Сон Рагхильды, Сага о Северных Землях

Многи печали были у девы, многи и труды были в доме Хаки. Скорбь ее по отцу и брату осталась и сжимала душу непреклонной лапой, но все же притупилась и уже не так сильно давила.
Рагхильда снова работала по дому, а Ирвэ следила за ней, подгоняла и пела ей старые, полузабытые песни. Так летело время, уходили мысли, смирение стучалось в душу девы.
И вот однажды, когда выносить ей пришлось объедки свиньям, увидала она у одного из амбаров юношу, тянувшего на себе огромный мешок. Лицо его было сурово, ни звука не издал он, пока нес свою ношу, большую слишком для него.
В юноше этом узнала Рагхильда брата своего, Гутхорма. Вскрикнула она тихо, выронила корыто с объедками, всплеснула руками и бросилась к брату. Тот еще не успел ее заметить - мешок загораживал ему вид. И наконец сбылись бы надежды и мечты дочери Сигурда Оленя, кабы суровый старик не затолкал мальчика в амбар, погоняя его и заставляя работать быстрее, а девушку оттолкнул только.
Зарыдала Рагхильда, и бросилась в дом. Там ее ждала Ирвэ, принесшая указание Хаки. Нужно было идти к швеям, платье готовить да меры снимать. Утерла слезы дева, затаила думу о брате, и пошла за старухой.

Сигрун вспомнила, как училась биться, тренируясь со старшим братом и отцом, которые погибли от рук врага. Сердце вновь облилось кровью, заполонившись ненавистью; в душе вспыхнула злоба.
- Умею, Волк. Не стоит принижать мои силы, если я женщина. Я искусно дерусь и хорошо лажу со многим оружием, - на ее лице проскользнула улыбка, - Если все зависит от Верховного Бога, я буду надеяться на благосклонность Одина.
Воительница глубоко вздохнула. Ее последующий кивок обозначил, что женщина готова идти с Хареком.

Харек Волк проснулся, когда были еще сумерки, и звезды только только поблекли - лишь Утренняя звезда сияла на небосклоне. Харек пинками растолкал Бьярни Вислоусого и Эйнара. Те сразу всокчили на ноги и тут же принялись будить остальных. Задача оказалась не из легких - ночью воины разбрелись по усадьбе, и отнюдь не всех из добровольцев хирдманы помнили в лицо. Некоторых будили по ошибке, и те источали потоки ругани и проклятий на тех кто их так рано разбудил после бурной ночи. Было даже несоклько потасовок, благо с перепою драчуны слабо держались на ногах, отчего были быстро водворены обратно в лежачее положение.
Харек ополоснул лицо в бочке с холодной водой. Завтракали сушеным мясом и хлебом , запивая брусничным чаем. В итоге из усадьбы выехало всего около шести дюжин воинов- ждать пок апроснутся остальные было уже некогда...
Охотники -финны прибыли с первыми лучами расвета. Они с трудом подбирали слова, но из объяснений Харек понял, что идти в поход они боятся - якобы в чаще недавно видели троллей - и они заманили в самую глубь леса пятерых охотников, и тех след простыл. Только один ушел оттуда живым, три дня бродил по лесу, и рассказал об этом хозяевам усадьбы.
- Не пристало детям асов бояться каких-то троллей - насмешливо произнес Харек. Он с гордостью поднял свой над головой меч, на котором были серебром нацарапаны руны. - Этот меч выкован и закален в крови черного кабана, и на него нанесены руны Тора. Волшебство Тора пропитывает его. Он принесет смерть любому тролю, во что бы он не обратился. А еще вот этот молот - он вручил молот воину, прозванному Вальгард Суровый - он никогда не улыбался и по большей части молчал - за что и получил свое прозвище. - Этот молот может сокрушить камни. Он сделан из камня Свартальвов. А эта секира тебе - он протянул секиру Гуннару Ворону - черноволосый гигант с густой иссиня черной бородой. - На ней руны Громоврежца - эта секира, как, говорят сделана в далкой южной стране - и рассекает наши доспехи как нож рассекает сыр. Вот еще один меч - он протянул его Эйнару - меч был черный, как будто покрытый сажей - на нем были нанесены серебром руны, обозначавшие "Ночной Огонь". - Держи этот меч. Он заговорен от свартальвов и ночных мороков. Торлейв Мудрый сказал мне, что им также можно отгонять злых духов и призраков. А тебе, храбрый Рунольв Чертополох я дам Копье Севера - древко сделано из священного ясеня в Уппланде, а этот наконечник, как мне сказали, сковали франки на юге из диковинного черного железа - если опустить копье в воду, то его наконечник повернется укажет прямо на север. Береги его как зеницу ока. С ним мы не потеряем путь. Кто-то видел ту деву, что вчера напросилась к нам в поход?
Бьярни в ответ покачал головой.
-Она наверняка спит где-то в женской половине Большого дома. Туда нам ходу нет. Раз сама не проснулась вовремя - сама виновата. Пусть догоняет, коли охота.
Харек кивнул.
-Да будет так. Вознесем молитву богам, и в путь.
Вознеся молитву богам, викинги тронулись в путь. Был туман, моросил мелкий дождь. Егери-финны то и дело останавливались, изучая тропки и им одним ведомые признаки,чтобы выбрать нужную тропу. Воины роптали из-за частых остановок, но тподелать ничего не могли.
Опавшая листва, намокшая от дождя, противно шелстела и хлюпала. Несоклько раз лошади проваливались в ямы с густой жижей. Харек приказал всем двигаться по тропинке цепочкой по одной лошади в ряд. Сначала все ехали молча, затем кто-тот затянул песню "Дом который я больше никогда не увижу".
- А ну прекратить этот вой! Это бабы сидя у очага поют - по дому который покинули. А нам не пристало петь такое. Спойте лучше песню - "Сокол летит, волк бежит"...
Воины бодро затянули песню, подвывая или поскуливая в конце припева.
Лошади потрусили чуть бытрее - энергия бодрой песни передалась даже им...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 21-04-2006, 19:19

