших, а быть может и в Валгаллу достойно отойти. Другие воины не столь милосердны были - впереди них Сигурд шел, без разбору и женщин, и детей рубя, что посмели на пути его встать. Лишь тех, кто колени преклонил перед Харальдом смерть миновала.
- Эй, да это же сестра Арнвинда! - Кто-то из воинов брата Рогволда прокричал. - Знатная добыча конунгу!
Меч убрав, попытался хирдман Хильд схватить.
- Не по тебе добыча, - тяжело дыша, пробормотала уже растрепанная Хильд, косы начали расплетаться, что может помешать ей, но не обращала девушка на это.
Резко свистнула, коня своего призывая, а сама рванулась в ту сторону где его оставила, на ходу меч из охладевших стариковских рук выхватив. Не сравниться ей с воинами Харальда, но дорого они за ее плен или смерть заплатят.
Кого-то сбил с ног конь, на призыв хозяйки отвечая, сам Сигурд от избиения беззащитных отвлекся на шум этот, а увидав, усмехнулся, видя, как девица от четверых хирдманов его отбиться пытается, хороша забава получилась, куда веселее, чем детей рубить, вот только Харальду заминка эта не по нраву пришлась. Подозвал он к себе воинов, что на борту драккара остались:
- Стреляйте, - приказал холодно. - Коней у меня и так достаточно.
Храпя, споткнулся Неистовый, да кубарем под ноги захватчикам покатился, некоторых с ног в предсмертном рывке сбив и под тушей своей похоронив. Дикий вопль ярости разнесся над полем боя. Боя ли? Хильд на агдирцев с особой силой кинулась, рубя их мечем стариковским, но уже выдыхалась девушка. Движения медленными стали, вялыми.
Кому-то не посчастливилось под меч ее попасть - теперь рану зажимал, да насмешки соратников слушал: надо же, едва баба не убила. Другие же быстро скрутили девушку, оружие отобрав, и лишь приказ Сигурда не позволил им сразу надругаться над ней - все же конунгу добыча достаться должна была знатная.
- А себе других девок найдете! - Прикрикнул он на хирдманов.
Временем тем завершилось уже побоище - кто успел, прочь убежал, кому повезло – живы остались, пусть и в плен попали, но немало и убитых было. Стариков велел не щадить брат Рогволда, к чему они захватчикам, коли работать не могут - только нахлебники лишние. По сходням же наведенным, конунг Харальд на берег обагренный спускался, взглядом властным владения свои окидывая: дала хитрость его результат желанный, досталось без боя побережье, а с ним и усадьба Арнвинда.
- Отныне принадлежит мне Мер Южный, равно как и Северный, - произнес он, на толпу пленников согнанную глядя. - Клянитесь в вечной верности, холопы и сохраните свои жалкие жизни, или же дозволю дружине своей что угодно с вами учинить.
Кривая ухмылка рот Сигурда исказила - ожидал с нетерпением он, что хоть кто-нибудь присягать откажется.
Хильд в бессильной ярости буравила Харальда взглядом, то полыхающим как огни Хель, то холодным как снега Йотунхейма. Несколько раз сделала она вялые попытки освободиться из рук викингов. Всхлипнула девушка, когда взор ее по коню убитому скользнул, но слова Харальда в ярость привели не хуже берсерковой.
- Никогда Мер не будет твоим! - прошипела она.
- Он уже мой, - бросил на то конунг походя. Все кто в плен попали, один за другим в верности ему клялись - кто из страха за свои жизни, кто - за жизни детей. - В усадьбу, воины!
С радостью приказу этому люди Харальда подчинились, пленников с собой беря - некому было сопротивляться приходу их. Вся рать мерийская в море разбита была.
Упиралась Хильд, тормозя проход воинов к усадьбе, Хелем им грозила, да гневом Одина.
- Наш конунг сам - родня Одину, - усмехнулся один из воинов, что ее в дом тащил. У ворот же остановился Харальд, подозвал к себе Ульва, да обратился к мерийцам собравшимся:
- Есть у меня, чем ворота эти украсить!
После же телохранитель голову Арнвинда из сумы достал, да к воротам ее споро приколотил, дабы видели все – не на кого больше надеяться Меру, коли власть Харальда они не примут.
Ярость захлестнула Хильд при виде того, как голова брата ворота усадьбы его увенчала. Взвыла она раненым волком, меч у зазевавшегося хирдмана схватила, желая Харальда убить, но запнулась в разодранном подоле и упала к его ногам. Оружие из рук не выпустив.
- Ты.. ты... ты..., - шептали побелевшие губы.
Наступил конунг ей на руку, улыбку не скрывая, да прошептал, чтобы уязвить сильнее еще:
- Быть может и я, да вернее его гадюка мерская, что он на ложе пустил, ужалила.
Раскрылись пальцы, несмотря на усилие удержать рукоять меча, ускользало оружие из рук девичьих.
- Раннвейг? - злой иголкой ткнули слова эти сердце Хильд, но сдержалась она, гордо на пленителей своих взглянув, даже из-под растрепанных волос, что золотым водопадом на лицо ей упали, когда полетела она к ногам конунга. - Не она его голову на ворота вешала. Имей силу честно с поверженными поступать.
- А кто скажет, что бесчестно это - голову хозяина в домину его возвернуть? - Обвел взглядом насмешливым пленников притихших и собственных воинов конунг. Каждый слово поперек сказать боялся, да что там слово - иные и головы поднять не смели. - Уведите ее, она мне наскучила.
Подхватили молодые гриди девушку, увели в усадьбу, да чтобы жизнь ей сладкой не казалась, в холодный погреб бросили.
Стала биться в дверь сестра Арнвинда, пока в кровь руки не разодрала, потом рыдая сползла на пол холодный. "За что? За что, Фрея? Почему не умерла я раньше? Почему не дала нам возможность уйти?" - выла о судьбе своей Хильд Прекрасная.

