Имя: Риз О'Коннел

Национальность: ирландец

Возраст: 53

Внешность: маленький, сутулый, лопоухий, да еще и с нервным тиком - при нервном возбуждении у него сильно дергалась левая щека. Ростом господин О'Коннел, прямо скажем, не вышел. Он едва-едва дотягивал до пяти с половиной футов, а поскольку еще и сутулился, то казался совсем низким. Телосложение - "худой, но жилистый". Глаза водянисто-голубые, волосы рыжеватые, с сильной проседью, кожа обветренная, красная; лицо треугольное, нос длинный и острый, глаза глубоко посажены, расположены близко к переносице, губы тонкие, всегда плотно сжаты. Левую половину лица от середины лба почти до самого подбородка пересекает белый шрам. Бреется гладко, носит баки.
Внешний вид О'Коннела всегда был подчеркнуто аккуратен - волосы тщательно зечесаны назад и забраны в хвост (в особо торжественных случаях из сундука извлекался тщательно напудренный парик), рубашки у него всегда были свежие, кафтан старательно вычищен, сапоги блестели, а о том, что его личное оружие (шпага) всегда содержалось в образцовом порядке и упоминать не стоит.
На голове неизменные бандана (или как тогда назывались платки с длинными концами, которыми моряки подвязывали головы?) и шляпа.

Биография: Риз был старшим из четырех сыновей скромного ирландского мельника Дональда О'Коннела. Естесственно, старый Дональд возлагал на Риза большие надежды - предполягалось, что дело перейдет к старшему из сыновей О'Коннелов после смерти отца. К его глубочайшему разочарованию, мальчик не проявил к семейному делу никакого интереса, то есть совсем. При малейшей возможности Риз отлынивал от работы на мельнице и сбегал на речку - запускать с другими мальчишками кораблики. Из-за этого у него происходили бурные ссоры с отцом, которые доходили чуть ли не до драк.
Как-то между ним (Ризу тогда шел пятнадцатый год) и Доналдом произошел грандиознейший скандал. Тем же вечером Риз сбежал из дома и больше никогда туда не вернулся. Он поступил юнгой на шхуну "Святой Патрик" и вся дальнейшая его жизнь была связана с этим кораблем.
Шли годы, он вырос до помощника капитана, а потом, после его смерти принял пост и последние двадцать лет безраздельно верховодил на "Святом Патрике".

Грей, а не нужен ли вам гражданин купец, прибывший в Ладогу в торговым делам (а заодно, как водится, ищущий аленькие цветочки для своих любимых дочерей)?
Историю Руси 10 века обязуюсь повторить и стараться соответствовать. На все исправления, комментарии и критику реагирую адекватно.
Ну как?

Серафима Ивановна кипела. Она просто-таки бурлила от негодования. Столько мужиков. И все как один претендуют на бедную девочку. Она видела это по их масляным рожам. Ей срочно нужен был план военной компании. Она не допустит, чтобы ребенку сломали жизнь!

К сожалению рассчитывать приходилось только на себя. Милая блондиночка была слишком юна и неопытна для этого. Она еще считала, что мужчины - это венец творения. Бедняжка! Сколько разочарований ждет ее в этой жизни... А может, попробовать раскрыть ей глаза на правду жизни?
Да, обязательно. И разработать План.
Серафима Ивановна включила мыслительный процесс и полностью в него погрузилась.

Бэт наблюдала за тем, что происходило перед домом Лиар со своей обычной тихой полуулыбкой. По ее лицу нельзя было сказать ироничная ли это улыбка или добрая. Порой казалась и так, а порой и этак - не поймешь...
Бэт неслышной тенью проследовала за гостями в дом Лиар, но не стала подниматься наверх, а осталась внизу, возле прихожей. Она опустилась на стул, прилежно сложила руки на коленях и склонила голову. Бэт была заинтригована этими двумя. Они были необычны. Бэт приготовилась ждать и наблюдать.

Иван сосредоточенно посмотрел на шкатулку, переглянулся с Ваней и почесал в затылке.
-Ээээ,- выразил свое мнение Иван.
-Аааа,- подтвердил иванов слуга.
Ваня осторожно, не подходя близко к шкатулке, одним пальцем приоткрыл крышку и заглянул внутрь. Внутри, как и ожидалось, стояли склянки, в которых мутно поблескивали какие-то жидкости.
"Парфюм" - подумал Иван,-"в каких банках-то чудных. Вот иноземцы... ничего в простоте не делают".
"Самогон" - подумал Ваня,-"сразу в чарки разлили. Вот иноземцы... ничего в простоте не делают".
-Гляньте, вашество, чегой-то тут на крышке накорябано,- вдруг вскинулся Ваня, тыкая пальцем в надпись,- это ж какой ирод вещь-то испортил?
Иван густо покраснел и незаметно, с замахом и хорошим ускорением врезал Ване ногой под коленку. Ваня взвыл и заскакал по пещере на одной ноге.
-Ну что ж ты Ванюшка, меня перед обчественностью-то позоришь, а?- натужно улыбаясь и говоря одним уголком губ, поинтересовался Царевич,- это ж и есть та надпись, которой нам Васенька мозги... о которой Васенька упоминала.
-Ух-ухааа,- осознал Ваня. Он притулился в уголке, и тихо скуля, баюкал подбитую ногу.
-Она, хозяюшка,- поклонился Иван Шу,- она, родимая наша шкатулочка...
Иван протянул загребущие руки к вожделенному подарку.