Альхейм в эту ночь вообще не спал... Он даже выпил меньше всех, он как чувствовал, что на утро желательно быть свежим. В итоге, когда утром все просыпались и бегали как будто у них горели пятки, Альхейм спокойно упаковывал последние вещички и выводил своего коня...

И вот они уже в походе, дождь мелко моросит и действует на нервы. Воины затянули бодрую песню что бы не раскиснуть в самом начале и прогнать тяжелые думы.
Альхейм ехал в самом конце колонны и тихо подпевал остальным...

Хаки, проснувшись утром, вдруг почувствовал себя бодрым. Обошёл владения, навестил своих воинов, приказал открыть несколько лучших бочек с вином... И те, кто видел его сперва давались диву: как неожиданно воспрял Берсерк... но, присмотревшись, видели: что живость в глазах - на самом деле лихорадочный блеск, румянец на щеках - жар, снедающий изнутри яростного Хаки, активность - сродни агонии, ещё не захватившей всё тело, но заставляющей всё больше делать бессмысленных движений... И вот, к вечеру того же дня, Хаки, уж было совсем собравшийся положить назавтра свадьбу, свалился с новым приступом жара...

С Хаки Гандальвсоном немало храбрых мужей собралось, был там и Барвайг Красный, и Тормунд Старый, что еще деду конунга служил, а все так же силен остался, и братья Асгейр и Асвер, сыновья Асмунда Ярла, и Вальгард Отважный, и иные хирдаманы числом полсотни.
Хаки-конунжич восседая на черном коне ехал впереди, а по правую и левую руку от него верные Хасли и Скагги.
Путь их пролегал через Альвхеймар, к берегам Согна, где уже ожидали воинов быстроходные струги, готовые расправить белые паруса со знаком Серого Волка - Гандальва Конунга.
Но прежде, памятуя наказ мудрой Вигдис, Хаки заехал в лесную хижину старика Хьярварда, имевшего славу колдуна. Принеся ему богатые дары, и приветствие от жены Гурмира. Хьярвард радушно принял Хаки, пообещав, что попутный ветер наполнит паруса его стругов, и поможет добраться до Хрингарики как можно быстрее.
И вот отчалили драконоподобные корабли, подгоняемые черным колдовством Хьярварда...

А тем временем в усадьбе Хаки-берсерка, вновь случилось пиршество, вернулись воины во главе с братом Хаки - Хьялли, свирепым и несдержанным, более походившием на медведя, нежели на человека. Вернулись с богатой добычей, и потому вино лилось рекой, а воины падали, точно мертвые, прямо за столами.
И юного Гутхорма в тот день привязали не так крепко, как следовало, а молодой конунг хоть и был ослаблен голодом, но сумел развязать крепкие узлы, и бросился за сестрой, надеясь, что его отсутствия не заметят пьяные разбойники.
Повезло Гутхорму, пробравшись к светлице, он поленом оглушил опьяневшего стража, и раскрыл двери, бросаясь к Рагхильде.

Вечером, преодолев от силы миль сорок, люди Харека разбили лагерь на лесной поляне. Это была небольшая ложбина между двумя холмами. На самих холмах опытный Бьярни Вислоус посоветовал разместить караульных. Всем остальным Харек велел нарубить еловых веток и соорудить шалаши. Отсыревшее дерево горело плохо - огонь едва горел, и почти сразу угасал - древесина шипела и исходила паром. Нечего было и думать о том, чтобы просушить одежду и согреться. Воины явно впали в уныние. Однако и тут финские охотники пригодились - они разгребли слой опавшей хвои, и собрав пригорошни сухой хвои, сделали трут для растопки. вскоре три костра запылали, и люди стали подтягиваться к костру чтобы согреться.
Ночь прошла неспокойно. Вдали выли волки. А в лесу то и дело вспыхивали огоньки. Караульные снова зашептались о троллях.
- Даже с троллями можно договориться - сказал Гуннар Ворон. - Не езьте куда не следует и они вас не тронут. Была раньше такая история - он рассказал историю о мальчике и девочке - детях прислуги из дома Рагнара Кожаные штаны, которых тролли накормили и вывели на тропу к дому- дети даже не поняли кто это был - они нисколько не испугались. - Главное молиться богам и чтить их, и носить хорошие амулеты.
Харек кивнул.
-Иные люди куда опаснее троллей. С ними не договоришься иначе как с мечом у горла.

НРПГ: Народ, я Юного Гутхорма отыграю. Тельтиар разрешил.

- Здравствуй, сестра!-горячо прошептал молодой конунг, прижимая Рагхильду к груди. - Но оставь слова и слёзы на лучшее время, поспешим покинуть это место!
С этими словами Гутхорм повлёк Рагхильду за собой. Выходя из клети, он прихватил у оглушённого стражника хороший нож и его куртку, затем связал разбойнику руки его же поясом заткнул в вонючую пасть какую-то тряпку и укрыл тело в келье.