(в роли агдирцев Тельтиар)

Сообщение отредактировал Sarina - 7-12-2007, 11:03

[Тельтиар >>>]

Награда.
с Сариной

Раннвейг не находила себе место от радости. Все получилось просто прекрасно. Уже со вчерашнего вечера ненавистная Хильд в погребе сидит. Да и как иначе, вздумала дура на конунга мечем замахиваться.
К разговору с победителями женщина готовилась тщательно, оделась, причесалась, да в длинный дом пошла.
Там веселие шло великое, ведь если вечером того дня, когда прибыли агдирцы после битвы - усталыми они слишком оказались даже для пиров, а потому лишь лагерь разбили, да усадьбу заняли, то на утро уже велели все для торжества приготовить, рабов своих новых трудиться рук не покладая заставляя.
Разорения более не велел жителям чинить Харальд, ведь теперь уже это его люди были, а не враги заклятые, но как и водилось у него в обычае, приказал повсюду объявить, что отныне земля все ему принадлежит в Мере и каждый, кто владеет ею, должен большие подати платить конунгу за право такое. Так же своим объявил он и море, и рыбу в нем всю, как потомок Ньорда законный.
Когда же солнце уже высоко было, с известием радостным привели войска Рогволд и Грютинг, что сухопутным путем шли. Всего на день опоздали они ко взятию усадьбы, но зато объявили конунгу, что сумели весь Мер к повиновению привести. Рогволд заслуги большие себе приписал, тем воспользовавшись, что в пути здоровье Грютинга вновь пошатнулось и не мог он сразу по прибытии с Харальдом поговорить. Великой радостью преисполнился конунг от известий ярловых и славной наградой каждого одарил. Более всех, конечно Рогволд получил - сделал его Харальд наместником Южного Мера, впридачу к Северному и Раумсдалю, а брату его, Сигурду, за убийство Аудбьерна, пожаловал титул ярла со всеми почестями прилагающимися. Видимо думала Раннвейг, что в день такой и она милостью конунжией обойдена не будет.
Гутхорм и Рогволд в зале пиршественном подле правителя сидели, третий же могущественный ярл - на сидении особом, дабы здоровью его ущерба не было.
- Здрав будь, конунг норвежский, - с порога протек голос медовый.
Раннвейг смело шагнула в зал, где редко бывала при жизни Арнвинда. Не желал тот, чтобы сестра с наложницей сталкивалась под крышей его, а запретить Хильд в дом входить не мог.
- Кто это? - Спросил у слуги Харальд, на женщину взглянув.
- Раннвейг то, наложница кону.. Арнвинда, - отвечал, сжавшись испуганно раб.
"Вот оно как, - странная улыбка на губах его заиграла, ничего хорошего не предвещавшая. - И сама змея в гости пожаловала".
- Проходи, - дозволил ей юноша, видя, что дружине особого дела до того не было, лишь Гутхорм напрягся, словно чего плохого ожидал.
- Благодарствую, конунг, но негоже мне с воинами за одним столом пить, - подлила патоки Раннвейг. - Я бы хотела о милости просить, но не при всех.
- О милости просить? - Рассмеялся Харальд звонко, мальчишеским смех его со стороны казался, но в то же время с издевкой звучал. - За что же должен тебе я милость являть?
Удивилась женщина, потупила взгляд, зло сверкнувший.
- Думала я, что помнит конунг все, - тихо проговорила она.
- А ты напомни конунгу, - Гутхорм, голос возвысив, сказал. - Если посмеешь.
Притихли пирующие, ответа ожидая - многим интересно было, что это за баба пришла от конунга милости требовать.
- Что ж, - на хитрость вновь пошла Раннвейг, бывшая наложница конунжья. - Видно зря я Арнвинда лишилась.
- Видать так оно и есть, - вновь конунг сказал, хотелось уязвить ему женщину эту за глупость и гордыню. - Единственной твоей опорой был Арнвинд, пока не сгинул.
- Ну на все воля богов, даже на победу и поражение, конунг, - ответила Раннвейг, развернулась и вышла, но задержалась на пороге на миг. - Только вот что.... И рядом с тобой могут оказаться те, кого ты обидел.
- И не говори, - головою покачал Харальд, чуть насмешливо. - Не все же подле конунга верным воинам быть, иногда и предатели неблагодарные оказываются. Но с такими у меня разговор короткий.
Это уже для ушей собравшихся сказано было, дабы никто, на пиру даже не забывал, кому служат они и кто над жизнями их всецело властен.
Подбежал временем тем к конунгу человек один из слуг, да прошептал:
- Девка та, что вчера велел ты в погреб бросить, все бочки с брагой попортила, - расстроенно говорил холоп, боязливо - видать наказания боялся. - Гостям теперь пить нечего будет!
- Хоть лоб расшиби, но пития вдосталь найди, - велел на то конунг, слугу отсылая, но подумав, добавил. - А девку эту... в комнату пустую отведи - чтоб только сено да подстилка там была.
Поклонился слуга, прочь побежал, а Гутхорм, к племяннику обернувшись, молвил:
- Зря ты, племянник, бабу эту отпустил. Сердце у нее змеиное, еще укусит ненароком.
- Дядя, проследи, чтобы ее в ту же клеть бросили, что и сестру Арнвиндову, - немного устало велел юноша. - Любо посмотреть мне будет, как две гадюки в одном мешке уживутся.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 4-12-2007, 23:57

[Sarina >>>]