-Вашество, а вашество, а чего мы делать-то будем, если шкатулочку нашу кто-то... того... эта... (Ваня энергично почесал в затылке) экс...экспр... тьфу, слово проклятущее, язык сломаешь, пока выговоришь, ну в общем, то слово, которое Василиса в книжке заморской вычитала и нас выучить заставила?
-Ааа...- протянул Иван,- это... щас... экс... экспр... а! Экспрприировать! Типун тебе на язык, дурак, коли шкатулку не получим, то можешь попрощаться с родимой стороной. Без нее нам до дому ходу нет, знаешь же Васеньку мою любушку. Раз сказала "Добудь", так уж изволь выполнить...
Иваны сокрушенно вздохнули. Характер у царевичевой супружницы при всей ее красоте и мудрости был... не пироженное со сливками (что такое пироженное со сливками Иваны представляли смутно, просто образованная Вася как-то показывала им картинку в книжке, которую ей подарил на именины посол хранцузской державы, и утверждала, что это нежнейшее и вкуснейшее блюдо на земле, Царевич и Дурак, при том что оба относились к инородной стряпне с недоверием и даже некоторым презрением, предпочли не связываться и поверили ей наслово).
-Ну почему опять дурак-то, вашество?- надулся Иван,- вон сколько народу вокруг...
-Не унывай Ваня,- преувеличенно бодро рявкнул Иван и хлопнул своего слугу по плечу с такой силой, что тот ухнул вниз, - где наша не пропадала! Ну все, Ваня, пойдем, а то и вправду, не приведи Господи, умыкнут шкатулочку перед самым нашим носом...

Иваны снова выступили вперед, отбили земные поклоны во все стороны - чтобы и всех гостей поприветствовать (в том числе и новоприбывших) и хозяевам еще раз уважение оказать.
Наконец, Царевич выступил вперед, приосанился, рубаху одернул, босыми пятками притопнул и повел речь:
-Прибыли мы сюда, хозяева радушные да гости любезные, из Тридевятого Царства, что за Тридесятым Государством, путь наш был неближний да опасный (Иван про себя помянул зловредную печь), а привело нас сюда желание моей любавушки-Василисушки, которая возжелала заиметь... гм...- Иван задумался и махнул рукой в сторону Вани,- говори Ваня.
-А чего сразу я-то?- громко возмутился Ваня
Иван сделал страшные глаза и зашипел в сторону Дурака:
-Тебе что, сказать сложно, что ль, али забыл просьбу пресветлейшей царевны? так я тебе щас напомню...
-Такое забудешь, - буркнул Ваня,- сколько времени она нам плешь этим своим ящиком протирала (это Ваня проговорил себе под нос, чтобы не слышал никто, так как если бы Царевич услыхал, что кто-то такие речи про его жену заводит, то не сносить бы этому несчастному головы). Ваня откашлялся шею вытянул, глаза закатил и выдал фразу, которую знали в царском тереме все - от царя-батюшки до младшей поломойки Палашки - справедливости ради следует заметить, что Вася и вправду уже тем ящиком всем плешь проела.

-Мне, сердешный друг мой Ивашка, много не набно, только хочу вот шкатулочку красного дерева, украшенную двенадцатью отборными рубинами и редчайшим розовым бриллиантом, с набором склянок венецианского стекла. И чтоб на внутренней стороне крышки дарственная надпись была всенепременно: «Марии Медичи с любовью. Лукреция Боржиа».
(На все вопросы "зачем?" Вася отвечала одно - "хочу и точка". )

"Господа, прошу минуточку внимания! Сегодняшним утром господин директор любезно предоставил мне возможность высказать перед всеми вами то, что я держала в себе больше года..."

Нет... опять что-то не то... Все должно быть идеально, ведь это такое важное объявление, оно раскроет всем глаза на безобразие, происходящее в нашей школе! А у меня не получается даже начать! Надо бы написать папе, может, он что-нибудь посоветует?
Нет-нет, надо придумать самой, а потом показать папе - он тогда будет мной гордиться. Я сердито смяла пергамент, на котором минуту назад тщательно выводила первые строки своей исторической речи - о, это БУДЕТ историческая речь, я это знаю, и все поймут, какое большое зло несут нам все эти... нечистоковные, о да, они поймут, и их выгонят, и папа будет мной гордится, и я стану самой известной, самой достойной из семейства Фицбургеров!
-Мисс Фицбургер, позвольте поинтересоваться, чем вы занимаетесь?- невозмутимый голос МакГоннагал раздался у меня над самым ухом. Меээээрлин, ее только не хватало, в такой ответственный момент она еще будет меня отвлекать своей трансфигурацией.
-Я делаю записи, профессор,- как можно спокойнее ответила я. Все-таки она - профессор, хоть и магглолюбка.
-Я это вижу,-все также невозмутимо ответила она ("ох, Слизерин ее задери, ну что ей от меня надо, мне не до вас, профессор, не видите, что ли?" - разумеется, ни один мускул не дрогнул на моем лице, я само спокойствие, не будь я Фицбургер и слизеринкой.) - но имеют ли ваши записи какое-нибудь отношение к тому, что здесь происходит?
-Разумеется, профессор,- совершенно искренне отвечаю я,- мои записи имеют самое непосредственное отношение к тому, что здесь происходит,- сказать по правде, я была несколько удивлена тем, что МакГоннагал проявила заинтересованность к проблеме переизбытка нечистокровных на квадратный метр Хогвартса, я всегда считала, что она смотрела на эту серьезнейшую проблему сквозь пальцы, видимо, я заблуждалась, что ж, такое может случиться с каждым, даже с потомком древнейшей фамилии.
-Вы позволите? - она протянула руку. Естественно, я ей дала только что смятый пергамент, предварительно в самых изысканных выражениях извинившись за то, что мои записи пребывали в невполне приемлемом виде. Слизеринцы и Рейвенкловцы внимательно наблюдали за всем происходящим. Наверное, их тоже заботила проблема обилия магглорожденных.
МакГоннагал как-то странно поправила очки и еще раз перечитала черновик моей речи.
-Профессор, не судите слишком строго, это все лишь черновик. К ужину я полностью закончу свою речь, она будет идеальной, можете не волноваться.
МакГоннагал пристально посмотрела на меня. Взгляд мне почему-то не понравился.
-Дир...- голос ее сорвался, она откашлялась,- Директор и вправду разрешил вам выступить перед школой вот с этим ? - она потрясла моим пергаментом.
-Разумеется, профессор,- гордо кивнула я.
-Я оставлю ваши записи у себя, мисс Фицбургер, вы сможете забрать их потом у директора. И минус десять баллов Слизерину за то что вы, мисс Фицбургер, на уроке занимались посторонними вещами,- она секунду помолчала и добавила,- И еще минус десять баллов за то, чем вы занимались.