Брат с сестрой пробирались по усадьбе Хаки-берсерка. Юный конунг понимал, что если их заметят, то ему никак не справиться со взрослыми и матёрыми бандитами, пусть даже мертвецки пьяными. Однако боги хранили его. Из главного зала слышались песни и пьяный хохот, много раз Гутхорм слышал тяжёлые шаги разбойников из-за стены, но ни один из них не попался им навстречу, пока они пробирались наружу. Но во дворе Один отвернул от молодого конунга свой единственный глаз - во дворе мочился в снег один из разбойников. Когда Гутхорм с Рангвальдой выходили из усадьбы, он как раз оправился и развернулся, дабы вернуть свой зад на скамью в главном зале и конечно тут же увидел юного конунга. Казалось, боги обратили время в каплю тягучего мёда, которая медленно тянется с края ложки, но всё не падает. Гутхорм видел, как медленно раскрывается пасть разбойника, дабы оповестить о побеге всех, видел как медленно летят редкие снежинки и почти видел, как в глотке врага рождается хриплый крик.
"Помоги мне Эку-Тор!!!!" - истово подумал он и метнул нож. Капля мёда, в который обратилось время всё-таки сорвалась с ложки. Воистинну, бог Грозы направил рук измождённого пленника - нож с поразительной силой вошёл в глотку разбойника оборвав его крик.
Гутхорм понял, что более медлить нельзя. Он схватил сестру за руку и резко побежал в ночь, утягиваяя её за собой. На ходу он вырвал своё единственное оружие из глотки головореза и возблагодарил рыжебородого Хлорриди за помощь. Юному конунгу оставалось надеятся, что благоволение бога останется с ним и дальше, иначе у него нет никаких шансов выжить.

Убегая из усадьбы полной головорезов Хаки, Гутхорм думал лишь об одном. О мести. Из разговоров разбойников и слуг он знал, кто именно убил его отца и сейчас призывал Одина помочь свершиться справедливому отмщению.
"Клянусь Валгаллой! Я отомщу, отомщу за отца! За сестру! И за себя! Хаки заплатит за все беды, которые я пережил из-за него!" Мысли юноши были окутаны ненаистью столь чёрной, что увидь её самый свирепый тролль или йотун, он бежал бы далеко в Удгард и сидел бы там, трясясь от страха.
"Но как я это сделаю? - вдруг молнией сверкнула в голове юноши первая трезвая мысль. - Я слишком ослаб, чтобы победить Хаки в честном бою. Да и с головорезами его мне не потягаться. Что же делать? Тор, как мне отомстить? Боги, дайте мне сил, покажите путь, покажите!!!!" Чёрная тоска сдавила сердце Гутхорма. Он готов был всадить себе в сердце собственный нож, но вовремя одумался.
"Так я за отца не отомщу! Я воин, а не трус! И я не побегу от трудностей в хель! Я сумею отомстить. Пока не знаю как, но сумею! Светлые Асы! Я призываю вас на помощь! Дело моё - справедливое, так не отступитесь от меня в трудную пору!"
И тут, словно в ответ на его слова с небес раздалось громкое карканье. Сын Сигурда-Оленя остановился и задрал голову вверх. Его сестра налетела на него и, проследив направление его взгляда, тоже посмотрела в небо. А там, на самой границе видимости кружили два ворона.
- Неужто это Хугин и Мунин? - вслух сказал Гутхорм. - Значит боги с нами! Ободрись сестра! Вороны Одина укажут нам верный путь!
И тут, словно в подтверждение его слов, птицы перестали кружить и устремились на запад, мерно взмахивая чёрными крылами. Беглецы боле не колебались. Одновременно пошли они вслед за Вестниками Одина, и, вот чудо, силы их стали прибавляться, словно кто-то очень могучий подставил им своё плечо. "Со мной Один! - воссторженно подумал Юный Конунг. - А значит все мои помыслы сбудутся!"