Возмездие

Ночь в погребе оказалась страшной. Ужасные сны снились Хилд, в темном холодном помещение. К тому же замерзла она, губы побелели, зубы стучали дробь, что капли дождя по щиту. Замерзала Хильд, но смерть брата их головы не шла. Порывалась она раз несколько за ночь милости у захватчиков просить, но одергивала себя гордая сестра конунгов славных.
- Эх, Арнвинд, видать такую судьбу нам норны уготовили, тебе с Аудбьерном в море погибнут, мне в погребе умереть от холода и тоски. Верю я много агдирцев ты, Аудбьерн и Эрик с собой забрали, да на грани пути ваши разошлись вы в Вальгаллу, они в Хель отправились, - устав рыдать и в дверь колотиться, шептала девушка с мертвыми воинами разговаривая. – Прости, Эрик, я думала вся жизнь впереди, поймешь ты меня наконец, да не вышло ничего. В холодных водах сгинули все, без костра погребального. Но за что, Один? За что, Фрея? За что покинули нас в милости своей?
Голос становился все тише, пока совсем не замолк, Хильд уснула, измученная душевными терзаниями. Единственное в чем она не сомневалась, это в судьбе своей, которая виделась ей в бесславной смерти в погребе сем от голода и холода.
Робкие лучики светила скользнули по оконцу, когда Хильд проснулась. Голод сводил желудок, очень хотелось пит, но кроме браги ничего в погребе не было. «Браги?» - изумилась девушка глупости хирдманов Харальда. Взгляд нашарил в полутьме погреба молот, коим крышки из бочек выбивали. Робко сначала бумкнула бочка дна лишаясь, пенная жидкость на пол хлынула. За первой последовала вторая, затем третья, пока весь ряд не лишился столь ценимого викингами напитка. Волосы пропитались влагой, когда хищный взгляд Хильд обратился ко второму ряду, конунжьего пива. Она даже оскалилась как берсерк, ринувшись к ним. И снова потоки браги заливали пол, пропитывая обувь и юбку. Яростным движением сорвала она плащ с плеч и швырнула его на пол.
В погребе нестерпимо воняло пивом, но вот лицо у Хильд было довольное, хоть как-то она насолила агдирцу мерзкому. На смену ярости пришла холодность мысли, на смену горю пустота. Убить Харальда ей не позволят, знала она это, про нее уже забыли кажется. Даже еды не принесли. Но как добраться до Раннвейг ненавистной. Перебирала в голове дева мерийская кары, что на голову предательнице Арнвинда навлечет..
В замке ключ клацнул, дверь отворилась и двое дюжих хирдманов при полном вооружении опасливо двинулись к хрупкой девушке, что с насмешкой на них смотрела. Подхватив ее под руки, и немало удивляясь, что она не сопротивляется вовсе, выволокли на двор. Солнечный свет больно резанул по глазам, заставляя закрыть их, но даже сквозь веки яркий дневной свет мучил отвыкшие за день очи.
Сначала она решило, что ее хотят притащить к ногам Харальда, чтобы еще раз щенок свое самолюбие потешил, но потом решила, что скорее всего, судьба решена ее, со скалы в море Северное лететь ей, что чайке раненной. Тем сильнее было ее удивление, когда за спиной ее дверь захлопнулась и ключ в замке повернулся.
Осторожно девушка веки подняла, новую свою темницу разглядывая. Из мебели тут была лишь скамья, да подстилка соломенная. Зато окно было, что свет пускало и тепло, после погреба.
Хильд как раз рассматривала скамью и думала, как ее использовать для побега можно, как дверь открылась и в комнату Раннвейг втолкнули.
- Ты.., - прошипела Хильд.
- Я, - вздернув подбородок, наложница ответила. – А кого ты увидеть хотела? Харальда?
Последнее слово насмешкой звучало.
- Ты Арнвинда убила, гадюка, - констатировала факт дева мерийская.
- Не убивала я его. Я все время тут была, в Мере. Или ты не помнишь?
- Продала ты его? Что тебе агдирец пообещал? Золото? Власть?
- Он…
- Хороша его благодарность, правда? – рассмеялась Хильд в лицо убийце брата своего. – Нравится? Только не долго тебе наслаждаться его милостью и щедростью.
Девушка наступала на Раннвейг, та пятилась, в испуге на эту валькирию глядя. Но тут ушел страх от наложницы бывшей. Чего это она? Не этой Хильд с ней тягаться.
- Да хотя бы и такая благодарность. Тебя задела и то славно, - язвительно бросила сопернице Раннвейг.
- Дура ты, Раннвейг, дурой и умрешь.
Сверкнул небольшой нож, что люди Харальда не нашли, да и искали ли. Схватилась Раннвейг за горло пытаясь кровь в теле удержать, за жизнь цепляясь. Холодно Хильд на хрипящую женщину смотрела, на пузыри кровавые, на кровь, что на плате ее брызнула, с пивом перемешавшись. Холодно смотрела Хильд в глаза Раннвейг, следя, как жизнь их покидает. Затем уронила нож в лужу багровую и ушла к стене на подстилку из соломы. Села и молча на дверь уставилась.

Сообщение отредактировал Sarina - 4-12-2007, 23:48

[DarkLight >>>]

Англия. Конунги Ивар и Гандальв.
Совместно DL & Easterling.