Слизеринцы зашумели, Рейвенкловцы переглянулись - такого они не припоминали, МакГоннагал редко снимала столько баллов зараз лишь только потому, что студент отвлекся на что-то постороннее, обычно она ограничивалась традиционными пятью баллами и строгим взглядом, этого было более чем достаточно для того, чтоюы призвать нерадивого студента к порядку. Я потрясенно молчала. Как она может? За что?
-Вы несправедливы ко мне, профессор,- вскипела я, я даже вскочила с места - так меня потрясло коварство МакГоннагал.
Она недоуменно подняла брови.
-Простите, мисс Фицбургер, но я не понимаю, что вас так удивляет. Прошу вас, сядьте на свое место, и продолжим урок.
-Нет, профессор, - яростно ("истерично" - более точное слово, прим. автора) выкрикнула я,- я требую чтобы вы извинились за то, что несправедливо сняли с меня баллы.
МакГоннагал посмотрела на меня так, как будто видела впервые. Она даже сняла очки, протерла их и водрузила обратно на нос.
-Требуете?-мягко переспросила она,- занятно, очень занятно, мисс Фицбургер... Мы с профессорм Снейпом самым внимательным образом рассмотрим ваше требование сразу же после занятий, а пока сядьте на свое место, будьте так любезны, пока я не сняла с вашего факультета еще баллы - за пререкания с преподавателем и за попытку сорвать урок.
-Что?- я задохнулась от душившей меня злости, и только фамильная честь не позволила мне вцепиться этой драной кошке в ее длинный нос,- Нет уж, увольте, профессор, - взвизгнула я,- я требую, да, я ТРЕ-БУ-Ю справедливости, ваши обвинения беспочвенны, необоснованны... я немедленно приведу профессора Снейпа! И директора!!
Не дожидаясь реакции МакГоннагал я вылетела из класса. Быстрее, быстрее к декану, он покажет ей, он докажет, они увидят, что нельзя безнаказанно оскорблять наследницу рода Фицбургеров! О да, я была оскорблена, в прежние времена подобное смывалось только кровью! Быстрее, быстрее в подземелье, справедливость должна восторжествовать!
Я подлетела к кабинету зельеварения и рывком раскрыла дверь...

Сизый дым расчертил морозную голубизну утреннего неба. Печка ходко ломилась через бурелом, распугивая русаков и будоража только что заснувших медведей. Треск, сопровождавший победоносную поступь печи, без какого-либо труда перекрывался богатырским храпом двух фольклорных элементов, мирно почивавших на теплой спине своего транспортного средства.

Иванов разбудила сама печь. Причем, не самым деликатным образом. На всех порах она влетела в пещеру, стряхнула с себя седоков, за несколько месяцев пути надоевших ей хуже горькой редьки, и укатила прочь. Оба Ивана, неподпоясанные, босые и заспанные, вкочили на ноги, на ходу почесывая отшибленные бока - все ж-таки пол пещеры тебе не перина пуховая - и дико заозирались по сторонам, спросонья не совсем понимая, что, собственно говоря, происходит.
-Вашество, а мы, чего это, приехали, что ль? - подал голос Ваня, попутно пытаясь спрятаться за широкую спину своего сюзерена. Учитывая то, что оба Ивана были совершенно идентичных габаритов, Ване спрятаться не удалось.
-Видать приехали, коль в пещере стоим...- протянул наблюдательный Царевич.
Повисла пауза. Народу... то есть... э... существ... в общем, пещера была полна. Иваны стыдливо покраснели (все-таки, вид-то у них был не особо парадный) и стали медленно пятиться к выходу, синхронно поминая печь разными словами.
Первым от конфуза опомнился Иван - высокая должность обязывала. Он откашлялся, приосанился и отвесил земной поклон.
-Здравы буде, хозяева любезные, да гости заморские.

Ветер. Тихий осенний ветер. Он ни с чем не может сравниться. В нем сплетены пряность лета и свежесть зимы. Он игрив и нежен, как котенок. Бэт любила наблюдать за его игрой больше всего на свете.
Уже который час она сидела на стволе поваленного дерева на лесной поляне и наблюдала за резвящимся ветерком. Вот он взъерошил траву под ногами Бэт, мимоходом тронул выбившуюся из-под платка рыжую прядь и нырнул под ковер опавших листьев. Немного пошуршав ими, ветерок собрался с силами и закружил листья в неуверенном вальсе, едва-едва поднимая их над землей. Маленький вихрь разбился о ствол дерева, листья медленно осели и замерли, едва заметно подрагивая кончиками. Ветерок тут же забыл про них, вернулся к Бэт, приобнял ее за ноги и ускользнул вверх - поиграться с соблазнительно яркими листьями на деревьях...