Сообщение отредактировал Orrofin - 23-04-2006, 19:45

Седой Торвальд подошел к Сигрун, возложив ладонь ей на плечо, и произнес тихим, спокойным голосом, в котором чувствовалась мудрость прошедших лет:
- Нелегкое дело ты избрала, дева, идем со мной, к алтарю Одина, священному камню, дабы услышать решения богов.
Воительница, ожидавшая Харека, повернулась к старцу, подарив мягкую, спокойную улыбку.
- Если бы я поступила иначе, Торвальд, я бы предала своих погибших родственников, омрачив память о них. Боги не забрали моей жизни, сделав моей судьбой месть за смерти близких.
Старец одобрительно кивнул, уводя девушку от пиршества, вглубь леса, туда, где голос богов был слышен яснее, нежели возле пьянеющих дружинников. Проходя мимо воинов, Торвальд отвязал одного из ягнят, припасенных на празненство, но еще не заколотых, и повел за собой. Барашек подбежал к нему, лизнув старика в руку, так словно тот принес ему свободу. Но животное жестоко заблуждалось.
Сигрун ускорила уверенный шаг, следуя за старцем, охватывая взглядом представившуюся территорию. Воительница ожидала древнего, интересного по архитектуре сооружения, потому как ни разу не бывала в Храме Одина, за что в эти минуты себя мысленно ругала. Бесжалостно наблюдая за резвящимся барашком, женщина представляла уже будущий поход с воинами конунга Хальфдана и исполения своей мести, проливая ненавистную кровь жертв.
Вопреки ожиданиям Сигрун, она не увидала ни храма, ни даже какого - либо строения, но просто гладкий и плоский камень, с вырезанными на нем древними рунами. Торлейв передал веревку удерживающую барашка девушке, и встал справа от алтаря.
- Возложи агнца на алтарь, дева, и привяжи его, дабы не мог убежать, - холодно потребовал сказитель.
Воительница кивнула и взяла протянутые веревки, приостановив животное. Крепко взяв резвящегося барашка, женщина приложив некоторые усилия, подняла его и погрузила на холодный камень. Заметив на холодной поверности алтаря несколько капель от прошлой жертвы, она закрепила агнца веревками, и кивнула старцу.
- Хорошо, - кивнул Торлейв, наблюдая за ее действиями. Ему пришлось по душе то, что она не испытывала сомнений в эти мгновения. Обнажив каменный жертвенный нож, покрытый зазубринами, старый служитель Одина протянул его воительнице. - Принеси жертву, одним ударом завершив существование агнца, так угодно Одину.
Сугрун еле заметно кивнула, взяв оружия в свою руку, твердо удерживая нож за рукоять. Прокрутив холодный предмет в своих руках, она жестоко наблюдала, как крепко связанное животное извивается на камне. Блеск лезвия отражался в глазах агнца.
Воительница вознесла руку к небу, и не сильно замахнувшись, погрузила нож в горло барашка, наблюдая как светлая шерсть животного становится бордово-красной.
- Как угодно Одину.
Кровь медленно стекала по камню, обагряя колдовские руны, и уходя в сырую землю. Дернувшись в последний раз, ягненок затих, и старый Торлейв жестом приказал девушке вернуть нож и отойти, дабы он мог услышать ответ Одина.
Опустившись на колени Торвальд вспорол брюхо жертве, вытаскивая внутренности, и раскладывая их на камне - читая в узорах и крови волю богов. Сердце, печень, кишки - недавно они предсказали победу конунгу над сынами Гандальва, теперь же ответ был иным.
Мрачно было лицо Торлейва, когда он встал с колен, и обернулся к девушке.
Сигрун, которая в ожидании стояла в стороне, проследила встревоженный блеск в глазах старца и подняла брови. Выражение его лица не несло ничего хорошего для нее, однако воительница не теряла надежды.
- Что говорят боги, Торлейв? Что сказал тебе Один?
- Справедливо твое отмщение, дева, - изрек старец. и голос его был грозен, так словно сам Один говорил устами мудрого Торлейва. - Но и тяжело оно, не по силам простому человеку дело сие, могучи твои враги. Великую славу обретешь ты, победив их, или голову сложишь. Но идти тебе с воинами Хальфдана Конунга, и в этом походе встретить свою судьбу. Таково решение Одина. Такова его воля.
Воительница засветилась новостью и улыбнулась старцу. Ее путь был предначертан, и судьба пока была благосклонна к женщине.
Сигрун умерила взволнованное, частое дыхание и осмотрела кровавый камень, где покоилась туша жертвы.
- Вернемся к воинам Хальфдана? – спросила она, повернувшись к старцу.
- Я вернусь, - произнес Торвальд, подходя к ней. - А ты останешься здесь.
Его окровавленные ладони легли ей на лицо, оставляя на румяных щеках багряный узор, похожий на руны, высеченные в камне.
- Один благословляет тебя, дева. Теперь же ты проведешь ночь у жертвенного алтаря, и наутро присоединишься к воинам Ярла Харека.
Сигрун ответила Старцу согласием, оставшись переночевать в лесу, у холодного, окровавленного алтаря. Сомкнув глаза, она погрузилась в сон, принесший собой видение.
Стремительно плыли по темной, мутной воде струги подгоняемые ветром, так, словно боги надували высокие, плотные паруса своим могучим дыханием. Во главе этих трех стругов шел главный корабль – драккар, на продолговатом носу которого стояло странное существо. Серого, как пепел, волка-человека выдавали глаза – горящие ярким, зеленоватым огнем. Окутанные туманом, подле существа, стояли еще несколько человек.
Воительница встревоженно перевернулась в сне и крепче прикрыла глаза, тихо простонав.
Женщина сразу узнала в видении людей, стоящих подле волка-человека. Убийцы ее братьев. Злобный оскал улыбки присутствовал на их лицах, глаза выражали только черноту и желание власти.
Сигрун резко вскочила с холодной земли, часто дыша. Видение отпечаталось в ее памяти; былая боль о потере близких дала о себе знать. Медленно поднявшись, она прищурилась от ярких лучей солнца и повернулась к окровавленному алтарю. Старца еще не было, воительница решила подождать.
Торлейв появился вскоре, в лучах восходящего солнца, шел он медленно, опираясь на посох.
- Дева, пришел час тебе отправляться. Воины Харека Ярла уже отправились в путь, но ты нагонишь их к вечеру, седлай коня! Один да пребудет с тобой.
Он не спрашивал ее ни о видениях, ни о снах, ни о том, хорошо ли ей спалось - лишь направил туда, куда по его мнению должен был вести ее Один.
Женщина послушалась советов старца, и в скором времени уже стремительно скакала на коне, в сторону, куда указал Торлейв, подгоняя животное. К ночи, как и предсказывал мудрый Торвальд - она нашла лагерь Харека Волка...