Увидев, что шум во дворе порожден событием радостным, Гандальв, как вежливый гость, поспешил удалиться. Одину ведомо лишь, что за дела между братьями. Конунг Альвхеймара рассудил, что Ивар сам гонцу путь укажет, когда надумает его с родичами познакомить, а потому поспешил к людям своим. Нет ничего хуже, чем время в ожидании убивать, а с гриднями и перемолвиться словом можно, и удаль в состязанье измерить, и висы послушать. Снорри скальд после того давешнего выступления на пиру не показывался на глаза серому конунгу, так что Гандальв уж стал думать, что наказал его Ивар Рагнарсон за бойкий язык. То альвхеймарца слегка опечалило, ибо за время путешествия корабельного он свыкся с обществом дерзкого отрока. Но конунг в людях своих волен, а молодые воители, и впрямь, порой в жестких мерах нуждаются.
Словом, Гандальв как раз сидел в гриднице меж своих воев, ведя с ними беседу, когда в дверь постучал слуга Ивара. Холоп стал, глядя в пол, и гласом дрожащим пригласил норвежского конунга к хозяину усадьбы пожаловать. Альвхеймарец кивнул, и, разгладив бороду пятерней, пошел вслед за рабом к покоям Ивара Бескостного.
Ошибся Гандальв: знакомство с родичами Ивар решил отложить на потом - один встречал конунга, чтобы поговорить с ним без свидетелей. Хорошо было предложенное братом дело, да вот только - кто знает, как обернется то, что было гладко на словах? А если даже обернется хорошо... мало ли что расскажет гость норвежский!..
- Хорошо ли отдохнул ты, конунг?
- Благодарствую, - степенно ответил Гандальв, бороду пятернею поглаживая. – Отдых был столь же хорош, как и бристолькое гостеприимство. Воистину, ежели бы все конунги земель севера так радетельны были, не было бы у Локи злокозненного шансов начать Рагнарек. Ибо гибель богов с гниения в душах людских начинается. А ты, Ивар сын Рагнара, доволен ли встречей с родными?
"С гниения в душах людских... На первый взгляд - так, но глянешь поближе - человеческая то выдумка, утешение для поверженных: что проще, чем объявить умолчание ложью, а хитрость предательством? С доверчивости необдуманной, с ненужной поспешности начинается гибель богов и людей, а вовсе не с чего иного", - думал Ивар, обмениваясь традиционными приветствиями да выражениями почтения с гостем-конунгом.
- Рад я, что по нраву тебе дом мой пришелся, - ответил датчанин норвежцу. – И правду ты молвишь, что ныне не все старые обычаи соблюдают. Мой человек сказывал, что ведомо тебе про смерть моего родича дальнего от рук кельтских псов?
Гандальв кивнул: подтвердились мысли его о том, что Ивар все в деталях и встрече данов с норвежцами разузнал.
«Видимо, хорошо это конунг воев своих обучил, ежели вести к нему столь споро стекаются».
- Как не знать, конунг. Тем более что муж тот покойный и мне родичем приходился.
Датчанин лишь голову чуть наклонил – и то для сына Рагнара новостью не явилось, помнил Ивар о родстве дальнем, когда разговор это замысливал.
- Знамо ли дело, чтобы трусливые кельты викингов рода такого губили? – спросил он, будто у пустоты, но на гостя при этом посматривая. – Братья мои думают, что надо псов тех обучить послушанию.
- Достойное дело, - улыбнулся Гандальв. – Тем паче, что саксы, как вижу, уж головы перед клинками склонили.

Продолжение слудует…

[Барон Суббота >>>]

(с Тельтиаром и Сариной)
Утро для ярла Хрингарики началось поразительно легко, учитывая, как он отметил победу в кругу воинов, на вчерашнем застолье.
"Может это меня грибы так подействовали?" - с удовольствием и удивлением прислушиваясь к необычным ощущениям отметил Гутхорм. Затем он встал, натянул шерстяную рубаху и вышел из клети.
Харальд в ту пору, надо признать, далеко не утреннюю, как показалось поначалу Гутхорму, уже во дворе был, а точнее за воротами усадьбы, любуясь на голову врага поверженного, что к ним прибита была.
- А, вот и ты дядя, - улыбнулся он. - Красиво смотриться, правда?
- Смердеть будет, - Гутхорм трубно высморкался. - Харальд, что с тобой случилось? Раньше не замечал я за тобой такого!
- Вкус победы сладок, - протянул юноша, отворачиваясь. - Ладно, насмотрюсь еще. Ты же видел воинов - им по нраву это.
Гутхорм кратко, но ёмко сообщил, что думает по этому поводу.
- Харальд, а знаешь, что Хелевы поклонники во тоже сначала так смотрят, а потом знаешь что с трупами делают?
- Тут от трупа одна голова осталась, да и та - дырявая от рождения.
- Ух, Харальд, не буду тебя учить даже, что тут делать, но что-то в этом не правильное есть! Дальше что делать думаешь скажи мне лучше!
Призадумался юноша, о том размышляя - за весельем победным, с вечера он дела державные отложил, да все вернуться к ним не желал, триумфом наслаждаясь. Теперь же заботы на него тяжкой ношей свалились, с землей завоеванной и проблем добавилось.
- Перво-наперво надобно нам дождаться прибытия Хакона, - наконец конунг произнес. - С ним осталась основная наша сила ратная, пока же следует всех знатных людей, что живы в Мере остались на поклон призвать, думаеться мне.
- А как их от измены удерживать будешь? Жестоким себя ты уже показал и страх посадил. Но ты уйдёшь и страх будет таять.
- Я уйду - Рогволд останеться, - Харальд молвил. - Да и за кем им идти теперь, коли все ярлы и весь род их конунгов изничтожен.
- Найдут кого-нибудь, - отмахнулся Гутхорм. - Или вообще мальчишку какого-нибудь выберут, да и скажут, что это четвеюродны племянник чудом от тебя спасшийся
- И с Раннвейг ты тоже поступил не верно, - ярл понимал, что точит конунга, словно ржа, но ничего поделать не мог. - Надо было уж либо на ярле женить, либо под меч!
- Под меч - всегда успеем, а пока пусть помучаеться, - юноша улыбнулся, видимо ожидал этих слов от дяди. - Не хочу змеине этой легкой смерти давать.
- Глупо, пожал плечами Гутхорм. - Ты в войне победи, тогда тешится будешь, а пока не совершай ошибок. Знаешь ли, Хаки-берсерк тоже однажды потешиться решил, щеночка завести. Помнишь к чему это его привело?
- "В войне победи", - передразнил Харальд, вторую часть фразы мимо ушей пропустив. - Я от тебя, дядя уже год это слышу, и заметь - пока что побеждаю. Раз за разом.
- Что ещё раз доказывает, что ты меня иногда слушаешь, - кивнул Гутхорм. - Молодец! А сейчас я тебе скажу вот что: не мешай утехи и дело, иначе либо делу ущерб будет, либо от утех удовольствия полного не получишь.
- Хмурый ты поутру, Гутхорм, ни голова на воротах тебя не радует, ни победа наша, - вздохнул тоскливо молодой правитель. - Еще год не кончиться - Фиорды возьмем и Гандальва в росте укоротим, так почему бы перед этим делом не отдохнуть?