Бэт проводила его взглядом. Она знала, что ветерок обязательно заглянет в ее магазин, он всегда заглядывал к ней в гости, чаще всего по утрам, а Бэт его поджидала на крылечке, сидя в своей любимой позе - выпрямив спину, сложив руки на коленях и слегка склонив голову на бок. А потом они завязывали одним им ведомый разговор, а чуть позже снова расставались, без грусти, легко...
Бэт направилась в деревню. Там в воздухе витало возбуждение, радость, любопытство и что-то еще, не вполне понятное, что Бэт еще пока не сумела охарактеризовать словами, она просто почувствовала это "что-то" и приняла его. Она подошла к гостинице, где собрались почти все жители деревни, остановилась в сторонке, сложив руки, и стала наблюдать. Так и не произнеся ни звука.

Товарищ теща всегда готов бороться за что-нибудь. Главное, чтобы в противниках ходили мужики. Все остальное уже не важно. Серафима Ивановна поставила себе цель спасти невинное дитя от грязных посягательств какого-нибудь неизвестного принца, и будет выполнять свой женский долг до победного конца. Даже если на пол-пути к цели ее пристрелят. или удавят. или зарежут. Призраков в сказочном королевстве еще никто не отменял.
*Бред.*

-ХААААЧУУУУУ!!!!!!

Вопль сотряс терем до самой маковки.
Царь стянул с лысеватой макушки корону и, печально поплевав на нее, стал тщательно отпалировывать подолом кафтана.
-Эх, Ваня, Ваня,- сокрушенно вздохнул царь,- видать сызнова в дорогу собирать придется...
-Батюшка!!- дверь в тронный зал распахнулась от мощного удара молодецкой коленки. Царевич влетел в комнату и стал бешено оглядываться по сторонам.
-Батюшка!! Ванька, дурак, царя-батюшку не видал? Ванька!! Да куда ж вы все попрятались?
-Чаво кричать-то, вашество? Туточки мы, туточки.
Из-за трона показалась всклокоченная голова Вани, того, который был Дурак. Голова царя показалась с другой стороны трона.
-И правда что, Ванечка, неча крик подымать попусту. Я уж кликнул слуг, они печку чистят, к пути дальнему готовят, мамки-няньки, провиянту пакуют. Завтра, с утреца и отправитись.
-Нет, батюшка, до завтра ждать не будем, прямо на вечерней зорьке выходим.
-Вашество, а чего это ты о себе все во множественном числе говоришь?
-Да, Ваня, ты определенно дурак,- Иван Царевич развернулся на пятках и вылетел вон из залы.
-А чего чуть что, так сразу дурак-то?- удивился Ваня.
-А то, Ивашка,- охотно пояснил царь,- что ты, Иван Дурак, Марьин сын, уразуметь не удосужился, что на вечерней заре поедешь с сыном моим, Иваном Царевичем добывать ту шкатулочку палисандрового дерева с дарственной надписью для Ванюшиной жены Васи Прекрасной да Премудрой. Теперь-то уразумел?
-Уразумел,- кисло кивнул Ваня, вылезая из-за трона,- на вечерней заре, так на вечерней заре...

Алан, делавший первые наброски натюрморта для Белки, скосил глаза на Ариэль.
-Гооод,- охотно начал он,- пр'изнаться, никогда над над этим не задумывался... да выходит, пр'актически всю жизнь, с р'аннего детства. Вот любил я р'исование не всегда. До того как поехал в Пар'иж я вообще ненавидел мальбер'т... ну, по пр'авде говор'я, я не сам поехал, меня отец силой на самолет усадил,- внимание Белки и Ариэль подстегивала словоохотливость художника,- но Пар'иж... ооо, милые бар'ышни, вы пр'осто обязаны побывать там! Он волшебен, великолепен, прекрасен, удивителен, восхитителен...
Алана понесло по волнам воспоминаний, его речь перестала быть связной, он впал в некое состояние полутранса - он был наполовину погружен в работу над натюрмортом, а наполовину уплыл в ту далекую поездку, изменившую его мир.

Разумеется, ни на какой урок я не пошла. В первую очередь потому, что я не привыкла врываться в класс посреди урока, на это были способны только чокнутые гриффиндорцы, а во-вторых, мне надо было хорошенько подумать.
За окном была до тошнотворности пасторальная картина - безоблачное голубое небо, желтеющие вдали верхушки запретного леса и тихое сентябрьское солнце, бликующее в окнах замка. Глаз отдыхал только на черном провале озера. Оно никогда не поддавалась эйфории, присущей всему этому месту, оно всегда было темным, спокойным и холодным. Только там можно было нормально подумать над очередным письмом папе. То-то он удивится... я-то всегда считала директора мягкотелым старикашкой, потакающем нечистокровным и нищим, а теперь он позволил сказать всю правду, открыто перед всей школой... да, я должна тщательно продумать свою речь, ведь выступать мне уже сегодня, и нужно сделать так, чтобы все поняли...

За этими размышлениями я благополучно добрела до озера, благо в коридорах никого не было и меня никто не отвлекал глупыми разговорами. К своему удивлению, возле озера я заметила принцессу, которая разговаривала с каким-то толстым сопляком. Мерлин, она же что-то говорила про озеро, а я забыла совсем, директор отвлек. Бедная, бедная... сколько же унижений ей приходится терпеть... Надо подойти, спасти... но... Мерлин, не могу побороть брезгливость... нет, нет, надо подойти... ох, не могу...