- Эй слуги! Тащите сюда мальчишку, будем кидать ему кости, точно псу! - Закричал могучий Хьялли, разгоряченный вином, но далеко еще не пьяный - такого воина не могла свалить с ног и бочка хмельного напитка.
Слуги, уже изрядно пьяные, пошли исполнять приказ господина, но вернувшись, словно весь хмель из них выветрился.
- Мальчишка сбежал, - произнес раб, страшась гнева берсерка.
- А где была стража?! - Хьялли нанес удар, какому позавидовал бы и турс, раздробив челюсть слуге, и отбросив его тело прочь. - Собери людей, мой верный Фервальд! Мы найдем его, покуда мой брат и не узнал об этом! И собак, собак спусти с цепи!
Фервальд не слышал его, мертвецки пьяный, он валялся вдоль скамьи, вне поля зрения Хьялли. Медведеподобный воин могучей дланью откинул стол, сбрасывая валявшихся на нем разбойников, и, в сопровождении способных стоять на ногах слуг, направился к псарне, где собаки уже выли и рычали, в ожидании объедков.
- Эй, гордые псы войны, узрите луну в небе! - Распахивая дверь, прорычал берсерк. - Псаря ко мне! Псаря!
На счастье беглецов, псарь тоже не мало выпил и потому, без его приказов, собаки вырвались, бросаясь не во след Гутхорму И Рагхильде, но к пиршественному столу, вырывая куски баранины и оленины, проглатывая хлеб и лакая брагу из кубков и чарок.
Лишь один пес, огромный волкодав - Клык Фенрира, которого еще щенком Братья - берсерки добыли в набеге на усадьбу конунга Гендальва и почитали как один из лучших своих трофеев, ибо подобные псы были редки в Норвегии, гордо прошествовал мимо объедков, и с громким рыком бросился к воротам, увлекая за собой Берсерка Хьялли, изрыгающего проклятия, и шестерых относительно трезвых разбойников.
Немного времени было в запасе у юного Гутхорма и его сестры...

Внезапно ночную тишину разорвал пронзительный крик караульного.
-Женщина! с мечом! В броне! Это валькирия! Она пришла забрать наши жизни!
Харек, уже было задремавший у костра, тут же всокчил за ноги. Воины в ужасе разбегались -а к костру действительно шла женщина в полном боевом облачении -а ее лицо пылало от гнева. Харек вытащил меч из ножен и выскочил навстречу незваной гостье.
- Ко ты, и чего ты тут ищешь? Валькирия ты или тролль, а меч выкованный из стали Тора отправит тебя в Хель. - он приставил острие меча к горлу девушки. - Ну, и чего вы испугались? Какие же вы после этого воины, что испугались, увидев женщину, пусть и вооруженную? А если с воинами Гандальва встретимся, то свовсем в штаны наложите?
Он внимательно всмотрелся в лицо девушки и отпрянул.
- Ты? Опять ты.. Это судьба. Видно так решили норны.Добро пожаловать к костру - к сожалению из еды уже ничего нет - все сожрали - могу только предложить воды или пенного меда из мехов да горсть сухарей...

Гутхорм и Рагхильда следовали за воронами. Вещие птицы привели их в лес и теперь были едва заметны, среди крон деревьев. Но Гутхорм и Рагхильда неотступно следовали за ними. Они прошли уже несколько миль, когда ветер, донёс до них отголосок злобного собачьего лая.
"Это погоня!"- похолодел Гутхорм. Ужас ледяными пальцами сдавил было его сердце, однако, юный конунг крепко вцепился в рукоять своего ножа и поклялся живым не сдаваться.
- Сестра, нам надо торопиться! - сказал он и вновь потянул Рагхильду в лес. Теперь потомки Сигурда-Оленя двигались по лесу бегом, надеясь оторваться от преследователей. Но силы были не равны.Двое уставших и голодных беглецов никак не могли оторваться от здоровенного берсерка, его головорезов и свирепого пса. Наооборот, злобный лай всё приближался.
"Один помоги мне!" - взмолился Гутхорм и мольба его была услышана. Юный конунг резко остановился, точно налетев на стену, когда прямо перед ним, словно из-под земли, выскочили два волка. Размеры этих зверей были поистинне чудовищны. В холке любой из них был ничуть не ниже Гутхорма, а вздумай один из них положить ему на плечи свои огромные, мускулистые лапы с очень внушительными когтями - свалил бы на землю, даже особо не напирая. Пасти же их были столь мощны и усеяны такими зубами, что любой из них вполне мог перекусить юношу пополам. И вот сейчас два гиганта, достойные занять места предводителей в свите Фенрира, стояли на пути у Гутхорма и не мигая смотрели на него. Юный конунг медленно и без резких движений выставил вперёд нож. Его отец был отличным охотником и немало охотничьих предумодростей успел передать своему сыну. И одна из них гласила: "Сила волка - в прыжке. Тогда и лови его на копьё, альбо на рогатину." Сейчас, правда ни копья, ни рогатины у Гутхорма не было и всё же он решил не сдаваться без боя. Ведь ходят же охотники с ножом на медведя! Значит и у него может получится.
Однако волки не отаковали. Вместо этого один из них, с широкойсеребристой полосой через всю спину, оскалился, словно улыбнулся. Озарение снизошло на Гутхорма.
- Гери? Фреки? - спросил он тех, кто по его догадке сидели у трона Отца Дружин.
Не известно, чего он ждал, однако, волки не ответили ему. Вместо этого они одновременно прыгнули. Юный конунг крепко вцепился в свой нож, пытаясь поймать остриём шею или сердце одного из чудовищ. Но волки целили вовсе не в них с Рагхильдой. Вместо этого они лишь перепрыгнули потомков Сигурда-Оленя, вкушавшего пенный мёд в Вальгалле, и устремились навстречу всё приближающейся погоне. Удивлённый Гутхорм не заметил, как сбоков к двум волкам присоединяются их куда более мелкие собратья,словно свита, почтительно шествующая вслед за своими могучими королями.
Вдруг громкое карканье раздалось за спиной юного конунга. Он обернулся и увидел, как на кусте сидят вороны, привёдшие их сюда. Как только Гутхорм обратил на них своё внимание, вороны тут же снялись и полетели, но не запад, как раньше а севернее.
- Поспешим, сестра! - произнёс Гутхорм и устремился вслед за воронами. Он не знал, куда они вели их, он не думал о том, что эти вороны могут оказаться всего лишь птицами, а всё произошедшее с ними лишь чередой совпадений, он вообще ни о чём не думал. Юный конунг лишь верил в мощь Одина, который покровительствует всем справедливым. Правда была на его стороне и боги были с ним. Осознания этого Гутхорму вполне хватало, чтобы слепо следовать за воронами, куда бы те его не привели. Такова воля Отца Дружин.