Гутхорм вознёс коротку молитву к Одину, прося даровать ему выержки и терпения.
- Отдыхай, - выдохнул он. - Ты конунг, тебе и решать, когда отдыхать, а когда воевать. Только не повторяй ошибок Хаки. Убил бы он меня сразу - тебя бы и на свете не было, а его сын сейчас пророчество исполнял бы.
- Ту пряжу Норны уже выткали, но коли так не в моготу тебе ждать - пошли! - Почувствовал Харальд, что злиться на дядю начинает, и потому решил разговор оборвать этот. - Сам бабе голову оттяпаешь. Заодно посмотрим, как там две змеи в одном мешке уживаються.
Развернулся от ворот конунг, к дому длинному направился обратно.
- Идём, - кивнул Гутхорм
Споро вернулись в дом конунг и ярл, до клети дошли, что для пленниц велел отрядить Харальд.
- Тихо себя ведут? - Спросил он у хирдмана, на страже стоящего.
- Пока тихо, - тот отвечал голосом сонным. - Ночью кричали сильно, а сейчас притихли. Спят наверное.
- Отворяй, - мотнул головой юноша и воин сдвинул тяжелый засов, дверь открывая. Шагнул внутрь конунг, о что-то мягкое запнувшись и едва не упав, но сумел равновесие удержать. - Это что еще такое?
Взглядом он сначала Хильд отыскал, на соломе сидевшую, а после под ноги себе глянул, да сглотнул судорожно от удивления - в луже крови тело Раннвейг на полу лежало.
- Кто-то тебя опередил, конунг! - едва сдерживаясь от усмешки в усы сказал Гутхорм. - Говорил же, меньше тешится надо, когда дело делаешь!
Хильд невидящий взор на двух вошедших мужчин подняла. Она уже одурела от смешавшихся в комнате запахов крови и пива. Даже не поняла кто перед ней, подумала: еду принесли, чтобы их с Раннвейг покормить.
- Опередили тебя - ты ж ее убить хотел, - бросил дяде в ответ Харальд, а после к девушке обернулся: - Что здесь произошло? И что за вонь вокруг - тело уже гниет, чтоли?
- Она Арнвинда смерти способствовала, она перед Фреей расплатилась, - глухо ответила Хильд, все также сидя на соломе, подбородок на колени положив.
- Вся ясно, - Гутхорм повёл плечами. - И что с тобой делать, а дева?
Хильд равнодушно плечами пожала. Сейчас она умереть хотела за братом и Эриком уйти. И пусть не пустят ее в Валгаллу, ибо дева она, может валькирии в семью свою примут. Но она безумно хотела умереть.
- Дядя, посмотри, чем она эту змею зарезала, - велел Харальд, от запаха мерзкого кривясь - воздух в комнате мертвечиной и брагой пропитался, оттого назад подался конунг, не желая вдыхать его.
Ярл шагнул в комнату, не отрываясь глядя на Хильд. Носком сапога он перевернул тело предательницы, осматривая его.
Горло было распорото буквально от уха до уха, неумелым, но явно яростным ударом.
- Вот ведь мерзость, - протянул Харальд, от дверей глядючи. - Чем это?
- Ножом, кажется, - хмыкнул Гутхорм. - Эй, змейка, нука покажи свой стальной зубик...
Девушка не отреагировала, продолжая смотреть перед собой. Теперь уже не на викингов, а на тело лежащее в луже крови, перед их ногами.
- Змейка, покажи зубик, - Гутхорм помолчал. - А не то башку твоего братика в отхожее место бросим!
Холод морей Северных дохнул на мужчин от Хильд Мерской.
- Там поищи.
- Что делать будешь с ней? - Гутхорм обернулся к Харальду.
- Сдаеться мне - погибели она ищет, - призадумался конунг, правда о том больше, как поскорее место это мерзопакостное покинуть. - Так вот - не видать ей смертушки. Эй, стража!
Хирдман сонный тут же во весь рост вытянулся, да товарищ его прибежал со двора.
- Эту - обыскать, в воде ледяной обмыть и в другую комнату бросить, а здесь пусть слуги приберуться, чтобы и следа падали не осталось!
- Следить за ней, как за, - Гутхорм задумался подбирая сравнение, - Короче. хорошо следить!