Имя: Бэтти

Возраст: моложавая женщина, на вид лет 30-ти

Внешность: невысокая, худощавая, рыжие волосы (но не благородного медного отлива, и даже не игривого морковного, а какого-то невразумительного тусклого оттенка, способного умалить красоту даже самой прелестной девушки); лицо узкое, с острым подбородком и черезчур длинным носом (если смотреть на него слишком долго, то начинает казаться, будто бы Бэт слегка поводит им, словно принюхивается), карие глаза, хитро поблескивающие на веснушчатом лице, внимательно наблюдают за тем, что происходит в деревне (и не только в деревне), от их цепкого взгляда не укрывается ни какая мелочь, именно поэтому в уголках тонких губ Бэт почти всегда прячется почти философская полу-улыбка, полу-усмешка - так бывает, когда ты знаешь о своих соседях больше, чем они знают о себе сами.
Бэт двигается почти бесшумно и может тенью вырасти у вас за спиной в самый неподходящий момент - у нее отличный нюх на события, если что-то где-то назревает, она тут как тут, стоит в сторонке со своей этой улыбочкой и внимательно смотрит, редко вмешиваясь в происходящее. Вот так посмотрит-посмотрит да и исчезнет так же бесшумно и внезапно как и появилась, а ты поди пойми что у нее там в голове за мысли бродят, да какие она выводы из увиденного сделала...

Характер: скрытный, про таких говорят "себе на уме". Бэт неразговорчива, больше любит послушать рассказы других - сядет на стуле прямо, словно прилежная ученица за партой, руки на коленях сцепит, голову на бок склонит и внимательно поблескавает глазами, изредка вставляя реплику. Но никому и в голову прийти не может, что Бэт не слушает или делает это из вежливости. Просто манера у нее такая. Приезжим даже может показаться, что она местная блаженная - до того чуднО выглядит ее поведение со стороны, впрочем... кто ее , эту Бэт, знает?

Одежда: одежду она носит совершенного дикого бурого цвета и не менее дикого кроя. Глядя на ее платье можно подумать, что его шил пьяный в стельку слепой, который первый раз в жизни держал иголку в руках. Описать словами то, что Бэт называла своим любимым нарядом (и по этому поводу никогда не снимала) просто невозможно. Одна радость - что Бэт любила платки еще больше своего сумасшедшего платья. Платков на ней было... много. Попробуем все перчислить. Итак. Один на голове, аккуратно завязанный на затылке, следующий платочек на шее (прикрывает имеющееся декольте, а вы что думали? Бэт - женщина приличная и прелести свои напоказ не выставлет. Гм... правда, было бы что выставлять... ну да ладно, это уже мелочи и несущественное), следующий - на плечах, он самый длинный, с бахрамушками по краю, Бэт в него постоянно кутается, даже в самую жаркую погоду, еще четыре платка красуются у нее на талии. Зачем ей понадобились аж четыре(!) тряпки на одну тощую талию так и осталось загадкой, но факт есть факт. Четыре платка прикрывают длинную юбку и образуют сзади нечто отдаленно напоминающее шлейф (грязный и рваный). И еще один маленький платочек красуется у нее на запястье. Вот такое вот одеяньице. Ну и как тут после этого не уверовать, что Бэт - блаженная?

Лавка: Лавку свою Бэт, как и положено уважающей себя торговке, открыла на главной деревенской улице. Это была маленькая избушка, кстати, довольно крепенькая. Внутри лавка выглядела практически также как и ее хозяйка - на первый взгляд совершенно дико, но было в ней что-то... милое, что ли, что заставляло задержаться, рассмотреть повнимательней. Было там что-то неуловимое, ускользающее, будто бы за твоей спиной происходило нечто интересное, но понять что именно было невозможно - наваждение исчезало, стоило тебе повернуться.
В лавке всегда царил полумрак, да и право слово, много ли света могут дать два подлеповатых слюдяных окошка, поэтому до конца рассмотреть что из себя представлял "торговый зал" было невозможно. А так - лавка как лавка - конторка возле окна (какой-никакой, а свет -то нужен), вдоль стен бесконечные полки и полочки заваленные всякой всячиной. Как Бэт разбиралась во всем своем хламе, откуда брала товар и куда его девала было непонятно, но тем не менее, в ее лавке можно было купить все что угодно. Абсолютно. От связки сушеных мухоморов десятилетней давности до бесценных заморских диковинок.
Жила Бэт в глубине этой же избушки, обжив там себе угол и, казалось, была совершенно довольна жизнью.
А, да, кстати, у избушки ее был еще один выход - на задний дворик, где Бэт держала кур и козу, да выращивала какие-то травки.

Животное: Ну, как вы, наверное, уже догадались, животное - это лиса, взъерошенная юркая бурая лисичка. Которое все про всех знает. Но никому никогда не скажет. =)

Алан облегченно заулыбался - он всегда очень плохо переносил вид женских слез - и, увлекаемый своими спутницами, которые щебетали что-то крайне для него, Алана, лестное, прошел в мастерскую. Он сразу же подошел к мальберту и принялся перебирать кисти.
-Дьё, вы, бар'ышня, хотите получить натюр'мор'т с ор'ехами,- сказал он Белке,- а вот что хотите увидеть вы?
Алан искоса посмотрел на Ариэль.

От дикого рева прогреваемого двигателя заложило уши. Я истошно заорал и рванул в сторону. Не переставая издавать звуки, идущие из самой диафрагмы, я взлетел на первое, что мне подвернулось... под лапу. И как всегда, попал впросак. (Во имя Сказки и Маэстро! что-то в последнее время мне крупно не везет, с тех пор как Марью за Кащея сосватали, меня как будто сглазил кто, чуть шаг сделаю так обязательно куда-нибудь не туда наступлю... или это просто компания такая, которая любого нормального сказочника заикой сделает?)

В общем, попал я на этот раз крупно. Это тебе не добряка Горыныча за шею обнимать.
Ххээкх... Скааазка... зачем я вообще в Лукоморье вернулся, а? Я судорожно вздохнул и вцеплся в то, на чем сидел покрепче. Во первых, теперь уже хуже все одно не будет, а во вторых когда еще возможность такая появиться - кощееву макушку оседлать?