Сообщение отредактировал Orrofin - 24-04-2006, 6:22

От быстрого бега сдавило девушке грудь, с трудом она уже бежала, и казалось, сил больше нет в ее хрупком юном теле. Но все же страх ярости Хаки и его погони гнали ее, не щадя, вслед за братом. Дыхание ее стало тяжелым, она стала чаще спотыкаться, но не останавливалась, а падая, поднималась.
Сзади лишь послышался приглушенныйвой волка, и все стихло, только ветки хрустели под ногами, да хлюпала земля.
- Куда.. Куда мы бежим? - наконец спросила Рагхильда, в очередной раз падая, в очередной раз поднимаясь. Она уже ничего не видела, лишь рука брата в ее ладони придавала ей сил. - Нам.. нужно.. узнать, куда идти. Мы потеряемя... Это лучше... плена..но.. Куда?
Мысли, как и язык, путались, словно волосы летящей валькирии, и казалось, что спасения больше нет, и чудо больше не случиться. Но не для отчаяняя и страха рождены были дети Сигурда Оленя, и потому продолжали они свой путь, несясь от приследователей за знаками богов.

Волчьи Струги

- Что брат, а хороши в этой Хрингарики девы? - Спросил Хасли, усаживаясь на бочонок, и выстругивая из палки острый кол.
- Да уж верно красавицы, если сам конунг нас за невестой его сыну послал, - усмехнулся Скагги, облокачиваясь о борт, и поигрывая острым кинжалом. - Может и тебе невесту сыщем - то-то отец рад будет!
- Хочу я брат деву с кожей, словно первый снег, покрывающий родные дубы в Альвхеймаре, чтобы стан ее был тонок, а голос звонкий, как...
- Уж не о самой ли Рагхильде ты говоришь, Хасли? Не забыл ли, что мы поклялись Гурмиру отцу нашему, и Вигдис, матери нашей, что она станет женой Хаки Гандальвсона.
- Нет не забыл я этой клятвы, брат, но сам же ты говорил - в Хрингарики много красивых дев, и разве не мы лучшие мужи Альвхеймара, чтобы получить все, чего желаем?

Три струга плыли по водам Согна, и паруса их наполнял колдовской ветер, что обещал старый колдун Хьярвард, поэтому Хаки и надеялся первым попасть в Хрингарики и просить у Сигурда руки его дочери, а коли тот откажеться - так предать дом его и его самого лютой участи, а деву взять силой, как повелел отец.
Первый струг вел сам конунжич, второй же с расписными алыми боками - Тормунд Старый, а третий, который венчал череп турса - Вальгард Отважный, молодой Ярл Гандальва.