Сообщение отредактировал Orrofin - 5-12-2007, 21:15

[Sarina >>>]

Фиорды
Покоритель волн, несмотря на все перепетии и несколько боев, был довольно бодр и лихо сражался с волнами, спеша к Фиордам. Юркий и небольшой Ворон с трудом нес свое искалеченное тело через холодные воды Северных морей.
Вот в лучах закатного солнца, после недели скитаний родные берега показались, радостно загомонили викинги, из последних сил на весл аналегая. Тяжелая была неделя. В шторм драккары попали, пусть несильный, но для их потрепанных судов он ураганом, гневом богов казался. Пятерых за борт Покорителя смыло, двух на Вороне лишились. С трудом стихию побороли и вот...
В золотых лучах, ласково-синим сверкало море. Мирно поднимался дымок из домов фиордских жителей, видно было мальчишек на палках рубящихся.
Еще немного и ткнуться драккары в землю родную носом усталым. Снорри с удивлением понял, что он счастлив вырваться из той бойни, что Харальд устроил. Жаль, что Арнвинду не смог почестей оказать, но он сделал все что мог. А теперь домой, с вестью тяжкой.
В деревне ближайшей, как воинов увидели, велел староста тут же угощение готовить, да людей навстречу послал - жители здешние верны Аудбьерну были, а потому вестей ждали об ушедших на рать родичах.
Первым на берег Снорри спрыгнул, прямо в прибрежные волны. По пояс они его обняли, спружинив прыжок. За ярлом дружина его последовала.
- Здрав буде, старик, - пробасил Снорри. - Дай нам еди, да мы дальше к усадьбе пойдем.
- Путь-то не близкий, - протянул на то бонд, удивленный приветствием грубым - не таких речей он ожидал от воинов возвратившихся. - Вы бы передохнули с дороги.
- Некогда, старик, - ярл головой покачал. - Вести тяжкие, времена темные.
- Ай, случилось что? - Вздрогнул староста, сам он сына отправил в дружину Аудбьернову. - Не томи, ярл - рассказывай!
- Много фиордцев погибло, когда заманил нас вероломный агдирец в ловушку. Аудбьерн последним пал, до конца пытаясь уничтожить агдирцев поболе. Вот и все, что сказать могу. А теперь пора нам старик, беда надвигается.
- Ой, - побледнел бонд, отстранился, едва не упал, да поддержали его. Тяжкая весть, черная - когда погиб конунг и войско его с ним в Валгаллу ушло, да еще хуже то, что враги надвигаються. - Что же будет-то теперь?
- Биться, старик, будем. За каждую пядь земли нашей. А нет, так в Вальгаллу уйдем, но агдирцев много с собой утащим. Аудбьерн уже там. Жал Змея не смог я в Вальгаллу направить. НЕ переживай старик, Тор нам поможет.
- Помог уже, как я вижу, - грустно мужчина произнес, но потом плечи расправил - не к лицу управителю деревни падать духом, когда дела вершить потребно. - Я людей разошлю по фиордам не медля, чтобы к усадьбе все знатные люди приходили, кому честь дорога!
- Добро, старик, - пробасил Снорри. - А мы в усадьбу Аудбьерна поспешим.
"Усадьбу Аудбьерна... усадьба есть - конунга нет", - грустная мысль проскользнула у старосты, да не стал он ее озвучивать. Вскоре распрощались воины с деревенскими, дальше поспешали - путь не близок был, да все пешком - конными бонды гонцов по деревням послали, дабы скорее могли собраться на тинг все, кто за свободу стоять готов был.

(с Тельтиаром.)

[Тельтиар >>>]