Тааак. Серафима Ивановна окинула мрачным взором всю честную компанию. Тааак. Бояре расползлись по углам и мирно клевали носом. Зятья (как реальные так и потенциальные) начали рассаживаться кружочком и что-то активно обсуждать. Что за этим всегда следует? Прааально. Бутылочка, да по стопочке, да для поднятия настроения. И все. Все перепьются, передерутся... и пропадет чья-то там (неважно чья) дочь ни за грош. Сгинет чьей-нибудь женой. Что делать-то? Серафима Ивановна подобрала полы халата и села к мужчинам в кружок - думу думать. Как гласит народная мудрость - в конце останется только один. Одна. Теща. Трезвая. Ну, может, еще вон та детонька в легком наряде. Пенсионерка еще раз оглянулась на притихшего непутевого отца:
-Нну, сынок,- своим фирменным тоном "ну-и-скольким-еще-женщинам-ты-уже-жизнь-испортил-гад?" заговорила она,- и куда же ты дел свою дочь?
--------
Вся эта мезансцена несла следующую смысловую нагрузку - я полностью поддреживаю Дерика: МАААСТЕЕЕР!! Если у тебя не будет приличного оправдания, то теща тебя укусит в пятку. Слово даю.

АУУУУУ только не уроните меня, тооолько не уронитее, я же этого не переживу... Как же хорошо, что Марфушин сарафан льняной, что значит качество - вот держусь за него всеми двадцатьюпятью когтями, а он, молодец, держит, не рвется. А если бы было что-нибудь заморское, из этой, как ее Тянься там или Чжун-го какой-нибудь, тьфу язык сломаешь, как вообще можно с такими названиями жить? Совершенно верно - поползло бы тут же - и все конец коту Баюну, да и царевне сраму не обобраться - виданное ли дело в одной развевающейся рубашке остаться? Вот потому и радоваться надо, что наши мастерицы такие сарафаны крепкие льняные пошивают. Марфуша, Марфуша, не отцепляяяй мненяааауууу!!!!

-Фше. Махфа, апушшай, пыыэы, (Все, Марфа, отпускай, приехали)
-нечленораздельно провыл я, правда сарафан так и не отпустил. Так же как и Марфуша не отпустила мою шкирку. Впрочем, я не сильно жаловался. Нам крепко повезло - мы приземлились последними, а значит особливо мягко. Я попытался извернуться, чтобы лучше разглядеть, куда нас занесло - и...

Кхамх. Мхархья. А нха вхидх тхакхая вхозхдхушхнхая дхевхицха.
Я с трудом вылез из-под царевны, с которой мы дружно сверзиись с кучи малы, и на неверых лапах пополз в сторону, правда, далеко не уполз. Уперся во что-то лбом и затих - от греха.

- Несравненнейшая Прекрасная Солнечная Дева!- велеричиво завел боцман сразу же после того, как Крик представила его даме и вождю; разумеется, субординация требовала сначала поприветствовать правителя этого острова, но все-таки благоприобретенная галантность не позволила сэру Уилльяму поставить стоящую перед ним леди на второе место. К сожалению, от души пословоблудствовать у сэра Уилльяма не вышло, так как "Несравненнейшая Прекрасная Солнечная Дева" с неожиданной для своей хрупкой компекции силой поволокла опешившего боцмана в сторонку. И начала что-то очень активно ему растолковывать. Что-то про карту, клад и цирюльника (которого, к слову, сам сэр Уилльям от роду не посещал, довольствовался мутным зеркалом в каюте, и кинжалом; именно поэтому у него всегда была весьма... экстравагантная прическа). Боцман с величайшим вниманием выслушал горячую, но несколько сбивчивую речь своей новой знакомой:
-О, сударыня!- воскликнул он, прижав ладонь к широкой груди,- Клянусь святыми небесами и всеми ангелами Господними! Вы, должно быть, приняли меня за другого человека. Причем за человека весьма недостойного, раз вы полагали, что он способен покуситься на деньги, принадлежащие беззащитной женщине. Уверяю вас, я и мысли не допускал... Право, ежели этот коварный человек преследует вас, то клянусь честью и моим славным фрегатом "Фиг Догонишь!"... Неужто вы пустились в столь опасный путь без покровителя, защитника?