Дремучий лес

- Слышишь вой, могучий Хьялли? Оборотни и тролли то по наши души вышли! - Дрожащим голосом произнес раб, крепче сжимая рукоять ратного топора.
Но медведеподобный воин, что шел, опираясь на копье лишь рассмеялся, ободряюще хлопнув по плечу тралла.
- Что, не видишь ты, робкий Лаги, что этот вой, вой нашего триумфа! Мы волки средь людей - сильные и отважные вои! Так чего нам волков страшиться?! Они нам что братья!
- Но смотри широкоплечий, Клык Фенрира уши прижал, не слышно его победоносного рыка, что вселял страх в сердца людей, дрожит могучий волкодав, - прошептал другой воин, проверяя хорошо ли ходит меч в кожанных ножнах.
- То верно от холода, а что притих Клык, так это он добычу высматривает! Эй, храбрые мужи, неужто заячьи сердца в груди вашей бьются? Неужто вы, крушившие знатным ярлам черепа теперь испугались?
- Не страшусь я ни людей, ни зверей лютых, турсоподобный, - произнес седоусый разбойник, вооруженный молотом. - Но против троллей наше оружие бесполезно, против духов лесных и колдунов не заговорено!
- Оборотни! В темноте леса я вижу их глаза! Сверкают точно огни Мунспеля!
- Замолчи, трус! Оборотни и Тролли лишь на слабых духом нападают! Веди нас, Клык!..
Вой и разъяренный рык раздался совсем рядом - из чащи, встречь разбойникам выходили огромные волки, способные челюстями своими перекусить шею доброму коню - волки, каких даже Хьялли не видывал в своей жизни, и подле них, бледными телами еще серые хищники...
- На копье их! Факел мне, факел! - Зарычал берсерк, хватая догорающий факел, что прихватили они в усадьбе Хаки. Волки, скаля зубы и рыча обходили небольшой отряд, окружая разбойников. Волкодав, притихший, и кажущийся щенком на фоне вожаков стаи, отступал в круг, слегка оскалив клыки, и предупреждая, что без боя не отдаст свою жизнь и самому Фенриру.
Первым атаковал гигант-волк, могучим прыжком преодолев все тридцать шагов, клацнули огромные зубы, но берсерк Хьялли выступил вперед, упирая длинное копье в землю, острием в сердце волку. Могучие лапы когтями вонзились в медвежью шубу берсерка, разрывая ее в клочья, и тут же Хьялли утопил горящий факел в морде чудовища, с силой отбрасывая зверя назад, вращая копье, в ране, покуда древко не преломилось под тяжестью насевшей на него туши.
Другой волк прыгнул в тот же миг, что и его брат, но Клык бросился ему наперерез, сбивая в прыжке, и два могучих зверя, вырывая клочья шерсти покатились по снегу, орошая его кровью.
Разбойники вставши кругом отбивались от бросившихся на них зверей, цеплявшихся в ноги, висших на руках, а затем, завалив, впиваясь острыми клыками в горло. Первым погиб тот раб с топором, утопив лезвие в черепе одного из зверей, отпихнув ногой другого, разбив череп рукоятью, но когти волка расцарапали ему лицо.
Другой раб бросился бежать в лес, и волки повалили его, разрывая на части. Мечи и копья разбойников вонзались в серые тела, рубя и кромсая.
Хьялли, могучий Хьялли подошел к поверженному им волку, и с силой вогнал ему в горло обломок копья - точно острый кол, обрывая жизнь гиганта, утопающего в красном снегу. Обернувшись берсерк с силой метнул этот же обломок в другого зверя, перебивая ему позвоночник. Третий волк прыгнул на Хьялли, но разбойник еще в прыжке обхватил звериную шею могучими дланями, сворачивая ее, и отбрасывая уже безжизненное, но еще трепыхающееся тело.
- Тор! Наполни тело мое силой поверженных тобой турсов-великанов!
Звериный утробный рык вырвалс из горла могучего воина, когда тот обнажил острый меч, и бросаясь к из последних сил сражавшемуся волкодаву, и погрузил лезвие в спину гигантскому волку, заставляя того развернуть зубастую пасть и вогнал в нее меч, доставая до самого мозга зверя.
***
Когда эта битва завершилась, окровавленный Хьялли смотрел на тела павших соратников - одного из которых он добил сам. Теперь с ним осталось лишь двое, и израненный волкодав, с трудом ковыляющий на трех лапах, поджав под себя четвертую. Берсерк сам перевязал любимому псу раны.
- Давай, Клык! Возьми след этого щенка! - Бросил он, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. - Я вырву отродью Сигурда каждый палец, и переломаю каждую кость!
- Хьяли, а где волки? - испуганный голос слуги заставил его обернуться - тел грозных гигантов на земле не было.
- Оборотни...

Сообщение отредактировал Тельтиар - 24-04-2006, 13:40

Рассвет настиг Гутхорма в полном изнеможении. Обессиленному долгим голодом и бегом юноше приходилось ещё и почти нести Рагхильду, что-то шептавшую сухими губами. А вороны Одина всё летели, мерно взмахивая угольными крыльями. Силы покидали юного конунга. Казалось, что он несёт на плечах громадного тролля и с каждым новым шагом этот тролль набирает вес. Губа Гутхорма была закушена до крови, и две красные полоски стекали по подбородку, однако юный конунг не замечал этого. Взор его застилала багровая дымка, в которй терялись очертания деревьев и кустов. Лишь два ворона оставались всё такими же чёткими. И тут, словно турс высовывается из пещеры и хватает свою добычу, корень какого-то дерева схватил Гутхорма за ногу и повалил на землю. Гутхорм упал очень неудачно - ударился головой об камень, выступавший из-под земли и мир погас перед его глазами. Рагхильде повезло больше - тело брата послужило ей мягкой подушкой.
Гутхорм летел в абсолютной черноте. Вокруг не было ничего, кроме этой черноты и лишь тело юного конунга слабо светилось. Вдруг, прямо перед ним возникло громадное лицо. Это было лицо древнего одноглазого старца, однако ни у кого не повернулся бы назвать его дряхлым. Наооборот, черты морщинистого лица были воплощением силы. Спокойной и мудрой силой, которая может в любой момент смениться безудержной и всесокрушающей яростью.
- Слушай меня, Гутхорм, конунг Хрингарики! Я, Один говорю с тобой и даю тебе последний шанс. Знай, месть твоя справедлива, однако тебе не справиться с Хаки и его воинами в одиночку. Ищи Харека Волка! Он направляется в Хрингарику, дабы просить руки твоей сестры для своего конунга. Но он не знает пока о гибели твоего отца Сигурда Оленя. Иди за моими посланцами и они выведут тебя к нему. Проси у него помощи и ты получишь могучего союзника. Но знай, Харек поможет тебе, но не сделает за тебя всё. Отомстить Хаки ты должен лично! А Рагхильду, сестру свою береги и защищай до последней капли крови. Знай, что она родит того, кому будет принадлежать вся Норвегия, но сейчас она в огромной опасности. Сбереги её, помоги осуществиться судьбе и ты станешь величайшим конунгом, который навсегда впишет своё имя, как славнейший правитель Хрингарики! А теперь, вернись в Митгард!
Сказав это, лицо Одина растаяло и Гутхорм открыл глаза. Напротив него на кусте сидели вороны, котрые должны были привести его к Хареку Волку.
"В путь, как повеел мне Один!" - подумал юный конунг и встал на ноги.
Усталость отступила, он поднял сестру и отправился в путь.