Харальд и Хильд.
С Сариной

Ледяной поток ударил в лицо, заставив Хильд задохнуться. Грудную клетку стянуло как тисками. От второго потока она постаралась закрыться руками, чтобы вода не попала в нос и рот. Видно воду из колодца брали, она была ледяной как морская вода зимой.
- Ой, что же вы делаете, - запричитал кто-то из служанок, на нее не обратили внимание.
На стоявшую у стены бани девушку обрушивались все новые и новые потоки жидкого льда. Хирдманам явно нравилось
новое развлечение, продолжалось оно до тех пор пока Хильд на колени не рухнула, сбитая с ног очередным ведром, выплеснутым на нее. Интерес пропал, девушка была чиста, осталось только одежду с нее грязную содрать, но до такой вольности дружинники Харальда еще не дошли, потому окликнув одну из служанок, велели ей одежду принести госпоже бывшей.
Девка быстро побежала в дом ярла погибшего, ведь не сказали ей, что именно принести надо. Принесли
одежды из сукна мягкого дорогого, да плащ мехом лисы подбитый. Тем временем Хильд в баню втолкнули, и дверь за ней закрыли, вручили двум рабыням по ведру и велели уже нагую девушку окатить с головой.
Рабыни в точности исполнили приказание новых хозяев усадьбы, завернули Хильд в простыню и повели в новую тюрьму. Девушке было все равно, она пыталась унять дрожь, которая заставляла зубы отбивать дробь летнего ливня по деревянной крыше.
Подоспевшие хирдманы втолкнули ее в комнату, следом полетела одежда служанкой принесенная. Схватив плащ девушка закуталась в него упала на пол и сжалась в комок, пытаясь согреться. Жуткий лязг зубов доводил до головной боли. Высыхавшая вода еще больше холодила заледеневшую кожу.
Харальд в то время вновь без дела по усадьбе ходил. Приказав Гутхорму и Рогволду собрать всех знатных людей Южного Мера, кому посчастливилось выжить, он ожидал их появления, так же, как ожидал и возвращения Хакона и не знал чем занять себя. В поединке потешном с кем либо из гридней драться конунгу не хотелось, голова же Арнвинда, изрядно подгнившая, никакой радости у него более не вызывала. Велел он тогда позвать умельца, чтобы убрал всю гниль, а после уже череп обратно на частокол водрузил.
Сам же конунг отправился посмотреть, что с пленницей его сталось, и не убила ли она еще кого из-за недосмотра нерадивых хирдманов, хотя те и клялись, что более оружия не могла она нигде припрятать.
- Открой дверь, - бросил он стражнику. Это ж надо - за один день две темницы так испоганить сумела девка, что ее третий раз переводить пришлось. Слуги, что погреб осушать от браги пошли - до сих пор не вернулись, хотя мимо проходящие песни пьяные слышали оттуда доносящиеся.
Хильд даже головы не подняла на звук двери открывшейся. Да ине слышала она его, дико зубы лязгали друг о друга, тело крупной дрожью било. Обняв себя за плечи и закутавшись в плащ, комочком на полу девушка лежала.
- Что, по нраву тебе гостеприимство агдирское? - С усмешкой Харальд спросил. По нраву ему было смотреть, как дева гордая после омовения в себя придти не может, ибо не терпел Харальд, как и отец его всякого неповиновения и гордости излишней в людях.
Хильд промолчала, голову преподняв и на агдирца из-под ресниц посмотрев. Но тут же вновь уронила голову на пол, плотнее в плащ укутываясь и ногу из-под полы высунувшуюся обратно зятягивая.
- Я могу и милость явить, - продолжал юноша. Знал он, что поскольку Хильд была сестрой убитых им конунгов, то права на владение Мером и Фиордами имела, а раз так, то женившись на ней он не только по праву меча, но и на законных основаниях мог землями этими править. - Если ты благоразумие проявишь.
- Ч-что т-теб-бе от м-мен-ня н-над-до? - пролязгала Хиьд, все никак согреться не в силах.
Наклонился Харальд, ладонью по щеке ее проведя, а после за подбородок взяв и движением резким заставил голову развернуть:
- Нежности от тебя хочу и покорности.
Взметнулись вверх ресницы, открывая глаза синие.
-З-зач-чем?
"А она красивая, - отметил конунг. - Хоть и старше меня, но не так, как Асса". Впрочем, при сравнении с его женой, выигрывала любая девушка, хотя - у дочери Хакона имелось одно неоспоримое достоинство - она была покорна.
- Потому что такова моя воля, - произнес он.
Ресницы опустились, глаза погасли.
- Я п-покор-рюсь, ты м-меня уб-бьешь? - тихо спросила Хильд.
- Я могу вернуть тебе все, чего ты лишилась: богатсво, роскошь, слуг, - удивился Харальд. - А ты говоришь о смерти?
Хильд вновь открыла глаза и с тоской посмотрела на Харальда.
- З-зач-чем п-пленниц-це б-богат-тств-ва?
В голове Хильд промелькнула шальная мысль, отчаяная, но только такие приходят в безвыходных ситуациях: "Притворюсь, усыплю бдительность и сбегу".
- Ты можешь и не быть пленницей, если станешь исполнять все, что я прикажу.
Девушка вздохнула, не зная, что и сказать. В душе боролись две стороны ее личности. Одна призывала забиться в угол ударить его, попытаться убить, в другой проснулась хитрость змеиная. Обмануть, притвориться, а потом либо смерть либо чужбина. Ресницы вновь скользнули вниз, глаза закрылись, Хильд губу прикусила, чтобы не лязгать зубами столь сильно.
- Решай, - бросил Харальд. - быть может и череп брата твоего с забора сниму.
Это был подлый удар, удар в спину. Хильд вздрогнула от слов Харальда и кивнула, принимая предложение.
Рассмеялся конунг, видя согласие девушки.
- Не думал я, что так легко гордость твоя надломиться, - произнес он. - Но это и к лучшему. Вечером тебя ко мне в опочивальню приведут.
Хильд не слушала больше, стараясь от стыда поглубже в плащ занырнуть. "Что я наделала...", - металась в голове мысль одна. Но брат дороже был, чем вся гордость ее вместе взятая.

[Барон Суббота >>>]

Гутхорм же тем временем решил заняться поручением Харльда важным.
"Сейчас все ярлы либо закопаются в своих усадьбах, да так, что и не вытащишь или сбегут морем, землёй уж точно не пойдут"
- Рысьи Глаза, - поймал Гутхорм за руку проходящего мимо хирдманна. - Набери воинов, да пройдись по деревням. Где ярлов скрывшихся найдёшь - тащи сюда! Будут упираться или попробуют бежать - башку с плеч, нет сейчас времени цацкаться! Особенно за морем следи, им сейчас только туда дорога, - он помолчал. - Но вообще вежество соблюдай поначалу! Нам тут лишние трудности ни к чему.
Хирдманн схватился за голову:
- Ярл, да как же я так?! Башку с плеч, да ещё и вежливо, такому мы не обучены! Это вас с конунгом привычно!
Гутхорма аж передёрнуло от таких слов:
- Ну...ты это...по ситуации действуй!
Хирдманн просиял и исчез исполнять.
"Ох уж эти молодые воины!" - со смешнанным чувством подумал Гутхорм.

[Sarina >>>]