*Написано совместно с Алексией*

В кабинете повисла напряженная пауза. Землистая кожа Орианы пошла буроватыми пятнами. О да, она была зла как стая голодных гипогрифов. НИКТО И НИКОГДА НЕ СМЕЕТ ЕЕ РАВНЯТЬ С ПРОСТОЛЮДИНАМИ!!! - кричало ее лицо. Девочка медленно выдохнула сквозь зубы, отчего показалось, будто бы она зашипела по-змеиному.
-Надеюсь, профессор, вы не рассчитываете, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО буду забирать свои слова назад? - напряженным фальцетом выкрикнула она.
-Я не просто рассчитываю на это! Я настаиваю на этом!!--голос Дамблдора опять посуровел.
Сейчас Ориана медленно втянула в себя воздух и побагровела еще сильнее. От истеричного визга присутсивующих спасло только аристократическое воспитание мисс Фицбургер.
-Вы не сможете меня заставить!- с вызывом сказала слизеринка,- я скорее признаю, что род Фицбургеров не самый древний во всей Англии, чем откажусь от своих слов! Я повторю их перед всей школой, если понадобится!
Казалось, что директора это вдруг развеселило, т.к. он лукаво улыбнулся и спросил:
-И вам, дорогая моя, действительно будет не страшно это сделать? Я думаю, что вы испугаетесь!
Ориана поперхнулась очередным возмущенно-гордым воплем. Неожиданно миролюбивый тон директора сбил ее с толку. Она растерянно моргнула пару раз (ну да, такая ее реакция на неожиданности - моргать пару раз, считайте, что это своеобразный нервный тик).
-Так ведь это же правда, профессор,- растерянно пробормотала она,- почему я должна бояться?
-Тогда, может, заключим пари?--все так же весело спросил Дамблдор,--Сегодня на ужине ты выйдешь к преподавательскому столу и скажешь то, что сказала мне про этих детей. Если ты сделаешь это, то я освобожу тебя от одного экзаменя по любому предмету. Но если ты этого не сделаешь, то извинишься перед теми, коого сейчас оскорбила.
Ориана поморгала еще пару раз. И еще. Для верности. Моргание очень успокаивало нервную систему. Предложение Дамблдора озадачило ее настолько сильно, что она даже не подумала о том, чтобы написать обо всем папе.
Ориана пожала плечами. К ней стал возвращаться естественный цвет лица и привычное выражение не-подходите-люди-к-чистокровной-ведьме-у-чьей-папы-фамилия-Фицбургер-хуже-же-будет.
-Как скажете, профессор,- равнодушно бросила девочка.
-Тогда решено! А теперь вы все можите ступать на занятия. Не забудьте, пожалуста о моей просьбе,- и директор сделал жест по направлению к двери, означающий, что пора уходить.
Ориана еще раз равнодушно пожала плечами и, не попрощавшись и даже не удостоив взгляда осташихся в комнате детей, вышла.

Серафима Ивановна недовольно поджала губы. Сразу видно, что этот, в меховой шапке и золотом пальте был зятем. Зятьев всегда за килОметр видать. Как он кирпичами-то разбрасывается! Ведь не сам же заработал, не сам же, небось бедной своей жене (ох, не повезло же, бедняжке!) на шею сел и всю жизнь погонял. Дочь единственную не уберег, а заместо того, чтобы звОнить в милицию, по моргам да больницам, посылает других за себя всю работу выполнять. Типичный зять. А значит гад. Все зятья - гады. Все мужчины рано или поздно становятся зятьями. Значит все мужчины - гады. Серафима Ивановна свято верила в непогрешимость этой логической цепочки и сейчас чувствовала себя как солдат, который вдруг оказался в тылу врага. Да она и была в тылу врага - ее окружали одни мужчины, а значит одни зятья, а значит одни враги. Но Серафима Ивановна никогда бы не дожила до своего преклонного возраста, если бы не умела справляться с трудностями. Особенно если у нее была цель. Сейчас цель определенно была. Из всей царевой речи она уловила только одно - бедную девочку пойдет искать эта орава вражьих сынов и наверняка какой-нибудь еще-не-гад захочет на ней жениться и испоганить ребенку всю жизнь. Да она, Серафима Ивановна, представляет здесь всех матерей, у которых коварные мужчины украли их дочерей, да, она не смогла уберечь свое дитя, но вот ту, незнакомую девочку, дочь этого нерадивца-отца она в обиду не даст! Не будь она теща с многолетним стажем!

Русская теща - персонаж особый. Сколько же раз ее, бедную старушку, убивали, били, унижали, оскорбляли и всячески отравляли жизнь. И ничего - оказалась она из самой что ни на есть непотопляемой(неотравляемой/незарезаемой/неудавливаемой) породы. Даст немного коварному зятьку порадоваться, а потом этак ехидненько подмигнет ему из соснова ящичка, белые тапочки сбросит, в домашние влезет, халат одернет, бигуди поправит и на кухню - блинчики жарить на сливочном масле.
Серафима Ивановна была именно той женщиной, которая все это проделывала много, много раз, а еще она была злой и с хорошей памятью. За это зять ее особенно не любил. И потому не оставлял надежды когда-нибудь да сжить "маму" со свету, по крайне мере он надеялся успеть сделать это до того, как со свету сживут его.
К несчастью Серафимы Ивановны, у нее были слабые сосуды и время от времени и нее носом шла кровь. В один темный вечер, когда за окном бушевала нешуточная гроза, у бедной Серафимы Ивановны в очередной раз лопнули сосуды и она, прижимая платок к носу шаркала в ванную, чтобы приложить холодное, когда в узком коридоре ей встретился любимый зать, который с мрачной жалостью предложил ей помочь. Он решительно проигнорировал все попытки Серафимы Ивановны протестовать и повлек слабо трепыхающуюся тещу на кухню.
-Сыдок, ды сдо? (*Сынок, ты что?*)- прогундосила дама, покрепче прижимая тряпочку к носу. Она нервно заерзала под тяжелым взглядом мужчины.
-Ничего, мама,- нехорошим голосом уронил зять,- я только помогу жгутик наложить.
-Какой жгутик? - почуяла недоброе Серафима Ивановна.
-Такой. Медицинский.
-Куда ж ты его наложишь-то?- не поняла теща.
-Туда,- коротко бросил коварный зять, потуже затягивая жгут на шее трепетно любимой тещи.
Последней мыслью Серафимы Ивановны было мстительное: "А все равно тебя посадят, гад, не отвертишься."
____________________________________________

Полная женщина стояла в сторонке и с гаденькой ухмылочкой наблюдала, как ее любезного зятя берут в оборот гвардейцы. О да, это был сладкий миг торжества, видеть как человека, отравившего жизнь ее дочуре (да и ее собственную жизнь изрядно укоротившего) уводят под пьяны рученьки люди в форме. К сожалению, она подозревала, что все это может закончиться в очередной раз пшиком, этот скольский тип всегда умел заговаривать зубы правоохранительным органам. Грело одно. Здесь-то он от нее, Серафимы Ивановны, уж точно никуда не денется. Даже убить не сможет. Поздно уже. Вот он, тещин рай...