Воительница оглядела меч в руках Харека, лезвие которого недавно угрожающе было приставлено к ее горлу, и глубоко вздохнула.
- Я здесь по воле Одина, Волк, - Сигрун слабо улыбнулась и присела у костра рядом с другими воинами. Согласившись на предложение Харека, женщина предпочла воду и взяла тонкой, типично женской кистью с длинными пальцами, однако крепкой и сильной, горсть сухарей. Прикрыв глаза, она отдыхала в тепле после быстрой скачки на коне.

Агдир

Солнце догорая опускалось за лесную черту и конунг Агдира, Хальфдан Гудредсон прогуливался по двору своей усадьбы, ожидая добрых вестей от Харека Волка. Конечно путь до Хрингарики труден и долог, но Хальфдан отправил с ярлом лучших мужей Вильгунмерка и Агдира, а потому надеялся на скорое их возвращение. И на то, что Сигурд Олень даст согласие на свадьбу, потому как отказ гордый конунг принял бы за оскорбление.
Оплетенный этими думами, могучий Хальфдан опустился на крыльцо, усаживаясь рядом с Торвальдом, задумчиво покуривающим трубку.
- Что славный конунг, не спится тебе в этот час?
- Нет, дед, не до сна мне, - согласился Хальфдан. - Крепка держава моя, сильны и отважны воины, верны ярлы, но нет мне покоя, покуда не будет у меня наследника - ведь погибну я, и не только род мой пресечется, но и все, к чему стремился я прахом станет.
- Ты силен и молод, конунг, - отвечал Торвальд, и действительно по сравнению со служителем Одина, тридцатилетний властитель Агдира казался еще юнцом. - Хорошей женой станет тебе дочь Сигурда Оленя, и крепких сыновей подарит тебе.
- Так Один говорит?
- Так я говорю, конунг, - старец улыбнулся, что было почти незаметно за его густыми усами и роскошной бородой. - Но грозные знаки в небе и огне, не все мужи вернуться из похода, не все выживут, но иные покроют себя славой. Я того не говорил этой девушке, воительнице, что ее судьба тесно с судьбой невесты твоей переплетена, Хальфдан, но как - того мне Отец Дружин не открыл.
- Время покажет, мудрый Торвальд, пока же рать собирать надлежит, ибо чует сердце мое и не надобно для того знаков небесных - захочет Гандальв конунг отомстить за смерть сыновей. Одину и тору жертв принести надлежит - лучших быков...

Дремучий лес

- Чуешь след, мой Клык? Чуешь олененка?
Хьялли-берсерк неустанно шел следом за хромым псом, указывавшим путь, через снежные сугробы, а следом за ним двое слуг, уже выбившихся из сил, но не смевших отстать от предводителя.
- Я переломаю этому мальчишке хребет двумя пальцами, - сквозь зубы процедил разбойник, когда вновь оскользнулся на льду и упал, расшибив нос.
- Но ведь он нужен живым твоему брату, Хьялли! - бросил слуга.
- Брату хватит и девки! Скоро мы нагоним его!

"Когда же кончится этот лес? - думал Гутхорм - И где этот Харек, Йормунганд его сожри?! Второй день уже по лесам без отдыха бежим, а толку? ГДе ты Харек Волк?!!!"
Тем временем, лес расступился и взорам юного конунга и его сестры предстала довольно большая поляна, а на ней довольно большой отряд воинов разбивал лагерь.
"Интересно, кто это?" - подумал Гутхорм и посмотрел на небо, пытаясь найти подсказку в поведении посланцев Одина. Но тщетно, вороны исчезли, словно и не существовали.
"Значит ли это, что мы нашли отряд Харека?"
- Я в замешательстве, сестра, - произнёс юноша шёпотом, обращаясь к очнувшейся Рагхильде. - Ты лучше меня понимаешь знаки богов, так скажи же, что нам делать? Выйти ли к ним? Или лучше обойти?"

Хаки в усадьбе пристёгивал дрожащей от жара рукой к поясу меч, и крича на одного из траллов: "Как посмели?! Как могли! Бросьте за ними ещё пол-дюжины воинов! И дайте одному коня - пускай нагонит моего безголового братца и скажет, чтобы не трогал ни парня, ни моей невесты! Обоих ко мне!" - Берсерк сел от изнеможения на кровать... "Везде трусы и идиоты! Одна мне будет отрада - красавица-жена на старости лет..."

Случилось так, что посланный Хаки - берсерком гонец нагнал могучего Хьялли, и передал ему повеление брата. Ярость охватила берсерка, с корнем вырвавшего молодое древо, и преломил его пополам. Приказ пришелся бересерку не по нраву, однако перечить старшему в роду он не стал, и лишь проскрежетал что-то о пьяном бреду и недуге, снедающем брата.


А в лагере, что увидел Гутхорм, шло веселье, воины поедали сытных оленей, пили тягучий мед, и плясали вокруг костров, поигрывая клинками. Свет огней манил к себе, запах еды притягивал изголодавшихся пленников.
Но чей это был лагерь? Врагов или друзей?