Фиорды

Снорри уверенно вел свой отряд знакомыми тропами. Возможно, что агдирцы заблудились бы здесь, но не они. Фиорды были для них родными как рука, крепко сжимавшая меч. Раненных пришлось оставить в деревне, потом за ними из главной усадьбы отправят лошадей, чтобы забрать бойцов. Они им еще понадобятся, судя по всему, Харальд настроен очень решительно. Как бы сейчас в бой не полез. Хотя…. Сначала ему проще в Мер пойти, а там и бури подоспеют, волнения на море зимние. Сушей до них не добраться, ну или добраться, но сложно и долго.
Видать судьба Меру Южному отвлекать врага от Фиордов. До последнего отвлекать. Не думал ярл о людях, что в землях Арнвинда жили, ему о своих думать следовало. А вот о юном конунге Фиордов у него душа болела. Тяжкие испытания на долю мальчишки выпали. Братья погибли, что с Сельви неясно. Хотя… Скорее всего и Разрушитель погиб, атакуя драккар Харальда.
Интересно, кто предупредил щенка о флотилии и о планах трех конунгов? Останется это загадкой. Такой же тайной, как и то, почему Арнвинда столь легко завалить могли. Не найдут вопросы сии ответов.
Викинги споро шли под сенью разлапистых елей и сосен. Легко преодолевали водные преграды в виде ручейков лесных, да и прохладный ветер северного лета не пугал и не останавливал их. За день драконы морей покрыли такое расстояние, какое всадник за полдня на хорошем коне сделает. Торопились они. Весть скорбную во Фиорды принести, да оборону наладить. Близилась ночь, и Снорри задумался о том, что на ночлег пора останавливаться. Подозвал он Хальварда да ярла, что на Вороне заправлял.
- До усадьбы недалеко осталось. Ночь наступает, что делать будем? Дальше пойдем или продых людям дадим?
- Дальше пойдем, тут недалеко осталось. Не развалимся, - уверено заявил Хальвард.
- Не дойдут люди, - покачал головой Ларс, ярл с Ворона. – Устали смертельно.
- Может середину найдем? Небольшой отряд отправим в усадьбу, а те кто устал пусть отдохнут? – предложил Снорри.
- Я не против. С отрядом в усадьбу пойду, - вызвался ближний хирдман ярла фиордского.
- Вот и славно. Возьмешь десяток тех, кто посвежее и Слейпниром мчитесь в усадьбу. Мы к полудню подойдем.

[Тельтиар >>>]

Халагаланд

Бард и Свейн вернулись на Торгар к тому дню, когда Харальд уже занял Южный Мер. Сойдя с корабля, юноша удивился, почему никто не пришел его встречать.
- Нас не ждут, - произнес задумчиво старый управитель. - Ублюдки крепко власть взяли.
- Коли добром из рук не выпустят, пальцы поотрубаем, - усмехнулся один из спутников Барда - молодым воинам было обидно, что большая битва идет без них и здесь они хотели хоть немного наверстать упущенное.
- Сначала добром попробуем, - молвил Бард.
- Они отца твоего погубили, - покачал головой Свейн.
- Есть тому доказательства?
- Были бы - ублюдков на первом же суку давно народ бы вздернул! - Старик сплюнул, и воины, подняв знамена пошли к усадьбе.
Домина встретила их неприветливым молчанием. Ни людей, ни животных. Лишь обгоревший, наполовину достроенный остов некогда славной усадьбы.
- Пожар был, - на удивленный взгляд юноши, заметил управитель. - Люди говорили - тоже Харек с Хрериком устроили, а твой отец разбираться поплыл... и живым уже не вернулся.
- Пошли, - приказал Бард, резким движением отворяя ворота. Давно не смазанные створки скрипнули, пропуская людей.
- Эй, кого там волк принес?! - Появился на пороге сонный гридень, глаза протирающий, но заметив волчье знамя, побледнел, обратно в дом бросился.
- Ну сейчас начнется, - усмехнулся Свейн, рукоять меча короткого сжав. Пусть слаб был старик, да все же хотел кровушки попортить братьям хозяина своего погибшего.
И правда, вскоре уже народ из усадьбы повалил - слуги немногочисленные, воины, на ходу кольчуги поправляющие и перевязи с мечами, бабы вопящие, да сами Харек и Хререк, точно два ворона.
- О, племянничек пожаловал! - Старший бросил.
- По какому праву вы мою усадьбу заняли? - Достаточно о делах их от Свейна наслушался Бард, чтобы учтивость проявлять.
- По праву старшинства, - отвечал Хререк. - Отец твой обидел нас, братьев своих, сильно, не хотел доли в наследстве отдавать, вот и пришлось взять самим.
- А теперь сами и отдавайте, - железо звучало в голосе сына Брюнольва.
- С какой стати? - Огрызнулся Харек. - Мы тебя старше в роду! Нам и править Торгаром.
- По воле конунга, которому отец мой присягал, - отвечал на то Бард, а воины, что с ним пришли, за мечи взялись, медленно их из ножен вынимая. То же и сторонники братьев сделали.
- Даже если сейчас победите, Харальд с вас шкуры спустит за неповиновение, - Свейн бросил.
- За конунга прячешься, песий выродок! - Процедил Хререк.
- Я то хоть в законном браке рожден был, а твою мать дед силой взял!
Побагровел Хрерик, но брат ему рука на плечо положил, хмурые лица спутников племянника оглядывая и сказал:
- Твоя взяла, Бард, пусть и не по правде поступаешь, но забирай свои головешки.
- У тебя-то мозгов побольше будет, чем у твоего братца, - усмехнулся управитель.
- А ты старик, за свои слова еще заплатишь, - на то ему Харек бросил. - Уходим, люди, волею Харальда, вновь мы без всего остались! Будь славен такой щедрый конунг!
- Убирайтесь оба, - слова Барда стали последними. Вещи наскоро собрав, покинули Торгар и Харек, и Хререк, и все люди их, не желавшие против Харальда могучего выступать.
В тот же день отправил людей на Аласт Бард, к лендрману Сигурду, дабы тот подтвердил согласие свое на свадьбу, ранее данное и присягнул Харальду. Правитель же Северного Халагаланда, едва только услышал, что посланники конунга Агдира к нему едут, поспешил земли свои покинуть, а с ним еще много народа, кто не желал Харальду подчиниться, остальные же власть сына Хальвдана приняли.
Бард, с делами этими разобравшись, велел вновь в путь свой корабль снаряжать, оставив Свейна главным в имении. Не мог юноша в стороне оставаться от великих свершений, что Харальд готовил, а потому в скорости обратно в Мер пустился.