Хоронили тещу. Порвали три баяна.

Вот так коротко, емко и жестоко. А за что, спрашивается, за что?? Ну да, указала пару раз на то как не надо делать. Ну да, поинтересовалась личной жизнью. Ну да, перепутала соль с сахаром... раз десять. Ну да, сказала, что испортил жизнь едиственной дочурке, но ведь на правду-то не обижаются!
Ну ладно, может, немного перегнула палку, но ведь со всяким случается, нужно быть снисходительнее к пожилому человеку, а вы сразу - "скушайте грибочков, мама!", "не протрете ли пыль под диваном, мама?" "нет, мама, вам не нужно к стоматологу, у вас же всего два зуба!"
Но учтите, дражайший зять, вот что - пока вы не научитесь уважать тещины седины, не отвязаться вам от нее, ох, не отвязаться...

Забавно, когда я только прочла название темы, у меня в голове тут же вспыхнул ответ на вопрос, но потом стали всплывать и другие ответы, и их оказалось так много, что я даже как-то растерялась... ладно, постараюсь ничего не забыть...
Я безумно люблю прохладный ветер, он нежен как шелк, струящийся сквозь пальцы, он раскрывает крылья за твоей спиной, и если закрыть глаза и подставить ему ладони, то кажется, будто ты паришь... восхитительное чувство.

Люблю природу перед грозой, когда листья показывают свою бархатную изнанку, порывы сильного ветра треплют волосы, свинцовые набрякшие тучи низко-низко нависают над землей, а в воздухе пахнет дождем...

Я обожаю ночное небо, особенно августовское, когда оно словно усыпано брилльянтовой пылью, когда твои глаза вдруг отыскивают одну единственную звездочку, одну из миллиарда, смотришь на нее и думаешь - а вдруг там, вот именно там, на этой звезде, стоит кто-то совсем на тебя не похожий, но он точно так же окутан тишиной летней ночи, он точно так же смотрит на бесконечное небо и точно так же мечтательно улыбается...
Я люблю ночную тишину, люблю ночные шорохи и одинокий лай собаки в соседней деревне, вообще люблю ночь, когда весь мир преображается, успокаивается.

Я люблю сумерки, особенно вечерние, когда природа на излете дня балует нас самыми яркими, сочными, необычными, волшебными красками, будто в этот короткий промежуток времени она пытается показать нам всю ту красоту, которую почему-то не успела продемонстрировать днем, она спешит, ведь времени мало, а показать надо так, чтобы не забыли, чтобы запало в душу, потому что кто знает, наступит ли завтра?

Люблю осень за спокойствие, прохладу, за яркие краски, за шуршание листьев под ногами, за пряный запах, а еще за мелкий дождик, несмело целующий подставленное лицо.

Люблю зиму за сказку. Нет ничего прекрасней мягкого вальса снежинок в свете фонаря, легкой поземки под ногами, волшебного леса, укутанного в белое манто, беззащитно склонившейся к снегу травинки в поле, искрящегося простора, морозного вкусного воздуха и праздника, самого лучшего праздника на свете, который на короткие несколько дней делает всех друзьями и возвращает всех в нас в детство.

Теперь-то я уж могу с уверенностью сказать, что фэнтезисткой была всегда. Ну, или почти всегда. С тех самых пор как прочла Хроники Нарнии (первая самостоятельно прочитанная книжка, между прочим, и в хорошем переводе, что немаловажно). Когда я, захлебываясь от восторга, рассказывала маме кто с кем и за что там у них сражался, маленькая я, разумеется, еще не понимала, что уже стала большой любительницей фэнтези. Разумеется, был еще и Хоббит, куда ж без него, родимого. Этим знакомство с фэнтези в нежный период моего бытия, собственно, и ограничивалось. Ну не принято было у нас в семье читать такие книжки, ну не принято, что тут поделаешь. Поэтому потом были Дюма, Верн, Бернетт, Буссенар и иже с ними, а еще были долгие часы под одеялом, когда в тайне от родителей я снова и снова перечитывала любимые Хроники и думала "ах, меня бы туда, я бы им всем показала, что такое наших бить..."
С ВК так вообще вышла занятная вещь. Должна сообщить, что я ко всякого рода "продолжениям" отношусь, точнее, относилась с большой долей скептицизма, не без основания полагая, что довольна часто продолжение истории только портит впечатление от первой части. Поэтому, когда моя подруга совала мне под нос томик ВК и настоятельно рекомендовала его почитать, я этот свой нос гордо от томика воротила и говорила "фу, не хочу, не буду, тем более, что там Бильбо нет, а есть только какой-то подозрительный племянник". В общем, я проявила свое форменное ослиное упрямство, уперлась рогом, в конце концов, подруга махнула на меня рукой.
Прошло несколько лет. Я скучала. Мне было нечего читать, потому как всех имевшихся в библиотеке Стругатских я уже прочла, от американских детективов меня уже основательно тошнило, хотелось чего-нибудь... этакого. Ну и увидела я. На полке стоит, родимый. Смотрит на меня цветастым корешком. Ехидно так выделяется. Ну что, мол, кривишься-то? Сама хотела чего-нибудь этакое... Ну я и подумала - а, ладно, прочту для галочки, зато потом буду всем говорить, что гадость редкостная. Ага. Сказала. Как же.
В общем, к середине книги я поняла, что нашла жанр, которого мне так не хватало в подростковом возрасте, который я безуспешно пыталась заменить перечитываением Хоббита и Нарнии. Вот с тех пор и понеслось...